УДК 323.2 Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2013. Вып.

В. А. Ачкасов

ПОЛИТИКА ИДЕНТИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

В обществе модерна формирование этнической и национальной идентичности и ее

внедрение в массовое сознание стали предметом профессиональной деятельности по-
литиков и  интеллектуалов: ученых, идеологов, представителей искусства и  литерату-
ры. В результате «идентификация стала сферой, так же как и другие профессиональные
сферы эпохи модерна, подверженной разделению на производителей образов и идеоло-
гем, их распространителей и потребителей оных на массовом уровне» [1, c. 470]. Поэто-
му все государства мира вынуждены проводить политику идентичности, направлен-
ную на интеграцию национального сообщества, формирование определенного пред-
ставления о  «нации», опирающегося на те или иные интерпретации «национальной»
истории и культуры. Каждое государство пытается убедить своих граждан в том, что
они составляют «нацию», следовательно, все вместе принадлежат к одному политиче-
скому сообществу и имеют по отношению к каждому другому гражданину и к общему
для всех них государству особые обязательства. При этом в отличие от других акторов
политики идентичности, государство монопольно обладает специфическими ресурса-
ми (прежде всего речь идет об обладании суверенитетом, а также о легитимном праве
на принуждение). Так, государство способно навязывать «поддерживаемые им способы
интерпретации социальной реальности с помощью властного распределения ресурсов
(например, при утверждении образовательных стандартов)» [2]. Кроме этого, государ-
ственные институты имеют возможность нормативно устанавливать правила принад-
лежности к национальному сообществу посредством введения института гражданства
и правил натурализации, проведения переписей населения и т. д. Наконец, на междуна-
родной арене политические лидеры государств выступают от имени всего сообщества,
провозглашая себя выразителями интересов всех его членов.
Таким образом, государственные институты активно участвуют в утверждении нор-
мативной национальной идентичности и, соответственно, определяют и переопределяют
границы нации. У граждан национального государства формируется представление об
общем для всех них прошлом, о единстве исторической судьбы, они участвуют в деятель-
ности общих социальных и политических институтов, которые воплощают общность их
истории и культуры. Пока граждане государства стремятся к сохранению своей полити-
ческой и  культурной «особости», пока ставят свою национальную идентичность выше
более узких этнических, классовых, конфессиональных или региональных принадлеж-
ностей, существует и нация. Французский ученый Э. Ренан еще в XIX в. предложил очень
удачную метафору, сравнив существование нации с  ежедневным плебисцитом  — дей-
ствительно, пока мы солидарны с нашими согражданами, пока мы держимся в основном
схожих верований, ценностей и мифов, мы остаемся членами одной нации.

Ачкасов Валерий Алексеевич — доктор политических наук, профессор, Санкт-Петербургский го-

сударственный университет; е-mail: val-achkasov@yandex.ru
© В. А. Ачкасов, 2013

71

6-4-2013.indd 71 09.12.2013 14:58:17

 Однако поскольку большинство стран мира мультиэтничны и  многоконфессио-
нальны, то очевидной является также «власть государства в такой сфере, как классифи-
кация граждан и наделение различных их категорий разными правами. Ей противосто-
ит борьба за власть номинации групп меньшинств, стремящихся отстоять свое право
не только в  на физическое, но на официально признанное (отражаемое в  отдельном
и  определенном наименовании) существование и  классификационное самоопределе-
ние» [3, c. 100]. Причем эти две позиции не исчерпывают всего спектра взаимоотноше-
ний между государством и многообразными подчиненными сообществами. Не случай-
но формирование идентичности часто сопряжено с борьбой за право на номинацию, за
то, что составляет отличия одних групп от других.
В наше время осуществление вышеназванных задач государства затруднено как
никогда, поскольку глобализация, с  одной стороны, «ослабляет мощь национальных
государств, которые отчасти утрачивают свою способность навязывать идентичность
и узаконивать категории учета. С другой стороны, она сопровождается развитием ми-
граций, которые по-новому ставят вопрос об идентичности» [4, c.129].
Поэтому современность отмечена появлением повсюду в  мире новых меньшинств
и  новых форм политики идентичности. Это усложняет и  усугубляет «многовековые
противоречия между универсалистскими принципами, объявленными американской,
французской и русской революциями, и особенностями, связанными с национальной,
этнической, религиозной, гендерной, “расовой” и языковой принадлежностью. Конф-
ликты, обусловленные поиском идентичности, … стали повсеместным явлением…», —
отмечала в начале нового века Сейла Бенхабиб [5, c. XXXI].
Термин «политика идентичности» (identity politics), утвердившийся в  1960–1970-х
годах в рамках конструктивистской парадигмы анализа социально-политических из-
менений (П. Бурдье) на волне подъема массовых социальных движений за права дис-
криминируемых социальных групп, первоначально употреблялся в  значении «прак-
тики утверждения ущемленными в  социальном статусе меньшинствами и  группами,
объединяющимися как носители особой идентичности (расовой, этнической, гендер-
ной), права на общественное признание и легитимность. При этом субъектами поли-
тики идентичности выступали новые социальные движения» [6, c. 41–42]. Содержа-
ние политики идентичности при этом включало в себя сознательное конструирование
коллективной идентичности, направленное на улучшение позиции в  поле политики.
Соответственно, основными агентами политики идентичности в  рамках концепции
новых общественных движений являются группы «с особым социальным положени-
ем, до настоящего времени отрицавшихся или преследуемых», которые разрабатывают
«набор политических проектов» для изменения своего положения [7]. Так, по мнению
Г. Тернборна, «политика идентичности (или политика признания, как ее еще называ-
ют. — В. А.)… стала следствием борьбы за институциональное равенство, когда то, что
отличается, утверждается как равно достойное» [8, c. 52].
В связи с этим следует указать, что в странах Запада с помощью понятия «политика
идентичности» прежде всего характеризуют процессы консолидации непривилегиро-
ванных или считающих себя ущемленными групп, их самоопределения в националь-
ном политическом сообществе и  противостояния гомогенизирующим, унифицирую-
щим, централизующим претензиям современного национального государства.
Однако государство по-прежнему ключевой актор политики идентичности, кото-
рый, через институты социализации (систему образования, воинскую службу, СМИ)

72

6-4-2013.indd 72 09.12.2013 14:58:17

 и инструменты публичной политики, постоянно участвует в «нациестроительстве» —
«процессе поощрения общего языка, чувства общего членства в  социальных инсти-
тутах, действующих на этом языке, и  равного доступа к  ним. Решения относительно
официальных языков, основных элементов образовательных программ и требований
к получению гражданства — все это делается с намерением распространить определен-
ную национальную идентичность, основанную на участии в этой социетальной культу-
ре» [9, c. 440]. На такой динамично меняющейся, неустойчивой базе ныне «воспроизво-
дится политическая нация, проводится тот “ежедневный плебисцит”, о котором в свое
время как об условии существования политического сообщества писал Э.  Ренан» [10,
c. 17], — утверждает И. С. Семененко. Она же констатирует, что в наше время «в раз-
витых странах идеология возвращается в публичную политику под флагом политики
формирования идентичности. Для молодых государств, ищущих пути укрепления го-
сударственности, такие политики могут эффективно использоваться как ресурс раз-
вития» [10, c. 18].
Национальная идентичность определяет принадлежность человека к нации как по-
литическому сообществу. Именно на этой основе утверждается легитимность власти
и государства как института, претендующего на реализацию национальной идентич-
ности в политических действиях под флагом защиты национальных интересов. Таким
образом, политика идентичности осуществляется в  контексте отношений власти, го-
сподства и подчинения, конкуренции и сотрудничества. Как подчеркивает Г. Минен-
ков, политика идентичности  — это прежде всего «борьба теоретическая и  социаль-
но-политическая, а не просто объединение в группы по интересам, борьба, связанная
с разрушением прежних легитимаций и поиском признания и легитимности, а иногда
и власти, а не только возможностей для самовыражения и автономии» [11, c. 24]. Вот
почему любая система ценностей и маркеров, структурирующая идентичность, в то же
время является существенной составляющей системы власти, организующей и  под-
держивающей порядок в рамках того или иного сообщества. Как уже отмечено ранее,
способы интерпретации различий, на которых «строится» идентичность, задаются
и поддерживаются путем категоризации и идентификации индивидов и групп государ-
ством, медийными дискурсами, системой образования, политическими движениями
повседневными социальными практиками и др. При этом успех или неудача в «произ-
водстве» единой повестки дня и общей национальной идентичности для тех, кто пра-
вит, и тех, кем правят, формирование общего взгляда на мир и общей системы понятий
и смыслов укрепляет или разрушают существующий порядок. В результате мы можем
утверждать, что идентичности человека не являются его «собственностью», они кон-
струируется и переопределяются его окружением, и прежде всего они есть результат
подчинения определенному типу дискурса как формы власти (М. Фуко). При этом кон-
струируемость идентичности имеет свои пределы, так как ей необходимо опираться на
уже существующие общую культуру, религию, общие представления о происхождении,
традициях и истории группы. Кроме того, «государственная поддержка тех или иных
интерпретаций социальной реальности вовсе не гарантирует их доминирующей роли:
даже если “нужная” нормативно-ценностная система навязывается насильственными
методами, у индивидов (как и у групп. — В. А.) остается возможность «лукавого при-
способления» и двоемыслия» [12, c. 106].
В силу роста, с одной стороны, культурного разнообразия социумов, а с другой —
политической значимости этничности в  современной науке утверждается широкое

73

6-4-2013.indd 73 09.12.2013 14:58:17

 толкование «политики идентичности», под которой понимается «совокупность цен-
ностных ориентиров, практик и  инструментов формирования и  поддержания наци-
ональной (национально-государственной)… идентичности» [13, c. 165]. Не случайно
в России это понятие все чаще используется для концептуализации процессов нацие-
строительства, эволюции национального государства и  политической нации-сограж-
данства. Как отмечает в связи с этим В. А. Тишков, «утверждение представления о рос-
сийском народе как о  гражданской нации и  есть формирование национальной иден-
тичности или процесс, который иногда называют нациестроительством» [14, c. 6].
Результатом политики идентичности является усвоение индивидом тех устано-
вок, стереотипов и ценностных ориентаций, которые пытаются транслировать элиты:
в этом смысле политическая социализация — чрезвычайно важный процесс, в рамках
которого индивид «погружается» в дискурсивное поле традиций, мифов и символов,
которые дают ему представление о референтной группе (в нашем случае это образ госу-
дарства как сообщества) и его положении в ней.
Таким образом, основными направлениями реализации политики идентичности
можно считать: 1) формирование публичного дискурса «нации» (трансформация суще-
ствующего дискурса) и ее «базовых» характеристик (национального языка, культуры);
2) символическую политику, в рамках которой происходит реинтерпретация прошлого
и конструирование новых традиций или реконструкция старых (формирование образа
нации для себя); 3) определение статуса этнических групп и территориального устрой-
ства государства как отражение этого статуса; 4) внешнюю репрезентацию группы —
формирование образа национального государства в  мире (образа нации для других),
осознание своего места и исторической миссии в мире.
В силу роста политической значимости этничности в  современном мире по-
нятие «политика идентичности» нередко отождествляют с  понятием «этническая
политика»/«этнополитика» (хотя в  этом есть и  некоторое упрощение ситуации). Так,
согласно определению, предложенному В. А. Тишковым и Ю. П. Шабаевым, «этнопо-
литика — это проявление этнического фактора в политике, участие этнических групп
в делах государства и, в свою очередь, роль политики и государства в делах этнических
сообществ, управление многоэтничными государствами, обеспечение межэтнического
согласия и  преодоление этнополитических конфликтов» [15, c. 13]. Или, как полагает
Т.  Мартин, этническая политика «означает не только принятие неких мер в  отноше-
нии членов конкретной этнической группы, но в  первую очередь государственную
поддержку национальных территорий, языков, элит и идентичностей этих этнических
групп» [16, c. 80], в том числе позитивную дискриминацию в отношении представите-
лей этих групп.
Отношение к политике идентичности, даже среди исследователей, крайне неоднознач-
ное. Так, известный американский историк А. Шлессинджер-мл. полагает, что «политика
идентичности» потенциально ведет к утрате единства Америки» [17, c. 88]. Действительно,
индивидуумы, способные предложить удачные дефиниции групповой идентичности, ча-
сто способны инициировать и коллективное действие в защиту интересов субъективно
определяемых членов такой группы, а политика идентичности может конституировать
и номинировать эти новые группы, во имя интересов которых она якобы и осуществля-
ется. При этом отличия группы от «других» представляются как нечто бесспорное и не-
сомненное. На тех или иных основаниях осуществляется презентация и демонстрация
(инсценирование) групповых особенностей, постулируется концепция идентичности

74

6-4-2013.indd 74 09.12.2013 14:58:17

 индивидов, принадлежащих к данной группе, исходя из которой группа настаивает на
своей ценности как уникальной общности. В результате формулируются притязания на
публичное признание, а «любое проявление непризнания воспринимается как акт угне-
тения» (М. Уолцер). Не случайно некоторые авторы пишут сегодня о «восстании мень-
шинств» и констатируют: «Наблюдаемый подъем движений меньшинств — характерный
феномен нашего времени, знаменующий и предвещающий коренные изменения в струк-
туре и образе жизни общества» [18, c. 5]. Действительно, упорное подчеркивание «инако-
вости» может превратить борьбу за идентичность в практику социальной маргинализа-
ции и «строительства» новых границ между социальными группами. В то же время «факт
принадлежности к группе зачастую интерпретируется как право говорить от ее имени.
Несомненно, что политика признания (идентичности. — В. А.) открывает широкую арену
для деятельности политических антрепренеров, стремящихся манипулировать коллек-
тивной идентичностью, представляя ее вполне определенным образом и апеллируя к ней
для достижения собственных целей» [19, c. 14]. Не случайно то, что не только исследо-
ватели, но и политические деятели Запада выражают сегодня обеспокоенность послед-
ствиями политики идентичности, которые приводят к фрагментации социума и кризису
национальной идентичности. «Если “политика идентичности” становится более замет-
ной и мощной силой, а конкретные религиозные и культурные идентичности — все бо-
лее привлекательными для его граждан, то барьеров на пути объединяющих программ
государства появляется все больше, а  преодолевать их все сложнее»,  — констатирует
Дж. Шварцмантель [20, c. 164].
Отсюда, в  частности, признание рядом политических лидеров стран Европы кра-
ха мультикультурализма как идейной основы политики идентичности. Однако «если
идентичности являются центральной частью историй, которые мы рассказываем
о  мире и  о  себе, тогда приведение доводов против политики идентичности столь же
бессмысленно, как приведение доводов против существования дискурса1 или идеоло-
гий», — резонно замечает американский исследователь К. Джонсон [21, c. 39].
Национальная идентичность не менее, а  зачастую даже более важна для государ-
ства, чем охраняемые границы, конституция, армия и другие институты. Процесс вос-
производства и сохранения национальной идентичности в мировоззренческой сфере,
а в политике — отстаивание национальных интересов страны и ее народа составляют
во многом то, что и называют политикой идентичности. Однако поскольку можно по-
разному ответить на вопрос «Кто мы как нация?», постольку конструирование образа
нации  — национальной идентичности становится зачастую предметом острой поли-
тической борьбы. Поэтому самые серьезные проблемы современных государств чаще
всего связаны не столько с  экономикой, текущей политикой и  проблемами обороны,
сколько с нематериальными, неосязаемыми символами и политикой идентичности.
Очевидно, что для граждан современной России доминирующим пока является по-
нимание нации как этнокультурной общности, «когда “этнос” самими носителями эт-
ничности воспринимается как некое якобы природное образование, а этническая иден-
тичность как якобы природное свойство, которое обретается не при записи о рождении
в загсе, а с которым рождаются и которое присуще человеку как, скажем, пол» [22, c.
183]. Однако эта «натурализация этничности/национальности» — неизбежная основа
любой межэтнической и межнациональной враждебности.

1
Дискурс — это связный текст в совокупности с прагматическими, социокультурными, психоло-
гическими и др. факторами; это также речь как целенаправленное социальное действие.

75

6-4-2013.indd 75 09.12.2013 14:58:17

 Не менее очевидно и  то, что формирование национальной гражданской идентич-
ности находится в прямой зависимости от степени модернизированности ее политиче-
ской системы, которая действительно должна представлять интересы всех социальных
групп, этнических сообществ и регионов страны и обрести устойчивую легитимность.
Отметим в связи с этим, что легитимность в националистическом дискурсе «связана
в основном с ответом на вопрос о том, насколько определенные институты правления
представляют “народ” и служат его интересам; поэтому национализм — это риторика
или дискурс, который используется для установления того, что именно представляет
собой народ. Эта категориальная индентичность (национальная. — В. А.) конструиру-
ется при помощи дискурса национализма. В этом случае вызов предположительно не-
легитимным правительствам может быть брошен от имени нации» [23, c. 240].
В связи с этим Клод Лефор [24] пишет «о парадоксе республиканской легитимиза-
ции». В отличие от сословно-династических форм правления, где место защитника,
сюзерена и  законотворца изначально зарезервировано за одним лицом, получающим
такие права в наследство, в результате действия династического права, — в республи-
ке, как и в демократии, необходимо быть уполномоченным самим народом, чтобы за-
нимать подобное место. Тем не менее самого «народа» как такового не существует; это
искусственно вычленяемое целое, которое выступает прежде всего в  роли «символи-
ческого диспозитива» власти. Таким образом, нация, являющаяся носителем власти,
одновременно является тем, над кем властвуют; она самопровозглашает свое существо-
вание, оказываясь одновременно и учредителем себя как государства, и тем, кого уч-
реждают. Причем процесс «учреждения нации» исходит в значительной степени от тех,
кого  — случай, действие избирательных нововозникших институтов власти, военная
сила или всеобщее признание — ставят во главу государства.
Легитимность, определяемая как субъективная вера граждан в законность полити-
ческого режима, —одно из ведущих условий консолидации политической нации. Со-
ставляющие такой легитимности: публичный контроль над властью и  равенство по-
литических прав членов нации, существование «демоса» с единой политической иден-
тичностью и эффективность власти, понимаемая как удовлетворенность, формулиру-
емыми целями и  результатами осуществляемой политики — становятся ключевыми
условиями жизнеспособности наций-согражданств.
Известный американский политолог С. Верба отмечает: «Если индивидуумы, кото-
рые в физическом и юридическом смысле являются членами данной политической си-
стемы (т. е. гражданами), не ощущают своей принадлежности к данной системе в психо-
логическом смысле (то есть когда поддержка не находит выражение в “мы-ощущении”,
в идентификации с национальной общностью. — В. А.), возможности упорядоченного
изменения системы невелики» [цит. по: 25, c. 160].
При этом подчеркнем, что заявленный сегодня проект формирования российской
нации-согражданства не отменяет этнокультурную идентичность российских «вну-
тренних этнокультурных наций», поскольку российская идентичность должна быть
надэтнической, гражданской, а Россия должна стать «нацией наций».

Вопрос о формировании российской нации-согражданства является ключевым не

только для успеха объявленной программы модернизации нашей страны, но и для со-
хранения государственного единства России. Поэтому требует всемерной поддержки
цель, не раз сформулированная академиком В. А. Тишковым, а ныне принятая россий-

76

6-4-2013.indd 76 09.12.2013 14:58:17

 ской властью: «Всеми доступными методами нам нужно решительно утверждать рос-
сийский национализм, имея в виду осознание и отстаивание национального суверени-
тета и интересов страны, укрепления национальной идентичности российского народа,
утверждение безоговорочного приоритета самого понятия “российский народ”. Всякие
другие варианты национализма на основе этнических крайностей не состоятельны
и должны быть отвергнуты» [26, c. 196].
Именно на достижение этой цели, как представляется, направлена недавно приня-
тая «Стратегия национальной политики России до 2025 года», которая имеет множе-
ство недостатков, однако они частично искупаются сформулированной стратегической
целью «национальной политики» — формирование российской политической нации.

Литература

1. Карлов В. В. Этническая идентификация в системе идентичностей глобального мира: тенденции из-

менений // Феномен идентичности в современном гуманитарном знании: к 70-летию академика В. А. Тиш-
кова / сост. М. Н. Губогло, Н. А. Дубова. М., 2011. С. 469–473.
2. Малинова О. Ю. Конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России. URL:
http://www.politex.info/content/view/662/30/
3. Соколовский С. В. Перспективы развития концепции этнонациональной политики в Российской Фе-
дерации. М., 2004. 258 c.
4. Ле Коадик Р. Мультикультурализм // Филиппова Е. Французские тетради. Диалоги и переводы. М.:
ИЭА РАН, 2008. С. 125–149.
5. Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М.: Логос, 2003. 350 с.
6. Мартьянов B. C. Конфликт идентичностей в политическом проекте Модерна: мультикультурализм
или ассимиляция? // Идентичность как предмет политического анализа / под ред. И.  С. Семененко. М.:
ИМЭМО РАН, 2011. 299 с.
7. Identity Politics // Stanford Encyclopedia of Philosophy. Fall 2002 edition. URL: http://plato.stanford.edu/
archives/fall2002/entries/identity-politics/
8. Тернборн Г. Мульткультуральные общества // Социологическое обозрение. 2001. Т. 1, № 1. С. 13–20.
9. Кимлика У. Современная политическая философия: введение. М.: Высшая школа экономики, 2010. 592 с.
10. Семененко И. С. Политическая идентичность в контексте политики идентичности // ПОЛИТЭКС.
2011. Т. 7, № 2. С. 5–24.
11. Миненков Г. Политика идентичности: взгляд современной социальной теории // Политическая на-
ука. 2005. № 3.
12. Малинова О. Ю. Тема прошлого в  риторике президентов России // Pro et Contra. 2011. № 3-4 (52),
май — август. С. 106–122.
13. Политическая идентичность и политика идентичности: в 2 т. Т. 1: Идентичность как категория по-
литической науки: словарь терминов и понятий / отв. ред. И. С. Семененко. М.: РОССПЭН, 2011. 208 с.
14. Тишков В. А. Российский народ: книга для учителя. М.: Просвещения, 2010. 192 с.
15. Тишков В. А., Шабаев Ю. П. Этнополитология: политические функции этничности: учебник для
вузов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2011. 376 с.
16. Мартин Т. Империя позитивного действия: Советский Союз как высшая форма империализма? //
Ab Imperio. 2002. № 2. С. 55–87.
17. Schlesinger A. The disuniting of America: Reflections on a multicultural society. — New York, 1998.
18. Ионин Л. Г. Восстание меньшинств. М.; СПб.: Университетская книга, 2013. 240 с.
19. Малинова О. Ю. Идентичность как категория практики и научного познания: о различии подхо-
дов // Права человека и проблемы идентичности в России и современном мире / под ред. О. Ю. Малиновой,
А. Ю. Сунгурова. СПб.: Норма, 2005. С. 9–20.
20. Шварцмантель Дж. Идеология и политика. Харьков: Гуманитарный центр, 2009. 312 с.
21. Johnson C. Narratives of identity: Denying empathy in conservative discourses on rase, class and sexuality //
Theory and society. Dordrecht, 2005. Vol. 34, N 1. P. 37–61.
22. Калхун К. Национализм. М.: Территория будущего, 2006. 288 с.
23. Лефор К. Политические очерки (XIX–XX век). М.: РОССПЭН, 2000. 367 с.
24. Шаран П. Сравнительная политология: в 2 т. Т. 2. М., 1992. 226 с.
25. Тишков В. А. О российском народе // Дружба народов. М., 2006. № 8. С. 96–100.

Статья поступила в редакцию 21 июня 2013 г.

77

6-4-2013.indd 77 09.12.2013 14:58:17