Кауненко Ирина, Каунова Наталья

Институт Культурного Наследия, Академия Наук Молдовы

ПСИХОЛОГИЯ БОЛЬШИХ СОЦИАЛЬНЫХ ГРУПП:

ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
PSYCHOLOGY OF BIG SOCIAL GROUPS: ETHNO-PSYCHOLOGICAL
ASPECT
Резюме
Исследование больших социальных групп сравнительно молодое направление в науке.
Актуальность исследования данных групп определена тем, что значимые черты
человеческой психики формируются на макросоциальном уровне. В больших
социальных группах создаются исторически конкретные социальные нормы, ценности и
установки (Дилигенский). В настоящее время исследуются большие социальные группы
как коллективные субъекты, их возможности и особенности.
Исследование идентичности этнических групп, тенденций их изменений даёт
возможность нахождения эффективных форм взаимодействия социальных институтов
и менталитета в период трансформации общества. В эмпирическом исследовании
идентичности этнических групп Республики Молдова выявлена положительная
самоидентификация, коллективистические ценностные ориентации (различной
вариативности). Базовыми маркерами, консолидирующими общество являются –
религия, общее историческое прошлое, общее место жительства.
Учёт особенностей стратегий поддержания этнической идентичности в ситуации
системных изменений общества является основой для расширения общего
семантического пространства, оптимизации культурных ценностей, с которыми
связано социально- экономическое развитие региона. Результаты нашего эмпирического
исследования выявили высокую динамичность межэтнических процессов, для
рефлексии которых требуется постоянный научный этнокультурный мониторинг.
Abstract
Studying of big social groups is a relatively new scientific direction. Its relevance is
determined by the fact that some significant features of human psyche form on the macro
psychological level. Historically specific social norms, values and attitudes are created in the
big social groups (Diligenski). Today the research comprises big social groups as collective
subjects, their possibilities and special features.
Studying ethnic groups’ identity and tendencies of their changes allows it to find some
effective forms of interaction between social institutions and mentality in a transition society.
The empiric research of identity of the ethnic groups of the Republic of Moldova revealed a
positive self-identification and collectivist value orientation (of different variability). The main
markers of society consolidation are religion, common historical past and common place of
living.
Taking into account the strategies of ethnic identity maintenance in the situation of systemic
societal changes is key to expanding of the common semantic space and cultural values
optimization – factors, which influence on the social-economic development of the region. The
results of our empiric research revealed a high dynamism in interethnic relations,
understanding of which involves a continuous scientific ethnocultural monitoring.
Исследование больших социальных групп сравнительно молодое направление в
науке. Психологические феномены современной жизни – расизм, дискриминация,
влияние пропаганды, слухов и СМИ, революционно настроенные толпы конца XX-

87
начала XXI в. на территории бывшего СССР, являются предметами исследования в
социальной психологии больших групп [22].
Важность исследования больших социальных групп определена тем, по мнению
Г.Г.Дилигенского, что «содержание социально значимых черт человеческой
психики формируется именно на макросоциальном уровне: в больших устойчивых
социальных группах создаются исторически конкретные социальные нормы,
ценности и установки, которые «доводятся» до индивида посредством малых групп
и межличностного общения» [5].
Н.Н Богомолова, А.И Донцов, Т.В Фоломеева для дифференциации устойчивых
больших групп выделяют следующие признаки: этнический, посредством, которого
выделяют этносы (нации, народности); экономический, позволяющий вычленять
социальные классы (страты); политический, используемый для различения членов и
сторонников тех или иных партий и движений; профессиональный, формирующий
группировки людей по виду и характеру труда, профессиональному образованию и
уровню квалификации (учителя, врачи, шахтёры, актёры); религиозный,
объясняющий приверженцев различных вероисповеданий; гендерный (женщины,
мужчины); возрастной (дети, пожилые люди); территориальный, связанный с
местами проживания (горожане, сельские жители, сибиряки, москвичи). Данные
группы своеобразны по способам образования, но обладают рядом сходных черт:
 во-первых, членов большой группы связывают символические отношения,
порождённые сходством условий, образа жизни, ценностей, переживаний. В
обычных условиях такие группы являются общностями лишь в сознании их
участников
 во-вторых, данные группы воспринимаются как «естественные» в силу
длительности своего существования. Культурно-психологическое
своеобразие данных групп складывается исторически, усилиями нескольких
поколений. Историческая укоренённость больших групп обуславливает
упорядоченность, стабильность групповых ценностей, норм поведения.
Агентами этнической, поло-ролевой, религиозной, политической
социализации чаще выступают члены ближайшего социального окружения.
 в-третьих, возникновение и существование большой устойчивой группы
внутренне предполагает наличие иных подобных групп, позволяющих
провести процедуру межгруппового сравнения. В структуре данных групп
выделяют – психический склад (устойчивое образование) и эмоциональную
сферу (динамической образование) [4, 138-139].
В настоящее время, представляет интерес исследование больших социальных групп
как коллективных субъектов, их возможностей и особенностей. Актуальность
данного научного направления определяется потребностью понимания глубинных
изменений в трансформирующемся обществе.
А.Л.Журавлёв, Т.П.Емельянова выделяют решающую роль противоречий и их
разрешения в становлении субъекта, в период радикальных общественных
изменений. В условиях резких изменений уклада жизни и изменения общественного
статуса, группа оказывается в ситуации противоречия между её ожиданиями, и
наличными возможностями продолжения прежнего образа жизни, что вызывает
ментальный диссонанс у её членов. Справляясь с ментальным диссонансом, группы
включают коллективный символический копинг. Австрийский социальный
психолог В.Вагнер, рассматривает дискурс в сообществе как один из способов
коллективного копинга. [8, 12]. Исследования коллективного копинга и других
88
атрибутов больших социальных групп (стереотипы, предрассудки, различные виды
идентичности, идеалы) дают возможность понимания особенностей переживания
людьми сложных трансформаций в обществе.
Формируются научные направления исследования новых видов и форм больших
социальных групп, которые могут быть групповыми субъектами влияния на
современное общество:
- предыдущие поколения могут влиять на современные, и в этом смысле поколение
может представлять групповой субъект;
- субъектом воздействия (влияния) может выступать коллективное бессознательное;
- тренинги с большими группами предполагают работу с группами как субъектами
влияния, воздействия, формирования, развития. [8,13].
Российские психологи А.Л.Журавлёв, Т.П.Емельянова отмечают, что поиск
«подобных групповых субъектов среди больших социальных групп и выделение их
в качестве объектов специальных психологических исследований может
рассматриваться как одна из современных тенденций, которая будет проявляться и
далее, скорее всего, с нарастающей активностью» [8,13].
Изучению феномена коллективных чувств в психологии больших социальных групп
посвящены исследования Т.П.Емельяновой [7, 3-22].. Коллективные чувства она
определяет как устойчивые аффективные переживания, разделяемые членами
большой группы. Эмоции и коллективные чувства, являясь составной частью
психической жизни больших социальных групп, тесно связаны с ценностями,
идеалами, групповыми потребностями, социальными представлениями,
менталитетом.
Так, в исследованиях Т.П.Емельяновой, изучавшей когнитивные и аффективные
механизмы сохранения информации при конструировании коллективных
воспоминаний, было установлено, что механизмом трансляции представлений
коллективной памяти в будущее является опора на позитивные чувства, связанные с
историческими событиями [7,18].
В наших исследованиях культурной дистанции у групп молдаван, русских, болгар,
украинцев, гагаузов, было выявлено, что консолидирующим компонентом данных
групп является – «общее историческое прошлое», которое, как можно предположить
включает не только осознание, но и аффективное переживание. [13, 366]. Изучение
феномена «общего исторического прошлого», его содержательное и смысловое
наполнение должно стать предметом исследования отечественных социальных
психологов.
Проблеме коллективных переживаний посвящены исследования Т.Г. Стефаненко
[16, 8-21] и её коллег В.А. Барановой, С.А. Липатовой, А.М. Рикель [16, 21-48], И.Г.
Кокурена, Е.И. Солина [16, 61-77]. Коллективные переживания понимаются как
основанные на идентификации человека с общностью когнитивно-эмоциональные
единицы единства личности и социальной группы. «В коллективных переживаниях
отражаются восприятие, интерпретация группой людей каких-либо объектов,
процессов, условий» [16, 4].
Для наших этнопсихологических исследований представляет интерес изучение и
объяснение коллективных эмоциональных переживаний социальных проблем с
позиции культурной интерпретации чувственных переживаний. Содержание
коллективных переживаний, по мнению Т.Г. Стефаненко, С.А. Липатовой, близко к

89
ментальности, которая понимается как характерная для социальной группы
система человеческих представлений о мире, о своём месте в этом мире [16, 14].
Субъектами коллективного переживания являются ингруппы и аутгруппы любого
размера. Исследователи отмечают методологические трудности при анализе
коллективных переживаний на эмпирическом уровне: проблемы выделения
критериев отличия социальных переживаний от социальных представлений;
возможности идентифицировать ту или иную социальную группу в качестве
субъекта изучаемых переживаний; непонятно, как учитывать индивидуальный опыт
индивида при изучении коллективных переживаний [16, 20].
В совместной работе российских и бельгийских психологов под руководством Дж.
Фонтейна было проведено кросс-культурное исследование эмоциональных
переживаний, в частности вины и стыда [16, 82-96]. Данные переживания являются
типическими коллективными переживаниями, и они дают возможность понимания
межкультурного сходства и различия. Представители коллективистической
культуры испытывают чувство стыда перед «своими», а индивидуалистической –
перед самими собой.
Исследователи предположили наличие различий в структуре социальных
переживаний вины и стыда у представителей двух культур. Они исходили из того,
что в настоящее время психологами уже не рассматривается индивидуализм и
коллективизм в качестве взаимоисключающих полюсов некоего теоретического
континуума, а это лишь две независимые культурные ориентации.
В эмпирическом исследовании вины и стыда у российских и американских
студентов были выявлены сходства и различия. Вина мучает американских и
российских студентов чаще, чем стыд. Структура переживаний остаётся нечёткой
из-за смешения представлений об эмоциях вины и стыда у представителей обеих
культур. Исследователи приходят к выводу, что репаративные намерения у
российских студентов больше связаны с возвращением уважения окружающих, а у
американцев – с изменением поведения в будущем. Агрессия по отношению к
другим у россиян связана с нежеланием принять ответственность за свои действия, а
у американцев – с понимаем того, что их поведение может разрушить
межличностные отношения. Таким образом, переживания вины и стыда у
американцев более адаптивны, чем у россиян. Гипотеза о различиях в структуре
социальных переживаний у американских и российских студентов подтвердилась.
Исследователи отмечают, что вина и стыд являются значимыми элементами для
понимания переживаний негативного самоотношения в целом, а также важными
измерениями культуры, которые позволяют прогнозировать поведение её носителей.
Однако, «к настоящему времени не существует теоретической концепции, которая
бы нарисовала комплексную картину переживаний вины и стыда», и пока, как
отмечают исследователи, «психологам не удалось разрубить гордиев узел вины и
стыда» [16, 95].
С начала 90-х годов и по настоящее время можно отметить интенсивное
исследование проблемы этнической идентичности на постсоветском пространстве:
формирование этнической идентичности, ее трансформация, взаимосвязь
этнической идентичности и толерантности, влияние инокультурной среды на
этническую идентичность.
Исследователями выявлено усиление значимости идентификации себя с большой
социальной группой, как поиска ниши в период трансформации общества. Как

90
отмечает российский психолог Т.Г. Стефаненко, этнос часто выступает в качестве
группы поддержки [24].
Она выделяет следующие важные для человека функции: «1) ориентировать в
окружающем мире, поставляя относительно упорядоченную информацию; 2)
задавать общие жизненные ценности; 3) защищать, отвечая не только за социальное,
но и за физическое самочувствие» [25, 3-18].
Самоидентификация этноса проявляется в этнической идентичности. Содержание
этнической идентичности можно рассматривать как отражение ментального
ресурса, который позволяет решать определённые жизненные задачи [23, 372].
Актуальность исследования этнической идентичности, как отражения ментального
ресурса определяется запросом общества в нахождении эффективных форм
взаимодействия социальных институтов и менталитета. Для общества, в
определенный период его модернизационного развития может стать вопрос о
приспособлении институтов к менталитету и наоборот [9, 6]. Институты
работают в соответствии с замыслом тогда, когда психологические свойства
людей позволяют им следовать институциональным правилам. Когда такой
гармонии нет, функционирование института видоизменяется [11, 108].
Менталитет общества является условием повышения синергии действий [9, 83].
В настоящее время, для понимания этноидентификационных процессов в период
структурных трансформаций общества, имеет значение исследование стратегий
поддержания социальной (этнической) идентичности.
М.В. Котова провела теоретический анализ роли стратегий поддержания
идентичности для теории социальной идентичности и для межгрупповых
отношений. Исследовательница выделяет в теории социальной идентичности две
позиции относительно понимания феномена идентичности. В одном случае
идентичность рассматривается как промежуточное звено между процессами
категоризации и сравнения, в другом – как самостоятельный феномен, для
поддержания которого выделяется набор стратегий. Стратегии поддержания
идентичности, указывают на функции, которые идентичность выполняет как для
индивида, так и для группы, хотя в теории, идентичность рассматривается только с
точки зрения функций, выполняемых для индивида [18, 691].
Она отмечает, что рассмотрение идентичности с точки зрения её функций для
группы приводит к ряду следствий. Так, например, исчезает необходимость считать
стремление к позитивной самооценке основной причиной поддержания
идентичности.
Исследовательница предполагает, что должны существовать силы, позволяющие
поддерживать привлекательность группы даже при неблагоприятном межгрупповом
сравнении, при стабильности невысокого статуса во времени.
М.В. Котова выдвигает предположение, что «кандидатом на роль такой силы
является – социальная идентичность, которая способна выполнять функции
сохранения группы, даже при неблагоприятном межгрупповом сравнении» [18, 703].
Понятно, что мысль о том, что социальная идентичность способствует сохранению
группы, не нова, однако, как отмечает М.В. Котова, применение идей
функционального анализа для понимания идентичности, систематически не
проводилась. Согласно положениям функционального анализа, элемент (в данном
случае идентичность) выполняет свою функцию для определённой системы
(группы), и ключевым является значение элемента именно для системы. «Цель»
идентичности заключается в сохранении группы, а самооценка (как показатель
91
субъективного благополучия) каждого члена группы не обязательно будет расти в
этом процессе [18, 703-704].
Стратегии поддержания идентичности указывают, как именно и за счёт чего
идентичность выполняет свои функции.
В таксономии стратегий поддержания позитивности идентичности, предложенной
М. Бланца с соавторами, на основании двух измерений (измерение параметров
межгруппового сравнения и тип реакции), для нас представляет интерес две группы
стратегий, - когда происходят изменения как ингруппы, так и аутгруппы. Так как в
настоящее время происходит изменение этнической идентичности не только у
этнических меньшинств, но и у титульного этноса.
На поведенческом уровне это стратегия индивидуальной мобильности и
ассимиляции. На когнитивном – индивидуализация, создание надгрупповой
общности, создание «группы» внутри группы. Индивидуализация заключается в
том, что человек как бы выделяет себя из группы, не считая, что её статус как-либо
должен отразиться на нём. Стратегии индивидуализации и индивидуальной
мобильности указывают на отрицание значимости принадлежности к данной
группе, и, следовательно, идентичность с этой группой не должна быть тесно
связана с ингрупповой пристрастностью, самооценкой, или отношением к
аутгруппам. Предпочтение индивидуальной мобильности указывают на то, что
человек уже ориентирован на другую группу. Ингруппа в данном случае, может и не
являться источником позитивной самооценки [18, 700].
Представляет интерес эмпирическое изучение данных стратегий, как у
титульного этноса, так и этнических меньшинств в период социальной
неопределённости.
В своём теоретическом анализе М.В. Котова отмечает, что стратегии социального
творчества выбираются представителями групп не хаотично (по личным
предпочтениям), а на основании надындивидуальных факторов: различия между
группой большинства и меньшинства, разного статуса, с разной историей
межгрупповых отношений. Это, по мнению М.В. Котовой указывает на
существование надындивидуальных факторов, определяющих выбор стратегии [18,
702].
Например, одним из таких факторов, который оказывает влияние на стратегии
этнической идентичности, может быть длительная трудовая миграция в регионе. В
исследовании молдавского психолога Л.Ф. Хорозовой было выявлено, что наиболее
«размытая» этническая идентичность наблюдается у группы молодёжи гагаузов и
болгар, которые ещё не решили, будут ли они включаться в трудовую миграцию,
или останутся работать в регионе. Хотя изначально исследовательница
предположила, что у группы «потенциальных мигрантов» молодёжи гагаузов и
болгар будет трансформирована этническая идентичность по типу
гипоидентичности в связи с тем, что они уже ориентированы (у них сформирована
установка) на другое социокультурное пространство. Результаты эмпирического
исследования показали, что в регионе с интенсивной трудовой миграцией
отношение к данному процессу (установка на включение в трудовую миграцию или
наоборот) может оказывать влияние на этноидентификацонные процессы [27, 247-
250; 28, 61-67].
На выбор стратегий социальной идентичности может оказывать влияние контекст
межгрупповых отношений; исторический генезис этнических групп. В наших
исследованиях, было выявлено, что идентичность молодёжи этнических
92
меньшинств (русские, украинцы, болгары, гагаузы) является биэтничной с группой
русских. Данные результаты эмпирического исследования были получены как на
выборке 2006 г, так и в 2013 г. [14, 80-97]. Это с нашей точки зрения объясняется
тем, что исторически в Молдове полиэтническая общность формировалась на
основе русского языка и культуры. Данный регион представляет собой уникальную
этноконтактную зону исторического пограничья между романским и славянским
миром. А так же уникальнейший стык романской, славянской и тюркской культур
на предельно малом географическом пространстве. И это не может не оказывать
влияние на идентификационные процессы этнических групп.
В исследовании идентичности группы ромов, проведённом Н.Г. Кауновой, было
выявлено, что для ромов базовым дифференцирующим признаком выступают
обычаи, обряды и традиции и язык.
Именно эти культурные маркеры выполняют этнодифференцирующие функции и в
большей степени участвуют в формировании и поддержании этнической
идентичности ромов и этнокультурных границ с другими группами. Помимо этого,
данные маркеры могут рассматриваться как важнейшая область интересов
этнической группы ромов [15, 122]. В сравнении с другими этническим группами
(молдаванами, русскими, украинцами, болгарами, гагаузами), для которых более
значимыми были общая территория, общее историческое прошлое, религия, у
группы ромов следование обычаям, обрядам являлось важнейшим элементом
этнического категоризирования и материалом для построения этнической
идентичности.
На стратегии социальной идентичности групп оказывает влияние актуальный
социальный контекст, а именно период структурных трансформаций, которые
переживает в настоящее время Республика Молдова. В исследованиях Н.В.
Ивановой, посвящённых изучению этносоциальных представлений молодёжи о
стране, было выявлено, что «родина» и «страна» – две разные категории, которые в
представлениях молодежи сосуществуют параллельно. Образ родины эмоционально
насыщен, индивидуален и позитивен. Родина – положительный образ, связанный с
домом и семьей, а образ Молдовы – неоднозначный. Так, например, связь
представлений Молдова и государство достаточно слабая, что говорит о низком
уровне развития гражданской идентичности молодежи. Исследовательница особо
обращает внимание, на полное отсутствие ассоциаций с историей страны, что
является существенным препятствием для формирования гражданской
идентичности. Можно говорить о несовпадении между субъективным образом
родины, дающим чувство принадлежности и защиты, и образом страны проживания.
В таком случае «государство сталкивается с проблемой непатриотично
настроенного поколения, с неразвитостью его гражданской идентичности и большой
вероятностью выезда из страны» [12, 163].
Другим примером влияния социального контекста и иерархии социальной
идентификационной матрицы на стратегии поддержания социальной идентичности
могут быть исследования белорусского социального психолога Л.И. Науменко [21].
Она совместно с сотрудниками исследовала становление и сохранение белорусской
идентичности в условиях современных глобализационных процессов. Проблема
исследования заключалась в изменяющемся характере белорусской идентичности,
который обусловлен, с одной стороны, преобразованиями современного
белорусского общества в ходе обретения и укрепления государственной
независимости, а с другой – глобальными изменениями форм социальности в
современном мире [21, 33-34].
93
Исследования были проведены на общереспубликанской репрезентативной
выборке. Л.И. Науменко определяет белорусскую идентичность как «феномен
группового самосознания, являясь идентичностью большой социальной группы
(макросоциальной общности), которой предстоит стать коллективной Мы-
идентичностью» [21, 35]. Преобразование из групповой белорусской идентичности в
коллективную Мы-идентичность происходит параллельно развитию консолидации
белорусского общества. Укрепление белорусской идентичности осуществляется в
ходе становления макросоциальной общности народа Белоруси, в ходе
строительства белорусской государственности [21, 35].
Л.И.Науменко разделяет понятия «группа» и «общность». Одним из критериев,
отличающих группу от общности, является критерий коллективной субъектности.
Она отмечает, что «коллективная идентичность общности существует только в
преломлении через идентичности индивидов, образующих эту общность. Люди
являются общностью в той мере, в какой разделяют представления о ней, её цели,
идеалы, а так же представления об её отличиях от других общностей. Степень
схожести мнений, идей выступает мерой сформированности общности» [21, 187].
Коллективная идентичность имеет многоуровневую структуру, и она проявляется на
индивидуальном, групповом, межгрупповом уровнях. «Если социальная
идентичность личности трактуется как чувство значимой принадлежности личности
группе, то в свою очередь коллективная (групповая) идентичность – это
тождественность группы самой себе, приверженность её членов групповым целям,
смыслам, идеалам. Социальная идентичность личности рассматривается как
компонент Я-концепции. Идентичность группы - как составляющая Мы-концепции
[21, 3].
В качестве эмпирических индикаторов белорусской идентичности Л.И.Науменко
выделяет чувства принадлежности, приверженности (преданности) и общности с
группами, презентирующими каждую из базовых составляющих идентичности,
таких как этническая (белорусы и др.), территориальная (жители Белоруси),
гражданская (граждане Беларуси), культурная (представители белорусской
культуры). Каждое из этих чувств отражает степень коллективной субъектности, а
так же потенциал перехода идентичности с индивидуального к групповому
(коллективному) уровню, от осознания принадлежности к группе (идентификация с
ней), через общность (единение) с нею, к преданности (приверженности) ей.
В качестве базовых компонентов белорусской идентичности Л.И.Науменко
выделяет такие её составляющие, как территориальную, гражданскую, этническую и
культурную субэтничности. Это выделение обусловлено их распространенностью,
актуализацией, устойчивостью в массовом сознании населения республики и тесной
взаимозависимостью между ними. Содержание белорусской идентичности, по
мнению Л.И.Науменко, «преломляется через разделяемые народом Белоруси общие
представления, смыслы, идеи, чувства, цели, идеалы и образы» [21, 189].
В настоящее время, территориальная и этническая субэтничности белорусской
идентичности являются наиболее актуализированныи и распространенными среди
белорусов. Гражданская субэтничность не столь актуализирована, так как ещё
находится в состоянии своего становления [21, 36].
Этническая составляющая белорусской идентичности, наиболее выражена среди
жителей села, среди населения пограничных областей, менее –среди горожан.
Этническая субидентичность наиболее сильно коррелирует с территориальной,
гражданской идентичностями, менее – с культурной народа Белоруси. Это может

94
свидетельствовать, по мнению Л.И.Науменко, о пока ещё определяющей важнейшей
связующей роли этничности в общебелорусской идентичности [21, 83].
Исследовательница отмечает, что представляется важным дальнейшее исследование
взаимоотношения и взаимосвязи между гражданской, территориальной, этнической
и культурной составляющими белорусской идентичности, а так же темпами
изменений каждой из них (актуализации и выраженности). Итак, исследования
Л.Н.Науменко выявили, что этническая идентичность на современном этапе
является связующим звеном в общебелорусской идентичности, в иерархии
национальной идентичности занимает высокий статус.
Если обратиться к факторам, оказывающим влияние на такую большую социальную
группу как нации, интересный взгляд представляет этнолог С.Н.Абашин. По его
мнению, становление наций необходимо рассматривать не столько как итог
длительной «этнической истории», а как результат академических и общественных
дебатов, политической борьбы и политического выбора, которые имели место в XIX
и XX вв; акцент на роли науки и власти в формировании наций. Возникновение
наций как особых проекций политической воли и академического знания. Свой
подход он реализует на примере сартов. [1, 3].
Он стремится ответить на вопросы, почему для некоторых учёных и политиков
сарты превратились в самостоятельный народ, почему мнения разных экспертов
разошлись, почему и при каких обстоятельствах всё-таки победила точка зрения о
том, что сарты не являются народом [1,16] В зависимости от того, какие признаки
рассматривались российским научным сообществом в ХIХ в.в качестве главных для
определения «народности», сарты могли оказаться «иранцами», «тюрками»,
самостоятельным народом, либо вовсе исчезнуть с этнографической карты Средней
Азии. Новые данные, которые появились в результате более близкого знакомства со
Средней Азией в середине ХIХ в., заставили исследователей пересмотреть прежние
взгляды и задуматься, какие из признаков являются основными в формировании
народа. Если образ жизни, обычаи, психология и внешний облик – то сартов нужно
отнести к иранским народностям. Если язык – то их нужно включить в число
тюркских «племён». В этих двух случаях можно либо вовсе обойтись без термина
«сарт», либо заменить имя «узбеки» на «сарты». Если же признаки считать
равноценными, то сартов можно назвать отдельным народом со своей
оригинальной, пусть и смешанной по происхождению, культурой [1,18].
Исследователь отмечает, что распад СССР вызвал новую волну интереса к
«проблеме сартов». Большой интерес к ней проявили таджикские учёные в начале
2000-х гг., для них проблема сартов» была одним из поводов продолжить дискуссию
о том, кто такие таджики. «Одни исследователи увидели в сартах самостоятельную
этническую общность, другие назвали сартов таджиками, третьи вспомнили, что
сарты являются социальной, а не этнической группой» [1,18]. Автор приводит
цитату из книги В.А.Шнирельман «Быть аланами»: «…этническое название
оказывается нагруженным очень важными смыслами. Его роль вовсе не сводится к
маркированию культурно-языкового родства, как это обычно считают. Оно
указывает на ценностные ориентации народа и его представление о своём месте в
мире в целом и среди соседних народов в частности, сигнализирует о границах его
политических амбиций, определяет его культурные и территориальные претензии,
говорит о происхождении, напоминает об исторических заслугах, позволяет
отличать друзей от врагов и определяет направления этнического тяготения и
отталкивания. Поэтому этническое название не является политически нейтральным,
и потребность в смене политических альянсов неизбежно поднимает вопрос о его
95
соответствующей замене. В это и состоит «политика имени»…» [Шнирельман В.А.
Быть аланами, 2006, с.568-569 цит по 1]. Случай с сартами говорит о том, что
«этногенез» т.е. в конечном итоге становление наций, нельзя рассматривать как
«естественный», заранее предопределённый процесс, результат которого уже
известен.
Для понимания феномена групповой идентичности представляет интерес
исследования Н.М.Лебедевой и А.Н.Татарко, посвящённые изучению сохранения её
в зависимости от внешнего фактора - типа расселения (компактный-дисперсный),
статуса группы (принадлежность к доминирующему или к группам этнических
меньшинств) [19, 51-64].
В исследовании было выявлено, что этническое большинство стремиться к
поддержанию определённости идентичности и сохранению высокого статуса. У
группы меньшинства сохранение групповой идентичности обеспечивается
действием «внутренних» факторов, как воспринимаемая дискриминация, уровень
религиозности и позитивность этнической идентичности. Адаптация к
доминирующему большинству происходит за счёт повышения неопределенности
этнической идентичности и снятии установки на разделение по этническому
признаку.
При компактном проживании группы меньшинства групповые границы
«очерчиваются» извне, по внешенкультурным признакам (этничность, язык, обычаи
и т.д.), при дисперсном – изнутри, по внутрикультурному признаку – религиозной
идентификации. Компактный способ проживания активизирует межгрупповое
взаимодействие, что чревато конфликтами на межгрупповом уровне. Компактное
проживание затрудняет адаптацию группы в поликультурном регионе, но
способствует поддержанию групповой идентичности.
Дисперсный тип проживания переносит конфликт на уровень личности, когда
индивид самостоятельно решает проблему сохранения групповой идентичности и
адаптации в доминирующем обществе. Проблему решает рекатегоризация,
помогающая адаптации, но затрудняющая сохранение групповой идентичности
[18, 51-64].
Итак, исследование больших социальных групп переживает в настоящее время
период подъёма, и накопленный обширный эмпирический материал в различных
социокультурных пространствах требует теоретико-методологической рефлексии.
Пришло время осмыслить ментальные ресурсы в контексте целостной жизни
современного общества. Польско-британский философ и социолог Зигмунд Бауман
в своей лекции «Текучая модерность: взгляд из 2011 года» говорит о том, что «в
действительном понятии идентичности сегодня уживаются два желания: я хочу
быть собой, и я хочу быть кем-то иным. Идентичность – это не только вопрос
сохранения, но и вопрос изменений, реформ» [2 Режим доступа:
http://polit.ru/article/2011/05/06/bauman/].
Литература
1. Абашин С.Н. Этнографическое знание и национальное строительство в средней Азии
(«проблема сартов» в XIX-начале XXI в.) автореф .дисс. док. историч. наук, М. 2008.
2. Бауман Зигмунд Текучая модерность: взгляд из 2011 года. Режим доступа:
http://polit.ru/article/2011/05/06/bauman/
3. Баранова В.А., Липатова С.А., Рикель А.М. Психология и социология социальных
проблем: сходство и различия подходов. В: Коллективные переживания социальных
проблем /под ред.Т.Г.Стефаненко и С.А.Липатова. М.; Смысл, 2115. с.21-48
96
4. Богомолова Н.Н., Донцов А.И., Фоломеева Т.В. Психология больших социальных
групп: новые судьбы, новые подходы. В: Современная психология в современном
мире /Т.Л.Алавидзе, Г.М.Андреева, Е.В.Антонюк и др; Под ред. Г.М.Андреевой,
А.И.Донцова. М.: Аспект Пресс, 2002, с.132-148
5. Дилегенский Г.Г. Социально-политическая психология. М.,1994
6. Емельянова Т.П. Социальные представления и символический копинг в условиях
культурной травмы» В: Макропсихология современного российского общества
/Отв.ред. А.Л.Журавлев, А.В.Юревич. Москва: Изд-во «Институт психологии РАН»,
2009, с.85-136.
7. Емельянова Т.П. Феномен коллективных чувств в психологии больших социальных
групп. В: Социальная и экономическая психология. Т. 1, №1, 2016. с.3-22.
8. Журавлёв А.Л., Т.П.Емельянова Психология больших социальных групп как
коллективных субъектов. В: Психологический журнал, 2009, Т.30, №3, с.5-15
9. Журавлёв А.Л. ,Ушаков Д.В., Юревич А.В. Перспективы психологии в решении
задач российского общества. Часть II. Концептуальные основания. В:
Психологический журнал. -Москва: Наука, 2013. т.Том 34,N 2.-с.70-86
10. Журавлёв А.Л. ,Ушаков Д.В., Юревич А.В. Перспективы психологии в решении
задач российского общества. Часть III. На пути к технологиям согласования
социальных институтов и менталитета. В: Психологический журнал. -Москва: Наука,
2013. т.Том 34,N 6.-с.5-25
11. Журавлёв А.Л. ,Ушаков Д.В., Юревич А.В. Менталитет, общество и
психосоциальный человек (ответ участникам дискуссии). В: Психологический
журнал, 2017. т.Т. 38, № 1.-с.107-112
12. Иванова Н. В. Этносоциальные представления молодёжи Республики Молдова о
своей стране и ее символах . В: Идентичность в системе этнопсихологического и
этнологического знания в Республике Молдова» И.И.Кауненко, Н.Г.Каунова,
Н.В.Иванова, Кишинёв, 2015 с.140-190
13. Кауненко И.И. Психологические проблемы этноидентификационных процессов в
модернизирующемся обществе. В: Развитие психологии в системе комплексного
развития человекознания. Часть 2. отв.ред. А.Л.Журавлёв, В.А.Кольцова. Москва:
Изд-во «Институт психологии РАН», 2012, 365-366.
14. Кауненко И.И. Этнические стереотипы и аффилиативные мотивы у молодёжи в
период социальных трансформаций общества В: Идентичность в системе
этнопсихологического и этнологического знания в Республике Молдова»
И.И.Кауненко, Н.Г.Каунова, Н.В.Ивановна, Кишинёв, 2015 с.80-97
15. Каунова Н.Г. Эмпирическое исследование этнической идентичности ромов. В:
Идентичность в системе этнопсихологического и этнологического знания в
Республике Молдова» И.И.Кауненко, Н.Г.Каунова, Н.В.Ивановна, Кишинёв, 2115
с.211-238.
16. Коллективные переживания социальных проблем /под ред.Т.Г.Стефаненко и
С.А.Липатова. М.; Смысл, 2015.
17. Кокурена И.Г., Солина Е.И. Современная молодёжь: удовлетворённость и
представления о счастье. В: Коллективные переживания социальных проблем /под
ред.Т.Г.Стефаненко и С.А.Липатова. М.; Смысл, 2015. с.61-77
18. Котова М.В. Стратегия поддержания социальной идентичности: значение для теории
социальной идентичности и понимания межгрупповых отношений: Психология.
Журнал Высшей школы экономики. 2016. Т.13.№4, c.691-711.

97
19. Лебедева Н.М, А.Н. Татарко Этническая идентичность, статус группы и тип
расселения как факторы межгрупповой интолерантности. В: Психологический
журнал, 2005, Т.26, №3, с.51-64
20. Липатова С.А., Стефаненко Т.Г. Категории переживания, коллективных
переживаний, коллективных эмоций: сравнительный анализ подходов. В:
Коллективные переживания социальных проблем /под ред.Т.Г.Стефаненко и
С.А.Липатова. М.;Смысл, 2015. с.8-20
21. Науменко Л.И. Белорусская идентичность. Содержание. Динамика. Социально-
демографическая и региональная специфика. Минск: «Беларуская.навука», 2012
22. Почебут Л.Г., Мейжес И.А. Социальная психология. СПб.: Питер, 2010.
23. Степанова Г.С. Особенности этнической идентичности русских как отражение
ментального ресурса общности. В: Ментальные ресурсы личности: теоретические и
прикладын исследования: Материалы третьего международного симпозиума
(Москва, 20-21 октября 2016 г./ Отв.ред. М.А.Холодная, Г.В.Ожиганова. М.:Изд-во
«Институт психологии РАН», 2116. с.371-376
24. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология: Учебник для студентов вузов/ Т.Г.Стефаненко-5-е
изд., испр. и доп..- Москва: ЗАО «Аспект Пресс», 2014
25. Стефаненко Т.Г. Социальная психология этнической идентичности
/Дисс…докт.психол.наук. Москва, 1999
26. Стефаненко Т.Г. Этническая идентичность: от этнологии к социальной психологии.
В: Вестн.Моск. ун-та. Сер.14. Психология. 2009. №2 - с.3-117.
27. Хорозова Л. Этнические стереотипы болгарской молодёжи в трансформирующемся
обществе. În: Psihologie. Pedagogie specială. Asistenţa socială. 2013, nr.31, p. 61-67.
28. Хорозова Л. Трудовая миграция и её влияние на этническую идентичность молодёжи
Гагаузии. В: Теоретические проблемы этнической и кросс - культурной психологии.
Материалы Третей международной конференции Института психологии РАН,
Института социологии РАН. 2012г, Смоленск: Мадженат. с. 247-250.

98