Сравнительная характеристика архаического и героического эпоса:

В истории развития западноевропейского эпоса выделяются два этапа: эпос периода разложения
родового строя, или архаический (англосаксонский - «Беовульф», кельтские саги,
древнескандинавские эпические песни - «Старшая Эдда», исландские саги), и эпос периода
феодальной эпохи, или героический (французский - «Песнь о Роланде», испанский - «Песнь о
Сиде», немецкий - «Песнь о Нибелунгах»).

В архаическом эпосе сохраняется связь с архаическими ритуалами и мифами, культами языческих

богов и мифами о тотемических первопредках, богах-демиургах или культурных героях. Герой
принадлежит всеобъемлющему единству рода и делает выбор в пользу рода. Для этих эпических
памятников характерна краткость, формульность стиля, выражающаяся в варьировании одних
художественных тропов. Кроме того, единая эпическая картина возникает путем объединения
отдельных саг или песен, сами же эпические памятники сложились в лаконичной форме, их сюжет
группируется вокруг одной эпической ситуации, редко объединяя несколько эпизодов.
Исключение составляет «Беовульф», имеющий, завершенную двучастную композицию и
воссоздающий в одном произведении целостную эпическую картину. Архаический эпос раннего
европейского Средневековья сложился как в стихотворной, так в прозаической (исландские саги) и
в стихотворно-прозаической формах (кельтский эпос).

Персонажи, восходящие к историческим прототипам (Кухулин, Конхобар, Гуннар, Атли),

наделяются фантастическими чертами, почерпнутыми из архаической мифологии. Нередко
архаические эпосы представлены отдельными эпическими произведениями (песнями, сагами), не
соединенными в единое эпическое полотно. В частности, в Ирландии такие объединения саг
создаются уже в период их записи, в начале Зрелого Средневековья. Архаические эпосы в
незначительной степени, эпизодически несут на себе печать двоеверия, например, упоминание
«сына заблуждения» в «Плавании Брана, сына Фебала». Архаические эпосы отражают идеалы и
ценности эпохи родового строя: так, Кухулин, жертвуя своей безопасностью, делает выбор в
пользу рода, а прощаясь с жизнью, называет имя столицы Эмайн, а не супруги или сына.

В отличие от архаического эпоса, где воспевался героизм людей, борющихся за интересы своего
рода и племени, иногда против ущемления своей чести, в героическом эпосе воспет герой,
сражающийся за целость и независимость своего государства. Его противники - как иноземные
завоеватели, так и буйствующие феодалы, наносящие своим узким эгоизмом большой ущерб
общегосударственному делу. В этом эпосе меньше фантастики, почти отсутствуют мифологические
элементы, на место которых становятся элементы христианской религиозности. По форме он
имеет характер больших эпических поэм или циклов малых песен, объединенных личностью
героя либо важным историческим событием.

Главное в этом эпосе - его народность, которая не сразу осознается, так как в конкретной
обстановке расцвета Средневековья герой эпического произведения выступает нередко в облике
воина-рыцаря, охваченного религиозным энтузиазмом, или близкого родственника, или
помощника короля, а не человека из народа. Изображая в качестве героев эпоса королей, их
помощников, рыцарей, народ, по словам Гегеля, делал это "не из предпочтения знатных лиц, а из
стремления дать изображение полной свободы в желаниях и действиях, которая оказывается
реализованной в представлении о царственности". Также и религиозная восторженность, часто
присущая герою, не противоречила его народности, поскольку и народ придавал в то время своей
борьбе против феодалов характер религиозного движения. Народность героев в эпосе в период
расцвета Средневековья - в их самоотверженной борьбе за общенародное дело, в их
необычайном патриотическом воодушевлении при защите родины, с именем которой на устах
они иногда погибали, борясь против иноземных поработителей и изменнических действий
анархиствующих феодалов.

«Старшая Эдда» и «Младшая Эдда». Скандинавские боги и герои.

Песня о богах и героях, условно объединяемые названием "Старшая Эдда" сохранились в

рукописи, которая датируется второй половиной XIII века. Неизвестно, была ли эта рукопись
первой либо у нее были какие-то предшественники. Существуют, кроме того, некоторые другие
записи песен, также причисляемых к эддическим. Неизвестна и история самих песен, и на этот
счет выдвигались самые различные точки зрения и противоречащие одна другой теории (Легенда
приписывает авторство исландскому ученому Сэмунду Мудрому. Однако нет сомнений в том, что
песни возникли намного раньше и в течение столетий передавались в устной традиции). Диапазон
в датировке песен нередко достигает нескольких столетий. Не все песни возникли в Исландии:
среди них имеются песни, восходящие к южногерманским прототипам; в "Эдде" встречаются
мотивы и персонажи, знакомые по англосаксонскому эпосу; немало было, видимо, принесено из
других скандинавских стран. Можно полагать, что, по крайней мере, часть песен возникла намного
раньше, еще в бесписьменный период.

Перед нами - эпос, но эпос очень своеобразный. Это своеобразие не может не броситься в глаза
при чтении "Старшей Эдды" после "Беовульфа". Вместо пространной, неторопливо текущей
эпопеи здесь перед нами - динамичная и сжатая песнь, в немногих словах или строфах
излагающая судьбы героев или богов, их речи и поступки.

Эддические песни не составляют связного единства, и ясно, что до нас дошла лишь часть их.
Отдельные песни кажутся версиями одного произведения; так, в песнях о Хельги, об Атли, Сигурде
и Гудрун один и тот же сюжет трактуется по-разному. "Речи Атли" иногда истолковывают как
позднейшую расширенную переработку более древней "Песни об Атли"

В целом же все эддические песни подразделяются на песни о богах и песни о героях. Песни о
богах содержат богатейший материал по мифологии, это наш важнейший источник для познания
скандинавского язычества (правда, в очень поздней, так сказать "посмертной" его версии).

Художественное и культурно-историческое значение "Старшей Эдды" огромно. Она занимает одно

из почетных мест в мировой литературе. Образы эддических песен наряду с образами саг
поддерживали исландцев на всем протяжении их нелегкой истории, в особенности в тот период,
когда этот маленький народ, лишенный национальной независимости, был почти обречен на
вымирание и в результате чужеземной эксплуатации, и от голода и эпидемий. Память о
героическом и легендарном прошлом давала исландцам силы продержаться и не погибнуть.

Рысенко Дианы