Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
2
selection
3
Who qualifies as 'Post-Marxist' on our minimal reading of the term?, стр. 6
потребуется осторожность. Наш интерес в этой книге не связан с
исчерпывающим пониманием4. Напротив, наша избирательность
направляется желанием обрисовать импликации критики, к которым
обращается “пост-марксизм”. В рамках такой селективности появляются
такие теоретики, чьи многочисленные публикации превосходят все
ожидания; в иных случаях, это может быть единичная интервенция или
несколько эссе, которые имеют отношение к интересующему нас
предмету, артикулированным в этой книге. Мы начнем с нескольких
персонажей, которые тесно связаны с событиями 1968 года, в частности, с
Парижским восстанием. Сюда входят Корнелиус Касториадис, Жан-
Франсуа Лиотар и пишуший тандем “Делез и Гваттари”.
Касториадис менее всех ассоциировался с группой Социализм и
Варваство5, которая развивала пост-Троцкистские взгляды в анализе как
капитализма, так и советского коммунизма. Остальные члены группы
включали Лиотара и Клода Лефора, которые развивали пост-марксисткие
взгляды. Касториадис развивал агрессивную критику марксизма по всем
направлениям, сохраняя бескомпромисную радикальную политику. В
действительности, в его понимании, марксизм не был достаточно
радикальным, он был верен авторитарному и анахроничному набору
возможностей и потенций обычных людей развивать формы само-
организации. Марксизм остался патерналистическим и бюрократичным в
своих возможностях к органическому революционному действию и,
следовательно, должен быть сражен, чтобы поддержать радикальные
надежды и энергии живыми. Пост-марксизм Касториадиса является очень
мощным противостоянием самому марксизму, который, как он заявлял, в
версии большевиков был несколько примитивен по отношению к
возможности быть развитым до истинных форм радикальной
политической практики. Силой Касториадиса были полемические эссе,
иногда подписываемые одним из его псевдонимов. Но он также написал
несколько больших отрывков, которые демонтсрируют в полной мере силу
его критики. Сюда включают Воображаемые институты общества, где
отображен центральный момент анализа, представленного в этой книге
(Касториадис, 1987).
Во второй части мы взглянем на работу Жиля Делеза и Феликса
Гваттари, ответственных за две части Капитализма и шизофрении,
4
comprehensiveness
5
Socialisme ou Barbarie group// http://en.wikipedia.org/wiki/Socialisme_ou_Barbarie
бессомненно самая важная теоретическая интервенция, которая зародилась
в недрах 1968-го (Делез и Гваттари, 1984; 1988). Делез и Гваттари создали
интригу, соотнося себя к марксистами (Тоберн, 2003: 1 — 4). Все же, даже
при поверхностном обращении к их работам, это не марксизм, как многие
“марксисты” хотели бы думать или склонялись бы к этому. Их работа
представляет собой комплексный сплав огромного разнооборазия течений
и направлений от витализма до экзистенциализма, от теории хаоса до
психоанализа. Наверняка более аккуратным определением станет вывод о
том, что они сгенерировали весьма оригинальный синтезированный
подход, опираясь на различные теоретические традиции и жанры, тонкое
искусство — такое же, как и сама работа Маркса. Единственной причиной,
по которой они включены в книгу, является то, что по крайней мере, они
представляют, среди прочего, достаточно интересное толкование пост-
марксистов. Здесь сохраняется нечто марксистское, не только в терминах
внутреннего или оживленного принципа: критики капитализма во всех его
формах и манифестациях. Но также остается многое из марксизма “за
кадром”. Это будет марксизм тех марксистов, которых они критиковали:
герметично запечатанный ортодоксальный иммунитет от крититизма,
развития или ревизии. Вслед за Касториадисом, конечным результатом
явился подход, который абсолютно реальным образом прорывается из
политики Ленина и его последователей, преследующий цель обуздать
воображение и желание в угоду политике освобождения. Одним из общих
мест в этом подходе является такое противостояние марксизму как
консервативной и ограниченной доктрине. Как и Касториадис, Делез и
Гваттари ощущали потребность “прорваться сквозь марксизм”, или более
того, сквозь партийный марксизм или самозванный авангард в попытке
найти непосредственный или имманентный радикализм, о котором
говорили ранние поколения анархистов.
В третьей главе мы будем работать с Лиотаром, пожалуй с самым
известным из так называемых постмодернистов и самым критикуемым со
стороны Касториадиса и Гваттари среди многих других. Его важность
заключается более в теоретическом и философском, нежели политическом
пласте. Именно Лиотар развил одну из ключевых тем, которая
подразумевает постмодернистский момент, что, в свою очередь, является
основным элементом постмарксизма. Это определение марксизма в
качестве мета-нарратива или “тотализирующего” описания природы или
исторического процесса и, таким образом, в качестве философии, которая
элиминирует человеческий фактор6 и ответственность. Лиотар в своих
поздних работах призывал к такой политике, которая избегает того, что он
назвал различение7, отказ8, который не оставляет альтернатив кроме
трансцендирования системы, тотальности, из которой все вырастает
(Лиотар, 1988). Такой стартовый тезис попахивал для Лиотара
револиционизмом и практически юношеским презрением к действию здесь
и сейчас с целью улучшения и исправления настоящего. В его понимании,
это было не столько примирение с либерал-капитализмом, сколько
напоминание об опастностях, которые скрыты за требованием сделать
тотальность ”презентабельной”9. Институт благосостояния имеет много
проблем; но для Лиотара он был более приемлемым, чем сомнительные
результаты революционного романтизма.
Затем мы перейдем к четвертой главе, к постмарксизму
“постмарксистов”, Лакло и Муфф. Их постмарксизм был построен на базе
наследия Луиса Альцюссера, который наряду с Сартром, стал, возможно,
наиболее влиятельным персонажем марксистской сцены во Франции
1960х. Альцюссер находился под сильным влиянием Жака Лакана,
ключевым интерпретатором фрейдийского психоанализа. В отличие от, к
примеру, теории потока и избытка10 Делеза и Гваттари, подход Лакана-
Альцюссера акцентирует внимание на центральной категории “нехватки” и
“антагонизма” как элементе в конституировании социальной реальности и
несомненного человеческого состояния как такового (Ставракакис, 1999:
гл. 1). Подход Лакло и Муфф подобным образом помещает нехватку в
сердце политики, и продуктивность подхода заключается в соединении
субъекта и объекта, языка и мира в некотором всеобъемлющем или
тотальном моменте трансценденции. Универсальное в этом смысле всегда
находится в противоборстве; смысл в том, чтобы до такой степени
радикализировать природу противостояния, чтобы различные видения и
идентичности смогли участвовать в том, что инаковое узко описывающее
видение политической жизни разрешается в либеральном капитализме. В
следующей главе мы ознакомимся с одним разменным ключом в период
6
contingency
7
differend
8
stand-off
9
'presentable' (современной?)
10
flow and abundance
после 1968 года. Это нечто между и внутри феминизма – некоторые
марксисты, некоторые “социалисты”, другие в той или иной степени
осведомлены о работах Маркса. Как мы отметим в этой главе, отношения
между марксизмом и феминизмом иногда характреизуются в качестве
брака, хоть и “несчастливого”. Оба представляют критику либерал-
капитализма и оба были способны к мобилизации социального движения
за пределами разных видений того, как должен быть переустроен мир во
имя человеческого освобождения. Элемент постмарксизма был установлен
теми, кто верил, что в обоих присутствуют элементы разделенной
ответственности за современный кризис марксизма и феминизма.
Понимание неспособности, эпистемологически, философски и
политически, к истинному взгляду на угнетенное положение женщин
привело к пролиферации радикального феминизма постмарксистского
образца: феминизма с любой мировоззренческой позицией,
противостоящего феминизма, материалистического феминизма. Нашей
целью в этой главе являлось обозначить эти различные реакции и
предложить пути, в которых эволюция постмарксизма, отходящего от
критики, может быть продуктивной в духе развивающейся феминистской
критики.
В тоже самое время, когда Лакло и Муфф развивали свой
постмарксизм, Агнес Хеллер развивала свой подход, похожий по
внутренней критике марксизма и политики на подход Лакло-Муфф.
Хеллер исходила, однако, из гуманистической марксистской базы,
противопоставленной анти-гуманистической позиции Альцюссера и его
последователей (Торми, 2001, введение). Критика Хеллер была достаточно
близка к дискуссии, обозначенной Касториадисом и Лиотаром.
Изначально, политика Хеллер происходила из опыта венгерского подъема
1958 года, в который она была непосредственно вовлечена. Здесь
подразумевалась политика само-управления, советов11 и прямой
демократии. Не смотря на это, ее вера в проникающие во все сферы
существования демократические практики едва ли выжила под давлением
действительности существования демократии (Хеллер уехала из Венгрии в
Австралию в 1976 году). Действительно, сторона «состояния политики
постмодерна», над которой она кропотливо работала, привела к
возрастающему пессимизму касательно перспектив перехода от модернити
и либерал-капитализма к демократическому само-управлению. Вместо
11
councils
этого, как и Лиотар, она все боле смирялась с существующей открытостью
и случайностью, диагностированной в либерал-демократии. Это в итоге
привело к утверждению, что не существует фундаментальных убеждений
или доктрин, которые бы упредили переубеждение общества теми
индивидами, которые действуют в рамках контекста о наличном
существовании демократии и политической свободы. Безусловно, это
долгий путь, проделанный от модели венгерского подъема. Но
определяющим для Хеллер был дальноидущий потенциал демократии в
адаптации и изменения в современных условиях. Демократия
преобразовалась в «радикальную демократию» и, в итоге, самым
основанием универсализации ценностей справедливости и равенства,
которую поддерживали и сами марксисты.
В ранних работах Хеллер прослеживается влияние Хабермаса, чьи
некоторые работы мы рассмотрим в седьмой главе. Хабермас реже
упоминается в качестве постмарксиста, (мы опять ссылаемся на понятие
постмаркизма как на орбиту, внутри которой работают многие теоретики в
оппозицю новой ортодоксии или школе). Один из величайших мыслителей
последних четырех десятилетий, все работы Хабермаса могут быть
помыслены в качестве медитации над релевантностью и значением работ
Маркса. И действительно, Хабермас однажды упоминал о своей
собственной соотнесенности с попытками оживить исторический
материализм. Его работы воплощают собой не столько иконостас, сколько
инновацию и эксперимент. Его отношение к Марксу подобно такой
кропотливой работе студента с понятиями, в которой они должны
наиболее соответствовать оригинальному смыслу. Но возвращаясь к нашей
книге. В наиболее поздних работах Хабермас также «заворачивает»
Маркса к позициям, которые по смыслу соотносятся с постмарксизмом.
Это связано с его отстаиванием установления, развития таких форм
политики, которые связаны и выстраиваются вокруг понятия публичной
сферы, что в конечном счете является предметом одной из его ранних
работ. Что свидетельствует о значительной ангажированности
постмарксизмом. Маркс, как отмечает Хабермас, мало уделил внимания
природе публичности, низводя ее до буржуазного общества, и, таким
образом, представляя тем, что скорее привносится в его систему, нежели
включается в рассуждения о будущих возможностях. Вклад Хабермаса,
таким образом, заключается в переосмыслении наследия демократической
теории, к котором привели все значительные упущения теории Маркса.
Последней значительной фигуре, к которой мы обратимся, будет
Жак Деррида. Деррида наиболее известен разработкой контуров
деконструкции и «пост-струтурализма» в ответ на кризис в «гуманитарных
науках» в конце 1960х. Наиболее известен в качестве философа и
теоретика Деррида стал после поразительного «выступления» в дебатах о
будущем теории радикализма в его «Призраках Маркса». Полная аллюзий,
притязательная работа огромной силы и креативноти. Призраки, как они
обозначаются Дерридой, как важнейшим из теоретиков постарксизма,
похожи на то, как если бы некто обозначил важность Маркса, даже при
осуществлении попытки адаптировать и интерпретировать его работы во
имя «Нового Интернационала», как это называет Деррида в качестве
необходимого проводника к эмансипаторной политике. Вклад Дерриды
стал не только ключом к тому, что он обозначил – продолжающуюся
значимость Маркса – но и к тому, что он предвещал: возникновению
диффузии, почти призрачному анти-капиталистическому движению
практически постмарксистского толка. К нашему обсужднию, Деррида
практически предвидел одну из ключевых проблематик нового века: как
поддержать дух Маркса живым, не поддаваясь ностальгии об ушедших
временах или пассивной позиции, которая настаивает на ожидании
возвращения призрака. Мы вынуждены жить с или без Маркса – мы
должны жить с и для его духа – весьма постмаркситский жест, как мы
увидим далее (Деррида, 1994).
Все это вынуждает нас к новому подтверждению того, что все, что
мы здесь представим, не может быть исчерпывающим или
всеобъемлющим анализом постмарксистской мысли. Как мы отмечали
ранее, такая цель только собьет нас с толку в понимании того, чем является
для на постмарксизм: диффузивная модель замыающихся дрг на друге и
взаимосвязанных между собой мыслей, описаний и критики. Такая цель
также будет подрывать тот смысл, что каждый из мыслителей приводит
свою оригинальную идею. В виду этого последнего замечания, мы
предполагаем сделать каждую главу наиболее самостоятельной, понимая,
что наверняка будут здесь те, кто наименее интересуется историей
постмарксизма, но более заинтересован в том вкладе, который он или она
вносят в развитие критики или своего собственного права. Мы также
понимаем, что существует множество мыслителей и теоретиков, которые
подразумевались здесь, но по разным причинам не были приведены.
Возможно уместным будет создание альтернативной книги о
постмарксизме, в которую войдут такие персонажи, как Андре Горж, Жан
Бодрияр, Славой Жижек и Клод Лефор, множество зеленых
постмарксистов (Джон Беллами-Фостер, Джеймс О'Коннер) и
неортодоксальные квази-марксисты (Фредерик Джеймисон, Девид Харви,
Эллен Мейксинс Вуд). Подобные фигуры могут поняты в том же ключе,
что и приведенные здесь, как теоретики, которые остаются в рамках
марксизма и в модуле критики, представленной этим течением. Выражаем
надежду, однако, что читатель увидит связь между мыслителями, которые
в иных условиях не могут быть восприняты в рамках заявленной
теоретической или политической программы и продолжит изучать (если
возникнет необходимость) этих теоретиков для себя.
В заключение, следует также добавить, возможно неуместно, что
любые дискуссии о природе и значении постмарксизма могут вывести на
поверхность то, что для нас является самопонятным и очевидным, но под
другим углом может быть пересмотрено в процессе обсуждения значимых
фигур: работа Маркса в определенном смысле находит свое
подтверждение в теории постмарксизма, если даже не в «пост» критике в
более общем смысле. Необходимость в отрицании Маркса или избегании
его является также и необходимостью перечитать Маркса, переосмыслить
его и продолжать задавать вопрос о релевантности Маркса для нас как
жителей мира, которые продолжают – в соответствие с теми, то отстаивает
и опровергает эту позицию -- быть убежденными и триумфальными
капиталистами. До тех пор, пока существует капитализм, будет
сохраняться потребность, так мы полагаем, в перечитывании величайшего
теоретика капитализма и возможности быть «после» капитализма. В этом
смысле, мы не воспринимаем возникновение постмарксизма в качестве
символа «смерти» или конца марксизма. Более того: это очевидно, в
определенном смысле, мы все еще живем во «времена» Маркса. Проблема
для постмарксизма кажется такой же, как и для любого само-сознающего
радикального направления мысли, т.е. показать, что модификации,
перечитывания и критика, которые оно предлагает, подтверждают
Марксову оценку капитализма и те формы протеста, борьбы и
противостояния, которые могут быть использованы против него.