Санкт-Петербургская государственная консерватория

имени Н. А. Римского-Корсакова.

РЕФЕРАТ

Барт Ролан. S/Z

Выполнила: студентка IV курса ФНИ Егорова С.М.

Проверил: доцент Меньшиков Л. А.

1
 Содержание.
Введение….…………………………………………………………………3
Интерпретация……………………………………………………………...4
Коннотация…………………………………………………………………5
Чтение, забывание………………………………………………………….6
Рассыпанный текст ………………………………………………………...6
Перечитывание……………………………………………………………..7
Пять кодов…………………………………………………………………..7
Цитаты………………………………………………………………………8
Антитеза…………………………………………………………………….8
Партитура…………………………………………………………………...8
Признак, знак, деньги………………………………………………………9
Затухающие голоса…………………………………………………………9
Естественные поступки……………………………………………………9
Живопись как модель……………………………………………………..10
Трансформация как игра………………………………………………….10
Портрет. …………………………………………………………………...10
Означаемое как истина…………………………………………………...11
Персонаж и образ…………………………………………………………12
По ту и по эту сторону……………………………………………………12
Задержка ожидания……………………………………………………….12
Словоохотливый смысл….……………………………………………….13
Реальное и воплотимое…………………………………………………...14
Свертывание и развертывание…………………………………………...14
Герменетическая фраза…………………………………………………...14
Тематизация……………………………………………………………….15
Классовые коды…………………………………………………………...15
Шедевр…………………………………………………………………….15
Эвфемизм………………………………………………………………….15
Язык в роли природы……………………………………………………..16
Коммуникативные линии………………………………………………...16
Нарциссический довод……………………………………………………16
Экивок. ……………………………………………………………………16
Плетение…………………………………………………………………..17
Развязка и разгадка……………………………………………………….17

2
 Введение
Эссе Ролана Барта «S/Z» - первый манифест интертекстуальности.
Каждый текст полон множественных, разрозненных смыслов, в то же
время он гладок благодаря естественному движению фраз. Текст
множественен, так как складывается из совокупности всех текстов, языков и
систем. Потому, чтобы эту множественность не упустить, Барт идет за
текстом «шаг за шагом», используя метод деконструкции.
Барт выявляет пять герменевтических кодов, к которым тяготеют все
означаемые данного текста: семы, антитезы, акциональный код,
проайретический и культурный коды. Таким образом, скопление кодов
становится письмом, где пересекаются пять голосов: Эмприи, Личности,
Знания, Истины, Символа.
Между тем, Барт пишет о том, что в этих самых кодах
сконцентрирована бальзаковская устарелость, которая происходит не от
недостатка мастерства автора, а является неотъемлемой частью Полной
Литературы (литературы классической), в которой содержится множество
стереотипов, расхожих мнений и прописных истин.

3
 Вынесение оценок
Барт говорит о способах анализа и о выявлении специфичности текстов. Так,
первые исследователи повествовательных текстов пытались увидеть все
существующие на свете повествовательные тексты в одной единственной
структуре: «из каждого отдельного повествования, рассуждали они, мы
извлечем его модель, после чего построим из этих моделей одну большую
повествовательную структуру, которую затем (в целях верификации) станем
проецировать на любые конкретные повествования». Барт пишет, что это
нежелательное занятие, так как в результате текст утрачивает свою
специфичность, которая, в свою очередь, складывается из всей бесконечной
совокупности текстов, языков и систем и возобновляющаяся в каждом новом
тексте. «Мы, стало быть, оказываемся перед выбором: либо вывести все
тексты на демонстрационную площадку, уравнять их под взглядом без-
различной науки, принудить (путем индуктивной процедуры) походить на
Оригинал, к которому они восходят, либо попытаться воссоздать текст, но
воссоздать не в его индивидуальности, а в его игровом движении, и — даже
не успев заговорить о нем самом — сразу включить в безбрежную парадигму
несхожестей, подчинить некоей базисной типологии, процедуре
оценивания»1. Процедура вынесения оценок по Барту, выявляет «какие
тексты мне самому хотелось бы написать (пере-писать), возжелать, утвердить
в этом мире (ведь это мой мир) в качестве действенной силы»,
«устанавливает, что именно может быть сегодня написано (пере-писано),
утверждает текст-письмо». В противовес тексту-письму существует текст-
чтение, или классический текст, то есть тот, который можно прочесть, но
невозможно написать.
Интерпретация
В этой главе Барт говорит об операции, с помощью которой можно
расчленить текст-письмо от текста-чтения. Барт пишет: «Текст-письмо —
это вечное настоящее, ускользающее из-под власти любого последующего
1
Барт Р. S/Z – М.: Академический Проект, 2009. - С.45
4
высказывания (…); текст-письмо — это мы сами в процессе письма, т. е. еще
до того момента, когда какая-нибудь конкретная система (Идеология, Жанр,
Критика) рассечет, раскроит, прервет, застопорит движение беспредельного
игрового пространства мира (мира как игры), придаст ему пластическую
форму, сократит число входов в него, ограничит степень открытости его
внутренних лабиринтов, сократит бесконечное множество языков» 2. Текст-
чтение же Барт называет продуктами, а не процессами. Следовательно,
интерпретировать текст не значит наделить его неким конкретным смыслом,
а понять его как воплощенную множественность, утвердить само
существование множественности, которое несводимо к существованию
истинного, вероятного.
Коннотация.
Барт пишет о критериях, позволяющих говорить о множественности
текстов. Он говорит о двух противоположных способах, инструментах:
коннотация (установление истинного, канонического смысла) и денотация
(так как язык не является пространством, где господствует некий первичный
смысл). И все же Барт не отвергает коннотацию, объясняя это следующим:
«если текст-чтение существует, если он включен в некую замкнутую
систему, созданную Западом, изготовлен по рецептам этой системы, покорен
закону Означаемого, то, стало быть, для него характерен особый смысловой
режим, и в основе этого режима лежит коннотация»3. Коннотация
представляет собой связь, соотнесенность, анафору, метку, способную
отсылать к иным — предшествующим, последующим или вовсе ей
внеположным — контекстам, к другим местам того же самого (или другого)
текста. Барт определяет коннотацию как способ ассоциирования,
осуществляемый текстом-субъектом в границах своей собственной системы.
Барт пишет, что существование денотации и коннотации, хотя они и
считаются раздельными, позволяет тексту функционировать по игровым

2
С. 47
3
С. 49
5
правилам, когда каждая из этих систем отсылает к другой в соответствии с
требованиями той или иной иллюзии.
Чтение, забывание
«Я» предшествует тексту, так как «я» - воплощение множества других
текстов. Барт называет чтение языковой работой, то есть работой по
выявлению смыслов, которой сопутствует забывание. Причем,
применительно к множественности текста, забывание не является дефектом
чтения или ошибкой: «Именно вследствие того, что я забываю, я и читаю»4.
Рассыпанный текст
Барт отрицает наличие определенной конструкции текста, а
следовательно, и возможности его членения. Барт пишет о том, что
литература – не что иное, как единый и единственный текст, где конкретный,
индивидуальный текст является одним из входов. В тексте все находится в
процессе многократного ежесекундного означивания, но при этом не
сопряжено с итоговым целым. Таким образом, любой анализ в привычном
смысле, упускает множественность текста. Барт же предлагает идти за
текстом «шаг за шагом», используя метод декомпозиции, своеобразной
«замедленной съемки» самой работы чтения. Это чтение в
последовательности написания текста. В то же время необходимо
воздерживатся от структурирования, оставляя текст незавершенным,
рассыпанным, а не собирая его воедино. Однако, такой метод отличается от
обычного чтения. Здесь происходит членение на смысловые блоки, на
единицы чтения – лексии, объем которых колеблется от нескольких слов до
нескольких предложений. Подобное членение позволяет разглядеть процесс
повторения означаемых в каждой из лексий, выявление которых позволяет
установить не истину, но его множественность. Таким образом, текст не
подвергается перегруппировкам и не наделяется каким-либо метасмыслом,
доказывающим его завершенность. Задачей является и не критика текста, а
очерчивание стереографического пространства письма. Следовательно, такой
4
С. 53
6
комментарий стремится утвердить идею множественности, освободится от
идеологии целостности: «мы будем непрестанно дробить, прерывать этот
текст, не испытывая ни малейшего почтения к его естественному
(синтаксическому, риторическому, сюжетному) членению; всякого рода
наблюдения, объяснения и отступления будут возникать в точках
напряжения читательского ожидания, отрывать глагол от его дополнения,
имя — от определения» 5. Вместе с тем, предметом критики Барт определяет
не качество текста, а его «естественность».
Перечитывание
Барт пишет о том, что чтение тоже должно быть множественным, не
соблюдающим правил вхождения в текст. Барт рассматривает перечитывание
как исходный принцип, так как оно способно уберечь текст от повторения, от
перечитывания одной и той же истории в других текстах. Перечитывание,
помимо этого, выводит текст за рамки внутренней хронологии;
перечитывание – это своеобразная игра, цель которой – обретение не истины,
а множественности текста.
Пять кодов
После анализа первых трех лексий, Барт находит пять
герменевтических кодов, к которым будут тяготеть все означаемые данного
текста. Задачей обнаружения таких кодов Барт определяет возможность
«сконцентрировать, загадать, сформулировать, ретардировать и, наконец,
разгадать загадку». Также Барт выделает единицы означаемого – семы
(единицы плана содержания), которые он не упорядочивает, а сохраняет их
непостоянство и хаотичность. Кроме того, Барт выделяет категории
антитезы (единица символического поля) и акциональный код.
Действие, образующее проайретический код, организуется в
последовательности, которую можно наметить лишь приблизительно, так как
последовательность разворачивается в ритме номинации, ей ведома лишь

5
С.58
7
логика уже-сделанного, уже-прочитанного. И в этом случает Барт
ограничивается только перечьнем их, не стремясь к структуриализации.
И наконец, следующей категорией являются культурные коды, которые
представляют собой цитаты из какой-либо области знания или человеческой
мудрости.
Барт сравнивает эти коды с сетью, через которую пропускается текст.
Барт не стремится структурировать все эти коды. Код – это осколки чего-то,
что уже было читано, видено, совершено, пережито. Скопление кодов
становится письмом, где пересекаются пять голосов: Голос Эмпирии
(проайретизмы), Голос Личности (семы), Голос Знания (культурные коды),
Голос Истины (герменевтизмы) и Голос Символа.
Цитаты
Одна и та же сема цитируется в рассказе несколько раз. Вскользь
промелькнувшая цитация - прием скрытой и прерывистой тематизации,
возникнув вглвь в другом месте, она уже – воспоминание. Так производится
эффект, который «склеивает» текст-чтение, цель его в том, чтобы
удостоверить реальность рассказываемой истории.
Антитеза
Функция антитезы заключается в том, чтобы освятить принцип
разделенности и неслиянности противоположностей. Антитеза ищет опору в
самой природе противоположностей. Антитеза - это образ непримиримой
вражды. Потому союз между антитетическими элементами является
парадоксом, или соединением несоединимого (так, рассказчик, сидящий в
оконном проеме, находится на внутренней границе, разделяющей
противоположности; с его помощью осуществляется трансгрессия).
Партитура
Барт сравнивает пространство текста-чтения с партитурой, где
членение повествовательной синтагмы аналогично членению на такты. Семы
он сравнивает с громыханием ударных и медных. А разрешение загадки,
которое все время оттегивается, Барт сопоставляет с приемами развития
8
фуги. Проайретические последовательности он сравнивает со скреплением и
гармонизацией целого, подобно тому, как это происходит в фактуре.
Признак, знак, деньги
Барт говорит о том, что в старину деньги выступали в роли признака, в
наше же время они – ни что иное, как знак. Различие состоит в следующем:
признак имеет происхождение, тогда как знак – нет. Оттого в анализируемом
тексте безразличие парижан к происхождению денег символизирует
отсутствие у этих денег всякого происхождения.
Затухающие голоса
Здесь Барт говорит о множественности текста и о установлении
происхождения высказываний. Так, в современном тексте голоса сливаются
так, что между ними исчезают любые границы. В классическом тексте,
напротив, у большинства высказываний есть происхождение.
Естественные поступки.
Барт пишет о том, что в тексте есть незначащие элементы, что-то
природное, что прерогативы смысла возникают за счет наличия не-смысла,
который подчеркивает его служебную роль. Между тем сама идея структуры
несовместима с разделением материала произведения и его плана,
незначимого и значимого. Структура – не план или чертеж, в ней значимо
все.
Возникновение конца придает любому описываемому процессу
внутреннюю напряженность, он предполагает предел, результат, разрешение.
Вынужденный обозначить конец любого действия, текст-чтение указывает на
собственную историчность. «Любопытно, - пишет Барт, - что у нас принято
называть завязкой (истории) именно то, что стремится быть развязанным; мы
помещаем этот узел в начало кризисного процесса, а не в его конец; а между
тем узел – это как раз то, что прекращает, увенчивает и завершает всякое
действие; он подобен росчерку под документом»6.

6
С. 106
9
 Живопись как модель.
Здесь Барт пишет о связях живописи и литературы. Так, всякое
литературное описание предполагает взгляд; описать нечто – все равно что
водрузить пустую раму – которую писатель-реалист повсюду носит с собой;
прежде чем заговорить о «реальном», писатель должен сначала претворить
это в обрамленный предмет, после чего как бы снять этот предмет со стены,
извлечь его из живописного полотна, развоплотить. Таким образом, реализм
копирует то, что само по себе уже является копией. Даже в реалистическом
искусстве коды пребывают в безостановочном движении.
Трансформация как игра
Метафорическая перегрузка приводит к тому, что дискурс начинает
играть. В данном случае игра заключается не в вербальном удовольствии,
доставляемом скоплением слов, а в многократном модифицировании одной и
той же языковой формы. Так, повторяя и варьируя означающее, утверждаем
множественную сущность текста, принцип возвращения. Игра состоит в том,
чтобы с ловкостью и как модно дольше «выстраивать в единый
синтагматический ряд парадигмически разнообразные возможности». Одним
словом, в том, чтобы создав некую устойчивую модель, разнообразить ее
затем до бесконечности.
Портрет
Портрет кишит смыслами, брошенными сквозь некую форму
(риторическую упорядоченность, способ анатомической дистрибуции).
Итоговый образ, создаваемый дискурсом (портретом) – образ некой
естественной формы, насыщенной смыслом. На самом деле естественность
портрета проистекает из того, что различные коды, накладываясь друг на
друга, попросту не совпадают между собой: единицы, их составляющие,
имеют разное место и величину, что приводит к скольжению дискурса, - к
эффекту естественности.

10
 Портрет – это отнюдь не реалистическое изображение, это –
сценическая площадка, загроможденная однотипными и вместе с тем
различными и обособленными друг от друга смысловыми блоками.
Означаемое и истина.
Все означаемые, составляющие портрет, «истинны», так как на
истинность указывают все употребляемые в тексте семы. Однако им, даже
вместе взятым, не под силу ее прямо назвать. Это особенность
разворачивания сюжета, так как сюжетная истина ни в коем случае не
должна раскрыться раньше времени. Таким образом, означаемое выполняет
герменевтическую функцию: всякий смысловой процесс – это процесс
движения к истине. В классическом тексте смысл и истина слиты воедино, а
знание оказывается тем путем, который ведет к этой истине. Однако в
герменевтической системе коннатативное означаемое несет в себе неполную,
недостаточную истину, «не имеющую сил назваться собсвенным именем». Ее
функции заключается в том, чтобы, как можно теснее очертив круг загадки,
дать ей тем самым наиболее концентрированное выражение. Именно эта
сосредоточенность придает загадке силу, и тем больше множатся знаки, тем
сильнее затемняется истина «и тем с большим нетерпением мы ожидаем
разгадки». Коннотативное означаемое – это индекс, оно только указывает, но
ничего не говорит.
Антитеза II
Барт сравнивает антитезу со стеной, преодолеть которую – значит
совершить трансгрессию. Так, в «Сарразине», когда молодая женщина
дотрагивается до старика, трансгрессия становится субстанциональной,
органической, химической. Так, противоестественно объединенные, «оба
тела пускаются бежать друг от друга без оглядки».
В структурном плане Антитезу безнаказанно нарушить нельзя: смысл -
это вопрос жизни и смерти, нарушив который, нарушаются все законы
морфологии, грамматики и дискурса.

11
 Персонаж и образ
Барт пишет, что персонаж появляется в тот момент, когда
тождественные семы закрепляются за Именем собственным. Следовательно,
персонаж – продукт комбинаторики, при этом возникающая комбинация
отличается как относительной устойчивостью (она образована
повторяющимися семами), так и относительной сложностью (так как семы
отчасти противоречат друг другу). Такая сложность как раз и приводит к
возникновению персонажа. Такое имя виртуально соотнесено с
определенный телом.
В повествовательном тексте «я» перестает быть местоимением и
становится именем: «Сказать я – значит с неизбежностью присвоить себе те
или иные означаемые, обзавестись биографическим временем, мысленно
подчинить себя некоторой удобопонятной «эволюции», признать объектом
собственной судьбы и, наконец, наделить время смыслом» 7. Так, всякое «я»,
как рассказчик в «Сарразине», становится персонажем.
Совсем иное – образ, который является не комбинацией сем,
закрепленных за определенным именем, а представляет собой безличную,
внегражданскую комбинацию символических отношений.
В качестве символической фигуры персонаж не имеет ни
хронологического, ни биологического статуса; он лишается Имени, он только
место, через которое снует образ.
По ту и по эту сторону
Совершенство – это предельная точка, к которой стремится Код.
Совершенство приводит в состояние эйфории в той мере, в какой уничтожает
дистанцию между кодом и его реализацией. Идея совершенства выводит нас
за пределы человеческого в область сверхприродного.
Задержка ожидания
Элементы герменевтической последовательности структурируют
загадку по принципу ожидания и требования разгадки. Таким образом,
7
С. 117
12
динамика текста основана на парадоксе: задача состоит в том, чтобы при
изначально полном отсутствии ответа, поддержать интерес к загадке. Задача
герменевтического кода – расставлять на пути дискурса всякого рода
сдерживающие припоны, уводящие в сторону. Вопрос и ответ разделены
огромным пространством. Герменевтический код предполагает наличие
множества морфем, позволяющих отсрочить ожидание: обман, экивок
(смешение истины и лжи), частичный ответ, отсроченный ответ, блокировка.
Истина – это то, чем завершится ожидание. Истина предполагает
возвращение к порядку, когда как ожидание – воплощенный беспорядок:
«беспорядок – это переизбыток, это бесконечное ничего не разрешающее и
ничем не завершающееся накапливание элементов; порядок же предполагает
восполнение; он восполняет, дополняет и насыщает, отторгая все, что грозит
избыточностью; истина – это то, что создает полноту и внутреннюю
завершенность».8
И/или
В повествовании символическое и операциональное начала
«неразрешимы», они существуют в режиме и/или. Поэтому
предпочтительный выбор того или иного кода попросту неуместен, он ведет
к подавлению многоголосного письма одним голосом (психоаналитическим
или поэтическим). Упустить из виду множественность кодов – значит
наложить ограничения на работу самого дискурса. Принцип неразрешимости
лежит в основе мастерства рассказчика. В хорошем повествовании
одновременно реализуется как принцип множественности, так и принцип
обращаемости кодов.
Словоохотливый смысл
Любое романическое действие может быть изображено в трех
различных режимах:
1. Смысл высказывается, а действие называется (но не детализируется).
2. Смысл высказывается, действие описывается.
8
С. 136
13
 3. Действие описывается, но смысл замалчивается.
Реальное и воплотимое
Дискурс не несет никакой ответственности перед реальным.
«Реальное» - это всего лишь один из изобразительных кодов, но отнюдь не
код, позволяющий осуществить изображенное: романическое реальное не
поддается воплощению.
Свертывание и развертывание
Последовательность действий – это способ развертывания имени.
Существуют две логики. Задачи первой –разложить заглавное слово на его
конструктивные элементы. Вторая система позволяет присоединить к
заглавному слову смежные с ним действия и поступки.
Как свертывание, так и развертывание повествовательной
последовательности происходит по законам больших моделей , имеющих
либо культурную, либо органическую, либо феноменальную природу.
Процесс чтения – движение от имени к имени, «от одной складки к
другой». Читать – значит сворачивать текст до размеров одного имени, а
затем вновь его разворачивать.
Герменевтическая фраза
Герменевтическое высказывание – не что иное, как хорошо сделанная
фраза. Оно предполагает: наличие субъекта (тема загадки), возвещенный
вопрос (формулирование загадки), показатель вопросительности
(загадывание загадки), различные вспомогательные элементы (отсрочки
ответа), предшествующие появлению финального предиката (разгадки).
Рассказы – сделки
Рассказ, пишет Барт, - это монета, передаваемая из рук в руки, предмет
сделки, товар. Здесь рассказывают не для того, чтобы развлечь, а для того,
чтобы в обмен на что-то, нечто приобрести. «Сарразин» - это история о
контракте; это история о некой силе (рассказ) и о влиянии этой силы на саму
сделку. Рассказ возникает не из желания рассказать, а из желания
обменяться.
14
 Рождение тематизации
Читать – значит вести борьбу, подвергать фразы текста семантической
трансформации. Но подлинной задачей семантики должен стать не анализ
слов, а синтез смыслов. Такая семантика расширения смысла называется
Тематика. Тематизировать – значит проследить синонимические цепочки,
отдаться ширящемуся потоку номинации, а с другой стороны – вернуться к
тем статическим состояниям, которые позволяют создать некую устойчивую
форму.
Классовые коды
Будучи фрагментом идеологии, культурный код претворяет свое
классовое происхождение в некую естественную референцию. Бальзаковский
текст весь замусорен такими кодами. Из-за них он оказывается подвержен
порче, старению. Тошнотворность стереотипа нельзя нейтрализовать с
помощью иронии, поскольку ирония способна лишь добавить новый код
ктому, что стремится изжить.
Все высказывания, принадлежащие культурному коду – имплицитные
пословицы. Они излагаются в том обязывающем тоне, с помощью которого
дискурс выражает всеобщую волю и придает своим утверждениям характер
неотвратимости и неизгладимости.
Шедевр
Тело Замбинеллы представляет собой репродукцию, восходящую к
определенному коду. Шедевр на деле, согласно сарразиновской эстетике, -
это та модель, к которой восходит живая статуя.
Эвфемизм
Эвфемизм – это тоже своего рода язык. Смысл текста не может быть
ничем иным, кроме самой множественности его систем, его бесконечной
способности «переписываемости». При самом своем рождении текст уже
является многоязычным.

15
 Язык в роли природы
Фраза олицетворяет природу, чья функция заключается в том, чтобы
придать безгрешность повествованию, олицетворяющему культуру. Фраза
придает повествованию вид чего-то само собой разумеющегося.
Коммуникативные линии
Повествовательная коммуникация состоит из множества линий. В
«Сарразине» их пять: первая тянется от группы мистификаторов к их жертве,
вторая – от Замбинеллы к Сарразину, третья связывает Сарразина с самим
собой, четвертая тянется к Сарразину от общества, пятая – от дискурса к
читателю.
Нарциссический довод
Здесь Барт пишет о расхожей истиной, утверждающей существование
необходимой связи между красотой и любовью. Прочность этой связи
объясняется следующим: любовь, кодифицированная как таковая, должна,
сверх того, иметь опору в виде какого-нибудь надежного кода. Опираясь друг
на друга, коды образуют замкнутый круг: красота взыскует любви, а все, что
я люблю, с необходимостью является красивым.
Экивок.
Экивок возникает как продукт двух голосов, воспринимаемых как
равноправные.
Читатель потребляет контр-коммуникацию. Он оказывается
сообщником не того или иного персонажа, но самого дискурса в той мере, в
какой он осуществляет разделение каналов, обеспечивая коммуникативную
«загрязненность». Не тот или иной персонаж, но сам дискурс — вот
единственный положительный герой сюжета.
Дискурс говорит так, как этого ребуют интересы читателя.
Следовательно, чтение – не средство передачи сообщения от автора к
читателю, а специфический голос самого чтения: в тексте говорит один
только читатель.

16
 Плетение
Барт сравнивает текст с плетением кружева, процесс повествования – с
рождением узора. Стоит только кодам включиться в работу, как их
совокупность превращается в сплетение нитей. Каждый код – это отдельный
голос и их переплетение образует письмо.
Развязка и разгадка
В драматическом театре мы испытываем жгучий интерес к развязке,
тогда как в эпическом театре — к развертыванию сюжета. «Сарразин» —
драматическая новелла, однако развязка в ней подчинена разгадке —
явлению истины, которая все и развязывает.
В драматическом повествовании два партнера — заблуждение и истина.
Поначалу для их взаимоотношений характерна высокая степень
неопределенности, они блуждают вдали друг от друга; однако мало-помалу
обе системы сближаются, взаимно проникают друг в друга, мера
определенности повышается, а вместе с ней упрочивается и сам субъект;
разгадка оказывается той завершающей точкой, благодаря которой
изначальная возможность перерастает в необходимость, так что игра
заканчивается, драма «развязывается», а субъект обретает наконец свой
предикат (и неподвижность): дискурсу предстоит замолкнуть. В
противоположность тому, что имеет место в эпическом произведении, здесь
ничто не было «показано», показывается лишь одна вещь, причем в один
прием и в самом конце, — показан конец как таковой.

17