Схваченный в объятия.

Глава 8
          Всегда искал я в службе прок,
          чтоб мне тот срок потом помог.

                Хоть и службу вспоминаем,

                только позже понимаем,
                что под этой горькой чашей
                был учебник жизни нашей.

                ***

      Пишу тебе по старой дружбе,

      что на учёт встаю по службе,
      что нет от ихнего довольствия
      мне никакого удовольствия.

                ***
      Позади все близкие лица
      и два года встали,как кость.
      Оттого, что раньше не смыться -
      мне влюбиться в службу пришлось.

                ***

      Всюду в армии у подхалима

      мысли только о цели одной:
      чтобы боль и лишения мимо
      обходили его стороной.
      И в желании этом простом
      он вилять не устанет хвостом.
               
                ***

      Вручили военный билет

      и ночью призвали у тына.
      Мне снилось спустя много лет,
      что так же уводят и сына.
            
                ***

      Нас гоняли пинком вдохновенным,

      чтоб умели отдать свою честь.
      После службы при встрече с военным
      будет кверху рука моя лезть.

                ***

      Ты гонишь мне про службу ту,

      где будто век провёл в поту,
      и корчишь из себя героя,
      как-будто только что из боя.
               
                ***

      Хоть голодает, но поёт

      ещё солдатская Россия,
      а рядом в масле сыр живёт —
      армейская буржуазия.
         
                ***
 
      По службе друзей не осталось,
      но помню их доблестный хор.
      И снова во сне показалось,
      что служат они до сих пор.
            
                ***
      Правые желали свято
      сделать «профи» из солдата,
      но за то, что платят в день,
      даже спать бывает лень.
         
                ***

      Наша служба порой сиротливая,

      где о бабах не думай пока,
      но шла мимо девчонка смазливая,
      и чесалась головка слегка.
            
                ***

      За тягу в санчасти понежиться —

      салаге пахать без конца;
      что он на ногах еле держится
      и потом исходит с лица.

                ***

      Была команда: «Всем на кросс!»

      И все бежали на износ;
      бежать не можешь — хоть ползи,
      но всё равно вперёд иди.

                ***

      Кто служит будто тянет срок -

      тот болен вдоль и поперёк.
               
                ***

      Чтоб Родину любить салагам

      и чтоб не стала служба слаще -
      пусть строевая станет благом,
      пусть чистят сапоги почаще.

                ***

      Кто впервые власть свою вершит –

      ей на службе хочет насладиться;
      и считая, что не лыком шит,
      пожелает самоутвердиться.

                ***

      На службе от них напряжение,

      расправа — всегда им с руки.
      Придёт и ко мне уважение,
      когда я пущу кулаки.
       НАСТАВЛЕНИЕ КОМАНДИРА МОЛОДОМУ БОЙЦУ.

      Паши до упада.
      Система тут сложена.
      Как лучше — не надо,
      служи, как положено.
               
                ***

      Хоть злой старшина батареи,

      но он говорит гениально:
      «Набейте вы руку скорее,
      а то набьют морду реально».
               
                ***

      В сапоги я вновь обут,

      рядом — военком коварный.
      Что опять служить гребут -
      мне приснился сон кошмарный.
               
                ***

      Был полковник страшнее огня,

      говорил: «Дай-ка штаб для меня,
      чтоб я вышел на связь многократно,
      чтоб туда она шла и обратно».

                ***

      Что, солдат, у вас за вид?

      Вы неглажен и небрит.
      И хе-бе в грязи, в помаде,
      ну, как прямо в детском саде!

                ***

      Где бойцы малят заборы —

      не пройдут полки врага.
      Если что — покрасят горы,
      только краска дорога.

                ГУБА.

      Кто-то там — за браги банку,

      кто-то там — за воровство,
      мордобой, за драку,пьянку,
      самоход и дедовство.
      Нагрубил ты командиру,
      далеко его послал;
      погулять решил по миру —
      всё равно сюда попал.
      Было дело,я когда-то
      на губе не раз бывал.
      Там — мозоли трёт лопата,
      там — какой-нибудь аврал.
      Мало спим, недоедаем,
      не докурим снова мы.
      И казарма станет раем
      после эдакой тюрьмы.

      Мы ещё не отоспались,

      а чуть свет — уже подъём.
      Раз по десять одевались,
      испытали жуткий стрём.
      От зари до самой ночи
      градом лился пот с лица.
      Спины гнули: хошь-не хочешь,
      а работе нет конца.

      Жрать пришлось одну парашу,

      здесь ведь не было котлет.
      «Дробь-шестнадцать» звали кашу,
      что приносят на обед.
      За неё друг дружке глотки
      иногда перегрызём;
      голодны, как будто волки,
      и как свиньи тут живём.

      Поведут опять куда-то —

      в ногу, строем мы пойдём.
      А «кусок» покроет матом,
      если тихо запоём.
      Губари идут на стройку,
      как на праздник и парад.
      После — убирать помойку
      поведёт конвой в наряд.

      Но «кусок» сказал, что рядом

      куча кирпичей зовёт.
      Перекласть их быстро надо,
      а то вдруг кто украдёт.
      Если куча не на месте,
      то нам нужно поскорей
      уложить всё честь по чести
      там, где будет лучше ей.

      И «кусок» сквозь зубы скажет,

      что опять полно салаг,
      а потом нам плац покажет
      и устроит всем ГУЛАГ.
      Дурь покатит снежным комом…
      Я бы выдумать не смог:
      он мести заставит ломом
      или щёткой для сапог.

      Терпишь там муштру повсюду

      и не скроешься нигде,
      Если скажешь: «Я не буду»,
      то конец придёт тебе.
      Часовой, я выйду скоро!
      Ты ворота отвори!
      Напоследок у забора
      пусть споют мне губари.

      Иногда бывало трудно

      нас, как прежде запахать.
      Мы все вялы или нудны
      и хотим всё больше спать.
      Но придёт когда-то дембель
      и пришлют приказ родной —
      по весне, потом осенний.
      Подождём его с тобой.

           СОЛДАТСКАЯ КОРМЁЖКА.

      Дана команда: «Стройся, взвод

      да запевай-ка песнь лихую!»
      И взвод споёт, разинув рот,
      про дружбу в армии святую.

      Деды от сердца сапогом

      нас по ногам пинают — свято;
      чтоб пели шибче и главком
      сказал бы: «Молодцы, ребята!»

      Команду дали молодым,

      чтоб рожу поднимали выше.
      И, как кремлёвские глядим
      мы на него, а он не слышит.

      И он не видит, будто ночь,

      и потому нам сыплют шишки.
      Всё это надо превозмочь —
      о чём молчали даже книжки.

      Тропа в столовую вела.

      Мы думаем — возьмём своё-то.
      «Отставить песню! Стой! Раз-два.»
      И ждём, пока заходит рота.

      Дневальный дед как мак расцвёл

      и нам сказал, чтоб мы садились.
      Но здесь я душу не отвёл —
      деды на хавку навалились.
      И всё срубали быстро тут,
      оставили одно лишь сало.
      Потом щетину отдадут,
      чтоб нам не показалось мало.

      Вот тару дали едоки,

      чтоб за подливой мы урыли.
      Им есть парашу не с руки,
      из-за неё нас матом крыли.

      «Подливы дайте хоть чуток!» —

      мы просим повара-грузина.
      «Возьми ты сколько хошь, дружок!» -
      и улыбнулся нам детина.

      Я шёл туда хромым шажком,

      по грянул голос: «Охренели?!»
      «Черпак» Би Джо дал черпаком,
      что враз мозги все помутнели.

      Кого-то пнул он сапогом,

      кому под глаз поставил фишку.
      Оттуда я летел бегом,
      лишь получив большую шишку.

      «Тебя урод, пора убить!»

      - Деды на это отвечали.
      «Заставим службу полюбить!
      Глотай, пока не накачали!»

      Сержант ,поднявшись прокричал:

      «Подъём и стройся в коридоре!»
      Где только сев, я тут же встал
      и испытал большое горе.

      Кормили тех у нас не раз,

      кого замучила нехватка.
      Бачок параши напоказ
      они рубали без остатка.

      Для бега с полным животом

      нам будет эстафета дружбы;
      чтоб позабылся сразу дом,
      чтоб мёдом не несло от службы.

      Забыли сахар, молоко,

      забыли много мы другого;
      где быть голодным нелегко,
      но надо пайки делать строго.

      Несли мы фляжки, котелки,

      и песни пели и потели;
      зато деды всегда могли
      покушать сладко на постели.

      Наряд в столовой — молодняк,

      дедов не ставят в эти роли.
      И сам начпрод поймёт служак,
      как по уставу дав им воли.

      Мы все прошли урок труда,

      но с ним не будет почитанья.
      Пусть даже дуб ты — не беда,
      здесь всё решает сила званья.

      Дежурным прапор был, «кусок»,

      подручным был сержант хозвзвода.
      Боялся их любой душок,
      кому служить ещё до года.

      Носились, кашу разнося,

      что шла и свиньям и в помойку;
      она - нетронутая вся
      всегда уносится на мойку.

      На «дискотеке» — потный лик,

      и молодых дежурный гложет;
      но лишь сержанта дикий крик
      быстрее ветра гнать их может.

      А как придёт какой-то зам,

      сказав: «У вас проверка будет!» -
      Наряд и вилки выдаст нам,
      и про салфетки не забудет.

      И нож и вилка и стакан —

      для каждого всё в лучшем духе.
      Но знал прибывший их обман,
      давно знакомый в показухе.

      «Вот это служба!» — Он сказал,

      глядя на фрукты и на мясо;
      и осмотрел огромный зал,
      пока дежурный точит лясы,

      что есть всегда у нас меню,

      что будут вечером котлеты,
      что было молоко на дню,
      что по утрам дают омлеты.

      Команду строгую дадут,

      а где полковник и майоры —
      там по уставу подойдут
      солдатские былые своры.

      К нам в гости дефицит идёт,

      где пряник каждому и шницель.
      «Да эта служба — словно мёд!» —
      Решат незнающие лица.

      P.S.

      Министр порядки отменил,

      на негатив глядя устало,
      но ничего не изменил
      и бардака лишь больше стало.

                РАБОТНИКИ.

      В Словакии был я связистом во взводе,

      а день был порою и скучен и глуп;
      но вот комполка приказал на разводе
      двоих работящих направить на клуб.

      На это наш взводный всегда соглашался;

      зеленый он был и совсем молодой.
      Забрал нас двоих — на глаза кто попался, —               
      коль так приказал подполковник седой.

      Остались мы ждать, но какой-то «уазик»

      подъехал, как пуля, внезапно сюда.
      Нас зычно позвали: «Быстрее залазьте!»
      Потом повезли неизвестно куда.

      «Товарищ майор, а что там за работа?» —

      Спросил офицера я сразу в пути.
      «Приедем — увидишь. Моя же забота —
      до мест назначения вас довезти.»

      Проехав немало в пути километров,

      в село мы приехали к местным властям.
      В большой особняк мы вошли незаметно,
      где женщина вышла навстречу гостям.

      Майор нам сказал: «Ну, давайте,ребята.

      А ну-ка, скорей сигареты туши.
      Придётся вам здесь попахать до заката,
      но только пахать я прошу от души».

      Когда он уехал, мы взяли лопаты,

      мы ими канаву должны проложить;
      и трубы вести от дороги до хаты,
      чтоб люди могли бы потом не тужить.

      Но час не прошел, а в столовой накрыто,

      и нас позовут поскорей на обед;
      нальют нам и водочки для аппетита,
      потом – для знакомства и светских бесед.

      Мы славно откушаем, выпьем нелишне –

      у дочки с хозяйкой вопросы пойдут.
      А я же подумаю: «Боже всевышний,
      да я бы пахал и до дембеля тут!»

      А наш разговор о Москве,о Союзе!

      Мне скажут они, что там были не раз;
      что с русскими дружат, а милая Сюзи
      начнет улыбаться, взирая на нас.

      Пора знать и честь – и мы взялись за дело,

      всё сделали там им почти за полдня.
      Хозяин пришел – уже солнышко село;
      за доблестный труд похвалил он меня.

      Потом мы «Катюшу» за ужином спели,

      хозяин опять захотел нам налить;
      а после на «Шкоде» в казарму летели,
      решив, что нам надо работу продлить.

      На завтрашний день, а потом и на третий

      я весело времечко там проводил;
      но правда потом командир мне заметил:
      «Товарищ солдат, ты на службу забил!»
  
      Никак не хотелось такого финала.
      Он скажет: «Тебе я устрою, студент!»
      И сразу вспотев от крутого аврала,
      я штопал «на время» машинный брезент.

      1988 - 2001 г.