http://www.hegel.ru/mif_simvol.

html
В.И. Ковалев
Миф, символ и творчество
Статья была написана в 1989 году. Опубликована в сборнике "Вокруг Лосева" (М., 1990) и
в моей книге "Философия постистории" (М., 1992).

Оглянувшись вокруг, легко заметить: есть три явления, под знаком которых протекает
наша нынешняя жизнь. В нашем движении вперед нас все сильнее разворачивает назад, и
мы все пристальнее вглядываемся в даль пройденного пути, вплоть до самого его начала,
такого туманного и таинственного. А в начале человеческого пути лежит миф, и тоска по
истоку есть тоска по мифу. Поэтому – что такое миф?

Но время, в котором мы живем, стремительно уплотняется. Наши дела, мысли, чувства

все чаще сталкиваются друг с другом, наплывают друг на друга, взаимно друг друга
проникают. Теряется обособленность вещей, каждая из них предстает зеркалом, или,
лучше сказать, линзой, сфокусировавшей в себе качества бесконечного множества других
вещей. Иными словами, наше теперешнее бытие становится насквозь символичным.
Поэтому – что такое символ?

И, наконец, в наших душах усиливается жажда небывалой новизны, мы явственно

ощущаем приближение «абсолютно иного». Отдельные, замкнутые в себе самих виды
человеческого творчества уже прошли каждый свой отмеренный круг, и мы теперь стоим
на пороге Великого Синтеза, когда деятельность сможет выйти на
уровень миротворчества. Поэтому – что такое творчество?

Поставленные вопросы стары как мир, и лишь ново то значение, которое они приобретают
для нас сегодня.

Если миф, символ и творчество, эти наполненные невообразимо богатым содержанием

понятия, обнажить до схематического каркаса, т.е. выделить их чисто логическую,
смысловую структуру, то они могут быть поняты соответственно как начало, середина и
конец человеческого духа. Такое утверждение, предвижу, может вызвать лавину
вопросов, недоумений и возражений, и было бы наивным с моей стороны вступать в
полемику с многоголосьем современной мысли, подвизающейся на трактовке сих
сложных предметов. Я ставлю вопрос предельно широко: из какого источника забила
струя человеческого духа, что было реализовано духовным источением и какова конечная
цель духа? Но это же и есть попытка определить начало, середину и конец духа. Прежде
всего следует уяснить сущность абстрактных категорий начала, середины и конца. Сами
по себе эти категории мало что значат и кажутся больше представлениями, чем
понятиями. Они имеют подлинно философский смысл лишь как
моменты диалектического, спекулятивного метода, открытого Гегелем, метода, в
котором движение мысли и действительности сливается воедино. Спекулятивный метод
представляет собой движущееся в себе самом единство начала, процесса
опосредствования и конечного результата.

Согласно Гегелю, быть непосредственностью является главным определением начала, к

тому же такой непосредственностью, которая имеет смысл и форму абстракции
всеобщности. Но непосредственное есть только лишь начало и уже потому отягощено
собственным отрицанием, т.е. необходимостью перехода в иное, неначальное состояние.
Возможность понимания непосредственного как начала достигается дальнейшим
поступательным движением, процессом опосредствования непосредственного. В
опосредствовании начало и некий предполагаемый конец вступают во взаимодействие,
хотя здесь они еще остаются внешними друг другуи, следовательно, составляют
противоположные члены противоречия. Но опосредствование как отрицательный процесс
отрицает также и себя самого, в нем обнаруживается некий предел, к которому он
стремится и который является конечным результатом, содержащим в себе в снятом
виде как посредственное, так и опосредствование. В результате снимается ограниченность
самого результата, и он оказывается истинным началом, а то, что нам ранее
представлялось началом, – всего лишь абстрактной всеобщностью этого действительного
начала. Происходит как бы смыкание начала и конца и образование, по словам Гегеля,
некоторого замкнутого в себе крута, «в начало которого – в простое основание –
вплетается путем опосредствования (его) конец; причем круг этот есть круг кругов, ибо
каждый отдельный член, как одухотворенный методом, есть рефлексия-в-себя, которая,
возвращаясь в начало, в то же время есть начало нового члена» («Наука логики», т. III. M.,
1972, с. 308-309). Так что целое, реализующее себя в своих моментах, является, по
очевидности, не простым круговоротом, где все в точности без конца повторяется, и не
дурным прогрессом в бесконечность с его неспособностью достичь конечной цели, но
возвращающейся в себя спиралью, где замкнутость и разомкнутость постоянно переходят
друг в друга и порождают, таким образом, все новое и новое содержание целого.

Теперь, получив спекулятивно-методическое обоснование, обратимся к рассмотрению

диалектики мифа, символа и творчества.

Миф, как мною было сказано, представляет собой начало человека как существа
духовного, выделившегося благодаря своему сознанию из природной среды. Начало же,
будучи некоей непосредственностью, является еще совершенно неопределенной
данностью, простой возможностью стать наполненой реальностью, и именно таков миф.
Миф можно назвать пространством человеческого духа, его беспредельностью, а
поскольку дух – это прежде всего чистая субъективность, то миф также есть
субъективность, взятая в объективном аспекте, т.е. как сущая сама по себе. Когда мы
берем человеческий дух как предельный горизонт рассмотрения, отвлекаясь при этом как
от того, что может быть за границами его, так и от его внутреннего содержания, когда дух
выступает для нас всего лишь абстрактной, нерасчленимой целостностью, вот это и есть
миф. Миф – это духовный мир человека, и вне этого мира человек не знает ничего, а
значит, и не может выйти за пределы своего мира, который есть миф. Но это ведь есть не
что иное, как исконный идеализм человеческой сущности, состоящей в том, что дух знает
лишь себя, везде, даже в противоположном, находит . себя и, таким образом, утверждает
себя в качестве абсолютного бытия. Миф как тождество духа с самим собой в такой же
мере присутствует в любом виде человеческой деятельности, в какой всякая деятельность
всецело находится в пространстве мифа.

На начале, однако, нельзя остановиться, горизонт должен стать окружностью некоторого

ландшафта. Дух не есть неподвижность, присущая его мифологической стадии, истинная
природа духа в том, что он есть чистая активность, абсолютнoe движение, бесконечная
отрицательность. Дух, едва проявив себя в качестве чистого бытия, тут же переступает
границы последнего и направляется внутрь себя. Отрицанием мифа является рефлексия,
которая есть самоуглубление духа, его для-себя-бытие, т.е. его переход из плана внешнего
пребывания в план внутренней жизни. В рефлексии происходит распадение мифа,
непосредственность духа теряется в процессе его опосредствования, и последнее вначале
предстает как нечто сугубо негативное, разрушающее первоначалное единство духа.
Рефлексия объявляет войну мифу, миф отворачивается от рефлексии, единое и многое
отгораживаются друг от друга, и каждый пытается утвердить свое самобытнoe
существование. В этом состоянии взаимной оторванности мифа и рефлексии имеет место
погружение духа в стихию конечного, относительного бытия, когда ничто ничего значит,
пропадает из вида начало и впереди не видно берега, прерывается связь времен и человек
как реальный дух остается наедине со своей реальностью. Такая реальность без берегов
нема, безголоса; лишенная отзвуков иного, она сама в себе начинает замирать.

И вот наступает момент, когда саморазорванность духа достигает высшего напряжения, и,

кажется, нет надеж на его воскрешение. Но где-то, в самой глубине его смерти,
начинается непонятное свечение, дух проходит мертвую точку своего вечного цикла и
обнаруживает себя серединой, ценром, средоточием собственной жизни. В недрах духа
встречаются все мыслимые противоположности, сопрягаются начала и концы, и каждая
вещь начинает светиться в другой. Эта взаимопронизанность сущностей и существовании
в духе, их бесконечное опосредствование друг друга говорит о
сквозном символизме духовной природы. Символ есть встреча и мгновенное
отождествление противоположно направленных потоков бытия во всяком явлении,
встреча духовного и природного, идеального и реального, бесконечного и конечного,
божественного и человеческого в налично существующем, посюстороннем объекте.
Символ, оставаясь самостоятельной действительностью, выступает в то же время точкой
соприкосновения идеи и образа, притом, как указывал глубочайший исследователь
проблемы символов А. Ф. Лосев в символе «между «идеей» и «вещью»... не просто
смысловое, но вещественное, реальное тождество» («Философия, мифология, культура».
М., 1991, с. 49). Поэтому быть символом значит обозначать себя самого. А обозначать
самого себя значит быть личностью.

Итак, мы, следуя за объективным ходом мысли, вышли на личность, увидели ее

необходимое порождение духом, a также же ее теснейшую, сущностную связь с понятием
символа. Личность своим появлением в истории символизирует проникновение в ткань
последней высшего, божественного начала, связывает собой и в себе его мифологическую
данность, предустановленность человеку и его постоянное произведение
рефлектирующим мышлением. Энергийно, т.е. в явлении миф и Абсолютный смысл
воплотились во всемирно-исторической, универсальной личности Иисуса Христа, в
которой человеческая субъективность совпала с божественной объективностью.
Сущностно же, т. е. по понятию, дело обстоит таким образом, что
субъективность внутри себя самой и своего становления находит свою объективность и
отождестет себя с ней и лишь через посредство имманентного слияния с Абсолютом
достигает также и трансцендентного единства с ним. Проще сказать, внешнее
освобождение всегда является результатом внутренней свободы, а внутренняя свобода
есть рождение личности как выход человека из тягуче-обволакивающей среды мифа.

В чисто изобразительном плане началу, середине и концу соответствуют такие символы,

как круг, крест и точка. Эти символы являются ключевыми формообразующими
элементами нашего созерцания, из них состоит по сути все фигуративное многообразие
мира видимого и воображаемого. Известно, что круг для древних народов был самым
почитаемым символом, поскольку с ним ассоциировалась вечность, незыблемость
мирового порядка, его неизменное восстановление в колесе времен, и это бесконечное
повторение от века данных устоев бытия было идеалом той самой долгой эпохи
человеческой истории. Крест является символом в самом точном, и постольку
абсолютном, смысле слова, ибо он есть не что иное, как пересечение, сопряжение
абстрактных потенций, невыявленных направлений в некоторой точке, так что получают
определенность как они сами, так и точка их соединения. Посредством перекрестия
вообще определяют центр, середину, и поскольку христианская истина определила собой
центральный пункт истории, то именно крест был и воздвигнут ею как символический
залог грядущего спасения человеческой реальности.
Но что бывает после того, как пересекающиеся линии проведены и искомая точка
найдена? О линиях как будто забывают и сосредоточиваются на точке. Точка для нас
всегда служит символом конца пути, абсолютным пределом, нулем, за которым уже
ничего нет. Нечего и говорить, что начиная с Нового времени точка становится объектом
возрастающего внимания в науках, философии, искусстве. Тут вам и точечные заряды в
физике, и импрессионизм в искусстве, и эссеистский стиль философствования, и
точечный массаж в медицине. Время, этот определяющий фактор развития в XX веке, в
отличие от пространственных параметров, уподобляют точке, и многие сходятся на том,
что временной поток стремится к предельной точке, которую Тейяр де Шарден назвал
точкой Омега.

Предчувствием конца пропитан воздух на исходе второго тысячелетия от рождества

Христова. Но слишком непосредственны те, кто конец воспринимает как таковой, забывая
или не зная, что он есть лишь предел опосредствования, становления абсолютного бытия.
Конец выглядит концом, точкой лишь отсюда, со стороны пребывания в сфере конечной
реальности, отделенной от действительной бесконечности Абсолюта, и, наоборот, имеет
смысл подлинного начала, т.е. порождающего принципа, в сфере самой Истины. Внутри
Истины, Идеи точка выступает как неслиянное, абсолютно динамичное, живое единство
эволюции и инволюции, расширения и сжатия, рождения и смерти, единство, которое как
абсолютная схема, модель, код есть Парадигма Разума и как абсолютная жизнь и
деятельность есть Творчество.

Творчество в самом общем смысле следует понимать как обоюдонаправленный процесс

реализации идеального содержания и сведения содержательных определений к всеобщей,
идеальной форме. Движение внутрь, к идеальной схеме, и движение вовне, к предметно-
вещественному осуществлению, в творчестве отождествляются в любом моменте, и если
эти направленности отрываются друг от друга, то мы имеем разделение единого
творческого духа на познавательную, теоретическую ипостась и ипостась жизненно-
практическую, волевую. И совершенно ясно, что миф и симол являются реальными
прообразами интенций духа: миф, оставаясь внешним себе самому, есть отправная точка
познания, углубления внутрь своей объективности, тогда как символ представляет собой
момент действительной осуществленности тех идеальных форм, которые неявным
образом присутствуют в мифе и выявляются последовательным развертыванием
рефлективного мышления. В творчестве миф и символ настолько же проявляют себя
самостоятельными сторонами, насколько и перетекают друг в друга. Миф выступает в
качестве резервуара, поля возможности, содержательной сферы для творчества, символ же
является катализатором, актуализирующим средством творчества, а также его
внутренним, промежуточным результатом, ибо конечным продуктом творчества является
оно само.

Творчество является всеобщим и единственным состоянием, бытием духа, и только такое

бытие вообще имеет актуальную проявленность в мире. Да и сам мир в целом существует,
лишь будучи постоянно сохраняемым, а сохраняется он, лишь находясь в процессе
ежемгновенного, вечного творения. Ограниченность мифа и символа как вообще всякой
предположенности и положенности преодолевается в творческой деятельности, которая
есть Идеятельность, т.е. вечная жизнь и саморазвитие Идеи.

Мы сегодня вплотную приблизились к порогу, за которым теряется различие между

творчеством человеческим, относительным и творчеством божественным, абсолютным.
Наше время целиком соткано из бесчисленных взаимопереплетений мифологем и
символов, его фактура достигает такой степени однородности, когда становится
возможным скачок в абсолютное, сверхреальное состояние, которое на человеческом
языке именует себя Свободой. Но Свобода наступает тогда, когда проходят сквозь смерть,
смерть того, что не есть дух. Так что конец, будучи необходим, уже не может страшить
нас, ведь бесконечен тот, кто знает о своем пределе. Поэтому – вперед, к границе
ограниченности, к концу конечности. Вперед, к Творчеству!

© В.И. Ковалев