Вверх по лестнице, ведущей вниз

Итак, мы рассматриваем уровень действий. При этом под действием мы понимаем

создание того, чего еще не было. Значит – творческий процесс. То есть любые «действия»
домохозяйки, чиновника, футболиста, донжуана, актера не имеют к этому никакого
отношения.

Человек на уровне действий живет среди задач. Он их видит во множестве, со всех сторон.
То, что кажется божественным откровением человеку, живущему на уровне чувств
(напоминаем – колючему от мыслей), для него есть естественное видение предметов,
ситуаций, мира. Для него это норма.
Человек на уровне действий не может просто жить, как трава,– буднями, абы день до
вечера. Он все время привязан к какой-то задаче. Значит, опять мы имеем диполь: человек
и его задача, причем этот диполь – своеобразный микромир, отгороженный от всего
остального мира невидимыми, но вполне реальными и практически непробиваемыми
стенами. Он решает задачу, он весь сконцентрирован на этой доминанте, и ничто не
может ему помешать. Дом сгорел, жена ушла, друг предал – ничто не может его
остановить, потому что каждая задача, которую он решает, становится для него смыслом
жизни. И если его посреди этого процесса от задачи оторвать, жизнь потеряет прелесть,
станет бессмысленной и пустой. Вспомните Архимеда. Когда Сиракузы пали и римские
воины ворвались к нему во двор, он в это время чертил на песке геометрические фигуры.
И когда воин занес над ним меч, ученый успел сказать: «Только не повреди мои
чертежи...»

Мораль: человек действующий – это человек свободный.

Напрашивается вопрос: какими средствами, каким инструментом он решает задачу?

Вы не торопитесь назвать мысль? Правильно делаете. Ведь человек на уровне чувств не

знал в них недостатка, но встреча с задачей – повторимся – была для него откровением, а
решение ее требовало от него чуть ли не подвига. Видите разницу? То, что на втором
уровне – исключение, озарение, на третьем – норма видения; то, что на втором – подвиг,
на третьем – норма жизни. Приведем известные всем примеры – первое, что приходит на
ум: Микеланджело на лесах Сикстинской капеллы изуродовал свой позвоночник,
Бетховен писал музыку, будучи глухим, Репина не отвратила от трудов засохшая рука.
Для обывателя это факты поразительного мужества, для самих творцов – досадные
помехи в каждодневных рутинных трудах.

Мысль фиксирует то, что уже есть: существует, создано, открыто. А результатом
творчества (истинного творчества – поневоле имея дело с современными литературой и
искусством, мы вынуждены сделать эту оговорку) является нечто новое – то, чего до сих
пор не было.

Поняли, о чем идет речь? Правильно! – О задаче. Каждая задача (каждая истинная задача
– простите за занудство, но это важно подчеркнуть) заставляет нас создать то, чего до сих
пор не было. Расшифровать новое свойство вещества, создать принципиально новый
механизм или художественный образ, вывести себя на более высокий уровень
энергопотенциала или психомоторики, но не на раз, а чтобы закрепиться на этом уровне,
чтоб он стал вашей сущностью,– вот вам примеры задач.

Из всего этого следует, что для решения задачи одной только мысли мало. Требуется что-
то еще, прорыв на какой-то новый, более энергоемкий и более сбалансированный процесс.

Требуется интуиция.

Интуиция – это способность создавать целостность из фактов, которые мысль и логика не

могут привести к общему знаменателю.

Теперь, когда у нас есть все инструменты, появилась возможность прикинуть яорядок
операций, значит, создать технологию решения задачи.

1. Формирование задачи. Она появляется от столкновения человека с неизвестным.

Должны отметить, что люди, находящиеся на первом (домохозяйки, футболисты, актеры)
и втором уровне психомоторики (умельцы, изобретатели, журналисты – сами понимаете,
только очень хорошие журналисты) избавлены от дискомфортных ощущений встречи с
неизвестным, поскольку считают, что знают все.

2. Период накопления. Задача – как магнит, как черная дыра – тащит на себя материал
отовсюду. Практически все – любой факт – становится для нее материалом. И так
продолжается до тех пор, пока его количество не достигнет критической массы.

3. Рождение решения. Ответа, образа, идеи. Это момент истины – мгновение, когда
срабатывает интуиция. Естествоиспытатель вдруг понимает сущность процесса,
математик – видит окончательную формулу, художник – образ.

4. Реализация решения. Помните, как говорил Роден? Главное – увидеть в куске мрамора
будущую скульптуру; дальше – дело техники: нужно просто убрать все лишнее.

Чувствуем, что футболисты, любители кроссвордов, телеманы, поклонники рока и актеры

готовы возмутиться: как! у нас – да нет интуиции? что за чепуха! во-первых, быть не
может, что у одних есть, а у других пусто, а во-вторых, они могут сколько угодно
припомнить случаев из своей жизни...

Правильно. Есть. Интуиция есть у всех, у всего мыслящего живого. Потому что интуиция
– это регулятор энергопотенциала. Только на разных уровнях психомоторики она
выполняет разные функции.

На уровне покоя она решает единственную задачу – самосохранение. Это она отыскивает
источники энергии (источники положительных эмоций) и дает возможность мыслящему
телу работать в самом экономном режиме.

На уровне готовности интуиция решает задачи самовыражения.

Туман чувства и игла мысли – как уголь и алмаз – это разные состояния одного и того же
вещества. Просто перейти из одного состояния в другое, как из кухни в ванную,
невозможно -для этого требуется большая энергия. И вот от интуиции зависит, пойдет
энергия на предмет, на формирование чувства, на кристаллизацию его в мысль – или нет.
Люди, которые умеют слышать и понимать себя,- всегда в выигрыше; трус не верит
голосу интуиции, поэтому он губит любое чувство и быстро сползает на уровень покоя.

(Кстати, достигнутое на уровне готовности самовыражение – это фиксация себя,

утверждение себя, обособление себя от остального мира. «Я есмь!» Но это пока не
свобода! только претензия на нее, только утверждение своего права на свободу. А раз нет
свободы, раз руки заняты защитой собственной территории, своих прав, - нет и
творчества. Впрочем, в отдельные моменты – когда появляется задача – начинается и
творчество, этот главный признак свободы. Вот отчего человек на уровне готовности
запоминает встречу с задачей как самые прекрасные моменты своей жизни – ведь в это
время он был истинно свободен!)

На уровне действий интуиция решает все задачи, которые ей подбрасывает жизнь. Чтоб
охватить пространство, нужна огромная организованная энергия; чтоб остановить время
(момент истины, момент решения задачи – сколько бы он ни длился! – происходит вне
времени), нужна огромная организованная энергия; чтобы сжать необозримую
информацию, превратить ее в формулу простую и ясную, нужна огромная организованная
энергия. Интуиция сжимает энергию в лазерный луч – и прожигает любую задачу.
Вот теперь, пожалуй, можно и ответить тому внимательному читателю, который схватил
нас за руку в математическом несоответствии. Помните? – находящимся на уровне покоя
мы отдавали восемь мест из десяти, оставшиеся два – поднявшимся на уровень
готовности. Так вот, увы, на уровне действий – так мы считаем – находится один из ста; в
лучшем случае один из ста.

А должны быть – все.

Вы еще не забыли, что мы ведем разговор о пеленании чувств?

Чувство – это необходимость, если человек не просто существует, а развивается, если у

него есть шансы исполнить свое человеческое предначертание. Это инструмент
самопознания, самоутверждения и самовыражения. Ребенок, выросший из эмоций,
излучает чувства (без них разве он познает мир?), и чем дальше – тем интенсивней.
Возраст от 2 до 5 у детей, как известно, самый прелестный. За счет чего? – за счет чувств.
Этот ореол, сплетенный непосредственностью, чистотой, любознательностью и
отзывчивостью – предвестниками таланта,– очаровывает нас, пробуждая в нас ответные
чувства –то, от чего мы давно отвыкли.

Растеряв свой багаж на избитых дорогах жизни, в ребенке мы приобщаемся к тому, что
нам уже недоступно; мы как бы повторяем свою попытку. Ведь в каждом ребенке
раскрывается этот прелестный цветок – куда потом (и очень скоро) все оно девается...
Наши чувства распределяются по трем родам:

1) чувства нравственные
(они рождены социумом; их критерии – добро и зло; оценка этих критериев человеком
создает его социальный портрет; но оценки он научается выставлять не сразу – вначале
его учат этому в семье, в самых первых детских коллективах, кое-что он перенимает и сам
– ведь это пора обезьянничанья; и вот уже становятся отчетливо различимыми его
«собственные» черты – как мы считаем, унаследованные, а на самом деле воспитанные,
внушенные, перенятые – созданные первым социумом);

2) чувства интеллектуальные
(они рождены деятельностью; их критерии – истина и незнание; эти чувства возникают
как результат преодоления неизвестного; ребенок узнал в сложенных буквах слово
«мама», во время прогулки по лесу – сосну и гриб, вдруг открыл, что у жука, как у птицы,
есть крылья; значит – удивление, восторг, сомнение, ожидание, утверждение – школа
анализа и синтеза, тренинг саморазвивающейся мысли, и как вершина этого процесса –
создание образов; но по мере того, как у него будет стремительно растрачиваться
энергопотенциал, защищаясь, он сформирует неосознаваемую им раковину: «Я знаю все»;
эта программа – жизнь на уровне телевизора, сплетен, детективов и кроссвордов,–
надежно отгораживает его от чувств; если вы уже не живете ожиданием сказки – вы на
уровне покоя, и интеллектуальные чувства имеете возможность только наблюдать со
стороны);

3) чувства эстетические
(они рождены целесообразностью: необходимостью поддержания энергопотенциала на
оптимальном уровне; их критерии – гармония и хаос; прекрасное – вершина гармонии,
безобразное – олицетворение хаоса; например, «золотое сечение», эмпирически открытое
еще древними и щедро использованное ими в архитектуре, музыке, скульптуре,–
обнаружено в строении растений, в размерах тела человека, в его сердечном ритме;
встреча с гармонией в любых ее проявлениях вызывает чувство, рождающее
положительные эмоции – значит, пополняющее энергопотенциал; встреча с безобразным
рождает отрицательные эмоции – отвращение, гнев, страх,– значит, энергопотенциал
стремительно тает; эстетическая оценка дается предметам, действиям, процессам,
явлениям; эти чувства – как и все остальные – воспитуемы; ребенок полон энергии,
которая гармонично организована в нем самой природой – поэтому он так легко
воспринимает и запоминает – усваивает – прекрасное; растративший энергопотенциал
взрослый может поддерживать свою гармонию только в самых примитивных формах,
значит, и внешнюю гармонию он воспринимает только на уровне эстетической жвачки:
подобное познается подобным).

Как вы понимаете, науки, кормящиеся чувствами,– этика, психология и эстетика –

классифицируют их только для собственного удобства. Реальное же чувство – любое –
триедино. Рожденное нашим взаимодействием с неким предметом, оно отдает приоритет
нравственности, или интеллекту, или эстетике только в зависимости от ракурса, под
которым мы его разглядываем. Например: красиво бегущий спортсмен – это воплощенная
гармония; но это и материализованные интеллектуальные усилия, и удовлетворение
достигнутым.

Логически рассуждая, легко сделать следующий шаг: если одна из граней чувства
ущербна – чувство разрушается. Как мы уже писали несколькими страницами раньше,
человек 1) безнравственный имеет 2) поверхностное мышление (на уровне инстинктов) и
3) красота для него существует только как эквивалент материальных благ.

И наоборот: если одна из граней чувства явно доминирует, не сомневайтесь, что она
подтянет и остальные – целостность обожает гармонию.
Пеленание чувств начинается еще до того, как они появились. Ограничивая действия
ребенка («нельзя», «осторожно», «не подходи»...), мы отгораживаем его от предметов и
тем задерживаем развитие интеллекта. Атмосфера взаимной неприязни, оскорбления,
унижения (и неправедные наказания – непомерные и озлобленные) становится для
ребенка эталоном, нормой отношений и поведения. Потом с этими критериями ребенок
будет самоутверждаться в детском коллективе. Агрессивность, жестокость и цинизм дают
немедленный результат, тем привлекательны и потому все крепче укореняются в
сознании. Но это замыкает понимание «добра» на себя, а замкнутая система работает
только на уровне эмоций. О каком таланте тут можно говорить?

Но нагляднее всего пеленание прослеживается на эстетических чувствах.

Первая ошибка: сюсюканье родителей. В любом возрасте ребенок должен слышать

простую, ясную и четкую речь. Пусть он ее пока не поймет! – но соразмерность звуков
формирует в нем чувство гармонии.

Вторая ошибка: память детей засоряется нехудожественными текстами. Псевдодетские

поделки, не будящие воображения, не содержащие энергии между строк (великие поэты –
как атомные котлы; их произведения – это сгустки неиссякающей энергии, которой они
одарили нас) – формируют у ребенка эталон красоты на уровне «праздничного»
стихотворения с первой газетной полосы. Неудивительно, что к концу школы для этих
детей уже не существует никакой поэзии, кроме интимной лирики, а после того, как
иссякает энергия генотипа, поэзия вообще перестает для них существовать.

Третья ошибка: слух детей засоряется случайной музыкой. Чаще всего это эстрада. Она
приучает к простоте отношений с музыкой, к непосредственному воздействию ее на
эмоции. Восприятие серьезной музыки (а только она пробуждает чувства) требует усилий,
затраты энергии, к чему наш юный слушатель не приучен, не готов. И он с видом
превосходства (ну как же! – ведь он владеет истиной) выключает звук.

Четвертая ошибка: уродуется эталон пластической гармонии. Игрушки, которые даже у

взрослых вызывают неприязнь, бесталанно иллюстрированные детские книжки,
репродукции, которые ребенок видит на стенах у себя дома, в детском саду, в школе,– все
приучает его к пустому, формализованному примитиву. К иллюстрации, в которой нет
ничего, кроме изображения. К бездумному заглатыванию всего этого жмыха. В живописи
он приучается видеть только сюжет, в скульптуре – только содержание. Неудивительно,
что телевизор вскоре становится для него лучшим другом на всю жизнь: телевизор
поставляет рафинированную пищу; надо только, чтобы общественное мнение вовремя
одергивало телевизионщиков – чтоб не умничали.

Пятая ошибка: уродуется тело, уродуется пластика, уродуется координация. Эта ошибка,
видимо, самая тяжкая. Мы поставили ее в конце ряда (хотя есть и шестая, и седьмая, и так
далее; мы решили ограничиться пятью; важно, чтоб вы поняли принцип – откуда ошибки
возникают) только потому, что хотели обратить на нее особое внимание.

Тело уродуется сперва пеленками, потом – длительным сидением за школьной партой

(результат: застойные явления в членах и повышенная утомляемость), неправильной
посадкой (только у одного из десяти нет сколиоза – значит, целые поколения вырастают с
угнетенными функциями сердца и легких, с неполноценным, приторможенным
энергопотенциалом), три четверти имеют избыточный вес. Наконец, физкультура – если
она есть – нацелена на развитие только одной (правой, редко – левой) стороны тела,
причем имеет целью не развитие качеств тела, а достижения, оценки, нормативы.

О пластике даже как-то неловко писать. Кто о ней знает? кто о ней помнит? кто, где –
исключая, разумеется, балетные школы – о ней думает, ее совершенствует? Никто, нигде.
Пластика – это линия и форма; это язык тела, его самовыражение. Мимика, пантомимика,
жест, апломб, осанка, походка – все это выражение внутренней гармонии. Если на лице
гримаса – значит, все тело закрепощено (опытные спортсмены, наблюдая за соперником
перед соревнованием, следят за его лицом!). Четкий жест – это вернейший признак, что
человек владеет мыслью, что она достаточно наполнена энергией (значит, имеет
пробивную силу); и конечно же, это свидетельство Положительных эмоций. А кто из
учителей следит, как ученик сидит за партой, как он выходит к доске, как он пишет на
ней, как держится во время ответа?..

Координация – это зеркало целостности человека, единства его души и тела. Координация
– это путь к свободе. Свободе движения. А раз оно свободно – оно целесообразно
(экономично), оно гармонично. Свободные движения обеспечивают работу без усталости

(удовольствие от свободных движений вызывает положительные эмоции, которые

восполняют энергопотенциал; усталость наступает лишь после завершения такой работы,
но это приятная усталость, и хотя человек, кажется, не может даже пальцем пошевелить,
это состояние переживается им как благо, что неудивительно: он опять переживает
положительные эмоции, которые рождают сладостное чувство хорошо исполненного
дела),

свободный бег спринтера – бег самый быстрый, свободные движения штангиста

максимально реализуют его силу; только свобода позволяет стрелку поражать мишень без
промаха.

А что мы видим на уроках физкультуры?

Бег на время, бег на дальность, прыжки на дальность и высоту, метания на дальность;

«накачка» силы, «повышение» выносливости, «вырабатывание» быстроты; секундомер и
рулетка – главные судьи; а ну, кто сумеет выше? кто первым прибежит? кто у нас самый
сильный?..

Остановимся. Вдумаемся в знакомое слово «физкультура». Что такое физическая

культура?

Это культура тела, культура движений, культура действий.

И как их общий результат – культура мысли.

Древние считали, что атлет – это человек, владеющий искусством физическими

упражнениями поддерживать гармонию своего тела. Уже тогда атлетика (наша
физическая культура, но не культуризм!) изучалась наравне с философией и точными
науками. Людей, пренебрегавших атлетикой, Платон называл хромыми. Потому что и
тело, и движение, и действие – это эстетические объекты. И так же, как произведения
литературы и искусства, они проявляют, укрепляют и совершенствуют эстетические
чувства. При этом следует подчеркнуть (специально для учителей физкультуры), что урок,
проведенный под камертон эстетических категорий – гармония, симметрия, ритм,–
принесет наилучшие результаты как для здоровья, так и для физического (сами понимаете
– и умственного, и нравственного) совершенства учеников.

Значит, урок физкультуры должен быть уроком прикладной эстетики.

Для этого нужно изменить его содержание.

Вместо «давай», «жми», «дави», «терпи», вместо преодоления страха на перекладине и

брусьях, вместо несвойственных нашему телу упражнений вообще на всех
гимнастических снарядах – урок физкультуры должен стать целителем тела, ваятелем тела
и тех движений, которые пригодятся нам в последующей жизни – станут инструментами
нашего самовыражения. Неужели учитель не ощутит себя творцом, если его косолапый
ученик начнет бежать все ровней, его шаг начнет удлиняться, фаза полета – расти,
раскрепощенность расслабит мышцы, и стопа – невольная участница этого процесса –
станет поворачиваться, занимая самое экономное, самое естественное – ровное
положение? А ведь при этом ученик еще и выпрямится! и голову станет держать прямо, и
станет правильно дышать; наконец, гармонизирующаяся координация станет наращивать
энергопотенциал!.. Как не гордиться такой работой, если знаешь, что этот парень на всю
жизнь поверил в собственные силы и возможности; мало того – получил урок, как решать
задачи. Да разве этот ученик когда-нибудь забудет своего учителя физкультуры –
человека, который научил его жить?

Приращивание культуры тела, культуры движений, культуры действий – процесс

бесконечный. А ведь именно в приращивании – главный источник положительных
эмоций. Если ученик хочет научиться прыгать высоко, он может быстро добраться до
высоты, скажем, 180 см – и застрять на ней надолго, быть может – даже навсегда. Мелочь?
Не скажите. Это большая неудача, потому что подрывает веру в свои силы, приучает к
Мысли об ограниченности собственных возможностей. А если учитель ему внушил, что
главное – удовлетворение от прыжка, от его плавности, слитности, гармонии, ученик
будет ориентироваться именно на эти ценности. И чем больше он будет научаться
дифференцировать свои ощущения, тем больше он найдет в своих движениях источников
положительных эмоций, тем лучше станет понимать себя. А результат... результат будет
расти как бы между прочим, практически безостановочно, но как бы высок он ни стал, для
этого ученика он никогда не будет критерием истины. И в этом – непобедимость нашего
прыгуна.

Значит – не секундомер, не рулетка, не килограммы – критерием урока физкультуры как

урока прикладной эстетики должна стать красота, а мерой успеха – удовольствие.

Итак, пеленание чувств разделило людей на три уровня. Наиболее интересным нам
кажется средний. Почему?

Человек на уровне покоя вызывает жалость и сочувствие. Его возможности и потребности

ничтожны – а он даже не подозревает об этом. Ведь достаточно небольшого
материального приращения (чтоб было не хуже, чем у других, а уж если будет чуток
получше – так о большем грех и мечтать!) – и он уже удовлетворен, все у него в порядке.
И как бы он ни падал – он почти не рискует сломаться: с его высоты не разобьешься.

Человек на уровне действия – счастлив. Даже если его жизнь объективно ужасна и судьба
не жалеет для него тумаков – все это лишь досадные обстоятельства в замечательной
пьесе со счастливым финалом, которую он ежедневно играет. И пусть его быт ничтожен,
пусть его личная жизнь разваливается на куски, пусть его действий не понимает и не
признает никто, ну никто совершенно, ни один человек! – он вечный победитель, и,
умирая, он будет знать, что прожил не зря и прожил прекрасно. Так посудите сами: если
имеешь дело с подобной завершенностью, откуда у исследователя может пробудиться к
ней интерес? Скука.

Для первого покой – идеал, а действие вызывает страдание. Для второго все наоборот:
действие – идеал, а страдание вызывает покой. Напрашиваются очередные определения:
человек на уровне покоя – лентяй, человек на уровне действий – творец.

Кто же между ними? И почему этот промежуточный человек нам наиболее интересен?

Человек на уровне готовности – трагичен. Причем он понимает это. У него огромные

потребности (творческие, именно творческие), а возможности ограничены: для
творчества, для постоянного творчества, для постоянной жизни в разреженной атмосфере
творчества (высота требует огромных энергозатрат и самоограничения, и бесстрашия, и
готовности к риску, и умения сохранить трезвую голову, когда начинается высотная
эйфория) у него недостаточный энергопотенциал. Живя в радужной атмосфере чувств,
ощущая себя способным на большие дела (по сравнению с окружающими он так легко и
ловко – по любому поводу! – формирует мысль), он никак не может эти большие дела
разглядеть. Только когда кто-нибудь другой у него из-под носа уводит удачу, он
спохватывается, приходит едва ли не в отчаяние. Ведь рядом было! ну как же не
разглядел! ведь и я мог ее решить! даже лучше, красивее бы решил – мне это запросто...

Но судьба справедлива. Для тех, кто ждет, кто ищет, кто очень хочет,– она хотя бы раз
открывает калитку удачи. И если нашему герою повезет и он успеет в калитку заскочить,
он расправляется с задачей лихо и мастерски. Ах, если б он понимал, что эта удача –
только на раз! что, если хочешь, чтоб калитка навсегда осталась за спиной, нужно по
своему состоянию прочувствовать необходимый для задачи уровень энергопотенциала – и
приращивать его, приращивать!..

Но нашего героя окружают лентяи. Их мировоззрение, их образ жизни, их покой так

заразительны... И потому, решив задачу, он не рвется дальше, он берет передышку – и это
конец. Потом – если только поймет, что случилось,– он всю жизнь будет проклинать это
минутное малодушие, а время, когда сражался с задачей,– вспоминать как самое
прекрасное за прожитые годы. И как же это прекрасное будет отравлять его оставшиеся
дни!..
Итак, конфликт между притязаниями и возможностями.

Второй конфликт – между словом и делом.

Человек на уровне готовности – создатель собственного богатого, красочного,

интересного мира. И как всякий демиург, он охотно хозяйничает в этом мире,
переставляет мебель, улучшает ее, а то и вовсе меняет. Но вся эта щедрая, полнокровная
жизнь происходит только на уровне чувств, значит – мыслей, значит – слов. Когда
доходит до слов – превзойти его невозможно. Но в этой силе и его слабость: он
выговаривается. При этом происходят непоправимые утраты.

Во-первых, энергетические: выговариваясь, весь сконцентрировавшись на мысли, ради ее

жизнеспособности, ее завершенности он отдает весь запас своей энергии, так что после
этого он просто выдыхается.

Во-вторых, психологические: произнесенное слово имеет свойство фиксировать,

останавливать всякую мысль, действие, движение. Слово произнесено – и возникает
ощущение завершенности. Значит, чтобы после этого действовать, требуется сверхусилие,
причем «сверх» идет на преодоление инерции, на срыв тормозов, которые включает в
нашей психике и нашем сознании произнесенное слово.

В-третьих, технологические: увлеченный словом, он принимает слово за мысль. Не

отдавая себе в том отчета, он ставит между ними знак равенства. Его слова обладают
колоссальной порождающей способностью. Слова порождают другие слова, они
нанизываются на паутину ассоциаций, льются, звучат, громоздятся ошеломляющими
воздушными замками... Но вот что удивительно: они производят впечатление, они
обладают воздействием (энергией) только пока звучат. А стоит им умолкнуть – и
радужный пузырь лопнул, и пустота. Почему? Потому что слово – это одежда мысли,
только одежда! А мысль (или слово-мысли) должна держаться за нечто конкретное,
должна этим конкретным рождаться. И наоборот – порождать эту конкретность. Вы
знаете, что мы имеем в виду: предмет, движение, действие. Этим и проверяется
истинность слова, воплощающего мысль: если слову есть конкретный эквивалент в виде
предмета, движения, действия – это мысль, если такого эквивалента нет – перед нами
словесный фантом.

Ах, ему бы побольше энергопотенциал – он бы таких дел наворочал! Ведь хочет, искренне
хочет! И искренне уверен, что может. С таким-то ворохом мыслей, с такой их легкостью и
быстротой – да не суметь... Но в том-то и парадокс, что кто-то дело делает, а этот – только
фиксирует эти дела, только разглядывает сделанные чужими руками предметы,
поворачивает их, переставляет с места на место.

Почему же ему так трудно переключиться с созерцания на конкретное дело? Потому что у
него другая доминанта: он сосредоточен на другом, нацелен на другое – на сохранение
своего «я», своего внутреннего мира, своей единственности, целостности своего мира
чувств. А ведь чтобы решиться на дело, нужно забыть о себе!

Третий конфликт – с обществом.

Человек на уровне готовности озабочен. Он растопырил свои мысли-иголки, каждую

пестует и лелеет, каждой любуется. Но они ценны для него только в напряженном
состоянии – устремленными вовне. Эта своеобразная имитация действия создает у него
впечатление активной позиции, воздействия на мир. Разумеется, рядом с ним неуютно.
Лентяи издали восхищаются им, но, оказавшись рядом и исколовшись, норовят обломать
его иголки или разойтись с ним по-хорошему – вытолкнуть его подальше. У творцов он
вызывает просто досаду: им непонятен его петушиный гонор, его тщеславие, его скрытая
(но для них явная) зависть. А самое главное – они не уверены, что на него можно
положиться. Вот и получается, что для него везде плохо. Поэтому он критикует все
подряд. Все отметает. Все должно быть иначе! – вот его лозунг. А как иначе? Это
понятно: чтоб он еще дальше мог расправить иголки, чтоб они нигде не упирались в
твердое. То есть его идеал – абсолютная свобода. Неужели не найдется никого, кто б его
убедил, что только в конкретном деле – как у творцов – он может обрести свободу?..

Вывод: личность – это человек, который осознал свои возможности и поверил в них.

Вверх по лестнице, ведущей вниз (окончание)

Пеленание пятое – пеленание интуиции.

Откровенно говоря, затевать здесь разговор об интуиции несколько преждевременно. Она

будет главной героиней следующей главы – главы о критичности, и отламывать куски от
завтрашнего пирога нам очень бы не хотелось. Но, рассмотрев пеленание на всех уровнях,
промолчать про высший было бы тоже нелогично. Поэтому пойдем на компромисс:
рассмотрим интуицию только в ракурсе психомоторики и только как объект пеленания.

Вам уже известна одна из ее функций: интуиция – регулятор энергопотенциала (локатор

источников положительных эмоций). Нетрудно догадаться, что и психомоторика без нас
не обходится. Для этого мы должны ответить на маленький, простой вопрос: каков
главный принцип психомоторики? Рассуждаем. Она – двулика; каждая сторона имеет свое
лицо, но эти лица нерасторжимы и так слиты воедино, что черты одного проступают
сквозь черты другого; но при этом целостность не нарушается, напротив – эффект,
впечатление, кпд только усиливается... Так что же в ней главный принцип? Ну правильно
– гармония. И если вы это поняли вместе с нами, вам будет нетрудно согласиться и с
таким определением: интуиция – это «золотое сечение» психомоторики.

Каждый малыш – гений интуиции. Разумеется, не с дня рождения и даже не с первых

месяцев жизни; но едва в нем пробудилось чувство и стала формироваться мысль,
интуиция приходит на помощь. Как ей гармонизировать ситуацию? С чем привести к
общему знаменателю самые первые мысли? С инстинктом. Это инстинкт дает чувствам
опору и уверенность, и помогает им закрепиться: чего-чего, а уж консерватизма
инстинкту хватит на всю жизнь. Потом, когда мысли достаточно окрепнут, чтобы стать
самостоятельными, да и будет их достаточно много, чтобы поддерживать друг друга и
входить между собой во множественные контакты – тогда интуиция начнет работать
почти исключительно на уровне чувств. Потому что чувство – это самовыражение
интуиции, которая еще не осознала себя, значит – и не обрела языка.
Но малыш на уровне чувств почти не задерживается. Он спешит освоить мир, овладеть
им. Для этого он должен действовать. И он действует! Он решает задачи, щелкает их, как
орехи,– только подноси!..

Стоп! – снова останавливает нас внимательный читатель.– А не заврались ли вы часом,

любезные авторы? – говорит он.– В начале этой главы вы утверждали, что мышление
малыша работает на механизмах памяти, что умение самостоятельно мыслить в нем
только формируется. Так? – Вроде бы...– покорно соглашаемся мы.– Ага! – ликует
внимательный читатель,– где же ваш хваленый малыш одолжит зубы, чтоб разгрызть
задачу? Не с его же молочными...

Ну как будешь такое квалифицировать? Типичный случай

1) невнимательности, 2) банальности и 3) попытки выдать черное за белое.

Где – покажите! – где в нашем тексте есть хоть одна фраза, утверждающая, что задачу
решает мысль? И не ищите – все равно не найдете, потому что такого нет. Потому что
задачу всегда – на всех уровнях, все типы задач
(если это действительно задача, ради которой вам приходится собрать всего себя в кулак,
и долбить, долбить в одну точку, превозмогая слабость и неверие в себя, и отчаяние, и
малодушие – долбить, пока она не расколется, проклятая; из этого, надеемся, вы поняли,
что это не задача из сборников Ларичева и Киселева – по ним авторы сорок лет назад
изучали математические премудрости,– и даже не задачник из атомной физики)
– решает только интуиция. Но нащупывает ее мысль; и проявляет, и фиксирует, и
формулирует – тоже мысль. До сих пор не было – а теперь вот она, задача,– тут работает
мысль. И ищет, рыщет, долбит и долбит – тоже она. Но сделать это дело ей не по зубам;
для других челюстей работа.
Что касается малыша, то мысли у него действительно слабоваты. Но их все же хватает на
то, чтоб выйти на задачу, зафиксировать ее одним словом – «хочу». Желанием. Которое
включает интуицию. В ее распоряжении вся память малыша, вся собранная им –
сознательно и неосознанно – информация. Интуиция мгновенно выдергивает извне все,
что ей необходимо, и из этих кубиков складывает новую гармонию – решение задачи.

Потом, когда айсберг перевернется и интуиции придется работать в переплетении, в

узлах, в частоколе мыслей – ей не станет легче. Напротив! – труднее, ведь ей придется
преодолевать предубеждения, чужие ложные знания, собственные неверные
умозаключения, предрассудки и подражания. Но если гармония в человеке сохранилась
неповрежденной, а энергопотенциал достаточен, интуиция разгребет весь этот сухой
камыш и доберется до грунта – опять же до информации – и все-таки сделает свое дело.

Вот и пеленание интуиции обозначилось - пеленание знанием на уровне слов. Пусть это
знание будет сколь угодно истинным – вам о г этого не легче. Только знание на уровне
дела, знание, полученное собственными руками, в процессе дела, пропущенного через
себя,– даст информацию, которой мы сможем пользоваться всегда, в любой момент;
одной и той же информацией – для самых разных, полярно отдаленных задач.

Знание же на уровне слов – это гвоздь-фантом. Мы думаем, что он у нас есть и что мы
можем в любой момент вбить его в доску. Как бы не так! Едва доходит до дела,
оказывается, что этот фантом мы сперва должны испытать, пропустить через себя в деле –
и только затем сможем им действительно пользоваться. «Критерий истины – практика».

Интуиция – не экзотическая бабочка, порхающая с мысли на мысль; это тяжелый

железный лом, которым мы пробиваемся в неведомое. Но вы бы нам не поверили, если б
мы попытались утверждать, что и у малыша этот лом – тяжелый и железный. Помните? –
функция творит орган. Малышу такой лом не нужен; его инструмент соответствует его
задачам. Правда, задача перед ним грандиозная: понять и освоить весь мир,– но поскольку
он не берется решить ее всю сразу, а делает это последовательно, слой за слоем,
увеличивая радиус своих притязаний, то и интуиция у него развивается и крепнет
постепенно. Потом – у творца – этот радиус устремится в бесконечность. Представляете,
какая нужна творцу (она у него есть!) интуиция, если ей нипочем любые расстояния?..

Кто же пеленает этот прекрасный инструмент? Кто пытается запереть его в футляр и
спрятать от греха подальше?

Лентяй.

Не ленивец в обиходном смысле этого слова, а – в соответствии с нашей градацией –

человек, не имеющий желаний. Человек, работающий по принципу: сколько бьешь –
столько и едешь; работающий не потому, что хочет, а потому, что так надо; работающий
до того момента, пока не пред ставится возможность улизнуть.

Это он обкладывает малыша запретами. Пусть они имеют форму родительской любви и
заботливости – от этого развивающейся интуиции не легче.

Это он засоряет детскую память мусором. Правда, вроде бы и здесь нет его вины: его
собственная критичность ничтожна, настроена на стереотипы, поэтому он не в силах
различить, где мусор, а где – нет, но интуиция малыша, погребенная под этим хламом,
вынуждена работать с неэнергоемким материалом, ей не на что опереться – все
оказывается фантомом, все проваливается под ударами маленького лома без
сопротивления; а нет сопротивления – нет и действия.

Это он пеленает 1) тело, 2) движения, 3) мысли и 4) чувства маленького человечка, пока

тот не окажется в ситуации края, когда его энергопотенциала хватает только на рост и
физическое развитие. А школа заколачивает крышку ящика, который коверкает тело
будущего гуинплена,– вгоняет его в состояние хронического утомления, при котором
интуиция молчит: у нее просто нет сил, чтобы заявить о себе, чтоб хотя бы прохрипеть,
что у этого ребенка еще есть шанс.

Мы говорим: они ко всему безразличны. Мы говорим: они ничего не хотят делать. Мы

говорим: к ним прирастает все дурное, наносное, аморальное... Правильно. А теперь
вспомните, что еще несколько лет назад про их действия можно было сказать: устами
младенца глаголет истина, и это была не фраза, так оно и было – они действительно
работали на уровне истины! Но мы
1) отгородили их от действий,
2) подменили реальный мир миром фантомов,
3) творческое «хочу» сломали железным каблуком «надо» – и получили то, что видим
каждый вечер возле своих парадных.