ЗАПИСКИ

З а гга д и о -С и О и р ск а го О т д е л а
Пиерагорскаго Р уш а Географячшо Общества.
<з------------------------------оОо-------------------------------с»

Томъ XXXVII.

Н. Я. Никифоровъ .

А ННОССКIЙ СБОРНИКЪ. I
Собрате сказокъ алтайцевъ

съ примЪчатями Г. Н. Потанина.

омскъ,
Тип0гр- Шт- 0м- в- ок-
 Н. Я . Никифоровъ.

НН0ССКIЙ СБОРНИКЪ.
А

Собрате сказокъ алтайцевъ

съ примЪчашями Г. И. Потанина.

Печатано по постановлен!» Распорядительна™ Комитета ЗападноСибврсиаго

ОтдПяа ИмпЕРАТОРсааго Русскаго Географического Общества.

омскъ.
Тнл. штаба Омск. о. окр.
1915.
 Прилагаемое собрание сказок записано Николаем. Яков­
левичем Никифоровым почти исключительно от «Кайчи» (пев­
ца) алтайца Чолтыша, который живет в деревне Аскат,
в 6 верстах от Аноса, на левом берегу Катуни, как и Анос.
Н. Я. Никифоров, житель селения Анос, природный алтаец;
учился в селе Улала в катехизаторской школе, которая нахо­
дится при алтайской духовной миссии. Он настолько грамотен
по-русски, что может корреспондировать в газеты.
В «Сибирской Жизни» были помещены его две статьи:
«Беличий промысел» и «Кедровый промысел».
Сказки г. Никифоровым записаны на татарском языке; для
этого он уходил из Аноса в Аскат и проживал в юрте Чолтыша
два, три дня, или же Чолтыш приходил в Анос и несколько
дней жил в доме у Никифорова.
Записав сказку, Н. Я. Никифоров переводил ее на русский
язык. Он приходил ко мне (я жил в это время в Аносе) рано
утром и оставался до позднего вечера; мы вдвоем и перево­
дили; он передавал на русский язык смысл фразы, а я исправ­
лял слог.
К сборнику я приложил свои примечания.

Г. Потанин
Томск, 15 марта 1914 г.
 И оттого поет и ликует душа, и светло и радостно при мысли
о том, что слово, занесенное на бумагу, не пропало втуне, не
растворилось в пространстве, подобно утреннему туману в горах,
а продолжает жить и развиваться, укрепляя, возвышая нас,
потомков, способствуя очищению и преображению духовному,
нравственному, дает прекрасную возможность каждому из нас,
кто прикоснется, приблизиться к нему, стать и чище, и краше
для продолжения вечного и неустанного полета мысли, творящей
в поколениях мир и красоту Алтая, обеспечивая преемственность
и непрерывность вековых народных традиций.
И потом у мы вы раж аем глубокую признательность
и неизбывную благодарность от имени сотен и тысяч потомков,
наследников и продолжателей традиций могучей алтайской
культуры, благородным создателем «Аносского сборника»,
сумевшим еще на заре нашего грозного века сберечь и передать
нам эту сокровенную чашу, это драгоценное собрание сокровищ
алтайской народной словесности. Тем самым, в переиздании
и введении в новый художественно-культурный оборот таких
редкостных трудов издательство «Ак-Чечек» видит свой
гражданский долг.
Как известно, записи, публикации, научное изучение
произведений алтайской народной словесности начались
с середины прошлого, XIX столетия. Начало этой научной
деятельности было положено В. В. Радловым изданием в 1866
году в Санкт-Петербурге «Образцов народной литературы
тюркских племен Южной Сибири и Дзунгарской степи» на всех
диалектах тюркского языка Алтая, который сопровождался
параллельным, переводным томом на немецком языке. К стыду
нашему, следует отметить, что с тех пор и по сей день этот
уникальный труд не переиздавался ни в России, ни в СССР,
следовательно, и нами самими у нас на родном алтайском языке,
несмотря на то, что все издательско-полиграфические и тем
более литературно-научные условия имелись, особенно за
последние 30—35 лет. Хотя в других странах, например, в США
и Германии к столетию этой книги были приурочены
факсимильные переиздания, снабженные необходимым научным
аппаратом. Препоной, полагаю, с нынешней точки зрения, если
бросить взгляд на наше столь недавнее прошлое, было лишь одно:
уровень мышления и отношения к делу нашей научно-творческой
общ ественности, элементарный эгоцентризм. Ссылки на
идеологический диктат тут ни при чем. Мы прекрасно помним
эти недалекие времена, а также более чем миролюбивые и вполне
6
либеральные, во всяком случае по отношению к такого рода
культурно-историческому наследию, настроения и подходы
местного партийного начальства. Дело было не в нем, а в нас
самих. Надо иметь м уж ество п ризнавать свои ошибки
и преодолевать собственные недостатки. Во избеж ание
мучительных рецидивов прошлого.
Следует назвать еще три замечательных издания досоветского
периода, из которых две уже стали достоянием широкого круга
нынешних читателей благодаря издательской деятельности
B. Э. Кыдыева (ЧИП «Ак-Чечек»). Это, следующие друг за другом
но хронологии издания: «Очерки Северо-Западной Монголии»
Г. Н. Потанина (1881—1883 гг. Санкт-Петербург, выпуски I и IV),
«Алтайские инородцы» В. И. Вербицкого (1893 г. Москва,
посмертное издание), «Материалы по шаманству у алтайцев»
Л. В. Анохина (1924 г. Ленинград). Материал был собран
и подготовлен к печати еще в царское время, но по условиям
поенных и революционных лет, гражданской войны в России
издание было осуществлено в позднем порядке.
Воздавая должное великим заслугам В. В. Радлова, В. И. Вер­
бицкого, Г. Н. Потанина, А. В. Анохина несправедливо будет
забывать либо недооценивать огромный вклад наших собственных
деятелей, таких, как М. В. Чевалков, И. М. Штыгашев,
Н. Я. Н икиф оров, Ив. Ч евал ков, Г. И. Ч орос-Гуркин,
C. С. Тозыяков и многих других, которые скромно именуются
и досоветских трудах лишь в качестве «и н ф орм аторов,
переводчиков, проводников и помощников». На самом деле их
участие было гораздо более весомым и значительным. Научные
достижения русских ученых напрямую базировались на
этнографических и фольклорных познаниях нарождавшейся
алтайской интеллигенции, которые, являясь по существу- их
питомцами и выучениками, с удвоенным чувством долга
и ответственности перед своим, тогда еще младенствующим
и дремлющим народом и для его блага, развития безвозмездно
и бескорыстно предоставляли необходимый для работы
драгоценный материал.
Так, в рамках совместной деятельности в Алтайской духовной
миссии В. И. Вербицкий опубликовал 6 героических сказаний,
2) преданий в прозаическом изложении, 29 песен, более сотни
пословиц и поговорок, которые в основном были собраны
и обработаны М. В. Ч евалковы м. О научно-творческом
содружестве В. В. Радлова и М. В. Чевалкова мною достаточно
написано в таких работах, как «Мудрый богатырь» (Горно-
7
Алтайск, 1987 г. «Слово о предтечах»), «Памятное Завещание»
(Горно-Алтайск, 1990 г. «Светолюбы Алтая», стр. 3—42), «Слово
об Алтае» (Горно-Алтайск, 1990 г., стр. 92—115, 379—395 и других
местах), куда отсылаю любознательного читателя. Что касается
столь гигантского труда как «Очерки Северо-Западной Монголии»
Г. Н. Потанина, то алтайские сказания, легенды, предания, сказки,
мифы и другие этнографические и-религиозные материалы
опубликованы в основном в IV выпуске, где автор-составитель
более 40 раз ссылается на авторитетные сведения М. В. Чевалкова,
поместил множество его собственных материалов. Значительная
их часть мною была извлечена из «Очерков» и помещена
в сборнике «Памятное завещание» под разделом «Материалы
М. В. Чевалкова в публикациях Г. Н. Потанина» (см. стр. 141—178).
И это далеко не все, разумеется. Вообще говоря, уместно было
бы при надлежащих условиях и возможностях издать отдельным
томом «Алтайский фольклор в собраниях Г. Н. Потанина», как
это сделали, например, в свое время казахские исследователи,
выпустив книгу «Казахский материал в собраниях Г. Н. Потанина»,
и тем самым высоко оценив имя и дело друга и сподвижника
Чокана Валиханова, памятуя неоценимые заслуги Г. Н. Потанина
не только в связи с тесными узами дружбы со своим национальным
гением, но и в целом в изучении, популяризации культурных
и духовных ценностей казахов — этого наиболее крупного
и цельного кочевого народа среди тюрков. О совместной работе
Г. Н. Потанина и М. В. Чевалкова достоверные сведения приведены
мною впервые в предисловии к «Памятному звещанию» (см. стр.
31 — 35). М еж ду тем, это только подступы к воп росу
о плодотворных и длительных творческих и жизненных контактах
Г. Н. Потанина с представителями алтайского народа за его
долгую подвижническую жизнь, полную трудов и подвигов. В годы,
когда исполняется 160 лет Г. Н. Потанина и чье 150-летие мы
просто-напросто «забыли» отметить, об этом необходимо сказать
особо. Ведь он был с Алтаем связан практически всю сознательную
жизнь еще с той поры, когда юным, двадцатилетним сотником
он начал свою службу на станице Чарыщской Бийской казачьей
линии и вплоть до самой кончины в 1920 году. Мы все еще не
возвысились до широкого общественного понимания его роли
и значения в судьбах Алтая того времени. Достаточно обозначить,
что без него, без его товарищеской и отеческой заботы и внимания
не было бы у нас А. В. Анохина и Г. И. Чорос-Гуркина, какими
мы их наконец знаем и представляем.
8
 В рамках небольшого предисловия к юбилейному вдвойне
переизданию «Аносского сборника» можно отметить только, что
это собрание является наиболее цельным и значительным из
всего собранного и опубликованного им по алтайскому эпосу как
по объему, так и по научной ценности, куда вошло 8 героических
сказаний, 19 прозаических легенд. Кроме того, что их содержание
характерно для современного алтайского эпоса, они представляют
высокохудожественный, глубокопоэтический материал, записанный
и переведенный настолько точно и полнокровно, что удивительным
образом ощущаешь через русский перевод звучание и особенности
оригинала так, что не составит значительного труда восстановить
по имеющимся эпическим клише не дошедшие до нас сами алтайские
тексты в записи учителя Н. Я. Никифорова, о личности
и деятельности которого мы сами знаем до обидного мало.
Насколько же за этот век укоротилась наша общественная
и национальная память! Собственно говоря, не имей мы столь
скрупулезные сведения об авторах и источниках в публикациях
Г. Н. Потанина, таких основательных изысканий в комментариях
и примечаниях, то не знали бы и эти имена, подобно тому как
в работах Радлова и Вербицкого не находим ровным счетом
обычных упоминаний о местах записи и данных об исполнителях
и рассказчиках. А потанинские издания наглядно демонстрируют
пример настоящего товарищества, если фактический сбор
материала записи и передачу необходимой информации
осуществляли местные деятели из числа грамотных или
образованных представителей народа (например, М. Н. Хангалов,
бурятский фольклорист, составитель «Балаганского сборника»,
Томск, 1903 г. изд., по образу которого был составлен «Аносский
сборник»), то редактирование, перевод, издание, научный аппарат
и необходимое осмысление брал на себя сам. В условиях того
времени и разницы в уровнях интеллекта и образования это было
подлинным проявлением творческого сотрудничества и взаи­
мопонимания, необходимого для пользы дела разделения труда.
В воспоминаниях современников и сподвижников о нем мы
находим удивительные вещи, еще более глубже раскрывающие его
личность, нежели она представлялась им в ту пору. Вот, например,
писатель и общественный деятель, редактор «Восточного
Обозрения» И. И. Попов подмечает следующее: «Монголы,
_буряты приравнивали его к бодисатве и "относились с благого­
вейным вниманием к его словам и беседам. Отличный знаток
буддизма и ламаизма, высокопринципиальный человек, Потанин
был проникнут высокой моралью буддийского учения и никогда
9
 не прибегал к насилию. Он спокойно и без всякого конвоя
проходил среди диких племен Южной Монголии и Северного
Тибета, не имея ни одного столкновения далее с воинственными
тангутами. Тибетские экспедиции других путешественников,
современников Потанина, представляли из себя военные отряды
и имели далее пушки (Н. М. Пржевальский) и не раз приходили
в кровавые столкновения там, где Потанин прокладывал себе
дорогу, исключительно руководствуясь гуманностью и чело­
вечностью. Общению с простым народом Потанину помогали его
демократические убеледения, увалеение к человеку и сознание
того, что каждый человек, каледая национальность, как бы она
незначительна ни была, имеют свою миссию, свое назначение. Эти
принципы были пололсены им в основу его федералистической
программы...»
А вот выдерлска из его длинного письма своему корреспонденту,
с которым он находился в длительной переписке, педагогу
и этнографу, фольклористу Н. М. Мендельсону в ноябре 1891
года: «Теперь я читаю русские древности Толстого и Кондакова
(И. Толстой, Н. Кондаков. Русские древности в памятниках
искусства. Вып. I. СПб., 1889); мне посоветовали прочесть эту
книгу потому, что в ней будто бы особенно широко намечен
вопрос о восточных влияниях на искусство и жизнь Южной
России, и именно о восточных влияниях Верхней Азии,
ордынской Азии, а не Иранской и Сирийской (т. е. шедших
дорогой к северу от Каспия?) Если приносились образцы
предметов обыденных, то можно заключить и о заносе
фольклора и культов степной Азии. Находят сходство между
скифскими древностями и южносибирскйми. Барон Тизенгаузен
говорил мне, что Минусинский округ не молсет быть признан
исходным пунктом, что центр фабрикации вещей был где-
нибудь южнее, а в Минусинском округе было только богатое
население, любившее копить подобные вещи. Где этот культурный
центр был, ничего нельзя сказать за неисследованностью Верхней
Азии в археологическом отношении. Какие племена несли на
Запад этот духовный и вещевой запас?»
Теперь, когда спустя сто лет Алтай и его окрестности
в достаточной мере исследованы и раскопаны, когда произведены
поразительнейшие открытия в его исторических недрах, когда
выяснилось, что скифские курганы в степях Причерноморья
и Кубани несколько мололсе алтайских и тувинских, что у нас
существовали культура и цивилизация, синхронные времени, когда
в Северной Индии проповедовал принц Гаутама, а в Древнем
10
Китае жил и учил Конфуций, то чего стоят местные и мелкие
потуги отрицать то, что давно очевидно и всеми признано —
места и значения Алтая и его народа? Одно только жаль: нет
в Сибири еще такого крупного авторитета, способного на
широчайшие обобщения и справедливые утверждения, которые
бы не обижали и не пытались унизить ни один народ или племя,
как бы ни был он мал числом ныне либо пребывал в состоянии
физического и духовного упадка. Забывают: и большое становится
малым и ничтожным, а малое большим и великим. Непрерывен
времени поток. В горах из малых истоков образуются, сочась
по капле из ледника или расщелины камней, бурные и могучие
реки. Таковы законы этногенеза. Посидите, друзья, возле больших
и малых курганов Алтая, призадумайтесь лучше над бренностью
своего бытия и путях исправления собственной кармы и судьбы.
Не усугубляйте свой грех, который не мал. Не посягайте на
чужие могилы. Не надо святотатства. Все, что в Алтае — это все
его достояние истории и культуры. Прислушайтесь к Потанину
и его славной плеяде сподвижников, которые для всех нас, без
различия веры, племени, языка и достатка, словом, для каждого
сибиряка — и светоч, и маяк доныне и особенно в будущем.
Случайно ли так получилось, что именем Г. Н. Потанина назван
один из хребтов Нань-Шаня и самый крупный ледник в горном
узле Табын-Богдо-Улы— святыни Алтая, где сходятся узлы не
только государственных границ, но и культур и религий?..
«Аносский сборник» появился в год, когда вся Сибирь
воздавала заслуженные почести своему духовному отцу
и общественному наставнику Григорию Николаевичу Потанину.
Помимо самого празднования 80-летия со дня рождения в Томске,
куда съехались десятки делегаций со всей Сибири и где
в торжествах участвовало несметное количество людей, вышли
в свет накануне и после солидные труды, сборники и мно­
гочисленные статьи. Среди них далеко не последнее место занял
и наш «Аносский сборник», а в «Трудах Томского общества изучения
Сибири» (т. III, вып. I, стр. 62—81 и стр. 82—91) появились
публикации телеутские — «Сказка об Алтай-Куучуны» алтайского
сказителя Чымыя Алагызова и «Козикаи Баян-Сылу» — телеутский
вариант любимейшего сказания тюркских народов, записанный
Д. Хлопатиным. Следом же в Омске издаются «Казак-киргизские
и алтайские предания, легенды и сказки », где в записи
Г. И. Гуркина были помещены предания о Кочкор-бае и Сартакпае
(опубликованы вновь в «Памятном завещании» см. стр. 226—
228).
11
 Можем ли мы называть, именовать себя сибиряками, не
понимая, не осознавая в полной мере того, что он смотрел на
Сибирь, как на страну исключительно крупного экономического
и политического будущего и, в то же время, как на место
соприкосновения и своеобразного взаимодействия европейской
и азиатской культур. Носители первой — коренные сибиряки:
потомки предприимчивых выходцев с севера древней Руси, под
влиянием новых естественно-исторических условий создавшие
особый, специфический тип сибиряка. Представители культуры
азиатской — многочисленные племена, населяющие Сибирь
и сопредельные с нею области. «Умственная и общественная
деятельность этих племен, развиваясь оригинально, внесет нечто
новое в сокровищницу человеческого духа», — писал Потанин.
Русская культура, хотя и не вполне, но изучена в ее сибирском
проявлении. Совсем мало изучена культура азиатская, та, которая
сталкивается с русской на территории Сибири. Ее надо изучить
всесторонне — и в интересах чистого знания, и в интересах
Сибири, настоящей и будущей. И вот долгие, долгие годы Григорий
Николаевич отдал изучению духовной и материальной культуры
азиатского Востока, изучению не кустарному, а изучению,
освещенному светом общей широкой идеи.
Когда встанет на ноги ныне в тяжких муках рождающаяся
новая Россия, к которой уже не применимы будут горькие слова
Пушкина о том, что «мы ленивы и не любопытны», тогда историки
и зо б р азя т всесторонне общую идею изучения В остока,
вдохновляющую труды Потанина по востоковедению, покажут
его, потанинское, понимание формулы ex oriente lux» — писал
в журнале «Голос минувшего» (1922, № 1) Н. М. Мендельсон
о сибирском патриоте и кутухте, чей титанический труд освещал
и освящал Сибирь в течение времени длиной более чем полувека,
преображая и подвигая ее вперед, просвещая и образовывая на
высоких нравственных путях.
Один из его последних фундаментальных трудов называется
«Ерке. Культ сына Неба в Северной Азии. Материалы тюрко­
монгольской мифологии». Эта работа венчает собой его изыскания
по поводу происхождения легенды о Христе. «Эта легенда
в Палестине, по-видимому, пришлая. Откуда она явилась? Из
Индии через Иран или из Верхней Азии? Откуда она могла идти
или через Туркестан и Иран, или через Киргизскую степь, Кавказ
и Арманию? Эти вопросы едва ли могут быть решаемы только
на основании памятников Индии и Ирана, не ожидая работ
в филологии степной А зи и »,— писал он. «Верхняя или степная
12
А зия» — в его понимании и научном лексиконе русского
востоковедения того времени — это Азия Центральная. Алтай
имеет к ней самое прямое отношение, своими реками и горами,
своими племенами и языками, своими мифами и легендами,
культурой и природой, историей и религией она стыкует ее
и Сибирь.
Эта работа и о себе самом. О человеке изумительной
скромности, необыкновенно чистом и нравственном во всем. Его
всегда, вплоть до последних дней и до последнего вздоха, манил
и тянул к себе Алтай.
Он был и остался на своем поприще Гэсэром-воителем.

Бронтой Тодош, июнь 1995 года,

г. Горно-Алтайск
 Алтай Бучый
(Записано от Чолтоша*)
У богатыря Алтай Бучыя была жена Темене-Коо*1, сестра
Ермен-Чечен2, белочубарый конь для езды по гостям,
синечубарый конь железного цвета для езды на охоту,
с крепкими как железо копытами, рыжий конь Тэмичи-ерен3,
две конусообразные тайги4, одна поросшая травою чэмене5,
другая белоглинистая6, две реки Умар иТимар, два не
различимых друг от друга черных беркута, две пары черных
собак тайгыл, а эрдине его табунов была серая кобылица,
у которой вымя было, как борбый7.
Алтай Бучый говорит:
— Семь дней буду на охоте, буду ездить по хребту Алтая,
Не отпускайте с цепей моих черных тайгылов, не отпускайте
на волю моих двух черных беркутов!
Исполняя приказание богатыря, его люди надевали колпаки
на головы и на носы двух черных беркутов, двух черных
тайгылов посадили на цепь. Белого сокола взял с собою.
— Будет со мной день и ночь, — сказал он. Без меня не
отлучайтесь из своих аулов и домов, будьте дома.
Сказав это, сам поехал на хребет Алтая. Горных зверей на
горах убивает, водяных зверей на водах убивает; шкуры

* Чолтош Куранаков, инородец кости Комдош, житель селения Аската,

в 10 вестрах от Оноса, на левом берегу Катуни, старик 79 лет, ремеслом бондарь.
1 Темене хомутная иголка; Коо «красавица», «прямая статная женщина».
2 Ермен см. ниже; чечен «красноречивый ая», «мудрый ая».
3 Ерен — рыжий; Тэмичи собственное имя. У алтайцев демичи мелкий чин
в сельской администрации.
4 Тайга — высокие горы в вершинах рек; так как они поднимаются выше
верхней предельной линии лесов, то они безлесны; поэтому алтайское
представление о тайге не соответствует тому, которое мы привыкли соединять
со словом тайга, с представлением о густом лесе на равнине. С у р у остраявершина
горы, пик; острая вершина шапки. Трехрогая Белуха называется Уч-суру.
5 Чемене — ирис.
6 В тексте стоит черет, белая глина, которою красят стены.
7 Борбый большой кожаный сосуд для воды.
14
маралов1, еликов2 навьючены3, дорогие шкуры4 приторочейы5.
Сестра Ермен-Чечен говорит:
— Что бы это значило? Брат велел нам не отлучаться из
дому? Дай я пойду!
Взошла на две острые вершины, на поросшую ирисами и на
ту, в которой белая глина и с высоты обозревает Алтай, с высоты
рассматривает вокруг земли. На реках Умарь-Тимарь плавают
две утки, а на низовьях стоят два ханских юрта6. Всмотрелась
поближе, это живут два брата Аранай и Шаранай.
Сестра Ермен-Чечен простерла обе ладони; с неба пал белый
снег глубиною до головы лошади7, сделался жестокий мороз8;
(еще раз) простерла ладони, стало солнце греть9; белый сокол
старшего брата (т. е. Алтай Бучыя) спустился на ее ладонь.
Девица белому соколу наказывала:
— Доставь мне две утки10, что плавают на реке Умар-Тимар,
пера не поломав, мягкого пуха не помяв.
Опустила белого сокола. Летит белый сокол выше белых
облаков, ниже белого света11.
Видит, две серые утки плавают на реке Умар-Тимар. Два
его крыла зазвенели12, луноподобные когти затрещали. Не дал
уткам нырнуть, схватил их белый сокол и отнес их к Ермен-
Чечен, не поломав пера, не помяв мягкого пуха.
Сестра Ермен-Чечен под крыльями двух уток письмо
написала:
1 В тексте ан, «зверь». Этим именем алтайцы зовут зверей, мясо, которых
употребляется в пищу. ,
2 Елик «каменный козел».
3 В тексте стоит: «в артынчаке звери и елики»; артынчак небольшой вьюк,
который всадник имеет под собой.
4 Дорогими, ценными шкурами здесь переведено слово албаганы.
5 торока по-алтайски — канджага; в тексте стоит слово бокторго, «то что
находится в тороках».
е Юрт, джурт «народ» ханский юрт можно перевести «ханство».
7Ермен-Чечен совершает обряд, который по-монгольски называется «дзада»,
по-алтайски «яда» или «джада», посредством которого низводится с неба ненастье,
дождь и гроза.
8 В тексте: «калап», хорон, соок; соок — «мороз»; хорон «яд», в этом случае
«жестокий»; калап всемирная катастрофа, произведенная наводнением, ливнем,
морозом и т. п. гибельными явлениями.
9 Нужно понимать так, что повсюду наступил мрак и мороз, а там, где
находится Ермен-чечен было тепло и светло.
10 Чурекей, небольшие утки, по-русски чирок.
11 В тексте: «ак аяс»; аяс — вёйро, ясная погода.
12В тексте «кыркырды» глагол, которым передается крик журавля. «Турна
кыркырап ят», журавли кричат. По-монгольски «харкира Trusvirgo».
15
 — Жена осталась без мужа, скот остался без хозяина, народ
остался без хана. Аранай, Шаранай, приезжайте!
В водоеме1 братьев Араная и Шараная плавают2 две утки.
Слуга говорит:
— Я ходил за водой, ловишь их, не даются; гонишь их, не
летят, а под крыльями у двух плавающих уток есть письмо.
Аранай и Шаранай поймали уток, которые, ловишь не
даются, гонишь, не летят; видят письмо на нижней стороне
крыльев и говорят:
— Алтай Бучый умер. Женщина осталась без мужа, скот
остался без хозяина, и народ остался без хана.
Аранай и Шаранай, прочитав письмо, сказали:
— Едем и заберем.
Два брата Аранай и Шаранай оседлали двух своих коней
и совещаются:
—Как бы ни было, а нужно спросить старых людей. Спросим
двух отцов Алтана и Шалтана.
Приехали к отцам и, не слезая с лошадей, кричали
и спрашивали. Алтай и Шалтан вышли на встречу.
— От сестры Алтай Бучыя Ермен-Чечен и от его жены
Темене-Коо пришло письмо, приехать и взять их.
Их отцы Алтай и Шалтан сказали:
— Почему бы Алтай Бучый должен был умереть? Вверху
пребывающий Кудай создал его, а смерти его не предназначил;
в муках умирать у него такой души нет, литься, краснея, у него
такой крови нет. Сестра Ермен-Чечен и жена Темене-Коо обе
обманитесь. Вы теперь живы, но умрете, вы теперь здесь, но
исчезнете. Вершина реки Умар-Тимар в ведении Алтай Бучыя,
низовья реки под нашим владычеством. Остановитесь, дети!
Бросьте это!
—Зубы, клыки ваши обкрошились, черные головы побелели,
а что вы понимаете? Неужели не взять готовый скот, готовых
жен и нижний юрт3 Алтын Бучыя?
Приехав, у золотой коновязи Алтын Бучыя слезли с коней;
постепенно один за другим вошли в аил, спросили «эзен менду»4?

1 Суалгыж водоем, т. е, место где берут воду.

2 «Далбак», плоский камень; «;албандажьш узуп jaT», плашмя плавают,
приплюснув тело к воде.
3 Юрт Алтын Бучыя назван нижним не соотвественно с предыдущим
указанием, что он владеет верховьями Умар-Тимара.
4«Езен менду» алтайское приветствие, соответствующее монгольскому: «сайн
менду».
16
 Ставили перед ними золотой стол о шестидесяти шести углах,
на стол ставили пищу «алман чикир». Два брата пищу алман
чикир1 ели, крепкое вино (корон аракы) пили и спрашивают:
— Алтай Бучый едва ли не здравствует?
—Ну, если вы боитесь, то мы сами найдем средство, сделаем
вино с злым осадком, свалим Алтай Бучыя, в этот миг вы
приезжайте и убейте.
Аранай и Шаранай сказали:
— «Je» и уехали вниз в свой аил2.
Сестра Ермен-Чечен и ж ена Темене-Коо белый скот
собирали, «чеген»3 делали, двоили «аракы» и приготовляли яд
(короп). Спустя семь дней Алтай Бучый приехал, маралы и элики
навьючены, дорогие шкуры приторочены, так что только хвост
да грива видны у коня. Алтай Бучый слез с коня у золотой
коновязи и вошел в аил. Жена ставила золотой стол, клала
пищу алиман-чикир. Алтай Бучый ест куски по выбору;
голодный, стал чувствовать себя сытым, усталый, сделался
бодрым; пьет «аракы» и «чеген», и приветствует словами: «эзен!
якши».
Жена родила мальчика4; ребенок лежит в колыбели.
— Семь месяцев буду на охоте; единственному сыну привезу
V) «тилик» и порок5, — сказал Алтай Бучый.
9 6<

— Сейчас! — сказав, — вот! — сказав, Алтай Бучый седлает

' /

коня Темичи-ерена; «сейчас» сказав, «вот» сказав6, Алтай Бучый

отпускает с цепей двух собак Езера и Базара, отпускает двух
парных беркутов. Надевает на себя золотой чум7о шестидесяти
К. шести пуговицах, поверх надевает на себя черный8, как сажа,
панцырь, о девяносто девяти пуговицах, навешивает на себя
крестообразно9 белый меч из стали «алмас», опоясывается

1 «Чикир» сахар, в словаре, изданном в Казани «алайман чикир» сахар-

леденец. Ср. монгольский «алима» — яблоко.
2В этом случае указание на местоположение аила братьев отвечает первому
показанию.
3 Выгнанную из молока «аракы» перегоняют еще раз; по-русски называется
двоить вино, которое в этом случае получается сильнее.
4 В тексте «керек бала» нужное дитя; девочек называют «не нужное дитя»
керек joK бала.
5 Тилик (кир. джилик — полая кость с мозгом, порок «почка»),
6 Эти слова говорят, что не нужно медлить, нечего отлагать поездку.
7 Чум — короткая одежда, надеваемая под панцирь.
8 Словами «черный, как сажа, панцырь» переведены слова текста: код куяк;
код «сажа» куяк — «панцырь».
9 Олый телий — в тексте.
2 Заказ 2710 17
колчаном со стрелами, похожими на лес, оголенный пожаром,
берет пику, похожую на посохшее дерево. Вступил ногой
в стремя, в трех местах перегнулся1, и вот2 взъехал на хребет
Алтай, и устроил стан под кущей тополей3.
— Ай, яй, что я делаю! — говорит сестра Ермен-Чечен.
Отпускает на волю бывшего в колпаке серого сокола4
и говорит ему:
— Где находится Алтай Бучый? Посмотри и вернись.
Серый сокол сказал: «Je!»— и поднялся к небу, к белому
свету и в глубине неба5обратился в Ак-Чолмона6. Видит сокол,
Алтай Бучый стоит станом на хребте Алтая под группой
тополей; двести маралов жарятся на двух вертелах (эки тыш);
сам Алтай Бучый спит, седло подложив под голову, «кедим-
токум» (чапрак и потник7) подостлав под себя. Конь Темичи-
ерен стоит на выстойке, два тайгыла Езер и Пазар спят друг
за другом, два парных черных беркута сидят на вершинах
тополей и дремлют.
Спавшие два тайгыла сразу вскочили, как будто испуганные,
они не просмотрели белого сокола, в основании небо8сидящего
в виде звезды Ак-Чолмона. Два уха коня Темичи-ерена
навострились по направлению, и он не просмотрел белого сокола,
сделавшегося Ак-Чолмоном в основании неба. Две собаки Езер
и Пазар поскакали на встречу Ак-Чолмону. Два парных9черных
беркута, прижав свои крылья, загремев, понеслись к Чолмону.
Где видели Ак-Чолмона, туда прилетели.
Два тайгыла и два беркута спрашивают:
— Что случилось дома?
Белый сокол говорит:
— Сестра Ермен-Чечен сказала: «Посмотри, где находится
1 Словами «уч экпели» текст хочет передать, что тело сидящего на коне
богатыря представляет три зигзага, который образуется: 1. торсом наклоненным
над передней лукой, 2. бедром, образующим угол с торсом и наконец голенью,
направленной параллельно торсу.
2 В тексте только одно слово «бу», которое выражает стремительность
движения; только сел на коня и вот уже на вершине горы, тут как тут.
3 Тополь — Терек; чук Терек — несколько тополей, растущих кучкой.
В киргизской сказке Козу Курпеш спасается от врага на вершину чок Терека.
4 В тексте боро шонкор вместо ак шонкор, как во всех других случаях.
5 В тексте тен, ередиин тубинде — «на дне неба».
6 Ак-Чолмон — звезда Венера.
7 Кедим, монгольск. кычим, кожаный чапрак.
8 В тексте (тен’ередан тозинде). (Тен’ери) небо; (този) основание, у дерева
комель.
9 В тексте (тюнь тюнь), как две капли воды.
18
мой старший брат Алтай Бучый и вернись». Вы не говорите
Алтай Бучыю, что его сестра посылала меня.
Два черных тайгыла вернулись назад и полегли; два парных
беркута вернулись назад и задремали.
Ермен-Чечен спрашивает белого сокола:
— Что видел, белый мой сокол?
Отвечает белый сокол:
— Устроив становище в тополях, насадив на два вертела
двести маральих туш, подостлав потники и кычим, спит Алтай
Бучый. Вот что видел.
Настало время Алтай Бучыю возвратиться домой. Алтай
Бучый теперь едет и говорит:
— Добыл я мясо и тилик: будет чем кормить единственного
сына.
Едет домой. Два черных тайгыла и два черных беркута
отправились вперед.
Аранай и Шаранай, два брата, на переправе через реку
Умар-Тимар сидят как два черных пня. Два парных черных
беркута, пролетая мимо двух черных пней, два раза взглянули
на них. Две черных собаки тайгылы, пробегая мимо двух черных
иней, два раза взглянули на них. Две собаки тайгылы прибежав,
улеглись у железного порога; два парных черных беркута
прилетели, сели на (тунук) юрты и задремали. Конь Темичи-
ерен остановился; передних ног не поднимает, задние не
подтягивает.
—Или предвидишь смерть мою? Или предвидишь мне жизнь,
конь мой Темичи-ерен? — говорит Алтай Бучый.
Конь Темичи-ерен отвечает:
— Когда достигнем до своего дома, не привязывай меня
к золотой коновязи. Твоя сестра Ермен-Чечен и жена Темене-
Коо, полагаю, наготовили аракы. Не пей аракы, довольствуйся
пищей.
После этого Алтай Бучый едет дальше, переехал реку Умар-
Тимар, слез у золотой коновязи. Сестра Ермен-Чечен вышла на
встречу, чтобы принять конский повод. Алтай Бучый не дал
повода сестре и рыжего Темичи с копытами, как железо,
отпустил на волю.
—Здравствуй, дитя мое! —сказал Алтай Бучый сестре Ермен-
Чечен.
Войдя в аил, поздоровался с женою словами: «Езен менду».
Взял на руки своего единственного сына и ласкал его.
19
 Темене-Коо поставила золотой стол о шестидесяти шести
углах, наложила пищи (алиман-чикир) и сказала:
— Ешь! Вот пища! Ты проголодался. Пей, вот напиток, ты
устал. —Вынула из-за золотой кровати1, из под изголовья белый
оловянный тажуур2, взяла золотой чбгбчбй3. Из ста тажууров
вина сделала один тажуур. Она говорила:
— Я тобою взятая4, ты мой друг. Я знала, что ты
возвращаешься голодный и усталый. Для тебя приготовила этот
напиток и держала перед ним золотой чбгочой с аракой.
Алтай Бучый даже не взглянул на нее и не вымолвил ни
слова.
—Что делать? —говорит про себя Темене-Коо. Сестра Ермен-
Чечен, взяв золотой чбгбчбй и держа его перед своим старшим
братом Алтай Бучыем, пела:
— На твердой земле трава растет, посохшее дерево пускает
листья. Зачем противишься желанию своей жены Темене-Коо?
— О-о, неужели я не знаю, пить или петь, есть ли мне или
не есть?
Ермен-Чечен передала чбгбчбй женщине Темене-Коо. Жена
Темене-Коо взяла золотой чбгбчбй, взяла на грудь свою своего
сына Эркэ Мбндура и говорит:
— Попробуй один чбгбчбй ради единственного твоего сына!
Алтай Бучый, взявший чбгбчбй выпил.
— Нет ли еще напитка этак же приготовленного?
Темене-Коо вынесла краснобурый тажуур, снова подала
чбгбчбй. Он стал пить; этот один чбгбчбй подействовал, как
.двести тажууров аракы. После этого он стал пьянеть; тело
и кости стали гореть. Он пьет ядовитую аракы 4 и стал
краснобурым.
— Отпустите на волю моего коня Темичи-ерена, отпустите
на волю двух черных тайгылов, дайте свободу двум моим черным
парным беркутам! — говорит Алтай Бучый.
Сестра Ермен-Чечен вышла из дома, на ноги коню Темичи-
ерену надела железный треног, крепко-накрепко примота­
ла коня к золотой коновязи; привязала на цепь черных тайгы­
лов, двух черных парных беркутов тоже привязала и вошла
обратно.
1 В тексте (алтын шире), золотой престол; по словам рассказчика в этом
случае следует разуметь кровать.
2 Кожаная посуда с узким горлом, тоже что киргизский (турсук).
3 Чашка без вина (аяк); чашка свином (чогочбй).
4 В тексте: (азу корон аракы) азу (клык) острое, как клык, вино.
20
 — Отпустила ли коня Темичи-ерена? — спрашивает Алтай
Бучый.
—Отпустила, —говорит.
— Двух черных тайгылов отпустила ли?
—Отпустила беркутов, —говорит.
— Двух черных парных отпустила ли?
—Отпустила, —говорит Ермен-Чечен.
—Нет ли еще давешнего напитка? Если есть, то подавайте.
Если раз пил, то уже буду пить; если раз ел, то уж буду есть.
Если есть еще, то не жалейте, не скупитесь!
Кто выпьет, тот сразу будет гореть, такой яд, как щелочь,
выпаренный из араки1, подавала жена Темене-Коо своему мужу.
Выпитый яд, выходя изо рта, занимался огнем, из ноздрей
сыпались до бела раскаленные искры. Сестра Ермен-Чечен этот
огонь затирала ногами. От этого огня занялись пожаром стены
снаружи; занялась пожаром тайга с горелым лесом; по чистой
долине с камышом огонь разлился рекою. Увидя этот огонь,
Аранай и Шаранай сели на двух коней, прибыли к юрту Алтай
Бучыя. Ермен-Чечен вышла навстречу.
— В каком состоянии Алтай Бучый? — спросили.
— Теперь рубите ему шею! — сказала.
Аранай и Шаранай повскакали с лошадей, держа в руках
плеть, насаженную зубами трехлетней коровы, вошли в дом.
Алтай Бучый, как на огне раскаленный камень, едва живой,
сидит. Аранай и Шаранай, схватив его за косу, выволокли его
из аила. Два брата Аранай и Шаранай стегали его плетями,
насаженными зубами трехлетней нетели и по голове и по глазам.
Алтай Бучый просил и умолял:
— Так-то я напился горького яду; внутреность моя и печень
горят от горького яда. Возьмите мой скот, возьмите мой народ2
и оставьте мне только жизнь!
Аранай и Шаранай промолчали и молча били плетями.
Алтай Бучый кричал жене своей Темене-Коо:
— Спасите меня от этой напасти! Ермен-Чечен, сестра моя!
Отними меня! Принеси мне мой белый меч, защиту моей жизни!
Вот я этих зарублю!
Жена Темене-Коо и сестра Ермен-Чечен принесли белый
меч, но не дали его Алтай Бучыю, а отдали Аранаю и Шаранаю.

1 Тут в переводе пропущены слова «корббс аразында», не смотря на

окружающее. (?)
2 В тексте: арка joH «спина народ».
21
Аранай и Шаранай, взявши белый меч, рассекли Алтай Бучыя
посредине его тела. Текущая кровь, как река, белые кости, как
тайга (т. е. как белок). ДитяЕрке-Мондур вдруг исчез, не видали,
вверх ли поднялся или вниз ушел. Жена Темене-Коо выбежала
из аила и смотрит. Вдали она заметила, дитя поднимается
ползком на тайгу Сумер-Улан. Мать следом бежала и кликала:
— Хотя оставляешь меня, но пососи мои два сосца.
Дитя повиновалось, ползком приползло назад. Мать села
и дала дитяти два своих соска, и ножницами из черной стали
перестригнула ему две ноги. Лишившись ног, дитя на двух
руках уползло на тайгу Сумер-Улан. Жена Темене-Коо отрезала
у Алтай Бучыя два больших пальца1на руке и начала вьючить
их на одну лошадь,- ноги малого дитяти вьючить на другую.
Обросшее мхами жилище разрушили, заназмившееся место
разворочали2. Белый скот погнали, народ выселяли. Двух
парных черных беркута и двух парных черных тайгылов повели
с собою. На коня, с крепкими как железо, копытами Темичи-
ерена садился Аранай, на охотничьего синечубарого железного
цвета коня садился Шаранай и на гостинного белочубарого
коня садилась Ермен-Чечен. Гоня белый скот и переселяя народ,
они пустились в путь.
Серая кобылица с выменем, как мешок, голова белого скота,
отделившись от скота, побежала вниз назад, в свой Алтай.
Аранай, сидевший на Темичи-ерен, погнался за нею иногда
гнался, вокруг тайги Сумер-Улан, Темичи-ерен запнулся, упал
и сломал себе шею около спины. Конь Темичи-ерен умер.
— Это ли конь хорошего молодца? Спешите скорее! Где
синечубарый конь железного цвета? — кричит Аранай.
Шаранай, сев на синечубарого коня железного цвета, погнался
за серой кобылицей, но не успел он еще обогнуть железную
гору (Темир тайга), синечубарый конь железного цвета пристал
и лег.
— Будь же ты отцовский страшный (сурекей) конь!3—
ругается Шаранай и бьет коня по голове и по глазам. Он снял
с синечубарого коня узду и потники.
1В пальцах была заключена жизнь или душа Алтай Бучыя, по объяснению
рассказчика Чолтоша.
2 ближе к тексту перевод будет такой: обросший мхом безе) юрт развалили,
юрт с наростом (коозонарост от навоза и другого мусора) раскопали.
3 Упоминание отца служит бранью. Рассердившись на кого-нибудь, говорит:
«аданнын сени ал» отец тебя возьми.
22
 —Где белочубарый конь, —говорит Шаранай. Садился опять
на белочубарого коня, погнался опять за Серой кобылицей:
белочубарый конь устал и упал. Садились братья на двух своих
лошадей; подошли тут сестра Ермен-Чечен и жена Темене-Коо.
— Где конь Алтай Бучыя с копытами, как железо, Темичи-
ерен? — спрашивают.
—Два парных чубарых коня пристали и остались, а Темичи-
ерен сломал себе шею! — им отвечают.
— Увы, увы!1— сказали женщины.
Жена Темене-Коо говорит:
— Не ушедшие, мы теперь уйдем, не умершие еще пока
умрем. Темичи-ерен вовсе не умер, а это он вас обманул. Снова
бегите и посмотрите, если Темичи-ерена нет на том месте, то
нет нам жизни, а вам быть без головы.
Аранай и Шаранай поскакали назад, посмотрели — двух
чубарых нет. Две женщины, хлопая по обеим коленам, из обоих
глаз лили слезы и причитали:
—Не быть видно нам вашими женами, не быть вам нашими
мужьями. Умирать-то, как-то будем умирать? Хорошо если
убьет без мучения, нашей душе было бы легче.
После этого белый скот и народ погнали далее. В то время,
как ехали таким образом, из-под черной горы (кара тайга)
выскочил желтый медведь с золотой шерстью и поскакал прочь.
— Спустите двух черных парных тайгылов! — вскричали
братья.
Спустили. Преследуя желтого медведя с золотою шерстью,
собаки перевалили через горку (кырлан)2. Следом за ними
прибежали братья и видят, медведя-то с золотой шерстью нет,
да и двух черных тайгылов-то нет. Подивившись, Аранай
и Шаранай поехали домой.
Из-под ног выбежал черный марал величиной с коня3.
Пустили за ним двух парных черных беркутов. Сбивая и сгоняя4
черного марала величиной с лошадь, два черных парных беркута

1 В тексте «калак ла калак».

2 Самые высокие горы алтайцы называют тайгами (тайга), горы меньшей
высоты зовутся (кырлан).
3 «Черный марал величиной с коня» в тексте: (атыгыр кара сыгын).
В монгольских сказках встречаются формы: Атгар-хара-мангыс (Оч. с. з. Монгол.,
IV-454), Хотогор харамангыс (ib. д.) (Атхыр-шар мангыс) (ib. 513), Атхыр-шар.
мангыс (529), Хотгор хара мангыс (385); см.' также стр. 713.
* В тексте: «кабре тебре тэпкилеп», что вернее перевести: «скучивая
и разъединяя», но это идет к стаду и не подходит к одинокому животному.
23
перевалили через черную гриву (кара кырлан). Следом
догнавши, братья посмотрели: ни черного марала величиной
с лошадь нет, ни двух черных беркутов.
Когда они ехали далее, из Белого Алтая1выскочила красная
лисица и побежала. Пустили белого сокола с колпаком2. Белый
сокол бьет красную лисицу когтями и переваливает через гриву.
Следом прибежали, посмотрели: красной лисицы-то нет, белого
сокола-то нет. Темчи-ерен гривой и хвостом сделал яду Сада);
спустил с неба белый снег, глубиною до головы лошади. Аранай
и Шаранай остановились и устроили стан, посредством двух
больших пальцев Алтай Бучыя и двух голеней Ерке-Мондура
построили шалаш (тяпаш) и живут. Две мыши, придя в их стан,
стали грызть и питаться двумя большими пальцами Алтай
Бучыя, и Двумя голенями Ерке-Мондура. Ермен-Чечен стала за
ними охотиться.
—Неужели ото мыши? Как похожи на двух парных тайгылов
Алтай Бучыя? Это что такое?
— Зачем сюда придут? — говорят ей. — Не узнала разве
мышей?
Два серых воробья прилетели к шалашу и кормятся. Жена
Темене-Коо говорит:
— Они похожи на двух черных парных беркутов! Какие же
это воробьи?
Ей говорят:
— Что тут удивительного. В ненастный день на стан
прилетели воробьи покормиться.
Два серых воробья, став двумя черными беркутами,
поднялись по направлению к дну (туб) неба. Гороподобные
крылья закыркали, луноподобные когти затрещали. Схватив
две голени Ерке-Мондура, они улетели. Две серые мыши, став
двумя черными тайгылами, закусив зубами два больших пальца
Алтай Бучыя, поскакали вниз в рощу3. Слезы из глаз стали
озером, вода из носа стала льдом.
— Поскорей нужно добраться до места, — говорят. — Пока
не умерли, нужно пожить. — Говорят два брата и женщина.

1 В подлиннике: из внутренности белого Алтая.

2 С колпаком, не значит, что сокол полетел в колпаке. Томоголу
«околпаченный» носящий колпак —эпитет, которым охотничий сокол отличается
от дикого, не прирученого сокола.
3 Прокинуто непонятное слово переводчику «тикен», которое стоит перед
словами: «арал», роща.
24
 Два парных черных беркута, два парных черных тайгыла
достигли костей Алтай Бучыя. Не было у них средства оживить
Алтай Бучыя, не было средства вылечить две ноги Ерке-
Мондура.
Конь Темичи-ерен говорит:
— Нужно искать то место, где Алтай Бучый зародился.
Видно мне идти? — говорит конь.
—Два парных черных беркута, два парных тайгыла, кормите
Ерке-Мондура!
Наказывают белому соколу:
— Не допускай к костям Алтай Бучыя ни птиц, ни червей,
смотри и карауль.
Хребет Алтая — белая тайга, дух (ээзи) Белой тайги (ак
тайка) Белая старуха (ак эмеген); она-то и есть мать Алтай
Бучыя.
Конь Темичи-ерен пустился в дальнейший путь. Встречает
большие реки (талай) и воды, глубину и мели не разбирает;
встречает высокие и мелкие горы, высоту и низменность не
разбирает. Бежит прямее летящей птицы, бежит быстрее
пущеной стрелы. Достиг до хребта Алтая, до Белой тайги.
Окружая Белую тайгу, бежал рысью и ржал; три года кружил
вокруг Белой тайги, в конце трех лет1 на цельном месте
открылась дверь. Вышла белоголовая в белой одежде Белая
старуха (ак эмеген), опираясь на золотой посох.
Спрашивает:
—Как железо, крепкие копыта, Темичи-ерен, зачем явился?
— Алтай Бучый умер. Оживить его у нас способа нет. Нет
ли этого способа у тебя?
Она говорит:
— У небесного царя (Тенере каан), у солнечного царя (Кун
каан) есть Белый Бурхан (Ак Бурхан); у него три дочери. Если
кто найдет это средство, так они найдут. Если дитя Белого
Бурхана Ак-Таджи (ак тади) захочет пойти, то она оживит.
Конь Темичи-ерен сказал Белой старухе:
— Отправляйтесь, посмотрите, помогите!
—Придется ехать, —говорила она. —Дверей Белого Бурхана
я еще не отворяла. Поеду, посмотрю, что будет?
Села на коня Темичи-ерен и отправилась.
Белая старуха Ак Эмеген, дух белого Алтая, поднимается
в верхнюю область (устуги орон). Две передние ноги у коня
1 В тексте: «бажына» в голове, в начале, но тут нужно разуметь в конце.
25
 Темичи-ерена пляшут, две задние ноги идут иноходью. Едет
старуха далее, черная пыль следом несется. Алтын Таджи, дитя
Небесного царя (Тенере кааный балазы) сидит на синесером
железного цвета коне.
Алтын Таджи спрашивает:
— Дух Белой тайги Ак Эмеген, вы куда поехали?
— Еду в гости к Ак Бурхану (белому бурхану).
Алтын Таджи говорит:
— Внутри голубого Алтая посмотрим иноходь двух коней?
Потом они пустили своих иноходцев. Белая старуха туда,
сюда потрясла коня Темичи-ерена; на месте, где она стояла,
сделался вихорь. Туда-сюда посмотрела, Белая старуха едет
уже на месячном расстоянии. На месте, до которого старуха
доехала, она подождала Алтын Таджи. Дитя Алтын Таджи
смотрит и удивляется.
— Мне бы на таком коне ездить, — говорит.
После того поехали далее: навстречу им клубится тонкая
пыль. Подъехала Кумуш Таджи (Серебренная Таджи), дочь
солнца-царя.
Спрашивает:
— Дух белого Алтая, Ак Эмеген, куда вы едете?
— Еду в гости к Бурхану, — отвечает Ак Эмеген.
— Иноходь немножко посмотрим?
Ак Эмеген тряхнула рот коня Темичи туда-сюда, на том
месте, где она стояла, лишь вихорь остался; туда-сюда
посмотрели, Эмеген едет на двухмесячном расстоянии.
— На таком бы коне чтобы нам ездить!
На место, до которого доехала, Ак Эмеген дождалась двух
девиц. Едут далее; среди белого Алтая опять пыль клубится.
Подъехала дочь Ак Бурхана Ак Таджи.
—Дух белого Алтая —Ак Эмеген, куда едете? —спрашивает.
—Еду в гости к Ак Бурхану, — отвечает.
— Немножко пустим иноходью, посмотрим?
Ак Эмеген рот коня подернула туда и сюда, на том месте
остался лишь вихорь. Туда и сюда посмотрели, Ак Эмеген едет
на трехмесячном расстоянии. На конце трехмесячного
расстояния Эмеген дождалась трех девиц. Три девицы ехали
и рассуждали:
—Что если б эта старуха дала своего коня на три дня поездить?
Даст ли?
Приехали к дверям Ак Бурхана и слезли у золотой коновязи
с шестьюдесятью отрослями.
26
 Ак Эмеген вошла в золотосеребряный брго, пожав руку Ак
Бурхану, приветствовала его. Села на белый ковер в шестьдесят
слоев.
—Дух белого Алтая Ак Эмеген! Мои двери еще не отворяла, —
говорит Ак Бурхан.
Ак Эмеген говорит:
—В гости приехала.
— В гости, это хорошо, моя милая.
Поставили стол о шестидесяти углах, принесли пищу алиман-
чикир. Вспоминая прошлое, завели беседу, вспоминая старину,
завели разговоры. Дочь Ак Бурхана Алтын Таджи говорит
старухе Ак Эмеген:
— Дайте мне своего коня. Немного поезжу, один раз,
посмотрю иноходь.
— A -а, конь устал, — сказала Эмеген, — но что ж делать,
поездите.
Три девицы одна за другой побежали. Алтын Таджи, дочь
Тенере-хана говорит:
— Я человек немного постарше, вперед поеду, посмотрю.
Дочь Тенере-хана села и вдруг, делая «тап», побежала
иноходью. Только хотели взглянуть, а она уже на трехмесячном
расстоянии. Возвратилась назад иноходью. Говорит:
— Раз севши, потом не хочется спуститься с коня.
Дочь Солнечного хана Кумуш Таджи.
— Постойте, я сяду, посмотрю! — сказала.
Делая «тап», поехала иноходью. Только раз очувствовались,
как уже очутились на шестимесячном расстоянии.
— Зачем же такого хорошего коня Ак Бурхан не создал
нам?
Дочь Ак Бурхана Ак Таджи говорит:
— Я поезжу, посмотрю.
Ак Таджи дочь Ак Бурхана, села. Две передние ноги у коня
Темичи-ерена пляшут, а две задние ноги идут непрерывной
иноходью. Обоими глазами играет, головой до ребер мотает.
Девица Ак Таджи запела, как свирель (сыбыски). Опамятавшись,
оказалась на семимесячном расстоянии. Конь Темичи-ерен
удила из черной бронзы (кулер) заложил под корень семи
клыков, а голову заложил между передних ног; вытянув тело1,
бежит на вершину Алтая. Девица потеряла чувства. Бежит

1 Ч а б а б — говорится о коне, который скачет вытянувши тело в растяжку.

27
конь быстрее пущенной стрелы, прямее птичьего полета;
у костей Алтая Бучыя остановился.
Девица Ак Таджи пришла в сознание. К костям Алтай Бучыя
приехала.
Конь Темичи-ерен говорит:
— Только ради души Алтай Бучыя я привез тебя.
Дочь Ак Бурхана Ак Таджи брала золотой платок.
— Я не знала греха, — говорит.
Через лежащие кости Алтай Бучыя она туда и сюда,
перешагивала. Умерший Алтай Бучый встал, потирая две
ладони, говорит:
— Аданын...1! Ну и спал же я!
Ак Таджи, дочь Ак Бурхана подает руку Алтай Бучыю
и привествует его. Между тем дух белого Алтая, Ак Эмеген,
вдогонку за ними спустилась с неба.
Она говорит:
— Угасший огонь загорелся, умершее тело ожило. Ради
тебя я много постаралась, ради тебя я сваталась у Ак Бурхана.
Но после этого умей сам обойтись без моей помощи. Если опять
пойдешь на какую войну или наткнешься на неприятность2, не
называй моего имени (т. е. не зови более).
После этого Алтай Бучый лечит две голени своего, сына
Эрке-Мбндура. Не пройдет полдневки, не переменится несколько
поколений, прикладывает к ногам лекарство«томын». Эрке-
Мбндур исцелился. Нет коня ездить ему.
Алтай Бучый говорит:
— Конем ездить тебе будет конь с крепкими, как железо
копытами Темичи-ерен.
Где конь Темичи-ерен стоял, то место есть, а самого коня
не оказалось. Через три дня спустя в небесной пазухе (тенеренин
койнында3) заклубился черный туман. Раздался небесный гром,
раздался звон железа, конь с крепкими, как железо, копытами
Темичи-ерен прибежал к ребенку Эрке-Мбндуру4и остановился.
Убежав к богу Уч-Курбустану, конь переродился в молодого
четырехлетнего коня. Как сажа, черный панцырь в тороках;
черный арагай — лук во вьюке. Надел Эрке-Мондур золотую
курме5 с шестьюдесятью пуговицами, сверху надел черную,
1 Аданын — бранное выражение.
2 К а т т у — собственно «твердый», «жестокий», жесткий, жестокое
обстоятельство.
3 Небесная пазуха — небосвод.
4 Можно перевести также: «к трем богам Курбустанам».
5Курме — китайская короткая, опускающаяся немного ниже пояса, одежда
с рукавами.
28
как сажа «чумь» с девяносто девятью пуговицами. Белый меч
из стали (алмас) привесил сзади и спереди, припоясал колчан;
как посохшее белое дерево пику взял в руки. Ногою вступил
в стремя, в три перегиба перегнув тело, уселся и поехал. Черный
лук Арагай взвалил на спину. Стрелы в колчане кажутся
наподобие Аба-тиша1. Если спереди смотреть, то богатырь
кажется гладким утесом. Золотой, серебряный свой Алтай
обежал кругом рысью; Алтай благополучно живет. Золотую,
серебряную тайгу вокруг объехали рысью. Реку Умар-Тимар
на ту сторону и на эту переехав, приехал.
Алтай Бучый восстановил свой золотой бргоо и стал доить
серую кобылицу с выменем, как борбый; держит чеген2
в архыте3 и высиживает аракы.
Алтай Бучый говорит:
— Сын мой, Эрке-Мбндур! Пока я не приеду, живи здесь.
Есть у меня долг отомстить обиду.
Надевает на синечубарого железного цвета коня серебряную
узду, кладет на его спину потники величиною с поля и елани4,
бронзовое арташ-седло кладет на лошадь, тридцать подпруг
подтягивает. Надевает на себя золотой чум с шестидесятые
шестью пуговицами, поверх надевает черный, как сажа, панцырь
с девяносто девятью пуговицами, навьючивает на себя черный,
как арагай, лук, кладет белый меч из стали, крепкий как алмаз,
садится на сине-чубарого железного цвета коня. После этого
поехал.
Через топучую реку переехал, радужные горы перевалил,
к слиянию рек Умар и Тимара, которым владеют Аранай
и Шаранай, на перерез подъехал и слез с коня у железной
коновязи. Отворил створные железные двери, вошел— там
сидит жена Темене-Коо.
— Куда ушел твой хороший муж, найденный в нечистой
земле? — спрашивает Алтай Бучый.
— Сказал, на охоту пойду так ли, нет ли? — отвечает
женщина.

1 Аба-тшп, Аба-джиш или Аба-иш «отец чернь» — называется район на

правом берегу Катуни, орошаемый реками Кондомой, Мрасой и Томью
и покрытый глухим хвойным лесом. Местные туземцы различают следующие
районы: Аба-Тшп, Ак Чолышпа, Ерен-Чуй иАг-Алтай.
2 «Чеген» — сквашенное молоко, из которого сидят «аракы».
3 «Архыт» — большая кожаная посуда.
4 Большая степь (в роде Гоби) по алт. «чоль»; небольшая — кубэ; чистая
поляна, прогалина — «)алан» (у сиб. крестьян — елань).
29
 Сидит Алтай Бучый и видит, из-под девяти рядов постели
виднеются подошвы сапогов. Схватив за две ноги, Алтай Бучый
вытащил, выволочил Араная.
Дрожит Аранай, как таловый куст от волнующейся воды;
самое сердце его перепугалось. На месте, в которое уперся
ногой1, стала яма; загнув ему голову вниз, подняв ноги вверх,
втоптал Араная в землю. Выбежав из аила Арана, побежал
в аил Шараная.
— Где твой хороший муж, единственная моя сестра? —
спрашивает.
— На охоту за зверями и птицами поехал, — говорит
женщина.
Алтай Бучый видит, под девятью рядами постели виднеются
подошвы сапог. Вытащив Шараная наружу, головой вниз,
ногами кверху, втоптал его в землю.
Схватив жену Темене-Коо, спрашивает:
— На что хочешь садиться верхом, на кинжал (кынырак)
или на нерожавшую кобылицу?
— Состаревшему человеку нужно сделать «кааргыш»2—
ему годится кинжал, — отвечает женщина.
Алтай Бучый стал кинжалом срезать с нее тело, отмеривая
кусками в большой палец, стал проливать ее кровь, отмеривая
ложкой. Сестру Ермен-Чечен спросил:
— Что тебе нужно, кинжал или нерожавшую кобылицу?
— Нужна кобылица ездить, — отвечала.
Он привязал четыре ее конечности (сан) к хвостам четырех
кобылиц и дал разорвать ее на четыре часта. Обросший мхом
юрт развалил, заназмившийся юрт раскопал. Белый скот
погнал, подданный народ заставил кочевать. Пришел в аил
Алтана и Шалтана. Два старика кланяются и говорят:
— Вдвоем говорили им — они не послушались.
Алтай Бучый говорит: «Гоните свой белый скот и поезжайте.
Умрете, кости ваши я похороню».
Белый скот сам спешит вперед на свою родину; уже полпута
прошел, возвращается домой. Алтай Бучый поставил табуны
на кормовые места, поставил свой народ на дровянистые места.
1 В подлиннике: «пнул».
2 Кааргыш — инструмент для прижигания шерсти из шкур в том месте, где
приходится делать шов.
30
Белый скот остановился на своем Алтае, народ1 привольно2
водворился.
Ерке-Мондур говорит:
—Мать моя, Ак Таджи. Нет ничего, чтобы ты не знала. Нет
ничего, чего бы ты не видала. Нет ли девушки, которую я взял
замуж? Где есть, не слыхала ли?
Ак Таджи, открывши золотосеребряный ларец (кайры чаг),
смотрит; ни днем, ни ночью не отрываясь, три дня смотрит на
письмена в золотой книге и говорит:
— На мужской стороне (половине)3 есть золотая тайга
о восьмидесяти восьми углах. Перед дверью4 стоит серебряная
тайга о семидесяти семи углах. В основании (тбзь) неба и земли
стоит юрт Алтын кана. Уже семь лет прошло, как тебе следовало
бы ехать и взять дочь Алтын каана Алтын Чачак.
Он услышал эти слова, и ему все равно было, как коню,
которому весною в ухо кукушка скуковала.
— Спокойно да живет мой народ, да будет здоров мой белый
скот. Ак Таджи, моя мать, Алтай Бучый, мой отец, дайте мне
одинаковое благословение.
Говоря такие слова и кланяясь, Эрке Мондур просил Алтай
Бучыя. Надевал на коня Темичи-ерена серебряную узду, клал
потники (великие), как степи — елани; бронзовое «арташ» —
седло накладывал, тридцать подпруг подтягивал; золотую
«курме» о шестидесяти шести пуговицах на себя надевал,
черную, как сажа, чумь поверх надевал, черный, как арагай,
лук накрест5 взвалил на плечи, крепкий, как «алмас», стальной
белый меч на себя набросил6, колчан, как «курыскан», припоясал,
как сухое дерево, бледную пику в руки взял, в стремя ногу
вставил и, изогнувшись в три перегиба, поехал. Реку с плывущим
по ней снегом7 переехал, буранистую тайгу перевалил. При­
ближение лета узнает по плечам, наступление зимы узнает по
вороту. Большие, большие горы встречает, пробегая рысью,
1 В подлиннике: арка joH, «спина народ».
2 В тексте: токунаб, располагаясь поудобнее.
3 Левая со входа половина алтайской юрты считается мужской, правая —
женской; соответственно этому и небесное пространство делится на две половины
Или стороны, на мужскую и женскую. Так как алтайцы ставят свои юрты
дверями на восток, то мужского половиной неба будет юг, а женскою — север.
4 Т. е. на востоке.
5 В тексте «аркий теркий».
6 В тексте: Олый, телий. Олый — неправильно; телий — изменчиво.
7 В тексте шуурмакту-талай. Шуурмак — снег, который несется по реке
осенью перед рекоставом.
31
высоту их и низкость не замечая. Большие, большие реки
переезжает, глубь и мели не разбирая. Едет. Шум черного, как
сажа, панцыря подобен грому синего неба. Шум лука, черного,
как арагай, как эхо раздается в Алтае и Хангае. Высокие,
высокие горы россыпями рассыпаются, большие, большие реки
плещутся, из яров выплескиваются1. От ударов задних копыт
Темичи-ерена моря, озера бурлят, от ударов передних копыт
образуются мелкие горки (межелик); если задевает копытом
скалы, огонь высекается.
Сказать о белом скоте Алтын клана,- то он проник до
основания Алтая; сказать о народе, то он окружил Алтай. Из
когтистых никто не угрожал ему, из живых существ никто зла
не думал; в среду людей2война не вторгалась, в пастбище гибель3
не спускалась. Оказывается, этот был такой облагоде­
тельствованный хан, оказывается, это был такой снабженный
эрдине бий. Конь Алтын-каана Ак-Сары с золотою шерстью
стоит на выстойке у золотой коновязи. Эрке-Мбндур приехал
и спустился с коня. Видит коня Ак-Сары с золотою шерстью.
Во время клыков был же конь! Уже прожил пол века своего,
надглазицы (кабага) затвердели; в прежние времена был конь
молодцеватый, а теперь, как видно, состарился. Ерке-Мондур
своего коня Темичи-ерена, с копытами, как железо, подвел
рядом, сравнивает и смотрит. Сравнив, видит: Темичи-ерен на
четверть выше ростом, на локоть спина длиннее. Взял тажур
с вином, взвалил на плечи пищу на блюде, золотой шлем-шапку
зажал под мышкой, отворив створчатые золотые двери, вошел
и сел подле огня со стороны дверей4. Коленями — был зятем,
языком — был сватом. Держа в руке золотой чбчбгбй, вышел
перед Алтын-каана и преклонил одно колено (чогодо):
— Буду твоим..., буду твоей дрессированной собакой5. Если
попадешь в беду6, буду твоей защитой7; если будешь всходить
на высоту, буду твоей опорой8.
Алтын говорит:
— Когда вверху обитающий Бог творил, тогда же он
1 В тексте: реки из яров, как из сум (каб) выливаются.
2 В тексте: в телегу (терге) война не вступала.
3 В тексте: чак «время», а также чума, падеж, мор.
4 Буквально «в ногах огня», о т а я к к а .
5Ближе к тексту: «буду науськанной собакой», т у к у р г а ж ы й и т . Т у к у р «усъ ».
6 В тексте: «в твердое место», к а т у je p e e .
7 В тексте: «крепостью», шибэ.
8 В тексте: «посохом», таяк.

32
выкраивал ваши пуповины, вытягивал ваши ресницы. В течение
семи лет он дал ей свободу играть1.
Насидели вина наподобие реки, накрошили мяса наподобие
горы. От порога питались собаки, от (улазы) пьют юноши.
Девятилетний пир (той) сделали, семь лет продолжалась игра.
Тощий человек до того разжирел, что уши исчезли, а худая
собака до того разжирела, что хвост стоял торчма. Девять лет
пир продолжали, семь лет игры тянулись и окончили.
По окончании пира от Алтын-каана, тестя отца, пришел
посол и говорит:
—Велел придти. —Ерке-Мбндур сел на коня Темичи-ерена.
— Зачем меня требует Алтын-каан? — думает.
Приехал к золотой коновязи, которую коню не окружить.
Шестьдесят богатырей взяли у него коня, семьдесят богатырей
поддержали его под руки. Вошел в золотой оргбо, прошел
в («тор») передний угол и сел на белый ковер в шестьдесят рядов.
Золотой стол поставили, пищу «алиман чикыр« положили.
— По какой нужде потребовали, какая нужда явилась? —
говорит.
— Когда отдавал единственную дочь, — говорит Алтын-
каан, — я желал видеть услуги зятя. Мой золотой-серебряный
бргбб погнил. По ту сторону семи Алтаев есть зверь каракула;
доставь два клыка каракулы, исправь мое жилище.
Пущенная стрела не воротится от Камня, посланный не
вернется с дороги. Ерке-Мбндур вышел оттуда и сел на коня
Темичи-ерена. Золотое мое бойзы23пришло в оргоб.
Жена Алтын Чачак спрашивает:
— Зачем требовал хан отец?
— Мой золото-серебряный бргбб сгнил, — говорит.
— Доставь, сказал, клыки каракулы и исправь мой бргбб.
— Обещался съездить или отказался?
Пущенная стрела не ворочается от камня, посланный не
возвращается с дороги.
—Хотя и состарелся, но черносерую душу все еще не оставил?
Жена Алтын Чачак сказала:
—Ушедших туда следы-то есть, а следов воротившихся нет.
Не умерший пока, сам умрешь, не ушедший из этого мира сам
уйдешь. Не ходи. — сказала.
— Раз пообещал, нельзя нейти! — сказал. ч
1 Т. е. в течение семи лет она оставалась девицей, не выходила замуж.
2 Монт, пайузы — металлич. пластинка.
3 Заказ 2710 33
 — Конь не золото, чтобы не умереть; молодец не вечен,
чтобы не умереть. Кости коня разве выбирают Алтай, кости
молодца разве выбирают землю? Хорошее предназначение
будет, вернусь, худое предназначение будет, умру.
Надевает золотой чум с шестьюдесятью шестью пуговицами,
надевает черный, как сажа панцырь с девяносто девятью
пуговицами. Черный лук арагай кладет крестообразно, колчан
припоясал; стрелы кажутся лесом, оголенным пожаром. Белый
меч из стали алмас кое-как1 набросил, как посохшее дерево
бледнобелую пику взял в руки. Вступив ногами в стремя,
согнувшись втрое, поехал.
— Будь здорова, моя взятая! Если я умру, то увидимся на
месте алтыги толбу. Если буду здоров, ворочусь домой.
У жены Алтын Чачак слезы лились из глаз, как озеро, вода,
из ноздрей стала льдом.
После того Ерке-Мондур пустился в путь далее. Шум
черного, как сажа панцыря был подобен небесному грому, шум
от черного лука арагай был подобен эху Алтай Хангая. В течение
семи дней ни днем, ни ночью не прерываясь, ушам подданным
был слышен шум черного, как сажа панцыря, как звон
колокольцов. Реки и воды, расплескиваясь, выходили из берегов;
тайги и горы, трясясь, рассыпались черными корумами2. Вот
он проезжает уже семь Алтаев. У основания неба и земли стоит
Темир-Тайга (железная гора). На хребет железной горы он едва
достиг в течение семи дней. Он осматривает вокруг поверхность
Алтая, тщательно кругом осматривает поверхность земли. Ни
одна живая душа не дает знать о себе, не видно никого из
дышащих. За семью тайгами на конце семи степей видна черная,
как сажа гора (Коо кара тайка); щетинящихся дерев не видно,
блестящих камней не видно. На конце черной, как сажа горы,
виднеются два круглых черных озера, а между двумя черными
озерами спускается маленькая черная горочка. На конце черной,
как сажа, горки играет черный туман.
Конь Темичи-ерен спрашивает:
— Что увидел, когда смотрел?
— Ни чуть ничего глазам моим не было видно. Как сажа,
черная гора виднеется, да виднеются два круглых черных озера.
Необыкновенная гора, необыкновенные озера. Это что будет?
— Необыкновенная гора, говоришь, это и есть тот зверь, на

1 Олый телий.
2 Россыпь.
34
которого ты поехал. Два круглых озера говоришь: это его два
глаза. Говоришь, черная горка —это будет его нос; если черный
туман повертывается перед горкой, это его дыхание.
Безбоязненный он сам (т. е. Ерке-Мбндур) перепугался: само
сердце замерло. Как тал, от прибоя воды, он трясется.
— Знал бы это, сюда бы не поехал.
Каракула с месячного расстояния учуял запах, встал на
ноги, зарычал, слышно было в верхних областях (устуги орон).
Три Курбустана услышали его рычание. Улегшись зарычал,
в нижних областях стало слышно. Народы шестидесяти царей
все слышали.
Дух Алтая поверх земли говорит:
— Отчего он рычал? Кто родился на этом Алтае, который
бы мог его напугать?
Гадатели, гадали, книжники рассматривали книги.
—Единственный сын Алтая Бучыя один только Ерке-Мондур
может. Кроме него туда некому идти.
Клыки и пасть (мурду), открыв, Каракула идет на встречу,
на одном клыке насажены присохшие кости семидесяти
богатырей; на другом клыке насажены присохшие кости
шестидесяти коней.
Конь Темичи-ерен сказал:
— Скорее слазь! Спасая жизнь, убегаю.
Не было другого выхода, Ерке-Мбндур слез. Коня Темичи-
ерена отпустил. Темичи-ерен прилип к основанию неба под
видом белого Чолмона. Ерке-Мбндур одной рукой оторвал от
земли горку и держал в руке, другой рукой держал черный
камень, величиной с юрту и дожидался. Каракула подбежал
к Ерке-Мбндуру подле Железной тайги.
— Закройся, пасть! — сказал Ерке-Мбндур и бросил в нутро
пасти черный камень, величиною с юрту, а маленькой горкой
ударил по обоим глазам и ослепил Каракулу. Каракула сделал
три круга. Ерке-Мбндур с хребта Темир-Тайги насел на спину
Каракулы и схватил за оба уха. Каракула, оборачиваясь, хочет
схватить Ерке-Мбндура, но падает ничком; хочет схватить,
сбочась, голова заворачивается. Задевают за тайги, остаются
только их основания; задевают реки и воду, по дну их ходят.
Живущие на земле, ближайшие ханы кочуют подальше.
Кроткий Ерке-Мбндур начинает сердиться, не гневливый —
начинает гневаться.
—Хотя ты и почитаемый зверь, —говорит, —но когда пошло
на ссору, я ценю тебя менее двухлетнего теленка.
35
 Одной рукой схватился за хвост1, а другой рукой — за оба
уха2. В три отдыха поднял Каракулу вверх и к основанию Темир-
тайги по средине железной степи плашмя придавил его. Рев
Каракулы один раз было слышно на верху, другой раз было
слышно в нижних областях.
— Не губи мою красную душу! — говорит Каракула. —
Загубив меня, чем ты от меня поживишься? Какого пути3,
какое твое имя? Ты, пришедши, меня держишь.
— Я буду Ерке-Мбндур на коне Темичи-ерен! Пущенная
стрела от камня не ворочается, посланный посол с дороги не
возвращается. Я пришел по просьбе тестя Аятын-Каана; не по
своей душе я пришел вредить. Алтын-каан сказал мне:
«Выдернув у Каракулы клыки, принеси мне и исправь мой
золотой-серебряный бргбб».
Каракула говорит:
— Нет нужды меня убивать! Я от земли зародившийся
единственный человек4. Будем двое клятвенными друзьями: на
то место, где твоя смерть, непременно я должен придти; где я
умру, ты должен придти. Возьми то, зачем пришел; четыре
клыка возьми ты, а четыре останутся при мне.
Конец пики нюхали, лезвие меча лизали. Ерке-Мондур
выдернул четыре клыка, навьючил их на коня Темичи-ерен.
Когда, бывало, навьючит на Темичи-ерена двести маралов, спина
его не гнулась, а когда завьючил четыре клыка, спина Темичи-
ерена погнулась. День и ночь скакал Ерке-Мбндур, думая
поскорее достичь до злато-серебряного Алтая. Приехал к юрте
Алтын-каана, спустился с коня у золотой коновязи. Раскалывая
четыре клыка, подновлял и устраивал золото-серебряный бргбб.
Построил бргбб, который не сгниет за целый человеческий век
и не придется более мучиться.
— Отец и мать мои состарились, — говорит Ерке-Мбндур. —
Кто имеет землю, должен ехать в свою землю, кто имеет юрт,
должен ехать в свой юрт.
Алтын-каан говорит:
— Огонь моих глаз, кровь моего сердца5, Алтын Чачак,

1 В тексте: табылай туты. Шабы — подпруга; схватить за хвост «шабылай»

значит схватить, пропустить руку под живот коня и между его ног.
2 В тексте: схватил кабра; кабра — пара ушей.
3 Т. е. какой твой путь?
4 Т. е. Каракула только один родился не от матери, а от земли.
5 В подлиннике не джурек, а когысь, область сердца, а также разум.
36
единственная моя дочь (?), возьми половину моего скота, возьми
половину моего народа.
— Скот и хлеб на что мне? — говорит Алтын Чачак.
— Лежащий под подушкой бледно-белый тулун1, если
отдашь, взяла бы. Нужен будет, когда насыпать талкан2.
Алтын-каан старик и жена его старуха, отвернувшись
плакали, повернувшись смеялись.
Подали бледно-белый тулун, «езень-менду»! — сказали.
Ерке-Мбндур заседлал для Алтын Чачак белого соловка
с золотою шерстью. Благополучно и в здоровьи отправились
в путь. Белый скот ржал, ничего живого не осталось при Алтын-
каан, все животные пошли вслед за Ерке-Мбндуром. Народ
(Арка j o h ) , бормоча ушел; ни одного не осталось; все вереницей
пошли. В золотом бргбб старик и старуха остались только
вдвоем.
Жена Алтын-каана выбежала из аила и жалобно кричала:
— Если признаешь нас за отца и мать, хоть раз обернись
лицом!
Алтын Чачак повернулась лицом назад; половина белого
скота, половина народа отстали. Бежали вскачь, не зная ни дня,
ни ночи. Ерке-Мбндур раз встряхнулся, сделался белопестрой
рысью и поскакал; во второй раз встрепенулся, сделался черным
аттыгыр маралом и поскакал; в третий раз встряхнулся, сделался
чернопегим беркутом и полетел выше белых облаков. Жена
раз встряхнулась, сделалась золотым платком и обвила шею
и плечи Ерке-Мбндура; во второй раз, встряхнулась, сделалась
красной лисицей и побежала трухней (мелкой рысцой); в третий
раз встряхнулась, сделалась золотой кукушкой и над головой
коня по обе стороны кукует. Уже видны им реки Умар и Тимар.
П риехали в свою землю, к своему народу: скот стоит
благополучно, народ здоров. Алтай Бучый построил золото­
серебряный бргбб. На подобие реки собрал вина, на подобие
горы накрошил мяса.
Говорит Алтай Бучый:
— Пусть будет пир на девять лет, на семь лет пусть будут

1 Замшевый (тулун) мешок, сделанный из шкуры, снятой рукавом, без

продольного разреза по туше зверя.
2 Жареная, ячменная мука.
37
игры. Худой человек ругается лежа, худая собака лает лежа,
не могут встать, разжиревши. Девять лет был пир, семь лет
продолжались игры. На пастбище не было бедствия, к порогу
(терге) не подходила война. Сам не злодействовал, не ходил на
войну и к нему, злодействуя, не приходила война. Спокойно
и мирно жил.
 Аин Шаин Шикширге
Был старик Олокшин; у него было три дочери и буро-негий
конь; были еще девять хороших зайсанов и бий Тойбон-каан.
Однажды от девяти хороших зайсанов и от Тойбон-хана пришел
к нему посол. У основания земли и неба есть хан Кулузун; нужно
повоевать его народ; Олокшин на буро-пегом коне состарился;
крепкие кости затвердели, клыки-зубы обкрошились, черная
голова поседела. Он говорит: «Чем трем дочерям родиться,
лучше бы родился один сын». Берет в руки потник величиной
слуг (кубэ иалан), бронзовым седлом «арташ» седлает буро­
пегого коня, черный лук «арагай» кладет на плечи; старик
думает отправиться в путь. Старшая дочь прибежала бегом,
схватилась за чумбур и говорит: «Пришли твои старческие годы,
крепкие кости затвердели. Вместо тебя я поеду». Олокшин
снимает золотую курме о шестидесяти шести пуговицах и отдает
панцырь о девяносто девяти пуговицах. Дочь завьючивает на
свою спину черный лук «арагай»: села на буро-пегого коня; косу
с золотыми шанка1, блестевшую как небесные звезды, заложила
за плечи. Встречающиеся высокие горы переваливает, большие
реки перебродит. Из пазухи Темир-тайги (железной горы)
выбежала черная лисица с девятисаженным хвостом и побежала
на гору; буро-пегий конь испугался и повернул назад. Она не
справилась со ртом коня и сделалась без чувств. Когда очнулась,
видит стоит у железной коновязи. «Эта девица, — говорит
Олокшин, — тамга! Оттянула мою поездку. Будет мне выговор
от девяти хороших зайсанов и от Тойбон-хана». Снял с нее свой
черный панцырь и свой черный лук «арагай». «Придется, видно,
самому ехать». Средняя дочь прибежала бегом, схватилась за
конский повод. «Старый человек, сиди! — говорит, — я поеду
за тебя». «Эти негодные девки (тамгалар) оттягивают только
мою поездку; доведут они до того, что отрубят мне мою черную
голову!» Девица надевает черный панцырь, черный лук «арагай»
берет на плечи и, сев на буро-пегого коня, отправляется. Из
пазухи черной тайги выбегает черная лисица с девятисаженным
хвостом. Буро-пегий конь бросился назад. Девица не могла
сдержать рот коня и сделалась без чувств. Когда очнулась,
стоит у железной коновязи. «Не умер пока, но видно я умру,
не ушел пока, но видно я пойду» — говорит Олокшин. — «От
1 Шанка —. мишура, заплетенная в косу.
39
 девяти хороших зайсанов, от Тойбон-хана неминуемо будет
выговор». Младшая дочь прибежала бегом и схватила за чумбур
коня. «Я, — говорит, — поеду. Тайбон-хану-бию сама лично дам
ответ». Надевает черный панцырь, панцырь не налазит на плечи.
«Этой дочери, видно, сегодня не уехать» —говорит старик. «Этот
черный панцырь нужно расставить!» День и ночь мастерил,
увеличил панцырь. Надела черный панцырь, взвалила на плечи
черный лук «арагай». Косу с золотыми шанка на шею и плечи
кинула и села на буро-пегого коня. Когда Олбкшин завьючивал
сто маралов, спина коня не гнулась, а теперь конь ступает по
твердой земле, нога уходит в землю по щетку, а на мягкой
земле конь тонет по колено. Приехала к пазухе черной тайги,
опять выбежала черная лисица с девятисаженным хвостом.
Буро-пегий конь повернул назад, но она разодрала рот коню
до ушей и удержала его. Выдернула стрелу о девяти глазках,
выстрелила и стрела черную лисицу пригвоздила к черной тайге.
На рысях подбежала, выдернула стрелу. Вместо лисицы
оказался отец с простреленной насквозь сухой спиной. Она
говорит: «Старый человек! Что вы делаете, на дороге встречаете
приезжего?» Ударила Олбкшина ладонью и отправила домой.
Девочка (кыз-чагаш) едет далее. Приехала к девяти хорошим
зайсанам и к бию Тойбон-хану, к железной коновязи Тойбон-
хана. Сняла с себя черный лук «арагай», прислонила к железному
орго (дворец) хана; железный бргб покосился на бок. Войдя
в бргб, села пониже огня1. Хан спрашивает: «Почему не приехал
с буро-пегим конем Олбшкин?» «Глубокая старость настигла
его, крепкие кости затвердели. Теперь нет у него сил ездить.
Вместо него приехала я». «Девять благородных (якши) зайсанов
теперь проехали уже половину пути. Как ты теперь догонишь
их?» «Чем слышать упрек, что я не поехала, во что бы то ни
стало, догоню»! Вышла, навьючила на себя черный лук «арагай»,
навесила алмас булатный белый меч, села на буро-пегого коня
и побежала рысью. Тойбон-хан вышел и смотрит ей вслед.
Младшая дочь Тойбон-хана говорит отцу: «Это должно быть
мальчик. Разве девушка может так ездить?» Дочь Олбкшина
догнала на полдороге девять благородных зайсанов. Нет ни
конца, ни краю (учу бажы бильдербес) стоит дремучий лес (аба
тиш)2. Девять благородных зайсанов, собравши народ, рубят
1Буквально «села у ног огня», от аягы, т. е. между огнем, который разводится
посредине аила и дверью.
2 Тиш, джиш или иш (jinn) дремучий хвойный лес, то, что русские зовут
тайгой или чернью; аба — «отец». Именем Аба-тшп называется у алтайцев район
к востоку от Катуни; у русских этот район известен под именем Черни.
40
лес, делают дорогу. Младшая дочь Олбкшина подъехала. Девять
благородных зайсанов спрашивают: «Зачем не приехал
Олокшин?» «Он дожил до такой старости, что не в силах ездить
на коне. Не было другого выхода, я приехала сама вместо отца.
Разве я не могу варить в котле?» Сколько тут стояло войска,
все, не умолкая, хохотали и надсмехались. Войско говорит: «Для
юношей приехала быть запасом» (азык)1.
Пришла сумрачная ночь. На девяти тысячах мест устроили
станы (оду). Ночуют. Настала полуночь; утро светает; солнце
взошло2. Дочь Олбкшина положила седло на буро-пегого коня
и поехала назад. Из одного гнезда (комдый)3 в колчане взяла
стрелу, положила стрелу кайбыр4на тетиву; два конца железного
лука, снабженного заложкой (тепке)5, сошлись вместе; из груди
большого пальца6 потянулся дым, а в конце стрелы появился
огонь. Как грива жеребца столь густую чернь (аба тиш) разорвала
стрелой на двое и проехала. Тем местом, где прошла стрела,
стоявший тут народ прошел вереницей. Некоторые говорили:
«Должно быть это превратившийся (кобулуб) в девушку юноша;
девушка разве может так стрелять«? Идя далее, пришли к юрту
хана Кулузуна, пришли к синей реке, которая движется и не
движется Оылар jbui6ac кок талай); на берегу этой реки ночевали;
в десяти тысячах мест устроили станы.
Настала ночь. Подданные Кулузун-хана, видя, что пришла
война, всю ночь скакали на лошадях, а свое войско (т. е. войско
Тойбон-хана), когда настала полночь, спало глубоким сном.
Дочь Олбкшина встала среди ночи, превратилась в серую пташку
(боро кутчиак), перелетела синюю реку и села на тюндюк

1 Азык «провизия», «запас».

2В подлиннике не переводимое место: тамырланып тан атты, «заря началась
(выпуская?) жилы», «танды айланъш кунь чыкты», солнце взошло, окружив
нёбо (во рту).
3 Полость в колчанах разделялась на несколько отделений и гнезд для
помещения стрел, которые назывались комдый.
4 «Кайбыр» какой-то особый род стрелы. Стрелы имели различный вид
и носили разные имена: je6e, кастак, кайбур, согон, томор (тупые с шариком на
конце; они не портят шкурки зверька), косту ок (с дырочками, свистящие; когда
марал уходит, чтобы остановить, пускают эту стрелу, чтобы пролетела мимо
его; изумленный свистом, марал останавливается и осматривается).
5 Тепкелу ja. Чтобы натянуть лук, клали его на землю; на тело лука ставили
вертикально тепке, деревянную линейку, на конце которой было несколько
зарубок; потом тянули тетиву вверх, заставляя ее скользить по линейке сначала
до первой зарубки, потом до второй.
6 Грудью большого пальца (ергекнын’тос) называют часть ладони или
мякоть, покрывающую первый сустав большого пальца.
41
(дымовое отверстие) Кулузун-хана. Кулузун-хан годами
состарился, крепкие его кости затвердели. У его старухи клыки-
зубы повыпадали, ее черная голова побелела.
Двое сидят, разговаривают. «Военное время наступило;
теперь в чем найдем спасение»? Кулузун-хан говорит:
«Подданный народ нужно превратить в угли и песок, оставить
только старых и беззубых; если желает их взять, пусть возьмет?
Сам превращусь в паршивого верблюда, старуху в развилистую
кож ем ялку (айры талку), единственное дитя превращу
в молодую березку». Дочь Олокшина слышала весь этот
разговор. «У комля Темир-терека (железного тополя) есть
волосяной переход (кыл кичу). Если найдут его, то переправятся,
если на найдут, то не переправятся». Эта девочка, сделавшись
пташкой, обратно перелетела в стан (Тайбон-хана), легла на
свою постель и уснула. Настало утро, взошло солнце1. Весь
народ встал. Подумав, нужно устроить переправу, пошли по
берегу синей реки. Дочь' Олокшина положила седло на буро­
пегого коня, села, подъехала к комлю Темир-терека (железного
тополя), нашла волосяной переход и быстрою иноходью,
покачиваясь, побежала по волосу; все войско отправилось вслед
за ней и перешло через реку. Остались тут только <хромые,
горбатые, старые, беззубые. Спрашивают, куда девался народ?
Им отвечают: «Албыс-хан, живущий в нижней области, завоевал
и угнал народ на свою сторону». Ну хотя и старые и беззубые,
и хромые, горбатые все-таки возьмем! И девять благородных
зайсанов, старых и беззубых людей взяли и отправились. Дочь
Олокшина ведет паршивого верблюда и привязывает к хвосту
своего коня. «На что тебе нужен паршивый верблюд? —говорят
ей. —Худую вещь нужно бросить». «Старым моим отцу и матери
будет нужен вьючить дрова», — отвечает. Дочь Олокшина
собирает песок и угли, насыпает в две сумы. «Зачем тебе нужны
песок и угли?» «Угли будут нужны старому отцу ковать шило,
а песок, чтобы раскаливать железо до бела»2. Бледную (ку)
кожемялку завьючивает на верблюда. «Разве у тебя дома не
найдется такого развалистого дерева?» — спрашивают ее.
«Пригодится отцу и матери старые бросовые шкуры мять», —
отвечает. Молодую березку, выдернув с корнем, положила
в карман. «Будто дома нет березы? На что тебе посохший прут?»
1Здесь та же самая фраза в подлиннике о жилах и о небе во рту, как и выше.
2 Когда сваривают два обломка железа, на них сыплют песок.
42
«Хочу сделать черень для шила». После этого, погнав старых
и беззубых, отправились домой.
Девять благородных зайсанов говорят Тойбон-хану: «В юрт
Кулузун-хана приходил войной из нижней области Алмыс-хан;
что осталось, мы пригнали». Тойбон-хан сказал: «Ну и это
годится». Дочь Олокшина туда-сюда качнула паршивого
верблюда, бросила перед Тойбон-ханом и сказала: «А я вот что
нашла»! Черная голова побелевшая, белая борода разост­
лавш аяся, — Кулузун-хан целиком сидит. Развилистую
кожемялку бросила перед Тойбон-ханом; она сделалась женой
Кулузун-хана. Молодую березку туда-сюда покачав, бросила —
сделалась девицей Алтын-Юстюк (золотое кольцо). Угли
и песок, выбежав из аила, рассеяла по чистому полю (ак jaaaH),
сделался, скот многочисленный, как карагана, сделался народ,
многочисленный, как черный лес. «Вот моя добыча, хан мой»! —
говорит. «Отец и мать старые, мне пора домой»! Села на коня
и поехала домой.
Девять благородных зайсанов говорят: «Какой нам стыд
и позор! Мы не могли равняться против дочери Олокшина»!
Подданный народ, девять благородных зайсанов и Тойбон-хан,
все дивились: «Неужели это девушка? Это должно быть парень
(ул)!» Дочь Олокшина приехала домой. Отец и мать живут
благополучно. Старик Олокшин спрашивает у старухи: «У этой
дочери образ мужчины? Если знаешь правду, то скажи мне».
Жена отвечает: «Родить, рожала, но сама я ее не видала. Из-
под полы унесла ребенка Тенере-ханова старуха Юкюн (укун)
емеген; она это знает». Тогда старик Олокшин послал посла
к старухе Юкюн. «Пусть не поленится, побывает у меня», —
сказал. Приготовил семьдесят тажууров аракы, заколол
семьдесят ириков1, поставил золотой стол, устроил белый,
хрящевый (темирчак) шире. Через три дня свет солнца2и луны
затмился; луновидные крылья заслонили солнце и месяц;
старуха Юкюн спустилась и опираясь на золотой стол, села на
белое шире. Старик наливал и подавал старухе семьдесят
тажууров вина; выпивши его, старуха порядочно опьянела;
поставили перед нею мясо семидесяти ириков; она довольно
насытилась. «Зачем вы меня звали?» — говорит старуха. Ей
отвечают: «Самую младшую девицу не может распознать, кто
она, девица ли, парень ли? Если сочтем за девицу, то опять
кажется, как будто парень, если признаем за парня, то опять
1 Ирик — взрослый баран.
2 Буквально: «глаза солнца и луны затмились».
43
кажется, как будто девица». Старуха Юкюн говорит: «Это
нужный парень (кэрэкту ул)1, но я спустила его девушкой».
Олбкшин говорит: «Твоему пуповому дитяти (кендык бала)2, ты
сама нареки имя!» Старуха стала благословлять дочь Олбкшина:
«Имеющий челюсти да не сможет обругать, имеющий лопатки
да не одолеть; имеющие большие пальцы, да не поймают,
имеющие губы, да не смогут оскорбить. На кого осердится, того
да победит; что пожелает, то пусть получит. Ездовой конь его
пусть спустится от Кудая. Да будет это Аин-Шаин-Шикширге
на рыжем коне Илизин».
Старуха Юкюн, дав имя, полетела вверх. Аин-Шаин-
Шикширге переднюю полу на выворот заткнул за пояс, заднюю
полу заткнул за пояс; взошел на гору Сумер-Улан, зычным
голосом закричал, омо-томо засвистал: «На верху пребывающий
Уч-Курбустан, бог мой! Без одеяния нагого пустил меня!» Из
основания (из комля) неба поднимается, клубясь, черный туман;
гремя, черный туман опустился. Посреди железной степи земля
всколыхнулась. Шикширге сбежал туда бегом. Когда прибежал
на то место, видит, рыжий конь Илизин стоит. Черный панцырь
в тороках, арагай-лук навьючен. Шелковый повод волочится
по земле, как обрубок3. Придя, взялся за повод и развязывает
вьючок (артынчак). О шестидесяти шести пуговицах золотую
курмэ отвязывает и надевает, о девяноста девяти пуговицах
черный панцырь надевает поверх. Из алмас стали белый меч
на перекрест привешивает. Белобледную пику, как посохшее
дерево, берет в руки. Ноги вступили в стремя, уселся в три
изгиба. Окружая белые табуны, ездил, плетью собирал их в кучу.
Объезжает свой подданный народ, силою меча приводит все
в порядок. Приехал и остановился у железной коновязи. Ставил
золотой стол, ел алиман-чикыр. Голодный, стал наедаться;
истомленный, стал жиреть.
Девять благородных зайсанов и Тойбон-хан, собравшись,
рассуждали и смекали. «Появился в нашем юрту шулмус.
Никогда не будем жить спокойно. Как бы нам погубить его?»
Девять благородных зайсанов говорят: «Если бы дать ему какое-
нибудь приказание, он не должен отказаться и ослушаться.
Вероятно он умрет, если послать его в смертное место. Куда бы
его теперь послать?» Сидя, совещались. «У основания земли

1 Алтари, энтэрэ — на изнанку.

2 Кендык — пуп.
3 Тормош — обрубок дерева,
44
и неба есть Карагула об восьми хвостах. К нему нужно послать».
П ришел к Аин-Ш аин-Ш икширге посол от Тойбон-хана
и говорит: «Велел прийти». Аин-Шаин-Шикширге садился на
своего коня, черный лук арагай взваливал себе на плечи.
Отправился. Мимо дверей девяти благородных зайсанов
проезжает рысцой, подъехав к железной коновязи Тойбон-хана,
слезает. Когда он подъезжал к коновязи, руки олыпов1 не
находили места, чтобы взять его коня и привязать2. Семьдесят
богатырей взяли его под мышки, вошли с ним в железную
ставку. В шестьдесят рядов белый ковер постлан в переднем
месте. Пока несли золотой стол, он сидел на белом ковре. Золотой
стол стоит перед ним, пища алиман-чикыр приготовлена. «По
какой надобности требовали меня? — спрашивает Шикширге.
Какая появилась нужда?» Хан отвечает: «Табуны наши без
жеребца, так съезди и приведи нам Карагулу3. «Пущенная стрела
не возвращается от камня, посланный посол не возвращается
с дороги. Что делать! Нужно ехать». Выходил, садился на рыжего
коня Илизин и отправлялся дальше в путь. Появление лета
узнавал по плечу, появление зимы по воротнику. Зашел на
хребет своей тайги4 Сумер Улан. У основания семи Алтаев,
внутри черного Алтая виднеется черная, как сажа, тайга. Когда
он внимательно осмотрел эту гору, это оказалось лежит
Карагул. Два глаза, как два черных озера. Как черная горка
виден нос. С месячного расстояния он, т. е. Карагула узнал,
с годичного расстояния он учуял, что едет Шикширге; пасть5
раскрыл, и, оба уха прижавши, Карагула идет навстречу
Шикширге. Зрячими глазами не успел мигнуть, просунутую
руку не успел отдернуть — Карагула подбежал. Карагула
скачками подбежал. Шикширге схватил его за оба уха, придавил
среди железной степи. Рев Карагулы то был слышен в верхней
области, то был слышен в нижней области. Карагула спрашивает:
«Имя твое и дорога какие?»6 «Я Аин-Ш аин-Ш икширге,
единственный сын Олокшина. Я пришел не прельщенный тобою;
я пришел по приказанию девяти благородных зайсанов и Тойбон-
хана». «Что же ты не говорил этого давеча?» «Я пока вел с тобою

1 Олып — великан.
2 Т. е. такое множество рук протянулось, что руки не находили простора
в пространстве.
3 Рассказчик произносил то Карагула, то Каракуля.
4 Тайганынг кырына.
5 Уузы мурды.
6 Адынг нэрэнг ни болор.
45
 борьбу, — говорит Ш икш ирге, — спустил с себя тело,
количеством с одногоднего жеребенка1, силы мои истощились,
дошли до величины трехлетнего жеребенка2». Карагула говорит:
«Я сам пошел бы к тебе добровольно, без борьбы.» Они сдела­
лись клятвенными друзьями3. Лезвие меча лизали, острие пики
нюхали. «Проверти мой нос, —говорит Карагула, —и привяжи
меня к хвосту своего коня. Пусть подумают, что я иду не
добровольно, что ты ведешь меня насильно». Аин-Шаин-
Шикширге пустился в дальнейший путь — прямее птичьего
полета, быстрее пущеной стрелы. Не слезая с коня, привязал
Карагулу к железной коновязи и сам закричал: «Привел
я вашего жеребца; теперь возьмите». А сам уехал домой.
Девять дней никто не приходил. После девяти дней пониже
огня (т. е. между костром и дверью), распыляя землю (тобрак),
вышел из земли богатырь. Шикширге спрашивает: «Зачем
пришел?» Богатырь отвечает: «Девять благородных зайсанов
и Тойбон-хан-бий в своих аилах (т. е. юртах) испражняются
и мочатся. От мочи и кала невыносимый для человека запах.
К алак-К орон4! Пусть придет и отпустит своего этого!»
Шикширге говорит: «Привести это мое дело, а отпускать не
мое. Пусть сами отпускают». Пришедшего из-под земли
богатыря домой не отпустил, а заставил собирать дрова для
отца и матери. После трех ночей из того же места вышел другой
богатырь. «Зачем пришел?», —спрашивает Шикширге. «Калак-
хорон! Пусть поскорее придет и отпустит. В аилах моча и кал».
Шикширге говорит: «Старой матери толки крупу!» Шикширге
садился на рыжего коня Илизина, отправился вниз к юрту
Тойбон-хана. Когда подъехал к месту, видит, Карагула сидит
у железной коновязи. Прилегши к земле, Карагула заревел;
лежачее дерево раскалывалось. Поднявшись, стоя заревел,
стоячее дерево срывалось (падало). Он отпустил Карагулу выше
огня5. Шикширге говорит Карагуле: «Чего желаешь поевши
уйти, то и поешь, чего желаешь попивши уйти, то и попей».
Лишь обернулся Карагула назад, от белого скота, от подданного
народа сразу половину проглотил и пустился домой. Аин-Шаин-

1 Кулун.
2 Кунан.
3 Антырлу нади.
4 Эти слова: «Калак-хорон» будто бы кричали зайсанги и хан, перепуганные
страшным видом Карагулы.
Б Местом выше огня считается пространство от огня к западу; значит
Шикширге отпустил Карагулу позади юрты.
46
Шикширге, воротившись, лежит дома. Девять благородных
зайсанов и Тойбон-хан опять делают совещание. На дне моря
Абра есть Керь-балык. Послать его к нему, он (Керь-балык)
проглотит его. Опять послали посла. Тойбон-хан-бий говорит:
«Опять приди!» «Хорошо, пойду!» —сказал Шикширге. Садился
на рыжего коня Илизина и говорит: «Теперь можно ехать!»
Мимо дверей девяти благородных зайсанов проехал, у железной
коновязи Тойбон-хана слез. Железную дверь Тойбон-хана
отворил и вошел, на белый ковер в шестьдесят рядов садился.
Золотой стол и пищу алиман-чикир перед ним ставили.
Шикширге спрашивал: «Какая нужда, что потребовали меня?»
«У моря Абра есть Керь-балык. Съезди, приведи его к нам. Нет
у коров пороза, так мы его припустим». Пущенная стрела не
воротится от камня, посланный посол не воротится с дороги.
Звон панцыря, черного как сажа, подобен грому небесному;
шум черного лука «арагай» похож на эхо (янгырт) Алтай-
Хангая. Он погонял коня бежать рысцой (илечиле). Коленная
чашка (томык) гнется, как сырой ремень, крутится от сгибания
мышца1, из-под четырех копыт (тёрт томык) сталь ай (ай болот)
огонь высекает. От прикосновения к твердому камню высекается
огонь; от прикосновения к пустынной (как) елани образуется
озеро. Плетью бьет, сам, качаясь в ту, в другую сторону, бежит
в мах. Керь-балык нижнюю челюсть к земле приткнул, верхнюю
челюсть к небу подпер и начал валяться. Озеро и море
заволновалось и гальки (дна, сан) оголились. Высокие и мелкие
горы разрушились, остались одни их основания. «Калак-корон!
Не убивай меня! Твое имя, твоя дорога, какие?» «Мое имя Аин-
Шаин-Шикширге на рыжем коне Илизине. Был бы исход, не
пришел бы по своей воле. А пришел по приказанию девяти
благородных зайсанов и Тойбон-хана». «С давешних пор ты
ничего не сказал. Я бы знал, сам бы пришел. Будем завсегда
друзьями!» Шикширге провертел нос Керь-балыку, привязал
к хвосту коня и отправился обратно домой. Керь-балык своим
хвостом озеро-море повел за собой. Далее Шикширге говорит:
«Пороза, которого ты просил для коров, я привел тебе. На кого
хочешь отпустить?» Крикнувши так, сам поехал домой. Приехал
и дома живет.
Через девять дней опять из-под огня вышел один богатырь.
«Зачем пришел?» — спрашивает Шикширге. «Девять бла­
городных зайсанов и Тойбон-хан мочатся и испражняются
1 Может быть следует перевести: мышца напружилась, потому что тут
стоит слово торсок. торсок идэ «мясо буграми».
47
в юрте. Велел тебе прийти, отпустить Керь-балыка». Один раз
приказывают привести,— говорит Шикширге, — другой раз
приказывают отвести. Не поеду!» Опять пришел третий
богатырь. «Калак-корон! Пусть приедет, скорее отпустит».
Поехали; не слезая с лошади, отпустил Керь-балыка. Керь-
балык лишь успел повернуться, из белого скота и народа
половину проглотил.
Шикширге воротился назад домой, говорит: «Здравствуйте
отец и мать! Здравствуйте две равные сестрицы!» Две равные
сестрицы ставили золотой стол о шестидесяти шести углах,
клали пищу алиман-чикир, ставили горькое, ядовитое (ачу
корон) вино (араки). Выпивши насытился; голодный стал сытым,
усталый стал жиреть; лег и заснул. Через девять дней пришел
посол и говорит: «Тойбон-хан и девять благородных зайсанов
велели тебе прийти». «Завтра утром пойду!»— говорит
Шикширге. Приходит утро1. Взял в руки потники2, вынес
бронзовый арташ3, положил потники, наложил бронзовый
арташ, подтянул шестьдесят подпруг; надевает на себя золотой
чумь, навьючивает лук «арагай», привешивает меч из стали
алмас. Сел на коня Илизин-ерена. Загремел, как гром неба,
зазвенел, как железо. Твердый камень, ломаясь, превращается
в сай и корум4. Твердое дерево превращается в обломки5 и в
сухоподстой. Проезжает мимо дверей девяти хороших зайсанов,
остановился у железной коновязи Тойбон-хана-бия. Слез.
Подошли шестьдесят богатырей, привязывают его коня.
Семьдесят богатырей, поддерживая его под мышки, ввели его
в аил. На тор6 его садили. Он садился на постланный белый
ковер, здоровался. Тойбон-хан брал его за руку, опираясь на
свое правое колено, садился рядом. Ставили перед ним золотой
стол о шестидесяти шести углах, ставили пищу улюм-чикир.
Шикширге пил горький яд (ачу-корон), из пищи ел лучшие
куски. Пил горький (ачу) арадян (apajaH ) по выбору. «Что нужно,
1 Тут опущено в переводе стереотипная фраза: тамырланыб танг гелед,
тангдайляныб кунь чигады; тамырланыб — глагол от существительного томыр,
«кровеносная жила», тангдайляныб от существительного тангдай, «небо во рту».
Можно перевести так: обжиливаясь, утро пришло, нёбясь, солнце взошло.
2 Вместо потников в тексте сказано: взял степи и поляны, кубэ ялан.
3 Арташ очевидно эпитет седла; в тексте слово седло, ер опущено.
* Корум каменная россыпь из крупных обломков, сай из мелких, оош из
обломков средней величины.
5Вместо «обломки» в тексте не употребительный глагол саймалиб Сайма —
вышивка.
6 Тор — переднее место в юрте у задней стены (против дверей).
48
хан мой! — спрашивает Шикширге. Ему отвечает хан: « Желая
умножить •белый скот, половину погубили, желая умножить
народ, половину погубили1. Ты в моем народе главарь, лучший
(аказы)2 из народа (ара joti) ты. Кроме тебя, нет другого, более
изобретательного (аргалузы). Доставь-ка находящуюся вверху
старуху-шаманку (кам емеген). Мы покамлаем, посмотрим!»
Шикширге говорит: «Куда деваться? Поеду!» Пущенная стрела
от камня не возвращается, посланный посол с дороги не
ворочается. «Собирайте аракы, чиген3; пейте и пойте песни шесть
дней. Как река, собирайте вино, как гора, накрошите мяса.
Пока я сижу на белом ширдек4; потом я исчезну. В течение
девяти дней кропите молоком, пируйте, распевая песни».
Шикширге коня своего Илизин-ерена подернул взад и вперед5;
конь превратился в волос. Шикширге положил волос в большой
карман, пришел и сел на трон (шире) из белого хряща. Встал,
простер руки кверху, закричал: «Бог, который вверху!» —
и поднялся на верх. В первый раз очнулся, видит себя выше
белых облаков, поднялся под ясную синеву небо6. Обернувшись
назад, он видит девять хороших зайсанов пируют и поют песни.
Другой раз простер он руки и закричал: «Ак-сюргек в верхней
области7». Опять сделался без чувств. Когда очнулся, видит себя
в верхней области. Посмотрел назад, не видно стало его Алтая.
Он предстоит перед бесчисленными бурханами. «С нйжней
области человек, зачем сюда явился?» — спрашивают его. Он
отвечает: «Не по своему желанию явился я, а против своей воли,
по требованию девятй зайсанов и Тойбон-хана. Иду я по ихнему
принуждению. Белый скот у нас вымер на половину и арка—
народ вымер на половину. Иду я за камдыком кам—старухи».
Находившиеся тут бурханы говорили: «Идущий к ней твой след
будет, а обратного следа не будет. Будешь съеден кам-эмегеной».
Пущенная стрела от камня не возвращается, посланный человек
с дороги не ворочается. Где предстоит умереть, умру, а куда
направился, пойду». Коня своего Илизина-ерена туда, сюда
1 Тойбон-хан напоминает о скоте и о народе, которые были проглочены
Карагулой и Керь-балыком.
2 Ака — конь, опередивший других в беге.
3 Аракы — вино из молока; чиген — кислое молоко.
1 Ширдек — подстилка из войлока.
6 Словом подернул пришлось произвольно перевести устаревший глагол
экчеды. Экчей тудуб — взять на излом, дать неправильный вид.
6 В подлиннике «под синей ясностью».
7Ак-сюргек, «белый сюргек» —так называются семь препон на пути шамана
в мире духов.
4 Заказ 2710 49
ч
повернул (экчеды), превратил его в настоящий вид. Ноги
достали в стремя, изогнувшись в три перегиба, поехал. Взявши
плеть, усаженную зубами трехлетней коровы, едет. Зима и лето
не различимы, белый скот ест белые солонцы; берут и пьют
воду из источника аржана1. Ударяя плетью кымжылу2, едет
Шикширге в мах и поет песни, раскачиваясь на обе стороны.
Туда и сюда (олый-селий) плетью размахивал, то правой, то
левой рукой подергивал повода3. Проехал белый Алтай, влез
на белую тайгу4. Когда взъехал на белую тайгу, стал смотреть
туда и сюда. Виднеется белая река, которая движется и не
движется. На берегу белой реки стоит белый оргб5. У дверей
белого оргб стоит золотая коновязь, которую лошадь не обойдет
(айлянбас). У основания золотой коновязи стоит на выстойке
белосерый конь (ак борат). Где стоял, на том месте,
встряхнувшись, сделался черной мухой и полетел, прильнул
к уху белосерого коня, залез в ухо белосерому коню. Белосерый
конь где стоял, прыснул; бегая вокруг коновязи, стал рыть
копытом. Из белого оргб вышли две девицы, у одной в руках
кынграк (нож для стрижки шерсти, обоюдоострый кинжал),
у другой эбрек (мялка). Две сестры, старшая (эде) и младшая
(сыйны) стали белосерого коня бить по глазам и по голове. «Эта
тамга (бранное прозвище) почему не стоит на месте?» Две девицы
повернулись, пошли; Шикширге прильнул к поле травою. Когда
две девицы вошли в белый оргб и сели, среди них и он сидит,
приняв свой настоящий вид. Одна девица вышла в тунюк
(дымовое отверстие), другая вышла в двери. Шикширге ухватил
девицу, уходящую в тунюк, за ноги; уходящую в двери девицу
ухватил за руки. «Не бойтесь дети! — говорит. — Ищу себе
равную суженую (туш тугай нокор)6. Которая из вас за меня
пойдет?» «Нет в тебе души, которая расставалась бы с телом
в муках; нет у тебя крови, которая бы бежала, краснея! Нет
недостатка в плечах, в позвонках и ребрах (богоно сеок); нет

1 Аржан, монг. аршан, кирг. арасан — минеральн. целебные воды.

В подлиннике сказано: воду берут из аржан-кутуков, т. е. из колодца с целебной
водой.
2 Значение слова кымжы теперь неизвестно.
3 В тексте это выражение глаголом олдоб-солдоб. Перевод гадателей, сделан
по соображению с вставленной формой «сол» правая рука; ее аллитерация ол
вероятно искажение слова он, левая рука.
4 Тайга — высокая гора, белок.
5 брго — ставка, резиденция.
6 Туш тугай одновременно родившаяся, ровесница; нокор — друг.
50
суставов. Истинный кэзэрь1народился в тебе. Если не выйти за
такого молодца, так за кого еще выходить?» Старшая сестра
говорит: «Я пойду!» «Если ты пойдешь, то и я пойду!» —говорит
младшая сестра. «Пусть возьмет нас обеих!» У двух девиц взял
два золотых кольца, отдал им свое золотое кольцо. Спросил
у двух парных девиц: «Когда придет мать?» «Семь лет уже
прошло, как ушла она на камдык. Перед возвращением матери
будет легкий, продолжительный ветерок; это будет веяние ее
крыльев. Пойдет также дождь2; это будут капли пота с ее
крыльев. Когда возвратится на тунюк в виде птицы Кан-Кереде,
то сделает три круга. Вокруг аила оббежит, сделает три круга
белой рысью зверем, а когда войдет в аил, то будет красным
филином (кызыл уку) и сделает поверх огня три круга. В торе
отряхнется и усядется, приняв настоящий свой вид».
Теплый, теплы й ветерок повеял. «Мать наш а во з­
вращается», — говорили девицы. Варили казан-аяк (котел-
чашку).
«Если мать наша воротится, то проглотит Шикширге. Какое
мы найдем средство спасти его?»
Аин-Шаин-Шикширге лег под бело-серого коня в виде
сухого кизяка. Пошел дождь табур-тобур. Крик Кан-Кередея
был слышен у основания неба и земли. После услышанного
крика, не успели смотревшие глаз зажмурить, не успели
протянутую руку отдернуть, как Кан-Кереде явился, гремя
луновидными крыльями, треща луновидными когтями. Птица
Сделала три круга поверх тюннюка.
«Что худой запах слышен в моем аиле и в моем юрте?»
И сказав это, Кан-Кереде поднялась кверху.
Две девицы кричали:
«Или чуешь нашу смерть, или чуешь нашу жизнь?»
Обратилась назад, сделала над туннюком три круга, обежала
вокруг юрты три раза белой рысью (шулюзин).
«Кто есть в моем аиле? —спрашивает. — Какой такой худой
запах слышится?»
После этого, превратившись в красного филина, влетает
в юрту и делает три круга над огнем. Уселась на тор в своем
настоящем виде. Медный (джесь) бубен (тюнгур) в руке; маньяк3
раскинула; сто кузунгы4 бьются, земля Алтай заколебалась.
1 Кэзэрь — витязь.
2Текст: табыр тобур ямгыр келер; табыр тобур подражание звукам дождевых
капель.
3 Маньяк — шаманская мантия.
4 Кузунгы — металлическое зеркало.
51
 «Кто пришел в мой юрт?» Задает вопрос и камлает.
Оказывается (открывается камланьем), пришел человек из
нижнего мира. Притягивая к себе (тартаныб) из нижней области
Керь-балыка —Джютпу1, шаманка спрашивает: «Кто в мой юрт
пришел?» Отвечает Керь-балык—Джютпа: «В нижней области
нет такого, который бы мог прийти к тебе. Только разве Аин-
Шаин-Шикширге?»
«Не иначе, что он. Мне против него не насмелиться. Сердце
мое устрашилось2. После этого мы с ним стали клятвенными
друзьями (антыгарлу нади)».
Кам-емеген начал славословить (алкаб) дух (ээзи) Алтай-
Хангая, шестихвостого Карагулу.
«В мой юрт что такое постаралось прийти?» Карагула говорит
ей: «Он хотел красную жизнь, душу мою (тыным) хотел
умертвить. Тогда я стал его клятвенным другом. Только один
Аин-Шаин-Шикширге может подняться к тебе».
Je калак! Теперь какой способ будет?
Над головой огня сделала три круга (облетела) и вышла.
Сухой кизяк ссыпала в тунгур, вошла в аил, вышибла3 кизяк
из бубна на голову огня. Кизяк сделался Аином-Шаин-
Шикширге и сел между девицами. Кам-емеген отряхнулась,
сделалась Кан-Кередеем, царем птицей (каан куш), раскинула
два крыла, открыла пасть (ууз мурдун) и подошла, чтобы
проглотить Аин-Шаина. Две ее дочери потянули ее назад за два
крыла.
«Калак, калак! — кричат. — Он наш суженый, за которого
мы пойдем замуж. Если ты намерена проглотить его, то глотай
и нас вместе.»
Кам-емеген отряхнулась и приняла настоящий свой вид.
Ходила вокруг Аин-Шаина-Шикширге, всматривалась в него
с недоверием4. Наконец говорит:
«Нет крови краснеть, нет души (тын) умереть в муках; нет
недостатка в плечах, нет суставов в позвонках и ребрах. Лучше
этого как быть человеку? Народился же алыпом5. Лучше этого
можно ли родиться?»

1 Джютпа, рассказчик иногда произносил Тютпа. Дудар «глотать».

2 В подлиннике: «он взял самое сердце мое».
3 Тут прибавлено слово чалкуйта, что значит «навзничь лежать». Шаманка,
держа бубен полостью кверху, при чем «барь» (рукоятка с изображением
человеческого лица) будет навзничь, ударом снизу вышибла кизяк из бубна.
4Находящееся в тексте слово шинжилеб значит рассматривать подробности.
5 Алып — великан.
52
 Старуха расплела двум дочерям две золотых шанка1, заплела
по две тулунг2. Аин-Шаин-Шикширге влез ца золотой шире
и не спускается. Если подумать, мертвый, то нет, не мертвый;
если подумать живой, то как не живой. Станут с ним говорить,
не отвечает; дадут пищу, не ест.
Две жены спрашивают:
«Ты не был такой. Что с тобою? Разве узнал о смерти нашей,
или узнал о нашей жизни?»
Шикширге отвечает:
«Есть у меня Алтай, пахнущий арчином3; есть у меня пища
Кызыл гат4. Об них я вспомнил».
Две женщины были без вести в течение семи дней (терялись);
через семь дней возвратились. В нижнем мире оказывается,
правда, есть чистого вида дерево арчин, есть красные ягоды,
красивее девиц, краше всякой пищи. Две женщины принесли
(арчин и Кызыл гат), завязав в пояса. Шикширге ел пищу,
красную ягоду; голодный стал сытым, исхудалый стал жиреть.
Клал аршин на огонь; окурившись, говорит:
«Чувствую легкость в стане, разум простветлел. Девять
хороших зайсанов и Тойбон-хан-бий послали меня доставать
Кам-емеген. Хотел бы сказать, но язык не шевелится. Не сказать,
но нет другого способа».
«Тут бояться нечего, — говорят девицы. — Старуха
послушная. Услышит, сама пожелает поехать».
Две женщины, выйдя, вошли в аил старухи и говорят:
«Девять хороших зайсанов и Тойбон-хан-бий послали его,
но зачем, сказать не смею, говорит».
Старуха говорит:
«Зачем не сказывал, зять Аин-Шаин? Бело-серого коня
положи в свой карман. Садись мне на крылья. Мы спустимся
в нижнюю область, на землю».
Аин-Шаин-Шикширге положил бело-серого коня в свой
большой карман. Кам-емеген сделалась птицей Кан-Кереде,
раскинула два крыла. Аин-Шаин-Шикширге сел. Гремя
луновидными когтями, Кан-Кереде пустилась в путь на
поверхность земли. Спустилась на землю.

1 Шанка — девичья коса; у девиц несколько кос на затылке, до девяти.

2 Тулунг — коса замужней женщины. У женщин две косы, одна от левого
виска, другая от правого.
3 Арчин или аршин, можжевельник.
4 Кызыл-гат (красная ягода), красная смородина.
53
 Кан-Кереде говорит:
«Не по своей воле ты пришел, а по принуждению. Проверти
мой нос, привяжи меня коню за хвост, возьми меня в повод».
«Не поднимается рука моя провертеть твой нос, — говорит
Шикширге. Как я буду после того твоим зятем?»
Старуха сама провертела свой нос, привязала шелковый
повод, привязала себя к хвосту коня. Говорит:
«Посмотрю силу коня, посмотрю удаль молодца. Быстро
пускайся в путь».
Старуха стала ругаться и язвить1. Аин-Шаин-Шикширге не
мог устоять перед ворчаньем и гневом старухи. Туда, сюда
подернул повод коня Илизин-ерена, стал бить по саврам2плетью
с зубами трехлетней коровы. Под ударами копыт кипели моря
и озера, от удара копыт о камни и скалы загорались огнем камни
и скалы. Пыль от земли, крутясь, поднималась на небо. Небесные
черные туманы, крутясь, спускались на землю. Лежащие леса
ломались лежа, стоящие леса ломались стоя. Прибежал во весь
мах на хребет синего Алтая. Сказавши:
«Где прорвался нос моей тещи?» — обернулся назад. Кам-
емеген вместе бежит.
«Если коню нужно народиться, пусть будет таким, —говорит
старуха. —Если молодцу народиться, пусть будет таким. Лучше
этого, как можно народиться».
В юрт девяти хороших зайсанов, к железной коновязи
Тойбон-хана доставил старуху и привязал.
Говорит:
«Теперь знай сама, будешь ли камлать или что другое делать».
Сто маньяков3 расстилаясь, покрыли поверхность земли; сто
кузунгы ударялись; синий Алтай обломился. Медный тунгур
шаманка стала раскачивать, Алтай стал колебаться. Твердый
камень рушится, черный лес ломается. С каждым ударом орбо4
умирает до десяти человек, за каждым ударом орбо умирает
по десяти голов домашнего скота.
Аин-Шаин-Шикширге уезжает на свою землю, к своему
юрту.
«Отец и мать, здравствуйте! — говорит он. — Хорошо ли
живете две старшие сестрицы?»
Через девять дней из-под ног огня вылез один богатырь;
голова и глаза засыпаны землею (тобрак).
1 Этими словами переведены глаголы: адылган собственно «нападать»,
и саилган — «вонзаться».
2 Сооры — мясо без костей у коня выше бедер впереди хвоста.
3 Маньяк — мантия, точнее жгуты и ремни, которыми увешана мантия.
4 Орбо — колотушка, которою шаман бьет в бубен.
54
 Богатырь говорит:
«Калак! Пусть скорее идет, отпустит эту шаманку. Девять
хороших зайсанов и Тойбон-хан в доме мочатся и испражняются,
выходить из аила боятся».
Шикширге говорит:
«Доставь, скажут, одно принуждение; отпусти, скажут,
другое принуждение».
«Доставить, я доставил; отпустить, уже сами отпускайте.
Идти я не могу».
Пришел второй посол и говорит:
«Калак-корон! Пусть отпустит!» — говорит хан. Шикширге
садится на коня Илизин-ерена, взваливает на плечи арагай-
садак; поехал.
Осталось скота на счету, остался народ на счету1. Доехавши,
с коня отпустил старуху (т. е. отпустил, не слезая с коня). Старуха
лишь успела повернуться, половину народа, половину скота
проглотила. Остался народ на счету, остался скот на счету. Аин-
Шаин-Шикширге сам уехал домой к отцу.
Посол опять пришел.
«Приди!» —сказали девять хороших зайсанов и Тойбон-хан.
Шикширге говорит:
«Я, одинокий молодец, на коне излиняю (т. е. изотрусь).
Видно, судьба моя такая2.
Аин-Шаин-Шикширге сел на коня Илизин-ерена, подъехал
к дверям Тойбон-хана. Шестьдесят богатырей взяли коня,
семьдесят богатырей взяли под руки, вошли в аил.
«Здравствуй хорошо, мой Тойбон-хан с девятью хорошими
зайсанами!»
Ставили золотой стол о шестидесяти шести углах, ставили
пищу алиман-чикир. Он стал есть.
«Зачем меня требовали», — говорит.
Ему отвечают:
«Достали кама, камлали, чтобы белый скот плодился; хотели
просить кама, чтобы народ плодился и рос. Теперь скотом
раззорились, народом оборвались. Прежде, подружившись
с Эрликом, друг у друга брали (друг друга дарили). Тойбон-хан
Ерлику в те времена дал эрдине белого скота два )ыракы3

1 В подлиннике тоолу; тоо «счет». Прежде скота было без счета, тоозы joK,-
а теперь осталось так мало, что можно сосчитать.
2 Jep jaHTbic боим ад уетуне илегенче jypeTeH jaflbiM.
3 «Лыракы» кувшины холодильники, употребляемые при винокурении.
55
 и jyлазы1 народа — шубу из белой рыси. В настоящее время
заненастило2; я поперхнулся (какадым), обеднел я (j ок сурадым).
Теперь доставь мне те вещи».
Пущенная стрела от камня не возвращается, посол с дороги
не ворочается. Шикширге сел на коня Илизин-ерена. Взвалил
на плечи крестообразно черный арагай-садак, как месяц,
стальной меч3 прицепил, и блестя от лучей месяца и солнца,
поехал. Звон панцыря слышен, как будто звон Алтай-Хангая.
Отправился в путь.
Шикширге говорит:
«Прошу совета у тещи, живущей в верхнем мире. Прощуся
с двумя женами. От большой старухи услышу совет. Ранее
никогда об Ерликовом юрте не слыхал».
Поднялся в верхнюю область. Нужно доехать до тещи
и спросить ее.
Здоровается с двумя женами, говорит4:
«Езень!5»
Ставят золотой стол о шестидесяти шести углах, все вместе
садятся есть.
Шикширге говорит:
«Девять хороших зайсанов и Тойбон-хан-бий сказали мне:
доставь нам обратно данный Ерлику-ердине (скота) и народное
jyлa. Я обещался съездить».
Кам-старуха говорит: «Не только ты, даже я, хотя я и кам,
но не бывала в Ерликовом юрте. Раскали на огне мой медный
тунгур».
В семь дней бубен высушили. Сто маньяков разостлались
по земле, сто кузунгы начали биться. Надела шаманка шубу
со ста маньяками, которые стелются по земле, взяла в руки
медный тунгур; сто маньяков разостлались, покрыли землю. То
место, где сидела, есть, а того места, куда исчезла, нет. Стук
медного бубна, где слышится, где не слышится, и исчез в нижней
области. После того, как стук от медного бубна исчез в нижней
области, семь суток было не слышно о кам-емегене. Через семь

1 Jyлазы «образ, душа».

2 Тойбон-хан рассказывает о своем богатстве и о наступившем разорении.
3 В подлиннике: ай болот. Это парное слово можно понять или в смысле, что
меч сделан из стали (болот), которая называлась ай, или в смысле, что стальной
меч своим видом напоминал луну (ай). Киргизы в старину вооружались топорами,
которые имели вид луны и назывались ай-болта.
4 В подлиннике: «спрашивает».
5 Езень — алтайское приветствие при встрече: здоров ли?
56
суток кам-емеген, кружась, спустилась в свой туннук. Старуха
привязала медный бубен, сняла камскую шубу.
Говорит:
«Не достигла до Ерлика. Достигла лишь до половины земли.
Оказывается страшно грубая земля. Достичь-то, ты можешь
достигнуть, но сомнительно твое возвращение. Я достигла до
разстани (белтир) семи дорог. Но, дитя мое, я провожу тебя до
пасти ада».
Старуха встряхнулась и, сделавшись птицей Кан-Кереде,
уселась. Аин-Шаин-Шикширге с двумя женами втроем уселись
ей на крылья. Эмеген, кружась, спустила их к отверстию ада.
Емеген подала им одну горсть (пук) жильных ниток (ень сингыр
учук).
«Нужны будут», — сказала.
Потом подала девять глаз.
«Нужны будут», — сказала.
Старуха подала две сумы углей и сказала:
«Перекинь на седло под себя. Куда ты едешь, там нужно
будет».
Дала две белые жерди, сказала:
«Это тоже будет нужно. Ну, теперь сам смотри, поезжай».
Шикширге прощался с двумя женами и тещей. Слезы из
глаз бежали, как озеро, слезы из носа делались, как лед. Сел
на коня Илизин-ерена, бросился в отверстие ада. Солнце и месяц
остались. Настала тьма, как во время ущерба месяца (ай тара)1.
По дороге, которая своими бортами хватает до полиц седла2,
конь бежит прыжками. Прискакал на разстань семи дорог.
Подошли два паршивых верблюда и говорят:
«Будем чесаться об этого тамгу и об его коня».
Шикширге по обе стороны дороги воткнул две жерди. Два
верблюда отстали, сказавши:
«Будем чесаться о жерди. Как хорошо нам чесаться!» —
говорили верблюды.
После этого А ин-Ш аин-Ш икш ирге поехал дальше.
Навстречу ему попалось много молодцов. Они говорят:
«Из самого и из его коня нужно нагасить углей».
Ш икш ирге подал им две сумы углей. «Хорошего
отца сын, пришел с готовыми углями», — сказали они.

1 О лунном затмении алтайцы говорят: ай каракты или айды карык тутты,

«карык схватил луну».
2 До такой глубины пробита дорога.
57
 Едет оттуда дальше; пришли исключительно (ылгый)
девушки; из них некоторые говорят:
«Нужно из коня сделать нитки». Другие говорят: «Нужно
из самого сделать нитки».
Шикширге говорит:
«Дети, зачем из меня делать нитки, когда есть готовые».
Бросает одну горсть ниток. Девушки, радуясь, делят нитки
между собой и говорят:
«Хорошего отца сын!»
Шикширге отправился далее. Повстречались ему два ворона,
имеющие носы в девять четвертей (карыш) длиною, с из­
верченным черным пухом1.
Они говорят:
«Нужно выклевать глаза у самого и у его коня и съесть».
Шикширге выбросил из кармана четыре глаза.
«Если хотите есть, то ешьте вот это», — сказал им.
Два ворона, деля глаза, отстали. После того переехал по
волосяному мосту под названием Мимо-не-наступай2. Далее
едет день и ночь, видит, стоит черный пень. Около пня есть
абыл (мотыга); если какой женщине умереть, то эта мотыга
лежит на земле, а если жить, то эта мотыга лежит на пне. Тут
же находится пика; если мужчине умереть, то она лежит на
земле, а если жить, то на пне. Едет далее. Со стороны выпала
ключевая вода, в этой воде плавают связанные легкие двух
человек. Вода не несет их ни вверх, ни вниз. Шикширге
наклонившись через голову коня, чернем плети развязал их.
Спрашивает у коня Илизин-ерена:
«Что это значит?»
Конь отвечает:
«Два нама3 не доучились, это их кара за это».
Далее едет; течет ключ тутканду4.
Конь говорит:
«Скажи, что пью эту воду в солнечном месте, и теперь
напейся».
И конь пил и сам Шикширге пил, сделавши три передышки.
1 В подлиннике не пух, а шерсть, тук.
2 Широкий мост называется курь; узкий комуру. Миоический мост из
одного волоса — кыл комуру. Мост, по которому едет Шикширге, имеет
собственное имя, ]аза баспас; ja3a «мимо», баспас — «не наступай».
3 Нама, испорченное алтайцами монгольское лама.
4 Тутканду от слова тут, «держи». Тутканду — затянутая тиной вода, где
лягушки отлагают свою икру, пенистая зелень.
58
 «Если бы я не торопился, то ночевал бы тут и пил бы до
завтра. Хорошая отцовская (адынын якши) река», — сказал
Аин-Шаин-Шикширге.
Далее поехал, лежит желтое болото (саз).
Конь учит:
«Брось горсть песку и скажи: Отцовское хорошее болото,
будь ты Алтай!»
Когда Шикширге бросил горсть песку и сказал: «Отцовский
хороший мой Алтай», то желтое болото превратилось в сухое
место. Далее едет, видит, один богатырь спиною привязан
к тополю и в руках урук (укрюк).
«Это что за человек?» — спросил Шикширге.
Конь отвечает:
«Кто из земли Ерлика побежит, то того человека этот человек
ловит».
Далее едет, еще стоит привязанный к тополю человек
и держит в руке собранный аркан.
Конь объясняет:
«Кто побежит из земли Ерлика, на того этот человек
накидывает аркан».
Далее едет. Вокруг одного человека ходит серая кобылица
и бьет его копытом по голове.
«Если спросить, что это такое, то этот человек украл и съел
дитя у матери (т. е. у кобылицы украл жеребенка), у кобылицы
белое молоко бежало».
Далее едет; сидит человек, которому в рот заткнут черный
камень. Этот человек, когда жил в солнечном месте, брал взятки.
Далее едет, вдруг выбегает небольшой табун лошадей. Это
значит, что на солнечном месте скот бедных людей нужнеет1.
Едет далее, видит стоит железный орго; у железной коновязи
стоят на привязи заседланные кони. Подъезжает к железной
коновязи, заходит в аил, видит, стоит в огне бронзовый котел
о восьми ушах; в котле варится, перевертываясь, мясо; старый
старик и старая старуха с обожженными локтями сидят у котла.
Аин-Шаин-Шикширге говорит:
«Нужно наесться этого мяса и ехать».
Он вышел на ржание своего коня.
Конь говорит:
«Ты чего ждешь, сидишь здесь?»
1Бедные люди, имеющие но одной лошади, постоянно на ней ездят бессменно.
Их лошади в муках живут. Души этих лошадей вперед уже мучатся в аду.
59
 «Хочу дождаться поесть мяса».
Конь говорит:
«У этого старика и старухи, отчего, думаешь, обгорели локти?
Соображаешь ли об этом? Ихний котел придавлен камнем
величиною с аил. Они были скупые люди. Нечего ждать, скорее
в путь».
Далее едет, одна молодица стоит совершенно голая и держит
в руке желтую мерлушку, а другая молодица сидит подле нее,
бьет себя по бедрам и хохочет.
Шикширге спрашивает:
«Что с этими молодицами было?»
«В солнечном месте она до трех раз просила мерлушку, а та
не отдала, и теперь стоит с мерлушкой и не знает как закрыть
себя. Которая просила, та хохочет».
Далее едет, лежат накрывшись одеялом из семи овчин муж
и жена; муж стаскивает одеяло с жены, жена стаскивает с мужа;
друг у друга отнимают. Если спросить об них, то на солнечном
месте они были несогласные, бранливые и драчливые супруги.
Далее едет, лежат обнявшись муж и жена, накрылись одной
овчиной, не чувствуют недостатка. Если спросить об них, то они
в солнечном месте жили в согласии и дружно (нак). Едет далее,
видит, стоит железный орго; от дверей некоторые отъезжают,
а некоторые наезжают. Шикширге подъезжает на то место.
Которые говорят, что насытились, наелись; которые подъ­
езжают, заходят в орго. Молодица подает ложкой пищу людям.
Говорят:
«Напились, наелись!» — благословляют и отъезжают.
Аин-Шаину-Шикширге она также подала. Он, наевшись,
уезжает.
«Это какая будет молодица?» — спрашивает.
«Это такая молодица, которая на солнечном месте голодных
кормила и почитала».
Далее едет Шикширге, стал подъезжать к Ерликову юрту.
Вот его глазам показался Ерликов байзым орго1; показалась
бронзовая коновязь. П одъехал к дверям, остановился
у бронзовой коновязи, слез. Привязал коня Илизин-ерена.
Растворил створчатую дверь и вошел. Вошедши, видит,
челюстная борода (ээк сагал) закинута за оба плеча; два глаза,
как два черных озера.

1Байзым непорченое монгольское байшин. Войлочная юрта по-монгольски

гарь; не передвижной дом из глины или дерева — байшин.
60
 Ерлик спрашивает:
«Зачем, вспотив своего коня Илизин-ерена, явился сюда
Аин-Шаин-Шикширге из солнечного места?»
Отвечает Шикширге:
«Пущенная стрела не возвращается от камня, посол не
ворочается с дороги. Не имея другого выхода, по принуждению
девяти хороших зайсанов и Тойбон-хана приехал. Они сказали:
в давние времена с Ерлик-бием были друзья; данные мною шубу
из белой рыси и два кувшина Оарыкы) съезди и доставь нам».
«Желаемое возьмешь, дитя мое! — сказал Ерлик. — Есть
у меня одна просьба до тебя о твоей услуге».
«Послужу по твоей просьбе, — сказал Шикширге. —Можно
послушаться приказания старого человека».
«Посреди желтого Алтая растет желтый камыш (сары
камыш). Посреди желтого камыша есть три соловых коня.
Поймай их и приведи мне».
«Ну, куда деваться, съезжу!» — говорит Шикширге.
Вышел, сел на коня Илизин-ерена и пустился в мах по
желтому Алтаю. Меж желтых камышей по желтому Алтаю
разъежает.
«Где-то находятся такие» — говорит.
Вдруг из среды желтого камыша три соловых коня один за
другим поскакали прочь от него. Шикширге в след их пустил
своего коня Илизин-ерена. Три раза оббежал кругом юрта
Ерлика, но поймать их не мог.
Конь Илизин-ерен вдруг остановился и говорит:
«Под гривой jnK (jnK ^алымным)1есть у меня плеть с зубами
трехлетней коровы. Стегай меня этой плетью. Хорошо бежать
не могу».
Шикширге взял плеть с зубами трехлетней коровы, стегнул
коня по саврам; отлетело мясо величиною с двухлетнего барана.
От ударов копыт коня Илизин-ерена забурлили и выступили
из-под копыт воды и озера. Шикширге зажмурил свои глаза
и держался за луку седла.
«Открой глаза, смотри», — говорит конь.
Смотрит Шикширге. Три соловых коня рядом с дном
стремян бегут. С одного раза на всех трех накинул аркан и трех
коней остановил. Взял в повод и отправился в путь.
1 Большая грива jmc jan; в ней три пряди; на них вешают яламу.
61
 «Это ли его страшные (срёкей) жеребята-кони? Ну и страшны
же твои кони1».
Шикширге привязал коней к черной бронзовой коновязи.
Старик Ерлик вышел из аила, смотрит и говорит:
«Хорошее дитя мое!»
Запирает доставленных трех лошадей в железной городьбе
(чидэн).
Ерлик говорит:
«Оказывается, что твой рыжий конь хороший конь. Дай мне
этого коня. Семь суток поезжу, поохочусь».
Секиру (ай малта) затыкает за пояс, берет в руки черный
меч.
«На эту Темир-тайгу2, — говорит Ерлик Аин-Шаину-
Шикширге, — не ходи, в этот железный дворец (темир бргб) не
входи. Главенствуй над моим народом до моего прибытия. Сиди
на железном троне».
Потом Ерлик отправился. Влезши на железный трон, Аин-
Шаин-Шикширге стал ханом. Жена Ерке-Кара3 что-то берет
из блюда (тебиш), и, повернувшись задом к нему, ест.
«Какую пищу человеку не есть, ты ешь? Человеку не пить,
что за пища, баба?» (кадыт)
Выхватил у нее из рук блюдо, попробовал, поел. Оказалось,
это было мясо его скота, находящегося на солнечном месте4.
Оказывается, что в это время на солнечном месте его скот
приносят в жертву Ерлику. Она для того ела отвернувшись,
чтобы он поевши, не вспомнил о солнечном месте. Ему
вспомнились отец и мать и жена.
Думает:
«Наказал мне не заходить на Темир-тайгу. А если зайти
и посмотреть!» — думает.
Зашел и смотрит. Виднеется дно неба, а у подножия Темир-
тайги виднеются круглые озера. Берега озер поросли черным
кустарником. Кажущиеся круглые озера, это слезы живущих
на солнечном месте; кажущиеся черные кустарники— это
волосы живущих на солнечном месте. Когда он увидел это, его
слезы полились, как озеро; из ноздрей вода, как лед. Сидел он
и плакал. Такова, видно, смерть умирающих5.
1 Шикширге иронизирует над Ерликом.
2 Темир-тайга «железный белок».
3 Ерке-Кара, дочь Ерлика, которую он выдал за Шикширге.
4 Т. е. мясо скота, принадлежащего Шикширге.
6 Такова видно участь смертных.
62
 Пошел он вниз по этой горе, пришел к дверям черного орго.
«Заказал не заходить в этот орго, думает. Зайду и посмотрю!»
Войдя в орго, он видит, сидят тут девять хороших зайсанов
и Тойбон-хан. Спросил у них: «Езень?» Никто из них не ответил.
Опустив глаза вниз, сидят безмолвно. Оказывается, это сидят
души девяти хороших зайсанов и Тойбон-хана. Открыл он
другую дверь, заходит; там сидят имеющий буропегого коня,
его отец Олбкшин, мать и две старшие сестры. «Вы когда сюда
пришли?»— спрашивает. Никто из них не издал ни одного
звука. Стал внимательно смотреть; после смерти всякий должен
тут очутиться. После смерти никто отсюда в другое место не
уйдет. Далее еще дверь отворил. Заходит; сидит теща Кам-
емеген, его две жены и душа его самого. Как увидел он это,
слезы из глаз полились у него, как озеро, и из ноздрей вода, как
лед. Пока еще человек не умер, такова-то, видно, жизнь человека!
Воротился назад к черному орго, лег вниз лицом на железный
трон. Ерлик подъехал к бронзовой коновязи и спустился с коня.
Борода его оттопы рилась, к ак клы ки; два глаза его
выворотились. «Говорил не заходить на Темир-тайгу, по какому
поводу заходил, тамга?» — спрашивает Ерлик, взял в руки две
сумы и вошел в свой аил. Держа опрокинутые сумы, вытряхивал
их. Найденные вещи1выпали: жуки, ящерицы, змеи, лягушки,
кроты (номон). Ерлик говорит: «Ты пришел, не умерев, из
солнечного места. Как не будешь вспоминать свой юрт? Если
хочешь воротиться, воротись, мое дитя!» Шубу белой рыси
и два джыракы, взяв, подает ему. «Доставь!»— говорит.«Но,
дитя мое, коня своего Илизин-ерена отдай мне! Отдаю тебе дочь
хорошую Ерке-Кара. Ты человек будешь зятем; я должен ездить
на твоем коне». Шикширге спрашивает: «Отдав единственного
коня, на чем я поеду, почтенный старец?» (брбкбн). «Возьми
трех соловых коней; будешь, переменяя, ехать», —сказал Ерлик.
Когда Аин-Шаин-Шикширге подошел к бронзовой коновязи,
из глаз Илизин-ерена бежали слезы. «Раз стал просить, нельзя,
что не отдать», — говорит Шикширге. На солнечном месте,
видно, будешь ты стоять, а в бессолнечном месте буду, видно,
стоять я! Что делать!» Аин-Шаин-Шикширге заходит обратно
в аил. «Что думает о моей просьбе, зять мой?» — спрашивает
Ерлик. «Возьмите, почтенный старец (орбкон)», — сказал
Шикширге. Отвернувшись, плакал, повернувшись, смеялся. На
большого солового коня надевал серебряную узду, клал

1 Т. е. добытые на охоте.
63
бронзовое седло (кулер арташ). Коня Илизин-ерена ввели
в железный пригон из девяти рядов (из девяти стен), надели на
его голову девять обротей (нокто), на четыре ноги наложили
девять железных треногов (кыжень). На среднего солового
коня садилась жена Ерке-Кара. Младшего солового коня взяли
в повод и рысью пустились в путь. Проехавши до полупути,
Шикширге оглянулся назад, лучи от глаз коня Илизин-ерена
светят на небо, как две тонкие волосяные радуги (кыл солонго).
Бежавшие из глаз слезы, как два черных озера. Спина большого
солового коня переломилась; конь умер. «Мой отцовский
хороший конь», — говорит Шикширге. На меньшего солового
коня положил седло арташ; спина переломилась, конь умер.
Седло и токум взвалил на себя, продолжает путь. Показался
свет неба и лучи (кеген) солнца и месяца. И баба (кадыт) умерла,
и конь умер. Взвалив на плечи седло и токум, вышел из отверстия
ада. Когда увидел свет неба, солнца и месяца, стала кружиться
голова. Оставшийся в руках Ерлика конь Илизин-ерен заржал,
на земле было ясно слышно его ржанье. После этого Шикширге
выдернул железный тополь, вывертел в нем сердцевину, сделал
сыбыскы (свирель) и стал играть. Алтай обломился от этой
игры, которую ясно было слышно Учь-Курбистан-кудаю. И конь
Илизин-ерен также слышал. «Я нахожусь на солнечном месте;
ты находишься там, где свет солнца загорожен», — так горько­
ядовито (ачу корон) наигрывал Шикширге. Конь Илизин-ерен,
услыхав горько-ядовитую сыбыскы, разорвал девять железных
треногов, оторвал девять нокто, поломал девять рядов железного
пригона, выскочил и побежал в мах. Ерлик сел на своего
чернолысого быка, взял в руки ай малту (секиру), кричит:
«Убежал! Убежал! Калак, корон!» Погнался следом, спрашивает
у урукчиларов и чангачиларов1: «Что делаете, не ловите?
Ловите!» Чангачи бросил аркан, петля попала на тонкую шею2.
Илизин-ерен, когда стал пробегать мимо, разорвал богатыря
(чангачи). Половина богатыря осталась у тополя, половина
потащилась за арканом. Илизин-ерен прибежал к железному
болоту. «Желтое болото мое!»— сказал конь. Желтое болото
сделалось твердой землей. По твердой земле конь пробежал

1Урукчилар множ. число от урукчи, человек, ловящий уруком, т. е, укрюком,

жердью с навешанной петлей; чангачилар множ. число от чанга, аркан с петлей,
который набрасывается по- американски, как лассо.
2 «Тонкая шея», чичке моин, от уха до половины шеи; от половины далее
шея называется арка моин.
64
 тропотой» (тибредыб). Когда подъехал Ерлик, то в одном месте
тонет и в другом месте тонет. Через семь суток едва выбрался
из желтого болота. Илизин-ерен в мах пробегает через черную
речку (тутканду). А когда Ерлик поехал, то стал в ключевой
воде тонуть, только через семь суток вышел и говорит: «Обсохни
твои гальки! Высохни твое дно!»Плюет и ругается. Конь Илизин-
ерен прибегает к буранному черному пню; сделалась ясная
погода. Конь пробегает. Когда Ерлик подъехал к пню, то черный
пень стал буранить песком. Ерлик жил у пня семь суток, не
имея возможности проехать. Конь Илизин-ерен выскочил из
отверстия земельного ада (jep тамы). На Аин-Шаин-Шикширге
ни разу не взглянул, ни разу не издал звука. Аин-Шаин-
Шикширге, держа седло и токум, сидит у отверстия ада. Старик
Ерлик, усевшись на чернолысом быке, держа в руке секиру (ай
малта), выехал следом. Аин-Шаин-Шикширге встряхнулся,
сделался черным камнем величиною с аил и лежит. Старик
Ерлик (Ерлик бббгбн) выскочил из отверстия земельного ада,
держа секиру, и говорит: «Конем своим Илизин-ереном выманил
меня обманом; увез шубу из белой рыси и два jbipaKbi; теперь
сам превратившись в черный камень, лежишь, тамга!» Взмахнув
секирой, ударил Аин-Шаин-Шикширге, превратившегося
в черный камень. Секира в трех местах переломилась, лезвие
разлетелось. «Что с вами, старик?» — говорит Аин-Шаин-
Шикширге. Вскочил и говорит: «Вы просили, я ведь отдал». «О,
дитя мое! — говорит Ерлик. Осердившись, ударил. Не сердись,
дитя мое! К девяти хорошим зайеанам и к Тойбон-хан-бию через
девять дней приеду в гости. До этого срока ты перекочуй на
другой Алтай». Старик Ерлик воротился домой в землю и в
свой юрт, а Аин-Шаин-Шикширге поехал домой. «Э!» — сказал
Аин-Ш аин-Ш икш ирге. Два jbipaK bi привязал в торока
канджига, шубу из белой рыси привязал в торока бокторго1.
Рысцой прибежал в свой Алтай к девяти хорошим зайеанам и к
Тойбон-хан-бию, принес и отдал им шубу из белой рыси и два
jbipaKbi. Старый отец и мать не в силах добывать дрова и сено.
Не стал ждать казана, не стал брать даваемые вещи (т. е.
подарки^. Переселил отца и мать на другой Алтай. Сам,*5

1 Т. е. сначала привязал шубу, а потом привязал посредством ремней

канджига джиракы по бокам седла.
5 Заказ 2710 65
воротившись и, забравшись на высокий хребет тайги, смотрит.
В конце девяти дней поднялся черный туман. Послышался крик
и зов. Сделался плач. Ерлик, воюя, ходил и всех ел. Через девять
дней черный туман рассеялся. В живых не оказалось никого.
Оргб Тойбон-хана не стало. Аин-Шаин-Шикширге прощается
и говорит: «Прощайте отец и мать! Хотя буду жить в верхнем
мире, отца и мать не буду бросать». Доехавши до верхнего
мира, стал жить там.
 Алтын-Мизе
(Записано в Аскате от Чолтоша)

Старик Марал (оббгбн Марал) ставил самострелы (aja) на

небольших горах, ставил петли возле озер. Что падает в петли
и самострелы, брал и тем питался. Старуха Кандыкчи копала
сарану1и кандык2и этим питалась. Старуха выкапывала сарану
икандык, варила утрами и вечерами, клала на блюдо, сидела
возле. Говорит: «Эта пища, данная мне небом Тендин и Уч-
Курбустан-кудаем3». Держа блюдо с пищей кверху, делала «чок»
(либацию)4, но сама не клала себе пищу в рот на зубы. Она
говорила: «Эта пища дана находящимся вверху небом; так пусть
же суз5 этой моей пищи достигнет до находящегося вверху
кудая». П ищ а канды к и сары гай6 стала достигать до
находящегося на небе кудая. Учь-Куроустан-кудай говорит:
«Мною созданный народ (албаты), мною созданный красный
червь (кызыл гурт). Ведь в моем творении не было таких
бедняков, как эти старик и старуха. В созданных мною червях
и жуках не было такой пешей бедноты». Есть чернобурый
жеребец; Учь-Курбустан наказывает чернобурому жеребцу:
«Корми, говорит, старика и старуху». Чернобурый жеребец
спустился на землю, приш ел в аил старика и старухи.
Чернобурый жеребец роет копытом, устраивает две острые
тайги7; подле двух острых гор устроил черное озеро с крышкой.
Чернобурый жеребец приходит в свой Алтай Елизин-Бброль.
Остановившись, встряхнулся; сделалось немного народу; прилег
и покатался, сделалось немного скота. Сделалось немного скота
с жеребятами и двухлетними конями. Однажды старик Марал
вышел из шалаша (чадыр), видит, стало немного скота и немного
народу. Старик Марал, выйдя, подошел; видит, стоит
чернобурый жеребец; при нем немного народу; во главе народа

1 Сарана, Lilium Marthagon.

2 Кандык, Erythronium dens canis.
• 3 Кудай — бог.
4 Чок — междометие, которое громко произносится, когда кропят в воздухе
вином.
5 бездетные люди просят у Бога баладьтд сузы, детского «суза».
6 Сарыг -ай, алтайское название сараны, L. Marthagon.
7 Тайга высокая гора, вершина которой поднимается выше предельной
линии лесов.
67
старик с белой бородой (ак сакалду) Адучи1. Старик Марал
поздорова лся. «Старик Марал, —говорит Адучи, —ты над этим
народом хан, над скотом хозяин. Хотя немного, но твой народ;
хотя и немного, но это твой скот». Старик Марал воротился
домой, говорит старухе Кандыкчи: «Хотя мало, но имею народ,
хотя мало, но имею скота. Находящийся вверху Учь-Курбустан
дал». Петли и самострелы остались без употребления (т. е. не
стал более охотиться). Кындыкчи оставила прежнее занятие,
перестала копать кандык и сарыгай.
Стала старуха Кандыкчи беременной в утробе. Настал месяц
и день рождения. Старуха бранила старика Марала, ударила
один раз эдреком. Двое ругаются старуха со стариком Маралом.
«Имея скот, имея народ, теперь не стал уходить из дому. Петли
и самострелы совсем забыл», — говорит старуха. «Думая, что
стал ханом, и не стал выходить из аила (т. е. трудиться). Если
будешь безотходно сидеть со мною, что падет тебе от меня?»
«Куда я пойду, старуха? Что теперь мне делать?» «Ходи и езди
на гору с зарубиной2. Всегда смотри и гляди; поджидай на дороге
Кэзэря. Всходи на гору с седловиной3, поджидай на дороге
великанов (алып). Убить придет великан, убить подойдет зверь.
Меня поджидать, от меня ничего не падет (т. е. от меня ничего
не получишь). Вон выходи, поезжай». Взяв в руки седло и токум,
старик вышел и ходит. Кладет плохое седло на чубарого коня,
с письменами (пичикту), садится на чубарого коня, отправляется
в путь. Едет по окраине своего народа рысцой, въезжает рысью
на две острые тайги. Осматривает кругом поверхность Алтая,
кругом осматривает поверхность земли. Глазам его по­
ложительно ничего не видно. Стал внимательнее смотреть. Под
солнцем и месяцем протянулась дымовая синева (кок тудускек).
Протерши гнойные глаза, видит, за семью Алтаями идет войной
царское войско (кан черу). «Малочисленный скот мой, видно,
будет припасом для великанов, малочисленный народ мой,
видно, пойдет в плен. Какой такой богатырь прибудет и будет
рубить мою шею? Немного, видно, придется мне жить!» Заплакал
старик и поскакал домой. Обратно поскакал в свой Алтай
Елезин-Берель. Возвратился домой по краю малочисленного
народа, спустился с коня у железной коновязи. Когда вошел
в свой аил, видит, старуха, родивши мальчика, пеленает его.

1 Адучи «стрелок».
2 В подлиннике кертеш.
3 В подлиннике арташ.
68
«Зачем родила дитя перед войной и безвременьем?» — говорит.
Мальчик лежит. «Какой богатырь проткнет середину живота
моего дитяти? Лучше бы находящийся вверху Кудай не дал его,
чем дать, лучше бы не создал, чем создавать». Старик и старуха
сидят и плачут. Отец держит ноги дитяти, мать держит
туловище. Чернобурый жеребец стоит и слушает. Говорит: «По
какой нужде заходил на две острые горы?» Конь скоро назад
поскакал; увидал поверхность Алтг ч. Концы пик кажутся, как
лес; концы мечей кажутся, как лед. Стоит черный туман. Лица
людей, как красный огонь. Дыхание коней, как бледный туман.
У чернобурого жеребца слезы из глаз, как озеро; вода из ноздрей
сделалась льдом. Обратно назад поскакал. Прискакавши
к железной коновязи старика Марала, остановился. Старуха
и старик плачут, старик держит малютку за ноги, туловище
держит старуха. Чернобурый жеребец вошел в аил половиной
своего тела, взял в зубы мальчика и вышел, сказав: «Не говорите
до смерти (т. е., хоть будут убивать, не говорите). Пойду и спрячу
дитя». Чернобурый жеребец, . а к усив мальчика, умчал его
и бросил малое дитя на дно черного озера с крышкой. «Черное
озеро с крышкой, будь матерью, корми! Не давай видеть тому,
у кого глаза холодны. Не давай тому касаться, у кого руки
холодны». Бросив малютку на дно черного озера, конь обратно
назад примчался. «Если стоящий вверху Кудай не даст такому,
то кто будет варить мою черную голову и есть?» Обратившись
назад, конь проглотил свой малочисленный скот, проглотил
малочисленный народ и стал щипать траву Елезин-Берель-
Алтая.
Концы пик подобны лесу; концы мечей подобны льдам;
царское войско подошло. Обстало кольцом вокруг аила. «Где
твои великаны стреляться, где силачи бороться?» Старик Марал
и старуха вышли, тряслись оба колена. Они сказали: «Старость
и годы давно настали. Угоните, если нас нужно; если хотите,
то убейте». Усадили старика и старуху на чубарого коня
с письменами, чернобурого жеребца погнали. Чернобурый
жеребец волшебством (ильби) и фокусами (тармы) умудрился
написать письмо к Учь-Курбустан-кудаю. «Пусть письмо дойдет
до матери Карагула, стоящей у дверей Учь-Курбустана1. Иду
в плен. Алтай Елезин-Берель остался безлюдным. Только черное
озеро с крышкой осталось с малюткой». Конь сделал белое
письмо, которое дошло до матери Карагула, стоящей наверху.

1 Карагула, по объяснению Чолтоша, мать чернобурого жеребца.

69
Слезы из глаз набежали, 1сак о.зеро. Спустившись на землю,
конь пошел в плен. Мать передала белое письмо Учь-Курбустану.
Там была написана жалоба чернобурого жеребца. Учь-
Курбустан-кудай говорит: «Людей, живущих плохо и забитых
считают ничтожными. Есть братья, рожденные от кобылицы
Карагула, кроваворыжий (кан ерен) АршинЧедер иУчкур-
Jeflep (крылатый коурый). Пусть они идут и отомстят». Учь-
Курбустан наказывал Аршин-Jeaepy кормить дитя, на­
ходящееся в черном озере с крышкой. Коню Учкур-Конгуру
наказывал: «Спустись на Елезин-Берель-Алтай, создай народ
и белый скот. У старика ЭДарала на Алтае пусть будет полным-
полно народу, полным полно скота. Три бога (учь бурхан) У чь-
Курбустан сказали: «Что хочешь создать, пусть будет воля твоя.
Что думаешь, пусть будет одинаково с моей думой». Учкур-
Конгур спустился на землю. АршинЧедер, рыжий конь,
спустился на землю. Спустились оба к черному озеру с крышкой;
Учкур-Конгур кормил малое дитя на дне озера. Учкур-Конгур
спустился на тайгу1 с травой чэмэне и с белой глиной (чэрэт)2;
ударил голенью (карзы), сделались два равных дерева. Два
равных дерева, называемые матерью. Они с густою листвою;
под них не проникнет дождь. Зиму и лето листва не изменяется.
Учкур-Конгур спустился на Елезин-Берель-Алтай, лег и стал
кататься; Алтай сделался полон скотом; в одном месте
остановился, отряхнулся, сделались подданные. Это видел Учь-
Курбустан. Конь Учкур-Конгур ударил глухими копытами
в сторону, сделался старик с белою бородою Адучи-би с уруком
(укрюком) в девяносто сажен длиной. Он (т. е. Адучи)
распоряжался скотом. Кто будет главою над народом? Создан
богатырь Учкур-Кула; у него конь Чолтук-Кулак (корноухий).
Конь Учкур-Конгур ударил глухим копытом в сторону,
голенями, как плеть, ударит на излом (карый), вышел золотой
бргб (дворец) о шестидесяти шести углах, а у дверей золотая
коновязь с шестидесятью гранями. Конь Учкур-Конгур сделался
старухой средних лет, одетой в полинялую шубу, передние зубы
выпали. А глухое свое копыто сделал котлом Тактай (без ушей).
Поставил котел варить. Аршин-J едер, кроваворыжий (кан ерен)
конь, вывел со дна черного озера с крышкой на землю то дитя,
которое в это время играло. То дитя, бегая за рыжим конем
АршинЧедером, не отставая, называло его матерью. Малое

1 Тайга — высокая гора.

2 Чэрэт п-видимому для алл' 'ерации к чэмэне (ирис).
70
дитя видит, стоит золото-серебряный орго. Кроваворыжий (кан-
ерен) говорит: «Дитя, ты будешь в нем жить. Ты должен быть
ханом. Ты должен первый открыть двери. Что только нужно,
все будет здесь». Отворил створчатую дверь и вошел. Стоят
вещи, глаза скользят по ним; золотые, серебряные сокровища
стоят. Старушка с белой головою в полинялой шубе схватила
на руки ползущего ребенка и обняла. Старуха оказалась без
передних зубов. Она ставила для мальчика урюм-чикыр.
Мальчик ест пищу, выбирая которая повкуснее. Через два дня
выговаривает слово «мать», через шесть дней выговаривает
«отец». Бегает с луком, сделанным из жерди (сыра), со стрелами
из растения сырал-джин (полынь, Artemisia). Не пропуская
кверху летящую птицу, стреляет; не пропуская вниз летящую
птицу, убивает.
В один день мальчик забежал: «Человек должен быть
с именем, а зверь должен быть с шерстью. Назови мне мое имя».
Конь сказал: «Погоди, дитя! Наречем твое имя». К близ живущим
народам посылали послов, а к дальним подданным посылали
письма и знаки (тамга). «Торо (чиновники) и бии! Готовится
хан». Глава народу богатырь Учкур-Кула, имеющий коня
Чолтук-Кула, правит народом. Учкур-Кула надевает панцырь
о девяносто пяти пуговицах, золотой чумь о шестидесяти шести
пуговицах; вышел, держа в руке седло и токум; клал на коня
потники, огромные, как поля и прогалины; клал бронзовое седло
арташ в переплет, затягивал тридцать подпруг, на перекрест
завьючивал арагай-саадак, в переплет накладывал белый меч
из алмас-стали; оперлись ноги о стремя, в три перегиба
перегнувшись, поехал.
Держа в руке плеть Кымжилу1, Учкур-Кула бьет ею направо
и налево. Туда-сюда повода подергивает. Звук черного панцыря
отдается на семимесячном расстоянии, звук аргай-саадака
раздается на три Алтая. Подъехал к золотой коновязи с цепями;
коновязь о семидесяти семи гранях. Привязал коня Чолтук-
Кулака, снял с себя арагай-саадак, прислонил его к золотому
дворцу. Отворяет золотую створчатую дверь, заходит; золотой
шлем держит под мышкой. Войдя, видит: сидит мальчик на
золотом троне, подпершись руками в бока. Мальчик сует
широкую, как поле ладонь; просит «езень!» «Здравствуй, абагай
(дядя по отцу)!» — говорит. Поздоровался, подошел, сел рядом.

1 Есть река Кымжилу, но что значит это название, никто не знает. Это,
кажется, приток реки Семы. На плеть к петле навязывается волчий или лисий
хвост, у Ерлика соболий; этот хвост втягивается в рукав; в этом случае в мороз
рука не мерзнет.
71
 «На что требовали?» —спрашивает Учкур-Кула. «Чтобы назвали
мой путь и имя, —говорит мальчик. —Собираю подданный народ
мой. Нареките мне имя!» Богатырь Учкур-Кула собирает народ.
Кололи лошадей, гривастых, как верблюды-самцы (бууры),
имеющих набрюшное сало, как облака. Учкур-Кула гремит,
как небо, звенит, как железо: «Назовите имя моему хану! Кто
даст хорошее имя, тому дам часть этого скота, дам часть этого
народа. Кто худо назовет отрублю голову, положу к ногам;
отрублю ноги, положу к голове!»Никто не осмеливается назвать.
Думают, если назовем, да имя окажется не по нраву, то будет
рубить нам головы. Хорошее бы имя дали, то ли понравится,
то ли нет. Подошла, ругаясь, старуха старика Адучи. Говорит:
«Разве голодные пришли сюда наедаться? Разве ненасытные
хотят здесь отжиреть? Родился от такой же бабы, как и я. Ну-
ка я назову!» Адучи-би белая борода, поймавши свою старуху,
оттащил от того места. Говорит ей: «Не только ты, получше
тебя люди не смеют назвать». Положил старуху, накрыл сверху
ангырчаком1. «Бу тэнгэрэ тепкен (небо лягнуло, (ругань).
Должно быть умирать твоя кровь играет». Учкур-Кула услыхал
бормотанье старухи, послал двух парных (равных) железных
богатырей и велит им: «Самого Адучи свяжите и положите,
а старуху приведите». Два железных богатыря пошли. Адучи
прикрывает старуху ангырчаком. Два равных богатыря говорят
ему: «Хан велел прийти твоей старухе». «Калак кокый! —говорит
Адучи. — Что она может сказать, когда стала сбиваться с ума?
Не отпущу старуху». Два равных железных богатыря связали
Адучи, накрыли ангырчаком и придавили, а старуху увели.
Приведя старуху, одели ее в белые шелка, так что глаза солнца
и месяца заиграли. Старуху обмыли мылом, надели на нее
вывороченную черную лисью шапку, посадили на белый шердек
в шесть рядов, поставили перед ней золотой стол о шести углах,
поставили перед ней пищу илим-чикыр. Старуха сделалась
красивой, будто жена хана. Перед ней шесть молодиц (келин)
держали чогочей (чашку), шестьдесят молодиц пели ей песни.
Старуха благословляла хана (алкап)2: «Нет души умереть, нет
годов стареться! Нет крови, краснея, пролиться. Плечистый,
чтобы не схватил, пальчатый, чтобы не словил, щекастый, чтобы
не оговорил. Достигай, куда направился, побеждай, на кого
осердился. Не я благословляю тебя, а благословляет тебя конь,

1 Ашырчак — «вьючное седло».

2Алкап —благословлять не руками, а словами; восхвалять, желать хорошего.
72
находящийся на небе. А имя твое Алтын-Мизе. Не я так называю
тебя, а вверху стоящий Учь-Курбустан-Кудай так называет тебя.
Хребет — народ (арка joH), согласны ли вы?» Племя и народ
сказали: «Согласны!» Место, где стоял кроваворыжий (канерен)
конь АрчинМедер есть; того места нет, куда он ушел. Через
семь дней стало светить солнце, откуда оно не светило; стал
светить месяц, откуда он не светил. Так подумали, а это светили
навьюченный на пришедшего коня Аршин-Тедер — кан-ерена
арагай-саадак да притороченный черный панцырь. Золотой
чумь о шестидесяти шести пуговицах надевает, панцырь
о девяносто девяти пуговицах надевает. Черный саадак арагай
навьючил на плечо крестообразно; привешивает белый меч из
алмас-стали, опоясывает колчан со стрелами, взял в руки
бледную пику; нога вступила в стремя, в три изгиба ловко
усевшись, поехал Алтын-Мизе. Ударял плетью Кымжилу, туда
и сюда подергивал рот коня. Ездит по Елезин-Алтаю. Хребет
народ и белый скот стоят благополучно. Конь Аршин-йедер —
кан-ерен несется быстрой иноходью; две передние ноги как
будто пляшут. Алтын-Мизе объехал свой народ вокруг,
спустился у золотой коновязи. Свищеватая мать1ставила пищу
алиман-чикыр. Алтын-Мизе отправлял строгое письмо, чтобы
приехал богатырь Учкур-Кула. Богатырь Учкур-Кула говорит:
«Какое такое неотложное дело? Что он такое узнал, мой хан?»
Клал седло на коня Чолток-кулака, надевал золотой чумь
о шестидесяти шести пуговицах; поверх надевал панцырь
о девяносто девяти пуговицах, на плечи клал арагай-саадак,
белый меч привешивал, припоясывал колчан, стрелы в кото­
ром казались, будто обгорелый лес. Держал в руке бледную
(куу) пику2. Вступил ногою в стремя. В три изгиба ловко
усевшись, поехал. Едет день и ночь, не разбирая их. Едет
с громом, подобным небесному, со звоном, как от железа.
Спустился у золотой с цепями коновязи о семидесяти семи
гранях. Снимая арагай-саадак, прислоняет его к золотому брго.
Брал правую руку у хана Алтын-Мизе, опираясь на правое
колено, подходил и садился рядом. «По какой надобности
требовали, хан мой!» Алтын-Мизе говорит: «Правый рукав мой
поистерся, заменяя подушку; постель поистерлась от постиланья.
Где есть мне суженая?» Учкур-Кула говорит: «Где мне знать

1Окырату—свищеватая. Может быть мать была в шубе с дырами от свшцрй.

2 Куу — сухоподстойное дерево, голое без коры; куу-баш — кость черепа,
обмытая дождями.
73
более вас? Вы знаете, хан!» «Хотя это и так, но говори, большой
дядя (jaaH абагай). Если хорошо, то будем свататься, если худо,
то оставим». Богатырь говорит: «Около Алтая Елезин-Бброль
есть рядом желтый Алтай. Движется, не движется желтая
река. Внутри желтого Алтая есть семьсот ельбегенов, над
семьюстами ельбегенами, есть Сары ельбеген с курчаво­
желтыми волосами и чуть голубыми глазами. Дочь Ельбегена1,
говорят, хороша. Вот если бы нам посватать ее?» Хан говорит:
«Что ты говоришь? Это ведь наш свой народ». «А если так, я
об этом не знал. Теперь что?» «Если так, то я сам тебе скажу.
Можешь ли съездить, посвататься». «Если ехать, почему не
съездить? Посланный с дороги не возвращается, пущенная
стрела от камня не ворочается». У основания неба и земли живет
хан Соло; у него есть единственная дочь. «Что делать», —сказал
би-абагай Учкур-Кула. Надевал золотой чумь о шестидесяти
шести пуговицах, надевал черный панцырь о девяносто девяти
пуговицах, припоясывал колчан, завьючивал арагай-еаадак.
Богатырь Учкур-Кула садился на коня Чолтук-Кулака.
«Прощай, мой хан! Прощай хребет народ!2» Быстрее и быстрее
едет рысцой, кричит криком ста богатырей, делает топот, цак
от ста коней. Едучи, вспомнил и говорит: «Что это со мною? Еду
в грубое место. А если я умру, то разве скажет птица, или
приползший червь?» Стал поворачивать обратно. Стал слазить
у дверей золото-серебряного бргб. Хан Алтын-Мизе вышел
навстречу. «Что случилось, мой богатырь Учкур-Кула?»
Богатырь отвечает: «Расстояние будет большое. Нельзя сказать,
что не умру. О моей смерти разве скажет птица или червь?» Хан
говорит: «Откуда я буду знать о твоей смерти?» «Две острые
тайги с травою чэнэме и черетом сгорят до половины; по этому
узнаешь о моей смерти, — говорит богатырь. — Черное озеро
с крышкой испарится до половины. Поэтому знай! Об этом я
хотел сказать, да забывши, уехал. Прощай, мой хан!» И сам
поехал в путь.
Быстро, торопясь, едет. Встречаются реки и воды;
переваливает через тайги и горы. Вот он едет, по вороту узнает
лето, по плечам узнает зиму. Показалась железная тайга (Темир-
тайка), ставшая поперек дороги. Взъехал на Темир-тайгу
1 Ельбеген — чудовище, пожирающее людей. Сары Ельбеген «желтый
Ельбеген».
2Арка joH, «хребет —народ». Арка — северная сторона гор, всегда покрытая
лесом. Арка joH — народ, по количеству подобный арка, т. е. лесистому боку
горы.
74
с роздыхом; три раза примерявши (рассчитавши), взъехал.
Взъехав, смотрит с хребта Темир-тайги. Видит синюю реку,
которая движется, и не движется. Посреди синего Алтая стоят
табуны, как кустарники; живет народ, как черный лес; на берегу
синей реки (кок талай) виден железный бргб. У дверей железного
бргб стоит железная коновязь с семью развилинами. У железной
коновязи стоит синесерый конь; конь бросил взгляд на богатыря,
стоящего на хребте Темир-тайги. Богатырь Учкур-Кула говорит:
«Неужели его конь лучше моего коня, а сам он лучше молодца?»
С криком, как от ста богатырей, с топотом, как от ста лошадей,
скачет меж табунов, многочисленных, как кустарники, табуны
раздвоились; некоторые смотрят ему вслед и отстали от других.
С криком и гиком (кыйгы кышкы) промчался между народом.
Народ говорил: «Кто это такой? Если подумать сумасшедший,
то не сумасшедший». Прибежал, слез возле железной коновязи,
привязал своего коня Чолтык-кулака рядом с синесерым конем.
Сравнивает синесерого железного цвета коня со своим конем.
Цвета железа синесерый конь стоял наравне с краем потника
коня Чолтык-кулака. Вошел в аил. В торе сидит богатырь,
подперши руками тонкие бока (тонкую талию). Два глаза, как
две чашки. Широкую, как прогалина в лесу, ладонь протянул
и здоровается. Держа за правую руку, опираясь на правое
колено, подошел и сел рядом. «Куда напираешь и едешь, спотив
коня эрдине1, изнурив себя молодца?» Спрашивали друг у друга
«езень менду»! Как твое имя, какой твой путь? Приехавший
богатырь отвечает: «Учкур-Кула богатырь на коне Чолтык-
кулак, имеющий небо Кендин, имеющий кудая Учь-Курбустана,
имеющий «алтай» Елезин-Бороль и две острые тайги с травою
чэмэне и с «черетом». На хребте двух острых гор имеющий два
дерева, называемых матерью, под которыми белый скот имел
стоянку. В летнее время дождь не проникает, в зимнее время
снег не проникает, листья не изменяются, остаются постоянно
зелеными. Такой-то есть мой «алтай». Рядом с этим Алтаем есть
желтый Алтай; посередь желтого Алтая есть семьсот желтых
ельбегенов; над семьюстами ельбегенами господствует Сары-
ельбеген-би с курчавыми желтыми волосами и чуть голубыми
глазами. Семьдесят семь лет прошло с тех пор, как потерялся
чернобурый жеребец. Не видали ли ваши пастухи чего такого?
Вот ищу я этот табун. «В нашей земле ничего такого не видали.
Далее отсюда поищешь, увидишь», — говорит хозяин. «Ваше
1 Эрдине — драгоценность.
75
имя как и какой ваш путь?» —спрашивает Учкур-Кула. «Я Темир-
боко (железный силач), имеющий железного цвета сине-серого
коня», — отвечает хозяин. Темир-боко говорит: «Почему не
прибыл сам Алтын-Мизе? Неужели не дойти его коню? Или
его язык заикается? Если умрешь (на посылках) между двумя
ханами, твою смерь не почтут даже наравне с собачьей.
Получишь гибель1 (шор), исполняя поручения между двумя
ханами». Богатырь Учкур-Кула ударом ноги прошиб место, на
котором сам сидел; то место, где лежал, ударом ноги разодрал.
Говорит: «Такому ли человеку надо мной смеяться!» Выскочил
сам из аила, сел на своего коня Чолтук-Кула и с громом поскакал
вниз по синему Алтаю. Едет он и видит тридцать две тайги,
принадлежащих хану Соло; видит, белеются тридцать две реки.
Три месяца въезжал на эти тридцать две тайги. Поднявшись
на тайгу, смотрит туда и сюда; табуны, как черные кустарники,
рассыпались за основание Алтая (т. е. за края его). Народ как
черный лес, расселился вокруг Алтая. Золотой бргб хана Соло
стоит меж белых облаков, подпирая синее небо. Черномухортый
конь стоит на выстойке, привязанный к железному крюку
(ильбек), спущенному с неба. Чем лучше коня его конь, чем
лучше человека он сам?2. Закричал криком, как от ста
богатырей; спустился с тайги с топотом, как от ста лошадей.
Бежит в мах среди белых табунов; белые табуны, испугавшись,
раздваиваются (т. е. разбиваются на две стороны). Бежит в мах
среди арка —народа; народ удивляется и говорит: «Какой такой
сумасшедший человек?» Прискакал к железной коновязи хана
Соло. Привязал своего коня Чолток-Кула; черный саадак арагай
прислонил к дверям золотого брго. Отворив дверь, вошел
в золотой орго. На торе сидит, упершись руками в бока, хан
Соло. Два глаза, как два черных озера; нос, как черный холм
(кырлан). Учкур-Кула здоровается, протянув ладонь, широкую,
как долина Оалан). Опираясь на колени, идет и садится рядом.
Беседует с ханом Соло. Хан спрашивает: «Как твое имя, какой
твой путь, из какого Алтая приехал?» Учкур-Кула отвечает: «Я
богатырь Учкур-Кула на коне Чолток-кула, имеющий небо
Кендин, имеющий кудая Учь-Курбустана, имеющий Алтай
Елезин-Ббрбл, две острые тайги с травою чэмэне и черетом» (и

1 Шор — «гибель без вознаграждения». Есть парное мор — шор, Мор —

«победа».
2 Ничем его конь не лучше других коней, ничем он сам не лучше других
богатырей,
76
т. д. как на предыдущей странице). «Рядом с этим Алтаем есть
желтый Алтай; в середине желтого Алтая есть семьсот желтых
ельбегенов; главный над семьюстами ельбегенами Сары-
Ельбеген-би с курчавыми желтыми волосами и чуть голубыми
глазами. Посреди желтой реки есть желтый остров; посреди
желтого острова есть отверстие ада с семью ртами; из ада с семью
ртами вырос железный тополь (темир-терек) без сучьев; нижний
конец его (т. е. корни) в нижнем мире, а верхний конец пророс
верхний третий мир (т. е. небо). Птица с луковидными крыльями,
поднимаясь (с земли), никогда не садится на его вершину.
Когтистые звери, цепляясь не могут по нему подняться. На
вершине железного тополя есть белое эрдине; оно умерших
поднимает, угасших зажигает. Потерялся чернобурый жеребец
о семи клыках; семьдесят семь лет проходит с того времени.
Нет ли на вашей земле такой лошади?» Хан Соло говорит:
«Такой невиданной1лошади на нашей земле не было. Если бы
такая невиданная лошадь пришла, то пастухи табунов сказали
бы. Если поедешь отсюда далее, там есть Чолмон-хан, у которого
конь чубарый, как звезды, Спросишь его. Если там не окажется,
то есть хан JeTbi-Сабар (семь пальцев, семь братьев). Спроси
его. Если дальше поедешь, то есть Куньду-хан (хан с солнцем).
Спроси у юрта Куньду-хана; а далее его она не должна уйти.
Поезжай туда и ищи там. Ты изнурился и устал да и конь твой
шел дальний путь». Ставил хан золотой стол о шестидесяти
шести углах, ставил на стол пищу улюм-чикыр. Учкур-Кула
от каждого блюда брал пробы и ел; голодный, стал наедаться.
Хан Соло подавал крепкого горького (ачу корон) вина (арака).
Учкур-Кула пьет араку. Опьянел глубоко и сделался красный2.
Пришел в такое состояние, то сознает себя, то нет3. Он говорит:
«Каи Соло. Ты где устраиваешь игру в день очищения
и обновления месяца?4 У основания неба и земли есть
семигранная Оеты крылу) медная гора (тайка). На этой тайге
есть золотой камень величиной с большой палец (таш эргек
пойлу). Укажи мне, будем стрелять и играть. Такие же люди
стреляют. Укажи мне, я буду стрелять». Хан Соло даже не

1 Солун, «интересный», «странный».

2 В тексте только два слова: ерен терен; ерен «рыжий», терен «глубоко».
3 В тексте: билинярга билинбескя.
4 В тексте: айдын куньнынг ару ^ангында. JaH «новый»; ару «чистый»; кунь
«солнце», а также «день»; в приведенном тексте кунь в смысле «день». Текст
хочет сказать: «в день, когда луна очищается и обновляется», т, е. когда луна
«обмывается», словом в день новолуния.
77
 сказал: «тс!» Учкур-Кула приходит в сознание и бессознание.
«Под землею есть у тебя откармливаемая тобою свинья (чочко);
я буду с ней бороться. Веди скорее!» Хан Соло про себя думает:
«Зачем такого послал ко мне Алтын-Мизе? Он поселит раздор
между двумя ханами и вынудит войну. И будет страшно большая
война». Находясь в таком состоянии Учкур-Кула стал буянить.
Хан Соло никак не мог уговорить его. Золотой стол
о шестидесяти шести углах Учкур-Кула опрокинул ногою;
черный чугунный таган пнул ногою, измял и отбросил в ирги1.
Хан Соло выбежал из золотого бргб. Он взывает: «Горы и камни
не препятствуют силачу Туданак-ббкб, озера и воды не
препятствуют силачу Кбльденёк-боко2. Идите скорее! Аилы
и юрт все ломает; чашки и сани — все ломает. Идите, держите
его!» Н емедленно явились два богатыря Туданак-ббко
и Кбльденёк ббкб. «Что такое?» —спрашивают. «Держите его!» —
приказывает хан Соло. Два богатыря, свернув, держали богатыря
Учкур-Кулу. Хан Соло говорит: «Не бейте его! Утром, когда
отрезвится, я сам спрошу. Хоть какой человек, если много
выпьет «большой пищи» (jaH аш)3, всякий опьянеет». Два
богатыря вынесли Учкур-Кулу, завернули в семьсот бычачьих
ш кур и, завязавш и, положили. Богаты рь Учкур-Кула
пробудился, лежит весь в черном поту. «Пей же ты, что люди
не пьют, ешь же ты, чего люди не едят! Что-то я наделал?»
Лежит, задумавшись; проснувшись, лежит и ворочается. Два
богатыря подошли и смотрят. Развязывают семьсот бычачин
и говорят: «Теперь пришел в сознание!» Не отпускают его, ведут
в аил хана Соло. Конь Чолтук-Кула, как был вчера привязан,
так и стоит у железной коновязи. У коня Чолтук-Кулы из глаз
текут слезы. Конь говорит: «Чего люди не пьют, того напился,
чего не едят, наелся! Отпускай меня скорее на волю!» Учкур-
Кула отпустил коня Чолтук-Кулу на волю, а сам зашел в аил
хана Соло и видит, у хана Соло лицо похолодело; два глаза,
подобные черным озерам, выворотились; голый лоб навис.
«Постой, постой друг Учкур-Кара! Зачем поломал мой стол
с золотыми ножками? Зачем изогнул мой черный чугунный
таган? Что тебе сделано худого, когда я тебя поил и кормил!»
Учкур-Кара опустил глаза и ничего не отвечает. «Кто тебе
говорил, что у основания неба и земли есть медная семигранная

1 Ирги место в юрте между дверью и женской половиной.

2 Туданак от слова ту, «гора», Кбльденёк от коль, «озеро».
3 Араку, «вино» уважительно называют «большой пищей».
78
тайга? И что на вершине есть золотой семигранный камень?
Теперь если хочешь стрелять, выходи, стреляй! Кто тебе говорил,
что под землей у меня есть откармливаемый богатырь? Жди,
утром рано он будет». Учкур-Кара говорит: «Разве есть у меня
непрерывная жизнь? Кто же будет стрелять в твой золотой
камень, если не такой молодец, как я? Кто же будет бороться
с твоим богатырем, если не я?» Учкур-Кара вышел из аила,
расхаживает. Вынул восьмигранную медную стрелу, при­
кладывает стрелу к тетиве. На грани медной тайги блестит
золотой камень с большой палец величиной с просветом
величиной с ушко большой иглы1. Учкур-Кара с раннего утра
натягивал лук, вечером отпустил; засверкал огонь от стрельной
тетивы, из груди большого пальца2вышел дым. Железный лук
с подпоркой (текпе), загремел, как небесный гром; концы
железного лука с подпоркой сошлись вместе; из груди большого
пальца потянулся дым, от стрельной тетивы потянулся огонь.
Стрела воткнулась в семигранную медную тайгу. Достигнуть
своей цели Учкур-Кара не мог. На завтра утро забелелось3.
Слышен был большой шум в нижнем мире. Текущие реки
потекли назад; «ал-тайги» поползли (покатились) назад
(отступили). Быстрые реки волновались, делали jeopbi4, большие
тайги спускали лавины из камней; из нижнего мира, разорвав
твердую землю, вышел богатырь Чочко. Половина его находится
в нижнем мире, половина вышла в верхний мир. Чочко говорит:
«Где ваш силач? Ничего в нем нет похожего на образ человека.
Какое-то безобразие!» (ан joK). Богатырь Учкур-Кара пошел
навстречу нисколько не струсив, и говорит: «Живущий в нижнем
мире, откармливаемый «тамга»! Тебе ли кланяться, перед тобой
ли унижаться!» Сказавши это, ударил ладонью по щеке и по
глазу. А богатырь Темир-эргек ударил Учкура в свою очередь.
Отлетела круглая голова Учкура. «Зачем меня вызвали ради
этакой дряни (тамга), когда не в чем обмочить руки в крови,
когда не было тини5 замарать ноги. Могли бы сами с ним

1 Или может быть «просвет в камне блестел».

2 Выпуклость под большим пальцем называется эргекнынг тоси, грудь
большого пальца.
3 В подлиннике: «основание утра забелелось».
4 Jeop наводнение. Зимой, в местах, где долина внезапно суживается, лед,
нарастая, образует плотину, которая по истечении некотрого времени
прорывается и вода несется с силой, заваливая поверхность льда, ниже плотины
обломками льда, камнями, вывороченными деревьями и грязью.
5 Тинь — содержание кишек и желудка.
79
расправиться. А беспокоите и вызываете меня». Богатырь
Темир-эргек гремел, как небо, звенел, как железо. Гремя, ушел
в нижний мир. То место, где стоял у железной коновязи конь
Чолток-кула, есть, а куда скрылся, того места нет. «Озера
и воды, — говорит хан Соло, — не препятствуют силачу
Кольденёк-боко, горы и камни не препятствуют силачу Туданак-
боко. Догоняйте скорее! Не допускайте до своей земли. Когда
бы ни было, не придется жить покойно и мирно. Прежний юрт
мой будет разрушен. Алтын-Мизе будет воевать». Туданак
и Кбльденёк погнались за конем следом вдогонку. Поджидают
у основания неба и земли. Под солнцем и луной, под синим
небом конь только раз показался мельком. Один из богатырей
выстрелил, отстрелил волос от хвоста и гривы; другой
выстрелил, стрела соскоблила края четырех копыт. Конь Чолток-
кула без хвоста и гривы прыгнул и исчез. Два богатыря отстали
и хлопают себя по коленам. Два силача воротились. «Ну, что
сделали, силачи?» Отвечают: «Не могли! Остались сзади». Хан
Соло говорит: «Заназмившийся юрт будет изрыт, замшалый
юрт будет разрушен. Видно, придет Алтын-Мизе!» Богатыря
Учкур-Кара, завернув в желтую кошму, завязали, и там, где
сливается девять рек, положили. Придавили черным камнем
величиною с дом1. Хан Соло собирает свой народ, наказывает
всем, кто старше малых детей и моложе беззубых стариков.
«Говорите, что Учкур-Кара сюда не приезжал. Алтын-Мизе
непременно приедет».
Алтын-Мизе говорит: «Постой, постой. Учкур-Кара говорил
ведь!» И сам Алтын-Мизе поехал осматривать две острые тайги,
поросшие травою чэмэне и другую с белой глиной. Когда
приехал к двум острым тайгам с травою чэмэне и белой глиной,
горы обгорели до половины. «Э! Чаалды»2, — сказал хан. «Би
абагай (дядя-би) умер!» Черное озеро с крышкой до половины
высохло. Племена и народ до половины вымерли. Белый скот
до половины вымер. «Ну, видно, Учкур-Кара, дядя-би умер!
Чем ему умереть, лучше бы я умер!» Из глаз Алтына-Мизе
покатились слезы; обратно поехал домой. Подъехал к золотой
коновязи о шестидесяти шести гранях; у золотой коновязи стоит
конь Чолток-кула. «Где дядя-би Учкур-Кара?» Конь отвечает:
«Лука седла изломалась, молодец великан умер. Хвост и гриву

1 Дом пишется уй, корова уй. В монгольских сказках встречается ухырь

хара чило, черный камень, (величиною) с корову.
2 Междометие удивления в роде: «вот так штука»!
80
мне отстрелили. Чуть и я не умер». Не спустившись у золотой
коновязи, Алтын-Мизе едет и говорит: «Пусть останется (т. е.
забудется) мое имя Алтын-Мизе, если я не разрушу твой мох!
Оезе)1 (т. е. мох хана Соло). Пусть забудется Алтын-Мизе, если
я не разрушу твое заназмелое стойбище!» Не слезая с коня,
поехал на протес. Едет далее; отряхнулся, на одном плече
выросла молодая береза — над ней играет черный тетерев2. Из
другого плеча выростил кедр, над ним играет казра черный
глухарь. У кроваво-рыжего коня Аршин-Jenep передние ноги
пляшут, задние ноги без перерыва иноходят. Он (т. е. Алтын-
Мизе) играет на семиструнном тандыр-комысе и едет; играет
на девятиглазом толгой-чокуре. Птицы с луновидными
крыльями летают над ним; двукопытные звери идут за ним.
Свет от Алтын-Мизе доходит на семимесячное расстояние.
Постоянный свет стоит; не различишь ни дня, ни ночи. Как
проходят дни и месяцы, незаметно. Спускается на белый Алтай.
Позади его слышится звук черного панцыря, будто небесный
гром. «Кто за мною едет во след?» Сказавши это, Алтын-Мизе
остановил своего коня и ждет. Закипел черный туман, закрыл
месяц и солнце. Черная пыль заклубилась, закрыла белый
Алтай. Теперь Алтын-Мизе стал смотреть и видит два уха белого
игренего коня (ак чабдар), который поднимает черную пыль.
Как сам же молодой, подъехал молодец. Золотая шлем-шапка
надета на виски, спину и плечи покрывает золотая кисть
о шестидесяти прядей; руками подпирает оба бока. Большим
пальцем играет на «чогуре»3, губами играет на «комысе»4. Не
успел Алтын-Мизе зажмурить глаз, не успел отдернуть сунутую
руку, молодец подъехал. Спрашивали друг у друга: «Езень
менды». «Какой дороги, как зовут? Кто будут отец и мать?» —
спрашивает Алтын-Мизе. Отвечает ему богатырь: «Един­
ственный сын Jep-кезеря (Земли-кэзэря)56Алтын-Таш (золотой
камень), имеющий белосолового (ак сары) коня с золотой
шерстью. Единственный племянник едет в трудное место;
услышав об этом, пожелал быть товарищем и приехал».
Повстречавшись, разговаривают: «Дядя! — говорит Алтын-
Мизе. — Я как тебе буду племянником, когда я не знаю ни отца,

1 Дезе застарелый нарост на жилье, мох, которым обросла крыша дома.

2 В тексте казра кара-куртук. Слово казра осталось без перевода.
3 В подлиннике: «большим пальцем делает чогур», т, е. играет губами, как
будто на комысе, без инструмента, ничего не вставляя в рот.
4В подлиннике: «делает комыс», т. е. играет на комысе, который уставляется.
5 Jep — «земля», кезер — «витязь».
6 Заказ 2710 81
ни матери?» Дядя отвечает: «Твоя мать, кажется, Кандыкчи, не
так ли? А отец твой Марал, не так ли? А Кандыкчи дочь Jep-
кэзэря». Алтын-Мизе стоит, недоумевает. Пока сидели на
лошадях, не заметили, как прошли три дня. Не спускаясь на
землю, простояли.
Конь Учкур-Конгур отряхнулся, проглотил серебряно­
золотой бргб, проглотил золотую коновязь о шестидесяти шести
гранях.
Под белыми облаками, под синим небом1стоит Алтын-Мизе
и разговаривает с таким же, как и он, молодцом в течение трех
дней. Богатыри спустились к золотой коновязи о шестидесяти
шести гранях, вошли в золотой оргб; сели в торе на белый
ширдэк (ковер) из шестидесяти слоев. Конь Учкур-Кара
движением своих глухих копы т2 создал золотой стол
о шестидесяти шести углах. Ели отборную пищу (аштынг
бажы)3, проголодавшиеся насытились. Сидели два молодца
и играли в шахматы (шагай шатра). Сидят, не замечая ни дня,
ни ночи, увлекшись игрой.
Хан Соло собирал свой народ, говоря: «Почему Алтын-Мизе
не приехал? Где он едет?» Он послал трех соглядатаев (шинжечи)
на небо. Три соглядатая, зайдя на дно неба, смотрят оттуда
и видят, стоит золотой бргб, в котором Алтын-Мизе с одним
-молодцом играет в шахматы; оба они с виду равные. Стряпкой
(казанчи), у них старушка (посмотреть) с передних зубов совсем
старая. «Неужели в его племенах и народах не нашлось молодца
вместо нее? Что это за старуха, которую он сделал своей
казанчи?» Рассуждая об этом, три соглядатая спускаются с неба.
Их спрашивают: «Ну, что?» Три шинжечи говорят: «Приехав
в белый Алтай, поставив золото-серебряный бргб и золотую
коновязь, у которой стоят бело-соловый конь с золотой шерстью
и кроваво-рыжый конь Аршин-Тедер, два равных молодца
играют в шахматы. У них казанчи преклонных лет без передних
зубов, страшно проворный, садится ли, встает— все делает
легко». Хан Соло говорит: «Почему у двух хороших молодцов
такой казанчи? Воротитесь и разузнайте об этом казанчи. Не
он ли настоящий jeTKep-чулмус, который опасен для жизни?»
Три шинжечи опять поднялись на небо и сделавшись тремя
1 В подлиннике: «под синей ясностью».
2 Глухое копыто, т. е. без выемки сзади.
3 Буквально: «головка пищи».
82
Чолмонами, сидят1. Старуха казанчи против трех шинжечи,
сидящих на небе Чолмонами, делает ильби тармы (волшебные
чары), чтобы они в словах не были согласны. Три шинжечи
смотрят. Старуха, подняв котел, поставила, пришла обратно,
проворно села на место. Один (шинжечи) видит, у старухи из-
под полы виднеются волосы2 (конский хвост), а другому этого
не видно. Три шинжечи между собою разговаривают: «Откуда
у человека взялся волосяной хвост». Один говорит: «Должно
быть это ее собственные волосы (т. е. человеческие)». Другой
говорит: «Я не вижу! Откуда ты это видишь?» Трое дрались
и плевались. Воротились обратно3. Старая старуха среди темной
ночи, сделавшись серой пташкой прилетела и села на тюннук
хана Соло и подслушивает. Хан Соло с женой говорят: «Почему
Алтын-Мизе не едет? Почему не явились посланные три
шинжечи? Горы и камни не препятствуют силачу Туданак-
ббкб, воды и озера не препятствуют силачу Кбльденёк-ббкб.
Завтра рано надо пойти и послать их; пусть они бранят и ругают
его; пусть плетью стегают его аил». Пташка возвратилась назад
и говорит: «Завтра придут люди и будут стегать аил плетьми
и будут бранить. Вы молчите». Утром два силача приехали,
стегали аил плетьми и бранили, говорили: «Ит! Тамга! (Собаки!
Клеймо!)» Алтын-Мизе молчал. Силачи кричали: «Зачем
поставил бргб посередь дороги. Зачем поставил на два места
для аилов? Сделаю дыру в твоей мозговатой голове! Порву твои
кровавые внутренности!» Вышла навстречу старушка в яргаке4.
«Эй, эй, дети мои! Разве нельзя спросить в аиле?» Два богатыря,
довольно наругавшись, вошли в аил. Алтын-Мизе и Алтын-
Таш не обратили на них внимания и продолжают играть в шагай-
шатра, даже не взглянули и не спросили ни слова. Старуха
говорит: «В камне, в аиле разве есть, что худое?» А сама угощала,
кормила их. А в пищу клала тармы, ильби, чтобы они друг на
друга обиделись и подрались. Подавала им корон-аракы.
Один говорит: «Разве ты можешь держать то, что я могу
держать?» Другой говорит: «Разве ты можешь сделать то, что
я могу сделать?» После этого стали ссориться. «Ты собака! Ты
собака!» После этого один другого ударил по щеке. Ударяя по

1 Чолмон — звезда Венера.

2 В тексте кыл, т. е. конский волос; шерсть тук.
3 Один видел (конский) хвост, другой видел человеческие волосы, третий
ничего не видел.
4 Яргак — поношенная шуба, оголившаяся от шерсти. Доха jaia.i.

83
щеке, один другого взяли за ворот. Один другого били кулаком,
за косу друг друга таскали. Побили друг друга так, что ни глаз,
ни лица не видно. И вышли, Алтын-Таш обоих вытолкал в шею.
«В нашем орго подрались, — говорит Алтын-Таш, — а потом
скажете, что вас били Алтын-Мизе и Алтын-Таш». Двое дрались,
дрались и уехали домой. Старуха говорит: «Ты, дядя Алтын-
Таш, поезжай вперед, а мы вдвоем завтра поедем».
Далее следует стереотипное описание, как Алтын-Таш
снарядил лук арагай, рделся, в три изгиба изогнулся и поехал.
Когда ехал, поймал двести барсуков (борсук), сто сурков
(тарбаган), дал им в передние лапы камыш (кулузун). Превратив
их в ханское войско (каан черу), едет к аилу хана Соло. Разделил
их на два войска, сделав им из сарыльджина луки и стрелы.
Жена хана Соло видит в отверстие над дверью концы пик, как
лес, концы мечей, как лед. Лица людей, как степные палы (орт);
от дыхания лошадей стоит багровый туман. «Калак, калак!
Пришло ханское войско! Не говорила ли я: что стоишь? Что
не выходишь навстречу войной?» Хан Соло вскочил и смотрит.
Едет Алтын-Таш, сделав войско из двухсот барсуков и из двухсот
сурков. «И я немного знаю такой ильби», — говорит хан Соло.
«Ведь, и у меня есть такой тармы». Усевшись опять, он смеялся.
Раз крикнул, как будто ударил гром. Двести барсуков отстали;
и луки, и стрелы, и пики побросали. В другой раз крикнул,
двести сурков отстали; и луки, и стрелы, и пики побросали.
Алтын-таш рассмеялся, подъехал к золотой коновязи и слез
с коня. Шестьдесят богатырей принимали коня, семьдесят
богатырей вели его под руки. Алтын-Таш вошел в золотой
орго. На белом ширдеке в шестьдесят рядов сидел хан Соло.
Сказали друг другу: езень! езень! Алтын-Таш развернул
лугоподобную ладонь; подав ее, здоровается, садится рядом.
Сидящие, они равны друг другу; встанут, тоже ростом равные.
Из пищи ели сладкое, а из вина пили горькое. Прежнее
припоминая, о прошедшем говорили притчами1, выводили из
этого целые рассказы.
Наигрывая семиструнной тандыр-комыс, наигрывая чогур
о девяти глазках, едет Алтын-Мизе; птицы с луновидными
крыльями, звери с раздвоенными копытами следовали за ним.
Показался синий Алтай. Внутри синего Алтая стоят табуны
подобно кустам. Арка-народ и белый скот, остановившись,
замерли и смотрят. Народ смотрел, пока он скрылся за гору.

1 Эбирте — говорить обиняками. Эбирер — «кружить».

84
Которые подданные говорят, что это проходит месяц. Алтым-
Мизе проходил со светом солнца.
Алтын-Мизе едет далее. Он достиг юрты до хана Соло.
Алтын-Мизе говорит: «Белоигренего коня дяди привязать
к золотой коновязи рядом с черномухортым». Сказав это,
подъехал и сошел с коня. Не помещаются руки алыпов
привязать его коня, не помещаются руки кулюков взять его под
мышки. Вошел в золотой орго. Хан Соло вышел навстречу,
здоровается и говорит: «Здравствуй, уре!1» Усадил в аиле на
белый ширдэк в шестьдесят рядов; ставили золотой стол
о шестидесяти шести углах; ставили пищу алиман-чикыр. Сидят
три «кэзэря» на одном месте; если скажут что, язык у них один;
если встанут на ноги, то рост у них один. Ели головку пищи,
пробуя что получше; пили горькое вино. Сидят пьяные.
О прошедшем говорили притчами, прежнее припоминали
и выводили из этого рассказы. Сколько есть ханов на земле,
говорили о всех на перечет. Говорили о всех ханствах, какие
есть в нижнем мире. Алтын-Таш начал придираться: «Где у тебя
золотой камень величиною с большой палец, который находится
на хребте медной семигранной тайги? Чем даром сидеть, что,
если бы пострелять на пробу». Хан Соло не сказал даже: «Тс!»
Отвернувшись, ведет разговор с Алтын-Мизе. И опять стали
втроем разговаривать. Алтын-Таш сидит в состоянии среднем
между сознанием и безсознанием. «Постой, постой, хан Соло.
Говорит: «Зачем скупишься и не показываешь свой золотой
камень? Мы слышали, что у тебя есть под землей от­
кармливаемый богатырь? Ведь можно с ним поиграть?» Хан
Соло будто бы не слышит, разговаривает с Алтын-Мизе. После
этого никто ничего не говорил. В третий раз опять спрашивает
Алтын-Таш про золотой камень, величиною с большой палец,
про богатыря, откармливаемого под землей. «Друг (нади) хан
Соло, зачем не ведешь бороться?» Хан Соло смотрит вниз
и думает: «Если выведу, то начнут воевать и будет на век месть.
Если хотите стрелять в золотой камень, то стреляйте!» Алтын-
Таш взял в руки золотой лук о шестидесяти шести текпе. Из
глаз Алтын-Таша показался белый огонь (сыр)2. Как игла
кажется золотой камень на хребте семигранной медной тайги.
Положил стрелу Kafi6yp-je6e на тетиву; из стрельной тетивы
пошел дым. С конца стрелы потянулся огонь. Натянувши,

1 Уре — «ровесник, сверстник».

2 Сыр «белокалильный жар».
85
выстрелил; стрела воткнулась на полувысоте тайги. Хан Соло
послал семьдесят богатырей, семьдесят тажуров1вина (арыки),
и мясо от семидесяти ириков2. «Пусть скорее явится мой богатырь
Темир-Эргек», — говорит хан Соло3. Алтын-Мизе берет в руки
железный лук, у которого сто текпе и стрела, которая может,
играя, держаться на воздухе тридцать дней не спускаясь
и попадать в цель. Медную стрелу положил на медную тетиву.
Железный лук, у которого сто текпе, натянул так, что концы
сошлись вместе. Утром натягивал, вечером отпустил. Шум от
железного лука был, как гром неба. От пущенной стрелы
потянулся огонь; на земле сделалось пламя (от ялбыш). Золотой
камень величиной с большой палец Алтын-Мизе перестрелил
пополам. Пущенная стрела, как огонь, исчезла; пролетела стрела
через три Алтая, по пути выжгла ханский терге (стойбище).
Конь Учкур-конгур, сделавшись белым соколом, спустился
с неба; не допустил и понес. Сидящие на небе тремя Чолмонами
три шинжечи не заметили коня; куда стрела пролетела, не
нашли. Хан Соло впал в отчаяние. Живущий в нижнем мире
богатырь Темир-Эргек разорвал земельный пласт и вышел.
У богатыря Темир-Эргека разогревают кровь и тело семьдесят
богатырей, нагревают его железной колотушкой (темир токпок).
Темир-Эргек спрашивает у хана Соло: «Где твой силач, который
будет бороться? Где твой великан (алып), который схватится
со мной?» Алтын-Таш надел медные продырявливающие
рукавицы (ойо тутар jec мелей); затыкает две полы, засыкает
два рукава4. Не труся, вышел навстречу. Надел медные сапоги,
которые проступают землю насквозь до нижнего мира.
Ударивши друг друга по щеке, схватились за ворота; большие
тайги ломались и сыпались крупою, большие реки плещутся
и выступают из берегов; лежащий лес ломался лёжа, стоящий
лес, ломался стоя. Хан Соло и Алтын-Мизе играли в шахматы.
Хан Соло говорит: «Если твой богатырь умрет, то ты не
заступайся; если мой богатырь умрет, то я не буду заступаться.
Согласен ли ты Алтын-Мизе?» Близ живущие ханы, не вынося
этого шума, откочевали дальше; стоящие звери бросали свои
стоянки и уходили; птицы улетали, бросая свои гнезда. Хан
Соло говорит: «Правда ли, что ты не будешь заступаться, если
1 Тажур, турсук, кожаная посуда.
2 Ирик, взрослый подложенный баран.
3 Посланные послы еще не явились.
4 В подлиннике: пилек, «заведь» (выражение русских крестьян в Алтае),
т. е. рука от локтя до кисти.
86
твой богатырь будет убит?» Ведь правда, я обещался, если мой
богатырь будет убит. «Э, чин! Да, правда!» — сказал Алтын-
Мизе. Алтын-Таш чаще стал хватать землю, реже стал держать
молодца. Алтын-Мизе подумал: «Уважаемый дядя должно быть
будет убит». Он делал ильби, помрачил глаза хану Соло, чтобы
он не мог ничего различать. Алтын-Мизе усадил на своем месте
свой образ (сурь), а сам вышел. А хан Соло остался и продолжал
играть с призраком Алтын-Мизе. Заткнув две полы, засучив
два рукава, Алтын-Мизе, вырвав из рук Темир-Эргека Алтын-
Таша, бросил Темир-Эргека назад себя. Поднялась черная пыль
такая, что не видно стало конского уха1. Живущие на земле
подданные держат, обнявши, землю; говорят, что мы не
расстанемся с землей. Живущие на белом Алтае подданные
оперлись на твердую землю; говорят, что не будем с ней
расставаться2. Весь подданный народ боялся и говорил: «Настало
время разрушиться Алтаю-Хангаю! Ни дня, ни ночи нет сна».
Алтын-Таш прибежал к хану Соло, сделавшись Алтыном-Мизе,
стал с ним играть3. «Алтын-Мизе, уре! — говорит хан Соло. —
Правда ли, что ты дал слово, что если твой богатырь будет убит,
ты не будешь за него заступаться, и если мой богатырь будет
убит, то и я не должен заступаться». «Да, верно (э, чин)», —
сказал Алтын-Таш. Алтын-Мизе прикусил губы, и думы его
стали молодецкими. Клыками й зубами пожевал, у него
появились великанские думы (думы алыпов). Выкинул ловкий
(мерген) прием (теге) ногою4; притянул5; крючковатый6 теге
выкинул, на свое бедро (карман jaHra) притянул. Стал гнуть,
как малого ребенка; стал сучить, как молодое дерево. До трех
раз примериваясь, поднял. Пока поднимал, сделал три отдыха.
Поднял промеж белых облаков, поднял так, что тому (Темир-
Эргеку) показались синие облака7. Задевая им за черные россыпи
с окнами (кбзнёк)8, он принес его и бросил. Алтай-Хангай

1 Т. е. для всадника.
2 Земля тряслась, люди могли скатиться с нее, поэтому держались за нее.
3 Алтын Таш влез в сур Алтын-Мизе.
4 В тексте: «мерген теге сугады. Словом теге обозначают прием в борьбе,
когда борющийся подбивает противника ногой.
5 В тексте: «мекелюге тартады, завлекает на ложный, обманный (мекеле)
путь.
6 В тексте: кармак, «крюк», «удочка». Кармак теге — ногой, как крючком
захватил.
7 Синие облака, т. е. те, которые выше белых.
8 Сказочник не мог объяснить, что это за россыпи, сказал только, что есть
такие.
87
покачнулся; шею и спину растоптал. Бежавшая кровь походила
на реку, кости лежали подобно тайге. Алтын-Мизе, взяв золотой
платок, утер свой горький пот, и пришел. Хан Соло вновь
смотрит, с ним сидит и играет Алтын-Таш; ударил Алтын-Таша
по щеке и говорит: «Есть ли такая тварь?» Алтын-Таш отлетел
и застрял в ирги. Алтын-Мизе говорит: «Голова отца, грудь
матери1. Ты где видел, чтобы мужчина жил без обмана?» Ударил
по щеке хана Соло. Схватились за вороты, схватились за плечи.
Развалили половину золотого орго, вышли. Друг друга
заворачивали назад, ходили и ревели, как сердитые бууры
(верблюды самцы); друг друга гнули и визжали, как дикий
трехлетний конь. Лежачее дерево ломалось лежа, стоячее дерево
ломалось стоя. Если упираются на реки, то ходят по дресве2;
если прислоняются к тайгам, то ходят по их основаниям3. Где
ранее были горы, тут стали воды, а где были воды, образовались
горы. Моря и реки плещутся и кипят; большие горы делают
корумные обвалы4. Шум двух богатырей живые существа не
могли переносить. Два богатыря ходят запыленные5. Алтын-
Мизе стал сердиться, хотя был кроткий; стал гневаться, хотя
был не гневливый. Стал держать твердые кости, чтоб они
воткнулись: толстое тело стал держать, чтобы оно разорвалось.
Три раза примериваясь6, поднимал; как ремень стал крутить.
Как бабку стал поднимать; примерявшись три раза, поднял;
носил его промеж белых облаков, показывал ему синее небо.
Бросил его так, что семь слоев земли распоролись по швам.
Оттоптал ему шею от спины. Очищая свой горький пот,
расхаживал. Черномухортый конь (хана Соло) бегал вокруг
железной коновязи: Алтын-Таш прибежал, отсек коню шею от
спины. Алтын-Мизе говорит: «Разрушим юрт, обросший мхом
О'езе), раскопаем юрт, заросший назьмом. Белый скот погоним.
У чкур-Кара, хозяин коня Чолтук-кулы , где его кости
находятся?» Посередь реки, которая движется и не движется,
при слиянии девяти рек. Высушили девять рек, отвалили черный
камень, величиною с корову. Под камнем лежал Учкур-Кара,
завернутый в желтую кошму. Алтын-Таш помазал ему рот
оживляющим снадобьем (мбнкулук емь), от которого угасший

1 Бранные слова.
2 Значит от битвы реки высохли.
3 Основание този. Горы развалились: богатыри ходят по их проэкциям.
4 Корум — каменная россыпь.
5 Текст: кара тосун туда берген, «Черная пыль завладела».
6 Репетируя.
88
огонь загорается, умершая кость воскресает. «Как я долго спал?
Во сне я боролся с богатырем Темир-Эргеком». Учкур-Кара
ожил и говорит: «Я думал, что я на этой земле, а видно, что я
был на той земле. Белый скот, народ, племена переселял. Юрт,
обросший мхом, разрушал, юрт заназмелый (обветшалый,
покрытый мусором) раскапывал1. И отправил девицу Алтын-
Юстюк, сноху вашу, в Алтай-Елизин-Бброль. Большой пир
устраивайте! Я буду семь лет жить здесь в юрте хана Соло. Нет
ли jeTKepa и шулмуса?» Богатырь Учкур-Кара погнал этот скот
и этот народ. Алтын-Таш усадйл на коня девицу Алтын-Юстюк
и поехал.
Алтын-Мизе садился на кроваво-рыжего коня Аршин-
Тедера. Внутри девяти Алтаев на берегу девяти рек стоит Чук-
терек2, который в дождливую погоду служит убежищем
пастухам, а в зимнюю пору убежищем от снега, для белого
скота стоянкой. Алтын-Мизе лежит под Чук-тереком, подослав
токум, большой как луг, бронзовое седло арташ подложив под
голову. Черный лук арагай повесил на Чук-терека, снял с себя
золотой чум, кроваворыжего (кан-ерен) коня ударил по голове
и по глазам. Сказал: «Ступай в свой Алтай! Чем ездить на тебе,
лучше здесь лежать и умереть. Когда не можешь выдюжить
полдня, на этаком коне разве ездят? Чем такого коня создавать,
лучш е бы Учь-Курбустан не создавал его». Где стоял
кроваворыжый конь Аршин-Jeaep, то место есть, а куда ушел,
того места нет. Алтын-Мизе наигрывал семиструнный тандыр-
комыс, играл на девятиглазом чогуре3. Прилетали птицы
с луноподобными крыльями; незаметно было, как проходили
месяцы и годы. Сидел он обросший по пояс землей, jep jeHrbic4.
Птицы с луновидными крыльями, звери с раздвоенными
копытами не отходят. Семь годов прошло, конь Учкур-конгур
ходит и щиплет траву на тайгах с травою чемэнэ и с белой
глиной. Конь говорит: «Дитя Алтын-Мизе, то ли умер, то ли
живет?» Конь Аршин-йедер кан-ерен ходит на свободе. Конь
Учкур-конгур поднялся на небо, обратившись в беркута,
у которого голень не обхватишь руками. Зрение56двух глаз

1 Мох дезе, jecneK. Коозо — нарост на земной поверхности из мусора, навоза

и пр. У человеческого жилища всегда есть коозо.
2 Терек — «тополь».
3 В одном случае в тексте вместо «играл» стоит глагол тартыб «тянуть»,
в другом бйноп, «играть».
4 Jep денгыс, парное, состоящее из слов: «земля» (jep) и еще что-то; денгыс
может быть вселенная, вещество, материя.
6 В тексте: кегены, т. е. «свет» двух глаз.
89
охватывает сорок Алтаев. Конь кружится над землею, окружает
ее. Алтын-Мизе сидит под Чук-тереком, устроив тут себе стан.
Вокруг него собрались все птицы с луновидными крыльями
и все звери с раздвоенными копытами. Сверху заназмел он от
помета (коозы и бого) птиц и червей (курт)1. Наигрывает тандыр-
комыс и играет на девятиглазом чогуре. Звук отдается в девяти
Алтаях. Конь Учкур-конгур смотрит с белого неба. «Что это
с ним такое?» — говорит. Прижал он два крыла, луновидные
когти затрещали; долетел он до Чук-терека. Конь Учкур-конгур
говорит: «Что с тобой? Завоевал земной юрт, взял в плен, и надо
ли здесь жить? Нельзя ли теперь ехать домой? Что ты возьмешь
в пустынном Алтае?» Он (т. е. Алтын-Мизе) говорит: «Чем ездить
мне на кровянорыжем коне Аршин-йедер, лучше не ездить бы?
Он не может по моей поездке выдюжить полдня. Зачем же Учь-
Курбустан не создал мне подходящего коня? На тебе бы я вот
ездил? Когда меня творил Кудай, почему же не дал мне тебя?
Куда я пойду?» Конь говорит: «Постой, Алтын-Мизе! Не говори
глупых слов! Зачем ты склоняешься к худому? Меня творил
Кудай, а я создал тебе народ, я создал тебе белый скот, я тебя
самого воспитал до мужеских лет. Зачем думаешь против меня
черную думу? Зачем думаешь серую, черную думу, чтобы ездить
на мне? Если хочешь ездить на мне, то проси уКудая Учь-
Курбустана». Алтын-Мизе отвечает: «Если не полагается мне
ездить на тебе, то лучше здесь умру». «Но чтобы не сердиться,
клади на меня потники и седло, саадак арагай перекинь через
седло, черный панцырь привяжи в торока, а потом отпусти.
Если догнав, не поймаешь меня, то умри, шляясь по Алтаю».
«Ничего!»— говорит Алтын-Мизе. Две полы заткнул за пояс,
положил на коня бронзовое седло арташ, подтянул тридцать
подпруг, надел золото-серебряную узду. Шелковый чумбур,
толстый, как обрубок дерева (тоормаш), заткнул за луку седла
и опустил коня Учкур-конгура. «Если теперь догонишь
и поймаешь коня Учкур-конгура, то буду твоим конем
постоянно». Где стоял Учкур-конгур, то место есть, куда исчез,
того места нет. Не было видно, поднялся ли он вверх или
спустился вниз. Такова, видно, смерть умирающих. Алтын-
Мизе отряхнулся, стал беркутом, у которого крылья, как горы
и скалы, голени толщиной более обхвата, и поднялся на белое
1 Курт — в этом случае должно быть вообще насекомое, присмыкающееся,
змеи. Есть парное: курт коныс.
90
небо. Вращаясь1, осматривает поверхность земли, кружась,
осматривает поверхность Алтая. «Где же, говорит Алтын-Мизе,
Учкур-Конгур?» У основания неба и земли показалась тонкая
пыль. «Э, чаалды! Как я буду догонять его и ловить?» Два глаза
похожи на град. Прижал два крыла, затрещали луновидные
когти. Лежит; где помнит себя, где не помнит. Гнал поверх
земли, семь раз окружив ее. Прогнал семьдесят юртов разных
ханов. Сквозь Алтай прогнал шесть раз, прогнал сквозь
шестьдесят ханских юртов. Теперь стали показываться хвост
и грива Учкур-Конгура, а после этого два крыла загремели,
луновидные когти затрещали. Два глаза походили на град.
Вокруг трех Алтаев прогнал коня три раза. Где увидел Учкур-
конгура, тут и догнал. Одной рукой поймался за щеку узды2,
а другой разом поймался за тридцать подпруг. «Есть ли
положение от Уч-Курбустана, чтобы я был твой?» — говорит
конь. Алтын-Мизе надевает золотой чум о шестидесяти шести
пуговицах, навьючивает себе на плечи черный саадак арагай,
припоясывает колчан со стрелами, привешивает белый меч,
берет в руки бледное копье, подобное посохшей лесине. Ступает
ногою в стремя, в три изгиба ловко усаживается. Взял в руки
плеть с зубами трехлетней коровы, плетью казра ударил коня
по бедру (сооры). От удара в мясе (коня) образовался овраг
(кобу). Продрал рот коня до ушей. «Не знал я, что ты будешь
так ездить на мне? Если будешь так ездить, то я умру». Тихо,
тихо отряхаясь, конь бежал рысью, черно-бронзовые удила
заложил за семь клыков, голову засунул промеж двух ног.
«Пусть по его желанию Алтай-Хангай промелькнет!» Алтын-
Мизе то в памяти, то в безпамятстве. Упираясь в два стремени,
он не мог удержать коня. Когда Алтын-Мизе покачнется назад,
то конь поддерживает его хвостом; когда покачнется вперед,
гривой поддерживает. От этого он и был без памяти.
Остановились там, где земля с небом сходятся. После того, как
конь остановился, Алтын-Мизе свалился на бок, приполз на
четвереньках, и, обнявши две ноги у Учкурь-конгура, молился
ему. «Если будешь постоянно так бегать», — говорит, — «то мне
не вынести даже половины быстроты». Алтын-Мизе снова
садится на своего коня Учкурь-конгура. Отсюда поехал дальше.
Две передние ноги в пляске, две задние ноги идут иноходью.
Ниже солнца и месяца идут черно-бурый жеребец ичерно-

1 В тексте: тэскинып, вращаясь по-шамански взад пятки.

2 Т. е. за ремень узды, который прилегает к щеке коня.
91
 бурые кони. Алтын-Мизе говорит: «Какого несчастного человека
коилга1бежит домой? Какого кулюка это конь? Что если догнать
и спросить?» Отвязывает черный аркан; вздумал накинуть
и поймать. Из-под месяца и солнца выбежал в мах, стал
поджидать; Из-под месяца и солнца черно-бурые кони
потянулись в небо. Алтын-Мизе кинул петлю чамга2; кони
осторожно мимо петли. «Я собрал в чамгу слишком много
аркана», — подумал Алтын-Мизе. Сделал другую чамгу
поменьше и, оббежав коней, снова кинул. Опять черно-бурый
жеребец проскочил в середину петли. «Что это такое?» —говорит
Алтын-Мизе. «Видно опять и сделал большую петлю?»
Уменьшив петлю, снова дождался под солнцем и месяцем. Опять
потянулись кони. Опять Алтын-Мизе бросил петлю. Кони даже
не задели краем копыта. «А что будет, если отстрелить шею
от спины?» Кладет кайбур — стрелу на тетиву. Черно-бурый
жеребец говорит: «Если будешь стрелять, то стреляй в меня,
а моих жеребят и двухлеток не тронь!» Алтын-Мизе при­
близился, спрашивает: «Какого хана ты будешь скот?» Конь
отвечает: «Я скот старика Марала, у которого есть Алтай Елизин
Ббрбль, у которого есть две острые тайги, одна поросшая травой
чэмэнэ, другая тайга с белой глиной; прошло семьдесят семь
лет, как меня поймали и увели семь пальцев и хан с солнцем.
Семь лет находился я в железных цепях. Освободившись, бежал
оттуда. Джеты-Сабар семь пальцев гнался за мной, я обежал
вокруг земли семь раз, обежал вокруг семидесяти ханских
юртов, гнал меня по поверхности Алтая, не осталось ни одной
из шестидесяти ханских юртов, которого, бы я не обежал.
Избавившись от погони и выйдя на землю, шел я в свою землю
и в свой юрт». «Ну, если так, — говорит Алтын-Мизе, — иди
в Алтай!» Черно-бурый жеребец отправился домой в свой
Елизин-Ббрбль-Алтай, а Алтын-Мизе воротился назад рысью.
Показались две ровные тайги с льдами. Въехал рысью на хребет
таёг со льдами, стал осматривать ту сторону. Внутри синего
Алтая синяя река движется, не движется; стоит народ, как
черный лес, стоит скот, как кустарники. На берегу синей реки
стоит белый бргб. Чубарый, как звезды, стоит у железной
коновязи. «Какого же это хана юрт?» — спрашивает Алтын-
Мизе у коня Учкур-конгура. «Это юрт Чолмон-хана, имеющего
чубарого. Чубарый, как звезды, конь не проглядел лоб Алтын-

1 Коилга любимый конь, которого хоронят вместе с хозяином.

2 Чамга — лассо. Аркан по-алтайски армакчи.
92
Мизея. Чубарый, как звезды, конь бегал вокруг железной
коновязи. Чолмон-хан в одной руке держит ченрак (кеджим),
в другой держит саадак арагай. Он клал седло на коня. Говорит:
«Какой тамга заехал на мою поклонную шаровидную гору (ыик
тоглок тайка1)?» Подтягивал тридцать подпруг, седлал чубарого,
как звезды, коня. В три прыжка взъехал на тайгу со льдами,
«Откуда заехал, тамга, на мою поклонную шаровидную тайгу?» —
спрашивает. Подъехал, направив черную стальную пику. «По
какому праву заехал на мою тайгу?» — говорит Чолмон хан.
Алтын-Мизе отвечает: «Хоть кто может заехать на созданную
Кудаем тайгу». Слово за словом, не уступая один другому, стали
ругаться. Чолмон-хан мечом из черной стали ударил богатыря
Алтын-Мизе. Кроткий Алтын-Мизе стал сердиться, не
гневливый, стал гневаться. Взяли друг друга за вороты,
свалились с коней на землю. Не дотянул до полудня Алтын-
Мизе, разорвал Чолмон-хана и прислонил к тайге со льдом.
Чубарый, как звезды, конь повернулся бежать, но Алтын-Мизе
схватил его за чумбур. Алтын-Мизе ударил коня щелчком ко
лбу, выдернул его из его кожи и бросил в сторону. Севши на
своего Учкур-конгура, с хребта ледяной горы срединой белых
табунов рысцой приехал и привязал коня к железной коновязи
Чолмон-хана. Брали коня и привязывали шестьдесят богатырей,
брали Алтын-Мизе под мышки семьдесят богатырей. Пошел во
внутрь белого оргб. Жена Чолмон-хана усаживала его, подстилая
белый ширдэк в шестьдесят рядов, ставила золотой стол о
шестидесяти шести углах, ставила пищу улюм чикыр. Алтын-
Мизе ел головку пищи, пробуя от каждого блюда. Щеки жены
Чолмон-хана походили на радугу: два глаза походили на
небесный синий Чолмон2; это была Алтын-Тана (золотой
перламутр). «Если хочешь меня взять, Алтын-Мизе, то возьми, —
говорит. — Буду варить твой котел, буду делать твою одежду».
«Ну если так, то кочуй в мой Алтай!»у - говорит Алтын-Мизе.
Не оставляя белый скот, не оставляя племена и народы, стали
кочевать в Елизин-Ббрбль-Алтай «Я скоро не поеду, — говорит
Алтын-Мизе. — Буду смотреть юрт Чолмон-хана, нет ли
засунутого кулюка». Он пособил выгнать белый скот, племена
и народы. «Если прибудешь в Елизин-Ббрбль-Алтай, то поселись
возле черного озера с крышкой», —сказал Алтын-Мизе. Осмотрел
юрт Чолмона-хана, ничего не нашел. Севши на коня Учкур-
конгура, поехал по направлению к юрту Куньдю-хана. Взъехал
на хребет (сын) Алтая; стоит Темир-терек (железный тополь)
1 Ыик — поклонный предмет, горы,' дерево и проч.
2 Чолмон — звезда Венера.
93
без вершины; когда стал проезжать. Учкур-конгур вдруг
остановился. «Что увидел, что ты знаешь, конь мой Учкур-
конгур?» Вижу: «Пень Темир-терека, зачем к нему не
подъезжаешь и не посмотришь?» Алтын-Мизе подъехал
к Темир-тереку, видит: от корня до вершины написана грамота.
Оказалось, написал ее черно-бурый жеребец, сын кобылицы
Кара-кула. «Если дитя не умрет на дне озера, то пусть здесь
увидит это письмо. Семьдесять лет находился в руках человека.
Когда-нибудь пусть отомстит за меня Куньду-хану. Семьдесят
лет был я под землей из-за Джеты-Сабара. Пусть отомстит
и ему. Ел я из собачьей чашки, видел свет только сквозь игольное
ушко, много страдал». Выслушал Алтын-Мизе и скоро поехал
в юрт Куньду-хана. Учкур-конгур вдруг остановился. «Что
знаешь, мой конь эрдине? Или знаешь о росте молодца —меня?»
Конь говорит: «И какой ты такой родился человек? Не смотришь,
оглядываясь назад, и не посмотришь на этот юрт». Алтын-Мизе
стал смотреть вперед и стал пристально смотреть в основание
неба. Стоит радуга тонкая, как волос, с семью развилинами
и две равных белых радуги стоят, растянувшись. «Что
видишь?»— спрашивает конь Учкур-конгур. «Впереди вижу
семь равных радуг, позади вижу две радуги. Что бы это значило?»
Спрашивает богатырь у коня Учкур-конгура. Конь говорит:
«Радуга с семью развилинами, которую ты видишь, это будет
юрт Куньду-хана, свет от его золотого бргб. А позади две радуги,
это будет свет от его двух жен. Теперь, если будешь слушать
мой совет, то поезжай и остановись». Алтын-Мизе слез с коня.
«Я пойду, осмотрю юрт Куньду-хана», —говорит Учкур-конгур.
Алтын-Мизе отпустил коня Учкур-конгура, а сам остался, стал
наигрывать на семиструнном тандыр-комысе и на девятиглазом
чогуре. Опять собираются птицы, звери и гнус (курт). Учкур-
конгур шел и пришел в юрт Коньду-хана; он обратился в конский
волос. Учкур-конгур смотрит с золотой коновязи, где живут
племена, народы и подданные. На берегу реки Илар-илбас стоит
аил, величиною с сердце; идет дымок, как jynjni (затылочное
сухожилие). Учкур-конгур превратился в Тас-таракая и вошел
в аил. Сидят старые старик и старуха, черные головы побелели.
«Какой мальчик с признаками ума в глазах и в голове12», —
спрашивают старики. Отвечает: «Нет ни отца, ни матери, сирота,
низкое Оабыс) дитя3». Наливали ему черную похлебку кочб4.

1 Сын — цепь гор равной высоты.

2 В тексте: козу бажы чокту.
3 Дитя ja6bie, низкое по происхождению дитя, плебейское дитя.
4 Кочб — толстая ячменная крупа ищ и из нее.
94
«Не будешь ли нам дитятей?» «Не будучи дитятей, буду носить
вам воду и дрова». Учкур-конгур носит воду и дрова старику
и старухе, работает по их желанию. Они говорили о нем: «Дитя
хорошего отца». В один день сходил по дрова, зашел в аил,
величиною с сердце и с дымом jynyH. Старик и старуха лежат
спинами к огню. Учкур-конгур прошиб старику и старухе темя,
снял кожу с головы у старика и старухи. Кости старика и старухи
спрятал в суму, привязал к тюннюку, а двери завалил лесом.
Учкур-конгур пошел обратно. Когда пришел обратно, Алтын-
Мизе наигрывает на семиструнном тандыр-комыее и сам гром­
ко делает кайчи1, т. е. поет былину. Учкур-конгур ходит вокруг
Алтын-Мизея и говорит: «Вы будете старым стариком, без зубов,
а я буду старой старухой и буду твоей головой (вожаком)».
Надел головную кожу старика на Алтын-Мизея, а кожу ста­
рухи надел на себя. Старуха взяла в повод старика, пошли
к Куньду-хану тягаться. Идут, старуха толкает старика: «Будем
с тобой у Куньду-хана судиться!» Толкая друг друга дошли.
Видят двоих, входят, держась. Когда старик не мог перешаг­
нуть через порог, старуха толкнула его. «Э, калак! Что ты
делаешь, червивая баба! Нет у нас вскормленных детей и нет
у старика обоих глаз. Как я буду кормить его? Вы, хан, когда
были в силе и могуществе, получали алман-калан2. Что хотите
теперь делайте с ним». Хан сидит и говорит: «Около нас в нашем
народе такого человека ведь не было?» Хан послал двух шин-
жечи. Они поднялись на дно неба; смотрят, пересчитывают всех
подданых: недочета в народе и белом скоте не оказалось. «Как
будто, это те старик и старуха, которые жили на берегу реки».
Вошли в аил, посмотрели, их нет. Сказали: «О, это они и есть».
Сказали хану. Хан, выслушав тяжбу, сказал: «Есть семь бога­
тырей, пасущих овец. Пусть вас к ним отвезут». Впрягли черную
кобылу в телегу. Хан отослал старика и старуху. Старуха
и старик сели в телегу. Старик сунул ногу в колесо телеги. «Э,
калак! Чуть голень не переломилась!» Старуха ударила старика
кулаком по спине. «Э, калак!» —говорит старик. Довезли к семи
богатырям, насушим овец. «Хан наказывал, — говорит прово­
жавший стариков человек, — пусть хорошо кормят старика
и старуху». Сделали из кошмы шалаш (jaHani), стали жить.
Убивали баранов и коз и ели. Старуха рассказывает семи

1 Кайчи — певец, рапсод, поющий богатырские поэмы под аккомпанемент

балалайки (тобшур).
2 Алман-калан — подать, дань.
95
богатырям: «Прежде наш старик станет кайлать1, из твердой
земли станет расти трава, из сухого дерева станут расти листья».
«Будет ли теперь так кайлать», — спрашивали богатыри. «Если
дать ему две чашки тилику2, то и теперь, пожалуй, будет кай­
лать». Семь богатырей наполнили две чашки тиликом и пришли
к старику. «Подайте сюда руки, старик». Старик подавая руки,
спрашивает: «Ну, что?» Ему подали две чашки тилику. «Это,
что?»— спрашивает старик. Старуха сказала: «Разве хочешь
даром есть тилик у ребят? Покайлай им». «Э, калак! Что теперь
буду делать? Изо рта зубы повыпадали». Старуха говорит: «Разве
даром хочешь есть? не представляйся, кайлай!» «Э, калак! Как
буду кайлать?» Открыл рот, стал Алтын-Мизе кайлать и греметь.
Из твердой земли стала трава расти, из посохшего дерева стали
листья расти. Старуха вышла из аила, сделалась соколом,
поднялась на дно неба. Стала смотреть вокруг, присматривать­
ся. Оказывается, в новолуние (айдынг )анында) из глаза солнца
вылетает ласточка (кан карлыгаш). Поигравши раз, обратно
залетает в глаз солнца. Это и есть душа (тын) Куньду-хана.
У Джеты-Сабар, семи братьев находится слияние семи рек
в пасти керь-Ютпы. Души семи братьев выходят черными
щуками во время черного новолуния (кара )анында). На дне
синей реки: виден тюннюк от железного бргб. Стал сокол
смотреть, это байзин оргб3дочери Тенгере-хана. Она была очень
дружна с дочерью Куньду-хана. Отряхнулся сокол, сделался
дочерью Куньду-хана в серебряно-шелковой шубе, которую
носят от солнца (куньге киер кумыш торко тон). Дочь Куньду-
хана отправилась к дочери Тенгере-хана. Ставили золотой стол,
ели пищу улюм-чикыр, с дочерью Тенгере-хана вдвоем разго­
варивают: «Алтын-Мизе, имеющий коня Учкур-конгура, как он
не прибыл в этот Алтай? Он тот человек, за которого ты пой­
дешь замуж. Приезжай на мою свадьбу. Меня выдают за Алтын-
Будука (золотая краска) брата Джеты-Сабара. Уже пили ара-
кы». Дочь Тенгере-хана говорит: «О, я как поеду? Железная моя
шуба изоржавела; как, не стыдясь, мне ехать?» «Надень мою
шубу! Нельзя будет ехать, друг!» «Там мне будет стыдно. Эти
две иголки передай Алтын-Мизею в задаток (белек4)». Дочь
Куньду-хана говорит: «Где же это душа моего отца?» Дочь

1 Кайлать — петь богатырские поэмы.

2 Тилик — костяной мозг.
3 Оргб — дворец; байзин монг. байшин дом из кирпичей.
4 Белек — подарок; билек, часть руки от локтя до кисти.
96
Тенгере-хана рассказывает: «Я слыхала, что душа твоего отца
находится в глазу солнца. Молодой месяц вылетает из него
ласточкой; поигравши, назад влетает. Души семи братьев
Джеты-Сабар находятся в слиянии семи рек, в пасти Кер-Ютны:
в безлунные ночи - новолуния (айдынг каразы) они выходят
черными щуками и, поиграв, назад уходят. Так я слыхала!» —
говорит. «Оставь это!» — говорит дочь Куньду-хана.— Зачем
слушать, что не следует слышать. И на что нам это?» Учкур-
конгур вышел из синей реки на поверхность, сделался царем-
ястребом (кан карчига) и отправился домой. Когда возвратился
в свой кошемный шалаш, семь богатырей все еще слушают
«кай». Семь богатырей пока ждали конца рассказа старика1,
обросли мхом по поясницу. Из овец, которых они пасли, ни
одной не осталось; городьба сгнила и развалилась; старуха
вошла, стала ругаться. «Раз начнешь кайлать, то нет у тебя
конца... Где овцы?» Семь богатырей выскочили из аила, смот­
рят, из овец нет ни одной. Говорят: «Что теперь будет? Хан
будет нас мучить и убьет». Семь богатырей взяли семь арканов
(армакчи), пошли на берег синей реки и удавились под сучьями
семи тополей Оети терек). Оба (старуха и старик) отряхнулись,
сделались рабами тас-таракаями. Назавтра Куньду-хан выдает
свою дочь; будет дочернина свадьба. Сделавшись рабом Тас-
таракаем, взойдя на золотую тайгу Куньду-хана, Алтын-Мизе
смотрит дыхание лошадей, стоит, как туман; лица людей, как
степной пожар. Собрано вина, как река; накрошено мяса, как
тайга. Кроткий Алтын-Мизе стал сердиться: не гневливый, стал
гневаться. «Устраиваемая свадьба, будет моя свадьба!» — гово­
рит. «Алтын-тана, которую берешь, будет моей». Горько, ядо­
вито (ачу корон) закричал: отдалось по земле. Собравшийся на
свадьбу дочери Куньду-хана народ рассыпался; усилился бег
лошадей, произошло смятение, слышен был крик Алтын-Мизея.
Куньду-хан со сватом Джеты-Сабаром и зятем Алтын-Будуком
делают совет, чтобы идти войной и убить Алтын-Мизея. Хан­
ское войско окружило золотую тайгу в три ряда. Лица людей,
как степной пожар; концы пик, как Аба-Тиш2. Концы мечей
казались, как лед. Алтын-Мизе стал точить о скалу свой белый
меч из стали алмаз. Он сказал: «Пусть знает сам Кудай!» Вошел
в середину ханского войска, стал рубит, как траву, стал кро-

1 В тексте: «пока ждали рот старика». • **

2 Аба-тиш — чернь, хвойные леса, которые покрывают всю поверхность
Кузнецкого уезда и часть Бийского.
7 Заказ 2710 .9 7
шить, как легкое (обко). Когда проходил туда, то шестьдесят
богатырей рубит, когда идет сюда, то пятьдесят богатырей
рубит. Ни один не валится. Напротив, войско растет. Целые
годы Оилдык janra) не может уничтожить войско: целые ме­
сяцы рубит, не может победить. Конь Учкур-конгур пал на
гриву, а сам Алтын-Мизе на свой рукав. Умерли.
Теперь кровяно-рыжий конь Аршин-Jeflep говорит: «Поче­
му так долго не едет Алтын-Мизе? Аназын!1Не иначе, что он
умер. Как уехал из своей земли и своего юрта, прошло девя­
носто годов. Кровяно-рыжий конь АршинЧедер, сделавшись
белым Чолмоном2, поднялся на небо и видит: Алтын-Мизе, уз­
навши, лежит рукав под головой; конь Учкур-конгур, упавши,
лежит, грива под головой. АршинЧедер сделался царем-ястре­
бом; быстрее пущенной стрелы, прямее летящей птицы, про­
летел к кости Алтын-Мизея. Ходит кругом и осматривал кости
Алтын-Мизея и коня Учкур-конгура. Та сторона, которая
к земле, обросла мхом: та сторона, которая к солнцу, сделалась
бледной (куу). Нет средства ожить им. Когда конь Учкур-кон­
гур создавал подданных, тогда создал он земляную реку (jep
талай); в то время в пасти земельного ада (jep тамы) он создал
Темир-терек; на вершине Темир-терека было создано белое
эрдине (ак эрдине) величиной с конскую голову; угасить огонь,
зажжется; с умершим телом душа соединится. Кровяно-рыжий
конь пошел назад. Пришел к Темир-тереку. На вершину Те­
мир-терека взобраться нельзя; с корня самому не свалить.
Сделавшись черным бобром (кундуз) с девятисаженным хвос­
том АршинЧедер стал перегрызать корни Темир-терека: на­
силу свалил через семь лет. От зубов и клыков не осталось
корней. Взяв в зубы белое эрдине (ак эрдине) величиной с голову
коня, принес его к кости Алтын-Мизе. Ударил белым эрдине
по кости Алтын-Мизея. Алтын-Мизе, потирая руки, встал.
Ударил по кости Учкур-конгура. Учкур-конгур встал, отрях­
нулся и стоит. Кровяно-рыжий конь Аршин-Jeaep проглотил
эрдине и сам отправился домой в свой юрт. Алтын-Мизе стал
при слиянии девяти рек поджидать душу Джеты-Сабаров,
находящуюся в животе Кер-балыка. Как черен топора семь
черных щук (чортон) во время лунной перемежки3выходят на
берег и играют. Алтын-Мизе, положив на тетиву стрелу кай-

1 Аназын — междометие.
2 Т. е. звездой Венерой.
3 Айдына аразы время между исчезновением луны и появлением новой.
98
 бырь, пересек семь щук и спустил их на дно. Семь щук, пере­
резанные, умерли. В аиле Джеты-Сабара послышался большой
шум. Джеты-Сабар умерли, положив под головы рукава. Семь
соловых лошадей умерли, подослав себе под головы гривы.
Белый скот заржал и остался без хозяина. Арка-народ запла­
кал и остался без правителя. Алтын-Мизе, держа в руке белый
меч, размахивая им, погнал арка-народ; размахивая плетью,
погнал белый скот. Взял с собой жену Алтын-Тана. Говорит:
«Доезжайте до моего Алтая, где я живу. У меня есть дело
поехать отсюда далее». Поднялся на три неба (уч ajac). Стал
караулить глаз месяца и солнца. Из глаза солнца вылетела
ласточка Каан-карлыгаш и стала играть. Алтын-Мизе положил
на тетиву стрелу кайбырь, перестрелил ласточку Каан-карлы-
гаш и спустил ее на землю. Послышался большой шум в аиле
Куньду-хана. Белый скот гомел (чуркураган1), а подданные
плакали. Говорили, что умер Куньду-хан, упал на рукав на
золотом троне. Белый соловый конь с золотой шерстью упал
подле коновязи, подостлав под свою голову гриву. Алтын-Мизе
помахивал белым мечом, гнал народ: помахивал плетью, гнал
белый скот. Разрушился земляной юрт (jep jypTbm). Река Ал-
Талай высохла; остались камни; большие тайги разрушились,
сравнялись с землей. Алтын-Мизе арка-народ переселяет.
Идущий впереди скот ест траву, идущий сзади скот, ест землю:
идущий впереди скот пьет воду, идущий сзади скот лижет
камни. Белый скот гонит, племена, народы переселяет. При­
шел Алтын-Мизе в свой Алтай Елизин-Ббрбль. Белый скот
окружил дно Алтая; племена и народы окружили Алтай. Алтын-
Мизе не стал ходить на войну. И не стало приходить войско
воевать его. Три аила поставил рядом и стал жить.

Рассказчик Чолтош добавил, что у Алтын-Мизея был сын

Ереленгду Олбгбн-банай; у него конь Ольббс jepeH, бессмерт­
ный рыжко.

1 Глагол чуркураган применяется, когда народ на ярмарке или на свадьбе

шумит, когда птичий табун щебечет.
99
 Мадай-Кара
(Рассказано Чолтошем)
Живут два брата, Каан1 Арчутай, имеющий воронопегого
коня и Олонбир, имеющий рыже-бурого коня. У Олонбира есть
река, бегущая вокруг его владений, Аржан-кудук2, есть гора
Jecb-тайка3с семидесятью семью отрогами. В один день Олонбир
рассказывает: «Нужно съездить, привезти двум детям тилик
и порок4.» Из двух детей одна девочка, один мальчик. Переехал
вокруг бегущую реку Аржан-кудук, въехал на хребет Jecb-
тайки с семидесятью семью отрогами. Оглянувшись назад,
увидел у золотой коновязи с шестидесятью развилками, стоя­
щей у его железного брго, стоит воронопегий конь. «Видно,
в мой юрт, в мой аил приехал гость. Видно, мой старший брат,
живущий в нижнем мире», сказав это, поехал вниз домой. Ры­
жебурого коня привязал к золотой коновязи с шестидесятые
развилками. Вошел в свой аил; там сидит Арчутай, уперши обе
руки в бока. «Здравствуй, старший брат!» — говорит Олонбир.
Подошел, сел рядом. Придя в тор, поставили золотой стол
о шестидесяти шести углах; ставили пищу алиман-чикыр; пьют
горький яд (ачу корон). Сильно опьянели. Вспоминают про­
шлое, обсуждают прежнее. Хан Арчутай говорит: «Будем жить
на одном месте. Кто будет знать о твоей смерти? Ты перекочуй
в мой черный Алтай». Олонбир возражает: «Разве высохла река
Аржан-кудук с семью вершинами Оро, бегущая вокруг? Разве
разрушилась гора Тесь-тайга5 с семидесятью семью отрогами?
Неужели я к тебе скочую?» Два брата, сидя так, говорили хорошо
и худо. Хан Арчутай встал с места и плюнул брату в глаза
и сказал: «Не желаю знать о твоей смерти и ты не знай о моей
смерти!». Место, откуда вышел хан Арчутай, есть, а куда ушел,
того места нет. Уехал хан в свое место. Олонбир говорит:
1 Каан — «хан», «царь».
2 Аржан — целебный источник; кудук — «колодезь», «родник»,
3 Jecb — «медь», jeeb тайка — «медная гора».
4 Тилик — «костяной мозг»; порок — «почки».
5 Тес, то же что jecb — «медь».
100
«Найду тилик и порок двум детям». Переехал свою реку Ар­
жан-кудук, заехал на Тесь-тайгу с семидесятью семью отрога­
ми. Заехавши на гору Тесь-тайга, осматривает поверхность
Алтая. В глубину Алтая по глубокому снегу никто не ходил,
никто ногами не месил. Внутри Алтая нет живого существа.
Заехал на гору Ак-тайга. Промышлял на горе Ак-тайга —
ничего-то на ней нет. Подумал: «Или это предвещает мне смерть
или предвещает жизнь». Хотя бы что-нибудь, но ничего нет.
Заехал на гору Сумер-улан-тайга, стоит и смотрит; Тоже ниче­
го не видно. По тайге Сумер-улан ехал рысью. Вдруг выскочил
черный марал Аттыгыр-кара сыгын. Марал Аттыгыр остано­
вился и смотрит назад. Олонбир, увидавши, говорит: «Нашлись
мозг и почки (тилик и порок)!» «Разве ты будешь есть мой тилик
и мой порок? — спрашивает марал. — Твоему ли рыженькому
коню догнать меня? Тебе ли догнать меня и убить? Нет у тебя
стыда, тамга!» Сказавши это, марал побежал. Олонбир говорит:
«Если я тебя не догоню, не пересеку стрелою твою тонкую шею,
то пусть черная голова моя ляжет на эту землю. Если я твою
тонкую голень не пересеку стрелою, то пусть четыре ноги
моего рыжебурого (ерень-курбн) останутся на этой земле.
Олонбир черного марала Аттыгыра семь раз прогнал вокруг
земли, шесть раз прогнал вокруг Алтая. Самого марала не
видно, виден только туман из черной пыли. Рыжебурый конь,
задевая за дудки комыргай1, чуть не падает ничком. «Что, что
с тобою, конь мой рыжебурый?» — говорит Олонбир. «Четыре
копыта мои истерлись, а сам я истощал» — отвечает конь. За­
ехал на гору Ак-тайга, снял токум и седло, положил под голову
седло арташ, прилег, а коня отпустил. Поел конь травы Тара-
кая, попил воды из реки Табур. Конь пожирел. На шее и спине
образовалась ложбина. Прибегает конь рысцой. «Ай!» — сказал
Олёнбир. Надевал на коня поля и степь2, накладывал бронзо­
вый арташ3. «Ничего я, дитя, не нашел», — говорит. Взошел на
гору Тес-тайгу с семидесятью семью отрогами, дошел и смотрит.
Река Аржан-кудук высохла, безлесный белый Алтай выгорел.
Железный бргб превратился в золу. Два милых дитяти, должно
быть, сгорели. Белый скот погиб4. Жена и народ умерли. К чему
нужно мое бытие под солнцем?» Достав из кармана нож девяти
четвертей, вонзив его в затылок рыжебурого, убивает своего
1 Дудки, высокоствольные травы.
2 Т. е. потники, величиною с поля и степи.
3 Седло.
4 В подлиннике: «порвался».
101
 коня. Рыжебурый конь падает, подостлав под голову гриву.
Подостлав под себя потники и подложив под голову седло.
Олонбир вонзает в свое черное сердце нож и умирает1.
Где горел огонь калан2осталось только двое детей от всего
юрта. Двое детей, встав, ходили по той золе3. Остался еще сине­
серый конь и ходит. Дети говорят: «Довольно нам и этого двух­
летнего коня, оставленного Кудаем. «Что будет, если будем
здесь жить?» — говорит старшая сестра. Взявши в повод сине­
серого двухлетнего коня, отправились в полдень. Ведут и сами
идут. Проголодались, идут два дитяти голодные. Увидали бе­
лый Алтай, показалась белая река (ак-талай). Рядом с белым
Алтаем стоит синий Алтай (Ког-Алтай), рядом с ак-талаем течет
кок-талай (синяя река). Рядом сКог-Алтаем Черный Алтай,
рядом с белой рекой черная (Кара-талай). Внутри трех Алтаев
лежит черная дорога, ископанная копытами, доходящая закра­
инами до полиц седла. Говорит старшая сестра: «Если мы вдвоем
будем ходить неразлучно, то будем презренны для народа. Как
будут нас кормить? Будем жить отдельно4. Если нам встретится
человек, как будем отвечать? Ты меня назови, а я тебе дам имя.
Сине-серый двухлетний конь пусть будет твой «коилга». Гово­
рит: «Будь Мадай-Кара, имеющий коня Мескей-боро!» Он дал
сестре имя Алтын-У стук. Спрашивает сестру: «В который Алтай
хочешь идти?» Сестра отвечает: «Я пойду в белый Алтай». «Хотя
ты хочешь в белый Алтай, но туда я пойду». Сестра молча
отправилась в белый Алтай. Мадай-Кара остался на месте. Он
спустился вниз в синий Алтай. Пришел вниз на границу трех
Алтаев. Стоит и смотрит. Вниз по белому Алтаю бежит белая
собака Ак-тайгыл, держа в зубах шесть маралов. Белый тай-
гыл5искоса посмотрел и, рыча, пробежал мимо. Вниз по белому
Алтаю проехал Агылдай мерген6, на бело-сером коне везет под
собой шестьдесят кочкоров7. «Ай!» — сказал Агылдай. Стал
спрашивать: «Что ты за мальчик, глаза и голова с огнем, торс
с кровью?» Мадай-Кара отвечает: «Милое жилище сгорело от
огня калана, отец и мать умерли. Голодаю без пищи, жажду
1 Марал этот был дух горы.
2 Калан, монг. галан, всемирная катастрофа, иногда производимая огнем.
3 По золе от пожарищ, от «калана».
4 В тексте это выражено посредством слов: «будем жить и жить».
5 Тайгыл — мифическая, огромная собака.
6 Мерген — «стрелок».
7 Кочкор — «горный баран», монг. аргали, кирг. аркар.
102
без питья. Отрежьте мне от этого кочкора одну переднюю
ногу». Агылдай говорит: «Что хорошего в дитяти Олбнбира?
Дитя худого человека не оставляет худое». И стал бить его
плетью по глазам и голове и отбросил чернем плети в сторону.
Когда Мадай-Кара пришел в себя видит, лежит в родном юрт.
Держа в руке сине-серого двухлетнего коня, сидел и плакал.
«Живущий на верху Кудай! Чем создавать, лучше бы ты не
создавал меня!» Взявши за повод сине-серого коня, опять пус­
тился в путь. Придя в синий Алтай, видит, держа семь кочко-
ров во рту, бежит рысцой синий тайгыл; тайгыл пробежал
возле: пробежал, немного поласкавшись. Перекинув под себя
на одну сторону пятьдесят кочкоров1, рысцой подъехал Ко-
чульдай-мерген. «Чей ты сын? Какой ты есть несчастный
кбркей?» Мадай отвечает: «Отец и мать умерли, белый скот
и народ сгорели. На мой Алтай спустилось безвременье (чак).
Один лишь я остался. Голодаю без пищи, жажду без питья! Не
дадите ли один тиш мяса2.» «Дитя чулмуса3 тоже чулмус», —
говорит Кочульдай мергень. И стал бить Мадая по глазам и по
голове плетью с зубами трехлетней коровы. «Разве хороший
человек был Олбнбир?» Пришел Мадай в чувство; стоит, держа
в руке того же коня. «Вверху Кудай! Чем создавать меня, лучше
бы не создавал меня. Буду ли я существовать или не буду, для
мира безразлично4». Взяв в повод сине-серого двухлетнего коня,
пустился в путь. Пришел внутрь черного Алтая. Когда шел,
видит: едет на черно-буром коне Каралдай-мерген, подвьючив
под себя зверей аиг и эликов5. Подъехал и спросил: «Что ты за
человек? Зачем ты здесь ходишь?». Отвечает Мадай: «Сирота,
сын Олбнбира. Мой Алтай сгорел в пожаре. Мой арка-народ
сгорел. Хожу и шляюсь»,— говорит. «Дайте один тиш мяса.
Разве когда-нибудь не постелю тебе постель и подушку? Смот­
ри на образ пудуж летающей и ползающей тамги!» Говорит
Каралдай: «Кто хороший может родиться от Олбнбира? Пока
ты не вырос, надо тебя убить». Опять очнувшись, стал всмат­
риваться: сидит на том же погорелом от огня месте. Сидя
поплакав, опять пошел вверх. Слёзы из глаз лились, как озера,
из ноздрей вода, как лед. «Лучше бы не быть созданному, чем

1 Тут может быть пропущена другая половина вьюка.

2 Тиш — количество мяса на один вертел.
3 Чулмус — нечистый дух.
4 Это передано словами: путкенче путнезем кайдар.
5 Элик — козуля, горная коза.
103
быть созданному находящимся вверху Кудаем». Ведет в поводу
двухлетнего сине-серого коня: идет шагая. Далее переваливает
через гору Аль-тайка1, переправляется через реки. По ту сто­
рону синей реки Кок-талай стоит аил величиною с сердце. Как
затылочное сухожилие Оулун), тянется из него дым. «Что будет?
Нужно туда переправиться». Вплавь переправился через Кок-
талай. Переехав реку подходит к аилу, величиною в сердце
с выходящим дымом, как сухожилье. Около этого аила ходит
синяя корова (ког инэк) и мычит. Одна синяя собака лежит
у дверей. У синей собаки нет обоих глаз. Привязав своего сине­
серого коня к коновязи, сам Мадай-Кара вошел в аил. Войдя,
видит: сидят старик и старуха, у обоих нет глаз. На огне стоит
бронзовый котел и кипит. Варится мясо и сало. Мадай-Кара не
садится около огня. Встал и взял блюдо, вынул мясо и сало, сел
и стал есть. Голодный стал становиться сытым. Старик говорит
старухе: «Вынимай мясо из котла!» Старуха ощупью взяла блюдо,
хотела вынуть мясо; мяса нет. «Ой, калак! Куда девалось мясо?»
Старик говорит: «Подай мне медный крюк с жаграми!2Кажет­
ся, здесь есть человек». Мадай-Кара пошел к ирге3 и лег. Ста­
рик, взявши медный крюк, захватил за полу Мадай-Кары
и потащил его к себе. «Кто ты?» — спрашивает. «Человеку без
семьи хочу быть сыном»— отвечает. «Сирота, отца и матери
нет. Что было, чего не было, все взял калан». «Э, калак! Если
будешь нам сыном, то пригодишься. Принеси нам дров и воды».
Мадай-Кара стал носить дрова и воду. Старик стал поговари­
вать: «Дитя, дитя! Ходи на охоту». Достал и подал ему лук
и стрелы (ок саадак). Увидя лук, Мадай-Кара спрашивает: «Им
что делать? Им что стрелять?» «Что только покажется глазам,
ходи и стреляй». Мадай-Кара заткнул две полы за пояс и пошел
вверх на тайгу Ак-межелик4. Стоит и смотрит: на берегу синей
реки Ког-талай посреди камышей ест траву синяя корова.
Мадай-Кара положил на тетиву стрелу (кайбыр) пересек стре­
лою синей корове шею около спины. Синяя корова пала. Взяв
синюю корову за рога, волоком притащил к дверям аила, обод­
рал синюю корову, мясо стал варить в бронзовом котле. Мясо
и сало сварилось; вынул, положил на блюдо, разбудил старика
и старуху: «Ешьте мясо! Это моей охоты и стрельбы». Старик
1 Ал тайка — самые неприступные горы; ал — мрачный, дикий.
2 В тексте: аткак-ту. Местное русское жагры испорченное жабры применя­
ется и к жабрам рыбы и к зазубрине удочки.
3 Ирги — неизвестное слово, может быть «порог». С?).
4 Ак — белый; межелик — небольшая гряда гор.
104
и старуха ели. Старуха стала есть и вскрикнула: «Кодок!
О, ужас!1 Как будто это мясо нашей дойной коровы? Кого ты
сделал своим сыном?» «Молчи, баба!» — говорит старик. Молча
наелись. Утром Мадай-Кара, взяв в руки саадак, поднялся на
тайгу Ак-межелик. Смотрит вокруг, видит: у водоема старика
и старухи черпает воду девочка, имеющая на голове шанка2.
Положил стрелу кайбыр на тетиву, и у девочки, черпающей
воду, отстрелил шанка. Золотые шанка отлетели на берег реки.
Девочка ускочила в воду. Мадай-Кара бегом прибегает в аил,
подает старику алтын шанка. «Вот моя добыча!» «Чок! Чок!3
Мое дитя. И это нужно». Старуха говорит: «Кого ты привел
и делаешь сыном?» «Молчи, баба! Что бы не было, пусть несет
дитя». Опять на завтра, взяв саадак, пошел Мадай-Кара на тайгу
ак-межелик. Осматривает кругом Алтай, осматривает кругом
землю. По эту сторону синей реки стоит железный тополь
темир-терек. С вершины до низу пересекает сучья. Приходит
домой. «Что видел, дитя?» «Ничего не видел»— ответил. На
завтра, взяв саадак, опять пошел на тайгу Ак-межелик. Ничего
не видно было. Из синей реки Умар-Тимар-ког-талай выехал
на пламенном рыжем коне (ялбыш ерен ат). Ездит вокруг
железного тополя и смотрит. Осмотревши, снова уехал в реку.
Мадай-Кара говорит: «Какой богатырь, что за тамга! Смотрит
на тополь, в который я стрелял». Подъехал, смотрит; на дне
ког-талая стоит железный бргб; у дверей у коновязи стоит конь
Ялбыш-ерен. У бргб дверей нет. Кладет на тетиву стрелу кай­
быр и стреляет в тонкую шею коня Ялбыш-ерена. Конь Ялбыш
падает на свою гриву. Прошиб целое место в железном бргб,
зашел; на железном троне навзничь лежит богатырь с одним
глазом4. Ударил ладонью по глазу, по голове. Взяли друг друга
за вороты; железный бргб развалился. Семь дней вели борьбу,
не опираясь на землю (jep); девять дней вели борьбу, не опи­
раясь на почву (табрак)56.Через три дня после того Мадай-Кара
поднял противника под третье небо®. Принесши на середину
(ичине) синей степи, (чбль) пинает кости (кабра), ломаются
и вновь срастаются7. Связки костей разрушаются, но кости вновь

1 Кодок — междометие испуга. ^

2 Шанка — девичьи косы.
3 Похваляющие междометия.
4 С одним глазом во лбу по объяснению рассказчика.
5 Тобрак — прах, пыль, земля в смысле материала.
6 Текст: учь ajacKa алтына, буквально «под три ясности».
7 Текст: кабра согни одо тээп jaдaды ойто пудун jaflaflbi.
105
связываются. «Нет души умереть, нет крови бежать, краснеясь.
Убивать мне трудно, убивать тебе будет трудно. Говори скорее,
где твоя душа» (тын)? — говорит. «Умирать тебе будет легко,
умертвить мне будет легко». Противник отвечает: «Под де­
вятью слоями подошвы сапога есть нож с желтым черней;
возьми, достань этот нож, разрежь мою печень и живот. Нак­
ройся моей «рубашкой» (карын jn1), кишками подпояшься. Тебе
нужна сила, тебе прибавится силы». Мадай-Кара говорит: «Пока
жив, скажи, как твое имя и какая твоя дорога?» йам jeai-c2 на
коне Ялбыш-ерен». Отворотив девять слоев подошвы вынул
нож с желтым чернем, разрезал (jaM jeaKy) печень и живот,
и рубашку бросил на черный камень; черный камень от яда
загорелся. Кишки бросил на тополь; тополь с корнями загорел­
ся. У мертвого jaM-Jеэка большой палец шевелится. Мадай-Кара,
разрезавши палец, посмотрел, в нем нашлись четыре глаза.
Положил четыре глаза себе в карман. И вышел из реки Ког-
талай. Держа в руке саадак, приш ел домой. Подошел
к травяному шалашу (блбн чадыр), старик и старуха спят спи­
ной к огню. Приложил два глаза старику и два глаза старухе.
«Калак-кокый!» — говорит старик. — Два мои глаза видят свой
Алтай! Умерших нас воскресил, угасший огонь зажег». Старик
встал и смотрит. «Сирота, низкое дитя Олбнбира воскресил нас!
Сделался нам Кудаем!» Старик отряхнулся, белая борода распах­
нулась. Оказался человек — хан, черная голова побелела. Идя
шагом, отворил гору Ак-тайга; из нее вышли белый скот и арка-
народ. С ними вместе вышел белочубарый конь, в тороках са­
адак. Старик взял коня, Аил-блбн-чадыр (травяной шалаш) туда,
сюда качнул— сделался золото-серебряный орго. Месячная
сторона имеет вид месяца, солнечная сторона (jap) имеет вид
улекер солнца3. Сам сделался Ак-Бурханом наподобие реки
(талай), собрал вина, наподобие горы (тайка) накрошил мяса,
сделал пир: «Пусть будет пир в честь пришедшего сына, в честь
моего воскресения. Пусть арка-народ пирует!» Рядом сделал
еще другой золото-серебряный бргб. Юношу Мадая-Кару сде­
лал своим сыном. Говорит: «Отдам за него единственную дочь4».
1 «Рубашка» — одна из внутренностей живота.
2 Деэк — «ненасытный», «жадный».
3 Улекер — утраченное слово. Чолтош объяснил, будто это значит «вид»,
«образ». Есть выражение ай бильдурду мандык, что значит «манлык» — шел­
ковая материя, с изображением месяца.
4 Чолтош пояснил, что это та девица, которая черпала воду.
106
«Была бы старше, меня — говорит Мадай-Кара — должна быть
старшей сестрой, была бы младше меня, должна быть младшей
сестрой». Ак-Бурхан говорит: «Кудай создал эту девицу для
тебя. Выкраивал ваши ресницы вместе, выкраивал ваши пупы
(киндык) вместе». Принес книгу-писание (судур-бичик), пос­
мотрел и из книги сказывается, что он Мадай-Кара должен ее
себе нокбрсм (другом, т. е. женой) сделать. Далее в книге же
говорится, что он должен в течение ста лет ходить на войну,
после этого сто лет жить у Ерлика, а потом возвратиться домой
и жить мирно. Теперь он делается владельцем аила и юрта.
Привели девушку Алтын-Тади, привели и сделали той. Длится
веселый пир1.
Ак-Бурхан говорит: «Был у меня единственный сын; была
у него война с Ерликом и был им покорен, теперь он живет там
(т. е. в царстве Ерлика). Зовут его Каан-Бурхан на кровяно­
рыжем (Кан ерен) коне. Мадай-Кара надевает золотой чум
о шестидесяти пяти пуговицах, черный панцырь о девяносто
девяти пуговицах, арагай кара саадак взваливает на плечи,
большой меч алмас препоясывает, колчан со стрелами, как
горелый лес, привешивает; берет в руки пику, как сухопод­
стойная лесина; ногой достает стремя и садится на коня Мес-
кей-боро; согнувшись в три перегиба, пускается в путь. Гово­
рит: «Пойду спасать единственного шурина». Звон саадака
слышен за основанием земли, звук черного панцыря подобен
грому синего неба. Загремел как гром неба, зазвенел, как железо.
Подъезжает среди тьмы, приближается к отверстию земельно­
го ада. Стоящий на солнечном месте скот, пусть стоит на земле,
скот, находящийся на месте без солнца, пусть стоит, где солнца
нет. Конь Мескей-боро встряхнулся, сделался «плешивым ра­
бом» (Тас-кул). йуду-тас (вонючий плешивый) таловым прутом
стегает своего лохматого двухлетнего жеребенка. Привязывает
своего лохматого двухлетнего жеребенка к железной коновя­
зи. Заходит в оргб; сидит его старшая сестра АлтынМустук.
«Это чей аил, какого хана юрт?» —так спрашивает Мадай-Кара.
«Это юрт Кан-Кокуля на крылатом вороно-буром коне. А ты,
вонючий плешивец Суду тас), кто такой будешь?» «Бездетным —
помощь, не имеющим врагов — слуга (кул), такой я плешивец»
тас. «Какого хана ты раб» кул. «Я раб прежнего Олбнбира,
имеющего гору Jec-тайга с семидесятые семью отрогами. Был

1 В подлиннике: длился пир с непрерывным смехом.

107
 на охоте, заблудился. Теперь питаю себя, Олбнбиров сын Мадай-
Кара здравствует или нет?» Она отвечает: «Слышала, что Мадай-
Кара не жив более». «Ваш муж Кугулдей1 по какому делу
уехал?» — спросил Мадай-Кара. «Тебе какое дело? Таким ли
людям спрашивать! Вместо этого знай свою еду». «А что такое,
если спросить о твоем муже?». «Посмотрите, какой этот тамга
бойкий!» Взявши эдрек2, выгнала его. «Ты, баба, бойка, дума­
ешь, что Мадай-Кара умер. А что если Мадай-Кара жив, тогда
что будешь делать?» Она отвечает: «Приедет Кан-Кокуль, ска­
жу и заставлю отрубить твои ноги и положить к голове, отру­
бить твою голову и положить к ногам». «Подожду твоего мужа.
Попадет в мои руки3!» «Много ты сделаешь!» — сказала она
и плюнула ему вслед, не вставая с места. Тас вышел и поехал
следом по дороге кКан-Кокуля. Идет вереницей скот, как
черный лес; тянется народ с гулом от разговора, идет навстре­
чу. Вот скот идет, ржет. В конце всего скота, подбодрившись
обеими руками, насвистывая большим пальцем4, напевая ртом,
едет Кан-Кокуль иноходью на крылатом кровяно-буром коне.
Вонючий тас ждет, повернув назад своего серого лохматого
коня. «Какой тамга ждет голову моего коня, стоит поперек
моей дороги?» — говорит Кан-Кокуль. Jyfly тас отвечает: «Твой
конь родился от кобылы, а ты сам родился от бабы. Чем ты
лучше меня?» «И татай!5 Тас тамга! Близко не подходи! Гной
прильнет»— говорит Кан-Кокуль. «Не сердись, почтенный»
(брокбн) — Мадай-Кара поодаль едет. «Постой, постой, Кан-
Кокуль! Этот скот и народ, которые ты гонишь, будут мои!».
«Что он к человеку пристает этот летающий, ползущий там­
га?» — сказал Кан-Кокуль и ударил jyry-T aca плетью, свитой из
девяти воловьих шкур; шуба из тулака6 на Джйду-тасе разва­
лилась, не знавшее болезни тело разболелось, человек, не
знавший огорчения, почувствовал горе. Тас с коня схватил Кан-
Кокуля за ворот. Кан-Кокуль промахнулся и оба слетели с коней.
Брались за вороты, хватались за плечи. Брались через плечи
(ачий). Мадай-Кара поднял противника под белое небо (ак ajac),
1 Когульдей вместо Кан-Кокуля. Эта замена может быть объяснена забыв­
чивостью рассказчика или Когульдей иКокуль должны быть признаны за
синонимы.
2 Эдрек — мялка для выделки кож и шкур.
3 В тексте: котеб. Смысл такой, как в русском выражении: дождусь тебя
в косом переулке.
4 Т. е. насвистывал, приложив большой палец к губам.
6 «И татай!» Говорится в испуге, например, когда увидят змею.
6 Тулак — необделанная телячья шкура.
108
носил меж белых облаков. Бросил на землю так, что один слой
земли распоролся. Туда-сюда посмотрел, крылатый кровяно­
бурый конь убегает, мчится по поверхности белых облаков,
ниже синего неба. Вынув стрелу из одного гнезда (кондый)
колчана (куджурман, у Чолтоша курман), положил на тетиву,
пересек шею (арка-моин) у крылатого кровяно-бурого коня.
После этого Джиду-тас (вонючий плешивец) прибежал быстро
в аил старшей сестры, бросил своего коня у коновязи. «Ай! —
сказала она —Чему так обрадовавшись прибежал, Джиду-тас?»
«Кан-Кокуль убил Мадай-Кару» — сказал Джиду-тас. «Что ты
говоришь, Джиду-тас?» И сама бьет его эдреком по голове и по
глазам. «Что ты вспоминаешь про Мадай-Кару, который давно
умер?» Мадай-Кара встряхнулся и принял свой настоящий вид.
«Ты зачем постоянно желаешь мне черного зла? Когда ты
слышала, что я умер?» Поймав сестру, загреб ее под огонь
костра. Из железного тополя (темир-терек) сделал дудку сы-
быски1и играет. И вверху живущий Уч-Курбустан, внизу юрт
Ерлика ясно слышали его игру. Ерлик говорит: «Скажи живу­
щему в чаще тикэн арал2 синему быку (Кок бука), если он не
сможет, то пошлю сто чулмусов против Мадая. Сто чулмусов
обезумят его и приведут к живущему в тикэн-чаще синему
быку». Посол явился и сказал. Кок-бука двумя передними
ногами бросает песок тикэн-арала. Бросаемый им песок пре­
вращается в ханское войско (каан черу). Ханское войско напол­
нило землю. Мадай-Кара стал воевать. Туда идет, шестьдесят
богатырей, назад идет пятьдесят зарубает. Мясо величиной
с большой палец падает на землю. Создаются мужественные
войска3. Брызжет с ложки крови, является отборное войско.
Мадай-Кара поет и рубит. Пение Мадай-Кары слышится ввер­
ху его кудаю, внизу слышится Ерлику. Ерлик же говорит: «Что
сделалось с кок-букой? Что так сильно стал петь Мадай Кара?»

1 В тексте: темир теректын толгой тутты, озок тело древесного ствола под
корой. Толгой тут — вывертеть древесный ствол из коры; от вращательного
движения ствол выходит из коры, получается полый цилиндр. Весной у таловых
прутьев кора слабо прикреплена к стволу, отделяется от него сочной заболонью.
Сначала обнажают конец ствола от коры; одной рукой берутся за этот конец
и вращают его в одну сторону, а другой рукой, сжав ствол в месте, покрытом
корой, надавливают в противоположную сторону. Вскоре после этого ствол
легко вынимается из коры.
2 Тикэн — неизвестное слово: арал — мелкий лес.
3 В сказке, может быть, это означает: обязательное, необходимое количес­
тво. Тут в переводе пропущено слово ежилу; ежи пара сум; поэтому ежилу,
вероятно, значит парный.
109
Конь Мескей-боро шепчет на ухо Мадаю: «держи саадак на
тетиве наготове. Ступи на одно стремя (jaja тэб) и свались с меня
вместе с седлом. Когда будешь лежать увидишь на лбу синего
быка будет бородавка величиною с чашку. Если мимо етрелить,
то значит твоя смерть неминучая. Если выстрелишь не мимо,
то будет наша победа». Мадай-Кара взял одну стрелу из гнезда1
в колчане, положил на тетиву. Сваливши седло, упал. Седло
свалилось на живот коня. Конь Мескей-боро поднялся вверх на
небо. Половина всего войска, не переставая, хохотала. Говори­
ли, что не умрет, а вот умер. Мадай-Кара лежит, видит у Кок-
буки на лбу бородавка величиною с чашку. Мадай-Кара, при­
целившись в бородавку величиною с чашку, выстрелил. Из
тетивы из-под стрелы пошел огонь, из-под большого пальца
потянулся дым. Этим выстрелом выворотил черную бородавку
с основанием. Как выстрелил, помнит, а что после, не помнит.
Рев синего был слышен в верхнем мире. Кок-бука, едва под­
нявшись, упал поверх Мадай-Кара. Мясо и сало стало обильно.
Рассыпавшееся по земле войско сделалось, как черные угли.
Живого ничего не осталось. Мескей-боро спустился с неба,
посмотрел на Мадай-Кару, видит синий бык на него навалился.
Лишь видно одно темя Мадая. Подошел с другой стороны, видит
виднеются две ноги. Не может придумать способа выручить
Мадай-Кару. Конь Мескей-боро встряхнулся, превратился
в богатыря, одетого в черный панцырь и кое-как выдернул
черный меч2. Стал рубить поперек — бык поперек разрубился;
стал рубить повдоль — повдоль разрубился. Кое-как вытащил
из-под него Мадай-Кару. Мадай-Кара, едва душа в теле, вышел.
Стал играть на девятиглазой сыбыски.
«Кок-бука пал. Теперь какое будет спасение?»— говорят
войска Ерлика. Ерлик-би выдвинул сто чулмусов. Выходят сто
чулмусов с одурманивающим средством Оульгек). Конь Мес­
кей-боро говорит: «Ерлик выслал сто чулмусов с дурманом.
Теперь приходится идти и жить в железном оргб Ерлика.
У находящегося вверху У ч-Курбустана есть положение, сто лет
жить на земле Ерлика и не будет у тебя сознания. Как придешь
в юрт Ерлика и придет к тебе сознание, вспомни меня. Я буду
находиться у чугунных дверей (чой ежик). Конь Мескей-боро
простился с Мадаем, поднялся на дно неба и прилип к нему
звездою Ак-чолмоном (Венерой).

1 В колчане для каждой стрелы особое гнездо.

2 Принадлежащий Мадаю.
110
 Мадай-Кара играет в девятиглазую сыбыски. Из-под ни­
жнего мира вышло сто ]ульгек-чулмусов. Сто чулмусов выхо­
дили с песнями и хохотом. Сто чулмусов говорят Мадаю: «Ты
нам будешь товарищем (урэ нокор1)»- Простирая ладонь, гово­
рят: «Будешь нам брат!» Большой чулмус, плюнув на ладонь,
ударил Мадай-Кару по щеке. Мадай-Кара сделался без чувств.
Провели его в нижний мир, дошли до чугунного бргб. Двери
чугунного бргб заперли на замок. Когда вошел во внутрь, видит
там идет пир и игра, а когда сам стал играть, сделался без
чувств. Во время этой игры, придя в чувство, видит, что как он
же другой юноша находится с ними. «Как твое имя и какая твоя
дорога? Кто твои отец и мать?» Тот отвечает: «Ак-Бурхан,
имеющий на земле юрт, мой отец: мое имя Кан-Бурхан на
кровяно-рыжем коне. Как попал в Ерликов юрт и сколько лет
прошло, не знаю». Если так, то от меня далеко не уходи. Кудай
положил мне сто лет жить здесь в Ерликовой земле», — сказал
Мадай, а после этого опять сделался без сознания. Опять при­
шел в сознание; играет с семью дочерями Ерлика. Придя
в сознание, стал говорить слова младшей дочери Ерлика Ерке-
Кара. Стал сознавать, что прошло пятьдесят лет. Играя
с девицами, стал отделяться с младшею играть особо. Девица
Ерке-Кара стала говорить: «Ты пришел сюда из солнечного
места не без тела и крови. Как я буду с тобою жить? Которую
пищу мы пьем и едим, тебе пить и есть невозможно». Тогда
Мадай-Кара стал говорить: «Хоть какую пищу буду есть и пить».
Кладут пищу, черную, как клей. Он наедается до сыта. «Я ем
твою черную, как клей, пищу. Когда увижу своего коня Мес­
кей-боро, то желание мое изменится. Что покажется моим
глазам, думаю умертвить. Приходят черно-серые желания. Мо­
его коня Мескей-боро сюда не впускайте! Отгоняйте в сторону
подальше. Будем вдвоем один человек. Если дашь мне слово,
то я у отца посватаюсь».
Она дает пояс, черную змею, и кольцо, пеструю змею. Черный
тажуур2 вина дала девица Ерке-Кара. Опоясался поясом, чер­
ной змеей, надел на руку кольцо, пеструю змею. Взяв в руки
черный тажуур с вином, отворив створчатую дверь, заходит
в черный орго Ерлика. Когда вошел в черный бргб, видит: на
черном троне сидит Ерлик. Челюстные бороды похожи на два

1 Урэ — неизвестное слово; нокор — друг, товарищ.

2 Тажуур — кирг. турсук, небольшая посуда или фляга из продымленной
кожи.
■ 111
арка1. Верхняя борода (усы) похожи на три арка. Он держал
перед Ерликом черный тажуур с вином. Наливая в черный
чбгбчбй, подает и говорит: «Если будешь тереть, то буду твоей
головней2; если будешь науськивать, то буду твоей собакой».
Старик Ерлик говорит: «Человек из солнечного места, как будешь
иметь юрт (как будет юртовать) с человеком из бессолнечного
места? В течение пятидесяти лет пил и ел пищу бессолнечной
земли». «Ничего (кем joK) — говорит.;— В этом месте можно
жить. Это место — место покойное». Взяв пояс, черную змею,
показал ему; взяв кольцо, пеструю змею, показал ему. «Слова
наши друг от друга взяты» — говорит. Старик Ерлик взял вино
и пил. «Ну, теперь юртуйте» —говорит. «Я пил и ел», — говорит
Ерлик. Мадай-Кара говорит: «Только одно условие — не впус­
кайте сюда моего коня Мескей-боро. Как увижу его, черно­
серая дума мешается. Что увижу живое, думаю «умертвить».
Пошел к выходу из черного Ерликова оргб. В черном оргб стал
делать свадьбу и пир. Делая пир, заплетали волосы девице
Ерке-Кара. Молодец залез за черный трон о шестидесяти нож­
ках. Взяв девицу Ерке-Кара к своей груди, лег и накрыл глаза
и голову черным медвежьим одеялом. Жена, лежа, спрашива­
ет: «Что будет, если сесть на коня Мескей-боро?» «Е, пусть он
останется от нас подальше. Если сесть на Мескей-боро, то две
его передние ноги запляшут, две задние ноги пойдут непрерыв­
ной иноходью, высоких гор высота станет незаметной, глубо­
ких рек глубина станет незаметной. Если поедешь на коне
Мескей-боро, непременно возьмешь желаемое место (т. е. то,
что пожелаешь). Если поедешь отомстить, то непременно по­
бедишь. По какой надобности, баба ведешь разговор о коне
Мескей-боро. Он чуть ли не здесь? Говорил ведь прогнать его», —
говорит Мадай-Кара. «Давно вышло из памяти. Зачем о нем
мне говорить». Соскочив с черного трона бегает и вновь оста­
навливается и ложится. Она говорит: «Без нужды говорю, друг
мой, взявший меня». «Прогони отсюда коня Мескей-боро».
Накрывши голову одеялом из черной медвежины, ложится.
Жена говорит: «Пойду к шести сестрам, поиграю вместе». Жена,
встав, сняла замок с черного чугунного брго. Взяв в повод коня
Мескей-боро, заходит в оргб. Села на Мескей-боро и пустилась
1Арка — северная сторона горы, покрытая лесом. Южная, безлесная назыв.
кунет или мээс. Русские крестьяне в Алтае также отмечают две стороны,
у каждой горы: сивер и солнопек. В сказке борода Ерлика уподоблена «двум
сиверам», т. е. двум северным склонам.
2 Вероятно, имеется в виду трение при добывании деревянного огня.
112
 о

в путь вниз по черной степи. Ехала иноходью; две ночи шли,

не переставая «иноходить» вода не расплещется. Две передние
ноги пляшут, два уха непрерывно прядут. Черный туман бро­
дит. Рассчитывала немного поездить, когда опомнилась, про­
шло уже девять дней. «Ба чаалды!1 Слишком долго пробыла
везде. Едва ли муж не будет гневаться!» Обратно приехала
в аил. Как приехала, тотчас же сняла замок с черного оргб
и сказала привратникам: «Прогоните отсюда коня Мескей-боро!»
Жена обратно пришла пешком. Пришедши залегла в пазуху
Мадай-Кары. «Ты куда ходила в течение этих семи дней?» —
спрашивает Мадай-Кара. «Поиграла с шестью сестрами
и пришла», —отвечает. «Враньем меня не обманывай! К какому
мужчине ходила? Скажи мне имя нового найденного мужа.
Говори скорее!» «Калак корон!— говорит. — Кроме тебя дру­
гого мужа не имею. Никуда не ходила». Взял плеть, черную
змею, взял в руки две косы женщины Ерке-Кара и стал стегать
ее плетью. От плача и крика калак все бежало прочь. Кожа
спины спустилась на живот, кожа живота поднялась на спину.
Ерке-Кара дошла до места смерти. Кровь живота стала холод­
ной. «Отец, черный Ерлик! Отними меня от него!» — говорит.
Не вытерпев, старик Ерлик вышел из черного оргб. «Калак
корон! Дети, перестаньте! Что с вами?» — говорит. «В течение
девяти дней я лежал один на черном троне. Это ли твоя хва­
леная (якши макталу) дочь?» — говорит Мадай-Кара. — Долж­
но быть, нашла мужа лучше меня. Пусть скажет. Пусть найден­
ный муж придет и отнимет ее у меня. Ты свою дочь за скольких
мужей отдаешь?» Настала неизбежная смерть (блбр jo6n еди-
берт) жены Ерке-Кара.
Ерке-Кара говорить: «Услышав, что Мескей-боро, не пере­
ставая, иноходит, захотела немного на иноходце Мескей-боро
поездить и не заметила, как проездила девять дней. Воротив­
шись обратно, выпустила его из чугунного оргб. Теперь здесь
ли Мескей-боро?» «Говорил я вам — говорит Мадай-Кара — не
давать ему ходить здесь, прогонять в стброну. Видно, вы вдвоем
украдкой заводите коня в оргб и ездите на нем. Если он здесь,
подайте мне каця!» Старик Ерлик отворил чугунный оргб. Когда
отворил, видит: Мескей-боро стоит у дверей чугунного оргб.
Старик Ерлик привел его и подал. «Калак корон! Не деритесь!
Мескей-боро вот стоит!» —сказал Ерлик. «Возьми, —говорит, —
его». Мадай-Кара только теперь отпустил дочь Ерлика Ерке-*8

1 Ба чаалды — выражение в роде: Вот беда!

8 Заказ 2710 113
Кара. Коня Мескей-боро взял в руки, золотой чум о шестидесяти
шести пуговицах надевает, о девяносто девяти пуговицах чер­
ный панцырь надевает, колчан на подобие горелого леса опо­
ясывает, черный лук арагай крестообразно навьючивает, ал-
мас-болот, белый меч крестообразно накладывает, ноги опер­
лись о стремя, уселся в три перегиба и поехал. Потом взял в руки
плеть, сплетенную из шкур девяти волов. Туда-сюда подернул,
правшой, левшой зашевелил, по бледной степи, которую ворон
не перелетает, ехал рысцой. Шум черного панцыря, как рас­
каты неба, шум от черного саадака арагай, как звон Алтай-
Хангая. Юрт и подданные Ерлик-бия бродят вверх и вниз (са-
бырла берт)1. От звука черного панцыря постигло безвременье.
Ерлик-бий стал говорить: «Как бы нам обманом вывести его?»
Мадай-Кара непрерываемой иноходью подъехал к створчатым
дверям Ерлика. Говорит: «Скорее выходи, Ерлик!» Ерлик вы­
шел из черного оргб. «Скорее!» — говорит Мадай. Запрягай
телегу с хорошими2 колесами. По желтому полю поедем ино­
ходью». Ерлик запряг в телегу в ряд девять черных быков.
Пустились по желтому полю иноходью. Мадай-Кара стал на­
игрывать на девятиглазом чогуре. Девятиглазый золотой чогур
был слышен вверху, стоящему Уч-Курбустану, Уч-Курбустан-
кудай смотрел в золотой книге (алтын судур). Срок столетней
жизни на земле Ерлика для Мадай-Кары прошел, прошло время,
Мадай-кара должен выйти на землю. Пусть Мадай-Кара полу­
чит, что в гневе желает; пусть победит, что неуклонно пресле­
дует. Так благословлял его Уч-Курбустан3. Мадай-Кара взял из
гнезда колчана одну стрелу, положил на тетиву, выстрелил,
разрушил девятирядную чугунную крепость (шибэ) Ерлика.
Выстрелил в телегу с хорошими колесами и разрушил ее. Девять
черных быков пали в ряд, один за другймГ Где стоял Мадай-
Кара, то место есть, куда ушел,' того места нет. Стоявший
юрт Ерлика подернулся красным туманом. Стал такой чер­
ный туман, что не видно даже ушей коня. Ерлик только и знает,
что чугунная крепость в девять рядов разрушена, а когда стал
пристальнее смотреть, то не только чугунная крепость
в девять рядов разрушена, но и черная телега с хорошими
колесами сломана, запряженные рядом в телегу девять быков
1 Сабырла берт — кислое брожение.
2 В тексте: бай, «богатый».
3 Переведено «благословлял», а не «благословляли», хоть учь значит три.
Если б в действительности разумелось три Курбустака, то в Алтайском вместо
Учь-Курбустан-Кудай стояло бы: Учъ-Курбустан-Кудайлар.
114
 лежат, воткнувшись в землю рогами. Стал Ерлик внимательнее
слушать, на земле, где светят солнце имесян, слышен крик
Мадай-Кары. Мадай-Кара кричит: «Пусть запрягает девять
черных быков в свою телегу с хорошими богатыми колесами,
пусть выйдет на землю, где есть солнце и месяц. Поездим
иноходью на земле где есть солнце и месяц». Калак-корон! Мне
невмочь выйти!» — говорит Ерлик. Слышен был крик старика
Ерлика. Мадай-Кара закричал: «Пусть не вызывает имен Мес-
кей-боро или Мадай-Кара. Если назовет мое имя, то будет еще
хуже этого испытанного безвременья. «Калак-корон! Не вы­
йду!»— закричал Ерлик. На той земле, где солнце и месяц,
пусть достигается твое желание. Получай желаемое в гневе!»
Старик Ерлик стоял и благословлял. Теперь Мадай-Кара стал
смотреть (болгоныб тургажин) и видит: на солнечное место
вместе с ним вышли Кан-Бурхан на кровяно-рыжем коне и на
бело-голубом коне Шуургаты, сын Муус-бия1. Втроем поехали
домой. Мирно, свободно приехали в свой Алтай. Ак-Бурхан
отец и мать спокойно здравствуют. Печальный Ак-Бурхан стал
радоваться: «Умерший ожил, угасший загорелся!»— говорит.
Ак-Бурхан, обняв передние ноги коня Мескей-боро, молится
ему. Благодаря одному коню Мескей-боро вы вышли. На по­
добие реки собирали вино, на подобие тайги крошили мясо.
«Семь лет пусть будет игра, девять лет пусть будет пир (той).»
Мадай-Кара возвратился; сделали необыкновенно большой пир.
Где только ухо слышало (куда только весть могла дойти), все
ханы собирались и пировали. Худая собака, ожиревши, не может
встать, а лает: худой человек не может встать, а ругается. Де­
вятилетний пир, семилетняя игра окончились. Где есть топли­
во, там остановил свой народ юртовать. Где есть пастбище, там
остановил свой скот Мадай-Кара. «Ну теперь, —говорит, —есть
обида, есть враг!» Седлает коня Мескей-боро, кладет седло,
арагай, черный лук, крестообразно завьючивает, белый меч
алмас-болот накладывает, садится на коня Мескей-боро и поехал
далее. Едет на росстань трех Алтаев; на росстани трех Алтае
стоит дыхание коней, как туман. Лица людей, как красный
пожар. Когда подъехал, то видит, послан белый ковер
в шестьдесят рядов. Поставлен золотой стол о шестидесяти
ножках, сто молодцов под мышкой держат сто тажууров вина.
Сто молодиц поют песни. Сто молодцов встречают Мадай-
Кару. Стоит воткнутая золотая коновязь. У золотой коновязи
1 Муус — «рог», би — «князь».
115
ждут шестьдесят богатырей. Мадай-Кара говорит: «Голова отца,
грудь матери! Кабы вы меня почитали в прошедшие дни, также
и я вас почитал бы по день моей смерти. Собранное твое вино
пусть пьют коровы, собранное и крошеное мясо пусть едят
собаки». Соскочил с коня, взял в руки плеть с зубами трехлет­
ней коровы. Трех братьев взял за косы, Агылдая. Каралдая
и Саралдая троих связал за косы и стал стегать. «Прежде, когда
я шлялся, как вы со мной поступали?» Стегал трех братьев
плетью. Красное тело истощилось, белые кости показались
(обнаружились), можно было сосчитать. Дошел до смертной
души (блбр тынына). У трех братьев нет тела защипнуть, нет
крови течь. Износились об плеть. Только теперь отпустил братьев
Агылдая, Каралдая и Саралдая. «Будьте, — говорит Мадай-
Кара, — три брата моими привратниками (ежикчи)». В свой
Алтай мирно, свободно поехал. Отпустил скот на пастбища,
отпустил юрт к терче. Скот поставил на травянистых местах.
Юрт поставил на дровянистых местах. Война не смела воевать
и сам не стал ходить на войну. Стал богачом, имеющим эрдине,
стал благодетельным ханом.
 Ак-би
(Рассказчик не известен. Сказка записана
Семеном Чонашевым в дер. Мыюту)
Жил Ак-би, сам молодцеватый, имеющий серого коня и жену
Ермен-чечен. Он имел подданных, которые не знали языка друг
друга, имел разношерстный скот. К скоту был приставлен
богатырь Алтын-Эргек (золотой большой палец); к народу был
приставлен богатырь Алтын-Тобчи (золотая пуговица). Телох­
ранителем (тынга туткан, охраняющий душу, буквально дер­
жащий душу) его был Тенгис-би на мухортой лошади Тензе-
калтар. Не имел он наследника сына, не имел дочери невесты.
Имел он крепость Ак-тайда (белая гора) о шестидесяти шести
углах, достигающую до белизны и синевы неба (акка кокка).
Имел он водопоем белую реку, которая казалась ни тихой, ни
быстрой. Пришли старые годы, ослабли крепкие кости. Боло­
серый конь прожил средние годы. Ак-би и сам прожил полови­
ну молодеческих лет. Думы его окоротились; живет он печаль­
ный. Положение его жизни такое, что червь, взявши его в зубы,
может ползти зниз1. Птица может взять его в клюв и унести
наверх. Такое положение!
Жена Ермен-чечен говорит: «Почему не подняться на небо
и не попросить у Уч-Курбустана детскую воду (бала-су), т. е.
оплодотворяющую воду. Ак-би побренчал уздой; бело-чубарый
конь подбегает рысью. Серебром обуздывает, бронзой седлает.
Много панцырей надевает, много чумов надевает. Опоясывает
золотой курдак (пояс), за который может хвататься рукой алып
(великан). Опоясывает серебряный курдак, за который может
хвататься кумок2. Накладывает на себя лук (саадак Ай каран-
гый)3. Ак-би пускается в путь. Вокруг белого скота объезжает
шесть раз, вокруг подданного народа объезжает два раза. Далее
едет иноходью, зеленую траву не притаптывая, молодую траву

1 Т. е. даже и червь может обидеть.

2 Кумок — по-видимому, тоже силач, как и алып.
3 Ай — «месяц», карашый — «тьма», «мрак».
117
к земле не приглаживая. Едет, торчык-плетью1 с вертлюгом2
размахивая, едет железные удила сторомолом3 подергивая.
В виде тасма4 тянет, в виде татазын5 струится. Топот копыт
коня Эрдинэ6одинаково ясно слышится на шестимесячном рас­
стоянии вокруг; звук панцыря, надетого на молодце, слышен,
как звон железного месяца (темир-ай) и как раскаты неба.
Несется Ак-би скорее летящей птицы, быстрее пущенной стре­
лы. В один миг глаза взъехал на хребет Арчын-Кырчын7.
Бронзовое седло арташ расседлывает, как поляна, потник сни­
мает, можжевельником окуривает, белым молоком обмывает.
Седлает своего бело-серого коня. «Не быстро, не тихо текущая
моя река, шестидесяти шести угольная белая моя гора! Ока­
жите мне одну милость!» Оттуда три раза примерявшись8,
далее отправился небесной дорогой. Скорее летящей птицы,
быстрее пущенной стрелы. Образ бело-серого коня исчез, как
исчезает радуга. В один день показалась глазам ставка трех
бурханов. Бело-серый конь, распластав гриву, молился, а сам
Ак-би, сняв шапку, молился. Старший из трех бурхан вышел
на встречу, спрашивает: «Ак-би, имеющий клыкастого белого
серка, имеющий Алтын-Эргека! Не спугнулись ли твои белые
табуны, не устрашился ли твой подданный народ? В какой
Алтай направился (уландын), в какой дом...9, по какому делу
пришел?» Ак-би отвечает: «Червь, взяв меня в зубы, может
уползти вниз — такая моя судьба; птица, взяв в клюв, может
подняться вверх — такая моя судьба. Нет сына народом пра­
вить; пет дочери замуж отдать. Не дадите ли оплодотворяю­
щую воду?» «Возвратись на место в юрт домой. Родится один
сын, который умрет от земли. Родится другой сын, который
умрет от коня. Родится третий сын, который умрет от войны».
Ак-би говорит: «Лишь бы было кого видеть глазами, а когда
увидим, тогда способ сам найду». Поворачивает коня и едет
обратно. Как звон железного месяца, как раскаты неба слышен
1 Торчык — большая военная плеть.
2 В тексте: толгомо — вертлюг у сабачьей цепи, чтобы цепь вертелась.
3 Торомол — замок, которым соедин. правая половина удил с левой.
4 Тасма — тесьма, оторочка, нашивка по краю шубы.
5 Татазын — неизвестное слово; сын — горная грива.
. 6 Эрдине — может быть, собственное имя коня, может быть, это только
эпитет «драгоценный, «особый» в смысле породы, «вещий».
7 Арчын — «можжевельник»; сырчын — «прутья».
8 В тексте: тэнданыб — примериваются, когда намереваются перескочить
через ров.
9 В тексте: стоит неизвестное слово: умзандым.
шум от его поездки. Не успел глазом моргнуть, очутился на
хребте белой тайги. Белый скот стоит спокойно, подданный
народ здравствует. Лица у людей собравшихся у дверей белого
оргб кажутся красными, как пламя; дыхание лошадей стоит,
как бледно-белый туман. Увидавши это, Ак-би прибежал
рысцой; отворил золотую створчатую дверь, заходит в аил. Жена
Ермен-чечен родила одного мальчика, который лежит распи­
нав девять овчин, служивших ему постелью. «Когусимнын каны
(моя плоть!)»— говорит Ак-би. Козимным оды (огонь моих
глаз)!» Целует у него шею и спину (окшонып). Вызывает пись­
мом к себе двух богатырей Алтын-Эргека и Алтын-Тобчи. «Ни
дня, ни ночи немедля, скорее приезжайте! Поезжайте к Тензе-
Тенгыс-бию, имеющему мухортого коня. Родился сын. Пусть
устроит ему место играть и бегать; пусть сделает пол на шес­
тимесячное расстояние». Два богатыря, немедля ни дня, ни
ночи, бежали и говорили: «Какой такой богатырь нашелся
лучше, посмотрим!» На самую окраину населенных мест,
кТенгыс-бию добежали. Тенгыс-би, узнавши уже ранее, вы­
шел навстречу и спрашивает: «Куда едете, знаменитые богаты­
ри?» «У Ак-бия родился сын», — отвечают. «Пусть спешит
приехать и построить деревянный пол для игры малютки».
«Хорошо, приеду», — сказал Тенгыс-би и вошел в аил. Два
богатыря повернули назад и поскакали. Говорят: «Мы вдвоем
так долго ездим. Когда же доедет до Ак-бия, имеющий мухор­
того коня, Тензе-Тенгыс-би!» Хохотали и смеялись. Доехали до
юрты Ак-бия и видят: построен готовый пол (такта1) на протя­
жении более шести месяцев, мухортый конь Тензе стоит при­
вязан у золотой коновязи, а сам Тенгыс-би расхаживает уже
веселый, подвипивши. Увидав это, они удивлялись. В один день
Тенгыс-би уехал домой. Ак-би приставил к сыну пятьдесят
богатырей караулить, чтобы малютка бегал по этому полу
и играл. Добежав до конца деревянного пола, малютка говорит:
«Отпустите меня. Я пососу молоко матери. Я захотел есть!»
Отпустили, малютка побежал бегом. Один крик был слышен
на небе, другой крик был слышен на земле. Богатыри прибе­
жали за малюткой следом. Из-под земли выбежал кабан о шести
клыках и разорвал малютку на три части. Ак-би сам пришел
на то место и хоронит белые кости, насыпанные, как гора.
Ак-би обратно приехал домой. Дома жена его Ермен-чечен
родила другого сына. Старик Ак-би опять посылает двух бо-

1 Такта — «сиденье», «скамья».

119
гатырей Алтын-Эргека и Алтын-Тобчи к Тенгыс-бию: «Пусть
скорее едет сюда и отгонит от аила подальше табуны. Еще
родился сын». Два богатыря уехали к Тенгыс-бию. Не сердитый
Тенгыс-би начинает серчать. Говорит: «Жена Ак-бия будет
непрерывно рожать детей; я не обязан смотреть за ее детьми.
Если он такой сильный хан, то пусть едет сражаться на необоз­
римую земную степь (кось jen™ кок jaлaн)». Поехали назад
к Ак-бию; приехавши сказали: «Пусть через семь дней едет
сражаться на необозримую земную степь». Слезы Ак-бия ли­
лись, как озеро; из носа (мурду) вода сделалась, как лед. «Ни­
кому не нужно стариться! А как состаришься, свои же богаты­
ри пойдут против тебя. Хотя так, коню не умереть — конь не
золото; молодцу не умереть —молодец не вечен». Ак-би кладет
на бело-серого коня седло, на себя надевает черный, как сажа,
панцырь и много чумов надевает. Мрачный, как месяц, лук
надевает на перекрест. Поехал. «Как бы ни было, не нужно
допускать до жилья», — говорит Ак-би и едет. «Чтобы было то
время, когда я был сильный, как волк. Чтобы было, когда я был
красный1, как лисица». Говоря это, Ак-би едет. Поднявшись на
хребет тайги Арчын-Кырчин, видит на необозримой зеленой
степи лица людей краснеются, как огонь, а дыхание коней, как
туман. Тенгыс-би, имеющий мухортого коня Тензе, начальству­
ет там. Ак-би горько ядовито кричит: «Есть разве излишек,
данный отцом твоим? Или что забыто, данное матерью Тенгыс-
би тамга2!» Ямы-туб3закачалось, орчуланы4зашаталось. Натя­
нул лук, на тетиву положил стрелу Кайбыр; стрела налетает
на центр лба (как мандай) Тенгыс-бия. Туда пробегает, шесть­
десят человек убивает; назад пробегает, пятьдесят человек
убивает. Стал месить, полилась кровь, как чейне5 красная;
избороздил, изрыл, как легкое6. В конце семи лет Ак-би до
конца победил противника, ударил Тенгыс-бия по щеке, схва­
тил его за ворот, стал гнуть. Зычно кричит, как дикая байтал7,
ревет, как двухлетняя нетель. Семь лет ведут они борьбу. Ни
тот, ни другой не падает на землю. Девять лет ведут борьбу.
Через тридевять лет сила Ак-бия держать молодца уменына-

1 Вспоминается прежний румянец лица.

2 «Подлый Тенгис-би!»
3 Туб — дно.
4 Орчуланы — монг. мир.
5 Чейне — пион, Раеопаеа.
6 Текст: чейне чилен чее берды, укпэ кепту оро берды.
7 Байтал — трехлетняя кобыла.
120
ется, а землю держать — учащается1. Стоявший там его бело­
серый конь убегает. Когда конь пришел домой, видит: мальчик
ходит и играет. «Луки седла поломались, молодец великан
умер2». Услышав это, мальчик бегом пустился домой; сосет
правый сосок матери; побледнела правая скула; сосет левый
сосок — левая скула побледнела. Когда мальчик вышел назад
из аила, бело-серый конь, став на колени, лег перед мальчиком.
Схватившись за луку, мальчик уселся на коня. Конь побежал
быстрее полета птицы, скорее пущенной стрелы. Въехал на
белую тайгу, стоит смотрит и видит: Тенгыс-би заставляет Ак-
бия кричать, как ворон, визжать, как жеребенок. «Не убивай
молодца до моего прибытия!». Сказавши это, бегом пустился
вниз; наскочил прямо с шеи коня, Тенгыс-би бросил Ак-бия и,
схвативши мальчика за обе ноги, ударил о плоский камень.
Схвативши за поясницу второй раз, подняв, ударил о черную
тайгу на перерез3. Схвативши за крыльца, сгибает его — как
дикая кобылица визжит; назад его сгибает — ревет, как нетель
(торбок). В конце семи лет Тенгыс-би часто стал хватать землю,
меньше стал хватать молодца. В один день заставил кричать,
как ворон кричит, визжать, как жеребенок визжит. Притянул
к проворному бедру, поднял к обманчивому бедру4. К белому
прижал, к посиневшему прислонил; прислонивши, придавил.
Шею и спину растоптав в трех местах, бросил. Текущая кровь
собирается, сделалась как река; умершие кости сделались как
гора. Ак-би спрашивает: «Умершего оживил, угасшее зажег.
Какого роду будешь мальчик?» «Мое имя еще не наречено.
Только слышал, что отец мой Ак-би, имеющий бело-серого
коня». Ак-би говорит: «Глаза — свет месяца, туловище — кровь
месяца!» Целует и ласкает мальчика. А потом мальчик убегает
домой. Ак-би поймал мухортого коня Тэнзэ и сел на него. «Зачем
убивать хорошего коня? Годится ездить, смотреть табуны». Вел
в поводу мухортого коня Тэнзэ и ехал. Вдруг конь вырвался из
рук и побежал прочь. Ак-би не мог догнать мухортого коня
Тэнзэ5. Конь бежал следом в догонку за мальчиком. Ак-би бежал
вдогонку за конем. Вдруг Алтай-Хангай загремел раскатом.
Что такое случилось? Оказалось, мухортый конь Тэнзэ, пробе­
гая мимо мальчика, лягнул мальчика в лоб и прошиб его. Нет
1 Т. е. увеличивается; Ак-би готов упасть.
2 Слова коня.
3 Чтобы горой перерезало тело.
4 В тексте: jaH «бок», «сторона».
5 Тинза — монгольск. шишечка на шапке.
121
 следа на земле, нет шрама на небе. У Ак-бия из глаз слезы
лились, образуя озеро; вода из носа делалась льдом. Ак-би
хоронит кости, как белую гору; приезжает домой. Слезает с коня
около золотой коновязи, отворяет золотые створки дверей
и заходит в аил. Войдя, видит, распинав девять бычьих шкур,
лежит новорожденный мальчик. Старик обнимает и ласкает
его. Ночует две ночи; мальчик ходит, гоняясь за матерью.
Ночует шесть ночей; гоняясь за отцом, бегает по воле вне аила.
Сделавши из жерди (сра1) лук, из сральджи стрелу, мальчик
играет. Играя, день ото дня все далее удаляется от аила.
В некоторые дни даже заходит на белую тайгу Арчин-Кырчын.
Горько-ядовито (ачу-корон) кричит; криком своим встревожил
(торкылта) мир, пошатнул2 дно ямы (ямы туб). Три дня не
прекращался звук его крика. На землю пал туман тыс. Девять
дней шел каменный град. После этого снова прояснилось. Стал
он внимательно смотреть —слышен лошадиный топот. Видит —
бежит навстречу бело-голубой конь (ок-сур-ат3), шелковый повод
по земле волочит. Бронзовое (кулер) седло арташ4 заседлано.
Синий панцырь в тороках. Конь громко ржет: «Поверхность
земли я обежал вокруг семь раз. Пробежал семьдесят царств,
не нашел я человека, который бы сел на меня. Десять раз
оббежал вокруг вселенную (орчилан), не нашлось человека
поймать меня». Мальчик встал и пошел навстречу. Конь стал
смирнее коня(?) Мальчик поймал его за шелковый чумбур,
развязывает из торок черный панцырь и надевает на себя. На
луке седла арташ видит золотые письмена. Прочитавши, узна­
ет, что пусть будет Алтын-коо, имеющий бело-голубого коня.
Алтын-коо садится на своего коня и едет далее. Конь суровит
(туйлядын), пересчитывая звезды на небе, пересчитывая бугры
на земле. Наконец через девять лет, остановился и поехал
обратно домой. Как месяц, мрачный5лук заслоняет свет солнца
и луны6. Шум черного панцыря, как звук железного месяца,
как гром небесный. Он видит испарения от дыхания яснее, чем

1 Сыральынан, сыралъдинанг.
2 В тексте: jaffic калта.
3 Сур ]ылан, «серая змея».
4 Артар — перекидывать через седло переметные сумы.
5В тексте тут стоят слова ай карангый, может быть, следует перевести: лук,
как мрак месяца.
6 В тексте глагол пектеп, запирает; если буквально это место перенести,
будет: лук закрывает или смыкает глаза солнцу и луне «по-сибирски — лук
застит солнцу и луне).
122
смотрящий глаз1. Дыхание горит, как раскаленное до бела
железо. Гром от бегущего белоголового коня отдается на
шестимесячном расстоянии. Приезжает домой в свой аил и в
свой юрт, слезает у золотой коновязи. Не помещаются руки
людей принять коня, не помещаются рукава людей поддержать
под мышки. Размахнув, отворяет золотые створки дверей
и входить в аил. Мать Ермен-чечен ставит золотой стол, на стол
ставит алайман-шикыр. Отощалый стал жиреть, голодный стал
насыщаться. В один день Алтын-коо говорит: «Класть под голову,
рукав потерся; накрываться, шуба потерлась!» Спросил, где
находится суженая (тушту тукай2). Мать Ермен-чечен смотрит
в золотую книгу и говорит: «Суженая (тушту тукаин) твоя вот
где оказывается — за тремя небесами, дочь Тенгри-хана Теме-
не-коо. Место твое объединилось с ее местом: огонь твой с ее
огнем слился». Услышав это, Алтын-коо не медлил; сел на
белоголового коня и поехал. Едет, не' зарывая в землю зеленую
траву, не притаптывая молодую траву. Едет иноходью. Скру-
ченою плетью помахивая, едет; железные удила раскачивая,
едет. Быстрее летящей птицы, скорее пущенной стрелой. В один
день белоголовый конь, не взнимая передние ноги, не подтягивая
задние ноги, стал прислушиваться к земле. «Узнал ли о моей смер­
ти или узнал о моей жизни?» —спрашивает коня Алтын-коо. «О
смерти и о жизни не знаю» — отвечает конь. «Достигли мы до
крайнего препятствия (пуудак3). Теперь какое будет средство?
У этого препятствия есть черная лисица в шестьдесят саженей
длиной. Если ехать далее, то есть два соловых парных коня;
если ехать далее, есть семь кэзэров (богатырей) если ехать
далее, то есть три медведя; что с ними будешь делать?» «Спа­
сение и средство будет за тобой, а стрельба и ловля будет за
мной» —сказал богатырь. Конь говорит: «Я превращусь в черную
муху, буду летать, а ты превратись в ласточку, гоняйся за мною».
Конь превращается в муху, летит, а сам богатырь, превратив­
шись в ласточку, погнался за нею. Пролетают мимо черной
лисицы, лисица в след им удивляется. Далее пролетают мимо
двух соловых лошадей; кони, не сводя обоих глаз, дивятся.
Далее летят: отряхнувшись, принимают свой настоящий вид.
Ак-сурат, не поднимая передних ног, не подтягивая задних ног,
правое ухо держит напоперег, левое ухо держит налево,

1 Текст: курген костей корене.

2 Туш •— «место». Kajbi туш туштады, «на каком месте встретился?»
3 До последней заставы.
123
 и прислушивается к земле. «Омоей смерти ли знаешь или знаешь
о моей жизни?» «О смерти и о жизни не знаю», — отвечает конь
богатырю. «Теперь далее путь нам чист, беспрепятственный!
Семь кэзэров и три медведя ушли навстречу Темир-Мизе, ко­
торый опять едет свататься». Быстро едут далее. В один день
конь тоже остановился. «Ак-сурат! Что ты знаешь, что ты
чуешь?» «Что я знаю Темир-Мизе, доехавши, сватал Тэмене-
коо, дочь Тенгри-хана. Отец невесты пил уже вино1. Девушка
ждала тебя, в течение семи лет, не дождавшись тебя, с помощью
чудес и волшебства (ильби и тарма) вместо себя посадила по­
хожую на себя девушку, а сама поднялась на небо и сделалась
звездою Чолмон.
Далее отправились. Стала видна железная тайга Тенгре-
хана. Взойдя на железную гору и превратившись в черную муху,
конь смотрит: «Из скольких великанов лучший Темир-Мизе?
Опершись рукою в бок, стоит, раскачиваясь? Железного цвета
сине-серый конь (темир онду кок боро от) скольких лошадей
превосходит».
Один день девушка Тэмене-коо, спустившись с неба, входит
в свой бргб. Письмена «самыра» (самыра-пичик), мелкие, как
дресва, перечитывает. Смотрит, из них оказывается, уже есть
семь лет, как Алтын-коо появился на хребте железный тайги.
Из пришедших великанов ни одного нет, который взял бы,
держал бы, руку Алтын-коо. Алтын-коо выходит: если туда
смотрит, то месячный блеск, если сюда смотрит, то солнечный
блеск. Обе скулы (качар) кажутся радугоподобными. Тэмене-
коо кричит: «Что делаешь? Иди сюда!» Алтын-коо сделался
Тас-таракаем, а конь сделался двухлетним жеребенком-лохма-
чем (такылу ja6ara). Не поехал в аил девушки, а поехал в аил
Тэнгри-хана. Стоявшие там великаны (алыптар), видя Тас-
таракая, недоумевали и удивлялись. ^Подъезжает к дверям
золотого брго, слазит с коня; ja6ary (жеребенка) отпустил на
свободу. А сам Таракай зашел в золотой бргб и присел
у подножия огня. Все стоящие великаны недоумевали
и удивлялись. Тенгере-хан спрашивает: «Откуда явился плеши­
вый (тас)?» «Я— Тас Ай-хана (хана месяца), потерянный
и заблудившийся». «Куда отправился?» «Увидавши людей, при­
шел сюда. Из находившихся там великанов никто не сказал ни
слова. Сидевший там Темир-Мизе не сводил обоих глаз». Тен­
гере-хан опять спросил: «Все-таки куда пошел?» «Разве не при­

1 Значит, дал уже согласие.

124
ходит человек туда, где люди собираются. Вот я и пришел».
В это время дочь Тэмене-коо вошла в аил, как будто озарен­
ная месяцем, хотя месяц не озаряет1, как будто освещен­
ная солнцем, хотя солнце и не светит2. Не приходившая пришла
и стала торопливо варить3. Тэнгере-хан смотрит и удив­
ляется. Дочь Тэмене-коо ставит золотой стол, кладет алайман-
шикыр и угощает Таса. Кровяно-красное лицо у Темир-Мизе
поменяло до бледноты. Тас, наевшись, садится в ногах огня.
Тогда Тэнгере-хан говорит: «Зачем не проходишь вперед?»
«Стыдно мне садиться рядом с царями». «А все-таки, куда
поехал?»— спросил Тэнгере-хан. «А сюда пришел. Что вас
удивляет и пугает мое появление? Разве в этом есть какая-
нибудь вина (пурулу)? Если думаете, что я приехал не по своей
воле (албаданын), то отправьте меня домой. Если думаете, что
я приехал по принуждению (кучениб), то свяжите и отправьте
домой». Тогда все сидели, не отвечая. Сидевший там Темир-
Мизе встал и уселся около Таса у подножия огня. Его кровяно­
красное лицо полиняло. Тас-Таракай, вставши с места, вышел
из аила. Там он видит: его Ак-сурат ходит в своем настоящем
виде. Тас-Таракай отряхнулся, сделался настоящим Алтын-
коо. Сняв с коня седло, подостлав под себя потник, лег возле
коновязи и притворился спящим. Тэмене-коо пошла домой. Все
великаны этому дивились. Какой такой великан появился на
солнечном месте (т. е. на сей земле)? Не узнавали Тас-Таракая.
Тэнгере-хан говорит: «На солнечном мосте есть сын Ак-бия,
имеющий белоголового коня Алтын-коо. Слыхал я об этом. Он
держ ал в руке тридцать царей во вселенной (орчикан)
и семьдесят царей на земле. Из клыкастых нет коня, который
бы держался впереди Ак-сурата. Из самцов нет такого, кото­
рый бы мог браться за локоть Алтын-коо. Так вот, не иначе
думаю, что это он». Будучи не пугливы, все трусили. Темир-
Мизе, увидавши его, уехал домой. Тэмене-коо послала одну
шимэкчин (горничную) к Алтын-коо, звать, чтобы он пришел.
Алтын-коо встал и пошел. Зашел в оргб и видит: если туда
обратиться, как будто свет месяца, если сюда обратиться, как
будто свет солнца. Две скулы радугоподобны. «Ты не убил ли
черную лисицу, длиной в шестьдесят сажепей?» «Нет,» — отве­
тил Алтын-коо. «Как ты мог проехать мимо нее?» «А я как

1 Т. е. в этот момент месяца на небе не было.

2 Хотя солнца в это время на небе не было видно.
3 В тексте: «казандазын», готовит пищу.
125
 знаю? Когда я проезжал, то, подперев двумя локтями голову,
лежал и спал». «Как ты проехал мимо соловых лошадей?» «II
соловые лошади остались, не заметив меня».
В это время в аил заходит Тэнгере-хан и спрашивает: «Ну,
не убил ли ты мою черную лисицу и двух соловых лошадей?»
«Нет, не убил», — сказал Алтын-коо. «Если не убил, то можно
отдать дочь за тебя». Сделали девятилетний той; убивали такой
скот, у которого шея, как убуура (верблюда-самца), таких
жирных скотин, у которых надбрюшное сало, как облака.
Собирают мясо, как гору; как реки, вино. Стали пить вино
(арака); стали порядочно пьяны. Алтын-коо пил вино крепкое,
как яд, а другие пили обыкновенную «арака». Алтын-коо стал
сильно пьян. В один день Тэнгере-хан говорит: «Из трех мед­
ведей, что за горой Темир-тайга, приведи сюда самого младше­
го». Как услышал, так и сказал Алтын-коо: «Поеду». Он опь­
янел так, что, где помнит, где не помнит. Пришло время ехать.
Тэмене-коо делает чудеса и волшебства; подает Алтыну-коо
араку в золотом чогочее (винной чарке). Когда он выпил, она
прохлаж дает его и он приходит в сознание. Выходит
и отправляется в путь. Тэмене-коо выходит следом и еще под­
ает араки. Теперь ему стало хорошо. После этого отправляется
в путь. Губами поет песни, большим пальцем играет' (чогур
тарты1). На голом месте стала расти трава, на голом лесе
появились листья. Звери побросали своих детенышей, птигы
побросали своих птенцов и, гоняясь за ним, слушал и В силах
старые, беззубые, слыша его пение, жалели его. «Зачем же
такого хорошего молодца посылают к меньшему чз трех мед­
ведей». Распевая, Алтын-коо доехал до Темир-тайги и перевалил
ее. Конь Ак-сурат вдруг остановился. «Что узнал и что чу­
ешь?» — спросил Алтын-i :оо. — Что видишь впереди?» «Ничего
я не видел. Видна только Кара-тайга (черная гора) и два чер­
ных озера; кого искал, это и есть». «Я тут ^гоять не могу», —
сказал конь. Сделавшись Чолмоном, поднялся на небо. Алтын-
коо, как есть, один остался. С того места, где стоял, горько­
ядовито вскричал: «Встревожил мир (толотоин торкылта), девять
швов мира распорол». Когда видимая черная тайга зашевели­
лась, как будто земля и вода передвинулись. Лежащее дерево,
лежа ломалось, растущее дерево, стоя ломалось. Алтын-коо
пришел, напирая и не допустил медведя обойти себя на верх-
1Русский глах ол: чогурать, игран, чогуром. Ко.чустап — играть на комысе.
:126
нюю сторону1. Медведь отнимал верхнюю сторону; Алтын-коо
не допустил, и медведь остановился. «Какой такой человек на
этой земле мог кричать и называть меня? Какого пути и как
тебя зовут?» —спросил медведь. «Отец мой Ак-би на бело-сером
коне; мое имя Алтын-коо на Ак-сурате. Я приехал не по своему
желанию, по приказанию своего тестя Тэнгери-хана, не имея
другого выхода; не надеясь на свою силу, по желанию тестя».
Медведь сказал: «Услыхавши, что вышел Алтын-коо, круглое
сердце мое испугалось; ребра мои погнулись. Если так, то веди
меня за нос». Алтын-коо продырявив медведю нос, взял его
в повод, а конь его спустился с неба. Сел богатырь на коня
и взял медведя в повод. Шум (голк, табыш) от медведя никто
из живых не переносил. Привел медведя и привязал к золотой
коновязи Тэнгери-хана, а сам поехал к жене Тэмене-коо, зашел
в свой аил; жена ставит золотой стол, кладет на него алайман-
шикыр. Пока он ел разнородную пищу, из подножия огня
показалась голова озука2. Жена Тэмене-коо стала бить чело­
века3 по голове эдреком4. Он скрылся опять под землю, вновь
вышел из-под золотой коновязи и вошел в двери аила. «Тесть
велел отпустить медведя; сидя в юрте испражняется и мочится».
Тэмене-коо говорит: «То принуждают пригнать медведя, то
принуждают отпустить. Не дадут ни попить, ни поесть. Нет
покою! Это что такое?» Алтын-коо наевшись до сыта, пошел
и отпустил медведя. Когда пришел домой и лежал, опять при­
шел посланник и говорит: «Велели прийти». Встал и пошел.
Зашел в аил тестя. Тесть говорит: «Не на голове ходить, где взял
жену5? Поезжай домой!» Немного сделав6 араки, пьют. Тэнге­
ре-хан заседлал коня Ак-бората7, провожает свою дочь Тэмене-
коо до перевала через Темир-тайгу. Далее пустились в путь без
остановки. В один день Алтын-коо встряхнул свою жену Тэме­
не-коо туда и сюда, сделал золотым кольцом и положил
в карман. Витой плетью (торчук) размахивая, стегает коня, на

1 По течению реки.
2 Озук — земледельческое оружие в роде мотыги, по-кирг. тесэ.
3 Человек, который при помощи озука подрывался под огнем, чтобы выйти
из-под земли.
4 Мялка для выделки овчин.
5 Не гибнуть же, не терять головы из-за тестя.
6 В подлиннике: «собрав».
7 Тесть должен подарить зятю своего любимого коня.
127
обе стороны удила передергивает. Быстрее пущенной стрелы,
скорее летящей птицы несется прямым путем. Однажды пока­
залась его Ак-тайга. Показалась его белая река Ак-талай.
Берет в руки золотое кольцо (алтын jустюк), махает им туда
и сюда — кольцо делается настоящей Тэмене-коо. Возвратился
в свой Алтай; подданные живут мирно, народ здравствует.
Старик Ак-би накрошил мяса, подобно горе, собрал вина на­
равне с рекой, построил белый бргб. Остановились у золотой
коновязи. Чтобы принять коня, рукам места не было, чтобы
поддержать под руки, рукавам места не было. Семь лет бла­
женствовали, девять лет пировали.
Алтын-коо говорит: «Увижу двух прежде умерших братьев,
если они находятся при душе». Жена Тэмене-коо говорит: «Если
думаешь ехать, то из табунов своих поймай одного коня красно­
серого (кызыл-боро), другого рыжего». Алтын-коо, розыскав
между своими табунами двух лошадей, поймал их и привел.
Жена говорит: «Когда уведешь этих двух лошадей, то рыжего
коня сделай шукшурлап1и заколи, ночуй на росстани (белтыр)
двух дорог, выпей ташуур вина и усни. Что увидишь во сне?
На утро веди красно-серого коня далее, ночуй на одном месте
и также заколи шуктурлап. Выпей черный ташуур вина
и ночуй». Пустился в путь, ведет двух лошадей. Доехал до
росстани двух дорог, заколол рыжего коня и, выпив ташуур
вина, ночевал. Уснувши, видит: две голых головы (два черепа)
подкатились к нему и спрашивают: «Кому этого коня пожерт­
вовал? Голой голове или голове с мясом?» Тогда богатырь сказал:
«Голой голове». «Ну, если так, ты три дня подожди». Две головы
исчезли. Потом, переночевав, поехал далее, заколол красно­
серого коня, выпил черный ташуур вина, лег заснуть и видит:
показался человек, как тень, на коне и говорит: «Езень менды!
какой дороги и как тебя зовут?» «Имя мое Алтын-коо», — ска­
зал богатырь. А ты какой человек будешь?» — спросил. «Я жи­
ву. где солнце закатывается, имею двух жен. Имеющий сереб­
ряно-бурого (кумыш курбн) коня; Кумыш-коо я и есть. Я имел
войну с Ерликом, воюя, был побежден двумя сыновьями Ерли-
ка Кененом и Сокор-Кара. Они меня взяли. Теперь, умоляя2,
живу, где солнце не светит. Приходившие вчера две голые
1 Шуктурлап —неизв. слово.
2 Кого не сказано; вероятно, двух сыновей Ерлика.
128
головы это будут твои братья. Они послали меня к тебе сюда.
Если бы я не явился сюда и ты бы не знал, что находишься, где
солнца не видно1. Но где солнце не светит, я буду знать, а где
солнце светит, ты знай. Не думай спуститься в подземелье и вести
войну с Ерликом. Умрешь! Не только ты, —я воюя, и не узнал,
как умер. У дверей земли построй каменный бргб; у дверей
положи семь горстей (тудам) колючек шиповника, девять пучков
тэкэнека (т. е. колючек прутьев шиповника); девять горстей
тэкэнека положи в торе аила (тор бажына). Поставь варить
казан, наполнив его калом собак, коров и скота, асам сиди
у головы огня между тором и огнем и внимательно смотри.
Придет к тебе сын Ерлика Сокор-Кара и будет тебе не видим.
А твоему разуму я дам понять». Сказав: «Не забудь это мое
слово!» Сам ушел в алые. Зараз прибыв, Кумыш-коо стал на­
казывать Ерлика прутьями, приговаривая: «Скорее убей живу­
щего, где есть солнце, Алтын-коо! Он мой друг. Или отдай мне
обратно мою жизнь!» Тогда Ерлик сказал: «Я пошлю Сокор-
Кара. Он в тот же раз, убив, доставит его сюда». Отправился
Сокор-Кара, отправился и Кумыш-коо. Незаметно для живых,
опередивши Сокор-Кара, Кумыш-коо отправился вперед
и живущему поверх земли Алтын-коо говорит: «Едет Сокор-
Кара. Ты хорошенько карауль его». Алтын-коо слышит, что
кто-то шепчет на ухо: «Сокор-Кара сидит у дверей против казана.
Навали на него горячий казан и стегай его тэгэнеком». Глазам
Алтын-коо ничего не видно. Он навалил казан и стал стегать
тэгэнеком. Тогда кто-то опять стал шептать на ухо: «Теперь
будет». Сокор-Кара расплавился, как свинец; обвернулся во­
круг чумбура своего лысого вороного коня. «Поставь снова
казан на огонь», — сказал Камыш-коо и потом скрылся, опере­
див лысого вороного коня, Кумыш-коо вперед прибыл к Ерлику.
Стал стегать Ерлика. «Постой, постой, дитя мое!»— сказал
Ерлик. «Сокор-Кара доставит». В это время пришел лысый
вороной конь. «Лука седла изломалась, молодец великан (ерь
алып) умер»,— сказал конь. Кумыш-коо опять стал стегать,
приговаривая: «Умертви скорее моего друга Алтын-коо. Или
скорее возврати мне жизнь, чтобы идти мне в солнечное место!»*9

1 Место, где солнце не светит, находится между земной поверхностью

и жилищем Ерлика; оно не светлое, не мрачное, кун алые. Нужно отличать алые
от слова куронбес, «не видно». Алые говорят тогда, когда свет есть, но солнце
загорожено облаком или горой. Вы знаете, что за холмом стоит дом, но его не
видно; тогда говорят: алые.
9 Заказ 2710 129
Ерлик говорит: «Погоди, дитя мое! Пошлю я сына Кыска-Кара»
(короткий черный). Кумыш-коо отпустил Ерлика. Кыска-Кара
отправился. Кумыш-коо опять, превратившись, незаметно для
Кыска-Кара, отправился вперед на поверхность земли. Когда
пришел к Алтын-коо, у того казан был уже готов. Алтын-коо
сидит. Кумыш-коо опять говорит: «Смотри внимательно. Едет
Кыска-Кара». Когда Кыска-Кара явился, Алтын-коо убил и этого
так же. Конь Кальян-Кара (лысый вороной) возвратился обрат­
но. Кумыш-коо следом же отправился; опередив, едет и поет:
«И мои-то какие страдания!» Слезы лились у него. «Теперь
посылать ему некого. Кого пошлю? Он скажет». Опять стал
стегать Ерлика. Говорит: «Умертви и доставь моего друга Алтын-
коо. Или же дай мне обратно жизнь; я буду жить с ним на
солнечном месте». Ерлик говорит: «Пусть возвратится сын мой
Кыска-Кара. В это время возвратился конь Кальян-Кара. Лука
седла поломалась, молодец-великан умер. После этого Кумыш-
коо стал стегать Ерлика. «Калак кокый!»— кричит Ерлик.
«Кумыш-коо! Нет такого правила, чтобы тебе, ожив, возвра­
титься обратно. Если три мои дочери пойдут, то вырвут крас­
ную душу Алтын-коо». Три дочери отправились. Кумыш-коо
призадумался и говорит: «Какое теперь будет спасение? Три
девицы знают годы растущего, душу умирающего. Как мне
с ними сладиться? Что будет, то будь». Незаметно для имеющих
глаза, чтобы не догадались дышащие, поехал и опередил девиц.
Приехав, сказал Алтын-коо: «Внимательнее, хорошенько смот­
ри! Приедут три девицы». Алтын-коо сидит; Кумыш-коо на
ухо шепчет: «Три девицы сидят. Опрокинув на них казан, стегай
их девятью пучками боярышника (толоно).» Алтын-коо, опро­
кинув казан ногою, стал стегать боярышником. Тогда Кумыш-
коо опять стал шептать на ухо: «Теперь будет». Как свинец
расплавились три дочери Ерлика. А сам поехал обратно. «Те­
перь что будет говорить?» — думает, а сам едет. Приехал
кЕрлику, сталь стегать: «Скорее возврати мне жизнь или
умертви моего друга, Алтын-коо!» Теперь посылать было не­
кого. «Погоди, отпусти, дитя! Скажу я одно слово». Кумыш-коо
отпускает его. Ерлик говорит: «Зайду кверху, к Кудаю и буду
просить его душу, (т. е. душу богатыря Алтын-коо). Скажу, что
губит мой народ». Кумыш-коо, незаметно для имеющих жизнь,
явился у отверстия1 к Алтын-коо. «Ну, теперь какое будет
1 В тексте: ууз — «рот», «пасть».
130
 спасение? — говорит Кумыш-коо. — Ерлик хочет подняться
к Богу просить твою душу. Ты убери свой бргб и ищи спасения
своей жизни. А я сам пойду на закат солнца, съезжу к Алаш-
каму. Нужно закрыть следы и дорогу Ерлику. После нас изме­
нится, конь будет, как заяц, сам будешь, как тумук (вертлюг
бедреной кости). Нас он так изнуряет, а народу не дает покою».
Сказавши это, сам уехал на закат солнца. Алтын-коо убрал весь
свой брго. Ак-сурак говорит: «Ты дожидайся меня на одном
месте. Я схожу к Кудаю и ворочусь». Конь поднялся на небо.
Придя к Богу, разостлал гриву, молится: «Вероятно, Ерлик будет
просить мою жизнь. Ты обмани его и отправь домой1» Тогда
Кудай говорит: «Как можно его обмануть?» Конь учит: «Воз­
ьмите у него белую жертвенную лошадь и плеть, усадите его
на синего быка, дайте в руки аймалту2 и скажите: жизнь отда­
дим, уезжай домой на синем быке. Если он ударит раз топором,
то у быка выступит пот. Во второй раз ударит по крыльцам,
отделяется два каза3. В третий раз ударит по голове, бык сде­
лается без чувств. Не очень-то большой разумок у Ерлика —
поверит». «Ну, если так», — говорит Кудай, — «то возвратись
домой». Конь возвращается домой. Повстречался Ерлик
и проехал мимо, не заметил Ак-сурата. Спустившись на землю,
конь говорит Алтын-коо: «Приготовь девять пучков тэгэнеку».
Богатырь приготовил девять пучков тэгэнеку. Ерлик приехал
на синем быке, ударил его топором по плечу; бык присел. «Май,
май4! Это что такое?» — говорит Ерлик. Второй раз ударил по
голове, бык умер. Отправился Ерлик пешком. Алтын-коо, севши
на своего коня, догнал Ерлика, поймал и стал стегать его. «Калак
кокый! Теперь не буду называть твоего имени!» —клялся Ерлик.
«Оживишь ли моих двух братьев?» — говорит Алтын-коо, сте­
гает Ерлика. «Отпущу!» — сказал Ерлик. Алтын-коо отпустил
и Ерлик отправился. Только Алтын-коо хотел ехать, как тень
человека Кумыш-коо уже тут же. «Ну, друг мой, — говорит. —
Нет, видно, положения воскреснуть мне и твоим двум братьям.
Если хочешь видеть, то в один день представлю и покажу их».
Алтын-коо не согласился. Говорит: «Чем видеть один день,
лучше не видеть вовсе». Кумыш-коо говорит: «Съезди в мой
юрт на солнечном месте и убей мою младшую жену, а старшую
1 Конь отождествляет жизнь богатыря со своей. Жизнь богатыря связана
с жизнью коня.
2 Аймалта — луноподобный топор.
3 Каза — надбрюшный жир; корье лиственницы.
4 Междометие удивления.
131
жену возьми себе». Согласившись на это, Алтын-коо отправил­
ся в юрт Кумыш-коо. Заехал на хребет Кумыш-тайги, видит:
скота много, народу много. Два одинаковых оргб видно. До­
ехав, слез с коня у аила младшей жены. Войдя в аил, видит
женщину, туда глядит, как месяц светит, сюда глядит, как
солнце светит; оказалась красивее красивого человека. Эта
женщина говорит: «Ты вот этак ездишь? Не видал ли где Кумыш-
коо? Вот уже шестьдесят лет прошло, как он отправился во­
евать под землю». «Нет, не видал, — сказал Алтын-коо. — Пой­
дешь ли за меня замуж?» «Пойду», — сказала. Тогда конь,
стоявший за аилом, стал скрести и стучать копытами. Алтын-
коо вышел из аила. У Ак-сурата слезы бежали, как озера. Конь
говорит: «Не умерший, живой — умрешь, не ушедший — уй­
дешь. Зачем не убиваешь, бездействуешь?» Алтын-коо не за­
шел в аил, усевшись на коня, отправился домой. Когда ехал
домой, повстречался ему Кумыш-коо. «Зачем не убил?» «Не мог
найти твой аил», —говорит Алтын-коо. «Ты, кажется, сам хочешь
жениться на ней? Если так, то больше трех дней тебе не жить
и ты будешь со мною под землей». Сказавши это, повернулся
и отправился. Алтын-коо кричит вслед ему: «Калак кокый!
Скажу всю правду!» Тогда кумыш-коо остановился. «Рука не
поднялась убить ее, безвинную совершенно. Но что делать,
придется поехать и убить». «Ты бы давеча это сказал! Против
этого я бы ничего не имел». Алтын-коо отправился. Показалась
Кумыш-тайга. Черные глаза заиграли кровью. Здоровое (нор­
мальное) лицо сделалось холодным. Когда заехал на Кумыш-
тайгу, младшая жена узнала о его намерении. Вышла из аила
навстречу, приглаживая обе косы; кланяется и упрашивает.
«Калак кокый, Алтын-коо! Два дня, один день дай мне видеть
солнце и есть пищу этой земли! Умоляет и просит. Алтын-коо
не издал звука, не бросил взгляда. Разбежавшись с размаху,
пересек ее тело в трех местах и убил. А потом поехал и старшую
жену тоже убил. А потом погнал белый скот и весь народ. Едет,
видит: Кумыш-коо сошелся с женою, стоит, как тень человека.
Алтын-коо подъехав, спрашивает: «Езень». «Зачем убил стар­
шую жену? Напрасно. Убыток живущим». «Боясь вас, убил!» —
говорит Алтын-коо. «Ну, раз убил, что делать? Будь здоров!» —
сказал. — Теперь прощай! Солнечное место ты знай, а где нет
солнца, буду знать я.» После этого Кумыш-коо, распевая, от­
правился под землю. Алтын-коо, приехав домой, устроил свое
хозяйство и не стал ездить на войну.

132
 Кан-Таджи, сын Ак-Бока
Ак-ббкб1 имел единственного сына, жил на поверхности
земли. Жена его вещая Алтын-судур2, провещала о прибыли
и убыли богатства. Жил Ак-боко. В это время под землей со дна
Корон-талая (ядовитой реки) народились три чулмуса (уш-
чулмус). Старший говорит: «Пойду в юрт хана Уркутея-
Муркутея». Средний чулмус говорит: «Пойду в юрт хана Оп-
толмо-Биталма и буду есть легкие и сердце». Младший чулмус
говорит: «Живут на земле Кара-ббкб3 и Ак-боко; имеют много
народа; буду есть их народ». Самый младший чулмус в течение
семи лет вырос на земле молодой березой; младший чулмус
отряхнулся, сделался черной мухой, прилетел и сел на тюннюк4
и говорит: «В прошлое время Кара-ббко по виду был дороден;
побелела теперь голова, повыпадали зубы и клыки; состарился.
Прильнувши к тюннюку Ак-ббки, чулмус смотрит. У золотой
коновязи стоит бело-серый конь. Муха думает: «Когда имел
клыки, то был конь; его позвоночник был тогда без суставов5».
Когда муха стала смотреть с тюннюка, видит: Ак-ббкб лежит
на золотом шире и, отвернувшись6, спит. В плечах нет недостат­
ка, нет суставов в богоно?. Красное тело не заметно, лежит, как
красный камень; синее тело незаметно лежит, как синее железо.
Умирать, нет души; расти, нет возраста (jam). Младший чулмус
сидит и смотрит; его богоно (зоб?) разрывается, самое сердце
воспламеняется от страха. А бакай7 Алтын-Судур сидит
в изголовьи огня8, кроит шкурки бобра и выдры, шьет мандык-
торко9. Она вещает о прибыли и убыли. «Это и есть, видно,
1 Боко — «силач».
2 Алтын-судур — «золотая книга».
3 Кара-боко — отец Ак-боки.
4 Тюннюк, киргизск. «тюндюк» — дымовое отверстие на вершине аила
(юрты).
5 Позвонки были у него сшиты в один цельный, сплошной столб.
6 В тексте: ару гуруб, буквально «туда смотря».
7 В игральных картах абакай — «дама», «краля».
8 Изголовьем огня, т. е. костра в юрте считается сторона костра, обращен­
ная к тору, а не к двери.
е Мандык — шелковая материя, по-кирг. манльпс; торко — шелк.
133
Алтын-Судур Абакай?» — думает чулмус. Ак-ббкд повернулся
назад обратно и сказал: «Ей, ставь золотой стол, ставь пищу
улюм-чикыр». Алтын-Судур золотой стол приносила, ставила
его, ставила и пищу улюм-чикыр. Муж и жена встали, пришли,
стали есть. Чулмус кезерь1спустился с тюннюка, стал кружить­
ся над огнем2; то спустится, то поднимется. Превратившись
в пепел3 (отунг кубал поозы), туда, сюда парил; надлетел
и спустился в ложку жены Алтын-Судур. Не заметив этого,
Алтын-Судур выпила ложку и сказала: «отчего это у меня
заболел живот?» Затем еще сказала: «Живот, печень моя! внут­
ренность моя!» Извиваясь телом, легла. Ак-ббкб говорит: «Что
случилось, моя взятая?» Держали у нее руки и ноги; племена
и народы встревожились. Из подданных привели знаменитого
кама Калаша. Калаш-кам камлает. Думая, что спустилось
наказание от Уч-Курбустан-кудая, Ак-ббкб по предложению
кама пожертвовал трех одинаковых бело-серых лошадей. Думая,
что от Алтая, от земли и воды (jep суу) пришло мучение, по­
жертвовал трех одинаковых кровяно-рыжих. Думая, что от
тайги и гор пришло мучение, пожертвовал трех соловых. Алтын-
Судур металась. Переночевавши шесть ночей, на седьмой день
умерла. Ак-бокб, взяв свою «абакай» в объятия, страшно пла­
кал. Из-под земли вышел его отец Кара-ббкб и говорит: «Нет
такого обычая умирать вместе с умершей, а есть обычай хо­
ронить кости умерших». Если отделят туловище, то Ак-ббкб
обнимет ноги. Если отделят ноги, то он обнимет туловище.
Говорит: «Умру вместе с нею». Не могли никак оттащить сына.
Ак-ббкб ударил его семисаженным железным костылем (темир
таяк). Ак-ббкб сделался без чувств (талдра4). Положили Ал-
тЫн-Судур в золото-серебряный гроб, в котором она летом не
будет гнить, зимой не будет промерзать. Унесли кости
и похоронили на Тошту-тайге (на горе со льдом). Ак-ббкб,
очнувшись, сидит. Кара-ббкб говорит: «В наш юрт, должно
быть, пришел jeTKep чулмус5. Кажется, тут нет наказания,
спустившегося от нашего Кудая. В течение семи дней не ходите
к костям абакай, не прокладывайте следов. Живите осторожно.
Кажется, в юрте вашем поселился jeTKep-чулмус». Кара-ббкб
ушел под землю домой в свой аил. Не послушавшись слов отца,
1 Кезер — «витязь».
2 В тексте: над головой огня.
3 В пепел, летающий над огнем в воздухе.
4 Таларь — «обмирать».
5 Деткер — «несчастье».
134
Ак-боко стал утрами и вечерами ходить к костям жены. Через
семь дней абакай ожила, сидит на золото-серебряном гробе,
чешет голову. Расчесав правые волосы, сидит, не расчесав левых.
Ак-ббкб, увидавши, поскакал обратно к отцу Кара-ббкб, при­
скакал к дверям Кара-ббкб и говорит: «Алтын-Судур-Абакай
ожила. Пойду, привезу ее». Кара-ббкб говорит: «Калак, кокый!
В наш юрт, оказывается, пришел чулмус. Пусть сам придет
и воюет, а ты к нему не ходи!» Ак-ббкб поскакал назад; в мах
взбежал на тайгу со льдом (Тошту-тайка). «Товарищ (нбкбр),
мною взятая, — говорит. — Как ты ожила?» «Почему-то обмер­
ла», —говорит. — Схватил меня кий1.» Ак-ббкб посадил старуху
позади себя, привез в свой аил2. «Болит ли теперь что, Алтын-
Судур, моя абакай?» — спрашивает. По-прежнему она варила
казан, доила коров, варила чеген3 и аракы. Однажды ходила,
доила коров, видела: два ребенка играют у дверей Кара-ббкб.
Стала пристально смотреть; это оказались дети Ак-ббкб. Всего
детей двое, рожденные ею (Алтын-Судур-абакай), младший —
мальчик. Как увидела, говорит: «Внутренность моя! Печень
моя!» Бросив ведра, приползла к дверям. Легла баба в изголовье
огня и стала кататься: «Живот мой! Печень моя!» — говорит.
Ак-ббкб спрашивает:
— От какой еды выздоровеешь? Ак-ббкб лежит, плачет.
— От какого питья, от какой пищи выздоровеешь?
Она говорит:
— Сказала бы — не то не сказала бы — смерть.
— Кому хочешь сказать, если не не хочешь, сказать мне?
— Если я поем легкие и сердце двух моих детей, тогда вы­
здоровею», — говорит мнимая Алтын-Судур. «Если этого не
поем, то умру», — говорит. «Который вверху Кудай так назна­
чил: «Если же двое будем жить благополучно, то непременно
наживем таких (новых) детей».
Ак-ббкб послал двух своих силачей (ббкб) с черно-серыми
мыслями.
— Не спрашивая моего отца и матери, — приказывает Ак-
ббкб, — ушибите двух детей, принесите их легкие и сердца.
Два ббкб гремели, как небо, звенели, как железо. Два глаза
налились кровью, брови насупились. Кара-ббкб вышел на­
встречу.
1 Кий — «воздух», а также — болезненный припадок.
2 Это была не жена Ак-ббкб, а чулмус, принявший вид женщины — Алтын-
Судур.
3 Чеген — «сквашенное молоко».
135
 — Куда девали двух равных детей? — спрашивает.
Силачи отвечают ему:
— Нас послал Ак-ббкб, велел нам принести их легкие
и сердца.
— Эй, эй, мои богатыри! — говорит Кара-боко. — В п я т у
землю и в наш юрт пришел чулмус.' Где мы найдем средство
избавиться от него?
Два богатыря загремели. О каменную скалу точили два меча.
Кара-ббкб не нашелся ответить; пятился назад. Вышла абакай
(жена) Кара-боко и говорит:
— Два бокб! Зачем не слушаете слов своего хана, ленты
Салага) вашего темени, кочки (оркош) вашей груди! Зачем
вынуждаете плакать и умолять... За своего хана и умрете, так
что же?
У двух бокб льются слезы из глаз.
— Убейте двух собак — тайгылов, — учит она, — доставьте
ему их легкие и сердца двух тайгылов. Если это действитель­
ный чулмус,то, поевши легкие и сердца тайгылов, выздоровеет.
А если это Алтын-Судур абакай, то умрет».
Убили двух тайгылов, вынули легкие и сердца и унесли.
Спустили в черный бронзовый котел. Сварили, вынули в золотую
чашу, отделили жир, наполнили две чаши и подали сердца,
легкие и кровь. Алтын-Судур сидела и ела легкие и кровь, пила
жир.
— Смягчился мой живот и мое сердце, — говорит.
Абакай говорит:
— Я выздоровела.
Варила котел, варила чеген, доила скот. В один день после
этого доила скот, видит: двое детей играют. Снова стала гово­
рить: «Живот мой и печень моя!» У изголовья огня каталась
и валялась.
— Что, что с тобою, моя взятая? Кто такой будет жить
спокойно? Кто такой будет жить, страдая?
Ак-ббкб сидит, плачет.
— От какой еды выздоровеешь? От какого питья выздоро­
веешь? — спрашивает.
Она говорит:
— Родившихся из моей утробы, двух детей жалко тебе!
Лучше я сама умру. Выкорми сам двух жалеемых детей?
Отвернувшись, стала царапать землю. Куда ушли два равных
бокб? Вытребовать двух равных бокб; отмеривая большим
пальцем, отрезывал тело; отмеривая ложкой, выплескивал
136
кровь. Все суставы костей, отрезая, отделял и зарывал в землю.
Посылает других двух равных железных боко (темир бокб).
— Не спрашивайте у отца и матери, зашибите двух детей,
принесите их легкие и сердца. Если не послушаетесь, больше
этого буду мучить вас.
Два равных железных силача гремели похоже на небо,
пришли к дверям Кара-ббкб.
— Где двое детей! — спросили.
— Выносите их сюда скорее!
Черно-булатные мечи точили о скалу. Навстречу вышел
Кара-ббкб, стоял и молился им.
— Возраст наш свершился. Возьмите наши легкие и сердца
и унесите.
— Молчите! — сказали бокб и кинулись навстречу. Жена
(абакай) Кара-ббкб, выйдя, говорит:
— От меня, едва живой, послушайте мое слово. Отнесите
легкие и сердца от двух тайгылов. Чем быть съеденными чул-
мусом, лучше пусть оба ребенка умрут, странствуя в степи!
Убивши двух тайгылов, бокб уносят их легкие и сердца.
— Je! Двух детей на глаза не кажите! — говорят богатыри
силачу Кара-ббкб и его жене.
Два бокб ушли. Кипятили черный бронзовый котел о семи
ушах; отделив сало и жир, вынули легкие и сердца. Отделив
жир, положили в две чашки. Чулмус сидела и ела легкие
и сердца. Выпив чашку жира, говорит:
— Смягчились живот и печень.
Жена абакай выздоровела. Высиживает из чегена аракы.
Коров доила, в два раза лучше стала, чем была прежде.
Кара-ббкб старик и его старуха плакали; днем прятали детей,
ночью выпускали. Сделали полный мешок куруту1и пыштаку2,
отпустили двух детей в степь. В один мешок положили курут
и масло, в другой едигей-быштак.
Сказали детям:
— Сторонитесь белого скота; где народ, ходите только краем
его. Если увидите белый скот, не ездите; если увидите лошадь/
на эту лошадь не садитесь; если увидите аил, не заходите.

1 Курут — сыр, сделанный из осадков после курения вина из молока,

и высушенный на подмостках над костром.
2 Пыштак, пистак, быштак, — сыр из молока, из которого не выделены
были сливки, првсованный и не выставленный для сушки на подмостки над
огнем.
137
 Старшая сестра водит брата за руку. Перевалили аил-тайги,
удалялись от своего алтая, бродили по пустынным местам. Два
мешка куруту и пыштаку истощились. Нечего было положить
в рот. Двое детей стали голодать. Ходить— силы истощились.
Ходят голодные, ходят и плачут,
— Стоящий вверху Уч-Курбустан! Чем нас творить, лучше
бы ты не творил! Чем нас родить отцу и матери, лучше бы нам
от них не родиться.
Единственный брат остановился, не может идти далее. Пока
переваливали через аил-тайгу, старшая сестра (еде) несла его
на плече. И у ней не стало сил нести брата. Старшая сестра
сказала;
«Бу».'Что это за мука. Горько-ядовито (ачу-корон) закри­
чала:
—Стоящий вверху Уч-Курбустан! Чем создавать нас такими
несчастными, лучше бы не создавал! Зачем отделил нас от
сосков матери?
После их крику поверхность земли покрылась красным
туманом; стал такой туман, что не видно ушей коня, и не видно
ни месяца, ни солнца. Посерел тумана показались соски матери.
Два соска показались, двое детей стали сосать. Голодные
и уставшие насытились, кровь и тело стали сплетаться. Крас­
ный туман разошелся, соски матери исчезли. Шли, взяв за руки
друг друга. Дно Алтая окружали, дно земли обходили. Пусты­
нен Алтай1, из живых никто не встретился, из снабженных
глазами никого не видали. Опять идут голодные. Если бы был
юрт, то пошли бы к нему; стоял бы скот — пошли бы к нему.
Брат перестал шагать, остановился; сестра перенесла его на
плечах через один Алтай. Настала смерть брата. В расстоянии,
куда достигает глаз, стоит и блестит золотая тайга о семидесяти
семи гранях.
— Только бы достигнуть предгорья этой тайги.
Взвалив брата на плечи, пошла сестра, но чуть жива сама
дошла. Брат с жизнью чуть-чуть заметной внутри тела,
с бьющимся сердцем, остался в степи. Девочка через силу по­
тихоньку заползла на золотую тайгу. Смотрит с хребта —стоит
скот, как кусты; как черный лес, стоит народ. У подола золотой
тайги стоит серебряно-золотой брго2; у дверей стоит золотая
коновязь. Возле золотой коновязи стоит бело-соловый конь

1 Ээн — Алтай.
2 Орго — дворец.
138
с золотой шерстью. Моя девочка (кызычагым) оступаясь, пош­
ла вниз на то место (к подолу горы). Подошла к дверям золо­
того орго. Отворив дверь золотого орго, вошла. На золотом
шире лежит человек, дошедший до последних дней жизни1.
Возле сидит старуха. Этот хан спрашивает:
— С огнем в глазах, с кровью в спине, ты какого человека
дитя?
Один расспрашивает, моя девочка (кызычагым) не может
ответить. Сидит, непрерывно поперхается.
— Отец мой, Ак-ббкб, большой отец Кара-ббкб пустили нас
бродить по степи. В наш юрт вошел чулмус, — говорит де­
вочка.
Хан сидит и говорит:
—Ездив на охоту, мы ночевали в одном месте с Ак-ббкб. Кто
думал, что его юрт постигнет безвременье (чак сарынган)2.
Несчастный юрт погиб и потерпел.
Этот хан взял дитя и посадил в тор. Когда стал лить в рот
молоко из ложки, дитя не стало пить, и сидя, плакало.
Она говорит:
— Единственный мой брат остался и лежит в степи, чуть
бьется сердце. Должно быть, умер.
— Зачем давича не сказала, дитя мое? — говорит хан.
Выйдя из аила, хан сел на коня без седла и в своих объятиях
привез брата. Из ложки капал молоко в рот мальчика. Мальчик
лежал, переночевал; утром мало-мало жизнь появилась. Смот­
рит глазами. Через две-три ночи стал пить из чашки (чбгбчей).
Двое детей стали насыщаться, стали ходить и играть. Это был
Алтын-хан, имеющий бело-солового коня с золотой шерстью.
Утром Алтын-хан сидит и разговаривает:
— Съезжу за двумя детями. Пусть играют вчетвером. Двое
детей вверху у Уч-Курбустана; Уч-Курбустан кормит их. Рабо­
лепный (кулгур3) Ерлик постоянно уносит детей, рожденных
женою. Алтын-хан кладет на коня потники, как луга; кладет
седло арташ, надевает золотой чум о шестидесяти пуговицах,
надевает панцырь о девяносто девяти пуговицах, накладывает
арагай-саадак на плечи, белый меч из стали алмас на перекрест
привешивает, опирается ногами в стремя, в три изгиба усев­
шись, отправился к трем своим Курбустан-кудаям.
1 В тексте: ак буру чак, «дошедший до бело-чалого времени».
2 Чак сарыган — «обезвременился», «потерпел» (крушение). Ой сарыган
«обмер» (ой «разум»).
3 В словаре (казанск. изд.) — «негодяй».
139
 — Ай! — сказал и поехал.
Бело-соловый конь с золотою шерстью, расстилая гриву,
молится Уч-Курбустан-кудаю в верхнем мире; Алтын-хан сги­
бает колени и молится. Зашел в золотой бргб.
Уч-Курбустан говорит:
— По какой нужде пришел?
— Найдя двух детей, живу и питаюсь, — говорит Алтын-
хан. — Желаю увезти двух детей и присоединить к тем детям.
Одно дитя усадил впереди себя, другое посадил сзади. Взяв
двух своих детей, привез. У Алтын-хана стало теперь две стар­
ших девочки и два младших мальчика. Четырех детей соеди­
нил и пустил. Четверо детей стали вместе играть, говоря:
— Отец и мать.
Стали приходить и ласкаться.
После этого в один день пришел найденный на земле маль­
чик, плачет.
— Кто бил мое дитя? — говорит Алтын-хан.
На земле найденный мальчик говорит:
— Мои ноги не помещаются на дороге, голова не помеща­
ется среди народа. Твой сын говорит моей сестре слово (сбзь1).
— Дитя, дитя! Не плачь! Что думаешь он сделает? — сказал
Алтын-хан и обманом отослал его назад.
Ходили и играли вчетвером. На другой день пришел свой,
т. е. Алтын-хана собственный сын, плачет.
— Кто бил мое дитя? — спрашивает Алтын-хан.
— Твой бродячий приблудный сын моей сестре говорит
слово.
— Что думаешь сделает он? На что ты жалуешься?
Обманом отослал назад и этого.
Алтын-хан говорит:
— Пусть мои народы и племена придут:
Посылая к близким народам, наказывал:
—Пусть собирают вино на подобие реки, пусть крошат мясо
на подобие тайги. Пусть будет пир у моих детей.
Убивали скот с набрюшным салом (казы), как облако,
с гривами, как у буура2, и крошили мясо. За сына, найденного
на земле, отдавал, заплетая косы, свою дочь. За своего сына
брал дочь, найденную на земле. Пировал Алтын-хан. Близкие

1 Т. е. сватается за мою сестру. Созь — «слово», а также «сватовство».

2 Буура — «верблюд самец».
140
подданные поехали домой, дальние подданые поехали домой,
захватив пищи на месяц. Стали жить, блаженствуя.
Найденный на земле сын пришел к Алтын-хану и говорит:
— Отец и мать! Если зверь, то бывает в шерсти, а человек
имеет имя. Почему не наречете имя?
Опять Алтын-хан собрал народ, сделал пир и веселье
Оиргал1).
— Пусть будет хорошо, пусть будет худо, нареку тебе имя
сам.
О своем сыне говорит:
— Пусть будет старший.
Спрашивая стоящего наверху Уч-Курбустан-кудая, сидит
и говорит:
— Пусть мой собственный сын будет Ак-Тади, имеющий
бело-чубарого коня. Для сына, найденного на земле, ездовой
конь пусть народится в моих белых табунах; пусть от еремик
(неплодной кобылы) родится Ердине-кан-ерен, т. е. кровяно­
рыжий Эрдине. Пусть в зимнюю пору не индевеет, в летнюю
пору не потеет. Пусть будет Кан-Тади2, имеющий кровяно­
рыжего коня.
Кан-Тади привесил на руку аркан в шестьдесят саженей
и пошел. Ходит среди белых табунов. Когда он ходил среди них,
бежит и ржет бело-серый жеребец о шести клыках. Прибежав,
говорит:
— Не я ли твой ездовой конь?
Когда он (Кан-Тади) стал гладить его, на нем ободралась
кожа.
— Что это за животное, голова и спина погнили! — говорит
Кан-Тади.
Прибежал рыжий жеребец о семи клыках и говорит:
— Не я ли твой ездовой конь?
Кан-Тади гладит гриву и хвост, кожа сдирается!
— Какой такой это скот, спина и хребет гнилые!
Когда он шел дальше, держа в руке урук в шестьдесят
саженей, встретился старик адучи3.

1 «Тиргал — блаженство.
2 В одних случаях рассказчик произносил Тади, в других Таджи.
3 Слова «адучи» в алтайском языке нет. По-алтайски конский пастух «джил-
кычи». Есть «адачи» — стрелок. В монг. аду — конский табун; «адучи» — табун­
щик.
141
 — Старик, пасущий белый скот, бело-бородый адучи (ак-
сагалду адучи), не видал ли моего ездового коня, где он хо­
дит! — спрашивает Кан-Тади.
— Не знаю, дитя, — говорит адучи. — Есть неплодная (ере-
мик) рыжая кобылица, семь месяцев вымнет, девять месяцев
болеет (находится в родах). Не могу ее найти. Кроме нее, в этих
табунах нет по тебе ездить лошади.
Услыхавши о ней, Кан-Тади стал обходить вокруг белого
скота, заткнувши на пояс обе полы. Окружая народ, обошел
его. Нашел след, прошедший по черной тайге. На хребте одной
тайги нашелся «сгоревший» след (изи куут1). Под мышками
горы (тайка) Сумер Улан на берегу молочного озера (Сутьтер
коль) лежит рыжая еремик-кобыла и рожает.
Кан-Тади говорит:
— Как бы мне приблизиться, чтобы ей не было заметно?
Держа обе ладони2, творил jaaa3. Спустил вихорь-ветер,
спустил песочный буран. Сделавшись листом, спустился около
кобылицы; плавал по поверхности озера Сутьтер-кбль. Рыжая
кобылица еремик родила кровяно-рыжего коня. Ведя за собой
жеребенка, рыжая кобылица еремик зашла на тайгу Сумер-
Улан. Богатырь стоял и не находил средств взять жеребенка.
Спустился на дно озера Сутьтер-коль. Сделавшись озером
Сутьтер-кбль, плескался.
— Знаешь ли о разрушении тайги Сумер-Улан? Знаешь ли,
что высохнет озеро Суть-кбль? Что будет, если раз придешь
и напьешься одним глотком? — спрашивает Кан-Тади.
Кровяно-рыжая кобылица обратно привела жеребенка
к озеру Суть-кбль и стала пить, погрузившись в воду до ушей.
Кан-Тади дожидался, держа в руке черный аркан в шестьдесят
сажен длиной.
— Если это мой ездовой конь, — говорит богатырь, — то
обвернись черный аркан три раза вокруг тонкой шеи. Если не
мой ездовой конь, то пади, расстилаясь на поле.
Пал аркан, обвернувшись в три раза вокруг тонкой шеи
жеребенка в последе (чарана). Упираясь в яр озера Суть-кбль,
богатырь спустился. Уперся, яр распоролся4. Жеребенок, таща

1 След от такого сильного давления копыта, что слой земли сгорел.

2 Держал руки ладонями кверху.
3 Джада, jafla — волшебный способ низводить с неба дождь, грозу, ветер
и проч.
4 Яр изменил, не выдержал и подался.
142
богатыря на аркане, поскакал. Богатырь уселся верхом1 на
тайгу Сумер-Улан. Тайга Сумер-Улан разорвалась пополам;
жеребенок бежал далее, волоча богатыря. Богатырь обвернул
аркан вокруг черного камня; черная тайга приподнялась
и разрушилась. Далее пришли; богатырь обвернул аркан во­
круг тополя Алтын-чогор-терек2 и, упершись об его корни,
присел. У черного аркана порвались три пряди, шесть прядей
удержались, не порвались. Корни тополя Алтын-чогора, утон­
чившись до иглы тэмэне, остановились, перестали утоньчаться.
Молодой жеребенок в последе смотрит, обернувшись назад
и говорит:
— Чей это сын, такой проворный3?
— На земле найденный сын Алтын-хана, — говорит бога­
тырь.
— Еще бы немного, была бы твоя спина разорвана мною, —
говорит жеребенок.
— Считая тебя молодым жеребенком, я тянул умеренно.
Если тянуть взаправду, то мог бы оторвать круглую голову4.
Богатырь заобратал жеребенка арканом, ведет за собой.
Подошел старый человек в золотой шубе с золотым косты­
лем.
— Погоди, погоди, дитя! — говорит. — Жги траву артыш
(можжевельник) вокруг тополя Алтын-чогора. Проси у него
лишнюю шубу, проси у него лет (возраста, срока жизни). Он
знает твои лета и твою смерть.
В промежуток между двух взглядов туда и сюда, старик
стал невидим. Сделавшись белым Чолмоном5, поднялся на дно
неба. Богатырь клал сан6 в шести местах, шесть раз обошел
золотой тополь, поклоняясь ему.
— Длинен ли срок до смерти? Смертный срок крепок ли? —
спрашивает.
— Мать, золотой тополь, Алтын-чогор! Находящийся ввер­
ху Кудай! скажите. — Так Кан-Тади молился.
Один лист7 спустился с неба, как горящее пламя. Сделав-

1 Буквально уселся развилагой (в тексте айры).

2 Чогор музыкальный инструмент, дудка из травы.
3 В тексте: «учкан» — летающий.
1 В тексте: болчек — «шарообразный».
5 Чолмон — звезда Венера.
6 Сан — костер из можжевельника, разжигаемый в честь богов йдухов
священных местностей.
7 Ялбырак — древесный лист.
143
шись белым письмом, лист спустился. Взявши белую грамоту,
богатырь смотрит. Сделавшись письмом сабра (сабра-бичик),
лист стал доступным для чтения. Если говорить о жизни
и смерти, о возрасте и сроке жизни, и спрашивать у Кан-ерена
(у кровяного рыжки), родившегося от кобылицы еремик, то
хоть когда лета будут долгие. Богатырь еще стоит, молится.
Еше спустился лист (ялбырак), сделался седлом кулер-арташ,
сделался токумом и кеджимом (потником и чепраком) и золото­
серебряной уздой. Еще молится, стоя на коленях. Спустился
один лист, из него сделался панцырь, черный, как сажа, золотой
чум о шестидесяти шести пуговицах. Молился на коленях,
обходя сан три раза. Еще один лист спустился; сделался черный
лук арагай, сделался белый меч из стали алмас, сделалась пика,
как посохшее ку1 (дерево). Богатырь клал на жеребенка пот­
ники, как поле, надевал золото-серебряную узду. Поднявши,
приносит и кладет на жеребенка бронзовый арташ; жеребенок
сделался четырехлетним конем; подтянул в перемежку (олый
селий) тридцать подпруг, жеребенок сделался шестилетним
конем. Когда надел подхвостник, жеребенок сделался семилет­
ним конем. Рукав шубы из железных цепей о шестидесяти
шести пуговицах, стал давить в землю2.
Богатырь взывает:
— Уч-Курбустан-кудай, как будто бы из мести сделал такую
вещь, т. е. тяжелый панцырь.
Белый меч из стали алмас привесил на перекрест, черный
лук арагай наложил крестообразно. Ноги хватили стремя; в три
изгиба усевшись, поехал. Спрашивает у Кан-ерена (у кровяно­
рыжего), в какой степени он щекотлив.
Конь говорит:
— Пришел мой страх (искинчек)3.
Держись крепче за луку седла, сильнее упирайся в два
стремени.
Богатырь ударил коня по бедрам плетью (торчук камчи4),
сделанной из девяти воловьих шкур. Кан-ерен поднялся на
1 Ку — «оголенный» о древесном стволе, — «бледный».
2 Текст: jepre чогор басты, «топил в землю». Выражение это применяется,
когда камень уходит в землю, когда конь утопает в болоте.
3 Искинчек, страх перед отвратительным предметом; куркунчак, страх
перед могуществом.
4 В словаре казанск. изд. торбучук камчи — плеть с завитым концом Бар-
чыгы нарлашкан тойтижимнын )иргалы, торчыгы торлашкан байтижимнын
]иргалы, торчыгы, торлашкан тойтижимнын «щебетанье чижика услада бо­
гат...; трели соловья услада моей пирующей... Тоорчук — соловей.
144
дыбы. Виден стал верхний мир. Конь вытянулся; богатырю,
глядевшему вниз, показался нижний мир. Сдирая копытами
пласты (кыртыш) семи Алтаев, конь суровился и остановился
у основания земли и неба.
Кан-Тади теперь только очувствовался. Черный панцырь,
который давил к земле, теперь стал вхювень с коленами1. Чер­
ный лук арагай, из-за которого не было видно волос на темени
богатыря, теперь не высовывается из промежутка двух плеч.
Кан-Тади туда-сюда подернул Эрдине-кан-ерена, родившегося
от кобылицы еремек, и две передние ноги коня пляшут, две
задние ноги идут иноходью; глаза и голову конь намахивал на
ребро; богатырь едет, окружая свои народы и племена; едет,
окружая свой белый скот, проехал насквозь Алтай. Жена его
сидит и поет песни; поет песни старшая сестра:
—Мать, кормившую нас двумя сосками, съел чулмус тамга!
Отца, который нас кормил, съел чулмус тамга! Несчастный
отец! Как-то он был съеден2?
Сидели и пели. «Несчастный юрт наш съел чулмус там­
га», — говорят.
Забытая эта дума теперь только вновь вошла в ум Кан-
Тади. Подъехал Кан-Тади и слез у золотой коновязи, привязал
коня, пошел в золотой оргб, лег на постель на золотом шире,
проливал слезы, как озера; лежал и плакал.
Взятая жена спрашивает:
— Что так жалеешь? Почему так меркнешь, взявший меня
друг?
Жена не могла допытаться. Богатырь лежал и плакал. Жена
вышла; пошла к Алтын-Хчлп отцу и матери, прибежала бегом.
— Кан-Тади зять и дитя ваше, почему он так меркнет (за­
тмевается, кары кты ган)? Вы старш ие люди. Сходите
и спросите, — сказала жена Кан-Сади.
Алтын-хан, старик и старуха вь. шли, посмотрели, Кан-Тади
лежит вниз лицом на золотом шире и плачет.
— Почему ты так плачешь? — г шорят. — Почему ты так
меркнешь? Д итя— зять, скажи ясно. Не жалей дитя мое
послушаем тебя.
— Кара-ббкб, большого отца, Ак-ббко, своего отца; мать
мою Алтын-Судур съел чулмус тамга!» — говорит Кан-Тади.
Пойду на землю, где умер отец, и вместе умру. Пойду на землю,

1 Т. е. богатырь вырос из паниыря.

2 Т. е. как-то он умирал.
10 Заказ 2710 145
где умерла мать и вместе умру. Живите в своем Алтае и делайте
свое дело. Я буду умирать за умершими, расточусь за расто­
ченными. Дайте благословение. Еремен-чечен, жена моя. Хо­
рошо домовничай.
Выйдя, сел на Эрдените-кан ерена, взвалил на плечи черный
лук арагай, белый меч стали алмас привешивал на перекрест,
припоясывал колчан, стрелы казались, как оголенный лес; взял
в руки пику, как посохшее дерево, оперся ногами в стремя,
в три изгиба ловко усевшись, поехал. Осанисто (турси тугей1)
едет, быстро несется. Рысью приехал к своему дереву Алтын-
чогуру. В трех местах опершись рукой о землю, три раза мо­
лился.
— Положишь ли мои кости, где я умру, мой кудай Уч-
Курбустан? Ты ведай (сен биль)!
В виде листа спустилась грамота сабра бичик2. Взявши ее,
Кан-Тади смотрит, грамота говорит:
— Умирающая душа, растущая жизнь, зависящая от коня
Эрдениту-кан-ерена, дитяти Окторгоя, рожденного от ереми-
ка — не выходи из его совета!»
Богатырь, припав на колени, три раза молился. Севши на
коня, поехал. Ехал рысью, вниз по белому Алтаю. Позади коня
послышался частый топот. Когда натянул рот коня назад
и остановился, видит: едет Ак-Тади на бело-чубаром коне.
Ак-Тади говорит:
— Кан-Тади! Натяни рот коню, подожди! В какое место
едешь, мой jecTe3?
Как-Тади говорит:
— Моих отц а и м ать съ ел jeeK-чулм ус. Хочу посмотреть
кости отц а и м атери.
Ак-Тади говорит:
— Ведь вместе с тобою играя, выросли, jecTO. Мой юрт,
какой юрт будет, если разлучусь с тобою?
— Постой, постой, jecTe — говорит Кан-Тади. —Корми отца
и мать4. С расточенными я расточусь, с умершими я умру!»
До трех раз принимался уговаривать, никак не мог отпра­
вить Ак-Тади домой.
—Ну если так, то лежи на этой белой тайге, — говорит Кан-
Тади, — пока я не ворочусь. Если я умру, то jeeK-чулмус, следя
1 Турси — «осанка»; тугей — неизв. слово.
2 Бичик — «грамота», письмо.
3 Муж старшей сестры будет jecTe, муж младшей сестры кую.
4 Т. е. останься дома, не езди.
146
назад по моим следам, придет в юрт Алтын-хана. Ты, дождав­
шись здесь, воюй с ним. Вот лежи здесь, на хребте белой тайги.
Не впускай в свой юрт.
Оттуда Кан-Тади поехал далее. Приезжает на отцовскую
белую тайгу с семидесятью семью хребтами. Видит: арка-народ
остался в малом числе. Смотрит на белый скот в скалистых
и каменистых ущельях; осталось малое число. Отцовский бело­
серый конь стоит на выстойке у коновязи. Стоит окрашенный
в кровь и тинь (содержимое кишок) кажется, как будто стоит
кровяно-рыжий конь. Богатырь, сделавшись черной мухой,
прилетел и сел на тюннюк большого отца и слушает. Большой
отец и мать сидят замаранные золой. После этого полетел
и прилип к тюннюку своего отца Ак-ббкб. Смотрит: внутрен­
ность аила вся разбросана (не в порядке). Видит, отец лежит
и спит в объятиях чулмуса. Проснувшись, отец повернулся
лицом к огню. Отец от жизни с чулмусом и сам сделался чул-
мусом. На сердце1отца положена желтая змея. Кан-Тади сидел
и пускал ильби-тармы. Посредством ильби-тармы он вытянул
желтую змею, лежавшую на сердце отца и положил в свой
карман. Отец Ак-ббкб, придя в свое сознание, сидит и смотрит.
Глядя на внутренность аила, говорит:
— Это что же такое со мною?
Выйдя из аила, видит: белый скот, арка-народ остались
в малом числе. Видит своего бело-серого коня, умаранного
кровью и тинью (содержимым кишек).
Чулмус-кэзэрь говорит:
— Ты зачем взад и вперед ходишь? Опять, изменяясь, дума
твоя не стоит на одном месте?
Кан-Тади обратно бросает желтую змею на Ак-ббкб. Ак-
ббкб с женою Чулмус опять лег, обнявшись.
Жена говорит:
— Вчера ты сходил и принес легкия и сердца, а сегодня
я схожу, принесу. Оседлай бело-серого и дай мне.
Ак-ббкб, взяв седло и токум, вышел.
— Оседлал ли бело-серого коня? — говорит.
— Оседлал, — говорит.
Жена чулмус вышла из аила, села на бело-серого коня.
Жена чулмус поехала искать белый скот и арка-народ. Отец
Ак-ббкб лег на белый шире. Кан-Тади вытянул желтую змею,

1 Внутри тела, не на груди, снаружи.

147
лежавшую на сердце отца. Ак-ббкб, глядя на внутренность
аила, сидит и удивляется.
— Что это такое случилось со мною? Что сделалось с моим
аилом и юртом?
Выйдя, осматривал кругом свой Алтай. Видит свой белый
скот, меж деревьев видны одна, две головы. Увидел свой арка-
народ, виднеются, живут, прижавшись между камней и скал.
Вошел обратно в свой белый бргб, лег вниз лицом на белый
шердэк в шестьдесят рядов и заплакал. Вставши, Ак-ббкб сел
у края огня и плачет. Кан-Тади спустился к ногам огня и сел,
приняв настоящий вид.
t Ак-ббкб крикнул:
— Кбдбк1!
Вскочил, подбежал к изголовью кровати и стал прятаться.
Кан-Тади говорит:
—Не бойся, Ак-ббкб, отец мой! Иди и садись со мной рядом.
Я один из двух детей, у которых ты прежде ел легкие и сердца.
— Налагай2 корон! Дитя мое! — вскричал Ак-ббкб. Зачем
сюда пришел? Коли раз истощимся, то буду истощаться. Я умру
вместе с умирающими. Пусть меня ест jeeK-чулмус.
— Пока они так сидели, послышался звук топота.
— Ак-ббкб выйди сюда! — кто-то снаружи аила говорит. —
Я приехала, завьючив легкие и почки3.»
Ак-ббкб не мог встать; стал, сидя на месте, плакать.
— И я могу снять найденное моей абыдой4, — говорит Кан-
Тади. Кан-Тади вышел.
У моего чулмуса середина сердца запылала от боязни.
— Эй! Абыда! И я могу снять, — говорит Кан-Тади.
JeeK-чулмус потянула бело-серого в сторону, а бело-серый
стоит, прижавши оба уха. Кан-Тади взял чулмуса за ворот
и голову, стащил с коня. Чулмус отряхнулась, сделалась Кэзэ-
рем ростом, как тайга. Схватились за ворота и головы, боролись
на белых лугах; твердая земля поролась. Прислоняли друг
друга к тайгам, наступали на их основания5. Подходили к зем­
ле с реками, ходили по сухому дну рек. Не могли друг дру­
га победить. Одинаково оба падали, одинаково вставали.
1 Междометие испуга в роде: ах!
2 Видоизменение междометия: калак.
3 Вероятно, легкие и почки скота и людей.
4 Почетное выражение вм. мачеха. Аба телеутск., ада по-алтайски «отец».
Абыда, может быть, значит «жена моего отца».
5 Т. е. Разрушая самые горы, стирали их с лица земли.
148
Где чулмуе-кэзэрь хватался, где тянул, с того места сыпались
огненные искры. Сверху вниз богатыря Кан-Тади изъедал огонь,
а снизу вверх изъедала ядовитая щелочь (коронь шилты1). Бо­
гатырь не стал выносить жару. Не желая быть трезвым, свет­
лым (эрик-ярык), положил желтую змею себе в рот. У Кан-
Тади из носу пошел раскаленный жар, изо рта разостлался
огонь; закипела ядовитая река из того места, по которому ходил.
Из того места, которое хватал рукой выходило огненное пламя.
Ходил с чулмусом, как чулмус. Из году в год, из месяца в месяц,
победить друг друга не могут. Чулмус тамга стал чаще хватать
землю, стал реже хватать молодца. Кан-Тади стал пускать в дело
ловкий (мерген) прием; пускал крючковатый прием (кармак
теге) или прием подтягивал противника к своему карману2.
Трижды примерившись, Кан-Тади поднял чулмуса на воздух.
Кан-Тади казал ему синее небо (кок ajac), нося его промеж
белых облаков. Придя на середину железной степи (темир чоль),
бросил его и оттоптал ему шею от спины. Разлетелось красне­
ющее красное (кызарган кызык) тело; оно казалось, как крас­
ная тайга. Бежавшая красная кровь, сделавшись синим волком,
побежала вверх на гору. Как легкий камень, кости сделавшись
курмбсами3, распевая пошли вниз к Ерлику. Красное тело (кызы
эды4) выросло по горам и камням кырчином5. В красной крови
чулмуса была красная душа.
— Если я тебя не догоню и не съем, то буду есть тело семи
моих отцов6, — говорит чулмус.
Кан-Тади отряхнулся; сделавшись черно-чубарым тигром,
погнался за синим волком; окружая белую тайгу, гонится, не
может догнать синего волка, а синий волк не может убежать
от Кан-Тади. Кан-Тади сидит на хребте белой тайги и ждет Ак-
Тади. Синий волк (кок нбри) высунув язык, пробегает перед Ак-
Тади.
— Хочу выстрелить. — говорит Ак-Тади.
— Который мой jecTe? Который чулмус?
Желал выстрелить, но так и остался в недоумении. Следом
за чулмусом бежит черно-чубарый тигр, облизывающий кровь
1 Шилты — «осадок».
2 В подлиннике: «к щеке кармана».
а Курмос — духи, населяющие воздух, которых шаманы призывают к себе
на помощь.
4 Собственно «красное мясо».
6 Красный кустарник (крушина?) Его не кладут в огонь, не жгут (не упот­
ребляют на дрова); считают кровью курмбса.
6 Назад по восходящей линии семь поколений.
149
на пасти и рыле. Два раза они обежали белую тайгу; Ак-Тади
не выстрелил. Стоящий на дне неба белым чолмоном1 конь
Эрдине-кан-ерен смотрит; Эрдинету-кан-ерен горько-ядовито
заржал; ясно было слышно, как он сказал:
— Что смотришь, не стреляешь синего волка?
Опять в третий раз синий волк пробегает. Ак-Тади стрелу
кайбыр-jебе положил на тетиву; в это время пробегал синий
волк. Ак-Тади выпустил стрелу, рассек синего волка на три
части. Теперь душа у кэзэр-чулмуса порвалась.
Когда следом пробежал черно-чубарый тигр, то сказал: —
Зачем рассек синего волка Ак-Тади?
Сказавши это, погнался за Ак-Тади. Догнав Ак-Тади, черно­
чубарый тигр, отрывая тело Ак-Тади кусками, начал есть.
— Калак кокый, jeere!» — взывает Ак-Тади к Кан-Тади.
Это было не слышно ушам черно-бурого тигра. Стоящий на
небе кровяно-рыжий конь Кан-ерен, делая тарму, вытащил
лежащую на сердце Ак-ббкб желтую змею. Черно-чубарый
тигр (кара чокур бар) только теперь пришел в сознание. Придя
в сознание, он видит, как он оглодал тело своего jecTe. У jecTe
(т. е. у Ак-Тади) едва бьется сердце. Черно-бурый тигр, т. е.
Кан-Тади накладывал на раны неизменное в веках и поколениях
лекарство емь-том. Не продлится времени до полудня и раны
заживут. Кан-Тади снова сделал своего «jecTe» целым (здоро­
вым). Два повстречавшиеся молодца стоят. Кто вызывал гнев
наш, тот побежден; про кого желал, тот поддался. Из средины
белого Алтая, клубясь, поднялась и приблизилась черная пыль.
Приехал отец Ак-бокб на бело-сером коне.
— Несчастные дети мои! Победили jeeK-чулмуса! — гово­
рит. — Кто вызывал гнев, того победили; про кого желал, тот
поддался.
Они сказали:
— Домой, домой!
Ак-Тади говорит:
— Нужно угнать оставшийся скот.
— Чем брать, лучше не брать! — сказал Кан-Тади.
— Я не возьму,— сказал, — скот, оставшийся после еды
чулмуса.
Ак-тади говорит:
— Хоть мало, а нужно собрать. От чулмуса что возьмешь?
Оттуда отец с сыном поехали далее в юрту Ак-боко.
1 Ак-Чолмон, звезда Венера.
150
 Ак-Тади поехал и говорит:
— Нужно остаток собрать и взять.
Лежит река ;)илар jbui6ac, лежит синий Алтай, необозримый
глазом.
Ак-ббкб говорит:
— Дитя мое! Побежим в бег.
Кан-Тади соглашается:
— Je! — сказал.
Пустились вверх по синему Алтаю. Черный туман, клубясь,
поднимается; синий туман, клубясь, опускается на землю.
Кан-Тади говорит:
— Где-то отстал мой старый отец?
Обернувшись, смотрит: бело-серый конь бежит и отнимает
удила у кровяно-рыжего коня1.
— Неужели отец в самом деле от правды сказал?
Кан-Тади ударил и направо и налево по кровяно-рыжему
коню плетью тоорчук-камни. Пыль земли поднялась на небо,
пыль неба спустилась на землю. Обернувшись назад, видит,
кровяно-рыжий конь опередил бело-серого коня только на длину
шеи. Рысью спустились в белый Алтай.
Ак-бокб остановил своего коня и говорит:
— Постой, дитя мое', тут!
Оказалось, что тут белая степь.
— Вот здесь мы с тобою потягаемся!
Двое слезли с коней. Коней своих поставили, заложив по­
вода за луку (кастап2).
Ак-ббкб говорит:
— И ты не жалей своей силы!
Двое взялись ачий3. Ак-ббкб трижды примерившись, под­
нял Кан-Тади. Показывая синее небо, Ак-ббкб носил Кан-Тади
между белых облаков, принес и положил. Кан-Тади пал, во­
ткнувшись ногами в землю по самые колена. В это же время
Кан-Тади поднял вверх отца Ак-ббкб. Не коснувшись плечами
земли, Ак-ббкб воткнулся ногами в землю по самые колена.
— Мне не ездить теперь и туда и сюда. К чему теперь мне
сила?
— Открой рот! — сказал Ак-ббкб.
Кан-Тади открыл рот. Ак-ббкб дунул в рот. Кан-Тади по-

1 Отнимать удила, сдулук кулажип, значит бежать вровень о удилами.

2 Кастап — поставить лошадей, заложив повода за переднюю луку.
3 Ачий — прием в борьбе.
151
пятился назад на пять сажень, упал и сел. Когда сел, прибави­
лось расстояния между плеч на одну сажень; расстояние между
двух глаз прибавилось на один карыш (четверть1). Кровяно­
рыжему коню бело-серый конь дал половину своей силы.
Эрдинелу-кан-ерену рост прибавился около сажени, подхвос­
тник и подпруги не стали хватать. Пришлось набавлять. Пое­
хали домой.
Заехали на золотую тайгу. Один за одним стоят три золотых
бргб. Стоит скот, как кусты, стоит народ, как черные леса.
Алтын-хан вышел навстречу. Говорит:
— Угасший огонь зажегся; умерший ожил.
Кололи коней гривастых, как верблюды —самцы, имеющих
набрюшное сало (казы) на подобие облаков. Делали пир. Ос­
тавш ийся сзади А к-Тади был забыт. Трое находятся
в опьяненном состоянии. Прибежал бело-чубарый конь без Ак-
Тади.
Трое спрашивали:
— Что случилось с Ак-Тади?
Конь отвечает:
— Шокшулан, имеющий чубарого коня (шодон чокур ат2)
с редковолосым хвостом, убил Ак-Тади. Я бежал, спасая свою
жизнь (тын).
Как только услышал, тотчас же Кан-Тади вынес потники
и седло. Выйдя, поехал, как попало заседлав кровяно-рыжего
коня.
—Отец и мать, пусть будет мир у вас. Будьте здоровы народ!
Поехал, ударяя плетью по кымджилу по холкам. Взъехал
на белую тайгу, был пьяный, сделался трезвым. Торопясь, поехал
далее рысцой. Едучи, видит железную тайгу с теербек (очищен­
ная площадь); лежит железное гумно (темир эдирген). Глубо­
кая, доходящая краями до полицы седла, черная дорога иско­
пана.
— Чья такая дорога?
Стоял Кан-Тади и спрашивал у кровяно-рыжего коня.
Кровяно-рыжий говорит:
—Железная тайга Шокшулана поджидает великанов (алып).
Есть Абра-муус о шестидесяти головах; это его дорога. Голова

1 Четверть между большим и указательным пальцами соом, между боль­

шим и средним карыш.
2 Шодон — порода лошадей с редковолосым хвостом.
152
на подобие черни1; рога на подобие мечей. Если увидеть
и подумать, ханское-то войско это и будет шестидесятиголовый
Абра-Муус. Одна голова поет, одна голова камлает, одна голова
кайларит2, одна голова свистит; разнообразные звуки издавали.
Кан-Тади сидел и ждал.
Шестидесятиголовый Абра-Муус пришел.
—Зачем заехал на мою тайгу Тыин-рлонг3?
Раз и два поругались. Шестидесятиголовый Абра-муус
ладонью ударил Кан-Тади. Кроткий Кан-Тади осердился; точил
о каменную скалу белый меч из черной стали; ударил (мечом)
по месту соединения шестидесяти голов. Шестьдесят голов
рассыпались по всем землям. Туловйще Абра-мууся стало
кататься по земле. Одна голова стала прыгать и хохотать;
говорит:
— Когда-нибудь возьму!
Кан-Тади, держа в руке меч из черной стали, погнался за
головой. Черная голова раз прыгнет, упадет на гору; другой
раз прыгнет, упадет на степь. Кан-Тади там-сям (анда, мунда)
ударяет по голове. По средине железной степи показался
железный бргб. У железной коновязи стоит железного цвета
редкохвостый чубарый конь. Шаровидная голова упала возле
дверей железного бргб. Кан-Тади, соскочив с коня, толкнул
ногою голову к железному порогу. Голова раскололась. Рас­
творив железную створчатую дверь, вышел навстречу Шокшу-
лан4. Схватились за вороты и за головы; держали друг друга
за плечи. Один другого пригибал (к земле); визжали5, как трех­
летний дикий конь. Один другого назад давил; ревели, как
лютый верблюд-самец. Шум от двух альтов, раздается по семи
Алтаям; плещется семь рек. Оба ровно падают, оба ровно встают.
Семь месяцев не могли друг друга победить. Шокшулан чаще
стал землю хватать, реже стал хватать молодца. Шокшулан
горько-ядовито зовет вверху стоящего своего кудая.
— Когда ты меня творил, то предназначил отдать меня
в руки Кан-Тади?
С неба упал целый курут и полкурута. Целый курут Кан-
Тади отнял у Шокшулана и съел, а полкурута съел Шокшулан.
У Кан-Тади прибавилось силы больше прежнего в два раза,
1 Чернь — русск. слово, дремучий хвойный лес.
2 Кайларит — говорит нараспев сказки,
3 Тыин — «белка»; joл — дорога. Есть поверье, что белка спускается с неба.
4 Шок — «вред», шокчи — «разбойник».
5 В тексте: чынгыр, «визжать».
153
 больше давнего в десять раз. Употребил обманный прием,
заманил в обманную сторону. Крючковатую сметку употребил,
подманил на сторону кармана. Показывал синее небо, нося меж
белых облаков. Бросил посередь железной степи, оттоптал шею
от спины. Бежавшая кровь Шокшулана стала, как река; белые
кости, как тайга.
Сказал:
— Надо зайти и посмотреть на взятую жену Шокшулана.
Если окажется хорошая женщина, то увезу отцу моему в жены.
Если худая женщина, то отрублю голову.
Войдя в оргб, смотрит: сидит мать Алтын-Судур1. Сидели
и вели разговор о здоровье и покое.
— Разрушу обомшалый юрт, угоню белый скот, переселю
племена и народы.
Старик Кара-боко и его старуха, подвязав челюсти, говорят:
— Хотим положить свои кости в своем Алтае.
После этого погнали белый скот, переселяли племена
и народы. Кан-Тади с матерью увидали блеск своего Алтая
(Алтай дынг кегени). У матери побежали слезы из глаз.
— Мать, мать! за что обижаешься!
— Никогда мирно не будем жить, — говорит мать.
— Шокшуланов дядя по матери, имеющий чубарого, как
звезды, коня, Тилан-коо покорил семьдесят ханов и заставил их
платить себе дань. В нижнем мире покорил шестьдесят ханов.
Не даст суда, живущему внизу Ерлику, не даст суда, живущему
вверху Кудаю. Поэтому мы мирно не будем жить. Поэтому
я и плачу, — говорит Алтын-Судур.
— Видно отрывками (кезек ке) будем жить, видно отрыв­
ками будем ночевать.
У Кан-Тади, как только он услышал это, запылало самое
сердце, затряслись два колени.
Говорит:
— Видно, страшный молодец. Погоним скорее белый скот.
Ак-Тади подъехал навстречу, спрашивал:
«Езень!» Встретились. Приехав домой, слезали с коней.
Алтын-хан с Ак-бокб говорили:
— Здравствуй, дитя наше! Победил ли на кого сердился?
Взял ли чего желал?
Кан-Тади отвечает:
1 Деек чулмус показывался сам в виде умершей Алтын-Судур и был похо­
ронен, а настоящую Алтын-Судур унес в жены Шокшулану.
154
 — Ак-ббкб, отец мой! Тебе человека привез. Пойдешь ли за
моего отца?— спрашивает Кан-Тади у привезенной Алтын-
Судур.
Мать Алтын-Судур сделалась четырнадцатилетней молоди­
цей и отвечает:
— Не видала разве я такого беззубого. Не пойду! — го­
ворит.
—Вонючий бык не будет нюхать, вынужнелый бык не будет
шагать.
Ак-ббкб говорит:
— Лезь под низ отца!
Топая, загремел.
— Ты тамга, меня умоляешь. В прошлые времена таким,
как ты я не позволял лить на руку воды.
Он пошел прочь; подтянул свой меч.
— Что говоришь, червивая баба?
—Погоди, погоди, Ак-ббкб, мой отец. Не оказалась бы жена
твоя Алтын-Судур, — говорит Кан-Тади. — Думаешь, я не пе­
чалюсь. Или тебе хочется опечалить меня? Думаешь, что я живу,
не печалюсь?
Кан-Тади, держа свою мать, превратил ее в настоящий вид
и посадил рядом с отцом своим Ак-ббкб.
Старик сказал:
«А!» — обнял и затрясся. В аиле Ак-ббкб каждый день бла­
женство.
— Арка-народ, племена и подданые пусть пребывают
в блаженстве», — говорит Кан-Тади.
Сам Кан-Тади лето и зиму пил вино.
Кан-Тади говорит:
—Видно, придет Тилан-коо. Днем не выходит из моей памяти,
ночью не выходить из памяти. Чтобы он пришел, чем мне здесь
умереть. Лучше сам пойду к нему, умру.
— Отцы и матери, дайте благословение! Отцы и матери,
Алтай Кудай, помогите!
Арка-народ благословлял говорил:
— Здраво и мирно доротись домой!
Ак-Тади говорит:
— Вместе с тобой буду умирать!
Следом, гоняясь за ним, плакал.
— Живи, хорони кости старого отца и матери, — говорит
Кан-Тади.
— Кости коня не выбирают Алтай, кости молодца не вы­
бирают землю, — говорит Ак-Тади.
155
 Гнавшиеся вслед отец и мать плакали и отстали. Белый
скот, гонясь, гудел и отстал.
—Бегущая вокруг река моя Аржан-кудук, дай свое благословение!
Большие тайги остались с кислой миной (ормонжиб1)
Кан-Тади приехал к своему тополю Алтын-Чогор, на шести
местах раскидывал сан и молился.
Он сказал:
— Алтын-Чогор, мать моя! Есть ли положение умереть
Тилан-коо?
Кисть (салага) листьев упала перед ним и превратилась
в грамоту сабра бичик, взяв ее смотрит и говорит2:
—Где душа, которая должна умереть? Где возраст, который
должен возрастать? Твоя жизнь будет всегда благополучна,
если не будешь выходить из совета кровяно-рыжего (кан ерен)
коня, родившегося от Окторкой, родившегося от кобылицы
еремик.
— Всегда оказывай свою милость3.
Кан-Тади молится:
— Уч-Курбустан, кудай мой! — Держал шапку с золотой
«тинзой4»под мышкой и молился. Просил у своего Алтая, кудая
своего, благословения. Сел на коня и поехал; быстро бежал
и говорил:
— Скорее доехать и умереть.
Когда так ехал показалось одно крыло черной тайги. Стал
взъезжать на черную тайгу. Вниз от тайги ушел след коня
великана (алый ат). От ударов копыт по камням и скалам
осталась кровь, перемешавшись с землей. Как увидел, самое
сердце его запылало. Оторванный ударами копыт, пласт земли
земли лежит, как тебур5. Бежит рядом с этими следами
и смотрит; у его коня шаг не хватает четырех саженей против
следа того коня.
— Должно быть, это Тилан-коо, — думает, — который под­
жидает меня. Лучше его кто другой может явиться здесь?
Скорее нагнать его, скорее умереть!
Сказал:
— Ай! Ерденелу кан-ерен6! Нужно поездить во всю мочь
1 Ормонжиб — «строит рожи».
2 Т. е. читает в письме.
3 По-видимому, слова богатыря Кан-Тади.
4 Тинза — кисть на верхушке шапки.
6 Тебур — войлок, покрывающий верх юрты.
6 Ай! Кроваво-рыжий конь, имеющий эрдене!
156
в своем Алтае между месяцем и солнцем, дорожа днями. Нуж­
но поездить в этот путь!
Золотой чумбур, золотой повод туда-сюда подернул; ехал,
помахивая туда, сюда плетью тоорчук —камчи, ехал. Передние
ноги коня, не переставая, пляшут, задние ноги непрерывно
иноходят, глаза и голову конь побрасывал на свои бока, (бук­
вально на ребра). Большие тайги тряслись, большие реки вы­
плескивались из яров. Среди черной степи на чубаром коне
цвета железа, держа коня поперег дороги, стоит один богатырь.
У рыжего коня передние ноги в постоянной пляске, задние ноги
в постоянной иноходи. Бежит, раскачивая голову с глазами.
Давнишний, (т. е. упомянутый ранее), богатырь, качая головой,
стоит и смотрит. «Как может зародиться конь лучше этого коня?
Как твое имя и путь?
Стоял и спрашивал: «Как твое имя (ады нере кем иде)?»
Богатырь, который стоял, отвечает:
— Отец мой, который кормил меня, хребет Алтая Ак-Алтай
(белый Алтай); мать моя синяя река Джилар-Джылбас (течет,
не течет). Я человек, рожденный из земли, имеющий чубарого
коня железного цвета; я Ког-айры. Нет у меня народа править, нет
у меня скота вести хозяйство (башкаратач). Послы Тилана-коо не
дают покоя. Поэтому еду! —говорит.
—Ваше имя как?
—Ак-боко отец мой, Кара-боко большой отец; я Кан-Тади, имею­
щий рыжего коня, Ердине-кан-ерена, зародившегося от Окторгоя1.
Не хватило сил слушать посла Тилана-коо. Поехал умереть! —
говорит Кан-Тади.
—Правду ли говоришь? Если так, то слезем здесь, тщатель­
но поговорим, брат.
Два алына слезали с коней, подстилали кедимы и токумы,
садились друг против друга.
—Как найдем средство против Тимана-коо? — говорит Кан-
Тади.
Ког-Айры говорит:
—Найдем ли его душу, сидящую, октугул2, у озера Сут-кбль
и у тайги Улан-Сумер.
Ког-Айры говорит:
—У основания неба и земли есть единственный мой дядя по
матери Алаш-кам3; у него будем просить. Кто из нас поедет
1 Окторгой — ночное небо (?).
2 Неизвестный переводчику глагол.
3 Кам — шаман.
157

сэ
к нему? Кто будет вести войну? Нужно ехать к нему (Алаш-
каму) искать душу Тилана-коо.
Ког-Айры, держа стрелу кайбур-)ебе, говорит:
—Которого стрела длиннее, тот пусть ведет войну; которого
короче, тот пусть ищет душу.
Кан-Тади вынул стрелу кайбур-^ебе, стрела богатыря Ког-
Айры оказалась на семь карышев (четвертей) длиннее.
— Э, чаалды! Видно, я буду вести войну,— говорит Ког-
Айры.
— Видно, ты, торопясь, поедешь. Родившийся от еремика
Окторгоя жеребенок Ердине-тукан-ерен! — говорит Ког-
Айры. — Не скупись горьким потом, постарайся сбегай! —
говорит.
— Я буду четырнадцать лет воевать с Тиланом-коо. Более
четырнадцати лет не полагается вести войну. Пройдет четыр­
надцать лет, сам собой умру. Сбегай, постарайся!
Коня Кан-ерена в летние дни пот не держит, в зимние дни
иней не держит.
Прощаясь, разошлись (алыпы). Кан-Тади и Ког-Айры рас­
ходились и плакали. Конь Кан-ёрен держал путь к Алаш-каму,
бежал день и ночь. Показалась черная тайга Алаш-кама
с семидесятью семью отрогами. Придя, взошел на тайгу, пос­
мотрел на ту сторону; показался железный бргб. У железной
коновязи стоит на выстойке черно-бурый конь. Черно-бурый
с первого взгляда увидал Кан-Тади, не просмотрел его, и стал
копытом рыть землю у основания железной коновязи. Алаш-
кам вышел, протянул руку, втягивает в себя запах:
— Едущий в гости гость или идущая войной война? — втя­
нув запах, узнал. — Этот человек едет, имея какую-то нужду
во мне,
Сказавши это, вошел назад в аил. Кан-Тади приехал, слез
с коня у золотой коновязи. Золотую шапку1 взял под мышку,
вошел в аил; берет белый оловянный (ак теленгыр) тажуур2
и подает.
Алаш-кам сидит и спрашивает:
— Кан-Тади, единственный сын Ак-бокб, в какое место
отправился? В какой Алтай поехал?
— Не хватило сил слушать посла Тилана-коо. Ехал было
умирать, да встретил Ког-Айры. Ког-Айры отправился воевать.
1 Туулг монгол, «шлем».
2 Тажуур — турсук, кожаная фляга.
158
Мне велел искать душу, съездить к дяде Алаш-каму покам-
лать. Велел спросить, узнать.
— Постоянно не дает покоя детям, — сказал Алаш-кам.
Взяв вино, побрызгал: «Суши мой медный тунгур1».
Взяв тунгур Алаш-кама, Кан-Тади сушил его и налаживал.
Алаш-кам стал камлать, стал бить по медному бубну. Камлал,
камлал и остановился.
— Что видел, что слышал?
Алаш-кам говорит:
— Хватит ли сил на его выкуп (такылга)? Стоящий вверху
дух синего неба сине-пегий бун2, стоящий внизу черно-пегий
бун —на рогах этих двух бунов находится медный ящик с цепью.
В этом ящике скрыта душа, сделанная (обращенная) черным
бобром (кундуз) с девятисаженным хвостом. Нужна за него
жертва, — говорит Кам.
— Из чего должна состоять жертва3. Нужно девять рек
вина, девять гор шелковья; если исполните, то, наверно, испол­
нится ваша просьба.
— Сколько же лет прошло, как сюда приехал? — спраши­
вает себя Кан-Тади.
Стал считать: оказалось прошло три лета.
—Если будет лунная ночь4, то встретимся у молочного озера
(Сут-кбль) под мышкой тайги Сумер-Улан.
Кан сел на коня кан-ерена (кровяно-рыжего) и поехал
быстрее пущенной стрелы, прямее полета птицы, а к своему
юрту приехал только через три года5. Оказалось, требование
кама не под силу, крепким требованием оказалось (кату ша-
гылта болды), (т. е. выкуп оказался слишком непосильным).
Кан-Тади, обращаясь к народу, говорит:
—Когда бы то ни было не буду брать дань (калан). Соберите
шелку, как девять гор; соберите вина, как девять рек.
Подданные взад и вперед бегали на лошадях, собирали шелк,
торко6 и мандык7, собрали девять гор торко-мандыку, собрали

1 Тунгур — «бубен».
2 Бун — «каменный козел»,
3 В тексте: барылга, «жертва вещами».
4 В тексте: айдынг болзо суть коль ипр. (слов «ночь» пропущено).
5 Кан-Тади употребил на поездку к Алашу три года, на обратный путь три
года, следовательно, всего шесть лет, а жить Ког-Айры только четырнадцать
лет.
6 Торко — шелк и всякая шелковая материя.
7 Мандык — шелковая материя с вытканными по ней цветами или другими
изображениями. Парча по-алтайск. чимэри или чембери. Полный титул китай­
ской парчи: Ай бильдурлу-мандьпс-торко.
159
 девять рек вина. Почитавши книгу сабра1, посчитавши четки
(ерекен), узнал, что уже семь лет прошло. Жить Ког-Айры
осталось только семь лет. Девять рек вина перегнал в девять
тажууров, девять гор шелковья свернул и привязал в торока.
Приехал на берег молочного озера, под мышку Сумер-Улан-
Тайги. После этого от основания земли, гремя, пришел бубен
Алаш-кама. Поверх земли, закрывая землю, явился медный
маньяк; пришел и покрыл землю. В трех Алтаях раздалось эхо.
Кружась вокруг себя, пришел сам Алаш-кан2. Он брызгал девять
рек вина в Сут-кбль и на гору Сумер-Улан и разбрызганное
вино попало в озеро Сут-кбль и на гору Сумер-Улан.
Алаш-кам сидит и благословляет, говорит:
— Мой Сут-кбль, моя тайга Сумер-Улан! Ублаготворяю вас
ради детей Кан-Тади и Ког-Айры и их потомства. Вверху сто­
ящее синее небо, внизу стоящее синее море да укрепят их
потомков3.
Кам делил и брызгал девять рек вина, девять гор шелковья,
делил всем горам.
— Пусть ублажают вас из рода в род дети детей!
Стоял кам и кричал:
— Мое молочное озеро! Моя гора Сумер-Улан! Отпустите
двум молодцам душу Тилана-коо. Тилан-коо насилует нас!
Сумер-Улан тайга говорит:
— Два молодца, почитая нас, добром просят.
Сут-кбль говорит:
— Сюда вниз спускаются два буна.
Медный ящик с цепью спустили на подол Кан-Тади. Кан-
Тади снял медный ящик с бунов, двух бунов отпустил.
Черно-пегий бун ускочил в нижний мир и сказал:
— Желаемое пусть возьмет; на кого сердится, пусть того
победит.
Сине-пегий бун побежал на небо и сказал:
— Как было тяжело для наших голов! Как теперь стало
легко!
Кан-Тади растаптывал ногою медный ящик, вынимал черно­
1 Текст: еабразын самырады. Теперь говорят: бичигин кычар. «зови грамо­
ту, т. е. прочитай». А прежде говорили: бичигин самыра.
2 Таков, значит, был ритуал: сначала бубен, потом маньяк, потом сам кам.
3 Текст: тэмык тырзын. Тэмык — говорится о новорожденном дитяти, или
жеребенке, когда, начиная крепнуть, он начинает ходить.

160
го бобра с девятисаженным хвостом, бил черного бобра до
полусмерти. Глаза месяца и солнца померкли (карык тииб);
земля тряслась, происходили каменные обвалы (таш кочкб).
Кан-Тади говорит:
—• Сколько же лет осталось от четырнадцати?
Когда посмотрел «сабра-бичик», увидел, что осталось толь­
ко девять дней. Измял черного бобра в руках и оставил чуть
живым. Кан-Тади пришел на ток, где ведут борьбу Тилан-коо
и Ког-Айры. Ток ободрался от борьбы; большие тайги разбро­
саны по земле, большие реки высушены, остались гальки (сай).
Когда Кан-Тади пришел на железную степь с током (Эдерген),
видит: посереди железной степи Ког-Айры сидит на Тиман-коо,
обе ноги не касаются земли.
Кан-Тади крикнул:
— Калак, калак! До моего прихода не убивай Тилана-коо!
Тилан-коо лежит, два его глаза светят, как два черных
озера, а нос, как крутой1 холм.
Кан-Тади сказал:
— Здравствуй, здравствуй, друг, Тилан-коо!
— Конечно, здравствуй. У дверей Ерлика, у золотого суди­
лища (алтын толу), там увидимся! Нюхай лезвие пики, лижи
лезвие Меча, — говорит Тилан-коо, — чтобы не переезжать
волосяной мост (в подлиннике мост — волос).
После этого Кан-Тади, давая слово не переезжать мост-
волос, нюхал конец пики и лизал конец меча. Подал в руки
Тилану-коо черного бобра с девятисаженным хвостом, разо­
рвав его пополам. Тилан-коо умер. Бежавшая кровь была, как
река, лежащие кости были, как гора. Ког-Айры не мог слезти
с него и подняться.
Ползком добравшись до коня Ердениту-кан-ерена, дитяти
еремика, Ког-Айры говорит:
— Мы живем ради тебя2!
Обняв обе передние ноги, он молился коню.
— День моей смерти не настал. Еще бы немного и я умер
бы. На кого мы сердились, того победили, желаемое взяли.
Белый скот Тилана-коо погнали, народ переселяли. Не могут
успеть перегнать белый скот, переселить арка-народ. Семьде­
сят ханов, живущих на земле, благословляют их, шестьдесят
ханов, живущих под землей, благословляют их. Тилан-коо

1 Текст: коо, «прямой», «ровный». 44

2 В тексте: на месте «ради тебя» стоит «в твоем случае», сенынг пшлгагында.
11 Заказ 2710 161
у нескольких ханов отнял жизнь, у других держал сердце
в страхе.
— Теперь стало тихо! — говорят. Благославляют Кан-Тади,
У нескольких пролил кровь, у нескольких отнял жизнь; пусть
погибнет!
Белый скот Тилана-коо него народ гнали три года. Обом-
шалый юрт разрушали, заназмелый юрт разрывали. Белый
скот и народ положил в свой карман. Переезжали реки и воды,
переваливали тайги и горы, ехали домой.
Ког-Айры говорит:
— Брат! Вот то место, где мы встретились. Разделим, что
приобрели. Я поеду в свой Алтай и ты поезжай в свой Алтай.
Ког-Айры высыпал белый скот из кармана. Разделив плетью,
разделили поровну. Кан-Тади высыпал из кармана народ; и его
поровну разделили.
—Кан-Тади, друг мой! Что я тебе дам, чтобы ты всегда берег
и видел?
Пошел и вынул хрящевое ребро у своего сине-чубарого коня
железного цвета1. Сделал золотой чогур о девяти глазках. Взял
его Кан-Тади, стал играть. Раздалось по девяти Алтаям. Золотой
чогур о девяти глазках предсказывал о прибыли и убыли (керельты,
чигалты). Белый скотположил назад в большой карман.
Кан-Тади говорит:
—Через девять месяцев приезжайкомнев гости. Страшно большой
буду делать пир, на земле семьдесят ханов, в нижнем мире шестьдесят
ханов, все соберутся.
Кан-Тади зовет Ког-Айры. После этого поехал быстрее
пущенной стрелы, прямее летящей птицы. Если днем, то не полу-
днюя, если ночью — не ночуя ехал.
— Надо доехать до дому, — говорит.
Показались золотые и серебряные тайги: показался тополь
Алтын-Чогор. Кан-Тади снял золотую шапку «туулга», ходил
и молился. Въехал в свой Алтай, остановился у золотой коно­
вязи.
Отцы и матери говорят:
1 Сюме кобырга, самое нижнее, хрящеватое ребро. У алтайцев поверье, что
у коней одного ребра не достает.
162
 — Кан-Тади, наше дитя, приехал!
Белый скот и арка-народ подошли близко. Большие тайги,
вытянувшись, стали смотреть; большие реки, выходя из бере­
гов, пенились.
— Пусть соберутся семьдесят ханов, живущие на земле,
пусть соберутся шестьдесят ханов, живущие в нижнем мире!
Посылал грамоту и знаки (пилик). Асам Кан-Тади стал
пьянствовать1.
Раз Кан-Тади пришел в чувство. Видит, приехал друг Ког-
Айры. Раз пришел в сознание, приехали семьдесят ханов,
которые живут на земле; раз пришел в память, сидят шесть­
десят ханов, приехавших из нижнего мира. Сидит и смотрит.
Сидят два молодца, похожие на себя (друг на друга), похожие
на Ког-Айры. Оба одинаковые. Один Алтын-Таш2, сын Ай-
хана3, другой сын хана солнца Кун-хана, Кумыш-Таш4. Разго­
варивают; разговор у обоих один; встанут, рост один.
Раз Кан-Тади пришел в память, в изголовье напевает золо­
той чогур.
— Что он знает, что предвидит! — говорит Кан-Тади.
Подойдя слушает.
Чогур говорит:
— У Кан-Тади обомшалый юрт разрушится, занавоженный
юрт раскопается.
Так поет чогур.
—Временно только ночует, временно только юртует Тилан-
коо, уйдя в юрт Ерлика, довел его, (т. е. юрт Кан-Тади до
раззорения, до безвременья, чаксыраткан). Просит Ерлика идти
войною против Кан-Тади. Ерлик присоединил семь своих сы­
новей к богатырю Сокор-Кара.
Кан-Тади, услыхав это, пришел на свое место и сел. Сидят
с Ког-Айры, разговаривают:
—'Видно, придет Ерлик-би, вмешается в наши дела и будет
воевать.
Сидели двое и плакали. Просили двух молодцов помочь.
Просили семьдесят ханов:
— Помогите нам вести войну с Ерликом!
Те говорят:

1 В подлиннике: «вошел в вино».

2 Алтын-Таш — «золотой камень».
3 Ай — «месяц».
4 Кумыш-Ташь — «серебряный камень».
163
 — Нас не просите воевать с ним.
Семьдесят ханов садились на коней и уезжали домой. Про­
сили шестьдесят ханов; шестьдесят ханов сказали:
— Мы не можем, — и поехали домой.
Кан-Тади просил двух молодцов:
— Помогите нам воевать с Ерликом!
— Хотя бы вы и не просили, мы помогли бы, — сказали
молодцы. — Но боимся мести, —сказали два молодца и уехали.
Два молодца уехали.
Кан-Тади иКог-Айры остались двое.
— Что будем теперь делать с Ерликом?
Кан-Тади говорит:
—Найти бы нам средство против душ семи сыновей Ерлика!
— В каком месте они находятся?
— Души семи сыновей Ерлика хранятся в чугунном ящике
под подушкой у Ерлика. Есть ли у тебя средство прийти
и украсть их?
— Если кто найдет средство, — говорит Ког-Айры, — то
только конь кан-ерен. Если он не сможет, то мы погибнем.
Я пойду под землю и буду воевать с семью сыновьями Ерлика;
они не смогут убить меня в течение четырнадцати лет. Родив­
шееся от еремика, дитя Окторгоя, Эрдинету, кан-ерен! Поищи
ты средство!
Ког-Айры, обняв две передние ноги, умоляет и просит коня.
—Оседлай сине-чубарого железного цвета коня, постарайся,
съезди!
Конь кан-ерен говорит:
— Постараюсь, съезжу в нижний мир к семи сыновьям
Ерлика.
Конь кан-ерен и Кан-Тади поехали. У золотого тополя
Алтын-Чогор, растущего у печени золотой тайги, Кан-Тади
разводил сан1 в шести местах.
— Умру ли я, воюя с семью сыновьями Ерлика? — так
спрашивая, узнавал будущее (учкур). Один листок тополя
спустился, сделавшись золотой сабра — грамотой.
— Если не выйдешь из слова коня Ердинету-кан-ерена, то
нет тебе никогда дороги умереть.
Кан-Тади отправился оттуда, приехал в пасть земного ада,
прыгнул в нижний мир и спустился в страну алыс-дылыс2.

1 Сан — воскурение. «
2 Алые, место, чем-нибудь заслоненное, лишенное света (солнца).
164
Большими скачками бежит по дороге, которая краями дости­
гает полиц седла. Достиг расстани семи дорог И моста-волоса.
Подергивая коня Эрдинету-кан-ерена, ехал.
Конь кан-ерен говорит:
—Постой, постой, Кан-Тади! Ты ведь клялся на поверхности
земли, обещался не переезжать по мосту Ерлика-бия. Конец
меча лизал, конец пики нюхал.
Кан-Тади сейчас пришло на память, он остановился по неволе.
— Какое средство будет у меня? — говорит.
— Слезь на конце моста-волоса и лежи, пока я не обойду
кругом.
Кан-Тади хотя нехотя слез с кан-ерена. Кан-ерен пустился
простой без всадника; кан-ерен перебежал мост, раскачав его;
вытянулся подобно таска1; сделался тонким подобно волосу.
Бежит туда; почти стал добегать до дверей Ерлика-бия.
У Ерлика-бия на мужской стороне2 железная тайга (Темир-
тайга) с кельгееком3; у железной тайги играют, катаясь (скаты­
ваясь), три дочери Ерлика. Конь кан-ерен, обратившись
в старшую дочь Ерлика, Карачы-кыз, отворив створчатую
железную дверь, вошел в аил. Когда вошел, видит: сидит Ерлик
отец (Ерлик-ада), борода на челюстях Ерлика, как два арка
(северные склоны гор), верхняя борода на щеках, как три арка.
Конь кан-ерен говорит:
— Абы4! Дай мне души семи твоих сыновей поиграть!
Я немного поиграю!
Ерлик-би старшую дочь в тот же раз прогнал.
—Что говорит эта тамга? Когда кто играл душою человека
мужчины?
Кан-ерен выскочил из аила, смотрит в сторону железной
тайги. Три дочери Ерлика идут домой. Конь превратился
в среднюю дочь Ерлика Кара-Толто.
Вошел в аил и сказал:
— Ерлик-абу! Дай души семи братьев моих. Я немного
поиграю.
— Что ты говоришь, тамга! Просить души сыновей моих,
ушедших на войну, на безвременье (бедствие),
Кан-ерен опять выскочил из аила. Смотрит: три Ерликовы
дочери идут от железной тайги с кельгееком. Сделавшись
1 Таска — слово, неизвестное рассказчику.
2 Мужская сторона в юрте влево от входа.
3 Кильгаяк — масляничная гора, «катушка». Кельгеек — глетчер, ледник.
4 Абы — почетный титул.
165
 младшей дочерью Ерлика Ерке-Кара, конь опять вошел в аил.
—Власть держащий отец мой, держащий четырехугольный
jeHTbic, милый отец. —говорит Ерке-Кара. —Поиграю я немно­
го душами твоих семи сыновей.
Старик говорит:
— Дитя, дитя! Старшие дочери придут, грубо со мной го­
ворят. Нежное дитя, похожее на меня, ты просишь вежливо
(красиво, japani). Сама знаешь, дитя мое, отяжелеет стан
ушедших на войну братьев твоих. Недолго поигравши, принеси
их назад и положи, дитя мое.
Кан-ерен говорит:
— Хотя вы старый человек, но глупый, и не знаете обычаев.
Я хотя девушка, но я (женщина?) епши кадыт. Сама самоволь­
но не имею права взять, если сам не подашь.
— Смотри-ка ты на дитя Ерке-Кара! — говорит Ерлик.
Старик поднял черно-чугунный ящик о девяностодевяти
ключах, лежавший под подушкой, повернувши девяносто де­
вять ключей, отворил ящик, вынул из ящика семь щенят выдры.
Поигравши внутри аила, Ерке-Кара выманила щенят вон из
аила. Повернувшись, Ерке-Кара, т. е. конь, принявший образ
ее, видит: пришли три дочери Ерлика. Взяв во время игры зараз
в зубы семерых щенят, конь кан-ерен, где стоял, то место
проступил; черно-чугунную коновязь Ерлик-бия ударом ноги
разрушил, прыгнул и побежал. Три дочери, глядя на него,
остались на месте. Конь кан-ерен, держа в зубах семерых щенят
выдры, побежал на небо.
Старшая дочь Ерлика jaaH Карачы1 говорит:
— Что сделалось с тобою, старик? Зачем отдал кан-ерену
души семерых сыновей?
— Что ты лжешь, кыз-тамга2! Выходи вон. Я дал их дочери
Ерке-Кара.
Дочь Кара-Толо, войдя в аил говорит:
—Что с тобой, старый человек? Зачем отдал души семерых
сыновей?
— Молчи! — говорит Ерлик. — Знает это младшая дочь
Ерке-Кара.
Выгнал дочь Кара-Толо из аила.
Дочь Ерке-Кара, войдя в аил, говорит:
— Что с тобою, старый человек? Зачем отдал души семи
сыновей?
1 JaaH — «большой».
2 Кыз-тамга, «подлая девка».
166
 Калак! Не тебе ли я отдал дитя мое?
Дочь говорит:
—Где ты видел, чтобы дети играли душами людей мужчин?
Сам старик Ерлик вскочил на ноги, распахнул железные
двери и выскочил из аила. Черно-чугунная коновязь стоит
покосившись. Теперь старик стал хлопать руками об оба ко­
лена.
—Э, калак! Теперь я остался обманут кан-ереном!
Горько, ядовито (ачу корон) кричал.
— Где Тилан-коо? — говорит. — Кан-ерен, конь, на котором
ездит Кан-Тади, унес души семи моих сыновей. Догони и поймай
его, Тилан-коо!
Загремел Тилан-коо, господствующий над семидесятые
семью пастями (ууз) ада и над семидесятые ханами.
Сказавши:
— А!
Тилан-коо сел на своего чубарого, как звезды, коня
и погнался за кан-ереном. Тилан-коо бежал вслед кан-ерена
и кричал. Урукчи накинул петлю на шею кан-ерена. У урукчи
зад остался у железного тополя1.
— Что глядишь, чамгачи? — кричал Тилан-коо.
Чамчаги бросил аркан; петля попала на тонкую шею. Поло­
вина чамгачия осталась у тополя, половина ушла с арканом
вместе. Гнавшись за конем Тилан-коо начал нагонять кан-
ерена, вскочил на неступаемый мимо мост-волос и не допустив
кан-ерена на ту сторону моста, Тилан-коо бросил медный крюк
с жаграми (аткакту джес кармак). Крюк воткнулся в спину
кан-ерена. Тилан-коо потащил кан-ерена с моста назад, зало­
жив аркан от крюка под ремень стремени (собственно под
шенкель).
Кан-ерен говорит:
— Что ты смотришь, Кан-Тади? Несчастная голова моя
погибает!
Кан-Тади положил на тетиву стрелу кайбыр и перестрелял
аркан с крюком Тилана-коо. Кан-ерен пробежал по мосту из
волоса. По ту сторону стоит Тилан-коо, по эту сторону стоит
Кан-Тади. Друг на друга плевали, друг друга хорошо и худо
называли.
Кан-ерен говорит:

1Урукчи был привязан к тополю; тело его разорвалось пополам и половину

конь унес на аркане.
167
 — Что ты толкуешь с курмбсем? Отвернись, поезжай!
Положив семь щенят выдры в карман, Кан-Тади сел на коня
кан-ерена и поехал.
— Для чего я их берегу и везу? '
Мечом из черной стали рассек семерых щенят выдры. Глаза
месяца и солнца померкли. Оттуда дальше поехал. Послышал­
ся шум и звон (кангар конгур). Придержав лошадь, стал смот­
реть.
Старший сын Ерлика едет, как тень. Едет и бормочет (ке-
минерып):
— Если я тебя не погублю!
Следом другой сын Ерлика едет и говорит:
— Если я тебя не погублю!
Следом едут другие сыновья.
—Не мы будем, если мы не погубим твою душу. Зачем отдал
наши души1.
Оттуда дальше едет. Ког-Айры вышел из нижнего мира,
сидит и ждет.
— Здравствуй, здравствуй, брйт! — говорит.
— Видно, увидимся, если не умрешь. Милый кан-ерен!
Благодаря тебе мы видим солнце!
Ког-Айры молился ему, обняв его две передние ноги. Два
молодца покорили юрт Ерлика. Севши на коней, поехали домой.
— Здравствуйте, отец и мать! — говорят.
— Здравствуй, менду, моя взятая!
Кололи лошадей с набрюшным салом, как облака, с гривами,
как у самцов верблюдов.
— Несите крепкое вино, мои люди!
Как горы накрошили мяса; как реки насидели вина. Два
молодца стали пьянствовать. Не стали чувствовать себя. Семь­
десят ханов на земле, шестьдесят ханов на Алтае приехали
и восхваляли молодцов. Два молодца, когда сознают, когда не
сознают себя.
В это время золотой чогур с девятью глазками поет. Из
девяти глаз бегут слезы. Кан-Тади, подойдя к изголовью, слу­
шает девятиглазого чогура.
— Семь сыновей Ерлика-бия и Тилан-коо (поет чогур) му­
чают Ерлика, секут его.
Ерлик говорит им:

1 По-видимому, слова обращены к Ерлику.

168
 — Погодите, погодите, дети! Я сам пойду и возьму души
двух молодцов. Через семь дней у стоящего вверху Уч-Курбус-
тана выпрошу и возьму души Кан-Тади и Ког-Айры.
Чогур о девяти глазках поет:
— Если пойдет и станет просит у Уч-Курбустана, то непре­
менно возьмет.
— Родившийся от еремика Ердинету —■Кан-ерен! в чем
будет теперь наше спасение? — Кан-ерен говорит:
— Если я вперед Ерлика приду, то или мы победим или
будем поражены1; а если он вперед меня успеет, то нам неми­
нучая смерть.
Два молодца умоляют Кан-ерена. Кан-ерен прильнул на дне
неба, обратившись в белого Чолмона. Одним днем кан-ерен
опередил Ерлика.
— Уч-Курбустан, кудай мой! — говорит Кан-ерен; разостлав
гриву молится.
— Уч-Курбустан-кудай! Разве ты сотворил нас для Ерлика?
Чем творить нас для Ерлик-бия, лучше бы не творил.
— Уч-Курбустан говорит:
— Разве Ерлик едет сюда? Этот старик не отворял нашу
дверь вверху с того времени, как создалась jepjeHrbic. Нельзя
не дать ему душ двух молодцов. Скажем, что сгнили два яйца.
У Кан-ерена слезы из глаз сделались, как два озера; из
ноздрей вода сделалась, как лед. Три раза обойдя вокруг, кан-
ерен молился.
— По крайней мере, хоть послушайте моего совета.
Уч-Курбустан говорит:
— Если хочешь сказать, что, говори скорее.
Кан-ерен говорит:
— Если Ерлик придет и будет просить, скажите: Возьми
двух молодцов. Он скажет: чего просил, то и взял. Вы, отдав
ему двух молодцов, просите у него чернособолью плеть (кара
кыш камчы) и бело-серого коня. Старик Ерлик скажет: А я на
ком поеду домой? Скажите тогда: есть у нас чернолысый пороз
(кара кальджан бука); на нем уезжайте. А плетью будет ай-
малта2. Скажите, чтобы он заседлал пороза задом наперед.
Вокруг аила Кан-Тади обскакай три раза3. Ударяй по каждому
сыранаку4 аймалтой. Подъехав к дверям, ударь оберуч аймал-
той между двух рогов пороза. Тогда угонишь Кан-тади со всем

1 В тексте: мордо чордо, «в победе», в поражении «окажемся».

2 Ай — «месяц»; малта «топор».
3 Т. е. Ерлик должен обскакать вокруг Кан-Тадиева аила.
4 Неизвестное слово.

169
 его юртом. Пусть будет так, мой кудай Уч-Курбустан.
Кан-ерен отправился обратно домой. Старик Ерлик приехал
к Уч-Курбустан-кудаю на бело-сером коне, в черной лисьей
шубе, с чернособольей плетью. Поставил бело-серого коня на
каста, заложив повод за луку у дверей Уч-Курбустан-кудая.
Отворив створчатую дверь, Ерлик вошел и спрашивает:
— Езень! менду! — Уч-Курбустан говорит.
— Этот большой старик никогда здесь не бывал, нашу дверь
не отворял.
— Какого такого создали, что нет покоя моему юрту? —
говорит Ерлик.
— Пришел к тебе просить души двух молодцов.
— Смотри-ка, смотри этих тамгаларов1 (мерзавцев). Если
они беспокоят почтенного старца, то возьмите!— сказал Уч-
Курбустан.
Ерлик говорит:
— Я и там сказал, что возьму.
Уч-Курбустан спрашивает:
— Отдадите ли, если я буду что просить?
— Что же будете у меня просить?
— Мы просим бело-серого коня и чернособолью вашу плеть.
— А я на ком поеду домой?
— У меня есть лучше этого коня; есть черно-лысый пороз
ссаженными рогами. Если заседлаете его задом наперед, то
чего захотите, достигнете.
Ерлик-би сказал:
— Можете взять!
Старик отдал бело-серого коня. Заседлали ему черно-лысо­
го пороза с саженными рогами. Вместо плети дали аймалту.
Научили:
—Приехав к аилу Кан-Тади, каждого сырана бей аймалтой.
Ерлик садился на чернолысого пороза, взял в руки аймалту
и поехал в юрт Ка'н-Тади. Приехал к юрту и аилу Кан-Тади.
Объехал вокруг аила, ударяя аймалтой по каждому сыранача-
ку2. Сказав:
— Погони юрт Кан-Тадия! — ударил аймалтой между двух
рогов пороза; разбил голову чернолысому своему быку и сидит
на нем.
Кан-Тади говорит:

1 Множествен, чис. от слова «тамга».

2 То же, что сыранак, сырана.
170
 — Теперь придумал приехать к моим дверям и около них
убить своего чернолысого пороза, а потом думаешь сказать, что
пороза убили Кан-Тади и Ког-Айры.
Стащив старика с пороза, молодцы распяли его на четыре
кола, секли тэгэнеком1.
Калак, калак! — завопил Ерлик. — После этого никогда не
буду называть твоего имени!
На дне неба послышался звук тунгура (бубна). Белый маньяк
закрыл солнце и месяц. Звеня сотней кузунгу2, спустившись
с неба, пришел кам Алаш. Он говорит:
—Погодите, погодите, дети! Не делайте глупого дела. Вверху
стоящий Кудай есть бог подданных, т. е. человечества. Внизу
живущих, умерших подданных бог есть Ерлик3. Алаш-кам
кладет пустой выкуп (курутолу), черного пороза делает при­
датком. Алаш-кам начал камлать, т. е. бить в бубен, и Ерлик-
бия выстукнул (кагып-иды4) в нижний мир.
— Присоединись к своему черному байзын бргб! — сказал
кам-Алаш. Пусть Кан-Тади и Ког-Айры дарствуют тебя из рода
в род черным быком5.
Старик Ерлик ушел в нижние области. Только теперь Кан-
Тади и Ког-Айры стали жить прочно.

1 Тэгэнек — «шиповник».
2 Кузунгу — погремки на бубне.
3 Потому-то Ерлик и дружит с камами, что Алаш кам выручил его (пояс­
нение Чолтоша).
4 Выгнал ударами колотушки.
5 Теперь Ерлику приносят в жертву черного быка.
171
 Хан Мерген
(Рассказано Чедеком 1 Куранаковым)
Хан Мерген, имеющий коня сине-бурого (кок курен), масти
железного цвета, имеющий белый скот, который не помеща­
ется в его Алтае, имеющий мир-народ2, который не помеща­
ется в его землях, стал чалый (сед); годы его приблизились
к старости. Белый скот его питается солончаками. Хан Мерген
и его скот пьют воду из реки Аржан Кутук3. В его Алтае не
распознается зима или лето, почему он и назван Jafi Алтай; не
различается также день или дочь, почему и называется Туш
Алтай (вечный день); кукушка Эдиль (певунья) поет всегда,
вечно зеленеют леса Эмиль-агаш; так чудно создана вся при­
рода. «Нет у меня сына, который жил бы подле меня, нет у меня
дочери, которую я мог бы отдать за чужеродца (т. е. пород­
ниться с иностранцем). Если умру, то червь понесет мой прах
вниз в землю, а птица вверх в небеса». У Хан Мергена Бог Еты
Бурхан4и толмач посредник Буурыл-бурхан, (чалый или седой
бурхан); он его покровитель. У хан Мергена золотой брго (дво­
рец), а позади него стоит тэмир-алга тайга о семидесяти семи
тала, которая подпирает небесную синеву неба.
С тех пор, как земля создана, он не бывал на вершине этой
горы. «Ой, ой — говорит, — пока не умер, поеду промышлять
зверей на своих черных недоступных тайгах». Берет он в руки
потники и седло «арташ» из меди и седлает коня Кок-куреня,
подтягивая тридцать подпруг, надевает золотой чум с шес­
тидесятые шестью пуговицами, а поверх черную, как сажа,
броню, белый меч из стали алмаз, кладет себе то с правой, то
с левой стороны; как черный месяц саадак5 навьючил себе на

1 Чедек — уличное имя сказочника Чолтоша.

2 В тексте: «эл-joH».
3 Аржан — целебный источник, Кутук — колодец: в подлиннике стоит еще
слово «талай», что означает «большая вода», море.
4 Семерица бурхан, т. е. семизвездица.
6 Саадак, т. е. лук со всеми принадлежностями, чуть ли не со щитом вместе,
почему и сравнивается с полнолунием.
172
спину, подпоясал колчан, из которого стрелы торчат, как лес
оголенный пожаром1; в руки взял копье величиною с куулы2.
Лишь ступила нога в стремя, в три изгиба изогнувшись садится
на коня и пускается в путь; въезжает он на тайгу с семидесятью
семью тала, окинул взором шесть алтаев (районов), осмотрел
всю поверхность земли; проезжая дикие горы и реки, сам про
себя рассуждает: «Нет сына охранять мое жилище, нет дочери
отдать чужеродному; народ мой и скот мой останется в пустыне”.
Так говоря, он запел скорбную песню, камни и деревья вторили
эхом. Алтай Канай гремел раскатами; птицы с лунообразными
крыльями, звери с раздвоенными копытами гналися за ним.
Семьдесят ханов земных, шестьдесят ханов подземных, слыша
песню, все говорили: «Что за несчастный поет эту песню?»
Стоящие вверху: Еты Бурхан, бывший тельмешем переводчик
Буурыл-Бурхан говорили: «Что это за печальная песня?»
Пребывающий внизу Ерлик-бий вытянул шею, слушал
и сказал: «Кто так красиво поет, кто этот злосчастный? душа
ли, расставшись с телом, так поет, или же он жив, но жизнью
недоволен?» Он прислушался и узнал, что это Хан Мерген поет
о бездетной жизни своей. «Зачем же творцы не внимают своей
твари?» Три дочери Ерлика слышали песню. Не успел Ерлик
договорить своих слов, как три девы вскричали в восторге:
«Пойдемте к Ерлику отцу и скажем ему, пусть он потребует
певца в наше царство, тогда насладимся той песней». Старшая
девица сказала: «Вот я» и вбежала к Ерлику. «Не беда бы, отец,
нам послушать чудную песню? Потребуйте того человека».
Старец, почтенный Ерлик, в гневе своем, как гром загремел на
старшую дочь. «Тебе что за дело! Чего нет на свете? Нет
никакой нам нужды, вон уходи, дерзкая!» Входит средняя дочь,
говорит: «Смилосердуйтесь, отец Ерлик, потребуйте того чело­
века силами волшебства». «Какое нам дело до скорби, печали
людей? уходи от меня!» Любимая, младшая дочь, ласкаясь,
гладила голову отца и трепала плечи ему: «Ерлик, отец мой,
достань певца, мы послушаем его, что за беда!» «О, не могу
противиться настойчивой просьбе дочерей! Так и быть, послу­
шайте». «Эй, эй», —говорит младшая дочь. — «Отец сказал мне:
доставайте». «Волшебный медный крюк3, зацепи Хан Мергена

1 Лес после пожара стоит на корню, но сучья обгорают.

2 Посохшее дерево, омытое дождями, получившее пепельный цвет.
3 В тексте: «Нормозы ат какту ес карамак». Нормозы вместо тарма, закли­
нанье; аткакту карман, заершанная удочка.
173
за ноги, за руки! Препятственная сеть!1 Пади на него и с ним
будь у дверей Ерлика-бия!» Пустила волшебную силу, сила
загремела, поднимаясь к небу. Эту силу Ерлика-бия ясно видел
и узнал Буурыл-бурхан. «Пади на поле ты, сила волшебная!» —
сказал он. Сеть пала на черный камень среди поля, а Хан Мерген,
ничего не зная об этом, едет себе и поет. Вот он въезжает на
хребет железной горы и видит другой Алтай, а в нем белое
море — ак-талай, которое движется ли или не движется2 не­
заметно; на берегу ак талая стоит белый дворец. «Кто осмелил­
ся поселиться на моем Алтае?» Возле дверей дворца стоит бело­
серый конь, пасутся табуны на подобие кустов; как черные
леса, стоят жилища его людей; один богатырь, держа в руках
седло, потник, выходит; это был Ак-мус, имеющий коня бело­
серой масти; взвалив на плечи, черный, как месяц, лук при­
мчался к Хан Мергену. «Голова твоего отца... тамга! Груди
матери твоей... тамга!» Всяко-всячески ругаясь, приближаются
оба. Сражаются копьями, остаются лишь черни у копий; сра­
жаются мечами, остаются рукоятки. На расстоянии руки хва­
таются за ворота, падают с коней вместе на землю. «Э-эй!» —
сказал... Ходят в поединке, где ступят ногою на реки, там
остаются лишь русла, где коснутся гор, там остаются основа­
ния их. Семь месяцев продолжается борьба богатырей. Хан
Мерген начинает сердиться, хотя был кроток; начинает гне­
ваться, хотя был смиренный. В три приема принимался сотря­
сать врага, как молодое гибкое дерево, стал мять в руках, слов­
но мнет сырые ремни. В три приема отдыха поднимает врага,
каж ет ему голубые небеса, носит меж белыми облаками
и бросает на землю; земля дала трещину; ударом ноги отделяет
голову от туловища; кровь потекла, как море; кости врага
лежат, как гора, которая была величиною только с одну горсть
Хан Мергена. Не успел туда-сюда посмотреть, а уж бело-серый
конь несется по белым облакам. Из одного отделения колчана
взял стрелу канду je6e3, приложил к тетиве; пропуская коня
ниже солнца и месяца, рассек его стрелою на три части. Кости
бело-серого коня пали отдельно на три Алтая. Севши на коня
Кок-куреня, подъезжает к белому дворцу, привязал коня
к золотой коновязи, сам заходит во дворец. Войдя в жилище,
увидал жену Ак-Муса; если глядит на тебя, то красива, как
1 В тексте: тор шууп. Тор — сеть для ловли птиц; шууп от глагола, шууп,
неводить.
2 В тексте: Лылар, рллбас, катится, не катится.
3 Кровавая стрела.
174
солнце, когда отвернется, то красива, как месяц. Ставит золо­
той стол, сладкие яства, спрашивает о благополучии и покое.
«Теперь ты стал хозяином моего народа и белого скота; хочешь
ли угнать нас и наш белый скот? Нет хозяина скотам, нет хана
народам, женой сижу я безмужнею; если погонишь белый скот
и народы к себе, то мне радоваться не к чему, и если вздумаешь
оставить нас, то печалиться тоже не буду». После этого вдруг
вбегает мальчик, с золотой спиной и с серебряным задом
и говорит: «Если угонишь белый скот и народы, то я на это
обижаться не буду, если оставишь, не буду печалиться». Хан
Мерген туда-сюда поглядел, и мальчика не стало; на месте, где
он стоял, остался столб пыли. У госпожи Алтын-Судур спра­
шивает: «Что это за мальчик?» «Прежде я пришла сюда плен­
ницей, тогда он был в моей утробе, это не сын Ак-Муса.» Хан
Мерген стал говорить: «Живи здесь как жила — мне все равно;
и там мое жилище и здесь мое жилище; не к чему переселять
вас через одну гору.» Выйдя, садился на коня Кок-куреня;
шестьдесят богатырей подводили коня, семьдесят богатырей
поддерживали под руки. Переваливал великие горы, переез­
жал великие реки; заехал на свою железную тайгу, у которой
было семьдесят семь прилавков-ступеней и смотрит на свой
Алтай; там вокруг его золотого дворца несметная рать стоит
в три ряда; как лес торчат копья и как лед сияют лезвия мечей.
Взглядом проверил он все табуны — благополучны и народ
благоденствует. «Если бы неприятель пришел войной, то давно
бы мог увести в плен. Что бы это значило?» Сбежал вниз,
переехал реку Аржан-Кутук, спрашивает подданных: «Вместо
ушедшего бия стал другой бий, вместо ушедшего хана стал
другой хан», — сказали ему. Как услыхал об этом Хан Мерген,
побежал домой, привязал коня к коновязи из золота, вокруг
которой не в состоянии лошадь обойти. Холодом потянуло от
его лица. Он стоит с надвинувшимися бровями, с налившимися
кровью глазами, шестьдесят богатырей брали под руки; вошел
в золотой дворец с копьем в руке из черной стали, остановился
меж очагом и дверью. Как от радуги был свет от двух глаз
новорожденного. «Что у тебя за родины, ни раньше, ни позже?
Что у тебя за ребенок? Живем себе дома молчком и рожаем
детей незаконных! Так вот ты какая жена!» Замахнулся копьем
на дитя и хотел ударить, но мать бросилась в защиту ребенка
и стала бороться с мужем. Пока между ними продолжалась
борьба, два железные богатыря схватили ребенка с колыбелью
и унесли из-под рук хана Мергена. Муж и жена, ругаясь, ос-
175
тались. «Когда нет дитяти, ты же скорбишь и плачешь, а когда
народилось, то хочешь умертвить. О правде спроси у Бурыл-
Бурхана!» Тогда улегся гнев хана Мергена. Железный бога­
тырь пронес мальчика тайно среди подданных и мимо белых
табунов. На белом Алтае текла белая река; на берегу ее стояло
жилище; на край этого жилища и народов возле пасущихся
табунов положил мальчика. «Пусть бездетный человек найдет
и вскормит.» Один старик, осматривая табуны, нашел этого
мальчика. Будучи бездетным, теперь стал детным. Дитя это
был мальчик, после двух ночей стал говорить «мать», после
шести «отец» и бегал на своих косых ножках, резвился, играл.
У дверей в листьях золотистого тополя порхали двести пташек.
«Ах, если бы были у меня стрела и лук!» — говорит мальчик.
Сломил дудку, сделал лук, из тростника сделал стрелу и одним
выстрелом нанизал двести пташек. Старуха и старик в восторге
вскричали: «Э — эп! Этот мальчик когда достигнет молодецких
лет, в состоянии будет нас старых прокормить; не простого
человека дитя, а, должно быть, какого-нибудь богатыря —хана.»
Мальчик взял в руки свой дудочный лук и отправился в степь,
куда глаза глядят. Старуха и старик потеряли его и найти не
могут. «Какой был славный мальчик!» — говорили они и горько
плакали. Мальчик пришел на берег белой реки и лег вниз лицом;
припав к земле, закричал зычным голосом: «Бог мой, пребы­
вающий на небесах, чем создавать меня таким несчастным,
лучше бы не создавал!» Пребывающему на небе. Бурыл-Бур-
хану было слышно. У дверей его стоял конь красночалой масти,
в гриве и хвосте которого были копья, а на ногах — мечи. «0-
ой!» — сказал красночалому коню своему — «Иди к тому
мальчику!» Красночалый конь спустился на землю. Мальчик
спит, а конь стоит возле него и бьет землю копытом. Надевает
золотой чум о шестидесяти шести пуговицах, о девяноста де­
вяти застежках, надевает поверх черную, как сажа, броню,
взваливает, словно месяц, черный лук на плечи и садится на
красночалого коня. Как бабки ноги, изгибаясь, как ремень
сырой, крутясь, красночалый конь стал бить и метаться,
а мальчик где-то приходит в сознание, где-то бывает без чувств.
Остановились на берегу белой реки. Когда пришел в сознание,
длинная и тяжелая броня стала ему по колено, а черный лук
не мог даже плечи закрыть; красночалого коня своего подер­
гивал, прибежал рысью на тайгу Темир-алга ссемидесятью
семью прилавками. «Здравствуй! — говорит ему Бурыл-бур-
хан, — когда не было у отца твоего детей, он плакал, я ему дал
176
дитя; пусть имя твое будет Кыс-Мерген, имеющий красноча­
лого коня».
«Пребывающий на верху, бурхан мой, всегда даруйте мне
милость свою». Рысью поехал вниз с тайги Тзмир-алга; шум от
черной, как сажа, брони подобен шуму голубых небес; от шума
осыпались горы большие и образовали черные россыпи,
а большие реки выходили из берегов. Кыс-Мерген приехал
и спустился с коня, привязал его к золотой коновязи, а сам
вошел в аил. При входе его хан Мерген сидел и глядел вниз,
стыдясь сына. Поздоровался с матерью. «Ты меня признал за
незаконного сына, как будешь кормить и ростить законного —
увижу, отвергнутый тобою я буду скитаться и умру, где при­
дется», —сказал Кыс-Мерген, вышел из аила и пустился в путь.
Только видели, где он был, куда исчез — не знали, лишь вихрь
носился, крутясь.
Через семь дней стал слышен шум от черной брони вдали,
где начало основания неба и земли. А муж и жена так и остались,
ругаясь между собою. «Ты вынудил скитаться единственного
сына, считая его незаконным». Хан Мерген, оседлавши своего
сине-бурого коня, взвалив на плечи черный лук, говорит: «Те­
перь не ворочусь назад, скитаясь, умру где-нибудь». Хан Мер­
ген переезжал большие реки, взобрался на тайгу, обросшую
мхом, под кучей тополей устроил стан; горную дичь убивал на
горах, водных зверей убивал на водах. Ел мясо элика1, изжа­
ренное на тишу2, ел вареное мясо и мозги. «Ну теперь, надо
полагать, гнев жены успокоился, здесь жить нельзя, поеду
к ней». Сел на сине-бурого коня своего и поехал домой, дичь
приторочил к седлу, зверей убитых навьючил: с тайги Тэмир-
алга смотрит: белый скот и народ благополучны; у дверей его
дворца полным-полно оседланных лошадей, а народу и того
больше. «Без меня какие «тамги» начальствуют» — сказавши,
сам рысью поехал к жилищу своему, остановился у коновязи
из золота. «Что случилось у меня здесь?» «Жена нашего хана
родила дитя, радуемся этому и устроили пир». Хан Мерген
соскочил с коня, черные глаза его налились кровью, вошел
в аил. «Какая такая «тамга» баба, когда нет меня, родит неза­
конных детей? Пусть имя мое забудется, если я не рассеку
черную печенку твою вместе с ребенком». Когда с поднятым
черным мечом подошел к колыбели, жена бегом подбежала

1 Элик — дикая коза.

2 Тишь — вертел.
12 Заказ 2710 177
и говорит: «Руби меня, если хочешь рубить, убей меня, если
хочешь убить». Муж и жена схватились, ругаясь между собой.
Железный богатырь схватил дитя с колыбелью из рук Хана
Мергена и выскочил на улицу. Муж и жена остались, ругаясь.
Железный богатырь, взвалив на коня ребенка, увез на берег
белой реки; здесь тоже паслись табуны и жили народы; бросил
возле согры1. «Пусть у кого нет дитяти, найдет и вскормит».
Старик и старуха ходили у белой реки, искали телят, да нашли
ребенка в колыбели; обрадовались ребенку, принесли в свой
аил, покрытый травой. «Ну и хороший мальчик!» — говорили
ребенку. Ночуя две ночи, говорит «мать», ночуя шесть ночей,
говорит «отец». Из дудки сделал лук, из тростника сделал стрелу;
стрелял пташек, а потом потерялся. Старик со старухой, не
найдя мальчика, ходили по берегу реки и горько плакали.
Мальчик голодный лежал на берегу вниз лицом и горько
плакал. «Чем быть мне несчастным, лучше бы пребывающий
на верху бог меня не создавал!» — вскричал он. «Беззаконник
«тамга» опять мучит мое дитя и заставляет страдать», — гово­
рил Бурыл-бурхан. Мальчик плакал, плакал и уснул; когда
проснулся, то лежал на постели и мягкой подушке у Бурыл-
бурхана, а Бурыл-бурхан поднялся к семи бурханам и говорит:
«Чтобы без наследника не осталось владение, я дал сына, а он
отгоняет его; что делать теперь с Хан Мергеном?» «Пусть будет
по имени Куманак, имеющий красно-рыжего коня». Дал коня
красно-рыжего; Куманак-Мерген седлал своего красно-рыже­
го коня бронзовым седлом, надевал о шестидесяти шести пу­
говицах золотой чум, поверх одевал о девяносто девяти пуго­
вицах, черную, как сажа, броню; загремел подобно небу, за­
звенел, как лязг железный. Разъезжая меж белых табунов,
меж народов своих, подъезжает к золотой коновязи, которую
не в состоянии конь обойти, входит в золотой дворец хана
Мергена. «Здравствуйте, здравствуйте отец и мать! Я благопо­
лучен, в покое». Отец посмотрев вниз, поднял кверху глаза;
посмотревши так, опять опускает книзу глаза. «До меня родив­
шийся брат мой, куда уехал?» «Уехал на восход солнца». «Мы
родились незаконно, скитаясь умрем, а Вы, родившиеся закон­
но, живите дома». Ставит золотой стол о шестидесяти шести
углах, ставит сладкие яства, но Куманак даже и не взглянул.
«Не видать бы мне твое лицо, тебе мое». Сел на своего красно-

1 В тексте:'на месте согры стоит «тикен арал». Тикен — камыш, Thypha.

Тикен арал — «еогра, болото с лесом», поросшее тикеном.
178
, рыжего коня, быстро поехал, переезжая высокие горы
и глубокие реки. Большие, широкие реки отставали, блестя
позади, а впереди вдруг открылся взору Белый Алтай. Посреди
Белого Алтая вьется черная пыль, слышен шум брони, подо­
бный грому неба; Куманак мой ужаснулся; от страха сердце
разрывалось, не мог найти места, где спрятаться. Не успел
моргнуть глазами, не успел отдернуть протянутую руку, два
одинаковых белых богатыря очутились перед ним. «Как твое
имя, куда держишь путь? Кто твой отец и кто твоя мать?»
«Меня зовут Куманак, имеющий краснорыжего коня, буду сын
Хан Мергена; у меня есть брат Кыс-Мерген, еду искать его, не
слыхали ли о нем?» «У Золотого хана (Алтын-хана), имеющего
белосолового коня с золотистою шерстью, у дверей его, привя­
занный к четырем колам за ноги и руки, лежит твой брат под
ударами плетей; так мы слышали об нем и тебя «тамгу» надо
отстегать плетями, не отпуская из виду». Стащили Куманака
с коня, повалили на землю, привязали за руки и за ноги
к четырем колам, стали бить плетями. То слышен голос на
земле, то слышен голос под землей. «Что я вам сделал худого?
Не пригожусь ли я вам? Буду ходить за вашими конями,
кормить их, стлать ваши постели; не губите красную жизнь
мою, не проливайте красную кровь мою!» Красно-рыжий конь
пустился искать Кыс-Мергена. Крик Куманака был слышен
Кыс-Мергену за железной горой в белом Алтае. «Что сделал
худого Куманак двум белым богатырям?» Кыс-Мерген ударил
плетью коня своего и помчался во весь опор по хребтам вы­
соких гор, по берегам глубоких рек. Прибежал Кыс-Мерген,
а два белых богатыря все еще бьют Куманака. Закричал, слов­
но гром грянул, как железо загремел его голос. «Разве запре­
щено ездить одному? Что он вам сделал худого?» Бегом сбежал
со своего коня, схватил обоих за косы. Стал сечь плетью, у двух
белых богатырей крик был слышен то на небе, то под землей.
«Не будем делать этих глупостей, прости нашу глупость».
«Отдадите ли единственную сестру за Куманака?» «Ой беда
наша! Отдадим! Оставь нашу жизнь». «Если хотите отдавать,
то теперь же; будете еще злодействовать, не ждите от меня
добра, больше этого буду мучить». Наказывал Куманаку: «По
эту сторону твоего отца есть синий Алтай, в нем синяя река,
на соединении реки золотой тополь о шестидесяти сучьях;
тополь сделай своей коновязью, там поставь свое жилище». Два
белых богатыря взяли с собой Куманака. В белом Алтае на
берегу белой реки, как кусты, пасутся табуны, как черные леса
179
стоят жилища людей, рядом вдоль стоят два белых дворца;
у железной коновязи, слезли с коней. Оповестили народ свой,
устроили -пир, собрали арака целую реку, накрошили мяса
целую гору; у порога едят собаки, у края юрта пьют коровы.
Поставивши белый дворец сестре Алтын-J устюк1, заплетая
косы2, пируя веселились. Игры, смех остановились, кончили
пир; для сестры Алтын-JycTEOK оседлали бело-серого коня
с золотой шерстью. «Будьте здоровы, мои шурья3, сказал
Куманак. Поехали с Алтын-JycTroK домой; когда переехали
большие реки и горы, показался синий Алтай. «Где же стоит
золотой тополь?» На берегу синей реки стоял золотой тополь;
Куманак остановился, привязал красно-рыжего своего коня
и стал жить; не было у него народа, не было пасущихся табу­
нов. У хана Мергена еще родился сын, имеющий бело-каурого
коня — Кыстай-Мерген. Кыстай-Мерген едет среди своего
народа, среди белых табунов и видит: при устье синей реки
возле золотого тополя стоит белый дворец; два коня стоят на
выстойке. «Ранее, кажись, здесь не было дворца», — говорит.
Вскачь на коне подъехал к месту, привязал белокаурого
к тополю о шестидесяти сучьях, вошел во дворец, а там сидит
молодая женщина; если глядеть отвернувшись, то подобна
месяцу, если повернувшись, то красива, как солнце. «Как твое
имя, куда ты держишь путь, кто твой отец и кто твоя мать?»
«Я имеющий белокаурого коня, Кыстай-Мерген, единственный
сын хана Мергена». «У! Чтобы тебе есть отцову голову! У!
Чтобы тебе есть груди матери! Если ты сын будешь хана
Мергена, то мы разны; ты законнорожденный, а я не законно­
рожденный». Кыстай-Мерген вышел, сел на. белокаурого коня,
нехотя поехал домой. «Почему он меня ненавидит?» Приехал
к отцовской золотой коновязи, слез с коня, вошел в золотой
дворец и говорит: «На синем Алтае стоит юрт; если ты сын хана
Мергена, то не смей заходить в мое жилище», — говорил
и выгнал меня Куманак. «Не спросил ты, кто он по имени и по
1 Золотой перстень.
2 В тексте: голову и глаза расчесали, «волосы» заплели в две косы.
3 В тексте: ага каиндарым. Ага — старший брат, ага каин — шурин; слово
каин указывает на особое отношение, обязывающее одного человека оказывать
знаки уважения другому. Замужняя женщина называет своими каинами: свек­
ра, свекровь, дядей мужа, деверей, которые летами старше мужа; каины муж­
чин: тесть и теща, те шурья, которые летами старше его жены; младшие не
будут каинами. Каины иногда освобождают лиц, обязанных оказывать им
почести, от такого обязательства. Такие освобожденные называются каины-joK.
Лица, не освобожденные от обязанности оказывать почести своим каинам, на­
зываются каинду.
180
жизни!» Жена хана Мергена говорила: «Никто иной, должно
быть, как твой старший брат; зачем не спросил о здоровье его
и благополучии? Впередь тебя родившиеся твои старшие братья:
имеющий красночалого коня — будет Кыс-Мерген, имеющий
красно-рыжего коня — Куманак». Услышав об этом, Кыстай-
Мерген вышел назад, сел на белокаурого коня и поскакал
обратно. Подъехав к золотому тополю, привязал своего коня
и вошел во дворец. «Здравствуй, брат мой!» Приветствовали
друг друга. «Я родился незаконно, зачем ты, не пренебрегая
мной, гостишь у меня». Кыстай-Мерген говорит: «Не питались
ли мы сосками одной матери, не лежали ли мы в утробе одной
матери? Где ты будешь умирать, там и я с тобой умру, не отстану,
куда ты поедешь». «Где теперь старший наш брат, куда он
уехал?» «По сю сторону белого Алтая раз в жизни пришлось
его увидеть; куда должен был ехать, мне не говорил». «Поеду
я разыскивать давно уехавшего брата Кыс-Мергена; если он
умер, то хотя кости его увижу, если жив, то свижусь с самим».
Навьючил на спину черный лук, на подобие черного месяца,
пустился быстрее стрелы в путь. Реки большие были незамет­
ны, когда переезжал, высокие горы были низки или высоки,
он не знал; на хребте черной горы остановился, стал смотреть;
среди черного Алтая пролегает черная степь, по этой степи
пролегает черная река; когда он стал проезжать степь, видит:
поднимается черная пыль. Звуки черной брони были подобны
небесному грому, от черного лука был шум, как лязг и звон
железа. Был бесстрашный, но стал ужасаться, сердце стало
трепетать; хотел бы укрыться, но некуда было. Вот прибыли
два равных Сары-Чулмуса; из глаз их блещет огонь, при ды­
хании сыплются искры. «Кто твой отец, мать, куда держишь
путь и как твое имя?» Имеющий коня белокаурого Кыстай-
Мерген, сын хана Мергена; единственного старшего брата Кыс-
Мергена ищу: не слыхали вы об нем?» «Нет, не слыхали. У дверей
Алтын-хана, имеющего златосолового коня, к четырем желез­
ным кольям привязанный за руки и за ноги лежит под ударами
плетей; с тех пор прошло много времени; что если и этого убить
здесь?» — сказали и вбили четыре кола, растянули Кыстай-
Мергена и стали бить плетями. «Калагай-корон! Почтенные,
что я вам сделал худого? Не срезайте мою красную душу, не
рассеивайте мою красную кровь! Разве не пригожусь я вам
привязывать ваших коней, подкладывать под головы подуш­
ки?» Два чулмуса бьют плетями и не посмотрят вверх. Кыс-
Мерген женился на дочери Алтын-хана, сделал великий пир,
181
собралось несколько ханов, пируют. Красночалый конь Кыс-
Мергена навострил уши, в полуденную сторону глядит. Жена
Кыс-Мергена Алтын-Тади подошла к коню и спрашивает: «Что
чуешь и куда глядишь?» «Два чулмуса поймали на полпути
брата Кыс-Мергена, бьют плетями, чуть держится красная душа
его». Алтын-Тади пошла обратно и видит: муж посреди семи­
десяти ханов сидит победителем в состязании; сначала думала
ему сказать, но потом сочла ненужным, так как подумают, что
это предлог дабы избавиться ему от состязаний. Придя назад,
одела чум золотой, поверх черную броню, меч из черной стали,
надела на себя курман (калчан), из которого стрелы торчали
подобно лесу, брала в руки копье, как дерево посохшее, омытое
дождями, вступила ногою в стремя, ловко в три изгиба уселась
на коне; только было место, где она села, но куда исчезла, не
видно. С разбега коня переехала семь гор, семь рек. Стало
слышно стонание Кыстай-Мергена; молодица Алтын-Тади, как
раз очутилась тут как тут. Она воскликнула: «Уй тамга! Ужели
одному нельзя ездить!» Двух чулмусов схватила за косы, со­
единила и начала бить плетью.
Семьдесят ханов играют. «Если вы добрые молодцы, то
примите там участие в состязании1». Взяла под стремя повода
коней двух чулмусов, а Кыстай-Мёрген поехал вслед. Кыс-
Мерген, состязаясь с семидесятью ханами, взял верх. «Разве
нельзя было проезжать слабому человеку мимо этих тамгов?» —
сказал Кыс-Мерген. Он вскочил на ноги, привязал чулмусов у дверей
к четырем кольям и стал сечь их прутьями боярышника (толо-
но). «Айланаим балам2! Будем твоими рабами, коня твоего будем

1 В тексте: марган морой. Какой-то хан в одной телеутекой сказке задумал

отдать замуж свою дочь и объявил «морой». Он желал выдать ее за богатыря
Алтын-Эргека и надеялся, что он приедет на состязания. Богатыри съехались,
но Алтын-Эргека нет между ними. Он принял захудалый вид пажи тас; пал-
тыры кодур «голова голая, голени паршивые», приехал на собрание, но хан его
не узнал. Съехавшиеся богатыри требовали морой. Хан был принужден усту­
пить им. Он объявил, что отдаст дочь тому, который принесет железную лис­
твенницу. Никто не был в состоянии принести ее, кроме человека с голой голо­
вой и паршивыми голенями. Хан объявляет новый морой, кто бросит выше всех
камень вроде мячика. И на этот раз верх одержал человек с голой головой. Хан
объявляет третий морой, кто принесет гору и поставит ее подле ханской юрты.
Хан должен был отдать дочь за Алтын-Эргека. Марган, от глагола маргыпцат,
состязаться в борьбе, в беге лошадей, быстроте кошения сена. Прим. Г. М.
-Токмашева.
2 Ласковые слова, с которыми обращаются к детям; говорят также толго-
ноин. От глаголов айлящат, толгощат, крутиться, окружать. Прим. Г. М. Ток­
машева. В киргизском языке оиналаин.
182
смотреть, постель твою будем убирать; не лей кровь нашу, не
секи наши красные души». Кыс-Мерген говорит: «Ну теперь
отдадите единственную дочь?» «Калак корон!1 Отдадим, лишь
оставь нашу жизнь!» «Ну хорошо если соглашаетесь отдать, то
сооружайте жилище, а мы вдвоем прибудем; если будет это
обманом, то еще больше стану наказывать». Два чулмуса от­
правились в путь: после их Кыс-Мерген и Кыстай-Мерген,
оседлавши коней, сказали: «И нам нужно ехать». Алтын-хан
говорит: «Этот народ необыкновенно зловредный, будьте с ними
осторожны, мысли их мрачные». Два брата сказали: «Да».
И поехали. Алтын-хан наказывал не пить араку. Поехали
быстро; черные брони их звенели подобно шуму гор, черные
саадаки гремели подобно шуму вод; когда приходилось пере­
езжать через горы, то они не замечали высоту гор; когда
переезжали через воды, то не замечали глубину вод; так при­
ехали, к железной коновязи чулмусов; не умещались руки
великаном2, желающих взять коня, не умещались руки молод­
цов3 брать под руки прибывших гостей. Стояли горы мяса,
накрошенного для пира, стояли реки арака, приготовленного
для веселья.
«Эй, эй бу», — сказал Кыс-Мерген. «Войди в аил, для тебя
приготовленный, а я войду в аил свата, араку не пей!» Кыс-
Мерген проходит вперед и садится, подбоченясь руками. Ста­
вили золотой стол о шестидесяти шести углах, ставили сладкие
блюда. Кыс-Мерген брал отборные яства, с наслаждением пил
из арака самую горькую, наконец, сильно опьянев, он ходил
взад и вперед. «Кому так хочет показать себя превосходным?
Если пожелаю, породнимся, на то воля моя, а если не хочет,
то и мы не будем кланяться», — сказал старший чулмус и лег
на кровать. Тогда Кыс-Мерген вышел из аила и стал ходить на
улице; потом пошел к дверям белого дворца, приготовленного
для брата, а Кыстай-Мерген лежал на дворе. «Что ты, брат, что
с тобой, почто не лежишь в своем аиле?» «Лучше умереть
одиноким, чем быть женатым на такой жене, лучше умереть
не женатым, чем иметь такую родню». «Когда не хочешь
жениться, то напрасно не нужно тревожить; поедем домой».
«Эй-эй!» Садится Кыс-Мерген на красно-чалого коня, а Кыстай-
Мерген на бело-каурого — поехали домой. Кыс-Мерген гово-

1 Выражения горя.
2 В тексте: алый.
3 В тексте: кулук.
183
 рит: «Когда-нибудь два чулмуса встретятся, вершины двух гор
не соединяются, а головы людей встречаются». Быстро ехали
и скоро приехали на свою сторону в землю Алтын-хана. «Здрав-
. ствуйте, здравствуйте, юноши! Как приехали?» «Если юноша
не хочет, то что поделаешь», — говорит Кыс-Мерген. Алтын-
хан, ударяя себя по коленам, говорил: «Придется жить вам
беспокойно, придется сидя на коне стариться от беспрерывных
набегов и войн, такое предстоит вам будущее!» Кыстай-Мерген
садился на белокаурого коня и говорит: «Ворочусь домой на
родину, посмотрю Куманака!» Кыс-Мерген поехал вместе,
раскачиваясь, размахивая руками; день и ночь едут через
высокие горы и быстрые реки, лишь вихри вьются по их сле­
дам на пустынных степях, где ворон не смел пролетать, где не
бывала сорока; желтые степи оставались, как бы рисуясь узо­
рами, и вот, наконец, показалась синяя река «Тилар-Тилбас»,
непонятно, катится или стоит. Пастбища заросли высокими
травами, места, где были жилища людей, заросли крапивою,
коновязь — золотой тополь, выдернута и брошенная лежит
в стороне, белый дворец стоит разрушенный. «Да! — сказал
Кыс-Мерген. — Если разумна была наша сноха, то непременно
под каменным таганом оставила знаки о себе, а если глупа была,
то ничего не должно быть.» Когда пнул каменный очаг (таган),
вышли две туши баранины, два тажуура1араки вместе с сабра
бичик2. Съели две туши баранины, стали сыты, два тажуура
араки выпили, стали довольно пьяны, потом начали читать
грамоту, там было написано: «Два равных белых богатыря, два
равных русых чулмуса и их ведающий Куренке-хан, имеющий
коня темно-бурой масти, под их предводительством мы были
повоеваны: брат Куренке-хана, Алмыс-хан, имеющий коня
темно-бурой масти, а над всеми ими владычествует Чулмус-
хан, у которого конь темносаврасой масти; этот хан бессмер­
тный, нет у него точиться красной крови, нет души сечься
мечом. Над этими тремя ханами господствует Торлоо-Эмеген
«старуха куропатка», у которой орбу3 о девяти концах; она
вещунья; все знает вокруг. Если Кыс-Мерген и Кыстай-Мерген
прибудут сюда, то пусть за нами на выручку не едут; там их
ждет смерть». Кыс-Мерген говорит: «Скажут, что мы не пое­
хали на выручку; убоявшись их; чем быть посмешищем, лучше

1 Тажуур — кожаный мех.

2 Грамота.
3 Колотушка для бубна.
184
поедем; как думаешь?» Двое отправились; Кыс-Мерген расска­
зывает: «Наш Буурыл-буркаы, талмач и семь бурканов, боги
наши, если положили нам умереть там, то умрем. Почему бы
коню не пропасть, он ведь не золотой? Почему бы мужу не
умереть, он ведь не вечен? Конь не выбирает алтай (место), где
умереть и муж не выбирает землю, где умереть. Слезли с коней,
вставая на трех местах на одно колено, молились, держа под
мышкой туулга борук1, взывали: «О, Буурыл-буркан, наш
толмач! Семь бурканов, наши боги! Наш местный Алтай! Река
наша Тилар-Тилбас и вы, великаны-горы, наши неприступные
крепости, благословите нас!» Когда помолились оба, то сади­
лись на коней своих и поехали в путь по следам угнанных
табунов и уведенных в плен народов, ударили плетью по бед­
рам коней и помчались рысью. Передние ноги у красно-чалого
и красно-рыжего, как будто пляшут, а задние — бегут ино­
ходью, глаза коней играют, на обе стороны помахивают ретиво
головами. Когда приехали к юрту Куренки, то увидели аил
величиною с сердце и выходящий дымок на подобие спинного
мозга. На берегу синей реки два молодца отряхнулись, превра­
тились в Тас-Таракаев2, ударили своих лохматых клячь тало­
выми прутьями и прикостыляли к аилу; вошли в маленький
аил; там сидит их брат Куманак-Мерген; по-видимому, он пас
лошадей, а молодица, сноха их, доила коров. «Куда поехали
)уду-тасы3?» «Мы были прежде пастухами Куманака; ходили
на промысел на зверей и птицу, да отстали, заблудившись; когда
воротились домой, место уже было пусто; желая найти его
жилище, поехали жить, где он живет». Жена Куманака, т. е.
сестра двух белых богатырей, не спуская взора смотрела на
двух паршивых проезжих; видит она в двух паршивцах при­
знаки добрых молодцев, есть сходство с Кыс-Мергеном деве­
рем4; ей не сиделось, она вышла на улицу, внимательно стала
смотреть лохматых клячь (жеребят). «Милый мой! в этом
жеребенке есть сходство с красночалым конем». Вот капнули
из глаз слезы на землю. Видно, прежний мой брат—деверь нас
ищет», — сказала она и вошла в аил. «Зачем брат деверь так
прислоняется к худому, когда был добр?» Кыс-Мерген отрях-
1 Шлемы.
2 Паршивых людей.
3 Вонючие, плешивые.
4 У алтайцев деверьев, т. е. старших братьев мужа называют свекром,
а младшего деверем, так что после смерти мужа его жена считается женою
деверя, но не может быть женою свекра, т. е. старшего брата мужа.
185
 нулся, принял настоящий вид и захохотал. Молодица сноха
говорит: «Браъ—деверь, воротитесь отсюда назад! Как хотите
вы уничтожить царство трех ханов? Они держали в руках сердца
семидесяти ханов, живущих на поверхности земли и держали
в руках своих подземных шестьдесят ханов, воротитесь отсюда
назад!» Кыс-Мерген говорит: «Много ли дней проживешь, если
жить прячась? умрем, если таково положение Бога». Садились
на коней оба молодца, поехали в путь. Молодица сноха плакала
и бежала вслед, крича: «Погодите!» Два молодца, сдержавши
коней, ждали ее. «Я простояла и не сказала, что хотела сказать,
не кажитесь в своем виде, а то придется умереть; если узнают,
погибнете, хотя вы не гибли. Жизнь Куренке-хана, Алмыс-
хана, двух белых богатырей, двух русых чулмусов, у них душа
одна и находится в руках семи Бурханов; при новолунии по­
кажется раз, при ущербе покажется другой раз. И при полно­
лунии еще раз, в год покажется только три раза; так вот, не
упускайете из виду, стерегите». Два молодца превратились в мух
и полетели, у дверей Куренке-хана отросли камышом о трех
веточках. Куренке-хан говорит: «Надо бы уже теперь прибыть
Кыс-Мергену и Кыстай-Мергену; вероятно, где-нибудь припря-
тались в нашем царстве». Алмыс-хан говорит: «Буду делать
чачылга1», — и наказывал своим подданным тоже делать: тьма
подданных ему народов приносила араку. Впрягли в железную
колесницу семь равных, черных, как бархат, лошадей
и нарядили двух равных железных богатырей, положили ча-
чылгу в колесницу и поехали на камлание к старухе Торлоо-
Эмеген, у которой вилоподобная орба о девяти концах. От
громыхания железной колесницы земля шевелилась. Где сли­
вается семь рек, там стоял аил старухи. Два равных богатыря
подъехали к дверям аила. Старуха кам сидела дома. «Зачем
приехали молодцы?» «Нас послали Алмыс-хан и Куренке-хан,
просили приехать покамлать». «Ой! — сказала старуха, —
я стала стара, что я узнаю? Духи2мои перестали слушать меня».
«Хотя бы и так, но просили, пусть мать наша не откажется
1 Брызгать арака богам.
2 В тексте: чалу чабыдым катту болгон. Чалу по-телеутеки бубен кама, по-
алтайски чалулар, изображения духов, которые развешиваются по стенам юрты.
Некоторые изображения состоят из маленькой модели бубна; такие называются
тунурчек; другие делаются из тряпок, из шкурки колонка. Бубен по-телеутски
называется «чалу», по-алтайски «тунур» (от этого слова) «тунурчек», по-шорски
туур. Прим. Г. М. Токмашева. Чабыт — небольшое камлание, совершаемое без
бубна, при легких заболеваниях. Чалу чабыбыдым кату болгон можно перевес-*
ти: чалу чабыт «стали грубы, очерствели».
186
приедет покамлает». Старуха взяла медный бубен, положила
в колесницу шубу, увешанную колокольцами. Старуха села
в колесницу, поехала, земля и небо гремели, алтай-хачгай от­
давался эхом; к дверям Куренке-хана старуха Торлоо приеха­
ла. Семьдесят богатырей ввели под руки. Куренке-хан и Алмыс-
хан говорили: «Видим худые сны, должно быть, Кыс-Мерген
и Кыстай-Мерген находятся в нашем владении. Вы прозорли­
вы1, посмотрите». «Мои духи стали непослушны, узнаю или
нет — посмотрю». Два равных русых чулмуса вошли, подали
два тажуура арака, вошли два равных белых богатыря, подали
два тажуура арака. Имеющие большие чины сидели в аиле,
плохой народ — вне аила. Жена Куманака, т. е. сестра двух
белых богатырей, говоря о старухе Торлоо, тоже пришла
с мужем. «Вы пили вино, просватали, с вашего согласия я вышла
замуж, чем я виновата, зачем меня мучаете голодом?» Курен­
ке-хан и Алмыс-хан говорили: «Она верно говорит, мы пригна­
ли ее белый скот и народ бесчисленный, как лес, теперь она
перенесла муки, теперь вина ее прекратилась, пусть живет
вволю, как она желает». Жена Куманака и сам Куманак кла­
нялись. Медный бубен старухи Торлоо, которая имеет коло­
тушку о девяти развилинах, семь дней сушили на огне. Торлоо
взяла в руки вилоподобную орбу о девяти концах и медный
бубен, надела маньяк2, не вмещающийся на земле; закачались
земля и небо, когда она стала раскачиваться с медным бубном;
сто алтаев отзывались эхом от звона ста колокольцов ее шубы.
«Нет ли в моем Алтае Кыс-Мергена, если кто знает, то мне
скажите!» Так она спрашивала своих курместеров3 трехконеч­
ным камышом. Стоял напротив Кыс-Мерген и тоже устраивал
против нее наговоры. «Вещания душ да минуют тебя, рассе­
ются прахом! Что ты можешь знать силой камлания, да будет
пустым звуком». Старуха говорит: «Все будет благополучно,
скот и народ твои; нет положения быть здесь Кыс-Мергену
и Кыстай-Мергену». Кыстай Мерген душевно благодарил: «Бла­
гословен, живущий у основания трех небес, Буурыл-Буркан,
благословенны, живущие у основания семи небес, семь слав­
ных бурканов, правда которых будет победой». Старуха оста­
новилась, покамлавши, и говорит: «Благополучно будете жить».
Подвезли колесницу, поставили, запрягли семь вороных, как

1 В тексте: шылгадып.
2 Шуба с колокольцами и жгутами.
3 Курмес — душа умершего предка, во множ. числе курместер.
187
 бархат, черных коней. На колеснице с громом укатила старуха
домой, два богатыря ссадили ее у аила. Подданные народы все
разбрелись и разъехались домой. Кыс-Мерген стал стеречь
спокойно. Вот уже народился месяц; из дверей семи бурканов
белый сокол вдруг вылетел, не успел оглянуться, а уже сокол
влетел в аил Куренке-хана. Кыс-Мерген сплошал выстрелить
в сокола, стал ждать, когда вылетит обратно. Из просвета аила
Куренке-хана белый сокол вылетел; видел, как вылетел, не
успел оглянуться, а уже сокол исчез, в дверях семи бурканов.
Теперь стал ждать ущерба луны; но что же? только и видел,
как белый сокол мелькнул в просвете аила Алмыс-хана; опять
неудача, стал ждать, когда воротится сокол. Из просвета толь­
ко мелькнул и видно было, как влетел в двери бурканов. Кыс-
Мерген опять остался ни с чем. Теперь остался только третий
вылет. Стал ждать полнолуния; лишь только подумал, а уже
сокол влетел в просвет аила Куренке-хана. «Остается послед­
нее, приходится ждать и смотреть на двери семи бурканов», —
думает про себя Кыс-Мерген. Граненая стрела была наготове,
лишь белый сокол хотел влететь в двери семи бурканов, но
стрела отшибла ему два крыла и рассекла его. В тот момент
раздался плач и рыдание в железном дворце; на золотой кро­
вати повалился рассеченный на три части Куренке-хан, так же
умер Алмыс-хан, на другом Алтае два чулмуса, два богатыря
умерли с ними враз. Табуны коней ржали встревоженные не­
ожиданною смертью ханов, народы их оплакивали «Погиб,
погиб! — говорили, — наш славный хан!» Кыс-Мерген превра­
тился в черную муху, полетел к дверям аила старухи Торлоо,
вошел к ней в аил, обратившись в Тиду-Тас1. «Куда пошел
паршивец? —говорит старуха. —Видел я нехороший для народа
и скота сон, так вот пришел погадать, что бы этот сон мой
значил?» Старуха говорит: «Не знаю, духи мои перестали слу­
шаться меня». «Так вы дайте обет срочный, а я не позже но­
волуния представлю». Старуха взяла девятиконечную орбу
и медный бубен, стала, качаясь, камлать. «Благоденствует ли
народ, стоит ли благополучно белый скот, Алмыс-хан, Курен­
ке-хан...», — не договорила старуха и провалилась сквозь зем­
лю, а Кыс-Мерген сказал: «О сердце мое!» и упал навзничь.
После этого старуха Торлоо, гремя медным бубном, вылетела
со дна девяти стихийных рек и стала кружиться на земле

1 Вонючего, паршивого, плешивого.

188
камлать. Сто колокольцов звоном глушили, сто жгутов1 рас­
сыпались по земле. «Хотя Кыс-Мерген и умер, но зато Кыстай-
Мерген не уйдет из моих рук», —говорила старуха и продолжала
кружиться. Незаметно был натянут лук, взвилась быстролет­
ная стрела, потянулся дымок от корня большого пальца,
вытянулась искра с конца стрелы; разлетелся на семь частей
медный бубен старухи, рассыпались все сто жгутов во все
стороны, отлетела голова старухи. Кыстай-Мерген спустился
с верхней области земли с неистовым криком: «Нам Бог помог,
смотри сколько мы их погубили! Если отсюда мы поедем, то
что будем делать с Чулмус-ханом?» Отсюда поехали дальше.
Переезжали дикие горы, дикие реки. Наконец им показалась
железная гора, на которую они въехали и видят с хребта: стоит
железный дворец Чулмус-хана, упираясь верхом в небесное
дно; у дверей стоит о семидесяти концах коновязь, возле нее
темно-соврасый конь на выстойке, ногами врылся в землю
пониже семи слоев; по обе стороны озера, моря образовались,
как будто вода кипит в котле. «Но и был же, видно, конь, когда
еще росли азу2». Кыс-Мерген сказал: «Вот!» и осьмигранную
стрелу выдернул, положил на тетиву, натянул лук, так что
даже лопатки3 стали соприкасаться, концы железного лука
сошлись вместе, от большого пальца пошел дым, потянулся
огонь за стрелой, железный лук загремел, как небесный гром,
стрела угодила под голую мышку коня и отскочила назад, как
будто ударилась о каменный утес, а темносоврасый конь от
удара стрелы отлетел на расстояние месячной езды и там
вскочил на ноги. Чулмус-хан говорит: «Голова твоего отца,
груди твоей матери, что тебе до моего коня? Стреляй в меня,
если хочешь, а конь эрдине, что сделал тебе худого?» Чулмус-
хан, севши на своего темносоврасого коня, прискакал; сидя на
конях, схватили друг друга за ворота и оба вместе упали на
землю; то брались руками через плечи, то брались ниже
у поясов. Где были горы, высоты, — создавались ямы с водою,
где были воды, там создавались горы; борьбу двух врагов не
могли выносить живые существа. Где ступали ноги врагов, там
высыхали до дна воды иреки, когда прикасались к горам
и холмам, получались долины. Не стали проникать лучи солн-

1 Шаманский плащ снаружи обвешан пришитыми к нему жгутами

и ремнями; жгуты сшиты из тряпок; эта бахрома называется «маньяк».
2 Азу — зубы.
3 Кости рук человека.
189
 ца и месяца на землю, черная пыль поднялась, заслонила свет
солнца и месяца. Люди, живущие близ борющихся витязей,
обнимали землю и говорили: «Не расстанемся с землей!» Наро­
ды, живущие в отдаленных местах, скорее откочевывали даль­
ше. Буурыл-буркан, находясь вверху, видит и говорит: «Пусть
будет победа на стороне Кыс-Мергена». Бос-эрлик1, находясь
внизу, говорит, чтобы победа была на стороне Чулмус-хана.
Встал и прислушивается к борьбе. Не знали, как проходили
годы, не знали, как проходили месяца за месяцами, падали
вместе, вставали тоже вместе; слой земли ногами проступив,
оба упали под землю и там все находились, не в силах победить
один другого. Долго боролись они у жилища Эрлика-бия. Эрлик-
бий сказал: «Нет покоя от них, шумом своим не дают живым
существам покоя». И выйдя из терпения, Эрлик стал посылать
своего сына Сокор-Кара и говорит: «Иди, отруби им головы!»
Сокор-Кара, богатырь, сел на своего черного быка и замахнулся
мечом «Кара-чолтук2». Как раскаленные два железа, оба бога­
тыря покраснели, один другого не в силах победить, но, нако­
нец, один пал и был убит; убитый прошел3 мимо Сокор-Кара,
говоря: «Не я буду, если тебе Кыс-Мергену не отомщу у двери
Алтын-толу4. Когда Сокор побежал к Кыс-Мергену, тот был,
как в огне раскаленное железо, ходил взад и вперед. «Что
с тобою, молодец?» — спрашивал Сокор-Кара. Кыс-Мерген ни
звука не издал и смотрел на него. «Этот тамга почему не от­
вечает?» —говорит Сокор-Кара и ударил его мечом по шее; меч
разлетелся на девять частей; даже и тогда Кыс-Мерген не издал
ни звука. У Кыс-Мергена нет ушей слушать, нет языка гово­
рить. Сокор-Кара привязал его к хвосту своего коня, привел
к отцу Эрлику-бию. Эрлик-бий спрашивал: «Кто первый из вас
начал вражду и войну?» Ответа не было. «Он не отвечает, что
с ним?» Не допытавшись ничего, Эрлик говорит: «Бросьте его
в отражающий черный ад5. Пришло четверо сходных богаты­
рей и увели Кыс-Мергена; приведя к пасти ада, хотели бросить
его. Красночалый конь, видя, как Кыс-Мергена привели к пасти
ада, чтобы бросить его, заржал: «Для чего поставлен Алтын-
толу, если он не будет различать истину от лжи и ввергать

1 Бос — серый.
2 Черный — куцый.
3 Душа прошла.
4 Золотой выкуп, двери правосудия.
5 В тексте: корунгулу кара тамы; корнет по-алтайски зеркало.
190
 правдивых в ад». Слова эти ясно расслышал Алтын-толу. Судьи
в ответ громко вскричали: «Это верно, если не разбирать прав­
ду и ложь, то незачем жить».
Четыре железных силача сталкивали Кыс-Мергена в пасть
ада, но не могли, он остался на месте. Ржание красночалого
коня было ясно слышно Кыс-Мергену, а судьи ударили желез­
ной колотушкой, чтобы он пришел в сознание, после чего
сознание вернулось к нему (Кыс-Мергену). «Кто из вас вперед
начал войну?» Так спрашивали судьи. «Я жил мирно, когда
стали воевать отца, мать, брата и затем увели их в плен; тогда
я был вынужден идти войной, но сам не желал им вреда, они
сами зря воевали». Судьи Алтын-толу посмотрели в книгу сабра-
бичик и сказали: «На вас вина потому, что вы держали под
властью семьдесят земных ханов: Чулмус-хана, Алмыс-хана,
Куренке-хана, двух чулмусов, двух белых богатырей ввергли
в черный ад. А ты, Кыс-Мерген, теперь понапрасну не делай
людям вреда», — так наказывали судьи. Кланяясь судьям, Кыс-
Мерген говорил: «Решением вашим я доволен». Кыс-Мерген
сильно ослаб, не имел сил выбраться из подземелья на повер­
хность земли; тогда две дочери Эрлика посылали филинов.
«Доставьте на место Кыс-Мергена», — говорили девы. Два
филина на луновидных крыльях доставили Кыс-Мергена на
землю, где стоял его милый красночалый конь; достал из
арчымака1 запас вареного мяса, стал есть, постепенно придя
в полное сознание, садился на коня и поехал к юрту Куренке-
хана. Когда приехал, там уже Кыстай-Мерген и Куманак вдво­
ем разрушали жилища, обросшие мхом, изрывали землю,
наслоенную назьмом, перегоняли скот, переселяли народ.
Идущий впереди скот ест зеленую траву, идущий позади скот
.только лизал объеденную красную голую землю. Идущий
впереди скот пьет воду, позади идущий скот только мог лизать
влажные камни дна реки. Основали на высотах холмов свой
юрт, на низменностях поставили на пастбища табуны, народ
поселили, где обильно топлива, скот распущен на травянистые
луга, и стали жить на своем Алтае братья: Кыстай-Мерген
и Куманак-Мерген. Кыс-Мерген сказал, что он будет жить
в алтае Алтын-хана. «Желаю жить вам, братья!», — сказал
Кыс-Мерген и сам скрылся. На месте его остался целый столб
черной пыли.

1 Сумка у седла.
191
 Алтын-Кучкаш
(Записано от Чолтоша)
Кан-Гереде-Еуш1был птичий хан. Его подданые были пти­
цы. Пришел на его подданных голод, не чем было питаться.
Собрались птицы, совещаются и спрашивают своего царя: «Чем
будем питаться?». Тогда была золотая птица Алтын-Кучкаш2,
которая сказала хану Кан-Гереде: «Я могу припитать всех
птиц в течение трех лет». Тогда Кан-Гереде отпустил свой народ
на золотую гору, Алтын-ту3, которая принадлежала Алтын-
Кучкашу и на принадлежавшую ему же реку Аржан-талай4,
чтобы народ питался там. Кан-Гереде говорит Алтын-Кучка-
шу: «Ты хочешь пропитать народ три года. Все-таки ты слетай
к Кудаю и спроси его, чем должны питаться мои подданные».
Золотая птица поднялась на небо и видит золотой оргб, у дверей
которого стоит золотой тополь, алтын-терек5, имеющий не из­
меняющиеся, не желтеющие листья. На тополе сидит золотая
кукушка, алтын-куук и поет, (т. е. кукует). Алтын-Кучкаш
видит вне юрты на земле сушится арчи, творог. Она стала
клевать, стала отгребать творог на землю с подстилки и при
этом говорила, что этим отгребенным будут питаться поддан­
ные хана Кан-Гереде на следующий раз. Вышла из бргб девуш­
ка, поймала золотую птичку и внесла в оргб, показывает своему
отцу Кудаю и говорит: «Я поймала хорошую, красивую птичку.
Почему ты не мог создать для меня такой птички?» Кудай взял
птичку на руки и говорит: «Зачем ты явилась сюда, когда у тебя
есть золотая гора и река Аржан, на которых ты можешь пи­
таться»? Птица говорит Кудаю: «Меня послал Кан-Гереде ска­
зать тебе, что на земле существует голод и от голода все птицы
должны умереть. Скажи, чем птицы должны питаться?» Тогда
Кудай дал птице одно ячменное зерно и наказал: «Отнеси это
1 Кан — хан, куш — птица
2 Алтын — золото, золотой; кучкаш — пташка.
3 Ту — гора.
4 Аржан — целебная вода; талай — монг. «море».
5 Терек — тополь.
192
зерно своему хану, пусть он даст его рабочему человеку, чтобы
он засеял им долины и горы. Этим зерном пропитается весь
народ». Кан-Гереде отдал это зерно синице, уренчи1. Этой зо­
лотой птичке Кудай сунул под плечо серебряный ящичек.
Золотой кучияк, прилетев домой и исполнив приказание Ку-
дая, сам залез в дупло ночевать. Утром проснулся, дупла не
оказалось; птичка очутилась в деревянном аиле, лежит на
постели, прикрыта одеялом. Когда птичка вылезла из-под оде­
яла, взошла на подушку и видит, у огня сидит одна девица.
Девица хотела поймать птичку, но та вспорхнула и вылетела
в верхнее отверстие аила. Птичка полетела в лес и сказала: «Ты
теперь меня не найдешь». Три дня скрывалась в лесу. Через три
дня опять залезла в дупло и ночует. Утром очнулась, опять
очутилась в таком же аиле, как в первый раз, на такой же
постели лежит под одеялом. А перья ее рассыпались по пос­
тели. Птичка уселась на занавес. Та же девица хотела опять
поймать ее, но она опять вылетела в верхнее отверстие. Опять
птичка улетела в лес и сказала: «Теперь тебе не поймать и не
видать меня». Опять устроилась ночевать в дупле. Очнулась, ни
крыльев, ни перьев нет; только на голове коса; сделалась птичка
человеком, лежит на золотом шире (троне). Этот человек видит,
у огня сидит девица, не обращая на нее внимания, он вышел
из аила — у золотой коновязи стоит белосерый конь, под сед­
лом, черный арагай-саадак навьючен на седле. Подошел к коню;
конь прыснул, из его ноздрей выпал сабра-бичик, письмо «саб-
ра». Человек взял письмо, читает; в письме сказано, что золотая
птичка должна сделаться мужчиной с косою. Кому что нравит­
ся, то тому Бог и дает; дочери Кудая понравилась золотая птичка,
Кудай и отдает дочери эту птичку в виде мужчины; мужчине
же он отдал свою дочь в жены, ту самую девицу, которая сидела
у огня. Кудай назвал того человека Алтын-Кучкаш на бело­
серой лошади (Ак-бор атту Алтын-Кучкаш).
Алтын-Кучкаш зашел обратно в юрту, стал здороваться
с девицей и узнал тогда, что она его жена. Девица поставила
стол и сказал^, что она обречена ему в жены и что этот скот
и народ, которые вокруг них, принадлежат ему. Наевшись, он
вышел из аила, взял саадак, надел черный панцырь, взял меч
из стали алмас (алмас-болот), на плечи поднял черный арагай-
саадак и говорит: .«Поеду на семь дней на золотую тайгу, Алтын-
тайга, буду там охотиться». Заезжает на золотую тайгу, горных

1 Уренчи — буквально «семянник», «сеятель» от урен, «зерно», «семя».

13 Заказ 2710 193
зверей убивает на горах, водяных зверей убивает на водах,
черных соболей приторачивает, аттыгар1 маралов навьючива­
ет. Завьючив, стал спускаться с Золотой тайги домой. Вдруг
поперек дороги выскочил белый волк, ак пори, с хвостом
в шестьдесят сажень длиной. Белый волк придавил наездника
вместе с конем и говорит: «Буду есть тебя!» Алтын-Кучкаш
говорит: «Оставь мою душу; не ешь меня. Отдам тебе весь свой
белый скот». «Не надо», говорит. «Если мало тебе, то ешь весь
мой народ вместе со скотом». «Не буду есть твой народ», —
говорит волк. «Буду есть тебя». «Ешь и жену мою, только оставь
меня». Волк говорит: «У тебя родился мальчик; если отдашь
его, то я соглашусь оставить тебя в живых». «Ну ешь его, толь­
ко оставь меня». «Ступай домой теперь; утром рано приду, пусть
мальчик будет готов на съедение». Сел (Алтын-Кучкаш) на
своего белосерого коня, едет со слезами домой. Приехал домой,
заходит в аил, жена только что родила мальчика, пеленает. Как
зашел в юрту, так и сказал: «Белый волк напал на меня; взамен
себя отдал этого мальчика. Завтра придет волк и съест его».
Отец и мать плачут, говорят: «Как мы теперь избавим его от
съедения?» Алтын-Кучкаш собрал свой народ, своих богатырей
и говорит: «Кто имеет пику, колите, кто имеет меч, рубите, кто
имеет саадак, стреляйте, но не давайте малютку белому волку!»
Ак-Пори пришел утром; богатыри стреляли, рубили, кололи,
но даже шерсть на нем не повредили. Ак-Пори с маху раство­
рил дверь, схватил спеленатого мальчика и побежал. Отец и мать
гнались следом и плакали. Ак-Пори принес малютку на золо­
тую гору, Алтын-тайга и внес его в золотую пещеру, Алтын-
куй. В золотой пещере волк завернул малютку в свой хвост
и переночевал. Через два дня малютка стал называть волка
матерью, через шесть дней отцом. Малютка оставался в золотой
пещере, а волк приносил пищу в пещеру. Ребенок стал боль­
шой. Ак-Пори говорит: «Дитя мое! Приведу тебе большого
коня, будешь ли ездить? Принесу тебе черный панцырь, будешь
ли надевать?» Малютка говорит: «Что такое конь? Что такое
панцырь? Не знаю». «Все это доставлю», —сказал Ак-Пори. Жди
меня». А когда Ак-Пори унес малютку, два Керь-джилана2,
выйдя из под-земли, спрашивают у Алтын-Кучкаша и его жены:
«Куда девали малютку?» Алтын-Кучкаш говорит: «Такого
мальчика жена не рожала и мы такого малютки не знаем». Два
Керь-джилана говорят: «Когда-нибудь мы да сожрем твоего
1 Аттыгар марал, олень величиною с лошадь (ат).
2 Джилан — змея.
194
 малютку! Твой малютка уже внесен в книгу Ерлика». И сказав
это, два Керь-джилана скрылись.
Ак-Пори говорит малютке: «Привел тебе коня Таш-курена';
выйди, посмотри!» Малютка вышел и смотрит: стоит у дверей
пещеры конь Таш курен, в тороках завязан черный панцырь,
на седле перекинут арагай-саадак. Конь прядет ушами, дви­
жутся облака. Мальчик отвязал черный панцырь; надевает его
на себя, застегивает девяносто девять пуговиц, надевает на себя
арагай-кара-саадак, берет в руки плеть тоорчик-камчи, сделан­
ную из девяти бычачьих шкур. Ак-Пдри говорит: «Съезди,
дитя, куда желаешь; потом воротись назад». Малютка сел на
коня и поехал. Едет, не выбирает дороги; переезжает реки, не
знает, глубоко или мелко; переваливает горы, не знает, высоко
или низко. Поездивши, возвращается обратно к отверстию
золотой пещеры. Выходит Ак-Пори и говорит: «Ну, каково
съездил, дитя мое!» Мальчик отвечает: «Куда желаю, могу туда
ездить». «Ну если ты можешь ездить, то не можешь ли привезти
мне дочь Тэнгэрэ-хана?» «Привезу» — сказал малютка. Ак-
Пори дал ему пустой тулун и говорит: «Как явишься к Тэнгэрэ-
хану, держи тулун в руках и говори: «Я пришел сватать твою
дочь. Отдашь или нет?» Мальчик согласился ехать. Ак-Пдри
говорит: «Имя твое не наречено. Будь ты Ару-Мандай на коне
Таш-Курён». Ару-Мандай отправился в юрт Тэнгэрэ-хана. Ак-
Пдри наказывает: «Когда поедешь к Тэнргэрэ-хану, на пути
встретится целая цепь едущих девиц; они спросят, куда ты
едешь? Скажи, что едешь сватать дочь Тэнгэрэ-хана за отца.
Девицы будут, ударяя себя ладонями по бедрам, хохотать. Лишь
одна хохотать не будет, а обернется к тебе три раза. Это и будет
дочь Тэнгэрэ-хана».
Ару-Мандай встретил сто девиц. Они спрашивают: «Кто ты
такой?» «Ару-Мандай», — отвечает Ару-Мандай. «Куда пое­
хал?» «Сватать дочь Тэнгэрэ-хана за отца». Все девицы стали
хохотать и говорят: «Должно быть возьмет!» Лишь одна девица
не смеялась, а только три раза обернулась назад. Ару-Мандай
говорит про себя: «Должно быть эта и есть дочь Тэнгэрэ-хана».
Держа в руке тулун, отправился к Тэнгэрэ-Хану. Приезжает
к железному дргд (дворцу), слезает с коня у железной коновя­
зи, держа в руке бледный тулун, заходит в аил. Тэнгэрэ-хан
спрашивает: «Куда едешь, Ару-Мандай?» «За отца Ак-Пдри
сватать дочь твою. Отдашь или нет?» Тэнгэрэ-хан загремел,1

1 Таш — камень, курун — бурый.

195
выхватил из его рук бледный тулун, ударил его тулуном по
голове, выбросил самого из аила, сделал Ару-Мандая без па­
мяти. Опомнился Ару-Мандай, видит, стоит у отверстия золо­
той пещеры. Ак-Пори вышел навстречу, спрашивает: «Ну что?»
«Лишь помню, говорит Ару-Мандай, как Тэнгэрэ-хан, выхва­
тив у меня бледный тулун, ударил по голове. Выброшенный из
аила, лежал без памяти; очнувшись оказался здесь». Ак-Пбри
спрашивает: «А теперь можешь еще раз съездить?» Ару-Ман-
дяй говорит: «Могу». Перекинув через седло бледный тулун,
Ару-Мандай опять отправился. Едет Ару-Мандай, встречает
сто девиц. «Куда едешь, Ару-Мандай?» «Еду к Тэнгэрэ-хану
сватать его дочь за моего отца Ак-Пбри». «Ну видно так, что
возьмешь!» смеялись девицы. Лишь одна не смеялась; это была
дочь Тэнгэрэ-хана. Ару-Мандай подумал: «Доколь мне терпеть,
доколь меня будут бить по голове тулуном? Не лучше ли поймать
ее и увезти, не сватая?» Протянул руку, стал делать джаду1.
Спустил с неба снег глубиной до половины роста деревьев.
Заставил солнце греть около себя и своей дороги. Дочь Тэнгэрэ-
хана едет рысцой по бесснежному месту. Она сделала шелко­
вый шалаш (janani) и сидит в нем. Ару-Мандай подъезжает
и велит ей сесть позади его на коня. Девица не соглашается.
Посадил ее насильно на коня. Она спрашивает: «Куда ты хо­
чешь везти меня?» «Хочу отдать тебя замуж за отца моего Ак-
Пбри». «Чем отдавать меня за белого волка, лучше возьми меня
за себя!» «Мне тебя не нужно, а ты будешь женою белого волка».
Она упрашивает: «Если хочешь отдать меня за белого волка,
то по крайней мере завези меня повидаться со старшей моей
сестрой Алтын-Тана и с моим зятем Алтын-Кучкашем». Ару-
Мандай говорит: «Мне некогда тебя разваживать. Прямо увезу
тебя к отцу Ак-Пбри». Девица плачет и кричит: «По крайней
мере, если не завезешь, то дай посмотреть на них с коня». Ару-
Мандай согласился, привез эту девицу к аилу Алтын-Кучкаша
и Алтын-Таны. Алтын-Кучкаш и Алтын-Тана вышли навстре­
чу из аила. Алтын-Тана говорит: «Куда поехала сестра моя?»
«Он везет меня насильно, хочет отдать меня замуж за Ак-
Пбри». Алтын-Кучкаш и Алтын-Тана узнают сына и говорят:
«Я твой отец». «А я твоя мать». Ару-Мандай говорит: «Не
признаю я Вас за отца и мать. Мой отец Ак-Пбри, белый волк».
И тогда же поехал далее.

1 Джада — ненастье, вызванное посредством волшебства.

196
 Ару-Мандай привез девицу к Ак-Пори. Белый волк гово­
рит: «Ты родился и тотчас попал в книгу Ерлика. Ты должен
был' умереть. Мне стало жаль тебя. Я дух золотой, Алтын-
тайги. Я отнял тебя у смерти и выкормил. Духу горы не опре­
делено жениться. Эта девица будет твоею женой. Возьми ее
и возвратись к твоему отцу Алтын-Кучкашу и к твоей матери
Алтын-Тана».Только это сказал Ак-Пбри, не стало ни его, ни
золотой пещеры. Тогда Ару-Мандай приехал к отцу, к матери
и привез с собой девицу. Алтын-Кучкаш и Алтын-Тана обрадо­
вались, сделали той, заплели девице две косы, сделали женою
Ару Мандая девицу Алтын-Тустук. Пили, ели и отпировали
свадьбу.
В один день поднимается черный туман, несется черная
пыль. Едет Кара-матыр1 на коне Кара-гурон. Кара-матыр за­
ходит в аил Ару-Мандая. «Куда едешь?» — спрашивает Ару-
Мандай. «В середине земли между светом и тьмою живет Кара-
каан; его дочь Петек-Кара выходит замуж. Я приехал звать на
свадьбу. Велели ехать за тобою». Ару-Мандай говорит: «Утром
приеду». Кара-матыр отправился домой. Алтын-Кучкаш гово­
рит: «То место скверное. Нашим людям не полагается ехать на
эту свадьбу. Они народ, принадлежащий Ерлику, а мы принад­
лежим Бурхану. Не езди, остановись, сын!» Ару-Мандай отве­
чает: «Раз обещался, нельзя отказаться. Где следует умереть,
умру, где не следует умереть, буду жив». Едет. Отправился Ару-
Мандай к Кара-каану-, живущему между светом и тьмою.
Звон и бряцание панцыря были слышны ушам отца и матери
в течение семи дней. В земле Кара-каана приехал на гору Кара-
тайгу и смотрит на юрт Кара-каана. У дверей Кара-каана не
видать ни одного коня. Он понял, что тут обман. Стоя на хребте
черной тайги Кара-тайга размышлял и сердился. «Как так?» —
Кара-матыр говорил, что Кара-каан собрал семьдесят ханов,
живущих на земле и шестьдесят ханов, живущих под землей,
а коней у коновязи никаких нет». Гром и звон от его вооруже­
ния. Он подъехал к железной коновязи (темир чакы). Взяв
в руку плеть, с вплетенными зубами нетели, заходит в аил Кара-
каана. Кара-каан сидит на черном троне (шире). Ару-Мандай
спрашивает: «Где у тебя собраны семьдесят ханов, живущих на
земле и шестьдесят ханов, живущих под землей? Где у тебя
дочь, которая выходит замуж?» Стал стегать Кара-каана плетью.
Крик Карага был слышен на небе, слышен был и под землею.
1 Кара — черный, матырь — богатырь.
197
«Если хочешь видеть пир, —говорит Кара-каан, — то вот рядом
около меня стоят три орго; иди туда, увидишь там пирующих».
Вооружившись плетью, Ару-Мандай заходит в первый орго;
у дверей по обе стороны привязаны два медведя; они кинулись
на него. Ару-Мандай схватил обоих медведей за уши, перело­
мил им шеи, снял с них шкуры, положил в карман и сказал:
«Мне на одну рукавицу пригодится!» В другой орго заходит;
у дверей по обе стороны привязаны два чубарых «карагула»,
которые кинулись на него. Ару-Мандай схватил их за уши,
переломил им спины, содрал шкуры и говорит: «Теперь будет
и другая рукавица». В последний орго заходит. В этом орго сидят
четыре молодицы. Они переглянулись между собою и рас­
суждают: «Злосчастный, единственный сын Алтын-Кучкаша.
Видно, пойдет вместе с нами к Ерлику. Алтын-Кучкаш и Алтын-
Тана будут плакать об единственном сыне». «Почему вы дума­
ете, что я пойду к Ерлику?» — спрашивает Ару-Мандай. «А вот
ночь настанет, увидишь! Кара-каан живет между светом
и тьмою, посредничает Ерлику, из светлого места заманивает
людей сюда и отправляет в темное место». «Ну, если так, вы
молодицы, помните меня всегда, если придется быть у Ерлика».
Сказав это, Ару-Мандай вынимает из кармана две шкуры
медведей и две шкуры «карагулы», бросает молодицам и говорит:
«Сшейте мне две рукавицы! Пока жив, буду носить».
Четыре молодицы до поздней ночи не дотянули, быстро
сшили две рукавицы. Настала ночь, из-под земли стали выхо­
дить курмос, алмыс, шулмус1; некоторые из них играли на
музыкальных инструментах, некоторые плясали, некоторые
пели. Ару-Мандай пустился вместе сними играть. Три дня
и три ночи продолжались игры. Ару-Мандай лишь очувство­
вался, видит: в орго никого нет. Один себе пляшет. Тут же он
поклялся, что он обесславит себя, если не выручит от Ерлика
четырех молодиц. Ару-Мандай вышел из орго, конь Таш-курбн
стоит у железной коновязи. Сел на своего коня и бросился в пасть
тьмы ада. Очутился в мрачном месте, где нет ни солнца, ни
луны. Едет глубокой тропой, доходящей до полиц седла.
Дальнейший свободный рассказ Чолтоша:
Едет Ару-Мандай по дороге, по которой путешествуют души
людей, которые захворали. Если человек разбаливается, душа
его идет вперед и вперед. Если он выздоравливает, она возвра­

1 Все это нечистые духи.

198
щается по той же дороге назад. На этой дороге есть пень, около
которого вечный буран и мороз. Доехав до пня, Ару-Мандай
обратился в золотую кукушку, взлетел на тополь и начал петь,
т. е. куковать. Все курмосы и все души мертвых собрались
к нему. В том числе были и четыре молодицы. У него была
медная плеть; при взмахе из этой плети летели искры и сыпались
огненным дождем. Он взмахнул плетью, посыпался дождь
искр, все курмосы и души мертвых исчезли, он он успел схва­
тить четырех молодиц. Он обратил их в две серьги и положил
в свои карманы. Затем он доехал до Ерлика, разложил его,
раскинув его конечности (распял) и отстегал пучком прутьев
шиповника.
Ару-Мандай ехал по мосту из одного волоса. У буранного
черного пня буранило песком. Далее он доехал до середины
пути. Стоит железный тополь без вершины. Ару-Мандай от­
ряхнулся, сделался золотой кукушкой, и усевшись на тополь,
стал куковать. Сколько есть подданных Ерлик-бия, все стали
собираться и говорят: «Надо послушать кукушку, которая
кукует на солнечном месте». Черного народа больше травы;
четыре молодицы пришли вместе с другими. Ару-Мандай сле­
тел с железного тополя вниз и сказал: «Здравствуйте молоди­
цы!» Превратил четырех молодиц в золотое кольцо, вышел
обратно на поверхность земли. Пустился домой. Говорит: «Мой
Сумер-улан-тайга, мой Суттер-колер (озера). Спустился в озеро;
Суттер-коль стало грязным, высохло. Взошел на Сумер-улан-
тайгу, оттуда скатился, Сумер-улан-тайга стала черною, как
сажа. Травою арчин1 окурился и поехал домой. Белый скот
стоит благополучно; народ — хребет (арка j o h ) здравствует.
Белый скот убегая, народ — хребет убегая, говорили: «Пришел
из скверного места». Племена и народы и белый скот пришли
назад. Устроили свиданье, спрашивали: «Езень! менду!» Отец
и мать смотрели на него через дверь, они говорили: Ару-Ман-
дай пришел из места Ерлика, но, удивительно, возвратился
чистым. Над ними раздался гром. Приехал, слез у золотой
коновязи. Говорит: «Взятая моя подруга».
Послышался гром. Приехал и слез Темир-Мизе. Говорит:
«Здравствуй, jecTe мой!» Подает руку, здоровается. Говорит:
«Мой jecT e приехал здоровый и чистый». Теперь собирали
племена и наюоды, кололи гривастых, как бура»; племена

1 Арчин — можжевельник.
199
и народы блаженствовали. Ару-Мандай не стал досаждать
и ходить на войну. Сидели, пировали подле головы огня сорок
бурханов, в торе тридцать бурханов.
Еще дополнение Чолтоша:
Ару-Мандай, побывавши в аду Ерлика, должен был очис­
титься. Он искупался в Ак-суть коле (т. е. в белом молочном
озере). Молоко в озере после этого стало мутным. Потом он
скатился с горы Сумер улан-тайги. Бока горы почернели, как
будто после лесного пожара. Потому Ару-Мандай окурился
еще можжевельником.
 Маны
У Маны1 семь сыновей. Старший барсук, следующий мый2,
потом ирбис3, потом улу4, тэкен5, бар6 и кара-гула7. Поэтому,
Маны увидит человека, не боится, приляжет и говорит: «Когда
есть у меня семь сыновей, что могут со мной сделать?» Один
из братьев говорит: «Сегодня надо найти азык и поесть бы мяса.
Вон лежит маралуха (майгак) с теленком. Надо сегодня пой­
мать ее». Другие братья говорили: «Ты сильнее всех, иди ло­
вить». Барсук встал и говорит: «О, ребята, стойте! Я вас старше,
я пойду». Отряхнулся, стоит и смотрит навстречу. «Как у меня
шерсть на спине кажется, ребята?» «Шерсть на твоем хребте
-оширшевела», — ответили ему. Еще раз отряхнулся и спра­
шивает: «Какие у меня теперь стали глаза?» «Два глаза заис­
крились, как звезда Чолмон», —• ответили ему. Барсук пошел,
крадучись. Прыгнул и обнял маралуху. Маралуха вскочила
и ударила ногой. Старик (обойгон) сделался без чувств и упал.
Подошел кара-гула. «Вот бы мы ели этот азык. Хотел поймать
и не поймал. Получил удар ногою и лежит без памяти. Пусть
будет племенам и народам сказание (кучин, притча?). Пусть
будет тебе под силу курт-конгус, а другое тебе не под силу».
Сказавши это, кара-гула прописал (чииб иди) ему на лбу ког­
тем. С тех пор у барсука на лбу сделалась лысина. После этого
семь братьев говорили: «Будем жить всяк про себя». Шесть
братьев говорят: «Мы можем каждый себя прокормить, а кошка
говорит: «А я как буду жить?» «Иди в человеческие руки!» —
сказал кара-гула. Кроме этого нет для тебя другого средства».
С тех пор кошка стала жить у человека.
1 Felis manul.
2 Кошка.
3 Felis irbis.
4 Дракон.
5 Gulo borealis.
6 Felis tigris.
7 Мифическое животное.
201
 Аргачи и Кучечи
Курмбси шли за душою дочери Тас-хана. Им встретился
Аргачи на соединении семи рек. Курмбси спрашивали его: «Кто
ты такой?» «Я Аргачи; только что вчера умер. А вы кто?» —
спросил Аргачи в свою очередь. «Мы курмбси, идем за душой
дочери Тас-хана». «Возьмите меня в товарищи». «Пойдем», —
сказали курмбси. Все вместе пришли к больной дочери Тас-
хана. Курмбси стали щекотать в носу больной камышом. Она
прыснула. Курмбси сказали: «Ош кап!»1А Аргачи сказал: «Таш-
кап»2. Поэтому курмбси не могли взять душу (сю не) девицы.
Курмбси говорят: «Зачем ты так сказал?» «А как же нужно
сказать». «Говори: кош кап!3» Аргачи сказал: «Ош-кап!» «Сюне»
выскочила из тела и курмбси понесли ее, чтобы отделить от нее
«тын». Встречают они реку. Они побрели через нее. Курмбси
бредут, под ними вода не шумит, а Аргачи бредет, вода шумит.
«Почему под тобой вода шумит?» — спрашивают курмбси.
Аргачи отвечает: «А как же? Я только что недавно умер. Поэтому
и шумит вода». Аргачи, незаметно взяв песку, бросает под ноги
курмбсям. «А почему вода шумит под вами?» — спрашивает
Аргачи у курмбсей. Курмбси думают: «Если под нами шумит,
то должна шуметь и под Аргачи».
Аргачи спрашивает курмбсей: «Вы чего боитесь на этом
свете?» Мы боимся тэгэнека (шиповника) и толоно (боярышни­
ка). «А ты чего боишься?» — спрашивают курмбси. «О, я боюсь
только масла в пузырях и связок курута». Аргачи, по достав­
шейся ему очереди, нес «сюне» дочери Тас-хана. Зашел с ним
в густые кусты шиповника и боярышника и не выходит из них.
Курмбси никак не могли вызвать Аргачи из кустов, принесли
связки курута и в пузырях масло. Курмбси бросят в Аргачи
пузырь масла; Аргачи будто бы испугается, крикнет: «Уй!»
1 Ош — «пригоршни».
2 Когда, кто чихает, и теперь говорит: таш-кан! «лови камень!» Чихать
людей заставляют курмбси, чтобы выгнать душу из человека и потом поймать
ее.
3 Кош — «вьюк», кан — «сума», мешок», а также «лови!» Кош-кан — «вьюч­
ные сумы».
202
и сам отойдет в другую сторону. Курмбси с другой стороны
бросят курут. Аргачи крикнет: «Уй!» и отойдет на старое место.
Курмбси бросали, бросали в Аргачи и, наконец, ушли, оставив
его в кустах.
Аргачи принес «сюне» к Тас-хану и говорит: «Если больную
дочь отдашь за меня замуж, то я ее вылечу». Хан согласился.
Аргачи приложил «сюне» к телу больной; она выздоровела. Об
этом услыхал Караты-хан, что его невестку отдают замуж за
Аргачи; он велел сжечь Аргачи на бому1. Аргачи лежал свя­
занный и обложенный кустарником. Людям, наряженным сжечь
его, Аргачи говорил: «Я на таких дровах гореть не буду. Сгорю
только тогда, если обложите меня арчином-корчином (можже­
вельником). Люди ушли за можжевельником. У Караты-хана
был кривой сын; он подошел к связанному Аргачи и спрашивает,
зачем он лежит, обложенный кустарником? Аргачи еще зара­
нее прищурил один глаз. Он отвечает: «Лежу чтобы вылечить
глаз». «Разве это помогает?» — спрашивает сын Караты-хана.
— Как же». «Так дай я на твое место лягу; у меня тоже глаз
кривой». «Если отдашь мне своего вороного иноходца и черную
лисью шапку, то, пожалуй, уступлю тебе свое место». Сын
Караты-хана отдал коня и шапку и лег вместо Аргачи и был
сожжен своими слугами.
У Аргачи умерла жена. Ой посадил ее, как будто она живая,
дал ей в руки нитки, будто она скет; поставил подле нее две
сумы углей; пошел в аил хана и говорит, будто он торгует
разными товарами. Услыхали три дочери хана и поспешили
смотреть товар. Аргачи говорит им: «Эй, вы! Не ходите без.
меня. Моя жена боязлива, без меня может умереть, а товар
может сделаться углями». Но девушки не послушались, бегом
побежали к стану Аргачи. Пришли и видят жену Аргачи,
которая сидит и скет нитки. «Здравствуй!» — говорят ей. Мер­
твая молчит. Разглядели, что она мертвая, а товар сделался
углями. Аргачи стал плакать и жаловаться хану, что девушки
це послушались его и пошли вперед, что жена его испугалась
их и умерла, а товар обратился в угли. Хан сжалился над ним,
разрешил ему из трех его дочерей взять на выбор одну себе
в жены, а за товар уплатил.

1 Бом — утес над рекой.

203
 Легенды
Истребление шаманов
Был Ежимош. Он не верил в силу шаманов и, считая их
обманщиками, захотел их искоренить. Он велел собрать их всех
и «сжечь». Все сгорели, за исключением трех: двух шаманов
мужчин и одной девицы шаманки. Они трое вместе вылетели
из огня и двое из них: Тостогош и девица поднялись в воздух,
а шаман Калбас не мог подняться и обратился в камень. Когда
все это окончилось, окаменевший Калбас отряхнулся и снова
ожил; нисколько не было заметно, что он горел в огне. Ежимош
говорит Тостогошу: «Если ты имеешь силу не сгорать в огне,
то ты должен иметь силу спуститься в нижнюю область
и принести мне Ерлика». Тостогош говорит: «Буду семь дней
камлать: ночами буду камлать, а днем буду лежать, накрыв­
шись бубном». Ежимош не верил в камланье; он накалил железо
и положил на голень спящего Тостогоша. Тостогош прокамлал
семь дней и не мог принести Ерлика; привел только на восьмой
день. Ежимош спрашивает, почему он запоздал. Тостогош
говорит: «Было одно неотложное дело, которое надо было
исполнить». Один человек заболел и его нужно было вылечить.
Тостогош провел целый день в доме больного, камлая, и запоздал
к Ерлику. К Ежимошу собралось множество народа, который
желал посмотреть на Ерлика, хотел узнать, какой у него вид.
Но когда народ увидел Ерлика, то впал в бесчувственное состо­
яние. Ерлик, не отворяя дверей юрты, вышел из подножия
огня.
Ежимош спросил его: «Зачем ты отбираешь у детей роди­
телей, а у родителей отнимаешь детей, делая их бездетными?
Это-то я хотел узнать и с этой целью попросил шамана Тосто­
гоша вызвать тебя». Ерлик говорит: «У тебя есть кобылица; из
двух сосков ее бежит молоко, но волк уносит жеребенка, ко­
торого она родит. Имею и я такое же определение, как этот
волк, я приношу горе. Если ты хотел только это узнать, то дай
мне искупление или от людей, или сам лично. «Я — сказал
Ерлик — ненавижу свет, ненавижу солнце!» Ежимош (Ежимо-

204
.же) не хотел лично жертвовать собой. Тогда Тостогош исчис­
лил, что замена личного самопожертвования будет равняться
девяти девяткам людей, возраст которых перевалил за 60 лет.
После этого Ерлик исчез. Не видно было, или он тут же на месте
испарился, или незамеченный вышел в двери (кудачи).

JapraH aT
В давнее время был сход животных. На этот сход не явился
один только japraHaT (летуч, мышь). Он обманул посланного,
сказав ему, будто не может прийти потому, что держит скалу.
На сходе решили, чтобы человек стал властелином земли; он
может диких зверей убивать, а домашних ростить. После этого
решения мыйгак шла со схода вверх по реке. Выходит из реки
таймень и спрашивает: «Какое решение вырешили?» Мыйгак
отвечает: «Так вырешили, что моя и твоя головы вместе долж­
ны вариться в котле». Так человек и стал властелином над всеми
животными (кудачи).

Чаик
Разрушение мира
Темир муусту кок теке1, синий козел, имеющий железные
рога, семь дней бегал вокруг земли и ревел. Семь дней земля
тряслась и горели горы огнем, семь дней шел проливной дождь,
семь дней с бурями шел град и снег. В конце всего настали
страшные морозы, невыносимые никакому существу. Все стало
гибнуть. Спаслись только семь братьев праведников с старшим
братом Улькэном во главе, который построил керен (корабль).
Взяли животных. Когда стихии остановили свое разрушение,
Улькэн выпустил петуха (така), который замерз. Потом выпус­
тил гуся (каз), тот не воротился. В третий раз выпустил ворона.
Ворон стал питаться трупами. Семь братьев вышли из керепа.
1 Теке — дикий козел, тоже, что бун.
205
 Старший из них Улькэн видит, что после чайка нет на земле
природы. Улькэн взял цветок кок-чечек (ветреница), положил
его в свою чашку, стал читать ном, чтобы сотворить новый мир,
а старший брат его Ерлик похитил у Улькэна часть этого цвет­
ка, стал подражать ему. Улькэн сотворил белое человечество,
а Ерлик сотворил черное человечество. Улькэн проклял одного
человека, который сделал из дерева круг, обтянул его кожей,
назвал его камом. «Кара каиш курлу кара албаты болзын»,
пусть будет твоим подданным черный народ, опоясанный чер­
ным ремнем. Кам покрыл круг кожей. Сделал тунур1 и ушел
со своим народом на закат солнца.
Улькэн, сотворив человечество, послал ворона на небо
просить у кудая, для сотворенного им человечества душ. Ворон
поднялся на небо и Кудай дал ему души. Ворон держал чело­
веческие души в сомкнутой пасти и нес обратно Улькэну. Во­
рон , летая в дальний путь, проголодался. Пролетая, видит труп
верблюда; думает, выклевав его глаза, можно было бы утолить
голод, но, протерпел и пролетел далее. Встречается труп лоша­
ди. Тоже пролетает мимо. В третий раз пролетает над трупом
коровы. Видя большие, зеленые глаза коровы, ворон в забытьи
вскричал: «Ах какие глаза хорошие. Поесть бы мне теперь».
Души, данные Кудаем, ворон рассыпал. Прилетел ворон
к Улькэну без душ. Ерлик часто выходил из своих подземных
владений. Раз видит он, на земле стоит бргб. Тихо, крадучись,
Ерлик стал подходить к бргб, чтобы выведать, кто в нем оби­
тает. Но предусмотрительный Улькэн поставил у дверей сто­
рожа собаку, которая в то время не имела шерсти, была голая,
как человек. Улькэн наказал собаке никого не впускать в бргб,
а сам удалился. Ерлик хотел войти в бргб, но собака не впус­
тила его. Ерлик говорит собаке: «Дам тебе я шубу; не будешь
бояться мороза и зноя. Дам тебе я пищу, не будешь знать голода
целый месяц». Собака, прельстившись такими дарами, решила
впустить его. Ерлик, войдя в бргб, нашел множество бездуш­
ных человеческих тел; воспользовался уступкой собаки, вдох­
нул свою душу в тело человека. Ерлик имел ружье, которое
заряжалось порохом без голка. Каждую ночь он выходил на
землю, убивал из ружья одушевленных людей, выбирал кра­
савцев мужчин, делал из них кбдечи (слуг), выбирал красавиц
женщин, делал из них казанчи (поварих). Улькэн каждый день
стал замечать, что у него народ убывает, и выследил, как по­

1 Тунур — бубен.
206
хищает Ерлик. Один раз Улькэн высыпал порох Ерлика, вместо
того насыпал порох с громом. Ерлик по обыкновению выстре­
лил в свою жертву. Раздался страшный гром. Ерлик, испугав­
шись, ударил скалу и поломал свое правое крыло, бежал к пасти
земли и полетел. С тех пор Ерлик не может выходить на землю.
Ульген через ворона взял у неба души для человечества, но,
увидав, что Ерлик уже успел вдохнуть в тело человека свою
душу, рассеял «души бессмертия» по хвойным лесам и мхам.
(Записано Н. Я. Никифоровым).

Летяга
Летяга была прежде шаманом.
(Чолтош. Больше он ничего не знает о Летяге)

Алайман-булайман
Одна женщина, мужа которой назначили шуленгой, захо­
тела устроить праздник в честь мужа и начала стряпать. На
вопрос: «Что делаешь?» Она отвечала: «Алайман-булайман эдин
)адырым». (Стряпаю алайман-булайман).

Сартактай Кэзэр
Около Аската, ниже впадения его, на Катуни гора Согон-
ту; (согон — стрела, ту — гора). Это стрела Сартактая, которую
он пустил, стоя на Катуни выше Чемала, т. е. с расстояния
около 20 верст. Выше Чемала справа в Катунь упирает один
скалистый мыс; гребень мыса образует седловину. Сартактай,
когда стрелял, стоял выше этого мыса; стрела задела за гребень
мыса, вырвала из него участок и от этого образовалась седло­
вина. Где-то на Катуни, но не на плесе Кор-кечу. Сартактай
вздумал строить мост; он с сыном нашли огромные камни для
постройки; дали обет не спать с жёнами. Но сын не выдержал.
207
Сартактай рассердился и разбросал камни; тут теперь корум,
россынь. Около нее два камня, стоят, как пни. Это сын и его
жена. Сартактай бросил камень в летевших гусей, камень упал
на... местность Чибит на Чуе; он и теперь указывается; сильные
люди пробуют поднимать его.

Улькэн через ворона взял у неба душу для человечества, но

увидав, что Ерлик уже успел вдохнуть в тело человека свою
душу, рассеял «душу бессмертия» по хвойным лесам и мхам.

Вода бессмертия, (мунко-суу)

1. На островах какого-то океана повстречался одному тор­
говцу старик более 300 лет, .который помнит, как калмыки
входили в подданство Вола-Каану. Старик получил бессмертие,
нечаянно наткнувшись на ключ бессмертия, промышляя около
горы Йал-Мбнку в Алтае. Он ранил марала; раненый зверь
пошел на гору Йал-Мбнку; охотник шел за ним следом. Марал
остановился и стал пить воду, выходящую из плоского камня;
когда напился, сделался здоровым и быстро скрылся. Охотник
тоже напился этой воды и по настоящее время жйвет на острове
моря.

2. Один охотник, охотясь на горах, увидел кедр, с вершины

которого беясала водя прямо в каменный ящик. Человек дога­
дался, что это не простая вода, принес сушеную рыбу. Через
недолгое время рыба ожила и стала плавать. (Знаменитый кайчи
Уснек; живет в Арбайте на заимке Севастьяновой).

208
 Актан-тас и Талын-кыс
Актан-тас отгадывает все загадки, которые ему загадывает
Талын-кыс. Если он все отгадает, то она должна выйти за него
замуж. А так как он весь был в коростах, голова и тело, то
Талын-кыс бросается в воду, чтобы утонуть; но смерть страш­
на; поймавшись за талиновую ветку, она упрашивает Актан-
таса спасти ее.

Одургокто от кует ол не болтон Актан-тас

Одургокто ит урет ол не болтон Актан-тас

Алты кулакту кумер казан

Тас тас таракай (гребенный) яман ады корокой
Саныскан ала тос, тимырткадон тилтыр тас
Загадка: Кок jaaanaa буланын jorbi 1'адат (месяц).
Тондубаштын тогус ул.

Боко баин Сартыктай

В прежние добрые времена во время ойротского союза жил
на Занхыне1 один богатырь и хан земледелия и путей сообще­
ния по имени Сартыктай. Десятки тысяч рабов служили ему
для работы, без которой он не жил ни одного дня. Много было
и скота и всякого добра у Сартыктая. Он был настолько силь­
ный, что убивал журавлей в небе камнем весом около трех
пудов. Он выкопал множество колодцев и озер по всей Монго­
лии, из рек провел каналы в безводные местности.
Была у Сартыктая дочь замужем за китайским принцем.
Сартыктай вздумал навестить дочь, но какой подарок отвезти
дочери? Золота и других драгоценностей у ней и так много.
Ехал хан возле озера Ног-нор; вылетела из озера утка и взмутила
воду. «Пожалуй, и моя дочь в Китае пьет мутную воду?» —
подумал хан, и задумал подарить дочери одну из рек Монголии
с прозрачной водой; он избрал реку Булугун-Чингиль; провел
канал через широкие степи и высокие горы, привел к Пекину

1 Река в Монголии, впадающая в оз. Киргиз.

14 Заказ 2710 209
и сказал: «Все мне покорно! Даже быструю реку провел, как
верблюда за повод!» Рассердилась вода, что хан хвалится,
хлынула обратно и образовалось большое озеро Екень-арал
или Хара-усу, а Булугун-Чингиль течет с тех пор в озеро Бурл-
тохой, из которого вытекает Ко-Иртыш.
Раз случилось Сартыктаю ночевать с войском и рабами
в безводной степи; хотя тут и был небольшой ручей, но он не
мог утолить жажды такого множества людей и скота. Хан
приказал выкопать озеро. Когда выкопали озеро, хан поставил
свою золотую чашу на дно его, на то самое место, из которого
выходила из-под земли жила воды. Озеру дали имя Алтын-
Цокцо (золотая чаша), которое и по настоящее время так на­
зывается1.
Раз Чингис-богдо-хан приехал в гости к Сартыктаю, кото­
рый встретил гостей с большим почетом и сделал большой пир.
Для Чингис-хана был сварен баран целиком. В самый разгар
пира гостям подали мясо. Чингис-хан признал, что поданный
ему баран, когда был ягненком, был укушен собакой, которая
играла с ним и укусила ягненку ногу. Чингис-хан тотчас же
уехал. Сартыктай, боясь Чингисова гнева, ушел из пределов
Монголии в Алтай, где и жил много лет на реке Архыт, приток
Катуни. А на Зан-хыне оставил клад на скале Зоксо-хайрхан
(стоячий громовержец), семьдесят пять пятидесяти данных
ямбов серебра о каменном колодезе на скале, которая стоит
в степи отдельно от гор в резиденции князя Тамдин-туше-гуна.

Одноглаз-людоед
Два богатыря ходили на богомолье и заблудились. Долго
ходили они по пустыне и, наконец, увидали, выходит дым из
одной пещеры, обрадовались и вошли в пещеру. Как только
вошли, так у них и подкосились ноги. Там сидел человек вели­
кан с одним глазом во лбу и жарил человека с собачьей голо­
вой. Хотели богатыри бежать, но одноглазый остановил их:
«Все равно от меня не уйдете, а я не буду вас есть, если будете
со мной жить и пасти моих баранов. Нечего делать, согласились
батарчи2 жить у одноглазого. Он каждый день уходил на охоту
и приносил человека с собачьей головой и съедал его.
Алтын-Цокцо — озеро и белок к северу от города Хобдо.
Батарчи — нищие.
210
 Один день одноглазый пришел без добычи, съел одного
батарчи и заснул крепким сном. Батарчи взял железный шпиль,
накалил в огне и заткнул в глаз людоеда. Тот вскочил, скорее
запер железную дверь и начал шарить. В пещеру было загнано
на ночь много баранов; батарчи всю ночь прятался между
баранами. Утром одноглазый стал выпускать баранов, считая
и ощупывая каждого. Видит батарчи, что не сдобровать ему
и пустился на хитрости: уцепился в шерсть большому барану
под брюхо, вышел из пещеры и давай бежать, куда глаза гля­
дят. Вышел на высокую гору, на юг, увидал поселок, состояв­
ший из множества войлочных юрт и пошел в него. Его встре­
тило много красивых женщин. «Зачем ты сюда пришел и как
ты попал сюда?» Батарчи рассказал им все подробно. Женщины
ввели его в самую большую юрту, напоили чаем, накормили
бараньим мясом, и рассказали ему, что они люди нохой-эртыны
(собаки мужчины), а одноглазый их враг, людоед; имя ему
Киргис. «Наших мужей он ловит и съедает, а они не могут его
отыскать». Вечером послышался лай множества собак. «Это
наши мужья возвращаются с охоты на Киргиса», — сказала
одна женщина и пошла навстречу, залаяла по-собачьи. Собаки
собрались вокруг нее и слушали. Это были люди лишь с собачьей
головой. Женщина пошла обратно в юрту, сели вокруг; жен­
щины принесли им на больших блюдах баранье мясо. Наев­
шись мяса, нохой-эртыны залаяли. Женщины говорят: «Батар­
чи буга (господин Батарчи)! Наши мужчины просят вас указать
пещеру, в которой находится Киргис». Батарчи пошел. Нохой-
эртыны за ним. Он привел их к пещере Киргиса. Киргис в то
время запускал баранов в пещеру. Нохой-эртыны подкрались
и схватили Киргиса; они разорвали его на мелкие куски,
а баранов его отдали всех батарчи. Батарчи долго гостил у нохой-
эртыны; каждый день они устраивали пир. Дали ему красивую
жену и уговаривали его быть их ханом, но он не согласился,
поблагодарил их за гостеприимство, взял жену и баранов и уехал
домой.

Хушандра-хан
В прежнее доброе время, когда месяц светил ярче, когда
солнце грело жарче, жил один хан по имени Хушандра. В его
время народ делал удачные набеги и на своего хана не мог
211
нарадоваться; судил всех по правде, но одно горе — у хана не
было детей. Сколько ни делал милостыней (буин) и по­
жертвований на монастыри, ничего не помогло. Наконец, пред­
сказатели монахи сказали, что хану с женой надо удалиться на
три года в пустыню и питаться древесными плодами. Хушан-
дра так и сделал: взял жену и пешком отправился в пустыню.
Три года ходили они в пустыне, терпя всякие невзгоды. На
третий год родились у них два сына. Пошел хан со своей женой
и детьми обратно в свое царство. За три года они отдалились
довольно далеко, продвигались они тихо; к тому же жена
Хушандра заболела; пришлось остановиться. Поселились они
в пещере; хан каждый день ходил в лес добывать пищу. Раз
пришел довольно поздно и не нашел ни жены, ни детей. Долго
искал Хушандра, но не нашел. В царство свое воротиться он
и не думал и скитался он 20 лет по пустыне, оплакивая жену
и детей. Раз рано утром он пошел набрать ягод; на него напали
разбойники и повели к себе; по дороге на них напал отряд солдат;
все разбойники были убиты, а Хушандру посадили на верблюда
и повезли к себе, не спрашивая, кто он такой. Привезя домой,
они его сделали своим ханом. В том царстве ханы не жили
более одного дня; день ханствовали, а ночью умирали; утром
выбирали другого хана. Надоело это народу, да и жалко было
своих людей, а потому отряд солдат постоянно отыскивал разных
бродяг и сажал в ханы. Утром народ приготовил могилу
и пришел за телом Хушандры, но он был жив и невредим.
Обрадовался народ, сделали пир.
У ворот ограды стояли на карауле два солдата и разговаривали
про житье, бытье и кто откуда. Один сказал: «Говорят, что я был
найден в пустыне, а отец мой был хан Хушандра». «Брат мой!» —
вскричал другой солдат и обнялись, рассказывая друг другу, что
были взяты вместе с матерью, но потом их разлучили и отдали
бездетным людям в сыновья, а мать была отдана на ханский двор
в прислуги. Где она теперь, жива или нет; оба ничего не знали.
Хан стоял неподалеку под деревом и слышал весь разговор; по
утру он потребовал их к себе, и признал их за своих детей;
приказал признать их князьями, отыскал и жену свою. Она была
швеей на ханском дворе.
Хан сделал поход в свою землю, и, покорив ее, сделался
могущественным ханом обширной земли.
Возвратясь из похода, сделали пир; 80 дней пировали, 60
дней отдыхали и зажили все самой счастливой жизнью.

212
 Ирын-тюмин Хайрхан
По ту сторону степи Шарагын-гоби на горном кряже Ба-
рун-Алтай есть одна высота под именем Ирын-тюмин Хайрхан,
что значит девятисот-тысячный громовержец! Наверху этой
горы на скале есть надпись; написано так: наверху этой горы
есть белый камень; когда солнце будет в полдень и тень от
камня падет на землю, то у конца тени в земле есть закопано
900.000 лан серебра. Его может взять 80-летний старик, если
он приедет на восход солнца на белом буйволе.

Ноян-Хулахай
Прежде одному хану вещие люди сказали: «Если ты летнего
месяца 15-го светила не пойдешь воровать, то умрешь».
Князь ночью поехал воровать. На дороге ему попался че­
ловек и спросил, ты кто? «Я вор», —отвечал князь. «Так пойдем
вместе», —сказал незнакомец. Поехали к одному богатому аилу.
Вор поймал барана, зарезал и сказал князю: «Ты обдирай шкуру,
а я пойду в аил, хочу пить». Взялся князь обдирать, но не умел
и до прихода товарища не содрал шкуры с барана. Пришел
товарищ и начал бранить князя.
«Что ты делал до сих пор? Я сколько времени, подкравшись
к аилу, слушал, что говорит цзахарикчи. Он хочет завтра
пригласить князя в гости и подать князю яду в вине; хочет
отравить его, поставить тройной стол и два одинаковых кубка;
налив вина в один, положить яду, поставить за прикрытие
первого стола; налив вина в другой пустой, наливать при князе;
сначала выпить самому, чтобы князь не догадался, а потом
налить князю и переменить кубок незаметно. «У князя наслед­
ника нет, княжну возьму за сына и он будет князем». Разделив
мясо и поменявшись шапками, князь и вор разъехались. На
утро князь послал людей розыскать по шапке ночного товари­
ща. Когда его привели, князь обласкал его и назвал своим
братом, а цзахарикчи предал суду; названного брата сделал
цзахарикчей, потом зажили счастливой жизнью.

213
 Большая медведица
Jетыган. Было семь братьев. Каратыхан спросил братьев,
кто в чем горазд. Старший брат сказал, что он стрелок, что если
на дне неба будет протянут волос, он попадет в него
и перестрелит; второй — что если вражеское войско будет
стрелять в его братьев, он будет все стрелы хватать и все назад
возвращать; третий — что может падающее с неба тело подхва­
тить, не дав ему упасть на землю; четвертый — может выдер­
нуть тополь с корнем и им хотя какое войско побить; пятый —
может взять шестерых своих братьев в охапку и перенести хоть
через какую реку; шестой — (рассказчик ничего не мог сказать);
седьмой, младший, сказал, что он отличный вор, может на
глазах хоть что украсть. Каратыхан просит братьев отыскать
потерявшуюся у него дочь Чолтош.
У JeTbiraHa была дочь Алтын-Джюстюк. Ее увез Сарыган.
JeibiraH родился без отца, без матери; прямо из земли. Они
пошли искать пропитания, искать хана, чтобы служить ему
и получить пищу. Пошли выручать девицу без всякого оружия,
пешком, ни пики, ни стрел.
Старший брат сказал, что если он у Бога попросит 100
лошадей, он даст ему 100 лошадей, 100 баранов и 100 тажу-
уров саракы.
Большая медведица. Было семь охотников братьев. Они
были пешие, охотились без лошадей. Бог создал им сто лоша­
дей, чтобы они могли охотиться на сменных лошадях. Поохо­
тились они, добыли добычу, но ни один не хочет быть казанчи
(поваром), перепираются, тот не хочет, и тот не хочет.
Было тогда восемь мечинов секиз-мечин. Семь охотников
)етыган сделали казанчим одного из мечинов, именно Улькэра.
Семь звезд Большой медведицы носят имена: Улькэн — это
отец остальных шести. Самый младший Езин ни. Имена других:
Каршит, Яжилган (сооб. Балазабас). Шаманы упоминают в своих
заклинаниях двух Чолманов: 1) Танак Чолман и 2) Иныр
Чолман. Два Чолмана, утренний и вечерний, солнечный
и лунный.
Орион
Житель долины Аноса, Кудачи рассказал об Орионе; был
богатырь Конджигей, который гнался за тремя оленями; когда
они поднялись на небо, он пустил стрелу в оленуху; стрела
прошла насквозь и вышла окровавленная. Она видна над Ори-
214
оном. Этот рассказ один алтаец, живущий около Черни, допол­
нил следующим: был богатырь Канджигей, который хотел
перестрелять всех зверей на земле. И он перебил уже всех
зверей, осталась одна маралуха с двумя детенышами, он пог­
нался за ней. С ним были три собаки, одна большая и два щенка,
один двухлетний, другой одногодний. Последний догнал мара-
луху и стал хватать ее за голени задних ног. Тогда Канджигей
бросил свою лошадь, спешился и побежал пешком, как это
делают алтайские охотники. На бегу, желая облегчить себя, он
сбросил шапку и, наконец, выстрелил. Стрела пронизала ма-
ралуху и вышла окровавленная. Бог проклял Канджигая за то,
что он старался истребить всех животных на земле, и превратил
его в звезду.

Теперь на небе видны и охотник и маралы в виде звезд. Три

звезды рядом —это самка марал с двумя телятами: она в средине,
телята по бокам; под нею сам Канджигей, над нею стрела
в крови, Кандуого. Подле маралух три собаки: щенок прибли­
зился к маралам. Вправо от богатыря звезды, которая ближе —
шапка, другая подальше — брошенный конь.
Когольдей. Был охотник, который без сожаления стрелял
и истреблял зверей, не оставляя в живых ни одного встречен­
ного. Перебив множество животных на земле, он поднялся
в верхнюю область (Устюгу Орон), чтобы и там продолжать
истребительную охоту. Бог (Кудай) для испытания его создал
Уч-муйгака трех маралух. Когольдей погнался за ними. Лошадь
его устала и он ее бросил. Его собака кок-ит начала хватать Уч-
муйгака за бабку ноги. Когольдей выстрелил, но на первый раз
промахнулся. Во второй раз выстрелил, стрела прошла на­
сквозь через тело Уч-муйгака; она вышла из тела окровавлен­
ною. Обе стрелы видны теперь на небе в виде звезд; над Уч-
муйгаком одна влево, другая правее. Бог проклял Когольдея
и обратил его тоже в небесную звезду.
215
 (Расск. Чолтош, рода Кондош, житель села Аскат, старик).

Три звезды пояса — три оленя; под ними три звезды по

вертикальной линии — три серых собаки; еще ниже две звезды,
влево — лошадь, вправо — сам Ускус-ул. Он выстрелил раз,
одна стрела над оленями; от другого раза — другая звезда —
стрела.

Это показание об Ускус-ул (Орион) слышал Ник. Яков.

Никифоров от алтайца, кочевавшего в дол. Архыта.
Ускус-ул гонится за Уч-мыйгак «тремя маралухами».

Плеяды
Улькэр-Плеяды. По нему идет летосчисление. Он проходит
мимо луны 3-го, 7-го, 9-го и 15-го числа каждого месяца. По
нему определяют года мыши, коровы и проч. По нему счисля­
ют и года людей (Кудачи-алтаец).
Мечин — звезды, которые сопровождают луну. (Чолтош).
Созвездие Укэр сопутствует луне: это группа звезд Венера.
216
 Венера утренняя — Чолмон.
« вечерняя — Улькэр.

Полярная звезда. Алтын-казык «золотой кол» (Анос).

К полярной звезде привязан аркан, на другом конце две лоша­
ди соловых ики сарат, а в средине узел колбого.
(Пок. Ник. Яков. Никифоров).

Алтын-казык. Если нацелить ружье на какую-либо звезду,

она сойдет с места, Алтын-казык — никогда.
К ней богатырь Канджигей привязывал своего коня на вы-
стойку. (Чолтош).
 П Р И М Е Ч А Н И Я

В головах алтайцев хранятся две традиции рядом: одна —

шаманская, другая — сказочников или рапсодов, по-алтайски
«кайчи». Первая состоит из культовых песен, которые поются
шаманами по адресу богов под аккомпанемент бубна и из легенд
о шаманских божествах. В состав другой традиции входят сказ­
ки о богатырях, распеваемые речитативом под аккомпанемент
балалайки. Обеим традициям известен бог подземного мира
или ада: имя этого божества —Ерлик-хан, известно одинаково,
как алтайцам и сойотам, так и монголам и бурятам. Высшее
божество, обитающее на небе в двух традициях носит разные
имена: в шаманской у алтайцев оно называется Ульгень,
в светской традиции певцов — Уч-Курби-Стан. Две традиции
различаются и у бурят: в шаманской традиции у них высшее
божество, обитающее на небе, называется Эсеге-Малан-тэнгри.
В сказках же на его месте стоит Гучин-гурбу — Хормустен-хан;
Гучин-гурбу по-монгольски — тридцать три: в алтайском име­
ни высшего небесного божества первый член — уч, тоже
в переводе значит три. У монголов шаманство сохранилось
только в обрывках и смешалось с буддизмом и потому нет сред­
ства решить, носило ли высшее божество особое имя сравни­
тельно со светской традицией: в богатырских же поэмах
у монголов, как и у бурят высшее божество называется Хор­
мустен-хан. Чтобы объяснить это различие между культовой
и светской традициями можно сделать предположение, что
культы Ульгеня и Эсэгэ-малана могут быть приняты за наци­
ональные культы алтайцев и бурят. Имя же Курбустан-хан или
Хормустен-хан принесено и к алтайцам и бурятам иноплемен­
ным влиянием, как будто рядом с алтайцами, сойотами
и бурятами было племя, в культе которого на месте Ульгэня
или Эсэгэ-Малана стоял Курбистан-хан, который был таким же
национальным богом у этого племени, как Ульгэнь и Эсэгэ-
Малан у алтайцев и бурят. Это племя поднялось на более
высокую культовую ступень сравнительно с алтайцами
218
и бурятами; в какую-то эпоху оно стало оказывать влияние на
своих соседей и последние стали усваивать устную литературу
этого племени, т. е. его сказки или поэмы, причем в тексте этих
поэм они сохранили стоявшее в нем имя иноплеменного Кур-
бистана, не заменив его своим национальным Ульгэнэм или
Эсэгэ-Маланом. Вот, как мне кажется, можно объяснить раз­
ногласие между культовой и светской традициями, замечаемое
у алтайцев и бурят. Имя Курбистан или Хормустен распростра­
нено по всей Монголии и по всем землям, прилегающим к ней
с севера, а имен Ульгэнь и Эсэгэ-Малан в Монголии не слышно,
поэтому можно предположить, что племя, создавшее культ
Курбустана, жило в Монголии.
Итальянский ученый Компаретти в своем труде о Калевале
разницу между финским и Европейским эпосом прежде всего
видит в том, что. европейский эпос в своих произведениях рас­
сказывает о богатырях, а героями финских эпических произ­
ведений являются не богатыри, а волхвы, (т. е. шаманы): бога­
тыри сражаются с противниками саблями, пиками и стрелами,
афинские герои поражают своих врагов заклинаниями: они
играют на гуслях (кантель) и читают мистические формулы, от
которых противник проваливается в преисподнюю. Степной эпос
по своему характеру приближается более к европейскому, чем
к финскому; он наполняется рассказами о подвигах богатырей
и их поединках, но некоторые факты заставляют думать, что
в начале и в нем, на месте богатырей стояли шаманы. Попав
в шаманский мир, например, в Алтай чаще всего приходится
слышать о мистерии, содержанием которой служит нисхож­
дение шамана в подземный мир Ерлика, царя ада.
По поверью шаманистов душа человеческая имеет способ­
ность во время сна оставлять тело и бродить в пространстве:
в это время за ней гонятся слуги Ерлика, царя ада, ловят
и относят в ад: тело, потерявшее душу, начинает болеть. Ро­
дственники больного приглашают шамана: он камлает и узнает,
где находится душа, или она только заблудилась в пространстве
или пленена и заточена в Ерликовом аду: в этом последнем
случае шаман совершает поездку к Ерлику: описание этой
поездки и составляет содержание той мистерии, которую ша­
ман совершает у кровати больного.
Явившись в ад, шаман обращается к Ерлику с просьбой
возвратить похищенную душу на землю: ведет себя подобос­
трастно и подносит Ерлику выкуп; В алтайских и монгольских
сказках нисхождение в царство Ерлика приписывается не
219
 шаманам, а богатырям: но здесь особенность в том, что бога­
тырь приносит от Ерлика не душу, а какой-нибудь предмет,
так, например, в урянхайской сказке герой Ул-Берге от Ерлик-
хана приносит для Карабты-хана булатный ножик. (Оч. С. 3.
Монг. Т. IV, стр. 415). В алтайской сказке богатырь Ирин-
Шайн-Чичирге приносит от Ерлика для Тайбон-хана джиракы,
т. е. винокуренный снаряд. (Оч. С. 3. Монг. Т. IV, стр. 428).
В собрании сказок, печатаемых здесь, Аин-Шаин приносит тоже
самое (ст. 64).
Впрочем, и в некоторых богатырских поэмах герой спуска­
ется в ад, чтобы принести душу. Так в монгольской повести
Гэсэр-хан в заключительном ее эпизоде освобождает из подзем­
ного мира душу своей матери (Die Thaten Gesser shan, стр. 285);
в дюрбютской сказке богатырь Ирин-Сайн по повелению голо­
са с неба спускается в царство Ерлика, отворяет все ворота ада
и отправляет все заточенные души по радуге на небо. (Оч. С.
3. Монг. Т. IV, стр. 481).
Черты, которыми описана дорога туда, в богатырских по­
эмах те же самые, что и в шаманских преданиях; по шаман­
скому поверью, шаман, спускаясь в царство Ерлика, встречает
семь препятствий или семь застав, по-алтайски «поудак». Заста­
вы встречаются и в богатырских поэмах, например, в повести
о Гэсэре (Танг. тиб. ок. Китая, II, стр. 30). Иногда даже самые
заставы описываются сходно; так, в повести о Гэсэре герой
встречается с группой девиц, грозящих гибелью (ibidem); по
алтайскому поверью шаман, нисходящий в царство Ерлика,
встречает семь наглых девиц, стирающих бесстыдными тело­
движениями соблазнить его и погубить.
Картины ада и по шаманскому преданию и в богатырских
поэмах те же самые; в шаманских рассказах шаман, очутив­
шийся в аду, видит кобыл, которые стоят на тучном лугу
и вблизи водопоя, но имеют тощие тела. (Оч. С. 3. Монг. IV, стр.
134, 172 и 710). В сойотской сказке богатырь Хэрэк-Кирвес
едет к Ерлику за дохой, по приказанию своего отца Аролбай-
хана; по дороге видит мальчика, который не может заворотить
скот (т. е. испытывает муки вроде мук Сизифа), видит тощую
кобылу, а кругом и вода и трава, кобыла испытывает муки
Тантала. (Оч. С. 3. Монг. IV, стр. 617).
По алтайской легенде шаман, спустившийся в ад, по пору­
чению Джаячи-хана, находит там «сына неба», пригвожденного
к дереву. (Оч. С. 3. Монг. IV, 172). В дербютской сказке об
Ирин-Сайне мы находим отголосок этого мотива; Ирин-Сайн
220
встречает скованного верблюда, который терпит за то, что
причинил какой-то вред «сыну неба». (Оч. С. 3. Монг. IV, 376).
Сходство эпических черт, которыми описано нисхождение
в ад и в шаманской и в светской традициях дает повод думать,
что эти две редакции не возникли независимо одна от другой,
а одна из них вышла из другой; разумеется, сначала возникла
шаманская редакция, а потом из нее вышла светская. И не
только внешняя обстановка поездки богатыря напоминает
шамана, но иногда и сама натура богатыря смахивает на ша­
мана, т. е. он является волшебником.
В алтайской сказке «Ару-Мандай», которую я слышал
в долине Катуни, но запись которой в моем портфеле не сохра­
нилась. (Содержание сказки: доброе существо Ак-Бури достав­
ляет Ару-Мандаю жену, дочь Тенгери-хана, т. е. царя неба)
главное лицо — Ару-Мандай на пути кЕрлику наезжает на
поле, которое кишит множеством нечистых духов; Ару-Мандай
поет и медной плетью разгоняет духов, прокладывая таким
образом себе дорогу. Ару-Мандай — это, конечно, шаман, если
Шаманское камлание должно изображать путешествие шама­
на, то бубен представляется лошадью, а колотушка по бубну,
орбо — плетью; плеть названа медною, потому что орбо иногда
имеет медную оправу.
Только шаманы владеют способностью разгонять нечистых
духов посредством камлания, т. е. посредством пляски и пения
заклинаний под аккомпанемент бубна. Здесь в светской сказке
пение опущено.
Богатырю в сказке не дан в руки бубен, но и шаманы не
всегда камлают с бубном, а только с одной колотушкой в руке.
Можно указать и другие случаи, в которых богатырю при­
писывается волшебная сила. Встречаются рассказы, в которых
описывается состояние богатыря в чудотворстве, так Абатай
состязается с далай ламой. (Оч. С. 3. Монг., IV, 337).
Пляшущ ие богатыри являю тся и в западном эпосе.
В кавказском нартовском сказании богатырь Иши-Бадиноко
пляшет в собрании нартов по столу, на котором наставлена
посуда; он пьет пиво из чаши, наполненной змеями, которых
он прикалывает к стенкам чаши своими стальными усами.
(Сборник окавказск. горцах, Т. V, отд. II. «Из кабардинских
нартов. сказаний», стр. 59).
В русском эпосе пляшущего богатыря нет, но встречается
один штрих, который можно принять за след древней шаманс-
221
кой ситуации: это изображение змей на кафтане богатыря Дюка
Степановича.
«В пуговках, да львы — зверье,
А во петельках да люты змеи.

Да у Дюка у Степановича,
Львы — зверье да запокракивали.
Лютые змеи да запосвистывали».

«И повел Дюк Степанович

По своим по пуговкам золоченым.
На пуговках были написаны змеи лютые
На тех пуговках злаченых».
(Русские былины старой и новой записи. II ч. №50, 52,
стр. 179 и 186).
«Провел рукой правой Дюк Степанович
по белым грудям,
По тем по пуговкам вальяжним
И заревели его пуговки вальяжные,
Всеми разными голосами,
Как во чистом поле серы волки завояли».
Печорские былины, записанные Н. Ончуковым, №24,
стр. 127).
«Как тот Чурилушка Пленкович,
Он стал плеточкой по пуговкам поваживать,
Он стал пуговку о пуговку позванивать:
Как от пуговки было до пуговки
Плывет Змишце-Горынчище.

Дюк... стал плеточкой по пуговкам повентивать,

Он стал пуговку о пуговку позванивать:
Вдруг запили птицы певуции,
Закричали зверки вси рыкуции».
(Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, Т. I, №29,
стр. 197 и 198).
Кроме того, см. следующие места:
Гильфердин — Т. III. «Онежские былины», ст. 182:
в петельках вшиты люты змеи, в пуговках литы люты звери,
звери заревели, змеи засвистали. Киевский народ попадал. Том
II, стр. 138 и 557.
Рыбников — Т. II, стр. 217, 218, 705, 706: «Во всякой златой
222
пуговице сорок сороков змей пещерских шипит, и во всякой
пуговице сорок сороков зверей лютых ревом ревет».
Богатырским бытом трудно объяснить эти представления
об оживающих змеях, нашитых на кафтане, в шаманском же
ритуале мы находим шамана, пляшущего в мантии, на которой
нашиты изображения змей; само собою разумеется, что эти
змеи нашиваются для того, чтобы во время камлания они
содействовали шаману.
Пляска вошла в состав ламайского ритуала. Ламы надева­
ют маски и особые мантии, выходят на площадку перед хра­
мом, становясь в круг и танцуют; выдающуюся фигуру пред­
ставляет маска, которая изображает Ерлика, царя ада. После
нескольких часов пляски, маски попарно оставляют площадку
и входят в храм. Остается на площадке только маска, изобра­
жающая Ерлика. После ухода товарищей он еще долго пляшет
один. По ламайскому представлению эти пляшущие свирепые
боги — не враги людей, а друзья. Они совершают торжествен­
ные танцы, чтобы напомнить нечистым элементам природы,
что боги бодрствуют. (Позднев. Очерки быта буддийских монас­
тырей, С.-П. Б. 1887 г., стр. 392). Та же идея чувствуется и в
буддийской легенде о Балдоре. Над Тибетом воцарился царь,
в которого, по-видимому, воплотился Ерлик: у него голова
с бычачьими рогами, как у Ерлика. Он прячет свои рога и всех
молодых людей, призываемых во дворец убирать ему голову
— казнить одного за другим. Он такой же истребитель чело­
веческой жизни, как и Ерлик. Когда царская тайна открылась,
когда население по рогам узнало адскую природу царя, —стали
искать смельчака, который бы положил конец этому народно­
му бедствию. Нашелся юноша, который оделся в мантию, ус­
тановленную для ритуального танца, в широких рукавах ман­
тии спрятал лук и стрелу — и, танцуя, пошел во дворец и убил
царя. (Танг. — Тиб. окраина Китая, Т. II, стр. 199). Царские
казни, стремившиеся истребить род человеческий, прекрати­
лись. В эту легенду, вероятно, преобразилась шаманская мис­
терия, изображающая нисхождение шамана в царство Ерлика.
В русском эпосе фигуры, вроде Ерлика, нет, но, может быть,
за бледные отражения этого образа следует принять морского
царя русских сказок. Его царство, так же, как и Ерлика, нахо­
дится ниже земной поверхности. Русский богатырь Садко, чтобы
попасть к нему должен был спускаться вниз, как и шаман,
едущий к Ерлику.
223
 Как уже сказано, приведенные данные навевают мысль, что
весь богатырский эпос, как степной, так и русский и кавказский,
подобно финскому, в основе своей имеют шаманское предание;
все поэмы рассказывали сначала о похождениях шаманов; все
это были культовые легенды; впоследствии они все секуляри­
зировавшись из легенд о всемогуществе шаманов, преврати­
лись в рассказы о сильных богатырях.
В Монголии могли сначала жить культовые легенды
о шаманах и о верховном божестве Курбистан-хане; затем этот
культ пал, заменился каким-то другим, а весь комплекс куль­
товых легенд сделался достоянием светских рассказчиков. Это
легко могло случиться. В настоящее время, где шаманство еще
в полном цвету, вы повсюду найдете, что шаманские песнопе­
ния не составляют удел одних профессионалов шаманов;
в остальной массе населения вы найдете множество молодых
людей мужского и женского пола, которые знают наизусть
длинные шаманские песни, умеют петь их и аккомпанировать
на бубне. Если представить себе, что в этом крае шаманство
постепенно выдохлось, его духовный багаж должен все-таки
сохраняться в памяти светских людей, подражавших ша­
манам.
Будущий рост сбора тюрко-монгольских преданий может
дать возможность обобщить два грандиозных образа, прогля­
дывающих в ордынском фольклоре. Один из них образ первого
и самого могущественного шамана, стремящегося уничтожить
смерть на земле, другой —могущественного богатыря-стрелка,
который ставит своей задачей истребить на земле все живое.
Оба они протестуют против творца мира и вступают с ним
в борьбу. В преданиях можно найти переходы от одного образа
к другому. Близости этих двух образов отвечают и сходные
черты в терминологии.
На крайнем севере Монголии распространено предание
о древнем (может быть, самом первом) могущественном шама­
не. На западе, в округе г. Хобдо для него записано имя Даин-
гере-тархан-бё; на востоке, в окрестностях оз. Косогола-Даин-
Тирхин; в последнем случае бб не записано, но про Даин-Тир-
хина сказано, что это шаман. Бб по-монгольски значит шаман;
это слово в монгольских рукописях пишется бугэ, но произно­
сится бб; в древности оно и произносилось бугэ. Тере, которое
встречается в составе хобдоского имени шамана вероятно ни­
что иное как турко-монгольское тэнгри «небо», которое варь­
ируется таким образом тенгир, тенгре, тере (к северу от хребта
224
Хан-хухей озеро Дери-нор «небесное озеро»), терь (в вершинах
реки Хуахема озеро Терь-нор, «небесное озеро»). Не из этих ли
данных бугэ и тере (терь) составился термит богатырь?

Алтай-Бучый
Эта сказка была впервые записана Н. М. Ядринцевым
у черневых татар, Кузнецкого уезда и напечатана в моих Очер­
ках С. 3. Монг., IV, 369. Затем записаны два алтайских вари­
анта, один мною в долине Урсула (этот вариант вместе с другими
сказками отправлен в Географическое Общество в Петербурге
и еще не напечатан), другой записан г. Никифоровым в долине
Катуни и помещен в этом собрании. Вариант той же сказки есть
и у телеутов; он записан г. Токмашевым в Бочатском районе.
Главное лицо в телеутской сказке называется Алтай-Куучыны
вместо Алтай-Бучыя. Вариант этот еще не напечатан.
Сюжет сказки «Алтай-Бучый» —неверная сестра (или жена)
поит зельем брата (или мужа)—тот же самый, что у монгольской
сказки о Ховучу. (Оч. С. 3. Монг., II, 175) и у сойотской
о Ханчавае. (Оч. С. 3. Монг., IV, 583).
В монгольской сказке сестра богатыря Ховугу сговарива­
ется с богатырем Хадыном-Дзюге погубить брата; с этой целью
она притворяется больной и посылает брата достать сначала
сердце змеи Абрыг-могай, потом сердце чудовища Хара-ман-
гыса; по дороге туда Ховугу проезжает мимо белой юрты,
в которой живут три девицы1; они отговаривают его от опасной
поездки. Ховугу, вопреки ожиданиям сестры, возвращается из
поездки целым. Тогда сестра спаивает его вином и Хадын-Дзюге
нападает на пьяного; чтобы доставить Хадыну верх в борьбе,
сестра подсыпает под ноги брата шарики верблюжьего помета,
а под ноги его противника муки. Ховугу убит; его конь Солонго
(солонго по-монг. «радуга») привозит на своей спине зараз трех
девиц, живущих в белой юрте при дороге и они оживляют
убитого богатыря.
В сойотской сказке Канга-карат, конь Хангавая, после того,
как его хозяин был зашит в мешок и брошен в море, убегает
к сестре Хангавая Чечин-кыз, выданной замуж за одного из
трех братьев; сестра и три брата едут (вероятно, все вместе на
одном коне) спасать Хангавая; они вылавливают кости богаты-
1Рассказчик дал девицам имена: Цаган-Дара, Ногон-Дара и Нар-Ханджит;
первые две буддийских богини; это свидетельствует о том, что девицы эти не­
бесные.
15 Заказ 2710 225
ря со дна моря, складывают их на берегу и Хангавай воскресает
от ржания коня Канга-карата.
Сходный сюжет записан у бурят А. Д. Рудневым (Хори-
бурятский говор. Спб. 1913—1914, вып. 3. Сказка «Лодой-
мерген», стр. 01). Жена изменяет своему мужу Лодой-мергену;
ее любовник убивает Лодой-Мергена; конь последнего Ухант-
улан привозит дочь Тэнгри-хана (небесного царя) и та оживля­
ет Лодой-мергена.
Кроме сказки о сестре изменнице, девицы, одаренные спо­
собностью воскрешать, выступают в сюжете, в котором веро­
ломной сестры нет; напротив, сестра изображается любящей
брата. Эта сказка записана у бурят г. Хангаловым. (Записки
Вост.-Сиб. Отдела Геогр. О-ва по этн., т. I, в. I, стр. 32—61),
у якутов Худяковым. (Верхоянский Сборник в Зап. Вост.-Сиб.
Отд. Геогр. О-ва, т. I, в. 3, стр. 10) и у алтайцев г. Радловым.
(Proben, I, 12—28). У убитого богатыря есть хорошая сестра;
чтобы возвратить брата к жизни, сестра одевается в его платье
и едет свататься за трех девиц, одаренных воскресительной
силой. В якутской сказке эти три необычайные девицы — дочь
Солнца, дочь Месяца и дочь Плеяд; в алтайской — дочь Солнца
и дочь Месяца; третья, по-видимому, сказочником забыта;
в бурятской — это три дочери Эсеге-Малана.
Эсеге-Малан в бурятском предании занимает то же положе­
ние, как Хормустен-хан у монголов. Следовательно, три деви­
цы, которые могут воскрешать людей, были дочери Хормустен-
хана. Это представление о трех дочерях Хормустен-хана не
было чуждо и монгольскому преданию. В монгольской повести
богатырь Гэсэр имеет трех сестер, живущих на небе. Когда
Гэсэр попадал в опасное положение, сестры спускались на землю
и выручали его.
В двух случаях мотив сходный; оба богатыря — Алтай-
Бучый и Гэсэр получают помощь с неба; Алтай-Бучыю, как
я думаю, (см. в моей книге Сага о Соломоне, стр. 118), помогает
звезда Чолмон, для чего она превращается в коня, и привозит
девицу, одаренную властью воскрешать. Гэсэру помогает ка­
кая-то небесная комбинация, состоящая из трех членов или
трех фигур. В алтайской сказке «Алтай-Бучый» и в сойотской
о Хангавае к телу убитого богатыря доставляется не три деви­
цы, как в бурятской, а одна, но число три все-таки есть в обоих
случаях; в алтайской сказке три сестры; одна из них привозится
к трупу богатыря; в сойотской три брата, которые вместе
с женщиной едут выручать богатыря, брошенного в море.
226
 В северном Тибете в монастыре Гумбум от монголки от
озера Хухунор я записал сказку, очень похожую на вышепри­
веденную о Ховугу (Тан. Тиб. окр. Китая, II, стр. 157). На месте
Ховугу стоит богатырь Дончжи-Молум Ердени; на месте Ха-
дын-Дзюге — богатырь Уту-Шара-Ббко; изменяют две женщи­
ны: жена и сестра; жена притворяется больной. Дончжи-Мо­
лум едет добывать сердце небесного сивого быка (Куку-Буха);
живущие на дороге две девицы Ногон-Дарехе и Цаган-Дарехе
подменяют сердце быка овечьим. Уту-Шара-ббкб убивает бо­
гатыря Дончжи-Молум. Два коня (один из них солнце — бело­
молочная лошадь) бегут к девицам, виденным на дороге
и привозят их к убитому. Девицы машут рукавами и богатырь
воскресает. Дончжи-Молум убивает богатыря Уту-Шара-Ббкб
и казнит женщин. Озеро-Хухунор, на берегах которого роди­
лась монголка, рассказавшая эту сказку, находится на рассто­
янии 2000 верст от стойбищ Хотогойто, откуда был рассказчик,
сообщивший сказку о Ховугу. Несмотря на это расстояние,
в обоих вариантах сохранилось указание, что девицы эти были
Ногон-Дара и Цаган-Дара.
Сказка о матери и жене изменнице есть и у русских. (Афо-
насьев Н. Р. С. Москва 1897 г., II т. «Звериное молоко»
варианты a, b, с, d; «Притворная болезнь» — а, Ъ). Вероломная
женщина, как и в нонгольской сказке притворяется больной и с
той же целью; но богатырь только в некоторых убит, в других
же ему только готовится смерть; девица — спасительница
находится только в двух вариантах. («Звериное молоко» вари­
ант в, «Притворная болезнь» вариант а). Ближе к восточному
образцу, вариант в сказке «Притворная болезнь»; богатырь Иван
Царевич, сын матери изменницы по дороге за целебным сред­
ством встречает девицу.
Когда он был убит, две собаки, данные ему невестой, относят
его кости к ней иона оживляет богатыря живой и мертвой
водой, (стр. 16 II). В русских сказках этим девицам — спаси­
тельницам не приписывается сверхъественной природы; этим
они отличаются от восточных ордынских, тогда как в мон­
гольских сказках это или дочери небесного царя или богини
Цаган-Дара и Ногон-Дара. Статуи и иконы последних двух
богинь распространены по всему северному буддийскому миру;
их повсюду можно встретить и в Монголии, и в Тибете, и в
Китае. Таких следов древнего культа в русских сказках
о женщине-изменнице не сохранилось. В этом отношении сказки
западных славян интереснее. В словацкой сказке убитого бога-
227
тыря оживляет «Святая неделька», в хорватской «Велика-мла-
да неделя», в черногорской «Вила». Следовало бы поискать
других случаев появления в сказках «Святой Недельки»
и сравнить их с легендами оЦаган-Даре иНогон-Даре. Тема
о женщине-изменнице содержится в русской былине о «Иван
Годиновиче»; соперником его в одних вариантах называется
Афромей или Вахромей, а в другом варианте Кощей Трипето-
вич или Кощей-бессмертный. В моих Восточных мотивах сред,
эпоса, в главе XXVII (ст. 660), указана литература-как об Иване
Годиновиче, так и о тюрко-монгольских соперниках Ховугу
(Ак-Кобок, Ак-Кибяк) иХадыне (Кодоне, Кидене, Котяне).
В русском Вахромее слышны звуки из монгольского Кормусту,
а Кощей как будто отголосок монгольского Гэсэра, который
также имеет изменницу жену и казнит ее сходным образом,
разрубает ее тело на мелкие куски и разбрасывает их по степи.
Монгольская повесть о Гэсэре, как сказано, дает Хормус-
тен-хану трех дочерей. У алтайцев мною записано два показа­
ния. (Оч. С. 3. Монг., IV, 69); по одному Ульгень, который
у алтайских шаманов занимает место Курбистана, имеет две­
надцать дочерей; по другому — семь. На буддийской картине
Сансарийн-Курдэ (мировой круговорот) под престолом Хор-
мустен-хана изображается двенадцать его дочерей. Но, по-
видимому, прочнее с именем бога было связано число три; это
число прибавлялось и к имени самого бога; сибирские турки
к имени Курбистан прибавляли турецкое учь или уш, «три»;
буряты и монголы—гучин-гурбы; гучин «тридцать, гурбы «три»1.
В сонме звезд число три находится при имени созвездия
Ориона. Состоящий из трех звезд его пояс, называется по-
монгольски Гурбу-марал, «три маралухи», по-алтайски учь-
мыйгак, тоже самое; по-киргизски уш-аркар, «три каменных
барана». Это все имена зверей, как будто созвездию имена давал
зверолов, а не мифолог. У русских для Ориона в числе других
имен название Коромысло. При усвоении монгольских слов
турками, монгольское х переходит в к, монгольское окончание
прилагательных ту переходит в лу, поэтому монгольское хор-
мусту в турецком перейдет в кормуслу, что близко к русскому
имени Ориона, но это может быть очень счастливое, но все-таки
----------------------------- О
1 Усложнение в монгольском, я объясняю так. В монгольском встречаются
международные сочетания в роде Гал-От-хан; так называется бог огня
в монгольской молитве огню. Вероятно к имени Хромустен-хана прежде при­
бавлялось двуязычное сочетание уч-грубы, но потом монголы непонятное для
них уч заменили понятным гучин.
228
случайное совпадение. Тут мы натыкаемся на вопрос, что легче
допустить, переход ли архаического варварского имени созвез­
дия на предмет домашнего обихода, или, наоборот, переход
имени домашней вещи на созвездие?
Первые звуки имени тюрко-монгольского бога слышны
в имени героя киргизского эпоса Козу-Курнеша. Для эпичес­
ких сопоставлений между Хормусту и Курнешем нет матери­
алов; Курнеш, конечно, действующее лицо в сказании, но
Хормусту в сказаниях лицо без действия; он только в центре
событий, они около него совершаются, но он только наблюдает
их, он зритель. Историю Курнеша нельзя сравнивать с историей
Хормусту, потому что о Хормусту, собственно, о нем лично,
никаких историй не рассказывается.
Хотя эти персонажи стоят на различных плоскостях и не
подлежат сравнению, но некоторое взаимное отношение между
ними все-таки можно усмотреть. В киргизском Козу-Курнеше
есть намеки на монгольскую повесть о Гэсэр-хане. (Танг. Тиб.
окраина Китая, II, 119). Сходство не в общей схеме, а в одном
отдельном эпизоде и в некоторых подробностях. По некоторым
вариантам во время отсутствия Курнеша Джиты-бай угоняет
его скот и уводит в рабство его мать; Козу-Курнеш отнимает
свой скот и реабилитирует мать. В Гэсэриаде этому эпизоду
отвечает рассказ о Чотоне. Козу-Курнеш принуждает свою мать
выдать тайну, зажав ее руку с горячим ячменем; то же делает
и Гэсэр. Козу-Курнеш приходит к Сары-баю служить под ви­
дом пастуха и спит в юрте его дочери; Гэсэр также приходит
к царю под видом нищего и пристраивается у его дочери. По-
видимому, конец Гэсэриады, в котором находятся эти паралле­
ли, составлял прежде отдельную сказку вроде сказки о Козу-
Курнеше. В монгольской повести Гэсэр назван сыном Хормус-
тен-хана; в ордынских преданиях замечаются случаи, когда имя
отца переходит на сына или наоборот. В монгольском эпосе сын
назван Гэсэром, а форма Хормус отнесена к отцу, в турецком
же эта форма изменена в Курнеш и присвоена сыну.
Имя коня Тэмичи едва ли следует сводить с алтайским
Демичи — сельский чин в алтайских стойбищах; это, вероятно,
архаическое слово, на что указывает форма Темучин, Тамачи,
встречающаяся в монгольских преданиях. Темучин первона­
чальное имя Чингис-хана.
У Алтай-Бучыя две собаки: Езер и Базар. Другие перечни
мифических собак см. Потанин, Танг. Тиб. окраина Китая, II,
118. Очерки С. 3. Монг., IV, стр. 284, 399, 505, 514, 670; Radlow
229
 Proben, II, 394—396, 410). В одном случае стоит сочетание
Харчин-Борчин; в книге «Сага о Соломоне» я привел ряд дру­
гих подобных сочетаний (Арджи Борджи идр.). См. «Сага
о Соломоне», стр. 77.
Вещий конь — Демичи-Ерен поднимается на небо, превра­
щается в звезду Ак-Чолмон (Венеру), а потом снова спускается
на землю и принимает конский вид. Сказочник принимает
конскую природу этого персонажа исконною; конь одарен
способностью временами принимать вид звезды. Слагатель
сказки, вероятно, понимал эти превращения иначе; звезда Ак-
Чолмон была покровительница богатыря Алтай-Бучыя, и чтобы
доставить ему разные блага, превращалась в рыжего коня. Такое
предположение вызывается сопоставлением этой сказки
с буддийской легендой об Ойо-бодисатте. (См. Г. Потанин «Сага
о Соломоне», стр. 117, 119, Томск, 1912 г.).
В легенде Бог Бурхан-бакши принимает вид коня и привозит
невесту для Ойо-бодисатты. В «Этнографическом Обозрении»
(кн. IX 1891 г. №2, стр. 74, в статье Пилигрим) сделано сбли­
жение легенды об Ойо-боддисате с индийским сказанием об
Авалокитешваре, принимающим вид коня Валаха, чтобы спас­
ти людей от смерти. Конь, который привозит небесных сестер
к Гэсэру, носит названия Билигиин-гер (гер — по-монгольски
гнедой). Сказка «Алтай-Бучый» пополняет легенды об Ойо-
боддисатте и о Гэсэре и бросает на них свет,
У сестры Алтай-Бучыя не один, как в других сказках, а два
любовника. Аранай и Шаранай; или, может быть, и один, ко­
торый носит парное имя Аранай-Шаранай. (Саран — по-мон­
гольски луна). Имена любовника в других сказках не напоми­
нают это парное сочетание, за исключением сойотской сказки
о Хангавае, где любовник носит имя Ир-Сары.
В вотчине Алтай-Бучыя упоминается река Умар-Тимар.
Имя Умар турками Томской губернии прилагается к реке Оби.
Не будет ли это парное в роде другого парного Идыль-Джанк?
(джанк по-алтайски — разлив, наводнение. Может быть, умар-
тимар значит «большая разлившаяся вода». (См. Г. Потанин
«Сага о Соломоне», стр. 10). В тюркских и монгольских сказках
нередко упоминаются рядом гора Сумеру и Молочное море.
В других местах настоящего собрания упоминается река, кото­
рая движется и не движется.
(См. по индексу выше).
В представлении о реке, которая движется и не движется
и о комле железного тополя не следует ли видеть «млечный
230
путь и полярную звезду»? Последняя часто представляется
у ордынцев железным колом.
В киргизских сказках нередко упоминается Темир-терек
«железный тополь» или Бай-терек «богатый тополь», стоящий
уединенно на берегу. В некоторых преданиях «Полярная звез­
да» представляется коновязью, к ней привязана одна или две
лошади. В монгольском предании—это золотая коновязь. (Танг.
Тиб. окраина Китая, т. II, стр. 330). В одном предании золотую
коновязь похитил вор (Танг. тиб. окр., т. I, стр. 123). По-алтай­
ски коновязь чакы; в одной киргизской сказке злое чудовище
Джал-маус, соответствующее алтайскому семиголовому чудо­
вищу Джель-бегеню, бережет золотую бабку. Может быть,
и здесь под Алтын-чака следует разуметь не бабку, а Алтын-
чакы, золотую коновязь, т. е. полярную звезду, по-монгольски
Алтын-хатысын?
Детскую воду, Бала-су, которая находится у Учь-Курбиста-
на, ср. с водой якутских сказок Сюлюгай. (Танг. Тиб. окр. Китая,
т. II, стр. 386: Известия Вост.-Сиб. Отд. Геогр. О-ва, т. XV, №5,
стр. 13).
Богатырскому луку в этом собрании повсюду придается имя
«арагай»: сходная форма была известна и монгольскому пре­
данию. В сказке Олётов на озере Хухунор богатырь Дончжи-
молум имеет золотой колчан — аргуй. (Танг. тиб. окр., т. II, стр.
160).
У Алтай-Бучыя, кроме земной матери есть еще другая на
небе Ак-Эмеген, «белая старуха». В монгольской повести
уГэсэра также кроме земной матери есть на небе бабушка;
в бурятской версии она называется Анзан — гбрмб отбдо.
Сын Алтай-Бучыя Ерке-Мондур увозит свою молодую жену
Алтын-Чачак из дома тестя. Женщина не берет себе ни одной
головы из отцовского скота, а просит «тулун» (замшевый ме­
шок) и за ней уходит весь скот. В сказке сибирских татар скот
уходит за конем Цзал-куйруком (Radlow Proben, т. IV, стр.
443); в сойотской — за Колду-бурханом (Очер. С.-З. Монг., т.
IV, стр. 416). Тот же мотив в башкирской сказке о Туляке (Вестн.
Рус. Имп. Геогр. О-ва 1858 г., ч. XXIV в отделе «Смесь», стр.
313). Во всех этих случаях часть скота возвращается назад,
когда женщина оглянулась.
На стр. 25 тесть посылает Алтай-Бучыя привезти 4 клыка
Кара-гулы. В сойотской сказке Аролбай-хан посылает своего
сына Хэрэк-Кирвеса привезти 8 клыков от чудовища Чекана
(Оч. С.-З. Монг., вып. IV, стр. 614), чтобы подпереть ими
231
железную крышу дворца. Кара-гула или Кара-кула какое-то
чудовище, которому приписываются звериные черты.
В алтайском предании о звере Маны Кара-гула является в числе
его семи сыновей, имена которых звериные (Оч. С.-З. Монг., IV,
стр. 177, вар. в). В настоящем собрании на стр. 47 шестихвос­
тый Кара-гула выставлен духом Алтая; в другом месте Кара-
гула назван восьмихвостым стр. 38). Тут же он назван жереб­
цом, в другом месте — это кобыла. (См. ниже в примечании
к сказке «Алтын-Мизе»). В Словаре алт. яз., изд. в Казани,
карагула — лев. (См. также Оч. С.-З. Монг., т. IV, стр. 185
и 186).

Аин-Шаин-Шикширге
Сказка того же содержания, записанная у алтайцев, напе­
чатана в моих Очерках С.-З. Монг. т. IV, стр 427; главное лицо
названо Ирень-Шайн. Сочетание Ирин-Сайн распространено
в Монголии от Хобдо до Ордоса, но вместо Шикширге оно
дополняется другими членами. В дюрбютской сказке (Оч. С.-
3. Монг., т. IV, ст. 429) это Ирин-Сайн—Гунын-настай Микеле
(Гунын-настай «тридцатилетняя», микеле перестановка от ме-
лекей, «лягушка»); в ордосской (Танг. тиб. окр. Китая, II, 131),
Ирин-Сайн—Алтын-Горголтай, (алтын-горголтай «золотой
фазан»). У монгольских сказок с этим именем связаны другие
сюжеты, но в записи, которую я сделал в 1877 г. сюжет тот же,
что и в записи г. Никифорова, сделанной в д. Аскат, только
у последнего редакция лучше и полнее.
В моей записи 1877 г. наЧуйской степи Ирен-Сайн-Чичирге
по поручению Тойбон-хана добывает от Ерлик-хана виноку­
ренный снаряд, джиракы, а потом привозит странное существо
Канкыре-куш, которое в одно и то же время и птица и женщина-
шаманка.
Сюжет сказки об Аин-Шаин-Шикширге найден пока толь­
ко у алтайцев; ни из Монголии, ни из Сойотской земли, такого
сюжета пока не получено.
В аскатском варианте, записанном г. Никифоровым пять
инцидентов: 1) о старике Олёкшине, испытывающем бесстра­
шие своих трех дочерей. 2) оКарагуле, 3) о Керь-балыке, 4)
поездка Аин-Шайна к Ерлику за винокуренным снарядом и 5)
привоз в ставку Тойбон-хана птицы-шаманки Кан-Кереде.
232
 Кроме меня эту сказку от алтайцев записал г. Палкин.
(Известия Вост.-Сиб. Отд. Геогр. О-ва по этнографии, т. I, в. I,
стр. 140). Имя Олёкшин в этой записи перенесено с отца на
дочь: имени Ирин-Шаин в этой записи нет; у Палкина только
три инцидента: 1) испытание дочерей, 2) доставление в ханскую
ставку необыкновенного пороза (вместо Кара-Кулы), 3) достав­
ление архыта (кожанная посуда) из царства Ерлика (вместо
japaKbi).
Еще один вариант этой сказки помещен в Томских Епархи­
альных Ведомостях за 1912 год № 14 и 15: здесь также девица
выезжает, на богатырские подвиги, вместо имени Олбкшин
здесь стоит Элэмзи (вероятно порча); когда она вернулась
с подвигов, одна старуха дает ей новое имя «JeiiH-jeHH-DlHK-
ширге». (Сравн. с именем народа «Жуань-жуань», о котором
китайские летописи упоминают в период с 391 года и по 556 г.
и воспоминания о котором я еще встретил среди монголов
в Ордосе). В моменте переименования девица переменяет свой
пол; вместо Тойбон-хана — тут стоит Тоймон-хан; при нем
девять хороших богатырей; богатырь добывает для Тоймон-
хана сердце и печень гигантсткой рыбы, потом сердце и печень
сивого быка, (причем с быком вступает в бой конь героя, пре­
вратившись тоже в быка), привозит с неба старуху-шаманку
и приводит трех львов).
В записанной г. Радловым сказке «Тектебей-Мерген» (Proben
т. I, стр. 31—59, изд. 1866 г.) содержится первая половина
сюжета, т. е. рассказ о поездке Тойбон-хана и семи зайсанов на
войну; помощником на войне является Тектебей-Мерген,
о котором не говорится, что это замаскированная девица. Эпи­
зод об испытаниях отца сохранился только в виде смутного
следа: отец испытывает трех сыновей, кто из них лучше увидит
сон; он посылает их спать на три острые горные вершины; два
старших видели, будто семья их разбогатела, младший же видел
во сне будто семья обеднела; отец и мать ходят в виде тощих
верблюдов; старшие братья убежали в лес волками, а у него
самого справа сияет солнце, слева — месяц, на лбу утренняя
звезда (Чолпан); отцу не понравился сон младшего сына и он
велел его убить. В варианте Радлова на месте Тойбон-хана —
Ай-кан, на месте Кулузин-кана — Кюн-кан.
233
 Подслушивание в русской былине приписывается богаты­
рю Волху; на месте Кулузун-хана — индийский царь Салтык -
Ставрулевич. Преградой, мешающей попасть в враждебное
царство, вместо синей реки служит городская стена; богатырь
проникает через мелкие вырезы в стене, обратившись в муравья.
(Кирша Данилов, изд. Суворина, стр. 38).
Мотив, испытание трех молодых людей по очереди, встре­
чается: 1) в монгольской повести о Гэсэре; небесный царь
Хормустен-хан (бурятск. Тюрмас-хан) испытывает трех своих
сыновей, который из них способен спуститься на землю для
совершения подвигов, к чему способным оказался младший,
т. е. Гэсэр. (Танг.-Тиб. окр. Китая, т. II, стр. 59). В русской сказке
из смоленской губ., отец испытывает трех сыновей, поручает
объехать царство; исполнить поручение может только млад­
ший. (Добровольский «Смоленский Сборник» ч. 1.195); на месте
лисицы здесь чудовище Палугрим; у Афонасьева (Р. Н. ск. изд.
1897 г., т. II, стр. 347), отец испытывает трех сыновей, кто
к чему способен; младший, Борма, оказывается отличным во­
ром.
Имя Олёкшин сравни с Улакшин, которое встречается
в монгольских сказаниях. В монголо-буддийской легенде бог,
обратившись в коня привозит Аю-бодисатте невесту. (Оч. С.-З.
Монг. вып. IV, стр. 317); прибежав к ставке невесты, конь
позволяет ей поймать себя; когда она села на него, конь увозит
ее к Аю-бодисатте; за ней гонится ее дядька Улакшин, (улак-
шин по монгольски самка пса или волка); в алтайской сказке
звезда Чолмон принимает вид коня и привозит невесту для
Алтай-Бучыя, одну из трех сестер; сестры поочередно пробуют
иноходь коня и когда села на коня младшая, то он увозит ее
к Алтай-Бучыю. Здесь также проба, но только в других случа­
ях один персонаж пробует способности трех персонажей, а здесь
три персонажа пробуют одного.
О карагуле см. в примечании к сказке «Алтай-Бучый». См.
выше, стр. 267.
Второй член в имени Керь-балык по-татарски значит рыба.
Что такое керь—рассказчик не мог объяснить; оно прилагается
также к змее — Керь-тилан и какому-то чудовищу джютпа —
Керь-джютпа. Керь-балыку и чудовищу Керь-джютпа сказки
234
приписывают огромную пасть; когда она разинута, нижняя
челюсть лежит на земле, верхняя упирается в небо. У ми­
нусинских татар записано Киро-палак. (Radlow Proben, т. II,
стр. 469).
Птица Кан-карыде сравн. сХан-гариде, мифической пти­
цей, поверья о которой распространены по всей Монголии. Это
место алтайской сказки находится в связи с шаманским поверь­
ем о шаманской мантии, которая представляется в виде птичьей
шкуры. По толкованию якутов нашитые на мантию железные
полоски изображают птичьи кости; некоторые из них носят
названия ключицы, плечевой кости, ребра и пр. (См. ст. Василь­
ева «О шаманской мантии в трудах музея Петра I»); те же
поверья найдены г. Анохиным и у алтайцев.
Имя Эрке, Эрхе или Эрхи встречается и в некоторых других
сказаниях. В северной Монголии распространено поверье, что
сурок был прежде человеком; это был меткий стрелок Эрхе,
который захотел истребить на земле все живое. Чтобы посра­
мить его, Бог вышел к нему навстречу и предложил пустить
стрелу в Плеяды. Эрке промахнулся и от стыда зарылся в землю
и из богатыря превратился в зверька. (Танг.-Тиб. окр. Китая,
II, 345; Оч. С.-З. Монг., II, 151; IV, 179). В летописном сказании
Эрке-кара брат Вана, кирейского хана. Он нападает на Вана,
прогоняет его из ханской ставки и заставляет скитаться
в пустыне, т. е. ему приписывается то же самое, что в другом
месте летописи отнесено к Чингис-хану. (Труды пек. дух. мис­
сии IV, 76, 92). Эрке-кара не тожественное ли лицо с Чингис­
ханом? Парное сочетание Ерке-кара существовало в Азии
и раньше XIII столетия; по-видимому, к тем же героям сказа­
ния XIII века относится рассказ о соперничестве Елике-хана
сХели-ханом, который китайской летописью перенесен во
времена господства в Монголии племени тукюэ, т. е. в VII в.
(Воет. Сбор. Спб. 1872 г., стр. 159; Танг.-Тиб. окр., т. II, 346).
Ерке вошло в состав имени, которым назывались христиане
во время монгольской династии в Китае; многие показания
свидетельствуют, что христиане у монголов были известны под
названием Архаун или Еркеун; китайцы искажали это имя
в Еликэунь, Синолог о. Палладий предполагает, что имя Ерке
придавалось Христу; с приставкой к этому имени окончания ун
235
образовался термин для обозначения учения сторонников Христа
(Восточн. Сбор. Спб. 1872 г., т. I. Статья о. Палладия.. Старин,
следы христианства в Китае, стр. 27). На древнем христианском
памятнике в Си-ань-фу, поставленном в 781 году по Р. X.,
Христос является под именем Е-ли-я. О. Палладий говорит, что
монголы переделали имя Христа в Ерке и что последнее соот-
вествует имени Е-ли-я, как назван Христос на памятнике в Си-
ань-фу. Китайскую транскрипцию Е-ли-я можно восстановить
в виде Ери-я, параллельно форме Арья-бало, (Очерки Сев.-Зап.
Монг., т. IV, стр. 280—283).
В бурятском предании есть Ирхы-Номон; Ирхы — это
бурятское произношение монгольского Ерхе и турецкое Ерке;
Ирхы-Номон, по-видимому одно из имени Ерлика; некоторые
турецкие племена дают Ерлику имя Ерлен-Номон; Ерлен—
Крыса, Номон “ Крот. Тождество Ирхы-Номона сЕрликом
обнаруживается из сопоставлений бурятского рассказа о его
состязании с Молонтоем с монгольским сказанием о Балын-
Сэнгэ иЕрлике.
Молонтой, подобно Калыну, уверяет Ерлика, будто его бык
три раза в день обегает землю; Ерлик предлагает обменяться
животными, садится на Молонтоева быка и убивает быка мо­
лотком, словом совершенно повторяется история Балына-Сэн-
гэ. (Оч. Сев.-Зап. Монг., т. IV, стр. 266).
Бурятские данные об Ирхы-Номоне позволяют сделать
заключение, что имя Ерке-Кара придавалось не только дочери
Ерлика, но так назывался и сам Ерлик. Теперь совершенно
непонятным становится применение имени Ерхе к тому бога­
тырю, который поклялся уничтожить на земле все живое,
промахнулся, зарылся в землю и превратился в сурка; бога­
тырь Ерке такой же истребитель жизни, как и Ерлик. В Азии
создалось представление о могущественном существе, вступа­
ющем в препирательство с творцом мира; этой фигуре, стояв­
шей в центре распространенного культа — давалось имя Ерке-
Кара. Только существованием этого культа и центральным
положением в нем Ерке-Кара можно объяснить приложение
имени Ерке к основателю христианского учения.
Обмен светлого образа с темным встречается и в русских
преданиях. В сказке, записанной в Енисейской губернии (За-
236
писки Краснояр. Подотд. Геогр. Общ., т. I вар. II, стр. 22),
выступает Мать П ресвятая Богородица; у Афанасьева
в варианте этой сказки (II. Р. С., М. Изд. 1897 г., стр. 322), на
месте Богородицы стоит злое существо «упырь». В русской сказке
о кузнеце, к которому нанимается в работники какой-то вещий
человек. В одном варианте (Афанасьев русские легенды
стр. 191) под видом вещего работника, оказалось, скрывается
Христос, в другом (Легенды Афанасьева стр. 190) —чёрт. Такая
же замена открывается в поверьях о прячущемся Христе. Не­
которые растения с раздельными дланевидными листьями по­
лучили у русских названия: «Христохоронка», «Христов при­
крыт», «Христопродавка»; первые два объясняются легендой,
что Христос прятался от жидов под траву; жиды тыкали в траву
копьями, разобрали листья, отчего они и получили дланевид-
ную форму; милосердное растение прикрыло беглеца своими
листьями, за это она «Христохоронка» или «Христов прикрыт».
Другие растения отнеслись к судьбе Христа равнодушно, они
не опустили на него своих листьев, чтобы прикрыть — жиды
увидели Его и взяли; это «Христопродавки». По другому пред­
анию под листьями растения прячется не Христос, а черт,
о растении называющемся в Европейской России прострелом,
существует предание, что в него пустил стрелу Архангел в то
время, когда под ним спрятался черт; стрела попала в цветок
и прошла вдоль цветоножки, отчего эта последняя имеет внут­
ри канал (Восточные мотивы стр. 516); в русских деревнях
в Западном Алтае — растение прострел «Pulsatilia» называется
ветренкой; Богородица почему-то не взлюбила это растение
и осудила его цвести в ту раннюю пору года, когда еще не
прекратились зимние холодные ветры. За что Она не взлюбила
это растение, предание забыло; имея в виду поверья о
«Христопродавке», можно догадываться, что под растением
прятался не черт, а сын Богородицы и оно не прикрыло его
своими листьями.Едва ли возможно допустить похристианское
происхождение этих легенд в русском народе, вероятно они
существовали задолго до введения христианства и имели общее
происхождение с тюрко-монгольским животным эпосом,
в котором мы находим предания о сыне неба (Тэн-гриин-ху —
у монголов и Тэнгредынг-улы — у алтайцев) и его враге; сын ,
237
неба спустился на землю; здесь во время сна ему перегрызли
горло или выцарапали глаза. Это преступление приписывается
то одному, то другому мелкому зверьку, бурундуку, летяге,
кроту1) (Сокор-номон), (Оч. С.-З. Монг., т. II, стр. 233—235) и
т. п. Вероятнее всего, что оно первоначально приписывалось
летучей мыши; легенда, по-видимому, создалась в объяснении
образа жизни этого зверька, поражавшего первобытного чело­
века. Животное не показывается при дневном свете, прячется
в расселинах скал и деревьев и неподвижно висит вниз головой,
как будто прибитое гвоздями. Такое неестественное положение
вызвало предположение, что это казнь, а фантазия создала
рассказ о преступлении. Теперь по поверию массы небо питает
вражду к преступнику «лелеет месть Шаруканю» и пускает
в него стрелы, когда его завидит, а животное прячется от них
в щели и норы; надо полагать, что к категории этих легенд
принадлежит и монгольское предание о богатыре Ерхе, кото­
рый после неудачного соперничества с Творцом спрятался в нору
(предварительно отрезав себе большой палец; по-бурятски
ерхе — большой палец). Как на востоке эти предания относятся
к мелкому животному, так по-видимому, и русские предания
принадлежали к тому же животному эпосу.
В русских легендах прячутся Христос и черт. Не стояли ли
на этом месте другие имена? На месте черта не стояло ли
славянское имя Корт, представление о котором сближает его
с Ерликом.
В сказке Ак-Тади в двух местах над Ерликом совершается
казнь; в одном случае его прибивают к земле четырьмя гвоз­
дями, в другом случае вбивают четыре кола, т. е. поступают
с ним также, как монгольское поверье рекомендует поступать
с летягой — распялить его живого на перекрестке дорог
и прибить к земной поверхности четырьмя гвоздями. На осно­
вании приведенных сопоставлений можно высказать такие
предположения. Замеченная первобытным наблюдателем на­
клонность мелких млекопитающих прятаться в норы, дупла
деревьев и в ниши скал, создало представление об этих живот­
1 Вероятно, рассказ о Сокур-номоне редактировать так: отец сына неба,
разгневанный поступком Сокор-номана, отомстил ему тем, что лишил его зре­
ния.
238
ных, как о врагах неба, которых оно преследует громовыми
стрелами; тот же страх преследует и летучую мышь, боящуюся
показываться при дневном свете и проводящую день в темной
расщелине. Из этих наблюдений возникло представление
о царстве мрака или о царстве Ерлика, куда прячутся нечистые
духи, о стране, где не восходит солнце, где местопребывание
Ерлика. У имени Ерхе, как назывался богатырь, превратив­
шийся в сурка, тот же корень, что и в турецком имени летучей
мыши «джерканат» или «ярганат». Могла существовать и такая
версия этого предания, которая говорила, что богатырь не по
своему желанию превратился в сурка, а превратило его небо.
Джерканат был прежде шаманом, т. е. тоже человеком, но он
был превращен в мелкое животное, разгневанным творцом
(царем неба). Оч. С.-З. М., т. IV, стр. 169). Джерканат не об­
виняется в том, что он убил сына неба, но все-таки ему припи­
сывается преступное равнодушие к царю неба, за что и был
превращен в животное. Богатырь Эрхе — это тот же шаман
Джерканат; обоим вероятно приписывалась вражда к сыну неба
и совершение злодеяния; совершив его, джерканат не смеет
показываться среди белого дня, а Ерхе, боясь мести неба, пря­
чется в норе. Ерке-кара, можно думать, было именем самого
Ерлика, который, подобно мелким зверькам, также находит
убежище, только в темных областях природы. Он не обвиня­
ется в преступлении против сына неба, но казнь, которую над
ним совершают богатыри — распятие и пригвождение, наводят
на мысль, что такое деяние ему приписывалось. Ерлик занимал
важное положение в северной азиатской мифологии, только
этим положением несколько смягчается недоумение, которое
возникает, когда читаешь о том, что имя Ерке, взятое из жи­
вотного эпоса, присвоено Христу; так как имя Ерке было рас­
пространено в тюрко-монгольском фольклоре, так как с ним
связан ряд народных преданий, которые, конечно, жили
в Монголии до появления там христианства, то предположение,
будто Елике есть ни что иное, как Христос, искаженное китай­
ским косноязычием недопустимо. Ориенталисты должны обра­
тить внимание на то, что термин Ерке, очевидно, тюрко-мон­
гольского происхождения, это значит, что христианство в Китай

239
приш ло через Монголию и в монгольской обработке. Загадоч­
но, почему монголы перенесли на Христа имя Ерхе. Загадочны
такж е и отношения русских преданий о преследуемом персо­
наже к монгольским преданиям о мелких млекопитающих.
Создавались ли русские предания независимо от тюрко-
монгольских или те и другие имеют общее происхождение?
Ерлик был могущественный дух, способный состязаться
с самим Творцом, его вещие знания в некоторых случаях пре­
восходили могущество Творца, он помогал последнему творить
мир; некоторые предания называют его сыном Творца и первым
человеком на земле. Это был демиург, который вел постоянную
борьбу с Творцом. Он поклялся истребить на земле все живое
и погубил Сына неба; за это последнее присужден к при­
гвождению, впрочем, той же самой казни в народном предании
подвергается и Сын неба; шаман Джерканат, спустившись в ад,
находит там сына неба, Темир-Ббкб, пригвожденным к дереву.
(Оч. С--3. М., т. IV, стр. 172). Тут замечается шаткость или
двоемыслие народного предания —то этот демиург враг Творца
и жизпи на земле и убивает любимого сына Творца, то он сам
представляется любимым сыном Творца1 и страдает от злой
силы. Пригвождение в одном случае — заслуженная казнь за
злодеяние, в другом — мученический подвиг.
В поверьях о небесных стрелах, преследующих врага неба,
может найтись дополнение к фразе, которая находится в одном
древнем памятнике русской письменности, в «Беседе трех свя­
тителей», состоящей из вопросов и ответов: на вопрос — отчего
бывает гром? Дается ответ: есть два громовых ангела, старец
Перун и хоре Жидовин.
Здесь Жидовин не в смысле «еврей», а в том смысле, какой
в этом слове открывал покойный академик Веселовский, т. е.
в смысле исполин: по мнению того же Веселовского Жидовин
родственно с терминами «чудовище» и «чудь». В Европейской
России и в Сибири народу «чудь» приписываются древние, так
называемые чудские могилы. Предание рассказывает, что «чудь»,
получив предсказание о нашествии чуждого племени, испуга­
лось и зарылось в землю. Тут тоже мотив, что и в Монгольском

1 У киргизов и алтайцев употребляется выражение ерке-бала, «милое дитя». -

240
предании о добровольно зарывшемся сурке: в Тобольской гу­
бернии добровольное погребение себя в землю приписывается
народу «сывыр». (Танг. тиб. окр. Китая, стр. 335). Имя народа
сывыр ср. с татарским именем сурка «сувур».
Поверья о небесных стрелах увлекают нас к такому пони­
манию выписанной фразы: старец Перун бросает стрелы в хорса
Жидовина и последний спешит спрятаться от них. Жидовин
встречается также в былине об «Илье Муромце», которая при­
надлежит к серии былин, рассказывающей о бое отца с сыном:'
«стар старой» Илья Муромец встречает в поле незнакомого
богатыря и вступает с ним в поединок. В одном из вариантов
молодой богатырь носит имя Борис: тема — бой отца с сыном,
находится в русской сказке об Еруслане: Еруслан Лазаревич
или Уруслан Залазарович встречает в поле незнакомца, бьется
с ним и потом узнает, что это его сын Уруслан У Русланович.
Было высказано мнение, что имя Еруслан происходит от Арслан,
лев. Форма Хоре также сводится с зоологическими именами:
Коре, Корсак — особый вид лисицы, которая водится в степях:
Борис, может быть, та же форма, — хор, но только с другим
инициалом; инициал «б» встречается в созвучных звериных
именах: барс, борсук, барсук. К этим звериным именам близко
стоит малороссийское хорт, охотничья собака. То же самое
окончание и в имени славянского Бога «корт», судя по одной
фразе.
Кроме преданий о сыне неба «Темир-бокб» или «Темир-ббсь»,
и преданий, в которых он не носит имени, а только титулуется
«Сыном неба», в Монголии есть еще предание о сыне небесного
царя «Хормустен-хана». В одном из этих преданий «Сын-неба»
называется Чингис-ханом, в другом — Гэсэром, в третьем —
Цоросом. Обо всех трех рассказывается, что это был младенец,
брошенный в степи. Обстановка, в которой был найден младе­
нец (дерево, питающее младенца соком своих листьев, сова,
сидящая на дереве) особенно сближает Цороса с Чингис-ханом;
в повести оГэсэре этих подробностей нет; Цорос считается
предком калмыцких князей вроде Toroj, как Чингис-хан пред­
ком монгольских. Среди калмыков и телеутов есть поколение
Цорос или Чорос. Тот же корень слышится и в имени Джоро,
которое носил Гэсэр в детстве и молодости, до выступления на
16 Заказ 2710 241
подвиги. Предание о Цоросе не развивается и останавливается
на рассказе о том, как был найден младенец; напротив о Чингис­
хане и Гэсэре хранились в памяти многочисленные рассказы;
рассказы о Гэсэре сведены были в одну цельную повесть; рас­
сказы же о Чингис-хане сохранились в виде отдельных сказа­
ний, в другом месте (Сага о Соломоне. Г. Потанин, стр. 153).
Я высказал мнение, что рассказы Гэсэриады о молодости Гэ-
сэра, когда он назывался Джоро, заимствованы из сказок о
хитром человеке (о Балын-Сэнгэ), в свою очередь построенных
из эпоса о летучей мыши. В повести о Гэсэре есть намек на
предание Северо-Западной Монголии о сыне неба, которому
зверек перегрыз горло; один из персонажей повести вонзает
зубы в горло Железного Асына, как в единственное уязвимое
место, так как все тело его было железное.
Более точные сведения об этом см. в Восточных мотивах
стр. 378. На христианском памятнике, найденном близ города
Си-ань-фу Христос назван Ели-я. Это имя Ели-я, (как выше уже
сказано) освобожденное от китайского косноязычия Ери-я,
можно принять за термин Арь-я, очень распространенный
в монгольской письменности: так он входит в составе имени
божества Арья-Бало. Некоторые этнические произведения
в монгольской письменности сопровождаются заявлением, что
под героем сказания скрывается Арья-Бало, хотя он и назван
другим именем: такое заявление мы находим в сказке об «Эр-
дени-Харалике», а также в сказке об «Ойо-Чикиту». Вероятно
и легенда об Айо-Бодисатте, (Ойо-Нойоне) записанная мною
у дюрбютов, также относится к Арья-Бало. Это подтверждает­
ся ее сопоставлением с индийской легендой об Арья-Бало или
о Валоките-шваре, который превращается в коня балаха, для
совершения подвигов милосердия. (Этногр. Обозр. кн. IX,
стр. 95). Рассказ этой легенды о том, как конь балаха летает
на остров, на котором живут людоедки, спасает от гибели,
попавших на остров людей, в повести о Гэсэре находит свою
параллель в рассказе о том, как Гэсэр при помощи коня Били-
киин-герь освобождает из ада свою мать: кроме того, здесь
следует указать на поверья об Арья-бало, на которые я наткнулся
и в нашем Забайкалье и в юго-восточном Тибете, а именно, будто
под видом героя сказок о хитром воре следует подразумевать
242
 бога Арья-Бало: одна из сказок этой категории, именно о Балык -
сэнгэ и его быке, вводит нас в круг сказаний об Ерлике или
Ирхы-Номоне. Форма Ярья стоит в бурятской сказке «Ан-
Богдор», записанной О. Хангаловым. (Оч. С.-З. М. т. IV,
стр. 279). Таба-ярья покровительствует гонимым царевичам.
Не было ли это именем одного из царевичей, не стояло ли оно
на месте царевича Викрамадитья, в индейской Викрамачаритры?
В Томских Епархиальных Ведомостях за 1912 год в № 14
помещена сказка о трех Курбустанах. Это пока единственная
сказка, в которой Курбустану приписываются богатырские
деяния, так что является возможность подыскивать параллели
к фактам его деятельности. Три Курбустана живут на небе,
сидят на золотых престолах — это три брата. Они пируют на
свадьбе младшего брата Отчи-Курбустана, в это время Jep-
Боко привозит известия, что семь jeeK O B (племянников) Ерлика
повоевали семь держав; Jep-Боко не был в состоянии победить
их. Братья развернули золотую книгу и вычитали в ней, что на
войну может отправиться только младший из братьев. Отчи-
Курбустан и Jep-Боко воюют против семи jeeK O B Ерлика, но
чем более они рубят противника, тем более противники возрас­
тают в числе. Оказалось, что на небе сидит шаманка, которая
бьет в берестяный бубен и заклинает, чтобы на место убитых
воинов, нарождалось еще большее число новых. Тогда Отчи-
Курбустан пустил в шаманку стрелу и рассек ее тело на двое.
Отчи-Курбустан и Jep-Боко взяли верх над своими противни­
ками. Тогда выехал на колеснице Ерлик со своими семью
сыновьями: Кара-Сокор, Кара-Муусту (с черными рогами), Узун-
Кара (черный, длинный), Чичке-Кара (тонкий, черный), Мэжэ-
Кара (мэжэ-черный), JbMaH-Kapa (змееподобный, черный)
и младший сын Ок-Тылан (гремучая змея) сильнее всех. Семи­
головая змея через рот поочередно входила в утробу каждого
из них и это придавало им бессмертие. Отчи-Курбустан отсек
все семь голов, затем перебил шесть сыновей Ерлика и вступил
в поединок с младшим Ок-Тыланом. Дрались девять лет, нако­
нец Отчи-Курбустан забросил ОкДылана на вершину острой
горы. Тогда ОкДылан открывает секрет своей смерти: его можно
убить только тем ножом, который спрятан в его железном
сапоге. Выдав эту тайну Ок-J ылан учит Отчи-Курбустана вынуть
243
 из утробы противника внутренности. Отчи-Курбустан так
и поступил: нашел в сапоге нож, убил Ок-Лылана, вынул его
внутренности и только хотел на себя Одеть, как раздался с неба
голос: «Погоди, растяни сначала внутренности на камнях, пусть
высохнут». Отчи-Курбустан исполнил небесное приказание:
тотчас камни под внутренностями распались и внутренности
провалились под землю. Отчи-Курбустан сорвал одну гору, ею
заткнул образовавшееся отверстие и возвратился на небо.
Эта алтайская сказка есть ни что иное, как вступительный
эпизод монголо-бурятской гэсэриады. Не имея под рукой мон­
гольского варианта, переведенного Шмидтом на немецкий язык,
цитирую по бурятскому (Танг. тиб. окр. Китая, т. II, стр. 44).
Хан-Турмас, стоящий на месте монгольского Гучин-Гурбу —
Хормустен-хана, т. е. бурятский небесный царь, получив извес­
тие, что на земле завелась мерзость, посылает на землю поо­
чередно своих трех сыновей, чтобы побороть зло: только млад­
шему из братьев удалось исполнить предприятие: он рассек
злое чудовище пополам. Между алтайской и монголо-бурятс­
кой редакциями этого эпизода есть разница, в монголо-бурят­
ской подвиг совершает сын Хормустен-хана, в алтайской один
из Хормустен-ханов, один из трех братьев. В представлениях
о боге Курбустан-хане замечается такая же шаткость, как
в представлении о созвездии Орион. (Потанин—Сага о Соломоне,
стр. 115—116). То под именем Учь-Курбустан разумеется одно
лицо, то три: в монголо-бурятской гэсэриаде это несомненно
одно лицо: он отец трех сыновей. В алтайской сказке Учь-
Курбустан — это три лица, три брата. Алтайская сказка бла­
гоприятствует моему предположению, что киргизская сказка
о Козу-Курнеше относится к материалам о Хормустен-хане, что
киргизский Кирнеш — есть версия монгольского Хормусту.
Алтайская сказка останавливается на первом эпизоде жизни
героев, но мы можем продолжить его историю, руководствуясь
гэсэриадой: в гэсэриаде на месте Отчи-Курбустана стоит Гэсэр,
который, убив чудовище, воплощается на земле, родится от
земной женщины и совершает ряд других подвигов. Можно
предположить, что алтайская сказка не кончалась первым
эпизодом, а продолжалась дальше, и что Отчи-Курбустану при­
писывались те же подвиги, какие гэсэриада приписывает Гэсэ-
РУ-
Если мы историю об Отчи-Курбустане обогатим материа­
лом из гэсэриады, то мы можем надеяться в этом материале
найти данные для сопоставления с киргизской сказкой
244
о Курпеше. В полных вариантах киргизской сказки есть рас­
сказ о том, что Джедыбай, воспользовавшись временной смертью
Курпеша, угнал его скот и его мать обратил в пастушку: воз­
вратившись к жизни Курпеш отмщает Джедыбаю свою обиду,
вступает вновь во владение своим скотом и реабилитирует мать.
Эта часть киргизской сказки находит себе параллель
в гэсэриаде в рассказе о Чотоне, который, пользуясь отсутстви­
ем Гэсэра, захватил его скот, а его родителей обратил в пастухов.
Гэсэр бросает Чотона в колодец и реабилитирует своих роди­
телей. Еще в 1893 году я указал на некоторые сходные подроб­
ности, замеченные в гэсэриаде, с киргизской сказкой о Курпеше:
горячее жареное просо, как средство выведать тайну у матери:
птица, приносящая письма. (Танг. тиб. окр. т. II, стр. 119). Эти
детали можно было бы принять за бродячие мотивы, которые
оторвавшись от места возникновения, случайно прилепились
к сюжету, не имеющего ничего общего с тем сюжетом, внутри
которого подробность впервые появилась, но обнаруживающа­
яся генетическая связь между гэсэриадой и киргизской сказ­
кой дает право думать, что эти подробности стояли уже в той
древней редакции, от которой произошли оба сказания,
и гэсэриада и киргизская сказка. Шаманка, восстанавляющая
своими заклинаниями убыль в войске, тоже не зря приблудший
инцидент: в тангутской гэсэриаде происходит битва Гэсэровых
богатырей с войсками трех Хорских царей: в стане последних
старуха Аи-дурсы кропит убитых водой и они оживают. По
поводу имени Отчи-Курбустан следует заметить, что младший
сын у монголов называется или От-хан или Эдзен: последнее
слово значит также хозяин; у монголов обычай: младший сын
наследует отцовский очаг и юрт; он хранитель семейного огня
(огонь — по-тюрски «от»).
Кроме калмыцкого Цброса и монгольских Чингиса и Гэсэра
монгольское предание еще знает четвертого сына небесного
царя — это Ирин-Сайн, дюрбютской сказки. Сказка дает ему
кроме земных отца и матери еще и небесных родителей; из
дальнейшего текста сказки обнаруживается, что у небесного
царя было три сына: Китын-Зеби, Китын-Арслан и Ирин-Сайн.
Параллели Ирин-Сайна с гэсэриадой указаны в моей книге (Танг,
тиб. окр. Китая, т. II, стр. 120): одна из параллелей: гэсэриада
заканчивается нисхождением Гэсэра в ад, чтобы вывести отту­
да душу своей матери; Ирин-Сайн также спускается в ад
и освобождает заключенные в нем души. (Оч. С.-З. М., т. IV, стр.
482). От алтайского сказочника мною записана сказка об Ирин-
Шаин-Чичирге; в собрании Никифорова эта сказка «Аин-Шаин-
245
Шикширге»; к дюрбютской сказке она отношения не имеет, но
она начинается эпизодом о трех испытаниях, как и гэсэриада,
кроме того, параллельная черта с гэсэриадой заключается еще
и в том, что главное действующее лицо разбивается как бы на
два персонажа, претерпевает в середине своей деятельности
перерождение и в следующей части сказания появляется под
другим именем: в гэсэриаде главное действующее лицо высту­
пает сначала, как сын небесного царя, потом воплощается
в смертного человека и родится от земной женщины, совершая
подвиги под именем Гэсэра; в алтайской сказке в ее начальной
части действует девица, а потом она перерождается в мужчину.
В одной из редакций гэсэриады Гэсэр на вопрос: «Кто он такой»,
отвечает: «На земле найденный (Олоксон), Ольджебай».
В выражении «Олоксон» не следует ли видеть каламбур редак­
ции к имени старика «Олбкшин»?

Алтын-Мизе
Сказки «Алтын-Мизе» нет ни в Proben В. В. Радлова, ни
в моих «Очерках Сев.-Зап. Монг.». Сказка интересна по обилию
деталей, имеющих мифологический или космогонический ха­
рактер. В ней неоднократно встречается имя звезды Венеры-
Чолмон: три шинжечи, т. е. три соглядатая или посланника
превраща�