МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ, СПОРТА И МОЛОДЕЖИ

ЛУГАНСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИ

ЛУГАНСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ КУЛЬТУРЫ И

ИСКУССТВ ИМЕНИ М. МАТУСОВСКОГО

Кафедра музыкального искусства

Контрольная работа № 2

по дисциплине «Русская литература»

Вариант №2

Выполнила:

студентка II курса группы ЗМСИ

Миненкова Анастасия Алексеевна

Луганск – 2020
Пьесы А. Чехова – новый этап в развитии русской и мировой драматургии.
Чехов и европейская «новая драма» («Чайка», «Вишнёвый сад» и др.).

Так случилось, что Антону Павловичу Чехову не суждено было написать

роман, венцом его творчества стала драма, созданная «вопреки всем
правилам» сценического искусства. Уже сам драматург не раз подмечал
необычный, не укладывающийся в строгие театральные рамки характер
своих пьес, да и в ответ, начиная уже с «Иванова», выслушивал упреки в
нарушении правил. «Вы чересчур игнорируете сценически требования», —
говорил В. И. Немирович Данченко по поводу «Лешего». «Одно скажу:
пишите повесть, – категорически заявлял А.П. Ленский. – Вы слишком
презрительно относитесь к сцене и драматической форме, слишком мало
уважаете их, чтобы писать драму».

Н.Я. Берковский отмечал: «В драмах Чехова события – фон, а быт выносится

на передний план, вопреки традиции, где фон занят бытом, события же
выдвинуты вперед».

Главным открытием Чехова стало обращение к драматургии к жизни. Его

пьесы поражали непривычной повествовательностью и даже обыденно то
происходящего действия. Симпатично прозвучат слова героя комедии
«Чайка» писателя Тригорина, который воспринимает всё, что происходит с
ним и вокруг него, лишь как «скажет для небольшого рассказа». В рамках
пьесы это то было абсолютным новаторством, но для русского романа
отражение житейской реальности стало уже традицией. С 40-х годов XIX
века в русскую прозу проникает тенденция «очерковости». В созданаемой
романистами картине мира, как и в жизни, всему есть место. Быт является
прежде всего сферой «микропоступков» героев. Повседневность, с ее
каждодневными неурядицами становится источником испытаний, При этом
быт – не давящая на человека, дисгармоничная сила, а сама жизнь.

До чеховских пьес драматургическое действие всегда определялось

интригой, неким ключом, вокруг которого будет «вертеться» всё
произведение. У Чехова такого столкновения героев просто нет, ведь
источником несчастья оказывается повседневность. Поэтому «двадцать два
несчастья» Епиходова и «Вишнёвом саде» становятся олицетворением
страданий всех персонажей. При этом каждый из действующих лиц пьесы
ведет непрерывную борьбу внутри себя. Возникают некие «задумавшиеся»
персонажи, занятые только своими проблемами: мечтами и надеждами,
бедами и переживаниями. Поэтому в драматургии Чехова меняется само
понятие «действующее лицо». По-настоящему деятельными становятся не
герои, а жизнь. Она постоянно ставит задачи, требующие принятия решения,
действий, но герои поступкам оказываются не способны.

Сам Антон Павлович и комментарии драме «Иванов» объяснит: «Иванов

утомлен, не понимает себя, но жене до этого нет никакого дела. Она
предъявляет к нему свои законные требования, и он хочешь не хочешь,
должен решать вопросы. Больная жена — вопрос, куча долгов — вопрос,
Саша вешается на шею вопрос. <..> Такие люди, как Иванки, не решают
вопросов, а падают под их тяжестью». Такие люди, как Иванов... Но такими
являются все персонажи чеховских пьес. Вопросы жизни встают перед
каждым его героем, вызывая душевное беспокойство, боль, раздражение.
При этом на первый план выходит именно внутренний мир персонажей. Как
и классическом психологическом романе, читатель и зритель следят в пьесе
Чехова не за действиями и поступками, а за душевными мытарствами герои.

Начиная с пушкинского «Евгения Онегина» и лермонтовского «Героя нашего

времени» и русском романе формируется подчеркнутое внимание к
внутреннему миру персонажей. Безусловно, Чехов опирался на опыт
предшественников, прежде всего Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, но
сделал это несколько иначе. Чеховский психологизм очень ненавязчив:
сказывается и стремление драматурга «писать просто». Внутренний мир
персонажей раскрывается незаметно, через обрывки фраз, паузы и разговоры,
жесты, внешние события. Достаточно вспомнить, как Чехов тонко передал
отношение Тригорина к брошенной Нине в комедии «Чайка»: для
беллетриста история взаимоотношений с Заречной настолько неважна, что он
начисто забывает столь поэтичный эпизод с убитой чайкой.

Безразличие героя к судьбе Нины выражено и паре реплик о чайке. Всё очень
сжато, состояние не описывается, не называется, оно воссоздаётся. Можно
сказать, что чеховская манера выражения душевного мира персонажей не
уступает по глуби не и тонкости психологизму Толстого, но при этом Антон
Павлович раскрывает внутреннюю жизнь деликатно, подобно И.С.
Тургеневу.

Постоянная сосредоточенность персонажей чеховской драмы на самих себе

ведёт к тому, что во всех его пьесах царит атмосфера «Психологической
глухоты». Поэтому разрушается структура диалога, герои начинают
разговаривать не друг с другом, а сами с собой. Их реплики напоминают
озвученную внутреннюю речь, столь характерную для романа, Привычная
для пьесы диалогичность переходит в цикл монологов. Однако Чехов в
выстраивает реплики героев таким образом, что постепенно раскрывается
сама причина их внутренней драмы. Так, из реплик Иванова становится
понятно, что его трагедия в нем самом, а не в обстоятельствах. Внешняя
картина мира и драме – точная копия того, что происходит внутри героя.
Вообще, по замыслу Чехова, жизненная позиция, образ мысли действующего
лица становятся определяющим фактором развития событий в
действительности. И так каждый персонаж – и Маша, и Тригорин, и
Лопахин, и Нина все они в ходе развития сценического действия прямо
высказывают как свои мечты, надежды, так и свои страхи, и недовольство
жизнью.

Примечательно, что здесь обнаруживается сходство пьес Чехова с

полифоническими романами. В книге «Проблемы поэтики Достоевского
М.М. Бахтин отмечал, что все произведения Достоевского строятся «как
сплошной внутренний диалог». При этом подводящий итог голос автора в
романе отсутствует. Писатель предпочитает не давать открытой оценки
своим героям, а создавать вокруг них такую атмосферу, в которой персонажи
смогли бы открывать как для читателей, так и для самих себя все скрытые
свойства, качества, желания. Таким образом, действующие лица сами себя
оценивают и разоблачают.

По такому же принципу строил свои пьесы и Чехов. Герои его пьес

озвучивают ключевые мысли систематически, они так или иначе постоянно
«всплывают» в их репликах, становясь своеобразными лейтмотивами. Таким
лейтмотивом для Ольги, Маши, Ирины является, например, желание уехать в
Москву, для Войницкого - бунт против профессора Серебрякова, для
Треплева мечты о новом искусстве и т.д. При этом монологи героев всегда
заключены у Чехова простую, непритязательную форму. Вспомним беседу за
чаем доктора Астрова со старой няней, открывающую пьесу «Дядя Ваня»; «В
десять лет другим человеком стал, А какая причина? Заработался, нянька, ...
Как не постареть? Да и сама по себе жизнь скучна, глупа, грязна... Затягивает
эта жизнь. Кругом тебя одни чудаки, сплошь одни чудаки, а поживешь с
ними года два-три и мало-помалу сам, незаметно для себя, становишься
чудаком. Неизбежная участь».

В пьесах Чехова вообще нет ярких сценических картин. В «Чайке»,

например, есть два эпизода, которые и классической драматургии были бы
непременно обыграны автором. Это попытка Треплева покончить с собой
после провала спектакля и измены Нины, а потом его самоубийство в финале
пьесы. Чехов вопреки всем театральным канонам выносит эти события за
сцену. Даже в пьесах А.Н. Островского можно найти пронзительные
монологи-метания героев перед смертью, достаточно вспомнить, например,
речь Катерины в драме «Гроза»; «Ах, скорей, скорей! (Подходит к берегу.
Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай! (Уходит)». Совсем по-иному
организует Чехов подобные сцены. Так, последней репликой Треплева в
комедии «Чайка» станут слова-размышления о Нине: «Нехорошо, если кто-
нибудь встретит ее в саду и потом скажет маме. Это может огорчить маму...».
Совсем никаких озвученных мыслей о загубленной жизни Заречной, о своей
судьбе, нет обвинений в чей-либо адрес. Простая, ничем не примечательная
фраза. А дальше идет авторская ремарка: «В продолжение двух минут молча
рвет все свои рукописи и бросает под стол, потом отпирает правую дверь и
уходит». Этот жест Треплева символичен. Писатель, уничтожая собственные
рукописи – самое главное детище, словно прощается с жизнью. Таким
образом, Чехов намеренно избегает внешних эффектов, тем самым
акцентируя внимание на внутренней, душевной стороне действия.

Вообще в драмах Чехова очень важны зрительные и слуховые элементы. Так,

в пьесе «Вишневый сад» появляются белые цветы деревьев и восходящее
солнце (в I действии), закат (во II действии) и т.п. Не менее важную роль
играют слуховые эффекты: замирающий печальный звук лопнувшей струны
(во II действии), тихая музыка (в I действии), стук топора (в последнем).
Драматург создаёт полноценные пейзажи, бытовые картины. Всё на
повествовательность. Появляются живописные детали, попросту лишние для
авторской ремарки к новому действию: «Вдали ряд телеграфных столбов, и
далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который
бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду». Обилие
художественных деталей, сама манера изложения указывают на то, что
ремарка предназначена скорее для прочтения, чем для необходимых
пояснений постановщикам пьесы. Более того, у Чехова всё символично,
зрительные и слуховые эффекты всегда являются отражением психологизма
пьесы, ее внутреннего на строения. Словом, можно говорить о появлении
драмах наполненного символами пейзажа и традиции прозы Тургенева.

В творчестве романистов XIX века намечается тенденция опрощения, отказа

от исключительного героя. Центральное место в романах занимает
обыкновенный человек, вызывающий сочувственно-уважительный интерес.
Появляется целая галерея необыкновенных людей: Макар Девушкин, Илья
Обломов, Михаил Лежнев, Николай Иртеньев и пр. Так и в драмах Чехова на
сцене блистают не выдающиеся герои-лидеры, а «персонажи из жизни»:
врачи, актеры, беллетристы, учителя, обедневшие помещики, военные
невысоких званий, купцы, мелкие чиновники, студенты и пр. При этом
«обыкновенный человек и его драмах не является существом заурядным и
посредственным. Такие герои важны сами по себе, без претензий на
лидерство, на возвышение над окружающими. Персонажи воспринимают
себя как участников общей жизни.

Чеховская драматургия близка роману и отсутствием ведущего персонажа,

Его пьесы «многогеройны». Вопреки канонам театра, действующие лица не
делятся на главных и второстепенных. Они просто меняются местами,
поочередно выходя на первый план или исчезая в тени. В пьесах «Иванов»,
«Леший», «Дядя Ваня» заглавные герои не ведут сюжет за собой. Другие
персонажи постоянно образуют новые сюжетные узлы. Так, уже в первом
действии «Чайки» внимание привлекают поочерёдно то Треплев со своим
бутом против рутины в искусстве, то Маша с признанием в любви.
Появляется Нина, мечтающая о славе актрисы, после - Тригорин с
рассуждением о писательском труде. Независимо от количества реплик и
роли, отведенной персонажу в пьесе, все действующие лица равноценны.
Каждый из них буквально выписан автором, и за каждым встают свои судьба
и история. Поэтому неудивительно, что все поздние пьесы Чехова просто
невозможно назвать именем одного героя. Появляются «Чайка», «Три
сестры», «Вишневый сад» с целой галереей образов и судеб.

Чехов разрушил и ещё одно правило классической драматургии. В его пьесах

очень много вне сценических персонажей, то есть героев, которые вообще не
выходят к зрителям, но при этом участвуют в действии. Таким образом
содержание драмы расширяется и углубляется. Так, в комедии «Вишневый
сад» помимо пятнадцати действующих лиц фигурируют ещё тридцать два:
упоминаются в разговорах ярославская тётушка, утонувший сын Раневской,
любовник Раневской, отец Лопахина и тд. В русской литературе XIX века
господствуют густонаселённые романы, такие как такие как «Бедные люди»,
«Братья Карамазовы» Достоевского и, конечно, «Война и мир» Толстого. В
них, так же как и у Чехова, очень много персонажей, которые иногда лишь
упоминаются в разговорах. Такой художественный ход ещё раз подчеркивает
реальность, «ненадуманность», жизнеподобие происходящего.

В систему действующих лиц чеховской драматургии проникла ещё одна

черта русского романа - двойничество персонажей. В комедии «Вишневый
сад», например, у Гаева и Раневской появляется сразу три двойника, в
которых сконцентрированы худшие черты хозяев имения. Через образы
двойников прорисовываются возможные жизненные пути для Гаева и
Раневской: окончательно опошлиться, уподобившись лакею Яше,
бессмысленно бежать от разорения, как Пищик, или остаться в прошлом, как
забытый в доме Фирс. Так же поступали и русские романисты, рисование для
своих героев картины возможного жизненного пути через судьбы других
персонажей. Достоевский раскрыл идейный тупик Раскольникова через
образы Лужина, Свидригайлова, Порфирия Петровича.

Для русского романа конца XIX века характерен мотив распада семьи.
Таковы «Анна Каренина» Толстого или «Подросток» Достоевского, в
которых трагедии героев порождены человеческой разобщённостью. Так же
и в драмах Чехова действующие лица существуют независимо друг от друга
и от основного хода пьесы. Например, линия любви Маши и Вершинина в
«Трёх сестрах» никак не пересекается с трагическим треугольником
Тубенбах — Ирина – Соленый, а судьба вишневого сада не влияет на
отношения между Варей и Лопахиным. При этом герои пьес не только не
связаны какими-либо семейными или общественными узами, но они не
испытывают потребности и человеческих связях. Достаточно вспомнить
действующих лиц «Чайки»; ни у Аркадиной, ни у Тригорина, ни Заречной
нет живых человеческих привязанностей. Правда, и пьесе всё-таки есть две
семейные пары (Шамраев и Полина Андреевна, Медведенко и Маша), но обе
они внутренне давно распались, То же и в других пьесах: нельзя говорить о
счастливом, полноценном браке Елены в «Дяде Ване», Вершинина, Андрея и
Маши в «Трёх сёстрах».

В драмах Чехова нет события, которое смогло бы перевернуть ход всей

пьесы. Как и в романс, одно происшествие не может кардинально повлиять
на жизнь сразу всех персонажей. Самоубийство Треплева в «Чайке»
практически не меняет обычного течения жизни Аркадиной и Тригорина.
Более того, в чеховских пьесах само событие затушевано. Главным
становится не то, что произойдёт, ожидание перемены. Для Маши в «Чайке»
самое важное не то, что она вышла замуж за учителя и родила ребенка, а
безнадежное ожидание счастья. В «Вишневом саде», на первый взгляд,
действие вертится вокруг продажи имения, но читатель всё равно не увидит
продажи его с аукциона. Это событие окажется нужным не само по себе, а
только для внутренней драмы героев.

Еще один прием, пришедший и чеховскую драматургию из классического

русского романа, - это монтаж. Не случайно сложилось мнение, что сценарий
больших пьес у Чехова скроен из отдельных эпизодов. И действительно,
Чехов иногда перескакивает с одного фрагмента на другой. Так, в драме «Три
сестры» разные сюжетные линии (Маша – Кулыгин – Вершинин, Ирина –
Тубенбах – Соленый, Андрей – Наташа – Протопопов) попеременно сменяют
друг друга. Действие будто «склеено» из независимых друг от друга картин.
Но такие переходы не только не идут во вред пьесе, но и наоборот,
концентрируют внимание, однако не на действии, а на психологической
стороне пьесы. К тому же такой приём позволяет Чехову передать ход жизни
во всей его полноте. Не случайно многие русские писатели использовали его
в своем творчестве: Лермонтов, нарушая хронологию «Героя нашего
времени», Гоголь, разрывая фабулу «Мертвых душ» «Повестью о капитане
Копейкине» и лирическими отступлениями, Толстой, параллельно раскрывая
жизнь Анны и Левина в романе «Анна Каренина» и др.

Наконец, чеховскую драматургию сближают с традициями русской прозы

авторские размышления о том, какими должны быть жизнь и человек.
Великие романисты - Тургенев, Толстой, Достоевский – через высказывания
героев, через перипетии их судеб показывали идеальную модель жизни.
Сегодня широко известны слова Астрова из «Дяди Вани»: «Праздная жизнь
не может быть чистой». Чехова всегда отличала убежденность в
необходимости для человека серьёзной жизненной цели, понимания смысла
своего существования. Поэтому и говорит Маша в «Трех сестрах»: «Мне
кажется, человек должен быть верующим или должен искать веры, иначе
жизнь его пуста, пуста... Жить и не знать, для чего журавли летят, для чего
дети радуются, для чего звезды на небе... Или знать, для чего живешь, или же
все пустяки, трын-трава».

Подводя итог, можно сказать, что Антону Павловичу Чехову удалось в своей
драматургии синтезировать лучшие черты классического романа. А.Чехов
продолжил традиции драматургии И.Тургеньева и А.Островского, но в то же
время внес множество новаторских изменений. В отличие от творчества
современников, пьесы Чехова более эмоциональны, их называют пьесами
настроения. Духовная сторона жизни у Чехова преобладает над
материальной. Особое внимание стоит обратить на взаимодействия героев,
их споры о несменных ценностях, любви, искусстве и глубокие внутренние
терзания.

Чехов колоссально повлиял и на театр: создал новую драму, эстетическую

матрицу бытия, которой вдохновлялись и возвращались режиссеры всех
новейших театральных направлений – от символизма до театра абсурда.
Причиной тому служил его новый тип художественного мышления,
отменивший в целом все на то время незыблемые ограничения. Все
чеховские пьесы поочередно оказывались «пьесами своего времени»
Феномен драматургии Чехова в том, что в ней можно найти ответы на
потребности духовной жизни общества. Театр давал разнообразные картины,
художественное разнообразие, жанровые вариации, динамику средств
выразительности.