Детство провёл в Друскининкае, где его отец, Константин Чурлянис, сын вольного литовского крестьянина[источник не указан 2889
дней]
, был органистом. Мать по имени Адель Радманн была немецкого происхождения, из семьи евангелистов,
эмигрировавших из Регенсбурга в связи с гонениями со стороны католической церкви. В семье будущего художника
звали «Константом»[1], в семье говорили на польском языке, Чюрлёнис на протяжении всей своей жизни писал дневники
только по-польски, как и все свои литературные произведения, а также большинство писем[2].
Когда у мальчика проявились способности к музыке, он был зачислен в музыкальную школу князя Михаила Николая
Северина Марка Огинского (1849—1902) в Плунге (1889—1893). Князь — потомок и тёзка Михаила Клеофаса
Огинского (автора знаменитого полонеза «Прощание с родиной», написанного в 1794), — несмотря на ряд конфликтов,
всё же начал относиться к Чюрлёнису с большой симпатией. В этой школе и княжеском оркестре началась
профессиональная музыкальная карьера будущего композитора и художника.
Князь предложил Чюрлёнису поступить в Варшавский музыкальный институт (1894—1899) и обеспечил его стипендией.
В 1899, после защиты диплома, Чюрлёнис получил от князя в подарок пианино. Затем написал симфоническую поэму
«В лесу», которая стала первым литовским симфоническим произведением. Уехав в Германию, он обучался там
музыке в Лейпцигской консерватории (1901—1902).
После смерти князя Чюрлёнис, оставшийся без стипендии, вынужден был покинуть Лейпциг, а осенью 1902 г. уехать
в Варшаву. Здесь он учился живописи в рисовальной школе Яна Каузика (1902—1905) и в художественном училище
(1905) у К. Стабровского. Работы Чюрлёниса получили одобрение, и «ему... была предоставлена свобода в реализации
своих замыслов».[3]
М. К. Чюрлёнис. Покой
Это был живой, добрый, сердечный и открытый человек, любивший делиться своими впечатлениями. В общении с
людьми вёл себя скромно и не старался выделиться. Обладал некоторыми гипнотическими способностями. Однако он
вскоре прекратил свои эксперименты, поняв, что они нередко огорчают людей.[1]
Несмотря на свою скромность, он оказывал сильное влияние на своё окружение. Его близкий друг Влодзимеж
Моравский, брат композитора Эугениуша Моравского-Домбровы, говорил: «Все мы чувствовали, что среди нас
находится необыкновенный человек, отмеченный не только выдающимся интеллектом, но и огромной моральной
силой». «Когда Чюрлёнис был с нами, все мы были лучше. Рядом с ним не могло быть ни плохого человека, ни злых
чувств. Он разливал вокруг себя какой-то свет», — вспоминала супруга английского консула в Варшаве Галина
Вельман.[1]
Единственное, что могло его вывести из себя, — это обращенная к нему просьба «объяснить» содержание той или
иной его картины. Он негодовал «…почему они не смотрят. Почему не напрягают свою душу! Ведь каждый по-иному
подходит и иначе воспринимает произведения искусства».[1]
Разносторонностью своих творческих исканий М.К. Чюрленис может сравниться с великими мастерами эпохи
Возрождения. Творческий путь Чюрлениса-композитора, продолжавшийся всего десять лет, принес бесценные плоды:
автор создал около четырех сот музыкальных произведений, среди которых две крупные симфонические поэмы,
увертюра, кантата для хора и оркестра, две сонаты и несколько циклов вариаций для фортепиано, струнного квартета,
произведения для хора. В то же время, лишь за шесть лет активной творческой деятельности, Чюрленис-художник
написал свыше трех сотен картин, создал немало работ графики, а кроме того писал произведения литературы и
поэзии, проявлял себя в публицистике, экпериментировал в сфере художественной фотографии. Записи Чюрлениса
времен учебы в Варшавском музыкальном институте гласят о его увлечениях геологией и историей, химией и
геометрией, физикой и астрономией, астрологией и древней мифологией, древними и современными языками,
идеалистическое самопожертвование во имя идеалов искусства, представляет его типичным творцом эпохи
Романтизма. В период проживания в Вильнюсе, длившийся лишь два года, Чюрленис руководил созданием общества
творцов искусства Литвы, активно участвовал в организации трех первых выставок литовских художников, на которых
экспонировал многие свои картины. Он также организовал и руководил литовскими хорами в Варшаве, Вильнюсе и
литовскими народными песнями – не только гармонизировал их, использовал мелодику в своих оригинальных
произведениях, но и собирал их, анализировал в своих публицистический статьях. Точнее всего его страстное
музыкальном институте и в письме брату Повиласу высказанное решение «все свои настоящие и будущие работы
посвятить Литве».
Взглянув на произведения Чюрлениса, можно заметить, что в его живописи чувствуется влияние символистов
и art noveau, музыкальный язык стремится расширить возможности хроматической и гармонической систем мажора-
минора, а творчество вцелом объединено четкой синестетической тенденцией. Все упомянутые черты представляют
И все же картины зрелого Чюрлениса, пластика которых субтильно основана на музыкальных формах и логике
мотивного развития музыки, а также поздние сочинения для фортепиано, в которых серийная техника переплетается с
остинатной логикой, мелодические и ритмические модули с образованиями гармонических комплексов, в истории всей
Микалоюс Константинас Чюрлёнис (русский вариант его имени – Николай Константинович Чурлянис)
прожил недолгую, но очень насыщенную жизнь. Он одним из первых начал соединять воедино музыку
и живопись, старясь найти новые формы для выражения своего внутреннего мира.
Родился Чюрлёнис в 1875 году – это конец XIX века, а жил и творил уже в веке XX. Это было
переломное время в искусстве – начинался отход от традиционных форм и поиск новых направлений.
Тогда зарождался авангардизм, абстракционизм, символизм и тому подобные течения, бросавшие
вызов всему консервативному и косному. Но даже в этот период творчество Чюрлёниса стояло
особняком. Художественное наследие Чюрлёниса до сих пор не могут отнести к какому-либо из
направлений и помещают между символизмом и абстракционизмом. То же самое относится и к его
музыкальным произведениям.
Музыкой он начал заниматься раньше, чем писать картины. У него были хорошие учителя – Михаил
Клеофас Огинский, профессора Варшавской консерватории Т. Бжезицкий и А. Сыгетинский, а также
немецкие композиторы Карл Рейнеке и Саломон Ядассон. Самое первое написанное им музыкальное
произведение – симфония «В лесу», посвящённая природе Литвы – считается лучшим творением
национальной музыкальной культуры. Кроме собственных произведений, Чюрлёнис обработал
порядка 60 народных литовских песен.
Это сейчас литовские культурологи превозносят Чюрлёниса, называя его фигурой национального
масштаба, а в те времена Литва находилась под влиянием Польши, и всё, связанное с возрождением
исконного литовского духа, воспринималось в штыки. Чюрлёнис, выросший, кстати, в окружении
польской культуры и не знавший до определённого момента литовского языка, много сделал для
культурного возрождения своей нации, но настоящего признания при жизни на родине так и не
дождался.
Можно не знать картины Чюрлёниса по названиям, но картину «Дружба» наверняка видели многие.
Женщина с безмятежным выражением лица, в головном уборе из золотых перьев, летит сквозь тьму
Вселенной, бережно держа в руках сияющий шар. Шар светит мягким, тёплым светом, разгоняющим
пустую и холодную тьму.
Кроме отдельных картин, художник создал несколько необыкновенно красивых живописных циклов,
каждый из которых посвящён одной теме. Это циклы «Сказка королей», «Знаки зодиака»,
«Сотворение мира», «Жемайские кресты», «Сказка». А еще существуют уникальные эксперименты
Чюрлёниса по синтезу музыкальной и живописной гармонии – картины-сонаты, в которых он
средствами изобразительного искусства пытался выразить музыку, звучавшую в его душе.
У Чюрлёниса было много поклонников среди деятелей искусства, но до широких масс его искусство
достучаться не смогло. Эта неоценённость, невостребованность вкупе с подорванным здоровьем
свели 35-летнего художника в могилу. После его смерти все, в том числе советское правительство
Литвы, наконец-то признали произведения Чюрлёниса гениальными. Что ж, эта участь постигла
многих великих людей. А нам лишь остаётся смотреть на его работы и восхищаться уникальным
даром художника, надолго опередившего своё время.
https://www.youtube.com/watch?v=dNQYs64fCtI
Те, кто ближе, видят ясно, те же, кто у реки или в поле — они-то когда узрят эти
чудеса Твои? Или те, кто из лесу еще не вышли? Жаль мне их, Господи! Нескоро
узрят они чудеса Твои, что Ты так щедро рассыпаешь вокруг.
Чюрлёнис родился 22 сентября 1875 в городке Ораны (современное название Варена) в Литве. Его
детство и молодость прошли в Друскениках (совр. Друскининкай) и Плунгянах (совр. Плунге). В
Плунгянах он играл в оркестре князя Огинского, с чего началась его музыкальная карьера. Во время
обучения в Варшавском музыкальном университете Чюрлёнис вращался в польских богемных
артистических кругах. Воспитанный в культе польской литературы (он обожал Словацкого) и большую
часть жизни не знавший литовского языка, Чюрлёнис под влиянием набирающего силу литовского
национального движения решил посвятить себя созданию национального литовского искусства.
Чюрлёнис, как человек всесторонне одаренный, оставил свой след и в литературе. Он вел
дневники, писал поэмы в прозе и стихи, причем писал по-польски. Парадоксальным образом
дошедшее до нас литературное наследие Чюрлёниса известно нам – за редким исключением
– по литовским переводам (польские оригиналы были утрачены в годы войны).
Как писал Чюрлёнис? Всю свою жизнь он испытывал сильное влияние Словацкого, а также
поэтов «Молодой Польши». И все же его специфическое литературное творчество сложно
отнести к романтизму или литературе «Молодой Польши». Биограф Чюрлёниса Радослав
Окулич-Казарин на основании сохранившихся фрагментов «Записок выздоравливающего»
предположил, что Чюрлёнис собирался войти в польскую литературу как автор гротескных
произведений. Томасу Венцлове сочинения его соотечественника странным образом
напоминают произведения Франца Кафки.
«Доктор спрятал часы под веко правого глаза, левым подмигнул мне и сказал, что я
совершенно здоров и могу смело выходить на улицу», – так звучало первое и единственное
сохранившееся предложение «Записок».
Mope
МОРЕ
Могуче ты, море. Велико, беспредельно, неохватно. Целое небо покрывает своей лазурью твои волны, а ты, полное
величие, дышишь тихо и спокойно, потому что знаешь: нет предела твоей мощи, твоему величию, твое бытие
бесконечно. Великое, могучее, прекрасное море! Ночью на тебя смотрит полмира, далекие солнца погружают в твои
бездны свой мерцающий, таинственный, сонный взгляд, а ты, вечный король великанов, дышишь спокойно и тихо,
Ты хмуришься, на лазурном твоем лике словно бы недовольство. Ты хмуришься? Или это гнев? Кто бы осмелился , о
И шел из моря ответ, тихо шурша, раскачивая прибрежные травы, которые, колыхаясь, шептали: то ветер, ветер, ветер.
Ничтожный ветер – призрачная стойкость, ветер – бездомный бродяга, хилый, бесцветный, воющий, как мерзкий
шакал, – бежит без цели, калеча леса, купаясь в пыли, раздувая пожары, валя старые кладбищенские кресты, терзая
бедные хижины.
Склоняются перед ним гибкие ивы, а скромные цветочки даже к земле прижимаются, устрашенные его свирепостью.
А ты хмуришься и гневаешься, вечный король великанов, ты, который испокон веков отдыхаешь освещенный
Уже ветер овладел ими, гонит перед собой, как стадо овечек.
Смотри, смотри, как все они охотно бегут, гонимые ветром, все до одной, а их миллионы, и, что ни мгновение, все
больше.
Смотри, твои великаны встают, но они не в твоей власти. Ты пенишься, великое море!
Ветер им повелел искрошить скалы в далеком далеке, и они бегут самоуверенно, завывая, и разбивают свои слабые
Ветер сгоняет все новые и новые стада, наконец ему это надоедает, и, все бросив, он со свистом уносится вдаль.
Ветра давно уже нет. Ты собираешь свои волны, свои остатки, едва их сдерживаешь, и жалобно стеняешь, как дитя.
Иль жаль тебе неугомонных твоих волн, от которых осталось лишь не много пены и ничего больше?
Не сожалей о них! Придет пора, и подует ветер, новые волны поднимутся с того берега, и ветер погонит их туда, куда
захочет, и вдосталь будет неугомонных великанов-волн, от которых снова лишь немного пены останется и ничего
больше.
Сказка
СКАЗКА
Устав от беготни по улицам большого города, я присел на скамейку, предназначенную для вестников.
Был страшный зной, серо-желтые дома стучали зубами, вызывающе сверкали пестрые вывестки, там и сям возносились
позолоченные солнцем башни, а люди, измученные зноем, передвигались медленно, словно сонные.
Какой-то немолодой человек, уже старичок, с трясущейся головой, тяжело волоча ноги, опираясь на палку, остановился
передо мной и внимательно стал меня разглядывать. Его глаза были печальны, исслезившиеся и будто бессмысленные.
На его груди висела веревочка, унизанная крестиками разной величины: были там большие железные, слегка
поржавевшие, и поменьше – плоские медные, и совсем малюсенькиесеребрянные – короче говоря, полный набор.
“Нищий”, – решил я – и уже было потянулся в карман за медяком, но старичек, странно прищурившись, таинственным
шепотом спросил:
– Зеленый цвет? Гм… Зеленый цвет это цвет … ну, такой, как трава… деревья, деревья тоже зеленного цвета – листья, –
ответил я ему и огляделся вокруг. Но нигде не было никакого деревца, никакого росточка травы.
– Если хочешь, идем со мной, приятель. Я торопдюсь в тот край, по пути расскажу тебе кое-что интересное.
“Когда- то очень давно, когда я был молод, как ты, сынок, было так же вот жарко. Устав от беготни по улицам большого
города, я присел на скамейку, предназначенную для вестников. Был страшный зной. Серо-желтые дома стучали зубами,
вызывающе сверкали пестрые вывески, там и сям возносились позолоченные солнцем башни, а люди, измученные
Долго смотрел я на них и страшно затосковал по лугам, деревьям, зелени, – такой, знаешь ли, майской зелени.
Собрался вдруг и пошел, и так вот шел всю жизнь в напрасных поисках ее в городе.
Я шел и шел все дальше и дальше, обращаясь к встречным, но они, вместо ответа, давали мне крестики.
Я поднимался на высокие башни, но, увы, насколько хватало глаз – всюду виделся только город, город, и нигде – зелени.
Однако я чувствовал, что есть она в этом краю, только мне, видать, не дойти – стар я уже.
Эх, если бы не далеко, так хотя бы мог и отдохнуть: благоухание, мушки жужжат, а кругом зелень, трава, деревья.”
– Ну, с меня хватит. Дальше невмоготу, здесь уж и останусь. А ты иди, иди без устали. И наперед тебе скажу, что зной
По пути говори с людьми о лугах, о деревьях, только их не расспрашивай или возьми с собой веревочку, крестики
нанизывать.
– Погоди, сынок, забыл я сказать: гляди с высоких башен, тогда путь почуешь. А если будет еще очень далеко и старость
тебя настигнет, там, – опять найдешь скамейку, предназначенную для вестников, а на ней в юношах никогда недостатка
не будет.
Псалом
ПСАЛОМ
Возглавил я шествие наше, и знаю, что другие тоже пойдут за мной – лишь бы не путями окольными.
Тёмными лесами блуждали мы, миновали долины и поля возделанные, и было шествие наше длиною в вечность.
На берег речной вышли мы, а конец шествия только показался из темного бора.
– Река! – воскликнули мы. И те, кто рядом был, вторили нам: Река! Река!
В конце же идущие говорили: в лесу мы, и удивительно нам, что передние кричат: «поле, поле!», «река, река!».
– Лесом мы идем, – так говорили они, ибо не знали, что находятся конце шествия.
Предо мной – высочайшие вершины, голые скалы и бездны. Это красиво. Это – бесконечно красиво. Но не знаю дороги,
и боязно мне. О нет, не за себя – ведь иду я, а вслед за мной уже идут другие. Господи, они за мной идут, все шествие –
длинное, длинное! Один за другим – через долину и долгим речным берегом, и через поле большое, возделанное, тихое,
а конец этого шествия в лесу скрывается, и шествию конца нет. Где истина, Господи? Иду, иду.
Ты явил передо мной чудеса свои – на розоватых вершинах гор, на зеленовато-серых скалах, прекрасных, как замки
очарованных королевичей.
Те, кто ближе, видят ясно, те же, кто у реки или в поле – они-то когда узрят эти чудеса Твои? Или те, кто из лесу еще не
вышли? Жаль мне их, Господи! Нескоро узрят они чудеса Твои, что Ты так щедро рассыпаешь вокруг.
Долог ли будет ещё наш путь, Господи? Или Ты велишь не вопрошать об этом?
V lesu
https://youtu.be/MzEH7xrmflg
https://artchive.ru/publications/2895~Govorit_i_pokazyvaet_Mikalojus_Chjurlenis_v_proze_stikhakh_muz
yke_i_kartinakh
Микалоюс Константинас Чюрлёнис (лит. Mikalojus Konstantinas Čiurlionis), был также известен под именем
Николай Константинович Чурлянис. Литовский композитор, художник, литератор. Гордость литовского
искусства.
Чюрлёнис родился 10 (22) сентября 1875 года в Варене, умер 28 марта (10 апреля) 1911 года. Отец, крестьянин
Константин Чюрлёнис, умел играть на органе и подрабатывал органистом в деревенском костёле. Мать — Адель (по
национальности немка).
Вскоре после рождения Константинаса семья переехала в деревню Друскининкай. Его первым языком был польский.
Литовский он начал учить довольно поздно (за шесть лет до смерти). Вторым языком был русский.
В 10 лет Чюрлёнис окончил курс в Друскининкайском народном училище. В детстве освоил орган и с шести лет заменял
на службах отца.
Профессионально заниматься музыкой Чюрлёнис стал в 13 лет, по рекомендации знакомых попав в музыкальную
школу и оркестр князя Михала Огиньского. В этой школе Огиньский на свои деньги учил талантливых детей, с тем
чтобы сделать из них музыкантов для собственного оркестра. Чюрлёнис учился играть на флейте, параллельно
пытался писать музыку, чем обратил на себя внимание Огиньского. С подачи последнего Чюрлёнис переехал в
Варшаву и поступил в фортепианный класс Музыкального института (будущей Варшавской консерватории). Через год
Чюрлёнис поменял специализацию и стал учиться композиции. В тот период Чюрлёнис сочинил кантату для хора и
оркестра, фуги, пьесы для рояля. И много занимался самообразованием. В 1899-м, окончив с отличием институт, отверг
предложение стать директором музыкальной школы Люблина. В 1901-м поступил в Лейпцигскую консерваторию (где
проучился около года).
В 1902 году Чюрлёнис стал брать частные уроки рисования (у Я. Каузика) и много времени посвящает живописи. В
1904-м поступает в Школу изящных искусств в Варшаве.
В 1905 году прибавляет к своему имени литовские окончания. В том же году знакомится, а в 1909-м женится на Софье
Кимантайте, которая учит Чюрлёниса литовскому и приобщает к литовскому культурному движению.
Первая выставка работ Чюрлёниса прошла в Варшаве в 1905 году. В 1908-м в Вильнюсе Чюрлёнис руководит хором.
Чюрлёнис умер 10 апреля 1911 года в психиатрической клинике под Варшавой после неудачной попытки побега оттуда,
в результате которой получил воспаление лёгких. Похоронен в Вильнюсе на кладбище Росса (Расу).
В черновых тетрадях Чюрлёниса было обнаружено более полусотни фортепианных пьес. Наследие Чюрлёниса
продолжает публиковаться и разбираться. В 1907 году Чюрлёнис создал симфоническую поэму «Море», которая
считается гордостью литовской музыки.
Чюрлёнис автор более 300 живописных произведений, в числе которых «Соната солнца», «Соната весны», «Соната
моря», «Соната звёзд», триптих «Сказка», цикл «Сказка королей», циклы «Сотворение мира», «Знаки зодиака»,
«Весна», «Зима», «Жемайские кресты». Произведения находятся в Каунасском художественном музее им. Чюрлёниса.
В Друскининкае есть Мемориальный дом-музей Чюрлёниса (филиал музея в Каунасе).
CКАЗКА
Утро
Путешествие королевича
«Стрелец»
"СКАЗКА КОРОЛЕЙ" М.К.ЧЮРЛЕНИС