Волосовская культура

Памятники Волосовской культуры распространены на территории Волго-

Окского междуречья, Верхней Волги и Прикамья в III -.II тыс.до н.э.
Название получила по стоянке у с.Волосово, близ г. Навашино
Нижегородской области в месте слияния Оки и р. Велетьма. Во 2-м тыс. до н.
э. Волосовская культура распространилась далеко на север. Памятники
находятся на территории: Московской, Нижегородской, Новгородской,
Вологодской, Владимирской, Ивановской, Костромской областей, Рязанской,
Самарской, Саратовской, Тверской, Ярославской областей, республики
Марий Эл и Мордовии в России, Эстонии, Латвии.

Волосовская культура была впервые выделена В. А. Городцовым на

основе раскопанных им Волосовской и Панфиловской стоянок (Городцов,
1915, 1926). Материалы, добытые в первой из них, он отнес к
неолитическому времени (V тыс. до н. э.) и назвал эту культуру волосовской,
а материалы второй датировал эпохой палеометалла (2500—2000 л. до н. э.) и
назвал эту культуру панфиловской (Городцов, 1926). При сравнении этих
комплексов В. А. Городцов пришел к заключению об их генетической связи
(Городцов, 1926, с. 20). Впоследствии исследователи объединили эти
памятники и близкие к ним в одну волосовскую культуру, тем более что и
сам В. А. Городцов считал, что «народ, создавший культуру волосовского
типа, жил долго, перешел в этой стране в металлический период, выделяя и
давая начало производным культурам, дожившим до ранней поры
неометаллической эпохи» (Городцов, 1926, с. 20). К концу 20-х годов
разными исследователями были открыты новые стоянки этой культуры не
только на Оке, но и на Верхней Волге, но лучше других они были изучены на
Нижней Оке. Впервые карту распространения памятников волосовской
культуры и их интерпретацию дал А. Я. Брюсов (Брюсов, 1952). Она была
ограничена частью р. Оки и ее притоков в районах городов Мурома и
Вязников, но А. Я. Брюсов при этом высказал предположение о возможности
распространения волосовских памятников далеко к западу и северу от Оки.

Развитие этой культуры началось в позднем неолите, в результате

взаимодействия верхневолжской культуры с культурой ямочно-гребенчатой
керамики. Время существования — 2200—1500 года до нашей эры, хотя есть
и версии углубления ранней даты на несколько веков (3700—3600 лет до н. э.
(калиброванная дата) — начале III тыс. до н. э.). Финал волосовской
культуры связан со сложением местных культур бронзового века лесной
полосы.
 Для волосовцев характерны столбовые деревянные жилища
полуземляночного и наземного типов, площадью от 20 до 100 м кв. с узкими
переходами и выходами. Жилища составляют целые поселки, вытянутые
вдоль берегов рек компактной группой. Население посёлков в среднем по 25
—30 человек. На позднем этапе выделяются могильники. На поселениях
имеются признаки доместикации собаки и (на поздних стоянках) свиньи.

Своих покойников волосовцы хоронили на поселениях около жилищ, а

иногда в самих жилищах. Большинство погребенных положены вытянуто на
спине, реже на животе. На поздних этапах волосовской культуры
встречаются скорченные погребения, как был повторяющие позу эмбриона в
животе матери. Подобное положение покойника можно объяснить как мысль
о грядущем после смерти перерождении человека, однако, это не более чем
гипотеза. На позднем этапе выделяются могильники. Во многих погребениях
обнаружена красная краска, густо посыпанная по всей могиле или около
головы и ног.

Погребальный обряд волосовской культуры достаточно изучен на

территории Верхней Волги и Оки: захоронение умерших в культурном слое
на поселениях и в жилищах, различная ориентировка, обряд погребения в
виде трупоположения, расчленения и вторичного захоронения, наличие
охры, почти полное отсутствие инвентаря. Объяснение этому обряду следует
искать в древних представлениях финно-угров о загробной жизни, о том, что
душа после смерти человека могла бы беспрепятственно попасть в светлый
мир. Наиболее полно вся сложность и многогранность духовной культуры
волосовцев отразилась в погребальном обряде. Он, судя по многолетним
исследованиям Сахтышских и других могильников, включал в себя как
собственно захоронение трупа, так и связанную с этим актом целую систему
действ ритуального характера, материально засвидетельствованных в
остатках кострищ и “кладов” сломанных орудий близ могил, в разбросанных
вещах и костях животных на особых поминальных площадках и в
своеобразных “святилищах”.

Последние исследованы Д.А.Крайновым и авторами на трех

Сахтышских памятниках. Первое “святилище” обнаружено на стоянке
Сахтыш VIII в 1977 г. Это была слегка углубленная в землю постройка
прямоугольной формы площадью не менее 45-50 кв.м. Внутри ее, по центру -
с ЗСЗ на ВЮВ - находилась овальная яма длиной около 3 м, шириной - 1,2 м
и глубиной 1 м. В древности яма была перекрыта деревянным настилом, на
котором к моменту его обрушения, располагалась кучка жженых птичьих
костей и остатки сильно истлевшего черепа медведя. На дне ямы в
специальном углублении лежало скопление мелких отщепов и чешуек из
желтого кремня. Аналогичный “клад” отщепов прослежен и у края ямы в
пределах постройки.

Второе “святилище” раскопано в 1979 г. на стоянке Сахтыш II.

Крайнов Д.А. Новые исследования стоянки Сахтыш II. М., 1982. с.79-86. Его,
в целом, можно реконструировать следующим образом. Наземная часть
представляла собой углубленную в грунт на полметра узкую прямоугольную
постройку типа шалаша, сгоревшую в древности, а подземная - глубокую (до
1 м) яму, ориентированную по длинной оси с ЮВ на СЗ и перекрытую
деревянным настилом . Максимальная длина ямы составляла 3,55 м, ширина
- не более 1,15 м. Стенки ее были облицованы тесом. На дне, на специальной
подушке из песка и глины располагалась своеобразная деревянная
конструкция из плоских реек, скрепленных лучиной. Длина конструкции
составляла около 2 м, ширина - 0,5 м . ( Не исключено, что эта конструкция,
названная Д.А.Крайновым “гробовищем”, всего лишь остатки рухнувших в
яму продольных бревен настила, которые под воздействием колебания
грунтовых вод расслоились в лучину.)

У северо-восточного края ямы, на уровне древней дневной

поверхности обнаружено овальное пятно охры, в котором расчищен
раздавленный волосовский сосуд. В нем лежал обломок скульптурной
модели фаллоса из рога и нож из лопатки лося. Рядом с сосудом, в основании
охристого пятна находились часть скелета бобра и “клад” орудий.

Третье “святилище” исследовано в 1990 г на стоянке Сахтыш IIA. Оно

также как и два предыдущих состояло из двух частей. Наземная постройка,
как нам представлялось по первым впечатлениям, имитировала обычное
прямоугольное волосовское жилище столбовой конструкции с двускатной
крышей. Однако детальное изучение полевой документации дало
неожиданные результаты. Строение, оказывается, имело в плане правильный
пятиугольник со стороной 5 м и выходом на восток в вершине. Его площадь
не превышала 45-50 кв.м. Внутри постройки располагалась яма, углубленная
в материк на 0,8 м и ориентированная по длинной оси с ЮЮЗ на ССВ. На
глубине 50 см от современной поверхности ее контуры были подвальными, а
размеры составляли 1,8х1,4 м. С отметки 0,95 м яма приобрела почти
правильные прямоугольные очертания (1,7х0,4 м), прослеживавшиеся до
самого дна. В углах ямы сохранились четкие пятна двух пар мощных
столбов, нижние концы которых были заострены. Остатки еще двух
аналогичных, но меньших в диаметре столбов отмечены и внутри ямы. Все
эти столбы, по-видимому, являлись деталями конструкции внутреннего
крепления стен ямы и, возможно, ее перекрытия. На дне находился настил из
дерева (веток?). В центральной части ямы, в ее заполнении расчищено
небольшое, компактное скопление костей медведя, лося, бобра и куницы.
Под ними находился неполный развал волосовского сосуда. И кости, и сосуд
первоначально располагались на перекрытии ямы. Уткин А.В.
Антропоморфные изображения волосовской культуры. М., 1996. с. 123-127.

Под развалом сосуда обнаружена уникальная находка - маска. Она

изготовлена из цельного куска рога лося и представляет собой неполное
изображение лица взрослого человека в натуральную величину. На ее
внешней поверхности тщательно проработаны основные детали анатомии
лица - лобные бугры, брови и объемные очертания носа. Внутренняя
поверхность маски обработана более грубо, но этого оказалось достаточно,
чтобы ее можно было безболезненно надевать на лицо. Крепление маски на
голове осуществлялось с помощью простых шнурков, которые провздевались
в четыре просверленных по краям налобника отверстия и завязывались на
затылке. Непосредственно под маской находились куски углей и древесный
тлен, - очевидно, остатки подноса или короба для ее хранения.

Четвертое “святилище” обнаружено также на стоянке Сахтыш IIA, но

в 1991 г. Крайнов Д.А. Погребения и ритуальные комплексы на стоянке
Сахтыш IIA. М., 1993. с.20-30. От него дошли только остатки ямы глубиной
около 1 м. Каких-либо четких следов наземной постройки над ней не
прослежено, но о ее существовании в древности косвенно говорит крупный
валун, специально положенный у южного края ямы в качестве крепежной
подпорки. Яма имела почти квадратную в плане форму (1,75 х1,48 м), с юго-
западной стороны к ней примыкал коридорообразный вход с полого
спускающимся полом длиной 0,9 м и шириной 0,5-0,65 м. По углам ямы и на
торце входа обнаружены остатки вертикальных столбов, на которых,
очевидно, держалось крепление стенок ямы и ее перекрытие. Находки,
которые предположительно можно связать с ритуальным использованием
ямы, представлены крупными обломками сводов двух черепов - взрослого
человека и ребенка, а также скульптурной подвеской из кости в виде головки
птицы.

Вне Сахтышских поселений “святилища” известны нам еще на двух

памятниках. Одно из них раскопано И.К.Цветковой на стоянке Володары в
1946 г.. От него сохранилась только яма. Она имела подпрямоугольную
форму размерами 260х70-80 см, глубина составляла 1,1 м от современной
поверхности. По длинной оси яма была ориентирована с ССВ на ЮЮЗ. На
дне ее компактными кучками лежали кремневые отщепы и осколки,
множество чешуек, сработанные нуклеусы и орудия.

Первоначально яма была определена И.К.Цветковой как

производственный объект по изготовлению кремневых орудий. Позднее эту
трактовку исследовательница поставила под сомнение, но какой-либо новой,
вразумительной интерпретации функционального назначения ямы не дала,
отметив лишь факт сходства находок из ямы с вещами из кладов.

Основой хозяйства были охота, рыболовство и собирательство, а

относительно появления у них скотоводства и земледелия вопрос остается
нерешенным.

Для керамики ранних этапов характерна примесь толченой раковины в

глине, полуяйцевидная и котловидная с округлым дном форма сосуда. На
поздних этапах появляются сосуды горшковидного типа с плоским дном и
растительной примесью. Орнамент на сосуды наносился различными
гребенчатыми штампами, есть отпечатки шнура, намотанного на палочку,
различные ямочки.

Кремневые орудия весьма разнообразны; техника обработки достигает

своего совершенства. Из кремня даже научились изготовлять изящные
украшения и амулеты, называемые фигурными кремнями, среди которых
есть изображения людей, зверей, рыб и птиц. Самым распространенным
видом кремневых орудий были скребки. Они чрезвычайно разнообразны по
форме и размерам и служили не только для обработки шкур, но и для
обработки дерева и кости. Многочисленны и разнообразны ножи и
наконечники дротиков, копий и стрел. Есть различные сверла, проколки,
топоры, долота и тесла. Из кости изготовлялись гарпуны различных форм,
рыболовные крючки, биконические, игловидные и уплощенные наконечники
стрел, копья, кинжалы и ножи, мотыги, украшения и многие другие изделия.
На позднем этапе существования волосовской культуры появляются первые
металлические вещи (медный клинок, шилья, обломки спиралек). Основная
масса металлических изделий была найдена в восточном регионе
волосовской культурной общности, расположенной ближе к месторождениям
песчаников, содержащих медь, находящимся в Среднем Поволжье и
Прикамье. Несмотря на появление у волосовцев металлических изделий, их
уклад по-прежнему оставался неолитическим.
 На многих волосовских поселениях и в погребениях найдены янтарные
украшения: пуговицы с V-образным отверстием, кольца, пронизки,
пластинчатые привески. Подобные формы янтарных украшений встречаются
на неолитических стоянках Прибалтики, откуда, путем обмена, могли
попасть на территорию волосовской культуры. Духовная культура
волосовцев качественно отличалась от духовной культуры неолитического
населения. В культурных слоях волосовских поселений найдены самые
древние для лесной зоны Восточной Европы духовые музыкальные
инструменты - флейты и игральные фишки, по внешнему виду
напоминающие современные шашки. Поскольку одной из характерных черт
волосовской культуры являются разнообразные кремневые и костяные
фигурки людей, животных, птиц и рыб, это следует рассматривать как
ритуальные или культовые предметы, связанные с магией охотничьего
обряда. Подвески-лунницы по своему оформлению близки крылатым
подвескам - изображениям птиц с развернутыми крыльями, которые связаны
с представлениями древнего человека о душе, уходящей после смерти в
загробный мир. Отмечается параллельное существование культа лося и
культа медведя. Изображения и захоронения черепов этих животных
известны на ряде памятников Среднего Поволжья. Захоронение животных
(целиком или частично) совершалось как жертвоприношения духам.
Наиболее почитаемым животным являлся медведь - животное, от которого,
по понятиям древних, произошел их род, человек-животное, предок-тотем.
Продолжает существовать и культ оленя. Его связь с небесными светилами
сложилась в среде бродячих охотников, когда они, преследуя добычу ночью,
не могли не обратить внимание на единственный ориентир на небе -
Большую и Малую Медведицы.

По вопросу исчезновения энеолитической общности с пористой

керамикой мнения специалистов, в целом, однозначны: она
трансформировались в близкородственные местные культуры бронзового
века под сильным влиянием извне. Правда, в разных регионах это
происходило по-разному. На юго-западные окраины общности на рубеже III-
II тыс. до н.э., как показали полевые исследования последних двух-трех
десятилетий прошлого века, по каким-то по неясным причинам просочилось
энеолитическое население с верхней Десны, а в южное подбрюшье -
представители лесостепных культур. Они частично изменили материальный
облик местных культур. Но не нарушили их основ. Экономический базис
последних, как нам представляется, к моменту миграций на их территории
иноплеменников уже эпохи бронзы рушился сам. Скорее всего, это был
глубокий кризис присваивающего хозяйства, который не позволял в полной
мере прокормить разросшееся народонаселение общин. Из стагнации
хозяйство аборигенов было «выведено» мигрантами. Сначала они
познакомили автохтонов с навыками придомного скотоводства
(фатьяновцы), а позднее - с примитивным земледелием (поздняковцы).
Складывалось это, правда, не столь «безоблачно» для обеих сторон.
Фатьяновские пастухи со своими стадами овец, коз, свиней, мелким рогатым
скотом и сопутствующими им паразитами, вступив в контакт на рубеже III-II
тыс. до н.э. с волосовцами, заразили их какой-то инфекцией. А последние,
по-видимому, «одарили» пришельцев, в свою очередь, тоже какой-то,
неизвестной им болезнью. И начался мор. Мор был великим. Вымирали
практически целыми поселками, чему свидетельствуют хронологически
одно-двухмоментные коллективные захоронения на волосовских кладбищах
финального периода и на фатьяновско-балановских этого же времени без
признаков насильственного умервщления . Однако, часть народа, как
волосовцев, так и фатьяновцев-балановцев уцелела, выжила и, утратив без
остатка свои праотеческие корни, создала сначала новые культуры, а в конце
бронзового века их потомки консолидировались вновь в единую общность -
общность культур с «ложношнуровой» керамикой, не столь яркую как
волосовская, сколь динамичную и, главное, прогрессивно-экономическую.