УДК 94(470.

621)
ББК 63.3(2 Рос.Ады)
Ш 52

Шеуджен Э.А., Хотко С.Х.

Ш 52 История адыгов (черкесов): военно-антропологический
подход. — Майкоп: ООО «Полиграф-ЮГ», 2019. — 392 с.,
с илл.
ISBN 978-5-6043436-4-7

УДК 94(470.621)
ББК 63.3(2 Рос.Ады)

ISBN 978-5-6043436-4-7

© Шеуджен Э.А., Хотко С.Х., 2019

© УФК по РА ГБУ РА
«АРИГИ им. Т.М. Керашева», 2019
© Оформление
ООО «Полиграф-ЮГ», 2019

2
 Содержание

Предисловие (А.Х. Тлеуж) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Введение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8
Глава 1. Адыги (черкесы): пространственно-времен-
ные координаты. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22
Глава 2. Влияние природной среды на характеристи-
ческие воинские черты адыгов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46
Глава 3. Антропологическая характеристика:
типологические зарисовки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 68
Приложение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86
Глава 4. «Мой дом — моя крепость»: мобилизационные
ресурсы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 91
Глава 5. Адыгское «мужское общество»:
социальная жизнь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 118
Глава 6. Адыги в войнах Средневековья. . . . . . . . . . . . . . . . . 142
Глава 7. Архетип воина: мужской менталитет . . . . . . . . . . . 161
Глава 8. Телесная практика адыгов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186
Глава 9. Кавказская война: время испытаний, метамор-
фоза сознания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 209
Глава 10. Стратегия и тактика: концентрированный
опыт веков. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233
Приложение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 252
Глава 11. Обычаи войны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 258
Глава 12. Проблемы военно-исторической антрополо-
гии в игровой культуре адыгов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275
Приложение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 284
Глава 13. Символы как симбиоз «смыслов» о мире
человека. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 289
Глава 14. Адаптационные изменения социально-куль-
турного пространства: метаморфоза воинских традиций. . . . 313
Глава 15. Адыги в войнах XX века. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 333
Заключение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 350
Список сокращений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 353
Список использованных источников и литературы. . . . . . 354
Рецензия (М.Н. Губжоков). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 387

3
 Предисловие

Предлагаемая вниманию читателя книга написана извест-

ными российскими исследователями: профессором, доктором
исторических наук, заслуженным деятелем науки Российской
Федерации Эмилией Шеуджен и доктором исторических наук Са-
миром Хотко. Монография посвящена военной истории адыгов,
но в ней почти нет описания битв и конфликтов, она о другом: о
формировании и развитии представлений человека Черкесии о
войне, о влиянии войны на адыгскую культуру и историю.
Именно применение антропологического подхода позволяет
осознать условность многих традиционных представлений, рас-
ширяет границы понимания того, как происходила интеграция
обществом новых явлений, как трансформировалась биологиче-
ская и социальная жизнь, каковы мотивы, главные детерминанты
общественного сознания.
Главная идея публикуемого труда в том, что даже в самые
тяжелые периоды своей истории народ сохранял высокие нрав-
ственные ориентиры, ценности, как бы гуманизируя войну.
Адыгский этнос сформировался у порога грозной Степи и вы-
стоял на протяжении тысячелетий своей истории. Постоянная
военная угроза породила особый психотип народа, у которого
главный наследственный инстинкт состоял в сопротивлении,
несмотря ни на какие потери. Только это может объяснить бес-
компромиссность наших предков в долгой войне XIX века. При
этом, воля к мирной жизни и созиданию останавливала военные
конфликты, побуждала вырабатывать мирные формы сосущест-
вования. Именно в этом суть философии Адыгэ Хабзэ.
Представленное исследование осуществлено на произво-
дящей большое впечатление теоретико-методологической базе
исторической антропологии, ставшей в наши дни одним из акту-
альных направлений мировой и российской исследовательской
практики. Современная историческая наука все более полно
4
охватывает многообразие отношений и связей человека с миром.
Привлеченные авторами методы, научный инструментарий,
в сочетании с мощной документальной базой, актуализируют
данный опыт понимания адыгской истории.
Каждая эпоха нуждается в своем осмыслении истории. И в
этом плане весьма важно освоить результаты развития альтер-
нативных направлений истории. Важно понять, какова эвристи-
ческая ценность историко-антропологического подхода, как он
соотносится с другими, уже апробированными, каковы границы
его применимости и познавательная эффективность, обуславли-
вающая выход на качественно новый уровень развития северо-
кавказской историографии. Зародившись как практика истори-
описания, она прошла непростой путь развития на основе идей
романтизма, позитивизма, марксизма, испытав влияние идей
модернизма, по образному выражению Ф. Броделя, преодолев
«время сомнений», остро ощутила необходимость установить
новые основания исторической науки1.
Разработка адыгской истории, в русле исторической антро-
пологии способна придать новый импульс познанию истории на-
родов, сделать ее более насыщенной и полнокровной. Конечно,
при этом важно не попасть под обаяние «своей» национальной
истории, избежать ее мифологизации, последовательно остава-
ясь на позициях критического анализа, независимого от идеоло-
гических предрассудков. Развитие исторической мысли подошло
к такому рубежу, когда дальнейший прогресс зависит от степени
освоения теоретико-методологических проблем, преодоления
резкой поляризации различных концептуальных подходов, что,
несомненно, позволит выработать более критический взгляд на
процесс исторического развития. Интеллектуальные «искания»
последних десятилетий способствовали повышению статуса ре-
гиональной истории. При этом ее развитие связано не столько
с переосмысливанием теоретических и методологических про-
блем, сколько с выявлением новых фактов, обусловленных как
исследовательскими, так и идеологическими задачами.
В наши дни перед учеными со всей остротой встает непро-
стой вопрос: возможно ли сочетать патриотизм с научным требо-
ванием объективности? При провозглашаемой приверженности
принципу объективности следование ему на практике отнюдь не

1
История и социальные науки: поворотный момент? //Анналы на рубеже
веков. Антология. М., 2002. С. 11–12.

5
простое дело. Сегодня, когда совершенствуются технологии иде-
ологического манипулирования, а многое в истории пересматри-
вается во имя «объективности», приходит понимание того, как
непросто бывает абстрагироваться от идеологии, затрагивающей
насущные национальные интересы. Известный французский
историк М. Ферро обращал внимание на то обстоятельство, что
даже в курсах истории, ориентированных на обучение молоде-
жи, одни и те же исторические факты в разных странах тракту-
ются в зависимости от национальных интересов, оказываются
«в плену» у идеологии2.
Важно учитывать, что интерпретация прошлого всегда не-
сет с собой определенный риск, впрочем, как и интерпретация
настоящего. Как минимум, необходимо осознание того, что
нашу эпоху и все предшествующие разделяет пропасть зыбучих
песков времени. Многие приведенные в книге факты приобре-
тают истинный смысл, лишь будучи рассмотрены в простран-
ственно-временном контексте. Важно учитывать, что с середины
XIX в. Северный Кавказ становится частью другого политиче-
ского организма: российской, затем — советской, а теперь и
новой модернизирующейся государственной системы. Причем
речь идет не только о материальных условиях жизни, еще более
важны различия в ментальной сфере.
Несмотря на научную значимость представленной на суд
общественности работы проведенный анализ свидетельствует
о существовании «разрыва» между теоретическим и эмпириче-
ским уровнем осмысления проблемы, что вполне естественно:
прошлое далеко не всегда соответствует нашим ожиданиям и
убеждениям, во многом оно бросает вызов сложившимся пред-
ставлениям: остается еще немало вопросов, требующих специ-
ального изучения. Обращение к этнической истории адыгов
позволяет провести компаративный анализ разных вариантов
развития народов, накопить значимый материал, позволяющий
ставить проблему вариантного развития народов. При этом важ-
но видеть целостность процессов не только в территориальных
границах региона, но и возможности выхода в другие, более
широкие исследовательские пространства.
Практическая значимость работы видится в том, что ее тео-
ретические положения, эмпирические данные и выводы могут

2
Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М.,
1992.

6
быть использованы в процессе дальнейшего изучения проблем
адыгской истории, а также при разработке программ в области
сохранения историко-культурного наследия, оптимизации госу-
дарственной политики в сфере военно-патриотического воспи-
тания молодежи.
Адам Тлеуж,
доктор философских наук,
действительный член
Российской Академии социальных наук

7
 Введение
Мы предлагаем читателю книгу, вводящую в проблематику
особой сферы гуманитарного знания, получившую название
военно-историческая антропология. Работа ориентированна на
формирование многоуровневого представления об адыгах в кон-
тексте понятий «воин», «воинственность», «военная история», и
включает комплекс исторических, антропологических, биологи-
ческих, психологических, социологических и лингвистических
знаний.
Прошло уже несколько лет, как издана монография, в кото-
рой была предпринята попытка рассмотрения истории адыгов на
основе применения историко-антропологического подхода3. За
это время появились новые работы авторов представляемой мо-
нографии по различным аспектам данной проблемы4. Более того,
пришло осознание, что в специальном рассмотрении нуждаются
вопросы военной истории, учитывая их значимость для народов
Северного Кавказа. Реализация данной идеи потребовала при-
влечения более широкого круга источников и их проработки с
учетом принципиально новой структуры монографии и нако-
пленного исследовательского опыта.
Военная история адыгов — один лишь штрих во всеобщей
истории. Однако, хорошо известно, что субстанцию человека
возможно увидеть и в уникальности единичного опыта. В фокусе
внимания находилась та область действительности, где мироощу-

3
Шеуджен Э.А. Адыги (черкесы), XIX век: опыт применения историко-
антропологического подхода. М., Майкоп, 2015.
4
Шеуджен Э.А. Влияние природно-географической среды на этногенез
адыгов // Кавказология. 2017. № 2. С. 21–32; Sheudzhen E., Tleptsok R. The
Circassians (Adyghe): The Symbolic Meaning of the Caucasus Mountains //
Fashion through History: Costumes, Symbols, Communication. Cambridge Scholars
Publishing, 2017. Volume I, pp. 189–200; Шеуджен Э.А., Хотко С.Х. Символика
в религиозной практике адыгов (черкесов) // Богослужебные практики и
культовые искусства в современном мире. В 2 т. Т.1. Майкоп, 2018. С. 302–316;
Шеуджен Э.А., Почешхов Н.А., Хотко С.Х. Военная история адыгов (черкесов):
антропологический подход к пониманию архетипа воина // Клио. 2018. №10
(142). С. 149–158 и др.

8
щение проявляется в поведении, в условиях материальной жизни
и быта. При этом важно было учитывать, что Черкесия в течение
веков представляла собой территорию преимущественно устной
«народной» культуры, что потребовало не только критики источ-
ников по существу, но и здравого смысла при комментировании
фактов.
В данной монографии внимание авторов сосредотачивается
на исторически обусловленных проблемах, отражающих воен-
ную историю адыгов. Трудности возникали уже при определе-
нии исследовательской проблематики. В целом, мы стремились
подчинить проводимый анализ ответу на вопросы: Почему опре-
деленные личностные типы, в нашем случае пронизанные воин-
ственностью, были более характерны для одних обществ, чем для
других? До какой степени адыги были подвержены воздействию
природных и социальных условий, традиций и обычаев и как это
проявлялось в военно-историческом ракурсе?
Другая, тяжело преодолеваемая трудность была связана с
невозможностью понять и описать, почему и каким образом
изменялось обыденное сознание и соответствующие матрицы
поведения? Жизнь современного человека принципиально из-
менилась: существующие экономические, политические и соци-
альные институты заметно отстают от технического прогресса:
идеологические системы, религиозные верования и обряды во
многом не соответствуют современной жизни и научным пред-
ставлениям о физическом и биологическом мире. Тем не менее,
когда мы стремимся понять людей других эпох, мы соотносим их
с нашими представлениями, далеко не всегда учитывая, что мы
недостаточно знаем даже самих себя.
В этом смысле особая роль принадлежит исторической
антропологии, стремящейся внести ясность в одну из фунда-
ментальных проблем — как люди, живущие в разных природ-
ных условиях, принадлежащие к разным физическим типам,
говорящие на разных языках, по-разному организующие по-
вседневную жизнь, имеющие разные традиции и обычаи, могли
сосуществовать в течение тысячелетий. В конечном итоге, важно
было понять, что объединяет все человечество, «какие реакции
имманентны человеку — безотносительно его частного биологи-
ческого или социального наследия»5.

5
Клакхон К. Зеркало для человека. Введение в антропологию. СПб.,1998.
С. 30.
9
 Полагаем, что цель и структура нашего труда достаточно
точно очерчена названием глав. «Антропология, — как отмечал
известный американский социальный антрополог, исследователь
культуры Клайд Клакхон, — стала наукой о сходствах и различи-
ях между людьми»6. В предметных границах исторической антро-
пологии человеческая жизнь рассматривается как целое: важно
было описать не только форму головы, рост, цвет волос, двига-
тельные навыки, традиционную медицину, но и повседневную
жизнь в экстремальных социальных и природных ситуациях. В
результате, крепло убеждение, что историческая жизнь народов
настолько необычна, что почти невозможно ее интерпретировать
в соответствии с современными представлениями.
Не претендуя на написание исчерпывающей истории воен-
ного искусства адыгов, мы ставили задачу создать современный
труд, написав его в духе Николая Карамзина, Йохана Хёйзин-
ги, Жана ле Гоффа. Во время исследования ряда проблем мы
вынуждены были учиться мыслить иначе, в результате нам
стал более понятным «механизм развития истории», сущность
общественных процессов в «человеческом измерении». Сде-
лать более логичными объяснения исторического прошлого
позволило введение в научный оборот фактов, непосредственно
отражающих процесс формирования понятий «война», «воин»,
«воинственность» и т.п.
Хорошо известны трудности написания любой специальной
истории: необходимо иметь не только достаточно источников, но
и изучить реальную обстановку и технические возможности изу-
чаемого времени. Нам представлялось важным преодолеть прояв-
ляющуюся в антропологии тенденцию писать только для узкого
круга специалистов, избегать слишком специальных терминов,
«открепившихся» от якорей других наук, малозначимых деталей.
Кардинальные, принципиально значимые изменения в тео-
ретико-методологических основах и структуре исторического
знания, происходящие в исторической науке со второй полови-
ны XX в., трудный опыт осмысления новых исследовательских
направлений, придает особый смысл изучению проблем военной
истории на основе антропологического подхода.
Уже в Античности сложилась устойчивая традиция изучения
войн. Ганс Дельбрюк, один из первых военных историков но-

6
Клакхон К. Указ соч. С. 23.

10
вейшего времени, начиная свою масштабную работу по истории
военного искусства с описания войн Античного мира, утверждал в
предисловии к первому изданию, что всеобщая история нуждает-
ся в истории военного искусства. «При том большом месте, какое
занимают во всеобщей истории войны, — отмечал он, — создаю-
щие и разрушающие государства, нельзя обойти требования — не
просто передавать предания об этих войнах, а критически подхо-
дить к ним и давать технически правильное описание их»7.
Интерес к темам военной истории сохранялся на всем
протяжении последующих веков. В XVIII в. Вольтер, отстаивая
новое понимание предметной области истории, необходимость
принципиального ее обновления в ряду актуальных проблем
называл исторически обусловленные способы «вооружаться и
сражаться»8. Конец XVIII–XIX вв. характеризовались не толь-
ко ростом количества и масштабностью войн, но и устойчивым
интересом к истории этого сложного явления. Существенно
обогатилась военно-политическая мысль: к познанию сущности
войн обратились многие выдающиеся мыслители этого времени.
Так, Г. Гегеля волновал вопрос о роли морального духа народа
и воинов в войне; наиболее полно сущность войны иссле­довал
К. Клаузевиц, утверждавший, что «лежащая в основе боя идея
опреде­ляет сущность войны», во многом позволяет понять ге-
нетическую сущности войн и конфликтов; Ф. Энгельс, обосно­
вывая свою теорию насилия с точки зрения исторического мате-
риализма доказывал, что оно является результа­том определенно
сложившихся экономических отношений, способа произ­водства
и распределения материальных благ.
Значительный вклад в разработку проблем военной истории
внесли русские мыслители. Так, Н.А. Бердяев, обращаясь к исто-
рии первой мировой войны, отмечал, что война и мир служат из-
мерениями «исторического бытия, при этом «мир приближается
путем страшных жертв и страданий». Тем не менее, «великие
ценности должны быть пронесены через все испытания», для
чего дух народов «должен облечься в латы, должен быть рыцар-
ски вооружен»9.

7
Дельбрюк Г. Всеобщая история военного искусства в рамках политиче-
ской истории. СПб., 2001.
8
История в энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. Л., 1978. С. 58–59.
9
Бердяев Н.А. Судьба России: опыты по психологии войны и националь-
ности. Репринт. воспроизведение изд. 1918 г. М., 1990.

11
 Новые возможности изучения военной истории связаны
с развитием антропологически ориентированной истории. В
течение нескольких веков антропологи изучали свой предмет,
исходя из личного профессионального интереса. Во многом эта
особенность привела к формированию важнейших преимуществ
антропологии по сравнению с социологическими и другими
способами изучения человеческой жизни. К. Клакхон в своей
работе приводит почти анекдотичный случай: «Мы встретились
в обществе и нормально разговаривали, пока он не спросил, чем
я занимаюсь. Когда я сказал, что я антрополог, он отшатнулся и
сказал: «Ну, антропологу не обязательно быть сумасшедшим, но,
наверное, это помогает»10.
Принято считать, что, данное направление сложилось срав-
нительно недавно: на рубеже 60–70-х гг. XX в., когда новое
поколение историков школы «Анналов», принялось энергично
осваивать исследовательскую территорию, бывшую уделом ан-
тропологов11. Однако более убедительной представляется другая
точка зрения, сторонники которой утверждают, что предприня-
тые в этом плане усилия знаменовали не рождение, а возрожде-
ние исторической антропологии.
Действительно, истоки многих современных идей нетрудно
обнаружить на ранних этапах практик историописаний. Однако
наличие «предшественников» не объясняет, почему возникнув
эти идеи не получили широкого распространения. В целом, это
наглядное подтверждение того, что между идеями и их практи-
ческим воплощением, как правило, пролегают «зыбучие пески»
сомнений и незнания. Развитие антропологического подхода в
его современном виде начинается с идей историков школы «Ан-
налов», благодаря которым пришло осознание, что за явлениями
массового характера исчез сам человек и история оказалась на-
укой без «живых людей».
«Новых» историков, прежде всего, интересовал «челове-
ческий резонанс» исторической эволюции, модели поведения,
которые она порождала. Особое значение для понимания иссле-
дуемой проблемы имели принципиально значимые установки

Клакхон К. Указ. соч. С. 28.

10

Антропология — наука о происхождении и эволюции человека. Сущест-

11

вуют физическая антропология, социальная (культурная) антропология, исто-

рическая антропология, философская антропология. Каждая из этих областей
имеет специфику, однако все они связаны общим предметом исследования —
человеком.

12
представителей так называемой американской культурно-исто-
рической школы, изменившей облик антропологической науки.
Речь идет об опыте рассмотрения каждой отдельной культуры
как уникального целого, формирующегося под воздействием фи-
зического окружения, социальной среды, культурных контактов,
внешних угроз и других не менее значимых факторов.
Сегодня, по существу, можно говорить об устойчивом инте-
ресе к антропологически ориентированной проблематике. По-
пулярности этого направления в российской историографии12,
во многом, способствовало страстное желание историков выйти
за пределы официальной методологии, разорвать путы догма-
тизма и запретов, вдохнуть свежего воздуха перемен. Немалую
роль сыграло и издание в России работ известных европейских
историков, обратившихся к проблемам исторической антропо-
логии13.
Историческая антропология, по общему мнению ученых
разных стран, имеет свою специфику в сфере проблематики:
предметом исследования становятся сферы сочленения биологи-
ческих и социальных феноменов: обычаи, болезни, смерть, тело,
сексуальная жизнь, культура питания и многое другое. Более
того, такие, казалось бы, малозначимые темы не «первого ряда»,
как символика, манера поведения, привычки, система жестов,
обряды, ритуалы, церемонии и многое другое. Подобная направ-
ленность сохраняется и в работах по военно-исторической ан-

12
Репина Л.П. Социальная история и историческая антропология: новей-
шие тенденции в современной британской и американской медиевистике //
Одиссей. Человек в истории. М., 1990. С. 167–181; Репина Л.П. «Новая исто-
рическая наука» и социальная история. М., 2009; Гуревич А.Я. Исторический
синтез и школа «Анналов». М., 1993; Барулин В.С. Философско-социальная ан-
тропология. М., 1994; Бюргьер А. От серийной к комплексной истории: генезис
исторической антропологии // Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения
Ю.Л. Бессмертного: в 2 кн. Кн. I. М., 2003. С. 191–219; Феллер В. Введение в
историческую антропологию. М., 2005; История и антропология: междисци-
плинарные исследования на рубеже ХХ–ХХI веков. СПб., 2006; Человек: его
биологическая и социальная история. Т. 1–2. М., 2010 и др.
13
Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986; Февр Л. Бои
за историю. М., 1991; Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991; Дюркгейм Э. Само-
убийство: социологический этюд. М., 1994; Леви-Брюль Л. Сверхъестественное
в первобытном мышлении. М., 1994; Фуко М. Слова и вещи. СПб, 1994; Фуко
М. Воля к истине: По ту сторону власти, знания и сексуальности. М., 1996; Ор-
тега-и-Гассет Х. Человек и люди: Избр. труды. М., 1997; Хайдеггер М. Время
и бытие. М., 1997; Леви-Строс К. Мифологики. В 4 т. М.; СПб., 1999; Его же.
Структурная антропология. М., 2001.

13
тропологии, но при этом акцентуация обусловлена спецификой
предмета исследования.
Военно-историческая антропология относится к относитель-
но новой области современной науки, интегрирующей междис-
циплинарные знания, привлекающей различные типы источ-
ников и методы ряда наук. По мнению известного российского
историка Елены Сенявской, активно выступающей за развитие
этого исследовательского направления, именно обращение к
историческому опыту как основному и важнейшему источнику
знаний о человеке, позволяет понять не только человека, но и
общество в экстремальных условиях вооруженных конфликтов,
имеющих тысячелетнюю историю14. В широком смысле, произо-
шедшая «перенастройка внимания», позволяет под другим углом
зрения увидеть прошлое, отойти от безличных структур, внести
необходимые коррективы в сложившиеся в истории представ-
ления о «воюющем человеке».
Осмысление подобных проблем создает теоретико-методоло-
гическую основу для применения антропологического подхода к
военной истории адыгов (черкесов)15. Имеет смысл подчеркнуть,
что новые возможности исследования теоретико-методологиче-
ских вопросов связаны с наметившейся институционализацией
военно-исторической антропологии в России, что, несомненно,
расширит возможности применения антропологического под-
хода к военной истории. Войны на протяжении многовековой
истории адыгов представляли большей частью хроническое яв-
ление: они состояли из разрозненных, рассеянных по обширной
территории набегов, отражения экспансионистских вторжений,
внутренних конфликтов.
Одной из основных трудностей стало стремление применить
антропологический подход при реконструкции истории адыгов,
народа имеющего не только выраженное историко-культурное

14
Сенявская Е.С. Военно-историческая антропология как новая отрасль
исторической науки // Военно-историческая антропология. М., 2002. С. 12.
15
Адыги — эндоэтноним черкесов, автохтонного северокавказского эт-
носа, разделенного советской административной и паспортной системой на
адыгейцев, кабардинцев, черкесов и шапсугов. Основные этнические группы
адыгов в XIX в.: абадзехи, шапсуги, натухаевцы, темиргоевцы, бесленеевцы,
кабардинцы, бжедуги, хатукаевцы, егерукаевцы, махошевцы. К адыгам можно
отнести также абазин и убыхов. Эти некогда более самостоятельные западно-
кавказские этносы, начиная с XIV в. находились в тесных этнокультурных и
социально-политических взаимоотношениях с адыгами.

14
своеобразие, но и характерную для бесписьменных народов
источниковую базу. Причем, если географическое пространство
работы очерчено достаточно четко — Северо-Западный Кавказ,
место исторического развития адыгского этноса, то мыслитель-
ное пространство, исходя их характера темы, далеко выходит за
рамки территориальных границ.
Исследование военной антропологии невозможно без об-
ращения к проблеме массового сознания как особого, специфи-
ческого вида общественного сознания, свойственного людям. В
массовом сознании закрепляются знания, пред­ставления, нор-
мы, ценности и образцы поведения, возника­ющие в практике
развития общественной жизни. Более того, массовое сознание
имеет выраженный эмоциональный уровень, проявляющийся в
переживаниях, чувствах, коррелирующих привычные правила
жиз­ни, наиболее ярко отражающиеся в героизации массового
сознания в период войн, социальных и стихийных бедствий.
Учитывая отсутствие письменных источников, созданных
адыгами, основой для доказательства выдвигаемых положений
послужили результаты анализа устных (фольклорных) источни-
ков, материалов первых этнографических обследований, записей
участников и свидетелей происходивших событий, как правило,
людей другой культуры, других взглядов и представлений. В свя-
зи с этим возникает вопрос, связанный с мифологизированными
свидетельствами при изучении военно-исторических аспектов
прошлого. Все более утверждается мнение, что едва ли можно
понять отдаленную историю народов без внимания к присущим
им псевдонаучным представлениям и предрассудкам. При этом,
имеется в виду первичная или архаическая мифология, в то вре-
мя как «третичная» нередко рассматривается, как целенаправ-
ленное стремление создать идеализированные версии прошлого,
придав ему героический характер.
Несмотря на существующую критику, более того, обвинения
в этноцентризме, на стадии становления историографии бес-
письменных народов обращение к мифологическим источникам
всех уровней представляется вполне правомерным при условии
критического подхода и сохранения здравого смысла. Конечно,
такое видение прошлого несколько упрощает гораздо более
сложную историческую реальность периодов, когда этнические
группы, теряя свой прежний статус, ведут борьбу за независи-
мость, сохранение культуры и языка, когда единый в прошлом
народ оказывается разделенным, образуя диаспоры.
15
 Именно в таких случаях мифы о прошлом призваны воспи-
тать в этносах самоуважение, сплотить их, придать позитивный
импульс творческой энергии. Так, Н.М. Карамзин, приступая к
составлению труда по российской истории, ставил перед собой
вполне конкретную задачу — «выбрать, одушевить, раскрасить»
известные факты, сделав из русской истории «нечто привлека-
тельное, сильное, достойное внимания не только русских, но и
чужестранцев»16. При всей современной модернизации истори-
ческого сознания, трудно не признать значимости постановки
подобной цели.
Для репрезентации событий особое значение имели различ-
ного рода описания, сохранившиеся с древнейших времен. И
хотя они далеки от современных этнологических исследований,
в комплексе, вошедшие в них разноплановые сюжеты и харак-
теристики во многом обуславливали восприятие адыгов, поме-
щенных нами в конкретную среду привлеченных источников,
тех, по крайней мере, которые нам удалось освоить. Несмотря
на бесспорную полезность источников подобного типа, их с
большими оговорками можно отнести к объективным научным
документам. Как правило, детальные отчеты непосредственных
наблюдателей совмещались с приукрашенными, легендарными
событиями, выраженной экзотической окрашенностью. Более
того, большинство авторов не имели специальной подготовки
для того, чтобы должным образом фиксировать, а тем более
интерпретировать то, что они видели. Они смотрели на другие
народы и их обычаи сквозь призму типичных для своего времени
предрассудков и предубеждений. По мере развития, этногра-
фия приобретала все более романтический характер, становясь
страстным увлечением для тех, над кем властвовала тяга к дале-
ким странам и экзотическим народам.
Конечно, характер сохранившихся источников не мог не
повлиять на фрагментарность предлагаемой репрезентации,
обусловив лавирование между доскональными описаниями от-
дельных сюжетов и несколько рискованными утверждениями. В
принципе, это широко практикуемый прием. «Чем дальше разви-
вается исторический анализ, тем больше приходится убеждаться
в том, что показания современников часто бывают затуманены и
затемнены всякого рода фантазиями, и там, где материал не дает

16
Карамзин Н.М. История государства Российского. В 4 кн. Кн. I. М., 1998.
С. 6.

16
возможности проверить один источник другим, — там послед-
ним прибежищем остается объективный анализ»17.
Стремясь к объективной оценке выявленных материалов, мы
считали возможным использовать выражения: «полагаем», «воз-
можно», «вероятно», «по-видимому», подчеркивая, что это наш
выбор одной из существующих интерпретаций. При этом, неиз-
бежно возникающие лакуны в корпусе выявленных источников
преодолевались благодаря концептуальной логике и обращению
к историческим аналогиям. Причем, первостепенное значение
имели не столько факты, сколько описания поведения людей, а
нередко и конкретного человека, в изменяющихся жизненных
обстоятельствах. Приходилось учитывать, что «этнологические
методы являются одновременно и более грубыми и более тонки-
ми», по сравнению с методами историков: за описаниями наблю-
даемых явлений надо увидеть тончайшие нюансы психической
жизни народов»18.
Полнота реконструкции во многом достигалась благодаря
изучению событий Кавказской войны XIX в., обширным по-
казаниям современников, в основном офицеров российской
армии, имеющих необходимые специальные знания. Получен-
ные таким путем представления проливали некоторый свет и
на предыдущие периоды военной истории. Кавказская война
как «знаковое» историческое событие, оказавшее выраженное
влияние на состояние адыгского общества, стало квинтэссен-
цией накопленного военного опыта. Она не только привела к
принципиальным изменениям в общественной и повседневной
жизни адыгов, но сказалась на психологическом и физическом
здоровье, традиционных представлениях о добре и зле, о жизни
и смерти. Тем не менее, несмотря на многочисленные жертвы, в
исторической перспективе адыги, как и другие народы Северно-
го Кавказа, получили выстраданную возможность осуществить
цивилизационный прорыв, позволивший раскрыть творческий
потенциал многочисленных этносов региона.
Нельзя не учитывать, что при антропологическом подходе
круг вопросов весьма широк, более того, имеет тенденцию к
расширению по мере публикации новых исследований. Авто-
рам важно было понять какова эвристическая ценность данного
подхода, как он соотносится с другими, уже апробированными

17
Дельбрюк Г. Указ. соч. С. 76.
18
Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1999. С. 17.

17
способами познания, каковы границы применимости, познава-
тельная эффективность, перспективность с научной и прагмати-
ческой точки зрения, позитивные и негативные результаты его
реализации в исследовательской практике. Предпринималась
попытка вычленить не типичные для военной истории темы,
сместить фокус внимания, перейти от описания, широких
общностей («эпохи», «цивилизации») к изу­чению феноменов
проявления духа и ментальности, как писал Мишель Фуко, один
из наиболее цитируемых историков XX в., «живой, нежной и
трепетной истории»19.
«Связывающей» проблемой в работе стали представления о
героях, о героизме, о героическом, существовавшие в адыгском
обществе. Смысл этих понятий менялся в течение веков. Имен-
но на эту сторону вопроса обращал внимание Жак ле Гофф,
подчеркивая, что уже в конце XII в. слово «герой» в Европе
из прилагательного (смелость, отвага, подвиг) превратилось в
существительное (герой, человек высшей воинской доблести,
смельчак, славный рыцарь). Представления, воплощенные
в легендах и сказаниях, трансформировались в реальность,
приобретя яркую образность и завершенность: складывался
архетип воина.
При этом мы стремились показать, что глубинные основы
представлений о героях у адыгов существовали еще с эпических
времен, более того, в годы Кавказской войны произошло их
второе рождение, воскрешение в памяти. Источники наглядно
свидетельствуют, что многих воинов XIX в. адыги воспринимали
богатырями, наравне со знаменитыми персонажами нартского
эпоса. «История имагинарного не есть история воображения
в традиционном смысле слова, — писал Ж. ле Гофф, — а это
история сотворения и использования образов, побуждающих
общество к мыслям и действиям, ибо они вытекают из его мен-
тальности, чувственного ощущения бытия, культуры, которые
насыщают их жизнью»20. В нашей работе представлены герои
главным образом мужского пола, что обусловлено тематической
направленностью нашей монографии и во многом «мужским об-
ликом» адыгского общества. Это, отнюдь, не означает, что жен-
щины (мать, дочь, сестра, любимая) не играли роли в героизации
массового сознания, формировании образа героя.

19
Фуко М. Археология знания. Киев, 1996. С. 15.
20
Ле Гофф Ж. Герои и чудеса средних веков. М., 2011.

18
 Стремление к славе и чести неразрывно связано с почи-
танием героев: жизнь воина есть подражание. Адыгский воин
на уровне чувственной подоплеки воинской доблести мог бы
сказать то же, что и европейский рыцарь XV столетия: «Веселая
вещь война... И ведомо тебе такое чувство восторга, какое сего
не познавший, передать не может никакими словами. И вы по-
лагаете, что так поступающий боится смерти? Нисколько; ведь
обретает он такую силу и окрыленность, что более не ведает, где
он находится. Поистине, тогда он не знает страха»21.
Заслуживает внимания использование европейскими авто-
рами при характеристике адыгов-воинов понятия «рыцарь» и его
производных.  Уже в средневековом вокабулярии оно обознача-
ло свободного воина, имеющего боевого коня и умеющего биться
верхом. Жорж Дюби, крупнейший французский медиевист,
подчеркивал, что своему превосходству в обществе рыцари были
обязаны крепкому телу не знавшему усталости, ловкости в кон-
ных упражнениях, особой этике, выражавшейся тремя словами:
храбрость, щедрость, верность22.
Для многих европейцев, посетивших Черкесию, внешний
вид (снаряжение, вплоть до кольчуги и панциря, культ ору-
жия, боевой конь), образ жизни адыгского воинства (трени-
ровки, охота, набеги) и даже необходимость заявить о себе в
праздничных боях (своеобразных турнирах) соответствовали
сложившимся в романтической историографии описаниям
рыцарства. Неудивительно, что именно этот образ сохранился
в современной историографии, приобретя комплементарный
смысл.
Исходя из поставленной задачи, особый интерес представ-
лял вопрос об исторических «следах», в которых отражались
силуэты адыгов. В этом смысле мы обратились к символическим
представлениям о кавказских горах, лесе, священных рощах,
которые для адыгов были не только явлениями природы, но и
целым миром, соотносящимся с ментальными образами памяти
и мышления. Конечно, речь идет не о системной истории симво-
лов, а лишь о совокупности знаковых представлений, связанных
в той или иной степени с военно-историческим аспектом исто-
рии, и их символическом смысле.

21
Хёйзинга Й. Осень Средневековья. В 3 т. Т. 1. М., 1995. С.81.
22
Дюби Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового обще-
ства о себе самом. М., 2000. С. 262–270.

19
 Еще одно замечание, которое до­лжно позволить избежать
некоторого недопонимания. В нашей работе традиционные
игры адыгов представлены не столько как биологическая фун-
кция, вписанная в «историю тела», а в большей степени как
явление культуры. Для понимания игровой культуры адыгов
особое значение имело обращение к фундаментальному ис-
следованию выдающегося нидерландского историка и культу-
ролога Йохана Хёйзинги, анализирующего игровой характер
культуры, утверждавшего, что «если продумать до конца всё,
что мы знаем о человеческом поведении, оно покажется нам
всего лишь игрою»23.
Долгом профессиональных историков мы считаем писать
не только для своих коллег, но и для широкого круга читателей,
любящих историю и стремящихся ее понять. В связи с этим, воз-
никла задача более детального толкования источников, формы
и стилистики изложения. При этом, речь идет не о том, чтобы
«расцветить» военную историю яркими бытовыми или психо-
логическими сюжетами, а о стремлении понять внутренний
смысл поведения человека, увидеть общество не в его внешних
очертаниях, а «изнутри», проникнув в побудительные мотивы
поступков, действий конкретного человека с его жизненным
опытом и поведенческими стереотипами. Неизбежно несколько
увеличилась доля риторики, впрочем, всегда присутствовавшая
в наших работах. Исследуя образ жизни, способы поведения,
«национальный характер», как «свою» культуру, было непросто
преодолеть субъективизм оценок, вольную или невольную пред-
взятость при формировании корпуса источников и обоснованности
выдвигаемых гипотез.
Тем не менее, хотелось бы надеяться, что основная задача
решена: удалось привлечь внимание к возможностям антро-
пологического подхода в качестве одного из опорных блоков в
эпистемологическом фундаменте современного знания по исто-
рии адыгов. Научный, в то же время понятный стиль изложения,
делает книгу доступной широкому кругу читателей: от специали-
стов в области исторической антропологии и до тех, кто не имеет
специальной гуманитарной подготовки.  
Авторы скорее приглашают читателя к диалогу, чем стремят-
ся представить свое исследование как завершенное, учитывая,
что историческое знание постоянно меняется по мере расшире-

23
Хёйзинга Й. Homo ludens. Человек играющий. СПб., 2011. С. 19.
20
ния источниковой базы и совершенствования техник воскре-
шения прошедшего. Нам следовало бы назвать своих предше-
ственников, перечислить всех тех, кто занимался проблемами
исторической антропологии и военной истории адыгов, но мы
сочли возможным выразить глубокую признательность в виде
ссылок на их работы, привлекавшиеся при решении конкретных
исследовательских задач.

21
 Глава 1.
Адыги (черкесы): пространственно-
временные координаты
«История — то происходящее, ко-
торое, пересекая время, уничтожая его,
соприкасается с вечным».
Карл Ясперс

При реконструкции прошлого народов особый смысл при-

обретает вопрос о времени их появления на исторической арене и
территории расселения. Накопление разноплановых свидетельств
об адыгах (черкесах) происходило на протяжении многих веков. По
мере развития истории в пространстве и, разумеется, во времени,
прокладывались все новые тропинки для их познания, все четче
становились создаваемые образы и едва намеченные силуэты. Сме-
нялись поколения, видоизменялся сценарий исторической жизни,
но нить свидетельств о воинственности адыгов не прерывалась.
Первые неясные сведения о территории обитания отдален-
ных предков адыгов содержатся в эпических поэмах «Илиада»
и «Одиссея» Гомера (IX–VIII вв. до н.э.). Силой поэтического
воображения он создал таинственную картину этой земли, за-
вораживающую и манящую, до конца «нерасшифрованную»24.
Эти описания во многом определили интерес античных авторов
к данному региону. Так, благодаря Геродоту (V в. до н. э.) сложи-
лось представление об этнической «пестроте» региона: «Много
разных племен обитает на Кавказе»25. Им были предприняты
серьезные усилия, направленные на описание географии их
расселения, миграций, военных походов, используя систему
«привязок» к географическим ориентирам: Кавказские горы,
Боспор Киммерийский, озеро Меотида26.

24
Гомер. Илиада. Одиссея. В 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 135.
25
Геродот. История. В 9 кн. Кн.1. М., 2004. С. 203.
26
Там же. С. 104.
22
 Популярность труда Геродота способствовала закреплению
представлений о «варварском мире» этого региона как о древнем,
динамичном, активном сообществе народов, утверждавшихся
на исторической арене: идет бесконечная, жестокая борьба за
новые территории, за сферы влияния, за скот, за рабов. Страсти
буквально «кипят» на страницах повествования. При этом, мифо-
логические сюжеты тесно переплетаются с реальными знаниями
этнографического и географического характера. «Греки ясно и
твердо осознавали и то, что история есть или может быть наукой,
и то, что ее предметом являются человеческие действия»27.
В плане рассматриваемого вопроса интерес представляет
античная географическая традиция. Древнегреческий историк и
географ Страбон поставил важную проблему «постепенного рас-
ширения географических сведений»: включив в свои описания
не только подробную характеристику территорий, но и населя-
ющих их народов. «Хотя различные наши предшественники, —
был он уверен, — написали блестящие труды в разных областях
географии, однако я полагаю, что большую часть работы еще
остается сделать»28.
Наряду с обширными историческими трудами, появились
обстоятельные руководства для купцов и мореплавателей —
периплы и перигерисы29. В частности, в периплы, дошедшие до
нашего времени, вошли описания географического положения
меотов, соседствующих с савроматами и синдами, живущими
«после меотов»30. В результате отдаленные предки адыгов — мео-
ты и синды — оказались «вписанными» в мир народов Северного
Причерноморья31. Античными авторами хорошо осознавались
трудности познания этого «другого мира»: географическое
положение на «краю» («севернее людей нет»), этническая «пе-
строта», зачастую малопонятный образ жизни, воинственность.
Греки быстро оценили выгоду от общения с населением этих
районов, основу хозяйственной деятельности которых состав-

27
Коллингвуд Р. Идея истории. Автобиография, М., 1980. С.19.
28
Кавказ и Дон в произведениях античных авторов. Ростов-н/Д., 1990.
С. 159.
29
Перипл — круговой объезд по морю, перигерисы — землеописания.
30
Кавказ и Дон… С. 105.
31
Кроме античных материалов, идея автохтонности адыгов поддерживается
данными археологии, ономастики, топонимики, эпиграфическими свидетель-
ствами. См.: Бетрозов Р.Ж. Адыги: возникновение и развитие этноса. Нальчик,
1998.
23
ляло земледелие, скотоводство, рыболовство. Меоты и синды,
находясь на торговых путях из античного мира к скифо-сармат-
ским номадам, часто выступали в качестве торговых посредни-
ков. «По всему этому побережью меоты, хотя они и занимаются
земледелием, — писал Страбон, — но не менее воинственны,
чем кочевники»32.
В V–IV вв. до н.э. сведения о народах этого региона заметно
расширились благодаря возникновению Боспорского царства,
объединившего несколько греческих городов и варварскую
периферию. По мнению ряда исследователей, под влиянием
Боспорского царства, у синдов уже в середине V в. возникает го-
сударство: «в Синдской области есть место Горгиппия — столица
синдов, недалеко от моря»33.
Полисы, основанные на синдо-меотских контактах, при ус-
ловии покровительства со стороны сильных местных вождей,
получали возможность для хозяйственного и демографического
развития (равнинная местность, рыболовный промысел, сель-
ское хозяйство, близость крупных полисов Крыма). Со време-
нем они вышли из прямого подчинения меотскому вождеству и
вошли в состав Боспорского царства. Последнее же усилилось
до такой степени, что подчинило своему военно-политическому
влиянию ряд синдо-меотских общностей. Эта власть носила
далеко не бесспорный характер: имели место периодические во-
енные конфликты. Так, Диодор Сицилийский оставил интерес-
нейшее описание междоусобной войны спартокидов — братьев
Сатира и Эвмела. На стороне последнего в качестве основного
союзника выступал вождь меотского племени фатов Арифарн.
Несмотря на привлечение скифской конницы и внушительного
отряда наемников, армия Сатира потерпела поражение, а он сам
получил смертельное ранение при осаде меотской крепости34.
По мнению Н.В. Анфимова, меотское племя фатов населяло
земли в непосредственной близости от Синдики — в Западном
Закубанье35.
В конце XIX в. выдающемуся русскому ученому Василию Ва-
сильевичу Латышеву с группой историков и филологов удалось
подготовить и издать извлечения из сочинений античных авто-

32
Кавказ и Дон… С. 178.
33
Там же. С.179.
34
Диодор Сицилийский. Историческая библиотека // АИСК. С. 85–87.
35
Анфимов Н.В. Древние поселения Прикубанья. Краснодар, 1953. С. 11.

24
ров о Кавказе36. Благодаря античному «кавказскому материалу»,
стали изменяться представления о народах этого региона. В исто-
рическом сознании, закрепилось понимание того, что народы
Северо-Западного Кавказа, находясь в «пограничье» античной
цивилизации, на периферии древнего мира, тем не менее, стали
предметом устойчивого исторического интереса.
В средние века и, особенно в новое время, сведения, вошед-
шие в сочинения европейских, арабских, турецких, русских
авторов закрепили образ «Страны Черкесии» в истории, праг-
матизируя или романтизируя его. Более того, образовался свое-
образный «перекресток», где пересекались, дополняя друг друга,
а нередко и вступая в противоречия, взгляды людей разных куль-
тур. При этом история адыгов находила отражение в сочинениях
такого обширного круга авторов, что даже условная системати-
зация вызывает серьезные трудности. Какой бы народ этого ре-
гиона ни посетили путешественники — татар, ногайцев, абхазов,
грузин, — в их описания обязательно включались сведения о
черкесах, даже если авторам не удавалось побывать в их землях.
Сохранился обширный, хотя и во многом фрагментарный, мате-
риал в записях людей «извне». Как справедливо отмечал Вольтер,
отсутствие письменности не помешало бесписьменным народам
войти в мировую историю, благодаря трудам представителей
народов, владевших письменностью37.
Особую роль в распространении сведений об адыгах сыграли
арабские исследователи. Наибольшую известность приобрели
работы историка, географа и путешественника, «арабского
Геродота» Абу-ль-Хасан Али ибн аль-Хусейн аль-Масуди (X в.).
По его свидетельству, кашаки — племя «благоустроенное», мно-
гочисленное и воинственное. «Известно, — отмечал он, — что
если народы, говорящие их языком, сплотятся, то ни аланы, ни
другой какой народ не будут в состоянии ничего предпринять
против них»38.
В IX–XII вв. интересные сведения о народах Северо-Запад-
ного Кавказа появились в русских источниках. В значительной
степени интерес к этому региону был обусловлен образованием
на Таманском полуострове Тмутараканского княжества. Адыги

36
Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о
Скифии и Кавказе. В 2 т. СПб., 1893–1900.
37
История в энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. С. 260.
38
Цит. по: Микульский Д.В. Арабский Геродот. М., 1998.

25
составляли основную этническую группу населения этого кня-
жества. В Тмутаракани и ее окрестностях помимо руссов и ады-
гов проживали представители традиционных для региона Крыма
и Кавказа этносов: греки, тюрки (в лице хазар и сменивших их
кипчаков), ясы (аланы), евреи, грузины и др. Столица княжества
Тмутаракань считалась крупным, по масштабам Средневековья,
торговым и культурным центром, связывающим население Севе-
ро-Западного Кавказа с Русью, Византией и другими странами.
Свидетельства об этом периоде вошли в один из древнейших
летописных сводов, в «Повесть временных лет», охватывающий
продолжительный период истории с древнейших времен до нача-
ла второго десятилетия XII в.39. Начиная повествование, как было
принято в средневековой историографии с библейских сюжетов,
летописец отмечал, что одному из сыновей Ноя Иафету, ставше-
му родоначальником яфетических народов, отождествляемых
с индоевропейцами, достались страны, в том числе Meoтида,
Capмaтия, Cкифия.
Благодаря летописной традиции, закреплялось представле-
ние о касогах (так русские называли зихов) как воинственном
народе. Так, в «Повесть временных лет» вошел сюжет, ставший
в кавказоведении хрестоматийным о единоборстве «князя их Ре-
деди, сильного великана» и Мстислава «князя Российского»40. В
1022 г. князь Мстислав Владимирович, сын киевского князя Вла-
димира Святославича, получивший от отца в удел Тмутаракань,
«пошел на касогов». Узнав об этом, князь касожский Редедя
«вышел против него»41.

И, когда стали оба полка друг против друга, сказал Редедя

Мстиславу: «Чего ради погубим дружины? Но сойдемся, чтобы
побороться самим. Если одолеешь ты, возьмешь богатства мои,
и жену мою, и детей моих, и землю мою. Если же я одолею, то
возьму твое все». И сказал Мстислав: «Да будет так». И сказал
Редедя Мстиславу: «Не оружием будем биться, но борьбою». И
схватились бороться крепко, и в долгой борьбе стал изнемогать
Мстислав, ибо был велик и силен Редедя. И сказал Мстислав: «О
пречистая Богородица, помоги мне! Если же одолею его, воздвиг-

39
Данилевский И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы
источниковедения летописных текстов. М., 2004.
40
Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 202.
41
Там же.

26
ну церковь во имя твое». И, сказав так, бросил его на землю. И
выхватил нож, и зарезал Редедю. И, пойдя в землю его, забрал все
богатства его, и жену его, и детей его, и дань возложил на касо-
гов. И, придя в Тмутаракань, заложил церковь святой Богородицы
и воздвиг ту, что стоит и до сего дня в Тмутаракани».
Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 202–203.

Эта запись летописца свидетельствует о нескольких важных

моментах: во-первых, касожский князь воспринимался русским
летописцем как равный сыну киевского князя; во-вторых, имен-
но Редедя в соответствие со средневековым рыцарским обыча-
ем, «вызвал на единоборство», и его вызов, как вызов равного,
был принят; в-третьих, не кто иной, как Мстислав, нарушил
договоренность «побороться» — «не оружием будем биться, но
борьбою», тем самым, преступил договор «на уровне слова», что
в ментальности Средневековья воспринималось как нерушимый
символ рыцарской чести.
Более того, в летописи были зафиксированы факты уча-
стия касогов в военных походах русских князей. Так, в 1023 и в
1024 гг. касоги приняли участие в борьбе Мстислава с Ярославом
Мудрым за право «сесть» на киевский престол42. К сожалению,
до нас дошли весьма скупые сведения, дающие лишь общие
представления о восприятии адыгов русскими. Пожалуй, одно
бесспорно: опыт первых контактов закладывался именно в эти
удаленные века.
Важное значение для распространения знаний об адыгах
имело появление в Северном Причерноморье (XIII в.) генуэзских
торговых факторий. В продолжение более чем двух столетий
этот регион, в том числе и Черкесия, оказались в сфере влияния
генуэзцев.
Все более широкую известность среди западноевропейских
мореплавателей приобретало Черное море. Это было время иной
учености: мудрость отражалась в прагматическом стремлении
познать мир, расширить его пределы. Представители италийских
картографических школ (Пьетро Весконте, Фра Мауро, Паоло
Тосканелли, Фредуче из Анконы, Франческо Гизольфи, Батти-
ста Аньезе и др.), создали выдающиеся географические карты
(так называемые портоланы) бассейна Черного моря, которые
содержат ценную информацию по исторической географии и

42
Там же. С. 202–203.
27
топонимике Черкесии, Абхазии и Грузии. Издание в Майкопе
уникальной коллекции карт XIV–XIX вв. позволяет наглядно
представить «уровень изучения страны черкесов» картогра-
фами43. Это тот случай, когда метафорично говоря, каравеллы
современного Колумба, достигли цели: сделано еще одно «от-
крытие Черкесии».
Имеющиеся сведения углублялись за счет информации,
вошедшей в официальные отчеты различных посольств. В XV в.
Иоанн де Галонифонтибус, состоявший на дипломатической
службе при Тамерлане, дал довольно обстоятельное описа-
ние народов Кавказа. Он пишет, что страна, расположенная
у подножья Кавказских гор, на побережье Черного моря,
называется Зикией или Черкесией. «Они не имеют царя, и у
них есть только несколько мелких феодалов; многие их села
никогда никем не управлялись, и они имеют собственных
глав»44. Характеризуя черкесов, И. Галонифонтибус подчерки-
вал, что народ этот «чрезвычайно талантлив и способен к раз-
личным делам, но не в своей собственной стране». В качестве
подтверждения он приводит интересное свидетельство: один
черкесский дворянин, проданный в Генуе, прошел обучение
и, когда освободился из рабства, стал францисканцем. Более
того, архиепископом в своей стране. «Здесь он жил и долго
удерживал свой приход, обращая в христианство многих своих
соотечественников»45.
Обращаясь к подобным свидетельствам, не хотелось бы
приукрашивать существовавшую картину. Конечно, далеко не
во всех дошедших до нас описаниях присутствовала подобная,
доброжелательная характеристика черкесов и их образа жизни.
В частности, Иоганн Шильтбергер, посетивший земли адыгов в
первой четверти XV в., писал, что они исповедуют греческую
веру, но, тем не менее, «злые люди, продающие язычникам соб-
ственных своих детей и тех, которых они крадут у других, они
также занимаются разбоем»46.
С открытием Нового Света (XV в.) в историческом знании
происходят принципиально значимые изменения. Зримо раз-

43
Хотко С.Х. Открытие Черкесии. Картографические источники XIV–
XIX вв. Майкоп, 2015. С. 10.
44
СКЕЛ. С. 17.
45
Там же. С. 19.
46
Там же. С. 20.

28
двигаются границы мира: все народы хотели теперь иметь свою
историю, как можно больше узнать о соседях, проникнуть в
сумрачные лабиринты прошлого. Описания отдельных земель и
народов приобретали все большую прагматическую направлен-
ность. В сознании все более утверждалась мысль, что «нет морей
неисхоженных, нет земель неизведанных». История наполнялась
огромным количеством фактов, в том числе и мало значимых, по
мнению Вольтера, мешающих улавливать «дух времени и нравы
народов»47.
Необходимо вспомнить в данном контексте и то выдающееся
обстоятельство, что первое этнографическое описание адыгского
народа было создано генуэзским чиновником и интеллектуалом
Джорджио Интериано (Giorgio Interiano). Его книгу «Быт и стра-
на зихов, именуемых черкесами» можно с полным основанием
назвать энциклопедией адыгской жизни XV в. В частности, Инте-
риано впервые четко указал, что самоназвание черкесов — адига
(Adiga)48.
Дж. Интериано оставил интересные описания обычаев и
образа жизни адыгов, считавшиеся до второй половины XVIII в.
наиболее полными «Есть у них знатные и вассалы, и сервы, или
рабы. Знатные пользуются среди прочих особым почетом и зна-
чительную часть времени проводят на коне»49. Читая его записи,
наглядно осознаешь, насколько медленно происходят изменения
в общественной жизни народов: сделанные им замечания отра-
жают не только истоки, характерных для адыгов «обыкновений»,
но и их устойчивость.
Заслуживающие внимания сведения о черкесах вошли в
записки европейцев, путешествовавших в XVI–XVII вв. в Мо-
сковию. В них проявилось вполне понятное стремление сравнить
увиденные «характеристические черты народов» с обычаями
не только европейцев, но и русских. Так, известный немецкий
дипломат и путешественник Сигизмунд Герберштейн, дважды в
1517 и 1526 гг. посещавший Россию в качестве посла Священной
Римской империи, отмечал, что чиркасы или цики «в надежде на
неприступность своих гор не признают власти ни турок, ни та-
тар». При этом, «они самые смелые пираты: на кораблях спуска-

47
История в энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. С. 12.
48
«Zychi, in lingua uulgare, greca, e latina cosí chiamati e da’ Tartari, e Turchi
domandati Ciarcassi, et in loro proprio lenguagio appellati Adiga».
49
АБКИЕА. С. 47–51.

29
ются в море по течению рек, берущих начало из их гор, и грабят,
кого только могут, преимущественно же тех, которые ездят из
Кафы в Константинополь»50.
Особое значение для закрепления знаний об адыгах имел
труд выдающегося османского путешественника и историка Эв-
лия Челеби (XVII в.)51. Он утверждал, что у равнинных черкесов
имелись крупные поселения пшуко (резиденции князей), кото-
рые периодически, из-за угрозы со стороны кочевников, меняли
свое месторасположение, но могли при этом достаточно долго —
десятилетиями — находиться на одном месте. Упоминает он и о
поселениях, жители которых занимались не сельскохозяйствен-
ным производством, а исключительно ремеслом.
Обращаясь к социальному устройству, Э. Челеби отмечал на-
личие серьезных противоречий: все «села враждебны друг другу,
так что нет недостатка в постоянных междоусобных войнах и
распрях». Сообщает он о тысячах хорошо вооруженных отбор-
ных воинов, джигитов-богатырей, «прославленных и отважных»,
«отборных и богатых, то есть владеющих животными». Весьма
важным представляется его сообщение о том, что черкесы, жив-
шие в Османской империи, отправляли своих детей на родину
для обучения родному языку и воинского воспитания. Э. Челеби
описывает эпизод, свидетельствующий о своеобразных отно-
шениях черкесов с крымским ханом. Захватив у него сына, они
заявили: «Пусть он останется у нас, будет нашим господином.
А придет время — он станет ханом и будет нами править» 52.
Правда, черкесы вскоре его отпустили, по-видимому, не очень
нуждаясь в «правителях», тем более «призванных»!
Возрастание интереса к народам Северо-Западного Кавказа,
очевидно, определялось влиянием ренессансной культуры. Как
правило, в работах европейцев имеются ссылки на античных
авторов — Геродота, Плутарха, Страбона, описывающих наро-
ды этого региона. В значительной степени этим обстоятельст-
вом можно объяснить гуманистическую оценку образа жизни
черкесов, стремление сравнивать его с греческим, генуэзским,
французским, шотландским. Но существовал и чисто практиче-
ский интерес. После разгрома армии хана Каплан-Гирея в 1708 г.

50
Записки о Московии барона Герберштейна. С латинского базельского
издания 1556 года перевел И. Анонимов. СПб., 1866. С. 153.
51
Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979.
52
Там же. С. 52–68, 73–76, 86–90.
30
в Кабарде и поражения шведов под Полтавой в 1709 г., усилился
интерес к черкесам как к потенциальным военно-политическим
союзникам. Абри де ла Мотрэ, находившийся на службе у швед-
ского короля Карла XII (укрывшегося в Турции) в 1711 г. совер-
шил специальную поездку в Черкесию, итогом которой стали
весьма информативные записки53.
В ряду подобных описаний Черкесии особое место занимает
сочинение Шарля де Пейсонеля «Трактат о торговле на Черном
море», опубликованный в Париже в 1787 г. Будучи дипломатом,
автором нескольких очерков и обозрений, он мог рассчитывать
на внимание к своей работе специалистов по истории и этно-
графии. Тем более, что в век Просвещения интерес к «нравам и
духу народов» приобрел широкое распространение среди евро-
пейских интеллектуалов.
На Ш. Пейсонеля произвело глубокое впечатление воспри-
ятие адыгами пространства обитания как реального ресурса
жизнедеятельности, освоение которого носило как экстенсив-
ный, так и интенсивный характер, стремление использовать
не только новые земли в границах освоенного ареала, но и со-
вершенствовать способы хозяйствования на ранее освоенных
территориях. Несмотря на прагматичность описаний, трактат
не только делал этот регион привлекательным для европейцев
в плане развития торговых отношений, но и в обобщенном
виде отражал имеющийся уровень знаний о Черкесии: ее об-
щественном устройстве, социальной структуре, хозяйственной
деятельности, обычаях54.
Сохранились интересные свидетельства, что описания
«Страны черкесов» вызывали у европейцев особый интерес: они
не только публиковались, но и распространялись в рукописях,
пересылались из одной страны в другую по просьбе «заинте-
ресованных лиц»55. Несколько отклоняясь от основной линии
изложения, хотелось бы отметить, что интерес к Черкесии нашел
несколько неожиданное отражение в литературных сказках.
Именно в это «отдаленное королевство» отправлялись «знатные
благородные юноши» Франции в поисках славы и богатства,
именно там во дворцах правили мудрые «короли», в прекрасных

53
A. de la Motraye’s travels through Europe, Asia, and into part of Africa…
Vol. II. L., 1723.
54
СКЕЛ. С. 161–185.
55
Там же. С. 90.

31
садах обитали многочисленные «пугливые красавицы» и злая
колдунья похищала «наследницу Черкесии»56. И, хотя данные
романтические описания мало соответствовали историческим
реалиям, они показательны с точки зрения мифологизации
представлений об этой пьянящей красотой, таинственной земле.
В XVIII в. усиливается интерес к северокавказскому региону
со стороны европейских государств, в том числе и России. Крат-
кое, но необычайно компетентное описание Черкесии содер-
жится в «Истории Османской империи» молдавского господаря
Дмитрия (Димитрия) Кантемира (Dimitrie Cantemir, 1673–1723).
Оно создано человеком, эрудиция которого далеко превосходит
познания едва ли не всех прочих авторов, писавших до него и
еще долго — после него, о странах и народах Османской импе-
рии, Кавказа, Балкан, Ближнего Востока. Его книга одновремен-
но является знаковым историографическим фактом, и значимым
историческим источником57.
Дм. Кантемир имел совершенно уникальный опыт «узнава-
ния» черкесов, с которыми судьба сводила его в Молдавии, Тур-
ции, России, на Кавказе. Учитывая османскую практику направ-
ления чиновников из числа черкесских капыкулу (османская
военно-рабская корпорация на манер египетских мамлюков) в
Яссы, при назначении каждого нового господаря, знакомство
будущего правителя Молдавского княжества с черкесами нача-
лось еще в детстве58. Неудивительно, что в «Османской империи»

56
Французская литературная сказка XVII–XVIII веков. М., 1991. С.144–
145; 206–207.
57
Кантемир Дм. История роста и упадка Оттоманской империи // СКЕЛ.
С. 98–104; Сantimir Dm. Démétrius. Histoire de l’Empire Othoman, où se voyent
les causes de son agrandissement et de sa décadence; traduite en français par M. de
Joncquières; 4 vol., Paris, Nyon fils, 1743; Очерк о черкесах представляет собой
текст примечания, помеченного двумя (hh) «Сhercassiens ou plutôt Circassiens» к
главе о правлении Байазета II (том I, часть III, глава II). Обстоятельное примеча-
ние занимает 4 с лишним страницы (pp. 143–147). Краткий, но содержательный
очерк Кантемира о черкесах настолько нравился его коллегам — первым иссле-
дователям Кавказа, что был переведен на немецкий язык и издан Вакербартом в
Дрездене в 1798 г. под названием «Черкесы». В российском кавказоведении он
был впервые введен в научный оборот В.М. Аталиковым в 1987 г.: См.: Аталиков
В.М. Страницы истории. С. 138–142.
58
С 11-летнего возраста Дмитрий проживал в Стамбуле, где его готовили к
предстоящей карьере вассального правителя. В своей книге о Молдавии Канте-
мир отмечал, что не только Порта навязывала молдавским господарям черкес-
ских чиновников, но уже и сами эти господари, живя в собственном особняке в
Стамбуле, закупали для своей охраны черкесских невольников. (См.: Кантемир

32
Кантемира много внимания уделено сановникам Порты — уро-
женцам Черкесии и причерноморской Абазии (Убыхии и Джи-
гетии)59. В частности, автор дал самые высокие оценки военной
культуре и всаднической моде черкесов60.
Качественно новый этап в осмыслении черкесской исто-
рии связан с именем Иоганна Эрика Тунманна (Johann Erich
Thunmann, 1746–1778), шведско-германского историка, автора
ряда трудов о народах Восточной Европы и Балкан, профессора
университета в Галле (Саксония). Его монография о Крымском
ханстве, содержащая обстоятельный раздел о черкесах, вошла в
научный сборник, известный как «Землеописание» Бюшинга61.
И.Э. Тунманн подчеркивал преемственность черкесов в отно-
шении древних племен Северо-Западного Кавказа, но связывал
генезис адыгской общности, в основном, с зихами. Усиление
зихского (черкесского) племенного союза он относил к I в. н.э.62
В условиях крайне ограниченной источниковой базы, ав-
торы вынуждены были опираться на анализ этнонимической
традиции. Так, И.Э. Тунманн отождествлял гетиков италийских
источников, под которыми подразумевалось население Таман-
ского полуострова, с готами-германцами. Это предположение
показывает его отличную эрудированность, основанную на зна-
нии генуэзской переписки, но в то же время — романтическую
убежденность в том, что в Крыму и на Кавказе могли сохранять-
ся потомки германского племени времен Великого переселения
народов63.

Дм. Описание Молдавии. Кишинев, 1973. С. 140). В 1691 г. Кантемир перестает

быть почетным заложником молдавской лояльности Порте и становится
правителем Молдавского княжества. В 1693 г. Д. Кантемир был низложен с
господарского трона: это было осуществлено султанским посланником капуджи-
пашой Мехметом Черкезом. (См.: Цвиркун В.И. Дмитрий Кантемир. Страницы
жизни в письмах и документах. СПб., 2010. С. 25).
59
Cantemir Dm. Histoire… Т. II. P. 5, 12, 16, 20, 32, 38, 236, 252, 267, 293,
306–307, 310.
60
Ibid. T. I. P. 144.
61
Die Taurische Statthalterschaft oder die Krim // Büsching A.F. Erdbesch-
reibung. Т. 1. Hamburg: C.E. Bohn, 1787. P. 1185–1283.
62
Тунманн. Крымское ханство. Симферополь, 1936. С. 63.
63
Гетики не имеют никакого отношения к воображаемым готам: этот этно-
географический термин восходит к адыгскому хытук («остров», «островитяне»)
и обозначал зихское (черкесское) население Таманского «острова». Это же
население потом получит в османских и крымских источниках наименование
адалар (тур. «островитяне»).

33
 Благодаря И.Э. Тунманну наметились подходы к вопросу
формирования адыгского этнополитического пространства.
Он считал, что вторжение куманов (половцев) в конце XI в.,
ликвидировавшее русское Тмутараканское княжество, создало
условия для расширения черкесского пространства. В работе
представлено краткое, но емкое описание ордынской эпохи в
истории черкесов. Монголы поставили под свой контроль Азов и
Тамань, но «подчинение им цихов и других черкассов было всег-
да очень условно: в лесных и горных местностях они оставались
фактически независимыми, а живущие в равнине признавали
монгольское владычество, пока или когда они были принуждены
к этому» 64.
Внешнеполитические отношения Черкесии в работах этого
периода не нашли сколько-нибудь систематического освещения.
В основном, внешнеполитический аспект сводится к констата-
ции русского (через Тмутаракань) и кочевнического влияния.
И.Э. Тунманн первым выделил русский период этих отношений
в границах следующих событий: в 965 г. киевский князь Свя-
тослав разгромил хазар, а в 1015 г. русские, «соединившись с
византийскими греками, овладели землями у Азовского моря,
уничтожили Хазарское государство и основали на острове и в
городе Тамани (по-русски Тмутаракань или Томуторохан) особое
русское княжество, которому и хазары, как и цихи, некоторое
время платили дань»65.
Османская экспансия сводилась, по замечанию И.Э. Тун-
манна, к ограниченной задаче установления контроля над Кер-
ченским проливом: «Их намерением было только обеспечить за
собой Каффинский пролив и Азовское море». Он отмечал, что
«в начале османского периода крымские ханы не имели еще
никакого влияния на Кубани». На власть над этим регионом
претендовали астраханские ханы, но «в действительности здесь
господствовали мелкие черкасские князья»66.
Развивая эту тему, И.Э. Тунманн подчеркивал колонизаци-
онную практику крымских ханов, специально поселявших на
Кубани астраханских ногаев, или уведенных ими во время войны
(поход Сахиб-Гирея против Астрахани), или добровольно ушед-
ших с Волги и ставших под защиту крымских ханов, особенно во

64
Тунманн. Указ. соч. С. 64–65.
65
Там же. С. 64.
66
Там же. С. 65.

34
время и после разрушения астраханского государства. Усиление
позиций Крымского ханства он связывал с Мухаммед-Гиреем,
что находит подтверждение в последующих исследованиях67.
Картина истории Черкесии, созданная знанием и воображением
И.Э. Тунманна, стала поистине хрестоматийной и заметно повли-
яла на многие поколения историков Кавказа68.
В 1770–1773 гг. известный этнограф, член Российской ака-
демии наук Иоганн-Антон Гюльденштедт, детально обследовал
территорию между Каспийским и Черным морями. Им были
собраны подробные сведения по географии и этнографии наро-
дов, их истории, обычаям, языкам. И хотя И.-А. Гюльденштедт не
посетил северо-западную часть Кавказа, ему удалось записать
интересные сведения о социальном строе и культуре адыгов, к
которым в последствие не раз обращались авторы, каждый раз
подчеркивая их сомнительную ценность.
В конце XVIII — в начале XIX в. на границе мира и Кавказ-
ской войны Северный Кавказ привлекал все большее внима-
ние российского общества. Всемирную известность получили
географические и картографические экспедиции по России
под руководством известного в Европе ученого-натуралиста
Петера Симона Палласа, одним из первых осознававшего, что
малоисследованная Россия, и особенно прилегающие к империи
регионы, представляют ничуть не меньший интерес, чем «откры-
тая» Америка. Его многотомный труд «Путешествие по разным
провинциям Российской империи»69 вышел в свет на немецком,
французском и русском языках.
В 1793–1794 гг. П.-С. Палласом была организована экспе-
диция для изучения обширных территорий Северного Кавказа,
в ходе которой удалось собрать значительные сведения о черке-

67
Тунманн. Указ. соч. С. 66.
68
Весь текст, описывающий черкесскую историю от античной эпохи до
XVI в., в 1823 г. был переведен и включен в состав исторического обзора С.Б.
Броневским (Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, со-
бранные и пополненные Семеном Броневским. Ч. 2. М., 1823. С. 44–52). Прин-
ципиально значимые извлечения обнаруживаются в текстах И.Ф. Бларамберга
(1833) и С. Хан-Гирея (1836). (Бларамберг И. Историческое, топографическое,
статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа. Нальчик, 1999.
С. 100–114; Султан Хан-Гирей: Избранные труды и документы. Майкоп, 2009.
С. 78–81).
69
Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государ-
ства // Россия XVIII в. глазами иностранцев. Л., 1989.

35
сах. Будучи профессиональным этнографом, он детально описал
жилища черкесов, их одежду, оружие, образ жизни. Обращаясь
к вопросу об общественном строе черкесов, он считал возмож-
ным сравнивать его с феодальной системой, существовавшей в
странах Европы. В целом ему удалось внести серьезный вклад в
знания о народах данного региона.
По близкому маршруту совершил путешествие Ян Потоц-
кий — польский историк, географ, этнограф, археолог, есте-
ствоиспытатель, путешественник, служивший в Министерстве
иностранных дел при Александре I. Ему принадлежит более
двадцати больших трудов. В их числе, «Путешествие в Астра-
хань и окрестные страны в 1797 году». Путешествуя по местам,
описанные в свое время Геродотом, он приходит к заключению,
что с тех пор сто различных народов обитали на этих землях:
развалины их городов покрывают степь, но имена исчезли.
Тысячи государей и славных воинов похоронены в степи и кто
их ныне знает? «Один Геродот, древнейший из историков, су-
ществует в своем творении,.. пережило только то, что записал
Геродот»70.
Дневник его путешествия стал одним из наиболее читаемых
материалов по истории этого малоизвестного, даже образован-
ной части населения России, региона. Начиная дневниковые
записи своего путешествия, Я. Потоцкий обещает читателю «не
закрывать глаз», рассказывая обо всем увиденном, подчеркивая
значимость «всякой истины, касающаяся до истории человека
или природы». Отмечая роль И. Гюльденштедта и других ученых
Санкт-Петербургской академии, он с сожалением подчеркивал,
что для них, как натуралистов, «исторические изыскания о на-
родах составляли предмет посторонний»71. Не перестают уделять
метаморфозы историографии: прошло немногим более двухсот
лет и в предмет истории прочно вошли именно «натуралистиче-
ские» темы.
Описывая народы Поволжья (татар, калмыков, киргизов),
Я. Потоцкий лишь иногда делал замечания о народах Северного
Кавказа, далеко не всегда претендующие на истинность («как

70
Паллас П.С. Указ соч. С. 207.
71
Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок
иностранных и русских путешественников по Волге в XV–XVIII вв. Сталинград,
1936. С. 206.
36
мне рассказывали» и т.п.). «Вообще кавказские народы, — обоб-
щал он, — являют странную смесь необразованности и велико-
душия; они лгуны, воры и обманщики с иностранцами, но оказы-
вают геройское презрение к жизни и ненарушимое уважение к
гостеприимству; наконец, они друзья искренние»72.
Динамичные, во многом противоречивые события XIX
столетия на Северном Кавказе не могли не найти отражения в
исторической науке, запечатлев с разной степенью достоверно-
сти многочисленные «образы» реальной жизни. Основная де-
ятельность по собиранию этнографического материала сосре-
доточивалась преимущественно в двух научных учреждениях:
в Санкт-Петербургской академии наук и в Кавказском отделе
Русского географического общества73. Благодаря их усилиям,
организовывались экспедиции, разрабатывались программы
научных исследований, методические рекомендации, инструк-
тивные письма и анкеты для сбора исторически значимых све-
дений74. Такие известные ученые, как П.И. Ковалевский, Ф.И.
Леонтович, Л.Г. Лопатинский, Л.Я. Люлье, В.Ф. Миллер, П.К.
Услар, Ф.И. Шегрен, не только часто посещали этот регион,
но и многие годы жили среди адыгов, исследуя их историю и
культуру.
Член Кавказского отдела Русского географического общест-
ва Леонтий Яковлевич Люлье, анализируя значимость созданных
научных центров, подчеркивал, что благодаря их деятельности
«понятия» о стране черкесов сделались более ясными, но, по-
прежнему, нельзя сказать, что они «точны и совершенны» 75.
Признавая значимость сохранившихся свидетельств он делает
принципиально значимый вывод, что уже в первой половине
XIX в., благодаря трудам Г.-Ю. Клапрота, П.-С. Палласа, И.-А.
Гюльденштедта, Ф.-Д. Монпере, С.М. Броневского, стала скла-
дываться «русская историография» Черкесии76.

72
Там же. С. 217.
73
Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Россия. Иллюстрированный энциклопедиче-
ский словарь. М., 2006. С. 112.
74
Статьи по истории и этнографии адыгов печатались в «Записках»
(с 1852 г.) и «Известиях» (с 1872 г.) Кавказского отдела Русского географиче-
ского общества, в «Кавказском календаре» (с 1845 г.), «Кавказском сборнике»
(с 1876 г.), «Сборниках материалов для описания местностей и племен Кавказа»
(с 1881 г.), в «Сборнике сведений о Кавказе» (1871–1885 гг.) и др.
75
Люлье Л.Я. Черкесия. Историко-этнографические статьи. Киев, 1991. С. 6.
76
Там же. С.15, 19–20.

37
 Тем не менее, в связи с постановкой данной проблемы
имеет смысл отметить, что не только в разговоре, но даже в
официальных документах все местные народы Северо-Запад-
ного Кавказа назывались «черкесами». В связи с этим, М.Я.
Ольшевский задает вопрос, сохраняющий и сегодня свое зна-
чение. «Отчего же мы, русские, все население Кавказского
хребта принимали за один народ? Оттого, что мы, прежде всего,
познакомились с черкесами и вообще с жителями Западного
Кавказа… Между тем настоящие жители Западного Кавказа
никогда не называли себя «черкесами». Они называли себя или
«адыге», или по именам тех обществ, к которым принадлежали;
а эти последние преимущественно назывались по именам своих
родоначальников»77.
Особую роль в переходе от устной к письменной традиции
сыграла деятельность председателя Кавказской археографиче-
ской комиссии академика А.П. Берже. Под его непосредствен-
ным руководством было опубликовано многотомное собрание
ценнейших материалов по истории народов Кавказа78. Кроме
того, были изданы многотомные документальные собрания:
«Сборник сведений о кавказских горцах»79, «Сборник статисти-
ческих сведений о Кавказе», закрепившие в письменной тради-
ции значительные пласты устных свидетельств80.
В эти же годы Управлением Кавказского учебного округа
издавался «Сборник материалов для описания местностей и
племён Кавказа». В сборник вошли обширные и весьма ценные
источники по истории, археологии, лингвистики и этнографии
Кавказа. При применении антропологического подхода, особый
смысл приобретают «наработки» этнографической практики,
проявляющиеся в способности устанавливать контакты, вы-
бирать информантов, записывать тексты. Во многом благода-
ря этой трудоемкой деятельности создавались «насыщенные
описания».

77
Ольшевский М. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003. С. 478.
78
В 1866 г. вышел в свет первый том документов, собранных Кавказской
Археографической комиссией под руководством А.П. Берже.
79
С 1868 по 1881 г. при Кавказском горском управлении в Тифлисе были
подготовлены 10 томов издания, специально посвященного истории и этногра-
фии народов Кавказа, — «Сборник сведений о кавказских горцах», под редак-
цией Н.И. Воронова. В сборнике впервые были напечатаны собрания адатов
кавказских горцев, сказания о нартах.
80
Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Россия… С. 112.

38
 В этом смысле интерес представляет деятельность Паго
Тамбиева81. Благодаря ему, на страницах «Сборника», в течение
почти двадцати лет, систематически публиковались собранные
им материалы: нартские сказания, историко-героические песни,
пословицы, поговорки, закрепившие в письменной культуре
важнейшие устные свидетельства адыгской истории82. Опубли-
кованные тексты отражали не только характерные для адыгов
нормы общественной жизни и быта, но и такие глубинные пла-
сты ментальности, как особенности мировоззрения и жизненной
философии.
В российском обществе под влиянием идей Просвещения и
Романтизма усилился интерес к историческому прошлому на-
родов за «гранью времен». Таким миром свободы и вольности,
грозным и завораживающим, во многом непонятным крепост-
нической России, представал Северный Кавказ. В этом смысле
знаковым событием стала публикация «Истории государства
Российского» Николая Михайловича Карамзина83. Северо-Кав-
казский регион представлялся ему своеобразным водоразделом
между европейским и азиатским «миром». В его работе все наро-
ды, издревле обитавшие в этом регионе, предстают как «народы
южной России», «нынешние кавказские страны России», хотя
война за «владение» данной территорией была еще далеко не
завершена. Понятно, что в работу могли войти только ограни-
ченные сведения, тем не менее, территории обитания народов
Северного Кавказа воспринималась как этнически номиниро-
ванная земля («Страна черкесов», «государство алан» и т.п.).
В данном контексте не менее важно отметить, что история
Н.М. Карамзина в значительной степени определяла тематиче-
скую направленность зарождавшейся историографии адыгов.
Принципиально значимым историографическим явлением
стало появление исторических сочинений, созданных Шорой
Ногмовым и Султаном Хан-Гиреем. Их труды были знаковым
событием, поворотом к написанию «своей» истории. В них полу-
чил освещение широкий круг проблем как традиционных, так и
новых. В качестве основы были использованы известные источ-

81
Кумыков Т.Х. Культура, общественно-политическая мысль и просве-
щение Кабарды во второй половине XIX — начале XX века. Нальчик, 1996.
С. 145–158.
82
Хашхожева Р. Паго Измайлович Тамбиев // Избранные произведения
адыгских просветителей. Нальчик, 1980.
83
Карамзин Н.М. История государства Российского. В 4 кн. М., 1998.

39
ники, содержащие сведения об адыгах и их предках: область
расселения, природно-климатические условия, хозяйственная
деятельность, социальный строй, отдельные факты политической
и военной истории, религиозные и этнографические данные.
Это была новая, прорусски настроенная элита, владевшая
иностранными языками, знакомая с русской, восточной и евро-
пейской историей и литературой, имевшая немалый жизненный
опыт. Ш. Ногмов успел побывать духовным лицом, преподава-
телем, военным, работником суда. С. Хан-Гирей был професси-
ональным военным, сделавшим блестящую карьеру, дослужив-
шись до звания полковника, должности флигель-адъютанта Его
Императорского Величества и командира Кавказско-горского
полуэскадрона84.
Учитывая особенности сложившейся историографической
ситуации, серьезное значение приобретает проведенная Ш. Ног-
мовым систематизация исторических источников, послуживших
основой его сочинения. К ним он относил известные в народе
изустные предания; песни, сочиненные в связи с важными собы-
тиями; народные пословицы и поговорки, вобравшие жизненный
опыт поколений; сохранившиеся древние наименования (топо-
нимика); памятники зодчества, оставшиеся от прежних времен;
любопытная рукописная книга Измаила Шогенова, написанная
на греческом языке; родословные списки фамилий нынешних
князей на турецком языке; собрание так называемых статейных
или посольских дел и жалованных грамот85.
Систематическую работу над «Записками о Черкесии»
С. Хан-Гирей начал в 1829 г. Именно в эти годы обостряется во-
енно-политическая ситуация на Северном Кавказе. Главным для
автора было создать «полезную» работу по истории Черкесии,
обосновав на историко-этнографическом материале мнение о

84
Заметим, что эта гвардейская часть состояла из представителей горской
знати и являлась не только императорским конвоем, но и проводником
«просвещения своих единоземцев». В составе полуэскадрона в разное
время служили Ш. Ногмов и Султан Казы-Гирей и другие горцы. Благодаря
своему особому положению гвардейцы имели возможность общения со
многими известными людьми России (Цикушева С.Я. Становление адыгской
историографии (первая половина ХIХ в.): Ш. Ногмов и Хан-Гирей. Майкоп,
2008. С. 58–63; Петин С. Собственный Его Императорского Величества
конвой.1811–1911 гг. СПб., 1911. С. 64.)
85
Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа. Составленная по преданиям
кабардинцев. Нальчик, 1994.

40
возможности «избежания кровопролития». «История народов
есть предмет важный, — писал Хан-Гирей, — его изучать не
только любопытно, но даже необходимо, чтобы иметь об них
удовлетворительные понятия»86.
Представляя военному «начальству», графу А.Х. Бенкендор-
фу, свое сочинение87 он, несомненно, рассчитывал, что познание
нравов и обычаев черкесов позволит «мудро управлять этим
краем». И хотя Николай I, собиравшийся посетить Кавказ, заин-
тересовался «Записками» как собранием сведений по истории,
его, отнюдь, не убедили предлагаемые автором средства «при-
ведения черкесского народа в гражданское состояние кроткими
мерами»88.
С точки зрения влияния на массовое сознание россиян,
более выраженное значение имела публикация статей и очер-
ков С. Хан-Гирея на страницах журналов «Русский вестник»
и «Русский инвалид», а также газет «Кавказ», «На Кавказе»89.
В 1841 г. в журнале «Русский вестник» была опубликована его
историческая повесть «Черкесские предания». Написание исто-
рических трудов воспринималось Хан-Гиреем как достойное и
благодарное занятие. «Пройдут столетия, и позднее потомство с
восторгом и удивлением будет произносить имена прославлен-
ных отечеством мужей: оно оценит их труды, их дела и станет
ими гордиться»90.
Работы Ш. Ногмова и С. Хан-Гирея стали интересными
попытками дать целостное представление об адыгах: их «впи-
санность» в конкретные географические и временные рамки,
особенности происхождения и развития, система жизнедея-

86
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 77.
87
Основной труд Хан-Гирея «Записки о Черкесии» в свое время не получил
широкой известности: рукопись удивительным образом «затерялась» в Гене-
ральном штабе и была случайно обнаружена в архиве только в 1958 г. Тем не
менее, история его создания и почти детективная историографическая судьба
представляет самостоятельный исследовательский интерес. С пророческой
проницательностью Хан-Гирей писал: «Не знаю, будут ли когда-нибудь изданы
в свет здесь предлагаемые “Записки”, я их писал не для публики» (Султан Хан-
Гирей: Избранные… С. 39).
88
Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1978. С. 25, 28.
89
В эти же годы в русской прессе было опубликовано несколько произведе-
ний и Адиль-Гирея. В основу его рассказов «Сулейман-эфенди», «Жена черке-
са» положены подлинные события (Кавказ. 1846. № 9, 51; 1847. № 11. С. 29–40).
90
Хан-Гирей. Черкесские предания. Избранные произведения. Нальчик:
Эльбрус, 1989. С. 57.

41
тельности, культурно-исторические связи с окружающими на-
родами, сохранение этнической целостности в экстремальных
условиях существования.
Внимания заслуживает продолжавшаяся традиция описа-
ния Черкесии европейскими авторами. Конечно, это была уже
другая страна: все более масштабной и ожесточенной станови-
лась Кавказская война. Фактически все посетившие Северный
Кавказ, в эти годы стремились подчеркнуть уникальность своих
наблюдений, несмотря на выраженные смысловые и сюжетные
заимствования.
В ряду подобных свидетельств особое место занимают ис-
следования, проведенные этнологом, археологом, натуралистом
и географом Фредериком Дюбуа де Монпере, посетившим чер-
кесское побережье в 1833 г.91. Более обстоятельно, по сравнению
с предшественниками, он проанализировал социальный строй
черкесов, сравнивая его с германским и французским времен
Меровингов, называя средневековой феодальной рыцарской
аристократией. Его идея относительно причин, разделяющих
народ на «племена и множество независимых родов», мешавших
национальной консолидации, до настоящего времени не потеря-
ли научного значения. Но в целом, представленные материалы
далеки от системных, целенаправленных этнографических и, тем
более, исторических исследований.
Почти два с половиной года (апрель 1837 г. — октябрь 1839 г.)
в Черкесии находился англичанин Джеймс Бэлл. Он выступал в
роли коммерсанта, хотя гораздо в большей степени интересовал-
ся политическими вопросами и даже стремился координировать
военные действия. Несмотря на свою «разностороннюю» дея-
тельность, ему удалось создать самый обширный в европейской
историографии XIX в. труд по истории черкесов. Многие его
наблюдения получили развитие в работах Э. Спенсера и Дж.
Лонгворта.
Нельзя не признать особого влияния на историографический
процесс Кавказской войны, формировавшей «другой» взгляд не
только на военно-политические события, но и историю народов
региона. Концептуальные подходы приобрели явно выражен-
ную идеологическую направленность в основе, которой лежало

91
Монпере Ф.-Д. Путешествие вокруг Кавказа, черкесов и абазов, в Кол-
хиде, Грузии, Армении и Крыму. Т.1. Нальчик, 2002.

42
утверждение, что война на Кавказе была для России геополи-
тической необходимостью. Все более усиливались позиции так
называемой «имперской традиции», в основе которой лежало
утверждение о правомерности силового «умиротворения Кав-
каза», необходимости защиты пограничных подданных России
от «мусульманского ига» воинственных горцев92.
Генерал Р.А. Фадеев, издавший в 1860 г. в Тифлисе публици-
стическую монографию «Шестьдесят лет Кавказской войны»,
доказывал, что для России война была исторически обусловлена.
Кавказский перешеек, — утверждал он, — и мост, переброшен-
ный с русского берега в сердце азиатского материка, — и стена,
от враждебного влияния, — и передовое укрепление, защища-
ющее Черное и Каспийское моря. «Занятие этого края, было
первой государственной необходимостью»93. Эти идеи нашли
развитие в трудах Н.Ф. Дубровина, В.А. Потто и многих других
публикациях94. «Одно из характерных проявлений такого подхо-
да, — пишет в историографической работе В.В. Лапин, — отри-
цание горской культуры как таковой, муссирование «дикости»
местных племен, уклонение от изучения войны как цивилиза-
ционного конфликта»95.
Наряду с официальными российскими документами, война
нашла отражение в сотнях коротких и объемных публикациях
личного характера: записок, воспоминаний, дневников, писем,
принадлежавших участникам войны разных «рангов» от выс-
шего командования до простых офицеров. Благодаря им, не
только закладывалась источниковая основа истории войны, но
и формировалось общественное мнение96. В очередной раз под-
тверждалась известная закономерность: в истории любой войны

92
Романовский Д.И. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции, читан-
ные в зале Пассаж в 1860 году. СПб., 1860. С. 91.
93
Фадеев Р.А. Кавказская война. М., 2003. С.40.
94
Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и
биографиях. В 5 т. СПб., 1887–1889; Дубровин Н.Ф. История войны и владыче-
ства России на Кавказе. В 6 т. СПб., 1871–1888.
95
Лапин В.В. История Кавказской войны. Пособие к лекционному курсу.
СПб., 2003. С. 5.
96
Эта традиция продолжается и в наше время, о чем свидетельствует пе-
реиздание воспоминаний участников Кавказской войны (Лапинский Т. Горцы
Кавказа и их освободительная борьба против русских. Нальчик, 1995; Секретная
миссия в Черкесию русского разведчика барона Ф.Ф. Торнау. Нальчик, 1999;
Кавказская война: истоки и начало 1770–1820 годы. СПб., 2002; Ольшевский
М. Кавказ с 1841 по 1866 год. СПб., 2003; др.)

43
преобладают источники, созданные в стане победителей. В то
время как побежденная сторона теряет не только территорию,
независимость, но и в значительной степени — право на объек-
тивную историю.
В историографический процесс все более вовлекались
историки Кубани и местная интеллигенция, «любители древно-
стей». В «Известиях Общества любителей изучения Кубанской
области», «Кубанских областных ведомостях» и других краевых
изданиях систематически публиковались статьи по истории и
этнографии адыгов. Значительный объем краеведческих мате-
риалов освещался на страницах научно-краеведческого издания
Кубанского областного статистического комитета «Кубанский
сборник». Несмотря на специальный характер издания, в нем
преобладали материалы по географии, природным ресурсам,
экономике, археологии, этнографии, истории Кубани. Научный
уровень публикаций в значительной степени определялся тем,
что в разные годы редакторами сборника были такие известные
краеведы как Е.Д. Фелицын и В.А. Щербина. 
К истории адыгов непосредственно обратился известный
кубанский историк-архивист Прокофий Петрович Короленко, по-
пытавшийся восстановить историю адыгов с древнейших времен
до конца XIX в. Его «Записки о Черкесии» отразили ряд принци-
пиально важных моментов. В основе работы, по его собственному
утверждению, лежали «личные наблюдения», дополненные «ар-
хивными документами»97.
Благодаря усилиям многих самых разных людей закладыва-
лись основы российского кавказоведения, исторический опыт
северокавказских народов становились достоянием историче-
ской науки. По оценке академика Н.Ф. Дубровина, «ни один
уголок нашего отечества не имеет столь обширной литературы
по всем отраслям знаний, какую имеет Кавказ»98. Как бы то ни
было, прошлое адыгов за многие века развития было текстуа-
лизировано в письменной традиции как народов Запада, так и
Востока. Несмотря на мозаичность созданной картины историче-
ской жизни адыгов, во многом именно она определяла характер
описаний «жизненного мира», несмотря на позиции авторов

97
Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного
Кавказа. Т. 2. Нальчик, 2001. С. 155.
98
Дубровин Н.Ф. О народах Центрального и Северо-Западного Кавказа.
Нальчик, 2002. С. 14.

44
и типологические различия сохранившихся свидетельств. Как
утверждал в свое время Полибий, не следует ни пренебрегать
показаниями различных авторов, ни считать их непогрешимыми:
«читатели должны выводить свои суждения из самых фактов»99.
Для адыгов, мало осведомленных о своей «известности»,
фиксация наблюдений «извне» людьми разных культур, не стала
основой принципиально значимых изменений: сохранившиеся
пласты устных свидетельств оставались матрицей, на которой
по-прежнему основывались основные представления адыгов о
мире и о себе, оказывая выраженное влияние на массовое со-
знание.

99
Полибий. Всеобщая история. М., 2007, кн. III (9). С. 253.

45
 Глава 2.
Влияние природной среды
на характеристические воинские черты адыгов
Мужество  и стойкость потребны
людям не только против оружия врагов,
но и равным образом против всяких
ударов.
Плутарх

Понимание функциональности антропологического под-

хода применительно к проблемам военной истории адыгов не-
возможно без обращения к особенностям среды их обитания.
Природная среда, окружающая человека, по терминологии Фер-
нана Броделя, относится к явлениям длительной протяженности,
более того, прямо или косвенно, осознанно или неосознанно
воздействующим на развитие человеческого общества. «Будем
помнить, — писал он, — об изначальной хрупкости человека пе-
ред лицом колоссальных сил природы»100. И эту «хрупкость» надо
было преодолеть: адаптируясь, как в горниле закаляя физические
и духовные силы.
Еще в XVIII в. Шарль Луи Монтескье в знаменитом трактате
«О духе законов» утверждал, что мир истории детерминирован
объективными условиями человеческого бытия. Он был убе-
жден, что географическая среда: климат, почва, местоположе-
ние решающим образом влияют на общественное устройство
и экономическую деятельность. Более того, формируют харак-
тер, «дух народа»101. Складывалось представление о человеке
как физическом существе, входящем неразрывной частью в
«систему природы». В то же время пришло осознание огра-
ниченности подобного натуралистического подхода, крепло
понимание того, что эти отношения весьма разнообразны и

100
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–
XVIII вв. Т. I. М., 2006. С. 21.
101
Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 369.

46
отражают многоплановое взаимодействие природных и соци-
альных факторов102.
В XIX столетии эта проблема привлекала внимание многих
выдающихся российских исследователей. Так, Василий Осипо-
вич Ключевский, начиная свой известный курс русской истории,
подчеркивал, что изучению истории народов необходимо пред-
посылать обстоятельное описание природных условий, считая
их силой, «которая держит в своих руках колыбель каждого
народа»103. Более того, именно в «двусторонней борьбе с самим
собой и с природой» народ вырабатывал «свой характер, энер-
гию, понятия, чувства и стремления»104.
Обращение к природно-географическому фактору ста-
ло типичным явлением в северокавказской историографии.
Традиционно исследователи считали обязательным правилом
детально описывать среду обитания, считая, что именно при-
родно-географические особенности региона, предопределили
многие специфические черты жизни народов105. С глубокой
древности «горная природа страны с ее труднодоступными пе-
ревалами и ущельями благоприятствовала обособлению племен,
представляющих пеструю смесь различных языков и культур,
но усваивавших себе вместе с тем и некоторые общие черты
нравов и быта»106. Несомненно, эти выводы имеют общетеорети-
ческое значение для понимания проблем военно-исторической
антропологии.
Начиная с первых «зарисовок» и вплоть до фундаментальной
истории народов Северного Кавказа, изложению исторических
проблем предпосылались описания естественно-природных
условий региона, где, по точному замечанию Ф.А. Щербины,
«чудеса природы слились с загадками истории таинственных
народностей»107.

102
Берг Л.С. Номогенез. Пг., 1922; его же. Климат и жизнь. М., 1974; Са-
вицкий П.Н. Географические особенности России. Прага, 1927; Гумилев Л.Н.
Этносфера. История людей и история природы. М., 1993 и др.
103
Ключевский В.О. Курс русской истории // Сочинения. В 9 т. Т. 1. Ч. 1.
М., 1987. С. 63.
104
Там же. С. 78–79.
105
Шеуджен Э.А. Влияние природно-географической среды на этногенез
адыгов //Кавказология. 2017. № 2. С. 21–32.
106
Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Россия. Иллюстрированный… С. 106.
107
Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Т. 1. Екатеринодар,
1910. С. 1.
47
 К факторам выраженного «влияния», прежде всего, при-
нято относить: климат, структуру поверхности (равнинность,
холмистость, гористость и т.д.), наличие водного компонента,
растительный и животный мир, ритмы «угрожающих» бедствий
(землетрясения, наводнения, ураганы, природно-очаговые забо-
левания)108. Данный регион относится к относительно богатой
горной территории, исторически освоенной, благодаря есте-
ственным ресурсам (вода, почва, растения, животные и другим
компоненты природы). Обращаясь к этому вопросу, Семен Ми-
хайлович Броневский, автор получившего широкую известность
труда «Новейшие географические и исторические известия о

108
Особую значимость приобретает вопрос о восприятии природно-
географической среды в исторической ретроспекции. История развития
природы и отдельных ее компонентов (климата, растительности, животного
мира, рельефа и т. д.) изучается не только особой наукой — палеогеографией,
но и археологией. Именно благодаря археологическим обследованиям Северо-
Западного Кавказа накоплены сведения, позволяющие судить о влиянии на
протяжении веков природных условий на хозяйственную деятельность и
бытовую культуру.

48
Кавказе», отмечал: «Климат сей части, хотя она лежит в умерен-
ной полосе, вообще суров, за исключением некоторых заслонов
от севера. Теплейшие страны находятся в понизовьях Терека и
Кубани»109.
Именно опыт «обживания» территории, постепенное ос-
мысление своего места в физическом мире, играл определяю-
щую роль в формировании образа жизни адыгов, приводил к
расширению освоенных пространств, позволял рационально
организовать свою биологическую и социальную жизнь, мак-
симально адаптироваться к окружающей среде. Несмотря на
контрастность климатических условий, повышенный риск при-
родных, стихийных явлений, самыми здоровыми, «не имеющими
никаких эпидемических болезней», были возвышенные места,
изобилующие лесами, где не бывало сильной жары, где воздух
освежается частыми ветрами. В то время как места низменные,
в частности, закубанского пространства, прилегающего к плав-
ням, считались наименее здоровыми «как для туземцев, так и
для временных, случайных жителей»110. Именно в этом террито-
риальном пространстве формировалась своеобразная система
общественных отношений, закреплялся коллективный опыт
хозяйственного освоения и защиты от посягательств извне этой
благодатной и суровой земли.
Важно обратить внимание на многослойность пространст-
венной картины мира в сознании адыгов, включающей мифо-
логический универсум, бытовой «здравый смысл», признаки
зарождающегося научного моделирования. При этом эти пласты
«образуют гетерогенную смесь, которая функционирует как
нечто единое»111. Задумаемся над фактом: в объединенных воен-
ных походах отряды адыгов часто выступали не под знаменами
племен, а под знаменами отдельных районов или рек, где они
жили112.
Особенности природных условий, «угрожающие» природ-
ные явления, с древнейших времен оказывали определяющее
влияние на ход исторической жизни адыгов. Хорошо известно,
что жизнь в горной местности более опасна и трудна, чем на

109
Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия
о Кавказе: в 2 ч. М., 1823.
110
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 52.
111
Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. M., 1996. С. 296.
112
Лонгворт Дж. Год среди черкесов. Нальчик, 2002. С. 203.

49
равнинах. В основном, жители могли рассчитывать на внутрен-
ние ресурсы и помощь сородичей, но благодаря природной
перспективе горцы нередко «смотрят на мир сверху вниз»113.
Именно опыт «обживания» территории, постепенное осмысле-
ние своего места в физическом мире, играл определяющую роль
в формировании образа жизни адыгов, приводил к расширению
освоенных пространств, позволял рационально организовать
свою биологическую и социальную жизнь, максимально адапти-
роваться к окружающей среде. Несомненно, эти выводы имеют
общетеоретическое значение для понимания проблем военной
антропологии.

Приблизиться к пониманию особенностей развития этноса

в условиях Северо-Западного Кавказа позволяет евразийская
концепция «месторазвития» народа. Павел Николаевич Савиц-
кий считал, что «месторазвитие» — «общежитие широкого по-
рядка», складывающееся на основе «генетических вековечных
связей» между растительными, животными и минеральными
царствами, с одной стороны, и человеком, его бытом и духовным
миром — с другой. «Взаимное приспособление живых существ

113
Фернандес-Арместо Ф. Цивилизации. М., 2009. С. 336.

50
друг к другу… в тесной связи с внешними географическими усло-
виями, — писал он, — создает… свой порядок, свою гармонию,
свою устойчивость»114. Если несколько развить эту мысль, то речь
может идти о формировании «чувства Родины».

Концепция «месторазвития» впервые была применена к

истории Северо-Западного Кавказа в работе Павла Николаевича
Милюкова. На основе открытия выдающегося памятника эпохи
ранней бронзы — Майкопского кургана115, он пришел к важному
заключению, согласно которому регион Кубани является наибо-
лее древним центром месторазвития на территории России116. По
его утверждению Кубань (Северо-Западный Кавказ) предстает
одновременно перекрестком культур и центром формирования
мощной этнической культуры, влияющей на «южнорусские»
области117.

114
Савицкий П.Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 283.
115
Майкопский курган исследован Н.И. Веселовским в 1897 г. В наши дни
майкопская культура датируется в пределах IV тыс. до н.э. (Кореневский С.Н.
Современные проблемы изучения майкопской культуры // Археология Кавказа
и Ближнего Востока: сб. к 80-летию члена-корреспондента РАН, профессора
Р.М. Мунчаева. М., 2008. С. 82, 85).
116
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т. 1: Земля,
население, экономика, сословие, государство. M., 1993. С. 66–67, 271.
117
Там же. С. 200–201.
51
 Принято считать, что месторазвитием народов станови-
лись территории, взаимодействия двух или более ландшафтов.
Северо-Западный Кавказ — один из таких районов мира. На
его территории сочетаются степь, лесостепь, лесные холми-
стые предгорья, обширные горные долины и нагорные плато,
субальпийские и альпийские луга, скалистые горы, покрытые
снегом и ледниками. Исходя из благоприятных условий для по-
селений, местность делилась на горную, среднюю и низовую.
При этом, если в горах возможна была лишь традиционная
«горная жизнь», то в средней и низовой части «весьма много
было мест удобных для поселения»118. Демографическая ем-
кость закубанского нагорного ландшафта была неизмеримо
более высокой, чем у ущелий Центрального Кавказа, мало-
пригодных для земледелия и садоводства. Во времена кочевой
угрозы и затяжных военных кампаний черкесское население
имело возможность длительного расселения в глубинных рай-
онах Закубанья.
Имеет значение и время освоения этой территории конкрет-
ными народами. С. Хан-Гирей, ссылаясь на народные предания,
относил черкесские племена к «коренным туземцам», освоив-
шим «северо-западную часть Кавказских гор, на юг от Кубани».
Им была поставлена и другая не менее важная проблема, орга-
нично вписывающаяся в проблематику военной антропологии —
причины расширения пространства обитания. К ним он отно-
сил постепенный прирост народонаселения, «выход» к более
благоприятным природно-климатическим зонам («прекрасным
равнинам», раскинувшимся у северных покатостей гор); войны
с усиливающимися соседями119.
Северо-Западный Кавказ стал для адыгов землей отцов, ме-
стом рода. В историческом плане чувство родины одно из самых
архаичных, изначальных, базовых чувств. Причем это подтвер-
ждается на уровне уже античных народов: в первой песне «Одис-
сеи» Гомера Паллада умоляет Зевса помочь Одиссею вернуться
на родину, и хотя Калипсо прилагает максимум усилий, чтобы
Одиссей забыл свою родную Итаку, все тщетно. Для него нет
ничего более желанного, чем увидеть хотя бы «дым, убегающий
с кровель его родины».

118
Стеблицкий И. Географические заметки о восточной части Закубанского
края // Кавказский календарь. 1867.
119
Султан Хан-Гирей. Избранные… С. 516.

52
 Размышляя на эту болезненную для него тему, известный
русский философ Иван Александрович Ильин отмечал: «Люди
инстинктивно, естественно и незаметно привыкают к окружа-
ющей их среде, к природе, к соседям и культуре своей страны, к
быту своего народа» 120. Именно такая любовь к родине в чрезвы-
чайных ситуациях способна вспыхивать страстью, пожаром, что
наиболее явственно проявляется в коллективном, общественном
сознании, обуславливая поведение человека.
Наиболее ранние представления адыгов об особенностях оби-
таемого географического пространства связаны с Кавказскими
горами, выдвинувшимися «громадной стеной от одного моря до
другого»121, воспринимаемыми как знаковая доминанта этой тер-
ритории. Кавказ в представлениях античных мыслителей при-
обретал мифический, сакральный смысл. Причем «привязкой»
народов к конкретной территории служили уже закрепившиеся
в работах античных авторов географические названия: «народ у
Кавказа», «народ у Понта» и т.п.122.
С античных времен существовало представление о Кавказе,
как едином пространстве, самом отдаленном «из известных в
то время людям» — таинственной «Стране гор», занимающей
громадную площадь, вмещавшую многие «царства и народы».
Кавказские горы, как отмечал Страбон, были «самыми отдален-
ными из известных в то время людям»123. Неудивительно, что
именно они стали в высшей степени знаковым, географическим
ландшафтом, символическим образом как греческой, так и адыг-
ской мифологии.
Горы воспринимались как основной, уже закрепившийся в
сознании «центр» при описании территории обитания народов
или направлений миграций: «у подножия Кавказа», «граничит
с Кавказским хребтом», «области к северу от Кавказа», «Кав-
казские горы справа», «слева от Кавказа»124. Более того, именно
в этом регионе многие исследователи стремились обнаружить
условную границу между Европой и Азией, двух из трех извест-
ных в то время континентов125.

120
Ильин И.А. О Родине. Ч. 1 [Электронный ресурс] URL.: pereklichka.
livejournal.com›960990.html (дата обращения: 31.12.2018).
121
Кавказ и Дон… С. 24.
122
Там же. С. 14-17.
123
Там же. С. 192.
124
Там же. С. 14, 15, 16, 17, 19, 20, 22, 27, 88.
125
Там же. С. 173.

53
 Величие гор, их особая энергетика ассоциировалась с такими
человеческими качествами как достоинство, стойкость и неза-
висимость. В течение веков в массовом сознании адыгов про-
должала сохраняться генетическая связь с Кавказскими горами
как особым микромиром, со зримыми доминантами — горными
вершинами, делением жизненного пространства по вертикали:
«верховная» и «низовая» часть аулов. «Прекрасные долины их
к себе манили, — писал С. Хан-Гирей о бжедухах, — они подви-
нулись с прежних мест.., но боялись выйти вдруг в незнакомые
равнины; старцы предсказывали гибель, если оставят горы, с
которыми привычка сроднила их»126. Престижность горского
образа жизни связана с отношением к горам как к сакральным
объектам, горные вершины были местами почитания. Представ-
ление о сакральной горе живет и в формах современного мифо-
логизированного сознания.
В период военной опасности проявлялось типичное для
горских народов явление: непоколебимая уверенность в спа-
сительной силе родных гор, способных стать надежной пре-
градой на пути любого захватчика. Во многом это настроение
характерно и для других народов горных регионов, нашедшее
выражение в теории рефугиума (refugium), убежища. Так,
С. Герберштейн писал, что в Кавказских горах живут черке-
сы: «в надежде на неприступность гор они не повинуются ни
туркам, ни татарам»127.
Однако, горький опыт Кавказской войны, учитывая техни-
ческие возможности противника, показал условность закре-
пившихся в сознании горцев представлений. По мере развития
военных действий, все более остро ощущалось несоответствие
спокойствию долин и таинственной тишине гор, массированным
артиллерийским обстрелам, «так быстро и страшно прервавших
это спокойствие»128.
Желая привести войну к некому подобию «европейских»
войн, российское командование предпринимало, как неодно-
кратно признавалось, опасные, но, по сути, безрезультатные по-
ходы в горы, стремясь решить не столько стратегические задачи,
сколько подорвать закрепившееся в сознании адыгов убеждение
в их неприступности, но эти «посредственные усилия» мало пуга-

126
Хан-Гирей С. Записки… С. 177–178.
127
СКЕЛ. С. 40 .
128
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 72.

54
ли людей, считавших себя непобедимыми «в своих горах»129. Не
меньшее значение придавалось «пресечению» попыток «выхода»
адыгов «за Кубань», воспринимаемой в качестве естественной
границы среды обитания, освоенного пространства, более того,
водораздела, отделяющего мир адыгов от «чужого», враждебного
мира, «земли войны».
По мере развертывания военных действий, особый смысл
приобретали ущелья в качестве безопасного комплекса, состо-
ящего из горных склонов и реки. В структуру ущелья входили
поселения, пашенные, сенокосные, пастбищные угодья и леса, а
также вспомогательные жилищные комплексы в местах осенне-
весеннего и летнего выпаса скота. Помимо хозяйственного зна-
чения, «ущелья» становились сосредоточением представлений
о «родной земле», что отражалось в организации его обороны,
размещении в нем святилищ, в отношении ко всему, что нахо-
дилось вне «ущелья», как к внешнему миру130.
К тому же, ущелье воспринималось как последняя возмож-
ность сохранения «своего» социально-культурного простран-
ства. Несмотря на условность границ, это пространство имело
признаки освоенного, «своего» места. Более того, особые соци-
альные условия обусловили специфику восприятия простран-
ства: большие расстояния измерялись в днях его преодоления
всадником, площадь пашни — в дистанциях полета стрелы или
броска камня131. Даже когда утрачивались физические границы,
представления об их существовании продолжали сохраняться.
Более того, закреплялись в сознании на уровне маркировки по
именам значимых событий или известных людей, становясь не
только пространственными ориентирами, но и «знаками памя-
ти». В этом смысле интересно замечание А. Гуревича — «место
имеет такие же права, как человек»132.
При этом нельзя не отметить, что горы воспринимались
русскими, привыкшими к бескрайным степным просторам, как
территория враждебная цивилизации, внушавшая панический

129
Мариньи Т. Путешествие по Черкесии. Нальчик, 2002. С. 22.
130
Дмитриев В.А. Пространственно - временное поведение в традиционной
культуре народов Северного Кавказа: региональный аспект // Журнал социо-
логии и социальной антропологии. Т. X. № 4. 2007. С. 147.
131
Аутлев П.У., Алибердов Т.Д. О народной метрологии адыгов // УЗ АНИИ.
Т. VIII. Майкоп, 1968. С. 92–108.
132
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 88.

55
страх. Даже мелодичный концерт соловьев, дополняемый лягуш-
ками и шакалами, чье «кваканье и вой беспрестанно неслись из
леса и раздавались отовсюду, становясь угрожающе громкими,
вызывал опасение страшного нападения»133. При этом, величе-
ственная природа Кавказа не могла не вызывать романтических
образов: «Как я любил, Кавказ мой величавый, — писал Михаил
Лермонтов, — твоих сынов воинственные нравы, твоих небес
прозрачную лазурь и чудный вой мгновенных, громких бурь»134.
Территория, освоенная адыгами, несмотря на свою «гори-
стость», на обозримом временном пространстве не была отделе-
на от мира. В основном благодаря мобильности мужской части
населения, всегда готовой к многотрудным, продолжительным
походам за пределы «своей» земли.
Несмотря на то, что в традиционной системе хозяйства
земледелие занимало важное место, адыги весьма рационально
использовали естественные пастбища в различных высотных
поясах, что позволяло эффективно решать продовольственную
проблему, противостоять таким явлениям как природные бедст-
вия, засухи, эпидемии, ставившие жизнь людей на грань жизни
и смерти.
Конечно, преодоление гор представало серьезным испыта-
нием, требующим выносливости, смелости и навыков. Один из
таких переходов описывает А. Фонвилль: «Трудно представить
тот путь, по которому пришлось нам следовать. Это была неболь-
шая тропинка, едва заметная, пролегавшая по скатам крутых гор,
ежеминутно мы проходили над страшными пропастями; наши
лошади, привычные ко всему этому, обходили самые затрудни-
тельные места с легкостью дикой козы. Несмотря, однако, на
это, нам не раз приходилось слезать с лошадей и идти пешком по
узенькой тропе над пропастями, по которой решительно нельзя
было следовать, сидя верхом на лошади. Черкесы первые пода-
вали нам в этом пример, и мы следовали уже за ними, призывая
в пособие все наше хладнокровие»135.
Любое изменение природных условий делало горы непро-
ходимыми. Причем, речь идет не только о страшных ураганах,
когда горные потоки с ужасным шумом уносили громадные

133
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 56.
134
Лермонтов М.Ю. Измаил-Бей. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1988. С. 699.
135
Фонвилль А. Последний год войны Черкессии за независимость. 1863–
1864 г. Краснодар, 1927. С. 23–24.

56
камни в бездонные пропасти, но даже об обычном дожде за не-
сколько минут, делавшим горные дороги непроходимыми. Изо-
лированные от внешнего мира люди могли рассчитывать только
на собственные силы, накопленные веками навыки выживания
в экстремальных условиях. Однако история горцев Кавказа
убедительно свидетельствует, что они не столько «переживали»
неблагоприятные периоды, находя «убежище» в горах, сколько
стремились жить именно в этом пространстве земли, несмотря
на сложные природно-географические условия, «выработав» в
процессе исторического развития своеобразные формы хозяй-
ственного быта, социального строя, общественных отношений
и культуры.
Для понимания ряда антропологических проблем военной
истории адыгов необходимо подчеркнуть значение лесного
ландшафта, покрывавшего большую часть, как равнинного про-
странства бассейна Кубани, так и нагорной территории. В.О.
Ключевский в лекции, посвященной влиянию природы страны
на историю народа, отмечал, что именно лес «сыграл крупную
роль» в российской истории, «служил самым надежным убе-
жищем от внешних врагов, заменяя русскому человеку горы и
замки»136.
Это утверждение позволяет осознать роль, которую играл
лесной ландшафт и в генезисе адыгского этнополитического про-
странства. Джиованни да Лукка отмечал, что «черкесы населяют
более лесистые места, в которых они укрываются… Деревни их
расположены в самых густых лесах. Они окружают их сплетен-
ными одно с другим деревьями, чтобы таким образом затруднить
въезд татарской коннице… В лесу один черкес обратит в бегство
20 татар»137.
Культурным явлением в истории адыгов стало освоение
Черного моря138. Географическое положение Северо-Западно-
го Кавказа, расположение его горного массива вдоль моря, от
Анапы до Сухуми, наличие удобных гаваней и перевалов, от-

136
Ключевский В.О. Курс… C. 69–70.
137
Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин
Жана де-Люка, монаха доминиканского ордена (1625) / Пер. П. Юрченко //
ЗООИД. 1879. Т. XI. С. 490.
138
Одна из первых географических карт Эратосфена (276—194 до н.э.), вы-
дающегося греческого математика, астронома и географа, изображала бассейны
Средиземного и Черного морей.

57
крывало свободный выход к морю. В истории народов роль моря
проявлялась в двух аспектах: море становится дополнительным
источником продуктов и материальных благ для прибрежных
народов, но главное, освоение моря способствовало коммуника-
ции, приносило новые культурные влияния. Море притягивало и
отталкивало: оно одновременно угрожало жизни и поддерживало
ее. «Умело пользуясь дарами богатой природы, горцы сумели
воспользоваться близостью моря для расширения торговых сно-
шений и увеличения размеров сбыта разнообразных продуктов
своего хозяйства»139.
С освоением моря связано и такое типичное историческое яв-
ление как пиратство140. Благодаря различного рода свидетельствам,
закрепились представления, что черкесы «самые дерзкие морские
разбойники, ибо по рекам, текущим в их горах, они спускаются на
судах в море и грабят всех, кого могут, в особенности плывущих
из Каффы в Константинополь»141. Это едва ли серьезное пре-
увеличение. Еще Страбон подробно описывал тактику подобных
предприятий. Снаряжая флотилию «камар», небольших, узких
и легких судов вместимостью приблизительно до двадцати пяти
человек, они нападали на купеческие корабли, страну или город142.
Прибрежные племена фактически господствовали на море143.
Иногда им помогали даже жители Боспора, предоставляя корабель-
ные стоянки и рынок для сбыта добычи. Возвращаясь в родные
места, при отсутствии корабельных стоянок, им приходилось на
плечах переносить «камары» в лес, поближе к своему месту жи-
тельства. Когда же наступало время плавания, они снова несли лод-
ки к берегу. «Точно так же поступают они в чужих станах, где им
хорошо известны лесистые места, там они прячут свои «камары»144.
Такое подробное извлечение из Страбона можно было бы не
приводить, если бы не одно обстоятельство. В дневниковых запи-

139
Личков П.С. Очерки из прошлого и настоящего Черноморского побере-
жья Кавказа. Киев, 1904. С. 6.
140
В фольклоре многих народов мира содержатся повествованиями о
страшных морских разбойниках, не знавших страха и жалости. Пиратство
продолжало существовать вплоть до XIX в.: одни государства вели с ними оже-
сточенную борьбу, в то время как другие привлекали на службу для охраны
торговых судов и контроля прибрежных территорий.
141
СКЕЛ. С. 40.
142
Кавказ и Дон… С.180.
143
Хотко С.Х. История Черкесии в средние века и новое время. СПб., 2002.
С. 249–269 (глава «Черкесское пиратство»).
144
Кавказ и Дон… С. 180–181.
58
сях Тэбу де Мариньи побывавшего в Черкесии в 1818–1822 гг.,
дается подробное описание этого «экзотического промысла»,
успешно практикуемого адыгами. Детально описывая тактику
черкесов, отправляющихся на пиратский промысел, он сравни-
вает ее с описаниями, вошедшими в «Географию» Страбона, и
делает вывод, что сохранившиеся свидетельства «до удивления»
соответствуют современным приемам, притом, что они разделе-
ны, а быть может, объединены многими веками145.
Пиратским набегам зачастую подвергались небольшие турец-
кие купеческие суда, плывшие к Геленджикскому заливу для ме-
новой торговли и волей случая оказавшиеся у шапсугских берегов.
Захваченная «богатая добыча» — шелковые и бумажные ткани,
делилась между участниками нападения. «Мне самому случалось
видеть, — писал Леонтий Люлье, — что черкесские галеры при-
ходили на веслах из отдаленных мест берега в Суджук-Кальскую
бухту, что ныне Новороссийск и далее в самую крепость Анапу»146.
Несмотря на существующую угрозу пиратских рейдов, во
всех приморских пунктах, где суда могли найти какую-либо
защиту от ветров, шла оживленная торговля, «потому что было,
что сбывать и было, кому приобретать»147. Во многом, именно по-
этому столь ожесточенно противились адыги «морской блокаде»,
сооружению Черноморской береговой линии, представлявшей
цепь крепостей и укреплений, протянувшихся вдоль побережья
от крепости Анапы до укреплений в Абхазии. Действия черкесов
на море во время Кавказской войны нашли отражение и в офи-
циальных отчетах российского командования. Неудивительно,
что эта тема становится предметом специального изучения148.
«В любом случае соседство моря, — утверждает известный
современный исследователь истории цивилизаций Ф. Фернан-
дес-Арместо, — до того мощная особенность среды, что перед
ней все остальные меркнут. Каковы бы ни были почвы и климат,
рельеф или животный и растительный мир, если поблизости
море, именно оно становится главным фактором. Близость к

145
Мариньи Т. Указ. соч. С.23, 35, 146.
146
Люлье Л.Я. О торговле с горскими племенами Кавказа на северо-восточ-
ном берегу Черного моря // Закавказский вестник. 1848. № 14. С. 56.
147
Цаликов Ах. Кавказ и Поволжье. Очерки инородческой политики и
культурно-хозяйственного быта. М.,1913. С. 35–36.
148
Чирг А.Ю. Черкесский флот в Кавказской войне // Национально-ос-
вободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства.
Нальчик, 1994. С.156–159.
59
берегу формирует взгляд на мир и образ мысли»149. Кстати, бле-
стящим художественным воплощением этой идеи стала повесть
Эрнеста Хемингуэя «Старик и море». История старого рыба-
ка — это история нелегкого пути человека на земле, каждый день
ведущего борьбу за жизнь с морем и вместе с тем стремящегося
сосуществовать в гармонии и согласии с миром природы.

Кобранов Н.И. Распространение диких плодовых растений на Кавказе150.

Карта показывает, что наибольшие природные ресурсы были сконцентриро-
ваны на территории Северо-Западного Кавказа. В частности, район Майкопа и
среднего течения Белой является «областью с преобладанием плодовых дере-
вьев и кустарников». При этом, надо помнить, что огромные леса в долине Бе-
лой и в междуречье Белой и Лабы подверглись систематическому истреблению,
начиная с середины XIX в., и данная карта фиксирует ситуацию уже после
сильного истощения лесных ресурсов. К 60-м гг. XX в. Е.Н. Синская констати-
ровала: «Район Майкопской станции (Всесоюзного института растениеводства,
прим. С.Х.) издавна считался зоной богатого и даже избыточного увлажнения.
В настоящее время вследствие варварского уничтожения лесов в предгорной
и среднегорной зонах Северо-Западного Кавказа климат здесь значительно
ухудшился. Периодические летние засухи стали обычным явлением»151.

149
Фернандес-Арместо Ф. Указ. соч. С. 402.
150
Вавилов Н.И. Дикие родичи плодовых деревьев азиатской части СССР и
Кавказа и проблема происхождения плодовых деревьев // Избранные произве-
дения в двух томах. Т. 1. Л., 1967. С. 229.
151
Синская Е.Н. Воспоминания о Н.И. Вавилове. Киев, 1991. С. 80.

60
 В целом, накопленный адыгами опыт представлял уни-
кальную модель освоения жизненного пространства: в рамках
единого хозяйственного комплекса успешно осваивались значи-
тельные лесостепные и степные территории, долины, предгорья,
леса, высокогорные луга. Несмотря на то, что многочисленные
завоеватели периодически опустошали эту территорию, подры-
вая земледельческую культуру местных жителей, народы вновь
и вновь не только восстанавливали, но и совершенствовали
хозяйственный опыт. Для адыгов были характерны широкие и
разнообразные связи с природой не потому, что они жили под
ее давлением, а потому что она делала их свободными.
Веками, живя в сложных природных условиях, адыги смогли
приспособиться к ним не только путем адаптации, но и изменяя
свои поведенческие стереотипы. Для адыгов были характерны
широкие и разнообразные связи с природой не потому, что они
жили под ее давлением, а потому что она делала их свободными.
Жизненно важный смысл приобретали усвоенные, передавае-
мые из поколения к поколению традиции.
Особых усилий требовало освоение горных территорий:
каждый год весной в лесистых предгорьях приходилось вырубать
кустарник, а в высокогорных районах убирать камни, строить
защиту от ливней и камнепада. В целом, комплекс проводимых
работ был наглядной иллюстрацией к теме — «покорение челове-
ком дикой природы». Невероятных усилий, сопоставимых с тру-
дом Сизифа, требовало создание в горах террас, пригодных для
земледелия. Учитывая, что горные пастбища и леса, как правило,
не обращались в пашни, для этой цели выбирались немногие
«клочки» земли. Искусственно создаваемый земельный участок
очищался от камней, его границы тщательно укреплялись, затем
на огражденный участок направлялось течение горного ручья,
чтобы создать подпочву из мелких камешков и песка. «Черную
землю» большей частью приносили на плечах из долин. Затем
в огороженный участок загонялся на ночлег скот, удобрявший
почву152. Подобная «технология», рассчитанная на несколько лет,
еще не гарантировала, что участок сохранится весной при таянье
снега или при первом сильном ливне.
Вызывает удивление внимание адыгов к внешнему простран-
ству населенных территорий, стремление предотвратить разру-
шающие воздействие природы и человека на пахотные земли,

152
Абрамов Я.В. Кавказские горцы. Краснодар, 1927. С. 15.

61
леса, сады, грунтовые дороги. Действуя методом проб и ошибок,
они стремились закрепить варианты, соответствующие наилуч-
шему приспособлению к окружающим условиям. В.К. Гарданов
подчеркивает, что «живописность пейзажей Черкесии первой
половины XIX века была в известной степени результатом тру-
довой деятельности населения»153.
Примечательно, что адыги не ограничивались культивирова-
нием плодовых деревьев на приусадебных участках, превращая
в сады окрестные леса. Так, в Шапсугии бытовала традиция,
согласно которой каждый человек, входивший весной в лес,
должен был привить черенок плодового дерева154. Все побережье
с прилегающей к нему горной полосой представляло тщательно
разработанный оазис, где «бок о бок с дикими, неприступными
скалами и вековыми лесами ютились прекрасные виноградни-
ки, зеленели роскошные нивы, расположенные местами даже
на искусственных террасах, снабжаемых водой из нарочито-
устроенных каналов, оберегаемых от ливней искусственными
водоотливами»155.
На территории С.-З. Кавказа действовала совокупность
факторов, обеспечившая большую степень устойчивости его на-
селения: исключительные почвенно-климатические условия при
просто невероятной концентрации природных запасов плодовых
(яблони, груши, каштана и пр.); развитая система жизнеобеспе-
чения, основанная на лесопольной и лесо-садовой системах хо-
зяйствования; полноценное питание, насыщенное витаминами.
Кроме того, на устойчивость популяции могли воздействовать
дополнительные хозяйственные и пищевые факторы, о значе-
нии которых можно пока только догадываться. В числе таковых,
например, развитие козоводства. Основное животное в стаде у
черкесов в эти века, вплоть до середины XIX в. — коза156. Извест-
но, что козье молоко и мясо отличаются высокими питательны-

153
Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967.
С. 70–71.
154
Унарокова М.Ю. Флористический элемент в системе питания адыгов //
Этюды по истории и культуре адыгов. Майкоп, 1998. С. 126–127.
155
Личков П.С. Указ. соч. С. 5.
156
Хан-Гирей С. Записки… С. 261; [Лапинский Т.] Горцы Кавказа и их осво-
бодительная борьба против русских. Описание очевидца Теофила Лапинского
(Теффик-бея), полковника и командира польского отряда в стране независимых
кавказцев. Нальчик, 1995. С. 58–59; Калоев Б.А. Скотоводство народов Северно-
го Кавказа. С древнейших времен до начала XX века. М., 1993. С. 49–51.

62
ми и целебными свойствами, способствующими устойчивости
организма к разного рода возбудителям. Можно полагать, что
эти свойства продуктов козоводства осознавались адыгами на
эмпирическом уровне. Адыгская пословица гласит: «Мэл зыхэ-
ва нэхърэ бжэн зыхэпкIа» («[Бульон], в который скакнула коза,
предпочтительнее того, где варилась овца»).
«Природно-климатические особенности этнической терри-
тории адыгов, – отмечает М.Ю. Унарокова, – способствовали
формированию с древнейших времен симбиозного хозяйства,
которое обеспечивало традиционную систему питания стабиль-
ной полиструктурной сырьевой базой и широко разработанной
номенклатурой блюд». И не менее важно, в частности: «Сортовая
структура адыгского садоводства обеспечивала употребление
свежих фруктов в течение круглого года»157.
«Веками от побережья Черного моря до Кабардинской рав-
нины, — отмечает В.А. Дмитриев, — шла селекция сортов проса,
доведенная до появления таких сортов, которые способствовали
улучшению почвы, истреблению сорняков и пр., имевших специ-
фические свойства (одни не боялись птиц, другие засухи и пр.).
Известно, что русские и украинские переселенцы на Черномо-
рье неодобрительно отнеслись к мелким сортам проса, высевав-
шегося шапсугами, не зная, что это была культура, специально
выведенная для того, чтобы посевы взошли до обычных в горах
Западного Кавказа июньских дождей»158. Медея Кантария за-
свидетельствовала существование у шапсугов вида проса под
названием уэш. Этот вид играл особое значение в севообороте,
способствуя восстановлению почвы, уничтожению сорняков и
повышению урожайности159. И.Н. Клинген дал всеобъемлющее
определение этническому в развитии агрикультуры на Северо-
Западном Кавказе: «Народ этот имел возможность выработать
самую практичную систему хозяйства, самые разумнейшие
приемы обработки, сделать самый счастливый подбор высших и
низших культур и наиболее подходящих пород скота»160.

157
Унарокова М.Ю. Указ. соч. С. 131–132.
158
Дмитриев В.А. Кавказ как историко-культурный феномен. Вклад горцев
Северного Кавказа в мировую культуру // Россия и Кавказ. История. Религия.
Культура. СПб., 2003. С. 95.
159
Кантария М. Экологические аспекты традиционной хозяйственной
культуры народов Северного Кавказа. Тбилиси, 1989. С. 91.
160
Клинген И.Н. Основы хозяйства в Сочинском округе. СПб., 1897. С. 91.

63
 Военные действия, развернувшиеся на данной территории, в
годы Кавказской войны не могли не повлиять на природно-лан-
дшафтную среду: вырубка вековых деревьев, создание просек
в лесных массивах, обусловленные военно-стратегическими
задачами, воспринималось адыгами как проявление агрессии,
стремление ущемить права всего народа. «Путник не может без
сожаления, без участия взирать на родные места, опустошенные
уже грозою неумолимой судьбы, но кипевшие некогда силою и
блиставшие дарами природы дикой, но величественной»161. Эти
слова приобретают особый смысл: они принадлежат Хан-Гирею,
человеку, имевшему возможность сравнивать искусственные
парки и сады блестящего Петербурга и «дикую» природу родной
земли.
В последнее время серьезной критике стали подвергаться
признаки этнической общности, закрепившиеся в науке еще в
XIX в.: язык, территория, экономическая жизнь, психический
склад, общность культуры. Немало современных исследователей
считают, что этническая общность есть совокупность людей,
имеющих общую культуру, обладающих общим самоназванием
и осознающим свою общность162.
Можно согласиться с тем, что в современном постиндустри-
альном обществе, общность территории и экономической жизни
не имеют принципиального значения, но как историческое явле-
ние они не могут не учитываться. Вне всякого сомнения, история
адыгов, как и других северокавказских этносов, неразрывно
связана с определенным участком земной территории, с опытом
использования ландшафтно-географических ресурсов. Именно
в этом пространстве объективно складывалась своеобразная
система общественных отношений, закреплялся коллективный
опыт хозяйственного освоения этой земли.
Понятно, что по мере развития снижается степень воздей-
ствия на человека и его жизнь природной среды, нивелируется
влияние накопленного опыта. Существует мнение, что чем выше
уровень социального и культурного развития общества, тем
меньше удельный вес природы среди факторов, определяющих
его дальнейшую судьбу. Однако нельзя не признать, что в этих
случаях влияние природной среды проявляется более сложным

Хан-Гирей. Князь Пшьской Аходягоко // СМОМПК. Вып. 17.

161

Семенов Ю.И. Философия истории: Общая теория, основные проблемы,

162

идеи и концепции от древности до наших дней. М., 2003. С. 39.

64
образом и не может не учитываться при любом историко-куль-
турном анализе.
В частности, многие авторы, описывая приморскую Черке-
сию, отмечали, что эта территория отличается не только особым
ландшафтом и агрикультурой, но именно здесь сохранялись
древние обычаи, традиционные социальные устои, мифы и
языческие верования, ни с чем не сравнимый аромат прошлого.
«Именно в причерноморскую Шапсугию стремятся совершить
этнографические экспедиции современные кавказоведы: здесь
в значительной степени сохранен уклад традиционного адыг-
ского общества; здесь еще помнят как сами ритуалы, так и их
смысл»163. Обращаясь к этой проблеме, современные исследо-
ватели отмечают, что горцев Северного Кавказа «вполне мож-
но назвать хранителями первооснов бытия: в горах и сегодня
можно встретить проявления самых разных форм эволюции
человечества»164.
Связь истории с природно-географической средой не-
сомненна, но не только природным фактором определяется
степень самобытности народов. Ритмы развития сопряжены
с пульсом социальных процессов: окружающая природная
среда определяет не только физиологию людей, типологию
хозяйственной деятельности, но и детерминирует особенности
этнической культуры и психологии. Отвечая на вопрос «Что
такое Франция?», Ф. Бродель очень точно заметил, что страну
сплачивают «многоликие перепутанные, трудноуловимые узы,
связующие историю страны с её территорией»165.
Более того, природные факторы оказывают выраженное
влияние на психологические особенности человека, опреде-
ляют различия «национальных» характеров166. Это обстоятель-
ство далеко не всегда учитывается, создавая непонимание,
более того, отторжение людей на бытовом уровне по прин-
ципу  — «другой» (манера поведения, жесты, одежда и т.п.
особенности).

163
Агрба Б.С., Хотко С.Х. «Островная» цивилизация Черкесии. Черты исто-
рико-культурной  самобытности  страны  адыгов. Майкоп, 2004. С. 8.
164
Казиев Ш.М., Карпеев И.В. Жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке.
М., 2003. С. 6.
165
Бродель Ф. Что такое Франция? Пространство и история. М., 1994. С. 7.
166
Ратцель Ф. Народоведение. СПб., 1900. С. 158.

65
 В данном контексте может быть осмыслена проблема, сохра-
няющая актуальность и в наши дни, о нравственной ответствен-
ности «цивилизованных» народов «за утраченные силы и погиб-
шую культуру» аборигенных народов. Фактически за несколько
десятков лет до неузнаваемости изменился облик Черкесии:
искусственные каналы заросли и засорились, стоившие многих
трудов искусственные террасы осыпались, обширные сады и
прекрасные виноградники были частично вырублены во время
войны или одичали так, что «теперь уже трудно определить, где
кончается перевитая дикой виноградной лозой лесная чаща и где
кончается бывшее культурное насаждение»167.
Нарушение природных процессов, вымирание традицион-
ных видов растений и животных, непосредственно отражается
не только на жизнедеятельности людей, но и влияет на качество
жизни, здоровье, демографическое поведение. Создается впе-
чатление, что если в дальнейшем будет усиливаться интеграция
между исторической антропологией, социологией, экономикой,
культурологией и произойдет образование общей дисципли-
ны — науки о коммуникации, в результате удастся овладеть те-
оретическими и методологическими способами исследования
этой многоплановой проблемы168.
Конечно же, под влиянием активной деятельности человека
постоянно совершенствуется «броня цивилизации», защищаю-
щая его от негативных внешних факторов (сурового климата,
стихийных бедствий, инфекционных заболеваний). В то же
время, непродуманное вмешательство в природные процессы,
экологические катастрофы, функционирование «грязных» про-
мышленных объектов, сооружение обширных водохранилищ,
систематически подтапливающих десятки населенных пунктов,
хищническая вырубка лесов, приватизация природных запо-
ведных территорий и охраняемых земель приводит не только к
опасной деградации окружающей среды, но и нарушает «эколо-
гию человека»169, его способность адаптироваться, передавать и
усваивать унаследованные знания и навыки.

167
Цаликов Ах. Указ. соч. С. 36.
168
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 313.
169
Будучи тесно связанной с антропологией, экология человека динамично
соприкасается, с одной стороны, с общей экологией, с биологией человека, с
гигиеной, медициной, географией, с другой – с историей, социологией, этно-
графией, языкознанием, психологией, этикой.

66
 При таком положении никакие «Красные книги» и про-
граммы развития горных территорий не способны сохранить
традиционную среду обитания кавказских, впрочем, как и дру-
гих народов170. Изменения, ставшие следствием негативного
воздействия общества на природу, приобретают необратимый
характер. Более того, уничтожение традиционных ландшафтов
самым непосредственным образом влияет на жизнь коренных
этносов, сформировавшихся в конкретных географических и
климатических условиях. Проблема эта наиболее актуальна для
малочисленных народов, в частности, адыгов, переживших мас-
штабный демографический кризис.
Сегодня Северо-Западный Кавказ признан уникальным цен-
тром доместикации, превращения путём отбора и прививок ди-
ких плодовых культур (яблони, груши, сливы, черешни, каштана
и др.) в домашние171. Природа имеет удивительную способность
к самосохранению, о чем свидетельствуют исследования, прове-
денные в Кавказском государственном природном заповеднике,
выявившие огромное количество сохранившихся эндемичных и
реликтовых форм флоры и фауны. Дикие заросли плодово-ягод-
ных растений в лесах Адыгеи представляют ценнейший материал
не только для селекционеров, но и для изучения среды обитания
человека в прошлом.
Вне всякого сомнения, такие сложные, многоплановые про-
блемы требуют комплексного исследования: в настоящее время
появились оригинальные исследования на «стыке» экологии,
психологии и других научных дисциплин, направленные на
изучение особенностей влияния окружающей среды на чело-
века. Антропологизация исторической науки способна придать
большую основательность выводам, в основу которых положены
апробированные в естествознании и социологии положения, в
комплексе позволяющие осознать, что именно благодаря чело-
веку природа и история объединены множеством сложнейших
взаимосвязей. При этом, серьезных размышлений требует ши-
роко распространенное мнение, что разнообразие культур гор-
ских народов стало следствием уединения и изоляции горских
обществ, их ограниченной доступности.

170
Природоохранные территории в Адыгее: Кавказский Государственный
Биосферный Заповедник, Даховский Государственный Заказник, Шовгенов-
ский Государственный Заказник, Красногвардейский Государственный Заказ-
ник, Ботанические заказники.
171
Жуковский П.М. Культурные растения и их сородичи. М., 1950. С. 295.

67
 Глава 3.
Антропологическая характеристика:
типологические зарисовки
Виднейший и самый благородный
предмет в природе — человек.
Виссарион Белинский

Системное изучение военно-исторической антропологии

адыгов выдвинуло на одно из первых мест вопросы, лежащие в
проблемной плоскости «физической антропологии». Историче-
ская антропология, будучи по существу «наукой о человеке», не
может не взаимодействовать с физической антропологией. Од-
нако, несмотря на обращение к сведениям и методам, получен-
ным от естественных наук, она самым тесным образом связана с
социальными науками и в широком смысле сводится к изучению
анатомических и психологических трансформаций, явившихся
следствием возникновения социальной жизни, языка, системы
ценностей и, если выразиться обобщенно, культуры172. Именно
в этой плоскости открывается пространство для историко-ан-
тропологического подхода, возможность представить анатоми-
ческие, физиологические признаки адыга-воина.
Физическая природа человека была предметом размышле-
ний с глубокой древности: интерес вызывали типы людей, их
физическое различие («Илиада» Гомера). Именно в Античности
были заложены основы знаний по естественной истории чело-
века (Аристотель, Гиппократ), нашли отражение идеи о влиянии
внешних условий на физические особенности людей и передаче
приобретенных свойств по наследству. Уже в трудах Геродота
содержатся яркие, образные описания внешнего облика народов
известных древнему миру.
В Новое время интерес к данным проблемам неизмеримо
возрос: европейские ученые, благодаря Великим географическим

172
Леви-Стросс К. Структурная антропология. С. 368.

68
открытиям, познакомились с племенами Америки, Африки, Авс-
тралии, Азии. Тем не менее, оформление антропологии как науки
относится к XVIII в. В частности, Карл Линней, шведский естест-
воиспытатель, получил мировую известность благодаря созданной
им классификации растительного и животного мира, позволив-
шей систематизировать обширный эмпирический материал.
В XIX в. произошел «прорыв» в развитии сравнительной
анатомии и естественной истории человека. Широкую извест-
ность получили работы Иоганна Фридриха Блюменбаха. Его
труд «О природных различиях человеческого рода» стал основой
последующей антропологии. Сделанное им описание коллекций
черепов человеческих рас, долгое время служило основанием
расовой краниологии. На основе краниометрических иссле-
дований он разделил человеческие разновидности на пять рас:
Кавказская — белая раса; Монголоидная — жёлтая раса; Ма-
лайская — коричневая раса; Негроидная — чёрная раса; Амери-
каноидная — красная раса. Расовые воззрения этого времени
носили откровенно националистический, расистский характер,
присущий даже великим умам. Так, Георг Гегель разделял точку
зрения Ф. Блюменбаха, что прогресс человечества «осуществля-
ется только благодаря кавказской (европеоидной — прим. Э.Ш.
и С.Х.) расе»173. К сожалению, высказывание Гегеля, без необхо-
димой рефлексии, часто приводится в исследованиях по истории
кавказских народов. Не учитывается, что попытки Ф. Блюмен-
баха, пытавшегося доказать, что физические характеристики,
подобно цвету кожи, черепному профилю, непосредственно
коррелированны с определенными способностями, не нашли в
дальнейшем научного подтверждения.
Обращаясь к этому вопросу, известный французский психо-
лог Альфред Фуллье отмечал, что некоторые антропологи, находя
недостаточной «борьбу за существование» между человеком и
животными, между различными человеческими расами, между
белыми и черными или желтыми, «изобретают еще борьбу меж-
ду белокурыми и смуглыми народами, между длинноголовыми и
широкоголовыми, между истинными арийцами (скандинавами
или германцами) и «кельто-славянами»174.
По существу, развитие подобных доктрин являлось «источ-
ником» распространения практики дискриминации на ос-

173
Гегель Г.-В. Философия духа. М., 1956. С. 71–73.
174
Фуллье А. Психология французского народа. М., 1998. С. 11.

69
новании «расовой», «этнической» или «цивилизационной»
принадлежности, в основе которой лежат не физические или
культурные различия между народами, а психологические или
политические мотивы, нередко направленные на «выход», а еще
чаще, накопление в обществе агрессивных импульсов.
Термин «кавказская раса», тем не менее, утвердился в на-
учной классификации175. Постепенно этот термин заместился
термином кавказоид / кавказоидный, которым антропологи и
историки оперируют как аналогом понятия европеоидная раса176.
В США термин «кавказец» (Caucasian) используется в значении
«белый», человек европейского происхождения177.
Несмотря на периодически возникающие экстравагантные,
зачастую опасные идеи, физическая антропология упрочила свое
положение в ряду современных направлений исторического зна-
ния: существует значительное число вариантов классификации
большой европеоидной расы, предложенные разными исследо-
вателями в зависимости от принципов классификации и наличия
соответствующих данных. Так, крупнейший российский антро-
полог Виктор  Бунак представлял расовую дифференциацию в
виде дерева, «стволы» и «ветви» которого он разделял на основе
представлений о древности и глубине расхождения отдельных
антропологических вариантов.
При этом, в средиземноморскую расовую ветвь он вклю-
чал понтийский антропологический тип 178, выделенный им
впервые еще в 1932 г.179. Позднее он неоднократно подтвердил
свои выводы о достаточно высокой степени гомогенности
автохтонного населения Северо-Западного Кавказа и его род-
ственных связях с населением Балкан: «Антропологическое
изучение современного населения устанавливает связи запад-

175
Bertoletti, S.F. The Anthropological Theory of Johann Friedrich Blumen-
bach // Romanticism in Science: Science in Europe, 1790–1840. Ed. S. Poggi,
M. Bossi. Dordrecht: Kluwer Academic, 1994, pp. 103–125.
176
Brues, A.M. People and races. New York: Macmillan Publishing, 1977. (Re-
printed 1990. Prospect Heights, IL: Waveland Press).
177
Painter, N.I. Collective Degradation: Slavery and the Construction of Race.
Why White People are Called Caucasian. Yale University. Archived from the origi-
nal (PDF) on October 20, 2013.
178
Антропологический тип, исторически сложившийся комплекс наслед-
ственно устойчивых признаков физического строения, который характеризует
группы людей на определенной территории.
179
Бунак В.В. Человеческие расы и пути их образования // СЭ. 1956. № 1.
С. 102–103.
70
нокавказских групп с многими другими группами за пределами
Кавказа, в частности, с некоторыми балканскими группами.
Поэтому описываемый тип получил в свое время наименование
«понтийского»180.
Данная им общая характеристика антропологической
истории Северного Кавказа выражена следующим образом:
«Формирование краниологических типов Северного Кавказа
происходило на основе главным образом трех элементов. Один
из них связан с Передней Азией и распространился на Северном
Кавказе уже в неолите (понтийский тип). Он образует основной
антропологический слой населения горной полосы Западного
Кавказа. Другой элемент — брахикранный181 — распространил-
ся на Северном Кавказе позже из области евразийской степи; в
скифское и сарматское время он уже занимал большое место.
Третий элемент — также долихокранный, но с крупными раз-
мерами диаметров черепа, — преобладает в восточной части
Северного Кавказа»182.
На Кавказе понтийский тип распространен среди адыгов
и, в гораздо меньшей степени, среди абхазов и западных гру-
зин, и характеризуется мезокефалией, темной или смешанной
пигментацией волос и глаз, высоким переносьем, выпуклой
спинкой носа, с опущенным кончиком и основанием, значи-
тельным ростом бороды, средним ростом с тенденцией к повы-
шению183. При этом многочисленные археологические данные
подтверждают, что древнейшие жители Северо-Западного
Кавказа имели именно такой антропологический тип. Осва-
ивая обширное географическое и культурное пространство,
несмотря на миграционные процессы и контакты со многими
народами, адыги смогли сохранить антропологическую пре-
емственность.

180
Бунак В.В. Черепа из склепов горного Кавказа в сравнительно антропо-
логическом освещении // Сборник МАЭ. Т. XIV. М., Л., 1953. С. 348.
181
Брахикефалия (от греч. brachys «короткий» и kephale «голова») — ко-
роткоголовость. В антропометрии такое соотношение длины и ширины головы,
при котором ширина составляет более 0,81 длины. Мезокефалия (от греч. mesos
«средний») — среднеголовость, т.е. такое соотношение длины и ширины головы,
при котором ширина составляет от 0,75 до 0,80 длины. Долихокефалия (от греч.
dolichos «длинный») — длинноголовость. Такое соотношение длины и ширины
головы, при котором ширина составляет менее 0,75 длины.
182
Бунак В.В. Черепа… С. 364.
183
Бунак В.В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М.,
1980.
71
 Слева: Гагарин, Григорий (1810–1893). Черкесский милиционер из Анапы.
1845 г.184
Справа: Черкесская леди (A Circassian Lady). Из книги Эд. Спенсера: Spen-
cer Ed. Turkey, Russia, the Black Sea, and Circassia. L.: George Routledge , 1854.
P. 295.

В России интерес к народам Кавказа возник уже на этапе

зарождения антропологии как науки. Так, значимые материалы
были собраны Родригом Федоровичем Эркертом, действитель-
ным членом Русского географического общества, составителем
этнографических карт и краниологических таблиц. Во многом
благодаря ему, в монументальный труд «Этнографическое
описание народов России», вошли заслуживающие внимания
характеристики народов Северного Кавказа. Так, отмечалось:
«Горские народы наделены богатой натурой. Их чувства, исклю-
чительно деликатные и тонкие, часто проникают через грубую
оболочку, под которую они запрятаны уже многие тысячи лет.
Они не только не чужды изящества и поэтического вкуса, но,
напротив, эти два качества составляют одну из самых ярких
особенностей характера горцев. Они изящны даже в рваной
черкеске (длинный балахон), в шерстяном колпаке и в бурке, их

184
Езбек (Едыдж) Батирай. Черкесы (адыги) в рисунках европейских ху-
дожников XVII–XIX веков. Майкоп, 2009. С. 33, 52.

72
походка и выправка непринужденны и живописны. Их речь ни
мимикой, ни интонациями не напоминает грубую речь народов
Европы. Сбруи их лошадей, их кожаные ремни, галуны и проч.
являют врожденный вкус, особый, яркий, независимый от иных
цивилизаций. Горцы любят музыку, но только хорошую музы-
ку, и не удовлетворяются звуками, издаваемыми нестройными
инструментами. Поэтическая натура горцев сквозит в их воин-
ственных песнях и погребальных гимнах»185.
В России началом антропологии как науки стало создание Ан-
тропологического отдела Общества любителей естествознания, ан-
тропологии и этнографии (1869). В определяющей степени разви-
тие антропологической науки в России связано с именем Дмитрия
Николаевича Анучина, первого в России профессора географии,
значимое место в деятельности которого занимали этнография,
археология и антропология. Благодаря его трудам, антропология
народов Кавказа превращалась из объекта любительского инте-
реса в научную дисциплину. В серию «Трудов антропологического
отдела», издаваемой под его редакцией, вошли исследования по
антропологии народов этого полиэтничного региона.
В XX в. «новая» историческая наука решительно занималась
поисками «живого человека», стремясь «воскресить» жизнь
людей прошлого во всей ее полноте и сложности — их привыч-
ки, чувства, мысли, повседневную жизнь, способы борьбы с
конкретными обстоятельствами. «Настоящий историк похож
на сказочного людоеда, — подчеркивал М. Блок. — Где пахнет
человечиной, там, он знает, его ждет добыча». Ибо «за зримыми
очертаниями пейзажа, орудий или машин, за самыми, казалось
бы, сухими документами и институтами, совершенно отчужден-
ными от тех, кто их учредил, история хочет увидеть человека»186.
И далее, образно говоря, приглашение историков в анатоми-
ческий театр! «Удобства ради, — утверждал Л. Февр, — человека
можно притянуть к делу за что угодно — за ногу, за руку, а то и за
волосы, но, едва начав тянуть, мы непременно вытянем его цели-
ком. Человека невозможно разъять на части иначе он погибнет»,
а между тем, — продолжал он, — историки «нередко только тем
и занимаются, что расчленяют трупы»187.

185
Description ethnographique des peuples de la Russie. Этнографическое
описание народов России. СПб., 1862.
186
Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1973. С. 192.
187
Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 13, 26.

73
 По существу, начиная с первых исследований эволюцион-
ная антропология, как наука о становлении человека, взяла на
себя непростой груз историчности, оказавшись вписанной во
«времена большой длительности», в пространство тысячелетий
исторического развития. Учитывая это, трудно, если не сказать
невозможно, говорить об изменениях признаков физиологиче-
ского ряда у адыгов на протяжении многих столетий. В основном
сведения об их физическом типе основаны на наблюдениях, на
«зарисовках», зачастую достаточно точных, внешнего облика
адыгов, вошедших в записи путешественников.
Антропологический тип, физические качества адыгов вы-
зывали неизменный интерес у путешественников, этнографов,
антропологов. Для европейцев знакомство с адыгским общест-
вом во многом стало откровением: фактически был открыт но-
вый мир. Вызывала восхищение не только сказочно прекрасная
природа, органичная жизнь народа в этой самобытной среде, но
и «доблестная и независимая раса воинов»188.
У миссионера Эмиддио де Асколи (30-е гг. XVII в.) содер-
жится превосходное описание физического облика черкесов:
«Татары также воздерживаются ходить в Чиркасию, потому что
там очень воинственный народ… Чиркасы гордятся благородст-
вом крови, а турок оказывает им великое уважение, называя их
черкес спага, что означает бла­городный, конный воин. Действи-
тельно, чиркасская знать, даже когда ради забавы посещает близ-
ких соседей, появляется всегда верхом, в кольчугах и шишаках,
с украшениями в виде розеток из золоченого серебра. Их кони
очень красивы и легки, круп­ных размеров, но притом стройны,
равно как и сами всадники стройны, изящны и тонки в поясе; у
них кровь алая, благородная, глаза черные, брови дугой, особен-
но у женщин, которым, я думаю, можно отдать предпочтение
перед всеми другими женщинами в мире»»189.
В наиболее обобщенном виде отношение к данному вопросу
нашло отражение в работе известного немецкого философа и
антрополога XVIII в. Иоганна Готфрида Гердера. В частности,
его внимание привлекли области, где живут «изящно сложенные
народы»: «Здесь — Черкесия, родина красоты». Более того, он

188
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 104.
189
Описание Черного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио
Дортелли Д’Асколи, префект Каффы, Татарии и проч. 1634 // ЗООИД. Т. XXIV.
Отд. II. С. 125.

74
был убежден, что черкешенки «облагородили кровь» народов
расположенных «под боком у прекрасно сложенных народов»,
благодаря этому «постепенно образовался такой тип, который
соединяет в себе достоинство и красоту»190.
Конечно, антропология адыгов нуждается в специальном
изучении: большинство авторов приводят лишь портретные
«зарисовки» их внешнего вида, что, тем не менее, приводит к
мысли, что выявление подобных свидетельств, их сопоставление
и критический анализ позволят представить обобщенный типо-
логизированный образ.
Сильное и прекрасное, тренированное и гармонично разви-
тое тело являлось необходимым признаком красоты»191. В адыг-
ской языковой картине мира таким аналогом античного эталона
выступал образ прекрасного витязя — щэджащэ. При этом, ак-
туальными качествами являются не столько собственно красота
(дахэ), но большой рост, статность, сила: лIышхуэ — мужчина
высокого роста; уардэ — статный, представительный, солидный;
щэджащэ — величественный, статный, сильный; плIабгъуэ —
широкоплечий. Физической силе уделяется особое внимание:
Iэчлъэч — кряжистый, крепкий, сильный; зэIэщIэлъ — довольно
крупный, плотный, крепкий, здоровый, сильный; лIы дакъэ —
крепко сбитый мужчина; жырыпкъ — крепкий, сильный (бук-
вально: с чугунным телом); лъэч — крепкий, стойкий. «Основное
различие в красоте мужчин и женщин состоит в том, что красота
мужчин более функциональна: в ней доминируют черты борца,
главы и сильной личности»192.
С. Хан-Гирей вспоминал о своем шапсугском аталыке: «По
черкесскому обыкновению, я был отдан на воспитание в дом
почетного этого старшины, пробыл там три или четыре года, и
теперь хорошо помню то глубокое уважение, которое оказывали
ему все приезжавшие к нам, и патриархальную его власть над
большим и богатым своим семейством. Он всегда был угрюм;
огромный рост, большая палка, волчья шуба шерстью вверх,
молчаливость и нависшие брови придавали этому народному
предводителю какую-то дикую мрачность»193.

190
Гердер И. Идеи к философии человечества. М., 1971. С. 150.
191
Шарданова М.А. Концептосфера прекрасного и безобразного в адыгской
лингвокультуре // Адыгское лингвокультурное пространство. Нальчик, 2010.
С. 30.
192
Там же. С. 30.
193
Султан Хан-Гирей. Избранные труды и документы. Майкоп, 2009. С. 473.

75
 В дошедших до нас источниках сохранились многочислен-
ные описания внешности адыгов, сделанные в разное время
людьми, принадлежавшими к разным народам и культурам. Так,
Интериано отмечал в этой связи: «Эти зихи по большей части
красивы и хорошо сложены, а в Каире можно встретить людей
[отличающихся] величественной наружностью между мамелю-
ками и эмирами, большинство ко­торых, как было сказано, из их
племени. Швейцарский  путешественник, археолог и историк
Ф. Дюбуа (30-е гг. XIX в.), впадая чуть ли не в религиозный экс-
таз, писал: «Если бы  я,  с большей смелостью мог судить о путях
провидения, я подумал бы, что  его  намерением  было  воссоз-
дать,  обновить  другие  вырождающиеся расы смешением их с
прекрасной черкесской нацией. Но не нам измерить всю глубину
высшего  разума»194.
Одно из наиболее пространных антропологических опи-
саний черкесов сохранилось в записях  Эдмунда  Спенсера,
совершившего два путешествия в Черкесию (30-е гг. XIX в.), в
ходе которых он побывал во многих районах Натухая, Шапсу-
гии, Убыхии, Абадзехии, Темиргоя. Под влиянием достижений
современной сравнительной анатомии, он подчеркивал, что
черкесы «имели честь» дать свое название — кавказская раса,
всему  населению Европы (за исключением  финнов  и  лапланд-
цев). «Рассматривая  жителей  Кавказа,  мы  должны  признать
превосходство  их  внешнего  облика  над  огромной  массой 
европейцев,  мы вынуждены  прийти  к  убеждению,  что  мы  их 
потомки,  происшедшие  от одного  рода»195. 
Описывая внешний облик черкесов, он отмечал, что красота
черт и симметрия фигуры, которыми отличен этот народ — не 
фантазия;  некоторые  из  прекраснейших  статуй  древности  не 
являют  в своих  пропорциях  большего  совершенства. «Общий
контур лица натухайца196, совершенно  классический,  представ-
ляющий  в профиль  ту  изысканно  мягко  вьющуюся  линию, 
считаемую  знатоками идеалом  красоты.  Их  большие  темные 
глаза,  обычно темно-голубые, прикрытые длинными ресницами,
были бы прекраснейшими из всех, которые я когда-либо видел,

194
Дюбуа Ф.  Путешествие  вокруг  Кавказа // Труды института абхазской
культуры. Сухум, 1937. Bып. VI. С. 48.
195
Спенсер  Эд.  Путешествия  в  Черкесию. Майкоп, 1994. С. 120.
196
По его утверждению, «народа, считаемого самым красивым из всех
черкесских племен».

76
если бы не выражение дикой жестокости, которое сильно пора-
зило  меня,  когда  я  впервые  прибыл  в  Черкесию»197.  
При первой встрече с черкесами, которые должны были стать
его проводниками в «свою страну», Дж. Лонгворт «тщательно и
с большим интересом» изучил их внешность. Первый, Хаджи-
Бесни, был высоким статным человеком с серьезным, несколько
мрачным выражением лица, мало вступавший в разговор. Одет он
был с особой аккуратностью: длинный восточный халат из шелка,
белизна его тюрбана и кинжал с обоюдоострым широким лезви-
ем и рукояткой из слоновой кости на поясе производили впечат-
ление особой изысканности. Второй, Имам-Оли-Хаджи, энер-
гичный, пожилой, небольшого роста человека с белой бородой и
живыми привлекательными чертами, в которых еще сохранились
«огонь и решимость молодости, сочетавшиеся с хитростью и
хладнокровием, полученными от прожитой жизни»198. «Черкесы
в целом — замечательная раса (видимо, недостаток перевода, точ-
нее сказать «порода» или «племя», прим. Э.Ш. и С.Х.) людей; они
среднего роста, довольно стройные и крепкого сложения, черты
их лица далеки от совершенства, но правильные»199.

Не менее типологичным выглядит портрет князя Аходягоко,

представленный в работе С. Хан-Гирея. «Я не видал человека с
более выразительной физиономией: лицо бледное; глаза серые, с
выражением чрезвычайно смелым; лоб открытый, высокий и ши-
рокий, с глубокими морщинами. Он был роста среднего, но сложен
хорошо, стройно; широкие плечи, жилистые руки, показывали его
силу; живая походка и чрезвычайная ловкость — упругость его
членов... Природа не была скупа к нему: в дополнение к вышеска-
занным физическим качествам, она одарила его душою пламенною
и неустрашимою, духом предприимчивым, сильным даром слова и
необычайною увлекательностью, которая была разлита в его взо-
ре и улыбке и смягчала суровость его взгляда». Будучи одаренным
от природы человеком, он мог, по мнению С. Хан-Гирея, в стране
цивилизованной проводить в жизнь новые идеи, но, встретившись
с ним в лесу, в ущелье Кавказа, «вы приняли бы его за смелого наезд-
ника, привыкшего проливать кровь и не давать пощады врагу»200.

197
Спенсер  Эд.  Путешествия  в  Черкесию. С. 35, 66.
198
Лонгворт Дж. Год среди черкесов. Нальчик, 2002. С. 19–20.
199
Там же. С. 47.
200
Султан Хан-Гирей. Избранные… С. 518.

77
 Не обходит вниманием антропологический облик черкесов
Теофил Лапинский, длительное время проживший в Черкесии:
«Турка, татарина, еврея и настоящего московита (что еще за
московиты в тексте XIX в.?; этот пассаж выдает в Лапинском
крайне предвзято настроенного польского патриота, прим. Э.Ш.
и С.Х.) можно как угодно замаскировать европейцем, и все-таки
чрезвычайно редко он сможет скрыть свое происхождение, но
никто не заподозрит «не европейца» в черкесе (адыге), одетом
в шляпу и фрак. Черкес (адыг) несколько выше среднего роста,
стройный и сильный по сложению, но более мускулист, чем кре-
пок в кости. Они имеют большей частью каштановые волосы,
прекрасные темно-синие глаза, маленькие стройные ноги. Чрез-
вычайно редко встречаются люди, которые имели бы телесные
недостатки»201. Не удивительно, что часть образованной адыг-
ской знати при каждом удобном случае подчеркивала свое евро-
пейское происхождение, считая, что в их венах течет генуэзская
кровь202. Ему вторит А. Фонвилль: «Они были высокого роста,
крепкого телосложения, с правильными лицами и с открытым,
смелым взглядом; движения их легкие, быстрые и свободные,
свидетельствовали о силе и необыкновенной ловкости. Хотя поч-
ти все они были довольно бедно одеты, тем не менее, общий вид
их был очень хорош, и если бы они носили европейский костюм,
то были бы чрезвычайно красивы и статны»203.
Важно отметить, что при выраженном совпадении типо-
логических характеристик, авторы отдельных работ обратили
внимание на племенные различия во внешнем виде. Так, на
Э. Спенсера произвел впечатление пеший отряд убыхов и абад-
зехов-тубинцев, численностью до пятисот человек, спустивший-
ся с гор. «Почти все они были исполинского роста, а выражение
их лиц было скорее приятным, чем иным, за исключением дохо-
дящей до дикости свирепости»204.
Высокий рост часто отмечался по отношению к убыхам,
шапсугам и абадзехам. Можно предположить, что население
нагорной части Черкесии было более высоким, чем население

201
[Лапинский Т.] Горцы Кавказа и их освободительная борьба против
русских. С. 76.
202
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 119.
203
Фонвилль А. Указ. соч. С. 12.
204
Спенсер Э. Описание поездок по Западному Кавказу, включая путеше-
ствие через Имеретию, Мингрелию, Турцию, Молдавию, Галицию, Силезию и
Моравию в 1836 году. Нальчик, 2008. С. 52.

78
равнины. Но, в целом, в адыгской популяции был значителен
процент людей ростом выше 180 см.
Заслуживает внимания упоминание многими авторами,
знавшими черкесов в годы Кавказской войны, выражения не-
доверия и жестокости на лицах. Как бы то ни было, подобные
описания представляют интерес для физиогномики, науки да-
ющей возмож­ность по формам, сочетаниям и выражению черт
человеческого лица изучать основные черты характера, к тому
же, позволяющей ученым раскрывать душевное состояние,
вызванное сильными чувствами. По-видимому, войны не самым
благоприятным образом влияют на нравы и облик людей!
Обращаясь к анализу литературных клише, связанных с
темой черкесской красоты, известный специалист по Кавказу
Чарльз Кинг начал с констатации того факта, что у этого клише
была реальная основа: «На протяжении девятнадцатого века,
когда все больше и больше европейцев знакомились с Кав-
казом, они были очарованы физическим обликом черкесов.
Говорят, что люди были высокими, темноволосыми и гибкими.
Их длинные усы, посеребренное оружие и облегающая фигуру
одежда, особенно черкеска, подчеркивали их благородный,
воинственный вид. “В первом появлении черкеса, — писал Э.
Спенсер, известный путешественник и писатель на кавказскую
тему середины девятнадцатого века, — есть что-то чрезвычайно
боевое и командное: его величественный вид, высокий лоб, тем-
ные усы и ниспадающая борода, его прямая осанка и свободные
непринужденные движения — все рассчитано на то, чтобы за-
интересовать незнакомца в его пользу. Никакие полуцивилизо-
ванные люди в мире не обладают таким же приятным внешним
видом”»205.
Ч. Кинг улавливает некоторые гомоэротические ноты
восторга, который вид благородных черкесов вызывал у части
британской публики: «В 1862 г. двое черкесских вождей —
Хаджи Хайдер Хасан и Кустан Оглы Исмаил (руководители
Черкесского меджлиса абадзех Хасан Быджь и шапсуг Исмаил
Куштанок, прим. Э.Ш. и С.Х.) — прибыли в Великобританию в
ходе турне по пропаганде антироссийского сопротивления в
горах. «Рекламодатель Данди» с восторгом сообщал, что «во-
жди — два замечательно выглядящих мужчины. Их внушитель-
ная выправка, их романтическое облачение... и их природное

205
Цит. по: King Ch. The Ghost of Freedom. A History of the Caucasus. P. 134.

79
достоинство, выделяют их как весьма превосходных мужчин...
Рыжеволосые, чернобородые, широкоплечие, с широкими
вздымающимися бровями цвета черной сажи... эти бронзовые
и вооруженные дети гор заставляют нас разлюбить наши соб-
ственные образцы мужчин и навевают мысли не приветство-
вать те типы мужественности, которыми они окружены в этой
стране»206.
Данные по работорговле закономерно содержат сведения о
росте и других кондициях невольников. Весьма показательно,
что в грузинском языке этноним кашаг (kašagi) имеет второе
значение — «рослый невольник»207. Х. Баркер отмечает замеча-
тельные физические качества черкесских мамлюков: «Черкесы
стереотипно воспринимались, как более физически сильные,
чем тюрки, а также смелыми и всегда готовыми нанести первый
удар, с сильным чувством групповой солидарности («асабийя»)
[al-‘Ayntābī, Al-Qawl al-sadīd, 52–54]. Однако они также харак-
теризовались недостатком мудрости, трудовой этики и терпения
для долгосрочной войны и лишений. Необученные черкесы были
горды и непослушны, но те, кто обучался рыцарским навыкам
(furusiyya) с юного возраста, были отличными воинами и подхо-
дящими для коллективного действия»208.
Коби Юсеф отмечает, что многие авторы периода мамлюкско-
го султаната (1250–1517) отмечали более высокий рост мамлюков
нетюркского происхождения: черкесов, грузин, армян, др. Так,
согласно аль-Айни, султан Ладжин ал-Мансури (1297–1299) был
«светловолосый, голубоглазый, высокий и, как рассказывают, он
был черкесом (jarkası al-jins)»209. Рост черкесского султана Инала,
правившего Египтом в 1453–1461 гг., составлял приблизительно
194 см, что выяснено на основании измерений его кольчужного
панциря. Таким образом, человек, родившийся в Черкесии око-
ло 1380 г., мог вырасти в настоящего великана210. Учитывая, что

206
Ibid. P. 134.
207
Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII —
начале XX века. М., 1974. С. 18.
208
Barker H. Egyptian and Italian Merchants in the Black Sea Slave Trade,
1260–1500. Submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of
Doctor of Philosophy in the Graduate School of Arts and Sciences. Columbia Uni-
versity. 2014. P. 97.
209
Koby Yosef. Cross-Boundary Hatred: (Changing) Attitudes towards Mongol
and “Christian” mamluks in the Mamluk Sultanate // Mamluk Studies. Vol. 17. Bonn
University Press, 2019. P. 197.

80
черкесские мамлюки высокого ранга носили высокие (до 75 см)
конусообразные головные уборы, то в своем парадном облачении
фигура Инала могла достигать 2,6 метра. Если он подбирал свою
охрану из соразмерных себе воинов, то их появление на публике
и поле боя должно было внушать настоящий ужас.
Поручик Худобашев, побывавший в плену у убыхов, отмечал
высокий рост Исмаила Догомуко: «Старшина из значительной
фамилии Берзеков, имя его Смаил Дагушк Хаджа. Этот человек
лет 80-ти, собой мужественный и росту довольно высокого»211. В
кабардинской песне-плаче о герое-хаджрете князе Аслан-Гирее
Бесланове подчеркиваются физические качества абадзехов:
«(Уой, дуней гуща) абадзехи могучие
(уа сармахо) сетуют».
В описании священника Петра Павильонова абадзехи пред-
стают в несколько карикатурном виде: «Абадзехи по наружно-
сти своей народ смуглый, черты лица довольно страшные, нос
длинный, глаза огненные, борода длинная. По своему росту эти
горцы в сравнении с другими азиатами настоящие исполины.
Это, можно сказать, народ богатырский. Недаром они так долго
боролись за свою свободу»212.
Корректное описание абадзехов рубежа XIX–XX вв. сде-
лано А.Н. Дьячковым-Тарасовым: «Внешность абадзехов очень
привлекательна: они в большинстве случаев выше среднего ро-
ста, очень стройны — даже между стариками нам не пришлось
заметить ни одного толстяка; плечи отличаются шириной, а
талия, перехваченная ремнем, — тонкостью. <…> Черты лица, в
общем, правильны и приятны; крючковатых носов нам пришлось
видеть мало. Часто встречаются и серые и голубые глаза. Не ред-
кость встретить блондина. Женщины миловидны, особенно из
сословия уорков: белизна их кожи красиво оттеняется тонкими
темными бровями, глаза красивой овальной формы не отличают-
ся величиной. Походка мужчин и женщин легка и быстра. Вооб-
ще абадзехи отличаются ловкостью в работе и езде верхом»213.

210
URL.: http://www.christies.com/lotfinder/lot/a-highly-important-mamluk-
mail-coat-1012997-details.aspx
211
О выкупленном из плена от горцев поручике Навагинского пехотного
полка Худобашеве, и доставленных им сведений о происходящем между
горцами (11 января 1841 — 14 января 1841 г.) // РГВИА. Оп. 6. Д. 434. Л. 5.
212
Павильонов П. Абадзехи // Миссионер. № 39. М., 1878. С. 319.
213
Дьячков-Тарасов А.Н. Абадзехи. (Историко-этнографический очерк) //
ЗКОИРГО. Кн. XXII. Вып. 4. Тифлис, 1902. С. 13–14.

81
 Внешность и рост знаменитого Кизбеча Шеретлуко впе-
чатлили поручика Н.В. Симановского: «Приезжавший сегодня
уздень для выкупа тела есть главный бунтовщик между шапсу-
гами, он считается между ними самым храбрым и отважным,
и точно, судя по нем, и должен быть таковым: 12-ти вершков
росту, лицом бел, быстрый взгляд, хорошо одет и отлично во-
оружен, он показывал патроны, выстреленные по нас»214. То,
что Симановский наблюдал именно Кизбеча подтверждается
его более поздними записями в дневнике215. Указание на рост
в вершках, к которым автоматически добавляли два аршина,
дает в сумме 192–193 см. На рисунке Дж. Бэлла видно, что
Кизбеч едва ли не равен по росту своему коню. Внушительный
вид Кизбеча отмечал С. Хан-Гирей: «Огромный рост, громкий
голос, дерзкие и грубые ухватки, словом, все в нем соответ-
ствовало бурной, беспечной, удалой жизни, которую вел этот
знаменитый предводитель шапсугский и для которой казался
созданным»216.
Рост Шурухуко Тугуза равнялся шести футам и трем дюй-
мам, что составляет 190,5 см.217. «Как бы ни был он одет, — писал
Дж. Лонгворт, — и будь он в бязевой или стальной рубахе, вну-
шительная игра его мускулов была одинаковой. Эти мускулы,
постоянно склонные к шалостям и грубым шуткам, таким, как
сбивание с ног, сбрасывание с лошади и обгон своих товарищей,
были очень сильны, и многие считали их чрезмерными; как-то
кто-то сказал, что единственный подходящий товарищ Тугуза в
играх — это его лошадь»218.
Дж. Бэлл был впечатлен крепостью и бравостью адыгских
стариков. Его спутник Шамуз Шупако простудился, но совер-
шенно не знал, по замечанию путешественника, как вести себя
во время болезни: «он в открытой пристройке на побережье
заснул в промокшей одежде. У него столь мал опыт болезни,
что я не могу добиться, чтобы он принимал меры предосторож-
ности; мне было невозможно запретить ему выходить в одной

214
Грозова И. Дневник офицера. Дневник поручика Н.В. Симановского.
2 апреля — 3 октября 1837 г. Кавказ // Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. Россия
в Кавказской войне XIX века. СПб., 2000. С. 414.
215
Там же. С. 407.
216
Хан-Гирей. Черкесские предания. Избранные произведения. Нальчик,
1989. С. 235.
217
Лонгворт Дж.А. Указ. соч. С. 225.
218
Там же. С. 225–226.

82
своей одежде из хлопка во время холодных ветров и грозового
дождя»219.
Еще один знакомый Дж. Бэлла из числа обширного семей-
ства Шупако — Мехмед Индароко, которому «сто зим окрасили
в белый цвет бороду»220. В столь преклонном возрасте потеряв
свое родовое гнездо в Пшаде, он не утратил присутствия духа:
«Другим происшествием стал приезд к месту нашей беседы ста-
рого Индара-Оку Мехмета верхом на молодом и крепком коне.
Он спешился с него с таким проворством, а его походка была
столь легкой, когда он шел к нам с туго затянутым поясом и всем
своим оружием на себе, что в какой-то момент я признал в нем
лишь сходство его черт с чертами моего старого друга, не веря в
возможность того, что это был столетний старец Индар-Оку»221.
Если судить по приведенным извлечениям почти во всех
работах черкесы описывались как красивый народ, с тонкими
чертами лица, выразительными умными глазами, стройными,
подвижными и сильными фигурами. Даже некоторые россий-
ские генералы, далеко не комплементарно настроенные, отмеча-
ли: «Черкесы богато одарены как умственными способностями,
так и красотой»222. Кстати, Клиффорд Гирц обращал внимание
на фундаментальные открытия сделанные в ХХ столетии в эво-
люционной антропологии и еще не вполне осмысленные. Он
подчеркивал, что необходимо отказаться «от взгляда на характер
отношений между физической эволюцией и культурным разви-
тием как на последовательный процесс» и признать этот процесс
«совмещением или взаимодействием»223.
И хотя облик адыгских женщин непосредственно не вписы-
вается в военно-историческую антропологию, несомненно, что
они повлияли не только на антропологический облик адыгов, но
и на формирование характера, манер, живописность одежды.
Слава об их красоте получила настолько широкое распростра-
нение, что фактически авторы всех записей обращаются к этой
теме.
В Черкесии были признанные красавицы, слава о которых
«не знала границ», их красоту воспевали народные сказители.

219
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 76.
220
Там же. С. 99.
221
Там же. С. 167.
222
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 135.
223
См.: Герц К. Указ.соч.

83
Приведем одно из дошедших до нас свидетельств, позволяю-
щих «составить понятие» о черкесской красавице. «У нее были
красивые, правильные черты лица, голубые глаза, светлая кожа,
волосы светло-каштанового цвета свисали, сплетенные в две ту-
гие косы, вдоль плеч из-под шапочки из красной ткани, которая
была украшена пересекавшимися серебряными нитями и очень
походила на албанскую тюбетейку. Она была высокая, хорошо
и изящно сложена, и несла себя, как и все черкесы — мужчины
и женщины — очень прямо»224.
Европейцы, путешествующие по Черкесии, каждый раз
бывали удивлены видом того, как необыкновенно красивые
девушки и молодые женщины, даже по европейским меркам,
богато и со вкусом одетые, на превосходно экипированных
лошадях забавлялись конными экскурсиями и соколиной охо-
той — причем, как в сопровождении мужчин, так и без тако-
вого. Мужчина, встретивший прекрасных «амазонок», обязан
был спешиться и предложить свои услуги и свой эскорт. «Он
(черкесский князь, прим. Э.Ш. и С.Х.) прибавил также, что их
женщины были такими же хорошими всадниками, как и они; по-
добно им женщины ходили на охоту и не менее ловко стреляли
из лука, что татарки не в состоянии были делать. Этот рассказ,
казалось мне, достаточно подтверждал истинную или ложную
историю амазонок, которых некоторые писатели помещали в
этой стране; действительно, я в дальнейшем видел множество
всадниц с колчаном за плечами и с луком в руке или с хищными
птицами на руке, которые мчались галопом, сидя верхом, как
мужчины… В течение всего этого дня мы не видели по дороге
ничего, кроме приятной смены полей, лугов и лесов, перерезан-
ных несколькими невысокими горами, среди которых то здесь,
то там появлялись мужчины и женщины верхом на лошадях. Не-
которые из последних имели сокола на руке, другие — колчан за
спиной и лук в руке, вроде Диан, одним словом, в том виде, как
представил мне мирза»225. А. де ла Мотрэ встречал черкесских
всадниц и на значительном удалении от населенных пунктов:
«Встретив несколько женщин верхами с колчаном на плече, мы
осведомились у них, сколько оставалось еще пути, чтобы доехать
до места (то есть до ближайшего селения, где путешественники

Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 64.

224

Путешествие господина А. де ла Мотрэ в Европу, Азию и Африку //

225

АБКИЕА. С. 136–137.
84
намеревались переночевать, прим. Э.Ш. и С.Х.); они ответили
нам — 5 или 6 часов»226.
Для развития исторической антропологии важное значение
имеет обращение к популяционной генетике. В последние деся-
тилетия особые надежды возлагаются на изучение генетической
изменчивости народонаселения мира и истории формирования
его генофонда. Об актуальности этой проблемы свидетельствуют
многочисленные исследования, проводимые во многих регионах
мира.
На основе полученной фактографической информации
утверждается представление, что генофонд народов Западного
Кавказа наиболее близок к генофондам Юго-Западной Азии,
Восточному Кавказу и (по степени возрастания генетических
расстояний) к Закавказью, Балканам, южной и Восточной Евро-
пе227. Более того, изучая по черепному индексу и группам крови
типы жителей Восточного Средиземноморья, ученые выявили
их соответствие с некоторыми народами Кавказа228. Это еще раз
подтверждает, насколько сложны проблемы этногенеза и как
непредсказуемы пути древних миграций.
В рамках развернувшейся дискуссии по проблемам «гор-
ской цивилизации» проводится идея прямолинейного этнолин-
гвистического родства отдельных северокавказских народов с
известными древними народами (шумеры, хатты, индоарийцы,
иранцы, этруски и др.), более того, с племенами-создателями
северокавказских археологических культур (майкопская, кобан-
ская, аланская). Причем на такое родство нередко претендуют
представители разных этнических групп.
При этом, далеко не всегда учитывается, что этническая
история развивается сложными, противоречивыми путями. В
различные периоды своей истории народы Северного Кавказа
переживали процессы интеграции, консолидации, ассимиляции.
В таких исторических условиях трудно представить сохране-
ние этнической «чистоты» автохтонных народов. Дальнейшее
генетическое изучение народов Северного Кавказа способно
расширить существующие знания и привести к принципиально

226
Там же. С. 145.
227
Почешхова Э.А. Генофонд народов Западного Кавказа среди регионов
Евразии (по данным о диаллельных ДНК-маркерах)// Медицинская генетика.
№ 9. 2007. С. 21.
228
Фор П. Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны. М.,
2004. С. 50–53.
85
значимой корректировке сложившихся в исторической науке
представлений о происхождении народов, их генетическом
сходстве и различии, о направленности древних миграционных
потоков.
Для научного решения сложнейших проблем этногенеза
требуется не местный «патриотизм», основанный на упрощен-
ных идеологизированных представлениях об исключительной
роли в истории «своих» народов, а упорные совместные усилия
историков, этнографов, антропологов, генетиков, лингвистов,
психологов. Вне всякого сомнения, этот вопрос, при научном
подходе к его решению, может стать важнейшим импульсом для
эпистемологического прорыва в кавказоведении.
И еще один важный момент. К антропологическим харак-
теристикам народов принято относить более широкий круг
проблем. Часть из них, хотелось бы надеяться, логично вошли
в другие главы данной работы (изменения в демографическом
составе населения, состояние здоровья, продолжительность
жизни и т.п.). При всей широте применяемости к различному
кругу проблем истории, антропологический подход, несомненно,
ориентирован на изучение типологии народов, их расовой при-
надлежности, жизнестойкости, способности к преодолению экс-
тремальных ситуаций. За тысячелетия исторического развития,
в известном смысле, адыги сделали самих себя, воспитав целый
набор характеристических черт воина!

Приложение

Средневековые портреты и рисунки как источник

по физической антропологии черкесов
В нашем распоряжении есть редкая возможность рассмо-
треть и изучить лицо человека с черкесскими корнями из XV
столетия, нарисованное с фотографической точностью. Речь
идет о портрете кардинала Карло де Медичи, созданном одним
из гениев итальянского Возрождения Андреа Мантенья в 1466 г.
Карло (1427–1492) был внебрачным сыном (но при этом
старшим ребенком) правителя Флоренции Козимо де Медичи от
черкешенки Магдалены. К. де Медичи был аббатом Сан-Сальва-
торе в Вайано, папским нунцием в Тоскане. Подобно своему
великому отцу, он стал меценатом, собирателем произведений
86
искусства 229. Портрет (см. цвет-
ную вклейку) демонстрирует нам
настоящего «понтийца»: высокое
узкое лицо с узким выступающим
носом; большие глаза, выражен-
ные, но не сильно выступающие
скулы, что может быть следствием
миксации адыгов с кочевника-
ми-тюрками; светло-каштановые
волосы. Смуглость может быть
как следствием техники портрета
(дерево, темпера), так и наследием
одного или обоих родителей. Чима да Конельяно
Совершенно уникальный ма- Святой Марк исцеляет Аниано
териал, позволяющий реконстру- (1499 г.) Берлинская картинная
галерея. Фрагмент.
ировать антропологический облик
Приверженность
адыгов, появляется в результате люков красному цвету черкесских мам-
полностью
интенсивных дипломатических и соответствует восприятию этого
торговых контактов Венеции и Ка- цвета как символизирующего
ира периода поздних черкесских избранность и аристократизм в
Черкесии230.
султанов.
Лица черкесских мамлюков, султанов и эмиров, головные убо-
ры, геральдика и некоторые другие аспекты культурного облика
мамлюкской элиты 80-х гг. XV века — 10-х гг. XVI в. отображены
на ряде полотен Джентиле Беллини (Gentile Bellini, 1429–1507),
Джиованни Беллини (Giovanni Bellini, 1430–1516), Джиованни ди
Николо Мансуэти (Giovanni di Niccolo Mansueti, 1465–1527), Вит-
торе Карпаччо (Vittore Carpaccio, 1455–1526), Чима да Конельяно
(Cima da Conegliano, 1460–1518). Помимо италийских мастеров
каирские черкесы оказались запечатлены в рисунках других евро-
пейских художников и путешественников: Арнольда фон Харффа
(Arnold von Harff, 1471–1505), Даниэля Хопфера (Daniel Hopfer,
1470–1536) «Три мамлюка верхом, с копьями».
Венецианские мастера во множестве картин на христиан-
ские сюжеты совмещали, казалось бы, несовместимые эпохи:

229
Phillips W.D. Slavery from Roman Times to the Early Transatlantic Trade.
Manchester University Press, 1985. P. 98.
230
Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами // АБКИЕА.
С. 49–50; Лукка Дж. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мин-
грелов и грузин // СКЕЛ. С. 45.

87
 первый век христианства и со-
временный им Египет. Причина
такого совмещения — религиоз-
но-эстетическая. Святой Марк
был первым епископом Алексан-
дрии, где он вел проповедь и му-
ченически погиб в 68 г. н.э. Таким
образом, по мысли венецианцев,
его окружали столь же немило-
сердные «язычники», которые и
во время Мансуэти и Карпаччо
составляли большую часть населе-
ния Египта. Особенное внимание
к апостолу Марку со стороны ве-
нецианских мастеров объясняется
тем, что Святой Марк считался по-
кровителем Венеции, а его мощи
были перевезены в этот город из
Хопфер, Даниэль. Три мамлюка
верхом, с копьями. 1529 г. Александрии в IX в.
Фрагмент. Картины венецианских масте-
http://upload.wikimedia.org/wiki- ров представляют такие типажи и
pedia/commons/9/90/Three_Mam-
elukes_with_lances_on_horseback.
обстановку, которые демонстри-
jpg Мамлюки в такийа с ровными руют очевиднейшее сходство с
краями, которые очень походят на эпохой мамлюков: эти черты сход-
черкесские оркские (дворянские) ства проявляются в архитектуре,
шапки XIX в.
убранстве дворцов, одеждах, ма-
нерах и придворных порядках. Помимо картин на религиозную
тематику, образы мамлюков содержатся на картинах, которые
отображали дипломатические контакты Венеции и Каира.
Интенсификация контактов Черкесии с Египтом приходит-
ся на период правления султанов черкесского происхождения
(1382–1517). На конец XIV в. приходится ряд заметных ново-
введений в облике мамлюков. Целесообразно вспомнить заме-
чание ал-Макризи, сделанное им по поводу изменения внешнего
облика мамлюков с приходом к власти Баркука: «А во время
Захира Баркука стали шапки большими, с кривыми краями, и
назывались эти шапки черкесскими; их носят и сейчас»231. Ис-
следование Д. Айалона убеждает в том, что этот важный символ
принадлежности к культуре Черкесии, черкесские мамлюки

231
Семенова Л.А. Салах ад-дин и мамлюки в Египте. М., 1966. С. 185.
88
стали внедрять еще почти за 40
лет до Баркука. В последние годы
правления сына Калауна ан-Наси-
ра Мухаммада (ум. 1341), и во вре-
мя кратких правлений пяти его
потомков, карьеру совершил чер-
кесский эмир Гурлу. В 1346 г. он
становится регентом малолетнего
султана Хаджжи и активно про-
двигает своих соплеменников на
высшие придворные должности.
«По настоянию Гурлу, — писал
Ибн Тагри Бирди, — султан Хадж-
жи оказывал им предпочтение.
Он хотел дать им преимущество
над Атраком (тюркской общиной,
прим. Э.Ш. и С.Х.) и привлекал их Мансуэти, Дж. Святой Марк исце-
со всех сторон до тех пор, пока ляет Аниано. Фрагмент. Зал XXIII
они не стали выделяться сильно Галереи или Музея Академии в Ве-
среди эмиров своими большими неции. Фрагмент. http://www.our-
travelpics.com/photo/venice/532/
тюрбанами и важным видом. Они Мансуэти изобразил высокий
одевали необычно высокие кол- замт или такийа красного цвета с
паки»232. кривыми краями, подходящий под
В черкесский период появил- описание Макризи
ся новый вид тронного головного
убора под образным наименованием наура. Черкесская «корона»
возникла на основе изначально маленького тюрбана тахфифа
сагира («светильник»). В 1394 г. султан Баркук впервые одел
тахфифа сагира во время одного из своих публичных появлений.

232
Ayalon D. The Circassians in the Mamluk Kingdom // Journal of the Ameri-
can Oriental Society. Vol. 69. Pt. 3. New Haven, 1949. P. 138. Арабское название
черкесского колпака – такийа. Черкесское название высокого конусообразного
головного убора, бытовавшего на протяжении многих веков, орк па’о (адыг. оркъ
паIо). «Головной убор, — отмечает А. Фуэсс, — который очевидно обрел попу-
лярность среди мамлюков в XV в., это так называемая такийа (taqiyah), которая
представляла собой цилиндрическую шапку с плоским верхом. Она изготавли-
валась разных размеров и цветов, и была в 1/6 элла (историческая мера длины,
примерно равная 113 см), то есть почти 19 см. В начале XV в. она стала выше и
достигла 2/3 элла (75 см), а верхняя часть приобрела форму маленького купола.
В такой форме она затем стала широко известна как «черкесская» шапка (та-
кийа)». См.: Fuess A. Sultans with Horns: the Political Significance of Headgear in
the Mamluk Empire // Mamluk Studies Review. Vol. XII. № 2. 2008. P. 82.

89
В конце XV в. получил распространение тахфифа кабира или
большой тюрбан тахфифа. Его стали украшать рогами. Наиболее
крупная разновидность этого головного убора стала называться
наура (naurah, «водяное колесо»). А. Фуэсс объясняет помещение
рогов в тюрбан стремлением мамлюкских эмиров продемонстри-
ровать свой особый владельческий статус, санкционированный
богом, а значит не уступающий по своей сути статусу султана.
Это устремление нашло неожиданное подтверждение в подра-
жании образу небожителя Зу ал-Карнайна, двурогого героя из
Корана. В мусульманской традиции Зу ал-Карнайн отождест-
влялся с легендарным Искандером — Александром Великим,
который, в свою очередь, воспринимался как идеальный образец
мусульманского правителя233. Султанская разновидность науры
снабжалась 6 рогами, ведущие эмиры получили право носить
4-роговую версию, а прочие эмиры — 2 рога234. Тем не менее,
султаны могли облачаться в более простой и одновременно легкий
вариант науры с двумя рогами235.
Изображения мамлюков, созданные вышеперечисленными
мастерами, являются наилучшей иллюстрацией слов Дж. Инте-
риано: «Эти зихи по большей части красивы и хорошо сложены,
а в Каире можно встретить людей [отличающихся] величествен-
ной наружностью между мамелюками и эмирами, большинство
которых, как было сказано, из их племени»236.

233
Ibid. P. 78–79.
234
Le voyage d’Outremer (Égypte, Mont Sinai, Palestine) de Jean Thenaud,
Gardien du couvent des Cordeliers d’Angoulême. Suivi de la relation de l’ambassade
de Domenico Trevisan auprès du Soudan d’Égypte, 1512. Publié et annoté par Ch.
Schefer, membre de l’Institut, Paris: Ernest Leroux, 1864. P. 45.
235
Ibid. P. 184.
236
АБКИЕА. С. 50.

90
 Глава 4.
«Мой дом — моя крепость»:
мобилизационные ресурсы


Высшее и прекраснейшее в челове-
ческой природе — любовь к родной зем-
ле, ощущение свободы и независимости
под защитой отечественных законов.
И. Гете

Исследования последних десятилетий все более убеждают,

что повседневная жизнь является важным «ракурсом» рассмо-
трения общества, дополняющим и конкретизирующим процесс
познания, вносящим в него «подробности жизни», яркие прояв-
ления «жизненного мира» людей. В данной главе повседневность
адыгского общества представлена в «образах» и в «живых»
картинах, как одна из типологий жизни в условиях пограничья
войны и мира.
Возникновение истории повседневности как самостоятель-
ной отрасли изучения прошлого является одной из составляю-
щих так называемого «историко-антропологического поворота»,
начавшегося в конце 60-х гг. XX в. в мировом гуманитарном
знании. Однако истоки научного интереса уходят в гораздо
более ранние периоды. Так, Н.Л. Пушкарева, обращаясь к рус-
ской исторической науке XIX в., выделяет «бытописательское»
направление, подчеркивая, что в очень широкое понимание
«быта» входил опыт разрешения конфликтов и ведения боевых
действий237.

237
Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и этнографическое иссле-
дование быта: расхождения и пересечения URL.: http://docplayer.ru/31935631-
Istoriya-povsednevnosti-i-etnograficheskoe-issledovanie-byta-rashozhdeniya-i-
peresecheniya.html

91
 Трудности подобного подхода в значительной степени об-
условлены состоянием его разработанности. По-прежнему,
актуален вопрос — что же такое «военная повседневность» как
предмет исторического исследования и как ее следует изучать?238
Тем не менее, ясно, что подобные исследования подчиняются об-
щим закономерностям, но каждый раз заметно проявляется спе-
цифика, обусловленная характером вооруженных конфликтов,
их масштабностью, вовлеченностью народа, наличием матери-
альных и человеческих резервов, психологической готовностью
населения к сопротивлению.
В военной истории проблемы повседневности вписаны в
два основных направления — повседневность  фронта и повсед-
невность тыла. Во многом повседневную жизнь определял так
называемый дух времени, начиная от явно заметных черт в исто-
рические периоды «мир-война» и до проявления таких сложных
форм как ожидание опасности, войны в обществе. При этом в
истории адыгов можно выделить годы, а иногда и десятилетия
относительного мира. Конечно при специфичности источни-
ковой базы трудно понять изменения в массовом сознании при
переходе от мирной жизни к войне.
Современные исследователи, обращаясь к истории стран
Европы, считают, что происходящие в обществе изменения
могут привести к пресыщению стабильностью и безопасно-
стью, породить желание обрести признание своих ценностей
и достоинства 239. Гипотетически эта идея может объяснить
многие особенности восприятия в адыгском обществе дилеммы
«мир-война».
Однако, при изучении военной истории адыгов, отсутствие,
как правило, четкой линии фронтов, мобильное превращение
тыла в арену боевых действий объективно задают определен-
ную «матрицу» изучения повседневности. Несмотря на то, что
исследовательская практика кавказоведения явно «выпадает» из
подобных посылов, молодой северокавказской историографией
был накоплен значимый опыт изучения быта народов региона.
Этнографические свидетельства, включенные в них описания
материальной среды обитания, позволяют осмыслить степень

238
Сенявский А.С., Сенявская Е.С. Военная повседневность как предмет
исторического исследования: теоретико-методологические проблемы. URL.:
histrf.ru›uploads/media/default/0001/26/….pdf
239
Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2004. С. 495.

92
влияния бытовой повседневности на человека, характер эмоци-
ональных реакций на происходившие экстремальные события.
Устойчивый интерес к проблемам бытовой жизни адыгов
объясняется как минимум тремя обстоятельствами. Во-первых,
уже в XIX в. интерес к этой теме приобрел выраженную пра-
гматическую направленность. Даже в официальных документах
российского командования на Кавказе настоятельно подчерки-
валась жизненная «необходимость» знать характер и быт того
народа, с которым «вступаешь в сношения». Во-вторых, благода-
ря многолетним коллективным усилиям, в основном российских
ученых, удалось создать обширные коллекции источников «бы-
тописательской» направленности, в которых содержались про-
странные описания «повседневной жизни». В-третьих, многие
исследователи были убеждены, что «изложение народного быта»
составляет «необходимое вступление к описанию хода истори-
ческих событий»240. Только ознакомившись с бытом местного
населения можно понять причины происходившего, «критиче-
ски отнестись к фактам, сделавшимся достоянием истории»241.
При применении антропологического подхода к истории
конкретного народа, определяющее значение приобретает
проблема «этнизации» быта: традиционные формы регламента-
ции повседневной жизни, стиль решения привычных проблем,
этические нормы, служащие выражением этнической принад-
лежности. При этом важно учитывать комплексность бытовых
предпочтений, включенность биологических и социально-психо-
логических факторов (влияние природных условий на характер
строительных конструкций, соответствие внутреннего простран-
ства бытовой деятельности и традициям, отношения в семье и
между соседями т.п.).
Прежде всего, речь идет о «вписанности» человека в среду
обитания, умении адаптироваться к конкретным обстоятель-
ствам. Так, ученым, исследующим опыт народов во многих ча-
стях мира, удалось выявить очевидную связь между социальной
структурой, ментальными особенностями и пространственной
структурой селений (форма поселений, расположение жилищ,
дороги, насаждения, экология и т.п.)242. Если судить по сохра-
нившимся источникам, жилищно-поселенческий комплекс

240
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 15.
241
Там же. С. 11.
242
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 303.

93
адыгов без особых изменений сохранялся на протяжении мно-
гих столетий и представлял многочисленные селища, располо-
женные на высоких берегах рек. Аналогичные описания содер-
жатся в записях Дж. Интериано (XV в.), Дж. де Лукки (XVII в.),
П.-С. Палласа (XVIII в.). В XIX в. С. Броневский, Т. Мариньи,
Ф. Монперэ, Эд. Спенсер, Дж. Бэлл описывали фактически тот
же тип поселений.
Именно такой феномен как жилища людей, отражающий
динамику самых разных сторон социальной жизни, как пра-
вило, попадает в поле внимания антропологов. В обобщенном
смысле жилищами считаются сооружения, в которых обитают
люди, места для укрытия от неблагоприятной погоды, выращи-
вания потомства, хранения припасов, отдыха. Адыгское жили-
ще сохраняло базовые типологические черты на протяжении
всего периода генезиса адыгской общности, начиная с наиболее
древней культурной эпохи в истории региона — майкопской
археологической культуры IV тыс. до н.э.243. Основная техника
строительства у адыгов — турлучная244.
Взаимосвязь типа постройки с ландшафтом не всегда носит
линейный характер: адыги Закубанья, буквально заполненного
лесом, тем не менее, возводили турлучные, но не срубные по-
стройки. Это предпочтение, по всей видимости, носило осознан-
ный характер, поскольку позволяло беречь лесные ресурсы245
(в целях стабильного земледелия246 и безопасности) и оперативно
проводить эвакуацию населенных пунктов. Последнее обстоя-
тельство имело определяющий характер в виду кочевнической
угрозы — постоянного фактора адыгского этногенеза.
Дома фронтира — временные, легкие, малозатратные, при-
способленные для эвакуации. Напротив, погребения фронти-
ра — монументальные, основательные, энергозатратные, соору-
жающиеся большими коллективами месяцами и почитающиеся

243
Riond M. De l’Argile a la Terre. Maisons de Torchis de l’Epoque de Maikop
sur la Rive du Lac de Krasnodar (Adyghee, Russie) // Leurs relations avec le Proche-
Orient. Paris, 2008. P. 179–188.
244
Кобычев В.П. Поселения и жилище народов Северного Кавказа в XIX–
XX вв. М., 1982. С. 86.
245
Дмитриев В.А. Адыги не продавали строевой лес и не носили украше-
ний из монет. URL.: http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikat
or/03/03_05/978-5-88431-298-2/
246
Клинген И.Н. Основы хозяйства в Сочинском округе. СПб., 1897.
С. 42–43, 47, 49.
94
столетиями. Это курганы (до 12 метров) с каменными и деревян-
ными конструкциями, каменные ящики, дольмены. В условиях
фронтира человек не может маркировать территорию своим
жилищем, но как нельзя лучше для этого подходит некрополь —
как истинное свидетельство собственности на землю предков.
В повседневной практике адыгов существовало относитель-
но устойчивое восприятие пространства. Оно разделялось на
природное (неосвоенное) и культурное, и что особенно значимо
в плане рассматриваемой проблемы «свое-чужое». При этом,
«свое» пространство предполагало адаптацию к условиям среды
и степень освоения природных ресурсов, их окультуривания. Бо-
лее существенно то, что представление о пространстве физиче-
ском совпадало с представлением о хозяйственном пространстве
общины, семейной или территориальной.
Для народов Северного Кавказа к базовым факторам, вли-
явшим на построение хронотопа, В.А Дмитриев относит дея-
тельность на смене ландшафтных зон гор, предгорий и равнин
(отгонно-пастбищное овцеводство) и зоны с избыточной измен-
чивостью рельефа (горное земледелие, альпийское скотоводст-
во), необходимость вынесения производящей (продуктивной)
деятельности за пределы основной среды обитания, что вызвано,
в первую очередь, малоземельем в горах247.
С древнейших времен жилищно-поселенческий комплекс
равнинных областей Черкесии был адаптирован для нужд обо-
роны от внезапных атак степняков. Адыги возводили городища
с земляными укреплениями, снабженными частоколом248. А.В.
Гадло отмечал, что сторожевые деревянные башни возводи-
лись адыгами в XII–XIII вв.249. В XVI в. Реммал Ходжа описал
использование адыгами такого приема как ров с воткнутыми
в него кольями, призванного сдержать наступление татарской
конницы250. Однако, адыги не ограничивались обороной своих
городищ, а умело использовали тактику набеговой войны. Абри

247
Дмитриев В.А. Пространственно-временное поведение в традиционной
культуре народов Северного Кавказа: Региональный аспект// Журнал социо-
логии и социальной антропологии. 2007. Т. X. № 4. С.145.
248
Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 173.
249
Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа. X–XIII вв. СПб.,
1994. С. 154.
250
Tārih̲ -i Ṣāḥib Giray H̲ ān. Histoire de Sahib Giray, khan de Crimée de 1532 à
1551: edition critique, traduction, notes et glossaire. Dr. Özalp Gökbilgin. Ankara,
1973. P. 180, 215.

95
де ла Мотрэ отмечал, что черкесы силой отвечают на силу, и на-
бегом — на набег251. В первой половине XIX в. адыги устраивали
наблюдательные вышки, которые позволяли заранее объявить
военную тревогу и оценить масштаб угрозы252.
Османский путешественник Эвлия Челеби в 1666 г. в свите
отставного крымского хана проехал через всю равнинную Чер-
кесию и оставил весьма информативные описания жилищно-
поселенческого комплекса: «В этой местности находится ставка
бея шегаке (хегаки, адыг. хэгъакIэ, прим. Э.Ш., С.Х.), которая на
языке черкесов называется “пшуко”. О месте, где живет бей,
говорят “пшуко”, в смысле “ставка”. Это большая деревня, по-
добная касаба. Все пятьсот пятьдесят домов крыты камышом,
обнесены плетнем, имеют по две двери — одну за другой. Все
[дома] имеют неприступный, также обнесенный плетнем двор.
<…> Пшуко шегаке представляют собою дома, расположенные
группами у подножия гор среди больших полей и лесов: сорок
домов в одном месте, десять домов в другом, двадцать — в тре-
тьем, в которых поселились по соседству близкие и дальние
родственники. Вокруг из длинных толстых бревен и прутьев де-
лают азбаре, то есть двор, обнесенный плетнем, напоминающий
крепость. Дома и все животные находятся в этом дворе-азбаре.
Каждую ночь, приставив к дверям двойные подпорки и спустив
с толстых цепей собак, подобных львам, они спокойно засыпают.
Весь Черкесстан таков». Селение хатукаевских первостепенных
дворян Падис описано Челеби как «благоустроенное селение из
трехсот домов», которое «представляет собой крепость из четы-
рех рядов земляных валов и срубов из громадных бревен. Таковы
же окрестности всех селений и пшуко в черкесской земле. Ибо
у черкесских племен села враждебны друг другу. Так что нет
недостатка в постоянных междоусобных войнах и распрях»253.
В адыгской сословной иерархии существовала группа млад-
ших уорков, называвшихся пшичеу (шапс. пшикьеу «князя огра-
да»), которые расселялись вокруг княжеского дома и постоянно
сопровождали его в повседневных перемещениях. В этой связи
отдельный район княжеского владения мог носить название

251
A. de la Motraye’s travels… Vol. II, p. 33.
252
Жупанин С.О. Ивано-Шебское укрепление (1830–1832 гг.). К вопросу
о географической локализации. URL.: http://churh-history.cerkov.ru/ivano-sheb-
skoe-ukreplenie-1830-1832-gg-k-voprosu-o-geograficheskoj-lokalizacii/
253
Челеби Э. Киига… Вып. 2. С. 56, 66, 73.

96
Пшичеу254. К этому термину, видимо, восходит челебиевское
пшуко.
В адыгском ареале в относительно мирные и стабильные
периоды, обеспеченные сосуществованием с кочевническими
государствами и взаимовыгодным торговым обменом, проис-
ходило заметное накопление хозяйственных ресурсов. Есте-
ственным следствием такого поступательного развития было
появление каменного зодчества. Так, черкесский князь Берзебук
(около 1470 г.) построил в принадлежавшей ему Копе (будущий
Темрюк) каменный замок255. Это строительство стало возможно,
как в силу хозяйственного развития, так и благодаря военному
ресурсу: известно, что в 1462 г. с князем Берзебуком была заклю-
чена конвенция «pro conducendis populis», т.е. о найме солдат256.
Уничтожение генуэзской Каффы в 1475 г. и разорительное
вторжение османов в Черкесию в 1479 г.257 привело, согласно
италийским источникам, к гибели местных князей при обороне
Копы258. Можно полагать, что это были представители семейства
Берзебука (он сам и его сын Камбелот), которые фигурируют в
генуэзской переписке259. Важным примером каменного зодчест-
ва Черкесии может служить пятиэтажная боевая башня, возве-
денная кабардинским князем Темрюком Хаджи Баматовым на
правом, высоком берегу Малого Зеленчука260.
Ж.-Б. Тавернье оставил великолепный рисунок резиденции
(пшуко) черкесского князя. Пшуко продолжали существовать
на всем протяжении XVIII в. П.-С. Паллас в 1793 г. дал следую-
щую схему кабардинского села, в котором проживал крупный
феодал: «Они строят свои дома близко один к другому, одним

254
К. Обзор событий на Кавказе в 1851 году // Кавказский сборник. Т. XIX.
Тифлис, 1898. С. 109.
255
Kressel R.Ph. The Administration of Caffa under the Uffizio di San Giorgio.
University of Wisconsin, 1966. P. 397.
256
Брун Ф. Черноморье. Сборник исследований по исторической географии
Южной России. Ч. I. Одесса, 1879. С. 234.
257
Aşık Paşazade. Osmanoğulları’nın Tarihi. Çeviri ve Günümüz Diline Aktarım:
Kemal Yavuz, M.A. Yekta Saraç. İstanbbul, 2003. S. 539.
258
Зевакин E.C., Пенчко Н.А. Очерки по истории генуэзских колоний на
Западном Кавказе в XIII и XV веках // Исторические записки. 1938. Т. 3. С. 128.
259
Atti della Società Ligure di Storia Patria. Vol. VII. Parte I: Codice diplomatico delle
colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell’Ufficio di S. Giorgio (1453–1475). Tomo sec-
ondo, ordinato ed illustrato dal socio p. A. Vigna. Genova, 1871. P. 784, 883.
260
Эпиграфические памятники Северного Кавказа (на арабском, персид-
ском и турецком языках). Ч. II. М., 1968. С. 142–143.

97
или несколькими кругами или четырехугольниками, таким об-
разом, что внутреннее пространство представляет собой общий
скотный двор, имеющий лишь одни ворота, а дома, окружающие
его, служат как бы для его охраны. Дом узденя или князя, обычно
стоящий особняком, заключает в себе ряд отдельных четырех-
угольных помещений, размером в две сажени, где помещаются
гости, с камином, маленьким диваном и другой удобной мебе-
лью»261. Здесь мы приводим рисунок Х.Г. Гейслера, состоявшего
рисовальщиком при экспедиции П.С. Палласа.

Черкесское селение круговой формы. Характерная деталь: в самом центре

большой круглой площади водружен высокий шест со шкурой козла — символ
культа бога молнии Шибле. «Эту шкуру они растягивают на двух палках, —
поясняет Ж.-Б. Тавернье, — протягиваемых от ноги до ноги, и вешают ее на
шест, вбитый в землю, верхний конец которого входит в голову животного, как
это изображено на рисунке. Количество шестов, вбитых в землю посередине
селения, с повешенной на них шкурой, равно количеству убиваемых живот-
ных и каждый, проходя перед ними, отвешивает глубокий поклон»262.

261
АБКИЕ. С. 219.
262
АБКИЕА. С. 77.

98
 Круговая организация поселенческого пространства со-
хранялась и в последующие времена. Г. Гротэ, путешествуя по
Западной Анатолии в 1903 г., описал характерные черкесские
пшуко: «Большая часть из селений носит имена черкесских беев.
По своему расположению такая деревня скорее напоминает
крупную помещичью усадьбу, с различными, окружающими
господский дом службами и флигелями, чем то, что мы привыкли
видеть под названием деревни — ряд домов, задворки которых
более или менее точно примыкают к полосам пахотной земли.
Здесь посреди селения возвышается дом бея, носящий более или
менее аристократический характер: обыкновенно он выстроен в
два этажа, имеет просторную веранду и более тщательно обма-
зан известкой. Низенькие, крытые дранью глиняные хижины его
подданных окружают дом начальника со всех сторон широким
кольцом. Сады и поля этих усадеб содержатся очень чисто»263.
В нагорных районах Западной Черкесии большинство жи-
лищ располагались на усадебных участках, где осуществлялись
различные виды хозяйственной деятельности. Если земли было

Гейслер, Х.Г. Визит к черкесскому князю. 1793 г.

Рисунок демонстрирует круговое пшуко. Из книги: Черкесы.
Воины и мастера. Нальчик, 2012. С. 19.

263
[Гротэ Г.] По Азиатской и Европейской Турции // Землеведение. Кн. IV.
М., 1904. C. 14–15.

99
достаточно, то усадебная территория развивалась в горизонталь-
ном плане и ее границы обозначались оградой. Предметно-чувст-
венное отношение к участку, которым владела семья, определяло
его центральную роль в системе космических представлений
горцев Кавказа, как и людей средневековой Европы264.
Поселения не имели определенной планировки: располага-
лись достаточно далеко друг от друга. Усадьба или фамильный
хутор представляла собой скопление из 10–12 домов, в кото-
рых проживало несколько поколений большой семьи265. «Я ни
разу не видел, — отмечал Дж. Лонгворт, — чтобы разные семьи
жили в одном месте; я думаю, что эта изоляция вызвана самим
гористым и пересеченным характером этого края». Еще более
важно, что особенности адыгских поселений он объяснял «рев-
нивым» стремлением к независимости, заставляющем каждого
адыга «предпочитать быть монархом на своем собственном
клочке земли, чем стать членом взаимозависимого сообще-
ства»266. Совокупность двух-трех, а нередко и десятков таких
поселений давала территориальную единицу — хабль. Хабли,
разрастаясь, могли составлять длинную цепь: «вдоль каждого
ручейка, на значительное протяжение тянулись горские посе-
ления»267.
Как уже отмечалось, в подавляющем большинстве жилища
возводились из кольев и плетней, обмазанных с обеих сторон
светлой глиной. Стены штукатурились глиняным составом с до-
бавлением конского помета и белились. Через двухскатную соло-
менную крышу (часто крыша изготавливалась из драни) наружу
выходила плетеная и обмазанная труба дымаря (ад. онджэкъ, каб.
уэнжакъ). Этот своего рода «камин» представлял собой цельную,
сплетенную в виде конуса или, вернее, перевернутой форсунки,
конструкцию, обмазанную глиной. В двухкомнатном доме (адыг.
унэ) могло быть два дымаря.
Помимо турлучных жилищ, адыги строили бревенчатые
дома. В январе 1841 г. отряд генерала Г. Засса уничтожил на
Пшише в урочище Кошхо три абадзехских аула, «состоявших

264
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. С. 60, 83.
265
Миллер А. Черкесские постройки // Материалы по этнографии России.
Т. П. СПб., 1914. С. 59–61.
266
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 89.
267
Гейнс К. Пшехский отряд с октября 1862 г. по ноябрь 1864 г. // ВС. 1866.
№ 1. С. 36.

100
из бревенчатых довольно правильно построенных домов»268.
Бревенчатые избы в Абадзехии упоминает Ф.Торнау269. «Чер-
кесские сакли, из толстого дерева срубленные» и «тщательно
укрепленные дворы, в которых помещался скот» упоминаются в
двух шапсугских аулах Магишху, располагавшихся на плоскости,
в 6 верстах от Кубани270.
Все это большесемейное пространство огораживалось
плетневым забором или частоколом из бревен. На территории
обычной адыгской усадьбы находились плетеные, стоящие на
высоких подпорках-столбиках, амбары для хранения зерна или
кукурузы в початках. Достаточно высоко от земли на столбики —
ножки амбара — клались плоские широкие камни, на которых
помещалась плетеная большая корзина-амбар под соломенной
крышей. Зерно хранилось в сухости и было недоступно грызу-
нам. К хозяйскому жилью могла вплотную примыкать конюшня
(адыг. шэщ), хотя, как правило, таковая располагалась отдельно.
При хозяйстве находились коровники, овчарни, курятники, коз-
лятники. Неотъемлемый атрибут адыгского хозяйства — ручные
мельницы и домашние печи для выпечки хлеба. В хозяйство
ремесленника входили кузница, гончарная, плотницкая или
шорная мастерская. На женской половине стояли сундуки, где
лежали постельные принадлежности, ткацкий станок, на кото-
ром ткали материю для одежды, несколько веретен271. Плотно
запираемые ставнями окна «служили более для наблюдения за
тем, что делается во дворе, чем для освещения комнат»272.
Адыгская большая семья проживала в нескольких домах, т.к.
на организацию пространства и быта воздействовала сложная
система запретов или ограничений (так называемые обычаи
избегания). Вне ограды или в ее дальнем углу строилось специ-
альное помещение для гостей — кунацкая, имевшая знаковый
смысл и занимавшая внешнее положение по отношению к хо-
зяйской. С одной стороны, она была символом гостеприимства,
открытости, готовности принять любого странника, а с другой —
самоизоляции хозяина и его семьи, закрытости повседневной

268
О набеге генерал-лейтенантом Зассом, сделанном за реку Белую и о
разорении трех абадзехских аулов. 30 декабря 1840 — 21 февраля 1841 г. //
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 267. Л. 8.
269
[Торнау] Секретная… С. 272.
270
АКАК. Т. X. С. 635.
271
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 65.
272
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 68.

101
жизни от «другого». Около кунацкой был врыт столб с навесом,
служивший коновязью для лошади гостя. О чистоте гостевого
помещения тщательно заботились, стремясь предоставить как
можно больше удобств гостю, но при этом от гостя требовалось
строгое соблюдение принятых норм поведения.
Для обустройства кунацкой использовалась лучшая часть
имущества семьи: ковры, покрывало из шелковой парчи, ка-
мышовые, узорчатые циновки, стеганые одеяла, нарядные по-
душки, медные кувшины и тазы для омовения273. Такая, казалось
бы, обязательная постельная принадлежность как подушка
могла вызвать настоящий восторг у опытного европейского
путешественника: см., например, характерный отзыв у Дугласа
Фрешфилда, посетившего Карачай в 1869 г.274. Одним из немно-
гих элементов комфорта адыгского жилища в первой половине
XIX в. была кушетка, удобством которой могли даже нарочито
щеголять275.
Даже на обеспеченных европейцев производили впечат-
ление имевшиеся в кунацких предметы местного и турецкого
производства276. «Дом для гостей лучше выстроен и лучше по-
крыт из всех та­ковых, что я до сих пор занимал, и он наполовину
окружен деревьями и кустиками, среди которых имеется боль-
шое число диких розовых кустов, — писал Дж. Бэлл о кунацкой
натухаевского первостепенного дворянина Шамуза Шупако (май
1837 г.) — Ди­ван покрыт шелком, имеет спинку, украшенную
золотыми нитями; ночью я лежал на малинового цвета шелковой
подушке и у меня было полосатое шелковое одеяло. Наши засто-
лья многолюдны, а блюда превосходны»277.
Большое значение придавалось чистоте территории и, как бы
сейчас сказали, санитарным нормам. Обязательным требовани-
ем организации двора было устройство двух уборных (для муж-
чин и женщин). Специальная уборная для гостей располагалась
на краю гостевого двора. Уборные были плетеными, круглыми,
с соломенными крышами. Самим фактом существования и пра-

273
Там же. С. 70.
274
[Freshfield D.W.] Travels in the Central Caucasus and Bashan including visits
to Ararat and Tabreez and ascents of Kazbek and Elbruz by Douglas W. Freshfield.
L., 1869. P. 352–353.
275
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 162.
276
Там же. С. 56.
277
Там же. С. 115.

102
 Образец черкесской кушетки. Иллюстрация из книги Т. де Мариньи

ктичностью они производили благоприятное впечатление на

путешественников278, учитывая, что далеко не все «блестящие»
европейские дворы имели подобные «удобства».
Рядом с домом, окруженным забором, находились огороды и
недалеко от них участки пахотной земли, освоенные отдельными
семьями на которых сеяли пшеницу, рожь, просо и кукурузу.
Вокруг дома росли плодовые деревья, а нередко и целые рощи.
Жилье и хозяйственные постройки (кладовая и хлев для овец)
обносились плотным тыном. На выгонах, на пасеках, на дальних
кукурузниках создавались временные жилища. Во время охоты
использовались специальные убежища, оборудовались навесы,
пещеры и гроты. Эти нехитрые сооружения, вынесенные за
пределы жилых комплексов, в случае опасности становились для
семьи временным убежищем.
Обращаясь к характеру расселения у абадзехов, Ю. Клапрот
отмечал: «Каждый имеет поля для собственного употребления и
небольшой лес, который он огораживает и таким образом име-
ет в своем маленьком поместье маленькое пастбище для скота,
дрова и пашни»279. Небольшой приусадебный сад больше слу-
жил эстетическим и гигиеническим целям, как и приусадебный
огород. Фруктовая приусадебная роща упомянута К. Гейнсом,

278
АБКИЕА. С. 219.
279
АБКИЕА. С. 239.

103
вспоминающем удобный бивуак в захваченном ауле на р. Четук:
«Привольно, должно быть, когда-то жил этот хозяин: аул его, где
остановился отряд лагерем, расположен был среди фруктовой
рощи; сакля его была хорошо выстроена и разукрашена резьбой
и разными вычурами»280. Аналогичное впечатление о «приволь-
ной» жизни «туземца» описал Н.В. Симановский: «Сад у этого
князя прекрасно обработан, у него есть виноград и многие фрук-
товые деревья, в том числе много абрикосовых и персика, кото-
рые унизаны фруктами <…> Как обвинять их теперь, что они,
привыкшие к свободе, не хотят с нами примириться и защищают
свои прелестные места»281.
Значительные по площади лесосады находились в аульной
собственности. Лес давал адыгу необходимые ресурсы для жиз-
недеятельности: полеводческие участки очень часто устраива-
лись в лесу, а на открытых горных террасах (природных и искус-
ственных) специально высаживались деревья по кромке поля.
В XIX в. в Западной Черкесии существовали крупные на-
селенные пункты, которые обозначаются в источниках как
«огромные аулы». Вероятно, они образовались на основе отдель-
ных поселений, расположенных в удобных местах, по мере же
увеличения численности населения, они становились центрами
притяжения для переселенцев из соседних долин. Примеры та-
ких аулов в Абадзехии по воспоминаниям К. Гейнса: «большой
аул» Исхака Соолохова 282; «огромный аул» эфенди Багова 283;
«огромный аул» Мартуко-Хабль284. В равнинной части Большой
Шапсугии: аул Кабаниц «лежал на обоих берегах Иля, раскинув-
шись в густом лесу более чем на 3 версты вверх по реке, и состо-
ял из нескольких, один возле другого расположенных аулов»285;
аул Убин, 800 дворов, протяженность 8 верст, был расположен у
оживленной транспортной артерии — так называемой Анапской
или Генуэзской дороги286; аул Схунокояк, «имевший до 1000 са-
кель», на правом берегу Афипса287; аул Мерчан, «весьма населен-

280
Гейнс К. Указ. соч. С. 34.
281
Грозова И. Дневник… С. 404.
282
Гейнс К. Указ. соч. С. 19.
283
Там же. С. 20.
284
Там же. С. 35.
285
Богуславский Л. История Апшеронского полка. 1700–1892. Т. II. СПб.,
1892. С. 320–322.
286
Там же. С. 323.
287
Там же. С. 327.

104
ный», на правой стороне Абина288; аул Кияб, более 1500 дворов,
на р. Азипс289; «большой, укрепленный завалами аул Камелюк,
находящийся между рр. Убином и Афипсом»290. Скопление аулов
на особых труднодоступных территориях рассматривалось как
одна из причин «их упорной защиты»291.
Военные действия вносили принципиально значимые кор-
ректировки в традиционный тип поселений. В годы военной
опасности значительная часть населения предпочитала жить
в «рассеянных по горам и косогорам малых усадьбах по два и
три двора»292. Аулы, как правило, располагались на высоком и
крутом берегу реки, «прислоняясь тылом к дремучему лесу»293. В
поведении горцев в экстремальные периоды истории явственно
проявлялась пространственная оппозиция: более безопасными,
пригодными для жизни считались высокогорные селения, по
сравнению с расположенными даже в самых плодородных до-
линах294.
Подобная топография поселений поддерживала иллюзию
защищенности, в то время как жители поселений, расположен-
ных на плоскости «пребывали в большой тревоге»295. По мере
усиления военной опасности предпринимались попытки укре-
пить жилища оградами и особого рода баррикадами, что имело
скорее символический, чем реальный смысл296.
В годы Кавказской войны, учитывая продолжительность
военных действий, заметно проявлялась адаптация к экстре-
мальным жизненным обстоятельствам: произошло сближение
традиционных норм, оказавшихся на удивление устойчивыми,
и новых, сложившихся под влиянием внешних обстоятельств.
Обращает на себя внимание то, что адыги, в отличие от других
народов, в случае опасности легко оставляли свой дом, «охрана

288
Корганов А.С. История 45-го драгунского Северского его величества
короля датского полка. Тифлис, 1884. С. 98–99.
289
Там же. С. 102.
290
Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Осман-
ской империи (20-е — 70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов. Нальчик,
2001. С. 168.
291
Грозова И. Указ. соч. С. 397.
292
Броневский С. Новейшие… С. 106.
293
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 68.
294
Бгажноков Б.Х. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик, 1983.
С. 24–26.
295
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 89.
296
Фонвилль А. Указ. соч. С.14.
105
которого в более цивилизованных странах, как правило, требует
принести в жертву свободу»297, обработанную землю, и, угоняя
скот, уходили в горы. Объясняя это явление, Н.Ф. Дубровин
отмечал, что адыги «при умеренности в пище и питье и при спо-
собности переносить все роды лишений», знали, что и на новом
месте они найдут «такой же хлебородный кусок земли для посева
кукурузы», и лес для постройки жилья298. Неожиданно утерянное,
жилище столь же быстро восстанавливалось «с помощью друзей,
которые никогда не отказываются подать руку помощи в подоб-
ных случаях»299. На новом месте адыги, в первую очередь, соору-
жали шалаши, которые сверху покрывались плотным войлоком,
а внутри застилались циновками. Самые удобные предназнача-
лись для детей, женщин и увечных, «ибо роскошь и изнеженные
привычки рассматривались на Кавказе весьма позорными для
воина»300, которым жилище заменяла бурка и родная земля.
Возникает вопрос: как подобные действия соотносятся с
общепризнанной отвагой и гордостью адыгов, сложилось ли
это явление исторически или стало порождением бесконечных
войн? В этом смысле антропологический подход, ориентиро-
ванный на анализ комплекса причин, позволяет осмыслить
бытовые реакции, связанные с изменением среды обитания,
с появлением «угрожающих» событий. Будучи неожиданно
окруженными, осознавая, что опасность грозит семье (детям,
родителям, жене), адыги ожесточенно сопротивлялись, не-
смотря на явное преимущество сил противника, предпочитая
смерть позорной жизни человека, не сумевшего защитить свою
семью301. Но если опасность непосредственно не угрожала се-
мье, для адыга важно было сохранить жизнь для дальнейшей
борьбы с противником.
Интересные свидетельства о мобильности аулов вошли в вос-
поминания Ф. Торнау, бывшего в плену у адыгов. Речь идет о пе-
ремещениях аулов с Белой и Курджипса в центральные районы
Абадзехии — на Пшеху и Пшиш. «Как только начинала спадать
листва караваны горцев по потаенным арбяным дорогам, да еще
в ночное время, переезжали вглубь лесов, на зимние квартиры.

297
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 54.
298
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 12.
299
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 53.
300
Спенсер Э. Указ. соч. С. 79.
301
Там же.

106
Туда же, загодя, доставлялся урожай»302. Быстро и организованно
горцы разбирали свои дома, погружали дымарь с священнейшей
деталью быта — надочажной цепью; двери, оконные рамы, балки
и уже на новом месте собирали свое жилье. Площадь подобно-
го зимнего дома, согласно Ф. Торнау, составляла 10-15 шагов в
длину и 8-10 шагов в ширину, т.е. от 80 до 120 кв.м.303. Ясно, что
подобное «перемещение» было вынужденной мерой, связанной
с тактикой царских войск. По заключению Ф. Торнау, именно
«неимоверно густые леса» способствовали сохранению абадзех-
ского населения.
Мобильность адыгского населения проявлялась и в мебе-
ли — сундуках (адыг. пхъуант) и столе. Адыгский стол (адыг.
Iанэ) был, по сути, подносом на трех ножках (что избавляло от
проблемы покачивания стола на неровной поверхности пола
или двора). Мамалыга укладывалась прямо на анэ: в ней дела-
лись углубления, в которые наливался соус. Мясо клалось тут
же сверху на мамалыгу. Сохранилось редкое свидетельство
двухтысячелетнего функционирования анэ: на стене склепа в
Крыму, который атрибутирован как сарматский, представлено
изображение столика на трех ножках304. Столики этого типа
были удобны, поскольку к ним прилагались маленькие табуретки
(адыг. пхъэнтIэкIу шъхьаку). И, таким образом, вся утварь была
приспособлена к быстрому переселению305. Заимствование само-
вара адыгами (адыг. сомар)306 также подчеркивает их стремление
использовать именно такие предметы, которые можно было
легко перевозить.
Кровати как отдельного предмета мебели не существовало,
вместо таковой обустраивалась низкая лежанка. Но при этом, ис-
пользовалось постельное белье, засвидетельствованное в много-
численных описаниях, в которых часто отмечается его чистота и
белизна. Обязательное санитарно-гигиеническое условие такого
устройства постели (его расположенность в помещении, в кото-
рое днем могли входить многочисленные посетители; дневное
использование как дивана, укрытого циновкой или ковром) —

302
[Торнау] Секретная… С. 270.
303
Там же. С. 271.
304
Яценко С.А. О сармато-аланском сюжете росписи в Пантикапейском
«Склепе Анфестерия» // ВДИ. 1995. № 3. С. 189.
305
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 377.
306
Тыркуем ис адыгэхэр. IорыIуатэр. Мыекъуапэ, 2004. Н. 240.

107
это ежедневное убирание постели и регулярное проветривание
матрасов, подушек и покрывал307.
Полы были земляными: их время от времени сбрызгивали
водой и чисто подметали.
А.О. Махвич-Мацкевич в 1860 г. обратил внимание на
наличие в каждой абадзехской семье большого количества
постельного белья, «число которых доходит у некоторых до
50»308. Помимо сундуков с комплектами постельного белья, в
состав которого входили, как минимум две вещи — наволочка и
простыня — в «юнех-шуха» (унэшхо, большой дом) стояли сун-
дуки с платьем, бельем, сафьяном. Только эта часть движимого
имущества абадзехской семьи, не считая железной, медной и
серебряной посуды, турецких, европейских или русских чай-
ных сервизов, запасов оружия и боеприпасов, и массы проче-
го — делала мародерство со стороны противника неизбежным
соблазном. Командующий Кавказским корпусом барон Розен
в отношении военному министру гр. Чернышеву докладывает
об уничтожении отрядом Засса абадзехского аула Берзечев на
левой стороне Схагуаше (Белой). Среди трофеев Розен отме-
чает «богатую турецкую одежду и другие турецкие изделия, а
также значительное количество награбленной хищниками се-
ребряной посуды европейской работы»309. Как говорится, грабь
награбленное. Барон даже не допускает мысли, что серебряная
посуда была повседневной утварью в быту адыгской знати и что
европейские изделия могли покупаться адыгами. «Абадзехское
добро» и «богатые пожитки жителей», которые «вознаградили
труды солдат»!310 Эпитет «богатые», наряду с «воинственные»
сопутствуют адыгам в мемуарах многих русских офицеров:
«Черкесы значительно богаче, и воинственнее, чем чеченцы и
лезгины»311; «огромное горское население, обладавшее некогда
большим богатством»312.

АБКИЕА. С. 131.
307

Махвич-Мацкевич А.О. Абадзехи. Их быт, нравы и обычаи // Народная

308

беседа. СПб., 1864. Кн. 3. С. 2.

309
АКАК. Т. VIII. С. 760.
310
Гейнс К. Пшехский отряд (три первые главы) // КС. Т. VIII. С. 488.
311
Добровольский-Евдокимов. Экспедиция 1851 года на правом фланге
кавказской линии // КС. Т. VIII. С. 331.
312
Отчет гр. Евдокимова о военных действиях, исполненных в Кубанской
области в период времени с 1-го июля 1863 года по 1-е июля 1864 года //
Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию — последствие Кавказской войны.
Нальчик, 1994. С. 88.

108
 Адыгская система жизнеобеспечения отличалась высокой
степенью устойчивости, обеспеченной тысячелетним опытом
ведения хозяйства в благодатных, но не простых условиях Се-
веро-Западного Кавказа. Источники периода Кавказской войны
пестрят сведениями о продовольственном изобилии у адыгов,
больших урожаях, запасах зерна и другого продовольствия. Надо
заметить, что впечатление о сельскохозяйственном преуспева-
нии адыгов — общее место в мемуарах российских офицеров.
В рапорте начальнику Правого фланга Кавказской линии ге-
нерал-майору Дебу (1856 г.) сообщалось об уничтожении двух
бжедугских аулов Габукай и Татархабль: «В обеих аулах более
ста дворов, с огромнейшим запасом в складах разного хлеба, с
запасом который можно бы только найти в самом предприимчи-
вом земледельческом обществе»313.
Обратимся еще к одному характерному сообщению о дейст-
виях пшехского отряда в ущелье р. Шебж (ноябрь 1862 г.): «При
появлении нашем в ущелье, аулы оказались пустыми, хотя, по
оставленным вещам, по большему количеству домашней птицы
и изобильным запасам зерна, заметно было, что хозяева поки-
нули свои жилища второпях и очень недавно. Смотря на это бо-
гатое ущелье, скаты и низ которого были покрыты множеством
маленьких аулов, а промежуточные поля сплошь запаханы, мы
удивлялись, что горцы не отстаивали своих жилищ. <…> Часам
к одиннадцати обе колонны кончили свое дело. Более тысячи
лошадей, навьюченных сеном, зерном, котелками, ручными
мельницами, вязками живых и убитых куриц, сапетками меда,
кукурузой и другим добром, потянулись в лагерь»314.
Регулярные рейды царской армии, приводившие к разру-
шению десятилетиями копившегося благосостояния, актуали-
зировали древние практики наездничества. Накопление как
таковое полностью потеряло смысл, семья ориентировалась на
очень короткие периоды хозяйствования и пониженные нормы
потребления. Если удавалось вырастить и собрать урожай, обез-
опасить себя от голода, спасти скот, то все остальное не заботило
человека Черкесии.
Конечно, дом остается простым строением, пока не поняты
действия людей, превратившие его в среду обитания, а в мета-
форичном смысле и в крепость. Благодаря развитию историче-

313
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1090. Л. 12 об. – 13.
314
Гейнс К. Указ. соч. С. 25.
109
ской антропологии сложилась достаточно устойчивая традиция
обращения к проблемам семьи. Однако сложность разработки
этой темы обусловлена существованием нескольких подходов:
демографический (брачность, разводы, смертность и т.п.); право-
вой (законы и обычаи, регулирующие брачные отношения и т.п.);
экономический (семья как производственная и потребительская
система и т.п.); социологический (система родства, половозраст-
ные группы, семья как общность и т.п.); психологический (се-
мейные отношения, нормы поведения, представления, ценности,
эмоции, чувства и т.п.).
В принципе все эти исследовательские направления в той
или иной степени вписываются в предмет военнно-исторической
антропологии. Теоретический смысл приобретает выявление спо-
собов их корреляции. История семьи, несмотря на будничность,
обыденность, повторяемость, отражает различные варианты
существования народов в экстремальной ситуации.
Более того, освоение этой исследовательской территории
открывает непознанные возможности для изучения внутренних,
во многом латентных процессов. В частности, обнаружилось, что
народы, задержавшиеся в развитии той или иной области жиз-
ни, могут проявлять исключительные способности к устройству
жизни семьи и способны оставить далеко позади достижения
цивилизованных народов. Примером тому может служить ор-
ганизация семьи в адыгском обществе, сложная система прав и
обязанностей ее членов. Бытовые стереотипы в ней настолько
сильны, что на уровне повседневной жизни формируют этниче-
скую идентификацию, проявляющуюся в семейной и родовой
солидарности.
Исторически сложившаяся система родства у адыгов сви-
детельствовала о существовании жесткой иерархии, в основе
которой лежало обусловленное многовековой традицией распре-
деление элементов системы по различным уровням. В адыгской
семье связи между ее членами не являлись отношениями между
различными индивидуумами, строго разделенными друг с дру-
гом, а скорее общностью. Адыг рассматривал своих родителей,
жену и детей не столько как самостоятельных индивидуумов,
сколько как начало и продолжение самого себя.
Семья, состоящая из нескольких поколений, представляла
собой единый организм, функционирующий в полной, физи-
ческой, психической и нравственной взаимосвязи. «В одном
фамильном дворе (юнэ), — писал Теофил Лапинский, — живут,
110
кроме родителей, все их женатые сыновья, так же как и все
неженатые сыновья и незамужние дочери; рабы, как бы они ни
были многочисленны, также всегда причисляются ко дворам.
Такие семьи очень многочисленны, часто в одном дворе до 100
душ обоего пола. Я никогда не встречал меньше 10, и почти всег-
да больше 20 жителей»315.
По сохранившимся свидетельствам можно понять, что у
адыгов были выражены «границы семьи», символические эмо-
циональные барьеры, отражавшие характер взаимоотношений
между различными подсистемами внутри семьи316, с привязкой
женских функций к домашнему пространству, а деятельности
молодых мужчин — к внешнему (выход за пределы простран-
ства). Причем речь идет не столько о набегах, сколько о видах
хозяйственной деятельности: отгонное скотоводство, охота и т.п.
Внешние границы фиксировали отношения между семьей и
социальным окружением. Учитывая повышенную тревожность,
опасность внешней угрозы, стремление сохранить свои наци-
ональные и культурные традиции именно внешние семейные
границы защищали и поддерживали чувство солидарности и
устойчивости в отдельных людях и обществе.
Исторически сложившаяся структура семьи представляла
своеобразную топографию, в которой отражались такие пара-
метры как функциональные границы, иерархия, сплоченность,
четко обозначенные социальные роли. Даже на уровне удовлет-
ворения самых первичных, примарных инстинктов, отдельные
индивиды не могли отделить себя от других членов семьи. В си-
стеме родства сочетались не только разные типы семейных отно-
шений, но и определенные нормы поведения по отношению друг
к другу: права или долга, любви или вражды, обеспечившие един-
ство и равновесие317. Особое негодование в адыгском обществе
вызывало нарушение взятых на себя семейных обязательств.
Так, презираемым изгоем стал человек продавший детей умер-
шего брата, назначенного их опекуном. «Этот поступок вызвал
у людей ужас»318.
Крайне редкими были нарушения границ и иерархии в се-
мье. Семейные отношения адыгов основывались на четко ранжи-

315
[Лапинский]. Горцы… С. 28.
316
Уорден М. Основы семейной психотерапии. СПб., 2005. С. 42–43.
317
Леви-Стросс К. Структурная антропология. С. 42.
318
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 160.

111
рованной иерархии отношений, включающей такие категории
как авторитетность, главенство, доминирование. Основными
регуляторами были — традиция (ее нормативный характер), пол
(мужчина), возраст (право старших принимать решения). Главой
семьи являлся старший мужчина — отец или (после его смер-
ти) старший из братьев, представлявший семью при решении
общественных вопросов и регулировавший ее повседневную
жизнь. Власть отца была исключительно велика: без его согласия
фактически не решался ни один вопрос. Причем, как правило,
авторитет главы семьи держался не на страхе, а на уважении за
мудрые и справедливые решения. Между отцом и сыном соблю-
далась некоторая дистанция, в то время как дядя с материнской
стороны был в более доверительных отношениях с племянником.
Отношения между братьями и сестрами были нежны и целому-
дренны. Весьма своеобразно выглядели отношения супругов:
черкес не смел появляться на людях с женой, посещая ее лишь
тайком. Более того, оскорбительным считалось спрашивать у
мужа о здоровье жены.
В адыгском обществе система родства регулировала боль-
шинство социальных отношений. Различные типы поведения
при отношениях между родственниками являлись средством
для предотвращения и разрешения возникающих конфликтных
ситуаций. При этом общество не только подчинялось традицион-
ным правилам, но в определенном смысле воспринимало их как
«идеальные», основанные на мифологических и религиозных
представлениях. В связи с этим важно отметить, что крупнейшие
европейские исследователи, изучая систему родства, как рацио-
нальную, устойчивую систему отношений, нередко обращаются к
«кавказским черкесам».
Важным показателем семейных отношений является роле-
вая структура семьи и, прежде всего — половая и возрастная
дифференциация ролей, закрепленных традицией за членами
семейной системы и предписывающие им как они должны, вза-
имодействуя друг с другом, поступать в конкретной ситуации.
По сохранившимся источникам наиболее полно представлены
роли-обязанности, позволяющие определить вклад членов семьи
в организацию совместной жизни, связанные с выполнением
определенных обязанностей и с поддержанием внутрисемейного
взаимодействия.
Большой объем работы лежал на женщинах, хотя и мужчи-
ны нередко сочетали военные занятия с сельскохозяйственной
112
деятельностью и ремеслами. Мужчины редко бывали дома: за-
ходить на кухню или заниматься «женскими» делами считалось
позором. Даже в воспитание детей отцы не должны были вме-
шиваться. Фактически на женщинах лежала задача организации
внутренней жизни семьи: они распоряжались всеми продуктами,
более того, могли по адату рассчитывать на защиту своих прав и
собственности.
В кругу домочадцев самым влиятельным лицом являлась
мать, которая, как правило, пользовалась уважением и любовью
всех членов семьи. Ей доверяли решение возникающих семей-
ных разногласий и охотно прибегали к ее посредничеству. Все
домашнее хозяйство находилось под непосредственным управ-
лением матери, у нее же хранились ключи от подвалов и других
складов. «Старухи вообще пользовались большим уважением и
присутствовали при разрешении важных вопросов»319.
Мужчины, особенно принадлежащие к адыгской знати,
редко проводили в доме подряд несколько дней. С выходом
за пределы «своего» пространства была связана такая сво-
еобразная деятельность как набеги, позволяющая окрасить
качествами личности «чужое» кратковременно осваиваемое
пространство. Набеги проходили в определенные периоды
времени: весной с появлением молодой травы и осенью после
уборки урожая. Они означали не только вооруженное напа-
дение на ближних и дальних соседей, но и путешествие ради
открытия неизведанных земель, проверки на «прочность»
дружеских связей и своего умения достойно преодолевать
трудности, выходить победителем из опасных положений:
«Рыцарь не спрашивает, куда его зовут»320. Неудивительно, что
адыгской среде набег обозначался словом зекIо, что в равной
степени означало вооруженное нападение и путешествие ради
новых знакомств.
Мобильности адыгов способствовало весьма умеренное
отношение к пище: ели мало и редко, особенно во время походов
и передвижений. Как правило, они брали в поездки немного яч-
менной муки, проса, сыра, меда, пристегивая к седлу небольшие
мешочки с этими продуктами. Эти «запасы» несколько диссо-

319
Ладыженский А. Адаты горцев Северного Кавказа. Ростов н/Д., 2003.
С. 65.
320
Мирзоев А.С. Наездничество как традиционный адыгский обществен-
ный институт // ЭО. 2002. № 1. С. 95, 100.

113
нировали с героическим внешним видом черкесского война, но
были жизненной необходимостью321.
В пищевом рационе адыгов рационально сочетались раз-
личные модели питания: культура злаков, культура молока и
культура мяса322. В основном пища состояла из говядины, бара-
нины, курятины, сыра, творога, кислого молока. Особое место
в рационе питания занимали блюда из проса: из него готовили
густую кашу, заменявшую хлеб, похлебку с бараниной. Гостям
подавался кубок густого и прозрачного напитка, представлявше-
го смесь из перебродивших зерен проса и меда.
Система питания адыгов должна быть признана весьма сба-
лансированной, когда обилие хлеба и мяса дополнялось свежими
фруктами круглый год. Сортовой ассортимент адыгского сада был
составлен таким образом, что поздние сорта яблони и груши могли
храниться вплоть до созревания ранних сортов. Очень важный
элемент этой системы — массовое и огромное по объему заготов-
ление сухофруктов, также вполне обеспечивающее население
витаминами. Запасы сухофруктов в адыгских кладовых — частый
сюжет в источниках XIX в.: «Огни в саклях, разбросанные вещи,
рассыпанные сушеные груши и яблоки, изобилие домашней пти-
цы»323; «что Бог посылал в течение дня: кукуруза, пшеница, горох,
сушеные груши, словом все то, что солдат успевал захватить в
ауле»324; «Но что удивляло нас более всего, так это появление в та-
кое время (в начале марта, прим. Э.Ш. и С.Х.) множество яблоков,
апельсинов, груш, картофеля, капусты и проч.»325.
Хозяйство Черкесии имело значительное число специали-
заций или отраслей. Дж. Бэлл сообщает о производстве шелка
в Пшате и Туапсе, и в других местах черкесского побережья326.

321
Спенсер Э. Описание… С. 80.
322
Национальная кухня адыгов, может быть аналитически разложена на
составные вкусовые элементы. В частности, ее особенности можно охаракте-
ризовать посредством трех противопоставлений: эндогенная/экзогенная (т. е.
исходные продукты местные или привозные); центральная/периферийная (ос-
новная еда и сопровождающие ее продукты); маркированная/немаркированная
(т. е. вкусная или безвкусная). См.: Леви-Строс К. Структурная антропология.
С. 93.
323
Гейнс К. Пшехский… // ВС. 1866. № 1. С. 35.
324
Введенский А. Действия и занятия войск Средне-Фарского отряда до
сформирования Пшехского и этого последнего до ноября 1862 года // ВС. 1866.
№ 8. С. 180.
325
Гейнс К. Указ. соч. // ВС. 1866. № 4. С. 235.
326
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 185.

114
Т. де Мариньи в 1818 г. сообщал о засолке мяса в значительных
объемах для продажи в Стамбуле, которой занимались турецкие
купцы327.
А.О. Махвич-Мацкевич, воспользовавшийся мирным 1860 г.
(обеспеченным признанием покорности абадзехами в ноябре
1859 г.) посетил Абадзехию, где его принимали, судя по его
знакомству с полным местным меню, весьма гостеприимно: «У
богатых на обед подают: индейку с соусом из красного перца,
лапшу с сыром, маленькие пшеничные булки с свежим, только
что вынутым из улья медом, лапшу с мясом, мелко нарезанную
баранину в соусе с перцем, другого рода, маисовые, например,
булки с медом, ломти сыра, перепревшие, с маслом и хлебом,
и кислые сливки с пшенной кашей (т.е. мамалыгой из проса,
пшена или кукурузы, прим. Э.Ш. и С.Х.). На ужин – суп, сильно
приправленный перцем, баранина (баран подается на стол всегда
целый), красную репу, кислую капусту и наконец пирожное с
медом»328. Необходимая ремарка: «Правда, что такое количество
кушаний подается только у богатого абадзеха, но и бедные едят
там весьма хорошо. Барана и кашу найдете вы на столе у самого
бедного из беднейших абадзехов»329.
Имеет смысл подчеркнуть то обстоятельство, что быт горцев
на обозримом пространстве одного столетия претерпел карди-
нальные изменения, нарушившие эволюционный процесс раз-
вития — Кавказская война и вхождение в другое историко-куль-
турное пространство. Подвижное, переломное время не могло
не влиять на бытовую жизнь адыгов: с одной стороны, упорно
сохранялись традиционные формы бытования, ритмизирован-
ные «правила действия», образцы поведения, в то время как с
другой, реакция на военно-политические события неизбежно
приводила к нарушению «нормальной жизни».
Создается впечатление, что люди находились в постоянной
«боевой готовности»: к сопротивлению, переселению и даже
смерти. Война все более входила в повседневную жизнь адыгов.
Дж. Лонгворт во время свого пребывания в Черкесии был удив-
лен, как хозяин дома, известный храбростью, явившись после
одной из кровавых стычек, за несколько минут превратился в
радушного хозяина, потрясшего гостя масштабами гостеприим-

327
Мариньи Т. де. Указ. соч. С. 96.
328
Махвич-Мацкевич А.О. Указ. соч. С. 6–7.
329
Там же. С. 7.
115
ства, накрыв, как ни в чем не бывало не менее сорока столов с
различными угощениями330.
«Для них (адыгов) первое и самое дорогое — своя религия,
затем — бытовой уклад, веками выработавшаяся колея, свое-
образное русло, по которому течет их жизнь. Утратить их или
видоизменить для горцев смертельно больно. За чертой «своего»
они чуют неминуемую смерть»331. Эта емкая характеристика
позволяет достаточно четко представить сложное психологиче-
ское состояние адыгского общества, находящегося в состоянии
«ломки» традиций, в том числе и бытовых.
Если в первом случае, несмотря на чрезвычайные условия
войны, адыги пытались на руинах возродить традиционный
образ жизни, то во втором, «переход» в иное состояние имел
серьезное идеологическое обоснование. В массовое сознание на-
стойчиво внедрялось представление о линии «разлома» истории
на «до» и «после» вхождения в состав России. Причем первое
состояние априорно представлялось отсталым, реакционным, а
второе — как путь приобщения к цивилизации.
В результате явственно проявлялось сложное, противоре-
чивое взаимодействие двух «обыденных миров» — адыгского и
русского. Для исследователя это благодатное время, позволяю-
щее проанализировать «меняющегося человека», понять его ре-
акцию на резкое преобразование привычного образа жизни, но
не для конкретного человека, которому выпало жить и умирать
во время кардинальных перемен.
Появилась возможность не только исследовать быт, но и
осмыслить реакцию простых людей (их готовность принять или
отторгнуть «другой» образ жизни), способы разрешения возник-
ших противоречий, способность заявить о своей «непохожести».
В этом смысле антропологическая история сближается с исто-
рией ментальностей, так как речь идет не просто о принятии или
отторжении «другой» культуры народа воспринимаемого как
враждебная сила. Такое «человеческое измерение» как фактор
эмоций, непонимания, а зачастую и страха может представлять
самостоятельный исследовательский интерес.
Важно подчеркнуть, что обращение к проблемам быта ады-
гов в границах географической и временной локализации одного
столетия имеет смысл, исходя из характера привнесенных изме-

330
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 94.
331
Кубанский казачий листок. 1912. № 270. С. 168.

116
нений, реакции на своеобразие военно-политических событий,
а главное, способности принять типологию бытовых реакций на
новый порядок организации социального пространства. В этом
плане антропологический подход позволяет выяснить характер и
степень влияния бытовых условий, стиля и образа жизни на здо-
ровье, мотивы поведения, психологическое состояние человека.
Причем речь идет не о виртуальных структурах, а о конкретных
людях во многом сознательно сохранивших бытовые установки
национально-культурной идентичности, при этом толерантно
воспринимающих «другую» организацию жизненных миров.
Изучая структуру бытовой повседневности с позиции исто-
рической антропологии, исследователи получают возможность
понять и оценить произошедшие изменения, более «материали-
зованно» ощутить стремительный бег времени, несущий необра-
тимые изменения в традиционных предпочтениях и сознании,
сформировать представления о вариативности жизненных ми-
ров и бытовых практик.
За последние полтора столетия быт адыгов кардинальным
образом изменился под влиянием русских, а в последние годы и
зарубежных традиций, и глобальных процессов, происходящих
в мире (изменение территории расселения, миграции, урбаниза-
ция, характер хозяйственной деятельности и т.п.). Однако такое
явление как преемственность бытовых традиций продолжает
сохраняться на бытовом уровне, отражая устойчивость стере-
отипов национального сознания, значимость глубинного опыта
человеческой деятельности332.

332
Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопро-
сы философии. 1988. № 1. С. 56–70.

117
 Глава 5.
Адыгское «мужское общество»: социальная жизнь

Добродетель и порок, моральное
добро и зло — во всех странах опреде-
ляются тем, полезно или вредно данное
явление для общества.
Вольтер

Для понимания военно-антропологических проблем важно

осмыслить социальный статус и общественную роль мужчин
в адыгском обществе. Положение мужчин в обществе отлича-
лось высокой степенью престижности, причем оно не только
предписывалось традиционно обществом, но и должно было
постоянно поддерживаться собственными усилиями, и в целом
всем мужским сообществом. Поведение мужчин определялось
статусными отношениями: социальными, экономическими,
политическими, демографическими, кровнородственными,
религиозными. От этого во многом зависела четко регламенти-
рованная модель поведения. При этом, роль воина адыг должен
был выполнять независимо ни от каких обстоятельств: она про-
истекала из ожиданий общества, нравственных нормативов,
морально-физической готовности.
В этом смысле история адыгского общества, представляет
своеобразную модель, отражавшую традиционность и эволю-
ционные изменения веками существовавших норм поведения,
вызванные не столько процессами, происходившими внутри
общества, сколько внешним воздействием. Именно под влия-
нием импульсов извне изменялась исторически сложившаяся,
относительно устойчивая, проверенная опытом система обще-
ственных отношений, что не могло не влиять на традиционные
представления, установки и стереотипы поведения наиболее
социально активной мужской части населения.
Изучение общественной жизни адыгов имеет развитую ис-
следовательскую традицию. В свое время интересные, во мно-
118
гом сохранившие свое значение, соображения об обществен-
ных отношениях на Северо-Западном Кавказе были высказаны
Г.-Ю. Клапротом, С.М. Броневским, Ф. Дюбуа, С. Хан-Гиреем,
К.Ф. Сталем, Н.И. Карлгофом, Н.Ф. Дубровиным. В результа-
те, уже в XIX в. был накоплен значимый материал, свидетель-
ствующий о характере и своеобразии общественной жизни
адыгских народов. Неудивительно, что на особую значимость
в этом плане опыта Черкесии обратили внимание уже свиде-
тели происходивших изменений. Причем не только в смысле
«сжатой» во времени эволюции социальных и политических
отношений, но и из-за устойчивости «необычной системы»,
которая «сохранилась в своей примитивной простоте столько
столетий»333.
В наши дни эта проблема сохраняет во многом дискуссион-
ный характер. Развитие политической антропологии («антро-
пологии власти») как академической дисциплины привело к
новым акцентуациям. Данное направление, начавшее активно
развиваться на рубеже 30–40-х гг. прошлого века в связи с «про-
блемой управления колониями»334, с середины 90-х гг. получило
широкое распространение в России335.
В настоящее время сфера исследований в этой области
значительно расширилась. Взгляд на понятие «традиция» и ее
функциональность в адыгском обществе во многом определяется
подходами, разработанными Максом Вебером. По его убежде-
нию в основе подобного общества лежит не столько вера в закон-
ность, сколько в священность издревле существующих порядков,
привычкой к определенному поведению. По своей структуре оно
во многом сходно со структурой семьи, что делает его особенно
прочным и устойчивым336.
При этом, трудно согласиться с утверждением, что изучение
политической культуры этноса на адыгском, более того, кавказ-
ском историко-этнографическом материале, является новой

333
Лонгворт Дж. Указ.соч. С. 29.
334
Крадин Н.Н. Политическая антропология. М., 2004. С. 31–34.
335
Политическая антропология / Под ред. В.В. Ильина. М., 1995; Бочаров В.В.
Политическая антропология и общественная практика // Журнал социологии
и социальной антропологии. 1998. Т. 1. Вып. 2. URL.: http://www.old.jourssa.
ru/1998/2/9bochar2.html; Тишков В.А. Новая политическая антропология //
Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Т. IV. № 4; Лефорт К.
Формы истории. Очерки политической антропологии. СПб., 2007 и др.
336
Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994.

119
для исследователей проблемой337, учитывая, что многие сюжеты
уже подвергались специальному анализу338. К ним с полным
основанием могут быть отнесены такие вопросы, как эволю-
ция традиционной политической культуры адыгов; проблема
трансформации системы управления; важнейшие правила об-
щественного поведения; установки в отношении форм социаль-
ной жизни: реакция на происходившие в обществе изменения;
принимаемые идеалы и ценности (взгляды, оценки, настроения),
приобретающие особое значение в контексте истории традици-
онных обществ.
В адыгском обществе были достаточно выражены два уровня
проявления социальной среды. Во-первых, факторы, воздейству-
ющие на общество в целом: традиционная социальная структура,
общественные организации, правовая система, материальные
отношения. Во-вторых, факторы, проявляющиеся в индивиду-
альном поведении членов сообщества: семейно-родовые кол-
лективы, союзы племен, боевые отряды. Но при этом, характер
влияния изменений на человека определялся не только общими
социальными условиями, но и, в значительной мере, зависел от
реальных обстоятельств, сложившихся в конкретном простран-
стве и времени (поселения в горах, на равнине, в прибрежной
зоне, степень «давления» извне, социальное напряжение внутри
сообщества и т.п.).
Имело место и эволюционное, динамичное движение от
общины, со всеми свойственными ей традиционными норма-

337
Анчабадзе Ю.Д. Политическая культура адыгов: традиционные институ-
ты и их эволюция (вторая половина ХIХ в. — 1920-е годы). М., 2012.
338
Гарданов В.И. Общественный строй адыгских народов (XVIII — первая
половина XIX в.). М., 1967; Кажаров В.Х. Традиционные общественные ин-
ституты кабардинцев и их кризис в конце XVIII — первой половине XIX века.
Нальчик, 1994; Бабич И.Л. Народные традиции в общественном быту кабардин-
цев. М., 1995; Губжоков М. Эволюция традиционной политической культуры
западных адыгов в период Кавказской войны // Информационно-аналитиче-
ский вестник отдела истории АРИГИ. Вып. 1. Майкоп, 1999. С. 66–71; Ханаху
Р.А. Традиционные культуры Северного Кавказа. Ростов на/Д., 2001; Чирг А.Ю.
Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-Западного Кавказа.
М., 2002; Малахова Г.Н. Становление и развитие российского государственного
управления на Северном Кавказе в конце ХVIII — ХIХ вв. Ростов н/Д., 2003; Ян-
диев М.А. Древние общественно-политические институты народов Северного
Кавказа. М.,2008; Кандор Р.С. Трансформация традиционной системы управле-
ния западных адыгов (черкесов) (конец XVIII в. — 60-е гг. XIX в.). М., 2009; Алиев
Х.А. Политическая культура и традиции горских народов Северного Кавказа //
Политология. 2010. № 5 и др.

120
ми, к обществу, которое в отличие от общины, строилось не на
принципе естественного родства, а на основе коллективного до-
говора, регулирующего совместное существование. Известный
немецкий социолог Фердинанд Тённис отмечал, что подобные
общности характеризуются гармоническим порядком, «сообраз-
но которому каждый член общности выполняет и должен выпол-
нять свою работу, пользуется и может пользоваться своей долей
благ»339. В повседневной жизни адыгов, как уже отмечалось, не-
малое место занимала «работа» воина, во многом определявшая
положение в обществе.
На протяжении многих столетий основным социальным
институтом кавказской цивилизации являлась община, в компе-
тенцию которой входило обеспечение условий жизни ее членов,
решение общих вопросов хозяйственной деятельности, создание
механизма преодоления социальных конфликтов, регулирова-
ние имущественно-правовых сторон жизни и семейно-брачных
отношений, определение взаимоотношений с соседями и мно-
гое другое. В том числе — организация военных предприятий:
защита освоенной территории, организация походов в отда-
ленные или не столь отдаленные земли. При этом, если община
характеризовалась преобладанием личностных связей между
индивидами, родственниками, соседями, друзьями, господст-
вом неформальных социальных норм, ценностных ориентаций,
образцов поведения, то по мере развития общественной жизни
стали преобладать связи и отношения, регулируемые законо-
дательным образом, хотя частично сохраняются и отношения,
типичные для общины340.
Самоуправляющиеся горские общества представляли само-
бытный тип общественного устройства с выраженными призна-
ками гуманизации и демократизации. Трудности, с которыми
сталкивались адыги, закрепляли в общественном сознании мысль,
что члены более могущественного объединения могут чувствовать
себя более «уважаемыми» по сравнению с теми, кому «выпало
несчастье принадлежать к бедному и слабому обществу»341.
В целом, адыгское общество представляло достаточно устой-
чивую конструкцию, основанную на родстве, на тесных семей-

339
Тённис Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии.
СПб, 2002. С. 332.
340
Там же. С. 63.
341
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 203.

121
ных отношениях, на общности территории, языка, традиций, на
взаимопонимании и защите общих интересов. «Таковы общества
Черкесии, — писал Дж. Лонгворт, — создаваемые, несомненно,
не только для военных или политических, но и общественных и
справедливых целей»342. Представляется важным упоминание в
ряду других, на первом месте, «военные цели».
Своеобразной формой общественной организации адыгов
стали «братства» («тлеух»), состоявшие из союзов нескольких
родов. О братствах пишут многие авторы, наблюдавшие жизнь
«демократических» племен. Основным смыслом этих союзов
была защита друг друга перед лицом внешней опасности, оказа-
ние каждому члену братства помощи, в том числе, материальной.
В годы военной опасности братства поддерживали представле-
ния о единстве адыгских народов.
Каждое братство возглавлялось старейшинами («тамата»).
Чтобы занять положение главы братства, необходимо было об-
ладать «посеребренной сединой бородой» и «превосходством
как на советах, так и повсюду». Братство, будучи более высокой
формой ассоциации, чем род, имело собственное управление:
действовал совет старейшин, обсуждавший вопросы войны и
мира, взаимопомощи, кровной мести и другие не менее важные
проблемы. Если отдельные роды входили в состав братств, пра-
ва родовых собраний, как правило, передавались «на собрание
всего братства»343.
В первой половине XIX в. братства приобрели более четкий
социальный облик. Их интенсивное формирование было вызва-
но усилившейся борьбой со стремившейся к господству родовой
знатью и «подпитывалось» необходимостью консолидации перед
лицом общей угрозы. Об этом свидетельствует широкая практи-
ка приема в общество адыгов из другого племени, «какого бы он
ни был рода и звания»344. В результате возникли значительные
по численности и территории «союзы присяжных братьев»345.
О многолюдности соприсяжных союзов свидетельствует
список, включавший 81 шапсугскую фамилию, составленный
С. Хан-Гиреем. Первые 37 фамилий образовали братство Кобле,
названное так по древнему и многочисленному фамильному объ-

342
Там же.
343
Ковалевский М.М. Закон... Т. I. С. 66.
344
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 210–211.
345
АБКИЕА. С. 483–484.
122
единению. Характерно, что дворянский род Абат причисляемый
«к сему соприсяжничеству или собратству», носил название по
фамилии тфокотлей, а не по фамилии некогда владетельных, пер-
востепенных дворян (тлекотлешей). Точно также следующие 22
фамилии образовали братство Хгоахго-Сшевотох, а дворянский
род Шеретлькко «причисляется к сему соприсяжничеству». На-
конец, дворяне Немери присоединились к последней фамильной
федерации Сшхапте, также состоявшей из 22 родов346.

«Союзы присяжных братьев» привели к значительному уве-

личению числен­ности «демократических» племен, охотно при-
нимавших в свои «братства» выходцев из аристократических
владений. «Союз сей, — писал Георгий Васильевич Новицкий,
генерал от артиллерии, участник Кавказской войны, — увели-
чивает народонаселение в горах. Всякий беглец, бродяга, пресле-
дуемый законами, находит верное убежище в Адехе, преимуще-
ственно у абадзехов, шапсугов и натухайцев, которые почти все
составлены из подобных людей. Беглец, который предполагает
поселиться в горах, немедленно по прибытии должен просить
покровительства и объявить свое на­мерение принять их обряд;
в сем случае он делается безопас­ным, приводится к присяге и
дает обязательство вести себя сообразно с обычаями Адехе.
В заключение присяги вступаю­щий в число присяжных братьев
прикладывает к челу своему Алкоран. С сего времени он равня-
ется со всеми коренными жителями, права его и собственность
обеспечиваются, и он принимается всеми как товарищ и брат».
Цит. по: Гарданов В.К. Общественный… С. 256.

В конечном счете, именно соприсяжные союзы становились

общественным организмом, занимающем в адыгском обществе
важнейшее место, имевшим огромное влияние на статусное по-
ложение мужчин в общественной жизни347. Основным политиче-
ским институтом социальной трансформации у западных адыгов
стало собрание соприсяжников (адыг. тхьарыIо хас). Народное
собрание — хасэ — получило качественно новое содержание,
превратившись из сословного совещательного собрания при

Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 174–175.

346

Дж. Бэлл подчеркивал «антидворянскую» направленность подобных

347

«союзов», а В.К. Гарданов видел в них «классовый союз крестьянства против

дворян» (Гарданов В.К. Указ. соч. С. 257)

123
феодальном владельце в представительное законодательное
собрание с функциями управления и суда. Действовали хасы
отдельных земель (Натхокуаджа, Шапсуга). Однако особую
значимость приобретали решения общенационального хасэ, на
которое стекались представители не только этих двух областей,
но также Абадзехии, Убыхии, части равнинных владений. Имен-
но это хасэ избирало представителей в коллегиальный орган
управления — меджлис.
Большую роль в ходе общественно-политических преоб­
разований у абадзехов, шапсугов, натухайцев и убыхов сыг­рало
Адагумское собрание, длившееся с февраля 1848 г. по февраль
1849 г. Результатом работы этого собрания явилось создание
единой административно-судебной системы и образование кон-
федеративного государства348. Вся территория конфе­дерации
была разделена на ад­министративные участки по 100 дворов в
каждом. Участками управляли избранные народом старшины.
Участки, находящиеся в каждой долине (псухо), имели в качестве
общего руководящего органа управления совет псухо. Начальник
Черноморской береговой линии А.И. Будберг со­общал намест-
нику Кавказа М.С. Воронцову о целях Адагумского собрания
следующее: «Народное собрание в Адагуме имело обширную
политическую цель: устроить из черкесских племен, населяю-
щих край от Кубани и Лабы до Черного моря, одно связное целое
и поставить народ в та­кое положение к нам, в каком находится
одна независимая держава к другой»349.
При избранном подходе одним из важных становится вопрос
об отношении к власти: характер существовавших представле-
ний, политические симпатии и антипатии, символика власти,
особенности политического сознания, всего того, что в историо-
графии получило название политической антропологии. Харак-
тер отношений в адыгском обществе в определяющей степени
был обусловлен формой организации власти, наиболее близкой к
понятию «народовластие». Принимаемые решения были основа-
ны на коллективном понимании происходящего, на жизненном
укладе общества, обычаях предков.
Для разрешения незначительных споров жители нескольких
соседних аулов избирали из своей среды совет, возглавляемый
самым умудренным опытом старейшиной. Избрание зависело

348
Чирг А.Ю. Развитие… С. 109–112.
349
Там же. С. 113.

124
также от личной храбрости и набожности данного лица: пред-
почтение отдавалось хаджи, то есть совершившему «хождение»
в Мекку. Возраст, опыт, отвага и красноречие придавали его
решениям необходимый вес. Такой порядок применялся на
уровне псухо. Осознание чувства общей опасности подвигало
к более «широкому объединению в интересах нации»: частыми
стали советы межплеменного уровня, наделяемые все большими
полномочиями350.
Разумеется, если «в долине» был аул, в котором проживал
князь, пользующийся известностью, то именно он избирался,
нередко пожизненно, для управления делами351. В этом случае
старшие в роду князья становились главными лицами управле-
ния: они вместе со старшинами делали общественные распоря-
жения, о которых глашатаи возвещали народу. Распоряжения
касались запрещения вывоза хлеба, в случае опасения голода,
мер по предотвращению распространения эпидемий, всеобщего
вооружения жителей и наряда караулов.
Для обсуждения вопросов «общенационального» уровня
собирались народные собрания, численность и состав участни-
ков которых придавали их решениям значение «единодушно
выраженной народной воли». «Народ столь ревностно оберегает
свою власть, что никто не может доверить свою долю ее какому-
либо другому или даже передать ее хотя бы на секунду одному
человеку или группе лиц»352.
«Черкесская палата заседаний совета, — описывал Дж.
Лонгворт, — проходила в огромной дубовой роще, совершенно
лишенной подлеска, в укромных, тенистых, прохладных уголках
которой, вокруг поросших мхом стволов, служивших как бы
опорами массивной крыше из листвы, сидели на траве группы
седобородых старейшин, «эффенди» в тюрбанах, по-видимому,
занятые серьезным разговором. Оружие их было отложено в
сторону, а лошади, оседланные и взнузданные, привязаны к
ветвям деревьев»353.
Участники народных собраний располагались на заседаниях
в виде круга, что уже само по себе символично, так как соответ-
ствует кругу Небес, олицетворяя совершенство, целостность, из-

350
Лонгворт Дж. Указ соч. С. 99.
351
Фонвилль А. Указ. соч. С. 27.
352
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 99.
353
Там же. С. 101.
125
бранность и равенство354. По дошедшим до нас описаниям можно
составить определенное мнение о ходе этих собраний. Наиболее
отличительными свойствами этих собраний являлся величайший
порядок, терпение, умеренность и спокойствие. Любой шум,
крики, неистовство немедленно пресекались.
Каждый имел право обратиться к собранию, но этим правом
желали воспользоваться немногие: очень редко кто-нибудь моло-
же сорока лет вмешивался в обсуждение. Только «при достаточ-
ном количестве седых волос в бороде, означающих зрелый ум»,
оратор мог рассчитывать на внимание. «Если вдруг объявится
какой-нибудь выскочка, который любит слушать только свои
речи, а не других, — писал Дж. Лонгворт, неоднократно присут-
ствовавших на подобных собраниях, — есть весьма своеобраз-
ный способ заставить его умолкнуть: они не кричат петухами и
не ревут, как некоторые скоты в более цивилизованных ассам-
блеях, но прибегают к методу, для которого форма и обширность
их палаты заседаний особенно подходит. Несчастный оратор в
таких случаях вдруг обнаруживает, что его слушают лишь на-
ходящиеся поблизости деревья и кусты; а круг, к которому он
обращался, вдруг растворился и вновь образовался вне пределов
слышимости его речи, и там уже слушают кого-то другого, кто
имеет больше прав на всеобщее внимание»355.
Заинтересованные дискуссии продолжались в течение четы-
рех-пяти дней, во время которых люди, чье мнение уважалось,
могли говорить часами. Но, главное, что заставляло продлевать
заседания, было стремление прийти к единому мнению, так как ни
один из черкесов «не будет подчиняться мнению, которое он не
разделяет». Если же не удавалось достигнуть единства, совет рас-
ходился, так и не приняв решения. Из-за отсутствия общественных
фондов заседания каждый раз перемещались на новое место, что-
бы облегчить бремя расходов, ложившихся на местных жителей356.
Какие бы документы не попадали в распоряжение совета,
даже способные вызвать осложнение или породить конфликты,
они публично зачитывались, так как «никто не имел права быть
более осведомленным в отношении их, чем их соседи»357. Даже

354
Круглый стол короля Артура — мировая мечта о равенстве, не нашедшая
воплощения в иерархичном средневековом обществе.
355
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 117.
356
Там же. С. 118,157.
357
Там же. С. 116.

126
по самым острым вопросам, как правило, совет стремился найти
компромиссные варианты решения. Так, на одном из заседаний
1837 г., о котором оставил запись Дж. Лонгворт, обсуждался
вопрос об «успокоении» тлекотлешского рода Абат, который
пребывал в остром конфликте с шапсугами с 1830 г., когда братья
Бесленей и Убых Абаты оказали содействие шпионской миссии
Г.В. Новицкого358. Это откровенное предательство и своевольное
поведение в духе старых повадок знати, вызвало настоящую бурю
негодования со стороны шапсугов. Группа изменников была
осуждена на смерть и только чудом избежала ее, успев бежать в
русские пределы. Затем они пытались оправдаться и возвратиться
в свои земли, но наряду с этим продолжали «возмещать русским
покровительство» тем, что выступали в роли проводников359.
В последние годы войны народные собрания проводились не
на живописных полянах, а в горах, на обширных плато, способных
вместить тысячи людей. Подробное описание подобного собрания
оставил А. Фонвилль. Горцы, пребывшие в полном вооружении,
сойдя с лошадей, образовали круг, в середине которого разме-
щались председательствующие. Ораторы сменяли один другого,
возникали споры, но как только страсти накалялись, как бы по
мановению жезла, восстанавливалась мертвая тишина. По завер-
шению обсуждения один из членов собрания вскарабкавшись «с
необыкновенной ловкостью» на вершину дерева, огласил приня-
тое постановление, которое с этого момента вступало в законную
силу. В этот раз было решено в самый короткий срок призвать
всех к оружию: каждый аул был обязан выставить одного воору-
женного воина и кормить его в продолжение всей кампании.
После решения общественно значимых дел, снова составили
круг, и собрание приступило к разбору частных конфликтов:
выслушивались показания обвинявших, обвиняемых и свидете-
лей. Особого общественного осуждения заслуживали черкесы,
которые из-за личных обид и конфликтов с соседними народами,
занимались «опустошением» их земель и угоном скота. Сохра-
нить подобные «предприятия» в тайне было непросто: буквально
в течение нескольких часов все проходы в горах перекрывались,
а виновные упорно преследовались360.

358
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 77: Докладная записка штаб капитана
Новицкого о мерах по борьбе с горцами. 29 марта 1832 г. Л. 4, 5, 10.
359
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 105.
360
Там же. С. 134.
127
 Каждый раз принятый приговор публично оглашался, стано-
вясь обязательным для исполнения всеми заинтересованными
лицами.
Все свободные адыги, богатые и бедные, равноправны и
одинаково подчинялись решениям народных собраний, пред-
ставлявших единственную власть в стране. «Таким образом, в
продолжение двух часов, — отмечал с нескрываемым удивле-
нием А. Фонвилль, — мы были свидетелями, так сказать, нату-
рального парламентаризма»361. При этом нельзя не учитывать
«подвижность» происходивших процессов. Наиболее явственно
своеобразие общественного развития проявлялось в существо-
вании двух управленческих моделей: «аристократической» и
«демократической»: в то время как «аристократические» наро-
ды признавали власть князей, «демократические», как правило,
управлялись выборными старшинами. М.В. Покровский утвер-
ждал, что такое деление было не чем иным, как чисто практиче-
ской служебной классификацией, весьма удобной для русского
командования. Применяя ее на Кавказе, российские военные
власти давали своим подчиненным своеобразный политический
ориентир в их отношениях с различными социальными катего-
риями общества362. Это очевидное упрощение: принципиально
значимые различия проявлялись во всех сферах общественной
жизни этих народов и даже в особенностях менталитета.
Как бы то ни было, происходившие изменения не могли не
проявляться в сфере социальных отношений, поскольку речь,
прежде всего, идет об изменениях в положении социальных
субъектов: в мотивах их активности, в повышении или пониже-
нии общественной роли (перемещение в социальной иерархии).
Традиционная интегративность адыгского общества все чаще

Фонвилль А. Указ. соч. С.15–16.

361

Для подтверждения своего предположения, он приводит один из

362

характерных случаев: в августе 1834 г. командир Отдельного Кавказского

корпуса генерал-адъютант барон Г.В. Розен сообщал, что полковник Г.Х.
Засс, представивший к производству в офицеры адыга, неправильно назвал
его князем, так как в племени, к которому он принадлежит, нет князей, а есть
только «старшины или владельцы». В производстве данному офицеру было
отказано и дано указание, чтобы впредь подобные представления делались
«с надлежащей осмотрительностью, дабы, не имеющие княжеских титулов,
не могли присваивать оных по таковым ошибочным представлениям». См.:
Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века:
Социально-экономические очерки. Краснодар, 1989.

128
нарушалась из-за объективной неравномерности распределения
власти; конфликтов интересов отдельных людей и статусных
групп, обладавших разной престижностью.
Как уже подчеркивалось, каждый адыг традиционно имел мно-
жество социальных статусов, связанных с возрастом, полом, про-
фессией, семейным положением, но в этом «наборе» существовал
главный статус, унаследованный от рождения или приписываемый
ему обществом: принадлежность к той или иной социальной груп-
пе, его положение в социальной иерархии. При этом статусные
группы характеризовались относительной закрытостью.
Особыми привилегиями пользовались князья (пши), играв-
шие с «незапамятных времен» важную политическую роль. По
«коренным обычаям» и по образу мыслей народа, как отмечал
Хан-Гирей, князья были обязаны предохранять подвластные им
племена от чужеплеменного насилия и внутреннего беспорядка.
Если князь не выполнял эти обязательства, подвластные уходили
к другим племенам или другим образом искали защиты363. В адате
четко фиксировались права и обязанности князей: «почитается
владельцем покровительствуемых им аулов и земель, им принад-
лежащих, обязан их оберегать и защищать»364.
Князья придавали особое значение вопросу происхож-
дения. Так, по «баснословным преданиям» родоначальником
бжедугских князей был один из знаменитых нартских воинов
Дяндеко-Севай. Похищенный, после рождения, огромным соко-
лом Шамгуром, он был «воспитан этим пернатым хищником на
вершине исполинского дуба, который гордо возвышался на горе
презирая тучи и грозы»365. Такому происхождению мог только
завидовать любой княжеский род!
Титул князя был наследственным и передавался всем детям,
рожденным в равном браке, в то время как сын, рожденный от
брака князя с простой дворянкой, считался «незаконным» (тума).
Личность князя была неприкосновенной: посягнувшие на его
достоинство или собственность сурово наказывались. Князь
имел право объявлять войну и заключать мир. При разделе за-
хваченной добычи ему выделялась лучшая часть, даже если он
сам в набеге не участвовал.

363
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 524–525.
364
Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Вып.1. Одесса,1882. С.122–
126.
365
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 517.

129
 Князь мог возводить своих «подданных» в дворянское досто-
инство, и эти новые дворяне составляли его вассальное окруже-
ние, сражаясь под его знаменами. «Желание князя — закон для
его сторонников; они выполняют любое его приказание; куда
он направит свое ружье, туда же целится и вся его сотня, и вся
добыча, собранная им во время военных действий, отдается этой
сотне в награду за верность»366.
Престиж князей в обществе поддерживался наличием
земельной собственности, большими стадами крупного и мел-
кого рогатого скота, который имели право пасти не только
на выделенных из общинных земель пастбищах, но и на всей
подвластной ему территории. Учитывая, что собственной круп-
ной запашки князья обычно не имели, потребности их двора
удовлетворялись за счет «добровольных» приношений населе-
ния подвластных им аулов в виде скота, зерна, сена и других
сельскохозяйственных продуктов. Характеризуя сложившееся
положение, С. Хан-Гирей вынужден был признать, что суще-
ствовал неограниченный произвол князей и дворян. Ссылаясь
на «коренные обычаи и образ мысли народа», они захватывали
крестьянский скот, а иногда и людей под предлогом «домашних
надобностей»; взыскивали штрафы за малейшее, подчас мнимое,
оскорбление «княжеского достоинства»367.
В XIX в. к князьям перешел ряд общинных прав, в частности,
преимущественное право выделять для себя и для своих вассалов
лучшие земли, решать вопросы о поселении новых лиц на под-
властных им территориях. Привилегии князей, становившиеся
все более обременительными, были источником беспрерывных
волнений, беспорядков, междоусобных распрей, нередко со-
провождавшихся кровопролитием. «Черкесы не могут понять,
как кто-то может предъявить исключительные права на землю,
помимо непосредственного ее использования; у них все при-
надлежит обществу — земля и воздух, огонь и вода»368. Ограды,
сделанные из живой изгороди или тесно переплетенных ветвей
деревьев, являлись единственными документами на право вла-
дения землей: при их уничтожении земля переходила в обще-
ственный фонд и могла использоваться любым, пожелавшим ее
обрабатывать.

366
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 198–199.
367
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 524–525.
368
Лонгворт Дж. Указ.соч. С. 158.

130
 В сложных условиях накопившихся в обществе социаль-
но-экономических противоречий и усиливающегося военного
противостояния князья стали утрачивать былое влияние. Как
отмечал Дж. Лонгворт в некоторых областях (Натухае, Шапсу-
гии и Абадзехии) власть князей, «к добру это или к злу, равна
нулю», а где еще сохраняется, скорее, ведет «не к безопасности,
а к беспорядкам», зачастую порождаемых жадностью и высо-
комерием. Особенно это проявлялось в горных районах, «не
склонных к принятию тирании ни в какой форме». Только в
областях, расположенных на кубанских равнинах, где имелись
большие и процветающие селения, князья еще сохраняли свое
былое влияние369.
Усиливалась тенденция, направленная на ограничение тра-
диционных прав князей. В обществе все чаще проявлялось «раз-
дражение» даже в связи с количеством князей. Утверждалось
мнение, что между двумя морями (Каспийским и Черным) и «од-
ному князю тесно». Этот вопрос приобретал значение при любом
волнении. Так, бжедуги предлагали оставить одного князя и
готовы были дать «присягу повиноваться ему». Существовали
и более радикальные идеи, избавления «от лишних князей» без
«всякого кровопролития»: предлагалось оставить по два человека
из четырех родов бжедугских князей, а «остальных отослать в
Константинополь с тем, чтобы они содержались там»370.
Лишь отмеченные «печатью отваги» князья продолжали
сохранять нравственное влияние в обществе и им готовы были
повиноваться как военным предводителям, они могли претендо-
вать на первенство в бою и на празднествах. За наиболее автори-
тетными из них сохранялось право первыми садиться и любезно
предоставлять остальным эту возможность. Стараясь сохранить
свое положение, князья стремились проявлять личную храбрость,
благородство манер и поведения. Несмотря на ухудшение мате-
риального положения, князья держались с подчеркнутым спокой-
ствием, достоинством, сознанием собственного превосходства371.
Только личное мужество позволяло князьям «выступить из тем-
ной неизвестности» и обратить на себя общее внимание».
В этом смысле интересен рассказ С. Хан-Гирея. Однажды
бурной ночью, отряд абадзехских всадников напал на двор

369
Там же. С. 198–199.
370
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 540.
371
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 59.

131
бжедуга, расположенного отдельно от аула, у опушки леса. На-
падавшие, ворвавшись в дом, захватили женщину, девушку и
мальчика. Как только ружейные выстрелы известили о набеге,
князь Аходягоко поспешил с двумя товарищами на помощь, до-
гнал неприятельскую партию и действовал с такою решимостью
и отвагою, что привел их в ужас и принудил бросить несчастных
пленников. С этого дня его «имя прогремело повсюду»: в самых
отдаленных племенах рассказывали о подвиге князя, «описывали
его изумительную силу и ловкость, необыкновенные качества
его оружия,— одним словом, только и было разговоров, что о
страшном наезднике Аходягоко»372.
Многочисленную группу адыгской знати составляли дворя-
не (уорки) разных степеней, отличавшиеся правами на землю и
степенью зависимости от князя. Близкое к князьям положение
занимали первостепенные дворяне (тлекотлеши), сопрово-
ждавшие князя в походах, владевшие землей, имевшие аулы,
находившиеся под их покровительством. При этом они не име-
ли обязанностей, которые «сочли бы унизительными». Особую
группу составляли беспоместные или безаульные дворяне, жив-
шие под непосредственною властью князей и первостепенных
дворян. Некоторые дворянские фамилии имели передававшиеся
по наследству почетные обязанности: носить на войне знамя,
возвещать распоряжения съездов народу, наблюдать во время
больших пиров за порядком373.
В сложившейся ситуации, когда повседневная жизнь при-
обретала все более выраженный военизированный характер зна-
чимость дворянства, как и их претензии на особое положение,
стали возрастать, заметно ограничивая власть князей, которые
все более «чувствовали стеснение своей власти от преимуществ
этого сословия». Дворяне, как и князья, «упорно цепляются за
свое достоинство и никогда не допускают смешение крови по-
средством браков с тфокотлями» (свободными общинниками)374.
На съездах принимались решения «уважать старших членов
своего сословия и повиноваться их определениям для общего
блага» и «не повиноваться более дворянству, даже не оказывать
отдельным лицам из его среды каких бы то ни было приятельских
услуг». Более того, были приняты беспрецедентные решения:

372
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 518–519.
373
Там же. С. 525.
374
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 199.

132
тфокотль, убивший князя или дворянина, «потеряет только
свой заряд», народ же будет отвечать за него и «платить за
кровь». Подобные решения еще теснее объединяли народ и по-
дорвали значение дворянства. Теперь некоторые дворяне только
«смирением и потворством народу уживались еще кое-как в сво-
их аулах, между тем как другие были изгнаны и искали убежища
в других местах»375.
Рубежной датой социальной трансформации адыгского
общества стал 1796 г., когда в долине реки Бзиюк произошло
ожесточенное сражение между коалицией «соприсяжников»
из числа шапсугов и бжедугами во главе с князем Батчерием
Хаджимуковым, поддержавшим наиболее реакционно настро-
енную часть шапсугского дворянства. «В сражении этом (Бзию-
ко-зау), — писал Л.Я. Люлье, — бжедуги одержали победу, но не
остановили хода событий, напротив, ускорили его. С того време-
ни вся надежда дворян на успех была потеряна: права и преиму-
щества их уничтожены и всенародное объявлено равенство»375.
С распространением ислама заметно усилилось влияние ду-
ховенства, почти исключительно состоявшего из простолюдинов,
так как «дворянину, по образу мыслей черкесов, не прилично
было быть муллой». Представительствуя в советах, оно, как
правило, поддерживало решения в пользу народа, ссылаясь на
законы шариата, которые во многом противоречили «древним
черкесским обычаям», что еще более «разжигало пламя раздора
между дворянством и народом».
В сохранившихся свидетельствах приоритет отдавался опи-
санию изменений, произошедших в положении князей и дворян,
и гораздо в меньшей степени отражается влияние происходив-
ших событий на жизнь свободных общинников, крепостных и
рабов. В принципе это типичное для историографии явление:
далеко не все группы населения, составляя «безмолвствующее
большинство», способны «рассказать» свою историю.
Как и дворяне, крестьянство длилось на ряд категорий, отли-
чавшихся имущественным и правовым положением. Основную
часть составляли лично свободные крестьяне (тфокотли), воль-
ные земледельцы. Но даже свободные крестьяне находились в
экономической зависимости от дворян и князей. Они пользова-

375
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 534–535.
376
Люлье Л.Я. О натухажцах, шапсугах и абадзехах // ЗКОИРГО. Кн. IV.
Отд. I. Тифлис, 1857. С. 234.

133
лись большей свободой, чем другие крестьяне, но, тем не менее,
несли повинности и платили подать натурой. Так, при разделе-
нии имения между братьями, тфокотль был обязан дать своему
владельцу столько волов, сколько дворов или дымов составлялось
из одного семейств; при выдаче замуж дочерей — пару волов;
после уборки хлеба — восемь или более мерок проса; когда вла-
делец весной выжигал пастбище, ему причиталось по ягненку от
каждого семейства, занимающегося овцеводством377.
Несмотря на все более осложнявшуюся военно-политиче-
скую обстановку, а нередко и пользуясь ею, князья и дворяне,
не ограничиваясь правами, признаваемыми за ними обычаем,
пытались захватить общинные земли, расширить сферу прав на
разного рода поборы, что с неизбежностью приводило к соци-
альным конфликтам. На советах разного уровня принимались
решения, которые собравшиеся призывали «поддержать ору-
жием»: «ни один человек, какого бы он ни был происхождения и
знатности, не имеет права взимать дань в Черкесии»378. В целом,
существовавшие в горском обществе отношения представляли
самобытную социальную систему, отличающуюся такими ха-
рактерными чертами как сохранение личной свободы основной
массой крестьянства и их прав на землю.
Крепостные крестьяне (пшитли), подразделялись на два разря-
да: имевшие семью, имущество, ведущие собственное хозяйство,
работавшие на себя и на своих господ и не имеющие самостоя-
тельного хозяйства, живущие во дворе своего господина и кормив-
шиеся за его счет. Крестьяне по адату считались наследственной
собственностью владельца: ни заслуги, ни побеги не освобождали
крепостного от власти владельца. Однако в случае возникновения
«несогласия» между господином и крестьянами, прибегали к обы­
чаю посредничества: удерживавшего владельца «от тиранства», а
крестьянина принуждая «к должной покорности». Права крестьян,
скрепленные посредством поручительства, гарантировали безо-
пасность жизни, защиту собственности от произвола владельца.
Во всех случаях, требующих наказания, налагались штрафы: о
телесных наказаниях адыги «не имели и понятия»379.
Наиболее зависимыми и угнетенными в адыгском обще-
стве были рабы (унауты). Главным источником их пополнения

377
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 527.
378
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 61–62.
379
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 527.

134
служили набеги и захват пленников. Жестокая блокада горцев
Северо-Западного Кавказа активизировала процесс работоргов-
ли, учитывая, что пленные становились товаром, позволяющим
выжить в условиях перманентной войны «без границ и правил».
Теперь на положении рабов находились преимущественно плен-
ные, захваченные во время военных операций.
А. Фонвилль достаточно подробно описывает «одиссею»
попавшего в плен солдата. Поляк был призван на службу в восем-
надцатилетнем возрасте и послан на Кавказ. Однажды, когда с
солдатами своего полка он занимался заготовкой дров, адыги за-
хватили его в плен. В результате поляк более пятнадцати лет про-
вел в плену: обзавелся домом и даже женой, но в ходе возникше-
го конфликта потерял все имущество и, спасаясь, бежал. После
длительных скитаний пристал к отряду европейских волонтеров.
Его знание местности и особенностей общественного устройства
«этой оригинальной и своеобразной страны» были чрезвычайно
полезны. «Благодаря ему, — отмечает А. Фонвилль, — мы могли
дать себе отчет во множестве таких дел, которые мы бы никогда
не поняли без его содействия»380.
Более широко известна история пленения и нахождения в
плену русского офицера-разведчика  барона Федора Федоровича
Торнау. Его эпопея включает полный набор соответствующих
сюжетов: во время поездки по Черкесии на него «неожиданно»
сзади напали, молниеносно стащили с лошади, сорвали оружие,
заломили назад и связали руки. За два года пребывания в плену
он побывал в разном положении: от «гостя поневоле» с соблюде-
нием всех правил гостеприимства до закованного в массивные
цепи узника, вокруг которого велась полная интриг торговля за
цену его свободы, и, наконец, побег. «К чести горцев могу ска-
зать, — отмечал Ф. Торнау, — что кроме Тамбиева, подвергавше-
го меня, из жадности к деньгам, действительно трудно перено-
симым мучениям, надеясь добиться этим способом своей цели,
все они, не исключая убыхов и сапсугов, нарочно приезжавших,
чтоб видеть меня, обращались со мною не только вежливо, но
даже старались оказывать услуги»381.
Факты превращения пленных в рабов выдвигаются как один
из главных аргументов, доказывающих «дикость», нецивилизо-
ванность горцев. Хотя хорошо известно, что захват пленных был

380
Фонвилль А. Указ. соч. С. 24–26.
381
[Торнау] Воспоминания… С. 103.

135
неизменной принадлежностью истории фактически всех циви-
лизованных народов. Давно настало время изучать это сложное
явление без болезненной эмоциональности, наконец, оставив в
прошлом шулерскую манеру использовать крапленые карты при
каждом удобном и неудобном случае.
Несмотря на то, что в адыгском обществе сохранялась тради-
ционная система социальных отношений, все более заметными
становились происходившие изменения. Во многом они были
связаны с привнесенными обстоятельствами: политикой цар-
ского правительства, упорно искавшего любые возможности для
утверждения своей власти на этой территорией, прибегая к из-
вестной с античности практики «Разделяй и властвуй!» («divide
et impera»). В частности, разрабатывались проекты привлечения
мирных адыгов к участию в «набегах и экспедициях против
непокорных». Принявшим данное предложение предлагались
деньги «в виде жалования за службу» и награды за «похвальные
подвиги»382.
Напряжение в обществе усиливалось в связи с растущим
недоверием к некоторым князьям и дворянам, стремившимся за-
ручившись поддержкой русских военных властей на Кавказе. По
мере обострения военной ситуации все большее число адыгской
знати «готовы были покориться всякому, кто только предложил
бы им свое содействие». Этими настроениями пользовалось «по-
граничное русское начальство»: князьям предлагалось поселить-
ся на берегу Кубани и «отдаться» под покровительство России.
Эти настроения обусловили осознание необходимости объ-
единения для успешного сопротивления агрессии. Каждый муж-
чина должен был перед «всей своей страной» поклясться никогда
не подчиняться русским, не поддерживать с ними отношения
ни под каким предлогом. «Те черкесы, которые опустошали тер-
риторию друг друга, теперь предстают взявшими друг друга за
руки, объединенными теснейшими узами братства, дружбы»383.
Но это была скорее иллюзия, чем реальность: противоречия в
обществе по-прежнему оставались слишком острыми.
Так, в 1846 г. несколько дворян обратились к главнокоманду-
ющему войсками на Кавказе, кавказскому наместнику М.С. Во-
ронцову с просьбой возвратить им «права над народом подобно

382
Проект положения об управлении горскими народами // Султан Хан-
Гирей: Избранные… С. 565–566.
383
Спенсер Эд. Путешествия… С. 50.

136
прочему дворянству Российской Империи». «Я не могу не одо-
брить вашего намерения, и уверен, — писал в ответ генерал, —
что оно поведет к несомненной вашей пользе и благосостоя-
нию»384. Желающим селиться близ укреплений на Черноморском
побережье, давалось заверение, что их права и преимущества
будут неприкосновенны и защищены царскими войсками. К
тому же им «не возбранялось» «мстить врагам, находящимся не
в русском подданстве»385.
Несмотря на продолжительность и ожесточенность войны,
горская знать, в основном, сохранила собственность на землю и
скот, служила на военной и гражданской службе, получала чины,
ордена и звания. Важной стороной жизни кавказской знати ста-
ла ее служба в российской армии386. Эта часть горцев, пользова-
лась покровительственным вниманием со стороны властей и, в
целом, достаточно успешно вписывалась в систему российской
имперской государственности.
Среди мер, способствующих «вхождению» Северного
Кавказа в Российскую империю, особую роль сыграл процесс
инкорпорации наследственной родовой знати, в состав россий-
ского дворянства. Российское государство стремилось не просто
механически инкорпорировать местные элиты, а органично
«срастить» их с центральной властью и русским обществом. В
XIX в. «нерусские» фамилии среди российской бюрократии,
дворянства, именитых горожан уже были обычным явлением.
С отдельными князьями установились настолько дружеские
отношения, что их считали своими кунаками русские офицеры.
Сохранились удивительные свидетельства подобной «дружбы».
Так, после возвращения из похода за Кубань офицеры Тенгин-
ского полка в полковых экипажах и повозках, захватив «изряд-
ное количество бутылок портеру», помчались в гости к старому
своему кунаку Пшекую Могукорову, аул которого расположен
был по рукаву Кубани, верстах в 30-ти от Азовского моря. Хлебо-
сольным хозяином был оказан самый радушный прием: конские
скачки, катанье по реке, охота на кабанов: «Не успели оглянуть-

384
Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. — Т. II: История
войны казаков с закубанскими горцами. С. 567–568.
385
Там же. С. 569.
386
Мальцев В.Н. Источники о воинских формированиях западных адыгов
на русской службе в годы Кавказской войны // Вопросы теории и методологии
истории. Вып.4. Майкоп, 2003.

137
ся, как пролетела неделя, нужно было собираться в обратный
путь и приниматься за дело»387.
Сохранились еще более экстравагантные сюжеты. Немецкий
путешественник, некогда бывший в черкесском плену, находясь
на балу в Пятигорске, узнал своего «пленителя» и потребовал
его задержания, ему объяснили: «князь является личным гостем
генерала Н.Н. Раевского (начальника Черноморской береговой
линии), который несет ответственность за его безопасность, и
поскольку это вопрос чести, то какое бы преступление этот чело-
век ни совершил, ни один волосок не упадет с его головы, покуда
он находится в Пятигорске»388.
Князья, переселявшиеся на территории поближе к кордон-
ным линиям, более отдаленные от горских племен, стремились
увлечь переселением своих сородичей. Однако это намерение
вызывало сопротивление не только крестьян, но и знати, счи-
тавшей, что обращение к русскому пограничному начальству с
просьбой о помощи равноценно предательству. Так, престарело-
го князя Алкаса, призывавшего к переселению, упрекали в том,
«что не только родина не видала в нем князя, умеющего охранять
свой народ, но и воина, могущего защищать его»389.
Как бы то ни было, самыми серьезными, имеющими далеко
идущие последствия, становились обвинения в любых связях с
Россией. Под подозрение попадали все члены рода и даже если
не было убедительных доказательств, к ним относились край-
не враждебно390. Эти факты, свидетельствующие о латентных
процессах, позволяют более объективно представить противо-
речивость настроений в горском обществе. Дело дошло до того,
что обвиняемые в тайных переговорах князья и дворяне при-
зывались на суд народных собраний и в наказание облагались
большим штрафом или изгонялись из общества391.
При изучении социальных отношений очень важно понять,
какие представления доминировали в обществе «о себе самом»392.

Ракович Д.В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819–1846. Тифлис, 1900. С. 167.

387

Дегоев В.В. Пасынки славы: человек с оружием в буднях Кавказской вой-

388

ны // Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи,

очерки, эссе. М., 2001. С. 229.
389
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 542.
390
Лонгворт Дж. Указ.соч. С. 60.
391
Карлгоф Н. О политическом устройстве черкесских племен населяющих
северо-восточный берег Черного моря // Русский вестник. Т. XXVIII. С. 540.
392
Дюби Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового
общества о себе самом. М., 2000.
138
Несмотря на выраженную дифференциацию и существовавшие
противоречия, адыги воспринимали традиционное общественное
устройство как справедливую, ориентированную на свободу и
защиту интересов каждого систему. Традиция определяла статус-
ные позиции, функции, роли человека в обществе, в зависимости
от таких предписанных (аскриптивных) вещей, как возраст, пол,
социальный статус, принадлежность к той или иной общине —
семейной, родовой, территориальной.
Несмотря на то, что сложившийся веками социальный поря-
док воспринимался как должное, заметно проявлялись признаки
происходивших изменений. Это относилось к социально-статус-
ной предопределенности человека. Расширяющаяся военная
экспансия России привела к изменению общественных функций
отдельных групп населения, в основе которых теперь лежала
способность к вооруженному сопротивлению: на первое место
выдвигалась не знатность происхождения, все более терявшая
значение, а верность общему делу — борьбе за независимость.
Несмотря на то, что авторитет князей стал подвергаться сомне-
нию, в народе продолжали жить, волнуя сердца, предания об
отважных подвигах мужественных черкесских князей.
Более того, если в былые времена князья направляясь в по-
ход, собирали под свои знамена прославленных воинов, то теперь
при возникновении угрозы традиционному «образу жизни и духу
страны», воинами становились все свободные люди, отрываясь
«от полей и пастбищ»393. Семейные, частные дела отодвигались на
второй план, теряя былое значение. Многие века основной целью
и задачей каждого адыга была защита своей семьи, своего рода,
теперь же надо было, нередко жертвуя интересами, а иногда и
жизнью семьи, стать гражданином и патриотом.
В равнинных адыгских обществах с устрашающей быстро-
той продолжала расширяться дистанция, отделявшая знать от
простых адыгов. Рассказывая о крестьянских сходках, происхо-
дивших на холме близ аула, Каламбий394 писал: «У заседателей
холма свои особенные наклонности, свой образ мыслей, свой

393
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 200.
394
Каламбий — псевдоним Адиль-Гирея Кучуковича Кешева (1837–1872),
абазинский и адыгский писатель, журналист, редактор «Терских ведомостей»
в 1867–1872 гг. Выпускник Ставропольской гимназии, студент Восточного
факультета Петербургского университета, откуда был отчислен за участие в
студенческих волнениях. См.: Адыгская (черкесская) энциклопедия. М., 2006.
С. 974.
139
взгляд на вещи, свои идеалы, прямо противоположные стрем-
лениям, воззрениям и идеалам кунацкой... Вся желчная ирония
их языка направлена исключительно на сословие, обитающее в
кунацкой; на него они смотрят с предубеждением, как на что-то
весьма негодное и непрочное, чье существование находится в их
мозолистых руках»395.
Жизнь адыгов приобретала публичный характер не только
на народных собраниях, но и на праздниках, на свадьбах, когда
каждый мог продемонстрировать свои личностные качества.
При этом публичное поведение было ограничено половозраст-
ным статусом. Особые права имели уважаемые старцы, в то
время как молодые мужчины могли занять особое место, лишь
выделившись из массы сверстников в конных состязаниях или
«героическим поведением» в ходе военных операций396.
Под влиянием военной угрозы и обострения социальной
напряженно стала осознаваться необходимость создания единой
управленческой структуры, способной на более современной
основе, организовать военную и политическую жизнь. Евро-
пейцы, наблюдавшие сложившуюся ситуацию, были убеждены,
что для создания правительства в Черкесии имеется «хороший
материал». В частности, речь шла об отношении к собственности,
об опыте осуществления правосудия и наказания, равномерного
распределения штрафов, умении в кратчайшие сроки создавать
боеспособные формирования. Однако очень скоро пришло осоз-
нание, что главная причина, осложнявшая создание единого пра-
вительства, лежала не столько в сфере социально-политических
отношений, сколько в ментальности адыгов, их гордости и неза-
висимости, считавших главным достоинством существовавшего
общественного устройства право самому решать свою судьбу и
подчинятся лишь единогласному коллективному решению народ-
ных собраний397.
Показательны в этом отношении попытки Мухаммед-Амина,
третьего и наиболее преуспевшего в своих начинаниях наиба
Шамиля398, консолидировать адыгов и создать в Черкесии тео-

395
Каламбий. На холме // Русский вестник. 1861. Ноябрь.
396
Ботяков Ю.М. Абреки на Кавказе: Социокультурный аспект явления.
СПб., 2004.С. 83-104.
397
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 205–207.
398
Источники позволяют представить его образ как человека способного,
целеустремленного, обладавшего властным характером, хорошо знавшего обы-
чаи и образ жизни черкесов, пользовавшегося авторитетом.

140
кратическое государство. В январе 1849 г. он выступил на боль-
шом народном собрании и призвал к объединению адыгов на
основе шариата. В результате значительных усилий ему удалось
на протяжении десяти лет провести ряд реформ. В частности,
вся попавшая под его влияние территория была разделена на
двенадцать округов, в каждом из которых были созданы органы
управления (мехкеме), во главе с муфтием и тремя кадиями,
составлявшими совет. В ведении этого органа находились все
религиозные и общегражданские дела.
Наибольшее влияние Мухаммед-Амин приобрел среди абад-
зехов, в то время как его попытки распространить свою власть
среди натухайцев и причерноморских шапсугов не встретили
серьезной поддержки. Продвигаясь вдоль побережья Черного
моря, его отряды сжигали христианские кресты, требовали от-
каза от выполнения языческих и христианских обрядов, активно
строили мечети, стремясь осуществить тотальную исламизацию
Черкесии. Но деятельность наиба затруднялась многими причи-
нами и прежде всего особенностями менталитета адыгов. «Чер-
кесы, — подчеркивал Тэбу де Мариньи, — сегодня представляют
удивительную картину жизни свободного народа»399.
Антропологический подход позволяет, прежде всего, понять
и объяснить, степень «вписанности» адыгов в сложившуюся
систему отношений, характер и направленность изменений, об-
условленных таким социальным явлением как война и, главное,
как экстремальные события были пережиты, каким образом
они повлияли на жизнь, представления и поступки людей. По
существу адыгское общество приобрело подвижный, динамич-
ный характер, обусловленный разновекторными процессами:
с одной стороны, усиливающаяся тенденция к консолидации
народа на основе этнической и религиозной общности, а, с
другой — явственно проявлялось социальное и психологиче-
ское напряжение, связанное с углубляющейся поляризацией
позиций и оценок происходивших событий («мирные»  —
«немирные», «покорившиеся — не покорившиеся»). «Мы
уже миновали время такой политической истории, — писал
К. Леви-Строс, — которая ограничивалась бы нанизыванием в
хронологическом порядке династий и войн на нить вторичных
осмыслений и истолкований»400.

399
Мариньи Т. Указ. соч. С. 21.
400
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 34–35.

141
 Глава 6.
Адыги в войнах Средневековья
История — «человеческая» наука:
она слишком пропитана слезами, кро-
вью, эмоциями и ненавистью, чтобы
быть чем-то иным.
Ф. Фернандес-Арместо

Войны неизбежно присутствуют в истории всех народов,

представляя сложный, постоянно изменяющийся феномен
человеческой цивилизации. Восприятие войны определяется
как особенностями исторической реальности, культурно-миро-
воззренческими установками, так и индивидуальным опытом
народов. Основываясь на антропологическом подходе, появля-
ется возможность понять реакцию народов на военную угрозу,
способность при возникновении угрозы мобилизовать как ма-
териальные, так и морально-нравственные ресурсы. При этом,
войны кардинально изменяют традиционную повседневную
жизнь, влияют на отношение к жизни и смерти.
Когда речь идет о военной истории адыгов чаще всего об-
ращаются к Кавказской войне. Это положение объясняется,
прежде всего, состоянием источниковой базы: несмотря на ее
специфику достаточно информативную; продолжительностью
войны; ее последствиями; кратковременностью дистанции, от-
деляющей прошлое от настоящего; знаковым характером войны
в судьбе народов Северного Кавказа.
Однако, имеющиеся свидетельства, несмотря на их фраг-
ментарность, значительно расширяют хронологические пределы
военной истории адыгов. В частности, в комплексе источников,
начиная с раннего Средневековья, наиболее часто присутству-
ют упоминания о военных контактах с адыгами (черкесами). В
определяющей степени это объясняется географическим поло-
жением Северного Кавказа, буферной зоны, где сталкивались
интересы многих государств. Как и другие народы Евразии,
142
народы Северного Кавказа должны были маневрировать между
великими державами Средневековья — Арабским халифатом,
Византией, Турцией, Ираном, Русью. В течение веков шла
ожесточенная борьба за территорию, моря, сферы влияния и
народы региона, становясь «заложниками» притязаний этих
великих держав, вынуждены были существовать в пограничье
«войны–мира». Действительно, складывание вокруг региона
весьма своеобразных международных отношений означало,
появление реальных альтернатив политического поведения для
северокавказских этнополитических образований. Возникала,
как подчеркивает К.Ф. Дзамихов, возможность маневрирования,
союзнических отношений с несравненно более могущественны-
ми государствами401.
Северо-Кавказский регион веками воспринимался, как
территория на пути «многотрудного завоевательного движения
Руси» к южному пограничью. При этом, «прелесть добычи» да-
вала русичам «смелость, мужество и терпение, которые в самом
начале государственного бытия России ославили имя ее в Европе
и в Азии»402. При обращении летописцев к конкретным истори-
ческим событиям, описываются конфликты и войны славян с
могущественными империями (Хазарской, Византийской), но и
с разными этническими объединениями на Северном Кавказе.
Утверждались более сложные формы взаимодействия народов,
не только воевавших, но и заключавших длительные союзы403.
Предки адыгов, касоги, были активными, заслуживающими
внимания участниками этих процессов.
В русские летописи стали входить упоминания об адыгских
племенах (касогах), обитавших между Каспийским и Черным мо-
рям, как воинственных и свободолюбивых404. Особого внимания
заслуживают походы Святослава. В античной манере Н.М. Ка-
рамзин описывает князя-воина, суровою жизнью укрепившего
себя для «трудов воинских»405. В ряду других деяний киевского
князя, основываясь на летописных свидетельствах, он называет
военный поход 965 г. против Хазарского каганата, осуществляв-

401
Дзамихов К.Ф. Этнос в точке бифуркации: адыги между Россией, Кры-
мом и Османской Турцией // Мир этноса. Нальчик. 2005. С. 79.
402
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. I. Т. 1. С. 131.
403
Народы Кавказа // Народы мира. Этнографические очерки. Т. 2. М.,
1962. С. 305–307.
404
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. II. Т. 5. С. 382.
405
Там же. Кн. I. Т. 1. С. 137.

143
шего контроль над важнейшими торговыми путями: устья Дона,
Волги и Керченского пролива. Описывая поход Святослава, лето-
писец счел значимым, достойным упоминания факт, что удалось
«победить» ясов и касогов.
Сын князя Святослава Владимир, «следуя несчастному обык-
новению сих времен», разделил государство между двенадцатью
сыновьями, наделив их правами своих наместников. В результате
Мстиславу, прозванному Удалым, досталась в удел Тмутара-
кань406. Кстати, существует мнение, что именно отделение этого
княжества послужило первым поводом к междоусобиям на тер-
ритории Древней Руси407.
Став тмутараканским правителем, князь, продолжая заво-
евательную политику предков, всячески укреплял и расширял
границы своих владений, ведя войны с хазарами, касогами и
другими народами. Взаимоотношения русских с местными пле-
менами носили свойственный тому времени характер: войны
сменялись миром, развивались торговые связи, совершались
совместные завоевательные походы и выступления против чу-
жеземных захватчиков.
Как уже подчеркивалось, среди летописных свидетельств
наиболее информативна запись, вошедшая в «Повесть времен-
ных лет». В 1022 г. князь Мстислав Владимирович объявил войну
касогам («пошел на касогов»), «восточным соседям его области».
На основании этого утверждения некоторые современные иссле-
дователи считают, что победа Мстислава сделала его властителем
адыгской этнической общности408. Учитывая ограниченность
источников, трудно судить насколько эта власть была реальной,
но есть все основания считать, что образование Тмутаракан-
ского княжества отразило движение Руси к северокавказским
равнинам.
Не менее важно дальнейшее развитие событий. «Уверенный
в своем воинском счастии, сей князь не захотел уже довольство-
ваться областию Тмутараканскою, которая, будучи отдалена от
России, могла казаться ему печальною ссылкою: он собрал под-
властных ему козаров, черкесов или касогов, и пошел к берегам
Днепровским»409. Речь идет о войне Мстислава против Ярослава

406
Там же. Кн. I. Т. 2. С. 161–162.
407
Там же. С. 217.
408
Гадло А.В. Указ. соч. С. 89.
409
Повесть временных лет. С. 225.

144
1024 г. за право «сесть» на престол в Киеве: «пошел Мстислав на
Ярослава с хазарами и касогами»410. Не менее важно упоминание
о характере сложившихся отношений. «В год 6574 (1066), когда
Ростислав был в Тмутаракани и брал дань с касогов и с других
народов»411.
Конечно, краткие записи не дают возможности ответить
на ряд важных вопросов: на каких условиях касоги входили в
княжескую дружину? каков уровень их военной подготовки? в
какой форме осуществлялось «господство» над соседями и выпла-
чивалась дань? В целом, несмотря на фрагментарность сохранив-
шихся свидетельств, складываются обобщенные представления о
начальном этапе становления отношений Руси и народов Север-
ного Кавказа, лежащих в сфере военно-политических контактов,
типичных для Средневековья. И хотя многие сюжеты, учитывая
характер источниковой базы, сохраняют лишь контурные очерта-
ния, одно бесспорно: имеющиеся данные поддерживают мысль о
том, что опыт первых контактов, взаимного «узнавания» народов,
лежал в сфере военно-политических отношений.
Свидетельства летописей могут быть дополнены за счет
энциклопедического сочинения «Развлечение истомленного в
странствии по областям» (1154 г.) знаменитого сицилийского
географа ал-Идриси. По занимаемому месту в средневековой
науке оно сопоставимо с сочинением Страбона. Среди городов
причерноморского региона особое место занимает описание
Матрахи (Тмутаракань) как конечного пункта плавания из Кон-
стантинополя. Это крупный торговый центр, куда съезжались
купцы из разных стран, с множеством жителей, с процветающи-
ми областями, где есть виноградники и обработанные поля. «Его
владыки — пишет ал-Идриси, — очень сильны, мужественны,
благоразумны и решительны. Их почитают за смелость и го-
сподство над соседями»412. Учитывая ряд обстоятельств, можно
предположить, что это могли быть зихские князья413.
Пробой сил для адыгов стал период борьбы народов Север-
ного Кавказа против монголо-татарского нашествия. Сегодня

410
Там же. С. 202–203.
411
Там же. С. 311.
412
Коновалова И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М., 1999.
С. 167–168.
413
Так, кипчаки в конце XI в. полностью изолировали Тмутаракань от Киева
и безраздельно господствовали в степи; этническая адыгская территория была
рядом — за рекой; в 1237 г. здесь была резиденция царя Зихии (Черкесии).

145
признанная классической наукой версия «монголо-татарского
нашествия» и даже «монголо-татарского ига», стала подвергать-
ся массированной атаке критиков414, настойчиво отстаивающих
мнение, что вторжение монголов не повлекло особых жертв
и разрушений среди местного населения, за исключением не-
скольких городов, «которые, находясь на пути войска, отказа-
лись замириться с монголами и начали вооруженное сопротив-
ление»415. По-видимому, народы Северного Кавказа не только
оказались на «пути войск», но и отказались «замириться» с за-
хватчиками, поэтому их земли подвергались «разрушительному
разорению».
Известный востоковед И.П. Петрушевский во введении к
«Сборнику летописей» Рашида ад-Дина писал: «Походы Чин-
гиз-хана и его полководцев не были похожи на прежние вторже-
ния кочевых народов… Это были уже не стихийные жестокости,
а целая система террора, проводившаяся сверху и имевшая це-
лью организованное истребление способных к сопротивлению
элементов населения, запугивание мирных жителей и создание
массовой паники в завоеванных странах»416.
Вопреки этому суждению некоторые современные исследо-
ватели, не желая считаться с фактами, утверждают, что невидан-
ная жестокость монголов XIII в. является мифом, отрицая, что их
вторжения сопровождались массовым истреблением мирных
жителей, угоном их в рабство, разрушением городов. Более того,
уверяют, что «Чингисхан имеет полное право называться Вели-
чайшим Человеком второго тысячелетия»417.
В новейшей историографии реконструкция событий, связан-
ных с монгольским нашествием на Северный Кавказ, ведется в

414
В основе этих «новых» подходов лежат евразийские идеи, изложенные
в работах «последнего евразийца» Л.Н. Гумилева. Именно благодаря его ис-
следованиям, утверждается апологетика монголов и их «культурной миссии»,
отражается стремление доказать, что вторжение монголов не повлекло особых
жертв и разрушений среди местного населения. Запустение же земель, резкое
уменьшение численности населения, Л.Н. Гумилев считает следствием начав-
шегося упадка: только пережив монгольское иго на смену «вялой» Древней Руси
XII–XIII веков пришла «энергичная, трудолюбивая, набухавшая пассионарно-
стью» Московская Русь. См.: Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.,
1992. С. 486.
415
Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М, 1992.
С. 122.
416
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1. Кн. I. М.; Л., 1952. С. 32–33.
417
Халбай Я. Чингисхан и этногенез. Улан-Удэ, 2007. С. 252, 255, 285.

146
основном на основе арабских, персидских, европейских источ-
ников. В завоевательные планы монголов входило вторжение в
известные им районы Северного Кавказа и Закавказья: когда
главные силы во главе с ханом Батыем выступили в поход на
Русь, часть войск двинулась на Северо-Западный Кавказ.
Согласно Рашид ад-Дину, «в нокай-иле, то есть в год собаки,
соответствующий 635 г. (=24/VIII/ 1237 – 13/VIII/1238), осенью,
Менгу-Каан и Кадан пошли походом на черкесов и зимою уби-
ли государя тамошнего по имени Тукара»418. Этот поход не был
заурядным набегом: он длился несколько месяцев, и во главе его
стояли крупные военачальники. Сопротивление местных народов
оказалось столь решительным, что вторжение было временно при-
остановлено и монголы направили свои силы на завоевание Крыма.
Тем не менее, осенью 1238 г. военные действия на Северном
Кавказе возобновились. На этот раз монголо-татары нанесли
удар по аланам, обитавшим в центральной части Северного
Кавказа. Захватчиков привлекали, занятые аланами, подступы к
оживленным перевальным дорогам в Закавказье. Новый поход
длился более десяти месяцев. Самым крупным событием стала
зимняя, полуторамесячная осада и разорение аланской столицы,
города Мегет (Магас).
Конечно, сопротивление адыгов было лишь частью мас-
сового противостояния народов Северного Кавказа (аланов,
дагестанских народов и др.). Более четырех лет (1237–1240 гг.)
потребовалось монголам для проникновения в горную полосу Се-
верного Кавказа. Горный рельеф и, особенно, упорное сопротив-
ление горцев вынуждали завоевателей прибегать к длительным
осадам населенных пунктов. Временным успехам, впрочем, как
и на Руси, во многом способствовали междоусобицы правителей.
Историческая хроника «Тарих Дагестан» с сожалением фикси-
рует: «разбилось зеркало согласия», упрямство разъединило их,
ибо исчезла добродетель среди людей и распространились ложь,
зло и порок. В этих распрях не осталось места ни благоразумию,
ни здравому смыслу»419.
Нашествие сопровождалось разорением селений, массовым
истреблением людей. Однако монголы так и не смогли сломить

418
СМОИЗО. Т. II. С. 37.
419
Шихсаидов А.Р. Дагестанская историческая хроника «Тарих Дагестан»
Мухаммада Рафи // Письменные памятники Востока: Историко-филологиче-
ские исследования. 1972. М., 1977. С. 111.

147
сопротивления: жители разоренных районов возвращались на
родные пепелища, восстанавливали разрушенные постройки и
возводили новые оборонительные сооружения420.
В середине ХIII в. Иоанн де Плано Карпини, посол папы Рим-
ского к монгольскому хану, в своих записях упоминает, что на
Северном Кавказе имелись земли, «доселе еще не подчинённые
им», а Гильом де Рубрук по поручению французского короля
Людовика IX, совершивший в 1253–1255 гг. путешествие к
монголам, среди непокоренных народов «не подчиненных тата-
рам» называл черкесов, алан, дагестанцев («лезги»)421. Черкесы
упоминаются в числе покоренных Бату народов персидским
хронистом Джузджани в 1259–1260 гг.: «Под его власть подпа-
ли все земли племен Туркестана (начиная) от Хорезма, булгар,
буртасов и саклабов до пределов Рума; он покорил в этих краях
все племена кипчак, канглы, йемек, ильбари (?), рус, черкес и ас
до моря Мраков, и они все подчинились ему»422.
Хронологически, вторжения на Северный Кавказ совпали
с первым и вторым нашествиями монголов на Русь. Это обстоя-
тельство не только ослабляло силы захватчиков, но и усиливало
их за счет использования подчиненных русских войск. Н.М.
Карамзин повествует о том, как князья Борис Ростовский, Глеб
Белозерский, Феодор Ярославский и Андрей Городецкий, третий
сын Александра Невского, «повели войско в Орду, чтобы вместе
с ханом Мангу-Тимуром идти на кавказских ясов или алан, из
коих многие не хотели повиноваться татарам и еще с усилием
противоборствовали их оружию. Князья наши завоевали ясский
город Дедяков (в южном Дагестане), сожгли его, взяв знатную
добычу, пленников, и сим подвигом заслужили отменное благо-
воление хана, изъявившего им оное не только великою хвалою,
но и богатыми дарами»423. Более того, орда «находилась уже да-
леко за Тереком и горами Черкасскими, близ Врат Железных,
или Дербента, подле ясского города Тетякова, в 1277 году взято-
го нашими князьями (выделено нами, прим. Э.Ш., С.Х.) для хана
Мангу-Тимура»424.

420
Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р. Очерки истории Южного Дагестана.
Махачкала. 1964. С. 75.
421
Рубрук Г. де. Путешествие в восточные страны. М., 1997. С. 74, 89, 109.
422
СМОИЗО. Т. II. С. 15.
423
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. I. С. 101–102.
424
Там же. С. 131.
148
 Монголы вербовали вспомогательные войска также и из
числа северокавказских народов — черкесов, алан и др. Так,
весной 1380 г. Мамай, намереваясь идти на Русь, начал срочно
укреплять свое войско, набирая в его состав не только татар и
половцев, но и черкесов, ясов, армян, а также представителей
других народов: «одни служили ему как подданные, другие как
наемники»425. Подобные отношения весьма типологичны и в це-
лом характерны для Средневековья, но на материалах Северного
Кавказа освоены явно недостаточно.
Потерпев сокрушительное поражение в Куликовской
битве татаро-монгольские правители (ордынцы) продолжили
завоевательные походы. В период военного соперничества
между Тохтамышем и Тамерланом, черкесы выступили на
стороне Тохтамыша. В 1395 г. на Тереке произошло «славное»
в восточных летописях кровопролитие. «Потомки чингисхано-
вы сражались между собой в ужасном остервенении злобы и
гибли тьмами»426.
Тамерлану удалось разгромить Тохтамыша. «Завоевав землю
черкесскую и ясскую, взяв самые неприступные крепости в Гру-
зии, — писал Н.М. Карамзин, — Тамерлан у подошвы Кавказа
дал праздник войску. В огромном шатре, окруженном блестящи-
ми столпами, среди вельмож и полководцев, он сидел на золотом
троне, украшенном драгоценными каменьями, и при звуке шум-
ных мусикийских орудий пил грузинское вино, желая здравия и
дальнейших побед своим неутомимым сподвижникам427.
Заметную, хотя и опосредованную, роль в понимании во-
енной истории адыгов сыграли Крестовые походы. Длительное
время религиозные проблемы заслоняли другие стороны этого
сложного и многопланового движения. При всей трагичности,
Крестовые походы не только вывели Европу из все более углу-
бляющегося кризиса, но и открыли европейцам другой мир,
приведя Запад в тесное соприкосновение с культурным миром
Византии и мусульманского Востока.
В начале XII в. клирик Фульхерий Шартрский, историк пер-
вого крестового похода, вводит ставшие весьма значимыми опре-
деления: «Запад» и «Восток». Причем «Восток» в его описаниях
не просто неизвестная земля, а объект стремлений и мечтаний,

425
Там же.
426
Там же. С. 263.
427
Там же. Т. 4. С. 266.

149
роскоши и радости жизни, которую обнаружили крестоносцы,
придя в Палестину из неприветливых европейских земель428.
Интерес к Востоку еще более усилился в связи с событиями
1249 г., свидетелем которых стал французский король Людовик
IX, попавший в плен во время крестового похода против айюбид-
ского Египта. Составители хроник не могли обойти вниманием
феномена прихода к власти, в результате падения в Каире дина-
стии султанов, потомков Саладина, новых правителей, гвардей-
цев азиатско-кавказского происхождения — мамлюков429, среди
которых особое положение занимали черкесы.
Используя противоречия в лагере крестоносцев, мамлюки
в 1260 г. разгромили крестоносцев и развернули военную кам-
панию по уничтожению их гарнизонов в Сирии и Палестине.
В 1382 г. их представитель, черкес Баркук был «возведен» в
султаны, свергнув последнего султана калаунидской династии
малолетнего Салаха Хаджи. Преодолев сопротивление тюркских
мамлюков, Баркук активно проводил политику их «выдавлива-
ния» с высоких государственных постов, что привело к концен-
трации в руках черкесов всех высших административных постов
Мамлюкского султаната в Египте и Сирии. С этого времени сул-
танат мамлюков стали называть черкесским (даулят ал-мамалик
ал-чаракиса)430.
В 1412 г. арабский хронист Ал-Калкашанди отмечал: «Что же
касается этого нашего времени, то после того как стал править
султан ал-Малик аз-Захир Баркук из рода черкесов, он предпо-
чел брать мамлюков из своего рода. Тогда уменьшилось число
мамлюков-тюрок в краях Египта, так что уцелело их очень мало,
только остатки и потомки их». В описании Черкесии ал-Калка-
шанди более отстраненно от деятельности султана объясняет
тот факт, что черкесы составляют большую часть египетского
войска: «Потому что из них состоит большинство ввозимых в
Египет невольников»431.

428
Кардини Ф. Европа и ислам: история непонимания. СПб., 2007. С.107.
429
От арабского «мамлук» – «находящийся во владении».
430
Хасанов, А.А. Формирование черкесской группировки мамлюков в
Египте // Арабские страны. Турция. Иран. Афганистан. История, экономика.
М., 1973. С. 158–165; Garcin J.-C. The Regime of the Circassian Mamluks // The
Cambridge History of Egypt, Volume 1. 1998. P. 290–317.
431
Григорьев А.П., Фролова О.Б. Географическое описание Золотой Орды в
энциклопедии ал-Калкашанди // Историография и источниковедение истории
стран Азии и Африки. Вып. XVIII. СПб., 1999. С. 71, 74.

150
 В течение XIII–XV вв. мамлюки фактически находились в
центре европейской «восточной» политики. Несмотря на то, что
новые правители были ревностными защитниками ислама, они
старались уважать права евреев и христиан, корректно вели себя
в отношении паломников, число которых выросло настолько, что
были организованы регулярные рейсы судов по морю432. Эти све-
дения, как и многие другие, вошли в первые истории Крестовых
походов, пользовавшихся огромнейшей популярностью в Евро-
пе. Не только образованные, но и простые люди черпали из них
исторические сведения. Интерес к таинственному, загадочному
Востоку стал массовым явлением: в сознании европейцев закре-
плялись названия новых стран и народов, утверждалось желание
своими глазами увидеть чудеса этих земель433.
Важное значение имело появление в Северном Причерномо-
рье (XIII в.) генуэзских торговых факторий. В продолжение трех
столетий этот регион, в том числе и Черкесия, оказались в сфере
влияния генуэзцев. Считается, что генуэзские колонии, образо-
вав цепь укрепленных пунктов, выступали форпостом западной
цивилизации перед лицом номадов Азии. Действительно, узкая
кромка северного побережья Черного моря представлялась «кра-
ем Европы», и именно так обозначалась в буллах римских пап
и других документах того времени434. Условная граница между
«миром» Запада и Востока в средние века пролегала то по Дунаю,
то по Дону.
Торговые фактории итальянских республик и общая ста-
бильность как в экономическом, так и в политическом плане,
привлекала в этот регион многих иностранцев. В них жили греки,
итальянцы, армяне, татары, русские, черкесы и другие народы.
Колонии были хорошо укреплены, в крепостях имелись гарнизо-
ны. Как правило, при изучении этого периода адыгской истории,
внимание исследователей сосредоточивается на позитивном
влиянии генуэзцев. Однако у этой медали есть и другая сторона.
К XIII в. относится начало работорговли Генуи на Черном море.
Регион Восточного Причерноморья, славившийся красивыми

432
Кардини Ф. Указ соч. С. 91– 93.
433
Интерес к мамлюкам в Европе приобрел «новое дыхание» при Наполе-
оне Бонапарте. В Императорскую гвардию, созданную 1804 г., и считавшуюся
в полном смысле слова элитарной, вошел эскадрон мамлюков, набранных в
Египте. См.: Тарле Е.В. Наполеон; М., 1992. С. 181–182.
434
Еманов А.Г. «На краю Европы»: становление города на границе цивили-
заций и культур // Европа. Международный альманах. Вып. 2. 2002. С. 60.

151
девушками и храбрыми юношами, вызывал у работорговцев
повышенный интерес.
Торговля рабами приобретала все более широкий размах.
Значительное количество «восточных» рабов доставлялось из
Каффы и Таны. Важное место занимала торговля пленниками,
купленными у татарских мурз, но нередко поставщиками рабов
были черкесские феодалы. Значительная часть рабов направля-
лась в Египет и другие мусульманские государства, но немалые
партии переправлялись и в европейские страны. Большая часть
невольников, продаваемых итальянскими купцами, была кавказ-
ского происхождения.
В 1272 г. в Генуе упоминается Ролландо Чаркасио (Rollando
Carcasio), вероятно, черкес по происхождению, за которого был
внесен налог как за невольника435. Это можно считать первым
упоминанием о черкесском рабе в Генуе. М. Балар отмечает, что,
если в 1300–1320 гг. черкесов было примерно столько же, сколько
русских и кипчаков (куманов), то после 1350 г. черкесских неволь-
ников становится больше чем русских и кипчаков вместе взятых.
В период между 1320 и 1370 гг. черкесы упоминаются редко,
что было обусловлено отсутствием большого спроса, но после
1375 г. одновременно с общим ростом цен, произошел рост про-
дажи черкесских рабов. Согласно М. Балару, в XV в. черкесы
составляли самую многочисленную группу рабов в Генуе436. Как
отмечает Р.Н. Кация, доля зихских (черкесских) рабов составила
53,7% от всей массы рабов из бассейна Черного моря на протя-
жении последней четверти XV в.437. Сохранились свидетельства
того, что бывшие рабы выкупали на волю своих сородичей. Так,
Джиованни де Джаркасия (Giovanni de Jarchaxia), принадлежав-
ший ранее Джиакомо Ломеллино, помог черкесу Орко (Orco) вы-
купиться из рабства. Вполне возможно, что имя Орко отражает
адыгское оркъ «дворянин»438.
С начала XV в. стали усиливаться экспансионистские
настроения Османской империи и Крымского ханства, пы-

435
Balard M. Remarques sur les esclaves à Gênes dans la seconde moitié du XIIIe
siècle // Mélanges d’archéologie et d’histoire. 1968, Volume 80, Numéro 2, p. 637.
436
Balard M. La Romanie génoise (XIIe — début du XVe siècle) // ASLSP, nuova
serie, XVIII/2 (1978), vol. II, pp. 791–792, 799.
437
Кация Р.Н. Некоторые сведения о генуэзской торговле невольниками
кавказского происхождения в XIII – XV вв. // Труды Абхазского государствен-
ного университета им. А.М. Горького. Т. IV. Сухуми, 1986. С. 39, 43–44.
438
Balard M. Remarques…, p. 678.

152
тавшихся получить военно-стратегические преимущества в
Северо-Кавказском регионе. И это неслучайно: именно здесь
сталкивались геополитические интересы нескольких госу-
дарств. Стремление к установлению контроля на Черном море,
создавало угрозу всем причерноморским народам. В 1475 г.
османы захватили Тану, Матрегу, Копу. Центром османских
владений на черноморском побережье стал Кефе (бывшая
генуэзская Каффа), где находилась резиденция султанского
наместника-бейлербея.
Подробное описание походов в адыгские земли вошло в
сочинение одного из известных османских историков XV в.
Ибн Кемаля «История дома Османов». «По приказу государя —
завоевателя мира, люди победоносного войска, — писал он, —
прошли горы, во множестве пересекли Черное море и достигли
страны черкесов. В этой стране каждый день храбрецы своими
острыми мечами снимали головы мятежникам, тщетно боров-
шихся против газиев; изрубив на куски тех нечестивцев, бросали
их на съедение воронам; опустошив находящиеся там побережье
области, хлынули в тот край подобно океанской волне. В каждом
селении страны черкесов пленили по 50-100 красавиц, обратили
в рабство множество пленников»439. Средством усиления вли-
яния османов стало насильственное распространение ислама
среди местных народов.
Адыги оказались в весьма сложном положении: систематиче-
ски повторяющиеся крымско-османские захватнические набеги,
несмотря на ожесточенное сопротивление, сопровождались
разорением селений, истреблением людей, уводом их в рабство.
Генуэзец Д. Интериано, побывавший во второй половине XV в.
в Черкесии, писал: «черкесы постоянно воюют с татарами, кото-
рые окружают их со всех сторон. Горсточка черкесов обращает
в бегство целую толпу скифов (татар, прим. Э.Ш., С.Х.), так как
черкесы гораздо проворнее и лучше вооружены, лошади у них
лучше, да и сами они выказывают больше храбрости»440. Важно
отметить, что в 1501 г. в русских посольских книгах, как зна-
чимое событие, дважды был зафиксирован разгром адыгами
османов441.

439
Цит. по: Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного
Кавказа (последняя четверть XV — первая половина XVI в.). М.,1990. С. 52.
440
Мальбахов Б. К., Эльмесов А. М.  Средневековая Кабарда. Нальчик, 1994.
С. 195.
441
СИРИО. Т. 41. С. 357, 381.
153
 Агрессивные планы Османской империи и Крымского хан-
ства представляли серьезную опасность и для России: османы
намеревались не только утвердиться на берегах Кубани и Терека,
но и продвинуться в Поволжье. В 1521 г. многочисленное крым-
ское войско подвергло разграблению даже подмосковные села
и монастыри. Необходимость противостояния крымско-осман-
ской агрессии сближала Русь с северокавказскими народами. О
масштабе вторжений и сопротивления свидетельствуют многие
факты. Так, в 1539 г. адыги оказали героическое сопротивление
крымско-османскому войску численностью более 40 тысяч,
имевшему артиллерию и пищали. Как отмечает К.Ф. Дзамихов,
успешность подобных походов объясняется не только отсутстви-
ем у адыгов огнестрельного оружия, но и несогласованностью
действий, междоусобной борьбой адыгских княжеств442.
Сложившееся положение во многом объясняет прорусскую
ориентацию адыгов. В историографии утвердилось представле-
ние, что побудительным мотивом кавказской стратегии России в
значительной степени были задачи военно-оборонительного ха-
рактера. Однако, при этом нельзя не учитывать, что логика раз-
вития российской государственности, возрастающие имперские
амбиции определяли стремление к установлению стабильных
границ: на юге в качестве такого естественного барьера воспри-
нимались Кавказские горы, Черное и Каспийское моря. Именно
это стало одним из «главных предметов» политики России в годы
царствования Ивана IV.
В XV–XVI вв. русское государство начало решительное
движение на юго-восток. Речь, прежде всего, шла о влиянии на
политическую ситуацию в регионе Казанского и Крымского
ханств, возникших после распада Золотой орды. «Сия тень Ба-
тыева царства скиталась из места в место: иногда переходила
за Днепр, иногда удалялась к пределам страны Черкесской, к
берегам Кумы»443. Властители «сих многолюдных степных орд»
на словах хотели жить в мире с Россией. Постоянная связь с
Крымским ханством поддерживалась частыми посольствами и
дарами (собольи шубы, сукна, доспехи). При всем том, отноше-
ния оставались крайне неопределенными: при каждом удобном

442
Дзамихов К.Ф. «В службе и обороне...». Кабарда и Российское государст-
во: эпоха военно-политического сотрудничества (1550 -е — начало 1770-х годов)
Нальчик, 2017. С. 30.
443
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 2. Т. 6. С. 510.

154
случае договоренности нарушались, и ханы начинали требовать
«уважения и чести» (чтобы великий князь называл их в письмах
братьями и государями)444.
Стремясь укрепить свое влияние в юго-восточных пригра-
ничных областях, Русское государство перешло к решительным
действиям против Казанского ханства (1552 г.). Вслед за Казанью
царские войска овладели Астраханью, ставшей важнейшим фор-
постом русского влияния в этом регионе. Благодаря разгрому
Казанского и Астраханского ханств, в сферу русского влияния
попала обширная территория от Поволжья до Северного Кавказа
и Сибири.
При освещении этих вопросов целесообразно обращение
к «Истории о великом князе Московском» А.М. Курбского, од-
ного из соратников Ивана IV, непосредственно участвовавшего
в походе на Казань. В тексте подробно описаны столкновения,
происходившие между татарами и русскими войсками. В его
сочинение вошли сюжеты, включавшие упоминание о черкесах.
При описании тактики применяемой «царем басурманским»,
есть упоминание, что для похода на Русь ему пришлось возвра-
тить свои войска из черкесских земель.
Более того, в связи с этими событиями упоминаются пяти-
горские черкесы, обратившиеся к Ивану Грозному с просьбой за-
щитить их от крымского хана, который «со всеми силами своими
переправился через проливы морские и пошел войной на землю
пятигорских черкесов». «Для их защиты, — отмечал А.М. Курб-
ский, — послал наш царь тридцатитысячное войско на Перекоп во
главе с Иваном Шереметевым и другими полководцами»445.
В описании этих событий есть интересный момент: выступле-
ние против черкесов расценивалось как первый шаг в «намерени-
ях перекопского царя (крымского хана, прим. Э.Ш., С.Х.) пойти на
Русскую землю», то есть народы южного порубежья воспринима-
лись как важная составляющая внешней политики Руси. Именно
в это время «князья черкесские, присягнув государю в верности,
требовали, чтобы он помог им воевать султанские владения и Тав-
риду. Иоанн ответствовал, что султан в мире с Россиею, но что мы
всеми силами будем оборонять их от хана Девлет-Гирея»446.

444
Там же. Кн. 3. Т. 8. С. 259.
445
Курбский А.М. История о великом князе Московском // Памятники
литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 275, 277, 279.
446
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 3. Т. 8. С. 253.

155
 Именно для этого периода характерен поиск путей сближе-
ния с Россией. В частности, сведения об обмене послами в годы
царствования Ивана III, а затем и Ивана IV с северокавказскими
«владетелями» прочно закрепились в историографии447. Первое
известие об обращении адыгских князей вошло в Никоновскую
летопись.

1552 ( 7061) г. Ноябрь

... Того же месяца приехали к государю царю и вели-
кому князю черкасские государи князи Маашук — князь
да князь Иван Езбозлуков да Танашук — князь бити че-
лом, чтобы их государь пожаловал, вступился в них, а
их з землями взял к себе в холопи, а от крымского царя
оборонил.
ПСРЛ. СПб., 1904. С. 228.

С этого времени упоминание о черкесских воинах стало

общим местом военной истории Руси. В силу постоянных
контактов и частых военных конфликтов широкое распро-
странение получило такое явление как участие горских об-
ществ Северного Кавказа в военных походах более крупных
образований448. Выезды черкесских князей на службу к вла-
стителям Османской империи, Крымского ханства, Ирана,
России и других государств стали характерным явлением в
жизни адыгского общества. К его основным причинам совре-
менные историки относят военно-аристократический образ
жизни адыгов, неразвитость государственных институтов,
соперничество ведущих княжеских родов за главенствующее
положение449.
В 1557 г. в составе сорокатысячной армии на границе Ливо-
нии кроме россиян были татары, черемисы, мордва, черкесы.
Причем немецкие историки с ужасом писали о свирепости рос-
сиян, которые, «видя Ливонию беззащитною, везде опустошали

447
История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца
XVIII в. М., 1988. С. 274; Кушева Е.К. Народы Северного Кавказа в XVI–XVII вв.
и их связи с Россией. М., 1963. С. 207.
448
Карпов Ю.Ю. Джигит и Волк. Мужские союзы в социокультурной тра-
диции горцев Кавказа. СПб., 1996.
449
Сокуров В.Н. Институт выезда на службу у черкесов // Эльбрус. Наль-
чик, 1999. Вып. 1. С. 97.

156
ее селения, жестокостью превосходя самых татар и черкесов,
бывших в сем войске»450.
В 1558 г., когда в очередной раз обострились отношения с
крымскими татарами, для предотвращения их «гибельных набе-
гов» многотысячное русское войско, поддержанное Д.И. Виш-
невецким и его казаками, дошло до Перекопа, Кафы и Азова451.
В ряду союзников России «царь имел на юге усердных слуг в
князьях черкесских: они требовали от нас полководца, чтобы во-
евать Тавриду и церковных пастырей, чтобы просветить всю их
землю учением Евангельским. То и другое желание было немед-
ленно исполнено: государь послал к ним бодрого Вишневецкого
и многих священников, которые в дебрях и на скатах гор Кавказ-
ских, основав церкви, обновили там древнее христианство»452.
Заслуживает особого внимания факт составления особого
чина (греч. τάξις, ordo — порядок) отречения от «черкасской
веры». Самое раннее бытование текста относится ко времени
женитьбы Ивана IV на Марии (до крещения Кученей), дочери
кабардинского князя Темрюка Идарова (1561 г.). Церемония
оглашения и крещения невесты проходила в Москве, под ру-
ководством митрополита Макария. Вслед за ней крестились ее
братья и другие «черкасы». В дальнейшем многие адыги, посту-
павшие на русскую службу, крестились в Москве и заключали
браки с представительницами знатных русских родов453.
Черкес, «приходящий» к христианской вере, должен был
отречься от «всех черкасских самозаконных обычаев»: «бусур-
манского» обычая дневного поста; «богопротивнаго» ежегодного
собрания в день св. пророка Илии, сопровождавшегося закалы-
ванием «многих козлов», поеданием сваренного мяса «вкупе с
питием», и «распяливанием» их кожи с главами на шесты как
«некое приношение Богу»; обычая оплакивания («вопль и кри-

450
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 3. Т. 8. С. 273–274.
451
Эти события и назначение в 1560 г. гетмана Д. Вишневецкого «воеводой»
у черкесов, послужили основанием для выдвижения в современной украинской
историографии странной идеи, связанной с возможностью создание на Север-
ном Кавказе под его началом единого Черкесского государства. См.: Дзагалов
А.С. Взаимоотношения черкесских князей с гетманом Дмитрием Вишневецким
[Электронный ресурс] // Архивы и общество. Нальчик, 2007. Вып. 2. С. 33–42.
URL: https://aslan-be-k07.livejournal.com/6789.html
452
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 3. Т. 8. С. 288.
453
Дзамихов К.Ф. Адыги (черкесы) в политике России на Кавказе (1550-е —
начало1770-х гг.). Нальчик, 2001; Он же. «В службе и обороне...» и др.

157
чание» по умершим). В заключение, делалось важное обобще-
ние — проклинались и иные «богомерзосные обычаи и ереси»,
проникшие «от бусурман или от латин»454.
Брак Ивана Грозного с Марией привёл к «возвышению» ее
родственников  — князей Черкасских, в дальнейшем игравших
значимую роль в русской истории. Однако, после смерти цари-
цы многие из них попали в опалу. «Не знаем всех обстоятельств:
знаем только, кто и как погиб... Шурин Иоаннов князь Михай-
ло Темгрюкович, суровый азиатец, то знатнейший воевода, то
гнуснейший палач, осыпаемый и милостями, и ругательствами,
многократно обогащенный и многократно лишенный всего..,
сраженный опалою, был посажен на кол!»455. Задолго до этого
(в конце 1562 г. — первой половине 1563 г.) бежали в Польшу
находившиеся на службе у Ивана Грозного черкесские князья
Александр Сибокович (Кудадек, сын старшего князя Жанеев-
ского владения Сибока Кансаукова) и Гаврила Черкасский456.
Несмотря на эти сюжеты в стиле А. Дюма, адыги вошли в
служилую элиту российского общества, связывающую родона-
чалие не только с европейским, но и азиатским происхождением.
Известно, что в «Бархатной книге» из 1758 дворянских фамилий
менее пяти процентов были русского происхождения457. В целом,
благодаря проводимой Иваном Грозным политике, Россия упро-
чила свое положение в юго-восточных пределах, она открыла
новые источники богатства и силы; ее торговля и политическое
влияние заметно распространились. Несмотря на явное недо-
вольство османского султана, россияне торговали в Кафе, в
Азове, а турки — в Москве458.
Проблема взаимоотношений России с народами Северного
Кавказа нашла отражение во многих исследованиях459. Более

454
Приложение Чин отречения от «черкасской веры» [по изданию в Треб-
нике. Москва, 1624, л. 50 // Чумичева О. В.Парадоксы «черкасской веры»: между
исламом,христианством и языческими традициями // Одиссей. 2015–2016:
Ритуалы и религиозные практики иноверцев во взаимных представлениях. М.,
2017. С. 185–186.
455
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 3. Т. 9. С. 386.
456
Сокуров В.Н. Указ. соч. С. 102.
457
Уортман Р.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии.
В 2 т. Т. 1. М., 2004. С. 57.
458
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 3. Т. 9. С. 360.
459
Соловьев С. М.  История России с древнейших времен. М., 1867. Т. 1;
СРК. Вып. 1; Костомаров Н.И.  Русская история в жизнеописаниях ее главней-
ших деятелей. СПб., 1880. Т. 1. 759 с.

158
того, она стала частью адыгской историографии. Учитывая, что
адыги не имели своей письменности, большое значение при-
обретали свидетельства русских источников (летописей, раз-
рядных книг), вошедшие в тематические сборники документов.
Эти сюжеты и сегодня вызывают устойчивый интерес адыгских
историков. Несмотря на то, что в научный оборот введены все
известные источники, связанные с «посольством» черкесских
князей к Ивану IV, так и не удалось внести ясность в понимание
дошедших до нас свидетельств. Тем не менее, «хвалясь» своей
силой, Россия нередко упоминала «князей черкесских», способ-
ных «вывести в поле» тысячи воинов. В частности, в годы правле-
ния Федора Россия, «занявшись великим делом изгнания турков
из Византии», в ряду других «союзных» войск делала ставку на
воинов владетелей иверских, шавкалских, черкесских460.
Москва оказывала серьёзную военную помощь князю Те-
мрюку Идаровичу в борьбе с другими князьями. В 1563 г. Иван
Грозный направил на помощь своему тестю отряд стрельцов под
началом воеводы Г.С. Плещеева, а в 1566 г. с этой же целью рать
под командованием князя Ивана Дашкова и Матвея Ржевского.
Очень скоро обнаружилось, что подобные отношения — эпи-
зодическое вмешательство в дела отдельных горских князей не
приносят желаемых результатов, и власть над этими территори-
ями продолжает носить номинальный характер.
Периодически возникающие конфликты были вполне есте-
ственным делом, учитывая множество противоречий террито-
риального, политического, религиозного характера. В 1567 г.
на левом берегу Терека, напротив устья Сунжи начали строить
новый укрепленный городок461.
При этом, для строительства крепостей, учитывая ожесто-
ченное сопротивление местного населения, предлагалось особое
внимание уделять природным особенностям местности: «когда
«высокие скалы могли служить ей вместо твердых стен». Кре-
пости строило войско — «одни работали, другие воевали...; пле-
нили людей в селениях, брали хлеб, отгоняли табуны и стада»462.

460
Карамзин Н.М. Указ. cоч. Кн. IV. Т. 10. С. 89.
461
Еще в 1560 г. русские на короткое время занимали шамхальскую (кумык-
скую) столицу Тарки. (Кушева Е.Н. Связи… С. 237). Крепость Терки (Терский
город, Тюменский острог) в дельте Терека (на его протоке р. Тюменке) основана
в 1588 г. и была заселена московскими стрельцами, донскими, уральскими и
гребенскими казаками (они получили название терских казаков).
462
Карамзин Н.М. Указ. соч. Кн. 4. Т. 11. С. 204–205.

159
Строительство русских крепостей на Тереке свидетельствовало
о переносе границы Русского государства непосредственно на
Северный Кавказ. Перед Россией со всей остротой стала новая
проблема — укрепить свои позиции на этих «спорных» терри-
ториях.
Очевидно, что Московское государство в конце XVI в. еще не
могло оказывать постоянный вооруженный протекторат народам
такого отдаленного региона, как Северный Кавказ. Этот период
характеризовался в основном процессом поиска военно-поли-
тических контактов России с «владетелями» Северо-Кавказ-
ского региона. Однако, сложившиеся отношения не отличались
определенностью и устойчивостью. Отличительной чертой
русско-кавказских отношений стала их эпизодичность, более
того, они, как правило, строились не под эгидой государства, а
на региональном или приграничном уровне. В зависимости от
политических, дипломатических и военных событий сфера кон-
тактов усиливалась или резко сокращалась.

160
 Глава 7.
Архетип воина: мужской менталитет

Искусство воина состоит в

сохранении равновесия между
ужасом быть человеком и чудом
быть человеком.
Карлос Кастанеда

Отваге нельзя ни научиться,

ни разучиться.
И. Гете

Обращение к истории адыгов на основе военно-антро-

пологического подхода, прежде всего, ставит задачу понять,
каковы были источники и предпосылки воинственности этого
народа. В последнее время проблема воинственности народов
стала привлекать внимание ученых разных областей знаний:
историков, философов, экономистов, социологов, психологов.
Несколько неожиданно для традиционных представлений
прозвучали утверждения, что «война вытекает из самой при-
роды человека». Более того, «вся история человечества свиде-
тельствует о том, что война — это неотъемлемая, врожденная
составляющая человеческого существования»463. Цитирование
подобных утверждений можно было бы продолжить. Однако
если не рассматривать их как апологию войны, становится по-
нятно, что при таком подходе войны как бы гуманизируются,
т.е. приобретают человеческое измерение, что, в конечном

463
Гаджиев К.С. Политическая философия. Гл. 11: Философия войны. М.,
1999. С. 444–462.
161
итоге, является предметом изучения исторической антропо-
логии.
Рассмотрение менталитета адыгов, учитывая место войн в их
истории, ставит задачу понимания сущности архетипа «Воин»464,
стоящего в ряду основных архетипов, в которых мужчины века-
ми реализовывали себя. «Можно уловить специфическую энер-
гию архетипов, — подчеркивал К. Юм, — когда мы переживаем
то особое волшебство, которое их сопровождает»465. Архетипиче-
ская природа Воина стимулирует в мужчине активное желание
бороться за справедливость, побеждать, завоевывать, сражаться,
покорять, защищать. Важным аспектом данного архетипа явля-
ется отношение к своей земле: он не только охраняет, защищает
свою территорию, но и стремится расширить ее пределы. В этой
связи заслуживает внимания обращение М. Вебера к «идеаль-
ным типам», среди которых выделяются — традиционный тип
лидерства, опирающийся на обычай, традицию, и харизматиче-
ский, основанный на личных качествах, на вере в свою исклю-
чительность, дающую ему право подчинять людей своей воли466.
Исследователи проблем военно-исторической антропологии
выделили основные характеристические особенности, наиболее
важные факторы среды, трансформировавшие сознание и пове-
дение людей, находящихся в экстремальных условиях военного
времени467. Во время войны на человека воздействует целый ряд
специфических факторов («боевых стрессоров»), порождающих
сильные и противоречивые чувства: любовь и ненависть, радость
и страдание; напряжение ума и воли; подъем и упадок сил. Война,
писал знаменитый немецкий военный теоретик Карл Клаузевиц,
является «крайней степенью применения насилия», выражаемой в
постоянных убийствах себе подобных, грабежах, надругательствах
над беззащитными и многими другими чудовищными явлениями468.

464
«Аpxeтипы» (грeч. arche — нaчaлo, typos — oбpaз) — пpooбpaз, пep-
вичнaя фopмa, oбpaзeц. По убеждению швейцарского психолога, теоретика
культуры Карла Густава Юнга (1875–1961), архетипы нeoтъeмлeмo пpиcyщи
чeлoвeчecкoмy poдy, на их ocнoвe oфopмляютcя кoнкpeтныe, нaпoлнeнныe
coдepжaниeм cимвoличecкиe oбpaзы, oбpaзцы пoвeдeния, cиcтeмa типичecкиx
peaкций и ycтaнoвoк, зaлeгaющиx в глyбинax исторической жизни.
465
Юм К.-Г. Архетип и символ. М., 1991. С. 38.
466
Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 18–30.
467
Сенявская Е.С. Военная антропология как новая отрасль исторической науки //
Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы
развития. М., 2002. С. 5–22.
468
Клаузевиц К. О войне. Т.1. М., 1936. С. 51.

162
 Историческая судьба адыгов сложилась таким образом,
что на всем протяжении своей истории они вынуждены были
вести «войну всех против всех»469. Более того, во все эпохи им
была свойственна склонность романтизировать, героизировать
и воспевать воинскую доблесть. В этом плане принципиально
важна постановка вопроса о месте устной традиции в генезисе
героизации массового сознания адыгов.
Уже в недрах устного творчества с глубокой древности
закреплялись образные представления об окружающем мире,
переходя от поколения к поколению, из эпохи в эпоху, получая
разные интерпретации и художественные формы. Именно об
этом свидетельствуют древнейшие сказания народов мира.
Однако далеко не все из них обладают таким значительным па-
мятником духовной культуры, как героический нартский эпос,
бытующий у адыгов, абхазцев, карачаевцев, балкарцев, осетин и
отчасти у ингушей, чеченцев, дагестанцев. По признанию многих
авторитетных специалистов, «Нарты» относятся к самым древ-
ним героическим эпосам мира470, типологически близким рунам
«Калевалы» и даже шумерскому эпосу о Гильгамеше471.
Однако учитывая, что научное исследование мифов делает
лишь первые шаги, трудно надеяться, что анализ мифологическо-
го материала позволит создать целостную завершенную струк-
туру жизни создавших их народов. Анализ мифов уподобляется
работе Пенелопы, отмечал Клод Леви-Строс, выдающийся фран-
цузский этнограф, исследователь мифологии и фольклора. «Ма-
лейший прогресс в исследовании дает новую надежду, которая,
в свою очередь, зависит от преодоления новой трудности. И этот
процесс бесконечен»472.
Тем не менее, при всей условности фиксации исторических
событий, эпос не фантастическое описание исторического прош-

469
Данное выражение закрепилось в историографии благодаря работам
английского философа Т. Гоббса (1588–1679), употребившего его в латинском
издании своего основного сочинения «Левиафан» (1668, гл. 18). Однако, уже
Платон в диалоге «Законы» утверждал: «все находятся в войне со всеми как в
общественной, так и в частной жизни, и каждый с самим собой» (лат. bellum
omnium contra omnes).
470
Мелетинский Е.М. Эпос и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия.
М., 1980. Т. 2. С. 665–666.
471
Рунопевец. Карело-финский эпос. М., 1997; Блистательный Гильгамеш.
Древнешумерский и аккадский эпос. М., 1997.
472
Леви-Строс К. Мифологики: в 4 т. Т. 1. Сырое и приготовленное. М.,
СПб., 1999. С. 14.
163
лого, а «эпическая модель истории», некий способ хранения ин-
формации, важнейший источник коллективных воспоминаний и
представлений. В его образах и сюжетах сквозь фантастическую
оболочку явственно видны отзвуки реального исторического
прошлого конкретного народа, созданные безвестными гениями,
веками передававшими эстафету памяти. Коллективные пред-
ставления о прошлом на уровне устной традиции сохраняются в
массовом сознании, пока они служат потребностям настоящего.
Мифологические сказания дописьменного периода развития
народов как бы «останавливают» прошлое, зашифровывают его:
«словно в капсуле, предназначенной для потомства», закладыва-
ется мудрость древних473. Более того, они органично «связывают-
ся» в массовом сознании, приобретая логическую целостность,
фундаментальное положение, формируя мировоззренческие
установки. Между мифом и массовым сознанием существуют
отношения взаимообусловленности: миф поддерживается массо-
вым сознанием, при этом массовое сознание опирается на миф.
Конечно, есть значительная доля условности в применении кри-
терия «историзма» к эпосу, сюжеты которого сформировались
задолго до появления «исторического мышления» в современном
понимании этой дефиниции. «Несмотря ни на что, — пишет
К. Леви-Строс, — проницательный историк должен признать,
что история не больно-то отличается от мифа. И то, что верно для
первой, тем более верно для второго»474.
С позиции понимания проблем массового сознания и его
героизации важно, прежде всего, отметить, что во многом благо-
даря нартскому эпосу в сознании адыгов на многие века закре-
пился образ легендарного, по-своему идеального, гармоничного
мира. Как и ритуалы, мифы бесконечны. Разумеется, за время
векового бытования в устной памяти эпические сюжеты претер-
пели немало изменений, обогащаясь все новыми вариациями, но,
тем не менее, это важнейший маркер, позволяющий говорить о
зарождении исторического массового сознания.
С точки зрения развития массового сознания и расши-
рения ареалов распространения идентичных коллективных
представлений немаловажное значение приобретает проблема
взаимодействия греческой и древнеадыгской культур. Об этом
свидетельствует родство сюжетных линий адыгского эпоса с

473
Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2004. С. 129.
474
Леви-Строс К. Мифологики. Т.1. С. 21.

164
древнегреческой мифологией. Ярким примером в этом плане
служат героические образы Прометея из греческой мифологии
и Насренжаче из нартского эпоса. Миф о Прометее широко
известен, аналогичный сюжет вошел в нартское сказание «Как
Батараз осводободил Насрена, прикованного к вершине горы» за
аналогичное деяние — возвращение нартам огня, похищенного
богоподобным Пако.
«Понесешь сегодня кару, непокорный,—
На вершине горной закую тебя.
На горе высокой будешь одиноко
Жить до самой смерти пленником моим.
Он железной цепью обвязал Насрена,
К Ошхамахо крепко приковал его»475.
Параллели проявляются и при сравнении других сюжетов:
Сосруко и Ахилла, Тлепша и Гефеста. Большинство исследовате-
лей отмечали, что у адыгов сохранялись воспоминания о древних
греках, нашедшие отражения в преданиях, именах, топонимиче-
ских названиях476. Любые параллели с их историей воспринима-
лись с явным удовольствием, впрочем, как и сравнение с другими
«цивилизованными» народами. Имеет смысл подчеркнуть тот
факт, что войны занимают особое, центральное, место в мифо-
логии всех цивилизаций. В мифах постоянно воюют как боги,
так и люди, а в мифологических пантеонах самое почетное место
занимают боги-воители и герои-воины, разгромившие силы зла,
спасшие народы, отстоявшие отчие земли.
Много общего обнаруживается при сравнении воинских
обычаев и традиций нартов и древних греков. К ним могут быть
отнесены: институт воспитания молодежи, подобный адыгскому
наездничеству (корпус «всадников» в Древней Спарте); ношение
одежды красного цвета во время военных походов; воспитание
детей в чужих семьях (аталычество); право наказывать чужих
детей, если они совершали неблаговидные проступки477.
Как у древних греков, у адыгов горы играли священную роль,
окутывая все вокруг величием и таинственностью. Именно на
горе решались вопросы жизни и смерти, проводились состяза-
ния в силе, ловкости, красноречии. Для черкесов главная гора
Эльбрус (Ошхамахо) имела знаковый смысл — «Гора счастья»,

475
Нарты. М., 1951. С. 283.
476
АБКИЕА. С. 162.
477
Хаммонд Н. История Древней Греции. М., 2008.

165
пантеон богов. В нартском эпосе повествовалось, что именно на
вершине этой священной горы обитает главное божество Тха-
шхо (верховное божество, демиург). В обрядовых церемониях
его величали: «великий», «от кого исходят богатые дары», «кого
все просят, но сам никого не просит». Предания адыгов населя-
ли горы отважными героями, иныжами-великанами, злобными
колдуньями: это был таинственный, но, тем не менее, «свой» мир.
В нартских сказаниях прошлое рисуется как история челове-
ческого рода, при этом границы человечества и племени совпа-
дают. И хотя «враги» большей частью хтоничны, то есть, связаны
с подземным миром, смертью, болезнями они остаются «злом»,
борьба с которым становится конкретным выражением защиты
сложившегося миропорядка от сил хаоса. Сказания буквально
пронизывает извечная философская проблема — борьба добра
и зла, причем итог оптимистичен: всегда побеждает добро. Поро-
жденный действительностью, нартский эпос в яркой мифологи-
ческой форме показывает, как в борьбе с невзгодами природы и
врагами утверждались идеалы храбрости, добра и человечности.
Нартам есть что защищать и хранить дороже жизни.
«Своё» племя локализовано на «своей земле» и пользуется по-
кровительством небесных богов. Благодаря эпосу, в сознании
предков адыгов закреплялись представления о территории рас-
селения, как о «своей» земле. В то же время, четко осознается
наличие соседних, живущих рядом народов, контакты с кото-
рыми приводили не только к межплеменным столкновениям,
но и к культурному взаимодействию. Нарты — это сплоченное
сообщество сильных и равных героев, состоявших в родствен-
ных отношениях. Сообщество управляется народным сходом, на
который допускаются совершеннолетние юноши, но непререка-
емым авторитетом и решающим голосом пользуются старшие.
В основе хозяйственной жизни нартов лежит коллективизм,
общественные интересы. Нарты сообща обрабатывают землю,
ухаживают за плодовыми деревьями и виноградниками, занима-
ются пчеловодством. Охота и скотоводство составляют главное
занятие мужчин. В рационально организованном нартском об-
ществе есть прославленный кузнец, искусная ткачиха: при этом
значимость их труда признается всем обществом. Коллектив-
ному производству и потреблению соответствует ряд бытовых
черт, таких, как, общий «нартский дом», общесемейный котел,
длинная скамья для совместных трапез, винный кувшин «на сто
человек», общее кладбище.
166
 Нартский эпос не только история народа и народного творче-
ства, он также хранитель этикета, нравственных норм. Нарты на
Кавказе стали эталоном чести. «Повсюду, — отмечал известный
мифолог Жорж Дюмезиль, — наивысшей похвалой человеку
было сравнение его с Нартом»478. С моральными качествами
нартов гармонически сочетается красота их внешнего облика,
в то время как злые и коварные циклопы рисуются в самых
мрачных тонах. Это, однако, не означает, что нартам неведомы
недостатки: они рождаются, живут и умирают, как люди. Ничто
человеческое им не чуждо, в том числе и людские пороки, такие,
как зависть, гордыня, зазнайство.
Жизнь нартов в основном состоит из многотрудных, про-
должительных военных походов. Их быт пронизан героикой
боевой жизни: взятие неприступных крепостей, принадлежащих
злым существам, защита обиженных. При этом формируются
архетипы, содержащиеся в массовом сознании структурные
предпосылки образов (воин, герой, защитник и т.п.), основанные
на опыте предшествующих поколений. Нартские герои — это,
прежде всего, бесстрашные защитники родной земли от внеш-
них врагов. Однако мир нартов знает и героев, противостоящих
«братству». Так, Сосруко, выдающийся богатырь-нарт, в адыг-
ском эпосе «неистовый наездник одинокий», «всадников-спут-
ников с собой не берущий и одиноко разъезжающий»479. Он как
бы «выпадает» из понятия «Мы», устанавливает свои правила
поведения, следует своим ценностным установкам. При таком
конструкте усиливается элемент «Я», обозначающий индивиду-
альность, исключительность, уникальность данного героя.
Нескончаемые походы «для добывания славы» образуют
основные сюжетные линии эпоса. Нартская конная дружина в
прочных кольчугах, вооруженная мечами, луками и стрелами
ведет успешную борьбу с иноземными захватчиками, злыми
силами природы, драконами, великанами-людоедами. В то же
время, нарты стремятся «раздвинуть» границы видения мира,
совершая походы с единственной целью дойти до неизведанных
земель, «где еще не ступала нога человека». Неслучайно именно
эти общественно значимые проблемы обсуждались на общих
собраниях.

478
Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М., 1977. C. 19.
479
Из адыгского нартского эпоса. Материалы архива Н.А. Цагова. Нальчик,
1987. С. 27, 55.

167
 «Шли на Хасе нартов речи
О геройской сече грозной,
О путях непроходимых,
О конях неутомимых,
О набегах знаменитых,
О джигитах непоборных,
О могучих, смелых людях,
Что за подвиг величавый
Песню славы заслужили»480.
Центральным эпическим персонажем предстает воин, вос-
певаемый в песнях и прославляемый в сказаниях. Героический
характер деяний становится главной, конституирующей идеей
эпоса, «героическое» понимается как «воинское». В мифологии
война, будучи антитезой мира, является данностью, состоянием,
не нуждающимся в объяснении: она составляющая бытия нераз-
рывно связанная с конфликтностью бытия. Эти представления
не только закрепились в коллективной памяти, сформировали
архаическую мифологию, но и развивались в соответствии с
действительностью более позднего времени. В случае агрессии в
поведении проявлялись драматургически выстроенные действия,
воспроизводящие мифологические образы и деяния, обуслав-
ливая поведенческую константу, более того, понятия воинской
чести и престижа.
По-видимому, в рамках той же системы ценностей скла-
дывались тесно связанные между собой жанры героического
панегирика и «обрядового плача», прочно закрепившиеся в
памяти адыгов. В сложные годы Кавказской войны именно они,
удивительным образом возникая в глубинных пластах устной па-
мяти, приобретали новую жизнь. «Не колеблясь, устремляйтесь в
середину боя с саблей в руке, — звучало на тризне по погибшему
войну. — Тот, кто на войне захватил добычу, является героем;
тот, кто погибает в бою, становится мучеником; тот, кто не убит,
слышит славословия в честь убитого»481.
Особенно часто в сказаниях упоминается конь, такой же
всесильный, как и сам герой, наделенный разумом и речью.
Чтобы подчинить своей власти коня, Сосруко должен был дока-
зать, что стал настоящим джигитом и готов для свершения вели-
ких подвигов. Это оказалось непростым делом: конь то в океан

480
Нарты… С. 37
481
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 287.

168
бросался, чтобы сбросить его, то скакал по крутым обрывам и
темным ущельям. В конце концов, поняв, что ему не сбросить
всадника, заговорил на человеческом языке: «Клянусь Амышем,
богом животных, буду я твоим верным конем, если ты станешь
настоящим нартом!»482.
Уникальным в этом смысле можно считать опыт местного
коневодства. Адыги вывели собственную породу лошадей для
верховой езды и дальних кавалерийских рейдов. В научной
классификации она известна как кабардинская порода, тогда
как на адыгейском и кабардинском языках имеет одно наиме-
нование — адыгэш («адыгская лошадь»)483. Ее локальные разно-
видности (отродья) маркировались по названиям адыгских субэт-
нических подразделений (чемгуеш — «темиргоевская лошадь»,
кабартаеш — «кабардинская лошадь», абадзеш — «абадзехская
лошадь») или по наименованиям конных заводов, принадлежав-
ших адыгским и абазинским князьям (шолох — от имени Шолоха
Тапсарукова, бечкан — от жанейского княжеского рода Бечкан,
болоток — от темиргоевского княжеского рода Болотоко, ло —
от абазинских князей Лоовых, трам — от абазинских дворян
Трамовых, и т.д.)484.
Взнуздание коня отдаленными предками северокавказцев
отразилось в том факте, что прасеверокавказское *ħi(n)čwE «ло-
шадь» является одним из «наиболее надежных северокавказских
сопоставлений»485. Северокавказский праязык разделился на
восточнокавказскую (нахско-дагестанскую) и западнокавказ-
скую (абхазо-адыгскую) ветви около 3800 г. до н.э., т.е. в ранней
фазе генезиса майкопской культуры486. Из праабхазо-адыгского
названия лошади *čwə вышли: праадыгский термин *čə (совр.
адыг. и каб. šə, т.е. шы); праабхазо-тапантский *čə (совр. абх. а-čə,
абазинское čə), и убыхский čə. Абхазо-адыги имеют и общее имя

482
Нарты… С. 372.
483
Зафесов А.Х. Из истории коневодства у адыгов // УЗ АНИИ. 1968. Т. VIII.
С. 79–91.
484
Словарь адыгского коневодства // Черкесская лошадь. Коневодство и
коннозаводство. Сборник источников / Составление, вступительная статья и
комментарии С.Х. Хотко. Нальчик, 2008. С. 409–411.
485
Старостин С.А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном
фонде // Древняя Анатолия. М., 1985. С. 77.
486
Касьян А.С. Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урарт-
ские, анатолийские): проблемы этимологии и грамматики: диссертация… докто-
ра филологических наук. М., 2015. С. 42–43.

169
для обозначения божества коня: в абхазском — Ачышьшьана; в
адыгском — Пшишана487.
Форма политического устройства племен майкопской куль-
туры, по наблюдению В.М. Массона, может быть охарактеризо-
вана как чифдом — «вождество»488. Военный фактор приобрел
важнейшее значение в процессах политогенеза и вполне мог
привести к такому явлению, как организация дальних походов.
Рост социального статуса воина, в свою очередь, стимулировал
оружейное ремесло, а также интерес к использованию в воен-
ных целях коня489. Неслучайно, Майкопский курган сохранил
для нас «удивительно реалистически выполненное изображение
лошади на одном из серебряных сосудов»490.
Коневодство и культура всадничества получили мощное
развитие на Северо-Западном Кавказе в раннем железном веке
(VIII–VII вв. до н.э.), на протяжении которого в различных реги-
онах Евразии, в том числе в древнеадыгском ареале, появилась
кавалерия. В.Р. Эрлих отмечает очень давний характер куль-
турного влияния меотов на кочевников — в первую очередь, в
таких отраслях, как металлообработка, изготовление оружия и
всаднической амуниции491. К. Метцнер-Небельсик предполагает,
что за серией престижных меотских предметов в Средней Евро-
пе скрывается постоянная потребность населения этого региона
в лошадях, которые путем обмена доставлялись из ареала меот-
ской культуры492. Меотские погребальные памятники сохранили
для нас множество технологически совершенных и высокохудо-
жественных образцов конской упряжи (удила, псалии, ременные
бляхи, налобники)493. На протяжении тысячелетней меотской

487
Зухба С.Л. Мифология абхазо-адыгских народов. Майкоп, 2007. С. 141–
144.
488
Массон В.М. Древние гробницы вождей на Кавказе. (Некоторые аспекты
социологической интерпретации) // Кавказ и Восточная Европа в древности.
М., 1973. С. 107, 112 (сн. 36).
489
Ковалевская В.Б. Конь и всадник. М., 1977. Гл. 2 «Первые коневоды»
[Электронный ресурс]. URL.: http://annales.info/other/kovalevsk/02.htm (дата
обращения: 02.01.2019).
490
Мунчаев Р.М. Бронзовые псалии майкопской культуры и проблема возник-
новения коневодства на Кавказе // Кавказ и Восточная Европа в древности. С. 71.
491
Эрлих В.Р. Северо-Западный Кавказ в начале железного века. Протоме-
отская группа памятников. М., 2007. С. 189.
492
Там же. С. 192.
493
Вальчак С.Б. Конское снаряжение в первой трети I-го тыс. до н. э. на юге
Восточной Европы. М., 2009. С. 29, 30, 35, 50.

170
эпохи у древнеадыгского населения Северо-Западного Кавказа
существовал обычай конских жертв при погребении воинов494.
Нам представляется, что эпоха легендарных нартов находит
убедительное соответствие именно в меотской воинской культу-
ре. В плане преемственности традиции адыгского коневодства в
отношении меотской лошади, очень важным является проведен-
ный остеологический анализ, показавший, что кони, погребен-
ные со своими хозяевами в X–XIII вв. в курганных могильниках
Зихии, относятся к той же породе, которая существовала здесь в
римскую (меотскую) эпоху495.
В середине XV в. венецианский дипломат Иосафат Барбаро
отмечал, что аристократы-черкесы «крепки телом», «коварны
нравом», «лицом схожи с нашими соотечественниками», имеют
«превосходных лошадей» и «живут тем, что разъезжают по сте-
пи и грабят, особенно купеческие караваны»496. Для придания
резвости адыгскую породу скрещивали с арабской. В XVII в. у
хатукаевцев, по замечанию Э. Челеби, имелись «чистокровные
арабские кони»497.
Как многочисленные русские офицеры, так и европейские
путешественники отмечали трепетное отношение черкеса к ло-
шади. «Черкесы обращаются с ними с большой заботливостью и
даже привязанностью; и хотя никто не видел их нежничающими
со своими детьми, они целуют и ласкают своих лошадей и не
меньше заботятся об обеспечении их запасами на зиму, чем для
своих семей»498. Считалось дружеской услугой и знаком особого
расположения позаботиться зимой о лошади другого человека и
вернуть ее хозяину, пригодной к дальнейшему использованию.
Возвращаясь к нартам, заметим, что в них явственно прояв-
ляется антиномия между войной и миром. Страна нартов насе-
лена не только храбрыми воинами, но и умелыми тружениками:
как те, так и другие являются искусными плясунами, певцами и
музыкантами. Непосредственное общение через ритуалы, сезон-

494
Анфимов Н.В. Курганы рассказывают… Краснодар: Краснодарское
книжное издательство, 1982. С. 60–61; Галанина Л.К. Келермесские курганы.
«Царские» погребения раннескифской эпохи. М., 1997. С. 70.
495
Армарчук Е.А., Дмитриев А.В. Цемдолинский курганно-грунтовой мо-
гильник. М.; СПб., 2014. С. 13–14.
496
Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в.
Л., 1971. С. 153.
497
Челеби Э. Книга… Вып. 2. С. 67.
498
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 186–187.

171
ные праздники обеспечивало согласованность жизни коллектива
с внешними ритмами природы. На сходах (хасах) устраивались
соревнования по джигитовке, стрельбе из лука, метанию камня,
борьбе, пляске, пению, красноречию и смекалке.
Жизнь нартов имеет двоякую природу: с одной стороны,
они любят охоту, войны, набеги и далекие походы, а с другой —
радость жизни: пиры, песни, пляски и игры. Мировоззрение
нартов проникнуто жизнерадостностью, активным отношением
к жизни, стремлением пользоваться ее благами.
«Взял Ашамез справедливый
Жизни источник — свирель,
Тихо запел свой счастливый,
Свой задушевный напев.
Он на свирели играет,
И оживает земля,
Долы, поля расцветают,
Вновь улыбаются лица,
Веселы звери и птицы,
Снова струится река»499.
Сказания такого уровня выполняют множество функций:
передача исторического опыта (в смысле «действие», «испыта-
ние»), уроки нравственности, культивирование разделяемого
всеми мировоззрения. Фактически эпос стал древнейшей «эн-
циклопедией» знаний, неписаным сводом законов, сформиро-
вавшим кодекс поведения, нравственные нормы адыгов — Ады-
гэ Хабзэ.
Есть все основания предположить, что именно способность
обобщать заставляла людей настойчиво искать смысл в окру-
жающем мире, создавать символы, «выдумывать» истории, де-
лавшие окружающий мир осмысленным. Даже то, что сказания
излагались стихами, придавало особую значимость сюжетам.
Выразительность и метафоричность эпического повествования,
яркость образов, красота, напевность языка побуждали слуша-
телей лучше удерживать в памяти не только общий смысл, но и
отдельные, наиболее яркие события.
Неудивительно, что народные сказители пользовались
огромным авторитетом и любовью в адыгском обществе, их им-
провизированные выступления собирали десятки благодарных

499
Нарты… С. 259–260.

172
слушателей, живо реагирующих на малейшие нюансы повество-
вания одобрительными или негодующими возгласами.
Не вызывают сомнения тот факт, что в нартском эпосе на-
шли отражение разные периоды социально-экономического
и культурного развития: процесс перехода от матриархата к
патриархату, зарождение военной демократии, возникновение
классового общества, элементы феодальных отношений.
Продолжительная Кавказская война не могла не повлиять
на характер адыгов, став наивысшим испытанием их сил и
возможностей. Сохраняя удивительную толерантность по от-
ношению к представителям разных народов, адыги все четче
осознавали древность и особость своей истории. Определяю-
щее значение приобретало наличие объединяющей, условно
говоря, национальной идеи, ориентированной на борьбу за
свободу и независимость своей страны. Именно она, в той или
иной степени, консолидировала все социальные группы адыг-
ского общества, позволила в сжатых временных пределах под-
няться на более высокую ступень самосознания, сплоченности
и активности.
В архетипические черты черкесского воина входило такое
качество как самопожертвование. Способность жертвовать
собой ради спасения своих боевых товарищей или племени
позволяла черкесам выстоять в многовековой тяжелой борьбе с
кочевым миром. Хорошо известна история безымянного черкес-
ского воина, притворившегося предателем и заведшего многочи-
сленное войско хана Сахиб Герая (в 1539 г.) в едва проходимую и
ненаселенную местность500. Армянин Артин-паша, занимавший
высокий пост в османском Каире в 90-е гг. XIX в. подчеркивал
«постоянное самопожертвование» черкесских мамлюков: «Они
всегда принимали главный удар на себя. <…> Борьба была их
основным интересом в жизни»501. Стоит здесь вспомнить и «ог-
ненного черкеса» Павла Свиньина, сравнившего национальные
характеры обитателей Российской империи502.

500
Tārih̲ -i Ṣāḥib Giray H̲ ān. Histoire de Sahib Giray, khan de Crimée de 1532 à
1551: edition critique, traduction, notes et glossaire. Dr. Özalp Gökbilgin. Ankara,
1973. S. 182.
501
Memorandum by his Excellency Yacoub Artin Pasha on the Relation of the
Mamelukes to the General Population // Muir W. The Mameluke or Slave Dynasty
of Egypt, 1260–1517. L., 1896. P. 226.
502
Картины России П.П. Свиньина. Изданные П. Делакроа. Ч. I. Рига, 1840.
С. XV.
173
 В экстремальных условиях Кавказской войны, происходило
возрождение, казалось бы, утраченных воспоминаний. Массовое
сознание, проявляя особую восприимчивость к образам прошло-
го, отражало диалектическое взаимодействие устной традиции,
закрепившей в памяти отдаленные сюжеты и конкретных собы-
тий, происходивших «здесь и сейчас». Некоторое представление
могут дать строки одной из популярных песен:
«Пусть состоится возмездие:
Пусть летят пуля и стрела.
Громкие звуки пушечных выстрелов,
Барабанов и труб звучат,
Состязаясь со звоном мечей,
Вокруг скал и холмов.
Мы сражаемся за то, что любим —
За свободу и жизнь»503.
Происходил всплеск интереса к прошлому: новую жизнь
обретал героический эпос, «обновлялась» тематика народных
сказаний и песен. Благодаря им в массовом сознании «закре-
плялись» конкретные исторические события, имена участ-
ников, представления о нормах поведения в самых сложных
трагических ситуациях. Герои войны становились памятни-
ками имагинарного, приобретая мифологический смысл, как
носители лучших качеств адыгов. На основе сохранившихся
свидетельств можно воспроизвести идеальный образ героя:
неукоснительное следование этике, храбрость, щедрость, вер-
ность, крепкое тело, не знавшее усталости. Социальная модель,
являлась еще и моделью культурной: для героя были характер-
ны такие моральные нормативы как «честь и слава». Знаковый
смысл приобретали места, где были захоронены погибшие
герои: все всадники спешивались, поминальный речитатив пе-
реходил в героическую песню, торжественно звучавшую над
горами и долинами504.
На границе между реальностью и воображением формиро-
вался смешанный мир истории и легенд. Герои в представлении
адыгов это люди высшей воинской доблести: отважные и скром-
ные, при жизни ставшие легендой. Излюбленной темой народ-
ных певцов стали подвиги Джанбулата, отличавшегося не только
редкой отвагой и энергией, но и обаятельной внешностью.

503
Спенсер Э. Описание… С. 72.
504
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 78.

174
 Один из подобных сюжетов был записан Дж. Лонгвортом.
Перескажем его в сокращенном варианте. Черноморцы, пере-
правившись через Кубань, напали на черкесские поселения. Сиг-
нальные выстрелы из ружей «подняли тревогу по всей стране».
Отряд под предводительством Джанбулата начал преследование.
Настигнутые казаки дрались с величайшим упорством: «сраже-
ние было неистовым, кровавым и затяжным». Вдруг во мраке
утра появился таинственный всадник на лошади сверхъестест-
венных размеров, стремительно скачущий по полю и сеющий
вокруг себя смерть. Черкесы растерялись, но только не Джанбу-
лат: не в силах «вынести позора», он выхватил саблю и кинжал
(«каму») и бросился в схватку. Меч «волшебного» противника
попал в кольчугу черкеса, но он, выхватив его, нанес удар в сер-
дце врага. Боевой клич черкесов с оглушающей пронзительно-
стью разнесся над полем брани. Черноморцы обратились в бег-
ство: немногим суждено было в этот день спастись за Кубанью505.
Широкое распространение получила вера в «заговорен-
ность» от смерти многих прославленных героев: особенно тех,
кто, несмотря на отчаянную храбрость и серьезные ранения
выходили из сложных «предприятий» живыми. Таких «счаст-
ливцев» при жизни окружали героическим ореолом, слагали о
них предания и песни. Обращаясь в одной из последних работ
к этой проблеме, Ж. Ле Гофф подчеркивал, что имагинарное
это совокупность представлений, выходящих за пределы, уста-
навливаемые фактическим опытом, мифические или реальные
предметы, иногда наделенные нереальными чертами, реальность
которых не вызывает сомнений у современников506.
Происходил всплеск интереса к прошлому: новую жизнь
обретал героический эпос, «обновлялась» тематика народных
сказаний и песен. В глубинах памяти не только возрождались
героические песни, но и слагались новые к тризне по погибшим в
сражениях. «Черкесская песня, прельщаясь более всего земною
славою, призывала к ней всех, владевших конем и винтовкой,
одаренных пылким умом и неугомонным честолюбием»507.
Фольклорные формы и образы, как бы приобретая новую
жизнь, продолжали оказывать выраженное воздействие на
коллективные представления. Война обрастала сакральным оре-

505
Там же. С. 156–157.
506
Ле Гофф Ж. Герои и чудеса средних веков. М., 2011.
507
Каламбий (А.-Г.Кешев). Записки черкеса. Нальчик, 1988. С. 231.

175
олом: наиболее важные битвы, могилы и оружие приобретали
священный характер.
Дж. Бэллу удалось записать несколько фрагментов подобных
песен, услышанных им на тризнах. «Утром он вышел из дома для
заключения мира, а вечером его принесли завернутым в саван.
«Хвала Богу, — закричала его мать, — за то, что ты пал на поле
чести, а не в поисках добра»508. Складывалось особое отношение
к людским потерям — все более они рассматривались как жерт-
воприношение Свободе, обуславливая рождение новых мифов о
героях и героическом. В сохранившихся записях отразились не
только традиционные моральные нормативы поведения воина,
закрепившаяся в сознании народа реакция на воинский подвиг,
но и понимание «особости» происходивших событий: значи-
мость гибели «на поле чести, а не в поисках добра».
Героическое поведение становилось массовым явлением:
Пожалуй, в этом наиболее явственно проявлялся «дух народа». В
свое время Гегель подчеркивал, что именно «дух народа» хранит
в «стертом» до возможности действительность509. Желанной на-
градой, ради которой адыг был готов переносить все трудности
походов и рисковать жизнью, была надежда стать героем песни
или сказания. «Черкес знал, что прославленный поэтом-импро-
визатором, он не умрет в потомстве, что слава его имени и дел
переживет и самый гробовой гранит». «Его гробница, — говори-
ла народная песня, — разрушится, а песня до разрушения мира
не исчезнет»510.
Дж. Бэлл делает удивительную по силе производимого
впечатления запись. В ней описано, как знаменитый «лев Чер-
кесии» Хаджи Гуз-Бег (Кизбеч Шеретлуко) устроил вечером в
своем доме импровизированное выступление старого слепого
сказителя («менестреля»), исполняющего, аккомпанируя себе
на скрипке, «ныне популярные военные песни». В глубокой
тишине, затаив дыхание, слушали собравшиеся песню-сказ:
«Прибыл русоволосый генерал; что он заслуживает?». «Боль-
шой битвы», — ответили как молодые, «не по годам храбрые»,
так и те, кто, несмотря на «черты старости, сродни облику и
подвигам храброго и сильного юноши»511. Несмотря на века

508
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 189.
509
Гегель. Соч. Т. 4. С. 15–16.
510
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 67.
511
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 296–297.

176
существования, адыгские народные сказания, благодаря своей
выразительности, метафоричности, яркости образов, красоте и
напевности, продолжали оказывать почти мистическое влияние
на эмоционально-чувственную сферу сознания. При всем тра-
гизме и утратах в массовом сознании адыгов война закреплялась
как явление общенародного характера.
К великому сожалению, таких источников немного, но благо-
даря записям, сделанным различными авторами не только в годы
войны, но и по ее завершению, сохранились эти бесценные сви-
детельства «живой памяти»512, закрепившие в памяти конкрет-
ные исторические события, имена участников, представления
о нормах поведения в самых сложных трагических ситуациях.
Несмотря на происходившие изменения в сознании и пове-
дении адыгов, сохранялась ориентация на традиции, стремление
к их неукоснительному соблюдению как на индивидуальном, так
и коллективном уровне. Динамика развития адыгского общества
в это сложное столетие определялась принципиально значимы-
ми противоречиями: менялась среда обитания, разрушались
привычные представления и нормы жизни, но неизменным
оставалось осознание «родной земли», своей принадлежности к
этнической общности. «Спросите черкеса, откуда он родом, — он
ответит — шапсуг или бесленеевец, но ответит с такой серьезно-
стью, как бы был вельможей огромного государства»513.
Особую «неподкупную» любовь адыгов к родине отмечают
многие побывавшие на Кавказе. Она проявлялась не только в
привязанности к месту рождения, но и к обычаям, которые он
считал «лучшими в мире». «Для черкеса, живущего в маленькой
независимой общине, родина казалась ему большой; он видел,
что она независима, воюет и заключает мир с такими же сосе-
дями, как она сама, и это придавало ему гордость и сознание
собственного достоинства»514. В этом смысле интересны преам-
булы, вошедшие в народные придания: «объявите всему миру,
от Дербента до Анапы»515.
Более того, оказавшись в пространстве другой культуры,
адыги, сохраняли в сознании идеализированный образ своей
страны. «Я был в Константинополе, — говорил в беседе с Хан-Ги-

512
Адыгские песни времен Кавказской войны. Нальчик, 2005.
513
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 137.
514
Там же.
515
Там же. С. 148.

177
реем князь Аходягоко, — видел и европейцев, но только мы,
черкесы — люди: там и у тех вельможи и богачи — это полубоги,
а простолюдины и бедные — скоты, которых они презирают,
между тем как у нас крестьянин, раб или слуга, даже и нищий —
все тот же человек»516.
Даже простые крестьяне, подчеркивал Адиль-Герей Кешев,
«не заискивают ничьего расположения, ничьей благосклонности,
в том числе и своих господ, от которых зависит их жизнь, напро-
тив, они всеми силами стараются высказать явное невнимание и
самое убийственное равнодушие и к ласкам, и к угрозам»517. Им
было сделано еще одно, очень важное для понимания сложив-
шейся ситуации замечание: «Я сам, несмотря на то, что дышал
довольно долго европейским воздухом, следовательно, нахватал
бездну гуманных идей, научился истинному уважению человека
только здесь, в ауле»518.
Эту особенность поведения отмечали многие авторы сохра-
нившихся записей. «Каждый оборванный горец, — писал Н.Ф.
Дубровин, — сложив руки накрест или взявшись за рукоять
кинжала, или опершись на ружье, стоял так гордо, будто был
властелином вселенной»519. Не менее значимо и еще одно заме-
чание: даже «обыкновенные оборванцы, носили свои лохмотья
с большим достоинством»520. И это была не просто привычная
поза, а проявление внутреннего самоощущения. Важен знако-
вый смысл подобного поведения, учитывая, что «осанка, жесты,
одежда, выражение лица, «внешнее» поведение, — как утверж-
дал Норберт Элиас, — это выражение внутреннего, целостного
содержания человека»521.
«Сознание собственного достоинства развило в характере
черкесов заносчивость, а необузданная свобода сделала их неу-
живчивыми, самонадеянными и в высшей степени гордыми»522.
Хотелось бы обратить внимание, что эти описания принадлежат
не современным историкам, якобы создающим «мифологизиро-

516
Хан-Гирей. Князь Пшьской Аходягоко // Султан Хан-Гирей: Избран-
ные… С. 544.
517
Каламбий (А.-Г. Кешев). Указ. соч. С. 185.
518
Там же. С. 186.
519
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 547.
520
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 46–47.
521
Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенети-
ческие исследования. В 2 т. М.; СПб., 2001.
522
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 137.

178
ванный образ» черкесов, а боевому генералу российской армии,
по определению, казалось бы, настроенному далеко не компле-
ментарно. Разумеется, жизнь простых адыгов не была «беззабот-
ной Аркадией», но она была гораздо достойнее отвратительного,
зависимого бытия крепостных крестьян России.
Даже продолжительное пребывание среди адыгов не позво-
ляло людям другой культуры понять многие явления, совместить,
казалось бы, противоречивые поведенческие реакции. С одной
стороны, всех поражала невероятная щедрость адыгов: любой
нищий «словно он имеет на это право, мог требовать себе доли
из излишков своего более счастливого собрата, «и если о ком-то
известно, что он владеет хотя бы двумя парами рубах и обуви, он
должен поделиться ими, с тем, у кого нет рубашки или обуви»523.
В то время как с другой, удивляла почти детская любовь к
подаркам, зачастую не имевшим ни малейшей материальной
ценности. Так, отправляясь в Черкесию Дж. Лонгворт пригото-
вил подарки, которые «считал приемлемыми для моих хозяев»,
чтобы «пожать плоды в виде прекрасных мнений обо мне повсю-
ду»: пистолеты, мечи, часы, коробки с порохом, а также нитки,
рабочие ящики, украшения и цепочки из парижского металла
для женщин. При знакомстве он подарил («сложил у их ног», так
как обычай запрещал «принимать подарки в руки»), женщинам
«уважаемого рода», сшившим ему «черкесский костюм», различ-
ные нитки и куски сафьяновой кожи. При этом особый восторг,
по его словам, вызвала невиданная ранее музыкальная шкатул-
ка524. Думаю, не такой уж щедрый «дар» за работу, требующую
напряженных усилий в течение нескольких недель!
Зачастую, подарки оказывались «настоящим ящиком Пан-
доры», так как рассматривались в «сравнительной ценности», в
зависимости от общественного статуса их получивших. В резуль-
тате большинство испытывали чувство огорчения и недовольст-
ва, получив подарок «не по рангу»525.
Характерен, хотя и несколько анекдотичен такой сюжет:
князь Аходягоко, посланный в Константинополь с просьбой о
военной помощи был принят османским султаном Махмудом II
с особенными знаками «милостивого расположения падишаха
к черкесским племенам». Князю пожаловали чин полковника

523
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 159.
524
Там же. С. 65.
525
Там же. С. 66.
179
вновь учрежденного регулярного войска и форменную одежду
нового образца. Оказанные почести и сделанные подарки на-
столько польстили его самолюбию и тщеславию, что, вернувшись
на родину, он нагрузил в Анапе две арбы большими сундуками
и ящиками, большею частью пустыми, в которых якобы вез
«бесчисленное множество драгоценностей, подаренных ему из
казнохранилища султана» 526.
Это повышенное внимание к дарам и самой процедуре обме-
на таковыми было, без сомнения, местной традицией реципрока-
ции или реципрокности (от лат. reciproco «воз­вра­щать»), фор­ме
урав­нительного распределения в доиндустриальном об­ще­ст­ве,
го­ри­зон­таль­ного вне­ры­ноч­ного обмена вещами и услугами, об-
леченного в форму жестов доброй воли527.
Подобные, во многом наивные установки сознания адыгов,
крайне редко учитывались российским командованием. Несом-
ненный интерес в этом смысле представляют извлечения из
текста письма, приведенного в работе Дж. Лонгворта, (якобы
видевшего его подлинник), направленного адыгам в мае 1837
года генералом А.А. Вельяминовым. «Вы не господствуете от
Каспийского моря до Анапы… Россия — самая могущественная
нация в мире. Если вы хотите мира, вы должны признать, что
во Вселенной есть только две власти — Бога на небе и импера-
тора на земле... Мы должны иметь возможность ходить везде,
где мы пожелаем, строить крепости, где захотим, и получать
рабочие руки и материалы, которые нам могут понадобиться.
Если вы откажетесь слушаться нас, то мы отберем у вас вашу
страну, а в отношении вас самих примем крайние меры... Вы
должны верить тому, что мы говорим вам, тогда мы будем об-
ходиться с вами милосердно, иначе не наша вина будет, если
ваши ущелья будут преданы мечу и огню, а ваши горы превра-
щены в пыль! Покоритесь, и вы сможете сохранить свое досто-
яние; если же нет, то все, чем вы владеете, и даже ваше личное
оружие, будут отобраны у вас, а вы сами будите, обращены в
рабство»528.
Неудивительно, что чтение этого письма на общем собра-
нии было встречено взрывами презрительного хохота. Его со-

Хан-Гирей. Князь… С. 533.

526

Барсукова С.Ю. Реципрокные взаимодействия. Сущность, функции,

527

специфика // Социологические исследования. 2004. № 9. С. 20–30.

528
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 144–146.
180
держание по смыслу и тональности отражает полное незнание
ценностных ориентаций и психологических механизмов, позво-
ляющих адыгам воспринимать себя в контексте происходивших
событий. Угрозы лишить личного оружия, предать места посе-
ления «мечу и огню», «отобрать» страну, более того, абсурдное
требование обеспечивать русских во время вторжений «всем
необходимым» и содействовать строительству крепостей, вос-
принималось как оскорбительный вызов всем и каждому. Гене-
рал явно не учитывал, что имел дело не с раболепствующими и
беззащитными крепостными крестьянами, а с народом, превыше
всего ставящим личную свободу и независимость.
XIX в. в истории адыгов был особым: он переполнен удиви-
тельными цветовыми оттенками. Война неизбежно обостряла
восприятие таких вечных проблем, бинарных оппозиций как
«жизнь и смерть», «добро и зло», «прошлое и будущее». В основе
непримиримых противоречий оказались не столько социальные
отношения, сколько морально-нравственные позиции доступные
самым широким массам. Удивления достоин тот факт, что на
протяжении веков, если судить по устным свидетельствам, неиз-
менными оставались представления адыгов о себе, о древности
своей истории.
Кстати, благодаря Султану Хан-Гирею, мы имеем собира-
тельный образ героя «того времени». Многие черты характера
адыгов, по его мнению, служат выражением вековых нравов со-
отечественников и «потому они очень любопытны». Описывая
свою последнею встречу с князям Аходягоко в 1838 г., он делает
несколько заслуживающих внимания замечаний: благородные
поступки и мужественные подвиги приводили князя в восторг,
а всякая низость и подлое малодушие — в сильное негодование.
В его устах «оживлялись родная старина, рыцарский быт народа
и пламенные геройские песни древних черкесов». В то же время
он готов был с одинаковой поспешностью на величайшие дела
самоотвержения и кровавые злодеяния. Недаром черкесы гова-
ривали: «На широких его плечах сидят бесы!»
Князь мог до слез умиляться «демократичности» черкесского
праздника, когда бедный крестьянин, отнюдь не романтического
вида, мог танцевать, держа за руки двух прекрасных девушек,
дочерей черкесских дворян, так как обычай требовал, чтобы во
время танца девушки старались не отдавать предпочтения кому
бы то ни было. В то же время, было хорошо известно, как «ко-
роток бывал суд этого князя с несчастными простолюдинами,
181
которых судьба бросала в его железные лапы, и как часто ни во
что ставил он и жизнь, и кровь человеческую»529.
Конечно же, продолжительность и ожесточенность Кав-
казской войны самым непосредственным образом повлияла на
самосознание адыгов: в отношениях с соплеменниками адыг
по-прежнему был «вежлив, почтителен к старшим, откровенен,
говорил смело и резко то, что думал, но при «обращении с рус-
скими был всегда вероломен, холоден, натянут»530. «Вспомни обо
мне с меньшей горечью, когда позже, между своими, ты встре-
тишь на пути жизни столько же расчета, хитрости и обмана как
у черкесов, — сказал на прощание черкесский предводитель
Хаджи Джансеид барону Торнау. — Вся разница в том, что у нас
чаще всего бьют пулею и кинжалом, а у вас убивают человека
коварными словами да грязным пером»531.
Несмотря на испытания, поставившие народ на грань исчез-
новения, адыги в изгнании сохранили радушие и гостеприимст-
во, которое распространялось и на русских путешественников.
«Округ Токата, — в 1887 г. писал А.В. Елисеев, — интересен для
нас русских тем, что заполнен поселками черкесов. Эти отча-
янные джигиты и головорезы, которые наводят страх на всех в
Малой Азии своею жестокостью и разбоями, приняли небога-
того русского странника так радушно и тепло, что не знали чем
угостить»532. Основатель русской партии конституционных де-
мократов и историк Павел Николаевич Милюков (1859–1943) в
начале XX в. нашел самый радушный прием у черкесского паши,
наместника в Албании, который вдобавок хорошо говорил на
украинском (в его кубанском варианте)533.
Лоуренс Олифант, побывавший как в Черкесии, так и позд-
нее среди черкесских поселенцев Кунейтры, писал: «Черкесы
имеют настолько устрашающую репутацию, что любое пося-
гательство на их безопасность, даже со стороны турок, имело
крайне неприятные последствия; но я знаю не много народов,
которые обладают столь благородными качествами»534.
Особое значение придавалось общественному мнению.
«Есть три качества, которые в этих краях дают человеку право

529
Хан-Гирей. Князь… С. 543–544.
530
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 135.
531
[Торнау]. Воспоминания… С. 167.
532
Елисеев А.В. Поперек Малой Азии. СПб., 1887. С. 26.
533
Милюков П.Н. Воспоминания. Т. I. М., 1990. С. 202.
534
Oliphant L. Land of Gilead with Excursion in the Lebanon. L., 1880. P. 49–50.

182
на известность — храбрость, красноречие, гостеприимство»535.
Не случайно на первом месте — храбрость. В этой связи, особого
внимания заслуживает проблема отношения к подобному пове-
дению самих черкесов. Если адыг находился в составе отряда и
сражался в присутствии своих товарищей, то проявлял удиви-
тельную храбрость и необыкновенные подвиги самопожертво-
вания. «Он знал, что подвиги его видят все, что храбрость его с
избытком будет вознаграждена общей молвой», но если прихо-
дилось один на один встретиться с противником, черкес далеко
не всегда стремился «к блеску подвига», а старался действовать
более прагматично: уничтожить врага и избежать погони536.
Храбрые по природе, привыкшие с детства бороться с опа-
сностью, адыги «в высшей степени пренебрегали самохвальст-
вом». О своих воинских подвигах они, как правило, никогда не
говорили, считая прославление их неприличным. Самые смелые
джигиты отличались необыкновенной скромностью: говорили
тихо, не хвалились своими подвигами, готовы были каждому
уступить место и замолчать в споре; зато на действительное
оскорбление отвечали оружием с быстротой молнии, но без уг-
розы, без крика и брани.
Боевые заслуги известных воинов обычно воспевали после
их смерти. В связи с этим Н.Ф. Дубровин приводит заслужива-
ющий внимания случай: знаменитейший из воинов Бхезинеко-
Бексирз удостоился этой чести при жизни. Глубокий старец
узнав, что сложена жизнеописательная песня, приказал певцам
пропеть ее и, найдя в ней описание подвига, унижающего одного
из «соперников» его славы, потребовал «выкинуть» из песни это
порицание537.
Однако, как писал Омар Хайям: «Слаб человек — судьбы
неверный раб» и стремление к личной известности иногда при-
нимало комические формы. Снисходительной известностью
пользовался один бжедугский дворянин, охваченный непости-
жимой жаждой, не дававшей ему покоя — сделаться известным.
Он рисковал жизнью, спасая завязших в болоте людей, бросался
на помощь при переправе через реку, когда ее поверхность была
уже покрыта плавучими льдинами; делал неожиданные подарки.
И каждый раз, после таких «услуг», он называл свое имя и гово-

535
АБКИЕА. С. 30.
536
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 136.
537
Там же. С. 135.
183
рил: «Когда возвратитесь к себе, рассказывайте обо мне всем,
кого ни встретите, — больше мне ничего не нужно!» Поступки
этого черкесского Дон-Кихота вызывали остроумные шутки,
но предохраняли его от насмешек, которым хвастливые люди
обыкновенно подвергались538.
Многие ментальные установки имеют весьма сложную
мировоззренческую основу. Исследователи, обращаясь к этим
темам, имеют возможность более детально реконструировать
скрытые «личностные» пласты исторического прошлого. В этом
смысле интересные знаковые ориентиры содержатся в немногих
директивных документах. Так, проведенный К.Ф. Дзамиховым
источниковедческий анализ вариантов текста «Декларации чер-
кесской независимости» (1836), несмотря на наличие дискусси-
онных вопросов, относительно истории ее создания, приводит
к значимому выводу, что в «Декларации» не содержатся «поло-
жения, которые не озвучивались бы неоднократно черкесским
сообществом и их лидерами»539. Исходя из этого утверждения,
можно сделать важное заключение, что такие повторяющиеся
словоформы как — «непрерывная война», «независимость»,
«протест», «борьба», «ненависть», лучше любых пространных
описаний отражают эмоциональное и духовное состояние адыг-
ского общества.
Война неизбежно обостряла восприятие таких вечных
проблем, бинарных оппозиций как «жизнь и смерть», «добро
и зло», «прошлое и будущее». В основе непримиримых проти-
воречий оказались не столько социальные отношения, сколько
морально-нравственные позиции, доступные самым широким
массам. Удивления достоин тот факт, что на протяжении веков,
если судить по сохранившимся свидетельствам, неизменными
оставались представления адыгов о себе, о древности своей
истории. Поэтому столь болезненной была реакция на стремле-
ние «других» принизить достоинство национальных традиций,
силой сломить, ниспровергнуть веками совершенствовавшиеся
«жизненные образцы».
На основе сохранившихся свидетельств можно воспроизве-
сти идеальный образ героя: неукоснительное следование этике,
храбрость, щедрость, верность, крепкое тело, не знавшее уста-

Хан-Гирей. Князь… С. 520–521.

538

Дзамихов К.Ф. Из документальной истории Кавказской войны: «Декла-

539

рация черкесской независимости». Нальчик, 2014. С. 17–18.

184
лости. Социальная модель, являлась еще и моделью культурной:
для героя были характерны такие моральные нормативы как
«честь и слава». Обращаясь к проблемам ментальности, важно
понять ценностные ориентации, убеждения, психологические
механизмы, позволяющие адыгам идентифицироваться в соци-
альном пространстве, воспринимать и понимать его. При этом
процесс героизации массового сознания сопровождает всю
историю адыгов, претерпевая существенную трансформацию
в различные переломные периоды, связанные с конфликтами и
обострением военной угрозы.
Отдаляясь от культуры своего детства, адыги все более ак-
тивно утверждали ее достоинство и защищали ее уникальность.
Более того, чем больше они узнавали о людях Запада и Востока,
тем больше задумывались над вопросом, что значит быть ады-
гом? Вполне вероятно, что адыги девятнадцатого столетия были
в большей степени «адыгами», чем их предки.

185
 Глава 8.
Телесная практика адыгов
История — наука о человеке, не
будем забывать об этом.
Марк Блок

В данном разделе работы представлены сюжеты, связан-
ные с представлениями о теле, сложившимися у адыгов и мно-
говековом опыте телесной практики. Постановка подобной
проблемы может показаться необычной, тем не менее, в евро-
пейской историографии история тела получила статус одного
из актуальных исследовательских направлений. Отдельные
вопросы этой многоплановой проблемы приобрели проявлен-
ные очертания в работах крупнейших историков новейшего
времени: Марка Блока, Люсьена Февра, Мишеля Фуко, полу-
чили развитие в сочинениях Жака Ле Гоффа, Николя Трюона
и других авторов540. Обращаясь к этой проблеме, М. Блок пи-
шет о необходимости уделять должное место «приключениям
тела»541.
Словом, произошел принципиально значимый «прорыв» в
понимании «нетипичных» проблем, удалось преодолеть «порог
нашей терпимости», возродить искреннюю манеру письма и
откровенность в стиле Франсуа Рабле, умевшего описывать все
сферы человеческого поведения, в том числе физиологического.
Пользуясь данными не только истории, но географии, эконо-
мики, психологии, лингвистики историки стремились к воссо-
зданию не отдельных сторон действительности, а целостного
представления о жизни людей «из плоти и крови».

540
Фуко М. «Истории безумия в классическую эпоху» (1961), «Рождение
клиники» (1963), «Надзирать и наказывать» (1975), «История сексуальности» (1976,
1984); Ле Гофф Ж., Трюон Н. История тела в средние века. М.,2008; Корбен А.,
Куртин Ж.-Ж., Вигарелло Ж. История тела. В 3 т. М., 2012; Канторович Э.Х. Два
тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. М., 2014 и др.
541
Блок М. История и люди // М. Блок. Апология истории. С. 17–19.

186
 Несмотря на то, что история тела, относится к одному из
самых увлекательных исследовательских направлений науки о
человеке, в российской гуманитаристике к этой теме обрати-
лись сравнительно недавно: упорно продолжало сказываться
«наследие» недавнего прошлого, когда «проблемы» телесного
оставались в границах предмета биологии и медицины542.
Прорыв в отечественной науке связан с монографией М.М.
Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура сред-
невековья и Ренессанса» (1965). Во многом благодаря публика-
ции этого труда новые идеи стали проникать в науки о человеке
и обществе: начинает развиваться социология, история и антро-
пология тела. К творчеству Ф. Рабле, как эталону откровенности
при описании самых «закрытых» физиологических потребно-
стей человека сегодня нередко обращаются антропологически
ориентированные гуманитарии. Так, Н. Элиас подчеркивал: «Мы
уже утратили ту ничем не сдерживаемую откровенность, с какой
Эразм и люди его времени могли обсуждать все сферы человече-
ского поведения. Во многом эта откровенность превышает порог
нашей терпимости»543.
Сегодня природа тела и закономерности его репрезента-
ции представлены в специальных монографиях, на страницах
междисциплинарных сборников, обсуждаются на научных кон-
ференциях544. «Телесная» тематика чрезвычайно разнообразна.
Историков интересуют самые необычные вопросы: как менялось
отношение к телу на протяжении веков, как рассматривали
тело религия, медицина, народная культура, искусство; как
телу следовало вести себя в различных жизненных ситуациях;
здоровье тела и реакция на неизбежность смерти; какие
социальные и сексуальные практики поощрялись и какие были
под запретом; культура тела и игровые традиции.
В традиционной историографии адыгов к теме телес-
ного состояния человека, как комплексной проблеме иссле-
дователи фактически не обращались, дело ограничивалось
отдельными сюжетами антропологического смысла: как люди
рождались, трудились, питались, одевались и т.п. Во многом

542
В этом смысле достаточно обратиться к энциклопедическим изданиям,
чтобы убедиться насколько «лишена тела» была наука советского времени.
543
Элиас Н. О процессе… С. 116.
544
Быховская И.М. Homo somatikos: аксиология человеческого тела. М.,
2000; Зинченко В.П., Леви Т.С. Психология телесности. М., 2005 и др.

187
этим обусловливается стремление, хотя бы в общих чертах,
выяснить, что представляла собой телесная практика адыгов,
каким образом происходила ее адаптация к изменяющимся
историческим условиям и можно ли обнаружить наряду с
биологически обусловленными телесными изменениями другие,
связанные с влиянием социальной и культурной среды.
Иными словами, благодаря антропологическому подходу,
история тела может стать существенной частью северокав-
казской историографии. В условиях постоянных военных
столкновений, адыги не только совершенствовали военную
идеологию и культуру, но и свои физические возможности,
готовность к суровым воинским испытаниям. Жизнь, про-
водимая в постоянной опасности, когда каждый должен был
заботиться о себе и об «общественной пользе», развивали
«присутствие духа, быстроту соображения», «физическую
силу и выносливость»545.
Полагаем, что в данной работе есть возможность применить
некоторые подходы, сложившиеся в военно-исторической антро-
пологии. Конечно же, в рамках данной главы рассмотрены лишь
некоторые вопросы «телесных практик»: при этом отдельные
аспекты темы сознательно исключены, учитывая ориентацию
работы на широкий круг читателей.
Особым направлением в исторической антропологии
является история питания. Обычно о переходе общества от
состояния мира к войне исследователи пишут как о глобаль-
ных, масштабных явлениях. Антропологически же ориенти-
рованные историки могут сказать, что «переходы», помимо
прочего, отражают изменения в рационе питания. Археоло-
гические находки и этнографические наблюдения выявили в
исторической перспективе прямую зависимость здоровья и
продолжительности жизни людей от рациона питания546. Более
того, исследуя эту проблему, историки пришли к выводу, что
пищевые привычки и вкусы существенным образом влияют на
ментальность населения. Даже в условиях острого недостатка
продуктов или голода нововведения в продовольственной сфе-
ре сложно укореняются, если они не соответствуют традици-
онным вкусам людей.

545
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 134–135.
546
Даймонд Д. Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ. М.,
2010.
188
 Один из разделов своей монографии Робер Фоссье лаконич-
но назвал — «Тело, которое нужно кормить»547. В нашем случае
не просто утолять голод, а поддерживать стойкость организма к
атакам извне, требующих физических усилий (географический
фактор, напряженный труд, продолжительные походы, эпидемии
и т.п.). Время оставило нам множество свидетельств о том, что
считали адыги достойным поведением в обществе. Причем, пред-
писания относительно поведения за едой играли особую роль,
учитывая, что еда, совместная трапеза, занимала особое место в
общественной жизни: она была одним из основных критериев
гостеприимства, фоном беседы, совместной радости и печали.
Адыги были весьма умеренны в пище: ели мало и редко,
особенно во время походов и передвижений. В пищевом рацио-
не адыгов рационально сочетались различные модели питания:
культура злаков, культура молока и культура мяса. В основном
пища состояла из говядины, баранины, курятины, сыра, творо-
га, кислого молока. Особое место в рационе занимали блюда из
проса: из него готовили густую кашу, заменявшую хлеб. В ре-
зультате утвердилась смешанная модель питания, включавшая
наиболее богатые углеводами сельскохозяйственные культу-
ры — кукурузу, просо, пшеницу, молочные продукты и мясо.
Изощренность в еде породила форму этнически ориентиро-
ванной гастрономии, поражавшую иностранцев. Вкусы умели
смешивать, например, сладкое с соленым; мясо предпочитали
варить, а не жарить, использовали соусы, пекли изделия из теста.
Причем, преимуществами такого здорового питания пользова-
лось, фактически, все население. Дж. Лонгворт был удивлен, не
обнаружив в рационе питания адыгов овощей, несмотря на то,
что выращивали их «огромное множество самых разнообраз-
ных видов». На его вопрос один из сотрапезников невозмутимо
заявил, что в Черкесии «никто, кроме животных, не питается
зеленью»548. Подобная реакция, конечно же, не отражает ре-
альной ситуации. Видимо, собеседник желал показать, что как
настоящий мужчина он питается исключительно мясом.
Гастрономические пристрастия наиболее ярко проявлялись
на праздниках и званых угощениях. Приведем «зарисовки» по-
добных застолий: «Обед, а точнее ужин, когда в основном они и
едят, был подан после захода солнца. Он состоял из ряда блюд,

547
Фоссье Р. Люди средневековья. СПб., 2010, С. 63.
548
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 55.

189
подаваемых одно за другим на круглых треногих столиках. Как
правило, для гостей зарезали барана; баранину подавали на боль-
шой лепешке из проса вместо подноса. В ее центре большое углу-
бление, содержащее соус или подливу, огражденное круглым ва-
ликом и обложенное кусками мяса. После мяса подали жирный
бульон в больших деревянных чашах и ложки». Последовавшие
затем блюда состояли в основном из кондитерских изделий,
каймака, пирога с сыром, отбивного мяса в виноградных листьях
и, наконец, большой чаши кислого молока, которое неизменно
завершает трапезу549.
В завершение застолья подавалась деревянная чаша, на-
полненная белой, густой жидкостью: перебродившей мукой из
проса, приготовленной на меду и воде. «Хотя нельзя сказать,
чтобы это питье было особенно вкусное, тем не менее, мы убе-
дились впоследствии, что для черкесов оно было нечто особенно
редкостное. Так, когда мы попробовали этого питья и затем пред-
ложили его стоявшим около нас черкесам, надобно было видеть,
как они были счастливы и с какою завистью на них смотрели те,
которым не досталось попробовать этого питья»550.
Пищевые обычаи и привычки играли важную знаковую
роль, указывая на уровень жизни и социальное положение че-
ловека. Число блюд зависело от значимости гостей и состояния
хозяина. Сохранилось упоминание, что на обеде в честь знатного
гостя в 1827 г. было подано сто двадцать блюд551. В этом отноше-
нии адыгская знать могла соперничать с приемами европейской
знати. Не случайно, видимо, воспитатель Петра III немец Яков
Штелин писал, что черкесские князья «живут роскошно и вели-
колепно»552.
Как повседневная, так и особая, торжественная трапезы
представляли общественный акт, подчиненный строгим прави-
лам, демонстрировавшим иерархию: она «одновременно подчер-
кивала различия и объединяла». О значимости этого акта свиде-
тельствуют многочисленные источники, начиная с латинских,
включавшие тексты о застольных манерах, заповеди и запреты.
В целом, удивительным образом они совпадают с адыгскими
предписаниями: занимать положенное место, мыть руки перед

549
Там же. С. 55.
550
Фонвилль А. Указ. соч. С. 18.
551
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 75–76.
552
СКЕЛ. С. 204.
190
едой, жадно не набрасываться на еду, не произносить ничего
неприятного для других и т.п. Указания такого рода, отражены ли
они в специальных трактатах или в устной традиции, свидетель-
ствуют об одинаковом состоянии нравов народов, находящихся
на идентичной стадии общественного развития. Значимость
различий между ними отступает на второй план.
В адыгском застольном этикете самое почетное лицо —
тхамада, он не только открывал застолье, но и завершал его.
Учитывая, что пища подавалась при соблюдении строгих пра-
вил, тхамаде доставались самые лучшие куски. При угощении
мясом птицы, грудинка предназначалась старшему из сидящих
за столом. Пищу брали руками, но строго по правилам. Нередко
приезжим гостям предлагались небольшие ножи, которые адыги
носили на поясе в дополнение к кинжалам, которые никогда не
использовались за столом553.
Все, что оставалось после трапезы гостей, куски мяса и сла-
дости, в соответствие с обычаем раздавалось обслуживающей
прием молодежи, затем слугам и всем «ожидавшим за дверью».
Причем, это воспринималось не как унизительные подачки, а как
знак внимания, принимаемый с «большой скромностью»554. Жен-
щины не только не принимали участия в подобных застольях, но
избегали есть в присутствии мужчин (отца, братьев, мужа).
Конечно, военная обстановка в годы Кавказской войны не
могла не сказываться на режиме питания. В мирное время в Чер-
кесии редко случался голод, теперь же проявлялось выраженное
нарушение пищевого баланса и даже традиции застолий. Так,
А. Фонвилль обратил внимание на показательные изменения:
хотя в обеде приняли участие все присутствовавшие, однако,
«не все одинаково были угощаемы». Большей части были пред-
ложены каша из проса и небольшие кусочки солонины, между
тем как «почетным гостям», были поданы баранина, маленькие
пирожки и мед555. Но даже этот скромный обед был воспринят
как «великолепный»: далеко не каждая семья могла предложить
гостю такое «роскошное угощение»556.
«Техника еды», если так можно выразиться, соответствовала
определенному стандарту человеческих отношений, хотя и имела

553
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 55.
554
Там же. С. 55.
555
Фонвилль А. Указ. соч. С. 18.
556
Там же. С. 14.
191
множество модификаций и дифференциаций. Например, когда
за одним столом оказывались люди различного социального
положения или возраста, то вышестоящие пользовались прио-
ритетом при мытье рук. В целом, формы поведения за едой не
являлись чем-то изолированным: они представляют органичную
часть социально закрепленных форм поведения; прочно связаны
с общей формой жизни, с организацией существования, стилем
жизни.
Иной раз какое-нибудь мелкое свидетельство бросает свет
на прочность этих нравов и показывает, что мы имеем дело не
просто с чем-то «негативным», с неким «недостатком цивилизо-
ванности» или «знания». Напротив, данные нравы отвечали по-
требностям людей того времени, и сама форма тоже казалась им
осмысленной и необходимой. Место за столом, порядок подачи
блюд, способ прислуживать, как свидетельствуют исследования
европейских авторов, было связано с приобщением тела к ци-
вилизации и входило в обиход вместе с искусством застолья и
хорошими манерами557.
Не менее важным представляется вопрос о соблюдении ады-
гами гигиенических требований. Используя ретроспективный
метод, можно получить представление о том, что черкесское
население уже в средние века соблюдало достаточно высокие
стандарты в личной гигиене, чистоте жилищ, постелей, приго-
товлении пищи. Полагаем, что утверждение высоких стандартов
в области гигиены могло произойти по мере распространения
бытовых норм ислама.
Мужчины традиционно брили волосы на голове и на лобке:
«Носят с собою бритву и оселок для того, чтобы ее оттачи­вать, —
отмечал Дж. Интериано, — что так как они бреют голову, остав-
ляя на макушке пучок волос, длинный и спутанный, как говорят
иные, для того, чтобы было за что ухватить голову, в случае, если
ее отрубят, не ма­рая лица окровавленными руками, осквернен-
ными и загрязнен­ными человекоубийством. Они бреют также
волосы на лобке всякий раз, когда они идут сражаться, говоря,
что стыдно и грешно, если мертвого увидят с волосами на этом
месте»558.
Тема чистоты неизменно звучит в записках европейских
путешественников. «Они живут в своих селениях и домах очень

557
Ле Гофф Ж., Трюон Н. Указ. соч.
558
АБКИЕА. С. 49.
192
чистоплотно, — писал Петр-Симон Паллас, посетивший Кабарду
в 1793 г., — они соблюдают чистоплотность также в своей оде-
жде и в приготовляемых кушаньях»559. В 1927 г. И.И. Муравьев
подчеркивал: «Дворы шапсугов в большинстве содержатся чи-
сто»560. Француз Абри де ла Мотрэ детально описал свой ночлег
в черкесской семье (1711 г.): «Постель состояла из различных
бараньих шкур, сшитых вместе и разложенных на земле одна
над другой; одни из них служили матрацами, а другие — покры-
валами. Подушка была из хлопчатобумажного полотна, набитая
шерстью, с небольшим квадратным куском белого полотна, на-
шитого сверху в том месте, куда я должен был положить голову.
Я спал хорошо и едва успел встать, как постель уже разобрали и
шкуры развесили на нечто вроде палисадника у красильщиков.
Эта чистота и общая практика черкесов ежедневно проветривать
свои кровати такова, что после их вставания не видно ни одной
разостланной постели»561.
Обязательным требованием гигиены являлся осмотр одежды
путника, ее чистка и омовение: последняя процедура в отноше-
нии ног выполнялась совершенно императивно хозяйскими деть-
ми562. Неукоснительно соблюдался комплекс действий по приему
гостя, которого размещали в гостевом доме: «А для приезжих
дома особые»563. Фактически, это давало возможность тщательно
осмотреть прибывшего и убедиться в том, что тот не заразен. И
почти анекдотичный пассаж: у всякого гостя «девушки самым
любезным образом ищут блох и прочую нечисть»564. Думаем,
что современным девушкам это экзотическое занятие едва ли
пришлось по нраву!
Важное значение при историко-антропологическом подходе
приобретает обращение к истории болезней, опыту их преду-
преждения и врачевания. Из поколения в поколение в Черкесии
возрастало число людей, имеющих иммунитет к эпидемическим
болезням (оспа, корь, тиф, дифтерия, чума и т.д.). По-видимому,
вековая адаптация к особенностям природно-географической
среды, характерные особенности образа жизни, относительно

559
АБКИЕА. С. 219.
560
Муравьев И.И. Шапсугия: Медико-санитарное обследование. Ростов-
на/Д., 1929. С. 22.
561
АБКИЕА. С. 133.
562
Там же. С. 131.
563
Челеби Э. Книга… Вып. 2. С. 61.
564
Там же. С. 51.
193
невысокая плотность населения, расселение немногочисленны-
ми группами, способствовали предотвращению распространения
эпидемиологических болезней.
Одним из наиболее неблагоприятных природных факторов
жизнедеятельности в условиях Северо-Западного Кавказа и
прилегающей к нему кубанской равнины была малярия. Удиви-
тельно, но в многочисленных нарративных и документальных
источниках нет сведений о том, что адыгская популяция страдала
от малярийной лихорадки, в то время как пришлое население в
первые десятилетия колонизации вымирало до половины.
Неудивительно, что данный вопрос стал предметом специ-
ального изучения уже в конце XIX в.

«Туземцы с древнейших времен прекрасно знали всю губи-

тельность малярии, равно как и то, что лекарства тут мало
имеют значения, и принимали против заболевания различные
гигиенические меры. Избегая малярийных долин и низменно-
стей, они строили жилища на холмах или склонах гор, ...возле
дома не должно было быть высоких, затеняющих его, деревьев.
В дождливых и сырых местностях черноморского бассейна —
у шапсугов, джегетов, натухайцев, абхазцев, самурзаканцев,
мингрельцев, имеретин, гурийцев — жилые дома строились
на сваях. Сакли хорошо проветривались всегда открытыми с
противоположных сторон дверями и дезинфицировались веч-
но дымящимся среди сакли костром. Воду для питья туземцы
употребляли, по возможности ключевую, и, за неимением ее,
речную, но всегда свежую и вода, взятая накануне, почиталась
для питья вредной. Эта мера вполне соответствует совре-
менным сведениям о чрезвычайной быстроте размножения
микроорганизмов. Вынуждаемые необходимостью обрабаты-
вать и сильно малярийные низменности, туземцы являлись
туда в наименее малярийное время — раннею весной и поздней
осенью. <…> При хронических заболеваниях туземцы искали
излечения на возвышенных, здоровых, издавна священных ме-
стах, и на прославленных, лежащих на здоровых местностях,
минеральных или холодных с хорошей питьевой водой источ-
никах. Кроме приведенных мер, постоянное земледельческое
население — грузины, армяне и горцы  — предохранялись от
малярии тем, что имели постоянные по возможности сухие
жилища, сажали на издавна культивируемой почве некоторые
огородные овощи, особенно из рода острых крестоцветных,
194
и имели большие или меньшие запасы пищи для себя и для до-
машнего скота»565.

Народная медицина адыгов эмпирическим путем выработала

уникальное средство по борьбе с таким опасным эпидемическим
заболеванием как оспа. Клод Адриан Гельвеций писал: «Как мно-
го мы обязаны легкомысленной черкешенке, которая, желая со-
хранить свою красоту или красоту своих дочерей, первая реши-
лась привить себе оспу! Скольких детей оспопрививание вырва-
ло из когтей смерти! Может быть, нет ни одной основательницы
монашеского ордена, которая оказала бы миру столь же великое
благодеяние и тем самым заслужила бы его благодарность»566. В
числе первых спасенных детских жизней в Европе были особы
королевских домов. Сведения Клода Гельвеция подтверждаются
французским дипломатом Абри де ла Мотрэ567.
Исследователь истории вариоляции С. Ридель отмечает, что
этот метод мог проникнуть в Европу через Турцию: «Инокуляция
(прививание, прим. Э.Ш. и С.Х.), вероятно, применялась в Афри-
ке, Индии и Китае задолго до XVIII в., когда она была введена в
Европе. В 1670 г. черкесские торговцы ввели вариоляцию в Ос-
манскую империю. Женщины с Кавказа, которые пользовались
большим спросом в турецком султанском гареме в Стамбуле из-за
их легендарной красоты, были привиты в детском возрасте в тех
частях тела, где шрамы не были заметны. Эти женщины также
должны были принести практику вариоляции ко двору Высокой
Порты»568. Чистое лицо со здоровой кожей, лишенное оспенных
рубцов, типичное для черкесского населения, стало одним из об-
стоятельств, обусловивших интерес к рабам из Черкесии.
С трагической регулярностью в течение двадцати лет на
Кавказе (1798–1819), вспыхивали эпидемии чумы569. Бороться
приходилось с инфекционной болезнью, сопровождавшейся

565
Пантюхов И.И. Влияние малярии на колонизацию Кавказа. Тифлис,
1899. С. 38–39, 51.
566
[Гельвеций] Клод Адриан Гельвеций. Сочинения в двух томах. Т. 1. М.,
1975. С. 255.
567
АБКИЕА. С. 142–144; [Motraye] A. de la Motraye’s travels through Europe… Vol.
II. P. 74–75.
568
Riedel S. Edward Jenner and the history of smallpox and vaccination // Pro-
ceedings (Baylor University Medical Center). 2005. Vol. 18 (1). P. 22.
569
Васильев К. Г., Сегал Л. Е. История эпидемий в России (материалы и
очерки). М., 1960.

195
большой смертностью570. Подобные эпидемии составляла не
только медицинскую, но и духовную проблему, так как в созна-
нии людей того времени не существовало болезни, которая не
несла бы в себе символа: страдающее тело воспринималось как
следствие нарушения запретов и грехов.
Стремясь предотвратить распространение этой страшной
болезни, объявлялись карантины, прекращались сельскохозяй-
ственные работы, любого рода собрания и празднества. Тэбу де
Мариньи отмечал в 1820 г., что Мехмед Индароко, тлекотлеш из
Пшады, объявил на своей территории карантин, позволивший
избежать жертв от чумы, занесенной из Анатолии571.
Для предотвращения эпидемий предпринимались меры,
выстраданные жизненным опытом. В адыгском хозяйстве зерно
хранилось в клетях, специально оборудованных хранилищах.
«Амбары они устраивали на высоких столбах в 1,5-2 арш. выши-
ной, — отмечал В. Борисов, изучавший сельскохозяйственный
опыт черкесов, — на каждый столб накладывалась широкая
тонкая каменная плита, которая заменяла те чугунные колокола,
которые употребляются в Англии на столбах подстожья для вос-
препятствования проникновения мышей в стога»572. Более того,
адыги не перемалывали зерно в больших объемах: каждый раз
на ручных мельницах хозяйки приготовляли немного муки для
пасты или выпечки хлеба на один-два дня, максимум, на неделю.
Соответственно мука не доступная грызунам не представляла
источника заразы.
Однако, предпринимаемых мер часто оказывалось не-
достаточно. Изучая эпидемии чумы на материалах Европы,
историки пришли к заслуживающего внимания выводу, что
они становились отправной точкой глубокого экономического
и даже духовного упадка ослабленных болезнью людей, облег-
чая экспансию в разоренные земли573. Так, в годы Кавказской
войны болезни с устрашающей силой обрушивались не только
на местное население, но и на военные гарнизоны и жителей
новых поселений.

570
В 1348–1351 гг. эпидемия чумы унесла около 30% населения Западной
Европы (Фоссье Р. Указ. соч. С. 33).
571
Мариньи Т. де. Указ соч. С. 151.
572
Борисов В. Сельскохозяйственные очерки Восточного берега Черного
моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета.
1873. № 41. С. 641.
573
Фоссье Р. Указ. соч. С. 35.

196
 Местность была равнинно-степная, вдоль Кубани тянулись
болота («плавни»), способствовавшие не только развитию бо-
лезней, но и размножению полчищ комаров, оводов, слепней,
гнуса, что делало службу на постах в летнее время «просто невы-
носимой». Прямым следствием стала высокая заболеваемость в
войсках. Различные болезни (чума, холера, лихорадка, малярия,
обморожения, чахотка) являлись причиной более чем семидеся-
ти процентов потерь российских войск на Кавказе574.
Сохранилось немало описаний ухода за ранеными воинами.
Поместив раненого в удобном помещении, тотчас же вызыва-
ли лекаря. Кавказские лекари и костоправы, отмечал в 1849 г.
основоположник военно-полевой хирургии Николай Иванович
Пирогов, успешно излечивали наружные повреждения (преиму-
щественно следствия огнестрельных ран), которые, по мнению
профессиональных врачей, требовали ампутации; умели извле-
кать пули, но избегали «отнятия членов, вырезывания раздро-
бленных костей» и других «кровавых» операций575.
Лечение раненых нередко приобретало весьма своеобраз-
ный характер. Так, после массированного пушечного обстрела
побережья крейсерами, старый лекарь при «врачевании» десят-
ков раненых ограничивался одним средством: клочок бумаги со
стихом из Корана он клал на чашу, наполненную водой, больной
должен был выпить несколько глотков этого питья. «Хаджи
пользовался полнейшим доверием у черкесов; к нему приходи-
ли больные из самых отдаленных мест, и хотя они зачастую и
умирали, но это ничего не значило, и почтенный хаджи, бывший
единственным доктором во всей стране, постоянно имел огром-
ное число пациентов»576.
По большому счету, адыгское общество, будучи «мужским»
по идеологии, не проявляло особого внимания к страданиям
тела. Не зная других способов хирургического обезболивания,
врачеватели использовали настои трав, зачастую это средство
оказывалось не слишком действенным. У постели раненого со-
биралось множество народа: старики и молодые, родственники
и приезжие из других аулов: все считали своей обязанностью
навестить его. Из этого общего правила не исключались и девуш-

574
Веденеев Д. 77 тысяч человек потери России в Кавказских войнах //
Родина. 2000. № 1–2. С. 108.
575
Пирогов Н.И. Отчет о путешествии по Кавказу. М., 1952. С. 69.
576
Фонвилль А. Указ. соч. С. 20–21.

197
ки, но женщинам народный обычай строго воспрещал подобные
посещения. Посетители, окружавшие больного, старались не
давать ему заснуть: перед его глазами происходили различные
игры и песни.
Современные авторы рассматривают данный обряд (чапщ)
как форму группового психотерапевтического ритуала, не вле-
кущего изменения сознания. Ему отводилась роль действия
отвлекающего внимание больного от ощущения острой боли577.
Народный этикет требовал, чтобы раненый, несмотря ни на
какие страдания, принимал участие в увеселениях. При входе
и выходе посетителей он должен был вставать с постели, а если
не мог этого сделать, то приподнимался с изголовья. Когда боль-
ной выздоравливал, хозяин дома, где он лечился, устраивал в
его честь праздник. Если не было надежды на выздоровление
у постели больного оставались лишь близкие друзья, но песни,
соответствующего содержания, не прекращались и в последнюю
ночь жизни раненого578. В прерывистом, все убыстряющемся
темпе песнопений, отражалось стремление помочь больному
мобилизовать необходимые для исцеления силы. При этом все
присутствующие испытывали воодушевление, получая мораль-
ное и эмоциональное удовлетворение579.
Рождение и смерть — начало и конец жизни человека. Как
первый, так и второй вопрос занимает существенное место в
проблематике историко-антропологических исследований. В
последние годы произошли кардинальные изменения во взгля-
дах учёных на природу детства, его фундаментальной ценности
для будущей жизни человека. «Мир детства, — по убеждению
И. Кона, — неотъемлемая часть жизни любого народа», важней-
шая составляющая человеческого общества, период становления
социального самосознания, первоначало, наделённое потенцией
к активной деятельности. За годы детства человек проходит не-
повторимый путь индивидуального развития, впитывает нако-
пленный веками опыт, познает окружающий мир.
Учитывая простановку исследуемой проблемы, наше вни-
мание сосредотачивается на определенном круге вопросов,
способствующих пониманию «механизма» воспитания у детей
физической и моральной готовности к традиционному образу

577
Там же. С. 48–49.
578
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 118–120.
579
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 186.
198
жизни адыгского общества. Уход за новорожденным начинался
с обрезания пуповины и обмывания ребенка. У адыгов имела ме-
сто сакрализация последа и пуповины, характерная для культуры
многих народов и связанная с поверьем, что «детское место»
и пуповина являются частью ребенка, местом пребывания его
духа-хранителя. Пуповина перерезалась на длину «щэрэч» (рас-
стояние от конца растянутого большого и до кончика указатель-
ного пальца) и перевязывалась. Кровью из пуповины смазывали
губы и щеки новорожденному с пожеланиями счастья, здоровья,
долгой жизни580.
В системе возрастных категорий у адыгов период младенче-
ства делится на два этапа: сабый цIын (досл. «мокрый, не обсох-
ший» ребенок) — первый месяц жизни, период новорожденно-
сти; сабый быдзашъу — грудной возраст. Наиболее важным в
уходе за ребенком раннего периода является грудное вскармли-
вание, составляющее сущность материнства. В адыгском лекси-
коне есть выражение «сянэ ыбыдзыщ», что означает «клянусь
молоком матери», т.е. самым святым, давшим жизнь человеку.
Считалось, что если ребенок будет получать даже с наперсток
грудного молока, то это даст ему силу и здоровье. Ребенка кор-
мили не по часам, а лишь тогда, когда он проголодавшись плакал,
по принципу — не плачущему ребенку грудь не дают («кIалэр
мыгъэу быдз Iуалъхьэрэп»)581. Обычно матери давали жирную,
калорийную пищу, чтоб было молоко, поили зэепс (кизиловой
водой) или зэрджэепс (калиновой водой) для восстановления
потерянной крови.
А. Кавецкий в статье, посвященной первоначальному фи-
зическому воспитанию у абадзехов, темиргоевцев и горцев,
населявших Майкопский уезд Кубанской области (1879 г.), дал
детальное описание люльки: «Колыбель делается всегда из де-
ревянных досок, в виде ящика, суживающегося к основанию, на
четырех основаниях, соединенных попарно внизу двумя дугооб-
разными перекладинами для равномерного качания. В досчатом
дне колыбели делается дыра для стока мочи… На дно колыбели
помещается тюфяк из какой-либо темной материи, насыпанный
просяными отрубями, вследствие чего он бывает всегда мягкий и
не сбивается. Подушки под голову никогда не кладут для преду-

580
Тхагапсова Г.Г. Этнография детства у адыгов: младенческий период //
Вестник науки АРИГИ. 2017. № 13 (37). С. 133–134.
581
Там же. С. 134.

199
преждения шейных искривлений»582. «Для того, чтобы поместить
ребенка в колыбель, его клали на спину, вытягивали руки вдоль
туловища, а между ног вставляли камышовую трубку или пучек
травы; затем пеленали и несколько выше колен клали подушечку,
«дабы ребенок не мог сгибать ног и тем искривить их». Ребенка
накрывали чем-нибудь теплым и затем двумя лямками, из кото-
рых одна шла по груди, а другая по ногам, крепко притягивали к
колыбели. Камышевая трубка или пучек травы проходили через
отверстия в пеленке, тюфяке и дне колыбели и вставлялись в
подвешенный под этой последней сосуд для мочи»583. Через мно-
гие десятилетия, обращаясь к этой теме Я.С. Смирнова отмеча-
ла: «Способ этот конечно отсталый, но ребенок остается всегда
сухим; просмотрено большое число детей и не найдено у них ни
опрелостей, ни экзем»584.
Младенца купали ежедневно, а местами и дважды в день —
утром и вечером. Для этого его сажали на руку и поливали свер-
ху слегка подогретой водой из кувшина. Покраснения на коже
смазывали козьим жиром или присыпали древесной трухой,
образующейся в результате деятельности жучка-древоточца585.
Помнили об уязвимости родничка («шъхьэкупцIапцI»), надева-
ли чепчик, особенно когда ребенок спит, а в качестве оберега и
сигнала опасности прикрепляли к волосам в области родничка
прополис («тIатIий»)586.
Х.А. Хабекирова подчеркивает очень важные процедуры,
направленные на формирование здорового организма ребенка:
«Мать и особенно бабушка ребенка очень заботились о том, что-
бы ребенок физически правильно развивался. Когда неокрепше-
го ребенка держали на руках в вертикальном положении, то
обязательно требовали поддерживать его другой рукой, чтобы
не искривился позвоночник, и в последующем была правильная
прямая осанка. Голову его массажировали (яшытIэ), чтобы она
была правильной формы. Вынув ребенка из люльки и распеленав
его, массажировали все тельце в продольном направлении, как

582
Цит. по: Смирнова Я.С. Воспитание ребенка в адыгском ауле в прошлом
и настоящем // УЗ АНИИ. Т. VIII. С. 109–178.
583
Смирнова Я.С. Указ. соч. С. 115–116.
584
Там же. С. 20.
585
Смирнова Я.С. Воспитание ребенка… С. 116.
586
Хабекирова Х.А. Лечебная культура черкесов (Лечебные методы и
лекарственные средства в народной медицине адыгов (черкесов)). Черкесск:
КЧИГИ, 2006. С. 17–35.
200
бы вытягивая тело, животик гладили по кругу; сгибали, разгибали
ручки, ножки»587. Заметим, что слово яшытIэ означает не столь-
ко массажирование, сколько формирование, придание формы.
Особенное значение имели манипуляции с головой: ладонями
как-бы вылеплялась идеальная симметричная форма головы,
что снимало риск развития непропорциональной головы, узкой
от постоянного лежания на боку или приобретения плоского
лопаткообразного затылка как следствия долгого лежания на
спине. Пальцами проводили по носу, придавая ему узкую форму.
Г.Г. Тхагапсова отмечает практику так называемого «мно-
жественного опекунства», которая облегчала детям выработку
навыков группового поведения, основанного на коллективной
взаимозависимости. В то же время «коллективное воспитание
нередко порождает зависимость от группы, конформность». По
представлениям адыгов, «шэфыр фабэзэ афызы, цIыфыр цIыкIузэ
агъасэ» — воск мнут пока горяч, человека воспитывают пока мал.
Уже на первых порах после рождения ребенок проявляет свою
индивидуальность не только физическую, но и психическую.
И нужно было увидеть эту индивидуальность и обращаться с
ним с учетом этих особенностей. В период младенчества — это
общение с ребенком, имеющее соответствующую эмоциональ-
ную окраску. Все, кто брал ребенка на руки понянчить, разгова-
ривали с ним, называли себя, говорили ему какой он красивый,
славный и другие добрые слова. При этом всегда подчеркивалось
половое различие. Если это девочка – говорили, что она будет
красавицей послушной, доброй, если мальчик, то будет сильным,
мужественным защитником.
С половой идентификацией мальчика было связано риту-
альное обрезание588. Известный немецкий путешественник и
натуралист Эгельберт Кемпфер (1651–1716)  писал о черкесах:
«Еще недавно весь народ состоял большей частью из идолопо-
клонников, хотя они подвергались обрезанию»589. Тем не менее,
некоторые адыгейские племена практиковали обрезание нечасто
и неохотно590, но к концу XIX столетия данная практика получила
повсеместное распространение.

587
Там же. С. 29.
588
Кон И.С. Ребенок и общество: историко-этнографическая перспектива.
М., 1988. С. 206.
589
Там же. С. 14.
590
Махвич-Мацкевич А.О. Указ. соч. С. 23.

201
 Считалось предпочтительным делать обрезание в возрасте
3-4 лет, но могли совершать обряд и в более раннем, и в более
взрослом возрасте. Процедура обрезания детально описана
А. Кавецким: «Когда мальчику минет три года, ему делают обре-
зание, которое производится следующим образом: берут верх-
нюю кожицу кончика деторожденного члена и, оттянув, ущемля-
ют ее между расщепленной палкой, а затем бритвой или острым
ножом моментально отрезают выдающуюся из палочки часть ее.
Так как кожица бывает ущемлена, то большого кровотечения не
бывает, но для того, чтобы приостановить и это незначительное
кровотечение, пережигают коровий помет, пепел которого при-
кладывают к ранке, отчего кровотечение почти всегда тотчас
же приостанавливается, и тогда палочка, ущемляющая кожицу,
снимается. Для того же, чтобы ранка не гноилась, к ней прикла-
дывают сушеные листья подорожника, целебные свойства кото-
рого заживляют ранку в несколько дней… Ни молитв, ни обрядов
при этом никаких не совершается»591. Подобная болезненная
процедура становилась первым испытанием мужественности.
В течение веков продолжал сохраняться такой стародавний
обычай как аталычество (тюрк. аталык — «осуществляющий от-
цовство»), известный среди многих народов Северного Кавказа и
крымских татар. Его смысл заключался в том, что горцы отдавали
своих детей на воспитание в чужие семьи своего или другого аула.
Считалось, что вне дома дети получат более суровый жизненный
опыт и станут закаленными воинами. С. Хан-Гирей отмечал, что
крымские ханы отдавали черкесам своих сыновей на воспитание
«с целью больше привязать их к исламизму и своему владычеству».
Аталык брал на себя обязательство воспитать ребенка, об-
учить его военному делу: верховой езде, стрельбе из лука, исполь-
зованию пики и кинжала, владению саблей, стрельбе из ружья.
Особое внимание уделялось выработке качеств, необходимых во-
ину: смелости, выносливости, готовности к самопожертвованию.
Между аталыком и родителями воспитанника возникало искус-
ственное родство. В опасное время усиливающейся военной уг-
розы, данный обычай сохранялся как один их способов единения
народа: в условиях ежеминутного ожидания нападения, каждому
важно было иметь родственников в разных аулах.
Сохранилась яркая «зарисовка» церемонии возвращения
воспитанника в отчий дом. В аул одного из князей прибыл «осо-

591
Цит. по: Смирнова Я.С. Указ. соч. С. 119.

202
бенный кортеж»: двенадцать всадников в парадных костюмах,
среди которых был мальчик, одетый в черкесский плащ из ярко-
красного сукна, вышитый по всем швам серебром. К «немалому
удивлению… на нем были сабля, ружье и пистолет, все чрезвы-
чайно оригинально убранное и тщательно прилаженное к его
маленькой фигурке»592.
Одним из центральных в историко-военной антропологии
становится вопрос об отношении к смерти. Однозначно ответить
на него, разумеется, непросто, хотя в наше время его постанов-
ка весьма привычна для исторической антропологии и истории
ментальностей. В предисловии к своей известной работе «Чело-
век перед лицом смерти» Филипп Арьес подчеркивал, что тема
смерти занимает одно из видных мест среди проблем истории
культуры и мировосприятия, разрабатываемых современными
историками. Рассмотрение этой в высшей степени существенной
проблемы способно пролить свет на систему мировидения и цен-
ностей, принятые в обществе. «По мнению некоторых ученых,
отношение к смерти — своего рода эталон, индикатор характера
цивилизации, — пишет Ф. Арьес. — В восприятии смерти выяв-
ляются тайны человеческой личности»593.
Хорошо известно, что народы в разные исторические пе-
риоды проявляли особое отношение к смерти: от безропотного
принятия до крайнего драматизма. Своеобразный «бум», выз-
ванный интересом к проблеме восприятия смерти в разных
культурах, имевший место в 70-80-е гг. прошедшего столетия,
привел к появлению ряда оригинальных работ. К этой непро-
стой проблеме обращались многие современные европейские
историки и этнографы: Йохан Хейзинга, Филипп Арьес, Нор-
берт Элиас, Жак ле Гофф и др. Постановка вопроса об отно-
шении к смерти — свидетельство того, насколько получение
нового знания в истории зависит от интеллектуальной актив-
ности исследователя, от его способности обновлять корпус
источников и методологию их анализа. В результате было сфор-
мулировано имеющее исключительное значение заключение:
«Цивилизация определяется по тому, как она хоронит своих
мертвых, по тому, как в ней живется и какой представляется
людям смерть»594.

592
Фонвилль А. Указ. соч. С. 16–17.
593
Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.
594
Ле Гофф Ж. Трюон Н. Указ. соч. С. 175.

203
 Важно было понять, как воспринималась смерть адыгами, их
оценки этого феномена, роль в конституировании картины мира,
в психической жизни, присущей данной социально-культурной
общности. У адыгов извечная проблема «жизни и смерти», опре-
делялась многими обстоятельствами: ментальностью, опасения-
ми утраты свободы, традиционного образа жизни, религиозными
представлениями. Существовало, как бы два образа смерти: от
старости и болезней и смерть «на поле брани» или в результате
ранения. Вторая, считалась более желанной: военная традиция
требовала особого, уважительного отношения к телам павших на
поле битвы595.
В целом, жить долго в среде адыгов, особенно знати, счи-
талось предосудительным и даже постыдным. Эта ментальная
установка отражена в исследовании Б.Х. Бгажнокова: «Преда-
ние гласит, что бесленеевские князья Каноко любили повто-
рять: «Мы Каноковы планируем жить не более двадцати пяти
лет». («Дэ гъащIэу зыхуэдгъэувыжыр илъэс тIощIрэ тхурэщ»).
С пятнадцати лет предполагалось вести жизнь полную опасных
приключений, чтобы до двадцати пяти лет принять смерть, дос-
тойную воина»596. Но это скорее была бравада, чем реальность.
Особого внимания заслуживает подход, при котором предме-
том исследовательского интереса становится не столько смерть
как таковая, а те чувства, то отношение, которые умершие вы-
зывают к себе: «насколько заботливо с ними обращались, то
место, которое им предоставляли живые, та роль, которую они
играли»597. «Забота об умерших» была важной частью культуры
адыгов, обнаруживая огромную инерцию преемственности598. «В
черкесском характере нет другой более достойной восхищения
черты, чем их нежность к умершим — несчастным остаткам
смертности, не разбирающей никого»599.
Тело павшего в бою становилось предметом особого внима-
ния. Самые суровые воины считали честью оказывать знаки вни-
мания павшим. В этом смысле типично описание, сохранившееся
в записях Дж. Лонгворта. Когда носилки с погибшим проносили
мимо заседавшего совета, все встали, и был сделан знак, опустить

595
Эсадзе С.С. Указ. соч. С. 10.
596
Бгажноков Б.Х. Очерки… С. 102.
597
Ле Гофф Ж. Трюон Н. Указ.соч. С. 176.
598
Торопцев А.П. Мировая история войн: энциклопедия. М., 2003. С. 704.
599
Лонгворт Дж Указ. соч. С. 219.

204
носилки на землю. Погибшим оказался юноша лет шестнадцати
с прекрасным, безбородым лицом. «Для него все закончилось, —
сказал Мансур (натухайский тлекотлеш Мансур Хаудоко, прим.
Э.Ш. и С.Х.), участвовавший в заседании совета, — отнесите
бедного мальчика к девушкам, чтобы они приличным образом
похоронили его. Не сомневаюсь, что они долго будут плакать
над ним»600.
Не менее показателен обряд «оплакивания» смерти воина,
по разным причинам погребенного на месте гибели. Несмотря
на отсутствие тела, на циновку у одной из стен комнаты клалась
подушка, вокруг которой размещалась одежда покойника, а на
стене развешивалось его оружие. Комнату наполняли родствен-
ники и друзья семьи. Собравшиеся мужчины один за другим
тихо входили в комнату и приклоняли колени у импровизирован-
ного ложа. Лишь старики, вместо того чтобы издавать крики и
стенания, обычно «изрекали какую-нибудь короткую сентенцию
утешения или призыв к терпению»601.
Прощание с погибшим продолжалось три дня, затем близкие
родственники, мужчины и женщины, должны были в течение
пятнадцати дней встречать тех, кто приходил с соболезнования-
ми. Поминальные обеды устраивались через восемь, пятнадцать
и сорок дней после смерти. Большие же поминки — на шестой
месяц или на годовщину смерти»602.
В похоронном ритуале четко отражалось, как и при каких
обстоятельствах погиб данный человек: если он был убит в бою,
а не просто в набеге («для добычи»), его хоронили без обмы-
вания в той одежде, в которой он был убит, так как считалось,
что он сразу же «будет встречен в раю, ибо умер, защищая
свой край»603. Но если он проживал после ранения несколько
дней и мог согрешить (сожалея о своем ранении или проявляя
нетерпение), то должен был быть обмытым и похороненным
по традиционному обряду604. В похоронных ритуалах особенно
отчетливо проступают следы древнейшей культуры, которая
остается органической и весьма существенной частью совре-
менной.

600
Там же. С. 219–220.
601
Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 264.
602
Там же. С. 265.
603
Там же.
604
Там же.
205
 Продолжавшиеся веками военные действия не могли не
сказаться на продолжительности жизни, особенно мужского
населения. В отдельных текстах о человеке пятидесяти лет го-
ворится как о старике. Мало кто из мужчин доживал до этого
возраста. Едва ли многие могли сказать как великий Алигьери
Данте — «Земную жизнь, пройдя до половины…»605.
Очень многие мужчины, умершие в годы Кавказской войны,
были погибшими в бою: «мирная смерть» становилась исклю-
чением. В этом плане, интересны сведения, приводимые Н.Ф.
Дубровиным на основе анализа различных источников периода
Кавказской войны. Отмечая приблизительность данных, он
называет «число душ», по-видимому, речь идет о мужчинах, в
адыгских племенах в 1835 г. — 525 тысяч и 1858 г.— немногим
более 315 тысяч. В целом, потери мужского населения за 23 года
составили более 210 тысяч человек, т.е. 40 %. При этом, почти на
20 % сократилась численность шапсугов, на 33 — натухайцев, на
75 — абадзехов606. Даже при самом критическом отношении к
приведенным данным, общая тенденция потерь адыгов выглядит
вполне убедительно: при существовавшем положении актив-
ность сопротивления стоила «большой крови».
В историю тела входит проблема интимных отношений. В
адыгском обществе физиологическая сторона была настолько
табуирована, что отношения между мужчиной и женщиной
рассматривались как романтические или как прагматические.
Об отношении к любовным чувствам и переживаниям говорят
многочисленные бытующие в адыгском обществе сказания. Так,
в одном из подобных преданий речь идет о любви прекрасной
Гюль, блистающей красотой «как луна между звездами» и знаме-
нитого наездника Кунчука, готового «на хвосте черта переплыть
через море». Увидев на празднике редкой красоты девушку,
паша Азова в свойственной турецким сановникам манере, задал
вопрос «Что стоит?».
В результате коварного обмана, Гюль попала в гарем, но не
смогла смириться с этим и при малейшем приближении паши
клялась покончить с жизнью. Не мог смириться и Кунчук: при
поддержке друзей он не только проник в гарем, освободил де-
вушку, но и, расправившись с пашой, поджог его дворец. Пресле-

605
А. Данте, во время создания «Божественной комедии» было всего трид-
цать три года.
606
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 91.

206
дуемый маленький отряд достиг Кубани, однако переправа была
перекрыта турками. Несмотря на уговоры, Гюль решительно от-
казалась отдаться в руки преследователей. Тогда Кунчук, обхва-
тив одной рукой ее стан, а другой – орудуя клинком, прорвался
к берегу и с возлюбленной на руках, верхом на коне бросился
с обрыва в бурные волны реки. Волны с шумом расступились,
скрыв навсегда двух влюбленных607.
Сам факт существования подобных рассказов, в духе сред-
невековых рыцарских романов, несомненно свидетельствует
о стремлении к романтизации гендерных отношений. С одной
стороны, любовь воспевалась, а с другой — ограничивалась стро-
гими рамками брака, в то время как современные исследователи
«не останавливаются у порога области романтического, они про-
никают туда, не боясь заблудиться в лабиринте чувств или разных
видов поведения»608.
Показателем отношения к телу является «техника отдыха».
Изучая эту проблему, Марсель Мосс обнаружил и обобщил с
точки зрения антропологии и социологии, обширный материал
представляющий интерес для историков. В частности, он отме-
чал, что «способ сидения» имеет фундаментальное значение.
Более того, он писал, что человечество можно разделить на сидя-
щих на корточках и сидящих на каком-нибудь приспособлении.
Ребенок часто садится на корточки, в то время как многие взро-
слые уже не умеют этого делать: «это абсурд и недостаток нашей
расы, цивилизации»609.
Адыги умели сидеть на корточках и, хотя внешне эта привыч-
ка выглядела не очень эстетично, ее устойчивость была обуслов-
лена «вписанностью» жизни адыгов в природную среду, вечной
опасностью, умением сохранять положение тела, способного в
считанные секунды перейти в другое состояние. Самое удиви-
тельное, что и сегодня, несмотря на другой образ жизни, при
котором «техника тела» подверглась социальной кодификации,
у части адыгов данная привычка продолжает сохраняться как
рудиментарное явление, полученное по наследству от предков.
Несмотря на фрагментарность представленных сюжетов и
гипотетичность объяснений, становится понятно, что адыгское

607
Там же. С. 142–145.
608
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 311–312.
609
Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антрополо-
гии. М., 2011.

207
общество на протяжении веков владело и совершенствовало те-
лесные практики. Обращение к их истории позволяет вскрыть
латентные причины многих историко-культурных явлений. По
существу, тело в физиологическом и знаковом смысле как бы
перемещалось в центр общественной жизни: именно с ним, в
той или иной степени, связаны вопросы военно-исторической
антропологии.

208


Глава 9.
Кавказская война:
время испытаний, метаморфоза сознания
Войны могут быть справедливыми
и несправедливыми. Справедливые —
те, что начались по законным причинам,
например, по необходимости отражения
нападения врагов.
Аврелий Августин

Войны неизбежно присутствуют в истории всех народов,

представляя сложный, постоянно изменяющийся феномен че-
ловеческой цивилизации. Путем жестоких, продолжительных
войн решаются проблемы территорий, ресурсов, политической
престижности, экономической и духовной экспансии. Факти-
чески все эти обстоятельства определяли причины и характер
Кавказской войны, обусловив ее продолжительность и оже-
сточенность. Начатая без официального объявления, не имею-
щая «линий фронтов», регулярных формирований неизменно
враждебно настроенного населения, она приобрела тотальный
характер.
История Кавказской войны, вне всякого сомнения, отно-
сится к наиболее сложным проблемам северокавказской исто-
риографии: с одной стороны, это малозначимая, эпизодическая
часть российской военной истории, а с другой — болевое «место
памяти» для народов целого региона610. Во многом именно поэто-
му она остается в ряду наиболее идеологизированных проблем:
анализируя многие явления и события войны, авторы зачастую
стремятся их оценить с современных позиций, «забывая» о «впи-
санности» происходившего в конкретное историческое время,
время в котором суждено было жить и умирать нескольким по-
колениям людей.

610
См.: Шеуджен Э.А. Кавказская война в пространстве исторической
памяти: К 145-летию окончания Кавказской войны. Майкоп, 2009.
209
 Тем не менее, преодолевая «привнесенные» обстоятельства,
объединенными усилиями нескольких поколений историков,
удалось не только ввести в научный оборот значительный корпус
источников, но и воссоздать общую картину военно-политиче-
ских событий, дающую системное представление о причинах,
характере и последствиях Кавказской войны611. В связи с 150-ле-
тием ее окончания прошли представительные международные
конференции и форумы, свидетельствующие об устойчивом
интересе ученых к военной истории народов Северо-Кавказ-
ского региона612.
Среди дискуссионных проблем по-прежнему особое место
занимают «старые» и «новые» проблемы, возникшие в процес-
се модернизации исторической науки. Наметилась опасная
тенденция замалчивать трагические эпизоды и разного рода
«щекотливые» темы, таких как жестокость обеих сторон при
ведении войны и набеговая составляющая жизни многих эт-
носов региона. Их заинтересованное обсуждение убеждает в
необходимости на практике апробировать историко-антропо-
логический подход при изучении войны на Кавказе, дополнить
утвердившийся в историографии «образ войны» человеческими
измерениями.
Важными для осмысления темы стали утвердившиеся в
историографии положения о влиянии геополитических и при-
родно-климатических факторов на развитие событий. Наряду с
внешне-политической угрозой, для горских племен была харак-
терна постоянная война друг с другом, обусловленная природно-
географическими условиями, особенностями развития этносов

611
Дегоев В.В. Кавказский вопрос в международных отношениях 30-60
годов XIX в. Владикавказ, 1992; Блиев М.М.; Дегоев В.В. Кавказская война. М.,
1994; Бижев А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного вопро-
са в конце 20-х – 30-х годов XIX в. Майкоп, 1994; Дегоев В.В. «Большая игра»
на Кавказе: история и современность. М., 2002; Лапин В.В. Кавказская война в
историко-антропологическом измерении // В.В. Лапин История Кавказской
войны. Пособие к лекционному курсу. СПб., 2003; и др.
612
Метаморфоз vs Трансформация. Мультидисциплинарный подход к
изучению адыгов в XIX–XXI вв.: материалы Международной научной кон-
ференции: декабря 2013 г., г. Ростов-на-Дону. Ростов-на-Дону, 2013; Матери-
алы Международного форума историков-кавказоведов (14-15 октября 2013 г.
Ростов-на-Дону). Ростов-на-Дону, 2013; Материалы международной научной
конференции «Адыги (черкесы) в историческом времени и пространстве», по-
священной 150-летию окончания Кавказской войны. Майкоп, 19–21 мая 2014 г.
Майкоп, 2014 и др.

210
(дробность языков, значительные различия в типах хозяйствен-
ной и общественной жизни).
К основным, спорным вопросам В.В. Лапин отнес следую-
щий: почему военная машина самодержавия, в течение полутора
веков не дававшая серьезных сбоев в Европе, с большим трудом
обеспечила контроль в Северо-Кавказском регионе? В ряду обо-
значенных им проблем с небольшой корректировкой можно вы-
делить вопросы, рассмотрение которых связано с исторической
антропологией: почему наиболее ожесточенное сопротивление
правительственные войска встретили в горных районах; чем
объясняется «пульсирующий» ритм военных действий (ожесто-
ченное сопротивление и временные «умиротворения»); каковы
были механизмы возникновения и погашения конфликтов, и
другие подобного плана.
В.В. Лапин подчеркивает, что одна из важнейших проблем
истории присоединения Кавказа к России — характер действия
вооруженных сил империи в процессе установления власти
«метрополии» на национальных окраинах. Однако решение этих
задач «сдерживается слабым развитием отечественной военно-
исторической антропологии». По его убеждению, даже обсто-
ятельный ответ на вопрос: почему армия России, одерживая
решительные победы над турецкими и персидскими войсками,
в течение нескольких десятилетий ценой огромных усилий и
потерь добивалась покорности от племен Северного Кавказа,
невозможен в связи с тем, что нет работ, в которых вооруженные
силы изучались бы с позиций исторической антропологии: вни-
мание политологов, военных социологов и психологов уделено в
основном армиям и войнам XX столетия613.
В первые десятилетия в общей внешнеполитической стра-
тегии России, с учетом опыта ведения многочисленных войн,
событиям на Кавказе придавалось второстепенное значение614.
Однако задача, казавшаяся несложной, реализуемой в короткий
срок с помощью незначительных средств, на практике оказалась

613
Лапин В.В. История… С. 15.
614
На Западе считали, что Россия заинтересована в перманентной войне
на Кавказе «как в неком хроническом раздражителе», позволяющем поддер-
живать вооруженные силы в боеспособном состоянии. Едва ли Россия была
заинтересована в такой затратной «военной школе», учитывая, что в это время
страна вынуждена была отражать нашествие Наполеона (1812 г.), участвовать
в русско-турецких войнах (1806–1812 гг., 1828–1829 гг.), а затем в Крымской
войне (1853–1856 гг.).

211
отнюдь не такой уж простой. Война «так долго и так сильно исто-
щавшая Россию», все более приобретала «затяжной», весьма
«затратный» характер615.
Империя заплатила немалую цену за расширение простран-
ства «южного порубежья». Фактически решалась масштабная
геополитическая задача, учитывая, что все российские государи
(начиная с Ивана Грозного) стремились к утверждению своей
власти в этом регионе: «Мысль о господстве на Кавказе стано-
вится наследственной в русской истории»616.
Дипломатические приемы России, приносившие ей в других
странах «больше пользы, чем ее оружие», оказались малорезуль-
тативными в этом регионе, где население жило «в состоянии
завидного процветающего уединения в течение столетий, где
личная независимость имела широкую базу и не давала удоб-
ных случаев, в отличие от коррумпированных правительств, для
интриг»617. Несмотря на предпринимаемые усилия, российская
дипломатия все более заходила в тупики: «война на истребление
была единственным выходом для России»618.
По мере развития «событий на Кавказе», наряду с острейшими
военно-политическими проблемами, актуальными становились
знания о народах региона. В течение долгого времени российские
власти не представляли всей сложности региона и специфики
населяющих его народов, предпочитая объяснять неприязнь «их
варварством и хищническими нравами». При этом, они не очень
стремились расширить круг знаний. Так, рукопись записок о Чер-
кесии (1836 г.) С. Хан-Гирея в течение четырех лет находилась на
рассмотрении у российских должностных лиц, пока император
Николай I не вынес резолюцию, сочтя «публикацию неудобной»619.
Начав войну на Кавказе, России пришлось столкнуться с
неизвестным миром, с народами, имеющими другие традиции
и обычаи. Все более явственно осознавалось, что особенности
быта и «народного характера», «пылкая любовь к независимости
и военная доблесть»620, оказывают непосредственное влияние на

615
К концу 50-х гг. на ведение военных действий уже тратился каждый
шестой рубль государственного бюджета (Лапин В.В. Армия России в Кавказской
войне XVIII–XIX вв. СПб., 2008. С. 29, 96).
616
Потто В.А. Кавказская война: в 5 т. T. l. Ставрополь, 1994. С. 14.
617
Лонгворт Дж. Указ. соч. 2002. С. 26-27.
618
Там же.
619
Султан Хан-Гирей: Избранные произведения. С. 15–18.
620
Мариньи Т. Путешествие по Черкесии. С. 21.
212
«образ войны»621. Приходило осознание, что массовое сопротив-
ление горцев поддерживалось не только военно-стратегической
энергией, но и обстоятельствами, лежащими в сфере традици-
онных представлений, определявших структуру коллективного
сознания. Прежде всего, героизацией исторического прошлого,
признанием свободы высшей ценностью, представлениями о
мужском долге, презрением к смерти и уверенностью, что во-
инский подвиг останется в памяти потомков. Для адыгов эти
традиционные модели сознания были нравственным императи-
вом, нерушимым законом предков. Без их безусловного соблю-
дения, — писал генерал А.А. Вельяминов, — «не найдет он между
сородичами своими ни дружбы, ни доверенности, ни уважения,
он делается предметом насмешек и презрения»622.
В связи с этим возникает вопрос о применимости такого
понятия как «священная война». «Активное противостояние лю-
бым попыткам иноземцев покуситься на свободу — утверждает
В.В. Лапин, — не имело ничего общего со “священной войной”
против неверных»623. По-видимому, это понятие имеет более
широкую смысловую наполненность: защита родной земли как
священный долг; святость принесенной клятвы, понимание воин-
ской чести и многое другое, определявшее ментальность воина.
Война усилила процесс осознания важности этнической
идентичности, взаимных обязательств, проявляющихся в при-
верженности семье, роду, «своему народу», в стремлении «защи-
тить друг друга против набегов и насилий людей посторонних»624.
Успехи военных предприятий горцев нередко объяснялись не-
укоснительным соблюдением ими «укоренившихся веками об-
ычаев». Понять истоки устойчивой привычки «к прежним своим
обыкновениям» оказалось непросто. В официальных документах
русского командования ставилась непростая задача — военной
силой преодолеть «дикую привязанность к независимости кав-
казских племен… в особенности закубанцев»625.
В серьезную проблему, осложнявшую проведение каратель-
ных операций, превращались маркеры сознания, характерные

621
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 12.
622
КС. Т. VII. С. 78–80.
623
Лапин В.В. Кавказская война — война взаимного непонимания // Россия
и Кавказ. История. Религия. Культура. СПб., 2003. С. 7.
624
Карлгоф Н. О политическом устройстве черкесских племен, населяющих
северо-восточный берег Черного моря // Русский вестник.1860. № 8. С. 526.
625
АКАК. Т. VII. С. 902–904.

213
для традиционных обществ. Так, благодаря обычаю гостепри-
имства возникали «островки безопасности» и никакие угрозы
не могли заставить горцев выдать укрываемых. Причем, этот
освященный веками обычай свято соблюдался и лояльно на-
строенными «мирными» горцами626. В результате, по малейшему
подозрению в «укрывательстве» преследуемых, безжалостно
уничтожались целые селения.
Играл свою трагическую роль и обычай кровной мести. Род-
ственники погибших воспринимали офицеров и солдат русской
армии непосредственно своими кровниками. Выполняя один из
главных общественных нормативов, адыги стремились любыми
средствами, нередко рискуя жизнью, отомстить за гибель близ-
ких. Неукоснительное следование этому обычаю придавало все
большую массовость и ожесточенность сопротивлению627. В
семьях, в которых погибли все взрослые мужчины, за оружие
брались юноши четырнадцати-пятнадцати лет. Особым уваже-
нием соотечественников пользовались те семейства, в которых
были убитые или раненые в сражениях с врагами, «вошедшими
в пределы родины»628.
Российское командование даже «не помышляло» о том, что-
бы привести выдвигаемые требования в соответствие с «поняти-
ями, нравами, обычаями и образом жизни» местных народов629.
В рапортах и донесениях вновь и вновь предлагались варианты
мер по подрыву «национальных традиций». Так, в 1828 г., учиты-
вая явное превосходство черкесской конницы, А.А. Вельяминов
поставил задачу лишить горцев возможности иметь лошадей,
учитывая, что их навыки конного боя, отрабатываемые столети-
ями, превосходили умения русской кавалерии и казачьих фор-
мирований. «Отнимем у них, — писал он, — одно из главнейших
средств делать нападение с успехом»630.
В журналах боевых действий содержатся приказы и рас-
поряжения, направленные на «истребление неприятельских
запасов», «отбитие скота», «разорение аулов», «вытаптывание
полей». Именно подобный способ ведения войны, являвшийся

626
Прибытие гостя в условиях военной угрозы стало единственным спосо-
бом получения и передачи жизненно важной информации (Северный Кавказ:
человек в системе социокультурных связей. СПб., 2004. С. 93).
627
Воспоминания кавказского офицера // Русский вестник. 1864. № 9. С. 46.
628
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 135.
629
Ольшевский М.Я. Кавказ с 1841 по 1866 г. СПб., 2003. С. 65.
630
КC. Т. VII. С. 67.

214
причиной огромных страданий и невзгод для мирного населения,
многие царские генералы считали весьма эффективным сред-
ством покорения горцев631. По мнению генерал-фельдмаршала
князя А.И. Барятинского, «заставить горцев положить оружие
могла только одна крайность — голод»632.
Сложилась парадоксальная ситуация: реальность и «жела-
ние» русского командования следовать европейским правилам
и нормам войны кардинальным образом расходились. Согласно
главе 7-й («О разбое, грабеже и насилии») «Полевого уголовного
уложения для Большой Действующей Армии», смертная казнь
ждала военнослужащих, виновных в «грабеже лиц, домов, селе-
ний и вообще собственности»; сурово каралось «зажигательство
домов, истребление лесов и жатв и убийство жителей». Если по-
добное совершала целая часть, расстрелу подлежал ее командир.
Офицер, уличенный в мародерстве, лишался чинов и изгонялся
из армии633.
При условии следования этому уложению, большинство
офицеров и солдат, участвовавших в войне, должны были быть
расстреляны по приговору полевого суда как причастные к
подобным проступкам. Войска во время военных экспедиций
в первую очередь уничтожали посевы и запасы хлеба. «Перед
нашим взором, — отмечал Дж. Бэлл, — предстает скорбь целых
областей — сожженные жатвы и разрушенные деревни»634. В
целом, способ ведения войны представлялся ему в «высшей
степени варварским»: подразделения входили ночью в села и не
только уводили женщин, детей и скот, но и «уродовали тела» тех
мужчин, кто погиб сопротивляясь635. Вместе с тем, обвинения в
«варварских» методах ведения войны звучат в устах англичани-
на, по меньшей мере, лицемерно. Уже в то время была хорошо
известна политика «цивилизованных» европейских государств,
превративших колонизируемые страны в поле кровавых битв.
Обращаясь к этой непростой проблеме, хотелось бы отме-
тить: многовековой опыт истории приводит к малоутешитель-
ному выводу: фактически любая человеческая цивилизация,
оказавшись в положении военного превосходства над другой,
вполне способна повести себя с «чудовищной жестокостью,

631
Лонгворт Дж. Указ. соч. 2002. С. 27
632
Русская старина. Т. XXX. 1881. С. 275.
633
Лапин В.В. Армия… С. 274.
634
Бэлл Дж. Указ. соч. Т.1. С. 6.
635
Там же. С. 92.
215
имеющей целью уничтожить другую цивилизацию»636. Вопрос
о природе подобных явлений был и остается одним из сложней-
ших в истории.
Война стала временем испытания мобилизационных воз-
можностей и моральных ресурсов народов региона. В ходе вой-
ны российская армия столкнулась с поголовно «вооруженным
населением». Наряду с опытными воинами в отрядах было нема-
ло юношей, «настроенных не менее воинственно»637. Три поко-
ления адыгов рождались, жили и погибали в условиях тотальной
военной угрозы. Сохранились удивительные свидетельства:
нередко плечом к плечу сражались отец, сын и внук.
Выступая на заседании народного совета в долине Адагума
(1837 г.) натухайский лидер Мансур Хаудоко заявил, что адыги
воюют «с московитами» уже, по меньшей мере, десять лет, и
выражал уверенность, что смогут воевать еще десять лет. «Мы,
конечно, потеряли многих из наших отважных воинов, но у нас
есть мужчины и юноши, которые заменят их. Хуже всего то,
что наши ружья стали почти бесполезными для нас, ибо у нас не
осталось пороха и свинца; тем не менее, пока у нас в руках есть
сабли, мы никогда не покоримся»638. Трудно судить, насколько
точно передано содержание его речи, но общий смысл и тональ-
ность, несомненно, отражали существовавшее настроение. При
всей своей проницательности и знании обстановки, этот извест-
ный лидер не мог даже представить, что сопротивление будет
продолжаться еще около тридцати лет.
Особенно болезненно адыги воспринимали контроль над
жизненным пространством, считая его посягательством на
личную свободу. С конца XVIII в. Россия целенаправленно и
планомерно создавала плацдарм для расширения «южных пре-
делов» империи. В 1792 г. на Кубань переводится Черноморское
(бывшее Запорожское казачье войско) и расселяется на степном
пространстве между Доном и Кубанью, сорока отдельными ку-
ренями.
Спустя шесть лет, начиная от пределов Черномории вверх
по Кубани, были поселены три донских казачьих полка. Из них
и крестьян ряда губерний (Курская, Орловская, Воронежская)
формируются станицы Темижбекская, Казанская, Тифлисская,

636
Осборн Р. Цивилизация. Новая история западного мира. М., 2010. С. 426.
637
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 90.
638
Там же. С. 115–116.
216
Ладожская и Воронежская. Одновременно с этим на Кубань
переводятся хоперские казаки, охранявшие почтовую дорогу
между Ставрополем и Екатериноградом. Перед казачеством
была поставлена конкретная задача обеспечения безопасности
приграничных районов за пределами собственно России639.
Если в первое время войска ограничивались сооружением
«оборонительных линий» и периодически предпринимаемыми
«экспедициями» для «наказания» горцев, то очень скоро на
смену системе репрессалий, то есть мер воздействия применяе-
мых без объявления войны, пришла планомерная колонизация
Закубанского края. Настойчиво прокладывались дороги, про-
рубались просеки, возводились укрепления, городки, крепости.
«Немедленное заселение «очищенных» территорий казачьими
станицами создавало «прослойки» между «враждебными» пле-
менами. Царское правительство было настроено не просто на
очередное территориальное приобретение, а на кардинальное
изменение этнической карты Северо-Западного Кавказа: война
была еще далека от завершения, а Черкесия уже переименована
в Закубанский край640.
По замыслу фельдмаршала И.Ф. Паскевича, наместника на
Кавказе и командира Отдельного Кавказского корпуса (1827–
1830 гг.), главного авторитета по ведению войны на Кавказе,
Геленджикская кордонная линия должна была стать удобным
плацдармом «для дальнейшего очищения земель на юго-восток
по обеим сторонам хребта»641. В 1834 г. он докладывал Николаю I:
«Когда народы непокорные, обитающие ныне на плоскости за
Кубанью, против Черномории, уйдут в отдаленные горы; или
будут переселены в Россию и частью истреблены войною, то
места их населять черноморскими казаками. Но как сих послед-
них мало, то принять меры добавлять их число переселенцами из
малороссийских казаков»642.
Решение задачи полной блокады связывалось с созданием
Черноморской кордонной линии, простиравшейся вдоль пра-

639
Потто В.А. Два века терского казачества (1571–1801 гг.). Ставрополь,
1991.
640
Отношение гр. Нессельроде к гр. Паскевичу, от 8 апреля 1830 года //
АКАК. Т. VII. Тифлис, 1878. С. 887.
641
Сакович П.М. Новицкий Г.В.: биографический очерк (1800–1877 гг.) //
Русская старина. Т.22. СПб., 1877. С. 297.
642
Всеподданнейшая докладная записка генерал-фельдмаршала князя
варшавского от 24 марта 1834 г. // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6288. Л. 15 об. – 16.

217
 Гибель шапсугского наездника Тлекеча

вобережья Кубани от поста Изрядный источник (в 17 верстах

ниже впадения Лабы) и вплоть до берега Черного моря. Линия
состояла из крупных станиц (которые де факто являлись воен-
ными укреплениями с постоянными казачьими гарнизонами и
размещенными здесь же подразделениями регулярной пехоты и
артиллерии). Для охраны сообщения между станицами и их за-
щиты от «нечаянного» нападения «хищных обитателей Кавказа»
были расположены многочисленные посты, батареи, пикеты643.
Проанализировав сложившуюся обстановку, М.Я. Ольшевский
делает заслуживающий серьезных размышлений вывод: «Таким
образом, с первыми годами настоящего столетия, хищные обита-
тели Западного Кавказа были опоясаны рядом станиц, постов

643
Ольшевский М.Я. Указ. соч. С. 479.
218
и укреплений, расположенных на самой Кубани… Сверх того,
находилось значительное число укреплений впереди Кубани»644.
В 1838 г. Черноморский флот высадил на побережье Черке-
сии четыре военно-морских десанта в устьях рек Цемес, Шапсу-
хо, Туапсе и Сочи. Мощная поддержка корабельной артиллерии
помогла войскам закрепиться и начать строительство фортов.
Организация Черноморской береговой линии, была призвана
блокировать внешнеполитические и экономические связи Чер-
кесии. Усиленное крейсерство и непрерывный натиск со сторо-
ны фортов вызвали мощную ответную реакцию.
На протяжении первого полугодия 1840 г. адыгское опол-
чение ценой огромных потерь захватило и разрушило форты
Лазаревский, Вельяминовский, Михайловский, Николаевский и
Навагинский. Во второй половине этого же года царское коман-
дование, собрав значительные резервы в Крыму, вновь заняло
опорные пункты на побережье.
Для адыгского имагинарного образ крепости становился
символом навсегда потерянной свободы. Имея немалый опыт
разрешения конфликтных ситуаций «на местном уровне» пу-
тем переговоров, черкесы, до конца не понимавшие целей и
масштаба разворачивающихся событий, пытались наладить
«переговорный процесс». Однако эти попытки не только не при-
носили результатов, но зачастую превращались в фарс. Так, было
составлено письмо военному губернатору Анапы с требованием
в кратчайшие сроки уничтожить крепость. Можно представить,
каково было изумление русского генерала при виде депутации
в шлемах и кольчугах, с луками и колчанами, требующей вывода
гарнизона из крепости645.
В течение нескольких лет адыги мужественно сопротивля-
лись возведению Майкопской крепости, считая ее сооружение
посягательством на свои права646. Гарнизоны построенных кре-
постей постоянно находились на осадном положении: особое
значение придавалось их штурму и разрушению. Адыги, писал
военный аналитик Ростислав Фадеев, «брали голыми руками
крепости, где сидел целый кавказский батальон; они шли на
картечь и штыки неустрашимых людей, решившихся умереть до
одного, взрывавших в последнюю минуту пороховые магазины,

644
Там же. С. 478.
645
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 130.
646
Ольшевский М.Я. Указ. соч. С. 475.
219
 Круговой сбор черкесского войска. Гравюра О. Барнарда
с рисунка Дж. Бэлла. Longworth J.A. A year among the Circassians.
Vol. II. London: H. Colburn, 1840

и все-таки — шли; заваливали ров и покрывали бруствер своими

телами, взлетали на воздух вместе с защитниками, но овладевали
крепостью»647.
Стратегия постепенной аннексии и сдавливания Черкесии
военными линиями обеспечивала неуклонное военное преиму-
щество царской армии. Кроме того, через крепости и станицы
происходила маркировка обширного пространства. Используя
военный «нажим» и «продавливающую» силу кордонных линий,
решалась задача расширения колонизируемой территории. Тра-
гический смысл происходившего адыгами начал осознаваться
по мере усиления изоляции: строительство кордонных линий
перекрывало выход «в мир» и нарушало торговые и даже друже-
ские контакты. Цепь укреплений, которые со всех сторон опоя-
сывали Черкесию и Дагестан, сравнивали с Великой Китайской
стеной648. Горцы, изолированные с моря и равнин, уже не могли
вести внешнюю торговлю, что самым негативным образом отра-
зилось на их материальном положении.

Фадеев Р.А. Кавказская война М., 2005. С. 45.

647

Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность.

648

Начало XIX – начало XX вв. СПб., 2005. С. 153–154.

220
 В качестве «одного из сильнейших средств» покорения народов
рассматривался голод. «Главное дело состоит теперь в том, — пи-
сал командующий войсками Кавказской линии генерал А.А. Ве-
льяминов, — чтобы покорить народы, занимающие плоскости на
северной стороне Кавказа. Голод есть одно из сильнейших к тому
средств. Чтобы произвести оный, нужно между прочим возбра-
нить подвоз жизненных потребностей со стороны Черного моря…
Истребление полей их в продолжении пяти лет сряду даст возмож-
ность обезоружить их и тем облегчить все дальнейшие действия»649.
Возникает до наивности простой вопрос, как следовало
адыгам «цивилизованно» реагировать на происходившее? В зоне
противостояния оказалось огромное пространство искусствен-
но разделенных земель: буквально на глазах одного поколения
территория, которую горцы веками считали своей, «сжималась»
как шагреневая кожа. Неудивительно, что по мере ужесточения
противостояния, адыгами все более осознавалось несоответст-
вие традиционных представлений о достойном, «рыцарском»
поведении (неприкосновенность пленных, мирных жителей и
их имущества) и сложившихся реалий, ставивших под сомнение
само существование привычного образа жизни.
В начале войны горцы явно недооценивали военную силу
России, сравнивая русские отряды с тучей, которая «пройдет
полосой, наделает шума и разорений и умчится, не оставив про-
чных следов»650. В первые годы войны более опытные и лучше
вооруженные адыги, как правило, одерживали победу в откры-
том бою, но по мере развития военных действий им пришлось
противостоять более совершенной тактике регулярной армии и
массированным артиллерийским обстрелам. Особенно возму-
щало черкесов такое тактическое «новшество» как уклонение
от открытого боя и использование картечи. При такой тактике
«лучшие и храбрейшие воины становились жертвой собственной
безумной отваги и презрения к врагу»651. В одном из писем А.А.
Бестужев-Марлинский восторженно писал: «Вообразите, что
они стоят под картечью и кидаются в шашки на пешую цепь, —
прелесть, что за народ! Надо самому презирать опасность во всех

649
Н.Ш. Генерал Вельяминов и его значение для истории Кавказской вой-
ны // КC. Т. VII. С. 149–150, 153–154.
650
Филипсон Г.И. Воспоминания. 1837-1847 // Осада Кавказа. Воспоминания
участников Кавказской войны XIX века. СПб., 2000. С. 107.
651
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 90-91.
221
видах, чтоб оценить это мужество... Они достойные враги, и я
долгом считаю не уступать им ни в чем»652.
Картину происходившего передавали даже отзвуки «стычки»:
рассеянный и короткий огонь ружей адыгов и тяжелый грохот,
сопровождавший залповые выстрелы картечи, отдававшиеся в
горных ущельях десятикратно усиленным громом. Среди этих
отзвуков «работы смерти» можно было расслышать слабое «ура»,
с одной стороны, и ответный, воинственный клич — с другой653.
По мере развития военных действий война приобретала
тотальный характер. Занятие территории и даже признание под-
данства еще не свидетельствовали о завершении сопротивления.
Сложность данного явления нашла отражение в своеобразной тер-
минологии, вошедшей в официальные документы русского коман-
дования. По степени лояльности горцы подразделялись на услов-
ные группы — «мирные», «иногда мирные», «вполне покорные»,
«полупокорные», «непокорные», «враждебные». Разница между
ними состояла «только в неприступности заселённых ими мест...
мирная деревня, только что пройдённая русской колонной, через
час иногда обращалась в неприятельскую позицию»654. Массовое
сопротивление горцев заставляло по-иному смотреть на мирное
население, которое фактически оставалось противником. Офицеры
на Кавказе, отмечал А.Е. Розен, «терпеть не могли мирных черке-
сов; они ненавидели их хуже враждебных, потому что они пере-
ходили и изменяли непрестанно, смотря по обстоятельствам…»655.
Давало о себе знать и то обстоятельство, что опыт военных
действий, накопленный в ходе «усмирения» Восточного Кавка-
за, теперь с «удвоенным рвением» был перенесен на Западный
Кавказ, который по-прежнему «был крепок и силен»656. Сло-
жившаяся ситуация отличалась следующими важными чертами:
консолидацией сопротивления не на исламской, а на этнополи-
тической основе; отсутствием унитарной политической органи-
зации; большим масштабом военных и карательных операций,
тесными внешнеполитическими контактами с Турцией, Англией,
польской эмиграцией.

652
Бестужев-Марлинский А.А. Письма // Трудные годы: Декабристы на Кавказе.
Краснодар: 1985. С. 132.
653
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 93.
654
Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. Письма с Кавказа. Запи-
ски о кавказских делах. М., 2007. С. 36.
655
Розен А.Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 391.
656
Ольшевский М.Я. Указ. соч. С. 475.
222
 С 1860 г. началась активная подготовка к «падению» Запад-
ного Кавказа657. В регионе были сосредоточены все стрелковые
батальоны Кавказской армии, многочисленные казачьи вой-
ска — Черноморское и Линейное, огромная масса нарезного
оружия. Командующим войсками был назначен генерал Н.И.
Евдокимов, который был «главным деятелем» при покорении
Восточного Кавказа.
Российская политическая система обладала абсолютным боль-
шинством из возможных преимуществ над адыгами: регулярной
армией, флотом, военным министерством, планированием, фабрич-
ным производством, обученным в военных школах офицерским
составом; лучшим, наверное, из всех европейских армий рядовым
составом. Но имелся и системный, цивилизационный недостаток:
относительно низкая цена человеческой жизни, что определяло
парадоксальные ситуации (например, публичный отказ А.А. Ве-
льяминова на переговорах с черкесами обменивать тела убитых658).
Крепло понимание того, что силы горцев с каждым годом
уменьшаются, тогда как после неудач российские войска «всегда
получали новые громадные подкрепления»659. Многие русские
офицеры признавали, что чувствовали «невольное уважение к
неприятелю, который, при своей относительной малочисленно-
сти, мог столько десятков лет бороться с исполином и умереть
без единого звука жалобы»660.
Интересно отметить, что русские генералы были хорошо
известны черкесам: более того, они с рыцарским благородством
признавали их воинские заслуги. В той же манере, в какой они
называли своих собственных героев: одного они называли «хро-
мой», другого «горбун» и т.п. Так, генерала А.А. Вельяминова661

657
Там же. С. 476.
658
Цит. по: Гордин Я. Кавказ… С. 414.
659
Там же. С. 475.
660
Дроздов И. Последняя борьба с горцами на западном Кавказе // КC.
Т. 2. С. 457.
661
«Я думаю, — писал в своих воспоминаниях Г.И. Филипсон, — не было
и нет другого, кто бы так хорошо знал Кавказ, как А.А. Вельяминов; я говорю
Кавказ, чтобы одним словом выразить местность, и племена, и главные лица с их
отношениями и, наконец, род войны, которая возможна в этом крае. Громадная
память помогала Вельяминову удержать множество имён и фактов, а методиче-
ский ум давал возможность одинаково осветить всю эту крайне разнообразную
картину. Из этого никак не следует, чтобы я считал непогрешимым и признавал
все его действия гениальными». (Филипсон Г.И. Воспоминания. 1837–1847 //
Осада Кавказа. С. 93.)
223
черкесы фамильярно называли «рыжим» из-за цвета волос, но
при этом считали, что он наделен дьявольской хитростью. Во
время встречи с ним категорически воздерживались от предла-
гаемого вина не столько из религиозных запретов, сколько из
твердого убеждения, что вино в руках рыжего генерала стано-
вится «ключом к их самым секретным замыслам»662.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на наметив-
шееся в современной историографии стремление более объек-
тивно показать роль царских военачальников, в сложных обсто-
ятельствах остававшихся верными данной присяге663. Заметим,
что еще Ю. Толстой, биограф генерала Е.А. Головина, писавший
о людях, «призванных к начальствованию этим краем» (П.Д.
Цицианов, А.П. Ермолов, М.С. Воронцов, А.И. Барятинский и
др.), задавал немаловажный вопрос: кто они были? Отвечая на
него, он приходит к малоутешительному выводу: отличаясь воин-
ской доблестью, они не осознавали главного, что установленные
правила военной науки на Кавказе неприменимы, а «покорение
Кавказа должно быть скорее нравственное, чем военное»664.
Если в первые годы многие российские офицеры «мечтали»
о командировке на Кавказ как способе избавиться от надоев-
шей бесцветной жизни, «подышать на просторе более свежим
воздухом, увидеть иные, кроме петербургских, местности и, в
особенности, ознакомиться с настоящей военной службой»665,
то очень скоро пришло осознание, что реалии войны далеки от
романтических представлений: Кавказ «другой мир, область
ужасов»666, «край забвений»667.
Более глубоко осознать сложность существования человека в
пространстве войны позволяет обращение к уроженцам Кавказа,
добровольно служивших в российской армии, так называемым
«азиатцам»668, более того, занимавших высокие посты669. Эта
662
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 130.
663
Дегоев В.В. Проблема Кавказской войны XIX в.: историографические
итоги // Сборник Русского исторического общества. Т. 2 (150). С. 250.
664
Девятнадцатый век. Сборник исторический. Кн. 1. М., 1872. С. 44.
665
Милютин, Д.А. Воспоминания. 1816-1843. М., 1997. С. 191.
666
Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения
из «Вестника Европы» (1802–1918 гг.) / Сост. Р.А. Тлепцок, ред. Э.А. Шеуджен.
М., 2010. С. 33.
667
Экштут С. Алексей Ермолов // Родина 1994. № 3-4. С. 33.
668
Комментарии // Ольшевский М.Я. Указ. соч. С. 578.
669
Среди прославленных российских генералов, происходивших из кав-
казских народов, были П.Д. Цицианов, В.О. Бебутов, Я.И. Чавчавадзе, И.М.
Андронников, И. Орбелиани, М.З. Аргутинский-Долгоруков и др.

224
тема имеет не только научное значение, но важна для понимания
процесса развития взаимоотношений русских и адыгов. В конце
XVIII — начале ХIХ вв. сыновей знатных адыгов, как и представи-
телей других народностей Кавказа, старались принимать на воин-
скую службу в России на основании 784-й статьи 3-го тома военных
постановлений, «для того, чтобы сблизить их с русскою службою
и тем положить влияние на других их соотечественников»670. Так,
во время русско-турецкой войны (1787–1791 гг.) правительство
Екатерины II поставило целью привлечь на свою сторону наиболее
влиятельных адыгских князей, живших по левому берегу Кубани671.
В период Отечественной войны 1812 г. была сделана попытка
собрать из горцев Кавказа боевую часть. Ставка делалась на ро-
довую знать и подвластных им дворян. Султану Менгли-Гирею
и князю Айтеку Мисоустову удалось завербовать в закубанских
аулах вместо намеченной сотни всадников несколько тысяч от-
борной конницы672. И хотя по разным причинам использовать
это ополчение так и не удалось, реакция адыгского населения
весьма показательна в плане боевой готовности к ратным испы-
таниям. Среди немногих адыгов, сражавшихся в рядах русской
армии против французских войск в 1812 г., был сотник Пшекуй
Могукоров (1793–1864), начавший военную карьеру рядовым в
9-м Черноморском казачьем пешем полку и дослужившийся до
чина генерал-майора673.
В 1828 г., в разгар Кавказской войны, для усиления военно-
политического влияния в регионе был сформирован лейб-гвар-
дии Кавказско-Горский полуэскадрон собственного Его Импера-
торского Величества конвоя для несения службы в Петербурге.
Через это привилегированное подразделение прошли сотни ады-
гов, представителей знатных фамилий. В конвой, как правило,
горцев, в том числе адыгов, зачисляли в качестве оруженосцев
(рядовые); через два года наиболее отличившиеся производились
в юнкера (урядники), а к концу четырехлетней службы присваи-
валось офицерское звание674.

670
Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы
и офицеры. Середина XVI — начало XX вв. Нальчик, 2006. С. 5.
671
Покровский М.В. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине
XIX века. Краснодар, 1989. С. 148–149.
672
Потто В.А. Кавказская война. В 5 т. Т. 1. Ставрополь, 1994. С. 653.
673
Брацун Е.В. Адыгский генерал П.Д. Могукоров на воинской службе
России [Электронный ресурс]. URL.: https://www.proza.ru/ 2016/12/27/2020
(дата обращения: 02.01.2019).
674
Казаков А.В. Адыги… С. 5.
225
 Личный состав полуэскадрона нес повседневную службу по
охране императора, в том числе в его поездках по стране и за ее
пределами, принимал участие в военных кампаниях в Польше,
Венгрии, на Кавказе. Высокое положение в горском конвое
занимали Султан Хан-Гирей, его брат Адиль-Гирей, Бекмурза
Айдемиров, Хату Анзоров, Измаил Куденетов, Шора Ногмов,
Султан Казы-Гирей675. После расформирования конвоя (1882 г.)
многие адыги продолжали службу в различных воинских частях,
преимущественно в кавалерийских полках.
Заметим, что эта элитарная часть являлась «проводником
просвещения своих единоземцев»676. Благодаря своему особому
положению, гвардейцы имели возможность общения со многими
известными людьми России. В этом смысле наиболее показатель-
на жизнь С. Хан-Гирея: он был не только профессиональным во-
енным, сделавшим блестящую карьеру, дослужившись до звания
полковника, должности флигель-адъютанта Его Императорского
Величества и командира Кавказско-горского полуэскадрона, но
и автором оригинальных работ по истории адыгов.
Во время Русско-персидской войны 1826–1828 гг. и Русско-
турецкой войны 1828–1829 гг. на Кавказе так же был сформи-
рован Кавказкий-Горский полк, где служили и адыги. Позднее
полк был преобразован в дивизион и принимал активное участие
в Польской компании 1830–1831 гг.
В июне 1835 г. был подписан указ императора Николая I о
формировании двух полков: один «из мусульман, армян, и вооб-
ще Закавказских жителей, под именем Мусульманского; другой
из черкес, кабардинцев, чеченцев, кумыков и других горцев под
именем Кавказско-Горского». В результате из жителей Север-
ного Кавказа был укомплектован Кавказский конно-горский
полк, в 40-е гг. переформированный в Кавказский конно-гор-
ский дивизион, нёсший службу в составе Кавказского сводно-
иррегулярного полка вместе с Кавказским линейным казачьим
дивизионом677.
Кавказско-горский полк формировался по примеру казачьих
полков Российской империи. Всадники выходили на службу «со

675
Гарданов В.К., Мамбетов Г.Х. Введение // Хан-Гирей. Записки… С. 7.
676
Петин С. Собственный Его Императорского Величества конвой.1811–
1911гг. СПб., 1911. С. 64.
677
Брацун Е.В. К вопросу о службе адыгов в Черноморском казачьем войске
и русской армии в XIX в. // Теория и практика общественного развития. 2014.
№ 1. С. 265.

226
своим оружием и амуницией: имели свою собственную нацио-
нальную одежду; своё исправное оружие, состоявшее из ружья,
сабли, кинжала и пистолета; свою надёжную верховую лошадь
со всем прибором». В.А. Потто отмечал, что эти новые части,
производили, по словам современника, необыкновенное впе-
чатление богатством азиатской одежды, ловкостью всадников и
подвижностью их коней».
Срок службы определялся в четыре года: каждые два года
шёл набор нового пополнения для смены отслуживших. Рядовые
всадники, награжденные российскими орденами и знаками отли-
чия, как и нижние чины и офицеры российской армии, получали
денежную надбавку к жалованию. При наборе адыгов на службу,
российская администрация делала упор на поиск желающих в
среде так называемых «мирных адыгских племён», опираясь на
авторитет «туземных» офицеров, занимавших высокие должно-
сти при Черноморской кордонной линии.
Так, при наборе пополнения для дивизиона видную роль
играл «неформальный лидер приверженных России адыгов», 
полковник (позднее генерал) П.Д. Мокугоров. В дивизионе
офицерами служили представители адыгской и абазинской эли-
ты — князья Шахим Лоов, Кучук Лиев, Татлюстан Ахиджаков,
Пшемаф Сидов678.
Весной 1843 г. дивизион был отправлен в Варшаву, где после
подавления польского восстания (1830–1831), называемого в
польской и советской историографии национально-освободи-
тельным, направленным против власти Российской империи,
продолжали существовать антироссийские настроения. Во мно-
гом эти события создали России крайне неприглядный образ
душителя свободы. В этом, как других подобных событиях, про-
является парадоксальность истории!
Приведенные факты свидетельствуют, что уже в годы Кав-
казской войны в Русской армии были воинские формирования,
укомплектованные из горцев Северного Кавказа. Российское
правительство было заинтересованно в привлечении на свою
сторону местной знати: при условии принятия подданства, родо-

678
Из горцев Закубанья в 1845 г. в Кавказском Конно-Горском дивизионе
выразили желание служить всадниками дворяне: Мисост Шумануко, Хатучук
Чухо, Шувий Надиков, Г. Мелькошев, Шеретлук Кириок, Мустафа Ногай, а
также простые адыги Пшемаф Тамбиев, Шувай Мадикор, Хатажук Хатлабга-
кор, Пшемаф Таймес, Гамир Тлокуж и другие. См.: Брацун Е.В. Кавказский…
[Электронный ресурс]. URL.: proza.ru›2018/02/22/1501

227
витые горцы сразу же производились в юнкера, а затем в офи-
церы. В кадетских корпусах существовали определенные квоты
для детей «почетных мусульман Кавказского края»679. Князьям,
учитывая их социальный статус, сразу же давался офицерский
чин680.
Получившие специальную военную подготовку горцы
направлялись преимущественно в кавалерийские подразделе-
ния как регулярного, так и иррегулярного характера (горская
милиция и даже казачьи части). Они отличались отчаянной
храбростью, наибольшей приспособленностью к ведению бое-
вых действий в специфических условиях кавказского региона.
Высшие командиры видели в них «консультантов» по тактике
партизанской войны, посредников, благодаря которым стала бы
возможна интеграция местного населения в общероссийское
культурно-правовое пространство.
Российское законодательство было весьма толерантно к
данной категории офицеров. Учитывались такие ментальные
особенности как следование национальным обычаям, традици-
онным ценностям, свободолюбие, инициативность, выражаемая
в личном удальстве, что порождало одновременно уважение
командования, но и недоверие к ним681. Они имели право беспре-
пятственно совершать свои религиозные обряды682.
Несмотря на, казалось бы, лояльное отношение эти офицеры
испытывали сложные противоречивые чувства. Оказавшись «на
разломе» культурных традиций они остро ощущали «особость»
своего положения: «свой среди чужих, чужой среди своих».
Большая часть офицеров лишь формально вступала в должности
(фиксировалась в списочном составе подразделений), но факти-
чески не участвовала в военных действиях.
В этом смысле интересна судьба Измаила-Бея (Атажуки-
на) (1750–1811), ставшего, по-видимому, прототипом самой

679
Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, стати-
стика). М., 2001. С. 111.
680
Ван-Гален X. Два года в России // Кавказская война: истоки и начало. 1770–
1820 годы. СПб., 2002. С. 434; Мальцев В.Н. Источники о воинских формировани-
ях западных адыгов на русской службе в годы Кавказской войны // Вопросы
теории и методологии истории: сборник научных трудов. Вып. 4. Майкоп, 2003.
С. 137.
681
Казанов Х.М. Национальный характер. Нальчик, 1994. С. 39; Нравы, традиции
и обычаи народов Кавказа. Пятигорск, 1997. С. 64–66.
682
Ислам в Российской империи. С. 155.

228
значительной из ранних кавказских поэм М.Ю. Лермонтова.
Молодой князь получил военное образование в России, служил
в русской армии, участвовал в войне с турками, был награждён
орденом Св. Георгия IV степени за участие в штурме Измаила.
Им были составлены «Записки о беспорядках на Кавказской
линии и о способах прекратить оные» (1802), в которых он пи-
шет о необходимости приведения «горских черкес» в состояние
«верноподданных» российского престола, отмечая что появление
«российской державы» в этом регионе «кладет конец беспорядку
усобиц». Но, в то же время, он подчеркивает, что умиротворение
и благоденствие края под российской властью должно быть обе-
спечено не только «через начальство, в том краю над воинством
расположенное», но и посредством соблюдения «собственных
прав», издревле народу принадлежащих683.
Героическая эпоха сопротивления сформировала в Черкесии
целую плеяду талантливых военных лидеров: Кизбеч Шеретлуко,
Тугуз Шурухуко, Джамбулат Болотоко, Мансур Хаудоко, Шамуз
Шупако, Хырцыжыко Але, Хаджи Берзек Керендук, Магомет-Аш
Атажукин.
Кизбеч Шеретлуко (1777–1839), известный в европейской
печати как «Лев Черкесии» являлся одним из наиболее автори-
тетных военачальников Черкесии. В адыгском песенном фоль-
клоре сохранилась настоящая «поэма», посвященная Кизбечу.
В ней подчеркивается его рыцарский характер, не позволявший
ему оставаться в стороне от самой жаркой схватки, его инди-
видуальное воинское искусство, способность одолеть самого
сильного русского поединщика684.
В начале 1830 г. К. Шеретлуко неоднократно командовал
крупными воинскими соединениями черкесов, порядка семи
тысяч всадников и пехотинцев, ведя военные действия на пра-
вобережье Кубани685. Об ожесточенности сражений говорит,
например, такой характерный отчет: «Шапсуги с неимоверной
дерзостью врубались неоднократно с шашками в ряды обеих
колонн и, пользуясь лесистым местоположением, занимали
своей пехотой выгодные позиции, держась долго и упорно»;
ген.-м. Безкровный в этом бою получил три сильные раны

683
Дзамихов К.Ф. Адыги: вехи истории. Нальчик, 1994. С. 101.
684
Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича. С. 77.
685
Томкеев В. Кавказская линия под управлением генерала Емануэля // КС.
Т. XIX. Тифлис, 1898. С. 169–170, 172–175.

229
шашками, а под главнокомандующим Г.А. Эммануэлем ранена
была лошадь686.
4 февраля 1830 г. Г.А. Эммануэль лично возглавил вторжение
в Черкесию, специально направленное против «вотчины» Киз-
беча. С рассветом две колонны вступили с шапсугами «в жаркий
бой, продолжавшийся более шести часов, и, невзирая на сильное
и отчаянное сопротивление их в весьма крепкой позиции, истре-
блено 22 аула, в том числе аул самого Казылбека, почитавшийся
дотоле по твердому своему местоположению неприступным»687.
Характерная черта русской тактики — упор на массированный
огонь. В этот день отряд командующего выпустил 47,800 патро-
нов и 535 снарядов688. Почти в каждом крупном бою черкесы
демонстрировали самоубийственную кавалерийскую атаку689.

Флориан Жиль, преподаватель французского языка цеса-

ревичу Александру Николаевичу (Александру II), впоследствии
занимавший пост начальника I Отдельного Императорского
Эрмитажа, в 1858 г. совершил путешествие на Кавказ. По ито-
гам путешествия он издал весьма любопытные заметки, на
страницах которых мы обнаруживаем рассказ о знаменитом
князе-хаджрете Магомете Атажукине:
«У переселившихся кабардинцев был один герой, князь
Мохаммед-Аше-Аттажуко. Одновременно рыцарь и поэт, он
был идеалом всех черкесов, видевших в нем олицетворение
мужества. В одном из боев с нами он проявил благородство,
достойное времен христианского рыцарства. Один ногайский
князь, Эдик-Мариаф, его друг, сражался рядом с ним; его конь
был убит. На виду наших казаков, все более и более сжимавших
черкесов, Мохаммед-Аше спрыгнул со своего коня и предложил
вскочить на него Эдику-Мариафу. Последний, не менее благо-
родный, отказался от этого, заявив, что “он лишь простой
ногайский князь пред Мохаммед-Аше, кабардинским князем,
гордостью своего народа”. Тогда Мохаммед-Аше, прыгнув в
седло, схватил за пояс своего друга, увез его и, сделав последнее
усилие, сумел преодолеть со своей ношей линию наших казаков.

686
Голицын Н.Б. Жизнеописание генерала от кавалерии Эммануэля. М.,
2004. С. 269.
687
Там же. С. 271.
688
Томкеев В. Указ. соч. 184.
689
Там же. С. 206.
230
<…> Он как бы искал смерти, пред коей бравировал своими по-
ступками. В 1846 г., сопровождаемый лишь тринадцатью таких
же, как он, решительных воинов, он захотел совершить напа-
дение на Ставрополь, что было поступком дерзким, стоившим
ему жизни. Было проведано о его приближении; скоро он был
окружен нашими казаками. Князь, сказавший своим путникам,
что вернет их “живыми или мертвыми”, совершил пред ними
краткую молитву и бросился на кольцо, его окружавшее. Он
прорвал его, но заметил, что оказался без своих людей; возвра-
тился, прокричал им вселяющие бодрость слова и вновь присое-
динился к ним. Он трижды возвращался и вновь сходился с ними.
Слышны были его крики ободрения. Все более и более теснимый
он погибает вместе со всеми своими спутниками. Лишь один,
будучи раненым, спасся и рассказал о происшедшем; но он был
встречен с презрением.
В песне, что черкесы сложили в честь этого князя, сказано:
“Он пал близ крепости Ставрополь (Чель-Каля), окруженный
своими врагами, наш Мохаммед-Аше, рыцарь Бога. Своей муже-
ственной смертью он возвысил славу нашего дворянства (Уорк
напе хехахо)”. Можно многое написать об этом замечательном
человеке, последнем из древних тлехупх (рыцарей, богатырей).
Вся его жизнь была как поэма. Это Антар Кавказа!»690.

В российской историографии накопился опыт исследова-

ния традиционных проблем Кавказской войны, акцентуации
познавательных усилий на геополитических, военно-стратеги-
ческих, социально-экономических вопросах, но при этом явно
недостаточно внимания уделялось «человеку войны», проблеме
соотношения индивидуальности и исторической реальности, в
которой действовали конкретные люди. внести большую ясность
в вопрос: больше ли в ней было собственно военной истории или
порожденных войной обстоятельств, неумолимо разрушавших
традиционный мир горцев.
Война на Кавказе наполнила особым смыслом такие понятия
как «покорение», «усмирение», отражающие не столько воен-
ный итог, сколько сложное многоаспектное явление «слома»
массового сознания горцев. При антропологическом подходе
война предстает как конфликт разных мировоззрений, образов

690
Жиль Ф.А. Письма о Кавказе и Крыме. Нальчик, 2009. С. 138–139.
231
жизни, «инаковости» нравственных императивов, соотнесенно-
сти индивидуального и общественного начала. Все более четко
осознается необходимость преодоления существующей тенден-
ции деструктивной политизации исследований по Кавказской
войне, приводящей к утрате научно-объективного подхода.
Имеет смысл подчеркнуть, что новые возможности иссле-
дования подобных проблем связаны с наметившейся институ-
ционализацией военно-исторической антропологии в России,
что, несомненно, расширит возможности применения антро-
пологического подхода к военной истории адыгов, причем не
только XIX в. Став гражданами Российского государства, а за-
тем Советского Союза адыги достойно участвовали в мировых
войнах «железного века», неизменно поддерживая репутацию
мужественных, отважных воинов.
Создается впечатление, что антропологический подход по-
зволяет внести новые характеристики в историю войны на Кав-
казе, более того, понять «человеческое лицо» войны, как одного
из типических явлений всемирной истории. Понятно, что оценки
адыгов в сохранившихся источниках коррелируются с эмоци-
онально-ценностными характеристиками. Широкое исполь-
зование оценок морально-нравственного характера — «вина»,
«ответственность» — без глубокого проникновения в смысл
происходивших событий, неизбежно приводит к деформации
не только научных представлений, но и «образов» участников
событий, как с одной, так и с другой стороны. При современ-
ном состоянии исторического знания предметом исследования
могут стать «наслоения», отражающие морально-нравственное
состояние «людей войны». В этом смысле открывается широкое
междисциплинарное пространство магистральных дорог и едва
приметных тропинок.

232
 Глава 10.
Стратегия и тактика:
концентрированный опыт веков
Не подвергайся несчастью, но иди
ему навстречу с двойным мужеством.
Вергилий

Трудности обращения к вопросам стратегии и тактики ве-

дения военных действий заключаются для историка в приобре-
тении достаточных знаний, позволяющих изучать реальную об-
становку и технические возможности изучаемого времени. При
антропологическом подходке стоит не менее значимая задача
выяснения моральной и физической готовности к выполнению
необходимых на войне маневров.
В сохранившихся свидетельствах традиция ведения войн
адыгами переплетается с легендой, с изустными красочными
рассказами, содержащими зерна истины о тактических методах
адыгов и их противников, в общих чертах позволяющих предста-
вить стратегическую обстановку. Наиболее ясное представление
складывается о событиях Кавказской войны, которые при при-
менении ретроспективного метода становятся исходной точкой
для понимания истории военного искусства адыгов.
В частности, такой тактический прием, как отвечать «на-
бегом на набег», успешно применялся на протяжении многих
веков. Адыги не стремились строить укрепленные городища,
рассчитывая на силу сопротивления, умело, используя тактику
набеговой войны691.
Подробное описание этой воинской традиции вошло в трак-
тат генуэзского чиновника и путешественника Джорджио  Ин-
териано (1502 г.), связавшего ее происхождение с особым геог-
рафическим положением адыгов, «окруженных со всех сторон»

691
A. de la Motraye’s travels through Europe, Asia, and into part of Africa… Vol.
II. L., 1723. P. 33.
233
воинственными племенами. Так, постоянно воюя с татарами,
они совершали походы, чтобы в свою очередь грабить татарские
селения Крыма даже в зимнее время, когда море замерзало.
Черкесские конные отряды не останавливали расстояния: они
«ходили» вплоть до Херсонеса Таврического, т.е. пересекали
весь полуостров692.
В 30-е гг. XVII в. миссионер Джиованни Лукка отмечал, что
«постоянное беспокойство», которое причиняют адыгам татары
и ногайцы, «приучило их очень к войне и сделало из них лучших
наездников во всех этих странах»693. Конечно, походы на боль-
шие расстояния стали возможны во многом благодаря освоенной
адыгами технике верховой езды и создания ими конного войска.
Современные исследователи истории военного искусства
убеждены, что именно киммерийцы стояли у истоков создания
кавалерии694. Как известно, эти племена жили в степях Северно-
го Причерноморья и Крыма. На смену киммерийцам в Северное
Причерноморье пришли племена скифов. Подробное описание
их быта, обычаев, нравов, легенд вошло в «Историю» Геродота
(V в. до н.э.). Особое внимание Геродот уделяет царским ски-
фам, занимавшим степные просторы между Доном и Днепром.
Они имели прекрасное конное войско и отличались доблестью
в битвах. Их легкие конники неожиданно нападали на врагов,
осыпали их стрелами и стремительно уходили в степи. Тактика
нападения на врага небольшими конными отрядами и его изма-
тывания широко применялась и другими народами региона, в
частности, предками адыгов.
Адыги считались отличными всадниками на всем протяже-
нии обширного исторического периода, когда регион их рассе-
ления стал обозреваться европейскими, русскими и османскими
авторами. При возникновении опасности они способны были
выставить значительные отряды хорошо экипированных всад-
ников. В источниках часто фигурируют такие определения как
«черкесские всадники» или «черкесское войско».
Достаточно значимый военный потенциал Черкесии об-
условил стремление заручиться ее поддержкой при ведении

692
АБКИЕА. С. 50.
693
Там же. С. 71.
694
Андриенко В.А. Искусство войны: Древний мир и Средние века [Элек-
тронный ресурс]. URL.: https://history.wikireading.ru/134443 (дата обращения:
02.01.2019); Догерти М.Дж. Средние века. Искусство войны. СПб., 2010.

234
военных действий. Свидетельством этого может служить Осма-
но-сефевидская война 1578–1590 гг., во время которой Черке-
сия, совместно с Крымским ханством и Дагестаном, выступила
на стороне Османской державы. Интересы геополитического и
идеологического противостояния Османской Турции с Сефе-
видским Ираном, диктовали необходимость поиска региональ-
ных союзников.
В этом смысле значимость «страны черкесов» в планах ос-
манского командования обозначилась со всей очевидностью и
определялась как ее географическим расположением, обеспечи-
вающим прохождение османских войск из Крыма в Азербайд-
жан, так и расчетом на то, что «черкесская армия и татарский
хан также с нами»695. При составлении военных планов расчет
делался на крымско-татарскую конницу и на «христианских и
мусульманских черкесских беев»696. Черкесы фигурировали в
составе османской армии в качестве отборных частей697. Более
того, заслуги черкесских князей в этой военной компании были
высоко оценены османским султаном698.
В основе военных приемов лежали, как писал Дж. Лонгворт,
«привычки и чувства». Он обратил внимание на сходство такти-
ки боя черкесов и египетских мамлюков: «то же самое несоблю-
дение субординации, та же самая личная отвага», проявляющая-
ся «в опрометчивых и пылких атаках, чтобы только захлебнуться
в своей или вражеской крови»699.
Традиция использования конницы не только сохранялась на
протяжении веков, но и совершенствовалась. Военный историк,
казачий генерал Иван Диомидович Попко отмечал, что Чер-
номорское войско, поселенное на правом фланге Кавказской
линии, «имело против себя в шапсугах и других черкесских пле-

695
Фарзалиев А. Южный Кавказ в конце XVI в. Османо-сефевидское со-
перничество. СПб., 2002. С. 43.
696
Kırzıoğlu M.F. Osmanlılar’ın Kafkas–Elleri’ni Fethi (1451–1590). Ankara,
1998. S. 282–283.
697
Фарзалиев А. Указ. соч. С. 107, 127.
698
В 1590 г., согласно берату (жалованной грамоте) султана Мурада III, ке-
миргоевский князь Мехмед был назначен санджакбеем Кафы с доходом (саль-
яне) от кафинского порта в 50 тысяч акче. Более того, Мехмед был утвержден в
качестве старшего князя в Черкесии («эмир Черкесских земель»). См.: Зайцев,
И.В. Кремук ~ Кермук и «Татарский угол» (к пониманию двух средневековых
этно-топонимов) // Книга картины земли. Сборник статей в честь Ирины Ген-
надиевны Коноваловой. М., 2014. С. 96.
699
Лонгворт Дж.А. Указ. соч. С. 28.
235
менах лучшую в мире легкую конницу.... С первого раза казачья
конница должна была уступить коннице черкесской и потом
никогда уже не была в состоянии взять над ней преимущество,
ни даже поравняться с нею»700.
Неудивительно, что при разработке тактики проведения
экспедиций против черкесов, учитывались их боевые качества.
А. Марлинский высоко оценивал маневренность черкесской
кавалерии: «В инструкции полковникам “О кареях против турец-
кой кавалерии”, данной стариком Каменским, между прочими,
чрезвычайно дельными замечаниями, сказано: “Пехота, которая
вышлет стрелков далее восьмидесяти шагов от фронта, может
исключить их из списков”. Почти то же можно сказать в рассу-
ждении всадников, выезжающих далее восьмидесяти шагов за
цепь в сторону, в войне с черкесами»701.
В годы Кавказской войны традиционные тактические прие-
мы адыгов приобрели более выраженный системный характер.
Конечно, при этом нельзя не учитывать, что речь идет о проти-
востоянии профессиональных войск и ополчения, включающего
дворянское войско и наиболее воинственную часть народа. Воо-
бражение выпускников лучших военных школ потрясали своим
средневековым обликом отряды панцирной конницы, способные
устроить лобовую атаку на пехотные каре регулярной армии,
артиллерию и, во всяком случае, на казачью и драгунскую кавале-
рию. «Улица Сент-Оноре, — приводит А. Валлоттон воспоминания
очевидца оккупации Парижа союзной армией в 1813 г., — выгля-
дела совершенно необычно: по ней одновременно прогуливались
немцы, русские, азиаты, прибывшие от Великой Китайской стены,
с берегов Каспийского или Черного моря. Это были казаки в оде-
жде из овчины с длинными пиками, рыжими пышными бородами
и перекинутыми через шею маленькими хлыстами, называемыми
кнут; калмыки и другие татарские племена с плоскими носами,
маленькими глазами и бурым цветом лица; башкиры и тунгусы
из Сибири, вооруженные луками и стрелами; черкесские вожди,
рожденные у подножия Кавказа, с головы до ног в блестящих
стальных кольчугах и остроконечных шлемах, точь-в-точь таких,
что носили в Англии в XII и XIII веках»702.

700
Есаул. Пешие казаки // ВС. СПб., 1860. № 11. С. 110.
701
Марлинский А. Кавказские очерки // Библиотека для чтения. Т. 15. СПб.,
1836. Отд. I. С. 269.
702
Валлоттон А. Александр I. М., 1991. С. 229.

236
 В плане тактики кавалерийского боя интерес представляет
дошедшее до нас описание захвата османской крепости Анапы в
апреле 1807 г., сделанное участником этого события Людовиком
де Рошешуаром, адъютантом новороссийского генерал-губер-
натора герцога Ришелье703.  В нем предстает яркая картина, как
в жестокой схватке столкнулись два времени: средневекового
рыцарства и технической мощи нового времени. «Полчища всад-
ников в железных бронях вынеслись из непроходимых лесов;
пешему европейцу не удалось бы пробраться сквозь эти чащи
без помощи топора. В одну минуту нас окружило шесть тысяч
всадников, вооруженных ружьями, саблями, пистолетами, пи-
ками и даже луками, стрелявшими остроконечными стрелами,
причинявшими тяжелые поражения. Нас ждала погибель: если
бы генерал заранее не построил войска в каре, при нападении
столь яростном и внезапном, ни одному из нас не удалось бы
спастись» 704.
Стремительную атаку удалось остановить только залпами из
пушек: «картечь произвела ужасное действие на полчища конни-
цы: около двухсот человек легли на месте; оставшиеся в живых
устремились в атаку с новой яростью; тщетно самые отважные
храбрецы пытались прорвать наши ряды; об европейскую так-
тику и хладнокровие солдат усилия их разбивались бесплодно».
Однако «неустрашимые наездники» стремились прорваться к
пушкам: «артиллеристы падали около своих оружий, сражен-
ные пистолетными выстрелами и даже сабельными ударами».
Де Рошешуар не мог не отметить, что «воинственные нравы и
обычаи» черкесских князей напоминают французских рыцарей
тринадцатого и четырнадцатого веков705.
Отличительной особенностью черкесской тактики конного
боя являлось использование приема обманного отступления,
требующего весьма высоко качества кавалерийского войска.
«Когда же расстояние увлекшихся преследованием будет соот-
ветствовать их умыслу, — писал русский офицер В. Швецов, — в

703
Арман Эммануэль дю Плесси Ришельё (1766–1822) — французский
аристократ, после Великой Французской революции поступивший на русскую
службу. В 1804–1815 гг. занимал должность генерал-губернатора Новороссии
и Бессарабии.
704
Рошешуар Л. В.-Л. де. Мемуары адъютанта императора Александ-
ра I (Революция, Реставрация, Империя) // Кавказская война: истоки и начало.
1770–1820 годы. СПб., 2002. С. 340–348.
705
Там же.
237
 Спешенное подразделение императорского конвоя
отражает атаку черкесов и арнаутов

это время разбросанная партия, по команде, в одно мгновенье

оборачивается лицом к преследователям, занесшимся без всякой
осторожности, и, сплачиваясь в несколько частей, дружно и с
ловкостью нападает на противника и гонит его в беспорядке»706.
О боевом эпизоде с применением обманного отступления,
со слов русских офицеров, рассказывал Дж. Кэмерон: «Черкесы
отходили до тех пор, пока не вступили в тесное ущелье, после
чего неожиданно со всех сторон раздался пронзительный боевой
клич горцев, поразивший их противников; преследуемые развер-
нулись и обрушились на всем скаку на казаков»707. Кроме всего
прочего, наглядный пример роли природно-географического
фактора в истории войн!
После 1864 г. черкесские всадники успешно применяли дан-
ный прием, находясь в составе османской армии. Петр Дукмасов,
адъютант М.Д. Скобелева, вспоминал: «Против нашей сотни,
на первом же гребне, находилась цепь черкесов, с которой мы

706
Швецов В.Н. Очерк о кавказских племенах, с их обрядами и обычаями в
гражданском, воинственном и домашнем духе. Нальчик, 2010. С. 31.
707
Cameron J.P. Personal… Vol. 1. L., 1845. P. 256–257.

238
 Схватка драгун с черкесами под Ени-Загрой

изредка перестреливались. Было около трех часов дня, когда я

получил приказание отбросить эту цепь с первого гребня. Мед-
ленно начал я продвигаться со своими людьми вперед, посте-
пенно учащая огонь. Черкесы сначала шагом отступали, затем
быстро очистили фронт и навели нас на свою пехоту, которая
и открыла по казакам сильный огонь. Волей-неволей пришлось
остановиться, и я послал просить себе помощи»708.
Обманное отступление демонстрировалось черкесами столь
убедительно, что даже опытные офицеры, сталкивавшиеся с
ним, вновь попадались: азарт боя, желание одолеть противника
оказывались сильнее благоразумия. Читаем у П. Дукмасова: «Я с
своей полусотней находился в упомянутом заслоне, который сме-
ло повел наступление на черкесскую цепь. Последняя, очевидно,
избегая столкновения, стала медленно отступать, рассчитывая
подвести нас под огонь своей пехоты и артиллерии, …поняв хи-
трую тактику отступавших черкесов и безрассудность пресле-
дования, я вовремя поворотил своих людей. И, действительно,

708
Дукмасов П. Воспоминания о русско-турецкой войне 1877–1878 гг. и о
М.Д. Скобелеве. СПб., 1889. С. 118.

239
только что мы начали отступать, как черкесы быстро очистили
фронт перед своею позицией, поскакав на фланги ее, и позади
нас вдруг раздались сильные ружейные залпы и орудийные
выстрелы. Все это было так неожиданно и так дурно подейство-
вало на нас в нравственном отношении, что в рядах смущенных
казаков произошел некоторый беспорядок, путаница, и наибо-
лее трусливые бросились даже было наутек. И только благодаря
энергии и мужеству офицеров, порядок скоро был восстановлен
и начавшееся бегство перешло в стройное отступление шагом»709.
Традиционная военная культура адыгов, их способ жизни,
морально-этические ценности, личные идеалы требовали от
предводителя отряда, как правило, князя, первым идти в бой.
В значительной степени колоритные фигуры адыгских вождей
знатного рода ассоциировались с образами средневековых рыца-
рей. Рыцарский кодекс нашел отображение в лирической поэзии
трубадуров, воспевающих личную храбрость воина. Трубадур
Бертран де Борн, сподвижник Ричарда Львиное Сердце, писал:
«Мне нравится, когда сеньор
первым бросается на приступ,
бестрепетный, на коне и в доспехах,
чтобы воодушевить своих людей
своей доблестной храбростью»710
Несомненный интерес представляет известная турецкая ле-
генда, посвященная появлению в столице Габсбургов памятника
черкесскому воителю. Для военно-исторического понимания
важно установить, где кончается легенда и начинается история.
Конечно, это особое миросозерцание: войны были полны чудес
и люди неохотно отказывались от романтики исторических пре-
даний. «Легенда о черкесе» относит это событие к осаде Вены ар-
мией Сулеймана Великолепного:  «Когда султан Сулейман, могу-
щественный хан, самолично осадил в 936 г. (1529 г. н.э.) крепость
Вена, чтобы отомстить злосчастным венграм и гяурам немецкой
крови, он приказал вести непрерывный огонь из бесчисленных
орудий с девяти фронтов и сломить ее сопротивление. Множе-
ство раз штурмовали крепость, и вот уже пробита крепостная

Дукмасов П. Указ соч. С. 60–61.

709

Цит. по: Жак ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

710

С. 316–317.

240
стена; на валах уже раздались
звуки мусульманской молитвы, и
вот уже один отважный воин по
имени Черкес прорвался в самый
центр крепости на своем коне че-
рез брешь, пробитую орудиями.
Но храбрый Черкес пал истинным
мучеником веры вместе со своим
конем; гяуры отбили штурмовую
атаку мусульманского войска.
<…> Тело Дайи Черкеса и труп
его лошади были мумифицирова-
ны франкскими врачами с помо-
щью бальзамического препарата
и выставлены в качестве памят-
ника. И сегодня под арочной пе-
ремычкой восседает тот отважный
черкесский воин на своем коне
во всех своих одеждах и со всем
своим оружием, щитом, шлемом, Памятник черкесскому всаднику
колчаном и татарским колпаком в Вене, Черкессенплатц
на голове. В его честь эта площадь (Tscherkessenplatz).
Фото Б. Езбека
в Вене называется Черкесской.
Гяура же, который убил этого героя из своего ружья, король
Фердинанд приказал привести и сказал ему: «Почему ты так
подло убил из ружья такого отважного воина веры? Если бы ты
был настоящим мужчиной, ты бы храбро выбил его из седла и от-
рубил бы ему голову». С этими словами король-еретик свершил
свою справедливость и приказал живьем замуровать гяура на-
против убитого им черкеса в стену, где он в муках скончался»711.
У адыгов выработался особенный тип психологии: идеаль-
ный воин должен был обладать физической силой, особыми
боевыми навыками, иметь красивые доспехи, выглядеть внеш-
не мужественно и привлекательно. Известные адыгские вои-
ны придавали большое значение славе, стремясь каждый раз
подтверждать свою доблесть. При этом достойным считалось

711
Teply K. T ü rkische Sagen und Legenden um Wien, die Stadt des
Goldenen Apfels der Deutschen // Österreichische Zeitschrift für Volkskunde. 31
(1977). S. 225–284; Kreutel R.F. Im Reiche des goldenen Apfels // Osmanische
Geschichtsschreiber. Bd. 2. Graz 2. A. 1963. S. 77 f.

241
отличаться от всех остальных особыми знаками превосходства:
у «владельцев их стрелы оклеены белыми перьями из орловых
хвостов, а уздени их и прочие с белыми перьями стрел иметь не
могут под опасением жестокого истязания»712.
В сохранившихся описаниях деяний османских военачаль-
ников черкесского происхождения особенно подчеркивает их
безудержная храбрость, стремление первыми атаковать против-
ника. Так, Э. Челеби пишет о Кутфадж-паше: «Он происходит из
отважного черкесского племени болоткай (Болотоковское или
Темиргоевское владение, прим. Э.Ш., С.Х.). Он был прославлен-
ным, смелым, храбрым ... Он разбирался только в мечах, конях,
кирасах, хороших лошадях... Ни один муж не проявил такой
смелости, какую показал он»713.
Знаменитый в османских анналах уроженец Черкесии —
Гази Сейди Ахмед-паша, командуя османским войском, осаждав-
шим казаков в крепости Гонио, «бесстрашно взбежал на стену
крепости по лестнице, изготовленной из мачт и весел судов... [Он
стоял] с саблей в руке и кричал: «Эй, соколы мои, живее!» Узрев
своего сердара в таком [воодушевлении], газии-мусульмане
бросились в атаку и облепили крепость, словно черные муравьи
дракона»714.
Гибель в сражении была желанной, потрясала воображение
как сторонников, так и противников. Так, поэтически описан-
ный эпизод периода Кавказской войны вошел в работу В. Потто:
«Рано утром из ущелья показался всадник на красивом белом
коне, за ним другой, третий, — и казаки насчитали их до двадца-
ти шести. Всадник на белом коне ехал впереди всех, прочие тол-
пились в нескольких шагах от него, и партия направлялась прямо
на казаков. В саженях двухстах от секрета белый конь вдруг
остановился, как бы испуганный, и бросился назад. Всадник
ударил его нагайкой, и рьяный конь сделал скачок, пронесся на
большое пространство и, остановленный твердой рукой всадни-
ка, уставил уши, раздул ноздри, фыркнул — и опять со всех ног
бросился назад. С удивлением и любопытством смотрели казаки
на легкие, воздушные движения коня и на красивую фигуру
всадника. Одежда, панцирь, шишак, богатая шашка, кинжал и
лук с колчаном, все облитое серебряным вызолоченным набором

712
Бакунин В. Описание… // КРО. Т. II. С. 152–161.
713
Челеби Э. Книга… Вып. 3. С. 215.
714
Там же.
242
под чернью, обрисовывало, при восходящих ярких лучах солнца,
высокий стройный стан, мужественные и вместе с тем необык-
новенно красивые черты лица всадника, имевшего вид красавца
рыцаря средних веков. Казаки знали, что этот красивый всадник
был из числа самых ожесточенных врагов России, закубанский
владелец; окружен он был отважнейшими своими узденями.
Удержав и повернув опять белого коня своего, бросившегося
от испуга назад, всадник пригнулся к седлу и чрез несколько
мгновений осадил коня уже шагах в тридцати от секрета. Узде-
ни были также на лихих конях и от него не отстали. Но верный
белый конь с тончайшим инстинктом зверя опять почуял засаду.
Он снова фыркнул, поднял гриву и весь дрожал, как бы преду-
преждая всадника о грозившей ему опасности. Но вот раздался
условный для секрета сигнал — легкий, едва слышный свист, — и
грянул залп. Несколько пуль поразили закубанского владельца и
бывшего вблизи узденя, оба они свалились с лошадей, еще один
уздень схватился руками за грудь и упал на луку своего седла,
прочие бросились к убитым, с необыкновенным проворством
подхватили их и во весь опор понеслись назад в горы. С сожале-
нием смотрели казаки на оставшегося без всадника, также ране-
ного белого коня. Неся окровавленную ногу, истекая кровью, он
долго не отставал от своих, но силы постепенно оставляли его, и
он пал у подошвы горы, за которой скрылись черкесы»715.
В нагорной части Закубанья с сильно пересеченным релье-
фом черкесы достаточно успешно комбинировали действия в
конном и пешем строю. Русские войска с усвоенной ими ев-
ропейской тактикой ведения сражения не имели здесь явного
преимущества или очень часто бывали биты. Горцы избегали
открытого боя, предпочитая «партизанские» методы противобор-
ства; рационально использовали труднодоступные участки мест-
ности, тщательно выбирали места для атак и обороны. Широко
применяя неожиданные набеги и молниеносные отступления,
«они разлетались, скрывались из виду, но минуту спустя снова
были на том же месте»716.
Именно в ходе сопротивления значительным сводным отря-
дам в годы Кавказской войны, достигавшим численности в 10-20
тысяч штыков (при полевой артиллерии и вспомогательных ча-

715
Потто В.А. Кавказская война. Т. 2. С. 422–423 (глава XXVII: «Вельяминов
за Кубанью»).
716
Даргинская трагедия. 1845 год. СПб., 2001. С. 425.

243
стях кавалерии), которые действовали колоннами по несколько
тысяч человек, адыги выработали тактику удара по арьергарду.
Убедившись в том, что отряд исчерпал продовольствие и почти
исчерпал боезаряды, и начал движение к Кубани, адыги устраи-
вали массированные нападения на хвост колонны. Это лишало
войска возможности перестроиться и оперативно отреагировать
на нападение, избежать рукопашного столкновения, в котором
адыги имели возможность поквитаться с противником.
Убедительный пример такого арьергардного боя приводит в
своих воспоминаниях офицер адыгского происхождения Исмаил
Хагондоков, участник похода Даховского отряда из Майкопа на
Пшеху в ноябре 1862 г. во главе с принцем Альбертом Прусским,
генералом от кавалерии русской службы. Реальное руководство
осуществлял генерал-лейтенант Н.И. Евдокимов.
В районе а. Шагуадже на р. Курджипс абадзехская конница
показалась ввиду авангарда. По ней сразу был открыт артил-
лерийский огонь и следом ринулись черкесские милиционеры
и драгуны под командой полковника Граббе. Пока те гонялись
за призрачной целью, она скрылась в лесу: абадзехи промча-
лись навстречу ходу колонны и, выскочив с тыла, ударили по
арьергарду. «Оказалось, — вспоминает И. Хагондоков, — что те
самые абадзехи, которые стояли на гребне, заметив отсутствие
милиции и рассчитав, что артиллерия не станет стрелять вдоль
своей колонны, собрались к хвосту ее, произвели шесть атак и
бросились в шашки на последний батальон. Батальон, не имея
возможности развернуться, смешался. Два офицера были убиты
на месте и столько же ранены; из нижних же чинов были уби-
ты до ста человек, а сколько было раненых – мне неизвестно.
Знаю только, что, по прибытии на Курджипс, разом вынесли до
30 человек, умерших от ран»717. Сведения И. Хагондокова под-
тверждает В. А. Потто: «предупредить катастрофу, однако, не
удалось. Оказалось, что абадзехи внезапно атаковали арьергард,
и что батальон, застигнутый ими в лощине, не успел даже развер-
нуться, как уже потерял 2-х офицеров и до ста нижних чинов»718.
Немало адыгов использовали «индивидуальную» тактику
борьбы: они находились вблизи расположения войск, дни и ночи
прятались в кустах, за скалами, терпеливо выжидая свои жертвы,

Хагондоков. Из записок черкеса // ВС. 1867. № 3. С. 103.

717

Потто В.А. История 44-го драгунского Нижегородского полка. Т. VIII.

718

СПб.: типо-литография Р. Голике, 1895. С. 124.

244
не выпуская «ни одного заряда из своего ружья наудачу»719. В
европейской кампании, — записал в дневнике один из русских
офицеров, — «я вижу своего врага, здесь же не видишь, откуда
летят пули.., жизнь каждую минуту в опасности»720.
Российскому правительству пришлось столкнуться на Се-
верном Кавказе с типичными для колонизаторов проблемами:
как «усмирить» народ, который, в соответствии с местными
традициями ведения войны, совершал набеги, захватывал плен-
ных, держал их в качестве заложников; какими методами вести
войну с неуловимыми в малодоступных горах отрядами; каким
образом подчинить местные обычаи и нравы российскому зако-
нодательству.
В случае, когда экспедиционный отряд был многочисленным
и располагал специальными командами для реквизиции продо-
вольственных запасов и движимого имущества, а времени на
их спасение не оставалось, адыги могли сами зажечь свои дома.
Противник вступал в район, в котором не мог найти достаточного
количества фуража и продовольствия и гарантированно покидал
его по мере истощения собственных припасов. В этой тактике
адыги не были оригинальны и следовали логике сопротивления
более сильному противнику. Так же поступили русские войска
в войне с Наполеоном, уничтожая запасы продовольствия, жи-
лища и даже оставив Москву. Подобно партизанам Д. Давыдова,
адыги собирались в «летучие» отряды и, пользуясь особенностя-
ми местности, нападали с флангов. Против такого способа, осо-
бенно в ущельях, «лекарства не было». Дело дошло до того, что в
ходе переговоров А.А. Вельяминов требовал: «Встретьтесь с нами
открыто, и мы будем бить вас в любом количестве, но ныне, по-
сле того, как вы извели нас, как оводы, когда мы ищем вас, чтобы
встретиться, вас уже невозможно отыскать»721. Именно подобная
тактика наиболее раздражала Наполеона, как не «европейский»
способ ведения войны, во время похода в Россию в 1812 г.722.
Такие базовые социокультурные условия как сложившаяся
воинская культура, в центре которой находился воин-всадник,
относительно высокая цена человеческой жизни, привели к воо-
ружению черкесов легким, надежным, дальнобойным типом на-

719
Фонвилль А. Указ. соч. С. 28–29.
720
Грозова И. Указ. соч. С. 426–427.
721
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 91
722
Коленкур А. Поход Наполеона в Россию. Таллин, М., 1994.

245
резного ружья. В 1811 г. при формировании гвардейской сотни из
числа черноморских казаков, атаман Черноморского войска Ф.Я.
Бурсак приказал полковым командирам отобрать лучших людей
и вооружить их наиболее качественным оружием и предметами
экипировки: «и чтобы ружья были черкесские или турецкие»723.
Первые свидетельства о массовом вооружении черкесско-
го войска ружьями относятся ко второй трети XVII в. В 1644 г.
ногайцы и кабардинцы при помощи тактики обманного отсту-
пления и массированного огня истребили калмыцкое войско,
впервые совершившее вторжение на Северный Кавказ724. В
1648 г. черкесский (кабардинский) князь преподнес царю Алек-
сею Михайловичу два великолепных фитильных ружья турецкой
работы (хранятся в Оружейной палате Московского Кремля,
№№ 6419, 6420)725. На помощь крымскому войску на Украину в
1660 г. прибыло многотысячное, оснащенное ружьями черкес-
ское ополчение (хегаки, жанеевцы, махошевцы, адамиевцы,
темиргоевцы, беленеевцы и кабардинцы)726. В 1666 г. Э. Челеби
в свите отставного крымского хана проехал через всю Черкесию
и отметил, что «все пешие воины имеют ружья и стреляют свин-
цовыми пулями так метко, что попадут в глаз блохе»727. Шарль
де Пейсонель, французский консул в Крымском ханстве (1753–
1757), сообщал о завозе в Черкесию тысячи ружейных стволов
из Бахчисарая728. В 1748 г. русский офицер В. Бакунин отмечал,
что пищали у кабардинцев «крымские и кубачинские, и больше
винтопальные, но притом короткие и лехкие»729. Описанные Ба-
куниным кавалерийские карабины сохранялись на вооружении
адыгов в середине XIX в.: «Короткие ручные пищали, которые
встречаются не очень часто, употребляются только всадниками,
которые прикрепляют их к седлу»730.
В конце XVIII — первой половине XIX в. в литературе часто
упоминается «черкесское ружье», а также «черкесский писто-

723
Цит. по: Фролов Б.Е. Холодное оружие кубанских казаков. Краснодар,
2009. С. 47.
724
КРО. Т. I. С. 243; Челеби Э. Книга… Вып. 2. С. 87–88.
725
Аствацатурян Э.Г. Турецкое оружие. СПб., 2002. С. 205–206.
726
Челеби Э. Книга путешествия. Вып. 1: Земли Молдавии и Украины. М.,
1961. С. 222–223.
727
Челеби Э. Книга… Вып. 2. С. 59.
728
АКАК. С. 194.
729
Бакунин В. Описание кабардинского народа, сочиненное в мае 1748
года // КРО. Т. II. С. 152–161.
730
[Лапинский Т.] Горцы… С. 140.

246
лет»731. М.А. Меретуков приводит наименования типов ружей,
изготавливавшихся адыгами: мэщыкъу, ерэджыбэжъ, хьаджэ-
мустаф, мэджыр, къэрэтэлау, къэлат, хьатIанэкъу, хьагъундэкъу,
къолый, щэщкъан. Часть этих наименований связана с именами
оружейников. Так, с мастером Щэщкъан информаторы середи-
ны XX в. связывали начало изготовления нарезного оружия732.
В источниках часто встречается информация о том, что чер-
кесы в ходе столкновений с царскими войсками вели «батальный
огонь» из ружей. Так, в мая 1828 г. отряд командующего Г.А.
Эммануэля пытался остановить жителей аула темиргоевского
князя Хеаолей Айтекова (Болотокова), решивших оставить аул
в нижнем течении Белой и переселиться в более отдаленный от
границы район. В.А. Потто отмечает, что воспрепятствовать те-
миргоевцам, так и не удалось: «несколько раз войска пятились,
атаки захлебывались и командующий был вынужден дать от-
бой»733. Один из русских офицеров писал в своих воспоминани-
ях: «Благодаря дальнострельности горских винтовок потеря наша
была вовсе не соразмерна с уроном противника. По сведениям,
доставленным лазутчиками, у них был всего один раненый, тогда
как наша потеря превышала десять человек»734.
Один из ветеранов военных действий в Натухае и Шапсугии
в 30-е гг. XIX в., отмечал отличное качество черкесских ружей:
«Надо заметить, что у горцев вообще ружья — винтовки, кото-
рые бьют чрезвычайно далеко и так метко, что на расстоянии,
где выстрелы наших ружей уже недействительны, — винтовки
горцев наносят еще сильный вред»735. Как подчеркивал В.Г. Фе-
доров, «невысокие баллистические качества, незначительная
меткость, дальность и скорость заряжания, которыми отличались
прежние гладкоствольные ружья», имели своим следствием то,

731
Аствацатурян Э. Оружие народов Кавказа. История оружия. М., На-
льчик, 1995. С. 42–49; Шереметев Д.А. Черкесский пистолет // Лавровский
сборник. Материалы Среднеазиатско-Кавказских исследований. Этнология,
история, археология, культурология. 2006–2007. СПб., 2007. С. 211–215.
732
Меретуков М.А. Кустарные промыслы и ремесла у адыгов (XIX — нача-
ло XX в.) // Культура и быт адыгов (Этнографические исследования). Вып. IV.
Майкоп, 1981. С. 64.
733
Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и
биографиях. Т. 5. Время Паскевича. Выпуск 3. Тифлис, 1891. С. 350.
734
В. Воспоминание о зимней экспедиции Майкопского отряда // ВС. 1868.
№ 12. С. 265–266.
735
Н.М. Воспоминание о Кавказе 1837 года // Библиотека для чтения. Т. 80.
Ч. 1. СПб., 1847. Январь. Отд. III. С. 67.

247
что «войска смотрели на них скорее не как на огнестрельное, а
как на холодное оружие». Соответственно, «штыку придавалось
громадное значение»736. Среди причин частых штыковых атак
были экономия боеприпасов и стремление «избежать невыгод-
ного соревнования с винтовками горцев»737.
3 января 1858 г. состоялось значительное боестолкновение
между отрядом командующего войсками на Кавказской линии
В.М. Козловского (два батальона пехоты и несколько эскадронов)
и абадзехами в долине Курджипса (над Майкопом). «В то вре-
мя, — вспоминал офицер В., — превосходство горской винтовки
пред нашим пехотным ружьем делало подобный бой неравным:
мы могли рассчитывать на большую потерю, зная, что горцы не
понесут никакой. Позиция их была хороша: скрытые больши-
ми деревьями, они не страдали не только от нашего ружейного
огня (наши пули к ним почти и не долетали). <…> В перестрелке
у аула Дух-хабль в долине Курджипса 13 января 1858 г. потери
отряда состояли из «шести или семи офицеров и, если не ошиба-
юсь, из 40 нижних чинов, выбывших из строя»738.
Т. Лапинский вспоминал, что во время Крымской войны мно-
гие черкесы пошли на значительные траты ради приобретения
револьверов, возбудивших у них «высшее удивление»739. В 1861–
1863 гг., по замечанию С. Смоленского, черкесы завозили из
Турции «значительное число повторительного оружия, с патро-
нами к нему», артиллерийские орудия, револьверы740. Усиление
дальнобойности и точности винтовок привело к окончательному
отказу черкесского воинского сообщества от использования
кольчужных панцирей. Если в 1837 г. черкесские панцирники
могли бравировать на расстоянии в ½ ружейного выстрела и не
спеша расстреливать русскую пехоту, то в 1858 г. они полностью
утратили преимущество защитного вооружения741.

736
Федоров В. Эволюция стрелкового оружия. Ч. 1. Развитие ручного
огнестрельного оружия от заряжания с дула и кремневого замка до магазинных
винтовок. М., 1938. С. 68.
737
Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне. XVIII–XIX вв. СПб., 2008.
С. 219.
738
Там же. С. 277.
739
[Лапинский] Горцы… С. 140.
740
Смоленский С. Воспоминания кавказца. Крейсерство у берегов
непокорных горцев (Из походного дневника) // ВС. 1876. № 7. С. 210.
741
Гордин Я. Указ. соч. С. 415; Дроздов И. Последняя борьба с горцами на
Западном Кавказе // КC. Т. II. 1877. С. 401.

248
 Несмотря на то, что вооружение адыгского воина отлича-
лось повышенными качествами по сравнению с принятыми на
вооружение образцами ружей русской армии оно было поро-
ждением традиционного воинского общества, недостаточно
приспособленным для организации регулярной армии742. Чер-
кесское оружие изготавливалось под конкретные требования,
было предметом большой индивидуальной заботы, тщательно
оберегалось и хранилось743. Навыками владения оружием адыг
обучался с раннего детства и практиковался до смерти744. Опол-
чение из таких природных стрелков всегда могло дать серьезный
отпор противнику.
При всем притом, характер черкесского вооружения не со-
ответствовал целям организации регулярной массовой армии.
Ситуация выровнялась в 1858–1859 гг., когда в стрелковые
батальоны стало поступать передовое вооружение. Фельдмар-
шал А.И. Барятинский в этой связи констатировал: «Я полагаю
необходимым заменить то, что мы теряем в численности, усовер-
шенствованием оружия, тем более, что и неприятель, изменяя
вековым своим привычкам, начинает предпочитать новейшие
европейские ружья старым своим винтовкам. Горцы всегда
имели над нами преимущество в ручном огнестрельном ору-
жии, у них нет гладкоствольных ружей, а винтовка их уступает
в действии только новейшим штуцерам и нарезным ружьям. Но
в последнее время и у них все более и более распространяется
употребление европейских винтованных ружей, которые к ним
путем Черного моря проникают»745. Так, в начале июля 1861 г.
меткий и интенсивный огонь ополчения абхазов-псхувцев и
убыхов заставил отступить Бзыбский сводный отряд войск746.
«Горцы неподражаемо хорошо умели преследовать рассыпным
строем. — Вспоминал И. Дроздов. — Такой образ ведения войны
и обратился у них в систему»747.
Технологическое превосходство со стороны черкесов могло
приобретать эпизодически неожиданный и эффектный харак-

742
[Лапинский] Горцы… С. 139.
743
Там же. С. 139, 141.
744
Там же. С. 141–142.
745
Письмо князя Барятинского к военному министру Н.О. Сухозанету.
8 ноября 1857 г. Тифлис // Русский архив. 1889. Кн. 2. С. 340.
746
Смоленский С. Воспоминания кавказца. Бзыбский отряд в 1861 году. (Из
походного дневника) // ВС. Т. 98. СПб., 1874. С. 181.
747
Дроздов И. Указ. соч. С. 407.

249
тер: «В этом ауле (в устье Сочи, прим. Э.Ш. и С.Х.) жил убых-
ский князь Аубла-Ахмет, слывший по всему побережью, как
отчаяннейший пират, грабивший и наши крымские, и турецкие
анатолийские берега. За его небольшой, но чрезвычайно хоро-
шо оснащенной бригантиной наши военные суда очень долго и
упорно гонялись и так-таки не могли захватить ее»748.
Противоборство мощнейшей армии мира заставило адыгов
отойти от рыцарской манеры боя и перестать приносить ненуж-
ные жертвы в угоду устаревшей воинской традиции. Теперь они
стали рационально действующими комбатантами, способными
напасть без предупреждения, из-за засады. Основным мерилом
стал эффективный летальный урон, наносимый превосходящим
силам противника.
К. Ривкин и О. Пинчо отмечают снайперскую тактику «гор-
цев» в Кавказской войне: «Несмотря на превосходящее качество
пороха и практически неограниченные запасы свинца, россий-
ские ружья оказались, по большей части, бесполезными против
укрывавшихся в лесу кавказцев, использовавших свое нарезное
оружие для поражения российских солдат, и в первую очередь
офицеров, с большого расстояния. Российские походные лагеря
нередко простреливались насквозь, и даже рутинные лагерные
работы производились с риском для жизни. <…> Только артил-
лерия могла соревноваться по дальности стрельбы с кавказцами,
и она, соответственно, использовалась для противодействия
снайперам»749. В.В. Лапин также подчеркивает значение артил-
лерии в Кавказской войне как эффективного средства против
дальнобойных горских винтовок750. Неслучайно, повышенная
опасность в боях с черкесами грозила артиллеристам751.
И. Дроздов отмечал, что черкесы старались поразить офи-
церов: причем не только в бою, но и на привале: «Офицерские
палатки были буквально пронизаны как решето»752. «Черкесы,
во время кавказской войны, — писал И. Орехов, — тревожили
наши войска не только днем, но и ночью на бивуаке. Проползая
сквозь цепь и обходя секреты, одиночные горцы приближались

748
Рукевич А.Ф. Из воспоминаний старого эриванца // Исторический
вестник. № 12. 1914. С. 771.
749
Ривкин К., Пинчо О. Оружие и военная история Кавказа // Альманах
«История оружия». № 4. Запорожье, 2011. С. 52.
750
Лапин В.В. Армия… С. 222.
751
Дроздов И. Указ. соч. С. 411.
752
Там же. С. 405.

250
на расстояние выстрела к огням, около которых ночью всегда
толпятся люди, и, оставаясь в тени, стреляли тогда очень метко в
ярко освещенных людей. Таким образом убито много отличных
офицеров»753.
В 1837 г. во время похода А.А. Вельяминова против натухай-
цев и шапсугов только в одном «полку убито 7 офицеров, в числе
коих — 5 ротных командиров»754. В этой же экспедиции пулей в
грудь навылет был сражен генерал-майор Н.А. фон Штейбе755.
На обратном пути Н.В. Симановский сделал запись: «Мне не
верится, что завтра увидим Кубань, по крайней мере, так мно-
гие надеются, но до Кубани еще 36 верст, черкесы здесь лихие,
стреляют метко, и одна роковая пуля может прекратить все над-
ежды»756. По воспоминаниям Г.И. Филипсона, А.А. Вельяминов
во время переговоров с черкесскими военачальниками заявил,
«что если наши солдаты стреляют вдесятеро хуже горцев, зато
мы на каждый их выстрел будем отвечать сотней выстрелов»757.
19 июля 1862 г. русский десант, уничтоживший здание мед-
жлиса в устье Псахи, при отступлении подвергся сильнейшему
обстрелу, в ходе которого «потери с нашей стороны было более
70 человек, выбывших из фронта, в том числе три обер-офице-
ра»758. Целенаправленно выбивали рулевых, матросов и орудий-
ную прислугу.
Российская политическая система обладала абсолютным
большинством из возможных преимуществ над черкесами:
военным министерством, планированием, фабричным произ-
водством, регулярной армией, флотом, обученным в военных
школах офицерским составом; лучшим из всех европейских
армий рядовым составом. Но имелся и системный недостаток:
относительно низкая цена человеческой жизни, что определяло
парадоксальные ситуации. Одна из них — низкое качество ру-
жей, принятых на вооружение пехотных частей. «Пуля — дура,
штык — молодец» — эта суворовская формула отражала в целом
пренебрежительное отношение правящей элиты к подданным.

753
Орехов И. По северному склону Западного Кавказа. (Из путевых заметок) // ВС.
№ 10. 1870. С. 328.
754
Цит. по: Гордин Я. Указ. соч. С. 426.
755
Там же. С. 409.
756
Там же. С. 426.
757
Воспоминания Григория Ивановича Филипсона. М., 1885. С. 132.
758
Смоленский С. Воспоминания кавказца. Десантное дело у Псахе 19 июля 1862
года // ВС. Т. 105. № 10. 1875. С. 437.
251
Только этим фундаментальным обстоятельством русской жизни
можно объяснить превосходство черкесского ружья над рус-
ским, сохранявшееся вплоть до финальной стадии Кавказской
войны.

Приложение

Поход Джамбулата
Черкесы во главе со старшим князем Темиргоя Джембу-
латом Айтековым-Болотоковым и кабардинским князем-хад-
жретом Исмаилом Касаевым предприняли успешный рейд по
тылам русской армии, длившийся две недели (с 21 октября по
4 ноября 1824 г.), продемонстрировавший царскому военному
командованию в регионе мощь черкесской кавалерии. Этому
рейду посвящена глава XXIX «Набег Джембулата» во втором
томе «Кавказской войны» В.А. Потто759. Этот рейд стал ответ-
ной акцией на многочисленные и массированные карательные
экспедиции генерала А.А. Вельяминова и подчиненного ему
полковника Кацырева.
В.А. Потто обращает внимание на усталость казачьих ло-
шадей, из-за чего невозможно было преследовать черкесов. И
это притом, что черкесская конница сделала гораздо больший
переход. Значительный отряд Вельяминова простоял на Лабе с
20.09 по 18.10.1824 г. в ожидании наступления анапского паши.
Паша не появился и, по всей видимости, не собирался в поход в
условиях прочного мира с Российской империей.
Отряд Вельяминова состоял из 5 батальонов, 2 казачьих пол-
ков, еще 2 сотен казаков, 20 орудий. Помимо этого главного от-
ряда, вступившего в Черкесию, в Тахтамышском ногайском ауле
был сконцентрирован отряд полковника Победнова, состоявший
из 1,000 ногайцев, роты Тенгинского полка, 2 сотен казаков при
2 орудиях конной артиллерии. Помимо отряда Победнова был
сформирован еще отряд полковника Исаева из 1,000 человек
и 2 орудий. Победнов и Исаев оставались сторожить правый
берег Кубани, тогда как сам командующий Вельяминов жаждал
погасить наступательный порыв черкесов на собственно чер-
кесской территории. Неприятель, тем не менее, не показывался,

759
Потто В.А. Кавказская война… Т. 2. Вып. III. С. 503–516.
252
ходили только слухи о готовящемся прорыве. Пока Кацырев,
отделившись от основного отряда захватывал 2,000 баранов на
кошах «беглых кабардинцев», черкесы нигде не появлялись и
выжидали.
Вельяминов чувствовал, что готовится незаурядная акция и
настойчиво требовал от Победнова и Исаева быть начеку: «Не-
приятель собирается в значительных силах, чтобы ворваться в
наши пределы; я нахожусь с отрядом на Лабе и надеюсь не упу-
стить его из виду, но так как черкесская конница может выиграть
большой переход и появиться на Кубани прежде, чем я успею
настигнуть ее, то вам, со своей стороны, нужно принять меры,
которые поставили бы вас в состояние сражаться с закубанцами,
если бы им удалось уйти от меня»760.
Прежде чем ретироваться, Вельяминов реквизировал у абад-
зехов 3,000 баранов, совершил рейд на махошевские аулы, где за-
хватил 24 человека и до 700 штук рогатого скота. «Нужно, однако,
сказать, что само присутствие за Кубанью отряда Вельяминова
наносило черкесам весьма ощутимый вред уже тем, что семьи их,
вынужденные скитаться в глубокую ненастную осень скитать-
ся без приюта по горам и лесам, гибли если не от русских пуль,
то от болезней и голода». 18 ноября Вельяминов был вынужден
ретироваться, а 21 ноября начинает свои действия Джамбулат
Болотоков во главе абадзехско-кабардинско-темиргоевского
отряда. Во главе кабардинского ополчения был юный Исмаил
Касаев, которому, согласно Потто, было всего 18 лет.
При описании дальнейших событий совершенно не гово-
рится о Вельяминове и Кацыреве, главных военачальниках в ре-
гионе, но вся ответственность перекладывается на Победнова и
Исаева. «Победнов, почему-то представлявший себе неприятеля
в громадных силах, не решился идти навстречу и пропустил его
на русскую сторону без выстрела, не сделав даже шагу из Тахта-
мышского аула». Затем Потто пересказывает целую цепь ошибок
и нерешительных, по его мнению, действий Победнова и Исаева.
В начальной фазе рейда Касаев действовал отдельно от Боло-
токова, к которому присоединился после разгрома 04.11.1824 г.
Шошинского поста и хутора: на посту были убиты 16 казаков во
главе с зауряд-хорунжим Волжского линейного полка Федото-
вым, на хуторе — 6 убитых, 4 раненых и 17 пленных. После этого,
Касаев быстро соединился с Болотоковым. Разгром Шошинского

760
Там же. С. 505.
253
хутора вызвал тревогу по всей линии. Из селения Александрия
выступила сборная команда хоперских и донских казаков во
главе с есаулом Поповым. Преследовать черкесов кинулся с на-
личными силами (до 200 ногайцев) находившийся у себя в ауле
генерал-майор Султан Менгли-Гирей. Всадников, исправно во-
оруженных в его отряде было порядка 50 и он просто следовал
за Касаевым, ожидая прибытия войск. У речки Барсуклы есаул
Попов настиг черкесов, но «также, не решаясь один ударить
на сильного неприятеля, ограничивался только наблюдением».
Черкесский отряд двигался шагом и, более того, часто останав-
ливался, проявляя решимость к стычке. В это самое время Побед-
нов и Исаев находились в Воровсколесске и на Соленых озерах,
достаточно далеко от места событий.
В полдень этого же дня (04.11.) появился отряд Победнова.
Ободренные его появлением, на черкесов, гнавших табун ногай-
ских лошадей, числом до 3,000 голов, кинулись ногайцы во главе
с мурзами Салибеем Мансуровым, Мусой Тагановым и сыном
Менгли-Гирея Аслан-Гиреем. Атака ногайцев была неудачной:
Мансуров получил тяжелые ранения и умер на следующий день.
В дело вступила команда Попова, но оказалась прижатой к вы-
сокому берегу Барсуклы черкесами. Интересно, что командир
сумел ретироваться, оставив своих подчиненных. Те спешились
и заняли оборону на берегу. «А на соседних высотах, «хладно-
кровно», как выражается Вельяминов, стоял отряд полковника
Победнова. Родожицкий рассказывает, что один из казачьих
офицеров под градом неприятельских пуль прискакал к Побед-
нову с просьбой о помощи. Полковник не только ответил ему
выговором, как он осмелился с горстью казаков броситься на
столь многочисленного неприятеля, но угрожал даже Сибирью…
Благородный офицер повернул коня и поскакал к оставленным
товарищам. Горцы пересекли ему путь, и он пал, расстрелянный
пулями и изрубленный шашками [это уже литературная аффек-
тация образа храброго воина, которого недостаточно сразить
одним выстрелом, но надобно изрешетить пулями и потом еще
рубить, прим. Э.Ш., С.Х.]».
В своей реляции Вельяминов не указал ни поступка, ни имени
храбреца. «А окруженные казаки, между тем, отчаянно бились с
наступавшими на них абадзехами — и все до одного полегли на
месте». 23 казака погибли и еще 2 получили тяжелые ранения.
Потто подводит предварительные итоги: «Так кровавый набег
Джамбулата стоил русским трех храбрейших офицеров и до пя-
254
тидесяти лучших казаков и ногайцев, не считая крестьян». Затем
еще потери ногайцев: «Уничтожив горсть геройских защитников
и отбив обратно табун, Джембулат на глазах Победнова спокойно
переправился через Куму и там остановился кормить лошадей.
Подвигаясь шаг за шагом, отряд Победнова опять сблизился с не-
приятелем. Тогда храбрый Аслан-Гирей и другие ногайские мур-
зы не выдержали и вновь одни ударили на хищников. Половина
неприятельской партии села на коней, чтобы встретить ногайцев,
и те, подавляемые силой и не поддержанные Победновым, вновь
вынуждены были отступить. Бешеная атака стоила им опять двух
убитых князей, братьев Дженаевых, и двух простых всадников».
Вечером отряд Джамбулата достиг Подкумка и двинулся
лесистым ущельем между Бургустанским укреплением и От-
крытым постом. Проводив Джамбулата до Подкумка, Победнов
и вовсе отказался от преследования, и пошел к Хахандуковскому
укреплению. Здесь он провел сутки и уже 06.11. получил запо-
здалое предписание Вельяминова о переводе аула Росламбека
на правый берег Кубани. Предписание это было дано Вельями-
новым еще до всех описанных событий. «Об исполнении распо-
ряжения этого, данного при совершенно иных обстоятельствах,
казалось бы, теперь нечего было и думать, но Победнов тотчас
взялся за него и двинулся к Каменному Мосту. Росламбекова
аула он, разумеется, не застал [поскольку Росламбек со своими
подданными успел бежать к остальным кабардинцам, поближе
к Абадзехии, прим. Э.Ш., С.Х.] но этим движением уже оконча-
тельно выпустил из вида Джембулата». Не застав Росламбека,
Победнов возвратился в свою квартиру в Тохтамышском ауле.
Преследованием Джамбулата занимались еще некоторое время
одни только ногайцы, озадаченные потерей громадного числа
лошадей. Но и они разъехались по домам.
Получается весьма необычная картина: воинский началь-
ник, от распоряжений которого зависит безопасность границы,
а именно Вельяминов, просто отсутствует в самый ответствен-
ный момент. Его непосредственный подчиненный, ведущий
преследование, вдруг, так и не атаковав ни разу противника,
внезапно ретируется без всякого предлога, оставив Джамбулата
в глубоком тылу. Более того, «действия Исаева во все это время
были еще бессвязнее, бесцельнее и страннее, чем действия По-
беднова». Со своим отрядом он метался по району Кубань-Кума
и сумел не обнаружить противника и не успеть ни на одно из
боестолкновений.
255
 Джамбулат, согласно Потто, не мог предположить, что два
русских отряда, обязанных противодействовать ему, просто
ушли с театра военных действий и оставили ему на выбор — идти
в Кабарду на Малку, где, вполне вероятно, он мог действовать
с не меньшим успехом или спокойно удалиться в Закубанье.
Он посчитал, что самое время возвращаться, что он и сделал
04.11.1824 г.
Критика действий Победнова и Исаева последовала только
через 15 дней. 20.11.1824г. Вельяминов подвел итоги: «Уклоне-
ние войска Донского полковника Победнова от сражения не
позволяет иметь к нему ни малейшего доверия, а потому кордон,
состоящий под его начальством, поручается командиру Кубан-
ского казачьего полка подполковнику Степановскому. Не более
похвалы заслуживают и действия полковника Исаева, который
употребил все искусство, чтобы не встретиться с неприятелем.
Подобные действия также не внушают доверенности, и кордон,
находящийся под его начальством, поручается войска Донского
войсковому старшине Грекову Четырнадцатому».
Потто совершенно обходит своим вниманием вопрос об от-
ветственности за этот ощутимый тактический провал Вельями-
нова. Действительно, если мы согласимся с оценкой Вельяминова
о неспособности этих двух командиров, то остается вопрос: чем
все это время занимались два других храбреца — Вельяминов и
Кацырев. Джамбулат действовал 2 недели!
Видно, как две военные доктрины существуют в одно время
и на одном театре военных действий, но в различных измерени-
ях. Вельяминов собирает многочисленный отряд с 20 пушками и
медленно движется по Закубанью. Из отряда высылаются колон-
ны для уничтожения не столько адыгских отрядов, сколько си-
стемы жизнеобеспечения. Аулы горят десятками, но армада вы-
нужденно, через 2-3 недели, ретируется. С этим методом адыги
не в состоянии совладать. Но и с адыгской конницей в 1,000-2,000
всадников во главе с Джамбулатом не в состоянии совладать на
просторах правобережья Кубани все тот же Вельяминов. Он
теряет репутацию перед начальством своим очевидным бездей-
ствием, а ответственность перекладывает на двух полковников —
Победнова и Исаева. Эти двое, хотя у каждого из них было сил
больше, чем у Джамбулата, просто боятся черкесской конницы
на просторе. Они не отваживаются на фронтальное столкнове-
ние, не успевают, не окружают, а, оказавшись на расстоянии
удара, откровенно пасуют.
256
 Эта очевидная тактическая беспомощность причиняла в
основном морально-психологический урон, но никоим образом
не угрожала полным разгромом. Вельяминов подошел к вопросу
о противодействии черкесской коннице с тех же позиций, с ка-
ких, в целом, рассматривалась эффективность методов ведения
военных действий против черкесов. Решено было нанести удар
по самой основе конной войны — по лошадям, то есть лишить,
по возможности, максимально полно, черкесов всего их лошади-
ного поголовья. Об этой цели он прямо пишет в своих реляциях
и аналитических записках. Совершенно неслучайным является
набег Кацырева в декабре этого же – 1824-го – года на владения
князя Мисоста Айтекова-Болотокова, в ходе которого на темир-
гоевских пастбищах было захвачено порядка 1,000 лошадей.
Потто объясняет это стремлением отомстить Джамбулату за его
рейд, но месть последовала позднее и была дико не адекватна
тому урону, который нанес Джамбулат.

257
 Глава 11.
Обычаи войны

Сноси с достоинством то, что изме-
нить не можешь.
Сенека

Изучая сложную, во многом противоречивую историю войн,
историки, начиная с Античности, стремились не только упорядо-
чить события, но и придать им особую романтическую окрашен-
ность, обращаясь к таким понятиям как честь, воинский подвиг,
благородные правила войны. Как уже отмечалось, мир адыгов во
многом был пропитан мифологизированными представлениями
о героическом, о героизме, о герое. В течение веков их истории,
войны представляли хроническое явление: они состояли из
разрозненных, рассеянных по обширной территории набегов,
ожесточенного сопротивления экспансионистским вторжениям,
частым межплеменным распрям.
В результате сохранилось немало свидетельств об их пове-
дении в экстремальных ситуациях военной опасности, возникли
и закрепились в массовом сознании обычаи, унаследованные
стереотипы поведения, принимаемые адыгским обществом и
нашедшие отражение в особом моральном кодексе — «уэркъ
хабзэ» (уэркъ — дворянин; хабзэ — кодекс обычно-правовых,
этикетных норм). Основные его положения обусловлены опы-
том военизированного образа жизни и связанных с ним норм
поведения. В историографии эта модель часто сопоставляется с
кодексом средневекового европейского рыцарства, и даже япон-
ским кодексом чести самурая «Буси-до» («Путь воина»).
Антропологический подход к проблемам военной истории
адыгов, опыт исследования их участия в войнах не может быть
сведен к исторической панораме военных действий и требует
рассмотрения явлений, в которых удивительным образом со-
четаются личное мужество, готовность к самопожертвованию,
физические данные. К такому историческому феномену может
258
быть отнесено единоборство — противостояние противников
«один на один». «В условиях войны наиболее непосредственно
рыцарский идеал воплощается в заранее обусловленных ари-
стиях [героических единоборствах], — писал один из извест-
ных медиевистов Йохан Хёйзинга, — которые проводятся либо
между двумя сражающимися, либо между равными группами»761.
Строго говоря, древнегреческий термин аристия обозначал не
поединок перед битвой или поединок посреди распавшейся на
отдельные схватки битвы. Для этого было специальное понятие
мономахия (monos — один, machomai — борюсь). А под аристией
имелось в виду «выдающееся и победоносное участие в общей
битве»762.
Во многих европейских источниках адыги представлены как
грозные воины. Так, поэт эпохи Возрождения Торквато Тассо
в поэме «Освобожденный Иерусалим» (итал.  La Gerusalemme
liberata, написана между 1559 и 1575 гг.), создал образ черкеса-
воителя Арганта (Circasso Argante) — мужественного против-
ника крестоносцев, служившего в числе черкесской гвардии
сарацинскому султану Иерусалима Аладину: «Вокруг престола
верные черкесы».
«В Египет он явился как искатель приключений
И звания сатрапа там достиг.
Отвагу боевую обнаружив,
Высокое он в войске занял место.
Нетерпеливый, яростный, упорный,
Усталости не знающий, привык
Лишь одному мечу он поклоняться».
Интересно, что образ Арганта сопоставлен с одним из чрез-
вычайно популярных персонажей французского и итальянского 
эпоса Ринальдо Монтальбанским. Лучшие бойцы крестоносцев
стремятся померяться с Аргантом силами и многие погибают,
прежде чем настает черед Танкреда. Аргант вызывает его на бой,
поединок длится много часов и затем его останавливают и пере-
носят на следующий день. Затем обстоятельства разводят героев
и когда они вновь сталкиваются, Аргант погибает в схватке763.

761
Хёйзинга Й. Осень средневековья. Исследование форм жизненного
уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах. М.,
1988. С. 109.
762
Клейн Л.С. Анатомия Илиады. СПб., 1998. С. 139.
763
Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим. СПб., 2007.

259
 Заслуживают внимания эпизоды, связанные с историей про-
тивостояния мамлюков764 наполеоновской армии. Французская
экспедиция в Египет (1798–1801) оставила огромный корпус
документов, в том числе личного происхождения. В своих днев-
никах, воспоминаниях, путевых заметках, письмах французы
отмечали красоту мамлюков, их мужество и храбрость765. Уже
первое сражение, — вспоминал полковник Виго Руссильон, —
«доказало нам, что мы в Египте будем иметь дело с лучшей ка-
валерией в мире, что мамлюки имеют превосходных коней и
искусно управляют ими и отлично владеют оружием… Во время
марша, один офицер-мамелюк подъехал к нашему каре и закри-
чал по-итальянски: “если между французами есть храбрый, я
жду его!” Наши кавалеристы не были тогда в состоянии принять
его вызов. Мамелюк нас преследовал, продолжая оскорблять,
галопируя вокруг нас. Несколько выстрелов было ему посла-
но, наконец, один сержант из волонтеров убил его наповал»766.
Мамлюки, привыкшие вести бой один на один с противником,
считали рыцарским поступком вызов на поединок. Однако для
французов ответить на такой вызов было столь же странно, как
для мамлюка — не принять его. Это один из ярких примеров
различий в «обычаях войны».
В лобовую атаку на каре черкесский предводитель времени
Кавказской войны мчался впереди своих воинов, что гаранти-
ровало ему либо овеянную славой гибель, либо очередную ари-
стию. «Однажды, во время нападения на русское каре, — расска-
зывает британский офицер Дж.П. Кэмерон, — под черкесским
вождем, известным московитским армиям как самый грозный
предводитель, была подстрелена лошадь. Когда пуля исполнила
свое предназначение, наступающая кавалерия мчалась во весь
опор и была не более чем в пятидесяти ярдах от противника.

764
Уроженцы Черкесии на протяжении значительного исторического пери-
ода играли выдающуюся роль в военной истории Египта и Османской Турции.
Характерным в плане рыцарской ментальности является обустройство вблизи
стен средневекового Каира специального поля для турниров и дуэлей, на кото-
ром мамлюки решали свои споры один на один либо равными партиями. Это
поле называлось «Поле Победы» (Куббат ан-Наср). (Ascensus Barcoch. A Latin Bi-
ography of the Mamluk Sultan Barquq of Egypt (d. 1399), written by B. de Mignanelly
in 1416, ed. by W. Fischel // Arabica. T. 6. Leiden, 1959, pp. 69–70).
765
Прусская Е.А. Образ Востока в дневниках и письмах участников
египетского похода (1798–1801) // Французский ежегодник. Т. 47. 2014. С. 166–
188.
766
Руссильон Виго. Египетская экспедиция. Казань, 1890. С. 18.

260
Животное все еще продолжало движение вперед с неослабной
скоростью, приблизившись почти вплотную к извилистой фа-
ланге штыков перед ним, когда оно споткнулось и упало, закинув
своего всадника, до тех пор не предполагавшего падения, прямо
в гущу враждебных порядков! Он мгновенно вскочил, как каза-
лось, поднятый враждебными штыками, из которых, очевидно,
два десятка оказались нацелены на него, когда, словно ударом
молнии, не менее трех ближайших к нему солдат, один за другим
рухнули, рассеченные его смертоносным оружием, в то время
как его люди, несшиеся сразу за ним, врезались в расстроенные
и сбитые с толку ряды. Каре было разбито, сабля делала свое дело
с ужасающей силой, несчастная пехота пала как трава под ножом
косильщика, и вождь черкесов, спасенный и пересаженный
своими сподвижниками на другого коня, отделался несколькими
ушибами и царапинами»767.
Царское командование на Кавказе высоко ценило воинские
обычаи черкесов и горцев. Отражением этого стала организация
Кавказско-Горского полуэскадрона в составе императорской
гвардии, всадники которого получили вооружение и экипировку
на основе «классического» черкесского воинского комплекса
XVIII века768. При этом, в среде кавказских воинов, принятых на
русскую службу, искусственно подогревался дух соперничества.
В книге Дж.П. Кэмерона рассказывается о татарско-черкесском
ристалище в окрестностях Тифлиса, устроенном русским
командованием в 1839 г.: «Турнир был великолепен, сверх всяких
похвал, и включал, среди прочих поединков, блистательную
дуэль между двенадцатью татарскими ханами и беками в по-
золоченных пластинчатых доспехах на черных конях, с одной
стороны, и равным числом черкесских князей и предводителей в
ослепительных изысканных кольчугах на белых боевых конях, с
другой стороны. После жестокой схватки победу провозгласили
для последних — шестеро из их числа до конца удержались в
своих седлах, в то время как все татары до последнего человека
были сбиты с коней и повержены; несколько из них, а также два
или три черкеса были сильно ранены в ходе поединка»769.

767
Cameron J.P. Personal… Vol. I, pp. 347–348
768
Клочков Д.А. «Отличные храбростью…». Собственный Его Император-
ского Величества конвой. 1829–1917. История, обмундирование, вооружение,
регалии. СПб., 2007. С. 48.
769
Cameron J.P. Personal… Vol. I, p. 113.

261
 Кредо адыга-воина основывалось на нравственном импера-
тиве: «биться до смерти». «Долговременный опыт доказывает,
что воинственную сию нацию легче истребить, чем покорить
оружием; что дикий и, можно сказать, рыцарский сей народ,
доведен до отчаяния, как сие видно из недавно случившегося
происшествия по дороге от Ставрополя к Черкаску, где несколь-
ко черкес, окруженные русскими, зарезав лошадей, решились
дорого продать жизнь свою и исполнили сие»770.
16 июня 1862 г. генерал-майор И.Е. Тихоцкий начал насту-
пление на Пшеху во главе отряда из 11 батальонов пехоты, 6
эскадронов драгун, 4 сотен казаков и 12 орудий. Как только отряд
вытянулся вдоль дороги, абадзехи начали массами стекаться к вы-
рубленному войсками лесу. Подойдя к широкой просеке (порядка
500 саженей), исключавшей любое самое быстрое нападение,
авангард сперва обстрелял лес ядрами и гранатами, после чего
конная артиллерия открыла огонь картечью. Тихоцкий, будучи
полностью уверен в том, что в лесу нет неприятеля, дал команду
пехоте двинуться по просеке. Но, оказалось, что абадзехские
стрелки находились в лесу, укрываясь за деревьями, и под силь-
ным артиллерийским огнем никак не обнаруживали свое присут-
ствие. Они встретили передовой батальон дружным ружейным
залпом. Пехота кинулась в лес влево от просеки и стремительно
вытеснила из него горцев: «Трупы, обезображенные артиллерий-
скими снарядами, показали нам, что действие орудийного огня
было сильно и что стойкость горцев, не обнаруживших при этом
своего присутствия, достойна почетного эпитета»771.
При обзоре результатов этого боя, А. Введенский еще раз
выражает свое удивление стойкостью, проявленной абадзехами
под картечью: «Не могу не заметить, что, в продолжение всей
моей службы на Кавказе, я второй только раз видел горцев, на
открытом месте так стойко выдерживавших огонь артиллерии. В
первый раз это было 29 января 1859 года, при отступлении отряда
генерал-майора Преображенского от р. Фюнфта к Майкопу»772.
Без сомнения, прав Ипполит Тэн, подчеркивавший, что сре-
ди глубоких человеческих чувств нет более подходящего, чем

770
Рапорт Керчь-Еникольского градоначальника кн. Херхеулидзе гр. Ворон-
цову, от 5-го августа 1835 г. // АКАК. Т. VIII. С. 638–639.
771
Введенский А. Действия и занятия войск Средне-Фарского отряда до
сформирования Пшехского и этого последнего до ноября 1862 года // Военный
сборник. 1866. № 8. С. 150.
772
Там же. С. 153–154.
262
гордость для превращения в честность, патриотизм и совесть,
«ибо гордый человек нуждается в самоуважении, и, чтобы его
обрести, он старается его заслужить». Адыги не только облада-
ли развитым чувством гордости, но и высоко ценили признание
обществом своих достоинств.
В песне, посвященной знаменитому в годы Кавказской
войны военачальнику Кизбечу Шеретлуко, подчеркивается его
воинское искусство, способность одолеть прицельным ударом
меча самого сильного противника, который «остервенело ска-
чет», «кого наметил, с седла сбрасывает»773. Воинская слава Киз-
беча Шеретлуко произвела несомненное впечатление на М.Ю.
Лермонтова. В «Герое нашего времени» (часть I «Бэла») он писал:
«Слышал я, что на правом фланге у шапсугов есть какой-то Каз-
бич, удалец, который в красном бешмете разъезжает шажком
под нашими выстрелами и превежливо раскланивается, когда
пуля прожужжит близко»774.
Интересен нюанс: для того, чтобы подчеркнуть особые воин-
ские качества отличившихся воинов, сочинители, как правило,
сравнивают героев с нартскими богатырями, при этом использу-
ют слово меч (ад. чатэ, шапс. кятэ), а не шашка (сэшхо). Мечи,
шлемы, панцири, стрелы — регулярный набор терминов герои-
ческой песни периода Кавказской войны.
Внимания заслуживает подход, при котором предметом ин-
тереса становится не столько смерть как таковая, как те чувства,
то отношение, которые погибшие вызывали к себе, насколько
заботливо с ними обращались775. «Забота об павших» была важ-
ной частью культуры адыгов, обнаруживая огромную инерцию
преемственности. «В черкесском характере нет другой более
достойной восхищения черты, чем их нежность к умершим —
несчастным остаткам смертности, не разбирающей никого»776.
В годы войны свидетельством особого отношения к погибшим
стали «бои за трупы», довольно редкое в военных традициях явле-
ние. В разных вариантах подобные сюжеты вошли в описания
многих авторов. Делом чести для адыгов было, несмотря на смер-
тельную опасность, вынести с поля боя тела раненых и погибших
соратников. Участник Кавказской войны Т. Лапинский замечал,

773
Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича. С. 77.
774
Лермонтов М.Ю. Сочинения. Т. 2. М., 1990. С. 488–489.
775
Ле Гофф Ж. Трюон Н. Указ. соч. С. 176.
776
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 219.

263
что «ни один труп, ни один раненый, ни одно ружье не остались в
руках русских»777. Об этой же традиционной практике с нескры-
ваемым восхищением писал В. Потто в своем многотомном труде:
«Десятка три горцев в свою очередь бросились к телу, и над про-
стертым трупом завязалась отчаянная схватка... тело переходило
из рук в руки»778. Не обошел вниманием эту тему и С. Хан-Гирей:
в разгар битвы и даже в случае погони «тела убитых товарищей с
удивительною решительностью уносят с собою... защищая тело
убитого товарища, целые партии погибают»779.
В этих сюжетах нашла отражение парадоксальная ситуация —
ценность тела одного погибшего воина значительно выше сово-
купной ценности жизней многих сражающихся. Вынос с поля боя
раненых и убитых воспринимался как священная обязанность и
почетный долг каждого воина перед обществом. «Если кто-нибудь
из соотечественников пал в бою, множество черкесов несутся к
тому месту за тем, чтобы вынести его тело и героическая борьба,
которая следует за этим, является обычным делом в черкесских
сражениях, как это было в древние времена на полях Трои».
В данных обстоятельствах, соображения собственной без-
опасности в расчет не брались. «Идя на бой, горец дает своему
брату по оружию клятву умереть вместе или вынести тело пав-
шего товарища; неисполнение обета несет за собою посрам-
ление, и клятвопреступник обязан содержать все семейство
убитого»780. Обычай уносить убитых с поля битвы, которому так
поражались русские офицеры на Кавказе, строго соблюдался
адыгами и на Балканах: «Черкесы имеют обыкновение и своих
раненых, и своих убитых уносить на особо приспособленных для
того крючках, зацепливаемых за пояса»781
Очевидно, что «ценность тела», «то место, которое им пре-
доставляли живые, та роль, которую они играли» являлась более
высокой по сравнению с жизнью782. Пожалуй, это наглядное
подтверждение существования извечной дилеммы — честь
или бесчестие. Именно понятия чести, верности, благородства,

777
[Лапинский]. Указ. соч. С. 376.
778
Потто В. Кавказская война. Ставрополь, в 5 т. Т. 5. 1994. С. 289–290.
779
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 288.
780
Эсадзе С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны.
С. 54.
781
Немирович-Данченко В.Ч. Год войны (дневник русского корреспонден-
та), 1877–1878. СПб., 1878. Т. 1. С. 153.
782
Ле Гофф Ж. Трюон Н. Указ. соч. С. 176.

264
достоинства определяли отношение к павшим в бою со стороны
общества. Любое отступление от данного нравственного импе-
ратива становилось публичным позором. Подобное нарушение
моральных обязательств незамедлительно находило осуждение
в народных песнях-плачах: оплакивалась не только гибель героя,
но и его посмертная трагическая судьба «не подобранного ни-
кем», «брошенного на поле боя без достойного погребения»783.
Традиция заботы о погибших обусловила широкое распро-
странение в годы Кавказской войны такого явления как выкуп
или обмен тел павших. После окончания боя специальные по-
сланцы, как правило, наиболее уважаемые старики, прибывали
с просьбой предать для захоронения тела погибших, предлагая в
обмен быков, лошадей и другие ценные предметы. Конкретные
примеры подобного «торга» приводятся многими авторами784.
Адыги, как и большинство народов, придавали особое значе-
ние голове, полагая, что в ней находятся душа и жизненная сила
человека. Знаковый смысл имела и целостность тела. С. Хан-Гирей
приводит показательный в этом смысле случай. К телу павшего на
поле боя храброго воина неожиданно подлетела сорока и острым
клювом вырвала глаз. Черкесы, бывшие очевидцами этого случая,
поклялись не щадить этих птиц и сотни сорок пали жертвой этой
необычной мести. Причем, этот случай многократно пересказы-
вался, вызывая у слушателей единодушное негодование785.
В условиях ожесточенного вооруженного сопротивления
тело не раз становилось объектом поругания, в частности, через
отсечение головы. Стремление некоторых современных авторов
объяснить осквернение трупов противника варварством и дико-
стью горцев не выглядит убедительным786. Хорошо известно, что
подобные «методы» практиковались европейски образованными
российскими генералами. По мнению одного из современных
историков, генерал Г.Х. Засс, «успешно адаптировался» к усло-
виям войны в крае, не более и не менее, как «взяв у неприяте-
ля, в том числе, и навыки отсечения головы»787. Заметим, что в

783
НПИНА. Т. 3. С. 381.
784
Эсадзе С. Указ. соч. С. 45, 54 и др.
785
Султан Хан-Гирей: Избранные… С. 520.
786
Клычников Ю.Ю. «Труп холодный мертвеца / в землю с честию не лег…»
(отношение к павшим в реалиях войны на Кавказе) // Итоги фольклорно-этно-
графических исследований этнических культур Северного Кавказа за 2003 год.
Дикаревские чтения. Краснодар , 2004. С. 171-176.
787
Там же.
265
источниках нет свидетельств того, что черкесы и, тем более, их
лидеры «коллекционировали» подобные «трофеи». Более того,
таких свидетельств нет и в источниках XVI–XVIII вв.
Историк Тенгинского полка Д.В. Ракович писал: «Местопре-
бывание Засса, крепость Прочноокопская, повергало в ужас не
только закубанцев, но и всех проезжающих. Она окружена была
высоким валом с частоколом по гребню, на котором во многих
местах торчали головы черкесов»788.
По воспоминаниям декабриста Н.И. Лорера генерал Г.Х.
Засс признавался, что отсылает черепа павших горцев своим
знакомым профессорам в Берлин789. Каннибальский «научный
интерес», по свидетельству современников, проявлял и другой
известный генерал А.А. Вельяминов, отправлявший черепа в
Российскую Академию наук. «Трофеями этого дня, — вспоминал
генерал Г.И. Филипсон, — были несколько трупов горцев, у ко-
торых отрубили головы, завернули и зашили в холст. За каждую
голову Вельяминов платил по червонцу и черепа отправлялись в
Академию Наук. Поэтому за каждого убитого горца была упор-
ная драка. <…> Драка за трупы и отрезывание голов вошли в
нравы и обычаи Кавказских войск. На первый раз, несмотря на
воодушевление новизной картин и впечатлений, вид завернутых
в холст голов, привязанных к концу казачьих пик, вызвал у меня
чувство гадливости и омерзения»790. «Засс, по обычаю, приказал
отрезать головы убитых и с этим трофеем возвратился в свой
Прочный Окоп. Через год после того, я встретил генерала Засса
в Ставрополе. Он ехал на санях, а другие сани, закрытые поло-
стию, ехали за ним. “Куда это, ваше превосходительство, и что
вы везете”? — “Еду, земляк, в отпуск и везу Вельяминову в сдачу
решенные дела”. С этим словом он открыл полость, и я не без
омерзения увидел штук пятьдесят голых черепов. Вельяминов
отправил их в Академию Наук»791.
Важно, что Г.И. Филипсон не оправдывает Вельяминова и
Засса, но, напротив, подчеркивает свое негативное к ним от-
ношение. Филипсон нигде не пишет о подобном же поведении
черкесов. Тем более, нет упоминаний о том, что черкесы снимали
с врагов скальпы. В то время как ведущие царские военачальни-

788
Ракович Д.В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819–1846. Под ред. генерал-
майора Потто. Тифлис, 1900. С. 150.
789
Лорер Н.И. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 259.
790
Воспоминания Григория Ивановича Филипсона. М., 1885. С. 127.
791
Там же. С. 102.

266
ки практиковали эту зверскую, словно вычитанную из романов
Ф. Купера, меру. В переписке военного руководства фигурирует
следующая формулировка: «О запрещении скальпирования и
издевательств над убитыми горцами»792.
Николай I не приветствовал подобную практику своих
генералов. Из отношения генерала от инфантерии Поповича
командующему войсками на кавказской линии и в Черномории
генерал-лейтенанту Граббе: «До сведения Государя Императора
дошло, что будто бы некоторые частные начальники на Кавка-
зе отсекают головы горцев, убитых в битвах и втыкают их на
шесты, к общему раздражению жителей. Вследствие сего Его
Величество высочайше предоставляет мне удостовериться бли-
жайшим образом в истине этих слухов и будь они действительно
справедливы, принять самые решительные меры к прекраще-
нию, на будущее время, таковых бесчеловечных поступков, столь
противных благим видам Его Величества»793.
Стремление запугать противника постепенно сменилось
стремлением заработать на противнике. Черкесы, понимая сме-
ну настроения, стали требовать соблюдения противной сторо-
ной самых элементарных правил ведения войны. Они платили
за каждое тело своего соплеменника, но труп павшего должен
был оставаться в целости. «В Чечне и Дагестане, — писал В.А.
Потто,  — драгуны обыкновенно привозили эти головы, как
доказательство, что стычка была рукопашная, и по количеству
голов судилось даже о важности самого дела. Выступая на пра-
вый фланг, нижегородцы захватили с собой свои обычаи, и вот,
нарубив при первом удобном случае 6-7 голов, они привезли их
в лагерь, и вытряхнув из сакв, поставили по ранжиру перед став-
кой начальника отряда. К величайшему их удивлению, Руданов-
ский не только не принял голов, а еще прочел им внушительную
нотацию, что так поступать на правом фланге совсем не годится,
и что тела должны доставляться в полной сохранности, так как за
каждое из них горцы платят по две пары быков»794.

792
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1213: «Распоряжение штаба Отдельного ка-
зачьего корпуса о запрещении скальпирования и издевательств над убитыми
горцами. 6 октября – 8 октября 1841 г.».
793
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1213. Л. 1, 4-4 об. Также: РГВИА. Ф. 13454. Оп.
8: Секретное отделение. 1831–1856 гг. Д. 31: Рапорт о запрещении отсекать
головы горцев и втыкать на шесты. 8 октября 1841 г.
794
Потто В.А. История 44-го драгунского Нижегородского его император-
ского высочества государя наследника цесаревича полка. Т. VIII. СПб., 1895.
С. 37–38.
267
 Характерно, что неоднократно упомянутый Вельяминов не
выкупал тела погибших солдат и даже позволил себе публично
отказать черкесским парламентерам устроить равный обмен:
«сказал, что ему мертвых не нужно», но зато приказал им за тело
одного павшего воина привести 10 быков795.
Для адыгов времени Кавказской войны было присуще гу-
манное отношение к пленным. В известном отношении эта гу-
манность диктовалась практическими соображениями. Нельзя
было проявить необоснованную жестокость к гораздо более
могущественному врагу, поскольку тот в ответ мог позволить
себе гораздо большую свирепость. Даже в периоды наибольшего
ожесточения, черкесы предпочитали взять противника в плен
и обменять. Характерной является ситуация с Архипом Осипо-
вым, взорвавшим пороховой погреб и обрекшим многих своих
сослуживцев на смерть, тогда как все попавшие в плен не только
продовольствовались, но и лечились, и в количестве не менее
50 человек на протяжении ближайшего полугода «вышли» из
черкесского плена796. Это значит, что условия содержания были
гуманными: их не держали в оковах в каких-то ямах и прочее, а
они жили в домах и при удобном случае просто бежали.
Участник этих событий М.И. Венюков посчитал необходи-
мым признать: «Война шла с неумолимою, беспощадною сурово-
стью. Мы подвигались шаг за шагом, но бесповоротно и очищая
от горцев, до последнего человека, всякую землю, на которую
раз становилась нога солдата. <…> Иногда — к чести, впрочем,
наших солдат, очень редко, — совершались жестокости, дохо-
дившие до зверства… Жестокости эти были тем возмутительнее,
что были совершенно не в духе доблестных русских солдат —
обыкновенно столь добродушных»797. В этой связи, обращает на
себя внимание жестокость, которую высшие офицеры поощряли
в кавказских милициях, подкреплявших действия регулярных
войск. «В Абхазии князь Каца Маргания, приволокший из Черке-
сии несколько десятков пленных, всем им отрезал уши и продал
их в Турцию»798.

Грозова И. Указ. соч. С. 413–414.

795

Ракович Д. В. Тенгинский… С. 22 (в приложении).

796
797
Венюков М.И. К истории заселения Западного Кавказа. 1861–1863 гг. //
Русская старина. СПб., 1878. Кн. VI (июнь). С. 249–250.
798
Бардавелидзе В.В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое
графическое искусство грузинских племен. М., 2015. С. 301.

268
 В XIX в. в сочинения различного вида вошел термин «хищ-
ники» и его производные, при характеристике народов Север-
ного Кавказа799. Однако практически до настоящего времени не
осмысливается его содержательная составляющая и вписаность
в контекст. В частности, во многих работах авторы цитируют
извлечения из работы Н.Я. Данилевского «Россия и Европа»800,
впервые опубликованной в 1869 г.: «Кавказские горцы, и по сво-
ей фанатической религии, и по образу жизни и привычкам, и по
самому свойству обитаемой ими страны — природные хищники
и грабители, никогда не оставлявшие и не могущие оставить
своих соседей в покое»801.
Обратимся к контексту. Отвечая на вопрос «Почему Европа
враждебна России?», в ряду других причин, Н.Я. Данилевский
называет политику на Кавказе. После раздела Польши, отме-
чает он, «едва ли какое другое действие России возбуждало в
Европе такое всеобщее негодование и сожаление как война с
кавказскими горцами и особливо недавно завершившееся поко-
рение Кавказа», в ходе которого «много погибло … независимых
племен». С явным сожалением автор отмечает, что «сколько не
стараются наши публицисты выставить это дело как великую по-
беду, одержанную общечеловеческою цивилизацией, — ничего
не помогает»802.
Едва ли нужны пространные пояснения: ясно, что именно
исходя из стремления поддержать право России «поцивилизи-
ровать» в этом регионе, нужны были эмоционально окрашенные
утверждения. Представление кавказских народов как «хищни-
ков» способствовало утверждению «морального права» на выбор
средств и методов для их «усмирения» и насильственного «при-
общения» к цивилизации.
Историкам хорошо известно, что в истории войн противник,
как правило, предстает носителем негативных качеств: привер-
женности к агрессии, жестокости, вероломства. Неудивительно,
что все горцы, включая мирных, воспринимались как «разбой-

799
Шеуджен Э.А. Уничижительная терминология как маркер конфликтно-
сти (о «хищниках» и «хищничестве»)// Научное обеспечение регионального
развития. Материалы международной научной конференции. 23-24 апреля
2015 г. Ростов-н/Д., 2015. С. 385–392.
800
Кстати, в некоторых переизданиях работы Н.Я. Данилевского этот абзац
купируется.
801
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995. С. 31.
802
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 38.

269
ники», обуреваемые страстью к набегам, грабежам и убийствам.
В подавляющем большинстве работ, созданных русскими офи-
церами, «закубанцы» представлялись «наглыми и удачливыми
хищниками», «грабителями», «ворами», от которых русские
войска «претерпевали крайнее разорение»803. Даже храбрость,
отвага, жертвенность оценивались как фанатизм.
Уничижение горцев стало своего рода психологической ком-
пенсацией за самонадеянность и недооценку их как противни-
ков. «Своих врагов, мы старались всеми мерами унижать и даже
их достоинства обращать в недостатки, — отмечал М.Я. Ольшев-
ский. — Мы их считали народом до крайности непостоянным,
легковерным, коварным и вероломным потому, что они не хотели
исполнять наших требований, не сообразных с их понятиями,
нравами, обычаями и образом жизни. Мы их так порочили по-
тому только, что они не хотели плясать под нашей дудке, звуки
которой были для них слишком жестки и оглушительны»804.
Такое восприятие кавказских народов давало «моральное»
право, на выбор тех средств и методов, которые использовались
для установления российской власти на Кавказе. Использова-
ние для характеристики народа понятий, имеющих негативный
смысл, становилось своеобразным ключом, запускающим психо-
логический механизм восприятия образа «кавказца» в массовом
сознании россиян. «Все существование черкеса, — подчеркивал
Н.Ф. Дубровин, — сложилось так, что без хищничества не было
для него жизни, не было удовольствий в настоящем, не было
блаженства и в будущем мире»805. И далее идет пространное рас-
суждение о том, что вся жизнь черкеса подчинена подготовке к
«хищническим» набегам, четко организованного «предприятия»,
где каждый участник выполнял необходимые действия, связан-
ные с созданием безопасного убежища, приготовлением пищи,
заботе о лошадях806.
Особое, непроизвольное поведение адыгов (умение бесшум-
но ходить, маскироваться, устраивать засады и т.п.), вырабо-
тавшееся в течение веков, воспринималось не как позитивный
опыт адаптации, а как особость «хищнического» агрессивного
поведения. Тем не менее, обращаясь к этой теме, большинство

803
Русские авторы… Т. I. С. 88–89.
804
Ольшевский М.Я. Указ. соч. С. 65.
805
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 62–63.
806
Там же. С. 65.
270
авторов отмечали более сложный характер этого явления. «Не
одна жажда добычи побуждала черкеса к разбою и грабежу», но
и «слава», желание «прославиться удалью», приобрести извест-
ность, прослыть храбрым джигитом «в целом обществе, в доли-
нах и по горам»807. «Воровство и разбой, как в древней Спарте,
были у черкесов в чести; позорно было только быть пойманным
в воровстве»808.
Приведенные извлечения свидетельствуют о сложности и
многоплановости данной проблемы. В частности, серьезного
осмысления требует вопрос об отношении к данному явлению
самих горцев. В героических песнях адыги нередко сравнивали
себя с жестокими хищниками, «схватившими свою добычу»,
мстя за смерть отцов809. Имеет смысл отметить, что в евразийской
традиции взаимосвязь войны с образами и поведением собаки/
волка прослеживается от героического эпоса810. В этом смысле
интересна реакция местного населения на подобное «обыкнове-
ние»: оставшемуся без продовольствия в лесу отряду, достаточно
было обратиться за помощью к жителям ближайшего аула, и те,
не задавая вопросов, оказывали необходимую помощь. «Таков
был обычай, выведенный из практической жизни черкеса»811.
Многие народы в разные периоды своей истории переживали
время активных войн и экспансий. При этом есть народы, у кото-
рых воинственность становится неотъемлемой частью образа жиз-
ни, более того, культуры. К таким народам могут быть отнесены
горцы Кавказа, веками жившие в суровых условиях, отличавшиеся
храбростью, физической силой, пониженным болевым порогом,
признававшие военное искусство благородным, заслуживающим
уважения делом. Но, если историки уже многие века восхищаются
мужеством таких воинственных народов как спартанцы или ви-
кинги, то применительно к народам Северного Кавказа подобные
особенности упорно продолжают рассматриваться как признак
особого, близкого к животному существованию.
Сложилась удивительная ситуация: российские генералы
считали возможным давать оценки чуть ли не биохимического
состава крови горцев и его влияния на образования «особой

807
Там же. С. 67.
808
Филипсон Г.И. Воспоминания. 1837–1847 // Осада Кавказа. СПб., 2000. С. 81.
809
Спенсер Э. Описание… С. 73.
810
Эпос о Гильгамеше. СПб.: Наука, 2006.
811
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 66.

271
породы людей», мало считаясь с тем, что изучением состава и
свойств крови в организме занимается специальная наука — ге-
матология, делающая в XIX веке только первые шаги, и о методах
которой едва ли они имели представление. «Население гор, —
утверждал Р.А. Фадеев, — несмотря на коренные различия меж-
ду племенами по наружному типу и языку всегда было проникну-
то совершенно одинаковым характером в отношении к соседям,
кто бы они не были: характером людей до того сроднившимся с
хищничеством, что оно перешло к ним в кровь, образовало из
них хищную породу, почти в зоологическом смысле слова»812.
В качестве главного тезиса явление «хищничества», объясня-
ется отсутствием «необходимых для развития любого общества
излишков продуктов труда» и использование набегов в виде
«компенсирующего экономического фактора»813. Весьма спорное
утверждение: из десятка источников различного происхождения
известно, что, сложившаяся хозяйственная структура Северо-За-
падного Кавказа на протяжении веков не только была способна
прокормить местное население, но и поддерживать постоянную
меновую торговлю814.
Десятки исследователей, обращаясь к этой проблеме, счи-
тают, что набеговые формы борьбы в годы Кавказской войны
стали способом сопротивления агрессии, защиты своей земли,
свободы, культуры, традиционного образа жизни. Именно так,
поступало большинство народов известных в истории! Не вы-
держивает критики упорно выдвигаемая гипотеза о «набеговой
экспансии» горских народов. В результате, политика Российской
империи в регионе сводится к элементарному противостоянию

812
Фадеев Р.А. Кавказская война. М., 2003. С. 42.
813
Клычников Ю.Ю., Цыбульникова А.А.«Так буйную вольность законы
теснят…»: борьба российской государственности с хищничеством на Северном
Кавказе. Пятигорск, 2011. С. 10.
814
По данным французского ученого и дипломата К. Пейсонеля во второй
половине ХVIII в. через черноморские порты Тамань, Темрюк, Атчу, Агджа,
Суджук и Каплу вывозилось из Черкесии: от 80 до 100 тыс. кинталов (мера
веса – 46 кг) шерсти, 100 тыс. кусков «чекмена» (горское сукно), от 5 до 6 тысяч
верхних одежд из сукна, 50-60 тыс. шаровар из чекмена, 200 тыс. бурок, 5-6 тыс.
выделанных кож, 5-6 тыс. кинталов меда, 7-8 тыс. кинталов воска, 50 тыс. куньих
шкур, 100 тыс. лисьих шкур, 100 тыс. волчьих шкур, 500 тыс. бараньих шкур,
3 тыс. шкур медведя, 200 тыс. пар рогов баранов, 200 тыс. пар бычьих рогов,
100 тыс. гросс (гросс – 12 дюжин или 144 штуки) стрел, 3 тыс. кинталов икры,
несколько тыс. кинталов вяленой рыбы и рыбьего жира. Важной доходной ста-
тьей были черкесские лошади. См.: АБКИЕА. С. 195–199.

272
отдельным объединениям наездников, пытавшихся осуществить
экспансионистский захват России. Подобные идеи, теряя обая-
ние наивности, перестают быть смешными!
«Склонность» горцев к насилию и грабежам («набеговая
система») стала одним из самых широко эксплуатируемых ар-
гументов при обосновании политики царской России в регионе.
Только благодаря исследованиям последних лет была создана
серьезная база для критики этой устойчивой мифологемы:
утверждается понимание, что основным занятием для коренного
населения Северного Кавказа было земледелие и скотоводство,
а отнюдь не захват добычи в набегах.
Данный подход поддерживается историками, специальные
исследования которых заслуживают внимания815. Более того,
осознание возможностей использования набегов как формы
сопротивления находит отражение и в записях свидетелей этих
событий. Так, в одном из решений совета (1837) звучал призыв:
«давайте не будем грабить друг друга; грабьте гяуров, если хоти-
те; захватывайте их скот, лошадей и детей, пока они не заключат
с вами мир; все это законно и прекрасно»816.
При всех нюансах, «специалистами» по «хищничеству» пол-
ностью отвергается якобы «выдуманная» «национальными исто-
риками» некая «конструкция, согласно которой горцы посред-
ством набегов боролись с российской колониальной экспансией,
а набеги являлись формой партизанской борьбой против завое-
вания»817. Невольно на память приходят формы борьбы русского
народа в период Отечественной войны 1812 года. Осмысливая
опыт войны в России, массовое сопротивление населения, вне
четко обозначенных фронтов и «плановых» сражений, Наполеон
считал его формой всенародного сопротивления захватчикам818.
Быть может, для объективных размышлений о прошлом нам не
хватает уединения острова Святой Елены!

815
Лапин В.В. «Убедить непокорные племена в превосходстве нашего ору-
жия …» Военные планы покорения Кавказа // Кавказ и Российская империя:
проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. СПб., 2005;
Гапуров Ш.А., Абдурахманов Д.Б., Израйлов А.М. Дагестан в кавказской поли-
тике России в первой четверти XIX века. Нальчик, 2008 и др.
816
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 149.
817
Клычников Ю.Ю., Цыбульникова А.А.«Так буйную вольность законы
теснят…»: борьба российской государственности с хищничеством на Северном
Кавказе. Пятигорск, 2011. С. 6.
818
О’Мира, Б. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания. М., 2004.

273
 О степени неоднозначности оценок явления, называемого
«хищничество», свидетельствует острота дискуссии, развер-
нувшейся Интернете819. Приводимая аргументация показала,
что время увлечения цитированием прошло: сегодня никого не
удивишь количеством субъективно подобранных извлечений. В
очередной раз стало понятно, что пока противоречивые явления
северокавказской истории не будут подвергнуты комплексному
изучению, бесконечные дискуссии «без правил»820 все более
будут перемещаться не в сторону поиска истины, а в плоскость
соревнования в оскорбительных эпитетах. Обращает на себя
внимание «броскость» названий, размещенных на сайтах мате-
риалов («хищники и жертвы» и т.п.).
Наступило время задать простой вопрос: не в нашем ли не-
желании знать реальную ситуацию или недостаточном профес-
сионализме лежат истоки современной кавказофобии, волнами
накатывающей на российское общество? Во многом, благодаря
подобным «исследованиям», в массовом сознании россиян за-
крепляется проникнутое ошибочным или намеренным анахро-
низмом отношение к событиям другого времени и, более того,
эпохи. Для понимания сути подобных явлений явно недостаточно
усилий даже антропологически ориентированных историков, ну-
жен опыт изучения психологии и ментальности в чрезвычайных
условиях выживания целого народа.

819
Баудинов И., Абдурахманов Д. «Сахиб» Ю.Ю. Клычников, «редактор»
Б.В. Виноградов, народы Северного Кавказа, или Кто у нас хищники-рабов-
ладельцы? [Электронный ресурс] URL: http://www.grozny-inform.ru/news/
review/31375/ (дата обращения: 03.01.2019).
820
Прежде всего, речь идет о стремлении «осовременить» явления прош-
лого, проводя прямые параллели между событиями, происходившими в разное
историческое время. «Ведь в совсем недавнем прошлом набеговая традиция и
практика работорговли нашли свое воплощение на Северном Кавказе в новых
условиях и на новом уровне. Быть может истязание людей в зинданах предпри-
имчивых сепаратистов кто-то тоже захочет назвать проявлением освободи-
тельной партизанской борьбы?». (Клычников Ю.Ю., Цыбульникова А.А.«Так
буйную… Пятигорск, 2011). На этот провокационный вопрос есть только один
ответ — из неангажированных историков никто не захочет.

274
 Глава 12.
Проблемы военно-исторической антропологии
в игровой культуре адыгов
Нет ничего более определенного,
чем слово «культура», и нет ничего бо-
лее обманчивого, как прилагать его к
целым векам и народам.
Иоганн Гердер

Учитывая, что культура — сложное динамичное образо-
вание, имеющее традиционную природу и выражающуюся в
социальных отношениях, направленных на создание, усвоение,
сохранение и передачу идей, навыков, убеждений, вкусов,
ценностных представлений, в процессе ее развития не могли
не отразиться черты, характерные для антропологически ори-
ентированных военно-исторических исследований. Как считал
известный этнограф и социальный антрополог А. Рэдклифф-
Браун, культура является синонимом того, что принято называть
«формой социальной жизни»821.
Уже много лет этнологов и антропологов волнует вопрос о
целях и методах изучения обычаев и институтов, характерных
для конкретных народов. Тем не менее, проблема остается
актуальной. Понятие «этнология» и «социальная (или куль-
турная) антропология» до настоящего времени применялись
без проведения различия в отношении изучения культуры,
представляющей, по определению Эдуарда Тайлора, «слож-
ное целое, включающее в себя знания, верования, искусство,
нравственные установления, обычаи и любые другие спо-
собности и привычки, приобретаемые человеком как членом
общества»822.

821
Рэдклифф-Браун А.Р. Структура и функция в примитивном обществе.
Очерки и лекции. М., 2001. С. 13.
822
Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М., 1989. С. 18.

275
 Рассмотрение данной проблемы осложняется отсутствием
однозначного определения понятия «культура»823. Так, антро-
пологи используют данное понятие во множестве различных
смыслов. При этом исследовательский опыт свидетельствует,
что интересоваться следует вовсе не «онтологическим статусом»
понятия, а сложившимися представлениями о культуре. По су-
ществу, культура состоит «в наборе основных поведенческих
реакций, которые можно наблюдать в том или ином конкретном
сообществе, то есть редуцировать ее»824.
В данном разделе работы в основном речь идет о культуре
как «образе жизни», способе организации и развития жизнедея-
тельности, признанном значимым в адыгском обществе. Особое
значение приобретает понимание того, каким образом тради-
ционная культура обеспечивала взаимопонимание людей и, в
целом, устойчивость общества, даже в экстремальных ситуациях.
Ответы на эти вопросы, на наш взгляд, наиболее адекватно могут
быть представлены в терминах игры, отражающей историческое
и культурное развитие различных народов. «С давних пор я всё
более определенно шел к убеждению, — писал выдающийся
нидерландский историк и культуролог Йохан Хёйзинга, — что
человеческая культура возникает и разворачивается в игре, как
игра»825.
Исходя из этого посыла, главными объектами внимания ста-
новятся не артефакты культуры (наличие письменности, уровень
образованности и т.п.), а процесс, отразившийся в результатах
человеческой практики, таких как обычаи, обряды, произведе-
ния устного творчества, праздники, состязания и т.п. Именно они
образуют нормативную систему культуры, предписывая членам
общества, что надо делать и в каких ситуациях как следует по-
ступать. Ключевым становится понятие «традиция», тесно свя-
занное с такими производными как «традиционное общество» и
«традиционная культура», в той или иной степени отражающие
исполненную смыслом игровую культуру.
Особую устойчивость адыгскому обществу, несмотря на
происходившие принципиально значимые изменения, прида-
вали выработанные в течение многих столетий коллективным
жизненным опытом обычаи, неписаные правила поведения, вос-

823
Флиер А.Я. Происхождение и развитие культуры. М., 2008.
824
Гирц К. Указ.соч. С. 17–18.
825
Хёйзинга Йохан. Homo ludens. Человек играющий. СПб., 2011. С. 19.

276
принимаемые не только как элемент социального и культурного
наследия, но и необходимое условие жизнедеятельности сооб-
щества. Обычаи выступали регулятором жизни, унаследованным
стереотипным способом поведения. От их соблюдения никто не
мог уклониться: от именитого князя и до бесправного раба. На
вопрос, почему необходимо следовать тому или иному обычаю,
адыги ограничивались безапелляционным утверждением, что это
правило «существовало всегда», что такова была «воля богов или
наставления предков», но этот, казалось бы, простой ответ отра-
жал действенность некой системы или констелляции, связанной
с опытом передачи традиций.
Иностранцев, побывавших в Черкесии, вне зависимости от
их культурных пристрастий, поражала «тщательно» разработан-
ная вежливость, безграничное гостеприимство, педантичность
в почитании рангов, почтение, оказываемое возрасту. По их
мнению, утраченные многими народами, они нашли «приют на
Кавказе, в его призрачном уединении, и вокруг жилища воина
и горца они продолжают существовать и очаровывать»826. Имен-
но эти культурные «обыкновения» сделали «землю черкесов»
не только хранилищем старинного оружия, одежды, жилищ,
но и «банком» особых традиций и обычаев, то есть всего того,
что прогресс цивилизации сводил «к обычному материальному
интересу»827. «Даже в нашем обществе, — подчеркивал К. Ле-
ви-Строс, — каждый человек тщательно соблюдает правила по-
ведения за столом, общественный этикет, требования к одежде
и многочисленные нравственные, политические и религиозные
нормы, однако, их происхождение и реальные функции не явля-
ются для него предметом обдуманного анализа»828.
Адыги же следовали обычаям не по привычке, а скорее в
результате сознательного желания их сохранить как общую
«связующую» основу бытия. Примером может служить обычай
гостеприимства, который, по большому счету, был четко ре-
гламентированной «игрой», в которой каждый знал свою роль.
Очевидцев, в том числе этнографов, восхищала и удивляла го-
товность с искренней радостью принять гостей, кем бы они ни
были и в какое бы время не появились у порога. «Что, например,
может показаться более романтичным и неправдоподобным,

826
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 57.
827
Там же. С. 56.
828
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 29.

277
чем тот факт, что в любом месте Кавказа, от самых высоких до
самых низких, имеется комната для гостей, где странников при-
нимают и развлекают самым щедрым образом, бесплатно, и что
хозяин, какими бы ни были у него условия и какого бы уважения
он к себе ни требовал, должен в своем собственном доме при-
служивать им лично и ждать разрешения сесть?»829. И не менее
значимое уточнение: «Гость был священной особой для хозяина,
который обязывался угостить, охранить его от оскорблений и го-
тов был жертвовать для него жизнью, даже в том случае, если бы
он был преступник или кровный его враг»830. Важно подчеркнуть,
что это наблюдение относится к периоду Кавказской войны!
В разных источниках, с небольшими «отклонениями»,
описывается «церемониал» приема гостя. Это своего рода те-
атрализованное действие: в нем обнаруживается присутствие
«игры как определенной особенности или качества поведения,
отличного от обыденного поведения в жизни»831. Игра выступает
как некая наделенная смыслом социальная функция. Хозяин
радушно встречал гостя, помогал ему спешиться, провожал в
дом, лично принимал все оружие, развешивал его на стене, затем
предлагал сесть. Обращаясь к гостю, все повторяли одно и то
же приветствие — Фэсапщи! («добро пожаловать»), поднимая
руку к правому уху, а затем на мгновение останавливались пе-
ред гостем в молчаливом почтении, «с видом большой важности
и покорности». Затем хозяин приглашал сесть самых почетных
гостей, ни в коем случае не соглашаясь сесть первым, и только
после настойчивой просьбы он садился на полу на почтительном
расстоянии. Эти «детали» этикета отражали правила приема
гостей в каждом доме. «Но этот вид смиренности, как я вскоре
понял, — отмечал Дж. Лонгворт, — вмещал в себя самую боль-
шую независимость характера и основан, как и у всех манерных
народов, на самоуважении, которое скрупулезно соблюдается по
отношению к другим, как к самим себе»832.
Удивительно, но в стране, «не имевшей привычки принимать
у себя иностранцев», даже в напряженные годы Кавказской
войны, когда трудно было понять их истинные цели, они были в
полной безопасности. Их сопровождала специально выделяемая

829
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 56–57.
830
Там же. С. 71.
831
Хёйзинга Йохан. Homo ludens. С. 26.
832
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 45, 53.

278
охрана, принадлежащее им имущество тщательно охранялось,
решительно пресекались проявления неуважения, в любом доме
их принимали с соблюдением норм самого изысканного госте-
приимства, несмотря на сложности, возникшие с продуктами
питания и даже солью. Быть может, поэтому так подробно, со
страстью гурманов, описывают Дж. Бэлл, Дж. Лонгворт и другие
званные и незваные гости «меню» черкесских застолий, как в
княжеских домах, так и в жилищах простых горцев.
«Огромной и прочной как сам Эльбрус» была традиция со-
блюдения этикетных норм старшинства «по возрасту». Пожилой
возраст символизировал накопленную мудрость и жизненный
опыт, и как следствие способность принимать верные решения
и правильно действовать в сложных ситуациях. Помимо всего
прочего важным достоянием стариков считалась память: они
выступали как хранители древних обычаев, традиций, истори-
ческого опыта.
Дж. Лонгворт, направляясь на встречу с Дж. Бэллом, был
удивлен неожиданной остановкой и развернувшимся горячим
обсуждением сопровождавших его адыгов вопроса: кто из го-
стей, участников встречи более важная персона и кому следует
оказывать предпочтительные знаки внимания. Учитывая трудно-
сти с определением «статуса», определяющим аргументом стал
возраст участников встречи833.
Многие европейцы, посетившие адыгов в эти годы, упо-
минают о стариках («добрых стариках», «мудрых стариках»,
«мужественных стариках»), хранивших в памяти интересные
сведения о прошлом своего народа. Именно «слушания слова
“старейших”, — как отмечал Поль Рикёр, — сообщает понятию
следов прошлого публичное, а вместе с тем и личностное изме-
рение»834. В годы военных испытаний признание преимущества
возраста заметно возрастало, учитывая потребность обращения
к накопленному, выстраданному боевому опыту, хранителями
которого были старики, многие из которых непосредственно
участвовали в сражениях. Боевые шрамы и увечья давали нео-
споримое право на уважение, при этом почтение, основанное на
социальном положении, нередко нарушалось.
Продолжал сохраняться такой обычай как аталычество,
принадлежавший к числу стародавних обычаев адыгов. К

833
Там же. С. 94
834
Рикёр П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 550.

279
аталычеству тесно примыкал обычай куначества. «В прежние
времена, когда междоусобные войны раздирали маленькие
черкесские княжества, — писал К.Ф. Сталь, — каждый черкес,
вступив в границы земель чужого владения, был считан как
неприятель и иностранец, т.е. подвергался опасности быть уби-
тым, ограбленным или проданным, как невольник куда-нибудь
на восток. Чтобы не подвергаться этому, он должен был иметь
в чужом обществе влиятельного кунака, т.е. покровителя, на
которого, в случае надобности, он мог бы положиться. И потому
куначество было весьма важным обычаем между всеми горца-
ми, а в особенности между черкесами. Покровитель (кунак) и
прибегавший под его защиту черкес были тесно связаны между
собою, и никто не мог его обидеть, не подвергаясь неизбежному
мщению кунака»835.
Не прийти в трудную минуту на помощь аталыку или куна-
ку считалось большим позором. Кунаки должны были в любых,
даже крайне опасных ситуациях, оказывать необходимую по-
мощь и гостеприимство. Знатный человек, впервые прибыв в
страну, должен был остановиться у равного себе, а «не выбирать
приют, как турецкий купец»836.
Достоин быть отмеченным обряд усыновления убийцы: при-
емными членами родов нередко становились кровники, которые
для прекращения вражды просили принять их в обиженный
род. Если пострадавший род был согласен на примирение, со-
вершался обряд усыновления. Убийца должен был с глубоким
почтением прикоснуться губами к груди матери убитого: обряд
этот символизировал, что он становится ее приемным сыном.
Обычай создания искусственного родства путем побратимства
был одной из своеобразных форм преодоления конфликтов и
сохранения единства в обществе.
Подобные обычаи, регулируемые традициями и морально-
нравственными нормами, обуславливали характер существо-
вавших в обществе нравов, устоявшихся форм поведения.  Учи-
тывая, что в социально-философской литературе зачастую
допускается смешение понятия «нравы» с «обычаями», важно,
по возможности, определить их границы, понимая под нравами
стереотипы поведения, складывавшиеся стихийно в сложном
процессе принятия и адаптации их обществом.

835
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 60.
836
Там же.

280
 В условиях постоянных военных столкновений, адыги не
только совершенствовали военную идеологию, но и физиче-
ские возможности, готовность к суровым воинским испыта-
ниям. Жизнь, проводимая в постоянной опасности, когда
каждый должен был заботиться о себе и об «общественной
пользе», развивали «присутствие духа, быстроту соображе-
ния»837.
Многие свидетели обратили внимание на широкое распро-
странение у адыгов телесных игр, воспринимая эту практику как
рудиментальную связь с культурой Античности. Однако нечто
подобное имело место в средневековой культуре. Так, Жан Фру-
ассар в своих знаменитых «Хрониках», обращаясь к начальному
периоду Столетней войны, описывает как рыцари и оруженосцы
королевских армий Франции и Англии весело гонялись друг за
другом, соревнуясь в ловкости в преддверии решающего стол-
кновения838.
По существу же, их целью являлась военная подготовка и
публичная демонстрация воинских навыков, физической силы
и выносливости. Выбор места для подобных испытаний импро-
визировался: как правило, это были пространства, вынесенные
за населенные территории. Каждая игра имела свои правила.
По сути, они имели все позитивные признаки игры: начало и
конец, включали чередование сюжетов, их очередность, завязку
и развязку. Игры закреплялись в массовом сознании как форма
культуры, оставаясь в памяти «как некое духовное творение или
духовная ценность», передаваемая от одних к другим и «может
быть повторена в любое время», даже после длительного пере-
рыва839.
Чтобы доказать свое умение, молодые воины упражнялись
в стрельбе из ружья или пистолета, с удивительной точностью
попадая в цель. Несмотря на распространение огнестрельного
оружия, большое значение придавалось умению стрелять из
лука. Устраивалось специальное игрище «кабак» (от араб. «тык-
ва»), когда на всем скаку требовалось попасть в тыкву, помещен-
ную на высокий шест. Данный вид спортивного состязания был
распространен в мамлюкском Египте (в составе парадных сул-
танских ристалищ) и в Османской империи, а также у кочевых

837
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 134–135.
838
Фруассар Ж. Хроники 1325–1340. СПб., 2008. С. 254.
839
Хёйзинга Йохан. Homo ludens. С. 34.

281
этносов840. От них, видимо, он был заимствован адыгами. Вместо
тыквы у адыгов использовалась круглая доска. Кроме меткости,
требовалось виртуозное владение конем: «ибо он уже не управ-
ляет поводьями и только левая нога его остается на седле, а весь
его корпус держится ниже гривы лошади»841. Лук со стрелами
входил в состав аристократической паноплии XVIII — первой
половины XIX в.842, что объясняет появление черкесских вождей
с этим оружием на встрече с Александром II843. Посол борющей-
ся Черкесии Сефербей Заноко отлично владел этим оружием
и произвел большое впечатление на османского султана, с ко-
торым они вместе упражнялись в стрельбе на стамбульском
ипподроме844.
Подготовка стрелка из винтовки была, конечно же, гораздо
более актуальным занятием и, как отмечал Т. Лапинский, адыги
упражнялись в стрельбе с самого раннего возраста и до самой
смерти, а также любили устраивать стрельбу на небольшие пари845.
К этим упражнениям добавлялась борьба и бросание кам-
ней. В подобных соревнованиях молодежь, доказывая свое
превосходство, добивалась уважения, права быть в бою наравне
с опытными воинами846. Во многих играх адыгов проявлялись
соперничество, воинственная отвага. Ведь напряжение игры
подвергает силы игрока испытанию: его физические силы, упор-
ство, изобретательность, мужество и выносливость, но вместе с
тем и его духовные силы, поскольку он, обуреваемый пламенным
желанием выиграть, вынужден держаться в предписываемых
игрою рамках дозволенного.
Изрядной доли храбрости требовала игра шурылъэс (каб.
«конные и пешие») и къорэгъзау (ад. «сражение на палках»)847,

840
Hassanein Rabie. The Training of the Mamluk Faris // War, Technology and
Society in the Middle Ages. Ed. By V.J. Parry and M.E. Yapp. L., 1975, pp. 153–163.
841
Хан-Гирей. Записки… 1978. С. 321.
842
КРО. Т. II. C. 158.
843
Ольшевский М. Кавказ… С. 528.
844
Henze P.B. Circassian Resistance to Russia // The North Caucasus Barrier.
The Russian Advance Towards the Muslim World. L., 1992, p. 84.
845
[Лапинский Т.] Горцы… С. 141: «Адыги — хорошие стрелки; это происхо-
дит от того, что они не упускают случая для упражнения в стрельбе; обыкновен-
но держатся маленькие пари, которые проигрывающий выполняет с большой
пунктуальностью».
846
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 131–132.
847
Бгажноков Б.Х. Черкесское игрище. Сюжет, семантика, мантика. На-
льчик, 1991. С. 132.
282
при которой играющие разделялись на два отряда — пеших и
конных. Вооруженные длинными палками пехотинцы с воин-
ственным криком, толпой бросались на своих конных против-
ников и били без пощады людей и лошадей. Наездники со своей
стороны не жалея пеших, топтали их конями. Такие игры почти
никогда не обходились без несчастных случаев. «Кому не страш-
но в день такой игры, — говорили адыги, — тот не устрашится и
битвы»848.
Иногда «битвы» принимали еще более глобальный масштаб.
Присутствующие разделялись на две партии — верховую и
низовую (восточную и западную) часть аула. Игра начиналась
с наступлением сумерек при свете огромных пылающих факе-
лов. Каждая из сторон стремилась захватить как можно больше
пленных, которых со связанными руками отводили в кунацкую
одного из старейшин.
После окончания «сражения», по всем правилам этикета,
начинались переговоры и обмен пленных. Выигрывала сторона,
захватившая большее число «пленных». Возникали и комические
ситуации: иногда в «плен» попадали старцы, пришедшие посмо-
треть на молодежь. Такие «пленники» дорого обходились как
одной, так и другой стороне, так как в наказание «за неуважение
седин», для примирения со стариками, нужно было приготовить
«покаянное» угощение849.
Важно отметить, что смелость, сила и ловкость оттачивались
не только в военных играх и походах: демонстрация стойкости
тела входила важной частью в праздничную культуру. Одной из
«любимейших черкесских забав» на народных праздниках была
джигитовка. Двадцать, а иногда и тридцать всадников бешено
носились по полю, показывая свою ловкость и смелость.
В коллективных играх большое значение придавалось «телу в
движении», ритму и гармонии. На стремительном скаку всадни-
ки поднимали с земли разные вещи, «своими грациозными дви-
жениями» привлекая взоры признанных красавиц850. Главным
«элементом» становилась гонка, когда всадник преследовался не-
сколькими другими, от которых он пытался уйти, рассчитывая не
только на скорость своей лошади, но и различного рода хитрости,
умение использовать неровности местности. Молодой человек,

848
Султан Хан-Гирей. Избранные… С. 242.
849
Там же. С. 169.
850
Там же. С. 163.

283
отличившийся в этой «молодецкой забаве», получал одобрение
стариков и право на танец с приглянувшейся ему девушкой.
Были и другие не менее экстремальные варианты участия в
праздниках. Так, во время коллективного танца несколько муж-
чин, отъехав на небольшое расстояние, стремительно бросались
на танцевавших, намереваясь разорвать круг, но толпа пеших,
вооруженная палками, препятствовали этому намерению. Ло-
шади становились на дыбы, но отраженные всадники с необык-
новенной яростью снова бросались в атаку.
«Сражение» сопровождалась невыразимым шумом и уси-
ливавшимся ружейными залпами. «Каждую минуту мы были
в страхе, — пишет А.Фонвиль, — что вот-вот линия будет про-
рвана и несколько танцовщиц будут раздавлены — ничуть не
бывало»851. «Привычные с самого нежного возраста к суровой
закалке тела, упражнениям с оружием и лошадью, — отмечал
Тэбу де Мариньи, — они признают одну только славу победы над
врагом, а стыдом — бегство от врага»852.
Подобные сюжеты дают представление о том, насколько
историческое время и общественная среда «навязывают» чело-
веку строго определенную манеру «пользования» своим телом.
Исторически сложившийся образ жизни, постоянные физиче-
ские упражнения, способствовали развитию телесной гибкости и
силы, а главное, уверенности, что «тело» позволит решить самые
сложные задачи853. Именно подобное гармоничное состояние
«души и тела» Норберт Элиас, автор многочисленных работ по
социологии, в том числе социологии спорта, называл процессом
«цивилизации тела»854.

Приложение

Черкесские «криптии» (шупщыIэ)

В феодальной культуре Черкесии имели место нормы, обы­
чаи и игры, закреплявшие высокий социальный статус элиты.
К таковым относились и достаточно рискованные для их участ-
ников военизированные сборы, во время которых укрытые под

851
Фонвилль А. Указ. соч. С. 19.
852
Мариньи Т. Путешествие… С. 21.
853
Дубровин Н.Ф.Указ. соч. С. 134–135.
854
Элиас Н. О процессе цивилизации. М.; СПб, 2001.

284
масками князья и дворяне устраивали грабительские рейды в
соседние области, с целью похищения людей и скота. Как не
вспомнить здесь слова Бертрана де Борна, трубадура Ричарда
Львиное Сердце, воспевавшего не только рыцарскую войну, но
и рыцарский грабеж:
«И меня охватывает ликование,
Когда я вижу в походе в боевом порядке вооруженных конных
рыцарей.
Мне нравится, когда скакуны гонят людей и скотину;
Мне нравится как они устремляются вперед
Все вместе, воинственная сила»855.
Пиры, охота, воинские упражнения, состязания, набеги на
соседние племена и народы, по замечанию Б.Х. Бгажнокова,
рассматривались как занятия, достойные черкесского аристо-
крата856. В середине XVIII в. В. Бакунин отмечал: «Владельцы их
весною и в осень во время сева и собирания хлеба выезжают в
поле и прикрывают работу своих подданных; и каждой владелец
с своими узденями имеет особливой стан в скрытых и крепких
местах, откуда и на воровство, а по их для добычи ездят на Ку-
бань и в другие горские места, они ж тогда стреляют аленей и
диких коз и собаками травят зверей»857.
Капитан Вильковский, главный источник информации графа
Я. Потоцкого, сообщает об этом очень интересном для проясне-
ния нравов местной знати обычае шупшуоа: «В первые дни сен-
тября каждый черкесский князь покидает свой дом, удаляется в
горы или в лес, где строит шалаш из ветвей деревьев. Его сопро-
вождают преданные ему дворяне, но никто из его семьи не смеет
приблизиться к шалашу, будь даже это его брат. Здесь все при-
сутствующие пребывают замаскированными, то есть они закры-
вают лицо и совершенно не говорят по-черкесски; все разговоры
ведутся на некоем жаргоне, который они именуют «шакобза»
(chakobza). Там же собираются тайные дружины князя, которые
вместе с ним принимали участие в кражах и грабежах; среди них
могут оказаться представители других народностей — мисдже-
гов, осетин и т.д.; они появляются также замаскированными, по
той причине, что они могут встретить людей, с которыми они на-
ходятся в состоянии кровной мести и которые могли бы их убить.

855
Жак ле Гофф. Цивилизация… С. 317.
856
Бгажноков Б.Х. Очерки этнографии адыгов. Нальчик, 1983. С. 79.
857
Бакунин В. Описание… // КРО. Т. II. С. 152–161.

285
Только князь знает их всех, и он находится в центре всех тайн.
Этот маскарад продолжается шесть недель, в течение которых
маленькие банды в масках собираются для грабежей в округе,
и поскольку все настороже, дело не обходится без убитых и ра-
неных, в том числе среди князей, потому что они не раскрывают
себя, а в противном случае их щадили бы»858.
В Кабарде пши-уоркский «маскарад» носил характер кон-
цептуально сформировавшегося института: он происходил в
определенное время, когда заканчивались земледельческие
работы и длился достаточно долго — 42 дня; как феодальные
лорды, доходы которых шли от эксплуатации труда фермеров,
участники действа не могли позволить себе терроризировать
крестьян весной или летом; «маскарад» был не просто праздни-
ком жизни адыгской знати, во время которого она могла не ру-
ководствоваться нормами Хабзэ и похищать детей простолюди-
нов (и не только), и устраивать террор над горскими вассалами,
но являлся опасной игрой для ее непосредственных участников,
приглашенных князем; население, пережившее эту своеобраз-
ную криптию, целью которой была реализация права знати на
произвол, получало безжалостный, но необходимый опыт выжи-
вания; встряску получали все участники, так как население го-
товилось к подобного рода проделкам и имело полнейшее право
защищать себя и свое имущество; Потоцкий подчеркивает, что
«маскарад» был крайне опасен для особы князя — даже более
опасен, чем участие в большинстве военных компаний, когда он
был тщательно оберегаем своими уорками; концептуальность
«маскарада» выражается в функционировании тайного языка
шакобза, в лексикон которого посвящались только избранные;
ясно, что палаточный лагерь в укромном месте не мог вместить
всех уорков и приглашение в круг избранных было своего рода
признанием и наградой; вряд ли пожилые или даже взрослые,
уорки участвовали в шупшуоа, поэтому здесь просматривается
еще и момент инициации; возникает вопрос, в какой роли вы-
ступали в продолжение этих шести недель все те уорки, кото-
рые оставались в своих поместьях в силу своего статуса особой
привилегированности, либо в силу возраста, либо просто в силу
невозможности привлечь к игре весь аристократический слой?
Вероятно, они также становились объектом нападок и должны
были руководить силами сельских общин в целях нейтрализа-

858
АБКИЕА. С. 232.
286
ции своих собратьев по классу; Таким образом, игра была во-
енной, но не патриотической; она была сословной, но для всех
храбрецов; она была кабардинской, но в том смысле, что объе-
диняла все население Кабарды вне этнических различий; здесь
мы приближаемся к пониманию еще одного смысла шупшуоа
как общенационального карнавала жизни и смерти; в наши дни
уже очень тяжело представить себе население, способное пере-
живать такой накал страстей и способное забавляться подобным
образом.
Ксаверио Главани за 74 года до Я. Потоцкого отобразил не
шупшуоа в целом, но только его криптийное предназначение,
выражавшееся в похищении людей с целью их последующей
продажи в рабство. Разночтение с Потоцким состоит в том,
что эти 40 дней произвола Главани относит к ранней весне, что
маловероятно. Интересны правила похищения, которые были
установлены феодалами, по всей видимости, в целях регламенти-
рования обычая и предотвращения междоусобной войны. Захва-
тывались только неженатые молодые люди и не более 3-х из од-
ного села. Если похитителей останавливали в границах «округа»,
то они были обязаны возвратить добычу без боя. Если мальчика
или девочку похищали после истечения сроков набегов, то они
также должны были быть возвращены. У Главани отмечается
коммерческая подоплека, состоявшая в том, что иностранные
купцы (в основном, армяне) съезжались ко времени шупшуоа,
что еще более подстегивало знатную молодежь к похищениям
и работорговле. Купцы, в свою очередь, пользовались покрови-
тельством князей.
Термин, зафиксированный Я. Потоцким, реконструируется
Б.Х. Бгажноковым как шупщыIэ — стан наездников (шу «всад-
ник», пщыIэ «шалаш», «стан», «стоянка»)859. «Бесспорно, — от-
мечает Б.Х. Бгажноков, — институт шупщыIэ был реликтом
мужских союзов. Есть все основания думать, что деятельность
князей и уорков в рамках этого института была пережиточной
формой публичной власти, своего рода “ассоциацией, направ-
ленной против порабощенного, производящего класса”. В первой
половине XIX в. эти объединения постепенно утратили черты
мужских союзов, но функции грабежа, террора остались»860.
«Основные признаки подобных союзов: изоляция, сохранение

859
Бгажноков Б.Х. Очерки… С. 79, 123.
860
Там же. С. 80.

287
в тайне проводимых мероприятий, разговор на тайном языке,
походы, грабежи, охрана собственных земель, охота, воспитание
молодежи (прежде всего военное) и, наконец, господство над
народными массами»861.
«Социальный аспект, — писал Ю.Ю. Карпов, — функциони-
рования тайных языков, использовавшихся членами княжеских
«компаний», джигитами во время совершения своих акций,
соотносится с атрибутикой мужских союзов. Подобные языки
обеспечивали эзотеричность, «тайность» общественных моде-
лей, построенных на корпоративных началах, противостоящих
началам кровнородственным. Этой же цели служили другие
атрибуты и формы жизнедеятельности «тайных дружин» —
временное поселение вне территории населенных пунктов, в
шалашах, использование масок, гарантировавших анонимность
действий и одновременно придававших их обладателям устра-
шающий вид»862.
ШупщыIэ представляет собой одну из форм ритуализованно-
го социального насилия. Его можно сравнить с обычаем криптий
в Спарте. «В криптии, — приходит к выводу А.В. Зайков, — про-
тивостоящими субъектами являются спартиаты как коллектив и
илотия в целом, как социальный организм, некогда подчиненный
силой оружия и обязанный осуществлять жизненные функции в
условиях, предложенных спартанским полисом»863.

861
Бгажноков Б.Х. Очерки… С. 128.
862
Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной тра-
диции горцев Кавказа. СПб., 1996. С. 79.
863
Зайков А.В. Илоты древней Спарты: псевдо-рабский правовой статус и
организованное социальное насилие (попытка объяснения феномена) // Россия
в мире XXI века: между насилием и диалогом : материалы XVI Международной
научно-практической конференции Гуманитарного университета 15–16 апреля
2013 г. Екатеринбург, 2013. С. 458.

288
 Глава 13.
Символы как симбиоз «смыслов» о мире человека
Знаки и символы управляют ми-
ром, а не слово и не закон.
Конфуций

Символы это условные знаки понятий и явлений, образы,

имеющие культурное и социально-нормативное измерение,
представляющие древнейшую, концентрированную форму во-
площения идей и представлений, которыми жили люди. Символ
не просто знак, он несет в себе сложный симбиоз «смыслов» в
контексте сотворения и использования образов, побуждающих
общество к мыслям и действиям, насыщающих их жизнью. Как
категория полифункциональная символы способны концептуали-
зировать сведения о человеке и его мире. Эрнест Кассирер ана-
лизируя функции языка, мифа, религии, искусства, истории как
«символических форм», отмечал, что благодаря им, человек обре-
тает понимание самого себя и окружающего мира, упорядочивая
хаос, так как сам является «символизирующим существом»864.
История и теория символов имеет достаточно длительную
исследовательскую традицию, оставаясь на протяжении многих
лет в центре внимания философов, историков, культурологов,
теологов. Различные аспекты этой проблемы анализировалась
в работах многих зарубежных и российских ученых865. Достиг-

864
Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998.
865
Арутюнова Н.Д.  Образ, метафора, символ в контексте жизни и
культуры // Res philologica. Филологические исследования. М.; Л., 1990; Юнг
К.Г. Архетип и символ. М., 1991; Лосев А.Ф. Очерки античного символизма
и мифологии. М., 1993; Кох Р. Книга символов. Эмблемата. М., 1995; Бейли Г.
Потерянный язык символов. М., 1996; Маковский М.М. Язык-миф-культура.
Символы жизни и символы культуры. М., 1996; Кассирер Э. Избранное. Опыт о
человеке. М., 1998; Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст —
семиосфера  — история. М., 1999; Элиаде М. Миф о вечном возвращении.
Образы и символы. Священное и мирское. М., 2000 и др.

289
нутые знания создают основу для понимания места и значения
символов в истории адыгов, как знаковой системы, в течение ве-
ков, игравшей значимую роль, отражавшей не только эволюцию
отдельные явления, но и самоощущение народа, восприятие им
окружающего мира.
Сегодня большинство авторов, опираясь на релятивистскую
концепцию, считают, что значение символов варьируется в ка-
ждом конкретном случае, зависит от контекста и отношения к
другим символическим формам. Для раскрытия их смысла необ-
ходимы свободные ассоциации, стремление «познать отдельного
человека тем же образом, каким этнография стремится понять
общество»866.
Учитывая существование в отечественной и зарубежной
литературе различных классификаций символов, в основе пред-
лагаемого описания лежит условная систематизация символиче-
ских построений, типичных для мировидения и самосознания
адыгов, в большей степени отражавшие представления о мире
и войне, долге и праве человека отстаивать свободу и независи-
мость. Нельзя не отметить, что при всей универсальности, зна-
чение символов достаточно локально и передается из поколения
в поколение.
Общим символическим знаком для народов региона стали
Кавказские горы867. По мнению, известной английской исследо-
вательницы историко-культурных процессов Фрэнсис Йейтс, в
традиции народов происходит заслуживающая внимания аран-
жировка значимых мест и образов, оставивших в их душах глу-
бокую печать. По прошествии времени именно они приобретают
устойчивый знаковый смысл868.
В эзотерическом понимании «гора» символизирует поэтап-
ное восхождение: верхняя, обозримая часть горы — свет, связь с
божественным началом, в то время как нижняя — темнота пуга-
ющего подземного царства. Об особом отношении к Кавказским
горам, свидетельствуют названия, закрепившиеся в адыгских
преданиях: «гора блаженных», «гора счастья», «трон Властителя
вселенной и царя духов»869. Во многих нартских сказаниях при-

Леви-Стросс К. Путь масок. М., 2000. С. 286.

866

Sheudzhen E.A., Tleptsok R.A, Pocheshkhov N.A. The Foreign Historical

867

Thought and the Historiographical Realities // Mediterranean Journal of Social Sci-

ences. Vol 6. No 5. Supplement 1, September 2015, рр. 509–515.
868
Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб,, 1997. С. 2-26.
869
СМОМПК. Вып. 38. С. 101.

290
сутствует образ горы: именем горы клялись, гора становилась
местом важных собраний, всевозможных торжеств, поединков
богатырей.
Благодаря бытующим сказаниям в сознании народа сфор-
мировался романтизированный образ горных снежных вершин,
«упирающихся в небо»: снежные бури, льды, не тающие снега
«покрывают как будто саваном скалы и поляны»870. При солнеч-
ном свете «гора гор» Эльбрус (Ошхамахо) загорается розовым
отливом, а «с замиранием дня меркнет фиолетовым оттенком,
сливаясь с лазурью вечного неба»871.
Подобные образы не плод воображения романтизирован-
ных поэтов, а отражение восприятия таинственной красоты и
величия «мира Кавказа», записанных собирателями фольклора
со слов сказителей. То есть в массовом сознании формировалось
представление о «избранности» народа, способного жить в этом
прекрасном, полном опасности мире. Символизм такого гео-
графического понятия, как «Кавказ», сделало его своеобразным
«местом памяти», до настоящего времени, объединяющим раз-
личные этносы («горцы Кавказа», «кавказцы», «горцы»).
Даже в XIX в. в массовом сознании адыгов продолжала со-
храняться генетическая связь с Кавказскими горами как особым
микромиром, со зримыми доминантами — горными вершинами,
делением жизненного пространства по вертикали: «верховная»
и «низовая» часть аулов 872. «Прекрасные долины… их к себе
манили, — писал Хан-Гирей о бжедугах, — они подвинулись с
прежних мест.., но боялись выйти вдруг в незнакомые равнины;
старцы предсказывали гибель, если оставят горы, с которыми
привычка сроднила их»873.
Горы были их «миром»: закрытым для «других». Так, откло-
няя предложения стать проводниками, адыги зачастую ссылались
на неспособность ориентироваться на местности, на страх «за-
блудиться» в горах, стремясь защитить их от вторжений извне,
более того, усилить сложившееся мнение об их недоступности.
В этих фактах проступают не только гордое признание непости-
жимой силы гор, но и форма скрытого сопротивления, коррек-
тировка традиционного отношения горцев к просьбе о помощи.

870
Там же. 1891. Вып. 12. С. 38.
871
Там же. С. 40.
872
Северный Кавказ: человек в системе… С.13.
873
Хан-Гирей. Записки… 1978. С. 177–178.

291
Подобные, кажущиеся случайными детали могут «сигнализиро-
вать» о важных процессах происходивших в жизни общества.
Не менее важным символическим смыслом обладала река
Кубань, «известная у адыгов под именем Пшиз» («Князь рек»
или «Старый князь»), воспринимавшаяся в течение веков в
качестве ландшафтной границы освоенного пространства, сре-
ды обитания адыгов, отделявшей их от номадов кочевников.
По мере нарастания экспансионистских угроз символический
смысл принципиально изменился: она стала рубежом отделяв-
шим «свою землю» от «земли войны». Более того, беря начало в
Большом Кавказском хребте и впадая в Черное море, она служи-
ла дорогой в другой мир, мир Причерноморья.
К символам, имеющим ценностное значение, адыги относи-
ли огонь, с древнейших времен воспринимаемый как дар богов,
знак торжества света и жизни над мраком и смертью. Огонь
воспринимался как символ жизни, общего благополучия, более
того, знаком творческого начала, в союзе с водой и светом «со-
здающего все на земле». Неудивительно, что главнейшей темой
цикла сказаний о нартском богатыре Сосруко стало добывание
огня. Спасая собратьев от холодной смерти, он дважды добывал
огонь: вначале небесный, стрелою сбивая с неба пылающую зве-
зду, чтобы нарты могли отогреться ее теплом, а затем — земной
немеркнущий огонь, отправившись за ним на «край света» и
отвоевав его в бесстрашной борьбе с чудовищным великаном. В
этом сюжете не только отчётливо обнаруживаются реликтовые
черты первопредка, принесшего огонь сородичам, но Сосруко,
как и некоторым другим нартам, присущи черты так называе-
мого «культурного героя», щедро оставляющего человечеству
неизвестные ранее культурные ценности.
С силой небесного огня ассоциировались такие природные
явления, как гром и молнии, считавшиеся символом Божьего
гнева, Божьей кары. При этом вера в особую силу бога грома
(Шибле) сформировала представление, что погибнуть от молнии
«святое дело», знак особого небесного благоволения. Убитого
громом считали блаженным и торжественно погребали на месте
гибели874. Ритуальные обряды продолжалось семь дней: при этом
родственники поздравляли друг друга с особой честью дарован-
ной им небесами.

Особыми церемониями сопровождалось и захоронение погибших в

874

грозу животных.

292
 Знаковый смысл приобретало расколотое молнией дерево,
становясь объектом всеобщего поклонения. К нему стекались
больные и увечные с просьбами об исцелении. Кусочки дерева,
зашитые в ткань, одевались больному на шею, а остатки мате-
рии развешивались на дереве. В первые годы Кавказской войны
неизменно панический страх вызывал пуск сигнальных ракет,
так как горцы связывали происхождение данного явления, со
способностью русских «управлять высшими силами» 875.
С символикой огня связаны представления о знаковом смы-
сле семейного родового очага. Особым феноменом жилища явля-
лось наличие цепи, висевшей над очагом и являвшейся главной
святыней семьи. «По существовавшим представлениям, она вос-
принималась как часть вертикали, уходившей в небо, отрезком
вертикальной оси мира»876. Даже в конце XIX века очаг с вися-
щей над ним железной цепью ассоциировался у адыгов с линией
молнии, небесного огня. Гость, вошедший в соприкосновение
с огнем, отведавший приготовленную пищу, становился вре-
менным членом семьи877. Похищение или уничтожение цепи от
котла воспринималось как величайшее оскорбление рода. Очаг
доминировал в жилом комплексе и воспринимался как центр,
«организующий» расположение внутреннего пространства, что
придавало традиционному жилищу ярко выраженный символи-
ческий характер как месту жизни человека, порядка и укрытия.
Священные леса и рощи — один из наиболее символиче-
ских образов адыгского пространства. Именно напластования
символических сакральных представлений адыгов отражало
отношение к священным рощам и деревьям. Архиепископ
Султании Иоанн де Галонифонтибус, который завершил свое
историко-географическое сочинение к 1404 г., отмечал знаковое
обстоятельство религиозного быта горцев: обязательную посадку
дерева рядом с церковью. Такое дерево считалось священным
(arborem dei), на него водружался крест, а в его ветвях выставля-
лись разные символы и головы жертвенных животных.
В представлении черкесов храм имел статус сакрального
объекта не сам по себе, а благодаря присутствию священного
дерева. Важная символическая мера состояла в прочерчивании
круга, в границах которого оказывалась церковь и «древо го-

875
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 168.
876
Дмитриев В.А. Отношение… СПб, 2009. С. 359–360.
877
Ковалевский М.М. Закон… Т. 1. С. 37.

293
сподне»: внутри круга «никто никогда не посмеет прикоснуться
к чему-либо»878. Святость места обуславливала безопасность
жизни и имущества: это касалось и икон в дорогих окладах, и
сбежавших от общества преступников. О существовании по-
добных безопасных прибежищ в начале XIX в. писал армянский
путешественник Минай Медичи (Бжишкян): «Здесь (в Кодоше,
то есть в Туапсе, прим. Э.Ш. и С.Х.), говорят, находится огромное
дерево под названием кодош, к которому ежегодно приходят на
богомолье абазы, оказывая ему божеские почести. Пленник и
осужденный на смерть, пробегающие под этим деревом, полу-
чают свободу»879. Более того, рядом со святилищем Татартуп, на-
ходившимся на границе Большой и Малой Кабарды и представ-
лявшем собой развалины золотоордынского города с остатками
мечетей и церквей, заселился аул из абреков.
В каждой долине было несколько священных рощ, свое-
образные «приходы» («открытые трибуны») для окружающих
поселений. «Священные рощи и леса, к которым никто не смеет
прикасаться, заменяют храмы, — писал Л. Люлье. Там-то, под
сенью вековых деревьев, возносят они мольбы к небу, призывая
имя всевышнего, тгашхуо. В каждой долине есть по нескольку
подобных рощ. К каждой роще причисляют известное число
домов или семейств, кои можно некоторым образом почитать
прихожанами ее, тгахапх. В известные дни года, один из стари-
ков, нечто вроде жреца, избранный раз навсегда, отправляет
служение пред дубовым крестом простой отделки и без укра-
шений»880.
При этом, ключевым словом становилось понятие — «свя-
щенный лес» (тхьачIэгъ мэз «под богом лес»). Среди огромного
количества священных деревьев и рощ на территории Черкесии,
наиболее известным был лес Тхачег. «Особенного внимания, —
писал М.И. Венюков, автор выдающихся географических и эт-
нографических очерков, — заслуживает растущий на последних
предгорьях между Лабой и Белой лес Длинный (Тхачок), еще
недавно служивший убежищем для егерукаевцев и махошей.
Огромные дубовые деревья в нем достигают иногда толщины

878
Галонифонтибус И. де. Сведения о народах Кавказа (1404 г.) Из сочине-
ния «Книга познания мира». Баку. 1980. С. 17.
879
Меликсет-Беков Л.М. Pontica Transcaucasica Ethnica (по данным Миная
Медичи от 1815–1819 гг.) // СЭ. 1950. № 2. С. 169–170.
880
Люлье Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес //
ЗКОИРГО. Кн. V. Тифлис, 1862. С. 129.

294
3 футов в диаметре»881. Именно этот лес упоминает С. Хан-Гирей:
«Однажды – это было давно — мы проезжали через тот самый
лес Тхатчех, обширный и мрачный»882. Живописность и красота
огромного леса сама по себе могла способствовать его восприя-
тию как священного места.
По-видимому, этим представлением объясняется, почему
адыги одни леса отчаянно отстаивали, сражаясь «с необыкно-
венной храбростью, и, если приходилось, ложились поголовно
под русскими штыками, а другой не защищали вовсе?»883. Адыги
были убеждены в благотворной силе священных лесов и рощ,
ассоциируя их со свободой и безопасностью. Под сенью старых
развесистых дубов, воспринимаемых как воплощение мощи,
твердости, крепости и долголетия, проводились советы, заседа-
ния присяжных судов на которых решались жизненно важные
вопросы.
Крайне болезненно воспринимали адыги любое вторжение
русских войск на эти территории как посягательство не только
на их землю, но и нарушение границ сакрального мира. В част-
ности, как заслуженная кара было воспринято ранение нена-
вистного генерала Засса, решившего пройти с отрядом (1841 г.)
через священную рощу. Более того, адыгов искренне удивил
относительно «счастливый исход» подобного деяния884. Когда в
конце войны солдаты стали уничтожать деревья в Священной
роще, в бассейне рек Туапсе и Шахе, местные проводники, «уго-
варивали солдат не рубить деревья и, наконец, объявили, что
русских за такое святотатство постигнет кара небесная». Более
того, осознав невозможность остановить варварскую вырубку
«просили позволения располагаться не в роще вместе с отрядом,
а вне ее»885.
Многие века адыги верили в Великого Бога Тхашхо; бога
лесов и покровителя охотников Мэзытха, совершавшего объезд
своих владений на золотощетинистом кабане; бога плодородия
и покровителя земледельцев Тхагаледжа. Наряду со «священ-
ными», сохранялась вера в «заколдованные леса», «логово демо-

881
Венюков М.И. Очерк пространства между Кубанью и Белой. 1863 г. //
Бесленей — мост Черкесии. Майкоп, 2009. С. 57.
882
Хан-Гирей. Черкесские предания. Нальчик, 1989. С. 255–256.
883
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 11.
884
Там же. С. 106.
885
Там же. С. 120–121.

295
нов», откуда ночами доносились странные звуки: рычание, визг,
бряцание цепей и дьявольский хохот. Периодически появлялась
белая лошадь чудовищных размеров, «не кавказской породы»,
без всадника, которая резвилась и скакала по гребню холма «в
манере внушающей священный ужас»886. Для того, чтобы пре-
одолеть подобный лес и тем более, укрыться в нем требовалось
немало мужества и самообладания.
Подобные факты могут послужить основанием для размыш-
лений о своеобразии представлений, связанных с сакральным
пространством, в первую очередь, с горами, с ущельями, со свя-
щенными деревьями и рощами. Вне всякого сомнения, послед-
ствия таких значимых для народов событий как войны должны
измеряться не только человеческими жертвами, но и «не матери-
альным ущербом», нанесенным грубым, зачастую бессмыслен-
ным попранием традиционных норм и представлений народов.
Особыми маркерами адыгского этнокультурного ареала,
несмотря на распространение ислама, оставались кресты. Крест
в адыгском языке обозначается двумя словами: джор и къащ.
Первое слово является заимствованием из грузинского языка, в
котором крест называется джвари887. Второе — заимствование
из армянского, скорее всего, через посредство турецкого или
крымско-татарского языков888. В толковом словаре адыгейско-
го языка упомянуто второе значение лексемы джор — детская
игра, устраивавшаяся ранней весной, с изготовлением из палки
и соломы креста, который поджигался и дети кружились, приго-
варивая «джора, джора» – «крест, крест»889.
Многие деревянные кресты у адыгов хранились в священ-
ных рощах и имели Т-образную форму. Т-образный крест или
т.н. тау-крест (лат. crux comissa), многократно описанный в
источниках890, может быть дохристианским символом, извест-
ным в мифо-религиозных традициях древних евреев и древ-

886
Дубровин Н.Ф. Указ. соч.. С. 77.
887
Лавров Л.И. Доисламские верования адыгейцев и кабардинцев // Л.И.
Лавров. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев, балкарцев.
Нальчик: ГП КБР «Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.»,
2009. С. 200.
888
Шагиров А.К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков.
А – Н. М., 1977. С. 221.
889
ТСАЯ. С. 122.
890
АБКИЕА. С. 78; Люлье Л.Я. Верования… С. 121–122; Спенсер Эд. Путе-
шествия… С. 109; Бэлл Дж. Указ. соч. Т. 1. С. 91.

296
них египтян891. Л.И. Лавров был уверен, что Т-образный джор
был «древнеадыгским фетишем» и не являлся «крестом как
таковым»892. Тем не менее, вполне очевидно, что Т-образный
джор в средние века и позднее выполнял роль христианского
креста.
Моления перед крестом сохранялись в отдельных районах
мусульманской Черкесии.893 Люди, искренне считавшие себя
мусульманами, молились языческим богам у христианского сим-
вола в языческих рощах. Так, гостивший у натухайских дворян
Шупако Табу де Мариньи принимал участие в молении перед
крестом в виде трилистника в священной роще Пшата. Сведения
А. Марлинского (1834 г.) подтверждают личный опыт Мариньи
и свидетельствуют о том, что кресты сохранялись черкесами-
мусульманами: на горе, названной Вельяминовской, солдаты
«водрузили крест, найденный в одном из аулов»894. Наиболее
наглядный пример — монументальный каменный византийский
крест над р. Сукко, у которого останавливался Дж. Бэлл и его
черкесские спутники895.
Л. Люлье, длительное время живший среди натухаевцев в
Пшаде, отмечал, что население от Геленджика до Хизе еще ак-
тивно практиковало языческие моления в священных рощах, в
которых «единственный символ поклонения их есть деревянный
крест особой формы, в виде греческой буквы Т, прислоненный к
дереву, около которого лежат другие подобные кресты, истлев-
шие от времени»896.
Знаковый, символический смысл имели погребальные па-
мятники. На протяжении столетий эпохи средних веков и начала
нового времени адыги практиковали возведение курганов над
погребениями воинов. В 1502 г. Дж. Интериано поместил в свой
труд о черкесах уникальное по степени детальности описание
похорон черкесского князя. «Ему делают так называемую мо-
гилу, т.е. земляную насыпь, и чем важнее был [умерший] и чем

891
Мифы народов мира. Т. 2. С. 14.
892
Лавров Л.И. Доисламские… С. 200.
893
АБКИЕА. С. 302–304; Лапинский Т. Горцы… С. 81.
894
Марлинский А. К истории покорения Кавказа. Письмо из отряда, дей-
ствующего за Кубанью. Октября 24-го дня, 1834 года. Берег Черного моря //
Русский архив. М., 1877. Кн. 3. № 9. С. 109.
895
[Bell] Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and
1839 by James Stanislaus Bell. L., 1840. Vol. II. P. 254.
896
Люлье Л.Я. Верования… С. 121–122.

297
более имелось у него подданных и друзей, тем выше и больше
насыпается этот холм»897. Эвлия Челеби, путешествуя в 1666 г.
по адыгским землям, писал: «В этой местности (княжества Хату-
кай, прим. авт.) повсюду разбросаны скопления таких холмиков.
Весь Черкесстан покрыт могильниками»898. Наблюдение Челеби
подтверждает первое профессиональное археологическое ис-
следование, предпринятое В. Сизовым899. Недалеко от станицы
Натухайской он обследовал курганный ингумационный не-
крополь XIV в., состоявший приблизительно из 100 насыпей900.
Курган в данном некрополе использовался как своего рода
фамильная усыпальница. В среднем, в подобном кургане могло
быть захоронено 10–12 человек. В. Сизов отмечает глубочай-
шую укорененность обряда погребения в каменной гробнице,
возводя его к дольменной культуре: «живучесть этих традиций
объясняется только преемственностью вообще древних обыча-
ев среди одной и той же народности, занимавшей испокон века
одну местность»901.
После 1864 г. некрополи Черкесии были подвергнуты са-
мому безжалостному разрушению. Н. Каменев в статье о коло-
низации Северо-Зпадного Кавказа (1867 г.) писал о тотальном
уничтожении материальных следов черкесов: «Истребляя
таким образом аулы и хутора горцев, в видах воспользоваться
бывшей под ними землей для предстоящих посевов, пере-
селенцы в то же время, горя нетерпением обрусить вновь
покоренный край, не оставили без внимания могил горских.
Столбы и ограды деревянные пошли в дело, а памятники из
мрамора и плитняка безжалостно разбивались ими» 902. Со-
хранилось немало письменных свидетельств крайне нелице-
приятной картины варварского отношения к усыпальницам:
их умышленно разрушали, использовали как материал для
построек, каменщики изготовляли из них жернова и молотиль-
ные катки. Несколько дольменов пошло даже на фундамент

897
АБКИЕА. С. 52.
898
Челеби Э. Книга путешествия. Вып. 2. С. 68.
899
Сизов В. Восточное побережье Черного моря. Археологические экскур-
сии // Материалы по археологии Кавказа. Вып. II. М., 1889.
900
Там же. С. 81–85.
901
Там же. С. 157.
902
Каменев Н. Несколько слов о колонизации Западного Кавказа вообще
и Псекупского полка в особенности // Кубанские войсковые ведомости. № 39.
7 октября 1867 г. С. 161.

298
строившихся церквей 903. Атаманы разных станиц выдавали,
чуть ли, не письменное разрешение на пользование подобным
«каменным материалом»904.
Эта «война» с памятниками психологически и идеологически
связана с экофобным стилем колониальной повседневности. «В
ареале западно-кавказских дольменов, — отмечает В.А. Дмитри-
ев, — зафиксированы многие примеры охранного отношения аб-
хазского и адыгского населения к дольменам, приписывающего
памятникам роль центров общинного пространства, как семей-
ного, так и сельского. В этот круг действий может быть помещен
вандализм по отношению к дольменам, являющийся проявле-
нием стремления к уничтожению культурно-чуждых знаковых
объектов при освоении территории новым, неадаптированным
ее населением»905. Действительно, уничтожение памятников это
попытка «стереть» память народа.
Знаковыми, получившими широкое распространение у
адыгов символами, впрочем, как и у других народов мира, были
флаги, имевшие глубокое смысловое значение, игравшие боль-
шую роль в сословно-политической, идеологической, военной и
обрядовой атрибутике. Исторически флаги воспринимались ады-
гами как символ единства рода и племени. У всех владельцев, а
также у всех территориальных объединений существовали свои
стяги, а также геральдические эмблемы, которые выставлялись
на древках, помещались на знаменах906. Широко известно знамя
Шапсугии, захваченное в одном из сражений 1840 г. и хранив-
шееся в Тифлисе. В 1926 г. оно было торжественно возвращено

903
Доброхотов Ф.П. Черноморское побережье Кавказа. Справочная книга.
Пг., 1916. С. 22; Короленко П.П. Записки по истории Северо-Восточного побе-
режья Черного моря. Сочи. Одесса, 1910. С. 17.
904
Талицкий Н. Несколько слов о кавказских дольменах // Известия об-
щества любителей изучения Кубанской области. Вып. V. Екатеринодар, 1912.
С. 95–96.
905
Дмитриев В.А. Метрология и предпосылки «вечной» сакрализации ме-
галитических памятников // Дольмены. Современники древних цивилизаций.
Мегалиты Западного Кавказа IV–II тысячелетий до н.э. Краснодар, 2001. С. 107.
906
Флаги использовались не только на войне, но и мирных занятиях. Так, во
время пахоты организовывалась ставка руководителя работ, которые отличались
четкой регламентацией. «У самого порога ставки тхамады ставился второй столб
с флагом. Поднятие флага означало, что все должны начинать пахоту, спуск
флага был сигналом к перерыву — малому для отдыха людей и волов, большо-
му — обеденному». См.: Шортанов, А.Т. Адыгская (черкесская) мифология и
культы. Нальчик, 2016. С. 366.

299
в Адыгею907. Это овеянное славой боевой знамя представляет
типичный европейский военный штандарт.
Флаги устанавливались на могилах погибших в сражениях
воинов. «...Не менее внушительный вид имеют многочисленные
кладбища позднейшего происхождения, расположившиеся око-
ло воинственных аулов, — писал Василий Потто о погребениях
черкесских воинов периода Кавказской войны, сравнивая их
со средневековыми курганными некрополями. — Множество
украшающих могилы надгробных флагов, обыкновенно белого,
красного или голубого цвета, трепещущих на высоких шестах,
напоминают собой фаланги рыцарей, вооруженных копьями с
висящими на них разноцветными флюгерами. Но это могильные
копья, так очаровывающие издали глаз, и придающие стране ка-
кой-то грустно величавый характер, говорят нам о том, что здесь
схоронены лучшие и самые храбрейшие люди Черкесии, погиб-
шие в долгой, отчаянной борьбе с христианами, что они — сви-
детели пролитой крови и множества павших жертв газавата»908.
Исторически как символ единства рода и племени адыгами
воспринимались флаги. В сложное время Кавказской войны
под влиянием обострившихся военно-политических событий,

Спенсер Эд. Возвращение воинов

Жане А.Ю. Шапсугское знамя: возвращение. Майкоп, 2017. С. 8, 17–18.

907

Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и

908

биографиях. Т. 2. Ермоловское время. Выпуск III. СПб., 1888. Главы XXI–XXXII.

С. 363.
300
 Спенсер Эд. Собрание конфедеративных князей Черкесии
на берегах Убина

крепло осознание необходимости объединения перед лицом

общей опасности. Символом, отразившим эту идею стал флаг
Независимости.
Благодаря записям англичанина Эдмунда Спенсера, опу-
бликованным в Лондоне в 1839 г., можно в деталях представить
яркую эмоциональную картину «выставления» этого уникаль-
ного знамени. «…После ружейных залпов, которые обычно
возвещают приезд вождя, тысячи великолепных, красивых,
статных воинов поскакали навстречу, и через несколько секунд
мы были окружены сотнями славных патриотов Черкесии. Не-
которые из них были одеты в простые крестьянские одежды,
другие в сверкающие доспехи. Затем мужественный вождь Хер-
сис Султан-оглу развернул великолепное национальное знамя,
которое он получил из Стамбула, разрисованное прекрасными
руками черкесской княжны, занимавшей высокое положение в
Турецкой империи. При виде этого, столь долго ожидаемого на-
ционального флага, тысячи мечей взлетели на воздух, и единый,
несмолкаемый возглас радости исторгся из душ этой огромной
массы людей…»909. Упомянутый здесь знаменосец — прославлен-

909
Спенсер Эд. Путешествия… С. 50.

301
ный абадзехский военачальник из рода Джанчат — Хырцыз Але
или Хырцыжъыкъо Аль910.
Знамя Независимости отражало симбиоз знаковых смыслов:
зеленый цвет флага911 — символ жизни, вечности, раститель-
ности; перекрещенные стрелы — символ единства и мира,12
звезд — символ 12 народов Черкесии. Особый символический
смысл приобретали звезды и стрелы, воспринимавшиеся «как
призыв к объединению и борьбе за свободу, не рассчитывая, на
чью-либо помощь»912. Именно, данное знамя стало прообразом
государственного флага Республики Адыгея, законодательно
утвержденного 24 марта 1992 года.
Символы, обозначенные на национальном флаге адыгов,
трактуют по-разному. Одни объясняют их исходя из исламской
символики (зеленый фон и звездочки), другие считают связан-
ной с политической организацией адыгских племен в первой
половине XIX в. (12 адыгских племен и стрелы – их боевое един-
ство). Некоторые  в трех стрелах видят три метко бьющие стрелы
нарта Тлепша, достающие врага в небе, под водой и под землей.
Но чтобы увидеть в национальном флаге более глубокий смысл
следует обратиться к истории.
В литературе часто встречается утверждение, что знамя не-
зависимой Черкесии был предложен Д. Уркартом, секретарем
британского посольства в Стамбуле, неоднократно подчерки-
вавшим, что именно ему принадлежит авторство, идея создания
флага. «В июне месяце прошлого года (1836 г.) Дауд-бей прислал
нам для шапсуг, натухайцев и абазехов три одноцветных флага,
имеющих посередине белый круг с тремя черными стрелами,
это был, по его словам, флаг независимости, присланный коро-
лем черкесам»913. В докладной записке начальника штаба войск
Кавказской линии и Черномории (февраль 1839 г.) отмечается,
что «флаг этот называли Делиберти»914. Название «Делиберти»,
очевидно, восходит к «The Liberty», то есть, «Свобода».

910
Спенсер Эд. Путешествия… С. 50.
911
Интерес представляет семантическая ценность красного и зеленого в
мироощущении адыгов. Символическая гармоники этих цветов приобрела и
эмоциональные отзвуки: красный цвет вызывал представление об опасности,
насилии, крови, зеленый же цвет говорил о надежде, покое и невозмутимом тече-
нии естественного процесса, как это имеет место при росте растений.
912
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 76.
913
ШССТАК. С. 108–109.
914
Там же. С. 178.

302
 Необходимо подчеркнуть, что единственный визит Д. Уркар-
та в Черкесию в 1834 г., так и последующие англо-черкесские
контакты осуществлялись через посредство полномочного чер-
кесского представителя в Османской Турции Сефербея Заноко
(1789, Анапа — 1859, долина Вордобгач в верхнем течении Аби-
на). Мало вероятно, что без санкции «посла Черкесии» Д. Уркарт
мог взять на себя столь важное поручение. Согласно Дж. Бэллу,
флаг получил в Черкесии название Санджак-Шериф, то есть
главный флаг санджака или провинции Османской империи, а
привез его впервые некий Хатажук, соратник известного воена-
чальника Шурухуко Тугуза. Хранился флаг в ауле главного кадия
Натхокуаджа Мехмета-эфенди915.
Название Санджак-Шериф означает «Священное знамя»:
санджак — тур. «знамя», «провинция», «государство»; ше-
риф  — араб. знатный, благородный; шерифы — роды, веду-
щие происхождение от пророка Мухаммада. Соответственно,
Санджак-Шериф можно перевести и как «знамя пророка»916.
Подобная семантика совершенно оправданна и с формальной
точки зрения, поскольку османский султан являлся халифом —
главой всех мусульман, обладавшим правом даровать «знамя
пророка». По такому же типу образовано османское наимено-
вание султанского повеления — хатт-и-шериф — «священная
грамота», султанский рескрипт. Представление данного флага
как символа священной, религиозной борьбы сопряжено с иде-
ей газавата (в арабской традиции так именовались сражения
и походы с участием пророка Мухаммада): с 20-х годов XIX в.
сопротивление царистской агрессии считалось черкесами га-
заватом917.
Геральдические корни адыгского флага связаны со знаме-
нем старшего князя (пщышхуэ) Кабарды Кучука Джанхотова,
на котором изображены «две скрещенные стрелы, обращенные
острием верх, и три звезды — символ объединенной Кабарды»918.
Парадоксальным образом знамя независимой Черкесии
1836 г. восходит к гербу «Кабардинской земли», созданному для

915
Там же. С. 117, 131.
916
Миллер А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. Оттоманская империя в начале
XIX века. — М.-Л., 1947. С. 498.
917
Адыгские песни времен Кавказской войны. 2005. С. 77, 311.
918
Максидов А.А. Знамена кабардинских князей и дворян // Генеалогия
Северного Кавказа. Нальчик: «Эль-Фа», 2003. № 5. С. 142. Рис. 4.

303
 «Царского титулярника»
1672 г.919. В отличие от мно-
гих гербов «Царского ти-
тулярника» «кабардинская
эмблема отличается подчер-
кнуто геральдизированным
характером: примечательно
наличие в ней центрально-
го щитка (с полумесяцем),
Знамя вали К. Джанхотова (1809–1822) имеющего чисто геральди-
ческую форму»920. Однако,
вполне вероятно, что эта эмблема (скрещенные стрелы) могла
бытовать в адыгской среде, «в том числе, и в роде князей Черкас-
ских, представители которого в какой-то степени могли оказать
влияние на создание кабардинской эмблемы «Титулярника»921.
В культуре адыгов, как и многих других народов, утверди-
лось символическое значение клятвы как обещания, уверения
поступать четко определенным образом. Существовали разные
способы подтверждения и скрепления договорённостей, обе-
щаний, показаний. В них более
или менее явственно проявлялось
религиозное влияние (языче-
ское, христианское, исламское).
В источниках клятвы наиболее ча-
сто упоминаются тогда, когда речь
идёт о заключении договоров, или
разбирательстве судебных тяжб.
Адыги редко прибегали к состав-
лению письменных договоренно-
стей: достаточно было «принести
клятву».
Учитывая разные виды клятв,
Герб «Кабардинской земли»
для их подтверждения исполь-
1672 г. РГАДА. Ф. 135.
Древнехранилище. Ед. хр. 401. зовались ритуальные жесты и
«Титулярник» 1672 г. («Большая выражения. Традиционно адыги
государственная книга»)  присягая на посохе вырубленном

919
Пчелов Е.В. Кабардинская земля в царском титуле и русской государст-
венной геральдике XVI — начала XX века. Нальчик, 2007. С. 49.
920
Там же. С. 51.
921
Там же. С. 52.

304
 Участие Тэбу де Мариньи в молении перед крестом
в священной роще Пшата

в священной роще, начинали клятву славами: «я клянусь Тем,

кто создал эту ветвь…». Но с распространением ислама в жизнь
стал входить ритуал клятвы «на Коране». Присягающий почти-
тельно подходил, дотрагивался рукой до священной книги и на-
чинал присягу словами: «я клянусь этой книгой слова Божия…».
Кончив клятву, он подносил книгу к губам и отходил 922. При
этом, присяга, как и другие общественные дела, совершалась
публично под открытым небом.
Клятву перед Аллахом никто не смел нарушить. Однако
война диктовала другие правила жизни: в отношениях с «невер-
ными» клятвы и обещания легко нарушались. «Клятва над Алко-
раном, — отмечал один из русских офицеров, — есть главнейшее
их обязательство, но как закон Магометов не весьма давно вве-
ден между ними, то они, по своему непостоянству, редко далее
одного года сохраняют данную клятву…»923. Конечно же, это яв-
ное упрощение. По мере обострения противостояния массовый

922
Люлье Л.Я. Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухайцев //
ЗКОИРГО. 1867. Кн.7. С. 10.
923
[Дебу И.Л.] О Кавказской линии к присоединенном к ней Черномор-
ском войске или Общие замечания о поселенных полках, ограждающих Кав-
казскую линию, и о соседственных горских народах. С 1816 по 1826 год. СПб.,
1829. С. 99.
305
характер стал приобретать особый вид клятвы, подобный во-
шедшей в историю «Ганнибаловой клятвы»924, подтверждающий
твердую решимость бороться за независимость своей страны до
конца, неизменно следовать своим идеалам и обычаям предков.
К символам, непосредственно закреплявшим статус челове-
ка в обществе, может быть отнесена чаща (кубок). В адыгском
эпосе постоянно фигурируют богатырские кубки, чаши, рога
для питья, которые подносились наиболее отличившимся наезд-
никам. Культ чаши имел глубинный
народный характер. После заверше-
ния пахоты устраивалось моление с
жертвоприношением. Затем, «каж-
дый, выпив из круговой деревянной
чаши с закругленными ушками, пе-
рекидывал чашу через свою голову и
через шалаш», что символизировало
«окончание работ и оберег пахоты и
посева от всякой порчи»925.
В период с 1382 по 1517 гг. чаша
являлась ключевым элементом чер-
Старокорсунский медальон.
Рис. Л.Э. Голубева
кесско-мамлюкской геральдики. Важ-
ное значение для понимания связи
мамлюкской геральдики с черкесской традицией имеет обна-
ружение в черкесском могильнике XIV–XV вв. у станицы Ста-
рокорсунской двух одинаковых медальонов с изображениями
мамлюкского герба, лежавших на груди погребенного воина926.
Изображение чаши и сама чаша издревле являлись в среде
западно-кавказских обществ, атрибутом элитарного этикета
и всаднической культуры. Дж. Интериано отмечал, что обяза-
тельным признаком аристократического быта в Черкесии явля-
лись золотые и серебряные чаши, из которых пили с большой
торжественностью на пирах и во время священнодействий927.

924
По свидетельству Полибия, карфагенский полководец Ганнибал (247–
183 гг. до н. э.) сам рассказывал, что, когда ему было десять лет, отец заставил его
поклясться перед алтарем быть непримиримым врагом Рима. Клятву Ганнибал
сдержал.
925
Шортанов А.Т. Указ. соч. С. 369.
926
Голубев Л.Э. Группа подзнесредневековых погребений из могильника
МТФ-3 близ станицы Старокорсунской // Историко-археологический альманах.
Вып. 3. Армавир – М., 1997. С. 115–116.
927
АБКИЕА. С. 49.

306
Известно, что приобретение звания дворянина (орка) было свя-
зано с получением от князя (пши) или от орка высшего ранга
(тлекотлеша) символического дара, закрепляющего признание
вассальной связи. Обычными княжескими дарами вплоть до
первой половины XIX в. были чаши, кубки, а также оружие928.
Символический смысл имело оружие, скорее комплекс
вооружения. Культ оружия, стал неотъемлемой частью образа
адыга, символом чести своего владельца. Образ оружия являлся
одним из сильнейших элементов адыгского имагинарного, тра-
диционно проникнутого воинственностью, вытекающего из его
ментальности. Без оружия мужчина мог находиться только в пре-
делах собственной усадьбы. Соблюдение этикетных норм могло
побудить адыга снять часть вооружения на время пребывания в
кунацкой, но, и в этом случае, оно размещалось в поле видимости
на стенах гостевого помещения. Важно отметить, что даже луки
и стрелы, став анахронизмом, продолжали сохранять значение
священных символов воинских традиций адыгского общества.
Элементы комплекса вооружения являлись непременной
составляющей дара дворянину при заключении им вассального
договора с князем, входили в состав «цены крови» и брачного
выкупа за невесту знатного происхождения. Флориан Жиль929,
прекрасно знавший ценность документальных свидетельств,
приводит список предметов, ставших искуплением за кровь но-
гайского князя, убитого из-за кровной мести: кольчуга, шлем, са-
бля, лук со стрелами, конь со сбруей и седлом, при этом каждый
из этих предметов оценивался в стоимость 16 коров930. Дорогое
оружие, украшенное искусной отделкой, было единственной
приемлемой для адыга роскошью и передавалось как семейная
реликвия от поколения к поколению. Утрата оружия приравни-
валась к утрате чести931. Важно отметить, что даже луки и стрелы
став анахронизмом, продолжали сохранять значение священных
символов воинских традиций адыгского общества.

928
Абрамович А. Очерк сословного строя в горских обществах Терской
и Кубанской областей // Сборник документов по сословному праву народов
Северного Кавказа. 1793–1897 гг. Т. I. Нальчик, 2003. С. 28.
929
Флориан Антуан Жиль — швейцарец на русской службе, был кабинет-
ным ученым, одним из руководителей Императорского Эрмитажа, в 1858–1859 гг.
совершил путешествие на Кавказ. См.: Пиотровский М.Б. Эрмитажный путеше-
ственник // Жиль Ф.А. Письма о Кавказе и Крыме. Нальчик, 2009. С. 5–6.
930
Жиль Ф.А. Письма… С. 129.
931
Аствацатурян Э. Оружие народов Кавказа. Нальчик, 1995. С. 18–19.

307
 Как уже отмечалось, мир адыгов был населен самыми
различными животными, многие из которых имели знаковый
смысл. Но символом свободы, мужества и грации восприни-
мался конь, наделенный свойствами нескольких животных.
Значительные пласты мифоэпической традиции, связанные с
этим благородным другом человека, весьма заметно повлияли
на духовную культуру многих народов932. Особое отношение
к коню формировалась уже на уровне народных сказаний, в
которых он обладал разумом и речью, покорялся и становился
«верным конем» о достойного всадника, если тот становился
«настоящим нартом!»933.
Человек, покупавший коня «небрежно», не мог надеяться на
уважение в Черкесии934. Такое приобретение считалось делом
«величайшей важности». Все начиналось с внимательного выбо-
ра, долгого и тщательного изучения качеств, обсуждения статей
и аллюров, езды шагом, галопом, преодоления рвов и изгородей и
только затем заключалось соглашение. Торг происходил в обста-
новке «примерной терпеливости и непоколебимой серьезности»,
доставляя видимое удовлетворение обеим сторонам. Ничто не
способно было привести продавца в большее замешательство,
как готовность уплатить за коня первую названную им цену.
С коневодством связана широко распространенная у адыгов,
как и у многих других народов Кавказа, Средней Азии, Ближнего
и Среднего Востока практика тамгопользования. Слово «тамга»
тюркского происхождения и имеет несколько значений: «тавро»,
«клеймо», «печать».
Интерес к этой теме возник, как считают специалисты еще
XVII в., в связи с прагматической задачей зарисовать и описать
тамги, масть, возраст и другие особенности лошадей, подарен-
ных северокавказскими князьями русскому царю. У горцев за-
падного Кавказа были знаменитые конские заводы: Шолох, Трам,
Есени, Лоо, Бечкан. Их владельцы имели специальные тамги: у
лошадей на бедре, чтобы выделить их родословную, ставилось
тавро: сабля, стремя или другой подобный знак. Прототипом
для них служили геометрические фигуры (круг, квадрат, треу-
гольник, угол и др.), сакральные пиктограммы, птицы, живот-
ные, бытовые предметы, орудия труда, оружие, конская сбруя,

932
Черкесская лошадь: коневодство и коннозаводство. Нальчик, 2008. С. 4.
933
Нарты. М., 1951. С. 372
934
Лонгворт Дж. Указ. соч. С. 185.

308
иногда — буквы разных алфавитов. Многие из подобных графем
использовались и другими народами.
В обобщенном значении тамги — знаки символической
системы, родовой или племенной принадлежности, выполняв-
шие разнообразные функции: от маркировки собственности до
фамильного герба. Более того, учитывая, что они вышивались
на флаге рода, высекались на могильных памятниках, их можно
рассматривать как форму сохранения памяти этноса, рода, фа-
милии, семьи. Как правило, потомки определённого рода заимст-
вовал тамгу своего предка, добавлял к ней некоторые элементы.
Человек в Черкесии уважался тем более, чем больше на двери
его кунацкой было нанесено родовых знаков гостей. Такие двери
нередко существовавли несколько поколений и навешивались в
новых кунацких в случаях их перестройки935.
С момента зарождения отечественного кавказоведения,
предпринимались немалые усилия для сбора и публикации
коллекций подобных знаков. Первые зарисовки тамг были со-
браны С.М. Броневским936, П.С. Палласом937, Е.Д. Фелицыным938,
опубликовавшим собрание более чем трехсот северокавказских
тамг XIX века. Особое значение имела публикация работы Л.И.
Лаврова по кавказским тамгам939. Он не только собрал и соста-
вил самый большой каталог знаков (1384), но считал возможным
рассматривать тамги не только как знак собственности, но и как
«производственное клеймо» владельца, занимавшегося выве-
дением своей породы скота; как «подпись или печать», постав-
ленную под документом или на двери кунацкой; выполняющую
«роль герба» на знамени или могильном памятнике. Тамговая
система у адыгов, по всей видимости, восходит к сарматским
родовым знакам и, в таком случае, насчитывает 23 столетия940.

935
Пожидаев В.П. Хозяйственный быт Кабарды. (Историко-этнографиче-
ский очерк). Воронеж, 1925. С. 55–56.
936
Броневский С.М. Новейшие географические исторические известия о
Кавказе. Ч. 2. М.,1823. С. 230.
937
Паллас С. Рисунки лошадиных тавр Северного Кавказа // Журнал охо-
ты. СПб, 1877. Т. 1. № 6. С. 72–74.
938
Фелицын Е.Д. Сборник тамг и фамильных знаков западно-кавказских гор-
цев и племени Кабертай Адигского народа // ЗООИД. Т. XV. Отд. 2. Одесса, 1889.
939
Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.
С. 91–174 (глава «Кавказские тамги»).
940
Соломоник Э.И. Сарматские знаки Северного Причерноморья. Киев,
1959. С. 45; Драчук В.С. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1975.
С. 53–74.
309
 Л.И. Лавровым были сделаны важные выводы, свидетель-
ствующие об информативности тамг. Так, знак собственности,
общий для всей фамилии, с течением времени становился ее
графическим символом, то есть гербом, но, когда родственные
связи распадались вместо общего трафарета, появлялись новые
тамги, как правило, либо одинаковые по форме, либо отличав-
шиеся только деталями. Фамильная тамга позволяла различать
скот отдельных семей данной фамилии и могла быть заменена
семейной тамгой, если внутри фамильные связи ослабевали».
Интересно, что причины совпадения формы тамг у совер-
шенно разных фамилий, даже у родственных народов Л.И.
Лавров объяснял следующими причинами: во-первых, случай-
ность, особенно, когда речь идет о знаках, представляющих
собой простейшие геометрические фигуры, во-вторых, нередко
зависимые сословия пользовались «тамгой своего владельца»,
в-третьих, после смерти присваивали их тамгу, порой имели
общее происхождение, «хотя родственные связи между ними
утрачены»941. Более того, Л.И. Лавров пришел к важному выводу,
что тамговые знаки представляют вариации примерно одного и
того же комплекса исходных фигур: круга, лиры, дуги, подобия
буквы «Д» у разных горских народов от Абхазии до Чечни, что
может быть свидетельством тесных и длительных взаимосвязей
существовавших у разноязычного населения Кавказа, а в ряде
случаев и взаимной ассимиляции.
Современное состояние данной проблемы нашло отражение
в работе Х. Яхтанигова942 посвященной родовым, фамильным,
семейным и личным тамгам абхазо-адыгских народов, ареалу их
бытования, происхождению и значимости. В результате прове-
денного исследования автору удалось выявить причины бытова-
ния института тамгопользования, рассмотреть взаимосвязь этни-
ческих и сословно-династических аспектов, показать символизм
тамговых знаков, изучить обычай и обряды тамгопользования.
Заметным явлением стало издание в Адыгее книги А.Б. Чуяко
«Адыгские фамилии и родовые знаки», в которой автор предста-
вил обширную коллекцию, включающую девять тысяч адыгских
фамилий и четыре тысячи родовых знаков.
Сделанные исследователями выводы и предположения под-
держивают мысль, что тамги могут быть отнесены к важней-

941
Лавров Л.И. Историко… С. 103–106.
942
Яхтанигов Х. Северокавказские тамги. Нальчик: Эльбрус, 1993.

310
шим историческим источникам: учитывая, что история народов
есть во многом история знаковых форм.
Учитывая, что адыгское общество преимущественно вплоть
до XX века, века распространения письменной культуры, изъяс-
нялось устно, особую значимость приобретали символические
жесты. Принято считать, что процесс цивилизации нравов про-
исходит именно через цивилизацию жестов. В этом смысле инте-
ресно утверждение Жан-Клода Шмитта, что говорить о жестах,
значит, в первую очередь, установить их «смысл»943.
В ритуальную форму и физические жесты облекались раз-
личные действия, влекущие за собой устойчивые отношения
(клятвы, договоры, торговые сделки, передача имущества, всту-
пление в брак и т.п.). При этом, в ритуальные действия вовлека-
лись, как уже отмечалось, самые различные предметы, исполь-
зование которых было не менее обязательным, чем словесные
формулы (присяги на Коране, кресте, оружие и т.п.).
Многие авторы, побывавшие в Черкесии, отмечали симво-
лический смысл некоторых жестов. При этом четко различались
смысловые жесты и жестикуляция, как реакция на происходив-
шие события. Особое место, в символике, связанной с телом,
занимала рука: она являлась не только знаком защиты и труда,
но и добрых взаимоотношений. Так, при приветствии черкесы в
знак взаимного уважения и равенства подносили правую руку к
шапке, которая во многих культурах считается символом благо-
получия и богатства. Способом выражения благодарности было
пожатие руки, однако, не следовало ее трясти, что воспринима-
лось как излишняя навязчивость944.
С помощью изучения бытующих жестов исследователь
может понять традиционные для данной культуры образы мыш-
ления и способы поведения, которые ее носители в силу при-
вычки подчас уже не замечали, а иногда, по разным причинам,
сознательно маскировали. Анализ подобных, на первый взгляд
малозначимых форм социального поведения, позволяет более
детально «прочитывать» и репрезентировать поступки людей в
разных жизненных ситуациях: от драматических до комических.
Нельзя не отметить наличие особых так называемых «ан-
тропологических символов», связанных со строением и физи-

943
Шмитт Ж.-К. Историк и изображения // Одиссей: Человек в истории.
М., 2002. С. 9–29.
944
Лонгворт Дж. Указ.соч. С. 116.

311
ологией человеческого тела, с процессами рождения, смены
состояний, смерти. Эти свидетельства вошли в другие главы дан-
ной работы. При этом важно подчеркнуть, что при всей универ-
сальности, значение символов локально, распространяется среди
членов одной общности и передается из поколения в поколение.
Даже общий обзор свидетельствует, что система символов,
при отсутствии достаточного количества письменных источ-
ников, способна дать значимую информацию по этнической и
социальной истории народов, зафиксированную в доступных
массовому сознанию знаках. Становясь ориентирами, они
позволяют понять, что народы помнят о прошлом и стремятся
сохранить в памяти в виде знаковой системы, регулирующей их
жизнь.

312
 Глава 14.
Адаптационные изменения социально-культурного
пространства: метаморфоза воинских традиций
Когда мы глядим друг на друга,
два разных мира отражаются в зрачках
наших глаз.
Михаил Бахтин

Для адыгов XIX в. был особым: в нем как бы совместились

две «разорванные» Кавказской войной эпохи — «до и после»,
сменившие друг друга в преемственности и противоборстве.
И хотя на официальном уровне утверждалась мысль, что с
шестидесятых годов этого столетия «совершилось оконча-
тельное внешнее покорение Кавказа, а с ним наступили и
внешняя тишина, и внешнее спокойствие и внешний мир»945,
на деле противоречия не только продолжали существовать, но
и углубляться.
Подобное явление Арнольд Тойнби очень точно определял
как «напряжение границы»946. Казалось бы, территория вошла в
состав России, пограничье продвинулась далеко на юг, но очень
скоро выяснилось, что этого недостаточно. Возникла масса
сложнейших задач, связанных с освоением новой территории,
интенсивно втягивавшейся в орбиту общероссийских админи-
стративных, хозяйственных и культурных связей, но при этом
продолжавшей восприниматься как одна из «окраинных земель»
империи, более того, антипод «центру».
Оказавшись в составе Российской империи, адыги испыты-
вали сложное переплетение чувств: утрачивался социально-куль-
турный оптимизм, усиливалась фобия побежденного, «умирот-
воренного» народа, теряли устойчивость стереотипы героизации
прошлого, отторгались нововведения власти, даже полезные, как

945
Кавказские епархиальные ведомости. 1874. № 13. С. 428–433.
946
Тойнби А.Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 552.

313
проявление русификации. Для адыгов последствия Кавказской
войны оказались столь же трагичными, как и сама война.
Деформирующее влияние на образ жизни и сознание людей
не мог не оказывать массовый «исход» коренного адыгского на-
селения, называемый в официальных документах «удалением»
или «переселением»947. Историки называют целый комплекс при-
чин, обусловивших это трагическое явление: колонизаторская
политика российского правительства, превратившая Северный
Кавказ в арену широких военных действий, делавших невоз-
можным дальнейшее проживание на этой территории коренных
этнических групп; провокационная политика правящих кругов
Турции, рассчитывавших с помощью кавказских переселенцев
освоить малозаселенные земли страны; происки западных дер-
жав (Англия, Франция), стремившихся ослабить Российскую
империю; желание местной администрации избавиться от «вред-
ных» элементов948.
Даже само перечисление существующих взглядов на эту
проблему свидетельствует о ее сложности. Проведенная в по-
следние годы комплексная разработка данной темы, введение
в научный оборот обширного круга архивных источников,
публикация аналитических историографических обзоров, спо-
собны придать большую аргументированность и целостность
закрепившимся в науке и коллективном сознании представ-
лениям949.
Громадные размеры переселенческое движение горцев
приняло, во многом, в результате непродуманной политики рос-
сийских «кавказских деятелей». Была поставлена конкретная
цель сократить численный состав горского населения, всячески
содействуя переселению горцев и даже провоцируя его, обещая
«казенную помощь». Царские генералы не скрывали заинтере-
сованности в поспешном «выдворении» горцев. «Такая мера, —
считал генерал Н.И. Евдокимов, — при настоящем положении
туземцев, принесет нам великую пользу и даст возможность как
горцам выйти из настоящего их напряженного положения, так и

947
Берже А.П. Выселение горцев с Кавказа // Русская старина. СПб.,1882,
№ 33; Эсадзе С. Указ. соч.; Кудаева С.Г. Огнем и железом. Вынужденное пере-
селение адыгов в Османскую империю (20–70-е гг. XIX в.). Майкоп, 1998 и др.
948
Кудаева С.Г. Огнем и железом. С. 19.
949
Кудаева С.Г. Адыги черкесы Северо-Западного Кавказа в ХIХ веке:
процессы трансформации и дифференциации адыгского общества. Майкоп,
2014. С. 41–89.
314
нам более свободно развивать русскую колонизацию в предго-
рьях западной части Кавказского хребта»950.
К управлению новыми территориями правительство стреми-
лось привлекать компетентных людей: этнографов, географов,
лингвистов, специалистов по исламу. Но, как зачастую бывает
в России, благие намерения не увенчались успехом. «В качестве
правителей и устроителей жизни черкесов прибыли из России
подонки русского чиновничества и офицерства, — писал С. Си-
юхов. — С первых же дней управления дали себя знать класси-
ческие взяточничество и продажность русского чиновника»951.
Эта жесткая характеристика во многом предопределена общей
ситуацией бесправия и произвола, характерной не только для
региона, но и самодержавия в целом.
Крайне болезненным является вопрос о численности вы-
нужденных переселенцев. До настоящего времени в научной
литературе приводятся противоречивые данные, варьируемые
в соответствии с позицией авторов исследований: от 500 тысяч
до нескольких миллионов человек. Такой широкий «разброс»
сведений объясняется приблизительностью проводимых в свое
время подсчетов. Кавказская комиссия, работавшая «по горячим
следам» событий, пришла к малоутешительному выводу о невоз-
можности даже приблизительно определить численность адыгов
покинувших родину.
В официальных документах была зафиксирована цифра
в полмиллиона человек, но уже в то время признавалась её
«приблизительность», так как значительная часть переселенцев
отправлялась в Турцию нелегально, «за свой счет», и не фикси-
ровалась в официальных документах. Все более утверждается
точка зрения, что в годы Кавказской войны родину покинуло
около 90 процентов адыгов, оказавшихся после распада Осман-
ской империи гражданами Турции, Сирии, Иордании, Израиля,
Сербии, ряда других стран952. Подобное явление в полной мере
вписывается в современные параметры демографической ката-
строфы — сжатого во времени масштабного сокращения насе-
ления953.

950
Письмо графа Евдокимова к генералу Карцеву от 25 июля 1862 г. // Рус-
ские авторы XIX века… Т. I. С. 292–293.
951
Сиюхов С. Избранное …С.294.
952
Калмыков Ю.Х. Повороты судьбы. М., 1998. С. 60; Тишков В.А. Истори-
ческий феномен диаспоры // ЭО. 2000. № 2. С. 43 и др.
953
Осборн Р. Указ. соч. С. 249.

315
 Начальник Кубанской области генерал М.А. Цакни (1869–1873)
в окружении казачьих и черкесских офицеров.
Архив И. Наврузова. АРИГИ

Кавказская администрация, различными способами по-

ощрявшая «выдворение» в Турцию «беспокойного» местного
населения, не была организационно и материально готова к
осуществлению этого намерения. Более того, «неожиданно» об-
наружилось, что трудности переселения горцев связаны с тем,
что «немногие из них могут согласиться покинуть живописную
природу родины»954. Это удивившее чиновников заключение
фиксировалось даже в дипломатических документах.
Помощь, оказываемая переселенцам правительством, была
не только крайне ограничена, но и безнаказанно расхищалась.
Всего на переселение горцев было выделено около 290 тысяч
рублей, большая часть этой суммы ушла на уплату провоза пе-
реселенцев — и только незначительная часть была «отпущена»
на пособия. Но и эта скудная помощь не всегда доходила до
нуждающихся, так как «все, совершавшееся тогда на Кавказе,
сделалось «доходной статьей» для чиновников: даже официаль-

Гаврилов П. Устройство поземельного быта горских племен Северного

954

Кавказа // ССКГ. Вып. II. С. 40

316
ная комиссия, проверявшая счета, связанные с переселением,
нашла многие квитанции «сомнительными»955.
Положение еще более осложнялось отсутствием на госу-
дарственном уровне договоренности с Турцией относительно
условий приема, численности и расселения переселенцев.
Большинство первых переселенцев (1858–1860 гг.) были люди
состоятельные и никаких особенных забот не требовали. «Но
в таком скромном виде переселение горцев оставалось не дол-
го, — писал Я. Абрамов, — и скоро перешло в выселение целых
народностей»956. Процесс приобрел стихийный характер, люди
покидали родину без всяких средств к существованию, что неиз-
бежно приводило к тяжёлым последствиям: голоду, эпидемиям,
высокой смертности.
Сотни тысяч адыгов, уходя, оставляли жилища, уцелевший
скот, неубранные поля. Общая картина потрясала воображение
своей безысходностью: «Несчастные эти находились в самом
жалком положении: едва покрытые рубищем, гоня перед собою
небольшие стада овец, единственный источник их пропита-
ния, — мужчины, женщины, дети следовали молча одни за дру-
гими, ведя в поводу несколько изнуренных лошадей, на которых
был навален весь домашний скарб и все, что они успели захва-
тить с собой»957.
Многочисленные изгнанники скапливались в Анапе, Ново-
российске и других бухтах Черного моря. Отсюда их перевозили
в Турцию турецкие кочермы и специально арендованные для
этой цели русским правительством суда, но этого транспорта
было явно недостаточно: горцы вынуждены были ждать очереди
по нескольку месяцев, оставаясь на берегу моря под открытым
небом. Как свидетельствуют очевидцы этой трагедии, весь берег
был покрыт трупами и умирающими от голода, холода и болез-
ней. Положение становилось все более отчаянным, учитывая
распространение эпидемий тифа и оспы958.
Подобное бедственное положение не могло не вызывать со-
страдания простых людей. Среди местного русского населения
распространились слухи о творившихся «ужасных вещах». По
передававшимся рассказам, многие барки, нагруженные горца-

955
Абрамов Я. Кавказские горцы. Краснодар, 1927. С. 7–8.
956
Там же. С. 6.
957
Фонвилль А. Указ. соч. С. 22.
958
Абрамов Я. Указ. соч. С. 7–9.

317
 ми, имели пробуравленное дно и,
выйдя в море, тонули вместе с пе-
реселенцами, а предназначенные
им деньги оставались в карманах
кавказского чиновничества, офи-
циально констатировавшего слу-
чаи затопления судов «от бурь»959.
С нескрываемым ужасом расска-
зывали, что изгнанники, несмо-
тря на требование перевозчиков,
отказывались выбрасывать тела
умерших в море. Некоторые при-
вязывали трупы близких людей
себе на спину, надеясь придать
земле их бренные останки960.
Когда же беженцы достига-
ли турецкого берега, то и там их
положение не становилось луч-
ше. Сначала Турция принимала
Тугужуко Куй-хаджи, натуха- адыгов охотно: учитывая, что они
евский дворянин, участник взятия были по образу жизни воины, пра-
горским ополчением Михайлов- вительство рассчитывало поселить
ского укрепления на Черномор-
ском побережье в 1840 г. Впослед- черкесов среди христианских на-
ствии принял русское подданство, родов Балканского полуострова,
участвовал в покорении Черкесии превратив их в силу, способную
и русско-турецкой войне 1877– поддерживать турецкий режим
1878 гг. Фото нач. 1880-х гг. Архив
И. Наврузова (АРИГИ). Аннотация
на этой территории. Однако, когда
А.К. Бузарова. переселение приобрело массовый
характер и в Турцию прибыли
сотни тысяч горцев, оказалось, что страна не имела ни нужных
средств, ни уменья для их обустройства.
Изгнанники вместо «обетованного рая» оказались в новом
круге ада. В каждом отчете русский консул в Трапезунде пред-
ставлял правительству страшную по своей точности статистику
многих тысяч переселенцев, умерших от болезней и лишений961.
Так, в июне 1864 г. в Трапезунде оставалось еще более 63 тысяч

Абрамов Я. Указ. соч. С. 8.

959

Адыгские песни… С. 353, 354.

960
961
Цаликов Ах. Кавказ и Поволжье. Очерки инородческой политики и
культурно-хозяйственного быта. М.,1913. С. 29.

318
беженцев, при этом ежесуточно умирало 180–250 человек962.
В связи с этим, мягко говоря, странно звучат утверждения о
«легкости», «малозатратности» юго-восточной «отечественной
колонизации»963.
Переселение продолжалось и после Кавказской войны. Ис-
ход народов был настолько масштабным, что возникла опасность
«обезлюдивания» хозяйственной территории Северо-Западного
Кавказа. Существуют документальные свидетельства того, что
даже в штабе Главнокомандующего Кавказской армии офици-
ально высказывалось несогласие с действиями правительства
по выселению горцев.

Князь Канамат Касаев (первый ряд, третий слева)

и жители Касай-хабля (Хабез), 1913 г.

По мнению А.П. Берже, массовое переселение стало настоя-

щей катастрофой, которая с течением времени неизбежно долж-
на была привести к утрате «исторических и характеристических
особенностей» народов. «Полумиллионное население из многих
племен, разного корня, с своеобразными этнографическими осо-
бенностями, с самобытным строем внутренней и общественной

962
Абрамов Я. Указ. соч. С. 8.
963
Ильин В.В. Философия истории. М., 2003. С. 334.
319
жизни, покинуло родные горы, в которых пережило длинный
ряд веков»964.
Это весьма емкое обобщение открывает новые нереализо-
ванные возможности для осмысления данной проблемы: массо-
вое переселение как «ломка» этнической идентификации; труд-
ный опыт адаптации народов в «другом» историко-культурном
пространстве. Самое удивительное, что в ряду, казалось бы, пра-
гматических требований, адыгами ставилась проблема «красоты
местности», предназначенной для поселения965.
К сожалению, эти обстоятельства, фактически, не учитыва-
лись царским правительством при осуществлении переселен-
ческой политики. Поэтому столь болезненными были процессы
внутренней миграции, административные переселения горцев
на равнины. «Насильственно оторванный от родных гор и уще-
лий, — писал Н.Ф. Дубровин о адыгах, — он “тоскует”: нередко
ночью приезжает в родные места и только с рассветом их по-
кидает»966. Сохранились многочисленные свидетельства, что
изгнанные в Турцию адыги стремились поселяться в районах,
хотя бы отдаленно напоминавших родину.
Благодаря непосредственным свидетелям событий, сохра-
нились полные горечи описания прощания адыгов с родной зем-
лей. Их надо не просто читать, а почувствовать ностальгические
горизонты памяти. По свидетельству Я. Абрамова, среди детей,
женщин, взрослых мужчин, покидавших родину в 1884 г., осо-
бенно выделялись старики, несомненно, участвовавшие в войне:
«Высокие, стройные, несмотря на свою старость, в живописных
кавказских костюмах, с большими седыми бородами, с умными,
выразительными лицами, они производили импонирующее впе-
чатление и внушали невольное уважение к себе. Их лица дышали
благородством и сознанием своего личного достоинства; было
ясно, что эти люди умеют постоять за свое личное достоинство,
но в тоже время умеют уважать и в другом это достоинство». В
минуту прощания они бросились на землю и стали целовать ее,
обливаясь слезами. «Знамо жалко, это хоть на кого придись…» —
заметил русский крестьянин, наблюдавший эту сцену967.

964
Берже А. Выселение горцев с Кавказа (главы I–II) // Русская старина.
Т. XXXIII. 1882. Январь. С. 161.
965
Цаликов Ах. Указ. соч. С. 25.
966
Дубровин Н.Ф. Указ. соч. С. 137.
967
Абрамов Я. Указ. соч. С. 5.

320
 К началу 1865 г. все Закубанье и Черноморское побережье
от Анапы до Бзыби превратилось в «пустыню»968.

В мемуарах народовольца, публициста Льва Александровича

Тихомирова (1852–1923), уроженца крепости Геленджик, очевидца
и исследователя черкесской катастрофы, читаем: «Этот план,
похожий на убийство одним народом другого, представлял нечто
величественное в своей жестокости и презрении к человеческому
праву. <…> Черкесы, когда уже совсем растерялись и пали духом,
в большинстве случаев пассивно смотрели на совершающееся, не
сопротивляясь, но и не уходя. Не сразу можно было подняться, не
сразу можно было даже сообразить, что делать, куда уходить. Но
размышлять долго им не давали. Во все районы посылали неболь-
шие отряды, которые на месте действия разделялись на мелкие
команды, и эти в свою очередь разбивались на группы по несколь-
ку человек. Эти группки рассеивались по всей округе, разыскивая,
нет ли где аулов или хоть отдельных саклей, или хоть простых
шалашей, в которых укрывались разогнанные черкесы. Все эти
аулы, сакли, шалаши сжигались дотла, имущество уничтожалось
или разграблялось, скот захватывался, жители разгонялись —
мужики, женщины, дети — куда глаза глядят. В ужасе они разбе-
гались, прятались по лесам, укрывались в еще не разграбленных
аулах. Но истребительная гроза надвигалась далее и далее, на-
стигала их и в новых убежищах. Обездоленные толпы, все более
возрастая в числе, бежали дальше и дальше на запад, а неумоли-
мая метла выметала их также дальше и дальше, перебрасывала
наконец через Кавказский хребет и сметала в огромные кучи
на берегах Черного моря. Отсюда все еще оставшиеся в живых
нагружались на пароходы и простые кочермы и выбрасывались в
Турцию. Это пребывание на берегу было не менее ужасно, пото-
му что пароходов и кочерм было мало. Переселявшихся за море
было свыше полумиллиона. Нелегко можно найти перевозочные
средства для такой массы народа, и злополучные изгнанники по
целым месяцам ждали на берегу своей очереди. <…> Вся эта дикая
травля — не умею найти другого слова — тянулась около четы-
рех лет, достигши своего апогея в 1863 году. Бедствия черкесов
не поддаются описанию. Убегая от преследований, они скитались

968
Верещагин А.В. Путевые заметки по Черноморскому округу. СПб., 1874;
его же. Исторический обзор колонизации Черноморского побережья Кавказа.
СПб., 1895.

321
без крова и пищи, зимой — при двадцатиградусном морозе. Зимы,
как нарочно, были необычайно холодные. Среди черкесов стали
развиваться опустошительные болезни, особенно тиф. Семьи
разрознялись, отцы и матери растеривали детей. Умирали под
открытым небом и в норах. Рассказывали, что наши натыкались
на случаи употребления несчастными человеческого мяса. Я гово-
рю об ужасах изгнания горцев как очевидец. Когда понуждения к
их выселению докатились и до Новороссийска, все горы, окружав-
шие Цемесскую долину и бухту, задымились столбами дыма от
выжигаемых аулов, а ночью всюду сверкали иллюминацией пожа-
ров. Мы даже не подозревали, что наши горы были так густо за-
селены. Дым подымался и огонь сверкал чуть не в каждом ущелье.
Эта зловещая картина стояла перед нашими глазами, пожалуй,
так в течение месяца. <…> Сколько горцев погибло за это время
от всяких лишений, голода, холода и болезней — это известно од-
ному Господу. Подсчитывать трупы по лесам и всяким трущобам
было и некому, да и невозможно. Даже на берегу, где горцы нахо-
дились уже под нашим надзором, массы умирающих закапывали
поспешно и без внимательного подсчета. Думали только о том,
чтобы трупы тифозных не распространили заразы. Отец пока-
зывал мне впоследствии места, где их зарывали (по ту сторону
бухты), говорил, что трупы засыпались негашеной известью,
что их было множество, но точного числа никому не называл.
<…> Таких истреблений целого народа, как на Западном Кав-
казе, история назовет немного. <…> Таким образом, огромный,
богатый, чарующий красотой край был радикально «очищен» от
населения, жившего там в течение тысячелетий»969.

К концу 1864 г. было решено оставить все-таки незначитель-

ное по численности население в ближайшем к Екатеринодару
левобережье Кубани. Быть может исключительно как довод в
пользу теории о добровольности черкесского «переселения»:
кто хотел остаться, тот и остался, а все другие — не более, чем
мусульманские фанатики. Европейское мнение в этом вопросе
не сильно, но задевало российское правительство.
Трагическая эпопея «переселения» кавказских горцев стала
в мировой практике колонизационной политики негативным
прецедентом. В частности, когда Великобритания приступила к

969
Тихомиров Л.А. Тени прошлого. Воспоминания. М., 2000. С. 129, 135–
136, 139.

322
завершению войны против бурских республик Южной Афри-
ки (1899–1902), продолжавшейся около ста лет, и Россия, под
давлением общественного мнения, обратилась с запросом в ан-
глийский парламент, последовал встречный вопрос: «а что делала
русская администрация при покорении горцев?»970.
После того, как вопрос был решен и Черкесия физически
перестала существовать великий князь и наместник Кавказа
Михаил Николаевич изволил заявить: «Принимая во внима-
ние, с одной стороны, что при настоящем положении своем
закубанские горцы не только совершенно для нас безвредны,
но и приносят некоторую пользу в малолюдном Закубанском
крае, а с другой, жалобы на стеснение и зло, которое будто
бы уже сделано христианскому населению в Турции бывшим
переселением, жалобы, неоднократно повторяемые и нашим
посланником его императорскому высочеству, и предположил
принять меры к прекращению дальнейшего переселения гор-
цев из Кубанской области целыми массами, дозволив, однако
ж, переселяться отдельным лицам и семейством, которые бу-
дут настаивать на том и удаление которых местное начальство
сочтет полезным»971.
Начальник Кубанской области Ф.Н. Сумароков-Эльстон
признавал, что «положение горцев, перенесших во время войны
весьма частые разорения, до сей поры весьма тягостно»972.
Эмоциональная волна за исход в единоверную Турцию была
«сбита» административными и полицейскими методами. По-
вторное массовое желание покинуть родину возникнет к 1872 г.
и также будет подавлено973. Затем, напротив, правительство
пойдет навстречу пожеланиям с мест (не столько черкесским,
сколько атаманским, кубанским) и выбьет в Стамбуле квоту на
23,000 эмигрантов. Заполнить ее не удастся и в 1888–1890 гг. в
Турцию переселится немногим более 9,000 человек (из аулов
Хаджимукохабль, Натырбей, Унарокохабль, Беноковский, Ходз-
ский). К 1895 г. отток горского населения из Кубанской области
полностью прекратится.

970
Цаликов Ах. Указ. соч. С. 34.
971
Письмо помощника главнокомандующего Кавказской армии генерал-
адъютанта Карцова военному министру генерал-адъютанту Милютину, от
14 декабря 1865 года, № 1550 // ЦГИАГ. Ф. 416. Оп. 3. Д. 156. Л. 5 – 5 об.
972
ГАКК. Ф. 774. Оп. 1. Д. 222. Л. 9.
973
Абрамов Я. Указ. соч. С. 10.

323
 В относительно краткий исторический период традицион-
ный образ жизни адыгов подвергся принципиально значимым
изменениям. Формировавшиеся веками поведенческие паттер-
ны, отражавшие реакции на определенные жизненные ситуации
теряли смысл, возрастало чувство неуверенности в рационально-
сти опыта истории, в солидарности членов сообщества, в духов-
ной устойчивости, в конце концов, в будущей жизни.
О тотальном уничтожении материальных следов черкесской
культуры по всему Закубанью, писал в 1867 г. Н. Каменев: «Ис-
требляя таким образом аулы и хутора горцев, в видах восполь-
зоваться бывшей под ними землей для предстоящих посевов,
переселенцы в то же время, горя нетерпением обрусить вновь
покоренный край, не оставили без внимания могил горских.
Столбы и ограды деревянные пошли в дело, а памятники из мра-
мора и плитняка безжалостно разбивались ими»974.
Описывая сложившееся положение, генерал Р. Фадеев, один
из ярых поборников изгнания адыгов в Турцию в 1861–1864 гг.,
посетив адыгские поселения Кубанской области, был буквально
возмущен их бедственным состоянием: «неимоверное нрав-
ственное потрясение»; «беспрерывные притеснения и насилия
от своих соседей казаков и всякого чужого человека»; «от без-
наказанных убийств до мелких оскорблений, побоев, захватов
отведенной им земли». В результате он приходит к выводу: «если
правительство не имеет в виду побуждать остальных черкесов
к переселению, то необходимо оградить их на будущее время
от притеснений соседнего населения»975. Действительно, такая
угроза реально существовала: тяжелейшее социально-экономи-
ческое положение и, фактически, полное бесправие, привели к
росту происламских настроений и усилению агитации за пере-
селение в Турцию.
В сложившейся ситуации социальное поведение претерпе-
вало принципиально значимые изменения, проявлявшиеся в
потребности общества в «самоуспокоении», в желание «забыть»
события, травмирующие сознание, в стремление «обустроить»
жизнь в других, даже жестко регламентированных условиях.

974
Каменев Н. Несколько слов о колонизации Западного Кавказа вообще
и Псекупского полка в особенности // Кубанские войсковые ведомости. № 39
7 октября 1867 г. С. 159–161. С. 161.
975
Фадеев Р.А. Дело о выселении горцев // Собрание сочинений. Т. I. Ч. 1
СПб., 1890 С. 61–76. С. 65–66, 71–72.

324
Причем, связанных не столько с заимствованием институцио-
нальных социально-экономических форм, сколько с появлением
властно-политических структур, отражавших новую политику
государства по отношению к народам обретенных территорий.
Практика привлечения горцев Северного Кавказа на военную
службу, как уже отмечалось, началась еще в ходе Кавказской вой-
ны. Несмотря на крайне непростые условия, адыгское население,
особенно его верхушечные слои, было не против формирования
адыгских по составу (или участия в сводных, северокавказских)
частей на добровольной основе. Более того, участие в таких фор-
мированиях позволяло ослабить военно-полицейский гнет, сде-
лать военную карьеру, подняться по социальной лестнице. Дети
первого поколения тех лиц, которые прошли через государствен-
ную службу, в массовом порядке получали образование, обучаясь
даже в высших учебных заведениях страны, став основой нового
социального слоя адыгского общества — интеллигенции.
Однако проблема сохраняла свою остроту. Во многом не-
удачной оказалась попытка использовать черкесов в войне с
Турцией: «надежда с самого начала была плоха; их, говорят, вели
чуть ли не под конвоем в корпус» — писал в 1878 г. военный кор-
респондент А.Н. Маслов. Опасения оправдались: несмотря на то,
что Кабардинский полк был сформирован «из самых отчаянных,
беспардонных головорезов» под Карсом были случаи измены и
перехода неприятельскую сторону»976. Понять такое поведение
черкесских воинов возможно только в общем историческом
контексте этого времени.
Попытка царского правительства распространить на адыг-
ское население обязательную воинскую повинность в 1887 г.
привела в аулах к открытым акциям неповиновения977. В итоге
администрация была вынуждена заменить воинскую повинность
денежным налогом.
Адыгское общество, став частью российского имперского
организма, переживало масштабную, сложную, далеко не одноз-
начную по последствиям трансформацию. В сложившихся усло-
виях все большую остроту приобретала проблема выживания,
сохранения основ традиционного образа жизни. Адыги, на опыте
познавшие разрушительную силу войны и ее последствий, стре-
мились в новых условиях сохранить этническую идентичность

976
Маслов А.Н. Год войны в Малой Азии 1877–1878. СПб., 1879 С. 49.
977
История народов Северного Кавказа. М., 1988. С. 331.

325
(язык, веру, традиции, обычаи). Крайне болезненно разрывались
связи с привычной природно-географической средой, с «ме-
стами памяти» как значимыми маркерами, сформировавшими
особый взгляд на среду обитания, основанный на многовековом
опыте освоения именно этой территории.
В официальных отчетах различных комиссий подчеркива-
лось, что в регионе произошло трудно обратимое разрушение
экономики и культуры народа. «Места, прежде занятые много-
численным горским населением, пустуют до сих пор, — с горь-
ким сожалением отмечал в 1884 г. Я. Абрамов, по роду занятий
хорошо знавший сложившуюся ситуацию. «Прекрасные нивы
и луга, буквально созданные руками человека на голых скалах,
заросли мелким колючим кустарником и совершенно пропали
для культуры. Богатейшие сады и виноградники заросли дикими
деревьями и погибли»978.
Реальная ситуация вступала в противоречия с «воспоминани-
ями» о высокоорганизованной общественной жизни, комплек-
сном земледельческо-скотоводческом хозяйстве, знаменитых
террасных полях и фруктовых садах, превратившихся в руины
в ходе войны. Полученные многовековым опытом знания о кли-
мате и природе страны, умение приспосабливаться к неблаго-
приятным природно-географическим особенностям, дало адыгам
возможность «насадить высокую культуру в таких местах, кото-
рые русские, и теперь еще считают непригодными для какой бы
то ни было культуры»979.
В непростой ситуации оказалось казачье население, не
имеющее навыков «хозяйствования» в условиях горной мест-
ности. Его приходилось содержать «на казенный счет», а многие
станицы упразднить, так как русскому населению оказалось
«совершенно невозможно жить в этих местах»: «по крайнему
неудобству относительно хозяйства, путей сообщения и отча-
сти климата»980. Остроту приобрела даже проблема воды: адыги
пользовались водой из горных и лесных родников, некоторые из
которых давали десятки тысяч ведер в сутки. Но они были забро-
шены и даже память о них утрачена. Переселенцы пользовались
водой из рек, протекавших около станиц, и когда летом некото-

Абрамов Я. Указ. соч. С. 9.

978

Личков П.С. Очерки из прошлого и настоящего Черноморского побере-

979

жья Кавказа. Киев, 1904. С. 6.

980
Абрамов Я. Указ. соч. С. 9.

326
рые из них пересыхали, начинался «общий водяной голод», край-
не отрицательно сказывавшийся на хозяйственном развитии981.
С большим трудом казаки и переселенцы обживали новую
территорию с непривычными природными и климатическими
условиями, усваивая традиции и навыки местных народов. И
хотя человеческой природе свойственно чрезвычайно высокая
способность к адаптации, задача оказалась отнюдь не простой.
Огромные пространства, прежде занятые горцами, не вызывали
у пришлого населения особого желания их приобрести, «так
мало кажутся они пригодными для обработки»982.
В результате многие отмечали запустение под имперским
владычеством огромных пространств на Западном Кавказе.
Обозревая плачевное состояние Черноморской губернии, один
из современников писал: «Давно ли, 40 с небольшим лет здесь,
в горах, была блестящая черкесская культура... плодами кото-
рой мы, к сожалению, не воспользовались и не сохранили, не
поддержали того опыта, который эти люди оставили нам в на-
следие»983.
В 1883 г. Я. Абрамов опубликовал в «Русских Ведомостях»
статью: своеобразную отповедь «говорящим о некультурности
горцев и недостатке у них трудолюбия». В качестве доказатель-
ства он приводит факты, связанные с развитием земледельче-
ской культуры, животноводства; широким распространением
«превосходнейших местных кустарных изделий из шерсти,
шелка и металлов»984. «Если сравнить то, что сделано на Кавка-
зе туземцами и нами, русскими, то менее культурною и менее
трудолюбивою нациею придется признать именно русских»985.
Конечно же, дело не в этнической принадлежности, а в много-
вековом хозяйственном опыте, адаптированном к конкретным
природно-климатическим условиям.
Положение еще более осложнялось тем обстоятельством, что
вхождение народов Северного Кавказа в состав России совпало
с проведением в стране Великих реформ, ставших, как известно,
важным феноменом общественной трансформации, наглядным
воплощением кардинальных изменений в государственном

981
Цаликов Ах. Указ. соч. С. 41.
982
Абрамов Я. Указ. соч. С. 9.
983
Васюков С. «Край гордой красоты». Кавказское побережье Черного
моря. СПб., 1902. С. 103, 220.
984
Абрамов Я. Указ. соч. С. 14.
985
Там же. С. 13.
327
организме страны. В результате, если исходить из идеи эволю-
ционного развития, несколько преждевременно, в этот процесс
оказались вовлеченными народы Северо-Кавказского региона986.
Преобразования начались с решения крестьянского вопроса,
имевшего в горских областях региона выраженную специфи-
ку. Одновременно с наделением крестьян землей происходило
перераспределение земельного фонда в пользу местной знати,
проявившей преданность царской власти. Было проведено ос-
вобождение зависимого населения, но при этом условия освобо-
ждения рабов, дворовых и крестьян были более тяжелыми, чем
в центральных губерниях.
Практически одновременно с крестьянской реформой рос-
сийское правительство начало осуществление программы адми-
нистративной реорганизации Северного Кавказа. Система мест-
ного управления, получившая наименование «военно-народной»,
предполагала раздельную администрацию для гражданского,
казачьего и горского населения. Вся административная, военная,
полицейская и частично судебная власть над горцами сосредо-
тачивалась в руках военного начальства областей. На низовом
уровне у горцев вводилось аульное (сельское) самоуправление.
Органичной частью «военно-народного управления» стала
и судебная система. В ходе реформ правительство намерева-
лось «дать народу такой суд, который, будучи сообразен с его
понятиями и обычаями, давал бы возможность постепенно, без
неудобств для народа, перейти со временем к решению всех дел
на основании общих законов империи». Из подсудности на ос-
новании «древних обрядов» были изъяты и подчинены русским
законам политические и наиболее тяжкие уголовные преступле-
ния. Тем не менее, роль адата сохранилась и после проведения
на Кавказе судебной реформы. Предписывалось разбирать и
решать по «древним обычаям и обрядам, приспособляя оные,
поскольку важность случаев дозволит, к правам российским», но
по мере стабилизации положения значение российского права
усиливалось987.
В целом, интеграционные процессы должны были подгото-
вить горское население «к подчинению общим полицейским и

986
Кузьминов П.А. Эпоха реформ 50–70-х годов XIX в. у народов
Северного Кавказа в дореволюционном кавказоведении. Нальчик, 2009.
987
Грабовский Н.Ф. Очерки суда и уголовных преступлений в
Кабардинском округе // ССКГ. 1870. Вып.4. С. 6.

328
судебным законам империи». В 1870–1871 гг. на Кубани было
ликвидировано военно-народное управление и введена граж-
данская администрация. Такая политика, вполне отвечала общей
установке российского правительства, направленной на введе-
ние имперской административной системы в новых, «приобре-
тенных» немалыми усилиями, регионах.
Нельзя не признать, что традиционное адыгское общество,
став частью российского государственного организма, пережило
масштабную, сложную, далеко не однозначную по последстви-
ям трансформацию. В результате традиционная общественная
структура адыгов, фактически, была уничтожена и только в
последней трети XIX в. она стала постепенно возрождаться, в
несколько искусственной, привнесенной форме. Так, пересе-
ление с гор на равнину привело к образованию крупных аулов.
Казалось бы, что общинные и семейные связи потеряют свое
былое значение: но они продолжали сохраняться: слишком
устойчивыми оказались основные принципы концептуального
пространства традиционной культуры, закрепившиеся в струк-
турах ментальности.
Проблема «сближения» русских с горцами оказалась пси-
хологически сложным делом, зачастую не приводившим к же-
лаемым результатам. «Вся история Кавказа, особенно первой
половины настоящего столетия, есть история кровавого мщения
горцев к русским»988. Таковым было непростое морально-нрав-
ственное наследие Кавказской войны. Обращаясь к этой пробле-
ме, Сефербий Сиюхов, с горечью отмечал, что для народа «бо-
лезненно самолюбивого, кровно оскорбленного, пережившего
нравственные и физические страдания», и полвека недостаточно
для «излечения душевных ран»989.
Заслуживает внимания тот факт, что среди проблем, по-
влекших «неприязненные» отношения местного населения к
России, выделялся не только военно-политический аспект, но
и «нравственный характер населения, из которого составились
элементы военной колонизации». Если первые русские пересе-
ленцы, оказавшись в «беззащитном положении», стремились
поддерживать дружественные отношения с кавказскими гор-
цами, то с «усилением господства русских на Кавказе» были

988
Кавказские епархиальные ведомости. 1874. № 13. С. 428–433.
989
Кубанский казачий листок. 1912. № 198. С. 159.

329
уничтожены мотивы внешней сдержанности»990. Хорошее отно-
шение «кавказских обитателей» к русским начало изменяться,
«из дружественных переходя в неприязненные». Ситуация в
регионе кардинально изменялась, принимая характер «глубокой
вражды, без примирения»991.
Более того, в течение многих веков, адыги, вступая в кон-
такты с другими народами, к удивлению упорно не стремились
влиться в общий «цивилизационный поток», отчаянно отстаивая
традиционный образ жизни как особый опыт общественного
развития. Именно это обстоятельство, непривычные этические
нормы и бытовые предпочтения вызывали осуждение русских
чиновников, стремившихся, далеко не всегда осознанно, изме-
нить порядок общественных связей адыгов, разрушив традици-
онную модель общества и поведенческие стереотипы. Вхожде-
ние в русское пространство означало для адыгов коренной слом
социальных устоев. Одним из таких кардинальных изменений
стало полное разоружение: «черкесы не могут даже ходить на
охоту и потому не держат в доме патронов»992.
Своеобразной формой сопротивления после Кавказской
войны стал уход в абреки. Е.Д. Фелицын в 1874 г. сообщал: «В по-
следнее время грозой Майкопского уезда явился некто Джамблу-
ков, горец, житель Унароковского аула... В 1870 году Джамблуков
за воровство был заключен под стражу в станице Лабинской,
откуда в скором времени бежал и с тех пор подвигами своими он
стал приобретать себе обширную и громкую, почти сказочную
известность в уезде. Отвага и дерзкая смелость Джамблукова
наводит на жителей ужас. Горцы признают его каким-то колду-
ном — неуловимым человеком — одаренным сверхъестествен-
ной способностью, по желанию, быть невидимым, неуязвимым,
вездесущим и всезнающим... К Джамблукову собираются беглые
арестанты, преимущественно горцы; теперь, говорят, партия его
довольно значительна — человек до 40... Голова его была оценена
в 1000 рублей, деньги эти хранятся в Кубанском областном прав-
лении и поступят тому, кто представит голову Джамблукова или
его самого»993.

Кавказ. 1856. № 96; Русский вестник. 1864. Ноябрь и др.

990

Кавказские епархиальные ведомости. 1874. № 11. С. 356–361.

991
992
Фадеев Р.А. Дело о выселении горцев // Собрание сочинений. Т. I. Ч. 1
СПб., 1890 С. 61–76. С. 65–66, 71–72.
993
Фелицын Е.Д. Майкоп и его жизнь // Тифлисский вестник. 1874 № 84.
330
 Громкой славой пользовался и уроженец аула Новый Бже-
гокай Махмуд Хатит, начавший свою деятельность с ограбления
богатого аульчанина, везшего деньги в банк Екатеринодара, и тай-
но раздавшего их бедным вдовам. Даже совершив самое крупное
до революции ограбление (было похищено 200 тыс. руб. золотом),
он, тем не менее, лично ничего не присвоил994. Читая эти строки,
начинаешь верить, что Робин Гуд далеко не одинок в галерее бла-
городных разбойников, окруженных романтическим ореолом.
Более тысячи причерноморских адыгов — шапсугов, хаку-
чей, убыхов — не сдавались властям до 1874 г., скитаясь в горных
трущобах и устраивая партизанские вылазки995. Получив амни-
стию, они влились в число адыгов черноморского побережья
Кавказа, заложив основу современной шапсугской общины.
Горцы Кавказа, в том числе адыги, не соответствовали пред-
ставлениям о «хороших подданных»; они не стремились подчи-
няться общеимперским законам, предпочитая традиционные
адаты; слабо втягивались в рыночные отношения; не спешили
перенять русскую культуру996. Крепло понимание, что склады-
вающийся веками этнический и культурный мир народов этого
региона, при всех усилиях властей, не способен «стать русским»
и будет требовать особого подхода997. Основываясь на подобных
утверждениях, наиболее рациональной признавалась политика
ассимиляции «малых инородческих народов с державной наци-
ональностью»998.
Колониальная администрация совершила немало грубых
ошибок в отношении местного населения. «Новые властители
Северного Кавказа, — отмечал К. Хетагуров, — к сожалению, не
вполне поняли правовые и бытовые особенности завоеванных
племен и решили сразу применить к ним такие государственные
нормы, к восприятию которых они решительно не были подго-
товлены предшествовавшей своей историей. На независимого,

994
Ботяков Ю.М. Абреки на Кавказе: Социокультурный аспект явления.
СПб., 2004. С. 48–49.
995
Половинкина Т. Черкесия — боль моя и надежда. Древнейшее время —
начало XX века. Нальчик, 2014 С. 364–382.
996
Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право,
насилие. М., 2002.
997
Дегоев В. Кавказ и судьбы российской государственности (вольные
мысли по случаю) // Электронный ресурс] URL: http://www.russia-21.ru/XXI/
RUS_21/ARX
998
Бобровников В.О. Указ. соч. С.486.

331
свободолюбивого, храброго и воинственного туземца решили,
без всякой предварительной подготовки, наложить бремя, о ко-
тором он ранее не имел ни малейшего понятия. Это и послужило
одной из главнейших причин несогласий, установившихся меж-
ду победителями и побежденными»999.
К этой мысли приходит и С. Сиюхов, подчеркивая, что
«колесо истории повернулось, и черкесы очутились в других
социально-политических условиях, приспособиться к которым
им, конечно, нелегко... Для облегчения перемены “климата” не
было сделано почти ничего»1000. Все более явственно проявлялось
несоответствие между закрепившимися в исторической памяти
адыгов представлениями о достойном уважения образе жизни и
требуемыми моделями поведения.
Оценивая сложившееся положение, уже в начале XX в., де-
лался многозначный вывод — несмотря на то, что «вековая недо-
брожелательность» еще окончательно не улеглась, «народы по-
дозрительно следят за каждым шагом, «в каждом движении подо-
зревают злой умысел», «следует стремиться смягчить печальное
наследие веков, надо жизнь налаживать по-новому…»1001. Нельзя
не учитывать того обстоятельства, что источником изменений в
обществе стал вызов истории. Коллективное сознание адыгов,
проходя через возникшие бедствия, влекущие за собой гибель-
ные последствия не только для каждого человека, но и этноса, не
могло не измениться. Тем не менее, при всех нюансах адыгская
культура проявила себя открытой для новаций, приобрела новые
качества, не утратив выраженной этничности.

999
Xетагуров К. Л. Собр. соч. В 5 т. Т.4. М., 1959–1961. С. 189.
1000
Мусульманская газета. 1913. № 22.
1001
Мусульманская газета. 1913. № 17.
332
 Глава 15
Адыги в войнах XX века
Война закончена лишь тогда, когда
похоронен последний солдат.
А. Суворов

Стабилизация социально-экономической и демографиче-

ской обстановки в адыгских анклавах Северо-Западного Кавказа
способствовала росту прогосударственных настроений. Первый
массовый отклик идея поддержать Россию «вооруженной ру-
кой» получила в 1904 г., но наиболее явственно произошедшие
изменения отразились в период Первой мировой войны. Автор
блестяще написанного очерка «Алые башлыки» И. Толстой от-
мечал идеологическое значение единства русских и уроженцев
Северного Кавказа, которые за шестьдесят лет до того упорно
воевали друг против друга1002.
В первые дни войны национальными элитами Северного
Кавказа во взаимодействии с местной администрацией были
организованы общественные собрания, на которых от имени
коренных жителей высказывались уверения в безусловной
поддержке действий российского правительства и готовности
с оружием в руках выступить на защиту страны. Телеграфное
агентство, являвшееся официальным правительственным
каналом информации, передало для публикации сообщение,
напечатанное в газете «Кавказ»: «Представители Большой и
Малой Кабарды и Пяти Горских обществ, выразив вернопод-
данные чувства, постановили просить разрешение Белого Царя
сформировать за счет населения Кабарды и Горских обществ
конный полк из четырех сотен для отправления на войну»1003.
Нельзя не учитывать того обстоятельства, что Турция входила

Кубанские областные ведомости. 1915. 28 февраля.

1002
1003
Tleptsok R.A. The First World War in the of Russians Muslims Perception //
The First World War. Cambridge Scholars Publishing. 2015. Volume 2, pp. 57–64.

333
 Группа черкесов-добровольцев перед отправкой
на русско-японскую войну в 1905 г. Аул Хакуринохабль.
Национальный музей Республики Адыгея

Молитва при отправлении черкесов-добровольцев на Первую

мировую войну. 1915 г., а. Уляп. НМРА.

334
 Съезд черкесов бывш. Майкопск. Отд. Кубанс. Обл. в 1904 г.
в ауле Хакуринохабль, по случаю отправки черкесов-добровольцев
на русско-японскую войну

Слева направо – Кучук Натырбов, его супруга Фатима (Шеретлукова),

младшие братья Кучука Шумаф и Амин. Чита, после 1909 г.

335
в военный блок государств, противостоящих России, и, тем не
менее, это не сказалось на патриотизме российских мусуль-
ман. Более того, как отмечали эксперты военного ведомства,
Турция «утратила роль исторического центра мусульманского
мира»1004.
Как уже отмечалось, согласно действующему российскому
законодательству горцы не подлежали призыву на военную
службу, а служили лишь на добровольных началах. В июле 1914 г.
военное ведомство подготовило доклад «О привлечении к от-
быванию воинской повинности некоторых частей населения,
освобожденного от нее до настоящего времени». Особое вни-
мание уделялось кавказским народам, как природным воинам,
отлично владеющим огнестрельным и холодным оружием. Одна-
ко, привлечь мужское население Кавказа к воинской повинности
на общих основаниях, по соображению авторов документа, не
представлялось возможным.
В результате, из добровольцев, выражавших желание всту-
пить в ряды российской армии, предлагалось создать конные
полки по этническому принципу. Уже 23 августа 1914 г. был объ-
явлен Высочайший приказ Николая II о создании «Кавказской
туземной конной дивизии» из шести полков: Кабардинского, Да-
гестанского, Чеченского, Татарского, Черкесского и Ингушского.
Когда произошло рождение нового воинского соединения ис-
ключительно из горцев Кавказа, было принято решение назвать
его «Кавказская туземная конная дивизия». Возглавил дивизию
брат царя великий князь Михаил Романов. На должности пол-
ковых командиров и штабных офицеров назначались кадровые
военные, преимущественно представители известных аристо-
кратических фамилий Кавказа и России, что свидетельствовало
о высоком статусе дивизии в структуре российской армии.
Нижние чины в полках Кавказской Туземной конной
дивизии именовались «всадниками». В полках установился
дух воинского братства, особая морально-психологическая
атмосфера, во многом определявшая отношения между офице-
рами и всадниками. Более того, на повседневную жизнь полка
накладывал отпечаток традиционный для горцев жизненный
уклад: почетные места в полковых офицерских собраниях
занимали люди почтенного возраста из числа унтер-офицеров
и даже рядовых всадников. Характерной чертой было взаим-

1004
Известия Всероссийского мусульманского совета. 1917. 20 октября.

336
ное уважение разных верований и обычаев. Многие всадники
находились в близком или дальнем родстве. Нередко в полках
можно было встретить представителей нескольких поколений
одной семьи.
Неуклонно поддерживалась строгая дисциплина. Самым
суровым наказанием для всадников было исключение из спи-
сков полка «за неисправимо дурное поведение» и «водворе-
ние» провинившихся по месту их жительства. В родных аулах
объявлялось об их позорном изгнании из полка. В то же время
для всадников оказались совершенно неприемлемы формы на-
казания, применявшиеся в русской армии, что свидетельствует
о чрезвычайно высоком восприятии горцами моральных норм,
чести и достоинстве воина, невозможности жить с перенесен-
ным позором.
Штрихом к пониманию ментальности адыгов служит сви-
детельство полкового адъютанта Черкесского конного полка
прапорщика Верига-Даревского, отмечавшего, что кавказцы не
хотели быть ни денщиками, ни шоферами или кем-либо еще из
тех, кто не принимает непосредственного участия в боевых дей-
ствиях. «Единственная черная работа, которую они готовы были
выполнять, состояла в ухаживании за офицерскими лошадьми
как ординарцы. Забавные парни — в окопах они опекают вас как
заботливые няньки…, но они не хотят, чтобы их классифициро-
вали как слуг»1005.
Записавшись добровольцами в состав кавалерийской ди-
визии, большинство горцев не обладали боевым опытом своих
отцов и дедов, но и он был бы мало результативным в войнах
новейшего времени. Однако моральные качества воина они
получили в наследство как генетический код. В этом смысле ха-
рактерно приведенное извлечение из очерка, опубликованного
на страницах «Кубанских областных ведомостей».
«Правду сказать, набрались мы с ними в первое время хло-
пот. Люди, не понимающие техники современной войны, но
готовые каждую минуту ринуться на врага, в десятки раз пре-
вышающего его численностью, эти люди заставляют каждый
момент беспокоиться за целостность их голов... Но зато, какая
же дикая, стихийная красота — «кавказец в работе». Это вихрь,
грозный, беспощадный ураган, сметающий на своем пути все

1005
Цит. по: Вершигора А. Черкесский полк в Первую мировую войну //
Литературная Адыгея. 1998. № 1 (15). С. 189.

337
живое. Напрасный труд будет искать живых после «дела» гор-
цев. Их вы не найдете» (Очерк «Горцы на войне» // Кубанские
областные ведомости 1915 г. 26 февраля)1006.
Особая манера участия в военных действиях горцев способ-
ствовала формированию весьма своеобразного, как сейчас ска-
зали бы, имиджа дивизии. Слава о необычно храбром, но диком и
жестоком войске, всячески культивировалась и распространялась
не только в военной, но и гражданской среде того времени. Мате-
риалы о туземной «дикой» дивизии часто появлялись на страницах
разного рода иллюстрированных литературных изданий — «Нива»,
«Летопись войны», «Новое время», «Война» и многих других.
Журналисты всячески подчеркивали экзотический облик ее
воинов, их «дикую» отвагу. Эпитет «дикие» приобретал расшири-
тельный смысл, но были и более объективные пояснения: носи-
тели древней рыцарской культуры, романтики, джигиты Аллаха,
грозные в бою и великодушные в мирной обстановке. «Лишения,
голод, увечья и смерть на чужой стороне за русское дело — такова
программа, выполняемая сегодня Туземной дивизией».
О мужественном поведении всадников слагались легенды,
имевшие, впрочем, реальную основу. Офицер Черкесского полка
С. Курнаков с нескрываемым восхищением вспоминал весьма
показательный эпизод. Всадники-мусульмане вместе с полковым
муллой Мишеостом Набоковым и старшим офицером Крымом
Султан-Гиреем во время празднования курбан-байрама моли-
лись на снегу, расстелив бурки. В это время появился немецкий
аэроплан: было понятно, что он обязательно атакует, но ни один
из молящихся не прекратил молитву. Бомба разорвалась рядом
с молящимися и, к счастью, только один из них получил легкое
ранение осколком1007.
Заслуживает внимания романтический эпизод — пленение
всадниками дивизии в ходе рукопашного боя будущего осно-
вателя Югославского государства маршала Иосипа Броз Тито:
«был осуществлен прорыв черкесской конницы из “дикой ди-
визии”. Черкесы окружили нас, спешились и с пиками в руках
атаковали с тыла наши окопы. Мы даже и не заметили, как они
появились и ринулись в наши окопы. Один из них с двухметро-
вой пикой кинулся на меня, однако я, как искусный фехтоваль-

Цит. по: Вершигора А. Черкесский… С. 75.

1006

Кандор Р.С. Черкесский конный полк в Великой войне (1914–1916).

1007

Майкоп, 2016. С. 191–193.

338
щик, отразил нападение штыком.
Вдруг я почувствовал страшный
удар в спину. Обернувшись, уви-
дел искаженное лицо другого чер-
кеса и огромные черные глаза под
густыми бровями»1008.
Многие всадники могли гор-
диться не одной георгиевской на-
градой. Любопытно отметить, что
для инородцев в Российской им-
перии был предусмотрен крест с
изображением не Святого Геор-
гия  — защитника христиан, а с
государственным гербом России.
Всадники возмущались тем, что им
вручают «птичку» вместо «джиги-
та» и, в конце концов, добились сво-
его: награды стали однотипными.
Трагическим испытанием для Почешхов Учежук,
народов России стало поражение полный георгиевский кавалер,
в Первой мировой войне, револю- ветеран Черкесского полка
Кавказской кавалерийской
ционные события 1917 г., братоу- туземной дивизии
бийственная гражданская война.
До настоящего времени в историографии этих событий больше
вопросов, чем ответов. Вполне понятно, что неискушенные в
политике простые адыги, а их было подавляющее большин-
ство, оказались в сложном положении, находясь между двумя
политическими полюсами: революцией и контрреволюцией.
В значительной степени их поляризацию определили события
регионального уровня: расстановка местных политических сил,
стремление решать свои насущные проблемы.
Исходя из сложившейся ситуации, адыгское население
выразило поддержку Кубанскому краевому правительству,
оппозиционно настроенному по отношению к большевикам. В
крае началось формирование добровольческих отрядов. Ставка
делалась не только на казаков, но и на адыгов, учитывая их исто-
рически сложившуюся военную мобильность, опыт участия в
Первой мировой войне, знание местных условий. Для значитель-
ной части адыгов решающую роль в определении своего места в

1008
Гиренко Ю.С. Сталин — Тито. М., 1991. С. 18.

339
 Возвращение всадников черкесского полка Кавказской конной
Туземной дивизии с Первой мировой войны. Фото 1917 г., Екатеринодар.
Слева от эфенди Султан Клыч-Гирей. Аннотация А.К. Бузарова

«развороченном бурей бытии» играли сложившиеся отношения

с властью, авторитет адыгов-фронтовиков.
К этому времени адыги-офицеры и государственные слу-
жащие были тесно связаны с российской элитой и их участие в
составе белых сил оказалось предопределенным. На стороне Ку-
банского краевого правительства выступил Черкесский конный
полк, дислоцировавшийся в пределах Кубанской области, сформи-
рованный из демобилизованных всадников одноименного полка
Кавказской Туземной дивизии. Все черкесские отряды были све-
дены в Черкесский полк под командованием Султан Келеч-Гирея,
включавший 900 всадников с пулеметной командой1009.
Черкесские вооруженные формирования имелись и в ча-
стях Добровольческой армии. Важную роль в формировании
черкесских вооруженных отрядов для борьбы с большевиками

1009
Возрожденные полки Русской армии в белой борьбе на юге России. М.,
2002. С. 318.
340
играли кадровые офицеры Черкесского полка. Сегодня сделаны
первые шаги для восстановления их жизненного пути, не только
героического, но и во многом трагического1010.
Наибольшую опасность Кубанское правительство видело
в частях Кавказской армии, демобилизованных с Турецкого
фронта, направлявшихся на Кубань. Именно эти части стали
причиной первых столкновений революционно настроенных
фронтовиков из Майкопского, Таманского и других отделов с
силами Кубанского правительства. В аулах началось вооруже-
ние адыгов для несения гарнизонной службы. В ожесточенных
боях (март 1918 г.) в районе закубанских аулов Энем, Шенджий,
Вочепший, Понежукай значимую роль сыграла черкесская кон-
ница из ополчений, набранных в аулах Екатеринодарского и
Майкопского отделов1011.
В августе 1918 г. Добровольческая армия заняла Екатерино-
дар. В этих боях Черкесский полк понес значительные потери: из
900 всадников в строю остались не более 2601012. На центральной
улице был проведен парад. «Офицерские части, — вспоминал
А.И. Деникин, — кубанская конница, черкесы — все загоре-
лые, тщательно прикрасившие ради торжественного случая
свои изношенные, заплатанные одежды. Их встречали повсюду
любовно и трогательно»1013. Черкесские части, по его мнению,
были наряду с офицерскими ротами, наиболее боеспособными
соединениями в его армии. Эти факты настраивали «красных»
против адыгов. Имело значение и то, что они дали приют, оказав
гостеприимство, многим русским офицерам и представителям
Кубанского правительства, ушедшим за Кубань1014.
По мере обострения ситуации большевиками предпринима-
лись меры по привлечению адыгов на сторону революционных
сил. Так, уже в начале 1918 г. в частях Красной армии воевали
десятки добровольцев-адыгов1015. Для работы среди горского насе-

1010
Казаков А.В. Черкесы на российской государственной и военной службе
(середина XVI — начало XX в.). Историко-генеалогические исследования.
Нальчик, 2017.
1011
Деникин А.И. Поход и смерть генерала Корнилова. М., 1990. С. 62, 64.
1012
Машитлев Р.М. Адыги Северо-Западного Кавказа в революционных со-
бытиях и Гражданской войне 1917–1920 годов. Краснодар: ИМСИТ, 2010. С. 110.
1013
Цит. по: Машитлев Р.М. Адыги… С. 110.
1014
Машитлев Р.М. Адыги… С. 100–102.
1015
Коссович П.Ф. Об участии адыгов в борьбе за победу советской власти.
Майкоп, 1983. С. 183.
341
ления привлекались известные адыгские революционные деятели:
комиссар по национальным делам при Кубанском военно-рево-
люционном комитете М. Шовгенов, Ш. Хакурате, Д. Гутекулов.
Активное участие в агитационной работе принимали фронтовики:
Хаджи-Мурза Лафишев, Мусса Мамижев, Махмуд Хатит, Осман
Азаматов, братья Махмуд и Нагой Могукоровы и другие1016. Тем
не менее, на начальном этапе Гражданской войны лишь незначи-
тельное количество адыгов находилось в частях Красной армии.
Отношения большевиков с горцами наглядно отражают тре-
бования, выдвинутые на «мирной конференции» (1 март 1918 г.),
на которой присутствовали представители от аулов Майкопского
и Екатеринодарского отделов: «1) признание горцами и образо-
вание на местах советской власти; 2) полное разоружение; 3) вы-
дача всех контрреволюционеров, как горцев, так и скрывающих-
ся там русских, и впредь таковых не скрывать»1017. Понятно, что
выполнение таких требований было весьма проблематично: все
туже затягивался узел противоречий, все непримиримей стано-
вились позиции враждебных сторон... В сложившихся условиях,
отказ от оружия означал невозможность защитить родных лю-
дей, что не один мужчина себе позволить не мог, впрочем, как и
отказать в гостеприимстве человеку.
В своей массе черкесы не поняли ни причин революции, ни,
тем более, того озверения, которое охватило массы. «В их настрое-
ниях нельзя было уловить никаких отзвуков революционной бури:
ни социального сдвига, ни разрыва со старой государственной, ни
черкесской самостоятельностью, — так оценивал Д.И. Деникин
сложившееся положение. — Был страх, и было желание вернуться
к спокойным мирным условиям жизни»1018. Тем не менее, война
порождала внутренние противоречия, втягивая в противостояние
этнические группы населения, надеявшиеся на то, что «белые» да-
дут автономию и по справедливости решать земельный вопрос1019.
Нельзя не учитывать факта стихийности создания казака-
ми-фронтовиками и иногородними отрядов, провозглашавших
себя «большевиками». Фактически неуправляемые, они стали

Там же. С. 178.

1016

Установление советской власти и национально-государственное стро-

1017

ительство в Адыгее (1917–1923): документы и материалы. Майкоп, 1980. С. 97.

1018
Деникин А.И. Поход… С. 57.
1019
Почешхов Н.А. Социально-экономические и военно-политические
проблемы в северо-западных районах Юга Европейской России в период Граж-
данской войны (1917–1921 гг.). Ростов-н/Д, 2006. С. 120.

342
громить соседние, мирные аулы. Так, в Габукае были убиты по-
чти все мужчины. «Несколько дней приезжали из Рязанской в
аул с подводами казаки, крестьяне, женщины и дети, забирали
черкесское добро... Аул словно кладбище... Среди добровольцев
разговоры: — Если бы знали раньше, спалили бы Рязанскую...
Бедные черкесские аулы встречали нас как избавителей, окру-
жали вниманием, провожали с тревогой»1020.
При этом и жителей станицы после содеянного, имевших все
основания «опасаться суровой кары», охватил панический страх,
многие дома были брошены жителями. «В первый раз в казачьей
станице так неуютно, прямо тягостно». Участники встретившей
с белым флагом «депутации», все порывались встать на колени:
«чувствуется страх и раболепство»1021.
В этих условиях в адыгских аулах (Блечепсин, Адамий и
др.) стали организовываться антибольшевистские военные
группы, включавшие сотни бойцов1022, имевших современное
оружие, оставшееся после поспешно проведенной демобилиза-
ции российской армии1023. Начала возрождаться, казалось бы,
давно изжитая «набеговая традиция». «Набеги были, очевидно,
не столько способом улучшения материального благосостоя-
ния, сколько проявлением политических настроений горского
общества и обозначили “включение” адыгов в гражданскую
войну»1024.
Набирал обороты массовый как «красный», так и «белый»
террор. «Заречные аулы, — вспоминал барон П.Н. Врангель,
один из главных руководителей Белого движения, — жестоко
пострадали от большевиков, некоторые аулы были выжжены
дотла, много черкесов расстреляно и замучено. В одном из
аулов несколько десятков черкесов были живьем закопаны в
землю»1025. Покидая аул, Врангель выдал черкесам несколько
десятков захваченных пленных, чтобы их судил аульский суд.
«Едва я отошел, — пишет он, — направляясь с бригадой в стани-

1020
Деникин А.И. Поход… С. 57.
1021
Там же.
1022
Раенко-Туранский Я. Н. Адыги до и после Октября. Ростов-н/Д., 1927.
С. 52.
1023
Там же. С. 61.
1024
Машитлев Р.М. Адыги на начальном этапе гражданского вооруженного
конфликта на Юге России (январь-август 1918 г.). URL.: search.rsl.ru›ru/re-
cord/01002737506
1025
Врангель П.Н. Записки. Т. 1. Минск, 2002. С. 124.

343
цу Константиновскую, как черкесы, набросившись на пленных,
тут же на глазах обывателей всех перерезали»1026.
Ответной реакцией стало повсеместное вооружение адыгов,
акты насилия по отношению к русским населенным пунктам,
которые горцы ассоциировали с большевиками. Один из участ-
ников «белого» движения Роман Гуль вспоминал: «Черкесы не
щадят крестьян; раньше крестьяне их вырезали, а теперь они ни
одной слободы не оставляют»1027. Шокирующая жестокостью
картина, но именно она отражает весь ужас гражданских войн в
истории народов. События подобных войн подобны негативному
отпечатку: еще не одному поколению историков предстоит ос-
мысливать ее героический пафос и человеческий трагизм.
Все более обострявшаяся Гражданская война, помимо по-
литических, военных, социальных негативных последствий,
приводила к моральному и нравственному кризису, определяла
негативные изменения в массовой психологии. Для нас важно
было понять не ход войны, не стратегический смысл военных
операций, а представить насколько устойчивым оказался вы-
работанный в массовом сознании адыгов стереотип воина и в
какой степени реальная ситуация обуславливает метаморфозу
массового сознания.
Наряду с легендарным кавалерийским генералом С. Клыч-
Гиреем высокое положение в белом движении занимал офицер
адыгского происхождения — генерал-лейтенант Сергей Геор-
гиевич (Ислам-Гиреевич) Улагай (1875–1947). Сын офицера
из шапсугских дворян. Участник русско-японской войны, на
которой был тяжело ранен и награжден 5-ю орденами Св. Анны,
Св. Станислава и Св. Владимира различных степеней. Участник
I мировой войны, где прошел путь от подъесаула Кубанского
казачьего артиллерийского дивизиона до полковника и коман-
дира 2-го Запорожского полка Кубанского казачьего войска.
Награжден Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия 4-й
степени, другими орденами.
В сентябре 1917 г. арестован за поддержку выступления
генерала Л.Г. Корнилова. Бежал из-под ареста на Кубань, где
в ноябре 1917 г. приступил к формированию добровольческих
отрядов. В декабре 1918 г. — генерал-майор Добровольческой
армии; с февраля 1919 г. — командир 2-го Кубанского корпуса;

1026
Там же.
1027
Белое движение: начало и конец. М., 1990. С. 92.
344
в марте 1920 г. назначен командующим группой войск особого
назначения Русской армии в Крыму. Возглавлял последнее круп-
ное наступление врангелевских войск на юге России — десант
на Кубань. В сентябре 1920 г., после разгрома десанта, вместе с
остатками белой армии эмигрировал в Турцию.
Летом 1921 г. С. Улагай возглавил Объединенный Совет Дона,
Кубани и Терека, который из-за рубежа готовил восстание против
советской власти. После ряда неудачных попыток поднять казаков
и горцев против большевистского режима, генерал отходит от ру-
ководства белой эмиграции и поселяется в Марселе. В документах
ВЧК-ГПУ, отслеживавших обстановку в российской военной эми-
грации, признавалось, что С. Улагай является человеком высоких
моральных качеств: «… генерал Улагай, глубоко честный, порядоч-
ный человек, прекрасный начальник и бесконечно храбрый офи-
цер»; «генерал Улагай – безусловно, честен, в боевом отношении
отличные отзывы»; «Улагай. Прекрасный кавалерист, пользуется
любовью и популярностью среди казаков, способен поднять и
увлечь массу». С. Улагай не сотрудничал с нацистами. Умер 20
марта 1947 г. в Марселе, а в 1949 г. его прах был перезахоронен
на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем1028.
Другое выдающееся имя этой эпохи — Заурбек Асланбеко-
вич Даутоков-Серебряков (1886–1919). Потомственный офицер
из числа моздокских кабардинцев большую часть своей жизни
носил имя Александр Никифорович Серебряков, но в мае 1917 г.
после «возвращения в религию предков – ислам», стал имено-
ваться Заурбеком Асланбековичем Даутоковым-Серебряковым.
Моздокские кабардинцы Серебряковы являлись ответвлением
дворянского рода Даутоковых, имевших родовые аулы в Боль-
шой Кабарде. Впервые Даутоковы упоминаются в 60-е гг. XVI в.,
как «ближние уздени» Темрюка Идаровича, старшего князя Ка-
барды и царского тестя. Как видим, возвращение в ислам стало
для Александра возвращением в лоно столь любимой им родной
Кабарды, адыгской культуры, обретением своего рода.
Александр геройски проявил себя в годы Первой мировой
войны. Командование удостоило его боевых орденов Святых
Владимира, Анны и Станислава различных степеней. В феврале

1028
Казаков А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и
офицеры. Середина XVI – начало XX в. Биографический справочник. Нальчик,
2006. С. 259–260; Казаков А.В. Улагаи на Балканах // Лики адыгского прошлого.
Историческое приложение к газете Адыгэ Макъ. Вып. 10. 10 июня 2009. С. 3.

345
1916 г. Александр обратился с просьбой перевести его в Кабар-
динский конный полк. Летом 1918 г., после того, как по Кабарде
прокатилась волна красного террора, Заурбек Даутоков-Сереб-
ряков организовал партию «Свободная Кабарда» и возглавил
значительное воинское соединение, которое впоследствии было
преобразовано в Кабардинскую конную бригаду в составе двух
полков. Затем на этой базе возникла Кабардинская конная диви-
зия из шести полков общей численностью свыше 4000 человек.
З. Даутоков-Сереряков был произведен в полковники и
командовал 2-й бригадой этой дивизии. В конце августа 1919 г.
Заурбек погиб в неравном бою под хутором Котлубань на Цари-
цынском фронте. В сентябре 1919 г. посмертно ему было присво-
ено звание генерал-майора.
В советское время, как отмечает исследователь его жизни
А.В. Казаков, «образ Заурбека Даутокова-Серебрякова был де-
монизирован». Многие знавшие его современники отмечали, что
Даутоков-Серебряков имел демократические взгляды. «Однако
травля лично его и близких ему по духу людей, — отмечает А.В.
Казаков, — которых он пытался защищать в правовом поле в ка-
честве «правозаступника», т.е. адвоката, при Нальчикском окруж-
ном революционном комитете, необоснованные аресты и обыски,
постоянные подозрения большевиков, как к бывшему офицеру,
во многом способствовали переходу Серебрякова на сторону ан-
тибольшевистских сил. Смело можно утверждать, что Даутокова-
Серебрякова врагом коммунистов “сделали” сами большевики».
Герой Кабарды, истинный патриот и воин, Заурбек оставил
потомкам проникновенное стихотворение «Сон», наделенное
глубоким философским и историческим смыслом, острой тре-
вогой за будущее народа.
К сожалению, имена адыгов-офицеров, честно и до конца
выполнявших свой долг перед народом и страной, в советское
время оказались не просто очернены в советской историогра-
фии, но и почти полностью вытравлены из исторической памяти.
В сражениях этой войны черкесские всадники в полной
мере восстановили свою репутацию эпохи Кавказской войны,
предпринимая поистине самоубийственные лобовые атаки. Вот
один характерный пример, зафиксированный ветераном белого
движения М. Михайловым-Дороновичем:

«Опорным пунктом большевиков служила насыпь железной

дороги, соединявшая Сосыку-Ейскую и Сосыку Владикавказской
346
железной дороги. Положение противника было господствующее
и никто не мог предполагать о столь блестящей, стремительной
победе, которая, смело можно сказать, благодаря черкесскому
полку, через час или через два, удалась на славу.
В 13 часов командиру черкесского полка было приказано
взять станцию. Огонь противника ежеминутно возрастал, ме-
длить нельзя было и командир полка приказал второй, третьей,
четвертой и пятой сотням броситься в лоб на насыпь, а первой
сотне, расположенной на левом фланге, идти на ст. Сосыка-Ей-
ская. Несмотря на убийственный огонь противника, разсыпан-
ные на лаву черкесы шагом шли навстречу беспрестанно возрас-
тавшему огню большевиков.
Ведомый своим командиром полк с необъяснимым, присущим
только одним черкесам, порывом и с безграничной стойкостью
внезапно ринулся в атаку.
Это был момент поистине высоко героический…
А огонь доходил до максимального напряжения.
Порыв черкесов все сметал.
Не замедлила и пехота проявить себя и в этом страстном и
страшном огне смерти повела энергичное наступление на стан-
цию Сосыка-Владикавказская, а первая сотня черкесов, в конном
строю, атаковала ст. Сосыка-Ейская.
Противник, сметаемый лихой рукой, оставив насыпь, бро-
сился в станицу.
Вторая и третья сотни полка, не прекращая преследования,
добивали особо дерзкого, на этот раз, врага.
Вихрь всей этой героической атаки представлялся очевидцам
ничем иным как бешеным бегом не черкесских сотен, а так, как
говорится у Льва Толстого в «Войне и мире», что казалось, что
бегут не люди, а бегут леса, поля и блестящие штыки и шашки.
Генерал Эрдели об этой атаке отозвался особо похвально:
«она безпримерна по своей для кавалерии обстановке».
Офицеры, солдаты пехотинцы, наблюдавшие отвагу и стре-
мительность несшихся в атаке черкесов, придя в восхищение от
виденного зрелища особой красоты этой кавалерийской атаки,
устроили черкесам бурные авации…
Крики восторга, аплодисменты — редкое явление в боевой
обстановке»1029.

1029
Михайлов-Доронович М. Орлы-черкесы. Екатеринодар, 1920. С. 24–26.
347
 Во многом переломным для адыгов стал период социалисти-
ческого строительства. 27 июля 1922 г. была образована Черкес-
ская (Адыгейская) автономная область в составе Российской
федерации (РСФСР), начаты принципиально значимые пре-
образования экономики и культуры. При всех имевших место
объективных сложностях, ошибках, перегибах, «головокруже-
ний от успехов» и даже репрессиях, адыги, как и другие народы
страны, получили возможность обустраивать жизнь в мирной
обстановке, ощутить себя частью единой многонациональной
страны, стать ее полноправными гражданами. Жизнь диктова-
ла новые правила, другие представления о героическом: «герои
труда», «героические будни» и т.п.
Начавшаяся Вторая мировая война, во многом определившая
ход мировой истории, судьбы многих народов, для России стала
Великой Отечественной войной. Адыги сражались на всех фрон-
тах, начиная с обороны легендарной Брестской крепости1030 до
падения Берлина и освобождения стран Европы от фашистской
«чумы». 
На Северном Кавказе были созданы добровольные
национальные формирования. В их числе был Адыгейский до-
бровольческий кавалерийский полк, постановление об органи-
зации которого приняло бюро Адыгейского областного комитета
ВКП(б) 25 октября 1941 г.1031 Адыгейский полк вошел в состав
13-й Кубанской казачьей кавалерийской дивизии, получив офи-
циальное наименование (с 12.02.1942) 29-й Кубанский казачий
кавалерийский полк. Если первоначально он был сформирован
как действительно добровольческий полк из лиц старше 40 лет
(в большинстве своем из числа русского и адыгского населения
Адыгеи), то позднее он стал укомплектовываться также и за счет
пополнения из нескольких закубанских районов Краснодарского
края (Белореченского, Лабинского, Мостовского и др.).
Адыгейский (29-й Кубанский) полк принимал участие в
Битве за Кавказ, в Донбасской, Мелитопольской, Березнегова-
то-Снигиревской, Одесской, Белорусской, Дебреценской, Буда-
пештской, Братиславско-Брновской и Пражской наступательных
операциях. За боевые заслуги полк был удостоен почетного на-
именования «Барановичский», награжден орденами Красного
Знамени, Михаила Кутузова и Александра Невского. За прояв-

Схакумидов А.С. В содружестве боевом. Майкоп, 1990. С. 131.

1030

Сиджах Х. Адыгейский полк в боях за Советскую Родину. Майкоп,

1031

1998. С. 14–15.
348
ленные в боях высокое мастерство, героизм и отвагу свыше трех
тысяч его воинов награждены орденами и медалями1032.
Великая Отечественная война была самой тяжелой и самой
жестокой из всех войн, когда-либо пережитых нашим Отечест-
вом: она принесла народам неизмеримые  жертвы и страдания.
В то же время она стала испытанием мужества, стойкости, силы
национального духа. До настоящего времени победа в войне не-
сет в себе огромный нравственный потенциал, объединяющий
чувством патриотизма и гражданственности народы нашей мно-
гонациональной страны.
В героическую летопись Великой Отечественной войны
золотыми буквами  вписаны имена  воинов Шапсугии, Адыгеи,
Черкесии и Кабарды. 19 воинов, представителей адыгских общин
Адыгеи, Шапсугского национального района, Карачаево-Чер-
кесии и Кабардино-Балкарии были удостоены звания Героев
Советского Союза1033. Когда мы говорим об этом высочайшем
звании, то надо понимать, что далеко не все солдаты этой войны,
шедшие в самоубийственные атаки или совершавшие самые не-
вероятные подвиги, стали кавалерами золотой звезды. Героизм
носил массовый характер.
Конечно, приведенные данные лишь фрагментарный срез
явлений, произошедших в истории адыгов новейшего времени.
Несмотря на трагедии и утраты «железного века», адыги получи-
ли мощные импульсы для общественного развития и раскрытия
творческого потенциала личности. Это самое важное, что следу-
ет иметь в виду, обращаясь к историческому прошлому.

1032
Историческая справка об участии жителей Адыгеи в Великой
Отечественной войне 1941–1945 гг. // Информационно-аналитическое
управление Аппарата Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея.
Информация подготовлена с использованием данных:  Государственного
архива Краснодарского края (ГАКК), Центрального государственного
архива Республики Адыгея (ЦГА РА), материалов официальных печатных
изданий. URL.: gshra.ru›…spravka…v-velikoy-otechestvennoy-voyne…
1033
Адыгская (черкесская) энциклопедия. М., 2006. С. 303–304.
349
 Заключение

Подводя краткий итог проделанной работы, считаем воз-

можным, сделать несколько замечаний. Определяя цель пред-
принимаемого исследования, мы были далеки от претензии
репрезентировать все явления, связанные с военизированными
особенностями общественной жизни адыгов. Тем не менее, ис-
пользуя опыт этнически ориентированной истории, достижения
современной социологии, этнологии, психологии, мифологии,
удалось осмыслить идеологию и характер сложившихся в исто-
рии адыгов представлений о войне, понять, что происходило с
«человеческой природой» в процессе экстремальных ситуаций.
Представленное исследование нельзя воспринимать как все-
объемлющее, несмотря на то, что именно историческая антропо-
логия оказалась ближе других дисциплин к исследованию «вою-
ющего человека». В работу вошли необычные, драматические, а
порою и непознанные аспекты адыгской истории, проявившиеся
при исследовании универсалий в антропологии и поведении
человека. Они стали доказательством того, что в физическом
строении, поведенческих стереотипах людей разных регионов
мира имеется гораздо больше сходства, чем различий.
Были обнаружены многочисленные параллели в обычаях
людей, некоторые из которых можно объяснить историческими
контактами, в то время как другие нуждаются в более обстоя-
тельной аргументации. Но именно историческая антропология
позволила представить всю гамму различий между людьми и
ответить на вопросы: «Что общего между адыгами и другими
народами? Какие существуют различия и в чем их причины?
Какие связи существуют, между физическими данными и обы-
чаями адыгов прошлого и настоящего? Эти проблемы еще ждут
своего специального исследования, но уже сейчас ясно, что об-
ращение к истории бесписьменных народов, как отличительная
черта антропологических работ, все более становится ключом
к пониманию проблем нашей сегодняшней жизни. «Антропо-
логия держит перед человеком большое зеркало, — утверждал
350
К. Клакхон, — и дает ему возможность посмотреть на себя во
всем его безграничном разнообразии1034.
Военно-историческая антропология, будучи междисципли-
нарной областью знания, потребовала практического исполь-
зования не только общенаучных и специально-исторических
методов, но и междисциплинарных методологических подходов.
В результате, упрочилось понимание познавательной ценности
антропологического подхода, позволившего осознать условность
многих традиционных представлений. По большому счету, рас-
ширились границы понимания того, как происходила интеграция
обществом новых явлений, как трансформировалась биологиче-
ская и социальная жизнь, каковы мотивы, главные детерминанты
общественного сознания в экстремальных ситуациях обществен-
ного бытия. При этом четко осознается, что несмотря на прило-
женные усилия, претензия на познание военно-исторического
прошлого адыгов на основе данного подхода может оказаться
проблематичной и данное направление не получит дальнейшего
развития.
В связи с этим, хотелось бы обратить внимание на сущест-
вующее требование непосредственной практической пользы,
прикладных результатов деятельности гуманитариев. Возникает
вопрос — может ли историк, изучающий не только человеческое
сообщество, но и конкретного человека, работать только в гра-
ницах современной истории? Думаем, ответ ясен — отдаленная
история народов способна стать моделью изучения и понимания
многих современных проблем.
В частности, антропологический подход к истории адыгов,
позволяет ввести новые аргументы в понимание того, каким
образом данный этнос мог веками идти в значительной степени
«своей дорогой», не растворяясь в великих цивилизациях Запада
и Востока, накопив позитивный опыт решения жизненно важ-
ных проблем. Именно анализ этой социальной практики дает
информацию, наглядно свидетельствующую о всеобщем родстве
человечества, разнообразии моделей развития, накопленном
историческом опыте, образе мыслей и чувств, в разные периоды
истории.
Историческую антропологию нередко воспринимают как
собрание занимательных фактов, повествующих о внешних осо-
бенностях экзотических народов и описывающих их странные

1034
Клакхон К. Указ соч. С. 32.
351
обычаи и верования. Ее считают занятным развлечением, явно
не имеющим никакого отношения к образу жизни цивилизо-
ванных обществ. Это мнение представляется нам ошибочным.
Причем, изучение истории адыгов подобным образом убеди-
тельно свидетельствует об универсальности данного подхода при
изучении любых обществ, а не только тех, которые в силу разных
причин и обстоятельств «затерялись» в пространстве и времени.
Более того, мы убеждены, что понимание военно-антропологиче-
ских сюжетов прошлого проливает свет на социальные процессы
нашего непростого времени.
Во многом, проникновение в прошлое представлялось нам
лабиринтом, уводящим во все более недоступные сферы по-
знания. Нельзя не отметить, что, несмотря на красноречивость
источников и их объективную критику, далеко не всегда удава-
лось представить непосредственно полную и достоверную кар-
тину. По возможности, мы пытались «населить» работу людьми,
вписанными в конкретные события адыгской истории. Именно
этим, в значительной степени, объясняется дескриптивный ха-
рактер многих антропологических работ, в том числе и нашей,
присутствие в ней избыточного количества подробностей, увле-
чение цитированием, некоторая противоречивость и излишняя
эмоциональность.
В работе имеются дискуссионные суждения и гипотетиче-
ские предположения, что объяснимо на начальной стадии разра-
ботки темы, учитывая рефлексию существующих концепций и
теорий. Впрочем, хорошо известно, что эти проблемы стоят перед
всеми учеными, работающими на «территории» исторической ан-
тропологии1035. Сегодня, историко-антропологический подход в
северокавказской историографии делает только первые шаги:
еще не одному поколению историков предстоит взять на себя
труд анализа разноплановых документальных источников и их
научной интерпретации. Настало время общими усилиями спе-
циалистов разных научных направлений решительно раздвинуть
границы познания человека в истории: «человека из плоти и кро-
ви». Причем речь идет не только об историческом прошлом: став
гражданами Российского государства, адыги достойно участвова-
ли в мировых войнах «железного века», неизменно поддерживая
репутацию мужественных, отважных воинов.

1035
Леви-Строс К. Структурная антропология. С. 61.

352
 Ладюрнер А.И. Портрет Султана Хан-Гирея. 1835 г.
См.: Русская гвардия в картинах А.И. Ладюрнера. М., 2017. С. 44.
 Бэлл Дж. Портрет трех черкесских нотаблей.
Слева направо: Шурухуко Тугуз, Хаджиоко Мехмет, Вордезавоко Зепш.
Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and 1839 by James
Stanislaus Bell. Vol. I. L., 1840. P. 242.
Корнеев, Емельян. Хан черкесов
Корнеев Е. Черкесский князь Большой Кабарды
Корнеев Е. Князь Малой Кабарды
Корнеев Е. Уздень или благородный черкес Большой Кабарды
Корнеев Е. Черкес-закубанец. 1809 г.
Симпсон, Уильям (1823–1899). Черкесы в форте на Вайе. 8 октября 1855 г. Выставлялась в 1987 г. в «The fine art Society» в рамках вы-
ставки «Mr William Simpson of The Illustrated London News». Вайя (Waia) — написание, введенное Дж. Бэллом (Journal of a Residence…
Vol. I, p. 63) в отношении адыгского топонима Гуайе, который обозначал как местность (в районе современного поселка Лазаревский),
так и здешнее черкесское (натухаевское) общество. Бэлл также обозначал этим названием реку Псезуапе и основанный в ее устье
русский форт. Л.Я. Люлье отмечал, что от р. Аше до Псезуапе включительно население относится к обществу «Гоаие или Шехокуадж».
См.: Люлье Л.Я. Общий взгляд… С. 178.
Симпсон У. Черкесы в долине р. Субаши (Шахе).
Симпсон У. Черкешенки в долине р. Субаши (Шахе)
Преследование черкесов. Рисунок из альбома «Путешествия по России
П.П. Свиньина». 1820-е гг. Государственный исторический музей.
Инвентарный номер И VII 1303/31 (коллекция «Изобразительные
материалы)

Завоевание крепости Анапа 23 июня 1828 г.
Die Eroberung der Festung Anapa am 23. Juni 1828.
URL.: https://www.kunstkopie.de/a/unbekannter-kuenstler/dieeroberungder-
festunganapaam23juni1828-1.html
Келлогг М.К. Портрет Сефербея Зана, 1845 г. Стамбул
«Хаджи Гезил Бег (Лев Черкесии)». Hadji Ghezil Beg (The Lion of Circassia).
Литография Генри Уоррена (Henry Warren, 1794–1879, английский живопи-
сец и акварелист, иллюстратор, мастер исторической живописи и пейзажа)
по наброску Джеймса Бэлла. Из книги Дж. Бэлла «Дневник пребывания в
Черкесии»: Journal of a Residence... Vol. I. Фронтиспис «Хаджи Гуз Бег» (Hadji
Ghuz Beg). Как видим, написание имени черкесского предводителя разнится.
Приближенное к адыгскому произношению русское написание имени Кызбеч.
Полное имя: Шеретлуко (фамилия) Тугужоко (отчество) Кызбеч.
Иллюстрация воспроизводится по ресурсу: URL.: https://commons.wikimedia.
org/wiki/File:Hadji_Ghezil_Beg,_the_lion_of_Circassia._Wellcome_L0040078.jpg
Джентиле и Джиованни Беллини. Святой Марк проповедует в Александрии.
1504–1507 гг. Масло, холст. 347 на 770 см. URL.: https://pinacotecabrera.org/en/
collezione-online/opere/saint-mark-preaching-in-a-square-of-alexandria-in-egypt/
Огромный холст украшал зал в Скуола Сан-Марко (Венеция), теперь хранится
в Пинакотека Брера в Милане.
Картина сочетает в себе две эпохи: античную, когда в Александрии жил и
проповедовал Святой Марк, покровитель Венеции, и мамлюкскую. Представи-
тели мамлюкской элиты (гражданские администраторы и улемы в тюрбанах;
военные — в высоких красных шапках из козьей шерсти, окрашенной в крас-
ный цвет, символизировавших аристократизм и черкесские корни ведущих
мамлюкских домов XV в.; арабские наименования такийя, замт) по замыслу
мастеров были призваны символизировать самых что ни на есть закоренелых
язычников, надежду на христианизацию которых, тем не менее, не стоило те-
рять. Учитывая, что все или почти все мамлюки этого времени происходили из
христианских территорий (Черкесия, Балканы, западноевропейские страны),
то у данного идеологического посыла имелся вполне прикладной смысл. По-
лотно содержит изображения типичных каирских и александрийских постро-
ек, на одной из которых нанесен мамлюкский герб с чашами, рогами-«поро-
ховницами» и ромбом, который обозначал платок (букджа) и символизировал
смотрителя за дворцовым гардеробом (Теплякова А.Н. Геральдические знаки и
их имитации в среде Мамлюков Бахри на примере коллекции Отдела Востока
// Геральдический сборник № 1. Материалы семинара «Геральдика — вспо-
могательная историческая дисциплина». 2015–2018. СПб., 2019. С. 248–300;
Садофеев Д.В. Мамлюкская геральдика периода Бурджи (1382–1517) // Гераль-
дический сборник № 1. С. 300–322). В глубине левого сектора полотна помещен
всадник в султанском головном уборе позднечеркесского периода, который
был известен как наура «водяное колесо». См.: Хотко С.Х. Головные уборы
черкесских мамлюков // Вестник науки Адыгейского республиканского ин-
ститута гуманитарных исследований им. Т.М. Керашева. Вып. 6(30). С. 91–99.
 Андреа Мантенья (Andrea Mantegna).
Кардинал Карло де Медичи (Cardinal
Carlo de’Medici). 1466 г. Дерево. Тем-
пера. 40,5 x 29,5 см. Галерея Уффици.
Флоренция.

Мансуэти, Дж. Сцены из жизни Святого Марка, фрагмент.

Вполне вероятно, что перед нами ни кто иной, как Кансав ал-Гаури. Гвардейцы
в красных замтах. Кадии, улемы и мамлюки, занимавшие административные
посты, облачены в большие белые тюрбаны. URL.: http://bluoscar.blogspot.
com/2011/01/episodi-della-vita-di-san-marco.html
Маттеус (Маттиас) Лодер (1781–1828) австрийский художник эпохи бидермай-
ера. Серия «Восточные костюмы». Черкесский князь и знатная женщина из
Черкесии. URL.: https://www.artprice.com/marketplace/209981/matthaus-loder/
drawing-watercolor/%7B%7Bitem.classified_url%7D%7D
 Список сокращений

АБКИЕА — Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европей-

ских авторов
АКАК — Акты Кавказской археографической комиссии. Тифлис
ВДИ — Вестник древней истории
ГАКК — Государственный архив Краснодарского края
ЗКОИРГО — Записки Кавказского отдела императорского Русско-
го географического общества. Тифлис
ЗООИД — Записки императорского Одесского общества истории
и древностей
ИИАК — Известия императорской Археологической комиссии
ИТУАК — Известия Таврической ученой архивной комиссии
КРО — Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. Нальчик,
1957
КС — Кавказский сборник. Тифлис
НМК — Научная мысль Кавказа. Ростов-н/Дону
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей
РГВИА — Российский государственный военно-исторический
архив
СЭ — Советская этнография
СИРИО — Сборник императорского Русского Исторического
общества
СКЕЛ — Северный Кавказ в европейской литературе XIII–
XVIII вв. Сборник материалов. Нальчик, 2006.
СМОИЗО — Сборник материалов, относящихся к истории Золотой
Орды. Т. I–II.
СМОМПК — Сборник материалов для описания местностей и
племен Кавказа
СРК — Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные из
Московского главного архива Министерства иностранных дел Сергеем
Ал. Белокуровым. Вып. 1: 1578–1613 гг. М., 1889
ССКГ — Сборник сведений о кавказских горцах
УЗ АНИИ — Ученые записки Адыгейского научно-исследователь-
ского института языка, литературы и истории. Майкоп
ШССТАК — Шамиль – ставленник султанской Турции и англий-
ских колонизаторов. Сборник документальных материалов. Тбилиси,
1953
ЭО — Этнографическое обозрение
ASLSP — Atti della Società Ligure di Storia Patria

353
 Список использованных источников
и литературы

Источники:
Абрамов, Я. Кавказские горцы / Я. Абрамов. — Краснодар: Тип. Адыгчерк-
промторга, 1927. — 36 с. (Серия: Материалы для истории черкесского народа.
Вып. 3. Издание Общества изучения Адыгейской автономной области и Адыгей-
ского областного историко-этнографического музея).
Адыге, их быт, физическое развитие и болезни. По данным экспедиции
Сев.-Кавказск. Отделения Российского Общества Красного Креста 1928 года.
Сборник статей под редакцией проф. К.Р. Мирам. — Ростов-на-Дону, 1930. —
103 с.
АКАК — Акты Кавказской археографической комиссии, Тифлис: Т. II. 1868.
1238 с.; Т. III. 1869. 760 с.; Т. IV. 1870. 1011 с.; Т. V. 1873. 1170 с.; Т. VI. Ч. 1. 1874.
941 с.; Т. VI. Ч. 2. 1875. 950 с.; Т. VII. 1878. 994 с.; Т. VIII. 1881. 1009 с.; Т. IX. 1884.
1013 с.; Т. X. 1885. 938 с.; Т. XI. 1888. 1020 с.; Т. XII. Ч. 1. 1904. 1556 с.
АБКИЕА — Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авто-
ров XIII-XIX вв. / Составление, редакция переводов, введение и вступительные
статьи к текстам В.К. Гарданова. — Нальчик: Эльбрус, 1974. — 635 с.
Адыгские песни времен Кавказской войны / Сост. и вступ. ст. А.М. Гутова
и В.Х. Кажаров. — Нальчик: «Эль-Фа», 2005. — 437 с.
АИСК — Античные источники о Северном Кавказе / Сост. В.М. Атали-
ков. — Нальчик: Эльбрус, 1990. — 308 с.
[Асколи] Описание Черного моря и Татарии, составил доминиканец Эмид-
дио Дортелли Д'Асколи, префект Каффы, Татарии и проч. 1634. Перевод Н. Пи-
менова. Примечания А.Л. Бертье-Делагарда // ЗООИД. — Т. XXIV. — Одесса:
Экономическая типография и литография, 1902. — Отд. II. С. 89–180.
Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в.
Вступительные статьи, подготовка текста, перевод и комментарий Е.Ч. Скржин-
ской. — Л.: Наука, 1971. — 276 с.
[Барятинский] Письмо князя Барятинского к военному министру Н.О.
Сухозанету. 8 ноября 1857 г. Тифлис // Русский архив. — 1889. — Кн. 2. —
С. 339–340.
Белое движение: начало и конец. — М.: Московский рабочий, 1990. — 528 с.
[Белокуров С.А.] Сношения России с Кавказом. Материалы, извлеченные
из Московского Главного архива министерства Иностранных дел С.А. Бело-
куровым. Вып. 1. 1578–1613 гг. — М.: Университетская типография, 1889. —
CXXIX с. (вступительная статья), 584 с. (документы).
Берже, А. Выселение горцев с Кавказа (главы I–II) / А. Берже // Русская
старина. — Т. XXXIII. — 1882. — Январь. — С. 161–176.

354
 Бесленей — мост Черкесии. Вопросы исторической демографии Восточно-
го Закубанья. XIII–XIX вв. Сборник документов и материалов / Составление
и вступительная статья С.Х. Хотко. — Майкоп: «Полиграф-Юг», 2009. — 406 с.
Блистательный Гильгамеш. Древнешумерский и аккадский эпос / В пере-
сказе В. Воскобойникова. — М. Издательство «Терра», 1997. — 381 с.
Борисов, В. Сельскохозяйственные очерки Восточного берега Черного
моря (Черноморский округ Кубанской области) // Земледельческая газета. —
1873. — № 41. — С. 641–645.
[Броневский С.]. Новейшие географические и исторические известия о
Кавказе, собранные и пополненные Семеном Броневским. — Ч. 2. — М.: В ти-
пографии С. Селивановского, 1823. — 465 с.
Бэлл, Дж. Дневник пребывания в Черкесии в течение 1837–1839 годов. В
двух томах / Дж. Бэлл. Пер. с англ. К.А. Мальбахова. — Нальчик: ГП КБР «Ре-
спубликанский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», издательский центр
«Эль-Фа», 2007. — Т. 1. — 408 с.; Т. 2. — 328 с.
В. Воспоминание о зимней экспедиции Майкопского отряда // ВС. —
1868. — № 12. — С. 247–283.
Васюков, С. «Край гордой красоты». Кавказское побережье Черного моря /
С. Васюков. — СПб., 1902. — 236 с.
Введенский, А. Действия и занятия войск Средне-Фарского отряда до
сформирования Пшехского и этого последнего до ноября 1862 года / А. Введен-
ский // ВС. — № 7. — С. 3–29; № 8. — С. 145–184.
Венюков, М.И. К истории заселения Западного Кавказа. 1861–1863 гг. /
М.И. Венюков // Русская старина. — СПб., 1878. — Кн. VI (июнь). — С. 249–270.
Верещагин, А.В. Путевые заметки по Черноморскому округу / А.В. Вере-
щагин. — М.: Издание Н.Н. Мамонтова, 1874. — 203 с.
Верещагин, А.В. Черноморское прибрежье Кавказа и его колонизация:
[доклад] / А.В. Верещагин. — СПб., 1878. — 24 с.
Верещагин, А.В. Исторический обзор колонизации Черноморского при-
брежья Кавказа и ее результат / А.В. Верещагин. — СПб.: Типография товари-
щества «Общественная польза», 1885. — 36 с.
Вильгельм де Рубрук.  Путешествие в восточные страны / Введение,
перевод и примечания А.И. Малеина.  — СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1911.  —
С. 79—194. — 232 с.
Возрожденные полки Русской армии в Белой борьбе на Юге России / Со-
ставление, научная редакция, предисловие и комментарий С.В. Волкова. — М.:
ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2002. — 574 с.
Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. — Т. 1: Воспомина-
ния. Мемуары / П.Н. Врангель. — Минск: Харвест, 2002. — 480 с.
Галонифонтибус, И. де. Сведения о народах Кавказа (1404 г.). Из сочинения
«Книга познания мира» / И. де Галонифонтибус. — Баку: «Элм», 1980. — 43 с.
Гейнс, К. Пшехский отряд с октября 1862 г. по ноябрь 1864 г. / К. Гейнс //
ВС. — 1866. — № 1. — С. 3–58.
Гейнс, К. Пшехский отряд (три первые главы) / К. Гейнс // КС. — Т. VIII. —
Тифлис, 1884. — С. 399–509.

355
 [Гельвеций] Клод Адриан Гельвеций. Сочинения в двух томах. Т. 1 / Сост.,
общ. ред. и вступит. статья Х.Н. Момджяна. — М.: «Мысль», 1975. — 647 с.
[Герберштейн]. Записки о Московии барона Герберштейна. С латинского
базельского издания 1556 года перевел И. Анонимов. СПб.: В типографии В. Бе-
зобразова и комп., 1866. — V, 229, XIV.
Герберштейн, С. Записки о Московии / С. Герберштейн. Пер. с нем. А.И.
Малеина и А.В. Назаренко. — М.: Изд-во МГУ, 1988. — 430 с.
Геродот. История в девяти книгах / Пер. и прим. Г.А. Стратановского. — Л.:
Наука, 1972. — 600 с.
Голицын, Н.Б. Жизнеописание генерала от кавалерии Эммануэля / Вступи-
тельная статья Г.Г. Лисицыной и В.М. Файбисовича / Н.Б. Голицын. — М.: ООО
«Рекламно-издательский центр «Собрание», 2004. — 459 с.
Голубев, Л.Э. Группа позднесредневековых погребений из могильника
МТФ-3 близ станицы Старокорсунской / Л.Э. Голубев // Историко-археологи-
ческий альманах. — Вып. 3. — Армавир-М., 1997. — С. 115–120.
Гомер. В двух томах / Гомер. — М.: ТЕРРА: Книжный клуб, 1998. —  Т. 1:
Илиада. — 459 с.; Т. 2: Одиссея; Батрахомиомахия; Гомеровские гимны. — 448 с. 
Григорьев, А.П. Географическое описание Золотой Орды в энциклопедии
ал-Калкашанди / А.П. Григорьев, О.Б. Фролова // Историография и источнико-
ведение истории стран Азии и Африки. — Вып. XVIII. — СПб., 1999. — С. 42–88.
Грозова, И. Дневник офицера. Дневник поручика Н.В. Симановского.
2 апреля — 3 октября 1837 г. Кавказ // Гордин Я. Кавказ: земля и кровь. Россия
в Кавказской войне XIX века. СПб.: Журнал «Звезда», 2000. — С. 377–429.
[Гротэ Г.] По Азиатской и Европейской Турции (Из книги Г. Гротэ «Auf
T ü rkischer Erde») / Пер. О. Романовой // Землеведение. М., 1904. Кн. IV.
C. 1–171 (приложение).
Даргинская трагедия. 1845 год / Составление текстов Г.Г. Лисицыной. Коммен-
тарии, указатели Б.П. Миловидова. — СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2001. — 616 с.
[Дебу И.Л.] О Кавказской линии к присоединенном к ней Черноморском
войске или Общие замечания о поселенных полках, ограждающих Кавказскую
линию, и о соседственных горских народах. С 1816 по 1826 год. — СПб.: Тип.
Карла Крайя, 1829. — 504 с.
Деникин, А.И. Поход и смерть генерала Корнилова / А.И. Деникин. — М.:
Изд-во «Прометей», МГПИ им. В.И. Ленина, 1990. — 128 с.
Добровольский-Евдокимов. Экспедиция 1851 года на правом фланге кав-
казской линии // КС. — Т. VIII. — Тифлис, 1884. — С. 307–334.
Дроздов, И. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе // КС. —
Т. 2. — Тифлис, 1877. — С. 387–457.
Дукмасов, П.  Воспоминания о  Русско-турецкой войне 1877–1878  гг.
и о М.Д. Скобелеве. — СПб.: Тип. и лит. В.В. Комарова, 1889. — XXI, 465 с. 
Дюбуа, Ф. Путешествие вокруг Кавказа, у черкесов и абхазов, в Колхиде, в
Грузии, в Армении и в Крыму / Ф. Дюбуа. Пер. с франц. Н.А. Данкевич-Пущи-
ной. — Сухуми: АБГИЗ, 1937. — 169 с.
[Евдокимов] Отчет гр. Евдокимова о военных действиях, исполненных
в Кубанской области в период времени с 1-го июля 1863 года по 1-е июля

356
1864 года // Кумыков Т.Х. Выселение адыгов в Турцию — последствие Кавказ-
ской войны. — Нальчик: Эльбрус, 1994. — С. 47–113.
Езбек (Едыдж), Батирай. Черкесы (адыги) в рисунках европейских худож-
ников XVII–XIX веков. — Майкоп: Адыг. респ. кн. изд-во, 2009. — 144 с.
Елисеев, А.В. Поперек Малой Азии и сухопутная дорога в Святую землю /
А.В. Елисеев. — СПб.: Типография В. Киршбаума, 1887. — 76 с.
Жиль, Ф.А. Письма о Кавказе и Крыме / Составление и перевод с фран-
цузского К.А. Мальбахова / Ф.А. Жиль. — Нальчик: «Республиканский поли-
графкомбинат им. Революции 1905 г.», 2009. — 288 с.
Из адыгского нартского эпоса. Материалы архива Н.А. Цагова. — Нальчик:
Эльбрус, 1987. — 104 с.
Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностран-
ных и русских путешественников по Волге в XV–XVIII вв. / Составил В. Алек-
сеев. — Сталинград: Краевое книгоиздательство, 1936. — 328 с.
Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статисти-
ка) / Сост. Д.Ю. Арапов. — М.: ИКЦ «Академкнига», 2001. — 366 с.
К. Обзор событий на Кавказе в 1851 году // КС. — Т. XIX. — Тифлис,
1898. — С. 16–119.
Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. / Под ред. Т.Х. Кумыкова,
Е.Н. Кушевой. Составители: Н.Ф. Демидова, Е.Н. Кушева, А.М. Персов. — Т. I:
XVI–XVII вв. М.: Издат-во АН СССР, 1957. — 478 с.; Т. II. — 424 с.
Кавказ и Дон в произведениях античных авторов / Составители: В.Ф.
Патракова, В.В. Черноус. — Ростов-н/Д.: Русская энциклопедия, 1990. — 400 с.
Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Нача-
ло XIX – начало XX вв. / Сост. Я.А. Гордин и др. — СПб.: Издательство журнала
«Звезда», 2005. — 720 с.
Кавказская война: истоки и начало. 1770–1820 годы / Составление Я.А. Гор-
дин и Б.П. Миловидов. — СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2002. — 552 с.
Кавказские епархиальные ведомости. — 1874. — № 11. — С. 356–361;
№  3. — С. 428–433.
Каменев, Н. Несколько слов о колонизации Западного Кавказа вообще
и Псекупского полка в особенности // Кубанские войсковые ведомости. —
№ 39. — 7 октября 1867 г. — С. 159–161.
Кантемир, Дм. Описание Молдавии /Дм. Кантемир. — Кишинев, 1973. —
224 с.
Картины России П.П. Свиньина. Изданные П. Делакроа. Ч. I. Рига, 1840. —
X, XVI, 386 с.
Корганов, А.С. История 45-го драгунского Северского его величества коро-
ля датского полка / Под ред. артиллерии ген.-м. Чернявского / А.С. Корганов. —
Тифлис: типография А.А. Михельсона, 1884. — 392 с.
Кубанский казачий листок. — 1912. — № 270.
Ладыженский, А.М. Адаты горцев Северного Кавказа / Подготовка текста
и комментарии И.Л. Бабич. Под общей редакцией А.С. Зайналабидова и В.В.
Черноуса / Южнороссийское обозрение Центра системных региональных
исследований и прогнозирования ИППК при РГУ и ИСПИ РАН. — Вып. 18. —
Ростов-на-Дону, 2003.

357
 [Лапинский Т.] Горцы Кавказа и их освободительная борьба против рус-
ских. Описание очевидца Теофила Лапинского (Теффик-бея), полковника и
командира польского отряда в стране независимых кавказцев / Пер. В.К. Гар-
данова. — Нальчик: «Эль-Фа», 1995. — 463 с.
Латышев, В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о
Скифии и Кавказе. В 2 т. — СПб.: Типография Императорской академии наук,
1890. — Т. I. — VIII, 946 c.; 1904. — Т. II: Латинские писатели. — Вып. 1. — 271 с.;
1906. — Т. II: Латинские писатели. — Вып. 2. — С. 272–454.
Леонтович, Ф.И. Адаты кавказских горцев: в 2 вып. / Ф.И. Леонтович. —
Одесса: Тип. П.А. Зеленого (б. Г. Ульриха), 1882–1883. Вып. I. — VI с. (содержа-
ние), 437 с.; Вып. II — V с. (содержание), 396 с.
Личков, П.С. Очерки из прошлого и настоящего Черноморского побережья
Кавказа / П.С. Личков. — Киев: Типография Императорского университета
Св. Владимира, 1904. — 249 с.
Лонгворт, Дж.А. Год среди черкесов / Пер. с англ. В.М. Аталикова / Дж.А.
Лонгворт. — Нальчик «Эль-Фа», 2002. — 541 с.
Лорер, Н.И. Записки декабриста / Н.И. Лорер. — Иркутск: Восточно-Си-
бирское книжное издательство, 1984. — 416 с.
[Лукка] Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов
и грузин Жана де-Люка, монаха доминиканского ордена (1625) / Пер. П. Юр-
ченко // ЗООИД. — Т. XI. — Одесса: Франко-Русская типография Л. Даникана,
1879. — С. 473–493.
Люлье, Л.Я. О торговле с горскими племенами Кавказа на северо-восточ-
ном берегу Черного моря / Л.Я. Люлье // Закавказский вестник. — 1848. —
№ 13. — С. 53–54; № 14. — С. 57–58; № 15. — С. 61–62.
Люлье, Л.Я. Общий взгляд на страны, занимаемые горскими народами,
называемыми: Черкесами (Адиге), Абхазцами (Азега) и другими смежными с
ними / Л.Я. Люлье // ЗКОИРГО. — Кн. IV. — Тифлис: В Типографии Канцеля-
рии Наместника Кавказского, 1857. — Отд. I. — С. 173–193.
Люлье, Л.Я. О натухажцах, шапсугах и абадзехах / Л.Я. Люлье // ЗКОИР-
ГО. — Кн. IV. — Тифлис: В Типографии Канцелярии Наместника Кавказского,
1857. — Отд. I. — С. 227–237.
Люлье, Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес / Л.Я.
Люлье // ЗКОИРГО. — Кн. V. — Тифлис: В типографии Главного управления
наместника кавказского, 1862. — С. 121–137.
Люлье, Л.Я. Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухайцев //
ЗКОИРГО. — 1866. — Кн.7. — С. 1–18.
Мариньи, Т. де. Путешествие по Черкесии / Т. де Мариньи; Монперэ,
Ф.Д.де. Путешествие вокруг Кавказа у черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии,
Армении и Крыму / Ф.Д. де Монперэ / Пер. В.М. Аталикова, предисловие А.И.
Мусукаева. — Нальчик: «Эль-Фа», 2002. — 284 с.
Мариньи, Т. де. Поездки в Черкесию / Т. де Мариньи / Пер. с франц. К.А.
Мальбахова. — Нальчик: «Эль-Фа», 2006. — 208 с.
Марлинский, А. К истории покорения Кавказа. Письмо из отряда, дей-
ствующего за Кубанью. Октября 24-го дня, 1834 года. Берег Черного моря /
А. Марлинский // Русский архив. — М., 1877. — Кн. 3. — № 9. — С. 106–109.

358
 Маслов, А.Н. Год войны в Малой Азии 1877–1878 / А.Н. Маслов. — СПб.:
Кн. маг. «Новое время», 1879. — 188 с.
Махвич-Мацкевич, А.О. Абадзехи, их быт, нравы и обычаи / А.О. Махвич-
Мацкевич // Народная беседа. — СПб., 1864. — Кн. 3. — С. 1–32.
Меликсет-Беков, Л.М. Pontica Transcaucasica Ethnica (по данным Миная
Медичи от 1815–1819 гг.) / Л.М. Меликсет-Беков // СЭ. — 1950. — № 2. —
С. 163–175.
Микульский, Д.В. Арабский Геродот. — М.: Алетейа, 1998. — 229 с.
Милюков, П.Н. Воспоминания (1859–1917). В 2 т. / П.Н. Милюков / Сост.
и авт. вступ. ст. М.Г. Вандалковская, коммент. и указатель А.Н. Шаханова. — М.:
Современник, 1990. — Т. 1. — 446 с.
Милютин, Д.А. Воспоминания. 1816–1843. — М.: Российский Архив,
1997. — 494 с.
Музыкальный фольклор адыгов в записях Г.М. Концевича / Составитель
Ш.С. Шу. — Майкоп: Республиканское издательско-полиграфическое объеди-
нение «Адыгея», 1997. — 328 с.
Муравьев, И.И. Шапсугия: Медико-санитарное обследование / И.И. Мура-
вьев. — Ростов-на/Д., 1929. — 69 с., карта.
Мусульманская газета. — 1913. — № 17, 22.
Н.М. Воспоминание о Кавказе 1837 года // Библиотека для чтения. —
Т. 80. — Ч. 1. — СПб., 1847. — Январь. — Отд. III. — С. 51–74; Т. 81. — Ч. 1. СПб.,
1847. — Март. — Отд. III. — С. 1–22.
Народные песни и инструментальные наигрыши адыгов. — Т. 3. — Ч. 1:
Антология / Под ред. Е.В. Гиппиуса; Кабард.-Балкар. ин-т истории, филологии
и экономики. — М.: Советский композитор, 1986. — 264 с.
Немирович-Данченко, В.И. Год войны (дневник русского корреспондента),
1877–1878 / В.И. Немирович-Данченко. — СПб., 1878. — Т. 1.
[Нессельроде] Отношение гр. Нессельроде к гр. Паскевичу, от 8 апреля
1830 года // АКАК. — Т. VII. — Тифлис, 1878. — С. 887–891.
Ногмов, Ш.Б. История адыхейского народа. Составленная по преданиям
кабардинцев / Вступ. статья и подготовка текста Т.Х. Кумыкова. — Нальчик,
1994. — 232 с.
Ольшевский, М. Кавказ с 1841 по 1866 год / М. Ольшевский. — СПб.: Из-
дательство журнала «Звезда», 2003. — 608 с.
О’Мира, Б. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания / Б. О’Мира. —
М.: Захаров, 2004. — 672 с.
Орехов, И. По северному склону Западного Кавказа. (Из путевых заме-
ток) / И. Орехов // ВС. — № 10. — 1870. — С. 299–344.
Осада Кавказа. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. —
СПб.: Журнал «Звезда», 2000. — 688 с.
Пантюхов, И.И. Влияние малярии на колонизацию Кавказа / И.И. Пантю-
хов. — Тифлис, 1899. — 66 с.
Паллас, С. Рисунки лошадиных тавр Северного Кавказа / С. Паллас //
Журнал охоты. — СПб, 1877. — Т. 1. — № 6. — С. 72–74.
Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крым-
ской и Нагайской Ордами и с Турцией. Изданы под редакцией Г.Ф. Карпова.

359
Т. I. С 1474 по 1505 г., эпоха свержения монгольского ига в России // СИРИО. —
Т. 41. — СПб., 1884. — 558 с., 82 с. (указатель).
Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI века. — М.:
Художественная литература, 1986. — 672 с.
[Паскевич И.Ф.] Всеподданнейшая докладная записка генерал-фельдмар-
шала князя Варшавского от 24 марта 1834 г. // РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 6288.
Л. 15 об. – 16.
Перерва, Е.В. К вопросу о палеопатологических особенностях у сарма-
тов IV–I вв. до н. э. с территории Нижнего Поволжья и Нижнего Дона / Е.В.
Перерва // Вестник Волгоградского гос. ун-та. Серия 4: История. — 2015. —
№ 5  (35). — С. 53–66.
Плано Карпини Дж. дель. История монгалов / Дж. дель Плано Карпини. –
3-е изд. – Путешествие в восточные страны / Г. де Рубрук. – 3-е изд. – Книга
Марко Поло. – 4-е изд. / Вступ. ст., коммент. М.Б. Горнунга. — М.: Мысль,
1997. — 460 с.
Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д.С. Лихаче-
ва. — СПб.: Наука, 1996. — 667 с.
Полибий. Всеобщая история [Электронный ресурс] / Отв. ред. А. Я. Ты-
жов. Т. 1. Книги 1-5. СПб.: Ювента, 1994. 496 с. URL.: https://www.gumer.info/
bibliotek_Buks/History/Polib/03.php (дата обращения: 31.12.2018)
ПСРЛ. — Т. 25: Московский летописный свод конца XV века. — М.-Л.: Изд-
во Академии наук СССР, 1949. — 464 с.
Проблемы Кавказской войны и выселение черкесов в пределы Османской
империи (20-е — 70-е гг. XIX в.). Сборник архивных документов / Выявление
материалов, археографическая обработка, вступительная статья, редакция и
комментарии Т.Х. Кумыкова. — Нальчик: «Эльбрус», 2001. — 496 с.
Процесс инкорпорации Кавказа в Российскую империю. Извлечения из
«Вестника Европы» (1802–1918 гг.) / Сост. Р.А. Тлепцок, ред. Э.А. Шеуджен. —
М.: Издательство социально-гуманитарные знания, 2010. — 678 с.
Рашид-ад-дин. Сборник летописей. — Т. 1. — Кн. 2 / Перевод с персидского
О.И. Смирновой. Примечания Б.И. Панкратова и О.И. Смирновой. Редакция
проф. А.А. Семенова. — М.-Л., 1952.
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 77: Докладная записка штаб капитана Новицкого
о мерах по борьбе с горцами. 29 марта 1832 г. — 11 л.
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 267. О набеге генерал-лейтенантом Зассом,
сделанном за реку Белая, и о разорении трех Абадзехских аулов. 30 декабря
1840 г. – 21 февраля 1841 г. — 22 л.
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 434. Л. 5. О выкупленном из плена от горцев
поручике Навагинского пехотного полка Худобашеве, и доставленных им све-
дений о происходящем между горцами (11 января 1841 — 14 января 1841 г.).
Документ предоставлен М.Н. Губжоковым.
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1090: Донесения о военных действиях русских
против горцев за рекой Белой, ведомости разоренных аулов. 29 июня — 3 дека-
бря 1856 г. — 40 л.
РГВИА. Ф. 13454. Оп. 6. Д. 1213: «Распоряжение штаба Отдельного каза-
чьего корпуса о запрещении скальпирования и издевательств над убитыми
горцами. 6 октября – 8 октября 1841 г.».

360
 РГВИА. Ф. 13454. Оп. 8: Секретное отделение. 1831–1856 гг. Д. 31: Рапорт
о запрещении отсекать головы горцев и втыкать на шесты. 8 октября 1841 г.
Розен, А.Е. Записки декабриста. Издание подготовлено Г.А. Невелевым / А.Е.
Розен. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1984. — 480 с.
Россия XVIII в. глазами иностранцев. — Л.: Лениздат, 1989. — 535 с.
Рукевич, А.Ф. Из воспоминаний старого эриванца / А.Ф. Рукевич // Исто-
рический вестник. — № 12. — 1914. — С. 766–791.
Рунопевец. Карело-финский эпос / В пересказе П. Крусанова. — М.: Изд.
центр «Терра», 1997. — 383 с.  
Русская гвардия в картинах А.И. Ладюрнера / авт.-сост. С.А. Подстаниц-
кий, О.Г. Леонов, С.А. Попов. — М.: Фонд «Русские Витязи», 2017. — 168 с.
Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного
Кавказа / Составитель Х.М. Думанов. — Нальчик: «Эль-Фа», 2001. — Т. 1. —
326 с.; Т. 2. — 390 с.
[Руссильон В.] Египетская экспедиция. Отрывки из военных воспоминаний
полковника Виго Руссилиона (1793–1837) / Пер. с фр. А.А. Лебедева. — Казань:
типография университета, 1890. — IV, 82 с.
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II. Извле-
чения из персидских сочинений, собранные В.Г Тизенгаузеном и обработанные
А.А. Ромаскевичем и С.Л. Волиным. — М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР,
1941. — 308 c.
Северный Кавказ в европейской литературе XIII–XVIII вв. Сборник
материалов / Издание подготовил В.М. Аталиков. — Нальчик: ГП КБР «Респу-
бликанский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», Издательский центр
«Эль-Фа», 2006. — 394 с.
Сизов, В. Восточное побережье Черного моря. Археологические экскур-
сии  / В. Сизов // МАК. — Вып. II. — М., 1889. — 183 с.; 39 с. приложение (фо-
тографии, рисунки, схемы).
Сказки адыгских народов / Составление, вступительная статья, примеча-
ния А.И. Алиевой. — М.: Главная редакция восточной литературы, 1978. — 406 с.
Смоленский, С. Воспоминания кавказца. Бзыбский отряд в 1861 году. (Из
походного дневника) / С. Смоленский // ВС. — Т. 98. — СПб., 1874. — С. 164–186.
Смоленский, С. Воспоминания кавказца. Десантное дело у Псахе 19 июля
1862 года / С. Смоленский // ВС. — Т. 105. — № 10. — 1875. — С. 414–438.
Смоленский, С. Воспоминания кавказца. Крейсерство у берегов непокор-
ных горцев (Из походного дневника) / С. Смоленский // ВС. — 1876. — № 7
(июль). — С. 205–222.
Спенсер, Эд. Описание поездок по Западному Кавказу / Пер. с англ.
К.А. Мальбахова / Эд. Спенсер. — Нальчик: ГП КБР «Республиканский поли-
графкомбинат им. Революции 1905 г.», 2005. — 256 с.
Спенсер, Эд. Путешествия в Черкесию / Пер. с англ. Н.А. Нефляшевой /
Эд. Спенсер. — Майкоп: РИПО «Адыгея», 1994. — 153 с.
[Сталь К.Ф.] Этнографический очерк черкесского народа. Составил гене-
рального штаба подполковник барон Сталь в 1852 году // КС. — Т. XXI. — Тиф-
лис, 1900. — Отд. II. — С. 53–173.

361
 Стебницкий, И. Географические заметки о восточной части Закубанского
края / И. Стебницкий // Кавказский календарь на 1867 год. — Тифлис: Типо-
графия Главного управления, 1866. — Отд. III. — С. 261–274.
Султан Хан-Гирей: Избранные труды и документы. Составление, подготов-
ка текстов, научное редактирование, комментарии М.Н. Губжокова. — Майкоп:
ОАО «Полиграф-ЮГ», 2009. — 672 с.
[Торнау] Воспоминания кавказского офицера. — М.: В университетской
типографии (КАТКОВ и Ко), 1864. — Часть первая: 1835 год. — 116 с.; Часть
вторая: 1835, 36, 37 и 38 года. — 173 с.
[Торнау] Секретная миссия в Черкесию русского разведчика барона Ф.Ф.
Торнау. — Нальчик: «Эль-Фа», 1999. — 507 с.
Трудные годы: Декабристы на Кавказе. — Краснодар: Кн. изд-во, 1985. —
333 с.
Тыркуем ис адыгэхэр. IорыIуатэр. — Мыекъуапэ: ГУРИПП «Адыгея»,
2004. — 580 с.
Установление советской власти и национально-государственное строитель-
ство в Адыгее (1917–1923): документы и материалы. — Майкоп: Адыгейское
отделение Краснодарского книжного издательства, 1980. — 269 с.
Фадеев, Р.А. Дело о выселении горцев / Р.А. Фадеев // Фадеев Р.А. Собра-
ние сочинений. — Т. I. — Ч. 1. — СПб., 1890. — С. 61–76.
Федоров, В. Эволюция стрелкового оружия. Ч. 1. Развитие ручного огне-
стрельного оружия от заряжания с дула и кремневого замка до магазинных
винтовок / В. Федоров. — М.: Государственное военное издательство, 1938. —
200 с.
Федоров, М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1841 год / М.Ф.
Федоров // КС. — Т. III. — Тифлис: Типография окружного штаба Кавказского
военного округа, 1879. — С. 1–249.
Фелицын, Е.Д. Майкоп и его жизнь / Е.Д. Фелицын // Тифлисский вест-
ник. — 1874. — № 84.
[Филипсон Г.И.] Воспоминания Григория Ивановича Филипсона // Рус-
ский архив. — М., 1884. — № 2. — С. 332–390.
[Филипсон Г.И.] Воспоминания Григория Ивановича Филипсона. — М.: В
Университетской типографии (М. Катков), 1885. — 361 с.
Фонвилль, А. Последний год войны Черкессии за независимость. 1863–
1864 г.: Из записок участника-иностранца / А. Фонвилль. — Краснодар: Тип.
Адыгчеркпромторга, 1927. — 42 с., карта-вклейка. (Серия: Материалы для исто-
рии черкесского народа. Вып. 5. Издание Общества изучения Адыгейской авто-
номной области и Адыгейского областного историко-этнографического музея).
Французская литературная сказка XVII–XVIII вв.: Пер с фр. Ил. А. Андро-
вой. — М.: Художественная литература, 1991. — 383 с.
Хагондоков. Из записок черкеса / Хагондоков // ВС. — 1867. — № 3. —
С. 94–104.
Хан-Гирей. Князь Пшьской Аходягоко // СМОМПК. — Вып. 17. — Тиф-
лис: Типографии: Канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на
Кавказе и Козловского, 1893. — Отд. I. — С. 1–43.

362
 Хан-Гирей. Записки о Черкесии / Вступительная статья и подготовка текста
к печати В.К. Гарданова и Г.Х. Мамбетова. — Нальчик: Эльбрус, 1978. — 333 с.
Хан-Гирей. Черкесские предания. Избранные произведения / Вступи-
тельная статья, составление и общая редакция Р.Х. Хашхожевой. — Нальчик:
Эльбрус, 1989. — 288 с.
Челеби, Э. Книга путешествия / Э. Челеби. — Вып. 1: Земли Молдавии и
Украины. — М.: Наука, 1961. — 340 с.
Челеби, Э. Книга путешествия (Извлечения из сочинения турецкого пу-
тешественника XVII века) / Э. Челеби. Предисловие А.П. Григорьева. Прим. и
комм. А.П. Григорьева и А.Д. Желтякова. — Вып. 2: Земли Северного Кавказа,
Поволжья и Подонья. — М.: Наука, 1979. — 287 c.
Челеби, Э. Книга путешествия / Э. Челеби. Пред. Ф. М. Алиева, А. Д. Жел-
тякова, М. К. Зуланяна, Г. В. Путуридзе. Прим. и комм. А. Д. Желтякова, М. К.
Зуланяна, Г. В. Путуридзе. — Вып. 3: Земли Закавказья и сопредельных областей
Малой Азии и Ирана. — М.: Наука, 1983. — 376 с.
Черкесская лошадь: коневодство и коннозаводство. Сборник источников  /
Составление, вступительная статья и комментарии С.Х. Хотко. — Нальчик: Из-
дательство М. и В. Котляровых («Полиграфсервис и Т»), 2008. — 424 с.
Чумичева, О.В. Парадоксы «черкасской веры»: между исламом, христи-
анством и языческими традициями / О.В. Чумичева // Одиссей. Человек в
истории. 2015–2016: Ритуалы и религиозные практики иноверцев во взаимных
представлениях / [гл. ред. А.О. Чубарьян; сост. С.И. Лучицкая]. — М.: Русский
фонд содействия образованию и науке, 2017. — С. 170–186.
ШССТАК. — Шамиль – ставленник султанской Турции и английских ко-
лонизаторов. Сборник документальных материалов / Под ред. Ш.В. Цагарейш-
вили. — Тбилиси, 1953. — 561 с.
Эпиграфические памятники Северного Кавказа (на арабском, персидском
и турецком языках) / Издание текстов, переводы, комментарии, статья и при-
ложения Л.И. Лаврова. — Ч. I: Надписи X–XVII вв. — М.: Главная редакция
восточной литературы издательства «Наука», 1966. — 300 с.; Ч. II.: Надписи
XVIII–XX вв. — 1968. — 248 с.
Эпос о Гильгамеше («О все видавшем») / Пер. с аккадского И.М. Дьяконо-
ва. — СПб.: Наука, 2006. — 218 c.
Яцюк, Д.А. Средневековое погребение воина в Западном Закубанье / Д.А.
Яцюк // III «Анфимовские чтения» по археологии Западного Кавказа. —Крас-
нодар: КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицына, 2013. — С. 160–166.
Яцюк, Д.А. Исследования позднесредневекового могильника в Анапском
районе / Д.А. Яцюк, А.В. Иванов // III «Анфимовские чтения» по археологии За-
падного Кавказа. — Краснодар: КГИАМЗ им. Е.Д. Фелицына, 2013. — С. 167–168.

A. de la Motraye's travels through Europe, Asia, and into part of Africa: with
proper cutts and maps: containing a great variety of geographical, topographical, and
political observations on those parts of the world, especially on Italy, Turky, Greece,
Crim and Noghaian Tartaries, Circassia, Sweden, and Lapland…  Vol. II. London:
Printed for the author, 1723. 432 p. 

363
 Ascensus Barcoch. A Latin Biography of the Mamluk Sultan Barquq of Egypt (d.
1399), written by B. de Mignanelly in 1416, ed. by W. Fischel // Arabica. T. 6. Leiden,
1959. P. 57–74.
Atti della Società Ligure di Storia Patria. Vol. VII. Parte I: Codice diplomatico
delle colonie Tauro-Liguri durante la signoria dell'Ufficio di S. Giorgio (1453–1475).
Tomo secondo, ordinato ed illustrato dal socio p. A. Vigna. Parte I. Genova, 1871.
899 p.
Aşık Paşazade. Osmanoğulları’nın Tarihi. Çeviri ve Günümüz Diline Aktarım:
Kemal Yavuz, M.A. Yekta Saraç. İstanbbul: K Kitaplığı, 2003. 615 p.
[Bell] Journal of a Residence in Circassia during the Years 1837, 1838 and 1839
by James Stanislaus Bell. L.: Edward Moxon, 1840. Vol. I. 453 p. ; Vol. II. 488 p.
Cantimir D. Histoire de l'Empire Othoman, où se voyent les causes de son
agrandissement et de sa decadence / Traduite en Fransois par M. de Joncquières. T.
I. Paris, 1743. T. I. 300 p.
Cameron J.P. Personal Adventures and Excursions in Georgia, Circassia, and
Russia. Vol. I. L.: Henry Colburn, 1845. 349 p.
[Freshfield D.W.] Travels in the Central Caucasus and Bashan including visits
to Ararat and Tabreez and ascents of Kazbek and Elbruz by Douglas W. Freshfield.
L.: Longmans, Green, and Co, 1869. 509 p.
Ibn Taghri Birdi. History of Egypt 1382–1469 A.D. (Part I, 1382–1399 A.D.),
transl. from the Arabic annals of Abu’l-Mahasin ibn Taghri Birdi by W. Popper //
University of California publications in Semitic philology. Vol. 13. Berkeley, Los
Angeles: University of California Press, 1954. XXIII, 206 p.
Memorandum by his Excellency Yacoub Artin Pasha on the Relation of the
Mamelukes to the General Population // Muir W. The Mameluke or Slave Dynasty
of Egypt, 1260–1517 A.D. London: Smith, Elder, & Co, 1896, pp. 225–232.
Oliphant L. Land of Gilead with Excursion in the Lebanon. Edinburgh, L.: Wil-
liam Blackwood and Sons, 1880. XXXVII, 538 p.
Teply K. Türkische Sagen und Legenden um Wien, die Stadt des Goldenen
Apfels der Deutschen // Österreichische Zeitschrift für Volkskunde. 31 (1977). S.
225–284.
[Thenaud] Le voyage d'Outremer ( Égypte, Mont Sinai, Palestine) de Jean
Thenaud, Gardien du couvent des Cordeliers d'Angoulême. Suivi de la relation de
l'ambassade de Domenico Trevisan auprès du Soudan d'Égypte, 1512. Publié et annoté
par Ch. Schefer, membre de l'Institut, Paris: Ernest Leroux, 1864.
Tārih̲ -i Ṣāḥib Giray H̲ ān. Histoire de Sahib Giray, khan de Crimée de 1532 à 1551:
edition critique, traduction, notes et glossaire. Dr. Özalp Gökbilgin. Ankara: Baylan
Matbaası, 1973. 313 s.

Словари:
Толковый словарь адыгейского языка / Составители А.А. Хатанов, З.И.
Керашева. Под ред. А.Н. Абрегова, Н.Т. Гишева. — Майкоп, 2006. — 512 с.
Шагиров, А.К. Этимологический словарь адыгских (черкесских) языков /
А.К. Шагиров. — М.: Наука, 1977. — А-Н (290 с.); П-I (224 с.).

364
 Литература:
Абрамович, А. Очерк сословного строя в горских обществах Терской и
Кубанской областей / А. Абрамович // Сборник документов по сословному
праву народов Северного Кавказа. 1793-1897 гг. — Т. I. — Нальчик: Эль-Фа,
2003. — С. 19–71.
Агрба, Б.С. «Островная» цивилизация Черкесии. Черты историко-культур-
ной самобытности страны адыгов / Б.С. Агрба, С.Х. Хотко. — Майкоп: ГУРИПП
«Адыгея», 2004. — 48 с.
Адыгские песни времен Кавказской войны. — Нальчик: «Эль-Фа», 2005. —
438 с.
Адыгская (черкесская) энциклопедия / Под ред. М.А. Кумахова, А.М. Гуто-
ва, В.Х. Кажарова. — М.: Фонд им. Б.Х. Акбашева, 2006. — 1248 с.
Алиев, Х.А. Политическая культура и традиции горских народов Северного
Кавказа // Вестник РУДН. Серия Политология. — 2010. — № 5. — С. 151–155.
Андриенко, В.А. Искусство войны: Древний мир и Средние века [Элек-
тронный ресурс]. URL.: https://history.wikireading.ru/134443 (дата обращения:
02.01.2019).
Анфимов, Н.В. Древние поселения Прикубанья / Н.В. Анфимов. — Крас-
нодар: Краснодарское книжное изд-во, 1953. — 79 с.
Анчабадзе, Ю.Д. Политическая культура адыгов: традиционные институты
и их эволюция (вторая половина ХIХ в. – 1920-е годы) / Ю.Д. Анчабадзе. — М.:
ИЭА РАН, 2012. — 340 с.
Арутюнова, Н.Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культу-
ры  // Res Philologica: Филологические исследования памяти академика Георгия
Владимировича Степанова / Ответственный редактор Д.С. Лихачев. — М.- Л.:
«Наука», 1990. — С.71–88.
Армарчук, Е.А. Цемдолинский курганно-грунтовой могильник / Е.А. Ар-
марчук, А.В. Дмитриев. — М.: ИА РАН; СПб.: Нестор-История, 2014. — 132 с.
Арьес, Ф. Человек перед лицом смерти: Пер. с фр. / Общ. ред. С.В. Оболен-
ской; Предисл. А.Я. Гуревича. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Про-
гресс-Академия», 1992. — 528 с.
Аствацатурян, Э.Г. Оружие народов Кавказа / Э. Аствацатурян. — М.,
Нальчик: Хоббикнига, «Эль-Фа», 1995. — 185 с.
Аствацатурян, Э.Г. Турецкое оружие / Э. Аствацатурян. — СПб.: ООО
«ТПГ “Атлант”», 2002. — 336 с.
Аталиков, В.М. Страницы истории / В.М. Аталиков. — Нальчик: Эльбрус,
1987. — 206 с.
Аутлев, П.У. О народной метрологии адыгов / П.У. Аутлев, Т.Д. Алибер-
дов // УЗ АНИИ. — Т. VIII. — Майкоп, 1968. — С. 92–108.
Бабич, И.Л. Народные традиции в общественном быту кабардинцев / И.Л.
Бабич. — М.: ИЭА РАН, 1995. — 128 с.
Бардавелидзе, В.В. Древнейшие религиозные верования и обрядовое
графическое искусство грузинских племен / В.В. Бардавелидзе. — М.: Наука,
2015. — 445 с.
Барсукова, С.Ю. Реципрокные взаимодействия. Сущность, функции,
специфика / С.Ю. Барсукова // Социологические исследования. — 2004. —
№ 9. — С. 20–30.

365
 Барулин, В.С. Социально-философская антропология. Общие начала соци-
ально-философской антропологии / В.С. Барулин. — М.: Онега, 1994. — 256 с.
Баудинов, И. «Сахиб» Ю.Ю. Клычников, «редактор» Б.В. Виноградов, наро-
ды Северного Кавказа, или Кто у нас хищники-рабовладельцы? / И. Баудинов,
Д. Абдурахманов [Электронный ресурс] URL: http://www.grozny-inform.ru/news/
review/31375/ (дата обращения: 03.01.2019).
Бгажноков, Б.Х. Очерки этнографии адыгов / Б.Х. Бгажноков. — Нальчик:
«Эльбрус», 1983. — 230 с.
Бгажноков, Б.Х. Черкесское игрище. Сюжет, семантика, мантика / Б.Х.
Бгажноков. — Нальчик: «Полиграфкомбинат им. Революции 1905 года», 1991. —
190 с.
Бгажноков, Б.Х. Адыгская этика / Б.Х. Бгажноков. — Нальчик: «Эль-Фа»,
1999. — 96 с.
Бетрозов, Р.Ж. Адыги: возникновение и развитие этноса / Р.Ж. Бетро-
зов. — Нальчик: Эльбрус, 1998. — 279 с.
Берг, Л.С. Номогенез, или Эволюция на основе закономерностей / Л.С.
Берг. — Труды Географического ин-та. Том 1. — Петербург: Государственное
издательство, 1922. — 321 с.
Берг, Л.С. Климат и жизнь / Л.С. Берг. — М.: ОГИЗ, 1947. — 356 с.
Бердяев, Н.А. Судьба России: опыты по психологии войны и националь-
ности [Репринт. Воспроизведение изд. 1918 г.] / Н.А. Бердяев. — М.: Изд-во
МГУ, 1990. — 240 с.
Бейли, Г. Потерянный язык символов / Г. Бейли. — М.: Золотой век, 1996. —
348 с.
Бижев, А.Х. Адыги Северо-Западного Кавказа и кризис Восточного вопроса
в конце 20-х – 30-х годов XIX в. / А.Х. Бижев. — Майкоп: Меоты, 1994. — 328 с.
Блиев, М.М. Кавказская война / М.М. Блиев, В.В. Дегоев. — М. «Росет»,
1994. — 592 с.
Блок, М. Апология истории или ремесло историка / М. Блок. — М.: Наука,
1973. — 232 c.
Бобровников, В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, наси-
лие. Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. — М.: Вос-
точная литература, 2002. — 368 c.
Богуславский, Л. История Апшеронского полка / Л. Богуславский. 1700–
1892. — Т. II. — СПб., 1892. — 552 с.
Ботяков, Ю.М. Абреки на Кавказе: Социокультурный аспект явления /
Ю.М. Ботяков. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. — 208 с.
Бочаров, В.В. Политическая антропология и общественная практика / В.В.
Бочаров [Электронный ресурс] // Журнал социологии и социальной антрополо-
гии. — 1998. — Т. 1. — Вып. 2. URL.: http://www.old.jourssa.ru/1998/2/9bochar2.html
Брацун, Е.В. К вопросу о службе адыгов в Черноморском казачьем войске и
русской армии в XIX в. / Е.В. Брацун // Теория и практика общественного раз-
вития. — 2014. — № 1. — Краснодар: Издательский дом «ХОРС». — С. 264–266.
Брацун Е.В. Адыгский генерал П.Д. Могукоров на воинской службе Рос-
сии [Электронный ресурс]. URL.: https://www.proza.ru/ 2016/12/27/2020 (дата
обращения: 02.01.2019).

366
 Брацун, Е.В. Кавказский конно-горский полк и Кубанский казачий ди-
визион в Царстве Польском / Е.В. Брацун [Электронный ресурс]. URL.: proza.
ru›2018/02/22/1501 (дата обращения: 02.01.2019).
Бродель, Ф. Что такое Франция? Книга первая: Пространство и история /
Ф. Бродель. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1994. — 405 с.
Бродель, Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХV–
ХVIII вв. — Т.1. Структуры повседневности: возможное и невозможное / Ф. Бро-
дель. — М.: Издательство «Весь Мир», 2006. — 592 с.
[Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А.] Энциклопедический словарь Брокгауза и
Ефрона: Том XXVIII (55). Россия и С — Саварна. — СПб.: Семеновская Типоли-
тография (И.А. Ефрона), 1899. — 495 с.
Брокгауз, Ф.А. Россия. Иллюстрированный энциклопедический словарь /
Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. — М.: Эксмо, 2006. — 703 с.
Брун, Ф. Черноморье. Сборник исследований по исторической географии
Южной России / Ф. Брун. — Одесса: В типографии Г. Ульриха, 1879–1880. —
Ч. I. — 277 с.; Ч. II. — 408 с.
Будаев, Н.М. Очерки политической истории Северного Кавказа / Н.М.
Будаев. — Черкесск, 2007. — 239 с.
Бунак, В.В. Человеческие расы и пути их образования // СЭ. — 1956. —
№ 1. — С. 86–105.
Бунак, В.В. Черепа из склепов горного Кавказа в сравнительно антрополо-
гическом освещении / В.В. Бунак // Сборник Музея антропологии и этногра-
фии. — Т. XIV. — М., Л., 1953. — С. 306–354, таблицы (приложение).
Бунак, В.В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция / В.В.
Бунак. — М.: Наука, 1980. — 328 с.
Быховская, И.М.  Homo somatikos: аксиология человеческого тела / И.М.
Быховская. — М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 204 с.  
Бюргьер, А. От серийной к комплексной истории: генезис исторической
антропологии / А. Бюргьер // Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения
Ю. Л. Бессмертного: в 2 кн. — Кн. I. — М., 2003. — С. 191–219.
Вавилов, Н.И. Избранные произведения. В 2 т. / Н.И. Вавилов. — Т. 1. — Л.,
1967. — 432 с.
Валлоттон, А. Александр I / А. Валлотон. — М.: Прогресс, 1991. — 397 с.
Вальчак, С.Б. Конское снаряжение в первой трети I-го тыс. до н. э. на юге
Восточной Европы / С.Б. Вальчак. — М.: ТАУС, 2009. — 292 с.
Васильев, К.Г. История эпидемий в России (материалы и очерки) / К.Г.
Васильев, Л.Е. Сегал. — М.: Государственное изд-во медицинской литературы,
1960. — 397 с.
Вебер, М. Избранное. Образ общества / М. Вебер. — М.: Юрист, 1994. —
704 с.
Веденеев, Д. 77 тысяч человек потери России в Кавказских войнах / Д. Ве-
денеев // Родина. — 2000. — №1-2. — С. 108–110.
Вершигора, А. Черкесский полк в Первую мировую войну / А. Вершигора //
Литературная Адыгея. — 1998. — № 1 (15). — С. 74–101; № 2 (16). — С. 77–91.
Волкова, Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа / Н.Г.
Волкова. — М.: Наука, 1973. — 208 с.

367
 Волкова, Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в XVIII –
начале XX века / Н.Г. Волкова. — М.: Наука, 1974. — 276 с.
Гаврилов, П. Устройство поземельного быта горских племен Северного
Кавказа / П. Гаврилов // ССКГ. — Вып. II. — Тифлис, 1869. — Отд. VII. —
С. 1–78.
Гаджиев, К.С. Политическая философия / К.С. Гаджиев. — М.: Экономика,
1999. — 606 с.
Гадло, А.В. Этническая история Северного Кавказа X–XIII вв. / А.В. Гад-
ло. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1994. — 238 с.
Гапуров, Ш.А. Дагестан в кавказской политике России в первой четверти
XIX века / Ш.А. Гапуров, Д.Б. Абдурахманов, А.М. Израйлов. — Нальчик: ГП
КБР РПК, 2008. — 488 с.
Гарданов, В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая
половина XIX в.) / В.К. Гарданов. — М.: Наука, 1967. — 331 с.
Гегель. Сочинения в 14 томах. Т. 4: Система наук. Часть первая. Феномено-
логия духа. — Москва: Соцэкгиз, 1959. — 488 с.
Гердер, И.Г. Идеи к философии истории человечества / Пер. и прим. А.В.
Михайлова / И.Г. Гердер. — М.: Наука, 1977. — 703 с.
Гидденс, Э. Социология / Э. Гидденс. — М.: Эдиториал УРСС, 1999. — 704 с.
Гиренко, Ю.С. Сталин — Тито / Ю.С. Гиренко. — М.: Политиздат, 1991. —
432 с.
Гордин, Я. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX века / Я.
Гордин. — СПб.: журнал «Звезда», 2000. — 464 с.
Грабовский, Н.Ф. Очерки суда и уголовных преступлений в Кабардинском
округе / Н.Ф. Грабовский // ССКГ. — 1870. — Вып. IV. — С. 1–72.
Губжоков, М. Эволюция традиционной политической культуры западных
адыгов в период Кавказской войны / М. Губжоков // Информационно-аналити-
ческий вестник отдела истории АРИГИ. — Вып. 1. — Майкоп, 1999. — С. 66–71.
Гумилев, Л.Н. Древняя Русь и Великая степь /Л.Н. Гумилев. — М.: Эксмо,
2006. — 508 с.
Гумилев, Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории / Л.Н. Гуми-
лев. — М.: Прогресс, 1992. — 336 с.
Гумилев, Л.Н. Этносфера. История людей и история природы /Л.Н. Гуми-
лев. — М.: Экопрос, 1993. — 544 с.
Гуревич, А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. — М.:
Искусство, 1984. — 350 с.
Гуревич, А.Я. Исторический синтез и школа «Анналов» / А.Я. Гуревич. —
М.: Индрик, 1993. — 328 с.
Гуревич, А.Я. Историческая наука и историческая антропология / А.Я.
Гуревич // Вопросы философии. — 1988. — № 1. — С. 56–70.
Даймонд, Д. Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ /
Д. Даймонд. — М.: АСТ; Corpus, 2010, — 752 с.
Данилевский, И.Н. Повесть временных лет: герменевтические основы
источниковедения летописных текстов / И.Н. Данилевский. — М.: Аспект-
Пресс, 2004. — 370 с.

368
 Данилевский, Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические
отношения славянского мира к германо-романскому. — М.: Мысль, 1991. — 358 с.
Данилевский, Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические
отношения Славянского мира к Германо-Романскому. 6-е изд. / Предисловие
Н.Н. Страхова; статья К.Н. Бестужева-Рюмина; составление, вступительная ста-
тья и комментарии А.А. Галактионова. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, Изд-во
«Глаголь», 1995. — 552 с.
Девятнадцатый век: исторический сборник, издаваемый Петром Бартене-
вым (издателем «Русскаго архива»). — М.: Тип. Ф. Иогансон, 1872. — Кн. 1. —
494 с.
Дегоев, В.В. Кавказский вопрос в международных отношениях 30-60 годов
XIX в. — Владикавказ: Изд-во СОГУ, 1992. — 312 с.
Дегоев, В.В. Проблема Кавказской войны XIX в.: историографические ито-
ги / В.В. Дегоев // Сборник Русского исторического общества. — Т. 2 (150). —
М., 2000.
Дегоев, В. Кавказ и судьбы российской государственности (вольные мысли
по случаю) URL: http://www.russia-21.ru/XXI/RUS_21/ARX
Дегоев, В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. Статьи,
очерки, эссе / В.В. Дегоев. — М.: Русская панорама, 2001. — 443 с.
Дегоев, В.В. Кавказ и великие державы 1829–1864 гг. Политика, война,
дипломатия / В.В. Дегоев. — М.: Издательский дом «Рубежи XXI», 2009. — 560 с.
Дельбрюк, Г. Всеобщая история военного искусства в рамках политической
истории: в 4 томах / Г. Дельбрюк. — СПб.: Наука, 2001.
Дзагалов, А.С. Взаимоотношения черкесских князей с гетманом Дмитрием
Вишневецким / А.С. Дзагалов [Электронный ресурс] // Архивы и общество. —
Нальчик, 2007. — Вып. 2. — С. 33–42. URL: https://aslan-be-k07.livejournal.
com/6789.html
Дзамихов, К.Ф. Адыги: вехи истории / К.Ф. Дзамихов. — Нальчик: Эльбрус,
1994. — 168 с.
Дзамихов, К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е — начало
1770-х гг.) / К.Ф. Дзамихов. — Нальчик: Эль-Фа, 2001. — 412 с.
Дзамихов, К.Ф. Этнос в точке бифуркации: адыги между Россией, Крымом
и Османской Турцией / К.Ф. Дзамихов // Мир этноса: процессы самоорганиза-
ции социальных и этнических систем. — Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН, 2005. —
С. 79–100.
Дзамихов, К.Ф. Из документальной истории Кавказской войны: «Декла-
рация черкесской независимости» / К.Ф. Дзамихов. — Издательство КБИГИ
РАН, 2014. — 64 с.
Дзамихов, К.Ф. «В службе и обороне...». Кабарда и Российское государство:
эпоха военно-политического сотрудничества (1550-е — начало 1770-х годов). —
Нальчик: Издательский отдел ИГИ КБНЦ РАН, 2017. — 356 с.
Дмитриев, В.А. Пространственно-временное поведение в традиционной
культуре народов Северного Кавказа: региональный аспект / В.А. Дмитриев //
Журнал социологии и социальной антропологии. — Т. X. — № 4. — 2007. —
С. 143–160.

369
 Дмитриев, В.А. Кавказ как историко-культурный феномен. Вклад горцев
Северного Кавказа в мировую культуру / В.А. Дмитриев // Россия и Кавказ.
История. Религия. Культура. — СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2003. — С. 85–
106.
Дмитриев, В.А. Метрология и предпосылки «вечной» сакрализации мега-
литических памятников / В.А. Дмитриев // Дольмены. Современники древних
цивилизаций. Мегалиты Западного Кавказа IV–II тысячелетий до н.э. — Крас-
нодар: Краснодарское книжное издательство, 2001. — С. 106–117.
Дмитриев, В.А. Отношение к пространству и времени в культуре народов
Северного Кавказа / В.А. Дмитриев. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2009. —
401 с.
Дмитриев, В.А. Адыги не продавали строевой лес и не носили украше-
ний из монет / В.А. Дмитриев. URL.: http://www.kunstkamera.ru/lib/rubrikat
or/03/03_05/978-5-88431-298-2/
Догерти, М.Дж. Средние века. Искусство войны. — СПб.: Астрель, 2010. —
216 с.
Доброхотов, Ф.П. Черноморское побережье Кавказа. Справочная книга.
С предисловием статс-секретаря А.С.Ермолова. Под редакцией Н.И.Воробьева,
секретаря Общества изучения Черноморскаго побережья / Ф.П. Доброхотов. —
Пг.: Издание М.А. и Б.А.Сувориных, 1916. — XXXII, ХХ, 528 с.
Драчук, В.С. Системы знаков Северного Причерноморья. Тамгообразные
знаки северопонтийской периферии античного мира первых веков нашей эры  /
В.С. Драчук. — Киев: Наукова думка, 1975. — 224 с.
Дроздов, И. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе // КС. —
Т. 2. — Тифлис, 1877. — С. 387–457.
Дубровин, Н.Ф. О народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. —
Нальчик: «Эль-Фа», 2002. — 520 с.
Дыбо, В.А. Язык — этнос — археологическая культура (Несколько мыслей
по поводу индоевропейской проблемы) / В.А. Дыбо // Глобализация-этнизация.
Этнокультурные и этноязыковые процессы. — Кн. I. — М.: Наука, 2006.  —
С. 75–94.
Дьячков-Тарасов, А.Н. Абадзехи. (Историко-этнографический очерк) /
А.Н. Дьячков-Тарасов // ЗКОИРГО. — Тифлис, 1902. — Кн. XXII. — Вып. 4. —
С. 1–50.
Дюби, Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового обще-
ства о себе самом / Пер. с фр. Ю.А. Гинзбург. — М.: Языки русской культуры,
2000. — 320 с.
Дюмезиль, Ж. Осетинский эпос и мифология. — М.: Наука, 1977. — 277 с.
Дюркгейм, Э. Самоубийство: Социологический этюд. — М.: Мысль, 1994. —
399 с.
Еманов, А.Г. «На краю Европы»: становление города на границе цивилиза-
ций и культур / А.Г. Еманов // Европа. Международный альманах. —Тюмень:
Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2002. — Вып. II. — С. 60–67.
Есаул. Пешие казаки / Есаул // ВС. — Т. XI. — № 1. — СПб., 1860. —
Отд. II. — С. 107–134.

370
 Жане, А.Ю. Шапсугское знамя: возвращение / А.Ю. Жане. — Майкоп:
«Полиграф-ЮГ», 2017. — 56 с.
Жуковский, П.М. Культурные растения и их сородичи (Систематика, гео-
графия, экология, использование, происхождение) / П.М. Жуковский. — М.:
Советская наука, 1950. — 595 с.
Жупанин, С.О. Ивано-Шебское укрепление (1830–1832 гг.). К вопросу
о географической локализации / С.О. Жупанин // Научное наследие Фёдора
Андреевича Щербины и современность: сборник материалов XIII научно-пра-
ктической конференции «Научное наследие Фёдора Андреевича Щербины
и современность», г. Краснодар, 22 февраля 2013 г. — Краснодар: ИМСИТ,
2013. — С. 44–50.
Зайков, А.В. Илоты древней Спарты: псевдо-рабский правовой статус и
организованное социальное насилие (попытка объяснения феномена) / А.В.
Зайков // Россия в мире XXI века: между насилием и диалогом : материалы
XVI Международной научно-практической конференции Гуманитарного уни-
верситета 15–16 апреля 2013 г. — Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2013. —
С. 452–459.
Зайцев, И.В. Кремук ~ Кермук и «Татарский угол» (к пониманию двух сред-
невековых этно-топонимов) / И.В. Зайцев // Книга картины земли. Сборник
статей в честь Ирины Геннадиевны Коноваловой / Под ред. Т.Н. Джаксон и А.В.
Подосинова. — М.: Индрик, 2014. — С. 93–97.
Зафесов, А.Х. Из истории коневодства у адыгов / А.Х. Зафесов // УЗ
АНИИ. — Т. VIII. — Майкоп, 1968. — С. 79–91.
Зевакин, E.C. Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавка-
зе в XIII и XV веках / Е.С. Зевакин, Н.А. Пенчко // Исторические записки. —
1938. — Т. 3. — С. 72–129.
Зинченко, В.П. Психология телесности между душой и телом / В.П. Зин-
ченко, Т.С. Леви. — М.: АСТ, 2007. — 736 с.
Зухба, С.Л. Мифология абхазо-адыгских народов / С.Л. Зухба. — Майкоп:
Адыгейское республиканское книжное издательство, 2007. — 208 с.
Известия Всероссийского мусульманского совета. — 1917. — 20 октября.
Ильин, И.А. О Родине. Ч. 1 [Электронный ресурс] URL.: pereklichka.livejour-
nal.com›960990.html (дата обращения: 31.12.2018).
Ильин, В.В. Философия истории / В.В. Ильин. — М.: Изд-во Московского
университета, 2003. — 380 с.
История и антропология: междисциплинарные исследования на рубе-
же ХХ–ХХI веков. — СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге,
2006. — 315 с.
История в энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. — Л.: Наука, 1978. — 312 с.
История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца
XVIII в. — М.: Наука, 1988. — 544 с.
История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже
XX – XXI веков / Под ред. Михаила Крома, Давида Сэбиана, Гади Альгази; пер.
с англ. К.А. Левинсона, пер. с франц. Л.А. Пименовой. — СПб.: Европейский
университет в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2006. — 315 с. 

371
 Историческая справка об участии жителей Адыгеи в Великой Оте-
чественной войне 1941–1945 гг. // Информационно-аналитическое
управление Аппарата Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея.
Информация подготовлена с использованием данных: Государственного
архива Краснодарского края (ГАКК), Центрального государственного архива
Республики Адыгея (ЦГА РА), материалов официальных печатных изданий.
URL.: gshra.ru›…spravka…v-velikoy-otechestvennoy-voyne…
Йейтс Ф. Искусство памяти / Пер. с англ. Е. Малышкина / Ф. Йейтс. —
СПб.: Университетская книга, 1997. — 480 с.
Кавказ. — 1856.— № 96.
Кавказ и Дон в произведениях античных авторов. — Ростов-н/Д.: Русская
энциклопедия-Пресс, 1994. — 608 с.
Казаков, А.В. Адыги (черкесы) на российской военной службе. Воеводы и
офицеры. Середина XVI — начало XX вв. / А.В. Казаков. — Нальчик: ГП КБР
«Республиканский полиграфкомбинат им. Революции 1905 г.», Издательский
центр «Эль-Фа», 2006. — 407 с.
Казаков, А.В. Черкесы на российской государственной и военной службе
(середина XVI — начало XX в.). Историко-генеалогические исследования / А.В.
Казаков. — Нальчик: «Эльбрус», 2017. — 712 с.
Казанов, Х.М. Национальный характер / Х.М. Казанов. — Нальчик: [Б.и.],
1994. — 60 с.
Казиев, Ш.М. Жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке / Ш.М. Казиев,
И.В. Карпеев. — М.: Молодая гвардия, 2003. — 464 с.
Кажаров, В.Х. Традиционные общественные институты кабардинцев и их
кризис в конце XVIII — первой половине XIX века / В.Х. Кажаров. — Нальчик:
«Эль-Фа», 1994. — 438 с.
Каламбий. На холме / Каламбий // «Русский вестник». — 1861. — Ноябрь.
Калмыков, Ю.Х. Повороты судьбы: Воспоминания. Ст. Интервью / Ю.Х.
Калмыков. — М.: Статут, 2003. — 366 с.
Калоев, Б.А. Скотоводство народов Северного Кавказа. С древнейших
времен до начала XX века / Б.А. Калоев. — М.: Наука, 1993. — 248 с.
Кандор, Р.С. Трансформация традиционной системы управления западных
адыгов (черкесов) (конец XVIII в. – 60-е гг. XIX в.) / Р.С. Кандор. — Майкоп:
Изд-во: Паштов З.В., 2009. — 216 с.
Кандор, Р.С. Черкесский конный полк в Великой войне (1914–1916) / Р.С.
Кандор. — Майкоп: «Издательство З.В. Паштов», 2016. — 278 с.
Кантария, М. Экологические аспекты традиционной хозяйственной куль-
туры народов Северного Кавказа / М. Кантария. — Тбилиси: Мецниереба,
1989. — 273 с.
Канторович, Э.Х. Два тела короля. Исследование по средневековой по-
литической теологии / Пер. с англ. А.И. Серегиной / Э.Х. Канторович. — М.:
Издательство Института Гайдара, 2014. — 520 с.
Карамзин, Н.М. История государства Российского. В 12 т. В 4 кн. / Н.М.
Карамзин. — М., 1998.
Кардини, Ф. Европа и ислам: история непонимания / Ф. Кардини. — СПб.:
Alexandria, 2007. — 332 с. 

372
 Карлгоф, Н. О политическом устройстве черкесских племен, населяющих
северо-восточный берег Черного моря // Русский вестник. — Т. XXVIII. — № 8.
М.: В типографии Каткова и Ко, 1860. — С. 517–550.
Карпов, Ю.Ю. Джигит и волк. Мужские союзы в социокультурной тради-
ции горцев Кавказа / Ю.Ю. Карпов. — СПб.: МАЭ РАН, 1996. — 312 с.
Карпов, Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа / Ю.Ю.
Карпов. — СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2001. — 416 с.
Кассирер, Э. Избранное. Опыт о человеке / Э. Кассирер. — М.: Гардарика,
1998. — 784 с.
Касьян, А.С. Клинописные языки Анатолии (хаттский, хуррито-урартские,
анатолийские): проблемы этимологии и грамматики: диссертация … доктора
филологических наук. 10.02.20. — М., 2015. — 445 с.
Кация, Р.Н. Некоторые сведения о генуэзской торговле невольниками
кавказского происхождения в XIII – XV вв. / Р.Н. Кация // Труды Абхазского
государственного университета им. А.М. Горького. — Т. IV. — Сухуми: «Алаша-
ра», 1986. — С. 37–49.
Клакхон, К. Зеркало для человека. Введение в антропологию / К. Клак-
хон. — СПб.: Евразия, 1998. — 352 с.
Клаузевиц, К. О войне / К. Клаузевиц. — Т. 1. — М.: Гос. воен. изд-во, 1937.
Клинген, И.Н. Основы хозяйства в Сочинском округе / И.Н. Клинген. —
СПб.: Тип. С.-Петерб. градоначальства, 1897. — 129 с.
Клейн Л.С. Анатомия Илиады / Л.С. Клейн. — СПб.: Изд-во С.-Петерб.
ун-та, 1998. — 560 с.
Клочков, Д.А. «Отличные храбростью…». Собственный Его Император-
ского Величества конвой. 1829–1917. История, обмундирование, вооружение,
регалии / Д.А. Клочков. — СПб.: АО «Славия», 2007. — 348 с.
Клычников, Ю.Ю. «Труп холодный мертвеца / в землю с честию не лег…»
(отношение к павшим в реалиях войны на Кавказе) / Ю.Ю. Клычников // Итоги
фольклорно-этнографических исследований этнических культур Северного
Кавказа за 2003 год. Дикаревские чтения. — Краснодар, 2004. — С. 171–176.
Клычников, Ю.Ю. «Так буйную вольность законы теснят…»: борьба рос-
сийской государственности с хищничеством на Северном Кавказе / Ю.Ю.
Клычников, А.А. Цыбульникова / Под ред. и с предисловием Б.В. Виноградова. —
Пятигорск: Рекламно-информационное агентство на Кавминводах, 2011. — 256 с.
Ключевский, В.О. Курс русской истории / В.О. Ключевский // Сочинения.
В 9 т. — Т. 1. — Ч. 1. — М., 1987.
Кобычев, В.П. Поселения и жилище народов Северного Кавказа в XIX–
XX вв. / В.П. Кобычев. — М.: Наука, 1982. — 196 с.
Ковалевский, М. Закон и обычай на Кавказе: в 2 т. / М. Ковалевский. — М.:
Тип. А. И: Мамонтова, 1890. Т. 1. — VII., 3, 293; Т. 2. — IX, 3, 307 с.
Козменко, Г.Г. Организация и функционирование особо охраняемых
природных территорий / Г.Г. Козменко, А.С. Немцев, С.А. Трепет. — Майкоп:
РИПО «Адыгея», 2000. — 166 с.
Коленкур, А. Поход Наполеона в Россию / А. Коленкур. — Таллин, М.: АО
«Скиф Алекс», 1994. — 121 с.

373
 Коллингвуд, Р.Дж. Идея истории. Автобиография / Пер. и комм. Ю.А. Асе-
ева. Статья М.А. Кисселя / Р. Коллингвуд. — М.: Наука, 1980. — 486 с.
Кон, И.С. Ребенок и общество: историко-этнографическая перспектива /
И.С. Кон. — М.: Наука, 1988. — 269 с.
Коновалова, И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси / И.Г. Конова-
лова. — М.: Восточная литература, 1999. — 254 с.
Корбен, А. История тела. В 3 т. / А. Корбен, Ж.-Ж. Куртин, Ж. Вигарел-
ло. — М., 2012.
Коссович, П.Ф. Об участии адыгов в борьбе за победу советской власти //
Сборник статей по истории Адыгеи. — Майкоп, 1977. — С. 177–187. 
Кореневский, С.Н. Современные проблемы изучения майкопской куль-
туры / С.Н. Кореневский // Археология Кавказа и Ближнего Востока: сб. к
80-летию члена-корреспондента РАН, профессора Р.М. Мунчаева. — М.: ТАУС,
2008. — С. 71–122.
Короленко, П.П. Записки по истории Северо-Восточного побережья
Черного моря. Сочи / П.П. Короленко. — Одесса: «Славянская» типография
Е. Хрисогелос, 1910. — 21 с.
Костомаров Н.И.  Русская история в жизнеописаниях ее главнейших дея-
телей / Н.И. Костомаров. — Т. 1. — СПб., 1880. — 759 с.
Кох, Р. Книга символов. Эмблемата / Р. Кох. — М.: Золотой век, 1995. —
374 с.
Крадин, Н. Политическая антропология / Н. Крадин. — М.: Логос, 2004. —
270 с.
Крупнов, Е.И. Бамутский курганный могильник XIV–XVI вв. / Е.И. Круп-
нов, Р.М. Мунчаев // Древности Чечено-Ингушетии / Под ред. Е.И. Крупнова. —
М.: Изд-во АН СССР, 1963. — С. 217–242.
Кубанский казачий листок. — 1912. — № 198. — С. 159.
Кубанские областные ведомости. — 1915. — 28 февраля.
Кудаева, С.Г. Огнем и железом. Вынужденное переселение адыгов в Ос-
манскую империю (20-70-е гг. XIX в.) / Науч. ред. Э.А. Шеуджен / С.Г. Кудае-
ва. — Майкоп: Изд-во МГТИ, 1998. — 135 с.
Кудаева, С.Г. Адыги черкесы Северо-Западного Кавказа в ХIХ веке: про-
цессы трансформации и дифференциации адыгского общества / Науч. ред.
Э.А. Шеуджен / С.Г. Кудаева. — Майкоп: Магарин О. Г., 2014. — 388 с.
Кузнецов, А.А. Воинские награды времен Кавказской войны / А.А. Куз-
нецов // Сборник Русского исторического общества. — Т. 2. — М., 2000. —
С. 218–224.
Кузьминов, П.А. Эпоха реформ 50–70-х годов XIX века у народов Северно-
го Кавказа в дореволюционном кавказоведении / П.А. Кузьминов. — Нальчик:
Каб.- Балк. ун-т, 2009. — 236 с.
Кумыков, Т.Х. Культура, общественно-политическая мысль и просвещение
Кабарды во второй половине XIX — начале ХХ века / Т.Х. Кумыков. — Нальчик:
Эльбрус, 1996. — 328 с.
Кушева, Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая
половина XVI – 30-е годы XVII века / Е.Н. Кушева. — М.: Издат-во АН СССР,
1963. — 372 с.

374
 Лавров, Л.И. Доисламские верования адыгейцев и кабардинцев / Л.И.
Лавров // Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных
верований. — М., 1959. — С. 193–236.
Лавров, Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа / Л.И. Лавров. —
Л.: Наука, 1978. — 183 с.
Лавров, Л.И. Избранные труды по культуре абазин, адыгов, карачаевцев,
балкарцев / Л.И. Лавров. — Нальчик: ГП КБР «Республиканский полиграфком-
бинат им. Революкии 1905 г.», 2009. — 556 с.
Лавров, П.Л. Философия и социология. Избранные произведения: в 2 т. /
П.Л. Лавров. — М.: Мысль, 1965. — Т. 1. — 752 с.; Т. 2. — 703 с.
Лапин, В.В. История Кавказской войны. Пособие к лекционному курсу /
В.В. Лапин. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского института истории
РАН «Нестор-История», 2003. — 82 с.
Лапин, В.В. Кавказская война — война взаимного непонимания / В.В.
Лапин // Россия и Кавказ. История. Религия. Культура. — СПб.: ЗАО «Журнал
«Звезда», «Довлатовский фонд», 2003. С. 5–16.
Лапин, В.В. «Убедить непокорные племена в превосходстве нашего ору-
жия…». Военные планы покорения Кавказа / В.В. Лапин // Кавказ и Российская
империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность. Начало XIX – начало XX в. —
СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2005. — С. 9–29.
Лапин, В.В. Армия России в Кавказской войне. XVIII–XIX вв. / В.В. Ла-
пин. — СПб.: Издательство «Европейский дом», 2008. — 400 с.
Ле Гофф, Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с франц. Общая
редакция Ю.Л. Бессмертного / Ж. ле Гофф. — М.: Издательская группа «Про-
гресс», 1992. — 376 с.
Ле Гофф, Ж. История тела в средние века / Пер. с франц. Е. Лебедевой /
Ж. ле Гофф, Н. Трюон. — М.: Текст, 2008. — 192 с.
Ле Гофф, Ж. Герои и чудеса средних веков / Ж. ле Гофф. — М.: Текст,
2011. — 224 с.
Леви-Брюль, Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Л. Леви-
Брюль. — М.: Педагогика, 1990. — 400 с.
Леви-Строс, К. Первобытное мышление / К. Леви-Строс. — М.: Республи-
ка, 1999. — 384 с.
Леви-Строс, К. Мифологики. В 4 т. — Т. 1: Сырое и приготовленное / К. Ле-
ви-Строс. — М.; СПб.: Университетская книга, 1999. — 406 с.
Леви-Строс, К. Структурная антропология / Пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова /
К. Леви-Строс. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. — 512 с.
Лермонтов, М.Ю. Измаил-Бей // Лермонтов М.Ю. Сочинения в двух то-
мах. — Т. 1. — М.: Правда, 1988. — С. 322–382.
Лесков, А.М. Меоты Закубанья IV–III вв. до н.э. Некрополи у аула Уляп.
Святилища и ритуальные комплексы / А.М. Лесков, Е.А. Беглова, И.В. Ксено-
фонтова, В.Р. Эрлих. — М.: ГМВ, 2013. — 184 с.
Лефорт, К. Формы истории. Очерки политической антропологии / Пер. с
фр. В.Ю. Быстрова / К. Лефорт. — СПб.: Наука, 2007. — 339 с.
Лосев, А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии / А.Ф. Лосев. —
М.: Мысль, 1993. — 960 с.

375
 Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера —
история / Ю.М. Лотман. — М.: Языки русской культуры, 1996. — 464 с.
Маковский, М.М. Язык-миф-культура: Символы жизни и жизнь симво-
лов  / М.М. Маковский. — М.: Б.и., 1996 (1997). — 329 с.
Маковский, М.М. Язык-миф-культура. Символы жизни и жизнь симво-
лов  / М.М. Маковский // Вопросы языкознания. — 1997. — № 1. — С. 73–95.
Максидов, А.А. Знамена кабардинских князей и дворян / А.А. Макси-
дов  // Генеалогия Северного Кавказа. — Нальчик: «Эль-Фа», 2003. — № 5. —
С. 141–144.
Мальбахов, Б.К. Средневековая Кабарда / Б.К. Мальбахов, А.М. Эльме-
сов. — Нальчик: Эльбрус, 1994. — 346 с.
Мальцев, В.Н. Источники о воинских формированиях западных адыгов на
русской службе в годы Кавказской войны / В.Н. Мальцев // Вопросы теории и
методологии истории. — Вып. 4. — Майкоп, 2003. — С. 136–143.
Малахова, Г.Н. Становление и развитие российского государственного
управления на Северном Кавказе в конце XVIII–XIX вв. / Г.Н. Малахова. —
Ростов н/Д : Изд-во СКАГС, 2001. — 392 с.
Марлинский А. Кавказские очерки // Библиотека для чтения. — Т. 15.
СПб.: В типографии Эдуарда Праца и Ко, 1836. — Отд. I. — С. 241–277.
Материалы Международного форума историков-кавказоведов (14–15
октября 2013 г. Ростов-на-Дону). — Ростов-н/Д., 2013. — 243 с.
Машитлев, Р.М. Адыги Северо-Западного Кавказа в революционных со-
бытиях и Гражданской войне 1917–1920 годов / Р.М. Машитлев. — Краснодар:
ИМСИТ, 2010. — 182 с.
Меретуков, М.А. Кустарные промыслы и ремесла у адыгов (XIX — начало
XX в.) / М.А. Меретуков // Культура и быт адыгов (Этнографические исследо-
вания). — Вып. IV. — Майкоп, 1981. — С. 3–96.
Меретуков, М.А. Семья и брак у адыгских народов / М.А. Меретуков. —
Майкоп: Адыгейское отделение Краснодарского книжного издательства,
1987. — 366 с.
Метаморфоз vs Трансформация. Мультидисциплинарный подход к изуче-
нию адыгов в XIX–XXI вв.: материалы Международной научной конференции:
декабря 2013 г., г. Ростов-на-Дону. — Ростов-н/Д., 2013. — 323 с.
Миллер, А. Черкесские постройки / А. Миллер // Материалы по этно-
графии России. — Т. II. — Пг.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1914. — С. 57–78.
Миллер, А.Ф. Мустафа-паша Байрактар. Оттоманская империя в начале
XIX века / А.Ф. Миллер. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1947. —
507 с.
Милюков, П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. Т. 1: Земля,
население, экономика, сословие, государство / П.Н. Милюков. — M.: Прогресс,
1993. — 528 с.
Минорский, В.Ф. История Ширвана и Дербенда X–XI веков / В.Ф. Минор-
ский. — М.: Изд-во восточной литературы, 1963. — 265 с.
Мирзоев, А.С. Наездничество как традиционный адыгский общественный
институт / А.С. Мирзоев // ЭО. — 2002. — № 1. — С. 93–108.

376
 Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х томах / Главный редактор С.А.
Токарев. — М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия»,
1997. — Т. 2. —719 с.
Михайлов-Доронович М. Орлы-черкесы. Очерк. С рисунками А. Пржец-
лавского. — Екатеринодар: Тип. Т-ва «Энергия», 1920. — 31 с.
Монтескье Ш. Избранные произведения. — М.: Госполитиздат, 1955. — 803 с.
Мосс, М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антрополо-
гии  / М. Мосс; Сост., пер. с фρ., предисловие, вступит, статья, комментарии А.Б.
Гофмана. — М.: КДУ, 2011. — 416 с.
Н.Ш. Генерал Вельяминов и его значение для истории Кавказской вой-
ны  // КС. — Т. VII. Тифлис, 1883. — С. 1–157.
Нальчикова Е.А., Гугова М.Х. Забота об ушедших у адыгов. (На фактах
времен Кавказской войны.). URL.: kvkz.ru›culture/2496-zabota-ob…u-adygov.html
Народы Кавказа. / Под редакцией М.О. Косвена, Л.И. Лаврова, Г.А. Не-
рсесова, Х.О. Хашаева. — Т. 1. — Москва: Издательство Академии наук СССР,
1960. — 612 с.; Т. 2. / Под редакцией Б.А.Гарданова, А.Н.Гулиева, С.Т.Еремяна,
Л.И.Лаврова, Г.А.Нерсесова, Г.С.Читая. — 1962. — 684 с.
Нарты. Кабардинский эпос / Пер. В. Звягинцевой, С. Липкина, С. Обра-
довича, М. Петровых, В. Потаповой. Редакторы С. Липкин и С. Обрадович.
Консультант Б. Куашев.— М.: Государственное издательство художественной
литературы, 1951. — 502 с.
Некрасов, А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа
(последняя четверть XV — первая половина XVI в.) / А.М. Некрасов. — М.:
Наука, 1990. — 124 с.
Нравы, традиции и обычаи народов Кавказа: Тезисы общерос. конф. 23–25
сентября 1997 г. — Пятигорск, 1997. — 193 с.
Ортега-и-Гассет, Х. Избранные труды / Х. Ортега-и-Гассет. — М.: Изда-
тельство «Весь Мир», 1997. — 704 с.
Осборн, Р. Цивилизация. Новая история западного мира / Р. Осборн. — М.:
АСТ; Астрель, 2010. — 786 с.
Павильонов, П. Абадзехи / П. Павильонов // Миссионер. — № 39. — М.,
1878. — С. 319–320.
Петин, С.И. Собственный Его Императорского Величества конвой. 1811–
1911 гг. / С.И. Петин. — СПб.: Типография А.С. Суворина, 1911. — [14], 123 c.
Пирогов, Н.И. Отчет о путешествии по Кавказу / Вступит. статья и примеч.
С.С. Михайлова / Н.И. Пирогов. — М.: Медгиз, 1952. — 359 с.
Пожидаев, В.П. Хозяйственный быт Кабарды. (Историко-этнографический
очерк) / В.П. Пожидаев. — Воронеж, 1925. — 106 с. (Труды по естественно­
историческому и экономическому обследованию Кабарды / Под общ. ред. А.Н.
Минина; Т. 3. Вып. 1).
Покровский, М.В. Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине
XIX века: Социально-экономические очерки / М.В. Покровский. — Краснодар:
Кн. изд-во, 1989. — 318 с.
Потто, В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и би-
ографиях. — Т. 2: Ермоловское время / В.А. Потто. — СПб.: Издание книжного
склада В.А. Березовского, 1888. — Выпуск III (главы XXI–XXXII). — С. 355–558.

377
 Потто, В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и би-
ографиях. — Т. 5: Время Паскевича / В.А. Потто. — Тифлис: типография штаба
Кавказского военного округа, 1891. — Выпуск 3. — 321 с.
Потто, В.А. Два века терского казачества (1577–1801): Т. 1–2 / В.А. Пот-
то. — Владикавказ: Электропеч. тип. Тер. обл. правл., 1912. — Т. 1. — XI, 130 с.;
Т. 2. — VIII, 247 с.
Прусская, Е.А. Образ Востока в дневниках и письмах участников
египетского похода (1798–1801) / Е.А. Прусская // Французский ежегодник. —
Т. 47. — 2014. — С. 166–188.
Политическая антропология / В. В. Ильин, А.С. Панарин, Д.В. Бадовский;
Под ред. В.В. Ильина. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1995. — 252 с.
Половинкина, Т. Черкесия — боль моя и надежда. Древнейшее время —
начало XX века / Т. Половинкина. — Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых,
2014. — 560 с.
Потто, В.А. История 44-го драгунского Нижегородского полка / В.А. Пот-
то. — Т. VIII. — СПб.: типо-литография Р. Голике, 1895. — 172 с.
Почешхов, Н.А. Гражданская война в Адыгее: причины эскалации (1917–
1920 гг.) / Н.А. Почешхов. — Майкоп: Изд-во АГУ, 1998. — 152 с.
Почешхов, Н.А. Социально-экономические и военно-политические про-
блемы в северо-западных районах Юга Европейской России в период Граж-
данской войны (1917–1921 гг.) / Н.А. Почешхов. — Ростов-н/Д.: Изд-во Рост.
ун-та, 2006. — 256 с.
Почешхова, Э.А. Генофонд народов Западного Кавказа среди регионов
Евразии (по данным о диаллельных ДНК-маркерах) / Э.А. Почешхова // Меди-
цинская генетика. — Т. 6. — № 9 (63). — 2007. — С. 16–23.
Пушкарева, Н.Л. «История повседневности» и этнографическое исследо-
вание быта: расхождения и пересечения. URL.: http://docplayer.ru/31935631-
Istoriya-povsednevnosti-i-etnograficheskoe-issledovanie-byta-rashozhdeniya-i-
peresecheniya.html
Пчелов, Е.В. Кабардинская земля в царском титуле и русской государ-
ственной геральдике XVI — начала XX века. — Нальчик: Изд-во КБНЦ РАН,
2007. — 86 с.
Раенко-Туранский, Я.Н. Адыги до и после Октября / Я.Н. Раенко-Туран-
ский. — Ростов-н/Д.: Крайнациздат, 1927. — 180 с.
Ракович, Д.В. Тенгинский полк на Кавказе. 1819–1846. Правый фланг, Персия,
Черноморская береговая линия / Д.В. Ракович. — Тифлис: Тип. Канцелярии
Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1900. — 494 с.
Рамазанов, Х.Х. Очерки истории Южного Дагестана. Материалы к истории
народов Дагестана с древнейших времен до начала XX века / Х.Х. Рамазанов,
А.Р. Шихсаидов. — Махачкала: Тип. Даг. ФАН СССР, 1964. — 279 с.
Ратцель, Ф. Народоведение / Пер. с нем. Д.А. Коропчевского: в 2 т. / Ф. Рат-
цель. — Репринтное издание 1900 г. — СПб.: Альфарет, 2015. — Т. 1. — 800 с.;
Т. 2. — 894 с.
Репина, Л.П. Социальная история и историческая антропология: новейшие
тенденции в современной британской и американской медиевистике / Л.П.
Репина // Одиссей. Человек в истории. — М.: Наука, 1990. — С. 167–181.

378
 Репина, Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история / Л.П.
Репина. — М: Издательство ЛКИ, 2009. — 320 с.
Ривкин, К. Оружие и военная история Кавказа / К. Ривкин, О. Пинчо //
Альманах «История оружия». — 2011. — № 4. — Запорожье, 2011. — 127 с.
Рикер, П. Память, история, забвение / П. Рикер. — М.: Издательство гума-
нитарной литературы, 2004. — 728 с.
Русев, Н.Д. Безносая привратница эпох: «черная смерть» на западе и вос-
токе Европы / Н.Д. Русев. URL.: http://yakov.works/history/14/2/350russ.html
Русский вестник. — 1864. — Ноябрь.
Романовский, Д.И. Кавказ и Кавказская война: Публичные лекции, чи-
танные в зале Пассаж в 1860 году / Д.И. Романовский. — СПб.: Типография
Товарищества «Общественная польза», 1860. — [2], 460, XXXVI, VII с., 5 л. карт.
Рэдклифф-Браун, А.Р. Структура и функция в примитивном обществе.
Очерки и лекции / А.Р. Рэдклифф-Браун. — М.: Издательская фирма «Восточная
литература» РАН, 2001. — 304 с.
Савицкий, П.Н. Континент Евразия / П.Н. Савицкий. — М.: Аграф, 1997. —
462 с.
Савицкий, П.Н. Географические особенности России / П.Н. Савицкий. —
Прага, 1927.
Садофеев, Д.В. Мамлюкская геральдика периода Бурджи (1382–1517) //
Геральдический сборник № 1. Материалы семинара «Геральдика — вспомога-
тельная историческая дисциплина». 2015–2018. К 70-летию Г.В. Вилинбахова.
СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2019. С. 300–322.
Сакович, П.М. Новицкий Г.В.: биографический очерк (1800–1877 гг.) //
Русская старина. — Т.22. — СПб., 1878. — С. 271–300.
Самовтор, С.В. Адыгейская тема в научном наследии этнографа А.С. Беж-
ковича / С.В. Самовтор, В.К. Чумаченко // Культурное наследие Северного
Кавказа как ресурс межнационального согласия: сб. науч. ст. /отв. ред. И.И.
Горлова; редкол. Т.В. Коваленко, Н.А. Костина, А.В. Крюков. — М.; Краснодар:
2015. С. 239–264.
Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей / Отв. ред.
Ю.Ю. Карпов. — СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. — 368 с.
Семенов, Ю.И. Философия истории: Общая теория, основные проблемы,
идеи и концепции от древности до наших дней / Ю.И. Семенов. — М.: «Совре-
менные тетради», 2003. — 776 с.
Семенова, Л.А. Салах ад-дин и мамлюки в Египте / Л.А. Семенова. — М.:
Наука, 1966. — 217 c.
Сенявская, Е.С. Военно-историческая антропология как новая отрасль
исторической науки / Е.С. Сенявская // Военно-историческая антропология. —
М.: РОССПЭН, 2002. — С. 5–22.
Сенявский, А.С. Военная повседневность как предмет исторического
исследования: теоретико-методологические проблемы / А.С. Сенявский, Е.С.
Сенявская. URL.: histrf.ru›uploads/media/default/0001/26/….pdf
Сефербий Сиюхов. Избранное / Составление, предисловие и комментарии
к текстам Р.Х. Хашхожевой. — Нальчик: «Эль-Фа», 1997. — 416 с.

379
 Сиджах, Х. Адыгейский полк в боях за Советскую Родину / Х. Сиджах. —
Майкоп: РИПО «Адыгея», 1998. — 568 с.
Синская, Е.Н. Воспоминания о Н.И. Вавилове / Е.Н. Синская. — Киев:
Наукова думка, 1991. — 206 с.
Смирнова, Я.С. Воспитание ребенка в адыгском ауле в прошлом и насто-
ящем / Я.С. Смирнова // Ученые записки Адыгейского научно-исследователь-
ского института языка, литературы и истории. — Т. VIII: Этнография / Отв. ред.
М.А. Меретуков. — Майкоп, 1968. — С. 109–178.
Сокуров, В.Н. Институт выезда на службу у черкесов / В.Н. Сокуров //
Эльбрус. — Вып. 1. — Нальчик: Эльбрус, 1999. — С. 97–119.
Соллогуб В. Кавказ в Восточном вопросе / В. Соллогуб // Кавказ. —
1856. — № 4 (12 января). — С. 14–16.
Соловьев, С.М.  История России с древнейших времен / С.М. Соловьев. —
Книга первая. — Т. I–V. — М.: Издание высочайше утвержденного товарище-
ства «Общественная польза». [Год издания книги не указан. Все 6 книг вышли
в период с 1851 по 1879 гг.] — 1726 стб. Нумерация по столбцам.
Соломоник, Э.И. Сарматские знаки Северного Причерноморья / Э.И. Со-
ломоник. — Киев: Изд-во Акад. наук УССР, 1959. — 179 с.
Старостин, С.А. Культурная лексика в общесеверокавказском словарном
фонде / С.А. Старостин // Древняя Анатолия. — М., 1985. — С. 74–94.
Степи Евразии в эпоху средневековья / Отв. ред. С.А. Плетнева. — М.:
Наука, 1981. — 304 с.
Схакумидов, А.С. В содружестве боевом / А.С. Схакумидов. — Майкоп:
Адыгейское отделение Краснодарского книжного издательства, 1990. — 176 с.
Тайлор, Э.Б. Первобытная культура. — М.: Издательство политической
литературы, 1989. — 573 с.
Талицкий, Н. Несколько слов о кавказских дольменах / Н. Талицкий //
Известия общества любителей изучения Кубанской области. — Вып. V. Екате-
ринодар, 1912. — С. 92–110.
Тарле, Е.В. Наполеон / Е.В. Тарле. — М.: Издательство Академии наук
СССР, 1957. — 468 с.
Теплякова, А.Н. Геральдические знаки и их имитации в среде Мамлюков
Бахри на примере коллекции Отдела Востока // Геральдический сборник № 1.
Материалы семинара «Геральдика — вспомогательная историческая дисципли-
на». 2015–2018. К 70-летию Г.В. Вилинбахова. СПб.: Издательство Государствен-
ного Эрмитажа, 2019. С. 248–300.
Тённис, Ф. Общность и общество. Основные понятия чистой социологии /
Пер. с нем. Д.В. Скляднева / Ф. Тённис. — СПб.: Владимир Даль, 2002. — 452 с. 
Тишков, В.А. Исторический феномен диаспоры / В.А. Тишков // ЭО. —
2000. — № 2. — С. 43–63.
Тишков, В.А. Новая политическая антропология / В.А. Тишков // Журнал
социологии и социальной антропологии. — 2001. — Т. IV. — № 4. — С. 68–74.
Тойнби, А.Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е.Д. Жарко-
ва; Сост. А.П. Огурцов; Вступ. ст. В.И. Уколовой. — М.: Прогресс. Культура,
1996. — 607 с.

380
 Томкеев, В. Кавказская линия под управлением генерала Емануэля / В. Том-
кеев // КС. — Т. XIX. — Тифлис, 1898. — С. 120–221.
Торквато Тассо. Освобожденный Иерусалим / Пер. В.С. Лихачева / Под.
текста, ст., коммент. А.О. Демина. СПб.: Наука, 2007. URL.: http://az.lib.ru/t/
tasso_t/text_0020.shtml
Торопцев, А.П. Мировая история войн: энциклопедия / А.П. Торопцев. —
М.: Эксмо, 2003. — 928 с.
Тхагапсова, Г.Г. Этнография детства у адыгов: младенческий период / Г.Г.
Тхагапсова // Вестник науки АРИГИ. — 2017. — № 13 (37). — С. 133–134.
Унарокова, М.Ю. Флористический элемент в системе питания адыгов /
М.Ю. Унарокова // Этюды по истории и культуре адыгов. — Майкоп: Меоты,
1998. — С. 103–135.
Уорден, М. Основы семейной психотерапии / М. Уорден. — СПб.: Прайм-
Еврознак, 2005. — 256 с.
Уортман, Р.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В
2 т. / Р.С. Уортман. — Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. — М.: ОГИ,
2004. — 605 c.
Фадеев, Р.А. Кавказская война / Р.А. Фадеев. — М.: Алгоритм, Эксмо,
2005. — 640 с.
Фадеев Р.А. Шестьдесят лет Кавказской войны. Письма с Кавказа. Записки
о кавказских делах / Р.А. Фадеев. — М.: ГПИБ, 2007. — 679 с.
Фарзалиев, А. Южный Кавказ в конце XVI в. Османо-сефевидское сопер-
ничество / А. Фарзалиев. — СПб.: Издат-во С.-Петерб. ун-та, 2002. — 156 с.
Февр, Л. Бои за историю / Л. Февр. — М.: Наука, 1991. — 635 с.
Феллер, В. Введение в историческую антропологию / В. Феллер. — М.:
КНОРУС, 2005. — 672 с.
Фелицын, Е.Д. Сборник тамг и фамильных знаков западно-кавказских гор-
цев и племени Кабертай Адигского народа / Е.Д. Фелицын // ЗООИД. — Т. XV.
— Отд. 2. — Одесса, 1889. — С. 503.
Фернандес-Арместо, Ф. Цивилизации / Ф. Фернандес-Арместо. — М.: АСТ
Москва, 2009. — 768 с.
Флиер, А.Я. Происхождение и развитие культуры: Учебное пособие / А.Я.
Флиер, М.А. Полетаева. — М.: МГУКИ, 2009. — 272 с.
Фор, П. Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны /
П. Фор. — М.: Молодая rвардия; Палимпсест, 2004. — 262.
Фоссье, Р. Люди средневековья / Р. Фоссье / Пер. с франц. А.Ю. Карачин-
ского, М.Ю. Некрасова, И.А. Эгипти. — СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2010. — 352 с. 
Фролов, Б.Е. Холодное оружие кубанских казаков / Б.Е. Фролов. — Крас-
нодар: Диапазон-В, 2009. — 320 с.
Фруассар, Ж. Хроники. 1325–1340 / Ж. Фруассар / Пер., сост., предисл.,
указатели, генеал. таблицы, карты М.В. Аникеева. — СПб.: Издат-во С.-Петерб.
ун-та, 2008. — 656 с.
Фуко, М. История безумия в Классическую эпоху. Структура субъектив-
ности, рисунки на песке и волны времени / М. Фуко. — Спб.: Университетская
книга, 1997. — 576 с.

381
 Фуко, М. Рождение клиники / М. Фуко. — М.: Смысл, 1998. — 310 с.
Фуко, М. Надзирать и наказывать / М. Фуко — М.: Издательство «Ad Mar-
ginem», 1999. — 480 с.
Фуко, М. Истории сексуальности. В 3-х томах / М. Фуко. — Т. I: Воля к
истине: По ту сторону власти, знания и сексуальности. Работы разных лет. Пер.
с франц.— М., Касталь, 1996.— 448 с.
Фуко, М. Истории сексуальности. В 3-х томах / М. Фуко. — Т. II: Исполь-
зование удовольствий / Пер. с франц. В. Каплуна. — СПб.: Академический
проект, 2004. — 432 с.
Фуко, М. Истории сексуальности. В 3-х томах / М. Фуко. — Т. III: Забота о
себе /  Перевод с франц. Т.Н. Титовой и О.И. Хомы. — Киев: «Дух и Литера»,
«Грунт»; М.: «Рефл-бук», 1998. — 288 с.
Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. — СПб.:
A-cad, 1994. — 408 с. 
Фукуяма, Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма; Пер. с англ.
М.Б. Левина. — M.: OOO «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. — 588 с.
Фуллье, А. Психология французского народа / Кабанес О., Насс Л. Рево-
люционный невроз. Вступ. ст. В.Н. Дружинин. — М.: Институт психологии РАН,
изд-во «КСП+», 1998. — 576 с.
Хайдеггер, М. Время и бытие: Статьи и выступления: пер. с нем. / М. Хай-
деггер. — М.: «Республика», 1993. — 447 с.
Халбай, Я. Чингисхан и этногенез. — Улан-Удэ: Респ. тип., 2007. — 288 с.
Хаммонд, Н. История Древней Греции / Пер. Л.А. Игоревского / Н. Хам-
монд. — М.: Центрполиграф, 2008. — 704 с. 
Ханаху, Р.А. Традиционные культуры Северного Кавказа: вызовы времени
(социально-философский анализ) / Р.А. Ханаху. — Ростов-н/Д., 2001. — 192 с.
Хасанов, А.А. Формирование черкесской группировки мамлюков в Егип-
те  / А.А. Хасанов // Арабские страны. Турция. Иран. Афганистан. История,
экономика. — М.: Наука, 1973. — С. 158–165.
Хаттон, П. История как искусство памяти / П. Хаттон. — СПб.: Владимир
Даль, 2004. — 424 с.
Хашхожева, Р. Паго Измайлович Тамбиев / Р. Хашхожева // Избранные
произведения адыгских просветителей. — Нальчик: Эльбрус, 1980. — 188 с.
Xетагуров, К.Л. Собрание сочинений. В 5 т. / К.Л. Хетагуров. — М.: Изд-во
академии наук СССР, 1959–1961.
Хёйзинга Йохан. Homo ludens. Человек играющий / Сост., предисл. и пер.
с нидерл. Д.В. Сильвестрова; Коммент., указатель Д.Э. Харитоновича. — СПб.:
Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. — 416 с.
Хёйзинга Й. Осень средневековья. Исследование форм жизненного укла-
да и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах / Пер. Д.В.
Сильвестрова. — М.: «Наука», 1988. — 540 с.
Хотко, С.Х. История Черкесии в средние века и новое время. 2-е изд., доп.
и перераб. / С.Х. Хотко. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. — 976 с.
Хотко, С.Х. Открытие Черкесии. Картографические источники XIV–
XIX вв. / С.Х. Хотко. — Майкоп: ОАО «Полиграф-ЮГ», 2015. — 292 с.

382
 Хотко, С.Х. Головные уборы черкесских мамлюков / С.Х. Хотко // Вестник
науки Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований
им. Т.М. Керашева. Вып. 6(30). С. 91–99.
Цаликов, Ах. Кавказ и Поволжье. Очерки инородческой политики и куль-
турно-хозяйственного быта / Ах. Цаликов. — М.: М. Мухтаров, 1913. — 184 с.
Цвиркун, В.И. Дмитрий Кантемир. Страницы жизни в письмах и докумен-
тах / В.И. Цвиркун. — СПб.: Нестор-История, 2010. — 412 с.
Цикушева, С.Я. Становление адыгской историографии (первая половина
ХIХ в.): Ш. Ногмов и Хан-Гирей / С.Я. Цикушева. — Майкоп: «Аякс», 2008. —
152 с.
Человек: его биологическая и социальная история: Труды Международной
конференции, посвященной 80-летию академика РАН В.П. Алексеева (Четвер-
тые Алексеевские чтения) / Отв. ред. Н.А. Дубова. — М.-Одинцово: Издатель-
ство АНОО ВПО «Одинцовский гуманитарный институт», 2010. — Т. 2. — 264 с.
Черкесы. Воины и мастера / Составление Ж. Шогеновой. Под ред. М. и В.
Котляровых. — Нальчик: ООО «Полиграфсервис и Т», 2012. — 328 с.
Чеснов, Я. Норма «демократического аристократизма» и социально-куль-
турная стабильность на Кавказе / Я. Чеснов // Традиция разрешения конфлик-
тов на Кавказе и методы институтов гражданского общества. Книга создана
на базе материалов научно-практической конференции «Традиции народной
дипломатии и нормы поведения во время войны и конфликтов на Кавказе»,
организованной Кавказским Форумом НПО 31 мая — 2 июня 2001 г. в г. Цах-
кадзор (Армения).
Чирг, А.Ю. Черкесский флот в Кавказской войне / А.Ю. Чирг // Нацио-
нально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухад-
жирства. — Нальчик: Эльбрус, 1994. — С. 156–159.
Чирг, А.Ю. Развитие общественно-политического строя адыгов Северо-
Западного Кавказа (конец XVIII — 60-е гг. XIX в.) / А.Ю. Чирг. — Майкоп: ООО
«Качество», 2002. — 204 с.
Шангина, И. Русские девушки / И. Шангина. СПб.: «Азбука-классика»,
2007. URL.: https://www.booksite.ru/fulltext/girls/rus/san/5.htm#33
Шарданова, М.А. Концептосфера прекрасного и безобразного в адыгской
лингвокультуре / М.А. Шарданова // Адыгское лингвокультурное пространст-
во  / Под ред. З.Х. Бижевой. — Нальчик: Эльбрус, 2010. — С. 11–54.
Швецов, В.Н. Очерк о кавказских племенах, с их обрядами и обычаями в
гражданском, воинственном и домашнем духе / В.Н. Швецов. — Нальчик: М. и
В. Котляровых, 2010. — 68 с.
Шереметев, Д.А. Черкесский пистолет / Д.А. Шереметев // Лавровский
сборник. Материалы Среднеазиатско-Кавказских исследований. Этнология,
история, археология, культурология. 2006–2007 / Отв. ред. Ю.Ю. Карпов, И.В.
Стасевич. — СПб.: МАЭ РАН, 2007. — С. 211–215.
Шеуджен, Э.А. Влияние природно-географической среды на этногенез
адыгов / Э.А. Шеуджен // Кавказология. — 2017. — № 2. — С. 21–32.
Шеуджен, Э.А. К вопросу о северокавказском фронтире / Э.А. Шеуджен //
Научная мысль Кавказа. — 2006. — № 3. — С. 76–83.

383
 Шеуджен, Э.А. Кавказская война в пространстве исторической памяти /
Э.А. Шеуджен. — Майкоп: Ист. фак. АГУ, 2009. — 41 с.
Шеуджен, Э.А. Уничижительная терминология как маркер конфликтности
(о «хищниках» и «хищничестве») / Э.А. Шеуджен // Научное обеспечение реги-
онального развития. Материалы международной научной конференции. 23-24
апреля 2015 г. — Ростов-н/Д.: Фонд науки и образования, 2015. — С. 385–392.
Шеуджен, Э.А. Символика в религиозной практике адыгов (черкесов) /
Э.А. Шеуджен, С.Х. Хотко // Богослужебные практики и культовые искусства
в современном мире. В 2 т. / Ред.-сост. С.И. Хватова. — Т. 1. — Майкоп: Магарин
О.Г., 2018. — С. 302–316.
Шеуджен, Э.А. Военная история адыгов (черкесов): антропологический
подход к пониманию архетипа воина / Э.А. Шеуджен, Н.А. Почешхов, С.Х.
Хотко // Клио. — 2018. — №10 (142). — С. 149–158.
Шихсаидов, А.Р. Дагестанская историческая хроника «Тарих Дагестан»
Мухаммада Рафи (к вопросу об изучении) / А.Р. Шихсаидов // Письменные
памятники Востока: Историко-филологические исследования. Ежегодник.
1972 — М.: Наука, 1977. — С. 90–119.
Шмитт, Ж.-К. Историк и изображения / Ж.-К. Шмитт // Одиссей: Человек
в истории. — М.: Институт всеобщей истории РАН, 2002. — С. 9–29.
Шортанов, А.Т. Адыгская (черкесская) мифология и культы. — Нальчик:
Издательство М. и В. Котляровых, 2016. — 496 с.
Щербина, Ф.А. История Кубанского казачьего войска. — Т. II: История
войны казаков с закубанскими горцами / Ф.А. Щербина. — Екатеринодар,
1913. — 848 с.
Экштут, С. Алексей Ермолов / С. Экштут // Родина. — 1994. — № 3-4. —
С. 30–35.
Элиас, Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенети-
ческие исследования. В 2 т. / Н. Элиас. — М.; СПб.: Университетская книга,
2001. — Т. 1. — 332 с.
Элиаде, М. Избранные сочинения. Миф о вечном возвращении. Образы
и символы. Священное и мирское / Перев. с фр. / М. Элиаде. — М.: Ладомир,
2000. — 414 с.
Эрлих, В.Р. Северо-Западный Кавказа в начале железного века: протоме-
отская группа памятников / В.Р. Эрлих. — М.: Наука, 2007. — 430 с.
Эсадзе, С. Покорение Западного Кавказа и окончание Кавказской войны  /
С. Эсадзе. — Майкоп: «Меоты», 1993. — 120 с.
Этнографическое описание народов России. — СПб.: Тип. Ф. Беллизард,
1862. — 310 с.
Юнг, К.Г. Архетип и символ / К.Г. Юнг. — М.: Ренессанс, 1991. — 343 с.
Яндиев, М.А. Древние общественно-политические институты народов Се-
верного Кавказа / М.А. Яндиев. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. — 496 с.
Яхтанигов, Х. Северокавказские тамги / Х. Яхтанигов. — Нальчик: Эльбрус,
1993. — 202 с.
Яценко, С.А. О сармато-аланском сюжете росписи в Пантикапейском
«Склепе Анфестерия» / С.А. Яценко // ВДИ. — 1995. — № 3. — С. 188–193.
Ayalon D. The Circassians in the Mamluk Kingdom // Journal of the American
Oriental Society. Vol. 69. Pt. 3. New Haven, 1949, pp. 135–147.

384
 Balard M. La Romanie génoise (XIIe - début du XVe siècle) // ASLSP, nuova
serie, XVIII/2 (1978), vol. II, p. 497–1008.
Balard M. Remarques sur les esclaves à Gênes dans la seconde moitié du XIIIe
siècle // Mélanges d'archéologie et d'histoire. 1968,  Volume 80, Numéro 2, pp.
627–680.
Barker H. Egyptian and Italian Merchants in the Black Sea Slave Trade, 1260–
1500. Submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of
Philosophy in the Graduate School of Arts and Sciences. Columbia University. 2014.
460 p.
Bertoletti S.F. The Anthropological Theory of Johann Friedrich Blumenbach
// Romanticism in Science: Science in Europe, 1790–1840. Ed. S. Poggi, M. Bossi.
Dordrecht: Kluwer Academic, 1994, pp. 103–125.
Brues A.M. People and races. New York: Macmillan Publishing, 1977. (Reprinted
1990. Prospect Heights, IL: Waveland Press).
Fuess A. Sultans with Horns: the Political Significance of Headgear in the Mam-
luk Empire // Mamluk Studies Review. Vol. XII. № 2. 2008, pp. 71–94.
Garcin J.-C. The Regime of the Circassian Mamluks // The Cambridge History
of Egypt, Volume 1. Edited by M. W. Daly, Carl F. Petry. Cambridge University Press,
1998, pp. 290–317.
Hassanein Rabie. The Training of the Mamluk Faris // War, Technology and
Society in the Middle Ages. Ed. By V.J. Parry and M.E. Yapp. L., 1975, pp. 153–163.
King Ch. The Ghost of Freedom. A History of the Caucasus. Oxford University
Press, 2008. 291 p.
Kırzıoğlu M.F. Osmanlılar’ın Kafkas–Elleri’ni Fethi (1451–1590). Ankara: Türk
Tarih Kurumu Basımevi, 1998. 552 s.
Koby Yosef. Cross-Boundary Hatred: (Changing) Attitudes towards Mongol
and “Christian” mamluks in the Mamluk Sultanate // Mamluk Studies. Vol. 17: The
Mamluk Sultanate from the Perspective of Regional and World History. Economic,
Social and Cultural Development in an Era of Increasing International Interaction and
Competition. Bonn University Press, 2019, pp. 149–214.
Kressel R.Ph. The Administration of Caffa under the Uffizio di San Giorgio.
University of Wisconsin, 1966. 472 p.
Phillips W.D. Slavery from Roman times to the early transatlantic trade. Man-
chester University Press, 1985. 286 p.
Riedel S. Edward Jenner and the history of smallpox and vaccination // Proceed-
ings (Baylor University Medical Center). 2005. Vol. 18 (1), pp. 21–25.
Riond M. De l’Argile a la Terre. Maisons de Torchis de l’Epoque de Maikop sur
la Rive du Lac de Krasnodar (Adyghee, Russie). // Leurs relations avec le Proche-
Orient. Paris, 2008, pp. 179–188.
Painter N.I. Collective Degradation: Slavery and the Construction of Race.
Why White People are Called Caucasian. Yale University. Archived from the origi-
nal (PDF) on October 20, 2013.
Sheudzhen E.A., Tleptsok R.A, Pocheshkhov N.A. The Foreign Historical
Thought and the Historiographical Realities // Mediterranean Journal of Social Sci-
ences. Vol 6, No 5. Supplement 1, September 2015, рр. 509–515.

385
 Sheudzhen E., Tleptsok R. The Circassians (Adyghe): The Symbolic Meaning
of the Caucasus Mountains // Fashion through History: Costumes, Symbols, Com-
munication. Cambridge Scholars Publishing, 2017. Volume I, pp. 189–200.
Tleptsok R.A. The First World War in the of Russians Muslims Perception //
The First World War. Cambridge Scholars Publishing. 2015. Volume 2, pp. 57–64.

386
 Губжоков М.Н.

О ценном опыте осмысления

воинской культуры черкесов
Монография «История адыгов (черкесов): военно-антропо-
логический подход», подготовленная к печати ведущими исто-
риками Адыгеи Э.А. Шеуджен и С.Х. Хотко, является законо-
мерным результатом продолжительной и плодотворной научной
деятельности авторов на поприще исторической науки.
Эмилия Аюбовна Шеуджен широко известна своими
новаторскими разработками в области адыговедения, не
укладывающимися в рамки «классической» истории и охва-
тывающими целый ряд аспектов формирования этнического
самосознания и исторической памяти (в том числе о таком
знаковом явлении адыгской истории, как Кавказская война).
Одна из последних монографий Э.А. Шеуджен небезуспешно
апробирует историко-антропологический подход к событиям
XIX века на Кавказе.
Самир Хамидович Хотко является автором целого ряда зна-
чимых исторических трудов, в которых он раскрывает прежде
неизвестные страницы истории адыгов, постоянно расширяя
сферу своих научных интересов, привлекая новые источники и
находясь в неустанном поиске методологии, наиболее адекватно
отражающей реалии адыгского прошлого.
Историческая антропология, в жанре которой написана
рецензируемая работа, относится к числу наиболее разрабаты-
ваемых научных направлений в сфере гуманитарного знания.
Появившись в недрах западноевропейской медиевистики (про-
славленная школа «Анналов»), историко-антропологический
подход завоевал признание цеха историков в целом, будучи ныне
распространяем и на другие исторические эпохи, и на неевро-
пейские культуры.
Историческая антропология принципиально иначе взирает
на явления прошлого, чем традиционная, «событийная» история,
387
в рамках которой судьбы человеческих коллективов рассматри-
вались через призму истории государства, церкви, армии и про-
чих социальных институтов, а основными акторами историче-
ского процесса признавались знаковые персоны, действовавшие
на фоне безликих и безымянных масс. Классическим примером
такого подхода является «История государства российского»
Н.М. Карамзина.
Для историка-антрополога главными являются картины
мира, массовое сознание, мыслительные и поведенческие сте-
реотипы людей, заставляющие их строго определённым образом
реагировать на внешние вызовы, их представления об основных,
базовых понятиях – жизни и смерти, пространстве и времени,
судьбе, болезни, войне и мн. др.
Внимание антропологов обращено не на громкие события
истории, а на так называемые структуры повседневности, т.е. на
обычную жизнь людей во всех ее, зачастую самых обыденных,
проявлениях. И это не случайно, ведь историческая антропо-
логия – не только отрасль исторического знания. Её можно
рассматривать и как часть антропологии – глобальной науки о
человеке и человеческом.
Еще одна очень важная особенность исторической антро-
пологии – вбирание ею исследовательских полей, научного
аппарата и инструментария смежных дисциплин – географии,
этнографии, биологии, этики и др., результатом чего становятся
работы, поразительные по фактологической насыщенности,
оригинальности подходов и парадоксальности выводов.
Одной из ветвей исторической антропологии является
антропология военно-историческая. Развивающееся в Рос-
сии с начала XXI века, это научное направление рассматри-
вает воздействие военного фактора на образ жизни, модели
поведения и стили мышления людей. Примечательно, что
сторонники этого направления главным образом исследуют
проблему «человека на войне», поведение участников войн
(комбатантов) – профессиональных военных или граждан-
ских людей, временно вырванных из мирной жизни и ока-
завшихся на войне. Тем самым война рассматривается как
неотъемлемое, но все же эпизодическое явление в истории,
временами разрывающее ткань бытия той или иной группы.
И очень редкими являются работы, посвященные войне как
перманентному фактору формирования и развития конкрет-
ных этнических сообществ.
388
 Именно данной проблеме и посвящена новая, совместная
работа Э.А. Шеуджен и С.Х. Хотко, которую следует признать
новаторской не только в адыговедении, но и в кавказоведении в
целом. Избрав в качестве основного исследовательского мотива
войну, авторы последовательно рассматривают воздействие
этого неизбежного в человеческой истории фактора на адыгское
общество, показывают, как внешние вызовы (природного и ан-
тропогенного характера) привели к формированию уникальной
военизированной культуры, которая в дальнейшем стала вос-
производиться, выстраивая все свои структурные элементы с
неизменным учетом военного фактора.
Содержание работы демонстрирует, насколько многопла-
новым представляется авторам воздействие войны на адыгский
социум. Под прицел исследовательской оптики Э.А. Шеуджен
и С.Х. Хотко попадают система жизнеобеспечения, семейные
отношения, статус мужчины в адыгском обществе, система
управления, социальная структура, военное искусство адыгов,
представления о воинской этике и мн. др.
Любопытно, что авторы подтверждают свои выкладки на
широком сравнительном материале, соотнося адыгские и за-
падноевропейские и российские реалии культуры, выявляя их
общие и особенные черты. Авторы используют теоретические
разработки ведущих специалистов в области истории, этнологии,
социологии и других дисциплин. Идеи М. Вебера, Ж. Дюмезиля,
Л. Гумилева, Н. Данилевского, Ф. Кардини, Ю. Карпова, Ж. Ле
Гоффа, Л. Леви-Брюля, А. Тойнби, М. Фуко и др. находят свое
обоснование на благодатном и практически незатронутом этими
исследователями адыгском материале.
Так, например, весьма удачным оказалось использование ав-
торами семиотической концепции знаково-символических форм
Э. Кассирера, в соответствии с которой описаны символические
построения, типичные для мировидения и самосознания адыгов –
от сакральных природных и искусственных объектов до новаций
политической культуры. Свое место нашла и идея Й. Хёйзинги о
войне как форме игровой культуры – о войне с ее жесткими «пра-
вилами игры», отказ от которых приводит к дегуманизации про-
тивника и превращает благородное мужское состязание в бойню.
Ряд глав, посвященных событиям Кавказской войны, являет-
ся настоящей квинтэссенцией всего прежде сказанного автора-
ми и показывает, в частности, что одной из причин черкесской
трагедии стало полное несовпадение культурных кодов, всего
389
комплекса жизненных представлений, изучаемых военно-исто-
рической антропологией. Это была трагедия взаимного непони-
мания, причем зачастую – трагедия сознательного нежелания
понимать побуждения противной стороны. В итоге российская
экспансия приводит к фактическому разрушению привычного
образа жизни адыгов; царскими властями демонтируется все,
что так или иначе было связано с войной, а следовательно, из
тела культуры изымаются целые базовые блоки. Новое адыгское
общество послевоенного времени начинает воссоздаваться на
принципиально ином фундаменте, а прежние стереотипы и
нормы мышления сохраняются только как реликты прошлого.
В целом, следует отметить, что антропологический подход к
проблеме «человек и война» оказался чрезвычайно плодотвор-
ным и многообещающим. Методы военно-исторической антро-
пологии показали свою абсолютную применимость на адыгском
материале. Авторам в полной мере удалось продемонстрировать
широкие возможности этой междисциплинарной области науки,
используя достижения и методологию смежных с историей дис-
циплин (этнографии, географии, мифологии и др.).
Нет никакого сомнения, что данная работа, открывающая
новые горизонты познания, явится важным рубежом в адыговед-
ческой науке, станет образцом для других исследователей, зримо
продемонстрировав новые оригинальные подходы к адыгской
истории и подтвердив перспективность дальнейших изысканий
в данной сфере.

390
 Шеуджен Эмилия Аюбовна
Хотко самир хамидович

история адыгов (черкесов):

военно-антропологический подход

Технический редактор Балаева Т.А.

Корректор Нахушева Д.Е.
Художник-дизайнер Дядькова С.С.
Компьютерная верстка Братчикова С.Н.

391
 Подписано в печать 22.10.2019 г. Бумага офсетная. Формат бумаги 60х84/16.
Способ печати офсетный.
Усл.печ.л. 22,78 + цв. вкл. 0,93. Заказ 0153. Тираж 500.

ООО «Полиграф-ЮГ». 385000, г. Майкоп, ул. Пионерская, 268.

Телефон для справок: 8(8772)52-23-92.
E-mail: guripp2@yandex.ru.

392
ISBN 978-5-6043436-4-7

9 785604 343647