Баранникова
ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Допущено Министерством высшего и среднего
специального образования РСФСР
в качестве учебного пособия
для филологических факультетов университетов
URSS
МОСКВА
ББК 80 81.2-3
Введение в языкознание: Учебное пособие / Предисл. В. Е. Гольдина. Изд. 2-е, доп. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ». 2010. - 392 с.
В книге известного отечественного языковеда Л. И. Баранниковой раскрываются основные лингвистические понятия на большом
фактическом материале индоевропейских и тюркских языков. Изложение сопровождается иллюстрациями в виде таблиц и рисунков, помогающих
лучшему усвоению курса «Введение в языкознание».
Рекомендуется филологам различных специальностей, студентам филологических факультетов, а также широкому кругу читателей,
интересующихся проблемами происхождения языка и письменности, классификации языков мира и особенностей их функционирования.
Bсe права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена или передана в какой бы то ни было форме и
какими бы то ни было средствами, будь то электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель, а
также размещение в Интернете, если на то нет письменного разрешения владельцев.
Писать учебники всегда нелегко, а по курсу «Введение в языкознание» — особенно трудно. Для этого мало быть специалистом в какой-
либо одной области языкознания или даже в нескольких его областях. Нужно обязательно видеть и хорошо понимать всю систему лингвистических
знаний, чтобы правильно выделять ее базовые части, главные факты, связи и отношения. Совершенно необходимо ясно мыслить о языке и речи и
уметь писать о них просто и понятно. Безусловно, нужно очень любить лингвистику и любознательных студентов, а кроме всего этого — быть
способным увлечь читателей красотой научных построений и той перспективой более глубокого постижения людей и мира, которую открывает
перед ними наука о языке. Автор учебного пособия «Введение в языкознание» (Саратов, 1973) Лидия Ивановна Баранникова всем этими
качествами обладала.
Войдя в науку как русист-диалектолог интересным исследованием одной из групп народных говоров (1939) и продолжая в течение всей
последующей жизни активнейшую научную и научно-организационную работу в области русской диалектологии (в 1967 году Л. И. Баранниковой
была успешно защищена докторская диссертация «Русские народные говоры в советский период», а в 2000 году опубликован «Атлас русских
говоров Среднего и Нижнего Поволжья»), Л. И. Баранникова очень быстро расширила круг решаемых задач. Предметом ее детальных
исследований стали крупные актуальные проблемы не только русского, но и общего языкознания: проблема вариантности в языке и речи, вопросы
социально-функциональной стратификации языков, типология языковых ситуаций, языковые контакты и интерференция, закономерности
исторического развития языков, история и функционирование терминологических систем, вопросы лингвистической географии, история
лингвистических учений и многие другие. При этом было бы совершенно неправильным считать Лидию Ивановну лексикологом или
грамматистом, типологом или социолингвистом, русистом или специалистом в области общей теории языка — она была и остается в своих трудах
ЛИНГВИСТОМ. И дело не в том, что многочисленные работы Лидии Ивановны посвящены различным сторонам языка и относятся к разным
лингвистическим дисциплинам. Важнее другое: какие бы конкретные явления ни привлекали ее внимание, Лидия Ивановна рассматривала их в
составе порождающей их системы и непременно пыталась обнаружить в них или через них проявление общих лингвистических закономерностей.
Лидия Ивановна постоянно преодолевала границы между общим и частным языкознанием. Ярким примером этого может служить серия
ее работ, посвященных вариантности в языке. Начав с изучения явлений вариантности в фонетических, лексических, грамматических подсистемах
русских говоров, исследователь постепенно перешла к анализу вариантности как универсального свойства речевой коммуникации и к созданию
общей типологии вариантности в языке и речи.
Существует известная формула — «увлеченный исследователь». О Лидии Ивановне надо сказать проще и точнее: все в языке было для
нее захватывающе интересным и непременно должно было быть понятым! Поэтому в ее курсах не встречалось «проходных тем», которые, как это
иногда бывает, лектор излагает сухо, только по обязанности и старается скорее перейти к тому, что ему значительно ближе. Лекции Лидии Ива-
новны отличались удивительной, если можно так выразиться, «равновесностью»: все проблемы раскрывались с соответствующей им степенью
подробности и с тем глубоким интересом (нередко даже — азартом), который всегда заражал слушателей. В учебном пособии Лидии Ивановны
«Введение в языкознание» (1973) и в написанных ею специально для учителей «Основных сведениях о языке» (1982) хорошо видно то же отноше-
ние к излагаемому материалу. Эта сбалансированность изложения, которая, как известно, дается далеко не всем, объясняется, по-видимому, особой
цельностью и полнотой лингвистических представлений Лидии Ивановны, той их завидной системностью, которая помещает каждый элемент на
его собственное место и наделяет его собственной значимостью.
Страстное внимание к языку и развитию лингвистической науки делали Лидию Ивановну замечательным слушателем докладов,
выступлений и столь же замечательным читателем работ других исследователей. Ее вопросы на конференциях всегда касались именно того, чем в
первую очередь был озабочен сам докладчик, и при их неизменной доброжелательности помогали авторам увереннее делать следующие шаги в
изучении избранного предмета. Эта особенность Лидии Ивановны была широко известна, и ей часто писали, к ней постоянно приезжали за
советами и одобрением молодые исследователи; ученые специально посылали к ней «поговорить» талантливых учеников, в том числе и своих
лучших студентов, чтобы они получили столь необходимую начинающим поддержку и испытали окрыляющее ощущение того, что их работу
принимают всерьез, с интересом и уважением.
Над «Введением в языкознание» (сначала это были небольшие последовательно выходившие брошюры, посвященные отдельным
разделам курса) Лидия Ивановна работала, по-видимому, не только потому, что это помогало ей выстраивать для студентов и одновременно,
конечно, для самой себя базовую систему лингвистических понятий и представлений. Существовала по крайней мере еще одна, не менее важная
причина: Лидии Ивановне было в высшей степени присуще чувство личной ответственности за лингвистическую науку. Именно так: чувство
личной ответственности за лингвистическую науку. К ее обязанностям профессора, заведующего кафедрой русского языка, а потом — кафедрой
общего и славяно-русского языкознания Саратовского государственного университета прибавлялись обязанности по диссертационному совету,
работа в Головном совете по филологии при Министерстве высшего и среднего специального образования, участие в проблемных группах и
комиссиях Института языкознания РАН и Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, организация саратовских экспедиций по
программам Диалектологического атласа русского языка и Общеславянского лингвистического атласа, проведение зональных совещаний
языковедов, руководство легендарным городским семинаром аспирантов и соискателей (под руководством Лидии Ивановны защищены 71
кандидатская и 9 докторских диссертаций), редактирование получивших широкую известность периодических сборников «Язык и общество» и
многое, многое другое. В течение нескольких десятилетий Лидия Ивановна руководила большим коллективом диалектологов Саратова, Самары,
Волгограда, Астрахани, собиравших материал для «Атласа русских говоров Среднего и Нижнего Поволжья», а затем создававшим и сам «Атлас».
При этом Лидия Ивановна никогда и никому не отказывала в консультации; не жалея времени и сил, она опекала всех, кто мог, по ее мнению, что-
то сделать для лингвистики. Основы саратовской лингвистической школы были заложены научными трудами и огромной организаторской работой
Лидии Ивановны. Она заботилась о лингвистике, и учебник «Введение в языкознание» был проявлением той же заботы о науке, для которой и в
которой Лидия Ивановна жила.
Курс «Введение в языкознание» был одним из главных в преподавательской деятельности Лидии Ивановны. Автору этих строк довелось
слушать его студентом в 1953 году. Помню воодушевление и предвкушение интеллектуального удовольствия, каждый раз охватывавшие нас,
первокурсников, когда в аудиторию, слегка опираясь на тросточку, входила молодая стройная женщина с веселой улыбкой человека, который
принес что-то важное, интересное и сейчас это всем подарит. И эти ожидания никогда не были обмануты. Лидия Ивановна была замечательным
лектором. Потом, много лет спустя, я слушал лекции Лидии Ивановны в качестве преподавателя, готовящегося к самостоятельному чтению курса
«Введение в языкознание». И снова было ощущение праздника и одновременно понимание того, как глубоко продуманно выстраиваются лектором
курс и в нем каждая лекция.
Учебник писался во второй половине 60-х годов, в 1973 году вышел из печати. Многое из того, чем сегодня живет лингвистика, что
составляет ее современные черты, тогда лишь начинало формироваться. Оставалось целых 16 лет до симпозиума, который станут считать днем
рождения когнитивной лингвистики. Только в 1974 году появится первое издание «Лексической семантики» Ю. Д. Апресяна, лишь в 1977 году
будет напечатан первый русский ассоциативный словарь... Этот перечень можно продолжать. Но с другой стороны, нельзя забывать, как много к
тому времени уже было сделано, какая мощная лингвистическая традиция уже существовала. Без этой традиции был бы невозможен и вызывающий
нашу гордость современный расцвет лингвистики. Учебник 1973 года —добротное введение в лингвистическую традицию, какой она виделась
тогда крупному российскому языковеду Лидии Ивановне Баранниковой и какой ее можно было представить в учебном пособии для начинающих
филологов в то непростое время.
Это значение введения в язык лингвистики и сложившуюся систему важнейших лингвистических знаний книга Лидии Ивановны
Баранниковой сохраняет, думается, и сегодня.
Доктор филологических наук, профессор В. Е. Гольдин
ПРЕДИСЛОВИЕ
В основу книги положены подготовленные тем же составителем и изданные в 1965—1967 годах несколько
выпусков учебного пособия по введению в языкознание. Большинство разделов этих выпусков было значительно
переработано и дополнено. Готовя рукопись к печати, автор стремился достаточно полно изложить материал курса,
осветить наиболее существенные проблемы, стоящие перед современным языкознанием, познакомить студентов-
первокурсников с основными лингвистическими терминами и понятиями, подготовив их тем самым к
систематическому, углубленному изучению специальных языковедческих дисциплин; дать общее понятие о слож-
ности языковой картины мира, показать разнообразие языков по их составу, структуре, особенностям
функционирования, пробудить у первокурсников научный интерес к языку, к изучению его проблем и особенностей.
Поставленные цели определили структуру пособия и характер подачи материала. В книге шесть глав, три из
которых («Фонетика», «Лексика», «Грамматика») посвящены структуре языка, а три других («Язык как общественное
явление», «Языки мира и их классификация», «Происхождение языка и развитие языков») — вопросам, связанным с
пониманием сущности, происхождения и развития языка, с группировкой языков, их взаимоотношением и
функционированием в различные исторические периоды, развитием национальных языков и т. п.
При подаче материала автор стремился избежать простого перечня фактов, рассчитанных на прямое
запоминание. Это сказалось прежде всего на построении главы «Языки мира и их классификация» и отчасти
параграфов, характеризующих звуковой состав языка.
Стремление расширить кругозор студентов, вывести их за пределы ограниченного количества изучаемых
языков, показать многообразие языков мира определило относительно широкое использование материала ряда
индоевропейских (например, английского, немецкого, французского, болгарского) и тюркских (в частности,
узбекского, татарского, туркменского) языков.
Приводимые после каждой главы списки рекомендуемой литературы носят ориентировочный характер. При
их составлении учитывалась не только научная значимость работ, но и доступность их для студентов первого курса и
возможность найти соответствующую литературу.
По техническим соображениям иллюстративный материал приведен в ограниченных размерах. Написание
иноязычных слов дано в упрощенной транскрипции. Так, польские, «l твердый» передан знаком 1, носовые гласные
—знаками Е и А; в примерах из тюркских языков знаки г, к, н обозначают соответствующие согласные более заднего
образования.
Автор выражает глубокую благодарность профессорам Б. Н. Головину, И. П. Распопову, О. Б. Сиротининой и
всем членам кафедры русского языка Саратовского университета, прочитавшим книгу в рукописи и сделавшим ряд
ценных замечаний.
ГЛАВА I
В понимании сущности и специфики языка советское языкознание опирается на ленинское определение языка
как «важнейшего средства человеческого общения». Без языка люди не могли бы общаться друг с другом, а без такого
общения не могло бы возникнуть и существовать человеческое общество. Язык возникает и существует только в
коллективе. «Язык как продукт отдельного человека — бессмыслица... Сама речь — это продукт известного
коллектива»,— писал К. Маркс2. Возникая в коллективе, язык и существует только в коллективе. То, на каком языке
будет говорить ребенок, определяется не цветом его кожи, волос, формой глаз и тому подобными расовыми
признаками, а тем, в какой среде он находится, на каком языке говорят окружающие. Многим известны случаи
усыновления маленьких детей разных национальностей (особенно много таких фактов было в период Великой
Отечественной войны), и всегда ребенок, независимо от того, к какой нации он принадлежал по рождению, усваивал
язык своих приемных родителей, язык, на котором говорили вокруг него. Более того, взрослый человек, попадая в
среду, где говорят на чужом для него языке, может забыть свой родной язык, т. к. ему не с кем на нем разговаривать 8.
Некоторые думают, что дети учатся говорить сами по себе, так сказать, «от природы». В XVI в. отдельные
ученые даже называли родные языки «природными» и считали, что им не нужно учиться. В действительности это
совсем не так. Ребенок учится языку от окружающих, учится постоянно и непрерывно.
Это очень хорошо показано в работах, описывающих развитие детской р е ч и . Р е б е н о к не только
говорит на том же языке, на котором говорят окружающие, но и повторяет многие особенности их речи. «Детский
язык представляет из себя эволюцию языка, н а п р а в л я е м у ю в о з д е й с т в и е м о к р у ж а ю щ е й с р е д ы
(разрядка моя. — Л. Б.)»,—писал известный русский исследователь детской речи А. Н. Гвоздев2. Если родители и
окружающие ребенка люди «говорят на о», т. е. произносят слова с безударными гласными о так, как они пишутся:
домой, пошли, который, волос и т. п., а не дамой, пашли, каторый, валос, радных и т. п., как требуется литературной
нормой русского языка, то такое произношение усвоит и ребенок. Ребенок будет «цокать», т. е. произносить цугун,
цердак, целовек, цас и т. п. вместо чугун, чердак, человек, час, если так говорят окружающие. В таких случаях учителю
в школе надо быть очень внимательным, так как школа должна учить не только правильно писать, но и правильно го-
ворить.
Известны случаи, когда детей находили в берлогах животных. Характерно, что эти дети не только не могли
говорить, но и дальнейшее обучение их речи требовало больших усилий. Так, в 1920 г. в Индии были найдены две
девочки, жившие в берлоге волчицы вместе с волчатами. Старшей, ее назвали Камалой, было 8 лет, младшей, которую
стали звать Ама-лой,—полтора года. Девочки не могли говорить, не владели вертикальной походкой, в своем
поведении они отражали многие привычки животных: оживлялись с наступлением темноты, бегали на четвереньках,
обнюхивали пищу. Помещенные в приют девочки постепенно начали усваивать человеческие привычки. Труднее
всего было научить их говорить. Камала (Амала умерла рано) лишь через три года начала произносить первые звуки,
первое самостоятельное предложение она произнесла в 13 лет после б лет жизни с людьми 1.
Некоторым людям кажется, что все дети начинают говорить одинаково, у них есть свой особый «детский
язык». Отдельные ученые раньше даже считали, что из такого детского «лепетного языка» и появилась человеческая
речь. Это совершенно неверно (см. § 76). Одинаковость детской речи — мнимая. Первые звуки и звуковые сочетания,
которые произносят дети, действительно похожи в разных языках, так как это те звуки и сочетания, произношение
которых легче, проще. Но как только эти сочетания начинают связываться со смыслом, т. е. превращаются в слова,
становится очевидной разница между ними. Оказывается, мама означает мать только в русском, а в грузинском — это
отец, баба — по-русски бабушка, а по-туркменски — дедушка и т. д.
Говоря об общественном характере языка, важно учесть и то, что у человека нет особых биологических,
«природных» органов речи, т. е. таких, которые служили бы ему только для речи. Для речи люди используют органы
обоняния, вкуса, дыхания, приема и переработки пищи, которые в результате длительной тренировки получили
дополнительную функцию — быть одновременно и органами речи. «Формировавшиеся люди,— писал Ф. Энгельс,—
пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган:
неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции 2 для все более развитой
модуляции, а органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим» 3.
Строение органов речи у всех людей одинаково, но работают эти органы в процессе речи по-разному. В одних
случаях в образовании звука могут принимать участие разные органы речи. Например, в русском языке звук в
образуется при участии верхних зубов и нижней губы, т. е. звук является губно-зубным, а в украинском языке при
образовании сходного звука участвуют только губы, звук является двугубным, что придает ему особую, отличную от
русского окраску. В других случаях основную роль в образовании звука играет один и тот ж е орган, но характер его
работы различен. Так, при произношении русских звуков д и т кончик языка опущен, при произношении же немецких
d и t кончик языка поднят, поэтому смыкание с верхними зубами происходит в разных местах и звуки звучат по-
разному. Еще более отличаются английские d и t, при произношении которых кончик языка поднят, отодвинут назад и
касается не верхних зубов, а бугорков за зубами (альвеол). В некоторых языках Индии известны звуки d и t, при
произношении которых язык еще более отодвинут назад и касается уже не зубов или альвеол, а нёба.
В русском языке все согласные звуки образуются в ротовой полости, в других языках есть звуки, образуемые
в глотке (таков, например, особый придыхательный звук h в немецком в словах heute, haben и прочее) или гортани.
Гортанные звуки известны многим кавказским языкам.
Различия в составе звуков и их произношении у носителей разных языков развивались постепенно, получив
затем закрепление в правилах, нормах общественного употребления.
Таким образом, не только слова и способы их сочетания, но и характер звуков различны в разных языках, г.
к. в каждом коллективе постепенно сложился свой привычный тип произношения данного звука. Причем тог тип
произношения, который сложился в данном языке, обязателен для всех, говорящих на этом языке, как обязателен и
определенный круг слов и правила их изменения и сочетания. Язык оказывается общенародным, единым для всего
народа, пользующегося данным языком.
Однако это единство относительное, так как в составе общенародного языка есть различия, связанные с его
территориальным распространением и характером использования (функциями, назначением). Во-первых, выделяется
литературный язык, имеющий письменную и устную форму, используемый в науке, художественной литературе,
публицистике, государственной и общественной жизни, обиходно-бытовом общении образованных людей.
Литературный язык имеет строгие нормы, узаконенные, оформленные в виде определенных правил
(кодифицированные). Нормы литературного языка одинаковы для всей территории его распространения. Кроме
литературного языка, в состав общенародного языка входят различные диалекты (см. § 64). Это местные
территориальные разновидности общенародного языка, которые могут отличаться наличием своих, не свойственных
литературному языку слов или наличием иных значений у слов, общих с литературным языком, особенностями в
звуковом составе и грамматическом оформлении слов и предложений. Примером может служить разница между
речью населения севера и юга Европейской части Советского Союза. На севере говорят на о (окают), т. е. произносят
домой, пошли, вода, солома и т. п.; на юге говорят на а (акают), т. е. произносят дамой, пашли, вада, салома и т. п. С
этими различиями связана и целая система других различий, что позволяет говорить о наличии в русском языке двух
разных наречий: севернорусского и южнорусского.
Кроме литературного языка и диалектов, в состав общенародного языка могут входить и другие его
разновидности (просторечие, полудиалекты и т. п.), которые обычно занимают промежуточное положение между
литературным языком и диалектами.
Таким образом, общенародный язык представляет собой сложное целое, что связано с тем, что он
обслуживает все потребности человеческого общества, на всех этапах его развития. Будучи тесно связан с обществом,
язык изменяется, развивается вместе с развитием общества, но развивается он по особым законам. Нельзя
механически переносить на язык законы развития общества, как нельзя и отрывать развитие языка от развития
общества (см. § 83).
§ 2. Материалистический и идеалистический подход к языку. Единство языка и мышления
В науке о языке, которая называется языкознанием, или лингвистикой (от латинского слова lingua — язык),
отчетливо выделяется два разных подхода к языку: материалистический и идеалистический. Различия между ними
проявляются прежде всего в определении языка, понимании его сущности.
Языковеды, стоящие на идеалистических позициях, часто при определении языка подчеркивали его связь с
мышлением, но обходили вопрос о материальности языка, его отношении к действительности, к обществу. Так,
Вильгельм Гумбольдт, бывший последователем идеалистической философии Канта, в работе «О различии строения
человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода» писал: «Язык... есть орган внутреннего
бытия, само это бытие, находящееся в процессе внутреннего самопознания и проявления... Язык есть как бы внешнее
проявление духа народа; язык народа есть его дух». «Язык представляет собой беспрерывную деятельность духа,
стремящуюся превратить звук в выражение мысли». В этом определении подчеркнута связь языка и мысли, но ничего
не сказано об общественной роли языка, о его материальной природе.
Один из крупнейших языковедов XX в. Фердинанд де Соссюр считал, что не только значение в слове, но и
акустический образ имеет психический характер, представляет собой психический отпечаток звука, материальная же
сторона звуков несущественна для языка.
Идеалистический подход характерен и для многих представителей современного зарубежного языкознания.
Некоторые из них, например, считают, что язык выступает как посредник между человеком и действительностью - и
не только определяет характер мышления людей, но и характер восприятия действительности, он как бы организует
действительность в сознании человека. Получается, что не мышление и язык зависят от действительности, а наоборот,
действительность зависит от мышления и языка.
Совершенно иначе подходят к определению языка лингвисты, стоящие на материалистических позициях.
Советское языкознание исходит из того понимания языка, которое дано в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И.
Ленина. В известной работе К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология» дается такое определение языка: «На
«духе» с самого начала лежит проклятие — быть «отягощенным» материей, которая выступает здесь в виде
движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть
практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого,
действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной
необходимости общения с другими людьми»3. Из данного определения, подчеркивающего материальность языка и его
общественный характер ( я з ы к — «практическое сознание», «существующее для других людей» и возникшее из
«необходимости общения с другими людьми»), и исходит советское языкознание в понимании всех сторон и
особенностей языка.
Очень важной стороной марксистского подхода к языку является анализ его отношения к мышлению и
действительности. В той же работе К. Маркса и Ф. Энгельса сказано: «...ни мысли, ни язык не образуют сами по себе
особого царства... они — только проявления действительной жизни». Для материалистического понимания языка,
следовательно, важно не только признание его материальной природы, общественного характера, но и его
зависимости от реальной действительности. Осуществляется связь языка с реальной действительностью через
мышление. Признание единства языка и мышления — одна из существенных особенностей материалистического
подхода к языку.
Язык и мышление не существуют отдельно, обособленно друг от друга. Язык не может существовать без
мышления, но и мышление не может существовать без языка. Единство языка и мышления проявляется в том, что
«язык есть непосредственная действительность мысли». Мысль может получить свое выражение в поступках людей,
в музыке, рисунках, скульптуре, математических формулах и т. д., но это все — отдельные, единичные, частные
случаи выявления мысли. Основным же, универсальным средством выражения мысли является язык.
Язык есть важнейшее средство общения людей, а при общении и происходит обмен мыслями, сообщение их.
Таким образом, функция языка — быть средством общения (ее обычно называют к о м м у н и к а т и в н о й
ф у н к ц и е й от латинского .comrnunicatio — сообщение, связь) — связана с другой его функцией —
познавательной. Язык выступает как средство, орудие выражения мысли. Язык дает человеку возможность выразить
свои мысли и воспринять чужие мысли. При интеллектуальной (от латинского слова intellectus — ум, рассудок)
коммуникации (связи) кто-то высказывает мысль, а кто-то, слыша высказанную мысль, понимает ее. Только язык слов
может служить средством наиболее полной реализации такой коммуникации. Правильность понимания при этом
определяется всей общественно-исторической практикой данного коллектива.
Единство языка и мышления определяет взаимную обусловленность мысли и речи: чем логичнее, яснее
система мышления, тем четче, яснее ее языковое выражение и, наоборот, чем яснее, четче выражена мысль, тем
глубже, полнее она понимается. Непонимание одним собеседником другого в равной степени может быть результатом
плохого знания языка, на котором выражена мысль, и плохого знания вопроса, о котором идет речь, т. е. содержания
самой мысли.
П о з н а в а т е л ь н а я ф у н к ц и я языка проявляется в его особой роли в познании действительности.
Только часть знаний о внешнем мире человек приобретает своим собственным опытом, большинство знаний усвоено
им от других, передано ему средствами речи. Облекаясь в форму речи, знания человека передаются от поколения к
поколению.
Единство языка и мышления означает, что слово не есть что-то внешнее для мысли, лишь потом
прибавляемое, присоединяемое к готовой мысли. Слово теснейшим образом входит в самый процесс мышления.
Слово необходимо не только для выражения, но и для самого оформления мысли. Человек пользуется речью как
тогда, когда он говорит для других, т. е. как бы думает вслух, так и тогда, когда он думает про себя. Такая форма речи
называется в н у т р е н н е й р е ч ь ю .
Роль внутренней речи очень велика. Она проявляется уже при восприятии, когда мы мысленно даем
словесные обозначения наблюдаемым предметам и явлениям. Очень велика роль внутренней речи в процессе
запоминания и подготовки к воспроизведению познанного ранее, т. е. к рассказу о чем-то. Отчетливо выявляется роль
внутренней речи в процессе обдумывания нового, формирования новой мысли. Особенно легко заметить эту роль
внутренней речи при письме. На роль внутренней речи обратил внимание еще в XIX в. крупный русский физиолог И.
М. Сеченов, который писал: «Когда ребенок думает, он непременно в то же время говорит. У детей лет пяти дума
выражается словами или разговором шепотом, или по крайней мере движениями языка и губ. Это чрезвычайно часто
(а может быть, и всегда, только в различных степенях) случается и со взрослыми людьми. Я по крайней мере знаю по
себе, что моя мысль очень часто сопровождается при закрытом и неподвижном рте немым разговором, т. е. движения-
ми мышц языка в полости рта. Во всех же случаях, когда я хочу фиксировать какую-нибудь мысль преимущественно
перед другими, то непременно вышептываю ее. Мне даже кажется, что я никогда не думаю прямо словом, а всегда
мышечными ощущениями, сопровождающими мою мысль в форме разговора». Наличие работы органов речи в
процессе внутренней речи иногда заметно даже со стороны. Понаблюдайте за своими товарищами и вы заметите, что,
когда они напряженно думают о чем-нибудь, их губы иногда начинают шевелиться. Экспериментальные
исследования, например, работы А. Н. Соколова, показали наличие особой, специфической, как бы свернутой работы
речедвигательного аппарата в процессе внутренней речи.
Внутренняя речь тесно связана с внешней (обычной) речью, но имеет и некоторые особенности. Она не
только отличается беззвучностью, но и сжатостью, неразвернутостью, что связано со сложными отношениями мысли
и речи. «Течение и движение мысли,— писал один из исследователей внутренней речи Л. С. Выготский,— не
совпадают прямо и непосредственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и
другой процессы обнаруживают единство, но не тождество. Они связаны друг с другом сложными переходами,
сложными превращениями». Это подтверждается и новейшими экспериментальными данными. Так, Н. И. Жинкин,
исследуя путем проведения специальных опытов ход мыслительного процесса, пришел к выводу, что в ряде случаев
никак нельзя предполагать наличие при внутренней речи прямого проговаривания. «Бывали случаи, когда испы-
туемый... пересматривал несколько наглядных решений задачи, или, отвлекаясь от задачи, вспоминал ряд эпизодов из
своей жизни. Такой опыт длился одну-две минуты, в то время как устный отчет испытуемого о решениях задачи или
рассказ о жизненных эпизодах продолжался не менее 10—15 минут. Ясно, что эти две минуты, в которые укладывался
весь опыт, испытуемый не мог работать путем проговаривания». Н. И. Жинкин выдвигает гипотезу об особом
предметно-изобразительном коде (т. е. системе условных знаков, сигналов, используемых для передачи какого-либо
сообщения) мыслительного процесса. Об элементах образности в процессе внутренней .речи говорят и другие
исследователи. Изучение внутренней речи, широко развернувшееся в последнее время, поможет уяснить особенности
связи языка и мышления, процесс превращения мысли в звучащую речь и процесс восприятия и понимания речи.
Все сказанное очень важно для понимания единства языка и мышления и познавательной функции языка. Но
это еще не все. Очень важно, что язык дает человеку возможность перейти от наглядных представлений, отражающих
внешние связи вещей, к отвлеченному мышлению, к обобщению. Характерная особенность языка — способность
обобщать. «В языке есть только общее»,— писал В. И . Ленин. «Всякое слово-уже обобщает...». Обобщение
проявляется в любом слове, так как называя какой-нибудь предмет, признак, действие, мы называем (не только этот
предмет, признак, действие, но и весь класс данных предметов, признаков, действий. Книга обозначает не какую-то
одну книгу, стол — не какой-то единственный стол, окно — не только данное окно и т. д. Обобщающая способность
языка чрезвычайно важна для развития мышления, так как она дала возможность перейти от познания единичных
предметов, отдельных явлений действительности к их обобщенному отражению в форме понятий. Процесс познания
действительности, проявляющийся в формировании понятий, закреплении этих понятий в словах, выступает как
единый, цельный акт (см. §28).
Само по себе слово как звуковой комплекс (сочетание звуков) внутренне не связано с определенным
предметом. Стол не обязательно надо называть этим словом, его можно назвать der Tisch (немецкое), la table
(французское), masa (турецкое), asztat (венгерское), poyta (финское) и т. д. Вода может быть названа и водой, и Wasser
(немецкое) и water (английское), и еаи (французское), и agua (испанское), и vanduo (литовское), и ара (румынское), и
vesi (финское), и su (турецкое), и viz (венгерское) и т. д.
Почему же тогда слово служит орудием передачи мысли, оказывается связанным с определенным предметом?
Слово выступает как знак, заместитель предмета. Слово служит названием предмета, данным самими
говорящими. Называли предметы в разных коллективах по-разному (см. § 27), но после того, как название возникло,
оно стало обязательным для всех, говорящих на данном языке. Его нельзя произвольно отбросить, заменить новым,
так как тогда люди перестанут понимать друг друга, язык не сможет выполнять свою основную функцию — быть
важнейшим средством человеческого общения. Так проявляется связь двух основных функций языка —
коммуникативной и познавательной.
Все сказанное подчеркивает неразрывную связь языка и мышления, которая проявляется не только в их
современном существовании, но и в.их происхождении. Следует еще раз вспомнить указание К. Маркса на то, что
язык «так же древен, как и сознание» и возникает он «подобно сознанию» «из потребности, из настоятельной
необходимости общения с другими людьми».
Вместе с тем следует подчеркнуть, что язык и мышление — это единство, а не тождество, что между ними
возможны противоречия, что каждое явление имеет свои специфические особенности. Укажем для примера на то
обстоятельство, что законы мышления оказываются едиными для людей, говорящих на разных языках,
общечеловеческие понятия получают в разных языках разное словесное выражение и т. д.
Действие основного закона диалектики — единства и борьбы противоположностей — проявляется во
взаимодействии языка и мышления и в их развитии. Развитие языка и мышления неразрывно, едино, но ведущим
оказывается развитие мышления. Развивающееся мышление требует для выражения новых понятий
соответствующего развития языка. В то же время без развития языка было бы невозможно дальнейшее развитие,
совершенствование мышления.
Сложные отношения, включающие возможность внутреннего противоречия, наблюдаются и в соотношении
единиц языка я мышления: слова и понятия (см. § 26), суждения и предложения (см. § 61) и т. д.
Таким образом, марксистское диалектико-материалистическое понимание языка исходит из единства языка и
мышления, что подчеркивается взаимосвязью и единством двух основных функций языка: коммуникативной и
познавательной. Эти функции не могут существовать порознь, в отрыве друг от друга.
Установив связь языка и мышления, необходимо выяснить, что же представляет собой сам язык, из каких
единиц он состоит, каковы отношения между этими единицами? В современном языкознании принято рассматривать
язык как особую систему знаков. Такое понимание языка непосредственно связано с признанием его
коммуникативной функции и его единства с мышлением.
Процесс коммуникации (связи, сообщения) и состоит в передаче значений (содержания мысли) с помощью
определенных знаков. Со знаками мы сталкиваемся в нашей жизни постоянно. Они могут иметь весьма
разнообразный характер (ср. знаки дорожной или морской сигнализации, азбуку Морзе, математические знаки и т. д.),
но во всяком знаке всегда есть две стороны: его материальная форма и значение. Зеленый флажок или зеленый цвет в
фонаре в принятой на железных дорогах сигнализации означает «путь свободен», желтый — «тихий ход», красный —
«стоп»; рисунок черепа и скрещенных костей на трансформационных будках означает «очень опасно, смертельно
опасно» и т. д.
В знаках принято различать о з н а ч а ю щ е е , т. е. материальную сторону знака, и о з н а ч а е м о е , т. е.
значение знака. Так, означаемым у знака «+» в математике оказывается «прибавить» (2+3) или «положительное
число», а у знака «—» — «отнять» или «отрицательное 'число». В данном случае одно означающее (знак плюс или
минус) соответствует двум означаемым. Возможны и случаи, когда два означающих передают одно означаемое
(зеленый флажок и зеленый цвет фонаря имеют одно означаемое «путь свободен»). Это показывает известную
самостоятельность (автономность) двух сторон знака, но в то же время и связь между ними. Какие-то предметы,
признаки могут быть знаками, если они получают особое значение, используются как заместители другого предмета.
Дым служит знаком огня, кавычки в письменной речи заключают «чужую речь», показывают, что говорит не автор, и
т. д.
Языковой знак также является двусторонним. В слове, например, означающим является его звуковая сторона,
звуковой комплекс, а означаемым — значение слова. Но в языковом знаке связь означаемого и означающего более
тесная, чем в других знаках. Материальная форма знака не воспринимается отдельно, автономно, она сливается со
значением, на нее как бы не обращают внимания. Никто из нас, говоря вода, река, бежит и прочее, не думает о
звуковом составе этих слов. Для нас важно лишь их значение. С расчлененным восприятием означаемого и
означающего в слове мы сталкиваемся, только начиная изучать какой-либо чужой язык. На первых порах мы помним
об особой звуковой форме, помним, что red в английском — «красный», a black — «черный». Мы сознательно
соединяем звуковой образ и значение. По мере усвоения чужого языка означающее перестает восприниматься
отдельно.
Такое тесное слияние означаемого и означающего есть результат непосредственной связи языка и мышления,
их единства. Единство языка и мышления делает языковые знаки знаками особого рода.
Знак не может существовать изолированно: его значение определяется значением других знаков,
употребляющихся рядом с ним. Действительно, чтобы зеленый цвет в железнодорожной сигнализации воспринимался
как «путь свободен», надо, чтобы рядом с ним были другие знаки, где иной цвет передавал бы иное значение.
Совокупность взаимосвязанных знаков составляет систему знаков. Системы знаков могут быть простыми,
элементарными (подобными, например, системе дорожных знаков) и очень сложными. Язык является очень сложной
системой знаков. Сложность его не только в том, что число знаков очень велико, во много раз больше, чем в любой
другой системе знаков, но и в том, что знаки, входящие в языковую систему, находятся в сложных отношениях друг с
другом.
Знаки языковой системы не равноправны. Одни из них являются простыми, другие сложными, состоящими из
ряда простых. В составе языковой системы есть свои подсистемы или частные системы. Сложность языковой системы
определяется исключительной ролью языка в жизни общества, единством языка и мышления. То, что язык —
«важнейшее средство человеческого общения» (В. И. Ленин), «непосредственная действительность мысли» (К.
Маркс) — определяет существенные отличия языка от всех остальных знаковых систем. Все остальные системы
знаков как бы опираются на язык, «переводятся на язык слов»; языковая система не опирается и не может опираться
на какой-то другой «язык», какую-то другую систему: она непосредственно связана с мышлением. Языковая система
несоизмеримо богаче любой другой знаковой системы, так как она обслуживает человека во всех сферах его жизни и
деятельности. Вместе с тем она и во многом сложнее любой другой знаковой системы.
§ 5. Язык и речь
Общественный характер языка определяет место науки о нем в системе других наук. Языкознание
(лингвистика) относится ,к числу общественных наук.
Методологической основой советского языкознания, его философской базой является марксизм-ленинизм.
Диалектико-материалистическая марксистская философия требует, чтобы каждое явление (прежде всего
общественное явление), рассматривалось с его историческом развитии и в его связи с другими явлениями. В лекции
«О государстве» В. И. Ленин указывал, что необходимо «смотреть на каждый вопрос .с точки зрения того, как
известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки
зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».
В применении к языкознанию это значит, что язык должен изучаться 'не только в его современном состоянии, но и в
его развитии. Поэтому к изучению языка возможны два разных подхода: синхронный и диахронный.
С и н х р о н н ы й п о д х о д (от греческих слов syn — совместно и chronos — время) — это изучение языка в какой-
то определенный период времени, исследование его состояния на определенный данный момент. При этом
учитывается зависимость и взаимосвязь отдельных элементов языка, но не учитываются их исторические изменения.
Так, рассматривается система существующих в настоящее время падежных окончаний существительных, разбираются
их отношения, противопоставления и т. д., но не ставится вопрос о их происхождении, развитии, изменении.
Синхронный подход имеет место и в применении к прошлому. Можно изучать ту же систему падежных окончаний
применительно, окажем, к XI—XII вв. или исследовать особенности сложного предложения в русском языке XVII в. и
т. д. Принцип синхронности в изучении языка очень .важен, он помогает избежать ошибочного смешения фактов
разных периодов в жизни языка, перенесения в современную языковую систему определений, правильных только для
прошлого.
Д и а х р о н н ы й п о д х о д (от греческого dis — через и chronos — зремя) рассматривает отдельные
явления с учетом их изменения во времени. Например, можно взять труппу слон типа имя, время и т. п. и
рассматривать, как менялись их падежные окончания от XI в. до наших дней, т. е. мы как бы будем рассматривать их
«через время», сквозь толщу веков. Такой подход будет диахронным. Он покажет нам развитие одного из языковых
явлений, но не раскроет связи его с другими явлениями. Практически мы чаще сталкиваемся с синхронией, т. е. с
изучением языка в плане одновременности (изучение правил письма, изучение чужого языка, разработка новых
алфавитов, 'проблемы машинного перевода и т. д.), но это не значит, что мы можем пренебрегать диахронией, т. к. без
этого мы не будем изучать явления в их развитии, т. е. нарушим одно из основных требований диалектики. Но
только диахронный подход тоже недопустим, так как он нарушает второе .важнейшее требование диалектики: изучать
явления в их связи друг с другим, а диахронный подход вырывает отдельные явления из системы. Ошибкой многих
современных зарубежных ученых является разрыв этих двух аспектов (от греческого aspectus — вид), разных
подходов к изучению языка. Основа такого разрыва была заложена в учении о языке Ф. де Соссюра, который считал,
что синхрония — это «ось одновременности», учитывающая связи, отношения между сосуществующими вещами, но
исключающая «всякое вмешательство времени», а диахрония — «ось последовательности», «на которой никогда
нельзя увидеть (больше одной вещи зараз» Таким образом, у Соссюра получалось, что при синхронии была система,
но отключался фактор времени, а при диахронии присутствовал фактор времени, но пропадала система.
В действительности ни одно изменение не происходит вне системы. Изменения любой единицы есть не
изменение изолированного факта, а изменение части системы. Поэтому при диахронном изучении нельзя полностью
исключать (систему. Нельзя также забывать о том, что язык существует во времени, т. е. каждый данный синхронный
срез, период существования определенной синхронной системы есть этап в общем процессе развития языка. Значит,
при синхронном анализе нельзя отбросить полностью фактор времени.
Подлинное марксистское изучение языка предполагает учет этих двух подходов, не допускает разрыва их и
пренебрежения к одному из них. Явления языка нужно исследовать в их связи друг с другом и в их развитии, три этом
не должно быть смешения фактов, относящихся к современной системе языка, и фактов, уходящих в прошлое,
являющихся остаткам и прежних периодов развития языка или нарождающихся вновь.
Эти принципы должны быть определяющими при изучении разных сторон языка.
Сложный характер языка определяет сложный характер науки о нем. Под общим названием языкознание, или
лингвистика, объединяется по существу целый р я д о т д е л ь н ы х д и с ц и п л и н , занимающихся изучением
структуры языка, составляющих его компонентов, его функционирования и развития.
Особый цикл лингвистических дисциплин занимается изучением различных элементов языковой структуры.
Звуки изучаются фонетикой; слово, их значение и употребление — лексикологией (от (греческого слова lexis —
слово, выражение, оборот речи) и семасиологией (от греческого semasia — обозначение) ; грамматическое строение
слов, их "изменение — морфологией, создание новых слов «а базе уже имеющихся — словообразованием; строение
предложений, правила сочетания слов и т. п. — синтаксисом. Если эти элементы языковой структуры изучаются в их
современном состоянии, можно говорить об описательной фонетике, описательной 'морфологии и т. д.; если они
изучаются в их историческом развитии, говорят об исторической фонетике, исторической морфологии; если же
изучается языковой или словарный состав близких, родственных 'языков в их сопоставлении, можно говорить о срав-
нительной фонетике, сравнительной лексике и т. д.
Но наряду с изучением лексики, фонетики и грамматики (морфологии и синтаксиса) отдельных языков,
возможно и научение тех общих особенностей, общих закономерностей, которые наблюдаются в фонетике, лексике и
грамматике разных языков. Изучением этих о б щ и х з а к о н о м е р н о с т е й занимается общее 'языкознание. Так,
общее языкознание устанавливает разницу .между гласными и согласными, (возможные типы согласных звуков,
возможные типы слогов и т. д., в фонетике; дает определение слова1, выясняет связь между словом и предметом,
понятием, уясняет основные пути изменения словаря языка и т. д. в лексике; раскрывает понятие грамматического
значения, способы выражении грамматических значений, основные типы связи слов и т, д. в грамматике. При
решении этих проблем общее языкознание всегда отпирается на материал, полученный в результате изучения
конкретных языков. В свою очередь общее языкознание дает основные установки, (показывает основные пути
(изучения материала конкретных языков. Общее языкознание разрабатывает и основные методы, которыми следует
вести изучение конкретных фактов языка.
Методы изучения языкового материала на протяжении исторического развития науки о языке менялись. На
первых порах языкознание было частью философии и филологии, не имело собственных методов исследования
языкового материала, пользовалось методами других наук. Затем языкознание выделилось в самостоятельную науку и
начало разрабатывать свои методы исследования. В XIX веке особое значение получил с р а в н и т е л ь н о -
и с т о р и ч е с к и й м е т о д , давший возможность научно классифицировать языки мира и выявить общее и
различное в разных группах языков. Этот метод продолжает сохранять свое значение и в настоящее время. Он
успешно применяется при изучении родственных языков, т. е. языков, связанных единством происхождения, он по-
могает раскрыть особенности развития генетически (т. е. по происхождению) общих явлений в разных языках. Этот
метод, например, успешно применяется при изучении склонения имен существительных в разных славянских языках,
особенностей изменения гласных звуков в русском и украинском языках и т. д.
Для изучения неродственных языков используется с о п о с т а в и т е л ь н ы й метод, дающий возможность с
помощью различных специально разработанных приемов сопоставления изучать факты далеких языков, таких,
например, как английский и узбекский и т. п.
В последнее время широко применяется о п и с а т е л ь н ы й (дескриптивный) метод, очень эффективный
при синхронном подходе к исследованию однородного языкового материала. Этот метод удобен, например, при
изучении словообразования в современном русском языке или особенностей употребления определенного и
неопределенного артикля в английском или немецком языке и т. д. Из описательного метода выделились так
называемые с т р у к т у р н ы е методы, основной признак которых — подход к языку как к единой цельной
структуре.
Используются в языкознании и методы других наук: математики, физики, географии. Математические методы
помогают найти более общие и точные формулировки для некоторых языковых явлений. С т а т и с т и ч е с к и й
метод дает возможность на основе учета количественных расхождений в употреблении тех или иных лингвистических
элементов выявить тенденции в развитии языка, специфику их речевого употребления. Особенно большую роль эти
методы играют в прикладном языкознании, например, в теории машинного перевода, при разработке алфавитов для
ранее бесписьменных языков, при составлении двуязычных (переводных) словарей для выявления круга наиболее
употребительных слов, при разработке теории орфографии, в методике преподавания иностранных языков и т. д.
В последние годы в связи с усилением интереса к изучению звучащей речи, необходимостью разработки
способов передачи ее на далекие расстояния получили распространение э к с п е р и м е н т а л ь н ы е методы
изучения образования и восприятия речи (см. § 25).
Применение картографирования при изучении территориального распространения языкового материала
привело к развитию особого лингво- г е о г р а ф и ч ее кого метода.
Ни один из методов, применяемых в языкознании, не является универсальным, поэтому общее языкознание
не только разрабатывает основные принципы и приемы разных методов исследования языка, но и определяет границы
их применения.
Сложный характер языка определяет не только сложность науки о нем, но и связь языкознания с целым рядом
других наук. Общественный характер языка определяет тесную связь языкознания с такими общественными науками,
как философия, логика, социология, история, психология, антропология, этнография. Многие проблемы языкознание
может решать только совместно с другими науками. Такими проблемами являются, например, вопросы о сущности
языка, о связи языка и мышления, о происхождении языка, об особенностях бытования отдельных языков и другие.
Особенно тесно языкознание связано с философией. Философия является методологической базой
языкознания, т. е. она определяет характер решения основных проблем языкознания, сам подход к изучению языка,
принципы его исследования (см. § 6). Языкознание всегда опирается на определенную философскую базу:
материалистическую или идеалистическую, что оказывается и на общем понимании языка (см. § 2), и на решении
частных вопросов языкознания. Естественно, что теснее всего с философией связано общее языкознание.
Единство языка и мышления, их неразрывная связь определяет связь языкознания с логикой, изучающей
законы мышления и формы мысли. Особенно важным оказывается вопрос о соотношении логических и
лингвистических единиц: понятия и слова, суждения и предложения, логических и грамматических категорий. Связь с
логикой в языкознании существовала издавна. Было даже особое направление в грамматике, получившее название
логической грамматики, которое по существу подменяло языковой анализ логическим. Современное языкознание
стремится строго разграничивать логические и языковые явления, но использует многие достижения современной
логики (логические построения при моделировании, изучении отношений и т. д.).
Поскольку язык существует только в обществе, языкознание непосредственно связано с социологией, наукой
об обществе, его строении и развитии. 'Связь языкознания и социологии привела к появлению особой языковедческой
дисциплины — социальной лингвистики (социолингвистики), которая изучает связь языка и общества, особенности
функционирования языка в различные периоды жизни общества, зависимость функционирования и развития
отдельных языков от конкретно-исторических условий их бытования. Недавно появилось, например, очень
интересное, обстоятельное исследование особенностей развития русского языка в советский период.
Связь истории языка с историей народа, носителя языка, обусловливает связь языкознания с историческими
науками. Знание исторических условий развития народа помогает понять особенности отдельных языков. Например,
сильная диалектная раздробленность немецкого языка связана с медленным развитием капитализма в Германии,
сохранением в течение долгого времени феодальной раздробленности. Обилие в английском языке слов, имеющих
латинские и французские корни, объясняется особенностями исторического развития Англии (завоевание страны
римлянами в первые века нашей эры и норманнами в XI веке). В свою очередь языкознание помогает истории
проникнуть в далекое прошлое народов: определить территорию, где жил народ раньше, особенности хозяйства в
далеком прошлом, связь с другими народами и т. д.
Языкознание тесно связано с этнографией (от греческого ethnos — народ и grapho — пишу), занимающейся
изучением быта, верований, культуры разных народов. В американском языкознании даже получило широкое
распространение особое направление — этнолингвистика. Не менее тесную связь имеет языкознание с антропологией
(от греческого anthropos — человек), наукой о биологической природе человека, о его развитии и происхождении
(археоантропология). Без учета данных антропологии и археоантропологии нельзя решать вопрос о происхождении
языка. Для проблемы происхождения языка и его развития на ранних этапах существования общества большой
материал дает археология, изучающая историческое прошлое человеческого общества по памятникам материальной
культуры.
При характеристике связи языка и мышления (см. § 2) уже говорилось о важности изучения конкретных форм
этой связи в психической деятельности человека. Это определяет наличие общих вопросов в языкознании и
психологии. Примером может быть разработка проблемы внутренней речи (см. § 2). В Советском Союзе в последнее
время довольно успешно развивается новая научная дисциплина — психолингвистика, основной задачей которой
является изучение речевой деятельности человека.
Изучение речевой деятельности человека не может ограничиваться только проблемами
психолингвистического порядка, оно оказывается тесно связанным с физиологией и акустикой. Необходимость
изучения материальных условий производства и восприятия звуков породила развитие особого направления —
физиологии речи, которое изучает работу речевого аппарата и особенности восприятия речевого потока органами
слуха. В последнее время в этом направлении появилось много интересных работ. Необходимость изучения
физической природы звуков (силы, длительности, высоты и т. п.) определяет связь языкознания с акустикой. В
последнее время возросла важность хорошего знания акустических свойств речи, что особенно существенно при
использовании технических средств связи. Но дело не только в этом. Современное языкознание все шире и шире
обращается к изучению живой, звучащей (а не только письменной, как было раньше) речи, а это требует тесной связи
с акустикой, наукой о звуках.
То, что язык представляет собой знаковую систему, определяет связь науки о языке с семиотикой (от
греческого sema — знак), т. е. с общей наукой о знаках. Языкознание использует основные положения семиотики о
знаках, их признаках, типах, свойствах знаковых систем и г. д. (см. § 3). В последнее время .отчетливо наметилась
связь языкознания с новой математической дисциплиной, получившей название теории информации. Теория
информации изучает процесс передачи информации по каналам связи, что оказывается очень важным для
языкознания, так как в процессе функционирования языка, т. е. в процессе речи, мы имеем дело с передатчиком речи
(говорящим), ее получателем (слушающим) и своеобразной формой связи (процессом восприятия, понимания и
воспроизведения речи). К языку оказались применимы и некоторые общие понятия, разработанные в теории
информации. Примерами могут быть понятия избыточности информации и энтропии.
Избыточность информации — характерное свойство языка, проявляющееся в том, что какие-либо признаки
указываются несколько раз разными способами. Например, в русском я говорю указание на первое лицо дано
местоимением (я) и особым личным окончанием глагола (-to), чего нет в английском / speak, где указание на лицо
дано лишь местоимением. Под энтропией понимают показатель (меру) недостаточной информации. О большей или
меньшей энтропии в языке обычно говорят в зависимости от большей или меньшей вероятности появления тех или
иных элементов. Например, если русское слово начинается с согласного звука, то вполне вероятно ожидать появления
дальше как гласного, так и согласного звука. В этом случае наблюдается высокая энтропия. Если же в слове есть два
начальных согласных, то вероятность появления следующего (третьего) согласного уже очень невелика,
следовательно энтропия стала меньшей. Связано языкознание и с некоторыми другими отраслями математики:
теорией множеств, теорией вероятности и т. д.
Еще в далеком прошлом сложились связи языкознания с литературоведением. По традиции
литературоведческие и лингвистические науки и сейчас объединяются под именем филологических наук, т. е. наук о
с л о в е , х о т я изучают слово они с разных точек зрения и разными методами. Особенно тесно связана с
литературоведением одна из отраслей языкознания — стилистика, занимающаяся в числе других проблем и
изучением эмоционально-экспрессивных средств языка, особенностей его использования в художественной
литературе, публицистике и т. п.
Связи со многими науками еще раз подчеркивают сложность языка и науки о нем.
ЛИТЕРАТУРА
К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Немецкая идеология. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2, т. III, стр. 16—30, 427.
В. И. Л ежи н. О праве наций «а самоопределение. — В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25.
В. М. Ж и р м у н с к и й . Проблема социальной дифференциация языков. — В сб.: Язык и общество. М., 1968.
Ф. П. Ф и л и и. К проблеме социальной обусловленности языка. — В сб.: Язык и общество. М„ 1968.
В. Н. Я р u е в а. Проблема связи языка и общества в современном зарубежном языкознании. — В сб.: Язык и общество. М., 1968.
Д. П. Г о р с к и й . Роль языка в познании.—В сб.: Мышление и язык. М., Госполитиздат, 1957.
А. И. С о к о л о в . Внутренняя речь и мышление. М.: Издательство ЛКИ/URSS, 2007.
А. Д. Н а с е д к и н . Язык как средство формирования мысли. — В сб.: Язык и мышление. М„ «Наука», 1967.
А. С. Ч и к о б а в а. К вопросу о взаимоотношении мышления и речи в связи с ролью коммуникативной функции. — В сб.: Язык и мышление. М.,
«Наука», 1967.
Ф. Н. Ш е м я к и н . Язык и чувственное познание. — В сб.: Язык и мышление, М„ «Наука», 1967.
М, Б. М и т и н . Марксистско-ленинская гносеология и проблема знака н значения. — «Вопросы философии», 1963, М 6.
Т. П. Л о м т е в , О природе языкового знака и значения. — «Вопросы философии», 1960, Лй 1.
А. Г. В о л к о в , Язык как система знаков. М., Изд-во МГУ, 1966.
Л. О. Р е з н и к о в . Гносеологические вопросы семиотики. Л., 1964.
A. С. М е л ь н и ч у к. Понятие системы и структуры языка в свете диалектического материализма. — «Вопросы языкознания», 1970, № 1.
Материалы к конференции «Язык как знаковая система особого рода», М., «Наука», 1967.
Т. П. Л о м т е в . Язык и речь. — Вести. Моск. ун-та, серия VII, 1964, № 4 .
B. И. К о д у х о в . Методы лингвистического анализа. Л., 1963.
ГЛАВА II
ФОНЕТИКА
Звук человеческой речи материален по своей природе. Как и всякий звук, он — результат колебательного
движения упругой среды. Возникает звук в процессе работы органов речи {об условности термина «органы речи» см.
§ 1), к которым относятся: дыхательные органы (легкие, бронхи, диафрагма); гортань с расположенными в ней
хрящами и голосовыми связками; полости глотки, рта и носа с расположенными в полости рта языком, губами,
зубами, нёбом и маленьким язычком. Воспринимаются звуки с помощью органов слуха (наружное, среднее и
внутреннее ухо с находящимися в нем органами), которые сложный звук, поступающий к наружному уху, разлагают
на составные признаки и затем транспортируют (передают) эти признаки в кору больших полушарий головного мозга,
где и происходит процесс восприятия и осознания звуков. Это весьма сложный процесс, выяснением подробного хода
которого занимается современная психология речи
Языкознание же, не пренебрегая учетом физиологической и акустической сторон звуков, основное внимание
направляет на изучение социальной (общественной) стороны звука, которая проявляется в особенностях звуков как
единиц, элементов определенной языковой структуры, т. е. определенного языка.
Обычно говорят о трех аспектах, трех сторонах звука: акустической, анатомо-физиологической и
общественной (социальной), но все эти три стороны неразрывно между собой связаны, выступают в единстве.
Ведущей стороной этого единства является социальная сторона, так как специфические особенности звуков в разных
языках явились результатом длительной традиции, исторической общественно-речевой практики говорящих.
Общественно-речевые навыки говорящих определяют особенности образования звуков, а следовательно — и
особенности их звучания, т. е. анатомо-физиологические и акустические особенности звуков. Так, во французском
языке оказалось возможным произнесение особых носовых гласных to], [a], te] и т. д.. Например, grand в произноше-
нии [gra] — большой, le vent [va] — ветер, 1е пот [по] — имя, le train (tre] — поезд и т. д. Эти гласные оказались
противопоставленными гласным чистым [о], [а], [е] (ср.: iparle [pari] — говорит, ma [ma] — моя, ferme [ferm] —
закрывает, porte [port] — дверь).
В русском языке выработалось различение двух разных звуков (л] и (л']. Мы их отчетливо различаем и
противопоставляем друг другу. Показательно сравнение слов лук и люк — в произношения [лук] и (л'ук], угол и уголь
— [угол] и [угол'] и т. д. В немецком и французском языках есть только один звук [ 1 ] , который произносится средне
между л к л\ В русском языкознании' он часто так и называется. 1-среднее или 1 -европейское. Таких примеров можно
привести очень много (см.§ I ) .
Акустические и анатомо-физиологические свойства звука важны для языкознания не сами по себе, а своей
связью с общественной, социальной функцией звука. Акустические свойства звука — те свойства, которые
воспринимаются слушающими, дают возможность узнавать и различать звуки. Поэтому акустический подход — это
подход с точки зрения слушающего, а анатомо-физиологический подход — это подход с точки зрения говорящего.
Звуковая волна, возникшая в результате колебательных движений при произношении того или иного звука,
может быть записана с помощью специальных аппаратов — кимографа или осциллографа и представлена в виде
особой кривой.
' Знак ~ над буквой указывает на носовой характер звука. Кимограф (от греческих слов kyma — волна и grapho — пншу) — прибор для записи
кривой звуков, основанный на пневматическом принципе, т, е. работающий под действием сжатого воздуха. Осциллограф — прибор,
записывающий звуковые колебания на основе превращения их в электрические.
Вот как, например, выглядит кривая произношения русского слова боб (рис. 1, а) и французского слова bob
(рис. 1, б), записанная с помощью кимографа 1.
На рисунке отчетливо видно, что при произношении последнего звука в русском слове линия L,
показывающая работу голосовых связок, идет почти ровно, следовательно голосовые связки не колеблются. Это и
отражается в превращении
6
Рис. 1. Произношение слов:
о—русского боб; 6—французского bob. Линия L показывает работу голосовых связок, S — колебательное движение воздушной струи, идущей из
гортани.
звонкого [б] в глухой [п] при произношении русского слова боб — [боп]. При произношении французского слова
колебание голосовых связок сохраняется, поэтому оглушения последнего звука не происходит, он сохраняет свою
звонкость [bob]. Разный вид имеет и линия S, показывающая колебательные движения воздушной струи, идущей из
гортани.
При подходе к звуку с точки зрения слушающего, т. е. при его акустической характеристике, необходимо
учитывать ряд существенных признаков, параметров (от греческого paramet-гоп — отмеривающий) звука.
С акустической точки зрения, в звуках человеческой речи различают прежде всего соотношение тона и шума.
Т о н возникает в результате периодических колебаний, т. е. колебаний равной длительности. Ш у м — результат
непериодических колебаний. В разных группах звуков соотношение тона и шума различно. Наиболее значительна
роль тона в произношении гласных звуков и таких согласных, как (м], [м'], [н], [и'], [р], [рЧ, W< М- При произношении
звонких согласных [б], [б*], [в], [в']. И, [д] и других главное — шум, а не тон. При произношении согласных глухих
[п], [п'], [к], [к*], (с] и подобных тон отсутствует вовсе: они образуются только на основе шума.
Важным признаком звука является его в ы с о т а , которая зависит от частоты колебаний. Единицей
измерения высоты звука считается герц (обозначается гц), равный одному двойному (отклонение от точки покоя и
возвращение к ней) колебанию в секунду. Чем больше частота колебаний звука, тем он выше. Так, звук в 120 гц (г. е.
120 колебаний в секунду) B 12 раза выше, чем звук в 60 гц и т. д. Человеческое ухо способно воспринять колебания с
частотой от 16 до 20 тыс. гц, но диапазон звуков человеческой речи значительно уже (приблизительно от 60—80 до б
тыс. гц).
Для языкознания важна не абсолютная, а относительная высота звука, г. е. разница между высотой разных
звуков. Например, важно, что [и] значительно выше, чем [а] и особенно — чём [о] или [у]; мягкий [т'] (как в словах
тёс, тина, пять) выше, чем твердый [т] (как в словах там, тыл, вот) и т. д. Высота одного и того же звука может
меняться в зависимости от интонации, что очень важно для выделения ударных слогов (см.§ 15).
Различаются звуки и по с и л е , которая зависит от амплитуды (размаха) колебаний. Чем больше амплитуда
колебаний, тем звук сильнее, За единицу силы звука принимается децибел (обозначается дц). Разным звукам речи
свойственна разная сила. Например, исследованиями Н. И. Жинкина показано, что звук [а] даже без ударения в словах
Мила, вдали на З-Ч), а то и на 10—.15 дц сильнее, чем звук [и], хотя на последний падает ударение1. Сила
произношения одного и того же звука в разных условиях может меняться, что для фонетики очень важно.
Силу звука нельзя смешивать с его г р о м к о с т ь ю . Под громкостью понимают восприятие интенсивности
звука слуховым аппаратом человека. За единицу измерения уровня громкости принят фон. Звуки, одинаковые по силе,
но разные по высоте, воспринимаются как звуки разной громкости. Более высокие звуки кажутся более громкими.
Поэтому (и] обычно воспринимается как более громкий звук, хотя в действительности его мощность меньше, чем
мощность звука [а]. Мощность звука зависит от объема глоточного резонатора, глоточной трубки (см. § 10). Чем
меньше объем глоточного резонатора, тем 'больше возрастает мощность звука.
Одним из важнейших признаков звука речи является его т е м б р (от французского timbre— колокольчик),
который зависит от соотношения основного тона, возникающего в результате колебательных движений всего
колеблющегося тела (языка, голосовых связок), и дополнительных гонов, возникающих в результате колебания
отдельных частей порождающего звук тела (отдельные отрезки голосовых связок и т. п.) и называемых
о б е р т о н а м и , или гармониками. Так как частота колебаний частей тела всегда больше, чем частота колебаний
всего тела, то и обертоны выше основного тона. Отсюда и их название, образованное от немецкого слова ober —
верхний.
Сами обертоны слабы, но их звучание может быть усилено резонатором, которым для звуков речи являются
полости рта, носа и глотки. Изменение формы этих резонаторов, их взаимодействие, усиливая тот или иной обертон,
определяют различия в тембре звука. Два звука могут .быть одинаковыми (по основному тону, но различными по
тембру. На различии тембра основано различение гласных звуков. Обертоны накладываются на основной тон, что
создает очень сложную кривую звука (рис. 2 )
Звуки речи представляют сложное целое, но сложный звук может быть разложен на ряд простых
синусоидальных колебаний, состав которых образует звуковой спектр звука. Спектр каждого звука имеет свои
характерные признаки, различаемые слухом. Характерные признаки спектра звука называют его характерным гоном,
или формантой (от латинского for-mans, formantis — образующий). Форманты, которые дают возможность отличать
один звук речи от другого, называются р е ч е в ы м и ф о р м а н т а м и . Речевая форманта определена исторически
сложившейся нормой данного языка, поэтому она является средством различения слов (важна для перцептивной и
сигнификативной функций, см. § 4). Кроме речевых формант, различают еще голосовые форманты, характерные для
голоса данного человека. Голосовая форманта зависит от индивидуальных особенностей речевого аппарата разных
людей. Голосовая форманта не влияет на различение слов, т. е. значащих отрезков речи, но она дает возможность
различать людей по голосу. Интересно, что голосовые форманты хорошо различаются и слухом животных.
Для языкознания важны речевые форманты. У каждого звука свои характерные признаки, т. е. свои
форманты. Так, форманты разных гласных характеризуются наличием разных областей усиления частот звука: для [у]
такая Область лежит в пределах 200—600 гц, [о]—от 400 до 800, {а] —от 1000 до 1400. У некоторых звуков таких
областей может быть несколько.
Акустические признаки звуков зависят от работы речевого аппарата, от артикуляции (от латинского articulatio
— articulare — членораздельно выговаривать) звука (см. § 10).
Уже говорилось (см. § 1), что у человека не было от природы специальных органов речи. Его речевой аппарат
сложился в процессе формирования языка. Органы, входящие в пищеварительную и дыхательную системы, не только
приспособились к произношению речевых звуков, но и значительно перестроились при этом: ротовая полость
укоротилась, гортань и надгортанник опустились вниз, что создало из увеличившейся глотки и ротовой полости одну
общую надставную трубу, выполняющую важные функции в процессе образования звуков.
Р е ч е в о й а п п а р а т состоит:
а) из дыхательного аппарата, включающего легкие, диафрагму, бронхи, дыхательное горло (трахею);
б) гортани с расположенными в ней голосовыми связками и хрящами;
в) надгортанных полостей, т. е. полостей глотки, рта и носа.
Наблюдениями последнего времени установлена активность всех органов в процессе образования речи.
Органы дыхания не только дают материал для речи — воздушную струю, но и активно участвуют в ее первичном
преобразовании. Применяя метод рентгенокимографирования, т. е. наблюдая одновременно работу органов речи
путем рентгенографирования и регистрируя с помощью кимографа давление воздушной струи, исследователи
установили, что диафрагма колеблется с определенной амплитудой на каждом речевом звуке, то поднимаясь, то
опускаясь, хотя общий процесс выдыхания при этом не прекращается. Под влиянием тех же нервных импульсов,
поступающих из коры больших полушарии, совершается согласованное с движениями диафрагмы движение бронхов,
в результате чего регулируется скорость и количество подаваемого воздуха, что сказывается как на особенностях
образования звуков, так и на слогоделении.
Расположенные в гортани г о л о с о в ы е с в я з к и состоят из волокон, идущих в горизонтальном,
вертикальном и диагональном направлениях. Это дает возможность изменять голосовые связки то толщине и
зажимать колеблющиеся элементы голосовых связок в разных местах, что сказывается на их работе, а следовательно
— и на характере звуков.
Давление воздушной струи, идущей из легких, вызывает колебание голосовых связок. Возможная частота
колебаний находится в диапазоне от 82 до 1100 гц. Появление в нашей речи более высоких звуков происходит за счет
обертонов (см. § 9 ) .
Голосовые связки принимают участие в образовании всех звуков, кроме глухих согласных, при
произношении которых воздух проходит свободно через открытую голосовую щель (расстояние между голосовыми
связками). При произношении остальных звуков голосовые связки напряжены, голосовая щель сужена, причем
просвет ее при произнесении разных звуков разный (при [и] меньший, чем при (а], и т. д.), что сказывается на
амплитуде колебаний голосовых связок, а следовательно — и на высоте звуков.
Непосредственно над гортанью расположена п о л о с т ь г л о т к и (рис. 3), эластичные стенки которой
способны напрягаться, меняя тем самым форму глоточной трубки, т. е. глоточного резонатора. От объема глоточной
трубки зависит мощность звука (см. § 9). Изменение объёма глоточного резонатора связано с изменением ротового
резонатора. Так, при произношении звука [а], когда глоточный резонатор минимален (см. § 9), ротовой резонатор
велик; наоборот, когда произносят звук [и], глоточный резонатор имеет максимальный объем, а ротовой резонатор
сужен1. Различается форма ротового и глоточного резонатора и в момент произношения различных согласных звуков.
Например, при произношении звука [р] глоточная трубка более сужена, чем при произношении звука [л].
Исследователи отмечают три основных типа соотношения ротового и глоточного резонаторов: а ) узкий ротовой
резонатор и широкий глоточный, б) широкий ротовой резонатор и узкий глоточный, в) средний объем обоих
резонаторов. Исследования последнего времени указывают на тесную связь работы всех надгортанных полостей.
Рис. 3. Схема органов речи: I — ротовая полость; I I — полость глотки; I I I — носовая полость; IV — полость гортани. L — нижняя губа; А —
передняя часть языка: М — средняя часть языка; Р — задняя часть языка; R — корень языка; V — мягкое нёбо; 0 — маленький язычок (нёбная
занавеска); Я — надгортанник; в — верхняя губа; d — край верхних передних зубов; е—задняя поверхность верхних передних зубов; / — альвеолы;
g — переднее твердое нёбо; А — передняя часть мягкого нёба; / — задняя часть мягкого нёба.
Из глотки воздух может пройти только в полость рта, если мягкое нёбо поднято, и в полости
рта и носа, если мягкое нёбо (небная занавеска) опущено, в последнем случае звуки получают особую носовую
окраску. Так возникают носовые согласные [м], [н] и известные некоторым языкам, например французскому,
польскому, носовые гласные, т. е. гласныеj с особой дополнительной носовой окраской [о], (е], (а] и т. д.
В полости рта, где получает окончательное оформление большинство звуков, расположен целый ряд
подвижных и неподвижных органов речи. Более подвижная нижняя губа может смыкаться с верхней губой или только
сближаться с ней так, что между ними остается узкая щель. В первом случав возникают смычные губно-губные звуки
[б], [п], [м], во втором — щелинные [w] в английском и украинском языках, При сближении нижней губы с верхними
передними зубами возникают щелинные губно-зубные звуки [в], [ф]. Губы участвуют и в образовании некоторых
гласных звуков, вытягиваясь в трубочку (при разных типах [у]) или округляясь (при разных типах [о]).
Самым подвижным органом речевого аппарата человека является я з ы к . Принято различать к о р е н ь ,
с п и н к у и к о н ч и к языка. Спинку языка, кроме того, делят на п е р е д н ю ю , с р е д н ю ю и з а д н ю ю ее
части (см. рис.3).
Наибольшей подвижностью обладает кончик языка, который может ложиться на нижние зубы, образуя с
верхними зубами узкую межзубную щель, например, при английских щелевых межзубных согласных [Ф], [в] (на
письме передаются сочетанием букв th); может прижиматься к задней стенке передних зубов, как при русских
смычных звуках [д], [т], [л], [н], или к краю верхней десны, как при немецких [d], [t], [1], к альвеолам, т. е. к бугоркам
у корней верхних зубов (см. рис. 3), как при английских Id], [t], [1], in]. Кончик языка может загибаться вверх к
твердому нёбу (при [A], It], [1], [п] в индийских и некоторых других восточных языках). В этих же случаях возможно
не смыкание, а лишь сближение языка с зубами, деснами, альвеолами, нёбом. Тогда возникают различные пе-
реднеязычные щелевые звуки, например, русские [с], {с'], [з], [з'] — при сближении с зубами и [ш], [ж] — при
сближении с передней частью твердого нёба и т. д. Подвижный кончик языка может вибрировать (дрожать) у зубов
или нёба, как при русском [р]. При произношении гласных кончик языка обычно опущен.
Передняя часть спинки языка может подниматься к твердому нёбу, образуя с ним узкую щель, плоскую при
русских [ж], [ш] или волнообразную с выгнутой горбом спинкой языка, при французских и немецких [ц] Л Л (так
принято обозначать звуки типа ж, ш, передаваемые в орфографии» разными сочетаниями букв, например сп во
французском, sch в немецком и т. п.).
Если средняя часть спинки языка поднимается к среднему нёбу, то между языком и нёбом появляется
сужение, образуется щель, при трении воздуха о стенки которой возникают звуки, подобные тому, какой слышится в
начале русских слов яблоко, яма, южный, ель и т. д. и называется йотом, или тому очень мягкому согласному,
который слышится в немецких словах ten, mfcch, nileht и называется ich-Laut. Если средняя часть спайки языка
смыкается с нёбом, то возникают звуки, напоминающие очень мягкие [т"], [к"]. Такие звуки есть в сербохорватском
языке.
Задняя часть спинки языка может сближаться или смыкаться с передней частью мягкого нёба, которую
иногда называют средним нёбом, или с задней частью мягкого нёба (см. рис. 3). В первом случае образуются мягкие
смычные (если происходит смыкание) и щелинные (если спинка языка только сближается с нёбом) звуки типа
русских [г']( [к'], [х'] в словах ноги, руки, мухи; во втором — твердые смычные или щелинные типа русских [г], [к], {х]
в словах нога, рука, муха.
От работы спинки языка зависит и характер гласных звуков, так как подъем разных частей спинки языка на
разную высоту меняет форму ротового резонатора, а этим определяет ся тембр гласного звука. Например, гласный [и]
произносится при высоком подъеме передней части языка так, что сужение образуется в передней части ротовой
полости, тогда как задняя часть ротового резонатора шире. Наоборот, при звуке [у] поднимается задняя часть языка и
суженной оказывается задняя часть ротового резонатора.
Маленький язычок (по латыни uvula — язычок), называемый иначе нёбной занавеской, может образовывать
звуки при смыкании или при образовании щели с задней частью языка. Такие звуки встречаются в тюркских языках
(туркменском, узбекском, казахском и т. д.), в языках народов Сибири (нивх ском, чукотском и т. д.). На слух эти
звуки напоминают русские [к], [х], но как бы отодвинутые назад при произношении. П о участию маленького язычка
в их образовании такие звуки называются увулярными (язычковыми). Чаще всего встреча ются увулярные
(язычковые) звуки, образованные в результате вибрации (дрожания) маленького язычка. Такие звуки есть во
французском и ряде других языков, иногда их называют картавым, или грасирующим, р.
В результате совместной работы перечисленных органов речи возникают разнообразные звуки. Работа
органов речи при произнесении звуков речи называется артикуляцией. В артикуляции звука принято выделять 3
части: п р и с т у п (или э к с к у р с и ю ) , в ы д е р ж к у и о т с т у п (или р е к у р с и ю ) . Например, при
произношении русского звука [п] на пути идущей из легких воздушной струи создается препятствие путем смыкания
губ (экскурсия), некоторое время губы остаются в сомкнутом состоянии (выдержка), а потом под давлением
воздушной струи размыкаются (рекурсия).
По характеру экскурсии различаются звуки смычные и щелинные (фрикативные). При первых началом звука
является образование смычки, при вторых смычки нет, а препятствие для воздуха имеет вид узкой щели, при проходе
через которую воздух трется о ее стенки, создавая звук.
Щелинные согласные, которые иначе называются ф р и к а т и в н ы м и (от латинского fricare — тереть), или
с п и р а н т а м и (от латинского spirans-spirantis — дующий, выдыхающий), различаются: а) по форме щели, б) по
расположению щели, в) по количеству сужений. По форме щели они делятся н а к р у г л о щ е л е в ы е и
п л о с к о щ е л е в ы е . Например, [$].в английском языке — круглощелевой звук, а [6] — плоскощелевой (ср.:
английские sing — петь и thing — вещь). По расположению щели различают с е р е д и н н ы е , когда щель
образована спинкой языка и зубами, деснами или нёбом, и б о к о в ы е , когда щель образуется по бокам тела языка.
Примерами серединных могут быть русские [с], (с*], [з], [з'], [ж], [ш]. Боковая щель образуется при русских [л], [л*],
но при этом щель сочетается со смыканием, так что звуки [л], [л'] не являются собственно щелинными (см. ниже). По
количеству сужений выделяются звуки о д н о ф о к у с н ы е , когда сужение образуется только в одном месте, и
д в у х ф о к у с н ы е , когда сужение образуется в двух местах. Примером однофокусных звуков являются русские
[с], {с'], [з], [з'], [х], двухфокусные — [ш], [ж]. Различия в положении спинки языка при произношении этих звуков
показаны на рис. 4.
Смычные согласные, одинаковые па экскурсии, могут быть разными по рекурсии: одни кончаются взрывом,
при других смычка постепенно переходит в щель. В первом случае происходит быстрое размыкание органов речи и за
счет этого возникают звуки. Такие звуки принято называть с м ы ч н о -в з р ы в н ы м и (иногда их называют
мгновенными). К ним относятся, например, русские [б], [б'], [д], [д*], [г], [г'], [к], [к'] и др. Если при образовании звука
смычка постепенно переходит в щель, то образуются сложные по артикуляции звуки, которые называются
с м ы ч н о - щ е л е в ы м и , или а ф ф р и к а тами, (от латинского affricaTe — притирать).. Примерами аффрикат
могут быть русские [ц], [ч1 (в литературном языке звук [ч'] всегда мягкий), английское [dj], например, jam \Аъз>т]—
варенье, jump [d^seAmp]—прыжок, немецкие [ts], ll J ], [pi] (в словах: Zeitung—газета, Zunge—язык, deutsch—
немецкий, Pferd — лошадь и т. п.).
Иногда при смыкании органов речи в одном месте ротовой полости остается свободный проход для
воздушной струи, идущей из легких, в другом месте. В таких условиях появляются звуки со сложной артикуляцией,
называемые с м ы ч н о п р о х о д н ы м и , Проход для воздуха может быть в полости носа, в этом случае возникают
смычно-проходные носовые звуки, такие, как русские [м], [м*], {н], [н'], немецкие [т], [п] или особый, образуемый в
задней части ротовой полости звук [г\[, известный немецкому, английскому и ряду других языков (ср.: немецкие
слова Bank [bar]] — скамья, singen [zirjan] — петь; английские sing [s'n\] — петь, song [son.]— песня и подобные.
Проход для воздуха может быть в ротовой полости, по бокам языка, прижатого кончиком или передней частью
спинки к зубам или к альвеолам. Такие звуки называются с м ы ч н о - п р о х о д н ы м и б о к о в ы м и , к ним
относятся русские [л],
н a t a t
[л'] (ср.: лыко, лицо), немецкий {1] (lesen — читать, lang — длинный), английский [1], при котором язык прижат не к
зубам, а к альвеолам (late — поздно, live — жить).
Если смыкание имеет прерывистый характер, сопровождается вибрацией кончика языка или маленького
язычка, появляются с м ы ч н о - д р о ж а щ и е звуки типа русских [р], [р']. Смычно-дрожащие звуки есть во многих
языках, но они отличаются или меньшей «раскатистостью» (меньше вибраций), как в немецком, или тем, что
вибрирует не кончик языка, а маленький язычок (uvula), как в парижском произношении во французском языке. В
английском языке [г] не является смычно-дрожащим, вибрирующим звуком. При произношении английского (г)
кончик языка неподвижен и не касается нёба, боковые края языка прижаты к верхним боковым зубам, образуя
серединный проход для воздуха (звук смычно-проходной серединный).
Смычно-дрожащие З В У К И отличаются от остальных смычных звуков на всем протяжении их образования,
поэтому некоторые исследователи выделяют такие звуки из числа смычных в особую, третью самостоятельную
группу д р о ж а щ и х звуков, или вибрантов.
Разница между различными по способу образования звуками отчетливо проявляется IB ИХ акустических признаках.
Различия в акустических результатах в зависимости от способа произношения хорошо заметны при сопоставлении
кимограмм (см. § 9) слов, имеющих в своем составе смычно-взрывной звук [т], смычно-щелевой [ч] и щелевой [ш]
(рис. 5).
Артикуляция гласных носит более сложный характер, и выделить в ней три указанные выше части весьма
затруднительно, но и здесь важно различать начало и конец звуков. Особенно это важно для особых двойных звуков
— дифтонгов (см. ниже).
Описание работы различных частей речевого аппарата человека показало существенные различия между
навыками произношения, выработанными в разных языках. В этом ярко проявляется общественный характер
артикуляции звука. Для овладения тем или иным языком очень важно усвоить артикуляцию всех входящих в него
звуков.
Регулирование и управление процессом образования и восприятия речи осуществляется центральным
нервным аппаратом человека. Это одна из форм высшей нервной деятельности человека.
Деление звуков речи на гласные и согласные хорошо знакомо каждому еще со школы. Однако критерии этого
деления установить не так легко: ряд признаков оказывается общим у гласных и части согласных. Некоторые ученые
считают деление на гласные и согласные вообще несущественным и предлагают иные принципы деления. Все же
большинство последователей считает необходимым сохранить традиционное деление, имеющее акустические,
артикуляционные и функциональные (имеется в виду различие роли в языке гласных и согласных звуков) основания.
С а к у с т и ч е с к о й точки зрения гласные и согласные различаются по с о о т н о ш е н и ю т о н а и
ш у м а . В основе гласных лежит тон, в основе согласных — шум, а тон может присутствовать (звонкие согласные)
или отсутствовать (глухие согласные). Но есть особая группа согласных, называемых сонорными (от латинского слова
sonorus — звучный), в которых тон преобладает над шумом, что сближает их с гласными. Таких звуков немного. В
русском языке к ним относятся [л], [л'], [р], (р'], (м], [м'], [н], [н'], [j] (звук [j] слышится в начале слов типа яма, ёж, юг,
ехать и подобных им). Сонорные звуки типа [р] и ,(л] принято называть плавными. В некоторых языках сонорным
может быть и особый губно-губной звук [w] (например, в английском: water—вода, well — хорошо, way — дорога и т.
п.). Но если акустически сонорные близки к гласным, то по артикуляционным особенностям они относятся к
согласным.
С а р т и к у л я ц и о н н о й точки зрения наиболее существенное различие между гласными и согласными
состоит в том, что при произношении гласных наблюдается напряжение всего речевого аппарата, в том числе и стенок
полости рта и глотки, являющихся резонаторами, а при произношении согласных напряжение сосредоточено в одном
месте, в месте возникновения преграды, там, где создается характерный для данного согласного шум. Это различие,
установленное видным русским ученым И. А. Бодуэном де Куртенэ, очень важно для разграничения гласных и
согласных звуков. Наличие напряжения в одном каком-то месте дает возможность сравнительно легко определить
место образования согласных, чего нельзя сделать в отношении гласных звуков.
Преграда для идущей из легких струи воздуха есть и при гласных и при согласных, но характер ее различен.
Когда произносят гласные звуки, происходит сужение ротовой полости и полости глотки, но при этом свободный
проход для воздуха всегда остается. При согласных преграда значительнее. Это или смыкание органов речи, или узкая
щель между ними (см. выше). Свободного прохода для воздуха в ротовой полости нет. Учитывая это различие, другой
видный русский фонетист, ученик И. А. Бодуэна де Куртенэ, В. А, Богородицкий предлагал называть согласные
-<ртосмыкателями>, а гласные — «ртораскрывателями».
Различаются гласные и согласные также по силе выдоха. Гласные произносятся с меньшей силой выдоха, чем
согласные. Особенно важно различие с глухими согласными. Большая сила выдоха при согласных как бы
компенсирует меньшую роль резонаторов, усиливающих звук. Сонорные согласные по силе выдоха стоят ближе к
гласным.
Сказанное позволяет утверждать, что действительно между гласными и согласными нет резких границ, а есть
как бы ряд постепенных переходов. Крайними группами являются гласные и глухие согласные, в которых совсем
отсутствует тон. Звонкие согласные уже ближе к гласным, так как в них есть тон и они произносятся с меньшей
силой, чем глухие. Сонорные согласные особенно близки к гласным по своим акустическим свойствам и слабой силе
выдоха, но они отличаются от гласных наличием преграды в полости рта (они ртосмыкатели) и сосредоточением
напряжения в месте образования преграды.
Акустические и артикуляционные различия сказываются на различии роли гласных и согласных в языке.
Гласные обычно выступают как центр, ядро, вершина слога, т. е. они имеют слогообразующую функцию; согласные
же примыкают к гласным, не могут самостоятельно образовать слог. Однако сонорные согласные и в этом отношении
приближаются к гласным, так как в ряде языков они выступают как слогообразующие звуки (например, в чешском:
vtk —волк, krk — шея, trh — рынок и т. д.). Другие согласные образуют слоги чрезвычайно редко.
Существует несколько вариантов классификации согласных звуков. В основных чертах они совпадают, но
при значительном сходстве есть и существенные различия. В одних классификациях делается упор на место
образования преграды, в других — на характер работы основного активного органа — языка. Ниже дается наиболее
простой и распространенный тип классификации согласных с использованием материала более знакомых студентам
языков.
С акустической точки зрения по с о о т н о ш е н и ю т о н а и ш у м а согласные подразделяются на
сонорные (см. выше) и шумные, т. е. такие, в которых преобладает шум, а тон может присутствовать ( з в о н к и е
шумные согласные) или отсутствовать ( г л у х и е шумные согласные). Деление на звонкие и глухие определяется
работой голосовых связок (см. § 10).
По с п о с о б у о б р а з о в а н и я преграды все согласные Делятся на щелинные (фрикативные) и смычные
(см. § 10), а последние по характеру выдержки и рекурсии — на с м ы ч но - в з р ы в н ы е , с м ы ч н о -
п р о х о д н ы е , с м ы ч н о - щ е л е в ы е (аффрикаты) и с м ы ч н о - д р о ж а щ и е (см. § 10).
Преграда для звуков может возникать в разных частях речевого аппарата, поэтому согласные можно
классифицировать и по м е с т у о б р а з о в а н и я преграды. В образовании преграды участвуют разные органы
речи, что необходимо учитывать при классификации согласных по этому признаку.
При определении согласного по месту образования решающее значение имеет основная артикуляция, т. е. та
работа органов речи, которая определяет характер шума, типичного для данного согласного. Например, для [б] и [п]
наиболее существенным оказывается характер работы губ (смыкание и взрыв), для 1д] и [т] — особенности смыкания
передней части языка с зубами (или альвеолами) и т. д..
Учитывая место основной артикуляции, согласные звуки делят на губные, язычные, увулярные, глоточные и
гортанные.
Самой многочисленной является группа язычных согласных, так как язык участвует в основной артикуляции
подавляющего большинства согласных звуков. По тому, какая часть языка принимает основное участие в образовании
звука, различают переднеязычные, среднеязычные и заднеязычные согласные.
П е р е д н е я з ы ч н ы е согласные могут быть классифицированы в зависимости: а) от положения спинки и
кончика языка и б) от того, с какими другими органами взаимодействует язык. В первом случае выделяются
дорсальные, апикальные и какуминальные звуки (см. рис. 6). При образовании дорсальных звуков (от латинского
dorsum — шина) кончик языка может быть опущен к нижним зубам, а передняя часть спинки языка сближена с
зубами или альвеолами. Таковы, например, [с], [з], [д], (т] в русском языке. При произношении а п и к а л ь н ы х
согласных (от латинского apex — кончик) кончик языка поднимается вместе со спинкой и сближается с верхними
зубами или альвеолами. Таковы английские fd], [t]. При образовании к а к у м и н а л ь н ы х (от латинского саcumen
— верхушка) согласных кончик языка загнут вверх, а передняя часть спинки языка несколько опущена, как бы во-
гнута внутрь. Так образуется русский дрожащий [р].
При учете других органов, совместно с языком участвующих в образовании звуков, переднеязычные
согласные делятся на з у б н ы е , а л ь в е о л я р н ы е , н е б н ы е (см. § 10). В некоторых языках, например в
английском, испанском, возможны особые межзубные согласные (см. § 10). Наиболее разнообразна группа зубных
согласных.
С р е д н е я з ы ч н ы е и з а д н е я з ы ч н ы е согласные не отличаются большим разнообразием, так как
число возможных артикуляционных вариантов здесь более ограничено. Среди заднеязычных согласных иногда
выделяют средненебные и задненебные в зависимости от того, какая часть мягкого нёба участвует в артикуляции
звуков. Средненебные заднеязычные согласные воспринимаются на слух как более мягкие, т. е. более высокие. В
некоторых языках выделяется еще группа «глубоких», т. е. более задних по образованию, звуков. Такие звуки
встречаются, например, в узбекском языке, где они передаются специальными буквами: калб—- сердце, кулак —
Рис. 7. Профили положения языка при произношении твердых и мягких согласных звуков [п] и [п-'].
ухо, гоз — гусь, хабар — весть и т. п. Глубокие заднеязычные трудно отличить от увулярных, т. е. образованных при
участии маленького язычка (см. § 10), поэтому они выделяются не всеми исследователями.
Довольно разнообразна группа губных, или лабиальных (от латинского labium — губа), звуков. Среди них
выделяют две разновидности звуков в зависимости от того, что участвуют в их образовании: только тубы или и губы
и зубы. Первые называются г у б н о - г у б н ы м и , или б и л а б и а л ь н ы м и (т. е. двугубными), вторые—
г у б н о - з у б н ы м и , или л а б и а - д е н т а л ь н ы м и (от латинского labium — губа и dens-dentis — зубы).
Группы увулярных (от латинского uvula — язычок), глоточных, или фарингальных (or латинского pharynx — глотка),
и гортанных, или ларингальных (от латинского larynx — гортань), не велики по количеству звуков и характерны
далеко не для всех языков (см. § 10), тогда как язычные и губные согласные имеются во всех языках.
При характеристике согласных важно учитывать не только их основную, но и дополнительную артикуляцию,
которая сказывается на тембровой окраске согласных. Дополнительная артикуляция не меняет основной характер
шума согласного, но как бы уточняет, детализирует его.
Примером дополнительной артикуляции может быть смягчение, или п а л а т а л и з а ц и я (от латинского
palatum — нёбо), согласных, возникающая в результате добавления к основной артикуляции дополнительного
подъема средней части языка к твердому нёбу (рис. 7), что меняет форму ротового резонатора и приводит к
повышению характерного тона и шума звука. Мягкие (палатальные) согласные примерно на полтона выше, поэтому
их иногда называют диэзными. Палатализация согласных очень характерна для некоторых (например, русского)
языков.
Противоположным типом дополнительной окраски согласного звука является отвердение, или
. в е л я р и з а ц и я (от латинского velum palati — парус нёба, нёбная занавеска). Веляризация возникает при подъеме
задней части языка (при звуках, артикулируемых передней и средней частью языка) к мягкому нёбу и сопровождается
напряжением задней части языка, мягкого нёба и нёбной занавески. Веляризованные звуки имеют более низкий
тембр. Примером может служить русский согласный [л] — лук, лампа по сравнению с [ 1 ] немецкого или
французского языков (ср.: die Lampe, la lampe).
К дополнительной артикуляции относят также л а б и а л и з а ц и ю (огубление), на з а ли з а ц и ю
(приобретшие звуком носовой окраски (от латинского nasus—нос), ф а р и н г а л и-з а ц и ю (дополнительное
напряжение стенок глотки), л а р и н г а л и з а ц и ю (наличие дополнительной смычки или сужения в гортани,
характерных, например, для ряда кавказских языков при произношении различных типов согласны, звуков).
Классификация согласных звуков, построенная на учет основной артикуляции звука, дана в табл. J.
Место образования
(ЭНН 1
-
4ir>JHHDIR
)
- _ о. X 1
WBJHHdfftf sz x
)) >>
3FIHh04-
OIR-l
anHdHtfjCaX sc Hi 1
Л
« V i3 к и ■9-
j I КX
Ж чо
и
3 хх
Я V ™Я
tr 1 I oi ">- "м "м 1-
|
a rt I"
И N (J =
U
X
И
n
эпнычев _ Ж —^ . 1 1 X м
-amrada -> о 1 «■ &
X g
н
i
|
u3X IS СИ
<c ' Я
переднеязычные
К
АЛЬВЕОЛЯРНЫЕ
ч *5 ■в ч (С _Е 1
"> Я * Я Е
' -» f B ч та
кие
<и 1) S К 01 S а> 0» S Я и X 01 S 0)
Участие голосовых
4J S
SX Ч а я
|
X S X >. Ч я
S аО
Носо- Звон-вые
оА к
СВЯЗОК
X оЯ U П
ГО >> Ч со M
оа А П
с- СО
СО П СП
О
01
*Я
из И
Щелинные
Дрожащие
взрывные
проходные
Щелинные
образования
в
Смычно-
Аффрикаты
Смычно-
щелевые)
(смычно-
Способ
Э
1
*Лпт И 3>>5х:3ш
BHOL
нэшонюоэ
Классифицировать гласные звуки значительно труднее, чем согласные. Это связано с отсутствием у гласных
определенного фокуса образования (в § 11 уже говорилось о равномерном напряжении органов речи при
произношении гласных звуков). С акустической точки зрения гласные противопоставляются друг другу более
отчетливо, но линий противопоставления оказывается много, и свести их в единую стройную систему пока еще не
удалось. Поэтому в языкознании чаще пользуются .классификацией гласных, основанной на артикуляционных
признаках, но учитывают при этом и акустические признаки гласных звуков.
Особое значение для классификации гласных имеет работа языка и губ. Изменение положения языка меняет
форму резонатора (см, § 10), что является источником большого разнообразия гласных. В работе языка важно
учитывать 1) степень его подъема; 2) место его л ротовой полости, 3) общее положение языка. При определении
степени подъема языка различают верхний (рис. 8, а, б), средний ((рис. 8, в) И ниж-
Рис 8. Профили положения языка при произношении русских гласных: а _ [„); б — [у]; в — [о]; г — [а].
ний (рис, 8, г) подъем. Определяя место языка в ротовой полости, различают его продвинутость «перед (рис. 8, а),
отодвинутость назад (рис. 8, б, в), нейтральное положение (рис. 8, г). Под общим положением языка понимают его
сжатое, собранное положение (рис. 8, а, б) или вытянутое, плоское положение (рис. 8, г).
На этой основе принято различать гласные п е р е д н е г о , с р е д н е г о и з а д н е г о р я д а и
в е р х н е г о , с р е д н е г о и н и ж н е г о подъема.
По работе губ гласные делятся на лабиализованные, т. е. такие, в образовании которых участвуют губы, и
нелабиализованные, произносимые без участия губ, с растянутыми, ненапряженными губами. Лабиализованные
гласные встречаются реже, но для многих языков они весьма характерны (например, для немецкого, французского).
Степень лабиализации также различна, в некоторых языках она слабее. Примером может быть английский язык.
Соотношение различных типов гласных показано в табл. 2.
Таблица 2
Классификация гласных звуков
Р я д
Подъем передний средний задний
нелабиа- лабиали- келабиа- лабиали- ыслабиа- лабиали-
лизованн зованные лнтоваин зованные лизованн зованные
ые ые ые
Верхний И й Ы У ы тат. Уо
Средний э нем., франц, б э а пора. Л англ. Э
Нижний W нем., франц. а англ.
англ. англ.
В основу классификации положены звуки русского языка (в таблице они выделены полужирным шрифтом).
Звуки, характерные для других языков, приведены как примеры возможных типов звуков, неизвестных в русском
языке. Лабиализованныеиные переднерядные гласные немецкого и французского языков переданы знаками й
(немецкие uber — над, сверх, Backer — книги; французские la rue — улица, tu — ты), о (немецкое offnen—открывать,
французское реи—мало). Знак ь передает ослабленный гласный, неопределенный по оттенку, встречающийся в
безударных слогах (ср.: безударные гласные в русских словах город, выбор; английских along [э'1эт,]—-вдоль, above
(a'bAvJ — над, наверху, butter ['Ьлгэ] — масло и т. п.). Знак л — характерный для английского языка задне-рядный
нелабиализованный гласный, как в словах соте [клт] — приходить, tun [Un] — бочка. Сходный звук встречается в
первом предударном слоге в русском языке (ер. предударный гласный в словах дрова (дрлва] и трава (трлва} Знак аэ
передает звук, средний между |е] и (а], как в английских словах: back [Ьжк] — спина, cap [кэер] — кепка; знак э —
широкое открытое (о], характерное" для английского языка (op. dog [dog] — собака, ox [aks] — бык, song [so-f]] —
песня).
Данное деление очень приблизительно, так как охватывает далеко не все звуки и не учитывает сложности
гласных. Его основной недостаток — в установлении слишком резких границ между отдельными типами гласных,
чего в действительности нет. Поэтому такая таблица может быть принята лишь для '.начальной стадии изучения
языка.
На начальных стадиях изучения языка пользуются упрощенными схемами, построенными применительно к
звукам одного языка. Например, применительно к звукам русского языка часто используют схему в виде
треугольника, располагая знаки для звуков так, что они одновременно указывают и движение по ряду (в
горизонтальном направлении) и по подъему (в вертикальном направлении)
иыу
ео
а
Такая схема очень удобна практически. Кроме того, она может быть осложнена включением значительного
количеств различных промежуточных типов звуков. Л. В. Щерба, напри мер, устанавливает не три, а шесть ступеней
подъема гласных. Гласные лабиализованные и нелабиализованные в этой схеме даются рядом. Гласные, более
высокие по подъему, являются вместе с тем и более закрытыми, наоборот, гласные, более низкие по подъему, есть
гласные более открытые.
Наиболее высокими и вместе с тем наиболее передними звуками являются неогубленный [i] и огубленный
(лабиализованный) (Y]. Оба 'звука известны, например, в немецком и французском языках (ср.: немецкое Tier [ti: г] —
зверь и Тйг [ty: г] —дверь; французские tige [ti: 3] — стебель и tu (ty: ] — ты). Гласные П] [ V ] представляются уже
более отодвинутыми назад и менее высокими. I — передает открытый краткий звук, характерный для многих языков
(ср. звук [Ц в немецком dick [d'k] — толстый, английском city ([sit-]— город), а его огубленный вариант [v] известен в
немецком (например, fiinf [fvnf] -— пять).
Знаки е и -е передают закрытый (например, в немецком слове Meer [те: г] — море) и открытый (например, в
немецком denn [den] — так как) вариант неогубленных гласных, а 0 и се—соответственно огубленные варианты (ср.:
французские Ыеи [Ы0]—голубой и soeur [see:г]—сестра) средних по подъему гласных звуков. Нижние
переднерядные гласные (например, английский звук в слове cat [keet] — кошка) и (а] (например, французское masse
[mas] — масса) не имеют соответствующих огубленных парных звуков. Русское ударенное [а] несколько оттянуто
назад, поэтому его обычно считают гласным среднего ряда.
Среди гласных заднего ряда более широко представлены губные. Наиболее высоким по подъему является
гласный [и], отличающийся большим разнообразием оттенков в разных языках. В итальянском это более закрытый
звук, чем в русском; в английском и немецком звук [и] продвинут вперед. Близкий к нему гласный [v] — более
открытый (ср. немецкие: Bube (bu:be] — мальчик и gesund [gszunt]— здоровый). Негубные гласные заднего ряда
высокого подъема встречаются очень редко.
Гласные [о] («о» закрытое) и [э] («о» открытое) в разных вариантах представлены во многих языках
(например, немецкие Sohn [zo:n]—сьин и Stock [Jtok]—палка). Гласному [э] соответствует нелабиализованный
гласный [л] (ср. английские dog [dog] — собака и сир [кар ]—чашка).
Среди заднерядных гласных с низким подъемом встречается губной гласный v типа очень открытого «о» (ср.
английское all [о : 1] — все) и негубной очень задний звук [а], встречающийся во французском и английском языках
(ср. английские bark [ba : k] — кора, part [pa : t] — часть и т. п.).
Примерами гласных смешанного ряда являются русский высокий по подъему звук [ы] и гласный среднего
подъема, характерный, например, для английского языка: girl [ga:l] — девочка, colour [кл1э] — цвет,
Приведенные факты убедительно показывают разнообразие системы гласных в разных языках, ее сложность.
Последнее время Международной фонетической ассоциацией (МФА) была предложена новая классификация
гласных, представленная в виде трапеции с 6 степенями подъема для передних и 5 — для задних гласных.
С акустической точки зрения гласные различаются степенью сонорности (звучности) и высотой
резонирующего (а не основного, который может быть одинаковым по высоте у ряда гласных) тона. Для русского
языка эти различия можно представить в виде следующей таблицы.
Таблица 3
Акустические признаки гласных
Высота тона
Степень сонорности средний низкий
высокий
и ы У
Средняя . ....... э а о
Как видим, деление по высоте тона совпадает с рядом гласного, а по степени сонорности — с подъемом. Но и
здесь указаны наиболее общие типы, между которыми' много переходов. В некоторых языках, например в
адыгейском, различия по сонорности «гласных составляют основу их вокализма, т. е. системы гласных (от латинского
vocalis — голосовой).
Акустически гласные могут быть также ч и с т ы м и (без носового призвука) и н а з а л и з о в а н н ы м и
(носовыми), произносимыми при участии носовой полости (см. § 10).
Важным с акустической точки зрения является различение гласных по их д л и т е л ь н о с т и (см. § 9). В
одних языках долгота или краткость звука зависит от ряда фонетических причин: от положения в слоге, влияния
соседних звуков, ударения и т. д. В этом случае долгота или краткость не является постоянным признаком, присущим
данным звукам, так как один и тот же звук может быть то долгим, то кратким. Такое положение, например, в русском
языке (ср.: мама! и м а : ма!). Иное положение в языках, где долгие и краткие гласные противопоставлены друг другу,
могут использоваться для различения слов (ср.: английские rich [ritj] — богатый и reach [ri: tj]— достигать, sit [sit] —
сидеть и seat [si: t] — место и т. д.). В некоторых языках имеется не две, а три ступени противопоставления гласных
по длительности. Так, в эстонском языке различаются гласные краткие (например, sada — сто, puri — парус), долгие
(ср.: saada — пришли, puuri — клетки) и сверхдолгие (saada — получить, puuri — в клетку).
Количество гласного обычно бывает связано с какими-то Другими его признаками. Например, в немецком
языке долгие гласные обычно закрытые, а краткие — открытые (см. примеры выше).
Различение по долготе в некоторых языках, например эстонском, может быть свойственно и согласным, что
опять-таки показывает относительность противопоставления гласных и согласных.
Существенным дополнительным признаком гласных является н а п р я ж е н н о с т ь —
н е н а п р я ж е н н о с т ь . При напряженной мускулатуре речевых органов стенки надгортанных полостей
становятся твердыми, тогда звуки приобретают четкий ясный характер. При отсутствии такого напряжения гласные
оказываются более вялыми. Степень напряженности гласных в языках различна. В русском языке гласные менее
напряженны, чем, например, во французском, вокализм которого характеризуется большей четкостью. Но и в
пределах одного языка напряженность звуков разная. Ударенные гласные в русском более напряжены, чем
безударные. Есть разница и в произношении гласных верхнего подъема, когда мышцы речевых органов более
напряжены, и среднего и нижнего, когда напряженность меньшая, что приводит к ослаблению у гласного четких
акустических признаков вследствие затухания тонов резонатора. Гласные верхнего подъема всегда устойчивее, а
гласные среднего и нижнего подъема легче ослабляются, редуцируются (см. § 17).
Очень важным для классификации гласных оказывается их деление на монофтонги и дифтонги.
Большинство звуков является м о н о ф т о н г а м и (от греческих слов monos — один, единый и phtongos —
звук), т. е. однозвучными, цельными по составу, но наряду с ними встречаются звуки, представляющие собой
сочетание двух звуков, произносимых слитно и обязательно в один слог. Такие звуки называются двугласными, или
д и ф т о н г а м и (от греческого 1 di — дважды). Дифтонги известны многим языкам. Очень богата дифтонгами
звуковая система английского языка, где встречаются дифтонги [al] (time [taim] — время), [el] [tablet [te'bl] — стол),
{э1] (boy [bol] — мальчик), [ou] (go [gou] — 1 идти), [au] (down [daun]—вниз), [Щ (here [Ыэ] — здесь)J [еэ] (chair
ftj'es] — стул), [ua] (poor [риэ] — бедный) J В английском языке дифтонги могут, соединяясь с нейтральным
гласным, давать еще более сложные сочетания из трем главных, произносимых В одном слоге, например: our [аиэ] —
наш, flower [Ноиэ] — цветок, fire [fa*a] — огонь. В немецкой языке имеется три дифтонга: (ае] [ао], [о2)] (ср.: mein —
моЯ Mai — май, Haus — дом, Auge — плаз, heute — сегодня и deutsch — немецкий). В русском и французском
языках дифтонгов нет.
Дифтонги принято называть истинными, если оба звука у них равноценны (например, в латышском: tauta —
нароЯ rneita — дочь), и ложными, если звуки неравноценна Дифтонги называются нисходящими, если у них первый
эвЯ слоговой, а второй неслоговой. Таковы дифтонги в английском и немецком языках (ср.: английские boy —
мальчяИ down — вниз; немецкие mein — мой, kaufen — покупать И Дифтонги, у которых слоговым является второй
звук, а п(Н вый—неслоговым, называются восходящими. Такие дифточИ есть в испанском (duelo—траур, печаль;
puerta—дверь, воров cuarto — четвертый), румынском и других языках. В некоторых языках возможны оба типа
дифтонгов. Так, литовские дифтонги могут произноситься с нисходящей интонацией (kaimas — деревия, kaina —
цена, sdule — солнце, viidas — лицо, juodas — черный) и с восходящей (vaikas — дитя, laukas — поле, muilas — мыло,
ruduo — осень и т. д.).
Некоторые исследователи выделяют как особую категорию гласных дифтонгоиды, т. е. звуки, подобные
дифтонгам. Так называют звуки, неоднородные на протяжении их произношения. Например, русское [о] начинается с
небольшого элемента [у], а затем постепенно переходит к [о], звук [е] иногда начинается с элемента близкого к [\] и
т.д.
В последнее время сравнительно широко стало использоваться противопоставление звуков по признаку диф-
фузности —компактности. Компактными называются звуки, в спектрах которых расстояние между первой и второй
формантами (см. § 9) незначительно, т. е. полосы усиления характерных для звуков частот сближены. Примерам
могут быть русские гласные {а], [о]. При диффузных звуках расстояние между двумя полосами типичных частот, т. е.
двумя формантами, значительно. Таковы русские гласные [и], {у}. Акустические различия компактных и диффузных
звуков отчетливо видны на спектрограммах (юм. § 25) этих звуков (рис. 9). Различение компактных и диффузных
звуков связано с разной формой ротового и глоточного резонаторов.
До сих пор рассматривались отдельные звуки в их изолированном произношении, но в речевом потоке такой
изолированности нет и не может быть. Как показали исследования последнего времени, в потоке речи происходит
членение не на отдельные звуки, а на слоги. Слог может состоять из одного звука, но значительно чаще в слог входит
несколько звуков (ср.: о-кно, па-су, па-стух, ко-ню и т. п. — в произношении [а-кно], [па-су], (па-стух], [ка-н'у]). То,
что слог — это наименьшая произносительная единица, признается всеми, но при определении слога и установлении
принципов его выделения наблюдаются существенные различия. Старая точка зрения на слог, как на звукосочетание,
произносимое одним выдыхательным толчком, опровергнута новейшими исследованиями2; ее несостоятельность
можно считать доказанной. В настоящее время наибольшее распространение имеют два под-< хода (к пониманию
слога. Одни исследователи исходят из акустической природы слога, другие при определении слога] и его выделении
опираются на особенности артикуляции J Первая точка зрения наиболее отчетливо была представлена в работах
датского языковеда Есперсена, который считали что слог — это сочетание более звучного элемента с менее звучным.
Более звучный элемент становится слоговым, он выступает как слогообразующий звук, менее звучный является
неслоговым и примыкает к более звучному. Наиболее звучными оказываются гласные, поэтому они и выступаю! в
роли слогообразующих звуков (ср.: кни-га, и-ди, ро-лш и т. п.), но если в слоге нет гласного, слогообразующим
становится согласный, опять-таки самый звучный, например, в чешском языке <в односложных словах krb (очаг,
каминЯ krk (шея), prst (палец) и т. п. слоговым будет согласный [■ в русских сочетаниях тс, тш (призыв к тишине)
слоговые являются звуки fie] и [ ш ] , которые все же более звучны, чЩ глухой смычный [т]. Граница слога при таком
понимании проходит в месте наибольшего ослабления звучности, т, е. после гласного перед согласным (ср.: при-шли,
па-стух и т. п.).
Акустический подход к слогу разделяется и многими советскими исследователями. Так, Н. И. Жинкин
считает, что «слог акустически есть не что иное, как непрерывное нарастание и падение интенсивности звука,
воспринимаемого слухом как дуга громкости».
Другой подход к слогу представлен в работах Л. В. Щербы. Л. В. Щерба считает, что в основе слогоделения
лежит нарастание и ослабление мускульного напряжения. Целостность слога определяется тем, что он произносится
одним импульсом мускульного напряжения. Границы слога совпадают с наибольшим ослаблением мускульного
напряжения, т. е. это граница между двумя импульсами мускульного напряжения. Практически оба подхода
совпадают, так как вершина мускульного напряжения обычно связана с наиболее сонорным (звучным) звуком.
Слоги могут иметь разную структуру. Так, по расположению слоговых и неслоговых звуков принято выделять не-
сколько типов слогов. Слог называется н е п р и к р ы т ы м , если ш начинается со слогового звука, и
п р и к р ы т ы м , если он начинается с неслогового звука, например, в слове о-са первый слог о — неприкрытый, а
второй — са — прикрытый. Слог, кончающийся иа слоговой звук, называется о т к р ы т ы м , а на неслоговой —
з а к р ы т ы м , например, в слове до-мов (первый слог открытый, а второй — закрытый.
Если слоговой звук обозначить буквой а, а неслоговой буквой /, то можно схематически представить
следующие возможные типы слогов:
а — неприкрытый, открытый;
ta — прикрытый, открытый;
аt— неприкрытый, закрытый;
tat — прикрытый, закрытый.
Следует учесть, что неслоговых элементов может быть несколько. В приведенных выше примерах (кни-га, и-
ди, па-стух, он, ро-ли, чешское krk) имеются неприкрытый, открытый слог (и в и-ди); прикрытые открытые слоги
(кни-га, ди в и-ди, па в па-стух, ро-ли); неприкрытый закрытый (он); прикрытый, закрытый {-стух в па-стух, чешское
krk).
В каждом языке есть свой преобладающий тип слогов, что связано с особенностями слогоделения в разных языках.
Для русского языка характерно преобладание открытых слогов. Это связано с тем, что в русском языке слогораздел
(граница слога) обычно проходит после звука, обладающего наибольшей звучностью. Эта особенность строения
русского слога называется законом возрастающей звучности. Поэтому для русского языка типично деление на слоги
по-дбор, просмотр, то-чка, а-ктер и прочее, а не под-бор, прос-мотр, точка, ак-тер. В русском языке редко граница
слога проходит между согласными. В современном французском языке, наоборот, граница слога часто проходит
между сочетаниями согласных (ср.: ac-teur, dis-irait — рассеянный, absent — отсутствующий, ad-ver-saire —
противник и т. п.).
Наблюдая за звучащей речью, мы выделяем в ней более крупные фонетические единицы — такты.
Группа слогов, объединенных одним ударением и отделенных от другой группы паузой, называется тактом. Иногда
такт может включать только один слог. Самостоятельны слова обычно имеют собственное ударение, служебные слов
чаще безударны и примыкают к ударным, но иногда ударение переносится на служебное слово, а безударным
оказывается знаменательное слово. Если безударное слово сто перед ударным, то оно называется п р о к л и т и к о й ,
а если после ударного, то э н к л и т и к о й . Например, в предложении День на день не приходится первый такт
состоит одного слога, второй — из двух, а третий — из пяти. Во втором такте ударение перешло н а предлог и слово
день ста энклитикой. В предложении В снопы / перевяжут / на риг свезут предлог на является проклитикой.
Как видим, границы слова и такта могут и не совпадать. Многие исследователи не считают необходимым выдел
речевой такт и говорят о ф о н е т и ч е с к о м слове, s «большом слове» (А. Н. 'Гвоздев), а сам термин «речевой такт
употребляют со значением: «отрезок речи между двумя паузами».
Не всеми языковедами принято и понятие синтагмы как единицы фонетического членения речи, наиболее
обоснованное Л. В. Щербой, который под синтагмой понимал интонационно неделимую единицу речевого потока
(внутри синтагмы не может быть пауз), связанную с синтаксической и смысловой стороной речи. Например, в
предложении Посреди дремучего леса /на узкой лужайке/ возвышалось маленькое земляное укрепление выделяется 3
синтагмы. Исследования по речеобразованию, проведенные в институте физиологии им, И. П. Павлова, подтвердили
правомерность выделения синтагмы как особой артикуляционной единицы, связанной со смыслом, содержанием
речи. Целостность синтагмы создается интонационными средствами (см. § 15).
Некоторые ученые выдвигают понятие фразы как самой крупной фонетической единицы, представляющей фонетиче-
ски цельную часть предложения или охватывающей несколько предложений. Однако общепринятого точного
определения понятия фонетической фразы в науке нет.
Очень важным элементом речевого потока оказывается ударение, объединяющее группу слогов в один такт.
У д а р е нием называется в ы д е л е н и е о д н о г о и з с л о г о в с л о в а (иногда группы слов, точнее — группы
слогов, составляющих такт). Такое выделение может быть произведено тремя способами: силой произношения,
долготой, и движением голосового тона. Первый тип ударения называется с и л о в ы м . Он характерен для русского
и большинства европейских языков. Ударение, связанное с движением голосового тона, называется т о н а л ь н ы м ,
или м у з ы к а л ь н ы м . При этом ударенный слог выделяется высотой тона, т. е. произносится выше или ниже
остальных слогов. Такое ударение в китайском, корейском, японском языках. Из европейских языков оно известно
норвежскому, шведскому, чешскому.
Языки с к о л и ч е с т в е н н ы м , или д о л г о т н ы м , ударением, т. е. ударением, основанным на большей
продолжительности произношения ударного слога, встречаются редко.
В подавляющем большинстве языков тип ударения выступает не в чистом виде, а имеет смешанный характер.
При преобладании какого-нибудь одного типа имеется наслоение другого типа. Например, в русском языке
соединяется силовой и количественный (долготный) типы1, в немецком — силовой и тональный и т. д.
Очень важно также различать место, которое может занимать ударение в слове. П о м е с т у в слове
различают два типа ударения: с в я з а н н о е , или ф и к с и р о в а н н о е , и с в о б о д н о е . При фиксированном
ударении у него определенное место: последний слог слова (французский язык), предпоследний слог (польский язык),
первый слог (чешский, монгольский) и т. п. Разновидностью фиксированного ударения является
а л ь т е р н а т и в н о е ударение, при котором место ударения определяется выбором из двух возможных слогов.
Такое ударение характерно для латинского языка, где оно может падать на второй или третий слог от конца.
Свободное ударение — это ударение, которое возможно на любом слоге слова. Так, в русском языке оно
может быть на последнем слоге (голова, огород, большой, ходить), на предпоследнем (болото, хороший, приходим),
на первом слоге (выборы, золото, красный, ласковый). Однако исторически сложившаяся традиция, т. е.
общественная практика коллектива, в каждом слове закрепила определенное место ударения, и менять его
произвольно нельзя (поэтому нельзя говорить выбора, ремень, звонит, блюда, гнала, агент и т. п.)1 Свободное
ударение может быть подвижным, т. е. меняющим место при изменении формы слова (ср.: гора — горы - горе, но
гору, горы ; борода — бороды — бородой, но бороду — бород — бородам; варить — варю, но варит — вари и т. п.), и
постоянным, сохраняющим при изменении фор слова одно и то же место (например, в словах ноша — ноши — ношам
ударение всегда на первом слоге, а в слове бык — быка — быку — быки — быков — быкам; звонить - звоню — звонит
— звоним — звонят — всегда на последнем. Для русского языка характерны оба типа свободного ударения.
Свободное ударение в языке может использоваться для различения значения и форм слова (кружки —
кружки, полки — полки, все ноги — нет ноги, носите — носите и т.п.) Фиксированное ударение не может быть
средством различен слов и форм слов, но зато оно может служить показателем границ слова. Например, в узбекском
языке, где ударение всегда на последнем слоге, оно указывает на конец слова (уларга дарсилйк керак — им нужен
учебник; узбек тилй дарсй — урок узбекского языка).
До сих пор говорилось об ударении, связанном с отдельным словом или словом и примыкающими к нему
проклити-ками и энклитиками (см. § 14). Такое ударение называется с л о в е с н ы м . В некоторых языках
словесного ударения или совсем нет или оно слабо заметно. Такие языки встречаются в Сибири — эвенкийский,
палеоазиатские (см. § 70). Л. В. Щерба относил к языкам, не имеющим словесного ударения, и французский, в
котором ударение характерно для целой ритмической группы, оно падает на последний слог последнего слова. Так, в
группах слов ип grand mouchoir de sole — большой шелковый платок, en tisant le journal — во время чтения газеты и т.
п. — ударенными являются лишь выделенные слова и части слов. /Подобное ударение часто называют фразовым, или
синтагматическим.
Наряду со словесным ударением большую роль в языке играет интонация, под которой понимают целую
с и с т е м у о с о б ы х ф о н е т и ч е с к и х с р е д с т в . К интонации относят прежде всего мелодику, изменение
темпа речи, ее ритм, интенсивность, паузы.
М е л о д и к а , т. е. движение основного тона голоса, его повышение или понижение, выполняет
разнообразные функции. Она служит средством членения речи, отделяя одно предложение от другого посредством
разрыва, перелома в движении основного тона. Например:
Я знаю, что слоны в диковинку у нас.
Здесь не только разделяются предложения, но и соединяются, повышение тона в конце первого отрезка
говорит о его незавершенности, подсказывает наличие следующего отрезка. Мелодика служит для выражения
характера предложения: повествовательного, вопросительного, утвердительного. Мелодика — важнейшее средство
при передаче всевозможных эмоциональных оттенков речи.
Мелодика речи имеет существенные различия по языкам. Сравните, например, движение тона в русском вопроситель-
ном предложении и английском (общий вопрос).
Он живет в Москве ?
В процессе речи звуки, сталкиваясь друг с другом, влияют друг на друга, подвергаются различным
изменениям. Иногда эти изменения незначительны, проявляются лишь в развитии у звуков новых оттенков, например,
звук [т] в словах том, там, вот звучит не одинаково: в слове том у [т] есть слабый губной оттенок под влиянием
следующего [о], в слове вот [т] значительно глуше, чем в слове там. Неодинаково звучит и [c] в словах сом — сам
— сна — нос — его. В словах нос и сто он глуше, чем в сам и сом, в сна у [с] есть небольшой носовой оттенок, а в сом
— губной оттенок и т. д.
Обычно эти различия говорящими не замечаются, так как они не препятствуют восприятию и пониманию
слов. Иногда изменения становятся более значительными, начинают улавливаться говорящими. Так, говорящие по-
русски замечают, что на конце слов слышатся не те согласные звуки, какие воспринимаются в тех случаях, когда звук
находится в середине того же слова: [луга — лук], [годы — гот], [розы — рос] и т. п.
Изменения, которым подвергаются звуки в речи, принято делить на две основные группы: п о з и ц и о н н ы е
изменения, зависящие от места, занимаемого звуком в слове, например, оглушение конечного согласного в словах
лоб, год, стог [лоп, гот, сток] и к о м б и н а т о р н ы е , возникающие в результате взаимодействия звуков,
например, переход [з] в [с] в приставке перед следующим глухим согласным (ср.: разбор, но расход).
Взаимодействовать могут не только соседние звуки, но и звуки, разделенные другими звукам: (ср.: часто
встречающееся неправильное произношение шешнадцать вместо шестнадцать, где второе ш появляется по
аналогии с первым).
Изменение звуков часто вызывается стремлением к боле удобному произношению, но понятие «более
удобного» произношения в разных языках оказывается разным. В русском и немецком языках на конце слова звонкие
согласные опт шаются и произносятся, как соответствующие глухие (ср русские [врак, нош, дуп], немецкие der Sand
[zant] — песо der Tag [tak] — день и т. п.). Такое произношение представляется удобным. В английском и
французском языках зво кие согласные на конце слов сохраняют свою звонкое английские bag —■ сумка, bed —
кровать, cord — веревка произносят [bffig, bed, кэ:dl, французские rouge — красный, corde — веревка произносят [ruj,
kord] и т. п. Такое произношение привычно для англичан и французов, но трудно для русских, изучающих эти языки.
Это показывает не толь условность понятия «более удобное», но и его общественный характер. В каждом языковом
коллективе складывал своя система произношения и вырабатывалось свое понятие удобного произношения.
Позиционные изменения согласных связаны главным образом с положением согласного в начале или конце
слов. В конце слова может, например, происходить о г л у ш е (см. § 16) или о т п а д е н и е конечных согласных.
Так, в которых русских говорах произносят []эс'], [шэс'] вм [pcV], (шэс'т'], реже встречается произношение [мое],
[ вместо [мост], [л'ист].
В начале слова возможно появление особого приставочного (он называется п р о т е т и ч е с к и м — от
греческого prothesis — приложение, прибавление) звука. Такого происхождения произношение вострый, воспа,
встречающееся в русских говорах. Протетическое в закрепилось в некоторых словах литературного языка. Русское
восемь из старого оемь, вотчина, из отчина, т. е. «имение, перешедшее от отца».
Более сложный характер имеют позиционные изменения гласных звуков.
Уже говорилось, что в языках с силовым типом ударения ударный слог значительно сильнее безударных. В
русском литературном языке, например, ударный слог почти в полтора раза сильнее первого предударного слога и в
три раза сильнее остальных безударных слогов. Так, в слове голова ударный слог -ва в полтора раза сильнее слога -ло-
и в 3 раза сильнее слога го-, в слове выдача слог вы- в 3 раза сильнее всех остальных слогов. В других языках
отношения между ударными и безударными слогами могут быть иными.
В английском языке наиболее слабыми являются первый предударный и первый заударный слоги. Например,
в слове understand [ K n d z 'stænd] (понимать) слог [da] слабее, чем [лп]; в слове maritime ['mæritaim] (морской) слог [п]
слабее, чем слог [taim]. В немецком языке есть резкая разница между ударными и безударными слогами, но нет такого
различия в безударных слогах, как в русском. Во французском языке разница между ударными и безударными
слогами очень слабая.
Положение гласного в ударном слоге называется с и л ь н о й п о з и ц и е й , а в безударном — с л а б о й
п о з и ц и е й звука. В сильной позиции гласные устойчивы, а в слабой — могут подвергаться значительным
изменениям, связанным с их ослаблением, редукцией (от латинского reductio — отведение назад).
В русском литературном языке принято различать две слабых позиции: I позиция — первый предударный
слог и II позиция — все остальные безударные слоги. Например, в словах голубой, выходить и т. п. в первой позиции
оказывается слоги [лу], [хо], во второй — слоги [го], [вы]; в словах выбрали, городом, громко и подобных, имеющих
ударение на первом слоге, заударные слоги [бра], [ли], [ро], [дом], [мко] стоят во II позиции. Редукция гласных во
второй позиции сильнее, чем в первой.
Редукция бывает двух типов: количественная и качественная. При к о л и ч е с т в е н н о й р е д у к ц и и
гласные ослабляются, теряют часть долготы (долгие становятся краткими, краткие — более краткими), но не меняют
своего основного характера (качества). Например, звук [у] в словах дуб — дубок — дубовик в I и I I позициях
становится более слабым, кратким, но остается звуком лабиализованным, заднего ряда и верхнего подъема. Такое же
изменение и в гласных [ы], [и]. Гласные верхнего подъема [и], [ы], [у] в русском языке подвергаются количественной
редукции (ср.: рыба — рыбак — рыбаки, мир — мирить — мировой). Такой тип редукции характерен для всех гласных
немецкого языка, за исключением гласного [е].
При к а ч е с т в е н н о й р е д у к ц и и происходит не только ослабление звука, но и изменение его
характерных признаков, его качества. Например, гласный (о], оказавшись в первой позиции, в русских словах теряет
свой лабиализованный характер и сдвигается в своей артикуляции несколько вперед по сравнению с заднерядным [о]
(этот новый звук принято обозначать знаком [л]); во II позиции гласный [о] ослабляется еще сильнее и становится
нейтральным ослабленным гласным среднего ряда и среднего подъема (обозначается э или ъ). Так меняется
произношение гласного (о] в словах: [дом] — [дома] — [дъмовотствъ], [гот] — [года] —[гъдовой], [горы] — [гора] —
[на гъру] и т. д.
Разные гласные в слабых позициях подвергаются разным изменениям, притом характер этих изменений
зависит не только от особенностей гласного и характера позиции, но и от положения гласного после твердого или
после мягкого согласного. Так, гласный [а] после твердых согласных в I позиции ослабляется и становится звуком
более узким и задним [л], а после мягких согласных на месте [а] произносится гласный верхне-среднего подъема
переднего ряда [эи] или [и3], т. е. произносится — [слды], [плхал], но [п'и'тнб], [п'иэтак]. Во второй позиции после
твердых согласных произносится нелабиализованный редуцированный гласный среднего ряда и среднего подъема [ъ],
а после мягких согласных — редуцированный гласный переднего ряда, верхнего или верхне-среднего подъема [ь], т.
е. [стър'ика], [рлббтъл], [упалъ], но [п'ьта-ч'бк] [л'ьгушатн'ик]. Однако возможно произношение [ъ] и после мягких
согласных [йм'ъ], [капл'ъх]. После йота (об особенностях этого звука см. § 12, а о способах его передачи на письме, т.
е. е звуковом значении букв я, к>, ё, е, см. § 23) произносится тот же гласный, что и после любого мягкого согласного
(ср.: [вУзал] и Ци'зык], [в'и'сну] и [)*и'му], [м'ьсн'ика] и иьдлв'йтыЯ, [в'ьл'икан] in Цьздл BOJ], [пбл'ь] и [в'иэс'эл']ь],
[б*иэл'э]ьт]) и т. д.
Для русского языка изменение гласных звуков в слабых позициях показано в табл. 4.
Таблица 4
Изменение русских гласных в слабых позициях
Гласные под ударением Гласные безударных слогов
I позиция I I позиция
после согласных
твердых мягких твердых мягких
и н и
_
ы ы ы
— —
У У У У У
о Л
— ъ(э)
—
9(e) ы9, ы и» ъ ь(ъ)
а Л и8 ъ ь(ъ)
В таблице учтены лишь наиболее характерные изменения и опущены частные случаи и отдельные варианты
произношения. Примерами произношения отдельных гласных в безударных слогах могут быть следующие:
1) и — [л'йст — л'истбк — л'истлпады], [вол'и];
2) ы — (сын — сынок — сынлвЧа], [выбъры];
3) у — [зуп — зубноЯ, [дому]; [кл'уч' — кл'уч'й — кл'уч'эив6]], [пбл'у];
4) о — [сосны — слсна], [стърл на — стбръну], [с'энъ];
5) э — (шэст — шы'стом], ]жъллббк]; [с'эм* — с'и8м'й — с'ьм'и'рьгх]; [стан'ьт], [прбе'ит'ь];
6) а — [травы — трлва —тръви,энб]], [дбмъ]; Цадръ — ]и*др6], [йм'ь] «ли [им'ъ].
В отдельных случаях в результате редукции возможна утрата звука, тогда появляется произношение типа
[жаврънк'и], где выпадает в произношении звук (о] (ср. жаворонки). Широко представлена редукция в английском
языке, особенно в служебных словах, где возможно не только сокращение звука и изменение его качества (ср.
произношение модального глагола сап [кэеп]—могу, умею, который в безударном положении звучит как [кэп]),
но и полное выпадение звука (ср.: [aim'bizi] из / am busy — я занят или {its] из it is... — это есть...).
Одним из распространенных видов комбинаторных изменений является аккомодация (от латинского слова
ассоmоdatio — приспособление), состоящая в том, что экскурсия последующего звука приспосабливается к рекурсии
предыдущего (прогрессивная аккомодация) или рекурсия предыдущего звука приспосабливается к экскурсии
последующего (регрессивная аккомодация). Например, в русском языке гласные, стоящие после мягких согласных,
аккомодируются последними, т. е. приспосабливаются к их рекурсии. Поэтому после мягких согласных гласные [а],
[о], [у], [э] становятся более передними, приобретают особый i-образный приступ ['а],| [ ' э ] , который перед
лабиализованными гласными имеет огубленный характер, звучит близко к известному в немецком языке звуку ju]1,
что и воспринимается слушающими как особое, более высокое звучание гласного (ср.: рад и ряд [рат] и [р" ат], сок и
сёк [сок] и {с'^бк], тут и тюк [тут] и [т'^ук] и т. д.). Акустические исследования показали, что усиление более
высоких частот действительно наблюдается, но характерная часть гласного, его форманта (см. § 9), является довольно
устойчивой, что определяет сохранение основного типа гласного. Например, первый элемент гласного в слове стяг
[ст'ак] в произношении (с длительностью в 0,05 сек.) очень близок к [i], центральная же часть (0,09 сек.) имеет ту же
форманту, что и в независимом положении, хотя некоторые отличия все же есть. На слух создается впечатление
несколько продвинутого вперед (а], что подтверждается и данными спектрографического анализа.
Наибольшим изменениям в положении после мягкого согласного подвергается гласный [э], у которого даже в
составе характерного (центрального) участка наблюдается повышение форманты, а начальный, близкий к [i] элемент
составляет около половины длительности всего гласного. Меньшие изменения у гласных (о] и [у], которые сохраняют
характерную часть, ничем не отличающуюся от гласного в независимом положении, и имеют более краткий
начальный i-образный элемент (около 1/4 длительности гласного).
Имеет место и приспособление гласных к последующим мягким согласным, когда появляется элемент,
приближающийся к [i] в составе гласных [е] и [ы] (ср.: [ше'с'т'], [мы'т']).
Различия в произношении гласных между твердыми и между мягкими согласными хорошо видны на
осциллограммах. Примером могут быть осциллограммы слов сад [сат] и сядь [с'ат1], выполненные в лаборатории
экспериментальной, фонетики Саратовского университета (рис. 10).
В результате изменений, которым подвергаются звуки в речевом потоке, одна и та же морфема (см. §. 4)
может встречаться в языке в различных звуковых вариантах, например, корень в словах ногу — нога — ножной —
ножка и т. д. звучит [нбг-у], [нлг-а], [НЛЖ-HOJ], [нош-к-а] и т. д. Изменение звучания при этом строго подчинено
правилам, действующим в данном языке сейчас или действовавшим в прошлом. Такие закономерные соответствия
разных звуков в составе одной и той же морфемы носят названия чередований. Так, в результате позиционно
обусловленного оглушения звонких согласных в конце слова в русском языке возникают чередования звонких и
глухих согласных (ср.: стога — стог (сток], ржи — рожь [рош], лба — лоб [лоп], роза — роз [рос] и т. д.).
Принято различать фонетические и исторические чередования. Ф о н е т и ч е с к и м и чередованиями
называются чередования, обусловленные живыми, действующими в данный исторический период фонетическими
нормами языка. Примером фонетического чередования является приведенное выше чередование звонких — глухих
согласных в русском языке в зависимости от их позиции в слове. Такой же тип чередования есть в немецком языке
(ср.: der Tag (ta: k] — день и die Tage [ta: ga] — дни, blind [blint] — слепой и blinde [blinda] — слепая и т. д.). Во
французском языке фонетическим является чередование носовых гласных с сочетаниями чистый гласный плюс
носовой согласный в словах типа; bon — bonne (хороший — хорошая), blan—blanche (белый — белая) и т. п.
И с т о р и ч е с к и м и называются чередования, которые нельзя объяснить нормами современной
фонетической системы языка, причины их уходят в далекое прошлое, объясняются закономерностями,
действовавшими раньше. Например, чередование [с] — [ш], [т] — [ч] и т. п. в русском языке при образовании
глагольных форм: носить — ношу, хотеть — хочу и т. п. не могут быть объяснены действующими в настоящее время
закономерностями, так как сочетания су, ту и т. п. вполне возможны в современном русском языке (ср.: несу, носу,
плоту и т. п.). Необъяснимы с точки зрения современных норм и чередования гласных при образовании основных
форм глагола в немецком (trinken (пить) — trank — getrunkеп, nehmen (брать) — nahm — genohmen) или английском
(write [rait] (писать) — wrote [rout], see [si:] (видеть) — sow [so:], sing [sin] (петь) — sang — sung).
Исторические чередования, как правило, получают отражение на письме: светить — свеча, друг — дружба,
носить — ношу, воздух — воздушный, мор — у-мер, по-ток — течь и т. in.; фонетические же обычно остаются не
выраженными и письменной речи: сгога — стог, морозы — мороз, горы — гора и т. д.
Исторические чередования широко используются в грамматике при образовании новых грамматических форм
(см. §52).
Уже говорилось, что в процессе речи звуки подвергаются различным изменениям, имеют разные особенности
в своем звучании. Одни из этих особенностей не влияют на значение слов или их форму, другие — сказываются на
значении слова или его форме.
Мы можем произнести звук [а] в слове там и как обычный краткий звук [а] — [там] и как долгий [та : м], что
может передать наше отношение, наше настроение, например, раздражение при ответе на повторный вопрос «где?»
[ну, та : м]. Однако различия в произносимых звуках в данном случае не являются существенными. Они не влияют на
значение слова.
Другое положение наблюдается при произношении слов там, том, с одной стороны, и слов дам, дом, с
другой. То, что ЕО втором случае первые звуки сопоставляемых слов произносятся с участием голосовых связок, т. е.
являются звонкими, оказывается существенным различием. С этим связано восприятие сопоставляемых слов как
разных. Точно так же при сопоставлении слов нос и нес [н'ос], воз и вез [вое — в'ос], вол и вел [в'ол], мал и мял [м'ал],
лук и люк [л'ук] и т. п. различия в характере первых звуков, противопоставление твердости и мягкости их, оказывается
существенным, порождающим различия в словах. Те звуковые единицы, которые используются для различения слов и
форм слов, называются фонемами. Как уже говорилось (см. § 4), фонемы входят ь число основных единиц языка. Они
выполняют две функции: перцептивную (восприятие) и сигнификативную (различение слов и форм слов). Что же это
за единицы? Каковы их признаки?
Прежде всего важно установить, что понятия «фонема» и «звук речи» не совпадают. Дифтонги (см. §. 13),
состоящие из двух звуков, представляют собой одну фонему. Например, в английском слове boy две фонемы [Ь] и
[э1], хотя последняя состоит из двух звуков. Рассматривать эти два звука как одну фонему надо потому, что слово boy
[Ьэ1] (мальчик) отличается от таких слов, как by [Ъ&Ц (у, около), bay [bel] (бухта), be fb1] (быть), bee [Ы:] (пчела), bar
[ba:] (калитка), bow (Ьаи] (кланяться) всем дифтонгом [э1], а не какой-либо его частью. Возможны и случаи, когда две
фонемы звучат как один звук. Например, [т] и [с] в слове детский звучат как один звук [ц]; (с] и [ж] в сочетании
предлога с существительным с женой звучат как один долгий звук [ж:] — [ж:ыэно]], (ср.: сшить, где [с] и [ш] звучат
как долгое [ш:], т. е. [ш:ыт'], и смыть [смыт'], где две фонемы звучат раздельно).
Не всякое сочетание звуков выступает как единая фонема. Н. С. Трубецким показано, что фонема,
включающая два звука, должна удовлетворять определенным условиям: всегда «ходить в один слог, обладать
единством артикуляции, по длительности не превышать долгой монофтонгической фонемы и т. д.
Таким образом, фонему следует считать минимальной единицей звукового строя языка. Она функционирует
как целое, даже если состоит из двух звуков.
Каждая фонема представляет собой совокупность существенных признаков, которыми она отличается от
других фонем. Так фонема /т/ характеризуется рядом признаков: глухостью (в отличие от /д/); твердостью (в отличие
от /т'/), взрывностью (в отличие от /с/), переднеязычностью (в отличие от /п/ и /к/), отсутствием назализации (в
отличие от /н/) и т. д. Все эти признаки составляют единое фонологическое содержание фонемы, делают ее особой
фонетической единицей. Существенными для фонем оказываются те признаки, которыми они противопоставляются
друг другу, потому что именно эти признаки и позволяют фонемам выполнять сигнификативную (см. § 4) функцию, т.
е. выступать различителями слов и форм слов. Такие признаки называются д и ф ф е р е н ц и а л ь н ы м и , (от
латинского differentia — разность) п р и з н а к а м и . Однако различаются слова фонемами в целом, а не их
отдельными элементами, частями. Это дает основание определить ф о н е м у как м и н и м а л ь н у ю е д и н и ц у
звукового строя языка, служащую для различения слов и форм слов.
Такое определение позволяет устанавливать, какие звуки являются самостоятельными фонемами, а какие —
лишь разновидностями одной и той же фонемы. Самостоятельными фонемами следует считать звуки, которые,
употребляясь в тождественных фонетических условиях, т. е. в одинаковой позиции, изменяют значение слова или
искажают его до неузнаваемости. Так, самостоятельными фонемами являются I 'v. j и /I/ в английском языке, так как
употребление /i:/ вместо /I/ меняет смысл слова — ср.: bee [bi:] (пчела) и be [Ы] (быть), sheep { j"i: р] (овца) и ship [
jip] (корабль). Такими же самостоятельными фонемами являются они и в немецком: ср. i / m ( i : n ] (его) и in. (in] (в),
ihm [i:m] (ему) и im [im] (в), schief [ J i : f] (косой) и Schifi [ J"if3 (корабль), bieten (предлагать) и bitten (просить).
Разными фонемами являются гласные /а:/ и /а/ в немецком — ср.: da (da:] (там) и dann [dan] (тогда), Bahn [ba: п]
(дорога) и Вапп [ban] (изгнание), Saat [za: t] (посев) и satt (сытый). Разные фонемы представляют собой русские /т/
и /т1/, /л/ и /л'/ — /н/ и /н'/ и т. д. (ср.: [Тома] (от Тамара) и [Тома] (от Артем), [угол] и [угол'], [кон] и [кон'], (нос] и
[н'ос]) и т. д. Возможны случаи, когда замена твердого согласного мягким не изменяет значения слова, но искажает
старое слово до неузнаваемости (ср.: [кот — к'от], [рот — р'от] и т. п.
Звуки, которые могут употребляться в одинаковых фонетических условиях, не меняя значения слова (ср.
приведенные выше (там] и [та:м], не должны считаться самостоятельными фонемами.
Фонема может быть реализована («произнесена» в данном случае) только в виде одного из своих возможных
вариантов. Так, фонема /с/ в русском языке в слове сон реализуется в варианте, имеющем лабиализованный оттенок, в
слове сна ей присущ назализованный оттенок, в слове сходка — оттенок веляризованности (см. § 12), которого нет у
фонемы /с/ в слове сток, и т. п. В немецком языке, как уже говорилось, нет палатальных (см. § 12) согласных, однако
согласные могут быть реализованы в вариантах, имеющих палатальный оттенок. Например, если в немецких словах
gut (хороший). Glut (жар, зной) /g/ имеет оттенок велярности и лабиальности, то в словах gelb (желтый), liege (лежу)
— /g/ с умеренно палатальным оттенком, а в словах Gift (яд), Gier (жидкость) — даже с сильным палатальным
оттенком. Такие (варианты, вызванные фонетическими условиями реализации фонемы, можно назвать
ф о н е т и ч е с к и м и в а р и а н т а м и . Те фонетические варианты, в которых реализация фонемы менее зависит от
окружения, могут быть названы о с н о в н ы м и в а р и а н т а м и . Наиболее независимым является произношение
фонем в изолированном положении. Относительно независимы фонемы в начальном положении, где возможно
влияние только последующего звука (ср.: ос и ось в русском, см. § 18).
Русская фонема /а/, например, может быть реализована в разных по степени продвинутоcти вперед вариантах
(ср.: /а/ в рады и в рядит [р'ад'ит]). Основным вариантом оказывается [а] (как в рады), так как такое произношение
может быть сохранено и без предшествующего твердого согласного, тогда как произношение [а], т. е. звука более
переднего образования, возможно лишь после мягкого согласного. Основными вариантами гласных фонем в русском
языке являются (у], (о], а не [у], (6], т. е. гласные заднего ряда, а не гласные, продвинутые вперед, произносимые
после мягких согласных (ср.: [лук] и [л'ук], [вол] и [в'бл]; вариант [и], а не [ы], возможный лишь после твердых
согласных (ср.: [б'ил], (ил] и только [был]). Варианты, возможные лишь в ограниченных условиях, в ограниченных
позициях, могут быть названы к о м б и н а т о р н ы м и в а р и а н т а м и (термин Н. С Трубецкого).
Варианты фонемы сохраняют ее существенные признаки, они имеют одинаковое фонологическое
содержание. Под ф о н о л о г и ч е с к и м с о д е р ж а н и е м фонемы понимается с о в о к у п н о с т ь в с е х
с у щ е с т в е н н ы х ( д и ф ф е р е н ц и а л ь н ы х ) п р и з н а к о в ф о н е м ы , объединяющих все ее варианты и
отличающих данную фонему от других фонем (см. выше принципы выявления существенных признаков, т. е.
определение фонологического содержания русской фонем ы / т / ) .
Не во всех условиях, т. е. не во всех позициях, фонемы способны выполнять сигнификативную функцию —
быть различителями слов и форм слов. Возможны такие позиции, в которых фонемы утрачивают эту способность, в
которых происходит их нейтрализация (от латинского neutralus — не принадлежащий ни тому ни другому). Так под
ударением гласные /а/ и /о/ отчетливо различают слова (ср.: сом и сам, ток и так и т. п.), но в безударном положении
они нейтрализуются (ср.: сома и сама — в произношении одинаково [слма];ноеой и нагой [iiAroj]). Нейтрализуются
на конце слов звонкие и глухие согласные (ср.: русские рок и рог [рок], прут и пруд [прут], рот и род [рот], сток и
стог [сток], немецкие Rad —■ колесо и Rat — совет [rat] и т. п.).
Те п о л о ж е н и я , в которых фонемы о т ч е т л и в о в ы я в л я ю т с в о и с в о й с т в а , называются
с и л ь н о й поз и ц и е й , те, в которых происходит н е й т р а л и з а ц и я ф о н е м , — с л а б о й п о з и ц и е й .
и двучленные группы
Четырехчленные и двучленные группы связаны между собой и со звуками, не входящими в эти группы: /х/ связано
с /к/, /ц/ с /т/ и /с/, группа
д — д' связана с группой б — б' и с группой з — з'
т — т' п — п' с — с',
последняя связана с группой /ж/ — /ш/ и т. д.
Систему согласных фонем немецкого языка Н. С. Трубецкой представляет, например, в следующем виде:
v z
х f s ʃ
v
р t k р с
b d g
m n ŋ
Изолированными остаются г, 1, h ( j в немецком языке Н. С. Трубецкой считает (вариантом ().
Системы фонем разных языков существенно отличаются друг от друга. Эти различия проявляются в разном
фонологическом содержании фонем, т. е. в наличии у фонем разных дифференциальных признаков, которые
определяются местом Фонемы в системе. Поскольку соответствующие примеры уже приводились, ограничимся еще
только одним. В русском языке между мягкими согласными гласные произносятся более закрыто (с i-образным
призвуком, см. § 18). Однако закрытость не является дифференциальным признаком для гласных фонем русского
языка, так как в его системе нет оппозиции фонем по признаку открытость — закрытость. Во французском языке
открытость и закрытость звука — дифференциальный признак. Так, именно наличием открытого о ( в соединении с
его краткостью) отличаются слова Paul [рэ1] (Павел), le sot [sol] (почва) от слов le р61е [ро:1] (полюс), saule (so: I]
(ива), где о — закрытый и долгий звук.
Различия в дифференциальных признаках фонем — это различия в системе оппозиций, организующих
фонетический строй языка. В разных языках характерны различные противопоставления фонем, разные оппозиции.
Для немецкого языка, например, очень характерно противопоставление задних и передних огубленных гласных (u: —
Y:; о: — #:; э — се), а в родственном английском языке такое противопоставление отсутствует.
Различия между языками могут проявляться и в позициях фонем. Как уже говорилось, различение сильных и
слабых позиций фонем весьма существенно для фонетической системы языка. Но отношение сильных и слабых
позиций в разных языках может быть разным. Так, конец слова в русском и немецком языках для звонких и глухих
согласных — слабая позиция, потому что здесь фонемы не противопоставляются друг другу, не могут выступить
различителями слов. Показательны уже приводившиеся ранее примеры: стог и сток произносятся одинаково [сток],
род и рот — (рот], рос (от роса) н роз (от роза) — [рос]; немецкие Rad (колесо) и Rat (совет) — [rat] и т. д. В других
же языках, например в английском, конец слова — сильная позиция, в которой противопоставлены звонкие и глухие
согласные: bed (bed] — кровать и bet [bet] — пари, ставка, bad — плохой и bat — летучая мышь, wide — широкий и
white — белый, need — нужда и neet — аккуратный и т. д.
Необходимо учитывать и различия в количестве фонем, а также и соотношение гласных и согласных фонем.
Следует
иметь в виду, что применительно к одному и тому же языку разные ученые указывают разное количество фонем, так
как часто возникают споры, что считать фонемой, а что ее вариантом (см. § 20). Например, в русском языке
большинство исследователей признает пять гласных фонем /а/, /и/, /у/, /е/, /о/, а некоторые (например, А. Н. Гвоздев)
—шесть, так как /ы/ считают самостоятельной фонемой; одни ученые согласные /г'/, /к’/ /х’/ считают
самостоятельными фонемами, другие — нет.
Различия между языками в количестве фонем весьма существенны. В аранта (одном из австралийских языков)
всего 13 фонем, тогда как в абхазском (Кавказ) — их 71. В большинстве европейских языков число фонем колеблется
от 30 до 40—42: в немецком — 36, в английском — 40 (или 45), во французском — около 35, в русском — 39" (или
42), в таджикском — 29, в мордовском — 33, в азербайджанском — 32, в узбекском — 31, а в родственном татарском
— 38 и т. д.
Большие различия и в соотношении гласных и согласных фонем. Так, если в русском 37 (или 34) согласных и
5 гласных фонем, то в немецком их соответственно 18 и 15, в английском — 24 и 13 (или 19), во французском — 17 и
18, в азербайджанском — 28 и 9, в узбекском — 25 и 6, в эстонском — 16 и 9 т. д.
Открытие понятия фонемы и разработка теории фонем имели большое практическое и теоретическое
значение. Практическое значение этой теории заключается в том, что было поставлено на твердую научную основу и
значительно облегчено изучение иностранных языков, овладение их звуковой системой; теоретическое — в там, что
звуковая сторона языка могла быть представлена в виде стройной системы звуковых единиц, определяющей
своеобразие языка, а не в виде набора отдельных звуков (как это было раньше). Стало возможным настоящее научное
изучение закономерностей этой системы.
Большие заслуги в разработке этого учения принадлежат русскому языкознанию. Первым, кто выдвинул
понятие фонемы и обосновал основные положения теории фонем, был профессор Казанского университета И. А.
Бодуэн де Куртенэ.
В дальнейшем для развития теории фонем много сделал его ученик Л. В. Щерба. Разработка теории фонем
успешно продолжается и в наше время в трудах многих ученых, в первую очередь в работах проф. Р. И. Аванесова, П.
С. Кузнецова, А. А. Реформатского, Л. Р. Зиндера, А. Н. Гвоздева, М И. Матусевич и других. В 1967 г. вышла
интересная работа М. В. Панова «Русская фонетика», посвященная анализу фонетической системы русского языка, но
имеющая и большое общетеоретическое значение. Оригинальную концепцию фонемы создал советский
(исследователь С. ,К. Шаумян.
За рубежом теория фонем особенно успешно разрабатывалась в Чехословакии участниками так называемого
Пражского лингвистического кружка (К. Горалек, Й. Вахек, Б. Трнка, Н. С. Трубецкой, С. О. Карцевский, Р. О.
Якобсон), основные взгляды которых были изложены в обобщающей работе Н. С. Трубецкого «Основы фонологии».
Отчетливо выявилось несколько разных подходов к пониманию фонемы и особенно взаимоотношений между фоне-
мами сильных и слабых позиций, но при всех различиях советские языковеды едины в подчеркивании значения
учения о фонеме, общественного характера самого понятия фонемы, необходимости подходить к изучению звуковой
стороны языка прежде всего как к определенной системе фонем.
Состав фонем и отношения между ними в разных языках не остаются постоянными, они подвергаются
определенным историческим изменениям. Эти изменения происходят по особым законам, которые принято называть
фонетическими законами. Фонетические законы действуют в пределах определенного языка и в определенный
исторический период.
Одни законы определяют изменения, происходящие в языке в данный период. Это з а к о н ы
ф у н к ц и о н и р о в а н и я языка. К ним относятся, например, в русском языке регрессивная ассимиляция
согласных, позиционные изменения согласных и гласных; переход долгих гласных в полудолгие в безударном слоге
в немецком языке; прогрессивная ассимиляция по звонкости — глухости в английском языке и т. д.
Другие законы можно назвать з а к о н а м и и с т о р и ч е с к о г о р а з в и т и я я з ы к а , т. к. они определяют
последовательные этапы происходящих в языке звуковых изменений. Примером таких изменений может служить
отвердение шипящих в русском языке, т. е. превращение старых мягких шипящих /ж/, /ш/ в твердые, утрата
дифтонгов во французском языке.
Ярким примером действия фонетического закона в истории английского языка является начавшийся в XV в.
сдвиг гласных, выразившийся в том, что долгие гласные стали более узкими (e:-*-i:; о:-* и: и т. п.), а узкие
дифтонгизировались (i:—*-а!)г. Так как этот фонетический процесс не получил отражения в графике, т. е. написание
не изменилось, то и появилось столь характерное для английского языка расхождение написания и произношения —
ср.: bind (связывать) в произношении (baind], child (ребенок) — [ t f aHd], deep (глубокий) — [di: р], deed (подвиг) —
[di: d], roof (крыша) — [iu:f]. He менее показательным фактом исторического изменения фонетической системы
является характерное для немецкого языка так называемое второе передвижение согласных, сущность которого в том,
что глухие взрывные /р/, /г/, /к/ после гласных перешли в щелевые (спиранты) /f/, /s/, /х/; а после согласных и в начале
слова — в аффрикаты /pf/, /ts/, /kch/-*-/ch/. Звонкие / Ь / , /d/, /g/ перешли в глухие /р/, /t/, /к/. Отсюда специфические
для современного немецкого языка звуковые формы ряда слов, например: schlafen — сяать, laufen — бежать. Раньше в
этих словах был согласный /р/, что свидетельствуется фактами близко родственных языков (см. § 6 6 ) , готского и
английского: в готском slepan, hlaupan; в английском sleep, leap. Аналогичное положение в немецких словах essen —
есть, Wasser — вода (ср.: готские itan, watd, английские eat, water), machen — делать (английское make); Apfel —
яблоко (английское apple), zwei — два (английское two), Tochter — дочь [(английское daughter), alt — старый
(английское old) и т. п.
Особенно существенны для звуковой системы языка те исторические изменения, в результате которых
меняется количество фонем и их соотношение. Так, в русском языке исчезновение особых редуцированных гласных
фонем /Ъ/ и /Ь/ (сънъ, дьнь — современное сон, день) не только уменьшило число гласных фонем, но и привело к
серьезнейшей перестройке всей системы фонем русского языка (появились новые фонемы, например, /ф/, развилось
противопоставление твердых и мягких согласных в сильных позициях и т. д.)
Причины некоторых звуковых явлений ясны (таковы, например, изменения комбинаторного характера, см. §
18), причины других не ясны, т. е. внешне не выражены, не обусловлены позицией в слове или соседством других
звуков. Такие изменения часто называются с п о н т а н н ы м и . Спонтанные изменения, как правило, охватывают все
случаи употребления данного звука. Например, согласные /ж/ и /ш/ когда-то были в русском языке мягкими, что
отражается до сих пор в некоторых особенностях орфографии: наличие написаний с ь после шипящих (рожь, мышь,
несешь), невозможность написать после них букву ы и т. п. Постепенно эти согласные отвердели, причем они стали
произноситься твердо в любом месте слова, в соседстве с любыми другими звуками (ср.: жук, жать, жена, жил,
ждать, рожок, ножик, рожь, шаг, шум, шить, тишина, тишь и т. п.). При спонтанных изменениях старый тип звука
постепенно полностью заменяется новым.
Характер спонтанных изменений в разных языках различен и определяется прежде всего особенностями всей
языковой структуры (см. § 4) данного языка.
Бывают и такие изменения, которые вызываются не фонетическими причинами, а влиянием других форм того
же или родственного слова. Так, в русском языке переход (е] в [о] имел место только перед твердыми согласными под
ударением, например, село — (с'ола], весна — [в'осны], нести — [н'бс] и т. д., но в настоящее время он встречается и
перед мягкими согласными, например, [нлб'э1 р'бз'ь], [д'э1 н'бч'ек], [н'э'с'о'т'ь] и т. д. Объясняется это влиянием
родственных слов и форм [бэ! р'бза], [д'э1 н'ок], [н'э1 с'от] и т. п., где переход совершенно закономерен. Такие явления
называются изменениями по аналогии. И з м е н е н и я п о а н а л о г и и часто приводят к подравниванию форм
слова. Так, если после действия закона перехода ударенного [е] в [о] глаголы типа нести спрягались — нес'ош(ь) —
нес'от — нес'ом — несете, то в результате действия аналогии появились единообразные формы (всюду о, а не е).
Особенно широко действие аналогии проявляется в просторечии и диалектах. Под влиянием форм пеку — пекут, с
одной стороны, и чередований твердых и мягких согласных при спряжении других глаголов (везу — вез'от, беру —
бер'от, несу — н'ес'от и т. п.), с другой, появляются формы [п'ек'ош](ь), [п'ек'от], (пек'ом]; вместо бегу — бежишь и т.
д. начинают говорить бегу — бег'ош(ь) — бег'ом. Литературная норма ограничивает действие аналогии, не допускает
проникновения подобных форм в литературную речь.
Звучащая речь передается на письме буквами, причем буквы передают основные типы звуков, основные
звуковые единицы — фонемы. Отношения между буквами и обозначаемыми ими звуковыми единицами
рассматриваются специальной наукой — г р а ф и к о й , которая определяет общие приемы передачи произношения,
правила чтения отдельных букв.
Возможны случаи, когда число букв и звуков в слове совпадает и буквы употреблены в их основных
значениях, как совпадают они, например, в русских словах: дом, он, мал, нос; немецких: in (в), Ende (конец), fest
(крепкий); английских: cap (кепка), cot (люлька), Шу (лилия); французских: fil (нить), sol (почва), та (моя), il va (он
идет) и т. д. Но значительно чаще число звуков и букв не совпадает или буквы выступают в необычных для них
звуковых значениях. Например, в русском слове юг — 2 буквы, но 3 звука, причем буква г передает звук [к] — Ijyk], в
русских словах трава и дрова пишутся после [р] разные буквы, но произносятся одинаковые звуки [трлва] и [дрлва]; в
английском слове daughter (дочь) пишется 8 букв, а произносится 4 звука [dD:ta]; в немецком слове deutsch
(немецкий) при 7 буквах только 4 звука и 3 фонемы, так как дифтонг является одной фонемой; во французском слове
bеаисоир (много) букв в 2 раза больше, чем звуков, так как произносят [bɔku].
В некоторых алфавитах постоянно для обозначения одного звука используется сочетание двух, трех и даже
четырех букв. Например, в немецком звук [х] передается буквами ch, [г ]— буквами sch, [Ц ] — tsch; в английском
сочетания er, ir, иг, уг передают звук (э:], th — звук /О/ или /в/; во французском сочетания аи, еаи передают звук [о],
ch — звук [ J ] и т. д. Бывает и наоборот, когда 2 звука передаются одной буквой, например, русские буквы, я, ю, ё, е
могут передавать сочетания 2 звуков, а именно согласного Щ и соответствующего гласного, т. е. [ja], [jy], [jo], [je] (ср.:
[ja] — я, [jула] — юла, [join] — еж, [jел'] — ель),
Одна и та же буква может передавать в разных случаях разные звуки, например, буква г в русском передает
звуки [г] и [к]: рогу — рог [рогу] — [рок]- буква о — звуки [о], [л], [ъ] (см. § 20): воды — вода — водовоз [воды, влда,
въдлвбс]; з — [з] и [с]: роза — роз [рбзъ, рос]. В английском буква i означает [al] и [I] (ср.: five [falv] — пять и sit [sit]
— сидеть); буква а — [еЦ и Щ (ср.: cake [keik] — пирожное и cat [kæt] — КОТ и т. д.).
Двойное значение очень характерно для русских букв я, ю, ё, е. Когда они стоят после согласных, то
указывают на мягкость предшествующего согласного и обозначают гласные звуки [а], [у], [о], [э] — пять, люди, лён,
лень — [п'ат\ л'уд'и, л'бн, л'эн'], когда же они стоят в начале слова, после гласного или после разделительных ъ, ь, то
они обозначают сочетание двух звуков [ja], [jy], [jo], Цэ], т. е. яма, юла, ёлка, ель — [)амъ, ]ула, ]блкъ, ]эл']; моя, мою,
моё, бытие — /мл]а, м л jy, м л jo, быт'и]^]; семья, шью, бытьё, съел — [cVM'ja, uijy, быт^о, с]эл] и т. д.
Есть буквы, которые никогда не передают никаких звуков, а только уточняют произношение других букв.
Например, буква ь /ерь/ в современном русском языке указывает на мягкость согласного: конь [кон'], путь [пут'] или
служит показателем границы слога (как и буква ъ); солью [сбл'/jy], питьё [n'ht'/jo], отъезд [лт / j'Ict].
Все это делает обычное письмо непригодным для случаев, когда нужно возможно более точно передать
звуковой состав языка. Для такой передачи прибегают к так называемой транскрипции (от латинского transcriptio —
переписываю). Т р а н с к р и п ц и е й называется особый вид письма, применяемый с целью наиболее точной
передачи звукового состава языка.
Имеется несколько типов транскрипции. Наиболее последовательно различаются фонетическая и
фонематическая транскрипции. Первая стремится передать звуки и их основные варианты, вторая передает фонемы.
Чаще всего пользуются фонетической транскрипцией, передающей звуковой состав слов с помощью алфавитных
знаков, но с закреплением за этими знаками своих особых значений. Основными правилами транскрипции являются
следующие:
1. Знаки транскрипции должны обозначать тот звук, который -слышится в каждом данном случае, поэтому в
транскрипции получают отражение все позиционные и комбинаторные изменения звуков.
2. Каждый знак может иметь только одно определенное значение, сохраняемое им во всех случаях.
3. Одинаковые звуки передаются одинаковыми знаками.
4. Дополнительные особенности звуков (ударность, долгота, краткость, неслоговой характер, мягкость и т. д.)
отмечаются специальными дополнительными значками.
Транскрипция может быть более точной, когда учитываются все оттенки звуков, и менее точной, когда
учитываются только практически необходимые, т. е. необходимые для правильного произношения, оттенки звуков.
В основу транскрипции могут быть положены буквы любого алфавита с добавлением специальных знаков.
Наибольшим распространением сейчас пользуются две системы транскрипции: основанная на русском алфавите и
транскрипция, выработанная Международной фонетической ассоциацией (МФА) на основе латинского алфавита, но
со значительным изменением знаков последнего.
В русской фонетической транскрипции используются следующие знаки:
а) для гласных звуков: а, о, у, э, и, ы, и3, ъ, ь (о значении знаков ы9, ъ, ь см. § 17);
б) для согласных звуков: б, п, в, ф, г, к, д, т, ж, ш, з, с, л, м, н, р, х, ц, ч, j (й). Кроме того, иногда встречаются
специальные обозначения звонких аффрикат дж, и дз, знак у (греческая буква, называемая гаммой) для передачи дли-
тельного (фрикативного) (г] и знак w, используемый для передачи губно-губного [в] (см. § 12);
в ) мягкость согласного обозначается запятой вверху над буквой справа — д\ т' (т. е. [пут', л'уд'и]);
г) долгота согласного обозначается удвоением буквы или чертой над буквой: [ дрбж'ж'и], [ в'эш'ш'и] или
[дрбж'и], [в'э'ш'и];
д) ударение отмечается знаком ' над буквой, пауза —вертикальной чертой /, длительная пауза — двойной
чертой //.
Транскрипция МФА содержит большое количество специальных знаков для передачи разнообразных типов
гласных звуков. Так, в транскрипции отмечается:
а) долгота звука знаком : после буквы — а:, о:, i:, е:, и т. д.;
б) носовой характер гласного, для чего используется специальный знак ~-над буквой — а, о, е,о<?;
c) степень открытости и закрытости звука, т. е. широта раствора рта, что передается путем подбора
специальных парных знаков: открытые, т. е. широкие гласные, передаются знаками — о, е, v, ое, а соответствующие
им закрытые, или узкие, гласные знаками о, е, и, 0;
г) наличие или отсутствие лабиализации указывается путем введения особых обозначений для
лабиализованных звуков: <0, ое, Y, v, и;
д) наличие дифтонгов передается путем написания двойных букв с дугой под ними или над ними: аи, ои, ае,
ei и т. д.
или аи, ои, as, и т. д.
В транскрипцию введены особые знаки для обозначения нейтрального гласного — э и гласного нижнего
подъема, продвинутого вперед — эе.
Знаки, используемые для согласных, значительно проще. Это обычные: Ъ, р, v, f, d, t, g, k, s, z, m, n, I, r, j, h.
Кроме них, введены особые знаки для твердого /, звонкого и глухого межзубных согласных — Ф и в , звонкого и
глухого нёбных согласных — з и J, для аффрикат — rj\ /5, dj, dz, для заднеязычного носового — т) и среднеязычного
носового, билабиального сонанта — w и т. д.
От транскрипции надо отличать так называемую транслитерацию, которая заключается в переводе написания
с одного алфавита на другой, например, с русского на латинский и наоборот. Если звуковой состав совпадает, то эта
задача решается просто (ср.: Oslo, London или Jaroslawl, Saratow и т. д.). В тех же случаях, когда звуковой состав не
совпадает, а такое положение встречается чаще, перевод с одного алфавита на другой осложняется. Дело не только в
том, что не хватает букв (нет в латинском алфавите букв, соответствующих ы, ю, я, щ и т. п.), так как отдельные буквы
могут быть заменены сочетанием нескольких букв (ср. написание jaroslawl в немецком, где русская буква я
передается двумя буквами / а или написание is для передачи русской буквы ц), главное, что буквами другого алфавита
трудно передать звуки языка (например, русские [ы,] (ш] или английские дифтонги, придыхательный [h] и т. п.).
Поэтому всякая транслитерация оказывается весьма условной (см. § 18 о субституции).
Сложные соотношения между звуковыми и графическими системами языков ограничивают возможность
использования транслитерации в чистом виде. Механическая замена букв чужого алфавита буквами своего без учета
особенностей произношения привела бы к тому, что вместо Шекспир мы писали бы по-русски Схакеспеар (ср.
английское Shakespeare), Васхингтон или Васгингтон (ср. английское Washington), Роуэн (ср. французское Rouen —
Руан) и т. п. Поэтому при передаче написаний иноязычных слов обычна сочетаются транслитерация (передача
буквенного состава) и транскрипция (передача звукового состава).
Транскрипция находит широкое применение как при теоретическом изучении языка, так и при практическом
изучении чужих языков (иногда и при изучении родного языка, если произношение и правописание сильно
расходятся). Но транскрипция не пригодна для повседневного практического письма. У каждого языка есть своя
система практического письма, подчиненная строгим нормам, правилам.
Рис. 11. Палатограммы звуков [и] — первая; [у] — вторая; [т] — третья.
В настоящее время получил применение метод прямого фотографирования, когда палатограммы (от
греческого palatum — нёбо) могут быть получены без использования искусственного нёба, а путем фотографирования
через систему зеркал следов касания языка на окрашенном специальным раствором нёбе. Таким же путем можно
получить дентограммы, т. е. фотографии следов касания языка на зубах.
Наиболее полный материал о работе органов речи дает применение кинорентгенографии, что позволяет
зафиксировать движение органов речи в момент произношения звука.
Для изучения акустической стороны звука в настоящее время шире всего используются кимограф и
осциллографы. Кимограф — прибор, который записывает на движущейся закопченной бумажной ленте кривые,
отражающие работу гортани, рта и носа. Действие его основано на пневматическом принципе, т. е. кимограммы,
полученные на рисунках (кривые), передают движение (давление) воздушной струи (примеры кимограмм см. на стр.
36 и 46).
Осциллограф передает преобразованные в электрические колебания с помощью микрофона и усилителя
колебательные движения воздушной струи (примеры осциллограмм см. на стр. 39 и 75).
С помощью спектрографа осциллографическая кривая может быть расчленена на отдельные составляющие, что по-
могает выделить основной тон и обертоны (см. § 9)
ЛИТЕРАТУРА
М. И, М а т у с е в и ч . Введение в общую фонетику, изд. 3. М., Учпедгиз, 1959.
Л. Р. 3и н д е р . Общая фонетика. Л., Изд-во ЛГУ, I960.
Н. И. Ж и н к и н . Механизмы речи. М., Изд-во АПН РСФСР, 1958.
Н. С. Т р у б е ц к о й . Основы фонологии. М.( 1960.
Л. В. Щ е р б а. Избранные труды по языкознанию и фонетике. Л.. Изд-во ЛГУ. 1958.
Г. П. Т о р с у е в. Проблема теоретической фонетики и фонологии. М.: Издательство ЛКИ/URSS, 2008.
Г. А. К л и м о в. Фонема и морфема. М.р «Наука», 1967.
В. А. А р т е м о в. Экспериментальная фонетика. М., 1956.
Л. В. Б о н д а р к о . Осциллограф ический анализ речи. Л. 1965.
Р. И. А в а н е с о в. Фонетика современного русского литературного языка. М., Изд-во МГУ, 1956.
М, В. П а н о в. Русская фонетика. М., «Просвещение», 1967.
А. Н. Г в о з д е в . О фонологических средствах русского языка, М.—Л., 1949.
М. И. М а т у с е в и ч и Н. А. Л ю б и м о в а . Альбом артикуляций звуков русского языка. М., 196Э.
Статьи по отдельным вопросам (Часть статей указана в подстрочных примечаниях)
Л. В. Б о н д а р к о, Л. Р. З и н д е р . О некоторых дифференциальных признаках русских согласных фонем. — «Вопросы языкознания», 1966, №
1.
Л. В, Б о н д а р к о , Л. А. В е р б и ц к а я и Л, Р. З и н д е р . Акустическая характеристика безударности (на материале русского языка). — В сб.:
Структурная типология языков. М., «Наука», 1966.
А, Л. Т р а х т е р о в . Основные вопросы теории слога и его определение. — «Вопросы языкознания», 1956, № 6.
Т. М, К у з н е ц о в а . Мелодика простого повествовательного предложения в современном русском языке. — Ученые записки ЛГУ. Вопросы
фонетики, № 237, вып. 40, 1960.
И. П. Р а с п о п о в. Логическое ударение как особое средство структур-нон организации предложения. — «Русский язык в школе», 1966, № 4.
Л. Р. 3 ин д е р, М. И. М а т у с е в и ч . К истории учения о фонеме. — Известия АН СССР, серия литературы и языка, 1953, т. 12, вып. 1.
А. И. М о и с е е в . Алфавит, графика и орфография. — «Русский язык в школе», 1970, Ns 4.
Г Л А В А III
ЛЕКСИКА
Изучением слова и совокупности всех слов, употребляющихся в языке (т. е. словарного состава языка),
занимается специальная наука, называемая лексикологией (от греческого lexis — слово).
Слово выступает как важнейшая единица языка, так как в нем осуществляется единство всех основных
элементов, языковой структуры (см. § 3). В слове можно (выделить звуковую сторону, которая подробно
рассматривалась в разделе «Фонетика», грамматическую, которая будет разобрана в разделе «Грамматика», и
собственно лексическую, рассматриваемую здесь. Конечно, все эти стороны слова существуют только вместе, в
единстве. Слово не может существовать вне материального (звукового) оформления и вне грамматики, т. е. не может
не иметь грамматических признаков, свойственных определенной группе слов (у существительных это — род, число,
падеж, у глаголов — вид, время, наклонение и т. д.). Однако для удобства анализа мы имеем право каждую из сторон
слова рассматривать отдельно.
До сих пор в науке не дано полного, удовлетворяющего всех, определения слова. Происходит это прежде
всего потому, что слова очень разнообразны и в пределах одного языка, и особенно при сравнении разных языков. В
самом деле, сравним слова в предложении Она идет в школу. Их неравноценность заметна сразу. Слова идет, школу
вызывают у нас ясные, отчетливые представления, т. е. они имеют определенные конкретные значения. Слово она в
данном предложении означает определенного человека, но в другом — Эта книг нужна вам, она еще продается —
уже означает предмет, вещь. А что означает слово в? Сравните: идти в школу, быт в школе, идти в галошах, вовлечь в
работу, пальцы в чернилах, пьеса в трех действиях, в прошлом месяце, разница в годах, весь в отца, в двух шагах и
т. д. Во всех этих случая в значении предлога в есть свои особенности, но нигде он не называет конкретного предмета,
признака, действия. Предлог указывает на отношения между словами, выполни в предложении служебную роль
(отсюда и название «служебные слова» для предлогов, союзов, частиц). Еще ярче разница между словами
знаменательными (существительными, прилагательными, глаголами, наречиями) и служебными проявляется при
сопоставлении существительных и относящихся к ним артиклей. Можно ли считать словами die, der, das в немецком
языке, the, а — в английском, le, la — во французском? Не случайно артикль не переводится (ср.: de Tisch — стол,
das Heft — тетрадь, die Karte — карта, the cock — петух, le four — день, la jambe — нога). А следуе ли считать
словом гиляцкое ыгхркъан — черная собака, возникшее из ыгхр — чернота, къан — собака в результат те
инкорпорации (см. § 74) при образовании предложений и не существующее в таком виде вне предложения?
Таких сложных вопросов, связанных с разнообразием типов слов, в языкознании много. Не на все из них
получены ответы, которые были бы приняты всеми.
Сложность самого слова и многообразие типов слов определяют необходимость учитывать его разные
признаки. С фонетической стороны слово характеризует фонетическая оформленность (особые признаки начала и
конца слова, особенности сочетания фонем), одноударность (при наличии двух ударений одно является основным, см.
§ 15), непроницаемость, т. е. невозможность вставить в середину слова другое слово. С грамматической стороны
слово характеризуется относительной целостностью и единооформленностью (слова изменяются как единая единица),
каждое слово имеет определенную лексико-грамматическую отнесенность, т. е. обязательно принадлежит к какой-
нибудь части речи. С семантической точки зрения слову присуще определенное лексическое значение (см. ниже);
слову свойственна номинативность, т. е. способность называть определенные предметы, признаки, действия и т. п.
Важным признаком слова является воспроизводимость, т. е. то, что слово постоянно существует в языке и только
воспроизводится в момент речи, а не возникает заново, как возникает, например, словосочетание.
Признаки слова и важнейшие типы слов следует рассматривать постепенно. Начать необходимо с выяснения
понятия «значение слова».
Все слова в языке имеют определенное значение. Значение слова раскрывается через его а) предметную
соотнесенность, б) понятийную соотнесенность, в) лингвистическую соотнесенность.
Под предметной соотнесенностью понимаем соотношение слова с определенным предметом, действием,
признаком. В § 4 говорилось, что основная функция слова номинативная, т. е. назывная. Слово обычно называет
предмет, действие, признак. Но не все слова обладают номинативной функцией. Она в полной мере свойственна
существительным (называют предмет), глаголам (называют действие), прилагательным (называют признак предмета),
наречиям (называют признак действия). Местоимения также могут называть, но их способность называть носит
особый характер: она с и т у а ц и о н н а (или ситуативна), т. е. применительно к разным ситуациям (положениям,
обстановке) одно и то же местоимение может называть р а з н ы е предметы, явления (ср. местоимение он по фразе
На берегу пустынных волн стоял он, дум великих полн, где он — Петр I, и во фразе Что ищет он в краю далеком, что
кинул он в краю родном, где он — парус; см. пример с местоимением она в § 26). Не обладают номинативной
функцией числительные, но они приобретают эту функцию, когда «опредмечиваются», сближаются с
существительными, заменяют сочетание числительного с существительным — «Двадцать шесть и одна» (Горький),
«Двенадцать» (Блок) — или выступают как «названия цифр» в арифметических текстах (двадцать минус семь
получится тринадцать и т. д.). Номинативная функция не свойственна служебным словам и междометиям.
Установив, что большинство слов обладает номинативной функцией, т. е. способностью называть,
рассмотрим, какова связь между словом-названием и тем предметом (признаком действием), который этим словом
называется? Есть ли пря м а я связь между предметом и названием?
Еще в Древней Греции на этот вопрос ученые отвечал по-разному. Одни считали, что между предметом и
названием есть прямая связь (слова названы «по правилу»), другие отрицали такую связь (слова названы «по
произволу»). Споры продолжаются и в наше время.
Отсутствие прямой, непосредственной связи между словом и предметом легко доказывается рядом фактов.
1. Один и тот же предмет в разных языках может быть назван разным словом (ср.: русское дерево, английское
tree, немецкое Ваит, французское arbre, эстонское рии, венгерское fa, литовское medis, татарское агач и т. д.).
2. В одном и том же языке один и тот же предмет назы-.; вают по-разному (башмаки и ботинки, орфография
— правописание, фрикативный — щелевой и т. п.).
3. В процессе развития языка предметы могут менять свои названия (баня раньше называлась мовница, кухня
— поварня, парус — ветрило, (поэт — шит); (названия могут переноситься с одного предмета на другой (ср.: лампа,
где старое — керосиновая лампа и новое — электрическая лампа, лампа дневного света и т. п.).
4. Если бы названия были прямо связаны с предметами, обусловлены последними, то, не прибегая к мистике,
нельзя было бы объяснить то, как же они стали известны людям, как люди догадались о том или ином названии
предмета.
Но отрицая прямую связь названия с предметом, нельзя вообще отрицать наличие связи между словом и
предметом. Иначе мы могли бы произвольно и легко менять названия предметов, называть козу коровой, дом стулом,
деревом, веткой и т. п. Каждому ясно, что такого произвола не может быть. Этому препятствует общественный
характер языка, его роль важнейшего средства человеческого общения, его непосредственная связь с мышлением.
Можно утверждать, что связь между предметом и названием есть, но она не от природы, не извечна, а создана самой
общественной практикой человека. Как же она складывалась?
Ответ на этот вопрос мы находим в том определении названия, которое дал в одной из своих работ Л.
Фейербах и которое выписал и положительно оценил В. И. Ленин.
«Что же такое название? Отличительный знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю
представителем предмета, характеризующим предмет, чтобы представить его... в его тотальности»'.
Из этого определения следует, что 1) название предмету дается человеком, оно не заложено в самом
предмете; 2) название дается на основании какого-нибудь характерного, заметного, «бросающегося в глаза» признака
предмета; 3) выбор признака, положенного в основу названия, может быть случаен, произволен, различен в разных
коллективах. Это и объясняет возможность наличия в разных языках не только звучащих по-разному названий одного
и того же предмета, но и разных оснований для появления соответствующего названия. Например, название медведя у
славян значило «едящий мед» (меде + едь), а у литовцев klokis — курчавый; в русском портной назван так потому, что
он имеет дело с одеждой (древнерусское порт — одежда), а немецкое Schneider — портной произведено от schneiden
— резать, т. е. название дано не по материалу, с которым человек имеет дело, а по его действию; в русском смородина
— от смород (современное смрад) — сильный запах, т. е. ягода названа по бросившемуся в глаза признаку —
наличию сильного запаха, а в польском она же называется porzeczki, porzeczka — «по-речке, по-речка», по месту, где
главным образом растет.
Но раз возникнув, название становится обязательным для всех говорящих на данном языке и не может быть
произвольно изменено.
Таким образом, в значении слова отражена связь его с предметом, но это не прямая, а сложная
опосредствованная связь.
Слова не существуют в языке изолированно, и значение слова может быть полностью раскрыто только
через его лингвистическую соотнесенность, т. е. его отношение к другим словам языка. Значение слова, его объем
зависит от того, с какими другими словами языка оно соотносится. Так, значение русского глагола ходить шире, чем
английского to go, оно соответствует как бы значениям двух глаголов: to go и to walk, а отчасти и значениям глагола to
came (ср.: он ходит на работу по этой улице — he goes to his work along this street, но он ходит no траве — he walks
on the grass, он ходит под руку — he walks arm-in-arm). В то же время значение английского глагола to go шире, чем
русского ходить, так как to go не только идти, ходить, но и ездить, двигаться, ср. go by tram (bas) — ехать
трамваем (автобусом и т. п.). Эта разница очень заметна при сопоставлении значения русского глагола идти и
болгарского ида. Значение болгарского глагола ида по существу включает значение двух русских глаголов идти и
ехать (ида при някого — идти к кому-либо и ида за Москва — ехать в Москву).
В системе слов немецкого, английского, французского, эстонского и ряда других языков существуют разные
обозначения двух частей руки:
Немецкий Английский Французский
Рука от кисти до плеча Arm arm bras
Кисть руки Hand hand main
В чешском и индонезийском различаются даже три члена: рука от кисти до плеча (чешское rameno), кисть
руки (чешское ruka) и вся рука в целом (чешское paze). В русском, украинском, литовском, казахском и ряде других
языков совсем нет такого, членения и рука в целом и ее части могут быть названы одним словом рука 1 (ср.: руки
человека, согнуть руку в локте, тыльная сторона руки). Сложная система отношений и в словах, обозначающих ногу
в целом и ее части. Сопоставим:
Русский Английскнй Немецкий Французский
Нога в целом нога leg Fuss jambe
Стопа стопа foot Fuss pied
Нога от стопы и выше (нога) leg Bein jambe
В русском нет особых названий для всей ноги и части ноги от стопы и выше, но может употребляться общее
нога; в немецком нога в целом и стопа называются одинаково; во французском одинаково называются вся нога и
часть ноги от стопы и выше и т. п..
В системе русского языка нет разных обозначений для пальцев на руке и на ноге, а в немецком, английском,
французском такие обозначения есть.
Немецкий Английский Французский
Палец на руке Finger finger doigt
Палец на ноге Zehe toe orteil
В русском языке словом дерево называют и растущее дерево (высокое дерево) и древесину (ср. изделье из
дерева), во французском в первом случае употребляется t'arbre, во втором — le bois, в немецком соответственно <—
der Bauт и das Holz, в английском — the tree и the wood, в эстонском и литовском, как и в русском, разницы нет
(эстонское рии, литовское medis). В русском и большинстве других языков слова брат и сестра обозначают и
старших и младших братьев и сестер, тогда как в узбекском (и других тюркских языках, см. § 70) различаются слова:
ака — старший брат и ука — младший брат (понятие «братья» передается сочетанием ака-ука); опа — старшая сестра,
сингил — младшая сестра. В русском языке есть общее обозначение для понятия «отец и мать», т. е. слово родители,
но нет особого слова для понятия «братья b сестры вместе», а в немецком есть — Geschwister — братья и сестры; в
русском различается голу' бой и синий, а в немецком, английском, французском употребляется только одно слово:
Blаи — немецкое, blue — английское, bleu — французское. Подобных примеров зависимости значения одного слова
от наличия или отсутствия рядом других слов можно привести много.
Таким образом, значение слова определяется не только его соотношением с предметом и понятием, но и его
соотношением с другими словами данного языка, местом в словарной системе языка.
Значение слова — явление языка, и его не следует смешивать с употреблением слова — явлением речи. Не
всякое употребление слова становится его значением. Маленькую девочку в семье ласково зовут мышкой, что,
конечно, не значит, что у слова мышка появилось новое значение «девочка»;
наша коробка называют жильцы свою маленькую комнату, но слово коробка не получает значения «небольшая
комната». Особые употребления слова определяются контекстом, ситуацией, они не становятся особым значением
слова.
По особенностям значений в составе слов любого языка выделяются две группы: слова, имеющие только одно
значение, и слова, имеющие одновременно несколько значений. Способность слова развивать дополнительные
значения и сохранять их в синхронном (см. § 2) употреблении наряду с основным значением называется
многозначностью, или полисемией (от греческих слов polis — много и sema — знак). Особенно характерна
многозначность для слов, давно существовавших в языке, находящихся в повседневном употреблении. Так, глагол
брать в русском языке имеет следующие значения и оттенки значений: «принимать в руки, схватывать руками» (беру
перо в руки), «выбирать» (беру тему для сочинения), «хватать что-то, например, крючок с наживкой» (рыба хорошо
берет), «захватывать, водить» (он стал брать мальчика с собой на охоту), «принимать» (брать детей на
воспитание), «нанимать» (брать такси), «снимать» (брать на лето дачу), «покупать» (брать булочки в буфете),
«пользоваться» (орать уроки), «взыскивать» (брать штраф), «захватывать» (брать крепость), «поглощать» (работа
брала много времени), «испытывать сомнение» (меня берет сомнение), «требовать» (это дело берет много труда) и т.
д. Такое же разнообразие значений и у английского глагола to take: to take a book (брать книгу), to take fish (ловить
рыбу), to take a prize (получить, выиграть приз), to take coal (добывать уголь), to take an offer (принять предложение),
ro take medicine (принимать лекарство), he took half an hour over his dinner (обед отнял у него полчаса), to take a bas
(ехать автобусом), to take a flat (снимать квартиру), to take the shortest way (выбирать кратчайший путь), the play didn't
take (пьеса не имела успеха), / take cold easily (я легко простуживаюсь, т. е. поддаюсь простуде), / take с newspaper (я
получаю газету), take him in сир (фотографироваться), he does not take welt (он плохо выходит на карточках), to take
one's temperature (измерять температуру) и т. д. Такое же разнообразие значений характерно и для французского
глагола prendre — брать, овладевать, захватывать, принимать (меры), есть, садиться (в поезд, автобус) и т. п., и для
немецкого пептеп —- брать, принимать, отнимать и т. д.
Можно привести десятки примеров, ко их легко найдет каждый студент, посмотрев в словаре (например, ©
«Словаре русского языка», сост. С. И. Ожеговым) значения таких слов, как голова, рука, идти, таять, красный и
многих других.
Многозначность слова развивается при переносе названия с одного предмета действительности (признака,
действия) на другой. Например, угол — место, где сходятся, пересекаются две плоскости, стороны (угол дома, стены,
стола); математическое понятие (прямой угол); часть комнаты, сдаваемая внаем (снимать угол); место, где живут
(живем в глуши, в настоящем медвежьем углу). Слово острый — отточенный режущий или колющий инструмент
(нож, штык), суживающийся к концу (острый нос), проницательный (острый ум), сильно действующий на вкус или
запах (острое блюдо), ясно выраженный (острая боль) и т. п.
Рассматривая подобные слова, замечаем, что значения их неравноценны: среди них есть основные,
первичные, и вторичные, образованные от первых. Главное отличие основных (первичных) от вторичных значений в
том, что первые немотивированы, а вторые мотивированы, т. е. первые не поддаются объяснению, вторые же
объяснимы. Мы не можем сказать, почему процесс движения человека получил название ид т и , но мы можем
объяснить, как и почему появились вторичные значения слова идти, выступающие в выражениях: идти к цели, идти
на военную службу, идет весна, часы идут, дождь идет и т. п.
Только с помощью специальных разысканий можно узнать, что ключ назван так по связи со старым глаголом
ключити — заключать (ср. современное: заключить под стражу, т. е. «посадить под ключ»), но почему подобное
действие названо глаголом с данной основой, мы не знаем, В то же время нам понятно, почему появилась
возможность говорить ключ к шифру, ключ к задачнику и т. п. Во всех этих случаях имеем дело с переносами значений
слов с одного предмета на другой: если ключом можно открыть дверь, то можно и «открыть» шифр, «открыть», т. е.
найти, решение задачи и т. п.
Первичные значения считают п р я м ы м и , н о м и н а т и в н ы м и , так как они непосредственно
направлены на явления действительности, называют предметы, действия, признаки (дом, книга, каменный,
железный, идет, стоит и т. п.). Вторичные значения являются п е р е н о с н ы м и , так как в их основе лежит
перенесение названия с одного явления на другое. Например: жилой дом и дом в значении «семья» (мы знакомы
домами, т. е. наши семьи бывают друг у друга), каменный дом и каменное сердце (т. е. жесткое, твердое, «как камень»,
подобное камню), идет человек и идет время (т. е. протекает, движется.)
Номинативные, прямые значения обычно не содержат оценки явления, тогда как переносные часто
оказываются содержащими оценку соответствующих явлений (ср.: каменный дом и каменное сердце, стальной прут и
стальной характер, кислое молоко и кислое настроение и т. д.).
Номинативные значения являются с в о б о д н ы м и , так как могут сочетаться с разнообразным кругом слов,
ограниченным лишь предметно-логически (реально-смысловой возможностью соответствующих сочетаний) и
общественной практикой данного периода (допустимостью тех или иных сочетаний, принятой в коллективе нормой).
Вторичные, переносные значения всегда ограничены в возможностях их употребления (ср.: каменный дом, сарай,
столб, забор, подвал, мост и т. п., но только каменное сердце; намылить (мылом) шею, голову, руку, ноги, белье m т.
п., но при значении намылить — «отругать» возможны лишь сочетания намылить шею, голову; лопнул канат (стакан,
пузырь, чашка, мяч и т. п.), но лопнуть со смеха, со злости).
Ограничения в употреблении вторичных, производных, переносных значений могут быть разными.
Возможны случаи, когда значение слова реализуется лишь в определенном устойчивом сочетании слов, например,
слово чревато употребляется сейчас только в выражении чревато последствиями, а глагол пробудить — лишь в
сочетании со словами желание , интерес, охоту и т. п. Такие значения слова, которые реализуются только в
определенных устойчивых сочетаниях слов, называются ф р а з е о л о г и ч е с к и с в я з а н н ы м и значениями (см.
§ 42). Фразеологически связанные значения не вытекают непосредственно, прямо из номинативных значений, хотя м
опираются на них (ср.: ввалился в яму и ввалились щеки, глаза; мягкий диван и сказать в мягкой форме; ночная смена,
работать во вторую смену и комсомольская смена, готовить себе смену и т. п.). Иногда прямое номинативное
значение выходит из употребления, забывается, а фразеологически связанное продолжает употребляться (ср.:
старое прямое впасть в яму и современные впасть в бешенство, в ярость, сомнение и т. п.).
Вторичные значения могут быть функционально-синтаксически ограниченными, т. е. обусловленными
синтаксическими функциями слова. Примером с и н т а к с и ч е с к и о б у с л о в л е н н ы х значений является
переносное значение, приобретаемое некоторыми существительными или прилагательными (иногда наречиями) при
употреблении в роли сказуемого. Например, слово шляпа приобретает значение «вялый, рассеянный,
безынициативный человек», -употребляясь с целью характеристики кого-либо в соответствующих фразах в роли
сказуемого: Ты просто шляпа. Слово голова получает значение «человек большого ума», лишь выполняя функцию
сказуемого в предложениях типа Он у нас голова (ср.: ручная пила и Ну, она и пила; кричит петух и Вот так петух).
От синтаксически обусловленных значений отличают к о н с т р у к т и в н о о б у с л о в л е н н ы е , т. е.
такие, в которых особое значение слова может проявляться лишь в определенных конструкциях, например плакаться
(т. е. жаловаться) на свою судьбу, на свои несчастья; отозваться на что-то, разобраться в чем-то (в вопросе, в
обстоятельствах дела и т. д.). Конструктивно обусловленными могут быть как фразеологически или функционально-
стилистически ограниченные значения, так и свободные номинативные (ср.: играть в чувство, в негодование и
играть в лото, в футбол; играть жизнью, людьми и играть на скрипке, на рояле и т. п.).
У слова может быть не только несколько переносных (ср.: острое слово и острый соус), но и несколько
свободных номинативных значений. Одно из них является основным, другие н о м и н а т и в н о -
п р о и з в о д н ы м и . Номинативно-производное значение всегда уже, ограниченнее основного. Например, при
основном значении слова капля — «маленькая отдельная частица жидкости округлой формы» номинативно-
производным является «жидкое лекарство, принимаемое по числу капель» (сердечные капли, капли Зеленина и т. п.);
аналогично: угол дома и прямой угол в геометрии; трение — состояние трущихся один о другой предметов и сила
трения в механике, т. е. «сопротивление движению, возникающее в результате трения» и т. п.
Вторичные значения могут терять связь с основными, тогда изменение значения слова приводит к появлению
нового слова. Например, опешить раньше означало «сбить с коня, сделать пешим», теперь — «удивиться,
поразиться»; гость — раньше «купец», а купец — «покупатель», т. е. тот, кто покупает; неделя — «воскресенье» и т. д.
Английское table (стол) означало «каменная доска», switch (выключатель) — «прут», travel (путешествовать) —
«труд», harvest (урожай) — «осень» и т. п. Немецкое die Rede в прошлом означало «ответственность», а теперь —
«речь», machen (делать), а раньше — «месить тесто», die Sache (дело, вещь), а раньше — «судебный спор» и т. д.
Выяснением особенностей изменения значений слов наряду с другими вопросами изучения значений слов
занимается особая наука — семантика, или семасиология.
Уже говорилось, что новые значения, возникающие в результате развития разных типов переносов названий с
одного явления на другое, могут сохранять связь с первичным, основным значением и могут терять ее. В этом случае
установление первоначального значения оказывается затруднительным, а часто невозможным. Выяснение связи слова
с другими словами своего или чужого языка, из которого пришло данное слово, помогает выяснить происхождение
слова. Изучением происхождения слов, их историей занимается особая наука» называемая э т и м о л о г и е й
(греческое etymologia от etymon — истина и logos — слово, учение). Выяснение происхождения слов — задача очень
сложная, требующая учета многих факторов. Необходимо учитывать фонетические соответствия разных языков и на
разных этапах развития одного языка (см. § 22), особенности словообразования, соотношение старых и новых
значений, условия бытования слов в языке и т. д.
Этимология одних слов раскрывается сравнительно легко, является бесспорной, в других она вызывает много
споров, остается сомнительной, в третьих оказывается невыясненной. Чем древнее слово, чем обыденнее оно, тем
труднее выяснить его происхождение. Наоборот, этимология новых слов, получивших сравнительно недавнее
распространение в языке, выясняется легче, хотя и здесь часто требуются специальные наблюдения и изыскания.
Приведем для примера этимологию модного сейчас словечка хобби, установленную болгарским ученым М.
Въгленовым. Слово хобби пришло в славянские языки (русский, болгарский) из английского, куда оно в свою очередь
попало иэ французского. В старофранцузском hobe (современное hobe-геаи) означало «особый (вид некрупных
соколов» и было связано со старофранцузским глаголом hober — двигаться с места на место, скакать. В английском
слово hobby первоначально имело то же значение, но постепенно под влиянием значений глагола hober приобрело
дополнительно значение «жеребенок пони», затем «любимый жеребенок», а затем и современно «любимое занятие в
свободное время, увлечение, страсть». В русский язык слово пришло из английского уже с этим новым значением.
Совсем другое дело — выяснение этимологии старых слов. Например, до сих пор нет ясности в
происхождении слов гриб, хотя его этимологией занимались многие ученые Ф. Шпехт сопоставлял славянское
гриб с литовскими grieti—снимать сливки и greimas — сливки, слизистый осадок в воде. Польские ученые (Брюкнер,
Славский и другие) сближали с литовскими gleima—слизь, glieti—лепить; Р. Якобсон воз водил к глаголу grebti и
толковал как «то, что выцарапывается из земли». X. Петерссон возводил к славянскому гърбъ; связывал со значением
«морщина», «складка». Последнюю точку зрения поддержал советский исследователь В. А. Меркулов,
рассматривавший слово гриб в системе других слов, имеющих то же значение (в ряде русских говоров в значении
«грибы» употребляется слово губы).
Для этимологии важно выяснить не только происхождение слова, но и то, как оно вошло в язык, когда в
наших условиях начало употребляться. Известно было, что слово интеллигенция из латинского intelligens-intelligentis
— понимающий, разумный (ср. intellectus — ум, разум), но особенности его проникновения в систему русского
языка были лишь недавно установлены академиком В. В. Виноградовым. Оказалось, что в значении, близком к
современному, это слово появилось в литературном языке в 50—60-е годы XIX века; до этого времени оно
употреблялось в значении «разумность, сознание, деятельность рассудка». Возникновение у слова интеллигенция
нового значения оказалось связанным с развитием новых явлений в русской общественной жизни, появлением
нового общественного слоя образованных людей, людей умственного труда.
Занятия этимологией требуют не только хорошей лингвистической подготовки, но и исторических,
экономических, этнографических знаний. Стремление же понять слово, раскрыть его значение через сравнение с
какими-то другими созвучными словами присуще всем носителям языка. В результате появляются случаи
неправомерного, произвольного сближения слов по чисто внешнему созвучию. Такие осмысления слов на основе
сопоставления со знакомыми созвучными словами называются НА р о д н о й э т и м о л о г и е й . Это явление
отмечается чаще всего при усвоении заимствованных слов; оно приводит к соответствующему изменению звучания
слова. Например, непонятное слово бульвар превращали в гульвар, сближая с глаголом гулять; микроскоп — в
мелкоскоп, сближая с мелкий; мемориальную доску (от латинского memoria— память) — в мрамориальную или
мармориальную (метатеза), сближая с мрамор.
Отдельные случаи народной этимологии оказались общепринятыми, вошли в языковую практику. Так, слово
свидетель имело в корне особую букву «ять» и этимологически было связано с глаголом ведать — знать, т. е. было
сведетель — «тот, кто знает». Постепенно его сблизили с более привычным глаголом — видеть и появилось слово
свидетель — «тот, кт видит». Подобное изменение произошло и в слове смирение,, которое восходит к корню мер (е
из «ятя» — ср.: мера мерить), а народная этимология сблизила его с корнем мир (ср. мирный).
В живом употреблении слова часто теряют связь с теми, от которых они когда-то были образованы.
Происходит утрата связи слова с его первичным, «истинным» значением. Этот процесс называется
д е э т и м о л о г и з а ц и е й (de — латинская приставка, обозначающая удаление, отмену). Деэтимологизация
широко представлена в языках. Примером могут служить русские слова: окно, утратившее связь с око, от которого
оно 'было образовано, гусеница (от ус), коричневый (от корица), лопатка (от лопата), мешок (от мех), порошок (от;
порох — старое'«пыль»), столица (от стол в старом значении «трон»), завтра (от утро; ср.: старое заутра,
современное болгарское утро со значением «завтра»), горький (от гореть, т. е. «что-то жгучее»). Деэтимологизации
особенно способствует утрата исходного слова. Например, мошенник, значившее ранее «вор, крадущий кошельки» (от
мошна — кошель) стало обозначать «нечестный человек, плут». Связь со старым мошна совершенно не осознается. В
слове цепенеть не осознается связь со старым цеп — палка, орудие молотьбы (ср.: камень— каменеть, цеп —
цепенеть). Слово присяга деэтимологизировалось полностью, так как утрачено промежуточное звено «касаться
предмета в знак клятвы» (корень сяг)
Деэтимологизация — характерный процесс для всех языков.
§ 33. Омонимы
Во всех языках встречается особая группа слов, называемых омонимами (от греческих слов homos —
одинаковый и omyna — имя). О м о н и м ы — э т о р а з н ы е с л о в а , и м е ю щ и е о д и н а к о в ы й
з в у к о в о й с о с т а в, например, русские: ключ—то, чем отпирают замки, и ключ—лесной ручеек; метр — 100
сантиметров, метр — стихотворный размер и метр — наставник; выдержка — стойкость и выдержка — цитата;
ударник — часть затвора винтовки и ударник—: передовой рабочий; польское zavod— разочарование и zavod —
профессия; немецкое der Strauss — букет, der Strauss — страус и der Strauss — поединок (архаич.); der Bauer—
крестьянин и der Bauer—клетка; der Lauf—пробег и der Lauf—ствол огнестрельного оружия; английские: match—
мечта и match—спичка; spring—весна, spring—пружина и spring— источник, родник; болгарские: град—город и град
—град.; заведи—отвести, отвезти м заведа—вписать, зарегистрировать; копив — копье и копие — копия; кръст—
крест и кръст—поясница; французские: la livre — фунт и le liure— книга; ferme— твердый и ferme — ферма.
Омонимы важно отличать от многозначных слов. При многозначности имеем одно слово, значения которого
связаны между собой (ср.: «переход продолжался два часа» и «здесь переход через полотно железной дороги»), при
омонимии несколько разных слов, значения которых между собой не связаны (лук — огородное растение и лук —
старинное оружие). Различия хорошо заметны при таких, например, сопоставлениях: 1) «прибавь соли в суп», 2) «в
этом вся соль рассказа», 3) «производство солей и кислот», 4) «пятый звук музыкальной гаммы .называется соль». В 1,
2 да 3-м случаях имеем дело с разными значениями одного и того же слова, связь этих значений очевидна; в 4-м
случае употреблено другое слово, не имеющее связи с первыми.
Омонимы бывают разных типов. Особый интерес представляют л е к с и ч е с к и е , или к о р н е в ы е ,
омонимы, которые называют иногда собственно омонимами. У таких омонимов при совершенно различных значениях
совпадают их письменная и звуковая формы, притом это совпадение сохраняется и при изменении слова, так как
лексические омонимы всегда относятся к одному грамматическому классу слов. Сравнение омонимов кулак — «кисть
руки со сжатыми пальцами» и кулак — «богатый крестьянин - собственник, эксплуатирующий чужой труд», убеждает
в этом (ср.: «боялся его тяжелого кулака», «утирал слезы кулаком», «размахивал кулаками» и т. п. и «работая у
кулака», «стал кулаком», «борьба с кулаками» и т. д. Лишь в винительном падеже единственного числа будут разные
формы у неодушевленного и одушевленного существительного — «взять в кулак», «смотрел на кулака»).
Если слова совпадают во всех формах — это п о л н ы е лексические омонимы, если лишь только в части форм —
н е п о л н ы е лексические омонимы. Так, слово лук—название растения не имеет формы множественного числа, а у
слова лук (название оружия) такая форма есть.
Рядом с лексическими омонимами встречаются о м о ф о р м ы, т. е. случаи, когда у разных слов совпадают в
звучании только отдельные формы и создаются как бы «временные омонимы», которые разрушаются при изменении
формы слов. Например, в русском от глаголов лечить и лететь первое лицо настоящего времени имеет форму лечу
(ср.: я лечу больного и я лечу завтра), но формы 2 и 3 лиц уже окажутся разными: ты лечишь, он лечит и ты летишь,
он летит; в немецком совпадают ich triige (конъюнктив от глаг. tragen — носить) и ich triige (наст. вр. от глагола
trugen — обманывать).
Слова, совпадающие в произношении, но различающиеся на письме, называются о м о ф о н а м и (от греч.
homos—одинаковый и phone — звук). Например, пруд — искусственный водоем и прут — ветка; костный —
прилагательное от кость и, косный — консервативный, отсталый; плод и плот; вести и везти и т. п. Омофоны очень
широко распространены в языках, особенно много их в языках, где произношение и правописание заметно
расходятся, например, в английском: to sew [sou] — шить и to sow [sou] — сеять, dear [die] — дорогой и deer [dia]—
олень; night [nait] — ночь и knight [nail] — рыцарь, sea [si:] — море и see [si:] — видеть, right [rait] — правый и write
[rait] — писать и т. п. и французском: cher — дорогой и la chair — кафедра, le champ — поле и le chant — пение.
Возможны случаи, когда слова совпадают на письме, но различаются произношением: сравните русские
кружки и кружки, зймок и замбк, прбпасть и пропасть; английские: to lead [lid] — вести и lead [led]— свинец, row
(rou] — ряд и row [гаи] — скандал, wind (wind] — ветер и wind [walnd] — заводить часы и т. п. Такие слова
называются о м о г р а ф а м и (от греческих homos — одинаковый и grapho — пишу).
По происхождению омонимы всех типов можно разделить на две группы: 1) омонимы, восходящие к разным
словам, и 2) омонимы, бывшие когда-то одним словом. К первой группе относятся омонимы, образовавшиеся в
результате случайного совпадения слов, например, вследствие изменения звукового состава слова. Так возникли
современные омонимы лук (растение) и лук (оружие). В древнерусском языке первое слово (заимствование из
древнегерманского) имело в корне гласный у (лоукъ), а второе — носовой гласный о, который позднее изменился в у.
Аналогичного происхождения метать — бросать копье и метать — шить крупным и стежками. Такие омонимы
характерны для английского языка: sun [ S Л N ] —солнце (старое sunne) и son [SATI ] — сын
(старое sunu); ear [ 1э] — ухо (старое еаге) и ear [I е ] — колос; write [rait] — писать (старое writan) и right [таЩ —
правый (старое riht). Встречаются они и в других языках, например, немецкие: die Weide — ива (старое wide) и die
Weide — выгон (старое weida) и т. п. Омонимы возникают в результате не только спонтанных (как в приведенных
примерах), но и позиционных и комбинаторных изменений (ср.: пруд и прут, стог и сток).
Омонимы могут появиться и при случайном совпадении отдельных форм слов: задергивать — закрывать
чем-либо (от задернуть) и задергивать — мучить дерганьем (от дергать), донести (приставочное образование от
глагола нести) и донести (совершенный вид к глаголу доносить), лисичка —-порода грибов и лисичка (производное от
лиса).
К первой же группе относятся и омонимы, возникающие при столкновении своего и чужого или двух чужих
(заимствованных) слов, например, в русском брак — замужество (от глагола брата) и брак — вещь с изъяном из
немецкого (brack от brecken — разбивать); балка — строительная деталь (из немецкого) и балка — овраг (из тюркских
языков); хром (от хромой) и хром — сорт кожи (из греческого) и т. п. Очень много омонимов такого происхождения в
английском языке, испытавшем в XII—XV вв. сильное влияние французского языка: ball — мяч (англ.) и ball — бал
(франц.); pale — бледный (франц.) и pail — ведро (англ.); match — матч (англ.) и match — спичка (франц.) и т. п.
Омонимы второй группы возникают на базе многозначного слова, когда семантические связи между
значениями одного слова слабеют и постепенно исчезают. Такого происхождения русские омонимы: перо у птицы и
перо стальное, быки — животные и быки — устои моста; английские: nail — ноготь и nail — гвоздь, air — воздух, air
— внешний вид; немецкие: der Lauf — пробег, бег и der Lauf— ствол огнестрельного оружия; der Scliild — щит и das
Schild — вывеска и т. п.
Второй путь образования омонимов признается не всеми исследователями. Многие считают, что в таких
случаях правильнее говорить о полисемии.
В § 30 говорилось, что большинству слов свойственна многозначность, но есть такие слова, которые по
характеру их употребления должны быть однозначными: многозначность помешает им выполнять их основную
функцию. В физике, химии, математике, философии, медицине, политике, искусстве нужны слова-названия, которые
бы всеми и всегда воспринимались с одинаковым значением. Такие слова есть в каждой отрасли науки, техники,
искусства. Они называются т е р м и н а м и (от латинского terminus — предел, граница). В каждой науке своя система
терминов, называемая т е р м и н о л о г и е й . В физике постоянно употребляются термины: ампер, квант, фокус,
герц, джоуль, волны и т. п.; в химии: кислота, щелочь, основание, реакция, гидрат, окись и т. п.; в языкознании: звук,
согласный, морфема, омоним, многозначность, номинативный, синтаксис и т. д.; в музыке: нота, такт, диез, бемоль,
октава, соло, дуэт и т. п.; в живописи: натюрморт, пейзаж, гуашь, кармин, маринист (художник, который пишет
картины на морские темы) и т. д.
Характерными признаками терминов являются однозначность, нейтральность (отсутствие особой
эмоционально-экспрессивной окраски), специализация (употребление в какой - либо определенной области).
Термин может употребляться только в одной области, например, фонема, морфема, подлежащее, сказуемое и
подобные употребляются только в языкознании; вектор — лишь в математике; вагранка — в металлургии и т. д., или
же в разных областях, имея в каждом случае свое особое значение. Так, термин операция известен в медицине,
военном деле, банковском деле, но всюду имеет свое особое значение. Особое значение имеют термины ассимиляция
в биологии, этнографии и языкознании; ирис в медицине — «радужная оболочка глаза», в ботанике — «сорт
многолетних цветов»; реверсия в биологии — «возврат к предковым формам» (ср.: атавизм), в юриспруденции —
«возврат имущества владельцу», в технике — «перемена направления вращения машины» и т. п.
Во всех языках часты случаи, когда слово употребляется и в общем значении и как специальный термин:
валик — маленький вал и валик — технический термин; шапка — головной убор и шапка — общий заголовок для
нескольких заметок в газете; подвал — помещение под домом и подвал— большая газетная статья, занимающая всю
нижнюю част газетной полосы; полоса чего-либо и полоса — страниц газеты и т. д.; в немецком Hahn — петух и
Hahn — кран (Wasserhahn), Bar — медведь и Ваг — часть парового молота; английское to dress — одеваться, а в
медицине - «перевязывать рану», в военном деле — «выстраиваться» в горном деле — «обогащать руду», torse —
лошадь а в технике — «станок, рама», в геологии — «включение пустой породы в руде» и т. п. Становясь
термином, слов теряет свою эмоциональность и экспрессивность. Особенно это заметно на сопоставлении
общеупотребительных ело в уменьшительно-ласкательной форме и соответствующих терминов (ср. кулачок у
ребенка и кулачок в машине мушка — маленькая муха и мушка ружья, щечки ребенка и щечки у пулемета и т. п.).
Термины могут состоять не только из одного слова. Встречаются термины, состоящие из сочетания слов:
двигатель внутреннего сгорания, переменный ток, прямой угол совершенный вид (в глаголе), прошедшее время (ср.
английские: present indefinite — настоящее простое неопределенное direct current — постоянный ток и т. п.).
По происхождению термины бывают исконными и заимствованными. Слово своего родного языка становится
термином, когда оно начинает употребляться в ограниченном, специальном значении. Например, слово обращение
имеет в общем употреблении ряд значений: «просьба», «призыв (обращение к молодежи), «пользование»,
«употребление (обращение с оружием), «отношение», «действие» (вежливо обращение) и т. п. Но слово может
употребляться и как тер мин в целом ряде наук, имея каждый раз одно определенно значение, характерное для данной
области. В астрономии обращение — «движение планет по орбите» (обращение Земли вокруг солнца), в
экономических науках говорят о обращении капитала, в биологии об обращении куколки в бабочку; в языкознании
обращение — «слово, называющее лиц или предметы, к которым обращена речь».
Очень часто термином становится уменьшительная форм общенародного слова: кулачок, валик, зубок, язычок,
мушка и т. п. Еще чаще термины возникают из сочетания слов: паровой молот, шариковый подшипник,
командный состав высокое давление, кислотный остаток, имя существительное, парные согласные и т. п.
В любом языке отмечается большое количество заимствованных терминов. Например, в спортивной
терминологии много заимствований из английского языка: старт, финиш, футбол, боксёр, тренер, спортсмен,
спринтер, стайер; в музыке — из итальянского: соло, солист, соната, ария, пиано, форте, каприччио. В
общественно-политической терминологии немецкого языка часты заимствования из русского языка: Kulturhaus (дом
культуры), Pionerpalast (дворец пионеров), Kolchos (колхоз) и другие слова.
Во всех языках широко распространены термины греко-латинского происхождения: материализм, субъект,
объект, логика, суффикс, морфема, драма, трагедия и т. п. В разных языках они различаются фонетическими
особенностями произношения, но восходят к одному корню (ср.: русское нация, английское nation [neij п],
французское nation [nasjo] с [о] носовым, немецкое Nation [natsion]). Для всех европейских языков характерно
использование греческих и латинских корней для создания новых терминов; например, телескоп (ср. английское
telescope) из греческих слов tele — далеко, вдаль и scopeo — смотрю, протоплазма (ср. английское protoplasma) из
греческих proios — первый и plasma — образование; нейтрон (ср. немецкое Neutron) из латинского neutrum — ни то,
ни другое; протон (ср. немецкое Proton) из греческого protos — первый и т. д.
Использование греко-латинских элементов для образования терминов обусловлено рядом причин, прежде
всего тем, что особая роль латинского языка, в течение долгого времени бывшего языком науки, подготовила
возможность использования его элементов для образования научных терминов, так как в разных областях знания
существовали уже многие термины латинского или греческого (усвоенные через латинский) происхождения. Они, с
одной стороны, служили некоторым эталоном для образования новых терминов, с другой, — обеспечивали в
известных пределах понятность новых терминов для носителей разных языков, создавая хотя бы относительную
общность лексического значения и словообразовательных элементов. Важно и то, что латинский и древнегреческий
языки превратились в мертвые языки (см. § 64), что облегчало использование их элементов в новых сочетаниях.
Возможность сознательного специального конструирования терминов в какой-то степени обеспечивает их систем
ность для каждой отрасли знания. Идеальный термин должен быть способен успешно осуществлять двустороннее
соответствие: зная термин, знаешь его место в системе и наоборот, зная место в системе, знаешь термин. К этому
стремятся все отраслевые терминологии, однако осуществить такую системность удается лишь частично (есть такие
строгие ряды терминов в химии, медицине и других науках), так как терминология всех наук складывалась
постепенно и из разных источников. В настоящее время ученые разных специальностей совместно с языковедами
много внимания уделяют вопросам терминологии, стремясь насколько возможно упорядочить, систематизировать ее и
не допускать роста пестроты и несистемности при образовании новых терминов. Особенно актуальны вопросы
упорядочения терминологии и нашей стране с ее большим количеством интенсивно развивающихся национальных
литературных языков, в которых часто научная терминология создается заново, и очень важно, чтобы она создавалась
единообразно на единых строгих научных основах.
Изменения, происходящие в жизни народа, носителя языка, отражаются на словарном составе языка. Уходят
из употребления слова, которые служили названием исчезнувших предметов, явлений, так как в этих словах больше
нет надобности, ими нечего называть. Возможны и другие случаи, когда утраты предметов, явлений действительности
не произошло, они остались прежними, но произошла смена их названий.
Некоторые слова исчезли полностью, их не знает никто, кроме специалистов, изучающих прошлое языка. Так,
полностью исчезли в русском языке слова стрый — дядя по отцу, резана — мелкая денежная единица в древней Руси,
рамо — плечо, сквара — огонь, пламя, сошло — поварня, тети — бить, торонь — набег и т. п., употреблявшиеся в
памятниках XII—XIV веков. Некоторые слова, исчезнув из литературного языка, сохранились в говорах. Например,
обилье — рожь на корню, рало — плуг, стая — помещение для скота, дребь — непроходимое место, рель — пашня,
заливной луг, пожня — пашня и другие сохранились в северных говорах, а волна — шерсть, кры, икры — льдины — в
южных. Другие, исчезнув как отдельные самостоятельно употребляемые слова, сохранились в составе других
известных и сейчас слов: брезга (рассвет) проступает в сравнительно редком брезжить — забрезжить (забрезжил
рассвет и т.п.) , худое (искусный) сохранилось в слове художник, где ж из г — в результате чередования (см. § 19),
скора (шкура) обнаруживается в словах скорняк, скорняжный и подобных им.
Для языка важнее другая группа слов. Интересны те слова, которые сохранились в языке, но осознаются как
старые, устаревшие и употребляются только в особых случаях, например, когда речь идет о прошлом или когда хотят
придать речи особо торжественный характер. Причины «устарелости» слов могут быть разными. Чаще всего стареют
слова в связи с утратой каких-то предметов, явлений. Так, во многих европейских языках устаревшими оказались
названия старого вооружения: алебарда, мушкет, кольчуга, забрало, копье, пищаль, самопал и соответствующие
английские; halbard, musket, coat of mail, visor, spear; предметы домашней обстановки и одежды: клавикорды
(английское harpsi-chard, немецкое Clavichord — музыкальный инструмент типа рояля), епанча, ферязь — названия
костюмов.
Такие слова называются и с т о р и з м а м и .
От историзмов следует отличать а р х а и з м ы . В данном случае не происходит утраты предмета, понятия, а
только меняется слово для его (названия. Такими архаизмами в русском языке являются: мовница (баня), петел
(петух), лик (лицо), выя (шея), торг (базар), вельми (очень), пиит (поэт), сполох (тревога), кормчий (рулевой), ведать
(знать), сей (который) и т. п.; в английском: billow — волна (теперь wawe), behold—даиздеть (теперь see), slay —
убивать (теперь kill), steed—конь (теперь horse), foe враг (теперь enemy); в немецком: Muhme — тетя (теперь Tante),
Base — двоюродная сестра (теперь Kusine); во французском: destrier — конь (теперь cheval), nef — судно (теперь
navire), patre — пастух: (теперь berger), vespree — вечер (теперь soir, но сохранилось vesperal — вечерний) и т. п.
Архаизмы бывают семантическими, лексико-словообразовательными, лексико-фонетическими.
С е м а н т и ч е с к и м и называются такие архаизмы, у которых устаревшим оказывается лишь одно из
значений слова, например, русские: выражаться — перестало употребляться в значении «говорить на каком-либо
языке» (ср.: она хорошо выражалась на французском), дом — царствующая династия (дом Романовых), немецкие:
abtreten — останавливаться (но осталось abtreten — уступать, передавать), artig — красивый (но осталось artig —
вежливый); английские: board — стол (но осталось board — доска, комиссия, борт), brine — море (но осталось brine
— морская волна, рассол) и т. п.
Л е к с и к о - с л о в о о б р а з о в а т е л ь н ы м и архаизмами называются такие, у которых устарела форма,
заменилась другой формой, т. е. изменился состав морфем слова: утратился суффикс, появился новый, исчезла или
изменилась приставка и т. д. Таковы русские; рыбарь (рыбак), воитель (воин), пастырь (пастух), покорствуя
(покоряясь); английские: beauteous (соврем, beautiful — прекрасный), darksome (соврем, dark — темный), even
(соврем, evening — вечер), bepaint (соврем, paint — краска, красить); немецкие Schone (соврем. Schonheit — красота),
Негге (соврем. Негг — господин, хозяин) и т. п.
К таким архаизмам очень близки л е к с и к о - ф о н е т и ч е е к и е архаизмы, в которых архаична только их
звуковая оболочка, например, вран (ворон), глас (голос), зерцало (зеркало), воксал (вокзал); немецкое gulden — совр.
golden (золотой).
Причины появления историзмов лежат вне языка, в изменениях самой жизни народов; поэтому в историзмах
разных языков много общего (см. примеры выше); архаизмы вызваны причинами языковыми, связанными с самим
строем языка, поэтому они так разнообразны в разных языках. В некоторых случаях архаизация слова вызывается
стремлением заменить, чужое слово своим, отсюда переход в архаизмы слов фортеция (крепость), баталия (битва),
виктория (победа) в русском, но рядом возможна и обратная замена своего слова чужим (кухня вместо поварня).
Иногда утрата слова связана с потерей связи его с родственными словами и забвением значения корня. Так,
старорусское слово мовница (баня) потеряло связь с глаголом мыть и родственными словами, этимология слова
оказалась неясной, и оно забылось. В большинстве случаев причины перехода слов в разряд архаизмов остаются
невыясненными,
В языках больше создается новых слов, чем исчезает старых, так что словарный состав языка непрерывно
увеличивается. Новые слова возникают потому, что развитие общества, производства, науки, культуры приводит к
появлению новых понятий, которые не могут существовать, не получая языкового оформления. Потребность в новых
словах удовлетворяется языком; создаются новые слова теми способами и из тех средств, которые характерны для его
структуры. Таким образом, причины появления новых слов лежат вне языка, но типы образования новых слов,
характер их определяются самим языком, его структурой.
Новые слова, которые называются н е о л о г и з м а м и (от греческих слов neos — новый и logos — слово),
обычно создаются на основе уже имеющихся в языке средств. Очень редко они придумываются заново, да и в этом
случае обычно используются какие-то модели, образцы, существующие в языке. Так, слово нейлон было выбрано
фирмой, начавшей изготовлять этот вид волокна, по специальному конкурсу, но выбрали это слово из-за его созвучия
с семантически близкими словами (ср. английские: cotton, rayon и т. п.). Слово газ долго считали придуманным
голландским физиком Ван-Гельмантом, но сейчас доказано, что «придумал» он его по связи с фламандским словом
geest (дух).
Неологизмы могут быть семантическими, лексическими и лексико-грамматическими.
С е м а н т и ч е с к и м и называются неологизмы, возникшие в результате изменения значения старого слова.
Так, русское спутник как название искусственного спутника Земли возникло на основе старого слова спутник
(товарищ в пути), ясли (детские ясли) — из старого ясли — приспособление Для корма животных; английское egg
(яйцо) получило новое значение «авиабомба», английское слово caravan означало, как и в русском, «группу путников
и вьючных животных, Движущихся в пустыне», а сейчас получило и новое значение — «однокомнатная квартира на
колесах, т. е. жилой автофургон. Пути изменения значений слов были рассмотрены в § 31. Семантический способ
создания неологизмов особенно характерен для языков типа английского, избегают, многосложных слов.
Л е к с и ч е с к и м и неологизмами (точнее с о б с т в е н н о - л е к с и ч е с к и м и ) называют
неологизмы, появившиеся в результате заимствования слов из других языков (см. § 39 таких неологизмов очень много
сейчас в языках народ Советского Союза, куда они пришли из русского язы вместе с новыми явлениями жизни,
новыми понятиям Например, в татарском языке в советскую эпоху появились слова, пришедшие из русского языка
(хотя некоторые из н по происхождению не являются русскими, но в данном случае важно, что в татарский язык они
попали через русский язык депутат, союз, митинг, государство, совет, собрание, большевик, вокзал, доход, заказ,
цех, забой, завтрак, варенье и т.
Л е к с и к о - г р а м м а т и ч е с к и е неологизмы — это новые слова, возникшие на основе использования
материале и моделей д а н н о г о языка, т. е. использования корне приставок, суффиксов и т. п. и образования новых
слов по правилам, характерным для данного языка. Так появились например, слова лунник, прилуниться, целинный,
целинник, атомоход, совнархоз в русском; slot-machine (автомат) adman (специалист по рекламе), motel (motorists'hotel
— пансионат для автомобильных путешественников) в английском cocotte-minute — кастрюля для быстрой варки
овощей на пару (ср. русское скороварка) во французском и т. п.
Такой путь является основным для всех языков, но во всех языках он развивается по-разному в зависимости
от особенностей грамматического строя языка. Для немецкого языка, например, очень характерны сложные
слова тип die Вetriebskinderstatten (детские сады на предприятиях), дл английского — сокращенные слова
(усеченные) типа: cok (coca-cola), co-ed (co-education) — соученик, ad и adverts (advertisement) — реклама и т. п.
Подробная характеристика грамматического пути образования новых слов будет дана в следующей главе.
Необходимо отметить, что неологизм — понятие историческое. Возникая в определенный период, слово
какое-то время воспринимается как новое, но затем оно перестает быть неологизмом и может даже, при изменении
соответствующих условий, перейти в архаизм или историзм. Введенное Радищевым слово гражданин (в современном
значении) сейчас не воспринимается как неологизм. Слово партийность впервые употребил В. И. Ленин в статье
1894 г. Сейчас оно употребляется очень широко всеми говорящими и не воспринимается как новое, необычное. Такие
слова, как продналог, продразверстка, нэп, бывшие неологизмами в 20-е годы, сейчас уже перешли в разряд
устаревших слов. Современные исследователи английского языка не признают неологизмами такие недавно
возникшие слова, как: plastic (пластмасса), vitamin (витамин), record (патефонная пластинка) и подобные, так как они
прочно вошли в повседневное употребление.
Кроме неологизмов языковых, возможны и индивидуальные авторские неологизмы, появившиеся у
отдельных писателей и не вошедшие в общую языковую практику. Подобных неологизмов много, например, у В.
Маяковского.
Заимствование слов имеет место во всех языках. «Всякая нация может и должна учиться у других»,—писал К.
Маркс. Своеобразной формой такой «учебы» и является заимствование. Часто язык заимствует слова вместе с
предметами, названиями которых они служат. Так, вместе с предметами заимствованы слова: танк, комбайн,
блюминг, трактор — из английского; люстра, портфель, вуаль, колье, компот из французского; пенал, циферблат,
штопор, бутерброд — из немецкого; зонтик, вымпел, компас — из голландского и т. д. Такие заимствования могут
быть и из далеких языков, с носителями которых нет постоянной связи. Например, вместе с предмета-, ми в русский
язык пришли слова; чай и каолин — из китайского, кимоно и гейша—из японского, орангутанг и какаду-аз
малайского. Интересно, что такие заимствованные слова часто оказываются сходными в разных языках, так как они
берутся из одного источника и как бы путешествуют из языка в язык. Сравните русские и английские: бамбук и
bamboo, гонг и gong из малайского; горилла — gorilla и зебра — zebra из африканских; папирус — papyrus, пирамида
— pyramid, фараон — pharaon из древнеегипетского и т. д.
Но обычно заимствование происходит из языков, с носителями которых было длительное постоянное
общение. Так, в русском много заимствований из греческого (грамота, парус, фонарь, свекла, герань, вишня,
крокодил, ода, металл и т. п.), латинского (ангина, глобус, пленум, экзамен, доктор, минус, помпа, циркуль и
подобные), немецкого (папка, матрац, цех, штольня, штраф, кран, слесарь и т. п.), французского (бульон, пальто,
драпри, журнал, лимит и подобные), английского (трамвай, вокзал, финиш, матч, хоккей, кекс, пиджак и т. п.),
татарского (алмаз, лапша, ярлык, набат, войлок, кушак, карман, арбуз и подобные) и других языков. В английском
много заимствований из скандинавских языков: sky — небо, root — корень, fellow — приятель, парень, gate — ворота,
call — звать, take — брать, weak — слабый, ill — больной, happy — счастливый, want — желать, хотеть и т. п.;
голландского: luck — удача, slim — тонкий, waggon —; фургон, подвода, boss — хозяин, предприниматель, sketch —
набросок, deck — палуба, yacht — яхта, reef — риф и т. п.; русского: beluga, samovar, shuba, sterlet, artel, sovkhos. Осо-
бенно много в английском слов, заимствованных из латинского: wine — вино, pear — груша, butter — масло, street —
улица, мощеная дорога, port — порт, candle — свеча, chalk — мел, gem — драгоценный камень, spade — лопата, cap
— кепка, animal — животное, superior — высший и т. п. и французского: country — страна, power — держава, people
— народ, servant — слуга, fine — прекрасный, enemy — враг, peace — мир, art — искусство, story — рассказ, dress —
одежда, costume — костюм, dinner — обед, supper — ужин, table — стол, chair — стул, river — река, cry — кричать,
large — большой и т. п., что объясняется особенностями прошлого исторического развития Англии. В результате в
английском языке часто рядом с исконным английским словом существует его французский по происхождению или
латинский эквивалент (от латинского aequivalens — aequiva-lentis — равноценное, равносильное). Например, ask
(англ.) — спрашивать, quiestion (франц.) и interrogate (латин.) с тем же значением; англ. gather — вместе и assemble
(франц.), collect (латин.). В немецком языке меньше заимствованных слов, чем в английском, что опять-таки
объясняется особенностями истории страны, но все же заимствования имеются в большом числе и не только в спе-
цифических терминах, подобных заимствованным из английского языка словам: Koks, Patent, Export, Pony, Start, но и
в обычных бытовых словах типа латинских заимствований: Маиег — стена, Zieget — кирпич, Keller — погреб, Kesset
— котел, чайник, Kohl — капуста, Strasse — улица, или французских: Banner — знамя, tanzen — танцевать, fein —
тонкий, изящный; Onkel — дядя, Mode — мода, Weste — жилет, kapabel — способный и другие.
Заимствование может идти как устным путем, при этом обычно заимствуются слова бытового обихода (см,
примеры, приведенные выше), так и письменным, книжным. Так заимствуются главным образом термины.
Очень часто слово в процессе заимствования переходит и3 одного языка в другой, такое заимствование называется
опосредствованным, а переходящие из языка в язык слова некоторыми лингвистами называются «странствующими»,
например, слово солдат в русском языке заимствовано из немецкого, в немецком — из французского, а во француз-
ском— из итальянского soldato — наёмник (от soldo — денежная единица); батальон из итальянского попало во
французский, русский, немецкий и т. д.
Не следует думать, что заимствующий язык пассивно усваивает чужое слово. Наоборот, он очень активен в
таком усвоении: чужое слово усваивается не механически, а меняется, включается в систему данного языка.
Изменение слова в процессе его усвоения может проходить по разным направлениям. Меняется прежде всего
фонетический облик слова. Происходит субституция: чужие звуки заменяются своими (см. примеры субституции в §
18), например, английское слово с начальным дифтонгом [al] — iceberg превращается в русском в айсберг, где
дифтонга нет, немецкое Horn с начальным придыхательным фарингальным звуком [h] в горн с заднеязычным [г] и т.
п.
Меняется и морфологический облик слова. Так, латинское aquarium из прилагательного превращается в
существительное, в нем уже не выделяется ни суффикс, ни окончание; татарское лапша, не имевшее рода в татарском
языке, в русском воспринимается как слово женского рода под влиянием соотношения с другими словами (стена, вода
и т. п.), а башмак, карман становятся словами мужского рода.
Происходят изменения в значении заимствованного слова. Обычно в заимствующем языке слово сохраняет не
все, а лишь некоторые значения. Так, слово кекс усвоено в русском лишь со значением «сдобное сладкое печенье в
виде хлеба с изюмом», тогда как в английском, откуда оно заимствовано, слово cake (мн. cakes) означает: «торт»,
«кекс», «пирожное», «лепешка», «плитка», «таблетка», заимствованное из немецкого штаб означает в русском
«руководящий орган» (военный, комсомольский и т. п. штаб), а в немецком Stab — «палка», «жезл», «стойка»,
«сбережение», «штаб», заимствованное из французского гараж — только «помещение для машин», тогда как во
французском garage еще и «вхождение в бассейн», «переход на запасный путь». Русские со и спутник в английском
имеют только по одному значению soviet — орган управления, a sputnik — искусственный спутник; взятое из
французского языка слово Letter в немецком означает не букву (немецкое Buchstabe), а только «литеру», т. е. «брусок
с отлитой буквой» в типографском деле. Как правило, значение заимствованного слова уже, чем в язы источнике.
Например, балык — в русском только «солен и провяленная хребтовая часть красной рыбы», а не «рыба как в
татарском.
Иногда значение слова меняется более заметно, та английское clerk было заимствовано из греческого через
латинский со значением «священник», затем стало значить «грамотный человек», «студент», «чиновник», «ученый а
теперь — «конторский служащий».
Не все заимствованные слова в равной мере подвергают ассимиляции. Ассимиляция характерна для более
прочно усвоенных слов. Прочное усвоение слова зависит от степей его необходимости, нужности, употребительности
в языке и о близости его к фонетическим и грамматическим норма языка. Исследователи отмечают, например, что
немецкий язык особенно легко заимствует слова с односложными основами и двусложные с окончанием -е, -er, -el,
так как подобны слов много в самом немецком языке.
Заимствованными могут быть не только слова, но и отдельные словообразовательные элементы. В русском
языке, напри мер, широко используются приставки архи-, экс-, контр- и т. п. (ср. контрнаступление, контрманёвр,
контратака, контрудар контрразведка, контрпар), суффиксы -изм-, -ист- (больше-: визм, меньшевизм, правдист и т.
п.).
§ 40. Калькирование
Своеобразной формой заимствования является калькирование (от французского calqua — копия, calquer —
снимать рисунки и чертежи на прозрачную бумагу, т. е. точно переводить их на другой материал). Калькированием
называется буквальный перевод (копирование) чужого слова. При этом заимствуется не звуковая оболочка чужого
слова, а его морфологическая структура и семантическая мотивированность. Слова при этом как бы переводятся по
частям. Например, немецкое Selbstbildung калькируется как самообразование (от selbst — само и Bildung —
образование), французское из латинского disposition — как расположение (dis — раз и position — положение,
позиция), русское пятилетка калькируется в немецком как Fiinfjakrplan, т. е. пять — funf, год (лет) — Jahr, план —
Plan; французское courtois — придворный (от соиг — двор) калькируется в немецком как fiofisch (Hof — двор + isch
суффикс); английское horsepower — лошадиная сила (от horse — лошадь и power — сила) калькируется в немецком
как Pferdestarke (Pferd — лошадь + е + Starke — сила), а в русском — словосочетанием лошадиная сила.
Кальки бывают с л о в о о б р а з о в а т е л ь н ы м и , когда передается морфологическая структура слова,
например, французское subdivision — подразделение, где sub — под, корень divis — раздел и суффикс -ion — ~ение;
сосредоточение из латинского, где приставка con—с + centrum—центр, точка и русский суффикс -ение (другие
примеры см. выше). Кальки называются с е м а н т и ч е с к и м и , если калькируется значение слова. О
семантических кальках можно говорить в тех случаях, когда слову по образцу какого-то другого языка придается
новое значение, ранее ему не свойственное. Например, русское трогать означало «касаться чего-либо» (тронуть
рукой, пальцем и т. п.), такое же значение имеет и французский глагол toucher, но последний, кроме того, означает
«вызывать сочувствие». Под влиянием французского языка новое вторичное значение развилось и в русском глаголе
(ср.: его тронули эти слова). Семантическая калька возможна лишь в том случае, когда прямые значения слов
совпадают.
В языке часто развиваются параллельные употребления: заимствованное слово — калька — перевод, напр.,
концентрация — сосредоточение — соединение, собирание. Часто встречаются заимствованное слово и калька,
например: объект — предмет, натуральный — естественный. Особенно часто калькируются термины, так, в
татарском языке калькировали русские источник как чыганак, ударение как басым.
Кальки далеко не всегда бывают удачными, так как стремление точно передать морфологическую структуру чужого
слова вступает в противоречие с нормами своего языка, отсюда возникают такие уродливые кальки, как когда-то
бывшие в русском языке посередность из французского neutralite, неравенственность из французского indifference
Подобные образования, конечно, быстро уходят из языка.
Удачные же кальки сохраняются и становятся весьма употребительными (промышленность, мировоззрение, влияние н
т. п,).
Калькироваться могут и обороты: из индейских языков - в английском и других языках привилась калька
трубка мира (англ. pipe of peace) или из русского Дворец культуры (англ. place of culture, немец. Kulturhaus и т. п.).
Калькирование целых оборотов широко распространено в научной терминологии.
Среди заимствований имеется значительная группа слов» известных многим языкам с одинаковым или очень
близким значением. Такие слова принято называть и н т е р н а ц и о н а л ь н ы м и (от латинского inter —между и
natio — народ), т. е. международными. К ним относятся главным образом термины; политические (ср.: русск.
социализм, немецк. Sozia-lismus, англ. socialism, франц. socialisme, болг. социализъм, польск. socjalizm, венгерск.
czocializmus, монг. социализм; русск. политический, немецк. politisch, англ. political, франц. politique, болг.
политически, польск. potityczny, венгерск. politikai, чешек, politicky и т. п.), научные (русск. химия, немец, Chemie,
франц. chimie, англ, chemistry; русск. молекула, немец. Molektil, англ. molecule, франц. molecule, венгер. molekuta;
русск. атом, украин. атом, болгарск. атом, чешек. atom, польск. atom, англ. atom, немецкое Atom, шведское atom,
норвежское atom, французское atome, испанское atomo, финское atomi, латышское atoms и т. п.), искусствоведческие
(русское театр, украинское театр, (болгарское театгр, английское theatre, немецкое Theater, французское thedtre,
итальянское teatro и т. п.), спортивные и другие1. Как показывают приведенные примеры, графический облик
интернациональных слов очень близок друг к другу в разных языках, но произношение дает значительные различия
(ср.: русское [х'им'и_)*ъ], немецкое [xemi], французское ffimi:}, английское ['kemistri] или русское [атъм], английское
{ ' avtsrn] и т. п.). Отличаются слова и своим морфологическим оформлением (ср. разные суффиксы в словах
политический — politisch — political).
По происхождению интернациональные слова чаще всего связаны с греко-латинскими корнями. К греческому
языку восходят слова: гармония (harmonia — связь), гидрат (hydor — вода), графика (grapho — пишу),синтаксис
(synta-xis — составление), филология (phileo — люблю и logos — учение, слово), зоология (zoon — животное); к
латинскому — агрессия (aggressio — нападение, приступ), материализм (materialis — вещественный), террор (terror
— страх, ужас), объект (objectum — предмет), конституция (constitutio — построение) и т. д.
Среди интернациональных слов встречаются также слова из современных живых языков, например, из
итальянского; барокко (от barrocco — вычурный), бас (basso — самый низкий мужской голос), бемоль, браво и другие
искусствоведческие термины; из английского: блок (машина для подъёма тяжести), блюминг, бойкот, бокс, клоун,
футбол и другие технические и спортивные термины; из русского: спутник, совет, большевик, колхоз и т. д.
Наряду с интернациональными словами имеется и ряд интернациональных суффиксов и приставок, которые
могут присоединяться к национальным корням (ср. русские: большевизм, кубизм, советизм, правдист, ультралевый,
ироническое вождизм и т. п.).
Ряд интернациональных слов появился давно, но большинство их развивается в эпоху капитализма, когда
усиливаются национальные связи. «Развивающийся капитализм, — писал В. И. Ленин, — знает две исторические
тенденции в национальном вопросе. Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба
против всякого национального гнета, создание национальных государств. Вторая: развитие и учащение всяческих
сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала,
экономической жизни вообще, политики, науки и т. д.»1. Одним из проявлений второй тенденции является рост
интернациональной лексики.
В социалистический период число интернациональных слов еще более возрастает и, главное, увеличивается
круг языков, для которых характерны те или иные интернационализмы. Если раньше интернациональные слова были
характерны для европейских языков, то теперь они получают широкое распространение и в других языках, прежде
всего в языках народов Советского Союза. Например, в комийском языке получили распространение такие слова, как
с социализм, коммунизм, майор, тонна, грамм, метр, б метр, бактерия, батарея, бацилла и т. п.
Число интернациональных слов в современных язы очень велико; так, академик В. В. Виноградов отметил, в
русском языке перед второй мировой войной было бо ста тысяч интернациональных слов 2.
В истории отдельных языков были попытки отказа интернациональных слов, замены их своими. Такие
тенден характерны для немецкого языка, встречались они и в язы народов Советского Союза. Например, в украинском
яз слово атом пытались заменить словом недiлка, период наворот, формула — взiр, в белорусском демократия — с
каз и т. п.
Такая замена часто носит реакционный характер, является стремлением затушевать политическую остроту
интернационального термина, а то и просто извратить его значение. Такова имевшая место в немецком языке попытка
замен слово капиталист словами Geldmann, Geldbesitzer, reic Mann, vermogender Mann и т. п. со значением типа
«состоятельный человек», «богатый человек» и т. п. В казахском языке сейчас отказались от неудачного перевода
слова революция словом тонкеpic (буквально «переворот»). Не привились на практике в казахском языке
переводы слова Вртокшыл — коммунист, жиангер — империализм и т. Носители языка предпочли пользоваться
интернациональными словами.
Конечно, далеко не обязательно для молодых литературных языков усвоение всех интернациональных слов,
вполне возможен в ряде случаев и их перевод на свой язык, что и наблюдается в ряде языков народов СССР. Надо
только чтобы этот перевод не искажал смысл и не мешал интенсивному общению между народами, поэтому
важнейшие интернациональные слова-термины, например, политические термины, чаще остаются без перевода.
Сложнее положение с заимствованными словами в целом. Язык не может мириться с большим количеством
заимствованных слов, т. к. это может помешать свободному развитию своего языка. В истории всех языков
наблюдается явление, называемое пуризмом (от латинского purus — чистый). П у р и з м — это борьба за «чистоту»
языка, борьба, в частности, с засорением языка иноязычными словами. Но пуризм может быть и прогрессивным и
реакционным. Пуризм передовых русских людей XIX века, боровшихся с французоманией тогдашних верхов
русского общества, был прогрессивным, так как он отстаивал права русского языка, заботился о его свободном
развитии. Но когда реакционно настроенные писатели предлагали заменить слова революция, энтузиазм народа
словами переворот, мятеж и исступление народа — это был пуризм реакционный. Здесь люди боролись не со
словами, а с идеями, которые несли с собой эти слова.
Очень четко вопрос об отношении к иностранным словам поставил В. И. Ленин. В заметке «Об очистке
русского языка» он писал:
«Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К
чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочеты или недостатки или пробелы?.. Если недавно научившемуся
читать простительно употреблять, как новинку, иностранные слова, то литераторам простить этого нельзя. Не пора ли
нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности?». Таким образом, употреблять иностранные
слова следует лишь тогда, когда в них есть нужда, прямая необходимость.
Какие же иностранные слова являются необходимыми? Ответ на этот вопрос дает Энгельс в работе «Развитие
социализма от утопии к науке», где он пишет: «Ведь необходимые иностранные слова, [представляющие собой
большей частью общепринятые научно-технические выражения, вовсе не были бы необходимы, если бы они
поддавались переводу. Значит, перевод искажает смысл; вместо того, чтобы пояснить, он сбивает с толху»2. (Примеры
таких неудачных переводов приводились выше.
Таким образом, вопрос об уместности использования заимствованных слов надо решать не вообще, а
применительно к отдельным словам и группам слов. Надо всегда учитывать степень необходимости этих слов,
сопоставляя их с перев дом на родной язык, решать, какое слово, свое или чужое точнее передает мысль, какое лучше
помогает языку выполнять его функцию — быть важнейшим средством человеческого общения.
Обогащение словарного состава любого языка происходи не только за счет образования новых слов, но и за
счет пополнения его новыми устойчивыми выражениями, фразеологизмами. Ф р а з е о л о г и з м а м и (от греческих
phrasis выражение, оборот речи и logos — слово) называются особые сочетания слов, отличающиеся от обычных
свободных сочетаний целым рядом признаков. Свободные сочетания слов возникают в речи по грамматическим
нормам данного языка (ср.: белый дом, белая стена, белое полотно, белые руки, книга брата, читаю книгу, пишу
письмо и т. п. в русском; le tangue frangaise — французский язык, les tangues. vivan-tes — живые языки, la carte de
Paris — карта Парижа и т. п. по французском; the red pencil — красный карандаш, the red pencils — красные
карандаши в английском и т. п.). В каждой речевой ситуации они создаются специально, поэтому входящие в них
слова могут быть заменены любыми другими подходящими по смыслу словами, т. е. имеется определенная
характерная для языка модель, в которую и включаются определенные элементы, например, существующая в русском
языке модель существ, жен. рода ед. числа + прилагат. жен. рода ед. ч. может включать самые разные слова: белая
береза, зеленая трава, высокая сосна, большая комната и т. д. Общий смысл такого сочетания слов слагается из
значений каждого из слов, (составляющих это сочетание (сравнить: дом и старый — старый дом и т. п.).
Несвободные, устойчивые, или фразеологические, сочетания слов существуют в языке в готовом виде, так же
как и слова. Они не создаются заново в речи, а воспроизводятся, берутся готовыми. Например, когда надо выразить
понятие «далеко», говорящий на русском языке вместо слова может использовать и одно из имеющихся в языке
сочетаний: у черта на куличках, за тридевять земель. В таких сочетаниях слова теряют свою самостоятельность и
образуют с другими словами одно неразрывное целое, в котором нельзя ни заменить какого-либо из компонентов
(составляющих), ни изменять его форму. Например, во фразеологизме спустя рукава нельзя сказать свесив рукава или
спустив рукава и т. п. Значение фразеологизма при такой замене пропадает. Значение фразеологизма не является
сложением значения его компонентов. Так, значение «плохо» в фразеологизме спустя рукава не выводится
непосредственно из значений первого или второго слова.
Разница между свободными и фразеологическими сочетаниями станет особенно ясной при сравнении двух
рядов выражений:
Ребенку намылили голову Ему намылила голову за
душистым мылом развал дела
С известной осторожностью Он взял быка за рога и до-
он взял быка за рога и бился нужных материалов осмотрел его голову
У нас только один нож Письмо писать для него
острый, остальные тупые нож острый
Еr hat kurz und gut (немец- Kurz und gut habe ich eine
кое) — Он говорил кратко Bekanntschaft gemacht — Од-
и хорошо. ним словом, я завязал знакомство.
Доказательством спаянности компонентов во фразеологизме, наличия нового значения, отличного от
значения входящих во фразеологизм слов, является возможность замены фразеологизма одним словом: без году
неделя — недавно, ни кола ни двора — ничего, кот наплакал — мало, высуня язык — усердно; английские; to skate on
thin ice — рисковать (буквально: кататься на тонком льду), a mare's nest — вздор (кобылье гнездо); немецкие: ins
Wasser fallen — расстроиться (упасть в воду), aus der Haut fahren — всплыть (выехать из кожи); французкие piquer ип
chien — вздремнуть (уколоть собаку), entre chien et loup — в сумерки (между собакой и волком).
Однако по степени слитности, спаянности компонентов фразеологические обороты далеко не одинаковы.
Среди них есть такие, в которых входящие в них слова еще сохраняют относительную самостоятельность, и такие, в
которых эта самостоятельность полностью утрачена.
Сравним русские наломать дров, т. е. наделать глупостей, нельзя шагу ступить, т. е. нельзя сделать что-то
самостоятельно, показать спину, т. е. убежать, английское be in a hurry — спешить (буквально — быть в
торопливости), французское chercher midi a quatorze heures — искать невозможное
(буквально — искать полдень в четырнадцать часов), с одной стороны, и сапоги всмятку — чепуха, заморить
червячка перекусить; английское talk a dog's hind leg of — замучить разговорами (буквально—говорить о задней ноге
собак немецкое es hangt ein Pferd in der Luft—предстоят неприятности (буквально — висит лошадь в воздухе), с
другой. В первом случае мы можем раскрыть причины, мотив вызвавшие появление нового значения у
фразеологизма, втором сделать это невозможно.
Фразеологизмы возникают обычно на базе свободных сочетаний слов, но возможно и возникновение их по
аналог с уже существующими в языке оборотами, по готовым моделям. Например, в языке не могло быть свободного
словосочетания березовая каша, очевидно, фразеологизм накорми березовой кашей возник сразу с переносным
значением по образцу других сочетаний с прямым значением (ср.: накормить манной кашей и т. п.). Таких примеров
значительно меньше, чем примеров превращения свободного словосочетания во фразеологическое.
Причиной превращения свободного словосочетания во фразеологическое является развитие переносного,
образно значения. Переносное значение появляется у словосочетания, когда оно попадает в иную речевую ситуацию,
т. е. начина употребляться не в тех условиях, в каких оно употреблялось с прямой функцией называния того или иного
явления. Н пример, выражение он играет первую скрипку имеет прямое значение, когда применяется к музыканту,
исполняющем в оркестре партию первой скрипки, но в выражении в это компании он играет первую скрипку оборот
теряет прямое значение, получает новое значение — верховодит, главенствует, — т. е. превращается во фразеологизм,
доказательство чего является возможность заменить оборот одним слово" что совершенно невозможно при прямом
значении словосочетания. В речи врача принимать в час по чайной ложке имеет прямое, конкретное значение, но
делать в час по чайной ложке — уже фразеологизм; положить в долгий ящик первоначально имело прямое
значение — положить просьб к царю в долгий (длинный) ящик, сделанный в кремлевской стене, а затем, так как
ответа на просьбы не было долго, а то и совсем, появилось положить в долгий ящик — отложить надолго, отказать. В
английском идиома to cut off with a shilling — лишить наследства ( а буквально — отрезать с шиллингом)
возникла из принятого при составлении завещания обычая оставлять наследнику, которого завещатель хотел лишить
наследства, один шиллинг (мелкая денежная единица), чтобы доказать, что он не случайно пропущен в завещании, а
намеренно лишен наследства.
Сочетание становится фразеологическим, когда одно из слов полностью или частично теряет свободное
значение и приобретает значение, фразеологически ограниченное. Например, красная когда-то означало не только
цвет, но и красивая (ср. древнерусское: уноша красьнъ зело, т. е. — юноша очень красив). Постепенно слово со
вторым значением утратило свободу сочетаемости, сохранилось только во фразеологизме красная девица, т. е.
значение стало фразеологически ограниченным (см. §30).
Превращению свободных словосочетаний во фразеологические способствует и частота их употребления в
определенные периоды, связанная с актуальностью выражаемых ими единых понятий для определенной эпохи.
Именно это обстоятельство способствовало превращению во фразеологические сочетания таких характерных для
нашего времени выражений, как путевка в жизнь, зачислить в актив, передняя линия (науки, искусства и т. п.),
холодная война, цепная реакция и т. п.
В отдельных случаях новые фразеологические обороты в разных языках возникают сходными путями. Так,
вряд ли есть основания видеть заимствование в параллельных русских и английских фразеологизмах: he played the
first fiddle — он занимал первенствующее положение (буквально: он играл первую скрипку) и he took the bull by the
horns — он действовал решительно (буквально: он взял быка за рога).
Значительно чаще между фразеологизмами разных языков имеются существенные различия. Достаточно
сравнить,, например, русское в сорочке родился, то есть счастливый, удачливый, с немецким Schwein haben, имеющим
то же значение (а буквально: свинью иметь), английским to be born with a silver spoon in one's mouth (буквально:
родиться с серебряной ложкой во рту); русское из огня да в полымя, т. е. попасть в худшую беду, с немецким aus dem
Regen in die Traufe (буквально: из дождя в ливень) и английским cut of the frying pan into the fire (из сковороды в
огонь); русское дождь как из ведра и немецкое wie auf dem toten Hand (как на мертвую собаку); русское после
дождичка в четверг, т. е. никогда, и французское attendez moi sous forme (буквально: подождите меня под вязом);
русское приходить к шапочному разбору, т. е. опаздывать, и соответствующее английское to kiss the hare's foot
(целовать заячью лапу), русское кататься как сыр в масле и французское eire сотте ип coq en pdte (быть как петух на
откорме), русское сидеть на бобах, т. е. быть без средств, и французское loger le diable dans sa bourse (приютить черта
в своем кошельке), русское дать голову на отсечение и французское en mettre sa main an feu (положить руку на огонь)
и т. п.
Значительные различия в строении и значении фразеологических оборотов в разных языках породили особое
название; их — идиоматические выражения, или и д и о м ы (от греческого idioma — своеобразное выражение).
Различие идиоматических выражений в разных языках понятно, так как хотя они вызываются к жизни сходными:
причинами, но возникают в каждом случае на своем особом языковом материале, отражают конкретные особенности
бытования того или иного языка. Бросается в глаза, что в каждом языке есть свои слова, которые особенно часто
служат базой для фразеологизмов. Важно, что в разных языках — это разные слова. В английском языке, например,
таким словом является fish — рыба (ср.: april fish — первоапрельская шутка; big fish in a little pond — храбрец среди
овец, великан среди пигмеев, cry stinking fish — выносить сор из избы, a fine kettle of fish — ну и дела творятся (зава-
рить кашу), a fish out of water — не в своей тарелке, hook one's fish — добиться своего, big fish — важная персона, poor
fish — простофиля и т. д.). Очевидно, такое пристрастие не случайно, в какой-то степени оно отражает условия жизни
народа.
Как правило, фразеологизмы имеют исконный характер, но интенсивное общение носителей разных языков
привело; к появлению заимствованных фразеологизмов. Иногда фразеологизмы заимствуются с сохранением их
иноязычного облика. Например, в русском языке употребляются латинское О temporal О mores! —О времена, о нравы;
французские enfant terrible — ужасный ребенок, cherchez la femme — ищите женщину (т. к. в ней все дело).
Значительно чаще они калькируются (ср. русские: время — деньги из англ. time is money, разбить наголову из немец,
auf Haupt schlagen, синий чулок из англ. blue stocking, быть как на иголках из французского etre sur des epines;
английское april fish из французского poisson d'avril (рыба апреля) и т. д.). Однако в общей системе фразеологизмов
таких фактов немного.
Г Л А В А IV
ГРАММАТИКА
§ 45. Грамматика как наука о грамматическом строе языка
Грамматика — наука, изучающая грамматический строй языка. В § 4 говорилось, что в языке можно выделить
систему фонетических единиц, лексическую систему (словарный состав), морфологическую и синтаксическую
системы. Морфологическая и синтаксическая системы и образуют грамматический строй языка.
Мысль не может быть передана, выражена средствами только лексики. Для того, чтобы участвовать в
процессе общения, слова должны быть соответствующим образом оформлены, связаны между собой. Простой набор
слов, не организованных в единое целое, не связанных друг с другом, не может сообщить мысль другим. Слова:
человек, волк, убить — в русском, a man, a wolf, to kill — в английском, der Mensch, der Wulf, toten — в немецком,
I'homme, le loup, tuer — во французском и т. д., не связанные между собой ; грамматически в единое целое, в
предложение, еще не выражают мысли, ничего не сообщают нового, т. е. не выполняют : коммуникативной функции
(см. § 4). Участвовать в выполнении этой функции они могут, только став частью грамматической единицы —
предложения.
Каждый язык обладает своими способами и средствами оформления слов, соединения их в предложения. В
словах выявляются особые з н а ч е н и я , отличные от лексических, называемые г р а м м а т и ч е с к и м и . В
разных языках э значения могут быть разными. Сравним одно и то же по содержанию предложение в пяти разных
языках:
Русские — Ом читает книгу. — Они читают книги.
Английские — Не reads the book. — They read the books
Немецкие — Er liest das Buch. — Sie lesen die Bucher.
Французские —Ii lit le lime. — Its lisent les Uvres.
Узбекские — У китобни укийди. — Улар китобларн укийдилар.
Лексическое значение существительного во всех случая: одно и то же, но, кроме него, у слов книгу, book,
Buch, livre, китоб есть грамматические значения, которые в разных языках имеют и сходство и различие.
Таблица 5
Сопоставление грамматических значении
Часть речи Род Число Падеж Определен- Член пред-
ность, неопре- ложения
деленное 1Ь
Книгу Сущест. женск. ед. Вин. дополнение
_
The book Сущест. — ед. Общ. определ. дополнение
Das Buch Сущест. средн. ед. Вин. определ. дополнение
Le Jlvre Сущест. муж. ед. — определ. дополнение
Китоб Сущест. — ед. Вин. неопредел. дополнение
Общими признаками для слов разных языков оказывается то, что все они — существительные единственного
числа, выступающие в предложении как дополнение. Остальные признаки различны. В русском, немецком и
французском у существительного есть род, но слова с одинаковым значением (книга) относятся к разным
грамматическим родовым, классам; в английском и узбекском вообще нет рода. Сходство в падежах наблюдается в
русском, немецком и узбекском; в английском языке нет различия между именительным и винительным падежами, им
(и ряду других) соответствует общий падеж; во французском падежей нет вообще. В русском языке отсутствует
указание на определенность или неопределенность существительного, о котором идет речь (именно эта книга), в
остальных языках такое указание имеется. Различия отмечаются и в глаголе. В английском глаголе reads — есть
значение неопределенного настоящего, настоящего вообще, не связанного с данным моментом, иначе была бы иная
форма глагола he is reading (он читает книгу сейчас, в данный момент); в других языках такого указания р глаголе нет.
В русском языке в глаголе есть указание на несовершенный вид, в других языках глаголы не имеют такого
грамматического признака, вид глагола не различается. Отсутствие различения рода в узбекском последовательнее,
чем в английском, так как в узбекском род не различается не только в существительных, но и в местоимениях;
местоимение у означает и ом, и она, и оно.
Но дело не только в наличии в разных языках разных значений, а и в различии способов выражения этих
значений. В русском языке род, число, падеж слова книгу выражены смеете единым окончанием -у, которое
оказывается многозначным. В узбекском у слова китоб-ни признака грамматического рода нет, падеж выражен
особым падежным суффиксом -ни, а число—отсутствием признака множественного числа -лар (ср. китобнилар). В
английском у существительного the book рода нет, число выражено отсутствием специального показателя
множественного числа (ср. books), определенность — артиклем. В немецком языке род выражен артиклем; число —
артиклем, отсутствием специального окончания -ег и отсутствием умлаута (ср. множественное — die Bucher),
винительный падеж показан артиклем и отсутствием падежных окончаний, специфических для дательного и
родительного падежей, и т. д.
Таким образом, различия между языками не только в том, что выражено, «о и в том, как выражено, т. е. языки
различаются не только разными грамматическими значениями, но и разными способами их выражения.
Г р а м м а т и ч е с к и е з н а ч е н и я и с п о с о б ы и х в ы р а ж е н и я входят в понятие грамматического строя
языка и являются предметом грамматики.
В грамматических значениях слова конкретизируются общие грамматические понятия, существующие в
языке и выявляемые в словах и предложениях. Такие общие понятия (род, число, падеж, определенность—
неопределенность, время, наклонение и т. п.) принято называть грамматическими категориями (подробнее они будут
рассмотрены в § 54), Как показывают приведенные примеры, языки существенно различаются как наличием тех или
иных грамматических категорий (в английском и узбекском у существительных нет категории рода, во французском
отсутствует категория падежа, в русском нет категории определенности — неопределенности и т. п.), так и
особенностями их проявления (в русском три рода, а во французском два, способы выражения категории рода в
русском и, например, немецком — разные и т. п.). Г р а м м а т и ч е с к и е к а т е г о р и и , и х с о с т а в ,
в з а и м о с в я з и , р а з л и ч и я в я з ы к а х также являются предметом грамматики. Грамматические значения и
способы их выражения Проявляются в особенностях строения слова, словосочетания и предложения, а так как слова,
с грамматической точки зрения, состоят из морфем, то в грамматике следует говорить о четырех единицах языка:
морфемах, словах, словосочетаниях и предложениях.
Грамматические единицы различаются между собой по характеру выражаемых ими значений (см. § 4 и §§ 46,
61), по способам выражения этих значений, по соотношению друг с другом. Грамматические единицы находятся в
сложных, иерархических отношениях. Морфемы являются единицами низшего порядка, они существуют лишь в
составе слов, слова входят в словосочетании и предложении. Х а р а к т е р г р а м м а т и ч е с к и х е д и н и ц ,
о с о б е н н о с т и и х с т р о е н и я , о т н о ш е н и я м е ж д у с о б о й и с д р у г и м и е д и н и ц а м и также
входят в понятие «грамматический строй языка» и изучаются в грамматике.
Значительное место в грамматике занимает изучение грамматической классификации слов, т. е.
классификации их по частям речи. Исследуются признаки частей речи, их своеобразие по языкам, особенности
изменения и сочетания слов, относящихся к разным частям речи.
Особо значимой единицей грамматического строя языка является предложение, изучению которого в
грамматике уделяется много внимания. Исследуются основные свойства и признаки предложения, типы предложений,
особенности их строения и состава и т. п.
Таким образом, грамматика изучает различные стороны граммагического строя языка.
Сложность прагматического строя языков, предмета изучения грамматики, определяет сложность этой науки,
разнообразие проблем, охватываемых грамматикой, и сложность их решения.
Все стороны языка, все составляющие его частные системы (см. § 4) взаимосвязаны и составляют единую
языковую структуру, поэтому и научные дисциплины, изучающие разные уровни (см. § 4) языковой структуры,
взаимосвязаны. Грамматика не может быть оторвана от лексики, изучающей лексический уровень языка, и фонетики,
изучающей его фонетический уровень.
Грамматика, исследуя язык, пользуется определенным лексическим материалом, т. е. словами, но при этом
грамматика отвлекается от конкретного значения слова. Так, например, правила склонения существительных в том
или ином языке объединяют слова, разные по их конкретному лексическому значению. Слова стол, пол и потолок в
русском языке склоняются одинаково, и с точки зрения грамматики они имеют одинаковые грамматические признаки-
С точки зрения грамматики, белый и черный тоже одинаковы (качественные прилагательные мужского рода
единственного числа в именительном падеже). Одинаковы, с точки зрения грамматики, и глаголы говорю и молчу
(несовершенный вид, настоящее время, единственное число, первое лицо). Конечно, грамматика не может полностью
отбросить лексическую сторону слова: последняя будет оказывать известное влияние на подбор слов, их
сочетаемость, даже на образование отдельных форм (см. ниже), но это влияние не является существенным, важным
для особенностей организации грамматической системы языка, а следовательно, и для науки о ней.
Грамматика связана и с фонетикой, так как фонетическая система языка дает возможность материализовать
грамматическое значение, выразить его определенными материальными средствами. Поэтому часто говорят, что в
грамматике нет ничего такого, что бы не имело фонетического выражения, т.е. каждое грамматическое значение
должно получить какую-то материальную реализацию. Средства для такой материальной реализации дает
фонетическая система, причем средства эти очень разнообразны и отнюдь не сводятся только к звукам (см. § 52).
Грамматика, как и фонетика, и лексика, имеет дело с обобщением (см. § 20 о фонеме и § 26 об обобщающем
характере слова), но степень обобщения в грамматике выше и характер обобщения иной (см. ниже § 50).
Отличается грамматическая система языка и большей самостоятельностью, меньшей восприимчивостью к
влиянию внеязыковых факторов или. грамматических систем других языков.
Все эти особенности грамматической системы связаны с тем, что она является высшим уровнем языковой
структуры, так как с ней связана основная функция языка—коммуникативная.
Изучение грамматического строя языков следует начинать с морфем, являющихся единицами низшего
порядка, более простыми по составу и функциям.
М о р ф е м о й н а з ы в а е т с я м и н и м а л ь н а я з н а ч и м а я ч а с т ь с л о в а . Например, в слове
столику таких минимальных (не делимых далее) частей три — стол-ик-у; в слове сотрудником — 4, т. е. со-труд-
ник-ом; в слове сотрудницы — также 4: со-труд-ниц-ы, а в слове сотрудничество уже пять: со-труд-нич-еств-о.
Каждая морфема имеет свое определенное значение- Так, в слове сотрудницы морфема -ы указывает ста
множественное число (ср.: стен-ы, иэб-ы, коз-ы); морфема -ниц—на действующее лицо женского рода (ср.: сорат-ниц-
а, работ-ниц-а, спут-ниц-а, в отличие от сорат-ник, работ-ник, спут-ник); морфема -труд- указывает на понятие
«труд», «работа»; морфема со-означает совместность участия в чем-то (ср.: со-владелец, т. е. владеющий совместно,
со-временник, со-ратник, со-отечественница и т. д.) - Если попытаемся разделить морфему далее, она исчезнет совсем,
утратит свое значение.
Морфема не имеет отношения к фонетической структуре слова: она может совпадать со слогом, может
соединять два слога или части двух слогов, может быть только частью слога. В этом легко убедиться, сравнив деление
на морфемы и слоги одного и того же слова. Например, в слове перепроизводство 6 морфем л 6 слогов, но границы
морфем и слогов часто не совпадают (ср. деление на морфемы пере-про-из-вод-ств-о и деление на слоги
пе/ре/про/и/зво/дство).
Морфемы различаются: а) по характеру выражаемого значения; б) по месту в слове; в) по роли в слове.
По мнению Э. Сепира, принятому многими исследователями, морфемы могут выражать три типа значений:
вещественное, деривационное и реляционное, или относительное.
В е щ е с т в е н н о е значение — это выражение отдельного самостоятельного понятии. Носителем
'вещественного знамения в слове оказывается корень, или корневая морфема. В слотах бумажонка, взрыватель,
школьный, замысловатый носителями вещественного значения являются бумаж- (бумаж-онк-а), -рыв- (вз-рыв-а-
тель), школь- (школьн-ый), -мысл-(за-мысл-оват-ый).
Д е р и в а ц и о н н о е (от латинского derivatio — отведение) значение можно перевести на русский язык
как у т о ч н и т е л ь н о е значение, т. е. значение уточняющее, конкретизирующее вещественное значение и вместе с
тем дополняющее его. Оно не может быть самостоятельным, оно всегда должно употребляться при каком-то
вещественном значении. Деривационное значение имеют суффиксы, например, суффикс -ник в слове работ-ник (тот,
кто работает) указывает на действующее лицо, такое же значение и у суффикса -тель ъ словах: уча-тель, воспита-
тель, строи-тель, производи-тель и т. п. Деривационное значение могут иметь пристав»»: пры-город (то, что
находится как бы при городе, около города), за-тород-н-ый, т. е. находящийся за городом, раз-ж-чь, раэ-мя-ть, раз-
руш-н-ть, разнби-ть, т. е. нарушить целостность чего-либо способом, указанным в корневой морфеме.
Р е л я ц и о н н о е (от латинского relatio — отношение), иначе о т н о с и т е л ь н о е , значение выражает
отношение слова к другим словам. Например, окончание -ый в слове пригородный указывает на зависим ость слова от
существительного мужского рода (пригородный поезд), -ая указывает на женский род (пригородная дорога), -ое-на
средний (пригородное хозяйство), -ом — на предложный падеж мужского или среднего рода (в пригородном поезде,
хозяйстве), -ого— на родительный падеж (пригородного поезда) и т. д. В то же время окончание -ый в слове
пригородный соотносит это слово со всеми другими прилагательными мужского рода единственного числа
именительного падежа (ср.: железный, каменный, медный и т. п.), а окончание -ая—с прилагательными женского рода
и т. д.
Реляционное значение ничем не связано с лексическим значением слова, его показатели могут встречаться в
самых различных словах (поезд-ом, стол-ом, город-ом, человек-oм, ДОМ-ОМ, дед-олс, нос-ом; золот-олу, crap-ому,
плох-ому, доброму и т. д.) и везде выражать одинаковое отношение к другим словам. Реляционное значение, мак и
деривационное, не может быть отдельным, самостоятельным. Оно всегда только сопутствует лексическому значению
(см. § 50). Реляционное значение обычно выражается окончаниями, называемыми иначе флексиями (от латинского
flexiio—огибание, переход), но .может быть выражено суффиксом или приставкой (см. §52).
Возможны в языке случаи, когда реляционное значение слова как бы не имеет внешнего выражения.
Например, может показаться, что в словах дом, стол, нос и т. п. только одна морфема — корень. В действительности
это не так.
В этих словах, кроме корневой морфемы, есть еще нулевое окончание, или нулевая флексия, указывающая на
именительный падеж. Нулевая флексия устанавливается по сопоставлению с другими формами слова. Так
сопоставление: стол, стол-а, стол-у, стол-ом, стол-е и т. д. показывает, что само отсутствие особого окончания в
слове стол есть показатель именительного падежа. Такое, внешне не выраженное окончание, выявляемое из
сопоставления с другими формами того же слова, называется н у л е в о й ф л е к с и е й , или н у л е в ы м
о к о н ч а н и е м . Естественно, что о нулевой; флексии можно говорить только в отношении слов, имеющих в
других формах внешне выраженные окончания. Слова: неизменяемые, например наречия там, здесь, хорошо и т. п., не
могут иметь нулевой флексии, так как у них нет своей системы изменяющихся форм.
Различие морфем по характеру выражаемого значения дает возможность противопоставлять два типа морфем:
корни и аффиксы (от латинского affixus — прикрепленный). К о р н и являются носителями в е щ е с т в е н н ы х
з н а ч е н и й , а ф ф и к с ы — р е л я ц и о н н ы х и д е р и в а ц и о н н ы х (см. §§ 47 и 48). Аффиксы в свою
очередь могут делиться на группы в зависимости от места по отношению к корню и от их роли в слове (см. § 48).
В третьей главе речь шла об особенностях лексического значения слова, в данной главе уже говорилось, что у
слова имеется не только лексическое, но и грамматическое значение, однако подробно их соотношение еще не
рассматривалось.
Для того, чтобы разобраться в соотношении лексического и грамматического значения слова, надо вернуться
к вопросу о значении составляющих слово морфем (см. § 46).
Рассмотрим значение морфем в слове каменный, где выделяется три морфемы: камен-н-ый. Первая из них (камея-)
оказывается носителем вещественного значения, вторая (*н-) —; деривационного и третья (-ый) —реляционного (си. §
46).
Как же соотносятся эти значения друг с другом?
Как уже говорилось, деривационное значение уточняет, конкретизирует значение корня, В данном случае н
указывает, что имеется в виду название признака предмета камен+н, т. е. «относящийся к камню, как камень, <из
камня» и т. п. Это и называется л е к с и ч е с к и м значением слова. Если бы мы к тому же корню присоединили
другой суффикс, возникло бы другое лексическое значение, например, камен-ист-ый — «обильный камнем»
(каменистый берег), камен-еть «становится твердым как камень», камен-щик — «специалист по ка. менной кладке» и
т. д. Каждый новый аффикс с деривационным значением влияет на Лексическое значение, еще более конкретизирует,
уточняет его или меняет прежнее значение, иногда на противоположное. Например, присоединение суфг фикса -«- к
корню дорог- создает новое значение «относящийся к дороге» — дорож-н-ый (-ая, -ое), префикс при— еще более
уточняет это значение — при-дорож-н-ый, т. е. «находящийся при дороге». Префиксы при-, в-, вы-, за-, у-, от- и т. д.
придают глаголу ходить новые, порой противоположные значения: приходить — уходить, входить — выходить и т.
п.
Таким образом, лексическое значение возникает при конкретизации, уточнении вещественного значения.
Выражено лексическое значение сочетанием корня с суффиксом или префиксами. Однако возможно выражение
лексического значения тем же материальным отрезком слова, который выражает вещественное значение. В данном
случае можно было бы говорить о «нулевом аффиксе (ср.: дом — домик, дуб — дубовый). Часть слова, выражающая
лексическое значение и состоящая из корня и аффиксов или только из корня, называется о с н о в о й слова. В основу
слова не входят аффиксы с реляционным значением.
Основа слова отличается от корня и по составу, и по значению. Однако возможны случаи, когда основа слова
совпадает с корнем, иагоример: земл-я, вод-а, мор-е, стол и т. д. Такая основа называется непроизводной; остова же,
не совпадающая с корнем, (включающая кроме корня в аффиксы, называется п р о и з в о д н о й : земельн-ый, водн-
ый, морск-ой, домик-а и т. п. Любая производная основа предполагает наличие непроизводной, от которой она
образована. Если из языка исчезает слово с непроизводной основой, то в сохранившемся слове с производной основой
последняя перестает осознаваться как производная. Например, в слове хижина сейчас не выделяется суффикс -ин, т. к.
из языка исчезло слово хижа, поэтому основа в слове хижина стала непроизводной (см. § 49). Непроизводную основу
иногда называют н е м о т и в и р о в а н н о й , так как в ней нет указания на мотивы, вызвавшие именно такое
название предмета, понятия; производная же основа может быть названа м о т и в и р о в а н н о й , так как содержит
указания на связь с непроизводной основой (книжный назван так от слова книга, каменное — от камень и т. д.).
Понятие основы слова очень важно для вопроса о словообразовании (см. § 81).
Не относится к основе и, следовательно, не участвует в выявлении лексического значения слова окончание
(флексия), имеющее реляционное значение и выражающее отношение слова к другим словам (см, § 46), т. е.
грамматическое значение слова. Грамматическое значение слова указывает на связь слова с другими словами,
выявляет существующие в языке понятия родя, числа, падежа, лица и т. д. Например, в рассматриваемом слове камен-
н-ый окончание -ый показывает, что слово относится к прилагательным мужского рода единственного числа
именительного падежа. Грамматическое значение слова может быть выражено не только аффиксами (см. § 52).
Если мы рассмотрим отношение к лексической и грамматической стороне слова различных его элементов, то
заметим, что корень слова не связан непосредственно с его грамматическим значением. Это доказывается тем, что он:
1) не изменяется при изменении грамматического значения слова: стол — стол-а — стол-у и т. д., камен-н-ый —
камен-н-ая — камен-н-ых, камен-еть и т. д.; 2) может повторяться в словах разного грамматического тише бел-ый,
бел-и-ть, бел-изн-а; ход-и-ть, ход-ьб-а, хожд-ени-е, ход-ов-ой, ход-ящ-ий и т.п.
Окончание, наоборот, не имеет отношения к лексическому значению слова, поэтому изменение окончания не
отражается на лексическом значении слова (ср.: стол — стол-у — сгол-ы— стол-ами). Одни и те же окончания могут
встречаться у лексически совершенно разных слов. Сравним, например, хож-у и сиж-у. Окончание -у и в том и в
другом слове указывает на глагол настоящего времени первого лица единственного числа, хотя лексическое значение
слов существенно различается. В словах вод-а и стен-а окончание -а выражает значение существительного женского
рода, единственного числа, именительного падежа, оно повторяется во многих словах без какой-либо связи с их
лексическим значением.
Сложнее положение с морфемами, выражающими уточняющее значение. Они оказываются связанными как с
лексическим, так и с грамматическим значением слова. Так, морфема н в слове камен-н-ный, с одной стороны,
уточняет вещественное значение корня, превращает его в лексическое значение слова, но, с другой стороны, этот же
суффикс превращает слово в прилагательное, т. е. участвует в грамматическом оформлении слова. Такая же
двойственность и у суффиксов -и- в белить, -изн- в белизна и подобных.
В такой двойственности деривационных элементов слова нет ничего случайного, она связана со сложностью
отношений лексического и грамматического в самом слове. С одной стороны, как уже говорилось {см. § 45),
грамматика отвлекается от конкретного лексического значения слова, для грамматики белый и черный — одно и то же
(прилагательные единственного числа мужского рода именительного падежа), но, с другой стороны, грамматики не
существует и не может существовать без лексического материала. Это вполне понятно, т. к. свою основную функцию
—быть средством общения — язык может выполнять лишь как единство всех его элементов. Поэтому и в слове
лексическая и грамматическая стороны выступают в единстве, хотя и представляют собой две разных стороны, два
аспекта слова и находятся между собой в сложных, порой противоречивых отношениях.
Изменение грамматического значения слова не приводит к появлению нового слова (стол — столы, глубокий
— глубокая, пишу — пишешь), а создает только новую ф о р м у с л ов а.
Представители различных направлений в языкознании по-разному определяли форму слова. Одни (русский
языковед Ф. Ф. Фортунатов) понимали под формой слова способность его распадаться на морфемы, другие
(украинский языковед А. А. Потебня) видели в форме слова гиадшидуалыную модификацию (видоизменение)
грамматического употребления слова. Одни (И. В. Ягич) считали, что грамматическая форма может совмещать в себе
несколько значений, другие (А. А. Потебня) полагали, что форма может иметь только одно значение, и поэтому в
сочетаниях рубить топором (творительный орудия) и идти лесом (творительный места) следует видеть развые
формы, а не одну форму творительного падежа. Были и другие разногласия по вопросу о форме слова. Общепри-
нятого понимания формы слова нет и сейчас.
Все же можно считать, что в настоящее время под формой слова чаще всего понимают с о о т н о ш е н и е
г р а м м а т и ч е с к о г о з н а ч е н и я и с п о с о б о в е г о в ы р а ж е н и я в и х е д и н с т в е . Следовательно,
определяя форму слова, мы должны учитывать и грамматическое значение, и способ его выражения. Поэтому с осени
(род. пад.), к осени (дат. пад.) и об осени (пред. пад.)—разные формы, хотя и выражены внешне одинаково; разными
формами являются длиннее и более длинный, хотя у них общее значение — сравнительная степень от прилагательного
длинный, но разные способы выражения: в первом случае это синтетическая форма сравнительной степени,
выраженная аффиксом, во втором — аналитическая, выраженная служебным словом (см. §§ 52, 53). При определении
формы слова следует учитывать, что речь идет о способах выражения грамматических значений (ом. § 52), a нe о их
внешнем звуковом оформлении. Поэтому «столы», «волки», «горожане» имеют одинаковую форму, во всех этих
словах будем говорить о форме именительного падежа множественного числа существительных мужского рода, так
как выражена она хотя и разными в звуковом отношении аффиксами, но одним и тем же способом — аффиксацией
(см. § 32).
Форма слова выявляется только в соотношении с системой других форм, т. к. все явления языка имеют
системный характер. Так, форма мужского рода единственного числа в слове ходил определяется лишь при
сопоставлении ходил— ходила—ходило—ходили; форма именительного падежа в слове дом — лишь при
сопоставлении дом—дома—дому—з дом—о доме и т. д. Поэтому форма слова может иметь нулевые показатели (см. §
48 о нулевых аффиксах), а внешне одинаковые формы слова оказываются на деле совсем разными, сравнить печь
(печи — печью — печи и т. д.) и печь (пеку — печешь—печет и т. д.), где разница выявляется из всей системы форм
данного слова. Система форм одного и того же слова называется - п а р а д и г м о й (см. § 48), а входящие в
парадигму формы — п а р а д и г м а т и ч е с к и м и ф о р м а м и .
Рассмотрим известные в языках способы создания новых слов (словообразование) и способы изменения форм
слов (словоизменение).
Ед.ч. Мн. ч.
Им урман урман-нар
Пр. урман-нын урман-кар-нын
Напр. урман- га урман-нар-га
В. урман-ны урман-нар-ны
Исх. урман-нар-нан урман-нар-нан
М. урман-нар-да урман-нар-да
Как видим, в татарском языке нет разных окончаний для разных типов склонения, нет особых окончаний в
единственном и множественном числе: в родительном падеже всегда окончание -ныи, в направительном -га, в
винительном –ны и т. д. Эти окончания указывают только на падеж, указание на множественное число дается особым
аффиксом -лар, который в слове урман принимает форму -нар в силу характерного для тюркских языков
сингармонизма (см. § 18). Сингармонизм определяет и характер гласного в этом аффиксе (ср.: кул-лар, но: теш-лэр —
зубы). Каких-либо изменений в основе при присоединении окончания не происходит {см.: кул + лар + нын),
границы морфем совершенно отчетливы.
Другое положение при склонении слов русского языка. Здесь разные группы слов имеют разные окончания;
рука —, руки — руке — руку — рукой; лес — леса — лесу — лес —; лесом — о лесе; лошадь — лошади — лошади —
лошадь — лошадью — о лошади и т. д. Падежные окончания единственного и множественного чисел не совпадают:
книги — книг, книге — книгам, книгу — книги, книгою — книгами, книге — книгах и т. д.; последний звук основы
подвергается различным изменениям; ср.: книга— книге [кн'игъ—кн'йг'ь], лес — о лесе [л'эс — л'эс'ь], где конечный
согласный основы становится мягким. Здесь действительно происходит слияние (фузия) основы и окончания, так что
между ними трудно провести границу. Куда, например, отнести мягкость согласного в при- { мерах: книги, о лесе — к
основе (ведь это же звук основы) ИЛИ окончанию (изменился-то он под влиянием окончания).
Основные различия между агглютинацией и фузией таковы:
1. При агглютинации нет изменения корня, при фузии он меняется под влиянием окончания (флексии).
2. Аффиксы окончания при агглютинации постоянны (стандартны), т. е. одно и то же значение всегда
выражается одним и тем же аффиксом (ср. узбекские: У китобни укийди и улар китобларни укийдилар — он книгу
читает и они книги читают, где множественное число во всех словах выражено аффиксом -лар); при фузии одно и то
же грамматическое значение может выражаться разными окончаниями (ср.: книга — книги, стол — столы, лес —
леса, горожанин — горожане, брат — братья и т. я.).
3. Аффиксы-окончания при агглютинации однозначны, т. е. имеют только одно значение (ср.: кулларга, где
-лар выражает только множественное число, а -га — только направительный падеж); при фузии окончания
многозначны (сравните: книгам, где -ом выражает и множественное число, и дательный падеж)1.
Термин флексия применяется только к языкам с фузией, поэтому языки, в которых имеется окончание,
сливающееся с основой (т. е. флексия), называются ф л е к т и в н ы м и .
К ним относится большинство языков Европы, Ирана, Индии (индоевропейские), Аравии и Северной Африки
(семито-хамитские). А г г л ю т и н а т и в н ы е языки, т. е. языки с агглютинацией, распространены значительно
шире. Они есть в Азии, Африке, Океании, Австралии, Америке и Европе (мало).
Следует отметить, что агглютинация встречается и во флективных языках. Например, в русском языке, имею-
щем ярко выраженный флективный характер, встречаются окончания агглютинативного типа. Показательно
окончание -те, которое выражает только множественное число (ср.: неси — несите, стой — стойте, сядь — сядьте и
т. п.). По мнению исследователей, в современном русском языке усиливаются элементы агглютинации. В
словообразовании это проявляется прямо, в грамматических формах сказывается в усилении аналитизма (см. § 53)'.
Языки различаются не только характером соединения аффиксов с корнем, но и типом аффиксов. В одних это только
постфиксы (как в тюркских), в других — постфиксы и префиксы (русском, английском, немецком), в третьих —
трансфиксы (арабском) и т. д. (см. § 48).
Внутренняя флексия. Внутренней флексией называют закономерные изменения звуков внутри корня,
используемые для выражения определенных грамматических значений. От фонетических или исторических
чередований звуков они отличаются тем, что не зависят от фонетических позиций (см. § 19), т. е. в их основе лежат не
фонетические, а грамматические причины. Примером могут служить изменения гласных корня при образовании
основных форм глаголов в немецком или английском языках: немецкие: rufen—rief (звать—звал), legen (лежать) — lag
— gelegen, fahren (ехать) — fuhr — gefahren, stehen (стоять) — stand — gestanden; английские: begin (начинать) —
began — begun, come (приходить) — came — come, write (писать) — wrote — wnren и т. д. Для русского языка такой
тип выражения грамматических значений не характерен, хотя и встречается (ходил — хаживал, посылать — послать и
т. п.).
В английском и немецком языках внутренняя флексия используется и при образовании форм множественного
числа. Английские: man (человек)—men (люди), foot (нога) — feet (ноги), tooth (зуб) — teeth (зубы), mouse (мышь) —
mice (мыши); немецкие: Brader (брат) — Bruder (братья), Gost (гость) — Gaste (гости).
До недавнего времени к внутренней флексии относили и внешне похожие формы арабского языка (ср.: gild
(кожа) — gulud (кожи), ragil (человек) — rigal (люди) и подобные). Однако исследования последнего времени
убедительно доказали, что в данном случае следует говорить о трансфиксах, а не о внутренней флексии (см. § 48).
Повторы, или удвоение. Для обозначения этого процесса используется также термин редупликация (от
латинского reduplicatio — удвоение). Под повтором, или удвоением, понимают такой способ выражения
грамматического значения, при котором происходит полное или частичное удвоение основы. Подобный способ
используется в некоторых языках для выражения множественного числа, повторностн или длительности действия,
увеличения в объеме, повышения интенсивности. Так, в русском большой-большой, длинный-длинный и т. п.
указывают на возросшую степень присутствия качества (ср.: длинный — очень длинный и длинный-длинный), в
английском употребляется goody-goody — очень хороший, паинька (от good — хорошо). Удвоение часто
используется в малайско-полинезийских языках, например, в индонезийском: orang (человек) — orang-orang
(люди), buah-buahan — фрукты; melihat — смотреть, видеть, а те-lihat-lihat — осматриваться; рига-рига —
притворяться (повторяющееся действие). В языке эве (Африка) wo — делать, a wowo — сделанный. Такие примеры
характерны и для Других африканских языков. Есть случаи удвоения и в китайском языке: хуту — глупый, а
хухутуту — очень глупый, кункундундун — совершенно пустой, ланьланьсань-сань — очень, весьма ленивый.
Своеобразные типы неполных повторов, когда первая согласная заменяется губной, отмечаются в тюркских
языках, где они передают собирательность (казахское жылкы — «лошадь», а жылкы-мылкы — «лошади и другой
скот»), уничижительность (туркменское китап — книга, а китап-митап— книжонки; узбекское чой-пой — чаишко и
т. п. Ср.: русские тары-бары, шурум-бурум, французское pele-mele — «всякая всячина» и т. п.).
Ударение и интонация. Важным средством выражения грамматического значения является ударение. В
русском и других индоевропейских языках оно обычно выступает как дополнительное средство вместе с аффиксацией
(см.: село — сёла, река — реки), но возможны и случаи, когда ударение выступает как основной показатель той или
иной грамматической формы. Сравните: руки (нет руки — р. п. ед. ч.) и руки (им. п. множ. ч.), ноги — ноги, города —
города, ддма — дома; носите (изъявительное наклонение) — носите (повелительное наклонение), ходите — ходите,
любите — любите и т. д. Ударение может определять отнесенность слова к разным частям речи: пропасть
(существительное) — пропасть (глагол), подать — подать; английские: an 'extract (извлечение)— to ex'tract
(извлекать), a'refund (уплата) — to re'fund (уплачивать) и т. д, Однако возможности использования силового ударения
(см. § 15) ограничены, так как различия могут быть только в месте ударения.
Возможности тонического (музыкального, см. § 15) ударения значительно больше: имеет значение и разница
в высоте тона и движение тона, т. е. повышение или понижение. Так, на языке эве (Африка) удвоенный корень subo, т.
е. subosubo, может означать и «служить», если ударение повышается с низкого тона на первых слогах до высокого на
последних, и «служащий», если все слоги произносятся высоким тоном. В языке шиллук (верховья Нила) yit при
высоком тоне означает «ухо», а при низком — «уши». Широко используется как грамматическое средство
музыкальное ударение и во многих языках американских индейцев, например, в языке такелма sel с восходящим
тоном означает «черная краска», а с нисходящим — «выкрась» (повелительное наклонение).
Наряду c ударением во всех языках широко используются все средства интонации, без которой не может быть
предложения (см. § 61). Интонация оформляет различия повествовательных, вопросительных и побудительных
предложений (ср.: Вы читали эту книгу. Вы читали эту книгу? Надо сделать разметку и Н а д о сделать разметку,
см. § 15). Интонация помогает определять границы предложения, группировку членов предложения и т. д. (см. § 62).
Порядок слов является важным средством выражения грамматических значений. Особенно велика его роль в
тех языках, где аффиксация развита слабее, например, в английском или французском. В английском часто нет
аффиксально выраженных различий между прилагательными и существительными, поэтому восприятие слова как
прилагательного или существительного может определяться его местом. Например: the round home — круглый дом
(round — прилагательное «круглый», home — существительное «дом»), и the home round — домашний круг, где home
стало прилага тельным. В китайском шэнь ци — глубокий ручей, гд шэнь — прилагательное, а ци-чжи шэнь —
глубина ручья фэй юй — крупная рыба, а юй-чнш фэй — упитанность рыбы.
В каждом языке установилась своя определенная систем порядка слов, характерная для данного языка. Так, в
русском языке для прилагательного в роли определения характерна препозиция, т. е. постановка его перед
определяемым существительным: большие дома, белая береза и т. п. Поэтому и в сочетании глухие ученые первое
слово воспринимается как прилагательное, а второе как существительное (ср.: ученые люди). Иначе во французском,
где, для того, чтобы слово savants (ученые) воспринималось как существительное, оно должно стоять на первом месте,
а слово sourds (глухие) на втором, т. е. должна быть конструкция les savants sourds.
Порядок слов, таким образом, является одним из средств установления связей между словами в предложении.
От: порядка слов может зависеть различение членов предложения. В русском языке это встречается редко, но все же
возможно (ср.: Мать любит дочь, где мать — подлежащее н Дочь любит мать, где мать — дополнение). Для
английского и французского языков роль порядка слов в различении членов предложения весьма значительна.
Порядок слов очень важен для различения типов предложения. В ряде языков (немецком, английском) строго разли-
чается порядок слов в повествовательном и вопросительном предложениях — ср. в немецком: Der Student geht in den
Lesesaal (Студент идет в читальный зал) и Geht der Student in den Lesesaal? (Идет ли студент в читальный зал?).
Служебные слова. В § 26 говорилось, что все слова языка делятся на знаменательные и служебные.
Служебные слова, в отличие от знаменательных, не имеют номинативной функции, не обладают самостоятельным
значением, а поэтому не могут быть и членами предложения. Но они имеют свое особое значение: они выражают
грамматические понятия, т. е. выражение грамматического значения — основная функция таких слов. Естественно,
что служебные слова, носители грамматических значений, чрезвычайно широко используются во всех языках и
особенно в таких, где аффиксация развита слабее.
К служебным словам относят предлоги и послелоги, союзы, частицы, артикли. В роли служебных слов часто
выступают глаголы (вспомогательные глаголы), некоторые местоимения, а иногда и другие части речи.
П р е д л о г и используются для выражения подчинительных отношений между членами предложения
(подошел к столу, положил на стол, лежит на столе). Предлоги выражают пространственные, временные, целевые,
причинные отношения, участвуя тем самым в оформлении падежных форм существительных (ср.: стол стоит и
положил в стол, где в указывает на винительный падеж).
Аналогичную функцию выполняют п о с л е л о г и , т. е. слова, стоящие после того слова, к которому они
относятся. Послелоги характерны для языков, не знающих префиксов. Так в татарском: мин карандаш б е л э н язам—
я иишу карандашом (послелог б е л э н стоит после слова карандаш, к [которому непосредственно относится), мин от
б е л э н килдем — я приехал на лошади (послелог белэн стоит после слова ат — лошадь); в узбекском: мактаб у ч у н
— для школы, мактаб о д д и д а — около школы, дарахт о р к а с и г а — за деревом, дархат т а г и д а — под
деревом, дархат у с т и д а на дереве и т. п.
С о ю з ы используются для выражения сочинительных и подчинительных отношений. Подчинительные
отношения союзы выражают преимущественно в сложном предложении, так как в простом предложении эта функция
выполняется предлогами и послелогами.
Ч а с т и ц ы могут передавать различное отношение говорящего к тому, что он высказывает, различное
отношение содержания речи к действительности. Поэтому частицы могут выражать различные значения: утверждение
(да, знал), отрицание (не знал), условие (знал бы), вопрос (знал ли), побуждение (пусть знает), сомнение (мол, знает),
желательность (лишь бы знал) и т. д. Они могут быть указательными (вон, вот, это); ограничительными (только,
лишь, почти), определительными (именно, подлинно, точно, как раз), усилительными (даже, же, уже) и т. д.
В ряде языков частицы используются как показатели инфинитива (неопределенная форма глагола);
английские to do — делать, to read — читать, to put — класть, to take — брать, to come — приходить.
А р т и к л и (из французского article, которое образовано от латинского articulus — член), или члены, —
наиболее яркие выразители грамматического значения. Выступая как сопроводители самостоятельных слов, они как
бы берут на себя функцию выражать их грамматические свойства. Артикли могут превратить слово в
существительное (ср.: немецкие das Lesen — чтение, das Schreiben — писание; английские the remake — переделка от
to remake — переделывать — см. § 51). С помощью артиклей различается категория определенности и
неопределенности существительного, например: немецкие das Buch (определенная книга) и ein Buck (вообще книга),
die Hand (определенная рука) и eine Hand (рука вообще); английские the book (данная книга) — a book (любая книга),
the table ~~ a table (стол), the apple — an apple (яблоко) и т. д.; французские le paysan (определенный крестьянин) —
ип paysan (крестьянин любой), la hache — ипе hache (топор), le journal — ип journal (журнал).
В тех языках, где существительные имеют род, показателем его может быть артикль: см. немецкие der Tisch
(стол) — муж. род, das Kind (дитя, ребенок) — сред, род., die Feder (перо) — жен. род; французские le тиг (стена) —
муж. род, la rue (улица) — жен. род и т. д.
Во многих языках артикли используются для выражения числа, например, во французском: le paysan
(крестьянин) — les paysans (крестьяне), le chat (кот) — tes chats (коты), где произношение самого существительного в
единственном и множественном числе не различается, а различается только произношение артикля, т. е. произносят [1
оэ | а], но [le Ja ]. Такие случаи возможны и в немецком: der Arbeiter — рабочий и die Arbeiter — рабочие, das Fenster
— окно и die Fenster — окна. Функцию показателя числа может выполнять нулевой артикль, т. е. опущение артикля.
Так, в английском неопределенный артикль а опускается во множественном числе: a sheep (овца) — sheep (овцы), a
swine (свинья) — swine (свиньи), a deer (олень) — deer (олени) и т. п.
В некоторых языках артикль может выражать падежные формы существительных. Показателен в этом
отношении немецкий язык, где сложная система изменения артикля.
Единственное число Множественное число
м у ж. р. ж e н. p. с р е д . p.
Им. der die das die
Р. des der des der
Д. dem der dem den
В. den die das die
Например: der Genosse (товарищ), des Genossen (товарища), dem Genossen (товарищу), den Genossen
(товарища).
Разнообразие выражаемых грамматических значений определяет важную роль артикля в системе других
служебных слов.
Для выражения грамматических значений могут использоваться и отдельные группы знаменательных слов.
Так, выделяется особая группа в с п о м о г а т е л ь н ы х г л а г о л о в , используемых для выражения разных
грамматических значений, прежде всего для оформления системы глагольных времен. Таковы глаголы буду в русском
(буду читать, будешь читать, будем читать и т. п.), haben, sein, werden — в немецком (ich habe gefragt — я спросил, du
hast gefragt — ты спросил или ich bin gefahren — я ехал, du bist gefahren — ты ехал, er ist gefahren — он ехал и т. д.);
be, have, shall, will — в английском ( I am writing — я пишу сейчас, 1 shall write — я буду писать, I had worked — я
работал и т. д.).
В качестве вспомогательных, строевых, по терминологии Л. В. Щербы, слов могут использоваться некоторые
местоимения, наречия, прилагательные. Например, во французском языке неударные местоимения je, tu, il не
употребляются самостоятельно, но определяют лицо глагола, так как иначе, только по произношению самого глагола,
его личную форму часто нельзя определить. Так, личные формы от глагола finir (кончать): je finis, tu finis, il finit (я
кончаю, ты кончаешь, он кончает) — произносятся одинаково [fini], лицо узнается только по местоимению. Наречия
часто используются для образования степеней сравнения (очень красивый), а некоторые прилагательные — для
выражения уменьшительности (ср.: французское le petit chat — котенок или английское a little book — книжечка).
Из других способов выражения грамматических значений отметим супплетивизм (от латинского suppleo —
пополнять, дополнять). Супплетивизмом называется такой способ выражения грамматического значения, при котором
разные грамматические формы одного и того же по лексическому значению слова выражаются разнокоренными или
раэноосновными словами, например: хороший — лучший, брать — взять, человек — люди, я — меня, английские:
good — better (хороший — лучший), I — те (я — меня), to be — / am — you are — he is (личные формы вспомогат.
глаг. «быть») и т. д.
Показательно, что во всех языках, которым известен супплетивизм (Он известен далеко не всем языкам),
супплетивные формы наблюдаются в ограниченном и довольв однообразном кругу слов: степени сравнения от
оценочны прилагательных хороший и плохой, формы личных местоиме ний, вспомогательные глаголы,' реже
отдельные существительные.
Анализируя различные способы выражения грамматических значении, замечаем, что их можно разделить на
две группы: а ) такие способы, которые лексическое и грамматическое значение выражают как бы слитно, в одном и
том же слове, внутри слова, и б) такие, которые грамматическое значение выражают вне слова. К первым относятся:
аффиксация, особенно фузия, внутренняя флексия, повторы, ударение, супплетивизм; ко вторым — служебные слова,
порядок слов, интонация. Способы выражения грамматического значения в н у т р и с л о в а (одной единицей с
лексическим) называются с и н т е т и ч е с к и м и (от греческого synthesis — соединение); те же способы, при
которых грамматическое значение выражено в н е с л о в а , отдельно от лексического, называются
а н а л и т и ч е с к и м и (от греческого analysis — разложение, рассечение).
Как правило, языки знают и аналитические и синтетические способы выражения грамматических значений,
но обычно в каждом языке преобладает какой-то один тип. Так, для русского языка более характерны синтетические
способы выражения грамматических значений, а для английского и французского — аналитические. Языки, в которых
преобладают синтетические способы выражения грамматических значений, называются я з ы к а м и
с и н т е т и ч е с к о г о с т р о я , языки с преобладанием аналитических способов называются языками
а н а л и т и ч е с к о г о с т р о я . К языкам синтетическим относятся многие древние языки: латинский, древне-
греческий, санскрит и новые: литовский, немецкий, тюркские, финно-угорские и т. д.; к аналитическим: романские,
новоиндийские, новогреческий и другие. Но при этом следует помнить, что в языках аналитического строя
используются и синтетические средства (например, в английском есть и аффиксация и внутренняя флексия), а языки
синтетического строя имеют и черты аналитизма (так, в русском широко используются служебные слова и порядок
слов).
Следует отметить, что и в самом делении грамматических способов на аналитические и синтетические есть
некоторая условность. Так, аффиксация относится к синтетическим средствам, но в ее разновидности —
агглютинации — есть несомненный аналитизм, т. к. аффикс, как показатель грамматического значения, механически
присоединяется к основе, несущей лексическое значение, а не сливается с ней.
В языках синтетического строя слова значительно более самостоятельны, так как они сохраняют многие
грамматические свойства и вне предложения. Например, русское холод и вне предложения осознается как
существительное мужского рода единственного числа, но падеж уже не выражен, так как это может быть и
именительный ( Х о л о д заставил подумать о дровах) и винительный (Зима принесла х о л о д ) . Прилагательное
холодный вне предложения также сохраняет существенные грамматические признаки: прилагательное мужского рода
единственного числа. Другое положение в английском: здесь слово cold может значить и «холод» и «холодный»,
round — «круг» и -«круглый». Взятое отдельно прилагательное не указывает в английском на число: red — может
быть и «красный» и «красные» ( a red pencil и red pencils — красный карандаш и красные карандаши) и т. д.
Соединение в языках синтетических и аналитических способов выражения грамматических значений часто
приводит к избыточности, к тому, что одно и то же грамматическое значение выражается несколькими способами,
например в немецком die Bucher (книги) значение множественного числа выражено: 1) артиклем (ср.: das Buch), 2)
внутренней флексией (и—и), 3) внешней флексией — аффиксом -ег. Избыточность в выражении грамматических
значений более характерна для синтетических языков. Различия в способах выражения грамматических значений в
языках синтетического и аналитического строя хорошо видны из примеров, приведенных в § 45 (стр. 172).
В историческом развитии языков может меняться соотношение синтетических и аналитических черт. Так, в
русском языке намечается постепенное усиление аналитизма.
Как и всякая другая грамматическая категория, категория времени связана с реальной действительностью, но
связь эта сложная. В «Материализме и эмпириокритицизме» В. И. Ленин писал: «...наши развивающиеся понятия
времени и пространства отражают объективно-реальные время и пространство» поэтому категория времени в языке
через мышление также связана с реальной действительностью. В то же время В. И. Ленин отмечал, что «человеческие
представления о пространстве и времени относительны». Относительность представлений о пространстве и времени в
мышлении людей определяет и относите л ыность грамматической характеристики времени в разных языках.
Категория времени свойственна воем языкам, но характер, ее проявления, особенности внутреннего членения (см. §
54), способы оформления в языках разные.
Своеобразие грамматической категории времени по отношению к категории времени в реальной
действительности проявляется прежде всего в том, что во всех языках в грамматической категории времени
установление временных границ между настоящим, прошедшим и будущим проводится через о т н о ш е н н е к
м о м е н т у р е ч и , т. е. прошедшее время выделяется не просто как время, связанное с прошлым, а как время,
прошлое по отношению к моменту речи, будущее не вообще время, которое еще будет, а будущее по отношению к
моменту речи. Получается, что говорящий сам определяет отношение времени высказывания « моменту речи. Отсюда
возможность употреблять одно время вместо другого: например, у А. М. Горького в «Детстве», где рассказывается о
прошлом, употребляется в придаточных предложениях настоящее время: «Я хорошо видел, что дед следит за мной
умными и зоркими зелеными глазами» или будущее: «Много раз сидел я на дереве «ад забором, ожидая, что вот они
позовут меня играть с ними». В данном случае настоящее и будущее употреблены как относительные формы
времени, т. е. тачеие, которые помогают гаыяюить отношение ко времени действия в главном (предложении. В
первом случае подчеркнуто, что действия происходят одновременно, a во втором, что действие придаточного еще те
наступило, оно не стало реальностью, а только могло бы стать, могло наступить в будущем.
Однако возможности употребления одного времени вместо другого имеют определенные границы, нельзя
сказать «Я прочитал завтра» или «Я прочитаю два дня назад», потому что в таких предложениях уже не будет
соответствия объективному времени, определяемому через отношение к моменту речи.
Если бы категория времени в языке полностью соответствовала объективному времени, то во всех языках, во
все исторические периоды было бы всегда три времени: настоящее, прошедшее и будущее. В действительности это не
так.
В юкагирском языке (Сибирь) глагол не имеет особых показателей настояедего, (прошедшего или будущего
времени. В глаголе отмечается только результативность действия: меть худеде (я убил, я убиваю) и отсутствие
результата: меть ху-дедеть ( я убью, я убивал). В самодийских языках, стишет И. И. Мещанинов, «только два
времени, из которых одно, называемое аористом, вовсе не содержит в себе временного понятия (т. е. указания на
конкретную приуроченность действия к какому-то времени — Л . Б.), другое же, именуемое прошедшим, отмечает
отдаленность самого акта действия по времени его совершения от переживаемого говорящим лицом момента».
Близкая картина и в арабском языке, где различается только два времени: совершенное время и
несовершенное. Совершенное время - обычно обозначает прошедшее время в его разных оттенках (предпрошедшее,
недавнее прошедшее), но может выражать и настоящее время определенного конкретного момента (я тебе сейчас
дарю)или настоящее как результат действия, прошедшего в прошлом (ты оказался правым, было сказано и т. п.).
Может оно употребляться и для выражения будущего времени как обознаяение действия, которое будет завершено (т.
е. гаримерио: тогда окажется, что он уже написал). Несовершенное время употребляется для передачи прошедшего
длительного, незавершенного прошедшего или действий, которые могут быть отнесены и к настоящему и к будущему
(т. е. типа: ОНИ понимают — поймут). Как видим, арабские формы времени похожи на вид глаголов в русском, однако
в арабском они тефедаютименнощремвнные отношения, хотя и особого типа.
Вид и время связаны во многих языках, что вполне естественно, т. к. вид указывает нa законченность,
(результативность, ограниченность действия, т. е. на наличие у него предела во времени (совершенный вид) или,
наоборот, на незаконченность, незавершенность, длительность, повторяемость действия, т. е. отсутствие у него
предела во времени (несовершенный вид).
Примеры связи глагольного времени с завершенностью или незавершенностью действия отчетливо видны в
приведенных выше примерах из юкагирского, самодийских и арабского языков. Но связь глагольного (времени с
видам, т. е. показателем характера протекамш действия (завершенность—незавершенность, длительность —
медлительность и т. д.), может иметь и другие формы. В ряде языков различаются формы времени общие и формы
времени, выражающие действие в момент его течения, как бы действие в его продолжении. Такие различия есть,
например, в английском языке, где в формах времени глагола есть указание на действие вообще,
в прошлом, настоящем или будущем (Indefinite Forms) и на действие, продолженное в определенный момент
(Continuous Forms).
Разница значения этих форм ясна из их сравнения: he works — он работает и he is working — он работает
сейчас, т. е. в данный момент, в момент говорения; he worked — он работал (до момента речи) и he was working — он
работал в какой-то определенный отрезок времени, например, такой, когда происходило какое-то другое действие.
В английском языке оказывается два ряда глагольных временных форм: общих (Indefinite) и продолженных
(Continuous), например от глагола to work — работать:
Indefinite Continuous
Настоящее I work I am working
Прошедшее I worked I was working
Будущее I shall work I shall be working
Подобные различия в выражении грамматического времени есть и в ряде тюркских языков, например, в
башкирском: яз ырмын — я пишу вообще (ср. англ. / write) и язам — я пишу сейчас (ср. английское / am writing), в
узбекском: мен уйнайман — я играю (вообще), мен уйнаяпман — я играю сейчас (в данный момент).
Широко представлено в языках и различение в категории времени форм, выражающих действие,
соотнесенное с другим моментом или действием, и действие без какой-либо соотнесенности с другим моментом или
действием. Первые формы называются п е р ф е к т и в н ы м и (или перфектными), вторые н е п е р ф е к т и в н ы м и
(или неперфектными), и м п е р ф е к т н ы м и. Перфективные формы (иногда говорят просто перфект)
подчеркивают связь действия с моментом речи, актуальность его для момента речи. Например, в английском вопрос
Have you seen him?, где глагол to see стоит в форме перфективного настоящего (Present Perfect) означает не просто
«Видели ли вы его?» (ср.: Did you see him?), а «Видели ли вы его сейчас?», т. е., иначе говоря, «Здесь ли он сейчас?».
Башкирские ул кич.ен не просто означает «он пришел», а «он пришел и находится сейчас здесь»; килгэен — «ты уже
пришел», в отличие от килден — «ты пришел» (без отношения к настоящему).
Перфектные и неперфектные (имперфектные) формы могут различаться и в настоящем, и в прошедшем, и в
будущем времени. В прошедшем времени перфектные формы указывают на действие, предшествующее какому-то
моменту в прошлом, так создаются формы предпрошедшего, т. е. прошедшего, предшествующего другому
прошедшему, и т. п. В будущем оказывается возможно различение предварительного будущего времени и обычного
будущего и т. д.
Глагольные формы в некоторых языках содержат указания на то, был ли говорящий свидетелем действия, о
котором сообщает, или он передает его с чужих слов, сам же он этого действия не видел. Так в болгарском языке в
глаголах во всех временах различаются формы п р я м о г о в ы с к а з ы в а н и я (когда человек был свидетелем
события) и формы пересказывания, которые служат для передачи действия с чужих слов. Например: Казаха ми, не
гостите вече пристигнали в столицата, т. е. «сказали мне, что гости уже приехали в столицу», тогда как в
прямосказанной форме было бы Гостите вече пристигнаха в столицата. В болгарском языке есть и форма
у с и л е н н о г о п е р е с к а з ы в а н и я , употребляемая тогда, когда говорящий относится с сомнением к
сообщению, которое он передает с чужих слов, например, Консул м у казва, че в един чужд двор в Чамурлий бил знаел
заровено имане, т. е. «Консул ему сказал, что в чужом дворе в Чамурлий будто бы, как известно (т. е. как известно с
чужих слов, но он в этом сомневается), зарыт клад». При прямосказанной форме было бы — В един чужд двор в Ча-
мурлий знае заровено имене, т. е. «В чужом дворе в Чамурлий, как он (действительно) знает, зарыт клад». Такие же
различия в передаче лично виденного и рассказанного с чужих слов, по мнению некоторых исследователей, есть в
башкирском языке, в некоторых языках американских индейцев.
Различением указанных оттенков категория глагольного вида сближается с к а т е г о р и е й
н а к л о н е н и я , в ы р а ж а ю щ е й о т н о ш е н и е д е й с т в и я к д е й с т в и т е л ь н о с т и , т. е. является
ли действие реальным ( я знаю, я знал, я буду знать — изъявительное наклонение) или только возможным,
предположительным, желательным (знал бы — сослагательное наклонение, знай — повелительное наклонение).
Такое сближение подчеркивает взаимосвязь категорий, свойственных глаголу. В башкирском языке, например, есть
особое время — прошедшее незаконченное 2-е, которое по своему значению соответствует русскому
сослагательному наклонению (ср. башкирские: алыр инем, алыр инен, кайтыр инем и соответств ющие русские: я взял
бы, ты взял бы, я бы вернулся). В башкирском это форма времени, а не наклонения.
Рассмотренные дополнительные оттенки, наслаивающиеся на общее грамматическое значение времени,
делают категорию времени в отдельных языках очень сложной. Так, в английском система форм времени в глаголах
действительного залога может быть представлена в следующей схеме, где различаются настоящее (Present),
прошедшее (Past), будущее (Future) времена, общие (верхняя половина кругов) и продолженные (нижняя половина
кругов) формы, неперфектные (левая половина кругов) и перфектные (правая половина кругов) формы.
Очень сложна категория времени в болгарском языке, где глагол имеет 27 временных форм: 1 настоящее с 3
формами (прямое высказывание, пересказывание, усиленное пересказывание); 4 прошедших (аорист, имперфект,
перфект, давнопрошедшее), каждое в 3 формах; 4 будущих (просто будущее, будущее предварительное, будущее в
прошедшем, будущее предварительное в прошедшем), каждое в 3 формах.
Но языки различаются не только особенностями значения форм времени, но и способами их выражения.
Основными способами выражения форм времени в разных языках являются аффиксация и служебные слова (см. § 43).
Например, русские: читаю — читал — буду читать; немецкие: ich frage— ich fragte — ich habe gefragt — ich hatte
gefragt — ich werde fragen — ich werde gefragt haben (я спрашиваю — спрашивал...), английские: I work (с нулевой
флексией)—I worked— I shall work — I have worked — I had -worked — I shall have worked — I am working — I was
working — I shall be working — I have been working — I had been working — I shall have been working (я работаю — я
работал — я буду работать...).
Узбекские: билалан (я знаю — настоящее)—билдаи (прошедшее) — биляллшк (настоящее данного момента)
— билмокдаман (настоящее длительное) — бклганман (прошедшее результативное, т. е. «я знал давно») — мен бил
эдим (прошедшее многократное длительное) — бялибм (прошедшее повествовательное) и т. д.
Но наряду с аффиксацией и служебными словами при образовании глагольных временных форм большую рол
играет и внутренняя флексия. Например, немецкие: ich fahr (я еду) — ich fuhr — ich bin gefahren — ich war gefahren ich
schrei'be (я пишу) — ich schneb (я писал), ich heij (поднимаю)—ich hob (поднял); английские I write (пишу)-I wrote
(писал), I come (прихожу)—I came (приходил) и т. д
Для вспомогательных глаголов очень характерны супплетивные (см. § 52) временные формы: русские бить —
есть был — буду; немецкие sein (инфинитив глагола быть) b i п — war; английские to be (инфинитив глагола быть) —
I am или you are, he is (наст, врем.) — I was, we were (прошедш. время) и т. д.
Категория времени справедливо считается специфической глагольной категорией, но есть языки, где формы
времени возможны и у существительных. Так, в алеутском языке имя (существительное), если оно употребляется как
сказуемое, может получать временные показатели: къахъ — еда, а къакъахъ — прежняя еда.
Рассмотрение категории падежа и времени убедило нас, в сложности грамматических категорий, в их
разнообразии по языкам. Сложность грамматических категорий отражается и в сложности классификации слов по
частям речи.
§ 57. Понятие о частях речи
Наличие в слове как лексического, так и грамматического значения позволяет классифицировать слова не
только по их лексическим и семантическим признакам, но и по их грамматическим признакам. С грамматической
точки зрения все слова языка делятся на большие группы, классы слов, называемые частями речи.
Части речи — одно из важнейших понятий в грамматике, без него невозможно изучение грамматического
строя любого языка. Неудивительно поэтому, что первая последовательная классификация слов по частям речи была
сделана еще древними греками. Ученые Александрии во I I в. до н. э. разработали достаточно стройную схему
деления слов греческого языка на части речи. Ими были намечены следующие 8 частей речи: имя, местоимение,
глагол, наречие, причастие, союз, предлог и член; пять первых (имя, глагол, местоимение, наречие, причастие) они
относили к знаменательным частям речи, а три последних (союз, предлог, член) — к служебным. Как видим,
основные классы слов совпадают с нашим привычным делением, только 1) причастие теперь большинство
исследователей не считает самостоятельной частью речи, а относит к глаголу; 2) имена стали делить на имя
существительное, имя прилагательное и имя числительное. Объединение существительных, прилагательных и
числительных вместе было не случайным, а отражало действительную близость их грамматических признаков в
греческом языке. Специфика греческого языка сказалась и в выделении восьмой части речи — члена. Латинские
грамматики, приняв в основном классификацию александрийской грамматики, заменили член междометием.
Латинская грамматика оказала большое влияние на грамматики последующего времени, что сказалось и в усвоении
намеченной системы частей речи.
Вплоть до XVIII—XIX веков ученые полагали, что деление на части речи, выдвинутое в Греции и Риме,
может быть применено к любым языкам и всюду будет верным. Для XVII— XVIII веков было характерным
стремление построить всеобщую грамматику на основе общности логических понятий. Такая грамматика получила
название рациональной (от латинского ratio — разум) грамматики. Только постепенно знаком, ство с большим числом
новых языков, имеющих своеобразный грамматический строй, отличный от грамматического строя известных ранее
европейских языков, показало ученым невозможность построения одинаковой для всех языков системы частей речи и
одинакового для всех языков определения отдельных частей речи. Стало ясно, что части речи представляют собой
сложные грамматические явления, что в разных языках много своеобразия и в делении слов по частям речи, ,и в
признаках разных частей речи. Это объясняется тем, что классификация слов по частям речи определяется не только
связью с мышлением, но и особенностями языковой системы каждого языка, т. е. к выделению и определению частей
речи надо подходить, исходя из самого языка, его системы, его особенностей.
При классификации слов по частям речи решающее значение имеет наличие общего основного
грамматического значения. Естественно, что эта общность значения не связана с общностью или сходством
лексических значений, последние могут быть у слов, относимых к одной и той же части речи, очень разными.
Например, никто не усомнится, что слова стол, белизна, мысль, волнение, пятерка при всей разности; их
лексических значений должны быть отнесены к существительным, а слова ходить, думать, стоять, молчать,
находиться — к глаголам. Относить разные по лексическому значению слова к одной части речи позволяет наличие
в них общего основного грамматического значения.
Для существительных таким общим значением оказывается понятие предметности. Какое бы конкретное
лексическое значение ни имело существительное, оно всегда называет предмет, т. е. общим для всех
с у щ е с т в и т е л ь н ы х является з н а ч е н и е п р е д м е т н о с т и . Термин п р е д м е т в данном случае не
означает просто «вещь», он понимается значительно шире, как обозначение явлений действительности, отраженных,
преломленных в нашем сознании. Такие слова, как понятие, представление, сущность, радость, волнение и т. п.
также передают значение предметности. Важным признаком предметности является н е з а в и с и м о с т ь , т. е. то,
что данное понятие самостоятельно, а не признак какого-то другого. Так, красный, ходить, молчать, знать и т. п.
обозначают признаки, действия, состояния, связанные с чем-то, каким-то предметом, характеризующие его (красный
предполагает, что определяется что-то или кто-то; ходит — что кем-то совершается данное действие, и т. д.); они
предполагают наличие соответствующего предмета, но образованные от них краснота, белизна, ходьба, хождение,
молчание, знание и т. п. уже независимы от какого-либо предмета, они сами как бы опредмечиваются, т. е.
воспринимаются как названия предмета. Грамматическое значение предметности и позволяет объединить такие слова,
как дом, высота, веселость, вождение, свойство и т. п. в один класс — имена существительные.
П р и л а г а т е л ь н ы м свойственно общее значение быть названием п р и з н а к а (белый цвет, каменный
дом, веселое настроение), г л а г о л а м — выражать п р о ц е с с (действие, состояние), н а р е ч и я м — передавать
п р и з н а к д е й с т в и я и т. д.
Общностью значения всех слов, входящих в данную часть речи, части речи связываются с реальной
действительностью. «В основе выделения любой части речи лежит обозначение определенных реальных предметов и
явлений самой действительности» т. е. различение предметов, признаков, действий, признаков действий и т. п. в
самой действительности и дает основание для выделения соответствующих частей речи в языке.
Но общность основного грамматического значения, являясь ведущим признаком, не устраняет необходимости
учитывать при классификации слов по частям речи и некоторые другие признаки, возникающие на базе наличия
общего грамматического значения. Мы знаем, что в языке, как и всюду, значение и форма существуют в единстве,
следовательно, при выделении частей речи очень важно учитывать и форму слов, их формальные признаки.
Грамматические различия частей речи складываются на базе объективно существующих в природе реальных
различий, но оформляются они в каждом языке на основе материала самого языка, иод влиянием особенностей его
структуры. Отсюда необходимость учета грамматической формы слова. Нельзя забывать также о том, что слова в
языке входят в состав предложения — основной коммуникативной единицы языка, что заставляет обращать внимание
и на синтаксические функции слова.
Общность основного грамматического значения слов, входящих в ту или иную часть речи, определяет
наличие у них общих морфологических и синтаксических свойств, признаков.
М о р ф о л о г и ч е с к и е с в о й с т в а частей речи определяются прежде всего двумя моментами: 1)
наличием у каждой части речи определенных, свойственных ей грамматических категорий; 2) своеобразием
изменений слов, относящихся к данной части, речи. Имеется и третий момент (наличие у каждой части речи своих
своеобразных аффиксов и других словообразовательных средств), но его роль в выделении частей речи меньшая.
Одна часть речи от другой отличается своими, присущими ей грамматическими категориями. Так,
существительным в русском языке свойственны грамматические категории рода, падежа, числа, одушевленности —
неодушевленности, конкретности, абстрактности, вещественности, собирательности и т. п. Прилагательным
свойственна специфическая для них категория степеней сравнения, глаголам — категория залога, вида, времени,
наклонения, лица и т. п. Некоторые категории распространяются на ряд частей речи (например, категория числа
свойственна существительным, прилагательным, местоимениям, глаголам), но в каждой части речи есть своеобра, зие
в проявлении этой категории. Так, если у существительных число — самостоятельная категория, отражающая отно
шения, существующие в реальной действительности, то число у прилагательных зависит от числа существительного,
которым данное прилагательное употреблено (большой сто и большие столы).
Отдельные грамматические категории могут охватывать не всё слова, входящие в данную часть речи. Так, не
все глаголы имеют лицо, есть даже особая группа безличных; глаголов.
Части речи отличаются и характером морфологически» изменений. Так, в русском языке существительные
изменяются по падежам, т. е. склоняются; прилагательные изменяются по числам, родам и падежам; глаголы — по
лицам, временам, т. е. спрягаются; наречия не знают ни спряжения, ни склоне-ния. Опять-таки в каждой части речи
могут быть слова, выпадающие из системы свойственных этой части речи изменений. Среди существительных есть
несклоняемые существительные (но категория падежа у них есть); глаголы прошедшего времени в русском языке
изменяются не по лицам, а по родам и т. д.
Слова, относящиеся к разным частям речи, отличаются и присущими им словообразовательными аффиксами.
Так, а английском языке -ness, -trig — специфические суффиксы существительных (business — дело, занятие, building
— строительство), -ish — прилагательных (childish — детский), -ate — глаголов (generate — производить, порождать)
В китайском языке существительные имеют специфические суффиксы: -цзы (дао-цзы — нож), - р (хиар — цветок),
-тоу (ши-тоу — камень), прилагательные —- -жань, -янь, -ху, -эр, -жу. Для глаголов в узбекском языке очень
характерен аффикс -ла: (тиш-ла-мок — кусать (от тиш — зуб), арра-ла-мок — пилить (от а р р а — пила) и т. д.
С и н т а к с и ч е с к и е п р и з н а к и частей речи также распадаются на две группы: 1) функция слова в
предложении, т. е. является ли слово членом предложения, а если является, то каким, и 2) сочетаемость слова с
другими частями речи.
Для многих языков синтаксическая функция слова имеет очень большое значение при определении его
принадлежности к той или иной части речи. В китайском языке, например, самый важный функциональный признак
существительного — это то, что существительное самостоятельно (без связки) не может быть сказуемым в
предложении. В русском языке существительному свойственно быть в предложении подлежащим или дополнением,
прилагательному — быть определением, глаголу — сказуемым и т. д.
Очень важна и сочетаемость слов: существительное определяется прилагательным (легкое движение,
быстрый бег), глагол — наречием (движется легко, быстро бегает). В английском языке, например,
существительное характеризуется своей сочетаемостью с глаголом, прилагательным и особенно артиклем, но при
этом сочетание с прилагательным внешне не выражено (ср.: the red pencil — the red pencils, где форма
прилагательного не меняется: красный карандаш — красные карандаши).
Для частей речи очень важны и синтаксические и морфологические признаки, но первое место все же
принадлежит синтаксическим признакам, так как они связаны с ф у н к ц и е й слова в предложении, т. е. в высшей
единице языка, выполняющей коммуникативную функцию (см. § 4). От синтаксической функции слова часто зависят
и его морфологические признаки. Например, сравним в русском языке: Сакля была прилеплена одним боком к скале
(Лермонтов), Н а братца поглядывает боком (Пушкин). В первом предложении боком — существительное, так как
выступает в предложении в роли дополнения (прилеплен чем?), имеет при себе определение — числительное (одним),
являясь существительным, боком имеет форму единственного числа мужского рода творительного падежа. Во втором
предложении боком — наречие, т. к. в предложении это обстоятельство (поглядывает как?), примыкает к глаголу и,
выступая как наречие, не имеет ни рода, ни числа, ни падежа. Аналогичное явление в пред. ложениях В дали голубой
видны группы деревьев, где в дали— существительное женского рода единственного числа в предложном падеже с
предлогом, и Облаком волнистым пыль-встает вдали, где вдали — наречие, не имеющее ни рода, ни числа, ни
падежа (см. примеры перехода слов из одной части речи в другую на стр. 201—202).
Таким образом, ч а с т и р е ч и — б о л ь ш и е к л а с с ы с л о в , о б ъ е д и н е н н ы е о б щ и м
г р а м м а т и ч е с к и м з н а ч е н и е м , что п р о я в л я е т с я в о т н о с и т е л ь н о м е д и н с т в е
свойственных им грамматических признако1.
Деление слов по частям речи характерно для всех языков, но количество частей речи, признаки их,
противопоставленность друг другу в разных языках проявляются по-разному.
§ 58. Части речи и их различия по языкам
Все слова в языке относятся к какому-то определенному грамматическому классу, т. е, к определенной части
речи. Признавая наличие частей речи во всех языках, мы, однако, должны отметить следующее: 1) не во всех языках
выделяются одни и те же части речи; 2) в разных языках есть существенные различия в характерных признаках одной
и той же части речи; 3) отношения между частями речи в разных языках, степень их близости друг к другу — разные;
4) в истории развития любого языка могут произойти существенные изменения в составе частей речи, в их
характерных признаках.
При описании разных частей речи в разных языках прежде всего бросается в глаза их функциональная
неравноправность. Существительные, прилагательные, глаголы, наречия, местоимения, числительные способны быть
членами предложения. Они одни, без других вспомогательных слов, могут образовывать предложения ( Л у г покрыт
зеленой травой. Славная осень. Здоровый, ядреный воздух усталые силы бодрит и т. п.). Наоборот, союзы, предлоги,
частицы не могут быть членами предложения и не могут самостоятельно образовывать предложения. Междометия не
могут быть членами предложения, они или образуют самостоятельные эквиваленты предложений или примыкают к
другим предложениям.
Наличие таких различий позволяет делить все части речи на два разряда: самостоятельные и служебные.
Служебные слова некоторые исследователи называют не частями речи, а частицами, подчеркивая их зависимый
характер.
Выделение особых служебных частей речи, по-видимому, свойственно всем языкам. Обычно служебные
части речи, кроме отличий грамматического порядка, о которых говорилось выше, отличаются и фонетически. Так, во
многих языках они не имеют или могут не иметь на себе ударения, примыкая к знаменательному слову (см. § 15); в
китайском языке такие слова (они называются «пустыми») не имеют тональности, обязательной для каждого
знаменательного слова. Назначение служебных слов — выражать отношения между словами в предложении, частями
сложных предложений, передавать отношение к действительности, характеризовать знаменательные части речи.
Количество частей речи, относимых к служебным словам, их типы различны в разных языках. В одних языках — это
союзы, предлоги, частицы (в русском), в других к ним прибавляются артикли (в немецком, английском, французском),
в третьих — предлоги заменяются послелогами (.узбекском, татарском и других тюркских языках).
Междометия во всех языках стоят особняком, их назначение — выражать чувства или побуждения, не
называя их. Исследователи отдельных языков, например тюркских, рядом с междометиями ставят особые
звукоподражательные слова (мимемы), назначение которых образно-звуковое воспроизведение окружающей
действительности. Примером могут быть узбекские: лип-лип лоп-лоп (образное подражание миганию: Лампа лип-лип
лоп-лоп этиди-да, учди — лампа «миг-миг» и потухла), шап-шап — (чмокать), дир-дир — (дрожать) и т. n.
Особое место в классификации слов по частям речи заниЛ мают так называемые модальные слова (от
латинского modus — наклонение). Модальные слова выражают отношеЯ ние говорящего к высказываемой мысли
(сравнить: он, очевидно, уехал; он, кажется, уехал; он, возможно, уехал; он, несомненно, уехал; он, конечно, уехал и т.
д.). Слова такогш типа имеются во многих языках (ср. английское: Timothy, inm deed, was seldom seen — Тимоти,
действительно, видели редв ко), но их специфические признаки и отношение к друга Л частям речи изучены слабо. Не
решен даже вопрос о правое мерности их выделения в особую часть речи.
Среди самостоятельных (знаменательных) частей речи обычно выделяются более близкие друг другу группы.
Поскольку разными исследователями выделение проводится по разным признакам, то и группы намечаются разные.
А. А. Шахматов противопоставлял существительные, выражающие «независимые представления», другим частям
речи, которые передают «представления зависимые» (см. § 57). О. П. Суник, противопоставляя существительные,
передающие общеграмматическое (основное) значение предметности, остальным частям речи, выделяет среди
последних слова-признаки, которые в свою очередь делятся на слова-признаки статические (прилагательные) и слова-
признаки динамические (глаголы), и слова-признаки этих признаков (наречия) (ср-Большой волк высоко подпрыгнул,
где большой и подпрыгнул выражают признаки (статический и динамический) предмета, а высоко передает признак
динамического признака).
Е. Курилович классифицирует знаменательные части речи, («минимально свободные формы», по его
терминологии) по их функции на части речи с экспрессивной функцией (от латинского expressio — выражение), т. е.
с функцией выражения (междометия), и части речи с репрезентивной (от французского representant — представитель)
функцией, т. е. соотнесенные с действительностью (предметами и признаками) — все остальные части речи, из
которых далее выделяются местоимения с дейктической (указательной) функцией.
При учете прежде всего формальных признаков частей речи отчетливо противопоставляются глаголы и имена
(существительные, прилагательные, числительные).Много споров вызывает и определение места в системе таких
частей речи, как числительные (порядковые числительные иногда относят к прилагательным) и особенно местоиме-
ния (выделяют местоименные прилагательные и т. п.).
Трудности, испытываемые при систематизации частей речи, различия в решении этого вопроса зависят не
только от наличия разных подходов к проблеме, но и от разнообразия самих частей речи и их соотношения друг с
другом. Вряд ли можно построить единую систему частей речи для всех языков, так как если основное
грамматическое значение у них в разных языках одинаково, то формальные признаки и синтаксические функции
весьма различны, а не учитывать их, конечно, нельзя. Так, по формальным признакам во многих языках
противопоставляются друг другу имена и глаголы. Такое противопоставление характерно для индоевропейских
языков, тюркских и ряда других, но оно имеется не во всех языках. В китайском, индонезийском и ряде других языков
прилагательные ближе к глаголу, чем к существительному. В китайском языке прилагательное объединяет с глаголом
способность быть сказуемым без помощи связки.
Но различаются языки, как уже говорилось, не только группировкой и соотношением частей речи, но и
признаками отдельных частей речи. Эти различия связаны прежде всего с различиями в грамматических признаках
частей речи, особенно — в их морфологических признаках. Покажем эти различия на примере грамматических
категорий, свойственных существительным в узбекском и китайском языке. Сравнение их с приведенными выше (см.
§ 57) грамматическими категориями существительных в русском языке поможет понять специфику частей речи в
разных языках.
В узбекском языке существительным присущи следующие грамматические категории: числа,
принадлежности, падежа, определенности и неопределенности, лица и не-лица; делятся узбекские существительные,
как и русские, на собственные и нарицательные. Как видим, в узбекском у существительных нет рода. Вместо
категории одушевленности и неодушевленности узбекский язык, как и другие тюркские языки, различает категорию
лица, куда относятся люди и мифические существа, наделяемые качествами людей (к ним применяется
вопросительное местоимение ким — кто: «Бу ким?; Б у укувчи — Кто это? Это ученик; Ким билан? укувчилар билан
— С кем? С учениками), и не-лица, куда относятся названия неодушевленных предметов и животных (показатель-
вопросительное местоимение нима — что: Б у нима? Б у даф-тар, бу от, б у сигир — Что это? Это тетрадь, это
лошадь, это корова; Нима билан? Б у р билан, сигир билан — С чем? С мелом, с коровой и т. п.).
Своеобразна и категория числа в узбекском языке. Узбекское существительное не имеет собственно
единственного или множественного числа. Называя предмет, существительное представляет его как нечленимое
множество: киз — девушки вообще (несколько похоже на русское девчата), куш — птица. Если надо выделить
предмет, пользуются местоимениями или числительными ( б у куш — эта птица, бир куш — одна птица), или
аффиксами принадлежности (см. § 54): кушим — моя птица. Им противостоит форма численного множества: кизлар—
девушки, кушлар—птицы, дустлар — друзья. О специфике категории падежа говорилось в § 55, а о категории
принадлежности в — § 54. Категория определенности сближает узбекский и другие тюркские языки со многими
индоевропейскими языками, например, английским, французским, немецким (ср. узбекское: б и р от (какая-то ло-
шадь) с английским a horse, французским ип cheval, немецким ein Pjerd). Определенность чаще всего выражается аф-
фиксами принадлежности: китобим — моя книга, китоби — его книга. Но в узбекском языке есть и нейтральная
форма, не содержащая указания на определенность — неопределенность: кушлар учадилар — птицы ( и
определенные и любые) летают.
Самым характерным признаком существительных в китайском языке является отсутствие у них
самостоятельной предикативности, т. е. способности быть сказуемым без помощи связки. Китайским
существительным свойственна категория лица и не-лица. Существительные, обозначающие лед, могут быть
оформлены суффиксом -мынь: гэрмынь — братья, хайцзымынь — дети, для существительных, обозначающих не-
лицо, такой суффикс не применим. Различаются они и по вопросительным местоимениям шуй (шэй, сый) — кто и
шэм-ма (шымма, ша, са, м а ) —что. Китайские существительные не имеют категории числа в привычном нам
понимании, но они распадаются на две группы: слова, обозначающие единицы измерения, и слова, не обозначающие
единицы измерения. Первые могут непосредственно соединяться с числительными: cam н я н — три года, у л и —
пять верст, сань ц з и н ь — три фунта; вторые требуют постановки между числительным и существительным
специального показателя единицы измерения: и цзинь ж о у — один фунт мяса, и гэ ж е н ь — один (штуха) человек,
у пи м а — пять (штук) людей. Происходит это потому, что китайские существительные означают не единичный
предмет или расчлененное множество, а целый класс предметов, из которого специально выделяется отдельный
предмет (ср. русские: жемчуг — жемчужина, дробь — дробина, снег — снежинка и т. д.). Для китайских существи-
тельных поэтому очень важно деление на вещественные (не допускают счета) и невещественные (допускают счет).
Специфической особенностью китайских существительных является наличие среди них особого класса слов,
выражаю, щих неотчуждаемую принадлежность, куда относятся существительные, обозначающие части тела, части
растений: тоу— голова, бицзы — нос, ецзы — листья, чжыцэы — ветви и т. п. Они имеют особенности и в
суффиксальном оформлении и в употреблении в предложении (ср-: га тоу тэн — у него болит голова, а буквально: он
голова болит).
Интересно отметить, что, по мнению некоторых исследователей (например, А. В. Исаченко), категория
отчуждаемости и неотчуждаемости есть и в русском языке. Проявлением этой категории является, например,
употребление при некоторых глаголах творительного падежа существительных, когда имеется в виду предмет,
органически связанный с производителем действия (тряхнуть головой, трясти хвостом, покачать ногой, качал
головой и т. п.), и винительного падежа, когда такой связи нет (тряхнуть дерево, качать колыбель, покачал ребенка и
т. п.). Аналогичное противопоставление видят и в оборотах: Он стоит ко мне спиной, Он повернулся боком
(творительный беспредложный при неотчуждаемости) и Он говорит с волнением, слушал с интересом, прошли с
трудом (творительный с предлогом с при выражении обстоятельства образа действия существительными со
значением отчуждаемых предметов).
В каждом языке части речи подвергаются значительным изменениям в ходе исторического развития языка.
Происходит переход слов из одной части речи в другую, например, слова мостовая, портной, насекомое были когда-
то прилагательными, но затем перешли в разряд существительных (см. § 51). Части речи могут утрачивать
свойственные им ранее грамматические категории и приобретать новые категории. Так, существительные в
английском языке утратили постепенно категорию рода; существительные в русском языке когда-то не различали
категорию одушевленности — неодушевленности, лишь постепенно эта категория развилась и получила специальное
выражение в форме винительного падежа, совпадающей с родительным для существительных одушевленных (вижу
ч е л о в е к а ) и с именительным — для существительных неодушевленных (вижу с т о л ) . Происходят изменения и в
способах оформления грамматических категорий, например, в русском языке в оформлении падежных форм
существительных постепенно предлоги стали играть большую роль, чем раньше (ср. современные: на том месте,
идет в Новгород, подошел к Киеву и древнерусские: томь месте, иде Новъгородъ, поиде Кыеву и т. д.).
Все это свидетельствует о том, что части речи, как и другие элементы языка, находятся в состоянии
непрерывного развития и изменения.
§ 59. Словосочетание
Нам осталось рассмотреть еще две очень важные единицы языка, изучением которых занимается синтаксис,
— словосочетание и предложение.
В понимании словосочетания в языкознании нет полного единства, поэтому и определения словосочетанию
даются очень разные.
Особенно много разногласий вызывает вопрос о границах словосочетания. Некоторые ученые, например А.
М. Пешковский, называют словосочетанием всякое сочетание слов, в том числе и сочетание знаменательного и
служебного слова (при дороге, около дома), отдельные представители европейского языкознания относят к
словосочетаниям даже сочетание существительного с артиклем: das H e f t , der Arbeiter, the table. Большинство
языковедов признают словосочетанием только сочетание самостоятельных (знаменательных) слов (читаю книгу,
книга брата, интересная книга и т. п.).
Признавая словосочетанием только сочетания знаменательных слов, некоторые ученые не вносят других
ограничений. Словосочетаниями они считают как сочетания равноправных слов, соединенных сочинительной связью,
например, сочетание брат и я в пушкинской фразе «Нас было двое: брат и я», так и сочетания неравноправных слов,
из которых одно выступает как главное (стержневое), подчиняющее себе другое (ср.: душистое сено, творчество
поэта, думает думу, изучать математику, гордо росли, где всюду есть главное и зависимое слово — сено какое?
думает что? росли как? и т. д.). Такова точка зрения A. H. Гвоздева, П. С. Кузнецова, В. П. Сухотина . А. Н. Гвоздев,
например, считает необходимым разграничивать сочинительные (браг и сестра) и подчинительные словосочетания
(моя сестра, книга брата).
Другие исследователи к словосочетаниям относят лишь сочетания неравноправных слов, основанные на
подчинительной связи, считая, что только они создают особую синтаксическую единицу (В. В. Винопрадов, Н. Ю.
Шведова и другие). Смысловое единство таких словосочетании создается особыми отношениями между главным
(стержневым) и зависимыми словами. Эти отношения могут быть различными:
1. Зависимое слово может определять главное (стержневое), называть какой-то его признак, свойство
(радостная весть, чистое небо, поющие птицы, мой брат, поэма Маяковского). Такие словосочетания называются
а т р и б у т и в н ы м и (от латинского attributum — присовокупление).
2. Зависимое слово может называть какой-то объект, связанный с определяемым стержневым словом (пишет
письмо, изучает математику, залог успеха), такие словосочетания называют о б ъ е к т и в н ы м и , или
о б ъ е к т н ы м и (от латинского objectum — предмет).
3. От атрибутивных словосочетаний отличают р е л я т и в н ы е (от латинского relativus — относительный), в
которых зависимое слово называет признак, но не как свойство предмета, а как отношение между признаком предмета
и тем, как этот признак относится ж предмету — носителю признака (ср., например: быстрая ходьба, громкое
чтение, умелая игра, стремительный бег и т. п., где называется признак как качество, свойство определенного
предмета, следовательно отношения— атрибутивные, и быстро ходит, громко читает, умело играет, стремительно
бежит, пде называется тризнах действия, но само-то действие есть признак, свойство какого-то предмета (ходит
кто-то, читает мальчик, девочка, человек и т. д., см. § 57). Такие отношения и называются релятивными.
Некоторые ученые относят к словосочетаниям и сочетания слов, в которых выражены предик атив н ы е (от
латинского praedicatum — сказуемое) отношения (напр. П. С. Кузнецов, В. П. Сухотин, см. указ. работы).
Предикативные отношения выражают отношение содержания высказывания к действительности (ср.: трава растет,
трава росла, трава не растет, росла бы трава и т. п. — подробнее см. ниже, § 91). Сам характер предикативных
отношений — выражение соотношения содержания высказывания с действительностью — определяет связь их с
основной коммуникативной единицей — предложением и существенно отличает от других типов отношений, где нет
этого соотношения (ср.: зеленая трава растет, росла, будет расти, не растет и т. п., где атрибутивное слово-
сочетание зеленая трава сохраняется неизменно и по форме и то выражаемым отношениям при разной
соотнесенности высказывания с действительностью). При предикативных отношениях наблюдается иной тип связи
между словами, отличный от характера связи три непредикативных отношениях. Сравним, (например, словосочетания
с объектными отношениями пишешь письмо, пишу письмо, писала письмо, писать письмо и т. tn. и сочетания я пишу,
ты пишешь, брат писал, сестра писала и т. и. В первом случае равные формы глагола (подчиняют себе зависимое
слово в одной и той же форме, во втором ряду примеров формы слов координируются (от латинского со (п)— вместе
и ordinatio — расположение в порядке), т. е. согласуются друг с другом (о типах связи см. ниже).
Особенности предикативных отношений существенно отличают их от других типов отношений,
наблюдающихся в словосочетаниях, поэтому большинство современных исследователей сочетании слов, возникшие
на основе предикативных отношений, не считает словосочетаниями.
Таким образом, под с л о в о с о ч е т а н и я м и принято понимать с о ч е т а н и я с а м о с т о я т е л ь н ы х
н е р а в н о п р а в н ы х слов, в ы р а ж а ю щ и х н е п р е д и к а т и в н ы е о т н о ш е н и я (т. е. атрибутивные,
объективные или релятивные). Рассмотрим признаки словосочетания как особой синтаксической единицы.
Важным признаком словосочетаний является то, что они выражают е д и н ы е п о н я т и я , но выражают их р а с ч л
ен е н н о. Это хорошо видно из таких сопоставлений, как баранина и мясо барана, китаист и специалист по
Китаю, рыбачить и ловить рыбу (ср.: Он любил рыбачить и Он любил ловить рыбу). Эта особенность сближает
словосочетания со словами и позволяет говорить о наличии у словосочетания, так же как и у слова, номинативной
(назывной) функции.
Вторым важным признаком словосочетания является то, что это г р а м м а т и ч е с к о е е д и н с т в о ,
оформленное по законам и правилам данного языка. Между слонами! словосочетания всегда имеется четко
выраженная подчинительная грамматическая связь, основные виды которой будут рассмотрены в следующем
параграфе.
Третьим очень важным признаком словосочетаний является то, что это—н е к о м м у н и к а т и в н а я
е д и н и ц а . Участвовать н выполнении коммуникативной функции словосочетания могут только в составе
предложения (см. § 61).
В любом языке словосочетания очень разнообразны. Классификация словосочетаний проводится на разной
основе и в связи с этим выделяются разные типы словосочетаний. Особенно важна классификация словосочетаний по
их с т р у к т у р е . В основном выделяется два типа словосочетаний: простые и сложные. П р о с т ы е
словосочетания образуются непосредственно на основе одного из основных видов связи слов (согласования,
управления, примыкания, см. § 60). Такие сочетания обычно двучленны (читать газету, белый платок, чашка чаю;
английские: the red pencil — красный карандаш, to make a report — делать доклад; немецкие sehr gut — очень
хороший, die deutsche Sprache — немецкий язык, der bose Lowe — злой лев, die Lust zu arbei-ten — желание работать;
узбекские: якгц китоб — новая книга, икки удди — ударил дважды, уйнинг томи — крыша дома, милтикли киши —
человек с ружьем; татарские; ааягь усал — очень злой, китап укыдым — читал книгу, ятып, укый — читает лежа.
Сложные словосочетания образуются при соединении двух или более простых словосочетаний с одним и тем
же стержневым (главным) словом: близкий ему по крови, красивая лампа с абажуром, красивая вышивка крестом по
канве. Последнее время стали выделять и третий тип словосочетаний— к о м б и н и р о в а н н ы е . Так называют
соединение нескольких простых или сложных словосочетаний с разными стержневыми словами: изъявил желание
работать на стройке, хороший друг моего отца, неожиданно сильный удар кожаного мяча. Сравнение структуры
двух словосочетаний хорошо показывает разницу между ними.
Наряду с классификацией словосочетаний по характеру отношений между их членами на атрибутивные,
объектные и релятивные (см. выше) иногда проводят классификацию на о п р е д е л я ю щ и е (атрибутивные) и
д о п о л н я ю щ и е (комплетивные). Примером первых являются дом отца, удар мяча, роман Тургенева,
интересный человек; английские the roof o f the house — крыша дома, the red bag — красная сумка и т. п. В таких
словосочетаниях зависимое слово определяет, характеризует стержневое. Примером вторых могут быть: любит
читать, читать книгу, пойти обедать, вступить в отряд; английские to play the game — соблюдать правила, to save
one's face — спасать репутацию, to begin working — начать работать; немецкие Beistand leisten — оказывать
содействие, Ball spielen — играть в мяч, eine Brucke schla-gen — строить мост, Freude bereiten — доставлять удоволь-
ствие и т. п. Зависимое слово в таких словосочетаниях дополняет значение стержневого слова.
Одним из способов классификации словосочетаний является деление их на типы по х а р а к т е р у
с т е р ж н е в о г о с л о в а . Прежде всего выделяются именные и глагольные типы словосочетаний. Примерами
и м е н н ы х типов, т. е. таких, где главное слово—имя, могут быть русские: высокие горы, первый снег, близкий к
городу, весьма старательный, друг Пушкина, ход конем и т. д.; немецкие: dieses neue Aggregat— этот новый агрегат,
unser erster Sputnik — наш первый спутник, die Erfolge Pauls — успехи Павла; английские: the brigh sun — яркое
солнце, very good — очень хороший, a first step — первый шаг, the boy's book — книга мальчика; узбекские: иккинчи
стол — второй стол, тош куприк — каменный мост (буквально: камень мост). Примерами г л а г о л ь н ы х типов
являются русские: резать бумагу, изготовил литье, наполнил водой, возвращались с охоты, трижды ходила и т. п.;
немецкие: dankte den Kollegen — поблагодарил коллег, (er) wandte sick mit einer Bitte — обратился с просьбой, liegt
dorf — лежит там, schon schreiben — красиво пишет; английские: to want to say—хотел сказать, making a report—
делать доклад; узбекские: яхши гапиради — (он) хорошо говорит, отасини севади — (он) любит своего отца.
Именные словосочетания делят на с у б с т а н т и в н ы е (от латинского substantivus — самостоятельный,
существительный), в которых стержневое слово — существительное (размышление о будущем, вечерний закат;
английское a good book — хорошая книга) и а д ъ е к т и в н ы е (от латинского adjectio — присоединение,
прибавление), в которых стержневое слово — прилагательное (очень добрый, неуместно громкий; немецкое etwas faul
— немного ленивый). Иногда особо выделяют словосочетания с числительными: седьмой от угла, первый по списку,
обе дочери, трое в шинелях и т. д.
Выделяют также н а р е ч н ы е словосочетания, в которых стержневое слово — наречие (немного печально,
не очень ласково, весьма искусно, подальше от дома; английское well enough — довольно хорошо; немецкое recht
schon — очень красиво), и м е с т о и м е н н ы е , в которых стержневое слово — местоимение (что-то белое, некто
из класса, каждый из них; английское all o f them — они все).
Приведенные примеры показывают, что в разных языках есть значительная общность в типах
словосочетаний, но наряду с такой общностью много и различий, которые проявляются: 1) в большем или меньшем
распространении того или иного типа словосочетаний (например, в английском преобладают глагольные
словосочетания); 2) в большей ила меньшей дифференциации типов словосочетаний (например, в венгерском нет
общего типа именных словосочетаний, так как сочетания со стержневым словом — прилагательным н стержневым
словом — существительным очень различны; 3) особенностях внутренней структуры словосочетаний, характере связи
входящих в них слов.
Все слова, входящие в словосочетание, связаны между собой. Связь эта осуществляется в каждом языке по
нормам и правилам грамматики данного языка. Вместе с тем есть и нечто общее в типах связи слов в разных языках. В
языкознании принято выделять три основных типа связи слов; согласование, управление, примыкание.
Согласование — такой способ связи, при котором главное слово требует в подчиненном обязательного
повторения общих для них грамматических категорий, т. е. если у обоих слов есть род, то он должен быть одинаков,
если есть число, то оно должно быть одинаково, и т. д. Например, в зависимом слове белый в словосочетании белый
мех повторяются грамматические значения мужского рода, единственного числа, именительного падежа,
свойственные существительному мех. То же наблюдаем в словосочетаниях: глубокая река, на крутом берегу, старой
сосне, разных людей и т. п.
Основная грамматическая функция согласования — выражение принадлежности предмету признака,
обозначенного зависимым словом: на далекой реке, в густом лесу, к самой высокой горе и т. п. Но согласование не
дает указаний на различие в отношении признака к предмету (ср.: новая дверная ручка и новая ручка от двери, новая
ручка для двери, новая ручка у двери и т. п.).
Форма зависимого слова выражает связь с определяемым предметом, показывает, к какому предмету
относится называемый признак. Например:
ветви засохшего старого дуба
и
ветви засохшие старого дуба
Согласование наблюдается не только в рамках словосочетания, но и в рамках предложения. Типы
согласования довольно разнообразны. Обычно различают полное и неполное согласование.
Согласование называется п о л н ы м , если совпадают все грамматические значения, как было в приведенных
примерах. Таковы же немецкие: ein neuer Bleistift (новый карандаш), ein neues H e f t (новая тетрадь), eine neue Feder
(новое перо), ich nehme diese deutschen Zeitungen (я беру эту немецкую газету).
Согласование называется н е п о л н ы м , если зависимое слово уподобляется главному не во всех общих у
них формах. Например: он пришел домой усталым, где он и усталым согласуется в роде (ср.: она пришла домой
усталой), в числе (они пришли домой усталыми), но не согласуется в падеже; он — именительный падеж, а усталым
— творительный. Такое отсутствие связи в падеже объясняется наличием связи слова усталым не только с
местоимением он, но и с глаголом пришел.
К случаям неполного согласования ранее относили и связь между сказуемым и подлежащим: девочка бегала,
мальчик прыгал — согласование только в числе и роде, так как у глагола нет формы падежа; дом стоит, дерево
растет, листья шумят — согласование в числе и лице, нет согласования в роде и падеже. Очевидно, такой взгляд
неправомерен, так как дело не в отсутствии согласования в каких-либо формах, а в отсутствии самих форм. А главное,
характер связи