пендар

Людям различным
Ровная плата за труд
Бывает сладкой.
Пастырь овец, землепашец,
Тот, кто птиц уловляет,
Тот, кого кормят моря, -
Думают все об одном:
Как голод им утолить. Но для тех,
Кто на играх или в бою
Добивается славы, тому наградой
Высшей будет, если имя его
На устах сограждан
Своих и чуждых

Сапфо
Ночь почернела,
Мои глаза охватывает сон
И жжёт меня и жжёт
И поднимает страсть
Все тело.

И что хочу я, что?

Совсем не знаю.
Два мнения внутри.

И что хочу я что?

Совсем не знаю.
Капля за каплей боль возрастает.

Эсхіл «Прометей прикутий» (монолог Прометея). Переклад В.О.Нилендера.

Оты, Эфир божественный, и вы,
О ветры быстрокрылые, и реки.
И смех морских неисчислимых волн,
Земля-всематерь, круг всезрящий солнца, –
Вас всех в свидетели зову: смотрите,
Что ныне, бог, терплю я от богов!
Поглядите, в каких
Суждено мне терзаниях жизнь проводить
Мириады годов!
Позорные узы обрел для меня
Новоявленный царь блаженных богов.
Увы! я рыдаю об этой беде
И о бедах грядущих, – и где же предел
Моих бесконечных страданий?
пендар
Но что ж говорю? Ведь раньше я и сам
Предвидел все грядущее, и нет
Нежданных бедствий для меня. Я должен
Свою судьбу переносить легко:
Нельзя преодолеть Необходимость.
Но тяжко и молчать и говорить
Об участи моей. Ведь я, злосчастный,
Страдаю за благодеянья смертным.
Божественное пламя я похитил.
Сокрыв в стволе пустого тростника,
И людям стал наставником огонь
Во всех искусствах и путем великим...
За это преступленье казнь терплю,
Вися в оковах под открытым небом...
О!.. о!.. о!
3. Вивчити напам’ять монолог Едіпа («Ви молитесь? Моліться і
одержите…»).
Софокл «Царь Эдип» монолог Эдипа
Вы молите? Отвечу вам: надейтесь,
Себе на пользу речь мою уважив,
Защиту получить и облегченье.
Речь поведу, как человек сторонний
И слухам и событью. Недалеко
Уйду один - нет нитей у меня.
Я стал у вас всех позже гражданином.
К вам ныне обращаюсь, дети Кадма:
Награжу
Казною вас и окажу вам милость.
Но если даже вы и умолчите,
За друга ли страшась иль за себя,-
Дальнейшую мою узнайте волю:
Кто знает человека, чьей рукой
Был умерщвлен когда-то Лай, тому
Мне обо всем сказать повелеваю.
А если кто боится указать
Сам на себя, да знает: не случится
Худого с ним, лишь родину покинет.
А ежели убийца чужестранец
И вам знаком, – скажите….
Итак, начните розыски! Поскольку
Я принял Лая царственную власть,
Наследовал и ложе и супругу,
То и детей его– не будь потомством
Он обделен – я мог бы воспитать...
Бездетного его беда настигла.
Так вместо них я за него вступлюсь,
Как за отца, и приложу все силы,
Чтоб отыскать и захватить убийцу
Лабдака сына, внука Полидора,
Чей дед был Агенор и Кадм– отец.
Молю богов: ослушнику земля
Да не вернет посева урожаем,
пендар
Жена не даст потомства... Да погибнет
В напасти нашей иль в иной и злейшей!
А вам, потомкам Кадма, мой приказ
Одобрившим, поборниками вечно
Да будут боги все и Справедливость.
4. Вивчити напам’ять монолог Медеї («Так, справа ця вже вирішена,
подруги…»).
Так... решено, подруги... Я сейчас
Прикончу их и уберусь отсюда,
Иначе сделает другая и моей
Враждебнее рука, но то же; жребий
Им умереть теперь. Пускай же мать
Сама его и выполнит.
Ты, сердце,
Вооружись! Зачем мы медлим? Трус
Пред ужасом один лишь неизбежным
Еще стоит в раздумье. Ты, рука
Злосчастная, за нож берись... Медея,
Вот тот барьер, откуда ты начнешь
Печальный бег сейчас. О, не давай
Себя сломить воспоминаньям, мукой
И негой полным; на сегодня ты
Не мать им, нет, но завтра сердце плачем
Насытишь ты. Ты убиваешь их
И любишь. О, как я несчастна, жены.

Пушкин

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
пендар

Веленью божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

«Шепчеш мені, що я вік свій марную, заздросте

жовта…».
Шепчеш мені, що я вік свій марную, заздросте жовта,

    Що моя пісня, мій дар - лінощів кволе дитя,

Що проти звичаїв предків у розквіті сил молодечих

    Я не бажаю собі слави походів курних,

Що многослівних законів не хочу вивчати, що й досі

    Форум невдячний не чув жодного слова мого?..

Все це таке нетривке! Я ж вічної слави шукаю,

    Щоб між людьми на землі спів мій не знав забуття…

…Тож, коли скелі вивітрює час, коли плугові точить

    Зуб терпеливий його, - смерті не знають пісні.

Хай же уступлять пісням і владарі й всі їх тріумфи,

    Й золотоносний Таг, щедрі його береги.

Люд нехай прагне марниць! Мені ж хай жовтоволосий

    Феб над кастальським струмком келих дзвінкий подає.

+Лиш би волосся вінчав мені мирт, що морозу боїться,

    Лиш би ті вірші до рук радо закоханий брав.

Заздрість живих любить їсти. Помремо - вона відступає.

    Кожен, яку заслужив, матиме шану тоді.

Вирвусь і я з похоронного вогнища: частка найкраща,

    Частка моєї душі, в пісні моїй оживе!

Вергілій

Зброю співаю і мужа, що перший з надмор'їв троянських,

Долею гнаний нещадно, на берег ступив італійський.

пендар
Горя він досить зазнав, суходолами й морем блукавши,

З волі безсмертних богів та мстивої серцем Юнони,

Лиха він досить зазнав у бою, поки місто поставив,

Лацію давши пенатів*, а з ними - і плем'я латинське,

І Альба-лонгу стару, і мури високого Рима.

Музо, повідай мені, чим саме розгнівана тяжко

Чи то покривджена чим, цариця богів засудила

На незліченні труди та нещастя побожного духом

Батька й вождя, як богиня,- і гнівом таким пойнялася!

Котляревський

Еней був парубок моторний

І хлопець хоть куди козак,

Удавсь на всеє зле проворний,

Завзятійший од всіх бурлак.

Но греки, як спаливши Трою,

Зробили з неї скирту гною,

Він взявши торбу тягу дав;

Забравши деяких троянців,

Осмалених, як гиря, ланців,

П’ятами з Трої накивав.

Він, швидко поробивши човни

На синє море поспускав,

Троянців насаджавши повні,

І куди очі почухрав.

Но зла Юнона, суча дочка,

Розкудкудакалась, як квочка,

Енея не любила – страх;

пендар
Давно вона уже хотіла,

Щоб його душка полетілаК чортам і щоб і дух не пах.

Архилог

Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.

Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов!
Пусть везде кругом засады - твердо стой, не трепещи.
Победишь - своей победы напоказ не выставляй,
Победят - не огорчайся, запершись в дому, не плачь.
В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй.
Познавай тот ритм, что в жизни человеческой сокрыт.

Анакреонт
Преклоняю я колена,
Артемида, пред тобой,
Русой дочерью Зевеса,
Ланестрельною богиней,
Зверовластницей лесной!
Снизойди на оный берег,
Где крутит волну Лефей,[1]
Взором ласковым обрадуй
Город страждущих мужей:
Ты найдешь достойных граждан
Не свирепых дикарей.

Алкей
И звенят и гремят
вдоль проездных дорог
За каймою цветов
многоголосые
Хоры птиц на дубах
с близких лагун и гор;
Там вода с высоты
льется студеная,
Голубеющих лоз —
всходов кормилица.
По прибрежью камыш
пендар

в шапках зеленых спит.

Чу! Кукушка с холма
гулко-болтливая
Все кукует: весна.
Ласточка птенчиков
Под карнизами крыш
кормит по улицам,
Хлопотливо мелькнет
в трепете быстрых крыл,
Чуть послышится ей
тонкое теньканье.