Двойные стандарты биоэтики,

или кто из божьих тварей большая тварь.

I
«Если мы перестанем убивать
лабораторных животных, кто же
остановит настоящих убийц?»

Плакат в лаборатории клинической

фармакологии ПСПбГМУ им. акад. И. П. Павлова

Моя выпускная работа посвящена проблемам

антибиотикорезистентности: изучению нового направления в
антибактериальной терапии, поиску безопасного и доступного белка-
бактериоцина для эффективного лечения бактериальных инфекций и
сепсиса.

Сепсис – критическое состояние, известное более как «заражение крови»,

– является осложнением множества заболеваний. Пациенты врачей разных
специальностей (инфекционистов, терапевтов, хирургов, акушеров-
гинекологов) попадают в отделения реанимации в тяжелом состоянии из-за
проникновения в их организм патогенных микробов. Смертность от сепсиса в
цивилизованных государствах при раннем его распознавании и
современном лечении остается крайне высокой (до 70%). О странах
«третьего мира» не хочется даже упоминать.

Одним из краеугольных камней в решении этой проблемы является

нарастающая устойчивость микроорганизмов к антибиотикам. Полвека назад
мы могли накормить пациента продуктом жизнедеятельности обычной
плесени и излечить его от крупозной пневмонии, перитонита или абсцесса.
Ныне мир вступил в новую эпоху: путем длительной селекции, назначая
антибиотики бездумно, человек вывел орды «урукхаев» – сильных и хитрых
врагов, искусно защищающихся от нападения.

Поиск принципиально новых подходов к уничтожению этого противника

ведется специалистами по всему земному шару и обоюдным наращиванием
военной мощи походит на «гонку вооружений» второй половины ХХ в.

Мой научный руководитель обратил взор к истокам. Почти столетие назад

рассеянный сэр Александр Флеминг забыл помыть чашки Петри, и на
поверхности питательной среды рядом с колониями стафилококка поселился
грибок из рода Penicillium, уничтожив соседей. Этот геноцид не остался без
внимания ученого, и медицина вступила в новую эпоху.

Природные антибиотики, подобные пенициллину, есть не только у грибов,

но и у бактерий. Более того, нередко эти вещества (они называются
«бактериоцины» и их очень много разных) уничтожают не врагов (бактерий
другого вида), а сородичей, что нужно для регуляции численности
микробной популяции. Например, если питательная среда, в которой
проживает колония, оказывается все менее питательной, бактерии
запускают синтез и выделение во внешнюю среду белков-киллеров, которые
убивают других членов колонии (а, возможно, под горячую руку и того, кто
их синтезировал). В итоге «лишних ртов» становится меньше, и сообщество
выживает. Очень коллегиально.

Тем не менее, помимо собратьев своего микроба-продуцента,

бактериоцины способны поражать и другие виды бактерий. Так, вполне
безвредный энтерококк, проживающий в кишечнике человека, выделяет
разные белки такого типа и способен бороться с возбудителями
заболеваний.

Идея моей работы заключается в следующем. Мы взяли за модель

микроба-убийцы энтерококк; его несложно выделить, он непатогенен,
отлично культивируется и неплохо изучен. Нужно найти такой штамм
энтерококка, который умеет синтезировать бактериоцин с максимально
широким спектром антибактериальной активности (то есть способен
уничтожать наибольшее число бактерий других видов). Мы надеемся
подобрать штамм, одновременно эффективный против стандартных
возбудителей болезней человека – клебсиеллы, золотистого стафилококка,
патогенных стрептококков, синегнойной палочки, листерии, кишечной
палочки.

Далее планируется выделить бактериоцин как отдельный белок,

определить его аминокислотную последовательность и синтезировать чистое
вещество. Его мы намерены вводить предварительно зараженным
микробной инфекцией лабораторным животным. В идеале мы хотели бы,
чтобы эта инфекция протекала тяжело, развивался сепсис, который бы
удавалось на ранней стадии вылечить введением нашего препарата. Есть
надежда, что данный подход к лечению окажется неожиданным для
патогенных возбудителей, а следовательно, революционно эффективным.

Здесь заканчивается «научная» часть и начинаются этические сложности.

II
— У меня есть один знакомый, — сказал
Эдик. — Oн утверждает, будто
человек — это только промежуточное
звено, необходимое природе для
создания венца творения: рюмки
коньяка с ломтиком лимона.

Аркадий и Борис Стругацкие. «Понедельник

начинается в субботу»

Такое длинное вступление о смысле моей выпускной работы написано для

того, чтобы было удобней говорить о биоэтических дилеммах, с которыми
мы сразу сталкиваемся. Следует заметить, что их привычно замалчивают,
считая малозначительными, недостойными занимать разум ученого. В курсе
философии мне читали цикл лекций по биоэтике, но затрагивали лишь самую
верхушку от верхушки айсберга.

Этой ледяной макушкой является проблема убийства живых организмов

для блага человека.

Человек ощущает себя венцом творенья и a priori полагает, что ради

блага своего вида имеет право распоряжаться судьбой всех иных существ на
Земле.

Мы регулярно проводим эксперименты на животных (мышах, крысах,

кроликах, поросятах, кошках, собаках и др.). По окончании опыта или прямо
во время него эти животные нередко уничтожаются. Условия их содержания,
по крайней мере в нашей стране, далеки от естественных или оптимальных.
При проведении экспериментов гуманное обращение с животными стоит
далеко не на первом месте.
 В других же обстоятельствах эти милые существа оказываются нашими
любимыми домашними питомцами, мы учим своих детей ухаживать за
ними, радуемся их совместным играм. Выходит довольно лицемерно и
двулично. Впрочем, эта ситуация нередко становится предметом дискуссий,
поэтому вряд ли стоит здесь останавливаться.

Существует и другая проблема. Она широко не обсуждается, однако, с

точки зрения биологической этики, не менее остра. Это общее отношение
человечества к микроорганизмам. Микробы, которых мы исследуем, в
наших глазах лишь интересных биоматериал.

 Мы стимулируем их рост и размножение, выбирая пригодные для

наших целей штаммы.
 Выращиваем культуры на особых средах, лишенных ряда питательных
веществ, с целью создания конкуренции за жизненно необходимые
микроорганизмам ресурсы.
 Стравливаем несколько видов бактерий, чтобы определить, кто из них
сильнее. Причем выжившего планируем использовать для борьбы с
нашими врагами.
 Уничтожаем в пробирке антибиотиками, желая проверить, эффективны
ли наши смертоносные для них лекарства.
 Стараемся получить новых мутантов для дальнейших опытов.

Приглядитесь: по отношению к бактериям мы ведем себя как

носители фашистской идеологии, как рабовладельцы, как древние
римляне, выводившие на арены безоружных христиан на растерзание
голодным хищникам.

Причем, если речь идет о животных, которые хотя бы видны

невооруженным глазом и к которым мы способны испытывать теплые
чувства, научное сообщество озадачивается вопросами «гуманного»
содержания и убийства, уменьшения страданий, этичности эксперимента
в целом.

Когда же дело касается бактерий, гуманизм никого не заботит. Этих

существ сжигают в открытом пламени, кипятят, облучают ультрафиолетом
и гамма-излучением, разрушают их стенки лизоцимом, поринами,
микрошариками в центрифуге. Их лишают пищи и воды, света и воздуха.
 Если с подобной жестокостью по отношению к homo sapience
сталкивается современный цивилизованный человек – не важно, воочию
или читая исторические повествования и хроники, – он ужасается. И,
потрясенный, вспоминает о традициях первобытных племен, кровавых
обрядах инков, бесчинствах инквизиции. Плачет, сходит с ума, старается
вмешаться и остановить варварство.

А крошечные бактерии никто не воспринимает как объект, равный

человеку в правах. В правах на достойную жизнь без страданий, на
продолжение рода, на свободу передвижений, наконец.

Никто в действительности не знает, что есть разум, где находится душа

и есть ли она у каждого живого существа. Тем не менее, все опрометчиво
считают, что у микроба ни разума, ни души быть не может.

Ужас положения в том, что этот вопрос не отвлеченно-философский, а

вполне практический. Ибо если бактерии – одушевленные существа, то
наше обращение с ними лежит за пределами добра и зла. Мы действуем
по праву сильного, непрестанно подвергая их мучениям и отправляя на
смерть.

Так кто же из божьих тварей большая тварь?