Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
БАЙРОН
БРАННЫЕ ПРӦНЗВЕДЕНИЯ '
ЭТредисловш, сД.£листратовой
ЗТримечанил ЖНсрневич
^ о е у д а р е ш в л н н о с 3 € в д а т а л ь е ш во
«Х Г Д О Ж Б С Т В Е Н Н А Я Л И Т Е Р А Т Г Р Д »
Ж осква^уЗ#
ш|| II Гпяммян. Твшический рслактор С. Симоиов.
II ........... Корракгор Е. Мсзис. Сдано в набор
| н/ I I|. 1лщн:|1110 к исчати 10/1—38 г. Зак. изд-ва
»(М|. 4МТ4. К.инк Ы2. Трраж 100 000 вкз. Форм.
Пач, ЦМС111И !'/•• УЧиавт. лист. 2,94. Уполно-
)л I* 11.1И/М4. Отпсчитано на бумаге бумаж-
ма'1, ).« ' )б|1азцоп1|н типография Огиза
Миаи|||афиии 1 «“. Москиа, Палоиая, 28.
11*114 МN1111,
Предисловие
Великий русский поэт Пушкин, высоко це-
нивший творчество Байрона, сравнивал его
с могу.чим, бурным и глубоким моремл
«Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Ои духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем не укротим». («К морю»)
Ш
Жнп. мсж рабов — мне нет охоты,
Их руки пожимать мне стыд!
Нррии мнс край мой одичалый,
Гдс знал я грезы ранних лет,
ГД« Рспу океана — скалы
Шлют свой бестрепетный ответ!
01 и пс стар! Но мир, бесспорно,
1>ыл сотворен не для меня!
ИйЧсм жс скрыты тенью черной
Приметы рокового дня?
Миг прсжде снился сон прекрасный,
Ниденье дивной красоты...
Дгй(тиитсльность! ты речью властной
Газогнала мои мечты.
Кто оыл мне друг — в краю далеком,
Кого любил — тех нет со мной.
Уныло н сердце одиноком,
Когда надежд исчезнет рой!
Порой над чашами веселья
: (абудусь я на краткий срок...
Но что мгновенный бред похмелья!
Я ссрдцем, сердцем — одинок!
Кик глупо слушать рассужденья,
О, не друзей и не врагов!
Гсх, кто по прихоти рожденья
Стал сотоварищем пиров.
Пгрпитс мне друзей заветных,
Дсливших трепет юных дум,
I! 0|1ошу оргий1 дорассветных
Я блеск пустой и праздный шум.
Л жгнщина!— Тебя считал я
Надеждой! утешеньем! всем!
|и н н-адесьпиры , сопровождаемые распутством.
11
Каким же мертвым камнем стал я,
Когда твой лик для сердца нем!
Дары судьбы, ее пристрастья,
Весь этот праздник без конца
Я отдал бы за каплю счастья,
Что знают чистые сердца!
Я изнемог от мук веселья,
Мне ненавистен род людской,
И жаждет грудь моя ущелья,
Где мгла нависнет над душой!
Когда б я мог, расправив крылья,
Как голубь к радостям гнезда,
Умчаться в небо без усилья,
Прочь, прочь >от жизни — навсегда!
Перевсл Валериӓ Брюсое
12
йк1 уж(' мсчты бывалой нет со мной:
|ин, цростоиавпод ветром,—пред ненастьем,—
мснн пздохнуть над отсиявшим счастьем,
|ричут, мпится мне, дрожащие листы:
“1#АЛИ, отдохни, прости, мой друг, И ТЫ!:
ОКдидит судьба души моей волненье,
1м п страстям пошлет успокоенье, —
цасго думал я, — пусть близкий смертный час
(Д1<Лй мцг усладит, когда огонь погас;
М'ЛЫО тесную, иль в узкую могилу —
N гсрдцс скрыть, что медлить здесь любило;
г |#ЧТ0ю гграстной мне отрадно умирать,
Ц1ЛЮЙЛСИПЫХ местах мне сладко почивать;
1Т# НИ11СКИ там, где все мечты кипели,
И/1Ш.1П отдых лечь у детской колыбели;
им>Ю1 огдохнуть под пологом ветвей,
Дсрном, где, резвясь, вставало утро дней;
Гй п .ш эемлей на родине мне милой,
11ЙТ1.П1 с нею там, где грусть моя бродила;
• п. Олагословят знакомые листы,
X I, цлачут мадо мной— друзья моей мечты;
ГОлыа» тс, кто был мне дорог в дни былые,—
цусть мсня вовек не вспомнят остальные.
Перееел Александр Блок
Подражаиие В ат уллу 1
(Елеме)
13
Но разве душа утомится, любя!
Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя,
Ничто б не могло губ от губ оторвать;
Мы все б целовались опять и опять;
И пусть поцелуям не будет числа,
Как зернам на ниве, где жатва спела.
И мысль о разлуке не стоит труда:
Могу, ль изменить?! — Никогда, никогда!
Перевел Александр Блок
Романс
Кто сравнится в высшем споре
Красотой с тобой?
Точно музыка на море,
Нежный голос твой.
Точно музыка в тумане,
На далеком океане,
Точно ветры, в сладких снах,
Что трепещут на волнах.
В полночь месяц чуть колышет
Воды в глубине;
Лоно моря еле дышит,
Как дитя во сне.
Так душа, полна мечтою,
Чутко дышит красотою;
Нежно в ней растет прибой,
Зачарованный тобой.
Перевел К . Бальмонт
14
4
Проети
(III пкрвой песни „Путешествия
ЧайльА-ГаромДа“) 1
15
В полете быстрый сокол наш
Едва ль поспорит с ним.
Пусть воет ветер, плещет вал—
Не все ли мне равно!
«Не страх, сэр1 Чайльд, мне сердце ся
Оно тоской полно.
Ведь я отца оставил там,
Оставил мать в слезах,
Одно прибежище мне — к вам,
Да к богу в небесах.
Отец, как стал благословлять,
Был тверд в прощальный час,
Но долго будет плакать мать,
Не осушая глаз».
Горюй, горюй, малютка мой1
Понятна грусть твоя...
И будь я чист, как ты, душой,
Заплакал бы и я!
А ты, мой йомен12, что притих?
Что так поник челом?
Боишься непогод морских
Иль встречи со врагом?
«Сэр Чайльд, ни смерть мне не страии
Ни шторм, ни враг, ни даль;
Но дома у меня жена:
Ее, детей мне жаль!
Хоть и в родимой стороне,
А все ж она одна,
1 С э р — почтительное обращение, соответствующсс
русскому «господии».
* Й о м е я — старинное назваиие зажиточного крс-
стьяҥина в Англш, имекяцего собствеиний эемслщц.|||
надел.
16
Кмк гпросят дети обо мне,
Что скажет им она?»
Дпиояыю, друг! ты прав, ты прав!
Попятиая печаль!
'А н? суров и дик мой нрав:
Смсясь, я еду, вдаль.
Дееугика иа Кадикса 12
Не говорите больше мне
О северной красе британки3;
Вы не изведали вполне
Все обаянье кадиксанки.
Лазури нет у ней в очах,
И волоса не золотятся;
Но очи искрятся в лучах
И с томным оком не сравнятся.
18
Игиммкп, словно Прометей1,
()|пм1. мохитила у неба,
11 1И| лстит из глаз у ней
1!т|)рлпмн черными ЭребаI2*;
Л I \ 11ч1 — ворона крыла:
Н|.1 0 иоклялись, что их извивы,
|1п’111ПЮ падая с чела,
|1,рлу|пт шею, дышат, живы...
(пмтамки зимне-холодны,
I Р1'ли лица их прекрасны,
1иш уста8 их ледяны,
1П1 привет уста безгласны;
п югл пламенная дочь,
11ПП1К.1, рождена для страсти —
чар се не превозмочь,
нс любить ее — нет власти.
1 П р о б н т в у м а в р а и и с п а н ц а — борьба
испанцев с маврами (народом из северной Африки,
завоевавшим Испанию в VIII веке) проделжалась
вплоть д о XIII века. Эта борьба послужила темой
МПОП1Х патриотических песен и легенд.
8 Ч е т к и — шнурок с нанизаниыми на кем буса-
ми, которые перебираются пальцами при чтении
молитв.
20
Душа моп м рачна 1
Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей1
Вот арфа золотая:
Пускай персты12 твои, промчавшися по ней,
Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес —
Они в груди моей проснутся,
И если естъ в очах застывших капля слез —
Они растают и прольются.
21
У вод вавилонских, печалью томимы 1
У вод вавилонских, печалью томимы,
в слезах мы сидели, тот день вспоминая,
Как враг разъяренный по стогнам12 Солиыа3
Бежал, все мечу и огню предавая.
Как дочери наши рыдали! Оне
Рассеяны ныне в чужой стороне...
22
Дпкая гааель1
Газели дикой средь холмов
Сионских12 волен путь.
Какой поманит из ручьев,
К тому спешит прильнуть.
Неукротим ее порыв,
Воздушна поступь, взгляд так жив.
23
Земля, в которой — предков прах,
Не успокоит нас.
Сиона храм врагом сметен1,
И трон Солима осквернен.
Перевел Ф. Вермелъ
Прооти 2
Прости! и если так судьбою
Нам суждено — навек прости!
Пусть ты безжалостна — с тобою
Вражды мне сердца не снести.
Не может быть, чтоб повстречала
Ты непреклонность чувства в том,
На чьей груди ты засыпала —
Невозвратимо-сладким сном
Когда б ты в |ней насквозь узрела
Все чувства сердца моего,
Тогда бы, верно, пожалела,
Что только презрела его.
Пусть свет улыбкой ободряет
Теперь удар жестокий твой:
Тебя хвалой он обижает,
Чужою купленной бедой.
Пускай я, очернен виною,
Сӧбя дал право обвинять;*8
24
Но для чего ж убить рукою,
Меня привыкшей обнимать?
И верь, о, верь! пыл страсти нежнон
Лишь годы могут охлаждать;
Но — вдруг не в силах гнев мятежный
От сердца сердце оторвать.
Твое — то ж чувство сохраняет;
Удел же мой — страдать, любить, —
И мысль бессмертная терзает,
Что мы не будем вместе жить.
Печальный вопль над мертвецами
С той думой страшной как сравнять?
Мы оба живы, но вдовцами
Уже нам день с тобой встречать.
И в час, как нашу дочь ласкаешьх,
Любуясь лепетом речей,
Как об отце ей намекаешь —
Ее отец в разлуке с ней.
Когда ж твой взор малютка ловит,
Ее целуя, вспомяни
О том, тебе кто счастья молит,
Кто рай нашел в твоей любви.
И если сходство в ней найдется
С отцом, покинутым тобой,
Твое вдруг сердце встрепенется.
И трепет сердца — будет мой.
Мои вины, быть может, знаешь,
Мое безумство — можно ль знать?
Надежды — ты же увлекаешь:
С тобой, увядшие, летят.
Ты потрясла моей душою;
Презревший свет дух гордып мой1
1 И в час, к а к н а ш у д о ч ь л а с к а е ш ь —
речь идет о дочери поэта Аде, которой бььпо
четыре месяца, когда он разошелся с жеиой и
иавсегда покинул Англшо.
Станоы 1 к Авгуетв 12
Хоть минули и счастье, и слава,
И звезда закатилась моя,
Ты одна не взяла себе права
Поносить и тревожить меня;
Ты одна не шатнулась душою,
В нежном сердце твой брат не упал,
И любовь, столь ценимую мною,
Я в тебе лишь одной отыскал.
Пусть же шлет, улыбаясь приветно,
Мать-природа свои мне дары:
Я отдался ей весь беззаветно,
Вспоминая улыбку сестры.
И пускай на сраженье с волнами
26
Бурный вихорь по небу летит,
Я скорблю лишь о том, что меж нами
Океан необьятный лежит.
Пусть последний мой якорь сорвался,
Пусть исчез он средь мутных зыбей,
Пусть повсюду злой нёдуг ворвался —
Не согнусь пред судьбою своей!
Пусть клевещут бесстыдные люди,
Помогая жестокой судьбе —
Не пробить им закованной груди:
Ей защитой — мечта о тебе.
Из людей — ты одна мне не льстила,
Между женщин осталась верна;
Ты в разлуке меня не забыла,
Клеветам не вняла ты одна,
Не стремилась за общим пороком,
Не слабела горячей душой,
За любовь не платила упреком,
За добро не платила враждой.
Я устал; но людей не кляну я
И себя не зову их врагом —
Пусть их рвутся, свирепо ликуя,
На войну с одиноким бойцом!
Я могу ли корить их презреньем?
Бой неравный мне очи открыл:
Как отрадны борьба и гоненье:
Через них я тебя оценил.
Средь обломков и дикой пустыни
Я без страха и гордо стою:
Не отбить им последней святынй —
Не утрачу любовь я твою!
И пустыни той вид не печален,
И обломки те дороги мне,
И блестит из-под груды развалин
Бриллйант, невредимый в огне!
Перевел Л. Друж инин
Сонет к Ш ильону 1
Свободной мысли вечная душа, —
Всего светлее ты в тюрьме, свобода!
Там грудь неукротимого народа
Тебя хранит, одной тобой дыша.
Когда, в цепях, во тьме сырого свода
Твои сыны сидят за годом год,—
В их муке зреет для врагов невзгода,
И слава их во всех ветрах поет.
Шильон! Твоя тюрьма старинной кладки —
Храм; пол — алтарь; по нём и там и тут
Он, Боннивар,12 годами шаг свой шаткий
Влачил, — и в камне те следы живут.
Да не сотрут их — эти отпечатки 1
Они из рабства — к богу вопиют!
Перевел Георгий Шенгели
28
Шильопский уапик
I
Взгляните на меня: я сед;
Но не от хилости и лет;
Не страх внезапный в ночь одну
До срока дал мне седину.
Я сгорблен; лоб наморщен мой,
Но не труды, не хлад, не зной —
Тюрьма разрушила меня.
Лишенный сладостного дня,
Дыша без воздуха, в цепях,
Я медленно дряхлел и чах,
И жизнь казалась без конца.
Удел несчастного отца:
За веру — смерть и стыд цепей
Уделом стал и сыновей.
Нас было шесть — пяти уж нет.
Отец, страдалец с юных лет,
Погибший старцем на костре,
Два брата, падшие во прех,
Отдав на жертву честь и кровь,
Спасли души своей любовь.
Три заживо схоронены
На дне тюремной глубины
VI двух сожрала глубина;
Лишь я, развалина одна,
Себе на горе уцелел,
Чтоб их оплакивать удел.
II
На лоне вод бтоит Шильон;
Там, в подземелье, семь колонн1
1 В о п р е — от старинного русского слова — пря,
спор; во пре — в споре, в борьбе.
29
Покрыты влажным мохом лет,
На них печальный брезжит свет,
Луч, ненароком с вышины
Упавший в трещину стены
И заронившийся во мглу.
И на сыром тюрьмы полу
Он светит тӱскло, одинок,
Как над болотом огонек,
Во мраке веющий ночном.
Колонна каждая с кольцом;
И цепи в кольцах тех висят,
И тех цепей железо — яд;
Мне в члены вгрызлося оно:
Не будет ввек истреблено
Клеймо, надавленное им.
И день тяжел глазам моим,
Отвыкнувшим с столь давних лет
Глядеть на радующий свет;
И к воле я душой остыл
С тех пор, как брат последний был
Убит неволей предо мной
И, рядом с мертвым, я — живой —
Терзался на полу тюрьмы.I
III
Цепями теми были мы
К колоннам тем пригвождены,
Хоть вместе, но разлучены.
Мы шагу не могли ступить;
В глаза друг друга различить
Нам бледный мрак тюрьмы мешал:
Он нам лицо чужое дал —
И брат стал брату незнаком.
Выла услада нам в одном:
Друг другу голос подавать,
зо
Друг другу сердце пробуждать
Иль былыо славной старины,
Иль звучной песнею войны —
Но скоро то же и одно
Во мгле тюрьмы истощено;
Наш голос страшно одичал:
Он хриплым отголоском стал
Глухой тюремныя1 стены;
Он не был звуком старины
В те дни, подобно нам самим,
Могучим, вольным и живым.
Мечта ль? — но голос их и мой
Всегда звучал мне, как чужой.
IV
Из нас троих я старший был;
Я жребий собственный забыл,
Дыша заботою одной,
Чтоб им не дать упасть душой.
Наш младший брат — любовь отца...
Увы! черты его лица
И глаз умильная краса,
Лазоревых, как небеса,
Напоминали нащу мать.
Он был мне всё — и увядать
При мне был должен милый цвет,
Прекрасный, как тот- днёвный свет,
Который с неба мне светил,
В котором я на воле жил.
Как утро, был он чист и жив,
Умом младенчески-игрив,
Беспечно-весел сам с собой...1
31
Но перед горестыо чужой
Из голубых его очей
Бежали слезы, как ручей.
V
Другой был столь же чист душой;
Но дух имел он боевой:
Могуч и крепок в цвете лет,
Рад вызвать к битве целый свет
И в первый ряд на смерть готов...
Но без терпенья для оков.
И он от звука их завял!
Я чувствовал, как погибал,
Как медленно в печали гас
Наш брат, незримый нам близ нас.
Он был стрелок, жилец холмов,
Гонитель вепрей1 и волков —
И гроб тюрьма ему была:
Неволи сила не снесла.
VI
Шильон Леманом2 окружен,
И вкруг его со всех сторон
Неизмерима глубина;
В двойную волны и стена
Тюрьму совокупились там;
Печальный свод, который нам
Могилой заживо служил,
Изрыт в скале подводной был;
И день и ночь была слышна
Ь него биющая волна*
1 В е п р ь — дикий кабан.
* Л е м а н — другое название Женевского озера.
32
И шум над нашей головой
Струй, отшибаемых стеной.
Случалось — бурей до окна
Бывала взброшена волна,
И брызгов дождь нас окроплял;
Случалось — вихорь бушевал
И содрогалася скала;
И с жадностью душа ждала,
Что рухнет и задавит нас:
Свободой был бы смертный час.
VII
Середний брат наш — я сказал —
Душой скорбел и увядал.
Уныл, угрюм, ожесточен,
От пищи отказался он:
Еда тюремная жестка;
Но для могучего стрелка
Нужду переносить легко.
Нам коз альпийских1 молоко
Сменила смрадная вода;
А хлеб наш был, какой всегда —
С тех пор как цепи созданы —
Слезами смачивать должны
Невольники в своих цепях.
Не от нужды скорбел и чах
Мой брат: равно завял бы он,
Когда б и негой окружен
Бёз воли был... Зачем молчать?
Он умер... я ж ему подать
Руки не мог в последний час,
Не мог закрыть потухших глаз:1
1 А л ь п н й с к и й — от Альпы, величайшей горной
цепи в Европе, протянувшейся по Швейцарии, Фран-
ции, Италии, Юго-Славии, Австрии, Гермашга.
Вотще я цепи грыз и рвал —
Со мною рядом умирал
И умер брат мой, одинок;
Я близко был и — был далек.
Я слышать мог, как он дышал,
Как он дышать переставал,
Как вздрагивал в цепях своих
И как ужасно вдруг затих
Во глубине тюремной мглы.
Они, сняв с трупа каҥдалы,
Его без гроба погребли
В холодном лоне той земли,
На коей он невольник был.
Вотще я их в слезах молил,
Чтоб брату там могилу дать,
Где мог бы днёвный луч сиять;
То мысль безумная была,
Но душу мне она зажгла:
.Цтоб волен был хоть в гробе он.
«В темнице», мнил я, «мертвых сон
Не тих...» Но был ответ слезам
Холодный смех; и брат мой там
В сырой земле тюрьмы зарыт,
И в головах его висит
Пук им оставленных цепей:
Убийц достойный мавзолей..V
I
VIII
Но он, наш милый, лучший цвет,
Наш ангел с колыбельных лет,
Сокровище семьи родной,
Он — образ матери душой
И чистой прелестью лица —
Мечта любимая отца,
34
Он — для кого я жизнь щадил,
Чтоб он бодрей в неволе был,
Чтоб после мог и волен быть...
Увы! он долго мог сносить
С младенческою тишиной,
С терпеньем ясным жребий свой.
Не я ему — он для меня
Подпорой был. Вдруг день от дня
Стал упадать — ослабевал,
Грустил, молчал и молча вял..
О боже! боже! страшно зреть,
Как силится преодолеть
Смерть человека. Я видал,
Как ратник1 в битве погибал;
Я видел, как пловец тонул
С доской, к которой он прильнул
С надеждой гибнущей своей;
Я зрел, как издыхал злодей
С свирепой дикостью в чертах,
С богохуленьем на устах,
Пока их смерть не заперла;
Но там был страх: здесь скорбь была,
Болезнь глубокая души.
Смиренным ангелом в тиши
Он гас, столь кротко-молчалив,
Столь безнадежно-терпелив,
Столь грустно-томен, нежно-тих,
Без слез, лишь помня о своих
И обо мне... Увы! он гас,
Как радуга, пленяя нас,
Прекрасно гаснет в небесах:
Ни вздоха скорби на устах,
Ни ропота на жребий свой;
Лишь слово изредка со мной1
1 Р а т н и к — воин.
35
О наших прошлых временах,
О лучших будущего днях.
Об упованьи... но, объят
Той тратой, горшею из трат,
Я был в свирепом забытъи.
Вотще, кончаясь, он свои
Терзанья смертные скрывал...
Вдруг реже, трепетнее стал
Дышатъ, и вдруг умолкнул он...
Молчаньем страшным пробужден,
Я вслушиваюсь — тишина 1
Кричу, как бешеный — стена
Откликнулась — и умер гул...
Я цепь отчаянно рванул
И вырвал... к брату — брата нет!
Он на столбе, как вешний цвет,
Убитый хладом, предо мной
Висел, с поникшей головой.
Я руку тихую поднял:
Я чувствовал, как исчезал
В ней след последней теплоты...
И, мнилось, были отняты
Все силы у души моей;
Все страшно вдруг сперлося в ней.
'Я дико по тюрьме бродил —
Но в ней покой ужасный был;
Лишь веял от стены сырой
Какой-то холод гробовой.
И, взор на мертвого вперив,
Я знал лишь смутно, что я жив.
О! сколько муки в знаньи том,
Когда мы тут же узнаем,
Что милому уже не быть.
И миг тот мог я пережить!
Не знаю — вера ль то была,
Иль хладность к жизни жизнь спасла?
36
IX
Но что потом сбылось со мной —
Не помню. Свет казался тьмой,
Тьма — светом; воздух исчезал;
В оцепенении стоял,
Без памяти, без бытия,
Меж камней хладным камнем я:
И виделось, как в тяжком сне,
Все бледным, темным, тусклым мне;
Все в мутную слилося тень;
То не было ни ночь, ни день,
Ни тяжкий свет тюрьмы моей,
Столь ненавистный для очей:
То было — тьма без темноты;
То было — бездна пӱстоты
Без протяженья и границ;
То были образы без лиц;
То страшный мир какой-то был,
Без неба, света и светил,
Без времени, без дней и лет,
Без Промысла, без благ и бед:
Ни жизнь, ни смерть, как сон гробов,
Как океан, без берегов,
Задавленный тяжелой мглой,
Недвижный, темный и немой..
X
Вдруг луч внезапиый посетил
Мой ум: то голос птички был.
Он умолкал, он снова пел;
И, мнилось, с неба он летел —
И был утешно-сладок он.;
Им очарован, оживлен,
37
Заслушавшись, забылся я;
Но 'не надолго. Мысль моя
Стезей1 привычною пошла —
И я очнулся. И была
Опять передо мной тюрьма,
Молчанье то же, та же тьма;
Как прежде, бледною струей
Прокрадывался луч дневной
В стенную скважину ко мне.
Но там же, в свете, на стене
И мой певед воздушный был:
Он трепетал, он шевелил
Своим лазоревым крылом;
Он бзарен был ясным днем;
Он пел приветно надо мной.
Как много было в песне той!
И все то было — про меня!
Ни разу до того я дня
Ему подобного не зрел!
Как я, казалось, он скорбел
О брате, и покинут был;
И он с любовью навестил
Меня тогда, как ни одним
Уж сердцем не был я любим.
И в сладость песнь его была:
Душа невольно ожила.
Но кто ж ой сам был, мой певец?
Свободный ли небес жилец?
Или, недавно от цепей,
По случаю к тюрьме моей,
Играя в небе, залетел
И о свободе мне пропел?
Скажу ль?.. Мне думалось дорой,
Что у меня был не земной,
С т е з я — дорога, луть.
38
-А райский гость; что братний дух
Порадовал мой взор и слух /
Примчался птичкою с небес...
Но утешитель вдруг исчез:
Он улетел в сиянье дня...
Нет, нет, то не был брат: меня
Покинуть так не мог бы он,
Чтоб я, с ним дважды разлучен,
Ос/ался вдвое одинок,
Как труп меж гробовых досок.:
XI
Вдруг новое в судьбе моей:
К душе тюремных сторожей
Как-будто жалость путь нашла;
Дотоле их душа была
Бесчувственней желез моих.
И что - разжалобило их?
Что милость вымолило мне?
Не знаю... но опять к стене
Уже прикован не был я;
Оборванная цепь моя
На шее билася моей;
И по тюрьме я вместе с ней
Вдоль стен кругом столбов бродил,
Не смея братних лишь могил
Дотронуться моей ногой,
Чтобы последния земной
Овятыни там не оскорбить.
XII
И мне оковами прорыть
Ступень удалося в стене;
Но воля не входила мне
39
И в мысли... я был сирота,
Мир стал чужой мне, жизнь пуста,
С тюрьмой я жизнь сдружил мою:
В тюрьме я всю свою семью,
Все, что знавал, все, что любил,
Невозвратимо схоронил,
И в области веселой дня
Никто уж не жил для меня;
Без места на пиру земном,
Я был бы лишний гость на нем,
Как облако при ясном дне
Потерянное в вышине,
И в радостных его лучах
Нещгжное на небесах.
Но мне хотелось бросить взор
На красоту знакомых гор,
На их утесы, их леса,
На близкие к ним небеса..
XIII
Я их увидел — и оне
Все были те ж: на вышине
Веков создание — снега,
Под ними — Альпы и луга,
И бездна озера у ног,
И Роны1 блещущий поток
Между зеленых берегов;
И слышен был мне шум ручьев,
Бегущих, бьющих по скалам:
И по лазоревым водам1
40
Сверкали ясны облака;
И быстрый парус челнока
Между небес и вод летел;
И хижины веселых сел,
И кровы светлых городов
Сквозь пар мелькали вдоль брегов.
И я приметил островок:
Прекрасен, свеж, но одинок
В пространстве был он голубом;
Цвели три дерева на нем;
И горный воздух веял там
По мураве и по цветам,
И воды были там живей,
И обвивалися нежней
Кругом родных брегов оне.
И видел я: к моей стене
Челнок с пловцами приставал,
Гостил у брега, отплывал
И, при свободном ветерке
Летя, скрывался вдалеке;
И в облаках орел играл,
И никогда я не видал
Его столь быстрым: то к окну
Спускался он, то в вышину
Взлетал — за ним душа рвалась;
И слезы новые из глаз
Пошли, и новая печаль
Мне сжала грудь: мне стало жаль
Моих покинутых цепей.
Когда ж на дно тюрьмы моей
Опять сойти я должен был —
Меня, казалось, обхватил
Холодный гроб; казалось, вновь
Моя последняя любовь —
Мой милый брат — передо мной
Был взят несытою землей;
41
Но как ни тяжко ныла грудь —
Чтоб от страданья отдохнуть,
Мне мрак тюрьмы отрадой был.,
XIV
День приходил — день уходил —
Шли годы — я их не считал:
Я, мнилось, память потерял
О переменах на земли.
И люди, наконец, пришли
Мне волю бедную отдать.
За что и как —о том узнать
И не помыслил я: давно
Считать привык я за одно —
Без цепи ль я, в цепи ль я был:
Я безнадежность полюбил —
И им я холодно внимал,
И равнодушно цепь скидал,
И подземелье стало вдруг
Мне милой кровлей... там все друг,
Все однодомец было мой:
Паук темничный надо мной
Там мирно ткал в моем окне;
За резвой мышью при луне
Я там подсматривать любил;
Я к цепи руку приучил;
И — столь себе неверны мы! —
Когда за дверь своей тюрьмы
На волю я перешагнул —
Я ӧ тюрьме своей вздохнул.
Перевел В . Ж укоеакий
42
Епрпавал
( Отрывки из поэмы „Ьглло*1
Венециапскап12 историйка)
43
Вот грек, вот римлянин, вот Янки-Дуддл1, индус;
Но здесь не увидать монаха постной маски:
Любой себе костюм бери, коль ты не трус, —:
Но рясу не дразни, иначе близок час твой.
Свободомыслию — совет мой: не участвуй.
Пусть лучше тернии составят твой наряд
Взамен плаща и брюк, чем черная хламида,
Чем хоть один лоскут, что не приемлет «брат»;
Как ни клянись потом, что шутка — не обида,
Отправят в ад тебя, и всякий будет рад
Сгребать под грешника все уголья аида12,
И мессу3 — чтоб котел не так бурлил в огне —
Служить не станет поп ;(коль не платить вдвойне).
44
Гляди — восьмая тут! «Глядеть не стану, нет!»
Их больше, чем теней, что вызывал Макбет1.
Пс.ревел Гсоргий Ш ешели
46
По он, вскочив, сказал, моргнув разок-другой:
«По-моему — беда еще с одной звездой».
По прежде чем опять предался он покою,
Как в глаз ему крылом дал некий херувим;
Лпостол Петр зевнул и нос потер рукою;
«Святой вратарь, очнись», — тот молвил и над ним
Стал крыльями махать, сверкавшими красою
Небесною, — на зло павлинам всем земным.
'Апостол отвечал: «Ну, хорошо; что надо?
Не Люцифер1 ли к нам вновь пригремел из ада?»
«Нет, — херувим сказал: — Джордж Третий2
мертв». — «Позволь,
'А кто он этот Джордж? И почему он третий?» —
«Кто — Джордж? Кто —Третий? Как! Он —
английский король!» —
«Прекрасно. Короли его на этом свете
Не затолкают... Но — он с головою, что ль?
С последним королем заминка вышла... Эти
Мне короли!.. Ему б не стать и на крыльцо,
Когда б он голову нам не швырнул в лицо».
Перевел Георгий Шснгели
Прометей 8
Титан*34*... Всю скорбь земных созданий
Бессмертным взором ты проник,
^ Л ю ц и ф е р — сатана.
« Д ж о р д ж Т р е т и й — Георг III, король Алглии,
сошедший с ума.
3 П р о м е т е й — см. примечание к «Девушке из Ка-
днкса».
4 Т и т а н — по древнегреческим сказаниям титаны —
дети богов иеба и земли, восставшие против власти
родителей и за это низвергнутые имн в преисподпюю.
47
Не отвращал — как боги —лик
С презреньем от людских страданий.
И что ж за жалость получил?,
Одно страданье свыше сил:
Утес... и коршун... и оковы...
Великих душ удел суровый:
Молчанья гордого тиски,
Гнет подавляющей тоски,
И разве тайный вздох печали
С самим собой наедине,
В лишенной эха тишине —
Нтоб небеса не услыхали.
1 В руках д е р ж а щ и й г р о м ы б о г — громо-
вержец — Зевс, бог грома и молнии древних
греков.
48
Судя его молчаньем тем —
И стыд его коснулся сердда,
Проснулся в нем зловещий страх,
И молньи дрогнули в руках.
Богоподобным преступленьем
Была лишь доброта твоя.
Всю скорбь людского бытия
Хотел смягчить ты наставленьем,
Достичь, чтоб смертный находил
В своей душе источник сил.
Ты испытал небес гоненье,
Но твердость духа, мощь, терпенье
Все силы неба и земли
В тебе разрушить не могли.
Остался твой урок навеки.
Ты — знак, ты — символ для всего
Что сочеталось в человеке:
Как ты — он частью божество,
Он — муть из чистого истока.;
Провидит смертный на тебе
Все мрачное в своей судьбе:
Борьбу, несчастья гнет жестокий,
Путь жизни вечно одинокой...
Но дух его, как твой, сильней
Всех человеческих скорбей.
А сила воли, ум высокий
Средь пыток могут ощутить
Награды духа смысл глубокий —
С презреньем кинуть вызов року
И смерть — в победу превратить.
Перевела Т. Щ епкина-Куперник
40
Ода авторам билля, направлениого против
разрушителей станков 1
Лорд Эльдон, прекрасно; лорд Рӓйдер12, чудесно!
Британия с вами как раз процветет.
И Гоксбери с Гӧрроби правят совместно.
Лекарство поможет, но раньше—убьет.:
Ткачи-негодяи готовят восстанье,
0 помощи просят. Пред каждым крыльцом
Повесят у фабрик их всех в назиданье!
Ошибку исправить и —-дело с концом.
В нужде негодяи, сидят без полушки,
А пес, голодая, на кражу пӧйдет.
Их вздернув за то, что сломали катушки —
Правительство деньги и хлеб сбережет.
Ребенка скорее создать, чем машину,
Чулки — драгоценнее жизни людской,
И виселиц ряд оживляет картину,
Свободы расцвет знаменуя собой.
Идут волонтеры3, идут гренадеры4,
Полков двадцать два—-на мятежных ткачей,
1 Стихотворение бячует буржуазное английское законо-
дательство, каравшее смертью рабочих, которые на заре
своего движения в начале XIX века бурно восставали
против введеная в нромышлеиность маншн, вытеснявших
ручной труд и создававших безработицу. Особенно ст{>а-
дали от нового тогда способа производства ткачи, о ко-
торых здесь идет речь. О д а — хвалебное стихотворение
или песня, написанные в честь кого-нибудь. В данном
случае слово «ода» употреблено в насмешливом смысле.
Б и л л ь — так в Англи-и* н в Северо-Американских Сое-
диненных Штатах называется законопроект, вносимый в
парламент.
2 Л о р д Э л ь д о н , л о р д Р ӓ й д е р —• авторы билля.
8 В о л о н т е р ы — добровольно поступившие на воен-
ную службу.
* Г р е н а д е р ы — особо рослые солдаты- из отборных
частей войска.
50
ГТолицией все принимаются меры,
Двумя мировыми, толпой палачей.
Из лордов не всякий отсгаивал пули,
О судьях взывали. Потраченный труд!
Согласья они не нашли в Ливерпуле1,
Ткачам осуждение вынес не суд.
Не странно ль, что если является в гости
К нам голод и слышится вбпль бедняка,
За ломку машины ломаются кости
И ценятся жизни дешевле чулка?
А если так было — то многие спросят:
Сперва не безумцам ли шею свернуть,
Которые людям, что помощи просят —
Лишь петлю на шее спешат затянуть?
Перевела 0 . Чюмина
51
Пусть кровь та, как сердце злодея, черна,
Затем, что из грязных текла она жил, —
Она, как роса, нам нужна:
Ведь древо свободы вспоит нам она,
Которое Лудд насадил!
Перевел Н. Холодковский
ч Стансы
Что ж, если ты вступить не можешь в бой
За собственный очаг, — борись за дом соседа,
За вольность Греции, за Рима блеск былой...
Пусть ждет тебя иль смерть, или победа.
Кто за других готов, сражаясь, жизнь отдать,
Тот духом рыцарским, бесспорно, обладает.
Не все ль равно, за чью свободу меч поднять,
За чью свободу, лавр1 героя увенчает.
Перевел С. Илъин
Иа дневника в Кефалонии 12
Встревожен мертвых сон — могу ли спать?
Тираны давят мир — я ль уступлю?
Созрела жатва — мне ли медлить жать?
На ложе — колкий терн, я не дремлю:
В моих ушах, что день, поет труба,
Ей вторит сердце...
Перевел Алекеандр Блок
52
Неснъ к сулиотам 1I
Дети Сули! 2 Киньтесь в битву.
Долг творите, как молитву!
Через рвы, через ворота:
Бӓуа! Бӓуа! 3 Сулиоты!
Есть красотки, есть добыча,
В бой! Творите свой обычай!
Знамя вылазки святое,
Разметавшей вражьи строи,
Ваших гор родимых знамя,
Знамя ваших жен над вами,
В бой, на приступ, Стратиоты,
Бӓуа! Бӓуа! Сулиоты!
Плуг наш — меч: так дайте клятву
Здесь собрать златую жатву;
Там, где брешь в стене пробита,
Там врагов богатство скрыто:
Есть добыча — слава с нами —
Так вперед, на спор с громами!
'Лерееел А лексанлр Б лск
54
II |м ’ирлнгь мис мс с ксм пламя страсти:
11о цспь сс — иа ммс I
Ио цугп. мсмя трсвоги не смущают
Подобммх дум—теперь, на местс том,
I дс ливры гроб героя украшают
Илм чсло венком.
Покруг мемя — оружие, знамена;
VI п Грсции, — мне ль это позабыть?
II ма щнте1 боец Лакедемона2
Нс мог свободней быть.
Иосстань! (не ты, Эллада3, — ты восстала) —
Носстань, мой дух! В минувшем проследи, —
Откуда кровь твоя берет начало,
И в битву выходи!
Уйми в себе всплывающие страсти
II побори: не молод больше ты,
И над тобой должны лишиться власти
Гнев иль улыбка красоты.
О, если ты о юности жалеешь,
Зачем беречь напрасно жизнь свою?
Смерть пред тобой — и ты ли не сумеешь
Со славой пасть в бою?
Ищи ж того, что часто поневоле
Находим мы; вокруг себя взгляни,
Найди себе могилу в бранном поле4
И в ней навек усни!
Перевел Д. Михаловский *