Н£.]?

СДНАЯ ВДВаИОТЕКА

А. С ПУШКИН

РОМӒН Б СТЙХАХ

ГССУДАРб^ЕЕННОЕ ИЗЛАТЕЛЬСТВО
ПЕТЕРБУРГ Ф 1919
Г “ ЖП9?ед , "аконом
= сгр
г * *-° * “*гргХОм
■■- 0Т.

ГвСУДарСТйад« И Ш ш н Тм.
 «Евгений Онегин».

„Евгвний Онегин“ ...

Долгий и любимый труд всей повтической
зсизни Пушкина, ее полное и совершеннейшее вы-
ражение...
С 1822 года по 1835 — четырнадцать лет — •
жнл поэт своим романом, мыслями о немГчетыр-
нӓдцӓть Ттучших^лётГнедолгого, но вспикого поз-
тичёскЬпгйути ,~Евгений Онегин“~Тыл спутнико.м
Нушкина.
Бся творческая деятельность Пушкина была
тесно~свяганӓ с его романом. но наиболъшая и
зам¥тнёШ ӓӓсвя8ь сушествует между „Ӧногнным“
м лирикой пвэта. Тесно переплелись между соӓам
„Еигений Онегин“ й~лйрикӓ, „Езгений Онегнн*
как ӓы питӓлся лирикой, обусловлиаался ега— и,
в евою очередь, питал еэ, обусловливал лирику.
Тот же тон, те же мотизы, та же мысль и ее
выраженке. |
Весьма плодотворяой я&ляется рстботэ.— яараи-
лельнее, однввремзннре изучвние ромааа и лиц*ж-
ческих стнхотворений Пушкина. В этой рӓдбете
раскрывается тгорческнй продесс, ео врсмя кото-
1*
 рого от романа откалывались большне самосто-
ятельиые отделы стихов и мотивы, выделявшиеся
из романа и образовызэ.вшиз самостоятельные
лирические стихотворения. Так, было выделено
из романа стихотворение „Свободы сеятель пу-
стынный“ , входнвшее сперва во вторую главу
Евгения Онегина; так, вычеркивались Пушки-
ным мкогочисленные строфы, дазавшие жизнь
новым лирическим стихотворениям; так, поэти-
ческая мысль и поэтическое чувство, едва наме-
чаЮщиеся в „Евгении Онегине", давали толчок
к ооздакию новых стихов, в которых едва наме-
ченное в романе— получало свое полкое развн-
тием выражение.
И обратно: лирические стихотворения давали
тот основной тон, на котором развертызалось
действие романа, нить романа, и очерчивались,
получали исизнь портреты его героев.
Связь лирики с романом настолько значитель-
ная и органическая, что не случайно совпадение
преждезременпого окончания „Евгения Онегина“
с падением собственно лирической, чисто-лнри-
ческой производительности, не случайно, что го-
дк высшей лирической напряженности совпада-
ют с большой и продуктивкой работой повта над
романом.
1830 год, необычайный по своему творческо-
му напряжению, Болдинская осень 1830 года с
ее непрерываемым божественным вдохновением
Гения, ознаменован окончанием дзух глав и со-
зданием половины третьей (десятсй) главы „Евге-^
ния Онегина",— и тогда же поэт ссздавал лирику,
драму, художественную и критическую прозу.
1830 год — последний в сиздании „Евгения
Онегика" —был последним и в чисто лирическом
творчестве: после 1830 гсда лиркка Пӱшкина
подымается еще на ббльшую художесгвенно-совер-
шенную высоту, но падает в своей количествён-
ной продуктивности, стаковится высочайшим, ге-
ниально вдохновенным, но редким моментом в
творчестве Пушкина.
Падеиие лирической производительности ре-
ковым образом отразилось на недозершсннэсти
„Евгения Онегина", недовершенности, которую
живо чувствовал сам поэт.
Первоначальный всеобъемляюще широккй план
„Евгения Онегнна" остался невыполненйым: ро-
ман, по мысли позта, должен был состоять из
двух или трех больших частей, причем первая
часть заключалась в первых шести главах (в иер-
вом изданин гнестой главы Пушкин так н печа-
тал после текста: Кокец первой части). Непла-
номерность „Евгемия Онегина“ сказыказтся в
несоразмзрности частей и в перерывах в развйтии
психологмческого и логического хода романа: пер-
вая часть состсит из шестн глав, с многбчислеи-
ными лирическими отступлениями, с детальными,
подробными описанИями картин окружающей жиз-
ни, с подробными повествованиями о героях, за
х:изнью которых Пушкин следит медленко, шаг
за шагом; в двух последних главах поэт как бы
тсропится доскаэать роман, причем забызает о
„безмерно надоевшем'* портроте Ольги (правд',
что и в романе она поязнлась только как эпизо-
дическое лицо, не представлявшее для Пушкино
самостоятельного, самодовлеющего интереса, и
после шестон главы и вовсе ненужное дпя рома-
на — ибо тут кончаг.ась ее служебная роль); в
двух послсдних главах, допнтывая роман Татьяны
и Онегина, Пушкин допускает такие бӧльшие
перэрывы в жизни и в душеаных переживаинях
Татьяны и Онегина, что далэ..о не г со остаетсл
 ясным, и в окончании рокана чувствуется недо-
говоренность, недосЦзанность.
П. В. Аннекков, а вслед ким и другие
критики ц исследователи „Евгекня Снегина**, по-
ражались роману, который явлкет собою „изуми-
тельный пример способа создания, противореча-
щего начӓльиым правилам всяксго сочинения.
Только необычайкая верность езгл яд э и осо-
• бенная твердость руки могли, при этих услова*.
ях, довершить первсначальную мысль в таком
единстЕе, такой полноте и художнической сораз-
мерности“ . Мы еще будем касаться вопрсса о
действительной цельности романа: что же цасается
до единства ппана и соразмерности частей, то
непланомерность сБоего ромака и недосказаннссть,
недоговоренность его живо чувствозал сам поэт,
в течение четырех лет делавший попытки продол-
жать „Езгения Онегина“ .
Закончив в 1830 свой роман и переделав в
1831 году последнюю главу, иоэг продолжал мыс-
ленно обращаться к своеку дол^ому любикому
поэтическому труду жизни и не раз пробовал
продолк:ать роман, то связыЕая его с „Родослоз-
ной моего героя1', а через „Родословную“ и с
„Медным Всадникӧм11, то начиная самостоятель-
ное продолжение— новую главу.
Попытки продолжкть и сказать недосказанноз
остали|Сь неосущесгвлзниыми. Почему?— Быть мо-
жет и потому, что перерывы, заключающиеся в
7-ой и 8-ой главах, не могли быть восполнены
без нарушени.ч хронолс-гического плана и хроно-
логического единства; быть может, и по многим
другим причинам,— ио, во всяхом случае, неудачи,
постигавшие Пушкина, желясшего и не могшего
лродолжать свой любимый роман, объясняются и
падением лнричаской проиэводнтельности, лири-
 7

ческой продуйтйвИосТи, с которӧй Тесно связано

было создание и развитие романа.
Чуткость, необыкноБенно тонкая, схватыва-
гощая зерно мысли и поэтического чувства, и
художествекная прозорливость, ясновидение кри-
тика-Пушкина еще недостаточко оценены. Не-
достаточно- понято еще, что Пушкин был не
только великим поэтом Божьей милостыо, но и
великим критиком-судьей чужих и своих поэти-
ческих созданий^ Суд Пушкина над его произве-
дениями является действительно непререкаемым,
высшим судом.
„Ты сам сео й высший суд“— с этими словами
обращался Пушкин к истиннску поэту. И сам
Пушкин был таким высшим судом, ч т а . лучше
всего можно понять и оценить его нерукотвор-
ный памятник— егӧ поэтическое твсрчество— при
проникновении в этот высший суд, при раскры-
тии высшего суда— оценки Пушкина.
Когда раскрывается значение и смысл его
оцеыки-—раскрывается значекие и вся полнота
художественно-логического смысла его поэтиче-
ского создания. И наши слоза. о величайшем
поэтическом создании не претендуют ни на что
другое, кроме того, чтобы служить комментарйем
к словам Пущккна, быть их эхо, их отзвуком
Мы считали бы целесообразным привести даже
только отзывы Пушкина.
__ Высший суд— поэт, в поэтическом введеиии-
предисловии, так определял содержание романа:
0 ... собранье пестркх глав,
Полу-смешных, полу-печальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, лкгких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
**>- Ума холодных нгблюдений
И сердца горестных замет.
 я

Таково бесконсчное разнообраэив „Евгения

Онегина", его необыкновенная пестрота и бо-
гат?ство!
Роиан был начат в 1823 году, но в него
вошли строфы, написанные в 1822 году, окончен
же— в 1831 году. Таким образом он состоит из
лестрых, разнообразных и по содержанию и по
тону строф, создававшихся в течение целых де-
сятн лет, десяти лет необыкновениого роста
поэтического гзния Пушкина. При таких усло-
внях цельность и гармоническое единство „Евге-
ния Окегина" явллются поистине изумительными
и чудесными. И эта цельность повтического со-
здания, гармония разнообразного целого объ-
ясняетоя не механйческим единством и выдер-
жанностью плана, не едиистзом и выдержан-
иостью раз принятого и последовательно прово-
димого замысла, а единством и цельностью
поэтической личности Пушкина, выраженной в
романе.
Повтическая личнос^ь Пушкина в течение
десятилетия 1822— 1831 г.г. постоянно изменя-
пась и роола, развивалась, но и в своем разви-
тии— порой чудесно стремительном —оставалась
цельной и единой.
Поэтическая личность Пушкина, так полно
выраженная в романе, нашла для себя лучшую
форму свободиого лирического романа, и только
эта форма могла обеспечить поэтическую цзль-
ность „Евгения Онегина", несмотря на то, что
он создавался в течение десятилетия, несмотря
даже на известную кевыдержанность плана. Не
ход романа, не нйть его и интрига создали един-
ство и цельиость, а форма свободного ящтчсского
романа, лнрика Пушкина, органически единая и
цельнай в сзоем могучем генкзльном разгитии,
 й

поэтйческая пичность Пушкина, нашедшая себв

лучшее выражение в этой форме.
Э гу характерную, первую особенность „Евге-
ния Онегмна“ Пушкин отметнп в первом же ев-
общении друзьям о новом большом произведении,
над которым он начал работу. 4-го ыоября
1823 года поэт писал князю П. А. Вяземскому:
„Что касается до моих занятйй, я теперь пишу
не роман, а роман в стихах— дьявольсшя разниця
(курсив наш). В рсде Дон-Ж уана.— 0 печати и
думать нечего; пишу спустя руказа. Цензура
наша так своскраБиа, что е нею невозможно и
размерить круга своего действия— лучше об ней
и не думать—а если брать, так брать,— не то
что и когтей марать*.
„Дьявопьская разница" заключается между
романом в прозе, хотя бы и необыкнозенно ху-
дожественным, и романом в стихах, лирическим
романом: в то время как роман в прозе (хотя бы
и эпизодйческого типа) сосредоточизает внимание
на повествовании о героях, их жнзни, характере
и проч., богат событиями, дейстаием и предпе-
лагает строго обдуманный и выдержанный план,-—
Сввбодный лирический роман (мы подчеркинаем
слово свободный, потому что, как мы увидим
дальше, Пушкик соенатсльно выбрал и осталв-
вился на форме свободного лиркческого романа)
позволяет делать большке отступления личного
характера и даже центр свой полагает не в пе-
.вестаовании,' не в действии, быть может, даже
не в саком романе; строго обдуманнцй и вы-
держакный план в таком романе не только ке
нужен, но и почти невозможен. Форма свобод-
кого лирнческого романа позволяла Пушкину,
пристуяая к „Евгеншо Онегину", не обдумывать
всех деталей плано, не о -.ерчивать • себе опреде-
 10
ленный круг, не ограничикать себя раэ на всегда
прикктой программой. Заканчивая свой роман,
Пушкин обращался мысленно к началу его созда-
ния и рсворил:
Промчглось мгсого, много дней
С тех пбр, как юная 'Гатьяиа
И с к?й ОНсгнн в смутном сне
Явилися вг.ервые мне,'
И даль свободного романа
Я скзозь магический кристалч
Еще неясно рагличал.
Толысо постепенно разъяснялись туманные
неясные в начаяе дали свсбодкого романа...
И „пестрые' строфы“ („пйшу пестрые строфы
рсмантической дсзиы") в известной степени спо-
собствозали разъяснению салей романа.

В „ Евгенйи Онегкне" органкчески слиты соб-

стзенно роман и лириха— развитие романа, его
ход, его герои и лирический тон „пестрых строф".
Впервые мысль о лирическом романе во^никла
-в Пушкине весною 1822 года. Среди всевсзмсж-
кых планов-начинаний, в апреле 1822 года
Пушкин начал „Тавриду". Как можно судить по
немногим наброскам, содержание „Тавриды“
должно было быть лирическим — заключать в
себе ту святыню сердца, ксторую Пушкин ле-
лёял, и которая была связана с Гурзуфом; в
„Тазриде" должны были отразиться крымские
воспоминания и впечатления, семья Раевских,
святыня Пушкйна, оберегаемая от посторонник
пзгллдов, - -Мэрня Николаввна Раевская (зпослед-
стаии жепа дексб; иета, Волаэрского, воспетая
Н акрасобым в ,Р у .с к я х жейщииах“ ~;, крамская
природӓ, море..." Нач‘а:ГӦ 'Таврйды“ , ее первая
строфа, вошла впоследствии в первую главу
,.В вгс-ния Онегииа“ (X X X строфа').— но не в зтом
заключается сущестненная связь кежду „Онеги-
ным“ и „Тавридой", не в этой незначительнон
подробности, не в этой внешней детали. Гораздо
важнее связь лпрических ромагоз или, Еернее,
на первых порах,— романсс в ст ихах.
Тогда, вэснога 1822 года (16 апреля) Пуш-
кин для „Тазридыя нашел форму, которую цели-
ком принял и для „Евгения Онзгина“ .
Форма эта заключается в особой, свсебразной
и законченной строфичности, в строфз, которою
никто до Пушкина не пользозапся. Весь „Евге-
ний Онегин“ написан по- образцу одмого строения
строфы:

1-ое четаеростишне: /,М ой длдя самых честных прквил,

„Когда не вшутку зяие.чӧг,
„О н увгжать себя застӓоил,
„И дучшэ выяумать не мдг\
2-ве чатверостииие: *7„Е го пример "Щӱӱгим яаут :
/ „ Н с , Б сж е мой, какая скЗци
„ С больнкм сидеть и декь, и х»чь.
^ „ Н е отходя ча шагу прӧчь!'
3-ье четв*ростии1йе: „Какое иизк-е ковкрство
( „Полужизого забавлямь,

Закиючнтельное „Ем у попушки поиравлнть,

дзустишке: „Печально псдносить лскӓрстео,
ЛЁзды хать и дуггать про себл:
( „Когда же чорт возькет тебӓ!
Это разнообразиэ строфы озкизило обыкко-
венный четырехстопный ямб, это разнсобразкэ
строфы сделало то, что стих „Езгения Онегииа"
не утомляст., и . не надоэдает, несмотря на ви)щ-
мое однообразие размера— весь роман написан
одинаковым четырехстспным ямбом, одинаково,
но музыкально богато и разнообразно построен-
нымн строфзми.
 К авдая строфа распадгется бопое или манее
на три различные маленькие строфы и коду,
связывающую и заканчивающую строфу. Таким
образом каждая строфа представляет собой как
бы нечто законченное и самостоятельное— музы-
кадьно и— что естественно влечет за собою—ло-
гически.
Закончеиность, самостоятельность строфы,
распадение главы на целый ряд как бы само-
стоятельных маленьких стихотворений— поэтиче-
ских отделок, способствовало и облегчало поэту
лирические отступления и .пестроту" строф, их
разнообразие (что было бы гораздо затрудни-
тельнее, если бы поэт взял, допустим, форму
терцины, музыкальное строение, музыкальная цепь
связанных трехстиший которой влечет за собою
и лоРическую непрерывгую цепь рассказа; ряд
одинахсвых четверостиший также затруднил бы
лирические отступления и т. д.).
Музыкальное разиообрӓзие внутри строфы
(см. выше чередование мужских и женских р^фм)
позволяло поэту разнообразить музыкально-рит-
мическую и логическую речь рассказа, давало
ему е о зк о ж н сст ь и среди строфы делать пере-
ходы и повороты мысли (мы не касаемся здесь
вопроса о том, какие поэтические чудеса делал
Пушкин с простым четырехстопкым ямбом).
Чаще всего такие переходы и пояороты, ло-
гические точки (законченнссть мысли) находятся
после восьмого стиха, что и вполне естественно,
так как наиболее резко строфа р.аспадается на
дг.е части (первые два четверостишия с чередо-
ваниями двух мужских и двух женских рифм и
шесть заключительных стихов с двумя хоенскими
и четырьмя мужскими рифмами).
Эта втрофнчность.это строение строфы, с ко-
торой „Еагенин Онегин* внутренно, органически
связан, которою об}'словлено развитие романа и
его пестрые строфы, эта форма свободного романа
с легкимн, свободными переходами от одного
предмета к другому !) была впервые найдена и
применена Пушкиным при создании „Тавриды".
В 1823 году, приступая к „Евгению Онегину“ ,
поэт воепользовался свободной формой „Тавриды *.
Но в то время, как „Таврида* должна была быть
лирическим романом в стихах, „Евгений Онегин“
был за.цуман, как сатиричсский роман в стихах.
В цитнрованном уже нами письме Пушкина
к князю П. А. Вяземскому поэт говорит о ког-
тях в своем романе; еще определеннее высказы-
вается он в письме к А. И. Тургеневу(1 декабря
1823 года); „я на досуге пишу новую поэму,
Евгений Онегин, где захлёбываюсь желчыо. Две
песни уже готовьГ. О сатире и „цинизме“ в
„Евгении Онегкне“ пишет поэт к брату Л . С .
Пушкину, об этом же гозорит он и в преди-
словии к отделыюму изданию первой главы:
„...д а будет нам позволено обратить внимание
читателей на дсстоинства, редкие в сатиричс-
ском писатслс: отсутствне оскорбительной лич-
ности и каблюдсние строгой благопрнстойности
в шуточном описании нравов".
С течением времени, однако, лирика, весьма
сильная и в первых двух главах, победила и
почти совершенно вытеснила сатиру»
В середине февраля 1825 года вышла первая
глава, а через полтора месяца— 24 марта— Пуш-
кин пиоал А . А. Бестужеву: „Твое письмо очень

‘ ) Пушкин любил свободную форму строф, и такою фор-

мою (но октавами) написал „Домик в Коломна“ , глазное
содержание которого заключавтся в отступленнях и
„Оеень*
умно, но все-таки ты не прав, все-тьки ты смо-
тришь иа Онегина не с той точки, все-таки он
лучшее произведение мое. Ты сравниваешь пер-
вуга главу с Д. Ж . (Дон-Жуаном).— Никто более
меня не уважает Д . Ж . (первые 5 песен— дру-
гик не читал), но в нег<1 ничего нет сбщего с
Онег. Ты говоришь о сатире англичанина Бай-
рона и сравниваешь ее с моею, и требуешь от
меия таковой же! Нет, моя душа, многого хочашь.
Где у меня сатнра? о ней и помину нет в Евг.
Он. У меня бы затрещала набережная, если б
коснулся я сатиры. Слмое \лэво сапгиричеекий не
двлжно ӧы находиться в предиеловии. Дождись
других песен..."
Лирика победила сатиру, „самое слвво ©ати-
рический не должно бы находиться в иредн-
слевии", и „Евгений Онегик" стал свободным
лирическим романом.

И в глазах современников Пушкина и ив-

спвдующих читателей и критихов с „Бвгвнивм
©негиным" было связано имя Байрона. Да и
сам Пушкин, много раз отстаивавший свою не-
зависимость от Байрона, давал повод для такой
овязи. В первом же сообщении об „Евгении
©негине“ Пушкин, говоря о том, что он пишет
роман в стихах, добавляет: „ В роде Дон-Жуана“ .
Имя Байрона находится и в предисловии к
«тдельному издаиию первой главы: „Первая глава
представляет нечто целое. Она в себе заключает
©писание светской жизни Петербургсквг® моло-
дого человека в конце 1819 года и н&тмипатп
Ваппо, гиуточное нроизведение мрачного В а й -
рона“ . И в самӧм тексте романа встречагатся
такие стихп, как;
 15

Как Чайльд Гарольд....

Ках Байрои....
... а Гарояьдовом плаще и т. д. и т. д.

Влияние Байрона на создаиие „Евгения Оне-

гнна", как и на другие произведения Пушкина,
весьма значительно, и его не трудно просле-
дить в романе; Влияние это заклкэчается однако
не в так называемом „байронизме": Байрон— и
как мыслитель, и как большой художник-поэт,
глаеным «ӓразом, как поот,— влиял на Пушки-
на-пвэта, подсказывая ему новые поатические
пути, нввые мотивы и образы, увлекая его на
яевый путь так называвшейся тогда рокантиче-
ческой пвэзии (главным образом, романтическея
байроновской поэмы). Пушкин никогда не был
„байренкетом“ -подра;кателем, не был заражзн
болеенью „байронизма", шел самостоятельно на
новых позтических путях, влияние Байрона— ие-
гучий стимул— вбразующее и безусловно пелс-
жительысе— никогда не переходило в закабалям-
щую, подчиняющую себе и сковывающута вели-
кую пушкинскую индивидуальность силу. П«д
влиянием Байрона Пушккн ставил свбе извеет-
кые нсихологические задачи, психологичэсние
проблемы, но разрешал их вполке сакостоятель-
не, неаавйснме эт Вайрена.
Как худежннк, притом как художник-нова-
т®р, Байрон имел бФльшуга власть над Пушкн-
ным, ч®м как мыслитель (между тем в нашей
иетории литературы обычно подходят к вонрэву
о влиянин Байрона на Пушкина именно со сте-
рены идсйного „байронизма"). В свовм создании
оесбенной, совершенно своеобразной в русскей
поззии формы свободного лирического ромаҥа,
каписанново новсй, неупотрсблявшейся до тех
пор стрефой— Пушкг.к ког -ыивгсму йаучктьсяу
творца Дон-Жу&на, Чайльд -Гарольда и Беппо—
Байрона. У Байрона резко обознӓчилась форма
свободного лирического рӧмана— позмы, написан-
нон отдельными, „пестрыми* строфами. Еще
Н . А. Полевой относил роман Пушкина к такого
рода произведениям, в котсрых .веселость сли-
вается с унынием, описание смешного идет ря-
дом с резкой строфой, обкаруживающей сердце
человека*,— й этими словами (и справедливо)
характеризовал он поэмы Байрона. Невольно
вспоминается
Собранье пеетрых глав
Полу-смешныг, полу-пе-:с.’.ы-ых..,.

Заметим также, чго в „романах“ Байрона

бӧльшую роль играет сатира, которой— в пер-
вых главах— Пушкин уделил весьма почетное
место, но которая с Уходом романа всё более и
более исчезала.
Байрон мог подсказать Пушкину и изобра-
жение современного челозека,— но и в самом
изображении современного человека, и в разви-
тии романа, и в лирическом тоне „Евгения Оне-
гина“ Пушхин вполне самостоятелен и не только
независим, но и отличен от Байрона. А. А. Бесту-
жев с мерилом Байроновских прсизведенпй при-
ступил к оценке „Евгения Онегина“ (только
первой главы) и предъявлял к нему те требо-
вания, которым удовлетворял Байрон и которые
были неуместны дляк Пушкииа: „Что свет можно
описывать в поэтических формах— зто несомнен-
но, но дал лм ты Окегину поэтические формы,
кроме стихов? Поставил ли ты его в ксҥграст со
светом, чтобы в рсзком злословии покасать его
уезкие черты? Я вижу франта, который душсй
и телом предан моде; вкжу человека, которыт
шиеячи вшречаю на яву, ибо самая хоясдность
и мизантропия, и стракность теперь в числс
туалетных приборев. Конечко, многие картины
прелестны, но сни не полны. Ты схзатил петер-
бургской свет, но не проник в кего. Прочти
Байрона; сн, не зкавши нашего Петербурга,
описал его схоже—там, где касалӧсь до глубокого
познания людей. У него даже притворкое пусто*
сповие скрывает в себе замечания философскне,
а про сатщгу и говорить нечего. Я не знаю
чсловека, который бы лучше его, портретнее его
очеркивал характеры, схватывал в них новые
проблески страстей и страстишек. I I как зла , и
г.ак свежа его Сатира! Не думай сднакож, что
мне не нравится твой Онегин, напротиз. Б ся ее
мсчтателЬкая часть прелестна, но в этой части
я не вижу уже Онегика, а только тебя“ . Пуш-
кин кмел полное сснование, в ответ на эту
критику— Срӓннение с яДон-Жуаном“ Бгйроиа—
говорить, что в „Дон-Ж уане“ „ничего нет обпде-
го с Онегикым": действительно в „Евгении Оне-
гнне“ не много общего с Байроном...

Хотя мы знаем, что Евгений

Издавна чтенья разлюбил,
Однакож несколько тзореклй
Он из опапы исключил:
Певца Гяура и Ж уана,
Да с ним еще два-три романа,
В которых отразился век,
И современкый чолозек
Изображен довольно верно
С его безнравствснной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданкой безмерно,
С его сзпобленным умом,
Кипящцы в дейстаии пустом,
(лХИ строфг сёӒьмой гхааи).
2

I
 18

^ Кроме „пеыда Глура и Ж у аяа"— Байр^иа, в

библиотеке Окегина сохранились „два-трн рома-
на“ : иРене“ Шатобриана, „Адольф" Б . Констана,
осо$енно „М)ельф“ (недаром, этв имя записаио в
черноэике Х Х й строфы 7-ой гдавы) и, м. б., неко-
тсрые другие.
Байрон, Шатобриаи и Бенжамен Коистан— вот
те пдгсатели, которые повлияли ка создание рома-
на, на ту психологическую проблеиу, которую
поставил себе Пушкин в „Евгении Онегине" под
их влиянием, но которую он рагрешил вполне и
безуслӧвно сгместоятельно.
Не в первый раз ставйл себе Пушкин задачу
изобразить „сезрекенного чвловека'* „с его овле-
бленным умом, кипящим а действии пустем“ и,
передав егв трагедизо, разрешить едну из любе-
пытнейших загадок века, его новего, мареждающе-
гося явления. Эту психологическу» задачу ета-
вил себе Пушкин во всех поэмах, впэрвые— в
„Капказском Пленнике". С „Кавказеким Пленмц;
кем* тесно связан пе замыслу „Евгений Онегин"—
не какая разница в выПолнении замысла!
Свя*ь „Езгения Онегина" с „Кагыазоким
Ппенннком" чувствввал и асзнавал и сам кезт,
писавшнй в предисловии к етдельнаму иеданню
первой главы: „Дальнсвидные критики закетят
кенечно недостаток плака. Станут есуждать и
аитипозтический характер главнсго лица, сбива»-
щегооя на Кавказского Пленника..."
Пушкин, яснее других, видел недостатки „Каа-
казского Плонника“ , первой рамаитической ноэмы,
и главный сго недостаток— в сбрисовке характера
главного лица: „Характер Пленника наудачен;
это доказывает, что я не гожусь в герои пама$-
тического стихс, ворения. Я в нем хотсл кзоӱа-
зшпь это равнодцшне к ж изни и ее насЛажде-
ниям, эту преждевременную старость дуиш,
которые сделались отлнчитсльнъит чсртами
мелодежи 19-с» века". В подчеркнутых нами сло-
вах и закшочается общность замыслоз „Кавк^з-
сквго Пленника" и „Евгения Онегиная, роднящая
эти два непохожие по тону и по форме произве-
Д8НИЯ.
Позт не справился в „Кавказском Пленнике"
с трудноӓ, елэжной задачей, что заставляло его
внввь и вновь обращаться к ней. Удалось ли
Пушкину в „Езгении Онегине" то, что не удалось
ему в „Кавказском Пленнике“ ?
,Можно мнвго говорить о литературных источ-
никах, литературных прототипах Евгӧйия Онеги-
на, главного героя романа, можно мнвго говорить
е Байроне, Шатобриане и Констане, но... глаз-
ным ксточниквм при еоздании этого характера
было творческое ввсприятие жизни, и в Онегине
соврекенники поэта увидели портрет жизни. А.
А . Ваетужев в Онегине видел „человвка, кото-
рых тысячи встречага на явук, „знаком" ®негин
Пвлевому, Булгарнн встречал „дюжины“ внеги-
ных и проч. н проч....

Жизнь была главной воднтельницей пээта,

жиянь и поэтический гений, небвсный огонь. И
жизнь,творчвское ввсприятие и творческое пере-
воздание жизни пелно выразились в романе
Пушкина. Вея полнота поэтического восприятия
и перодачи жизни— и в лирике „пестрых“ строф
ума хӧлодных наблюдений и сердца горестыых
закет, и в логической теме, и в ходе развития
романа, и в поргретах его героев. „Езгекий Оне-
гин“ — самая полная поэтическая автобнсграфия
Пушкнна, начиная с тех дней, когда „в с»дгт
2*
 Лицея он беамятежно расцБетал", и кснчяа его
петербургскими впечатлениями 1831 года: здесь
и просто внешние факты, вехн его жизни, и
сокровснные душевные движения и волнения, и
жизнь ума и жизнь сердца, и раздумия о жизни,
о творчестве, о поззии, и минутные увлечения, и
святая святых души, и окружавшая поэта приро-
да, и окружавшне его люди,— одним словом, всё,
что составляло поэтическую личность Пушкина,
потому что всё проходило сквозь призму поэти-
ческого восприятия и поэтического создания,
творчества жизни. Поэт с увлечением писал свой
роман и в нем „забалтывался до нельзя", хотя
и старался свои тетради-главы „от отступлений
очищать" (и действитсльно очищал, вычеркивая
многочисленные и многочислеиные вдохновенные
лирические строфы).
„Евгений Онегин* -н е только замечательный
русский роман, создавший эпоху в русской лите-
ратуре, но и „драгоценное свидетельство о нра-
вах, обычаях и понятиях известной эпохи“ , и
поэтнческая биография Пушкина, и свод прозор-
ливых и остроумно-тонких и глубоких суждений
о литературе и писателях XVIII века и современ-
ных ему— первой четверти Х1Х-го.
В романе отразились и лицейские годы, ко-
гда впервые явилась ему муза— резная вакханочка,
и счастливейшие дни Пушкина, проведенные им
яв бездействни, в тиши“ , и время после Лицея в
Петербурге (1817— 1820), бурные годы кипения,
шума пиров, буйных спороз, увлечений и горя-
чей работы мысли,— годы, закоичившиеся гневом
Рока— ссыпкой и сосредоточенным озлоблеиием
Иушкина (тогда к нему стал являться демон от-
рицания, тогда-то подружился он с угрюмым
О Н 0ГИН!.’ М).
 21

В ремане отразились кавказские и крымские

впечатлкиия— особенно полно и лкрическ» ярко
крымские: и крымская прнродэ, и крымская лк>-
бовь— святыня сердца.
Кишимевская жизнь менее сказалась в рома-
нс, зато полно выражена одесская жизнь— и море
Черное, и город, и самый образ жизнн Пушкина,
и встречи, и сердечные увлечения..
Богатую пищу роману дало Михайлозское,
>хизнь Пушкина в Михайловском (по собстзенному
призканию поэта, в 4гОЙ главе он описал свой- об-
раз жизнн в деревне), природа Михайловского и
Тригорского, тригорские друзья и знакомые, вся
окружающая обстановкг...
И дальше: и скитания поэта по России, и
приезд в Москву, и петербургские впечатления в
высшем СЕете— всё нашло себе отклик в „Евгении
Ояегине", вся жизнь поэта и его впечатления
составили содержание пестрых глав и пестрых
строф романа.
Раевская, Воронцова, Голицына, Гончарова
(впоследствии жена поэта)— легкою тенью про-
ходят в романе...
Картины русской осени, зимы, весны и лета,
картины моря, леса, степи, гор, простора равнин-
ных полей, речки, полосатые холмы, костовая
Петербурга и Одессы, замхи, сады Москзы, теат-
ры, рестораны, помещичьи усадьбы, дере-
веҥский бал, холостая пирушка, великосветскнй
раут...
Краткие, сжатые, но полновесные и меткие
характеристики Фонвкзина, Княжнина, Озерова,
Шаховского, Боратынского, Языкова, Дмитриевэ,
Байрона, Ричардсона...
Размышления поэта о поэтической славе,
о тайне поэтического творчества поэта-мудреца.
 22

Сезиелвствующего в толпе детей ничтоткных ми-

ра, шзгда его тре#етное сердцг бьется человече-
окики радостями и горестями— ,,я, любя, был
глун и нем“ ,— закабалякзщими, сковывающими
пчэта... Слишком человеческое— не поэзия, но тот
мат*риал, который творчески преображает поэт,
создает кз него поэтические образы, когда отой-
дет от него, когда оно перестаиет быть личным
переживанием трепетного сердца:
Прошла лювовь, яеилась Муза,
И прояснился темный ум. \
Сввбоден, вн о еь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дуы;
Пиш у, и сердце не тоскует;
Перо, забывшись, не рисует,
Влиз неоконченныд стихон,
Ни женскид ножск, ни голов;
Погаси;ий пепсл уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И сквро, скоро бури след
В душе моей совсек утихнет:
Тогёа-то я нг,чну писать
Поэму, песен в двадцать пять.

Только так— в гармоническом спокойствии

созерцания после малодушного погружения в за-
боты суетного света (поэту необходимо трепетное
вердце, быощееся радостями и горестями, но не
в те минуты, когда он ссздает пбэтический мир
образов, когда он приступает к священной жерт-
ве Аполлона— к творчеству) умеет тзорить Пуш-
кин, только такое творчество знает он и о нем
не раз говорит в „Евгении О негине"....
Юношеские молодые мечтанкя тех дней, ко-
гда поэту казались нужны „пустыни, волн края
жемчужны, и моря шум, и груды скал, и гордой
девы идеал, и безыменные страданья", шум и
бури юности, озлобленность „на утре дней“ , ядо*
аитые сомнения и глубоко мудрая, гармоничесКзя
зрелость поэта, прйнимающего жиань во веей ег
полноте— со всеми ее радсстямн и страданиями—
„всё благо: бдения и сна приходит час опреде-
ленный":
Так, полдснь мой настал, и нужко
Мне в том сознаться, вижу
Но, так и быть, прсстимся дружио,
О юиость легкая моя!
Благодарю за наслажд^нья,
З а грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары;
Благодарю тебя. Тобою,
Среди тревог и в тищкне,
Я насладился... и впопне;
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в нозый путь
От жизни прошлоЯ отдсхнуть,

И над жизнью, надо всем— поэзия, поэтиче-

ское творчестзо, озаряющее и преображающее
мир, примиряющее с миром, с жизнью.

Мы уже заметили выще, что Пушкин в своих

пестрых главах романа „забалтывалвя де нельзя",
и что ему приходилось „очищать" их от отступ-
лений.' Забот*ясь о цельности худзжественногэ
впечатления, Пушкин порой вычеркивал строфы
большой художсстзенкой ценности, стрефы, ко-
торыми он дорожил кли по этой причине, вли
по мысли и чузству, сЫзанными с ники. На-
сколько значительно урезыгал себя Пушкни
можно видеть по приложеыго (напр., вторси
глава была сокращена почти на одну треть).
Поэт вычеркнул мнсго строф, но только в
очень немкогих случаях обозначил пропуск тен,
что псетавил римскую цифру прспущенной стрс-
фы. Очевидно, что в то время, как одни пр*:>
 2-1

щонные строфы не играли большой роли, про-

пуск других строф был восьма не малозажен
для хсда романа и приносил ему какой-то
ущерб. Что означает этот пропуск: прихоть поэта,
подражающего лорду Байрону, вынужденнос
умолчание— белые ценэурные полссы, или созна-
тельнсе, строго продуманное решение воли ху-
дожныка, вызванное не случайныки обстоятель-
ствами, нсобходимое, внутренно-необходимое, для
романа?
Сам поэт коснулся этого вопроса в следую-
щей заметке: .Пропущенные строфы подавали
неоднократно повод к порицаниш. Что есть строфы
в .Евгении Онегине", которых я не мог или не
хотел напечатать— этому дквиться нечего. Но,
будучи выпущены, они прерывают свяэь рассказа,
и поэтсму означается место, где быть им надле-
жало. Лучше было бы замекять эти стрсфы дру-
гимй, или переправлять и сплавливать мною со-
храненные. Иӧ, Еиноват, на это я слишком
лениа. Смиренно сознаксь также, что в .Д .
Ж уане“ есть 2 выпущенные строфы".
Есть большой соблазн (и многие поддались
этому соблазну) понять упрощенно слова Пуш-
кина и нарушить волю взыскателыюго художни-
ка, нарушить художестоснное пбстроение рв-
мана: Пушкин не мог по цеизурным условиям
печатать одних и не хотел по временныи лич-
ным соображениям (напр., поэту по тем ипи
другим соображениям неудобно или нсжелательно
было говорить о некоторых лицах при их жизни)
помещать дфугие строфы, отчего получались не-
желателькые перерывы в романе, перерывы, ко-
торые мы— потомки Пушкина, изучающие е 1 о
творчество и бережно, любозно хранящие кахсдый
»4-0 СТИХ,— ДСЛЖНЫ ВОСПОЛСИТЬ И— ПО мгрг I) 3-
 :\'>

можиости -- вставить на свои места те пропущен

ные строфы, мссто котррых в рокаке означил
поэт (остальнке пропущенкые строфы, очевидно,
откинуты Пушкиным, как пишние, ненужные для
романа). Так и делают поддавшиеся соблазну...
Между тем достатсчно легко, бегло пробежать
пропущенмые строфы, чтобы убедиться в оши-
бочности такого упрощенного понимания слов
Пушкина, в ошибочности, ведущей за робой
крупную вину— извращение сознательной худо-
жественной воли поэта, иэвращекие текста ро-
мана и ложного понимания некоторых деталей
в романе.
В первой главе пропущены IX, XIII, X IV ,
X X X IX , XI- и Х Ы строфы. В девятой строфе
нет ничего лирически-личного; никто из живых
не затронут; нет ничего несоответствующего
цензурным требозаниям. XIII -ую строфу Пуш-
кин только начал набрасывать и не закончнл.
В X IV строфе нет ничего ни личного, ни нару-
шающего цензурные требования; строфа в не-
сколько нзмененном виде была напечатана... в
„Графе Нулине". X X X IX , Х Ь и Х Ы строфы вовсе
нв былн написаны.
Во второй главе мы находим пропуск 7 сти-
хоэ в X X X V строфе— пропуск, который, вероятнее
всего, был вызван цензурными условиями.
В третьей главе пропущены 6 эаключитель-
нкх стихов III строфы (о том, что сбежались
девушки из сеней),— что ни в каком случае не
иожет объясняться ни цензурою, нн временно
лнчнымн соображениями.
В четвертой главе позт не печатал первых
шести стро4, X X X V I, П/г заключительных стиха
ХХХУИ-ОЙ и X X X V III строфу. V и VI стрсфы
были повидимсму не написаны или осгалнсь не-
 20

оудрщгнчы.ми, первые же четаре строфы Нӱш-

кцн аечатал, нэ отдельно, в журнале (таким
обраяом, ссображения цензурного и личного
свойства отпадают); печатал он и X X X V I стрсфу
в первем издании. Пропуск И/а стихов X X X V II
строфы вызван пропуском следующей строфы,
X X X V III жз строфа содержит в себе описание
костюма Онегина...
В пятой главе П ушкин исключил ^ Х Х Т ГП
X X X V III и Х Ш строфӹ: X X X V II, X X X V III и ХЫ П
(без перзого четверосткшия, в котором нет ни-
чего ни личного, ни кецензурного) строфы пе-
чатались в первом издании...
В шестой главе пропущены X V , X V I и X X X V III
строфы. К большому сожалеяню, мы не можем
быть уверены в том, что имеем точный текст
этих строф, и даже не знаем, была пи, напр.,
окончена (не говорям уже о законченности)
X X X V III строфа, но X V I строфу поэт мог не пе-
чатать и по личным соӧбражениям, а Х Х Х У Ш -у ю —
по цензурным.
В седьмой главе пропущены УШ , IX и X X X IX
строфы. VIII и IX строфы содержат в себе опи-
сание встречи Ольги с уланом,— следовательне,
личные и цензурные соображения отцадают; к
тому же часть IX строфы перешла в XI строфу,
X X X IX строфа ( пмоскоаская“ ) не сохранилась в
рукописи, н мы не знаем даже, была ли напи-
сана.
В. восьмой главе Пушкин печатал И-ую стро-
фу без 10-ти и X X V — без 6-ти заключительных
стихов. Первый прэпуск может (только может)
объясняться тем, что Пушкин не хотел печатать
о первом едобрении его талднта Дмитриевым,
Карамзиным и Жуковским при жизки Дмитриова
и Жуховского; заключптельныо же стихи XXV-ой
 27

строфы перешли в X X V I строфу, и тгким вбра-

м X X V строфа оказалась беэ окончания.
Возвращаясь к слозам Пушкина о пропущен-
х строфах, мы должны их пон^ть букзально и
принять еолю художника: з некоторых местах
поэт чувствовал перерыв связи рассказа, кото-
рый означал цифрами пропущенных строф (даже
в тех, очень родких случаях, когда строфы и вовсе
не^^был^напнсаны), заполнять же этот пропуск
не мог или не хотел— или потому, что строфа
осталась неотделанной, незаконченной, не удовле-
тзоряла- его в художественном отношении, или
потому, что строфа хотя и удовлетЕоряла в худо-
жественном отношении (в некоторых случаях
Пушкин печатал ее отдельно от романа)— незерно
передавала мысдь поэта, вносила неверную деталь
в ход, в развитие романа, или в обрисовку пср-
третов действующих лиц. Как это само собою раз-
умеется, не исключена возможность и тех елу-
чаез, когда Пушкин „не мог“ печатать строфу по
цензурным соображениям или „не хотел' по
чнсто-личным и временным причинам оглашать
то, что должно быть скрыто от взороз любо-
пытства.

Роман, собственно роман, заключается в драме

Онегина, в духовном поединке, столкнввении
Онегина с Татьякой— ,сильного“ героя с „довер-
чивой неаинной душой",— в столкнозении, из ко-
торого „сильный" герой выходит слабым н по-
бежденным.
Именем Евгения Онегина Пушкин наззал весь
свой роман, и несомненно. что в Онегине и за-
ключается ьесь ра*4ан,.. Создание этого образа-
типа, предвестника и родоначальника той катего-
рии так назыгаекых лишчих л»дгй, которвй та..
 28

посчастливилось в русской литературз X IX века—

необыкновенно сложно, и при таких условиях
можно только удивляться художественной цель-
ности этого образа. Выше уже мы говорили о
том, что на создание Евгения Онегина влияли и
литературные прототипы и окружающая поэта
жизнь; выше мы отмечали также стремление Пуш-
кина изобразить в романе преждевременную ста-
рость души, особый иедуг молодежи— .падобье
английского сплина*. Была ли для Онегина опре-
деленная индивидуальная натура, с которой Пуш-
кин мог писать и действительно писал свой
портрет разочарованногӧ героя?— Несмотря на
все попытки в нашей литературе найти прототипы
среди знакомцев Пушкина, на этот вопрос при-
ходится отвечать отрицательно или пол)готрица-
тельно: ПушКин создавал Онегина синтетически,
целостко претворяя в своем творческом восбраже-
нии отдельные разрозкенные впечатления и зор-
ким взглядом не только наблюдая над окружаю-
щими, но и проникая внутрь движений собствеи-
ной души.
Беспощадно раззенчал Пушкии тремя стихами
байронический идеал, байронический плащ, в
который драпировались наши мосхвичи 20-х г»-
доа:
Лорд Байрон, прихотью удачной,
Облек в унылый романтизч
И безнадежный эгоизм..

„Безнадежный эгоизм*— не в этом ли заклю-

чается трагедия и причина „преждевремеиной ста-
рости души“ современного челозека „с его бсз-
нравственной душой, себялюбивой и сухой, меч-
танью преданной безмерно, с его озлобленным
•умом, кнпящим в дейстзки пуеток"?
 29
Чудак печаяьный и опасный,
Созданье ада ипь небее,
Сей ангел, сей накменный бес,
Что ж он? Ужели под^ажанье,
Ничтожный призрак, кль еще
Москвич в Гарольдовом плаще,
Ч уж их причуд истолкованье,
Спов моднкх полный лексикон?..
У ж не пародкя ли он?

Э^вт вопрос об Онегине задает себе не толь-

ке Татьяна,— этот вопрос задает себе и Пушкин
и на него отвечаег своим романом. Нелегко бы-
ло Пушкину ответить на него: и потому, что
•н весьма и весьма непрост, и потому, что поэт
наделил Онегина многими своими чертами (и чи-
сто внешними). Отрицаиия и сомнения Онегина
были близки Пушкину. В начале романа, когда
Онегин был родственнее всего Пушкину, поэт с
радостью замечал разность между собою и своим
героем и, в Онегине казня своего демона, нацюп-
тывавшего ему язвительные речи, пристрастио,
не свободно, Ьдносторонне-сатирически относил-
ся к своему герою, которого не перестазал всер-
дечно любить". Сатирическое отношение к Оне-
гину не препятствовало однако Пушкину видеть
в своем герое чисто русское явление („русская
хандра" овпадела Онегиным), только принявшёе
эападнӹе формы и маски, как не заслоняло от
него причин этой хандры и искренностн приня-
той позы.
Чем дальше отходил Пушкин от Онегина, тем
свободнее, мягче и справедлквее — объективнез
мог отнестксь к нему и к „множеству причуд“ ,
во власти которых оказался не склъный герой,
а слабый человек, страдающий от своих „причуд“
и' от своей неспособности к жизци, от своего
рчзкодушця к жкзни.
 „Онегин— еущеетзо, ссвершенно обыкнозенное
и ничтожной"— писал Киреевский. Толпа з 8-ой
главе „Онегина" спрашкзает:
.В с ё тст же ль сн, гль усмирилек?
,И л ь к&рчит так же чрдах*?
„Скаж ите, чем ои *ог*ргтился?
,Ч т о наи прсдстааит он пака?
,Ч ем ныне двится? Мельмэтвм,
,,'<осмополигом, патуистом,
.Гарольдом, кваксром, тачж»й,
.Иль^маской тегольнет кней?*

И поэт отвечгет на эти вопросы в главе, п*-

сз.чщенноя описанию путешествия Он*гнна, в кв-
торой „чудак“ („чудаком'-! называлн сеседи Оне-
гина, „чудак печальный и опаенкй" — квптали
губы Татьяны, когда она разгадыаала эггадку о
саоем герое, вдруг оказавшемся бессильным) стра-
дает непритзорно от своей тсвки, вт ев**го чу-
дачества.- Чудак, искреннкй позёр, ноприспссо-
блонный к жизни и в жизни не находящнй с к4а
места, Пушкину дороже пошлой посредстввнностн;
пеэт отвечает недвброжелателькому шопвту
толпы:
— Зачем же так неблагосклоашо
Вы отгывсетесь в нем?
З а та ль. что мы неугемонно
Хлопочом, суднм 0*0 всвм,
Что пылки! гуш неостврожноеть
Самолюбпяую ничтожносгь
Иль оскорбляет, иль смешнт,
Что ум, люӓя простор, тееккг...
И что посредственность одна
Нгм по плечу и не странна?

И на всем протяженин романа Пушкин нв

раз берет под свою защиту Онегина и его бла-
городствЬ.
всгзрсменная критика, не без оскозйцшя, быть
мй#сет, находит к рагоч^озанном, хопсдном скеп-
т«:<е Ӓнагине и в очарованном пылком идеалн-
оте „р*мантике“ , нарождгзшемся в 20-х гсдах,
Л енсхом— две чг.сти, две - сторони души самого
Пушкния, заключаншем и побеждавшем в себе
одновременно и Ленского и Онегина.
'Д Й...Лвнский, несомненно, часть души самого
Пушкина; если Онегин — это тот Пушкин, кото-
рый отрнцает кахую бы то ни было ценность
жиэни, то Лянский— это тот Пушкин, который
пьггается првтнвопвставить абсолютиому нигилиз-
ку ввру в всмысленность жизни, в ез тайную
цеиь... И Ленскяй, и Онегин— оба были побежде-
йы ... стихийивй мудростью великого поэта; и хо-
тя в нем д© кекца остались элементы и онегин-
еиогв атрнцания и ясного „приятия мира“ Лсн-
екнм, нв вв£ же т стал вышв « того и д^.угвго
(нур«жв наш) *.
к этим ©левам Иванова-Разумника следувт
сделать некоторые эамечания, Приведенная харак-
тернвхвка, втмеча'вщая две черты йли вернее—
две стнхки— в Нушкине, мало выясняет происхо-
жденив порт^ета Ленскегэ, в котором несомнен-
не гераздо меиыне общих черт с Пушкиным, чем
в пвӱщ мт е ©нсгииа. Кроме того, мы вносим
ивправяение з псследнюю фразу крнтнка. пропу-
ская в ней глагол; „Пушяин выше и того и дру-
гогв“ , выпте ©негина и Ленского. Более того:
двойственнеетыо ӧнегин — Леиский не исчерпы-
вается (ни в какой момент, Иванов-Разумник же
горорит ,,стал“ ) Пушкин, его личность. При та-
ком понимании слоза о двойственности одновре-
меннс расшпряготся и суживаются и призодят
нас к процеесу поэтическот® творчества, к тай-
не творчества: Пушкин не стшгывзл с себя пор-
третов сзоих героав, „как Байрон, гордости поэт“
\
(„■{ӓк будто ндя уж кгьозможно пцсать по?му о
Лругом, как топько о себе самом!“ ), но в ка-
жком крупном созданик характзра заключал часть
ссовй души (Онегйну он, кроме того, пркдтл и
нскоторые внешняе черты сходства, кое-что, вгсь-
ма немногое, взял от себя и для портрета Оне-
гина).
И аот в этом смысле прнходится расширять ,
поиптпе раздвоенности и утверждать, что „Пуш - '
кчн одновременно заключал в своей душг“ не '
только Онегина и Ленского, ио и Татьппу, быть ,
может, самсе совершенное и симое любимое, са-
мое дорогоз Пушкину пущкинское создакие.
Татьяну... о которой Пущкии гоЕорит не ина-
че, как с нехсной, глубокой и бсрзжной люӧозыо.
Татьяну... в которой Пушкин олицетворял целую
полосу своего творчества, свою Музу — сперва
рззвую вакханочку, потом романтичесхую Ленору:
Вдруг изменилэсь всв круг.ом:
/ И вот' она в саду м;црм
Яэялась барышнӓЯ уездной,
С печэл^ной вукога в оч-и,
С ФранДусской кнгжксю в рукак.

Татьяиу— победиашуга своей стихийной муд)>

ростью безвольную и бессильную „снльную" ин-
дивидуальность Онегина, как скептицизм и отрица-
ние Оиегина победклн наичное прскраснодушйе,
нанвный оптимизм и идеализм Ленского.
Перед нелосрздсгзенностью, чистотсю и дей- 1
сгвительною силою чувстза, перец стихийно-рус-
скою не личною мудростью Татьяны, перед вечно-
женствениым н а ч ап о мк а к нм глубоко-несчастным,
драматически-бессилькым н несостоятельным ока-
зался Онегин с его „безнадежннм згоизмом"!
 С кого писал Пушкин „милый идеал“ Тлтья-
ны, как вообще Пушкин пнсал портреты своих
героев? (Этот вопрос опять подвигает нас к во-
просу о творческом процессе Пушкина).—
В литературе о Пушкине называются различ-
кые имена женщин, послуживших натурою, с ко-
торой Пушкин „списывал" портрет Татьяны: М ..
Н . Раевская, Е . К. Воронцова, Е . Н. Вульф-Вра*-
ская.... Особенно устойчива и упорна легевда,
басня сб Евпраксии Николаевне Вульф, как о
первообразе, прототипе Татьяны.
Основакием для ьтой очень распространенной
легенды послужило ӧчевиднсе случайное совйз-
денйе: две сестры Лариных, две сестры Вульф,
ссседки и приятельницы Пушкина, с которых он,
вполне естественно, мог писать портреты Тать-
яны к Ольги. Брат сестер Вульф— А . Н . подтвер-
ждает это естественное предположение, аамечая:
„любезные мои сестрицы суть образцы его дерй-
венских барышень, и чуть ли не Татьяна ӧйна
из них“ . Подтверждает легенду и экземпляр
„Евгения Онегина“ /4— 5 главы изд. 1828
доставленный пишущим эти строки в Акадёмию
Наук (в Пушккнский Дом) с посвятительной кад-
письк: „Евпраксии Николаевне Вульф от Автӧра
Твоя от твоих 22 февраля 1828*. Н о... посвя-
тительная надпись находит себе гораздо более
простое объяснение: в 5 главе, которую и поднес
Пушкин с этой надписью; имеется обращение к
Е . Н . Вульф (Е. Н . дӧмашнке называли „Зизи*
и „З и н а“ ):
Цимляяское несут уже; ч,"
* За ним строй рюмок, узких, длинных,
Подобных талии твоей,
Зиж, кристал души мссй,
, Предмет ётихов моих невянных,
Любви примакчивый фияп, •
Ты, от кэго я пьян бывал! „
 34
Обращение — и отдаленно не капомин&ющ?е
ло СБоему тону обращения Пушкина к Татьяне.
Легенда оконч&тельно рассыпается,кот да мы обра-
ТИМ внимание на даты: в то врекя, как поэт на-
чал рисов&ть портрет Татьяны (во 2-ой и в 3-ей
главах), он жил в Одессе, далеко от обитатель-
ниц Михайловского и Тригорского. Правда, поэт
мог писать портрет Татьяны по сзоим Тригор-
у и м воспоминаниям, н о... в то время „Т атьяие"-
Зиэи Бульф было всего... восемь лет (весьма под-
кодящая натура!). Сосланный б Михайловское,
Пушкин встретил там уже взрослую... четырна-
дцатилетнюю девочку-г.одростка, но в то время
он уже дорисовывал портрет Татьяны...
С кого бы ни „списывал* Пушкин свой луч-
ший портрет в женской галлзрее образов русской
литературы, несомненно, что он, во-первых, не
списывал, не срисовывал, а обрамвысал ( „ а та“ —
или вернее— „а те, с которых образовсш Татья-
ны милый идеал"), и не с сдной натуры, а с мно-
гих, чутко присматриваясь к жизни, раскрытой
творчэской душон собирая йпечатлеяия, котсрые
прсломлялись в его душе и создазали цельный
и законченный творческий образ.
То, что мы сказали о Татьяне, прилозкимо и
к Онегину (первообразов которого ищут в Чаада-
еве, Каверине и друг.) и к Ленскоку (по мненига
многих, Пушкин иыел в виду Кюхельбекера при
создании образа Лекского) и к многим другим
второстепенным лицам. Так, П/шкин хотел нари-
совать во весь рост в „Онегнне“ „американца"
Толстого— и создал Зарецкого, лишь Iотдапенно
некоторыми общими чертами напомина^тзго свой
первообраз.
В обрнсооке Бторостепеиных действующих
лиц 'романз склзалсч в Пушкйие неэбнкцовенный
яортротист: букеально нзскойъкнми стиха«и, дву-
ия-трепя выразительными, меткими штрнхамп
набросэш он портреты Ольги, няни (Пушкинская
няня Арина Родионоваа!), „Господнего раба и бри-
гадира" Ларина, Лариной, Пустяковых, Трике и
проч. и проч.
Сэсредоточившись на изображении Евгения
Онегина, Татьяны и Ленского, поэт — мастер-
портретист не отделывап других портретов, и по-
тому рядом с отчетливыми живыми лицами, полно
охарактеризованными часто по одному какому-ни-
будь признаку, стоят неясиые неопредеяенные
фигуры (напр., важного толстого генерала, мужа
Татьяны, о котором нельзя даже предположитель-
но сказать, старый ли он или молодой) !).

Когда и как создавался „Евгений Онегин"?—

В 1830 году, заханчивая последнюю (в то вре-
мя девятую) главу, Пушкин прощался со своим
романом, со своим долгим поэтическим спутни^м
жизни:
Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой вер';ый идеал, ^
И ты, ишвой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с Еами знал
В сё, что ззвидно для поэта:
Забвеньв жизни в бурях света,
Беседу слгдкую друзей.
Промчалось много, много днсй
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне—
И даг.ь спободного романа

‘) Досгоевский говорнл о сгарнко - генерале, седичы

которого опозорила бы Татьзнв, если бы покиг.ула его
для Онегина, но этот генерал-сггрик, родня и Щуг Оне-
гина, с пэследним .вспоминает ироказы, ш у т к и ' и т
лет*.
 Обращение -г- и отдаленно не капоминающ^е
по СБоему тону обращения Пушкина к Татьяне.
Легенда окончательно рассыпается,кот да мы обра-
тнм внимание на даты: в то время, как поэт на-
чал рисовать портрет Татьяны (во 2-ой и в 3-ей
главах), он жил в Одессе, далеко от обитатель-
ниц Михайловского и Тригорского. Правда, поэт
мог писать портрет Татьяны по своим Тригор-
<у<им воспоминаниям, н о ... в то время „Татьян е"-
Зиэи Вульф было всего... восемь лет (весьма под-
ходящая натура!). Сосланный в Михайловское,
Пушкин встретил там уже взрослую... четырна-
дцатилетнюю девочку-подростка, но в то время
он уже дорисоЕывал портрет Татьяны...
С кого бы ни „списывал" Пушкин свой луч-
ший портрет в женской галлерее образов русской
литоратуры, несомненно, что он, во-перзых. . не
списывал, не срисовывал, а образоӓысал („а т а*—
или вернее— „а те, с которых образовсш Татья-
ны милый идеал"), и не с сдяой нӓтуры, а с мно-
гих, чутко прискатризаясь к жизни, раскрытой
творчэской душзй собирая влечатления, котсрые
преломлялись в его душе и соэдазали цельный
и законченный творческий обраэ.
Т о, что мы сказали о Татьяне, прилӧвсимо и
к Онегину (первообра,зӧв которого ищут в Чаада-
еве, Каверинз и друг.) и к Ленскому (по мнению
многих, Пушкин иыел в виду Кюхельбекера при
создании образа Лекского) и к многим другим
второстепенным лицам. Так, Пушкнн хотел нари-
совать во весь рост в „Онегнне* „американца"
Толстого— и создал Зарецкого, лишь |отдаленно
некоторыми общими чартами напомина^Швго свой
первообраз.
В обр тсооке второстепепных действующих
лиц ■рзмана сказался в Пушкине незбнкцовеииый
портргтнст: буквально нгсколькими стихами, тву-
ий-треия выразиТельнымн, меткими штрихами
набросал сн портреты Ольги, няни (Пушкинская
няня Арина Родионовна!), „Господнего раба и бри-
гадира" Ларина, Лариной, Пустяковых, Трике и
проч. и проч.
Сэсредоточившись на изображении Евгения
Онегина, Татьяны и Ленского, поэт — мастер-
портретист не отделывал других портретов, и по-
тому рядом с отчетливыми живыми лицами, полно
охарактеризованными часто по одному какому-ни-
будь признаку, стоят неясные неопредегленные
фигуры (напр., важного толстого генерала, мужа
Татьяны, о котором нельзя даже предположитель-
но сказать, старый ли он или молодой) *).

Когда и как создавался „Евгений Онегин"?—

В 1830 году, заханчивая последнюю (в то вре-
мя девятую) главу, Пушкин прощался со своим
романом, со свонм долгим позтическим спутни^м
жизни:
Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой Еврг.ый идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с едми знал
В сё, что азвидно дпя поата:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много днгй
С тех пор, как кшая Татьяна
И с ней Онегин в смутном ске
Явилися впервые мне—
И даль соободного романа

*) Достоевский говорил о старике - генсрале, седичы

котсрого опозорила бы Татьгна, если бы покикула его
для Оиегина, но втот генерал-стернк, родия и аруг Онг-
гииа, с пэснедним .вспоминает проказы, шутки срӱж пг
лет*. гМ Ш я
 36
Я сквозь магическкй кристап
Еще не ясно различал.
Рукописи поэта подтверждают сказанное нами
ужа выше о том, что Пушкин неясно различал
даль свободного романа, которая постепенно разъ-
яснялась. Много раз менялись план и повество-
вание романа. Так, первоначально поэт предпо-
лагал ааставить Онегина влюбиться в Татьяну с
первой встречи у Ларикых (отчего, конечно, всё
развитие романа было бы другим); так, четвертач
глава имела совершенно другое строение (она
начиналась непосредственно с большой исповеди. —
ниенно не столько пропозеди, сколько исповеди —
Онегина и после этого рокового для Татьяиы сви-
дания мать, по сонету друзей, увозила бледневшую
и угасавшую Татьяну в Мосхву); так, Пушкин
предполагал в седьмую главу включить путешее*гвие
Онегина и т. д. и т. д. (см. Приложение, по которому
можно проследить за главнейшими йзменениямн и
ходе романа, за колебаниями поэта).
Эти изменения и колебания в недонии ромл
иа, эта неясность дали повлияли на ошибочипо
представлекие о процессе создания .Евгеиии Онп-
гина“ . П. В. Анненков, ранее других обратиииый-
ся к изучению рукописей ПуШкина, на оснопании
стого изучения, представил следующую каргину
создания „ЕЕгения Онегина'*: „Строфы Онвгима
писались в разбивку и ложились в сстестменный
свой порядок, уже по окончании каждой главы.
Этим обстоятельством изъясняется множсство про-
пущенных строф в Онегине, обозначенных только
римскими цифрами. Некоторые из них действи-
тельно были сыкинуты, но не мало есть и такнх,
которые совсем не были написаны, а если и су-
ществовали, то единственно в памяти поэта. Пу-
стые места, оставляемые ими в романе, обозна*
чались римскими цифрами, и цифры эти служи
ли, таким о#разом, скрытной саязью между стро-
фами... Строфы, например, печатной 8 главы:
В те даи, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветая....

написана... 24 Декабря 1829, а последующие

за ней строфы X , X I, XII помечены в рукописях
трёмя месяцами ранее, именно: 2-м числом Ок-
тября; другими словами; они написакы еще пре-
жде первой строфы. Поэт, как видим1 , предоставил
совсршенную свободу вдохновению1. своему и за-
ключил его в определенную раму, уже по сообра-
жекиям, явдявшимся затем... Кроме всех других
качеств, Евгений 'Онегин есть еще, поистине,
изумитель.кый пример способа создания, противо-
речащего начальным правилам всякого сочинения.
Только необычайная вернссть взгляда и особен-
ная твердость руки моглм, при этих условиях,
Довершить первоначальную мыоль в таком един-
стве, в такой полноте и художнической сораз-
мернссти. Несмотря на известный перерыв (вы-
пущенную главу), нет признакоз насильственнсго
сцепления рассказа в романе, нет места, вклю-
ченного для механической связи частей его“ („М а-
териалы для биографии А. С . Пушкина").
Мы привели эту большую цитату, так как со-
вершенно ошибочное представление П. В . Аннен-
кова в общих чертах разделяется исследователя-
ми и критиками и в настоящее время. Как мы
увидим дальше, строфы Онегина писались не в
разбивку, а пойряд (за исключением рдесокик
строф Путешествия Окегина), и во всяком случае
уж не этим обстоятельством объясняются про-
пущенные строфы. ■
Неудачен и прнмер— иплюстоация из восьмой
глаэы: дейетпитбльно, первая строфа восьмой
гдавы была написана 24 декабря, а X , XI
и Х1Ь'~Э октября 1829 года (ХН|А-прибаЕим мы
от себя-~в 1831, а Х1У-*-в 1830 году), но объяс-
иенив этого видииого, кажущегося писаыия в раз-
бивку, вовсем иное. 24 декабря 1829 года Пуш-
кин начал восьмую (первоначально девятую) гла-
ву и написал I строфу и дальше— в 1830 году—
продолжал писатьИ, III, IV, V .......подр.чд всю гля-
ву, которую и окоачил 25 сентября 1830 года в
Болдине (таким образом, в 1830 году была напи-
сана и X IV строфф). В 1831 году Пушкин уни-
чтожил первоначальиую восьмую главу— Путешс-
ствие Онегина— написанную в 1829 году, до п с •
чатной восьмой (первоначально девятой) главы,
и потому принужден был написать и вставить
новую строфу (XIII— Им овлздало беспокойство—
напиеанную таким образом в 1831 году). Тогдй
же поэт переделал пачатную восьмую глапу, в
которую, мзжду прочим, и включил те етрофы
(ставшиз X , X I и XII) из уничтоженной глазы,
хоторые были необходимы для хзрактеристики
Онегина (в этих строфах поэт защнщает своего
героя от нападок посредственности, от толпы)
и которые были написаны 2 октября (или—вер-
не«— до 2 октября) 1829 года. Таким образом
даже этот исключительный пример переделки, пе-
реработки главы иисколько не свидетельствует о
том, что „поэт предоставил совершенную свобо-
ду вдохиовению своему".
Рукописи Пушкина обнаруживают гроиадную
рабогу поэта над романом— работу, не прекращав-
шуюзя и иосле явреписки глазы в чистовую
твтрадь: и поспе этого поэт не переставал изме-
кять одии, вычеркисать другие и писать новые
 39
Перэая мысль лирнческого ромака отногнтся,
как мы уже говорили выше, к 16 апраля Ь8Д2
года, когда Пушкки каписал (вчерне) стрӧфу,
вкпючениую в 1824 году, пэ оквнчании перввй гЛӒ-
вы, в „Евгения Онегина" (X X X II строфа пврвой
главы).
„Евгений Онегин" был задукан в Кишиневе
9 мая 1823 года. Первые строфы перэой гдавы
йыли начаты ночью 28 мая Ы 2 3 гоӰй. Поат
продолжал перзую главу и в Одессе н закокчнл
ее 22 октября 1823 гсда.
Повидимому, на другой же день Пушкии иа-
чал и вторую главу, ксторую писап с упоекием
и в н е й „заклсбывался" желчью; к 3 коября было
готовы уже больше 15 строф, а 8 декабря иочью
была каписана и последняя строфа второй 'шапи.
Скорость в пи-сакии второй главы, упоение кме-
ли то влияние, что Пушкин в ней- „ забалтывался
до не.чьзя" к, при холодной прозеркг аналити-
ческого ума, многие строфы нашел лишними и
исключил их из романа, сократив почти на одну
треть главу.
Третью главу Пушкии начал только в слёдую-
щем году— ночью *8 февраля 1824 года— й к
весне этого года написэл полозину главы (до
гисьма Татьяны). Начавшиеся вскоре после этего
неприяткости с графом Воронцовым раостраивапи
поэга и отрывали его от поэтического таорчества.
Только в августе 18^4 года, приехав в Михай-
лозское, Пушкин вновь обратился к Евгению
Онегину и к 2-му октября ококчил третью глаьу.
Ескоре по окончакии третьей главы Пушкин
начал четвертую главу и к 1 янзаря 1625 года
налисал поло:ину глзвы, кончая ХХЛ1 сгрофой
(,Ч т о было следствием свиданья?*). В то время,
ках Уирвые три глазы (в особонн .оги, зторая)
 40
б-ало налисаны легко и просто, скоро и почти
беэ переработок и переделок, создание четвӓртой
глааы отличалось большой сложнос+ью.
В первой половине сен^яф я 1825 года Пуш-
кин писал П . А» Катеняну: „4 песни бнегина
готовы .иещ е множество отрывкой; но мне не до
них" (под „мкожеством отрывков* следует раз-
уметь строфы об Одессе, вошедшие в первоиачӓль-
нуго 8-ую главу и напечатанную впоследствии в
„Отрывках из путешествия Онегина"). К началу
сентября 1825 года Пушкин, повидимому, дей-
стйительно «уже окоичил вчерне четверту.о главу,
Но йв переставал работать над ней и вскоре
принялся за основательную переделку, которую и
занончил уже 3 января 1826 года. Переделка
коснулась и начала главы, первоначально откры-
гаавшейся непосредственно ирповедью Онегина,
а уета которого Пушкнн вкладываЛ то, что впо-
следстеии выделкл в лирнческое вступление к
глав^; много работай повт и над середииой гла- ^
вы, которая была собственно заново написана,
причем Пушкин вставил повествование об Ольге
н Ленском (после рассказа о печальных след-
ствиях свиданья Татьяны, с Онегиным) вместо
иовествования об отъезде Лариных в Москву (что
ю впоследствии в седьмую главу).
января 1826 года—в новом виде—четвертая
глава бьпта вполне закончена, и на другой 'ж а
день —4 января— поэт приступил к пятой главе.
Созданиа пятой главы представляло полную
противоположность созданию четзертой главы: в
то время, как четвертая глава подвергалась
постоянным коренным изменениям, пятая глава
почти вовсе не испытывала переделок и колеба-
ний (едва ли не единственное колебание— в том,
что первоначалько Татьяна падала в обморск,
 41
увидев за стопом против еебя Онегина), не име-
ла „лишних" строф и сразу вылилась в готовом
виде. Пятая глава была написана в несколько
присестоз (собственио, если не ошибаемся, в два
периода), причем поэт в один день писал порою
большое количество строф. ч
Мы не можем ответить на вопрос— как со-
здавалась шестая глава,— так как черновиков этой
главы (кроме трех строф) не сохранилось. Мы
имеем в черйовых рукописях одну дату— под Х Ь У
строфой (которою первоначаг.ьно заканчивалась
шестая глава)— 10 августа (скоро после атой
строфы были написаны и две последние эаключи-
тельные строфы)— 1887 цлц 1920 года?—
Необхсдимо принять дату окончания шестой
главы— 10 августа 1886 го&а, так как весною
1827 года Пушкиҥ уже начал седьмую главу; к
тому же и сам Пушкин датирует шестую главу
так: „V I— Поединок. Ц т . 1826“ ;. подтаерждение
этой датировки мы нахадим и в том, что в 1328
году шестая глава появилась уже в отдельном
издании. При таких условиях приходится при-
знать, что создание шестой главы отличалось
большой легкостью и скоростью.
Иначе обстояло дело с седьмой глдвой, йлан
которой не раз менялся (э седьмой главе прёд-
полагалось путешествие Онегина, альбом Онеги-
на; Москва я Одвсса— вот двз главкые составные
части первоначаяьной седьмой главы).
Седьмая глава начата в М оскве,18 марта
1827 годви тогда— вросквеи в Петербургв— весной
1827 года Пушкин написал строфы, прсвяоденные
описанир Мрсквы. бскоре Пуодкин охорвался от
„Евгения Онегина" и вернулся к седьмой глаге
в самом начале 1828 года (или в сӓмом конце
1827 года— что мекее вероятно), обратившиср
 42

ка этот раэ к ссзданшэ седьчой глани с пврвой

строфы, К 19 феврзля 1828 годэ. былл иапнсаны
первые 12 строф, а 5 апреля поэт уже писал
альбом Оиегина. Таким образом весксю 1828 года
было готого ядро седьмой глааы— и начало, и
москозшгио строфы.
В ночь на 20 октября 1828 года Пушкин
уехал из Петербурга в Малниники (тверское име-
нио Вульфов) и взял с собой седьмую главу, а
4 нол&ря уже окоичил работу кад седьмой глд-
вой, написав новые, недостававшие строфы (напр.,
в конде главы) н связав прехсде написанные.
Первоиачальную восьмую глазӱ (впоследствии
исключениую Пушкиным и напечатанную им под
ваглавием „Отрывки из путешествия Онегина“ )
поэт начал осенью 1829 года, но еще раньше—
летом 1825 года~поэт написал строфы, посвя.-
щенные описанию Одессы. К 30 октября было
готӧво уже есӧ начало главы до стрсфы: „Он
видит: Терек своенравный", в октябре и ноябре
Пушкйн продолжал писать главу и в декабре уже
вполне закончил ее (осенью 1830 года поэт, пови-
димому, отделал главу и тог^а же написал одиу
строфу— „И берег Сороти ртлогий1*).
Последняя глава была начата. 24 декабря 1829
года и создавалась з течение зимы и весны 1830
года. Осенью 1830 года Пушкин привез ее почти
в гвтовом виде в Бо-лднно и там ее заканчивал.
25 оттяЯря 18$0 года поэт написал последнюю
строфу— роман был окончен, окончена долгая
работа, долгий труд:

Миг во:кделеннь:й настал. Окончен

мой труд много-
летннй.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, евои псдлнг свершмз, я ст ӧт , как поиенщик не-
нужныи,
 43
Плату приявший свою, чуждкй работе другоДг
Нпи жаль мке труда, молчалнвого спутника кЪШ’ >),
Друга Авроры златой, яруга пеиатов святых?

Роман был охончен, П}7шкин простилвя со

своим трудом, со своим „спутником страннык",
но вновь и вновь обращался к нему...
В октябре 1830 жв года Пушкин начал и де-
сятую глапу, в которой Онегин дслзкзн был столк-
нуться с декабристами, в когорой должиа быть
нарисована картнка декабризМа, но на XVII
стрсфе прерЕал свою работу— очевидно, потому,
что не мог надеяться на всзможность напечата-
ния ее (да и в рукописи она ке была безопӓс-
ной),— и сжег начало главы, запнсав его особым
шифром на отдельных листах.
В 1831 году Пушкин уничтожнл (зернее, нс-
ключил из романа) восьмую главу, через что
девятаяглаЕа стала восьмой и— вследствие зтого
потребовала некоторой переработки. В конце лета
(в июла— начзле азгуста) 1831 года, в Царском
Селе, поэт вновь обратился к 8-ой (печатной)
главе, в которую встазйл кесколысо строф из
путешествия Онегйна, написал новые строфы
(напр., XIII), заменил старые (например, первые 4),
переработал картину петербургского света (X XIV
— X X V I строфы) и— 5 октнбря— написал Письмо
Онегина к Татьяне. Таким образом, восьмая гла-
ва, начатая 24 декабря 1829 гоӧа, была оКойчена
только 5 сктября 1831 года.
И после этого Пушкин не переставал думать
о продолжении своего романа: к 1833 году стно-
сятся иаброски послания Плетневу и другим
друзьям, наброски, в которых поэт говорит о своем

4) Дейстзитель.чо, в черкойиках .Е вгем ш Оиегниа*

чясто еегречкютск пометы .в и Н * .
 >'*С
и <

намврении продолжать роман; в 1833 году эамысел

продолжения „Езггния Онегина* переплетается с
замыслом „Родословной моего героя“ и „Медного
Всадника" (сохранилась черновая рукопись »Родо-
словной моего ге^оя", в кӧтсрой П}чикин начал
эаменять „Еверския"— „Онегинымн").
Наконец, осе>?ью 1835 года Пушкин приступил
к осуществленига сзоего замысла— к продолже-
нию „Евгения Опегина“ , и 15 сентября написал
дие строфы. На этом и прервалась работа, и по-
сле зтого Пушкин перестал думать о продолже-
нии своего любимого труда. Менее, чем через
полтора года не сталэ поэта.
Бпажен, кто праздник жизни рано \
Оставил, нз допив до дна ' ,,
Ьокала полного внна,
Кто не дочел е® рзмана
И вяруг умел расстаться с ним,
Как я с Онеглным монм.

М. Л . Гофман.

/
ЕВГЕНИИ О Н Е Г И Н .
 РӒЫ ӓе тап116 II ауаН епсоге р!и» ӓв се11в еврбгв
г!Ч>гӱиеИ чи! Га1С ауоиег атос 1а шбте спӓШегепсе 1ез
Ьоппов соттв 1оз таиуаЫеа асИопз, аиНе <Гип зеиЯ-
топ1 <1е вирбгсогНб, речЬбСге 1 т а § 111а1ге.

'Пгс ӓ’ипе 1еИгс ригксиЫге,

Не мысля гордый свет заоавИТь,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя,
Достойнее души прекрасной,
Святой исполненной мечты,
Поэзки живой и яснсй,
Высоких дум и простоты;
Но так и быть—^укой пристрастной
Прими собранье пестрых глав,
Полу-смешных, полу-печальных,
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессониц, легких вдохноаекий,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет. ' „

С, Пушкип,
 ГЛ А В А П Е РВ А Я .

Н жиТь торопнтся и чуйствопать ГП'.-Ш1гт.

К. В я в е т с к п й ,

О I.

,М сй дядя самкх чзсткых праййл,

„Когда не вшутку занемог,
,0 .ч уважать себя заставил,
»И лучше выдумать ье мог;
.Е г о пример другим наукг:
,Н о , -Боже мой, какая скука
, С больнкм сидеть и день, п почь
,Н е отходя ни шагу прочь!
.К акое низкое коварство
,Полужнвого забавлять, \/
„Ему подушки пояравлять,
„ Псчальнс^подносить лекарсгв»;,
„Зздыхать и думать про себя:
„Когда же чорт возьмет тебя!*

Так думал молодой позеса,-

Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наспедннк всех своих родннх.—
Друзья Людмилы и Руслана!
С гброем моэго романа
Без предислозий сей же час -
Позвольте познзкомить лас:
...

: ,ӓ ° у . ■’
Онегин,. добрый мой приятель,
РодилЬя на брегах Незы,
Где, может быть, родились вы,
Или блистали, мой читатель!
Там некоГда гулял и я:
Но вреден сезер для меня 5.

чУ III.

Сяужив отлично, благорӧдно,

Долгами жил его отец;
Давал три бала ежегодно,
И промотался наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва Маӓате. за ним ходила,
Потом Мотгеиг ее сменил.
Ребенок был резов, но мил.
Мопӹеиг 1'АЪЪӓ, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему, шутя,
Не докучал моралью строгой;
Слегка за шалости бранил,
И в Летний сад гуля-ть водил.

IV.

Когда же юности мятежной

Пришла Евгению' пора,
Пора надежд и грусти нежно,":
Ш ӧп ш ж прогнали со двора.
Вот мой Онегин на свободе;
Острижсн по последней моде;
Как р а п ӓ у 2 лондонский, одет:
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
 53
Легко мазурку ткнцовал,
И кланялся непринужденно:
Чего ж вам бӧльше? Свет решил, (
Что он умен и очень мил.

V.

Мы все учились понемнзгу,

Чему-нибудь и как-нибудь:
Так воспитаньем, славу Богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был, по мненыо многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый малый, но педант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом 3!;атока
Хранить молчанье в важном спере,
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданых эпиграмм.V I.

VI.
/ '
Латынь из моды вышла ныне:
Так, если правду вам ‘ сказать,
Он знал довольно по-латыне,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить псЛе,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Эяеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли:
Но дней минувших анекдогы.

V
 54
Ог Ромула до нашмх дней,
Хрднҥл он в памятм споей.

Сысокой страсти не иаея

Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Кат мы ни бились, отлкчить.
Бранил Гомера, Феокрита;
За то читал Адама Смнта,
И был глубокий вконом,
То есть, умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем жизет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда' простой продукт имсет,
Отец понять его не ког,
И земли отдапал в залог.

VIII.

Всего, что знал еще Евгений,

Пересказать мне недосуг;
Но в чем он исткнный был гекий,
Что знал он тверже ноех наук,
Что было для него измлада
Й труд, н м}ка, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень,—
Была наука страсти нежной,
Которую воспел Назон,
За чго страдальцем коичил он
Спой век бпесТящий н мятежной
В Моллавии, в глуши степей,
Вдали Италии своей.
 IX.

X.

Как рг.но мог он лнцемсрнть,

Таить кадсжду, реЕновать,
Раоуверять, заставить верять,
Казаться мрачным, изкывзть,
Являться гордым и послушным,
Внимательным, иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красйоречив,
В сердечных письмах как неброжен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежсн,
Стыдлив и дерзок, а порсй
Блистал послушною слезок!

X I.

Как он умел казаться новым,

Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленьй,
Нёвинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Незольной ласки ожидать,
Мслить и требовать призна^ч.я,
Подслушать сердца первый звук,
Преследозать любоззь— и кдруг
 56
Добиться тайного свиданья,
И после сй наедине'
Давать уроки б тишине!

XII.

Как рано мог уж он тревожить

Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сзти цм готовил!
Мо вы, бдаженнче мужья,
С ним оставались вы друзья:
Его ласкгл суоруг лукавый,
Фобласа давний ученик,
И недоверчивый схарик,
И рогоносец величавый,
Всегда доволъный сам собой,
Свонм обедом и женой.

XIII. X IV .

XV.

Бдвало, он еще в постеле:

К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома на вечер зовут:
Там будет бал, там детркий праздник.
Куда ж щюкачет мой прог.азник?
С’ кого начгнет он? ВсР оавнр;
Везде поспеть немудренс.
Покамест, в утреннем уборе,
Надев широкий бопивар ®,
Онегин едет на бульвар,
И там гуляет ка просторе,
Пока недремлющий Брегет
Не прозвонит ему обед.

X V I. •

Уж темно: в санки он садится.

„Поди!поди!' раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Та1оп * помчался: он узерен,
Что там уж ждет его *** [Каверин]
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул тоК,
Пред ним Иоай-Ьев/' окровавленнык,
И трюфли— роскошь юных лет,
Французской кухки лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургскнм живым
И анакасом золотым.

X V II.

Еще бокалов жажда просиТ

Залнть горячий жир котлет;
Но звон Брегета нм доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
 58
Гда каждый, критикой дыша,
Готов охлопагь Еп1гсока1,
Обшикать Федру, Клевпатр/,
Моину выввать для тего,
Чтоб только спышали его.

XVIII.

ЕЗолшебный край! Там в стары го: Т

. Сптиры смелой властелин,
» Блистал Фоиаизин, дрӱг свободы,
К перенмчивый Княжнин;
Гам Озеров невольны данн
Народных слез, руколлесканий
С младон Семеновой делил;
Там наш Катенин всскрсскл
Корнеля гений велнчавой;
7ам вывел колкий Щаховской
С е о и х комеднй шумный рой; '
Там и Дидло вончался славой:
Там, там, под сению кулис,
Млэдые дни моц кеслись.

X IX . :■

■ Мои богини! Что вы? Где вы?

Внемлите мой печальиый глас:
Всб те же ль вы? Другке ль девы,
Сменив, не заменнли вас?
Уолышу ль вковь я вашн 'хоры?
Узрю ли русской Терпсихорц
Ду«'ой исполненный полет?
Иль взор унылый ке найдет
ЗиаКомых лиц на сцене скучной,
И , устрсмив на чуадый с б : т
Р аэочаэеэаиный лорпсг,
Весвлья зритоль равнодушной,
Безмолвно ӧуду я зевать
И о былом роспоминать?

XX.

Театр уж полок; ложя блвщут;

Партер и кргсла, всё кнпит;
В райке кетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блнстательна, полувоздушка,
Смычку волшебному послушна,
Толпою никф окружена, ■
Стоит Истомика; она,
Одкой ногой касаясь пола,
ДрЗ'гою медленно кружит,
И вдруг прыАок, и вдруг лотит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.

X X I.

Вс<5 хлопаег. Онзгин гаходит:

Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет, скосясь, наводн
К а лоя;и незнакомых дам;
Все яруси окинул взором,
Всӧ видел: пицами, убором 1
Ужасно ьедозолен он;
С мужчинами со всех сторок
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеяньи взглякул,
Отворотилсл, и зевнул,
И молвил: .всех пора на смеиуг
г 60

Багреты допго я терпел,

Нӧ и Дйдло мне надоел" *.
-х . /
X X II.

Еще амуры, черти, змен

На сцене скачут и шумят
Еще устадуе лакеи
Н а шубах у цодъезда спят;
Еще ке перестали топать,
Смӧркаться, каШлять, шикать, хлоп
Еше снаружи и внутри
Веэде блистздт-фочари;
Ещ», прозябнуч,' бьются конн,
11аскуча|уп?ц<жь!о своей,
И й/чер^, ?вокруг огней,
Б{Танят господ и бьют в ладонн:
А уж Онегин^вышел вон;
Домой оде1ъся едст он.

X X III.

Изображу л^ в картине верной,

Уединенпый кабинет,
Где мод‘ воспитанник примерной
Одот, раздет и вновь одет?
Всӧ, чем ддя прихоти обильной
Торгуст Лондон щепетильной
И по балтцческим волнам
За лес и сало возит нам,
Всй, что в Париже вкус гэлодной,
Полгзный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,—
ВсС украшало кабкнет
Философа в осьмнадцать лет: V
 Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И , чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов —
И для ногтей, и для зубов.
' Руссо (замечу мимоходом)
Не мог покять, как важный Грим
Смел чистнть ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом е:
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.

XXV.

Быть можно дельным человеком

И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей._
Второй ***, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы наЗвади франт.
Он три часа, по крайней мере,
Пред зеркалами проводил,
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской н а р я д ,^
Богиня едет в маскарад.
 В последнем вкусз туалетом
Заннв ваш шобопытный взгляд,
Я мог бы пред ученым свгтом
Здесь описать его наряд;
Конечно б это было смело,
Описывать мое жӧ дело:
Ио панталоиы, фрак, жилст,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо меньше б мог
Иноплеменныйи словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический Словарь.

X X V II.
б(
У нас теперь на то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской кареге
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядамн
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет,
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный цок;
По цельным окнгм тени ходят,
Мелькают профили голов
И ддм, и модных чудаков.
 XXVIII.

Вот наш рерой псдъсхал к сеням;

Шаейцара мима, он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Распрапил лолоса рукой,
Вои1ел. Полна народу зала;
Мулыка уж греметь устала;
То.чпа мазуркой занята;
Кругом и шум, и теснота;
Врянчат кавалергарда шпоры;
Латают ножки милых дам;
По нх пленительным следам
Летак>т пламенные взоры,
И ре.БОМ скрыпок заглушен
Ревнлвый шопот модных ж гн..

X X IX .
V
Во дни Ееселий и желаний
Я был от балов без ума:
Вгрней нет кеста для приз!1аний
И для вручення письма.
0 вы, почгенные супруги!
Влм предложу сзои услуги; V
Прошу мою заметнть речь;
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед;
Держите прямо свой лорнет!
Не то ... не то избави, Боже!
Я это потому п '.шу,
Что уж давно я не Грешу
 * . V О*
XXX.

>?
Увы, на разные^забДвы
Я много жизнн пог^бил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
I И тесноту, и блеск, и радость,
V') И дам обдуманный наряд;
Пюблю их ножки: только вряД
Найдете вы в России целЪй
Три пары стройных женских ног.
Ах, долго я забыть не мог
Цве ножки!... Грустный, охладелой.
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне..

X X X I.
«
Когда ж, и где, в какон пустыне
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! Где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили еледов:
Любили~мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы, и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет—
Как на лугах ваш легкий след.
 65

X X X II.

Динны грудь, ланитӹ Флоры

Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестнгн чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет услоЕною красой
ХСепаний свосзсльный рой.
Люблю ее, мӧй друг ЭльЕина,
Под дпинйсй скатертью сголоз,
В есксй 'ка муравэ лугов,
Знмой на чугуне камина,
Н а зеркальном парксте зал,
У моря на граните скал.

X X X III.

Я помню море пред грозон>:

Как я завгцовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лсчь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устамк!
Нет, никогда средь пылких днзй
Кнпящей младости моей
Я не желал с таким мучоньем
Лобзать уста младых Армид,
Иль рогы пламенных ланит,
Иль перси, пелные темлекьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так ке терзаи души моей!
А. С. Пузтккв.
 66

XXX IV .

Мне памятно другое время:

В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя,
И ножчу чувствуы в руках;
Опять кипит зоображенье,
Опять ее прикоснопенье
Зажгло в увядшем сердце кровь.
Опять тоска, опять любовь...
Но полно прославлять надменны?.
Болтливой лирою своей:
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных;
Слоза и взор волшебниц сих
Обманчива, как ножки их.

XXXV.

Что ж мой Онегин? Полусонный

В постёлю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробуждӧн.
Встает купец, идет разносчнк,
Н а биржу тянется извозчик,
С кувшиком охт^нка спешйг,
Под ней снег утренний зфустпт. •
Прсснулся утра шум прияткый,
Открыты ставни, трубиый дым
Столбом восходит голубый,
И хлебник, немец акуратйык,
В бумэжном колпаке, не раз
Уж отпорял сзой васисдас.
 X X X V I.

Но шумом бала утомленной,

И утро п полночь обратя,
Спокойно спит в тени бЛӓженнсй
Заб&в и роскоши дитя.
Проснется за полдень, н снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра тоже, что вчера.
Но был ли счастлив мой Евсекий, •
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
Вотще ли был он средь пиров
Неосторожен и здороЕ?

X X X V II.

Нет: рано чувства в нем остыли;

Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум:
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели,
Затем, что не всегда же мог
ИефкЫак и стразбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова, ,
Когда болела голова:
И хоть сн был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свнпсц.
 68
X X X V III.

Недуг, которого причкну

Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину\
Короче: русскгя хандра
Им овладгла понемиогу;
Он застрелиться, слава Богу,
Попробовать не эахотел:
Но к жиэни вовсе охладел.
Как СНИӓ-ПагоЫ, угрюмый, тоиный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетнк сэета, ни бостон,
Нн милый взгляд, ни вэдох нескроииый,
Ничто не трогапо его,
Не замечал он ничего.

X X X IX . Х Ь . X I.I.

ХБ1Г.

Причудницы большого света!

Всех прежде вас оставил он.
И правда то, что в нашй лета
Довольнс скучен высший тон.
Хоть, может быть, иная дака
Толкует Сея а Бентама;
Нс» вообще их разговор
Несносный, хоть невинный вздор.
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
 69

Так осмотрительны, так точны,

Так неприступны для мужчин,
Что вид их уж рождает сплин 7.

ХЫ Н.

И вы, красотки молодые,

Которых позднею порой
Уносят дрожки удалые
Ио петербургской мостовой,
И вӓс покинул мой Евгений.
Отступник бурных наслаждений,
Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взклся,
Хотел писать: но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его,
И не попал он в цех задорнын
Людей, о коих не сужу,
Затем. что к. ним принадлеяф.

ХЫ У

И снова преданкый безделью,

Томясь душезной пустотой,
Уселся он с похвальной цепью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читсл, читал, а всӧ без толку:
Там скука, там обкзн и бред:
В том совести, в том смысла пет;
На всех разлнчные вернги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женэдин, он остазлл книги
 70

И полку, с пыльной их семьей.

Задернул траурной тафтой,

ХЬУ. V

Условий света свергнуз бремя,

Как он отстав от суегы,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная предӓнность,
Неподражатепьная странность
И резкий, схлаждекный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба:
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар погас:
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.

ХШ .

Кто жил и мыслил, тот не может

В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того трсвожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змея воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Всё это часто придает
Бопьшую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополсм,
И злостн мотчных впиграмм.
 71

ХЬУИ .

Как часто летнею порою,

Когда прозрачно и светло
Ночное небо нгд Невою 8,
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романьт,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмьд
Перенесен колодник сонной,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.

ХЬУЩ .

С душою, полной сожалений,

И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя Пиит 9.
Всӧ было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной рӓздавался вдруг;
Лишь лодка, Ееслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и пескя удалая.
!!о слаще, средь ночных забав,
Мапев Торкватовых октав!
 72

хых.
Адриатические воЛкьг;
0 , Брента! нет, увижу вас,
И, вдохновенья снова попный,
Услышу ваш волшебный гла.с!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле,
С венецианкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле.
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.

Ь.

Придет ли час моен свободы?

Пора, пора!— взываю к ней;
Брожу над морем 10, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами спор'я,
По ввльнвму распутью моря
Кегда ж начну я вольный бег?
Пора пекинуть. скучиый брег
Мйе негфйяэнзнкой стихии,
И средь полудениык зыбе-й,
Пед «вбом Африки моей 11,
Зздыдӓть о с.умрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где серцце я похоронил.
 73

1Л.

' Окегин был готов со нною

Увплеть чуждые страны;
Но скоро были мы судьбою
На долгий сро'к разведены.
Отец его тогда скончался.
Перед Онегиным собрался
Заимодавцез жадуый полк.
V каждого свой ум и толк;
Евгений, тлжбы некавидя,
ДовольТгый жребием своим,
Наследство предоставил им,
Большсй потери в том не видя,
Иль предузнав издалека
Кончину дяди старика.

Ы1.

Вдруг получил он в самом деле

От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное послзнье,
Евгенин тотчас на сйицанье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, деиег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дядй,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую зеглче.
 74-

ЫП.

Нашел он полон двор услуги;

К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до *похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили,
И после важно разошлись,
Как будто делом занялись.
Вот наш Онегкн сельский житель,
Заводов, вод, лессв, земель
Хозяин полный, а досель
Порядка враг и расточитель,
И очень рад, что прежний путь
Переменил на что-нибудь.

Ы 7.

Два дня ему кэзались нозы

Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
Н а третий, роща, холм и поле
Его не эанимали боле,
Потом уж наводили сон; V
Потом узидел ясно он,
Что и в деревне скука та &е,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже
И беггша за ним она,
Как тень, иль верная жена.
 75

ЕЛЛ

Я был рожден для жизни мирной,

Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лиркой,
Живее творческие сны.
Досугам посвятясь невинным,
Брожу над озером пустынным,
И /яг пгеШе мой закон.
Я каждым утром пробуждён
Для сладкой неги и спободы:
Читаю мало, много сплю,
Летучей славы не ловлЬ.
Не так ли я в былые годы
Провел в бездействни, в тиши
Мои счэстливейшие дни?

ЬУ1.

Цветы, любовь, деревня, праздность,

Поля! я предаи вап душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клЬверы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости позт,—
Как будто нам ухс незозможно
Писать поэмы о другом,
Кзк только о ребе самом?
 76

1ЛЯ1.

Замйчу кстати: все поэгы—

Лвбви мечтательной друзья.
Бывало, милые предметы
Мне сииляеъ, и душа моя
Их обраэ тайиый сохранипа;
Их пббле Муай ожипила:
Так я, беспечен, воспевал
И деву гор, мой идеал,
И пленниц бервгов Салгира.
Тсперь от вас, мои друзья,
Вопрое не редко слышу я:
„О ком твоя ввдыхает лира?
,К ом у, в толпе ревнивых дсв,
.Т ы посвятил ее напев?

ЬУШ .

„Чей взор, волнуя вдохновшЛС,

„Умильной лаской каградил
„Твое эадумчиБое пенье?
„Кого твой стих боготворйл?"—
И , други, никого, ей Богу!
Любви бевумную тревогу
Я бӧзотрадио нспытал.
Блажсн, кто с нею сочетал
Горячку рифм: он тем удвоил
Поэаии свящеиный бред,
Петрарке шесгвуя вослед,
А муки сердца успокоил,
Поймал и славу между тем;
Но я, любя, был глуп и нем.
 %• г ■*
77_ ,

С1Х.

Прошл* любовь, явилась Муза,

И прояснился темный ум.
Свободен, внозь ищу союза,
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сер^це не тоскует;
Перо, забывшись, не рисует,
Близ неоконч^Енных стихов,
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну пксать
Поэму, песен в двадцать пять.

ЬХ.

Я думал уж о форме плана,

И как героя назоЕу.
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел всё это строгс:
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу.
Ценсуре долг сзой заплачу,
И журналистам ча съеденье
Плоды трудов моих отдам:
Иди же к невским берегам,
Новорохсдонное творекье!
И заслужи мме слайы дань—
Кривые толки, шум и браиь.
 РЛАВЛ В Т О Р А Я .

| 0 гпэ1
Н ог.
О Русь!

I.

Дерез:та, где скучал Евгенип,

Была прелестный уголок;
Т ак друг невинных наслаждений
Благословить 6ы Небо ког.
Господский дом. уединенный,
Горой от петров. огражденный,\.!
Стоял над речкою; вдали '
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали села здесь и там;
Стада бродили по лугам
И сени расширял густые
Огромный, запущенный сад,
Приют задумчивых Дриад.

II.

Почтенный зӓмок был построен,

Как зӓмки строиться должны;
Отменно прочен и спокосн,
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные сбои,
Портреты дедов на стенах,
 И печи в пестрых изразцах.
Всё это ныне обветшало,
'Не знаю, право, почсму:
Да впрочем другу моему
В том нужды было очень мало,
Затем, что он равно зевал
Средь модных и старинных зал.

III.

Он в том покое поселился,

Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Всё было просто: пол' ^убовый,
Двӓ шкафа, стол, дквӓн пуховый,
Нигде ни пятнышка чернил.
Ӧнегин шкафы отворил:
В одном нашел тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой,
И календарь осьмого года;
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.

IV.

Один среди своих владекий,

Чтоб только время проводигь,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынйый
0 РГ1” пн й я р т ч .ц ц - с т а р н ^ и р й -
Ӧбракау.,Л(5гӓим ' ■ааменил;
Мужик судьбу благослоьил.
За то в углу сносм надулся
 80

Увидя в этом страшный вред.

Его расчетливый сосед.
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так:
Что он опаснейшин чудак.

Сначала все к нему езжали,

Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Пишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дрогн;-
Поступком оскорбясь такиы,
Все дружбу прекратили с ним.
„Сосед каш неуч, сумасбродит,
„О н фармасон; он пьет одно
„Стаканом красное вино;
„Он дамам к ручке не подходит;
„Всӧ да, да нет, не скажет да-с
„Иль м ет-с.* Таков был общкй глас.

V I.

В свою деревню в ту же пору

Помещик новый прискакал,
И столь же строгому разбору
В соседствз повод подавал.
По имени Владимир Ленский,
С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лст,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии тумакной
Нривез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
 81
Дух пылкий и довольно страш шй,
Всегда восторженную рочь
И кудри черные до плеч.'

VII.
От хладного разврата света
Еще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев.
Он сердцем м^лый был невежда;
Его лелеяла кадежда,.
И мира новы|1 блеск и шум
Еще пленяли’ юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца саоего.
Цель жиз!-ш нашей для него
Была заманчиЕОЙ загадкой;
Над ней он голову ломал,
И чудеса подозревал.

VIII.
Он вернл, что душа родная
Соединиться с ннм должна;
Что, безотрадно изнывая,
Его вседне?/Но ждет она;
Он верил, что друзья го то еы
За чесТь его принять оковы,
И чго не дрогнет их рука
Разбить сосуд клевегника:
Чго есть избраннае судьбою
 32

IX:
Негодованье, сожаленье,-
Ко благу чистая любовь,
И славы сладкое мученье
В нем рано волновали кровь,
Он с лирой странствовал на свете;
Под небом Шиллера и Гете,
Их поэтическим огнем
Душа воспламенилась в нем.
И Муз возвышенных искусства,
Счастливец, он не постыдил;
Он в песнях гордо сохранил
Всегда возвышенные чувства,
Порывы девственной мечты
И прелесть важной простоты.
X.
Он пел'любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как кысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нсжных.
Он пел разлуку и печӓль,
И нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слезы;
Он пел поблеклый жизни цвет,
Без малого в осьмнадцать лет.
X I.
В пустыне, где один Евгений
Мог сценить его дары,
 -83
V
Господ соседственных селений
Ему не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной.
Их разговор благоразумной
О сенокосе, о гине,
0 псарне, о своей родне,
Конечно не блкстал ни чувством,
Ни позтическим огнём,
Ни остротою, к« умом,
Ни общежития искусств&м;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен.

XII.

Богат, хорош собою, Ленский

Безде был принят как жених;
Таков обычай деревенский;
Все дочек прочили сзоих
З а полурусского соседа;
Взойдет ли он—тотчас беседа
Заводит слово стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут соседа к самовару, V-
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: „Дуня, примечай!*
Потом приносят и гитару:
И запищит она (Бог мой!):
Пуиди в чсртог ко мне златой!... 1

XIII

Но Ленский, не имев конечно

Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
 84

Онй сошлись: волна и камень,

Стихи и проза, лед ,и пламеиь
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимкой разнотой
Они друг другу были скучны;
Погом понравились; пзтом
Съезжались каждый декь верхом,
И скоро стали неразлучны.
.Так л1дди^гЛер2ы_й каюсь я
От делагль нсчего—друзья^ ‘

X IV .

Но дружбы нет и той мёж нами;

Все предрассудки кстребя,
Мц почитаем всех-—нулями,
А единицами— себя; -
'""Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Длй нас орудие одно;
Нам чувстро дико и смешно.
Сноснее многих был Евгени!:
Хоть он людей конечно знал,
И вообще их презирал;
Но праёйл иет' без исклгочений:
Иных он очень отличал,
И вчуже чувство уважал.

XV. ,

Он слушап Леиского с улыбкой:

Поэта пьшкий разговор,
И ум, ешо в сугкденьях зыбкой,
И вечко БДохновенный взор—
Онегику всб было ново;
Он охлздительнсе слово
 _8 5 _

В устах старался удержать,

И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живзт
Да вернт мира сов^ршенству; \/
Просткм горячке юных лет
И юный жар, и юный бред.

■ X V I.

Меж ними всё рождало споры

И к размышлению влекло:
Нлемен минувших договоры,
Плрды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроёа Тайны роковые,
Судьба и жизнь в свою .чреду,
Всб подвергалось их суду.
Поэт в жару своих 'суждений
Читал, забывшись, между. тем
Отрывки северных поэм;
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.

X V II.

Но чаще закимали страсти

Умы пустынников моих.
Ушед от их мятеясной власти
Онегин говорил об них
С невольным вздохом сожаленья.
Блажен, Кто ведал их волненья
И наконец от них отстал;
Влаженней тот, кто их не знал.
 80

Кто охлаждал люӧоеь разлукой,

Вражду злословнем; порой
Зевал с друзьями и жекой,
Ревнивой не тревожась мукой,
И дедов верный капитал
Коварной двойке не вверял!

XVIII.

Когда прибегнем мы под знакя

Благоразумной тишины,
Когда страстей угаснет пламя,
И нам становятся смешны
Их своезольство, иль порывы »
И запосдалые отзывы:—
Смиренные не без труда,
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный
И нам он сердце шевелит;
Так точно старый инвалид
Охотко клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей,
Забытый в хижине своей.

X IX .

За то и пламенная младость
Не может ничего скрывать:
Вражду, любовь, печаль, и радость,
Она гӧтова разболтать.
В любвн считаясь инвалидом,
Онегин слушал с важным видом,
Как, сердца исповедь любяг
Поэт высказызал сзбя;
Свою доверчивую совесть
Он простодушно обнажал
 87

Евгений без труда узнал

Его шобви младую повесть,
Обильный чувствами рассказ
Давно не новыми для нас.

XX.

Ах, он любил, как в наши лета

Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Еще любить осуждена:
Всегда, везде одно мечтанье,
Однб привычное желанье,
Одна привычная печаль!
Ни охлаждающая даль-,
Ни дслгие лета разлуки,
Ни музам данные часы,
Нн чужеземные красы,
Ни шум веселий, ни науки
Душн не изменили в нем,
Согретой девственным огнем.

X X I.

Чуть отрок, Ольгою плекенный,

Сердечных мук еще не знав,
Он был свидетель умиленный
Ее младенческих забав;
В тени хранительной дубравы
Он разделял ее забавы,
И детям прочили венцы
Друзья-соседи, их отцы.
В глуши, под сению смкренной,
Невинной прелести полна,
В глазах родителей, она
Цвела как ландыш потаенный,
 88

Незйаемый в тра;;е глухой,

Ни мотыльками, ни пчелой.

X X II.

Она иоэту подарила ' '

I Младых восторгов первый сон,
И мысль юб ней одушевила
Его цевницы первый стон.
Простите, игры эолотые!
Он рощи полюбил густые,
Уединенье, тишину,
И иочь, н звезды, и луну—
Луну, небесную лампаду,
Которон посвящали мы
Прогулки средь вечерней тмы,
И слезы, тайных мук отраду...
Но ныие видим только в ней
Замену тусклых фонарей.

X X III.

Всегда скромна, всегда послушпа,

; Всёгда как утро весела,
, Как жизнь по?та пррстодушна,
Как поцелуй любси мила,
Глаза как нёбо голубые,
Улыбка, локоны льняные,
' Движенья, голос, легкий стан,
в О л ы е .... но любой р о к аи \^
Возьмнте, и найдете верно
Ее поргрет: он- счень мил;
Я прежде сам его любил,
Но кадоел он мне безмсрно.ч
/Позвольте мне, чичатель мой;
'Закктьея етарше» сестрой.
 XXIV.
Ее сестра згалась Татьяна....
Впервые именем таким
Страницы нежные ромгша
Мы своевольно освятим.
И что ж? оно приятно, звучнс,
Но с ним, я знаю, неразлучно
Воспоминакье старины
Иль девичьей. Мы все должны
Признаться, вкуса очень мгло
У нэ.с и в наших кменах
(Не говорим уж о стихах);
Нам просвещёнье не пристало,
И кам досталось от него
Жеманство —бсльше ничего.
XXV.
> И так она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своэй,
Ни СЕежестью ее румяной,
I Не прявлекла б она очей,
Дика, печальна, колчалива,
Как лань, леская боязлйва.
Ӧна в семье с е о в й родной
Казалась девоЧксй чужой.
‘ Она ласкаться ие умела
К. отцу, ни к матери сгозй;
Дитя сама, з толпе детей
! Играть и прыгать не хотела,
И часто, целын декь однз,
\ Сидепа молча у скна.
X X V I.
Задумчивость, ее подруга
От сӓмых колыбельных дней
 Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее иакеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
/*Охоты властвовать примета:
С послушной куклою', дитя
Приготовляется шутя
К приличию, закону света.
И важно повторяет ей
Уроки маменькн своей.

X X V II. •

Но куклы, даже в эти годы,

Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про мсды
Беседы с кею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды; страшные рассказы
Зимою, в темноте ночей,
Пленяли больше сердце ей.
Когда же кяня собирала
Дпя Ольги, га широкий луг,
Всех малекьких ее подруг,
Она в горелки не играла, .
Ей скучен 5ыл и звонкин юмех,
И шум их ветреных утех. п
...
X X V III.

Оиа любила на балконе

Предупреждать зари восход,
' КоГда на, бледном небосклоне
I
'Звезд исчезает хоровоц,
I И тихо край земли свеглеет,
вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, ксгда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
I В привычный час пробуждена,
Вставала при свечах оиа.V/

X X IX

Ей рано нравились романь^. (

Они ей замекяли всӧ; , • "

И Ричардсона и Руссо. .
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,.
Их почитал пусгой игрушкой,
И ке заботился о том,
Какон у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой,
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.

XXX.

Она лгобила Ричардсока,

Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандиссна
Она Ловласу предпӧчла 14;,
Но встарину, княжна Алнна,
Ее московская кузина,
 92

Тзердила часто эй об них.

В то время был еще жених
Ее супруг, но понеполе;
Ола вздыхала по другом,
Который сердцем и умом
Ей нраЕился гсрг.здо боле;
Сей Грандисон был славный фракт,
Игрок и гвардии сержант.

* X X X I.

Как он^ он§ быпа одета,

Все7дӓГ‘ по моде и к лицу.
Но не спросясь еа совета,
Девицӱ пӧзезли к венцу,
И чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре ;
В свою деревню, где она,
Б ог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;1
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дан-:
Заыепа счастию онз. ><>

X X X II.

Привычка усладила горе,’

Неотразимое ничем;
Открытие большое вскоре
Ее утешило совсем,
Она мгж делом и досугом
Открыла тайну, ка:< супругом
Едиьовластно управлять,
И всё тогда пошло на стать.^
Она еэжала по работам,
Солила на зиму грибы.
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по сӱббӧтам.
Служанок бнла осёрдясь—
Всё это мужа не спрссясь.

XX XIII

Бывало писывала кровью

Она в альбсмы нежных дев,
Звала Полинею Прасковью,
И говорила нараспев;
Корсет носила очень узкий, ,
И русской Н как N французский
Произносить умела в кос;
Но скоро всё перевелось:
Хорсет, альбом, княжну Полину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла— стала звать
Акулькон прежнюю Селииу;
И обнсвила наконец 1
На вате шлафор и чепец.

ХХХҤ .

Но муж любил ее сердечно,

3 ее затси не входил,
Во всем ей версвал беспечно,
А сам в халате ел и пкл.
Похойно жизнь его катилась:
Под вечер иногда сходалась
Соседей добрая секья,
Нецеремонные друзья,
И потужить, н позлословить
И посхеяться кой о чгм.
 Л 94

Проходит время; между тем

Прикажут Ольге чай готовить;
Там ужин. там и спать пора,
И гости едут со квора.

XXXV.

Они хранили в жизни мирнон

Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любнли круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умилько на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюда по чннам.

X X X V I.

И так они старели оба.

И отворились наконец
Перед гупругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер в час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,'
Детьми и верною женой,
Чистосердечней чем иной.'
Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Слшренный грешниМу ^Цчитрий Ларии^
Готодний рпӧ и бритдир
Под камнем сим екушает мир.

X X X V II.

Своим пенатам возвращенный,

Владимир Ленский посетил
Соседа памятник смиренный,
И вздох он пеплу посзятил;
И долго сердцу грустно было.
. Гоог У оп ск ! 16 молзил оН уныло,
.О н на руках меня держал.
„Как часто в детстве я играл
„Его очакозской медалыо!
,О н Ольгу прочил за меня,
„Он говорил: дождусь ли дня?..,“
И полный искренней печалью,
Владимир тут же начертал
Ему надгробный мадригал.

X X X V III.

И там зке надписью печалъной

Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальной...
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой, поколёнья,
По тайной воле Провиденья,
Восходят, зрегот и падут;
Другие им во след идут...
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит „
И к гробу прадедов теснит.
Придёт, придет и каше время,
И наши внуки в дсбрып час
Из мира вытеснят и нас!
 9Г> '

X X X IX .

Покамест упиЕайтесь ею,

Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разуиею,
И мало к ней привяэан я;
Для призракоз закрыл я вежды:
Но отд&ленные надежды
Трезожат сердце нногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мнр оставкть.
Ж иву, пишу не длй похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить
Чтоб обо мке, как верный друг,
Мапомнил хоть едкный звук.

ХЬ.

И чье-нибудь он сердце тронет;

И сохраненная судьбой,
Быть может, в Летс не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть можеТ’—лестная надежда! —
Укажет будущий невезкда
На мой прославленный портрет,
И молвнт: то-то был Позт!
Прими ж мое благодарекье,
Поклоыкик мирных Аонид,
0 ты, чья память сохранит
Мои летучие тзореиья,
Чья благовклонная рука
Потреялет лавры старика!
 '

ГЛЛВАТРРТИЯ.

. Е11с ё!о!к ГШр, рПо ё1о1(, птгпигеаго

М а 111 1 а I г е.
I.

— „Куда? Уж эти мне поэты:“

--- „Прощай, Онегин, мне пора“ .
>— „Я не держу тебя; но где ты
Свои прсводишь вечера?"
— „ У Лариных."— „В от это чудно.
Покилуй! и тебе не трудно
Так ках:дый вечер убивать!1'
— „Н и мало.“— „Не могу понять.
Отселе вих<у, что такое:
Во-первых— слушай, прав ли я?—
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лен, про скотныи двор..."

II.

— „Я тут еще беды не еижу.*

— „Д а скука, вот беда, м й друг.“
— „Я модный свет вдш нснавижу;
Милее мне домашний пруг,
Где я м о гу ....“ — „Опять эклога!
Да полно, милый, ради Богл.
Ну что ж? ты едешь: очень жйль.
Ах, слушай, ЛонСкой; да нельзя ;.ь
Ӓ. с . П ушеии. V
 98

У ӧидсть мке Фиппиду эту,

Предмет и мыслей, и пера,
И сдез, и рифм е1 се*ега?
Представь мзня.“— „Ты ш утиш ь.'— „Н сгу
... - „Я рад.“ — „Когда ж е?“ — „Хотц сейчас
Онн с охогой примут нас.

III.

Поедем—
Поскакали други,
Я бились ; расточены
им
Порой тяжелые услугн
Гостепрнимной сгарины.
Обряд иззестный угощенья:
Несут на блюдечках варенья,
На столшс стаьят вощаной
Кувшин с брусничйою водойIV.

IV.

» Ӧни дорогой самои краткой

Домой летят бо весь опор. 17
Теперь подслушаем украдкой
Героев .наших разгозор.
— „Н у что ж, Онегин? ты геваешь.“—
— „Привычка, Ленский.*— „Но скучасшь
Ты как-то больше."— „Н ет, равно.
Однако в поле ухс темно;
'Скорей! пошел, пошел, Андрюшкз!
К^исие глчпые мсота!
 9:>

Л, кстати: Ларина проста,

Нс очень мнлая старушка;
[ӓоюрь: брускичная вода
Мне-не наделала б вреда.

V,

Скажи: которая Татьяна?"

— „Да та, которая, грустна
И молчалива как Светлана,
Вошла и села у окна.“
„Нсужто ты Елюблен в мешшую?*'
„А что?"-—„Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
ЕЗ чертах у Ольги жизпи нет, *
Тӧчь в точь в Вандиковой Мадоие:
^ Кругла, красна лицом она,
^ К а к эта глупая луна
'л'На этом глупоМ небосклоне.“ -4-
Зладимир сухо отвечал ' )
И после ео весь путь молчал.

V"1.

Меж тем Онегина явленье

У Лариных произвело
На всех большое нпечатленье
И всех соседей разалекло.
ГТошла догадка за догадкой.
Все стали толковать украдкой,
Шутить, судить не бсз греха,
Татьяне прочить жеииха;
Иныс даже у тверждали,
Что свадьба слажена совсем,
Но остановлона затем,
Что модных колец не достали.
0 с в а д ь б е Ленского давно
У них ухс было решено.

VII.

Татьяна слушала с досадой

Такке сплетни; ко тайком
С неизъяснимою отрадсй
Невольно думала о том;
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла, она влюбнлась.
Так _в_ эемлю падшее зерно
Бесны огнем оживлено.
Лавно ее воображенье,
Сгарая негой и тоской,
'Апкало пищи роково;.;
Давно сердечное томлзнье
Теснило ей мпадую грудь;
Душа ждала... кого нибудь,

VIII.

И дождалась. Открылись рчи

Она сказала: это он!
_Увы! теперь и дни, и нӧчи,
И жаркий, одинокий сон,
Вс>: полно им; асӓ дезе милой
Вез умолку волшебной силой
Твердлт о нем. Д кучны ей
И звуки ласковых речей,
И взор заботливой' прислуги.
В уныние погружена;
Гостен не слушает ока,
И прохлинает их досуги,
Их неожгдан.чый приезд
И продслжительный присегт.
 101

IX.

Теперь с .каким она вниманьем

Читает сладостный роман,
С каким живым очарованьем
Пьет обольстительный обман!
Счастливой силою мечтснья
Одушевлённые созданья,
Любовник Юлии Вольмар,
Малек-Адель и де Линар,
И Вертер, мученик мягежной,
И бесподобный Трандисон, 18
Который нам наводит сон,
Все для мечтательницы нежной
3 единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.

х.
Воӧб]Зажаясь героиней
Своих возлюбленных творцов,
Кларисой, Юлией, Дельфиной
Татьяна в тишине лесов
Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находят
Свой тайный жар, свои мечты,
Плоды сердечной полноты,
Вздыхает, и себе присвоя
Чужой восторг, чужую грусгь,
В забвеньи шепчет наизусть
Письмо для милого героя....
Но наш герой, кто б ии был он
Уж верно был не Грандисон.
 102

X I.

Свой слог на важный лад настроя,

Бывало, пламенный творец
Являл нам своего героя
Как совершенства образец:
Он одарял предмет любимый,
Всегда неправедно гонимый,
Душой чувствительной, умом
И привлекательным лицом.
■Питая жар чистейшей страсти,
Всегда восторженный герой
Готов был жертвовать собой,
И при конце последней части
Всегда наказан был порок,
Добру достойкый был венок.

X II.

А нынче все умы в тумане,

Мораль на нас наводит соп,
Порок любезен и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь ее кумир
Или задукчивый Вампир
Или Мельмот, бродяга мрачной,
Иль вечный жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар. 19
Лорд Байррн прихотью удачной
Ӧблек в унылый романтизм
И безнадежный вгоизм.
 103

XIII.

Друзья мои, что ж толку В 8ТаМ|>

Быть может, волею Небес,
Я перестану быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы:
Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны,
Да нравы нашей старины.

X IV .

Перескажу прсстые речи

Отиа иль дяди старика,
Детен условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку, слезы примирекья,
Поссорю Ьновь, и наконец
Я поведу их под венец...'
Я вспомню речи неги стрэстной,
Слова тоскующей любаи,
Которые в минувши дни
У ног лгабовницы прекрасной
Мне лриходили на язык,
ӧ г коих ,я теперь отвик.
 104

XV.

Татьяна, милая Татьяна!

С тобой теперь я слезы* лью;
Ты в руки модного тирана
Уж отдала судьбу сзою.
Погибнешь, милая; но прежде
"! ы в ослепительной надежде
Блаженство темное зоаешь,
Ты негу жизни узнаешь,
Ты пьешь волшебный яд ж в тат.й ,
Тебя преследуют мечты; /
Везде воображаешь ты
Приюты счастливых свиданий;
Везде, везде перзд тобой
Твой искуситегь роковой.

V
хщ ,

1оска любзн Татьяну го.ии!

И в сад идет онг грустить, '
и вдруг недвижны очи клойит. '
И лень ей далее ступить:
Приподнягася грудь, лач: т;л
Мгновенным пламенем поирыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и блеск в о4ах,„
^шстанет ночь; луна обходит
Дозором дальный свод нэбас
И соловей во мгяе древес
.Напевы звучные заводит.
Татьяна в темчоте не спит
'I тихо с няней говорит;
 105

XVII.

— „Не спится, няия: здесь так душно!

Открой окно, да сядь ко ыке.“
— „Что, Таня, нто с тобой?"— „Мне скучно
ПоговориМ о старине.“
— „ 0 чем же, Таня! Я , бывапо,
Хранила в памяти не мало
Старинных бӹлей, небылиц
Про злых духоз и про девиц;
А ныне всё мне темно, Таия:
Что знала, го забыла. Да,
Пришла худая череда!
Заш ибло...“~ „Р а с ск а ж и мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогдь?”

X V III.

— „И, полно, Таня! В эти лета

Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь."
— „Д а кӓк же ты венчалась, няня?*
— „Так, еидно , Бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне трииадцать лет.
Кедели две ходила сваха
К моей родне, и наконец
Благословил- меня отец,
Я горько плакала со страха;
Мне с плачем косу расппели,
Да с пеньем б церковь повели.
 106

X IX .

И вот ввели в семью чужую,...

^ 1а ты не слушаешь меня...“
Ты— »Ах, няня> няня> я тоскую,
у^Мне тошно, милая моя:
В с Я плакать, я рыдать готова!....*
Ты — »ДИТЯ мое> ты нездорова;
2 ; Господь помилуй и спаси!
^ ыЧего ты хочешь, попроси....
^-ыДай окроплю святой водою,
-ре Ты вся гориш ь...*— „Я не больна;
В е Я ... знаешь, н ян я,... влюблена." •
11 — „Дитя мое, Господь с тобою!"-^-
Вез^ няня девушку с мольбой
7 ВГ Срестила дряхлою рукой.

XX.

Т — „Я вгюблена,* шептала снова

И в ’таРУшке с горестью она.
И в г „Сердечный друг; ты нездорова.*
И ле' .О ставь меня: я влюблена.“ — )
Приг. ме»ДУ тем луна сияла
Мгнг темным светом озаряла
Дых£ат ь я н и бледные красы,
И в распущенные власы,
Р5ас- капли слез, н на скамейке
ДозсРеД героиней молодой,
И сс платком на голозе седой,
НапстаРУшкУ в длинной телогрейк^;
Хдт}. всё дремало в тишине
V1; т;.ри вдохновительной луне.
 107

X X I.

И сердцем далеко носилась

Татьяна, смотря на луну...
Вдруг мысль в уме ее родилась...
— „Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу,
Да стол подвинь; я скоро лягу;
Прости." И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет,
И всё Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дыши-
Письмо готово, сложено...
Татьяна! для кого ж оно?

X X II.

9\ знал красавиц недоступных,

Холодных, чистых как зима;
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их до^родетели природной, ^
И признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оетавь надежду навсегда. 20
Внушать любовь для них беда,
Пугать людей для ннх отрада.
Выть может, на брегах Нсвы
Подобных дам видали вы.'
 108

■ XXIII. ’

Среди поклонников послушных

Других причудниц я видал,
Самолюбиво разнодушных
Для вздохов страстных и похвал.
И что ж нашел я с изумленьем?
Они суровым поведеньем
Пугая робкую дюбовь,
Ее привлечь умели вновь,
По крайней мере, сожаленьем
По крайней мере, звук речей
Казался иногда нежней,
И с легковерным ослепленьем
Опять любовнйк молодой
Бежал за милой суетой.

X X IV . <•

За что ж виновнее 'Гатьяна^

За то ль, что в милой простоте
,Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она,
Что от Небес одарена
Воображением мятежкым,
Умом и волею живой,
И своенравной головой,
И сердцем пламенным и иежныч?
Ужели не простите ей
Вы легкомыслия страстей?
 109

XXV.

Кокетка судит хпӓдкокррвнӧ,

Татьяна любйт не шутя
И предается безусловно
Любви, как милое дитя.
Не говор^т она: отложим—
Любви мы цену тем умножим,
Вернее в сети заведем;
Сцерва тщеславие кольнем
Надеждой, там недоуменьем
Измучим сердце, а потом
Ревнивым оживим огнём;
А то, скучая наслажденьем,
Невольник хитрый из сков
Всечасно вьфваться готсв.

X X V I.

Еще предэижу затрудненье:

Родной земли спасая честь,
Я должен буду, без сомнаУ>я,
Письмо Татьяны перевесть
Она по-русски плохо зиала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке свсем родном,
И так писала по-французски...
Что делать! повторяю в н о е ь :
Доныне дамская любовь
Не изъяснялася по-русски,
Декыке гордый наш язык
К почтовой прозе не призук.
 110

X XVII.

Я знйю : дам хотят засташ:ть

Читать по-русски. Право, страх!
Могу ли их себе предстааить.
С Благонамеренным 21 в руках!
Я шлюсь на вас, кои поэты,
Не п р а Е д а ль: милые предметы,
Которым, за свои грехи,
Писали втайне вы с.т«хи,
Которым сердце посвпщали,
Пе все ли, русским языком
Владея слабо и с трудом,
Его так мило искажали,
И в их устах язык чужой
Не обратился ли в родной?

У
X XVIII.

Пе дай мне Бог сойтись на бале

Иль при разъезде на крыльцс
С семннаристом в желтой шале
Иль с Академиком в чепце!
Как уст румяных без улыбки,
Д е з грамматической ошибки
_Я русскбй речи не люблю.
Быть может, на беду мою,
Красавиц новых поколенье,
Журналов вняв молящий глас,
К Грамматике прнучит нас;
Сгихи в в е ;у 1 в употребленье:
Ио я .... какое дело мне? -
Я верен буду Сгарчне,
 1X1

X X IX .

НецразиЛьный, небрежный лепет,

Неточный выгозор речей,
По прсжнему сердечный трепет
Произведут в груди коей;
Раскаяться во мне нет силы,
Мне галлицизмы будут милы,
Как прошлой юности грехи,
Как Богдановича стихи.
Но полно. Мне пора занятьсл
Письмом красавицы моей;
Я слово дал, и что ж? ей ей
Теперь готов уж отказаться.
Я знаю: нежного Парни
Перо н е'в моде в наши дни.

XXX.

Певец Пиров и грусти томной, --

Когда б еще ты был со мной,
Я стал бы просьбою нескромной
Тебя тревожить, милый мой:
Чтоб на волшебные напевы
Переложил ты с^растной дезы
Иноплеменные слова.
Где ты? лриди: свон прааа
Передаю тебе с поклоном...л
Но посреди печальных скал,
Отвыкнув се-рдцем от похвал,
Однн, под финским небосклонсм,
Он бродит, и душа его
Не слышит горя моего.
 112

X X X I.

Письмо Татьяны предо мною;

Его я свято берегу,
Читага с тайнога тсскою
И начитаться не могу.
Кто ей внущал и эту нежность,
И. слов любезную небрежность?
Кто ей внушал умг.льный вздор,
Еезумный сердца разговор
И увлекательный, и вредный?
Я не могу понять. Мо вот
Неполный, слабый перевод,
С ж и е о й картикы список бледный,
Или разыгракный Фрейшкц
Перстами' робких учениц:

П и сьш Титьлии к Онегипу.

„Я к вам пишу— чего же боле?

Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчзстной доле
Хотс, каплю жалостн храня,
Еы не остазнте кеня.
Сначала я колчать хотела;
Позерьте: моего стыда
Вы ка узнаг.и б никогда,
Когда б надежду я имепа
Хсть редко хоть в неделю рг.з
В деревке нашей вкдеть вас,
Чтоб только сяышать оаши речи,
Вам сгозо мслзить, и пстом
 ӦСё лумать, думать об одном
И донь и ночь до новой встречи.
” ° говорят, вы нелюдим;
В глуши, в дерезне ес « лам скучпс
А мы... ничем кы не блестим,
лоть вам и рады простодушно.

„Зачем вы посетили насг

3 глуши забытого селенья,
Я никогда не знала б вас’
Не знала б горького мученья.
Души неопытной волкенья
Смирив современем (как знать?),
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная супруга
И Добродетельная мать.

„Другой!... Кет, никому на свете

Но отдала бы сердца я!
То в высшем суждено сэзете...
1о воля Неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Сниданья верного с тобой;
. Я знаю, ты мнс послан Богом,
До гроба ты хранитель мой...
Ты з сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный ЕЗГЛЯД мйня ток-лр,
В душе твой голос раздавался
Давно... нет, это был не сон!
Ты чуть вошс-л, к вмиг узнала,
Вся обом юлд запылйла
И в мыслях молзила: вот ОИ!
Не правдс ль? я тебя слыхала:
• ы гозор! л со мной з тиши.
!тогда я бедним помогала
Л- С. Пуш .цц.
 Или молитвой услаждала
Тоску Еолнуемой души?
И в этосам ое мгнсвенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и лпбовыр,
Слсва надежды мне шепнул?
Кто ты: мой Ангел ли хрзнитель,
_И л и коварный искусчтедь? -
Мои сомненья разреши.
Быть может, это все пуртре,
ОбмаН неопытной души!
И суждено совсем иное.,..
Но так и быть! Судьбу мсю
Отныне я тебе вручаю,
Передтобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю....
Вообразн; я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемсгает,
И , молча: гибнуть я должна,
Я жду тебя: единым взором
Надежды сердца оживи,
Иль сон тяжелый перерви,
Увы, заслуженным укором!

„Кончаю! страшно перечесть...

Сгыдом и страхом замираю...
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю...* —

X X X II.

Татьяна то вздохнет, то охнет;

Письмо дрожит в ее руке;
 Облатка розовая сохнет
Н а ооспаленном языке.
К плечу голозушкой склонилась.
Ссрочка легкая спустилась
С ее прелестного плеча.
Ко вот уж лунного луча
Сиянье гаснет. Там долина
, Сквозь пар яснеет. Там поток
озсеребрилгя; там рожок
■Пастуший будит селянина.
Вот утоо; йстали все давно:
Моей Татьяне всӧ разно.

'X X X III.

1 Она зари не замечает,

Сидит с поникшею главэй
И ка письмо не налирает
Сзоей печати вырезной.
Но, дверь тихонько отпирая,
Уж ей Филатьевна седая
Прииосит на подчосе чай. *
— „П сра, дитя мое, вставай:
Да ты, красавица, готогза!
О , пташка ранняя моя!
Вечор уж как боялась я!
Да, слара Богу, ты здороза:
Тоски ночной и следу иет,
Лицо твое как маков Ц Е е г. “

Ш . X X X IV .

— #лх! няня, сделай одолжеЛье.

— „Иззоль, рсдная, прикажп.*
— „Н е думай... праео... подозремьс.
Но аидишь..'. Ах! нё озкажи."
 116
— „Мой друг, вот Бог тебе порука."
— „И так пошли тихонько внука
С запиской этой к О .... к тому...
К соссду... да велеть ему—
Чтоб он не говорил ни слова,
Чтоб он не называл м ен я...“
— „Кому Ӓе, милая моя?
Ч нынче стэла бестолкова
Кругом соседей много есть—
Куда мне их и перечесть."

XXXV.

— „Как недогадлива ты, кяня:“,

— „Сердечный друг, уж я стара,
Стара; тупеет разум, Таня;
А то, бывало, я востра:
Бывало, слово барской воли...*
— „Ах, няня, няня! до того ли?
Что нужды мне в твоем уме?
Ты видишь, дело о письме
К Онегину."— „Н у дело, дело.
Нз гневайся, душа моя,
Ты знаешь, непонятна я ...
Да что ж ты снова побледнела?*
— „Так, няня, право ничего.
Пошли и<е внука своего."—
V

X X X V I.

Но день протек, и нет ответа '

Другой настал: всё нет, как нет.
Бдедна как. тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
— „Скажите: где лсе ваш приягель?'
 117
Ему вопрос Хозлйки бып:
„Он что-то нас ссвсем заОыл."
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
— „ Сегодня быть он обещал,“
Старушке Ленской отвечал:
„Д а, видно, почта задержала." — (
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.

. XXXVII.
Смеркалось; на столе, блистая,
Шнпел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
Н а стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отумакенном стекле
Заветный вензель; 0 да Е

■■ XXXVIII,
И между тем, душа в ией нылк.
И слез сыл полон томный гзор.
Вдруг топот!... кровь ее застыла,
Зот ближе! скачут... и на двор
Евгенйи! „Ахр'— и лёгче тени
Татьяна прыг” в другие сы,и,
С крыльца иа двср, и прямо в сад:
Летит, л$тит; взглянуть назад
 118

Не смеет; мигом обежапа

Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирень переломала,
По цветникам летя к ручью
И задыхаясь, на скамью

X X X IX .

Упала...
„Здесь он! здесь Евгений!
О Боже! что подумал он! —
В ней сердце, полное мучений,
Хранит надежды темный сон;
Она дрожит и жаром пышит,
И ждет: нейдет ли? Но не слышнт.
В саду служанки, на грядах,
Сбирали ягоды в кустах
И хором по наказу пели
(Наказ, основӓнный на том,
Чтоб барской ягоды тайком
Уста лукавые не ели,
И пеньем были заняты:
Затея сельской остроты!)

Песня дгвушск.
„Девицы,.красавицы,
Душеньки, подруженьки,
Разыграйтесь, девицы,
Разгуляйтесь, милые!
Затяните песенку,
"■ Песенку зазетную,
Заманите молодца
К хороводу нашему.
Как заманим молодца
 П9

Как завидим издали,

Разбежимтесь, милые,
Закидаем вишеньем,
Вишеньем, малиною,
Красною смородиной
Не ходи подслушивать
Песенки заветные, '
Не ходи подсматривать
Игры наши девичьи.“ —

ХЕ.

Они поют, и с небреженьем

Внимая звонкий голос их,
Ждала Татьяна с нетерпеньем,
Чтоб трепет сердца в ней затих,
Чтобы прошло ланит пыланье.
Но в персях то же трепетанье,
И не проходит жар ланит,
Но ярче, ярче лишь горит.
Так бедный мотылек*и блехцет,
И бьется радужным крылом,
Плененный школьным шалуиом;
Так зайчик в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кусты припадшего стрелка.

ХЫ .

Но наконец она вздохнула

И встала со скамьи своей; й /
Пошла, но только повернула / ;
В аллею;— прямо перед ней,
Блистая взорами, Евгений
Сгоит подобно грозной тони,
 ш>

Й как огнем обожжена (

Остановилася она.
Но следствия нежданӧй' встречи
Сегодня, милые друзья,
Пересказать не в силгх я;
Мне должно после долгой речи
И погулять и отдохнуть:
Докончу после как-нйбудь.
 ГЛ АВА Ч Е Т В Е Р Т А Я .

Ьс тога1е ез! ӓапз 1а па1иге Дев оЬовез

N е с к е г.

1. П. III. IV. V . VI.

V II. '

Чем меньще менщину мы люоим,

Тем легче нравимся мы ей'г
И тем се вернеё губим
Средь обольстительных сетей.
Разврат, бызало, хладнокровной
Наукой славился любсвной,
Сам о себе сезде трубя,
И наслаждаясь не любя.
Но зта важная забав?.
Достойка старых обезьян
ХьаЩных дедовских гр?мян:
Лосласов обветшзла слава
Со с.сасой красньтх каблухов
И езличазых париков.

VIII.

Ксму не скучно лицемерить,

Разяично певторять одно;
£ щ ӓ :ӧ ?с9 важно в том уаеркт.,,
В чем )■-----
ч***»М'<у Яич* ■
все узереиы давтто:
 122
В се те же слышать возраженья;
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У девочкн. в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх.
^ Записки на шести листах,
ӧбманы, сплетни, кольца, слезы,
1 Ыадзоры теток, матерей,
\ И дружба тяжкая мужей!

IX .

Так точно думал мой Евгений.

Он в первой юности своей
Был жертвой бурных заблуждений
И необузданных страстей.
Привычкой жизни избалован,
Одним навремя очарован,
Разочарованный други^, (
Желаньем медленно томим,
Томим и ветреным успехом,
Внимая в шуме и в тиши
Роптанье вечное души,
Зевоту подавляя смехом:
Вот, как убил он восемь лет,
Утратя жизни лучший цвет.

X.

В красавиц он уж не влюблялс^,
А волочился как-нибудь;
Ӧткажут— мигом утешался;
Йзменят— ра,- был отдохнуть.
0'н пх искал без упоонья,
А осгавлял без сожаленья,
 123
Чуть помня их любовь и злость.
Так точно равнодушный гость
Н а вист вечерний приезжает,
Садится; кончилась игра:
Он уезжает со двора
Спокойно дома засыпает,
И сам не знает поутру,
Куда поедет ввечеру.

X I.

Н о , получив посланье Тани,

Онегин живо тронут был:
Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет, и вид уныяой;
И в сладостный, безгрешный сон
Д ушою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинной
Им на минуту овладел;
Но обмануть он не хотел
Доверчивость души невинной.
Теперь мы в сад перелетим,
Где встретилась Татьяна с ним.

X II.

Минуты две они молчали,

Но к ней Онегин подошел
И молвил:— „Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Ӧна в волненье гшивела

V
Давно умол(скупш!?е чуяства;
Но вас хвалить й не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем те.кже без иснусствз; |
Примите исповедь мого:
Себя на суд вам отдаю.

X III.

„Ксгда бы жизнь домашиим кругом

Я ограничить захотел;
Когда 6 мнэ быть отцом, супругом
Прнятный жребий повелзл;
Когда б семейстьеиной гарТиной
Пленился я хоть миг единой:
То, верно б, кроме вас одной /
Невесты не искал иной.
Скажу без блесток мадригальных:
Нашсд мой прежний идеал,
Я верно б вас одну избрал
В подруги дней моих печальных,
Всего прекрасноТо в залог,
И был бы счастлив... сколько мог!

X IV .

„Н о я не создан для блаженства:

Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства.'
Их вовсе недостоин я.
Поверьте (совесть в том порукой),
Супружество нам будет мукой.
Я , сколько ни любил бы вас,
Привыкнув, разлюблю тотчас;
Начнете плакать: ваши слезы
Не тронут сердца моего,
 125

А будут лишь бескть его.

Судите ж вы, какие розы
Нам заготовит Гименей
И , может быть, на' много дней!

XV.

„Что может быть ка све,е хуже

Семьи, где бедная жена
Грустнт о недостойном муже,
И дчем и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(Судьбу одяако ж проклиная),
Всегда кахмурен, кслчалив,
Сердит и холодно-ревлив!
Таков я. И того ль искали
Вы чистой пламенной душой,
Когда с так?ю простотой,
С таким умом ко мне писали?
Ужели жресий вам тгкой
Назначен строгою судьбой?

X V I.

„Мечтам ц годам кет возврата;

Не обновлю Души моей...
Я вас люблю любовью брата
И , может быть, еще нежней. <
Поелӱшайте ж меня без гнева:
Сменит не раз младая дева
Мечтами легкне мечты;
Так деревцо свои листы
Меняет с каждою вегною.
Так видно Небом суждено.
Полюбите вы снова: но...
Учитссь рластвлвать собою,
 126

Не всякой вас, как я, поймет;

К беде неопытность ведет.“ —

X V II.

Так проповедывал Евгенил.

Сквозь слез не видя ничего,
Едва дыша, без возражений,
Татьяна слушала его.
Он подал руку ей. Печально
(Как говорится, машинально)
Татьяна, молча, оперлась;
Головкой томною склонясь,
Пошла домой вкруг огорода;
Явились вместе, и никто
Не вздумал им пенять на то.
Имеет сельская свобода
Свои счастливые права,
Как и надменная Москва.

X V III.

Вы согласитесь, мой чйтатель,

Что очень мило поступил
С печальной Таней наш приятель;
Не в первый раз он тут явил
Души прямое благородство,
Хотя людей недоброхотство
В нем не щадило нкчего:
Враги его, друзья его
(Что, может быть, одно и то же)
Его честили так и сяк.
Врагов имеет в мире всяк.
Но от друзей спаси нас, Боже!
Уж эти мне друзья, друзья!
Об них недаром вспомнил я
/
 XIX. *

А что? Да так. Я 'усыпляю

Пустые, черные мечты;
Я только в скобках замечаю,
Что нет презречной клеветы,
Н а чердаке вралем рожденной
И светсксй чернью ободреннон,
Что нет нелспицы такой,
Ни эпиграмы.площадной,
Которой ӧы ваш друг с улыӧкой,
В кругу порядочных людей,
Без всякой злобы и затей,
Не повторил стократ ошибкой;
А впрочем он за вас горой:
От! вас так люӧит... как рсдной!

" XX.

Гм! гм! Читатель благородной,

Здорова ль ваша вся родня?
Позвольте: может быть, угодно
Теперь узнать вам от меня,
Что значат именно родные.
Родные люди вот какйе:
Мы их обязаны ласкать,
Л ю би .ь, душевно уважать
И , по обычаю народа,
0 Рождестве их навещать,
Или по почте поздравлять,
Чтоб остапьное время года
Не думали о нас они...
И так дай, Еог, им долги днп!
 128

X X I.

Зато любовь красавиц иежных

Надежяей дружбы и родства:'
Над кею и средь бурь мятежных
Вы сохрацяете права.
Конечно так. Но вихорь моды,
Но свсенравие природы,
Но мненья светского поток...
А милый пол, как пух, легок.
К тому ж и мнения супруга
Для добродетельной жены

X X II

Кого ж любить? Коку жса&ригь?

Кто не изменит нам один?
Кто все дзла, все речи мерит
УслужлиЕо на наш аршйн?
Кто клеветы про иас не сеет?
Кто нас заботливо лелеет?
Кому порок наш не беда?
Кто не наскучит никогда?
Призрака суетный искатель,
Трудов напрасно не губл,
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читателы
Прецмет достойный: ничего
Любезнсй верно нет его.

\
 129

X X III.

Что было следствием свиданья?

Увы, не. трудно угадать!
Любви безумные страданья
Не перестали волнозать
Младой души, печали жадной;
Н ет, пуще страстью безотрадной
Татьяна бедная горит;
Еэ постели сон бежит;
Здоровье, жизни цвет и сладость,
Улыбка, девственный покой,
Пропало всё, что звук пустой,
И меркнет милой Тани младость:
Так одевает бури тень
Е д б з раждающийся день.

X X IV .

Увы, Татьяна увядает;

Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто ее не занимает,
Ее души не шевелит.
Качая важно головою,
Посоды шепчут меж собою;
П(>ра, пора бы замуж ей!..
Но полно, Надо мне скорей
Развеселить воображенье
Картиной счастливой любвй.
Невольно, милые мои,
Меня стесняет сожаленье;
Простите мне: я так лк>Слю
Татьяну милую мою!
А. С. Иушкоя.
 130

X X V*

■Час от часу пяекенный боле

Красами Ольги молодой,
Владимир сладостной неаоле
Предался полною 1душой.
Он вечно с ней. В ее покое
Они сидят впотемках двое;
Они в саду, рука с рукой,
Гуляют утренней порой;
И что ж? Любовью упоенны' ,
В смятеньи нежного стыца,
Он только смеет инсгда,
Улыбкой Ольги сбодренный,
Развитым локоном играть,
Иль край одежды целовать.

X X V I.

Он иногда читает Оле

Нравоучителькый роман,
В ко+ором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан;
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он прспускает, покраснев.
Уедннясь от всех далёко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеяньи свою.
 131

X X V II.

Поедет ли домои: и дома

Он занят Ольгою своей.
Летучие листки альбома
Прилежно украшает ей:
То в них рисует сельски виды,
Надгробный камень, храм Киприды,
Или на лире голубка
Пером и красками слегка;
То на листках воспоминанья,
Пониже подписи других,
Он оставляет нежный стих,
Безмолвный памятник мечтанья,
Мгновенной думы легкий след,
В сӧ тот же после многих лет.

X X V III.

Конечно, вы нё раз видали

Уездной барышни альбом,
Что все подружки измарали
С конца, с начала и кругом.
Сюда, на здо правсписанью,
Стихи без меры, по преданью,
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолжекы
Н а первом листике встречаешь
Ои’есг1гех-Уоиз зиг сез 1аЫеиез;
И подпись: I. п. V. Аппеие;
А на последнем прочитаешь:
„Кт о любтп болес тсби,
„Иусть пшчет далее меня".
 104

X X IX .

Тут непременно вы найдете

Два сердца, факел и цветки;
Тут верно клятвы вы прочтете:
В любви до гробоеой доски ;
Какой-нибудь пиит армейской
Тут подмахнул стишок злодейской.
В такой альбом, мои друзья,
Признаться, рад писать и я,
Уверен будучи душою, '
Что всякой мой усердный вздор
Заслужит благосклонный взор,
И что потом с улыбкой злою
Не станут важно разбирать,
Остро, иль нет я мог соврать.

XXX.

Но вы, разрозненные томы

Из библиотеки чертей,
Великолепные альбомьт,
Мученье модных рифмачей,
Вы, украшенные проворно
Толстова кистыо чудотворной,
Иль Баратынского пером,
Пускай сожжет вас Божин гром!'
Когда блистательная дама
Мне свой ш-^иаг4о подает,
И дрожь и злость меня берет,
И шевелится эпиграма
Во глубине моей души,
V мадригалы им пиши!
 XXX I.

Нс мадригалы Ленский пишет

В альбоме Опьги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что ни заметит, ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет:
И полны истины живой
Текут элегии рекой.
Так ты, Языков вдохновенный,
В порывах сердца своего,
Поешь, Бог ведает, кого,
И свод элегий драгоценный
Представит некогда тебе
Всю повесть о твоей судьбе.

X X X II.

' Но тише! Слышишь? Критик строгой

Повелевает сбросить нам
Элегии венок убогой,
И нашей братье рифмачам
Кричит: „да перестаньте плакать,
„И всё одно и то же квакать,
„Ж алеть о прежпем, о былом:
„Довольно,— пойте о другом!?
Ты прав, и верно нам укажешь
Трубу, личину и кинжал,
И мыслей мертвый капитал
Отвсюду носкресить прикажешь;
Не так ли, друг? Ничуть. Куда!
„Пишите оды. госпрда.
 XXXIII.

„Как их писали в мощны годы,

„К ак было встарь заведено...“
— Одни торжественные оды!
И, полно, друг; не всё ль равно?
Припомни, что сказал сатирик!
Чужого толка хитрый лиоик
Ужели для тебя сносней
Унылых наших рифмачей?—
„Н о ЕСё в элегии ничтожно; '
„Пустая цель ее жалка;
„М еж тем цель оды высока
„И благородна..." Тут бы можно
Поспорить нам, но я молчу:
Два векӓ ссорить не хочу.

X X X IV .

Поклонник славы и свободы,

В волненьи бурных дум своих,
Владимир и писал бы оды,
Да Ольга не читала их
Случалось ли поэтам слезным
Читать в глаза своим любезным
Свои творенья? Говорят,
Что в мире выше нет наград.
И вп£ям, блажен любовник скромнои,
Читающий мечты свои
Предмету песен и любви,
Красавице приятно-томной!
Влажен... хоть, может быть, оиа
Совсем иным развлечена.
 135

XXXV.

Но а плоды моих мечтаний

И гармонических затей
Читаю только старой нлн%
Подруге юности моей
Д а после скучного обеда
Ко' мне забредшего соседа
Поймав неждано за полу,
Душу трагедией в углу,
Или (но это кроме шуток),
Тоской и рифмами томим,
Бродя над озером монм,
Пугаю стадо диких уток:
Вняв пенью сладкозвучных строф,
Они слетают с берегов.

X X X V I. X X X V II.

А что ж Онегин? Кстати, братья!

Терпенья вашего прошу:
Его вседневные занятья
Я вам подробно опишу.
Онегин жил АнахоретоМ; _
В седьмом часӱ вставал он л?том
И отправлялся налегке
_К богущей под горой реке; 7
Певцу Гюльнары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал,
Потом свой кофе выпивал,
Плохой журнал перебирая,
И одевался...
 XXXVIII. X X X IX .

Прогулки, чтенье, сон глубокой,

Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцеЛуй,
Узде послушный конь ретиеый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая;
И нечувствительно он ей
Предался, красных летних дней
В беспечной неге не считая,
Забыв и город и друзей
И скуку праздничных затей.

ХЪ.

Но наше северное лето,

Каррикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж нёбо осеныо яышало.
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу; приближалась
Довольно схучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
 137

хи
Встаст заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодйЬй
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит— и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
Н а утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их не эовет его рожок;
В избушке распевая, дева м
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещцт лучинка перед ней.

ХЫ1.

И вст уже трещат морозы

И серебрятся средь полей...
(Читатель ждет уж рифмы розъс.
Н а, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета,
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лёд;
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами падая на брег.
 188

ХШ .

В глуши что делать в эту пору.'1

Гулять? Деревня той порой
Невольно докучает взору
Однообразной наготой.
Скакать верхом в степи суровой?
Но конь, притупленной подковой
Неверный зацепляя лед,
Того и жди, что упадет.
Сиди под кровлею пустынной,
Читай: вот Прадт, вот V/. ЗсоИ
Не хочешь? Поверяй расход,
Сердись, иль пей, и вечер длинной
Кой-как пройдет, а завтра тож,
И славно зиму проведешь.

ХЫ У.

Прямым Онегин Чильд Гарольдом

Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится.в ванну со льдом,
И после, дома целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Пербд камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых лошадей:
Давай обедать поскорей!
------ -
 189

ХЬГ.

Вдовы Клико или Моэта

Благословенное вино
В бутылке мерзлой для поэта
Н а стол тотчас принесено.
Оно сверкает Ипокреной; 55
Онӧ своей игрой и пеной
(Подобием того-сего)
Меня пленяло: за него
Последний бедный лепт, бывало,
Давал я, помните ль, друзья?
Его волшебная струя
Раждала глупостей не мало,
А сколько шуток, и стихов,
И споров, и веселых снов!

ЛШ .

Но изменяет пеной шумной

Оно желудку моему,
И я Бордо благоразукной
Уж нынче предпочел ему.
К А и я больше не способен;
А и любовнице подобен
Блестящей, ветреной, живой,
И своенравной, и пустой...
Но ты, Бордо, подобен другу,
Который, в горе и в беде,
Товарищ завсегда, везде,
Готов нам оказать услугу,
Иль тихой разделить досуг.
Да здравствует Бордо, наш друг!
 140

Х ЬУ П .

Огонь потух; едЕа золою

Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла...
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бакал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья:

Х ЬУ Ш .

— „Н у, что соседка? Что Татьяна?

Что Ольга резвӓя твоя?“
— „Налей еще мне полстакана....
Д оеольно , милый... Вся семья
Здорова; кланяться велели.
Ах, милый, как похорошели
У Ольги плечи, что за грудь!
Что за душа!... Когда-нибудь
Заедем к ним; ты их обяжешь;
А то, мой друг, суди ты сам:
Два раза заглянул, а там
Уж к ним и носу не покажешь.
Да вот... какой же я болван!
Ты к ним на той неделе зван.“
 141

Х1ЛХ.

— „ Я ? “— „Д а, Татьяны именины
В субботу. Оленька и мать (
Велели зиать, и нет причины /
Д е б е на зов. не приезжать," / /
„Но куча будет там народу
И всякого такого сброду..."
1— „И , никого, уверен я!
Кто будет там? своя семья.
ГТоедем, сделай одолженье!
Н у, что ж ?“——„ Согласен.“— „Как ты мил!“
При сих словах он осушил
Стакан, соседке приношенье,
Потом разговорился вновь
Про Ольгу: такова любовь!
№; ' /

I.

Он весел был. Чрез две недели

Назначен был счастливый срок.
И тайна брачныя постели
И сладостной лабви венок
Его восторгов ожидали.
Гимена.хлопоты, печали,
Зевоты хладная чреда
Ему не снились никогда
Меж тем как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена... ӓс
Мой бедкый Ленский, сердцем он
Для оной жизни был рожден.
 142

Он был любим... по крайней мере

Так думал он, и был счастлив.
Стократ блажен, кто предан вере,
Кто хладный ум угомонив,
Покоится в сердечной неге,
Как пьяный путник на ночлеге,
Или, нежней, как мотылек,
В гесенний впившийся цветок;
Но жалок тот, кто всё предвидит,
Чья не кружится голова,
Кто все движенья, все слова
В их переводе ненавидит,
Чье сердце опыт остудил
И забываться запретил!
 > ГЛ А В А П Я Т А Я .
0 , нс знай сих страшных снов,
Ты, моя Светлана! '
Жукоюкий.

I.

В тот год осенняя погода

Стояла долго на дворе,
Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор;
На стеклах легкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок веселых на дворе
И 'мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.

II.

З и м а!... Крестьянин, торжествуя,

На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысыо как-нибудь;
Бразды пушистьте взрывая,
 144
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В сапазки ж учку посадив,
Себя в коня преобразив;
Ш алун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...

Ш.
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут
Всё это низкая природа;
Изящного не много тут.
Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег 27;
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец Финляндки молодой! гз

IV.
Татьяна (русская душою,
Сама не зная по чему)
.С ее холодною красою
Любила русскую зиму, (
Н а солнце иней в день мсрозной^/
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
 145

И мглу Крещенских вечеров.

По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего двора
П ро барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход

V.

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны
Ее тревожили приметы;
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльцо мыл:
То несомненный знак ей был,
. Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогой лик луны
На небе с левой стороны,

V I.

Она дрожала и бледнела.

Когда ж падучая звезда
По кебу темному летела
И рассыпалася; тогда
В смятеньи Таня торопилась
Пока эвеэда еще катилась.
Желанье сердца ей шепнуть.
Когда случалӧсь где-нибудь
Ей встретить черного монаха,
А. С. Иушкян. 10
 146

Иль быстрый заяц меж полей

Перебегал дорогу ей;
Ие зкая, чтб начать ро страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.

VII.

Что ж? Тайну прелесть находила

И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противоречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима,
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Всё потеряв невозвратимо;
И всё равно: надежда им
Пжет детским лепетом своим.

VIII.

Татьяна любопытным взором

На воск потопленый глядит:
Он чудно-вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного водою,
Выходят кольца чередою;
И вынулось колечко ей
Под песенку старинных дней:
Там мужички-то всё богаты;
 ' 147
„ И слава/“ Но сулит утраты
Сеи песни жалостный напев;
Милей когиурка сердцу дев'. 29

IX.

Морозна ночь; всё небо ясно;

Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно...
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна...
Ч у ... снег хрустит... прохожий; дева
К нему на цыпочках летит
И голосок ее звучит
Нежней свирельного напева;
К ак ваше им я? 30 Смотрит он
И отвечает: Агафон.

X.

Татьяна, по совету няни

Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бани
На два прибора стол накрыть;
Но стало страшно вдруг Татьяне...
И я— при мысли о Светлане
Мне стало страшно—так и быть...
С Татьяной нам не ворожить
Татьяна поясок шелковой
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьется Лель,
А под подушкою пуховой
10*
 148
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спитГ'

X I.

И снится чудный сон Татьяне.

Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежнӹх перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеенӹ льдиной,
Дрожащий, гибельный мостокъ,
Положены через поток:
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.

XII.

Как на досадную разлуку,

Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой взъерошенный медведь;
Татьяна ао:1 а он реветь, ^
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она, скрепясь,
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла —н что ж? медвздь за ней.
 149

XIII.

Она, взгпянуть назад не смея,

Поспешный ускоряет шаг;
Но от косматого лакея
Не может убежать никак;
Кряхтя, валит медведь несносный,
Пред ними лес; недвижны сосны
В своей нахмуренной красе>
Отягчены их ветви все
Клоками снега; сквозь вершины
Осин, берез и лип нагих
Сияет луч светил ночных;
Дороги нет; куст-ы, стремнины
Метелью все занесены,
Глубоко в снег погружены.

X IV .

„Татьяна в лес; медведь за нею;

Снег рыхлой по колено ей; ' '
>То длинный сук ее за шею
Зацепит вдруг, то из ушей
Златые серьги вырвет силой;
То в хрупком снеге с ножки милой
Увязнет мокрой башмачок;
То выронит она платок;
Поднять ей некогда; боится,
Медведя слышит за собой,
И даже трепетной. рукой;
Одежды крайподнять стыдится;
Она бежит, он вс« вослед;
И сил уже бежать ей нет.

/
 150

Упала в снег; медведь проворно

Ее хватает и несет;
Она бесчувственно-покорна;
Не шевепится, не дохнет;
Он мчит ее лесной дорогой:
Вдруг меж дерев шалаш убогой;
Кругом всё глушь; отвсюду ои
Пустынным снегом занесён,
И ярко светится окошко,
И в шалаше и крик, и шум;
Медведь примолвил: здесь мой кум
IIогрейся у него немножко!
И в сени прямо он идет,
И на порог ее кладет.

X V I.
*
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку, ^
Глядит она тихонько в щелку,
И что же! видит... за столом
Сидят чудовища кругом;
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордой,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
 151

XVII.

Еще страшней, еще чуднее:

Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном коппаке,
Вот мельница в присядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ! 31
Но чтд подумала Татьяна,
Когда узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей—
Героя нашего романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.

XVIII.

Он знак подаст: и все хлопочут;

Он пьет; все пьют и все кричат;
Он зас