Вы находитесь на странице: 1из 3

АННА АХМАТОВА

Из сборника «Вечер» Реквием


Сжала руки под тёмной вуалью... Нет, и не под чуждым небосводом,
"Отчего ты сегодня бледна?" И не под защитой чуждых крыл,-
- Оттого, что я терпкой печалью Я была тогда с моим народом,
Напоила его допьяна. Там, где мой народ, к несчастью, был.
1961
Как забуду? Он вышел, шатаясь, Вместо предисловия
Искривился мучительно рот...   В страшные годы ежовщины я провела
Я сбежала, перил не касаясь, семнадцать месяцев в тюремных очередях в
Я бежала за ним до ворот. Ленинграде. Как-то раз кто-то "опознал" меня.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка Тогда стоящая за мной женщина, которая,
Всё, что было. Уйдешь, я умру." конечно, никогда не слыхала моего имени,
Улыбнулся спокойно и жутко очнулась от свойственного нам всем
И сказал мне: "Не стой на ветру". оцепенения и спросила меня на ухо (там все
1911 говорили шепотом):
 - А это вы можете описать?
Я не любви твоей прошу.
  И я сказала:
Она теперь в надёжном месте.   - Могу.
Поверь, что я твоей невесте  Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по
Ревнивых писем не пишу. тому, что некогда было ее лицом.
Но мудрые прими советы: 1 апреля 1957, Ленинград
Дай ей читать мои стихи, Посвящение
Дай ей хранить мои портреты, -
Ведь так любезны женихи! Перед этим горем гнутся горы,
А этим дурочкам нужней Не течет великая река,
Сознанье полное победы, Но крепки тюремные затворы,
Чем дружбы светлые беседы А за ними "каторжные норы"
И память первых нежных дней... И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Когда же счастья гроши
Для кого-то нежится закат -
Ты проживёшь с подругой милой
Мы не знаем, мы повсюду те же,
И для пресыщенной души
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Всё станет сразу так постыло –
Да шаги тяжелые солдат.
В мою торжественную ночь Подымались как к обедне ранней,
Не приходи. Тебя не знаю. По столице одичалой шли,
И чем могла б тебе помоч? Там встречались, мертвых бездыханней,
От счастья я не исцеляю. Солнце ниже, и Нева туманней,
1914 А надежда все поет вдали.
*** Приговор... И сразу слезы хлынут,
Ты письмо мое, милый, не комкай. Ото всех уже отделена,
До конца его, друг, прочти. Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Надоело мне быть незнакомкой, Словно грубо навзничь опрокинут,
Быть чужой на твоем пути. Но идет... Шатается... Одна...
Не гляди так, не хмурься гневно, Где теперь невольные подруги
Я любимая, я твоя. Двух моих осатанелых лет?
Не пастушка, не королевна Что им чудится в сибирской вьюге,
И уже не монашенка я — Что мерещится им в лунном круге?
В этом сером будничном платье, Им я шлю прощальный свой привет.
На стоптанных каблуках... Март 1940
Но, как прежде, жгуче объятье, Вступление
Тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо мое, милый, не комкай Это было, когда улыбался
Не плачь о заветной лжи. Только мертвый, спокойствию рад.
Ты его в твоей бедной котомке И ненужным привеском качался
На самое дно положи. Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
***
Шли уже осужденных полки,
Муж хлестал меня узорчатым,
И короткую песню разлуки
Вдвое сложенным ремнем.
Паровозные пели гудки,
Для тебя в окошке створчатом
Звезды смерти стояли над нами,
Я всю ночь сижу с огнем.
И безвинная корчилась Русь
Рассветает. И над кузницей Под кровавыми сапогами
Подымается дымок. И под шинами черных марусь.
Ах, со мной, печальной узницей, 1.
Ты опять побыть не мог. Уводили тебя на рассвете,
Для тебя я долю хмурую, За тобой, как на выносе, шла,
Долю-муку приняла. В темной горнице плакали дети,
Или любишь белокурую, У божницы свеча оплыла.
Или рыжая мила? На губах твоих холод иконки,
Как мне скрыть вас, стоны звонкие! Смертный пот на челе... Не забыть!
В сердце темный, душный хмель, Буду я, как стрелецкие женки,
Лучи ложатся тонкие Под кремлевскими башнями выть.
На несмятую постель. [Ноябрь] 1935, Москва
*** Приговор
Пусть голоса органа снова грянут, И упало каменное слово
Как первая весенняя гроза: На мою еще живую грудь.
Из-за плеча твоей невесты глянут Ничего, ведь я была готова,
Мои полузакрытые глаза. Справлюсь с этим как-нибудь.
Семь дней любви, семь грозных лет разлуки, У меня сегодня много дела:
Война, мятеж, опустошенный дом, Надо память до конца убить,
В крови невинной маленькие руки, Надо, чтоб душа окаменела,
Седая прядь над розовым виском. Надо снова научиться жить.
Прощай, прощай, будь счастлив, друг А не то... Горячий шелест лета,
прекрасный, Словно праздник за моим окном.
Верну тебе твой сладостный обет, Я давно предчувствовала этот
Но берегись твоей подруги страстной Светлый день и опустелый дом.
Поведать мой неповторимый бред, – 1939
Затем что он пронижет жгучим ядом (...)
Ваш благостный, ваш радостный союз; К смерти
А я иду владеть чудесным садом, Ты все равно придешь - зачем же не теперь?
Где шелест трав и восклицанья муз. Я жду тебя - мне очень трудно.
1921 Я потушила свет и отворила дверь
Стихи из цикла «Ветер войны» Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Мужество Ворвись отравленным снарядом
Мы знаем, что ныне лежит на весах Иль с гирькой подкрадись, как опытный
И что совершается ныне. бандит,
Час мужества пробил на наших часах, Иль отрави тифозным чадом.
И мужество нас не покинет. Иль сказочкой, придуманной тобой
Не страшно под пулями мертвыми лечь, И всем до тошноты знакомой,-
Не горько остаться без крова, Чтоб я увидела верх шапки голубой
И мы сохраним тебя, русская речь, И бледного от страха управдома.
Великое русское слово. Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Свободным и чистым тебя пронесем, Звезда Полярная сияет.
И внукам дадим, и от плена спасем И синий блеск возлюбленных очей
Навеки. Последний ужас застилает.
19 августа 1939, Фонтанный Дом
(...)

Вам также может понравиться