АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

СЕМАНТИКА
И
КАТЕГОРИЗАЦИЯ

МОСКВА НАУКА 1991

ББК81
С 30

Авторы:
Авторы: ПРЕДИСЛОВИЕ
P.M. ФРУМКИНА, А.В. МИХЕЕВ, А.Д. МОСТОВАЯ, Н.А. РЮМИНА
Предлагаемая вниманию читателя книга по проблематике отно-
Ответственный редактор сится к двум научным дисциплинам — к лингвистике и к психологии.
доктор философских наук Ю.А. трейдер Семантика — это важнейший раздел лингвистики, изучающий смыслы.
В данной книге смыслы слов рассматриваются прежде всего как
Рецензенты
психические феномены, воплощающие посредством языка концептуа-
лизацию человеком окружающего его мира. На высших этапах позна-
доктора филологических наук Э.М. Медникова,\В.Н. Телия
ния именно язык выступает как инструмент концептуализации и
как способ фиксации результатов этого процесса — нашей картины
Редактор издательства К.Г. Красухин мира, наших знаний о нем. Такой подход к изучению смыслов с необ-
ходимостью предполагает обращение к психическим и прежде всего
к познавательным процессам.
С этой позиции кажется очевидным, что границы, воздвигнутые
в свое время между лингвистикой и психологией как между автоном-
Семантика и категоризация / Ин-т языкознания; Отв. ред. ными- науками, не имеют соответствий в структуре и функциони-
С 30 Ю.А. Шрейдер. — М.: Наука, 1991. —168 с. ровании языка как орудия познавательных процессов. Несмотря на
*-"* *• —г-"лл-г' — —•* ' * •>^— —'"«ии^липшл м^ицссиив несмотря на
ISBN 5-02-011077-9 всю
и ^ очевидность
Г ™ " 1 " ЭТэтого
° Г ° Ттезиса,
° ' Рреальное
еЗИ а е а л ь н о е взаимодействие
взаимодействие лингвистики
лингвистики
И ПСИХОЛОГИИ n n
0 3i H
Н аmв nT
т p
е лmь н, ы
...-
В монографии рассмотрены процессы категоризации - преломление наших " "Z
*° '"» " « « « /* гельных Х процессов п р о д о л ж а е т пребывать преиму-
.едставлений о явлениях внешнего мира в семантической структуре слов.
представлений Щественно в сфере благих пожеланий. Пусть читатель не будет fivrreTВИР
**» nL
TT/U
зтлпыа,,™ исследования
Материалом чггпеппнания ПОСЛУЖИЛИ
послужили слова конкретной лексики (обозначающие в заблуждение и ИЧПЙИПНР,^
з о б и л и е м ^ССЫЛОК
. , „ л „ на
„„ л и н г в и г т н и . л . , , . ЧУДС1
с введен
"веден
предметы посуды и еды) и их отношения с обобщающими именами. Исполь- в е й ш и х трудах ПО КОГНИТИВНОЙ п с и т п ш , ™
и работы в но-
зовалясь собственно лигвистические и психолингвистические методы. д ы х
" £ * * П ° К О Г Н И ™ВНОЙ психологии. И психология ПОЗНаватель-
Проблема категоризации рассматривалась sub specie многих гуманитарных £ чсм.ов, и ЭТНОПСИХОЛОГИЯ ( культурная антропология") про-
дисциплин: психологии, лингвистики, культурной антропологии. В результате д о л ж а ю т прибегать к лингвистическому материалу преимущественно
удалось получить выводы, важные не только для лингвистики, но и для изучения ДЛЯ Иллюстрации собственных положений не вникая п ^ - т
типов мышления. - я з ы к о в ы х структур. ' существо
Для лингвистов - лексикологов н лексикографов, психологов и гумани- Лингвистика, СО своей Стороны Принимает на R P n v х
тариев широкого профиля. в е р ж д е ш я ^ _ ^ ^ « Г л ^ г Г и , ТпьГта с Т п р ^
4602000000-109 верить их обоснованность. Это порождает своеобразный изо"Сионизм
583-91 (II полугодие) 81
042(02)-91 ' Психологи пишут: "как установлено лингвистами...", хотя лингвиста'
ми ничего подобного не установлено. Лингвисты, в свою очередь
исходят из того, что "психологические (кУльтурно-антРопологиче:
Semantic, and categorization. о г и п о Т е ^ ^ Т ?ожазлля"~- в т о в Р е м « " « речь'вдет Г б 0
3X
The volume provides an experimental approach to language categorization > ™ > (ЧТО Чаще) о высказываниях, Которые В свое
иг
as the way of mterpretation of human experience. The attention is focused on semantic ^ Р а л И и Р О Л Ь полезных метафор, не Претендуя на большее
analysis of concrete nouns, such as names of tableware, meals, fruit and vegetables. ЭКОЙ полезной метафорой был Известный тезис Уорфа "ЯЗЫК членит
член
For all interested in problems of conceptualization: linguists, cognitive scientists, Vfflp на Категории". Как ЭТО Часто Случается метяЛт,, ИТ
Ф РИЧН0СТЬ Э Т 0 И
lex.cographers, as well as for anyone concerned with the methodology of humanities, формулировки CO Временем стерлась а идея ч °
ISBN 5-02-011077-9 ©Издательство "Наука", 199l'° P M СТаЛа
"«".матьс. bona fide и, будучи п^ГкаТеГьнГсвоей
 книги. Надо иметь в виду, что содержание понятия "категориза-
простотой, приобрела некую магическую силу. Эта магия тем силь-
ция" сильно меняется в зависимости от внутринаучных контекстов
нее, что она вбирает в себя и магию самого слова, и магию ме-
его употребления. В нашем изложении под категоризацией понимает-
тафоры. То, что названо, обретает особый статус, становясь более
ся отнесение слова (или объекта) к более общему классу (группе)
реальным. Такова, с нашей точки зрения, судьба слова категория
на основе определенных представлений о мире "Действительность".
(в данном случае — это калька с англ. category). Что касается фразы
Акт категоризации совершает ребенок, говоря "мама, папа, бабуш-
"язык членит", то его магия в том, что оно создает иллюзию каузаль-
ка — это взрослые", наивный носитель языка, говорящий "малахит —
ного объяснения. В научном мышлении метафора — сильный инстру-
это такой самоцвет"; лексикограф, когда он пишет "вьюшка — задвиж-
мент, но при одном условии: метафора должна осознаваться как
ка в печной трубе". Акты категоризации мы усматриваем также в
таковая. Иначе метафора превращается в мифологему. Мифологема
объяснениях, которые дают участники классификационного экспе-
же обычно претендует на законченность и глобальность, маски-
римента, например "гранаты и манго — это экзотические фрукты",
руя реальную сложность конкретных научных фактов.
"вафли, пряники и торт — это то, что покупают, а не пекут дома".
Мифологемы в науке не возникают на пустом месте; они появ-
Из сказанного видно, что проблема категоризации понимается
ляются глубоко не случайно и не по чьей-то злой воле. Мы убежде-
нами широко, хотя при ее рассмотрении мы ограничимся лишь сло-
ны, что они являются естественным феноменом, сопровождающим
вами конкретной лексики.
жизнь науки, и потому неосновательно было бы считать их просто
Междисциплинарный характер задач и разнообразие методик до-
отрицательным явлением. Изучение статуса мифологем, равно как
статочно трудно уложить в линейную структуру книги, материалы
изучение статуса "фикций" в смысле Любищева и Шрейдера [Лю-
обзорного и полемического характера, объединенные для авторов
бищев 1971; Шрейдер 1984], заслуживает особого внимания. История
историей распутывания сложного клубка проблем, именуемых "ка-
науки показывает, что мифологемы закрепляются с легкостью, а
тегоризация", сознательно не сведены в единый обзорный раздел.
гносеологическому анализу поддаются с большим трудом. Тем более
В некоторых случаях мы хотели, чтобы читатель почувствовал ло-
увлекательной нам представляется задача анализа конкретных ми-
гику и пафос авторского любопытства, а не получил решение в гото-
фологем, возникающих в нашей предметной области. Конечно, для
вом виде. Поэтому мы рискнули вынести на суд читателя работу "с от-
такого анализа нужен убедительный материал — большое количество
крытым финалом".
фактических данных, полученных разными методами и должным обра-
зом введенных в научный обиход. Сказанное выше послужило для
авторов данной книги основным ценностным ориентиром.
Данная книга — плод коллективных усилий. P.M. Фрумкиной
принадлежат общая идея книги и предложенный в ней концептуаль-
ный аппарат. Ею написаны также предисловие, гл. 1 ч. I, гл. 4 ч. II, приме-
Очертим вкратце материал и методы нашего исследования. чания в конце глав и заключение. Гл. 2 и 3 ч. I написаны P.M. Фрум-
Семантика, как известно, занимается исследованием смыслов раз- киной и А.Д. Мостовой: гл. 4 ч. I — А.В. Михеевым и P.M. Фрумки-
ных единиц языка. Нас будут интересовать смыслы отдельных слов, ной; гл. 1 и 2 ч. II — P.M. Фрумкиной, А.В. Михеевым и Н.А. Рюминой,
притом не любых, а одного класса существительных. Речь пойдет гл. 3 ч. II — А.Д. Мостовой и P.M. Фрумкиной. Экскурс написан
(преимущественно) о словах типа стол, чашка, яблоко. Такие су- Н.А. Рюминой.
ществительные, указывающие на вещественные реалии, в лингвистике Авторы благодарны Б.Г. Миркину, принимавшему участие в об-
относят к "конкретной" лексике, противопоставляя их словам типа работке результатов эксперимента, описанного в гл. 4 ч. II. Общая
событие, счастье, принцип, указывающим на реалии мыслитель- концепция книги и отдельные ее части обсуждались с П. Тульвисте,
ные. По разным причинам, о которых мы подробно скажем ниже, Ю.А. трейдером, А.Л. Тоомом, Б.Г. Миркиным, О.И. Ларичевым,
конкретная лексика как объект изучения остается Золушкой со- СЕ. Никитиной, В.Л. Каганским, Е.И. Дюшен, Л.Г. Митюшиным.
временной семантики. Остается дискуссионным и вопрос о методах, Всем им мы признательны за искреннюю поддержку и конструктив-
позволяющих построить содержательное описание семантики конкрет- ную критику.
ной лексики. Мы попытались подойти к изучению конкретной лекси-
ки, используя разные исследовательские методики — интроспективный
метод, понимаемый в духе идей А. Вежбицкой (Wierzbicka 1984); экс-
периментальные методики — главным образом, метод свободной клас-
сификации, разработанный в [Фрумкина 1984]; лексикографические
данные, полученные путем анализа толковых словарей и словарей-
тезаурусов.
Несколько замечаний о втором слове, вынесенном в заглавие
 ЧАСТЬ I
ОПЫТ ОПИСАНИЯ СЕМАНТИКИ ИМЕН,
НЕ ЗАДАЮЩИХ СИТУАЦИЮ
Глава 1
КАК ОПИСЫВАТЬ СЕМАНТИКУ ИМЕН,
НЕ ИМЕЮЩИХ АКТАНТНОЙ СТРУКТУРЫ?
Эволюция современной семантики показывает, что за сравни-
тельно короткий срок (приблизительно за 25 лет) неоднократно
менялись представления о том, какие языковые объекты являются
интересными для семантических штудий, и какая информация рас-
сматривается как семантическая. Легко видеть, что оценка той или
иной информации как собственно семантической зависит от того,
какой объект описывается. Соответственно и форма представления
семантической информации оказывается разной В одних случаях —
это толкования, удовлетворяющие некоторым стандартизованным
требованиям [ср Апресян 1974] В других случаях толкование на
стандартизированном языке дополняется свободным описанием смыс-
ловых различий, ср "error подчеркивает идею отклонения от пра-
вильного представления, a mistake — идею непонимания сущест-
венных фактов" [Англо-русский словарь 1979, 160]. Семантическая
информация может быть также представлена путем указания на от-
ношения между данной единицей описания и другими. Именно этот
способ представления используется в традиционных словарях сино-
нимов, антонимов, а также в словарях тезаурусного типа, где
фиксируется широкий спектр семантических отношений между заглав-
ным словом и другими словами.
Все исследователи, тем не менее, считают необходимым, чтобы
описание семантики некоторого объекта (будь то слово, предложе-
ние или абзац) отвечало на следующие два вопроса: 1) каково
отношение данного объекта из мира "Язык" к миру "Действитель-
ность"? и 2) каковы отношения между данным объектом и другими
объектами того же уровня в мире "Языка" как системы?
Тем самым семантический треугольник Фреге (и здесь мы присоеди-
няемся к точке зрения, неоднократно высказанной Ю.С. Степановым
[Степанов 1975; 1981]) продолжает оставаться концептуальным цент-
ром семантических разысканий вне зависимости от того, какие
объекты изучаются и какие методы используются. Однако "весо-
мость" разных сторон треугольника Фреге меняется в зависимости
от того, какой объект из мира "Язык" стоит в его вершине. Если
в вершине треугольника Фреге стоит предикат — т.е. любое слово,
задающее ситуацию (типа читать, болезнь, аренда), то особых
споров о том, как это слово следует описывать, не возникает.
Вопрос здесь может идти о преимуществах разных способов подачи
семантической информации, но не о том, где ее искать. Аналогично
обстоит дело с описанием имен типа nomina agentis и им подобных,
поскольку они трактуются как актанты ситуации, заданной предика-
том. Так, врач и больной можно описывать как семантически произ-
водные от лечить, преподаватель и студент — как семантически
производные учить и т.п. [Апресян 1974, 132].
Трудности возникают тогда, когда в вершине треугольника Фре-
ге стоит имя, не задающее ситуацию — будь то имя природного
объекта типа роза, берег или имя объекта, возникшего в резуль-
тате человеческой деятельности, типа лампа, стол. Эти имена мы
будем называть далее конкретными существительными (сокращен-
но — КС). Ниже мы будем пользоваться термином "конкретный" без
кавычек, отдавая себе отчет в размытости противопоставления кон-
кретный/абстрактный применительно к существительным1.
Семантика КС и будет в дальнейшем предметом нашего иссле-
дования. К КС мы относим слова, именующие артефакты (стол,
чашка), живые существа (кошка, собака), природные объекты (ре-
ка, камень) и прочие имена вещественных реалий. Вне наших ин-
тересов остаются имена реалий мыслительных (цель, событие), имена
действий и состояний (бег, простуда), имена результатов действия
(победа, добыча).
Современная семантика уделяет КС существенно меньше внимания,
чем лексике "абстрактной", и намного меньше, чем словам-преди-
катам, связкам и кванторам. Этот факт обсуждался еще в работе
[Фрумкина 1979]. В этой работе отмечалось, что одна из причин, по
которой семантика слов типа стол, чашка мало исследуется, состоит
в том, что тонкий аппарат синонимических преобразований — возмож-
но, самый сильный инструмент современной семантики — для целей
изучения КС не пригоден. Действительно, для имен-КС характер-
на стилистическая синонимия типа дом — халупа, глаза — очи.
Реже встречается синонимия типа любка — ночная фиалка; ракови-
на — мойка (в терминологии Ю.С. Степанова [Степанов 1981, 32] —
денотативная синонимия); точные синонимы типа козявка — букашка
крайней редки, антонимия же вообще не характерна.
Обсуждая особенности семантики КС, многие авторы подчеркивают
то, что для них характерен примат денотативного значения. (Д.Н. Шме-
лев [1973] в этой связи называет слова-КС денотативами). Слово-
КС указывает на предмет, идентифицируя его, и, как следствие,
отражает своего рода уникальность предмета. Значения многих
слов-КС настолько насыщены индивидуальными признаками, что
неясно, сопоставимы ли они друг с другом по каким-либо отдель-
ным признакам.
По-видимому, тот же смысл насыщенности индивидуальным, ука-
зания на "отдельность" вкладывает Н.Д. Арутюнова [1980] в прилага-
тельное "идентифицирующий", когда она называет конкретную лек-
сику, в первую очередь, "идентифицирующей".
Д.Н. Шмелев обращает внимание на то, что объединения КС,
7
которые обычно называют "тематическими группами", не представ-
ляют собой лексических "микросистем". В основе таких объединений
лежит какой-либо общий для группы родовой признак ("растение",
"животное"), но, как отмечает Д.Н. Шмелев, не выделен различи-
тельный признак, по которому слова внутри группы противопоставле-
ны, в силу чего становится неясным, как можно сопоставлять подоб-
ные слова между собой, есть ли между ними какие-либо регулярные
отношения и как описывать значения, смыслы этих слов, не заменяя
описание смыслов описанием именуемых данными словами реалий2.
Одновременно все авторы соглашаются с тем, что семантическая
информация, сообщаемая данными именами — это, прежде всего,
указание на определенные объекты из мира "Действительность".
Но если основная функция этих слов — "идентифицировать" объекты
из мира "Действительность", а не описывать отношения между ними,
то возникает вопрос о том, как отделить собственно семанти-
ческую информацию от энциклопедической [Haiman 1980; Фрумкина
1978; Wierzbicka 1985]. А так как очевидной системы слова-КС
не образуют, то неясно, какие именно отношения на этих именах
следует искать, имея целью все-таки обнаружить определенный
уровень системной организации.
Вообще же, несколько упрощая общую картину, можно сказать,
что литературные данные, где обсуждаются семантически содержа-
тельные отношения на именах, распадаются на две группы. В одних
работах проблематика затрагивается в теоретическом аспекте, но
теоретические соображения не сопровождаются сколько-нибудь об-
ширным эмпирическим материалом. Сюда мы относим монографию
Ю.С. Степанова [Степанов 1981], включающую раздел "Имена", и
статью Н.Д. Арутюновой [Арутюнова 1980]. Ю.С. Степанов инте-
ресовался преимущественно отношениями "выше — ниже", т.е. оп-
ределением места КС в иерархически организованном тезаурусе.
Н.Д. Арутюнова выделила некоторые отношения, которые в подоб-
ном тезаурусе следовало бы отразить. Интересная теоретическая
постановка задачи выявления отношений на именах содержится
в [Никитина 1978], но эмпирический материал автора — это не
имена естественного языка, а лингвистические термины. В других
работах — это преимущественно словари тезаурусного типа и осно-
ванные на них исследования — дан большой эмпирический материал,
но не эксплицированы теоретические положения, в соответствии
с которыми данный материал собран и организован (примером мо-
жет служить словарь [Караулов и др. 1982] и основанная на нем
работа [Скиданенко 1984]).
При внимательном анализе обнаруживается, что даже сравнитель-
но простые отношения на именах — такие, как "общее — частное"
и "целое — часть", далеко не просты и для их описания нужен
теоретический фундамент (эти вопросы обсуждаются ниже, см. гл. 3).
Наиболее последовательно и теоретически прозрачно некоторые от-
ношения на именах были описаны с помощью аппарата лексиче-
ских функций в модели "Смысл <— Текст" [Апресян 1974; Мель-
чук 1974; Королев, Эрастов 1968]. Хотя в рамках модели "Смысл «-•
Текст" аппарат лексических функций (ЛФ) был разработан для опи-
сания лексической сочетаемости, а не для описания семантики,
сами функции охватывают некоторые достаточно универсальные
смысловые отношения. Приведем некоторые примеры ЛФ, описыва-
ющих смысловые отношения на именах: понятие, родовое по от-
ношению к ключевому слову — Gener (бутылка) = сосуд; типовое
название совокупности для ключевого слова — Mult (овца) = отара;
Mult (пчела)=рой, типовое название начальника данной группы
лиц — Сар (племя) = вождь; Сар (монастырь) = настоятель; ти-
повое название определенного небольшого количества вещества или
материала — Quant (волосы) = прядь; Quant (табак) = понюшка и т.п.3
Нацеленность данного аппарата на описание именно сочетаемости
определила круг рассматриваемых фактов: анализировались только
такие лексические функции, у которых имеются фразеологически
связанные значения, т.е. значения, возможные при одних именах
и невозможные при других. Если же цель состоит именно в описа-
нии собственно семантических отношений между именами, то круг
анализируемых фактов должен быть определен на основе более
общих соображений4. Прежде всего, как нам представляется, сле-
дует помнить, что конкретное существительное — это такой же знак,
как и любое другое слово, т.е. у него есть денотативная отне-
сенность и сигнификат (концепт). Чтобы описать сигнификат, надо
раскрыть отношение данного КС к ряду других, соотнесенных с ним
по значению. Но как понимать саму эту соотнесенность? Как по-
строить ряд соотнесенных слов?
Как отмечалось в работе [Фрумкина 1979], мы не можем описать
Sinn (термин Фреге) слова вынуть, если перед нами нет ничего,
кроме самого этого слова: нам надо поставить его в ряд типа достать,
вытащить, извлечь. Чтобы описать сигнификат слов типа большой,
малый, этого недостаточно и приходится прибегать к метаязыковому
понятию 'норма'. Сигнификаты многих слов удается хорошо описать,
лишь введя понятие 'наблюдатель' и т.п. (ср.: [Апресян 1986]).
Итак, отношения между смыслами одних слов устанавливаются
путем анализа внутри некоторых рядов, а для описания других
слов надо вводить метаязыковые понятия. Из приведенных примеров
видно, что уже для слов-предикатов и ряды, с помощью которых мы
хотели бы раскрыть интересующие нас сигнификаты, и отношения
внутри этих рядов, существенные для описания сигнификатов, устрое-
ны по-разному. Тем более это справедливо для слов-КС. Приведем
еще несколько примеров. Рассмотрим слова типа ручка (ручка двери,
чашки), бок, подошва. Очевидна определенная "несамостоятельность"
этих концептов: ручка, бок и подошва существуют в мире "Дейст-
вительность" как части некоторых других объектов. Язык, с помощью
которого мы концептуализируем мир, эти отношения отображает. Тем
самым, чтобы описать концепты слов типа ручка, бок, подошва,
надо указать, видимо, что они находятся в отношении "часть — целое"
с некоторыми другими концептами, и установить, о каких "целых"
может идти речь.
Какие-то иные связи и отношения следует искать, чтобы описать
смыслы слов типа огарок, обмылок, огрызок, пепел, окурок. А в
какие ряды поместить слова типа чашка, стакан? В самом деле,
что такое стакан? (ср.: [Фрумкина, 1979]). Это то, из чего пьют;
он может разбиться; иногда его ставят в подстаканник; из стака-
на пьют чай; в нем мешают сахар ложкой; наряду с чашкой — это
универсальный сосуд для питья, поскольку из него можно пить и
молоко, и кофе, и вино и т.д. То, что пьют — жидкость; до того
как попасть в стакан, она находится в чайнике, кофейнике, бутыл-
ке. Тем самым, очерчивается ситуация, которую можно назвать
"Питье (чая, кофе, ...)", где соседями5 слова стакан, становятся
слова типа чайник, подстаканник, ложка, кофейник и прочие.
Эти слова могут быть связаны высказываниями вида наливать из
чайника в стакан; пить из стакана; стакан стоит в подстаканнике;
стакан сделан из стекла; чашка обычно вмещает меньше жидкости,
чем стакан. Из чашки тоже пьют; она обычно делается из фарфора
(фаянса, керамики); ее ставят на блюдце; из нее пьют скорее горячие
напитки, чем холодные; у нее есть ручка.
Мы сообщили некоторую информацию о концептах имен стакан
и чашка, указав на определенные связи между ним и другими кон-
цептами. Что это за связи? Каким путем надо идти, чтобы раскрыть
содержание концепта?6 Глубокие теоретические соображения, касающи-
еся принципов описания семантики КС, мы находим в книге А. Вежбиц-
кой "Лексикография и анализ концептов" [Wierzbicka 1985]. Пафос
этой книги нам близок, и в дальнейшем изложении мы будем неодно-
кратно к ней обращаться.
Сейчас мы ограничимся тем, что выделим главный тезис Вежбицкой,
определяющий метод описания концептов слов-КС. Свою позицию
при описаниях имен артефактов типа стол, чашка и имен естествен-
ных, природных объектов — таких, как яблоко, собака, автор на-
зывает "антропоцентрической". Применительно к именам артефактов
это значит следующее: "Чтобы понимать значение слов, именующих
продукты человеческой деятельности, следует прежде всего понять,
для какой цели созданы соответствующие объекты, т.е. необходимо
понять их функцию" [Wierzbicka 1985, 19].
Далее, всегда, когда это возможно, семантически содержатель-
ные аспекты концепта Вежбицка выводит из типичной ситуации исполь-
зования объекта, соответствующего данному имени. Применительно
к чашке — это ситуация "стол, сервированный для чая". В этой
ситуации объект, именуемый чашка, используется в необходимом
взаимодействии с другими объектами и в соответствии со своей
функцией. Важно, например, что чашка сопровождается блюдцем —
с этим связана ее форма; существенно, что в непосредственной
досягаемости от чашки находится чайник, а значит, чашка может
быть повторно наполнена — это предопределяет ее небольшую ем-
кость и т.д. Подобным же образом выводятся семантически со-
держательные аспекты концепта кружка. Использование кружки
(mug), по мнению Вежбицкой, не предполагает непременное нали-
чие специально сервированного стола. Из кружки пьют в разных
условиях — поэтому не предполагается использование блюдца,
ю
Кружка обычно сделана из материала прочного и дешевого — та-
кого, что в случае необходимости ее можно поставить на пол,
на землю.
Развивая эту идею на материале анализа других имен пред-
метов посуды, Вежбицка показывает, что функционирование объек-
та в ситуации, типической для него, раскрывает содержание кон-
цепта в его взаимосвязях с содержанием других концептов. При
этом функция объекта, концепт которого анализируется, понима-
ется достаточно широко. Например, при описании концептов таких
слов, как собака, кошка, акцент делается на том, что это домашние
животные, что их существование неразрывно связано с жизнедея-
тельностью человека. О собаках говорится, что они послушны воле
человека, а о кошках, что они "гуляют сами по себе" (they do
what they want to do, not what people or other animals want them
to do) (c. 168); о размере собак говорится, что обычно одной
рукой собаку не поднимешь, и что иногда, встав на задние лапы,
собака может оказаться вровень с человеком. О кошках сооб-
щается не только то, что они пушисты, но и что их приятно
гладить. Аналогично, при описании фруктов и овощей акцент
делается не на их биологических характеристиках, а на способах
их употребления в пищу, способах выращивания, указывается наличие
съедобных и несъедобных частей и т.д. "Антропоцентрический" прин-
цип интерпретации концепта и здесь хорошо иллюстрируется спо-
собом описания размера. Так, о персике говорится, что он не слиш-
ком яелик, чтобы его нельзя было держать большим и указатель-
ным пальцами и не настолько велик, чтобы нельзя было съесть
несколько персиков сразу.
Итак, согласно Вежбицкой, чтобы описать концепты типа стол,
собака, яблоко, надо исходить из ситуаций, при которых соот-
ветствующие объекты входят в соприкосновение с человеческой дея-
тельностью. Тогда косточку абрикоса или персика вполне естественно
описывать как то, что является несъедобной частью плода, ручку
у чашки — как то, что позволяет держать чашку, не обжигая руку,
поскольку чашка используется преимущественно для горячих напит-
ков, банку (jar) — как то, в чем хранят жидкие продукты питания
и т.д. "Антропоцентрическая" точка зрения позволяет Вежбицкой до-
стичь единого принципа описания как для имен артефактов, так и для
имен типа собака, яблоко (так называемых natural kinds), которые
она ранее рассматривала с иных позиций (это комментируется на
с. 54 и 163 обсуждаемой книги). Эта же точка зрения, будучи по-
следовательно реализованной, побуждает задать вопрос о том, ка-
ким образом знания о разных концептах соотносятся с культур-
ными реалиями данного социума, знаниями научными и знаниями
житейскими. Параллельно возникает и вопрос о том, как упорядоче-
ны знания в нашей психике, какие языковые средства используются
для концептуализации тех или иных отношений. Некоторые'из этих
проблем мы будем рассматривать в дальнейшем изложении7.
 1
Разумеется, если мы будем пытаться для каждого отдельного имени решить,
следует ли его отнести к "конкретным" или "абстрактным", то нас постигнет неудача.
В работе [Розина 1982] показано, что какими бы критериями мы ни руководствовались,
всегда найдется большое число слов, которые лежат как бы посередине между
вполне "конкретными" и вполне "абстрактными". Однако существует в то же время
достаточно большой массив слов, для которых отнесение их к "конкретным" или
"абстрактным" интуитивно не вызывает возражений.
2
Заметим, что само стремление описать разнообразие объектов через небольшой
набор различительных признаков гносеологически более чем естественно; другое дело,
что не все объекты поддаются такому описанию. Возможности компонентного
анализа как метода постоянно завышались именно в силу этих общих причин.
'Интересный пример мы находим в [Дюшен 1974], где дано подробное описание
семантики КС бутылка. Среди обширного перечня значений стандартных и нестан-
дартных ЛФ мы находим преимущественно предикаты (разбитая, лопнуть, вмещать,
откупоривать и т.п.), а также Gener (сосуд) и некоторые КС, являющиеся, строго
говоря, ЛФ не от слова бутылка, а от связанных с ним предикатов, типа осколок —
Sing S^Fj, где F2 — разбивать, и штопор — S™"tr Anti Fs, где Ami Fs — откупоривать.
Тип связи между КС, возникающий как следствие общности предикативных слов, был
выделен как субъективно значимый для наивного языкового сознания в работе [Фрум-
кина, Миркин 1986]: см. также гл. 4 ч. II данной книги.
4
Представления о том, что между определенными КС существуют некие содержа-
тельные семантические отношения, поддерживаются интуитивными ощущениями, возни-
кающими при чтении словарных статей в словарях тезаурусного типа. В большинстве
из них, в отличие от четкой структуры словарной статьи в [Никитина 1978], заглавное
слово обычно сопровождается обширным недифференцированным списком связанных
с ним слов. Мы приводим ниже (в переводе) примеры из тезауруса французского
языка [Maquet 1936]; то же, в общих чертах, мы найдем в словаре Ю.Н. Караулова
[Караулов и др. 1982].
Чай.
Китайский, цейлонский чай. Китайский черный чай. Зеленый чай. Черный чай.
Чайный куст. Чайник. Чашка (чайная). Чашка чая. Заваривать, заварка. Ситечко.
Чай с ромом, с молоком, с мятой. Чайный сервиз. Чайная салфетка.
Рука. (Bras) (приводятся для краткости только те части словарной статья, которые
содержат существительные)
Рука (Le bras).
Рука (Bras). Плечо. Подмышка. Плечевая кость. Локтевая кость. Лучевая кость.
Бицепс. Трицепс. Предплечье. Локоть (coude). Локоть (соиdee — мера длины).
Запястье. Сгиб руки.
Украшения (Ornements).
Браслет. Цепочка. Нарукавная повязка. Креп, траурная повязка. Шеврон. Эполет.
Галуны.
Очевидно, во многих случаях отношения между КС, входящими в эти словарные
статьи, не являются ни привычной для нас гипо-гиперонимией, ни синонимией, ни анто-
нимией (эти три вида отношений, как правило, упоминаются составителями тезаурусов).
Так, пары чай — заварка, чайник — чай. плечо — рука, браслет — рука ни под одну
из этих рубрик не подходят.
5
Отношение "соседства" можно было бы связать с понятием "семантического
поля" Это, однако, мало что прояснит, поскольку термин "семантическое поле"
стал чрезмерно размытым. Отчасти содержание отношения "соседства" слов отра-
жает соположение объектов в реальном мире — по крайней мере, их типическое
соположение. Например, слова, именующие посуду, имеют своими регулярными
"соседями" слова, именующие кухонную утварь, некоторые предметы мебели и на-
именования кушаний и напитков; слова, именующие предметы одежды, "сосед-
ствуют" со словами, именующими части тела и некоторые предметы обстановки
и т д.
Здесь и далее мы сознательно избегаем употреблять термин понятие, считая
его принадлежащим терминологической системе логики.
7
При ознакомлении с данным исследованием у читателя может возникнуть вполне
естественный вопрос: с какими объектами реально оперирует любой носитель языка,
12
размышляющий о связях между словами-КС, — со смыслами слов или с мысленными
образами именуемых этими словами предметов?
Нам кажется, что на этот вопрос отвечает следующее высказывание Н.В. Кру-
шевского, приведенное Ю.С. Степановым при обсуждении вопроса о словах-"дено-
тативах": "Мы не должны никогда терять из виду основной характер языка: слово
есть знак вещи. Представление о вещи и представление о слове, обозначающем
эту вещь, связывается законом ассоциации в неразлучную пару..." [Крушевский 1883,67;
цит. по: Степанов 1981, 58].
Глава 2
СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ
НА ИМЕНАХ КОНКРЕТНОЙ ЛЕКСИКИ
1. Вводные замечания
В качестве первого шага мы рассмотрим некоторые частные виды
семантических отношений на именах. Оговоримся сразу, что вне на-
шего эмпирического анализа пока остаются три важнейших типа
отношений на именах, называемые обычно общелогическими. Это
отношения "общее — частное" {инструмент — молоток); "часть —
целое" {рукав — рубашка) и "элемент — множество" {буква — ал-
фавит). Как это ни парадоксально, попытка описания этих отноше-
ний выявила неожиданные сложности. Проблематика, связанная с от-
ношением "общее — частное", рассмотрена нами (преимущественно
на основе литературных данных) в главе 3. Здесь же мы ограни-
чимся анализом семантических отношений, которые обычно называют
"предметными" [Шрейдер 1971; Никитина 1978]. Круг рассмотрен-
ных отношений, а также предложенный для их описания метаязык
отражают определенный этап работы над проблемой и открыты для
критики и дополнений.
Следующие примеры иллюстрируют проблематику, порождаемую
материалом, который мы намерены анализировать. Рассмотрим пары
типа ступка — пестик, замок — ключ. Представляется, что отно-
шения в этих парах имеют любопытную специфику. Замечание о том,
что объекты, соответствующие данным концептам, участвуют в одной
ситуации или выполняют общую функцию, эту специфику отражают
недостаточно. Строго говоря, как раз функции у ступки и пестика,
равно как у замка и ключа — разные. Более адекватно, видимо,
было бы сказать, что соответствующие концепты "наделяют друг
друга смыслом": ступка без пестика и замок без ключа не могут
функционировать.
Рассмотрим другую пару: наволочка — подушка. Здесь связь
также обусловлена тем, что наволочка без подушки не функциониру-
ет: она таос же неполна как сущность, как пестик без ступки. Подушка
же, казалось бы, в наволочке не нуждается — как известно, мы
покупаем подушку без наволочки, т.е. подушка — более самостоя-
тельный член пары. Отношения между концептами "наволочка" и "по-
душка" сводятся к тому, что наволочка — это особый вид чехла;
но это такой 'чехол', который бывает только на подушке, подобно
13
тому как пододеяльник — это 'чехол' для одеяла, а нарукавник —
'чехол' для рукава (пусть несколько иного типа). Итак, интерес
для нас представляют такие пары, как наволочка — подушка, по-
додеяльник — одеяло, нарукавник — рукав, где первый член пары
обретает свой смысл только при наличии второго члена, но не на-
оборот.
Несколько иной тип отношений можно наблюдать в паре крыш-
ка — кастрюля. Связь между этими концептами обусловлена тем,
что крышка предназначена для того, чтобы закрывать кастрюлю, но
кастрюля может функционировать и без крышки. Однако, в отличие
от нарукавника, который возможен только как чехол, надеваемый
на рукав, крышка закрывает разные предметы: чайник, коробку,
банку, ящик, люк, сундук. Крышка не проявляется как сущность
без тех предметов, которые м о г у т и м е т ь к р ы ш к у , но таких
предметов много. Поэтому концептуальные связи данного имени
устроены иначе, чем у слов типа наволочка или нарукавник.
С другой стороны, не все то, что 'закрывает' — даже если огра-
ничиться сосудами — именуется крышкой. Некоторые виды крышек
называются иначе. Например, стандартные бутылки для минеральной
воды, соков и молока закрыты крышками, а бутылки для вина, графин,
флакон, штоф, пузырьки с лекарствами — закрыты пробками (хотя
сами пробки могут быть стеклянными, пластмассовыми, резиновыми или
сделанными из собственно пробки). Можно заметить также, что то,
что закрывает вертикально расположенную часть предмета, назы-
вается уже не крышкой, а дверкой, дверцами. Например, ящик для
игрушек или обуви имеет крышку, если открывается его верхняя
параллельная полу плоскость, и дверку, если открывается боковая
часть, перпендикулярная полу. Итак, дверка — тоже своего рода
'крышка', во всяком случае, отношение в паре сундук — крышка,
шкаф — дверца представляется сходным.
2. Методика выявления
семантически содержательных отношений
Идя этим путем, мы проанализировали семантические отношения,
обнаруженные в результате анализа достаточно представительной
группы имен-КС. "Предметные" отношения в парах КС типа приведен-
ных выше в дальнейшем будем для краткости условно называть "от-
ношениями R". Процесс выявления семантически содержательных
отношений на именах КС складывается из двух этапов:
1) поиск пар (троек и т.п.) имен, между которыми мы в даль-
нейшем надеемся обнаружить содержательные отношения;
2) выявление и фиксация самих отношений.
Первый этап может быть реализован путем обращения^ данным
словарей, а также путем обращения к носителям языка. ВторЗй этап —
выявление самих отношений, как это отчасти можно видеть из при-
веденных примеров, в нашем случае реализуется методом интроспек-
ции. (Обсуждение интроспекции как метода см. ч. II, гл. 1).
Чтобы выделить некоторый предварительный список слов, между
14
которыми мы надеемся в дальнейшем обнаружить семантически содер-
жательные отношения, можно пойти двумя путями (см. также [Ники-
тина 1978]): а) обратиться к носителям языка; б) обратиться к слова-
рям. В случае (б) мы можем работать со словарями, которые (1) в яв-
ном виде не описывают интересующие нас отношения, но содержат
определенный материал, позволяющий такие отношения обнаружить,
и (2) дают списки слов, уже связанных некоторыми отношениями,
но не обязательно теми, которые нас интересуют. В случае (1) речь
идет о толковых словарях, в случае (2) — о словарях идеогра-
фического типа.
Метод (а), позволяющий получить от информантов пары слов,
связанных отношениями — "кандидатами" для последующего ана-
лиза, состоит в следующем. Экспериментатор (далее — Э.) сооб-
щает испытуемым (далее — ии.) один — два примера на некоторое
отношение и просит придумать "еще такие же пары" (так назы-
ваемая "глухая" инструкция). Не следует сообщать ии. имя отно-
шения или иной вариант его трактовки, поскольку в этом случае ии.
начинают проверять, насколько придуманные ими пары иллюстриру-
ют именно это отношение. В результате такой авторедактуры от-
секаются многие пары, связанные как тем же отношением, которое
присутствовало в примерах, так и другими отношениями, возможно,
также представляющими для нас интерес.
В случае "глухой" инструкции ии. называют довольно много
пар слов, среди которых действительно есть примеры как на
"то же" отношение, так и на другие регулярные отношения ин-
тересующего нас типа. Разумеется, всегда есть и пары, не свя-
занные никакими регулярными отношениями. Так, например, если
попросить ии. придумать другие "такие же" пары слов, ккк кляк-
са—бумага; веснушка—кожа; бельмо—глаз (т.е. связанные отношени-
ем "А — пятно на В"), то кроме действительно связанных *эхим
отношением (см. [Мостовая, Фрумкина 1987]), появятся, с одной
стороны, пары, связь в которых напоминает отношение "А—'отвер-
стие', 'выемка' в В" (например, ссадина—кожа), а с другой стороны,
пары, которые мы описываем как "А—'рисунок' на В" (татуиров-
ка—кожа; грим—лицо; ретушь—фотография). Кроме того, ии. на-
зывают пары, вообще, по-видимому, не связанные никакими регу-
лярными отношениями: радуга—небо; загар—кожа; фреска—стена.
Реализация метода (б) зависит от типа словаря.
(1) — поиск отношений в толковом словаре обычного типа,
например, в словаре Ожегова [Ожегов 1981; далее — СО].
В словаре находим толкования КС (с помощью любого списка
КС или просто путем сплошной выборки). Затем в каждом толко-
вании все КС, входящие в текст толкования, проверяются на пред-
мет того, не связаны ли некоторые пары, составленные из этих
КС, каким-либо отношением типа R (при этом регулярность неко-
торых семантических отношений между КС может быть обнаружена
не сразу). Проиллюстрируем сказанное на примере анализа толко-
вания слова голубятня "Голубятня — помещение для домашних
голубей, обычно устраиваемое на крыше, чердаке" (СО). Из этого
15
толкования извлекаются следующие пары: голубятня — голуби;
голубятня — крыша; голубятня — чердак; крыша — чердак; го-
лубь — крыша, голубь — чердак. Пара голубятня — голуби связана
регулярным отношением "А— место, где живут животные В". Если оно
не было выявлено ранее, то оно может быть обнаружено именно
путем анализа данной пары. Остальные пары слов, как кажется, не
связаны никаким регулярным семантическим отношением, хотя, может
быть, эти отношения просто не удалось обнаружить.
(2) — поиск в словарях идеографического типа.
Единственным словарем русского языка, который может считать-
ся идеографическим, является "Русский семантический словарь"
Ю.Н. Караулова и др. (1982). "Русский семантический словарь"
построен следующим образом. Заголовком каждой словарной статьи
является слово-дескриптор. Затем перечисляются семантические мно-
жители дескриптора (которые могут не быть словами), упорядочен-
ные по возрастанию их частотности. Слова, включенные в статью
дескриптора, сопровождаются информацией об общем числе семанти-
ческих множителей у данного слова (первая цифра после слова)
и о номерах семантических множителей дескриптора, оказавшихся
общими у дескриптора и данного слова (вторая и следующие за ней
цифры после слова, включенного в словарную статью дескриптора).
Например, слово "зрелый", входящее в словарную статью дескриптора
"абсолютный", выглядит так: "Зрелый 13X7,9". Это значит, что общее
число семантических множителей у слова "зрелый" 13, из них два
совпадают с седьмым и девятым множителями слова "абсолютный"
(это множители 'соверше-' и 'полн-').
Иностранные идеографические словари представлены более широко.
В.В. Морковкин в обзорной книге [Морковкин 1970] выделяет три
типа идеографических словарей на иностранных языках.
1) Тезаурусы, основанные на строго иерархической понятий-
ной классификации, называемой синоптической схемой, фиксирующие
гипо-гиперонимию слов. Наиболее известными словарями этого типа,
согласно Морковкину, являются [Roget 1852; Dornseiff 1943; Blanc
1899].
2) "Аналогические" словари, отличающиеся от тезаурусов тем,
что слова в них организованы не строго иерархически: по алфавиту
расположены слова-центры, к каждому из которых приписана тема-
тическая группа слов, для которой слово-центр является гиперони-
мом. При этом существенно, что тематические группы содержат
слова, связанные друг с другом совсем иными связями, чем гипо-
гиперонимия (эти связи не описываются). Имеется алфавитный индекс,
указывающий для каждого слова соответствующее ему слово-центр.
Наиболее известны два аналогических словаря: [Boissiere 1862] (пер-
вый аналогический словарь) и [Maquet 1936], примеры из которого
уже приводились в работе [Мостовая, Фрумкина 1987].
3) Учебные словари, устроенные так же, как тезаурусы, но
охватывающие меньший объем слов. Это прежде всего словари
известной дуденовской серии; кроме них, можно назвать также
[Cheyne 1964; Бабов, Въргулев 1961].
16
Таким образом, во всех идеографических словарях, кроме "Рус-
ского семантического словаря", мы находим слово-гипероним, явля-
ющееся заглавным для словарной статьи, и его гипонимы, вхо-
дящие в словарную статью. Поскольку идеографические словари
традиционного типа, словарные статьи которых отражают отно-
шения гипо-гиперономии, а не общность семантических множителей
у слова-дескриптора и слов, входящих в его словарную статью,
составляют абсолютное большинство идеографических словарей,
рассмотрим сначала способы поиска отношений R в словарях
этого типа. Затем покажем, что те же способы поиска легко рас-
пространить на "Русский семантический словарь". В дальнейшем идео-
графические словари любого типа для краткости будем называть
тезаурусами, что соответствует практике употребления этого слова.
К отношениям R также применимы термины гипо-гиперонимии. Бу-
дем исходить из предположения, что каждое отношение R может
быть описано на некотором метаязыке так, что это описание вклю-
чает слова А и В и применимо ко всем парам слов (Aj, В;), связанным
данным отношением R, (так построены все описания R, в работе
[Мостовая, Фрумкина 1987]. При этом Aj и В| заполняют первую
и вторую валентности метаслова, которое является описанием Rj.
Например, отношение в парах обои—стена, скатерть—стол, че-
репица—крыша, паркет—пол описывается как "А 'покрывает' В".
Здесь Aj (первые компоненты пар) заполняют первую валентность
метаслова 'покрывает', a Bj — вторую. Мы будем, имея в виду
валентную структуру описания R, и то, что оно является именем
отношения, называть его предикатом Rj, включая даже те случаи,
когда в качестве метаслова, описывающего Rj, выбрано сущест-
вительное естественного языка (далее — ЕЯ) типа дыра, пятно,
оболочка, одежда, украшение и т.п. Заметим, что в тех случаях,
когда метаслово, описывающее Rj, является глаголом ЕЯ, нетрудно,
не меняя смысла описания, трансформировать его в отглагольное
существительное, и наоборот, существительному М, описывающему
к„ всегда можно поставить в соответствие глагол метаязыка со зна-
чением 'являться М' (иногда такого глагола нет в ЕЯ). Например:
"А 'покрывает* В" = "А — 'покрытие' на/для В"; "А 'вмещает' В" =
= "А — 'вместилище' для В", и в обратную сторону — "А — 'украше-
ние' В" = "А 'украшает' В"; "А — 'пятно' на В" ="А 'пятнает' В"
или "А 'контрастирует' с В"; "А — 'оболочка' В" = "А 'облекает'
В". Поскольку описания Rj являются метасловами, поверхностно-
синтаксические различия в выражении R, не важны, и мы можем
считать все эти метаслова предикатами.
Возможность всегда трансформировать метаслово, описывающее
R,, в существительное ЕЯ важна в следующем отношении. Для
большинства отношений R, (а именно, для всех ориентированных
отношений) метаслово, описывающее R, (или его трансформация в
существительное ЕЯ, если это глагол ЕЯ), я в л я е т с я г и п е р о н и м о м
для с у щ е с т в и т е л ь н ы х А„ заполняющих первую валентность
предиката R,. Например, для отношения "А 'покрывает' В" (см. при-
веденный выше пример) метаслово 'покрывает' трансформируется в
Т7
 веденной в работе [Мостовая, Фрумкина 1987] словарной статье
существительное ЕЯ 'покрытие', которое можно считать гиперони-
"чай" (Maquet 1936) заглавное слово чай и слово из этой же сло-
мом для всех первых компонент пар, связанных этим отношением,
варной статьи чайник связаны отношением "А — 'емкость', пред-
а именно для слов обои, скатерть, черепица, паркет и других.
назначенная для 'хранения' В".
Аналогично, отношение в парах наличник — окно; оклад — икона;
При поиске отношений R "Русский семантический словарь" может
кокарда — шляпа; шеврон — рукав; ожерелье — шея; кольцо —
использоваться так же, как и другие тезаурусы. В случае, когда
палец описывается как "А — 'украшение' для/на В", где слово
имеется гипотеза об имени отношения R, в словаре ищется дескрип-
'украшение' является гиперонимом для первых компонент этих пар.
тор, совпадающий с именем отношения R или синонимичный этому
Это наблюдение позволяет следующим образом использовать тезау-
имени, и все слова, входящие в словарную статью этого дескрип-
рус для поиска пар (А,, В,), связанных определенным R,, если
тора, проверяются на предмет того, не являются ли они первыми
уже имеется гипотеза о том, каково содержание R, (оно же — гипе-
компонентами пар, связанных отношением R. (Это происходит тогда,
роним для А,). Для каждого предиката R,, описывающего некоторое
когда слова, входящие в словарную статью некоторого дескриптора,
отношение, по алфавитному индексу находим его перевод на язык
являются одновременно его гипонинами). При ненаправленном поиске в
тезауруса и все рубрики тезауруса, в которых он встречается.
любой словарной статье словаря можно искать слова, связанные
Слова, входящие в рубрики тезауруса, включающие нужный преди- между собой или с дескриптором-заголовком статьи отношениями
кат, переводятся на русский язык. Те из них, которые являются типа R.
возможными заполнителями первой валентности того же исходного
Надо отметить, что поиск отношений R в "Русском семантическом
предиката и, следовательно, входят в пары вида (А, X) или (А, В)
словаре" сравнительно малоэффективен; поиск отношений R теми
(в зависимости от того, фиксировано ли заполнение второй валент-
же способами в словаре [Maquet 1936] существенно более эффективен,
ности предиката при данном заполнении первой валентности), являются
хотя и он довольно редко позволяет получить нужную информацию.
первыми компонентами [AJ искомых пар.
Причины малой эффективности поиска отношений R в тезаурусах мы
Приведем пример. При поиске во французском тезаурусе [Maquet видим в следующем.
1936] пар (А„ BJ, связанных отношением "А — 'пятно' на В", для
Интересующие нас отношения R отличаются от типичных те-
предиката "пятно" находится его перевод "tache", и все слова,
заурусных отношений гипо-гиперонимии. Тезаурус не дает никакой ин-
входящие в словарную статью слова "tache", переводятся на русский
формации о том, для каких слов, могущих выступать в роли
язык. Это слова пестрота (bigarrure), синева, круги под глазами
предиката R,, и их гипонимов — возможных заполнителей первой
(сегпе); родинка; крап; пятнистость шкуры, оперения (madrure); бель-
валентности предиката (А,) существует вычислимое слово В„ запол-
мо; синяк, укус; ожог; мушка; глазок на перьях павлина, крыльях
няющее вторую валентность предиката R,, а если В, существует,
бабочки (ocelle), полоса; румянец; татуировка; вена; рубец; попе-
то какое. Иначе говоря, тезаурус дает информацию не о паре слов
речная отметина на шерсти лошадей (zebrure), белая отметина
А и В и отношении R между ними, а об имени R и его гипонимах,
на ноге у лошади (balzane). (Слова, принадлежащие к другим частям
некоторые из которых могут заполнять первую валентность преди-
речи, нежели существительные, мы не приводим). Затем отсеиваются
ката R. Так, в приведенном выше примере тезаурус указывает
все слова, не имеющие в русском однословных эквивалентов (в дан-
только предикат "пятно" и возможные А„ заполняющие его первую
ном случае их много — cerne, madrure, ocelle, zebrure, balzane). Отсе-
валентность, но и для тех из них, которые имеют вычислимое В„
ивается также то, что не должно, на наш взгляд, описываться
оно не указывается.
как "пятно" — пестрота, укус, ожог, полоса, румянец, вена, та-
туировка, рубец. Отсеиваемые слова составляют, как можно заме-
тить, ббльшую часть содержащихся в словарной статье "tache" 3. Опыт описания семантических отношений
слов. Остальные слова — родинка, крап, бельмо, синяк, мушка (?) на именах-КС
входят в пары вида (А, В) или (А, X), связанные отношением
"А — 'пятно' на В". В данном разделе мы опишем некоторые из выделенных нами
отношений. Выделенные отношения сведены в два типа. Результаты
Кроме того, материал тезаурусов может использоваться для "не- представлены в виде перечня отношений с примерами слов, на кото-
направленного" поиска отношения R: внутри группы слов одного рых эти отношения реализуются. Принцип предложенной систематиза-
иерархического уровня некоторые пары слов могут оказаться связан- 1
ции рассмотрен в дальнейшем изложении .
ными отношениями типа R. Например, в словарной статье "табак" в том
же тезаурусе [Mequet 1936] содержатся слова портсигар и си- Тип 1
гареты, связанные отношением "А — 'емкость', предназначенная для 2
1. А — 'отверстие' или 'выемка' в В ; А нарушает целостность В.
'хранения' В". В некоторых случаях, когда заголовок словарной статьи
la. A — естественного происхождения; если оно сделано человеком,
является КС, он может играть роль не предиката R,, а одного
из слов в паре, связанной отношением R,. Например, в при- то не намеренно.
19
18
 поляна — лес; дупло — дерево; проталина — снег; про-
реха — ткань; лысина — волосы; каверна — ткань.
16. А — искусственного происхождения, сделано человеком наме-
ренно.
просека — лес; бойница — стена; окно — стена; глазок —
дверь; ров — земля.
2. А — 'пятно' на В. А — неопределенной формы, как правило,
естественного происхождения; если сделано человеком, то не
намеренно.
бельмо — глаз; клякса — бумага; веснушка — кожа.
3. А — место для 'хранения' В.
За А — емкость, предназначенная для 'хранения' В.
гардероб — одежда; галошница — обувь; игольник — иголки;
копилка — деньги; портсигар — сигареты; бонбоньерка — кон-
феты; сахарница — сахар; колчан — стрелы; ягдташ — дичь.
З а м е ч а н и е . Внутри этого отношения возможны более мелкие деления:
А — емкость для кратковременного 'хранения' В.
пепельница — пепел; ягдташ — дичь; подойник — молоко;
почтовый ящик — письма.
А — емкость для постоянного 'хранения' В.
гардероб — одежда; галошница — обувь; игольник — иголки.'
готовальня — чертежные инструменты.
А снова наполняют В, когда его запас в А кончается.
портсигар — сигареты; сахарница — сахар; чернильница —
чернила; бонбоньерка — конфеты.
36. А — место для 'хранения' В; А — не емкость.
погреб — продукты; запасник — экспонаты; зернохранили-
ще — зерно; арсенал — оружие; архив — документы.
4. А — место, предназначенное для того, чтобы в нем находи-
лись В; В — люди и животные.
4а1. А — место, где живут В; В — животные.
курятник — куры; муравейник — муравьи; коровник —ко-
ровы; псарня — собаки; улей — пчелы.
4а2. А — место, где животные (В) помещены для того, чтобы
их можно было наблюдать.
аквариум — рыбы; серпентарий — змеи; террариум — прес-
мыкающиеся; обезьянник — обезьяны; клетка, вольера,
зоопарк — {имена животных}.
46. А - место, где живут В; В —некоторая категория людей.
больница — пациенты; тюрьма — заключенные; детдом —
сироты; интернат — школьники; казарма — военнослу-
жащие; монастырь — монахи; лепрозорий — прокаженные;
скит — отшельники; пансионат — отдыхающие.
5. А —'инструмент' для работы с В. А 'обрабатывает' В.
шомпол — ствол; ерш — бутылка; банник — пушка; скалка —
тесто; утюг — ткань; бигуди — волосы; рубанок — дерево;
ножницы — ткань, бумага; коса — трава; бритва — волосы;
кусачки — проволока; бормашина — зуб; молоток — гвоздь.
20
З а м е ч а н и е . Внутри этого отношения возможны более мелкие деления,
основанные на типе выполняемой А операции;
А — 'инструмент' для чистки В.
шомпол — ствол; ерш — бутылка; банник — пушка.
А придает В нужную форму.
скалка — тесто; утюг — ткань; бигуди — волосы; рубанок —
доска.
А — 'инструмент' для разделения В на части.
пила — дерево; ножницы — ткань, бумага; кусачки — проволока.
• 6. А удерживает В в нужном месте, положении в пространстве.
ба. А — предмет, на котором или с помощью которого зак-
репляется В.
6а 1. А — 'подставка'.
таган — котел; подстаканник — стакан; подсвечник —
свеча; канделябр — свечи; пюпитр — ноты; штатив —
{имя объекта}; мольберт — холст.
6а2. А — 'растяжка'.
плечики — одежда; пяльцы — канва; подрамник — холст.
бб. А — вещество или материал для скрепления предметов из ве-
щества или материала В.
цемент — камень; припой — металл; клей — {наз-
вание материала}.
бв. Пары, по-видимому, относящиеся к (6), для которых не
удалось найти удачного словесного описания; объединены
вместе с известной условностью.
якорь — судно; подтяжки — брюки; скоба — дерево;
нитка — ткань; скрепка — лист; шпилька, заколка —
волосы; бандаж — мышцы; гвоздь, шуруп — доска.
7. А — форма, которую может принять В.
морщинка — кожа; складка — ткань; кулак — кисть;
локон, кудри — волосы; клубок — нитки; бант — лента.
Кроме перечисленных под рубрикой "Тип Г отношений, описания
которых носят довольно общий характер, обнаружилось несколько
отношений между словами, принадлежащими к узким тематическим
группам. Эти отношения приводятся ниже отдельно, хотя большинство
из них, вообще говоря, может рассматриваться как "под отношение"
одного из более крупных отношений, перечисленных выше
1°. А — предмет одежды, одеваемый на В, где В — часть тела
человека.
перчатка — кисть (руки); шарф — шея; шляпа — го-
лова; ботинок — нога; маска — лицо; пояс — талия.
2°. А — военные доспехи, защищающие В, где В — часть тела
человека.
забрало — лицо; шлем — голова; кираса — грудь, спина;
наплечник — плечо; налокотник — локоть; поножи — голени;
панцирь; латы, кольчуга — {имя объекта}.
Здесь (1°) и (2°) — разновидности отношения "А 'покрывает' В".
3°. А предназначено для украшения В; А — украшение на В.
3°а. А — украшение, одеваемое на В, где В — часть тела
человека.
21
 бусы, колье, ожерелье — шея; кокошник — голова;
серьги, клипсы — уши; кольцо, перстень — палец; брас-
лет — запястье; диадема — голова.
3°б. А — нашивка на В, кайма или оправа В, сделанная для
украшения В.
манишка — сорочка; наличник — окно; оклад — икона;
лампасы — брюки; бахрома — ткань; шеврон — рукав;
кокарда — шляпа; галун, кант, кайма — {название
предмета одежды, часть одежды}.
4°. А — книга, сборник текстов В.
задачник — задача; песенник — песня; атлас — карта;
молитвенник — молитва.
Отношение (4°) может рассматриваться как разновидность отноше-
ния" А — место для 'хранения' В" (см. выше).
5°. А — 'рисунок', единственным фоном для которого бывает В.
5°а. А — 'рисунок', имеющий самостоятельный 'смысл'.
татуировка — кожа; крап — карта (игральн.); водяные
знаки — бумага; чернь — металл.
5°б. А — 'рисунок', назначение которого 'улучшить' В.
грим — лицо; ретушь — фотография.
Это отношение имеет некоторое сходство с отношением "А — 'пят-
но' на В", включенным в предыдущий список, но отличается от
него тем, что здесь А определенной формы или цвета и сделано
человеком намеренно.
Т и п II
1. А не может функционировать без В и В не может функционировать
без А. Единственное назначение А и В состоит в участии в одной
и той же операции.
смычок — скрипка; барабанные палочки — барабан; медиатор —
домра; молоточки — ксилофон; шахматная доска — фигуры;
волан — ракетка; пестик — ступка; молот — наковальня.
2. А всегда граничит с В и, наоборот, В всегда граничит с А.
водоем — берег; грань — ребро.
Это отношение включается в более крупное отношение "А является
'границей' В",
3. А и В вместе составляют один объект С (С не входит в пару).
А-В - С
древко - наконечник — копье;
день -ночь — сутки
4. А и В вместе составляют "естественную" пару, обозначаемую одним
словом С (слово С не входит в пару).
А-В - С
руки - ноги — конечности;
22
суббота - воскресенье — выходные
мать - отец — родители
муж- жена — супруги
Обсудим теперь, какого рода отношения на парах имен мы усмат-
риваем в приведенных выше примерах. Будем считать семантически
содержательным такое описание отношений R в парах А и В, ко-
торое удовлетворяет следующим требованиям:
(1) В пределах данного класса (группы) ARB, отношение R должно
естественно интерпретироваться как одинаковое для разных (А, В).
(2) Чтобы разумным образом разделить семантически различные R,
не следует пользоваться для описания R выражениями типа "А и В обыч-
но встречаются вместе", "Присутствие А предполагает присутствие В",
ибо в этом случае интуитивно разные отношения склеиваются.
(3) Содержательным представляется такой способ выделения R,
чтобы число пар (А, В), связанных одним R, было достаточно
велико.
(4) Полученное описание должно по возможности совпадать с наив-
ными семантическими представлениями.
4. Специфика выделенных семантических отношений
и их сравнение с лексическими функциями
Предположим, что классы типа I и II можно на данном этапе
работы условно рассматривать как удовлетворяющие требованиям
(1)—(4). Тогда мы получаем возможность указать на следующие
особенности структуры отношений в парах:
1. Все пары, входящие в тип I, связаны отношениями, которые
мы будем называть ориентированными. Это значит, что зная отноше-
ние R — т.е. зная соответствующий предикат, например, "А 'пок-
рывает' В", "А 'украшает' В", можно по слову А назвать слово
В, но не наоборот. Так, зная, что R — 'обрабатывает', а А — пила
(отношение "А — 'инструмент' для работы с В; А 'обрабатывает' В"),
В легко "вычислить"; это слово дерево. Обратное вычисление невоз-
можно: зная, что R — 'обрабатывает', а В — дерево, нельзя
назвать А, поскольку интрументов, обрабатывающих дерево, много,
и обозначающих их слов, соответственно, тоже. Аналогично, для от-
ношения "А — предмет одежды, одеваемый на В, где В — часть тела
человека": если А — шляпа, шапка, платок, тюрбан и т.п., то
В — слово голова. Но если известно описание этого отношения
и то, что В — голова, то А не может быть вычислено, пос-
кольку очевидно, что А при этом В могут быть разными. Если
для всех пар, связанных каким-нибудь ориентированным отношением,
попытаться по описанию отношения R и одному слову из пары
предсказать другое слово, то легко увидеть, что такое предсказа-
ние возможно только в одну сторону; от слова, обозначаемого А,
к слову, обозначаемому В.
Как можно заключить из анализа материала, большинство рассмот-
ренных отношений являются ориентированными. Мы усматриваем
причину этого в следующем. В реальности объект А без объекта
23

В зачастую не имеет смысла и назначения (как пила — без
дерева, шапка — без головы) или просто не существует отдельно
от В (например, бельмо — без глаза, поляна — без леса). Обрат-
ное неверно: объект В не предполагает обязательного присутствия А.
Эта направленная связь между А и В концептуализируется и отражается
в языке, где она фиксируется как связь между смыслами слов А и В:
смысл А осознается как "подчиненный" по отношению к смыслу В,
но не наоборот. Это проявляется, например, в естественности фразы
Шляпа — это то, что надевается на голову и неестественности,
каламбурности фразы — Голова — это то, на что надевается
шляпа и других им подобных. Поэтому понятно, почему в таких
парах можно предсказать по одному слову другое, зная содержание
семантического отношения между ними, но при этом — только
в одну сторону.
С тем фактом, что описываемые языковые отношения фиксируют
отношения между объектами, существующие во внелингвистической
реальности, связаны также их свойства 2) и 3):
2. При попытке дать семантически содержательное описание отноше-
ний R, следуя требованиям (2) и (4), обнаруживается, что наиболее
естественно с точки зрения интуиции это можно сделать следующим
образом. Надо сузить содержание R за счет включения в описание
экстралингвистических сведений об А и В, как то: физическая при-
рода А и В ("вещество", "часть тела" и т.п.), их происхождение
(естественное, искусственное), их взаимное расположение ("А 'пок-
рывает' В", "А — 'область', 'пограничная' В") и другая информация
о мире "Действительность". С учетом того, что отношения R отражают
через язык нашу концептуализацию предметного мира, включение
такой информации в описание отношений R не выглядит неуместным.
3. Не удается, выполняя требование содержательности описания,
выделить отношения R так, чтобы пары или наборы пар, связан-
ных некоторым R,, не попадали одновременно в список пар, связан-
ных некоторым другим отношением Rj. В некоторых парах отно-
шения между А и В одинаково естественно описывать как через
R,, так и через R r Если попытаться сделать так, чтобы отношения
в паре никогда не могли быть описаны двумя R одновременно,
сузив с этой целью семантику R, то это приводит к нарушению
двух других требований, а именно (3) и (4): число пар, связанных
данным R, уменьшается, а полученное описание перестает быть
интуитивно естественным. Например, если R — 'быть вместилищем',
то по крайней мере для некоторых пар (А, В), связанных R, бу-
дет справедливо еще и R — 'предохраняет'. Здесь оба отношения
можно считать основанием для выделения соответствующих классов
пар, поскольку существует довольно много пар слов, каждая из ко-
торых связана только одним из этих отношений. Для отношения
"А 'предохраняет' В" это забрало — лицо; шлем — голова; об-
шивка — стены; обивка — мебель; скорлупа — орех, яйцо; раковина —
моллюск; эмаль — зуб. Для отношения "А является 'вместилищем'для В"
это сахарница — сахар; пепельница — пепел; колчан — стрелы;
бонбоньерка — конфеты; закром — зерно. В то же время в парах
24
кобура — револьвер; ножны — кинжал; конверт — письмо можно
выделить оба эти отношения.
Аналогично, для отношений "А — 'отверстие' или 'выемка' в В" и
"А — 'пятно' на В" существует несколько пар, в которых можно
(иногда с натяжкой) усмотреть оба эти отношения: ссадина — кожа;
ржавчина, коррозия — предмет из металла); при том, что в прочих слу-
чаях эти R явно различны.
Мы пытались, не жертвуя содержательностью описания, формули-
ровать отношения R так, чтобы классы пар, связанных одним и тем же
отношением, пересекались возможно меньше. Возможно, именно этим
объясняется тот факт, что мощности классов пар, связанных одним
и тем же отношением, невелики. Материал показывает, что при таком
подходе R действительно должно быть достаточно узким по смыслу,
а тогда естественно, что число пар (А, В), связанных R, не может
быть очень велико.
4. Кроме ориентированных отношений и классов ориентированных
пар (тип I), существует определенное число пар, для которых вы-
числимость существует в обе стороны (тип II). Слова в типе II
"равноправны": зная любое слово из пары и содержание отношения
между ними, можно предсказать другое слово в паре. Во внелинг-
вистической реальности связь между означаемыми словами в таких
парах также является "симметричной": присутствие означаемого одного
слова предполагает присутствие означаемого другого слова и наоборот.
Отношения типа II мы будем называть симметричными.
З а м е ч а н и е . Кроме пар (А, В), связанных отношением R так,
что в случае ориентированных отношений по А и R вычислимо
В, существуют "квазипары" (А, X), связанные ориентированным от-
ношением R, в которых вторая компонента, в отличие от первой,
не фиксирована. Это значит, что отношение R связывает А не с одним
словом В, а с некоторым множеством слов {X}. Такая ситуация
обозначается записью (А, X). Так, для R 'закрывает' (отношение
"А 'закрывает' В") существуют связанные этим отношением пары
вида (А, В) с фиксированной второй компонентой: пробка - бутылка;
беруши — уши; кляп — рот; тромб — сосуд; заплата — прореха;
намордник — пасть. Кроме того, существуют слова А, каждое из
которых вступает в то же отношение не с одним словом, а с не-
сколькими: это слова крышка, решетка и им подобные. Крышка
закрывает кастрюлю, сундук, чайник и прочие вместилища; решетка
закрывает окно,дверь и вообще'проем'.Поэтому выше на месте В в ряде
случаев стоят фигурные скобки и условная запись "имя объекта";
разумеется, имеется в виду не любой объект вообще.
Нетрудно заметить, что существует определенная аналогия между
рассматриваемыми отношениями R и лексическими функциями (ЛФ)
фиксирующими регулярные отношения между смыслами слов [Апресян
1974]. Рассмотрим далее некоторые свойства отношений R в их срав-
нении с ЛФ. Как уже было сказано, отмеченные нами отношения в
основном ориентированные: по одному слову (А) из пары ARB
можно найти другое слово в паре (В). Имея в виду эту асим-
метрию в устройстве пар слов, связанных отношениями R, мы будем
25
 условно называть слова, занимающие место А, — подчиненными,
а место В — доминирующими. Очевидно, есть некоторое сходство
между описываемыми отношениями и нестандартными лексическими
функциями. Это сходство состоит в следующем. Во-первых, и те, и дру-
гие отношения вскрывают семантические аналогии — "пропорции" —
между классами пар слов. Например, ЛФ Magn делает явным тот
факт, что семантическое отношение в паре дождь — проливной такое же,
как в паре брюнет — жгучий. Аналогично, мы выделяем отношение
"А — 'пятно' на В" на парах бельмо — глаз; веснушка — кожа;
клякса — бумага на том основании, что мы усматриваем между
словами в этих парах одно и то же отношение (или, по крайней мере, очень
похожие отношения). Во-вторых, описываемые отношения сближает с
ЛФ то, что в обоих случаях мы можем, зная одно из двух слов
(не любое) и тип связи между ними, т.е. описание R или имя ЛФ, предс-
казать и "вычислить" второе слово в паре.
Возникает вопрос, чем отношения R отличаются от нестандартных
ЛФ? Иначе говоря, чем вычислимость типа Magn (брюнет — жгучий;
Magn (ошибка) = грубая; Bon (влияние) = благотворное отли-
чается от интересующий нас вычислимости в парах веснушка=пятно
(кожа); поляна = дыра (лес); шляпа = одежда (голова)? Дело в том,
что вычислимость в случае ЛФ основана на том, что одно и то же
типовое значение (Magn, Bon и т.д.) при разных словах, т.е. в за-
висимости от сочетаемости, лексически выражается по-разному. Иными
словами, дело в контекстуально связанном употреблении слов, выра-
жающих это типовое значение. Интересующие же нас отношения R
предназначены для иной цели, чем описание ограниченной сочетаемости
слов. А и В, связанные отношением R, не обязаны одновременно
присутствовать в одном связном тексте. Только во внелингвисти-
ческой реальности присутствие означаемого А предполагает присут-
ствие означаемого В. На этом и основана связь между словами
А и В. Вычислимость в случае ЛФ основана на том, что В (слово
со свободной сочетаемостью) — единственно возможный лингвисти-
ческий контекст для А (слова со связанной сочетаемостью), что поз-
воляет предсказывать по слову В слово А. В случае рассматри-
ваемых здесь отношений R по "подчиненному" слову А находится
"доминирующее" слово В, обозначающее единственный возможный
экстралингвистический контекст для означаемого А. Иначе говоря,
"доминирующее" слово отвечает по отношению к "подчиненному" слову
на вопросы "Где это бывает?", "Для чего это?".
Обобщая, можно сказать, что ЛФ и отношения R устроены
противоположным образом в следующем смысле. В случае ЛФ по
свободному (в смысле сочетаемости) слову вычислимо связанное
(т.е. с ограниченной сочетаемостью) слово: по свободному слову
брюнет и ЛФ Magn вычислимо связанное слово — жгучий. В слу-
чае отношений R имеет место обратное: по подчиненному слову,
на смысл которого доминирующее слово накладывает внеязыковые ог-
раничения, вычислимо доминирующее слово: например, по подчинен-
ному слову веснушка вычислимо доминирующее кожа, но не наоборот.
Продолжая сопоставление отношений R и ЛФ, заметим, что в
26
некоторых случаях R является одновременно ЛФ. Это происходит
тогда, когда существует только одно подчиненное слово А, обозна-
чающее объект, связанный данным отношением R с объектом, обоз-
начаемым доминирующим словом В. Например: пятно на глазу
называется только бельмом (пятно (глаз) = бельмо), емкость для
хранения иголок — это только игольник (вместилище (иголки) = иголь-
ник), жилище муравьев — только муравейник (жилище (муравьи) =
= муравейник). В этом случае слова, занимающие место А (бельмо,
игольник, муравейник), имеют ограничения на сочетаемость — в данном
типовом значении ('пятно', 'вместилище', 'жилище*) они употребляются
только по отношению к словам В (глаз, иголки, муравьи), что
позволяет предсказывать не только слово В, зная R и А, но и слово
А, зная В и типовое значение — описание отношения R. Это и оз-
начает, что данное отношение является одновременно ЛФ. Подчеркнем:
отношения R устроены так, что обязательная вычислимость существует
только в одну сторону: от подчиненного слова А к доминирующему
слову В. В обратную сторону, от В к А, вычислимости может
и не быть: так, пятно на глазу называется только бельмо,
что позволяет предсказать (пятно (глаз) = бельмо), но, например,
пятно на коже может оказаться веснушкой, родинкой, синяком и т.д.
Только в тех случаях, когда вычислимость существует в обе стороны,
отношения оказываются одновременно (нестандартными) ЛФ. Но если
вычислимость существует только от А к В, как это обычно бывает,
то R не являются ЛФ.
Существенно, что двусторонняя вычислимость от А к В и от В
к А в случае ориентированных отношений, которые являются од-
новременн&«ЛФ, и в случае симметричных отношений устроена со-
вершенно по-разному. В случае ориентированных отношений возмож-
ность предсказания в обе стороны объясняется тем, что внелингвисти-
ческая "контекстная" связанность (тот факт, что объект под
названием "бельмо" бывает только на глазу, а объект под
названием "дупло" — только в дереве) иногда совпадает с лингвисти-
ческой контекстно-обусловленной связанностью, т.е. с ограничениями
на сочетаемость (пятно на глазу н а з ы в а е т с я только "бельмом",
выемка в деревне — только "дуплом"). В случае же симметрич-
ных отношений возможность предсказания в обе стороны объясняет-
ся только устройством внелингвистической реальности. "Равноправие"
означаемых А и В проявляется в следующем: в мире "Дейсвительность"
не только означаемое А без означаемого В не имеет смысла и
назначения, но и наоборот (например, в парах парус — мачта;
смычок — скрипка; клюшка — шайба; ступка — пестик); или же
означаемое А не может существовать без присутствия означае-
мого В и наоборот (например, в парах водоем — берег; грань —
ребро).
Учитывая все сказанное, перечислим еще раз виды отношений R:
1. Ориентированные отношения, связывающие ориентированные
пары (А, В) так, что по подчиненному слову (А) и описанию от-
ношения R можно предсказать доминирующее слов (В). Обратное
предсказание — "вычисление" А по R и В — не обязательно
возможно.
27
 la. Ориентированные отношения, связывающие ориентированные па-
ры (А, В) так, что возмоно как предсказание по описанию отно-
шения R и А слова В, так и наоборот — предсказание слова
А по R и В. В этом и только в этом случае ориентированные
отношения R являются одновременно ЛФ.
2. Симметричные отношения, связывающие пары (А, В), в которых
А и В "равноправны", и возможно как предсказание по А и R слова
В, так и наоборот, по В и R слова А (эти отношения не является
ЛФ).
Общие проблемы выделения и описания отношений на именах рассмотрены в работах
[Никитина 1978; 1987; Скиданенко 1984].
При описании отношений в марровские кавычки (") заключены слова, употребляемые
в смысле, не вполне совпадающем с их естественно-языковым смыслом. Эти слова
рассматриваются как принадлежащие метаязыку; их структура и точный смысл
обсуждаются в работе [Мостовая 1987].
Глава 3
ГИПЕРОНИМИЯ И ТАКСОНОМИЯ
1. Иерархические отношения на именах
В предыдущей главе мы рассмотрели по преимуществу одно-
уровневые отношения на именах. Данная глава посвящена проблеме
описания разноуровневых, иерархических отношений.
Общеизвестно, что для многих имен можно построит! иерархи-
ческие ряды, связывающие слова более частного значения со сло-
вами более общего значения, типа кагор — вино — напиток; пше-
ница — злак — растение; кукла — игрушка; антоновка — яблоко —
фрукты, спаниель — собака — животное1. Любое слово из такого ряда
с более частным значением Лайонс предложил называть гипонимом,
а соотносимое с ним слово более общего значения — гиперонимом
[Lyons 1963]. Так в лингвистике появилось понятие гипо-гиперо-
нимии. Вероятно, правильнее было бы сказать, что Лайонс ввел
общие и удачные термины для членов отношения "общее — частное"
(или "выше — ниже"), поскольку семантику этих отношений он не уточ-
нил, а сами отношения "общее — частное" неоднократно описывались
и до Лайонса. При этом преимущественное внимание уделялось отно-
шениям родо-видовым — в том смысле, в котором этот термин функ-
ционирует в логике. Приведем пример из широко известного и доста-
точно традиционного исследования Ф. Брюно [Brunot 1953, 79]:
"Следует различать слова общего значения (mots generaux) и слова более
частного значения (particuliers). Так, сад (jardin) — это родовое имя
(un terme general); различают pare, parterre, verger, potager, jardin
d'agrement, de plaisance".
В другом месте Брюно отмечает, что во французском литературном
языке XVII века вместо слова более частного значения употребляли
либо родовое имя, либо перифразу, и приводит пример: genisse вместо
28
vache, vase вместо verre, bouteille, plat, assiette, cruche, chaudiere,
chaudron etc. [Brunot 1953, 82].
Итак, Лайонсу мы обязаны, главным образом, термином; это, од-
нако, немало: введя термин, он дал толчок к изучению феномена
гипо-гиперонимии. Параллельно в обиходе лингвистов для наимено-
вания отношений "общее — частное" утвердился еще один термин —
таксономия, заимствованный, по-видимому, из культурной антропо-
логии, куда, в свою очередь, он попал из биологии. Здесь мы не будем
выяснять, кто именно ввел его первым в лингвистику; как и гипо-
гиперонимия Лайонса, он быстро стал популярен, не имея ни де-
финиции, ни однозначной интерпретации. Так или иначе, к настоящему
времени можно указать много контекстов, когда под таксономи-
ческими отношениями между словами понимают вообще отношения
"общее — частное", "выше — ниже". Уже в монографии Ю.С. Сте-
панова [1981] показано, что термин "таксономия" для лингвистики
не нов. Тем более не нова и проблема описания гипо-гиперо-
нимии. Удивительно, тем не менее, что семантика разных вариантов
гипо-гиперонимии по существу остается не описанной.
В процессе исследования семантических отношений на именах-
КС мы задали себе следующий вопрос: одинаковы ли отношения внутри
рядов, названных Лайонсом гипо-гиперонимическими, или различны?
Если различны, то как описать варианты этих отношений? В оте-
чественной лингвистике специально эта проблема рассмотрена
Е.Л. Гинзбургом и Г.Е. Крейдлиным в цикле работ 1982-1983 гг.
[Гинзбург, Крейдлин 1982; 1982„; 1983]; ту же линию продолжают
работы Р.И. Розиной [1984]. В англоязычной литературе наиболее
заостренную и содержательную постановку проблемы находим у А. Веж-
бицкой [Wierzbicka 1984; 1985].
Упомянутые исследования реализуют две принципиально разные
линии; условно назовем их синтаксической и семантической. Син-
та&ическая линия представлена работами Гинзбурга и Крейдлина;
семантическая — работой Вежбицкой. Ниже мы попытаемся рас-
смотреть предлагаемые в этих работах концепции, проанализировать
их обоснованность и выскажем некоторые критические соображения.
А поскольку в данных работах наибольшее внимание уделяется родо-
видовым отношениям, то и в нашем рассмотрении вопрос о том, что
они собой представляют как объект интереса лингвистики, будет
занимать центральное место. Мы будем стремиться понять прежде
всего, насколько содержательным может быть распространение на
описание фактов языка самого понятия родо-видовых отношений,
исходно введенного для описания отношений между понятиями, а не
между словами, т.е. логических, а не лингвистических.
29

2. Синтаксическая линия
(работы Гинзбурга — Крейдлина)
Варианты гипо-гиперонимических отношений описаны в цикле статей
Е.Л. Гинзбурга и Г.Е. Крейдлина с общим заголовком "Родо-
видовые отношения в языке" и подзаголовками "таксономические опе-
раторы"; "лексические и семантические варианты видовых операторов";
"словосочетание, таксономия и оценка" (ссылки см. выше). Таксоно-
мическими операторами авторы называют слова вид, тип, сорт,
элемент, область, марка и им подобные, взятые в функции слу-
жебных слов. Служебный характер анализируемых словоупотреблений
подтверждается тем, что в определенных условиях данные слова
можно опустить без изменения смысла исходного предложения (ср.
яшма и агат — виды полудрагоценных камней; яшма и агат —
полудрагоценные камни).
Различение разных видов гипо-гиперонимии Гинзбург и Крейдлин
(далее Г-К) основывают на различии семантики синтаксических
конструкций с различными таксономическими операторами. С этой
целью анализируются конструкции типа: баллада — вид стихотво-
рения; чернозем — это вид почвы, семь и три — примеры натураль-
ных чисел; Нахимов — представитель плеяды русских адмиралов.
Далее, на основе анализа правильности/неправильности таких кон-
струкций и причин семантических аномалий (на материале русского
языка) выделяются главные семантические варианты гипо-гипероними-
ческих отношений.
Изложим логику подхода Г-К, как мы ее понимаем, исходя из
текстов упомянутых выше статей. Запишем следующие фразы: роза —
вид цветка; конторка — тип стола; антоновка — сорт яблок;
ятаган — вид сабли; леденцы — разновидность конфет; гарпун —
род копья. Во всех этих фразах слева стоит слово — гипоним,
справа — его гипероним. Обозначим отношение гипо-гиперони^ии
через Rn, гипоним обозначим А, гипероним — В. Слова вид, тип,
сорт и им подобные обозначим О р и х — таксономические операторы.
Словом "таксономия" сами мы пока пользоваться не будем, сохраняя
его для пересказа идей других авторов.
Утверждается, что К„ бывают семантически разными. Как их
выделить и как отождествить? Основная идея Г-К состоит в сле-
дующем. Разным вариантам R^ соответствуют разные Ор,. х в кон-
струкции вида А Ор и х В. Тем самым, если имеем А О р ^ В и С
Op^ x D, где А и С — гипонимы, В и D соответственно — их гипе-
1
ронимы, то если Ор, ^ отличается от Ор*ах, то и R^ AB отличается от
(ограничение на это утверждение состоит в том, что некоторые
OPtax объединяются в синонимические группы, а некоторые Op t a x —
полисемичны). Эти явления, однако, трактуются как маргинальные по
отношению к избранному методу.
Изложенный подход демонстрирует логику анализа по схеме "от
текста к смыслу". В частности, рассматривая вслед за Лайонсом
одну конструкцию — X, Y и другие Z, авторы обнаруживают за ней три
варианта гипо-гиперонимии, семантически разных, а именно:
30
[1]вид — род;
[2] подмножество — множество;
[3] элемент — множество.
Наличие в тексте Op t a x вид (или возможность его подстановки
во фразу X, Y и другие (виды) Z без изменения ее смысла), по мнению
авторов, диагностирует родо-видовые отношения в собственном
смысле этого термина. Именно родо-видовые отношения и являются
в дальнейшем главным предметом интереса авторов.
Чтобы оценить эффективность предложенного подхода, надо было бы
ответить на два вопроса: 1) Насколько адекватно семантические раз-
личия между разными вариантами R^ описываются через различия
в семантике Ор и х ? 2) Насколько соответствует языковой реальности
(пусть в первом приближении) классификация R^ именно на три главных
варианта: вид — род; подмножество — множество; элемент — мно-
жество?
Естественно начать с (1), поскольку здесь речь идет о методе
диагностики семантических различий. Прежде всего, продуктивен
ли в данном случае путь "от текста к смыслу"? Нам кажется, что
применительно к рассматриваемой задаче такой путь был бы безупре-
чен, если бы слова, названные Ор 1 а х , были бы не словами естественного
языка, а словами семантического метаязыка, т.е. были бы однознач-
ными. В этом случае, записав: ножовка — вид пилы; настойка —
род спиртного напитка; кундюмы — разновидность пельменей, мы
могли бы сделать выводы в соответствии с приведенной выше
записью: если Op t a x , присутствующие в данных фразах, не являются
точными синонимами (что устанавливается заранее, и, вообще говоря,
считается авторами нечастым фактом), то и R^ в соответствующих
фразах тоже разные.
Но ведь слова вид, тип, сорт, разновидность, род, элемент,
вариант Г-К записывают не в марровских кавычках, а как слова ЕЯ.
А они в этом качестве полисемичны. И потому между их семантикой
и теми R rr , которые выражены в каждом отдельном случае, существует
очень сложная связь. С той же мыслью мы еще встретимся в работе
Вежбицкой [ Wierzbicka 1984], когда она пишет, что хотя apple is not a kind .
of fruit но, тем не менее, apple is a kind of fruit. (Яблоко — не вид фруктов,
но яблоко — это такие фрукты).
Вообще говоря, так оно и есть, потому что kind полисемично,
подобно своим русским аналогам вид, тип и род. Ср. брага —
род/вид/разновидность домашнего пива; ром — вид/род крепкого на-
питка; треух — род/вид теплой шапки; крепдешин — вид/род/сорт
шелковой ткани; верже — вид/сорт/род бумаги; антоновка —
сорт/вид/род яблок; конторка — вид/род/разновидность стола;
анютины глазки — вид/род/разновидность фиалок.
Из примеров видно, что если рассматривать Op t a x как слова ЕЯ,
то в силу их полисемичности отношения между Op t a x и выражаемыми
ими вариантами R rr будут взаимномногозначны: один Ор, ах выражает
разные Rn; одно и то же R rr может быть выражено с помощью
нескольких Op t a x .
Авторы обсуждаемого цикла статей это, конечно, тоже знают.
31
Отсюда в их работе появился большой фрагмент, посвященный тол-
кованию с л о в а вид. Обратим внимание на то, как сами авторы
реферируют содержание своих работ:
1) предлагается толкование слова вид в составе конструкции X—
вид Y-a, поскольку оператор вид считается авторами "главным"
таксономическим оператором; 2) описываются семантические и син-
таксические условия реализации валентностей этого слова; 3) дается
толкование близких к слову вид слов — тип, сорт, род, порода и др.
в составе конструкций X — тип Y-a, X — род Y-a, X — сорт Y-a и т.п.;
4) выявляются общие и различные смысловые компоненты в толко-
ваниях всех этих слов и определяются условия синонимического за-
мещения слова вид этими словами; 5) устанавливается, каковы
"ближайшие соседи" родо-видового отношения: в частности, опи-
сываются отличия лексем типа 'вид' от лексем типа подмножество,
элемент, разряд, категория, марка, модель.
Каждая из перечисленных задач имеет самостоятельную ценность.
Но если смысл Op t a x род или вид в конструкции А Ор, а х В зависит от
А и В, то эта конструкция может быть диагностической для се-
мантики слов род или вид, а вовсе не для описания отношений между
гипонимом А и его гиперонимом В. Нельзя описать неизвестное через
непонятное! А именно сюда ведет "синтаксическая" линия Г-К.
Основное требование к диагностической конструкции — интуи-
тивная прозрачность ее семантики. Диагностичность конструкции
предполагает одно неизвестное (не может быть диагностичной кон-
струкция типа "Положи книгу... стол"). Примером аккуратного ис-
пользования и разумного выбора диагностических конструкций может
служить работа [Поливанова 1983]. Рассматривается проблема, по
существу близкая к нашей: как на поверхностном уровне выражаются
семантические различия, связанные с тем, что в одном случае речь
идет о виде, разновидности овощей или фруктов, а в другом —
о конкретных экземплярах, принадлежащих этому виду. (Мы фор-
мулируем задачу, рассматриваемую А.К. Поливановой, глядя "со
своей колокольни"; автора же интересует семантика числа в русском
языке: изучаемая с этой целью лексическая группа ограничена
именами овощей и фруктов). Диагностическими контекстами (кон-
струкциями), выявляющими изучаемые различия, являются контексты
вида (1) "Любите лиВы...?'\ (1а) "... дорожает/ют", противопостав-
ляемые контексту вида (2) "Вымой еще несколько...".
Свободно-числовые существительные (т.е. такие, у которых имеются
и формы ед.ч. и формы мн.ч.) в первых двух контекстах, как ока-
зывается, могут вести себя по-разному. Ср.:
(1) Любите ли Вы огурцы (баклажаны, помидоры, яблоки, виш-
ни/вишни/дыню/дыни...)?
(1а) "Слива/сливы, груша/груши, вишня/вишни дорожает/ют, но
* яблоко, огурец, баклажан дорожает".
Контекст (2) всегда имплицирует мн.ч.: (2) "Вымой еще несколько
груш, вишен, огурцов" (или предполагает использование мн.ч. сингу-
лятивов типа морковка, картофелина).
А.К. Поливанова называет такие контексты семантически убеди-
32
тельными — это и есть то, что мы понимаем под прозрачностью.
Напротив, значительная часть контекстов, используемых Г-К в ка-
честве диагностических (с целью разграничения вариантов гипо-
гиперонимических отношений) как раз не являются семантически
убедительными. Во-первых, как уже говорилось, это происходит
из-за полисемии слов, названных авторами "таксономическими опе-
раторами". Идея изучать варианты гипо-гиперонимии, подставляя
слова-гипонимы и слова-гиперонимы в конструкции конторка есть
вид стола/тип стола/разновидность стола/род стола/*вариант
стола/*образец стола была бы всем хороша, если бы за каждым из
таксономических операторов ВИД, ТИП, РАЗНОВИДНОСТЬ и т.п.
стояло определенное семантическое отношение. Дело же обстоит вовсе
не так. Во-вторых, используемые Г-К контексты не являются "се-
мантически убедительными" в смысле Поливановой: правильность/не-
правильность получаемых после подстановки предложений часто
обусловлена не различием в семантических отношениях (т.е. тем,
что мы хотим понять), а поверхностно-синтаксическими момен-
тами — в том числе чисто лексической сочетаемостью. Почему
правильно конторка — разновидность стола, но розетка —
1
разновидность блюдца; брага — род/вид домашнего пива (толко-
вание СО), но бенедиктин — ''род ликера (правильно — сорт/вид
ликера)!
В силу сказанного, мы не считаем продуктивным подход, сфор-
мулированный в следующем утверждении: "проанализировать родо-
видовые отношения — это в значительной степени описать се-
мантику операторов типа вид..." [Г-К 1982, 28]. Это, как мы уже гово-
рили, путь от текста к смыслу. Как нам представляется, рассчи-
тывать на успех можно, лишь выбрав путь, аналогичный выбранному
Поливановой — путь от смысла к тексту.
Прокомментируем теперь некоторые конкретные результаты Г-К.
Говоря об "эталонных" операторах вид, подмножество и элемент,
авторы считают, что гипо-гиперонимические отношения в принципе
можно свести к этим трем вариантам. Мы хотели бы оспорить это
мнение, хотя для этих отношений мы не можем предложить закон-
ченной систематики.
Тем не менее, следующие соображения представляются нам прин-
ципиальными. Довольно очевидно, что отношения 'элемент — мно-
жество' и 'подмножество — множество' резко отличаются от
'вид — род'. Формально подходя, можно было бы сказать, что второе
из них не встречается в общелитературном языке. Первое же за-
частую встречается с такой семантикой слова элемент, где оно не про-
тивопоставлено множеству (ср. овощи — необходимый элемент
рациона = 'составная часть^.
Более важно другое. Когда мы говорим, что во всех трех отно-
шениях присутствует логическое отношение включения (подмно-
жество — множество и элемент — множество), то этого совершенно
недостаточно для описания отношений 'вид — род'. Отношение 'вид —
род' несводимо к отношению включения, поскольку вообще оно реали-
зуется на ином "уровне реальности", нежели 'элемент — множество'
зз
и 'подмножество — множество'. Вид — это не экземпляр и не подмно-
жество конкретных экземпляров, а определенная абстракция; равным
образом и род — не множество экземпляров, объемлющее виды,
как подмножества экземпляров, а член абстрактного отношения,
на котором должны выполняться вполне определенные содержа-
тельные условия [ср. Любшцев 1971]. И дело здесь не в семантической
сложности отношений гипонимии, как можно прочесть у Г-К [1982J,
а в разнокачественности, коренящейся в сути этих отношений.
Рассмотрим, однако, как описывают авторы отношение 'род —
вид', поскольку, естественно, эта разнокачественность при описании
семантики слова вид ими выявлена. Вид толкуется как предикат
в конструкции X — это вид Y-a, поэтому ниже мы говорим не о се-
мантике слова вид, а о семантике отношения 'быть видом'.
Это отношение имеет четыре валентности: X — вид, Y — род, Z —
основание деления рода на виды (признак, по которому выделяются
виды) и Z, — видовое отличие (значение признака Z для данного вида).
От отношения 'подмножество — множество', имеющего две валентности,
отношение 'вид — род' отличается тем, что, кроме двух совпадающих
валентностей — делимого (множество и род) и выделяемого (под-
множество и вид) — 'вид — род' имеет еще две валентности — признак,
по которому из рода выделяются виды, и значение этого признака
для каждого из выделенных видов. "При этом предполагается, что ...
признак — основание выделения одного класса из другого ... по-
лучает статус приоритетного по отношению ко всем другим теоре-
тически мыслимым признакам полученных подклассов" (ibid., 27).
А поскольку конструкция X, Y и другие виды Z считается диагно-
стической для отношений собственно родо-видовых, утверждается, что
это отношение имеется во всех парах (X, Z) и (Y, Z), способных
замещать места в этой конструкции.
Однако рассмотрение даже немногих примеров разрушает эти
построения. Для слов — не терминов, занимающих места в кон-
струкции X, Y и другие виды Z, отношения в парах (X, Z) и (Y, Z)
достаточно часто не удовлетворяют приведенному описанию отношения
'вид — род'. Например, ясно, что во фразе Куртки, шубы и другие
виды теплой одежды подклассы {куртки} и {шубы} выделены из класса
{теплая одежда} заведомо не по одному "приоритетному признаку",
а по очень многим (если такое выделение вообще производится по
признакам, а не как-то иначе). Отсутствие единого основания вы-
деления подклассов из класса типично для отношений между гипо-
нимами и гиперонимами, занимающими места в конструкции X, Y и
другие виды Z. Эту же ситуацию иллюстрируют фразы: Здесь производят
конфеты, торты и другие виды кондитерских изделий, В магазинах
имеются чашки, блюдца и другие виды чайной посуды.
А поскольку оснований для выделения подклассов несколько,
то возможна (хотя и реже встречается) ситуация, когда классы,
соответствующие переменным X и Y в конструкции X, Y и другие
виды Z, пересекаются друг с другом. При общепринятой интер-
претации отношений 'вид — род', а также в соответствии с данным
Г-К определением, это невозможно. Однако, ср. правильную фразу:
34
В продаже имеется спортивная, детская и другие виды специализи-
рованной одежды. Здесь классы, соответствующие именам "спор-
тивная одежда" и "детская одежда", могут пересекаться: часть детской
одежды может быть предназначена для занятий спортом, а часть
спортивной одежды может быть детской.
Наконец, при том определении отношения 'вид — род', которое
принято у Г-К, одному набору видов X, Y должен соответствовать
только один родовой класс Z. Это следует из того, что множество
видов X, Y является, по Г-К, разбиением множества Z, т.е. мно-
жество Z — родовой класс — является теоретико-множественным
объединением видов X, Y и, значит, единственно. Рассмотрим теперь
следующую фразу: Избы, бани и другие виды сельских деревянных
построек. Если в этой фразе опустить слово сельских, то она останется
правильной: Избы, бани и другие виды деревянных построек.
Если теперь опустить слово деревянных, то она тоже останется пра-
вильной: Избы, бани и другие виды построек. Таким образом, для
классов, соответствующих словам избы, бани, позицию имени родо-
вого класса Z могут занимать одновременно три словосочетания:
сельские деревянные постройки, деревянные постройки и постройки.
Этим словосочетаниям соответствуют три входящих друг з друга
класса, каждый из которых может являться родовым для классов
избы, бани. Это противоречит данному Г-К определению отношения
вид — род, из которого вытекает, что род для некоторого набора
видов должен быть только один.
Приведенные примеры указывают на то, что описанное Г-К от-
ношение 'вид — род' не диагностируется конструкцией X, Y и другие
виды Z.
Более того. Мы думаем, что родо-видовое отношение вообще нети-
пично для ЕЯ. Мы не хотим этим сказать, что в ЕЯ его нет, и уж
никоим образом не имеем в виду, что на ЕЯ оно не может быть строго
выражено. Поскольку в науке существует систематика, — и именно та,
которая соответствует данному Г-К описанию родо-видовых отношений,
она усваивается говорящими и отражается в языке. Немалую роль,
вероятно, играет и то, что в процессе школьного обучения, типичном
для нашей культуры, все дефиниции построены по принципу "указание
на ближайший род и видовое отличие" [ср. Тульвисте 1988]. В "наивной
систематике" 2 не всегда указывается именно ближайший род (ср. при-
водимое Вежбицкой в обсуждаемой ниже книге противопоставление
слова animal как терминологического слову creature как обиходному).
Тем не менее, влияние научной систематизации мира на способ наивных
формулировок наших знаний о нем весьма значительно. Об этом гово-
рят, в частности, наблюдения, полученные в классификационных
экспериментах (ср., например: [Михеев 1987а; Рюмина 1986; Фрумкина,
Миркин 1986]). В частности, объединение испытуемыми в пределах
одного самоотчета слов бобовые и зелень, бахчевые и приправы
свидетельствует: "канонические", родовые имена появляются не потому,
что выделены собственно родо-видовые отношения, а потому, что эти
"канонические" имена так же освоены наивным сознанием, как и
"неканонические" типа зелень. Статус их одинаков: именовать уровень
35
"выше" в наивной систематике (подробнее см. ниже, гл. 2, ч. II). Заметим,
что не только родовые имена, но и сами операторы имеют разное
смысловое наполнение в устах специалиста и в устах непрофес-
сионала. Ср. Хорошо бы посадить виноград, жимолость, глицинии
и другие виды вьющихся. В этой совершенно правильной русской
фразе виды не противопоставлены никакому роду (родам): хотя
существует вьющийся виноград, вьющаяся жимолость и вьющиеся
глицинии, но все это заведомо разные виды растений, регулярно
не соподчиненные общему имени "вьющиеся". К тому же, существует
не вьющаяся жимолость и не вьющийся виноград. Очевидно, спе-
циалист-ботаник, говоря о видах растений, употребляет слово вид в
ином значении, чем то, которое реализуется в приведенном примере.
Еще одно соображение, в справедливости которого можно убе-
диться на материале гл. 2 ч. II. Многие русские фразы со словом
вид нельзя построить за отсутствием подходящего универба для
родового имени [см. Фрумкина, Рюмина, Мостовая 1985], Ср.: пирож-
ные, бисквит, кекс, торт и другие виды...?... требуют муки высших
сортов; мужчины были одеты в яркие рубашки и разнообразнейшие
виды...?...: кто в джинсах, кто в шортах, кто в теннисных брюках,
кто в бриджах. Во французском языке, как известно, родовых
имен-универбов существенно больше. Следуют ли из этих фактов
какие-нибудь выводы, содержательные для описания гипо-гиперонимии
в разных ее семантических вариантах? С нашей точки зрения, нет.
3. Линия Вежбицкой
В отличие от рассмотренных в предыдущем разделе исследований
Гинзбурга — Крейдлина, Вежбицка, исследуя гипо-гиперонимию,
реализует, как и в остальных своих работах, принцип "от смысла —
к тексту" [см. Wierzbicka 1985]. Поскольку книга Вежбицкой нашему
читателю пока малодоступна, прежде всего изложим основные поло-
жения автора (далее — В.). С этой целью приведем в сжатом виде
предлагаемую В. типологию гипо-гиперонимических отношений, после
чего выскажем свои соображения по этому поводу. Для простоты везде,
где это не являлось принципиальным, английские примеры заменены
на русские эквиваленты, В ряде случаев мы сознательно даем цитаты
из авторского текста и авторские примеры без перевода, чтобы не
исказить исходные позиции В.
Начнем с того, что часто встречающееся в тексте утверждение
вида "apples are not a kind of fruit" — полемическое по отношению
к работам других англоязычных авторов [ср. Kempton 1978; Tyler 1978;
Rosch 1973] — уже представляет трудность для перевода. Трудность
эта вовсе не литературного свойства. Мысль В. состоит в том, что
яблоки не являются видовым понятием, соответствующим родовому
понятию фрукты. Тем не менее, правильным выражением является,
например, kiwis are a kind of fruit — "киви — это такие фрукты".
Заглавие статьи В. под тем же названием [Wierzbicka 1984] по-русски
должно, видимо, выглядеть так: «„Яблоки" — не вид, "фрукты" —
не род».
36
Ниже мы постараемся отвлечься от трудностей, связанных с поли-
семией слова kind, подобно тому, как мы сделали это выше по отно-
шению к русскому вид. Мы также не будем затрагивать часто встре-
чающееся у В. противопоставление "логически — семантически";
"с логической точки зрения — с концептуальной" (logically —
3
conceptually) .
/Главная идея работы В., с нашей точки зрения, состоит в следующем:
1.В систематизации знаний о мире, свойственной наивному сознанию
и отраженной в языке, таксономические отношения вовсе не играют
привилегированной роли. Другие отношения также весьма важны.
2. Если понимать kind терминологически, т.е. как член оппозиции
'вид — род', то неверно, что яблоки — вид фруктов, ибо фрукты —
яблоко связаны иными отношениями, чем цветок — роза или птица —
воробей. Гипо-гиперонимические пары скрывают за очень широким
отношением "выше — ниже" семантически разные отношения. Автор
предлагает типологию, где представлены четыре основные варианта
гипо-гиперонимии. Вначале мы перечислим их, а затем рассмотрим
каждый по отдельности:
1) таксономические отношения в собственном смысле (примеры:
sparrow, swallow, parrot — a bird: rose, tulip, daffodil — a flower; oak,
maple, willow — a tree; cat, dog — an animal);
2) чисто функциональные обобщающие понятия (примеры: bicycle,
rattle — toys; gun, spear — weapons).
3) имена совокупностей, образованные по смежности (contiguity);
За) грамматически оформленные как Singularia tantum (приме-
ры: furniture, cutlery, fruit, kitchenware);
3b) грамматически оформленные как Pluralia tantum (примеры:
leftovers, spoils, contents, belongings);
4) гетерогенные множества и псевдосчетные имена (примеры: vegetab-
les, drugs, medicines, vitamins, herbs, spices, cosmetics).
Итак, рассмотрим каждый из перечисленных типов.
1. Таксономические отношения. Определение этому термину не дается:
действительно, термин "таксономия" так широко и без ограничений
использовался в литературе, что возможны лишь рассуждения по его
поводу, но не дефиниция. В. пишет, что для признания некоторых
отношений таксономическими в собственном смысле слова недоста-
точно наличия правильных предложений типа X is a kind of Y. Не любые
слова, занимающие место "выше" в отношениях "выше — ниже"
(В. называет такие слова суперкатегориями), являются родовыми
понятиями, и не любые, занимающие соответствующее место "ниже" —
видовыми. Чтобы отношения "выше — ниже" можно было трактовать
как собственно таксономические, В. полагает необходимым, чтобы
слову верхнего яруса соответствовал некий наглядный образ —
такой, как вообще-птица, вообще-дерево, вообще-рыба, вообще-
цветок.
Из текста, однако, явствует, что по сути В. руководствуется
более четким критерием для отнесения гиперонима именно к таксо-
номическим супер категориям: она неявно учитывает возможность
построения иерархической цепочки, отдавая — что принципиально! —
37
предпочтение иерархиям, возникшим под влиянием научной систе-
матики. Отсюда возникает аргументация, касающаяся общности
существенных признаков у слов типа дуб и дерево, воробей и птица.
Совокупность значимых признаков "вообще-дерева" полностью входит
в содержание понятий 'дуб', 'береза' и т.д., а значит, по В., в паре
дерево — дуб имеют место таксономические отношения. Но никак
нельзя сказать, что совокупность значимых признаков "вообще-фруктов"
или "вообще-овощей" входит в понятие 'яблоко' или 'свекла': ведь
не удается очертить эти признаки. Поэтому, видимо, и невозможно
изобразить или представить себе "вообще-фрукты" или "вообще-овощи",
равно как "вообще-мебель", "вообще-игрушки".
С другой стороны, можно изобразить "вообще-часы", "вообще-
стол" . Слова типа стол, часы В. также относит к именам таксоно-
мических "суперкатегорий", но явно не считает их типическими, а
скорее подчеркивает их близость к другому типу отношений
гипо-гиперонимии, основанному на общности функции.
2. Функциональные обобщающие понятия. Обобщение в этом случае
основано на функции, на которую указывает слово-гипероним в парах:
волчок — игрушка, велосипед — транспорт, пушка — оружие.
Соответствующие понятия относятся к любым артефактам, назна-
чение которых — выполнять определенную функцию — чтобы играть,
когда речь идет об игрушках, чтобы сражаться, если имеется в виду
слово оружие и т.д. В отличие от таксономических, функциональные
супер категории не имеют хорошего наглядного образа: нельзя, как уже
отмечалось, представить себе "вообще-игрушку". По В., оружие или
игрушка — это, с одной стороны, всякая вещь, сделанная для
военных действий или игры, но также и всякая вещь, сделанная для
чего-то еще, однако пригодная для использования с этими целями
(например, топор может быть использован как оружие). Поэтому
функциональные "суперкатегорий", по В., более размыты, чем таксо-
номические.
3. "Суперкатегории" — имена совокупностей (collective). Здесь,
согласно В., обобщение основано на смежности. По сути, речь идет
о комбинации функции и ситуации, когда имена обобщают те объекты,
которые в процессе функционирования используются (сосуществуют)
рядом друг с другом. Внутри этого класса выделяются подклассы,
семантическим различиям между которыми, по В., соответствуют и
четкие грамматические различия. Перечислим эти подклассы, сох-
раняя терминологию автора.
За. Singularia tantum — слова типа мебель, одежда, посуда, англ.
cutlery, fruit, не имеющие в этом значении грамматического мно-
жественного числа. Этот подкласс, согласно В., имеет следующие
семантические свойства. Каждое из таких слов в качестве "супер-
категории" объединяет разные объекты (т.е. называемые по отдель-
ности разными словами): "these categories are heterogenous — each of them
designates things of different kinds".
На вопрос о том, что объединяет разные объекты в "супер-
категорию", называемую одним словом, под одним "lexical label",
В. отвечает: в значительной мере — общая функция этих объектов
38
(функция мебели — делать удобнее жизнь в жилище, функция
одежды — покрывать тело и т.д.). Кроме того, некоторые объекты
объединяет единство места их стандартного функционирования —
англ. kitchenware, bedlinen, рус. белье, обувь; или единство места
и времени стандартного функционирования — англ. nightwear, school-
wear, рус. обстановка, сервировка, экипировка.
36. Pluralia tantum. Сюда В. относит слова типа остатки, пожитки,
англ. contents, spoils, trappaings, trimmings, goods, не имеющие грамма-
тического единственного числа. Семантически объединение объектов
в категории, называемые словами такого типа, по В., основано
на смежности безотносительно к функции. Вместо единства функции
в данном случае основанием для объединения и обобщения яв-
ляется единство хронотопа: "They designate heterogeneous collections
of things, things which at s o m e t i m e are all in o n e p l a c e for the s a m e
reason" (reason подразумевает нечто, не сводимое к функции).
Далее В. отмечает, что слова из группы Sg. tantum обычно относятся
к дискретным объектам, а слова из группы PI. tantum могут относиться
как к дискретным, так и к недискретным объектам (остатки супа).
Итак, Sg. tantum объединяет супер категории, для которых имеет
место дискретность, сходство по функции, смежность во времени
и/или пространстве; PI. tantum объединяет суперкатегории, для которых
дискретность не обязательна, но имеет место общность хронотопа
(смежность во времени и пространстве, обусловленная единой при-
чиной).
4. Псевдосчетные имена. Сюда В. относит слова типа vegetables, drugs,
medicines, herbs, spices, cosmetics, vitamins. Для них характерно то,
что они являютя общими именами, объединяющими разные объекты
с общей функцией и общим происхождением (origin). Этим словам
В. приписывает особые грамматические свойства. А именно, хотя
на поверхностном уровне они сочетаются с числительными, но се-
мантически "счетность" здесь мнимая. Если "three apples" — это три
объекта, то "three vegetables" — это три вида (типа) объектов. Если
на тарелке лежат три реальных экземпляра — две луковицы и огурец,
то эта ситуация не может быть описана как "there were three
vegetables". Употребляя слово vegetables, мы перечисляем виды овощей,
а не экземпляры. Соответственно англ. "I like only three vegetables —
beans, pears and carrots" следует переводить как "Мне нравятся только
три вида овощей...".
Обратимся теперь к предложенной В. типологии гипо-гиперо-
нимических отношений с целью понять, насколько она соответствует
языковым фактам. Центральные понятия этой типологии — "таксо-
номические" и "функциональные" суперкатегории" — оказываются
весьма уязвимыми. Уже при разборе примеров, приведенных в [Wi-
erzbicka 1985), которые, по замыслу, видимо, должны представлять собой
"чистые" случаи, возникают неясности и неувязки. Действительно,
в семантике имен, называемых В. функциональными, функциональная
компонента важнее остальных. Тем не менее, для называния некоторого
объекта некоторым функциональным именем явно недостаточно того
факта, что этот объект может в принципе выполнять эту функцию.
39
Доводы, приводимые В. для доказательства обратного, неубедительны.
Она пишет, что "A bicycle chain or an ax can in some circumstances be
dercribed as weapons". С нашей точки зрения, "a bicycle chain" и
"an ax" ни в каких обстоятельствах не могут быть названы просто
"weapons" без дополнительных оговорок. Вначале будет что-то сказано
о том, что эти предметы "are/were u s e d as weapons. И если затем
они будут называться просто "weapons" , то только в качестве эллипсиса
от этого выражения.
Weapons, тем самым, не только обобщенное имя, указывающее
на функцию любых объектов, которые могут быть с этой целью ис-
пользованы. Прежде всего, все-таки, это имя некоторой категории
объектов, предназначенных именно для того, чтобы сражаться —
а к ним уже не принадлежит ни велосипедная цепь, ни современный
топор.
Различия между "коллективными" и "таксономическими" супер-
категориями тоже во многих случаях сомнительны. Например,
неясно, чем объединение весьма различных с точки зрения внешних
("перцептивных") признаков объектов роза, фиалка, тюльпан, гла-
диолус и т.п. в "таксономическую" суперкатегорию цветок отличается
от объединения примерно столь же различных с точки зрения внешних
признаков объектов яблоко, груша, банан, виноград в "коллективную"
(по В.) суперкатегорию фрукты. И если во втором случае нельзя
сказать, что "apple is a kind of fruit", то ровно в той же мере нельзя
сказать и что "tulip is a kind of flower". Или можно: в зависимости
от трактовки смысла слова kind. Ср. пример из популярной американ-
ской поваренной книги: A tomato, which after all is a fruit [Rombauer,
Becker, 1973, 637]. И здесь мы уже не можем позволить себе и далее
отвлекаться от полисемии слова kind. Дело в том, что аргументация В.
в пользу той или иной трактовки слова kind воплощается в сравнении
примеров фраз со словом kind и обсуждении того, насколько полу-
чаемые фразы "семантически" (или "концептуально") адекватны. При
этом вовсе не имеется в виду формальная правильность фраз. Ут-
верждение "semantically cup is neither a kind of container, nor a kind of
drinking vessel, nor it is a kind of kitchenware or chinaware" приводит
к выводу, что в толковании сир надо писать, что cup — "is a thing
made by people for people".
При таком подходе несколько разных проблем оказываются скле-
енными. Подчеркнем их разноплановость.
а. Какие условия должны налагаться на отношения в паре гипо-
ним — гипероним, чтобы можно было говорить о таксономии?
б. Давая толкование отдельного слова типа чашка, мы всегда стре-
мимся указать на "суперкатегорию", т.е. на обобщающее имя. Следует ли
при этом обращаться к традиционным представлениям и относить
чашку к tableware? Или, поскольку по В. между сир и tableware нельзя
поставить kind, следует строить толкование принципиально иначе?
в. Что же значит само слово kind в противопоставлении словам
типа object? (См. выше рассуждение о псевдосчетных именах).
В какие противопоставления оно включается? Например, В. проти-
вопоставляет taxonomy как system of kinds и partonomy как system
40
of parts. Поэтому, согласно В., в толкованиях слов типа дверь, ручка,
окно надо писать что они не "kinds of things, but parts of things", т.е.
являются (составными) частями некоторого целого. (Впрочем, такие
термины, как часть, целое, сумма (частей) и прочие сами нуждаются
в весьма пространных толкованиях [см. об этом Nagel 1963]).
В. подчеркивает, что концептуально отношение вид — род должно
быть четко отличимо от отношения включения подмножество — мно-
жество [Wierzbicka 1985, 315], — это соображение является прин-
ципиальным, и здесь мы присоединяемся к автору. Но, может быть,
самое плодотворное было бы, как мы уже отмечали ранее, отказаться
от попыток что-либо прояснить путем разбора конструкций с kind.
Продолжим рассмотрение других примеров с целью понять,
в какой мере их описывает типология В. Рассмотрим следующие
пары: раскладушка — кровать; шорты — штаны, шумовка — ложка.
Очевидно, во всех этих парах оба слова содержат информацию
как о функции называемого ими объекта, так и о его внешнем виде,
т.е. объект может быть назван некоторым из этих слов, только если
он обладает определенными внешними признаками и выполняет
определенную функцию. В. слова типа кровать, ложка, относит к таксо-
номическим суперкатегориям (ее примеры — ball, cup, knife), поскольку
они легко изобразимы. Это довольно непоследовательно: из ряда
прочих таксономических (по В.) суперкатегорий эти слова явно вы-
падают из-за важности в их значении функциональной компоненты.
Из следующего текста В. ясно, что содержательно таким словам
она отводит все-таки промежуточное место между функциональными
и таксономическими суперкатегориями: "Each of these concepts has a
number of defining characteristics both perceptual and functional, and the
perceptual properties are no less important than functional ones". Можно
было бы, для последовательности классификации, считать, что эти два
класса типологии пересекаются на данных словах. Но дело ослож-
няется тем, что если достроить эти пары до трехчленных рядов типа
раскладушка — кровать — мебель; шорты — штаны — одежда;
laddie — spoon — tableware; шумовка — ложка — посуда, — то
обнаруживается, что гиперонимы верхнего уровня являются функцио-
нальными по В. Таким образом, приходится считать, что члены
одного гипо-гиперонимического ряда относятся к супер категориям
разного типа. Это • кажется весьма неестественным. Если следовать
интуитивным представлениям о том, что могло бы считаться хорошей
типологией, более естественно было бы, чтобы члены одного гипо-
гиперонимического ряда принадлежали к супер категориям одного
типа.
Можно попытаться "зайти с другого конца" и использовать другое
представление о таксономии, которое, видимо, неявно использует и В.
Пусть таксономическими называются те супер категории, которые
входят в гипо-гиперономический ряд не менее чем из трех слов
(иначе говоря, такие, для которых существует детально разра-
ботанная иерархия). Тогда выделяются две большие группы таксо-
номических (в этом понимании) суперкатегорий:
1) названия natural kinds: тюльпан — цветок — растение, перла-
мутровка — бабочка — насекомое.
 2) названия любых обыденных суперкатегорий, если можно указать
не менее двух слов-гипонимов для названия суперкатегории, типа
tableware — spoon — laddie; furniture — chair — rocking-chair; clothes —
underwear — slips, украшения — серьги — клипсы; мебель — кро-
вать — раскладушка; одежда — штаны — шорты; посуда — ложка —
шумовка. Но по этой логике надо считать, что все члены таких
троек входят в таксономические отношения — либо со словами более
высокого, либо со словами более низкого яруса. Однако слова типа
мебель, одежда, украшение (гиперонимы высшего уровня), по В.,
относятся не к таксономическим, а к функциональным суперка-
тегориям. Выше уже говорилось о том, что интуитивно неестест-
венно, чтобы в одном иерархическом ряду присутствовали разно-
типные по типологии отношения. Значит, если исходить из сообра-
жений многоярусности иерархии, все равно получается противоречие.
Таким образом, не удается содержательно распространить клас-
сификацию В. на произвольно выбранные гипо-гиперонимические
ряды. Если мы сохраняем то представление о таксономии, которое,
видимо, подразумевает В., то описание получается интуитивно
неестественным за счет того, что в одном и том же гипо-гиперо-
нимическом ряду одни слова относятся к функциональным супер-
категориям, а другие — к таксономическим. Если же попытаться
использовать другое, чисто количественное понимание таксономии,
то противопоставление таксономические vs функциональные супер-
категории перестает быть содержательным. Можно было бы пре-
небречь тем, что описание, получаемое при авторском представлении
о таксономии, в некоторых случаях не вполне интуитивно естественно,
если бы те "чистые" примеры, на которых в работе иллюстрируется
противопоставление таксономические vs функциональные суперкате-
гории, тоже не вызывали сильных сомнений, о чем уже говорилось.
3.1. Имена совокупностей и таксономия
Наибольшие сомнения вызывает у нас то место в типологии,
которое отведено именам совокупностей — В. называет их "col-
lectiva" и "псевдосчетные имена". Автор справедливо подчеркивает,
что имена-суперкатегории типа мебель, одежда, kitchenware, cutlery,
crockery связаны с именами низшего яруса — такими как стол,
рубашка, чашка — иными отношениями, чем таксономические имена
"суперкатегорий" типа tree с именами oak, willow.
Однако в дальнейшем семантика имен типа мебель, kitchenware,
clothing, leftovers у В. оказывается тесно связанной с их грамма-
тической формой — а именно, с тем, являются ли они Singularia tantum
или Pluralia tantum. Это удивляет: ведь и в русском и в английском
легко найти противоречащие примеры: рус. имущество, англ. belongings,
рус краденое — англ. spoils, рус. украшения или драгоценности —
англ. jewelry и т.д. Рус. сервиз, гарнитур, по В., несомненно могут быть
отнесены к именам типа collectiva, однако они являются свободно-
числовыми. Представляется, что в этом обсуждении В. изменила своей
42
обычной линии "от смысла к тексту" и перешла на подход "от
текста к смыслу" — в данном случае, как нам думается, это
не результативно. Следовало бы последовательно различать семан-
тическое содержание того или иного варианта гипо-гиперонимии
и грамматические возможности его оформления (выражения) в данном
языке.
Специфическим способом выражения смысла 'совокупность', 'целое',
'все то, что + (функция или место или время)' является число. Но число
в безартиклевых языках в нереферентном употреблении может и
нейтрализоваться: ср. Книга/книги — лучший подарок [Зализняк,
Падучева 1974]. Одновременно существует, так сказать, грамма-
тическая идиоматичность числовой формы, о которой мы упоминали,
разбирая статью А.К. Поливановой [1983]: ср. Репа подешевела, зато
баклажаны подорожали (интересные факты об именах совокупностей
см. Экскурс).
Более интересно отметить, что для слов — имен совокупностей,
описываемых В. под пп. 3 и 4, существуют другие содержательные
противопоставления, нежели функциональные/не функциональные.
Мы имеем в виду отношение между именем совокупности и ее воз-
можными членами. Укажем две несомненные группы:
(1) Имена совокупностей, денотатом которых может быть практи-
чески любой объект-артефакт, типа имущество, остатки, лом, хлам.
Они не слишком многочисленны.
(2) Имена совокупностей, на возможные денотаты которых имеются
жесткие ограничения. К этой группе относится большинство слов-
имен несомненных совокупностей: сервиз, гарнитур, мебель, объедки,
пожитки, останки. Очевидно, что хотя денотаты — члены подобных
совокупностей — это разные объекты, но объедки — это не вообще
остатки, а 'остатки еды', сервиз — это не любой набор, а 'набор посуды'
и т.п.
В дальнейшем обсуждении, при рассмотрении 4-го из основных
выделенных у В. вариантов гипо-гиперонимии, появляется новое
противопоставление. Это противопоставление "гетерогенных классов"
и "гетерогенных коллекций". К именам "коллекций" относятся, по В.,
такие имена, как мебель, clothing, odds-and-ends, а к именам "гетеро-
генных классов" — vegetables, drugs, medicines, tranquilizers, herbs,
spices, cosmetics, cereals.
Имена "гетерогенных классов" семантически размыты ("fuzzy"),
поскольку они соотносимы ("stand for") не с определенными объектами
или типами объектов, а с любыми объектами, объединяемыми по
общности назначения и происхождения. "Псевдосчетные" имена и есть
имена гетерогенных классов. Псевдосчетными они названы потому,
что на первый взгляд vegetables отличается от мебель или leftovers
как счетное/несчетное (mass noun). Далее В. показано (см. выше),
что это противопоставление неверно, поскольку "счет" идет на виды,
а не на экземпляры (то же справедливо для слов типа травы,
медикаменты, витамины, пряности и им подобных). Нам кажется,
что противопоставление классов и коллекций [ср. работу Markman,
43

Siebert 1976] должно проводиться также по линии от смысла к тексту,
иначе мы рискуем увязнуть в смеси лексической уникальности от-
дельных слов и их грамматической "идиоматичности" в плане число-
вого поведения. Как видно из приведенного обсуждения, работа В.
ставит большое количество разнообразых проблем.
4. Родо-видовые отношения в сфере языка
и логики
Сравнение двух подходов к типологии гипо-гиперонимических отно-
шений делает очевидным противоположность авторских позиций:
Гинзбург и Крейдлин идут от текста к смыслу; Вежбицка в основном
от смысла к тексту. Кроме того, Вежбицка везде подчеркивает
связь своего анализа с возможным толкованием семантики каждого
из обсуждаемых слов.
Важнейший момент в биографии проблемы "гиперонимия и таксо-
номия", который раскрывается через сопоставление двух столь
разных подходов, мы видим в следующем. Как Гинзбург и Крейдлин,
так и Вежбицка рассматривают родо-видовые отношения как важ-
нейший семантический тип гипо-гиперонимии. Если у Вежбицкой воз-
никают сомнения в том, правомерно ли говорить о родах и видах
в случаях, которые у нее не подведены под термин "таксономия",
то у Гинзбурга и Крейдлина сомнения лежат в иной плоскости —
а именно, замыкаются на поверхностно-синтаксические феномены
по преимуществу.
Наши собственные сомнения состоят в следующем. Нужно ли
вообще распространять на язык представление о родо-видовых
отношениях, заимствованное из логики? Такое распространение
могло бы быть содержательным только при одновременном выпол-
нении следующих двух условий:
(1) Термин "родо-видовые отношения" сохраняет свой исходный, т.е.
разработанный в логике смысл;
(2) В языке констатируется достаточно представительное количество
пар слов, отношения между которыми могут быть названы родо-
видовыми.
Представляется, что в ЕЯ (в русском, во всяком случае) оба эти
условия выполняются только для терминов, где отношения между
смыслами регулируются внелингвистической систематикой [Никитина
1987]. В некоторых случаях эта систематика фиксируется и в„языке.
Для другой же лексики ЕЯ эти условия, видимо, не выполняются.
А значит, распространение на всю лексику понятия "родо-видовые
отношения" делается проблематичным.
'Интересный подход к проблеме иерархии имен см.: [Степанов 1981, с. 64 и ел.]
Наивная систематика вовсе не является особой прерогативой языков традиционных
культур Например, англ plant равно как и рус. растение, являются единицами
"наивной" систематики и в этом качестве отличаются по своим экстенсионалам от
тех же слов, входящих в научные терминосистемы Вежбицка приводит пример
английской фразы, которую мы можем дать в русском переводе, поскольку в обоих
языках она неудачна по одним и тем же причинам: У меня во дворе есть три растения —
д\6, береза и клен [Wierzbicka 1985, 154 и ел., 227 и ел ]
44
3
Из книги Вежбицкой ясно, что акцентируя специфику семантического описания,
она имеет в виду, что смысл слова следует описывать как психический феномен.
Именно с этих позиций, в частности, введено противопоставление концепт-макси-
мума и концепт-минимума. Концепт-максимум — это полное владение смыслом
слова, присущее рядовому носителю языка; концепт-минимум — это неполное
владение смыслом, которое, однако, не должно быть ниже некоторой границы.
Вежбицка иллюстрирует разницу между концепт-максимумом и концепт-минимумом
на примере собственной языковой интуиции. Воспитанная в польской культуре,
она полностью владеет смыслом слова картофель, поскольку знает, где и как он растет
и т.п. В то же время она гораздо меньше знает о слове zucchini (кабачок) (англ.
zucchini — это, вообще говоря, определенный сорт кабачка), поскольку не вполне
представляет собой, как он растет, хотя и знает, как его готовить, т.е владеет
смыслом этого слова на уровне концепта-минимума. Противопоставление 'концепт-
максимум — концепт-минимум', как можно видеть, культурно обусловлено. Носители
языка, обслуживающего данную культуру (субкультуру), в полной мере владеют
смыслами культурно важных концептов. Любопытен следующий пример: значительная
часть опрошенных P.M. Фрумкиной горожан-москвичей владеет смыслом слова просо
ниже уровня концепта-минимума, т.е. представляет себе, что это некий злак, но даже
не соотносит его с хорошо известным словом пшено — крупа из проса. Современный
крестьянин владеет, в терминологии Вежбицкой, концепт-максимумом того же слова.
Специальные же знания биолога об этом злаке — это уже некоторая "добавка"
к наивным знаниям.
'Имена таксономических суперкатегорий по В. тем самым связаны с возмож-
ностью обобщить по перцептивным признакам и построить соответствующий обобщен-
ный зрительный образ. Сама идея кажется естественной, но как критерий она
не вполне удачна. Дело в том, что изображая нечто, часто приходится выбирать,
какими конкретными внешними признаками должен обладать изображаемый объект.
В результате, как правило, оказывается сложным изобразить "вообще-часы" или"вообще-
дерево", не решая вопроса о том, являются часы ручными, настенными или будиль-
ником и о том, на что больше должно походить "вообще-дерево" — на елку или лист-
венное дерево. Это было замечено нами (P.M. Фрумкиной) в тахистоскопических
экспериментах, где мы пытались предъявить ии. упрощенные изображения часов,
птиц и т.п. объектов с целью получить именно обобщенные ответы, т.е. "часы", а не
"будильник"; "птица", а не "цыпленок".
Глава 4
КАТЕГОРИЗАЦИЯ И КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ КЛАССЫ
1. Изучение процессов категоризации:
к истории вопроса
С проблемой гипо-гиперонимических и таксономических отно-
шений между именами тесно связана проблема психологической ин-
терпретации отношения между концептами, традиционно называемого
" о б щ е * — частное". При этом в большинстве психологических трудов,
где изучаются отношения типа стол — мебель, яблоко — фрукты
и другие близкие к ним, мы найдем в качестве ключевого слово
к а т е г о р и з а ц и я . Уже отмечалось, что термином это слово назвать
трудно, потому что содержание понятия "категоризация" широко
варьирует в зависимости от текста. Мы поэтому постараемся из-
бежать попыток его дефиниции как заведомо обреченных на неудачу.
Вместо этого мы поясним понятие категоризации примерами.
Как известно, уже в раннем возрасте ребенок осваивает содер-
жание утверждений вида Кукла, кубики, мячик — это все игрушки;
45
 медведь, лиса, заяц — это звери; чашка и стакан — посуда; ка-
рандаш, мел, ручка — это то, чем пишут; мама, папа, учитель-
ница — взрослые. Объединяя объекты (и их имена) в подобные
группы на основе своих знаний о мире, ребенок получает воз-
можность эти знания структурировать, учится обобщать. Такие
группы обычно называют категориями. Соответственно, акт отне-
сения слова (объекта) к группе называется актом категоризации.
Накопление знаний у ребенка сопровождается постоянными по-
пытками категоризации, что проявляется, в частности, в класси-
ческих "детских" вопросах вида: Почему ты говоришь, что мы купили
овощи и укроп? Разве укроп — не овощ?; Канистра — это такой
бидон?; Сливки — это слитое молоко?; Ослик — это маленькая
лошадь? Вопросы взрослых, зарегистрированные нами в различных
экспериментах', гораздо меньше отличаются от вопросов детей, чем
можно было бы подумать. Ср.: Саквояж — это такой чемодан?
Манты — это вроде пельменей или это вообще пирожки? Вьюшка —
это у печки, но это такая дверка или задвижка? Веленевая бу-
мага — это сорт бумаги или это что-то вроде пергамента? Если
эти вопросы перевести в модальность утверждений, то многие из них
окажутся близкими по структуре словарным толкованиям, приводимым
в обычных толковых словарях типа Словаря Ожегова: ср. саквояж —
дорожная сумка с запором; вьюшка — задвижка в печной трубе
и т.д. [ср. Мостовая 1985].
В детских и взрослых вопросах, а также в словарных толко-
ваниях типа приведенных выше, зафиксированы, попытки концепту-
ализации реального мира посредством языка. Во всех приведенных
примерах мы видим стремление объяснить новое через известное
(или предполагаемое таковым) и укрупнить, структурировать картину
мира с помощью обобщения. Когда ребенок спрашивает, не яв-
ляется ли ослик маленькой лошадью, он ищет для нового объекта
подходящую клетку в своей наивной систематике. В сущности,
"взрослые" вопросы и словарные толкования решают ту же задачу,
хотя и более тонкими средствами.
/' Проблема категоризации в ее современной интерпретации, по на-
шему мнению, восходит к известной формулировке Уорфа о членении
мира на категории посредством языка. Полезно будет ее процити-
ровать: "Мы выделяем (isolate) в мире явлений те или иные кате-
гории и типы (categories and types) совсем не потому, что они
(эти категории и типы) самоочевидны" [Уорф 1960, 174]. Впоследствии
наличие или отсутствие в языке слова-универба для наименования
некоторого смысла, разные способы выражения логически-универ-
сальных отношений между смыслами типа "общее — частное", "целое —
часть" стали достаточно регулярно именоваться различиями в спо-
собах категоризации. Генетические связи этой интерпретации слова
"категория" с тезисом Уорфа постепенно стерлись, а глагол categorize
в англоязычной научной литературе стал употребляться как эк-
вивалент понятия 'членить, выделять смыслы' (анг. ascribe signs),
'подводить под родовое имя', 'обобщать'. Об этом свидетельствуют
такие контексты со словом "категория", как "членение на категории",
46
"структура категории", "наивная категоризация", "категория птицы
устроена иначе, чем категория мебель" и т.д.
Итак, имеется известный параллелизм в содержании психоло-
гических работ по категоризации и лингвистических работ по изу-
чению определенных типов отношений на именах — главным об-
разом, отношений "общее — частное", "выше — ниже". В психо-
логической и психолингвистической литературе исследование данной
проблематики связывается прежде всего с именем Э. Рош. Прак-
тически всегда, когда речь идет об изучении процессов катего-
ризации у человека, делаются ссылки именно на ее работы [Rosen 1973;
1973а; 1975; 1977; 1978; Rosch et al., 1976]. В связи с этим возникает
потребность в содержательном анализе данного направления иссле-
дований с целью определить, что же именно является предметом
изучения в работах Э. Рош, какого рода результаты она получает
и как их можно интерпретировать.
2. Проблемы категоризации в работах Э. Рош
Прежде чем перейти к анализу работ Э. Рош, сделаем еще одно
замечание терминологического характера. В психологической и психо-
лингвистической литературе под категорией обычно понимается такая
группа слов (объектов), внутри которой прослеживаются связи по
принципу "выше — ниже", т.е. преимущественно иерархические струк-
туры (отчасти это видно из приведенных выше примеров). Мы же
хотели бы рассматривать и такие группы, где связи устроены иными
способами. Примером может быть группа {рука, плечо, предплечье,
локоть, запястье, кисть, ладонь, палец, фаланга, ноготь}, на которой
реализуется отношение со-частности, не сводимое к иерархии. Мы счи-
таем более удобным вместо понятия "категория" пользоваться тер-
мином к о н ц е п т у а л ь н ы й к л а с с , понимая под ним группи-
ровку слов или объектов по некоторому принципу, поддающемуся
экспликации. Концептуальный класс как таковой не предопределяет
принципы его формирования (этот вопрос будет отчасти затронут
в конце данной главы).
.(/Работы Э. Рош строятся на нескольких основных тезисах, одни
из которых формулируются автором более явно, другие — менее.
Первый тезис выражен скорее в неявном виде, поэтому мы по-
пытаемся его реконструировать. Он состоит в том, что реальный мир
не хаотичен, а структурирован, т.е. в нем есть сходства, различия
и прочие отношения, составляющие его онтологию и независимые
от нашего сознания. Эта онтология отражена в сознании человека
в виде определенной категоризации. Категории (т.е. некие кон-
цептуальные структуры) и составляют предмет интереса Э. Рош.
Она, с одной стороны, выделяет категории, именуемые natural
(природные"), т.е. более или менее перцептивно обусловленные (такие,
как цвет, форма), а с другой — "семантические", т.е. обусловленные
понятийно, концептуально. Тем не менее, те и другие анализируются
Э. Рош в рамках единого подхода.
Второй тезис Э. Рош (формулируемый более явно состоит в том, что
47
объекты — члены категории не равноправны между собой: внутри
каждой из категорий одни объекты имеют ббльшие "права членства", а
другие — "меньшие". Эта неравноправность членов категории также, по
мнению Э. Рош, имеет объективные (онтологические) основания, а их от-
ражением является то, что отдельные члены категорий являются психоло-
гически более выделенными, нежели другие2. Именно степень психо-
логической значимости (salience) и выбирается Э. Рош в качестве
объекта исследования в многочисленных экспериментах.
Третий тезис (являющийся в определенной мере продолжением
и развитием второго) состоит в том, что для каждой категории
постулируется понятие внутренней структуры. В основе внутренней
структуры лежит неравноправность членов категории: в каждой
категории существуют психологически наиболее выделенные объекты —
центры категории. Вокруг этих центров группируются (в сознании
индивида) все остальные входящие в категорию объекты. Эти центры
Э. Рош называет прототипами (prototypes). В прототипах воплощены
наиболее характерные признаки категории, что дает возможность,
например, по прототипу опознавать категорию в целом и т.п. Э. Рош
считает, что прототипы также обусловлены онтологией, а психоло-
гическая выделенность прототипов является лишь следствием их
особого места в объективной структуре мира.
2.1. Структура "природных" категорий
Проанализируем далее последовательно логику подхода Э. Рош
на примере конкретных экспериментальных исследований. В работе
[Rosen 1973] объектом исследования были выбраны "природные"
(natural) категории: цвет и форма. В экспериментах использовались
искусственно сконструированные стимулы (цветообразцы и контурные
фигуры). Стимулы были подобраны так, что образовывали ряд, где
различие между соседними стимулами было весьма мало. Гипотеза
состояла в том, что объекты, варьируемые по цвету или по форме,
группируются в категории, центрами которых являются психологи-
ческие выделенные прототипы.
Идея существования психологически выделенных "фокальных" точек
в цветовом пространстве основана прежде всего на результатах,
полученных в работе [Berlin, Kay 1969], где на основании серии экспе-
риментальных исследований делался вывод о наличии универсальных
для всех культур "основных" (basic) цветонаименований, соответствую-
3
щих одним и тем же (фокальным) точкам "цветового пространства" .
Мы не будем здесь останавливаться на вопросах обоснованности и
надежности полученных данными авторами результатов и аргумен-
тированности их выводов; эти вопросы подробно разобраны в книге
[Фрумкина 1984]. В настоящем изложении для нас важен только тот
факт, что Э. Рош подбирает стимулы для своих экспериментов,
пользуясь данными о психологической выделенности (фокальности)
тех или иных цветообразцов, полученными Берлином и Кеем.
Эксперименты Э. Рош со стимулами-цветообразцами состояли
в том, что ии. предъявлялись образцы, взятые из различных об-
48
ластей цветового пространства (фокальные, близкие к фокальным,
промежуточные), а ии. должны были совершить с ними некоторые
операции (именование, запоминание, идентификация по памяти, иден-
тификация по имени, данному другими., и пр.). Результаты показали,
что фокальные образцы в среднем лучше запоминаются, лучше
идентифицируются и более единообразно именуются, нежели нефо-
кальные, причем соответствующие показатели тем лучше, чем ближе
цветообразцы к фокальным. Это послужило основанием для вывода
о наличии для каждой цветовой категории внутренней структуры,
которая выражена в следующем:
— существуют центры (прототипы) цветовых областей (категорий),
соответствующих некоторому цветонаименованию;
— принадлежность отдельного цветообразца к области (категории)
определяется тем, насколько далеко он отстоит от соответствующего
центра (прототипа);
— границы категорий размыты; это значит, что существуют про-
межуточные образцы, которые могут быть отнесены либо к одной,
либо к другой категории;
— прототипы цветовых категорий универсальны для разных культур;
варьируются лишь границы категорий (этот вывод основан отчасти
на данных Берлина и Кея, а отчасти на результатах собственных
межкультурных исследований Э. Рош и соавторов).
Об исследованиях в области формы следует сказать, что они
строились по аналогичным принципам; результаты их, однако,
выглядят менее убедительно в силу трудности подбора стимульного
материала для экспериментального исследования, аналогичного по
методике работ с цветообразцами. Э. Рош приходит к выводу, что
прототипами в области формы следует считать простейшие геомет-
рические фигуры (круг, треугольник, квадрат); однако использованный
ею стимульный материал (деформированные круги, треугольники,
квадраты) позволяет предположить, что полученные результаты и
не могли быть принципиально иными.
2.2. Структура "семантических" категорий
В дальнейшем Э. Рош предпринимает попытку расширить рамки
своей гипотезы и делает следующее утверждение. В других кате-
гориях — "семантических" (таких, как "фрукты" или "птицы"),
хотя вряд ли возможно наличие перцептивно обусловленных прото-
типов, могут, тем не менее, быть обнаружены прототипы, образо-
ванные по другим принципам. Есть основания полагать, по мнению
Э. Рош, что члены "семантических" категорий организованы в соз-
нании аналогично тому, как это имеет место для категорий цвета
и формы [Rosch 1973, 349]. Автор, судя по всему, имеет в виду сле-
дующее: если некий цветообразец — красный, но другой образец
оценивается ии. как более характерный для категории "красный цвет",
то, вероятно, можно предположить, что среди имен фруктов есть
такие, которые оцениваются как "более фрукты"; среди имен птиц —
такие, которые оцениваются как "более птицы" и т.п.
49
 Эта идея получает свое развитие в работе [Rosch 1973J, где в ка-
честве объектов исследования выбираются имена следующих кате-
горий: овощи, фрукты, птицы, средства передвижения, названия
видов спорта, названия научных дисциплин, названия болезней и видов
4
преступлений . Гипотезы о структуре данных категорий были конкре-
тизированы следующим образом. Если некоторая категория отображена
в сознании не как набор равноправных объектов, а как сово-
купность, имеющая внутреннюю структуру, то:
(1) Ии. могут делать обоснованные суждения о соответствующей
внутренней структуре, а именно — о степени типичности отдельных
членов категории для категории в целом; если (1) подтверждается,
то:
(2) Внутренняя структура категории должна влиять на когнитивные
процессы, предполагающие оперирование значениями (концептами)
соответствующих имен.
Мы видим, тем самым, что трактовка понятия "категория" у
Э. Рош противопоставлена традиционным представлениям о том, что
членство в категории задается некоторым набором существенных
признаков, а все члены категории, обладающие заданной сово-
купностью признаков, равноправны во всех отношениях.
Проверяя гипотезу (1), Э. Рош предложила своим ии. (113 сту-
дентам) слова из указанных категорий с инструкцией оценить "степень
принадлежности" к данной категории по 7-бальной шкале. Степень
принадлежности понималась, согласно инструкции, как "типичность":
оценка 1 выставлялась наиболее типичным для данной категории членам,
оценка 7 — наименее типичным. Совокупность предлагаемых слов была
заимствована из работы [Battig, Montague 1969], где исследовалась
частота порождения ии. имен-членов категории при заданном обобщаю-
щем имени категории; таким образом, для каждого слова заведомо
был известен индекс его частотности в ситуации ассоциативного
эксперимента в заданных условиях.
Полученные Э. Рош результаты выглядят, на первый взгляд,
как естественное отражение обыденных представлений: наиболее
типичным "фруктом" оказалось яблоко, наиболее типичной "мебелью" —
стул и т.д. Итоговые средние оценки большей частью соответствуют
оценкам частотности по указанному выше источнику. Однако более
внимательный анализ показывает, что "типичность" по Рош не всегда
совпадает с частотностью, причем расхождения в этих оценках
могут иметь разные содержательные объяснения. Приведем несколько
примеров.
Максимальную оценку в категории "названия болезней" получил рак
(1,2) . Здесь оценки "типичности" по Рош и оценки частотности по
[Battig, Montague 1969] совпадают. Однако если сравнить оценки таких
болезней, как простуда и малярия, то оценка типичности малярии
(1,4) значительно превышает оценку простуды (4,7), хотя простуда
является и более частотным словом, и обозначает более распростра-
ненную болезнь, чем малярия. Очевидно, что в данном случае ии.
использовали при оценке не критерий типичности (понимаемой как
распространенность болезни), а критерий "серьезности" (чем серьезнее
50
болезнь, тем более рассматриваемое слово "соответствует" понятию
"болезнь"). Структура оценок "типичности" в данной группе не может
быть поэтому сопоставлена со структурой оценок для групп типа
"овощи" или "фрукты", где "типичность", по-видимому, понималась
прежде всего как частота встречаемости (оценки "типичности" сильно
коррелированы с частотностью).
Несколько иную картину можно видеть для категории "виды
преступлений", где большинство слов, вне зависимости от пока-
зателей частотности, получили весьма высокие оценки по шкале
"соответствия понятию", или типичности. Высшую оценку имеет
здесь убийство (1,0); при этом оценка других преступлений также
оказалась весьма близка к единице: всякое нарушение закона ии.
сочли "преступлением" (исключение составляют мелкие нарушения:
например, бродяжничество — оценка 5,3). В данной группе внут-
ренняя структура (в понимании Э. Рош) выявилась не слишком
сильно.
Получив массив указанных оценок, Э. Рош расценила свои ре-
зультаты как подтверждение гипотезы (1): способность ии. к оценке
степени принадлежности того или иного понятия к заданной кате-
гории интерпретировалась как свидетельство в пользу наличия для
каждой категории своей внутренней структуры, что и отражается в
различной психологической значимости тех или иных членов кате-
горий. Эта внутренняя структура рассматривается Э. Рош по аналогии
с внутренней структурой ранее исследованных ею "природных" кате-
горий цвета и формы: имеются некие центры (отождествляемые с
"прототипичными" членами категории), вокруг которых и "орга-
низованы" все остальные члены категории. Мы, однако, видим, что
полученные Э. Рош оценки "типичности" имеют содержательно разную
природу, и их значение может меняться при смене или уточнении
критерия "типичности". Таким образом, "внутренняя структура"
оказывается понятием неоднозначным, так как в каждом отдельном
случае имеется в виду разная совокупность образующих эту структуру
отношений.
С целью проверки гипотезы (2) Э. Рош измеряла время реакции
ии. при оценке правильности или ложности утверждений типа "яб-
локо — это фрукт". Для предполагаемых "центров" категорий было
зафиксировано меньшее время реакции, чем для периферийных
членов, хотя разница во времени оказалась довольно незначи-
тельной5. Тем не менее в целом полученные результаты, по мнению
Э. Рош, свидетельствуют о том, что все исследованные в экспери-
ментах категории имеют сходную структуру: "прототип" — периферия.
Прежде чем перейти к критическому анализу использованного
Э. Рош подхода, проследим следующий логический шаг, сделанный
данным автором в развитие выдвинутых положений. Он состоит в том,
чтобы выделить те общие принципы, по которым организованы внут-
ренние структуры предметных категорий. Такая попытка пред-
принята в работе [Rosch, Mervis 1975]. Авторы выдвигают гипотезу
о том, что центры категорий обладают наиболее полным набором
признаков, характерных для всех членов категории, взятых в сово-
51
 купности. Иными словами, каждый член категории чем-то схож
с каким-либо другим (точнее — имеет с ним общие признаки),
а центр категории характеризуется сильным сходством одновременно
со многими членами категории (т.е. имеет с ними много общих призна-
ков.).
Для проверки этой гипотезы был предложен показатель "семей-
ного сходства" (family resemblance). Этот показатель, измеряемый
для каждого члена категории, представляет собой взвешенную сумму
признаков, которыми данный член обладает, причем вес каждого
признака определяется тем, сколько всего членов категории им
обладает. Например, для категории "птицы" большим весом обладает
признак "летать", поскольку он присущ подавляющему большинству
членов данной категории; признак "петь" обладает меньшим весом,
так как далеко не все птицы — певчие, и т.д. Птицы, обладающие
ббльшим числом характерных признаков, оказываются ближе к центру
(соловей), а меньшим числом — дальше от центра (пингвин).
При таком подходе внутренняя структурированность категории
объясняется через наличие у ее членов тех или иных признаков.
Иначе говоря, психологическая значимость отдельных слов (обозна-
чающих предметные реалии) объясняется через характеристики (объек-
тивные) тех предметов, которые они обозначают. Из данного ут-
верждения следует естественный вывод о том, что внутренняя
структура категорий должна обладать свойствами универсального
закона, выводимого из внешних по отношению к субъекту (т.е.
онтологических) закономерностей, характеризующих соотношение
признаков объектов в реальном мире. "Объективность" признаков,
используемых для оценки прототипичности, предполагает, видимо,
универсальность прототипов для разных языков и разных культур.
Это положение опровергается при первой же попытке сопостав-
ления результатов, полученных Э. Рош для носителей английского
языка (и американской культуры), с соответствующими представ-
лениями, сформированными в других культурно-языковых условиях.
Так, самой типичной птицей по результатам экспериментов Э. Рош
оказалась малиновка (robin). Этот факт должен объясняться тем, что
малиновка обладает большим числом общих для всех птиц признаков,
т.е. имеет высокий показатель "семейного сходства". Однако очевидно,
что дело здесь не в совокупности признаков, а в совокупности
общекультурных представлений; в иной культуре — например, русской,
суждения о типичности были бы заведомо иными (хотя сама мали-
новка всегда обладает одними и теми же признаками).
Культурная обусловленность оценок типичности наглядно видна
также из следующих примеров: наиболее типичным фруктом ии.
(жители США) сочли апельсин, наиболее типичным средством пере-
движения — автомобиль (метро оказалось на 26 месте), а наиболее
типичным овощем (vegetable) — горох (pea) (помидоры занимают
17 место, лук — 26, а картофель — 29). Число примеров можно
было бы увеличить, однако и без того ясно, что "внутренняя
структура" категории (понимаемая как наличие более и менее
типичных представителей) отнюдь не обусловлена совокупностью
52
объективных признаков членов категории. Если и удается наблюдать
определенные корреляции между наличием/ отсутствием у объекта тех
или иных признаков и оценкой его типичности, то это является вовсе
не единственным (и даже не главным) фактором, определяющим оценку
типичности.
Немаловажно также, какова процедура, позволяющая выделить
признаки, по замыслу отражающие онтологию мира. Оказывается,
что выделение тех или иных существенных для категории признаков
основано в работах Э. Рош на субъективных мнениях ии. Рош и
Мервис для выделения значимых признаков проводили отдельный
эксперимент, в котором ии. должны были перечислить для каждого
оцениваемого объекта присущие ему характерные признаки. Действи-
тельно, индивид, если поставить перед ним такую задачу, способен
выделить в объекте те или иные признаки. Однако эта способность
еще не означает, что индивид пользуется именно этими признаками,
да и вообще какими-либо осознанными признаками при формировании
тех или иных концептуальных классов. Перечень предложенных призна-
ков в данном случае — лишь следствие экспериментальной проце-
дуры, при которой от ии. требовалось перечислить все значимые для
данного объекта признаки.
В более поздней работе [Rosch 1977] Э. Рош сформулировала
положение об универсальности внутренней структуры категорий в
менее жесткой форме. По ее мнению, психологические представ-
ления о структуре категории, с одной стороны, формируются на
основании объективно значимых признаков (т.е. характеристик внеш-
него мира), а с другой — обусловлены состоянием знания ин-
дивидов о внешнем мире (о некоторых признаках они могут не знать,
а вес других — преувеличивать) [Rosen 1977, 39]. Универсаль-
ными же при этом остаются сами принципы, законы формирования
категории, в соответствии с которыми внутри категории выделяют-
ся более типичные и менее типичные объекты (при этом конкрет-
ное распределение по "типичности" может быть культурно обуслов-
ленным).
3. Типы и "прототипы" в "природных"
и "семантических" категориях
Центральным пунктом в логике подхода Э. Рош является посту-
лат о том, что структуры "природных" (цвет, форма) и "семан-
тических" (фрукты, мебель и пр.) категорий можно рассматривать
как аналогичные. Насколько обоснованно это утверждение? Рассмотрим
более внимательно, как устроена каждая из сопоставляемых друг
другу категорий.
В экспериментах с цветом под "категорией" обычно, а также
у Э. Рош понимается некоторая область модели цветового простран-
ства, соответствующая определенному цветонаименованию, которое
выступает как имя категории (конкретно речь идет о таблицах
цветообразцов типа Манселловских — см. выше). Эта область представ-
ляет собой совокупность очень близких, очень похожих по цвету
53
 цветообразцов, каждый из которых может быть обозначен общим
для категории именем; при этом одни из них, как это было
показано еще в работе [Lenneberg, Roberts 1956], соответствуют
этому имени в большей степени, другие — в меньшей. Категория
в данном случае (т.е. в рамках данной экспериментальной пара-
дигмы) — это набор реальных экземпляров, конкретных денотатов
данного имени, множество тех объектов реального мира (здесь —
цветообразцов), которые могут быть этим именем названы. От-
дельным членом категории является здесь конкретный образец цвета.
Имена красный, синий и пр. (имена категорий) соотносятся с
множествами соответственно красных, синих и пр. цветообразцов6.
Семантические категории Э. Рош устроены совершенно иначе.
В рамках ее экспериментальной парадигмы имя "семантической"
категории соотносится вовсе не с набором референтов этого име-
ни, а с набором имен же, являющихся по отношению к обобщаю-
щему имени гипонимами (ср. отношение фрукты — яблоки, груши,
виноград...). А уже эти имена соотносятся с множеством всех
яблок, всех груш и т.п., поскольку имя яблоко в нереферентном
употреблении имеет своим экстенсионалом все существующие яблоки.
Но с экстенсионалами (референтами) "семантических" категорий
Э. Рош не экспериментирует, она работает с и м е н а м и типа
яблоко, малиновка. Таким образом получается, что в экспери-
ментах с цветом ищется "наиболее типичный денотат", т.е. произ-
водится выбор из совокупности экстенсионалов. В параллель же
этому ищется "лучший интенсионал", т.е. "лучший" фрукт, "лучшая"
птица и т.п., что вообще бессмысленно, так как интенсионал не мо-
жет быть "лучше" или "хуже"7.
Уже по этим причинам аналогия между устройством категорий
типа "красный" и типа "фрукты" представляется нам неадекват-
ной. Небезынтересно, однако, понять, в чем истоки этой ана-
логии. Чтобы разобраться в этом, вернемся к терминам "про-
тотип" и "фокальная точка". В экспериментах Э. Рош с цве-
том эти термины синонимичны: цветообразцы, соответствующие
"фокальным точкам", она называет центрами категории, или про-
тотипами. Прототип у Э. Рош, таким образом, это нечто вполне
материальное, а именно — цветообразец из манселловских таблиц
[Munsell I929]. У Берлина и Кея, откуда Э. Рош заимствует идею
фокализации и цветовых категорий, мы найдем оба термина —
и "фокальная точка", и "прототип". С той разницей, что они
отнюдь не синонимичны. Термин "фокальная точка", действительно,
относится к цветообразцам, о чем мы уже говорили ранее. Что
касается термина "прототип", он появляется у Берлина и Кея в
связи с их общей концепцией развития системы цветообозначений
и относится к и м е н и цвета, а вовсе не к его денотату.
Не обсуждая в подробностях концепцию Берлина и Кея, скажем
лишь самое необходимое для понимания генезиса термина "про-
тотип". В работе Берлина и Кея постулируется существование не-
которого универсального для всех культур набора цветообозначе-
ний — они называются basic и их (почему-то!) 11. Язык, где
54
их обнаруживается ровно 11, объявляется находящимся на высшей
стадии развития. Если в экспериментах с цветоназыванием ии.,
принадлежащие к некоторой культуре, выделили не 11, а 8, 5
или три цветонаименования, то делается вывод о том, что дан-
ный язык находится на некоторой более "ранней" стадии развития
системы цветообозначений. При этом всякий раз, когда говорится
об эволюции, "развитии" и т.п., речь идет о числе имен-универ-
бов, используемых в данной культуре для обозначения цвета.
(Нас не перестает удивлять, почему никто из коллег Берлина и
Кея не усомнился в обоснованности идеи, что отсутствие имени-
универба эквивалентно отсутствию соответствующего цветообозначе-
ния как такового [Василевич 1987; Фрумкина 1984]). Принципиаль-
ным для Берлина и Кея является утверждение о том, что число
имен-универбов тесно коррелировано с тем, какие это имена. А
именно, если таких слов 3, то это будут черный, белый и крас-
ный; если пять — то три упомянутых плюс зеленый и желтый
и т.д. Иначе говоря, цветонаименования, по Берлину и Кею, появ-
ляются в языке не в случайном порядке, а в определенной вре-
менной последовательности. Те основные имена-универбы, которые
появляются в языке в первую очередь8, у Берлина и Кея и
называются прототипами. Как мы видим, внутренняя форма тер-
мина в данном случае вполне оправдана: имена-прототипы появ-
ляются раньше прочих.
Э. Рош совершенно механически перенесла гипотезы о струк-
туре "природных" категорий типа "красный" на то, что она име-
нует "семантическими" категориями, а термины "прототип" и "фо-
кальная точка" склеились. Быть может, это получилось не случай-
но: о какой фокализации можно говорить применительно к таким
качественно отличным от цветообразцов элементарным единицам
анализа, как имена типа яблоко, малиновка? Внутренняя форма
термина "прототип" тем самым пришла в противоречие с узу-
сом, приданным этому слову в работах Э. Рош: недаром возникла
идея говорить в данном случае о стереотипах [Wierzbicka 1984].
Вежбицка имела в виду то, что понятие "стереотип" как социо-
культурное представление вполне имело бы право гражданства:
недаром в наших собственных экспериментах ии. часто говорят
о яблоках и грушах как о наиболее типичных для нашей куль-
туры фруктах, об огурцах и помидорах — как о наиболее ти-
пичных овощах и т.п.
Таким образом, мы не хотим сказать, что группа имен, объеди-
няемых в категорию типа "фрукты", непременно однородна в
любом отношении, — в каждой культуре, видимо, можно гово-
рить о более и менее распространенных представителях этой ка-
тегории (есть и известные лишь понаслышке)9. Но пожалуй, это
единственный разумный смысл, который мы можем придать введен-
ному Э. Рош противопоставлению "центр — периферия" по отношению
к "семантическим" категориям. Э. Рош права, что имена, близкие
к центру, появляются в онтогенезе раньше — но не следует смеши-
вать причину и следствие: наиболее распространенные в культуре
55
 Обобщающее имя
объект объект \ туры. Кроме того, иерархические структуры для разных групп рассма-
объект
Рис 1 Рис.2
представители категории естественно оказываются и наиболее зна-
чимыми, а потому их имена и усваиваются раньше.
В своих работах Э. Рош неоднократно подчеркивает, что ее
основной задачей является исследование "внутренней структуры"
категорий. В связи с этим возникает потребность в выяснении
того, что именно понимается автором под "внутренней струк-
турой". Структурой некоторого класса (категории) естественно счи-
тать совокупность тех устойчивых связей, которые имеются между
объектами, входящими в класс. Для "семантических" категорий,
исследованных Э. Рош, т.е. для классов имен, обозначающих пред-
метные реалии (типа мебель, птицы, фрукты), предметом анализа
могли бы стать семантические отношения между данными именами,
отражающие возможные связи объектов в реальном мире: сово-
купность этих отношений и должна, собственно говоря, представ-
лять собой "внутреннюю структуру" категории (см. рис. 1).
Однако для Э. Рош термин "внутренняя структура" приобре-
тает несколько иное содержание: употребляя его, она имеет в
виду только один аспект отношений внутри класса, а именно —
его и е р а р х и ч е с к у ю структуру. Предметом анализа являются
в данном случае не одноуровневые отношения "объект — объект",
а гипо-гиперонимические отношения "объект — обобщающее имя"
(рис. 2). Фактически Э. Рош интересуют только отношения верти-
кального подчинения в иерархической структуре, а измерению под-
вергается только один параметр, введенный данным автором: "психо-
логическое расстояние" на шкале "имя класса — член класса".
Иерархические структуры с несколькими уровнями обобщения
действительно могут быть выстроены для определенных концеп-
туальных классов. Ряд работ Э. Рош и ее соавторов непосредственно
направлен на исследование различных уровней выстраиваемых иерар-
хий [Rosen et al. 1976; Rosch 1977; 1978]. При этом особую
роль играет выделение так называемого базового уровня иерархии,
на котором находятся такие имена, как стол, яблоко, гитара.
Выше базового уровня располагаются обобщающие ("родовые")
имена (мебель, фрукты, музыкальные инструменты), а ниже ба-
зового уровня — конкретизирующие имена (письменный стол,
антоновка, электрогитара).
56
Мы не будем более подробно останавливаться на вопросе о
базовом уровне иерархии, так как это не имеет непосредственного
отношения к интересующему нас вопросу (см. об этом [Хофман
1986]). Для нас важно прежде всего то, что понятие "внутренней
структуры" отождествляется Э. Рош с понятием иерархической струк-
триваются как изоморфные (отчасти это отражено в попытках
выделения единого базового уровня). Выше, в гл. 3, было показано,
что характер гипо-гиперонимических отношений в различных груп-
пах (концептуальных классах) может быть весьма различным. От-
ношения в парах "воробей — птица" и "стол — мебель" содер-
жательно отличаются друг от друга: если в первом случае можно
говорить об отношениях родо-видового характера (воробей — пред-
ставитель класса птиц), то во втором имя высшего уровня явля-
ется обобщающим не по родо-видовым, а по иным, более слож-
ным (основанным прежде всего на функциональном назначении)
признакам (стол — не представитель класса "мебель", а "пред-
мет мебели"; в "мебель" объединяются предметы, служащие для
различных целей в рамках одной общей функции: помещаться в
жилище для обслуживания бытовых потребностей человека).
Попытка найти универсальные для различных предметных об-
ластей формы представления внутренней структуры у Э. Рош при-
водит к тому, что вычленяется лишь один аспект отношений ("по
вертикали"), а другой (отношения "по горизонтали") не рассмат-
ривается. Между тем именно анализ отношений на "горизонталь-
ном срезе" иерархии более соответствует, по нашему мнению,
задаче исследования внутренней структуры классов (см. в этой
связи: [Михеев, Рюмина, Фрумкина 1985; Фрумкина, Миркин 1986]).
Другой, более общей проблемой, возникающей в связи с иссле-
дованием категориальных структур с точки зрения их психологи-
ческой значимости для индивида, является вопрос о многообразии
принципов формирования тех или иных концептуальных классов
и обобщающих группировок.
Наши знания о мире, разумеется, Ьтражают его онтологию,
но весьма опосредованно. Наивная картина мира прежде всего
антропоцентрична (ср. выше обсуждение этой проблемы в работе:
[Wierzbicka 1985], а также [Апресян 1986]).
Г. Мэрфи и Д. Медин в своей обзорной работе [Murphy,
Medin 1985] показали, что формирующаяся в сознании человека
система концептуальных связей основана не столько на том, како-
ва онтология объектов, сколько на наших представлениях о сущест-
венных свойствах окружающего мира (авторы называют такие пред-
ставления "теориями"). Концептуальные классы, вычленяемые нами
в мире, отнюдь не исчерпываются множеством заранее заданных
языком имен категорий. Сознание человека способно оперировать
также и такими концептуальными классами, которые не имеют
не только обобщающего имени, но и определенного места в какой-
либо иерархической структуре. При этом такие классы обладают
явной психологической значимостью. Авторы приводят пример следую-
57
щего класса: "дети, драгоценности, телевизоры, картины, руко-
писи, фотоальбомы". В этом классе нет ни сходных объектов,
ни "прототипической" структуры, ни общности функции. У него нет
готового обобщающего имени: в него включено все то, что в пер-
вую очередь следует выносить из дома во время пожара. Объеди-
няющим принципом (обоснованием) является в данном случае субъек-
тивная ценность этих объектов.
Другим примером может быть класс "то, что способно вызы-
вать страх" (змея, темнота, звук сирены и т.п), приводимый в
работе [Bruner, Goodnow, Austin 1956]; авторы называют такие
классы "аффективными", отличая их от "логических" (типа птицы,
злаки) и "функциональных" (типа мебель, инструменты). Согласно
Мэрфи и Медину, психологически выделенный класс — это совокуп-
ность объектов, объединение которых почему-либо имеет смысл
для индивида. Он может совпадать с некоторым стандартным
концептуальным классом, но может иметь и чисто субъективный
характер (например, класс "то, что я люблю") или же быть
ни субъективным, ни онтологически объективным (например, класс
"плохие приметы", строящийся по принципам, отражающим куль-
турно-исторические реалии, общие для разных субъектов). Прин-
ципиально важным является то, что в такие классы могут быть
объединены практически любые понятия, если существует некто,
для кого такое обобщение соответствует некоторому фрагменту
индивидуального опыта и в силу этого имеет смысл.
В работах Э. Рош и других авторов "членение мира" на кате-
гории — это преимущественно нечто, заданное индивиду извне
и усваиваемое по мере овладения языком и освоения уже сущест-
вующей (вне индивида) системы категоризации, которая рассмат-
ривается как статическая и единственная. Вполне естественным для
носителя языка является, однако, и образование таких группировок,
которые не укладываются в рамки уже зафиксированного в языке
категориального членения. В том случае, если сам индивид высту-
пает как субъект категоризации, в ее основу могут быть поло-
жены самые разнообразные принципы, которые дадут в итоге са-
мые разнообразные концептуальные классы. Закономерности такой
"субъективной" категоризации — предмет отдельных исследований,
в рамках которых выделяется целый ряд самостоятельных задач.
Некоторые из них будут рассмотрены ниже, во второй части этой
книги.
'Имеются в виду эксперименты Н.А. Рюминой, частично описанные в: [Рю-
мина 1987], и эксперименты, упомянутые в: [Фрумкина 1985].
2
Представление о феномене "психологической выделенности", "психологической зна-
чимости", введенное в научный обиход Э. Рош примерно в 1975 году, может
быть разумно интерпретировано, если не пытаться сделать его более четким. То же
относится к идее "базового уровня", в немалой степени сводимой к психологи-
ческой идее "выделенности". Однако, пока это понятие остается нечетким, совре-
менный психолог, для которого естественно проверить теорию экспериментом, не знает,
что с ним делать. Это и порождает не слишком осмысленные эксперименты,
где производится измерение весьма неопределенного явления с помощью каких-
либо привычных, но в данном случае неуместных индикаторов.
58
3
Конечно, если рассматривать русские наименования "сидений" (во французском
имеется соответствующее родовое имя — siege), то можно обнаружить неравно-
правие даже таких распространенных слов, как стул и кресло. Неравноправие,
разумеется, касается не имен, а соответствующих денотатов. Ср. следующие фразы:
1) Н. сидел в своем любимом кресле;
2) Н. сидел на своем любимом стуле.
Фраза (1) семантически безупречна и может иметь две интерпретации: (а) Н. имеет
несколько разных кресел, — например, кожаное, плетеное, вольтеровское и т.п.;
одно из них — его любимое кресло; и (б) Н. имеет разные sieges — стул,
диван и т.п., а также кресло, причем предпочитает сидеть именно в кресле.
Фраза (2), с нашей точки зрения, плохо подходит под любую из этих интер-
претаций, поскольку обычно стул как мебель для сидения не выделяется из
прочих стульев: любой стул — это наиболее характерный для нашей культуры
предмет-siege; в этом и состоит "выделенность" соответствующего имени.
'В качестве модели цветового пространства выступали известные цветовые таб-
лицы Манселла [Munsell 1929]; использованная Берлином и Кеем методика работы
с этими таблицами была впервые применена в исследовании Леннеберга и Ро-
бертса [Lenneberg, Roberts 1956].
4
Как мы видим, в данном перечне присутствуют как "предметные" (относя-
щиеся к объектам материального мира) классы, так и классы, объединяющие аб-
страктные понятия. В работе [Rosch 1975] исследовались уже только "предметные"
классы (к первым пяти из перечисленных были добавлены следующие классы:
одежда, инструменты, оружие, игрушки и мебель); критерию "предметности" не соответ-
ствует только класс "виды спорта".
Время реакции — индикатор, постоянно используемый для изучения процессов
восприятия, плодотворен по преимуществу тогда, когда речь идет о сравнительно
"простых" перцептивных или двигательных реакциях, анализируемых, к тому же,
на физиологическом уровне. С нашей точки зрения, время реакции — слишком
грубый индикатор для того, чтобы по нему можно было судить о сложности
познавательных операций. О трудностях, связанных с измерением такого сравни-
тельно простого показателя, как временной порог зрительного распознавания, см.
[Фрумкина 1971].
'«Размышляя... об экстенсионале знака красный, мы, вообще говоря, не нужда-
емся во введении новой реалии — сконструированного по определенным правилам
изображения красного цвета как такового. Однако если мы хотим изучать дено-
тативное значение слова красный в эксперименте, то мы должны создать неко-
торую ситуацию, где "выделение области допустимых денотатов" будет происхо-
дить у нас на глазах. Совершенно очевидно, что для этой целя необходим какой-
то стандартизованный метод представления денотатов...» [Фрумкина 1984, 110—111].
Использованные Э. Рош таблицы Манселла как раз и могут быть рассмотрены
как совокупность денотатов для имен цвета.
7
Можно представить себе эксперимент, где мы хотели бы выяснить, какой
объект является в большей степени яблоком, чем грушей. Такой подход должен
быть скорее соотнесен с подходом к исследованию денотативного значения (дено-
тативной отнесенности) имен "конкретной" лексики, реализованным У. Лабовом
(1983) для слов, обозначающих сосуды. Лабов исследовал границы между именами
cup, bowl, glass и др. при помощи предъявления ии. изображений соответствующих
сосудов, варьируемых по высоте, ширине, форме и другим параметрам.
Авторы не утруждают себя какими-либо разысканиями в области языков, ко-
торые могли бы подтвердить правомерность идеи "очередности". Их последователи
этого почему-то упорно не замечают. Отсылаем читателя к Предисловию, где
обсуждается этот любопытный феномен жизни двух наук — культурной антро-
пологии и лингвистики.
' См. примечания 3 к гл. 3 и 2 к гл. 4, а также [Wierzbicka 1985, 218 и ел ] .
 ЧАСТЬ II
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
СЕМАНТИКИ КОНКРЕТНОЙ ЛЕКСИКИ
Глава 1
СТРУКТУРА СЕМАНТИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ
ПО ДАННЫМ КЛАССИФИКАЦИОННОГО ЭКСПЕРИМЕНТА
1. Эксперимент и интроспекция: общие замечания
В первой части книги мы исследовали некоторые виды семан-
тических отношений на именах конкретной лексики, пользуясь преиму-
щественно методом интроспекции. В данной части мы опишем резуль-
таты изучения семантики имен-КС, полученные на основе другого
подхода — экспериментального. Сделаем вначале несколько заме-
чаний общего характера, касающихся отношений между интроспек-
цией и экспериментом применительно к интересующему нас кругу
проблем (Подробный анализ различий в этих подходах читатель
найдет в: [Фрумкина 1980; 1981; 1984]).
В науке о языке используются два пути получения семанти-
ческой информации: 1) интроспекция, т.е. обращение к собствен-
ной психике с целью осознать и экстериоризировать в научном
описании свои представления о смыслах; 2) эксперимент, т.е. обра-
щение к чужой психике с целью сделать явными представления о
смыслах, свойственные другим носителям языка. При интроспектив-
ном подходе исследователь моделирует свою языковую интуицию,
ищет способ заглянуть в себя. Объективация того, что познано
этим способом, может быть осуществлена с помощью самых раз-
ных методов — путем использования специальных метаязыков
толкований, как это сделано, например, в работах [Wierzbicka
1980; Апресян 1974]; с помощью ответов на "анкету" компонент-
ного анализа (ср. [Lehrer 1974; Селиверстова 1975; обзорные дан-
ные — Кузнецов 1980]), с помощью толкований на естественном
языке (ср. [Англо-русский словарь 1979] и современные словари
типа Grand Robert [Гак 1987]).
Вне зависимости от методов объективации логика интроспек-
тивного подхода идентична: вначале исследователь "заглядывает
в себя", затем он решает задачу наиболее убедительного "пере-
вода интуиции в рациональные формы" (выражение A.M. Пешков-
ского). На вопрос о том, каким именно способом можно усмо-
треть в слове именно эти, а не другие семы, один из самых
ярких современных лингвистов недвусмысленно ответил: "Никаким!".
И этот ответ, несмотря на свою полемическую заостренность, по
60
существу верен. Тем не менее, осознание сути используемых интро-
спективных процедур в значительной мере способствует успеху в
достижении цели. Недаром так убедительны примеры семантического
анализа, предложенные Вежбицкой в книге [Wierzbicka 1985]: автор
последовательно стремится сделать доступным читателю тот путь,
идя по которому она усматривает в слове "именно эти, а не дру-
гие семы".
Разумеется, картина мира, создаваемая лингвистом, существенно
отличается от наивной картины мира, имеющейся у неискушенного
носителя языка. Рядовой носитель языка, владея языком, не рефлек-
тирует о смыслах. И если мы хотим реконструировать именно
те смыслы и отношения между ними, которые характерны для
наивных, не рефлектирующих о языке носителей, естественно обра-
титься к их психике. При ориентации на исследование чужой
психики, не данной нам в наблюдении, встает принципиальный
вопрос о "доступе" к объекту наблюдения. Наблюдаемо лишь чужое
п о в е д е н и е . Психика — и это относится, разумеется, и к операциям
со смыслами — должна быть каким-то образом реконструирована
на основе наблюдений за поведением. Иначе говоря, /"доступ"
к языковому сознанию, языковой интуиции рядового носителя языка
должен быть обеспечен с помощью особых методов, не требующих
от говорящего метаязыковой рефлексии о языке. Таким методом
может быть опрос носителей языка, организованный так, чтобы
его участники были максимально непосредственны, т.е. решали бы
простые, доступные для них задачи, отвечали на естественные
вопросы. Их ответы, тем не менее, должны давать исследователю
содержательный материал1.
Эти требования нелегко совместить, что хорошо известно, напри-
мер, авторам фонетических и диалектологических вопроснихов. Если
перед и. ставить простые задачи, исследователь не получит нового
материала, и наоборот: задачи, интересные для исследователя, вы-
водят рядового носителя языка за рамки привычных для него кате-
горий. Применительно к семантической проблематике ситуация осо-
бенно сложна. Например, рядовой носитель русского языка без
затруднений назовет второй член в парах типа злой — добрый,
темный — ...; высокий — ...; однако эти ответы не несут для
исследователя новой информации. С другой стороны, если предло-
жить и. объяснить разницу между отношениями в паре продоль-
ный — поперечный и в паре плотный — редкий, то подобная
задача для и. совершенно непривычна.
Таким образом, возникает вопрос о типе психолингвистического
эксперимента и выборе тех или иных наблюдаемых показателей в
качестве эмпирических аналогов такого конструкта, как смысл.
Необходимо организовать эксперимент так, чтобы ии. — носите-
ли языка решали достаточно простые, доступные им задачи, а
исследователь, тем не менее, получал бы материал, раскрывающий
наивные семантические представления.
Мы предположили, что естественными для неискушенного носителя
языка являются представления о сходстве или несходстве слов по
61
смыслу. После того, как значимость отношения сходства по смыслу
для наивной семантики была подтверждена в предварительных экспе-
риментах [Фрумкина 1978], нами были разработана эксперименталь-
ная методика, позволяющая получать от ии. оценки сходства,
относительно свободные от метаязыковой рефлексии; мы имеем в
виду методику свободной классификации.
В цикле работ P.M. Фрумкиной, А.В. Михеева [Фрумкина 1984;
Михеев 1983; Фрумкина, Миркия 1986], в диссертации Н.А. Рю-
миной [Рюмина 1987] было показано, что путем проведения экспе-
римента по методике свободной классификации можно получить
содержательные результаты, касающиеся представлений наивных но-
сителей языка о смыслах. Вначале данная методика была исполь-
зована для изучения семантики слов-цветообозначений ([Фрумкина
1979]; методы анализа данных см.: [Михеев 1983]; обобщение резуль-
татов — [Фрумкина 1984]). Опишем кратко эту методику и тип
результатов, которые она позволила получить на материале слов-
цветообозначений.
В наших экспериментах ии. — носители русского языка полу-
чали набор карточек со словами-цветонаименованиями (типа крас-
ный, бежевый, лимонный) и инструкцию, где. предлагалось разло-
жить карточки на любое число групп исходя из того, что слова,
похожие по смыслу, должны помещаться в одну группу, а слова,
смысл которых кажется менее сходным, должны оказаться в раз-
ных группах. Таким методом были изучены практически все упот-
ребительные слова-цветообозначения русского языка — всего 110 слов.
Результаты классификации, полученные от разных ии., были объеди-
нены, и по усредненным данным была построена структура семан-
тических связей для группы слов, указывающих на цвет. Получен-
ная структура раскрывает субъективно значимые семантические связи
и указывает для каждого слова его ближайших соседей. Построен-
ное в [Фрумкина 1984] наглядное представление структуры семан-
тических связей позволяет говорить о каждом слове в терминах
его места в структуре, а также о том, является ли оно словом,
похожим на многие другие, или напротив, другие слова оказываются
похожими на него (метод анализа данных предложен А.В. Михе-
евым [1983]). Эти результаты являются сильными в том смысле,
что ии. в нашем эксперименте принимали очень простые решения,
определяя для каждого слова только его сходство с теми или
иными словами; общий же результат показал, что вся тематическая
группа имен цвета образует хорошо структурированное поле отно-
шений, имеющих нетривиальную интерпретацию.
В последующих работах [Рюмина 1982; 1987; Фрумкина 1985;
Михеев, Рюмина, Фрумкина 1985] была продемонстрирована общность
использованной методики и ее валидность для изучения других те-
матических групп, в частности — для изучения семантики слов-
КС. В следующих разделах мы рассмотрим некоторые результаты
проведенных нами экспериментальных исследований.
62
2. Свободная классификация слов-КС:
отбор стимулов, процедура эксперимента,
представление результатов
Для экспериментального исследования были выбраны следующие
тематические группы (далее — ТГ) слов-КС:
1) слова, именующие предметы посуды и кухонной утвари (да-
лее — "Посуда");
2) слова, именующие кушанья (далее — "Еда");
3) слова, именующие плоды, ягоды и овощи (далее — "Ово-
щи—фрукты").
Принципы отбора стимулов. Общие принципы отбора
слов изучавшихся ТГ были следующими. Мы стремились охватить
по возможности всю ТГ слов, именующих соответствующие реалии;
при этом, однако, в наборы стимулов не включались слова, имею-
щие в словаре пометы устар., диал., разг. и т.п., а также сло-
ва, которые либо не вполне "освоены" русским языком (имеют
выраженный "национальный" колорит), либо являются слишком ред-
кими. Например, в наборе "Посуда" нет слов типа корчага, крин-
ка, глечик, шампур; в наборе "Еда" нет слов типа мамалыга,
в наборе "Овощи — фрукты" нет слов типа авокадо, фейхоа.
С другой стороны, в каждом наборе имеются "пограничные" слова,
значение которых, как можно думать, ие все ии. знают вполне
точно, как, например, веселка, сотейник, крупеник, мусс, ту-
товник.
Отбор елок для экспериментов проводился по одной общей
схеме. Применительно к каждой группе мы начинали с того, что
просили десять человек написать все известные им слова (соот-
ветственно — названия предметов посуды и кухонной утвари, назва-
ния блюд и кушаний, названия плодов и овощей). Опрос произво-
дился индивидуально, и временем опрашиваемые не ограничивались.
Полученные от отдельных лиц списки слов сводились в один общий
список для каждой из групп. Затем этот список проверялся и допол-
нялся по специальным источникам. Для слов—названий посуды
и кухонной утвари, а также для слов—названий блюд и куша-
ний в качестве таковых использовались поваренная книга Е. Моло-
ховец [1916] и "Книга о вкусной и здоровой пище" под ред. А.А. Покров-
ского [1980]. Относительно слов—названий плодов и овощей
по словарям проверялоесь, действительно ли эти слова обозначают
плоды, а не только само растение (например, гранат, айва, алы-
ча, вишня и т.д.). Для этой цели использовался Советский Энцикло-
педический словарь (1982) и Словарь русского языка С И . Оже-
гова (1981). После того как были составлены списки предполагаемых
слов-стимулов для всех трех ТГ, значения всех слов еще раз про-
верялись по Словарю Ожегова и Словарю современного русского
литературного языка в 17 тт. и (1948—1965). Из списков слов
вычеркивались те слова, которые или отсутствовали в обоих слова-
рях, или давались в них с пометами малоупотребительных, уста-
ревших. Вычеркивались также термины. При отборе стимулов учи-
63
тывались, кроме того, различные соображения, связанные со спе- Таблица 1
цификой использования методики свободной классификации (в част- Слова — названая плодов и овощей
ности, особо рассматривался вопрос о том, в форме какого числа
должны быть представлены слова-стимулы) . абрикосы айва алыча ананасы
Окончательный список слов—названий посуды и кухонной апельсины арбуз баклажаны бананы
утвари составил 72 слова, слов—названий блюд и кушаний — бобы брусника брюква виноград
75 слов, слов—названий плодов и овощей — 73 слова (см. вишня голубика горошек гранаты
табл. 1—3). (Дополнительные замечания о методах отбора слов- грейпфруты груши дыня ежевика
земляника инжир кабачки калина
стимулов см. ниже). капуста картофель каштаны кизил
Испытуемые. В каждом эксперименте принимало участие по клубника клюква костяника крыжовник
50 чел., причем мужчины и женщины были представлены примерно лимоны лук малина манго
поровну. В качестве ии. выступали студенты, лаборанты и препо- мандарины маслины морковь морошка
облепиха огурцы орехи пастернак
даватели технического вуза, научные работники (в том числе и патиссоны персики петрушка помидоры
филологи), медицинские и инженерно-технические работники, пен- ревень редиска редька репа
сионеры. Абсолютное большинство ии. имели высшее или незакон- рябина салат свекла сельдерей
ченное высшее образование. Возрастной диапазон ии. составлял сливы смородина спаржа тутовник
17—85 лет, однако возраст большей части ии. находился в интер- тыква укроп фасоль финики
хурма черемша черешня черника
вале от 25 до 35 лет. чеснок шиповник шпинат щавель
П р о ц е д у р а проведения эксперимента. Эксперименталь- яблоки
ная процедура была аналогична той, которая использовалась нами
ранее при исследовании группы слов-цветообозначений [Фрумкина Таблица 2
1984; Михеев 1983]. И. предъявлялся набор карточек, на каждой Слова — название блюд и кушаний
из которых было напечатано одно слово, и предлагалась следую-
щая инструкция: "Нужно разложить эти карточки на группы в
соответствии с Вашими представлениями о сходстве данных слов безе беляши бефстроганов бисквит
по смыслу. Число групп может быть любым, количество карточек биточки блины булочка бутерброд
вареники варенье ватрушка вафли
в группе — также. Если Вы не знаете, что значит то или иное ветчина винегрет галушки глинтвейн
слово, то эту карточку можно вернуть". Результаты деятельности голубцы гренки гуляш джем
и. фиксировались экспериментатором и заносились в таблицу-про- жаркое желе заливное запеканка
токол. карбонад каша квас кекс
кисель крупеник клецки коктейль
Э. фиксировал также объяснения, даваемые ии. по поводу обра- колбаса компот котлеты крем
зованных ими разбиений. Это делалось следующим образом: после крюшон лангет морс мусс
того, как и. заканчивал классификацию предложенного ему набора оладьи омлет паштет пельмени
и не изъявлял больше желания внести какие-либо изменения в печенье пирог пирожное пирожок
состав полученных группировок, Э. просил и. объяснить, чем он плов плюшка повидло подливка
пончики пряник пудинг пюре
руководствовался при создании той или иной группировки. Вопросы, пунш рагу ростбиф салат
задаваемые Э., не содержали никакой оценки работы и. и никакой сардельки сосиски соус суфле
подсказки. сухари сырники тефтели торт
Вопросы задавались следующим образом: "Что Вы положили фрикадельки хлеб холодец чебуреки
сюда?", "А почему это — вместе?"; "Почему эти слова оказались шарлотка шашлык шницель
у Вас в одном классе?" и т.п. В качестве ответа принимались
любые объяснения и., включая и такие, как "не знаю, почему, но эти
слова должны быть вместе", "мне кажется, что это неразделимо"; О б р а б о т к а первичных э к с п е р и м е н т а л ь н ы х данных.
"это слово я выделяю в отдельный класс, так как оно никуда не под- Посредством первичной обработки на ЭВМ результаты индивидуаль-
ходит" и т п ных классификаций (данные протоколов) сводились в матрицу свя-
В данной главе мы рассмотрим и проанализируем обобщенные зей, в которой для каждой пары слов указано, сколько ии.
графические структуры, получаемые путем объединения всех индиви- поместили эти слова в одну группу. Матрица связей содержит
вввтпьных классификаций. Материалы самоотчетов-объяснений более в себе всю информацию, о частоте объединения тех или иных слов
|0 рассматриваются в последующих главах. в классификационном эксперименте; она, однако, обладает одним
65
 Таблица 3
если менее половины — то незначимой (и, соответственно, не изобра-
С л о и — названия предмете* посуды • кухонной уттаря жается на графе). При реализации такого принципа графического
изображения структуры граф связей имеет простую и однозначную
банка бидон блюдо блюдце интерпретацию: если две вершины графа (т.е. два слова) соеди-
бокал бутылка ваза вертел нены линией (соответствующей наличию значимой связи), то эти
веселка вилка горшок графин два слова были объединены в эксперименте большинством ии.;
дуршлаг жаровня жбан икорница если линия отсутствует, то большинство ии. помещали эти слова
кастрюля ковш компотиица конфетница в разные классы. Граф, построенный по такому принципу, мы в
котелок кофейник кружка крюшонница
кувшин лафитник ложка масленка дальнейшем будем называть графом абсолютных связей (см. ниже,
миска молочник нож перечница рис. 3).
пестик поднос подстаканник половник
Наряду с очевидными преимуществами граф абсолютных связей
противень решето розетка рюмка
салатница сахарница сбивалка селедочница обладает и определенными недостатками. Одни слова оказываются
сечка сито скалка сковорода включенными в густую сетку связей (например, блюдце, молоч-
солонка сотейник соусник стакан ник), в то время как другие могут не иметь ни одной связи,
стопка ступка судок супница превышающей выбранный порог, и в результате остаться обособ-
сахарница тарелка термос терка
толкушка фляга фужер хлебница
ленными, т.е. не включенными в графическую структуру (ваза,
чайник чашка чугунок шкалик поднос). Наличие же обособленных слов делает итоговую струк-
штопор штоф шумовка щипчики туру неполной. Тем самым, при использовании вполне разумного
исходного критерия для изображения значимой информации и отбра-
сывания незначимой мы в конечном счете рискуем прийти к выводу,
что нами отброшена и та часть информации о связях, которая,
существенным недостатком: отсутствием наглядности. Для того, вообще говоря, также является для нас значимой; это информа-
чтобы преодолеть этот недостаток и сделать структуру семантиче- ция о связях тех слов, которые либо часто возвращались, либо
ских связей между словами наглядной, необходимо перевести матрич- помещались в разные классы или образовывали самостоятельные
ную информацию в иную форму. Максимально наглядной и доступ- (единичные) классы. Слова на графе абсолютных связей оказываются,
ной для восприятия является графическая форма представления таким образом, в неравном положении: для одних слов граф до-
структуры связей; информация, содержащаяся в матрице, исполь- статочно хорошо отражает их место в структуре связей, другие же
зуется при этом для построения графа связей. могут вообще не попасть в изображаемую структуру.
Очевидно, что графически можно изобразить не все связи между
С целью преодоления этих недостатков нами был предложен
словами, а лишь некоторые; при этом естественно стремиться изобра-
альтернативный метод построения графа связей [Михеев 1983; Фрум-
зить наиболее сильные (значимые) связи, т.е. связи между сло-
кина 1984]. Суть этого метода состоит в том, что для каж-
вами, наиболее близкими по смыслу по данным эксперимента.
дого слова изображается определенное число наиболее сильных
При практической реализации этого естественного принципа ока-
связей; мы выбрали для изображения три максимальные по силе
зывается, однако, что само понятие "сильные связи" может иметь -
связи.
двойной смысл. В одном случае мы устанавливаем некоторый единый,
Абсолютный порог силы связи для всей группы заменяется
абсолютный порог силы связи для всех пар слов: связи, превышаю-
тем самым на относительный порог для каждого отдельного слова,
щие данный порог, мы признаем значимыми (изображая их на
т.е. порог является уже не численным, а ранговым: для каждого
графе), а связи, не достигающие данного порога, мы признаем
слова изображаются первая, вторая и третья по силе связи не-
слабыми (незначимыми). Другой вариант оценки связей при их
зависимо от их абсолютной величины. Соответственно, итоговый
отборе для изображения на графе предполагает, что этот порог
граф может быть назван графом ранговых связей. Такой метод
устанавливается индивидуально для каждого слова, исходя из спе-
позволяет "уравнять в правах" все рассматриваемые слова, вклю-
цифики его связей с другими словами. Сравнительная оценка двух
чая те из них, которые часто возвращались, часто образовывали
названных вариантов оценки силы связей требует их более деталь-
единичные классы и т.п Графы ранговых связей, построенные для
ного рассмотрения.
трех описываемых нами ТГ, приводятся в работе [Михеев, Рю-
Следуя логике первого варианта, если сила связи в паре слов мина, Фрумкина 1985].
определяется количеством объединивших эти слова ии., то естест-
В последующем изложении предметом нашего анализа будут
венно установить и простой количественный критерий оценки "си-
построенные на том же материале графы абсолютных связей (да-
лы" например, если два слова объединили более половины ии., л е е
— Сев, от "структура связей")3. Их недостатки, о которых
то связь между ними признается значимой (и изображается), а
говорилось выше, мы попытались отчасти устранить при помощи
ее
67
 введения некоторых дополнительных правил изображения Сев, пресле-
дующих две цели: 1) передать на Сев по возможности больший
объем информации и 2) сделать Сев более простой и наглядной.
Эти правила таковы.
1. В целях наглядности некоторые связи изображаются не в
виде соединяющих линий, а в виде объединяющих слова рамок.
Если несколько слов на Сев объединены в рамку, то это оз-
начает, что сильные (превышающие порог) связи имеются между
всеми этими словами.
2. Тонкая линия между словами (тонкая рамка) означает, что
данные слова в эксперименте были объединены не менее, чем поло-
виной всех участвовавших в эксперименте ии. (сила связи — 25 и
более). Жирная линия (рамка) означает, что данные слова были
объединены не менее, чем 80% всех ии. (сила связи — 40 и более).
Связи, изображаемые тонкими линиями (рамками), называются
регулярными; жирными линиями (рамками) — сильными.
3. Связи между словом и группой в рамке или между двумя
рамками изображаются и интерпретируются аналогичным образом.
4. Если для некоторых слов не найдено ни сильных, ни регу-
лярных связей, то на Сев изображается максимальная для данного
слова связь. Она имеет вид пунктирной стрелки, направленной к
тому слову, с которым данное слово объединялось чаще, нежели
с другими (поднос — блюдо, ваза — розетка).
Аналогично изображаются связи тех групп слов, ко-
торые оказались на Сев в обособленном положении. Для них пунк-
тиром изображается максимальная связь (связи), соединяющая дан-
ную группу с другими, не входящими в нее словами.
Рассмотрим теперь более подробно, как устроены Сев, построен-
ные нами на основании объединения результатов индивидуальных
классификаций. В данной главе мы сделаем это на примере двух
тематических групп слов: "Посуда" и "Еда".

3. Структура семантических связей

для ТГ "Посуда"
В изображенной на рис. 3 Сев ТГ "Посуда" можно условно
выделить четыре относительно независимых класса слов: "инстру-
менты", "сосуды", "емкости для приготовления горячей пищи" и
"предметы сервировки". Оговоримся сразу, что названия этих клас-
\ сов выбраны нами условно. Мы не хотим сказать, в частности,
\ что именно такими названиями классов пользовались ии., давая
\\
л
объяснения созданным ими группировкам, хотя, как можно видеть
X
из анализа самоотчетов (подробнее об этом см. гл. 2 и 3 данной
о- — S
о о части), слова типа "инструменты" в самоотчетах встречаются. Од-
о
(Ipo

m
нако в самоотчетах так может быть названа часть слов, включен-
ная нами в соответствующий усредненный класс (см. гл. 2, разд. 3),
или же слово "инструменты" может быть употреблено в составе
более развернутой формулировки типа "инструменты для..." и т.п.4
Вообще при интерпретации Сев необходимо помнить, что перед
69
нами — усредненные данные, в то время как каждый конкретный
самоотчет содержит обоснование лишь одного индивидуального раз-
биения. Поэтому, привлекая данные самоотчетов для интерпретации
структуры связей, следует учитывать степень типичности предла-
гаемых ии. объяснений.
Предваряя подробное обсуждение типологии обоснований, предло-
женных ии. в наших экспериментах, заметим, что в самоотчетах
очень распространенным видом обоснования является указание на
ситуацию, в которой совместно функционируют, соучаствуют те
или иные объекты, именуемые данными словами. В особенности
это характерно для классификации слов тематической группы по —
суды и утвари. В частности, например, слова группы, которую
мы условно назвали "предметы сервировки стола", в классифи-
кациях отдельных ии. фигурируют в разных сочетаниях, именуемых
"Это стол, накрытый для гостей"; "Праздничный стол"; "Стол для
десерта" и т.п. (см. рис. 3).
Начнем наш анализ с класса "Инструменты" (см. левую ниж-
нюю часть Сев). Он включает в себя 14 слов: ступка, пестик,
веселка, сбивалка, скалка, толкушка, сечка, терка, дуршлаг, ре-
шето, сито, шумовка, половник, ковш. Три группы сильно связан-
ных между собой слов, выделяющиеся внутри этого класса (слова
в жирных рамках), имеют вполне естественную интерпретацию.
Так, слова ступка и пестик объединены потому, что обозначаемые
ими предметы всегда употребляются вместе и составляют взаимо-
дополняющую пару (см. также обсуждение в гл. 2 части 1). Сби-
валка, скалка и толкушка — это основные кухонные инстру-
менты, которые имеются обычно в каждом доме. Группа {дурш-
лаг, решето, сито] выделяется на основании того, что данные
слова обозначают предметы с отверстиями; это хорошо видно из
анализа объяснений ии., в которых используются формулировки
типа "дырявые". Некоторые ии. указывают также и на сходство
функций этих предметов.
Слова шумовка, терка и сечка не имеют сильных связей с
другими словами (за исключением связи терка — сито; 40 ии.);
в то же время общая структура внутригрупповых связей свиде-
тельствует о том, что они, как правило, объединялись со слова-
ми из трех выделенных групп. Дело в том, что большинство
ии. образовывало крупный класс "Инструменты", включавший в
среднем около 10 слов; при этом некоторые ии. выделяли и
более мелкие классы. Из рисунка видно, что при дроблении клас-
са "Инструменты" шумовка и терка, как правило, объединялись
со словами, обозначающими предметы с отверстиями, а сечка —
со словами двух других групп. К группе {сбивалка, скалка, тол-
кушка] примыкает также обособленное слово веселка; отметим,
что 28 ии. вернули карточку с этим словом — это означает,
что более половины ии. не знают значения слова веселка, либо
сомневаются в точности своих знаний.
Изолированное положение в этом классе занимает пара {ковш,
половник}; именуемые данными словами предметы сходны и по
70
форме, и по функции. Эти слова чаще объединялись, чем разби-
вались (хотя их объединили всего лишь чуть больше половины ии.:
27); в то же время внешние связи этой пары слов сильно размыты
(в данном случае это соответствует включению их в разные ва-
рианты большого класса "Инструменты").
Два изолированных слова — щипчики и штопор — стоят в
ближайшем соседстве друг с другом; это позволяет рассматривать
их также как отдельную группу (низкой степени плотности). Их
наиболее частые внешние связи — с группой {вилка, ложка, нож]
(см. далее) и объединение с классом "Инструменты" (через связь
щипчики — сбивалка). Анализ индивидуальных классификаций пока-
зывает, что эта группа фигурирует преимущественно как "сгусток"
в составе более крупных классов. Встречается, например, вариант
включения слова щипчики в группу, где есть слово сахарница
и другие слова, относящиеся к ситуации "Накрытый стол": слово
штопор, в свою очередь, объединяется со словами бутылка, рюмка
как часть ситуации "Употребление алкогольных напитков" (эта
связь сравнительно слабая и поэтому не отражена на Сев).
Следующий класс условно назван нами "Емкости для приготов-
ления горячей пищи" (см. левую верхнюю часть Сев). В нем выде-
ляются две группы слов — {противень, жаровня, сковорода] и
{чугунок, кастрюля, горшок, котелок], а также обособленное слово
сотейник и "промежуточное" слово миска (его "промежуточность"
определяется тем, что оно имеет регулярные связи со словами из
содержательно разных классов). Первая группа объединяет слова,
обозначающие предметы, сходные по своей функции — предметы для
жарения. Регулярную связь с этой группой имеет и слово вер-
тел, также именующее предмет для жарения. Полученная для этой
группы структура связей свидетельствует о том, что большин-
ство ии. основывали свои группировки на общности функции обозна-
чаемых предметов: при этом некоторые из них обращали внимание
также и на признак формы (помещая слово вертел отдельно),
а другие считали этот признак несущественным и объединяли все
предметы для жарения в один класс.
Слова чугунок, кастрюля, горшок, котелок образуют одну группу,
вероятно, в силу того, что обозначаемые ими предметы имеют сход-
ную форму (они имеют глубину), довольно объемны и назначение
их, в отличие от предметов, обозначаемых словами предыдущей
группы, более широкое (в них можно тушить и варить). К этой
группе примыкает слово сотейник; на Сев его ближайшим сосе-
дом является слово чугунок. Это должно свидетельствовать о том,
что в представлениях ии. соответствующий предмет более всего
сходен с чугунком. Любопытно, что такие представления расхо-
дятся с данными словарей русского языка, в которых указывается,
что сотейник — это сковорода с высокими стенками.
Следующий класс (условное название — "Сосуды": см. правую
верхнюю часть Сев) можно, вообще говоря, разбить на две боль-
шие группы: "сосуды, из которых наливают" (11 слов) и "сосуды,
из которых пьют" (8 слов). В каждой из этих групп, в свою
71
очередь, выделяются более мелкие. Так, группа {банка, бидон,
фляга, термос} объединяет слова, обозначающие сосуды, предназ-
наченные для хранения жидкости, но не употребляемые для сер-
вировки стола; в свою очередь, группа {графин, бутылка, штоф,
шкалик] включает в себя слова, именующие сосуды, которые есте-
ственно поставить на сервированный стол. Для некоторых ии.
значимым является участие соответствующих предметов в ситуа-
ции "Употребление спиртных напитков"; на Сев это отражено через
связь слова шкалик со словами бокал, фужер, рюмка и стопка.
Указанные четыре слова составляют сильно связанную группу,
выделяемую по очевидному основанию: "сосуды, из которых пьют
(прежде всего) спиртное". С этой группой большинство ии. также
объединяли слово лафитник, обозначающее сосуд того же назна-
чения.однако менее знакомый ии. (13 ии. вернули карточку с
этим словом, не будучи уверенными в его точном значении).
Отметим также, что слово графин, помимо упомянутых свя-
зей, большинством ии. объединялось также со словом кувшин,
которое, в свою очередь, входит в одну группу со словами бан-
ка, бидон, фляга, термос, жбан. Наличие регулярной связи гра-
фин — кувшин может быть объяснено общим сходством этих
предметов (как по форме, так и по функции); место этой пары в
общей структуре (через данную связь как бы соединяются две отдель-
ные группы) отражает тот факт, что оба этих сосуда могут быть
использованы и для хранения жидкости, и для сервировки стола.
Вторая большая группа сосудов — "Сосуды, из которых пьют" —
включает в себя две более мелкие группы: "сосуды для питья
спиртного" (о ней мы уже говорили) и группу {стакан, чашка,
кружка}. Слова, входящие во вторую группу, обозначают наиболее
обычные, повседневные сосуды для питья. Однако в отличие от
чашки, стакан имеет еще и связь со словом стопка, видимо
потому, что может также использоваться и для употребления алко-
гольных напитков. Слово чашка связано со словом блюдце, что
понятно, так как соответствующие предметы обычно употребляются
вместе и составляют взаимодополняющую пару (аналогично паре
ступка — пестик). Любопытно отметить, что слова подстакан-
ник и стакан не составили, по данным эксперимента, такую пару:
их поместили в один класс менее половины ии.
Самый большой из рассматриваемых классов, условно названный
нами "Предметы сервировки", насчитывает около 30 слов. Этот
класс имеет достаточно сложную структуру. Можно видеть, что
многие слова, не входящие в какие-либо устойчивые группы, имеют
тем не менее регулярные связи с рядом других слов; примерами
могут быть слова супница, молочник, блюдо. Эти слова в зна-
чительном числе случаев выступали вместе в составе более круп-
ных классов. С другой стороны, имеются обособленные слова
типа поднос, ваза, а также и относительно обособленные группы
слов типа {чайник, кофейник}.
Слова чайник и кофейник объединялись ии. на основании того,
что они похожи и по структуре именуемых предметов, и по их
72
функции. Оба слова регулярно объединялись со словом молочник,
которое имеет достаточно размытые связи: в число его "соседей"
входят слова конфетница, сахарница, компотница, соусник и мно-
гие другие. Связь со словами конфетница, сахарница, розетка,
как видно из самоотчетов, указывает на то, что соответствую-
щие предметы участвуют в одной и той же ситуации, а именно, си-
туации "Стол, сервированный для питья чая (кофе)". Связь слова
молочник со словами соусник, селедочница, икорница и пр., объясня-
ется вхождением их в крупные классы, включающие разные пред-
меты сервировки стола. Связь с парой {компотница, крюшон-
ница} может быть интерпретирована как соответствующая объеди-
нению слов, именующих емкости для сервировки жидкостей.
Слова компотница и крюшонница образуют естественную пару
прежде всего в силу того, что именуемые ими предметы по-
хожи: обычно это стеклянные сосуды большого объема, округлой
формы, предназначенные для напитков, которые делаются с фрук-
тами. Помимо слова молочник, эти слова регулярно объединялись со
словами супница, икорница и салатница, а слово компотница —
со словами сахарница, конфетница, сухарница, соусник и селедоч-
ница. Подобные связи возникают как следствие вхождения слов
в крупные классы; не последнюю роль, видимо, играет и общность
словообразовательной модели. Так, одну сильно связанную группу
образуют слова салатница, селедочница, икорница и соусник. Слово
соусник, помимо перечисленных связей, имеет сильную связь с груп-
пой {солонка, перечница] (это, видимо, соответствует тому, что
соусник,как и солонка и перечница, рассматривается как сосуд,
в котором содержится некая приправа). Слова солонка и перечница
образуют еще одну сильно связанную группу; эти две сильно свя-
занные группы с добавлением слов сухарница и хлебница состав-
ляют большую группу слов, которые большинство ии. не разби-
вали; в том или ином виде входящие в нее слова являлись основой,
вокруг которой образовывался класс "предметов сервировки".
Промежуточное положение в классе "Предметы сервировки" за-
нимает пара {конфетница, сахарница], которая, объединяя назва-
ния предметов, предназначенных для хранения сладостей, регулярно
входила и в другие, более крупные классы. На Сев видно, что
это могли быть либо классы, включающие в себя самые разнообраз-
ные предметы сервировки (связь с "базовой" группой из 8 слов),
либо классы, соответствующие наборам предметов для более частной
ситуации — "Стол, сервированный для чая и кофе" (связь со
словами розетка, блюдце, молочник).
Отметим, что для слова розетка наиболее сильные связи при-
ходятся на группу {конфетница, сахарница], а связь со словом
блюдце — слабее. Сходство этих предметов по форме учитывалось при
классификации реже, чем то, что розетка вместе с другими названными
предметами участвует в ситуации "Стол, сервированный для чая (кофе)".
Связи слова блюдце разноаспектны. Со словами розетка, тарел-
ка и блюдо его связывает сходство форм, со словом чашка —
совместное употребление, своего рода "комплектность", взаимодопол-
73
 жарки, предметы для обработки пищевых продуктов ("инструменты")
нительность. Связь со словом подстаканник может быть объяс-
и предметы для сервировки стола.
нена через сходство функций обозначаемых предметов (функция
2. Ситуация, в которой обычно участвует именуемый данным
подстаканника как подставки под стакан может быть сопостав-
словом предмет. Ситуативно-обусловленные группировки приводят
лена с функцией блюдца как подставки под чашку).
к связям между словами типа миска, котелок как фигурирую-
Группа {вилка, ложка, нож] включает слова, которые поместили
щими совместно в ситуации "Поход". Другая характерная ситуация,
вместе подавляющее большинство ии. (45—49). Максимальная внеш-
часто упоминаемая в самоотчетах ии., — это ситуация "Серви-
няя связь для слов данной группы приходится на слово тарелка,
ровка праздничного стола", где совместно выступают слова типа
что подразумевает ситуацию "накрытый стол", где соответствую-
салатница, селедочница, икорница и им подобные. Часто группи-
щие предметы образуют столовый прибор вместе с тарелкой.
ровка реализует самое общее представление о "Столе, накрытом
Крайне размытым по интерпретации значения оказалось по резуль- для еды" — так реализуются связи типа {вилка, ложка, нож,
татам эксперимента слово ваза. У него нет регулярных связей с тарелка}, {сахарница, молочник, кофейник] и им подобные.
другими словами; отчасти это объясняется тем, что многие ии.
воспринимали слово ваза как название предмета, в который ста- 3. Внешние характеристики предмета, именуемого данным сло-
вят цветы, а не как предмет сервировки, и откладывали его от- вом: его форма, материал, размер.
дельно со словами "никуда не подходит". Следующие объяснения, взятые из материалов самоотчетов, могут
служить иллюстрацией:
Слово поднос также принадлежит к "размытым". Оно вклю-
1) "куда что-нибудь кладут или наливают"; "чем едят или что-то
чается в крупные классы самого разного состава, и его макси-
берут"; "то, из чего пьют жидкости"; "предметы для жарения";
мальные связи лежат в интервале 15—19, т.е. являются, вообще
"предметы для варки пищи";
говоря, слабыми. Часто слово поднос помещалось изолированно.
2) "то, что связано с походом"; "сервировка праздничного сто-
Его ближайшим соседом является слово блюдо, с которым поднос
ла"; "ставятся на стол, когда кого-то угощают"; "все, что связано
объединяет общность формы (нечто большое и плоское) и от-
с приготовлением пищи";
части сходство функций.
3) "изделия с отверстиями"; "стеклянные емкости"; "громозд-
Регулярные связи слова тарелка со словами блюдце, блюдо
кие, объемные изделия"; "из любого материала, неопределенной
и миска обусловлены сходством соответствующих предметов как
формы"; "плоские фарфоровые".
по форме, так и по назначению. Слово миска является как бы
Таким образом, построив структуру связей между словами —
связующим звеном между названиями предметов сервировки и назва-
наименованиями посуды и утвари, мы смогли раскрыть аспекты отно-
ниями предметов кухонной утвари, на что указывают его связи
шений, в которые вступают между собой слова данной группы,
со словом тарелка и группой, включающей котелок. С одной
причем описывая эти отношения, мы исходили только из усред-
стороны, миска трактуется как предмет, внешне похожий на тарелку;
ненных данных эксперимента, где ии. устанавливали сходство между
из миски, как и из тарелки, можно есть, в ней можно подать
словами по смыслу, не уточняя, в чем оно проявляется. Структура
что-либо на стол; с другой стороны, миска — предмет кухонного
связей, представленная на рис. 3, позволяет предложить содержа-
или походного обихода, в котором можно готовить.
тельную интерпретацию для большинства изображенных связей,
Подводя итог, можно сказать, что полученная нами по резуль-
вскрывая тем самым разнообразие отношений внутри описываемой
татам эксперимента Сев поддается вполне разумной смысловой
группы слов и наполняя самое общее понятие "сходства по смыслу"
интерпретации. Сев дает, в общих чертах, представления о субъек-
более конкретным содержанием. В данной тематической группе слов
тивной интерпретации семантики слов данной тематической группы,
сходство по смыслу интерпретируется ии. как сходство предметов,
причем эти представления в ряде случаев уточняют или допол-
именуемых данными словами по их назначению в предметно-прак-
няют данные словарей. В соответствии с этим каждому слову
тической деятельности или по сопричастности в типичных ситуа-
может быть сопоставлен набор его связей (например, блюдце —
циях, где соответствующие предметы фигурируют. Указания на форму,
чашка, розетка, тарелка, блюдо, сахарница, подстаканник).
материал или размер предметов, именуемых данными словами, играют
Проанализировав полученную Сев, мы пришли к выводу, что
меньшую роль (это можно видеть в материалах самоотчетов), о
основными аспектами сходства, выделяемыми ии. при классификации
чем подробно мы будем говорить в главе 2.
слов данной группы, были следующие:
1. Функция, назначение именуемого данным словом предмета.
В соответствии с функцией выделяются группы сосудов для хране-
ния жидкости, для ее транспортировки, сосуды для питья спирт-
ных напитков, универсальные сосуды для питья. Также исходя
из функции, выделяются предметы для жарения и предметы для

75
74
 4. Структура семантических связей для ТГ "Едя"
При описании Сев слов, именующих блюда и кушанья, мы огра-
ничимся более кратким комментарием, поскольку преобладающая
часть зафиксированных регулярных связей имеет вполне очевидную
интерпретацию. Краткость этого комментария позволяет нам восполь-
зоваться словами группы "Еда" как примером, на котором удобно
продемонстрировать трудности отбора слов-КС для эксперимента
по свободной классификации.
При установке на максимальный охват рассматриваемой тема-
тической группы слов мы рискуем включить в состав слов-сти-
мулов архаические, малоупотребительные ("экзотические") слова, вар-
варизмы, диалектизмы, слова — "почти-синонимы" для наивного
языкового сознания и т.д. Попытка избежать такого крена ведет
к сужению охвата материала и предпочтениям, которые можно в
лучшем случае мотивировать, но не оправдать. Поэтому в общем
случае мы все-таки следовали идее максимального охвата материала,
памятуя о том, что интерпретации смыслов, которые могут быть
предложены участниками экспериментов, мы не можем заранее
предвидеть.
Проиллюстрируем стратегию отбора стимулов на материале тема-
тической группы "Еда". При отборе слов-кандидатов мы преследо-
вали следующие цели:
(1) Включать в набор слова, именующие блюда, кушанья, а не
продукты, т.е. именующие результаты кулинарных операций, а не
слова, называющие исходный продукт этих операций.
(2) Включать имена наиболее распространенных блюд; избе-
гать архаизмов, варваризмов, названий блюд, присущих только
какой-либо национальной кухне.
(3) Избегать слов, слишком близких по значению сравнительно
с прочими: такие "почти-синонимы" в результате классификации
"слипаются", т.е. всегда попадают в один класс (ср. ниже соус —
подливка).
Согласно (1), в наборе нет слова типа творог, масло, яйцо.
Согласно (2), отсутствуют слова типа расстегай, сбитень, пицца,
тост (в знач. 'поджаренный ломтик хлеба*), форшмак, щербет,
мацони. Согласно (3), нет слова блинчики, поскольку есть блины,
нет слова яичница, поскольку есть омлет.
Легко показать, тем не менее, что ни один из критериев не соблю-
ден нами полностью.
Критерий (1) нарушен, так как в наборе есть слова хлеб и
булочка, которые, вообще говоря, не являются "кушаньями" или
блюдами, поскольку в наших условиях хлеб покупается, а булочки
по крайней мере чаще покупаются, нежели пекутся дома (ср. пирог,
который обычно пекут дома). Критерий (2) нарушен, поскольку
в наборе есть слова чебуреки, шашлык, ростбиф. В наибольшей
мере не выдержан критерий (3): есть слова варенье, повидло и
джем; соус и подливка, пудинг и крупеник и т.п., хотя изъяты
яичница и блинчики. Очевидно, однако, что разница между яични-
76
цей и омлетом не меньше, чем между джемом и повидлом, а скорее
больше. Впрочем, здесь и обнаруживается главная трудность. Выяс-
нилось, что для одних ии. любая взбитая яичница, т.е. любая
яичница, кроме глазуньи — это омлет. Поэтому исходя из их
наивной семантики, надо было бы включать в набор слова гла-
зунья и омлет. Для других ии. глазунья — один из в и д о в
яичницы, а омлет — другое, самостоятельное блюдо, поэтому
для них нужно было бы иметь в наборе все три слова.
Часть ии., как оказалось, не знает смысла слова крупеник,
и потому для них оно вовсе не дублирует слово пудинг. Для
других ии. эти слова также не являются дублетами, но по иной
причине: крупеником они называют только один вид пудинга —
сделанный из каши, причем гречневой, запеченной с творогом.
(Это соответствует толкованию Словаря Ожегова). Примеры можно
было бы продолжить.
Еще одно любопытное соображение, затрудняющее выбор слов-
стимулов, связано с многозначностью слов. Так, по материалам
результатов эксперимента большинство ии. считают, что суфле —
это сладкое блюдо определенной консистенции, но некоторые ии.
различают при этом еще суфлег — вообще блюдо консистенции
суфле, т.е. считают, что оно может быть мясным или овощным.
Еще одним недостатком набора "Еда" можно считать наличие
в нем слов, связанных отношениями гипо-гиперонимии, при том,
что от ии. ожидается одноуровневая, не-иерархическая классифи-
кация. Мы имеем в виду отношения типа булочка — плюшка,
ватрушка; пирожное — безе.
Аналогичные недостатки можно указать и для других тема-
тических групп, исследованных в наших экспериментах. Примеры
отбора стимулов для группы "Еда" отчасти показывают, что такие
недостатки неизбежны. Подчеркнем следующее соображение общего
характера. Изучая "наивную семантику", мы не должны пытаться
навязать ии. нашу трактовку смысла слов. Наша цель как раз
противоположна: мы стремимся выявить их наивную, непредвзятую
трактовку. Именно поэтому только после проведения эксперимента
мы обнаруживаем, в частности, "экзотичность" таких слов, как
сотейник (его вернули большинство опрошенных), "слипание" та-
ких слов, как вилка и нож (хотя причины здесь вовсе не в том,
что эти слова — "дублеты" по типу подливка — соус), "расслоение"
смыслов слов типа суфле, расхождения между ии. в оценке бли-
зости слов типа фрикадельки и тефтели, огурцы — кабачки и
огурцы — помидоры и т.п. (см. рис. 4).
Перейдем далее к описанию построенной нами Сев. В отличие
от ТГ "Посуда" граф абсолютных связей, полученный для ТГ "Еда",
оказался несвязным: он распадается на четыре отдельных фрагмента
(подграфа). В левой верхней части рис. 4 изображен подграф,
отражающий связи между словами, именующими горячие мясные
блюда (14 слов). Почти все эти слова регулярно помещались
вместе, объединяясь в большой класс, либо разбивались на бо-
лее мелкие классы в разных сочетаниях. Явно выделяются две
77
 сильно связанные подгруппы, различающиеся между собой по приз-
наку "мясо куском — рубленое мясо". Подгруппа "блюда из мяса
куском/кусками" группируется вокруг слов гуляш, бефстроганов
и жаркое; в нее входят также лангет, ростбиф, рагу и шашлык.
Как можно видеть, форма кушанья (нарезанное мясо либо цель-
ный кусок) практически не влияет на дифференциацию группы. В
другую подгруппу — {котлеты, биточки, тефтели] — входят
блюда, которые готовятся из мясного фарша. Промежуточное поло-
жение между этими подгруппами занимает слово шницель, что естест-
венно, т.к. шницель может быть как отбивным, так и рубленым.
Слова, занимающие на подграфе периферийное положение, также
в той или иной степени тяготеют к одной из двух подгрупп:
плов — к подгруппе "мясо куском/ кусками" а фрикадельки и голуб-
цы — к подгруппе "рубленого мяса".
На левом нижнем подграфе изображены связи между словами,
которые (за исключением слов сардельки и сосиски) можно от-
нести к названиям холодных закусок. Этот подграф представляет
собой четыре фактически независимые группы слов, каждая из ко-
торых объединена сильными связями.
Самый большой из полученных подграфов изображен в пра-
вой верхней части рис. 4. На нем представлены 17 слов, объеди-
ненных регулярными связями, а также несколько примыкающих
к ним слов и групп слов. Этот подграф охватывает преимущественно
названия крупяных изделий и изделий, в состав которых, в боль-
шей или меньшей степени, входит мука. Так, группа {крупеник,
пудинг, запеканка, сырники} состоит из названий блюд, сходных
как по исходному продукту (крупа, каша, творог), так и по спо-
собу приготовления (центральное положение занимает слово запе-
канка). Слово блины составляет естественную сильно связанную
группу со словом оладьи, имеющую мало внешних связей; чаще
других она объединялась со словом сырники (сходство по спо-
собу приготовления и внешнему виду) и группой {пирог, пон-
чики, пирожок}. Выделяются также две обособленные группы:
{беляши, чебуреки] и {пельмени, вареники, галушки, клецки]. Все
эти слова объединяет то, что они обозначают блюда из теста
с начинкой или без нее.
Среди 17 слов, объединенных на этом подграфе регулярными
связями, выделяются несколько более мелких групп слов, обозначаю-
щих, условно говоря, "хлебные" и "кондитерские" изделия: это
группы {пирог, пончики, пирожок}; {ватрушка, плюшка}; {сухари,
хлеб}; {печенье, пряник] и {торт, пирожное]. Первые три группы
вместе со словами булочка и гренки образуют большую группу
"хлебных"; последние две, вместе со словами вафли, кекс, бисквит
и безе — группу "кондитерских". Часть связей между этими груп-
пами и отдельными словами есть результат сходства между всеми
данными словами на самом общем уровне; в самоотчетах подчерки-
вается именно сходство соответствующих изделий как по вкусу,
так и по общности использования. Противопоставление же между
ними может проводиться, например, по принципу "выпекается (мо-
79
жет выпекаться) дома" — "как правило, покупается готовым".
(Это справедливо в особенности для тех ии., кто на данном ма-
териале образовал сравнительно дробные классы).
Подграф, соответствующий классу "сладкие блюда и напитки",
изображен в правой нижней части рис. 4. Он состоит из трех
групп и четырех промежуточных (мусс, желе) или обособленных
(крем, суфле) слов. Любопытную по структуре группу образуют
слова кисель, компот, морс и квас. Структура этой группы имеет
вид цепочки, где соседние члены связаны сильно (квас — морс,
морс — компот, компот — кисель), а крайние — слабее (квас —
кисель). Сходство слов этой группы в том, что все они обозна-
чают безалкогольные напитки. Соседствует с этой группой другая,
сильно связанная группа слов, объединяющая названия напитков,
рассматриваемых ии. прежде всего как алкогольные: пунш, кок-
тейль, глинтвейн, крюшон. Заметим, что противопоставление "ал-
когольные — безалкогольные" взято нами из самоотчетов ии.:
фактически же напитки из второй группы также могут быть безалко-
гольными, и более адекватным поэтому представляется различение
этих двух групп как имен напитков "праздничных" и "обыден-
ных".
В завершение этого краткого анализа можно сказать, что полу-
ченная нами Сев для группы слов—названий блюд и кушаний
позволяет судить о субъективной интерпретации значений слов дан-
ной тематической группы, причем отражающиеся в ней аспекты
значений слов и отношения между словами в ряде случаев уточ-
няют наши представления о трактовке значений слов—назва-
ний блюд и кушаний, которые существуют в данном языковом кол-
лективе. Сев позволяет представить значение каждого слова рас-
сматриваемой тематической группы через его связи с другими
словами этой группы (например, беляши — чебуреки, пирожок,
пельмени), показав тем самым место этого слова среди других
слов.
Все, что было сказано выше, как можно заметить, свидетель-
ствует об аналогиях, которые наблюдаются между Сев в двух
ТГ — в группе слов—названий блюд и кушаний и группе слов—
названий предметов посуды и кухонной утвари; однако между ними
имеются и различия. Первое (и основное) различие заключается
в том, что граф, полученный на материале слов—названий посуды
и кухонной утвари, обладает большей связностью, а на мате-
риале слов—названий блюд и кушаний — меньшей. Чем можно
объяснить это различие? Видимо, ответ заключается в "природе"
данной ТГ. Дело в том, что, сталкиваясь со словами, именую-
щими блюда и кушанья, ии. (как показывают протоколы экспери-
мента) исходят из стереотипных представлений, взглядов, традиций,
принятых в данной культуре и зафиксированных, например, в меню
и поваренных книгах. Эти представления приводят к тому, что ии. обра-
зуют классы, ориентируясь, например, на то, что обычно подают
на обед, ужин; на второе, на десерт, на закуску и т.д., или
тем, из чего готовятся блюда, именуемые данными словами. Этими же
80
представлениями, по-видимому, можно объяснить выбор в качестве
имен групп в самоотчетах фраз типа "это все... (хлебобулочные
изделия и проч.)"; "это сладкие блюда"; "напитки"; "крупяные из-
делия" и т.п. Одна и., решая поставленную перед ней задачу,
прямо сказала, что будет при этом руководствоваться принципом
"меню", т.е. помещать в один класс те слова, которые именуют
блюда, входящие в один и тот же раздел меню.
Таким образом, ии., работавшие со словами рассматриваемой
ТГ, пользовались более стереотипными, клишированными представ-
лениями о том, какие слова следует помещать вместе, чем ии. в
эксперименте со словами—названиями предметов посуды и кухон-
ной утвари. Полученные нами результаты показывают, что ии. более
или менее единодушны в группировке слов, именующих блюда и
кушанья; образуемые ими классы слов довольно стандартны и ста-
бильны по своему составу. Последнее, в свою очередь, и привело
к получению несвязного графа.
Второе различие между Сев двух ТГ состоит в том, что в
Сев слов—названий блюд и кушаний отмечается более простая
структура, чем в Сев слов—названий посуды и кухонной утвари.
Причина этого — в малом числе основных аспектов сходства, ко-
торыми руководствуются ии. при разбиении слов рассматриваемой
ТГ на классы. В группе слов, именующих блюда и кушанья,
практически нет слов, связи которых в силу разноаспектности
интерпретации их смысла "разбегаются" по разным классам. В
данной ТГ, даже если разные ии. учитывают не один аспект
сходства, а два и более, эти аспекты коррелированы, как, на-
пример, "блюда из мяса" и "подаются на второе"; "сдобные изде-
лия" и "подаются к чаю или кофе". Поэтому наиболее сильные
связи между словами раерматриваемой ТГ, то есть именно те, что
изображены на Сев, остаются одними и теми же у разных ии.
Это и приводит к сравнительно простой структуре связей.
Как уже говорилось, на классификацию несомненно влияют опре-
деленные, связанные с данной тематической группой слов обще-
культурные взгляды и представления. Полученные группировки,
конечно, несут специфическую печать общекультурных традиций —
распорядка трапез, их состава, чередования и назначения куша-
ний, понятий о праздничных и будничных блюдах, свойственных
носителям русской 'культуры.
Структура связей для ТГ слов—наименований кушаний, в
силу сказанного, может быть рассмотрена как результирующая
трех "составляющих": общекультурных представлений, о которых
мы говорили выше; практических знаний о соответствующих блю-
дах; личного опыта и склонностей отдельных ии.
Проанализировав полученную нами Сев и сопоставив схему струк-
туры связей и данные самоотчетов, мы пришли к заключению, что
основными аспектами сходства, выделяемыми ии. в значениях слов—
названий блюд и кушаний, являются следующие:
1) из каких продуктов готовятся блюда, именуемые данными
словами;
81
 2) каково "назначение" соответствующих блюд и ситуация, где
они фигурируют (подаются на закуску, завтрак, обед; диетические
блюда; праздничный стол и т.д.);
3) как выглядят данные блюда (имеют вид лепешки; густая
масса; кусочки мяса и т.д.);
4) вкусовые качества соответствующих блюд (кислые, сладкие,
острые и т.д.).
Следующие объяснения, взятые из самоотчетов ии., служат иллю-
страцией выделения в значениях изучаемых слов указанных выше
аспектов.
1) "изделия из теста"; "то, что из творога делается"; "блюда
из картофеля"; "это все мясо"; "то, в чем преобладают овощи";
"из ягод и сахара";
2) "холодные закуски"; "вторые блюда"; "напитки"; "гарнир";
"то, что должно быть к чаю"; "то, чем потчуют гостя, пока не
готово горячее"; "еда для торжественных случаев и пикников";
3) "вязкие"; "жидкие"; "что-то тягучее"; "имеющие вид однород-
ной массы"; "порезанное мясо"; "мясо в тесте";
4) "сладкие изделия"; "то, что очень вкусно"; "мягкие и слад-
кие"; "полусладкие блюда"; "приятные на вкус алкогольные напитки".
Более подробный анализ предлагаемых ии. объяснений с целью
выявления тех моментов, которые ии. считают существенными в
значениях слов изучаемого типа, будет представлен в следующей
главе, специально посвященной самоотчетам. В ней же мы рас-
смотрим и структуру третьей исследованной нами тематической груп-
пы ("Овощи—фрукты"), анализ которой будет целиком построен на
информации, содержащейся в объяснениях ии.
'Содержательность материала определяется целью исследования, но при всех обсто-
ятельствах полностью предсказуемый ответ информанта, как правило, не пред-
ставляет интереса для исследователя. Другое дело, что стороннему наблюдателю иногда
кажется очевидным то, что до эксперимента таковым вовсе не являлось.
2 интерпретацию связей между словами и при этом ссылаемся на данные самоотчетов,
В нашем эксперименте, где слова предъявляются вне контекста, напечатанные
по одному на карточках, они естественно интерпретируются ии. как имена классов,
а не как имена отдельно взятых, единичных, конкретных объектов. Следуя работе
[Поливанова 1983], можно сказать, что для имен, предъявляемых таким образом,
нерелевантно противопоставление "один" — "много".
На первый взгляд, самым простым решением при выборе числовой формы существи-
тельных было бы давать их в той же форме, в которой соответствующая вокабула
дана в Словаре Ожегова Анализируя словарные данные для группы слов—наименований
посуды и утвари, мы видим, что все они, хроме слова щипчики, даны в ед. числе, что соот-
ветствует трактовке их как имен классов (ср. чашка — любая мыслимая чашка и т.п.).
Что касается группы слов—наименований блюд и кушаний, то Словарь Ожегова весьма
непоследователен в выборе числовой формы для подачи соответствующих вокабул.
Например, в ед. числе дано заглавное слово биток, но к нему дана помета "обычно мн.",
а при слове вареник, тоже представленному в ед. числе, подобной пометы нет Далее
встречаем фрикаделька, оладья, сырник, но тефтели и гренки.
Очевидно, что такие слова, как оладья, вафля, блин, абрикос, баклажан, будучи
предъявлены в эксперименте в ед. числе, должны трактоваться ии. как 'одна вафля',
'один абрикос', а не как наименование определенного кондитерского изделия или
определенного вида плодов. Однако, например, слова—наименования овощей, плодов
и фруктов Словарь Ожегова всегда дает в ед. числе, за исключением слова бобы.
В связи с этим, руководствуясь принципами, изложенными в работе [Поливанова 1983],
82
для определения нужной формы числа стимулов (слов) этой тематической группы мы
воспользовались предложенным А.К. Поливановой диагностирующим предложением
"Любите ли Вы ...Г. В опросе приняло участие 10 человек. Каждому опрашиваемому
предлагалось подставить в данное предложение слово из списка названий плодов и овощей
в той форме, какую он считает нужной. В качестве окончательной выбиралась та,
в которой данное слово употреблялось большинством опрошенных. В случае с назва-
ниями блюд и кушаний бралась та форма числа, в которой слово употреблялось
опрашиваемыми и в какой оно давалось в поваренных книгах. Из списка с л о в -
названий кушаний были специально исключены названия супов, т.к. предварительный
эксперимент показал, что при наличии слов типа бульон, борщ все ии. довольно однообраз-
но решают предложенную задачу, исходя из принципа "что дают на обед".
Выбор метода построения графической структуры обусловлен в данном случае
следующими соображениями. Применительно к группе слов-цветообозначений [см. Фрум-
кииа 1984] построение графа абсолютных связей не привело к удовлетворительным
результатам, поскольку не удалось выбрать такое единое значение порога, при котором
хорошо выделялись бы все фактически имевшиеся в этой группе классы. Дело в том, что
эти классы обладали разной степенью внутренней плотности: при выборе высокого
значения порога классы низкой степени плотности "разваливались", а при понижении
порога классы высокой степени плотности "склеивались" (о плотности см. примеч.
к гл. 4 ч. II). Для изображения Сев в группе слов-цветообозначений более адекватным
оказался поэтому граф ранговых связей, в котором классы выделяются независимо
от степени плотности внутренних связей.
Что касается рассматриваемого в наших экспериментах материала (три группы
слов-КС), то, как показали результаты, здесь нет резкой разницы в плотностях внутри
различных групп связанных между собой слов. Иными словами, выделившиеся при
обобщении результатов группировки слов оказались не столь контрастны, и мы смогли
выбрать единое и естественным образом интерпретируемое значение порога силы связи.
Попытка все же учесть имеющуюся контрастность группировок сделана в работе
[Фрумкина, Мир кип 1986], а также ниже, в гл. 4 данной части книги.
В принципе, можно было бы, сопоставляя формулировки самоотчетов, попытаться
численно оценить меру типичности, стандартности тех или иных объяснений. Это,
однако, отдельная задача, и весьма непростая. Как это хорошо видно из работы
[Мостовая 1985], уже на первом шаге ее рассмотрения возникает вопрос: какие форму-
лировки самоотчетов считать одинаковыми и какие — разными. Например, в зави-
симости от выбранного метода анализа, можно считать тождественными форму-
лировки "инструменты для приготовления пищи" и "все, что нужно для подготовки
еды", а можно их же считать несводимыми друг к другу. В нашем исследовании вопрос
о методах усреднения словесных формулировок самоотчетов не рассматривался.
Таким образом, когда в дальнейшем изложении мы предлагаем содержательную
мы делаем эти суждения на качественном уровне.
83
 Глава 2
САМООТЧЕТЫ КАК ИСТОЧНИК СВЕДЕНИЙ
О СУБЪЕКТИВНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
СЕМАНТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
1. Традиционная типология классификационных решений
Как уже говорилось выше, при проведении экспериментов мы фикси-
ровали два ряда данных: 1) разбиение, предложенное каждым отдель-
ным и., т.е. состав создаваемых им классов; и 2) самоотчеты ии. —
предлагаемые каждым и. обоснования для созданных им классов. На
основании усреднения индивидуальных разбиений были построены
структуры связей (Сев) для каждой из трех тематических групп слов;
две из них описаны выше, в главе 1.
Из анализа Сев мы получаем важнейшую информацию о том, как
в сознании ии. организованы смысловые связи между словами.
Однако при графическом построении Сев много информации с не-
избежностью отсекается. Во-первых, Сев — это усредненные данные,
отражающие мнение большинства ии. Во-вторых, Сев лишь фиксируют
наличие связи, но не раскрывают ее содержание. Самоотчеты ии.,
напротив, позволяют судить о том, по каким аспектам отдельными ии.
анализировались смыслы слов с целью вынести суждения о сходстве
смыслов. Разумеется, мы не должны отождествлять вербализации,
даваемые ии. апостериорно, с теми механизмами, которые приводят
к тому или иному решению, но все же немалую информацию об этих
механизмах мы можем извлечь именно из самоотчетов (ср. ниже, гл. 4).
В ряде случаев анализ самоотчетов необходим для понимания того,
почему то или иное слово занимает определенное положение в Сев.
Примером может служить промежуточное положение слова миска
(см. рис. 3), связи которого "разбежались" по разносоставным
классам. Из самоотчетов ии. мы узнаем, что одними ии. миска интер-
претируется прежде всего как предмет, из которого едят; другие ии.
описывают миску в числе предметов, в которых готовят пищу;
третьи объединяют миску с кружкой и котелком как походные при-
надлежности. В силу этого слово миска у разных ии. попадает в классы,
образованные по разным основаниям.
Одна и та же или близкая по составу группировка может быть
образована разными ии. на основе весьма разных соображений.
Так, класс {торт, бисквит, пирожное} одними ии. описан как "кон-
дитерские изделия", другими — как нечто "мягкое, вкусное, сладкое",
третьи ии. выделяют подобную группу на основе того, что пере-
численные изделия покупают готовыми, а не выпекают дома и т.д.
Без обращения к данным самоотчетов эта информация вообще не может
быть получена.
Во многих случаях, видимо, имеет место склейка аспектов срав-
нения, то есть ии. вообще не пользуются никакими признаками,
а объединяют слова, подходя к каждому из них, как к целост-
ности [ср. Фрумкина 1985]. Это также можно проследить в мате-
84
риалах самоотчетов. Сказанное делает самоотчеты исключительно
ценным материалом для изучения того, как бытуют смыслы слов в
сознании носителей языка.
Поставив своей целью изучение самоотчетов ии. в классифика-
ционном эксперименте, мы, естественно, должны были задаться воп-
росом о том, изучались ли и каким образом самоотчеты в других
исследованиях, где ии. решали классификационные задачи, сходные
с нашими. Можно было предполагать, что существует некоторый
стандартный способ описания и обобщения данных о самоотчетах,
а, возможно, и некий метаязык, в терминах которого можно было бы
сравнивать самоотчеты, полученные разными авторами, а также по-
казания разных ии.
Анализ литературных данных показал, что абсолютное боль-
шинство работ, где ии. классифицировали слова, выполнены в тра-
дициях психологии безотносительно к возможностям лингвисти-
ческой интерпретации полученных в них результатов. В наших рабо-
тах, где методика свободной классификации применялась для изу-
чения смысловых отношений в группе слов-цветообозначений [см.
Фрумкина, Михеев, Терехина, 1982; Михеев 1983; Фрумкина 1984],
мы ограничились построением Сев, которые интерпретировались без
обращения к самоотчетам. Самоотчеты в этих опытах изучались
нами преимущественно в аспекте, связанном с феноменом класси-
фикационного поведения и типами стратегий [Фрумкина 1984,
95 и далее]. Дело в том, что в экспериментах со словами-цвето-
обозначениями самоотчеты ии. не представляли особого интереса:
подавляющее большинство ии. при образовании классов сходства
исходило из одного аспекта — сходства по цвету.
Вообще же классификационные эксперименты проводились большей
частью не на словах, а на конкретных объектах — реальных пред-
метах или их изображениях [см. Коул, Скрибнер 1977; Лурия 1974;
Тульвисте 1985; Пиаже, Инельдер 1963; Annett 1959 и др.]. Во многих
из упомянутых работ изучению самоотчетов уделяется значительное
внимание, однако всегда этот материал рассматривается как вспо-
могательный. К тому же ни в одной из перечисленныхт работ мы
не находим стандартных методов анализа и описания самоотчетов,
1
а приводимые примеры протоколов крайне скудны . Более детально
анализируются самоотчеты ии. только в работах [Пиаже, Инельдер
1963] и [Goldstein, Sheerer 1941], где приводятся некоторые протоколы.
Единственным моментом общности в описаниях самоотчетов явля-
ется общепринятая терминология для характеристики классифика-
ционных решений. Большинство известных нам авторов выделяют
следующие типы классификационных решений:
1. Категориальная классификация. Сюда относят случаи, когда ии.
объединяют объекты по достаточно общему признаку, который Э. на-
равне с и. также считает "существенным" — например {велосипед,
машины, поезд, пароход, самолет} объединяются как "средства перед-
машина, {пальто, плащ, платье, брюки, пиджак} — как "одежда";
{мясо, рыба, молоко, овощи, масло...} — как "продукты" и т.д. К тому же
ожидается, что ии., описывая созданные ими классы, будут упот-
85
реблять соответствующее "родовое" имя (имя класса, категории);
и если такие имена присутствуют в описаниях, то это считается
дополнительным подтверждением категориального типа классифи-
кации.
2. Функциональная классификация — объединение объектов на основе
общей функции, общего назначения. Подобного рода объединения ии.
описывают в выражениях типа "это для..."; "этим можно..."; "с помощью
этого ..."; "из этого ...". Например, и. объединяет кубик, мяч, игрушку,
обруч с объяснением "этим можно играть"; или создается класс
{молоток, долото, пила, клещи, рубанок} с объяснением "это для работы"
и т.д. Считается, что функциональные классификации встречаются
часто у детей, не достигших операциональной стадии развития,
у лиц, не получивших школьного образования, и у представителей
традиционных культур [Коул, Скрибнер 1977].
3. Так называемая ситуативная классификация (по Пиаже — эмпири-
ческая классификация). Имеется в виду объединение объектов и.
на основе того, что они участвуют в одной ситуации или совмещены
пространственно. При этом совмещенность может мыслиться или как
возможная в принципе, или как присутствующая в ситуации самого
эксперимента. Например, для класса {диван, ковер, кресло, стол,
торшер, шкаф} дается объяснение "как у нас в гостиной"; для класса
{яблоки, вишня, смородина, клубника, салат, редиска, огурцы, капуста,
помидоры, картофель} — объяснение "это растет у нас на участке" и т.п.
Иногда объекты, входящие в один класс, объединяются короткой
историей типа "если я куда-нибудь еду, то беру с собой мыло,
расческу, зубную щетку, губку"; "когда я приезжаю к бабушке, то у
ворот меня встречает собака, во дворе я вижу пруд, большое
дерево ..." и т.д. [ср. Пиаже, Инельдер 1963]. Принято считать, что
ситуативные классификации характерны для тех же групп лиц, что
и функциональные, а также для лиц с выраженным снижением интел-
лектуального уровня.
Отвлечемся пока от оценки содержательности и обоснованности
такой типологии и задумаемся над тем, насколько полезной она
могла бы быть для описания того, что является предметом наших
интересов. Допустим, определенный и., классифицируя слова тематичес-
кой группы "Посуда", дал решения, свидетельствующие в пользу функ-
циональной классификации (мы покажем ниже, как можно придти
к такому умозаключению). Данный тип классификации предполагает,
что, сравнивая слова по смыслу, и, считал главным аспектом смысла
слова назначение, функцию объекта, именуемого данным словом.
На основании этого можно было бы ожидать, что в один класс
попадут слова, именующие сосуды, из которых пьют, а в другой
(другие) — слова, именующие сосуды, в которых жидкость хранят
или греют. При ситуативной классификации на том же материале
мы бы ожидали, что будут актуализированы другие аспекты зна-
чения тех же слов: например, сосуды, из которых пьют, типа чашка,
кружка, стакан, могли бы оказаться в одном классе с сосудами,
в которых разогревают или заваривают чай или кофе — т.е. со
словами чайник и кофейник, поскольку такая группировка соот-
86
ветствует ситуации "Чаепитие", "Питье кофе". В подобном варианте
и сахарница могла бы быть отнесена к тому же классу; она
не считается сосудом, но при ситуативном подходе это не важно,
зато ее присутствие в ситуации "Чаепитие" или "Питье кофе" вполне
естественно. И наоборот, в случае категориальной классификации
сахарница едва ли могла бы оказаться вместе с чайником и чашкой,
поскольку для этого нужно образовать класс "посуда", куда и поместить
все слова, подходящие под это родовое имя. (Заметим, что наш набор
стимулов в принципе давал возможность выделения большого класса
"посуда", поскольку в набор входили также слова типа вертел или
терка, относящиеся не к собственно посуде, а к другому классу —
кухонной утвари. Однако всего один и. разделил весь набор только
на 2 класса, образовав при этом большой класс "посуда").
Итак, поскольку определенный тип решения предполагает и ак-
туализацию определенного типа связи между словами, то при на-
личии надежной типологии классификационных решений мы могли
бы с большой пользой для себя использовать этот метаязык для
описания самоотчетов. Более того, с его помощью мы могли бы
сравнить наши материалы с данными других авторов. Из следующего
раздела будет видно, что мы оказались в более трудной ситуации.
2. Структура самоотчетов по данным экспериментов
с тремя группами слов-КС
Итак, приступая к анализу полученных нами самоотчетов, мы пред-
полагали найти в них те же виды объяснений, которые описаны в
литературе. И действительно, среди полученных нами объяснений
можно найти все указанные в литературе типы: категориальный,
функциональный, ситуативный. Однако в целом эта типология,
как и соответствующая ей терминология, оказались непригодными
для нашего материала. Дело в том, что обнаружились прин-
ципиальные различия между тем, как описываются индивидуальные
классификации в литературе, и тем, что получили мы в проведенных
экспериментах, а именно:
1)в литературе (молчаливо) предполагается, что здоровые ии.
строят свои классификации на едином основании. Это и позволяет
говорить о принципе классификации, характеризующем решение,
предложенное данным и. В наших экспериментах единство основания
классификации было скорее исключением, чем правилом;
2) в литературе рассматриваются три упомянутые выше типа
классификации. В наших данных немало случаев, не охватываемых
этой типологией;
3) вопреки сложившемуся мнению, один класс может одновременно
быть описан более, чем с одной точки зрения;
4) литературные данные обходят вопрос о том, как соотносится
состав класса с его номинацией (словесным обоснованием). Ниже
(см. разд. 3) будет показано, что это представляет собой само-
стоятельную проблему.
Остановимся теперь отдельно на каждом из перечисленных моментов.
87
 2.1. Вопрос о единстве основания классификации
Когда классификации отдельных ии. характеризуются в целом
как категориальные, ситуативные или функциональные, это пред-
полагает, что и. в своей работе руководствовался каким-либо
одним принципом. По нашим наблюдениям, однако, подавляющее
большинство ии. пользовались более чем одним принципом при
образовании классов. Так, при классификации ТГ "Посуда" из
50 ии. только четверо ии. формировали классы, придерживаясь
единого принципа. Одну из этих классификаций можно отнести к
категориальному типу, две — к функциональному, одну — к ситуа-
тивному.
При классификации ТГ "Еда" из 50 ии. единого принципа при-
держивались двое, причем в одном случае можно говорить о ситу-
ативном принципе, а для другого и. этот термин можно исполь-
зовать лишь с некоторой натяжкой. В ТГ "Овощи—фрукты" та же
картина: из 50 ии. только у четырех можно наблюдать единый
принцип классификации: у двоих — категориальный; один и. исходил
из способа использования овощей и фруктов для еды и еще один —
из того, растут они на земле, под землей или над землей.
Приведем один конкретный пример, иллюстрирующий принцип
выбора оснований для классификации, который можно назвать
цепочечным2 (см. рис. 5).
На рис. 5 представлена классификация всей ТГ "Овощи—фрукты",
сделанная и. N 27. В рамки заключены отдельные фрагменты объяс-
нений; каждое объяснение состоит из двух фрагментов, соединенных
линией; всего и. N 27 образовал 9 классов (им соответствуют 9 соеди-
нительных линий на рисунке).
Рис. 5 показывает, что каждый фрагмент использовался в объяс-
нениях от 1 до 3 раз: так, фрагмент "лесные" использовался в
объяснениях "лесные ягоды" и "лесные плодовые деревья"; фрагмент
"фрукты" — в объяснениях "экзотические фрукты" и "наиболее часто
употребляемые фрукты" и т.д. Можно видеть, что в отдельных случаях
одни классы логически сопоставлены с другими (например, плодовые
деревья делятся на "культурные" и "лесные"); однако в других случаях
эта логическая связь нарушается (ягоды делятся на "лесные" и "наиболее
часто употребляемые"); как следствие, вся классификация строится на
разнородных и взаимно не противопоставленных основаниях.
Если лишь 10 ии. из 150 обследованных опирались на единый
принцип классификации, то возникает вопрос: не является ли это
экзотические фрукты
культурные плодовые лесные
ягоды наиболее часто
деревья употребляемые
растения которые я употребляю редко
Рис. 5
88
следствием специфики материала? Однако на этот вопрос следует
ответить отрицательно: наши стимулы были подобраны так, что
допускали разбиение по единому принципу в каждой из темати-
ческих групп.
2.2. Виды классов и типология классификаций
Если одни классы и. строит, исходя из одного основания, а другие
формирует на основе иных принципов, то как же охарактеризовать
его классификационное решение в целом? Поиск ответа на данный
вопрос усложняется также и в силу того, что обоснование принципа
построения каждого отдельного класса может включать в себя
разные точки зрения. Рассмотрим еще одну конкретную классифи-
кацию, которая не может быть описана в рамках существующей
типологии [ср. Рюмина 1987].
Испытуемый К., 20 л., образование незаконченное высшее. Общее
число образованных классов — 7: 1)штоф, штопор, шкалик, крю-
шонница, бутылка, фужер, стопка, бокал, рюмка — "предметы для
распития спиртных напитков"; 2) нож, терка, вилка, сечка, щипчики —
"острые, "опасные" предметы"; 3) толкушка, пестик, скалка — "пока-
тые, обтесанные, округлые по форме предметы"; А) ложка, бидон,
молочник, ступка, фляга, соусник, компотница, чашка, термос,
супница, горшок, стакан, сотейник, чугунок, кружка, жбан, кувшин,
банка, судок, котелок, ваза, розетка, конфетница, перечница,
солонка, сахарница, салатница, масленка, икорница, хлебница, су-
харница, селедочница, половник, ковш, тарелка, миска, блюдце, блюдо,
кофейник, кастрюля, чайник, сковорода, графин — "предметы,
имеющие емкость; в них можно налить, положить, зачерпнуть";
5) вертел, жаровня — "предметы, образующие свою группу, так как
ни к какой другой группе не подходят"; 6) поднос, противень —
"плоские по форме предметы"; 7) сбивалка, веселка, дуршлаг, решето,
сито, шумовка, подстаканник — "дырявые" предметы (в них нельзя
ничего налить или положить)".
Прокомментируем данную классификацию. Определенная неполнота
соответствия между составом класса и его обоснованием нас сейчас
занимать не будет; об этом мы будем говорить ниже (см. разд. 3).
Обратим внимание на другое: три класса из 7 (NN 3, 6, 7) образованы,
исходя из формы предметов, именуемых данными словами: "покатые
округлые предметы", "плоские предметы", "дырявые предметы". Далее,
класс N 1 образован по чисто функциональному принципу — "пред-
меты для распития спиртных напитков"; класс N 5, включающий слова
вертел и жаровня, содержательного обоснования, по существу, не по-
лучил. Наконец, самый большой класс (N 4), включающий более поло-
вины всех стимулов, охарактеризован двумя параметрами: (1) "пред-
меты, имеющие емкость"+ (2) "в них можно налить, положить, за-
черпнуть". Отметим, что класс "дырявые предметы" охарактеризован
еще и тем, что "в них нельзя ничего налить или положить". Наконец,
один класс (N 2) охарактеризован с несколько неожиданной стороны —
как "острые", "опасные" предметы".
89
 Первый вопрос, который интересно задать по отношению к данной
классификации, касается не столько обоснований, сколько состава
классов: не является ли все решение идиосинкратическим, присущим
только данному и.? Сопоставление данного разбиения и Сев для ТГ
"Посуда" (рис. 3) показывает, что в целом анализируемое разбиение
вполне соотносимо с усредненным. Второй вопрос, который можно
задать только после отрицательного ответа на первый, касается
аспектов смыслов слов, актуализированных в данном разбиении.
Например, любопытно, что толкушка, пестик и скалка мыслятся
данным и. прежде всего как нечто массивное, "обтесанное" и "ок-
руглое", т.е. не имеющее ни выемок, ни отверстий — в противо-
положность, например, терке, которая оценивается как "острая" и
веселке, которая для данного и. прежде всего "дырявая" (что не соот-
ветствует действительности). Как "дырявый", т.е. предмет, в который
"нельзя ни налить, ни положить", оценивается также и подстаканник.
Подход несколько неожиданный, но в то же время, в общем, соот-
ветствующий реальности.
Интересно, далее, что в отдельную группу выделены слова поднос
и противень. Мы видим, что при интерпретации смыслов этих слов
функция соответствующих предметов, так резко, казалось бы, их раз-
личающая, не учитывается, а сближены эти объекты по форме. За-
метим, что здесь есть свой резон, поскольку в данном наборе поднос
и противень — это и в самом деле самые плоские по форме пред-
меты.
И, наконец, состав класса "предметы, имеющие емкость; в них
можно налить, положить, зачерпнуть" также соответствует его опи-
санию. Отметим, что обоснование этого класса — двойное; оно
содержит указание на родовое имя и на функцию соответствующих
предметов, причем перечислены достаточно разные функции, чтобы
полностью были охвачены все члены класса. Еще точнее обосно-
вание класса выглядело бы, если бы в перечислении функций при-
сутствовал союз вида и/или, который, как можно думать, здесь
подразумевается.
На примере данной классификации мы можем видеть, что не во всем и.
следует даже своей собственной логике; состав класса соответствует
обоснованию не всегда. Так, вертел — слово, несомненно ука-
зывающее на острый предмет, объединено не с прочими словами,
описанными как "острые предметы", а со словом жаровня. Связь между
словами вертел и жаровня, как можно видеть из Сев (рис. 3), сильная,
так что, на первый взгляд, появление такого класса естественно
(обычное обоснование — "жаровня и вертел — чтобы жарить"). В рас-
сматриваемом примере, однако, и. фактически не дает обоснования,
говоря, что оба слова не могут быть отнесены к другим классам,
а потому помещаются вместе.
Итак, в пределах одного классификационного решения можно
найти (1) классы, образованные по одному основанию, (2) классы,
образованные одновременно по двум основаниям (типа "емкость + в них
можно налить"), и (3) классы, вообще не получившие обоснования.
90
Классификация, приведенная в качестве примера, является в этом
смысле типичной.
Естественно думать, что наши результаты не столь оригинальны,
и что у других авторов должна была встретиться та же пестрота
обоснований и видов классов. Остается неясным, как же агреги-
ровались обоснования отдельных классов для умозаключения о типе
классификации в целом. Не являются ли сложившиеся в литературе
представления о типологии классификаций очередной мифологией?
Такое предположение подтверждается зарегистрированными нами
обоснованиями отдельных классов, которые весьма часто содержат
разные принципы.
2.3. Разноплановость объяснений
Ии. регулярно описывают один класс одновременно с нескольких
точек зрения; определенной "точке зрения" соответствует фрагмент
текста обоснования. Поскольку "точки зрения" — разные, мы полу-
чаем обоснование, склеенное из разноаспектных фрагментов. Сле-
дующие примеры иллюстрируют сказанное: "предметы первой необхо-
димости для употребления пищи на скорую руку" (категория + функ-
ция + ситуация); "нечто не очень объемное; часто употребляются в оби-
ходе; из чего пьют и в чем бывает жидкость; достаточно объемные,
но и достаточно мелкие" (описание размеров + ситуация + функция);
"не объемные предметы; то, что держат в руках; довольно-таки
хрупкие, как мне кажется" (описание размеров, свойства материа-
ла + ситуация); "что-то большое, какие-то емкости" (описание раз-
меров + родовое имя); "изделия из текста, которые едят в горячем виде"
(категория + ситуация); "сладкие, из теста, подаются на второе" (опи-
сание вкусовых качеств + указание на исходный продукт + ситуация
или функция); "фруктовые вареные сладкие; могут подаваться к чаю
или другим напиткам" (указание на исходный продукт + указание
на способ приготовления + описание вкусовых качеств + ситуация);
"нечто студенистое из мяса" (описание внешнего вида + указание
на исходный продукт); "растут на деревьях в теплых странах" (как
растут + где растут); "садовые и лесные ягоды, растущие на кустах"
(место произрастания + родовое имя-)-как растут); "растения, которые
применяют как приправу без какой-либо обработки; используются
при приготовлении пищи или консервировании с целью придания
готовым блюдам особого вкуса или аромата" (родовое имя + в ка-
ком виде используются + назначение + ситуация); "фрукты, которые чаще
всего бывают на столе; наиболее доступны; чаще встречаются"
(родовое имя + ситуация) и т.д.
С нашей точки зрения, именно эти данные и представляют наиболь-
ший интерес для психолингвистической семантики, поскольку именно
они и раскрывают модус существования смыслов, в сознании ии., т.е.
проливают свет на главный объект наших интересов. Именно подходя
с данной стороны, и можно оценить весомость тех или иных аспектов
смысла, поскольку именно эти, а не иные аспекты используются
91
для умозаключений о сходстве по смыслу. Анализируя самоотчеты
в данной форме, т.е. непредвзято, вне их априорной квалификации,
мы можем уточнять содержание представлений ии. о сходстве. Много-
аспектность обоснования объединения слов в некоторый класс застав-
ляет предположить, что ии. сравнивают слова в большей мере как
целостности, как гештальты смыслов, а не пытаются обнаружить
в них общность путем разложения их на какие-то элементарные
смыслы, смысловые "атомы". (Чтобы проверить это предположение,
мы провели отдельное исследование, изложенное ниже, в гл. 4).
Как уже говорилось, большинство обоснований состоят из несколь-
ких разнородных фрагментов. Естественно, что при анализе обосно-
ваний, полученных в каждом из трех экспериментов, выделяются
фрагменты, характерные только для данной тематической группы
слов (примеры можно найти в разд. 3). Помимо фрагментов, спе-
цифичных для определенной тематической группы, есть и такие,
которые встречаются в материалах всех трех экспериментов без
исключения. Это следующие фрагменты:
1) фрагменты, содержащие родовое имя или его эквивалент (раз-
говорный вариант, десемантизированное слово, местоимение). Напри-
мер, "столовый прибор", "предметы сервировки"; "емкости"; "сосуды";
"(все) то, чем (из чего)"; "вещи (для, из которых)"; "изделия"; "блюда";
"напитки"; "лакомства"; "выпечка"; "гарнир"; "то, что ..."; "овощи";
"фрукты"; "растения"; "плоды"; "зелень"; "ягоды"; "корнеплоды" и т.д.;
2) фрагменты, где в том или ином виде содержится указание
на быт, практику или знания самого и.;
3) фрагменты, указывающие на ситуацию самого эксперимента.
Остановимся более подробно на фрагментах (2) и (3). Фрагменты (2)
содержат компонент, который мы будем называть "Я-фактор"
[см. Фрумкина, Рюмина, Мостовая 1985]. "Я-фактор" может про-
являться по-разному:
— как указание на личный опыт: "то, чем я редко (часто) пользуюсь";
"что у меня в шкафчике лежит"; "это я обычно подаю на закуску";
"это у меня бывает (не бывает)"; "когда я готовлю, я использую
их вместе"; "овощи, которые я использую редко";
— как прямая оценка: "это мне нравится (не нравится)"; "вкусные
блюда"; "мои любимые фрукты"; "предметы первой необходимости";
"нужные для хозяйства предметы"; "баловство, а не основная еда";
"это все экзотика";
— как косвенная оценка, за которой стоят те или иные мнения
ии. или их специфическая точка зрения: "старинные слова"; "вя-
жущие средства"; "хороши для легочников", "обладают лечебными
свойствами"; "растение, применяемое в основном как лекарственное";
"эти растения привезли из Америки".
Фрагменты (3) содержат в качестве мотива объединения слов ука-
зание на саму экспериментальную процедуру. Мы будем называть
этот компонент объяснения "Э-фактор". Например, "считаю, что
должны быть вместе"; "не знаю почему, но помещаю их в один класс";
"никуда не подходит, поэтому выделяю в отдельный класс" и т.д.
В подобных случаях ии., выделяя то или иное слово, или, наоборот,
92
объединяя его с другими, мотивируют свои действия, не замечая
тавтологичности объяснения. Они отказываются от содержательного
объяснения: ведь Э. видит, что слово выделено в отдельный класс,
значит, и., в сущности, говорит ему "не знаю, почему это отдельно
(вместе), но это должно быть отдельно (вместе)" (такие объяснения
встречаются, когда класс невелик и содержит, например, два — три
слова).
Из сказанного в разделе 2 следует, что традиционный способ
оценки самоотчетов в терминах, соотносимых с категориальными,
ситуативными и функциональными принципами классификации, для
нашего материала не подходит. В лучшем случае мы можем говорить
о преобладании в классификации тех или иных принципов объяс-
нений или же тех или иных фрагментов в текстах обоснований.
Единому принципу при создании своих классификаций следует абсо-
лютное меньшинство ии., т.е. практически все ии. в пределах одного
и того же разбиения используют разные принципы.
Из приведенных примеров многоаспектных обоснований видно,
что для слов конкретной лексики неестественно было бы пытаться
составить обпдую "анкету" признаков-вопросов, так, чтобы, сравнивая
с ее помощью слова, можно было бы хорошо различать смыслы
отдельных слов. Как известно, для глаголов и имен свойств пара-
метры такой "семантической анкеты" успешно разрабатываются
и обладают большой степенью общности. Это, в частности, такие
аспекты различий, как цель, адресат, причина, результат, субъект
действия. Например, для глаголов перемещения типичны различия
по признаку "цели" и т.д. [Англо-русский словарь 1979]. По-видимому,
для конкретной лексики некоторыми аналогам "признаков" и их ком-
бинаций можно считать те аспекты сравнения, которые выявляются
при классификации слов, объединенных общностью предметной
области.
3. Состав класса и его номинация
При анализе индивидуальных разбиений и самоотчетов ии. мы
обнаружили следующий любопытный факт. Оказалось, что довольно
часто состав сформированного и. класса и предлагаемое объяснение
не полностью соответствуют друг другу. Так, и. помещает в один класс
слова лафитник, стопка, фужер, бокал, рюмка, графин, бутылка,
штопор с объяснением "из этого пьют", хотя, исходя из состава
класса, можно предположить, что на самом деле классификация
диктовалась представлением и. не о питье вообще, а о питье вина.
Если рассмотреть с этой точки зрения все индивидуальные клас-
сификации, то окажется, что регулярно встречаются случаи, когда
разные ии. дают для одинаковых по составу классов разные объяс-
нения, и напротив, идентичные объяснения относятся к разным по
составу классам. Например, класс "стакан, рюмка" один и. описывает
как "емкости для питья", а другой — как "посуда из стекла".
Объяснение "емкости для питья" может относиться как к классу
"стакан, рюмка", так и к классу "бутылка, стопка". Кроме того,
93
одни и те же обоснования даются и для небольших классов (2 — 3 слова),
и для классов, включающих в себя 10—15 слов. К этому следует
добавить многообразие индивидуальных формулировок объяснений,
которые по сути можно считать или синонимичными, или пере-
секающимися по смыслу: "приспособления для питья", "из чего пьют
напитки", "посуда для жидкостей", "в чем обычно находится спиртное"
и т.п. (подробнее об этом см. ниже, гл. 3).
Мы, таким образом, можем констатировать наличие регулярных
отношений двух типов:
(1) Одинаковые (по составу) классы •• разные номинации
"емкости для питья"
< "посуда из стекла"
(винегрет, салат) <Г
(2) Одна номинация *• разные (по составу) классы
(стакан, рюмка)
Л/-(бутылка, стопка)
я питья"^"-^
"холодные закуски" 4^
емкости дл
ч . (стакан, оюмка.
рюмка,
бутылка и пр ...
-всего 8-10слов)
Рис. 6
В этом разделе мы рассмотрим, как данные отношения проявля-
ются на конкретном материале, анализируемом на разных уровнях
обобщения.
3.1. Устойчивые классы и устойчивые группы
на примере ТГ "Овощи—фрукты"
Выделение в совокупности полученных индивидуальных разбиений
устойчивых, сходных по составу классов представляет собой само-
стоятельную задачу. В силу уникальности индивидуальных решений
полное совпадение состава отдельных классов у разных ни. — скорее
исключение, чем правило. В трех исследованных нами группах
"конкретной" лексики устойчивые и совпадающие по составу классы
единичны (примерами могут быть пары "подливка, соус", "винегрет,
салат", "орехи, каштаны"— классы именно такого состава встречались
в классификациях многих ии.). При сравнении классов по составу
мы должны поэтому учитывать не только случаи их полной иден-
тичности, но также и те случаи, когда классы различаются между
собой, но имеют тем не менее устойчивую общую часть. Для вы-
деления таких общих частей мы ввели понятие "устойчивой группы".
"Устойчивую группу" образуют слова, которые регулярно (т.е.
у большинства ии.) попадают в один и тот же класс. При этом устой-
чивая группа, как правило, не представляет собой изолированный
класс: если слова регулярно объединялись, это еще не означает, что
они помещались отдельно от других. Например, пара "ковш, по-
" почти у всех ии, не разбивалась; однако лишь немногие
выделили ее в отдельный класс. Таким образом, устойчивая группа —
это совокупность слов, которые большинство ии. в своих класси-
фикациях объединяли; при этом у одних ии. эта группа выделялась
в отдельный класс, а у других — входила в состав большего по объему
класса3.
Определив устойчивые группы, мы можем проанализировать сово-
купность номинаций, относящихся к классам, в которые включались
устойчивые группы. Такой анализ позволит нам наблюдать отношения
типа (1) — разнообразие номинаций классов, сходных по составу.
При этом нас особо будут интересовать те случаи, когда устойчивая
группа выступала в индивидуальной классификации в качестве
^ г "холодные закуски", отдельного класса или в качестве основы отдельного класса. Понятие
*• "овощные блюда"
"основы класса" уточним на примере.
Устойчивой (по усредненным данным) в ТГ "Посуда" является
группа из четырех слов: "кастрюля, котелок, горшок, чугунок".
(винегрет, салат) В индивидуальных разбиениях мы можем наблюдать следующие
классы:
Х^г- (заливное, холодец)
(1) Кастрюля, котелок, горшок, чугунок, жбан (объяснение —
"предметы для хранения жидких продуктов").
*^(винегрет, салат,
заливное и пр .. (2) Кастрюля, котелок, горшок, чугунок, миска, судок (—"предметы,
- всего 8-10 слов) в которых варят").
(3) Кастрюля, котелок, горшок, чугунок, судок, чайник, кофейник
(— "железные или эмалированные изделия для приготовления жидкой
пищи").
(4) Кастрюля, котелок, горшок, чугунок, судок, сотейник, жаровня
(— "для тушения и варения").
(5) Кастрюля, горшок, чугунок, миска, супница (— "в чем хранят
первые блюда").
Все перечисленные классы различаются по своему составу, однако
их основу, "ядро" составляет именно выделенная нами группа.
Необходимо подчеркнуть, что мы рассматриваем не только те случаи,
когда устойчивая группа входит в класс целиком. В (5) одно из слов
устойчивой группы (котелок) отсутствует, тем не менее слова из устой-
чивой группы количественно преобладают в составе класса. В общем
случае мы руководствовались следующим правилом: устойчивая группа
считается основой класса, если: а)в него входит более 1/2 слов
устойчивой группы (в (5) — 3/4 слов), и б)эти слова составляют
более 1/2 состава всего класса (в (5) — 3/5 состава).
Сходство состава выделенных классов позволяет предположить, что
объяснения, даваемые для данных классов, можно сопоставлять между
собой и соотносить со словами рассматриваемой устойчивой группы.
Далее объектом нашего анализа и станет совокупность объяснений,
которые были даны отдельными ии. для всех тех случаев, когда ус-
тойчивая группа являлась основой отдельного класса. Исследования
проводились на материале устойчивых групп-, которые были выделены
по результатам классификации ТГ слов, именующих плоды, ягоды
и фрукты.
В предыдущей главе, где обсуждались принципы построения Сев,
мы не рассматривали соответствующее графическое представление
95
ТГ "Овощи—фрукты". Теперь мы восполним этот пробел и параллель-
но с обсуждением обоснований, относящихся к устойчивым группам,
будем приводить соответствующие фрагменты Сев. Это позволит каштаны
нам сопоставлять количественные и качественные характеристики

А
орехи тутовник -земляника
|/ брусника
предложенных ии. классификационных решений: первые отражены II голубика
в графических структурах (на которых устойчивые группы выделяются черника
достаточно отчетливо), а вторые — в содержательных обоснованиях, облепиха костяника
рябина
относящихся к устойчивым группам. Мы имеем, таким образом, калина-
клюква •морошка
следующую схему анализа материала: фрагмент Сев — устойчивые
группы, выделяющиеся на данном фрагменте — совокупность обосно-
ваний для классов, основой которых являлись устойчивые группы. ^малина
смородина
В результате построения Сев для ТГ "Овощи—фрукты" обнаружилось, -клубника
крыжовник
что в ней можно выделить четыре относительно независимых фраг-
мента, которые условно можно назвать "Ягоды", "Фрукты", "Овощи"
и "Травы (зелень"). Далее мы последовательно рассмотрим структуру t
каждого из этих фрагментов. I
виши рад
1. "Ягоды" (соответствующий фрагмент Сев изображен на рис. 7). Рис. 7 "Ягоды"
Здесь выделились четыре устойчивые группы. Описание каждой устой-
чивой группы мы будем далее строить по следующей общей схеме:
1) состав группы; остальные могли не включать шиповник или малину и добавлять
ежевику, облепиху или клубнику {клубнику — с объяснением "куль-
2) количество ии., выделивших эту группу в отдельный класс
тивированные ягоды").
(из общего числа 50 ии.);
3)анализ обоснований, использованных ии. для данного класса Почти во всех объяснениях, помимо указания на общее родовое
(включающий также анализ аспектов, учитываемых ии. в своих обосно- имя ("ягоды"), содержится указание на место произрастания: "растут
ваниях). на кустах (на кустарниках)", "кустарниковые (кустарники)". Еди-
(1-1). Брусника, голубика, ежевика, земляника, клюква, костяника, ничными являются указания на прочие признаки: территорию ("садово-
плодовые"), функцию ("используются для приготовления сладких
морошка, черника, клубника.
блюд"), вкусовые качества ("все это сладкое (или кисловато-сладкое)
Основа отдельного класса — у 17 ни.; отдельный класс в таком
по вкусу"). Стандартное объяснение: "кустарниковые ягоды".
составе — у 5 ии. (в класс, могли не включаться земляника, клубника,
(1-3). Орехи, каштаны
ежевика, морошка и добавляться — калина, арбуз). Выделены в отдельный класс у 28 ии.
Наиболее частое объяснение для данной группы: "лесные ягоды"
(встретилось у 11 ии.; двое из них уточнили, что это могут быть 15 ии. назвали эту пару именем одного из составляющих: "орехи";
"садовые и лесные" и "болотные и лесные" ягоды). Один и. (вклю- 2 ии. объяснили их объединение тем, что "это одно и то же". Такие
чивший в данный класс арбуз) дал однословное объяснение: просто объяснения можно толковать как то, что ии. выделяют в рамках
4
"ягоды" (добавление сюда арбуза соответствует, вообще говоря, данной ТГ отдельную категорию "Орехи" (нечто отличное от овощей,
научной систематике, хотя для обыденных представлений о классе фруктов, ягод и трав), куда и помещают соответствующие слова:
орехи и каштаны. Некоторые ии., впрочем, пытаются выделить
"ягод" это совершенно нехарактерно). Остальные ии. использовали
отличающий данную группу признак: твердую оболочку (объяснения:
в объяснениях признаки, характеризующие местонахождение ягод
"то, что в твердой оболочке"; "в скорлупе"; "в твердой скорлупе";
относительно земли или размер растения в высоту (формулировки:
"твердые плоды" — всего 6 ии.). Есть указания (единичные) на место
"растут близко к земле" (3 ии.), "растущие непосредственно у земли",
произрастания: "лесные плоды" (территория), "плоды на деревьях"
"растут на травяных стебельках", "ягоды низкорослые", "ягодные (высота); и на способ употребления: "в пищу употребляют косточку";
низкие кустики"). Один и. упомянул о том, что эти ягоды "маленькие "со съедобным ядром"; "то, что грызется". Примером "размытого"
по размеру". самоотчета может быть объяснение "близки по происхождению и
Для данного класса, таким образом, в качестве объяснения вкусу", которое в принципе пригодно для самых разнообразных
используется родовое имя (ягоды) в сочетании с указанием на классов.
место произрастания, причем указывается либо территория (лесные),
(1-4). Калина, рябина
либо высота от земли.
Основа отдельного класса — у 4 ии. (остальные не разбивали
(1-2). Крыжовник, малина, смородина, шиповник.
эту пару, включая ее в состав более крупных классов). Эти ии. дали
Основа отдельного класса — 11 ии.; отдельный класс — у 4 ии.;
96 97
 маслины —- Таблица 4

Состав группы Объяснения из самоотчетов Доминирующий в объясне-

(для случаев выделения груп- ниях принцип объединения
пы в отдельный класс)

(2-2) Ананасы, бананы, манго — экзотические фрукты (2 ии ), специфика региона произ-

(3 из 5 выделенных ии доба- — это экзотика, их привозят растания
вили также финики или издалека,
грейпфруты) — субтропические фрукты,
— фрукты, растущие в жарких
странах (Азии, Африки)
(2-3) Инжир, финики — плоды, употребляемые в за- общее сходство (домини-
яблоки сушенном виде, рующего принципа нет)
груши — похожи чем-то, сладкие,
— растут на деревьях в теплых
странах
черешня (2-4) Абрикосы, персики — похожи по вкусу и внеш- общее сходство
нему виду, персики — бар-
хатистые, абрикосы — более
Примечание В парах айва - ананасы к яблоки - черешня связь равна 24 гладкие Плохо выращенные
т е составляет чуть менее 50%, мы, однако, изображаем эти персики похожи на хорошо
связи, поскольку это существенно упрощает общую выращенные абрикосы
структуру графа (2-5) Вишня, черешня — одно и то же, просто че- общее сходство (домини-
Рис 8 "Фрукты" решня появляется раньше, а рующего принципа нет)
вишня позже,
— почти одинаковые по вкусу
следующие объяснения: "лесные ягоды, растут на деревьях"; "ягоды, и внешнему виду,
— ягоды на деревьях
растущие на деревьях в лесу"; "дикие и горькие"; "похожи по
(2-6) Яблоки, груши — фрукты (2 ии ), (в данную пару объединены
внешнему виду, ягоды в гроздьях". Объяснения, как можно видеть, — наиболее обычные фрукты, фрукты, которые можно
содержательно разные; лишь указания на место произрастания (лес, — наиболее употребляемые считать "наиболее типич-
деревья) являются неединичными. фрукты, ными" с точки зрения ии)
2. На втором фрагменте Сев — "Фрукты" (рис. 8) выделилось — фрукты, наиболее рас-
пространенные в средней
7 устойчивых групп, хотя лишь одна из них достаточно часто полосе
выступала в индивидуальных классификациях как отдельный класс:
"цитрусовые".
(2-1). Апельсины, мандарины, лимоны, грейпфруты.
Основа отдельного класса — у 14 ии.; из них отдельный класс тические плоды" (ниже мы разберем этот случай более подробно).
у 9 ии. (могли исключаться грейпфруты и добавляться ананасы, Затем, после завершения классификации, и. может обнаружить, что
бананы, гранаты, манго). данный класс включает преимущественно "цитрусовые", это имя и да-
Здесь имеется стандартное категориальное объяснение, являющееся ется в качестве объяснения5
фактически единственным: "цитрусовые". Лишь один из 14 ии. дал Остальные устойчивые группы, как правило, входили в сос-
объяснение, основанное на специфических качествах этих плодов: тав большего по объему класса и лишь в единичных случаях выде-
"сочные, но с кожурой" (к собственно цитрусовым он добавил также лялись в отдельный класс. Информация об этих группах приведена
и манго). Попадание в состав класса, имеющего четкую катего- в табл. 4.
риальную характеристику, других слов, не относящихся к данной
У нас осталась еще одна устойчивая группа из двух слов:
категории, является, по всей видимости, следствием того, что объяс-
(2-7) айва, хурма. Относительно этой пары можно сказать, что она
нение для класса дается уже после того, как класс сформирован.
редко разбивалась, но никем из ии. не была выделена в отдельный
В ходе самого процесса классификации и. при этом не имеет
класс, поэтому мы не можем привести обоснование, которое отно-
четкого обозначения для класса, и поэтому к апельсинам могут быть
силось бы к объединению только этих двух слов. "Промежуточное"
присоединены ананасы и бананы как "вообще южные, редкие, экзо-
положение этой пары на соответствующем фрагменте Сев сви-
98
 Таблица 5
бобы
дыня фасоль
баклажаны

rw\ ,
арбуз горошек Состав группы Объяснения Принцип объединения
кабачки

иатиссо яы (3-3). Огурцы, помидоры —наиболее часто употреб- (неосознаваемый ии. в явном
ляемые в сыром виде овощи, виде принцип объединения
огурцы
распространенные у нас; состоит, по всей видимости,
помидоры
—не знаю, почему, но считаю, в "типичности" для нашей
X что должны быть вместе; культуры данной пары для
^ картофель __ свекла редька — не знаю, почему, но объеди- "овощей" — аналогично паре
морковь репа няю "яблоки—груши "для "фрук-
редиска тов)
(3-4). Баклажаны, кабачки —близки внешне, вместе общее сходство (с выделе-
едятся; нием признака формы)
брюква
— похожи внешне, по форме,
только цвет разный;
Рис < Овощи** — не знаю точно, как опре-
делить; может быть, похожи
по форме
детельствует о том, что она могла входить в состав самых разно- (3-5). Арбуъ дыня — бахчевые (2 ии.); родовое имя или его раз-
образных классов. — бахчевые растения; говорный эквивалент
3. "Овощи" (рис. 9). — большое, вкусное, сочное;
— вкусные вещи, но без них
(3-1). Бобы, фасоль, горошек. можно обойтись
Отдельный класс — у 22 ии.; еще один и. не включил в этот класс
горошек.
Для этого класса у ии. есть стандартное "категориальное" объяс- произрастания ("огородные"). Один и. отметил, что эти растения
нение: "бобовые"; им воспользовались все, кроме одного и., который "вырастают в тот же год после того, как их посадили".
изобрел собственный термин: "стручковые". 16 ии. назвали этот класс Для трех других устойчивых пар слов информация сведена в таб-
одним словом "бобовые", пятеро определили его как "бобовые лицу 5, аналогичную табл. 4, составленной для "фруктов".
растения" (один из них — как съедобные бобовые растения), 4. "Травы (зелень)" (рис. 10).
один — как "бобовые культуры" и еще один — как "овощи, но (4-1). Петрушка, укроп, сельдерей, салат, шпинат, щавель, спаржа.
бобовые". Наличие общего стандартного имени фактически сделало Основа отдельного класса — у 14 ии.
избыточным привлечение для объяснений каких-либо дополнительных Этот класс является достаточно "размытым", и состав его в инди-
признаков, характеризующих эти объекты. видуальных классификациях сильно варьируется (хотя основа и ос-
(3-2). Картофель, морковь, свекла, редиска, редька, репа, брюква. тается постоянной). Разные ии. добавляют в данный класс такие
Основа отдельного класса — у 16 ии.; отдельный класс — у 5 ии. слова, как ревень, черемша, пастернак, горошек, капуста, лук, чеснок.
(могли не включаться брюква, картофель, свекла и добавляться лук Здесь также можно выделить два типа объяснений. Первый —
и чеснок; один и. добавил к этой группе огурцы, помидоры и это использование общего категориального имени — "травы" (травки,
капусту с объяснением: "огородные культуры"). травянистые растения, трава); второй — указание на функциональное
Для этой группы есть два возможных типа объяснения. Первый назначение — "приправы". Типичным объяснением является комбинация
предполагает использование общего категориального имени "корне- имени и функции: "травы — приправы", "травки для салата", "рас-
плоды". Это имя встретилось в объяснениях 6 ии. Другой вариант тения, которые используются для приправ", "съедобная трава" и т.п.
содержит в том или ином виде указание на то, что все эти овощи В двух объяснениях есть указания на место произрастания ("то,
("плоды", "растения") растут в земле ("под землей") 6 . Такой вариант что растет на огороде", "огородная зелень"), в двух других — на способ
встретился у 7 ии. Промежуточный вариант — употребление слова употребления ("едят их необработанными", "овощи, у которых едят
"корни", фактически указывающего на признак "под землей". Это листики"). В укрупненных классификациях (т.е. у тех ии., которые
имя встретилось дважды в сочетании с указанием на функциональ- выделяют во всей ТГ только 4—5 классов) этот класс (расширенный)
ный признак — "съедобность" ("растения со съедобными корешками" получает общее наименование "зелень".
и "съедобные овощи или корни гомогенной и плотной консистенции" — (4-2). Лук, чеснок.
последнее объяснение является единственным, в котором имеется Эту пару выделили в отдельный класс трое ии., двое из которых
упоминание о консистенции). Дважды встретилось указание на место объединили соответствующие овощи по вкусовым качествам (как
100
101

.спаржа
черемша сельдерей
петрушка .пастернак
укроп
; ревень
Рис. 10 "Травы (зелень)"
"острые"), а третий — по способу использования: "используются
для приправ и при изготовлении консервов".
Подводя итог нашему анализу, отметим, что сопоставление ин-
дивидуальных классификаций позволяет нам выделить те общие ком-
поненты, которые присутствуют в большинстве из них. Если говорить
о составе классов, то общими компонентами являются выделенные
нами устойчивые группы. В качестве прогноза можно утверждать,
что при решении задачи свободной классификации данной сово-
купности слов рядовым носителем языка вероятность присутствия
этих групп в итоговом результате (необязательно в виде отдельных
классов) будет достаточно высока. Следует, однако, помнить, что об
устойчивой группе можно говорить именно как о вероятном "ядре"
индивидуального класса, поскольку состав класса, образуемого
вокруг этого ядра, может варьироваться достаточно широко.
Попытаемся теперь зафиксировать состав класса и рассмотрим
совокупность относящихся к нему номинаций. Выясняется, что в обосно-
ваниях-номинациях можно выделить:
а) повторяющиеся и квазисинонимичные фрагменты: например,
для устойчивых групп (2-1), (3-1), (3-2), (4-1) инвариантным фраг-
ментом является обобщающее имя-универб ("цитрусовые", "бобовые",
"корнеплоды", "травы"); для групп (1-1) и (1-2) — указание на место
произрастания ягод ("в лесу", "на кустарниках") и т.д.;
б) уникальные фрагменты обоснований, встречающиеся лишь у от-
дельных ии. ("то, что грызется", "маленькие по размеру", "гомогенной
и плотной консистенции", "их едят необработанными" и т.п.).
Общий анализ индивидуальных самоотчетов-объяснений, отно-
сящихся к выделенным устойчивым группам, показывает, что для
каждой устойчивой группы в той или иной степени наблюдается
множественность номинаций, используемых ии. для обозначения об-
разуемых ими классов. Таким образом, мы установили, что вы-
деленные нами выше отношения типа (1) "одинаковые классы — разные
способы номинации" регулярно воспроизводятся на конкретном экспе-
риментальном материале классификационных решений. В следующем
разделе мы предпримем попытку более детального анализа этих
отношений на примере одной из устойчивых групп.
102
3.2. Структура класса "экзотические, южные фрукты"
Класс "экзотические, южные фрукты" мы выбрали по двум при-
чинам. Во-первых, само понятие "экзотичность" является достаточно
неопределенным, в силу чего представляет особый интерес выяс-
нение того, как это понятие интерпретировалось теми ии., которые
образовали класс, обозначаемый данной номинацией. Во-вторых,
этот класс (в том или ином виде) присутствует в большинстве
индивидуальных классификаций, что дает возможность сравнения и
обобщения. Что же включают ии. в класс "экзотические, южные
фрукты" и насколько устойчив состав такого класса у разных ии.?
Среди выделенных нами устойчивых групп присутствует группа
"ананасы, бананы, манго", выделенная в отдельный класс пятью ии.
как "экзотические фрукты", "субтропические фрукты", "фрукты,
растущие в жарких странах". Естественно предположить, что именно
эта группа является основой, "ядром" устойчивого класса и в клас-
сификациях других ии., образовавших подобный класс. Поэтому далее
мы построили свой анализ следующим образом. Просмотрев клас-
сификации всех 50 ии., мы выделили в них те классы, в которые
данная группа входит целиком, не разбиваясь. Таких классов ока-
залось 26. Затем для выделенных классов мы рассмотрели следующие
характеристики:
1) мощность класса (количество входящих в него слов);
2) имя класса (объяснение);
3) состав класса.
Информация о мощности классов и их именах приводится в табл. 6.
Из этой таблицы можно видеть, что классы, включающие в себя
устойчивую группу из трех "экзотических фруктов", содержали
в среднем 9—10 слов. Если проанализировать номинации, которые
присваивались этим классам, то выясняется следующее. Для классов
мощностью не более 9—10 слов используется, как правило, номи-
нация "экзотические фрукты" (варианты: "импортные", "субтропи-
ческие", "африканские"). Для ббльших по объему классов слово
"экзотические" уже не входит в состав объяснения; здесь исполь-
зуются слова "южные", "привозные", "теплолюбивые". Для средних по
мощности классов (9—10 слов) определения "экзотические" и "южные"
привлекаются с равной частотой.
Эти результаты содержательно интерпретируются следующим об-
разом. Ии., образующие класс по "географическому" принципу,
могут предлагать различные варианты решений. Если они образуют
класс достаточно большого объема, то в него входят все "южные"
фрукты: как экзотические, так и более распространенные; как им-
портные, так и растущие у нас и пр. Если и. делает свою класси-
фикацию более дробной, то он, как правило, выделяет класс "соб-
ственно экзотических" фруктов, куда входят только импортируемые,
тропические плоды, а прочие южные фрукты классифицирует как-то
иначе (ниже мы рассмотрим, как именно).
Такое деление фруктов на более и менее "экзотические" делает
возможной постановку вопроса о том, насколько "экзотичным"
103
 Таблица 6 Таблица 7
Классы, включающие устойчивую группу "ананасы, бананы, манго". Частота включения слова в класс "экзотических, южных фруктов"
(степень "экзотичности").
Мощность класса Число классов Номинация классов данной мощности
данной мощности 1. Ананасы 26
2. Бананы 26 з
3. Манго 26 о 5 X
3—4 слова 5 см. табл. 4, группа (2-2). 4. Финики 20 г? 2
— то, что импортируется;
6—7 слов 3 3. Гранаты 17
51 S

— экзотические плоды;
— африканские фрукты (у нас не растут)
6 Инжир
7. Грейпфруты
16
15 "8о оа S

9—10 слов 9 — экзотические фрукты; 8. Хурма 14 U

— экзотические фрукты (общее для них — импорт 9. Апельсины 13 и

в нашу страну); 10. Лимоны 12 т
Q

— экзотические плоды и растения; 11. Мандарины 12

Г)
— экзотические южные фрукты; 12. Маслины 12
— южные фрукты (2 ни.); 13. Персики И i»

— импортные фрукты; 14. Абрикосы 9 3

X
— фрукты, произрастающие в СССР крайне редко; 15. Айва 9
— "цитрусовые" 16. Алыча 5 2
17. Виноград 5
12—14 слов 5 — южные фрукты (2 ии.);
18. Кизил 3
— тропические фрукты; 19. Арбуз 1
— колониальные товары; 20 Дыня 1
— не наши, привозные (деликатесы)
21. Слива 1
16—20 слов 4 — южные овощи и фрукты; 22. Спаржа» 1
— южные культуры;
— растут на юге;
— теплолюбивые растения (из Средней Азии, •Из класса "южные овощи и фрукты" мощностью в 20 слов (и N 39)
Крыма)

(с точки зрения ии.) является тот или иной вид фруктов. Степень
"экзотичности" может быть определена через частоту попадания
соответствующего слова в один класс со словами из устойчивой
группы "экзотических фруктов": ананасы, бананы, манго. Всего в рас-
сматриваемые нами 26 классов "экзотических, южных фруктов" ии.
включили 22 разных слова. Их распределение по частоте включения
в данные классы приведено в табл. 7.
На примере данной группы мы можем видеть, как соотносится
номинация класса и его конкретное наполнение. В табл. 7 мы попы-
тались приблизительно очертить те множества слов, которые под-
водятся под ту или иную номинацию. Проделанный анализ позво-
ляет утверждать следующее. Если зафиксировать некоторую но-
минацию, то:
1) можно указать определенное множество слов, для которых
вероятность объединения в класс с данной номинацией будет доста-
точно высока;
2) границы данного множества в случае каждой конкретной но-
минации могут быть более или менее размытыми;
3)в каждой конкретной индивидуальной классификации мощность
класса, обозначаемого данным способом, может достаточно сильно
варьироваться (для номинации "экзотические" — от 3 до 10 слов;
для номинации "южные" — от 9 до 20 слов — см. табл. 7).
Первое из этих утверждений говорит о наличии неких общих
(для разных индивидов) представлений о содержании и объеме обоб-
щающей номинации; второе и третье утверждения свидетельствуют
о том, что эти представления допускают индивидуальные различия
в толковании смысла этой номинации. Мы можем, таким образом,
уже на данном этапе анализа констатировать наличие регуляр-
ных отношений семантической неопределенности типа (2): "одно
обобщающее имя (одинаковая номинация) — разные (по составу)
классы".
Пока мы рассматривали только обобщенные данные, усредняя разные
по составу индивидуальные классы. Далее мы продолжим наш
анализ на уровне рассмотрения состава конкретных классов в инди-
видуальных классификациях, отчасти возвращаясь к уже затронутому
в разделе 2.1. вопросу о единстве основания классификации.

104 106
 Частота
Внутренняя структура класса
3.3. Структура индивидуальных классификаций попадания
"экзотические, южные фрукты"
слова в класс
В том случае, если индивидуальные классификации лексической
подгруппы "южных фруктов" отличались бы друг от друга только 26 ананасы бананы
по количественным характеристикам (в одних — крупный класс,
25
в других — несколько мелких), то по представленному в табл. 7
усредненному распределению мы могли бы прогнозировать классы, 24
образуемые разными ии. Так, класс "экзотические, южные фрукты"
23
мощностью 7 слов втслючал бы в себя первые 7 слов из табл.7, мощ-
ностью 12 слов — первые 12 слов и т.д. Однако, если обратиться 22
к индивидуальным классификациям, то выясняется, что классы раз- 21
личаются не только количественно, но и качественно; более того,
оказывается, что некоторые слова включаются в этот класс только 20
в том случае, если туда же включаются и вполне определенные 19
другие слова. Иначе говоря, класс "экзотические, южные фрукты"
обладает некоторой внутренней структурой, которую можно ре- 18
конструировать путем анализа индивидуальных классификаций. Ре- 17 гранаты
зультат такой реконструкции представлен на рис. 11.
16
На рис. 11 отражены следующие структурные взаимосвязи. Рас-
положение каждого слова на том или ином уровне (выше — ниже) 15 грейпфруты
соответствует частоте его включения в данный класс. Слова, взятые
14 хурма
в рамку, как правило, включались в данный класс вместе, как группа
(если включалось одно, то почти всегда включалось и другое). Если 13 апельсины
слово, стоящее ниже, связано линией со словом, стоящим выше, лимоны мандарины
12 маслины
то оно включалось в данный класс, как правило, только в том случае,
если включалось и слово, стоящее выше. Например, алыча включалась И персики
в этот класс только в том случае, если туда же включалась 10
айва; айва включалась, если включалась хурма и т.д.
абрикосы айва
Для того, чтобы лучше понять смысл изображенной структуры, 9
посмотрим, как представленные на рис. И обобщенные данные
соотносятся с конкретными индивидуальными классификациями. В ин-
дивидуальных классификациях мы можем встретить такие классы, как:
— "ананасы, бананы, манго" (АБМ) +(гранаты)*(маслины)*("цит-
русовые") — и. N 30; виноград алыча
— (АБМ) + (гранаты) + "инжир, финики" (ИФ) — и. N 43;
— (АБМ) + ("цитрусовые") + (ИФ +хурма) — и. N 9;
— (АБМ) + (маслины) + (ИФ +хурма + айва) — и. N 27; кизил
— (АБМ) + (гранаты) + (ИФ + хурма + "абрикосы, персики') — и. N 23;
— (АБМ) + (гранаты) + (маслины) + (ИФ + хурма + айва + алыча + "аб- Рис И
рикосы, персики"* виноград) — и. N 21.
В скобки здесь заключены независимые друг от друга фрагменты "(АБМ) + (ИФ + алыча+виноград)" маловероятно; в него обязательно
классов. Если фрагменты помещены в разные скобки, то они могли либо должны были бы войти хурма и айва.
включаться в состав данного класса, либо не включаться в него Рис. 11 представляет собой попытку совместить обобщенные
(на рис. 11 им соответствуют линии, идущие вниз непосредственно представления ии. об "экзотичности" на множестве данных слов и
из группы "ананасы, бананы, манго"). При этом классы большей структурные характеристики индивидуальных классификаций. Однако
мощности устроены вполне определенным образом: расширение состава и при таком уровне анализа мы теряем весьма существенную часть
класса происходит по цепочке, идущей на рис. 11 от пары "инжир, информации об индивидуальных классификациях. Сама структура
финики". Существенным в изображенной структуре является то, что индивидуальной классификации, отражающая способ мышления одного
связность этой цепочки не нарушается: так, появление класса типа
107
106
 носителя языка, может быть с достаточной полнотой проанализи-
рована лишь при рассмотрении ее в отдельности, как целое, без
усреднения и обобщения. (Следует отметить, тем не менее, что
усредненную картину при этом необходимо построить как базу для
сравнения, с которой соотносится индивидуальная классификация).
Мы выбрали для анализа S ии. — тех, кто выделил в отдель-

и
о
ный класс устойчивую группу "собственно экзотических" фруктов.
о.
С
В нашу задачу входило выяснение того, как эти ии. классифици-
ровали слова, обозначающие прочие "южные" фрукты. Каким способом
членится это множество у тех ии., которые не ограничиваются
образованием крупного класса "южные фрукты", а разбивают его
и на более мелкие? Результаты анализа представлены в табл. 8.

ш и*
в}
к
л а" г- Мы видим, что выбранные нами ии. образовали на множестве
51s
~ ^ w
s "южных фруктов" 3—4 класса (не считая единичных). На примере
этих классов можно непосредственно наблюдать сходства и раз-
личия в составе классов, их именовании и соотношении "номи-
й 1 i-g
Е £
и» i
. О П -в- И
2

x °a
>•§
s ю в
нация класса — состав класса". Все ии., помимо класса "экзотические
фрукты", выделили класс "цитрусовые"; в этих случаях совпадают как
номинации классов, так и их состав (с незначительными откло-
SE о
нениями). Отношение "номинация класса — состав класса" здесь

i о.
g S
1 §"1"?
S » g S 5 \
I жестко зафиксировано. Если же рассмотреть другие два класса,
выделенные этими ии. на том же множестве, то картина будет
несколько иной. Здесь схожие по составу классы сопровождаются
1 3 I gx разными номинациями, а похожие номинации и объяснения даются для
Ml Hi I разных (по составу) классов:

II
"среднеазиатские" (и № 40)

з е к г s• {гранаты, хурма, айва, абрикосы, персики)'

"растущие на деревьях" (и № 14, ср те же
имена применительно к несколько
иному разбиению у и № 5)

(пш <йфщзй "Приторно-сладкие \и № 1) (инжир, финики) (и № 14)

етнзьиина гн f I ».V и л igoira "употребляемые в сушеном виде"- -»• (инжир, виноград, кизил) (и № 40)
If си SUUAJJ вваиьцихэл)
Рассмотрим далее каждую из выделенных нами индивидуальных
классификаций отдельно с точки зрения последовательности выбора
оснований, привлекаемых для образования классов. С этой целью
для каждого класса определим тот общий принцип, по которому
данный класс был образован. Мы получим следующие совокупности
оснований:
( J - J ) BuuAdi '<> irgej. аживд. WD и N 1. "вкус" — "вкус и внеш-
"регион произраста- "категориальное —
(>—£ си euuXdj вваиьйохэл) Н1ялс1ф
них" (экзотлесгае) имя" (цитрусовые) ний вид"
ХИЯ(1ВЖ Н
B.N5: Тоже То; "регион проаэ- "высота от

и N40: "регион проаэ- "способ упот-

растания" ребления"
 Можно видеть, что ии., образуя на множестве порядка 20 слов
3—4 класса, привлекают для объяснения от 2 до*4 содержательно
разных обоснований; крайним примером является здесь и. N 14, у кото-
рого каждый из классов образован по содержательно иному принципу.
Таким образом, мы еще раз убеждаемся на конкретном материале,
что разноплановость выбираемых оснований является регулярным
феноменом при решении задачи классификации слов (см. выше,
раздел. 2.1); классификация же на базе единого основания пред-
ставляет собой редко наблюдаемое исключение.
1
Исключение составляет малоизвестная (если не вовсе неизвестная) работа Э. Шипстон
[Shipstone 1960], где приведен полностью протокол одного из ее классификационных
экспериментов. Подробно об этом исследовании см.: [Фрумкина 1988]
^Описание такого типа классификационного поведения и примеры см.: [Фрумкина
1984, 89-90].
'Выделение устойчивых групп производилось по чисто количественным признакам
(учитывалось только число ии., у которых данные слова не разбивались).
4
О термине "категория" см. часть I, гл. 4. В данном случае существенно, что
класс "Орехи" образуют и те ии., которые во всей классифицируемой группе выделяют
всего 4—5 крупных "категориальных" классов (типа "овощи", "фрукты", "ягоды")
'Такая интерпретация носит, разумеется, лишь гипотетический характер; мы не имеем
возможности дать доказательный ответ на вопрос о том, что для сознания носителя
языка является первичным: имя класса или его состав? Что конкретно происходит при
решении задачи классификации: под общеупотребительное имя подбираются пред-
ставители соответствующего класса или же для уже сформированного класса под-
бирается номинация? Наличие "размытых" классов свидетельствует в пользу второго
варианта; однако в случае "цитрусовых" преобладают все же классы, соответствующие
по составу своему общеупотребительному имени; тем самым, однозначного ответа
на данный вопрос нет.
'Вообще говоря, аналогичное указание содержит, по сути, и имя "корнеплоды".
Глава 3
ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОЕ ТОЛКОВАНИЕ СЛОВА
В СВЕТЕ КЛАССИФИКАЦИОННЫХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ
1. Постановка задачи
Выше, гл. 2, мы описали особенности представлений наивных
носителей языка о смыслах трех тематических групп слов, основы-
ваясь на данных самоотчетов ии. С учетом того, что в разные
экспериментах (включая описанные выше) нами было обследовано
400 лиц разного возраста и профессий, мы полагаем, что наша вы-
борка достаточно репрезентативна, чтобы по ней можно было
судить о языковом сознании определенного слоя носителей русского
языка — взрослых образованных городских жителей.
Нам представлялось интересным сравнить полученные нами резуль-
таты с другим источником данных о смыслах, также отражающим
(по крайней мере, в замысле) содержание наивного языкового созна-
ния. Мы имеем в виду материалы словарных толкований Словаря
русского языка СИ. Ожегова [Ожегов 1981, далее — СО].
110
Что дает нам основания предполагать, что СО может служить
моделью именно наивного языкового сознания? Ведь словарное тол-
кование — продукт сложной рефлексивной деятельности лексикографа
(ср. [Фрумкина 1979], а также обсуждение в гл. 3, ч. 1). СО по
структуре и назначению соответствует тому типу словаря, который
Щерба определял как нормативный словарь, противопоставляя послед-
ний словарю-справочнику. О нормативном словаре Щерба писал:
"В основе словарей первого рода лежит единое реальное языковое
сознание определенного человеческого коллектива в определенный
момент времени" [Щерба 1974, 266].
В противоположность этому, словарь-справочник, согласно клас-
сификации Щербы, не отражает никакой единой лексической системы.
В основе такого словаря не лежит никакое единое языковое соз-
нание; слова, в нем собранные, принадлежат разным языковым кол-
лективам и разным эпохам. Примером словаря-справочника Л.В. Щерба
считает словарь Даля. "Толковый словарь современного русского
языка под редакцией Д.Н. Ушакова" [Ушаков 1935—1940], согласно
Щербе, "является более или менее компромиссным словарем", т.е. за-
нимает промежуточное место между словарем нормативным и словарем-
справочником. К нормативному словарю обращаются для самопро-
верки, а иногда и для нахождения нужного в данном контексте
слова, т.е. с целью уточнить смысл слова, в общих чертах из-
вестного [Щерба 1974, 266]. СИ. Ожегов в начале работы над
первым вариантом своего словаря мыслил его как сокращенный
вариант Ушакова. Уже в процессе работы СИ. Ожегов пришел
к выводу о необходимости акцентировать именно нормативную сторону
словаря [СО, 9]. По мнению СИ. Ожегова, усиление норматив-
ности означало, что словарь нового типа должен, с одной стороны, лучше
отражать реальную жизнь языка, а с другой — влиять на эту
жизнь [Ожегов 1952]. К сожалению, как и сам СИ. Ожегов, так
и Н.Ю. Шведова, существенно переработавшая СО для девятого
его издания (оно было первым дополненным изданием, вышедшим
после смерти СИ. Ожегова), практически не комментирует принципы
составления толкований в СО.
Н.Ю. Шведова пишет: "Изменяя толкование, редактор старался
сохранить свойственный словарю простой и лаконичный стиль.
В большинстве случаев изменение толкования диктовалось не требо-
ванием более ясной и точной формулировки, а теми изменениями,
которые произошли в самом слове..." [СО, 7]. Далее Н.Ю. Шведова
объясняет, почему при переработке СО не проводилась унифика-
ция толкований слов, принадлежащих к одним и тем же грамма-
тическим или семантическим категориям. По словам Н.Ю. Шведо-
вой, "осуществление такой унификации означало бы создание совер-
шенно нового текста словаря, в значительной степени — словаря
другого типа" [Там же, 8]. Под словарем другого типа Н.Ю. Шве-
дова, видимо, имеет в виду словарь "компромиссного типа", что
действительно ликвидировало бы основной авторский замысел.
Итак, если судить по приведенным выше высказываниям авторов
СО, то у нас есть основания считать, что по замыслу этот сло-
111
варь должен отражать языковое сознание наивных носителей русского
языка. Наши экспериментальные данные позволяют выяснить, в какой
мере этот замысел реализован (на материале групп изученных нами
слов). Чем мы для этого располагаем? Во-первых, это усреднен-
ные данные классификационных экспериментов, отраженные в графах
Сев. Во-вторых, это самоотчеты ии., отражающие представления наив-
ных носителей языка о смыслах групп слов. Эти два типа данных,
полученные в экспериментах, можно сравнить с толкованиями СО с
целью выяснить, наблюдается ли между ними общность, и если
да, то в чем она состоит.
Отметим при этом, что такая постановка задачи содержит двоя-
кого рода трудности:
1) В наших экспериментах как самоотчеты, так и усредненные
классы позволяют судить не о смыслах слов как таковых, а об
отношениях сходства между смыслами. Словарь вне всяких срав-
нений толкует именно отдельное слово, и в прямом виде информа-
ция о том, похоже ли оно по смыслу на другое (другие), в слова-
ре не содержится;
2) Как самоотчеты, так и усредненные классы дают информацию
о группах слов. Словарь же в каждом толковании дает информа-
цию о семантике одного слова. Сравнение экспериментальных данных
с лексикографическими является, таким образом, особой проблемой.
Итак, наша цель — проследить, как отражаются в СО пред-
ставления о сходстве смыслов слов конкретной лексики, сущест-
вующие в наивном языковом сознании. Мы проделаем это на материале
двух исследовавшихся ТГ: "Посуда" и "Еда". О том, какие слова
носителям языка преставляются сходными по смыслу, мы будем
судить по усредненным данным эксперимента. Почему те или иные слова,
часто помещавшиеся в один класс, представляются говорящему сход-
ными по смыслу, мы попытаемся понять из анализа индивидуаль-
ных самоотчетов ии. (см. ниже). О том же, как извлечь информа-
цию о сходстве смыслов слов из словарных толкований, мы скажем в
следующем разделе.
2. Как описать структуру словарных толкований?
Будем исходить из того, что в текстах словарных толкований
в скрытом виде тоже содержится некоторая информация, позволяющая
путем сравнения текстов толкований получить данные о сходстве/
несходстве толкуемых слов. Чтобы извлечь из толкований эту
информацию, необходимо уметь сравнивать сами толкования. Значит,
необходим некоторый "метаязык" описания толкований, в терминах
которого мы будем говорить о сходствах и различиях между смыс-
лами толкуемых слов в трактовке СО.
Согласно традиционному взгляду на структуру толкования имени
существительного, оно должно включать в качестве обязательных
компонентов указание на род (родовое имя) и видовое отличие;
прочие компоненты зависят от типа словаря и от того, какое
слово толкуется. Мы попытались несколько развить эти представ-
112
ления, чтобы толкования СО можно было представить в форме,
удобной для нашей задачи. С этой целью мы предположили, что
толкования слов определенной тематической группы можно считать
вариантом реализации общей схемы семантической информации. Дей-
ствительно, при изучении толкований СО, относящихся к словам
из ТГ "Посуда" и "Еда" обнаруживается, что в них содержится
семантическая информация только нескольких определенных видов,
а не бесконечно разнообразная. Так, для группы "Посуда" это инфор-
мация шести видов: 1) родовое имя, 2) бытовая функция (назначение)
обозначаемого словом предмета, 3) форма, 4) размер, 5) материал,
из которого предмет изготовлен, и 6) вес. В любом толковании
содержится информация, которую интуитивно можно отнести к одному
из этих видов. При этом в толковании отдельного слова может
содержаться не вся возможная информация, а чаще всего только
некоторые из перечисленных ее видов. Это мы и понимаем под реали-
зацией (полной или частичной) единой схемы семантической информа-
ции в толковании любого отдельно взятого слова.
Приведем примеры. "Блюдо — большая, глубокая тарелка, круглая
или продолговатая, для подачи кушанья". Здесь большая содержит
информацию о размере: глубокая, круглая или продолговатая —
о форме; для подачи кушанья — о функции; тарелка — родовое
имя. "Противень — железный лист с загнутыми краями для жарения,
печения". Железный — материал; лист с загнутыми краями — форма,
для жарения, печения — функция.
Как видно из второго примера, родовое имя в толковании может
отсутствовать. В этих случаях позицию синтаксически главного слова
толкования, которую обычно занимает родовое имя, чаще всего
занимает слово, содержащее информацию о форме предмета, обоз-
начаемого толкуемым словом.
Итак, единую схему семантической информации, реализуемую
в толкованиях группы "Посуда", можно изобразить так:
X - | Родовое имя Функция Форма Размер Материал Вес
Здесь X — толкуемое слово, а каждый прямоугольник ("место")
соответствует одному из тех видов информации, которые могут
содержаться в толковании. Порядок появления фрагментов тол-
кования, соответствующих каждому виду информации, т.е. их линейное
расположение друг относительно друга, может быть разным (то, которое
использовано в нашей схеме, отражает относительную частоту встре-
чаемости каждого вида информации в толкованиях слов данной
группы). Различной, как уже отмечалось, может быть и степень
заполненности мест в каждом конкретном случае: фрагменты, соот-
ветствующие некоторым местам, могут отсутствовать. Очевидно, на
линейный порядок и на полноту заполнения этой схемы наложены
определенные ограничения: так, фрагмент толкования, содержащий
информацию о функции, не может быть первым, а число запол-
ненных в толковании мест схемы должно быть не менее двух.
Для наших целей эти обстоятельства не существенны.
113
 Аналогичным образом устроены толкования слов группы "Еда"
с той разницей, что информация, содержащаяся в них, бывает
восьми видов: 1) родовое имя, 2) способ изготовления кушанья,
обозначаемого толкуемым словом, 3) исходный продукт, из которого
приготовляется кушанье, 4) его форма, 5) размер, 6) функция,
7) информация о том, с чем или в чем подается кушанье
(мы дали этому фрагменту условное название "приправы") и 8) спе-
цификация родового имени (указание на вкус, консистенцию и т.п.).
Схема выглядит так:
X- Родовое имя Исходный продукт Способ изготовления
Спецификации родового имени "Приправы" Форма
Функция
Примеры: "Безе — легкое пирожное из взбитых яичных белков"
Здесь легкое — спецификация родового имени пирожное; фраг-
мент из яичных белков содержит информацию об исходном про-
дукте: а взбитых — о способе его приготовления. "Беляши —
маленькие круглые пирожки в виде расстегаев". Маленькие — раз-
мер; круглые — форма; "пирожки" и "в виде расстегаев" — соот-
ветственно "дальнее" и "ближнее" родовые имена (из этого при-
мера видно, что в пределах одного толкования родовых имен может
быть два; другие примеры см. ниже).
"Бутерброд — ломтик хлеба с маслом, с сыром, с колбасой".
Здесь ломтик — форма; хлеба — исходный продукт; с маслом,
с сыром, с колбасой — информация о том, с чем едят кушанье
из исходного продукта — хлеба. Из этого примера видно, что,
как и в толкованиях слов группы "Посуда", родовое имя может
отсутствовать в толковании слова. Его синтаксическую позицию за-
нимает слово, содержащее информацию о форме.
Попытаемся теперь ввести более четкий аналог содержательного
понятия "вид информации", которым можно было бы оперировать,
описывая структуру толкований. Это можно сделать, опираясь на
преобладающие способы поверхностно-синтаксического оформленил
разных фрагментов схемы. Дело в том, что информация каждого
вида на поверхностно-синтаксическом уровне выражается не сколь угодно
разнообразно, а с помощью небольшого числа конструкций. Факти-
чески для каждого вида информации множество соответствующих ему
синтаксических конструкций можно задать списком.
Принципиальным здесь является тот факт, что в толкованиях
используется конечное множество синтаксических конструкций, которое
мы можем разбить на непересекающиеся подмножества так, что каждое
подмножество используется для передачи одного определенного вида
семантической информации. Назовем элементарным блоком (далее —
ЭБ) фрагмент толкования, содержащий информацию одного опреде-
114
ленного вида, если на поверхностно-синтаксическом уровне эта ин-
формация выражается с помощью одной из конструкций, входящих
в подобное подмножество. Ограниченность числа синтаксических кон-
струкций, используемых в толкованиях, позволяет проверить утвержде-
ние о том, что определенному виду семантической информации соот-
ветствует определенное множество синтаксических конструкций, что
и делает понятие ЭБ четким.
Можно возразить, что в пределах выбранных лексических групп
утверждение о конечности множества используемых синтаксических
конструкций бессодержательно: оно автоматически верно в силу
ограниченного числа рассматриваемых толкований. Это так, но дело
в том, что для каждого из выделенных видов информации исполь-
зуемые для его выражения синтаксические конструкции обнаружи-
Размер вают явную повторяемость, а это позволяет ожидать примерно той же
картины при расширении групп за счет новых слов, а также и при
анализе слов других тематических групп КС.
Таким образом, для того, чтобы доказать корректность понятия
ЭБ и его пригодность для наших целей, нужно представить тол-
кования обеих групп разложенными на ЭБ. Далее надо описать
соответствия между видом семантической информации и синтакси-
ческими конструкциями, при помощи которых упомянутая инфор-
мация передается. Таблицы, отражающие разложение на ЭБ толко-
ваний всех групп слов "Посуда" и "Еда", слишком громоздки,
и поэтому мы приводим только некоторые примеры из них —
см. табл. 9—10. Соответствие "вид информации" — синтаксические
конструкции", т.е. типы ЭБ, описываются ниже.
С и н т а к с и ч е с к и е типы ЭБ в группе "Посуда"
Э Б в и д а 1 ( Р о д о в о е имя):
1. Синтаксически главное слово (им. пад. ед. ч.) первого пред-
ложения толкования1. "Котелок — маленький к о т е л с о с у д для
варки пищи, для еды из него", где к о т е л и с о с у д — ЭБ вида 1.
(Далее слова, являющиеся ЭБ, выделены разрядкой).
2. Словосочетания типа "род X", где X — существительное в
род. пад. ед. ч.: "Салатница — специальная посуда — род ши-
рокой ч а ш к и для салата".
3. Словосочетания "в виде X", где X — существительное в
род. пад. ед. ч„ являющееся названием посуды: "Бокал — посуда
для вина в виде большой рюмки".
4. Словосочетания кухонная посуда, столовая посуда, посуда, по-
1
даваемая к столу, и специальная посуда . "Дуршлаг — к у х о н н а я
посуда в виде металлического решета с ручкой для отцежи-
вания чего-нибудь, варившегося в воде"; "Масленка — с т о л о -
в а я п о с у д а для сливочного масла".
Как видно из толкования слова котелок, иногда родовых имен
бывает два: "ближнее" и "дальнее" (котел и с о с у д соот-
ветственно). В этом случае в таблице при дальнем родовом имени
стоит цифра 1, при ближнем — 2. Кроме того, встречаются та-
кие толкования, где два значения одного слова объединены в одном
толковании, в силу чего через дизъюнкцию даны два родовых имени
115
Таблица 9
Структура толкований слов гр}ппы "Посуда"

4. ЭБ "Функция" 5. ЭБ "Материал' 6. ЭБ "Вес"

Слово 1 ЭБ "Родовое 2 ЭБ "Форма" 3. ЭБ "Размер"

Блюдо глубокая, круг- большая для подачи

тарелка
лая или про- кушанья
долговатая

в котором толкут металличес-

Ступка сосуд
что-нибудь пестом кий или
деревянный

Вертел прут
над огнем

1 сосуд -чик для молока

Молочник
2 кувшинчик

ципиндрический, служащий для стеклянный

Стакан сосуд
без ручки питья

лист с загнуты- для переноски металличес-

Поднос кий
ми краями посуды, подачи
еды

Банка сосуд цилиндрический

приспособление в виде ручки с для еды

Вилка
несколькими
зубьями

Штопор винтовой для откупоривания

стержень бутылок

Таблица 10
Структура толкований слов группы "Еда"

Слово I ЭН "Родо- 2 ЭБ "Исход- 3 Специфика- 4 ЭБ "Способ 5 ЭБ "Размер" б. ЭБ "Форма" 7. ЭБ "При- 8. ЭБ "Функ-

вое имя" ный продукт" ции родово- приготовле- права" ция"
го имени ния

Подливка приправа жидкая которой

поливают
кушанье
Пирожное кондитерское из сладкого Неболь- с начин-
изделие сдобного теста шого кой, с
размера кремом
Тефтели кушанье из мясного сваренного в виде
фарша шариков
Глинтвейн напиток из красного горячий с сахаром
вина и прянос-
тями
Блин лепешка из жидкого тонкая испеченная круглая
теста на сковороде
Вареник пирожок ич творога, вареный маленький с начинкой
из ягод
"одного уровня" — по одному для каждого значения. Например:
"Лафитник — большая стопка или рюмка удлиненной
3
формы" . В таких случаях в таблице оба родовых имени указы-
ваются без номеров, через запятую.
ЭБ вида 2 (Форма):
1. Прилагательные мелкий, глубокий, цилиндрический, круглый
и т.п., обозначающие форму и синтаксически согласованные с ро-
довым именем: "Банка — ц и л и н д р и ч е с к и й сосуд".
2. Словосочетания, в которых синтаксически главным является
слово форма в род. пад. ед. ч. {формы) или в вин. пад. ед.ч.
с предлогом "в" (в форме): "Бидон — жестяной сосуд цилиядри-
ч е с к о й ф о р м ы с крышкой".
3. Словосочетания, включающие существительные бока, конец, края,
горло, крышка, ручка, ножка, носик, дно, отверстия, зубья в ка-
честве синтаксически главных. (Примечание: В словосочетаниях вида
"предлог + существительное в косвенном падеже" синтаксически глав-
ным будем считать существительное). "Сотейник — сковородка
с п р я м ы м и боками".
4. Словосочетания "в виде X", где X — существительное в вин.
пад. ед.ч., не являющееся названием посуды: "Терка — хозяйствен-
ное приспособление в виде металлической пластинки с Как и в группе "Посуда", в одном толковании может быть два
проколотыми мелкими отверстиями для размельчения, растирания
чего-нибудь".
5. Синтаксически главное слово первого предложения толкования,
в им. пад. ед.ч., не являющееся названием посуды: "Вертел — прут
для жарения над огнем".
Как видно из табл. 9, в толковании может быть несколько ЭБ
"Форма1", а не один.
ЭБ в и д а 3 (Размер):
1. Слова большой, небольшой, маленький, синтаксически согласо-
ванные с родовым именем в им. пад. ед.ч. "Щипчики — м а л е н ь к и е
щипцы".
2. Уменьшительный суффикс родового имени (в этом случае
блоком считается суффикс, но в таблице написано родовое имя
целиком). "Молочник — сосуд, кувшинчик для молока".
ЭБ вида 4 (Функция):
1. Словосочетания вида "для X", где X — отглагольное суще-
ствительное в род. пад. ед.ч. (с зависимыми словами, если они есть,
и если они не удовлетворяют требованиям к ЭБ других видов),
обозначающие некоторое действие. "Миска — посуда для еды в
виде широкой чашки".
2. Словосочетания вида "для X", где X — существительное,
являющееся названием продукта. Такие словосочетания синонимичны
словосочетаниям вида "для хранения X", поэтому их естественно
относить к ЭБ "Функция": "Сахарница — посуда для сахара".
3. Словосочетания вида "с которым, на который и т.п. + гла-
гол + слова, синтаксичеси зависимые от глагола", где глагол в 3 ли-
це неопределенно-личной формы. Пример: "Блюдце — тарелочка с
118
приподнятыми краями, на к о т о р у ю с т а в я т чашку или
стакан".
ЭБ вида 5 (Материал):
1. Прилагательные стеклянный, жестяной, металлический и т.п.,
синтаксически согласованные с родовым именем. "Кастрюля —
м е т а л л и ч е с к а я посуда для варки пищи". Видимо, могут быть
употреблены и синонимичные им словосочетания "из X", где X —
существительное, обозначающее материал (из стекла, из железа и т.п.),
но в рассмотренных толкованиях они не встретились.
ЭБ вида 6 (Вес):
Нам встретилось только прилагательное тяжелый в им. пад. ед.ч.
в толкованиях слов ступка и пестик.
С и н т а к с и ч е с к и е типы ЭБ в г р у п п е "Еда"
ЭБ в и д а 1 ( Р о д о в о е имя):
1. Синтаксически главное слово толкования в им. пад. ед.ч.
2. Словосочетания вида "в виде X", где X — существитель-
ное в вин. пад. ед.ч., являющееся названием кушанья.
3. Словосочетания вида "сорт X", и "род X", где X — суще-
ствительное в род. пад. ед.ч., являющееся названием кушанья.
родовых имени: "дальнее" и "ближнее": "Джем — в а р е н ь е в виде
густого желе из фруктов или ягод", где "варенье" — ЭБ ви-
да 1 — "дальнее" родовое имя, "в виде желе" — ЭБ вида 1, 2, ука-
зывающий на "ближнее" родовое имя. Родовое имя может отсут-
ствовать в толковании: слова "ломтик", "шарик" и т.п. мы отно-
сим к ЭБ вида 4 (Форма). "Гренки — поджаренные ломтики
хлеба, обычно белого". В этом толковании родовое имя отсутствует,
а его синтаксическую позицию занимает ЭБ "Форма" — "ломтики"
(ср. также выше толкование слова вертел).
ЭБ в и д а 2 ( И н ф о р м а ц и я о б и с х о д н о м п р о д у к т е ) :
1. Словосочетания "из X", где X — существительное в род. пад.
ед.ч., обозначающее продукт питания (зависимые от X слова, если
они не удовлетворяют требованиям к ЭБ других видов, также вхо-
дят в состав ЭБ вида 2): "Безе — легкое пирожное из взби-
тых яичных белков"; "Пирожное — кондитерское изделие
небольшого размера из с л а д к о г о с д о б н о г о теста".
2. Синтаксически главное слово толкования — существительное
в им. пад., занимающее синтаксическую позицию родового имени,
но являющееся названием не кушанья, а продукта: "Варенье — я г о д ы
или плоды, сваренные на сахаре, патоке".
ЭБ вида 3 ( С п е ц и ф и к а ц и и р о д о в о г о имени):
Сюда мы относим слова, синтаксически зависимые от ЭБ вида 1,
т.е. от родовых имен и их эквивалентов, в случае, если они не
удовлетворяют требованиям к ЭБ других видов. "Глинтвейн — го-
рячий напиток из красного вина с сахаром, пряностями".
ЭБ вида 4 ( И н ф о р м а ц и я о с п о с о б е п р и г о т о в л е н и я ) :
К ЭБ вида 4 мы относим атрибутивы, указывающие на то, ка-
кой обработке подвергнут исходный продукт, вместе с зависимыми
119

от них словами: "Плов — восточное кушанье из в а р е н о г о риса
с кусочками мяса и пряностями"; "Винегрет — кушанье из м е л к о
нарезанных овощей, мяса, рыбы, яиц, с соусом, с маслом";
"Безе — легкое пирожное из в з б и т ы х яичных белков".
ЭБ в и д а 5 (Размер):
Нам встретились слова маленький, мелкий, короткий, небольшой,
словосочетание небольшого размера: "Беляши — - маленькие круглые
пирожки в виде расстегаев".
ЭБ вида 6 (Форма):
1. Прилагательные "формы": круглый, овальный и т.п.
2. Словосочетания со словами поверхность, края, верх и т.п. в
качестве синтаксически управляющих. "Ватрушка — лепешка с заг-
нутыми краями и творожным верхом" (с творожным
верхом относим к ЭБ вида 7 (см. ниже "Приправы", "с чем",
"в чем"), так как здесь присутствует указание на состав кушанья).
3. Словосочетания вида "в виде X", где X — существительное,
не являющееся названием продукта или кушанья (см. ЭБ 1 и 2):
"Тефтели — кушанье из мясного фарша в в и д е шариков".
4. Словосочетания вида "с X", где X не является словом или
словосочетанием, указывающим на состав кушанья (т.е. не ЭБ вида
7 — см. ниже).
5. Словосочетания со словами ломтик, кусочек, кусок в различных
падежах в качестве синтаксически управляющих. "Бутерброд —
л о м т и к хлеба с сыром, с маслом, с колбасой".
ЭБ вида 7: "Приправы" — "с чем", "в чем". ЭБ вида 7 могут
быть следующих типов:
1. Словосочетания вида "с X", где X — слово или словосо-
четание, обозначающее продукт. "Повидло — сладкая масса из про-
тертых плодов, сваренных с с а х а р о м или патокой".
2. Словосочетания вида "в X", где X может быть таким же,
как в (1). "Голубцы — кушанье из фарша, тушенного в капуст-
ных листьях".
ЭБ вида 8 (Функция): ЭБ вида 8 могут быть следующих
типов:
1. Словосочетания тех же типов, что и в группе "Посуда", см. выше.
"Подливка — жидкая приправа, к о т о р о й п о л и в а ю т кушанье".
2. Словосочетания вида "к X", где X — существительное в дат. пад.
"Соус — жидкая приправа, подливка к кушанью".
3. Сравнение словарных и экспериментальных данных
Введя понятие ЭБ, мы получили возможность расчленить тол-
кования на фрагменты, сопоставимые по их семантике и синтаксису.
Это позволяет нам сделать следующий шаг: сравнить множество
словарных толкований, переписанных в виде комбинаций ЭБ, и усред-
ненные данные эксперимента.
Эта идея может на первый взгляд показаться неестественной:
ведь толкование описывает не класс, а одно слово, а данные само-
отчетов, в том числе и усредненные, описывают классы, со-
120
держащие данное слово. Однако, если сравнить толкование отдель-
ного слова и описания всех классов индивидуальных классификаций,
в которые слово попадало у различных ни., то между ними обнаружится
известное сходство. В качестве примера ниже даны словарные тол-
кования слов банка и шумовка и самоотчеты, описывающие все
классы индивидуальных разбиений, куда попадали эти слова. Части
самоотчетов, которые мы считаем квазисинонимичными какой-либо
части толкования, подчеркнуты; точка с запятой разделяет самоотче-
ты разных ии.
Т о л к о в а н и е СО: "Банка —цилиндрический сосуд".
Индивидуальные описания классов, содержащих
с л о в о банка: универсальный предмет: абстрактные вместилища; по-
суда для хранения пищи; в чем долго хранят жидкости; общие
сосуды, содержащие что-либо; емкости для текучих материалов; глу-
бокая посуда; в чем находятся жидкости (обычно неспиртное); посу-
да для хранения еды, откуда не едят; предметы, в которые можно
налить воду; принадлежности деревенского быта; в чем хранят жид-
кости; недифференцированное хранение жидкостей; для питья; в чем
можно держать сыпучее и жидкое; то, в чем держат жидкости
(не супы); то, что действительно нужно в хозяйстве; емкости для
хранения воды (из чего не потребляют); "во что"; то, что на кухне;
емкости, которые в основе имеют нечто цилиндрическое, нет крышки,
ручек — не более, чем одна.
Толкование СО: "Шумовка — большая ложка с частыми
отверстиями для снятия накипи с супа, для вынимания мяса из су-
па и т.п."
Индивидуальные описания классов, содержащих
с л о в о шумовка: то, что на кухне; кухонные инструменты; то, что
действительно нужно в хозяйстве; кухонная утварь непонятного наз-
начения — для очень хорошей хозяйки; с помощью чего готовят;
инструменты; ложкообразные предметы; с помощью чего готовят
и потребляют; предметы с дырочками; инструменты для приготов-
ления пищи; ложки и вилки; приспособления для готовки пищи;
ложки, вилки, ножи и щипчики; все, что нужно для подготовки
еды; вспомогательные приспособления для приготовления пищи; орудия
для приготовления пищи: при помощи чего готовят; всякая нужная и
удобная мелочь.
Из примеров видно, что хотя толкование одного слова мы срав-
ниваем с описанием классов, в принципе толкования и самоотчеты —
соотносимые вещи. Существенно, однако, чтобы интересующая нас
информация не "улетучилась" при усреднении самоотчетов. Можно
предложить следующий способ сравнения словарных и эксперименталь-
ных данных. Возьмем некоторую группу регулярно помещавшихся
ии. вместо слов (усредненный класс4); для краткости ниже мы огра-
ничимся словами ТГ "Посуда". Выпишем из СО толкования всех
слов усредненного класса. Представим каждое толкование в виде
последовательности ЭБ в соответствии с изложенными выше методами
анализа. Сопоставив эти последовательности, выделим в них ЭБ, повто-
ряющиеся не менее двух раз ("порог" выбран эмпирически). Тексты,
121
соответствующие этим повторяющимся ЭБ, мы и будем считать Таблица 11
словарным описанием усредненного класса.
Таким образом, словарные описания, относящиеся к усредненным Усредненный класс ЭБ, встретившиеся в тол- Индивидуальные описания классов,
классам, будут сравниваться с самоотчетами, относящимися к инди- кованиях слов класса бо- пересекающихся с усредненным не
видуальным классам. лее одного раза менее, чем по половине каждого
класса
Однако классы индивидуальных классификаций не совпадают в точ-
ности по составу с усредненными классами. Поэтому мы будем искать 1 2 3
некое компромиссное решение, а именно: учтем индивидуальные опи-
сания не всех классов, а лишь тех, которые пересекаются с рас-
ступка, толкушка, скалка, тяжелый; деревянный; Предметы для обработки битьем;
сматриваемым усредненным классом не менее, чем по половине слов. сбивалка, пестик в котором толкут/для предметы, связанные с раскатыва-
Так мы уменьшим "идиосинкратичность" индивидуальных самоотче- толчения нием теста, битьем; деревянные
тов. +(2) предметы.
Результаты анализа отражает табл. 11. В графе 1 — слова, кофейник, чайник сосуд для варки/заварки Во что помещают еду для всех;
входящие в усредненные классы, в графе 2 — ЭБ, встречающиеся в чем находится кофе, чай, молоко;
в толкованиях слов выписанного слева класса не менее двух раз, в посуда для термической обработки
жидкостей, "спец. кипячения"; в чем
графе 3 самоотчеты ии., описывающие все те классы индивидуаль- (—) готовят.
ных классификаций, которые пересекаются с данным усредненным шкалик, стопка, лафит- для вина; для питья; для То, что стоит у меня в серванте
классом не менее, чем по половине входящих в оба класса слов. ник, бокал, штоф, рюмка, пнтья вина; сосуд; боль- на третьей полке; то, что ассоци-
Мы будем сравнивать словарные и "наивные" (т.е. предложенные ии.) стакан, фужер шая рюмка/в виде боль- ируется с выпивкой; из чего пьют
описания усредненных экспериментальных классов, т.е. графы 2 и 3 шой рюмки вино; то, из чего пьют напитки;
приспособления для питья; предме-
таблицы. ты, связанные с выпиванием, питьем
Приемлемым, хотя и несовершенным, способом сравнения представ- спиртных напитков; в чем обычно
ляется следующий. Мы будем судить о мере сходства между сло- +(3) находится спиртное; из чего потреб-
варным и индивидуальными описаниями усредненного класса но тому, ляют алкогольные напитки; посуда
для жидкостей, из которой пьют;
для скольких ЭБ, входящих в словарное описание, есть квазисино-
для напитков; из чего пьют (2 раза).
нимичные индивидуальные описания того же класса. В соответствии
дуршлаг, решето, сито, с отверстиями; для про- Дырявые предметы; предметы,
с этим при отсутствии квазисинонимичных индивидуальных описаний сквозь которые может протекать
терка, шумовка сеивания; в виде метал-
для всех ЭБ, входящих в словарное описание, в таблице в графе лической пластинки/ вода; предметы с дырочками; пред-
2 стоит (—). Если такие описания есть, то в графе 2 стоит (+), а листа; для процежива- меты с дырками; то, через что
цифра показывает, для скольких ЭБ нашлись квазисинонимичные ния/ отцеживания можно просеивать.
индивидуальные описания данного усредненного класса. Недостаток 42)
этого способа сравнения состоит в том, что при решении вопроса о блюдо, блюдце, тарелка, круглой формы/ круглая; Из чего едят (в частности, жидкости,
розетка, мяска посуда; тарелка/таре- варенье); из чего ест один человек;
квазисинонимии мы можем опираться только на собственную язы- лочка; с приподнятыми из чего едят (3 раза); круглые,
ковую интуицию. краями плоские, большие предметы; плос-
Из табл. 11 видно, что между словарными и экспериментальными +
(1) кая длинная посуда.
описаниями усредненных экспериментальных классов существует зна- вилка, ложка, нож приспособление; в виде То, что у меня в серванте в ящике
чительное сходство, интуитивно несомненное. В основном квазисино- ручки/состоящий из лез- лежит; инструменты для употребле-
нимичные самоотчеты мы можем найти для ЭБ "Функция". Кроме вия и ручки ния пищи; ложки и вилки; основа,
самое необходимое; могут быть по-
того, дважды встретились квазисинонимичные самоотчеты для двух ЭБ
"Форма": ЭБ "с отверстиями", входящему в словарное описание усред- 40 лучены деформацией узкой метал-
лической пластинки; при помощи че-
ненного класса {дуршлаг, решето, сито, терка, шумовка}, мы ста- го едят; чем едят (4 раза).
вим в соответствие самоотчеты "дырявые предметы" и "предметы половник, шумовка большой; ложка Ложкообразные предметы; ложки,
с дырками/дырочками"; далее, ЭБ "круглой формы", входящему в вилки.
словарное описание класса {блюдо, блюдце, тарелка, розетка, миска], щипчики, штопор, вертел стержень/в виде двух То, что наносит механическое пов-
частично синонимичен самоотчет "круглые, плоские, большие предметы". стержней реждение тому, к чему применяется;
В самоотчетах мы находим также соответствие некоторым родовым колющие предметы.
именам, входящим в словарное описание. Так, ЭБ "посуда", входящему кувшин, бидон, термос, сосуд; с крышкой; ци- Абстрактные вместилища: почти
в описание класса {блюдо, блюдце, тарелка, розетка, миска], соот- жбан, банка, бутылка линдрической формы/ полностью замкнутое пространство
цилиндрический с одной дыркой; в чем долго хранят
ветствует самоотчет "плоская длинная посуда". ЭБ "приспособление", жидкости, емкости для текучих ма-
122 123
 Таблица 11 (окончание) ции и форме5 (напомним, что мы сравнивали только материалы
по группе слов "Посуда"). Этот факт может объясняться по-разному.
Во-первых, возможно, что в значении слов, обозначающих посуду,
для наивного сознания существенны в первую очередь именно эти
териалов; предметы, в которые мож-
но налить воду; посуда для хранения
компоненты. Во-вторых, можно предположить, что сама процедура
еды, откуда не едят; в чем хранят заставляла ии. фиксироваться именно на тех признаках предметов,
жидкости; недифференцированное которые объединяют их имена, а не различают их. Объединять же
хранение жидкостей; то, в чем дер- слова в пределах такой группы, как "Посуда", естественнее всего
жат жидкости (не супы); емкости
именно по назначению, а не, допустим, по размеру или материалу.
для хранения воды (то, из чего
не потребляют). В заключение вернемся к вопросу о том, в какой мере СО от-
кастрюля, чугунок, гор- сосуд; для варки пищи; То, что ставят в печку, что связано ражает факты наивного языкового сознания. В предисловии к девятому
шок, котелок металлический с избой; всякие кастрюли и сковоро- изданию СО Н.Ю. Шведова так объяснила отсутствие единообразия
ды; приспособления для готовки(не в толкованиях слов предметной лексики, включая те слова, которые
только жидкостей); старое и устарев-
шее; в чем готовят пищу; в чем сравнительно легко объединяются в замкнутые семантические группы:
пищу готовят и можно хранить; "Специальная проверка показала, что строго единообразное толкование
в чем готовят (2 раза). таких слов на основе единой системы признаков не только не всег-
жаровня, противень, железный; с загнутыми Вещи, нужные для варки, готовки; да возможно, но иногда и не нужно: необхо-
сковорода краями; для жарения в чем готовят; посуда для жарки; димая информация часто содержится в иллюстративном речении"
предметы, связанные с жарением; (разр. наша. — Р. Ф.) [СО, 8].
+(1) похожи между собой по форме.
Проблема признакового описания значений уже обсуждалась нами
молочник, крюшонница, сосуд; тарелка; подавае- То, что у меня в серванте на пер-
мый к столу/столовая вой полке; блюда специального наз-
выше; мы к ней еще вернемся в следующей главе. Здесь обратим
компотница, супница,
солонка, селедочница, посуда; для X (где X — начения; всякие мелкие вазочки для внимание на следующее. Даже если отвлечься от информации, содер-
икорница, конфетница, название определенного предметов на столе; не могу опреде- жащейся в иллюстративном речении, признаковое описание не нужно
сухарница, хлебница, продукта или кушанья); лить; дифференцированное хранение прежде всего потому, что для наивного языкового сознания оно
салатница, соусник, специальная посуда нежидкостей; во что раскладывают неестественно. Как мы уже говорили выше, для наивного языкового
перечница, масленка, еду; слова на -ница; в названии
42) предмета содержится то, что в него сознания стакан — это то, из чего пьют (см. часть I, гл. 1,
сахарница
кладут, наливают; посуда для хране- разд. 3), а не стеклянный сосуд в форме цилиндра емкостью около
ния отдельных продуктов; посуда 250 грамм. В научном филологическом словаре, вне зависимости
для приемов, откуда не едят (или от его специфики — будь то словарь типа толково-комбинаторного,
очень редко); предметы ограничен-
ного назначения дня твердых про-
двуязычный словарь синонимов [ср. Англо-русский словарь 1979] и т.п.,
дуктов; посуда для хранения пищи; вопрос о естественности толкования второстепенен — важно,
во что помещают отдельные продук- чтобы сложные значения толковались через более простые, чтобы
ты; без чего можно обойтись. толкования были полными и достаточными, чтобы в них не было
"порочных кругов" и т.д. Толкование в словаре типа СО имеет
совершенно иную аксиологию: будучи плодом усилий рефлектирующего
входящий в описание класса {нож, ложка, вилка), имеет квазисино- лингвиста, оно, тем не менее, адресовано читателю, свободно вла-
нимичным слово "инструменты" из самоотчета "инструменты для упот- деющему языком, но не ученому, а рядовому носителю языка.
ребления пищи". Вообще говоря, можно видеть, что самоотчетов, Автор словаря этого типа решает, по нашему мнению, более слож-
квазисиномичных словарным ЭБ "Родовое имя", существенно боль- ную задачу, чем автор научного словаря (хотя принято считать
ше, чем синонимичных ЭБ "Форма". Однако здесь преимущественно обратное): он должен уловить некое ядро смысла слова, отражаю-
указываются "дальние" родовые имена типа "посуда", "емкости". щее его естественную интерпретацию неискушенным носителем, и дать
Поэтому мы считаем, что квазисинонимия между родовым именем описание, не противоречащее этой целостной интуиции и вместе с тем
из словарного описания классов и соответствующим самоотчетом лаконичное и лингвистически правильное. Эта цель, с нашей точки
менее информативна, чем между ЭБ "Форма" и самоотчетом. зрения, вполне адекватно решается в СО, где вертел толкуется
Таким образом, на вопрос, адекватно ли словарные описания как металлический п р у т определенного назначения, а, допустим,
отражают наивные представления о смыслах, можно ответить скорее противень — как л и с т , также с указанием функции. То обстоя-
утвердительно. Существенно также, что наблюденное нами тельство, что здесь нет указания ни на род, ни на видовое от-
сходство между ними в основном проявляется в информации о функ- личие, не мешает обоим толкованиям быть семантически адекватными
и естественными для восприятия6.
124
125
 Мы полагаем, что близость текстов самоотчетов и толкований
СО, продемонстрированная нами на ограниченном материале, сви-
детельствует о том, что тип толкований СО соответствует целям
данного словаря.
' Кроме слова предмет, т.к. оно может служить гиперонимом для всех слов
не только этой группы, но и других групп слов "конкретной" лексики.
'Заметим, что посуда в пределах толкования слов данной группы употребляется
как синоним посудина, т.е. не имеет смысла собирательности.
3
Важно, что или здесь указывает на строгую дизъюнкцию.
'Методы получения усредненных классов могут быть различными — например,
можно либо не учитывать, либо учитывать появление пересекающихся классов
(ср.: [Фрумкина, Миркин 1986], а также ниже, гл. 4). Для нашего обсуждения,
однако, не существенно, каким именно методом пользоваться.
5
С точки зрения Вежбицкой [Wierzbicha 1985], указание на функцию должно
занимать центральное место при семантическом описании КС — имен артефактов,
а форма — выводиться из функции. В качестве примера дается семантическая
интерпретация смыслов слов stool (табурет, табуретка) и chair (стул). Вежбицка
полагает, что, в противоположность "признаковому" подходу Потье [Pettier 1963], не
следует противопоставлять стул — табурет по наличию/отсутствию спинки. Сле-
дует понять, что стул и табурет имеют разные функции. На табурете сидят
недолго и в определенных ситуациях, предполагающих экономное использование
места. Далее, на табурете сидят в ситуациях, которые предполагают наклон вперед —
таков табурет в баре (кстати, иногда он может иметь спинку), рабочий табурет и т.д.
'Семантически адекватное описание, как явствует из сказанного выше, не может
быть свободным от культурного контекста. Здесь мы разделяем позицию Веж-
бицкой [Wierzbicka 1985], которая считает, что хорошее толкование должно от-
вечать внутреннему языковому чутью говорящих. Для этого желательно использо-
вать в толковании общепонятную лексику, апеллируя к привычным для носителя
языка представлениям. В качестве примера Вежбицка отмечает, что не следует упот-
реблять в толковании слов чашка, кружка, стакан англ consume ('употреблять
в пищу', т е 'есть и/или пить*), поскольку из чашки, кружки, стакана именно
пьют, а не едят.
Глава 4
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СМЫСЛОВ:
ПРИЗНАКИ И ЦЕЛОСТНОСТИ
1. Два подхода к интерпретации смыслов
В описанных нами выше экспериментах по изучению семантики
слов-КС носители языка решали весьма простую задачу: каждый из
ии. должен был выразить свое мнение о смысле слова, помещая
сходные по смыслу слова в один и тот же класс, а несходные —
в разные классы. Такая схема эксперимента основана на опера-
циональном определении сходства между объектами: сходство рас-
сматривается как функция частоты попадания объектов в один и
тот же класс. При этом никакие априорные соображения по поводу того,
что побуждает ии. принимать те или иные решения о сходстве,
не привлекаются.
Обратим внимание на то, что при данной экспликации сход-
126
ства участники эксперимента и исследователь занимают как бы
противоположные позиции. Для ии. представления о сходстве пред-
шествуют формированию класса: если, по их мнению, слова тарелка
и поднос — похожи, то они помещаются вместе, в один класс; если
орехи похожи на каштаны, то они оказываются в одном классе.
Для Э. все обстоит как раз наоборот — он строит свои умозаклю-
чения о сходстве после того, как каждое слово получило какое-
либо место в индивидуальных разбиениях, т.е. он идет от сформи-
рованного и. класса к умозаключению о сходстве.
Мы уже говорили о том, что простота задачи, которую решают
участники эксперимента по свободной классификации слов, позво-
ляет надеяться, что в полученные таким методом результаты не
привносится метаязыковой рефлексии. Операциональное определение
сходства, помимо соображений, связанных с методикой эксперимента
по его выявлению, ценно для нас еще и тем, что оно согласуется
с нашими гипотезами о механизмах сравнения смыслов.
Как правило, при изучении сходства вообще (в том числе сход-
ства по смыслу) исследователя интересует не сам факт установле-
ния сходства, а выяснение того, п о ч е м у один объект с точки
зрения и. похож на другой. Констатация сходства или различия —
не конец, а начало работы. Например, в работе: [Fillenbaum, Rapo-
port 1971], где ии. устанавливали отношения сходства на
парах слов-цветообозначений, авторы предполагали, что сравнение
смыслов подобных слов ведется в терминах координат "цветового
пространства" (color space) — тона, яркости и насыщенности. В
том же исследовании при изучении сходства смыслов слов, обозна-
чающих профессии, предполагалось, что носители языка оперируют
"атомами субъективного смысла". В работе £ Miller 1969J, наиболее
известной среди выполненных в парадигме свободной классификации,
в неявной форме также предполагалось, что ии. усмотрят в предъяв-
ленных им словах противопоставления по нескольким признакам —
таким, как живое — неживое, предмет — свойство, "конкретное" —
"абстрактное".
Внимательное изучение литературы показывает следующее. Если
даже гипотеза о том, что в процессе вынесения суждений о сход-
стве ии. пользуются определенными признаками, не формулируется
на уровне постановки проблемы, она "встроена" в методику и ап-
парат, используемый исследователями при анализе результатов. В
частности, такова упомянутая работа Филленбаума и Рапопорта, где
методика получения исходных данных рассчитана на то, чтобы для
их анализа можно было использовать аппарат многомерного шкали-
рования. А методы многомерного шкалирования в целом как раз и
представляют собой совокупность вычислительных процедур, ориен-
тированных на обработку оценок сходства с целью описать признаки,
на которых (гипотетически) эти оценки основаны [Фрумкина 1974],
У Э. при этом всегда имеются некоторые априорные гипотезы о
признаках, в терминах которых и. (быть может, неосознанно) ведет
сравнение объектов. Поэтому в работе [Герганов и др. 1979], в
разделе "Постановка задачи" мы подчеркиваем, что в отсутствие
127
исходной содержательной гипотезы о характере используемых и.
субъективно полезных признаков исследователь вообще не может
рассчитывать на содержательную интерпретацию результатов.
Идея признаков, выделяемых индивидом в процессе сравнения,
кажется настолько очевидной, что мы не обнаружили в литературе
альтернативных подходов к задаче изучения сходства. Все модели,
которые, по замыслу Э. должны тем или иным образом имитировать
интуицию человека, выносящего суждения о сходстве, базируются
на "признаковом" подходе. "Признаковый" подход используется и в
тех случаях, когда входные данные имеют вид классификации. (Мето-
дический пример такого подхода разобран в работе [Терехина 1980],
которая содержит ясное изложение принципов применения аппарата
многомерного шкалирования к задачам изучения сходства).
Но всегда ли "признаковый" подход является адекватным хотя
бы на уровне формулировки исходной гипотезы? Покажем на примере,
что в ряде случаев сравнение объектов заведомо не может вестись
в терминах признаков. Обратимся с этой целью к относительно
более простым объектам, а именно — к буквам.
В работе [Андрукович, Василевич, Герганов 1974], где для анализа
сравнения сходства букв русского алфавита по начертанию исполь-
зуется "признаковый" подход, и, соответственно, аппарат многомер-
ного шкалирования, буквы были записаны одинаковым шрифтом "руб-
леная гарнитура". Понятие сходства пояснялось следующей инструк-
цией. Ии. предъявлялись четыре пары латинских букв: I—J; N—W;
О—X, Т—С и говорилось, что в первых двух парах буквы похожи,
в последующих двух — не похожи. Теперь задумаемся над тем, что
произойдет, если при той же инструкции предъявить ии. буквы, запи-
санные разными шрифтами. В наборе окажутся а, А и а; Д, д и д;
Б и б; т и Т. Бросается в глаза, что с точки зрения "чистой
графики" а ближе к о, чем к а; д ближе к у, чем к д.
Эксперименты показывают, что здоровый человек имеет тенденцию
объединять в классы эквивалентностей все а, все б, все д, а не д и у, а и о.
Опора на "чистую графику" — т.е. ситуация, когда человек не в
состоянии объединить a, A via, обычно свидетельствует о патологии —
нарушении речевых функций по крайней мере на уровне гнозиса (так
называемая агнозия на буквы, см. [Кок 1967]). Эксперименты в норме
и патологии показывают, что не только буквы знакомого алфавита,
но и многие другие хорошо известные изображения сравниваются и
отождествляются не через анализ с усмотрением признаков или разло-
жением на элементы, а напротив, именно как неразложимые целост-
ности.
Что следует иметь в виду, говоря об операциях с "целостнос-
тями" применительно к словам? Обратимся вначале к тому, что
известно о процессах восприятия. Как показывают многочисленные
данные экспериментов, где изучалось зрительное восприятие слов,
слова не разлагаются в общем случае ни на буквы, ни на слоги,
а воспринимаются как целое. Это особенно ярко видно в экспери-
ментах, где и говорят, что ему будут предъявлять для зрительного
восприятия слова, а на деле предъявляют квази-слова, т.е. объекты,
128
которые ему незнакомы (ср. [Фрумкина 1971] и приведенную там
библиографию) Примечательно, что даже в этих случаях и. продол-
жает сохранять установку на восприятие слова как целостной единицы
и только в последний момент переходит на побуквенное чтение. Мы
сравниваем как целостности изображения знакомых предметов, и,
быть может, поэтому опознаем их независимо от ракурса. То же
относится к изображениям лиц, цветообразцам, фрагментам мелодий.
Отсюда, однако, не следует делать вывод о том, что в памяти
мы храним полное описание всех объектов, воспринимаемых как
целостности. Скорее всего, мы храним некоторые "вырожденные"
описания соответствующих "целостностей", эффективные для приня-
тия решений о сходстве, несходстве или тождестве объектов, а тем
самым и для выбора нужных действий [Бонгард 1967].
Мы считаем, что это предположение справедливо не только для
операций, связанных с задачами зрительного или слухового распоз-
навания объектов, но и для операций со "смыслами", в том числе —
со смыслами слов. Хотя мы не умеем описать в сколько-нибудь
эксплицитном виде, чтб именно делает человек, когда он опери-
рует со смысловым образованием как с "целостностью", мы можем
утверждать, что у нас есть представление о том, чего человек за-
ведомо не делает: именно, он, по-видимому, оперирует со смыслами,
не разлагая их на элементарные единицы, или, иными словами, не
описывает смысловые единицы через простые признаки.
Один из феноменов, несовместимых с гипотезой о "признаковом"
подходе — это постоянно воспроизводимое в наших классифика-
ционных экспериментах явление, которое в работе [Звонкий, Фрум-
кина 1980] мы назвали "сначала класс, потом — принцип его
образования". Имеется в виду следующее. Ии. объединяют слова в
класс, исходя из ощущения "вообще-похожести", "вообще-общности"
соответствующих объектов. Принцип придумывается для уже образо-
ванного класса — иногда как вербализация не столько "для себя",
сколько для Э.
Из наблюдений, приведенных в предыдущих главах, это хорошо
видно. Слова, обозначающие те или иные предметы, объединяются
потому, что соответствующие предметы рассматриваются либо как
сходные по назначению, либо как совмещенные пространственно, или
же дополняющие друг друга по типу ступка — пестик или чашка —
блюдце, а также как "культурно-сопряженные" (типа яблоки — груши,
огурцы — помидоры, бутерброд — ветчина).
Подобный принцип объединения слов в классы может быть оха-
рактеризован как "антропоцентрический" (в том смысле термина, как
он использован Вежбицкой (1985) — см выше, ч. 1, гл. 2, разд. 3).
И хотя встречаются отдельные "признаковые" классы по типу "круг-
лые предметы", "южные фрукты", в целом, как уже отмечалось, ии.
не строят классификацию на основе сколько-нибудь последовательно
выдержанного набора признаков в традиционном понимании слова
"признак". И что особенно существенно: в процессе классификации
ии. не рассматривают слова и стоящие за ними объекты как проти-
вопоставленные друг другу по каким-либо признакам, образующим
129
систему. Это не исключает отдельные противопоставления, примеры
которых приведены в гл. 1—2, типа "покупное — домашнее",
"растут в лесу — возделываются в культуре". Но практически только
в единичных случаях мы встретимся с попыткой рассмотреть в тер-
минах каких-либо систематизированных противопоставлений группу
слов в целом. Если почему-либо слово чашка попало в разные
классы со словом рюмка, то заведомо можно сказать, что это
произошло не потому, что у чашки нет ножки, а у рюмки —
ручки, или потому, что по сравнению с чашкой рюмка невелика
по объему. Чашка интерпретируется преимущественно как универ-
сальный сосуд для питья, а рюмка — как сосуд для питья спирт-
ного. А главное — в рамках наивного языкового сознания подобные
слова, равно как и их денотаты, вообще не противопоставлены друг
другу. Другие слова КС также не образуют контрастных группиро-
вок, входя у разных ии. в разные классы, обычно пересекающиеся,
если сравнивать разбиения, предложенные разными ии. (см, гл. 2
данной части). Идее "вообще-похожести" соответствуют тем самым
"вообще-классы". Закономерности их формирования мы отчасти про-
следили в предшествующих главах книги. Как можно было убедиться,
"вообще-классы" мало напоминают логические структуры, где имеется
выраженное противопоставление общего и частного, уровни, иерар-
хия. Наивные классы устроены иначе и образуются они на основе
особой логики — логики здравого смысла прежде всего.
Эти результаты должны казаться парадоксальными в свете тех
представлений, которые доминируют в литературе, где классифи-
кационные задачи рассматривались как надежная методика для изу-
чения мыслительных процессов. К рассмотрению сложившихся в литера-
туре представлений о способах решения классификационных задач
типа исследованных нами мы и перейдем.
2. Классификационные задачи и изучение мышления
Следующие факты кажутся нам принципиальными. Распростра-
нено представление о том, что взрослый индивид, принадлежащий
к современной культуре, решает задачу классификации одним вполне
определенным способом, а именно — выделяя в объектах, в том
числе — в словах, существенные признаки. Затем индивид объеди-
няет слова или объекты в более крупные классы (группы), соответ-
ствующие более высокой ступени абстракции. Полученные классы
описываются в терминах типа "инструменты", "мебель", "одежда",
"растения" и т.п., т.е. с использованием имен, указывающих на "ро-
довые" категории. Такая классификация называется категориальной
и рассматривается как нормативная. Изучая познавательные процессы
с помощью КЭ, все исследователи (за исключением Гольдштейна
и Ширера [Goldstein, Scheerer 1941]) в той или иной форме оценивают свои
экспериментальные данные, ведя отсчет от подобных представлений
о "норме". Сказанное верно и для КЭ с детьми разных возрастов
(ср., например, [Annett 1959]), для КЭ с лицами из традиционных
130
культур (обзор см.: [Коул,Скрибнер 1977]), а также для КЭ с лицами
с патологиями мышления.
Как видно из приведенных выше данных, мы наблюдали разнооб-
разные варианты так называемых "разноплановых" классификаций у
взрослых здоровых ии. с высоким образовательным цензом, и при-
том отнюдь не в качестве отдельных любопытных примеров, а как
массовый феномен. С учетом того, что в наших опытах было обсле-
довано более 400 ии., мы считаем возможным утверждать, что пред-
ставления о том, что в норме ии. стремятся к единому основанию
классификации и выделяют с этой целью существенные признаки
объектов, не соответствуют действительности.
Мы, однако, далеки от того, чтобы приписать себе пальму пер-
венства в обнаружении этого обстоятельства. По-видимому, впервые
разноплановость классификаций в норме и, как следствие этого,
отсутствие признакового подхода при вынесении суждений о сход-
стве, были обнаружены знаменитым немецким психиатором Куртом
Гольдштейном и его сотрудниками — Ширером, Вейглом и другими —
еще в 20-х гг. (выше мы ссылались на их резюмирующую публи-
кацию: [Goldstein, Scheerer 1941]). Несмотря на то, что решительно
во всех серьезных работах, использующих методику КЭ, мы найдем
ссылку на Гольдштейна и Ширера, пафос этих авторов не был,
как нам кажется, понят1.
Чем же замечательно исследование Гольдштейна и Ширера? Под-
робно оно анализируется в [Фрумкина, Михеев 1985]; здесь мы
остановимся на главном. В КЭ указанных авторов здоровые лица и
лица с локальными поражениями мозга классифицировали набор реаль-
ных предметов, включавший самые разные вещи — ложку, сигару,
кусок сахара и т.п. Набор был построен так, что допускал разные
классификационные решения: основанные на цвете объектов, на их
форме, на материале. Гольдштейн и Ширер показали, что здоровые
ии. достаточно часто игнорируют возможность выделения у объектов
таких абстрактных признаков, как цвет или форма, и основываются
при классификации на целостном образе объекта, рассматривая его
как включенный в конкретную ситуацию или операцию. Этот подход
(он соответствует тому, что мы назвали "вообще-похожесть"), авторы
определяют как "конкретный". "Конкретный" подход приводит к тому,
что и. объединяет вместе тарелку, сахар и печенье, потому что в
повседневном опыте он привык именно к подобному взаиморас-
положению этих объектов. То обстоятельство, что сахар и пе-
ченье имеют прямоугольную форму, взрослому и., конечно, известно,
но этот аспект не актуализируется при непосредственном, нерефлек-
сивном подходе к задаче.
"Конкретному" подходу, предполагающему непосредственные опе-
рации с целостным образом объекта во всем его богатстве, про-
тивопоставлен "абстрактный" подход. При "абстрактном" подходе и.
отвлекается от своего повседневного опыта и сопоставляет разные
объекты с целью отыскания у них каких-либо общих признаков. Ины-
ми словами, "абстрактный" подход исключает непосредственность и
131
предполагает анализ, размышление о сходствах и различиях, дис-
курсию, в силу чего авторы называют его также "дискурсивным".
По наблюдениям Гольдштейна и Ширера, здоровому человеку свой-
ственны оба способа операций с объектами при решении задач КЭ.
В противоположность этому, у больных ии. наблюдается тенденция
к использованию только одного из этих способов; в частности,
у больных с локальными поражениями мозга — это "конкретный"
способ.
Чтобы показать это, Гольдштейн и Ширер разделили свой КЭ
на две серии. В первой серии ии. классифицировали набор пред-
метов бытового назначения по своему усмотрению, т.е. могли исхо-
дить из любых соображений о том, какие группировки кажутся им
разумными. Далее Э. фиксировал обоснования ии., касающиеся того,
почему предметы были ими сгруппированы именно таким образом.
Переходя ко второй серии, Э. говорил: "Очень хорошо. А теперь,
пожалуйста, повторите это же задание еще раз, но сделайте это
как-нибудь по-другому". Вот здесь и обнаружилась разница между
здоровыми и больными. В первой серии здоровые ии. пользовались
и "конкретным", и "абстрактным" подходами. Во второй серии
здоровые ии. легко меняли стратегию. Они либо выбирали другой
по сравнению с первой серией аспект "конкретного" подхода, либо
переходили к "абстрактному" подходу и объединяли предметы на
основе признаков формы, материала и т.п. Если в первой серии
и. действовал в рамках "абстрактного" подхода, то во второй он
обычно выбирал другой признак. В отличие от здоровых, больных ии.,
выбрав в первой серии определенный подход — как правило, сугубо
"конкретный", — во второй серии оказывались не в состоянии
ничего изменить, даже если Э. настойчиво их к этому побуж-
дал. Дискурсивный, "абстрактный" подход для них оказывался в
принципе недостижим.
Итак, еще в 20-х гг. было обнаружено, что здоровые ии. вовсе
не обязательно пользуются "абстрактным" подходом, или иными
словами, строят категориальные классификации. Взрослые здоровые
ии. выбирают тот способ решения задачи КЭ, который кажется им
уместным в данном случае, для решения данной задачи. А вот
вопрос о том, как именно понимают ии. поставленную перед ними
задачу КЭ и меняется ли это понимание при повторном экспери-/
менте с теми же объектами, представляет особый интерес. Описы-
ваемый ниже эксперимент был поставлен с целью понять, меняются
ли установки ии. при повторной классификации, и если да, то как
именно.
3. Экспериментальное исследование
В данном КЭ 50 взрослых образованных ии. классифицировали
те же 72 слова, именующих посуду и кухонную утварь, что были
использованы в эксп. 1. Мы намеренно обратились к уже изученному
набору слов, чтобы иметь дополнительный материал для сравнения.
Слова, как всегда, предъявлялись в виде стопки карточек, где на
132
каждой карточке было напечатано по одному слову. Инструкция
предлагала ии. разложить слова на любое число классов, основы-
ваясь при этом на своих представлениях о сходстве слов по смыслу.
После того, как и. заканчивал работу, Э. задавал ему вопросы
вида "А почему это слово Вы положили сюда?". Все объяснения ии.
фиксировались. Затем Э. собирал все карточки вместе, тасовал их
и говорил: "Хорошо. А теперь, пожалуйста, сделайте то же самое
еще раз, но как-нибудь по-другому". V абсолютного большинства ии.
просьба повторить задание не вызывала вопросов. В отдельных слу-
чаях Э. говорил: "В общем, сделайте еще раз то же самое, как Вам
кажется разумным". После повторной классификации объяснения ии.
также фиксировались.
Результаты данного КЭ, таким образом, складываются из двух
рядов данных: 1) 50 индивидуальных разбиений, полученных при
первой классификации (1 серия эксперимента) и 50 разбиений, полу-
ченных от тех же ии. при повторе (2 серия); 2) 50 самоотчетов
ии., относящихся к их работе в 1 серии и 50 самоотчетов тех же
ии., характеризующих их работу при повторе.
Первый шаг при обработке результатов — это получение некото-
рой усредненной картины по данным 50 разбиений первой серии и,
отдельно, по данным 50 разбиений второй серия. Как и ранее,
для каждой из серий с этой целью вначале составляется матрица
связей, где в строках и столбцах помещены предъявленные в КЭ
слова, а в клетках — число, указывающее, сколько ии. поместили
данное слово в один класс.
При выборе метода обработки результатов эксперимента мы стре-
мились учесть специфику трактовки сходства, представления о кото-
рой мы получили в экспериментах, описанных выше, в гл. 1—2. Из
приведенного анализа хорошо видно, что трактовка испытуемыми
сходства смыслов слов, как это следует и из графов структур
связей, и из материалов самоотчетов ии., является многоаспектной.
Напомним, что это значит. Рассмотрим классы, куда попадает какое-
либо слово в индивидуальных разбиениях, и проанализируем само-
отчеты, которые объясняют помещение слова в соответствующий
класс. Так, на примере слова чашка видно, что оно помещается
вместе со словами типа рюмка, бокал, кружка, если чашка осмыс-
ляется вообще как сосуд, в который можно налить жидкость. Одно-
временно, слово чашка помещается в один класс с сахарницей,
чайником и конфетницей как сопричастная им в ситуации "Чаепи-
тие". Кроме того, слово чашка стабильно объединяется со словом
блюдце, поскольку эти слова именуют объекты — корреляты (см.
выше, гл. 2, разд. 3). Таким образом, каждый раз слово рассмат-
ривается в одном из многих возможных ракурсов; разные ракурсы
актуализируют разные аспекты, по которым слову отводится то или
иное место в окружении прочих слов данной тематической группы.
Аспекты сходства — это не признаки, по которым происходит
сравнение. Скорее это нечто вроде перечня отношений, которые
могут быть установлены между словом, именующим данный объект,
и словами, именующими прочие объекты, а также между словом и
133

личным опытом самого участника эксперимента (о случаях, когда
группировка определяется Я-фактором, см. гл. 2, разд. 2, 3).
Существенно то, что многоаспектность сходства должна с необхо-
димостью приводить к образованию пересекающихся классов в усред-
ненной классификации. Выбранный нами ранее способ обработки не
был на это ориентирован. Итак, первый момент, который желательно
учесть — это наличие пересекающихся классов в усредненных данных.
Второй существенный момент, который желательно учесть — это разли-
чие в "плотности" усредненных классов2. Например, из анализа
слов группы "Овощи—фрукты" видно, что слова орехи, каштаны абсо-
лютным большинством ии. не разъединялись, а 28 ии. из 50 выделили
их в отдельный класс. В группе "Посуда" практически не разъеди-
нялись слова вилка, ложка и нож. В обоих случаях большинство
связей в классах замкнуто на элементы этих классов, а связи со
словами, входящими в другие классы — существенно слабее. Приве-
денный выше пример со словом чашка, которое попадало в самые
разные классы, указывает на классы меньшей плотности. Значитель-
ность сходства между словами, порождаемого каким-либо из аспек-
тов сходства, определяется весом этого аспекта в данной культуре.
Например, ложка, вилка и ноле объединяются по преимуществу как
"столовые приборы", арбуз и дыня — как "бахчевые" в отличие от
прочих фруктов и овощей и т.п.
Следующий условный пример поможет уточнить существо возни-
кающих задач обработки данных.
Рассмотрим группу слов — названий овощей: свекла, картофель,
капуста, огурцы, помидоры, кабачки, лук, чеснок. Примем, что
структура отношений между этими словами полностью определяется
следующими аспектами сходства (описания аспектов (1) — (5) взяты
из самоотчетов).
1) картофель, свекла — корнеплоды; 2) капуста, картофель,
свекла, помидоры — стандартный набор для приготовления борща;
3) кабачки, огурцы — кабачок, в сущности, большой огурец;
4) огурцы, помидоры — это типичные для нашей полосы овощи;
5) лук, чеснок — острые приправы; 6) и наконец, все восемь слов —
это имена овощей, а не каких-либо других объектов (наличие такой
группы предполагает ее противопоставленность иным объектам, не
входящим в условный пример).
Каждый аспект сходства ассоциируется с тем или иным классом
слов, причем классы пересекаются: корнеплоды входят в набор для
борща, огурцы сходны по разным аспектам с помидорами и кабачками.
Лук, равно как и чеснок, похожи друг на друга как "острые", а с
прочими сходны лишь тем, что являются овощами. Припишем теперь
каждому классу некоторое число, характеризующее силу сходства
внутри данного класса (само число мы выбираем условно): (1) "кор-
неплоды" — 5; (2) "набор для борща" — 3; (3) и (4) — 2; (5) —
"острые приправы" — 4; (6) весь класс овощей — 1. Далее логично
считать, что общая оценка силы сходства между каким-либо словом
и прочими словами тем выше, чем в большее число классов данное
слово входит, т.е. чем больше у него связей. Для простоты при-
134
мера мы можем считать, что в нашем случае общая оценка силы
сходства — это просто сумма оценок внутриклассового сходства
(точный способ вычисления этой оценки нам пока не нужен).
Тогда получится следующее: сходство между кабачками и помидорами
будет оценено единицей, поскольку они похожи только как "вообще
овощи"; сходство между картофелем и свеклой оценивается как 9,
поскольку эти слова входят в классы (1), (2) и (6); сходство слов
лук и чеснок оценено как 5, поскольку суммируется сходство
внутри класса (4) и принадлежность лука и чеснока к "вообще
овощам" и т.д. Совокупность этих общих оценок образует матрицу
связей, характеризующую структуру семантического сходства для дан-
ных восьми слов.
Классификационный эксперимент задает ситуацию, обратную опи-
санной. Мы не знаем ни основных аспектов сходства, ни соответ-
ствующих им классов слов, ни, тем более, силы сходства в отдель-
ных классах. Зато мы имеем матрицу связей, полученную в резуль-
тате объединения мнений многих носителей языка о сходстве слов
в нашем эксперименте. Мы предполагаем, что в сознании рядовых
носителей языка заложена структура семантических отношений, в том
числе и структура отдельных аспектов сходства описанного вида.
Эта структура в скрытом виде содержится в экспериментальной мат-
рице связей. Группировки, даваемые отдельными ии., могут сильно
отличаться и от этой структуры, и друг от друга, но усреднение
ответов большого числа ии. должно отражать то общее, что в них
имеется. Задача, которая стоит перед нами — на основе экспери-
ментальной матрицы связей вычленить основные аспекты сходства
так, чтобы они с достаточной степенью точности воспроизводили
данную матрицу в смысле описанной модели порождения структуры
многоаспектного сходства.
Сформулированная в таких терминах задача анализа данных ре-
шалась нами путем использования метода качественного фактор-
ного анализа, разработанного Б.Г. Миркиным [см. Миркин 1976;
198S]. Содержательный аспект данного метода кратко описан в [Фрум-
кина, Миркин 1986], и здесь мы не будем на нем останавли-
ваться, надеясь на то, что идеология метода ясна из приведенного
выше обсуждения.
4. Результаты эксперимента
В табл. 12 и 13 приведены результаты 1-й и 2-й серий экспе-
римента. В обеих таблицах приведены не все полученные классы,
а только те, на которые приходится максимум связей, т.е. классы,
вносящие основной вклад в общую структурированность матрицы свя-
зей. Анализ табл. 12 показывает, что результаты 1-й серии экспе-
римента близки к другим данным КЭ с группой слов "Посуда" — ср.
выше, гл. 1, а также работу [Фрумкина, Миркин 1986].
Анализ табл. 13, напротив, приводит к неожиданностям. С одной
стороны, для классов NN 3, 4, 5, 6 можно найти аналогию среди
классов NN 2, 3, 4, 6, 7 из табл. 12: сходство их очевидно и
135
 Таблица 12
Группировка по данным 1 серии КЭ
1 ложка, вилка, нож
2 бокал, бутылка, графин, кружка, лафитник, рюмка, стакан, стопка, фужер, чашка,
шкалик, штоф
3 пестик, решето, сбивалка, сечка, сито, скалка, ступка, терка, толкушка, шумов-
ка, дуршлаг
4 ихорница, компотница, конфетница, крюшонница, молочник, масленка, перечница,
салатница, сахарница, селедочница, солонка, соусник, супница, сухарница, хлебница
5 горшок, жаровня, кастрюля, котелок, противень, сковорода, чугунок
6 банка, бидон, бутылка, графин, жбан, кувшин, термос, фляга
7 блюдо, блюдце, ваза, конфетница, кофейник, молочник, подстаканник, розетка,
сахарница, стакан, сухарница, тарелка, чайник, чашка
8 бокал, рюмка, стопка, фужер
9 кофейник, чайник
Таблица 13
Группировка по данным 2 серии КЭ
1 банка, блюдо, блюдце, бокал, бутылка, ваза, графин, икорница, компотница, кон-
фетница, крюшонница, кувшин, лафитник, масленка, молочник, перечница, розетка,
рюмка, салатник, сахарница, селедочница, солонка, соусник, стакан, стопка, супница,
сухарница, тарелка, фужер, чашка, шкалик
2 бидон, вертел, вилка, дуршлаг, жаровня, кастрюля, ковш, котелок, ложка, миска,
нож, пестик, поднос, половник, противень, решето, сбивалка, сито, сковорода,
ступка, терка, чугунок, штопор, шумовка, щипчики
3 бокал, графин, лафитник, рюмка, стакан, стопка, фужер, шкалик, штоф
4 банка, бидон, бутылка, графин, жбан, кофейник, кувшин, термос, фляга, чайник
5 сито, скалка, ступка, терка, толкушка, шумовка, дуршлаг, пестик, решето,
сбивалка, сечка
6 блюдо, икорница, конфетница, масленка, перечница, салатница, сахарница, селедоч-
ница, солонка, соусник, супница, сухарница, хлебница
пояснений не требует. Но что могло привести к появлению классов
NN 1 и 2 в табл. 13? Ни в одном из экспериментов с данной
группой слов аналогичные классы не наблюдались. Это тем более
любопытно, что состав этих классов легко интерпретируется: N 1 — это
столовая посуда, а N 2 — это кухонная посуда и утварь. Суще-
ственно также, что вклад этих двух классов в общую структури-
рованность матрицы очень велик.
Итак, результаты серии 2 — повторной классификации — зна-
чительно отличаются от результатов первой классификации, а также
от результатов другого эксперимента с той же группой слов. Это
заставляет думать, что при повторной классификации слов действо-
вал какой-то новый фактор. Поверхностное проявление его дей-
ствия — это укрупнение средней мощности класса в индивидуальных
разбиениях. (Медиана распределения среднего числа образованных
классов в 1 серии равна 7, а во 2 — лежит между 4 и 5). Чтобы
понять, что же это за фактор, обратимся к идивидуальным разбиениям
136
и, параллельно, к данным самоотчетов ии. Будем помнить при этом,
что, анализируя самоотчеты, мы работаем с данными принципиально
иной природы, чем сами разбиения. Если в классификациях ии. отра-
жаются их знания о сходствах и различиях между объектами, то
обоснования содержат рефлексию по поводу этих знаний — точнее,
ее вербализуемую часть. Обоснования, таким образом, находятся в
весьма сложных отношениях с механизмами, реально действовав-
шими в процессе самой классификационной деятельности. Тем не
менее, современные исследователи когнитивных процессов считают
самоотчеты такими же данными (data), как и другие виды ответов,
регистрируемых в психологических экспериментах [Ericsson, Simon
1980; Svenson 1981].
Мы сравнили параллельно классификации и самоотчеты каждого и.
в первой и во второй сериях КЭ. После того, как все 100 класси-
фикаций и самоотчетов были проанализированы, в силу разных "шу-
мов", выявленных в текстах самоотчетов остались для дальнейшего
рассмотрения показания 45 ии. Их анализ показал следующее.
Подавляющее большинство ии. в первой серии эксперимента
при классификации пользовались одновременно разными основаниями,
т.е. действовали так, как это описано выше. Ии. указывали на
общность функции объектов, на их сопричастность в ситуации, на
их "взаимонеобходимость" и т.п. свойства, относящиеся к объекту
в его целостности. Участников эксперимента нимало не смущало то,
что одни слова объединены потому, что они именуют предметы сер-
вировки, а другие — потому, что соответствующие им предметы
обычно находятся в серванте.
Анализ самоотчетов по второй серии эксперимента являет нам
совсем иную картину. Замечательно не то обстоятельство, что из 45 ии.
30 человек во второй серии изменили и разбиения, и обоснования —
согласно Гольдштейну и Ширеру, этого можно было ожидать. Заме-
чательно другое: а именно, характер изменений. Во-первых, из 30 ии.,
изменивших свои классификации, почти половина — 14 ии. — дали
классификации, построенные по единому основанию. Во-вторых, эти
ии. выбрали в качестве основания абстрактный признак. Это или
материал, из которого сделаны соответствующие словам предметы,
или (реже) форма предметов. На материал — фарфор, стекло, дерево
или металл — указали 12 ии, на форму — 2 ии. Еще 6 ии. также
предложили единое основание классификации, но выбрали "нестан-
дартные" свойства вида "вместилища — невместилища"; "это у меня в
комнате, а это — в кухне"; "это — бьющиеся предметы, это —
небьющиеся".
Ни в одном из наших КЭ, где ии. выполняли задание по клас-
сификации один раз, мы не наблюдали последовательного использо-
вания подхода, который в терминах Гольдштейна и Ширера следует
назвать "абстрактным", дискурсивным. Что же побуждает ии. при
повторной классификации переходить от операций с целостным обра-
зом объекта, соответствующих плану житейского опыта и обычного
здравого смысла, к дискурсивному подходу, предполагающему логи-
ческий анализ и обращение к иному уровню абстракции?
137
 Мы считаем возможным предложить две линии интерпретации,
взаимодополняющие друг друга. Первое. Мы полагаем, что в усло-
виях данного эксперимента в 1 серии (равно как и в других наших
КЭ, состоящих из одной серии) участники, не рефлектируя о замысле
Э. и не строя его модели как генератора задачи, решают с в о ю за-
дачу, как они ее понимают. А поскольку им предложено оперировать
смыслами таких слов, как чашка и вилка, вполне естественно, что
подход с позиций личного опыта и здравого смысла преобладает.
Что же происходит, когда и. получает предложение сделать
то же самое как-нибудь иначе? Мы думаем, что прежде всего проис-
ходит переосмысление задачи в целом, т.е. смена обще когнитивной
установки. И. начинает размышлять о том, чего же от него, соб-
ственно, ждет Э. Может быть, есть верные и неверные решения,
или хотя бы лучшие и худшие? Это сдвигает установку и. в
направлении удаления от плана непосредственного предметно-прак-
тического опыта с целью поиска подходящего "школьного", "науч-
ного" стереотипа решения, [ср. Тульвисте 1988]. А в соответствии
с этим стереотипом образованные ии., пусть подсознательно, но от
этого не менее определенно актуализируют представление о том, что
неуместно, фигурально выражаясь, про одну реку говорить, куда она
впадает, а про другую — что она мелкая. Отсюда — тенденция
выдерживать единое основание классификации, даже если сама клас-
сификация базируется на далеко не "абстрактном" признаке, как в
случае "это у меня в комнате, а это — в кухне".
Второе. В первой серии данного КЭ (равно как и в других
КЭ, где вообще нет повтора) ии. не знают, что в дальнейшем
им предстоит отвечать на вопросы, и они должны будут объяснять,
почему те или иные слова помещены вместе. Во второй серии ии.
уже знают, что им надлежит "запастись" способом объяснить свои
действия. Это также способствует сдвигу трактовки задачи в направ-
лении к "научности". К тому же в ряде случаев выделение "абстракт-
ного" признака облегчает саму вербализацию. Это в совокупности и
приводит к тому, что ии. во второй серии решают уже не с в о ю
з а д а ч у , а з а д а ч у Э. — к а к о н и ее п о н я л и .
Применительно к материалу данного КЭ, использование признака
"материал" и противопоставления "комната — кухня", "бьется —
не бьется" ведет к коррелированным решениям. Отсюда и появились
два больших класса N 1 и N 2 в табл. 13: в классе N 1 объеди-
нены слова, именующие столовую посуду, сделанную из хрупких
материалов — стекла или фарфора; в классе N 2 — слова, име-
нующие кухонную посуду и предметы утвари, сделанные из металла.
Интересно отметить, что хотя большинство ии. в 1-й серии
описаного КЭ придерживаются недискурсивной, непосредственной уста-
новки, встречаются и случаи, которые, казалось бы, свидетельствуют
об ином. Например, и. М.Т., историк, знакомясь с инструкцией к
1-й серии, выражает недоумение. (Приводим verbatim диалог и. с Э.)
И. По сходству смыслов посуды?
Э. По сходству смыслов слов на карточках.
138
И. Ну, например, кружка и ложка, какое тут может быть сходство
смысла?
Э. Ну, если даже просмотрев карточки, Вы будете считать, что не может
быть никакого сходства, положите их все отдельно.
И. А, хорошо.
После этого обмена репликами и. приступает к работе. Он
просматривает все карточки и образует классификацию, очень близ-
кую к тому, что дает в среднем большинство ии. (самоотчет и.
М.Т. также близок к прочим). Что произошло? Мы считаем, что
просмотр набора в целом вызывает у и. представление о ситуации,
которая мыслится как фрагмент реального житейского опыта. Рефлек-
сия о задаче, которая в начале эксперимента, казалось бы, побуж-
дала данного и. к логизированию, в начале деятельности оказы-
ватся снятой. И. на словах объявляет о дискурсивном подходе к
задаче, но далее переходит к непосредственному восприятию ее как
"практической", "житейской". Любопытно, что у данного и. эта уста-
новка сохраняется и во 2-й серии эксперимента: мы видим, что и.
переводит всю задачу в практический план. Свой самоотчет по 2-й серии
он предваряет следующим объяснением: "Ну, здесь используется идея
переезда. Надо упаковать вещи, чтобы не бились. Классы — по
способу упаковки". Далее, по поводу одного из классов и. М.Т. го-
ворит следующее: "Стеклянные бьющиеся вещи. Их надо паковать
вместе, но аккуратно. Если упадет — все".
Как следует из результатов описанного в разд. 4 эксперимента,
вопрос а том, оперирует ли в КЭ человек с "целостностями" или
использует признаковые описания, не имеет однозначного ответа.
Почему? Потому, что он не лучшим образом сформулирован. Продук-
тивная постановка этого вопроса, видимо, должна быть такова: когда,
при каких условиях человек оперирует целостностями, и когда приз-
наковое описание оказывается предпочтительным или даже опти-
мальным?
Один ответ, может быть, слишком общий, можно предложить
уже сегодня. Если ситуация не побуждает и. рассматривать задачу
КЭ как "школьную", "научную", а напротив, апеллирует к его
предметно-практическому, обыденному опыту, то именно этот опыт,
это знание об объектах, их отношениях, их сходствах и различиях
и будет, скорее всего, актуализировано. Ведь в жизни не то важно,
что чашка — это полусфера, а блюдце — это диск, а то, что чашка
и блюдце "взаимонеобходимы" именно как целостности. Аналогично,
не то важно, что помидор — красный и круглый, а огурец — зеле-
ный и продолговатый, а то, что в нашей культуре именно эта пара
представляет собой "типичные" овощи.
Наши знания об обыденном мире столь же профессиональны, сколь
и знания ученого об отношениях внутри подведомственной ему пред-
метной области. Чтобы быть "профессионалом" в повседневной жизни,
видимо, нужно оперировать именно такими структурами связей между
объектами, такими знаниями, которые и актуализированы в боль-
шинстве наших КЭ, а также в 1 серии КЭ, описанного в данном
139
 разделе. Это вовсе не значит, что человек не может оперировать выбор тех или иных возможных единиц. Иными словами, вопрос о
иными связями и извлекать из своих знаний иные структуры, если постоянной единице — это догмат-вопрос. Скорее всего, таким же
задача того требует. Достаточно создать на том же материале догмат-вопросом и следует считать альтернативу: "признаки" или
ситуацию, когда задача интерпретируется как "школьная", чтобы и. "гештальты"? Собственно догмат здесь скрыт за противопоставле-
обратился к другим аспектам своих знаний — или же переструк- нием разных способов структурирования информации, в то время как
турировал их, используя те логические, "школьные" подходы, кото- имеет место использование обоих способов, опять-таки сообразно
рым его обучили. Это и обнаружилось во 2-й серии эксперимента. характеру задачи.
Приведем в качестве заключения слова Ф. Боаса: "... Существует Вообразите, однако, что подобный вопрос о том, что же исполь-
много родов деятельности и форм мысли, из которых состоит наша зует человек — признаковое описание или целостное описание —
повседневная жизнь и в которых наше сознание вовсе не отдает изначально был бы отметен с помощью ответа "как когда". Этот
себе отчета до тех пор, пока мы не соприкасаемся с иными ти- житейски понятный ответ вовсе не эквивалентен ответу "в зави-
пами жизни, или пока не мешают действовать согласно нашему обы- симости от интерпретации характера задачи". Позиция "как когда"
чаю, который никоим образом нельзя признать более разумным, внеположна ценностной ориентации науки, ибо она несовместима с
чем другие, и которого мы, тем не менее, придерживаемся" [Боас 1926, органичной для ученого потребностью поиска истины.
131].
Итак, вопрос о том, оперирует ли человек в КЭ "целостностями" 'Мы усматриваем пафос работы Гольдштейна и Ширера прежде всего в том, что
в ней экспериментально показано, что здоровые лица проявляют в решении клас-
или использует признаковые описания, по-видимому, следует считать сификационных задач пластичность, позволяющую им пользоваться как недискур-
догмат-вопросом (данный термин введен в: [Фрумкина 1987]). К догмат- сивным подходом с позиций здравого смысла, так и подходом "школьным", дискур-
вопросам мы отнесли бы также вопрос о единицах принятия решений сивным. Именно наличие этих двух возможностей у здоровых ии. как бы оказалось
при восприятии звучащей речи и письменного текста (ср. заглавие не замеченным почти всеми последующими авторами. Исключение составляет работа
Э. Шипстон [Shipstone I960], см примеч. 1 к гл. 2 ч. П. Прочие исследователи
статьи Дж. Миллера "Decision units in the perception of speech" (1962)) и приписывают Гольдштейну и Ширеру лобовое противопоставление недискурсивного
вопрос о закономерностях формирования блоков (chunking) в процессе ("конкретного") подхода, якобы свойственного больным, подходу дискурсивному ("абст-
работы оперативной памяти, поставленный в его же знаменитой статье рактному"), якобы свойственному здоровым. К сожалению, эта интерпретация стала
"Магическое число семь плюс-минус два" [Miller 1956]. общим местом, поэтому ссылки излишни
На первый взгляд, в обоих вопросах нет ничего догматичного. 2
Мы сознательно не поясняем здесь, как вычисляется плотность класса и какие
следствия вытекают из учета различия в плотностях классов при обработке данных.
Но догмат-вопросы не появляются на свет сразу именно в этом ка- Подробно это рассматривается в [Миркин 1976; 1985]; см. также библиографию к
честве. Прежде чем превратиться в догмат-вопрос, стоящая за ним данным книгам.
проблема функционирует в научной жизни именно как проблема: она
порождает дискуссии и стимулирует исследования, подчас весьма
плодотворные для науки в целом. Все это в течение какого-то пе-
риода времени, обычно немалого, санкционирует права догмат-
вопроса на существование в науке как социокультурной системе.
Постепенно, однако, конкретные исследования, порожденные догмат-
вопросом, начинают пробуксовывать, сам вопрос начинает трактоваться
разными учеными по-разному, а попытки обобщить полученные ответы
выглядят как лоскутное одеяло.
В [Фрумкина 1980] сказанное иллюстрируется на примерах экспери-
ментов P.M. Фрумкиной с соавторами по проблеме единиц принятия
решений при восприятии речи [Фрумкина, Василевич, Мацковский
1968]. При обсуждении этих экспериментов М.М. Бонгард, не сомне-
ваясь в чистоте полученных экспериментальных данных, обратил мое
(Р.Ф.) внимание на следующее обстоятельство. В самой постановке
проблемы (здесь мы честно шли вслед за Миллером) содержится не-
явное предположение, что существует некая определенная, постоян-
ная единица принятия решений, не зависящая от конкретной экспе-
риментальной ситуации. Но куда более логично предположить, что
человек в процессе восприятия речи действует разными способами,
сообразно характеру задачи, как он ее видит. Значит, вопрос о еди-
нице должен быть трансформирован в вопрос о том, от чего зависит
140

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Что мы изучали на страницах данной книги?
Максимально краткий ответ состоит в~ следующем: мы изучали
наши представления о сходстве и различии концептов. Достаточно
очевидно, что эти представления являются фундаментальной частью
наших знаний о мире. В непосредственной эмпирии представления о
сходстве и различии концептов нам не даны, зато ими определяются
определенные виды нашей деятельности, в частности — процессы
категоризации. О том, как мы понимаем проблему категоризации,
мы говорили в предисловии. Читатель без труда усмотрит глубинную
общность операций при отнесении носителем языка слова стол к клас-
су "мебель" и отнесении энтомологом некоторой особи к опреде-
ленной ячейке в классификационной иерархии. Эту аналогию можно
далее расширить на операции, совершаемые врачом при постановке
диагноза, наладчиком сложного станка — при определении на слух
вероятных причин неисправности и т.д. Во всех подобных видах
деятельности человек, опираясь на свои знания о мире, совершает
акты категоризации разной степени сложности. В той мере, в какой
мы можем наблюдать и изучать эту деятельность, мы пытаемся на осно-
вании наших наблюдений умозаключать о стоящих за ней познаватель-
ных процессах.
Сложность процессов категоризации, как они происходят in vivo,
заставляет ученых создавать лабораторные ситуации, позволяющие
наблюдать аналогичные процессы in vitro. В этом отношении описанные
в книге эксперименты можно поставить в тот же ряд, что известный
задачник для узнающей программы М.М. Бонгарда [Бонгард 1967],
эксперименты по изучению многокритериального выбора [Емельянов,
Ларичев 1985; Ларичев 1979; 1987], наши эксперименты с классифи-
кацией монет [Звонкий, Фрумкина 1980]; цветообразцов [Фрумкина
1984; Михеев 1983]; реальных объектов [Михеев 1985].
В той или иной мере все перечисленные работы позволяют
заключить, что на распространенные представления о структуре
наших знаний и способах операций с ними существенное влияние
оказывает мифологема, которую мы назвали мифологемой рациональ-
ного мышления [Фрумкина, Миркин 1987]. В рамках мифологемы
рационального мышления считается, что в задачах категоризации че-
ловек использует вполне определенную стратегию анализа материала
и принятия решения. Вначале человек анализирует объекты с целью
выделения в них существенных признаков. Затем он оценивает, какие
значения эти признаки принимают на рассматриваемом множестве
объектов. Это позволяет, далее, выделять классы сходных объектов.
Полученные классы затем описываются в терминах более высокого
уровня абстракции, чем уровень исходных признаков, т.е. в терминах
логических категорий. Короче говоря, все происходит якобы так,
как это описано в учебниках логики.
Наши результаты свидетельствуют об ином. Человек действитель-
но м о ж е т поступать описанным выше способом. Однако пред-
ставление о том, что именно этот способ в современной культуре
является доминирующим, есть именно мифологема. В задачах кате-
горизации — а для конкретности мы вернемся к нашему материалу и
будем далее говорить о категоризации имен и означенных ими объек-
тов — большинством ни. смысл знакомого слова трактуется анало-
гично образу знакомого предмета, т.е. как целостность, как геш-
тальт. Ведь при сравнении ножа и ложки мы не прибегаем к выде-
лению черенка как сходной их части, а черпака и лезвия — как
различных: мы исходим из того, что ложкой едят, а ножом — режут.
То же относится и к интерпретации смыслов слов. В условиях, когда
критерием качества решения является здравый смысл и практический
опыт, мышление человека строится по несравненно более сложным
законам, чем те, что нам пока известны1.
Действительно, с позиций мифологемы рационального мышления
кажется удивительным, что при классификации слов взрослые обра-
зованные ни. регулярно пользуются стратегиями, которые приводят
не к образованию "логически правильных" 'классов типа сосуды,
мебель, а к классам, построенным на основе смежности в про-
странстве или во времени, соучастия в операции "взаимодополни-
тельности" и т.п.
И, напротив, с учетом стойкости мифологемы скорее закономерно,
что в дискуссиях по результатам наших экспериментов у слушателей
нередко возникали сомнения в том, были ли наши ии. здоровыми
людьми, правильно ли указан образовательный ценз, добросовестно
ли ии. относились к задаче, и, наконец, уверены ли мы сами в
воспроизводимости наших результатов.
Во время одной из таких дискуссий P.M. Фрумкина предложила
присутствующим дать не задумываясь определение ложки. Пер-
вый ответ — "ложка — это чтобы есть" принадлежал кандидату
технических наук. Докладчик в ответ с немалым удовольствием
привел определение "мамы". Оно принадлежит пятилетнему ребенку:
"Мама — это чтобы нас любить" (наблюдения Бине: [Пиаже,
Инельдер 1963]).
По существу, попытку анализа мифологемы рационального мышле-
ния мы находим уже у М.М. Бонгарда [Бонгард 1967]. Напомним,
что обсуждая известный эксперимент по схеме "четвертый лишний".
Бонгард показывает, что в нем Э. заранее проделал логическую клас-
сификацию объектов-стимулов и лишь ждет от и., чтобы тот имити-
ровал этот же способ категоризации. И, может это сделать, но
делает это далеко не всегда, а лишь тогда, когда он либо дей-
143
 ствительно действует "в том же мире", что Э., либо когда и.
угадывает намерения Э. и с готовностью идет на имитацию его
мышления.
Поместить и. в "иной мир", нежели мир Э., можно двумя путями.
Первый был многократно реализован, когда материал, аналогичный
(в существенных чертах) материалу Бонгарда или материалу Гольд-
штейна и Ширера, предъявлялся лицам из традиционных культур, не
имеющим, к тому же, школьного образования (резюмирующий анализ
см. Тульвисте 1988). В этом случае, когда Э. "задумывает" класси-
фикацию, вполне естественную для него самого, но неестественную
для мира участников эксперимента, ии. лишены дополнительной инфор-
мации, позволяющей им имитировать мышление Э. Это хорошо пока-
зано в эксперименте А.В. Михеева [Михеев 1983], где ии. были лица
традиционной культуры без школьного образования, либо давно
о нем забывшие в силу преклонного возраста. Эти ии. интерпре-
тировали шар как мячик, кубы и параллелепипеды — как игрушки
или стройматериалы. Круглый лимон и круглый пряник из того же
набора, а также пачка чая, имеющая форму параллелепипеда, оставались
именно лимоном, чаем и пряником и, разумеется, помещались вместе.
Ничто не могло навести ии. на мысль о том, что чай — это не
собственно чай, а нечто иное. Но ведь в аналогичное положение
можно поставить и взрослого образованного и. Что мы и сделали,
реализовав второй путь — путь помещения и. в "иной мир", нежели
мир Э. Мы обнажили мифологему рационального мышления, перевернув
задачу: вместо того, чтобы предъявлять жителям глухих местностей
объекты, различающиеся по заранее заданным четким признакам типа
формы и т.п., мы предложили высокообразованным ии. классифици-
ровать имена объектов, относящихся к сугубо повседневному, житей-
скому слою представлений и не описываемых в терминах небольшого
набора хорошо выделимых признаков2.
Ситуация, когда участники эксперимента должны усмотреть что-то
общее в смыслах слов чашка, вилка, кастрюля, актуализирует
предметно-практический опыт ии., а не школьные стереотипы. Ии.
обращаются к своему миру, не заботясь о мире Э., и с этой вне-
рефлексивной установки естественно дают классификации типа "лож-
ка — это чтобы есть". Конечно, все эти ии. (это ясно уже из
опытов Гольдштейна и Ширера, о которых мы говорили выше) могут
усмотреть в пачке чая параллелепипед, равно как и объединить все
то, что независимо от места произрастания и вкуса в нашей культуре
именуется "овощами". Но будет ли выбрано именно такое или иное
решение — зависит от того, как ии. интерпретируют задачу (что
и следует из данных эксперимента, описанного выше, см. гл. 4,
ч. II).
Существенно, что именно различие в интерпретации задачи как
"житейской", при которой и. остается в "своем мире", или как
"школьной", "научной", при которой он перемещается в "мир Э.",
и определяет различие в решении задач категоризации между ли-
цами традиционных культур, получившими и не получившими школь-
ное образование. Как известно, решения классификационных задач
144
лицами из традиционных культур со школьным образованием практи-
чески не отличаются от предложенных образованными ии. из евро-
американской культуры [Коул, Скрибнер 1977; Тульвисте 1988].
Чем же их вооружало школьное образование?
Если принять, что благодаря школьному обучению упомянутый
контингент ии. научился "мыслить в понятиях", то мы останемся
в плену все той же мифологемы рационального мышления. Нам пред-
ставляется, что дело вовсе не в этом. Приобретеннные в школе навыки
решения стереотипных задач наделяют участника эксперимента по
категоризации специфической информацией о возможном мире Э. Воз-
никает рефлексия о том, что именно он может ждать от Э. в усло-
виях данной задачи. Задача перестает восприниматься как лежащая
в плоскости практического опыта, появляются возможности для ими-
тации мира Э. В силу этого пачка чая, предложенная в одном наборе
с другими объектами типа коробки спичек и кубика, с одной сто-
роны, и шара, пряника и лимона — с другой, перестает быть чаем,
который пьют с пряником и лимоном, и становится прежде всего
параллелепипедом. Как мог убедиться читатель, можно наблюдать
ровно противоположное поведение у высокообразованных ии., если
всю ситуацию эксперимента переместить (это уже вопрос методики)
в сферу житейского опыта.
Для того чтобы полученная человеком информация могла быть
им освоена, она должна быть структурирована. Принцип структур-
ности обнаруживает себя и в способах категоризации. Категориза-
ция — это один из способов структурирования. Очевидно, что не
следует искать единый и всеобъемлющий принцип структурирования,
поскольку источник фантастических возможностей нашего мозга —
именно в его пластичности, обеспечивающей выбор из множества
принципов того, который наиболее соответствует специфике данной
задачи (класса задач).
Отказ от мифологемы рационального мышления — это признание
множественности принципов структурирования. Это одновременно по-
становка новых, несравненно более сложных вопросов о связи спо-
собов структурирования с уровнем индивидуальной рефлексии.
1
В литературе в той или иной форме неоднократно обсуждалась мифологема рацио-
нального поведения. Ученые, изучавшие проблемы принятия решений, давно обнаружили,
что при принятии решений в условиях сложного выбора и риска поведение человека
далеко от рационального: человек дает противоречивые и нетранзитивные суждения,
упускает из виду закон исключенного третьего и т.п (доступные неспециалистам обзоры
см [Ларичев 1979; 1987]. Между мифологией рационального поведения (в указанном
выше смысле) и мифологемой рационального мышления, как мы ее понимаем при-
менительно к проанализированным нами задачам категоризации, мы усматриваем
несомненный параллелизм
2
Многочисленные конкретные эксперименты показывают, что если речь идет о
классификации имен-КС, то между результатами опытов с объектами, их изображе-
ниями и их именами нет принципиальной разницы в используемых ии. страте-
гиях.
145

Экскурс
ИМЕНА КАТЕГОРИЙ И ИМЕНА СОВОКУПНОСТЕЙ
В реальном мире, мире объектов, наше мышление усматривает
разные виды отношений между объектами. Эти отношения культурно
обусловлены и зафиксированы в языке. Многие из них являются куль-
турными универсалиями — это отношения типа "один — много";
"часть — целое"; "элемент — множество" и т.п. Эти культурно-
обусловленные отношения между объектами, лежащие в основе освое-
ния человеком как физических, так и мыслительных реалий, по-
разному выражают отношения типа "представитель — класс"; совокуп-
ность — член совокупности". Изучая на русском материале, как наивный
носитель русского языка классифицирует слова типа {чашка, ложка...}
или {бутерброд, кисель...} т.е. слова так называемой "конкретной" лек-
сики, мы обнаружили, что, объединяя эти слова в группы по прин-
ципу смыслового сходства, человек оказывается под двойным влия-
нием: с одной стороны, мир объектов как бы "предлагает" ему свою
классификацию, а с другой стороны — то же, но несколько иначе,
делает мир языка.
Чтобы понять весомость влияния мира языка, следует понять,
какими средствами располагает сам язык для выражения идеи объеди-
нения, совокупности, класса и т.п.
В дальнейшем изложении мы будем рассуждать по принципу "от
смысла к тексту", аналогично тому, как это сделано в работе
А.К. Поливановой (1983). Эта работа, наряду с работой А.А. Холо-
довича (1946), является идейной основой нашего подхода к ма-
териалу.
Отправной точкой для нас будет являться следующий вопрос:
какими лексическими средствами передается смысл 'многое, мыслимое
как целое*? Можно ли предложить какую-либо дифференциацию уже
внутри этой "типовой" единицы смысла?
Поясним примерами, в чем мы видим свою задачу. Задумаемся
над следующими словами: крестьянство, пионерия, профессура,
листва, старичье, бабьё, ворьё, рваньё, бой, лом, мелочь, гарни-
тур, комплект, набор, охапка, вязанка, прядь, мебель, посуда, скот,
одежда. Про любое из этих слов можно сказать, что в их семан-
тике присутствует идея "многое, как целое", но это "целое" устроено
совершенно различными способами, и это "многое" тоже обладает
дополнительными семантическими нагрузками, разными в таких сло-
вах, как бабьё, с одной стороны, и посуда — с другой.
146
Часть наших примеров традиционно относится к так называемым
"собирательным" существительным и имеет в словаре соответствующую
помету. "Собирательность" как лингвистическое понятие изучалась
давно, и это требует от нас обращения хотя бы к последним по
времени работам. Рассмотрим, в какой мере понятие собиратель-
ности может быть полезным для ответа на наш вопрос. Прежде
всего, мы хотим понять, что такое "собирательность": это нечто,
что характеризует смысл, или его поверхностное оформление, или
то и другое?
Простое и красивое решение было предложено А.А. Реформат-
ским [1967]; это так называемый принцип триады. Согласно этому
принципу, собирательным считается существительное, стоящее на
последнем месте в следующих триадах: лист — листья — листва;
крестьянин — крестьяне — крестьянство; старик — старики — ста-
ричье; пионер — пионеры — пионерия; белогвардеец — белогвардей-
цы — белогвардейщина.
Наличие триады гарантирует выполнение следующих требований
к собирательному существительному: 1) оно обозначает совокуп-
ность, мыслимую как целое; 2) оно имеет структурно-семантичес-
кую связь с именем, обозначающим единичный предмет данной сово-
купности, — соотносится с формами ед. и мн. ч. однословного
имени единичного предмета; 3) оно обязательно имеет формальное
выражение собирательного значения — суффикс; 4) оно не имеет мн.ч.
В характеристике триады тем самым объединяются и формальный,
и семантический критерии, но формальный доминирует.
Однако, если мы заглянем в словарь (здесь и далее мы поль-
зуемся словарем Ожегова), то окажется, что помета собир. стоит у более
широкого круга существительных, в частности, у таких слов, как
старье, тканье, тряпье, юношество. Здесь формальная выраженность
налицо — присутствует суффикс, семантический критерий также выпол-
няется; но для этих и им подобных слов не удается построить триаду:
либо нет одного (двух членов), либо имеют место специфические
семантические отношения. Так, юношество не есть в чистом виде
собирательное от юноша, т.е. его семантика подразумевает и лиц
женского пола; тряпье не есть просто собирательное в триаде
тряпка — тряпки — тряпье, поскольку имеет также сему "любые
старые вещи, относящиеся к предметам одежды" ("он одевался в
тряпье" вовсе не значит, что его одежда состояла из тряпок).
С другой стороны, пометой собир. сопровождены слова типа
призыв* (прошлогодний призыв), рухлядь, сброд, сдобаг (любые сдобные
изделия), сереброг (любые серебряные монеты), которые вообще не
соответствуют принципу триады. Тем не менее, если встать на точку
зрения чисто семантических критериев, то, по крайней мере, один
из них выполняется: во всех случаях в этих словах присутствует
смысл 'многое, мыслимое как целое'.
Разнохарактерность и обилие существительных, в семантике ко-
торых присутствует данный смысл, породила разные попытки уточ-
нить понятие собирательности (ср. Миськевич 1970; Еселевич 1979).
Комбинация критериев, предложенных в этих работах, опирается,
147
 однако, на понятия типа род, вид, признак, подчинение,т.е. на мета-
понятия, четкий смысл которых определен в логике, а не в лингви-
стике. Мы считаем поэтому что "триада Реформатского" остается
наиболее удобным и оправданным подходом к выделению соби-
рательных существительных и противопоставлению их множеству
существительных с собирательным значением.
К собирательным, выделяемым согласно принципу триады, на
наш взгляд, можно также прибавить существительные с собиратель-
ным значением, образованные от основы прилагательных: это сло-
ва типа гнилье, старье, рванье. Для них, в принципе, тоже мож-
но построить триаду, использовав для этого "семантически пустые"
существительные типа вещь, предмет: старая вещь — старые вещи —
старье; рваная вещь — рваные вещи — рванье.
Итак, "собственно собирательными" мы будем считать только
те имена, которые удовлетворяют критерию триады в несколько
расширенном виде. Тогда, в результате выделения из всего мно-
жества существительных с собирательным значением "собственно
собирательных" существительных, мы получаем некий остаток, ко-
торый можно было бы назвать "именами совокупностей". Рассмотрим
семантику этих слов вначале в самом общем виде.
Если мн.ч. существительных и собирательные существительные
подразумевают объединения неограниченного числа объектов, т.е.
имеется в виду, что охватываются все именуемые объекты, без
исключения (например, коровы — все коровы вообще; крестьянство —
все крестьянство вообще), то имена совокупностей подразумевают
некую "очерченность", вычленение из всего неограниченного числа
объектов некоторой их части (например, стадо коров — не все
коровы вообще, а некоторое, не очень большое, количество коров,
пасущихся вместе; гарнитур — некоторое, не очень большое, коли-
чество определенных предметов мебели (одежды)). Такое значение
"очерченности" существительных-имен совокупностей является вполне
естественным. Эти имена как бы "созданы" специально для того,
чтобы выделить из огромного числа объектов некие стандартные
или типичные группы, с которыми человек часто сталкивается
в своей практической или умственной деятельности. Естествен-
но, что удобнее оперировать с подобной группой как с целым,
имеющим свое собственное имя, нежели перечислять входящие
в эту группу объекты. Имена совокупностей — это слова, наз-
начение которых и состоит в том, чтобы в сжатой форме пере-
дать информацию (довольно разнообразную притом) о совокупностях.
В отличие от собственно собирательных, существительные-имена
совокупностей обладают следующими чертами: во-первых, все они
имеют разную морфологическую структуру, значение "целое", "сово-
купность" у них не выражено формально; во-вторых, многим из
них соответствуют реально существующие объединения предметов
или людей; в-третьих, ни один из членов совокупности не может
быть назван именем, одноосновным с именем самой совокупности
(например, труппа — но актер, кафедра — но преподаватель,
сервиз — но предмет из сервиза и т.д.); в-четвертых, большинство
148
имен совокупностей могут употребляться в форме мн.ч. (экипаж
(корабля) — экипажи, гарнитур — гарнитуры, охапка — охапки).
Памятуя о том, что человек использует имена совокупностей как
"ярлыки", за которыми скрываются объединения и входящие в них
члены, можно предположить, что эти "ярлыки" должны, по край-
ней мере, нести новую информацию уже не только об объектах,
из которых составлена совокупность, но и о свойствах самой
совокупности как особого объекта, например, о количественном
объеме совокупности и о некоторых других свойствах. "Ярлыки"
также указывают на "очерченность" обозначаемой ими совокуп-
ности. Конечно, эти факторы будут по-разному проявляться в раз-
ных именах совокупностей. Учитывая смысловые оттенки, переда-
ваемые именами совокупностей, и опираясь на упомянутые три
фактора, мы попытались выделить некоторые типы имен сово-
купностей. Поскольку эта характеристика базируется на субъек-
тивной семантической интерпретации, то ее не следует считать
окончательной. Для ясности еще раз сформулируем, что подра-
зумевается ниже под именами совокупностей. Имена совокупностей —
это имеющиеся в языке названия различных объединений предме-
тов или людей; они отражают ситуации, когда человеку естест-
венно мыслить эти объединения как "целое".
Прежде всего, с учетом нашей общей задачи — изучения семан-
тики методом свободной классификации — выделим имена особого
типа, которые мы считаем и м е н а м и классов. Это слова типа
мебель, посуда, транспорт, скот, одежда. Имена классов высту-
пают как "родовые" имена по отношению к объектам, в дан-
ные классы входящим, т.е. имеет место иерархия, в соответст-
вии с которой можно выделить ближайшее родовое имя, родовое
имя следующего уровня и т.д., ср. мебель — стол — журналь-
ный стол; мебель — стул — венский стул и т.д. Иными словами,
речь идет об описанной в общих чертах лексической функции
Gener (1): Gener (туфли) = обувь; Gener (машина) = транспорт;
Gener (корабль) = флот; Gener (корова) = скот; Gener (брюки) = одежда.
Для имени, выполняющего функцию Gener, характерно замеще-
ние определенной позиции в так называемых таксономических предло-
жениях типа:
1 2 3 4
член класса связка метаимя Gener
кувшин 'есть' 'разновидность' посуды
Слова, помещенные в марровские кавычки, в данной схеме обозна-
чают глубинные семы, т.е. элементы смысла; на уровне текста
на месте 2 могут быть любые уместные связи, на месте 3 —
слова 'вид, тип, разновидность, вариант' и другие. В предваритель-
ном порядке можно сказать, что наличие иерархии между именем,
выполняющим функцию Gener, и членами соответствующей сово-
купности (что выражается на уровне текста в позиции Gener в
таксономических предложениях) выделяет имена классов из прочих
имен совокупностей.
149
 Обозначим условно все прочие имена совокупностей, не относя-
щиеся к Gener, Collect (от коллекция, ср. противопоставление "мышле-
ния в коллекциях" "мышлению в классах" у Выготского [1982]).
Подчеркнем, что Collect не трактуется нами как лексическая функция
в смысле (1); это обобщенное наименование разных имен сово-
купностей. Итак, пока мы имеем лишь противопоставление Gener —
Collect. Проблематика, связанная с отношениями типа Gener, в дан-
ной работе не рассматривается.
Рассмотрим теперь, что попадает в Collect и какие группы имен
можно выделить далее. Прежде всего, можно видеть существенную
разницу между именами совокупностей типа лом, бой, молодняк,
призыв, мелочь, мелюзга и именами типа семейство (грибов), коло-
ния (микробов), комплекс (упражнений). С другой стороны, имена
совокупностей типа куча, груда, ворох, батарея, вереница, имея
между собой нечто общее, явно отличаются от таких имен, как
стадо, отара, вязанка, охапка, пучок (лука, редиски) и им подоб-
ных.
Имена типа бой, лом, молодняк, призыв, прокат (в знач.
"вещи, выдаваемые напрокат") образованы от основ прилагательных
или глаголов, как бы с целью выделить определенные свойства
объектов, имеющих некий характерный признак. Прочие особенности
членов данной совокупности как бы считаются несущественными,
ср.: молодняк — любые молодые животные; хлам — любые вещи,
сочтенные ненужными, непригодными; рухлядь — любые старые
или сломанные вещи; бой — любые вещи в осколках, обычно
о стеклянных предметах, по-видимому, по аналогии — о яйцах,
скорлупа которых разбита; мелочь — любые мелкие предметы;
зелень — любые овощи или пряности, имеющие съедобную зе-
леную часть и т.п. Важно, что в аспекте количества объем сово-
купности для подобных имен не определен {мелочь — это вообще
мелкие предметы в неопределенном количестве). По сравнению с
такими именами, как стадо или вереница, имена типа лом, мелочь
представляются сдвинутыми на шкале абстрактность — конкрет-
ность ближе к полюсу абстрактности, т.е. как бы ближе к Gener
[ср. Розина 1982]. Будем называть такие имена Integrity, имея
в виду подчеркнуть, что члены совокупности интегрируются с
помощью соответствующих имен на основании некоторого важного
для данного объединения признака.
Отметим, что и для Integrity и для Gener характерно, что
обозначаемым ими совокупностям в реальной действительности обыч-
но не соответствуют конкретные предметные объединения. В своих
основных значениях они употребляются только в форме ед. ч. и,
в основном, без постпозитивных определений. В тех случаях, когда
смысловое задание подразумевает количественную определенность,
мы имеем регулярную полисемию как для существительных, имею-
щих Gener, так и для имен, рассматриваемых нами как Integ-
rity. Это полисемия по типу totum pro parte для Gener: Мы купили
новую мебель (некоторое количество предметов мебели); Вымой по-
суду (некоторое вполне определенное количество предметов типа
150
чашек, тарелок и проч.); ср. франц. les meubles. Для имен сово-
купностей, названных выше Integrity, наблюдаем подобную же конкре-
тизацию, ср. Стоит ли собирать эту мелочь? (слишком мелкие
грибы, ягоды, плоды, во вполне определенном количестве, т.е. на-
ходящиеся в поле зрения наблюдателя); Эту рухлядь нельзя пере-
везти = 'Этот конкретный старый предмет (предметы) нельзя пе-
ревезти'.
Иными словами, имена типа Gener и имена типа Integrity мо-
гут обозначать и мебель вообще, как класс, и мелкие вещи во-
обще, как совокупность объектов с данным свойством, но сущест-
вуют контексты, где они конкретизируются вплоть до обозначения
отдельных предметов данного типа или с данным свойством (о ти-
пах контекстов см. [Поливанова 1983]).
Рассматривая прочие имена совокупностей, объединенные нами
под рубрикой Collect, но отличающиеся от того, что описано
выше как Integrity, мы считаем важным выделить из них имена,
описанные ранее [Апресян 1974] с помощью лексической функции
Mult.
Под Mult предлагалось понимать типовые названия совокуп-
ностей, где бы к тому же подразумевалась сема "стандартное
количество". Этому требованию удовлетворяют такие имена, как
стадо, отара, табун, вязанка (хвороста), гурт, упаковка (лекар-
ства), пачка (чая), блок (сигарет), косяк (рыбы), стая (птиц),
рой (насекомых), пучок (редиски, петрушки), охапка (дров, сена).
С другой стороны, если мы рассмотрим отношения между словами
актер — труппа, игрок — команда, ученик — класс, студент —
поток (ср. "он не из нашей группы и вообще не с нашего по-
тока"), то сема "совокупность" у слов типа труппа, класс, поток,
экипаж останется, но смысл "стандартное количество" отсутствует,
хотя в группе не может быть любое количество студентов, а в
труппе — любое количество актеров. С целью подчеркнуть это
различие обозначим имена типа стадо, пучок — как Mult Portion,
а имена типа команда, экипаж — как Mult Equip.
Для выражения идеи количества с позитивной оценкой по шка-
ле "много — немного" язык обладает полу-пустыми именами сово-
купностей типа куча, ворох, груда, кипа — назовем их Mult
Quanti. Тот же смысл с еще большим сдвигом в "много" будут
выражать регулярные метафоры типа вагон новостей, море пшеницы,
океан слез и т.п.; здесь имена, сами по себе не являющиеся
именами совокупностей, приобретают его лишь в определенных слово-
сочетаниях. Сходный с Mult Quant смысл, но с подчеркиванием
идеи упорядоченности, имеют имена типа гряда (облаков, гор),
батарея (бутылок), вереница (машин, карет, людей) — Mult Quant 2 .
Вопрос о том, следует ли считать все подобные имена лексическими
функциями по Ю.Д. Апресяну, мы здесь не рассматриваем, поскольку
нас не занимает вопрос о регулярности семантических отношении
бутылка vs батарея, машина vs вереница. Для нас принципиальным
является то разнообразие чисто лексических возможностей, которые
язык дает говорящему для выражения смысла 'многое, мыслимое
151
 как целое'. К тем комбинациям, которые этот смысл включает
как одно из слагаемых, хотелось бы еще отнести и группу имев,
которые мы назвали Set. Мы имеем в виду имена типа сер-
виз, колода (карт), гарнитур (мебели, белья), комплект (белья)
и им подобные. Такие имена относятся к совокупностям, имеющим
определенную структуру — в том плане, что изъятием одного из
объектов мы эту совокупность разрушаем, "разукомплектовываем".
Колода без одной карты — уже не колода, сервиз без одной
чашки — уже не сервиз, а набор посуды и т.д. Заметим, что в
этом случае речь идет об именах реально существующих объеди-
нений предметов.
Вернемся теперь к вопросу, поставленному в начале экскурса.
Представляется, что термин "собственно собирательные" наиболее
уместно употреблять в значении, задаваемом "триадой Реформат-
ского". Смысл 'многое, мыслимое как целое' может передаваться,
помимо использования "собственно собирательных" имен, путем ис-
пользования разнообразных имен совокупностей. Часть их нейтральна
по стилю и акцентирует именно идею целого, другая часть — окра-
шена стилистически; вообще же большинство подобных имен семан-
тически достаточно сложны. Слова типа одежда, посуда, с нашей
точки зрения, уместно выделять среди прочих имен совокупностей
как имена классов. Важно при этом помнить, что идея класса
как таковая столь же успешно выражается чисто грамматическими
средствами — нереферентным употреблением имени как в ед.,
так и во мн.ч., в зависимости от типа самого существительного
[Поливанова 1983; Зализняк, Падучева 1974].
Бегло перечисленный здесь арсенал языковых средств для выра-
жения смысла 'многое, мыслимое как целое' позволяет носителям
языка очень гибко пользоваться разными способами именования
группировок, образуемых ими в классификационных экспериментах.
В среднем можно сказать, что наши испытуемые отнюдь не предпочи-
тали слова типа Gener для именования образованных ими классов. Под-
черкнем, одновременно, что отсутствие этих слова в самоотчетах само
по себе не может быть базой для выводов о характере отношений,
устанавливаемых носителями языка на множестве классифицируемых
объектов. Эти отношения часто очень многоплановы, и не всегда
параллельны тем отношениям, которые существуют между именами
объектов и именами совокупностей в языке.
ЛИТЕРАТУРА
Англо-русский синонимический словарь/ Под ред.Ю.Д. Апресяна. М., 1979.
Андрукович П.Ф., Василееич А.П., Герганов Е.Н. Исследование субъективного
сходства букв русского алфавита // Прогноз в речевой деятельности. М„ 1974.
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1974.
v
Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира //
Семиотика н информатика. 1986. Вып. 28.
Апресян Ю.Д,., Жолковский А.К., Мельчук И.А. 11 словарных статей толково-
комбинаторного словаря русского языка ИРЯ АН СССР. Пробл. группа по экспер.
и прикл. лингвистике. Предв. публикации. М., 1970. Вып. 4.
Арутюнова Я.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения //
Аспекты семантических исследований. М., 1980.
Бабов К., Въргулев А. Тематичен руско-български речник. София, 1961.
Боос Ф. Ум первобытного человека. М; Л., 1926.
Бонгард М.М. Проблема узнавания. М., 1967.
Василевич А.П. Исследование лексики в психолингвистическом эксперименте (на
материале цветообозначений в языках разных систем). М., 1987.
Выготский JI.C. Мышление и речь // Поли. собр. соч. М., 1982. Т.2.
-)Гак В.Г. Лингвистические словари н экстралингвистическая информация (в связи
с выходом в свет второго издания словаря "Большой Робер") // ВЯ, 1987. N 2.
Герганов ЕЖ, Николова Ц.С., Терехина А.Ю., Фрумкина P.M., Арапов М.В.
Исследование восприятия звуков методами многомерного шкалирования // Звуко-
вой строй языка. М., 1979.
Гинзбург Е.Л., Крейдлин Г.Е. Родо-видовые отношения в языке (таксономические
операторы) // НТИ. Сер. 2, 1982, N 2.
Гинзбург Е.Л., Крейдлин Г.Е. Родо-видовые отношения в языке (лексические
и семантические варианты видовых операторов) // НТИ. Сер. 2, 1982,, N 10.
Гинзбург ЕЛ., Крейдлин Г.Е. Родо-видовые отношения в языке (словообразование,
таксономия и оценка) // НТИ. Сер. 2. 1983, N11.
Дюшен Е.И. Опыт лексикографического описания десяти французских слов.
Дипломная работа. М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1974.
Емельянов СВ., Ларичев О.И. Многокритериальные методы принятия решений.
М, 1985.
Есеяевич И.Э. Из истории категории собирательности в русском языке. Казань, 1979.
Зализняк А.А., Падучева Е.В. О контекстной синонимии единственного и множест-
венного числа существительных // Информационные вопросы семиотики, лингвистики
и автоматического перевода. М., 1974. Вып. 4.
Звонкий А.К., Фрумкина P.M. Свободная классификация: модели поведения //
НТИ. Сер. 2. 1980. N 6.
Зейгарник Б.В. Патопсихология. М., 1986.
Караулов Ю.Н. и др. Русский семантический словарь. М., 1982.
Книга о вкусной и здоровой пище /Под ред. А.А. Покровского. М., 1980.
Кок ЕМ. Зрительные агнозии. М., 1967.
Королев Э.. Эрастов КО. О некоторых новых семантических параметрах и
правилах преобразования в системе семантического синтеза // НТИ. Сер. 2, 1968, N 11.
Коул М., вкрибнер С. Культура и мышление. М., 1977.
Крушевский С. Очерк науки о языке. Казань, 1883.

-^•Кузнецов A.M. Проблема компонентного анализа в лексике: Научно-аналитический
обзор. М., 1980.
Лабов У. Структура денотативных значений // Новое в зарубежной лингви-
стике. М., 1983. Вып. 14.
Ларичев О.И. Наука и искусство принятия решений. М., 1979.
Ларичев О.И. Объективные модели и субъективные решения. М., 1987.
Лурия А. Р. Об историческом развитии познавательных процессов. М., 1974.
Любищев А.А. О критериях реальности в таксономии // Информационные во-
просы семиотики, лингвистики и автоматического перевода. М., 1971. Вып. 1.
Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей "Смысл — Текст". М., 1974.
Миркин Б.Г. Анализ качественных признаков. М., 1976.
Миркин КГ. Группировка в социально-экономических исследованиях: Методы
построения и анализа. М., 1985.
Мисъкевич Г. И. Словообразовательная категория собирательных имен существитель-
ных в современном русском языке. Дис. ... канд. фил. наук. М., 1970.
Михеев А.В. Психолингвистическое исследование семантических отношений (на
материале слов-цветообозначений). Автореф. дис. канд. фил. наук. М., 1983.
Михеев А.В. Свободная классификация набора предметов // Лингвистические и
психолингвистические структуры речи. М., 1985.
Михеев А.В. Структура концептуальных классов и работы Э. Рош // Экспе-
риментальные методы в психолингвистике. М., 1987.
Михеев А.В. Общее и индивидуальное в классификационных решениях // Экспе-
риментальные методы в психолингвистике. М., 1987.
Михеев А.В., Рюмина Н.А., Фрумкина P.M. Основные результаты анализа
трех тематических групп слов "конкретной" лексики // Лингвистические и психо-
лингвистические структуры речи. М., 1985.
Молоховец Е.И. Настольная поваренная книга. Пг., 1916.
Морковкин В.В. Идеографические словари. М., 1970.
Мостовая А.Д. Опыт сравнения научных и "наивных" толкований (на мате-
риале слов "конкретной" лексики) // Лингвистические и психолингвистические струк-
туры речи. М., 1985.
Мостовая А.Д. Выявление семантических отношений на именах конкретной лексики
и методы их описания // Экспериментальные методы в психолингвистике. М., 1987.
Мостовая А.Д., Фрумкина P.M. Семантические отношения на именах "конкрет-
ной" лексики: опыт описания // Экспериментальные методы в психолингвистике.
М., 1987.
Никитина СЕ. Тезаурус по теоретической и прикладной лингвистике. М., 1978.
Никитина СЕ. Семантический анализ языка науки. М., 1987.
Ожегов СИ. Словарь русского языка. М., 1981.
Пиаже Ж., Инелъдер Б. Генезис элементарных логических структур: Класси-
фикации и сериации. М., 1963.
Полани М. Личностное знание. М., 1985.
Поливанова А.К. Выбор числовых форм существительных в русском языке //
Проблемы структурной лингвистики-1981. М., 1983.
Реформатский А.А. Введение в языкознание. М., 1967.
Розина Р.И. К противопоставлению абстрактного и конкретного в языке //
Вопросы информационной теории и практики. М., 1982, N 48.
Розина Р.И. Таксономические отношения в лексике (таксономическое предложение
как диагностическая конструкция). // НТИ, Сер. 2, 1984. N 10.
Рюмина И.А. Свободная классификация как метод изучения сематики слов "кон-
кретной" лексики // Экспериментальные исследования в психолингвистике. М., 1982.
Рюмина Н.А. Имена категорий и имена совокупностей // Текст и культура:
Общие и частные проблемы. М., 1985.
Рюмина Н.А. Психолингвистический аспект изучения языкового сознания //
Коммуникативные аспекты исследования языка. М., 1986.
Рюмина Н.А. Изучение семантики "конкретной" лексики психолингвистическими
методами. Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1987.
Селиверстова О.Н. Компонентный анализ многозначных слов. М., 1975.
Скиданенко Ю.Д. Типы семантических отношений в русской лексике и их отражение
в идеографических словарях. Автореф. дис. ... канд.филол. наук. М., 1984.
154
Словарь современного русского литературного языка в 17 тт. М; Л., 1948—1965.
Советский энциклопедический словарь. М., 1982.
Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. М., 1975.
Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения. М., 1981.
Терехина А.Ю. Геометрический подход к построению дескриптивных моделей
принятия решений о сходстве // Дескриптивный подход к изучению процессов принятия
решений при многих критериях. М., 1980. Вып. 9.
Тулъвистпе П. Культурно-историческое развитие вербального мышления. Тарту, 1988.
Уорф Б.Л. Наука в языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление,
характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на
мышление) // Новое в лингвистике. М., 1960. Вып. I.
Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. М., 1935-1940. Тт. 1-Й.
Фрумкина P.M. Вероятность элементов текста и речевое поведение. М., 1971.
Фрумкина P.M. Психометрические методы: общие проблемы // Прогноз в речевой
деятельности. М., 1974.
Фрумкина P.M. О методе изучения семантики цветообозначений // Семиотика и
информатика, 1978. Вып. 10.
Фрумкина P.M. Об отношениях между методами и объектами изучения в современной
семантике // Семиотика и информатика, 1979. Вып. 11.
Фрумкина P.M. Лингвистическая гипотеза и эксперимент: (О специфике гипотез в
психолингвистике) // Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980.
Фрумкина P.M. Язык и мышление как проблема лингвистического эксперимента //
Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз., 1981. Т. 40. N 3.
Фрумкина P.M. Цвет, смысл, сходство. М., 1984.
Фрумкина P.M. Смысл и сходство // ВЯ, 1985, N 2.
Фрумкина P.M. Что мы делаем, когда говорим и думаем // Знание—сила, 1987. N 1.
Фрумкина P.M. Еще раз об особенностях классификационного поведения // Речь:
восприятие и семантика. М., 1988.
Фрумкина P.M., Василевич А.П., Мацковский М.С. К вопросу о единицах принятия
решений при зрительном распознавании элементов текста // НТИ. Сер. 2, 1968, N 5.
Фрумкина P.M., Миркин КГ. Семантика "конкретной" лексики: психолингвистический
подход // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз., 1986. Т. 45, N 1.
Фрумкина P.M., Михеев А.В. "Свобода" и "нормативность" в экспериментах по
свободной классификации // Лингвистические и психолингвистические структуры речи.
М„ 1985.
Фрумкина P.M., Михеев А.В., Терехина А.Ю. Экспериментальное изучение семанти-
ческих отношений в группе слов-цветообозначений. ИРЯ АН СССР. Пробл. группа по
экспер. и прикл. лингвистике. Предв. публикации. М., 1982. Вып. 143.
Фрумкина P.M., Рюмина Н.А., Мостовая А.Д. Типология классификационных
решений в экспериментах по свободной классификации // Лингвистические и
психолиигвистические структуры речи. М„ 1985.
Холодович А.А. Категория множества в японском в свете общей теории множества в
языке // Уч. зап. ЛГУ. Сер. фил. наук, 1946. Вып. 10. N 69.
Хофман И. Активная память. М., 1986.
Шмелев Д.Н. Проблема семантического анализа лексики. М., 1973.
Шрейдер Ю.А. Равенство, сходство, порядок. М., 1971.
Шрейдер Ю.А. Многоуровневость и системность реальности изучаемой науки //
Системность и эволюция. М., 1984.
Щерба Л.В. Опыт общей теории лексикографии // Л.В. Щерба. Языковая система и
речевая деятельность. Л., 1974.
Anneti M. The classification of instances of four common class concepts by children and adults
// Brit. Journ. Educ. Psych., 1959. Vol. 29.
Batng W.R., Montague W.E. Category norms for verbal items in 56 categories: A replication
and extension of the Connecticut category norms // J. Exp. Psych. Monograph, 1969,80(3, Pt. 2).
Berlin В., Kay P. Basic color terms: Their iniversality and evolution. Berkeley, 1969.
Blanc E. Dictionnaire universel. Lyon, 1899.
Boissiere P. Dictionnaire analogique de la langue francaise. Paris, 1862.
Bruner J., Goodnow J., Austin G. A study of thinking. N.Y., 1956.
Brunot F. La pensee et la langue. Paris, 1953.
Cheyne G.J.G. A classified Spanish vocabulary. L., 1964.
155
 DornseiffF. Der deutsche Wortschatz nach Sachgruppen. Berlin, 1943.
Ericsson K.A., Simon H.A. Verbal reports as data // Psych. Review. 1980. Vol. 87, N 3.
Fillenbaum S., Rapopon A. Structures in the subjective lexicon. N.Y.. 1971.
Frumkina R.M. Taxonomic relations in natural language: a linguist's view // Symposium on
linguistic universal. Tallin, 1987.
Goldstein K., Scheerer M. Abstract and concrete behavior: an experimental study with special
tests // Psychol. Monogr. 1941. Vol. 53, N 2 (239).
Haiman J. Dictionaries and encyclopaedias // Lingua, 1980. Vol. SO.
Kemp ton W. Category grading and taxonomic relations: a mug is a sort of a cup // American
Ethnologist, 1978. Vol. 5.
Lehrer Q. Semantic fields and lexical structure. Amsterdam- L., 1974.
Lenneberg E., Roberts J. The language of experience // Intern. J. Amer. Linguist., ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
1956. Mem. N 13.
Lyons G. Structural semantics. Oxford, 1963.
Maquet Ch. Dictionnaire analogique. Paris, 1936. Антонимия 7, 12 контексты) 32, 34, 83
Markman E., Siebert G. Classes and collections: internal organization and holistique "антропоцентризм" 57
properties // Cogn. Psychol., 1976. Vol. 8. — при интерпретации концепта 10, 11 Знания
Miller G.A. The magical number seven, plus or minus two // Psychol. Rev., 1956. Vol. 63. — "антропоцентрический" принцип объе- — научные 11
Miller G.A. Decision units in the perception of speech // IRE transactions on динения слов в классы 129 — житейские 11
information theory, 1962. Vol. 8. артефакты 7, 38, 43 — наивные 35, 45
Miller G.A. A psychological method to investigate verbal concepts // J. Math. — описание имен а. 10, 11, 126 — практические 81
Psychol., 1969. Vol. 6. — о внешнем мире 53, 142
Валентность 34 — об обыденном мире 46, 139
Munsell A.H. The atlas of Munsell color system. Baltimore, 1929.
Murphy G.L., Medin D.L. The role of theories in conceptual coherence // Psychol.
— метаслова 17 — о концептах 11
Review, 1985. Vol. 92, N 3.
— предиката 18, 19, 34 — о сходствах и различиях между объек-
Nagel E. Wholes, sums and organic units // Parts and wholes / Ed. by D. Lerner.
— валентная структура 17 тами 137, 139
N.Y.; L., 1963.
— условная реализация в. (семантичес- — структура знаний и способы операций
Pettier B. Recherches sur l'analyse semantique en linguistique et en traduction
кие и синтаксические) 32 с ними 142
mechanique. Nancy, 1963.
вид (species) 34—36, 39, 44, 148, 149
Roget P.M. A treasury of synonyms and antonyms. L., 1852.
— видовое отличие 34, 35, 112, 125 Иерархия 38, 41, 42, 44, 47, 56, 130,
Rombauer /., Becker M. Joy of cooking. Indianapolis, 1973.
— видовое понятие 37 142, 149
Rosch E.H. Natural categories // Cogn. Psych., 1973. Vol. 4, N 3.
восприятие — иерархический уровень 18
Rosch E.H. On the internal structure of the perceptual and semantic categories //
— слов (зрительное) 59, 128, 129 — иерархические отношения 28
Cognitive development and the acquisition of languaqe / Ed. by T. Moore. N.Y.,
— звучащей речи (вопрос о единицах при- — иерархические ряды (цепочки) 28, 37, 42
1973,.
нятия решений) 140 — иерархические структуры 47, 57
Rosch E.H. Cognitive representation of semantic categories // Journ. of Exp.
— иерархическая структура категории 56
Гештальт 143 — базовый уровень и. 56, 57, 58
Psychol. General., 1975. Vol. 104, N 3. — vs. признак 141
Rosch E.H. Human categorization. // Studies in cross-cultural psychology / Ed. by
— "горизонтальный срез" и. 57
— слово как г. смыслов 92 имя (имена)
N. Warren. N.Y.; L., 1977. Vol. 1. гипо-гиперонимия 12, 16, 17, 28, 29,
Rosch E. Principles of categorization // Cognition and categorization / Ed. by
— цвета 49, 54, 59, 62
36, 37, 44, 77 — природного объекта 7, 10
E. Rosch and B. Lloyd. Hillsdale, 1978. — гипероним 16—18, 28, 30, 32—34, 37, 38, — артефактов 10, 11
Rosch E., Mervis С Family resemblances: Studies in the internal structure of 41, 42, 126 — конкретной лексики 12, 29, 32, 59, 60
categories. // Cogn. Psych., 1975. Vol. 7. — гипоним 17, 19, 28, 30, 32—34, 42, 54 — действий и состояний 7
Rosch E., Mervis C, Gray W., Johnson D., Boyes-Braem P. Basic objects in natural — гипо-гиперонимический ряд 29, 41 — результатов действия 7
categories // Cogn. Psych., 1976. Vol. 8, N 3. — гипо-гиперонимические отношения 17,
Shipstone E.J. Some variables affecting pattern conception // Psychol Monogr., — совокупностей (ем. также совокупность)
19, 30, 33, 38, 40, 44, 45, 56, 57 37, 38, 42, 146
1960. Vol. 74, N 17(504). — их варианты 29, 30, 33, 37, 43
Svenson O. On the exploration of verbal protocols from decision processes. Stockholm: — классов vs. отдельно взятых объектов
— вид — род 31, 33, 34, 35, 37, 41 56,82
Univ of Stockholm, 1981. (The Swedish Council for Research in the humanities — подмножество — множество 31,33,35,
and social sciences. Rep. N 26). — универб 36, 46, 95, 102
41 — общеупотребительные ПО
Tyler S. The said and the unsaid. N.Y., 1978. — элемент — множество 31, 33
Wierzbicka A. Lingua mentalis: The semantics of natural language. Sydney, 1980. — псевдосчетные 37, 39, 42, 43
— их типология 36, 39, 44 — свободно-числовые 42
Wierzbicka A. Apples are not "a kind of fruit": The semantics of human cate-
gorization // American Ethnologist, 1984. Vol. 11, N 2. — не задающие ситуацию 6, 7
Денотативное знание 7, 59
Wierzbicka A. Lexicography and conceptual analysis. Ann Arbor, 1985. — обобщенные, обобщающие ("суперкате-
— имена конкретной лексики как денота- гория") 37, 40, 42, 54, 56—58
тивы 7, 13 — родовое 28, 35, 36, 46, 56, 59, 86,
— денотативная отнесенность 9, 59 87, 90, 92, 94, 97, 101, 112, 119, 122, 149
дескриптор (в идеографическом словаре) — "ближнее" 113, 115, 119
16, 17, 19 — "дальнее" 113, 115, 119, 124
диагностические конструкции (см. также — стандартное и. класса (см. также само-
157
 отчеты ии.) 100
интроспекция 14, 60, 61
интуиция языковая 24, 45, 60, 61, 112
Картина мира 3, 46, 61
— наивная к.м. 57, 61
категоризация (см. также классифика-
ция, j) 5, 45, 47, 58, 142, 144, 145
— имен 143
— объектов 143
— как один из способов структурирования
информации 145
— акт к. 5, 45, 142
— субъективная к. 58
— процессы к. 45, 47
— наблюдаемые:
— in vivo 142
— in vitro 142
— задачи к. 142
категория 3, 4, 39, 46—55, 97, 98, 110
— членение мира на к. 3, 46, 58
— "природные" к. 47, 48, 51, 53, 55
— цветовые к. 49, 54
— "семантические" (предметные) к. 47,
49, 51, 53, 54, 55, 130
— структура к. 47—53, 55—57
— центр к. 49, 49, 51, 52, 54, 55
— представитель (член) к. 50—56
— типичность членов к. 50, 52
— прототипичный член к. 51
— периферийный член к. 51
класс] (не соотнесенный с эксперименталь-
ной процедурой классификации) 35, 38,
43, 146, 152
— родовой 35
— предметный 59
— психологически выделенный 58
— концептуальный 45, 47, 53, 56—58
— логический 58
— функциональный 58
— аффективный 58
класс: (группа слов, объектов и т.п.,
полученная как результат классифика-
ционного эксперимента)
— мощность к. 103, 104, 136
— крупный (большой) к. 70—74, 77,
89, 97, 106, 130
— мелкий (дробный) к. 70, 77, 80
— принцип образования к. 108
— "логически правильный" к. 143
— "вообще—класс" 130
— структура к. 107
— состав к. 74, 87, 90, 102, 103, 106
— основа ("ядро") к. (см. также устой-
чивые группы) 95, 102
— фрагмент к. 106
— размытый к. 101, 110
— устойчивый к. (см. также устойчивые
группы) 94
— усредненный к. 69,112,121—123,126,134
158
— его описания:
— словарные 122
— индивидуальные 122
— кваэисинонимичные 122
— плотность усредненного к. 83,134,141
— пересекающиеся к. (см. также усред-
ненная классификация) 126, 130, 133
— имя к. (см. также обоснование, объяс-
нения, номинация) 86, 103
классификация! (не соотнесенная с опре-
деленной экспериментальной процеду-
рой) 31, 41, 42
— предлагаемая миром объектов и миром
языка 146
— иерархическая понятийная к. (в словаре)
16
— классификационная иерархия 142
классификация: (соотнесенная с опреде-
ленной экспериментальной процедурой)
64, 77, 81, 90, НО, 121, 130, 139, 145
— свободная к. 76, 149
— слов 70, 102, 127, 132, 143
— монет 142
— цветообразцов 142
— реальных объектов 131, 142, 145
— повторная к. 132, 133, 136, 137
— классификационные решения
— их типы (основания, принципы): 84,
85, 87, 89, 91, 108, 131
— категориальная к. 85, 87, 88, 93,
130, 132
— функциональная к. 86, 88, 93
— ситуативная (эмпирическая) к. 86,
88,93
— их количественные и качественные
характеристики: 96
— логическая к. 143
— нормативная к. 130
— укрупненная к. 101
— дробная к. 103
— усредненная к. 134
— индивидуальная к. (см. также разбие-
ние) 64, 65, 69—71, 87, 89, 93, 98, 106,
108
— ее структура 88, 106, 107
— ее компоненты (см. также устойчивые
группы) 102
— разноплановость и.к. 87, 88, 131
— вопрос о единстве основания и.к. 87,
88, 105, 131, 137, 138
классификационный эксперимент 5, 35,60,
65, 76, 84, 85, 110, 129, 130, 132, 135—
139, 152
— словами 85
— с конкретными объектами 85
— с изображениями 85
конкретная лексика (конкретные сущест-
вительные — КС)
— идентифицирующая к.л. 7
— место КС в тезаурусе 8
— сходство смыслов слов КС (см. также
сходство, смыслы) 112
контекст 32, 33, 82
— лингвистический 26
— экстралингвистический 26
— контекстная (контекстно-обусловлен-
ная) связанность 26, 27
— диагностический 32, 33
— типы к. 151
концепт, концептуальный 10, 11, 13, 37
— к. имени 9, 50
— семантически содержательные аспекты
к. 10
— концепт-максимум 45
— концепт-минимум 45
— культурно-важный к. 45
— сходство и различие к. 142
— концептуальные связи 14, 15, 57
— концептуальные структуры 47
— концептуальный класс (см. также класс.)
45, 47, 53, 56, 57
концептуализация
— человеком окружающего мира 3
— при помощи языковых средств 11
— реального мира посредством языка 24,
46
культурная антропология 3, 29, 59
Лексикография 10
лексические функции (ЛФ) 8, 9, 12, 23,
25, 26, 27, 151
— Mult 9, 151
— Genef 9, 12, 149—152
— Collect 150, 151
— нестандартные ЛФ 12, 26, 27
логика, логический 12, 28, 37, 44, 88, 130,
143, 148
— логический анализ 137
— логические категории 143
— логические отношения между поня-
тиями 29, 46
— логическое отношение включения 33
— логика здравого смысла 130
Междукультурные исследования 49
метаязык 17, 28
— толкований 60, 112
— описания предметных отношений 13
— описания самоотчетов ии. 85, 87
— семантический м. 9, 31
— метаслово 17
методики (экспериментальные)
— свободной классификации 4, 62, 63,
64, 85
— "четвертый лишний" 143
методы
— интроспективный (см. также интроспек-
ция) 4, 14, 60
— обработки результатов эксперимента
133
— компонентный анализ 12, 60
— многомерное шкалирование 127, 128
— качественный факторный анализ 135
мифологема
— рационального мышления 142—145
— рационального поведения 145
— в науке 4
мышление
— "в понятиях" 145
— изучение м. при помощи решения клас-
сификационных задач 130
— имитация испытуемым м. эксперимен-
татора 143—145
Номинация класса (см. также обосно-
вание)
— в самоотчетах ии. 94, 10*
— множественность в. 94, 102
— соотношение н. и состава класса 87,
93, 102, 104, 105, 108, НО
— разнообразие и. для сходных по составу
классов 94, 95
— совокупность и. для устойчивых групп
(см. также устойчивые группы) 95
— фрагмеиты н.
—инварианатные 102
— уникальные 102
— обобщающая н. 105
Обоснование (в классификационном экспе-
рименте) 70, 84, 87, 90, 94, 110, 137
(см. также самоотчеты ии.)
— многоаспектность о. 92, 93
— о. принципа построения отдельного
класса, включающее в себя разные
точки зрения 89, 91
— неполнота соответствия между соста-
вом класса и его о. 89, 90
— отсутствие о. у класса 90
образ
— наглядный 37
— обобщенный, зрительный 45
— мысленный о. предмета (как целост-
ность (см.), как гештальт (см.)) 13, 143
— целостный 131
объяснение (конкретного классификацион-
ного решения) (см. также самоотчеты ии.)
64, 69, 70, 75, 82, 83, 86, 92, 97, 98,
101, 103
— принципы о. 93, 99
— типы объяснений:
— категориальное 87, 91, 98, 100, 101
— функциональное 87, 91
ситуативное 87, 91
стандартное о. 97, 98, 100
— тавтологические о. 93
— фрагмент о. 88, 91—93
— разноаспектность ф.о. 88, 91
— разноплановость о. 91
—совокупность о. для сходных по соста-
159
 ву классов 96
— возможность сопоставления о. 95
онтогенез 55
основания классификации (см. также клас-
сификация:) 88
— единство о.к. 110
— разнородность (разноплановость) о.к.
88, 110 (как регулярный феномен при ре-
шении классификационных задач)
Познавательные (когнитивные) процессы
3, 142
— психология п.п. 3
— познавательные операции 59
— изучение п.п. с помощью классифи-
кационного эксперимента 130
— когнитивная психология 3
— когнитивные процессы 50, 137
— общекогнитивная установка 138
полисемия 31, 37
— регулярная 150
— таксономических операторов 30
— многозначность слов 40, 77
понятие 12, 29, 38, 51, 58, 59
— родовое (Gener) 9, 37
— метаязыковые п. 9
— функциональные обобщающие п. 37, 38
— "мышление в понятиях" 145
предикат 9, 12, 19, 34
— как слово, задающее ситуацию 6, 7
— п отношения R 17—19, 23
предметно—практический (обыденный,
житейский) опыт 137—139, 144, 145
предметный мир 24
признак 34, 52, 53, 74, 84, 96, 97, 100,
125—127
— родовой 8, 57
— функциональный 57, 100
— абсолютный 131, 137, 138
— субъективно полезный 128
— характерный 48, 51—53, 150
— существенный, значимый 38, 50, 53, 85,
130, 131, 143
— внешний ("перцептивный") 40, 41, 45
— хорошо выделимый 144
— различительный 8, 12
— vs. гештальт 141
— по которому из рода выделяются виды
34
— вес. п. 52, 53
— набор признаков 52, 129
— признаковый подход (при вынесении
суждении о сходстве) 93, 126—129
— признаки значения слов (признаковое
описание значений) 125, 139—141
прототип
— в смысле Э. Рош 48—55
психологическая выделенность, значи-
мость (salience) 48, 52. 52, 57, 58
160
Разбиение (в классификационном экспери-
менте) (см. также класс:) 81, 84, 89, 90,
130, 137
— индивидуальное 70, 84, 93—95,121,127,
133, 136
— усредненное 90
реалии
— предметные (вещественные, физические)
4, 7, 52, 56, 146
— мыслительные 4, 7, 146
— культурные 11
— культурно-исторические 58
реальность 33
— внелингвистическая (экстралингвисти-
ческая) 24—27
— языковая 31
рефлексия
— метаязыковая 61, 62, 127
— рефлексивная деятельность лексикогра-
фа 111
— уровень индивидуальной р. 145
— р. по поводу знаний о сходствах и
различиях между объектами 137
— р испытуемого в эксперименте 138,
139, 145
род (genus) (см. также вид) 34—36, 44
— родо-видовые отношения 32—35, 44, 57,
112, 125
— родовые понятия 37
Самоотчеты испытуемых (см. также объяс-
нение, обоснование)
— формулировки с. 83
— установление с. 83, 120, 121
— мера типичности (стандартности) с. 83
— с. как источник сведений о субъек-
тивной интерпретации семантических
отношений 84
— методы анализа и описания с. 85
— протоколы с. 85
семантическая информация
— форма (способ) представления (подачи)
си. 6, 7
— пути получения си. 60
— си., сообщаемая именами 8
— отличие си. от энциклопедической ин-
формации 8
— си. в словарном толковании 113
— общая (единая) схема си. 113
— виды си. 113, 115
семантические варианты 36
— семантические различия между вариан-
тами 31
— их диагностика 31
семантические множители 16, 17
семантические отношения 15, 23, 24, 33,
37, 147, 151
— родо-видовые 28—34
— общелогические 13
— "общее — частное" ("выше — ниже")
8, 13, 28, 29, 37, 46, 47
—"целое — часть" 8, 13, 46, 146
— "элемент — множество" 13, 146
— предметные 13, 14
— на именах (КС) 8, 9, 12—16, 19, 29,
47, 56, 60
— ориентирование 23, 25, 27, 28
— в словарях 6
— структура с о . 135
— субъективная интерпретация со. 84, 149
семантические связи (Сев) 60
— субъективно значимые 62
— оценка силы связи 66, 69
— матрица Сев 65, 66, 133, 135, 136
— граф Сев (графическое изображение,
графическая структура Сев) 66, 67,
69—71, 73—77, 80, 81, 83—85, 90, 95,
96, 98, 99, 112
— г. абсолютных связей 67, 68, 77,
78,83
— г. ранговых связей 67, 83
— регулярные связи 69, 71, 72, 74,
76,79
— сильные связи 66, 69, 70, 73, 79, 81
— слабые связи 73, 74
— внешние связи 71, 74, 79
— связность графа 80
— несвязный граф 77, 81
— подграф 77, 79, 80
— обособленные группы 69, 72, 79
— обособленные слова 67, 71, 72, 80
— промежуточные слова 71, 80, 84
— цепочки 80
— ближайшие соседи 62, 71, 74
— плотность группы 71
семантическое поле 12
семантическое представление
— наивное с.п. 23, 61, 77
синонимия 12, 31
— денотативная 7
— сенонимические группы 30
— синонимические преобразования 7
— синонимическое замещение 32
— квазисинонимия 122, 124
— словарных толкований и самоотчетов
в классификационных экспериментах
121, 122, 124
синтаксические конструкции 30, 114, 115,
118
— используемые в толкованиях (см. также
толкование) 115
систематика
— научная 35, 38, 96
— "наивная" 35—37, 44, 46
— внелингвистическая 44
ситуация 13, 38, 39, 71—75, 82, 86, 87,
92, 133, 139
— использования объекта (человеком) 10,
И — как социокультурное представление 55,
— заданная предикатом 6, 7
— очерчиваемая совокупностью высказы-
ваний о предмете 10
— в которой совместно функционируют
те или иные объекты 70, 86, 137
— ситуативная классификация (см. также
классификация) 86
— ситуативно обусловленные группировки
39, 75
словари 14, 15, 112, 125, 147
— толковые 4, 15. 46, 60, 63, 71, 82,
НО, 111
— как модель наивного языкового соз-
нания 125
— ТКС (толково-комбинаторные с.) 125
— тезаурусы (тезаурусного типа) 4, 6, 8,
12, 16—19
— идеографического типа 15—17
— "аналогические" 16
— учебные 16
— энциклопедические 63
— нормативные 111
— синонимов 6, 125
— антонимов 6
— справочники 111
словарная статья 12, 16—19
"Смысл •«-•Текст" (модель) 8, 9, 36
смыслы (слов) 4, 13, 14, 45, 77, 111,
127, 129, 138
— связи между с.с. (смысловые отношения)
24, 46, 61, 66, 84, 85, 144
— регулярные отношения между с.с 25
— естественно-языковые с 28
— описание с. vs. описание реалий 8
— механизмы сравнения с 127
— интерпретация с. 76, 80, 81, 90, 126,
143
— аспекты с 81, 84, 86
— актуализируемые-в классификацион-
ном разбиении 80, 90
— их весомость 91
— с. как психический феномен 3, 45, 61
— модус существования с. в сознании
испытуемых 85, 91
— представления носителей языка о смыс-
лах слов 60, 62, 124
собирательность 126, 147
— собирательные существительные 147,
148, 152
— "триада" Реформатского 147, 148, 152
совокупность 38, 146, 148—152
— имена с , их типы 146, 148—152
— с , образованные по смежности 37
— с , мыслимая как целое (в собиратель-
ных существительных) 147
сочетаемость лексическая 9, 27, 27, 33
— ограниченная 26
— свободная 26
стереотип
80,81
161
— в сравнении с прототипом Э. Рош 55 — аксиология т. 125
— решение классификационной задачи 138 — сравнение т. с данными классифика-
— школьный с. (стереотипные задачи) 138, ционного эксперимента 121, 126
144, 145
стратегии испытуемых в классификацион-
ном эксперименте 85, 143, 145 Устойчивые группы, устойчивые классы
"суперкатегории" 38—42 72, 94—96, 98, 99, 103, 104, 108, ПО
— таксономические 38—42, 45 (по результатам классификационных экс-
— функциональные 38—42 периментов)
— коллективные 40 — устойчивая группа и изолированный
— обыденные 42 класс 94, 95
сходство 47, 52, 80, 129, 132, 133 —устойчивая группа как основа отдель-
— многоаспехтность с. 134 ного класса 95, 99, 103 ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
— аспекты с , их структура 74, 81, 82, — как вероятное "ядро" индивидуль-
133—135 ного класса 95, 102
Андрукович П.Ф. 128 Ларичев О И. 5, 142, 145
— с. по форме 71—74, 90 Апресян Ю.Д. 6, 7, 9, 25, 57, 60, 151
Цветовое пространство 48, 49, 53, 59, 127 Леннеберг Э. (Lenneberg E.) 54, 59
— с. по функции 70—74, 90 Арутюнова Н.Д. 7, 8
— цветообразцы 48, 49, 53—55, 129 Лурия А.Р. 85
— с. по общности использования 79
— фокальные точки 48, 49, 54, 55 Любищев А.А. 4, 34
— "семейное" с. (family resemblance) 52 Бабов К. 16
— семантическое (между смыслами слов) цветонаименования, цветообозначения 48,
Берлин Б. (Berlin В.) 48, 49, 54, 55, 59 Манселл (Munsell A.H.) 54, 59
62, 64, 75, 84, 112, 133, 135, 139, 146 49, 53—55, 62, 64, 83, 85, 127
Бине А. 143 Мацковский М. 140
— между словарными толкованиями и ин- целостность (см. также гештальт) 84, 92,
Боас Ф. 140 Медин Д. (Medm D.R.) 57, 58
дивидуальными описаниями испытуе- 126, 129, 137, 139, 140, 143
Бонгард М.М. 129, 140, 142—144 Мельчук И.А. 8
мых 122 — неразложимая ц. 128
Брюно Ф (Brunot F.) 28, 29 Мервис (Mervis С.) 51, 53
— представления испытуемых о сходстве — целостный образ объекта 131, 137
операция с ц. 128 Миллер Дж. (Miller G.A.) 127, 140
(в эксперименте) 61, 92, 127, 131 Василевич А.П. 55, 128, 140 Миркин Б.Г. 5, 12, 35, 57, 62, 83, 126,
— операциональное определение с. 126,а — смысловое образование как ц. 129 Вежбицка A. (Wierzbicka A.) 4, 8, 10, 11,
— "вырожденные описания ц. 129 135, 141, 142
127 29, 31, 36—45, 55, 57, 59—61, 126, 129 Миськевич Г.И 147
— сила с. 134 Вейгл Е. 131 Митюшин Л.Г. 5
— оценка силы с. 134, 135 Эксперимент Вернадский В.И. 145 Михеев А.В. 5, 15—17, 19, 28, 36, 46,
— внутриклассовое с. 134, 135 — типы эксперимента: Выготский Л.С. 150 83, 92
Въргулев А. 16 Молоховец Е.И. 63
— классификационный 5, 35, 60, 65, 76,
Таксономия 28—30, 37, 40—42, 44
84, 85, ПО, 129, 130, 132, 135—139, Морковкин В.В. 16
— таксономические отношения 37, 38, 42, Гак В.Г. 60
152 Мостовая А.Д. 5, 15—17, 19, 28, 36, 46,
45 Герганов Е.Н. 127, 128
— тахистоскопический 45 83,92
— таксономические операторы 30—33, 36 Гинзбург Е.Л.29—34, 44
ассоциативный 50 Мэрфи (Murphy G.L.) 57, 58
вид 32, 33—36 Гольдштейн К. (Goldstein К.) 85, 130—
— с цветонаэыванием 55 132, 137, 141, 144
— подмножество 32, 33 Никитина СЕ. 5, 8, 12, 13, 15, 28, 44
— по схеме "четвертый лишний" 143
— элемент 32, 33
— таксономические предложения 149 Даль В.И. 111 Ожегов СИ. 15, 46, 63, 77, 82, ПО,
Язык
толкование (см. также семантическая ин- Дюшен Е.И. 5, 12 111, 147
— как инструмент концептуализации и
формация) 6 как способ фиксации результатов этого Емельянов СВ. 142 Падучева Е.В. 43, 152
— словарное (лексикографическое) 15, 16, процесса 3, 9, 46 Еселевич И.Э. 147 Пешковский A.M. 60
32, 40, 41, 46, 110—115, 118—121, 123, — как орудие познавательных процессов 3 Пиаже Ж. 85, 86, 143
125, 126 — мир "Язык" (сопоставляемый с миром Зализняк А.А. 43, 152 Покровский А.А. 63
— принципы его составления 40, 41 "Действительность") б Звонкий А.К. 129, 142 Поливанова А.К. 32, 33, 43, 82, 83, 146,
— структура т. 112, 116, 117 — языковые структуры 3 151, 152
главное слово т. 113, 115, 118, 119 — языковые факты 39 Инельдер Б. 85, 86, 143
Потье Б. (Pottier В.) 126
фрагменты т. 113, 114, 120 — языковое сознание 61, НО
— их поверхностно-синтаксическое Каганский В.Л. 5 Рапопорт А. 127
— наивное 12, 76, 110—112, 125, 130
оформление 114 Караулов Ю.Н. 8, 12, 16 Реформатский А.А. 147, 148, 152
— реальное 111
— элементарные блоки 114, 115, 118—124 Кей П. (Кау Р.) 48, 49, 54, 55, 59 Роберте Дж. (Poberts J.) 54, 59
— единое 111
их типы 115, 119 Кок Е.П. 128 Розина Р.И. 12, 29, 150
— языковой коллектив 111
— смысловые компоненты в т. 32 Королев Э.И. 8 Рош Э. (Poscg E.) 36, 47—59
— языковое чутье говорящих 126
— унификация т. 111 Коул М 85, 86, 130, 145 Рюмина Н.А. 5, 35, 36, 57, 58, 62, 67,
"Я-фактор" (в классификационном экспе- Крейдлин Г.Е. 29—36, 44
— вопросы о естественности языка т. 60, 89,92
рименте) 52, 134 Крушевский Н.В. 13
125
Кузнецов A.M. 60 Селиверстова О.Н. 60
Скиданенко Ю.Д. 8, 28
Лабов У. 59 Скрибнер С. 85, 86
Лайонс Дж. 28—30 Степанов Ю.С. 6—8, 13, 29, 44
163
Терехина А.Ю. 85, 128 Austin G. 58
Тоом А.Л. 5 Battig W.R. 50
Тульвисте П. 5, 35, 138, 144, 145 Becker M. 40
Berlin В. 48, 54, 55
Уорф Б. 3, 46 Blanc E 16
Ушаков Д.Н. 111 Boissiere P. 16
Филленбаум С. (Fillenbaum S ) 127 Bruner G. 58
Фреге Г. 6, 7, 9 Cheyne G. 16
Фрумкина P.M. 4, 5, 8—10, 12, 15—17, Dornseiff F. 16
19, 35, 36, 45, 48, 55, 57—60, 62, 64, Ericsson K.A. 137
67, 83—85, 92, ПО, 111, 126, 129, 131, Goodnow G. 58
135, 140, 142, 143 Haiman G. 8
Kempton W. 36 ОГЛАВЛЕНИЕ
Холодович А.А. 146 Lehrer Q. 60
Хофман И. 57 Maquet Ch. 12, 16, 18, 19
Предисловие 3
Markman E. 43
Шведова НЮ. 111, 125 Medin D.L. 57 ЧАСТЬ I. ОПЫТ О П И С А Н И Я СЕМАНТИКИ ИМЕН, НЕ ЗАДАЮЩИХ
Шипстон Э. (Shipstone E.G.) 110, 141 Montague W E. 50 СИТУАЦИЮ 6
Ширер М. (Sheerer M.) 85, 130—132, 137, Murphy G.L. 57 Глава 1. Как описывать семантику имен, не имеющих актантной структуры? g
141, 144 Nagel E. 41
Шмелев Д.Н. 7, 8 Pottier B. 126 Глава 2. Семантические отношения на именах конкретной лексики 13
Шрейдер Ю.А. 4, 5, 13 Roget P.M. 16 1. Вводные замечания 13
Rombauer I 40 2. Методика выявления семантически содержательных отношений 14
ЩербаЛ.В. 111 Siebert G. 44 3. Опыт описания семантических отношений на именах-КС 19
Simon H.A. 137 4. Специфика выделенных семантических отношений и их сравнение с лекси-
Эрастов К.О. 8 ческими функциями 23
Svenson O. 137
Annett M 85, 130 Tyler S. 36 Глава 3. Гиперовнмия и таксономия 28
1. Иерархические отношения иа именах 28
2. Синтаксическая линия (работы Гинзбурга — Крейдлина) 30
3. Линия Вежбицкой 36
3.1. Имена совокупностей и таксономия 42
4. Родо-видовые отношения в сфере языка и логики 44
Глава 4. Категоризация и концептуальные классы 45
1. Изучение процессов категоризации: к истории вопроса 45
2. Проблемы категоризации в работах Э. Рош 47
2.1. Структура "природных" категорий 48
2.2. Структура "семантических" категорий 49
3. Типы и "прототипы" в "природных" и "семантических" категориях 53
ЧАСТЬ //. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ СЕМАН-
ТИКИ КОНКРЕТНОЙ Л Е К С И К И 6 0

Глава 1. Структура семантических связей по данным классификационного экспери-

мента 60
1. Эксперимент и интроспекция: общие замечания 60
2. Свободная классификация слов-КС; отбор стимулов, процедура экспери-
мента, представление результатов 63
3. Структура семантических связей для ТГ "Посуда" 69
4. Структура семантических связей для ТГ "Еда" 76
Глава 2. Самоотчеты как источник сведений о субъективной интерпретации семанти-
ческих отношений 84
1. Традиционная типология классификационных решений 84
2. Структура самоотчетов по данным экспериментов с тремя группами слов-КС 87
2.1. Вопрос о единстве основания классификации 88
2.2. Виды классов и типология классификаций 89
2.3. Разноплановость объяснений 91
3. Состав класса и его номинация 93
3.1. Устойчивые классы и устойчивые группы на примере ТГ "Овощи—
фрукты" 94
3.2. Структура класса" экзотические, южные фрукты" 103
165
 3.3. Структура индивидуальных классификаций 106
Глава 3. Лексикографическое толкование слова в свете классификационных экспе-
риментов ' '0
1. Постановка задачи НО
2. Как описать структуру словарных толкований? ' 112
•3. Сравнение словарных и экспериментальных данных 120
Глава 4. Интерпретация смыслов: признаки и целостности 126
1. Два подхода к интерпретации смыслов 126
2. Классификационные задачи и изучение мышления 130
CONTENTS 3. Экспериментальное исследование 132
4. Результаты эксперимента 135

Preface Заключение "*

PART I. TOWARDS T H E SEMANTIC INTERPRETATION OF CONCRETE Экскурс. ИМЕНА КАТЕГОРИЙ И ИМЕНА СОВОКУПНОСТЕЙ 146
NOUNS 6Литер,тура 153
Chapt
y
I. In search of a method to interpret
r
the meaning of concrete nouns 6_ „