Бэзил Бернстайн

Сложный код и простой код:

социальные истоки и последствия1

Введение
Эта статья представляет собой попытку обсудить некоторые аспекты
взаимосвязи между социальной структурой, формами речи и последующей
регуляцией поведения. Практический контекст исследования - это
дифференциальная реакция на возможность получения образования детьми из
разных социальных слоев. Совершенно очевидно, что детерминанты,
определяющие эти реакции, сложны (комплексны) и что эти реакции
инкапсулируют последствия социализации. Эта проблема требует уточнения
социальных процессов, управляющих тем, как ребенок соотносит себя со своим
окружением. Она требует понимания того, как определенные области опыта
дифференцируются, конкретизируются и закрепляются, так что в итоге для
ребенка становится значимым то, что имеет отношение к функционированию
социальной структуры. Необходимо разработать теорию социального обучения,
которая обозначила бы: какие имеются возможности обучения, заданные
окружающей средой, каковы условия обучения, ограничения, накладываемые
на последующее обучение, и факторы, благоприятствующие процессу
обучения.
Стиль поведения и образ действий, типичный для физического и социального
окружения ребенка, являются условиями, определяющими его развитие. Что
служит основным каналом, через который осуществляется это влияние? Каковы
принципы, регулирующие это влияние? Каковы психологические последствия
и как они закрепляются у ребенка? Какие факторы ответственны за вариации в

1
Перевод выполнен по изданию: B. Bernstein. Elaborated and Restricted Codes: Their Social
Origins and Some Consequences //American Anthropologist. 1964. Vol. 66; Iss. 6.
принципах, которые регулируют воздействие? Социолингвистический подход
является ограниченной попыткой дать ответ на эти вопросы.
В этой статье мы попытаемся представить свое видение данной ситуации.
Сначала мы наметим общую структуру аргументации. За этим последует
подробный анализ двух языковых кодов. В конце статьи мы набросаем схему, из
которой станет ясно, каким образом различные варианты кодов связаны с
разными социальными классами.
Чтобы провести различие между языком и речью, мы будем придерживаться
упрощенного взгляда на язык. Будут различаться только два уровня языка.
Первый уровень состоит из формальных элементов, которые могут быть
использованы для коммуникативной организации текста. Это реляционные
элементы и синтаксические компоненты. Существуют правила, регулирующие
использование таких элементов. Этот уровень называется структурой. С этой
точки зрения язык предстает как ряд структурных альтернатив или вариантов,
которые могут быть использованы с целью упорядочения. Второй уровень
состоит из слов, имеющих объективный референт. Этот уровень именуется
словарным запасом. С точки зрения лексики язык можно рассматривать как
совокупность значений, индуцированных словами, референтами которых
являются объекты внеязыковой действительности. Объединяя эти два уровня,
можно сказать, что язык представляет собой мир вероятного и допустимого —
мир возможного.
Язык содержит конечный набор вариантов и правила их регулирования на
структурном уровне и набор вариантов на уровне лексики. C этой точки зрения
язык представляет собой совокупность вариаций и сопутствующих правил для
выполнения действий со словами. Язык сигнализирует о том, что может быть
сделано (каков спектр возможных действий в отношении слов).
Речь, в отличие от языка, ограничена ситуацией данного момента, диктатом
локальных социальных связей и взаимоотношений, и поэтому информирует не
о том, что может быть сделано, а о том, что делается с той или иной степенью
частоты. Речь указывает, какие используются варианты на структурном и
лексическом уровне. Между языком и речью находится социальная структура.
Конкретная форма, которую принимают социальные отношения, избирательно
влияет на сказанное. С точки зрения этого подхода, форма социальных
отношений регулирует выбор говорящими вариантов как на структурном, так и
на лексическом уровнях. Поскольку социальные отношения выполняют эту
функцию, они могут устанавливать для говорящих определенные принципы
отбора: принципы кодирования. Эти специфические принципы отбора, каноны,
регулирующие выбор, влекут за собой, с точки зрения говорящих и слушателей,
процедуры планирования, которые направляют говорящих в подготовке их
речи, и которые направляют слушателей в восприятии речи.
Изменения в форме социальных отношений, действующие избирательным
образом на основании принципов отбора, влияют на процедуры планирования,
которые индивид использует при подготовке своей речи, а это, в свою очередь,
оказывает воздействие на установки слушателя. Различные формы социальных
отношений порождают совершенно разные речевые системы или
лингвистические коды, воздействуя на процедуры планирования. Данные
речевые системы или коды создают для своих носителей различные порядки
значимости. Впоследствии опыт говорящих может быть преобразован тем, что
делается значимым или релевантным различными речевыми системами. Это
социологический аргумент, поскольку речевая система берется как следствие
формы социального отношения, или, говоря более обобщенно, является
качеством социальной структуры. Социальная структура становится
независимой переменной. Имеются важные психологические последствия.
Речевая система, или лингвистический код, сам по себе являющийся функцией
социальной структуры, избирательно выделяет для индивида то, что значимо в
окружающей среде. Опыт индивида трансформируется в процессе научения
языку, которое осуществляется посредством его собственных произвольных
речевых актов.
Резюмируя сказанное, получаем следующее. Различные социальные структуры
порождают различные речевые системы или лингвистические коды. Последние
предполагают определенные принципы отбора, регулирующие выбор, который
делает индивид, выбирая из совокупности вариантов, представленных данным
языком. Принципы отбора устанавливают и закрепляют процедуры
планирования, которые индивид использует при подготовке своей речи, и
направляют его внимание во время восприятия речи других. Совершаемый им
речевой акт, преобразует его самого в процессе и посредством акта
высказывания.
По мере того, как ребенок усваивает речь, или, используя термины, принятые в
данной статье, усваивает специфические коды, регулирующие его речевые акты,
он, тем самым, усваивает требования своей социальной структуры. Социальная
структура становится тем фундаментом, который формирует опыт ребенка,
осуществляя свое влияние главным образом посредством языковых процессов.
Так, идентичность, образуемая в рамках той или иной социальной структуры,
передается ребенку в основном через импликации лингвистического кода,
который порождает сама социальная структура. С этой точки зрения, каждый
раз, когда ребенок говорит или слушает, социальная структура, частью которой
он является, укрепляется, а его социальная идентичность локализуется.
Социальная структура, в процессе формирования речевых актов ребенка,
обретает черты психологической реальности. Считается, что в основе общей
структуры речи ребенка лежат базовые наборы вариантов выбора
(ориентирующие на предпочтение одних альтернатив другим), которые
расширяются и закрепляются с течением времени и которые, в конечном итоге,
начинают играть важную роль в регуляции интеллектуальной, социальной и
эмоциональной жизни ребенка. Дети, имеющие доступ к различным речевым
системам или лингвистическим кодам, в силу своего положения в классовой
структуре осваивают совершенно разные интеллектуальные и социальные
операции, которые лишь отчасти соответствуют их психологическим
способностям.
Сложный код и простой код
Начать можно с постановки следующих вопросов, хотя ответы на них
неизбежно будут ограниченными и неадекватными.
1) Какими социальными отношениями порождаются те или иные варианты
речевых систем?
2) Какие принципы или процедуры планирования управляют речевыми
системами?
3) К каким отношениям в окружающей среде эти процессы планирования
обеспечивают доступ, одновременно укрепляя их?
Различаются две системы кодирования. Эти системы определяются с точки
зрения вариантов, которые используют говорящие, чтобы упорядочить то, что
они намерены сказать. Эти речевые системы, или лингвистические коды, не
описываются в терминах лексики. Если трудно предсказать синтаксические
варианты или альтернативы, которые использует говорящий для
упорядочивания (иерархизации) значений в процессе выполнения
репрезентативных речевых актов, эта система речи будет называться сложным
кодом. При использовании сложного кода говорящий делает выбор из широкого
спектра синтаксических вариантов, и поэтому нелегко сделать точную оценку
организационных (упорядочивающих) элементов, которые он употребляет в тот
или иной момент времени. При простом коде диапазон вариантов,
синтаксических альтернатив, значительно сокращается, и поэтому
предсказание возможно. Этот код характеризуется ограниченным объемом
словарного запаса, однако, этот факт не означает, что сам код является
ограниченным (неполным).
Если говорящий ориентирован на использование сложного кода, то код с
помощью процедур планирования содействует говорящему в его попытке
выразить словами свои цели, свое намерение, свой уникальный опыт в
вербальной эксплицитной форме. Если говорящий нацелен на использование
простого кода, то, вследствие отсутствия процедур планирования, код не будет
способствовать вербальному прояснению намерения индивида. В случае
сложного кода речевая система требует более высокого уровня вербального
планирования для подготовки речи, чем в случае простого кода.
Можно утверждать, что поведение говорящих, определяемое двумя
упомянутыми кодами, ориентируется на разные параметры значимости. Разные
коды неодинаковым образом распределяют значимость между происходящими
событиями (социальными, интеллектуальными, эмоциональными).
Эти два кода, сложный и простой, как будет доказано, порождаются
определенными формами социальных отношений. Они не обязательно
развиваются в результате врожденного интеллекта говорящего. Уровень, на
котором говорящий оперирует определенным кодом, вполне может быть
функцией его врожденных способностей, но ориентация полностью зависит от
социальных ограничений, действующих на говорящего.
Сначала я хочу рассмотреть некоторые варианты простого кода, которые
иллюстрируют его социальные характеристики. Эти варианты представляют
собой идеальные случаи, и поэтому они будут называться примерами чистой
формы простого кода. Все эти варианты имеют один общий признак:
вербальный компонент сообщения, учитывая социальный контекст, довольно
предсказуем. Поскольку вербальная составляющая сообщения в высшей
степени предсказуема, из этого неизбежно следует, что так же должно быть и с
синтаксическими альтернативами. Предсказание подразумевает наличие
определенной компетентности у наблюдателя, что означает, что он должен быть
знаком с кодом. Предполагается, что и наблюдатели, и говорящие выказывают
одинаковую способность прогнозирования. Таким образом, эти варианты могут
быть отнесены к общему простому коду в качестве частного случая
лексического прогнозирования.
Простой код (лексическое прогнозирование)
В целях исследования введено различие между вербальными и
экстравербальными компонентами сообщения. Вербальный канал относится
только к передаче слов. К экстравербальным каналам относятся сообщения,
передаваемые через экспрессивные аспекты слов (интонацию, ритм, тембр), а
также сообщения, передаваемые с помощью жестов, позы и мимики лица. В
первом варианте идеального случая, сообщения, передаваемые по всем каналам
(вербальным и экстравербальным), достигают максимальной избыточности с
точки зрения как передающего, так и принимающего. Этот вариант будет иметь
место там, где организация и отбор всех сигналов связаны жесткими и
обширными предписаниями. Общественные отношения будут иметь
приписываемую статусную форму, локализуясь, как правило (но не всегда) в
религиозных, правовых и военных социальных структурах. Статусные
отношения таковы, что область свободы действий, доступная коммуникаторам,
резко сокращается, вследствие чего существует мало вариантов, с помощью
которых они могут сигнализировать о своих намерениях. Индивид
трансформируется в культурного агента. В этих социальных отношениях, если
намерение все же сигнализируется, то есть если сообщения лишаются
максимальной избыточности, такие сообщения оцениваются
получателем(получателями) как нарушения, или профанация.
Второй вариант идеального варианта простого кода - это тот, где значительно
меньше избыточности в сообщениях, передаваемых по экстравербальным
каналам, в то время как вербальный канал несет сообщения, приближающиеся
к максимальной избыточности. Рассмотрим случай, когда мать рассказывает
своему ребенку историю, которую оба знают наизусть: «И Красная Шапочка
пошла в лес», - ритуальная пауза, - «И как ты думаешь, что случилось?» -
ритуальный вопрос... Это еще одно социальное отношение, которое
ограничивает возможности, доступные обладателям статусов для передачи
различия или намерения. Если мать хочет передать свой опыт или свою
индивидуальность, она не в состоянии сделать это, варьируя свой словесный
выбор. Она может сделать это только путем изменения сообщений,
передаваемых по экстравербальным каналам: посредством изменения
мышечного напряжения, если она держит ребенка, изменения мимики, жеста
или интонации. Вербальная составляющая сообщений свидетельствует о том,
что приписываемые статусные аспекты социального отношения становятся
значимыми, или значимость приписываемых статусных аспектов отношения
порождает определенные характеристики порядка коммуникации. Обратите
внимание, что в этом варианте код определяет каналы, по которым будет
передаваться новая информация. Новая информация будет доступна главным
образом посредством экстравербальных каналов. Межличностные аспекты
данного социального отношения будут регулироваться кодированием и
декодированием сообщений, использующих именно этот канал коммуникации.
Код выражает и закрепляет форму социальных отношений, а также управляет
каналом коммуникации, через который становятся доступными новые
возможности обучения. Взаимные намерения матери и ребенка передаются по
экстравербальным каналам, и эти каналы могут становиться объектами особой
перцептивной деятельности.
Третий вариант относится к порядку коммуникации, где вербальный компонент
приближается к максимальной избыточности, в то время как экстравербальные
каналы передают сообщения относительно более низкого порядка
прогнозирования. Если это так, то весьма вероятно, что экстравербальные
каналы станут объектами специальной перцептивной деятельности, поскольку
и передающий, и принимающий будут сигнализировать о своем различном
опыте посредством таких каналов.
Предполагается, что вербальное общение в ходе привычных социальных
практик, приближающееся к максимальной избыточности, происходит в тех
социальных отношениях, где участники имеют низкую предсказуемость
относительно намерений друг друга (то есть это те отношения, где особую
значимость приобретает экстравербальный канал коммуникации: именно через
него поступает новая информация и информация о намерениях).
Установившаяся практика (заведенный порядок) обеспечивает предсказуемость
с помощью достаточно высокого уровня согласия (взаимопонимания), которое
достигается посредством наделения значимостью статусного аспекта
социальных отношений. Фактически, форма социального отношения в этом
случае - это форма приписываемого статуса, как и в двух других случаях,
рассмотренных ранее. То, что говорится, безлично (не индивидуально) в том
смысле, что вербальная составляющая предстает уже готовой. Поэтому
межличностные аспекты отношений снова будут передаваться по
экстравербальным (внеречевым) каналам, и они снова станут объектами особой
перцептивной деятельности. Развитие социальных отношений будет зависеть от
декодирования экстравербальных сообщений, поскольку именно они несут
новую информацию о намерениях участников. Кроме того, этот вариант
простого кода предоставляет возможность отсроченного принятия обязательств
в отношениях. Будет ли отношение переходить от статусного к межличностной
форме, регулируемой речью, зависит от декодирования экстравербальных
сообщений. Этот вариант отличается от двух предыдущих более широким
использованием потенциальных возможностей, имеющихся в экстравербальных
каналах.
Во всех трех версиях простого кода (вариант лексического прогнозирования)
можно обнаружить следующие взаимосвязанные характеристики. Очевидно,
что их социальное содержание и функции сильно различаются. Внимание было
обращено только на общие характеристики кода.
1) Значимым (привлекающим к себе внимание) является статусный аспект
социальных отношений.
2)Новая информация становится доступной через экстравербальные каналы,
которые становятся объектами особой перцептивной деятельности.
3) Намерение может быть передано только через изменения во внеречевых
сигналах.
4) Код усиливает форму социального отношения, ограничивая вербальные
возможности выражения различий.
Простой код
(высокая степень структурного прогнозирования)
При структурном прогнозировании (которое встречается наиболее часто)
высокой предсказуемостью обладают только синтаксические альтернативы,
используемые для упорядочивания значений в ходе репрезентативных речевых
актов. В этом случае вариантов, доступных для вербальных и
экстравербальных сообщений, гораздо больше, чем при лексическом
прогнозировании (особенностью которого является то, что контроль над
выбором лексики и синтаксической организацией является функцией
социальных предпосылок, общих для говорящих; эти предпосылки,
инкорпорированные в поведение, относятся к предписаниям, вписанным в
занимаемые говорящими социальные статусы; речь, направляемая этими
предписаниями, не допускает передачи намерения). Ограничение существует, в
основном, на синтаксическом уровне. Диапазон синтаксических альтернатив,
используемых в этом коде, сокращен, и поэтому они относительно
предсказуемы. Словарный запас, скорее всего, будет ограниченным, однако этот
факт не является критерием для принятия решения о том, ограничен ли код.
Что ответственно за упрощение синтаксической структуры, сужение
лексического диапазона и последующее ограничение вербальной доработки
уникального опыта? Предполагается, что код детерминирован определенной
формой социального отношения. В случае простого кода (вариант структурного
прогнозирования) речь развертывается на фоне общих для говорящих
предположений, на фоне набора тесно связанных интересов и идентификаций,
на фоне системы общих ожиданий; короче говоря, он предполагает
принадлежность к общему культурному сообществу и наличие одинаковой
(суб)культурной идентичности, что снижает необходимость для говорящих
формулировать свое намерение устно и делать его явным. Вероятность, с
которой намерение другого человека может быть принято без обсуждения
(понято непосредственным и непроизвольным образом) тем более велика, что
структура речи упрощена и словарный запас ограничен.
Простой код (вариант структурного прогнозирования) будет возникать в
закрытых сообществах, таких как тюрьмы, боевые подразделения,
криминальные субкультуры, в группах сверстников детей и подростков, а
также в парах с большим супружеским стажем. Этот код будет развиваться
везде, где форма социального отношения основана на некотором наборе общих
идентификаций, сознательно поддерживаемых членами данного сообщества.
Я хотел бы более подробно исследовать характеристики этого кода. Рассмотрим
группу мальчиков на углу улицы, или группу близких друзей в баре, или
влюбленную пару. Я предположил, что если бы кто-то наблюдал эти отношения,
то был бы поражен следующим:
1)Наблюдатель, оказавшийся невольным свидетелем столь близких отношений,
будет поражен мерой своего собственного исключения из числа потенциальных
партнеров по диалогу. Поначалу ему будет трудно следить за речью, поскольку
она будет быстрой, беглой, почти без пауз, поэтому артикуляционные
подсказки будут сокращены.
2) С другой стороны, если бы он мог записать реплики, которыми
обмениваются между собой говорящие, он был бы удивлен, обнаружив, что они
были бы относительно безличными. Если намерение не нужно выражать
словами и четко формулировать, если многое можно предположить и принять
как должное, нет необходимости использовать уровень вербального
планирования, который требует тщательного отбора и отчетливой
дифференциации.
Следовательно, он мог бы ожидать, что произойдет сокращение числа
уточняющих слов, употребление глагольных форм ограничено активным
залогом. Может произойти увеличение некоторых личных местоимений, таких
как «вы» и «они», и сокращение других, таких как самореферентное
местоимение «я». Он мог бы обнаружить большое количество вводных
оборотов, таких как: «Не так ли?», «Понимаете», «Видите ли» и т. д. Другими
словами, он мог бы ожидать сокращения использования тех элементов, которые
способствуют вербальной передаче дискретного опыта, так что речь
подчеркивала бы общность говорящих. Это означает не то, что между
говорящими не будет никаких различий, а лишь то, что различия будут
передаваться другим способом. Несмотря на то, что будет наблюдаться
ограничение диапазона значений слов, объем речи все равно будет
внушительным. Изменение будет в качестве, а не в количестве.
3) Он мог бы отметить живость, энергичность, присущую данному типу
общения. И это не случайная деталь: она выполняет важную функцию.
Изменение смысла сказанного (смысловой сдвиг, смещение смысловых
акцентов) будет осуществляться посредством экстравербальных компонентов
коммуникации. Важно, как происходит коммуникация, а не «о чем» она.
Намерение говорящих, "я" говорящих, будет передаваться не с помощью
вербального выбора (отбора вербальных средств коммуникации), а через
изменение экспрессивных особенностей общения: через изменение интонации,
мимики, позы, жестов.
4) Он может также заметить, что последовательность речевых действий
нарушена (фразы разобщены). В потоке смысла встречаются логические
пробелы. Говорящие не будут волноваться, потому что многое понимается по
умолчанию. Способы соединения предложений в речи не проясняют
логическую организацию смысла. Наблюдатель мог бы обнаружить, что
значения не логически упорядочены, а нанизаны вместе, как бусины на нитке.
5) И в довершение всего, содержание речи, скорее всего, будет конкретным,
нарративным и описательным, а не аналитическим или абстрактным. Если бы
речь двигалась в направлении абстрактного, высказывания не были бы
полностью разработаны, а опирались бы на вводные выражения вроде "видите
ли", "знаете ли", "не так ли", чтобы заполнить моменты неопределенности.
Обобщая сказанное, необходимо еще раз отметить, что наблюдатель был бы
поражен тем фактом, что речь в этих социальных отношениях была быстрой,
беглой, с сокращенными артикуляционными подсказками, значения часто не
связаны друг с другом, имеют контекстуальный характер, при этом данная
особенность никак не сказывается на объеме речи; кроме того, наблюдается
низкий уровень лексического и синтаксического отбора. Индивидуальный
смысловой контекст, как правило, не выражен явно, а лишь подразумевается.
Я хочу подчеркнуть, что простой код имеется в распоряжении всех членов
общества, поскольку порождающие его социальные условия универсальны. Но
вполне возможно, что значительная часть нашего общества имеет доступ только
к этому коду в силу условий, определяемых классовым происхождением. Я
предполагаю, что существует относительно высокая вероятность того, что дети,
ограниченных этим кодом, могут быть обнаружены среди низших слоев
рабочего класса. Нельзя сказать, что общая форма их речи является
некачественным (второсортным) английским языком, скорее, она имеет
сходное социальное происхождение с простым кодом, который я только что
описал. Это особый случай, когда дети могут использовать одну и только одну
речевую систему. Этот код, которым дети овладевают в процессе научения
языку, осуществляемого в процессе порождения спонтанных речевых актов, не
подходит для их школьного образовательного опыта. Впрочем, он не уместен
только с этой точки зрения.
Простой код (структурное прогнозирование и лексическое прогнозирование)
ограничивает вербальную передачу сигналов о намерении; экстравербальные
сигналы становятся важными инструментами изменения значений и поэтому
являются объектами специальной перцептивной деятельности. Особое
внимание обращается на статусный аспект социальных отношений. Код
служит средством передачи глобальных, конкретных, описательных,
повествовательных утверждений, в которых отдельное намерение вряд ли будет
доведено до уровня детализации и тем самым ясно выражено.
Сложный код
(низкая степень структурного прогнозирования)

В заключение следует рассмотреть природу сложного кода, его

регулирующую функцию и его социальное происхождение. Простые коды
можно считать статусно-ориентированными речевыми системами. Коды
закрепляют действующую форму социального отношения, ограничивая
вербальное выражение индивидуальных различий. Формы сложного кода
количественно и качественно отличаются от рассмотренных до сих пор кодов.
Сложный код характеризуется трудностью прогнозирования синтаксических
альтернатив, используемых для организации значений в ходе репрезентативных
речевых актов. Трудность возникает из-за того, что в этом коде имеется
широкий спектр синтаксических альтернатив, поэтому надежность
прогнозирования, каким альтернативам будет в тот или иной момент времени
отдано предпочтение, невелика. Этот код, благодаря своим процедурам
планирования, позволяет говорящему вербально выражать свое намерение. В
случае использования данного кода, намерение другого лица не может
восприниматься как нечто само собой разумеющееся (понимаемое по
умолчанию). Поэтому говорящий вынужден прояснять, уточнять значения,
вследствие чего он с большим вниманием относится к выбору синтаксических
и лексических вариантов.
И в той мере, в какой говорящий исполняет это, в ходе речевых актов
осуществляется выражение и доработка его опыта. Потенциальное расхождение
между ожиданиями, интересами носителей языка порождает у них колебания в
выборе соответствующих заданному референту языковых средств,
предоставленных в их распоряжение имеющейся у них вербальной схемой.
Значения, являющиеся, с точки зрения говорящего, дискретными и
контекстуальными, редуцируются таким образом, чтобы они могли выражать
конкретный объект внеязыковой действительности и — как следствие - были
понятны слушателю. Ситуация, в которой находится слушатель, учитывается
при подготовке речи, в отличие от случая с простым кодом. Если говорить о
том, что передается вербально, а не экстравербально, необходимо отметить, что
сложный код побуждает акцентировать внимание на тех аспектах, которые
подчеркивают отличие опыта слушающего от опыта говорящего. Иными
словами, сложный код ориентирован скорее на личность, чем на статус.
В случае простого кода, то, что передается в устной форме, указывает на
статус собеседника и его принадлежность к соответствующей группе.
Сказанное отражает форму социальных отношений и основанные на них общие
допущения (предположения). Говорящие, использующие простой код, зависят
от этих общих допущений. Взаимно поддерживаемый диапазон идентификаций
определяет область общих намерений и, следовательно, диапазон кода.
Зависимость, лежащая в основе социальных отношений, порождающих
сложный код, не относится к этому порядку. При сложном коде поведение
слушателя ориентировано на вербальное восприятие значений, которые
обдумываются и выражаются таким же вербальным образом. В простых кодах
объектами особой перцептивной деятельности становятся экстравербальные
каналы; в сложных кодах внимание переносится на вербальный канал.
Важно учитывать эти различия, задаваемые кодами и определяющие ролевые
модели поведения участников коммуникации.
Форма социального отношения, порождающего сложный код, такова, что для
того, чтобы он вообще был создан, за ролью говорящего должна быть
закреплена определенная свобода действий. Чтобы индивид был способен
исполнять эту роль, его социальная биография должна включать в себя
практический опыт осуществления себя в роли говорящего и определенную
подготовку (своего рода, обучение модели поведения, закрепленной за данной
ролью). Ролевые отношения участников коммуникации не определяются
общими ожиданиями в той степени, как это имеет место в случае простого кода.
Ориентация говорящего на слушающего основана не на ожидании общности, а
на ожидании психологической разницы между собой и другим. Поскольку
индивидуализированная речь, высвобождаемая посредством сложного кода,
должна быть подготовлена и произнесена надлежащим образом, она
предполагает вхождение в роль. Диапазон свободы действий,
предусматриваемый этой ролью, вовлекает говорящего в определенную степень
социальной обособленности. Он выделяется в своем социальном окружении
также, как фигура выделяется на каком-нибудь фоне. Ролевые отношения,
которые предполагают простой код, строятся совершенно иным образом.
Общность установок (обусловленная общностью локальных идентификаций)
ограничивает свободу действий, основанием роли служит позиция (статус),
занимаемая в данной системе отношений и предписывающая определенные
модели (стандарты) поведения. Однако, если посмотреть с другой точки зрения,
то управление ролью осуществляется не только за счет тех или иных статусных
предписаний, но и посредством ограниченного процесса саморедактирования,
по крайней мере в том, что касается вербальных сообщений. Хотя было бы
слишком смелым утверждать, что данный тип ролевых отношений ориентирует
его носителей на поиск подтверждения, одобрения или сходства, вполне
вероятно, что ролевые трудности (испытываемые индивидами из-за
несоответствия требований, предъявляемых ролью, и усвоенных ими в ходе
социализации конкретных моделей поведения) возникают именно из-за
постоянных попыток сигнализировать о намерении в вербально разработанной
форме (что противоречит привычной установке транслировать намерения
экстравербальным образом). То, что является источником трудностей в
отношениях, присущих простому коду, оказывается характерным признаком
отношений, которыми отличается сложный код.
Данные коды осуществляют своеобразный перенос различных форм
социальных отношений, или даже качеств различных социальных структур, из
сферы непосредственно социальной в коммуникативную; таким образом,
различным коммуникативным ролям соответствуют разные ориентации,
различные диапазоны свободы действий, различные формы зависимости и
различные причины возникновения трудностей, связанных с исполнением
ролевых требований. Поэтому говорящие, ограниченные простым кодом, могут
быть неспособны справиться с ролевыми предписаниями, которые необходимы
для осуществления акта коммуникации и генерации сложного кода. И наоборот,
возможно, что человек, владеющий только сложным кодом, при необходимости
коммуницировать с носителем простого кода, не сможет как следует
взаимодействовать с ним из-за неумения переходить от одного кода к другому,
обусловленного неспособностью (отсутствием практики и необходимых для
этого объективных социальных условий) осуществлять переход
(переключение) между своими ролями во время возникновения ролевого
напряжения (ролевых трудностей).
Сложный код, порожденный определенной формой социальных отношений,
становится средством передачи индивидуализированных вербальных реакций.
Что касается говорящего, то он не знает о речевой системе или коде, которым
пользуется, однако процедуры планирования, используемые как при
подготовке речи, так и при ее восприятии, создают ее. Эти процедуры
планирования способствуют относительно более высокому уровню структурной
организации и отбора лексики, чем в случае простого кода. То, что затем
благодаря владению сложным кодом становится доступным для изучения,
отличается от того, что становится доступным в случае простого кода.
Процессы обучения, инициируемые этими речевыми системами, совершенно
различны (идет ли речь о социальном, интеллектуальном или эмоциональном
познании). Носитель сложного кода начинает воспринимать язык как
совокупность теоретических возможностей, делающих доступным передачу
уникального опыта. Представление о самом себе (понятие «Я») будет вербально
дифференцированным (в отличие от образа «Я», характерного для носителя
простого кода), что дает возможность полагать его в качестве объекта особой
перцептивной деятельности.
В случае говорящего, ограниченного простым кодом, образ "Я" (представление
о самом себе) будет определяться статусными позициями, занимаемыми в
структуре группы. Проблема самоидентификации как таковая не возникает,
поскольку не расценивается в качестве значимой.
Оформление и передача смысла является основной целью сложного кода. Цель
определяет способ передачи. Речь, созданная на основе простого кода, будет,
как указывалось выше, произнесена в быстром, беглом, относительно
беспаузном стиле с уменьшенными артикуляционными подсказками. Напротив,
речь, контролируемая сложным кодом (который формируется с помощью
специальной системы мониторинга или саморедактирования), будет
перемежаться относительно частыми паузами и более длительными
колебаниями. Временное измерение, лежащее в основе процесса планирования,
продуцирующего сложный код, как правило, обладает большей длительностью,
чем временное измерение, лежащее в основе процесса планирования,
продуцирующего простой код. Временной разрыв между коммуникативным
импульсным сигналом и вербальным ответом на него вызван необходимостью
проведения масштабного процесса саморедактирования, который имеет место в
случае сложного кода. Если говорящий ограничен простым кодом, то
конкретная система планирования, или мониторинга, оформляется и
закрепляется лишь со временем. Эти различия во временном измерении,
присущие процессам планирования двух кодов, будут иметь ряд
психологических последствий, которые здесь не могут быть развиты.
По мере того как ребенок осваивает сложный код, он учится осуществлять
поиск различных синтаксических вариантов в рамках конкретного синтаксиса,
получать и передавать определенные смысловые модели, развивать
определенный процесс планирования и очень рано овладевает вербальным
способом коммуникации. Он учится управлять ролевыми требованиями,
необходимыми для эффективного производства кода. Он осознает
определенный порядок отношений (интеллектуальных, социальных и
эмоциональных), характерных для его окружения, и его опыт трансформируется
этими отношениями. По мере того как формируется сложный код (с помощью
присущих ему процедур планирования), ребенок посредством своих речевых
актов произвольным образом порождает (воспроизводит) данные отношения.
Он учится воспринимать язык как набор теоретических возможностей для
предъявления своего опыта другим. Сложный код, через осуществляемую им
регуляцию, настраивает говорящих на предожидание уникальности,
обособленности и отличия от других. Он указывает на возможности, присущие
сложной концептуальной иерархии, способствующие упорядочению опыта.
Можно выделить два режима сложного кода. Один режим способствует
выстраиванию отношений между людьми, второй - между объектами 2. Этим
2
Это различение может показаться довольно странным, поскольку сложный код, по
сравнению с простым кодом, рассматривается как речевая система, ориентированная на
человека. Тем не менее, эти два режима представляют собой разновидности сложного
кода как такового. Они обладают общими чертами сложного кода. Им обоим присущ
низкий уровень структурного предсказания, они служат инструментами вербального
двум режимам сложного кода соответствуют разные диапазоны опыта и разные
ролевые отношения. (За неимением времени в скобках заметим, что данное
различие может иметь отношение к проблеме двух культур, поставленной Ч.П.
Сноу).
Ребенок, ограниченный простым кодом, будет развиваться посредством правил
и предписаний, предусмотренных этим кодом. Для такого ребенка речь не
становится объектом специальной перцептивной деятельности, не развивается
теоретическое отношение к структурным возможностям организации
предложения. Речь характеризуется низким уровнем синтаксической
организации, ограниченным набором синтаксических альтернатив, а также
слабой мотивацией на увеличение словарного запаса. Данный код позволяет
передавать и принимать, в основном, конкретные, общие, описательные,
повествовательные высказывания с относительно низким уровнем
концептуализации.
Процессы планирования, которые генерируют речь, предполагают относительно
короткий временной промежуток и, таким образом, сокращенную функцию
саморедактирования. Экстравербальные каналы, как правило, являются
посредниками, через которые передается намерение, поэтому они рано
становятся объектами особой перцептивной деятельности. Это статусно-
ориентированный код, который вызывает и постепенно укрепляет относительно
недифференцированную приверженность нормативным установкам локальной
социальной структуры. Вербальный канал способствует передаче социальных, а
не индивидуальных символов. По мере того как ребенок усваивает простой код,
он учится управлять определенным ролевым отношением (взаимодействием),
при этом переключение кода (требуемое переходом от одной роли к другой)
может быть затруднено ролевыми требованиями, налагаемыми простым кодом.
Наконец, индивид, ограниченный простым кодом, при знакомстве со сложным

выражения и конкретизации намерения, они ориентируют своих пользователей на

ожидание различия, они указывают на логически сходные концептуальные порядки; но
референты отношений различны, и ролевые отношения, которые предполагают эти
режимы, также различны. (Примечание автора)
кодом, будет стремиться упорядочить сложный код по примеру уже известного
ему простого кода. Разумеется, один код не лучше другого; каждый обладает
своей собственной эстетикой, своими собственными возможностями. Однако
общество может приписывать разную ценность различным порядкам опыта,
формируемого, поддерживаемого и постепенно укрепляемого с помощью
различных систем кодирования.
Ориентация на эти коды, сложный и простой, может быть независимой от
психологии ребенка, независимой от его врожденных способностей, хотя
уровень, на котором код используется, несомненно, будет отражать чисто
психологические и физиологические свойства. Ориентация на эти коды
полностью регулируется формой социальных отношений или, в более общем
смысле, качеством социальной структуры. Интеллектуальные и социальные
процедуры, посредством которых индивиды соотносят себя со своим
окружением, могут быть в значительной степени связаны с теми речевыми
моделями, которые используются внутри семьи, а также с кодами, на которых
эти речевые модели основываются.
Наконец, я хотел бы обратить внимание на отношения между социальным
классом и двумя системами кодирования. Субкультурный подтекст
принадлежности к социальному классу порождает разные процедуры
социализации. Различные нормативные системы создают разные семейные
ролевые системы, работающие с различными способами социального контроля.
Считается, что нормативные системы, связанные со средним классом и
связанными с ним слоями населения, скорее всего, приведут к возникновению
сложного кода, в то время как те, которые связаны с некоторыми слоями
рабочего класса, скорее всего, создадут индивидов, ограниченных простым
кодом. Различия в поведении, обнаруживаемые в группах, которые относятся к
разным классам (принадлежность к классу определяется с точки зрения
профессии и образования) в рамках мобильного общества, часто очень велики.
Разницу между двумя кодами можно установить более точно, рассмотрев
ориентацию семейной ролевой системы, способ социального контроля и
суммарную вербальную обратную связь. Различия в ориентации семейной
ролевой системы могут быть связаны с внешней социальной сетью семьи и с
профессиональными ролями.
Таким образом, можно ожидать, что дети, социализированные в рамках
среднего класса и связанных с ним слоев, будут обладать как сложным, так и
простым кодом, в то время как дети, социализированные в рамках слоев
рабочего класса, особенно низших, могут быть ограничены простым кодом. По
мере обучения в школе и продвижения от младших классов к старшим, для
ребенка все важнее становится обладать или, по крайней мере, быть
ориентированным на сложный код, если он хочет добиться успеха.
Проведенные среди представителей среднего и рабочего класса исследования
вербального и невербального интеллекта выявили связь между уровнями
абстракции и использованием соответствующих кодов. Существуют
убедительные доказательства относительного ухудшения вербального
интеллекта в возрасте от восьми до одиннадцати лет и от одиннадцати до
пятнадцати лет у детей из рабочего класса по сравнению с детьми из среднего
класса того же возраста (Committee on Higher Education 1963). Другие
исследования ясно показывают, что вербальные показатели интеллекта
испытуемых из рабочего класса, особенно из низших слоев, будут сильно
снижены по сравнению с их показателями в невербальном тесте, которые будут
гораздо более высокими. Это ухудшение вербального интеллекта,
несоответствие между вербальными и невербальными интеллектуальными
тестами и неспособность извлечь пользу (выгоду) из школьного обучения со
стороны детей из рабочего класса, особенно тех, кто имеет более низкое
происхождение, тесно связаны с контролем над типами обучения,
осуществляемым сложным кодом. Относительная отсталость некоторых детей
из рабочего класса вполне может быть формой культурно обусловленной
отсталости, передаваемой ребенку через языковой процесс и вызываемые им
изменения восприятия и мышления. Код, который ребенок приносит в школу,
символизирует его социальную идентичность, которая связывает его не только с
родными, но и с теми социальными отношениями, которые характерны для его
локального сообщества. Код постепенно ориентирует ребенка на модель
отношений, которые образуют его психологическую реальность, и
достоверность этой реальности подтверждается (подкрепляется) каждым его
речевым актом.
Заключение
В этой работе нами была предпринята попытка показать, как две общие
системы кодирования и их варианты порождаются структурой социальных
отношений. Были исследованы аспекты релевантности, задаваемые различными
системами кодирования. Несмотря на то, что основная задача данной статьи
состояла в том, чтобы изучить широкие социальные классовые связи кодов и
кратко указать их социализирующие и образовательные последствия,
предварительно предполагается, что эта теория вполне может иметь более
широкое применение. Сложный код и простой код и их варианты могут быть
найдены в любой социальной структуре, где имеются условия для их
возникновения. Эти термины, в принципе, могут быть применимы к целому
ряду языков, хотя в каждом конкретном случае «сложность» и «простота»
будут довольно условными.