© Перевод с французского Евгения Шторна

Карен Баш, Рафаэлле Андерсон и Корали Трен Ти

ПЛОХИЕ ЛЕЙТЕНАНТКИ 1
Аз есмь уродка и я пишу для уродок, старух, пиздолизок, дебилок, фри-
гидных, недотраханных, ни-разу-не-траханных, истеричных, для всех вы-
брошенных на задворки большого рынка хороших девочек. Я сразу хочу
внести ясность: я не собираюсь ни у кого просить прощения или жалобно
скулить. Я бы не променяла свое место ни на чье другое, ибо быть Виржини
Депант представляется мне наиболее интересным способом существования.
Круто, когда есть женщины, которым нравится соблазнять, которые
умеют соблазнять и выходить замуж. Одни из них источают запах секса,
а другие пахнут коржиками, что едят их детишки, выходя из школы. Круто,
когда есть среди них сладкие, наслаждающиеся своею женственностью,
молодые, красивые, сияющие кокетки. Я искренне рада за всех, кому удоб-
но жить так, как они живут. Нет, я нисколько не иронизирую. Просто я не
принадлежу к этому типу женщин. Конечно, я бы не стала писать всего этого,
если бы была красивой, настолько красивой, чтобы изменить отношение
всех мужчин, которых я встречаю на своем пути. Я пролетарий женствен-
ности, на том стою, и стоять буду. Мне не было стыдно сидеть на пособии
по безработице, меня это просто бесило. Примерно то же я чувствую, как
женщина: мне не стыдно не быть красоткой. Но меня бесит, когда мне всё
время намекают, что меня и быть-то не должно, раз уж мужчины мною
не интересуются. Но мы есть и были. И пусть мужчины пишут свои романы
не про нас, а про таких, которых они хотят выебать. Мы были всегда и мы
всегда молчали. Сегодня женщины много пишут, однако в их романах ред-
ко можно встретить героинь с неприятной или неприметной внешностью,
якобы неспособных любить мужчин и быть любимыми. Наоборот, совре-
менные героини любят мужчин, с легкостью находят их себе, занимаются
с ними любовью уже во второй главе, кончают через четыре строчки, и все
без ума от секса. Образ неженственной женщины не просто востребован,
он жизненно необходим. Как и образ социального, экономического или
политического лузера. Я сама такая, поэтому мои предпочтения понятны.
И еще, без юмора и смекалки нам не обойтись. Если нечем выеживаться,
становишься более креативной. Как женщина, я больше напоминаю Кинг-
Конга, чем Кейт Мосс. На таких, как я, не женятся, с нами не заводят детей,
о нас говорят, что мы слишком агрессивны, что от нас много шума, что мы
неприлично жирные, брутальные, волосатые, словом, мужеподобные.

1
Отсылка к фильму Абеля Феррары «Плохой лейтенант» (все примечания пере-
водчика и ред.).

1
Но ведь именно моя мужеподобность отличает меня от других социальных
элементов. Своей мужеподобности я обязана всем, что есть дорогого в моей
жизни, я смогла выжить только благодаря ей. На таких женщин, как я, муж-
чины не обращают внимания, мы не в состоянии удовлетворять их и до-
вольствоваться жизнью в тени. Да, мы непривлекательны, но амбициозны,
мы хотим зарабатывать деньги своим трудом, иметь возможность творить
и самостоятельно принимать решения, мы предпочитаем большой город,
а не убогое захолустье, опыт, пусть и болезненный, а не рассказы о том, как
бывает в жизни. Если мужик не возбуждает во мне никаких фантазий, мне
срать, встает у него на меня или нет. Для меня не очевидно, что хорошень-
ким девушкам выпал счастливый жребий. Да, я уродлива, ну и что? Зато это
помогло мне избежать дерьмовой жизни с милым муженьком, который
не выпускал бы меня за порог. Я довольна собой, такой, какая есть – не же-
лаемая, но желающая. И здесь я хочу дать слово никому не нужным, чокну-
тым, бритоголовым, одетым как попало, женщинам, сходящим с ума
от мысли, что от них воняет, что у них гнилые зубы, тем, которые не знают,
как вести себя в нужный момент, которым мужчины не делают подарков,
которые легли бы под любого, кто согласился бы отпердолить их, шалавам,
шлюшкам, тем, у которых вечно сухая пизда, у которых свисает живот, ко-
торые хотят быть мужчинами, считают себя мужчинами, мечтают стать
порнозвездами, кому плевать на парней, но которые засматриваются на
своих подружек, толстожопым, чье тело покрыто грубыми черными воло-
сами и они не делают депиляции, брутальным теткам, шумным, разрушаю-
щим всё на своем пути, которые не пользуются косметикой и тем, у кого
ярко-красная помада на губах, чья фигура не позволяет носить мини-юбку,
как у настоящих шлюх, и их разрывает на части от желания и зависти, тем,
кто хочет ходить по улице в мужском костюме и с бородой, показушницам,
закомплексованным скромницам, тем, которые не умеют говорить «нет», ко-
торых держат взаперти, чтобы они хорошо вели себя, тем, кто внушает
страх, кто внушает жалость, кто вообще ничего не внушает, у кого обвислая
кожа, морщинистое лицо, кто мечтает о лифтинге, о липосакции, о новой
форме носа, но у них не хватает денег, тем, от которых уже ничего не оста-
лось, кому не на кого положиться, и тем, на которых некому положиться,
кому плевать на своих детей, кто любит бухать до потери сознания, кто
не может держать себя в руках, а еще я хочу дать слово мужчинам, которые
не хотят быть защитниками, которые и хотели бы, да не знают как, которые
не умеют драться, плаксивым, неамбициозным, не умеющим конкуриро-
вать и быть агрессивными, у кого в штанах с гулькин нос, всего шугающим-
ся, стесняющимся, которым всё причиняет страдание, предпочитающим
заботиться о доме, а не ходить на работу, чересчур деликатным, лысым, ко-
торые не могут нравиться из-за своей бедности, которые мечтают быть
выебанными в жопу, которые не хотят, чтобы на них рассчитывали, кото-
рым бывает страшно по ночам, когда они остаются одни.

2
 Поскольку идеал белой женщины, соблазнительной, но не шлюхи, удачно
вышедшей замуж, но не растворившейся в тени своего мужа, работающей, но
не на руководящей должности, дабы не задавить своего благоверного, ху-
денькой, но не помешанной на диетах, над которой не властно время, но чье
лицо при этом не изуродовано пластической хирургией, познавшей радость
материнства, но не погрязшей в подгузниках и домашних заданиях, пре-
красной домохозяйки, но не горничной, образованной, но меньше, своего
мужа – поскольку эту счастливую белую женщину, что мне вечно суют под
нос, эту, на которую, хоть убейся, но надо непременно походить, я никогда
не встречала в своей жизни, я вообще подозреваю, что ее нет в природе.
Не говоря о том, что такой идеал всегда представлялся мне собачьей херней.

«Если бы женщина существовала только в литературе, со-

зданной мужчинами, ее, наверное, приняли бы за страшно
важную персону, многогранную личность: возвышенную и низ-
кую, блестящую и жалкую, бесконечно прекрасную и крайне
уродливую, во всех отношениях ровню мужчине и даже более
значительную, чем он, как считают некоторые. Но это в ли-
тературе. А в жизни, констатирует профессор Тревельян,
женщину запирали, били и таскали за волосы».
Вирджиния Вулф «Своя комната» 2

Я ТЕБЯ ИМЕЮ В ЖОПУ ИЛИ ТЫ МЕНЯ?

Во Франции уже давно сетуют на то, что произошло в 1970-е годы. Де-
скать, мы пошли по неправильному пути, мы еще пожнем плоды сексуаль-
ной революции, до того докатились, что бабу не отличишь от мужика, что
из-за нашей дурости исчезло безвозвратно старая добрая мужественность
отцов и дедов, всегда готовых грудью защитить родину и знавших толк
в строгом, но справедливом домострое. И закон всегда был на их стороне.
На нас наезжают за то, что мужчины обосрались. Как будто это наша вина.
Как-то странно и неловко, слушать жалобы господина на то, что подчинен-
ный недостаточно сговорчив… Чему же удивляется белый мужчина: пове-
дению женщин или глобальным результатам своих собственных действий?
Во всяком случае, не стоит на нас наезжать, призывать к порядку и контро-
лировать таким способом. То мы строим из себя жертв, то мы не так ебем-
ся, то мы развратные сучки, то слишком романтичные и ранимые. Как ни
крути – ничего непонятно: то много порно, то много чувства... Определен-
но, сексуальная революция оказалась метанием бисера перед суками.

2
Перевод с англ. Н. Бушманова

3
Что бы мы ни делали, всегда найдется кто-то, кто скажет, что всё это пол-
ный отстой, что раньше было лучше. Да ну?
Я родилась в 1969-м. Ходила в смешанную школу. Уже в подготовитель-
ном классе я поняла, что интеллектуальными способностями мальчики не
отличаются от девочек. Я носила мини-юбки, и никого в моей семье не забо-
тило, что подумают об этом соседи. Я без лишних заморочек начала прини-
мать противозачаточные таблетки в четырнадцать лет. Я трахнулась, как
только мне выпал шанс, это было кайфово, и теперь, двадцать лет спустя, мой
единственный комментарий по этому поводу: «Very Cool 3». Я ушла из дома
в семнадцать лет, я воспользовалась правом жить одна, и никто не ебал мне
мозг. Я всегда знала, что буду работать, что не стану терпеть рядом с собой
какого-нибудь мужика просто потому, что он платит за квартиру. Я открыла
счет в банке на свое имя, не осознавая, что я принадлежу к первому поколе-
нию женщин, которым позволено делать это без согласия отца или мужа.
Я поздно начала мастурбировать, хотя и знала, что такое бывает, из книг, ко-
торыми я зачитывалась: я не стала считать себя чудовищем, представляющим
угрозу обществу, потому что была уверена, это мое личное дело, сую я что-
нибудь себе в пизду или нет. В моей постели побывала не одна сотня парней,
но я не залетела – на всякий пожарный я знала, где можно сделать нелегаль-
ный аборт, не рискуя своей шкурой. Я стала шлюхой, я ходила по городу на
высоких каблуках и с глубоким вырезом, я тратила до последней копейки всё,
что зарабатывала, и ни перед кем не отчитывалась. Я путешествовала авто-
стопом, меня изнасиловали, я продолжила путешествовать автостопом. Под
своим именем я выпустила свой первый роман и охренела от шквала упре-
ков, обрушившихся на меня за то, что я позволила себе перейти все мысли-
мые и немыслимые границы. Женщины моего поколения – первые из тех,
кому позволено жить без секса и не в монастыре. Многих шокирует сама
мысль о принудительном замужестве. Самоочевидность супружеского долга
была подвергнута сомнению. В течение многих лет я находилась за тысячи
километров от феминизма и не из-за отсутствия самосознания или солидар-
ности, а потому что факт принадлежности к моему полу особо не препят-
ствовал реализации чего бы то ни было. Я хотела вести жизнь мужчины, и я
вела жизнь мужчины. И это всё благодаря феминистской революции. Хватит
втирать, что раньше мы жили лучше. Горизонты раздвинулись, новые терри-
тории были освоены – и нам уже кажется, что мы владели ими всегда.
Допустим, Францию всё еще трудно сравнить с вожделенной Аркадией.
Здесь не встретишь довольных женщин или довольных мужчин. И гендер-
ные традиции тут не причем. Женщины могли бы и дальше заниматься
стряпней и трахаться исключительно с целью завести ребенка, это всё рав-
но не спасло бы от краха трудовых отношений, неолиберализма, христи-
анства и от загрязнения окружающей среды.

3
«Круто!» (англ.)

4
 Все женщины в моем окружении зарабатывают меньше мужчин, на
должностной лестнице стоят ниже мужчин, и их даже не удивляет то пре-
зрение, с которым они сталкиваются, когда пытаются что-либо предпри-
нять против этого положения. Подобно гордым служанкам, им доставляет
удовольствие преодолевать трудности, будто это полезно, приятно и сексу-
ально. В своей сервильности они упиваются тем, что другие ступают по
именно их головам. Они боятся своей власти. За ними бдит мужское око,
всегда готовое вмешаться во всё и указать, что хорошо, а что плохо. Но куда
пристальнее взгляд других женщин, семьи, дамских журналов, господству-
ющего дискурса. Не пристало женщинам наслаждаться избытком власти:
«компетентный» всё еще означает «мужской».
Джоан Ривьер, женщина-психоаналитик начала ХХ века, пишет в 1927 году
книгу «Женственность как маскарад». Она анализирует случай «промежу-
точной» женщины, то есть гетеросексуальной и мужественной, испытыва-
ющей страдание и панический ужас всякий раз, когда она оказывается на
публике. От этого она начинает вести себя неадекватно и у нее возникает
унизительное и обсессивное желание привлечь к себе внимание мужчин.
«В результате тщательного анализа было выявлено, что ее кокетство
и томный взгляд (...) можно объяснить следующим образом: это бессозна-
тельная попытка развеять беспокойство, возникающее из-за страха мести
со стороны фигуры Отца за проявление с ее стороны доблести в сфере ин-
теллекта. Публичное проявление интеллектуальных способностей, а значит
выражение успеха – это своего рода демонстрация фаллоса Отца, которым
она овладела в результате кастрации последнего. Такая демонстрация вы-
зывала в ней дикий страх перед местью Отца. Очевидно, что готовность от-
даться Отцу – это попытка защититься от его мести».
Ривьер дает ключ к пониманию успеха попсового образа «сексапильной»
женщины. Гуляем ли мы по городу, смотрим ли MTV или Первый канал, ли-
стаем ли дамский журнал повсюду эти конченные сучки, с которых, как ни
странно, многие девушки берут пример. Эти девчонки в стрингах, кажется,
так и кричат: «Смотри, какая я красавица, пусть я хорошо воспитана, умна,
но всё чего я хочу, просто нравиться тебе», – это их способ попросить про-
щения, задобрить мужчину. Я могла бы жить так же, однако я предпочла быть
изгоем, используя более эффективные стратегии обольщения.
Поначалу удивляет энтузиазм, с которым юные девушки рвутся стать
«объектами». Они калечат свои тела и выставляют их напоказ, в то же время
высоко оценивая «добропорядочных женщин», тех, что берегут себя от бес-
порядочных половых связей. Однако это мнимое противоречие. Женщины
как бы успокаивают мужчин: «Не стоит нас бояться. Мы готовы носить не-
удобную одежду, ходить в неудобной обуви, менять себе форму носа и уве-
личивать грудь, мы даже готовы морить себя голодом». Еще ни одно обще-
ство не требовало таких доказательств верноподданности эстетическому

5
диктату, таких модификаций тела во имя истинной женственности. В то же
время еще ни одно общество не давало женщинам такой физической и ин-
теллектуальной свободы передвижения. Подчеркнутая женственность слу-
жит своего рода извинением за лишение мужчин их прерогативы. Успока-
ивая их, успокоить себя: «Давайте будем свободными, но не слишком.
Мы всего лишь хотим поиграть, мы не претендуем на власть фаллоса, мы
не желаем никого пугать». Женщины инстинктивно саморедуцируются,
скрывая то, что им удалось заполучить, они возвращаются к своей привыч-
ной роли соблазнительниц, но так сильно переигрывают, как будто в глу-
бине души сами понимают, что это лишь симуляция. Доступ к традиционно
мужской власти сопряжен со страхом наказания. История доказывает, что
нельзя вырваться из клетки без жестоких санкций.
Пусть мы срослись с идеей о нашей собственной неполноценности, де-
ло не в этом. Какими бы жестокими ни были средства осуществления кон-
троля, наша повседневная жизнь демонстрирует, что мужчины по природе
ничем не отличаются и ни в чем не превосходят женщин. Проблема в том,
что нам до мозга костей внедрили идею пагубности нашей независимости.
Последние двадцать лет СМИ только и делают, что остервенело муссируют
истории одиноких женщин, для мужчин особенно опасных, поплатившихся
за свою амбициозность и необычность. Например, «горячая» новость остать-
ся вдовой, быть брошенной в период военных действий или подвергнуться
домашнему насилию. Мы давно научились обходиться без посторонней по-
мощи. Утверждать, что мужчины и женщины ладили лучше до 70-х – это ложь
и полное незнание истории. Мы просто реже пересекались, вот и всё.
Материнство тоже становится неотъемлемой и наиболее ценной частью
женского опыта: давать жизнь – это прекрасно. «Проматеринская» пропа-
ганда стала слишком назойливой. Я охреневаю от систематических мето-
дов навязывания двойных обязательств: «рожайте, это прекрасно, вы по-
чувствуете себя как никогда настоящими, реализовавшимися женщинами»,
но пусть ваши дети растут в деградирующем обществе, где никому не га-
рантирован прожиточный минимум, где надо вкалывать, а иначе сдохнешь,
особенно если ты женщина. Растите своих детишек в городах, в съемном
жилье, боясь, что их выгонят из школы, зная, что им и их друзьям промы-
вают мозги рекламой, телевидением, интернетом, фантой и мириндой. Нет
женского счастья без детей, но воспитывать их в достойных условиях не
удается. Женщины непременно должны чувствовать, что потерпели пора-
жение. За что бы они ни взялись, надо ткнуть их носом в то, что у них ни
хрена не вышло. Каждый шаг, любое решение женщин заведомо обречено
на ошибку. Ответственность за поражение коллектива будет возложена
только на них. Против женского рода разработано спецоружие, но это не
значит, что его нельзя использовать и против мужчин. Хороший потреби-
тель – неуверенный в себе потребитель.

6
 Прискорбно и отвратительно осознавать, что феминистская революция
70-х не привела к реорганизации системы домашнего хозяйства и опеки
над детьми. Эти виды деятельности так и остались делом доброй воли жен-
щин. Обычным ремеслом. Мы не вторглись ни политически, ни экономи-
чески в общественное пространство, не захватили его. Нехватка яслей
и детских садов, отсутствие автоматизированной системы ведения домаш-
него хозяйства не позволяют нам говорить ни о какой эмансипации. Этот
экономически выгодный сектор остался без инвестиций, а значит, он не
приносит прибыли ни женщинам, ни коллективу. Никто не додумался
изобрести ИКЕА для заботы о детях или Macintosh для мытья полов. Пока
только мужчины занимаются обустройством общества. Женщины обязаны
выдвинуть это как легитимное политическое требование, но, учитывая фи-
зический и моральный террор, которому они подвергаются, им не хватает
уверенности в себе. Будто другие смогут решить за них их собственные
проблемы, будто их частные заботы не такие важные. Мы неправы. Оче-
видно, что, добившись власти, женщины становятся такими же коррумпи-
рованными и отвратительными, как и мужчины, и всё же, кое в чем винова-
ты мы одни. Отказавшись от политической борьбы, мы сами выступили
против эмансипации. В политике, чтобы бороться и побеждать, необходи-
мо забыть о женственности, принять бойцовскую стойку, быть готовой
к победам и демонстрации власти, это действительно так. Никаких нежно-
стей, приятного обхождения, услужливости, надо выучиться публично уни-
жать других. На такое не просят разрешений, власть требует лобового
столкновения, без жеманных жестов и расшаркиваний, и не ждите, что вас
кинутся поздравлять с победой.
Материнство нынче признано венцом женственности. Даже на Западе
это сфера, где власть женщины особенно велика. Долгое время тотальный
материнский контроль касался в основном дочерей, однако теперь он рас-
пространился и на сыновей. Мамулечка лучше всех знает, что нужно ее ре-
беночку, – знакомая песенка, не так ли? В ней выражается вся эта невероят-
ная власть. Общественное устройство в точности повторяет эту семейную
модель: мы живем под пристальным взором Государства, которое лучше
нас знает, что нам пить,есть, курить, глотать, что нам можно смотреть, чи-
тать, понимать, куда мы можем ездить, на что тратить свои деньги, как нам
развлекаться. Когда Саркози призывает полицию дежурить в школе, а Сего-
лен Руаяль настаивает на военном патрулировании улиц в неблагополуч-
ных кварталах, они взывают не к мужскому образу закона, защищающего
детей, но скорее к абсолютной власти матери. Только она умеет наказывать,
контролировать и кормить своих деток грудью, пока те не поседеют. Госу-
дарство, представляющее собой всемогущую мать – это фашистское госу-
дарство. Данный вид диктатуры инфантилизирует гражданина: в чистень-
ких пеленочках, сытого, одетого и обутого ребеночка держит в колыбели
некая вездесущая сила, которая всё знает, всё умеет, имеет все права на не-

7
го, и всё это для его же собственного блага. Индивид оказывается лишен-
ным автономии, ему не позволено совершать ошибки или подвергать себя
опасности. Инфантилизируя личность мы возвращаемся к стадии коллек-
тивной организации общества, возможно, потому что наши лучшие време-
на уже далеко позади. Мужские ценности традиционно связывают с опы-
том, с риском, с уходом из дома. Отвращение и презрение по отношению
к мужественности женщин так радует и воодушевляет мужчин. Однако их
автономия сегодня тоже поставлена под сомнение. Пристальный взгляд
неолиберализма видит в мужчине всего лишь заурядного потребителя, сле-
довательно, зачем давать ему намного больше власти, чем женщинам.
Тело коллектива устроено по тому же принципу, что и тело человека:
нарушения нервной системы незамедлительно приводят в действие меха-
низмы саморазрушения. Когда коллективное бессознательное посредством
таких инструментов власти, как СМИ или индустрия развлечений, придает
чрезмерное значение материнству, это делается не из любви к женщинам
и не по доброте душевной. Добродетельная мать – это некое коллективное
тело, страждущее вернуться к фашизму. В руках больного государства эта
власть кажется особенно подозрительной.
Мужчины стали жаловаться на эмансипированных женщин, что, де-
скать, те лишают их мужественности. Они ностальгируют по силе, коре-
нившейся в угнетении женщин. Но они забыли о стоимости этого полити-
ческого преимущества: тело женщины принадлежало мужчине, зато тело
мужчины принадлежало производству в мирное время, и государству –
в военное. Женское тело конфискуется одновременно с мужским. Победа
достается лишь нескольким правящим телам.
Самым известным солдатом войны в Ираке стала женщина. Государства
отправляют своих бедняков на линию фронта. В вооруженных конфликтах
принимают участие как мужчины, так и женщины. Теперь гораздо большее
значение придается не полу, а классу.
Мужчины могут резко осуждать социальную или расовую дискримина-
цию, и при этом проявлять чудеса толерантности в вопросах мачизма. Они
многословно рассуждают о феминистской борьбе как о чем-то вторичном,
как о буржуйском виде спорта, неважном и неглавном. Только идиот или
конченый подонок позволит себе осуждать одни формы дискриминации
и поэтизировать другие.
Женщинам стоит задуматься о преимуществах активной позиции отцов
в воспитании детей, нежели довольствоваться политической экзальтацией
материнства. В отношении отцов к детям коренится потенциальная рево-
люция. Отцы могут научить дочерей ни под кого не подстраиваться, не от-
носиться к себе как к товару, применять физическую силу, обладать свобо-
дой воли и независимостью суждений, а не внушать дочерям страх, что они
непременно понесут за это наказание. Именно отцы должны объяснить
своим сыновьям, что мачизм – это ловушка, расставленная армией и госу-

8
дарством, только им выгодно сдерживание эмоций. Традиционная муже-
ственность так же уродлива, как и традиционная женственность. Что требу-
ется, чтобы быть мужчиной, настоящим мужчиной? Уметь сдерживать эмо-
ции. Не быть чувствительным. Стыдиться своей хрупкости, своей уязвимо-
сти. Раз и навсегда, безвозвратно расстаться с детством: инфантильные
мужчины не котируются. Переживать из-за размера своего члена. Уметь без
подсказок хорошо трахать женщин. Не выказывать слабостей. Заткнуть рот
своей чувственности. Одеваться в неприметные цвета, тупоносые ботинки,
не делать причесок, не носить украшений и ни в коем случае не пользо-
ваться косметикой. Всегда делать первый шаг. Не иметь никакого сексуаль-
ного воспитания: главное побыстрее кончить. Не уметь просить о помощи.
Быть смелым, даже когда неохота. Уважать силу, независимо от ее приро-
ды. Казаться агрессивным. Не терять голову от любви к своим детям. Быть
богатым и успешным, чтобы покупать себе самых красивых женщин. Бо-
яться своей гомосексуальности, никому не позволено входить в жопу
настоящего мужика. В детстве не играть с куклами, только с кривыми
пластмассовыми машинками и пистолетами. Не заботиться о своем теле.
Не жаловаться на жестокость других мужчин. Уметь дать сдачу, даже когда
уродился неженкой. Отказаться от своей женственности, как женщины
отказываются от своей мужественности, не исходя из своих потребностей
или свойств характера, или конкретной ситуации, но руководствуясь ис-
ключительно запросами коллективного тела. И всегда так: женщины ро-
жают детей для войн, а мужчины идут погибать, защищая интересы кучки
ублюдочных близоруких кретинов.
Легко предсказать, что с нами будет, если мы не решимся на эту таин-
ственную гендерную революцию. Якобы для нашего же блага, всесильное
государство не позволяет нам расти, самостоятельно принимать решения,
держит нас в детских подгузниках, в невежестве, под страхом наказания
и исключения. Терпеливое снисхождение, ранее оказываемое исключи-
тельно женщинам, как существам недоделанным, позволявшее держать
их в изоляции, пассивности, бездействии, теперь может распространить-
ся на всех. Механизм внушения нам нашей неполноценности, сделавший
нас своими собственными стражами, должен быть разоблачен, и тогда мы
поймем принцип управления всеми людьми на планете. Капитализм – это
религия равенства, принижающая каждого из нас, заставляющая нас по-
чувствовать себя в западне, в той западне, откуда женщины никогда
и не выбирались.

9
 «В Соединенных Штатах и других капиталистических стра-
нах законы, касающиеся изнасилования, были изначально
разработаны для защиты мужчин высших классов, дочери
и жены которых могли подвергнуться насилию. Возможное
насилие над женщинами рабочего класса обычно мало волно-
вало суды; в результате удивительно малое число белых муж-
чин преследовались в судебном порядке за сексуальное насилие
в отношении этих женщин».
Анджела Дэвис «Женщины, раса и класс»,1981 4

НЕВОЗМОЖНО ИЗНАСИЛОВАТЬ ТАКУЮ РАЗВРАТНУЮ ЖЕНЩИНУ 5

Июль 1986 года, мне 17 лет. Две девушки в мини-юбках, в полосатых
колготках и в красных кедах «Конверс», одна из них я. Мы возвращаемся из
Лондона, где просрали все бабки на диски, краски, всевозможные аксессуа-
ры с шипами, гвоздями и тому подобное, теперь у нас нет ни копейки на
обратный путь. Автостопом мы добираемся до Дувра, целый день угрохан,
клянчим деньги на билет на паром, прямо у кассы, наконец, мы в Калé, уже
глубокая ночь. На пароме мы познакомились с двумя итальянскими кра-
савчиками, укуренными в ноль, они готовы подбросить нас до Парижа.
Они высаживают нас посреди ночи, где-то на заправке, на въезде в Париж.
Мы ждем, когда рассветет и какой-нибудь дальнобойщик подбросит нас
до Нанси. На улице почти тепло, мы болтаемся от стоянки к магазину.
Останавливается тачка с тремя белыми парнями, из глухого рабочего
квартала. Типичные представители эпохи: пиво, травка, песни Рено.
Мы не хотим садиться к ним, потому что их больше. Они из кожи вон ле-
зут, чтобы нам понравиться, шутят, спорят между собой. Им удается нас
убедить, что лучше добраться до противоположного въезда в столицу, от-
куда легче поймать тачку до Нанси. И мы садимся в машину. Из нас двоих
я самая рисковая, болтушка, это было мое решение. Мы поняли, что по
уши в дерьме, как только захлопнулись двери. Но вместо того, чтобы за-
вопить пока не поздно: «Остановите машину, мы слезаем», – каждая из
нас, сидя в своем углу, убеждала себя, что это паранойя видеть в любом
встречном насильника. Мы едем уже больше часа и болтаем. На первый
взгляд ребята как ребята – туповатые, с плоскими шутками, но совершен-
но неагрессивные. Эта близость, навсегда останется в памяти: близость
мужских тел в замкнутом пространстве, откуда невозможно выбраться,
мы были заперты с ними, не будучи ими. Всегда с ними, не будучи ими, не
будучи в безопасности – такова женская доля. Мы – слабый пол, унижен-
ный пол, странный пол. Перманентное исключение женского тела – это
основа мужественности, знаменитой мужской солидарности. В основе
4
Перевод с англ. О. Рябова.
5
Название песни французской панк-группы «Trust» из альбома «Antisocial».

10
этого пакта наша неполноценность. Смех мужчин – это смех сильней-
ших, смех большинства.
Они делают вид, что ничего особенного не происходит. Если мы обе
в мини-юбках, у одной зеленые волосы, у другой оранжевые, значит, мы
«ебемся, как кролики», причем здесь изнасилование? Думаю, так происхо-
дит в большинстве случаев. Ни один из них, наверняка, не считает себя
насильником. Это было что-то совсем другое. Три парня наставили на двух
девчонок пистолет, избили до крови, причем здесь изнасилование? Тут да-
же не надо ничего доказывать – мы бы предпочли смерть или сами убили
бы их, если бы действительно не хотели быть изнасилованными. Преступ-
нику легко уверить себя, что если жертва смогла выжить, значит, ей было
не так противно. По-другому я этого объяснить не могу. После выхода
фильма «Трахни меня», ко мне косяком потянулись женщины: «Я была из-
насилована в таком-то возрасте, при таких-то обстоятельствах». Куда бы
я ни пошла, везде одни и те же истории, меня это уже начало бесить, я даже
стала думать, что они врут. Еще с библейских времен, с истории Иосифа
в Египте, в нашей культуре принято сомневаться в искренности слов жен-
щины, обвиняющей мужчину в изнасиловании. И вот до меня дошло: так
происходит всегда. Перед этим равны все классы, все социальные и воз-
растные группы, вне зависимости от внешних данных или свойств харак-
тера. Тогда почему мы никогда не слышим противоположную сторону:
«Я изнасиловал такую-то, в такой-то день, при таких-то обстоятельствах»?
Потому что мужчины делают то, что многие века считалось женской вот-
чиной: не называют вещи своими именами, приукрашивают, переворачи-
вают, а главное – никогда не используют тот самый глагол, который описы-
вает то самое действие. Ну, «немного не рассчитали»; ну, «слегка перебор-
щили»; ну, «она была в жопу пьяная»; или вообще нимфоманка, она просто
притворялась, что ей не хочется, но ведь дала же, значит, в глубине души,
только это ей и надо было. Правда, ее пришлось избить, угрожать ей, а дру-
гие вынуждены были держать ее, правда, она рыдала навзрыд до, во время
и после – это ничего не меняет. Насильники вступают в сделку с совестью:
причем здесь изнасилование, если эта шлюха не признается, что ей тоже
хотелось, надо просто уметь уламывать. В противном случае это стало бы
непосильной ношей. Молчат, их мысли нам неизвестны.
В тюрьме, однако, оказываются только слетевшие с катушек психопаты,
серийные насильники, уродовавшие женские половые органы осколками
от бутылки, или какие-нибудь педофилы, охотившиеся на маленьких дево-
чек. «Такого допускать нельзя», – соглашаются все без исключения мужчи-
ны. Случаи из их собственной биографии – это совсем другая история.
Я часто слышу, что порнография влияет на рост числа изнасилований.
Ханжество и абсурд. Как будто до кинематографа в нашем сознании не су-
ществовало сексуальной агрессии. Французы не нюхали пороха со времен
войны в Алжире в 60-е, и это действительно повлияло на рост числа «граж-

11
данских» изнасилований. Военная жизнь давала регулярную возможность
практиковать групповое изнасилование «за правое дело». Речь идет об
определенной военной стратегии, согласно которой одна группа подверга-
ется усиленной вирилизации 6 в ущерб другой, насильственно ослабляемой,
и так испокон веков, с тех пор как существуют войны. Хватит внушать нам,
что сексуальное насилие над женщинами – это признак определенной
эпохи или определенных групп.
Поначалу, мы старались об этом не говорить. Три года спустя один тип
выследил на улице мою близкую подружку и изнасиловал ее прямо на ку-
хонном столе в ее доме на Круа-Русс. Я тогда работала в небольшом музы-
кальном магазине «Аттак Сонор» в самом центре Лиона. Был замечатель-
ный летний день, узкие улочки старого города тонули в ярком солнечном
свете, старые камни переливались бледно желтым и оранжевым цветами.
Меня всегда восхищала красота моего старинного города, набережная Со-
ны, мосты, фасады, но особенно в тот день, когда я об этом узнала. Ничто
не потревожило царящего вокруг спокойствия, казалось, оно неразрывно
вплетено в самое тело города. Я закрыла магазин и вышла пройтись. Изна-
силование моей подруги задело меня за живое даже больше чем то, что
случилось со мной. Я вдруг поняла, что изнасилование – это хроническая
болезнь. Зараза. До тех пор я уверяла себя, что справилась, что не позволи-
ла трем уебищным быдлакам сломать мне жизнь, что у меня достаточно
толстая кожа. Но изнасилование моей подруги навсегда изменило мою
жизнь, я, наконец, дала волю чувствам и нестерпимой боли, таившейся
во мне. Открылась глубокая военная рана.
Когда это случилось, мне было 20 лет, я мало интересовалась разгово-
рами о феминизме. Панк-рока хватало, чтобы поднять себе настроение.
Это заставило меня пересмотреть взгляды и принять участие в специализи-
рованном семинаре выходного дня «Стоп Насилие». Там готовили к работе
на горячей линии, учили, что говорить изнасилованным девушкам, куда
нужно обращаться за правовой помощью. Я тут же заворчала, сидя в своем
углу: «Нахрена советовать им подавать заявление?» К ментам надо идти
только, чтобы отжать бабки, если, конечно, ты успела застраховаться. Я ин-
стинктивно чувствовала, что опасно заявлять в полицейском участке, что
тебя изнасиловали. Законы ментов – это законы мужчин. «Рассказывая об
изнасиловании, женщины обычно пытаются это как-то завуалировать», –
стала вещать одна. Я внутренне протестую: «Ага! Как же! Чё за пурга! С како-
го хрена надо что-то там вуалировать? Вообще, кто такая эта баба, чтобы
говорить за всех? Может, она считает, что мы все одинаковые?» И вдруг я
поняла, что сама-то я тоже молчала всё это время. Иногда, по пьянке, мне

6
Вирилизация (лат. virilis – мужской, свойственный мужчине), маскулиниза-
ция – появление ярко выраженных мужских черт.

12
хотелось с кем-нибудь поделиться, но я так никогда и не отважилась. Нико-
гда. Несколько раз я даже пыталась, но всегда избегая слова «изнасилова-
ние». Я говорила «агрессия», «ситуация», «то, что со мной случилось», «это»,
whatever... Нет слова – нет проблемы. «Ситуацией» может оказаться всё, что
угодно: например, что тебя обчистили или менты загребли и всю ночь про-
держали в обезьяннике, избили, наконец. Но у стратегии молчания есть
свои практические стороны. Стоит только произнести слово изнасилова-
ние, как приводится в действие весь сложный механизм контроля над жен-
щинами: ты что хочешь, чтобы все об этом узнали? Чтобы к тебе стали от-
носиться, как к изнасилованной? И вообще, если ты выжила, значит, ты
просто прожженная шлюха. Достойная женщина предпочла бы смерть. То,
что я выжила, свидетельствует против меня. Чудовищно бояться смерти
больше, чем возможности быть избитой в живот тремя ублюдочными де-
билами: я еще никогда не слышала разговоров об этом. К счастью, панкам
необязательно быть чистенькими добропорядочными девочками. Изнаси-
лование значит – травма, оно должно быть легко определяемо по ряду при-
знаков: боязнь мужчин, темноты, самостоятельности, отвращение перед
сексом, шутками и т.д. О, заезженная пластинка: это ужасно, страшно, пре-
ступно, если твой мужчина узнает, он с ума сойдет от отчаяния и боли (из-
насилование – это, кроме прочего, частная разборка между самцами, спо-
соб доказать всем остальным: «Я буду ебать твою женщину, как мне захо-
чется»). «Храни это в полной тайне», – вот самый практичный совет. Меня
разрывает на части от этих советов. Сдохни, сука, что называется.
Слово остается непроизнесенным. Слишком много оно вмещает в себя.
И жертвы, и насильники пытаются обойти его. Результат – гробовое мол-
чание с обеих сторон.
Изнасилование выявило еще одно неприятное обстоятельство: книги не
могут мне помочь. Такого еще не случалось. В 1984-м, когда меня на пару
месяцев посадили в психушку, я, как только вышла, сразу стала читать. «До-
мик чокнутых детей», «Пролетая над гнездом кукушки», «Когда мне испол-
нилось пять, я убил себя» и другие книги по психиатрии, уходу и надзору за
психбольными, проблемам подросткового возраста. Книги выручали, под-
держивали меня, они были рядом в трудную минуту, помогали хоть как-то
проговорить эту ситуацию, не держать всё в себе. Тюрьма, болезнь, избие-
ние, наркозависимость, развод, депортация – каждая травма имеет свою
собственную литературу. Только не эта, ключевая, фундаментальная, самая
женская из всех, «что силой взломана и не найдет защиты». Изнасилован-
ные женщины не нашли слов, чтобы написать об этом книгу. Ничего – ни
руководства к действию, ни молчаливого собеседника. Изнасилование не
перешло в разряд символического. Удивительно, что женщины не делятся
с молоденькими девчушками, не передают им свое знание, как выжить по-
сле этого, ни одного простого, практического совета. Ничего.

13
 1990 год, мой поезд мчится в Париж на концерт «Лимбоманьякс».
В журнале «Спан» я наткнулась на забавную статью некой Камиллы Пальи.
Она забавно описывает свои впечатления от футболистов на поле: умо-
помрачительные чудища, полные секса и агрессии. Вначале она пишет об
удовольствии созерцать эту воинственную ярость, эти голые, потные,
быстрые мускулистые ноги. Шаг за шагом она переходит к теме изнаси-
лования. Я уже не помню всех подробностей, но примерно так: «Это
неизбежный риск, любая женщина должна иметь в виду, что подвергает
себя этой опасности, если она хочет вырваться из отчего дома и быть
свободной. Если это случилось, встань, dust yourself 7, отряхнись и иди
дальше. А страшно, дак сиди дома с мамой, и ни о чем не беспокойся,
кроме цвета лака для ногтей». Я тогда сильно распсиховалась. Меня даже
затошнило. Несколько минут спустя всё вдруг сменилось невероятным
внутренним спокойствием: я была потрясена. Ночь, Гар де Лион, прежде
чем с головой погрузиться в концерт на улице Орденер на севере Парижа,
я звоню Каролине, близкой подружке. Я умоляю ее немедленно прочитать
статью этой итало-американки и сказать свое мнение. На Каролину статья
производит примерно такое же впечатление, как и на меня.
С тех пор не осталось больше ни запретов, ни секретов. Я впервые смог-
ла взглянуть на изнасилование по-другому. Больше никаких табу. Хватит
говорить только «ах, какой ужас» и «ох, бедные девочки».
В первый раз кто-то сказал, что нужно «идти дальше», а не скулить, зали-
зывая раны. Изнасилование было свергнуто с пьедестала, лишено власти,
значимости. Это не значит, что той ночью с нами ничего не случилось или
что об этом можно забыть, как о каком-то пустяке.
Из текстов американских феминисток самую большую полемику вызы-
вают взгляды именно Камиллы Пальи. Она расценивает изнасилование как
неотъемлемый риск для всех женщин без исключения. Отказ от драматизма
дает невероятное освобождение. Да, мы не стали сидеть взаперти и вторг-
лись на чужую территорию. Да, мы не сдохли, мы выжили. Да, мы были
в мини-юбках, ночью, одни, без парней, способных защитить нас, да, мы
были идиотками, слабачками, как любая изнасилованная девчонка. Мы по-
няли, наконец, что именно с нами случилось: нам стало неинтересно с ма-
мой и папой, и мы вышли на улицу. Мы за всё ответили сполна, не будем
стыдиться, что мы рискнули и выжили, лучше встанем, отряхнемся и пой-
дем дальше. Палья помогла понять, что это битва, что здесь нет нашей ви-
ны, что этому риску подвергает себя любая женщина, решившаяся уйти из
дома. Благодаря Камилле изнасилование перестало быть абсолютным
кошмаром, предметом молчания, ужасным несчастьем. Изнасилование –
это политическая реальность, в которой женщинам приходится жить. Всё
встало с ног на голову: не отрицать, не умирать, но жить с…

7
Отряхнись, стряхни с себя пыль, прах (англ.).

14
 Лето 2005 года, Филадельфия, я беру интервью у Камиллы Пальи для
документального фильма. Я восторженно киваю, раскрыв рот: «В 1960-ые
в университетских кампусах девушек запирали в общежитии в десять ве-
чера, а парни делали, что хотели. Мы спросили: «А почему такая неспра-
ведливость?», нам ответили: «Мир полон опасностей, вы рискуете быть
изнасилованными», а мы парировали: «Это наше право пойти на риск
быть изнасилованными».
Многие, услышав мою историю, реагировали примерно так: «А ты после
этого еще путешествовала автостопом?» Я рассказывала, что всё скрыла от
родителей, дабы из благих побуждений они не посадили меня на цепь.
Естественно, я продолжила путешествовать стопом. Без прежнего азарта
и задора, но я продолжила путешествовать стопом. Другого способа по-
пасть в четверг на концерт в Тулузе, а в субботу – в Лилле, я не знала. Потом
другие панки научили меня путешествовать поездами, рискуя нарваться на
штраф. Но попасть на эти концерты было делом жизни и смерти. Любой
риск был оправдан. Оставаться в своей комнате, вдали от жизни, когда
за окном столько всего – чтó может быть хуже? И я ездила в города, где ни-
кого не знала, торчала на вокзалах, пока меня не выгоняли на улицу, про-
сиживала ночь до утра в ожидании следующего поезда. Девочки себя так не
ведут. Шатаясь по улице, я сотни и сотни раз подвергала себя риску быть
изнасилованной, но мне везло. Я не променяю всё, что мне удалось пере-
жить в те годы, на отличную оценку по поведению, послушанию и сидению
дома за глянцевыми журналами. Это были лучшие годы моей жизни, самые
интенсивные, богатые и шумные, и я сумела переварить всё сожранное
дерьмо, встать, отряхнуться и пойти дальше.
Я старалась избегать разговоров о том, что случилось, потому что зара-
нее знала реакцию: «Ага, значит, тебе понравилось, раз ты продолжила пу-
тешествовать автостопом». Непременно требуются доказательства, что ты
не была согласна на изнасилование. Изнанка морали такова: виновата та,
которую имеют, а не тот, который...
После выхода фильма «Трахни меня» многие женщины – мужчины мол-
чали в тряпочку – открыто заявили: «Ужас, разве ответное насилие может
стать решение проблемы?» Ах, нет? В новостях не показывают девушек, от-
кусивших член ублюдочной твари во время изнасилования, разыскавших
и отомстивших насильникам или отпиздивших этих мразей. Мужчинам,
однако, позволено снимать такие фильмы, например: «Последний дом сле-
ва» Уэса Крэйвена, «Ангел мести» Абеля Феррары, «Я плюю на ваши могилы»
Меира Зарки. Все три фильма начинаются с отвратительной (омерзитель-
ной, если откровенно) сцены изнасилования и продолжаются кровавыми
сценами мести. Показывая женщин, мужчины редко стремятся понять их
чувства, их жизненные приоритеты. Через женский образ они показывают
то, что чувствуют как мужчины. Порнография подчинена той же логике,
я еще буду об этом говорить. Все три фильма показывают, как отреагировали

15
бы мужчины, если бы оказались на месте изнасилованных женщин. Крова-
вые реки, беспощадные берега. Их месседж вполне понятен: надо отчаянно
защищаться. Почему же мы не внемлем их совету? Да потому что нам этого
не позволяет извечная проклятая политическая установка. Двойной стандарт:
помните, что нет ничего ужаснее изнасилования, но не смейте защищаться
и мстить. Остается только страдать. С дамокловым мечом промеж ног.
Женщины продолжают настаивать: насилие это не решение. А может,
«мужская» страсть поутихнет, когда они начнут бояться, что их драгоцен-
ные хуи измельчат на колбасном куттере, может, они поймут, что значит
«нет», и не станут применять силу? Лучше бы я забыла в ту проклятую ночь
всё, чему меня учили как представительницу слабого пола, и по одному
стала бы отрывать им головы. Женщинам надо жить без права на самоза-
щиту, насилие – это чужая территория, стало быть, физическая неприкос-
новенность – это привилегия мужчины.
В ту ночь, когда меня изнасиловали, в кармане моей красно-белой косухи
«Тэдди» лежал перочинный ножик с черной блестящей рукоятью, с без-
упречной механикой, с длинным тонким острым полированным блестя-
щим клинком. Я виртуозно крутила его в руках, сама не знаю, зачем.
Я к нему очень привязалась и никогда не расставалась с ним. Ножик лежал
у меня в кармане, а я только и думала: боже, что они сделают, если найдут
его. Даже мысли не мелькнуло воспользоваться им. Я с самого начала стала
уверять себя, что они сильнее. Я сама себе это внушила. Я бы им пасть по-
рвала, если бы они, например, хотели отнять мою «Тэдди». Я не из робких,
это что-то бессознательное. Я вдруг почувствовала себя женщиной, до от-
вращения женщиной, как никогда до и никогда после. Я не могла позволить
себе применить насилие против мужчины ради спасения собственной
шкуры. То, что их было больше, тоже здесь не причем, оказавшись один на
один с насильником, я поступила бы точно так же. Изнасилование делало
из меня женщину, эссенциально уязвимое существо. Женщины с детства
дрессируют девочек не нападать на мужчин и остервенело следят за поряд-
ком. Никого не интересует предел собственной трусости. Никому не хочет-
ся испытать это на себе. Нет, меня бесит не то, что я не посмела перерезать
шеи этим ублюдкам. Меня бесит наше общество, которое не научило меня
бить в рожу твари, пытающейся силой раздвинуть мне ноги, зато внушило
мне, что быть изнасилованной – это самое страшное из всех несчастий.
А больше всего меня бесит чувство вины, что мне не хватило смелости вос-
пользоваться моим ножиком против трех мудаков, наставивших на меня
дуло в темном лесу, откуда было невозможно убежать.
Один из них все-таки нашел мой ножик и с удивлением показал его
остальным: «Ага, значит, на самом деле тебе понравилось». Мужчины,
очевидно, не догадываются, насколько необратим процесс по выхолащи-
ванию женщин, как тщательно он организован, дабы гарантировать им
абсолютный триумф и свести на нет все риски, в случае нападения

16
на женщин. Они наивно полагают, что превосходство сил дает им пре-
имущество. Им не западло бороться с ружьем против перочинного ножи-
ка. Они считают, самодовольные дебилы, что это равный бой. Вот почему
их душа остается спокойной.
Удивительно, что в 2006 году, когда компьютер, телефон, фотоаппарат,
ежедневник и аудиоплеер помещаются в один карман, не придумано ниче-
го, что можно было бы встраивать в пизду всякий раз, когда идешь на про-
гулку, чтобы превратить в фарш хуй любого ублюдочного потенциального
насильника. Женщинам, по всей видимости, непозволительно иметь воз-
можность не подчиняться силе. Женщины должны оставаться доступными,
тварями дрожащими. Иначе их будет не отличить от мужчин.
После изнасилования женщине остается только самобичевание. Можно
растолстеть на двадцать килограмм. Отказаться от секса из-за воздействия
травмы. Во Франции не убивают изнасилованных женщин, от них всего
лишь ожидают, что им достанет такта признать себя испорченным, спи-
санным товаром. Шлюхи и уродки не годятся в невесты.
Изнасилование – это стратегия производства отборных шлюх. Еди-
ножды опороченные, они несут в себе отпечаток некоего надрыва, приво-
дящего мужчин в невероятное возбуждение. Это своего рода инициация,
легкий надрез, которому уже никогда не зарубцеваться. От этого надреза
исходит запах, сводящий самцов с ума.
Изнасилование пытаются представить, как нечто сверхъестественное,
маргинальное, чуждое сексуальному желанию, предотвратимое. Будто оно
касается исключительно жертв и насильников и никак не относится ко всем
остальным. Наоборот, изнасилование находится в самом эпицентре, в самом
сердце, в основе нашей сексуальности. Это символ жертвоприношения,
с древнейших времен до наших дней искусство фиксирует это в литературе,
скульптуре, живописи. Изображения мужчин, насилующих женщин, можно
увидеть в садах Парижа, в музеях. В «Метаморфозах» Овидия боги только
и думают, как трахнуть несогласную девушку, и легко применяют силу. Бо-
гам это раз плюнуть. А если этим несчастным случится забеременеть, их
ждет месть благоверных богинь. Женщинам приходится нести ответствен-
ность за содеянное над ними, это их крест. Их вина в том, что они возбуж-
дают сильнейших. Изнасилование – это четкая политическая программа:
основа капитализма, символ прямого и бесстыжего злоупотребления вла-
стью. Сильнейший устанавливает такие правила игры, чтобы использовать
свою власть без каких-либо ограничений. Воровать, отбирать, вымогать, без-
оговорочно навязывать свою волю, упиваться своей жестокостью, лишив
противника даже возможности оказывать сопротивление. Аннулирование
противника, лишение его слова, воли, целостности доводит сильнейшего
до оргазма. Изнасилование – это гражданская война, где за одним полом за-
креплено политическое право распоряжаться другим, заставлять женщин
чувствовать себя неполноценными, виноватыми, деградировавшими.

17
 Мужчины – это не война, не охота, не неконтролируемое желание,
не драка и не варварство, а изнасилование – то, чем женщины до сих пор
не смогли овладеть. Якобы мужчина по природе опасен, преступен и не-
подконтролен. Поэтому его необходимо обуздать при помощи строгих за-
конов и общественного регламента. Под личиной контроля за женской
сексуальностью скрывается основная политическая задача: формирование
мужской природы, как чего-то асоциального, импульсивного, жестокого.
Изнасилование используется для подтверждения следующей гипотезы: же-
лание мужчины сильнее его самого, он не способен владеть собой. Даже
сегодня можно услышать: «если бы не шлюхи, то изнасилований было бы
в разы больше», – как будто мужчины не могут сдерживаться и им периоди-
чески необходимо вымещать всё это. Нас заставляют поверить, что так за-
дано природой, обусловлено инстинктом, а не сконструировано политиче-
ски. Если бы тестостерон делал их неукротимыми импульсивными живот-
ными, то они убивали бы так же легко, как насилуют. Дело, похоже, не
в этом. Дискурс о мужественности содержит в себе рудименты мракобесия.
Изнасилование, подвергающееся перманентному замалчиванию, отражает
набор фундаментальных представлений о мужественности.
Изнасилование – это фантазия. Сексуальная фантазия. Я должна ис-
пытать его на себе, чтобы говорить об «этом». Эта фантазия преследует
меня с самого детства. Виной тому, наверное, подспудное влияние рели-
гии, скрытое в литературе, телевидении, в общении с одноклассниками
и соседями. Связанные, сожженные заживо святые великомученицы были
первыми образами, возбудившими во мне эротическое желание. Сама
мысль, что меня связывают, заставляют, принуждают – вызывала во мне
болезненный трепет и не давала покоя моему детскому воображению.
Мои фантазии с тех пор особо не изменились. Многие женщины утвер-
ждают, что мастурбация их не интересует, но скорее всего они просто не
хотят знать, чтó же на самом деле их возбуждает. Все мы, конечно, раз-
ные, но я не одна такая. Фантазии о том, что тебя насилуют, связывают,
заставляют, бьют, я гнала от себя с тех самых пор, как начала мастурби-
ровать. Они не приходят, что называется, «out of the blue 8». Это вездесу-
щая и сверхточная культурная оптика, преломляющая женскую сексуаль-
ность под углом наслаждения от своего собственного бессилия, то есть от
превосходства другого. Это удовольствие вопреки желанию и воле, а не
как у шлюх, получающих удовольствие от секса как такового. Иудео-
христианская мораль настаивает, что лучше быть изнасилованной, чем
шлюхой. Женская предрасположенность к мазохизму объясняется нашей
культурой, а не гормональной системой или первобытно-общинным
строем, вот почему нам так трудно обрести независимость. Нас влечет то,
что нас разрушает, сладострастие и возбуждение стоят на пути к власти.
8
Совершенно неожиданно, свалившись с небес (англ.).

18
 Мои сексуальные фантазии делают меня соучастницей – если не винов-
ницей – моего изнасилования. Такого рода фантазии нельзя замалчивать.
Особенно, изнасилованным. Полагаю, что многие изнасилованные жен-
щины испытывали прежде подобные фантазии. Эта тема окружена гробо-
вым молчанием, ее легче всего можно вырубить топором.
Один из этих ублюдков заехал мне по морде и процедил: «шуточки кон-
чились», – и я испугалась не того, что они меня изнасилуют, а что потом убь-
ют. Значит, я уже никогда не смогу рассказать об этом, не заявлю в полицию,
не дам показаний. На их месте я бы нас убила. Страх смерти я помню осо-
бенно четко. Ощущение белого, вечности, небытия, полного небытия. Это
больше напоминает травму войны, если верить книгам. Возможность смерти,
близость смерти, полное подчинение бесчеловечной ненависти другого. Эту
ночь нельзя забыть. От изнасилования невозможно избавиться, оно пресле-
дует меня днем и ночью. Вот уже двадцать лет, всякий раз как мне кажется,
что я справилась, всё возвращается, звучит в моей голове разными, противо-
речивыми мыслями. Романами, рассказами, песнями, фильмами. Иногда мне
кажется, что всё уже прошло. Ликвидировано, выпотрошено, уничтожено.
Но, нет, невозможно. Изнасилование – есть основа. Основа писатель-
ницы Виржини Депант, основа женщины Виржини Депант, что не совсем
одно и то же. Изнасилование одновременно разрушает и создает меня.

«Парадигма "женские услуги–мужская компенсация" отра-

жает принцип неравного социального обмена; я называю та-
кой обмен "проституционным", дабы нагляднее показать
конкретную материальную основу гетеросексуальных согла-
шений. Будь то публично узаконенная церемония заключения
брака или подпольные переговоры в секс-бизнесе, гетеросек-
суальные отношения конструируются, с социальной и психо-
логической точек зрения, в постулировании права мужчины
на присвоение женского труда. Даже тот, кто осуждает
дискриминацию женщин и насилие над ними, в редких случа-
ях ставят под сомнение прерогативы мужчины в сексуаль-
ном, бытовом и репродуктивном аспектах».
Гейл Петерсон «Призма проституции», 1996

В ПОСТЕЛИ С ВРАГОМ
Ни в коем случае нельзя просить деньги за то, что должно оставаться
бесплатным. За совершеннолетних женщин решения принимает коллек-
тив. Из всех пролетариев буржуазию больше всего раздражают проститут-
ки. Некоторые женщины, которым в жизни ни в чем не приходилось нуж-

19
даться, особенно рьяно выступают против легализации проституции. Ни-
кого не волнуют другие виды дерьмовых низкооплачиваемых работ для
женщин из бедных семей. Такова их участь, с этим приходится мириться.
Ни одно законодательство не запрещает спать на улице в сорокалетнем
возрасте. Не страшно стать бомжом, работать за три копейки. Но вот торго-
вать своим телом – никогда. Это заботит абсолютно всех, а «респектабель-
ных» женщин в особенности. За последние десять лет я не раз имела удо-
вольствие проводить вечера в роскошных гостиных в окружении благоче-
стивых дам, удачно вышедших замуж или умудрившихся еще более удачно
развестись, все они убежденно высказывались о проституции как о худшем
из зол. Им-то прекрасно известно, что нет занятия более унизительного.
И не при каких-то конкретных условиях, а в принципе. Они, как правило,
весьма категоричны в своих высказываниях и лишь изредка проявляют
снисходительность: «конечно, если это происходит против их воли», «если
совсем нет другого способа заработать», «пусть работают, но только где-
нибудь на окраинах, не в центре же города, в самом деле». Для благочести-
вых дам все шлюхи априори одинаковые: элитные и подзаборные, моло-
дые и старые, виртуозные и жаждущие власти, опустившиеся наркоманки
и многодетные матери. Конвертирование сексуальных услуг в звонкие мо-
неты, пусть даже в хороших условиях и добровольно, является посягатель-
ством на достоинство женщины. В качестве доказательства используется
чистая риторика: «если бы девушки могли выбирать, они не стали бы про-
ститутками»… если бы они могли выбирать, они бы не стали из чисто эсте-
тических соображений пользоваться Ив Роше, выдирать себе волосы по
всему телу или остервенело давить прыщи на лице. Дурацкое утверждение,
что многие не стали бы работать, если бы у них была возможность. А неко-
торые всё талдычат: проблема не в том, что девчонки вынуждены работать
в опасных районах на окраинах города (представьте себе работу в булоч-
ной как экстремальный вид спорта), и не в том, что проституция не при-
равнивается к легальному труду, а в том, что она до сих пор не запрещена
законом. Боюсь, что благочестивые дамы, переживающие за судьбы про-
ституток, просто боятся прямой, неприкрытой и жесткой конкуренции.
Представим, что работать проституткой – это как работать косметологом
или психологом: в достойных условиях, без правового давления – не по-
ставит ли это под угрозу положение замужней женщины? Деловые отноше-
ния между проституткой и ее клиентом подвергают огромной опасности
институт брака, обнажая его подноготную: женщина гарантирует мужчине
комфортное существование, выполняя по договорной цене целый пере-
чень неблагодарной работы, включая сексуальные услуги.
Я уже говорила в нескольких интервью, что около двух лет я периодиче-
ски занималась проституцией. Эту главу мне особенно сложно писать. Сама
не знаю почему. Слишком много противоречий. Сложно описать всё это.
Искать клиентов было проще.

20
 В 1991 году минитель 9 подкинул мне идею стать проституткой. Все со-
временные средства коммуникации в первую очередь предназначены для
рынка секс-услуг. Минитель, предтеча интернета, позволил целому поколе-
нию девушек заниматься проституцией в идеальных условиях анонимно-
сти, права выбирать клиента, торговаться и сохранять автономию. Те, кто
торговал телом, и те, кто готов был платить, могли легко договориться. Бла-
годаря кредитным картам, можно было дистанционно оплатить чистень-
кий номер недорогой приличной гостиницы, что только способствовало
удачному ходу переговоров. С 1989 года я контролировала сервер на мини-
теле, то есть я следила за тем, чтобы там не возникало расистских и анти-
семитских высказываний, а также за педофилами и шлюхами. Женщины,
готовые свободно торговать своим телом и мужчины, способные платить,
чтобы не ходить вокруг да около, не должны были иметь возможность
пользоваться этим чудом техники. Нельзя было допустить, чтобы прости-
туция стала обычным делом в комфортных условиях.
1991 год, по телику показывают первую войну в Персидском заливе, над
Багдадом кружатся баллистические ракеты Р-11, в наушниках не замолкает
«Нуар Дезир», «О Сомбр Эро», профессора Гриффа вышибли из «Паблик
Энеми», на Нене Черри обтягивающие кальсоны и гигантские спортивные
шузы. Я одета унисекс, то есть как обычный пацан. Никакой косметики, ни-
каких причесок, сережечек, висюлек, туфелек на каблучках. Традиционный
женский прикид – это полный отстой. Моя голова занята другим.
Я работаю в супермаркете в отделе фотопечати. Мне 22 года. В жизни не
скажешь, что я стану проституткой. «Look 10» у меня, прямо скажем, непод-
ходящий. Два года назад, когда я работала на минителе, мне попадались
«щедрые дяденьки», готовые отстегнуть тысячу франков за один трах. Что-
то тут нечисто, думала я, они предлагают столько, чтобы затащить тебя
в темное место, измочалить до смерти, сделать из тебя фарш и выбросить
в ближайшую сточную канаву. Доминирующая культура легко проникает
в тебя через книжки Эллроя или психологические триллеры: девочки,
будьте осторожны, чем вы мертвее, тем лучше. Наконец, я заставила себя
поверить, что мужики платят по штуке франков за одно свидание, но
только каким-нибудь экстраординарным мегасексбомбам.
Я ненавидела свою работу. Меня угнетало, что я трачу свое время, зараба-
тывая жалкие крохи, которые спускала за один вечер. Я наблюдала, как ка-
кой-то сраный менеджер отчитывает пятидесятилетних женщин, прорабо-
тавших здесь всю жизнь за три копейки, потому что они слишком часто хо-

9
Минитель (фр. Minitel) – французская компьютерная информационная система,
созданная во Франции в конце 1970-х годов. До появления интернета он оставал-
ся самым популярным в стране телекоммуникационным средством.
10
Вид, внешность (англ.).

21
дят поссать. День за днем я всё отчетливее понимала, что значит достойная
жизнь простого работника, и не знала, как от этого избавиться. В то время
работа уже стала синонимом счастья. Но мне от этого не становилось легче.
Я постоянно заходила в минитель с рабочего компа, чтобы чатиться со
своим любовником, блондинчиком из Парижа, подрабатывавшим «вирту-
альной шлюхой». Я всё время чатилась с кучей народу. Однажды я сильно
возбудилась, переписываясь с одним мужчиной. Я назначила ему свое пер-
вое свидание. Его голос, возбуждающий и жаркий, свел меня с ума, мне
ужасно хотелось увидеть его, я готова была отдаться ему бесплатно. Всё же я
с ним не встретилась. Нет, я пришла, я была рядом, но в последний момент
все-таки передумала. Слишком страшно. Слишком чуждо. Далеко от моей
обыденной жизни. «Таким» девушкам, вероятно, было знамение, некое по-
слание из параллельных миров. Нельзя же просто так взять и выйти на па-
нель, должен быть некий ритуал, инициация, о которой я ничего не знала.
Но меня манила роскошь, желание избавиться от сраной работы в супер-
маркете, мне было любопытно, я страшно хотела познать нечто важное…
Несколько дней спустя, я снова назначила встречу, на этот раз менее сексу-
альному мужчине. Мне нужен был клиент, просто клиент.
Я напялила мини-юбку и высокие каблуки. Пары аксессуаров достаточно
для свершения революции. Нечто похожее я ощутила, когда на телеканале
«Плюс» была премьера моего фильма «Трахни меня». Ты не изменилась, но
всё вокруг стало другим, и никогда уже не будет, как прежде. И женщины,
и мужчины. Неважно, довольна ли ты этими изменениями, успела ли осо-
знать их. В Америке женщины, рассказывающие о своей работе на панели,
любят употреблять термин «empowerment 11», рост самосознания, рост са-
мости. Трудно было не обратить внимания на производимый мною эф-
фект. Резкая смена статуса в глазах мужского населения напоминала скорее
фарс. Еще вчера они смотрели сквозь меня, не замечая коротко стриженую
девчонку в грязных кроссовках, и вдруг я превратилась в воплощение по-
рока. Высший пилотаж. Прикольно чувствовать себя Вандер Вуман (Wonder
Woman): заходишь в телефонную будку, и вот ты уже настоящая супергеро-
иня. Страшно, когда не понимаешь, что именно происходит, а главное – не
можешь это контролировать. Я гипнотизировала мужчин. В магазинах,
в метро, на улице, в барах я ловила на себе голодные взгляды, я чувствовала
себя выставленной напоказ. Я обладала вожделенными сокровищами: пиз-
дой и сиськами. Нет, не озабоченные маньяки смотрели на меня, а каждый
встречный. Женщина, похожая на шлюху, вызывает всеобщий интерес.
Я превратилась в гигантскую куклу. До меня дошло: эта работа была для ме-
ня. Не нужно быть мегасексбомбой, уметь одурманивать, чтобы тебя вос-
принимали, как роковую женщину… достаточно в это просто играть. Иг-

Расширение прав и возможностей, потенциала, обретение силы для роста

11

и развития (англ.).

22
рать в женственность. И никто не крикнет: «Да она же обманщица!» – ибо
в этой игре я обманывала не больше других. Поначалу я сама была в шоке.
Всю жизнь мне было насрать на все эти бабские причиндалы: шпильки, белье
с рюшечками, юбки и платья. Помню свое недоумение, когда я впервые уви-
дела свое отражение в витринах магазинов. Действительно, эта длинноногая
шалава на каблуках была не совсем я. В одно мгновение испарилась застен-
чивая, пухленькая, мужиковатая девушка. Благодаря новому наряду, даже моя
стремительная, уверенная мужская походка стала атрибутом женственности.
Мне понравилась эта новая я. Не сдвинувшись с места, я оказалась за тысячи
километров, в новом измерении. Надев униформу гиперженственности,
я ощутила такую уверенность, как после тонкой линии отменного кокса. За-
тем, точно как с кокаином, я перестала контролировать ситуацию.
Набравшись смелости, я нашла себе первого клиента. Хороший такой
мужичок, лет, эдак, под шестьдесят, он всё время курил черные папиросы
и разговаривал во время секса. Казалось, он очень одинок, и со мной он
был на удивление любезен. Не знаю, воспринимал ли он меня как дурочку,
милашку или, наоборот, как бой-бабу, а может, мне просто повезло, но эта
тенденция продолжилась и с новыми клиентами: все они были очень милы
со мной, относились ко мне уважительно и даже нежно. Совсем не так, как
в обычной жизни. Одиночество, грусть, бледная кожа, беспомощная ро-
бость, обнаженные недостатки, неприкрытые слабости моих клиентов мне
трудно забыть, но они не были агрессивны или высокомерны со мной и не
просили ни о чем особенном. Старые тела жаждут свежей плоти. Пивные
животы, крошечные писюни, отвисшие жопы и пожелтевшие зубы.
Их хрупкость была невыносимой. Я не могла презирать или ненавидеть их,
ведь они давали мне возможность не выворачивать душу наизнанку. Сру-
бить бабла и забыть об этом. Мой скромный опыт познакомил меня
с очень человечными, хрупкими, раздавленными жизнью мужчинами,
оставив во мне нечто похожее на угрызения совести.
Чисто физиологически, мне было не сложно прикасаться к ним, отда-
ваться им, раздвигать перед ними ноги, позволять им входить в меня, чув-
ствовать их запах. Я не испытывала отвращения. Это была своего рода
благотворительность, пусть и тарифицированная. Для клиентов было
особенно важно чувствовать мою снисходительность к их пристрастиям,
к их физическим недостаткам, иногда можно было и притвориться.
Передо мной открылся совершенно новый мир, где деньги ничего не
значат. Где женщины играют в особые игры. За пару часов можно зарабо-
тать как за сорок часов дерьмовой службы. Конечно, требуется время на
сборы, депиляцию, макияж, маникюр, и деньги на всякие причиндалы, бе-
лье и пластмассовые побрякушки. И всё же, это были шикарные условия
труда. Мужчины, которые могут себе это позволить, обожают покупать жен-
щин. Я смогла в этом убедиться. Для одних поход к шлюхам – это целый ри-
туал, они платят наличными и строго оговаривают сценарий действия. Дру-

23
гие предпочитают играть в распутников, требуют, чтобы им выписывали чек
или просили у них что-нибудь в подарок. Эдакие игры в папочку.
«Следует отметить, что тех, кто просит деньги в обмен на свои сексуаль-
ные услуги, как правило, именуют "проститутками" или "проститутами",
и лишают права на легитимный или легальный статус, в то время как по-
требителей подобного рода услуг никак не дифференцируют от остального
мужского населения», – пишет Гейл Петерсон в «Призме проституции».
Разговоры о «клиентах» дискредитируют тебя, вызывая целый ряд всевоз-
можных коннотаций. Весьма небезопасных. Другое дело разговоры
о «шлюхах». Мужчина тут ничем не рискует, это никак не отражается на от-
ношении к нему окружающих и не определяет как-то иначе его сексуаль-
ность. У клиентов могут быть разные мотивации и способы действия, они
могут принадлежать к различным социальным, расовым, возрастным
и культурным группам. Проституток же моментально стигматизируют в ка-
тегорию жертвы. Во Франции эти женщины предпочитают скрывать свое
лицо на публике, зная, что их работа считается совершенно недопустимой.
Они должны молчать. В действие приводится всё тот же механизм: они –
грязь, отбросы. От них ждут, что они будут скулить, как побитые собаки, что
их обидели, заставили, вынудили, в противном случае им приходится доро-
го платить. Их свидетельства о том, что проституция не так ужасна, как ка-
жется, гораздо страшнее их смерти. Не только потому, что есть тьма других
работ, куда более изматывающих, отупляющих и трудных. Но и потому, что
с проститутками мужчины особенно обходительны.
За два года через меня прошло около пятидесяти клиентов. Когда мне
была нужна наличность, я заходила в минитель на лионский сервер. Через
десять минут в моей записной книжке появлялось несколько новых номе-
ров, и я договаривалась о встрече в тот же день. Чаще всего это были те, кто
приезжал в командировку. В Лионе спрос превышал предложение, можно
было позволить себе выбирать клиентов, что делало работу еще приятнее.
Из разговоров с ними я поняла, что им тоже не составляло большого труда
«удовлетвориться». Если клиентов было немало, и все они оказывались удо-
влетворены, значит, и нас было достаточно. Нет ничего сверхъестественно-
го в периодических подработках проституцией. Неестественно говорить об
этом. Эта высокооплачиваемая работа для низкоквалифицированных или
неквалифицированных женщин окутана строжайшей тайной.
Уже в Париже, работая в салонах «эротического массажа» или в пип-
шоу 12, я часто болтала с девчонками в перерывах между клиентами. Ни одну
из них коллективное сознание не могло бы идентифицировать, как «такую
женщину». На работу в массажный салон я пришла из левой тусовки, где все

to peep (англ.) – подглядывать. В пип-шоу люди платят за то, чтобы смотреть,

12

как что-то делают другие (стриптиз, секс, мастурбация, иное), зрители же оста-
ются невидимым. Они как бы подглядывают через стекло.

24
без исключения убеждены, что проститутки – это жертвы системы, что ими
манипулируют, загоняют в угол и не оставляют права выбора. В реальности
всё оказалось совсем иначе. Дверь мне открыла потрясающей красоты
негритянка, я стояла, как вкопанная, не в силах оторвать глаз от нее. По-
пробуйте-ка испытать жалость или сочувствие к таким людям. Потом мы
подружились, она была немного моложе меня, прекрасно интегрирована,
имела приличный стаж работы косметологом, была помолвлена с парнем,
который ее обожал, у нее было отличное чувство юмора и безукоризнен-
ный музыкальный вкус. На меня она производила впечатление сильного,
трудолюбивого, решительного человека. У нее был трезвый взгляд на вещи,
не то что у меня или у других моих подруг. Ничего общего с моими пред-
ставлениями о профессиональных проститутках. На нее был очень высо-
кий спрос, ежедневно она зарабатывала целое состояние, но деньгами не
швырялась, а добросовестно откладывала. Примерно вместе со мной туда
устроилась миниатюрная брюнетка, она провела шесть месяцев в Югосла-
вии, работая в гуманитарной миссии. Закончила факультет менеджмента,
но в конец растерялась, когда стала искать «нормальную работу». В салон
она якобы попала случайно. Своему молодому человеку она сказала, что
устроилась секретарем в большую контору. Она не собиралась задержи-
ваться надолго. Мы с ней постоянно обсуждали, что как это ни странно, но
наша работа доставляла нам удовольствие.
Кроме отсутствия денег, всех девчонок, с которыми я там познакоми-
лась, объединяла общая тайна о месте работы. У женщин свои секреты. От
друзей, от семьи, от молодого человека, от мужа. Наверно, почти все они
поступили так же, как и я, поработали некоторое время, потусовались, а по-
том занялись чем-то совсем другим.
Люди изображают невероятное удивление, когда говоришь им, что была
проституткой – примерно как с изнасилованием: чистое лицемерие. Если
бы можно было провести исследование, мы бы обалдели, узнав, сколько
девушек отдавалось незнакомцам за энную сумму денег. Это лицемерие,
потому что в нашей культуре граница между простым флиртом и проститу-
цией сильно размыта, и в глубине души все это понимают.
В течение первого года я действительно наслаждалась этой работой. Это
были легкие деньги, но помимо этого у меня появилась возможность, не
терзаясь напрасно и не мучая себя сомнениями, испытать на практике всё
самое интригующее, волнительное, тревожное и очаровательное. И много
чего неожиданного, на что я вряд ли бы согласилась в более интимной об-
становке, даже если бы мне очень хотелось. Пока я не бросила, я не могла
оценить всей комфортности своей работы. Уже став Виржини Депант,
я пошла в клуб, где меняются партнерами. Вот тогда до меня дошло,
насколько проще шлюхе и клиенту. Без заморочек: я здесь, потому что это
моя работа, я делаю то, что делать нельзя, и получаю за это деньги. Чистый
панк-рок. Без денег всё становится сложнее: зачем я здесь, ради своего про-

25
дюсера или ради удовольствия? Потому что в жопу пьяная или потому что
меня это действительно возбуждает? Даже на следующее утро я не могла се-
бе ответить. Я, игривая и легкая на подъем, уже ничего не понимала в своей
сексуальности. Как женщина, я не имею права на сексуальную жизнь вне па-
ры. Проституция дает возможность выбирать клиента и место действия, за-
ниматься сексом без сентиментальных соплей, экспериментировать, не при-
творяясь, что это ради простого удовольствия и не предъявляя затем взаим-
ных претензий. Шлюха знает, что она делает и за какую сумму, поэтому
предпочитает кайфовать или удовлетворять свое любопытство. У свободной
женщины всё запутано и непонятно, намного сложнее, в конце концов.
Поначалу все поздравляли меня и радовались произошедшим со мной
переменам, что не могло не веселить. Так трогательно наблюдать, как де-
вушка становится женщиной. Закон жизни. Никому и в голову не приходи-
ло поинтересоваться, почему я так изменилась. Я уже говорила, что мне
всегда было насрать на «бабские причиндалы», но без них я бы не поняла
кое-что важное о мужчинах. Нет ничего веселее неожиданного эффекта
производимого рюшечками, шпильками, лифчиками, помадой и другими
фетишами. Мы разыгрываем из себя дурочек, когда высказываем сострада-
ние этим супермоделям, мелькающим по телику, этим резиновым куклам
с надутой грудью, этим искусственным сучкам, страдающим анорексией.
Мужчин в наглую обводят вокруг пальца. Их не предупредили, что Деда Мо-
роза не бывает: зачем они машут перед лицом мужичка в красной шубе
списком подарков, которые хотят найти под елкой. Ржу не могу, когда слы-
шу мужчин, рассуждающих о глупых женщинах, помешанных на власти,
деньгах и славе: куда умнее быть помешанным на сетчатых колготках...
Проституция помогла мне восстановиться после изнасилования. Фонд
компенсации, банкнота к банкноте – всё, что у меня забрали силой.
Я надежно берегла то, что так легко открыть первому встречному. А если
моя пизда использовалась по десять раз на дню, значит, не так-то просто
привести ее в негодность. Это моя собственность, она не теряла в цене от
многократного использования и даже становилась более рентабельной.
Вновь я оказалась в ситуации предельной женственности, но на этот раз
я извлекала чистую выгоду.
Этот опыт не вызывает во мне никаких сожалений. Приступая к этой
главе, я вспоминаю много хорошего. Всплеск адреналина, когда звонишь
в дверь, еще более интенсивный всплеск перед тем, как приступить к делу.
В смысле секса это было невероятно возбуждающе, и, уж если закрывать эту
тему, думаю, никто так легко не приходит в возбуждение, как шлюхи. А еще,
я впервые позволила себе настоящие походы по магазинам, у меня было
полно наличности, и я всё спускала за вечер. Образ хрупкой и уязвимой ин-
фантильной девочки делал мужчин приятнее, проще, милее. И, в конечном
счете, доступнее. Я научилась вызывать даже больше симпатии, чем мне было
надо. Я и представить себе не могла, что не буду чувствовать к ним никакой

26
агрессии, впрочем, что бы там ни думали, я никогда не была к ним особенно
агрессивна. Я зверею не от того, какие они или что делают, а от того, какой
они хотят видеть меня, или когда указывают, как мне поступать.
Но мне действительно трудно говорить об этом, выражать в словах
этот опыт. Трудно от одной мысли о том, как может повлиять это на со-
знание тех, с кем сводит меня судьба, как будут они смотреть на меня:
кто – снисходительно, кто – с презрением, кто – заговорщицки, а кто –
многозначительно.
В Париже всё было намного сложнее. Огромная конкуренция, шикар-
ные блондинки из Восточной Европы, а главное – опасные клиенты. Менты
уже прочухали фишку с минителем, и теперь выбирать не приходилось.
Я плохо ориентировалась в тех районах, куда должна была ездить. Я хотела
устроиться массажисткой или стриптизершей, чтобы вписаться в структуру,
но офигевала от смехотворных процентов, убогих комнатенок, жуткой ат-
мосферы – конкуренция вынуждала девчонок работать локтями. Я уже была
не одна, началась ложь и вечное ощущение, что я приношу домой всё это
дерьмо. Я утратила равновесие.
Бросить трудно. Вернуться к обычной работе, за обычную зарплату,
к обычным коллегам. Вставать рано утром и пахать весь день. И всё же я
разносила повсюду свои резюме, но не могла найти работу. Пока, наконец,
я не познакомилась с кем-то, кто в свою очередь попросил кого-то устроить
меня в Virgin Group, где я проработала продавцом несколько месяцев. Низко-
оплачиваемая работа казалась роскошью. Рынок труда стал жестче, я – стар-
ше, и в моем резюме зияли подозрительные лакуны. Адаптироваться было
непросто. Единственная стабильная работа, которую мне удалось найти, бы-
ло рецензирование порнофильмов для редактора специализированных жур-
налов. Денег не хватало даже на аренду жилья в Париже. Я подрабатывала
бебиситтером, это было весело, но на жизнь в столице всё равно не хватало.
Быть шлюхой – это как употреблять тяжелые наркотики. Сначала всё
хорошо: чувство обретенной власти (над мужчинами, над деньгами), силь-
ные эмоции, открытия, совершаемые в тебе самой, отказ от лишних со-
мнений. Но это предательское чувство, чреватое болезненными побочными
эффектами, поиском тех, первых ощущений, точь-в-точь как с наркотиками.
Это как слезать с иглы: еще разок, всего лишь разок и всё, но уже через неде-
лю при малейшем каком-нибудь затруднении ты опять лезешь в минитель,
на этот раз «уже точно» в последний раз. Ты уже втюхала, что от этого больше
проблем, чем выгод, и всё равно не можешь остановиться. То, что раньше
наделяло тебя сказочной силой, вышло из-под контроля и грозит серьезны-
ми осложнениями. Спасительный круг начинает сжимать твою шею.
Некоторое время я бросала и начинала снова, пока не превратилась
в Виржини Депант. Медийность скандальной писательницы и проституция
поразительно похожи друг на друга. Однако стоит сказать «я работаю

27
в публичном доме», как ты вмиг окружена спасителями всех мастей, а когда
говоришь «меня показывают по телику», все тебе страшно завидуют. Возни-
кает похожее чувство, что ты не принадлежишь себе, продаешься, выстав-
ляешь напоказ что-то очень личное, интимное.
Я так и не поняла разницу между проституцией и легальным наемным
трудом, между проституцией и женскими практиками обольщения, между
сексом за деньги и сексом за выгоду, между тем, с чем я столкнулась бу-
дучи проституткой, и всем, что было потом. Женщины распоряжаются
своим телом примерно одинаково, как только вокруг них появляются
мужчины, имеющие власть и деньги. Хоть убейте, я не вижу, чем отлича-
ется женственность гламурных журналов от женственности обычных
шлюх. И пусть на многих женщинах, которых я встречаю, нет бирочки
с ценником, в них легко опознать шлюх. Многим женщинам плевать на
секс, но они умеют извлекать из него выгоду. Они спят со старыми, урод-
ливыми, скучными, занудными, дебильными, зато власть имущими муж-
чинами. Они выходят за них замуж, а при разводе сражаются с ними не
на жизнь, а на смерть, чтобы отжать побольше бабла. Они считают нор-
мальным находиться на иждивении мужчины, путешествовать за его счет,
позволять заботиться о себе. Многие из них даже считают, что добились
успеха. Мне грустно слушать, когда они рассуждают о любви, подразуме-
вая жесткий экономический контракт. Когда ждут, чтобы мужчины плати-
ли за секс с ними. Но самое отвратительное – это их готовность отказать-
ся от собственной независимости. Шлюха, удовлетворив клиента, по
крайней мере, может гулять спокойно. Мужчины знают, что им придется
раскошелиться, если они захотят насладиться ею. О, средний класс, так
многое в тебе я не перевариваю и не могу держать себя в руках. Девчонки,
если хотите моего совета, не заморачивайтесь, не отказывайтесь от своей
независимости, умейте извлекать выгоду из своего положения, но не то-
ропитесь замуж – вас запрут дома, обрюхатят, и какой-нибудь урод вас
посадит на короткую цепь, а не в путешествие повезет.
Мужчинам нравится воображать, что женщины получают кайф, соблаз-
няя и сводя их с ума. Чисто гомосексуальная проекция: если бы они были
женщинами, они кайфовали бы, возбуждая мужчин. OK, кайфово сводить
с ума глубоким вырезом и ярко-красной помадой. Одним нравится напяли-
вать на себя костюм Микки Мауса и развлекать детишек, другим не очень.
Некоторые например терпеть не могут дедушку Диснея. Молодым женщи-
нам достаточно изображать женственность, если они хотят соблазнять,
подыгрывая тем самым мужественности мужчин. Извлекать из этого при-
быль могут лишь те, кто наделен определенными, редкими качествами
личности. Не все мы из высшего класса, не всех нас с младых ногтей натас-
кивали выкачивать из мужчин деньги по максимуму. Есть и такие, что пред-
почитают деньги, заработанные собственным трудом. Не все мы продажные
куртизанки, что бы там ни говорили мужчины. Некоторые отказываются

28
кривить губы в улыбке перед тремя старперами в надежде, что им предложат
или доверят невесть что, они предпочитают прямую власть. Власть, дающую
право быть неприятной, требовательной, резкой. В руках женщины такая
власть столь же вульгарна, как и в руках мужчины. Считается, что как суще-
ства слабого пола, мы должны отказаться от этого удовольствия. Не слишком
ли многого от нас хотят. В обычной жизни не часто встретишь Шэрон Стоун.
Одни замордованные наркоманки да выряженные дурочки. Мужчины обо-
жают ухаживать за красивыми женщинами и хвастаться, если им удалось за-
тащить их в постель. Но это не идет ни в какое сравнение с тем кайфом, ко-
торый они получают, изображая сострадание или радуясь в открытую при
наблюдении за гибнущими женщинами. Как отвратительно их ликование
при виде постаревших или несчастных, некогда недоступных им женщин.
Есть ли что-нибудь более скорое и предсказуемое, чем падение некогда кра-
сивой женщины? Не надо долго ждать, чтобы отомстить.
«Недопустимым является не то, что женщина получает материальное
вознаграждение за удовлетворение желания мужчины, а то, что она заявля-
ет об этом открыто», – пишет Петерсон.
Сексуальные услуги, как работа по дому и воспитание детей, должны
оказываться женщинами на безвозмездной основе. Деньги – это независи-
мость. Взимая плату за оказание сексуальных услуг, женщина наносит удар
по традиционной морали, не потому, что она лишается при этом удоволь-
ствия, но потому, что тем самым она отдаляется от очага и становится бо-
лее независимой. Шлюха – это «дитя асфальта», она присваивает себе город.
Ее работа не связана с домом и материнством, с ячейкой общества. Мужчи-
нам не нужно лгать ей, да и у нее нет причин лгать им, она даже может стать
их сообщницей. Женщины и мужчины традиционно не понимают и не слы-
шат друг друга и лгут. Понятно, что отказ от традиции внушает страх.
Французские СМИ делают репортажи исключительно о грязной прости-
туции, к примеру, об уличной проституции нелегальных иммигранток. Не-
много средневекового произвола на улицах современных городов всегда
зрелищно, стало быть, способствует повышению рейтинга. Истории жен-
щин про то, как их жестоко избили и как им чудом удалось избежать худ-
шего, всегда в цене. К тому же, проституирующим с помощью интернета,
легче скрываться, чем тем, кто работает на панели. Уличных проституток
несложно локализовать, им некуда спрятаться от посторонних взглядов,
а чем грязнее, тем, как известно, лучше. Девушки вне закона, отчаявшиеся
найти другую работу, отдающиеся каждому встречному, неизменно подвер-
гающиеся насилию, обдолбанные – вот каких нам показывают по телику.
Чем хуже, тем лучше, тем сильнее мужчины в сравнении с ними. Чем грязнее,
тем чище чувствует себя французский народ. Отвратительные картины, жи-
вописующие секс за деньги в антисанитарных условиях, как бы отражают
проституцию в целом. Это как говорить о текстильном производстве и не
показывать ничего, кроме бедных детишек, работающих без контракта

29
в подвале. Ну да бог с ними, понятно, что главная идея, которую нам пыта-
ются внушить, это то, что ни одна женщина не имеет права извлекать выго-
ду из своих сексуальных услуг вне брака. Ей не дано достичь такой степени
зрелости, чтобы начать торговать собой. Она должна предпочитать чест-
ный труд. Честный с точки зрения моральных авторитетов. Возвышающий
труд. Ибо всякий секс, совершаемый без любви, унижает женщину.
Так мы привыкли представлять себе проституток: лишенными прав, ав-
тономии, возможности принятия решений – и это совсем неслучайно.
Очень важно, чтобы мужчины знали, как низко им придется пасть, если
вдруг захочется пойти к шлюхам. Они тоже становятся заложниками ячей-
ки общества: все должны сидеть дома. Это хороший способ напомнить
мужчинам о поломанных жизнях жертв их животной сексуальности. Муж-
ская сексуальность должна оставаться преступной, опасной, антисоциаль-
ной и угрожающей. Эта «истина» придумана нашей культурой. Невозмож-
ность проституировать в достойных условиях в первую очередь отража-
ется на женщинах, однако попутно позволяет осуществлять контроль и за
мужской сексуальностью. Потрахаться в любой момент, когда придет
в голову – это не должно быть слишком легко и приятно. Мужская сексу-
альность остается проблемой. Палка о двух концах: в городах всё нацеле-
но на возбуждение сексуального желания, однако его реализация остается
проблематичной, сопряженной с чувством вины.
Политическое решение сделать проституток жертвами призвано вы-
полнить еще одну функцию: обозначить мужское желание, заклеймить его
позором. Пусть трахается за деньги, если ему хочется, но для этого ему
придется столкнуться носом к носу с гнилью, стыдом, нищетой. Договор,
заключаемый с проституткой «я тебе плачу, ты меня удовлетворяешь», явля-
ется основой гетеросексуальных отношений. Лицемерно отрицать тот
факт, что в основе нашей культуры лежит именно этот договор. Гетеросек-
суальный самец и шлюха действуют в полном соответствии с этим догово-
ром, всё ясно и понятно. Поэтому необходимо искусственно создавать до-
полнительные сложности.
Когда Николя Саркози своими законами вышвыривает уличных про-
ституток за пределы города, заставляя их скрываться в лесу, отдаваясь
на милость ментам и клиентам (символ леса заслуживает отдельного
внимания, сексуальность должна быть физически устранена из зоны ви-
димости, осознаваемости, освещаемости), его политическое решение не
призвано защитить мораль. И дело даже не в том, что данная часть насе-
ления мозолит глаза респектабельным жителям центра города. Депорти-
руя за пределы города тело женщины – основополагающий инструмент,
используемый для политической мистификации мужского, – правитель-
ство удаляет с глаз животное желание самца. До недавнего времени шлю-
хи селились в престижных районах, чтобы их клиентам было удобнее
по дороге домой заскочить на минетик.

30
 В своей книге Петерсон цитирует Фрейда: «Идея нежности и идея чув-
ственности прижились лишь в немногочисленных цивилизованных сооб-
ществах; мужчина почти всегда чувствует себя ограниченным в выражении
своей сексуальности по отношению к женщине, его сексуальная потенция
раскрывается в полной мере лишь тогда, когда он имеет дело с презирае-
мым им сексуальным объектом. Дело в том, что сексуальное желание муж-
чины сопряжено с неким извращением, не позволяющим ему получать
удовлетворение с женщиной, к которой он испытывает уважение».
«Мать» и «шлюха» – это два искусственно сконструированных полюса
в восприятии женской телесности. Так же, как когда-то была искусственно
начертана, например, карта Африки, где не принимались к сведению реа-
лии ее территорий, а учитывались исключительно интересы колонизато-
ров. Это акт политической воли, а не результат «естественного» процесса.
Женщины приговорены разрываться между двумя несовместимыми вари-
антами. В то же время мужчины замкнуты в рамках жесткого императива:
то, на что у них встает, чревато проблемами. Примирение недопустимо.
Одной из особенностей мужчин является их презрение к собственному же-
ланию и к себе, в случае физического проявления этого желания. Их воз-
буждает постыдное, они обречены на это фундаментальное противоречие.
Изживая уличную проституцию, предлагающую быстрое удовлетворение,
социальное тело усложняет мужчине реализацию желания.
Одна фраза глубоко запала мне в душу – разные клиенты в разное время
и при разных обстоятельствах нежно, грустно, всегда как-то безропотно
произносили: «Это вина таких, как я, что такие, как ты, занимаются тем, чем
занимаются». Они пытались внушить мне, что я падшая женщина. Вероят-
но, я не производила впечатления страдающей от того, чем занимаюсь.
Кроме того, так они выражали болезненную безысходность мужского жела-
ния: то, что мне нравится делать с тобой, неизбежно становится причиной
несчастий. Один на один с чувством своей вины. Необходимо стыдиться сво-
его желания, даже если его реализация ведет к обоюдному удовлетворению,
не причиняя никому боли. Желание мужчины ранит и порочит женщину,
следовательно, внушает чувство вины. Нет здесь никакой фатальной зако-
номерности, всего лишь политические реалии. Мужчины, похоже, не спе-
шат избавляться от этих цепей. Даже наоборот.
Я не настаиваю на том, что данный вид трудовой деятельности не
представляет никакой опасности для женщин. Но, принимая во внима-
ние, что экономическая ситуация в мире складывается так, как складыва-
ется, я имею в виду холодную безжалостную войну всех против всех, от-
сутствие надлежащей правовой базы для проституции закрывает дверь
женщинам к финансовому обогащению и достойному использованию
собственной стигматизации.

31
 Мне кажется, что мои хорошие воспоминания о том периоде моей жиз-
ни, когда я была шлюхой, сформировались, в том числе, благодаря целой
плеяде американских феминисток, отстаивающих позицию про-секс: Нор-
ма Джейн Альмодовар, Кэрол Квин, Скарлот Харлот, Марго Сент-Джеймс,
например. Ни один из их текстов не переведен на французский. «Призма
проституции» Петерсон издана смехотворным тиражом, несмотря на всю
ее значимость. Малоизвестной остается книга Клэр Картоннет «Мне есть,
что сказать вам», многие считают ее обычными воспоминаниями. Теоре-
тическая пустыня, где нам суждено скитаться – это выверенная стратегия.
Проституция до последнего должна оставаться постыдным и темным делом
во имя защиты традиционной ячейки общества.
В конце 1991 года у меня снова появляется несколько клиентов, в апреле
1992-го я пишу «Трахни меня». Не думаю, что это простое совпадение. Су-
ществует реальная связь между письмом и проституцией. Освобождаться,
делать то, чего делать нельзя, выставлять напоказ свою личную жизнь, под-
вергать себя опасности быть осужденной всеми, быть исключенной из
группы. Стать, если угодно, «публичной» женщиной. Отдавать себя на про-
чтение кому угодно, повествовать о том, что должно быть хранимо в тайне,
удостаиваться первой полосы в газетах… Так возникает конфликт с нашей
традиционной ролью: женщина есть частная собственность, половинка
и тень мужчины. Стать писательницей, легко зарабатывать деньги, вызы-
вать одновременно отвращение и восхищение – быть публичной персо-
ной так же стыдно, как быть шлюхой. Приносить облегчение, водиться
с теми, кого все избегают, вступать в интимные связи с незнакомцами,
без осуждения принимать любой тип желания. Во множестве романов
написано о проститутках: Пышка, Нана, Сонечка Мармеладова, Маргэрит,
Фантина... Это популярные фигуры, анти-матери в религиозном понима-
нии термина, это женщины, которые не осуждают, которые всё понимают
и принимают желания мужчины, вольные и преданные проклятью. Когда
мужчины воображают себя женщинами, им приятнее быть шлюхами, ис-
ключенными и сохранившими свободу маневра, нежели матерями, бес-
покоящимися о чистоте домашнего очага. Зачастую всё обстоит прямо
противоположно тому, как нам это представляют, вот почему нам не
устают это повторять назойливо и порой жестоко. Образ проститутки –
это великолепный пример: когда нас уверяют, что проституция это
«насилие над женщиной», нас отвлекают от мысли, что насилие над жен-
щиной лежит в основе брака, да и не только брака, а вообще всего, что
нам приходится терпеть в жизни. Те, которые позволяют ебать себя зада-
ром, должны повторять, что нужно так и только так – как же им быть ина-
че? Если женщина согласна и хорошо оплачена, мужская сексуальность
сама по себе не подразумевает насилия над ней. Истинным насилием над
каждой и каждым из нас является неустанный контроль над нами и реше-
ния, принимаемые за нас: что есть достойно, а что нет.
32
 «Порнография – это зеркало, в котором мы можем увидеть
свое отражение. Иногда то, что мы видим, не очень приятно,
это может причинить нам страдание. И всё же это замеча-
тельная возможность узнать себя лучше, приблизиться к ис-
тине и познать новое.
Ответом на плохое порно не может быть запрет, но со-
здание хорошего порно!»
Энни Спринкл «Hardcore from the Heart 13», 2001

ПОРНО ВЕДЬМЫ
Можно только догадываться о том, что же наделяет порно его кощун-
ственной властью. Достаточно продемонстрировать, как здоровенный хуй
долбится в чисто выбритую пизду, и вот уже добрая половина наших совре-
менников начинает осенять себя крестным знамением, сидя на жопе ровно.
Некоторые делают вид, что уже давно пресытились: «Мне надоело и наскучи-
ло», – но достаточно пройти сто метров по улице с актрисой порно, чтобы
убедиться в обратном. Или, например, почитайте в Интернете комменты
в духе анти-порно. Когда дело касается клиторов и мошонок, куда девается
уверенность тех, кто фыркает при запрете карикатур на религиозную тему:
«Позор, это же средневековье какое-то!» Невероятные парадоксы порно.
Безапелляционность подобных утверждений объясняется, зачастую, не-
возможностью их верификации. В чем только ни обвиняют порно: в коллек-
тивных изнасилованиях, в межполовом насилии, в изнасилованиях в Руанде
и в Боснии. Его даже сравнивают с газовыми камерами... Ясно одно: снимать
секс на пленку небезопасно. Статей и книг на эту тему написано немерено.
Серьезных исследований, однако, не так много, мало кому приходило в голо-
ву изучить реакцию мужчин, потребляющих порно. Конечно, лучше догады-
ваться о том, что происходит у них в голове, чем спросить их об этом прямо.
Дэвид Лофтус в своей книге «Watching sex, how men really respond
to pornography 14» предлагает результаты опроса ста различных мужчин
об их реакции на порно. Все они говорят, что открыли для себя порно-
графию еще до достижения совершеннолетия. Ни один из информантов
Лофтуса не чувствует за собой какой-либо ущербности. Наоборот, откры-
тие порнографии у них ассоциируется с самыми приятными воспомина-
ниями, по-разному оказавшими влияние на становление их мужественно-
сти, от невинных забав до дикого возбуждения. Исключение составляют
двое, оба гомосексуалы. Они объясняют, что в глубине души они чувство-
вали свой интерес к мужчинам, но не могли еще ясно осознать этого, по-

«Хардкор от всего сердца» (англ.). Хардкор – что-то откровенное, тяжелое,

13

жесткое, такое – без дураков.

14
«Смотрим секс. Как мужчины действительно реагируют на порнографию»
(англ.).

33
этому им было непросто. Просмотр порнографии заставил обоих четко
определить тип своего желания.
Этот эксперимент дает своеобразный ключ к пониманию насиль-
ственного, даже фанатичного отвержения порнографии. Обосравшиеся
от страха активисты требуют цензуры и запрета, кричат и потрясают ру-
чонками, как будто речь идет о жизни и смерти. Объективно, разве
не может не удивлять подобное отношение? Может, крупный план по-
ставленной раком телки угрожает государственной безопасности? Сайты
анти-порно гораздо более многочисленны и яростны, чем сайты против
войны в Ираке, например. Удивительно, что такой отпор встречает обыч-
ный кинематографический жанр.
Проблема с порно заключается в том, что его удар направлен непосред-
ственно на мертвую зону разума. В самый центр возбуждения, минуя слова
или размышления. Сначала встает или мокреет, а уже потом возникает во-
прос, почему. Происходит сбой в работе механизмов самоцензуры. Порно-
графия не оставляет нам выбора: это заводит, мы не можем не реагировать.
Она позволяет понять, на какие кнопочки жать, чтобы прийти в состояние
возбуждения. В этом ее главная сила, ее почти мистическое измерение. Вот
почему вопят и потрясают ручонками активисты анти-порно. Они не могут
допустить прямого обращения к их собственному желанию, не хотят узнать
о себе, что так долго замалчивали и не замечали.
Порно представляет собой реальную проблему: оно молниеносно дает
освобождение от чувства неудовлетворенности, не оставляя времени
на сублимацию. Порнография функциональна: она снимает напряжение,
вызываемое навязчивым сексуальным делирием 15 (в городах всевозможная
сексуальная символика буквально вторгается нам в мозг) и жестким отка-
зом от повседневной реализации сексуального желания (нашу жизнь труд-
но сравнить с бесконечной гигантской оргией, прямо скажем, нам дозво-
лено совсем немного). Порно берет на себя функцию психологического
клапана, призванного сбалансировать давление. Однако то, что вызывает
возбуждение, зачастую оказывается социальным раздражителем. То, что
возбуждает в приватной сфере, мало кому придет в голову обсуждать пуб-
лично. Порой мы это скрываем даже от наших сексуальных партнеров. Ме-
ня возбуждает доминирование приватного. Я предстаю в образе, несовме-
стимом с моей общественной жизнью.
Наши сексуальные фантазии, подобно сновидениям, многое говорят
о нас. Они не отражают того, что мы хотим на самом деле.
Не секрет, что у многих гетеросексуальных мужчин встает при одной
мысли, что их ебет в жопу другой мужчина или что их унижает и насилует

Делирий (лат. delirium – безумие, бред; лат. deliro – безумствую, брежу) – пси-
15

хическое расстройство, протекающее с нарушением сознания.

34
женщина, а многие женщины возбуждаются, воображая, что подвергают-
ся насилию, что участвуют в групповухе или что спят с другими женщи-
нами. Порно раздражает еще и потому, что срывает покров кажущейся
невозбудимости с наших собственных фантазий о ненасытной ебле. То,
что нас возбуждает или не возбуждает, приходит из неконтролируемых,
темных зон и редко соотносится с нашими осознаваемыми желаниями.
Такое жанровое кино представляет интерес для тех, кому нравится отпус-
кать себя и сходить с ума, и представляет опасность для тех, кто боится
выйти из-под контроля.
От порно зачастую ожидают правдоподобности. Будто это не один из
видов киноискусства. Актрис критикуют, что они симулируют наслаждение.
Но что же еще им симулировать, если им за это платят и их этому учат? Ни-
кто не требует от Бритни Спирс, чтобы ей хотелось танцевать всякий раз,
когда она выходит на сцену. Что тут непонятного? Мы платим, чтобы уви-
деть это, каждый делает свое дело и никто не ворчит на выходе: «мне кажет-
ся, это была симуляция». Порно должно быть правдоподобно. В отличие от
всего остального кинематографа, эссенции технической иллюзорности.
Мы хотим от порно именно того, чего больше всего боимся: правды
о наших желаниях. Не спрашивайте меня, почему так сильно возбуждает вид
ебущихся людей, жарко шепчущих всякие мерзости. Но это правда. Это ме-
ханика. Порнография наглядно доказала, что наше сексуальное желание –
это нечто механическое, легко приводимое в движение. С либидо всё не так
просто, мне может не нравиться то, что оно открывает во мне, оно может
не соответствовать моим представлениям о себе. Мое право предпочесть
знание, а не воротить морду, представляя себя полной противоположно-
стью тому, что я есть на самом деле, лишь бы никто ничего не подумал.
Хулители порно указывают на скудость этого жанра, считая, по всей
видимости, что существует только одна разновидность порно. Они с удо-
вольствием рассуждают, что этому сектору недостает креативности. Чушь
собачья. Сектор можно поделить на целый ряд подгрупп: 35-мили-
метровки 1970-х годов отличаются от фильмов, снятых на видеокамеру,
которые в свою очередь сильно разнятся с виньетками, снятыми на мо-
бильник, и не имеют ничего общего с порно веб-камер в режиме live. Шик-
порно, альт-порно, пост-порно, гэнг бэнг, гонзо, садо-мазо, фетиш, бондаж,
уро-скато, тематическое порно – зрелые женщины, большие груди, краси-
вые ноги, красивые попки, – фильмы с трансами, с геями, с лесбиянками.
Каждый тип порно имеет свою специфику, свою историю, свою эстетику.
Навязчивые идеи немецкого порно отличаются от итальянских, японских
или американских. Любая часть света имеет свою порно-специфику.
На самом деле историю порно пишет, изобретает и определяет цензура.
Новый фильм диктуется новыми запретами, чем жестче рамки, тем инте-
реснее их обходить.

35
 Французское кабельное телевидение с более или менее лимитирующи-
ми искажениями и контр-эффектами решает, что можно показывать, а что
нет. Нельзя, например, снимать сцены насилия или унижения. Бескомпро-
миссное порно сравнимо с фигурным катанием без коньков. Помогай вам
бог... Самотыки и другие фаллоимитаторы полностью запрещены. Как
и лесбийское порно или всякое, где раком ставят мужчину... Предлогом
служит защита достоинства женщины.
До конца неясно, какого рода урон наносит достоинству женщины ис-
пользование фаллоимитатора на ремне. Нетрудно догадаться, что порно-
актрисы необязательно жаждут быть избитыми в офисе или с кляпом
во рту на кухне при съемках садо-мазо. Ей богу, достаточно просто вклю-
чить телевизор, чтобы увидеть женщин в унизительном положении. Лю-
бые запреты имеют свои политические обоснования (садо-мазо должно
оставаться элитным спортом, простой народ не в силах понять подобных
премудростей, ему будет плохо). Как ни крути, трудно придумать что-
нибудь лучше «достоинства» женщины, когда дело доходит до ограниче-
ний в выражении сексуальности...
Цензоры мало интересуются такими аспектами «достоинства» женщи-
ны, как условия работы порно-актрис, идиотские контракты, которые им
приходится подписывать, полная невозможность контролировать судьбу
кинопродукта после ухода из профессии, получение отчислений при ис-
пользовании их изображения. Народные избранники не выражают обес-
покоенности в связи с отсутствием какого-либо центра специализиро-
ванной помощи, куда могли бы обратиться порно-актрисы за информа-
цией о специфике их особого рода деятельности. Есть «достоинства»
и «достоинства» – одни беспокоят всех и каждого, а на другие всем напле-
вать. Производство порнографии требует человеческой плоти. Аморальна
в данном случае агрессия, с которой относятся к порно-актрисам.
Средний возраст девушек, решивших попробовать себя в этом деле, не
превышает двадцати лет. В их возрасте понятие «долгосрочные перспективы»
звучит примерно как древнегреческий. Мужчинам среднего возраста не за-
падло соблазнять юных девушек или дрочить, уставившись на едва созрев-
шие попки. Это проблемы зрелых мужчин, и они должны нести за это от-
ветственность. Например, относиться с особым вниманием и заботой к мо-
лоденьким девушкам, готовым удовлетворить их аппетиты. А их, наоборот,
бесит, что девчонки осмелились делать то, на что им так нравится смотреть.
Мужская галантность выражается в следующей последовательности: «Умоляю,
дай мне то, чего мне так недостает, а потом я плюну тебе в морду».
С первых дней в профессии девушек, пришедших сниматься в порно,
предупреждают, дабы не оставалось никаких иллюзий: назад дороги нет.
Очевидно, женщины особенно милы, когда они в опасности. Общество бу-
дет клеймить их и заставит заплатить высокую цену за то, что они не вы-
брали прямого пути, да еще осмелились сделать это публично.

36
 Снимая «Трахни меня» вместе с Корали Трен Ти, я смогла убедиться
в этом. Ее пластика вгоняет в ступор респектабельных мужчин, они возбуж-
даются при одном воспоминании о ней – и они же первыми встанут у нее
на пути, не позволяя ей делать ничего кроме порно. Бесит. Подумаешь, со-
режиссер?! Это, наверное, очередная прихоть Виржини. Какими бы ни бы-
ли аргументы, дело решается в тридцать секунд: не имеет права. Разве мо-
жет оскандалившееся существо иметь изобретательность, интеллект
и творческие способности. Мужчины не хотят видеть объект своих фанта-
зий вне установленных для него рамок, женщины чувствуют угрозу от од-
ного присутствия Корали Трен Ти, их беспокоит ее статус, гипнотизирую-
щий мужчин. И те и другие были согласны между собой в одном основопо-
лагающем пункте: надо было заткнуть ей рот, перебивать ее, не давать ей
права голоса. Даже в газетных интервью ее ответы зачастую приписывали
мне. Речь не о каких-то единичных случаях, а скорее о систематической
реакции. Ее необходимо было удалить из публичного пространства. Во имя
защиты мужского либидо объект желания должен оставаться на своем ме-
сте – оторванным от жизни и, самое главное, немым.
Политику необходимо заключить в гетто визуального воплощения сек-
са, провести границу между порнографией и другими видами художе-
ственного творчества, превратив ее в своего рода люмпена в индустрии
шоу, а также важно держать в неволе актрис порно, предавая их осуждению,
стыду и стигматизации. Они могут заниматься чем-нибудь другим или же-
лают заниматься чем-нибудь другим, но всё устроено так, чтобы у них не
было ни малейшей возможности делать это.
Девушки, сексом зарабатывающие свою автономность, умеющие пиздой
извлекать конкретную выгоду, должны быть публично наказаны. Они пре-
ступили черту, они отказались от роли добропорядочной матери или жены,
а, значит, от роли порядочной женщины – трудно себе представить более
радикальный способ отказа, чем порно. Следовательно, их удел – быть со-
циально исключенными.
Это классовая борьба. Руководство требует к ответу тех, кто хочет осво-
бодиться, взять штурмом социальный лифт и привести его в движение. Это
политическое заявление, идущее от класса к классу. Женщина не должна
забывать, что единственным способом социального роста является замуже-
ство. Эквивалентом порно для мужчин является бокс. Они обязаны демон-
стрировать агрессию и подвергать риску свои тела на потеху богатеньким.
Однако даже чернокожие боксеры не лишены мужских привилегий. Они
сохраняют, пусть и минимальное, право на социальную мобильность.
Женщины никогда.
Когда Валери Жискар д'Эстен запретил в 1970-е годы показывать порно
на большом экране, его побудили к этому не народные протесты – никто
не выходил на улицы с криками «мы больше не можем», – и не рост числа
проблем, связанных с сексом. Он сделал это, потому что порнофильмы

37
пользовались дикой популярностью: залы были битком набиты, люди по-
стигали, что значит получать удовольствие. Президент защитил француз-
ский народ от желания пойти в кино и полюбоваться красивыми задница-
ми. С тех пор порнография обречена на убийственную экономическую
цензуру. Больше не будет возможности реализовывать амбициозные про-
екты, снимать секс, как снимают войну, романтическую любовь или ганг-
стерские разборки. Границы гетто очерчены без каких-либо политических
обоснований. Такая мораль защищает исключительное право власть иму-
щих экспериментировать и заигрывать с сексуальностью. Народ должен
сидеть смирно, слишком много похоти, очевидно, влияет на качество труда.
Не порнография как таковая волнует элиты, но ее демократичность.
Когда «Ле Нувель Обсерватер» публикует в 2000 году, в связи с запретом
«Трахни меня», статью под названием «Порнография, право сказать
"нет"», речь не идет о запрете интеллектуалам чтения романов де Сада
или ограничении публикаций газетных объявлений для щедрых и непри-
стойных читателей. Никого даже не удивляет, что этих заклятых врагов
порнографии можно встретить в компании молодых шлюшек или
в свинг-клубе. «Ле Нувель Обсерватер» ратует за «право сказать "нет"» сво-
бодному доступу к тому, что должно быть доступно лишь немногим из-
бранным. Порнография – это постановка секса, церемониал. Концепту-
альная ловушка или магия, трудно разобрать. Что хорошо для немногих
избранных, читай распутство, чревато большими опасностями для массы,
от чего она должна быть надежно защищена.
В дискурсе анти-порно сложно разобраться, кто же все-таки является
жертвой? Женщины, теряющие достоинство, как только мы видим их отса-
сывающими член? Или мужчины, слабые настолько, что оказываются не
в состоянии контролировать свое желание видеть секс и понимать, что это
всего лишь постановка?
Идея, что всякая порнография вращается вокруг фаллоса, как минимум
удивляет. На самом деле нам демонстрируют тело женщины. Как правило,
возвеличенное тело женщины. Есть ли что-либо более тревожащее, чем
порно-актриса. Это уже вам не «bunny girl 16», легкодоступная соседская де-
вушка, которую нечего бояться. Порно-звезда – это свободная, роковая
женщина, приковывающая внимание, внушающая тревогу желания или от-
торжения. Зачем же тогда испытывать жалость к этим женщинам, наделен-
ным всеми атрибутами секс-бомбы?
Табата Кэш, Корали Трен Ти, Карен Лаком, Раффаэла Андерсон, Нина
Робертс: что меня больше всего поразило при тесном общении с ними, так
это то, что мужчины не относятся к ним, как к полным ничтожествам, пы-
таясь овладеть ситуацией. Наоборот, я никогда не видела мужчин под таким
впечатлением. И если их громкие заявления, что нет ничего прекраснее для

16
(здесь) Телка (англ.).

38
женщины, чем заставлять мужчину мечтать, правда, тогда зачем жалеть ак-
трис порно? Почему социальное тело настаивает на том, что они жертвы,
когда у них в руках все инструменты соблазнения? Какое табу здесь нару-
шено, что требуется столь лихорадочная мобилизация?
После просмотра сотен порнофильмов ответить совсем нетрудно: в ки-
но порно-звезда наделена мужской сексуальностью. Точнее, она ведет себя,
как педик в back-room 17. В фильмах она всегда хочет секса, всё равно с кем,
она хочет, чтобы ее выебали во все дырки, и стремится поскорее кончить.
Точно как мужчина в женском теле.
Именно женское тело призвано производить эффект, быть продемон-
стрированным и оцененным в гетеросексуальном порно. Мужчине хватит
и того, что у него стоит, что он втыкает и затем брызжет спермой. Основная
работа приходится на долю женщин. Зритель идентифицирует себя
в первую очередь не с ним, а с ней. Как в любом другом фильме, мы видим
свое отражение в том персонаже, который лучше всего разработан. Кроме
того, порнография дает возможность мужчинам представить себе, что бы
они сделали на месте женщин, как сладострастно удовлетворяли бы других
мужчин в роли шикарных шлюшек, отсасывающих всем подряд. В сравне-
нии с порно реальность, где мужчины вынуждены заниматься сексом
с женщинами, которые им совсем не нравятся, ну, или не совсем нравятся,
сильно разочаровывает. В связи с этим интересно отметить, что «реальные»
женщины, аккумулирующие в себе признаки женственности, повторяющие
по сто раз на дню, что они чувствуют себя «настоящими женщинами»,
и принимающие вызов мужской сексуальности, чаще всего оказываются
наиболее мужественными. Мужчинам придется облачиться в траурный ко-
стюм неудовлетворенности гетеросексуальной реальностью. Скорбь по
возможности трахать мужчин, с внешними признаками женщин.
Порно осуждается из-за того, что оно вторгается в устоявшиеся отно-
шения с сексом, оказывая своего рода седативное воздействие. Вот откуда
такая злоба. Сексуальность должна пугать. При просмотре порнофильма,
зная, что «это» обязательно произойдет, мы перестаем тревожиться, в отли-
чие от реальной жизни. Ебаться с незнакомцем – это всегда немного
страшно, если, конечно, не набухаться в говно. Страх – это, пожалуй, самое
интересное. В порно мы знаем, что мужчина кончит, что женщина закри-
чит в оргазме. Мы не можем жить в обществе, помешанном на соблазне,
флирте, сексе, и не понимать, что порно это безопасное убежище. Мы всего
лишь сторонние наблюдатели, мы смотрим, как другие делают «это», знают,
как делать «это» и не волноваться. В порно женщины довольны своим по-
ложением, мужчины брызжут спермой, все понимают друг друга, и всё
складывается хорошо.

17
(здесь) В номерах (англ.).

39
 Почему порнография целиком и полностью принадлежит мужчинам?
Почему за какие-нибудь жалкие тридцать лет существования порно-
индустрии вся экономическая выгода досталась им? Ответ очевиден и не-
изменен: власть и деньги обесцениваются в руках женщин. Без мужского
присутствия нет смысла ни завоевывать, ни удерживать их: стань женой
и наслаждайся преимуществами статуса твоего избранника.
Мужчины придумывают порно, снимают его на пленку, оценивают
и получают выгоду; вновь искажается желание женщины: оно должно пройти
через призму мужского взгляда. Идея женского оргазма постепенно стано-
вится чем-то естественным. Еще вчера это было нечто немыслимое, табуи-
рованное. Лишь в 1970-е годы словосочетание «женский оргазм» входит в по-
вседневную речь. Мгновенно это оборачивается против женщин двойным
ударом. Во-первых, теперь мы виним себя, считаем что облажались, если не
смогли получить удовольствие. Фригидность приравнена к импотенции.
Однако аноргазмия несравнима с мужской импотенцией: фригидная жен-
щина ни стерилизована, ни уж тем более лишена чувственности. Оргазм из
сослагательного наклонения переходит в повелительное. Обреченность
чувствовать себя не способной на… А во-вторых, мужчины немедленно сде-
лали женский оргазм своей собственностью: женское наслаждение исходит
от них. Женская мастурбация продолжает оставаться чем-то презираемым,
вторичным. Наш оргазм зависит от самцов. Мужчина обязан уметь «делать
это». Как в «Спящей красавице», он взбирается на нее, и она обалдевает.
Узнав об этом, женщины по привычке принимают всё близко к сердцу
и стараются никак не обидеть противоположный пол. Даже в 2006 году
можно услышать чаяния юных дев, надеющихся, что мужчина сумеет доста-
вить им удовольствие. Теперь мальчики мучаются вопросом как, а девочки
фрустрированы тем, что мальчики плохо знакомы с женской анатомией
и женскими сексуальными фантазиями – и все не удовлетворены.
Что же до женской мастурбации, достаточно просто прислушаться к то-
му, что говорят вокруг: «в одиночестве это скучно», «я делаю это только, ко-
гда у меня долго никого нет», «я предпочитаю, когда мне это делает кто-
нибудь, а не я сама», «я этим не занимаюсь, мне не нравится». Я понятия не
имею, чем они заполняют свое свободное время, как бы то ни было, если
женщины действительно не мастурбируют, понятно становится их похуи-
стическое отношение к порнофильмам, ежу понятно, зачем их снимают.
Порнофильмы делаются, чтобы дрочить.
Да, меня не касается, что делают девушки со своим клитором, оставшись
наедине с собой, но их равнодушное отношение к мастурбации всё же бес-
покоит меня: где еще женщины могут встретиться со своими собственными
фантазиями, если не наедине с собой? Знают ли они, что именно их воз-
буждает? И если этого не знать, что тогда вообще можно сказать о себе? Ка-
кого рода контакт устанавливает женщина с самой собой, если ее сексуаль-
ность систематически подчинена другому?

40
 Мы хотим быть достойными женщинами. Мы подавляем свои фантазии,
кажущиеся нам проблематичными, непристойными и развратными. Пай-
девочки, домашние ангелочки, добрые мамочки, мы сконструированы во
благо ближнего, а не для познания самих себя. Мы отформатированы так,
чтобы не допустить контакта с животной, дикой частью нас самих. Самое
главное для нас – это забота о ближнем, стремление удовлетворить его.
Но хуже всего – наша обреченность на молчание. Наши сексуальности
угрожают нам, признать их – значит, попробовать, а любой сексуальный
опыт для женщины чреват ее исключением из группы.
Женское желание оставалось невысказанным вплоть до 1950-х годов.
Тогда женщины впервые массово собрались и заявили: «Мы тоже хотим,
нас тоже раздирают необъяснимые брутальные страсти, наши клиторы, как
и ваши хуи, жаждут удовлетворения», – причиной тому стали первые рок-
концерты. «Битлз» вынуждены были останавливать выступления, поскольку
женщины похотливо завывали от каждой ноты, перекрикивая музыку. Тут
как тут привычное презрение. Истеричные фанатки. Никто не хочет внять
им, услышать, что их рвет на части от желания, сжигает заживо. Этот клю-
чевой феномен будет проигнорирован. Мужчины не хотят даже слышать об
этом. Желание – это их и только их вотчина. Странно осознавать то пре-
зрение, которым одаривают девушку, вопящую от похоти, под звуки гитары
Джона Леннона, когда какой-нибудь старый пердун, присвистывающий при
виде девчонки в коротенькой юбке, кажется нам чем-то прикольным. Есть
вожделение, отождествляемое с хорошим здоровьем, общество всегда сим-
патизирует ему, относится с пониманием и даже лестью. А есть вожделение
гротескное, чудовищное, смехотворное, непременно подавляемое.
В народном сознании нимфоманки ебутся направо и налево, потому
что не могут удовлетвориться. Подлая клевета. Тиражирование идеи о том,
что количественный индекс сексуальных сношений отражает степень жен-
ской фрустрации. Эта теория больше соответствует мужчинам, фрустриро-
ванным скудостью чувств и малой вариативностью оргазмов. Мужчины
всегда переоценивают и идеализируют женское тело. Однако, не получив
ожидаемого удовлетворения, они принимаются коллекционировать побе-
ды в поисках истинного оргазма. И снова исключительно мужское вытес-
няет женскую сексуальность для ее стигматизации.
Когда Перис Хилтон переходит все дозволенные границы, становится на
сцене раком и этим завоевывает всемирную известность, понимаешь что-то
очень важное: ее класс важнее ее пола. Одна интересная сцена произошла на
съемочной площадке «Нюль Пар Айоз». Жамель Деббуз рвется молниеносно
припечатать ее на месте, намекая, что Перис падшая женщина: «Ха, я тебя
знаю, я видел тебя по Интернету». Он представитель своего пола, он уверен
в своем мнимом превосходстве и стремится поставить ее в неловкое положе-
ние. Вот только Перис Хилтон не какая-нибудь заштатная порно-звездулька,

41
чью пизду видели все, кому не лень, а наследница сети отелей Хилтон. Ей да-
же в голову не придет, что мужчина ниже ее статусом может хоть на четверть
секунды ее дискредитировать. Она и бровью не повела, едва удостоив его
взглядом. Никакой растерянности. И дело не в качествах ее характера. Про-
сто она дала ясно понять, что сношаться на глазах у всех – это ее привилегия.
Ее каста исторически имеет право на скандал, на несоблюдение правил, по
которым живет простой народ. Как отпрыску своей социальной страты, ей
дозволено не обращать внимания на менее привилегированных, не быть
женщиной, приклоняющейся перед мужчиной.
Единственным способом подрыва ритуализированной жертвенности
порно может стать вступление в ряды порно-звезд девушек из привилеги-
рованных семей. Цензура морали, навязанная правящим классом для экс-
плуатации всех и каждого, будет подорвана. Семья, мужественность за-
щитника отечества, целомудрие, все традиционные гендерные ценности.
Мужчины – пушечное мясо для государства, женщины – обслуживающий
персонал для мужчин. Каждый из нас оказался в подчинении, наши сексу-
альности конфискованы, стандартизированы и подлежат полицейскому
досмотру. Всегда найдется класс, заинтересованный в том, чтобы всё
оставалось как есть и скрывающий свои истинные мотивы.

42
 «В современном обществе мужчина считается представи-
телем позитивного и нейтрального, в нем видят одновре-
менно самца и представителя рода человеческого, женщина
же представляет собой только негативное, она не более
чем самка. Поэтому всякий раз, когда она ведет себя как
представитель человеческого рода, о ней говорят, что она
хочет уподобиться самцу. Ее занятия спортом, политикой,
наукой, ее влечение к другим женщинам воспринимаются
как «протест против засилья мужчин»; общество не жела-
ет видеть, что она стремится к завоеванию определенных
ценностей, и поэтому расценивает ее субъективное поведе-
ние как выбор, противоречащий ее природе. В основе такого
восприятия лежит глубокое заблуждение: считается, что
женский представитель человеческого рода по природе своей
может быть лишь женственной женщиной; для того чтобы
стать идеальной женщиной, недостаточно быть ни гетеро-
сексуальной, ни даже матерью; «настоящая женщина» – это
искусственный продукт, фабрикуемый цивилизацией, как ко-
гда-то фабриковались кастраты; так называемые «жен-
ские инстинкты» кокетства и покорности внушаются ей
обществом точно так же, как мужчине внушается гор-
дость его половым членом. Но даже мужчина не всегда при-
нимает свое мужское предназначение; у женщины же есть
веские основания еще сильнее восставать против предна-
значенного ей жизненного пути».
Симона де Бовуар «Второй пол», 1949 18

KING KONG GIRL

«Кинг-Конг» 2005 года режиссера Питера Джексона – ремейк фильма,
снятого еще в начале прошлого века. Это было время индустриального
рождения современной Америки, кинематографа и порнографии, новых
форм развлечения и контроля, которые сменили устаревший театр бурлес-
ка и дружную компанию.
Многословный режиссеришка, страдающий манией величия, берет
с собой на борт корабля прекрасную блондинку. Больше женщин на борту
нет. Корабль направляется к острову Скал Айленд. Его нет на картах, оттуда
еще никто не возвращался. Под проливным дождем воют жуткие беззубые
старухи, девочки с черными, спутанными волосами, примитивные перво-
бытные существа.
Блондинку похищают, чтобы принести в жертву Кинг-Конгу. Прежде
чем отдать огромной обезьяне ее связывают, а какая-то старуха надевает ей
18
Перевод с фр. под общ. редакцией С. Айвазовой.

43
на шею ожерелье. Другие жертвы, украшенные таким же ожерельем, про-
глочены в мгновение ока, что твой аперитив. У Кинг-Конга нет ни члена,
ни яиц, ни сисек. В фильме нет ни одной сцены, указывающей, какого
Кинг-Конг пола. Не самец и не самка. Нечто волосатое и черное. Травояд-
ное и созерцательное, это существо наделено чувством юмора и недюжин-
ной силой. В фильме нет ни одной эротической сцены между Кинг-Конгом
и блондинкой. Красавица и чудовище прикипают душой друг к другу, забо-
тятся друг о друге, но никакого секса нет.
Остров полон бесполых существ: чудовищные гусеницы с вязкими, все-
проникающими щупальцами, влажными и розоватыми, как клитор, с личин-
ками, похожими на залупы, которые раскрываются и становятся зубастыми
влагалищами, откусывающими головы членам экипажа… Другие представ-
ляют более определенную иконографию с точки зрения пола, сохраняя, тем
не менее, полиморфную сексуальность: однообразные волосатые пауки и се-
рые бронтозавры, напоминающие орду тупорылых сперматозоидов…
Кинг-Конг – это метафора сексуальности без гендерных различий, вве-
денных политической волей ориентировочно в конце XIX века. Кинг-Конг
находится за гранью мужского и женского. В нем сливаются человек и жи-
вотное, взрослый и ребенок, хорошее и плохое, первобытное и цивилизо-
ванное, белое и черное. Гибрид, предшествующий бинарности. Скал Ай-
ленд – это возможность полиморфных и сверхмощных форм сексуально-
сти. Кинематограф стремится захватить, выставить напоказ, исказить и,
в конечном счете, уничтожить его.
Когда за блондинкой приходит мужчина, она мечется в раздумьях. Он
пришел спасти ее, увести обратно в город, в гипернормативную гетеросек-
суальность. Однако рядом с Кинг-Конгом красавица чувствует себя в пол-
ной безопасности. Она понимает, что в мире мужчин, вдали от широкой,
надежной ладони Кинг-Конга, ей придется научиться постоять за себя. Она
выбирает того, кто пришел за нею, вырвал ее из полной безопасности и от-
вел в город, где всё пугает и настораживает ее. Замедленная съемка, круп-
ный план на глаза блондинки, она понимает, что ее просто использовали.
Она была всего лишь приманкой для захвата животного. Животной. Ее со-
юзница, защитница – предана. У них было много общего. То лохматое,
мощное, что смеялось в ней, колотя себя по груди, принесено в жертву ге-
теросексуальности и большому городу. Она предала свой остров. Но ведь
что-то неизбежно должно быть принесено в жертву.
Кинг-Конга сажают на цепь и выставляют на всеобщее обозрение в цен-
тре Нью-Йорка. Чудовище должно вселять ужас, а цепи быть достаточно
мощными, чтобы народ тоже оказался на коротком поводке, всё как в порно-
графии. Мы хотим трогать чудовище, дрожа от страха, но при этом ничем не
рискуя. Не тут-то было, по законам жанра, силы чудовища многократно пре-
вышают силы того, кто осмелился его демонстрировать. Нет, не избыток сек-
са и насилия виною нашим сегодняшним проблемам, а наоборот, элемен-

44
тарное невежество в понимании истинных значений, по которым устроено
шоу: ни секс, ни насилие не подчиняются сценическому представлению.
Кинг-Конг давит всё на своем пути. С невероятной скоростью разруша-
ется цивилизация, представленная в начале фильма. Мы не приручили, не
проявили уважения, не захотели оставить в покое нечто мощное, способ-
ное превратить в лепешку целый город. И даже не заметили этого. Чудови-
ще ищет свою красавицу. Здесь нет эротики, скорее – что-то детское: взяв-
шись за руки, мы мчимся и кружимся, как в вальсе. И ты радуешься, словно
ребенок на батуте. Никакой эротики. Чистые, бескорыстные отношения,
игра, где сила не дает власти. Кинг-Конг или гендерный хаос.
Государство и политики, представленные людьми в форме, вмешивают-
ся, чтобы убить чудовище. Оно взбирается на крышу небоскреба, отбиваясь
от самолетов, как от назойливых мух. Но их больше, и они убивают Кинг-
Конга. Блондинка остается одна, она пойдет замуж за героя.
Режиссер с вылезшими из орбит глазами фотографируется, как с тро-
феем, на фоне поверженного Кинг-Конга: «Не самолеты стали причиной
его смерти. Чудовище погибло из-за красавицы».
Его слова – ложь. Красавица не виновата в смерти чудовища. Она отка-
залась принимать участие в этом фарсе, она помчалась навстречу Кинг-
Конгу, когда узнала, что он вырвался, резвилась в его ладони, мчась по ле-
дяному катку в парке, она была с ним до последней минуты, пока его не
убили. Да, потом она вернулась к своему красавчику. Она не смогла поме-
шать закрепощению Кинг-Конга, его убийству. Отказавшись от своей фун-
даментальной власти, она позволила защитить себя тому, кто так хотел ее,
самому сильному и приспособленному. Вот он мир, в котором мы живем.
Когда я приехала в Париж в 1993 году, из женских аксессуаров у меня бы-
ло только самое необходимое для профессиональной деятельности. Уйдя из
профессии, я снова напялила анорак, джинсы, кеды и почти не пользова-
лась косметикой. Панк-рок лучше всего подрывает установленный порядок
вещей, в особенности, гендерный. Хотя бы тем, что дистанцируется от
классических критериев красоты. Помнится в психушке, мне было15 лет,
врач спросил, зачем я себя так уродую. Красный ирокез, черные губы, бе-
лые сетчатые колготки и огромные говнодавы представлялись мне верхом
шика, я вообще не поняла его дебильного вопроса. А он настаивал: «Может,
ты боишься быть некрасивой? У тебя очень красивые глаза». Я тупо не въе-
хала, чего ему надо. Может, он думает, что сраный костюмчик и три воло-
синки, прилизанные на черепе – это секси? Настоящие панки иначе оце-
нивают женственность. Они шатаются по улице, клянчат бабки у прохожих,
блюют, нюхают клей до потери сознания, сидят в обезьяннике, танцуют
пого, бухают что попало, лабают на гитаре, бреются налысо, каждую ночь
приходят домой на рогах, бесятся на концертах, орут трешовые песни
в машине с опущенными стеклами, не пропускают ни одного футбольного
матча, ни одного митинга с балаклавой на морде, им плевать, что их могут

45
отпиздить… И никто не ебет тебе мозг. Многим парням это нравится, с ни-
ми можно корешиться, и никто не станет учить тебя жить. Панк делает всё
наперекор. В полиции то же самое, что в психушке: участковый, добрый
малый, заунывно вещает, что я красивая девочка, что мне незачем вести та-
кой образ жизни. Еще не раз я буду слышать эту песенку. Хотя я никогда не
жалуюсь. На кой хрен сдалась красота, если ты не чувствуешь своего пре-
восходства, а компенсаторные стратегии приносят больше, чем можно себе
представить. Я неплохо ладила с пацанами, и они, в общем и целом, отно-
сились ко мне с уважением. В Лионе я стриглась под ежика, в булочных
и в лавках ко мне обращались «молодой человек», меня это не задевало.
Иногда мне говорили: «Ты куришь, как мужик», – но в основном в анде-
граундном мире (неважно, привилегированном или маргинальном) не
принято нудить с посторонними. Должно быть видно, что тебя всё устраи-
вает. Панк-рок – это моя территория. Но ничто не вечно под луной.
В 1993-м выходит моя книжка «Трахни меня». Первая критика появилась
в мужском журнале «Полар». Целых три страницы потрачено, чтобы по-
учить меня. Автор напрягся не потому, что книга ему показалась плохой.
О книге он на самом деле не сказал ни слова. Его зацепили мои героини.
И, не задавая никаких вопросов – ему как мужчине позволено учить меня
тому, что прилично, а что нет, – этот незнакомец принимается публично
внушать, что мне не следует так писать. При этом ему явно насрать на кни-
гу. Всё дело в том, что я женщина. Плевать, кто я и откуда, что мне подхо-
дит, кто будет читать мои книги, плевать на панк-рок. Папочка придет
с ножничками в руке, он всё поправит, он отрежет мой ментальный хуй,
потому что таких девочек, как я, нельзя оставлять без присмотра. «Фильмы
должны снимать миленькие женщины и про миленькие штучки», – цитиру-
ет он Ренуара. Пригодится для заголовка моей новой книги. Чистый гро-
теск, я ржала, как лошадь. А потом до меня дошло: они атакуют по всем
фронтам, подчеркивая в первую очередь, что я телка, телка, телка. Моя пиз-
да висит у меня на лбу. Я еще ничего не знала про мир взрослых людей, тем
более про мир нормальных взрослых, и потому поначалу я удивлялась, от-
куда все знают, что можно, а что нет, девушке в большом городе.
Публичность для женщины чревата всевозможными нападками. Ныть,
разумеется, неприлично. Необходимо хорошее чувство юмора, умение
держать дистанцию и побольше наглости, чтобы всё это выдержать. Беско-
нечные споры, имею ли я право говорить то, что считаю нужным. Женщи-
на. Слабый пол. Слабое тело. Статья за статьей, всегда в очень милом тоне.
Нет, об авторах-мужчинах говорят иначе. Кому придет в голову отмечать
внешность Уэльбека. Если бы он был женщиной и мужчины запоем читали
бы его книги, они бы отметили его красоту. Или уродство. Они обязательно
высказались бы по этому вопросу. И в каждой статье они бы сводили с ним
счеты и детально разбирали бы причины его несчастливой половой жизни.
Ему бы объяснили, что во всем виноват он сам, что он всё делал непра-

46
вильно, что ему не на кого пенять. Еще посмеялись бы над ним: «Ты в зер-
кале-то себя видел?» Даже страшно представить, что бы с ним сделали, если
бы он был женщиной и писал бы о любви и сексе с мужчинами то, что он
пишет о любви и сексе с женщинами. Его одаренность восприняли бы со-
вершенно иначе. Когда мужчина не любит женщин, это называется жиз-
ненная позиция. Когда женщина не любит мужчин, это называется патоло-
гия. Вы можете себе представить не очень привлекательную женщину, се-
тующую на то, что мужчина не доводит ее до оргазма? Подробный разбор
ее физиологических особенностей, мерзостей ее семейной жизни, ее ком-
плексов и проблем. Добропорядочные женщины в определенном возрасте
стараются быть как можно менее заметными, и это неслучайно. Не стоит
втирать мне, что всё зависит от характера или природы, что не всем нра-
вятся провокации, что кому-то по душе скатерки и пеленки. Попробуйте
отказаться от предписанной вам роли, и вы всё поймете сами. Самому ото-
рванному хип-хоперу достается меньше, чем женщинам. Хотя мы все зна-
ем, как беложопые относятся к чернокожим. Строже всего судят именно
женщин. Запрещенных ударов нет, особенно ниже пояса. Для нас делают
специальные субтитры, как если бы мы не знали, что говорить на нашем
родном языке. Доминантные самцы привыкли за десятки столетий писать
книги на тему женственности и ее последствий. Куда нам до них.
Я офигела, когда поняла, что любой мудак с хуем наперевес считает се-
бя вправе от имени всех мужчин гундеть о мужественности, о воинском
племени, о господстве, о превосходстве, то есть объяснять, что такое жен-
ственность. Даже если этот мудак полтора метра ростом, жирный и в жизни
своей не проявил никакой мужественности. Он мужчина. А я… я существо
противоположного пола. Не меня одну достало систематическое указыва-
ние на то, что я самка. Вечное сравнение с другими женщинами. Мари Да-
рьесек, Амели Нотомб, Лоретт Нобекур, мы все примерно одного возраста.
Но гораздо важнее, что мы одного пола. Женщине всегда гарантирована
двойная порция приветливой снисходительности. В компенсацию за при-
теснения и приказы. С кем я дружу. С кем встречаюсь. На что трачу деньги.
Где живу. Всё оказывается под разного рода наблюдением. Телка.
Потом был фильм. Запрет. Реальная цензура, не прописанная в законо-
дательстве. Тебе советуют, намекают. Стараются удостовериться, что ты всё
правильно поняла. Нельзя позволить трем порно-звездам и бывшей шлюхе
снимать фильм об изнасиловании. Даже если у них смехотворный бюджет,
даже если это обычное жанровое кино, даже если это пародия. Нельзя это
так оставить. Ежу понятно, что это угроза государственной безопасности.
Нельзя снимать кино про групповое изнасилование, где жертвы не ноют,
повисши на плече мужчин, которые за них отомстят. Только не это. СМИ,
знаменитые своим правом говорить «нет», высказались единогласно. Я и
еще три девушки, снимавшие это кино, предстали эдакими охотницами
срубить бабла по-быстрому. Еще бы. Даже необязательно смотреть фильм,

47
чтобы составить свое мнение о нем. Если девушки посмели коснуться темы
секса, так это только для того, чтобы увести бабло у честных мужчин. Шлю-
хи. Иначе мы бы, конечно, сняли что-нибудь пасторальное, про левреток
и женщин, мечтающих соблазнить мужчину. Или ничего не стали бы сни-
мать, а лучше бы сидели на попе ровно. Определенно, шалавы. Тело Карен
на обложке. Понятно. Шлюхи. Продавать газеты с изображением ее пизды
на первой странице можно всем, типа это она сама захотела похвастаться.
Потаскухи. А министр культуры, женщина левых взглядов, я бы сказала, ле-
воватых взглядов, берется утверждать, что художник должен чувствовать
свою ответственность за продукт своего творчества. То есть мужчины не
должны чувствовать свою ответственность, втроем насилуя девушку. Муж-
чины не должны чувствовать свою ответственность, шляясь по публичным
домам, а потом отказываясь поддержать необходимые законы в защиту
трудовых прав проституток. И общество тоже не должно чувствовать свою
ответственность, любуясь на большом экране на женщин в роли жертв
отвратительных изнасилований. Только мы должны чувствовать свою от-
ветственность. За всё, что с нами случается, за то, что мы выжили вместо
того, чтобы сдохнуть, и решили поделиться своим опытом с другими. По-
смели открыть свои пасти. Заезженная пластинка повторяет: мы сами ви-
новаты во всем, что с нами случается. В журнале «Эль» какая-то идиотка
в рецензии на книгу об изнасиловании, не имеющей никакого отноше-
ния к моей, говоря о достоинствах сего произведения, чувствует необхо-
димость выступить против моего «писка». Я недостаточно молчалива для
жертвы. Надо непременно написать об этом в женском журнале, посове-
товать читательницам: дамы, изнасилование – это, бесспорно, ужасно,
только не надо пищать. В конце концов, это недостойно. Иди ты на хуй.
В журнале «Пари Матч» та же стратегия затыкания рта дочери Ива Мон-
тана, решившей рассказать, что отец приставал к ней. Какой-то другой
дебилоид отмечает некий тип женщин, этаких Мерлин Монро, умеющих
быть хорошими жертвами. Читайте: сладкими, сексуальными, молчали-
выми. Она умела держать рот на замке, когда ее ставили раком и пускали
по кругу. Женские советы, по секрету. Отмычка. Держите свои раны в сек-
рете, дамы, они раздражают мучителя. Будьте достойными жертвами.
То есть умеющими молчать. Вам слова не давали. Известно, что это не-
безопасно. Кого же оно может лишить сна?
Какая выгода заставляет нас так активно пособничать? Зачем матери
поощряют сыновей быть шумными и драчливыми, а девочек учат держать
рот на замке? Зачем гордимся отличившимися сыновьями и стыдимся
слишком ярких дочерей? Зачем учим их покорности, кокетству и притвор-
ству, а сыновьям внушаем, что нужно быть требовательными, что мир при-
надлежит им, что они должны уметь принимать решения и делать выбор?
Чем же так хорош установленный порядок вещей, что женщины сами гото-
вы безропотно зализывать раны?

48
 Женщины, имеющие положение, очевидно, вступили в альянс с власть
имущими. Они молчат, когда им врут, терпят, когда над ними глумятся,
льстят мужскому эго. Они легко адаптируются под мужское доминирова-
ние, держась за власть изо всех сил, ибо доступ к власти осуществляется
только через мужчин. Чем кокетливее, чем красивее, чем приветливее они
с мужчинами, тем лучше. Женщинам дают право на самовыражение, если
они знают, как подстраиваться под мужчин. Феминизм расценивается ими,
как нечто вторичное, роскошь. Не обязательно засорять себе этим голову.
Главным качеством этих женщин должна быть презентабельность и прият-
ность в общении. Добившись власти, женщины становятся безоговороч-
ными союзницами мужчин, зная, когда преклонить колено, а когда одарить
повелителя лучезарной улыбкой. Они должны скрывать свою боль. Скан-
дальные, уродливые, болтливые женщины будут исключены, задушены
и уничтожены. Нон-грата для овощного салата.
Я обожаю Жозе Дайан. Когда ее показывают по телику, я аж мурлыкаю
от удовольствия. Потому что все, кроме нее – писательницы, журналистки,
спортсменки, певицы, руководительницы крупных предприятий, продю-
серши, – все эти респектабельные дамы чувствуют себя обязанными носить
легкий вырез, серьги, делать укладку, стремясь засвидетельствовать свою
женственность и собачью покорность.
Нам знаком синдром заложника, идентифицирующего себя со своим
захватчиком. Так и мы пристально следим друг за другом и судим с пози-
ций наших надзирателей.
Когда мне стукнуло тридцать, я бросила пить и кинулась в объятья все-
возможных психоаналитиков, целителей, магов, людей, имеющих мало
общего между собой. Однако все они настаивали: «Вы должны принять
свою женственность». Я, не задумываясь, отвечала им: «Да, у меня нет детей,
но…», «Дело не в материнстве, – перебивали они меня, – а в женственно-
сти». Но что они хотели этим сказать? Я так и не получила четкого ответа.
Моя женственность... да я и не против, особенно, если мне все только об
этом и говорят убежденно и доброжелательно. Я искренне пыталась понять,
чего же мне недоставало. Я чувствовала, что была полностью открыта, что
не выдавала себя за другую и ничего не утаивала. Женственность... Посещая
этих целителей, я была нежна и спокойна, можно сказать, что им повезло.
Не всегда же мне быть чудовищем. Я скорее застенчива и замкнута, а с тех
пор как не пью, я вообще тише воды, ниже травы. Пусть меня временами
заклинивает и несет. И это не очень женственно, сознаюсь, но должен быть
повод и всегда определенная цель. Однако не о вспыльчивости или агрес-
сивности, они говорили, а именно о «женственности». Не будем вдаваться
в детали. Я голову себе сломала. Может, надо быть более спокойной, до-
ступной, менее импозантной, что ли? Можно попробовать, даже если будет
непросто. Смешно ждать подобного от автора «Трахни меня». Иногда я чув-
ствую себя как Брюс Ли. Он рассказал в одном интервью, что к нему всё

49
время подходят какие-то бравые ребята и пытаются похлопать по плечу,
как бы провоцируя на драку. Им хочется показать, что у них хватило смело-
сти помахаться с самим Брюсом Ли. Вот и со мной так. Доморощенные
уебища с маленькими членами чувствуют себя обязанными бросить мне
вызов, продемонстрировать своим друзьям, что готовы поставить меня на
место. Я не буду подробно описывать реакцию этих убожеств, когда они
втыкают, что телочки, от которых у них дымится, предпочитают трахаться
со мной. Как же их это бесит. А я-то здесь причем, если их сексапильность не
уступает старой ржавой ракете Р-5? Они уверены, что не будь меня, их хуй
стал бы длиннее. Да и срать на них. Как ни крути, я это буду или еще кто-
нибудь, их точка зрения ясна и предсказуема: что-то всегда не так. Что бы вы
ни делали, доморощенное уебище останется не удовлетворено, пока не вме-
шается и не поставит вас на место в полной уверенности, что это его долг.
Чем менее мужчина соответствует определенному типу мужественности,
тем внимательнее он следит за женщинами. И, наоборот, чем увереннее
в себе мужчина, тем легче он воспринимает разнообразие в поведении
женщин, включая их мужественность. Поэтому территория обеспеченных
классов – это зона повышенной опасности для женщин, где их призывают
к порядку с особой строгостью и яростью: там, где мужчинам не гаранти-
рована мужественность, от женщин требуется играть в сверхпокорность.
В «хэппи-слэпинге 19», как-то показывали пацаненка, который избивал
девочку ниже его на две головы и легче на пятнадцать килограмм. Его ко-
реш снимал это на камеру, чтобы потом повыебываться перед другими па-
цанами. «Мусульмане, дети своих полигамных отцов, не знают, что значит
уважение к женщине, это ужасно», – как бы говорит нам эта программа. Что
же в таком случае делать с львиной долей книг, написанных белыми муж-
чинами? Почти все они рассказывают, как мужчина воспользовался бедной,
слабой девушкой, сумел обмануть ее, наебать, унизить – истории, вызыва-
ющие у всех сплошное восхищение. Легкая победа. Было б веселее, если бы
тот же пацаненок разбил рожу чуваку, этак на четыре головы выше себя;
а еще веселее, если бы он доебался до каких-нибудь свирепых гопников или
до дерзких мощных теток. Как-то не очень мотивирует, да? В легкой победе –
сила слабака. Посмотрите, что творят с женщинами в современном западном
кино. Триумф трусости. Необходимо задабривать мужчин. Иначе никак.
Несколько лет я проводила добротное, тщательное исследование
и пришла к выводу, что женственность – это ебаная гадость. Искусство
быть сервильным. Можете называть это соблазном и причислять к гламу-
ру. Но это не охота. Это привычка смотреть снизу вверх. Вглядываться
в мужчин, входя в любое помещение, и мечтать, чтобы они тебя заметили.

19
«Хэппи-слэпинг» – (англ.) happy slapping – насилие подростков над случай-
ными людьми ради развлечения и обогащения, записываемое на мобильный
телефон или на отдельную видео-камеру.

50
Не говорить слишком громко. Не говорить категоричным тоном. Не сидеть,
широко расставив ноги, это неприлично. Не говорить авторитарным то-
ном. Не говорить о деньгах. Не рваться к власти. Не стремиться занять вы-
сокую должность. Не думать о престиже. Не ржать, как кобыла. Не быть
смешной. Нравиться мужчинам – это очень высокое искусство, подразуме-
вающее отказ от могущества и власти. Мужчины же, по крайней мере, моего
возраста и старше, не следят особо за своим телом. Ни молодости, ни тела.
Любой мудак с красной от алкоголя рожей, лысый, жирный, страшный, как
моя смерть, может позволить себе комментарии о внешности девушек, ино-
гда весьма резкие, особенно если ему что-то не нравится, или даже пу-
ститься в мерзкие рассуждения, когда он чует, что она ему в жизни не даст.
Преимущества мужского пола. Дикое возбуждение мужчины, как правило,
стараются прикрыть любезностью или импульсивностью. Но куда им до
Буковски, в большинстве случаев, это дешевая гопота. Это как считать себя
Гретой Гарбо только потому, что у тебя тоже есть пизда. Быть закомплексо-
ванной, например, – это женственно. Ничтожной. Послушной. Не блистать
чересчур интеллектом. Достаточно въезжать, о чем там вещает писаный
красавчик. Быть болтливой – это женственно. Не оставлять никаких следов.
Ежедневные домашние хлопоты остаются безымянными. В отличие от ве-
ликих дискурсов, великих книг, великих творений. Мелочи. Ерунда. Жен-
ственно. Зато бухать – мужественно. С корешами – мужественно. Кривлять-
ся – мужественно. Хорошо зарабатывать – мужественно. Водить огромный
автомобиль – мужественно. Вести себя как попало – мужественно. Ржать,
обкурившись травы – мужественно. Не бояться соперничества – муже-
ственно. Быть агрессивным – мужественно. Трахаться направо и налево –
мужественно. Жестко реагировать на любые угрозы – мужественно.
Не тратить время на утренние сборы – мужественно. Носить практичную
одежду – мужественно. Всё самое прикольное – мужественно, всё, что
помогает выжить – мужественно, всё, что помогает идти вперед – муже-
ственно. За последние сорок лет ничего особо не изменилось. Един-
ственное ощутимое нововведение – это то, что теперь женщинам позво-
лено содержать мужчин, которые не способны работать ради куска хлеба:
ученых, с творческим складом ума, ранимых или тех, у кого сложный ха-
рактер. Минимальный размер оплаты труда – это для женщин. Нужно по-
нимать, что мужчина может быть жесток и груб с женщиной, на чьем
иждивении он оказался. Это своего рода компенсаторные практики. Не-
просто, видите ли, происходить из великого рода охотников и не быть
в состоянии приносить в дом свежего мяса. Мужчины, как это круто, мы
тратим жизнь, входя в ваше положение. Великое отчаяние тоже имеет
пол, слабый пол. Наш удел – жалобные стенания.
Быть женщиной еще не означает некоего мучительного ограничения.
У некоторых всё складывается отлично. Но меня сводит с ума сам факт, что
это предполагает некие обязательства. О, да, кое-где великих соблазни-

51
тельниц даже причисляют к лику святых. Фигурное катание – это тоже пре-
красно. И всё же от нас не требуют, чтобы мы все занимались фигурным
катанием. Разве не чудесно промчаться галопом на белогривом скакуне.
Вот только новорожденным ни седла, ни лошади.
По телику идет репортаж о девушках из рабочего пригорода. Вернее
о том, что они утратили женственность и как это тревожно. Три девчонки
с открытыми лицами разговаривают трехэтажным матом, а одна из них ло-
вит кого-то на лестнице, чтобы всыпать ему по первое число. Жуткие райо-
ны, потерянная молодежь, они заранее знают свою судьбу, идентичную
судьбе их родителей, то есть полное дерьмо. Людям моего возраста осо-
бенно тяжко смотреть на это, нынешняя Франция стала страной четвертого
мира. Крайняя нищета рядом с непомерной роскошью. Репортеров, однако,
больше заботит, что девушки не носят юбки и ругаются матом. Их это ис-
кренне удивляет. Видимо, они считают, что девочки рождаются среди вир-
туальных роз и вырастают мирными и нежными существами. Даже когда
им выпало жить в мире агрессии, где нужно уметь драться, если хочешь
выжить. Женские заботы – чтобы всё было красиво – поливать цветочки
в клумбах и напевать слащавые песенки. Репортеры, очевидно, так и счи-
тают. Понятно, что эти девчонки не имеют ничего общего с теми, кто живет
в богатых кварталах, снимается для обложек глянцевых журналов и учится
в престижных вузах. Комментарии журналиста выдают его уверенность,
что все женщины похожи на тех, которые его окружают. Он считает, что
женственность не имеет ни расы, ни класса и не является политическим
конструктом. По его представлениям, если дать женщинам возможность
быть такими, какими задумала их природа, то они самым натуральным
и поэтичным образом станут теми, кто работает и ужинает с этим журнали-
стом в его обычной жизни: беложопыми буржуйками – всё, как бог велел.
Не только свою глубинную природу, всё самое отличное, жестокое,
агрессивное и мощное, что было во мне, я попыталась одомашнить. Я стала
отрицать свой социальный класс.
Думаю, это было вынужденным решением, навязанным стратегией со-
циального выживания. Избавиться от резких движений, ограничиться
плавной жестикуляцией, неторопливой речью. Предпочитать безопасность.
Обесцветить волосы. Отбелить зубы. Завести роман с богатым и известным
мужчиной старше себя. Мечтать о ребенке. Поступать, как все. После всей
этой скандальной истории с фильмом я как бы растворилась в его декора-
циях. Мне требовалось время. Я бросила пить, заботясь о внешности, но
и о психическом состоянии, сильно подпорченном избытком алкоголя.
А еще, чтобы не вести себя по пьянке, как мужик: трахаться с кем попало,
придираться ко всем, шуметь и ржать, как конь ретивый, – я решила вести
себя в соответствии с моим новым положением: одеваться в розовое и но-
сить блестящие браслеты. Я делала всё возможное, чтобы раствориться
в новой среде... Мне было не всё равно. Это были сознательные уступки.

52
 Благо в мире есть Кортни Лав, в частности. И панк-рок, в целом. Некое
стремление к конфликту. Под сенью себя в цвету я восстанавливаюсь пси-
хически. Чудовище, живущее во мне, еще не сломлено. Мой кавалер бросает
меня, детей у меня нет. Мое 35-тилетие – это смерть. Я толком не понимала,
чего хотела от жизни, доказать, что я обычная женщина, такая как все, при
том что мне постоянно твердили: «Вы ненавидите мужчин», – а я всё пыта-
лась доказать обратное. Забавная идея. Доказать, что я милая женщина. За-
вести детей. Всё, как положено, как пишут в газетах. Но каждому свое, нель-
зя прожить чужую жизнь, всё это было не для меня. Я не милашка, не доб-
рая тетечка, мне не нравится шик и блеск. У меня случаются гормональные
взрывы, провоцирующие во мне вспышки агрессии. Если бы я не была
панк-рокершей, я стала бы стыдиться себя. Я не смогла бы смириться со
своим положением. Но моя родина – панк-рок, и я горжусь тем, что мой
путь был столь крут и извилист.

«Первой обязанностью пишущей женщины является убий-

ство ангела домашнего очага».
Вирджиния Вулф

САЛЮТ, ДЕВЧОНКИ
Я как-то случайно наткнулась в Интернете на письмо Антонена Арто.
В нем он расстается с женщиной, которую больше не может любить. По-
нятно, что если вдаваться в детали, всё окажется не так просто. Но суть
письма такова: «Мне нужна женщина, которая бы принадлежала мне
и только мне, которая ждала бы меня дома в любое время. Мое одиночество
приводит меня в отчаяние. Я не могу больше возвращаться вечерами в мою
одинокую комнату, где нет никого, кто помог бы мне справляться с жизнью.
Мне необходим дом, чем скорее, тем лучше, и женщина, которая заботи-
лась бы обо мне постоянно, вплоть до самых незначительных мелочей.
У творческих женщин, вроде тебя, есть своя жизнь, и они не способны дать
мне этого. В моих словах много жестокого эгоизма, но они правдивы. Эта
женщина не обязательно должна быть красива, умна или рассудительна.
Довольно и ее абсолютной привязанности ко мне».
С самого детства у меня есть три страсти: Грендайзер, Кэнди-Кэнди,
(помню, как я мчалась домой после школы, чтобы не пропустить их), и еще
одна – переворачивать всё с ног на голову из чистого любопытства.
«Мне нужен мужчина, который бы принадлежал мне и только мне, кото-
рый ждал бы меня дома в любое время». Это звучит совершенно иначе.
Мужчина не может сидеть дома и быть чьей-то собственностью. Даже если
бы я нуждалась в мужчине, который принадлежал бы мне и только мне,

53
я бы обязательно услышала, что мне следует поумерить пыл. В обратной
ситуации мне бы, конечно, посоветовали подчиниться ему целиком и пол-
ностью. Это не одно и то же. Политическая ситуация такова, что никого
нельзя заставить пожертвовать собой ради моего благополучия. Никакой
взаимовыгодной пользы. Какой бы эгоистичной я ни была, я никогда не
написала бы: «Мне необходим дом, чем скорее, тем лучше, и мужчина, кото-
рый заботился бы обо мне постоянно, вплоть до самых незначительных ме-
лочей». Если бы я встретила такого мужчину, значит, я была бы в состоянии
платить ему зарплату. «Этот мужчина не обязательно должен быть красив,
умен или рассудителен. Довольно и его абсолютной привязанности ко мне».
Моя власть не будет опираться на покорность другой половины челове-
чества. Каждый второй, явившийся на этот свет, не должен повиноваться
мне, заботиться о моем доме, растить моих детей, нравиться мне, развле-
кать меня, уверять меня в силе моих умственных способностей, тревожить-
ся о моем отдохновении после тяжелой битвы, беспокоиться о том, чтобы
я хорошо питалась… и это хорошо.
В женской литературе трудно найти примеры злоупотребления или
враждебности по отношению к мужчинам. Они цензурированы. Мой пол
даже не дает мне права относиться к этому плохо. Колетт, Дюрас, Бовуар,
Юрсенар, Саган – целая плеяда писательниц, избегающих брать на себя
смелость демонстрировать свои полномочия, они соглашаются с мужчина-
ми, просят прощения за то, что осмелились писать, признаются им в бес-
конечной любви, уважении и верности и боятся – вопреки тому, что пи-
шут – сильно раскачивать лодку. Нам всем ясно, как день, что в противном
случае стадо непременно воздаст нам по заслугам.
В 1948 году Антонен Арто умирает. Жене, Батай, Бретон выводят слово
на новую орбиту. Виолетт Ледюк пишет свой фундаментальный текст «Те-
реза и Изабель». Бовуар, прочтя эту книгу, незамедлительно отвечает:
«Ее невозможно опубликовать. Это история лесбийской сексуальности, не
уступающая в натуралистичности книгам Жене».
Виолетт Ледюк перерабатывает текст, всё же Кено отказывается от не-
го: «это невозможно пустить в печать». «Галлимар» издаст книгу только
в 1966 году.
Моему полу велено молчать, держать пасть на замке. Не высказывать
претензий и соблюдать приличия. Иначе тебя сотрут в порошок. Мужчины
лучше знают, что именно мы должны говорить о себе. Женщины, если они
хотят выжить, должны научиться понимать команды. Не надо говорить, что
всё уже давно изменилось. Только не мне. Как пишущая женщина, я выдер-
жала вдвое больше, чем любой мужчина, занимающийся литературой.
В «Письмах Кастору» Симона де Бовуар первым размещает это письмо
Сартра, адресованное ей: «Не будете ли Вы так любезны снести нынче
утром мое грязное белье (нижний ящик шкафа) в прачечную? Я оставляю
ключ в двери. Моя любовь, Вы бесконечно мне дороги. Какое миленькое

54
личико было у Вас давеча, когда Вы сказали: "Вы за мной наблюдали, Вы
за мной наблюдали", – и теперь, вспоминая это, мое сердце заходится
от нежности. Прощайте, моя Радость». Перевернем всё с ног на голову:
и грязное белье, и миленькое личико. Перевернем, чтобы понять, что
от нашего пола требуется только заниматься чужим грязным бельем
и иметь миленькое личико.
Политическая ситуация такова, что мне, как писательнице, постоянно
ставят подножки и дисквалифицируют, не столько как индивида, сколько
как женщину. Я не могу относиться к этому благосклонно, философски или
прагматически. Хватит и того, что я вынуждена с этим жить. Меня это бе-
сит. Ничего смешного. Я опускаю голову и слышу всё, что не хочу слышать,
и молчу в ответ, просто потому, что у меня нет другой альтернативы. Я не
собираюсь просить прощения за то, что мне навязывают, или делать вид,
что мне это по душе.
Анджела Дэвис говорит о чернокожей американской рабыне: «Своим
тяжелым трудом она постигла, что ее потенциал равен мужскому».
Слабый пол – это просто смешно. Презирайте, сколько влезет, черно-
кожих женщин, охренительно дрыгающих жопами в клипах 50 Cent 20, со-
чувствуйте им, считая, что они несчастные жертвы: это дочери тех рабынь,
что вкалывали, как мужики, и которых пороли, как мужиков. Анджела Дэ-
вис: «Женщин не только пороли до увечий, их еще и насиловали». Их
насильно брюхатили и оставляли воспитывать детей. Но они выжили. На
долю женщин не только выпали общие людские мытарства, но и особые,
специфические типы угнетений. Это история беспрецедентного насилия.
Я ограничусь только тем, что скажу: идите вы все на хуй с вашим высоко-
мерием и мнимой силой, поддерживаемой обществом, с вашим ранним
вмешательством и манипулированием жертвенностью, намекающими на
невыносимость быть эмансипированной женщиной. Куда невыносимее
быть женщиной и терпеть всю эту херню. Выгоды, извлекаемые мужчинами
из угнетенного положения женщин, – это ловушка. Защищая ваши мужские
прерогативы, вы уподобляетесь лакеям в шикарном отеле, считающим себя
хозяевами всей этой роскоши… высокомерные рабы – вот, вы кто.
Капиталистическому миру приходит капец, он уже не может удовлетво-
рить потребности мужчин, нет ни работы, ни достойных условий труда,
а способами решения проблем становятся абсурдные и жестокие экономи-
ческие меры, административный беспредел и унизительная бюрократия.
Всякий раз, покупая что-нибудь, мы чувствуем, что нас обводят вокруг
пальца, и крайними опять делают женщин. Наша свобода печалит мужчин.
Не политическая система виновата, а женская эмансипация.

50 Cent (рус. Фифти Сент) – сценический псевдоним Кёртиса Джеймса Джек-

20

сона III (англ. Curtis James Jackson III), американского рэпера.

55
 Я не хочу быть мужчиной. Я выше этого. Мне плевать, что у меня нет пе-
ниса. Мне плевать, что у меня нет бороды и тестостерона, мне хватает
храбрости и агрессивности. Просто я тоже хочу нарушать законы, как муж-
чины в мире мужчин. Нагло. Без уловок и извинений. Я хочу брать больше,
чем договаривались. И чтобы мне не затыкали рот. И не говорили, что
я должна делать. И я не хочу, чтобы мне вспарывали кожу и надували грудь.
Зачем мне стройное тело в сорок лет? Я не боюсь конфликтов, я не скры-
ваю своей силы, я могу быть неженственной.
На радио одна освобожденная заложница заявила: «Я наконец-то сдела-
ла себе депиляцию, сходила в парфюмерию, вернула себе свою женствен-
ность». По крайней мере, это всё, что нам позволили услышать. Она мечта-
ет о депиляции, не о прогулках по бульварам, встречах с друзьями или
утренних газетах. И это ее неотъемлемое право. Но пусть меня не просят
относиться к этому нормально.
Моник Виттиг: «Мы опять попали в ловушку, в старый добрый тупик –
как-замечательно-быть-женщиной».
Любимая присказка мужчин. Ее часто цитируют их подельницы, всегда
готовые защищать интересы хозяина. Ее особенно любят мужчины с опы-
том. Они обычно не договаривают логического окончания этого «как-
замечательно-быть-женщиной»: молодой, стройной, способной радовать
мужчин. Иначе в этом нет ничего замечательного. Лишь вдвое меньше воз-
можностей распоряжаться собой.
Мужчинам нравится обсуждать женщин. Это позволяет им не обсуж-
дать друг друга. Как объяснить, что за тридцать лет ни один мужчина
не написал ни одного новаторского текста о мужественности? Они крас-
норечивы и компетентны, анализируя женщин, что же мешает им пого-
ворить о себе? Чем больше они разглагольствуют, тем меньше говорят.
О самом важном, о том, что у них на уме. Может, они ждут, что мы начнем
говорить о них? Интересно, станут ли они слушать, например, как выгля-
дит со стороны групповое изнасилование? Мы скажем, что им нравится
смотреть друг на друга во время секса, рассматривать хуи друг друга, воз-
буждаться друг от друга, они мечтают отыметь друг друга в жопу. Мы ска-
жем, что ебать друг друга – это их самое главное желание. Мужчинам нра-
вятся мужчины. Они не устают повторять нам, как им нравятся женщины,
но мы-то знаем, что это только слова. Мужчины нравятся друг другу. Они
ебут друг друга через женщин, многие из них думают о своем лучшем дру-
ге, вводя свой пенис во влагалище. Они любуются друг другом в кино, да-
ют друг другу лучшие роли, ощущают мощь друг друга, выебываются, оху-
евают от своей собственной силы, красоты и смелости. Они пишут друг
для друга, поздравляют и поддерживают друг друга. И они правы. Но их
бесконечные жалобы, что женщины дают недостаточно часто, неохотно,
не креативно, наводят на вопрос: почему же они не решаются трахаться
друг с другом? Ну же! Если это сделает вас веселее, значит это прекрасно.

56
Поздно, им уже вбили в голову, что быть педиком – это ужасно и что они
должны любить женщин. И они смирились. Фыркают, но подчиняются.
И в ярости от того, что им пришлось подчиниться, жарят периодически
какую-нибудь девчонку.
Феминистская революция имела место быть, дискурс был артикулиро-
ван, вопреки благопристойности и несмотря на враждебность. И феми-
нистская революция продолжается. Но она до сих пор не затронула во-
просов мужественности. Хрупкие мальчишки молчат в страхе. Хватит. Так
называемый сильный пол больше всех нуждается в постоянной защите,
успокоении, лечении и заботе. Его нужно оберегать от правды. Женщи-
ны – такие же твари, как мужчины, а мужчины – такие же шлюхи и такие
же матери, как женщины, мы все одинаково запутались. Некоторые муж-
чины созданы возиться на грядках, заниматься домом и гулять с детиш-
ками в парке; а некоторые женщины способны проломить голову мамон-
ту, шуметь и строить засады. Каждому свое. Вечная женственность – это
жуткая шутка. Жизнь мужчин зависит от того, сколько еще будет продол-
жаться эта ложь… роковая женщина, bunny girl, медсестра, лолита, шлюха,
добрая матушка или кастраторша. Всё это только в фильмах. Сценическое
воплощение, примерка костюма. Как это может успокоить? Мы не знаем
наверняка, что произойдет, если эти сконструированные архетипы будут
уничтожены: шлюхи – такие же люди, матери по своей сути не являются
ни хорошими, ни смелыми, ни любящими, как и отцы, всё зависит от
конкретного случая, от ситуации, от момента.
Избавьтесь от мужского шовинизма – это ловушка, средство успокоения
для кретинов. Признайте, что наделять тот или иной пол определенными
качествами – полное дерьмо. Как и весь этот маскарад. Почему автоном-
ность приводит мужчин в такой ужас, что заставляет их молчать, не предла-
гая ничего нового, творческого, не критикуя и не стремясь ничего изме-
нить в своем нынешнем положении?
Когда же быть мужской эмансипации?
Пришел их час, ваш час эмансипироваться. «Да, но когда мы сюсюкаем,
женщины отдают предпочтение брутальным», – любят жаловаться мужчи-
ны, привыкшие к привилегиям. Ложь. Некоторые женщины предпочитают
мощь, они не боятся ее в других. Но мощь – это никакая не брутальность.
Между ними нет ничего общего.
ЛЕММИ КАНТОНА БРЕЙЯ ПЭМ ГРИЕР ХЕНК БУКОВСКИ КАМИЛЛА
ПАЛЬЯ ДЕ НИРО ТОНИ МОНТАНА ДЖОЙ СТАРР АНДЖЕЛА ДЭВИС ЭТА
ДЖЕЙМС ТИНА ТЕРНЕР МОХАМЕД АЛИ КРИСТИАН РОШФОР ХЕНРИ
РОЛЛИНЗ АМЕЛИ МОРЕСМО МАДОННА КОРТНИ ЛАВ ЛИДИЯ ЛИНЧ ЛУИЗ
МИШЕЛЬ МАРГЕРИТ ДЮРАС КЛИНТ ЖАН ЖЕНЕ… Всё дело в отношении,
в кураже, в неповиновении. Есть такая власть, которая не принадлежит
ни мужчинам, ни женщинам, она поражает, сводит с ума, дает защиту.
Способность говорить «нет», отстаивать свою точку зрения, не таясь.

57
И мне плевать, носит ли мой герой мини-юбку и у него большие сиськи
или у него хуй до колена и гаванская сигара во рту.
Конечно, трудно быть женщиной. Страх, покорность, вынужденное
молчание, призывы к опостылевшему порядку, ярмарка дебильных, бес-
плодных ограничений. Вечные гастарбайтеры, обреченные на самую гряз-
ную работу, обрабатывающие сырье, смирившиеся со своим низким поло-
жением… Но по сравнению с тем, что значит быть мужчиной, всё это сущие
пустяки… Женщины всё же не так напуганы, не так беспомощны, не так
ограничены. Нашему полу досталась выносливость, смелость, сопротивле-
ние. Впрочем, нам не было предложено выбора.
Истинная отвага. Готовность к чему-то новому. Скорому. Лучшему. По-
терять работу? Уйти из семьи? Отличные новости, автоматически подни-
мающие вопрос о мужественности. Что, в свою очередь, тоже отличная
новость. Ну, и будет уже глупостей.
Феминизм – это революция, а не маркетинговая стратегия, не продви-
жение новых технологий орального секса или обмена партнерами и даже
не борьба за увеличение женских зарплат. Феминизм – это большое при-
ключение для женщин, мужчин и для всех остальных. Революция уже нача-
лась. Новое мировоззрение, новый выбор. Не нужно сравнивать маленькие
женские выгоды с маленькими правами мужчин, надо просто взорвать всё
это к чертовой матери.
Итак, салют, девочки, и счастливого пути...

58
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ от Виржини Депант:
Норма Джей. АЛЬМОДОВАР (Norma J. Almodovar), «Cop to Call Girl: Why I Left the
LAPD to Make an Honest Living as a Beverly Hills Prostitute» New York, N. Y.: Simon &
Schuster, 1993.
Рафаэлла АНДЕРСОН (Raffaёla Anderson), «Hard» (2001), Paris, Grasset.
Антонен АРТО (Antonin Artaud), «Le Puse-Nerfs» (1925), réed. Paris, Gallimard-
Poésie, 1988.
Симона де БОВУАР (Simone de Beauvoir), «Le Deuxiè me Sexe», Paris, Gallimard, 1949.
Джудит БАТЛЕР (Judith Butler), «Gender Trouble. Feminism and the Subversion of
Identity», New York, Routledge, 1990; trad. fr. «Trouble dans le genre», Paris, La Dé-
couverte, 2005.
Пат КАЛИФИА (Pat Califia), «Public Sex: The Culture of Radical Sex», Cleis Press, 1994.
Клер КАРТОННЕ (Claire Cartonnet), «J’ai des choses a vous dire: Une prostituée
témoigne», Paris, Robert Laffont, 2003.
Друсилла КОРНЕЛЛ (Ред.) (Drucilla Cornell) (Ed.), «Feminism and Pornography»,
Oxford, Oxford University Press, 2000.
Анджела ДЭВИС (Angela Y. Davis), «Women, Race and Class», New York, Vintage
Boks, 1981.
Жизель ХАЛИМИ (Gisèle Halimi), «La Cause des femmes» (1973), Paris, Grasset.
ЭйчПиДжи (HPG), «Autobiographie d’un hardeur» (2002), Paris, Hachette Littératures.
Скарлот ХАРЛОТ (Scarlot Harlot), «Unrepentant Whose: The Collected Works of Scar-
lot Harlot», San Francisco, Last Gasp, 2004.
Мишель ле ДОФ (Michèle le Doeuf), «L’Étude et le Rouet», Paris, Seuil, 1989.
Гонтлет (Gauntlet), No.7. «Special Issue Sex Work in the United States», 1997.
Донна ХАРРАУЭЙ (Donna Harraway), «Simians, Cyborgs and Women. The reinvention
of nature», London, New York, Routledge, 1991.
Тереза де ЛАУРЕТИС (Teresa de Laurentis), «Technologies of Gender: Essays on Theo-
ry, Film and Fiction», Bloomington and Indianapolis, Indiana University Press, 1984.
Тереза де ЛАУРЕТИС (Teresa de Laurentis), «The Practice of Love. Lesbian Sexuality
and Perverse Desire», Bloomington and Indianapolis, Indiana University Press, 1994.
Лорен ЛЕБЛАН (Lauraine Leblanc), «Pretty in Punk. Girls’ Gender Resistance in Boys’
Culture», New Brunswick, Rutgers University Press, 2001.
Анни ЛЕБРУН (Annie Lebrun), «Lâchez tout», Paris, La Sagittaire, 1977.
Виолетт ЛЕДЮК (Violette Leduc), «Thérè se et Isabelle», Paris, Gallimard, 1955.
Дэвид ЛОФТУС (David Loftus), «Watching Sex: How Men Really Respond to Pornogra-
phy», New York, Thunder’s Mouth Press, 2002.
Лидия ЛАНЧ (Lydia Lunch), «Paradoxia. A Predator’s Diary», London, Creation Press,
1997; trad. fr. «Paradoxia, Journal d’une predatrice», Paris, Le Serpent à Plumes, 1999.
Камилла ПАЛЬЯ (Camille Paglia), «Vamps and Tramps», New York, Vintage, 1992.
Мишель ПЕРРО (Michelle Perrot), «Les Femmes ou les Silences de l’Histoire», Paris,
Flamarion, 2001.
Гейл ПЕТЕРСОН (Ред.) (Gail Pheterson) (Ed.) «A Vindication of the Rights of Whores»,
Seattle, Seal Press, 1989.
Гейл ПЕТЕРСОН (Gail Pheterson) «Le prisme de la prostitution», Paris, L’Harmattan, 2001.

59
Сюзи ОРБАХ (Susie Orbach), «Fat Is a Feminist Issue», Berkley publishing group, 1978.
Беатрис ПРЕСИАДО (Beatriz Preciado), «Manifeste Contrat-sexuel», Paris, Balland, 2000.
Беатрис ПРЕСИАДО (Beatriz Preciado), «Giantesses, Houses, Cities: Notes for a Political
Topography of Gender and Race», «Artecontexto, Gender and Territory», Autum, 2005.
Кэрол КУИН (Carol Queen), «Real, Live, Nude Girl: Chronicles of Sex-Positive Culture»,
San Francisco, Cleis Press, 1997.
Мария РАХА (Maria Raha), «Cinderella’s Big Score, Women of the Punk and Indie
Undeground», Emerville, Seal Press, 2005.
Руби РИЧ (Ruby Rich), «Chick Flicks: Theories and Memories of the Feminists Film
Movements», Durham, Duke University Press, 1998.
Джоан РИВЬЕР (Joan Riviere), «Womanliness as Masquerade», 1929; trad. fr. «La
féminité en tant que mascarade», Féminité Mascarade, Paris, Seuil, 1994.
Нина РОБЕРТС (Nina Roberts), «J’assume», Paris, Scali, 2005.
Гэйл РУБИН (Gayle Rubin), «Sexual Traffic», Interview with Judith Butler, «Feminism
meets Queer Theory», Indianapolis, Indiana University Press, 1997.
Хавьер САЭС (Javier Sáez), «Théorie Queer et Psychanalyse», Paris, EPEL, 2005.
Жан-Поль САРТР (Jean-Paul Sartre), «Lettres au Castor», Gallimard, 1983.
Энни СПРИНКЛ (Annie Sprinkle), «Hardcore from the Heart, the Pleasures, Profits
and Politics of Sex in Performance», London, Continuum, 2001.
Валентин де СЕН-ПУАН (Valentine de Saint-Point), «Manifeste de la femme futuriste»,
Paris, Séguier, 1996.
Валери СОЛАНАС (Valerie Solanas), «Scum Manifiesto», London, Phoenix Press, 1991.
Мишель ТИ (Michelle Tea), «Rent Girl», San Francisco, Alternative Comics, Last Gasp,
2004.
Джордж ВИГАРЕЛЛО (George Vigarello), «Histoire du viol du XVI au XX siè cle», Paris,
Seuil, 1998.
Мари-Луиз ФОН ФРАНЦ (Marie-Louise Von Frantz), «La Femme dans les contes de
fées», Paris, La Fontaine de Pierre, 1979.
Линда УИЛЛИАМ (Linda William), «Hard Core. Power, Pleasure and the Frenzy of the
Visible», Berkeley, University of California Press, 1989.
Моник ВИТТИГ (Monique Wittig), «The Straight Mind», 1982. «La Pensée Straight»,
Paris, Balland, 2001.
Мэри УОЛСТОНКРАФТ (Marie Wollstonecraft), «A Vindication of the Rights of Woman»
(1792); trad. fr. «Défense des droits de la femme», Paris, Éditions Payot, 1976.
Вирджиния ВУЛФ (Virginia Woolf), «A Room of One’s Own», (1929), trad. fr. «Une
chambre a soi», Paris, Édition 10/18, 2001.

60
Над Литературным приложением работали: Ольга Герт, Лиза Королева, Харитонова О.В.

Адрес редакции журнала «Остров»:

e-mail island_ostrov@inbox.ru

Наш сайт: www.journal-ostrov.info

Наш блог: journal-ostrov. livejournal.com
Группа vkontakte (вступление по заявкам администраторам):
vk.com/journal_ostrov

Купить журнал «Остров» и его Литературные приложения можно:

в интернет-магазине – http://shop.gay.ru/lesbi/ostrov/
в магазине «Индиго» в Москве
ул. Петровка, д. 17, стр. 2, тел.: (495) 783-0055, 507-4623

Журнал выходит 4 раза в год.

Литературное приложение к нему – 2–4 раза в год.

ISSN 2224-0748

Подписано в печать 25.03.2013

Формат А5.
Печать на принтере.
Бумага белая, 80 г/м2.
Тираж 300 экз.

Литературное приложение № 30 к журналу «Остров»

Виржини Депант
Кинг-Конг теория

«Остров», 2013