В СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
Жизнь города
и деятельность горожан
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
ГОРОД
В СРЕДНЕВЕКОВОЙ
ЦИВИЛИЗАЦИИ
ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ
Том 2
Ж и зн ь города
и деятельность
горож ан
5?
МОСКВА
«НАУКА»
1999
УДК 94/99
ББ К 63.3(0)4
Г 70
Ответственный редактор
доктор исторических наук
А .А . С В А Н И Д ЗЕ
Редакционная коллегия:
А .А . С В А Н И Д ЗЕ , О.И. ВАРЬЯШ ,
П.Ю. УВА РО В (ведущий редактор тома), А.П. ЧЕРНЫ Х
Рецензенты:
кандидат исторических наук Д.Г. ФЕДОСОВ,
доктор исторических наук В.П. ШУШАРИН
К ЧИТАТЕЛЮ 5
© А.А. Сванидзе
5
городской истории и роли города в известных, судьбоносных событиях
эпохи. Соответственно построен и аппарат труда: каждому очерку при
дан краткий список основной литературы, иногда и источников, не рас
считанный, разумеется, на “узких” специалистов, но позволяющий по
лучить дополнительные сведения, необходимые справки, некие исход
ные, отправные координаты.
Подавляющая масса текстов задумана и создана отечественными
специалистами. Это дает возможность увидеть, оценить национальные
школы и подходы, но сразу же обнаруживает и ряд лакун, которые мы
пока не смогли заполнить и, видимо, вправе рассматривать как “зада
ния на завтра”.
Труд состоит из четырех томов, каждый из которых несет свою
смысловую нагрузку. Первый том - “Феномен средневекового урба
низма” (М., 1999) - представил город в его основных параметрах и
свойствах, включая краткие характеристики регионально-националь
ных вариантов городского развития. Следующие три тома углубляют,
конкретизируют, дополняют постановочные разделы первого тома.
Поэтому объем конкретно-исторических разделов в них значительно
шире и по большинству сюжетов преобладает. В подготовленном тре
тьем томе - “Человек внутри городских стен” - рассматриваются раз
личные аспекты и особенности функционирования городской социаль
ной системы. Четвертый том - “Extra muros: город, общество, государ
ство” - посвящен месту города и бюргерства в средневековом общест
ве, его взаимодействию с прочими стратами и структурами и участию в
событиях эпохи.
Настоящий, второй том - “Жизнь города и деятельность горо
жан” - ставит своей задачей осветить многообразие и особенности за
нятий в городе, прежде всего хозяйственных.
Наибольшее по объему место отведено здесь торговле, что объяс
няется двумя причинами. Во-первых, и современники, и большинство
историков именно торговлю считали и считают наиважнейшим заняти
ем горожан, определяющим городскую специфику поселения и лицо
города. Во-вторых, в силу ряда обстоятельств отечественная наука до
последнего десятилетия почти не подвергала средневековую торговлю
комплексному рассмотрению, в отличие, например от средневекового
ремесла. Мы попытались дать обобщенную картину этого феномена,
выявить специфику основных торговых зон, классифицировать формы
торговых объединений, определить особенности социальной психоло
гии купцов, их этики, их места в обществе, а также обрисовать матери
альные стороны их деятельности: освоение новых форм коммуника
ций, способы ведения торговой документации, кредит.
В рассказе о ремесле мы совмещаем анализ средневековых техно
логий с социально-психологическими характеристиками цеха, ремес
ленника и подмастерья. Материалы городских цехов Италии, Нидер
ландов, Англии - “шерстяного треугольника” Западной Европы
XIV-XV вв., а также некоторых цехов в развитых отраслях городского
ремесла Германии и Франции дают образцы начинающегося и в разной
мере продвинутого разложения цеха, прежде всего за счет разрушения
его эгалитарных принципов, формулы естественного слияния работни
6
ка и средств труда и столь же естественного воспроизводства этой фор
мулы и самих мастеров. Эти факты и материалы широко известны. Го
раздо менее известны нашему просвещенному читателю (да и востре
бованы в зарубежной литературе) факты, касающиеся более ранней
истории цехов и их наиболее классических форм, в полной мере отра
жающих особенности труда, в том числе наемного, в ремесле и отно
шения в ремесленной мастерской. Именно таким проблемам уделено
основное внимание в соответствующем разделе данного тома, что поз
волило, в частности, на новом уровне рассмотреть дискуссионные воп
росы о сущности цеховых корпораций и иных форм самоорганизации
ремесленников.
В томе приводится материал об организации городского контроля
за системой мер и весов, интересный в аспекте инфраструктуры эконо
мической жизни города.
Не обойдены вниманием и непроизводственные формы деятельно
сти горожан, играющие в жизни города огромную роль. Новые подхо
ды и материалы заняли заметное место в специальных очерках о труде
и статусе “интеллектуалов”, а также формах духовной деятельности,
осуществляемой, в частности, монахами в городе. Вообще ни в отече
ственной, ни в зарубежной литературе эти проблемы ранее никогда не
становились предметом самостоятельного, целостного изучения. Более
традиционный сюжет, посвященный развитию науки и техники в горо
де, также присутствует в томе, причем в непривычном, максимально
конкретном ракурсе.
История маргинальных слоев, проблемы бедности и преступности
в городе, напротив, подвергались за три последние десятилетия интен
сивному изучению на Западе. Но результаты этих исследований недос
таточно известны отечественному читателю, и соответствующий раз
дел тома призван в какой-то мере восполнить этот пробел.
Завершает том сквозная для всего издания рубрика “Эти разные,
разные, разные города...” В данном томе, исходя из его проблематики,
выбраны примеры “специализированных” городов: торговый (ганзей
ский) центр, “индустриальный” город, крупный порт, университетский
центр.
Редколлегия выражает искреннюю признательность Российскому
гуманитарному научному фонду, без финансовой поддержки которого
мы вряд ли смогли бы подготовить и выпустить в свет этот труд; руко
водству Института всеобщей истории РАН, оказывающему нам посто
янное содействие в наших научных поисках; коллективу ученых Цент
ра истории западноевропейского средневековья и раннего нового вре
мени, повседневно помогавшему нам авторским участием, консульта
циями, организационной работой.
А Л . Сванидзе
ЧЕЛО ВЕК ТОРГУЮ Щ ИЙ
ТОРГОВЛЯ И КУПЕЧЕСТВО:
КОНТУРЫ “ОБЩЕСТВЕННОГО ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ”
ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
© А.А. Сванидзе
8
Путь от Лондона до Иерусалима.
Итинарий Матвея Парижского. 1252 г.
В качестве продавцов, покупателей и посредников в торговле так
или иначе участвовали все горожане со своими товарами, изделиями,
услугами. Кроме того, с рынком и портом в городе были связаны зна
чительные группы обслуживающих эти места людей: контролеры, ве
совщики, грузчики и возчики, таможенные сборщики и т.д.
Не только городские, но и государственные законодательства уде
ляли большое внимание организации торговли, средствам обмена и мо
нетной чеканке, тарифам и расценкам, торговым привилегиям и, разу
меется, пошлинам и всякого рода торговым сборам, которые были
важным источником пополнения казны - государственной, городской,
сеньориальной.
Место торжища обычно подлежало “миру” - в числе тех публич
ных мест, где действовали законы высшей юрисдикции. Многие госу
дари брали рынок того или иного города под покровительство “коро
левского мира”, под свою верховную охрану. Одновременно торговля
подвергалась жесточайшей регламентации со стороны королевской
власти, сеньоров и самих городов: строго определялись сезоны, меся
цы, дни недели и часы торговли, ее место и порядок ведения на рынке
и ярмарке, на пристани и в других местах. Нередко регулировались це
ны, особенно на продукты питания, от подвоза которых прямо зависе
ло существование горожан, а также разные виды городской работы.
Обычно регламентация была направлена также на ограничение торго
вли так называемых “чужаков”, т.е. не жителей данного города - в
пользу его собственных бюргеров. Чужакам, прежде всего иноземцам,
запрещали торговать в порту, торговать в розницу, разъезжать с целя
ми закупки или продажи товаров по деревенским окрестностям, прово
зить товар из города в город без пошлины и т.д.
Типология средневековой торговли порождает ряд проблем. На
пример, современное деление на внутреннюю и внешнюю торговлю
применительно к средним векам (во всяком случае, к классическому
средневековью) справедливо лишь в отношении ограниченного числа
стран, расположенных достаточно изолированно, преимущественно
островных или полуостровных. Нечеткость государственных границ
(как, нередко, и состава государств), разобщенность областей и рай
онов внутри каждой страны и самих городов делали “чужаком” в горо
де любого человека, который в нем не жил постоянно. Соответствен
но “внешней торговлей” становился обмен с любыми субъектами, не
относящимися к местному бюргерству (или к “своим” господам). Раз
личение типов торговли в ту эпоху возможно, скорее, по другим при
знакам: 1) торговля граждан города с местными жителями, соседями;
2) то же - с теми, кто не является местным бюргером (крестьяне, жи
тели соседних городов и т.д.); 3) торговля подданных государя этой
страны или области с иноземцами; 4) характер торгового ассортимен
та, тем более что многие торговцы специализировались на известных
видах товаров; 5) протяженность торгового маршрута; 6) формы и
степень регулирования; 7) формы, типы организации. Большинство из
этих признаков обычно сочетались. Так, предметы повседневного
спроса имели хождение преимущественно в ближайшей и местной
торговле, хотя фигурировали и в дальней (хлеб, соль, вино, красители,
10
хмель и др.). Для дальней торговли были больше характерны предме
ты узкого спроса и высокой цены, а также весьма разнообразные ви
ды товариществ (см. ниже). Обычно приграничная “зарубежная”
торговля отвечала принципам и ассортименту ближних связей (и, за
метим попутно, играла большую роль в вопросах войны и мира между
ближайшими соседями). А торговля между отдаленными территория
ми одной страны во многом велась по правилам “большой” дальней
торговли, с ее высокими ценами и прибылями, жесткой коммерческой
и охранительной организацией торговцев и т.п. Обычно дальняя
(крупная) и местная (мелкая) торговля подвергались и разным мерам
регулирования.
Уже в раннее средневековье в международной торговле Западной
Европы начали формироваться две торговые зоны. Первая - среди
земноморская, с обширными античными традициями внутризонально-
го товарообмена. В этой зоне страны европейского юга - будущие Ис
пания и Португалия, Южная и Центральная Франция и Италия (а так
же, конечно, Византия) активно торговали между собой, с Северной
Африкой, черноморско-азовскими портами и Малой Азией. Этот тор
говый регион пережил ряд подъемов и спадов, связанных, в частности,
с движением арабов, крестовыми походами, захватами турок, но неиз
менно сохранял мощный потенциал. Изначально в ту эпоху ведущие
позиции в торговле южной зоны занимала Византия; она стояла на вер
шине торгового треугольника Ближний Восток - Константинополь -
Западная Европа. В IX-X вв. большое значение имела торговля италь
янского города Амальфи. Его кодекс морского права (Tabula amal-
phitensis) - один из принятых в христианском Средиземноморье. Одна
ко после IV крестового похода и, особенно заметно, с середины XIII в.,
поднялась соперница Византии - республика Венеция. Венеция, затем,
Генуя, Пиза заняли лидирующее положение в средиземноморской тор
говле. Через генуэзские колонии в Крыму (Сурож - Судак и Каффа -
Феодосия) и византийские (Херсонес) Западная Европа была связана с
черноморской и волжской зонами торговли. Одновременно усилились
товарные потоки в направлении Западного Средиземноморья, где за
метную роль играли Марсель и Барселона.
Со второй половины XIII в., с образованием огромной монголо-та
тарской империи, итальянские города установили новые прямые связи
с Востоком, вплоть до Индии и Китая. Остров Кипр служил перевалоч
ным пунктом на путях в ближневосточные страны.
Торговое соперничество Венеции и Генуи не раз приводило в кон
це XIII-XV в. к столкновениям, вплоть до морских сражений. В конеч
ном счете верх взяла Венеция. В 1365 г. она присоединила остров Кор
фу, в XV в. покорила материковые города Падую, Брешию и Бергамо.
Расположенная на 60 островах, она не только в торговом, но и в поли
тическом отношении стала поистине большой по значению морской
империей Срединного моря. Цепь ее торговых постов протянулась к
Леванту. Хотя население Венеции (вместе с предместьями) составляло
не более 150 тысяч жителей, они инвестировали в торговлю до 10 млн
золотых дукатов и в начале XV в. получали до 2500 тысяч дукатов от
своей дальней торговли.
И
В торговле на Черном море, с портами Крыма и Кавказа, Генуя во
второй половине XIII в. одержала верх над Венецией, но впоследствии
последняя добилась у Византии права свободной торговли и на Черном
море.
Из Леванта и чрез Левант везли перец, пряности, лекарственные и
косметические средства, шафран и другие красители, шелк, квасцы,
дорогую древесину и драгоценные камни, сухофрукты и т.д. Из черно-
морско-азовских районов вывозили также рыбу и икру, хлеб, мех, воск
и, особенно, рабов, которых отправляли на Восток. Туда же устремлял
ся из Европы поток других товаров: толстые сукна, янтарь, меха, желе
зо, олово, свинец, медь, изделия из металлов.
Но в целом для южной торговой зоны и, в первую очередь, торго
вли с Левантом была характерна большая роль “красного” и “легко
го” товаров, предметов узкого спроса, особенно верхушечного, в том
числе предметов роскоши. Именно поэтому левантийская торговля
создавала сверхприбыли. Но с XV в. особенно расширилось циркули
рование внутри южной зоны таких повседневных товаров, как зерно,
соль, шерсть, иголки, ножи, шпоры, вино. Из Южной Италии, напри
мер, сельскохозяйственные продукты шли в Центральную и Север
ную Италию, Далмацию, Прованс, Испанию и Византию. С XII в. ак
тивизировались связи с Северной Африкой, появились первые догово
ры о “мире и торговле” между городами Северного Средиземноморья
и государствами Магриба. Если в Леванте особенно активными были
итальянские купцы, то в Северной Африке такую роль играли купцы
из Южной Франции. Но в торговом освоении Африки очень сильными
были позиции Лиссабона и вообще Португалии, особенно с XV в.
Многие торговые города Европы держали в Лиссабоне своих предста
вителей.
Во второй половине XIV в. средиземноморская торговля стала
сильно страдать из-за пиратов, против которых неоднократно направ
лялись экспедиции Генуи, Каталонии, южнофранцузских городов.
Благодаря посредничеству Венеции Левант был связан с торговы
ми городами, в том числе ганзейскими, а также ярмарками в Брюгге, с
Лондоном и Саутгемптоном в Англии. Войны с турками, а затем пере
мещение торговых путей на запад способствовали упадку Венеции. Но
это - уже в XVI столетии.
Уже с эпохи викингов и, особенно, с XIII в. повышается в южной
торговле и роль Северной Европы, куда подчас уходило до 9/10 леван
тийских пряностей. Одновременно обнаруживается все более растущее
значение северной торговой зоны как таковой.
Северная торговая зона охватывала страны Балтики и Северного
моря, Северо-Восточной Атлантики: Англию, Фландрию и Брабант,
Северные Нидерланды, Северную Францию, Северную и Централь
ную Германию, Прибалтику, Русь, Данию, Швецию и Норвегию. В тор
говле северной зоны основное место занимали “тяжелые” (рыба, соль,
зерно, корабельный лен, металлы и изделия из них) и “красные” (сук
на, шерсть) товары, а также лен, пенька и воск. Здесь с XIII в. в торго
вле доминировали северогерманские города, купцы которых объеди
нялись в группу союзов - Немецкую Гангу.
12
Между южной и северной торговыми зонами существовала регу
лярная связь через альпийские перевалы, особенно Сен-Готард и Брен
нер, затем по Рейну и другим великим рекам, где все города были втя
нуты в торговлю. Из сухопутных трансевропейских маршрутов были
известны “дорога франков”, которая соединяла Сиену и другие италь
янские города с Францией, путь из Каталонии в Брюгге и др. В конце
ХШ-XIV в. расширилась связь юга и севера - очень важный путь по
морю через Гибралтар. В трансрегиональном обмене большую роль
играла такая древняя форма торговли, как ярмарка - сезонное широ
кое торжище, которое служило целям и оптовой, международной, и ме
стной торговли.
Межрегиональные и общеевропейские торговые связи были важ
нейшим каналом материальных и духовных заимствований, обмена
опытом. Их роль в области взаимодействия культур трудно переоце
нить.
Вообще о местной торговле, к сожалению, мало сведений. Одна
ко не раз высказывалось предположение, что именно в местной торго
вле обращались основные массы товаров и реализовывалось влияние
товарного обращения на характер производства. Местная торговля со
средоточивалась преимущественно в городах. Но во многих случаях
она велась параллельно в городе и на сельских торжищах, которые хо
тя и уступали городским рынкам по регулярности и значимости, но
принимали на себя значительную долю товарных потоков повседнев
ного значения. Этот вариант был характерен для северной торговой
зоны, прежде всего Скандинавии, Британских островов, большинства
германских земель. Политика городов и королевской власти в отноше
нии сельской торговли была жесткой: города боролись за свою моно
полию в этой области, государство заботилось о соблюдении пошлин
ного режима. В местной торговле оборот товаров шел между городом
и деревней и между соседними районами. Продовольствие, фураж, ре
месленное и бытовое сырье предлагались здесь в обмен на другие то
вары этого рода, ремесленные изделия и деньги. Подавляющее боль
шинство мелких и немалое число средних городов выросли благодаря
местной торговле.
Значительный интерес представляет социальная характеристика
феодального рынка. Какие группы населения непосредственно были
представлены в товарообмене? Совершенно очевидно, что уже с нача
ла средневековья все более расширялась категория и усиливалась роль
профессиональных торговцев. Вместе с тем их число в общем составе
торговавших лиц было ничтожным, так как основную массу товаров
сбывали их непосредственные производители - крестьяне, ремесленни
ки, рыбаки, промысловики, а также господа-рентовладельцы (в том
числе монастыри и корона) через своих служащих1.1
1 Кроме того, в самом городе масса людей так или иначе участвовала в обслуживании
торговли: моряки, грузчики и т.д. Нередко эти люди и сами подрабатывали торговлей,
вкладывая средства в торговые операции, торгуя по мелочам. Торговлей же нередко
подрабатывали замужние горожанки (например, продавая сваренное ими пиво). Обо
всем этом известно из городских постановлений, запрещающих торговые операции го
рожан, не зарегистрированных в качестве торговцев или ремесленников.
13
Социальный характер субъектов рынка, рыночные связи оказыва
ли огромное воздействие на судьбу крестьянско-сеньориальных отно
шений. Они сказались, соответственно, и на эволюции уже с XIII в.,
особенно в период и после “аграрного кризиса” XIV-XV вв., поместно
го хозяйства, сеньории в целом. Там, где господа предпочитали сами
сбывать через рынок продукты домениального хозяйства и рентные
поступления - там сохранялись натуральные повинности, возрожда
лись или складывались наново самые “феодальные” формы крестьян
ской зависимости и обязательств: барщина, личная крепость и т.п. Это
было особенно характерно для Восточной и Северной Европы, для За-
эльбской Германии, но также для некоторых территорий европейско
го Запада и Юга. Напротив, там, где рыночные связи осуществлялись
через крестьян, ускорялась коммутация ренты и ослаблялась либо во
все исчезала личная зависимость крестьян.
Деньги все активнее участвовали в обращении товаров, причем иг
рали в нем разнообразную роль: как платежное средство, как всеоб
щий эквивалент и мера стоимости и, наконец, как особый товар.
В средние века - в деревне особенно, но, вероятно, также на всех
ярмарках - долго и часто практиковался прямой обмен товара на то
вар, когда деньги в их монетной форме использовались только для
уравнивания счетов. В большой торговле в качестве “крупных денег“
были в ходу слитки драгоценных металлов, чаще всего серебра, кото
рые оценивались по весу2. Первые золотые монеты (дукаты, затем це
хины), необходимые при крупных сделках, были отчеканены Генуей
(начало XIII в.), Флоренцией (1250), Венецией (1284). Сохранились пря
мые доказательства того, что в качестве денег в некоторых местах ис
пользовались ходовые товары. В Скандинавии, согласно областным за
конам, такими деньгами еще в XIII в. могли служить быки, штуки сук
на, в том числе домотканого, бруски железа. В городах, однако, обыч
но применялись монеты, и обилие мелкой монеты свидетельствует о
размахе розничных сделок, торговли предметами повседневного, бы
тового спроса.
Чеканенные монеты как товар ввозились обычно в страны и на
территории, где ощущалась нужда в драгоценных металлах. Подчас
они использовались на новом месте в качестве монетного сырья, шли
по весу и поступали в перечеканку. Но более важным моментом торго
вли деньгами является уже рано возникший в профессиональной среде
рынок собственно денег, в том числе монет. Это прежде всего обмен
ные операции. Ведь каждый вольный город, епископ, граф, не говоря
о короле, чеканил свою монету, разнообразие монет было чрезвычай
ным и требовались особые менялы для перевода денег в те, которые
имели хождение в нужном купцу пункте. Функции менял постепенно
расширялись и усложнялись. Они занимались и переводом денежных
сумм со счета на счет (начало чему положила Венеция), причем распи
ска, выдаваемая в данном случае, играла по существу роль векселя. Пе
ревод денежных средств производился подчас на очень большие рас
14
стояния, что подразумевает наличие филиалов меняльно-банковского
дома. Наконец, деньги использовались в качестве кредитного средства
- под расписку или залог (товары, недвижимость и т.п.). Торговый кре
дит имел всеобщее распространение в сфере оптовых сделок и дальних
поездок. Особенно частыми были короткие ссуды, в пределах 3-9 ме
сяцев, которые обеспечивали быстрое обращение капитала.
Сам термин капитал (capitale, от латинского caput, голова) появил
ся впервые в Италии примерно в ХП-ХШ вв. и в XIV в. получил там
широкое употребление в значениях: ценности; запас товаров; масса де
нег; деньги, приносящие процент. Он встречается у Боккаччо и других
авторов. Известный сукнопромышленник и торговец из Прато (около
Флоренции) Франческо Датини в 1399 г. писал об обеспечении “под ка
питал” (il chapitale). Из Италии термин распространился в Германию и
Нидерланды, затем попал во Францию. Постепенно он свелся к обозна
чению денежных средств купца или купеческого товарищества. Купцы,
промышленные предприниматели, вообще “деловые люди” стали раз
личать основной капитал (движимое и недвижимое крупное имущест
во, средства труда и природные богатства) и капитал оборотный, кото
рый использовался в сферах производства и обращения (прежде всего
товары и сами деньги). В числе характерных особенностей основного
капитала той эпохи было очень слабое включение в него земли, зе
мельной собственности.
Денежный кредит предоставлялся обычно под 10% годовых или
2,5% на три месяца, но были возможны и более высокие, ростовщиче
ские условия. Денежный кредит вообще смыкался со ссудно-ростовщи
ческими операциями, то есть торговлей деньгами. Одной из форм кре
дитования была продажа или купля товаров в кредит. Существовала, в
частности, особая “морская ссуда”, которая давалась под очень высо
кие проценты, так как могла быть возвращена только в случае благо
получного возвращения должника.
Общеизвестна роль в средневековой торговле XIV-XV вв. специ
альных банковских контор, особенно “ломбардцев”, которые соединя
ли банковское и ростовщическое дело; последнее обычно маскирова
лось, так как церковь запрещала давать в долг под проценты (что не
мешало монастырям широко заниматься ссудными операциями, при
том зачастую под залог земли). Банкиры наживали свой капитал пре
жде всего именно в сфере ссудных операций. Во многих случаях вла
дельцы денежного капитала - банкиры сочетали торговлю деньгами с
оптовой торговлей другими товарами и вкладывали средства в круп
ные предприятия типа горно-плавильных (яркий пример - дом Фуг-
геров).
В принципе банки существовали издревле. В средние века, в част
ности, во Флоренции, они возникли скорее всего из взаимных услуг
торговых компаний и сообществ (крупные торговые и банковские ком
пании в этом городе известны уже с XIII в.). В XV в. появляются госу
дарственные банки в Барселоне, в Генуе. Там не занимались займами и
авансированием, но лишь переводом денег со счетов. Главенствовал
принцип, что деньги не могут быть “мертвыми”, они должны быть все
время в обороте.
15
Возможно, по этой причине торговые маршруты, как правило, бы
ли замкнутыми: из Любека в Стокгольм или из Ревеля в Або и обрат
но, из Венеции в Александрию и обратно. Привезенные в Византию с
Востока тюки с пряностями, перцем, снадобьями, шелками реализовы
вались на “немецком дворе”, откуда через ганзейских купцов они по
ступали в Скандинавию и Прибалтику, а оттуда везли на юг сельдь,
медь, бруски железа, воск, меха, янтарь. За сезон купец из Любека со
вершал несколько рейсов в Стокгольм, Лондон, Або или Ревель, что
давало его капиталу быстрый оборот. Прибыль обычно нарастала от
возвратной фазы, когда полностью учитывался местный спрос.
Торговые пути являлись одной из главных сложностей средневе
ковой торговли. Сухопутные дороги были предметом заботы властей,
которые мобилизовывали местные общины на сооружение и ремонт
дорог и мостов (побудительные мотивы властей здесь были прежде
всего административными и военно-строительными). Несмотря на это,
дороги оставались в подавляющем большинстве случаев неухоженны
ми, плохо оборудованными; кроме того, на них располагалось множе
ство таможен. Все это делало сухопутные дороги мало эффективными
для торговцев. Однако все же основную массу товаров, особенно в ме
стной и ближней торговле, перевозили больше по суху, особенно пос
ле изобретения усовершенствованной конной упряжи, прежде всего
плечевого хомута, что произвело “тихую революцию” в сухопутных
грузовых потоках. Известны и очень далекие сухопутные маршруты,
например, в торговле через Северное Причерноморье, которую вели
Византия и Венеция с Ближним Востоком и Юго-Восточной Азией; из
Причерноморья, в частности, перегоняли крупный рогатый скот даже
на бойни Италии.
Широко использовались, в том числе крестьянами, передвижения и
перевозки по рекам и каналам. Такие реки, как Рейн, Луара, Марна,
Сена, Уаза, По, Темза были подлинными торговыми артериями. Что
касается морских первозок, то здесь господствовал каботаж, и везли
товары прежде всего купцы-оптовики. Впрочем, с XIV в. странствую
щие крупные торговцы встречались все реже: путешествовали от пун
кта к пункту товары с сопровождающими доверенными людьми, а не
сами купцы.
В каждой из двух основных торговых зон сложились свои типы су
дов. В Средиземном море ходили длинные корабли с треугольным
(“латинским”) парусом, заимствованным позднее северянами. Венеци
анские “круглые” торговые галеры (с начала XIV в.) водоизмещением
в 100, а затем 300 тонн, ходили на веслах и под парусом. Генуэзские ка-
раки, охраняемые лучниками и пращниками, в XV в. брали на борт
1000 и более тонн груза. Португальские баркасы и каравеллы с двой
ным парусным оснащением, “фландрские галеры” (для плавания во
Фландрию), позволили южной торговой зоне установить прямую связь
с северной торговой зоной. Первой путь во Фландрию, в Брюгге, через
Гибралтар проложила Генуя. Северные корабли были преимуществен
но “круглыми”; они обшивались досками внахлест и несли квадратные
паруса, что, в свою очередь, заимствовали южане. В начале XV в. пор
тугальская каравелла несла уже две мачты - с квадратными и тре
16
угольными парусами - и имела нашитые внахлест борта. Ганзейские
когги и нефы заходили и в Средиземное море. Обычно торговый ко
рабль брали на паях, нанимая слуг, команду и офицеров-моряков - лоц
мана, боцмана, капитана. Иногда капитаном был один из пайщиков.
Наем корабля был одной из форм кооперации в области торгов
л и , которые были весьма разнообразными. Но начать все же следует с
такой организации, как гильдия или братство. Гильдии торговцев в
еще большей степени, чем ремесленные цехи, были распространены в
городах Западной Европы. Гильдия могла объединять торговцев одно
го ранга, скажем, крупных торговцев-оптовиков или судовладельцев,
или, в небольшом городе, всех торговцев; или торговцев известными
товарами, например, суконщиков или виноторговцев; или лиц, торгую
щих в определенном, общем для них месте: часто каждый торговец,
особенно купец имел свой ареал разъездов, привычные места получе
ния и сбыта своих товаров. В последнем случае гильдия смыкалась с
компанией. Каждая гильдия имела своего святого покровителя, свой
алтарь или даже церковь, помещение для общих собраний. В гильдии
были выборные должностные лица, которые наблюдали за соблюде
нием гильдийского устава, где важное место занимали пункты о взаи
мопомощи при кораблекрушении, потере товара, гибели кормильца -
главы дома.
Помимо гильдии и наряду с ней, в средневековой торговле бытова
ли и другие формы объединений, часто связанные между собой. Неко
торые из них ведут историю издревле. Так, по торговым путям, на ме
стах своих обычных стоянок купцы нередко строили свои церкви, чаще
всего Св. Николая, почитаемого покровителя странствующих, особен
но по морю. (“Цепь” таких церквей или их останков на побережьях Се
верного и Балтийского морей и дальше в Северо-Восточной Европе
служит сегодня для исследователей ориентиром при реконструкции
торговых маршрутов в этом регионе). Церкви служили для них цент
ром общения и объединения. Обычно приезжие купцы селились в дру
гих городах, в чужих странах разбросанно в гостиницах, у местных жи
телей, у своих компаньонов, агентов или партнеров и т.д. А в ряде слу
чаев, когда в ходе торговых отношений, в результате их регулярности
и масштаба, в тот или иной чужой город постоянно попадали значи
тельные группы купцов-земляков, они образовывали там компактные
поселения, занимая особый квартал или улицу. Так возникало фонда-
ко - торговая колония, земляческое объединение купцов - выходцев из
одного города, из одного района и даже страны. В рассматриваемое
время известными земляческими объединениями были, в частности,
“немецкие дворы”: “Петровский двор” в Новгороде, “Немецкий мост”
- в Бергене, Венеции (Fondako dei Tedeschi, с 1228 г.), “Стальной двор”
(Steelyard, 1260) немецких купцов в Лондоне, там же подворья Любека,
Гамбурга и фламандцев, многочисленные колонии итальянских купцов
в Париже (конец XIII в.), в Севилье и Лиссабоне, на Востоке, колонии
купцов-иноземцев в Брюгге (немецкая - с середины XIII в., гасконская,
испанская, венецианская, генуэзская, португальская и др.), организации
английских купцов в Пруссии и в ганзейских городах (с 1404 г.), в Зе
ландии, Голландии, Брабанте и Фландрии (с 1407 г.), в Норвегии, Шве
17
ции и Дании (с 1408 г.). Фондако были распространены и в торговле с
Левантом в период ее расцвета (до конца XIV в.). Купеческие земляче
ства образовывали фондако и на шампанских ярмарках, которые пере
двигались из города в город вслед за ярмаркой.
Фондако включал жилые помещения, административные центры,
склад, гостиницу, нередко торговые ряды и церковь. Колония имела са
моуправление, жила по законам своего города и обычаям своей страны
и обладала известными привилегиями на торговлю в данном пункте. В
принципе приезжие купцы, которые жили в фондако, вели дела само
стоятельно, но иногда принимали уставы колонии, регулирующие их
торговлю и быт. Там, где не было колонии, интересы купцов-соотече-
ственников защищали особые консулы, связанные с их родным горо
дом. С XIII в. эту должность ввела Барселона, и к концу XV в. барсе
лонские консулы трудились уже в 50 средиземноморских пунктах, где,
вероятно, возглавляли купеческие колонии.
Другой формой купеческих объединений были сухопутные и мор
ские караваны и конвои (караваны с охраной), которые обеспечивали
безопасность торгового предприятия и обычно регулярно курсировали
каждую навигацию. Хорошо известны, в частности, караваны итальян
ских и ганзейских купцов. В таких объединениях сотрудничество стро
илось обычно на паях, т.е. они были предшественниками акционерно
го общества. Впрочем, паевое товарищество было распространено и в
производстве: мельничном деле, горнорудном и металлургическом
производстве, соледобыче и т.д., где нередко был задействован и купе
ческий капитал.
Достаточно рано возникли и различного типа торговые компании.
Торговая компания - это организация торговцев, преимущественно
купцов, занятых во внешней или дальней крупной торговле, с разделом
прибылей между участниками пропорционально вложенному капиталу
(см. ниже).
Крупные торговцы редко ограничивали свою деятельность только
сферой обмена. Они занимались ростовщичеством, эксплуатацией не
движимости в городе и вне его стен, операциями морского фрахта,
вкладывали деньги в ремесленное производство, организовывали про
мысловые артели. Практически все купцы имели земельные владения,
подчас за пределами округи своего города. Земля служила гарантией
платежеспособности, эксплуатировалась и как источник феодальной
ренты, поставщик продовольствия для купеческого дома, место отды
ха, способ сохранения капитала в условиях многих превратностей судь
бы и, конечно, канал связи с землевладельцами высших социальных
групп, что способствовало и деловым контактам, и повышению соци
ального статуса деловых людей. Хотя доход от земли был меньше, чем
от торговли (обычно не более 7-10%), но он был стабильным. Чем бо
гаче был купец, тем более многообразной была его деятельность, бо
лее широкими - деловые и социальные контакты. Но, как ни парадок
сально, тем более замкнутой, тесной, элитарной была непосредствен
ная среда, в которой он вращался, его “общность”.
Это был совершенно особый тип человека: инициативный, пред
приимчивый, подвижный, с острым умом и обширным опытом. Купцы
18
обычно наследовали свой статус. Изначально они выходили из слоев
бюргерства (один из немногих известных примеров очень видного куп-
ца-предпринимателя, вышедшего из среды крестьян, - история тех же
Фуггеров, семья которых проделала путь от села под Аугсбургом через
ремесло ткача бумазеи в этом городе - к огромной фирме). Их образ
жизни был подвижным. Однако уже с XXV в. крупный купец большую
часть времени оставался в своей главной конторе и деятельно управлял
своими помощниками и служащими, в том числе доверенными агента
ми (нередко это были молодые родичи и младшие компаньоны) в горо
дах - торговых партнерах. Он контролировал сделки и счета, вел об
ширную деловую переписку. Как правило, крупные купцы входили в
патрициат, в правящие слои города, особенно торгового, заправляли
его делами, представляли его интересы, что успешно использовалось
ими в интересах коммерции, вообще “дела”. Такие купцы постепенно
получали дворянство, нередко роднились со знатными господами. Во
многих городах северной торговой зоны ведущими купцами были ино
земцы, итальянцы в Англии ХШ-XIV вв., немцы - в Дании, Швеции,
Норвегии XIV-XV вв., долго - в Прибалтике; их превалирование про
должалось до того времени, пока в этих регионах не усилилось и в пол
ный голос не заявило о себе национальное купечество.
Торговля и деятельность торговцев стимулировали формирование
в городах прослойки служащей интеллигенции: юристов, нотариусов,
архивариусов, экспертов, преподавателей. Сами купцы вели обширную
документацию. Известное представление об этом дают сохранившиеся
архивы, в частности, тысячи писем Франческо Датини из Прато, кото
рые обнаруживают его обширные торговые связи; или документы
флорентийца Джанфильяцци, деловые связи которого во второй поло
вине XIII в. тянулись через Альпы - в Дофине, в долину Роны, а на за
паде - к Монпелье и Каркассону; или архив семьи Мандуэлей из Мар
селя от первой половины XIII в., в котором сохранялись документы о
коменде, доверенности, долговые обязательства, акты купли-продажи,
судебные решения, касающиеся торговли; архивы Симона Руиса из
Вальядолида; француза Жака Кёра, немецких купцов - Кёрблеров,
Фуггеров, Паумгартнеров (XI - начало XVI в.) и др.
Торговцы, в первую очередь купцы, были в высшей степени заин
тересованы в светском обучении. Будущие купцы во Флоренции
XIV-XV вв. (но, вероятно, и раньше) изучали арифметику, счетоводст
во, ведение торговых книг; затем они иногда переходили в универси
тет, например Болонский, чтобы изучить право. Потом наступало вре
мя практики в лавке отца, в торговых путешествиях, в одном из фили
алов семейного торгового дома. Ганзейские купцы с ХШ в. в основном
уповали на практическую подготовку, и своих детей и учеников с 12-
14 лет отправляли в свои дальние конторы. В первой половине XIV в.
появляются торговые руководства.
Торговая корреспонденция, включавшая массу ценной для купца
информации - от курса денег и цен до политической ситуации - пред
ставляла интерес и для властей. Не случайно путешествующим торгов
цам нередко доверялись правительством поручения дипломатического
и агентурного характера. Немало купцов использовались государями и
19
местными правителями как финансовые советники и управляющие фи
нансами, таможенные откупщики, кредиторы короля.
Многие купцы хорошо знали литературу и пописывали сами, раз
бирались в искусстве, дружили с гуманистами.
Масштабы, роль торговли и купечества в жизни средневекового
общества не стоит абсолютизировать. Господство натурального хозяй
ства, слабость техники обмена, средств и путей сообщения, сословные
привилегии, феодальный сепаратизм, масса таможен и торговых сбо
ров, наконец, пираты на море и разбойники на суше - все эти общеиз
вестные обстоятельства тормозили товарообмен и сужали его воздей
ствие на социальную систему.
Однако и при этих условиях роль торговли была чрезвычайно ве
лика. Она способствовала росту самого купечества и, безусловно, ус
пешному и относительно быстрому экономическому развитию Запад
ного региона: создавала прочные хозяйственные связи, социально-эко
номическое взаимодействие отдельных отраслей производства, рай
онов, деревни, города, замка, монастыря, разных сословий. Этот (по
удачному выражению К. Маркса) “общественный обмен веществ” -
стал через товаризацию хозяйства и социальную перестройку - важ
нейшим фактором развития всей средневековой системы. Отметим
здесь некоторые наиболее примечательные моменты.
Торговля в те времена еще далеко не полностью отделилась от
других видов деятельности. Как уже упоминалось, наряду с профессио
нальными торговцами на рынок обычно выходили сами производите
ли товаров: городские и сельские ремесленники, промысловики, кре
стьяне, а также господа - дворяне, церковнослужители и церковные
учреждения. Королевская семья и коронные учреждения имели в горо
дах лавки и сдавали в аренду недвижимость, отправляли свои товары на
ярмарки и базары, строили и эксплуатировали корабли, имели торго
вых агентов, поставщиков и скупщиков из числа богатых горожан,
обычно купцов. Постоянными участниками рыночных сделок были
крестьяне, которые нуждались в ряде городских товаров, в деньгах для
уплаты ренты и государственных налогов. Они поставляли городу ре
месленное сырье и продукты питания: ведь при всем полуаграрном ха
рактере массы мелких городков общая нужда горожан в продовольст
вии, фураже, топливе удовлетворялась за счет их собственного труда в
лучшем случае только на треть.
В результате деревня все больше втягивалась в товарно-денежные
отношения. Как хорошо известно, это приводило не только к росту де
нежного обращения (и отношений вообще), не только к мобилизации
товарооборотом новых источников и центров сырья и сбыта, но и к
развитию нового типа деревенского производства, а именно торгового.
Важный показатель этого процесса - специализация на монокульту
рах: выращивании хмеля или красителей (дрок, марена, вайда), вино
градарстве, шерстяном овцеводстве, молочном животноводстве, льно
водстве и многом другом.
Прямое влияние товарно-денежные отношения, непосредственно
торговля оказывали на крестьянско-сеньориальные отношения и по
местную систему. Это особенно сказалось в период известного аграр-
20
но-демографического кризиса XIV-XV вв. Тогда европейская деревня
перестроилась таким образом, что общество, сохранив принципы фео
дальной -^социальной стратификации, одновременно создало новые,
перспективные формы хозяйственных и социальных отношений.
Там, где складывался емкий рынок сельскохозяйственных продук
тов, их сбыт брали на себя рентополучатели. При этом типе товарных
связей действовали два варианта развития структуры поместья. При
первом варианте домен ориентировался на товарное производство.
Здесь, в свою очередь, были возможны два пути эволюции поместного
хозяйства и строя. Так, например, в ряде районов Англии новое поме
стье ориентировалось на интенсификацию домениального хозяйства и
наемный труд. В Юго-Западной Германии на территориях с монокуль
турами (в частности, овцеводством) сельское хозяйство также стало
ориентироваться на труд арендаторов, издольщиков и наемных рабо
чих. Все это ставило традиционных крестьян вне поместья, резко со
кращало их слой. Напротив, в Северной и Восточной Германии укруп
нившиеся домены опирались на труд зависимых крестьян, и там дейст
вовала тенденция к усилению этой зависимости, что в конечном счете
(уже на следующем этапе) привело к так называемому вторичному за
крепощению крестьян (попытки такого рода имели место и в Англии,
и в Швеции - впрочем, не реализованные). При втором варианте домен
практически разрушался, его земля раздавалась в держания под сме
шанный, в значительной мере натуральный оброк; последний и сбы
вался рентополучателями на рынке. При этом крестьяне нередко обре
тали личную независимость.
Другой тип развития товарных связей был характерен для районов
с преобладающей денежной рентой. Тогда труд и риск, связанные с ре
ализацией продуктов на рынке доставались на долю самих крестьян.
Так было, например, во многих районах Франции, что способствовало
сохранению, даже усилению там мощного крестьянства и массы мел
ких крестьянских хозяйств.
В большинстве стран Западной Европы были в разной мере пред
ставлены оба типа и все варианты товарных связей деревни с рынком,
равно как обе формы ренты (примерно пополам). Так или иначе, это
вело к товаризации сельского хозяйства, складыванию иных внутрипо-
местных отношений, новой структуры или новой ориентации вотчины,
к разного рода изменениям в положении основного по массе слоя насе
ления того времени - крестьянства. На некоторых территориях, напри
мер, в Южной и Центральной Италии, где города вывозили сельскохо
зяйственную продукцию по всему Северному Средиземноморью (в Се
верную Италию, Далмацию, Прованс, Византию, Испанию и др.), сам
город непосредственно участвовал в решении крестьянских судеб. Он
освобождает, в частности, крестьян от некоторых тяжких форм личной
зависимости или выкупает сервов у сеньоров (“Райская книга” Боло
ньи, 1257; Флоренция, 80-е годы XIII в.), культивирует в деревне ис
польную аренду и наемный труд.
Важным побудительным мотивом здесь было расширение земле
владения самого города и горожан. Историки давно отмечают, что
процесс включения состоятельных горожан, прежде всего тех же куп
21
цов, судовладельцев, банкиров в землевладельческие структуры был
характерен практически для всех крупных и средних городов Западной
Европы. Состоятельные люди вкладывали в землю прибыль от торго
вли и других городских занятий, усматривая в приобретении недвижи
мости гарантию сохранения своих средств в ненадежных условиях того
времени. Вообще землю в городе и городской округе имели многие го
рожане, чаще всего используя ее для производства продуктов, необхо
димых им для личных нужд, но также и для сбыта на местном рынке
(огородные культуры, красители и др.)3. Но при этом развивалось так
же городское землевладение сеньориального типа, с зависимыми кре
стьянами и товарным использованием рент. Этот процесс шел парал
лельно с аноблированием городской верхушки и ее сращиванием с соб
ственно феодальной элитой. Однако он далеко не всегда способствовал
перестройке феодального поместья. Став сеньорами, горожане зачас
тую оказывались сторонниками самых консервативых внутрипомест-
ных отношений.
Характерной чертой товарной перестройки сельского хозяйства
было усиление динамики самой земельной собственности, ее мобилиза
ция и постепенное включение в товарное обращение. Продажа и залог
(с последующим переходом к кредитору) крестьянских держаний, осво
бождение крестьян без земли приводили к разорению крестьянства,
вынужденному уходу многих селян из деревни, что отразилось в чрез
вычайно жестоких законах против бродяг, которые начали принимать
ся уже в XIV-XV вв. по всей Западной Европе. Другая часть крестьян
переходила на положение арендаторов или наемных рабочих.
Все большую подвижность постепенно приобретала и крупная зе
мельная собственность. В период аграрного кризиса часть господ разо
рялась, за их счет укрупнялись и концентрировались владения тех, кто
сумел выйти из кризисной ситуации. Место тех, кто уже не мог нести
рыцарскую службу, занимали новые господа, в том числе из горожан.
Одновременно произошли изменения в характере межсеньориальных
обязательств. Рыцарская служба под воздействием все тех же товарно-
денежных отношений заменяется фьеф-рентами и просто оплатой,
что, с одной стороны, способствовало переходу феодальной земельной
собственности из условной в полную форму, с другой - стимулировало
развитие наемных армий.
Торговля играла все большую роль и в развитии средневековой
промышленности, различных ремесел. Один из важных моментов
здесь - возможность доставки сырья издалека, следовательно, отрыв
производства от сырьевой базы. Эти факторы - обмен (спрос), ассор
тимент, производство - теснейшим образом связаны между собой. Так,
расширение с конца XII—XIII в. рынка сукна привело к расцвету сукно
делия; это подняло спрос на красители, что побудило увеличить в ряде
районов производство вайды, марены, крапа; например, во второй по
ловине XIV и в XV в. лишь в окрестностях города Эрфурта 80 деревень
3 Очевидно, что речь здесь идет не об аграрных городах, жители которых вообще были
заняты почти исключительно сельским хозяйством - товарным и, как правило, экстен
сивным.
22
специализировались на производстве вайды. Спрос на рафинад, ввози
мый Венецией с Востока, побудил ее создать обширные плантации са
харного тростника на Кипре. Благодаря подвозу на побережье Сконе
ганзейскими караванами бискайской и другой южной соли там стал
возможным взлет сельдяного промысла. За счет английской и испан
ской шерсти-сырца и северо-французской вайды расцвели итальянское
и нидерландское сукноделие. Чешское и саксонское серебро участвова
ло в монетном и ювелирном производстве по всему европейскому З а
паду, и не случайно эти промыслы были на подъеме. Бочары и мисоч-
ники Любека работали с древесиной, доставляемой морем с севера, и
стимулировали тем самым скандинавский лесной промысел, и т.д.
Работа с привозным сырьем была возможна благодаря расширив
шемуся мореплаванию, увеличению состава флота, тоннажа, размеров
и оснащения кораблей, их специализации, повышению техники судово
ждения. Торговля в огромной мере стимулировала развитие средств и
путей сообщения, прежде всего водных. А последние потребовали но
вых верфей, портовых сооружений, мостов, постоялых дворов, заго
товки парусины, корабельных гвоздей, веревок, лесоматериалов, кон
ской упряжи и многого другого.
Увеличение рыночного спроса на ряд товаров совершенствовало
их производство, в частности, энергетическую базу. Уже в ХП-ХШ вв.
произошла своеобразная революция в механике - резкий рост числа и
объема водяных и ветряных мельниц. Затем появились специализиро
ванные мельницы - лесопильные, мукомольные, сахарные, сукноваль
ные, руднообогатительные, позднее бумажные.
Уже говорилось о невероятной активности торговцев, которые за
правляли городскими делами, выступали от имени бюргерства в со
словных учреждениях, финансировали королей, выступали их советни
ками, выполняли деликатные агентурные и дипломатические поруче
ния. Всегда в движении, они разведывали новые территории, шли вме
сте с армиями, а нередко впереди них в завоевательных походах. Они
были инициаторами торговых войн - и в южной зоне (см. выше), и в се
верной, где шла ожесточенная борьба за господство на Балтийском мо
ре. Одной из весьма результативных форм социальной активности куп
цов было их проникновение в ремесленное производство.
В городском производстве уже с XIV в. возникли централизован
ные мануфактуры во главе с предпринимателями: ткацкие, металлур
гические, стекольные, судостроительные, монетные, пушечные и дру
гие. Но еще шире развивались рассеянные мануфактуры - на базе сис
темы скупок готовой продукции и раздачи сырья, возникшей еще до
собственно мануфактур, в том числе в деревне и в городских цехах.
Так, в Париже шелкопрядилыцицы получали для обработки шелк от
галантерейщика, в Лукке шелкоторговцы с 1400 г. организуют всю вы
работку шелковых тканей. В результате такой практики происходит
подчинение купцам независимых цехов и превращение их в рассеянные
части мануфактуры; одновременно ранее независимые мастера стано
вятся наемными работниками этой мануфактуры. Этот процесс, как
известно, раньше всего начался в Италии, в шерстяной промышленно
сти, а в XV в. Италия, Англия и Нидерланды образовали мощный
23
“шерстяной треугольник”, в котором производство сукна, шерсти и
тканей вообще строилось уже по мануфактурному принципу. Как из
вестно, этот принцип первоначально возобладал именно в ткацкой
промышленности - благодаря как широкому спросу на ее изделия, так
и из-за своеобразия ее технологий, так как процесс изготовления тка
ни распадается на множество последовательно осуществляемых, обо
собленных процессов, притом требует соблюдения стандарта изделия.
Соответственно здесь была особенно распространена рассеянная ману
фактура (надомничество). Но в большинстве случаев рассеянная ману
фактура сочеталась с централизованной формой, которая обычно раз
мещалась на завершающей стадии производства. Во главе всего дела
чаще всего стояли купцы, сочетавшие торговлю с промышленным
предпринимательством и банковско-ростовщической деятельностью.
Именно города в Италии и Англии, Фландрии и Голландии, в Ис
пании (Барселона) и на Балканах (Константинополь) стали базой и
“рассадником” раннего капитализма. В Париже, Тулузе, городах фран
цузской Фландрии еще в XIII в. ткачи, сукновалы, ворсильщики, кра
сильщики подчинялись раздатчикам сырья - так называемым сукон
щикам. То же можно было наблюдать в североитальянских, англий
ских (Лондон и др.), немецких (особенно рейнских) городах с XIV в.
Примечательной чертой раннекапиталистических отношений в
производстве и в соответствующей деятельности торговцев было
включение в эту сферу деревни, крестьянства - за счет сельских до
машних промыслов и ремесел.
Вообще крестьяне и крестьянки ремесленничали всегда - и для
нужд своего мелкого хозяйства, и для приработка. Торговцы уже дав
но освоили сельскую периферию как источник полуфабрикатов. Они
скупали на сельских торжищах и по деревням пряжу, грубые сукна, ко
жи и прочее, что служило сырьем для городских ремесел. Затем систе
ма усложнилась: от скупки местных полуфабрикатов торговый агент
переходит к раздаче привозного сырья деревенским жителям для про
изводства все той же пряжи, ниток, грубой шерсти и т.д. Этими делами
постепенно стали заниматься целые поселения, жители которых те
перь выступают в качестве кустарей-надомников, работников рассеян
ной мануфактуры; обычно ее венчали городские мастера, дорабатыва
ющие деревенские изделия в готовый продукт, и вся организация дела
принадлежала купцам. Так, торговцы Констанца, Равенсбурга, Санкт-
Галлена и других городов получали пряжу льна и бумазеи из внутрен
них областей Германии и раздавали ее городским ткачам. В Тюрингии,
Гессене, областях по Нижнему Рейну под руководством купца-скупщи-
ка дорабатывались полученные в деревне красители. Во Флоренции,
центре итальянского сукноделия, компании, владевшие суконными ма
нуфактурами и занимавшиеся крупной торговлей шерстью, в XIV в.
подчинили крестьян окрестных деревень, главным образом женщин,
составлявших основную массу прядильщиков. В Брабанте, который с
XIV в. стал главным центром сукноделия Нидерландов, многие дерев
ни превратились в ремесленные слободы.
Формирование массы ремесленных слобод, как и торговых месте
чек, стало основой новой волны урбанизационного процесса, образова
24
ния - уже с конца классического средневековья и в XVI в. - массы но
вых, главным образом мелких городов.
Если же расширить тему общего значения торговли в развитии
средневекового общества, то здесь необходимо отметить и ряд момен
тов политического и культурного значения. Первый - объединитель
ный характер торговли. Торговая деятельность и объединения купцов
создавали мощные связи между странами и регионами, обеспечивая
многогранное взаимодействие между ними. Второй - торговля достав
ляла огромные пополнения в казенные финансы, без которых была не
возможна политическая централизация государств.
ЛИТЕРАТУРА
25
Dyer Chr. Standards o f living in the later Middle Ages: Social change in England
c. 1200-1500. Cambridge, 1990. Vol. I.
The Fontana Economic History o f Europe: The Middle Ages / Ed. C.M. Cippola.
L., 1972.
Fryde F. Italian Merchants in Medieval England, c. 1270 - c. 1500 // Aspetti della
vita economica medievale: Contributi del convegno di studi Firenze-Piza-Prato, 10-
14 marzo 1984. Firenze, 1985.
Fuhrmann H. Germany in the High Middle Ages c. 1050-1200. Cambridge, 1992.
Gilchrist J. The Church and Economic Activity in the Middle Ages. L., 1969.
Heyd W. Histoire du commerce du Levant au Moyen Age. P., 1936.
Johansen P. Die Kaufmans Kirche im Ostgebiet // Vortage und Forschungen.
Lindau; Konstanz, 1958. Bd. IV.
Koppmann R. Die Vitalienbriider// Hanserecesse. Leipzig, 1977. Bd. 4.
Lewis A.R. The Northeme Seas: Shipping and Commerce in Northern Europe. AD
300-1100. Princeton; New Jersey, 1958.
Metis F. Aspetti della vita economica medievale. Siena, 1962.
Moneta e scambi nel alto medioevo. Spoleto, 1961.
Niitemaa V Das Strandrecht in Nordeuropa im Mittelalter. Helsinki, 1955.
Nunez Dias M. О Capitalismo mon^rquico portugues (141 5 -1 5 4 9 ). Sao
Paulo, 1957.
Postan M.M. Medieval trade and finance. Cambridge, 1973.
Romano R. A propos du commerce du Ыё dans la Mёditerranёe des XIV-е et
XV-e siecles // Hommage к Lucien Febvre. P., 1954. Vol. II.
Romano R. Per una valutazione della flotta mercantile europea alia fine del secolo
XVIII // Studi in onore di Amintore Fanfani. Roma, 1962.
Roover R., de. II Banco Medici dalla erigini al declino (1397-1494). N.Y., 1970.
Sapori A. Studi di storia economica. 3-e ed. Firenze, 1955.
Schildhauer J., Frutze K.t Stark W. Die Hanse. B., 1974.
Studi in memoria di Federigo Melis. Napoli, 1978. Vol. I-V.
Vasala M. Kontakten mellan Ostersjostadema och Medelhavsvarlden under sen-
medeltiden: en studie av handelskulturer// Nordiska historrikermotct. Uppsala, 1974.
ТОРГОВОЕ ДЕЛОПРОИЗВОДСТВО:
БУХГАЛТЕРИЯ ТОРГОВЫЕ КНИГИ, ПЕРЕПИСКА
О выдающейся роли средневекового купца в развитии торговли,
кредитного дела и промышленности уже сказано выше, как и о том,
что купеческая среда была в ту пору наиболее динамичной. Но при
этом купцу приходилось действовать в сложных условиях феодального
мира.
Для обеспечения своего существования и получения прибыли куп
цам надо было соответствующим образом организовать пространство
своей деятельности, создать взаимные контакты, обеспечить своевре
менную информацию, технику торговой деятельности и ее учет. Куп
цы шли по неизведанной стезе, накапливали знания, проявляли смекал
ку, ловкость и умение. Благодаря этому им удавалось не только пре
одолевать всевозможные преграды и отстаивать свои интересы, но и
© А.Д. Ролова
26
создавать такие вспомогательные средства купеческо-банковской дея
тельности, которые применяются еще сегодня. Первопроходцами в
этой области были итальянские купцы, о которых и пойдет речь в пер
вую очередь. Одной из основных предпосылок достижения упомяну
тых целей был достаточно высокий уровень образованности. Прочным
фундаментом служили знания, приобретенные в основных школах,
обучавших мальчиков чтению, письму и счету. Вступая в возрасте
10—12 лет в купеческую лавку, юноша занимался копированием писем,
ведением счетов. Впоследствии, отправляясь по заданию купца в дале
кие путешествия, он знакомился с чужими странами и народами, раз
личными товарами, монетными системами и т.д. Эти знания фиксиро
вались и обобщались. Так возникли руководства по торговле.
Считается, что такие руководства существовали уже в XIII в. Пер
вый из сохранившихся до наших дней и наиболее значительный труд
был написан между 1310 и 1344 годами и принадлежит перу флорен
тийского купца Франческо ди Бальдуччо Пеголотти, работавшего на
компанию Бард и и объездившего по ее заданию многие страны. В объ
емистой “Pratica della mercatura” говорится обо всем в то время знако
мом мире от Атлантического океана до Китая. Пеголотти упоминает
330 видов товаров, которыми торговала Флоренция, останавливается
на возможностях импорта и экспорта, на качестве товаров и их цене, на
возможностях их перевозки и хранения, дает советы, как оценивать то
вары.
Детально описаны торговые пути и время, необходимое для путе
шествия; говорится о расходах на транспортировку товаров, о тамо
женных правилах и календарях ярмарок. Пеголотти дает советы куп
цам, как вести себя в каждой стране, указывает, какие где существуют
денежные единицы, меры длины и весов, как они соотносятся между
собой и с применяемыми в Италии мерами.
Наиболее известный из трактатов XV в. принадлежит перу фло
рентийца Джованни ди Уццано (1442). В 1481 г. во Флоренции появил
ся и первый печатный справочник, автором которого был Джованни
Киарини. В XVI в. аналогичные труды были созданы в германских зе
млях, в Испании, Англии и Нидерландах.
Руководством купцу служили также и всякого рода учебники, ко
торые возникли на почве практического опыта, обобщенного тем или
другим ученым. К подобного рода трудам относится “Книга о счете”
(Liber abaci) Леонардо Фибоначчи (Леонардо Пизанского), завершен
ная в 1202 г. В ней даны примеры подсчета процентов, квадратных и
кубических корней, решения сложных уравнений. Децимальный счет,
арабские цифры и понятие нуля, известные уже раньше в ученой сре
де, были теперь введены в купеческую практику.
Важнейшим средством распространения информации была пере
писка. Будь он дома или в чужих краях, купец ежедневно писал письма.
В Италии тех времен говорили, что руки купца всегда должны быть за
пачканы чернилами. До наших дней в архиве крупного купца из Прато
Франческо ди Марко Датини сохранилось около 126 000 торговых пи
сем, не считая частных и семейных посланий. 4/5 этих писем относится
к двадцатилетию с 1390 по 1410 г. Они связывали Датини с 267 города
27
ми из 16 государств, в том числе более 10 тысяч из Барселоны, 34 ты
сячи из Флоренции, 7 тысяч из Венеции, столько же из Авиньона, а
также письма из Пизы и Генуи, Брюгге, Лондона и Лиссабона.
В своих письмах агенты купцов сообщали о заключенных торго
вых сделках и об отправленных грузах - их количестве и пути следова
ния, о ценах на товары, об условиях рынка в данной местности. В пись
мах имеются сведения о курсе различных валют, о денежных перево
дах и векселях, принятых к оплате, о риске на дорогах и на море, об от
плытии и прибытии кораблей, об опоздании поставок, о погоде и ее
влиянии на морские перевозки; содержатся отчеты о деятельности и
указания, что купить, что продать. Наряду с этим в письмах встречают
ся сведения об урожае в данной местности, о политической ситуации и
военных действиях и о влиянии этих факторов на конъюнктуру. Купе
ческая переписка содержит и сведения литературного, религиозного,
географического характера. Письма купца были необходимым средст
вом всякой экономической деятельности. Они давали купцу возмож
ность сопротивляться трудностям и преодолевать их, использовать
конъюнктуру в своих интересах.
Купцы писали не только письма. Еще большее значение имели так
называемые торговые книги. Их сохранилось много в тосканских горо
дах, так как там купцы имели обыкновение завещать их различным ду
ховным учреждениям. В архиве Датини имеются 574 торговые книги,
которые отражают все стороны его многогранной деятельности. Пер
вые средневековые купцы и ростовщики приходные и расходные опе
рации записывали вперемежку. Но постепенно форма записи станови
лась более рациональной, усложнялась, создавалось множество специ
альных книг. Уже в конце XIII в. появилась “двойная бухгалтерия”, ко
торая в последующие века совершенствовалась и распространялась. О
ее применении к XIV в. имеется множество свидетельств. В XV в. во
Флоренции “двойная бухгалтерия” настолько распространилась, что
даже ремесленники пользовались ею. Появляются и фигуры професси
ональных бухгалтеров и учителей бухгалтерского дела.
Записи торгово-банковских сделок применялись не только италь
янцами. Имеются примеры употребления торговых книг в Южной
Франции в первой половине XIV в. Ганзейские купцы имели свои мето
ды ведения торговых книг. Начиная с XVI в. в Германии, Нидерландах
и других странах начали распространяться итальянские формы ведения
бухгалтерского учета, причем местные купцы вносили в эту практику
свои варианты.
Первый печатный учебник по бухгалтерскому делу, составленный
Лукой Пачоли (1494), отражал уровень развития бухгалтерии в Вене
ции. Однако бухгалтерский учет, применяемый в XV в. флорентийской
компанией Медичи, был значительно сложнее, чем тот, который опи
сан Лукой Пачоли. Они, например, имели книги дебиторов и кредито
ров, счетную книгу, кассовую книгу. Все книги имели страницы дебета
и кредита. Торгово-промышленные компании, связанные с производ
ством сукна, шерсти, шелка, для каждой ветви обычно имели и книгу
покупок, и книгу продаж, книгу сырья и книгу рабочих, которая еще
делилась на книги ткачей, прядильщиц, сновальщиц и т.д. Одна и та же
28
операция нередко фиксировалась в нескольких местах с соответствую
щими перекрестными ссылками. Наиболее важными были так называ
емые “секретные книги”, в которых воспроизводился текст договора
компании, фиксировалось финансовое участие компаньонов, распреде
ление прибыли и убытков, финансовое положение компании в целом.
Торговые книги итальянских купцов обычно начинались словами
“Во имя Бога и прибыли”, характерно соединяющими официальное
приличие, истинную веру и практические земные цели. Об этом же
свидетельствует “счет господа Бога”, имеющийся в торговых книга:,: и
означающий, что при дележе прибыли определенную часть выделяли
Богу, как любому другому компаньону. Эти деньги шли обычно в поль
зу церквей и монастырей, на благотворительность. Купец нуждался в
помощи Бога, который охранял его от болезней, несчастных случаев, а
также избавлял от мук ада за грехи, совершенные в этой жизни. А куп
цу было в чем каяться. Поэтому он считал себя должником Бога и ис
кал справедливого соглашения с ним.
До XV в. страховое дело в Средиземноморском регионе находи
лось главным образом в руках флорентийцев и генуэзцев. В XV в. этим
стали также заниматься испанцы. В XV-XVI вв. в Италии, Испании и
Нидерландах уже издавались законодательные акты, регулирующие
практику страхования.
Обычно в качестве страховщиков выступали сами купцы (и до
XVI в. не встречались отдельные люди или компании, которые бы спе
циализировались в этой сфере деятельности). Поскольку страхование
приравнивалось к запрещенному церковью ростовщичеству, оно обыч
но скрывалось под видом торговой сделки. В Генуе, однако, уже в
XIV в. запрет на страхование был отменен, и договоры составлялись
открытым текстом.
По обычаям того времени любая, даже малейшая сделка оформля
лась при помощи нотариусов. Однако с XIII в. флорентийцы начали об
ходиться без его помощи. Ф. Мелис объясняет это тем, что представи
тели делового мира лично знали друг друга и благодаря прекрасной ин
формации знали все друг о друге. Тем самым во взаимоотношениях ме
жду деловыми партнерами стало господствовать доверие. Реальная га
рантия заменялась личной гарантией.
Купец был новатором и в организации почтового дела, возможно,
истинным создателем современной почтовой связи, которая обслужи
вала не только купцов, но и государство, путешественников, студен
тов и военных и др. В частной почтовой связи уже в XIV в. утверди
лась регулярная периодичность: курьеры отправлялись и прибывали
в определенные дни и часы. В XV в. в Италии и Германии появились
предприниматели, занятые организацией почтового дела и отвечав
шие за его исправность. Курьеры этих хозяев перевозили почту раз
ных лиц, и только в крайне срочных случаях купец посылал собствен
ного человека.
Итак, купец, и в первую очередь итальянский, открыл ряд вспомо
гательных отраслей деловой активности, сохранивших свое значение
до наших дней. Он создал двойную бухгалтерию, которая, по мнению
ряда ученых, была революцией в бухгалтерском деле и способствовала
29
экономическому росту Европы. Но он был не только новатором в тор
гово-банковской и промышленной деятельности. Потребности торгов
ли и купечества способствовали развитию городских школ и употреб
ления народного языка в частной документации, освоению иностран
ных языков и расширению кругозора.
ЛИ ТЕРАТУРА
Endrei W. De l’abaque aux chiffres arabes, leur lutte en Europe // Studi in memo-
ria di Federiqo Melis. Napoli, 1978. Vol. 1.
Roover R., de. The Rise and the Decline o f the Medici Bank, 1397-1494.
N.Y., 1966.
Sulle fonti della storia economica; Appunti rascolti alle lezioni del Prof. Federiqo
Melis / A cura del Dott. Bruno Dini. Firenze, 1962/64.
Yamey B.S. Pacioli’s pioneering exposition o f double entry bookkeeping: a belated
review // Studi in memoria di Federigo Melis. Napoli, 1978. Vol. 3.
О ВЕСАХ И МЕРАХ
© М.А. Бойцов
30
меслу они должны были получать разрешение властей, а кроме того
“поклясться перед святыми”, что измерять будут честно и брать за это
установленную плату. Строгий контроль со стороны властей за состо
янием мер и весов в городе был вызван как необходимостью защитить
интересы собственных горожан, не допустить расстройства торговли в
городе, так и тем обстоятельством, что одним из важнейших источни
ков пополнения городской казны всегда были пошлины на ввозимый
товар. Соответственно манипуляции с мерами и весами у городских во
рот могли нанести прямой ущерб городскому правительству, а не кос
венный, как в случае с обычным рыночным обвесом.
По мере роста городов и расширения торговли распространяется
практика клеймения гирь, а также “приборов” для измерения длин и
объемов. Клеймо, поставленное представителями городских властей
на этих предметах, означало, что власти провели за определенную пла
ту сравнение этих меры или веса с городким эталоном и установили их
полное соответствие. В таком сравнительно небольшом городе как
Ахен в 1394/95 г. восемь человек были заняты клеймением только мер,
которыми отпускали пиво.
Использование неправильных мер в одних городских установлени
ях прямо приравнивалось к воровству, в других случаях хоть так и не
квалифицировалось, но все равно подлежало строгому наказанию.
Обычно оно сводилось к штрафу, иногда (особенно для чужаков) сле
довал запрет торговать в стенах этого города. За отпуск вина непра
вильной мерой кое-где могли вполне “по закону” швырнуть с прилич
ной высоты в кучу навоза. Особенно изощренное наказание ожидало в
конце средневековья в некоторых городах Германии булочников, вы
пекавших хлеб меньшего, чем положено, веса. На речном берегу уста
навливали сооружение, подобное колодезному журавлю, на конец ко
торого подвешивалась железная клетка с изобличенным жуликом. Эту
клетку время от времени отпускали в реку так, чтобы вода покрывала
нарушителя с головой. Частота и продолжительность таких погруже
ний зависела от допущенного недовеса.
Хотя образцы городских мер в равной степени подлежали постоян
ному наблюдению властей, среди эталонов были общедоступные и те,
доступ к которым в той или иной степени ограничивался. К первым,
как правило, принадлежали эталоны единиц длины. Каждый желаю
щий мог увидеть их на стене ратуши или же главного городского хра
ма. В городах - резиденциях государей такую же функцию главного об
щественного здания, а значит и хранителя мер и весов, мог выполнять
королевский дворец; так было, например, в Париже. Поскольку пер
вые из этих “престижных” городских зданий обычно выходили прямо
на рыночную площадь, то проверить сомнительную меру можно было
быстро. Так, скажем, в XV в. стену ратуши в Нюрнберге украсил же
лезный образец местного локтя (0,645 м), такой же образец венского
локтя (0,775 м) помещался на западном портале собора св. Стефана.
Самый же старый из сохранившихся в Центральной Европе публичных
эталонов - это, по-видимому, относящийся к началу XIV в. госларский
локоть для ткани (составлялся из двух местных футов по 27,2 см), сде
ланный из бронзы и привешенный к стене на цепи. На нем можно про-
31
читать надпись: Die est rechtelne der borgere (Это настоящий локоть
[принятый у] горожан). Нередко рядом вывешивалось несколько об
разцов разных мер. В ярмарочные дни можно было видеть публично
выставленными не только местные единицы измерения, но также и
принятые в довольно отдаленных краях (подтвержденные печатями
“своих” магистратов). Очень богата эталонами ХП1 в. стена башни хра
ма во Фрайбурге (Брейсгау). Наряду с обычными на “выставках” тако
го рода локтем и клафтером (саженью), там были нарисованы образ
цы местной черепицы и даже внешний вид разных хлебов. Любопытно,
что качество хлеба для местных жителей было связано не столько с его
весом, сколько с формой. Что же до черепицы, то ей, действительно,
придавали большое значение не в одном лишь Фрайбурге. Так, напри
мер, еще в 1342 г. в Вюрцбурге было решено изготовить новый обра
зец черепицы, да не из чего-нибудь, а из железа. Кто осмелится отсту
пить от этого образца, тому предстоит уплатить штраф в 1 шиллинг
пфеннингов за каждую сотню “неправильных” черепиц.
Во Фрайбурге можно было увидеть и совсем уж экзотические меры,
вроде “профиля” корзины для древесного угля, применявшейся в 1295 г.
Тут же на словах разъяснялось, что 8 таких корзин составляют телегу.
Что касается единиц веса, то доступ к ним, как правило, был за
труднен. Образцы веса для чеканки монет, например, “серебряные
марки”, хранились чуть ли не за семью печатями. К торговым весам и
гирям добраться, конечно же, было намного легче, но, как правило,
здесь за все виды сверки и “контрольных взвешиваний” требовали пла
ту. Во многих европейских городах сохранились улицы с характерным
названием “У весов”, свидетельствующие, что в прошлом здесь распо
лагалось весьма важное городское учреждение, ведавшее измеритель
ным делом. Постановлений, которыми регулировалась его деятель
ность, было немало.
В этой области регламентировалось очень многое, вплоть до матери
ала, из которого делались гири. Так, во Франкфурте-на-Майне специаль
но предписывалось (1406), чтобы гири до пяти футов изготавливались из
меди или латуни, более тяжелые - из свинца или же олова. Впрочем, в ря
де районов Европы, например, в Англии и по Балтийскому побережью до
сих пор сохранились и каменные гири, особенно для крупных партий гру
за, предназначенных для перевозки кораблем или большими возами. Как
правило, в специально отведенном или даже построенном здании под
строгим контролем содержалось несколько типов городских весов - для
грузов разного типа и веса, от монет и драгоценностей до кип ткани и ту
ков соли. Тут же находились и единицы объема, представлявшие собой
сосуды разной формы из дерева, железа или бронзы.
ЛИ ТЕРАТУРА
32
Kirch В. Scales and weights: a historical outline. New Haven; L., 1966.
Kula W Les mesures et les hommes. P., 1984.
Mensura: MaB, Zahl, Zahlensymbolik im Mittelalter / Hg. von A. Zimmermann.
Berlin, N.Y., 1983-1984.
Witthoft H . Umrisse einer historischen Metrologie zum Nutzen der wirtschafts-und
sozialgeschichtlichen Forschung: MaB und Gewicht in Stadt und Land Liineburg, im
Hanseraum und in Kurfursterrum // Konigreich Hannover vom 13. bis zum 19.
Jahrhundert. Gottingen, 1979. Bd. 1-2.
ЯРМАРКИ
© А.А. Сванидзе
2 Город..., том 2 33
стоне, Стэмфорде, Эдмондсбери, Уинчестере, Сент-Айве, Стербридже
и др.; савойские - в Женеве (середина XIII - 60-е годы XV в., расцвет -
начало XV в.).
В северной торговой зоне важное значение имели ярмарки в Ни
дерландах и Фландрии: в Брюгге, расцвет которых пришелся на XIV в.,
когда пришли в упадок шампанские ярмарки; в Генте, Ипре, Дуэ, Ва
лансьене, Лилле. С XV в. выдвинулись как ярмарочные центры нидер
ландские города Антверпен, Берген, Дордрехт, Роттердам.
Как правило, крупные ярмарки имели оптовый характер. Они со
бирались в городах (реже пригородах), расположенных на важных тор
говых путях, и их значение менялось в зависимости от развития и пере
мещения торговых путей. Региональные и международные ярмарки
имели строгую организацию: особое право, привилегии торгового ха
рактера (прежде всего монополию на торговлю в данном месте и его
округе во время ярмарки), особых должностных лиц, суд, полицию,
сборщиков пошлины и др.
Чаще всего региональные ярмарки имели известную географиче
скую направленность, иногда и специализацию в ассортименте. Так,
ярмарка в английском Уинчестере была центром торговли Южной Ан
глии с Францией, а Стербриджская - Восточной Англии с Фландрией.
Право на Уинчестерскую ярмарку было пожаловано королем еписко
пу. Она собиралась 31 августа и продолжалась 16 дней. Особые чинов
ники, приняв от городских властей ключи от города и весы на рынке
шерсти, назначали ярмарочных судей и специальных лиц для управле
ния городом (т.е. в ярмарочные дни власть мэра, советников и судей в
городе не действовала). На холме вырастали лавки, которые группиро
вались по землячествам купцов и предметам торговли; на время торго
вли сюда переселялись и многие ремесленники. У ворот города взима
лись ярмарочные пошлины с приезжих купцов. На время ярмарки объ
являлись мир и торговая монополия.
Действующие и сегодня ярмарки в Лейпциге, которые впервые
упоминаются в 1170 г., в средние века собирались трижды в год: ново
годняя, пасхальная и осенняя (на день св. Михаила); во время них дей
ствовала монополия на торговлю в радиусе 15 миль от города. В 1268 г.
ярмарка получила широкие охранные и другие привилегии, а к концу
XV в. приобрела общеимперский характер.
Общее значение для всей Западной Европы имели ярмарки в Шам
пани (XII - начало XIV в.) и в Брюгге (XIV-XV вв.). Апогей шампан
ских ярмарок пришелся на 1260-1320 гг. Они находились на перекрест
ке важнейших торговых путей: из самой Франции, из Англии, Сканди
навии, Фландрии и Германии - к средиземноморским портам; на грани
це с промышленными районами Фландрии, хлебными и винодельче
скими - Южной Германии и Италии. Подвоз сюда облегчался реками
Сеной и Маасом, близкими к областям Соны и Мозеля. Ярмарки нахо
дились под особым покровительством графов Шампанских, извлекав
ших из этой торговли значительную выгоду; они обеспечивали безо
пасность и монопольность торговли, безопасность купцов и их товаров
в пути и на месте. Вплоть до своего упадка ярмарки являлись средото
чием не только оптового торгового обмена, но и денежных операций.
34
Шампанские ярмарки функционировали в течение почти всего го
да: они собирались шесть раз, по шесть-восемь недель, в четырех горо
дах графства, в раз и навсегда установленной последовательности
(Труа, Провен, Труа, Ланьи, Бар, Провен). В первую неделю распако
вывали и раскладывали товар, затем производилась торговля “крас
ным” товаром: сукном и другими тканями из шерсти, полотном, бума
зеей, шелком, индийским муслином и т.д., а также коврами. Затем на
ступала ярмарка кож и мехового товара. В остальные дни действовали
менялы и ростовщики, которые производили значительные “опера
ции” по обмену денег, кредитованию и взиманию долгов, переводу де
нежных сумм. В течение всех дней ярмарки продавались и покупались
весовые товары (пряности, перец, благовония, лечебные вещества, ко
ренья, краски, сало и соль, сырец-шелк, лен и конопля), а также скот
(особенно лошади).
Надзор и управление на ярмарке осуществляли особые кустоды
(байли) и сержанты, судьи и администрация, в том числе лица, ведаю
щие весами и мерами. Особая печать удостоверяла подлинность соста
вленных там документов, которые оформлялись у нотариусов. Фис
кальные чиновники графа собирали торговые пошлины. На Шампан
ские ярмарки съезжались торговцы из всей Западной Европы. На заку
пленных здесь сукнах и холстах работали бесчисленные мастерские,
где доделывали, окрашивали и отделывали ткани (например, знамени
тый цех Калимала во Флоренции специализировался на доработке се
верных сукон). Шампанские ярмарки захирели в первой половине
XIV в. Перемещение торговых путей в Атлантику, растущий фискаль
ный нажим французской монархии, политические неурядицы, затро
нувшие Шампань, подъем немецкой торговли и, особенно, Ганзейско
го союза, налаженный к этому времени маршрут на север по морю в
обход сухопутных дорог - все это способствовало упадку шампанских
ярмарок.
Им на смену пришли не менее знаменитые общеевропейские яр
марки в Брюгге. Туда прибывали фламандский текстиль, свинец, уголь
и шерсть из Англии и Шотландии, сельдь и масло из Дании, норманд
ская пшеница и бордосские вина, шведский металл и лес, ганзейские
“тяжелые” товары (с середины ХП1 в. Ганза имела торговые привиле
гии во Фландрии). Сюда (уже с конца XIII в.) приплывали корабли из
Генуи, Венеции и других портов южной торговой зоны с левантийски
ми товарами. Брюгге оказался на перекрестке разных потоков торгов
ли в направлениях юг-север, запад-восток. Не случайно уже в 1309 г. в
Брюгге возникла товарная биржа, которая стала и центром денежной
торговли Западной Европы.
ЛИТЕРАТУРА
35
Ladero Quesado M.A. Las ferias de Castilla: Siglos XII a XV. Madrid, 1994.
Moore E.W. The Fair of Medieval England. Toronto, 1985.
Rau V. Feiras medievais portuguesas. Lisboa, 1982.
Spifgord P. Money and its use in Medieval Europe. Cambridge, 1987.
ТОРГОВЫЕ КОМПАНИИ
© А.А. Сванидзе
36
ловых связей: товарищества “на вере” или по соглашению, компании
регулированные, акционерные и т.п.; 4) по длительности существова
ния: создаваемые на одну операцию, кратковременные, постоянные и
т.п.; 5) по размерам (масштабам) и т.д. Внутри каждого типа наблюда
лись многочисленные разновидности. Так, “чистые” торговые объеди
нения, в зависимости от номенклатуры и характера товара, масштабов
и географического ареала своей деятельности, могли быть отраслевы
ми, специализированными и универсальными; сухопутными или мор
скими; рассчитанными на торговлю внешнюю (дальнюю) или внутрен
нюю (ближнюю), оптовую или розничную и т.д. Хотя в чистом виде
указанные типы и разновидности торговых компаний наблюдались ред
ко (обычно их черты переплетались), однако для каждой европейской
страны в общем были характерны свои типы торговых компаний.
В Италии, где сообщества купцов возникали рано и были, вероят
но, наиболее развитыми, первым вариантом торговых компаний были
товарищества на вере - временные объединения владельцев капитала
и исполнителей, причем львиная доля прибыли отходила владельцам
капитала. Наиболее ранняя и простая форма товариществ на вере -
“морская компания” (societas maris), или коменда (commenda, “поруче
ние”). Она возникла в Италии в X в., свое классическое развитие полу
чила в XII в. в Генуе, но была распространена в Венеции (где чуть ли не
все население вкладывало деньги именно в морские компании), Пизе,
Флоренции, Сиене, Милане и других итальянских городах, а также в
Германии и Южной Франции (особенно в Марселе). Эта гибкая и удоб
ная форма ассоциации применялась как во внешней, так и во внутрен
ней торговле, но особенно - в дальней и морской. Первоначально ко
менда состояла из двух членов: агент, или “деятель” (tractator, com-
mendatorius), ехал с товаром и осуществлял торговое предприятие, а ос
тающийся, или “спящий”, компаньон (commendator, socius stans) предо
ставлял только капитал, получая затем 3/4 прибылей и оплачивая
убытки. Иногда “спящий” партнер входил в это товарищество не один,
а с несколькими коллегами, договариваясь о прибыли, расходах и
убытках. Иногда “деятель” (или владелец корабля) входил в долю или
привлекал нескольких владельцев капитала. По некоторым подсчетам,
в начале XIV в. небольшая коменда в той же Пизе могла получать при
быль до 50% и даже более (хотя в среднем по Италии она не выходила
за рамки 10-20%). Высокая прибыль в таком партнерстве определя
лась, видимо, его мобильностью и быстрой оборачиваемостью капита
ла. Так или иначе, но эта форма купеческого сотрудничества, видоиз
меняя свои условия и названия, была распространена по всей Западной
Европе и по существу пережила средние века.
Если капитал вносился обоими организаторами коменды, а при
быль делилась пропорционально внесенному капиталу, коменда пре
вращалась в коллеганцу (colleganza), особенно распространившуюся в
Венеции XIV в.
В Северной Германии, где товарищества на вере возникли позднее,
чем в Италии и Южной Франции, они выросли из института торговых
уполномоченных, которые со временем превращались в организаторов
коменды. Крупные заморские операции производили обычно объеди
37
ненные торговые компании, состоявшие из 15-30 ассоциаций типа ко-
менд, совместно нанимавших корабль. Составленные таким образом
караваны насчитывали по десять и более кораблей и представляли ин
тересы 600 и более венецианских и генуэзских бюргеров различного
состояния. К концу XIII - началу XIV в. по мере концентрации капита
лов число участников таких объединенных торговых компаний стало
уменьшаться. В Италии в XIV в. коменда раннего типа почти не встре
чается.
К этому времени торговые объединения усложнились, началось
привлечение посторонних капиталов, умножилось число вкладчиков со
стороны.
Возникает полное товарищество, или собственно компания, кото
рая вначале преобладала в сухопутной внешней торговле, но затем на
шла широкое применение в оптовой торговле всех видов, а также в
банковско-кредитном деле и крупном ремесленном производстве. Пер
вые такие компании появились в Италии в XIII в. и сразу стали играть
заметную роль в торговле. Это было объединение нескольких (чаще
всего 3-5) человек, один из которых, внесший наибольший капитал, да
вал компании свое имя и вел ее дела (переписку, договоры с контраген
тами и перевозчиками, бухгалтерию и т.д.). Прочие занимались непо
средственно коммерцией, зачастую внося и известную долю капитала.
Компания заключалась на договорных началах, обычно на срок от 3 до
12 лет, для совершения определенных операций, по окончании кото
рых делили прибыль. Последняя зависела от конъюнктуры и колеба
лась в пределах 10-30% (в торговле шерстью, сукном и шелком). Затем
нередко между теми же людьми заключался новый договор о компа
нии, куда вкладывались основной капитал и прибыли предшествую
щей. Таких циклов одной компании могло быть до десяти и более, так
что в некоторых компаниях XIV-XV вв. паи и договоренности перехо
дили от отца к сыну в течение нескольких поколений (в частности, во
Флоренции). В отличие от товариществ на вере, члены-основатели
полных товариществ (или компаний) участвовали как капиталом, так и
трудом; убытки и прибыли делили пропорционально долям вложенно
го капитала. Вкладчики-депозиторы не участвовали в пае, а получали
лишь небольшие гарантированные проценты с прибылей (обычно в
пределах 8%). Такие компании нередко совмещали торговлю с банков
ско-ростовщической и (или) промышленно-предпринимательской дея
тельностью, особенно в текстильной, горнодобывающей, металлурги
ческой, позднее - оружейной, книгоиздательской сферах. В первом
случае это зачастую определялось финансовой необходимостью, так
как крупная зарубежная торговля уже самим своим характером была
связана с кредитными операциями, займом, переводом и обменом ва
люты; кроме того, ростовщичество давало 20-40% дополнительной
прибыли, а депозиты - 6-10%. Во втором случае торговцы получали
возможность распоряжаться товаром - предметом своей торговли, рас
ширять и профилировать свои обменные операции, инвестируя капита
лы в ремесла и промыслы, подчас внедряясь и в их организацию.
Пайщиками-основателями торгово-банковских компаний (в мень
шей мере торгово-промышленных) были, как правило, члены одной
38
семьи и родственных семей, и глава семьи давал компании имя. Такие
объединения, обычно приписанные к крупным цехам и оформленные
через них, вместе с группировавшимися вокруг них родственными и
дружескими семьями, также были характерны не только для Италии,
но действовали в Германии, Франции, Нидерландах, Швеции, в принци
пе - по всей Западной Европе. Постепенно роль родственников в такой
компании несколько уменьшилась, но оставалась заметной. Так, если
известная флорентийская семья Барди в 30-е годы XIV в. держала до
4/5 долей своей компании (всего долей было 58), то крупная компания
Медичи в XV в. была представлена лишь одним членом семьи, двое же
других компаньонов были сторонними лицами. Иногда компаньонами
становились иностранцы. Например, известнейший французский пред
приниматель Жак Кёр участвовал в создании итальянской компании
Мартини по производству и сбыту шелка, вложив туда треть основно
го капитала.
Подобные компании были основной ячейкой торговой, промыш
ленной и банковской деятельности, массовым и характерным явлением
экономической и политической жизни итальянских городов, особенно
Флоренции. Компании по вывозу английской шерсти известны во Фло
ренции с XII в., несколько позднее они возникли в Лукке и Пьяченце,
но их расцвет приходится на конец XIII-XIV в. По обычаю итальянских
городов деловой человек, возглавлявший компанию, являлся членом
какого-либо цехового (т.е. ремесленного) объединения, так что и вся
компания как бы относилась к этому цеху, была его филиалом. Но это
формальное обстоятельство никак не ограничивало формы и направ
ления деятельности возникающей компании. Возникшие в конце XIII в.
из рядовых фирм цеха “Калимала” всемирно известные флорентий
ские компании Барди (существовала до 1346 г.), Перуцци (до 1343 г.),
Фрескобальди (до первой половины XIV в.), Скали (до 1326 г.), Черки,
Уццано и др. имели огромные капиталы, вели оптовую внешнюю,
транзитную и розничную торговлю всевозможными товарами через
свои многочисленные филиалы в крупнейших городах Европы, высту
пали маклерами, брали на откуп папские доходы, королевскую десяти
ну, таможенные пошлины и налоги (особенно в Англии), давали займы
на разные сроки, под проценты, ссужали английских и неаполитанских
королей, вели и залоговые, и банковские операции во многих странах
Западной Европы и Леванта, занимались морским страхованием, фи
нансировали войны (в частности, Столетнюю войну, войну Флоренции
с Пизой и др.) и, в то же время, не брезговали мельчайшими торговы
ми сделками и частными ссудами. Основатели этих компаний ворочали
огромными капиталами, получали до 34% ежегодной прибыли, контро
лировали сотни более мелких, различных по характеру деятельности
объединений (Дель Бене, Буонаккорзи, Антеллези, Корсини, Перандо-
ли, Датини, Корсидони, Кастеллани, Кокки и др.) и предприятий и ты
сячи отдельных лиц, часто с мелкими капиталами. Сами или через кон
тролируемые мелкие компании они вторгались в производство, осо
бенно сукноделие, низводя самостоятельных мастеров в этой области
на положение наемных рабочих. Аналогичное положение наблюда
лось в Милане и некоторых ломбардских городах, где объединения
39
купцов-оптовиков приобрели к концу XIV в. право контроля над боль
шей частью ремесленных цехов. Так или иначе, но чисто торговых или
чисто банковских компаний не только в Италии, но и в других странах
европейского Запада практически не было. Существовали специаль
ные промышленные компании, но самые крупные из них обычно
включали и торговые операции, а подчас также банковские.
Для удобства дела крупные торгово-банковские компании создава
ли в городах и странах своего интереса филиалы или держали там по
стоянных агентов. Торговых фахтеров могли посылать и торгово-про
мышленные компании. Обычно это были сыновья или другие младшие
родственники главы компании. Они получали таким образом право ве
дения дела, заводили необходимые связи и затем нередко возвращались
домой, чтобы возглавить центр компании. Иногда в филиалах работали
служащие. Это была подвижная и эффективная структура, в которой
видны черты будущих (современных) холдинговых компаний. Некото
рые большие компании (как, например, Беруцци в 30-е годы XIV в., ко
торая имела основной капитал около 150 тысяч флоринов) держали де
сятки филиалов и десятки служащих в городах своей страны и в чужих
землях. Филиалы снабжали центр компании информацией, облегчали
торговые и денежные операции, способствовали финансовой устойчи
вости. Кроме того, по разным случаям и для разных операций компании
и их филиалы привлекали сторонних вкладчиков и трактаторов, увели
чивая свой оборотный капитал и укрепляя структуру.
В Германии появление торговых компаний приходится на вторую
половину XIV-XV в., их развитие в южной и северной частях страны
протекало по-разному. В Верхней Германии преобладали товарище
ства (Gesellschaft), по преимуществу полные, на паях (Offenen), с обяза
тельным участием делом и капиталом. Подобно итальянским, они не
редко вырастали из семейной фирмы, но включали и многих третьих
лиц и, подобно итальянским компаниям, имели сложный бухгалтер
ский учет. Во главе всех южнонемецких компаний стояла богатейшая
швабская Большая Равенсбургская компания (Societas magna Alamanie,
Jos Humpus und sciue Gesselschaft, 1380-1530). Ее ядром были торговые
дома Гумписов (Равенсбург), Мунтпратов (Констанц) и Моттелей (Бух-
горн), но позднее вокруг нее объединились более 300 пайщиков (свы
ше 119 фамилий).
Большая Равенсбургская компания была чисто торговой, имела 13
филиалов и многочисленных агентов-комиссионеров почти во всех
крупных южнонемецких городах, в Северной и Центральной Италии,
Южной и Юго-Восточной Франции, Швейцарии, Нидерландах, Испа
нии (Женева, Берн, Лион, Авиньон, Венеция, Генуя, Милан, Барселона,
Сарагоса, Валенсия и др.), сбывала продукцию местной ткацкой, гор
но-металлургической и кузнечной промышленности, вела посредниче
скую торговлю сахаром, пряностями и т.п. В конце XV в. она владела
имуществом в 132 тысячи флоринов. Основным конкурентом этой
компании в 1420-1660 гг. было товарищество Диесбах-Ватт (Diesbach-
Watt-Gesellschaft), торговые связи которого простирались от Испании и
Южной Франции до Польши. Оно объединяло 20 компаньонов (глав
ные - Диесбахи из Берна, Ватты из Санкт-Галлена, купцы из Базеля и
40
Нюрнберга), имело 24 служащих. Крупные нюрнбергские фирмы
Тухеров (дела в Лионе) и Имхофов (дела в Венеции) также вели торго
влю всеми видами товаров, но в виде исключения использовали и кре
дитные операции.
Несомненно иной характер был у крупнейших аугсбургских компа
ний XV - начала XVI в. - Фуггеров, Паумгартнеров, Гохштеттеров,
Пиммелей, Гервартов и др. Это были по преимуществу семейные ком
пании, которые обросли “младшими” компаньонами и пайщиками, фи
лиалами, факториями, представителями и т.п. Они имели сложный со
став капитала, сочетали широкую международную торговлю с кредит
ными и ростовщическими операциями, по преимуществу с Габсбурга
ми, что открыло им путь к капиталистическому предпринимательству
в горнорудной промышленности австрийских владений императоров.
Там торговые компании выступали как кредиторы и откупщики рега
лий, а затем полностью овладевали горнорудными предприятиями.
Участвуя в откупе металлодобычи, торговые компании насаждали в
горном деле систему монопольной торговли и грабительской оплаты
продуктами (Trycksystem), занимались спекуляциями, использовали ме
тоды внеэкономического принуждения и налоговую систему для пря
мого и косвенного ограбления работников. В текстильном ремесле они
выступали организаторами мануфактур, преимущественно рассеянно
го типа.
Аналогичным образом компании розничных торговцев сукном в
Кёльне и вестфальских городах подчинили себе аппретурщиков, кра
сильщиков и большую часть портных. Торгово-промышленные компа
нии - разнообразные по форме объединения купцов, типографов и пе
чатников - с конца XV в. создавались здесь и в книжном деле; такие же
компании сложились в Лионе и Париже. Отдельные компании вступа
ли между собой в соглашения о разделах рынков сбыта и регулирова
нии цен на свои товары. Для торговых фирм было характерно сочета
ние оптовой и розничной торговли и отсутствие специализации по ро
ду товаров. Хотя наиболее характерным процессом в развитии торго
вых компаний было создание торгово-промышленных компаний, ино
гда имел место и другой путь - создание промышленно-торговой ком
пании, когда разбогатевшие мастера подчиняли себе смежные цехи и
одновременно превращались в купцов-раздатчиков. Такой путь имел
место особенно в ткацкой промышленности. В XIV-XV вв. цех шерсто
битов в Ахене (Wollenambacht), оставаясь в рамках цеховой организа
ции, переродился в олигархическую компанию купцов-предпринимате-
лей. Но особенно характерным такой путь был для Флоренции XIV в.,
где промышленные компании обычно занимались сбытом продукции
своих централизованных предприятий и одновременно в качестве раз-
датчиков эксплуатировали домашнее ремесло. Здесь промышленный
капитал еще подчинен купеческому, но уже играет заметную роль.
Сложные исторические условия, феодальная среда, в которой раз
вивались торговые компании как носители раннекапиталистических
отношений, приводили к недолговечности этих компаний. Лишь едини
цы из них просуществовали 100 лет, редкие - 50. Их судьба, как прави
ло, завершалась банкротством, немалую роль в котором играла не
41
обеспеченность огромных займов, которыми торговые компании ссу
жали представителей высших светских и церковных властей феодаль
ной Европы. В частности, в 40-е годы XIV в. компании Барди и Перуц-
ци обанкротились в основном из-за неплатежей английской короны,
задолжавшей этим компаниям около 1,5 млн флоринов, что превыша
ло сумму не только основных, но и оборотных их капиталов. Впрочем,
и средние компании не были долговечными, их губили невозвратные
займы, политические неурядицы, “аграрный кризис” XIV в. и другие
превратности экономической конъюнктуры. Не случайно крупнейшие
компании Италии и Южной Германии часто инвестировали часть сво
их прибылей в землевладение, видя в превращении в земельных собст
венников определенную гарантию от полной потери состояния.
Для Северной Германии, областей господства Ганзы, семейные
торговые компании не были характерны, хотя иногда и возникали. Там
преобладали торговые компании типа коменды, которые выросли из
института торговых агентов (уполномоченных). Эти торговые ассоци
ации были относительно невелики и краткосрочны, создавались для
проведения серии конкретных операций в области внешней торговли.
Наиболее характерными для этих районов были торговые товарищест
ва (типа Femhandelsgesellschaft или Offenen), которые не столько дейст
вовали по системе “центр-фактория”, сколько объединяли двух, не
скольких или многих купцов, проживавших в географически отдален
ных пунктах.
Еще больше, чем в Италии, здесь были приняты объединения в
форме м о р с к о го каравана. Судя по материалам Северной Европы, они
выросли из товариществ типа коллеганцы, связанных комиссионерст
вом и, прежде всего, перевозками на кораблях. В соответствии с прин
ципом “не складывать все яйца в одну корзину”, купец вступал в ряд па
евых компаний, фрахтующих корабли, каждая из которых могла на
считывать до 20 участников (на один корабль). Именно подобные това
рищества нередко объединялись в к а раван ы , так называемый к о н во й ,
поскольку такая группа судов имела вооруженную охрану. Ганзейские
караваны обычно создавались для транспортировки интернациональ
ного стапельного товара, чаще всего одного: соли, вина, металла. Од
ним из крупнейших конвоев своего времени был ганзейский караван с
солью из Байё - так называемый Байё-флот, который выходил, чтобы
успеть к открытию сельдяной путины и ярмарок в Сконе, а обратно вез
соленую сельдь. Иногда попутно Байё-флот заходил за ларошельским
вином, которому дал свое имя (“байё-вино”). Этот конвой включал до
100 и более тяжелогрузных судов водоизмещением до 800 тонн, при
надлежащих не только ганзейцам, но также датским и голландским
купцам и шкиперам.
С XIII в. во многих странах Европы стали складываться компании
так называемых купцов-пут еш ест венников. Наиболее простая форма
образовалась в Барселоне (вторая половина XIII - середина XIV в.) в
виде гильдии морских купцов. Однако типичной формой стали компа
нии типа р егу л и р о ва н н ы х т оварищ ест в. В указанный период они воз
никали в больших ганзейских городах, в частности, Любеке (для торго
вли с Великим Новгородом, Ригой, Брюгге, Стокгольмом, Лондоном и
42
т.п.), имели внутреннюю организацию, определяемую уставом. Торго
вые компании Нидерландов (Девентера и др.) выросли именно из по
добных гильдий путешествующих купцов. В XIV в. нидерландские ком
пании укрупнились и начали проникать в производство. Амстердам
ская компания суконщиков, пытавшаяся даже вести самостоятельную
торговлю в ганзейских городах, в XIV в. подчинила себе всех сукноде
лов, низведя их на положение наемных рабочих. Аналогично развива
лась компания лейденских суконщиков в XV в.
Во Фландрии наиболее развита была сеть объединений купцов, по
сещавших английские порты. Эти объединения сначала сливались в
местные группы, а затем образовали обширную ассоциацию, охватив
шую всю страну - монопольную Лондонскую ганзу, с центром в Брюг
ге (она впервые упоминается в Брюггской грамоте 1240 г.). Лондонская
ганза представляла собой своеобразное соединение купеческой гиль
дии, городского союза и системы факторий: в нее входили представи
тели купеческих олигархий первоначально 17, позднее - 50 городов
(Амьен, Корби, Нель и др.). Входившие в эту ганзу компании вмешива
лись в производство как раздатчики-капиталисты, подчинив себе тка
чей, валяльщиков, красильщиков, стригалей (в Бельгии - до конца
XIII в., в Брабанте - до конца средних веков). Сама Лондонская ганза
просуществовала до XV в., но уже во второй половине XIV в. была от
теснена Тевтонской (Немецкой) Ганзой - огромным объединением ку
печества многих городов Германии, возникшим еще в XIII в., а в XIV в.
уже обладавшим четырьмя отделениями, из которых наиболее извест
но северное, так называемая Вендская Ганза, монополизировавшая
торговлю в Северной Европе и игравшая большую политическую
роль.
Ганза могла собрать для борьбы с пиратами объединенный флот
из 1000 и более судов с вооруженной командой. Она заключала союзы
и вела войны с соседями по региону. Свои дела члены Ганзы выносили
на съезды (Hansetag), принимавшие кадровые, коммерческие и полити
ческие решения.
Свое классическое развитие компании купцов-путешественников
получили в Англии, где в конце XIII - начале XIV в. они приняли фор
му привилегированных компаний (privileged companies) - род личного
товарищества, члены которого обладали торговой монополией и поль
зовались свободой индивидуальных действий в сфере торговли, подчи
няясь только некоторым обязательным для всех правилам (о цене то
варов, времени отплытия, размерах взносов, порядке вступления, позд
нее - объеме вывоза и т.п.). Обычно эти организации были замкнуты
ми, олигархически управляемыми объединениями с наследственными
правами. Позднее в наиболее крупные из них стали входить не только
купцы, но и “новые” дворяне.
Наиболее известна компания Мелочных торговцев (выросшая из
торгового братства св. Фомы Кентерберийского), занятая торговлей
шерстью, шелком и пряностями. Одно из отделений этой компании
стало родоначальником всех последующих торговых объединений Анг
лии: это знаменитая “Компания странствующих купцов” или “купцов-
авантюристов”, вскоре перешедшая исключительно на торговлю шер
43
стью, а в XV-XVI вв. и позднее занимавшаяся крупными кредитными
операциями и частично связанная с мануфактурами. Она также объе
диняла не капиталы, а купцов и торговые компании на местах - в Лон
доне, Йорке, Норидже, Эксетере, Йпсвиче, Ньюкасле, Гулле и др., тор
говала со многими странами Западной Европы и просуществовала, ви
доизменяясь, с начала XV до начала XIX в. Члены компании, подобно
членам Ганзы, договаривались относительно цен, сфер влияния, объе
ма торговли, характера товара и т.д., организовывали караваны-кон
вои для перевозок товара по морю, улаживали свои внутренние споры.
Но, конечно, при всем влиянии “купцов-авантюристов”, масштабы их
деятельности, экономическое и политическое значение не сравнимы с
Ганзой, которая играла роль своего рода “державы”. Связь торговли с
производством имела место и в других английских компаниях. Так еще
в XIV в. могущественная лондонская компания суконщиков, занимав
шаяся и торговлей, получила право надзора за сукноделием в столице
и фактически по всей стране.
Торговые компании сыграли немалую роль в складывании колони
альной системы. Уже в XII в. английские купцы прочно заняли одно из
ведущих мест в освоении, колонизации, подчинении Ирландии, завла
дели ее ведущими городами. Немецкие, прежде всего ганзейские куп
цы составили ведущие торговые и политические страты в городах
Скандинавских стран и Прибалтики, способствовали немецкой колони
зации последней. В XV в. генуэзские купцы захватывали крымские
порты и даже передавали их отдельным лицам на правах феодального
владения. Пиренейские купцы активно участвовали в колониальных
захватах в Африке.
Торговые компании сыграли огромную роль в процессе аккумуля
ции капитала, развитии торговли, в организации финансовой, промыш
ленной деятельности, банковского дела, денежного рынка, в распро
странении предпринимательства. Для торговых компаний, как и про
чих объединений купцов, были характерны корпоративизм и наследст
венное членство. Сохраняя до раннего нового времени в большинстве
случаев патриархальные формы, торговые компании были рассчитаны
на принципиально новые задачи - на расширение оборота. Й хотя сами
формы торговых объединений умножались, становились все более раз
нообразными, но при всех новациях общности торговцев очень долго
удерживали средневековые формы, с их корпоративизмом, системой
торговых монополий и привилегий, специфическим характером связей.
Это и понятно: в немалой мере они обеспечивали в условиях феодаль
ной “войны всех против всех” гарантии жизни, имущества и чести тор
говцев.
Однако несомненно, что торговые объединения, особенно такие,
как компании или Ганза, способствовали повышению общественного
престижа деятельности и самих “деловых людей”, которые все чаще
вливались в состав дворянства, феодальной элиты, входили в окруже
ние знати и королей, получали государственные посты, прежде всего
связанные с организацией казенных финансов. Купеческие корпора
ции способствовали выработке у самого купечества уважения к систе
матическому труду и интересам партнерства. Купцы стремились учить
44
ся, получать как можно больше знаний и навыков в самых разных об
ластях, проявлять инициативу. Они проникались уважением к личным
заслугам как приоритетным в глазах людей и Бога. В этой среде выра
батываются те особенности имущественных отношений, общностей,
поведения и менталитета, которые позволили средневековому купече
ству стать “бродилом” общественных перемен.
ЛИТЕРАТУРА
Гуковский М Л . Итальянское Возрождение. JI., 1990.
Маркс К. Капитал // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23-24.
Плешкова CJI. К истории купеческого капитала во Франции в XV в.: Жак
Кёр и его деятельность, М., 1977.
Общности и человек в средневековом мире / Отв. ред. А .А . Сванидзе.
М., 1992.
Репина Л.П. Лондонские землевладельцы в начале XV в.: по данным нало
гового списка 1412 г. // Городская жизнь в средневековой Европе / Отв. ред.
Е.В. Гутнова. М., 1987.
Голова А.Д. Государственный долг и его роль во флорентийской респуб
лике и в Тосканском великом герцогстве // Средние века. М., 1990. Вып. 53.
Савина Н.В. Южнонемецкий капитал в странах Европы и испанских коло
ниях в XVI в. М., 1982.
Сванидзе А.А. Город и рынок средневековой Швеции: XIII-XV вв.
М., 1980.
Сванидзе А.А. Деревенские ремесла в средневековой Европе. М., 1985.
Тушина Г.М. Из истории средиземноморских морских торговых объедине
ний: Античность и средние века // Страны Средиземноморья в эпоху ф еодализ
ма. Горький, 1975. Вып. 2.
Яброва М.М. Лондонские ливрейные компании и внешняя торговля //
Средневековый город. Саратов, 1975. Вып. 3.
Agats A. Der Hansische Baienhandel. Heidelberg, 1904. /
Ashtor E. The Factors of technological and Industrial Progress in the later Middle
Ages // The Journal of European Economic History / Ed. L. De Rosa. Roma, 1989. V. 18.
Bendixen B.E. Tyskemes handel paa Horge og det hanseatiske kontor i Bergen.
Bergen, 1915. H. 1.
Ekelund R.B., Street D.R., Tollison R.D. Rent Seeking and Property Rights:
Assignments as a Process the Mesta Cartel o f Medieval Mercantile Spain // The Journal
of European Economic History. Roma, 1997. Vol. 26. № 1.
Le Goff J. Marchands et banques du Moyen Age // Que sais-je. P., 1956.
Goldthwaite R.A. The Medici Bank and the World o f Flordntine Capitalism // Past
and Present. 1987. N 114.
Lewis A.R. Naval power and trade in the Mediterranea. A.D. 500-1100. Prince
ton, 1951.
Luzzato G. Storia economica di Venezia dall’XI al XVI secolo. Venezia, 1961.
Lutge F. Deutsche Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. B., 1965.
Melis F. Aspetti della vita economica medievale. Firenze, 1962.
Mollat M. Les affaires des Jaques Coeur k Florence // Studi in onore di Armando
Sapori. Milano, 1957. V. L.
Origo I. The merchant of Prato. Harmons worth, 1963.
Postan M.M. Medieval Trade and Finance. L., 1973.
Romano R. Stroria del salari e storia economica // Rivista Storica Italiana. Napoli,
1966. Fasc. II.
Roover R.de. The Rise and Decline of the Medici Bank 1397-1494. N.Y., 1966.
45
Sapori A. Una Compagnia di Calimala ai primi del Trecento. Firenze, 1932.
Sapori A. Dalla “compania” alia “holding” // Della studi di storia economica.
Firenze, 1965. V. 3.
Studi in memoria di Federigo Melis. Napoli, 1978. Vol. 1-5.
Tremel F. Das Handelsbuch des Judenburger Kaufmannes Clemens Kobler,
1526-1548. NUmberg, 1960.
СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КУПЕЦ*
* Первая публикация очерка: L’uomo medievale / A Cura di J. Le Goff. Roma; Bari, 1987; на
русском яз. см.: Одиссей: 1990. М., 1991. В настоящем издании очерк публикуется с не
значительными сокращениями.
© А.Я. Гуревич
46
Песнопения Альфонсо X. Рукопись. XIII в. Миниатюра
процессе мирного торгового обмена. Но, как явствует из исландских
саг, торговая поездка скандинава нередко завершалась его нападением
на местных жителей, и то, чего он не мог выменять, он отнимал у них
силой. Торговля и грабеж шли рука об руку.
Однако и те купцы раннего периода, которые не занимались разбо
ем, не были лишены воинственности. Им приходилось отправляться со
своими караванами в дальние страны, странствовать среди чужих лю
дей и народов, встречаясь со многими и разнообразными опасностями,
от пиратов до весьма близких к разбойникам местных сеньоров, кото
рые норовили наложить руку на их богатства, либо облагая их пошли
нами, либо попросту отнимая товары и выручку. Купцы страдали от
морских бурь и тягот сухопутных переходов по бездорожью. Прибыль
от торговли редкими товарами могла быть весьма велика, но не мень
шим был и связанный с ее получением риск. В “Беседе” церковного пи
сателя и английского аббата Эльфрика (начало XI в.), в которой охарак
теризованы разные профессии, наряду с монахом, землепашцем, тка
чом, солеваром, рыболовом, охотником, кузнецом, назван и купец. В
его уста вложены следующие слова:
“Я полезен королю, знати, богатым и всему народу. Я вхожу на ко
рабль со своими товарами и плыву в заморские края, продаю товар и
приобретаю ценные вещи, коих нет здесь. Я привожу их с большим ри
ском, подчас терплю кораблекрушение, теряя все свое имущество и ед
ва спасая собственную жизнь” Купец привозит дорогие ткани и одеж
ды, драгоценные камни и золото, вино и масло, слоновую кость, желе
зо и другие металлы, стекло и множество других вещей. Собеседник
спрашивает купца: “Ты продаешь эти вещи за ту цену, за которую ку
пил их?” - “Нет. Что же тогда дал бы мне мой труд? Я продаю дороже,
чем сам купил, с тем чтобы получить кое-какую прибыль и прокор
мить жену с детьми”.
Тем не менее, по оценке Эльфрика, наиболее важным для общества
является труд пахаря, который всех кормит. “Экономическая мысль”
раннего средневековья не выходила за рамки натурального хозяйства.
Точно так же теоретики складывавшегося феодального общества, рисуя
его в виде трехчленной системы во главе с монархом, называли только
духовенство и монахов (“тех, кто молятся”), рыцарство (“тех, кто сража
ется”) и крестьян (“тех, кто пашет землю”). Городского населения, ре
месленников и купцов они не упоминают. Не потому, разумеется, что их
роль была совершенно незначительна, а потому, что в обществе XI-
XII вв., в котором господствовала традиция, старые понятийные схемы
до такой степени сохраняли свою былую силу, что могли игнорировать
живое многообразие конкретной действительности. Если труд земле
дельца столь же необходим для функционирования социального орга
низма, как молитвы монахов и клириков и ратные подвиги воинов, то го
родские занятия и в особенности торговля оставались сомнительными и
подозрительными с точки зрения господствующей этики. Недоверие к
торговцу крестьян и пренебрежительное высокомерие знати находило
параллель и обоснование в учении церкви.
Отношение общества к купцу было очень противоречивым. С од
ной стороны, без него трудно обойтись. Наставления, которые отец да
48
ет своему сыну в “Королевском зерцале”, описывающем разные слои и
социальные разряды Норвегии с точки зрения образованного норвеж
ца первой трети XIII в., начинаются характеристикой деятельности
купца. Человек, который намеревается стать купцом, говорит отец,
подвергает свою жизнь многим опасностям как на море, так и в языче
ских землях и среди чужих народов. Поэтому на море необходимо
уметь принимать немедленные решения и обладать большим мужест
вом, а в чужих землях держаться осмотрительно, выказывать себя
“благовоспитанным и приятным человеком, дабы завоевать всеобщее
расположение” Надобно тщательно изучать обычаи тех мест, где ве
дешь торговлю, особенно торговое право. Для того чтобы преуспеть в
своей коммерции, купец должен владеть языками и прежде всего латы
нью и французским, ибо эти языки наиболее общеупотребительны.
Купцу-мореплавателю следует разбираться в расположении светил и
смене времени суток, так же как распознавать страны света. “Не про
пускай ни одного дня без того, чтобы не узнать что-нибудь полезное
для себя... и если ты действительно желаешь прослыть мудрым, то ты
должен постоянно учиться”. Купцу надлежит быть миролюбивым и
сдержанным, “если же обстоятельства принуждают тебя к столкнове
нию с противником, не спеши с местью, но тщательно все рассчитай и
действуй наверняка”. Особую осмотрительность нужно проявлять при
выборе торговых компаньонов. “Часть прибыли всегда надлежит вы
делять всемогущему Богу и святой Деве Марии, равно как и тем свя
тым, к которым ты чаще всего обращаешься за содействием”
При соблюдении всех этих советов можно разбогатеть. Автор
“Королевского зерцала”, сознавая большой риск, с которым связана
заморская торговля, рекомендует молодому купцу: “Когда ты уви
дишь, чточв результате торговых поездок твое богатство действитель
но сильно увеличилось, то две трети капитала лучше всего из дела за
брать и вложить в хорошее земельное владение, ибо такой род имуще
ства кажется наиболее обеспеченным как для самого собственника,
так и для его потомков”. Любопытно, что подобный совет дается в
Норвегии - стране, где отсутствовал простор для сельского хозяйства.
Но такое же вложение капиталов, созданных в торговле, в земельную
собственность наблюдалось и в странах континента Европы, от Гер
мании до Италии. Купеческие занятия важны, но опасности всякого
рода, подстерегающие купцов, и социальный и экономический риск
профессии побуждают купцов помещать деньги в более обеспеченную
сферу землевладения.
С другой стороны, социальный престиж купцов весьма невысок.
Богач вызывает зависть и недоброжелательство, его добропорядоч
ность и добросовестность внушают серьезные сомнения. В целом ку
пец оставался скорее “парией” средневекового общества на ранней его
стадии. В чем, собственно, заключается оправдание его прибыли? Он
покупает за одну цену, а продает товар за более высокую. Здесь таят
ся возможности обмана и неправедной наживы, и богословы охотно
вспоминали слова Иоанна Златоуста: “Ремесло купца неугодно Богу”.
Ибо, по словам отцов церкви, трудно, чтобы в отношениях купли-про
дажи не затесался грех. В перечнях профессий, расцениваемых как
49
“бесчестные” и “нечистые”, - такие перечни составлялись богословами
почти постоянно - фигурировала торговля. Отвергая земной мир, обес
ценивая его пред лицом мира небесного, духовенство не могло не осу
ждать торговлю, занятие, преследующее цель получения прибыли.
Такова была позиция церкви до тех пор, пока ей не пришлось в
большей мере, чем прежде, принять во внимание изменившиеся усло
вия действительной жизни. Это изменение стало ощутимым в XIII в. Не
показателен ли тот факт, что центр тяжести деятельности церкви пе
ремещается из деревни в город? Новые нищенствующие ордена фран
цисканцев и доминиканцев базировались прежде всего в городах, и их
проповедь, отнюдь не игнорировавшая других слоев общества, тем не
менее в первую очередь была обращена к горожанам. Ибо, по опреде
лению одного из церковных деятелей, в городе сконцентрирована мас
са населения, в него тянутся и сельские жители, в нем - и это главное -
более всего существует питательная среда для греха, который здесь и
надлежит искоренять. Но и в этот период отношение к профессии куп
ца оставалось в высшей степени противоречивым. Признавая важность
торговли для существования социума, оказывая ей по временам покро
вительство и извлекая из нее выгоду, церковь вместе с тем сохраняла
по отношению к ней все свои предубеждения. “Торговля имеет в себе
нечто постыдное”, - писал Фома Аквинский, полностью сознававший
ее необходимость.
Эта противоречивость положения купца вполне раскрывается в
проповеди нищенствующих монахов. Не забудем, что основатель орде
на францисканцев происходил из семьи богатых купцов-суконщиков.
Проникнувшись идеалами евангельской бедности, Франциск Ассиз
ский бросил имущество и порвал со своей семьей, основав братство
единомышленников, которое вскоре превратилось в монашеский ор
ден. Перед лицом растущего недовольства народа богатствами церкви,
знати и городских верхов, недовольства, которое порождало ереси,
церковь нашла целесообразным взять нищенствующих монахов под
свое покровительство и инкорпорировать это движение в свою офици
альную структуру. Она желала, чтобы “нагие шли за нагим Христом”
под ее эгидой, а не в русле еретических движений. Проповедь новых
орденов ставила имущих перед острой моральной дилеммой. Царство
небесное уготовано для отрешившихся от земных благ, и алчность - ис
точник богатств - является одним из наиболее тяжких смертных гре
хов. Проповедники не уставали метать громы на головы корыстолюб
цев и богачей.
Особый гнев вызывали те богачи, которые ссужали деньги под
проценты. К такому способу приумножения капитала особенно часто
прибегали купцы. Вместо сопряженных с немалым риском дальних
торговых поездок (или наряду с торговлей) многие денежные люди
предпочитали ссужать деньги тем, кто в них нуждался. А в них нужда
лись все - от государей и знати до мелких торговцев, ремесленников и
крестьян. Христианские авторы всегда осуждали ростовщичество и су
лили ростовщикам адские муки на том свете. В 1179 г. церковь офици
ально воспретила ростовщичество христианам. Этими запретами в
немалой мере объясняется та роль, которую играли иудеи в экономи
50
ческой жизни Запада. Будучи инаковерующими, они могли заниматься
деятельностью, которая на практике была необходима, но решительно
осуждалась церковью как нехристианская профессия. Тем не менее ро
стовщиками были и многие христиане.
В проповеди XIII и следующих столетий содержится резкая соци
альная критика. Исходя из принципов христианской этики, монахи не
щадно клеймят тех, кто от них отступает, а таковы практически все -
и государи, и рыцари, и горожане, и крестьяне, да и само духовенство,
безгрешных нет. Однако самые грозные инвективы обрушиваются на
головы ростовщиков. В “exempla” (“примерах”) —включаемых в пропо
ведь кратких анекдотах, заимствованных из фольклора или литерату
ры минувших времен и содержащих нравоучительные наставления, -
ростовщик изображен моральным монстром. “Примеры” о ростовщи
ках неустанно обыгрывают одну и ту же идею: ростовщик - враг Бога,
природы и человека. Неправедно нажитые деньги, положенные в тот
же сундучок, в котором хранились деньги, полученные монахами в ви
де подаяний, буквально пожрали эти последние. Во время морского пу
тешествия обезьяна захватила кошель ростовщика и, взобравшись на
мачту корабля, обнюхивает монеты и выбрасывает за борт все нажи
тое при посредстве ростовщических операций. Суд над душой ростов
щика происходит в момент его кончины, и страховидные демоны та
щат его душу прямо в ад, при этом засовывая ему в рот раскаленные
монеты. Ростовщик - самый верный слуга дьявола, и тот подчас явля
ется за его душой, не давая несчастному ни малейшей отсрочки для то
го, чтобы возместить причиненный им ущерб или замолить грехи.
Вспомним сцены адских мук ростовщиков в Дантовом “Аду”. Ничто не
сможет спасти душу богача, жившего за счет процентов, кроме полной
раздачи всего неправедно накопленного богатства* тем, кого он при
жизни эксплуатировал. Никакие частичные компенсации не помогут.
Ростовщик гнусен в глазах Бога и человека прежде всего потому,
что нет другого греха, который когда-нибудь не отдыхал бы: прелюбо
деи, развратники, убийцы, лжесвидетели, богохульники устают от сво
их грехов, между тем как ростовщик продолжает наживаться непре
рывно. Своей деятельностью он отрицает нормальное чередование
груда и покоя. Ростовщичество разрушает связь между личностью и ее
практикой, ибо даже тогда, когда сам ростовщик ест, спит или слуша
ет проповедь, проценты продолжают нарастать. Господь заповедал че
ловеку добывать хлеб насущный в поте лица, тогда как ростовщик на
живается, не трудясь. Торгуя ожиданием денег, т.е. временем, он кра
дет время - достояние всех творений, а потому тот, кто продает свет
дня и покой ночи, не должен обладать тем, что продал, т.е. вечным све
том и покоем.
Вызываемый ростовщичеством гнев проповедников безмерен.
Чем объснить их обличительный пыл? Почему именно в проповеди
нужно было неустанно возвращаться к ростовщику? Сомнительно,
чтобы дело сводилось к одним только доктринальным причинам. Ско
рее нужно предположить, что казуистическая аргументация богосло-
иов, учивших о неправедности ростовщичества, была производной, сво
его рода ученым обоснованием той ненависти, которую питала к рос
51
товщикам аудитория проповедников. Едва ли можно утверждать, что
все те истории о ростовщиках, которыми изобилуют проповеди, при
надлежат авторам “exempla”. Не скрыто ли, хотя бы частично, их про
исхождение в общественном сознании? В некоторых “примерах” про
глядывает враждебное отношение горожан к процентщикам. Один свя
щенник, желая продемонстрировать, что ростовщичество - занятие на
столько постыдное, что никто не решится публично в нем признаться,
сказал во время проповеди: “Хочу дать вам отпущение грехов согласно
профессии и занятию каждого. Пусть встанут кузнецы” Кузнецы под
нялись со своих скамей и получили отпущение. Вслед за ними отпуще
ние было даровано и другим ремесленникам. Наконец проповедник
возгласил: “Пусть поднимутся ростовщики и получат отпущение”. И
хотя их было больше, нежели людей других профессий, ни один не
встал. Под всеобщий хохот ростовщики в смятении удалились. Посра
мление ростовщиков нередко изображается в “примерах” как событие,
оказывающееся в центре городской жизни, как публичный скандал.
Так, во время брачной церемонии в Дижоне в 1240 г. один из них погиб
при входе в церковь. Ему пробил голову упавший каменный кошель с
фигуры ростовщика, избраженной на западном портале храма, где по
лагается быть сцене Страшного суда.
Ненависть к ростовщикам была всеобщей. Хронист первой поло
вины XI в. Матвей Парижский писал о ломбардах - так называли в
странах севернее Альп итальянских банкиров и ростовщиков: “Лом
бардцы - большие ловкачи... предатели они и обманщики... Они пожи
рают не только людей и домашних животных, но и мельницы, замки,
поместья, луга, рощи и леса... В одной руке у них лист бумаги, в другой
- перо, и с их помощью они обдирают жителей как липку и набивают
их серебром свои кошельки... Они жиреют на нужде других, и сами они
как волки, что пожирают людей” Погромы и избиения итальянских
ростовщиков на Западе - столь же частое и распространенное явление
на протяжении последней четверти XIII и в XIV в., что и еврейские по
громы, с тем лишь различием, что последние обосновывались, помимо
ненависти к богатым ростовщикам, еще и религиозными мотивами.
Ростовщичество губит не только души самих наживал, но и души
их детей, если они унаследовали неправедное богатство и не возмести
ли причиненного отцами ущерба. Некто имел видение: из чрева чело
века, ввергнутого в адское пламя, растет большое дерево, на ветвях ко
торого висят люди, пожираемые этим огнем. Что сие означает? Нахо
дящийся внизу - родоначальник всех этих поколений, возвысившихся
благодаря ростовщичеству, а потомки мучаются потому, что пошли по
стопам отцов. Один священник провозглашал в проповеди: “Не моли
тесь за душу моего отца, который был ростовщиком и не пожелал вер
нуть средства, накопленные ростовщичеством. Да будет проклята душа
его и да мучается она вечно в аду, так чтобы никогда не узрел он лика
Божьего и не избежал бы когтей бесов”.
В сословно-иерархическом обществе ценились прежде всего знат
ность происхождения и связанная с нею рыцарская доблесть. Горожа
нин, даже богатый купец, вызывал презрение благородных, от него не
ожидали рыцарских доблестей. В глазах знатных рыцарей и дам он ка
52
налья, мужик. Однако городские богачи, купцы и ростовщики, стреми
лись добиться высокого положения именно благодаря своему богатст
ву. Анекдот, рассказанный французским проповедником XIII в., может
служить свидетельством того, как возвышались в глазах окружающих
нувориши. Некий покрытый паршой мальчик по имени Мартин при
шел, побираясь, в город, где стал известен под кличкой “запаршивев
ший”. Мальчик рос, стал ростовщиком, и по мере того как он богател,
его социальный престиж менялся. Сперва его звали Martinus scabiosus
(Мартин чесоточный), затем domus Martinus (мастер Мартин), когда же
он сделался одним из первых богатеев города - dominus Martinus (гос
подин Мартин), а потом даже - meus dominus Martinus (высокочтимый
сеньор Мартин). Это латинские кальки французских титулов - maitre,
seigneur, monsegneur. В “примере” это восхождение ростовщика по со
циальной лестнице, натурально, завершается его низвержением в ад.
Алчность неизменно расценивалась как самый отвратительный из
пороков. “Ты можешь принять крест у папы, переплыть море, сра
жаться с язычниками, отвоевать святой Гроб, погибнуть за Божье дело
и даже лечь в святой Гроб, - обращается немецкий францисканец Бер-
тольд Регенсбургский к ростовщику, - и тем не менее при всей твоей
святости душа твоя погибла”. Ибо ничто не может спасти ростовщика,
помимо полного, до последнего гроша, возмещения причиненного им
ущерба.
Так обстояло дело в XIII в. Но отрицательное отношение церкви к
ростовщичеству сохранялось и в последующие столетия. Если в своих
теоретических трактатах архиепископ Флоренции Антонин и делал не
которые уступки финансовой деятельности, достигшей в итальянских
городах в XIV-XV вв. наивысшего развития, то в проповедях Бернар
дино Сиенского рисуется впечатляющая картина осуждения умираю
щего ростовщика всеми сакральными силами и вообще всей вселенной:
“Все святые, блаженные и ангелы в раю восклицают: “Во ад, во ад
его!”; небеса вопят своими звездами: “В огонь его, в огонь!”; планеты
взывают: “Во глубину ада, во глубину ада!”, и восставшие на него эле
менты мира кричат: “На муки его, на муки!” И сам дом, в котором ле
жит умирающий, все стены и балки не перестают призывать на него
кары”.
Подобные проповеди и осуждение профессии ростовщиков не мог
ли положить предела их деятельности, хотя им и приходилось прибе
гать к уловкам, чтобы избежать позора. Но вместе с тем было бы глу
боко ошибочно воображать, будто эти обличения не имели никакого
значения, - их влияние было социально-психологическое по преимуще
ству. Сознание противоречия между прибыльной хозяйственной прак
тикой и чрезвычайно низкой ее моральной оценкой не могло не слу
жить источником раздвоенности духовного мира ростовщика до тех
пор, пока была сильна его религиозность.
Этика накопительства приходила в столкновение не с одной толь
ко религиозно-этической доктриной. Она оказывалась в явном проти
воречии и с коренными установками аристократии. Для последней доб
лестью было наглядное и церемониальное распоряжение богатствами,
их публичное расточение. Траты, не соответствующие реальным дохо
53
дам, служили знаком благородства и щедрости. Между тем купец не
может не быть расчетливым и бережливым, он должен копить деньги
и с умом тратить свои средства, надеясь на прибыль. В середине XIV в.
в Англии была сочинена анонимная поэма “Добрый краткий спор ме
жду Накопителем и Расточителем”. Первый - это купец, юрист, вто
рой же - рыцарь, аристократ. Накопитель, которого радует созерцание
собранных им богатств, восхваляет тех, кто мало тратит. Сам он умеет
жить умеренно и делать дела. Экстравагантное мотовство Расточите
ля, проявляющееся в одежде, еде и питье, вызывает у него непонима
ние и негодование. Перечень блюд, подаваемых на пиру в доме Мота,
- своего рода кулинарный трактат. Люди, которые, не имея ни пенни в
кармане, вместе с тем приобретают редкие меха, ценные ткани и иные
дорогостоящие предметы роскоши, внушают Накопителю недоверие и
неприязнь. Он упрекает Расточителя за то, что тот не заботиться о воз
делывании земель и распродает орудия труда для оплаты своих воен
ных авантюр и охотничьих развлечений. Обжорство и пьянство - при
чина расточения наследственных владений. Накопитель тщетно при
зывает Мота умерить траты, остеречься разорения и приучить своих
близких к труду. Он понимает: в расточении богатств аристократом
движет “высокомерие”.
Со своей стороны, Расточитель упрекает Накопителя в том, что
собранные им сокровища никому не приносят пользы: “Какой толк от
этих богатств, если их не тратить? Часть ржавеет, другая гниет либо
делается добычей крыс”. Именем Христа он призывает стяжателя пе
рестать набивать сундуки и поделиться с бедняками своим серебром.
Расточитель настаивает на тщете богатства и говорит о причиняемом
им зле: чем состоятельнее человек, тем он трусливей. Не предпочти
тельнее ли жизнь короткая, но счастливая?
Спор между Стяжателем и Расточителем, вынесенный на рассмот
рение английского короля, остается не разрешенным. Разумеется, уча
стники спора не столько социально определенные типы, сколько во
площения разных жизненных принципов и противоположных систем
ценностей.
Как было сказано выше, церковные авторы XI-XH вв. при харак
теристике общества прибегали к трехфункциональной схеме “молящи-
еся-сражающиеся-пахари”. Однако в XIII в. эта архаичная схема уже
пришла в явное противоречие с социальной действительностью. В про
поведи нищенствующих монахов мы встречаем признание сословной и
профессиональной многоликости населения. Отказ от прежнего пони
мания социальной структуры был связан прежде всего с подъемом го
родского населения, и в частности торговой его прослойки. Наиболее
интересная и содержательная попытка по-новому осмыслить слож
ность и многообразие общественной системы принадлежит уже упомя
нутому Бертольду Регенсбургскому.
Разряды и сословия он рассматривает как своего рода аналогию
небесной иерархии, от которой земные установления получают свое
оправдание и обоснование. Девяти хорам ангельским, о которых неко
гда писал Псевдо-Дионисий, соответствуют девять разрядов людей, вы
полняющих разные службы. Подобно тому как низшие хоры ангелов
54
служат высшим, так и низшие разряды людей подчинены высшим. В
ангельской иерархии три высших хора, и точно так же три разряда лю
дей возвышаются над всеми прочими, ибо сам Творец избрал их для то
го, чтобы все другие им повиновались. Эти три высших разряда - свя
щенники во главе с папой, монахи и мирские судьи, включая императо
ра, королей, герцогов, графов и всех светских господ. Первые два раз
ряда заботятся о душах христиан, а третий - об их земном благополу
чии, защищая вдов и сирот.
Каковы же прочие шесть разрядов, представители которых долж
ны выполнять свои должности и верно служить высшим? Отметим
прежде всего, что при их характеристике проповедник отказывается
рассматривать их иерархически: они как бы рядоположены, разверну
ты “горизонтально”. Иерархия, сохраняющая все свое значение для ми
ра горнего, утрачивает в его глазах свое значение для мира человече
ского, каким в проповеди оказывается преимущественно мир город
ской. Первый из этих шести разрядов, или “хоров”, - все те, кто изго
товляют одежду и обувь.
Ремесленники, работающие с железными орудиями (ювелиры, мо
нетчики, кузнецы, плотники, каменщики), образуют второй “хор” Тре
тий “хор” - купцы, они привозят товары из одного королевства в дру
гое, плавают по морю, одно доставляют из Венгрии, другое из Фран
ции. Четвертый “хор” составляют продавцы пищи и питья, снабжаю
щие население необходимыми припасами. Пятый “хор” - крестьяне.
Шестой “хор” - лекари. Таковы девять “хоров”. И подобно тому как де
сятый хор ангелов отпал от Бога, предавшись Сатане, так и десятый
“хор” людей объединяет актеров и мимов, вся жизнь которых направ
лена на дурное и обрекает их души на погибель.
Нетрудно убедиться в том, что многообразие занятий Бертольд за
мечает лишь в городе, выделяя различные профессиональные разря
ды, - это ремесленники, крупные купцы, мелочные торговцы. Ко всем
разрядам горожан, как и к крестьянам, Бертольд обращается с призы
вом трудиться и служить честно и без обмана. Обособление крупных
купцов, ведущих дальнюю торговлю, от мелких торговцев - неотъем
лемая черта средневекового города. В центре внимания проповедника
- городские профессии, и Бертольд, неустанно обрушивающий прокля
тья на “алчных” и богачей, вместе с тем вполне оправдывает существо
вание торговли и купечества - они необходимы для функционирования
целого, и их занятия расцениваются как призвание, предопределенное
Творцом точно так же, как и призвание земледельца, судьи или мона
ха. Честная торговля - таков идеал Бертольда, как и других проповед
ников XIII столетия.
Однако ориентация “социологической” мысли Бертольда Регенс
бургского на городское население обнаруживается не только в описа
нии социальной структуры. Не менее интересна своеобразная интер
претация им евангельской притчи о “талантах”, вверенных господином
своим рабам. Эти дары, пожалованные человеку, суть “наша собствен
ная персона”, которую Господь сотворил по собственному образу и по
добию и облагородил, даровав ей свободу воли, “твое служение (долж
ность), к которому тебя предназначил Бог, каждому человеку даровав
55
ший его службу”, “время, отпущенное тебе для жизни”, земное богат
ство и “любовь к ближнему” Общество состоит из людей, выполняю
щих отведенные им социальные функции, и каждая должность, высо
кая она или низкая, важна и необходима для существования целого. Но
существуют занятия, которые “должностью”, т.е. Богом установлен
ным призванием, не являются - это ростовщичество, перекупка, обман
и воровство. Здесь Бертольд поносит торговцев, которые выдают воду
за вино, продают “воздух вместо хлеба”, подделывают пиво и воск и ис
пользуют фальшивые весы и меры.
Итак, личность в понимании Бертольда представляет собой соци
ально определенную личность, ее качества теснейшим образом коор
динированы с ее принадлежностью к классу, сословию, общественной
группе. Вместо призывов к аскетической пассивности и уходу от мира
францисканский проповедник настаивает на необходимости социально
полезной деятельности как основы существования общества.
Собственность - это то, что приобретено законно, честным тру
дом. Громы, обрушиваемые Бертольдом на головы “алчных”, “воров”
и “мошенников”, вызваны не неравномерным распределением собст
венности, а злоупотреблением ею. Ибо Господь сотворил всего доста
точно для прокормления всех. Неравенство имуществ и наличие бога
тых и бедных отступают на второй план перед коренным равенством
людей перед Творцом. Все от Него исходит и к Нему в конце концов
возвратится. Поэтому проповедник не признает полного, неограничен
ного права собственности. Имущество так же вверено Богом владель
цу, как и его персона, время и должность, и он является лишь управи
телем своего богатства и должен будет дать отчет за его употребление.
Среди даров, врученных человеку и составляющих главные ценно
сти, за распоряжение коими ему придется ответить перед Всевышним,
душа не названа. Однако она присутствует в этом рассуждении в каче
стве незримого центра, к которому стягиваются все перечисленные да
ры Творца. Обращает на себя внимание другое: в том понятийном ря
ду, в который поставлено в проповеди “служение”, оно является столь
же неотъемлемым качеством человека, как и сама его персона. Лич
ность не сводится к единству души и тела, ибо включает в себя социаль
ную функцию человека. И вполне логично среди даров Создателя ока
зывается время человеческой жизни. Конечно, время в проповеди не
секуляризовано, не превратилось полностью из “времени церкви” во
“время купцов”, это время Господа, и перед Ним человек обязан дер
жать отчет в том, как он потратил отпущенное ему время. Время зем
ной жизни, время спасения, еще не стало в глазах проповедника само
стоятельной ценностью земной, посюсторонней жизни и явно обесце
нивается, коль скоро речь заходит о вечности. И тем не менее то, что в
проповеди “О пяти фунтах” время выдвигается в ряд центральных цен
ностей жизни, как условие выполнения службы, призвания, высоко
многозначительно и чревато последствиями. Время рассматривается в
качестве неотъемлемого параметра личности.
Видимо, для проповедников, принадлежавших к нищенствующим
орденам и развертывавших свою деятельность в теснейшем контакте с
бюргерской средой, время начинало приобретать новую ценность, и,
56
хотя эту ценность они по-прежнему осознавали в традиционном теоло
гическом ключе, самый факт объединения категории времени челове
ческой жизни с категориями личности и призвания был весьма симпто
матичен. Можно предположить, что высокая оценка времени, как и
принадлежности к корпорации, естественная для торгово-ремесленных
кругов города Высокого средневековья, оказала свое влияние на про
поведь, которая переводила и время, и должность, и богатство в рели
гиозно-моральный план.
Обращаясь к городской пастве, Бертольд Регенсбургский уже не
мог говорить о богатстве только в негативном смысле, как то было
свойственно проповеди более раннего времени. Имущество служит
утолению потребностей человека и его семьи. Богатство настолько
тесно спаялось в сознании купцов, горожан с личностью и ее “должно
стью”, предназначением, что “любовь к ближнему” приобрела намно
го более анемичный и бездеятельный характер, нежели прежде.
Можно ли сомневаться в том, что в этой переоценке христианских
ценностей обнаруживается скрытое влияние новой этики труда и соб
ственности, складывающейся в городе? Идеалы проповедника, дея
тельность которого развертывалась преимущественно в городской
среде, радикально отличаются от традиционных монашеских идеалов.
В проповеди о “талантах” налицо определенное противоречие, своего
рода напряженное отношение между привычной теоцентрической кар
тиной мира и исподволь складывающейся в общественном сознании
бюргерства картиной мира, в центре которой стоит человек с его зем
ными устремлениями и интересами. Новая зарождающаяся картина
мира отнюдь не отрицает роли Творца и в этом смысле тоже теологич-
на, но она уже заключает в себе новые возможности. Бертольд Регенс
бургский не мог не ощутить импульсов, исходившихся из среды бюрге
ров, купцов. Здесь нелишне напомнить, что города Южной Германии, в
которых развертывалась его проповедническая деятельность (Аугс
бург, Регенсбург и др.), были в XIII в. крупными торговыми центрами с
богатым купечеством.
В тот период христианство из “религии священников” становится
“религией масс”. Оставаясь богословом, проповедником, Бертольд не
укоснительно придерживался смысла средневекового христианства. Но
самый этот смысл неприметно для современников менялся, сдвигались
акценты, и в “старые мехи” начинало вливаться “новое вино”. Эти сдви
ги сделаются более ощутимыми в XIV столетии, но их предпосылки и
предчувствия можно обнаружить у немецкого проповедника середины
XIII в. Развиваемые им идеи давали религиозно-этическую формули
ровку чаяньям и устремлениям людей, которые едва ли были готовы са
мостоятельно их выразить. То, что эти потребности находили в его ре
чах теологическое обоснование, придавало им особую силу и значи
мость. Земные работы и материальные интересы получали высшую
санкцию, возводились в ранг выполнения божественных предначерта
ний. Человеческая личность, которая начинала себя осознавать, прини
мала себя самое, свое общественное и профессиональное призвание,
свою собственность и свое время за дары Бога, за “фунты”, “таланты”,
кои надлежало возвратить Творцу сохраненными и даже по возможно
57
сти приумноженными. Личность еще не могла найти оснований в самой
себе, но в ее подчинении Создателю таился источник ее уверенности в
том, что ценности, которыми она обладает, суть ценности абсолютные.
Отстаивая их, индивид принимал личное, непосредственное участие во
вселенской борьбе между высшим Добром и метафизическим Злом.
Своей проповедью теологи, монахи нищенствующих орденов не
мало способствовали религиозно-этическому оправданию торговли и
купечества.
XIII и первая треть XIV в. - период расцвета купечества. Во многих
городах Европы купеческая верхушка, сконцентрировавшая в своих
руках огромные богатства, образует патрицианский слой города, кото
рый оказывает решающее влияние на его управление. Составляя не
значительный процент городского населения, купцы и предпринимате
ли обладают полнотой власти. Они заполняют городские советы, про
водят выгодную им налоговую политику, держат в своих руках суд и
местное законодательство. От них зависят массы наемных рабочих,
слуг, мелких ремесленников и торговцев. Во Флоренции эта олигархия
носит выразительное название “жирный народ” (popolo grasso), которо
му противостоит “тощий, мелкий люд” (popolo minuto). По утвержде
нию итальянского хрониста, “народ” - это “та часть населения, кото
рая живет куплей-продажей”, тех же, “кто живет трудом рук своих”, он
“народом” не считает. Немецкий хронист, поведав о восстании в Майн
це, называет восставших “зачумленной массой”, “опасной толпой”.
Благородство рыцаря покоилось прежде всего на его происхожде
нии. Купец тоже мог сослаться в определенных случаях на своих рачи
тельных и удачливых предков или родителей (среди купцов были и вы
ходцы из знати), но в основном он должен был рассчитывать на собст
венную предприимчивость. Любекский купец Бертольд Руценберг не
без гордости писал в своем завещании (1364), что ничего не унаследо
вал от родителей, но все богатства, какими он владеет, были добыты
напряженным трудом. Естественно, в духе эпохи удачливый купец
склонен был объяснять рост своих доходов благосклонностью к нему
Бога. Не происхождение, а способности и их умелое применение -
главное достоинство купца. Купец - self-made man.
Но что представляет собой выбившийся в число патрициев нуво
риш? Хорошо известно, что эксплуатация крестьян благородными зе
млевладельцами могла быть чрезвычайно суровой и что сеньоры не
редко смотрели на подвластных им людей с нескрываемым пренебре
жением и даже с ненавистью, отказывая им в человеческом достоинст
ве. И все же в природу феодальных отношений входил личный момент
- то были межличностные, неанонимные отношения. Строились ли от
ношения между денежными людьми, подвизавшимися в торговле и
промышленности, и зависевшими от них мелкими производителями по
той же феодальной модели? На этот вопрос приходится отвечать отри
цательно. Мелкий люд, ремесленник, плебс, предпролетарские элемен
ты средневекового города подвергались беззастенчивой и безудержной
эксплуатации. Если в аграрной области самая структура сеньориаль
ных отношений предполагала известную патриархальность, то в сфере
средневекового города ее вытесняла погоня за чистоганом.
58
Остановимся в этой связи на одной только фигуре, впрочем, доста
точно характерной, - на фландрском суконщике Жане Буанеброке,
умершем около 1286 г. Не было способа, к которому не прибегал бы
для увеличения своих доходов этот патриций из Дуэ. Мелкие ремеслен
ники и рабочие, которых он нещадно эксплуатировал, были в его гла
зах исключительно инструментами для извлечения прибыли. Обирая и
разоряя их, Буанеброк всячески унижал их, оскорблял и высмеивал, не
признавая за ними никакой человеческой ценности и используя их пол
ную зависимость от себя. Г. Эспинас, исследователь архива Буанебро-
ка, пишет о нем: это был человек денег, стремившийся только к обога
щению как к единственной жизненной цели, которой были подчинены
все его мысли, слова и действия. Аморальность и циничность средств,
к которым он прибегал, вплоть до мошенничества, воровства и вымо
гательства, абсолютно его не беспокоила. Принцип, которым он руко
водствовался: не платить своих долгов и присваивать то, что ему не
принадлежит. Лица и обстоятельства его не интересуют. Буанеброк ве
дет себя как необузданный тиран, как “подлинный промышленный
бандит”, заключает исследователь, подчеркивая, что в подобной его
оценке нет никакого преувеличения. Тем не менее этот суконщик не
мог не сознавать, что его душе на том свете уготована расплата, и в со
ответствии с завещанием Буанеброка его наследники возместили
ущерб тем, кого он обирал при жизни.
Не будем чрезмерно обобщать, но, судя по тем взрывам ненависти,
которые сотрясали западноевропейские города на протяжении
XIII-XV вв., Буанеброк не представлял собой исключения. Таким же
неумеренным наживалой был и Бертран Морневех, головокружитель
но быстро разбогатевший бедняк, который стал членом Любекского
совета. Он умер в том же году, что и Буанеброк, и многие богатые се
мьи оказались должниками его вдовы.
Исключение составлял скорее Годрик из Финхале, живший на рубе
же XI и XII вв., - исключение, разумеется, не потому, что за короткое
время из мелкого торговца сделался крупным коммерсантом, плавав
шим повсюду в Балтике и наживавшим большие доходы на перепродаже
редких товаров, а в том смысле, что этот удачливый нувориш в конце
концов отказался от выгодной торговли, уйдя в религиозную жизнь ра
ди спасения своей души, и был после смерти объявлен святым. Впрочем,
и он тоже не исключение. Столетие спустя святым был провозглашен
купец Омобоне из Кремоны, занимавшийся коммерцией до конца своих
дней, но ставший святым благодаря своему завещанию. В 1360 г. купец
из Сиены Джованни Коломбини, оставив свои дела, основал нищенству
ющий орден иезуитов. Здесь невольно вспоминается персонаж первой
новеллы первого дня “Декамерона” - сер Чаппеллетто из Прато, заведо
мый лжесвидетель и богохульник, который, лежа на смертном одре, при
помощи ложной исповеди ввел в заблуждение монаха, так что после
смерти его признали святым. Однако не следовало бы упускать из виду,
что Чаппеллетто взял перед смертью на душу еще один грех из чувства
товариществ^ по отношению к флорентийским ростовщикам...
“Новые люди”, выдвигавшиеся в торгово-финансовой области, от
личались энергией, предприимчивостью, сметкой, так же как и безза
59
стенчивостью, эгоизмом и нестесненностью всеми патриархальными
нормами того времени. Но обладание одним только движимым богат
ством еще не давало почета и престижа в феодальном обществе. Вот
происшествие, характерное для понимания того, с каким презрением
благородные относились к состоятельной городской верхушке. Когда в
одном из немецких городов член городского совета позволил себе кри
тические высказывания по адресу влиятельного рыцаря, тот восклик
нул: “Хотя хозяин и свиньи и находятся под одной крышей, между ни
ми тем не менее нет ничего общего” И точно так же, когда бюргер из
Равенсбурга попытался в письме к рыцарю “тыкать”, подобно тому как
к нему обращался на “ты” рыцарь, последний поставил его на место,
напомнив о своем исконном благородстве и о том, что его корреспон
дент не более чем бюргер и купец. Пусть он пойдет в пивную и узнает
о грузах из Александрии и Барселоны, а не доказывает свое происхож
дение... В Италии грань между дворянством и патрициатом была если
не уничтожена, то размыта, в Германии же - нет.
Понятно поэтому, что городской патрициат стремился смягчить
сословные перегородки, отделявшие его от знати. Путь “наверх” для
части купцов открывали приобретение обширных земельных владений
и смешанные браки, на которые шли обедневшие рыцари, желавшие
поправить свои дела посредством женитьбы на богатых купеческих
дочках. Кое-кому из городских богачей удавалось приобрести рыцар
ское достоинство. Для купцов-патрициев характерно стремление жить
роскошно. С тем чтобы поднять свой престиж и произвести впечатле
ние на общество, они строят каменные дома и дворцы, увенчанные
башнями. Позднеготическим зданиям южногерманского патрициата и
ренессансным палаццо итальянских купцов могла бы позавидовать
знать. В окнах патрицианских домов появляются стекла, покои богато
обставлены, стены увешаны гобеленами. Подобно дворянству, купцы
предаются охоте, “спорту благородных” В одежде и украшениях они
соревнуются со знатью, так же как и в погребальных обрядах, обстав
ляя их с максимальной помпой. Над погребениями воздвигаются рос
кошные надгробия, - патрициат спешит увековечить свою славу. Неко
торые впадают в экстравагантность. В сохранившейся от 1415 г. описи
расходов на свадьбу патриция из Пистойи подробно зафиксированы
его широкие траты, включая оплату свиты из восьми всадников, по
купку невесте шести платьев, отделанных мехом и серебром, сундуки,
драгоценности, постельное белье и пр., - за все это было уплачено це
лое состояние, почти 600 флоринов.
С купеческой и предпринимательской верхушкой приходится счи
таться и королевской власти, которая нуждается в ее финансовой и по
литической поддержке. Отдельные из наиболее преуспевших купцов
приближены ко двору. Банкир Жак Кёр, “первый финансовый магнат
Европы” (около 1395-1456), вкладывавший свой капитал во всевоз
можные прибыльные предприятия и имевший интересы по всей Евро
пе, делается казначеем и министром французского короля Карла VII,
участвуя в проведении государственных реформ, так же как в военной
и дипломатической политике Франции. Беспрецедентное возвышение
и падение Кёра, которому, после того как он впал в немилость, при
60
шлось бежать из Франции и умереть в изгнании, произвели неизглади
мое впечатление на современников. Франсуа Вийон размышлял о том,
куда после смерти попала душа Кёра.
Жизнь Жака Кёра полна приключений и превратностей. Но тако
ва же и жизнь купца несравненно более скромного масштаба, каким
был его старший современник Бонаккорсо Питти (1354-1430). Он был
активно вовлечен в городские дела Флоренции и, чувствуя себя на рав
ных с высшей аристокритией, участвовал в войнах и политических ин
тригах, ввязывался в борьбу партий в своем родном городе. В поисках
“фортуны” Питти переезжает из Флоренции в Ниццу, из Авиньона в
Гаагу и Брюссель, из Аугсбурга в Загреб. Он выполняет дипломатиче
ские поручения в Лондоне и Париже, при дворе императора Священ
ной империи, занимает высшие должности во Флорентийской респуб
лике. Расчетливый купец, он вместе с тем и азартный игрок в кости,
проигрывающий и выигрывающий суммы, которые с дотошной акку
ратностью записывает. Питти - авантюрист, делец и писатель, оста
вивший по себе память в созданной им “Хронике”, которую он запол
нял сведениями о всех событиях своей богатой приключениями жизни,
о членах семьи и близких и дальних родственниках, о дуэлях и интри
гах, в которых участвовал, но также и о политических коллизиях, сви
детелем которых ему довелось быть.
Нигде в Европе купечество не достигало такого экономического и
политического могущества, как в городах Италии. Нигде в торговую
деятельность не вовлекался столь широкий слой населения. Путешест
венник, проезжавший через Венецию незадолго до Великой чумы 1348 г.,
пришел к заключению: “Весь народ - купцы” О генуэзцах говорили:
“Генуэзец - значит купец” Такие оценки справедливы в том смысле,
что именно крупное купечество задавало тон всей экономической, со
циальной и политической жизни в городах Италии. В итальянских го
родах профессия купца была морально реабилитирована, и Якоб из Ва-
раццо, архиепископ Генуэзский и автор знаменитой “Золотой леген
ды”, уподоблял купцу самого Христа: на корабле креста Он приплыва
ет, дабы дать людям возможность обменять земные преходящие вещи
на вечные. Богатство более не имеет отрицательного смысла, ибо, как
утверждает Якоб из Вараццо, богатыми были и библейские патриархи,
и сам Христос!
В XIII в. и позднее было немало купцов, предпринимавших дальние
и рискованные плавания. Достаточно вспомнить о знаменитом путеше
ственнике Марко Поло. В 1291 г. братья-генуэзцы Вивальди отправля
ются в странствие, на которое, по словам современника, “до них никто
не отваживался”: они отплывают на запад от Гибралтара разыскивать
баснословно богатую Индию то ли в западных водах Атлантики, то ли
обогнув с юга Африку, - в любом случае они не имели ни предшествен
ников, ни ориентиров, которыми могли бы руководствоваться. Таких
смелых первооткрывателей и путешественников, которые сочетали
погоню за шркивой с любознательностью и авантюризмом, привлека
ли Индия, Китай, страны Африки, Ближний Восток. Купец легко пре
вращался в корсара. Вспомним 4-ю новеллу второго дня “Декамерона”:
подвергшись ограблению, купец сам принимается за пиратство и воз-
61
Песнопения Альфонсо X. Рукопись. XIII в. Миниатюра
иращается домой разбогатевшим. Купцы отплывали в торговые поезд
ки вооруженными, в 1344 г. в Генуе был принят закон, который запре
щал им отправляться без оружия далее Сицилии или Майорки.
Энергичный купец, который предпринимает дальние странствия за
товарами и подвергает риску свои богатства и самую жизнь, - персо
наж многих фаблио. Отмечая доходность профессии негоцианта, авто
ры фаблио вместе с тем подчеркивают его оборотистость, энергию,
смелость, любовь к опасным приключениям. Согласно “Сказу о куп
цах”, купцы заслуживают всяческого уважения, ведь их услуги важны
и для церкви, и для рыцарства, и для всего общества. Подвергая себя
опасности, они, странствуя из страны в страну, из одной провинции в
другую, привозят редкостные товары. В фаблио, как и в других памят
никах, купцы, как правило, противопоставляются прочим богатым го
рожанам: последние ведут оседлый образ жизни, тогда как купцы - на
род непоседливый. Богатый и уже немолодой парижский горожанин,
который в конце XIV в. составил книгу наставлений для своей молодой
жены, советует ей, если она, овдовев, снова выйдет замуж за купца,
исячески заботиться об его удобствах, ведь ему приходится странство
вать и в дождь, и в снег, и в бурю, испытывая все невзгоды пути. Он не
забывает упомянуть и о том, чтобы она вывела блох в своей комнате и
из супружеской постели... Не правда ли - трогательная забота о буду
щем супруге своей спутницы жизни!
Купец должен быть готов встретиться с опасностью, которая со
ставляла неотъемлемую сторону его профессии, и соответственно соз
нание риска, угрозы жизни и богатству не оставляло его. Опасность
подстерегала в дальних путешествиях, в особенности морских - им гро
зили кораблекрушения, нападения пиратов или конкурирующих куп
цов. Опасностью грозили пертурбации на рынке. Но опасность исходи
ла и от людей, с которыми купец вступал в те или иные отношения. По
тому-то в записях и поучениях, вышедших из-под пера купцов-писате-
лей, столь настойчиво высказываются предостережения относительно
контрагентов, сограждан, друзей и даже родственников. Купцу реко
мендуют быть постоянно настороже. Стареющий богач из Прато
Франческо ди Марко Датини указывал своему молодому помощнику:
“Ты молод, но когда проживешь с мое и будешь иметь дело со стольки
ми же людьми, как я, ты поймешь, что человек таит в себе опасность и
что рискованно с ним иметь дело”. По словам другого итальянского
купца, он прожил жизнь в трудах, опасностях и заботах. Образование
торговых компаний с разделением доли риска в случае потерь между
купцом - владельцем основного капитала и купцом-мореплавателем
было в немалой мере вызвано сознанием подстерегающей людей этой
профессии опасности: первый рисковал деньгами и товарами, второй -
жизнью и более скромными средствами, вкладываемыми им в предпри
ятие - colleganza (в Венеции), commenda (в Генуе), Widerlegung (в Север
ной Германии).
Но побтепенно происходит смена доминирующего типа крупного
купца: странствующий по суше или воде торговец, подвергающий себя
всем опасностям и невзгодам, превращается в предпринимателя, кото
рый сидит в своей фактории и ведет дела преимущественно при посред-
63
стве агентов и переписки. Эта трансформация имела далеко идущие
последствия для всего облика купцов, их психологического склада и
культуры.
До сих пор характеристику деловых людей, занятых торговлей и
ростовщичеством, равно как и оценку их деятельности, мы по большей
части встречали у тех, кто сами не были купцами. И это понятно, по
скольку на протяжении длительного периода грамотность оставалась
привилегией, если не монополией, духовенства. С XIII в. положение по
всюду, от Фландрии до Италии, начинает меняться. Торговая деятель
ность требовала подготовки, в том числе и овладения образованием.
Неграмотный купец едва ли мог успешно вести свои дела. В городах,
притом не только крупных, но и сравнительно небольших, появляются
светские школы, в которых детей состоятельных собственников обуча
ли чтению, письму и счету. В то время как в церковной школе изучали
священные тексты, а арифметика требовалась прежде всего для со
блюдения календаря праздников, в новой городской школе знания при
обретались с практическими целями.
Соответственно менялись и методы обучения, центр тяжести в об
разовании перемещался с классического на прикладное. Потребности
купечества способствовали переходу от римских цифр к арабским, бо
лее удобным для коммерческих счетов, и к введению нуля. Здесь закла
дывались некоторые основы нового, более рационального подхода к
математике. Постепенно складывается “арифметическая менталь
ность” - склонность и вкус к счету, точности, нехарактерные для пред
шествующего периода. Арифметика развивалась не только в кельях
ученых и в королевских казначействах, но и в конторах купцов, и сати
рик XIII в. изменяет это слово: aerismetica - “денежное искусство”. В за
вещании одного венецианского купца (1420) читаем: его дети должны
пройти курс абака “для того, чтобы обучиться коммерции” “Абаки” -
руководства для торговых расчетов, иногда рифмованные, что должно
было облегчить заучивание, - составлялись с XIII в. Флорентийский ку
пец и банкир Джованни Виллани, первый автор, проявивший интерес к
статистике (И. Ренуар говорит о “литании цифр” в его хронике), насчи
тывал в начале XIV в. в своем родном городе от 8 до 10 тысяч учени
ков, посещавших шесть городских школ, в которых обучались матема
тике. В Лондоне учеников золотых дел мастеров специальным стату
сом обязывали учиться в школе. В городских школах обучали латыни,
но письма и документы уже нередко составлялись на народном наре
чии. Наиболее древний из известных ныне текстов на итальянском
языке - фрагмент купеческого счета из Сиены - датируется 1211 г. Из
менение характера письма, переход на протяжении ХП-ХШ вв. от “ка
ролингского минускула” к “курсиву” были непосредственно связаны с
развитием деловой корреспонденции, в особенности купеческой.
Дети деловых людей охотно шли в университеты. Гамбургский го
родской совет учредил стипендии для обучения сыновей бюргеров в
университете Ростока. Восемнадцать юношей, принадлежащих к трем
поколениям семьи советника из небольшого северогерманского горо
да, посещали университет. Но далеко не все сыновья коммерсантов, по
лучив высшее образование, возвращались к делам своих отцов. Неко
64
торые делались духовными лицами, врачами, юристами, и в 1360 г. сын
лионского сукноторговца получил степень доктора римского права.
Другие, став членами городских советов или бургомистрами, не остав
ляли торговли. В составе некоторых советов немецких городов насчи
тывалось до половины людей с университетским образованием.
Немалое значение придавалось изучению иностранных языков, и
сыновья итальянских купцов осваивали английский и немецкий, а нем-
цы-ганзейцы - также и русский, необходимый для успешного ведения
дел в Новгороде, и эстонский - для общения с контрагентами в При
балтике. Для нужд купцов составлялись словари и разговорники, вклю
чая пособия для изучения восточных языков. Наиболее ходовыми язы
ками международного общения были итальянский (в странах бассейна
Средиземноморья) и средненижненемецкий (в городах Балтики).
В доме купца, богатого бюргера появляется книга - некогда моно
польное владение духовных лиц. И хотя до конца средневековья в этой
среде книги не были широко распространены и оставались скорее
предметами роскоши, тем не менее в Сицилии, например, из 123 из
вестных библиотек в XIV и XV вв. более ста принадлежали горожанам.
Какие же книги входили в состав купеческой библиотеки? Прежде все
го жития святых, Библия, псалтырь, но одновременно и сочинения Бо
эция, Цицерона, римских поэтов, “Божественная Комедия”, а затем и
Боккаччо. В распоряжении городских советов Германии уже находи
лись солидные по тогдашним меркам библиотеки.
В своей счетной книге купец записывал наряду с расходами и дохо
дами также и самые различные сведения о событиях, которые, на его
взгляд, заслуживали упоминания. Его кругозор расширялся теперь не
только вследствие посещения других стран и городов, но и благодаря
начитанности. Изучая европейские или восточные рынки, он заодно
знакомился и с обычаями и учреждениями разных народов и был спо
собен сопоставить с ними историю и культуру собственного города и
государства.
Возникали практические руководства по торговой деятельности, в
которых перечислялись товары, меры и веса, указывались денежные
курсы и таможенные пошлины, равно как и способы обмана властей,
взимавших налоги с купцов; здесь же даются описания торговых путей,
образцы счетов и календари, наконец, советы по изготовлению разно
го рода изделий. Не абстрактное и пренебрегающее повседневной жиз
нью схоластическое знание, но сведения о конкретном, прикладном и
измеримом - вот что находится в центре внимания авторов этих руко
водств - купцов и предпринимателей.
Деловой человек с размахом постоянно ведет переписку. Он либо
сам пишет письма, либо их записывает под его диктовку секретарь.
Грамотность - первейшее условие успешного ведения дел. Отплывая с
грузом, торговые суда постоянно увозили и купеческую корреспонден
цию. В архиве Франческо Датини, умершего в 1410 г., сохранилось бо
лее 150 тысяч деловых писем. Флорентиец Паоло да Чертальдо, соста
вивший в 60-е годы XIV в. сборник наставлений, в котором благочести
вые поучения перемежаются советами чисто практического содержа
ния, придает деловой корреспонденции большое значение. Как только
3 Город..., том 2 65
ты получишь письма, говорит он, прочти их и в случае необходимости
немедля распорядись, пошли курьера, если они касаются купли-прода
жи. Но доставленные тебе чужие письма не передавай, прежде чем не
распорядишься своими делами, ведь и в них могут быть сведения, кото
рые тебе повредят.
У Паоло да Чертальдо купеческая этика выражена с большой оп
ределенностью. Нужно уметь зарабатывать деньги, но еще важнее
уметь их правильно, разумно тратить. Ключевые слова в его сочинении
- “трудолюбивый’’, “упорный”, “усердный” Чертальдо убежден в том,
что заработанное своими усилиями богатство предпочтительнее унас
ледованного. Чертальдо, как и другие купцы XIV в., религиозен. Но
что это за религиозность? Ад угрожает неосмотрительным людям, и
поскольку нельзя не бояться смерти, то нужно постоянно быть к ней
готовым, т.е. держать в полном порядке все дела и перед кончиной све
сти счеты с Богом и с компаньонами. Долг перед Творцом в сознании
Чертальдо стоит в одном ряду со всеми прочими обязательствами куп
ца. Едва ли от взора этого купца-писателя укрываются противоречия
между требованиями повседневной жизни и религиозно-этическими
идеалами, и он колеблется между этими полюсами, не переживая, од
нако, драмы и имплицитно разрешая этот конфликт в пользу купече
ского призвания.
Неудивительно, что в среде купцов выделяются авторы “семейных
хроник” Остается не вполне ясным, возникали ли эти хроники под вли
янием исторических сочинений, которые нередко составлялись (в осо
бенности во Флоренции) опять-таки выходцами из купеческого сосло
вия и отражали интерес “деловых людей” к экономике, статистике и
фактической точности, или же “большая история” развивалась парал
лельно с “малой историей” семей коммерсантов, налицо единое умст
венное движение в крупном европейском городе, связанное с подъемом
индивидуального и коллективного самосознания - наиболее развитой,
состоятельной и деятельной части его населения. Существенно то, что
“семейные хроники”, содержавшие записи о рождениях, браках, смер
тях членов семьи, о выгодных торговых сделках и избраниях на город
ские должности, включали в себя и сообщения чисто исторического со
держания. Характерно название одного из таких сочинений: “Книга
Джовенко Бастари о всех делах его жизни, кредиторах и дебиторах и
достойных памяти событиях” Дела авторов-купцов нередко прямо за
висели от политической конъюнктуры и совершившихся в городе и в
стране событий.
К запискам Бонаккорсо Питти, которые он вел почти до последне
го дня жизни, определение “семейная хроника” не вполне подходит, так
как в центре его записок неизменно стоит его собственная персона.
Это скорее автобиография, и эгоистическое “я” Питти заявляет о себе
с каждой страницы его мемуаров.
Не менее ярко личность и главные жизненные ценности итальян
ского купца конца XIV - начала XV в. раскрываются в “Мемуарах”
Джованни ди Паголо Морелли (1371-1444), охватывающих период
1393-1421 гг. Этот потомок красильщиков и суконщиков не принадле
жал к ведущим семьям флорентийской олигархии и не обладал боль-
66
Iним богатством. Купец средней руки, трудолюбием и расчетливостью
сколотивший кое-какое состояние, в своих записках, не предназначен
ных для публикации, довольно откровенно изложил свои принципы,
вне сомнения разделяемые многими из его соотечественников - со
братьев по классу.
В отличие от Питти, который живет в гуще политических собы
тий Флоренции и Европы и ввязывается в самые неожиданные интри
ги, Морелли - человек в высшей степени осторожный и осмотритель
ный. Он учит, как разбогатеть без риска и не гоняясь за прибылью,
если это опасно. В этом смысле Морелли, пожалуй, более представи
телен для позднесредневекового купечества с его приверженностью к
принципу “умеренности” Патриотизм Морелли оттеснен на второй
план любовью к собственному дому и семье. Его “Мемуары” изоби
луют советами такого рода: старайся скрывать от коммуны размеры
своих доходов, дабы уклониться от уплаты налогов, и всячески демон
стрируй, что у тебя лишь половина того, чем на самом деле владеешь
(вспоминается персонаж новеллы Саккетти, прикинувшийся разорен
ным, с тем чтобы избежать уплаты налогов), всегда дружи с теми, кто
стоит у власти, и примыкай к той партии, что сильнее; никому не до
веряй, ни слугам, ни родичам, ни друзьям, ибо люди порочны и начи
нены обманом и предательством; там, где дело идет о деньгах или
ином добре, не найдется родственника или друга, который позаботил
ся бы о тебе больше, нежели о себе; если ты богат, довольствуйся
чем, что покупаешь друзей на свои деньги, коль не можешь приобре
сти их иными способами. Морелли записывает советы, как нужно от
казывать в займах и поручительствах, как сделать, чтобы родственни
ки не объедали, и как присматривать за слугами. Ростовщичество са
мо по себе в его глазах не предосудительно, но опасно вследствие дур
ной славы, которую может приобрести ростовщик. Эгоистическая
мораль беспринципного наживалы выступает под пером Морелли с
предельной ясностью.
В его глазах добро отождествлено с пользой, добродетель предста
вляет собой не что иное, как выгоды, а зло - убытки. Л.М. Баткин, ис
следователь “Мемуаров”, обращает внимание на то, что Морелли не
твердо помнит, сколько детей родила его невестка, но точно указыва
ет размеры ее приданого.
Подобно купцам новой эпохи, Морелли придает большое значение
строгому бухгалтерскому учету. Но вместе с тем он не склонен сводить
знания к одним лишь практическим навыкам. Наряду с бухгалтерией и
грамматикой желательно знать Вергилия и Боэция, Сенеку и Цицеро
на, Аристотеля и Данте, не говоря уже о Святом писании. Полезно пу
тешествовать и знакомиться с миром. Этот меркантильный индивидуа
лист, поставивший чво главе своей системы ценностей умение нажи
ваться, был современником широкого культурного движения, которое
не оставило его равнодушным. Способствуя развитию навыков, необ
ходимых для предпринимательской деятельности, культура вместе с
гем доставляет ему и душевное наслаждение. Правда, мерки купца Мо
релли привносит и в эту сферу жизни. “Ты сможешь, изучая Вергилия,
з* 67
- пишет он, - побыть в его обществе сколько заблагорассудится, и он...
научит тебя без какой-либо денежной или иной мзды”
Вера Морелли примиряет Бога и купеческое стяжательство. Как
он вспоминает, его отец не терял ни минуты, стараясь всегда заслужить
любовь Творца и вместе с тем снискать дружбу добрых людей, богатых
и могущественных. Мудрым помогает Бог, и они сами себе помогают.
Удачливую коммерцию Морелли принимает за служение Богу. В этом
отношении он опять-таки совершенно не оригинален. В скольких дело
вых документах, оформлявших сделки, находим мы обращение к Твор
цу, Богоматери и святым: “Во имя Господа нашего Иисуса Христа и
святой Девы Марии, и всех святых в раю, да ниспошлют Они нам бла
га и здоровье, на море и на суше, и да умножатся наши дети и богатст
ва и да спасены будут наши души и наши тела!” В расчетных книгах
купцов и торговых компаний велись особые “счета Бога” (il conto di
Messer Domeneddio). Сюда вносились те суммы, которые купцы жерт
вовали на бедных и богоугодные заведения, с тем чтобы застраховать
свои души от посмертных неприятностей. С Творцом обращались как с
членом купеческой компании, и размеры Его доли зависели от величи
ны прибыли, полученной компанией. Таким образом, Бог был прямо
заинтересован в том, чтобы даровать предпринимателям максималь
ный доход - вполне рациональный способ побудить Творца прислу
шаться к молитвам купцов и банкиров. Благочестие купцов проникну
то духом коммерции в такой же мере, в какой погоня за земными бла
гами осознается ими как дело божье. Честное ведение торговых дел не
только не препятствует, но, напротив, способствует спасению души.
Таково, во всяком случае, убеждение авторов надписи на возведенном
в XV в. здании торговой компании в Валенсии: тот купец, который не
грешит языком своим, соблюдает данные ближним клятвы и не отдает
денег под ростовщические проценты, “разбогатеет и заслужит вечную
жизнь” На печатях английских купцов были начертаны девизы вроде
следующих: “Десница Господа возвысила меня”, “Боже, помоги этому
лучшему человеку!” В своих завещаниях они упоминают состояния,
“которые им пожаловал Бог“.
Но возвратимся к Джованни ди Паголо Морелли. Подобно многим
своим современникам, он глубоко пессимистичен. Люди по природе
своей дурны, жизнь тяжела, судьба безжалостна - и ныне более, чем
когда-либо. Итальянские купцы того времени видели “золотой век” в
прошлом. В обществе и в делах правят обман и вероломство. Исследо
ватель “Мемуаров” говорит о “коммерческом пессимизме” Морелли:
он рассчитывает не на прибыль и обогащение, а на то, чтобы сохра
нить имеющееся. В этих условиях единственное прибежище - семья.
Жизнь воспринимается этим купцом как драма, как беспрерывная и
безжалостная борьба. Пессимизм Морелли весьма показателен для ми
роощущения людей Ренессанса. Вразрез с устойчивым образом ренес
сансного оптимизма и веры во всесилие человека, якобы впервые в ту
эпоху открывшего для себя свой внутренний мир и мир, в котором он
жил, ныне со все большей настойчивостью и аргументацией высказы
вается иная точка зрения: люди Возрождения, близко знакомые со
смертью и всяческими невзгодами, отнюдь не были преисполнены ра
68
дужными чувствами и праздничными настроениями. Сознание неустой
чивости и ранимости человеческой жизни, безотрадный взгляд на при
роду человека равно присущи как многим гуманистам, так и писате-
лям-купцам типа Морелли.
“Купеческая эпопея” Морелли возникает в обстановке сложного
социально-экономического кризиса, охватившего Италию с середины
XIV в. На фоне этого кризиса развертывался итальянский Ренессанс.
От меркантильного утилитаризма “жирного” пополана до гуманизма -
огромная дистанция. Гуманисты замкнуты в собственном искусствен
ном универсуме культуры, тогда как купцы живут чисто земными ин
тересами. Мир идеальных ценностей первых слабо коррелирован с
практически-деловым миром вторых. Культура, создаваемая поэтами,
художниками и мыслителями, далеко отстоит от цивилизации, выстра
иваемой при активном участии деловых людей. И тем не менее сущест
вовала связь между этими столь разными и даже противоположными
мирами, дело не в том, что немало гуманистов не чурались коммерче
ского и банковского дела. Не было ли в какой-то мере миропонимание,
сформулированное гуманистами, сублимированным и преобразован
ным в искусстве и литературе выражением потребностей той самой
буржуазии, которая в своих интимных откровениях обнажала иной
свой облик, не идеализированный и утопический, но сугубо земной и
прозаичный? Разумеется, поле творчества гуманистов было несравнен
но богаче и шире, нежели сфера деятельности коммерсантов или пред
принимателей, но не эта ли прагматическая сфера служила основой
для произрастания благоухающих цветов Возрождения?
Разница между гуманистами и купцами заключалась в том, что по
следние оставались в своем времени, тогда как первые осуществили
прорыв в вечность или в “большое время” культуры. На картинах и
портретах итальянских и фламандских мастеров богатые купцы пред
стают перед нами нарядно-величественными и благочестивыми людь
ми, щедрыми дарителями, основателями госпиталей, украшателями
церквей и прочих общественных зданий, тогда как в интимных записях
и “семейных хрониках” обнажаются их безжалостный эгоизм и цинич
но-инструментальное отношение к согражданам и контрагентам ком
мерческих сделок. У делового человека эпохи Возрождения было два
облика. Он сочетал культуру с коммерцией, религиозность с рацио
нальностью, благочестие с аморальностью. Освобождая политику от
морали, он действительно был “макиавеллистом до Макиавелли”. Он
пытался перестроить отношения между моралью и религией таким об
разом, чтобы вера'В Бога не служила препятствием для его не слишком
чистых операций.
Последнее, правда, не всегда удавалось, и было немало купцов и
банкиров, которых страх перед геенной огненной побуждал хотя бы в
последний час раздаривать свои богатства бедным и церкви. “Меланхо
лия” (malinconia), которая столь часто встречается на страницах фило
софских трактатов и в искусстве Возрождения, это не сентиментальная
грусть, а, как выясняется, в частности, при чтении купеческих “семей
ных хроник” и завещаний, куда более тягостный и неизбывный страх
перед вечным проклятьем, основанный на неверии в возможность спа
69
стись. В конце изучаемого периода “меланхолия” становится широко
употребительным обозначением господствующих настроений в купе
ческих кругах. Исследователи называют Ренессанс “золотым веком
меланхолии” и указывают на то, что слово “отчаяние”, которое отно
сительно редко употреблялось в текстах предшествующего периода,
становится очень частым в текстах Ренессанса. “Нечистое сознание”
делового человека, его опасения перед превратностями земной судьбы,
усугубленные страхом загробных кар, - симптом и спутник развития
индивидуализма.
Впрочем, заботы о спасении души не служили препятствием для
средиземноморских купцов в их торговле с врагами христианства - му
сульманами. Испанским и итальянским купцам ничего не стоило нару
шить запрет экспорта оружия арабам и туркам. Баснословные прибы
ли давала торговля рабами-христианами, и Петрарка в удручении пи
сал о “грязном народце” рабов, которые заполняли улицы Венеции и
оскверняли этот прекраснейший город.
Означают ли эти цифры, что погоня за прибылью не ставила куп
ца и финансиста в трудное положение морального разлада? Многочис
ленные осуждения ростовщических операций побуждали флорентий
ские власти ограничивать величину допустимого процента; ростовщи
ческой прибылью считали такую, которая превышала 15 или 20%.
Власти Констанца запрещали гражданам взимать более 11% за ссуду.
Завещания многих деловых людей приоткрывают завесу, скрываю
щую их муки совести и страхи перед карами: они отказывают в пользу
бедных значительную долю своего имущества. Франческо Датини в
старости обратился к покаянию, совершил паломничества, постился и
в конце концов оставил почти все свое огромное состояние (75 тысяч
флоринов) на дела милосердия, что тем не менее не избавило его от
чувства вины и “меланхолии” Среди венецианских дожей насчитыва
лось несколько лиц, которые сложили свои должности по моральным
соображениям, и были богачи, закрывшие свои лавки и ушедшие в мо
настырь.
Разумеется, препятствия для безудержного накопительства не все
ми купцами ощущались в одинаковой мере. Отмечено, в частности, что
итальянцы более активно искали путей обхода церковных запретов ро
стовщичества, нежели ганзейцы.
Средневековье переняло у античности образ Фортуны - воплоще
ния слепой судьбы, постоянно вращающей колесо, которое то подни
мает, то сбрасывает уцепившихся за него искателей удачи. Пожалуй,
никому в средневековом обществе этот образ не подходил в такой же
мере, как купцу. Слово “fortuna” сохраняет два значения: “судьба, уда
ча” и “большая сумма денег, богатство”. И это не случайно. Не остав
ляющее купца чувство риска связано с представлением о судьбе, игра
ющей человеком. К концу средневековья мысль о судьбе, произвольно
раздающей удачи и поражения людям, становится особенно напряжен
ной и неотступной - как у купцов, переживающих быстрое обогащение
и еще более скорое разорение (вспомним крах крупнейших банкирских
компаний во Флоренции - Барди и Перуцци), так и у мыслителей эпо
хи Возрождения. Разумеется, это уже не античная Фортуна, а некая си
70
ла, акциденция Бога. Аугсбургский купец писал, что Бог даровал его
предку “милость, удачу, прибыль” (gnad, gluck, gwin). Но в условиях на
растающего кризиса понятие “fortuna” все более настойчиво получает
одностороннее толкование как силы разрушительной, губительной,
насыщенной смертельной опасностью, “не-судьбы”.
Для того чтобы защититься от превратностей судьбы, купцы нуж
дались в покровителе, и таким святым, патроном торговли и морепла
вания, считался Николай из Миры. С конца XI в. его мощи хранились в
Бари, привлекая массы паломников. Между тем венецианские купцы
утверждали, что подлинные мощи св. Николая хранятся в их городе, -
торговая конкуренция находила свое продолжение и в поклонении свя
тому. Но св. Николай почитался патроном купцов и в северной части
Европы - во всем бассейне Балтийского моря. ОтмеченоГчто с обост
рением чувства экономической неустойчивости у итальянских горожан
возрастала потребность давать своим детям имена святых, которые за
щитили бы их от жизненных невзгод. Именами святых стали усердно
наделять и торговые корабли; то была своего рода “страховка” от ги
бели и разорения.
В связи с менее благоприятной торговой конъюнктурой часть куп
цов, стремясь избежать риска, сопряженного с дальней торговлей, пе
реходит к более гарантированному способу помещения денег. Не пока
зательна ли история семьи венецианцев Барбариго? Уже купец Андреа
Старший в конце жизни предпочитал скупать земли, а его сын Никко
ло завещал сыну Андреа Младшему вообще не вкладывать капиталов
в торговлю. И точно так же Маттео Палмьери, автор сочинения “О
гражданской жизни” (1438-1439), восхваляя купеческую торговлю, вы
ше всего ставит занятия сельским хозяйством, обеспечивающим спо
койную жизнь. Отказ от торговли в пользу финансовой деятельности и
землевладения отвратил итальянских деловых людей от участия в от
крытиях на Атлантическом океане. Географические открытия на ру
беже XV и XVI вв. совпали с начавшимся экономическим упадком Ита
лии, оказавшейся вдали от новых великих торговых путей.
Спад экономической активности, колоссальная убыль населения в
результате Черной смерти 1348-1349 гг. (понимаемой современниками
как проявление божьего гнева за людские грехи) послужили источни
ком серьезного социально-психологического и морального кризиса,
охватившего и купечество. Смерть становится близкой, знакомой и по
стоянной угрозой. Веселые истории, рассказываемые в “Декамероне”,
этой “купеческой эпопее”, едва ли можно правильно понять, если изъ
ять их из той перспективы, в которую они поставлены Боккаччо. Жут
кая картина причиненного чумой всеобщего опустошения и людского
отчаяния, распада всех человеческих связей, включая и родственные,
которой открывается первый день “Декамерона”, создает фон для
дальнейшего развертывания повествования. Забавные случаи и фри
вольные приключения, какими изобилует это сочинение, рассказаны в
разгар чудовищной чумы, от которой укрылись десять девушек и юно
шей из Флоренции. Истории, ими поведанные, - лишь одна, художест
венно преображенная сторона действительности; но не нужно упускать
из виду той страшной изнанки жизни, которая присутствует как в пове-
71
Песнопения Альфонсо X. Рукопись. XIII в. Миниатюра
ггвовании Боккаччо, так и в сознании его современников и читателей
II которую можно обозначить как триумф смерти. В предисловии к сво
им новеллам Франко Саккетти писал, что люди хотят слушать такие
истории, которые принесли бы им уют и утешение среди стольких не
счастий, чумы и смерти. Для того чтобы представить себе, до какой
степени деловые люди Возрождения были одержимы идеей смерти и
следующей за нею расплаты, достаточно напомнить о сочинении друга
Ьоккаччо, суконщика Анжело Торини, которое посвящено описанию
бедственности и бренности человеческого существования.
В массовые покаяния, вспышки неистового благочестия и фана
тизма, сопровождавшиеся публичными шествиями флагеллантов, ко
торые внезапно прокатывались по странам Европы “осенью средневе
ковья”, вовлекалась и городская верхушка. По временам она склоня
лась и к ереси, хотя роль и удельный вес купечества в этих движениях
нс ясны. С другой стороны, богатая буржуазия неизменно была пред
метом ненависти бедняков, которых она эксплуатировала. Вспомним
носстание чомпи во Флоренции (1378). Столетие спустя Флоренция,
только что избавившаяся от тирании Медичи, сделалась ареной высту
пления реформатора и апостола аскетизма Савонаролы. Его идеалом
был город, превращенный в гигантский монастырь, из которого были
бы изгнаны роскошь, богатство и ростовщичество вместе со светскими
искусствами и литературой. Но это были эксцессы, предельные случаи
выражения ненависти к богачам. В целом же идеал средневековья в от
ношении торговли скорее воплощался в мелком производстве, ориен
тированном на ограниченный рынок, и в умеренном торговом обмене,
который подчинялся бы требованиям “справедливой цены” и “умерен
ной прибыли”, не превышавшей возмещения затрат купца и потребно
стей его семьи. Однако подобные идеальные требования приходили в
резкое противоречие с действительностью. Религиозность купца пере
плеталась с жаждой наживы, со страстью обладания богатствами, и
этой жажде в конечном счете была подчинена вся его этика.
Выше были приведены слова из проповеди священника, который
просил прихожан не молиться за душу его отца, так как тот был рос
товщиком и должен поэтому быть навеки проклят. Эти слова содер
жатся в нравоучительном “примере”, и едва ли приходится сомневать
ся в том, что они вымышлены. Но это вымысел, предвосхищающий
жизненную практику. Ибо в завещании флорентийского купца Симона
ди Риньери Перуччи мы находим почти дословно такое же родственное
проклятье с единственным отличием - оно обращено не сыном к отцу,
а отцом к сыну: “Да будет мой сын проклят навеки мною и Богом! Да
будет так! Если же после моей кончины он еще будет жив и я не смогу
наказать его по заслугам, то да обрушатся на него божьи кары как на
неверного и предателя!” В чем причина столь ужасного отцовского
гнева, который А. Сапори не без основания считает самым страшным
отцовским проклятьем, какое когда-либо было записано в средние ве
ка? Сын взял из кассы отца немного денег.
Но было бы ошибочно заключать из подобных фактов, будто ку
печеская семья не обладала прочной эмоциональной основой. Напро
тив, именно в этой среде начинают вырисовываться контуры семьи но
73
вого времени. Дело, которое ведет глава семьи, - дело всей семьи, пе
реходящее по наследству от отцов к сыновьям. Именно в этих семьях
при признании главенства отца центром семейного ядра становится ре
бенок - продолжатель дела отца. Семья была главным структурным
элементом в организации крупной торговли и кредита, и компании, ко
торые доминировали в хозяйственной жизни XIV-XV вв., представля
ли собой прежде всего семейные общества. Семьи городских богачей
наследственно владели высшими должностями в магистрате. Напри
мер, в Кёльне в XIII-XIV вв. выходцы из семьи Оверштольц 25 раз за
нимали пост бургомистра. “Семейные хроники” - один из наиболее яр
ких показателей развитого “семейного самосознания”; в них запечатле
ны достоинства семьи, воспета семейная честь. Такие хроники состав
лялись и в германских городах (Нюрнберге, Аугсбурге, Франкфурте), в
этих сочинениях семья и индивид, город и государство, история и сов
ременность охватываются живым историческим сознанием. Трактат
Альберти “О семье” (1432-1441) - лишь одно из многочисленных сви
детельств возросшего внимания к семейной жизни, упрочения;внутри
семейных центростремительных сил. Случайно ли в конце средневеко
вья и в религиозной живописи возрастает внимание к изображению
сцен сакральной истории в виде сцен семейной жизни? Именно в это
время местом действия в живописи все чаще становится внутреннее по
мещение дома, семейный очаг выступает в качестве притягательного
центра. Буржуазная семья - сюжет группового портрета, утверждаю
щегося в искусстве того времени. Семейный портрет в интерьере - но
вое явление. Стремясь увековечить себя, купцы и финансисты заказы
вают свои портреты, и художники изображают их в конкретной обста
новке внутри дома, в конторе, с женами и детьми.
Деятельность деловых людей, которая нуждалась в новой системе
ценностей и способствовала ее возникновению, далеко не сразу полу
чила признание в литературе. Данте смотрел на купцов свысока и хо
лодно, с аристократическим пренебрежением, Петрарка попросту их
не замечал.
Купеческая, городская жизнь неудержимо прорывается на страни
цы итальянской новеллы XIV-XV вв. Известный специалист по исто
рии итальянской литературы В. Бранка имел все основания назвать
“Декамерон” “подлинной Одиссеей торговли”. На смену прежнему но
сителю героического начала - рыцарю, воину приходит новый герой -
предприимчивый и энергичный купец, “настоящий пионер позднего
средневековья”. Эти “рыцари торговли” закладывали основы нового
мира, и Боккаччо был первым, кто воздал им должное в литературе.
Денежное обращение трансформирует традиционную средневеко
вую ментальность, отнюдь не склонную к меркантильному подходу к
человеку, который теперь прокладывает себе дорогу. В Италии и
Франции XV в. уже были в ходу выражения такого типа: “человек, сто
ящий столько-то тысяч флоринов (франков)” Мышление на купече
ский манер, склонность видеть самые различные стороны действитель
ности сквозь призму счета и расчета проявляются во всем. В расчетной
книге венецианца Якопо Лоредано содержится запись: “Дож Фоскари-
мой должник за смерть моих отца и дяди”. После устранения врага вме-
74
ere с его сыном купец на противоположной странице счета удовлетво
ренно делает пометку: “Оплачено”.
Но счет и расчет проникают и в сферу потустороннего. XIII век -
время, когда на политической карте загробного мира утверждается но
вое царство - чистилище. Если в предшествующий период средневеко
вья душе умершего, по тогдашним представлениям, были уготованы
(либо немедленно, либо после Страшного суда) рай или - перспектива
несравненно более вероятная - ад, то теперь перед нею открывалась
новая возможность: оказаться на небесах после более или менее про
должительных мук в чистилище. Для того чтобы сократить время пре
бывания в огне чистилища, служили заупокойные мессы, совершали
щедрые дарения церкви, оказывали помощь бедным. В завещаниях
XIV-XV вв. богатые собственники обусловливают, что непосредствен
но после их кончины душеприказчики и наследники должны отслужить
огромное число месс - сотни и тысячи, - с тем чтобы их души возмож
но скорее освободились от мук чистилища и попали в рай. Составите
ли завещаний буквально одержимы мыслью о необходимости отправ
ления максимально возможного количества месс. Страх перед загроб
ными муками - один из источников распространения в конце средневе
ковья практики завещаний. Утверждается идея пропорциональности
“добрых дел” на земле и наград на том свете. Богач, купец старается
устроиться по возможности с “удобствами” и в потустороннем мире, и,
несмотря на все трудности религиозно-этического порядка, отдельные
представители купеческой профессии уже с конца XII в. удостаивались
святости. Но то были скорее исключения, имевшие место в средизем
номорских регионах Европы (в других ее регионах культ святых сохра
нял аристократический характер).
Новое видение мира находит свое выражение в том, что в живопи
си торжествует линейная перспектива, отвечающая образу пространст
ва, организуемому индивидуальным зрением. Точка отсчета в новой,
перспективистской живописи - позиция зрителя, взор которого актив
но проникает в глубокое, многомерное пространство, прежде всего
пространство городское.
Потребностям купцов-мореплавателей отвечали портуланы - пу
теводители и описания портов и морских путей, карты Европы и мира
(развитию картографии и более рациональному овладению простран
ства дали толчок путешествия и плавания XIV и XV вв.).
Посещение ярмарок, использование благоприятной конъюнктуры
для прибыльного проведения коммерческих и финансовых операций и
удачи в спекуляциях - все требовало повышенного внимания ко време
ни. Купец мыслит днями, не столетиями, по выражению современного
историка. Вполне естественно, что рука об руку с перестройкой про
странства идут изменения в восприятии времени. Мы видели, что исто
рическое время проникает в “семейные хроники”. Нюрнбергский ку
пец и патриций Ульман Штромер пишет в самом конце XIV в. историю
своей семьи, начинающуюся упоминанием предка-рыцаря, который
жил в начале XIII в. Утверждающийся в живописи портрет - выраже
ние стремления запечатлеть и увековечить определенный момент вре
мени индивидуальной жизни. “Время купцов” решительно заявляет о
75
своей автономии по отношению ко “времени церкви”; последняя начи
нает утрачивать свои позиции в контроле над временем. Деловых лю
дей уже не устраивает церковный календарь с подвижными праздника
ми и началом года, колеблющимся между 22 марта и 25 апреля, им не
обходима форма для более точных расчетов времени, и в связи с этой
потребностью начало года устанавливается в день обрезания Христа -
1 января.
Но купцы нуждаются и в четком и равномерном измерении малых
отрезков времени, следовательно, в часах, циферблат которых делил
ся бы на равновеликие части. Изобретенные в конце XIII в. механиче
ские часы устанавливаются на башнях городских ратуш и соборов: в
1300 г. - в Париже, в 1309 - в Милане, в 1314 - в Кане, в 1325 - во Фло
ренции, между 1326 и 1335 гг. - в Лондоне, в 1344 - в Падуе, в 1354 - в
Страсбурге и Генуе, в 1356 - в Болонье, в 1359 - в Сиене, в 1362 г. - в
Ферраре... Отныне сутки делятся на 24 часа, отмечаемые боем часов
или, как в Страсбурге, криком механического петуха. Новое изобрете
ние давало практические удобства, но, главное, символизировало пере
ход времени на службу бюргерам, патрициям, светским властям. В
XV в. появляются механические часы для личного пользования. На
смену неточному, приблизительному времени средневековья, сакраль
ному, связанному с литургией, приходит время секуляризованное и из
меримое, делимое на равновеликие отрезки. “Теологическое” время
оттесняется временем “технологическим”. Обостряется ощущение хо
да времени. Генуэзские нотарии при составлении документов отмечали
не только день, но и час их оформления.
Оценка времени повышается, и если прежде его ценили как досто
яние Бога (в этом смысле нужно понимать слова св. Бернара: “Нет ни
чего драгоценнее времени”), то теперь оно осознается как достояние
человеческой личности. Здесь оказывалось уместным припомнить сло
ва Сенеки:
“Все у нас, Луцилий, чужое, одно лишь время наше. Только время,
ускользающее и текучее, дала нам во владение природа...” С этими сло
вами перекликается рассуждение Леона Баттисты Альберти: “Есть три
вещи, которые человек может назвать принадлежащими ему”. Они да
рованы природой и “никогда с тобой не разлучаются”. Что же это за
вещи? Во-первых, это душа, во-вторых, “инструмент души” - тело.
Третья вещь - “вещь драгоценнейшая. Она в большей мере моя, чем
эти руки и глаза... это - время”. И Альберти добавляет: все утраченное
можно возместить, но не время.
Пожилой парижский буржуа, упомянутый выше автор книги на
ставлений, адресованных его юной супруге, напоминает ей о том, что в
мире ином каждый будет держать ответ за попусту растраченное вре
мя. Мы знаем, что буквально то же самое проповедовал Бертольд Ре
генсбургский. И точно так же Джанноццо Манетти, член флорентий
ского правительства, подчеркивает, что в конце жизни каждому при
дется дать отчет в том, как он использовал отпущенное Богом время,
причем Господь спросит каждого не только о потраченных годах и ме
сяцах, но и о днях, часах и мгновениях. Это суждение гуманиста. А вот
совет Франческо Датини, банкира и предпринимателя: “Тот опережает
76
других, кто лучше умеет тратить свое время”. Друг Боккаччо Паоло да
Чсртальдо в своей “Книге о добрых нравах” фиксирует сроки, когда
рекомендует покупать и продавать те или иные продукты. Рай и сад со
седствует в его сочинении с ценами на зерно, масло и вино, вечность -
периодами коммерческого годового цикла. Век спустя венецианский
купец записывает, в какие месяцы года возрастает спрос на деньги и
когда их можно с наибольшей выгодой употребить: в Генуе - в сентяб
ре, январе и апреле, когда отправляются в плавание корабли, а в Ва
ленсии - в июле и августе, во время урожая зерна; в Монпелье потреб
ность в деньгах наибольшая в период ярмарок, которые происходят
здесь трижды в год... Рассчитывая свои средства и способы их приумно
жить, купцы вместе с тем пристально следят за календарем. Время -
деньги!
Разумеется, “время купцов” - отнюдь не то же самое, что “время
гуманистов”, и деловые люди ценили время по несравненно более про
заическим причинам, нежели поэты или философы. Но дух, пронизы
вающий высказывания о времени и тех и других, в конечном счете оди
наков. Время субъективируется, “очеловечивается”, и потребность
“присвоить” себе время, овладеть им в равной степени испытывают как
деловые люди, так и ученые, поэты, художники, которые дорожат вре
менем для получения знаний, для того, чтобы “изо дня в день стано
виться тем, чем мы не были раньше”
Деловые люди Флоренции и других городов Италии образовывали
главную социальную базу гуманизма. Их меценатство, заказы, наряду с
заказами пап, тиранов и иных знатных господ, материально обеспечи
вали творчество архитекторов, скульпторов и художников, возводив
ших соборы и дворцы, украшавших их фресками и статуями. Стремясь
подражать аристократии и ассимилироваться с ней, богатые люди не
скупились на затраты по возвеличиванию родного города и тем самым
- самих себя. Приобщение к художественной жизни повышало их соци
альный престиж и способствовало мощному расширению их духовного
горизонта. Мифологизированный, утопический мир культуры, твори
мый мастерами Ренессанса, бросал свой отсвет на повседневную жизнь
купцов и предпринимателей и облагораживал ее. Умевшие считать и
копить деньги, эти люди умели и щедро их тратить на культивирование
вокруг себя мира высоких духовных ценностей. Образование купца не
ограничивалось узкоутилитарными науками, он находил самоценное
удовлетворение в созерцании созданий искусства и в чтении литерату
ры. Отношения деловых людей с художниками и поэтами широко
варьировались - от преклонения до использования в качестве наемных
работников, подобных всем другим ремесленникам, занятым ручным
трудом. Но они не могли не сознавать, что искусство вносит в их прак
тическую жизнь элемент праздничности, приподнятости, насыщает ее
высшим смыслом. Новое понимание природы, умение в нее всматри
ваться, перспективное освоение пространства и вкус к реальной дета
ли, глубоко изменившееся чувство времени и осознание истории, “гу
манизация” христианства, наконец, новая высокая оценка человече
ской индивидуальности - все это отвечало более рационалистическому
мировидению и глубинным потребностям нового класса - ранней бур
77
жуазии. Практика купцов и творчество ренессансных гениев разделе
ны пропастью, так же как различалось понимание личностного начала,
доблести, энергии у гуманистов и у деловых людей. Но и те и другие де
лали общее дело - участвовали в созидании нового мира.
Положение деловых людей в средневековом обществе было в вы
сшей степени противоречивым. Ссужая деньги аристократам и монар
хам (чьи неплатежеспособность или нежелание платить нередко слу
жили причиной краха крупных банков), приобретая земельные владе
ния, заключая браки с семьями рыцарей и домогаясь дворянских титу
лов и гербов, купеческий патрициат глубоко врастал в плоть феодаль
ного общества и составлял его неотъемлемый и важнейший компо
нент. Ремесло и торговля, город и финансы - органическая часть раз
витого феодализма. Но вместе с тем деньги подтачивали традицион
ные основы господства землевладельческой и воинственной знати, па-
уперизировали ремесленников и крестьян. В крупных предприятиях,
основанных купцами, трудились наемные рабочие. Деньги, сделавшие
ся мощной социальной силой, широкая международная торговля, дух
наживы, двигавший купцами, в конце средневековья стали провозвест
никами нового социально-экономического порядка, капитализма.
Сколько бы крупный купец ни старался “врасти” в феодальную
структуру, приноровиться к ней, он являл собой социально-психологи
ческий тип, противостоявший феодальному сеньору. Это рыцарь нажи
вы, рискующий не на поле брани, а в своей фактории, конторе, на тор
говом корабле или в банке. Воинским доблестям и импульсивной аф-
фектированности благородных он противопоставляет трезвый расчет
и предвидение, иррациональности - рациональность. В среде деловых
людей вырабатывается новый тип религиозности, парадоксально объ
единяющей веру в Бога и страх перед загробными карами с коммерче
ским подходом к “добрым делам”, за которые ожидаются пропорцио
нальные возмещения-награды, выражающиеся в материальном преус
пеянии.
Этот социально-психологический тип уникален в мировой истории.
Если Европа к концу средневековья вырвалась из ряда других цивили
заций мира, сумев преодолеть барьер традиционализма и архаики, и на
чала свою всемирную экспансию, которая в конечном итоге коренным
образом изменила весь лик нашей планеты и открыла этап подлинно
всемирной истории, то среди тех, кто более всего способствовал осуще
ствлению этого неслыханного, беспрецедентного исторического рыв
ка, чреватого неисчислимыми последствиями, в первую очередь нужно
назвать купцов.
ЛИ ТЕРАТУРА
78
Бонаккорсо Питти. Хроника. Л., 1972.
Бранка В. Боккаччо средневековый. М., 1983.
Гуковский М Л . Итальянское Возрождение. Л., 1961. Т. 2.
Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами совре
менников. М., 1989.
Михайлов А Д . Старофранцузская городская повесть “ф аблио” и вопросы
специфики средневековой пародии и сатиры. М., 1986.
Alberti L.B. Della famiglia // Ореге volgari. Bari, 1960. Vol. 1.
Beck Chr. Les Machands 6crivains: Affaires et humanisme a Florence, 1375-1434.
I\; La Haye, 1967.
Borst A. Lebensformen im Mittelalter. Frankfurt a. M., 1986.
Brandt A. Mittelalterliche Biirgertestamente. Heidelberg, 1973.
Chiffoleau J. La comptabilit6 de l’au-dela: Les hommes, la mort et la religion dans
la r£gion d’Avignon a la fin du Moyen Age (vers 1320 - vers 1480). Rome, 1980.
Delumeau J. Le рёсЬё et la peur: La culpabilisation en Occident (XIIIe-XVIIIc
siecles). P., 1983.
Espinas G. Les origines du capitalisme: I. Sire Jehan Boinebroke, patricien et
drapier douaisien (? - 1286 environ). Lille, 1933.
Fanfani A. La ргёрагабоп intellectuelle et professionnelle a Гa c t iv e ёсопоп^ и е,
cn Italie, du XIVе - au XVе siecle // Le Moyen Age. 1951. T. 57. № 3/4.
A good Short Debate between Winner and Waster: An Alliterative Poem on Social
and Economic Problems in England in the year 1352 / Ed. L. Gollancz. Oxford, 1930.
Histoire de la France urbaine. P., 1980. T. 2.
Kedar B.Z. Merchants in Crisis: Genoese and Venetian Men of Affairs and the
Fourteenth-Century Depression. New Haven; L., 1976.
Le Goff J. La bourse et la vie: Economie et religion au Moyen Age. P., 1986.
Le Goff J. Merchands et banquiers du Moyen Age. P., 1956.
Le Goff J. Pour un autre Moyen Age: Temps, travail et culture en Occident: 18
cssaise. P., 1977.
Lopez R.S. Le Marchand g6nois: Un profil collectif // Annales. E.S.C. 13e A. 1958.
№3.
Man H. de. Jaques Coeur: Der konigliche Kaufmann. Bern, 1950.
Martin A. Sociologiy of the Renassance. L., 1945.
Maschke E. Die Familie in der deutschen Stadt des spaten Mittelalters //
Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften: Philos.-hist. Kl.
Heidelberg, 1980. 4. Abh.
Maschke E. La m ental^ des marchands еигорёетя au Moyen Age // Revue d’his-
toire 6conomique et sociale. 1964. Vol. 42, № 4.
Mercanti scrittori: Ricordi nella Firenze tra Medioevo e Rinascimento / A сига di
V. Branca. Milano, 1986.
Murray A. Reason and Society in the Middle Ages. Oxford, 1985.
Origo I. The Merchant of Prato: Francesco di Marco Datini (1335-1410). N.Y.,
1957.
Renuard Y. Les hommes d’affaires italiens du Moyen Age. P., 1949.
Rorig F. Die europaische Stadt und die Kultur des Btirgertums im Mittelalter.
Gottingen, 1955.
Sapori A. Le Marchand Italien an Moyen Age. P., 1952.
Sprandel R. Gesellschaft und Literatur im Mittelalter. Paderbom, 1982.
Thrupp S.L. The Merchant Class of Medieval London. Chicago, 1948.
Vogel W. Ein Seefahrender Kaufmann um 1100 // Hansische Geschichtsblatter.
1912. H. 1.
Wolff Ph. Commerces et marchands de Toulouse vers 1350 - vers 1450. P., 1954.
79
Амброджио Леренцетти. Жизнь в городе. XIV в. Сиена.
Палаццо Публико
“ДЕЛОВЫЕ ЛЮ ДИ”: КРУГ ОБЩЕНИЯ,
СУДЬБА, САМОСОЗНАНИЕ
* Согласно городскому уложению середины XIV в., только половину городского совета
и бургомистров могли занимать немцы. Это делалось с целью хоть немного ограничить
роль немцев в городском, особенно в столичном управлении. Немцем считали челове
ка, чьим отцом был немец, мать же - немка или шведка. Если же при последнем усло
вии отец был шведом, претендент считался шведом и выступал “от шведов”. Впрочем,
судя по “Служебным книгам” Стокгольма (Ambetsboker), из которых мы черпаем све
дения о составе городского муниципалитета, некоторые лица ухитрялись числиться то
“от шведов”, то “от немцев”.
© А.А. Сванидзе
81
жимостью - в качестве собственной и арендуемой. Имел обширные
связи в Стокгольме с местными и зарубежными бюргерами, в том чис
ле из известных на Балтике купеческих фамилий, чьи комиссии выпол
нял, был их свидетелем, поручителем и т.д. Эрик был родманом в
1477 г. и бургомистром в 1480 г. Занимал ряд государственных должно
стей и, соответственно, выполнял важные поручения. Так, в 1492 г. он
вместе с королевским фогдом вошел в комиссию по разрешению спо
ра между комендантом замка Стегеборг, знатным рыцарем Эриком Ту-
рессоном (Бьелке), и одним из его свенов (младших рыцарей, не имев
ших звания). Эрик имел влияние на внутреннюю и внешнюю политику
в сложнейший для Швеции период Кальмарской унии - во время прав
ления патриотически, антидатски настроенных регентов из знатной се
мьи Стуре (последняя треть XV - начало XVI в.). Он, в частности, сле
дил за выполнением бюргерских обязательств при регенте Стене Сту
ре Старшем. Но отношения между этими людьми не сложились. Вме
сте с рядом других известных шведов-муниципалиев он в конце концов
встал в оппозицию к этому регенту - победителю датчан при Брунке-
берге (1471) и из-за этого даже попал в судебные протоколы, так как
был участником споров между ним и государственным советом. Впро
чем, эти споры имели, скорее всего, личную подоплеку, так как при
следующих Стуре Эрик был в числе их верных приверженцев и, следо
вательно, выступал против датского режима Кальмарской унии. Он
представлял город на важных собраниях при втором Стуре - Сванте
Нильссоне и был в дружеских отношениях с последним регентом - Сте-
ном Стуре Младшим. Правда, после гибели последнего при осаде Сток
гольма датским королем Кристианом II (1520) и последующего кратко
временного восстановления Кальмарской унии он подписал грамоту
верности столичных жителей королю Дании, но в новый городской со
вет не вошел. Скорее всего, Кристиан II не доверял ему и опасался его
влияния. Эрик, однако, уцелел во время бани в Стокгольме 1520 г., из
вестной под именем “Стокгольмской кровавой бойни”, а после разры
ва Кальмарской унии стал бургомистром Стокгольма и, судя по всему,
умер на этом посту в 1522 г., будучи уже глубоким стариком.
Эрик Йенссон женился поздно, взяв в жены Элину, вдову очень бо
гатого купца и родмана, возможно, своего родича - Андерша Йенссо-
на, виноторговца, от которого она имела двух сыновей. Один из них
был женат на дочери родмана из Сёдерчёпинга. Были и две дочери, од
на из которых была монахиней во францисканском монастыре св. Кла
ры; другая же, Доротея, вышла замуж за купца Хермана Фоссера (т.е.
тоже немца), бургомистра в Стокгольме (умер в 1535). Брак Эрика и
Элины был, видимо, бездетным.
Но вернемся к Дингстадам - дядям Эрика Йенссона по матери. О
них известно немного.
Корт Дингстад (умер в 1456) был женат на некоей Эльсете, кото
рая, овдовев, стала женой богатейшего купца Ханса Ламбертссона, од
ного из ведущих немецких бюргеров Стокгольма второй половины
XV в., который заседал в совете как немецкий родман до своей кончи
ны (1485). Он торговал, в частности, ботническим лососем, который
закупал в Финляндии и экспортировал в Любек. Соответственно состо
82
ял в тесных деловых отношениях, партнерстве и товариществах (ком
паниях) с рядом купцов как в Любеке, так и в городах собственно Шве
ции (в частности, Арбуге). С 80-х годов он добился права для себя и на
следников разрабатывать рудник в центре добычи серебряной руды
(Ostra Silberget, приход Tuna) и стал, таким образом, silverbergsman, т.е.
горным предпринимателем на серебряных рудниках на условии уплаты
горной подати короне. Из его завещания видно, что он владел также
плавильней (домницей, hytte) на железных промыслах в Даларне. Его
дом в Стокгольме стоил сотни марок.
Корт Дингстад и Эльсете оставили двух сыновей. Один из них, Свен
Дингстад, вступил во францисканский орден и стал очень известным
органным мастером и органистом (он жил в 1486 г.).
Его брат, другой сын Корта - Ханс Дингстад (умер примерно в
1501) в последней четверти XV в. был известным шкипером (т.е. капи
таном, а, возможно, и владельцем) корабля и купцом в Стокгольме.
Энергичный и предприимчивый, он вел дела и внутри страны (в Арбу
ге и в Телье), и за ее пределами с немецкими купцами; плавал в Любек,
Данциг, Росток и т.д. Экспортировал железо, медь и другие товары,
ввозил соль, вино, эль и другие товары. Известны имена его партнеров-
иемцев, в том числе Хеннинг Пинноу и Хенрик Дункельгод, оба любе-
чане, но эти фамилии встречаются и среди шведского городского пат
рициата. Занимался также какими-то денежными сделками и торгов
лей недвижимостью, в частности продал некий дом Стене Стуре Стар
шему. Хотя Ханс обладал неуживчивым и драчливым характером, час
то судился и участвовал в неких сомнительных делах, в том числе раз
личных мошенничествах, тем не менее, в 1480-х-1500-х гг. он вершил
рядом коммунальных дел. Скончался он в начале XVI в. Его женой бы
ла Маргарита, дочь бургомистра Педера, также Йенссона, семья кото
рого была близка к архиепископу Упсальскому и вообще к церковным
кругам. Есть сведения, что сам Ханс вступал в деловые контакты с эти
ми кругами, в частности с епископом Стренгнесским. Маргарита пере
жила мужа лет на 15 и в начале XVI в. платила в качестве городского
налога 1 марку, что говорит о ее принадлежности к состоятельным
кругам.
Таким образом, Дингстады, эта патрицианская, элитарная семья
немецкого происхождения была широко представлена, как и другие
семьи такого рода, в общественной жизни шведского города и страны
вообще, принимала активное участие в ее экономической и политиче
ской жизни. Эта семья интегрировалась в разные слои, но прежде все
го в бюргерские, а также церковно-монастырские и университетские,
возможно и в рыцарские - через аноблирование (что известно по дру
гим семьям) и близость к верховной власти. Характерно, что семья
Дингстад, как и подобные ей семьи, входила в общий бюргерско-пат
рицианский круг не только Швеции, но и, благодаря тесным связям с
немецкими городами, в общий интернациональный круг торгово
бюргерской элиты Балтики, “балтийский круг“. Ясно, что этот слой
играл большую роль в культурном синтезе, в складывании общего
или родственного менталитета на Балтике, во всяком случае, в город
ской среде.
83
ЛИ ТЕРАТУ РА
© А.А. Талызина
84
Быстрота и, главное, надежность перевозок являлись основными
приоритетами в функционировании системы “галей линии”, что обес
печивало важную роль баллистариев в экипаже: ведь именно от них во
многом зависела боеспособность судов. Источники отражают тенден
цию к росту числа баллистариев на галеях: от 12 в 1350 г. до 32 в 1437 г.
Кроме того, в отдельных случаях (война, рост пиратской активности)
число баллистариев могло временно увеличиваться постановлениями
( 'ената. Особую группу среди баллистариев составляли так называе
мые “нобили кормы”. Как правило, это были молодые люди из патри
цианских фамилий, начинавшие таким образом свою карьеру на фло
те. Согласно постановлению Сената от 14 июня 1397 г., из общего чис
ла баллистариев галеи, набираемых патроном, четверо могли быть но
билями. “Инструкция капитану галей Романии” (1412) вносит опреде
ленные коррективы: отныне патрон обязан иметь по меньшей мере
грех баллистариев-нобилей, четвертого же - по своему усмотрению.
Такие изменения вносятся Сенатом из стремления “оказать помощь
многим нуждающимся нобилям, пригодным к морской службе и не
имеющим достаточных средств для жизни” Отчетливо прослеживает
ся тенденция к увеличению числа нобилей-баллистариев на галеях: от
трех - четырех в конце XIV в., в начале XV в. до шести, а с 1455 г. - до
восьми. К сожалению, сведения о баллистариях, которыми мы распо
лагаем, как правило, единичны, крайне отрывочны и дошли до нас
лишь благодаря документам, связанным с конфликтными ситуациями.
Известно, что претенденты - обычно люди в возрасте 20-40 лет -
должны были пройти специальные испытания. Отбор арбалетчиков-
кополанов осуществлялся патронами непосредственно в тире, где они
демонстрировали свое искусство стрельбы из арбалета. Что касается
испытаний “нобилей кормы”, то сохранились два регистра так называ
емых “Проверок” возраста патронов галей и других должностных лиц
за 1430-1436 и 1444-1452 гг. В них, помимо проверки возраста, зачас
тую фиксировались и другие моменты: законность происхождения пре
тендента, подлинность документов, предъявляемых при освидетельст
вовании, и т.д. Специальная комиссия, состоящая из трех адвокатов
коммуны, была призвана освидетельствовать не только патронов и
баллистариев как галей й галер, так и невооруженных судов, но и стар
ших сыновей патрицианских семейств, входящих в Большой Совет (ми
нимальный возраст 20 лет; законности происхождения в таком случае,
естественно, уделялось особое внимание), а также лиц, избранных на
различные государственные должности. Однако во всех случаях сама
процедура апробации идентична. Остановимся на ней подробней.
Ключевыми фигурами в процедуре проверки являлись свидетели -
родственники претендента (отец, мать, братья, жена, кормилица и т.д.),
а также посторонние лица. Иногда принимались к освидетельствова
нию письменные документы либо признавались действительными дан
ные предыдущих испытаний. Вообще в качестве свидетеля предпочи
тался отец: его показания, как правило, не нуждались в дополнитель
ном подтверждении. Во всех других случаях фигурируют либо два сви
детеля, либо один основной свидетель (мать, жена и т.д.) и два лица, за
веряющих его показания.
85
f - | 1~ | l - j Г |
м н
Венеция.
Миниатюра из оксфордской рукописи “Книги великого хана'
Марко Поло. XIV в.
Посторонние лица, принимавшие участие в освидетельствовании,
могли быть как нобилями, так и пополанами, но преобладали первые.
Интересно, что среди свидетелей встречаются и бывшие рабыни. Так,
при апробации Франческо Манолессо, сына покойного Марко, были
приняты показания “Марии Манолессо, некогда рабыни названного
господина Марко, проживающей в доме Франческо, и Марины Мано
лессо, некогда рабыни нобиля Маттео Пезаро”. Статус свободных жен
щин, дававших показания, определялся, как правило, по мужу (напри
мер, “госпожа Катарина, жена магистра Бернардо, ректора школы
св. Павла”)- Наиболее распространены были апробации баллистариев
галей Таны, основанные на документах самих адвокатов коммуны пре
дыдущих лет. Почти всегда в таких случаях речь идет о лицах, уже на
ходившихся на службе у государства, обычно уже имевших опыт по
добной работы, как правило, на галеях других маршрутов. Изложен
ный порядок освидетельствования не являлся неизменным. Процедура
проверки была тесно связана с общей обстановкой в Средиземномо
рье. При ее осложнении условия испытаний также становились более
жесткими.
Хотя считается, что среди претендентов на пост баллистария суще
ствовала значительная конкуренция, в материалах “Проверок” она от
ражения не нашла. Претенденты подчас не только отказывались от ме
ста, выдержав испытания, но даже позволяли себе вовсе на них не яв
ляться, что не имело никаких серьезных последствий. Достаточно час
ты случаи замены одного баллистария другим.
Наконец, интересно отметить, что некоторые знатнейшие патри
цианские фамилии из года в год посылали своих сыновей баллистария-
ми именно на галеи Романии; возможно, их привлекли условия службы
на этом направлении.
Помимо функции вооруженной защиты галей в случае нападения
противника, баллистарии-нобили зачастую выступали доверенными
лицами капитана, выполняя различного рода поручения, например,
осуществляли еженедельные проверки качества питания экипажа.
Очевидно, что опыт, приобретенный молодым человеком во время та
кой службы, мог пригодиться для его дальнейшей карьеры.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
94
Rerum italicarum Scriptores. Milano, 1733. Vol. XXII: Sanuto M. Vitae Ducum
Venetorum; Vol. XXIII: Navagero A. Historia Veneta.
Карпов С.П. Путями средневековых мореходов. М., 1994.
Талызина А Л . Баллистарии на венецианских галеях Романии // Византий
ский Временник. 1997. Вып. 58 (82).
Astuti G. L’organizzazione giuridica del sistema coloniale e della navigazione mer
cantile della citta italiane nel Medioevo // Mediterran£e et Осёап Indien: Travaux du 6e
( 'olloque international d’histoire maritime. Firenze, 1970.
Dupuigrenet Desroussilles F. Vdnitiens et G£nouis a Constantinople et en Mer
Noir en 1431 // Cahiers du Monde russe et sovi£tique. 1979. T. XX (1).
Sacerdoti A. Note sulle galere da mercato veneziane nel XV secolo // Bolletino de-
ll’lstituto di Storia della society e dello Stato. 1962. T. IV.
Stockly D. Le systeme de l’lncanto des gatees du тагсЬё a Venise (fin XHIe -
milieu XVe siecles). Leiden; New York, Koln, 1995.
Stockly D. Les protagonistes de la navigation v6nitienne d’Etat en Mer Noir
(XIIIe-XVe siecles) // Thesurismata. 1993. T. 23.
КУПЕЦ-ПАТРИЦИЙ XIV в.
И КОРПОРАТИВНЫЙ СТРОЙ ГАНЗЕЙСКОГО ЛЮБЕКА
© Т.С. Никулина
95
родной торговлей было занято 700-800 купцов. Примерно пятая их
часть (около 150 человек) и составляла любекский патрициат.
Но не только эта форма хозяйственной деятельности и накоплен
ные благодаря ей богатства делали городскую верхушку патрициатом.
Транзитной торговлей в Европе занимались, при том весьма успешно,
и другие группы богатого любекского купечества, объединенные м
крупные корпорации “Странствующих купцов”; их насчитывалось бо
лее 10 и они охватывали своей деятельностью всю Европу.
Главное, что отличало патрициат в хозяйственном отношении от
других слоев населения Любека в XIV в., было владение землей. Зем
левладение являлось важнейшим условием для избрания в Любекский
городской совет (рат) и, собственно, одним из главных признаков при
надлежности к ратманскому сословию вообще.
Полученные в сфере торговли капиталы “отцы Любека” не стре
мились целиком вложить в торговлю, подверженную спадам и подъе
мам, зависящую от спроса и предложения, капризов погоды, морских
пиратов и многих других факторов. Патрицианское купечество стара
лось поместить наличные средства, полученные от купеческой дея
тельности, в более надежные и стабильные источники доходов, пусть и
не столь высоких. К таким источникам относилась покупка земли и
рент. Это не было специфически любекским явлением: процесс приоб
ретения земельных владений и их эксплуатация патрициями (как, впро
чем, состоятельными бюргерами вообще) происходили повсюду в
крупных городах Германии. Но в Любеке этот процесс приобрел наи
больший размах и привел к качественным изменениям в сфере город
ской верхушки. Это четко прослеживается по бюргерским завеща
ниям.
Основная черта, которая отделяет завещания патрициев от просто
бюргерских, - пункты о земле- и рентовладении. Любекские бюргер
ские завещания XIV в. далеко не всегда прямо указывают на наличие
земельной собственности завещателя, ограничиваясь формулой:
“...движимую и недвижимую собственность своим сыновьям (или жене
и детям - Т.Н.) в равных частях” и т.п. Как правило, земельные участ
ки указаны в завещаниях либо наиболее состоятельных патрициев, ли
бо тех, кто имел много наследников. Но даже и это ограниченное чис
ло завещаний дает возможность локализовать землевладение ратма
нов по следующим районам:
1) Землевладение внутри Любека: Виггер Дарцов имел двор с па
хотной землей у церкви св. Эгидия; Годшалк ван Аттендорн-старший
имел в собственности земельный участок, на котором стояли его жи
лая и другие постройки; Йохану ван Бремену земельный участок в го
роде давал ренту в 5 немецких марок.
2) Землевладение в окружающих город деревнях: Виггер Дарцов и
Эверхард Шепенстеде имели землю в деревнях Зибенбоймен и Пра-
тьяу; Годшалк ван Аттендорн-старший имел собственность в пяти де
ревнях церковного округа Шенвальд; деревня Дункельдорф была пол
ностью в собственности Вильгельма Варендорпа.
3) Землевладение на острове Фемарн у побережья Северной Гер
мании: Радекин ван Цее в своем завещании назвал акровую гуфу пахот-
96
мой земли близ деревни Блишендорф в полевой марке; ратман Абра
хам Бере указал в завещании ежегодную ренту в 18 немецких марок в
деревне Мумендорф.
4) Землевладение в других городах: уже упоминавшийся Виггер
Дарцов владел рентой с земельного участка Хинрика Зоммера в Риге;
Годшалк ван Аттендорн имел деревню Варедорф под Висмаром и зе
мельные участки в Хаймшооп в Рейнфельде; Йохан ван Бремен также
имел участок в Висмаре.
Однако с конца XIV в. в среде любекского патрициата стали про
исходить те изменения, которые резко обособили его от остальной
массы любекских горожан. Речь идет о помещении части купеческого
капитала не просто во внегородское землевладение, но именно в по
купку рент, что привело к возникновению новой социальной группы -
рантье. Исследователи, в общем, согласны с выводом крупнейшего ис
следователя истории Ганзы и Любека начала нашего века Ф. Рёрига о
том, что появление этого нового слоя было связано с политическими и
хозяйственными переменами в Любеке после Штральзундского мира
1370 г., которым закончилась победоносная война ганзейских городов
с Данией. В частности, проникновение английской торговли сукнами в
Балтику и растущее значение северофранцузской соляной торговли с
балтийскими странами вели к потере Любеком ведущего экономиче
ского положения в регионе.
Рента, которую получали с земли любекские бюргеры, была зама
скированной ростовщической кредитной сделкой. Заимодавец давал
нуждающемуся в деньгах известную сумму под залог недвижимости
(дома, земли), взимая ежегодно ренту определенного размера как про
цент с займа или его погашение. Бюргерские завещания Любека поз
воляют установить соотношения суммы, за которую продается рента,
и самой ренты, то есть величину процента с вложенного капитала. Так,
и завещании вдовы бургомистра Эвенхарда ван Алена предписывается
исполнителям завещания (провизорам) для ежегодного поминания ее
отца, мужа и ее самой купить за 120 марок ренту в 6 марок (ежегодно).
А Петер Витте Старший в 1347 г. указывает, что 1 марка ренты долж
на считаться за 16 марок капитала. Это дает возможность подсчитать,
что для Любека середины XIV в. прибыль с капитала, помещенного в
ренты, в среднем составляла 5-7%.
Все любекские патриции, проходившие в завещаниях этого време
ни (1344-1360), имеют по несколько рент: Вернер Вуллепунд - 6 рент,
каждая от 2 до 6 марок (ежегодно), при общей стоимости в 500 марок;
сын бургомистра Герман Шонеке - 4 ренты от 2,5 до 9 марок; ратман
Ведекин Варендорп - 2 ренты и т.д. Всего в Любеке с 1320 по 1350 г.
было заключено около 1800 рентных сделок.
Оценка этого явления в исторической литературе неоднозначна.
Одни ученые связывают с появлением слоя рантье начало “нового и
принципиально иного периода” в экономической и политической жиз
ни города. В растущем правовом и политическом господстве рантье,
которые, живя за счет ренты, все больше и больше отчуждались от хо
зяйственной жизни города, они видят тенденцию к экономическому за
стою, нарушение естественной прежде идентичности экономически и
4 Город..., том 2 97
политически ведущего слоя, что вело к вытеснению собственно купе
чества из совета и стало причиной социальных конфликтов в Любеке с
конца XIV в.
Другие исследователи (в частности, А. фон Брандт) выступаю!
против тезиса об образовании нового социального слоя рантье, проти
востоящего купцам, и не видят в этом причин социальных конфликтом.
Третьи (К. Фрице и др.) обращают внимание на негативные последст
вия роста ростовщического капитала (займы, ренты): изымание части
торгового капитала из сферы обращения и помещение ее в непроизво
дительные сферы (домо- и землевладение) и, одновременно, проникно
вение ростовщического капитала в ремесленное поизводство, где чет
ко проявилась паразитическая тенденция ганзейского купеческого ка
питала.
Не менее важным для любекского высшего слоя, чем его экономя
ческая деятельность, являлось наличие родственных связей между вс
дущими семьями. Г. Вегеманн к ведущим родам города относит те, им
которых вышли не менее трех членов совета и два-три поколения ко
торых заседали в совете. В XIV в. в Любеке насчитывалось около 40
ратманских фамилий. Наибольшее число ратманов и бургомистров да
ли следующие роды: Ван Ален, Бардевик, Варендорп, Ван Викеде,
Виттенборг, Кесфельд, Плесков, Форрад. Каждый из них дал от двух
до шести бургомистров и от трех до шестнадцати ратманов. Все рат-
манские роды имели родственные связи друг с другом. Например, род
Аленов состоял в родстве с Аттендорнами, Плесковыми, Варендорпа-
ми. В свою очередь Аттендорны были в родстве тажке с Б ере, Кер-
крингами, Моркерке, которые, таким образом, оказывались в родстве
(пусть дальнем) с Плесковыми и Варендорпами.
Родство достигалось, естественно, посредством браков. Бюргер
ские завещания дают сведения о браках патрициев между собой. В ка
честве примера можно рассмотреть семью видного патриция Вильгель
ма Варендорпа. Его дочь была замужем за Тидеманом ван Алленом,
сестра которого, Риксе, была женой Тидемана Блюменрода, а сестра
последнего - женой представителя рода ван Дульмен. Сын брата Виль
гельма, Годшалка, Бруно Варендорп был женат на дочери Германа ван
Викеде, а дочь самого Бруно Грета - замужем за представителем ста
рого ратманского рода Вернером Вулленпундом. А на второй дочери
Вильгельма Варендорпа - Гертруде был женат единственный сын рат
мана из готландского города Висбю - Якоб Плесков, будущий бурго
мистр Любека и глава ганзейской политики. Таким образом, путем же
нитьбы Якоб Плесков, возможно, чужак в Любеке, оказался в родстве
с такими фамилиями, как Варендорп, Ван Ален, Блюменрод, ван Вике
де, Вулленпунд, ван Дульмен. То есть родственные связи патрициев
Любека благодаря брачным союзам становились достаточно сложной
сетью, охватывающей всю массу патрицианских родов города, и объе
диняли высший слой в определенную социальную общность, обладаю
щую богатством и властью.
Теперь обратимся к политической стороне жизни патрициата -
связям его с советом: ведь участие в политическом управлении средне
вековым городом было решающим для завоевания в нем высшего об-
98
щсственного положения. Начало любекскому совету было положено
известной грамотой Генриха Льва от 1164 г., по которой ремесленники
иг могли заседать в совете, а вся полнота власти оказывалась в руках
купечества, занятого в крупной морской торговле. Эта небольшая
группа богатых купцов, вероятно, к этому времени уже управляла го
родом, а с созданием совета разделила между собой места и должности
и нем и благодаря широкой компетенции городского совета, охватыва
ющей все стороны жизни города, определяла внутреннюю и внешнюю
политику Любека.
Ввиду отсутствия каких-либо постоянных властных структур Ган-
1ы совет Любека на деле осуществлял в XIV в. и руководство всем со
ИСТОЧНИКИ И ЛИ ТЕРАТУРА
100
Brandt A. von. Die Lubecker Knochenhaueraufstande von 1380-1384 und ihre
Voraussetzungen/ / ZVJA. 1959. Bd. 39.
Brandt A. von. Die Gesellschaftliche Struktur des spatmittelalterlichen Liibecks //
l Jntersuchungen fiir gesellschaftlichen Struktur. Konstanz; Stuttgart, 1966.
Brandt A. von. Liibeck und die Lubecker vor 600 Jahren Studien zur politischen
und Sozialgeschichte / Ibid. 1978. Bd. 58.
Fritze K. Am Wendepunkt der Hanse. B., 1967.
Peters E. Das grosse Sterben des Jahres 1350 in Liibeck und seine Auswirkungen
iiuf die wirtschaftliche und soziale Struktur der Stadt // Ibid. 1939. Bd. 30.
Wegemann J. Die fuhreden Geschlechter Liibecks und ihre Vershwagerungen
(1158-1810) //Ibid. 1941. Bd. 31.
Wernicke H. Die Regionalen Bundnisse der Hansichen Mitglieder und deren
Slellung in der Stadtehanse von 1280 bis 1418 // JBJF. 1982. Bd. 6.
© И.А. Краснова
101
Вергилий. Сочинения. Тоскана. Рукопись. XV в.
Миниатюра
гийские купцы совершали активные торговые обороты, в которых
участвовали товары разного ассортимента. Один из братьев Корсини,
которые в возрасте 22 лет уехали в Англию торговать сукнами, писал
и своей книге: “Я, Никколо де Корсини, выехал из Флоренции, чтобы
отправиться в Лондон, 22 апреля 1344 г. с целью войти в нашу компа
нию. В этом же году 1 октября я выехал из Ярмута с тюками сельдей в
город Бордо, что в Гаскони, чтобы продать их; я вернулся в Лондон в
мае 1345 г. и сразу отправился с сукнами в Лиссабон в Португалии, при
быв туда в августе 1345 г., а 1 января 1346 г. отбыл оттуда в Брюгге с
поручением от компании, откуда через месяц вернулся в Лондон”. Те,
кто не имел возможности осуществлять внешнеторговые операции,
действовали в локальных масштабах, но и в этом случае торговля явля
лась неотъемлемой чертой их образа жизни, если судить по их хозяйст-
ненным книгам. Бернардо Макиавелли, отец великого Никколо, по ро
ду своих занятий являлся нотариусом. Но он почти не упоминает о про
фессиональной деятельности в своей книге, она вся посвящена управ
лению земельными участками за городом и торговым операциям. Ог
раничиваясь местным рынком и сбывая главным образом продукты со
своих подёре, мессер Бернардо продавал вино в кредит мелким опто
вым виноторговцам, оливковое масло, скот, изредка мед, но главный
продукт его сделок - льняное полотно. Все сделки носили незначитель
ный характер, были невелики по объему и не обеспечивали семью
большими капиталами, но составляли важнейшую сторону деятельно
сти флорентийского нотариуса. То же самое можно сказать о ювелире
(золотых дел мастере) Одериго ди Креди и других флорентийцах. И да
же мелкие ремесленники, члены младших цехов, при случае отважно и
энергично пускались в коммерческие предприятия. Двое изготовите
лей карданных щеток основали в 1370 г. мастерскую, получили неболь
шую прибыль и вложили ее в операции с шерстью, хотя и не были чле
нами цеха Лана; одновременно они приторговывали в Пизе яблоками и
медом, ссужали мелкие суммы под проценты, и, в результате всего, к
концу жизни стали довольно богатыми предпринимателями. Торговая
прибыль уравнивала возможности горожан, принадлежащих к разным
социально-экономическим прослойкам, - вопреки узкопрофессиональ
ным, ремесленным принципам разделения труда. Шанс скорого обога
щения при благоприятной конъюнктуре, равно как и возможность под
держать или несколько улучшить состояние семьи путем медленного
методичного накопления в малых, но гарантированных торговых обо
ротах, придавали особую притягательность занятиям коммерцией в
среде деятельных горожан Флоренции.
Проповедники-доминиканцы, которые пользовались особым авто
ритетом в этом городе, начиная с XIV в. представляли торговлю как
необходимый элемент общества, цитируя и развивая соответствующие
тезисы Фомы Аквинского: “Руки и плечи в активной земной жизни
есть купцы, мастера, работники, которые извлекают выгоду из земли
или земных благ, но из милосердия к своим собратьям они должны, на
сколько это можно, свое мастерство полностью использовать”. Сами
горожане видели в торговле не только основу экономического процве
тания своего государства, но и главную предпосылку политической
ЮЗ
стабильности и коммунального единства. Джованни Медичи, отец Ко-
зимо, заявлял: “Я хочу заниматься торговлей и ничем не возвышаться
над другими горожанами. Я знаю, что торговля есть начало и основа
ние республики нашей, что ею государство прославляется, а по имени
нашей Коммуны хвалят и наши товары, и поэтому, если я стану беден,
то и республика наша не возвысится” Подлинный панегирик торговле
и купцам, составляющим базу, на которой основано государство, содер
жится в “Истории Флоренции” Грегорио Дати. Кризисное состояние
своего государства они видели прежде всего в упадке торговой деятель
ности, о чем свидетельствует купеческая литература конца XV в.
Сознание деловых людей Флоренции представляло коммерческую
деятельность не только как решающую доминанту, формирующую
правильный образ жизни, но и как основу идеала “доброго купца”
(buono mercatore). Богатый магнат Джованни Ручеллаи писал в XV в.:
“Напоминаю вам, чтобы в жизни общественной и во всех делах вы за
служили звание истинных купцов”. Если человек не занимался торгов
лей, он не мог соответствовать комплексу качеств “buono mercante”, и
это всегда вызывало настороженность окружающих. В архиве Франче
ско Датини имеется письмо, в котором служащий предпринимателя из
Прато описывал их общего знакомого по имени Симоне. Этот Симоне
представал из описания как привлекательная личность: общителен, об
разован, знаток Данте и любитель сонетов. Но автор письма убеждает
ся в том, что “торговлей он не занимается”, живет на ренту, и сразу же
приходит к неблагоприятному выводу о моральных качествах Симоне:
“Симоне обладает большими претензиями и не совсем чист от пороков,
я думаю о нем как о противоядии, которое можно употреблять только
раз в месяц и на кончике ножа”
Понятие “добрый купец” явно противопоставлялось иным моде
лям поведения, одна из которых наиболее рельефно выделена в “До
машней хронике” Донато Веллути как “куртуазия” - комплекс качеств
мота и потребителя, отказавшегося от коммерции и погрязшего в
праздности и развлечениях, свойственных феодально-рыцарским кру
гам. Следование куртуазным образцам приводило к остановке процес
сов накопления, непроизводительному рассеиванию средств и превра
щению делового человека в рантье, предпочитающего комфортное и
безопасное существование полному хлопот, опасностей и упорного
труда пути наживы и приумножения состояния.
В сознании деловых людей Флоренции занятие коммерцией явля
лось достойной уважения деятельностью, предпосылкой и исходным
пунктом нравственных добродетелей. Между тем, церковная идеоло
гия в эту эпоху, руководствуясь положениями Фомы Аквинского, пы
талась только оправдать купцов, признавая тем самым их деятельность
и образ жизни как бы изначально отмеченными печатью греха. Даже
св. Фома, начавший дело реабилитации тех, кто занимался коммерци
ей, отдавал предпочтение обществу, живущему сельскохозяйственным
трудом, поскольку земледелие “чище” торговли. Однако Фома призна
вал, что торговля нуждается в оправдании, поскольку жадность к на
живе и устремленность к прибыли, характерные для нее, трудно совме
стимы с нравственными установлениями христианства. Тем, кто непо-
104
(•родственно занимался коммерцией в торговой республике Флоренции,
не было необходимости оправдывать свою деятельность, составляю
щую основное содержание их жизни, более того, она становилась для
них мерилом и исходной точкой всех достоинств человека. У них не
только не появлялось сомнений в правомерности своей профессии и со
ответствующего ей образа жизни, они возводили ее в степень идеала и
мерила достоинств и недостатков людей.
Второй по важности формой деятельности, многое определяющей
и образе жизни и менталитете флорентийских купцов и предпринима
телей, становилось текстильное производство, развитие которого по
ложило начало процессам накопления в этом городе. Во Флоренции
лишь немногие представители пополанской среды не имели отношения
к изготовлению шерсти, шелка или льна. Боттега по производству
шелка или шерсти являлась необходимым и желанным приобретением,
к которому стремились все деловые люди, охотно скупая помещения в
городе, чтобы непосредственно организовать там текстильное произ
водство или сдавать их в аренду под шерстоткацкие боттеги. Помеще
ния с соответствующим оборудованием скупались ими в 30-е годы
XIV в. по цене от 350 до 500 флоринов, а арендная плата, которую за
них взимали, составляла от 22 до 33-40 флоринов в год. Частота подоб
ных сделок в первой половине XIV в. свидетельствовала об их выгод
ности и активном вложении капиталов в производство тканей. При
всем том авторы купеческих записок и хозяйственных книг очень мало
внимания уделяли в них текстильному производству, даже если оно яв
лялось основой их деятельности и благосостояния. Чаще всего дело
просто ограничивалось констатацией факта наличия, приобретения
или сдачи в аренду мастерской, с крайне лаконичным ее описанием - в
том случае, если оно вообще имелось. Это пока трудно объяснить, учи
тывая, что в сознании деловых людей занятиям сукноделием или изго
товлению шелка отводилась, наряду с торговлей, роль отправной точ
ки в карьере богатого накопителя или подъеме экономического могу
щества семьи.
Важность текстильного производства как исходного этапа карье
ры делового человека учитывалась в системе флорентийского образо
вания. Прохождение практики в текстильной боттеге являлось ее необ
ходимым звеном для многих. Дати вспоминал: “Я пошел в боттегу, за
кончив счетную школу... Было мне 13 лет”. Донато Веллути с больши
ми надеждами взирал на будущее своего сына, который “с 9 лет был
помещен в боттегу по производству шерсти, а затем в кассу. Когда ему
исполнилось 12 лет, я дал ему в руки приходно-расходную книгу всего
нашего имущества, и он вел ее, руководил и управлял всем, словно
имел за плечами 40 лет”. Практика в боттеге предусматривала изуче
ние циклов сукнодельческого производства (“ремесел цеха Лана”), а
также основ коммерции, бухгалтерии, систем мер и весов в Италии и
других странах, курсов монет, основ навигации и географии. Обучение
в боттеге считалось более важным, чем познания в латыни, и в возрас
те 13-14 лет мальчика обязательно отправляли в мастерскую, даже ес
ли он не успевал к тому времени закончить курс начальной счетной
школы, не говоря уж об училищах более высокой ступени.
105
Богач Джованни Ручеллаи, обеспечивший нескольким поколениям
потомков возможность безбедно жить на ренту, был убежден в том,
что даже господа, имеющие рыцарское звание, должны начинать с
производства тканей, не дающего, в отличие от торговли, ни громкой
репутации, ни баснословных прибылей в одночасье. У него брезжило
представление о том, что слава, созданная торговой прибылью, в ка
кой-то степени “колосс на глиняных ногах”, если не опирается на ре
месленную производственную основу: “На самом деле вы должны
стать владельцами боттег - botthegai, то есть, как это и положено всем,
кто занимается изготовлением шерстяных и шелковых тканей, вы
должны иметь базу своих прибылей во Флоренции более, чем в торго
вле, деньгах и кредитах вне её”. Ручеллаи рассматривал текстильную
мастерскую как определенную точку опоры в стихии случайностей, ко
торым подвержены капиталы в торгово-финансовой сфере. Налажен
ное и охраняемое цеховыми уставами производство шерсти и шелка во
Флоренции представлялось также надежным якорем спасения в случае
краха или катастрофы в торговых предприятиях. В 1420-1423 гг. тор
говля шелком в Испании у Грегорио Дати балансировала на грани бан
кротства. Выход из критической ситуации он видел в том, чтобы “уст
роить новую боттегу с Микеле”, и этот испытанный прием не подвел
его: “Я стал получать прибыли от изготовления тканей, и мы с Мике
ле хорошо наживались”. Из рассуждений Джованни Медичи, образцо
вого делового человека в городе на Арно, следовало, что обретение на
выков в изготовлении тканей и устойчивость определенного образа
жизни, средоточием которого является боттега, зачастую важнее ко
личества получаемых прибылей, а репутация истинного купца опреде
ляется не только богатством, но и комплексом деятельности, реализу
ющейся в ремесленной мастерской с элементами мануфактурного про
изводства.
В боттеге видели спасение в периоды кризисов экономики и поли
тических потрясений, что особенно заметно во второй половине XV в.,
когда среднегодовой выпуск продукции 270 боттег уменьшился до 200
кусков сукна. Бакалейщик Лука Ландуччи был удручен наметившейся
тенденцией к свертыванию деловой активности: “Никто не хотел рабо
тать, боттеги закрывались, и бедные не могли найти работы ни в Лана,
ни в Сета. В скорби пребывали и головы, и члены нашего общества”.
Пессимистическим настроениям такого рода противостояло упорное
желание преодолеть отчаяние и бездеятельность, ярко выраженное в
проекте политических реформ сторонника Савонаролы Доменико
Чекки. “Надо устроить так, чтобы имел возможность открыть хотя бы
одну боттегу тот, кто этого хочет”, а если “каждый богатый откроет
2-3 боттеги и станет накапливать из года в год прибыли, то он призо
вет тех, кто теперь неимущ, а они восславят того, кто дал им работу”.
Будущее Флоренции, когда она станет, по обещаниям Савонаролы,
“Божьим городом”, для производителя шелка Чекки, как, видимо, и
для большинства последователей реформатора, заключалось в хорошо
устроенных боттегах и развертывании предпринимательской активно
сти. Доменико Чекки понимал, какие аргументы могут противопоста
вить ему воображаемые оппоненты, указывающие на невозможность
106
расширения производства тканей из-за трудностей сбыта при отсутст-
иии собственного порта, но он готов был эти аргументы отразить: “Вы
увидите, как все начнет улучшаться день ото дня оттого, что мы станем
делать в два раза более материй, чем делаем сейчас. И все это мы с
Ьожьей помощью сбудем... не надо сомневаться в том, что при наличии
у нас готовых товаров, найдутся новые торговые пути и поднимется по
путный ветер в наши паруса”. Таким образом, можно прийти к выводу
о том, что члены крупных торгово-финансовых компаний понимали
важность и необходимость производственной основы в деле накопле
ния капитала. Два вида деятельности: коммерция, понимаемая также
как ростовщичество и банковские операции, и изготовление тканей в
совокупности определяли главные доминанты образа жизни и поведе
ния, устойчивые представления и критерии этических оценок в кругах
тех, кто непосредственно ими занимался.
Кроме активных форм деятельности в сфере рыночных отноше
ний и текстильного предпринимательства важное место в повседнев
ной жизни деловых людей Флоренции занимало все, что было связано
с их значительными инвестициями в земельную собственность, город
скую недвижимость и государственный долг. В рассматриваемый пери
од - на протяжении двухсот лет - богатые жители города целенаправ
ленно и упорно стремились расширять свою земельную собственность.
Главный принцип, которого при этом придерживались, - собрать в еди
ный массив земли, находящиеся в каком-то определенном месте
(podere). Чаще всего этим местом был приход в контадо, откуда род на
чинал свое происхождение. При этом часто купцам и банкирам прино
сило удовольствие “возвращение на землю”, нравилось уподоблять се
бя феодальному сеньору, от которого зависит целая округа. Сознание
горожан воспринимало связь с землей неоднозначно. Они не упускали
возможности обогащения за счет доходов со значительных комплексов
земель, что представлялось им менее рискованным, нежели нажива за
счет торговли и предпринимательства. Семейство Рикасоли в Тоскане,
сконцентрировав в руках 154 подере площадью 1107 стайоров, обога
тилось от спекуляций недвижимостью и продажи продуктов питания,
заняв во флорентийском налоговом кадастре 41-е место в числе 46 ве
дущих фамилий города. Предприниматели, успешно действующие в
сфере активных форм накопления, даже такие звезды первой величи
ны, как Палла Строцци и братья Перуцци, никогда не пренебрегали
выгодой от торговли продуктами сельского хозяйства во Флоренции.
Однако далеко не всегда представители богатого пополанства ру
ководствовались только возможностью извлекать прибыли из земель.
Зачастую их стремление обзавестись земельной собственностью имело
иные цели: земельные фонды играли роль гарантии капитала, вложен
ного в торговлю и производство. На земельном имуществе основывал
ся принцип ответственности в компаниях, они выступали в качестве за
лога, под который брали кредит, и средства возмещения долгов, созда
вали материальную базу репутации, необходимой для получения кре
дита. Кроме того, виллы за городом служили показателем стабильно
сти социального положения во флорентийском обществе, символом
возвышения в системе городской иерархии. Наконец, загородное поме
107
стье являлось непременным атрибутом быта состоятельных флорен
тийцев, вносило хлопотливое, но приятное разнообразие в их образ
жизни, позволяя отвлечься от городских дел и забот, связанных с про
фессиональными видами деятельности. Горожане всегда были склон
ны в идиллических тонах описывать свои загородные владения, прямое
подтверждение тому - картина Муджелло, созданная Джованни Мо-
релли. Даже трезвомыслящий и расчетливый нотариус сер Лапо Мац-
цеи склонен был при описании вилл впадать в тон восторженной идеа
лизации: “Я шел босиком в сверкающем радостном воздухе под звон
цепов. А токи были столь чисты и аккуратны, что мне хотелось танце
вать и прыгать, как косуле, на горы крупных зерен, которые, казалось,
ждут пустых амбаров. Здесь нет ни цикад, ни больших мух, ни таранту
лов, которые причиняют столько неприятностей в других местах”. Тя
га к земле имела в сознании горожан еще более глубокие корни: они
видели в земле источник питания, обеспечивающий им повседневное
существование, средство выживания. Участок с домом, пекарней, вино
градником и огородом за 100 флоринов представлялся деловым людям
надежной гарантией выживания потомков при любых ударах судьбы и
неблагоприятных обстоятельствах. Кроме того, виллами за городом
обзаводились, “чтобы семье было куда убежать, если случится эпиде
мия чумы”.
Флоренция была одним из самых богатых городов Европы, однако
в XIV-XV вв. перед ней часто вставала реальная угроза голода, а со
страниц “Книги” торговца зерном Доменико Ленци предстают мучи
тельные трудности снабжения города и контадо продуктами питания
во время голода, когда общество, основанное на товарно-денежных от
ношениях, превращалось в иной мир, где господствовала общая собст
венность и принципы уравнительного распределения, утверждаемые
диктаторскими методами, поскольку коммунальное управление в это
время сосредоточивалось в руках специально избранной чрезвычайной
комиссии. Этот орган конфисковывал в городе все излишки продо
вольствия, устанавливал на него монопольные цены и вводил специ
альные талоны, по которым можно было купить хлеб и другие проду
кты. Доменико Ленци описывал события 1329 г., но и по истечении
почти двух столетий картина мало изменилась, о чем свидетельствова
ли записки Луки Ландуччи о недороде 1497 г. При таких обстоятельст
вах участок земли действительно давал гарантию выживания в услови
ях часто случавшихся неурожаев.
Тенденции к возрастанию прослойки рантье стали в деловой среде
Флоренции более заметны к середине XV в., и одной из причин этого
роста стало сращивание богатых олигархов с государственным аппара
том, в частности, путем вложения средств в Монте - государственный
банк Флоренции. Из-за напряженной внешнеполитической ситуации в
конце XIV - начале XV в., приведшей к войнам с папским престолом, с
миланскими Висконти, с Пизой, государственный долг Флоренции по
стоянно возрастал: в конце XIV в. он составлял 3 млн флоринов, а в
1425 г. уже 8 млн. А вложения в государственный банк приносили в
среднем 7-8% прибыли в год, гарантированных государством, не требу
ющих никакого риска и напряжения сил. Монте способствовал консо-
108
икдации патрицианской верхушки, объединяя в ней старые и новые фа
милии Флоренции. Альберти, Альбицци, Барди, Перуцци, Риччи,
<троцци делали значительные вложения в Монте и побуждали Синьо
рию вести соответствующую их интересам политику.
В исторической литературе существует давний и нескончаемый
спор о том, какие виды деятельности преобладали в среде деловых лю
дей города на Арно: занятия торговлей и текстильным предпринима
тельством или стремление стать земельными собственниками и рантье.
11а наш взгляд, следует подчеркнуть тот факт, что флорентийские гра
ждане всегда старались совмещать многие виды деятельности. Много
образие занятий флорентийских купцов поражает исследователей
вплоть до наших дней. Никколо Альберти, глава известной фирмы, ру
ководил торговыми и банковскими операциями в масштабе всей Евро
пы; имея филиалы почти во всех городах Италии, Англии, Франции, на
о-ве Майорка, он стал главным кредитором папского двора, всю жизнь
выполнял важные дипломатические миссии, покровительствовал лю
дям искусства, строил палаццо, церкви, монастыри.
Разнообразие функций, которые приходилось выполнять деловым
людям, осознавалось ими как необходимый, если не основной залог ус
пеха деловой карьеры. Джованни Ручеллаи учил своих детей: “Добрый
отец фамилии не захочет все деньги иметь в одном месте... хранить их
надо вложенными в разные места. В случае войны или других потрясе
ний ты потеряешь их в одном месте, но сможешь извлечь из другого;
если фортуна подведет тебя в одном месте, то будет удача в другом”.
Обращает на себя внимание тот факт, что ручной труд не исклю
чался из комплекса занятий деловых людей: до середины XV в., как
уже говорилось, даже богатые и знатные молодые люди обучались в
боттегах всем стадиям текстильного производства. Флорентийские
купцы отделяли себя от ремесленников, как от бедных людей, вынуж
денных заниматься тяжелым и грязным физическим трудом, как от со
циальных низов, “младших”, занимающих невысокое место в город
ской иерархии. Однако еще нельзя в полной мере говорить об антаго
низме между предпринимателями и работниками, поскольку он не при
нял еще завершенные формы. Джованни Морелли не стыдился того
факта, что его дед своими руками красил сукна, сыновья Донато Вел-
лути проходили практику в боттеге и знали весь цикл производства
сукна. С другой стороны, нельзя усматривать в настроениях флорен
тийских купцов “средоточие ремесленного мироощущения”, поскольку
они все-таки не занимались непосредственно физическим трудом, оста
вляя для себя лишь общее руководство процессами изготовления тка
ней; они преодолевали узкопрофессиональные принципы ремесленно
го разделения труда и вырывались за пределы цеховой структуры, за
нимаясь торговлей, предпринимательством и банковским делом. И их
сознание, отрываясь от профессионально-цеховой замкнутости и тра
диционности, было еще свободно от подчинения капиталистической
организации труда, в полной мере реализующей весь комплекс проти
воречий между трудом и капиталом.
Многообразная деятельность, имеющая целью накопление капита
ла, воспринималась теми, кто был ею занят, как труд, составляющий
109
содержание их земного пути. Труд представлялся им универсальной ос
новой образа жизни не только в плане профессиональных занятий, ко
торым следует себя посвятить, но и как постоянное преобразование
собственной несовершенной природы. Наихудшими пороками им пред
ставлялись лень, вялость и нерадивость, и эти недостатки надо было
побороть любой ценой. Не только обогащение было целью их обшир
ной и разнообразной работы, которая не перестает удивлять исследо
вателей спустя столетия. Молодой Лоренцо Строцци восхищен нс
столько богатством, которое накопил его дядя, сколько полнотой реа
лизации его личности на деловом поприще: “Он был человеком с боль
шим пониманием и смекалкой, честно ведя при этом дела нашего дома.
Собрав в руках все нити и секреты дела, он достиг в нем большого ра
зумения и божественного совершенства, за что следует воздать ему ве
личайшую благодарность”.
Элементы капиталистических отношений, возникающие во Фло
ренции, отличались спонтанным характером, не достигали зрелости, не
отливались в классические формы, поэтому в сознании деловых людей
можно наблюдать противоречия: богатые флорентийцы понимали, что
“наибольшую прибыль надо получать с возможно меньшими затрата
ми”, но наряду с этим пониманием им не чужда была мысль о том, что
“... пусть ты и не получишь иной раз выгоды, делая [что-либо], но зато
не утратишь привычки к торговле и делам”. Клирики в этом городе,
особенно доминиканцы, развивали идеи Фомы Аквинского о ценности
труда как основного источника существования, как фактора, оправды
вающего, обеляющего любой вид торговли ради прибыли, что особен
но проявилось в рассуждениях Джованни Доминичи: “Если ты доста
точно обеспечен, все равно не держи руки праздными, если можешь -
работай, если не можешь - молись”.
В их среде понятие “negotium” - профессиональный труд, ставший
содержанием земной жизни - приобретало особую ценность, ради него
следовало пожертвовать любым видом отдыха, развлечения, даже
сном и едой. Они порицали все виды азартных игр, чрезмерные развле
чения и удовольствия. Более того, они неуклонно сокращали время, от
водимое для молитв. Пожалуй, единственный вид досуга, который они
оценивали положительно, - занятия науками, словесностью, искусст
вом, и они с удовольствием предавались этим занятиям, если приходи
лось уйти от дел из-за возраста или болезни. При их напряженной, все
возрастающей деятельности особую ценность приобретало земное
время, которое они воспринимали как непрерывно текущее из прошло
го будущее, исчисляя его ритмы не каноническими праздниками, а сро
ками платежа, часами и днями работы или путешествия. Как туго сжа
тая пружина, держало оно в напряжении сознание купцов, требуя по
стоянного ускорения в делах: “Делайте свои дела вовремя, потому что
время - самая дорогая из всех вещей, которыми мы обладаем... Перед
тем, как заснуть, вспомните, что было сделано за день, и если в чем-то
обнаружили небрежность, сейчас же примите меры, ибо лучше поте
рять сон, чем упустить время, то есть порядок и последовательность
действий. Сон, еду и прочее всегда можно наверстать, и только упущен
ное время - нет”. За утилитарной связью “время - деньги” проступало
ПО
понимание поступательного хода времени - вместо представлений о
цикличности и мгновенности земного времени, свойственных обыден
ному сознанию средневековья. Было необходимо предусматривать,
рассчитывать и планировать дела. Бремя активного труда, заполняю
щего земную жизнь, осознавалось деловыми людьми не как кара за
прегрешения, от него ожидали награды на земле в виде прибыли, бо
гатства, обеспеченной жизни, а после смерти - царства небесного. Все
пиды созерцания, развлечения, как и бесцельное существование ран
тье, ассоциировались с праздностью - матерью всех пороков, против
ной не только людям, но и Богу. Труд и время труда ценились не толь
ко потому, что могли обратиться в деньги; в них вкладывали опреде
ленный морально-этический смысл, в них видели гарантию оптималь
ного для предпринимателя и накопителя образа жизни, спасение от по
роков, залог надежды на новые успехи и подъемы в случае неудач, в
них находили удовлетворение и радость.
В отличие от ремесленников, флорентийские купцы и сукноделы
соединяли и согласовывали различные звенья производства и сбыта,
осуществляли руководство и контроль над предприятиями и филиала
ми, организовывали обороты торгового капитала. Квинтэссенцию сво
его делового призвания они усматривали в тяжких обязанностях по ру
ководству (comandare, provedere), имея в виду управление людьми и об
стоятельствами. Они стремились взять на себя ответственность по под
держанию порядка в том мире, который полностью зависел от их ума
и воли. Такое мироощущение искало опоры в соответствующих рели
гиозных санкциях, в сентенциях Фомы Аквинского о богатом как рас
пределителе (dispensatore) благ среди бедных, как руководителе (minis-
iratore), поставленном Богом над этими благами, чтобы греховное и
слабое от пороков человечество не расхитило, не рассеяло, не употре
било их во зло. Эти тезисы, в частности, получили основательное раз
витие в уже упоминавшемся трактате Джованни Доминион. Ум управ
ляющего, освобожденный от жестких регламентирующих норм корпо
ративных уставов и обособившийся в какой-то мере от физического
груда, нуждался в особой степени интеллектуализации, обозначаемой в
купеческой литературе, как правило, термином “prudenza” - предусмо
трительность, или, в более широком толковании, “здравомыслие” -
способность к рациональному упорядочиванию жизненных обстоя
тельств в зависящем от воли руководителя комплексе дел. “Прекрас
нейшая вещь - предусмотрительность, поэтому всегда будьте рассуди
тельны во всех своих делах” “Prudenza” как рациональное начало про
тивопоставлялась в сознании флорентийских купцов эмоциональным
порывам и губительным страстям, “ибо тому, кто рассудителен, во всех
отношениях лучше, чем тому, кто поступает по страсти и первому по
буждению”. В детях следовало воспитывать уравновешенность, подав
лять аффекты и страсти. А в зрелом возрасте купец и предпринима
тель должен “десять раз подумать о разного рода вещах, прежде чем
принять решение” Иррациональные явления вызывали у них даже не
которое раздражение: “По строгом размышлении, то, что разумно
объяснимо, не может быть чудесным, а то, что кажется нам чудесным,
на самом деле разумно объяснимо...” Разумность возводилась в созна
111
нии представителей пополанства в ранг моральной добродетели: “Луч
ше уж потерпеть убыток от случая и неразумной фортуны, чем от не
достатка собственной предусмотрительности”, - таково жизненное
кредо флорентийских купцов, на котором строилось все их поведение.
Руководитель стремился к большей самостоятельности в мышле
нии и поступках. Флорентийцы не пренебрегали чужим опытом, но и
любом случае предпочитали действовать по собственному разуме
нию и опираясь на “мудрость и практику старших” и лишь в послед
нюю очередь - на книжные познания (letterati). В семьях деловых лю
дей очень заботились о воспитании самостоятельности, поскольку
детям с 14 до 21 года приходилось часто отправляться из дома в дале
кие филиалы банков и торговых контор, набираться там опыта, на
капливать капиталы. В процессе отделения руководящей деятельно
сти от физического труда предусматривалось преобладание рацио
нальных начал над чувственными, вырабатывались индивидуалисти
ческие позиции, основанные на самостоятельности воли, которые,
будучи порицаемы средневековым религиозным мышлением, в соз
нании представителей богатого пополанства начинали наполняться
позитивным содержанием.
Сфера дел, центром которой стремились стать деловые люди, ос
мысливалась как вечная борьба с фортуной (fortuna). Это понятие упо
треблялось в разных значениях, например, могло обозначать благо
приятные обстоятельства. Однако чаще всего судьба представала как
фактор изменчивости и непостоянства мира и нередко воспринималась
в негативном плане - как слепая случайность, совокупность неблаго
приятных явлений, не всегда поддающихся управлению. С точки зре
ния Джованни Морелли вся жизнь человеческая есть вечное противо
стояние “предыдущей и настигающей людей фортуне”. В обыденном
восприятии флорентийцев XIV-XV вв. фортуна соединялась с Божьим
промыслом лишь в таких неотвратимых случаях, как смерть, эпидемии,
стихийные бедствия. В делах же по управлению хозяйством и семьей
фортуна и воля Божья чаще выступали автономно друг от друга. Такое
понимание возникало из потребности исключить из управляемого соб
ственной волей мира трансцендентные силы, заменяя их проявления
каверзами фортуны. Ведь Божьей воле человек противиться не может,
а злой судьбе, выражающей лишь слепое стечение обстоятельств и
случайностей, можно и должно было противостоять. Именно по этой
причине “Воспоминания” Морелли представляют не что иное, как
своеобразный учебник по борьбе с фортуной, с описанием ее ударов и
способов, какие для этой борьбы следует предпринять. Этот флоренти
ец, переживший страшную эпидемию 1348 г., знал, что от чумы нет ни
каких лекарств, и тем не менее заполнял множество страниц медицин
скими рекомендациями лишь по той причине, что “лучше бороться и
все-таки применить все имеющиеся средства, чем пребывать в бездей
ствии”.
Диапазон мер, предлагаемых для борьбы с фортуной, в образе ко
торой чаще всего фигурировали неблагоприятные экономические об
стоятельства, был достаточно широк: тщательный анализ и планиро
вание всего, что касается деловой сферы, предусмотрительность и
112
умеренность, опыт и квалификация. Такое понимание отношений с
фортуной знаменовало отказ от идеи предустановленной гармонии и
подчинения всего единичного абсолютной воле, царящей над миром.
Флорентийские деловые люди были склонны к контактам, общению,
диалогу чуть ли не со всем миром. Их контакты не ограничивались
семьей, консортерией (крупное родовое объединение), цехом; значи
тельный круг общения определялся участием в компаниях, объединя
ющих не только родственников, но и других компаньонов, служащих
(факторов), вкладчиков, клиентов. Группы делового общения на осно
ве компаний предполагали тесные личные контакты, от которых
очень многое зависело, особенно при отсутствии специальных орга
нов, регулирующих торговые и финансовые отношения1, неразвито
сти международного права и взаимодействии с представителями фео
дальной среды, применяющей по отношению к “проклятым ломбард
цам” право силы. Особенно возросла роль личного общения и делово
го доверия во второй половине XIV в., когда семейные компании ста
ли расширяться, все больше включать в себя посторонних лиц и уве
личивать круг инвесторов. Это порождало необходимость в контактах
с людьми проверенными, надежными, о которых собирали самую пол
ную информацию, заручались рекомендациями лиц, которым абсо
лютно доверяли, прежде всего близких родственников. Богатый бан
кир папского двора Филиппо Строцци почти весь персонал неаполи
танского отделения фирмы набирал по рекомендациям матери и дру
гих родственников.
В последней четверти XIV в. все большую роль в обществе фло
рентийской Коммуны стали играть политические фракции и группы,
что было связано с усилением олигархических начал в государстве.
Д. Кент, подробно рассматривая этот процесс на примере .политиче
ской группировки Медичи, пришла к обоснованному выводу, что тако
го рода фракции основывались именно на персональных, а не на “кон
ституциональных” отношениях, их членов связывали личные контак
ты, амбиции и взаимные обязательства, а не единая идеологическая
платформа. Особыми сообществами являлись все чаще возникающие в
первой половине XV в. эрудитские кружки, где купцы объединялись с
учеными, прелатами и гуманистами. В 90-е годы XIV в. такой кружок
образовался вокруг богатого сукнодела из Прато Франческо Датини и
объединял любителей Данте и чтения на volgare. В него входили фак
торы и компаньоны Датини, нотариус сер Лапо Маццеи - весьма обра
зованная и незаурядная личность, а также эрудит и знаток Данте - Ань
оло дельи Альи из Пизы, известный новеллист Франко Саккетти. Вес-
пасиано де Бистиччи подробно рассказывал о таких кружках, образо
вавшихся в первой и второй половине XV в. вокруг очень богатых оли
гархов: Козимо Медичи, Палла Строцци, Никколо д’Уццано. Интерес
но отметить, что зачастую в одной такой группе, объединенной интел
лектуальными интересами, меценатством и любовью к искусству, мог
ли состоять непримиримые политические противники, например, Ко
зимо Медичи и его антагонист Ринальдо дельи Альбицци.
113
Отношения, которые объединяли членов компаний, различных
кружков, чаще всего определялись в купеческой литературе как друж
ба, развитию и укреплению которой деловые люди Флоренции уделя
ли огромное внимание в повседневной жизни, о чем свидетельствуют
их записки. Процедура установления и дальнейшего поддержания дру
жеских контактов была разработана до деталей, особенно в записках
тех деловых людей, которые по разным причинам не могли опереться
на могущественный и разветвленный семейный клан. Скрупулезность
предписаний проведения совместных пиров и подробный регламент об
мена дарами не могут не привлечь внимание исследователей. Но, не
смотря на это, дружеские отношения в среде деловых людей, хотя и со
провождались сентиментальными признаниями и изъявлениями неж
ных чувств, тем не менее не становились аналогом родственных связей,
не уподоблялись свойственным консортериям отношениям клиентелы,
покровительства, вассалитета. Стороны стремились придерживаться
паритетных начал и отнюдь не идеализировали друзей и дружбу. Пао
ло да Чертальдо писал: «Начав одаривать друга, рассчитывай, чтобы и
дальше продолжать это. А если продолжать не сможешь, то и не начи
най, ибо твой друг, привыкнув получать от тебя дары и вдруг не имея
их, подумает о тебе: “Он стал бедным”, или “Он слишком возвысился и
не помнит больше обо мне”». Вместе с тем, деловые люди оберегали в
дружбе свою независимость, заботились о том, чтобы друзья “не нача
ли угнетать и подчинять” их, стремились подняться над узами дружбы,
а не раствориться в них. Джованни Ручеллаи признавался: “Меня гораз
до больше устраивает услужить самому, чем просить [друга] об услуге
для себя, скорее сделать друга обязанным себе, чем обязаться самому”
“Если хочешь иметь друзей, - писал Джованни Морелли, - старай
ся не впадать в нужду и не зависеть от них. Если будут наличные сред
ства, то найдутся и наилучшие друзья. В любом случае сохраняй состо
яние свободы, опирайся на собственный ум, направляй и поддерживай
себя сам”.
Дружеское расположение часто приобреталось деньгами или наде
ждами на политическое возвышение, что особенно проявлялось в раз
ного рода политических фракциях. Козимо Медичи открывал в своем
банке неограниченный кредит для тех, кого хотел привлечь (например,
для мессера Палла Строцци, живущего не по средствам). “Новых горо
жан” Флоренции, недавно переселившихся в город из контадо и быст
ро разбогатевших, он привлекал возможностью получить доступ к по
литической карьере (Мартелли, Джинори, делла Стуфа). Однако ис
следования той же Д. Кент показали, что даже и в том случае, когда со
юзники Медичи были подкуплены своим патроном и очень многим ему
обязаны, они сохраняли столь свойственную флорентийцам независи
мость мнений, часто открыто выступая против того, что было угодно
их патрону, но не согласовывалось с их убеждениями и честью. Так
Дьетисальви Нероне и Аньоло Аччайуоли отделились в 1466 г. от
фракции Медичи и составили ей оппозицию, поскольку отход от рес
публиканских институтов и норм жизни не соответствовал их убежде
ниям. То же самое можно сказать и о Луке да Панцано ди Фиридольфи,
представителе старой и знатной флорентийской фамилии, резко по-
114
Iжавшем с представителями дома Медичи и открыто выразившем им
свое несогласие.
Второе место после дружеских в этой среде занимали добрые от
ношения с соседями, и на этот счет также имеются подробные реко
мендации. Сохранение добрых отношений с соседями было особенно
важно во Флоренции, поскольку гонфалоны (территориально-админи
стративная единица города) играли очень существенную роль в поли
тической жизни города. Во-первых, списки на высшие государствен
ные должности Коммуны составлялись от гонфалонов, и претенденты
на эти посты стремились завоевать популярность в своем квартале,
среди соседей, чтобы их имя было внесено в списки на соответствую
щие должности. Во Флоренции были часты ситуации, подобные той,
какую довелось пережить Маттео Строцци, который вынужден был
прервать успешно начатую политическую карьеру и отправиться в из
гнание из-за происков враждебно настроенных к нему соседей. Во-вто
рых, мнение соседей учитывали при составлении налоговых кадастров,
при определении такс обложений и займов, на что указывали и Джо
ванни Морелли, и Джованни Ручеллаи, и в этом плане добрососедские
отношения были весьма выгодны для граждан.
Деловые, дружеские и соседские отношения считались идеальны
ми, если можно было рассчитывать на полное доверие сторон. Доверие
в делах экономило время и деньги при отказе от заключения контрак
тов у нотариусов в Мерканции, с их обременительными формулами, а
во взаимодействии с персоналом далеких филиалов без доверия нельзя
было обойтись вовсе. Стремление к доверию никогда не исключало в
высшей степени свойственной купеческому разуму осторожности, поэ
тому круг лиц, которым можно было верить, обозначался четко: бога
тые, удачливые и, конечно, предусмотрительные в делах люди, не зна
ющие банкротства, о которых в купеческой среде распространяется
“добрая молва” (buona fama). Потеря репутации приносила не только
позор и нравственное крушение в узкой деловой среде, где все знали
друг друга, но великие материальные издержки - утрату кредитов. Ко
гда дела Грегорио Дати потерпели крах в Испании, он более всего был
озабочен не потерями капитала, а “злыми языками многих”. Таким же
образом вел себя магнат Палла Строцци: когда о нем пошла молва, что
он не сможет вернуть огромные долги, он устроил торжественную и
пышную процедуру уплаты долгов во дворе одного госпиталя при ог
ромном стечении народа. Несомненно, что в узкой и не столь много
численной среде деловых людей “добрая молва” играла роль своеоб
разной рекламы, о чем не забывал предупреждать сыновей Джованни
Ручеллаи: “Напоминаю вам, дети мои, что пользующийся доброй мол
вой купец не будет иметь отбоя от покупателей, что между мастерами
более ценится хорошая репутация, нежели богатство” Приобретение
репутации и доверия требовало выполнения определенных правил по
ведения, составлявших кодекс купеческой чести, которого флорентий
цы старались придерживаться как в своем родном городе, так и за его
пределами.
Их заповеди чести еще в значительной степени сопряжены с тра
дициями ремесленно-цеховой психологии и соображениями религи-
115
озного толка. Но наряду с духовными санкциями честного поведения
приводятся и мотивы светского характера: прибегать к ростовщиче
ству, воровству и обману нельзя не только, чтобы не погубить свою
душу, но и потому, что в противном случае “и с тобой не будут гово
рить прямо и честно, а станут оскорблять тебя недоверием и опасать
ся тебя, и уже невозможно будет исправить этот вред”. Джованни Ру••
челлаи обосновывал правила честной наживы с позиций рациональ
ного практицизма: “Чтобы найти кредиторов и не было отбоя от по
купателей, во что бы то ни стало внушите вашим факторам желание
делать дела честно, с разумением и осторожностью, дабы избежать
ссор, разногласий и судебных тяжб”. Заповеди честной наживы соот
ветствовали религиозным, в частности, томистским, доктринам того
времени, но их нельзя в полной мере объяснить только этим момен
том или пережитками бюргерской добропорядочности. Кодекс чести
купца соответствовал отношениям в рыночной сфере. Такого рода
отношения в делах были позднее характерными для лиц, занятых в
процессах первоначального накопления капитала в самых разных
странах.
Судя по запискам флорентийских купцов, они испытывали под
линную страсть к тому, чтобы вступать в диалог со всем миром, нала
живать контакты с самыми разными людьми и устанавливать с ними
взаимопонимание. Не напрасно они стремились развивать в детях
мягкость, приветливость, общительность, любезность, умение прибе
гать к спасительным компромиссам. Паоло да Чертальдо учил, как
следует преодолевать последствия ссор и восстанавливать испорчен
ные отношения с людьми: “Старайся не оскорблять никакого челове
ка, но если случится, что тебя обидят, то не демонстрируй веселого
вида, чтобы не усилить злобу твоего врага против тебя, но не будь
также раздраженным или гневным. А если случится так, что ты ос
корбишь соседа или чужого и возникнет возможность помириться,
скажи ему, что опечален случившимся и оскорбил его непреднаме
ренно. Избегай в таких случаях чванства”. Он учил, что даже осуждая
кого-либо, следует делать это “с большим умом, рассуждением и мяг
костью, соблюдая время и место, говорить при этом надо с некоторой
нежностью, а не с высокомерием и надменностью, чтобы избежать
ссоры”. Джованни Морелли давал очень похожие наставления, учил
оставаться на позициях конформизма и бесконфликтности: “Будь хо
рош со всеми. Не говори ничего против какого-либо лица и не согла
шайся слушать, когда о ком-то говорят плохо, а если дурное скажут о
твоем враге, то либо промолчи, либо выскажись о нем хорошо, при
выкай вести себя приветливо с каждым согражданином, старайся лю
бить их всех и демонстрируй им свою любовь, а если не можешь, все
равно держись с ними дружественно и ровно”.
Даже с персонами “non grata” в этой среде стремились организовать
отношения конструктивно, подробнейшим образом разрабатывая, на
пример, формы отказа назойливым просителям-должникам: говорить
с ними нужно ласково и вежливо, лицо иметь приветливое, обставить
отказ множеством оправдывающих обстоятельств. Все единодушно
требовали подавлять черты натуры, негативно влияющие на установ
ив
пение контактов: зависть, мстительность, агрессивность и порыви-
1“гость в отношениях с людьми. Эти этические правила реально вопло
щались в поведении людей, стремящихся возвыситься в этом городе.
1(елью диалога, в который купцы вступали с друзьями, соседями, со
гражданами, противниками и врагами, являлось достижение компро
мисса любой ценой как альтернативы насилию, социальной вражде и
категоричности авторитарного начала.
При этом в морально-этических наставлениях деловых флорентий
цев имелся и не менее тщательно разработанный кодекс недоверия, оп
ределяющий круг лиц, который признавался чужим и враждебным.
11омимо феодальных сеньоров, с которыми невозможно взаимодейст
вовать по законам товарных отношений, поскольку они применяют по
отношению к купцам меры произвола и насилия, к “чужим” относились
лица, не соответствующие образу жизни доброго купца. Прежде всего
сюда причисляли опасных авантюристов, склонных к слишком риско
ванным или преступным методам обогащения; наравне с ними из орби
ты делового доверия исключались банкроты. Кроме явных преступни
ков, предателей, фальшивомонетчиков, убийц, содомитов, клеветни
ков и не верящих в Бога, нельзя было доверять тем, у кого эмоции пре
валируют над рассудком. К ним добавлялись моты и растратчики, стре
мящиеся, как уже говорилось, к куртуазному образу жизни. Наконец,
следовало остерегаться незнакомых людей.
В основу морально-этических представлений флорентийцев как
купцов и товаровладельцев в большей степени ложились факторы,
противостоящие отношениям феодального господства и подчинения,
ио служащие также и препятствием мошенничеству, обману и неуме
ренному стяжательству. Необходимость обрести свою нишу в сфере
деловых отношений препятствовала безраздельному преобладанию
обмана, произвола и насилия, к которым невозможно свести всю дея
тельность первых купцов и предпринимателей, что дает основание не
считать сплачивающие начала в деятельности флорентийцев лишь
эфемерным идеалом.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Питти Б. Хроника / Пер. с ит. З.В. Гуковской. JL, 1972.
Bisticci V. Vite di uomini illustri del sScolo XV. Firenze, 1859.
Cavalcanti G. Istorei fiorentine. Firenze, 1838. T. 1-2.
Dali G. Istoria di Firenze dal 1380 al 1415. Norcia, 1904.
Guidi G. II govemo della citt£-Repiiblica di Firenze del primo Quatrocento.
Firenze. 1981. T. 1.
Kend D. The Rise of the Medici faction in Florence 1426-1434. Oxford, 1978.
Mazzone U. “El buon govemo”: Un progetto di riforma generale nella Firenze
savonaroliana. Firenze, 1978.
Monti A. Les chronigues florentines de la premiSre revolts populaire £ la fin de la
commune (1354-1434) Lille, 1983.
Morelli G. Ricordi. Firenze, 1956.
Velluti D. La cronica domestica scritta tra il 1367 e il 1370. Firenze, 1914.
М ИР РЕМ ЕСЛА И РЕМ ЕСЛЕН НИКОВ
© Д.Э. Харитонович
118
рамках одной мастерской изделие должно было изготовляться полно
стью: от подготовки материала до украшения готового предмета. Мас
теру в его деятельности помогали подчиненные ему работники: подма
стерья и ученики. Ученик работал за стол и кров и нередко сам (или его
родные) платил за обучение. Ученичество обычно длилось от двух до
семи лет, а в отдельных случаях даже 10-12 лет. Окончивший учение
становился подмастерьем, получавшим плату за свой труд. Однако он
являлся не столько наемным работником по образцу рабочих нового
времени, сколько помощником мастера, обычно жившим с ним под од
ной кровлей. Подмастерье мог уже сам стать мастером, но для этого
требовалось иметь определенный достаток, часто - семью, кое-где -
предварительно постранствовать по свету, совершенствуя свое умение.
Кроме того, следовало изготовить образцовое изделие - шедевр, кото
рое оценивалось советом цеховых старшин. Если изделие соответство
вало установленным правилам, то подмастерье - после угощения чле
нов цеха - становился полноправным мастером и мог участвовать в
жизни корпорации, в выборах ее руководства, в принятии внутрицехо
вых решений и т.п. (впрочем, иногда и подмастерья обладали ограни
ченным правом голоса в делах цеха).
Люди средневековья не знали деления своей жизни и деятельности
па производственную, общественную, частную и т.п. Средневековый
цех - сообщество не производителей, а людей, со своими мыслями, чув
ствами, ценностями, верованиями, объединенных общим видом произ
водственной деятельности. Поэтому главная задача цеха - регулирова
ние не производственных, а человеческих отношений. Слово “цех” про
исходит от немецкого “Zeche” - пирушка, т.е. производное от понятия
“пир”; таково же происхождение слова “гильдия”, которым объединя
лись как сообщества торговцев, так и, нередко, общности ремесленни
ков. В средневековом смысле слова “пир” - не частное развлечение, а
особая форма межличностного общения, акт социальной коммуника
ции и даже разновидность элемента системы управления и самоуправле
ния. Цехи - не везде, но там, где они добились официального положе
ния в коммунах, - являлись единицами городского самоуправления, по
цехам организовывалось городское ополчение. Но центральная функ
ция цеха - обеспечение пристойной жизни своих членов, пристойной не
только в экономическом, но даже и в бытовом смысле: руководство це
ха следило за благонравием своих членов, особенно подмастерьев, тре
бовало незапятнанной репутации, наблюдало за брачными связями, раз
влечениями, одеждой и украшениями мастеров, их жен и подручных.
Цех жестко регламентировал производство: качество и количество
производимых каждым мастером изделий. Дурная, некачественная про
дукция пятнала доброе имя цеха, потому выпускавших такую продук
цию карали штрафами, исключением из корпорации и даже позорящи
ми наказаниями. Качество подразумевалось не только в привычном нам
материальном смысле. Известен запрет на покупку шелка-сырца у ев
реев, т.е. в добротность материала включалась и добротность религии
и прочих личных свойств производителя этого материала.
Пресекалось производство не только плохих либо выпущенных в
недостаточном количестве товаров, но и слишком хороших либо в
119
очень большом числе сделанных, ибо различия в объеме и качестве
выпускаемых товаров могли привести к тому, что у кого-то будут по
купать больше, у кого-то будет ниже себестоимость продукции и, зна
чит, он окажется богаче другого, а это вызовет расслоение и конфлик
ты в общности. Поэтому ограничивались число подсобных рабочих
рук, т.е. подмастерьев и учеников, продолжительность рабочего дня и
т.п. Касса цеха, в которую ремесленники отчисляли долю своих дохо
дов, предназначалась для помощи обедневшим членам цеха, их вдовам
и сиротам.
Принудительное равенство внутри цеха сочеталось с неравенством
разных цехов. Дело не только в том, что иные цехи - например, ювели
ры - были богаче других, скажем, носильщиков, либо от одних, напри
мер, резчиков скульптур, требовалось больше умения, чем от других,
например, скорняков. Играли роль характер и область деятельности,
“почетность” того и другого: так, медики, дававшие жизнь людям, по
читались более мясников, отбиравших жизнь у животных.
Практически любое явление времен средневековья - государство и
сословия, болезни и стихийные бедствия, грехи и добродетели - имели
своих святых, “ответственных” за эти феномены, опекающих их, либо
отвращающих от них. Своего небесного патрона имело й каждое ре
месло, и каждый цех. Почитатели этого святого объединялись в около-
цеховые организации - братства. В обязанности последних входили и
благотворительность по отношению к сочленам, в том числе достой
ное их погребение и заупокойные службы, и создание церквей и часо
вен в честь своего святого, и организация цеховых празднеств, посвя
щенных святому - покровителю ремесла. Вся жизнь средневекового
цехового ремесленника - социальная, экономическая, производствен
ная, религиозная, бытовая, праздничная - проходила jb рамках цехово
го братства.
О технических достижениях средневекового ремесла и позитивных
знаниях, накопленных средневековыми ремесленниками, говорится
особо (см. ниже). Собственно научные познания не были распростране
ны в ремесленной среде. Из этого, однако, не следует, что не существо
вало некоей “квази-теории”, объяснявшей ремесленные действия и по
знания. Исследования дошедших до нас, правда, в небольшом числе, ре
цептурных сборников, показывает, что ремесло было тесно связано с
магией. Применялись самые экзотические средства, вроде пепла васи
лиска, крови дракона, желчи ястреба или мочи рыжего мальчика, при
чем применение лишь некоторых из таких ингредиентов имеет рацио
нальное техническое обоснование. Анализ рецептов показывает, что
за ремесленной деятельностью стоит мифо-магическая картина мира.
Производственный акт ремесленника мог рассматриваться как оско
лок некоего магического ритуала, воспроизводящего миф, в частности,
змееборческий. Мастер-ремесленник как бы повторял в своих действи
ях начальную борьбу космических сил, создание Космоса и полезных
для человека вещей, возводил себя к демиургу и культурному герою.
Широкое применение не одобренной церковью магии, традиционно
присутствующей в ряде ремесел, приводило к конфликтам с ортодок
сальными религиозными воззрениями. В теологических сочинениях, в
120
том числе тех, которые относятся к “популярному богословию”, к рели
гии масс, а не интеллектуальных верхов (см., например, “Светильник Го
нория Августодунского), говорится об “обманности” творчества масте
ров. Изучение пособий для проповедников, т.е. текстов, в большей или
меньшей степени отражающих те знания, которые местное духовенство
доносило до своих прихожан, позволяет сделать вывод, что определен
ные антично-христианские представления доходили до последних: о том,
что мир создан Богом, состоит из материи и формы, Богом же сотворен
ных, что все, исходящее от Бога, прекрасно и т.п. В глазах ремесленни
ка создание вещей, таким образом, осмысливалось в формах не только
архаического мифа, но и антично-христианских представлений.
С точки зрения мифа, знание о какой-либо вещи есть знание о том,
как она была создана. И, соответственно, ремесленное познание есть
познание о том, как вещь делать, а, следовательно, и о ее сути. Описа
ние любого изделия начинается с указания на происхождение исходно
го материала. Например, с тезиса “хрусталь есть вода, затвердевшая в
лед, а лед с течением времени превращается в камень”, начинается ре
цепт изготовления хрустального навершия для епископского посоха.
Сведениями об украшении изделия (“укрась его насечкой из цветов, и
пусть золотой цветок непременно сменяется серебряным”) завершает
ся группа рецептов о плавке железа. Рассуждения об украшении пред
метов связаны в сознании ремесленника (если верить прологу к одному
из рецептурных сборников XII в.) с мыслью о том, что форма изделия
исходит от Бога; и доказательством того, что мастер верно воспроиз
вел ее, увиденную духовными очами, или, по словам Фомы Аквинско
го, “зачатую в недрах его разума”, служит красота изделия. Поэтому-
то, среди прочего, средневековое ремесло неразрывно связано с искус
ством. Латинское “ars”, от которого произошли слова современных ев
ропейских языков, означающие искусство, в средние века значило ско
рее “умение” И если “artes” делились на “свободные” (грамматика, ри
торика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка,
причем последняя означала учение о гармонии, а не исполнительское
искусство) и “механические” (от кузнечного либо плотницкого дела до
врачевания и актерского лицедейства), то это не было делен^ём на
“низкое ремесло” и “Высокое Искусство”, но различением умения мыс
лить и умения делать; первое, правда, было престижнее второго.
Ремесленное знание, таким образом, являлось особым знанием-
умением, знанием, позволявшим понять суть вещей. Это знание тайное,
хранящееся в секрете, и не потому только, что обладание им позволя
ет цеховому мастеру возвыситься над невеждой, или делать куда более
добротные изделия, но и потому, что это знание слишком сильное, что
бы попасть в дурные руки - и это еще один аргумент в пользу обяза
тельного “благонравия” для вступающего в цех.
При этом знание должно быть открыто всем “добрым” людям, т.е.
всем членам данного цеха, ибо внутри него ни один не может и не дол
жен скрывать что-либо от других: ремесленные познания должны
быть общими для всех членов цеха.
Ремесленник ощущал себя частью некоего целого общности,
корпорации, объединяясь с ней не столько в процессе повседневной ра
121
боты, сколько в жизни, связями социальными, а не узко производствен
ными. Средневековые города были относительно невелики, число члс
нов цеха ограничено. Все это - размеры мастерской, цеха, города - спо
собствовало личным контактам мастеров, развитию неформальных
связей между ними. Постоянный личный контакт выражался даже п
том, что границы личности человека и даже границы “телесные” про
ходили не там, где мы их проводим ныне. Цех кёльнских брадобреев за
прещал своим сочленам подвергаться хирургическим операциям без
согласия старшин цеха, т.е. тела мастеров как бы не полностью им при
надлежали.
Познания ремесленников были эмпирическими, добытыми трудом
многих поколений, а потому как бы независимыми от конкретного че
ловека, но принадлежащими трудящейся общности в целом. А по
скольку в деятельности ремесленника личное и производственное нс
разделялись, то и в знаниях его, в его обыденном поведении технологи
ческие навыки и морально-этические свойства сливались воедино. Его
знания не были наукой, но навыком и даром свыше. Это лежало поверх
конкретных сведений, зафиксированных в рецепте, и могло быть пере
дано только путем личного общения, что опять-таки усиливало нефор
мальные связи, а также приводило к тому, что этот навык, неотдели
мый от человека, передавался вместе с иными его личными свойства
ми, и наставник и ученик как бы объединялись личностями, т.е. имели,
если можно так выразиться, общие личные качества. Но объединялись
не только эти двое, но и все предыдущие наставники, так что в каждом
человеке как бы концентрировался весь цех, в том числе и мастера
прошлого. Эта “непрерывность личности” весьма способствовала не
прерывности знания, но, вместе с тем, его консервативности.
Мастер роднился не только с собратьями по цеху, но и с производи
мыми изделиями. Они не были безликим товаром, но как бы частью его
самого. В изделиях отпечатывается личность мастера во всей его цело
стности, со всеми его жизненными качествами. Так что плохой человек
как бы не мог сделать хорошую вещь. Высокие моральные требования
к мастеру становятся необходимыми и для его производственной дея
тельности. И наоборот, ремесленный трактат, содержащий указания о
том, как сделать прекрасные вещи, становится как бы трактатом педа
гогическим, повествующим о том, как стать прекрасным человеком.
Предложенное описание ремесленника есть его “идеальный тип”,
по необходимости статичный, хотя само ремесло не оставалось неиз
менным. Еще задолго до сложения цехов, в досредневековую варвар
скую и раннесредневековую эпохи первый выделившийся ремеслен
ник-кузнец был окружен почтением как маг-колдун, и этот уважае
мый, но опасный статус сельский кузнец сохранил до нового времени.
Представления о ремесле менялись со временем, как и его организаци
онные формы. К XIV-XV вв. жесткая регламентация быта подмастерь
ев из патриархальной, отеческой, хотя и суровой, опеки превращалась
в средство принуждения. Присущий всему средневековому обществу
принцип наследственности распространялся и на цеховой строй. Сын
или ближайший родственник мастера легко получал доступ в цех, пере
ходя иногда сразу из учеников в мастера. Стороннему же человеку ста-
122
повилось все труднее проникнуть в замкнутую корпорацию. К XIV в.
увеличивается число “вечных подмастерьев”, т.е. по существу наемных
рабочих. Усиливается к концу средневековья и расслоение между бед
ными и богатыми цехами, а также внутри цехов. Сбыт продукции все
более переходит в руки торговцев, либо купцы захватывают главенст
во внутри цеха.
Одной из причин разложения цехового строя является развитие
технологии. В текстильном производстве, например, уже в XIII в. на
блюдается дробление цехов не по изделиям, а по операциям: появляют
ся цехи чесальщиков шерсти, валяльщиков и т.п. (и так до 25 и более
профессий-общностей), т.е. разрывается единство мастера и вещи. И
новые, капиталистические отношения возникают впервые (в Италии и
Фландрии) именно в среде ткачей, особенно сукноделов. Расслоение -
по только социальное, но и культурное - происходит также в среде са
мих ремесленников. Причисленные к “механическим искусствам” в
XIII-XIV вв. стремятся сблизиться с представителями “свободных ис
кусств”. Архитекторы, входившие в цехи каменщиков, с XIII в. объяв
ляют себя геометрами, т.е. занимающимися “свободным искусством”.
Iвнутри профессии даже среди членов одного цеха выделяются те, кто
причастны знаниям, и простые исполнители.
Формально, средневековое ремесло не знает индивидуального
творчества в современном смысле. Ремесленные знания организуются
н форме мифа, т.е. они, как и полагается мифу, неподвижны, неизмен
ны: мастер лишь копирует божественные формы и дает им материаль
ное воплощение. На самом деле индивидуальные проявления в ремес
лах были достаточно велики и заметны глазу современного ученого. А
п XIV-XV вв. начинает формироваться новоевропейский индивид-лич
ность, и резко повышается статус творчества, научного и художествен-
пого*. И единое средневековое “ars” разделяется, здесь уже действи
тельно возникает “Высокое Искусство” и “низкое ремесло”; мастер-ре
месленник, не ставший художником, обращается в наемного рабочего
мануфактуры.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
123
Полянский Ф.Я. Очерки социально-экономической политики цехов в го
родах Западной Европы. М., 1952.
Регистры ремесел и торговли города Парижа / Пер. Л.И. Киселевой. Под
ред. и с предисл. А.Д. Люблинской // Средние века. М., 1957. Вып. X; М., 195К,
Вып. XI.
Сванидзе Л.Л. Ремесло и ремесленники средневековой Швеции. М., 1967.
Стоклицкая-Тереигкович В.В. Очерки по социальной истории немецкого
города в X IV-XV вв. М., 1936.
Стоклицкая-Тереигкович В.В. Основные проблемы истории средневеко
вого города X -X V вв. М., 1960.
Стоклицкая-Тереигкович В.В. Проблема многообразия средневекового
цеха на Западе и на Руси // Средние века. М., 1951. Вып. III.
Харитонович Д.Э. Эстетические аспекты ремесленной деятельности (пи
материале средневековых ремесленных трактатов) // Культура и искусство за
падноевропейского средневековья. М., 1981.
Харитонович Д.Э. Произведение искусства в средневековом восприятии //
К вопросу социального функционирования искусства: Теоретические и эмпи
рические аспекты. М., 1982.
Харитонович Д.Э. Средневековый мастер и его представления о вещи //
Художественный язык средневековья. М., 1982.
Харитонович Д.Э. В единоборстве с василиском: опыт историко-культур
ной интеграции средневековых ремесленных рецептов // Одиссей. 1989. Чело'
век в истории. М., 1989.
© А.Я. Шевеленко
124
кости и древесный уголь. Каменный уголь добывали с IX в. в горно
кузнечных поселках Англии (Северный Йоркшир и Южный Ланка
шир), с X в. в германских селениях севернее р. Рур, с XI в. в Лотарин
гии; но до XIV в. он почти не имел промышленного значения. В XII в.
начинается процесс перехода к укрупненным горнам - домницам, уча
стниками которого стали двуступенчатый доменный процесс с крич
ным переделом и выплавкой чугуна и сооружение плющильных моло
тов для его ковки. С XIV в. домницы превращаются в домны, принци
пиально уже не отличавшиеся от наших современных, хотя технически
:ще несовершенные. Достояние передовых промышленных центров,
они долго имели в большинстве городов своими спутниками и прежние
домницы, и стародавние горны при неизменном наличии во всех горо
дах кузнечных дел мастеров - одной из самых своеобразных прослоек
населения. То были умельцы на все руки - люди с вечным ореолом вол
шебников, которые в языках пламени под неумолчный грохот молотов
превращают ниспосланным с небес искусством Божьи дары природы в
непробиваемые латы, податливую проволоку и зубастую пилу. Скоп
ление в одном месте десятков домен или домниц резко выделяло такой
металлургический район из сельской округи и вызывало там попутный
рост металлообрабатывающих отраслей. Так произошло в Ланкашире,
где наладили прокат черных металлов. В 1470 г. там появился первый
прокатный стан. Катали сталь, обжимая ее вертящимися валками.
Иногда в валках были выточены протоки разного сечения, выходила
проволока. При другом способе ее волочили сквозь матрицы с отвер
стиями. Существенно способствовало расширению ассортимента про
изводимой продукции приобретенное умение варьировать сталь бес-
скачковым нагреванием ее от 200 до 330 градусов, когда она становит
ся последовательно желтой, коричневой, красной, пурпурно-лиловой,
тещю-голубой и серовато-зеленой, что позволяло при резком отпуске
се в холодной жидкости получать сырье для изготовления разных по
назначению предметов, от твердых, хотя и ломких, ножей и ланцетов
до мягких и пружинистых пил.
Мощный толчок разнообразию городского ремесла дали выплавка
и обработка цветных металлов, так как из них изготавливались детали
оружия, колокола, украшения, монеты и всевозможные поделки. С ни
ми связаны жизнь и благополучие средневековых бронзолитейщиков,
серебряных и золотых дел мастеров, оружейников, работников монет
ных дворов и тех же кузнецов. Расплавляя полиметаллическую руду на
концентрированных кострах и получая олово и свинец в золе, а-отдель
но чистое серебро, научились пускать в ход почти все добытое. Бога
тые рудой области экспортировали ее, становясь сырьевой базой труда
тысяч ремесленников. Наметились даже постоянные потоки на основ
ных транзитных путях поступления слитков добытого металла: из “зо
лотой кладовой” Чехии, “серебряной кладовой” Германии, “разноме
таллической шкатулки” Восточной Черногории, корнуоллских оловян
ных рудников Британии, фалунских медных в Швеции и мансфельд-
ских медных в Тюрингии цветная добыча прибывала в города приаль-
пийской Савойи, шведской Далекарлии, Ломбардии, Саксонии, чтобы
затем оттуда, в свою очередь, масса видов металлургической продук
125
ции разошлась по рукам горожан ряда стран. Всякого искусного масте
ра по меди звали ходячим прозвищем Далекарл, равно как умелого гор
няка - Саксонец, а оружейника - Миланец. Слабые до X в., эти тран
зитные линии к XV в. стали постоянным явлением. Например, с 1051 г.
драгоценные металлы из чешских Кутны-Горы и Пршибрама постоян
но направлялись в болгарскую столицу Преслав. Транзиту обязаны
своим ростом десятки поселков городского типа.
Преимущественное значение имела обработка не чистых метал
лов, а сплавов. Во II тысячелетии существовали разветвленные катего
рии узких специалистов: по латуни (сплав меди с цинком), бронзе (медь
с оловом), электрону (золото с серебром), припою (свинец с оловом).
Зарождалось производство будущих мельхиора, веркблея, томпака (се
ребро со свинцом, бронза с цинком, цинк с монелем). Показательна ис
тория монеля, т.е. сплава меди с “ничтожеством”, как звучит в перево
де слово “никель”, и нойзильбера (монель с цинком). Считавшийся бро
совым отходом после плавки полиметаллов, никель к XVI в. начал за
воевывать частичное признание и мастеров, и требовательных заказ
чиков. Экспериментальными центрами приобретения необходимых
для всего этого знаний становились монетные дворы. При раскопках в
Страсбурге и Бонне археологи обнаружили там монетные дворы, кото
рые функционировали уже в IX в. В покоробленных временем глиня
ных тиглях рядом с глиняными льячками (разливными ложками) и ка
менными формами там найдены кусочки таких сплавов, которые и ны
не не всегда умеют применять в малых пропорциях после компактного
литья. Вершиной городского литейного искусства представляется ра
бота с “утерянным воском” - восковой моделью внутри глиняной на
кладки, через отверстия в которой наполняли форму горячим метал
лом; воск таял, изделие остывало и выколачивалось из формы, а потом
его зачищали.
С обработкой цветных металлов тесно связано ювелирное дело.
Ювелиры были аристократами среди городских ремесленников, они
входили в самый зажиточный и наиболее престижный слой горожан,
наряду с меховщиками и художниками, а их изделия непрерывно про
слеживаются на протяжении VI-XV вв. Собственно ювелиры обслужи
вали лишь верхние и средние слои городского населения и работали
только с драгоценными металлами. В раннее средневековье это коль
ца, браслеты, подвески, чаши, церковная утварь, кресты, фигурки свя
тых, бляхи, рукоятки мечей, булавки, детали книжных переплетов. Все
они - с неровными краями, дурно отлиты и плохо прокованы. Драго
ценные камни на ремнях, перстнях, застежках и венчиках - просто вы
пуклые куски нечетких форм, слабо отшлифованные. Вместо антич
ной пластики наблюдается христианская символическая орнаментовка.
В IX в. начинают делать эмалированные, зерненые и черненые изобра
жения евангельских сцен, усыпанные драгоценными камнями, а также
алтари, надгробия, настенные рельефы, медальоны, металлопластику;
режут рога, черепашьи панцири, слоновую кость и мрамор. РезЙые
картинки становятся более реалистичными. В результате заимствова
ний на Востоке в ходе крестовых походов совершенствуется эмальер
ное дело, особенно в Лиможе и прирейнских городах. Утончается фи
126
лигрань; возникают украшения на ящиках, жезлах, музыкальных инст
рументах, в гостиных комнатах; улучшаются гравировка и чеканка.
Над коронами феодальных сюзеренов мастера трудятся сообща. Появ
ляются школы золотого дела в Трире, Регенсбурге, Рейхенау. Рельефы
на алтарях и книжных переплетах становятся высокохудожественны
ми. Эссенские ювелиры снабжают Европу резными шкатулками и
обильно украшенными крестами, хильдесхеймские - подсвечниками и
горельефами. Сотрудничество с резчиками по поделочному камню,
стекольщиками и металлообработчиками позволило с XIII в. изготов
лять комбинированные по материалам сосуды, реликварии, изобра
жать зверей и святых на обкладках, плакетках, задвижках, крышках,
бокалах, кувшинах, патенах, закладках, канделябрах, решетках, шка
фах, сундуках, ларцах, дароносицах, ковчегах, усилить золотое, сереб
ряное и бронзовое литье, производство окладов, рамок и статуэток.
XIV-XV вв. представлены фантастическими изображениями весьма
изощренной работы, сочетаниями драгоценных металлов, камней и
слоновой кости с гильошированием. Особенно славились этим мастер
ские в Суасоне и Кремсмюнстере. Определилось типовое членение
ювелирных изделий на пластинчатые, цепочечные, чеканные, гравиро
ванные, филигранные и эмалевые.
Самое типичное средневековое ювелирное изделие - кольцо, хотя
часто встречались также броши, серьги, кулоны, колье, браслеты, бу
лавки, заколки, гребни, запонки, зажимы, столовые приборы. Для ко
лец и перстней очень рано научились готовить отдельно шинку с на
кладкой, дикелем или рантом и каст (т.е. обтяжку вокруг пальца с уг
лублением для камня, его выпуклой или плоской подставкой и оправу),
по-разному гранить коронку и павильон (верх и низ камня). Во II тыся
челетии над этими деталями трудились, уже с раздельными операция
ми, соответственно ученики, подмастерья и мастер. Издавна бытовали
кармазиринги - кольца с крупным камнем и набором мелких вокруг.
На кольца пускали “лапидарные” металлы особой шлифовки. Шлифо
вали пемзой из Словакии и с Липарских о-вов или на повсеместном
мелкозернистом песчанике. Полировали на свинцовой плите с толче
ным горным хрусталем, оловянным пеплом, глиняным рухляком, пас
той из сала с мукой и мелом, отваром мыльного корня, войлоком и ще
тиной. С 1290 г. в Париже действовал цех шлифовальщиков. В 1327 г.
в Брейсгау завертелась шлифовальная мельница. Такие мельницы об
рели водяной либо ручной привод. Огранщики при них работали лежа,
положив грудь и плечи на подпорку, а камни вращались в вертикаль
ной плоскости. Сначала камни для колец были гладкими. Но по мере
развития глиптики появляются геммы и камеи. Пипин Короткий скре
плял государственные документы камнем с изображением Бахуса,
Карл Великий - Юпитера. Стандартным типом огранки до XIV в. оста
вался октаэдр с притупленными гранями, моду на который установили
марсельские мастера. Потом применялась так называемая плоская таб
лица с узкими боковыми гранями, а нижний острый шип павильона
имел горизонтальный срез.
Помолившись покровителю всех ювелиров св. Эдигию, колечный
мастер приготавливал для расплава мелкий золотой песок, вырезан-
127
ную в раковине моллюска форму или вместо нее песчаную форму ни
рамочной опоке, вдавливал туда модель, вставлял на место будущего
камня древесный вкладыш, посыпал известью, накрывал другой фор
мой, пробивал каналы для вливания металла и воздушной вентиляции,
потом заполнял модель горячим расплавом. Заготовку чистил пота
шем. Серебряное кольцо получал, сгибая тонкую металлическую лен
ту. Нам известны также франкские медные кольца с печатками, широ
кие бронзовые кольца со смарагдами для пап римских, золотые кольца
епископов с огромными нашлепками. Во II тысячелетии выполнялись
тематические кольца, обозначавшие этническую группу, знатность,
профессию (земледелец, охотник, рыбак), пристрастия, любовь, друж
бу, сословие (понтифик, рыцарь, патриций, член цеха и пр.), конкрет
ный обряд (церемония, траур, свадьба и т.д.), время (утро, вечер), сезон
года, и для разных пальцев, т.к. главное кольцо носилось на левом бе
зымянном, откуда кровеносная артерия ведет прямо к сердцу, а оста ль
ные - на всех пальцах левой руки и на трех правой. Имели значение и
порода камней, и форма, и их расположение на перстне. Например, де
ление натрое символизировало три добродетели - веру, надежду, лю
бовь. Аметисты ценились духовенством, сердолик - влюбленными, ко
ралл охранял от нечистых прикосновений, зеленый с красными кра
пинками гелиотроп обозначал пролитую при распятии кровь Христа,
гранаты предпочитались алхимиками, кварц - астрологами. Отдельно
ювелиры продавали медикам толченый рубин как лекарство от всех
болезней, хризоберилл - против проказы, яшму - от припадков. Нако
нец, согласно знакам Зодиака, люди носили перстни с камнями, соот
ветствующими месяцу своего рождения.
Никакие другие ремесленники не обладали таким сложным набо
ром рабочих инструментов, как ювелиры. Последние использовали, су
дя по археологическим находкам, книжным иллюстрациям и отдель
ным упоминаниям в текстах, сушильный шкаф, плавильный муфель,
графитовые и глиняные тигли с льячками, чертилку для проведения
линий, циркуль, кернер для углубления ямочек, флахайзен для правки
на плите, молотки и молоточки, представляемый при правке шперак,
конусообразный ригель для отработки колец, паяльные трубки, лёткал
для подставки при паянии, ножницы, ванны для мочения и ванночки
для отбеливания, ковши и ковшики, рашпили, напильники, надфили и
рифели, щипцы и пинцеты, клещи, плоскогубцы и круглогубцы, тиски,
пилы и пилки, сверла, иглы, шаберы для соскабливания, фигурные но
жи, выемочные анки для стержневого закривления, резцовые штихели,
обжимки, полировальный круг, щетки, чеканы, подграверные поду
шечные кранцы, клейма. Все это изготовляли железных и бронзовых
дел мастера, а порою сами ювелиры. Они нуждались в стали, немецком
и чешском золоте и серебре, английском свинце, шведской меди, бре
тонском олове, сицилийской сурьме, испанской и истрийской ртути,
черногорских полиметаллах, италийском и балканском мраморе, скан
динавском стеатите, огнеупорных породах (кварц, глина, графит, из
вестняк), драгоценных камнях, рогах, слоновой кости и черепаховых
панцирях, цветном стекле, качественной коже и резном дереве. Им до
ставляли по договорам индийские диаманты (алмазы) и халцедоны,
128
чешские рубины, швейцарские сапфиры, шведскую шпинель, египет
ские смарагды (изумруды), жемчуг речной и из Красного моря, герман
скую яшму и кварциты, испанские аметисты, альпийский горный хру
сталь, эфиопский обсидиан, норвежские серпантин и циркон, силезские
хризолиты, лидийский сердолик, синайскую бирюзу, ирландские опа
лы, провансальские аквамарины, цейлонские топазы, афганский тур
малин, сицилийские агаты, корсиканские кораллы, малоазийские аль
мандины, английский гагат, прибалтийский янтарь. В других случаях
они перекупали ювелирные трофеи у военных и у бандитов. Кроме то
го, они получали от алхимиков кислоты для травления, ляпис для сере
брения, селитры для флюсов при сплавах, поташ для золочения, буру
для пайки. Ради приобретения всего этого требовались большие сред
ства, масса времени и усилий, налаживание разносторонних связей,
("вязи тянулись к восточным купцам, европейским рудникам и приис
кам, в кузницы и лаборатории, во дворцы и притоны. Но главным бы
ло многолетнее овладение сложными традициями собственного мас
терства.
До II тысячелетия ювелиры сосредоточивались в монастырях и при
королевско-герцогских дворцах, трудясь над драгоценными металлами
и камнями нередко лишь в свободное от кузнечных занятий время. По
том профессия дифференцировалась. Появились братства ювелиров,
переросшие в цеховые корпорации. Однако сохранялись и персональ
но действовавшие мастера, особенно придворные. Известен составлен
ный пражскими золотых дел мастерами в 1324 г. “Порядок братства” -
устав, требовавший единоверия, соблюдения тарифов и профессио
нальной тайны, подчинения общему регламенту, наказаний за сквер
ную работу. В 1346 г. эти мастера изготовили для коронования Кар
ла IV “венец св. Вацлава” из золота с крупнейшим в мире рубином,
19 сапфирами, 47 шпинелями, 30 смарагдами и 20 жемчужинами.
С 1366 г. их изделия контролировались монетным двором, где осущест
вляла надзор и пробировала чистоту сплавов группа специалистов во
главе с минцмастером. Пробы в разных странах Европы существовали
различные. Обычно соблюдались шесть проб для серебряных сплавов
с содержанием серебра от 960 до 750 на 1000 частей и пять для золотых.
Из сплава высшей золотой пробы 986 чеканились дукаты, из 900 - про
чие монеты, из 750 - изделия на заказ, из 585 и 375 - для свободной ры
ночной продажи. Несовпадение проб в монетах было вечной пробле
мой для менял во всех обменных пунктах торговых центров.
Первоначально монетчики оставались лишь разновидностью
ювелиров, поскольку монеты тогда были золотыми или серебряными
и служили не только коэффициентом обмена и мерилом ценности, но
и украшениями. От использования столетиями ходивших по рукам ан
тичных и византийских монет перешли к чеканке своих. Отрезав и
расплющив прут толстой проволоки, мастер зажимал на верстаке
штемпель из каленого железа с формой аверса, накладывал пластин
чатую часть отреза, сверху ставил другой штемпель, с формой ревер
са, и бил молотком. Позднее штемпеля заменили матрицей с изобра
жениями, а ручной молоток - прессом. Этот переворот в монетном
деле наметился в третьей четверти XV в. И вскоре же участилась пор
5 Город..., том 2 129
ча монеты: подменяя чистый драгоценный металл сплавами, выпус
кали суррогаты.
Хотя ювелирные изделия порою имели личные клейма изготови
телей, до нас дошло немного их имен. Наибольшую известность сни
скал ювелир герцога Бургундского, трудившийся в Брюгге, Л. ван Бер
кем, которому особенно обязан алмазный промысел. До XIII в. алмазы,
вследствие их твердости, не умели шлифовать и огранивать. В 1330 г.
это научились делать венецианцы трением камня о камень, но недоста
точно сноровисто. В 1476 г. ван Беркем успешно применил с данной це
лью борт (алмазный порошок). Он же стал использовать новую форму
огранки - куличевидную бриолету и отработал специфические условия
гранения, из которых в XVI в. родились непревзойдённые огранки
бриллиантовая и розой. Мастерская ван Беркема состояла из несколь
ких помещений. В просторной светлой комнате со скошенным полом,
чтобы можно было смывать ценные остатки, он поставил поверх пола
решетчатое покрытие, сквозь которое проваливались, не теряясь, от
ходы. В плавильном помещении избегал вредных при плавке сквозня
ков. Там царили сумерки, чтобы мастер лучше улавливал цвет сплава.
Расплавы он отливал в изложницы, а для смазки кокилей готовил осо
бое масло. Паял, в зависимости от необходимости, припоями различ
ной твердости и мягкости. Умел фокусничать с камнями, превращая
нагреванием фиолетовый аметист в желтый, желтый берилл в светло-
зеленый, золотистый циркон в прозрачный. Умел так тщательно шли
фовать и полировать корундовые камни, что в отраженном свете они
сверкали изнутри трехлучевой звездочкой, а при колебаниях - и шести
лучевой. Такая звезда соответствовала по форме “щиту Давида”. Поэ
тому обитатели еврейских гетто приобретали драгоценные камни
только у ван Беркема. Он умел также особой полировкой достигать
цветочных узоров в смарагдах; меняя степень нагрева и содержание
сплавов, получать желтое, красное, зеленоватое и беловатое золото;
учитывать твердость, спайность, преломляемость и многоцветие мине
ралов; искусно делать дублеты из настоящих драгоценных камней
сверху и цветного стекла снизу; окрашивать опалы в отливающие ра
дугой “хамелеоны”. Его фирменным изделием были амулетные муж
ские серьги.
Производство оружия тоже было связано в первую очередь с ме
таллообработкой, частично с резьбой по дереву и кости. С VI по XV в.
главным оружием дальнего действия оставался лук со стрелами. До
VIII в. преобладал дугообразный потомок охотничьего; его сменил уп
рочненный сухожилиями сложносоставной лук с костяными либо ме
таллическими накладками. И кустари-одиночки, и цеховые работники
производили тысячными партиями стрелы: со втыкаемыми в торец че
решковыми наконечниками или насаживаемыми на древко втульчаты-
ми; с двухгранной и многогранной формой пера ромбовидного, листо
видного, прямого, сегментовидного сечения; с гранено-бронебойным
концом, пробивающим рыцарские доспехи. Лук на стойке с винтом
превратился в дальнобойный арбалет. Стрелы дополнялись метатель
ными дротиками, тяжелыми копьями и облегченными пиками. Турнир
ные и боевые копья рыцарей изготавливались на заказ. Особого искус
130
ства достигали авторы однолезвийных прямых палашей, изогнутых са
бель, всевозможных кинжалов как оружия ближнего боя, а также
ударных булав и секир. Секира на копье породила алебарду. Алебарда
: выемкой для ружейного ствола стала бердышем. Почти всегда какие-
то группы оружейников специализировались на производстве рубяще-
колющих мечей, так как требовалось уметь варить для них неломкую
сталь, ковать из ее пластин пакет и обрабатывать грани. Еще сложнее
оказалось изготовление доспехов, когда от кожаных панцирей с метал
лическими пластинами перешли во II тысячелетии к сплетенным из ко
лечек в рубашку кольчугам, потом к латам, сплошным и чешуйчатым,
из цельноклепаных броневых листов, и к державшимся на ремнях со
ставным стальным кирасам. Отдельно вырабатывали поножи, наручи,
плетеные из стальной проволоки рукавицы, шлемы с бармицей, тулью,
шишаком, забралом, различные по форме щиты. Тут никакой штуч
ный специалист не мог обойтись лишь собственными силами, действо
вали бригады умельцев. По требованию крупных феодалов или для
обеспечения нужд самих городов оружейники трудились вместе со
строителями над немассовой продукцией - осадными орудиями: пускав
шими стрелы бриколями, метавшими камни баллистами настильного
действия и катапультами навесного действия, гигантскими машинными
пращами - рычажными фрондиболами, осадными башнями на колесах.
Принципиально иные метательные приспособления, ставшие про
образами огнестрельного оружия, но основанные на пневматике,
впервые в Западной Европе были изобретены в XIII-XIV вв.: фран
цузское духовое ружье, пускавшее стрелы, и итальянская духовая чер-
боттана под дротик, годившиеся для охоты на зайцев и оленей. Другим
прообразом огнестрельного оружия явились византийские сифоны,
выплескивавшие зажигательную жидкую смесь - “греческий огонь”;
ракеты с такой же жидкостью, пущенные кёльнскими горожанами
против отрядов архиепископа в 1258 г. и падуанцами на миланцев в
межгородском поединке 1379 г., а также удивившие свет в 1435 г. ав
стрийские гранаты с зажигательной пастой. Но не они открыли прин
ципиально новую эру развития средневекового ремесла, а само огне
стрельное оружие, бывшее невозможным до изобретения пороха.
Близкие к нему составы восточного происхождения издавна употреб
лялись европейскими соседями: дамасские арабы применяли такое ве
щество, осаждая в конце VII в. Мекку; в начале XII в. его использова
ли мавры при осаде Сарагосы; в XIII в. Р. Бэкон писал о новинке уже
со знанием дела. Однако во всех этих случаях речь шла о детонирую
щей способности состава. Газоиспускательная же способность стала
прикладной только после алхимических опытов Б. Шварца, испытав
шего взрывчатую смесь селитры, серы, свинца и растительного масла.
Дальнейшая замена двух последних компонентов древесным углем
при общем соотношении 75:10:15 частей выявила, что эта зерненая ка
ша, лишенная доступа воздуха, горит параллельными слоями, образуя
вышибной газовый заряд. Дело перешло от алхимиков и мастеровых
в государственные арсеналы, где наладили массовое приготовление
калиевой селитры и импорт серы. И XIV в. ознаменовался получени
ем пушечного пороха.
5* 131
Алхимические открытия в сочетании с накопленным опытом мс
таллургии и металлообработки породили очередные детища ремеслсп
ной техники. Во врагов полетели из труб на подставках каменные, за
тем железные, а с XV в. и чугунные ядра. Эти трубы, извергавшие
огонь и дым кульверты сворачивали из пошовно сваренных и стянутых
обручами металлических листов. Заряд воспламеняли простейшими
приспособлениями: ручным пальником, потом фитильным и колесцо
вым замком. Научившись сочетать детонацию пороха с ядрами, пре
вратили их в снаряды. Аугсбургские мастера соорудили в 1370 г. мор
тиру бомбарду с резко задранным стволом для поражения целей за вы
сокими укрытиями. Соперничавшие с ними гентские оружейники и
1382 г. отлили короткоствольную гаубицу, посылавшую картечные
снаряды, набитые железками, за низкое отдаленное укрытие. К стенам
городов и замков стали подползать саперы, подрывая их фугасами.
Развернулось огосударствление оружейного дела, переставшего быть
приватным занятием.
Огромное социально-политическое значение нового занятия бы
ло подкреплено созданием личного стрелкового оружия, опять-таки
перенятого у арабов. Европейские подражатели вскоре перегнали
учителей: первое настоящее ружье - пехотная длинноствольная ку-
леврика сменилась короткоствольной аркебузой и кавалерийским
мушкетоном. Уже в конце XV в. это оружие было нарезным. Чтобы
противостоять ему, создали облаченные в могучие доспехи регуляр
ные отряды тяжелых войск - пехотных пикинеров и рыцарскую кава
лерию. Но они себя не оправдали. Оказалось целесообразнее органи
зовывать боевые действия, основанные на линейной тактике воин
ских подразделений с иной подвижностью, использующих поражаю
щий ружейно-пушечный огонь с больших расстояний и соответствен
но маневрирующий. Постепенный закат роли метких лучников и
грозных рыцарей вызвал упадок значения труда многих людей, ко
вавших латы и украшавших рукояти мечей. Холодное оружие теряет
изысканность, упрощается, стандартизируется, а былое искусство вы
дающиеся оружейники демонстрируют теперь только при выполне
нии персональных заданий. Происходит перестройка всей системы
производства оружия и воинского снаряжения. Отсюда проистекала
множественность военных реформ в европейских странах XV-
XVI вв., касающихся войны как на суше, так и на море.
От ювелирной вершины ремесленной пирамиды и ее середины с
металлистами, оружейниками, переписчиками, аптекарями, скорняка
ми, портными и стеклодувами спустимся к основанию. Здесь, наряду со
строителями, костерезами, гончарами, игрушечниками, сапожниками,
кожевенниками и ткачами, фигурировали такие представители ремес
ленных низов, как многочисленные деревообделочники: плотники,
столяры, бочары, тележники, плетенщики, посудники, ложкари и ftp.
На их примере можно убедиться, что даже их ремесла, считавшиеся
простейшими, на деле требовали большого умения. Иллюстрации в
книжных миниатюрах свидетельствуют, что ограду, корзины, ящики,
сидения, коляски, люльки, гамаки, тачки плели из прутьев желто-зеле
ной и серо-коричневой ивы, белотала, краснотала, вербы, чернотала и
132
оредины. Пускали в ход также тростник и камыш. Кору сдирали, про
дергивая прутья сквозь щемилку. Кололи прутья щепа лом, на которое
насаживали тонкий ствол. Уплотняли ряды в корзине зубчатым билом.
Концы прутьев загибали жамкой с крючком. Плели, вращая корзину
иокруг воткнутого в доску стержня. Круглые, овальные, прямоуголь
ные корзины сидели на дырчатой основе. Ребра крепились к шаблон
ным бюгелям. Плели также домовые стены, потом их обмазывали гли
ной. Ивовую кору продавали дубильщикам кож. Из дерева резали те
леги, сани, дуги, оглобли, корыта, ушаты, жбаны, шайки, ведра, лоха
ни, баки, сита, решета, ложки, чашки, миски, кадки, бочки, ульи.
В принципе средневековый древесный материал подразделялся на
строительный, деловой и топливный. Самой крупной деревянной посу
дой и тарой служили бочки. С учетом наполнения их маслом, вином,
пивом, водой, соленой рыбой и пр. использовали для приготовления
бондарных обручей, клепки и днищ деревья разных пород. Спилив He-
кривое дерево и разделав его на колоды, снимали кору, удаляли подко
ровую заболонь, кололи по сердцевинным лучам на клепки, давали
усохнуть, зачищали. Клепками из Шампани повсеместно торговали во
Франции, Нидерландах, Германии. Днища смолили древесной масти
кой. Ободы изготовляли из гибкого молодого леса, сгибая планки с не-
содранной корой на скобе, вбитой в стену. Собрав тело бочки из кле
пок, вырезали в концах пазы, вставляли тело в днища, конопатили, на
бивали обручи. Встречались клепки: английская прямоугольной фор
мы, французская двояковыпуклая по бокам, прибалтийская неотесан
ная. Железных обручей на бочках той поры не видно ни на иллюстра
циях в манускриптах, ни среди археологического материала. Трудились
бочкари пилами, долотами, стамесками, напильниками, косарями,
стругами, уторниками под пазы, сверлами, молотками, клещами, на
бойками и конопатками. Мелкую посуду резали из древесных наплы
вов или из пластин. В решетах натягивали кожу с дырочками. На лож
ки пускали “струистые” пневые отрубки. В городах Средиземноморья
использовали также импортное пальмовое дерево. Бочарные и им по
добные товарищества были небогатыми.
Согласно отдельным источникам, в некоторых случаях окрестные
свободные крестьяне, как в Англии, занимаясь сезонной работой, зи
мою поставляли в город деревянные полуфабрикаты. Либо это делали
для городских родственников - ремесленников, как во Франции, те за
висимые крестьяне, которые не сумели стать свободными, уйдя в го
род. Либо те селяне, как в Италии, которые, попав в зависимость от го
родской коммуны, были обязаны ее представителям такими отработ
ками. Наконец, в иных случаях горожане сами находили нужное им сы
рье во владениях феодалов за плату или поставку взамен того своих из
делий. Приобретение не только древесного, но и любого сырья всегда
оставалось для ремесленников сложной проблемой даже при коопери
ровании их усилий, шла ли речь о бревнах и прутьях из сеньориальных
лесов, послежатвенной соломе, озерно-прудовом тростнике, глине из
раскопов или рудниковых металлах. Воюя с сеньорами, города боро
лись не только за свою независимость, о чем можно прочитать в лю
бом учебнике, но и за право обладать производственными ресурсами, о
133
чем обычно не пишут. Между тем, без такого права стало бы невоз
можным материальное существование самих городов.
Строители принадлежали к племени бродяг. Типичными бродячи
ми наемниками были артели ломбардских каменщиков, с VII в. осуще
ствлявших кладку замковых и городских стен и опор, возведение ба
шен и дворцов всюду, куда позовут. Более оседлыми являлись бригады
конверсов - “светских братьев”, обслуживавших строительные храмо
вые нужды в епископских городах, и немецкие баухютте, своеобразные
компанейства каменщиков, плотников и архитекторов, свято хранив
шие свои секреты, но тоже не привязанные слепо к одной территории.
Правда, их обслуживали и подряжаемые в каждом очередном месте
грузчики, кузнецы, ваятели, художники, стекольщики, землекопы,
штукатуры, кирпичники, чья работа могла длиться даже десятилетия
ми. Особенность их труда заключалась в том, что им приходилось вся
кий раз реализовывать нетиповое задание. Поэтому консервативная
цеховая регламентация при осуществлении замысла любой стройки не
действовала.
Наряду с изделиями, изготовленными на гончарном круге, в раннее
средневековье широко использовалась лепная керамика, окончательно
вытесненная в городах в XII в., равно как вместо обжигового горна ли
бо простого кострища появилась керамическая печь. Накопав глины,
очистив ее, размяв, измельчив, размешав с водой до мукообразного со
стояния и удалив потом воду, смешав тесто с песком, мелом и дресвой,
придав на круге искомую форму, нанеся рисунок и обсушив, гончар об
жигал изделие и покрывал его поливой. В авангарде этого ремесла шла
Италия. Тосканцы производили цветную посуду и облицовочные израз
цы пористого состава. Жители г. Фаенца, смешав глину с полевым шпа
том и обработав кислотами, поразили Европу невиданными блюдами и
чашами, так и прозванными “фаенца” (фаянс). Их соседи по Равеннской
области стали делать из непрозрачной белой глины более твердую и гру
бую, но и более дешевую опаковую посуду. Мастера Каррары добились
успеха в выпуске плотных изделий “предфарфорового” образца. С IX в.
флорентийцы, хитроумно сплавляя по одной им известной рецептуре из
весть, окись меди, различные соли и еще какие-то добавки, наносили эту
мешанину перед накаливанием на поверхность сосудов и получали гла
зурь. С XIII в., усложнив производство, они покрывают горельефы и ба
рельефы многоцветной поливой. А в XV в. Л. делла Роббиа довел худо
жественную глазуровку до совершенства. Сочетание итальянских и ара
бо-испанских традиций у ремесленников о-ва Майорка отразилось на
высоком качестве изделий “майорика” (майолика). Немецкие гончары
подмешивали в глину мергель и речной ил. Их “шликерные” изделия бы
ли покрыты расписными рисунками. Что касается посудных форм и ук
рашений, то они, в силу своего разнообразия, с трудом поддаются систе
матическому описанию. Легче типизировать их по назначению: во^сех
городах без исключения, где жили гончары, выпускались сосуды тарные
для упаковки и перевозки содержимого, кухонные для варки пищи, сто
ловые для ее употребления и сугубо декоративные.
Стеклоделие в Западной Европе покоилось на двух школах. Визан
тийская повлияла на это искусство в пределах Италии, Балкан и Руси;
134
собственно римская, уйдя из Италии, обосновалась во Франкском госу
дарстве. Ее отдаленные выученики в городах Нидерландов, Франции и
Германии изготовляли прозрачное, непрозрачное и цветное стекло из
комбинаций селитры, соды или поташа, извести, кремня с примесями
окисей металлов, глины, серы, угля и минералов. Сначала эту сложно
составную шихту варили в металлических сосудах, используя далее по
лучавшуюся разварную жижу. Во II тысячелетии предпочитали спе
кать шихту в крупных чашах. Выходила фритта - застывшая масса, с
которой осторожно счищали пену и резали студень на пласты. Их вы
держивали в подземельях месяцами и годами. Сегодняшние находки ку
сков фритты, вызывающие недоумение у многих ученых, это вовсе не
обломки готовых изделий, а полуфабрикат. Отлежавшуюся массу пла-
иили в кирпичных печах. Городские предместья, где работали около-
иечные подмастерья, часто были затянуты характерной дымкой. Рас
плавленную массу опытные мастера выдували, раскатывали и резали
на диски, которые, как повествует Теофил в “Записке о разных ремес
лах”, еще разглаживались потом в листы. Светильники из листового
прозрачного стекла датируются IX столетием.
Как ни странно, в производстве цветного стекла, в отличие от про
зрачного, на Западе не наблюдалось разрыва между античной и сред
невековой эпохами. Но городским достоянием, а не церковным, оно
стало только в XII в., когда англичане уже вставляют его в окна част
ных зданий. Живопись по стеклу тоже сначала была принадлежностью
монастырей. Зато потом ее подхватили и горожане, и государства.
Крупная королевская мастерская с вольнонаемными тружениками из
вестна с 1290 г. в лесах Иль-де-Франса. Из нее выходили листы “лесно
го” стекла черноватого и зелено-желтого оттенков. Городские стекло-
ателье появились позже. С ними связано искусство биссофании, вклю
чавшее в себя разнообразные способы украшений: излюбленное заня
тие обитателей купеческих домов - вычерчивание орнаментных, фло
ристических и зооморфных контуров на стекле с последующей рас
краской кистями из барсучьего волоса; разрисовка полотна с наклей
кой на стекло; наведение узоров и травление их на стекле раствором
плавикового шпата, что выполнялось, конечно, в мастерских; эмаль по
стеклу, обжигаемая вместе с ним; мозаика в свинцовых рамках, собира
емых воедино. Так готовились знаменитые витражи - многоцветные
оконные панно, настраивающие зрителя то на восторженный, то на
благочестивый лад. Сложной отраслью стеклоделия было изготовле
ние зеркал. Венецианские мастера, посвященные в эту тайну, были
изолированы от всех контактов на о-ве Мурано в 1291 г. Там, как вы
яснилось впоследствии, они резали выдержанную фритту на халявы -
полые цилиндры, рассекаемые потом на полосы. Их аверс полировал
ся, реверс приобретал олово-ртутное покрытие отражательного свой
ства. За разглашение секрета виновный карался смертью. С 1300 г. та
кие зеркала экспортировались, триумфально шествуя по Европе. Вене
цианцы же шлифуют с конца XIII в. специально подготовленные стек
ла в качестве линз, а затем они приступили и к изготовлению оптики,
введенной в практику флорентинцами С. дель Армати и А. делла Спи
на, один из которых употреблял от близорукости рассеивающие двоя
135
ковогнутые линзы, а другой от дальнозоркости - собирательные двоя
ковыпуклые. Нидерландцы снабдили их оправой; получились очки,
лорнеты, подзорные трубы. Богатые люди покупали увеличительные
линзы как забавные игрушки.
Большинство игрушек оставалось принадлежностью детей.
В XIV в. К. фон Мегенбург и в XV в. Э.С. Пикколомини посвятили иг
рушкам особые трактаты. Судя по археологическим находкам, первые
средневековые вещицы, служившие забаве, были незамысловатыми,
использовались для семейных нужд и выполнялись из любых подруч
ных материалов. Гораздо долговечнее типично городские игрушки.
Массовые их остатки содержат относящиеся к XIII-XV вв. слои раско
пов в Любеке и Нюрнберге. Игрушечники работали с костью, метал
лом, обожженной глиной, оставив нам фигурки кукол, всадников, вои
нов, лошадей, коров, козлов, кубики и свистульки. Более дорогими бы
ли “умственные” игры взрослых, в первую очередь шахматы и шашки,
и дешевыми - для азартных развлечений, особенно кости с условными
буквенными и цифровыми обозначениями на них.
Искусство офорта - украшений на оружии, резцового ювелирного
гравирования и резьбы по доскам для набойки тканей послужило осно
вой рельефной металлографии и ксилографии, примененных в конце
XIV в. для печатания оттисковых игральных карт. Из Центральноевро
пейского региона эти силезские, чешские, баварские и эльзасские тис
неные картинки с королями, принцами и дамами быстро распространи
лись повсюду, овладев частными домами, университетами, тавернами и
армиями.
Успехи тиснения послужили также предпосылкой книгопечатания.
Другой предпосылкой книгопечатания стало производство бумаги,
пришедшей на смену пергамену. Первые ее образцы применяются в
Западной Европе с IX в., а с XI в. на базе переработки тряпья уже дей
ствовала бумагоделательная мастерская в мавританской Хативе, уси
ленная в 1144 г. бумажной мельницей. Спустя 10 лет через Сицилию
это ремесло достигло Италии, знавшей уже бумажную толчею. Среди
горожан утвердилась новая профессия - сборщик конопельно-льняно-
го тряпья. Первые городские книги на бумаге относятся к XII в., коро
левские документы - к Х1П в. И тогда же возникли ателье по производ
ству бумаги во Франции, Германии и Англии. Их сменили в XIV в. ма
нуфактуры с раздельными операциями по сортировке и обработке сы
рья, куда теперь дополнительно включали измельченную древесину,
растительную костру и хлопок. Смесь дробили, очищали от мусора,
выколачивали ногами в толчее, мыли раствором извести в содовой во
де. Соду добывали из саликора, имевшегося возле Нарбонны, либо
сжигая водоросли, либо собирая натронные куски у оз. Балатон, либо
адресуясь к алхимикам. Промытую массу долбили молотками в ручных
(позднее - механических) ступах, разваривали в чистой воде, заливали
кашу клеем, размешивали, выливали из чанов на скользившие по ва
лам сита. Вода уходила, студень густел, .слипшиеся частицы образовы
вали сырой пласт. Его уплотняли катком, сушили, лощили и, разрезав,
наматывали рулоном. Добавим, что, в силу привязанности к естествен
ным условиям, специальность бумажника оставалась сравнительно
136
Богоматерь из Камника. Фреска. XV в.
ЛИТЕРАТУРА
Возникновение и развитие химии с древнейших времен до XVII века. М.,
1980.
Кириллин В.А. Страницы истории науки и техники. М., 1994.
Лилли С. Люди, машины и история. М., 1970.
Приборы и инструменты исторического значения. М., 1968. Т. 1.
Сванидзе А.А. Деревенские ремесла в средневековой Европе. М., 1985.
Черных Е.Н. Металл - человек - время. М., 1972.
Шевеленко А Я . Первые корабли средневековой Европы //В опросы исто
рии. 1981. № 9.
141
Шевеленко А.Я. Технические новшества и развитие механики в Западной
Европе VI-XV вв. // Вопросы истории. 1988. № 7.
Шевеленко А.Я. Прогресс техники // История Европы. М., 1992. Т. 2, разд. I,
гл. 2.
Шевеленко А.Я. Технология городских ремесел в Западной Европе
V I-X V вв. // Вопросы истории. 1993. № 1.
Шухардин С.В. и др. Техника в ее историческом развитии. М., 1979.
Borner Н. et a i Geschichte der Technikwissenschaften. Leipzig, 1990.
Brentjes B. et al. Geschichte der Technik. Leipzig, 1978.
Endrei W. U 6 volution des techniques du filage et du tissage du Moyen Age a la
revolution industrielle. P., 1968.
Europaische Technik im Mittelalter: 800 bis 1200 / Hrsg von U. Lindgren. B.,
1996.
Florentiis G de. Storia della tecnica. Milano, 1968. Vol. 1-2.
La formation et le developpement des metiers au Moyen Age (V e-X IV e siecles).
Budapest, 1977.
Gimpel J. The Medieval Machine. Harmondsworth, 1977.
Great Engineers and Pioners in Technology // Ed. by R. Turner. N.Y., 1981. Vol. 1.
Histore generate des techniques. Paris, 1962-1968. T. 1-3.
A Histoiry of Technology / Ed. By Ch. Singer. Oxford, 1957-1958. Vol. 1-5.
Karger-Decker В. Wunderwerde von Menschenhand. Leipzig, 1969.
Larsen E. A History of Invention. L., 1969.
Lot G. Grandes in inventions. P., 1967.
Rousseau P. Histoire des techniques et des inventions. P., 1967.
Timm A. Kleine Geschichte der Technologie. Stuttgart, 1964.
White L. The Expansion of Technology 500-1500. L., 1972.
Wille H.H. Stemstunden der Technik. Leipzig, 1986.
© Дж. Россер
© В.А. Ведюшкин (перевод)
142
поддержка данного мнения выражается в концентрации исторических
трудов последних лет на сельском элементе средневековой экономики.
Ценным следствием этой тенденции стало более четкое понимание
связей, которые объединяли город и деревню и определяли их взаим
ную зависимость. Но в последние десятилетия в работах по городской
экономике отдавалось предпочтение широкомасштабной торговле и
прославлению класса купцов-богачей, что в конце концов восходит к
Пиренну. При всем величии трудов Пиренна о средневековой торгов
ле, следует признать, что они тоже помогли отвлечь внимание от мира
городского ремесла в средние века.
Однако совсем недавно появились признаки смещения акцентов от
космополитического размаха торговли к организации производства в
средневековом городе, и поэтому можно ожидать свежего взгляда на
вклад городов в средневековую экономику в целом. Самой важной чер
той нового подхода является признание того, что прежние представле
ния о средневековом городском ремесле были чрезмерно формализо
ваны.
Консервативный образ так называемой “ремесленной системы”,
при которой цеховые уставы и чины систематически управляли жиз
нью ремесленников (к лучшему или худшему, в зависимости от точки
зрения), все чаще считается во многом ошибочным. Эти изменения
имеют два аспекта, первый из которых пока преобладает над вторым.
Первый подход указывает на ограниченные полномочия ремесленных
организаций и обращает внимание на большой объем торговли и про
изводства, осуществлявшийся без цехового контроля. Второе направ
143
ление дополняет первое и строится на обратной перспективе, т.е. на бо
лее тщательном изучении внутреннего механизма самих ремесленных
организаций разного рода. Похоже, что последние не играли той чисто
реакционной роли, в которой их традиционно обвиняли, во всяком слу
чае не всегда и не повсеместно. Следует надеяться, что из этих различ
ных направлений поиска со временем возникнет более цельная карти
на жизни ремесленников в средневековом городе. Наш очерк слишком
краток, чтобы охватить бесчисленные местные особенности обширной
и сложной темы. Тем не менее я постараюсь доказать, в частности, что
более или менее формальные организации труда в средневековом го
роде были более гибкими и творческими проявлениями социальных от
ношений, чем обычно считалось прежде, и, следовательно, достойны
более широкого изучения.
Затянувшиеся научные дебаты об истоках цеха были связаны пре
жде всего с политическим спором об отношении средневековых цехо
вых организаций к государственной власти. С XIX в. “романисты” и
“германисты” стремились утвердить свои взгляды. Первые полагали,
что средневековые цехи были наследием и продолжением античных
“коллегий”, вторые - что они были спонтанными порождениями тев
тонских общин в послеримскую эпоху. Поскольку современные иссле
дования и археология дают гораздо более ясную картину распада пуб
личной власти и упадка городов на территории бывшей Западной им
перии в V-VI вв., историческая достоверность скорее должна быть
признана за той школой, которая подчеркивает разрыв, а не преемст
венность. Тот факт, что в VIII в. лангобардские короли в Павии обла
гали некоторые ремесла побором, или что языковая традиция визан
тийской Равенны и послевизантийской Венеции усвоила классический
термин “schola” для группы ремесленников, еще не доказывает сохра
нение основной римской модели на Западе. В бывшей Западной импе
рии (Восток - дело совсем другое) само понятие сильно централизован
ной и управляемой государством экономики исчезает как неуместное и
непрактичное. Из чего вовсе не следует, что средневековые ремеслен
ные ассоциации, когда они возникли, стали порождением мистическо
го “тевтонского духа”. Но необходимо подчеркнуть, что они появились
прежде всего как организации добровольные, как ответ на крайний не
достаток организации на уровне публичной власти.
Неспокойные социальные условия и сравнительная слабость госу
дарства в раннесредневековой Европе произвели различные формы
добровольных ассоциаций взаимопомощи, например, группы местного
духовенства в Италии в VII в., купеческие общества, созданные в целях
торговой безопасности вдоль северо-западного побережья Европы в
IX-X вв. или клятвенные союзы “Мира Божия”, распространенные в
Западной Франции в тот же период. Вначале ремесленные общества
имели тесные аналогии с этими объединениями. Однако они нётюявля-
ются в исторических источниках до начала XII в., и едва ли возникли
намного раньше этого времени. Очевидно что, как и сами возрожден
ные города, они стали следствием роста населения и последующего
экономического подъема в Западной Европе. Но как ассоциации го
родских жителей, занятых определенным ремеслом, они отличались от
144
союзов крупных купцов, боровшихся за политические привилегии для
защиты своих торговых интересов в Северной Италии и Северо-Запад
ной Европе с конца XI в.
Нечто похожее на постоянный контроль над городским производ
ством стало приоритетом для городских советов только в XIII в., а в
большинстве случаев и позднее. Но уже к 1200 г. ремесленные группы
нередко объединялись для решения экономических и общественных
задач, что, как правило, сопровождалось участием в духовном братст
ве. Так произошло с лондонскими седельщиками, которые в конце
XII в. объединились вокруг своего прихода Сент-Мартин-ле-Гранд, и с
кузнецами в Кане, тогда же вступившими в братство с соседним мона
стырем. То обстоятельство, что общества такого рода иногда добива
лись вспомогательной санкции от властей - подобно руанским кожев
никам, получившим в начале XII в. подтверждение своих исконных
обычаев от Генриха I, - документ, из которого и стало известно об их
существовании - не должно убеждать нас в том, что инициатива исхо
дила от властей.
Начиная с XIII в. отношения между цехами и городскими правите
лями могли быть весьма разнообразны, но даже при режимах, притя
завших на самую обширную власть, не следует преувеличивать степень
превращения цеховых организаций в простые марионетки государства.
Конечно, оттенки были разными: венецианские цехи к середине XIII в.
оказались в куда большей зависимости от контроля сената, чем их со
братья в Болонье или Флоренции; да и парижские metiers также с сере
дины XIII в. формально подчинялись прямому надзору королевского
прево, тогда как в Лондоне каждый цех сохранял сравнительно боль
шую меру самоопределения. Однако следует признать, что порой это
лишь кажущиеся особенности; в некоторых случаях впечатление жест
кого контроля вызвано риторикой директивного законодательства,
чье практическое применение подчас могло быть гораздо менее твер
дым, чем предполагалось. Более того, даже постановления централи
зованной власти хранят свидетельства (случайные, ибо это не входило
в их цели) об особом, самостоятельном характере и традициях отдель
ных цехов. Яркий пример - ежегодная братская трапеза {pastum), упо
минаемая в официальных регистрах постановлений венецианских це
хов третьей четверти XIII в. К тому же иногда этот обычай связан в ис
точниках с религиозным празднеством, присущим данному ремеслу.
Парижская “Книга ремесел”, составленная прево Этьеном Буало
ок. 1268 г., также свидетельствует о независимых чертах ремесленных
групп, хотя и пытается свести их к стандартной системе. Скажем, когда
новый мастер-пекарь в пригороде Парижа разбивал о стену дома цехо
вого старшины горшок с орехами и кусочками пресного хлеба, а затем
получал от него угощение вместе с другими пекарями, он тем самым
соблюдал давно установленный обряд, свойственный его ремеслу.
Большим проектам сведения всех цехов в единый порядок, как в Вене
ции и Париже, в лучшем случае суждено было иметь лишь частичный
успех. Так, поколение спустя после создания “Книги ремесел” некото
рые цехи, старшин которых на оптимистический взгляд Буало должен
был назначать прево, вернулись к собственным выборам.
145
Таким образом, издаваемые городскими властями документы пред
ставляют двойную сложность. С одной стороны они обычно дают чрез
мерно упрощенное представление о мере государственного контроля
над цехами. С другой, представляют неполную и искаженную картину
внутренней жизни и целей ремесленных ассоциаций. Будучи связаны с
цехами лишь как с источником налогов, полезным средством надзора за
ремесленниками или удобным способом для сбора военных отрядов, го
родские правители не очень-то старались определить или описать, на
сколько жизнь ремесленника зависела от членства в том или ином сооб
ществе. Проблема усугубляется крайней скудостью данных о внутрен
ней деятельности самих обществ. В таких условиях велико искушение
историка слишком доверять цеховым “уставам”, зарегистрированным
властями; итоги особенно очевидны в тех областях Северной Италии и
Южной Франции, где регистрация таких кодексов практиковалась с дав
них пор. Городские нотарии Болоньи, Пармы, Вероны и Монпелье, со
ставившие в XIII в. великолепные сборники постановлений, естественно,
ввели в заблуждение историков-урбанистов, которые лишь недавно на
чали сознавать необходимость новых сведений.
Возможно, именно Лондон, крупный центр с населением к 1300 г.
свыше 80 тысяч человек, хотя его административные документы до
этой даты почти не сохранились, представляет материал для ценного
вклада в современные исследования. Это подтверждает значительное
разнообразие и импровизаторские качества городских ремесленных
цехов в указанный период - признаки, которые сохранялись в течение
позднего средневековья в Лондоне и, надо полагать, также и в других
городах. Например, первые общины кожевников и портных появились
здесь к концу XIII в. в облике религиозных братств. Со временем эти
два влиятельных цеха сочли выгодным занять формальное место в го
родском управлении в качестве корпораций, тогда как многие не менее
важные ремесла в позднесредневековом Лондоне так и не удосужились
получить формальное признание или зарегистрировать свои обычаи в
городском суде. Подобные группы вполне могли создавать альтерна
тивные структуры для собраний и союзов путем основания или преоб
разования братств: в XV в. лондонские птичники сменили братство Те
ла Христова в приходской церкви Сент-Милдред-Поултри. Легко обна
ружить сходные примеры и в других местах. В южнофранцузском го
роде Корд (Тарн) кожевники образовали братство Св. Власия к 1371 г.,
но не регистрировали своих обычаев по крайней мере до 1481 г. (есть
прямая ссылка на отсутствие опубликованного устава).
Неизбежные заботы городских властей о съестных припасах и об
щественном порядке вынуждали их к постановлениям о ценах, гигиене
и военной безопасности, и некоторые ремесла могли считаться (по при
нятому в Париже и во Франции выражению) metiers de danger: золотых
дел мастера, цирюльники-лекари, аптекари и замочники, чья деятель
ность касалась общественного блага и потому нуждалась во внешнем
надзоре. Эти постоянные хлопоты получили дополнительный стимул в
позднее средневековье, когда угроза неповиновения ремесленников,
обусловленная недостатком рабочей силы, привела к ужесточению
централизованного контроля над цехами со стороны многих городских
146
советов в Европе. Тем не менее повседневная производственная прак
тика осталась в основном за пределами их интересов. Городские маги
страты, хотя и предусматривали судебное посредничество в спорах, ко
торые сами цехи не могли уладить, предоставляли ремесленников са
мим себе в большей мере, чем полагали многие исследователи.
При сложности и напряженности рабочих взаимоотношений в сред
невековом городе цехи должны были располагать изощренными и гиб
кими средствами. Сохраненный в ностальгическом фольклоре традици
онный образ квалифицированного самодостаточного мастера, трудяще
гося в мастерской, которая служила домом и его семье, и ученикам, был
лишь небольшим элементом запутанных трудовых отношений. Даже в
домашнем обиходе цеховой мастер вполне мог использовать труд друго
го рода, например, женщин, которые редко входили в цех, но часто сами
занимались более или менее квалифицированным трудом, помогая гла
ве семьи в его ремесле и ведая домашним хозяйством. Дома могли жить
и слуги. В начале XVI в. в Ковентри почти каждый четвертый житель
подходил под это определение. Однако можно предположить, что мно
гие из них фактически работали на владельца дома. Ибо наемный труд -
ремесленники и женщины, не бывшие работодателями или владельцами
мастерских и нанятые за плату или натуральное вознаграждение - был
обычным товаром в европейском городе, начиная с XIII в.
Во Флоренции, которая, вероятно, может служить крайним приме
ром, в 1378 г. от трети до половины рабочей силы составляли тружени
ки по найму. Как правило, эти рабочие не жили в доме хозяина, в отли
чие от подмастерьев-постояльцев. Но в позднее средневековье обе
группы все более сближались, поскольку подмастерья стали рассмат
риваться как дешевая рабочая сила. Договоры об обучении подмас
терьев из Северной Италии до 1300 г. отражают патриархальные отно
шения, причем упор делался на образовании, нравственном и физиче
ском благополучии и развитии подопечного; позже он или она превра
щались просто в низкооплачиваемых наемников.
Сходную эволюцию можно проследить и в Париже. Не считая са
мых сложных ремесел, где сохранялась необходимость длительного обу
чения, подмастерья стали пополнять ряды зависимых работников. Более
или менее сезонное использование наемного труда также было повсеме
стным во многих цехах, особенно в строительстве, не связанном с инди
видуальной деятельностью. В тех производствах, где нормальным явле
нием было сложное сотрудничество ряда мастерских, способность не
большого домашнего предприятия использовать лишние руки на время
срочного заказа была весьма существенной. Между мифическим незави
симым мастером и торговцем-предпринимателем или раздатчиком (фер-
легером), который “раздавал” работу нескольким умельцам, находился
целый спектр многообразных отношений. Воплощение этих изменчи
вых требований и связей всегда было делом тонким.
В указанном процессе более активную роль, чем обычно принято
считать, играли различные рабочие союзы, как формальные цеховые
организации, так и неофициальные братства. Хотя в период между XIII
и XVI вв. появилась новая категория подвижной зависимой рабочей си
лы, которая могла бы показаться протопролетариатом, в это время по
147
ляризация интересов мастеров и поденщиков в их трудовых отношени
ях еще не стала столь широкой и определяющей, как полагали иные.
Частично это объясняется небольшими размерами многих городских
производств в период позднего средневековья (которые в основном и
оставались таковыми по меньшей мере до середины XIX в.). В XV в. м
Лондоне оловянщик, нанимавший восемнадцать поденщиков, был фи
гурой исключительной. Даже флорентийские суконные мануфактуры,
которые, возможно, являлись величайшим единым промышленным
комплексом из всех городов позднего средневековья в Европе, дели
лись на десятки малых мастерских. Конечно, дробление рабочей силы
не способствовало “классовому” сознанию в среде поденщиков и под
мастерьев, работавших за плату. Но зато можно проследить обычные
механизмы контроля, которые регулировали эти потенциально опас
ные отношения.
Уставы, которые в позднее средневековье все чаще составлялись
организациями цеховых мастеров, якобы желавших ограничить доступ
к званию мастера путем увеличения поборов и требования от подмас
терьев представить “шедевр”, обычно воспринимались как антагони
стические и разрушительные. На самом же деле о подлинных возмож
ностях младших членов различных цехов пока известно очень мало.
Рассуждения прежних исторических трудов о порядке повышения в
чине - не более, чем оптимистические гипотезы. Сейчас уже нельзя
подписаться под классическим мнением Зомбарта, что “подобно сту
денту, который становится клерком-практикантом, а затем судьей,
ученик - просто будущий подмастерье, а подмастерье - будущий мас
тер”. С другой стороны, и обратные предположения тоже могут иска
зить факты, что доказывают хорошо документированные примеры.
В позднее средневековье многие цехи имели обычай, допускавший к
рангу мастера преимущественно сыновей действующих мастеров. Пра
ктика же нередко зависела от обстоятельств. У гентских пивоваров в
XV в. наследственность преобладала. Но то, что цеховые уставы могут
ввести в заблуждение, показывает пример корпорации бочаров Брюг
ге, чье ремесло обеспечивало “упаковку” для европейской торговли.
Хотя и здесь предпочтение, на первый взгляд, отдавалось детям масте
ров, цеховой регистр 1375-1500 гг. убеждает, что данное ремесло вовсе
не стало династически замкнутым, а развивалось в противоположном
направлении. В ранний период сыновья мастеров лишь изредка состав
ляли более 50% от ежегодного числа новых мастеров (обычно их было
пятеро), а к 1500 г. пропорция понизилась почти до нуля.
В позднее средневековье в условиях весьма подвижного рынка тру
да цеховые правила, побуждавшие мастеров передавать свое ремесло
сыновьям, можно рассматривать не столько как олигархическую поли
тику, сколько как реакцию на расширившиеся возможности выбора и
на привлекательность другой карьеры. Бочары Брюгге показали, что,
несмотря на подобные правила, молодежь могла рассчитывать на ус
пех и в деле, которым их отцы не занимались. Документы этого цеха
свидетельствуют также, что, хотя в нем и выделился ряд состоятель
ных людей, занимавших сразу несколько должностей, многие члены
цеха в течение своей карьеры могли занимать какие-либо посты. Бес
148
спорно, каждый цех по-разному управлял этими отношениями, но в
любом случае цеховые организации предстают не столь ограниченны
ми, как прежде казалось.
Конфликты в трудовых отношениях между горожанами, разумеет
ся, были, но отнюдь не сводились к простому противоречию между ма
стерами и поденщиками, а проявлялись на всех уровнях и порождали
новые связи независимо от различия в статусе. И цеховые организации,
н братства играли видную роль в отражении этих конфликтов и парт
нерских связей. Противоречия внутри цеха между его членами, различ
ными по статусу, чаще отражали возрастные функции или карьерный
цикл, чем непреодолимую пропасть в положении работников. В ходе
распри среди лондонских золотых дел мастеров в 1470-е годы, когда де
сять зачинщиков были осуждены старшинами и на время оказались в
заточении, группу бунтарей составляли поденщики до тридцати лет,
которые метили в мастера, причем четверо из них позже получили
должности в гильдии.
Очевидно, различия между мастерами, владельцами лавок и наем
ными работниками меньше ощущались в таких немасштабных ремеслах,
как ювелирное дело, чем в более крупном производстве, где зависимый
и текучий рынок рабочей силы был существенным условием для инве
сторов. Венецианские стекольные предприятия в Мурано с XIII в. имели
четко стратифицированную систему, при которой меньшинство - вла
дельцы печей (patroni) - управляло более многочисленными зависимыми
ремесленниками (maestri). Но вскоре из-за сложности положения возни
кли стратегические возможности для того, чтобы смягчить грубую экс
плуатацию со стороны хозяев. Цеховые старшины признали это, когда в
1305 г. они попытались установить потолок договорного жалованья, вы
плачиваемого “патронами”. Последние, как отмечалось, уступали “угро
зам” ремесленников, которые прибегали к возможности работать на
других, требуя повышения платы. Судебные документы базельских куз
нецов в XV в. подтверждают, что преграды между мастером и поденщи
ком пролегали далеко не всегда: обе группы постоянно находились во
взаимовыгодном союзе и обе нарушали цеховой устав.
Если борьба за рабочую силу порождала соперничество и раскол
среди нанимателей, то и сами работники были столь же разобщены. В
данном случае взаимная враждебность чаще всего возникала между
подмастерьями и поденщиками из местных уроженцев и возможными
конкурентами из числа иммигрантов, неорганизованных ремесленни
ков из предместий или, в Средиземноморье, рабов. В 1252 г. боязнь не
честной конкуренции побудила болонских кузнецов запретить своим
коллегам иметь рабов. Опасения по поводу использования сукнотор-
говцами дешевой рабочей силы из провинции нашли выражение в му
ниципальном законодательстве Гента ок. 1300 г. Работники, родивши
еся в данном городе, могли объединяться между собой или с мастера
ми, чтобы вытеснить соперников-пришельцев. Такая оппозиция могла
заставить многих, прибывших на обучение в город, позже вернуться
восвояси для занятия своим ремеслом, что опять же не было редкостью
и в Англии, и во Франции в XVI-XVIII вв. Поэтому перспектива про
движения в цехе была значительно лучше для местного уроженца, чем
149
для чужака. Взаимоотношения между различными по своим интересам
группами требовали постоянного обсуждения, признаки которого про
слеживаются в действиях как официальных цеховых организаций, так
и неформальных братств.
Хотя цеховые организации имели иерархическую структуру, их ру
ководство должно было добиваться согласия внутри соответствующе
го цеха. Многие давали хотя бы ограниченное право голоса в общем
собрании тем, кто не являлся полноправными мастерами. В 1305 г. ве
нецианские мастера-сапожники, использовавшие ежегодный цеховой
праздник с целью сбора голосов на предстоявших выборах, несомнен-
но, старались мобилизовать в свою поддержку всех членов сообщест
ва, независимо от права голоса, что было типично для элиты. В усло
виях конкуренции на рынке труда всегда имело смысл добиваться по
добной преданности. Наряду с осуждением мастера, переманившего чу
жого работника, и поденщика, бравшегося за работу там, где ему угод
но, законодательство, которое особенно оживилось в позднее средне
вековье, поощряло наемных работников - например, венецианских
ткачей ок. 1275 г. - доносить о самовольных частных договорах между
собратьями по цеху и их нанимателями. Кроме того, социальные разли
чия зачастую не были отчетливыми. В то время как в большинстве це
хов, вероятно, имелась малочисленная элита из весьма благополучных
мастеров, обычно существовала более широкая зона, где ремесленни
ки периодически пересекали линию между наемным трудом и незави
симостью в обоих направлениях. Венецианский мастер-ткач, иногда
выполнявший заказы на стороне, был обычной фигурой, как и его со
брат из Вероны, вынужденный временно покинуть город по бедности,
но желавший туда возвратиться; оба типа описаны в статутах XIII в. За
всеми уцелевшими редакциями средневековых цеховых статутов кро
ются до конца не разрешенные споры об изменчивых отношениях ме
жду разными элементами рабочей силы.
По самой своей природе цеховые уставы в той сокращенной и санк
ционированной форме, в которой большинство из них сохранилось, да
ют в лучшем случае косвенное и неадекватное представление об объе
динительной и представительной стратегии, доступной ремесленникам.
Иные из парижских статутов XIII в. признают существование класса ре
месленников ниже ранга мастера, которые все же имели собственные
мастерские. Известны случаи, когда двое или более поденщиков объеди
нялись для накопления капитала, необходимого для открытия мастер
ской, или же там, где это воспрещалось немастерам, - для того, чтобы
один из них приобрел доступ к званию мастера, а прбчие могли бы раз
делить его привилегии по доверенности. Как уже отмечалось, цеховые
уставы постоянно указывают на разные способы, с помощью которых
поденщики могли повлиять на владельцев мастерских с целью повыше
ния платы или сокращения рабочего дня (что давало возможность пора
ботать на себя самого). Множество правовых норм упоминает о “загово
рах, сообществах и клятвенных союзах”, посредством которых неприви
легированные работники якобы проводили подобные кампании. Учиты
вая обычную неопределенность и истеричность таких обвинений, нель
зя все же сомневаться, что те или иные клубы были нормальным явле-
150
пием в жизни поденщиков и могли при случае представлять их полити
ческие и экономические интересы.
Типичные для этих клубов формы и постоянно возобновляемые
попытки их закрытия воплотились во всеобщем запрете, изданном
флорентийской коммуной в 1320-е годы. Запрет был направлен против
“людей любого ремесла, особенно в выделке шерсти, в коем по отдель
ности занято множество людей разного состояния и положения”. Ни
кому не разрешалось “творить постановления либо уставы... под личи
ной братств или иначе, и под предлогом или покровом веры или же
обеспечения похорон и духовных приношений, или с любою другою це
лью, кроме как по особому дозволению консулов того цеха, под чьей
властью они состоят... И не могут они избирать себе главою ни клири
ка, ни мирянина... И им не позволено ни иметь ни носить никаких зна
мен”. Этот указ принимался в обстановке многолетних неурожаев и
подчеркивал социальное напряжение в городе.
В 1377 г. в Венеции поток ремесленников-мигрантов вынудил цех
ткачей (который, как и во Флоренции, нес официальную ответствен
ность за всю отрасль) запретить общественные сходы более чем семе
рых работников, “дабы избежать многих вопросов, ссор и раздоров,
кои каждодневно возникают”. Однако такие меры, кажется, имели
только частичный или временный эффект, как явствует, скажем, из
политических запретов на все цеховые сообщества, принятых герман
ским императором в 1219 и французским королем в 1306 г. Расколы
внутри городской элиты всегда могли быть использованы менее приви
легированными работниками, а демографический кризис позднего сре
дневековья весьма увеличил размах и влияние подобных действий.
Новый режим почти всегда старался найти поддержку на уровне
цехов. Так, в 1342 г. во Флоренции герцог Афинский пожаловал авто
номный статус многим незначительным ремеслам, которые прежде
подчинялись крупным цехам. Если достижения флорентийских sotto-
posti XIV в. и в тот момент, и во время восстания чомпи 1378-1381 гг.
были ограниченными и преходящими, то в XV в. ремесленные братст
ва в городе умножились. С середины XIV в. полностью обуздать эти
влиятельные союзы стало практически невозможно. В Лондоне в кон
це XIV в. обнаружилось множество случаев, когда группы слуг и поден
щиков при цехах, изготавливавших обувь, шпоры и седла, создали не
легальные общества под прикрытием братств с благочестивыми целя
ми. Замыслом всех этих ассоциаций было выступить единым фронтом
с требованием повышения платы, и их членами учреждались общие
фонды для защиты перед законом.
Сведения о деятельности такого рода подчеркивают необходимость
рассматривать братства совместно с официально признанными цеховы
ми организациями при изучении трудовых отношений в городе. Как уже
упоминалось, многие сообщества, получившие общественный статус
цеховых организаций в XIII-XIV вв., возникли из братств с характер
ным религиозным культом и общими трапезами, которые являлись их
атрибутом. Большинство оформившихся цехов сохраняли подобное
братство наряду с профессиональной деятельностью. В то же время те,
кто оказывался внизу цеховой иерархии, нередко пользовался выгода
151
ми участия в братстве или вместе с мастерами, или отдельно от них,
Последняя категория, когда объединялись одни поденщики, распро
странилась в конце XIV-XV вв., хотя в наиболее промышленных горо
дах она встречается с XIII в. Уже до 1300 г. работников, собиравшихся
ранним утром в определенных местах в ожидании найма, обвиняли в со
здании незаконных союзов (taquehans), чтобы повлиять на наниматс
лей; так обстояло дело с ткачами-поденщиками Руана в 1285 г.
Во многих крупных городских волнениях конца XIV в. такие ремее
ленные группы, хотя и не играли определяющей роли, которую им
раньше приписывали историки, все же выросли в потенциальную силу
при обсуждении условий труда. Важным доказательством их борьбы зл
общественное признание служит пример Цюриха, где в начале XV в.
было несколько организаций поденщиков, каждая во главе со своим
“королем” Их сила в то время, когда демографические потери повы
шали цену труда, могла быть значительной. К концу столетия пекари-
поденщики Кольмара сумели провести крупную стачку, объединив
шись с собратьями в соседних Страсбурге и Базеле. Этот удар, как и
прочие такого рода, готовился под покровом благочестивого братствл
(Bruderschaft) пекарей-поденщиков. Внешне невинное объединение п
братство всегда было излюбленным методом для выражения трудовых
интересов на всех уровнях.
Неустойчивое положение всех средневековых ремесленников и от
сутствие государственных институтов социальной защиты стимулиро
вали появление десятков тысяч братств (или гильдий) в городах Евро
пы в позднее средневековье; немалая их часть была связана с опреде
ленными ремеслами. Предусматривая взаимопомощь своих членов,
они играли столь же значительную роль в жизни ремесленников, как и
цехи с их юридическими и техническими правилами. Еще в 1112 г. са
пожники Феррары создали “братство”, поклявшись навещать и поддер
живать больных членов и доставлять домой собратьев, заболевших вне
города. Сходные положения включались во многие цеховые кодексы,
официально утвержденные в XIII-XIV вв. Так, пармские кузнецы в ус
таве 1439 г., содержавшем более ранние обычаи, условились помогать
больным членам наличными средстами; поддерживать собратьев в слу
чае вызова в суд или дурного обращения со стороны дворян или город
ских чинов; присутствовать на погребении умерших кузнецов и посе
щать ежегодную мессу во спасение всех членов, живых^или усопших.
Благотворительность обычно распространялась и на членов семьи
ремесленника: у веронских золотых дел мастеров смерть любого из
родных или домочадцев мастера поминалась ремесленным братством
по уставу, записанному в 1319 г.; у пармских мясников (в 1437/38 г.)
речь шла о женах, матерях, сестрах, сыновьях и дочерях. По общему
согласию парижские портные в XIII в. выделяли два из каждых пяти су
собранных цехом штрафов на помощь обедневшим членам цеха.
Немастера часто находились в невыгодном положении, не обладая
полноправием в цеховых организациях, но некоторые цехи связывали ма
стеров и работников воедино, когда дело касалось помощи тем, кто разо
рился по нездоровью; так поступили венецианские гончары в 1301 г. Да
же небольшие цехи нередко принимали постоянные меры для благосос
152
тояния своих членов. Венецианские пекари устроили приют в бедном
квартале Санта Мария дель Орто для пекарей, которые оказались инва
лидами или временно лишились работы не по своей вине. В то же время
и вне официально признанных гильдий многие братства оказывали точ
но такое же содействие ремесленникам, которых цехи не защищали.
)тим занимались уже упомянутые общества поденщиков и многочислен
ные “братства”, зарегистрированные городскими властями Брюсселя в
XV в.; они осуществляли страхование бедноты. После минимального сро
ка членства (один год в братствах ножовщиков и сапожников, три года у
кузнецов и цирюльников) эти клубы гарантировали выплату во время бо
лезни одного из членов (обычно и его жены) еженедельного пособия, как
правило равнявшегося годовому взносу. В середине XV в. флорентийская
беднота, занятая в производстве шелка, просила у своего старшего цеха
позволения образовать подобное благотворительное общество.
Иностранные ремесленники, терпевшие всяческие притеснения от
официальных цехов, тоже создавали братства взаимопомощи, например,
фламандские и немецкие иммигранты в Лондоне и Флоренции. В позд-
песредневековом городе опасность безработицы или болезни преследо
вала и мастеров и поденщиков, и обе группы участвовали в образовании
повой категории городских низов в этот период. Отличаясь от широко
го слоя собственно нищих своим цеховым самосознанием, ремесленники,
временно впадавшие в нужду, представляли собой новую, “стыдливую
бедноту”, и помощь им означала спасение от страшного нищенского
унижения. Основание собственных братств было самой надежной защи
той от такой участи, хотя в некоторых итальянских городах этот фено
мен получил еще более широкое признание и привел к развитию обще
ственной благотворительности в пользу poveri vergognosi.
Таким образом, в городах позднего средневековья ремесленники
создали множество ассоциаций и влиятельных групп. Не имея многих
преимуществ, что конечно же сковывало их возможности, скромные
труженики все же не были полностью лишены ни права голоса, ни вли
яния, ни способности помочь самим себе. Чтобы верно оценить декре
ты городских властей и постановления цеховой верхушки, их надо ин
терпретировать не столько как заявления ex cathedra, сколько как уча
стие в развитии диалога.
С учетом всего разнообразия цеховых организаций и братств мир
организованного труда в средневековом городе был обширен. Однако
ни один обзор данного предмета не должен пренебрегать тем фактом,
что из этого мира была исключена неопределенная, но весьма значи
тельная часть городского населения, всегда стоявшая на более низком
социальном уровне, чем временно безработные и poveri vergognosi. Ка
ждое общество само определяет свои границы, и жители городов позд
него средневековья, которым все чаще угрожали безродные и необу
ченные пришельцы, все более жестко проводили черту, за которой
оказывались мелкие преступники, проститутки, калеки и вечные без
работные. В этом крайне неприглядном запредельном мире (символич
но, что он существовал в основном на задворках, в городских предме
стьях) почти не было никаких объединяющих форм, которые могли бы
смягчить ужасную действительность с ее нищетой и недугами.
153
При том, что цеховые организации обвинялись в отрешенности от
более широкого мира общественного труда в средневековом городе
и, как я доказывал выше, напрасно, - еще чаще их упрекали в том, что
своей якобы реакционной экономической политикой они душили тех
но логические нововведения и коммерческое предпринимательстве).
Как правило, при тщательном рассмотрении, этот довод столь же не
убедителен, как и первый. Прежде всего, цеховые организации никогда
не обладали экономической монополией. Во многих городах среднего
и малого размера вообще не имелось формальных цехов. Во всех горо
дах существовали районы юридического иммунитета - предместья,
церковные земли - где применение цеховых уставов могло быть лишь
эпизодическим. Некоторые новые производства позднего средневеко
вья, в частности изготовление бумаги и книгопечатание, долго действо
вали без намека на цеховые организации. На низшем уровне городской
экономики, у уличных торговцев и продавцов пива, мелкая коммерци
ализация проходила почти без всякого воздействия со стороны офици
альных цеховых правил. Да и за пределами города в течение всего сре
дневековья сохранялись более или менее неофициальные отношения
сельского рынка, подчеркивая уникальное значение городской торгов
ли. С другой стороны, там, где цехи существовали, внимательный ана
лиз показывает, что они могли играть любую роль, кроме чисто нега
тивной в ее традиционном восприятии. На самом деле a priori нам сле
довало бы ожидать от организаций, зачастую доживших как минимум
до конца “Старого режима”, определенной меры изобретательности и
гибкости.
То, что цеховые уставы не всегда сдерживали производство, можно
проследить по документам строительных ремесел в позднесредневековых
Нидерландах. Правда, во многих случаях уставы прямо запрещали круп
номасштабные вложения, но внутри цехов все-таки четко выделялась гос
подствующая группа “патронов”, которые делили между собой крупные
заказы, контролировали поставки сырья и распоряжались рабочей силой.
Цеховые уставы никогда не запрещали конкуренцию; они лишь пытались
ее регулировать. И хотя большинство индивидуальных предприятий оста
вались небольшими (это давало немалое преимущество владельцам, ибо
они не так зависели от краткосрочных рыночных колебаний), всегда мож
но было прибегнуть к сотрудничеству между мастерскими.
Убедительный довод насчет ложности утверждения о бесплодии
производства из-за цехового регулирования можно найти в мире искус
ства раннего Ренессанса. Стремление новейших дельцов и искусствове
дов приписывать картины кисти известного мастера нередко скрывало
от нас реальный мир фламандских и итальянских художников XIV-
XV вв. Большой алтарь флорентийской церкви Сан Пьер Маджоре,
оконченный в 1370/71 г. и обычно приписываемый одному мастеру -
Якопо ди Чоне - при анализе документов и самой живописи предстает
вполне типичным произведением целого ряда различных авторов, ху
дожников, резчиков и позолотчиков, так что работа должна была пе
реноситься из одной мастерской в другую до ее окончательной уста
новки. Тосканские живописцы и резчики полностью интегрировались в
цеховую структуру; и все же из нее могло появиться такое великолеп-
154
мое творение, как огромный алтарь Сьенского собора, завершенный
Дуччо и его соратниками в 1311 г.
Произведения искусства опять же свидетельствуют о способности
средневековых ремесленников в рамках своего цеха откликаться на по
требности растущего рынка (при сокращении рабочей силы) и вводить
элементы массовой продукции. Технический анализ резных рам для не
больших картин духовного содержания, которые пользовались спро
сом в Италии в XIV в., обнаружил использование стандартных прие
мов. В мастерских фламандских художников XV в., как известно, при
менялись трафареты (копирование с помощью угля) для ускорения
производства. В позднее средневековье растущий у зажиточных ремес
ленников спрос на относительно дешевые предметы обихода, вроде
оловянной посуды и расписных портьер, вполне мог вызвать похожие
процессы в соответствующих ремеслах.
Наконец, пример искусства привлекает особое внимание к треть
ему аспекту позднесредневекового производства, к которому экономи
ческие историки почти не обращаются - к вопросу качества. Поддер
жание хорошего качества звучит постоянным призывом в средневеко
вых цеховых уставах, хотя историки нередко усматривали в нем всего
лишь предлог для притязаний на монополизм. Однако качество про
дукции в самом деле прямо связано с выбором потребителя на рынке.
Хотя контроль над качеством являлся далеко не единственной заботой
цеховой организации, он применялся на рациональной экономической
основе. Без учета этого обстоятельства местный рынок всегда мог под
вергнуться наплыву товаров из городов-соперников.
В заключение следует подчеркнуть значительную гибкость, прояв
ленную цеховыми организациями средневековых городов Европы.
Они не были ни монолитными, ни врожденно реакционными. Скорее,
они были более или менее приспособлены для обсуждения условий
трудовых отношений как с собственными членами, так и с внешними
группами. Признание распространенности таких рабочих ассоциаций
за пределами официальных цехов поможет нам хотя бы отчасти при
дать практический смысл документам более поздних организаций. Че
рез свои связи с братствами сами цехи обеспечивали своим членам ка
питалы, кредиты и материальную и духовную безопасность. В конце
концов эти организации сохранились вплоть до XVIII в., применяясь к
новым обстоятельствам. Как я уже отмечал, необходимо освободить
историю средневековых трудовых отношений от идеологической поле
мики. Но в то же время еще может статься, что опыт средневекового
города по согласованию определенной саморегуляции и с полномочия
ми государства, и со свободным действием рынка каким-то образом бу
дет полезен в конце XX столетия.
ЛИТЕРАТУРА
Barron CM. The parish fraternities of medieval London // The church in Pre-
Refoxmation Society / Ed. by Barron C.M. and Harper-Bill C. Woodbridge, 1985.
Ben-Amos I.K. Failure to become freemen: urban apprentices in early modern
England // Social History. 1991. № 16.
Cohn S.K. The Laboring Classes in Renaissance Florence. N.Y., 1980.
155
Coornaert E. Les Ghildes m6di6vales (Ve-XIVe siecles): D6finition. Evolution //
Revue Historiques. 1948. T. CXCIX.
Coornaert E. Les corporations en France avant 1789. 2- ed. Paris, 1968.
Corporazioni e mondo del lavoro neH’Italia padana medievale. Bologna, 1988.
Gouron A. Le r6glementation des m6tiers en Languedoc au Moyen Age. G6ncvi\
P., 1958.
Mackenney R. Tradesmen and Trades: The World of the Guilds in Venice and
Europe (ca. 1250 - ca. 1650). L., 1987.
Nicholas D M . Town and Countryside: Social, Economic and Political Tensions in
Fourteenth-Century Flanders. Bruges, 1971.
Oexle O.G. Die mittelalterliche Zunft als Forschungsproblem // Blatter lilt
deutsche Landesgeschichte. 1982. Bd. CXVIII.
Phythian-Adams C. Desolation of a City: Coventry and the Urban Crisis o f the Lair
Middle Ages. Cambridge, 1979.
Pini A.I. L ’associonismo medievale: comuni e corporation^ Bologna, 1976.
Reyndols S. An Introduction to the History of English medieval towns. Oxford,
1977.
Reyndols S. The writing of medieval urban history in England // Theoretisclir
geschiedenis. 1992. № 19.
Romano D. Patricians and Popolani: The Social Foundations of the Venetian
Renaissance State. Baltimore, 1987.
Rosser G. London and Westminster: the suburb in the urban economy in the Lair
Middle Ages // Towns and Townspeople in the Fifteenth Century / Ed. by J.A.F.
Thomson. Gloucester, 1988.
Simon-Muschied K. Basler Handwerksziinfte im-Spatmittelalter. Bern, 1988.
Sosson J.P Structures associatives et гёаШё socio-dconomiques dans Г artisanal
d ’art et du batiment aux Pays-Bas (X lV e-X V e siecles) // Artistes, artisans et production
artistique au Moyen Age. P., 1986.
Swanson H. Medieval Artisans. Oxford, 1989.
Thrupp S.L. The guilds // Cambridge Economic History of Europe. 1963. Vol. Ill,
Veale E. Craftsmen in the economy of London in the fourteenth century // The
English Medieval Town 1200-1540 / Ed. by Holt R., Rosser G. L., 1990.
Veale E. The “Graet Twelve” mistery and fraternity in thirteenth-century London.
// Historical Research. 1991. Vol. 44.
РЕМЕСЛО И РЕМЕСЛЕННИКИ
В ГОРОДАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ИСПАНИИ
НА РУБЕЖЕ XII—XIII ВЕКОВ
© С.Д. Червонов
156
ре традиционно именуется эта группа памятников) являются важней
шим источником по истории городского ремесла, тем более что мате
риалы другого типа, в первую очередь документальные, крайне скуд
ны. Кроме этого, обращение к фуэро важно и по причинам иного хара
ктера. Сторонники точки зрения об уникальности кастильского город
ского строя, не связанного будто бы с торгово-ремесленными сторона
ми экономики, как правило, ссылаются на фуэро, где, действительно,
число статей, посвященных поземельным отношениям, земледелию и
скотоводству, значительно превосходит число статей, регулирующих
ремесло и торговлю. Мы считаем, что фуэро, в силу своего характера
и назначения, не может служить материалом для количественных оце
нок такого рода и в первую очередь должно быть объектом качествен
ного анализа. Свой вариант этого анализа мы хотели бы предварить
некоторыми источниковедческими замечаниями.
Во-первых, фуэро (в частности, фуэро Куэнки) записывались
вскоре после завоевания и заселения города. Следовательно, наиболее
актуальными задачами законодателей были наделение горожан зем
лей для поселения и урегулирование поземельных отношений в горо
де. В связи с этим должны были “разрастись” соответствующие разде
лы фуэро.
Во-вторых, как и всякий законодательный свод в классовом обще
стве, фуэро в первую очередь служили интересам определенных соци
альных групп города, которые обладали там властью и в помощи кото
рых нуждалась корона, производившая кодификацию права. Юридиче
ские нормы, благодаря которым осуществлялась эта функция фуэро,
должны были быть особенно глубоко и подробно разработаны. В го
родах Центральной Испании такой социальной группой были город
ские кабальеро, в хозяйственных занятиях которых видную роль игра
ло скотоводство. Нельзя не учитывать этого, объясняя большое коли
чество статей фуэро, посвященных организации выпаса скота, его ох
ране и т.п.
Наконец, необходимо помнить о том, что фуэро - это, в первую
очередь, судебник. В нем находили отражение главным образом те сто
роны городской жизни, которые были непосредственно связаны с пра
воотношениями, пропорционально сложности последних. Поясним эту
мысль на двух примерах. Продажа земельного участка сопровождает
ся более сложной юридической процедурой, порождает больше пово
дов для судебного разбирательства, чем продажа, например, пары баш
маков на рынке или их изготовление в мастерской. Работа ремесленни
ка, изготовляющего продукцию для продажи, сама по себе не создает
правоотношения. Другое дело - работа на заказ, которая связана с сум
мой двухсторонних обязательств ремесленника и заказчика. Соответ
ственно вопросы регулирования торговли землей и работы ремеслен
ника на заказ находили в фуэро более полное отражение, чем работа
ремесленника на рынок, а также производство дешевых предметов по
вседневного спроса и торговля ими.
~ В силу этих соображений представляются неверными заключения
некоторых историков, которые на основании одного лишь количест
венного соотношения статей, касающихся землевладения, скотоводст
157
ва и ремесла, делают вывод об аграрном характере городской эконо
мики или, сравнивая число статей, где говорится о работе ремесленни
ка на заказ и на рынок, заявляют^что последняя не имела существен
ного значения. Тексты фуэро, как мы увидим ниже, дают основания
для несколько иных выводов.
При разборе памятников мы стремились прежде всего получить
сведения относительно степени разделения труда между отдельны
ми ремеслами и внутри них, технологии ремесленного производства,
его организации, связи с рынком, элементов цеховой организации,
взаимоотношений ремесленников с прочими горожанами и город
скими властями. Информация фуэро по этим вопросам нередко
скудна, однако в целом, по нашему мнению, представляет несомнен
ный интерес.
Ремеслу посвящена главным образом XLII глава фуэро Куэнки.
Отдельные упоминания о нем содержатся и в других разделах, а также
в таможенном тарифе, представляющем собой XLIV главу памятника.
Какие ремесленные профессии были обычными в городе? Это
ткачи, кузнецы, сапожники, портные, скорняки, строители, плотни
ки, каменщики, кровельщики, гончары, ювелиры, мясники, дровосе
ки, носильщики, аптекари, переписчики книг, пекари. В одной из ру
кописей фуэро есть статья, где фигурируют, кроме того, шорники,
изготовители ножен, уздечек и шпор, рыбники. Некоторые ремесла
и промыслы упоминаются в фуэро лишь косвенно. Так, среди това
ров, упоминаемых в таможенном тарифе, есть медь, олово и стекло,
покупателями которых были, очевидно, ремесленники соответству
ющих специальностей; ввоз в город шелка-сырца, также упомянуто
го в таможенном тарифе, культивация тутового дерева ради его ли
стьев говорят о производстве в городе шелковой нити и, возможно,
ткани.
В городах имелись и оружейники, хотя они и не упоминаются в фу
эро. Мы вправе заключить это, поскольку каждый участник городско
го войска и ополчения, т.е. каждый домохозяин в городе, должен был
иметь оружие, номенклатура которого достаточно разнообразна. Пол
ное отсутствие в таможенном тарифе предметов вооружения свиде
тельствует о незначительном их импорте.
Список ремесленных профессий, обычных в городах Центральной
Испании, можно существенно расширить на основании других фуэро.
Так, среди жителей Пласенсии были изготовители арбалетов и косто
резы, Корин - сыроделы, Мадрида - столяры, бондари и кожевники,
Сории - углежоги, Саламанки - мастера по изготовлению щитов. Сви
детельства о некоторых ремеслах содержатся в актовом материале, где
речь идет о добыче соли в окрестностях Куэнки и Теруэля и упомина
ются также колесники, ножовщики, старьевщики. Уже это простое пе
речисление говорит о довольно разносторонне развитом ремесле, ко
торое обеспечивало жителей города и округи предметами повседнев
ного потребления.
Рассмотрим теперь сведения о технологии и организации ремес
ленного производства. Очевидно, что городское ремесло не только
обособилось от сельского хозяйства, но и достигло заметной степени
158
специализации. Так, одни гончары делали кирпич и черепицу, другие -
глиняную посуду; фуэро Куэнки различает кузнецов, подковывавших
лошадей и мулов, и кузнецов в собственном смысле слова, которые де
лали мотыги, лемехи и т.п. Упоминаются также ювелиры. Кроме того,
как уже говорилось, можно предположить наличие в городе оружейни
ков, кузнецов по олову и меди. В Саламанке ferreros делали подковы и
гвозди, a ferradores производили окончательную их подгонку и подко
вывали лошадей и мулов. В Алькала де Энарес, помимо сапожников
(zapateros), были еще abarqeros, изготовлявшие особого вида обувь из
сыромятной кожи.
На специализации в области текстильного производства источник
позволяет остановиться более подробно. Эта отрасль городской эко
номики получила, по-видимому, особенно большое развитие. Здесь
ткали шерстяные, конопляные, льняные, возможно, шелковые ткани.
Сырье для всех этих видов текстиля могло быть как местного произ
водства, так и привозным (упоминается в таможенном тарифе). Наи
большее распространение здесь получило, однако, сукноделие. Кро
ме ткачей, которые были заняты, очевидно, производством льняных,
конопляных, шелковых и простых (не предназначенных для перера
ботки под сукно) шерстяных тканей, фуэро упоминает сукновалов и
сукноделов. Последние ткали основу для сукна, передавали ее сукно
валу для валяния и стрижки, а затем красили готовое сукно. Сукновал
отвечал за качество работы перед сукноделом, а сукнодел - перед за
казчиком.
Откуда же бралась пряжа, которую получали от заказчика ткач и
сукнодел? Прямо об этом в фуэро не сказано, однако из статьи II, 32 яс
но, что прядение и ткачество нередко осуществлялись горожанками (и,
вероятно, крестьянками) дома, как подсобный промысел. В кастиль
ском городе практиковалось также расчесывание и прядение шерсти за
вознаграждение.
Непосредственно о технологии текстильного ремесла в фуэро
сказано также очень немного. Сравнительно полную информацию
мы имеем лишь относительно изготовления сукна. Основу для него
ткали на четырехпедальном станке, который для того времени был
образцом передовой текстильной техники. На таком станке работали
вдвоем.
Судя по описанной в фуэро технологии, основа для сукна должна
была получаться высококачественной. После механической обработки
сукно подвергалось выделке специальным составом, куда входили жи
ры и особый сорт глины. Затем сукно сушили на специальном станке.
После стрижки сукно красили, причем, во избежание брака, запреща
лось в одном чане красить более трех кусков сукна одновременно. Су
дя по таможенному тарифу Куэнки, упоминающему различные краси
тели, можно заключить, что в городе производили синие, голубые, бе
лые, черные, желтые, красные ткани различных оттенков. Наряду с
относительно дешевыми пигментами, которые могли изготавливаться
из местных растений (сумах, чернильный орех, шафран), использова
лись и очень дорогие красители (индиго, кошениль и др.). Только ли
сукна изготовлялись в Куэнке? Очевидно, нет. Кроме шерстяных, там
159
делали льняные, конопляные, шелковые ткани. При арабах в Куэнкг
производили шерстяные ковры высокого качества. С XIII в. об этом
ремесле уже не сохранилось упоминаний, однако в некоторых других
городах Центральной Испании ковры продолжали делать и после кас
тильского завоевания. В Молине, Алькала де Энарес, Мадриде изгото
вляли picotum - грубое сукно и другие шерстяные ткани: buriello, blan
quet, trapo gordo.
Вопрос об организации ремесла мы уже отчасти затронули. Рас
смотрим более подробно характер взаимоотношений мастера и заказ
чика. Выше уже упоминалась точка зрения, согласно которой фуэро
Куэнки и родственные ему памятники фиксируют относительно низ
кую ступень развития ремесла - работу не на рынок, а на заказ. Кроме
соображений источниковедческого характера, такому мнению можно
противопоставить и данные, содержащиеся непосредственно в тексте
фуэро. Действительно, заказчик фигурирует почти во всех немного
численных статьях законодательства Куэнки, посвященных ремеслу.
Но какова его истинная роль в производстве? Он приглашает мастера
для строительства дома, моста, мельницы, поручает ему переписать
книгу, подковать коня или мула, изготовить ювелирное изделие, сшить
одежду, обувь, меховую вещь. Нетрудно заметить, что все это работы,
которые в силу своего характера делались преимущественно на заказ.
Однако и в этих статьях имеются указания о работе ремесленников
на рынок. Так, в статье XLII, 4 описано два типа деятельности ремес-
ленника-кузнеца: с одной стороны, он изготавливает изделие к опреде
ленному дню, за условленную цену и, по-видимому, из материала заказ
чика. С другой стороны, из текста ясно, что он мог делать различную
продукцию (лемехи, косы, ножи) на продажу. На продажу производят
свою продукцию и гончары-горшечники. Если латинская редакция фу
эро Куэнки оставляет некоторые сомнения относительно характера
связи ремесленника с рынком, то упоминавшаяся уже статья Валенсий
ского кодекса отвечает на этот вопрос совершенно определенно: она
предписывает всем ремесленникам города в рыночный день закрывать
свои лавки и отправляться для торговли на рынок. Аналогичное распо
ряжение содержится в статье 662 фуэро Пласенсии. Явно было ориен
тировано на рынок и бондарное производство: в Куэнке и ряде других
городов бочки - это единственный товар, на который в таможенном
тарифе специально установлена вывозная пошлина. Кроме того, в этих
городах запрещалось вывозить за пределы городского округа деревян
ные обручи для бочек и дерево, пригодное для их изготовления, чтобы
стимулировать развитие бондарного ремесла. Очевидно, похожими со
ображениями руководствовались и составители фуэро Мадрида, запре
щая вывоз из города кож.
В чем была специфика взаимоотношений между мастером и заказ
чиком в сфере текстильного производства? Нам представляется, что
схема этих отношений, описанная выше, может соответствовать трем
типам организации производства:
1. Ткань производится для собственного потребления заказчика
предназначенная для нее пряжа или шерсть (в небольшом количестве)
покупается или же производится в его хозяйстве.
160
2. Заказчик скупает шерсть относительно крупными партиями, а
ютовую ткань продает.
3. Заказчиком является крупный производитель сырья. Значи
тельная часть изготовленной ткани в этом случае должна была про
даваться.
К сожалению, источник не позволяет надежно сопоставить эти
возможности. Ясно, однако, что оснащение ткацких, сукновальных,
красильных мастерских таким дорогостоящим оборудованием, как
четырехпедальные станки, сукновальные мельницы, красильные ча
ны, где можно было окрашивать три и более штук сукна сразу, за
купка ценных красителей и т.п. требовали больших расходов. Доба
вим также, что, судя по таможенным тарифам, в Куэнку и другие ис
панские города в заметном количестве ввозились высококачествен
ные импортные ткани. Ввиду всего вышесказанного, сукноделие
могло быть рентабельным, лишь располагая большим количеством
заказов. Эти соображения показывают, что первый вид организации
текстильного производства вряд ли мог быть в Куэнке основным, хо
тя, вероятно, встречался на практике. Если же мы допустим, что сук
ноделы имели дело с относительно крупными заказами, то сама фор
ма работы на заказ окажется во многом иллюзорной: заказчик в
этом случае выступает лишь посредником между мастером и рын
ком. Разумеется, ткач мог и сам продавать свою продукцию на рын
ке. Прямые свидетельства об этом имеются в фуэро Алькала де Эна-
рес и Корни.
Важные сведения относительно организации сукноделия содер
жатся в фуэро Теруэля. Статья 354 запрещает арендовать и затем за
крывать сукновальные мельницы. “Это установлено потому, что в го
роде не раз случалось, что один человек или двое арендовали все сук
новальные мельницы, потом некоторые из них закрывали, а другие ос
тавляли работать”. Здесь мы видим или ремесленников, стремящихся
уничтожить конкуренцию, или купцов, старающихся подчинить целую
отрасль городского производства. В любом случае результатом опера
ции, которую стремятся запретить законодатели, является образование
подобия централизованной компании, существование которой вряд ли
возможно при низком уровне развития ремесла.
Таким образом, работа на заказ вовсе не была единственной фор
мой организации городского ремесла в Центральной Испании. Фуэро
показывают, что таких форм было несколько: работа на заказ, на ры
нок, домашнее ремесло и даже, как в Теруэле, стремление к монополии
в сукнодельческом производстве.
Рассмотрим теперь отношения между ремесленниками. Было ли в
Центральной Испании разделение на мастеров, подмастерьев и учени
ков? Принимали ли участие в ремесленном производстве наемные ра
ботники? Существовала ли в городе цеховая организация? Сведений по
этим вопросам в фуэро очень мало. Так, в статье XLII, 1 фуэро Куэнки
ремесленник (artifex, opifex) именуется также magister (мастер). Этот
термин сам по себе не предполагает наличия учеников или подмастерь
ев. Однако в других фуэро мы находим более точные указания. В Пла-
сенсии мастер имел право побить своего ученика и даже в случае его
6 Город..., том 2 161
смерти от побоев освобождался от наказания, если приносил клятву,
что сделал это не со зла. Часто упоминаются в фуэро наемные работ
ники. Можно предположить, что относительно крупные мастерские,
например, текстильные, вряд ли могли обходиться без привлечения рм
бочей силы со стороны. Вероятно также, что именно с наемными ра
ботинками (или подмастерьями) пекарен мы встречаемся в ста
тье II, 31, где наряду с хозяином печи упоминаются пекари.
Прежде чем ставить вопрос о наличии профессиональных объеди
нений ремесленников в испанских городах, необходимо выяснить, дей
ствовали ли там те же экономические факторы, которые в других го
родах Европы, наряду с факторами социальными, вели к образованию
цехов - стремление нейтрализовать конкуренцию, стандартизовать
продукцию, создать наиболее выгодные условия для ее сбыта. Матери
алы фуэро побуждают ответить на этот вопрос положительно. Ста
тья XIII, 12 предписывает каждому, кто обнаружит в пределах город
ского округа “ремесленника-чужака”, задерживать его и требовать
штраф. “Это установлено, - говорится в фуэро, - чтобы ремесленники-
горожане больше зарабатывали”. Регламентация качества продукции
отражена почти во всех статьях о ремесленниках. Как правило, за пло
хо выполненную работу мастер подвергался штрафу. В некоторых слу
чаях он должен был бесплатно переделывать свое изделие. Сама по се
бе специализация ремесленников в условиях относительно узкого рын
ка и нехватки сырья порождала тенденцию к монополизации права за
нятия отдельными ремеслами, к складыванию особых прав и привиле
гий отдельных профессий. Так, в Саламанке железо мог покупать
лишь тот, кто обрабатывал его в своей кузнице. С другой стороны, fer-
reros, производившие первичную обработку металла, были обязаны
продавать свои изделия только ferradores. Таким образом, устанавлива
лась монополия мастеров, владевших своей кузницей, на металлообра
ботку и разделение функций между двумя разрядами кузнецов.
Непосредственных свидетельств о наличии зачатков профессио
нальных организаций в фуэро немного. Упоминается старейшина баш
мачников, который совместно с муниципальным чиновником наблюда
ет за качеством изготовляемой обуви. В статье XII, 11 упоминается ка
кое-то братство (confratria). В текстах XIII в. этот термин нередко озна
чает “цех” Как и везде в Европе, ремесленники одной профессии час
то селились вместе: в Куэнке была улица Красильщиков, в Авиле -
улица Шорников и т.п.
К середине XIII в., особенно на севере Испании, тенденция к обра
зованию цехов стала совершенно очевидной. Тем не менее она не смог
ла укорениться, поскольку против нее энергично выступила королев
ская власть. Так, в “Семи Партидах мудрого короля дона Альфонсо”
осуждается такая практика, когда “ремесленники договариваются меж
ду собой, по каким ценам они будут продавать вещи, которые изготов
ляют. И еще устанавливают, чтобы их ремеслом не занимался никто из
тех, кого они не приняли в свои товарищества. И еще договариваются
о том, что никому не будут открывать своего ремесла, а только своим
потомкам” Здесь мы видим отражение типичных цеховых порядков:
монополию на занятие определенным ремеслом, с которым связан
162
Xunftzwang, ревнивую охрану профессиональной тайны, передачу ре
месленных навыков от отца к сыну.
Очевидно, такого рода объединения существовали и в городах
I [Центральной Испании. В 1244 г. Фернандо III приказал распустить в
Куэнке все братства и “злоумышленные сообщества”, разрешив лишь
существование религиозных братств. Членам запрещаемых организа
ций вменялось в вину то, что они устраивают тайные сговоры и выби
рают себе алькальдов. Антицеховые постановления иногда встречают
ся и в фуэро. Так, в Альба де Тормес кузнецам разрешалось объеди
няться в “компании” не более чем по двое. Во второй половине XIII в.
цехи неоднократно запрещались кортесами (1258, 1268). Таким обра
зом, профессиональные организации ремесленников в городах Цент
ральной Испании, не успев окрепнуть, были уничтожены совместными
усилиями короны и городской верхушки. Общее руководство регули
рованием ремеслом окончательно перешло к муниципальным советам -
консехо; в городах Центральной Испании сложилась система, которая
в литературе именуется свободным ремеслом.
Контроль консехо в сфере профессиональной деятельности ремес
ленников выражался в установлении системы мер и весов, а также
стандартов качества отдельных видов продукции. Обычно оценка ка
чества продукции производилась альмутасафом - чиновником, надзи
равшим за ремеслом и торговлей. Нередко в фуэро фиксировались и
техно логические предписания относительно того, с каким материалом
и каким инструментом должен работать ремесленник.
Другая группа установлений регулирует отношения между ремес
ленником и заказчиком. В них предусмотрена ответственность мастера
за своевременность и качество исполнения заказа, за фальсификацию
и кражу сырья, ответственность заказчика за своевременный выкуп из
делия. В целом соответствующие статьи фуэро “производят впечатле
ние, что они продиктованы чувством недоверия к ремесленнику и забо
той о защите от его злоупотреблений интересов потребителя” Как
правило, ответственность мастера в отношениях с заказчиком гораздо
более обременительна (он мог подвергнуться крупному штрафу, судеб
ному преследованию), чем ответственность заказчика, которая, кстати,
фиксировалась далеко не всегда.
В ряде случаев фуэро нормируют оплату труда ремесленника, ко
торая, как правило, была крайне невысока. Так, если кузнец подковы
вал коня или мула, употребляя при этом гвозди и подковы заказчика,
он получал за это 1/2 денария, в то время как фунт рыбы на рынке сто
ил от 6 до 12 денариев.
Наконец, как мы уже говорили, фуэро в некоторых случаях уста
навливают порядок снабжения ремесленников сырьем, предусматрива
ют меры по недопущению в город ремесленников-чужаков, запрещают
профессиональные организации ремесленников, регулируют вопросы
экспорта и импорта сырья и ремесленных изделий.
Следует ли оценить такое законодательство как более благопри
ятное для развития ремесла, чем цеховые порядки? Очевидно, нет. Ра
зумеется, в нем имелись некоторые положения, выгодные ремеслен
никам. Однако такого рода установления практиковались и при цехо
6* 163
вом строе. С другой стороны, фуэро включают в себя статьи, пред у
сматривающие регламентацию технологического процесса, исходя
щую не от самих ремесленников, а от городского совета, низкие стам
ки оплаты труда, неравноправие мастеров в отношениях с заказчика
ми, запрет профессиональных объединений, защищающих права ре
месленников. В этом отношении фуэро невыгодно отличаются от це
ховых статутов.
Что касается личных и политических прав ремесленников, то еле
дует отметить, что фуэро конца XII - начала XIII в. не выделяют их и
особую сословно-правовую группу. Зажиточный ремесленник, у кото
рого хватало средств для покупки оружия и боевого коня, мог, - и, бо
лее того, был обязан - стать городским кабальеро, т.е. представителем
привилегированной прослойки горожан. Имеются свидетельства пер
вой четверти XIII в. об участии ремесленников в органах городского
управления. Однако это положение начало быстро изменяться с сере
дины XIII в. Именно в это время параллельно с запрещением профес
сиональных организаций ремесленников в Центральной Испании про
исходит их отстранение от административной власти в городе. Муници
пальные должности резервировались теперь только за городскими ка
бальеро; однако в законодательстве середины века уже специально
оговаривалось, что ремесленники не могут быть кабальеро. Кроме то
го, специальными актами королевской власти устанавливалось, что
они не имеют права занимать важные муниципальные должности. Так,
в упомянутой уже привилегии Фернандо III консехо Куэнки (1244) ска
зано, что ремесленник не вправе претендовать на пост городского су
дьи, поскольку судья несет ответственность за городское знамя, а если
оно попадет в руки человека “бедного или подлого”, то от этого может
произойти большое бесчестье для консехо. Посему судьей может быть
только “добрый и честный кабальеро” Примерно в это же время один
из кабальеро Авилы написал так называемую “Хронику заселения
Авилы”, где отношения кабальеро и ремесленников города определе
ны следующим образом: «’’serranos” (так автор хроники называет ка
бальеро - С.Ч.) считают, что именно они - истинные кастильцы, и
знать не хотят никаких ремесленников, а признают только кабальеро и
эскудеро; их всегдашнее занятие - служба в коннице, и они никогда не
вступают в браки с ремесленниками... и не будут с нцми смешиваться
ни за что на свете».
К концу XIII - началу XIV в. предписания относительно ремеслен
ников становятся еще более жесткими. Так, в Сепульведе им запреща
лось занимать какие бы то ни было муниципальные должности. Кроме
того, появляются нормы, дискриминирующие ремесленников уже и в
личных правах: им запрещалось возбуждать иск против консехо, а за
попытку сделать это устанавливался высокий штраф.
Таким образом, во второй половине XIII в. происходят важные и
неблагоприятные изменения в положении ремесленников Централь
ной Испании (и всего королевства Кастилия). Причины этих изменений
требуют отдельного тщательного рассмотрения, однако ясно, что им
способствовали некоторые внешние факторы. Так, активизация Ре
конкисты в середине XIII в. привела к усилению политических позиций
164
городских кабальеро - важнейшего отряда кастильской конницы; уча
стие в военных действиях открывало путь в ряды этого слоя наиболее
зажиточным из ремесленников. Присоединение богатейших торгово-
ремесленных мусульманских городов (Кордова, Севилья, Мурсия и др.)
на некоторое время обеспечило нужды страны в ремесленной продук
ции, а это не способствовало тому, чтобы корона заботилась о разви
тии ремесла в “исконных” кастильских городах. Во второй половине
XIII в. быстро растет внешняя торговля Кастилии. С одной стороны,
это ведет к усилению конкуренции местного сукноделия с продукцией
французского, итальянского и испано-мусульманского ремесла. С дру
гой стороны, Кастилия начинает в огромных количествах вывозить за
границу шерсть, что сужает сырьевую базу местного текстильного
производства, усиливает экономические и политические позиции тех
групп населения Кастилии, которые были связаны с овцеводством
(феодалы, церковь, городские кабальеро).
Таким образом, после Великих завоеваний Кастилии и Арагона ре
месло Центральной Испании развивается в крайне неблагоприятных
условиях. Однако не следует, по нашему мнению, экстраполировать та
кой вывод на предшествующий период и утверждать, как это нередко
делается в зарубежной историографии, что города этого региона с мо
мента своего возникновения в ходе Реконкисты существовали лишь
как военно-аграрные поселения. Анализ фуэро конца XII - первой по
ловины XIII в. не дает оснований считать ремесло в городах Централь
ной Испании слаборазвитым, зачаточным или малозначительным.
Важнейшие его качественные характеристики - уровень дифференциа
ции, технология производства, организационные формы - вполне соот
ветствовали тому уровню, какого достигло к этому времени ремесло в
средних и мелких городах Западной Европы.
ЛИТЕРАТУРА
Корсунский А.Р. История Испании IX— XIII вв. М., 1976.
La ciudad hisp£nica. Madrid, 1985-1987. T. 1-3.
Concejos у ciudades en la Edad Media hispanica. Madrid, 1990.
Gautier Dalche J. Historia urbana de Leon у Castilla en la Edad Media. Madrid,
1979.
Gonzalez J. El reino de Castilla en epoca de Alfonso VIII. Madrid, 1960.
Gutierrez Nieto J.J. Tipologia de los movimientos sociales del siglo XII en Leon у
Castilla/ / Hispania. Madrid, 1979. № 141.
Irradiel Murugarren P Evolution de la industria textil castellana en los siglos
XIII-XVI. Salamanca, 1974.
Sanchez Alhornoz Cl. Espana. Un enigma historico. Barcelona, 1973.
Valdeavellano L.G. de. Ongenes de la burguesia en la Espana medieval. Madrid,
1969.
165
НАЕМНЫЙ ТРУД И ТРУДОВАЯ ЭТИКА
В РЕМЕСЛЕННЫХ ЦЕХАХ ШВЕЦИИ:
УСТАВНЫЕ ПРИНЦИПЫ
Ремесленные подмастерья
Институт подмастерьев - характерное явление городской жизни
средневековой Европы (перешедшее затем и в новое время). Он инте
ресен в ряде аспектов, но в данном случае речь пойдет прежде всего о
том, как реализовались в этом институте характерные для эпохи, горо-
© А.А. Сванидзе
166
да, городского ремесла формы труда. К сожалению, вопросы о числе
подмастерьев в разных ремеслах, о месте подмастерьев в процессе про
изводства и в цеховом братстве, о нормах и формах эксплуатации, зар
плате и т.п. - эти вопросы, важнейшие для данной темы, чаще всего не
имеют точного количественного решения и могут быть освещены
лишь путем качественного анализа.
Все известные цеховые условия городских ремесленников Швеции
рассматриваемого периода включают пункты о положении и обязанно
стях подмастерьев. В ряде цеховых уставов оговаривается и наиболь
шее число подмастерьев у каждого мастера: не более трех у сапожни
ка, двух - у ювелира (и еще 1-2 - на время выполнения большого и
срочного заказа), один - у мясника, один - у каменщика (но не постоян
но, а в случае необходимости). С другой стороны, в судебных протоко
лах Стокгольмского магистрата (Tankebocker) XV в. упоминается по са
пожной специальности 42 мастера и лишь 7 подмастерьев, по ювелир
ной - 25 мастеров и 6 подмастерьев, по специальности мясника - 15 ма
стеров и 1 подмастерье. Можно высказать ряд соображений о том, по
чему какие-то категории горожан больше отражены в судебных про
токолах, а другие - менее. Но все же нельзя избавиться от впечатления,
что подмастерьев в городском ремесле было вряд ли больше, чем мас
теров.
В ряде ремесленных мастерских численность подмастерьев опреде
лялась, видимо, прежде всего (или даже исключительно) задачей вос
полнить естественную убыль мастеров. Были, конечно, ремесла, где
труд подмастерьев был обусловлен технически. Это, в частности, ме
таллисты - литейщики, оружейники, монетчики и др., которые по ус
ловиям производства не могли изготовить свой товар в одиночку и, ес
ли не имели взрослых родственников, должны были прибегать к помо
щи наемной рабочей силы. Увеличение числа подмастерьев было неиз
бежно также при расширении масштабов и сокращении сроков произ
водства. Но крупных ремесленных мастерских в шведском городе до
XVI в. было мало, и я буду говорить о традиционных формах.
Итак, подмастерьев явно не хватало. Известно, что цеховые уста
вы предъявляли к нанимаемым подмастерьям определенные, четкие
требования: иметь высокую квалификацию, пройти курс ученичества в
данном ремесле, быть законнорожденным, иметь хорошую репутацию.
Но нужда в подмастерьях оказывалась столь велика, что мастера под
час пренебрегали двумя последними условиями. Так, некоторые сапож
ники платили штраф за то, что предлагали работу любому “парню, ко
торый ездит по городам и деревням и делает башмаки”, т.е. случайно
му человеку. Конечно, причиной найма такого лица мастером могло
быть то, что он соглашался на худшие условия. Но в принципе зарпла
та наемных лиц определялась в городах довольно четко. И скорее все
го здесь следует видеть свидетельство нехватки, так сказать, дипломи
рованных подмастерьев.
Каковы могли быть причины этого явления? Известно, что цехо
вые подмастерья должны были обладать высокой квалификацией, т.е.
в профессиональном отношении были вполне подготовлены к самосто
ятельной деятельности. Не случайно в цеховых уставах встречаются
167
запреты подмастерьям “работать на себя” в хозяйской мастерской. Та
кой подмастерье мог уехать в деревню или в город, где не было цехов,
и там стать самостоятельным ремесленником. Такая свобода отправлс
ния ремесла в принципе была характерна для Швеции того времени, и
не в этом ли обстоятельстве таилась причина - или одна из причин - не
хватки подмастерьев в городских цехах?
Вдова мастера, его дочь или сестра, стремившиеся сохранить мае
терскую и общественное положение, часто выходили замуж за подма
стерьев. В ряде ремесел предпочитался именно такой брак. Во многих
случаях подмастерья были отделены от мастера лишь обрядом вступ
ления в цех. Очевидно, что такие подмастерья принадлежали к общей
с мастерами внутригородской социальной среде, и служба в качестве
подмастерья служила в цехе реальной ступенью воспроизводства мас
теров. Конечно, подмастерья рекрутировались и из других слоев насе
ления, но среди будущих цеховых мастеров чужаков было мало.
Однако дело обстояло не так просто, поскольку грань между мас
тером и подмастерьем не была формальной. Ни равенства, ни механи
ческой преемственности статуса между мастером и подмастерьем не
было. В мастерской последнему поручались обычно более простые
операции, его не допускали к организующим функциям. Социальный
статус подмастерьев был двойственным: часть из них - это будущие ма
стера и бюргеры, но пока все они - наемные работники. Но тенденция
развития института подмастерьев вела к преобладанию именно их по
ложения как наемных работников, а группа тех, кто попадал в мастера,
все более сужалась и имела наследственный характер.
Об условиях труда подмастерьев можно судить лишь по уставу
шорных подмастерьев. Они работали летом с 3 до 21 часа, конечно, с
паузами для еды, зимою - меньше, но работали “при свечах”. Хозяина
могли выбирать сами. Срок найма - полгода, чаще - год. “Законные
дни” найма и расчета (stempnodagh) были на Пасху и день св. Михаила
(29 сентября). Соблюдение этих сроков было обязательным для обеих
сторон: нарушитель-подмастерье терял все полугодовое жалованье,
мастер штрафовался. Рассчитавшись, подмастерье получал отпуск -
несколько свободных дней. Иногда при найме предусматривался испы
тательный срок, например двухнедельный. Запрещалось переманивать
подмастерьев.
Подмастерье питался в доме мастера, но прочие свои нужды опла
чивал сам, в частности, приглашенного в случае болезни лекаря. Про
пущенные рабочие дни не оплачивались. Хозяин не должен заставлять
подмастерье работать в праздники и задерживать его зарплату. Подма
стерье же обязывается строго соблюдать трудовую дисциплину: не
“укорачивать” рабочий день, не служить двум хозяевам одновременно,
не “помогать в работе” подмастерью другого хозяина. Он должен быть
почтительным к мастеру.
По условиям найм подмастерьев почти идентичен найму домашней
прислуги. В обоих случаях, в частности, подчеркивается незаконность
принуждения работника к найму, удержания его на работе после завер
шения срока найма или после истечения месяца со дня предупреждения
подмастерья о своем уходе.
168
У подмастерья бывали и вычеты из зарплаты: за “пренебрежение”
работой, использование хозяйского сырья и рабочего места в мастер
ской в своих целях. При найме, как уже говорилось, подмастерью по
лагалось предъявить свидетельства о квалификации, о законности
рождения, в ряде ремесел - пройти испытательный срок. Таким обра
зом, подмастерья все же рассматривались как более избранная часть
наемных работников, но зато они должны были удовлетворять и более
иысоким требованиям, что, впрочем, касалось именно цеховых подма
стерьев.
Судя по условиям найма, зарплата подмастерьев состояла из нату
рального содержания (стол и помещение), которое приравнивалось к
одной трети или к половине зарплаты, и денежного жалованья, кото
рое по закону должно было выплачиваться наличными. Натуральная
часть иногда выдавалась продуктами питания. Точный размер заработ
ной платы подмастерья мне не известен. Есть лишь сведения, что его
поденная заработная плата составляла 2/3 от зарплаты мастера, т.е.
примерно столько же, сколько у поденщиков (сведения по строитель
ным ремеслам).
Подмастерье находился в определенной личной зависимости от мас
тера. Он как бы оказывался прикрепленным к своему мастеру, причем
не только как к главе мастерской, но и как к главе домохозяйства, что,
впрочем, в то время было неразрывно. Мастер рассматривался как хо
зяин (husbonde) подмастерья, его “кормилец” (mathfader). Он следил за
нравственностью подмастерья (например, не разрешал ему проводить
ночь вне дома), регулировал посещение им кабачков, не позволял яв
ляться на пирушки мастеров, требовал полного послушания. Все это
говорит о вторжении мастера в личную жизнь подмастерья, о наличии
элементов внеэкономического принуждения последнего - в патриар
хальной форме включения работника в состав своей familia, в виде лич
ностных связей.
Эти личностные связи имели, конечно, амбивалентный характер.
Но под их прикрытием можно все же различить признаки трансформа
ции традиционного института подмастерьев. Данные об этом находим
в правилах приема новых мастеров, которые были нелегкими. Помимо
свидетельств о квалификации, законнорожденности и хорошей репута
ции, а в ряде случаев также оседлости, будущему мастеру полагалось
сделать значительные вступительные взносы в цех (или цеху и городу).
Он должен был обладать известным исходным имуществом, в боль
шинстве цехов - в 20 марок (отметим, что владение имуществом всего
в 3 марки делало человека налогообязанным и избавляло от подчине
ния рабочему законодательству).
Если сравнить уставы стокгольмских портных середины XIV и на
чала XVI в. (1356 и 1501 гг.), а также сопоставить предписания для ре
месленных корпораций готландского города Висбю середины XIV в. и
стокгольмские цеховые уставы XV в., то легко заметить, что такие ус
ловия приема в цех не были изначальными, они усложнились с течени
ем времени и стали характерными уже для XV в. В XV столетии даже
некоторые впервые составленные уставы уже стали включать пункты
об ограничении числа членов цеха и строжайшем их отборе. В то же
169
время бросается в глаза, что члены семьи мастера при вступлении в це
хи пользовались значительными льготами, позволявшими им наследо
вать положение мастера и цеховое членство. Очевидно, что в XV в. уже
проявились процесс замыкания цехов и сопутствующий ему процесс
обособления подмастерьев.
Одним из проявлений этих процессов было создание подмастерья
ми (некоторых специальностей) своих союзов. Каждый из них был
предназначен только для лиц своей специальности и отделен от прочих
союзов, созданных при других цехах. Одним из центральных пунктов
этих объединений стало право на свою пирушку (dryck), что можно
рассматривать как своеобразный способ самоутверждения и закрепле
ния единства. В некоторых случаях объединение подмастерьев предъ
являло определенные трудовые условия и требовало оформить их в ви
де договора с мастерами. Так было в ремесле поясников и сумочников,
где подмастерья потребовали фиксированного рабочего дня и оплаты
положенного четырехдневного отпуска (1437). Последний пункт -
единственный из всего договора - написан по-немецки; не исключено,
что он, как и весь договор в целом, был привнесен выходцами из не
мецких городов, столь многочисленными и влиятельными в бюргер
ской среде тогдашней Швеции.
Однако надо иметь в виду, что цехи в Швеции не обладали моно
польными правами в своей области и вообще не были распространены,
а охватывали лишь ремесленную верхушку нескольких наиболее круп
ных городов, прежде всего Стокгольма. В этих условиях, как говори
лось, подмастерье мог стать самостоятельным ремесленником - тем
более, что материальная база подавляющего большинства тогдашних
ремесел была достаточно простой. Поэтому, хотя процесс создания по
стоянного контингента “вечных подмастерьев”, безусловно, имел мес
то, он не дал до конца рассматриваемого периода заметных результа
тов. Не случайно еще в конце XVI и в начале XVII в., согласно описям,
у ремесленников Стокгольма, которых насчитывалось 231 человек,
служило всего 200 подмастерьев и слуг. При этом у одних мастеров бы
ло по нескольку наемных работников, у других же, подчас весьма со
стоятельных, их не было вовсе. В провинциальных городах ремеслен
ники вообще обходились почти без наемных рук, а трудились семейно.
Недостаток подмастерьев частично возмещался за счет учеников и
слуг. Даже в уставах ремесленных цехов подмастерья (mastersven)
сплошь и рядом называют слугой (dreng) или прислужником-помощни-
ком (sven), работающим за плату (sven, somfore Ion thianar). Ученика на
зывают “мальчиком”, но и “слугой”, “маленьким работником” (1аг-
dreng, larpojken, lariunghe; pilt; pojken; smaa dreng и др.). Там, где уставы
включают пункты об учениках, они подчеркивают тот рубеж в поло
жении ученика, после которого последний имеет право получать зара
ботную плату, а мастер обязан ему платить. Окончив обучение, ученик
отрабатывал год у своего учителя в качестве подмастерья. Очевидно,
что ученики, особенно последних лет обучения, использовались в каче
стве, так сказать, “скрытых подмастерьев”, притом, даровых, что было
возможно вследствие патриархальных связей и отношений, существо
вавших в тогдашнем ремесле.
170
Итак, труд подмастерья как форму наемного труда в средневеко
вой ручной промышленности отличал прежде всего подсобный харак
тер. Этот труд был мелким, индивидуальным, раздробленным, как и са
мо ремесло. Хотя подмастерья и являлись особой стратой в рамках го
рода и городского производства, этот слой в Швеции было относитель
но узок. В цеховых ремеслах значительную его часть составляли по
тенциальные мастера, выходцы из цеховой среды. Группа “вечных под
мастерьев” еще только складывалась. По условиям найма и положе
нию подмастерья мало отличались от домашней прислуги. Их заработ
ная плата включала значительную натуральную часть. Мастера огра
ничивали личные права подмастерьев, и личное самоутверждение ста
ло главной задачей союзов подмастерьев, хотя у них появились уже и
экономические требования. Напротив, цеховые уставы и постановле
ния властей закрепляли личное неполноправие подмастерьев. Особен
ности положения подмастерьев показывают, что отношения с ними
еще не имели характера свободного найма, т.е. найма, основанного
только на экономическом принуждении. Это была типичная “связан
ная” форма наемного труда, ограниченная по всем своим параметрам,
с сильными элементами внеэкономического принуждения.
Отношение к труду
и поведенческие принципы цехового братства
Уже из отношения к наемным работникам видны некоторые осо
бенности общего отношения в цеховой среде к своему труду. В принци
пе отношение к труду, трудовая мораль не существуют сами по себе.
Они всегда являются частью общих этических представлений, норм об
щественного поведения, прежде всего на повседневном уровне, умона
строений и миропонимания своего времени, своего общества и социаль
ной среды. Для сельского ремесленника этой средой была деревня, и
круг его представлений в принципе совпадал с крестьянским и около-
поместным. Подавляющая масса средневековых ремесленников Запад
ной Европы собиралась в городах. И для них диктующей средой был
мир города и тех ассоциаций, в пределах которых протекала жизнь го
рожанина, его семьи, коллег, соседей. Повседневные поведенческие
нормы, которые там господствовали, были обязательными для всяко
го, кто не желал опуститься ниже своего социального круга. Их нару
шение могло превратить человека в изгоя.
Наиболее полное представление о правилах общественного пове
дения, его этике у городских ремесленников дают все те же цеховые ус
тавы. Они позволяют создать комплексное представление о поведенче
ских принципах ремесленной среды, в том числе об отношении к труду
и человеку труда. При этом в своих главных чертах уставы городских
ремесленных цехов по всей Западной Европе настолько сходны, что
образцом для нашего рассмотрения может стать почти любой из них. В
данном случае использован материал стокгольмских цехов XV в.
Посмотрим сначала, что говорит отраженная в уставах цеховая мо
раль непосредственно о трудовом облике и трудовом поведении ремес
ленника. Что цех рассматривает как исходные условия статуса, что за
171
прещает, подвергая ослушника тому или иному наказанию, а что реко
мендует и даже поощряет?
Исходным условием статуса самостоятельного ремесленника цех
ставит его квалификацию. Претендент на звание мастера должен нс
только предъявить свидетельство о соответствующем образовании и
завершающей его практике, но прилюдно изготовить “шедевр” - об
разцы нескольких типичных для данного ремесла изделий. В некото
рых цехах претендента даже обязывают в течение года работать “у
дверей”, т.е. при открытых дверях, дабы его работу мог видеть каждый
желающий.
Отсюда - внимание к обучению ремесленника. Оно длится в тече
ние строго оговоренного времени, причем ученика регулярно контро
лируют. У стокгольмских сапожников, например, ученика в возрасте
12 лет проверяют (“нет ли ошибки в работе”) обязательно в присутст
вии цеховых старейшин раз в месяц, 15-летнего - уже каждые две не
дели. По завершении учебы сдаются выпускные экзамены, и ученик
может стать подмастерьем. Подмастерье, пришедший со стороны, обя
зан предъявить свидетельство об обучении и рекомендацию с предыду
щего места работы.
Другим условием статуса мастера является наличие у него исходно
го имущества: инструментов, денег, иногда сырья. Это требование так
же вполне органично для самостоятельного ремесленника - мелкого
собственника. Его полное соединение со средствами труда резонно рас
сматривается как хозяйственная база и необходимая предпосылка са
мого труда.
Третьим исходным условием статуса мастера является его хорошая
репутация. Законность рождения претендента, добропорядочность,
личная честность, христианские добродетели, в частности несклон
ность к склокам, удостоверялись документами и устными свидетельст
вами.
Наконец, во многих цехах предусматривалось также наличие у мас
тера городского гражданства, которое приобреталось претендентами
непосредственно до или после вступления в цех. Гражданское полнопра
вие в этих случаях рассматривалось, следовательно, как одно из условий
или свойств статуса мастера, успешной реализации его профессии.
Удостоверившись в квалификации, хозяйственной самостоятель
ности, добропорядочности и гражданской дееспособности мастера, цех,
тем не менее, еще и еще раз напоминает ему, угрожая наказанием, о
том, сколь безупречными должны быть его изделия, порядок работы
над ними, отношение к покупателю и заказчику.
Требования соблюдать эталоны изделия, недопустимость брака,
подделки, использования недоброкачественного сырья красной нитью
проходят через уставы. Иногда эти предписания весьма скрупулезны.
Устав сапожников, например, предусматривает штраф за каждую дыру
в изготовленных сапогах (и в зависимости от ее расположения), каж
дый кусочек сморщенной, сожженной и вообще негодной кожи на них
и т.д., за любую “фальсификацию” сырья.
Цехи запрещают работать ночью и в праздничные дни, браться за
невыполнимые по объемам и срокам заказы, работать одновременно
172
па двух или более заказчиков, приглашать в помощь “приблудных
мальчиков” и вообще необученных людей, поручать сложную работу
подмастерью. На товаре должно быть личное клеймо мастера.
Мастеру рекомендуется - лично и с помощью подмастерья - внима
тельно и терпеливо заниматься с покупателем или заказчиком, буть то
“мужчина, женщина, молодая девушка или их доверенный посыльный”:
показать весь товар, “разъяснить цену” и т.д. Нарушение договоренности
заказчиком о сроке, цене, качестве товара считалось недопустимым.
Социально-экономическая основа всех этих предписаний давно вы
яснена. Это борьба мелкого самостоятельного товаропроизводителя за
рынок, чему служили монопольные устремления цеха и необходимая
для этого качественность труда, стремление к социальной избранно
сти, замкнутости и корпоративной защите. Но объективно эта полити
ка цеха отражала и закрепляла также большую трудовую ответствен
ность и вообще высокую трудовую мораль данной среды, воспитывала
уважение к труду и статусу основного работника.
В таком же ключе можно рассмотреть и оценить эгалитарные ус
тановки цеховых уставов, тесно связанные с законами простого вос
производства. Например, уставы совершенно откровенно поощряют
наследование дела и вообще, так сказать, семейственность в цеховых
кругах: облегчен прием в члены цеха родичей мастера (конечно, обу
ченных); вдове или дочери мастера, стремящейся сохранить мастер
скую, рекомендуют выйти замуж за своего подмастерья и т.д. Эти тен
денции, характерные для корпоративной среды, объективно повышали
преемственность навыков труда и статус профессии.
Или возьмем сферу отношений с коллегами. Цех наказывает за пе
реманивание подмастерьев, за перекупку товаров или сырья под носом
у “собрата” по цеху; “вытеснение” его с места на рынке; кражу или
порчу инструментов “собрата”; любую брань или потасовку между ма
стерами, оскорбления в адрес коллеги, его жены и т.д. В то же самое
время цех всячески поощряет совместные, коллективные мероприятия -
от закупки сырья до праздничных месс и пирушек, а также взаимо
помощь и благотворительность в своей общности. Средства на оплату
месс и благотворительность черпались из цеховой казны, которая со
ставлялась из вступительных взносов и штрафов. Пирушка же и неко
торые акты благотворительности оплачивались в складчину. Жалея
время и деньги, ремесленники нередко старались уклониться от заседа
ний и благотворительных дел. Однако цех всячески осуждает и чаще
всего наказывает за это. Присутствие всех мастеров на цеховой мессе
дважды в год, а затем на праздничной трапезе также считалось обяза
тельным. Особые разделы уставов посвящены участию мастеров в от
певаниях, похоронах и поминках собратьев по цеху, помощи их осиро
тевшим родственникам, посещению больных. Кто не делает этого, гла
сит устав сапожников, “не считается хорошим человеком”. Из всего
этого, помимо прочего, следует, что некое исходное имущество, нали
чие которого было одним из условий приема ремесленника в цех, бы
ло необходимо также для того, чтобы мастер мог выполнять принятые
в его кругу обязательства, считаться “хорошим человеком”, поддержи
вать свою репутацию.
173
Сравнительно подробны и весьма интересны для нашей темы раз
делы цеховых уставов, где трактуется поведение ремесленников по
время коллективных пирушек. Такая пирушка или совместная трапеза
проводилась один или несколько раз в год - в соответствии с известиы
ми правилами и по принятому ритуалу. Она объявлялась старейшина
ми, участвовать в ней чаще всего могли только мастера и их жены. Каж
дый участник оплачивал свою долю угощения и выпитого пива в коп
це пирушки, перед уходом домой. Можно было пригласить и постороп
него человека, но обязательно получить на это разрешение старейшин,
оплатить угощение гостя и отвечать за его поведение. Категорически
запрещалось приводить женщин дурного поведения, а в ряде цехов
подмастерьев и учеников. Нельзя приходить на пирушку с оружием
боевым ножом, топором, мечом. Нельзя устраивать там драку, бить и
таскать за волосы своего сотрапезника, оскорблять его, своими при
ставаниями вынуждать его поменять место и вообще досаждать ему.
Нельзя нарушать тишину, которая устанавливается по сигналу старей
шины, или не встать, если он приказывает, тем более, грубить ему, или
не удалиться, если он прикажет.
Старейшины вправе оштрафовать всякого, кто, напившись, спит за
столом, проливает пиво на стол и на пол (так, что лужа будет размером
в ладонь, или ступню, или даже больше), бьет бокалы и не может без
посторонней помощи выйти из трапезной.
Эти предписания дают достаточное представление и о тогдашних
грубых нравах, и о мелочной цеховой регламентации. Именно с таких
позиций их обычно рассматривают историки. Но нельзя не обратить
внимания и на то, что в этих предписаниях опять-таки видна напряжен
ная борьба общности за воспитание своих членов: стремление поднять
уровень бытового поведения, уровень нравственности, взаимного ува
жения в цеховой среде.
Есть еще одна сторона и черта цеховой и вообще городской ремес
ленной среды, черта абсолютно реальная, а не только нормативная, и
притом чрезвычайно важная, которая вообще не привлекала специаль
но внимание историков. Я имею в виду договорность отношений, ин
формация о которой заложена во всех уставах.
Действительно, все важнейшие, жизненные социальные связи в ре
месленном кругу основаны на добровольном соглашении сторон, а по
рядок поддерживается на основе коллегиальности и демократических
принципов. Само цеховое братство образовано как добровольное объ
единение основателей. Совместно выработанные ими правила фикси
ровались затем уставом и (или) постановлениями властей. На особых
собраниях мастера договаривались и выбирали своих должностных
лиц. На тех же собраниях они совместно и публично судили провинив
шихся перед цехом собратьев.
Вопрос о статусе наемного труда в ту эпоху нами рассматривался
выше. Но в связи с настоящей темой уместно отметить лишь, что отно
шения между мастером, с одной стороны, и учеником, подмастерьем,
заказчиком - с другой также оформлялись засвидетельствованным до
говором, письменным или устным. Например, в договоре с подмастерь
ем предписывается вовремя выдавать ему зарплату, не нарушать с обе
174
их сторон сроков договора; подмастерье не должен дерзить хозяину, а
хозяин - бить его; предусмотрен испытательный срок, проверка репу
тации подмастерья, штрафы-вычеты из его зарплаты, нормирование
его рабочего дня, надзор за его поведением в быту и многое другое.
11ри всей связанности тогдашнего наемного труда в ремесле личност
ными, неэкономическими отношениями договор между мастером и
подмастерьем давал известные гарантии обеим сторонам. Уже в XV в.
иозникают особые союзы подмастерьев. Когда подмастерья какого-ли
бо цеха желали создать свое собственное братство, они не только скре
пляли это особым договором - уставом, но включали в него своего ро
да коллективное соглашение с мастерами. Там оговаривались размеры
и условия труда, оплаты, отпуска, личных прав подмастерьев.
Свободная договоренность, коллегиальность, демократизм обще
ственных связей в этой среде - очень важная черта ее менталитета, как
и городского сообщества вообще. Там воспитывалось самосознание,
трудовое и, шире, общественное поведение.
Последнее, о чем хотелось бы сказать в связи с данной темой - это
меры обеспечения уставных норм, которые в уставах же и заложены;
Общеизвестно, что цехи, как и многие другие самодеятельные, добро
вольные, но узаконенные ассоциации того времени, обладали извест
ными правами в области низшей юрисдикции, в частности, правом на
казывать за проступки против своей общности, нарушения правил кор
порации. В уставах скрупулезно обозначены наказания, положенные за
нарушение каждого пункта предписания. Самое распространенное на
казание, довольно значительное - штраф, который взимался изредка
деньгами, но, как правило, пивом (0,5-1 бочка) или воском (0,5—1
фунт). В соответствующих случаях предусматривалась конфискация
товара или сырья, отстранение от участия в пирушке, совсем редко -
исключение из цеха. Значительные штрафы налагались за действия,
которые расценивались как проступки против цеха: “нанесение вреда
цеху”, неподчинение или грубость в отношении его должностных лиц,
несоблюдение устава, непорядок на судебно-выборном собрании и не
подчинение его решениям, грубость, подслушивание под дверями цехо
вого собрания и сплетни.
Штраф налагался после специального разбирательства на собра
нии мастеров и поступал в казну цеха.
Фактически цех как общность обладал внутренними, автономными
средствами поддержания порядка, которые прежде всего исходили от
самого цехового сообщества, коллектива коллег. Но в особых обстоя
тельствах, обычно связанных с внешними сношениями цеха (отноше
ния с чужаками, с покупателями, порядок на улицах), а также в тех слу
чаях, когда данное ремесло не объединялось цеховой организацией, и,
конечно, в большинстве городов страны, где ремесленных цехов вооб
ще не было, в дело вмешивались муниципальные органы, и тогда
штраф делили между цехом и городом. И, конечно, нельзя не иметь в
виду, что цеховые организации утверждались короной, а за городским
советов “присматривал” королевский фогт, так что авторитет и власть
монарха стояли за каждым пунктом устава и решениями муниципали
тета и бургомистров.
175
В принципе уставы свидетельствуют, что “модель” отношений и
ремесленной среде сверху донизу пронизана идеями взаимопомощи, -
но обязательно и дисциплины, послушания, субординации. Почтение,
уважение, безоговорочное подчинение должны были выказывать в це
хе все нижестоящие лица в отношении всех вышестоящих, причем
обеспечением этой субординации занимались также сами общности.
При этом все ремесленники без исключения должны были подчинять
ся городским властям и представителям короля.
Одновременно классическая городская ремесленная среда, в пер
вую очередь цеховая, культивировала высокую квалификацию, чест
ность, дисциплинированность человека труда, его самоуважение и ува
жение к нему в соответствующей социальной страте. Хотя цех состоял
из мелких собственников, собственность и непосредственный труд ко
торых были раздробленными, но цеховая организация, действуя сог
ласно здравому смыслу, строилась на разумном и реальном сочетании
личных и общественных интересов. В ее рамках разные сферы жизни
ремесленника, неразрывно связанные между собой, организовывались
таким образом, что его поведение в комплексе должно учитывать как
индивидуальные, так и групповые и общественные нужды. Это явля
лось залогом нормального развития ремесленного производства и го
родского сообщества в целом. И не здесь ли кроется одна из основных
причин высочайшего ручного мастерства средневековых городских ре
месленников?
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Skr^-ordningar / Utg. av. J.E. Klemming. Stockholm, 1856.
Forme ed evoluzione del lavoro in Europa: secoli XIII-XVIII // XIII Settimana di
Studio. Instituto Intemazionale di storia economica “Francesco Datini”. Prato, 1981.
Women and Work in Preindustrial Europe / Ed. Hanawalt. Bloomingston, 1986.
Lindberg F. Hantverk och Skravasen under medeltid och aldre Vasatid. Halmstad,
1964.
Sandklef A. Hantverkecs uppkomst och forsta organisation // Sveriges hantverk.
Malmo, 1956. Del. I.
Рынок и экспортные отрасли ремесла в Европе: XIII-XVIII вв. / Отв. ред.
А .А . Сванидзе. М., 1991.
Каждан А.П. К вопросу об эволюции форм наемного труда // Рабочий
класс и современный мир. М., 1971. № 5-6.
Общности и человек в средневековом мире / Отв. ред. А .А . Сванидзе. М.,
1992.
Предваряя союзы: Наемные рабочие и коллективные действия в Европе:
1300-1850 // International Review of Social History / Под ред. К. Лис и др. / М еж
дународный Институт социальной истории. Амстердам. Москва, 1991. Suppl. 2.
Рутенбург В.И. Наемные рабочие в Италии X IV -X V вв. // Из истории ра
бочего класса и революционного движения. М., 1958.
Сванидзе А .А . Ремесло и ремесленники средневековой Швеции:
X IV -X V вв. М., 1967.
Сванидзе А Л . Наемный труд и наемные работники средневековья: ф ео
дальные реформы. (Городское ремесло, Швеция. X IV-XV вв.) Экономическая
история: Проблемы. Исследования. Дискуссии / Отв. ред. Ю.Н. Розалиев. М.,
1993.
176
Сванидзе А Л . Поведенческие принципы в средневековой ремесленной
среде и отношение к труду // Организация труда и трудовая этика: Древность.
Средние века. Современность / Отв.ред. В.Л. Мальков, Л.Т. Мильская. М.,
1993.
© Б. Йордан
177
представлено 18 ремесленных профессий (без деления по специализа
ции). К ремесленным цехам не относились корпорации пивоваров, ци
рюльников, возчиков и носильщиков.
Сохранившиеся уставы можно разделить на группы в зависимости
от того, на какой территории действовал цех, какую отрасль ремесла
он представлял, на какой ступени социальной и имущественной иерар
хии находилась данная категория ремесленников.
Географическое размещение датских ремесленных объединений
обширно, но наибольшее их скопление наблюдалось либо в тех горо
дах, которые имели важное политическое значение и где были сосре
доточены королевская власть и дворянство, либо в крупных по мае
штабам страны купеческих городах, игравших значительную роль и
экономической жизни. Иными словами, цехи организовывались пре
имущественно в тех центрах, где имелся наилучший доступ к сырье
вым рынкам и сложилась обширная зона обслуживания. Такими оча
гами сосредоточения ремесел были Копенгаген и Слагельсе на
о-ве Зеландия, Мальмё в Сконе, Оденсе и Свенборг на Фюне, Рибе и
Северной Ютландии, Фленсбург в Южной Ютландии. Из 26 городов,
где действовали цехи, уставы оставили 15, из них упомянутые 7 горо
дов дают 11% сохранившихся текстов. Особенно процветали ремесла
в Копенгагене, все более заявляющем о себе как столица (9 уставов),
в Мальмё, большом торговом городе на Эресунне (8 уставов), и
Фленсбурге, расположенном на пути торговли крупным рогатым ско
том (7 уставов). Напротив, в малых городах с ограниченным кругом
покупателей и значительной отдаленностью от источников сырья,
особенно привозного, ремесленники, как правило, не имели возмож
ности создать профессиональные объединения. Всего в семи городах
центрального региона, а именно на о-вах Зеландия и Фюн, действова
ло до Реформации 22 цеха ремесленников, включая три цеха подмас
терьев, 15 уставов которых дошли до нашего времени. В четырех го
родах Сконе насчитывалось 15 ремесленных объединений, в том чис
ле один цех подмастерьев, от которых сохранилось 9 уставов. В четы
рех городах на о-ве Фюн имелось 12 цехов, из них два - подмастерьев,
до нас дошло 10 уставов. В четырех городах Северной Ютландии, по
упоминаниям, было создано пять цехов мастеров, два устава которых
известны в настоящее время. Наконец, в семи городах Южной Ютлан
дии существовало 15 цехов, включая один цех подмастерьев, от кото
рых сохранилось 14 уставов.
Что касается самих ремесел, то цехи представляли наиболее специа
лизированные из них. Примером служат кузнецы, в среде которых по
лучают самостоятельность слесари, часовщики, котельщики, медники,
оставившие 11 уставов 14 цехов. Высокая специализация цехов обнару
живается в Копенгагене, где, к примеру, имелись самостоятельные
корпорации ювелиров и ременщиков (шорников), в то время как в дру
гих городах ремесленники этих профессий объединились друг с другом
либо с кузнецами, оружейниками и др. Цехи создаются и развиваются
главным образом в тех отраслях, которые обслуживают состоятель
ные слои населения (ювелиры, оружейники, кошельники, стекольщи
к и - 5 уставов 6 цехов, портные - 5 уставов 7 цехов) или жизненно не-
178
обходимы для всего города (сапожники - 15 уставов 24 цехов, пекари -
уставов 7 цехов, мясники - 2 устава 3 цехов).
Внутри сословия ремесленников наблюдалась существенная социаль
ная неоднородность. Представление о том, как сами мастера ранжиро-
иали свои профессии по значимости, дает документ, составленный
17 февраля 1525 г. Руководство 14 копенгагенских цехов, из которых
восемь занимались ремеслом, собралось в ратуше и направило в маги
страт письмо о приобретении участка земли. Перечисление объедине
ний идет в следующем порядке: за купцами, лавочниками и пивовара
ми следуют ювелиры, пекари, кузнецы, сапожники, портные, ремен
щики и котельники, мясники, цирюльники, скорняки и кожевенники,
возчики, носильщики. Первые шесть из названных ремесел составляли
наиболее престижную группу занятий. Самое привилегированное по
ложение имели ювелиры, профессия которых занимала промежуточ
ное положение между ремеслом и торговлей и которые вопреки зако
ну могли участвовать в городских советах, не порывая с делом. К нача
лу XVI в. относятся свидетельства о членах магистрата Мальмё Якобе
Ювелире и Педере Ювелире, а также бургомистре Копенгагена Тома
се Ювелире. Почти столь же высокое положение занимали пекари и
кузнецы, два из которых были в тот же период членами копенгагенско
го магистрата. На более низкой ступени находились мясники, а также
не упомянутые в письме канатчики и столяры. Замыкали ряд бондари
и плотники, которые начали организовываться в цехи позднее других,
лишь к концу XV в.
Материальное положение каждой группы в целом соответствова
ло ее социальному рангу. Хотя все мастера одинаково принадлежали к
среднему классу, наиболее высокооплачиваемые из них имущественно
приближались к свободным сословиям - рыцарству, как называло себя
датское дворянство вплоть до Реформации, и духовенству, в то время
как другие были сопоставимы с городскими низами. Однако представ
ление о преимущественной бедности ремесленников ошибочно. Осо
бенно это касается более раннего периода их истории. В 1377 г. по рас
поряжению епископа Роскилле составлена Земельная книга Копенга
гена, где учтены все городские землевладения. Книга дает имена
400 домовладельцев, определенную часть которых составляли масте
ровые, причем некоторые из них владели одним или несколькими дво
рами, включая дом, лавки и хозяйственные постройки, другие - участ
ком земли с одним возведенным строением. В Земельной книге назва
но также около 70 лавок и мастерских.
При упоминании средневековых ремесленных цехов обычно выде
ляют их религиозную и социальную функции. Потому подчеркнем,
что, в отличие от существовавших в тех же городах общих и купече
ских гильдий, чья деятельность носила главным образом социальный
характер, и клерикальных гильдий с их чисто духовными задачами,
датские корпорации ремесленников XV в. были в основе своей отрас
левыми профессйональными организациями. И в то же время в их за
конах непропорционально большое место уделено всевозможным
встречам и общим застольям по поводу религиозных и собственно це
ховых праздников.
179
Так, в уставе преуспевающего цеха ювелиров, ременщиков (шор
ников) и сабельщиков Свенборга, утвержденном между 1450 и 1500 гг.,
насчитывается 32 параграфа, из которых 10 посвящено торжествам и
попойкам. И это относительно скромно. У кожевенников Копенгагена,
устав которых принят 2 июня 1495 г., 9 из 16 параграфов касаются
встреч и угощений. Основательные кузнецы Слагельсе в уставе от
7 июля 1469 г. обсуждают некоторые организационные и технические
вопросы, но 14 из 33 параграфов отдают все тем же общим встречам.
Следует заметить, что слово “праздник” (fest) пришло в датский язык
лишь после 1500 г. Общие для языков германской группы понятия
“святой день” (helligdag) и “торжество” (hpjtid) имели значение христи
анского праздника. А для обозначения регулярных цеховых встреч бы
ла выработана целая система названий. Их многообразие и видоизме
нение по регионам и периодам не позволяет составить полной терми
нологической картины. Вместе с тем представляется возможным выде
лить основные их формы. Важнейшей из них были сходы (stacvne), где
обсуждались вопросы производства. Сходы не сопровождались обиль
ной трапезой, но на них потреблялось большое количество пива, вно
симого членами цеха в виде штрафов. Другими формами были попой
ки (drik, 01), пиры (gilde), дани (gerd) - угощения, устраиваемые пооче
редно членами цеха в обязательном порядке, а также общие цеховые
застолья (stor embeds kost). Само перечисление названий демонстриру
ет, что скандинавские ремесленнические праздники имели главным об
разом характер трапез, проводимых в специальном цеховом доме одно
го из членов цеха, и не превращались в общегородское событие.
Помимо этого каждый цех несколько раз в год собирался по от
дельным поводам, которыми могли быть вступление в корпорацию но
вого мастера (igang kost), избрание одного из членов цеха старшиной-
ольдерманом (olderman kost), принятие мастером подмастерья или уче
ника (mester kost). Они носили разовый характер, и все связанные с ни
ми расходы ложились на того ремесленника, который отвечал за их ор
ганизацию.
Уставы цехов фиксируют все нюансы этой активности. Статьи ус
тавов, относящиеся к цеховым праздникам, можно было бы подразде
лить на три группы. Первую из них составляют “протокольные” ста
тьи, определяющие основания и порядок проведения встреч - от дат,
распределения мест за столом и необходимости соблюдать тишину во
время произнесения речей до очередности тостов и требования сни
мать шляпу при входе в цеховой дом. Вторая группа статей охватыва
ет правила поведения во время праздников. Сюда относятся запреты на
сквернословие, ссоры, драки, излишнее пьянство, пение непристойных
песен, битье посуды и многое другое, что могло бы бросить тень на ре
путацию объединения. Статьи третьей группы затрагивают организа
цию праздничного стола, перечисляя состав подающихся в каждом от
дельном случае блюд и напитков. Естественно, отступления от уста
новленного порядка не допускались.
Мы попытались исследовать те причины, которые побуждали ре
месленников столь детально отмечать в своих уставах все, что каса
лось цеховых праздников. Разумеется, восстановить подлинные моти-
180
\\ы, которыми средневековый человек руководствовался в своих дей
ствиях, невозможно. Наши построения могут рассматриваться только
как гипотетические, особенно в интерпретации проблем богатства, со
циального статуса и престижа, поскольку их понимание тогда принци
пиально отличалось от современного. Вместе с тем возможность опе
реться на тексты уставов позволяет надеяться, что в этой гипотезе
присутствуют черты реальности. Некоторые наши заключения осно
вываются также на материалах первого тома исследования “История
культуры ремесла”, фактически единственного издания по истории ре
месел в Дании.
В ряду важнейших причин следует назвать преемственность цехов
от более древних форм общественного объединения. На ранних этапах
датского средневековья здесь получили развитие разнообразные гиль
дии и братства, внутренняя жизнь которых регулировалась нормами,
восходящими к правовой самостоятельности нордического родового
общества. Они оказывали своим членам правовую, а в случае необхо
димости и физическую защиту, осуществляли принцип взаимопомощи
в нужде, объединяли людей в религиозную общину и собирали их для
совместных пиров.
До наших дней дошли уставы периода высокого средневековья, ко
гда с развитием административных органов городского самоуправле
ния гильдии теряют часть властных функций и постепенно перерожда
ются в чисто социальные учреждения. По своему назначению гильдии
и братства делились на две группы - церковные и светские. Внутри вто
рой группы выделяются так называемые заступнические гильдии, наи
более известными из которых стали гильдии Св. Кнуда, получившие
развитие в городах после положения в 1101 г. мощей короля Кнуда IV,
убитого в храме в 1086 г. и вскоре канонизированного. Эти объедине
ния, в задачи которых входило оказание взаимной поддержки и мате
риальной помощи, завоевали общественное признание и поощрялись
властями. К 1177 г. относится послание короля Вальдемара Великого,
в котором он заявляет о намерении взять вновь образованную гильдию
Св. Кнуда в Висбю под свое покровительство и стать ее членом. Око
ло 1190 г. король Кнуд VI берет под свою защиту и покровительство
все гильдии Св. Кнуда в Дании.
Наиболее ранние известные уставы кнудовских гильдий в городах
Фленсбург и Оденсе относятся ко времени короля Вальдемара (до
1182 г.), несколько других - к середине XIII в., однако все они сохрани
лись в списках конца Й П -XIV столетия. Уже старейший устав гильдии
Св. Кнуда во Фленсбурге содержит в общем виде те основные положе
ния о совместных застольях, которые затем встречаем в сводах правил
ремесленнических цехов XV в., а именно обязательность присутствия
(§ 34-35), благопристойность манер (§ 26, 36), правила поведения на пи
рах (§ 37-4Q, 42,43), воздержание (§ 41), распорядок проведения торже
ства (§ 46-55), число блюд на столе (§ 56). Не подлежит сомнению, что
заступнические гильдии развились впоследствии в гильдии купеческие,
а цехи ремесленников образовали самостоятельную ветвь объедине
ний, организуемых по отраслевому признаку. И все же сопоставление
уставов показывает не просто заимствование внешнего выражения, но
181
и нередкое совпадение формулировок. Так, эвфемизмы § 41 названно
го устава: “Если кто берет так много пива и еды, что он это возвраща
ет, или он делает некое неудобство (нечистоты - Б.Й .), то он платит
штраф...” - буквально кочуют из одного ремесленнического устава п
другой.
В ряде случаев связь с ранними уставами сохраняет чисто формаль
ный характер, когда воспроизводятся заметно устаревшие положения,
В качестве примера можно привести характерный для уставов XIII в. и
первой половины XIV в., но практически не встречающийся в уставах
XV в. запрет ломать, опрокидывать или гасить свечи. Он появляется и
§ 30 устава гильдии Св. Кнуда в Оденсе XII в. и неожиданно в трех ус
тавах конца XV в., изданных в том же городе - портных (1492, § 31), ко
жевенников (24 февр. 1493, § 25) и кузнецов (13 мая 1496, § 33).
Главное, что роднит цеховые уставы с их ранними прототипами,
это объединительная функция корпоративного праздника. Ремеслен
ников привлекает возможность совместно провозгласить единство чле
нов - опытных и начинающих, богатых и бедных. И это сразу находит
отражение в нормах. Преамбула к упоминавшемуся уставу ювелиров,
ременщиков и сабельщиков Свенборга начинается словами: “И гово
рит пророк Давид в Псалтири, как хорошо и как радостно братьям
жить вместе...” Цехи воплощают этот принцип братства, не только со
храняя членство обнищавших ремесленников и оказывая им матери
альную помощь, но и поддерживая их морально. Тот, кто уже не мог
прокормить себя ремеслом, не выпадал из группы и участвовал в орга
низуемых ею увеселениях. Параграф 40 устава кузнецов Роскилле
1491 г. утверждает: “Если какой-либо брат или сестра так бедны, что у
них нет средств на участие в пире, тогда могут они пить бесплатно два
раза в год...”. Почти дословно это положение повторяется в § 42 уста
ва кузнецов Копенгагена от 15 апреля 1512 г.
Оборотной стороной объединительной функции цехового празд
ника была обязательность празднования. Отсутствие на общих встре
чах и застольях, во всяком случае без разрешения ольдермана или без
веской причины, запрещалось в 34 уставах. Законными основаниями
для отсутствия сапожники Слагельсе (21 февр. 1471, § 37) признавали
“болезнь, похороны, празднование свадьбы, поиски вора...”. За нару
шение запрета взимались солидные денежные или натуральные штра
фы и полная или частичная плата за еду и питье. Наиболее серьезной
карой, обычно применяемой при чрезвычайных нарушениях, было ис
ключение из цеха. Эта мера была предусмотрена § 40 названного уста
ва за отсутствие на сходе.
Обязательность корпоративных праздников для всех членов цеха
была в немалой степени обусловлена все той же преемственностью
норм и предписаний цехов от прежних религиозных общин. Принужде
ние и санкции основывались на убеждении, что праздник и долг его со
блюдения установлены Богом и выражают его волю. Вместе с тем бо
лее требовательное отношение ремесленников к участию в собственно
цеховых нежели в церковных праздник