На правах рукописи

Кулешов Вячеслав Сергеевич

Письменные и нумизматические источники по истории денежного обращения в

Восточной Европе в IX–XI вв.

Специальность 07.00.09 — Историография, источниковедение и методы исторического

исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва 2018

Работа выполнена в Стокгольмском нумизматическом институте Стокгольмского

университета

Научный руководитель:
доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории
РАН Елена Александровна Мельникова

Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор кафедры истории России до XIX века
Исторического факультета Московского государственного университета им. М. В.
Ломоносова, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Антон
Анатольевич Горский
кандидат исторических наук, руководитель отдела памятников письменности народов
Востока Института востоковедения РАН Владимир Нилович Настич

Ведущая организация: Кафедра вспомогательных и специальных исторических

дисциплин Историко-архивного института РГГУ

Защита состоится ДАТА ВРЕМЯ на заседании диссертационного совета КОД-СОВЕТА

по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при
Институте всеобщей истории РАН по адресу: АДРЕС ПОМЕЩЕНИЕ

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института всеобщей

истории РАН.

Автореферат разослан ДАТА

Ученый секретарь диссертационного совета

СТЕПЕНЬ ЗВАНИЕ ПОДПИСЬ ФИО
 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертации. Начальный этап развития древнерусской

государственности, экономики и культуры активно исследуется и переосмысляется в
современной науке в контексте новых подходов к изучению процессов, протекавших в
Европе и в странах Востока в эпоху раннего средневековья. В исследованиях
последних десятилетий значительно расширен спектр задач и подходов к этому
сложному материалу, также значительно увеличился круг привлекаемых
типологических и сравнительно-исторических сопоставлений, помогающих лучше
понять древнерусский политогенез. Сейчас мы располагаем сейчас значительно более
полной картиной историко-политической динамики, хозяйственно-экономической
жизни и культурного диалога обществ IX–XI вв. (Петрухин 1995, 2000, 2014; Петрухин,
Раевский 1998; Назаренко 2001, Пчелов 2001; Горский 2004; Свердлов 2003; Горский,
Кучкин, Лукин, Стефанович 2008; Мельникова 2011; Стефанович 2012 и др.). Однако,
вопросы, связанные с возникновением, трансформацией и типологией денежного
обращения в средневековой Восточной Европе до сих пор не получили комплексного
обобщения на современном уровне, рассматривались лишь частные случаи и отдельные
сюжеты (Назаренко 1995, 2001; Кистерев 1997 и др.).
Степень разработанности темы. История денежного обращения в Восточной
Европе IX–XI вв. — традиционная тема отечественной историко-нумизматической
науки. На протяжении XIX — первой половины XX в. анализом и интерпретацией
нумизматических источников по истории Древней Руси и ее соседей и введением
получаемых таких образом данных по истории международных связей, торговли и
экономической жизни в широкий историографический контекст занимались ведущие
востоковеды: Х. Д. Френ, П. С. Савельев, В. В. Григорьев, В. Г. Тизенгаузен, А. К.
Марков; позднее, в первые десятилетия советского периода — Р. Р. Фасмер и Н. П.
Бауер. Для их подхода было характерно внимание как к письменным, так и
нумизматическим источникам и соотнесение их содержания друг с другом. Особо
следует отметить научное наследие Р. Р. Фасмера, с непревзойденной вдумчивостью и
полнотой изучившего корпус восточноевропейских кладов IX–X вв. и
реконструировавшего на базе типологического изучения нумизматических памятников
и памятников арабской письменной традиции важнейшие события композиционной
динамики денежного обращения в контексте политической истории исламской
цивилизации и ее соседей. Не меньший вклад внес Н. П. Бауер, то его в высшей
степени содержательная диссертация, подводившая итоги изучения автором объемной
совокупности письменных и нумизматических памятников по истории средневековых
русских денежных систем (Bauer 1929, 1930, 1931, 1935, Бауер 1937), однако была
опубликована лишь посмертно (Бауер 2014).
В послевоенное время, существенно опираясь на разработки Р. Р. Фасмера и Н. П.
Бауера, общую концепцию истории древнерусских денежных систем домонгольского
времени сформулировали в своих монографических исследованиях В. Л. Янин (Янин
1956) и В. М. Потин (Потин 1968). Их работы, продолжившие отечественную традицию
комплексного и сопоставительного источниковедения письменных источников и
нумизматических памятников (кладов с куфическими дирхамами и кладов с
европейскими денариями) были выполнены на высоком уровне мировой историко-
нумизматической науки. В дальнейшем разрабатывались лишь отдельные темы и
сюжеты (Янина 1956, 1963; Кропоткин 1962, 1967, 1971, 1978; Фомин 1982, 1983, 1984,
1985, 1996).
Интенсивное накопление нумизматических источников продолжилось во второй
половине XX в. и активно продолжается в настоящее время; но их публикацией,
контекстуальном и корпусном анализом занимались в основном археологи. Целый цикл
современных работ был направлен на прояснение спорных аспектов происхождения,
структуры, функций и территориальной дистрибуции древнерусских денежных систем
и их фрагментов А. В. Назаренко (Назаренко 1995; 2001), С. Н. Кистерeв (1997) Ш. И.
Бектинеев (Бектинеев 2014).
Характеризуя современную зарубежную историографию следует упомянуть
значительный вклад в систематизацию знаний о нумизматических источниках и в
реконструкцию исторической и экономической динамики обществ Восточной Европы
VIII–XIII вв. в историко-нумизматической перспективе американских историков Т. С.
Нунана (Noonan 1981, 1982, 1984, 1986) и Р. Ковалева (Kovalev 2001, 2004; Kovalev,
Kaelin 2007). Большой интерес вызывают и новейшие разработки польских
специалистов, активно привлекающих в своих реконструкциях восточноевропейский
материал (Adamczyk J. 2004; Adamczyk D. 2014).
Объем выявленных и опубликованных нумизматических источников уже более
чем вдвое превосходит источниковую базу первой половины XX в., хотя уровень
источниковедческой обработки и качество соответствующих публикаций разнится в
диапазоне от документально выверенных кладовых списков, выполненных и
полноценно прокомментированных ведущими специалистами, до методически и/или
содержательно дефектных сообщений, упоминаний и справок сомнительной
надежности).
Традиционно выявлением, описанием и введением в научный оборот
нумизматических источников занимаются археологи и специалисты-нумизматы. После
специальной сводки (Марков 1910), обобщившей кладовые и единичные находки монет
VII—XI вв. на территории Восточной Европы, нового обобщения опубликовано не
было. Отдельные памятники публиковались Р. Р. Фасмером, Н. П. Бауером, А. А.
Быковым, В. М. Потиным, С. А. Яниной, И. Г. Добровольским, А. В. Фоминым, А. А.
Гомзиным, В. С. Кулешовым. В сотнях работ, принадлежащих десяткам археологов
рассеяны данные о монетных находках в археологических контекстах; наиболее
важные сводки опубликованы (Кропоткин 1971; Носов 1976; Гайдуков, Фомин 1986;
Гайдуков, Молчанов, Янин 2002; Гайдуков, Молчанов 2003).
Историки рассматривали вопросы истории денежного обращения, как правило, в
связи с задачами комментирования летописных, правовых и актовых источников
(Лихачeв, Романов 1950; Тихомиров 1953). В работах А. В. Назаренко (Назаренко 1995,
2001) предложены решения вопросов об истоках древнерусских денежно-весовых
единиц и их метрологических стандартов. Вопросам интерпретации древнерусских
меховых единиц посвящены статьи С. Н. Кистерeва (1998), И. Г. Добродомова (2000),
Е. В. Пчелова (2001).
Данные о лексике денежного обращения и еe этимологический анализ содержатся
в монографии А. С. Львова (Львов 1975) и этимологических словарях русского языка
(основные из них – М. Фасмера, O. Н. Трубачева, А. А. Аникина).
Целью диссертации является реконструкция структуры денежного обращения
IX–XI вв. в Восточной Европе и сложившихся особенностей денежных и торгово-
обменных систем отдельных этнокультурных областей этого макро-региона. Для
достижения этой цели ставятся и решаются следующие задачи:
(1) истолкование важнейших древнерусских летописных терминов денежного
обращения и денежного счета (X–XI вв.);
(2) анализ отражения денежных систем в памятниках арабской письменной
традиций IX–X вв.;
(3) создание периодизации денежного обращения IX–XI вв. по данным
композиционной динамики кладов;
(4) реконструкция историко-культурного и историко-нумизматического контекста
возникновения монетной чеканки как маркера государственной регалии в
раннегосударственных обществах Восточной Европы (Хазарии, Волжской Булгарии и
Руси Рюриковичей).
 Предметом исследования является совокупность систем и памятников
денежного обращения (в узком, собственно нумизматическом, и в расширенном,
экономико-антропологическом смысле) в Восточной Европе IX–XI вв. Описываются и
анализируются фрагменты и единицы этих систем, их формы и контексты, а также
экономические и культурные функции систем и отдельных единиц и закономерности
их реализации в письменных и нумизматических источниках.
Объектом исследования является совокупность письменных и нумизматических
источников по истории денежного обращения в Восточной Европе IX–XI вв.
Письменными источниками являются тексты IX–XII вв. на древнерусском, арабском и
греческом языках, содержащие нумизматическую лексику и более широкие контексты,
отражающие «нумизматические ситуации» и содержащие информацию, важную для
реконструкции систем и процессов денежного обращения. Нумизматическими
источниками являются (главным образом, монетные и монетно-вещевые) клады с
серебром и золотом и отдельные (главным образом, монетные) находки предметов из
серебра и золота.
Хронологические и территориальные рамки исследования определяются
временем возникновения и регресса систем денежного обращения эпохи викингов,
представленной корпусом монетных и монетно-вещевых кладов и монетных находок,
обнимающих IX–XI вв. и найденных в географических пределах Восточной Европы —
между Балтийским и Черным морями, Кавказом и Уральским хребтом. Нижняя граница
– это появление первых кладов, верхняя – последние клады.
Хронологически с ранним и средним этапами эпохи викингов (IX–X вв.)
соотносится появление сведений о народе ар-рус в арабской традиции о Восточной
Европы (понимаемой в тех же границах): начиная с «Анонимной записки», датируемой
IX в., и продолжая памятниками арабской географической литературы классического
периода, византийскими текстами о Руси X в. и первыми памятниками собственно
древнерусской письменной традиции (древнейшие летописные своды,
реконструируемые средствами лингвистики и текстологии в составе «Повести
временных лет», краткая редакция «Русской правды», переводные тексты договоров
руси с греками и др.). Письменные источники охватывают весь исследуемый период:
арабские – IX и X века, византийские X в. и самые поздние древнерусские – XI –
начало XII в.
Методологической основой исследования является принцип историзма,
направленный на изучение эволюции системы денежного обращения и структурно-
функциональный подход, направленный на выявление базовых элементов этой
системы. При анализе нумизматических источников используется статистика
совстречаемости, типология и сериация монетных комплексов. При реконструкции и
интерпретации экономических и культурных ситуаций по письменным источникам
используются сравнительный и сопоставительный методы, а также методы
экономической антропологии. При интерпретации данных письменных источников
используются методы лексико-семантического анализа контекстов и этимология (при
анализе лексики). При интерпретации памятников монетной чеканки и геральдики
используются методы исторической семиотики.
Источниковая база диссертации складывается из двух групп источников —
письменных и нумизматических.
В корпусе письменных источников рассматриваются данные Повести временных
лет, содержащей древнейший лексико-фразеологический материал по истории систем
денежного обращения X–XI вв., и данные византийских трактатов «Об управлении
империей» и «О церемониях» X в.
Основной же корпус составили данные памятников арабской литературы IX–X
вв., содержащие данные по истории торговли и товарно-денежных отношений в
Восточной Европе. Это «Книга путей и стран» Ибн Хурдадбиха (860-е гг.),
«Анонимная записка» о странах и народах Восточной Европы (данные не позднее 890-х
гг., сохранившиеся в арабо- и персоязычных памятниках X– XII вв. и цитируемая по
тексту «Книги драгоценных украшений» Ибн Рустаха, начало X в.), «Книга» Ахмада
ибн Фадлана (после 923 г.), сочинения ал-Истахри, Ибн Хаукала и ал-Мукаддаси
(середина — вторая половина X в.), а также сочинения ат-Танухи и ал-Бируни,
содержащие сведения, восходящие к X в. Отдельно нужно упомянуть сочинения ал-
Джахиза («Разговор о торговле», 860-е гг.) и ал-Кинди («Книга о мечах и их
разновидностях», 890-е гг.), содержащие уникальные сведения о разновидностях
товаров (мехов и мечей) восточноевропейского происхождения, известных в Халифате.
Все анализы текстов источников выполнены по наиболее качественным изданиям и
цитируются как в классических, так и в авторских переводах. Автором был выполнен
новый уточненный перевод текста «Книги» Ахмада ибн Фадлана (Кулешов 2016) и
впервые переведены эксцерпты из книги о мечах ал-Кинди (Кулешов 2016).
Нумизматические источники изучались по публикациям, архивным материалам
(рукописный архив ИИМК РАН, архив Государственного Эрмитажа, документальный
фонд Отдела нумизматики Эрмитажа) и музейным коллекциям (Государственный
Эрмитаж, Государственный Исторический музей, Новгородский объединенный музей-
заповедник, Псковский музей-заповедник, Исторический музей Татарстана,
Национальный исторический музей республики Беларусь, Нумизматический музей
Белорусского государственного университета, Полоцкий национальный музей
заповедник, Витебский и Могилевский краеведческие музей, Национальный музей
Литвы, Исторический музей Эстонии, Королевский минцкабинет Швеции, Центр
восточной нумизматики университета в Тюбингене). Целый ряд архивных материалов
были впервые опубликованы автором диссертации.
Научная новизна исследования определяется следующими результатами,
уточняющими и дополняющими общие представления, сложившие в историографии:
(1) полнее и точнее представлены типологические особенности и структура
денежного обращения IX–XI вв. в Восточной Европе, обоснован тезис о ее гибком и
многоуровневом характере;
(2) уточнены и снабжены более надежными толкованиями важнейшие
древнерусские термины денежного обращения и денежного счета;
(3) проведен подробный и комплексный анализ отражения денежных систем в
памятниках иноязычных письменных традиций IX–X вв.;
(4) создана новая, более дробная периодизация денежного обращения IX–XI вв.,
позволившая уточнить хронологию ключевых этапов развития международных связей
древнерусских обществ;
(5) описан историко-нумизматический контекст возникновения прокламативной
монетной чеканки в раннегосударственных образованиях Восточной Европы —
Хазарии, Волжской Булгарии и Руси Рюриковичей — и проанализированы
соответствующие нумизматические памятники и геральдические традиции.
Апробация работы. Основные положения диссертации и лежащие в ее основе
источниковедческие исследования опубликованы в виде 45 научных работах (включая
главы в монографических изданиях и авторские брошюры).
Они обсуждались на научных конференциях, семинарах и заседаниях в ведущих
исследовательских и образовательных центрах России (в Москве, Санкт-Петербурге,
Казани и др.) и зарубежья (в Оксфорде, Лидсе, Нью-Йорке, Стокгольме и др.). В
частности, на конференциях «Восточная Европа в древности и средневековье» (ИВИ
РАН), «Древняя Русь и германский мир в историко-филологической перспективе» (ИС
РАН), «Вспомогательные исторические дисциплины» (РГГУ), а также на тематических
конференциях по нумизматике, истории и культуре Древней Руси, Византии и Востока
в Государственном Эрмитаже, на круглом столе «Ибн Фадлан и его эпоха» (Казань) и
Международный конгрессе медиевистов (Лидс, Великобритания).
 Научная и практическая значимость исследования. Полученные результаты
могут быть использованы при подготовке обобщающих монографических изданий,
учебных пособий, лекционных курсов, постоянных музейных экспозиций и временных
выставок. Предварительные результаты исследования нашли отражение при
подготовке фундаментального монографического издания «Археологическая
панорама» (Макаров 2012), постоянных экспозиций «Музей истории денег» (2015 г.,
Выставочный центр АО «Гознак», Санкт-Петербург) и «Деньги в истории мировой
культуры» (2016 г., Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург) и при подготовке
выставки «Путешествие Ибн Фадлана» (2016 г., центр «Эрмитаж-Казань», Казань).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обоснована актуальность темы исследования, определены ключевые

проблемы, цели, задачи, используемая терминология, описаны методы и
охарактеризована источниковая база диссертации.
В главе 1 «Письменные источники IX — начала XII в. о денежном обращении в
Восточной Европе» рассмотрена нумизматическая терминология и отражение систем
денежного обращения в привлекаемых к рассмотрению древнерусских и арабских
письменных памятниках.
Отправной точкой при изучении структуры восточноевропейских денежных
систем является проблема ранней истории древнерусской платежной гривны (§ 1.1). На
протяжении древнерусской истории слово гривна имело четыре диахронически
сопряженных, но противопоставленных значения: гривна I ‘жесткое шейное
украшение’, гривна II ‘крупная весовая единица денежного металла’, гривна III ‘слиток
денежного металла весом в гривну II’ и гривна IV ‘счетная единица для мелких
денежных единиц’ (последнее значение является связанным, поскольку эта гривна IV
выступает только в словосочетаниях). Эти четыре значения составляют эволюционный
ряд: I → II → III → IV. Среди исследователей никогда не было разногласий в том, что
весовое и платежное значения гривны (гривна II и гривна III) вторичны по отношению к
значению гривны I как шейного украшения, однако вопроса том, когда, при каких
обстоятельствах и каким образом у др.-рус. гривьна ‘гривна I’ появилось новое
значение ‘гривна II’, исследователи практически не касались. Наиболее
правдоподобной гипотезой, предлагавшейся для объяснения развития ‘шейное
украшение’ > ‘весовая единица’ > ‘платежная единица’ (гривна III как слиток
стандартного веса) и с которой можно согласиться, является гипотеза об обращении
металлических шейных колец стандартного веса в качестве примитивного платежного
средства (так называемых товаро-денег). Тем не менее, что вопросы датировки,
локализации и описания условий обращения шейных гривен I как примитивных денег в
специальной литературе XIX–XX вв. почти не затрагивались, а вопрос об истоках
древнерусской весовой гривны II до сих остается нерешенным. По-видимому, это
связано с широко распространенным представлением, согласно которому денежно-
весовые единицы суть в первую очередь весовые значения и что их история должна
изучаться именно как история весовых значений. В то же время с точки зрения
исторической семиотики, весовая единица есть знак, и для оперирования им как целым
нельзя отрывать весовое значение от соответствующего ему имени, правил
сочетаемости с другими элементами денежно-весовой системы и способов его
функционирования в культуре.
Др.-рус. гривьна во всех своих значениях — не заимствованное, а исконное слово,
относящееся к общеславянскому лексическому фонду. Этот факт исключает
возможность заимствованного характера древнерусской весовой гривны II, но
принципиально не исключает роль внешних и внутренних факторов в ее
метрологической и функциональной динамике на протяжении древнерусского времени
и на предшествующем этапе. Сказанное позволяет заменить несколько расплывчатую
проблему происхождения древнерусской гривны II не менее чем четырьмя более
конкретными проблемами: (1) проблемой этимологии слова гривьна, (2) проблемой
истории и метрологической динамики шейных гривен I, (3) проблемой
метрологической динамики весовых гривен II, (4) проблемой функций платежных
гривен III в древнерусских денежных системах.
Проведенный по данным «Книги» Ахмада ибн Фадлана и других письменных
свидетельств анализ специфических функций и семиотического статуса шейных гривен
в культуре руси X–XI вв. позволяет прийти предварительному заключению об
ошибочности гипотезы о гривнах I как о раннедревнерусских товаро-деньгах. В то же
время, языковые данные заставляют по-особому взглянуть на историю слова *grivьna  в
общеславянской и балто-славянской перспективе и с учетом точной аналогии в
древнеиндийской традиции. Согласно обосновываемой точке зрения, семантическое
расщепление и функциональное разделение шейной гривны I как бытового предмета и
гривны II как единицы квантификации денежного металла произошло вне связи со
сложением в конце I тыс. н. э. собственно древнерусской культуры и вне связи
с событиями предшествующего тысячелетия; мы имеем дело с лексическим
памятником примитивно-денежных систем архаической Европы, сохраненным
культурой ранних славян и общеславянским языком.
В следующем разделе (§ 1.2) рассмотрены вопросы, связанные с лексикой
денежного обращения и нумизматическими ситуациями в тексте «Повести временных
лет». В древнейшем слое текста при исчислении славянских даней X в. упоминаются в
сочетании с единицами обложения (муж, дым, рало) две меховые и одна монетная
единица: белая веверица, черная куна, щьлягъ, т. е. соответственно ‘шкурка зимней
белки (Sciurus)’ (общеслав. *věverica), ‘шкурка куницы (Martes)’ (общеслав. *kuna) и
‘серебряная монета’ (общеслав. *ščьlęgъ, старое заимствование из герм. *skillingaz ‘то
же’). При исчислении ежегодной новгородской дани киевскому князю Игорю
упоминаются весовые единицы серебра — гривны II; в тех же единицах рассчитаны
единовременная царьградская дань воеводе Олегу, окуп варягам, новгородская дань
Ярослава Киеву и плата его гридям, трофейные дары старостам, смердам и
новгородцам. Пятикратно встречается устойчивое сочетание злато и паволоки ‘золотые
изделия и парча’: как персональная контрибуция воеводе Олегу от греков, как
приношение Олега князю Игорю в Киев, как основа царского хозяйства Святослава и
как взятка греческого цесаря Святославу; во всех этих контекстах налицо лексема
злато II ‘золотые изделия’. Наконец, в значении ‘деньги’ употреблены две лексемы:
куны III (два случая) и злато III (один случай). Лексема скотъ I ‘деньги’ в тексте
«Древнего сказания» отсутствует, а сребро упоминается лишь единожды (в значении
сребро II ‘серебряные предметы, серебряные изделия’); в то же самое время денежное
серебро (куны III) систематически обозначается указанием сумм, рассчитанных в
гривнах II. Кроме того, полное отсутствие в тексте «Древнего сказания»
фразеологизованного копулятивного сочетания злато и сребро (вариант: сребро и
злато) ‘богатство’ позволяет предположить, что это последнее получило
распространение не ранее конца X в. и может быть добавлено к списку маркеров более
поздних слоев древнейшей летописной традиции.
В более позднем текстовом слое заключены важные контексты, позволяющие
констатировать лексическую инновацию (скотъ I ‘деньги’), реконструировать лексико-
фразеологическую инновацию (злато и серебро, вариант: серебро и злато) и
документировать лексику тернарного контраста ‘богатство’ vs. ‘деньги в форме
весового серебра’ vs. ‘деньги в форме ценного меха’. Так, в записи под 6504/996 г.
читаем о том, что Владимир Святославич повелѣ <…> възимати <…> от скотниць
кунами, где последнее означает денежные выплаты (кунами III) из княжеских
сокровищниц (скотьница < скотъ I ‘деньги; сокровище’). Настойчивое употребление в
его прямой речи сочетания злато и сребро (трижды в одном предложении) явственно
указывает на его сильную фразеологизацию и значение ‘богатство’. Последний факт
подтверждается следующим контекстом (рассказ о половецком разгроме Киева под
6576/1068 г.): и дворъ княжь разграбиша, бещисленое множество злата поимаша и
сребра и кунами и скорою, т.е. ‘[половцы] разграбили княжеский двор, взяли несчетное
количество богатства в виде денежного серебра и денежного меха’, где налицо злато и
сребро ‘богатство’, куны III ‘денежное серебро’ и скора II ‘денежный мех’. Лексема
скотъ I ‘деньги’ дважды встречается в следующем контексте в записи под 6526/1018 г.
В записи под 6583/1075 дается точное толкование значения слова богатство:
Святославъ же величаяся показа имъ богатьство свое, они же видѣвше бещисленое
множьство злато и сребро и паволокы, т.е. под ‘богатством’ киевский летописец конца
XI в. понимал обладание большим количеством золотых и серебряных предметов и
парчи. Под 6559/1051 г. читаем в тексте сказания о создании Печерского монастыря
(вставка составителя ПВЛ): Антонии бо не имѣ злата ни сребра, т.е. ‘не имел богатства’
(‘был беден’). Полностью тождественную трактовку термина злато III ‘деньги;
денежная сумма’, выраженному гривнами II, находим в записи под 6605/1097 г.
(рассказ о распре 1097 г.) и в «Поучении» Владимира Мономаха. Наконец, показателен
следующий «русско-половецкий» контекст начала XII в. (запись под 6611/1103 г.):
приведоша Белдюзя, к Святополку, и нача Белдюзь даяти на собѣ злато, и сребро, и
конѣ и скотъ, т.е. речь идет о попытке откупиться с помощью золотых и серебряных
изделий, коней и домашних животных – всего того, что составляло основу богатства
половецкой знати.
Таким образом, древнерусскому языку древнейшей поры были прекрасно
известны концепты ‘деньги’ и ‘богатство’, а денежный и товарный обмен в диалоге
обществ X – начала XII в., по данным ПВЛ, основывался на гибком и многоуровневом
сосуществовании единиц разных функциональных типов, из которых в летописном
тексте наиболее полно отразились денежное серебро и денежный мех, а также
(товарная и денежная) парча, рабы, воск, кони и овцы (скотъ II). Таким образом,
совокупность нумизматических контекстов ПВЛ позволяет реконструировать
фрагменты истории восточноевропейских денежных систем в статике и в динамике,
продемонстрировать их лексическую и лексико-фразеологическую реализацию и
преодолеть проблемы, связанные со смысловым разграничением многочисленных
омонимов, до сих пор представлявших немалые трудности для интерпретации. Так,
удается преодолеть широко распространенное ошибочное смешение (неразличение)
таких представленных в тексте ПВЛ лексических омонимов как злато I ‘золото, металл
Au’, злато II ‘золотые предметы, золотые изделия’ и злато III ‘деньги’, куна I ‘шкурка
куницы, единица куньего меха’, куна II ‘стоимостный эквивалент куны I в серебре’ и
куны III (pl. tantum) ‘деньги’, скотъ I (sg. tantum) ‘деньги; состояние, богатство’ (герм.
*skattaz ‘то же’) и скотъ II (sg. tantum) ‘домашние животные’.
В следующем разделе (§ 1.3) специально рассмотрен контекст древнейшей
летописной традиции, вызывающий особый интерес в рамках исследуемой темы:
фрагмент прямой речи князя Святослава Игоревича (под 969 г.), в котором с редкой
полнотой и отчетливостью сформулирована модель княжеского хозяйства и описана
направление интересов этого князя и география внешних экономических связей его
государства. В русском переводе это фрагмент читается следующим образом: «Не
нравится мне жить в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае, потому что именно он
является центром моей земли и потому что именно в него стекается все добро: из
Византии — золото, парча, вино и различные фрукты, из Центральной Европы —
серебро и кони, из Восточной Европы — меха, воск, мед и рабы». Список благ,
«сходящихся» в Переяславце, позволяет говорить о системе имперской экономики и
реконструировать несколько функциональных сфер/уровней комплексной
государственного хозяйства. Этими сферами/уровнями оказываются: (1) накопление
денежных металлов (золота и серебра) и драгоценной парчи (для этого времени, как
известно из арабских и персидских источников, исключительно византийской), (2)
торговля наиболее ценными и/или востребованными живыми и сырьевыми товарами
общеевропейского спроса (рабы, меха, воск и мед), поступающими с податных
территорий Восточной Европы, (3) обеспечение собственного дружинного хозяйства
(известное из других контекстов летописи внутриэлитное перераспределение золота,
серебра и парчи), включающего проведение дружинных пиров (с вином, медом и
фруктами) и формирование конницы, дополнившей ладейный флот.
Подобная организация государственного хозяйства (в структурном и
функциональном планах) и описывающий ее текстовый отрезок имеют аналогии в
синхронных письменных памятниках Востока и Запада, описывающих норм
царской/имперской экономики раннего средневековья — в «Книге царей» Абу-л-
Касима Фирдауси, еще в средние признанной своего рода «энциклопедией» истории и
культуры иранских государств, и в старофранцузском по песенном эпосе о Роланде,
датирующимся каролингской эпохой. Наиболее важная часть «списка Святослава»
лексически и формульно тождественна «списку Фирдауси» — реконструируемому по
тексту «Книги царей» перечню компонентов царского хозяйства сасанидской эпохи,
что объясняется универсальным значенией иранской «имперской модели» экономики,
без изменений продолжившейся в тюркских государствах Центральной Азии и
Восточной Европы, влияние которых на процессы русского политогенеза IX–X вв. не
подлежит сомнению. Аналогии того же типа связывают «список Святослава» с суммой
«королевских контекстов» песни о Роланде. Сравнительное рассмотрение компонентов
«списка Святослава» в перспективе синхронных норм имперской/царской/королевской
экономики Востока и Запада не оставляет сомнений в том, что именно эта модель легла
в основу княжеской экономики Святослава, а задачи ее развития и укрепления
руководили его стремлением закрепиться в Подунавье; в этом смысле следует говорить
об общем направлении «имперского поворота» в его политике.
Обсуждение систем товарно-денежного обращения и торгово-финансовых
ситуаций в Восточной Европе в отражении памятников арабской письменной традиции
IX–X вв. продолжено в § 1.4. Рассмотрены и прокомментированы в историко-
нумизматической и экономико-антропологической перспективе данные «Анонимной
записки» о странах и народах Восточной Европы (по тексту «Книги драгоценных
сообщений» Ибн Рустаха), «Книги путей и стран» Ибн Хурдадбиха, «Книги» Ахмада
ибн Фадлана, географических сочинений ал-Истахри и Ибн Хаукала, «Наилучшего
страноведческого анализа» ал-Мукаддаси, книги «Преданий, [услышанных в] кружкáх
и рассказов, [почерпнутых в] беседах» ат-Танухи. При рассмотрении одной из
важнейших товарно-денежных категорий русской торговли IX–X вв. (франских мечей,
ас-суйуф ал-фаранджийа) впервые в отечественной историографии привлекаются и
комментируются данные «Трактата о мечах» энциклопедиста ал-Кинди (IX в.).
Ключевым выводом, следующим из совокупности сведений арабской традиции о
товарно-денежных отношениях в Восточной Европе IX–X вв., является заключение об
их комплексном, гибком и многоуровневом характере, сочетающим в себе товары и
денежные единицы локального предложения и глобального спроса, востребованные
обществами Восточной Европы (серебро, золото, стеклянные и каменные бусы,
драгоценные ткани) и Халифата (меха, оружие, рабы и рабыни).
Один из ключевых компонентов дружинно-торговой культуры русов IX–XI вв.,
отмеченных уже арабской традиции IX в., связан с функциями мужских золотых
браслетов. Эта особая сфера обращения и использования золота, не привлекавшая до
сих пор должного внимания специалистов, рассмотрена в § 1.5. Эта категория не
получила общепринятой и однозначной интерпретации в свете письменных
свидетельств о культуре русов IX–X вв. В летописных текстах золотые браслеты
обозначены двумя способами: обручами (по форме и месту ношения) и (по материалу)
золотом. Как показывает сопоставление свидетельства арабской «Анонимной записки»
с текстами русско-византийских договоров X в., такие браслеты являлись
индивидуальной принадлежностью высокопоставленных дружинников, атрибутом
воинского убора и знаком принадлежности к высшему слою дружинной аристократии.
Они выступают как атрибут принесения клятвы, как элемент погребального инвентаря,
оберег и символ здоровья, жизни и чести. В описанном наборе функций они
продолжают категорию «клятвенных колец» скандинавской культуры эпохи викингов.
Существенно, что бытование таких браслетов в культуре русов хронологически
совпадает с резким обрывом в обращении монетного золота в IX и X вв.
Суммируя полученные результаты (§ 1.6), для раннедревнерусского времени
следует реконструировать следующую многоуровневую систему нумизматических
терминов для обозначения денег и денежных единиц, группирующихся в ряды,
этимологически связанные с названиями денежных металлов (ряд I), категорий
драгоценного убора (ряд II), пушного меха и драгоценного шелка (ряд III) и
концептами, заимствованными из других культур (ряд IV):
ряд I: (1) злато I ‘золото, металл Au’ : злато II ‘золотые предметы, золотые
изделия’ : злато III ‘деньги’; (2) сребро I ‘серебро, металл Ag’ : сребро II ‘серебряные
предметы, серебряные изделия’ : (3) злато и сребро III ‘богатство’;
ряд II: (4) гривна I ‘жесткое шейное украшение’ : гривна II ‘тяжелая весовая
единица’ : гривна III ‘слиток весом в гривну II’ : гривна IV ‘нумератив для мелких
денежных единиц’; (5) заушня I ‘височное украшение’ : заушня II ‘легкая весовая
единица’;
ряд III: (6) куна I1 ‘куница, Mustela sp.’ : куна I2 ‘штука меха куницы’ (в ПВЛ:
черна куна I2) : куна II ‘стоимостный эквивалент куны I2 в серебре’: куны III (pl.
tantum) ‘деньги’; (7) вѣверица I1 ‘белка, Sciurus sp.’ : бѣла вѣверица I2 > бѣла ‘штука
меха зимней белки’ : бѣль ‘деньги в форме беличьих шкурок’; (8) паволоки I (pl.
tantum) ‘шелковая ткань’ : паволока II (sg. tantum) ‘штука шелка и/или парчи’;
ряд IV: (9) ногата I ‘серебряная монета’ (< тюрк. *naɣat, предположительно,
обозначение волжско-булгарских дирхамов тяжелого веса, около 3,50 г, середины и
второй половины X в., а также метрологически соответствующих им русских
подражаний этого времени) : ногата II ‘название весовой единицы’; (10) пенязь I
‘римский, варварский, каролингский и посткаролингский денарий’ (< герм.
*peningaz) : пенязи II (pl. tantum) ‘деньги’; (11) щьлягъ ‘монета’ (< герм. *skillingaz
‘монета’); (12) скот I ‘деньги, ценное имущество’ (< герм. *skattaz ‘сокровище;
обозначение денежной единицы’) : скот II ‘класс домашних животных’.
Итак, на широких пространствах Восточной Европы в IX–XI вв.
функционировали локальные и локально-хронологические варианты денежных
систем, воспроизводящие единую многоуровневую модель, предполагающую
обращение, накопление и счет весовых единиц драгоценных металлов (серебра и
золота) и следующих штучных категорий: мехов (главным обрезом, белки, куницы и
соболя), тканей (шелка, парчи и, по-видимому, полотна), предметов вооружения
(мечей), убора (стеклянных и каменных бус) и живого товара — рабов, коней и овец;
для древнерусской культуры домонгольского времени сюда же следует добавить (по
археологическим данным и в соответствии с концепцией древнерусских товаро-денег
В. Л. Янина) пирофиллитовые («шиферные») пряслица и, возможно, стеклянные
браслеты. Эти категории выступают в письменных источниках как самые ценные и
широко востребованные товары и предметы обмена, как элементы нумизматических
ситуаций (в сведениях о дарах, данях и податях), а также в контекстах с
числительными и предикатом платить. Для драгоценных металлов формой
обращения являлись монеты, слитки, сосуды, украшения и лом (в разном локально-
хронологическом соотношении и на разных социальных уровнях). Эта
многоуровневая и гибкая денежная система не являлась неповторимой и уникальной,
но входила в широкий международный экономический контекст, отражая диалог
народов и цивилизаций Западной Евразии, расположенных на все четыре стороны
света по отношению к Восточной Европе (Хазарии, Руси и их соседям).
Глава 2 «Нумизматические источники IX–XI вв. о денежном обращении в
Восточной Европе» содержит историографический очерк (§ 2.1), суммирующий опыт
анализа нумизматических памятников как комплексного источника по экономической
и политической истории средневековых народов и государств Восточной Европы в
историко-нумизматической науке XIX–XX вв. Этот очерк дополнен обзорно-
критическим очерком накопления, обобщения и пополнения базы нумизматических
источников за последние десятилетия (§ 2.2).
В § 2.3 в качестве важнейшего эпизода экономической истории и истории
денежного обращения в Восточной Европе X в. рассматривается нумизматическая
история столицы Руси — Киева эпохи Олега, Игоря и Ольги на примере кладовых
находок 1706, 1851, 1863 и 1913 гг.
О киевском монетном кладе 1706 года чрезвычайно мало сведений, еще меньше
среди них надежных. Разночтения касаются года находки, судьбы монет, их общей
характеристики и датировки. Между тем значение первого Киевского клада
невозможно переоценить: он является не только первым документально
зафиксированным кладом в истории Российской империи, но и первым памятником
раннесредневекового восточноевропейского монетного обращения, частично
попавшим в государственное музейное собрание (петровскую Кунсткамеру) и частично
сохранившимся до наших дней. Обращение к каталогу нумизматического собрания
петровской Кунсткамеры 1745 г. позволяет констатировать, что коллекция серебряных
куфических монет Кунсткамеры (nummi arabici) имеет кладовое происхождение, т. е.
в значительной своей части является кладовой выборкой. Сопоставление данных
каталога Кунсткамеры 1745 г. и Азиатского музея 1826 гг. позволяет в общих чертах
реконструировать состав первого Киевского клада и предложить наиболее
правдоподобную датировку. Младшие монеты — саманидские дирхамы Насра ибн
Ахмада, битые в Самарканде в 315 г. х. (927/928) и в аш-Шаше в 319 гг. х. (931/932).
Таким образом, наиболее правдоподобное время сокрытия клада — 930-е гг.
Киевский монетно-вещевой клад найден 30 мая 1851 г. «близ Пустынно-
Никольского монастыря, на склоне горы, обращенной к Днепру, недалеко от
Аскольдовой могилы, при рытье рвов для фундамента строившейся крепости».
Упаковка – толстостенный лепной сосуд, залитый воском. Обширная и весьма
запутанная историография находки, детальный анализ которой с нумизматической
точки зрения никогда не проводился, суммирована А. К. Марковым, М. К. Каргером и
Г. Ф. Корзухиной. В состав клада входило несколько тысяч серебряных куфических
монет (по разным данным – от тысячи до трех тысяч; точное количество неизвестно,
так как клад не пересчитывался, мгновенно начал расходиться по рукам,
а в последующие годы «распылился» по нумизматическим собраниям) и два золотых
браслета. Точное количественное соотношение целых и фрагментированных монет
неизвестно. Реконструкция фрагмента списка монет на основании только
опубликованных данных не может быть успешно проведена даже при условии
обращения к следам этого клада в нумизматических собраниях Киева и Эрмитажа:
опубликованные сведения противоречивы, зачастую слишком суммарны, местами
неточны и не сопровождаются данными о количестве монет того или иного типа. Тем
не менее список выявленных в кладе типов дирхамов по определениям П. С. Савельева
на основании данных В. Г. Тизенгаузена, Н. Ф. Беляшевского и А. К. Маркова вполне
надежен. Младшие монеты – саманидские дирхамы Исма‘ила ибн Ахмада, чеканенные
в аш-Шаше, Самарканде, Андарабе и Балхе в 293 г. х. (905/906). Количественное
соотношение более ранней ‘аббасидской фракции второй половины VIII – IX в. и более
поздней саманидской конца IX – начала X в. не может быть установлено сколько-
нибудь точно: ‘аббасидские типы в тенденции представлены единичными монетами,
тогда так на каждый из саманидских типов приходится в среднем более чем по одному
экземпляру. Кроме того, не были точно определены низкокачественные монеты
среднеаббасидского периода (вторая – третья треть IX в.), представленные в кладе
заметным числом. Вопреки заключению Г. Ф. Корзухиной, «значительное» количество
«рубленых» дирхамов и несколько подражаний не являются основанием для датировки
клада второй половиной X в. Согласно М. К. Каргеру, сокрытие клада относится «не
ранее чем к первой четверти X в.». По данным младших монет что дата тезаврации
клада вряд ли позднее 907–908 гг., так как первая четверть X в. – время беспрецедентно
быстрого ежегодного обновления монетной массы. Запаздывание дат младших монет
по отношению к датам тезаврации кладов этого времени минимально – буквально
считанные годы, о чем прямо свидетельствует почти полностью «комплектная»
последовательность типов саманидских дирхамов 282–293 гг.
Киевский монетно-вещевой клад найден 27 октября 1863 г. «на Подоле, на
кладбище Иорданской (Дмитриевской) церкви, при рытье могилы, на глубине двух
аршин». Упаковка – глиняный горшок. В состав клада входили 192 серебряных
куфических монеты и следующие вещи: два серебряных пластинчатых перстня
с завязанными концами, круглая серебряная подвеска и кусок серебряной проволоки.
Девять монет пробиты, две из них – с ушками; по правдоподобному предположению М.
К. Каргера, они вместе с круглой подвеской и проволокой составляли комплект
ожерелья. Плохо формализованные данные о монетах клада опубликованы А. К.
Марковым, лучший список – в публикации Н. Ф. Беляшевского. Он насчитывает 192
монеты, но число подражаний указано 13 против 12 у А. К. Маркова. Младшие
монеты – саманидские дирхамы Насра ибн Ахмада, битые в аш-Шаше и Самарканде
в 324 г. х. (935/936).
Киевский монетно-вещевой клад 1913 года был найден в пределах усадьбы
профессора Киевского университета И. А. Сикорского при нивелировочных работах
в саду, на глубине около полутора аршин. Клад состоял из 2930 серебряных
куфических дирхамов и 6 золотых браслетов с завязанными концами. Упаковка –
медный котелок, сверху залитый воском. Клад поступил в Археологическую комиссию,
откуда 337 монет и все браслеты были переданы в Эрмитаж, а остальные монеты были
возвращены владельцу усадьбы и  пропали). Информация о композиции клада
в публикациях Г. Ф. Корзухиной и М. К. Каргера дана очень экономно.
Анонсированное в свое время Р. Р. Фасмером подробное издание этого первоклассного
нумизматического памятника так и не состоялось. Хранящийся в Архиве ИИМК РАН
список монет клада, принадлежащий перу Р. Р. Фасмера, до сих пор не опубликован:
выдающийся нумизмат смог опубликовать только единичные монеты. Наиболее
полными сведениями о монетной части Киевского клада 1913 г. мы обязаны Е. А.
Пахомову (которому их прислал Р. Р. Фасмер) и В. Н. Зоценко. Согласно Пахомову,
в кладе было, помимо 6 золотых браслетов, 2760 серебряных дирхамов. В. Н. Зоценко
же обнаружил, что в архивном списке расписано даже не 2930 монет, а 2991; из них 343
экз. (11,5% от общего числа монет клада) фрагментированы. Младшая монета –
саманидский дирхам Исма‘ила ибн Ахмада 294 г. х. (единственная в кладе монета этого
года чеканки).
Г. Ф. Корзухина определяла время сокрытия клада второй половиной X в. (63,
М. К. Каргер – серединой X в. С точки зрения состава клада эти датировки ошибочны.
Базовой композиционной особенностью клада является преобладание в нем
‘аббасидских монет ранне- и среднеаббасидского периодов (вторая половина VIII –
IX вв.), составляющих в общей сложности 85,1% от общего числа монет. На этом
основании В. Н. Зоценко отнес Киевский клад 1913 г. ко II периоду обращения
арабского серебра, по Р. Р. Фасмеру – В. Л. Янину, и датировал его сокрытие первым
десятилетием X в. Точнее всего сказать, что клад относится к рубежу II и III периодов,
по Фасмеру–Янину (т. е. к стыку ступеней D и E в моей хронологической системе). Для
этого рубежа характерны клады-накопления, сохраняющие композицию кладов II
периода (= ступень D) с ‘аббасидской доминантой, но сокрытые в начале III периода (=
ступень E) (68 и в качестве младшей фракции содержащие примесь саманидских
дирхамов.
Сравнение композиционных параметров почти одновременно (возможно даже –
фактически одновременно, одномоментно) сокрытых Киевских кладов – 1851 и 1913 гг.
Первый из них по своей структуре выглядит «моложе» второго: в более «старом» кладе
1913 г. саманидских монет еще только 10,7%, а в кладе 1851 г. – уже не менее 60%.
К аналогичному выводу приводит и оценка по ‘аббасидской фракции: в «старом» кладе
1913 г. х. более 50% чеканены в раннеаббасидское время, тогда как в кладе 1851 г.
к раннеаббасидскому периоду относится всего шесть типов монет, т. е. (согласно
грубой оценке) порядка 10%. Все это указывает на отличия в длительности
формирования комплексов: клад 1913 г. х. «копился» несколько дольше клада 1851 г.,
хотя оба они «коренятся» в структуре монетного обращена русов второй половины
IX в.
В главе 3 «Периодизация денежного обращения и проблема исторической
динамики восточноевропейских обществ IX–XI вв.» суммированы современные данные
историко-нумизматической науки по этому хронологическому периоду.
В § 3.1 представлен очерк нумизматической истории стран исламской
цивилизации второй половины VII — первой половины XI в., серебряные монеты
которых составили основу денежного обращения раннего и среднего этапов эпохи
викингов.
На протяжении VII — первой половины VIII вв. в монетном обращении Ближнего
Востока доминирующее положение занимали серебряные монеты Сасанидского Ирана
— драхмы или дирхамы (араб.). Во второй половине VII в. полностью однородная
структура серебряного обращения обогатилась монетами новой эмиссионной группы
— дирхамами умаййадских наместников Ирана (иначе также называемых арабо-
сасанидскими драхмами), оформление которых во всем следовало сасанидским
драхмам с портретными изображениями царей. В самом конце VII в. в ходе
административных реформ умаййадского халифа ‘Абд ал-Малика ибн Марвана была
введена новая серебряная монета общегосударственного образца — эпиграфический
дирхам (без изображений и с арабскими надписями эпиграфическим шрифтом куфи). К
середине VIII в. куфические дирхамы в массе обращения достигли паритета с
сасанидской драхмой. На протяжении более чем полувека (697–750 гг.) дирхамы
Умаййадов выпускались ежегодно, известна продукция немногим менее сотни
монетных дворов от Испании до Кермана в Восточном Иране и выявлен их
эмиссионный ритм.
Окончательный вид система серебряной монетной чеканки приобрела после
смены в Халифате правящей династии: в результате кровопролитной гражданской
войны в 132 г. х. (750) Умаййадов сменили ‘Аббасиды. Эпоха ‘аббасидских халифов
занимает центральное место в истории монетного дела стран раннесредневековой
арабо-мусульманской цивилизации не только в силу своей временной протяженности
(750–945), но и благодаря тому обстоятельству, что именно в этот период сложились,
прошли ряд этапов развития, широко распространились и глубоко укоренились новые
подходы к организации монетного дела, правила оформления монетных выпусков и
принципы реализации государственного права чеканки (монетной регалии). К
монетному делу халифата ‘Аббасидов генетически восходят все (исключая Западный
халифат кордовских Умаййадов) локальные традиции монетного производства всех
последующих эпох, начиная со второй половины VIII в. и особенно — с середины IX в.,
и всех (за исключением Испании) регионов исламского мира и его ближней периферии
— от Северной Африки до восточных пределов Хорасана и от Южной Аравии до
Восточной Европы. На протяжении более чем полутора веков — от последних
десятилетий VIII до середины X в. — ‘аббасидские серебряные монеты абсолютно
преобладали в денежном хозяйстве центральных провинций Халифата.
Общая схема ‘аббасидской нумизматической хронологии, широко признанная в
настоящее время, принадлежит М. Бэйтсу, суммировавшему наблюдения
предшественников. Согласно Бэйтсу, монетное дело халифата ‘Аббасидов следует
рассматривать в рамках трех периодов: от присяги ас-Саффаха до смерти ал-Ма’муна
(750–833 гг.), от присяги ал-Му‘тасим би-ллаха до смерти ал-Му‘тамид ‘ала-ллаха
(833–892 гг.) и от присяги ал-Му‘тадид би-ллаха до падения власти ‘Аббасидов в
Багдаде при ал-Мустакфи би-ллахе (892–945 гг.). Для этих периодов приняты и
используются индексы EA (Early ‘Abbasid, рус. РА, раннеаббасидкий период), MA
(Middle ‘Abbasid, рус. СА, среднеаббасидский период) и LA (Later ‘Abbasid, рус. ПА,
позднеаббасидский период). По типологическим и технологическим особенностям
чеканки серебряных монет эти периоды сильно разнятся, хотя при определении
хронологических границ между ними приходится в неменьшей степени опираться и на
события политической истории. Известны монеты более чем 110 монетных дворов,
расположенных на огромной территории от Северной Африки, Египта и Сирии до
Средней Азии и Восточного Ирана и от Йемена до Верхней Месопотамии и Закавказья.
В хронологических рамках раннеаббасидского периода фиксируются первые
центробежные тенденции в политике и монетном деле арабо-исламского мира.
Наиболее важными из них являются отложение Испании (араб. ал-Андалус), где
продолжилось правление умаййадской династии и чеканились анонимные (без
обозначение имени правителя) серебряные монеты старого эпиграфического типа, и
Дальнего Магриба, где в начале 170-х гг. х. (конец 780-х гг.) утвердилась власть
династии Идрисидов и их современников. Что касается Северной Африки, то в этой
провинции номинально подчинявшиеся власти ‘Аббасидов местные наместники в
Кайруане (на монетах: Ифрикийа) со 150-х гг. х. (770-е гг.) чеканили легковесные
дирхамы, эпиграфический облик которых уже в начале 780-х гг. сильно деградировал
по сравнению с нормами центральных монетных дворов. Массовая чеканка этих
низкокачественных монет, на которых, за исключением нескольких монетных типов
общегосударственного образца, обозначались имена наместников, а не их сюзеренов-
халифов, продолжалась до начала 180-х гг. х. (конец 790-х гг.).
Рубежным в масштабах всего раннеаббасидского периода является 179 г. х.
(795/796), отмеченный началом монетной реформы, о которой нет прямых и
недвусмысленных упоминаний в письменных источниках. (Учитывая, что именно в
этот год, при халифе ар-Рашиде, должно было праздноваться столетие начала монетной
чеканки в Халифате, я условно предложил называть эту реформу «юбилейной»:
кулешов Хронология 1, с. 48). В рамках этой реформы в течение 180-х гг. х. (795–800)
имело место «окончательное решение» вопроса о законности африканских монет и
допустимости их обращения. Как показывает анализ нумизматических памятников,
монеты африканских наместников были изъяты из обращения в Халифате и в течение
179–192 гг. х. (795–808) перечеканены, а в самой северной Африке со 184 г. х. (800)
утвердилась и начала чеканку собственных монет полностью независимая династия
Аглабидов.
В самом конце VIII и на рубеже VIII–IX вв. структура серебряного обращения в
Халифате имела следующий вид: значительное место по-прежнему занимали монеты из
обращения VII — первой половины VIII в. (драхмы Сасанидов и куфические дирхамы
Умаййадов с небольшой, но характерной примесью «арабо-сасанидских» дирхамов
умаййадских наместников Ирана), но диагностически значимыми оказываются
эпиграфические дирхамы первых трех ‘аббасидских халифов (ас-Саффаха, ал-Мансура
и ал-Махди) и монеты африканской чеканки (легкие дирхамы наместников Ифрикии /
Северной Африки). Монеты последней локально-хронологической фракции
оказываются самым важным маркером, так как, во-первых, с их притоком в
центральные провинции в последней четверти VIII в. были связаны поступления
прочих типологических групп Западного Средиземноморья (дирхамы Идрисидов и их
современников и дирхамы Умаййадов Испании) и, во-вторых, после исключения их из
денежного обращения Халифата на рубеже VIII–IX вв. это последнее весьма
существенно изменило свою структуру.
Помимо сказанного, для характеристики монетного обращения второй половины
VIII и начала IX в. исключительно важен эпизод эмиссии своеобразных серебряных
монет ‘аббасидских наместников Табаристана — исторической области на южном
побережье Каспийского моря. Здесь в 767–793 гг. чеканились не эпиграфические
дирхамы, а легковесные монеты арабо-сасанидского типа («полудрахмы»,
«табаристанские драхмы», «табаристанские дирхамы»).
Для раннеаббасидского периода характерно разнообразие разновидностей
куфических дирхамов: монетное дело проходит несколько ясно выделяемых этапов
динамичного развития, с присущими им характерными особенностями, и претерпевает
несколько монетных реформ, весьма «рельефно» представленных в нумизматических
источниках. Выделяются следующие ступени раннеаббасидского периода: PA/EA I,
132–145 гг. х. (750–763), около 14 лет; PA/EA II, 146–159 гг. х. (763–776), около 14 лет;
PA/EA III, 160–178 гг. х. (776–795), около 19 лет; PA/EA IV, 179–192 гг. х. (795–
808), около 14 лет; PA/EA V, 193–206 гг. х. (808–822), около 14 лет; PA/EA VI, 207–217
гг. х. (822–832), около 11 лет.
Особое значение имеет рубеж между III и IV ступенями и ступень VI,
соответствующая монетной реформе ал-Ма’муна, в ходе которой был установлен
новый, среднеаббасидский монетный канон (эта ступень должна интерпретироваться
как переходная к среднеаббасидскому периоду). В ходе монетной реформы ал-
Ма’муна, в 820-х гг. фиксируется резкое падение продуктивности всех монетных
дворов, в том числе и столичных: монеты этого времени намного менее частотны, чем
«наводнившие» монетное обращение первой половины IX в. монеты IV–V ступеней
чеканки (вторая половина 790-х — 810-е гг.). Изменяется и география монетного
производства: при ал-Ма’муне как наследнике престола и как халифе количественно
доминирует продукция монетных дворов восточных провинций — Хорасана и
Мавараннахра, т. е. Восточного Ирана и Средней Азии.
С завершением реформы ал-Ма’муна монетное дело Халифата вступило в
среднеаббасидский период, особенностями которого явились стабилизация
эпиграфического канона и низкая вариабельность монетных типов, а также
значительное и все прогрессирующее ухудшение технологических стандартов чеканки.
Во второй трети IX в. в обращении появляются так называемые «слепые дирхамы», т. е.
монеты, чеканенные частично, сильно и даже полностью сработанными штемпелями.
Это явление, начавшееся, по-видимому, на монетных дворах восточных провинций
Халифата, ко времени ал-Мутаваккил ‘ала-ллаха (840-е и 850-е гг.) захватывает и
столичные монетные дворы. Пика процесс ухудшения качества серебряного чекана
достигает при ал-Муста‘ин би-ллахе и ал-Му‘тазз би-ллахе (860-е гг.).
Нумизматическая история среднеаббасидского периода оказывается намного
менее расчлененной, чем раннеаббасидского. Выделяются две ступени: СA/MA I, 218–
253 гг. х. (833–867), около 33 лет; СA/MA II, 254–278 гг. х. (868–892), около 25 лет.
Разница между этими ступенями заключается в объемах чеканки: если в течение
СA/MA I она непрерывно возрастала, что уже к 850-м гг. позволило среднеаббасидским
дирхамам достичь в обращении паритета с монетами VIII — первой трети IX в. (в
особенности с монетами конца 790-х — начала 820-х гг.), то в конце 860-х и на
протяжении 870–880-х гг. она упала до исчезающе низких показателей. Монеты
ступени СA/MA II прошли почти незаметны в денежном обращении последней трети
IX в.
 На среднеаббасидском этапе фиксируется продолжение центробежных тенденций
в политическом развитии и нумизматическом деле Халифата. Отдельными эпизодами
представлены факты отпадения Египта (государство Тулунидов), ал-Джибала
(Дулафиды и повстанцы Казвина), Табаристана (‘Алиды) и, в 870–890-х гг.,
Тохаристана и Фарса (Саффариды, Баниджуриды и их современники). Эмиссионные
группы последних династов особенно важны, так как формируют хронологически
значимую фракцию в монетном обращении последней четверти IX и первых
десятилетий X в. К концу этого периода относится и крупнейшее событие
политической и нумизматической истории Халифата, оказавшее огромное влияние на
монетное обращение Восточной Европы, — выделение из состава Халифата
среднеазиатского государства Саманидов.
Обретение Саманидской державой независимости отмечено началом мощной
серебряной эмиссии, начавшейся переходными ‘аббасидско-саманидские типами 279–
281 гг. х. и продолжившейся (с 282 г. х. = 895/896) чеканкой монет с именами
правителей-Саманидов. Можно выделить три периода истории серебряной монетной
чеканки саманидского государства: ранний (282–332 гг. х. = 895–943, синхронен
позднеаббасидскому периоду), средний (333–366 гг. х. = 944–976) и поздний (367–389
гг. х. = 977–999). На позднем этапе выделяется чекан саманидских наместников и
вассалов — Симджуридов. Основные монетные дворы государства Саманидов
располагались в крупнейших городских центрах (Самарканд, Бухара, Мерв, Нишапур,
Балх) и при серебряных рудниках (аш-Шаш, Андараба), а выпускавшиеся на них
монеты ежегодно доставлялась караванным путем из Хорезма на товарные рынки
Хазарии (ни Нижней Волге) и Волжской Булгарии (в Среднем Поволжье).
К 945 г. относится падение политической власти ‘аббасидских халифов и финал
нумизматической истории Багдадского халифата. На смену ему приходят династии
Буидов (Бувайхидов) в восточных провинциях бывшего Халифата, Хамданидов в
Сирии и Верхней Месопотамии, Ихшидидов — в Египте. Серебряный чекан
Хамданидов и Ихшидидов нельзя назвать массовым, Бувайхиды же чеканили серебро
на более чем шестидесяти монетных дворах Ирака, Фарса (исторической Персии),
Северо-Восточного и Центрального Ирана на протяжении более столетия (930–1045).
Типология бувайхидских дирхамов изучена Л. Тредвелом. Важным эпизодом
нумизматической истории середины — второй половины X в. является и серебряная
чеканка династии Зийаридов на южнокаспийских монетных дворах Амул, Астарабад,
Сарийа и Джурджан. Она продолжалась всего десять лет (358–368 гг.х. = 969–978), но
оказалась весьма массовой. Наконец, рубеж X–XI вв. отмечен выходом на
историческую сцену еще нескольких исламских государств, чеканивших серебряные
монеты, известные в восточноевропейском монетном обращении первых десятилетий
XI в. Это эмираты ‘Укайлидов и Марванидов в Верхней Месопотамии и на востоке
Малой Азии (с 990-х гг.) и владения Караханидов в Центральной Азии (с 1000-х гг.).
Таким образом, монетное дело стран раннесредневековой исламской цивилизации
прошло ряд этапов развития, реконструируемых на основании типологического
изучения куфических монет. Обозначения этих этапов, соответствующих вехам
политической истории Халифата, целесообразно связать с периодизацией
нумизматической истории ‘аббасидской династии и группировки монетных типов в
рамках следующего ряда хронологических групп (ХГ): доаббасидский этап
(доаббасидская ХГ): до 750 г. (VII — первая половина VIII в.), драхмы Сасанидов,
дирхамы умаййадских наместников Ирана, Умаййадов и приверженцев ‘Аббасидов (см.
о них: [40]), спахбедов Табаристана (Дабвайхидов); раннеаббасидский этап
(раннеаббасидская ХГ): 750–833 гг. — дирхамы ранних ‘Аббасидов, ‘аббасидских
наместников Северной Африки, ‘аббасидских наместников Табаристана, Умаййадов
Испании, Идрисидов и их современников, Аглабидов; среднеаббасидский этап
(раннеаббасидская ХГ): 833–892 гг. — дирхамы средних ‘Аббасидов, Тулунидов,
Дулафидов, ‘Алиды Табаристана, Саффаридов и их современников, Баниджуридов и их
современников; позднеаббасидский этап (позднеаббасидская ХГ): 892–945 гг. —
дирхамы поздних ‘Аббасидов и их вассалов в Ираке, Саффаридов и их современников,
Саманидов и их вассалов, ранних Бувайхидов (до 945 г.); постаббасидский этап
(постаббасидская ХГ): 945 г. — начало XI в. — дирхамы Саманидов и их вассалов,
Бувайхидов (после 945 г.), Хамданидов, Салларидов, Ихшидидов, Зийаридов,
Саффаридов Сиджистана, хорезмшахов Афригидов, хорезмшахов Ма’мунидов,
‘Укайлидов, Марванидов, Караханидов.
В составе фонда нумизматических памятников Восточной Европы зафиксированы
серебряные монеты всех эмиссионных групп, относящиеся к указанным этапам. Среди
них наиболее полными сериями представлены дирхамы Умаййадов, ранних
‘Аббасидов, ‘аббасидских наместников Северной Африки, ‘аббасидских наместников
Табаристана, средних ‘Аббасидов, Саманидов и их вассалов, Бувайхидов (вторая
половина X в.) и Зийаридов. Малыми, но систематически наблюдаемыми сериями
представлены монеты Сасанидов и умаййадских наместников Ирана, Идрисидов и их
современников, Саффаридов, Баниджуридов и их современников, поздних ‘Аббасидов,
правителей Восточного Закавказья, ‘Укайлидов, Марванидов и Караханидов.
В § 3.2 на основании наблюдений над композиционной динамикой
восточноевропейских кладов и их сериации предложена новая дробная
хронологическая система (периодизация) денежного обращения. По данным,
накопленным к настоящему времени, начало археологически ощутимого поступления
куфических дирхамов в Восточную Европу датируется серединой — второй половиной
VIII в. и маркируется четырьмя региональными зонами концентрации находок:
Северный Кавказ (Дагестан, Чечня и Северная Осетия), верхнее течение Северского
Донца (могильники Верхний Салтов и Нетайловка и ряд городищ на славяно-хазарском
пограничье), Нижнее Поволховье (староладожское Земляное городище) и более
широкая и культурно дифференцированная средневолжско-камская зона. Норма
монетного обращения первых двух зон, реконструируемая по данным десятка
монетных кладов, генетически связана с регионами Закавказья, центральных и
прикаспийских провинций Халифата. С монетным обращением Хазарии второй
половины VIII — первых десятилетий IX в., по данным комплекса нумизматических
памятников, оказывается связано монетное обращение третьей зоны — региона Старой
Ладоги, Поволховья и, шире, Северной Руси. Что касается волжско-камской зоны, то
монеты поступали, главным образом, караванными маршрутами из Средней Азии.
Значимые различия в композиции монетных комплексов из обращения центральных и
восточных провинций Халифата VIII в. — первой половины IX в. касаются, главным
образом, распределения сасанидских драхм и умаййадских дирхамов ранних эпизодов
чеканки. Все ранние монетные находки (750–790-х гг.) известны почти исключительно
из погребений и культурных слоев поселений.
Эпоха массового депонирования монетных кладов начинается в начале IX в.
Наблюдения над динамикой типологического состава кладов IX в. и сериация кладов
по процентному соотношению узко датируемых эмиссионных групп и по младшим
монетам позволяют выделить следующие ступени восточноевропейского монетного
обращения второй половины VIII — IX в.:
ступень А: ок. 750/760–780/790 (~30–35 лет), соответствует денежному
обращению Халифата середины и третьей четверти VIII в. Типологические группы-
маркеры: сасанидские драхмы, умаййадские и первые ‘аббасидские дирхамы;
ступень B: ок. 780/790–800/810 (~20–25 лет), соответствует денежному
обращению Халифата последней четверти VIII в. Типологические группы-маркеры:
дирхамы ‘аббасидских наместников Северной Африки и Табаристана;
ступень C: ок. 800/810–850 (ок. ~40–45 лет), соответствует денежному
обращению Халифата от рубежа VIII–IX вв. до конца правления ал-Васик би-ллаха
(842–847). Для очень больших кладов, независимо датированных контекстов и
комплексов с хазарскими подражаниями второй четверти IX в. эта ступень может быть
подразделена на C1 (ок. 800/810 — 820-е гг.) и C2 (830–840-е гг.). Типологические
группы-маркеры: раннеаббасидские дирхамы ар-Рашида, ал-Амина и ал-Ма’муна,
хазарские подражания второй четверти IX в. (только C2);
ступень D: ок. 850–895/905 (ок. ~45–50 лет), соответствует денежному
обращению Халифата от начала правления ал-Мутаваккил ‘ала-ллаха (847–861) до
начала позднеаббасидского периода. Для очень больших кладов, независимо
датированных контекстов и комплексов с саффаридскими и баниджуридскими
монетами может быть подразделена на D1 (850–870-е гг.) и D2 (880–900-е гг.).
Типологические группы-маркеры: среднеаббасидские «слепые» дирхамы, хазарские
подражания второй половины IX в., монеты поздних современников средних
‘Аббасидов (только D2);
Наблюдения такого же рода над динамикой типологического состава кладов X в.,
в массе своей не имеющих ничего общего с монетных обращением IX в., позволяют
выделить следующие ступени.
ступень E: ок. 895/905–945/955 (~50–55 лет), соответствует серебряному
монетному обращению государства Саманидов времени Исма‘ила ибн Ахмада, Ахмада
ибн Исма‘ила и Насра ибн Ахмада. Типологические группы-маркеры:
восточноевропейские (хазарские и волжско-булгарские) подражания,
позднеаббасидские дирхамы 279–334 гг. х., дирхамы Саффаридов, Саджидов, реже —
ранние Бувайхиды (до 945 г.), ранние Ваджихиды (Йусуф ибн Ваджих) и др.;
ступень F: ок. 945/955–969/979 (~25–30 лет), соответствует серебряному
монетному обращению ранней поры позднего («бухарского») этапа саманидской
серебряной чеканки времени Нуха ибн Насра, ‘Абд ал-Малика ибн Нуха и Мансура ибн
Нуха. Типологические группы-маркеры: дирхамы Бувайхидов после 945 г., дирхамы
правителей Волжской Булгарии (Мика’ила ибн Джа‘фара, ‘Абдаллаха ибн Мика’ила,
Талиба ибн Ахмада), Хамданидов, Салларидов, поздних Ваджихидов (Мухаммада ибн
Йусуфа и ‘Умара ибн Йусуфа), Джуландидов, хорезмшаха-Афригида Ахмада ибн
Мухаммада (только тип 348 г. х.), саманидский вассальный чекан Тохаристана
(«большие дирхамы»), а также — за пределами комплекса исламских монет —
индийские джиталы раджей Кабула и византийские милиарисии;
ступень G: ок. 969/979–994/1004 (~25–30 лет), соответствует серебряному
обращению государства Саманидов времени Мансура ибн Нуха и Нуха ибн Мансура
(включая вассальный чекан Симжуридов и наместников Хорасана). Типологические
группы-маркеры: дирхамы Зийаридов, Бавандидов Табаристана и поздних Бувайхидов,
дирхамы и брактеаты правителей Волжской Булгарии (суварского Му’мина ибн
Ахмада и булгарского Му’мина ибн ал-Хасана), а также византийские милиарисии
Василия II и Константина VIII и европейские денарии;
ступень H: ок. 994/1004–1015/1025 (~20–25 лет). Типологические группы-
маркеры: дирхамы Марванидов, ‘Укайлидов («тип A», представленный памятниками
Руси и Прибалтики), поздних Зийаридов, хорезмшахов-Ма’мунидов («тип Б»,
представленный памятниками Волжской Булгарии) и Караханидов. В рамках этой
ступени структуре монетного обращения начинают доминировать европейские денарии
и византийские милиарисии Василия II и Константина VIII, выпускавшиеся до 1025 г.;
ступень J: ок. 1015/1025–1070-е гг. (~60 лет). В начале этой ступени практически
полностью прекращается ввоз в Восточную Европу каких-либо исламских монет, но в
обращении (в том числе во вторичной функции ювелирных подвесок) сохраняются
монеты предшествующих хронологических ступеней и фрагменты куфических монет
как весовое серебро в кладах европейских денариев; верхняя граница ступени размыта.
Отдельно следует остановиться на ступени E, которая представлена большим
количеством монетных комплексов и насыщена событиями нумизматической истории
саманидского государства и Восточной Европы. Может быть намечено более детальное
ее членение:
ступень E1a: ок. 895–908 (~14 лет) — младшая фракция денежного обращения
представлена саманидскими дирхамами Исма‘ила ибн Ахмада (чекан аш-Шаша и
Самарканда), дирхамами Саффаридов и восточноевропейскими подражаниями
клюковицко-погорельщинской серии;
ступень E1b: ок. 909–914 (~6 лет) — младшая фракция денежного обращения
представлена саманидскими дирхамами Ахмада ибн Исма‘ила и его вассалов в
Тохаристане и восточном Мавараннахре (чекан аш-Шаша, Самарканда, Андарабы,
Балха и десятка второстепенных монетных дворов);
ступень E1c: ок. 915–924 (~10 лет) — младшая фракция денежного обращения
представлена саманидскими дирхамами Насра ибн Ахмада (чекан аш-Шаша,
Самарканда и вассальных монетных дворов Тохаристана и восточного Мавараннахра);
ступень E2: ок. 925–945 (~20 лет) — дирхамы Насра ибн Ахмада в качестве
младшей фракции вытесняют дирхамы Исма‘ила и Ахмада из обращения; хорошо
представлены волжско-булгарские подражания Саманидам и волжско-булгарские
именные монеты ал-амира йалтавара (Алмыша-Джа‘фара) и Мика‘ила ибн Джа‘фара
(не ранее конца 930-х гг.).
В § 3.3 по данным композиционной динамики, типологического состава и
локализации нумизматических памятников , связываемых с активностью
восточноевропейских обществ VIII — начала XI в., предлагается следующая
хронологическая система торговых связей и векторов экономических интересов
обществ и экономических центров (городов и протогородов) Восточной Европы.
Этап 1: по ступеням денежного обращения A и B датируется второй половиной
VIII — началом IX в. Соответствует монетному обращению Ладожского поселения,
Поволховья и центров древнейшей Северной Руси и ее соседей, связанных с монетным
обращением Хазарии и славяно-хазарского пограничья и началом поступления
исламских монет в Балтийский регион. На этом «ладожско-хазарском этапе» (750–800-
е гг.) древнейшие русские дружины входят в систему торговых связей с регионами
исламской цивилизации при посредничестве торговых элит Хазарского каганата.
Этап 2: по ступеням денежного обращения C и D датируется IX в. Соответствует
обращению сети военно-торговых поселений и стоянок на речных путях и волоках
лесной зоны Восточной Европы — на территориях бассейнов Западной Двины,
Верхнего Днепра, Немана, Мсты, Мологи, Верхней Волги, Верхней Оки, «этап
расширения русского мира» (810–890-е гг.). Система торговых походов и водных путей
пронизывает всю лесную зону и связывает русские поселенческие и дружинные центры
с Хазарией, Волжской Булгарией, Прикамьем и далее (по данным памятников арабской
географической литературы IX — начала X в.) через Каспийское море — с
Табаристаном и центральными провинциями Халифата.
Этап 3: по ступени денежного обращения E датируется концом IX — первой
половиной X в. Соответствует обращения эпохи Рюрика (конец IX в.), Олега и Игоря.
Эталонными памятниками монетного обращения являются клады древнейшего
русского Киева 900–940-х гг. Основным торговым контрагентом Русского государства,
в котором в конце IX в. утверждается власть новой династии (Рюриковичей),
становится Волжская Булгария. Роль прямых торговых контактов с центрами
Халифата, как показывает отсутствие в кладах значимых партий позднеаббасидсских
дирхамов, на этом «киевско-булгарском этапе» резко падает.
Этап 4: по ступени денежного обращения F датируется 950–970-ми гг.
Соответствует обращению эпохи Ольги и Святослава Игоревича. Эталонными
памятниками являются клады древнейшего Новгорода, новгородской округи и
Гнездовского поселения («прото-Смоленска»). Как и на предшествующем этапе, основу
торговых отношений составляют контакты с Волжской Булгарией, но по ряду
инноваций в монетном обращении очевидны и новые векторы: византийский (после
событий, связанных с русско-византийским договором 944 г. и состоявшимся
несколькими годами позже крещением княгини Ольги) и каспийский (после устранения
в конце 960-х гг. «хазарского препятствия» для прямой торговли с Южным
Прикаспием, в чем позволительно усматривать важнейший фактор развернувшейся в
970-х гг. эмиссии монетного серебра в государстве Зийаридов).
Этап 5: по ступеням денежного обращения G и H датируется 980–1010-ми гг.
Соответствует обращению эпохи Владимира Святославича. На этом этапе складывается
система самых широких и многовекторных связей русских общемств и ранних
городских центров в рамках трех направлений: восточного (Волжская Булгария,
Каспийский бассейн и Западное Закавказье), византийского и европейского
(Центральная и Северная Европа). Первое направление наиболее отчетливо
представлено монетами гэмиратов ‘Укайлидов и Марванидов: в торговых связях с
этими государствами, предположительно, ключевую роль сыграло Тмутараканское
княжество, «подхватившее наследие» хазарской Таматархи.
Этап 6: по обращению западноевропейских денариев в северных областях
Восточной Европы и переходу к так называемому «безмонетному периоду» в южных
областях датируется 1010–1090-ми гг. Соответствует экономической и, по-видимому,
культурной фрагментации государства Рюриковичей и одновременным выделением
зон, специализировавшихся на различных моделями жизнеобеспечения,
хозяйствования, типах освоения, векторах внешних связей и историко-политической
динамики.
В главе 5 «Проблема возникновения монетной регалии и геральдические
традиции раннегосударственных образований Восточной Европы IX–XI вв. (Хазарии,
Волжской Булгарии и Руси Рюриковичей)» последовательно рассмотрены
(§ 5.1) памятники монетного производства Хазарии IX в. — дирхамы с тамгой в
виде трезубца с левым отростком и «рунические дирхамы» с тамгой в виде
сердцевидного трезубца. Первые монеты, связываемые с Хазарией, относятся к началу
и 1-й половине IX в.: это подражания табаристанским драхмам и раннеаббасидским
эпиграфическим дирхамам. Последние разнообразны по типам, но легко выделяются по
специфическим признакам: ошибкам в монетных легендах, тонким признакам
эпиграфии, несоответствию среднеаббасидского характера монетных заготовок
раннеаббасидскому канону надписей (Быков 1971; 1974; 1980). Большинство типов
объединяется штемпельными связями в несколько цепочек, что позволяет говорить об
ограниченном числе центров производства штемпелей (один или два). Самые
известные типы этой группы («девицкой серии») несут в надписи выпускные данные
«Ард ал-хазар, 223 г. х.» («Земля хазар, 838 г.»). Обозначение Хазарии как «земли»
(араб. ард) имеет аналогии в ряде памятников арабской историко-географической
традиции IX в. Привлекает большое внимание группа типов (три типа, пять штемпелей)
редчайших хазарских монет середины IX в., известных в специальной литературе как
«рунические дирхамы» (Кулешов 2009; 2013). На их штемпелях вырезаны не только
подражания арабским легендам, но и оригинальные надписи особым дуктом тюркского
рунического алфавита, получившего название «кубанского письма» (И. Л. Кызласов).
Эта письменность до сих пор фонетически не идентифицирована, а легенды на монетах
не прочитаны. В последние десятилетия IX в. центр чеканки подражаний хазарского
облика, по-видимому, перемещается в восточную часть северокавказского региона, что
устанавливается фактом особой близости этой группы подражаний (по монетным
заготовкам и характеру эпиграфики штемпелей) монетной продукции провинции
Арминийа с центром в городе Барда‘а в Восточном Закавказье. Подражания этой
поздней группы («брилевской серии») сохраняют в целом ту же подражательную
стратегию, что и более ранняя группа. Выделение хазарских монет X в. по ряду причин
проблематично: несколько очень разных по стилистике и технологии изготовления
групп среди восточноевропейских подражаний 1-й половины этого века, не связанных
Штемпельными связями с достоверно волжско-булгарскими типами и не
поддерживающих типичные для хазарских монет IX в. подражательные стратегии, не
получили пока однозначной трактовки. Среди них, скорее всего, окажутся и
периферийно-хазарские, и периферийно-булгарские и древнейшие русские серии.
(§ 5.2) памятники монетного производства Волжской Булгарии X в. — именные
монеты ал-амира йалтавара (Алмыша-Джа‘фара) и его преемников в Булгаре и Суваре
Мика’ила ибн Джа‘фара, ‘Аблаллаха ибн Мика’ила, Талиба ибн Ахмада, Му’мина ибн
Ахмада, Му’мина ибн ал-Хасана и ‘Абд ар-Рахмана ибн Му’мина, а также монеты с
тамгами Мика’ила ибн Джа‘фара (крестовидный трезубец), Ахмада (тамга в виде
горизонтальной ветви), Му’мина ибн Ахмада (тамга в виде горизонтальной ветви с
боковым штрихом) и Му’мина ибн ал-Хасана (тамга в виде греческой альфы с ломаной
гастой). Монеты Волжсклй Булгарии выделены впервые в 1820-х гг. Х. Д. Френом), но
только в XX в. и в наши дни, после работ Р. Р. Фасмера (Фасмер 1926), С. А. Яниной и
особенно Г. Рисплинга (Rispling 1990), их типология и эмиссионная история обрела
наконец вид, близкий к завершенному. Монетные серии правителей Волжской
Булгарии делятся на две большие группы: именные монеты и подражания с именами
саманидских правителей. Их штемпеля изготавливались одними и теми же мастерами,
а чеканка велась по крайней мере в двух центрах, указанных на монетах, то есть в
Булгаре и Суваре. Известны надежно атрибутированные именные монеты следующих
семи правителей: Алмыша (на монетах: ал-амир йалтавар, т. е. тот же самый титул,
каким его, по словам Ибн Фадлана, величали в хутбе в год принятия ислама), Микаила
ибн Джафара, Абдаллаха ибн Микаила (все чеканены в Булгаре), Талиба ибн Ахмада,
Мумина ибн Ахмада (обе группы – в Суваре), Му’мина ибн ал-Хасана и Абд ар-
Рахмана ибн Мумина (обе группы – в Булгаре). По некоторым монетным типам
известны тамги Абдаллаха ибн Микаила, Мумина ибн Ахмада и его отца (не
представленного именными монетами Ахмада), Мумина ибн ал-Хасана и, возможно,
Абд ар-Рахмана ибн Мумина (уникальная монета, опубликованная А. А. Молчановым,
на которой имеется тамгообразный знак плохой сохранности). Таким образом, только
по именам эмитентов устанавливается существование в Волжской Булгарии двух-трех
правящих династий, представленных несколькими поколениями: булгарской династии
Алмыша-Джафара (ал-амир йалтавар Джафар – Микаил – Абдаллах) 920–950-х гг.,
суварской династии Ахмада (братья Талиб и Мумин) 950–970-х гг. и булгарской
династии ал-Хасана (Мумин – Абд ар-Рахман) 970–990-х гг. Булгарский правитель ал-
Хасан мог относиться к линии Алмыша, но мог и не принадлежать к ней: никаких
данных на этот счет нет. Что касается суварской династии, то, скорее всего, она была
независима от обеих булгарских (или единственной булгарской). На последнее может
указывать и совпадение собственных имен двух Муминов – суварского и булгарского
(по монетам они полностью синхронны).
(§ 5.3) древнейшие памятники монетного производства Руси Рюриковичей:
дирхамы с соколиными головками, увенчанными крестом и некоторые типы
синхронных и стилистически связанных с ними подражаний середины X в.; особое
внимание при анализе уделяется графическому языку и семантике дизайна этих монет,
а также их связям с более поздними памятниками русской нумизматики конца X в. —
начала XI в. Говоря о древнейших типах русских подражаний, которые пока еще только
начинают выделяться и изучаться, следует остановиться на представленных на
экспозиции монетах с изображением меча и геральдической фигуры с навершием в
виде увенчанной крестом головки сокола. На первой из них, подражающей
саманидским дирхамам Насра ибн Ахмада конца 910 – 920-х гг. и датирующейся в
пределах 2-й четверти X в., изображен меч северноевропейского облика, с прямым
двуострым клинком, прямым или узким овальным перекрестьем и подтреугольным
навершием, разделенным на три сегмента. Этот тип близок типу Petersen B (IX – 1-я
половина X в.). Особенности передачи легенды имеют признаки, сближающие это
подражание с более поздним «христианским» (по Г. Рисплингу) подражанием типа
Rispling FM/BC II, которое датируется 950-ми гг. и относится ко времени миссии
княгини Ольги (Кулешов 2015). «Русские подражания» куфическим дирхамам,
хронологически предшествующие древнейшим русским монетам византийского стиля
(Владимира Святославича и Святополка-Петра Ярополчича), выделяются пока что по
единичным признакам – особенностям изобразительности и геральдического ряда.
В § 5.4 «У истоков древнейшей русской геральдики: проблема функциональной
атрибуции геральдических граффити и геральдических подвесок» сформулирован тезис
о геральдической валентности парных граффити на монетах-подвесках, функционально
тождественных ранним геральдическим подвескам, и приводится яркая аналогия из
сферы должностной эмблематики ихшидидского Египта середины X в. Ранее нами был
опубликован уникальный предмет из собрания отдела нумизматики Эрмитажа,
представляющий собою должностной знак – двустороннюю подвеску с надписями,
связанными с Египтом времени ‘Али ибн Мухаммада ибн Тугджа (961–966), третьего
правителя из династии Ихшидидов. Этот предмет круглый, приспособлен для
предъявления или открытого обозрения (при этом стороной, обращенной к зрителю,
является именно сторона с именем держателя привилегии), и имеет две значимых
стороны, тексты на которых моделируют ситуацию делегированной власти: лицевая
сторона соответствует лицу, которому делегирована должность/обязанность (так
сказать квант власти), оборотная – лицу, которое делегирует эту должность, будучи
источником власти. Таким образом, форма египетского должностного знака, его план
выражения (в том числе и в первую очередь – надписи и способ их презентации)
подчинена следующей функции: удостоверять назначение на должность и представлять
стороны договора-номинации (правитель и назначаемый). Этот знак имеет прямое
отношение к проблеме функциональной атрибуции древнерусских геральдических
подвесок с тамгами ранних Рюриковичей X–XI вв.: после работ А. А. Молчанова
(Молчанов 1976), связавшего такие подвески с древнескандинавскими jartegnir
‘знаками’ (Молчанов 1996) вряд ли остались сомнения в том, что подвески со знаками
Рюриковичей на одной из сторон и геральдическими знаками нобилей на другой
должны определяться как должностные знаки-удостоверения государства
Рюриковичей. Это определение следует расширить и на прочие группы ранних
подвесок с геральдическими изображениями, а также на монеты-подвески с
геральдическими граффити (Кулешов, Гомзин, Плавинский 2012). Таким образом,
монеты с одиночными и парными геральдическими граффити функционально являются
тем же, чем являются геральдические подвески, а именно:
верительными/должностными знаками jartegnir. Что касается формальных,
функциональных и семантических признаках таких предметов, в ряд которых входит
эталонный ихшидидский должностной знак, то у них, во-первых, должны быть две
стороны – «сторона владельца» (носителя должности) и «сторона правителя» (носителя
власти более высокого уровня). Во-вторых, обе стороны должны идентифицироваться
конкретным лицам – текстуально (упоминаниями имен) или знаками личной
принадлежности. Важным следствием этого заключения для древнерусского материала
является то, что репертуар геральдических знаков некняжеского уровня может в
будущем открыть путь для создания базы данных должностных лиц ранней Руси,
известных только по таким знакам
В заключении подведены основные итоги диссертации, суммированы выводы и
намечены пути и принципы дальнейших исследований в рамках затронутых тем:
1. В IX–XI вв. в регионах Восточной Европы бытовали варианты денежных
систем, сочетающих в себе разноуровневые функциональные признаки и формально
принадлежащие к классам металлических денег (весовое серебро, монеты, золото),
меховых товаро-денег (шкурки драгоценных пушных зверей) и товаро-денег иных
групп (мечи, стеклянные бусы, пирофиллитовые пряслица, штуки шелка и парчи).
2. Нами была разработана детальная хронология процессов денежного обращения
в Восточной Европе, которая позволяет уточнить периодизацию этапов политогенеза и
дать новые данные о динамике экономического развития ранней Руси.
3. Нами были собраны и систематизированы артефакты восточноевропейской
монетной чеканки IX–XI вв., несущие геральдические символы власти, которые
формировали семиотические системы прокламации суверенитета ранних государств
Хазарии, Булгарии и Руси. Было показано, что приемы создания и принципы
организации легенд этих трех чеканок были изoморфны друг другу, поскольку
отражали сходство политических систем.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Статьи в ведущих научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК РФ для

опубликования основных результатов диссертационного исследования:

1. Кулешов В. С. Периодизация монетного обращения середины VIII — начала XI в. в

Восточной Европе и динамика экономических связей древнейших русских
дружин // Управленческое консультирование : Науч.-практич. журнал / Северо-
западный ин-т управления РАНХиГС при Президенте РФ. — СПб. : [б. и.], 2016.
— № 2 (86). — С. 169–179.
2. Кулешов В. С. Система экономических оснований древнерусского политогенеза //
Управленческое консультирование : Науч.-практич. журнал / Северо-западный
ин-т управления РАНХиГС при Президенте РФ. — СПб. : [б. и.], 2016. — № 3
(87). — С. 202–208.
3. Кулешов В. С. К проблемам реконструкции древнерусских денежных систем и
денежного счета // История: Электронный научный образовательный журнал. —
М., 2017. Т. 8. Вып. 3 (57).

Главы в монографиях и брошюры:

4. Кулешов В. С. «Рунический дирхам»: новый источник для истории хазарской
геральдики? СПб.: [Изд-во Гос. Эрмитажа], 2009. (Семинар «Геральдика —
вспомогательная историческая дисциплина» / Гос. Эрмитаж.) 8 с.
5. Кулешов В. С. Сведения о европейских и русских мечах в памятниках арабской
литературы IX–XI веков. СПб. : [Изд-во Гос. Эрмитажа], 2016. (Оружейный
семинар / Гос. Эрмитаж.) 15 с.
6. Книга Ахмада ибн Фадлана / Перевод с арабского и примечания В. С. Кулешова //
Путешествие Ибн Фадлана: Волжский путь от Багдада до Булгара : Каталог
выставки / Государственный Эрмитаж. Государственный историко-
архитектурный и художественный музей-заповедник «Казанский Кремль».
Научный редакторы А. И. Торгоев, И. Р. Ахмедов. М.: Издательский дом
Марджани, 2016. С. 18–47.
7. Кулешов В. С. «Книга» Ахмада ибн Фадлана как литературный памятник и
исторический источник // Путешествие Ибн Фадлана: Волжский путь от Багдада
до Булгара : Каталог выставки / Государственный Эрмитаж. Государственный
историко-архитектурный и художественный музей-заповедник «Казанский
Кремль». Научный редакторы А. И. Торгоев, И. Р. Ахмедов. М.: Издательский
дом Марджани, 2016. С. 48–55.
8. Кулешов В. С. Эпоха Ибн Фадлана в памятниках нумизматики // Путешествие Ибн
Фадлана: Волжский путь от Багдада до Булгара : Каталог выставки /
Государственный Эрмитаж. Государственный историко-архитектурный и
 художественный музей-заповедник «Казанский Кремль». Научный редакторы А.
И. Торгоев, И. Р. Ахмедов. М.: Издательский дом Марджани, 2016. С. 512–517.
9. Kuleshov V., Jonsson K., Holmberg Jansson Y. Corpus nummorum saeculorum IX–XI qui
in Suecia reperti sunt. Supplement and revision. [Vol.] 1. Gotland. 1S. Alva. 14. Lilla
Kruse / Edidit Kenneth Jonsson. Stockholm: Kungl. Vitterhets Historie och Antikvitets
Akademien, 2018. 6 p., 3 pl.

Научные статьи в других изданиях:

10. Кулешов В. С. Дирхем // Большая Российская энциклопедия. — М. : Науч. изд-во
«Большая Российская энциклопедия», 2007. — [Т.] 9 : Динамика атмосферы —
Железнодорожный узел. — С. 53–54.
11. Кулешов В. С. Из истории арабской географической традиции:
«восточноевропейский текст» и «Книга» Ахмада ибн Фадлана // Наука и техника:
вопросы истории и теории / Ин-т истории естествознания и техники РАН, Санкт-
Петербургский ф-л ; ред. кол.: Э. И. Колчинский (отв. ред.) и др. — СПб. : [б. и.],
2009. — Вып. XXV : Тез. XXX межд. годичной конф. Санкт-Петербургского
отделения нац. комитета по истории и философии науки и техники РАН (23–27
ноября 2009 г.). — С. 227–230.
12. Кулешов В. С. Периодизация чеканки куфических дирхамов в Халифате Умаййадов
(по данным нумизматических источников) // Материалы и исследования Отдела
нумизматики : Памяти А. А. Марковой (1895–1975) / Гос. Эрмитаж ; ред. кол.: Л.
И. Добровольская (науч. ред.) и др. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2009. —
(Труды Гос. [Т.] XLVIII.) — С. 86–97, табл. 1–2.
13. Кулешов В. С. Малоизвестное сообщение о Восточной Европе в «Нишвар ал-
мухадара» ат-Танухи // Наука и техника: вопросы истории и теории / Ин-т
истории естествознания и техники РАН, Санкт-Петербургский ф-л ; ред. кол.: Э.
И. Колчинский (отв. ред.) и др. — СПб. : [б. и.], 2010. — Тез. XXXI межд.
годичной конф. Санкт-Петербургского отд. Рос. нац. комитета по истории и
философии науки и техники РАН (22–26 ноября 2010 г.). — С. 271–273.
14. Гурулева В. В., Кулешов В. С., Юрченко Т. В. Монеты из Славянского
(Анастасиевского) клада // Нумизматика и эпиграфика : Сб. науч трудов / Гос.
музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина ; Ин-т археологии РАН ; ред.
кол.: Г. А. Кошеленко, Н. М. Смирнова, С. А. Коваленко. — М. : Памятники
исторической мысли, 2011. — [Вып.] XVIII. — С. 136–186, табл. XXI–XXXIV.
15. Кулешов В. С. Шумиловский клад // Нумизматика и эпиграфика : Сб. науч трудов /
Гос. музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина ; Ин-т археологии РАН ;
ред. кол.: Г. А. Кошеленко, Н. М. Смирнова, С. А. Коваленко. — М. : Памятники
исторической мысли, 2011. — [Вып.] XVIII. — С. 191–194, табл. XXXV.
16. Кулешов В. С. Новые данные о граффити на умаййадских монетах Большого
Тимеревского клада из собрания Эрмитажа // Сообщения Гос. Эрмитажа / Гос.
Эрмитаж ; ред. кол.: В. Г. Вилинбахов и бдр. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа,
2012. — [Вып.] LXX. — С. 154–156.
17. Кулешов В. С. К предыстории древнерусской платежной гривны // Материалы и
исследования Отдела нумизматики / Гос. Эрмитаж ; ред. кол.: Е. В. Лепехина
(науч. ред.) и др. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2012. — (Труды
Государственного Эрмитажа. [Т.] LXI.) — С. 151–174.
18 Кулешов В. С. Киевские клады первой половины X в. и нумизматическая хронология
могильника на Старокиевской горе // Первые каменные храмы Древней Руси :
Мат-лы архитектурно-археологического семинара 22–24 ноября 2010 года / Гос.
Эрмитаж ; науч. ред. Д. Д. Елшин. — СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2012. —
(Труды Государственного Эрмитажа. [Т.] LXV.) — С. 162–184.
19. Кулешов В. С. Манкус Барселонского графства XI в. из Киевского клада 1899 г. //
Первые каменные храмы Древней Руси : Мат-лы архитектурно-археологического
семинара 22–24 ноября 2010 года / Гос. Эрмитаж ; науч. ред. Д. Д. Елшин. —
СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2012. — (Труды Государственного Эрмитажа. [Т.]
LXV.) — С. 211–217.
20. Кулешов В. С. Карта восточноевропейских кладов куфических монет VIII–IX вв. //
Русь в IX–X веках : Археологическая панорама / Ин-т археологии РАН ; отв. ред.
акад. Н. А. Макаров. — М. ; Вологда : ООО НИЦ «Древности Севера», 2012. — С.
387–389.
21. Кулешов В. С. Комплекс умаййадских монет Элмедского клада и его выдающееся
историко-культурное значение // Труды Камской археолого-этнографической
экспедиции : Сб. науч. тр. / Пермский гос. гуманитарно-педагогический ун-т ; под
общ. ред. А. М. Белавина. — Пермь : [б. и.], 2012. — Вып. VIII : Археологические
памятники Поволжья и Урала: современные исследования проблемы сохранения
и музеефикации. — С. 218–227.
22. Кулешов В. С. О типологическом и хронологическом соотношении хазарских
рунических дирхамов и монет Абхазского царства IX в. // Нумизматические
чтения 2013 года : Москва, 19–20 ноября 2013 г. : Мат-лы докл. и сообщ. / Гос.
Исторический музей ; ред. колл.: И. В. Волков (отв. ред.) и др. — М. : Триумф
принт, 2013. — С. 40–42.
23. Кулешов В. С. О грузинских подражаниях ‘Аббāсидам и о так называемой «монете
Баграта III» из собрания Эрмитажа // Византия в контексте мировой культуры :
Сб. науч. тр., посв. памяти Алисы Владимировны Банк / Гос. Эрмитаж ; науч. ред.
В. Н. Залесская. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2013. — (Труды
Государственного Эрмитажа. [Т.] LXIX.) — С. 370–382.
24. Кулешов В. С. Вновь выявленные монеты правителей Восточного Закавказья XI
века в собрании Эрмитажа // Сообщения Гос. Эрмитажа / Гос. Эрмитаж ; ред.
колл.: М. В. Вилинбахов и др. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2014. — [Вып.]
LXXII. — С. 203–212.
25. Кулешов В. С. Колбяги и Ладожское ярлство (заметки к теме) // Северная Русь и
Балтика в середине XII столетия : к 850-летию героической обороны Ладоги и
победы на реке Вороной : Сб. ст. по мат-лам конф. (28–29 апреля 2014 г., Волхов
— Старая Ладога — Самушкино) / Правительство Ленинградской обл. и др. ; ред.
колл.: С. Л. Кузьмин и др. — СПб. : «Культурно-просветительское
товарищество», 2014. — С. 129–139.
26. Кулешов В. С. О работе Р. Р. Фасмера и А. А. Быкова над Безлюдовским кладом //
Безлюдовский клад X в.: материалы и исследования : Сб. науч. ст. : Посвящается
125-летию со дня рождения Р. Р. Фасмера / Ин-т истории им. Ш. Марджани АН
Республики Татарстан и др. ; гл. ред. П. Н. Петров. — Казань : Отечество, 2014. —
(Археология евразийскх степей. Вып. 18.) — С. 161–166.
27. Кулешов В. С. Раннесредневековое славяно-финское пограничье в памятниках
лексики // Восточная Европа в древности и средневековье. Государственная
территория как фактор политогенеза : XXVII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто (Москва, 15–17 апрея 2015 г.) : Мат-лы конф. /
Ин-т всеобщей истории РАН ; отв. ред. Е. А. Мельникова. — М. : Ин-т всеобщей
истории РАН, 2015. — С. 168–175.
28. Кулешов В. С., Орлов К. В. От Закавказья до Ладоги: серебряные слитки
Алиабадского клада в собрании Эрмитажа // Русское денежное обращение в X–
XVII вв. : Нумизматический сб. к 60-летию Петра Григорьевича Гайдукова / Гос.
Исторический музей ; ред. колл.: И. В. Волков (отв. ред.) и др. — М. : [б. и.], 2015.
— С. 18–25.
29. Кулешов В. С. Дирхам с изображением увенчанного крестом сокола (Rispling
FM/BC II) в собрании Эрмитажа // Русское денежное обращение в X–XVII вв. :
Нумизматический сб. к 60-летию Петра Григорьевича Гайдукова / Гос.
Исторический музей ; ред. колл.: И. В. Волков (отв. ред.) и др. — М. : [б. и.], 2015.
— С. 26–31.
30. Кулешов В. С., Еремеев И. И. Глазуновский клад куфических монет IX в. //
Древности Полоцкой земли в историческом изучении Восточно-Балтийского
региона (очерки истории и археологии Псковско-Белорусского Подвинья) / И. И.
Еремеев ; Ин-т истории материальной культуры РАН ; науч. ред. Е. Н. носов. —
СПб. : Дмитрий Буланин, 2015. — (Труды ИИМК РАН. Т. XLIV.) — С. 605–609.
31. Кулешов В. С. Характеристика нумизматического комплекса поселения в ур.
Юрьевы Горы // Древности Полоцкой земли в историческом изучении Восточно-
Балтийского региона (очерки истории и археологии Псковско-Белорусского
Подвинья) / И. И. Еремеев ; Ин-т истории материальной культуры РАН ; науч.
ред. Е. Н. Носов. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2015. — (Труды ИИМК РАН. Т.
XLIV.) — С. 610–611.
32. Илиш Л., Кулешов В. С. Монеты ‘Укайлидов и Марвāнидов из Васьковского клада в
собрании Эрмитажа // Сообщения Гос. Эрмитажа / Гос. Эрмитаж ; ред. кол.: М. В.
Вилинбахов и др. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2016. — [Вып.] LXXIV. — С.
129–145.
33. Кулешов В. С. Ихшидидский должностной знак из собрания Эрмитажа и монета-
подвеска с парными граффити из Свирьстройского клада: некоторые общие
вопросы формы и функции // Нумизматические чтения Государственного
Исторического музея 2016 года (22 и 23 ноября 2016 г.) : Мат-лы докладов и
сообщений / Гос. Исторический музей ; ред. кол.: Е. В. Захаров (отв. ред.) и др. —
М. : [б. и.], 2016. — С. 38–42.
34. Кулешов В. С. Средиземноморье, Балканы и Восточная Европа: памятники
монетного обращения еврейских общин (VIII–XIII века) // Белградский сборник :
К XXIII Международному конгрессу византинистов (Белград, Сербия, 22–27
августа 2016 года) / Гос. Эрмитаж ; ред. кол.: В. Н. Залесская, Ю. А. Пятницкий
(науч. ред.) и др. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2016. — (Труды Гос. Эрмитажа.
[Т.] LXXX.) — С. 85–104.
35. Кулешов В. С. Золотые браслеты русов IX–XI вв.: тексты, вещи и функции // В
камне и в бронзе : Сб. ст. в честь Анны Песковой / Ин-т истории материальной
культуры РАН ; ред.-сост. А. Е. Мусин (отв. ред.) и О. А. Щеглова. СПб. : ИИМК
РАН ; ООО «Невская Книжная Типография», 2017. — (ИИМК РАН. Труды. Т.
XLVIII.) — С. 253–258.
36. Кулешов В. С. О работе И. Г. Добровольского над эстонскими кладами куфических
монет X века // Материалы и исследования Отдела нумизматики / Гос. Эрмитаж ;
науч. ред. В. А. Калинин. — СПб. : Изд-во Гос. Эрмитажа, 2017. — (Труды Гос.
Эрмитажа. [Т.] LXXXVII.) — С. 409–410.
37. Кулешов В. С. Хронология раннеаббасидских наместников Табаристана в устной
традиции и в памятниках нумизматики: проблема корреляции разноплановых
источников // Вспомогательные исторические дисциплины в современном
научном знании : Мат-лы XXIX Международной науч. конф. (Москва, 13–15
апреля 2017 г.). — Москва : ИВИ РАН, 2017. — С. 213–220.
38. Кулешов В. С. Югорское общество V–XV вв.: модель сакральной экономики,
археологическая атрибуция и проблема этнической принадлежности // Труды
Камской археолого-этнографической экспедиции / Под общей редакцией А. М.
Белавина. — Пермь : Пермский гос. гуманитарно-педагогический ун-т, 2017. —
Вып. XII : Средневековая археология Восточной Европы: от Камы до Дуная : Сб.
науч. трудов к 50-летнему юбилею Н. Б. Крыласовой. — С. 74–89.
39. Кулешов В. С. Серебро за меха из Страны мрака: памятники византийской,
восточной и западной торевтики и нумизматики в сакральной экономике
югорского общества V–XV вв. // Византия в контексте мировой культуры :
Материалы конференции, посвященной памяти Алисы Владимировны Банк
(1906–1984) / Гос. Эрмитаж ; ред. кол.: В. Н. Залесская, Е. В. Степанова (научные
редакторы) и др. СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2017. —
(Труды Государственного Эрмитажа. [Т.] LXXXIX.) — С. 363–372.
40. Кулешов В. С. Модели и пути развития ранней государственности в Восточной
Европе VIII–X вв. в свете концепции диалога культур. Новейшие дискуссии и
вопросы источниковедения // Пути становления и развития государственности в
Восточной Европе в период Средневековья и раннего Нового времени : сб. статей
международного научного круглого стола «Пичетовские чтения», 9 ноября 2016
г., г. Минск, Беларусь / БГУ, Исторический фак-т, кафедра истории России ; ред.
кол.: О. А. Яновский, С. Л. Луговцова, С. Н. Темушев. — Минск : БГУ, 2017. —
С. 138–156.
41. Kuleshov V. Rundklippta dirhamer i Östeuropa // Myntstudier. [Nr.] 2017:1, december. —
Stockholm: Stockholms universitet, Numismatiska forskningsgruppen, 2017. S. 44–48.
42. Кулешов В. С. Херсонесский клад куфических дирхамов начала 1820-х гг. //
Материалы и исследования Отдела нумизматики : По материалам конференции
«Сфрагистика, нумизматика геральдика средневекового Крыма» / Гос. Эмритаж ;
ред. кол В. В. Гурулева (отв. ред.) и др. — СПб.: Издательство Государственного
Эрмитажа, 2018. — (Труды Государственного Эрмитажа. [Т.] XCIV.) — С. 113–
116.
43. Кулешов В. С. Денежное обращение, монетная чеканка и политогенез в эпоху
викингов: проблема корреляции // Восточная Европа в древности и
средневековье : XXX юбилейные чтения памяти члена-корреспондента АН СССР
Владимира Терентьевича Пашуто (Москва, 17–20 апреля 2018 г.) : Материалы
конференции / ИВИ РАН ; ред. кол.: Е. А. Мельникова (отв. ред.) и др. — М.:
Институт всеобщей истории РАН, 2018. — С. 171–176.
44. Кулешов В. С. Золото и паволоки, серебро и комони: царская экономика государства
Святослава Игоревича в сравнительном освещении // Средневековая Русь. [Вып.]
13 / Редакционная коллегия: А. А. Горский (ответственный редактор) и др. — М.:
Индрик, 2018. — С. 17–22.
45. Кулешов В. С. Нумизматическая лексика и нумизматические ситуации в «Повести
временных лет»: синтагматические и парадигматические аспекты // Деньги в
российской истории: вопросы производства, обращения, бытования /
Акционерное общество «Гознак», Выставочный комплекс ; отв. ред. А. А.
Богданов. СПб.: б. и.; [Типография Фурсова], 2018. — Вып. I: Сборник
материалов Первой международной научной конференции (18–19 октября 2018 г.,
Санкт-Петербург) — С. 217–222.