2014.02.

002
12

ни научности компаративного анализа. В подобном случае необхо-

димы определенные условия, минимизирующие сомнения и неточ-
ности компаративистки. Одним из этих условий является связь
теоретических концепций с практикой сравнительного анализа.
Необходимо также формализовать задачи и правила, создать своего
рода кодекс поведения по отношению к объектам, подвергающим-
ся научному изучению, определить этику компаративистов.
Подводя итоги, Ф. Тудуар-Сюрлапьер подчеркивает, что
компаративистика не существует автономно, важным компонентом
ее является этика, поскольку она делает необходимым понимание
другого, непохожего, различного в литературе и культуре.
Н.Т. Пахсарьян

2014.02.002. НЕЕСТЕСТВЕННЫЕ НАРРАТИВЫ И НЕЕСТЕСТ-

ВЕННАЯ НАРРАТОЛОГИЯ: ОБСУЖДЕНИЕ В ЖУРНАЛЕ «ПО-
ВЕСТВОВАНИЕ». (Сводный реферат).
1. Неестественные нарративы, неестественная нарратология: За
пределами миметических моделей.
Unnatural narratives, unnatural narratology: Beyond mimetic models /
Alber J., Iversen S., Nielsen H.S., Richardson B. // Narrative. –
Columbus: Ohio state univ. press, 2010. – Vol. 18, N 2. – P. 113–136.
2. ФЛУДЕРНИК М. Насколько естественна «неестественная нарра-
тология», или Что неестественно в неестественной нарратологии?
FLUDERNIK M. How natural is ‘unnatural narratology’; Or, what is
unnatural about unnatural narratology? // Narrative. – Columbus: Ohio
state univ. press, 2012. – Vol. 20, N 3. – P. 357–370.
3. Что неестественно в неестественной нарратологии: Ответ Мони-
ке Флудерник.
What is unnatural about unnatural narratology?: A response to Monika
Fludernik / Alber J., Iversen S., Nielsen H.S., Richardson B. // Narrati-
ve. – Columbus: Ohio state univ. press, 2012. – Vol. 20, N 3. – P. 371–
382.
Одним из интенсивно развивающихся новых направлений в
современной нарратологии в начале XXI в. стала так называемая
«неестественная нарратология», или нарратология неестественных
повествований. Первой крупной работой в этой области была книга
Б. Ричардсона «Неестественные повествователи: Экстремальная
наррация в художественной литературе Нового времени и совре-
2014.02.002
13

менности» (2006)1. С этого момента группа американских и немец-

ких нарратологов – Я. Альбер, Г.С. Нильсен, Р. Хайнце и др. – ста-
ла разрабатывать проблемы, поставленные ее автором, в журналь-
ных статьях и тематических сборниках2. В 2010–2012 гг. журнал
«Повествование», специализирующийся на нарратологической те-
матике, опубликовал дискуссию между представителями этой
группы и одним из самых авторитетных современных нарратологов,
создателем концепции «естественной нарратологии» М. Флудерник.
Открывшая ее статья четырех авторов (Ян Альбер – Фрай-
бургский университет, Стефан Иверсен и Генрих Сков Нильсен –
Орхусский университет в Дании, Брайан Ричардсон – университет
Мэриленда) должна была, по замыслу ее авторов, дать краткий об-
зор ключевых для этого подхода принципов, изложить несколько
общепринятых выводов, привести примеры анализа текстов и на-
метить программу на будущее.
Нарратив, по мнению исследователей, до последнего времени
определялся в связи с разнообразными миметическими концепция-
ми, представляя традиционный реалистический текст как прототип
повествования в целом и акцентируя идею, что повествовательный
мир естественным образом моделируется на основе реальной дей-
ствительности, а источником дискурса служит антропоморфный
субъект, способный проинформировать нас об изменяющемся с
течением времени содержании одного или нескольких сознаний.
Это – базовая, естественная модель нарратива. При помощи терми-
на «неестественное» авторы статьи подчеркивают «тот факт, что
повествования также полны и ненатуральных элементов. Многие
повествования пренебрегают этими ключевыми предпосылками
нарратива, обнажают, высмеивают или обыгрывают их, экспери-
ментируют с ними» (1, с. 114). Иначе говоря, неестественное пове-
ствование – это антимиметический текст, нарушающий законы
привычного нам нарративного реализма или выходящий за рамки

1
Richardson B. Unnatural voices: Extreme narration in modern and contempo-
rary fiction. – Columbus: Ohio state univ. press, 2006. – 166 p.
2
A poetics of unnatural narrative / Ed. by Alber J., Nielsen H.S., Richardson B. –
Columbus: Ohio state univ. press, 2013. – 234 p.; Unnatural narratives – unnatural nar-
ratology / Ed. by Alber J., Heinze R. – Berlin; Boston: De Gruyter, 2011. – vi, 273 p.
 2014.02.002
14

нарративных конвенций, уподобляющих художественное повест-

вование естественной форме устного рассказа.
В этом плане представляют интерес два вопроса. Какими
именно способами некоторые нарративы бросают вызов миметиче-
скому принципу? Какие следствия для общей нарратологической
теории можно вывести из самого существования подобных тек-
стов? «Неестественная нарратология» направлена против мимети-
ческого редукционизма – идеи, что все истории располагаются в
рамках коммуникативного контекста, сопоставимого с жизненны-
ми ситуациями рассказывания1. Художественные нарративы могут
излагать физически или логически невозможные последовательно-
сти событий, нарратор может не быть антропоморфным, а пред-
ставлять собой машину, другой неодушевленный объект, животное,
труп или же быть «всеведущим», т.е. обладать нечеловеческими
способностями. Персонажи также могут делать то, на что были бы
неспособны аналогичные существа в реальном мире, или же со-
вершать акты «металепсиса», смешивая художественный и дискур-
сивный миры, например «подвергать автора пыткам за то, что он
плохой писатель». Исследуя подобные тексты, необходимо, во-
первых, выявить, в чем эти нарративы отклоняются от когнитив-
ных фреймов, используемых при восприятии реальной действи-
тельности, а во-вторых, интерпретировать эти отклонения.
В статье рассмотрены три конкретные разновидности подоб-
ных отклонений: неестественные миры, неестественные сознания и
неестественные акты наррации. К первой категории можно отнести
повествования, моделирующие физически или логически невоз-
можные миры. Так, например, в романе «Стрела времени»
М. Эмиса время движется в противоположном направлении, каж-
дое физическое действие изображено «наоборот». В романе
А. Карпентьера «Путешествие назад к источнику» герой движется
от момента смерти к собственному детству, но его жизнь остается
неизменной в том, что касается уже случившихся событий.

1
Herman D. Basic elements of narrative. – Chichester, U.K.; Malden, MA:
Wiley-Blackwell, 2009. – 249 p. Реферат: Социальные и гуманитарные науки. Оте-
чественная и зарубежная литература. Сер. 7, Литературоведение: РЖ / РАН.
ИНИОН. – М., 2011. – № 2. – С. 18–24. – (Автор – Е.В. Лозинская).
2014.02.002
15

Логическая невозможность представлена повестью Р. Кувера

«Бебиситтер», которая рисует множество несовместимых между
собой вариантов развития событий в истории, начинающейся с то-
го, что супружеская пара Такеров отправляется на вечеринку, оста-
вив своих троих детей с девушкой-бебиситтером. Писатель разво-
рачивает перед аудиторией 107 сценариев – от такого, в котором
супруги возвращаются домой и находят все в порядке, до таких, в
котором няня случайно топит младенца или в котором жена воз-
вращается и находит детей убитыми, мужа пропавшим, дом полу-
разрушенным, в ванной комнате чей-то труп. Возможны разные
подходы к толкованию этого произведения: можно считать этот
текст представлением реальных событий и чьих-то мечтаний, же-
ланий, фантазий, страхов и т.п. как обладающих одинаковым онто-
логическим статусом. Некоторые критики пытаются выделить
«действительно» имевшие место события, но авторы статьи пред-
почитают «концептуализировать саму невозможность сценария,
при котором внутренние процессы – мечты, желания, фантазии –
становятся столь же реальными, как и настоящая действитель-
ность… Новелла Р. Кувера превращает реальность в область по-
тенциального, отказываясь от редукционизма, характерного для
представления вещей как они есть» (1, с. 118).
В последние годы приобрела популярность идея, что наррация
обязательно связана с некоторым воспринимающим мир сознани-
ем. Нарратив существует благодаря имеющейся у нас способности
моделировать чужие сознания, основываясь на представлении о
своем собственном. Хотя внесение этого тезиса в нарратологию
обеспечило множество важных открытий, полное уподобление ре-
презентированных сознаний реальным может привести к затуше-
выванию важнейших характеристик повествования. «Неестествен-
ные» способы изображения сознания могут варьироваться в
широких пределах, включая, с одной стороны, привычные прояв-
ления всеведения гетеродиегетического повествователя, нарративы
от лица неодушевленных предметов, несколько менее распростра-
ненные случаи всеведущего повествователя в нарративе от первого
лица, а с другой – откровенно «странные» случаи, как, например,
засорение сознания действующих лиц словами «голубой» и «чай-
ник» в пьесе Д. Черчилл «Голубой чайник» или тонкое совмещение
 2014.02.002
16

разновременных пластов повествующего и действующего субъек-

тов в «Голоде» Г. Гауптмана.
Повествования также могут использовать «физически, логи-
чески, мнемонически или психологически невозможные высказы-
вания» (1, с. 124). Авторы статьи анализируют новеллу Э. По
«Сердце-обличитель» («The Tell-Tale Heart»), показывая, что она
представляет собой пример ситуации, когда высказывания от пер-
вого лица, которые «в невымышленном нарративе очевидным об-
разом характеризовали бы нарратора как безумного или недосто-
верного, сообщаются читателю в качестве неоспоримых. Это
происходит потому, что такие предложения не могут быть одно-
значно приписаны конкретному персонажу (его старшей и более
знающей версии)» (1, с. 125). Новелла «эксплицитно тематизирует
идею, что даже в повествовании от первого лица не существует
нарратора, повествующего о чем-нибудь, напротив, есть повество-
вательный мир, включающий “Я” и его действия, создаваемый по-
средством референциального акта… Структура нарратива опреде-
ляется не тем, что он повествует нам о том, что случилось, но то, о
чем повествуется, действительно происходит» (1, с. 127), и это по-
рождает сам нарратив.
Исследователи отмечают, что в рамках не только постмодер-
нистских, но и традиционных реалистических текстов существует
множество проявлений «неестественного». Это ставит перед нами
несколько вопросов и задач.
Во-первых, существует ли позитивное определение повест-
вования, которое включало бы в себя как естественные, так и неес-
тественные его формы? Каковы различия между неестественным
повествованием и текстами, которые вообще не являются повест-
вованиями? Во-вторых, следует рассмотреть соотношение «неесте-
ственной» нарративности и темпоральности с литературными кон-
венциями, их исторической изменчивостью. Новые способы
наррации постепенно конвенционализируются, расширяя тем са-
мым область того, о чем можно рассказывать в литературе. Приме-
ром этого является постепенное привыкание читателей к всеведе-
нию нарратора, к «симультанному повествованию» (в настоящем
времени и первом лице), к модусу рефлектора и т.п. Но это не
предполагает их натурализации, т.е. объяснения через модель есте-
ственной коммуникации или через реалистический миметический
2014.02.002
17

дискурс. В-третьих, в какой степени вопрос о неестественности

должен быть исторически и интенционально контекстуализирован?
Должны ли мы исходить из того, что у разных авторов (или у нас и
автора) представления о естественности могут различаться?
Моника Флудерник, создатель концепции «естественной
нарратологии», обратила внимание, что слово «неестественный»
имеет множество негативных коннотаций, не связанных с действи-
тельным значением этого термина, как он употребляется Б. Ри-
чардсоном и его коллегами. Комплекс идей, к которым оно отсыла-
ет в рамках «неестественной нарратологии», включает небывалое,
магическое, сверхъестественное и невозможное в логическом или
когнитивном плане, но не имеет никакого отношения к перверсив-
ному, лишенному своих природных свойств и т.п. Создавая термин
«естественная нарратология», М. Флудерник не подразумевала, что
этому направлению будет противопоставлена нарратология «неес-
тественная» (unnatural). В ситуациях, предполагающих дихотомию,
исследовательница предлагает использовать термин «non-natural»
(«а-натуральный»), не имеющий негативных коннотаций (2, с. 362).
На самом деле, подобное понимание несколько смещает ак-
центы, расставляемые авторами исходной статьи. Б. Ричардсон, в
частности, специально подчеркивает, что неестественное повество-
вание выраженным образом нарушает нарративную норму, в част-
ности конвенции невымышленных нарративов, устных или пись-
менных, и вымышленные модусы, основанные на подражании
невымышленным (например, реализм).
Важнейшей заслугой «неестественной нарратологии» стало
то, что она вернула важность фантастическим и т.п. элементам по-
вествования. Вплоть до начала XXI в. инструментарий нарратоло-
гии создавался в процессе анализа реалистических произведений
без учета особенностей повествовательных традиций, существо-
вавших до XVIII в. В этом плане высокой оценки заслуживает тол-
кование новеллы Э. По, которое до сих пор сводилось к тривиаль-
ному утверждению, что главный герой и повествователь страдает
помрачением ума. В то же время предложенное авторами статьи
прочтение новеллы «Бебиситтер», по мнению М. Флудерник, сво-
дится либо к натурализации нарратива, т.е. к представлению раз-
личных сценариев как фантазий разного рода, либо к постмодерни-
стской идее «множественности миров», которая не требует
 2014.02.002
18

специальных средств для своего обоснования. Различные варианты

объяснения подобных текстов были описаны израильским наррато-
логом Т. Якоби1 (в частности, в данном случае основные тезисы
авторов статьи соответствуют «жанровому принципу» Т. Якоби).
Конечно, это не опровергает само прочтение новеллы, но ставит
вопрос, в чем заключается его новизна.
Заслуга авторов, по мнению М. Флудерник, заключается
также в акцентировании проблемы соотношения фикционального и
неестественного в целом. М. Флудерник выделяет три этапа в ис-
тории повествования: дороманные нарративы; реалистический ро-
манный (миметический) нарратив; антимиметическое и метафик-
циональное повествование эпохи постмодернизма. Неестественная
нарратология, отталкиваясь от тезиса о прототипичности наррати-
вов второго этапа, тем самым уравнивает «нормальное» (естест-
венное) с миметическим. Хотя Б. Ричардсон с коллегами изучают,
как невозможное проникает в саму ткань реалистического повест-
вования, они игнорируют тот факт, что, скажем, «всеведение» было
распространено и в самых ранних дореалистических нарративах.
«Дух “неестественной” нарратологии требует такого термина, ко-
торый обозначил бы третий термин или позицию в анализе взаимо-
отношений между миметическим и его разнообразными противо-
положностями (возможно, подойдет термин “невозможная” или
“фантазмовая” нарратология» (2, 366).
Одним из наиболее перспективных моментов в теории авто-
ров статьи М. Флудерник считает сопоставление «натурализации»
и «конвенционализации». Всеведение было одной из наиболее рас-
пространенных характеристик гетеродиегетического повествования
с самого раннего времени (в эпоху устных нарративов), по-
видимому, не было такой эпохи, когда неестественность этого по-
вествовательного приема отчетливо осознавалась. Вместе с тем то
же самое всеведение в гомодиегетическом повествовании до сих
пор сохраняет отчетливый оттенок странности. С теоретической
точки зрения, конвенционализация как создание новой повествова-
тельной модели принадлежит области институций, жанров и т.п.
1
Yacobi T. Fictional reliability as a communicative problem // Poetics today. –
Tel Aviv, 1981. – Vol. 2, N 2. – P. 113–126; Yacobi T. Narrative and normative pattern:
On interpreting fiction // Journal of literary studies. – Pretoria, 1987. – Vol. 3. – P. 18–41.
2014.02.002
19

Но что же такое собственно натурализация, не должна ли она тол-

коваться в духе Дж. Каллера как один из компонентов интерпрета-
ции? Однако в таком случае конвенционализация и натурализация
принадлежат к совершенно разным уровням и областям анализа,
указывает М. Флудерник. Вместе с тем, рассматривая, например,
повествование от второго лица, мы можем заметить, что с течением
времени непривычность этой формы снижается. Но речь здесь не
идет о натурализации в том же понимании, в каком это слово ис-
пользовалось в работах самой М. Флудерник. Скорее, здесь можно
говорить о нормализации, о распространении приема, его переходе
в категорию «вариантов нормы» (в смысле статистической нормы,
распространенного явления).
Авторы статьи отвечают на призыв М. Флудерник прояснить
свое противопоставление натурализации и конвенционализации,
объясняя, что последняя связана с превращением неестественного в
«базовую когнитивную категорию», если пользоваться терминами
самой исследовательницы. В процессе конвенционализации фор-
мируется когнитивная схема, которая будет использоваться в вос-
приятии будущих произведений. Натурализация, напротив, связана
с применением уже имеющихся схем к неестественному повество-
ванию и действительно может быть компонентом интерпретатив-
ного процесса (3, 379).
«Общим для всех подходов в рамках неестественной нарра-
тологии является, во-первых, очарованность в высшей степени не-
вероятными, невозможными, нереальными, потусторонними, вы-
ходящими за рамки, эстремальными, не от мира сего, выраженно
вымышленными нарративами и их внутренней организацией, во-
вторых, стремление интерпретировать их через ответ на вопрос,
что они могут потенциально означать, в-третьих, интерес к изуче-
нию взаимоотношений между этими специфическими и всеми про-
чими нарративами. Мы настаиваем на том, что с античных времен
и до эпохи постмодернизма неестественное в повествованиях было
распространено и играло важную роль, поэтому нарратология
должна уделять ему серьезное внимание, даже если это будет озна-
чать необходимость пересмотра или расширения базовых катего-
рий современной теории нарратива» (3, с. 380).
Е.В. Лозинская