Я выбираю тебя

Posted originally on the Archive of Our Own at http://archiveofourown.org/works/3801364.

Rating: Explicit
Archive Warning: Choose Not To Use Archive Warnings
Category: M/M
Fandom: Haikyuu!!
Relationship: Iwaizumi Hajime/Oikawa Tooru
Character: Iwaizumi Hajime, Oikawa Tooru
Additional Tags: Slash, Romance, Rating: NC17, Unresolved Sexual Tension, maxi, First
Time, Fluff, Men Crying, Volleyball, Iwa-centric, Background Het,
Original Female Character(s) - Freeform
Stats: Published: 2015-04-22 Chapters: 9/9 Words: 35447

Я выбираю тебя
by Puhospinka

Summary

Влюбиться в лучшего друга – хуже не придумаешь; любить его годами – ад. Но рано
или поздно нервы сдадут, и даже Ивайзуми догадается, что происходит.

Иллюстрации - Karego (1, 2)

Видео - ~Джи~ (ссылка)

Notes

Бета - CrazyJill
 Chapter 1

Ивайзуми всегда было интересно, кто выбирает тренировочные лагеря команде. Судя по
всему, эти люди руководствовались принципом «преодоление во всем». По крайней мере,
ехали они уже пятый час, и Ивайзуми одолевали самые зловещие предчувствия. В прошлый
раз им пришлось играть на траве, а ночевать, как выразился тренер Мизогучи, на свежем
воздухе. Еще раньше был неплохой зал, но в двадцати метрах от гостиницы проходила
большая железнодорожная ветка, по которой пустили сверхскоростные поезда. В этот раз
наверняка будет что-то еще более незабываемое.

Нещадно болела спина, пришлось в очередной раз поменять положение. Ойкава, который
дремал, согнувшись в три погибели, завалился на плечо, и Ивайзуми пихнул его кулаком.

— Уже приехали? — сонно вскинулся Ойкава и тут же мучительно застонал, пытаясь

вытянуть ноги.

— Нихрена, — буркнул Ивайзуми, автобус качнулся, бодро въезжая в поворот, а Ойкава

возмущенно булькнул, когда Ивайзуми навалился на него всем телом.

Господи, когда это закончится. Он немного полежал, собирая остатки моральных и

физических сил, оттолкнулся и сел ровно.

— Ты, между прочим, тяжелый, — разнылся Ойкава.

Ивайзуми щелкнул его по носу, но Ойкава только взглянул сонно из-под полуопущенных
ресниц и улыбнулся.

— Ну извини, — все-таки сказал Ивайзуми и вздохнул. В конце концов, Ойкава не виноват,

что может спать в любом состоянии и положении, а сам Ивайзуми никогда не высыпался во
время пути.

— Разбудишь меня, как приедем. — Ойкава завертелся, словно кот, выискивая позу
поудобнее, ткнулся Ивайзуми в плечо и так замер. А через некоторое время задремал.

Вот же повезло-то, он, наверное, даже стоя мог бы спать — как лошадь. За окном вставал
рассвет, воздух посерел, и теперь можно было разглядеть, где они едут. Тянулись поля, хотя
автобус вроде бы давно выехал за пределы Мияги; иногда мелькали небольшие аккуратные
группы домов. Ивайзуми пошевелился. Смотреть по сторонам было скучно, да еще и
торчащий вихор Ойкавы частично закрывал обзор. Ивайзуми прижал к упругую прядь — не
то чтобы он увидел сильно больше, но надо было чем-то занять руки.
— Ива-чан меня трогает, — пробормотал Ойкава ему в плечо, и Ивайзуми вздохнул,
отпихивая его от себя.

— Мне скучно, — сказал он.

— Тебе всегда скучно, — заметил Ойкава и потянулся. Потом посмотрел на часы и сказал:
— Скоро должны приехать.

— Почему ты так решил?

— Тренер Мизогучи сказал, что на дорогу уйдет пять с половиной часов. Пять уже прошло.

Ивайзуми наклонился в проход и посмотрел вперед — со своего места ему было видно
только плечо Мизогучи, но, похоже, тот тоже не спал. Словно почувствовав взгляд, Мизогучи
обернулся, приподняв брови, и Ивайзуми постучал пальцем по часам.

Тот кивнул, зашевелился и встал. Автобус снова плавно накренился, Мизогучи ухватился
рукой за спинку кресла, а Ойкава завалился на Ивайзуми.

— Ребята, подъем, объявление.

Сонный автобус, до того ровно гудевший тихими разговорами, словно вздохнул,

зашевелился, Киндаичи вскинулся и заполошенно воскликнул: «Что? Я проспал?!», раздался
смех.

— Говорите, тренер, — щедро разрешил Ханамаки, Мизогучи сдвинул брови, потом что-то
кинул все еще сидящему Ирихате и прочистил горло.

— Мы уже подъезжаем, будем примерно, — он взглянул на часы, — через двадцать минут.

Так что просыпайтесь, приходите в себя, если кто-то хочет в туалет — потерпите, лучше
приехать пораньше.

— А если кому-то невмоготу? — тоненьким голосом поинтересовался Мацукава, было

слышно, как заржал в кулак Ханамаки.

— Если кому-то невмоготу, — сурово обвел взглядом салон Мизогучи, — мы остановимся.

Но этот человек после приезда носит из автобуса за всеми сумки.

Раздался смех, Ивайзуми тоже фыркнул, вернулось хорошее настроение. Покосился на

Ойкаву — тот сосредоточенно изучал экран своего телефона, потом что-то быстро написал и
погасил экран. Опять, наверное, переписывается с кем-то из своих поклонниц. Эти готовы
болтать с ним в любое время дня и ночи, даже в пять утра. По мнению Ивайзуми, это был
сущий кошмар.

По бокам замелькали деревья, автобус затрясло, и Ойкава с любопытством сплющил нос о

стекло.

— Я посмотрел по карте. Здесь нет ничего интересного, — сказал он, не отрывая взгляда от
проплывающего за окном пейзажа.

— Железная дорога? — хмуро поинтересовался Ивайзуми.

— Нет.

— Моря тоже нет. И источников нет.

Ничего нет, и они едут прямиком в пустыню. Чудесно.

— Но хоть что-то там есть?

— Кафе, — пожал плечами Ойкава и поднял спинку кресла в вертикальное положение. — И

заправка.

Ивайзуми тоже поднял спинку, потянулся и потряс головой. На утренней тренировке он

будет как переваренная рыба — разваливаться на куски. Хорошо, если вечером удастся
донести ноги до подушки. И хорошо, если по ночам можно будет высыпаться.

Автобус снизил скорость и сейчас катил, мелко подпрыгивая, между невысокими домами. Не
останавливаясь, проехал центр поселка, водонапорную башню, углубился в лес и вдруг
затормозил.

— Приехали, — объявил Мизогучи громко, и Ивайзуми удивленно посмотрел в окно. Стекол

касались ветви деревьев, зеленые листья дрожали на ветру, но, за исключением низко
гудящего мотора, вокруг царила тишина.

Ойкава зашевелился, и Ивайзуми вжался в кресло, давая ему протиснуться мимо.

— Куда же вы, капитан? — провозгласил Ханамаки, цепляя его за куртку, — негоже убегать
первым с тонущего корабля!

Ойкава рассеянно улыбнулся и выпрыгнул наружу. А автобус сразу же пришел в движение:

команда потянулась к выходу, переговариваясь и смеясь. Ивайзуми вышел последним — и от
лесного воздуха сразу же закружилась голова, а утренняя сырость немедленно вцепилась в
голую кожу. Ойкава выглядел до отвращения бодрым, и Ивайзуми отвернулся.

Его сумку из недр багажного отделения уже вытащил Киндаичи. Ивайзуми огляделся — а
куда, собственно, идти-то?

— За мной, — скомандовал Мизогучи.

Ирихата о чем-то договаривался с водителем автобуса, Ойкава сонно насвистывал, Куними,

кажется, спал на ходу. Они двинулись между деревьев по узкой петляющей тропинке, Ойкава
шагал впереди так самоуверенно, как будто лично выбирал это место. Когда он резко
остановился, идущий следом Мацукава красиво вписался ему в спину.

Ивайзуми ускорил шаг и протиснулся мимо столпившейся команды, встал рядом с Ойкавой и
посмотрел. Молчание затягивалось.

— Ну, — сказал наконец Ивайзуми, — все могло бы быть намного хуже.

— Поезда тут точно не ходят, — подтвердил Ойкава и нерешительно пошел вперед.

Бывшая американская база была крошечной — когда-то тут располагались связисты и
сейсмологи, потом они свернули свою работу и базу временно законсервировали, передав
местному муниципалитету. Который, исправно следя за порядком, представления не имел,
что с ней делать — расположенная в глуши, без удобных дорог, база не годилась даже как
место отдыха.

Зато там было проведено электричество, имелась вода, надежная крыша, и — самое главное
— очень приличный спортивный зал. Тренажеры — как и прочий инвентарь — конечно,
вывезли, но Ирихата утешил — волейбольную сетку они с собой взяли, а крепить ее есть
куда, он проверял лично.
И вообще, если место понравится, можно будет ездить сюда регулярно. Ивайзуми
скептически смотрел на невысокую стену, украшенную колючей проволокой, и думал, что
где-то здесь таится подвох. Впрочем, размышлять все равно не было смысла — они на месте.

Подвохи начались сразу же, едва они попали на территорию. Тощий старикан, оказавшийся
сторожем и одновременно местным лесничим, выдал им ключи от помещений, показал, где
брать воду и как включать электричество, а потом сел на велосипед и укатил, пообещав
появиться через два дня — к их отъезду.

Во-вторых, выяснилось, что помещения проектировались по-европейски: маленькие

комнатки-спальни, рассчитанные на двоих-троих, в которых было чертовски холодно и сыро.
Во-вторых, готовить им нужно было самим.

— Первыми готовят Ханамаки и Мацукава, — объявил Мизогучи в общей комнате, заглянув

в свой планшет.

— Мы все умрем, — громко и отчетливо проговорил Ватари.

— Я не проголодался, — в том ему сказал Яхаба, и тут же получил тычок в ребро от

Мацукавы.

— Вы что, не верите в ваших семпаев? — сурово поинтересовался Ханамаки.

Яхаба в ответ посмотрел скептически и почесался. Ивайзуми вздохнул и пошел прочь.

— Это всего лишь завтрак, — сказал он. — Вряд ли они его испортят. Пойду, посмотрю, где
нам спать.

Ойкава увязался следом. Они переходили из комнаты в комнату, и Ойкава все больше
хмурился.

— Так, — сказал он, когда они закончили осмотр спальных мест. — Выносим эти дурацкие
железные кровати из первой комнаты, она, кажется, продувается меньше всех.

— Мы будем как селедки в бочке.

— Это всего лишь одна ночь, — отмахнулся Ойкава. — Зато не замерзнем.

Как ни странно, поместились все, у стены даже осталась узенькая дорожка, чтобы можно
было пройти к своему месту. Ойкава был так доволен, что хотелось дать ему пинка. При
взгляде на расстеленные футоны смертельно захотелось спать. И Ойкава сразу начал
тормошить, приговаривая:

— Не спи, Ива-чан, не смей закрывать глаза, — за что, в конечном итоге, получил по шее,
зато спать расхотелось

Когда выяснилось, что Ханамаки с Мацукавой сносно справились с завтраком, Ивайзуми

повеселел, а утренняя тренировка окончательно отогнала сонливость. После обеда они до
самого вечера играли в двухсторонки, и только когда Ирихата объявил о том, что на сегодня
— все, Ивайзуми понял, что валится с ног.

Он так устал, что не смог отбиться от Ойкавы, который притащил его за шиворот в столовую
и объявил героем дня. По какой причине — Ивайзуми так и не понял, потому что слишком
хотел спать, но справедливо рассудил, что если он сделает то, чего хочет Ойкава —
например, поест, — то его после оставят в покое.
Прохладной воды в душе он даже не почувствовал, холода в комнате, где еще никого не было
— тоже. Просто упал на свой футон, завернулся в одеяло и мгновенно уснул. Последней
мыслью было что-то про будильник, но сил открывать глаза уже не было. Ойкава разбудит, не
упустит такой шанс.

Он просыпался медленно, выплывая из пустого глубокого сна под бегущие по всему телу
мурашки удовольствия. Так бывает, когда снится что-то хорошее, Ивайзуми всегда
досадовал, что такие сны никогда не запоминаются — в сознании всегда оставалось только
чувство глубокого счастья. В этот раз все было иначе. Прикосновения к губам, осторожные и
мягкие, казались совсем настоящими, и Ивайзуми судорожно вздохнул, приоткрывая рот — а
потом окончательно проснулся. В тишине заполненной спящими людьми комнаты над ним
нависал Ойкава и целовал его.

Ойкава? Целовал его? Ивайзуми распахнул глаза, а Ойкава отшатнулся. В широко

распахнутых глазах отразилась круглая луна. А потом он вскочил и бросился прочь.
Ивайзуми сел на футоне, тупо глядя в стену перед собой. В груди стыла пустота, губы
пощипывало, в голове ворочались мысли — тяжелые, как камни.

Ивайзуми прислушался к спящему лагерю — царила тишина, только за окном поскрипывала

сетка, да раздавалось едва слышное дыхание спящей команды. Он потрогал подушку рядом.
Холодная. Интересно, сколько Ойкава тут сидел?

Закрыв глаза, Ивайзуми упал обратно на футон. Если поспать, половина проблем решится
сама собой — как-то так говорил отец. Хорошо бы.

Утро началось с доброго приветствия Мацукавы — тот стащил нагретое одеяло и

провозгласил, что цвет команды не должен так сладко дрыхнуть, ибо его очередь готовить
завтрак. Его и Ойкавы.

При упоминании Ойкавы Ивайзуми дернулся, настроение, и без того не бившее фонтаном,
упало еще на несколько пунктов. Сейчас произошедшее казалось сном, подернулось дымкой
нереальности, словно все это случилось не с ним. Лучше бы Ойкаве не поднимать эту тему.
Ивайзуми никогда не был трусом, но сейчас его не оставляла мысль, что между ними что-то
неотвратимо ломается. Пока еще не поздно, можно сделать вид, будто ничего не произошло.
Наверное.

Он молча выдернул одеяло из рук Мацукавы. С Ойкавой придется поговорить.

***

В маленькой кухне закипал большой чан с водой, на столешнице выстроились банки с

овощами. Мизогучи сонно зевал, а Ойкава закладывал рис в большую кастрюлю. Ивайзуми
хмуро сказал:

— Почему меня не разбудил?

Ойкава дернулся, и в кастрюлю высыпалась почти вся упаковка.

— Черт, — он в сердцах вытряс остатки риса и скомкал пакет.

Мизогучи засмеялся.

— Риса много не бывает, долей воды, останется на обед.

— Ива-чан, зачем ты пришел? Я сам справлюсь, — одновременно с ним произнес Ойкава.

— Ладно, ребята, — Мизогучи вытер руки полотенцем, — раз Ивайзуми все-таки проснулся,
оставляю завтрак на вас.

Он протиснулся мимо, еще раз зевнул и закрыл за собой дверь.

На Ойкаве вместо фартука была повязана чистая футболка, сам он выглядел усталым и
разбитым, под глазами залегли круги. Он плотно сжимал гбы и хмурился.

— Ты спал? — вырвалось у Ивайзуми.

Ойкава аккуратно уменьшил огонь под необъятной плитой, заглянул в кастрюлю и вытер
руки о полотенце.

— Ива-чан, — тихо сказал он. — Нам нужно поговорить. Только не сейчас.

Заход — дрянь. Особенно от Ойкавы. Во рту горчило от мысли, что это — еще одна отсрочка
момента, когда между ними все окончательно сломается. Он потянулся к плите и тут же
получил полотенцем по пальцам.

— Руки прочь, — своим обычным тоном скомандовал Ойкава, — открывай банки и

выкладывай в эти две миски овощи.

Ивайзуми только закатил глаза — ладно, ладно, то, что у него не получается рис, еще ничего
не значит. Зато он, в отличие от Ойкавы, умеет готовить мясо. Мясо важнее. Они возились на
кухне до тех пор, пока не подоспел рис. Проснувшийся лагерь наполнился руганью облитого
холодной водой Киндаичи, тихим смехом Куними и ворчанием Мацукавы.

Завтрак начался по свистку, и Яхаба крикнул:

— Ложись, подача капитана!

Шутки про Ойкаву, который может метнуть котел, перепутав его с мячом, хохот и голодное
недовольство — Ивайзуми казалось, что все идет как прежде. Пока Ойкава не задел его
рукой и не шарахнулся тут же в сторону, едва не расплескав кипяток.

Сели они по разные стороны длинного стола, Ханамаки немедленно втянул его в разговор о
достоинствах Кавасаки против Сузуки, и на какое-то время Ивайзуми выбросил Ойкаву из
головы.

Но, едва началась тренировка, все стало хуже. Для начала Ойкава попросился играть за
зеленых — и даже как-то смог убедить тренера, что это хорошая мысль. Ивайзуми, натягивая
красную майку с первым номером, злился. Какого черта, они же собирались отрабатывать
обратный крест. Яхаба выглядел удивленным, но спорить не стал.

«Красные» тренировочный матч выиграли, но больше из-за того, что у Ойкавы не шла игра,
чем из-за собственных усилий. Второй состав выглядел раздосадовано, и Ирихата заставил
Яхабу поменяться с Ойкавой местами.

После первого проиграного сета Ивайзуми подошел к тяжело дышащему Ойкаве, который
стоял, упираясь руками в колени, и от души дал ему по шее.

Тот вскинул изумленное лицо, а Ивайзуми проворчал, не в силах смотреть в блестящие глаза:

— Играй давай, придурок, смотреть на тебя тошно.

— Ива-чан…

Слушать ничего не хотелось, поэтому Ивайзуми отвернулся и пошел прочь. Но после этого
игра у них пошла как по маслу, Ойкава превратился в себя обычного, и теперь мячи не
казались случайно брошенными глыбами камня.

И все же все было иначе. Раньше Ойкава был рядом — впереди или позади на шаг, а то и
плечом к плечу, но сейчас он намеренно держался подальше. Перешучивался с Ханамаки и
Мацукавой, подбадривал первогодок, долго разговаривал с ребятами из второго состава.
Короче говоря, находил массу дел, чтобы поменьше быть рядом с Ивайзуми. Когда-то тот
думал, что это недостижимая мечта, но сейчас у него было просто поганое настроение из-за
этого отдаления.

Автобус подъехал, когда начало смеркаться. Первогодки таскали баулы в багажник,

водитель скучающе курил, присев на корточки, тренеры о чем-то переговаривались в
сторонке, а старик-сторож, розовея лицом, весело прокручивал на пальце увесистую связку
ключей.

А Ивайзуми думал, что они в кои-то веки хорошо потренировались, и зал хороший. И
никаких поездов, и даже, черт возьми, никто не отравился. Только подвох, которого он все
время ожидал, оказался в другом. А еще его накрыло понимание, что поговорить с Ойкавой
придется. Ивайзуми не был идиотом, а Ойкава никогда раньше не опускался до дурацких
однополых шуточек. Но мысль о том, что лучший друг влюблен в него, все равно в голове
укладывалась плохо. Господи, Ойкава, что с тобой не так?

Когда водитель покосился на часы и встал, все потянулись к дверям автобуса. Ойкава где-то
затерялся, хотя он обычно проскальзывал первым, что занять место у окна, и они все время
переругивались. Не то чтобы Ивайзуми любил сидеть возле окна, но это было делом
принципа. Но Ойкавы не было, а значит, у Ивайзуми был шанс. Он плюхнулся на первое
попавшееся место у окна, откинулся на спинку и достал наушники. Автобус медленно
заполнялся, неожиданно показались какие-то незнакомые люди. Как выяснилось — местные,
которых водитель согласился подхватить до Сендая, а Ойкавы все не было.

Когда он появился, почти все места были заняты. Он неуверенно застыл в проходе, озираясь,
и после толчка Ханамаки влетел на сиденье рядом с Ивайзуми.

— Заснул? — спросил тот и принялся пробираться дальше, они с Мацукавой вечно садились
на самые последние места.

— Ива-чан занял место, — заныл Ойкава, и Ивайзуми вздохнул.

— Ты бы еще дольше шел, и вообще стоя бы ехал.

Ойкава, вопреки обыкновению, ничего отвечать не стал, просто закрыл глаза и перевел
спинку с горизонтальное положение, от чего Ватари, сидящий позади, раздраженно пнул
кресло:

— Капитан, рано спать, имейте совесть.

— Ойкава-сан очень устал, — сообщил Ойкава, не открывая глаз. — Ойкава-сан будет

отдыхать.

Ивайзуми отвернулся к окну. Он бы сказал, что Ойкава-сан просто давно не получал по шее,
но сейчас это казалось неуместным и почему-то грубым. Ойкаву не хотелось трогать, словно
он был стеклянным.

А когда автобус тронулся, он задремал, и Ивайзуми в очередной раз позавидовал его умению
спать в любом месте и в любом состоянии. У него самого даже после двух дней интенсивных
тренировок спать в автобусе все равно не получалось.

За окном темнело, обочина быстро мелькала размытыми полосами света, которые

превращались то в светящиеся вывески, то в фонари, когда автобус притормаживал.
Первогодки переговаривались, их тихие возбужденные голоса плавали где-то на периферии
сознания, и Ивайзуми почти не вслушивался: «А я ему…», «…а если бы Ватари-сан…», «у
Ивайзуми-сан подача, как…», «не знал, что Ойкава-сан…».

Ивайзуми, оказывается, тоже ничего не знал о своем друге. Он покосился на спящего Ойкаву
— ресницы вздрагивали, когда на лицо падал мелькающий свет.

— Ойкава, — позвал Ивайзуми.

Тот некоторое время продолжал лежать неподвижно, потом открыл глаза. Облизал
пересохшие губы, сказал хриплым голосом:

— Не могу уснуть.

Раньше Ойкава всегда приваливался к плечу Ивайзуми и сладко сопел, согревая своим
дыханием. Предлагать что-то такое сейчас казалось форменным свинством. Ивайзуми
вздохнул.

— Чем скорее мы поговорим, тем будет лучше.

Ойкава вздрогнул, на мгновение его глаза сделались больными, а потом он сжал губы и
кивнул.

— Если хочешь, зайдем ко мне.

Ивайзуми задумался.

— Во сколько мы приедем?

— В четыре… в пять утра? — пожал плечами Ойкава. — Не знаю.

— Тогда я иду к себе, переодеваюсь и заворачиваю к тебе. До занятий будет три часа, все
успеем обсудить.

— Ладно, — Ойкава, повернув голову, смотрел в чернильное окно, в котором отражался

салон автобуса.

— Спи теперь, достал, — это прозвучало грубо, но Ивайзуми и в лучшие-то времена не

особенно умел проявлять сочувствие.

Ойкава лишь улыбнулся в ответ и прикрыл глаза. Кулаки отчаянно зачесались — что это еще
за скорбная морда и жертвенная фигня? Конечно, если Ойкава и правда влюблен в него, это
беда, но не надо при этом делать такое лицо. Сразу хочется двинуть.

От злости горели уши, чертов Ойкава. Чертов, чертов Ойкава, еще и сидит тут с несчастным
видом. Ивайзуми глубоко вздохнул. Может быть, они поговорят, и все окажется не так
страшно, мало ли что ему в голову ударило, все увлечения Ойкавы проходили очень быстро,
Ивайзуми-то знал.

И противный голос нашептывал, что теперь он еще знает, почему. Это было несправедливо.
Зачем Ойкаве понадобилось тянуть к нему руки? И сколько раз он так делал — смотрел или
целовал? Ивайзуми спустился на кресле, вжал голову в плечи и закрыл глаза.

Ойкава тоже не спал. Ивайзуми слышал его дыхание, и злость почему-то не уходила.

Автобус притормозил, высаживая первого из учеников; до их с Ойкавой домов он докатил

только через двадцать минут. К тому времени салон наполовину опустел, хорошо, что по
понедельникам у них нет тренировок, вечером Ивайзуми придет из школы и сразу ляжет
спать.

Когда они остановились на перекрестке, Ивайзуми хотел было пихнуть Ойкаву, но тот
быстро встал, потянулся, пожелал всем хорошего дня и начал пробираться к выходу. Ничего
не оставалось, как идти следом, Ойкава выглядел отвратительно веселым, аж зубы сводило
от такого притворства. Больше всего Ивайзуми не любил, когда Ойкава вел себя вот так —
когда все хреново, но надо улыбаться.

Они выпрыгнули на тротуар, вытащили свои сумки и помахали вслед отъезжающему

автобусу. Дальние дома еще скрывала серая дымка ночных облаков, но город уже
просыпался. Ойкава пинал свой баул, и Ивайзуми никак не мог разглядеть выражение его
лица — он все время отворачивался. В горле неприятно першило, а грудь стягивал тугой
обруч.

— Сейчас, — тихо проговорил Ивайзуми. — Мы поговорим сейчас. Потому что ты меня

достал, Ойкава.

На какой-то момент он испугался, что не сдержится, скажет, как он хочет, чтобы все
оставалось как прежде, а этого идиотского поцелуя не было.

— Хорошо, Ива-чан, — покорно согласился Ойкава. — Идем.

Они медленно добрели до детской площадки. Сколько себя Ивайзуми помнил, она всегда
была забита малышней и молодыми мамами. Дети возились, бегали, сновали между
раскрашенных фигур и качелей. И сейчас, пустая, она была почти не узнаваема.

Они бросили сумки у невысокой горки с гладкой, словно отполированной поверхностью,

Ойкава оперся спиной о ее бок и опустил голову. Ивайзуми уперся коленом рядом и заложил
руки за голову.

За то время, что они знакомы — хотя ладно, надо называть вещи своими именами, за то
время, что они дружат — между ними случалось разное. Они сорились и мирились, попадали
в переделки и переживали общий триумф. Ивайзуми до сих пор помнил, как в младшей школе
Ойкава не раскололся, что это Ивайзуми брал машину отца, а Ойкава в этом не участвовал.
Их тогда наказали обоих, а все потому, что Ойкава первым добежал до врезавшейся в столб
машины и залез в салон. Тогда-то Ивайзуми и понял, что Ойкава хоть и придурок, но с ним
можно иметь дело. Ойкава был единственным, кому бы он доверил все, что угодно. И после
ссор они только крепче мирились. Но такого не случалось никогда — это была ведь не ссора,
а… Непонятно что.

Ойкава все ниже вешал голову, и Ивайзуми, вздохнув, начал первым.

— Почему ты меня поцеловал? — и торопливо добавил, пока не передумал: — Ты что,

влюбился в меня?

На миг показалось, что Ойкава сейчас расхохочется, скажет — здорово я пошутил, Ива-чан
— но только на миг. Ойкава вскинул голову, и Ивайзуми с досадой пнул горку. А потом еще
раз. Дерево скрипнуло, звук прокатился по всей площадке.

— Прекрати, Ива-чан, — теперь Ойкава смотрел сердито. — Весь район перебудишь. — А

потом вдруг покраснел. — С поцелуем… Извини, это случайно вышло. — Он цеплял пальцы
«замком» и выгибал ладони, и Ивайзуми не мог оторвать взгляда от его рук. Сам Ойкава мог
сочинять, сколько угодно, но его руки не врали никогда. Сейчас они жили собственной
жизнью — дерганой, переломанной и суетливой. — Я никогда раньше так не делал, правда,
не знаю, что на меня нашло, почему именно тогда. Ты же крепко спишь, я иногда смотрел на
тебя, знаешь, когда можно не скрываться, вдруг кто-то подумает не то, ладно, я, а ты-то…
Ты мой лучший друг.

Ивайзуми почему-то думал, что Ойкава сейчас расплачется. Но тот продолжал говорить,
негромко и монотонно, глаза были сухие и блестящие, и от этого было хуже. Но хуже всего
было от осознания, что он ничего не может сделать. Он не может заставить Ойкаву перестать
чувствовать, он не может дать ему то, чего он так хочет. И от этого было неожиданно больно.
Даже от понимания, что Ойкава умудрился влюбиться в него черт знает когда — на первом
году средней школы, — не было так больно. Сказать было нечего, все казалось каким-то
глупым. А еще Ивайзуми даже не представлял, оказывается, сколько для него значила дружба
с Ойкавой. Если представить на миг, что Ойкава возьмет и переведется в другую школу — в
животе сворачивается холодный узел.

Они проговорили почти два часа, и это был самый тяжелый разговор в жизни Ивайзуми.

— Пошли, — сказал он, когда Ойкава, выговорившись, устало закрыл глаза. — Родители
волнуются, два раза сообщение присылали.

Ойкава достал мобильник, посмотрел на экран и что-то быстро написал.

Они двинулись вперед, Ивайзуми загребал носками кроссовок песок, а Ойкава шагал следом.

— Ива-чан.

— М?

— Мне стало легче.

— Поздравляю, — мрачно ответил Ивайзуми.

Ойкава засмеялся, и захотелось дать ему по лбу.

— Ты ведешь себя так, будто влюбленность — что-то вроде инвалидности, — заметил

Ойкава.

— В меня — да, — отрезал Ивайзуми.

— Знаешь, я больше всего боялся, что нашей дружбе придет конец, — голос Ойкавы все-таки
дрогнул, и Ивайзуми поморщился — ну что за идиот.

— Одним недостатком больше, одним меньше — не имеет значения, — с досадой сказал он.
И все же сказал то, что не давало покоя во время разговора: — Я ничего не могу тебе дать,
Ойкава. Извини.
— Я знаю, — легко отозвался тот. — Иначе я бы давно уже что-нибудь сделал. Ну, ты
понимаешь…

— Признался бы?

— Да, — в голосе наконец-то почувствовалась улыбка.

— Ладно, с этим разобрались, — с души свалился огромный камень, и даже дышать стало
легче. — Тогда давай быстрее.

— Ива-чан, — тон Ойкавы резко изменился, и Ивайзуми обернулся. Ойкава стоял, широко
расставив ноги и сжав кулаки, утренний ветерок трепал мягкие пряди, и выглядел он так,
будто в одиночку собрался победить Шираторизаву. — Я тебя люблю.

— Ну, эээ, ладно, — ошарашено проговорил Ивайзуми. — Я должен что-то ответить? А я

тебя — нет.

— Это жестоко, Ива-чан, как ты можешь? — разнылся Ойкава, пристраиваясь рядом.

Ивайзуми хищно усмехнулся:

— Я все могу.

А потом они поняли, что забыли на площадке сумки, и за ними пришлось возвращаться.
Ойкава, наконец, получил по лбу, потому что это он во всем виноват, но в отместку поставил
ножку, и Ивайзуми едва не пропахал носом асфальт. Ойкава смылся домой, а Ивайзуми,
добредя до своей двери, наверное, именно в тот момент понял, что ничего не случилось —
Ойкава все эти годы оставался собой, и он, к счастью, останется собой, а это главное.
Разница только в том, что раньше он не знал, а теперь знает.
 Chapter 2

Церемония награждения победителей отборочного турнира в Мияги затягивалась. Ивайзуми

переминался с ноги на ногу, стараясь не показывать, как ему все опостылело. Второе место
— худшее, что можно придумать, он ненавидел вторые места. Ойкава рядом тихо вздохнул,
н о продолжил изображать статую . Однако Ивайзуми видел, как напрягаются у желваки у
него на скулах.

— Задолбало, — шевельнул губами Ивайзуми, и Ойкава едва заметно кивнул.

Часы показывали без пятнадцати шесть — уже даже не хотелось есть, главное — уйти отсюда
подальше, добраться до душа, а потом до кровати. Можно даже в обратном порядке.

Звонкая ведущая, улыбаясь, называла имена игроков, признанных лучшими — лучший

подающий турнира, лучший блокирующий, лучший либеро, лучший нападающий… Ивайзуми
все это не интересовало, впрочем, если Ойкава станет лучшим связующим, то это плюс.

— Лучший нападающий турнира — Ушиджима Вакатоши! Академия Шираторизава! Сто два

очка, и на сегодняшний день это — рекорд! — провозгласила ведущая, и зал грохнул
аплодисментами, а Ивайзуми с Ойкавой поморщились одновременно.

— Не так громко, — проворчал стоящий рядом Ханамаки, — уши болят.

Пока Ушивака ходил получать свою грамоту и кланялся в ответ на поздравления, Ивайзуми
рассматривал противоположную стену.

— Что вы скажете о своем очередном титуле?

— Спасибо моей команде, в которой я могу сосредоточиться на нападении.

— Господи, кто ему пишет речи, — пробормотал Ойкава, и все тихо прыснули.

Как ни обидно было осознавать, но заработать титул лучшего нападающего было нереально,
Ушивака наколачивал командам послабее столько очков, что любая конкуренция теряла
смысл. К тому же Ивайзуми считал, что все эти титулы — не больше чем дань традиции и
элемент развлекательного шоу. В самом деле, если игрок подал за турнир двадцать подач
навылет, обогнав ближайшего конкурента на десять подач, то зачем из этого устраивать шоу?
И так все понятно. Сложнее с лучшим связующим или вообще MVP, здесь оценки были
настолько субъективны, что не было даже смысла понять логику.

— Лучший связующий — Ойкава Тоору! Старшая школа Аоба Джосай!

Ивайзуми покосился на Ойкаву — тот выглядел удивленным.

И взорвался овациями вместе со всеми, пока Ойкава шагал к вальяжно аплодирующим

организаторам, улыбаясь так фальшиво, что захотелось отвернуться.

Но это означало, что церемония подходит к концу — осталось дождаться объявления игрока,
признанного самым полезным, а потом можно будет расходиться.

Ойкава махал залу, смеялся в камеру и обещал, что на следующем турнире Сейджо приложит
все усилия.
И когда он наконец-то вернулся, Ивайзуми не сдержал раздраженный вздох.

— Ты как будто специально тянул время, Дуракава, — прошипел Ивайзуми, но Ойкава лишь
беззаботно улыбнулся.

— Ну и кто у нас станет MVP? — свой интерес Ханамаки подчеркнул смачным зевком.

— Наверное, как обычно, Оохира, когда у нас выбирали MVP не из чемпионов? — пожал
плечами Ивайзуми и поймал хмурый взгляд Мизогучи. Будет пилить потом.

… — Аоба Джосай!

Оглушительные аплодисменты и вопли с трибун заставили дрогнуть, и Ивайзуми машинально

тоже похлопал, оглядываясь — кого?

Тычок под ребра сразу с двух сторон взбодрил, и Ивайзуми посмотрел на тренеров — что?
Мизогучи делал страшное лицо и одними губами говорил: «Иди уже».

К поздравляющим Ивайзуми шел, украдкой оглядываясь — скорее всего, тут какая-то

ошибка.

От ведущей пахло мятными духами, и Ивайзуми покраснел, когда она поцеловала его в щеку,
рукопожатие одного из организаторов было сухим и крепким. Ивайзуми кланялся,
выслушивая поздравления.

— Ивайзуми-кун, — ведущая кокетливо улыбнулась, — скажите пару слов.

Ивайзуми подумал. И честно сказал в мягкий круглый микрофон,

— Для меня это большая неожиданность. — Еще подумал и добавил: — Большое спасибо.

Он шел, сжимая букет цветов и почетную грамоту с золотым тиснением, выдаваемую самому
полезному игроку, и его самыми большими чувствами было недоумение и раздражение. Да
какой из него MVP?

Поздравления команды тоже раздражали, и Ойкава снова двинул ему под ребра, тихо
прошипев:

— Ребята искренне за тебя рады, не порть им момент, Ива-чан. Улыбайся.

До дома удалось добраться только к девяти. Букет истрепался, а грамота немного помялась,
и Ивайзуми не собирался ничего рассказывать родителям, но отец откуда-то все знал. На
финале его точно не было, из-за этого Ивайзуми давно перестал даже расстраиваться.
Наверное, созванивался с родителями Ойкавы.

— Я забегал на пару минут на церемонию, — пояснил отец, — опять опоздал всюду, но видел,
как тебя награждали.

Мама потрепала Ивайзуми по голове и сказала, улыбаясь:

— Мы с папой тобой гордимся. Сегодня праздничный ужин, только тебя ждали.

Ивайзуми хотел было отказаться, сославшись на учебу, но вспомнил слова Ойкавы: «Не
порть им момент». И даже смог улыбнуться.

Сообщение от Ойкавы пришло в десять вечера, когда Ивайзуми, наконец, выбрался из-за
стола, отбил почти успешную атаку близнецов, поиграл с сестрой, и, наконец, упал на кровать
совершенно без сил. Этот день его вымотал.

«Я зайду?»

«Валяй. Но учти, настроение — говно».

«Какой ты грубый, Ива-чан»

Ойкава появился почти сразу — бежал, что ли? Впрочем, с него сталось бы сначала выйти, а
потом послать сообщение. Но его шаги по лестнице были тихими и медленными. Наверное,
Ойкава чувствует себя так же, как и сам Ивайзуми.

Через минуту дверь приоткрылась, сначала вплыл поднос, нагруженный чашками и мисками,
потом появился Ойкава.

— Ива-чан, не хочешь мне помочь?

— Неа.

— С твой мамой проще согласиться, — он сгрузил поднос на стол и плюхнулся рядом с

кроватью на колени.

— Как я устал, — Ойкава боднул головой Ивайзуми в бедро и замер, улегшись щекой на
скрещенные руки.

С того самого разговора прошла куча времени. Все осталось по-прежнему, только Ойкава
периодически тянул к нему руки. Но Ойкава всегда тянул руки, к тому же никогда не
переходил границ, поэтому… В общем, Ивайзуми честно предупредил, что если его все
достанет, то Ойкава получит по яйцам.

Сейчас Ойкава руки не распускал, вид у него был мрачный и какой-то строгий.

Ивайзуми, заложив руки за голову, изучал потолок.

О чем тут будешь разговаривать? И так все ясно. Он перевернулся на бок, отпихнув Ойкаву,
и тот подобрался к изголовью. Подпер голову рукой, и посмотрел так внимательно, что
Ивайзуми нахмурился.

— Ива-чан, этим летом Верди открывают тренировочный лагерь.

— И что? — нахмурился Ивайзуми. Голова работала плохо, а глаза у Ойкавы были какие-то
просящие.

— Давай запишемся?

— С ума сошел?

— Я все узнал, — торопливо заговорил Ойкава, — туда реально попасть. Просто нужны
рекомендательные письма от тренера, разрешение родителей, и чтобы было восемнадцать лет.

Ивайзуми ошарашено смотрел на Ойкаву.

— Ты больной, — неуверенно сказал он. — Какой тренировочный лагерь, нам еще экзамены
сдавать…

— Ива-чан, я хочу играть в волейбол дальше, — твердо сказал Ойкава.

Не то чтобы это было удивительно — Ойкава, сколько себя помнил Ивайзуми, — всегда
хотел играть в волейбол. Наоборот, было бы странно, если бы он вдруг приналег на учебу и
задумался о карьере финансиста или чего-то в таком духе. Сам Ивайзуми тоже хотел играть,
но не был так твердо уверен в том, что ему это нужно. Конечно, они все, третьегодки,
решили, что дойдут до конца, несмотря на возможные сложности с учебой, но, все-таки, одно
дело — школа и школьный турнир, а другое — вся будущая жизнь.

Ойкава положил ладонь на его стиснутый кулак, и сейчас Ивайзуми остро ощущал это
горячее прикосновение.

— Ойкава, — мрачно начал он, но тот лишь отмахнулся:

— Не будь таким жадным, Ива-чан, я скучал.

— Когда-нибудь ты доиграешься, — предупредил Ивайзуми.

Вообще-то он подозревал, что Ойкава пытается мало-помалу приучить его к своим

прикосновениям. И не сказать, что это не работало. По крайней мере, когда Ойкава заснул у
него на плече, подобрав ноги и прижавшись потеснее, Ивайзуми не чувствовал никакого
дискомфорта. Вот и сейчас руку стряхивать, в общем-то, не хотелось.

Но Ивайзуми все же сделал это — из чистой вредности. К тому же, если Ойкаву поощрять,
можно проснуться какой-нибудь горячей ночью в обнимку.

Теперь Ойкава смотрел так сосредоточенно, что было понятно — подбирает аргументы.
Ивайзуми вздохнул.

Ойкава загнул первый палец.

— Мы все равно отказались от подготовки к экзаменам ради весеннего чемпионата. Так?

— Ну. Допустим.

Ойкава загнул второй палец.

— Тренироваться нам в любом случае нужно. И лучше это делать с сильнейшими.

— Дальше.

— Пока нас не будет, тренеры смогут заняться Яхабой и Куними, им нужно как можно
больше практики в первом составе.

Ивайзуми хмыкнул:

— А они в курсе твоих планов?

— Пока нет, — беззаботно отмахнулся Ойкава и загнул третий палец.

— Ты сам говоришь, что еще не понял, хочешь ли заниматься волейболом дальше. А это —
хороший шанс понять.

Ивайзуми закатил глаза — в принципе, Ойкава мог не продолжать — хватило бы первого

аргумента. Можно было бы тренироваться с командой, а можно попытать силы вдвоем. Все
упиралось в то, согласятся ли тренеры и, главное, родители.

— Допустим, — сдался Ивайзуми и ловко отбил попытку Ойкавы задушить его в объятьях.
— А теперь поведай мне о минусах этого гениального шага.

Ойкава посерьезнел. Пальцы он загибать не стал, просто начал перечислять:

— Деньги. Проживание там бесплатное, тренировки — тоже, но за питание надо платить. Еще
деньги на проезд. Первые десять дней мы попадем только на выходные, потому что экзамены
и тесты. Придется мотаться туда-сюда.

— А сколько?

— Пока точно не знаю, но сорок дней кормежки — мне не хватит карманных денег, работать
мы не сможем, поэтому придется просить у родителей.

Ивайзуми вздохнул. Не то чтобы у его семьи не было денег, как раз были, и кредит за дом они
выплатили аж три года назад. Мама до сих пор заводит разговоры о покупке нового дома, но,
кажется, все останется только разговорами — им всем нравилось тут жить. Через несколько
лет близнецам понадобятся раздельные комнаты. Но Ивайзуми думал, что к этому времени он
будет жить отдельно. Просто он не очень любил просить деньги.

А Ойкава продолжил:

— Еще там можно будет брать отдельные занятия, но это не обязательно. Разрешение
родителей. Справка — там форму надо скачать с их сайта. И самое главное — рекомендации.
Может, от тренера Ирихаты хватит…

Ивайзуми упал на спину и закрыл глаза.

— Я подумаю, — сказал он.

— Ива-чан! — Ойкава сгреб его в охапку и тот же полетел на пол.

— Отвали, извращенец, — проворчал Ивайзуми, садясь на кровати. — Я вообще не сказал

«да».

Ойкава мечтательно перевернулся на полу и посмотрел сияющими глазами.

— Конечно, Ива-чан.

***

Когда Ойкава ушел, Ивайзуми еще долго сидел, рассматривая ладони. Он каждый раз
говорил себе, что Ойкаву нужно держать от себя подальше, иначе получается, что он вроде
как поощряет и дает какую-то надежду, а это совсем свинство. Но это же Ойкава. Они с
детства вместе, и Ивайзуми не всегда осознавал, что именно происходит — слишком привык
за свою жизнь к его присутствию. И черт его знает, как быть. Наверное, стоит поговорить —
еще раз.

Он поднял с пола ноутбук и зашел на сайт Верде. Ссылка на раздел о начале тренировочного
лагеря бросилась в глаза сразу. Ойкава ничего не приукрасил — Токио Верде действительно
открывали тренировочный лагерь в Сайтаме и приглашали попробовать силы всех желающих.
Он какое-то время бездумно листал сайт, потом пожал плечами и пошел вниз.
Мама была с близнецами в ванной, даже из гостиной Ивайзуми слышал их хохот и плеск
воды, а мягкий голос мамы уговаривал их потерпеть, пока она смоет пену. Отец, устроившись
на диване с ноутбуком, читал городские новости. Ивайзуми уселся перед ним на пол.

Отец какое-то время читал, потом поднял взгляд и задумчиво сказал:

— Ты не рад, что стал самым ценным игроком турнира.

Ивайзуми дернул плечом:

— Да какой там самый ценный, Оохира намного лучше меня, но он его получал уже три или
даже четыре раза, все недовольны, никакой конкуренции. Вот и выбрали, — он скривился, —
лучшего из худших.

— Гм, — отец поправил очки. — Посмотри на это иначе. Ты лучший после игрока, которого
считаешь самым ценным. Разве это не повод порадоваться?

Ивайзуми хмыкнул.

— Ладно, старик, ты меня убедил.

— Мы с твоей мамой вырастили грубияна.

— Слушай, — Ивайзуми замялся. — Ойкава хочет идти в про.

— И опять тащит тебя за собой, а ты сопротивляешься? — хмыкнул отец, и захотелось

возмутиться, но Ивайзуми махнул рукой.

— Не в этом дело. Я-то, может, и хочу, но я не уверен.

— А с чего вообще возник этот вопрос? — отец сосредоточился, взгляд из-под очков остро
блеснул. — Ему же никто не предлагает, или?.. — он посмотрел вопросительно.

— Нет, он хочет пойти в тренировочный лагерь одной из команд и там, эээ, предложить себя.
Потренироваться, подать заявку, посмотреть, как его оценят.

— И в чем твоя проблема? — отец заложил ногу за ногу. — Ты же не из-за денег ходишь
вокруг да около.

Ивайзуми вцепился себе в волосы:

— Ааа, как все сложно. В общем, я не уверен, что мне этого на самом деле хочется.

— Знаешь, у меня в твоем возрасте был один знакомый старик. Он как-то сказал, что между
вариантами «делать» и «не делать» нужно всегда выбирать «делать». Даже если это какая-то
глупость. Не сделать ты всегда успеешь.

Ивайзуми улегся на пол и раскинул руки. Вот уж правда — нашел проблему. Если ему не
понравится, или он передумает — всегда можно будет уехать. Он улыбнулся в потолок.

— Мама придет и наступит тебе на голову, — заметил отец. — Так сколько денег тебе
нужно?

— Не знаю еще, — признался Ивайзуми. — На питание — больше месяца, на дорогу,

карманные деньги… Надо посмотреть точно.
— Что за команда?

— Токио Верде.

Отец какое-то время изучал экран ноутбука, потом хмыкнул.

— Знаешь, я всегда надеялся, что ты поступишь в Тохоку. У нас уже и деньги отложены на
твое обучение.

Ивайзуми только вздохнул — о Тохоку, скорее всего, придется забыть. Они знали, на что
шли, когда собирались доигрывать весь третий год.

— Но Токийский университет — тоже неплохо.

— Старик, ну какой мне Токийский?

— У Верде с ними договор. Правда, только на специальности своего профиля — спортивные

психологи, тренеры, физиологи. Как я понимаю, им нужны не только игроки, но и кадры. Их
игроки учатся.

— Для этого сначала нужно стать их игроком, — проворчал Ивайзуми. — Значит, ты дашь
денег?

— В разумных пределах.

— Спасибо.

Хорошо, что они с отцом хорошо понимают друг друга. Но был еще один щекотливый
момент… Ивайзуми собрался с духом.

— Первые десять дней приходятся на школу и экзамены. Придется съездить туда и обратно,
чтобы все сдать.

Отец смотрел, приподняв бровь.

— В общем, я планирую первый раз поехать тда на мотоцикле.

Бровь отца поднялась еще выше.

— Ты спрашиваешь, не возражаю ли я? Это же твой мотоцикл.

— А-а-а…

— А если ты намекаешь, что маме об этом скажу я, то уволь. Будь мужчиной, отвечай за свои
поступки.

— За какие поступки? — в комнату вихрем ворвалась мама, под мышкой она держала
старшего из близнецов, тот весело дрыгал ногами.

— Твой сын собирается ездить в Сайтаму на мотоцикле, — сообщил отец.

— Старик, ты предатель!

— Чтооо? — мама хлестнула Ивайзуми мокрым полотенцем по животу. — Триста

километров, с ума сошел, все нормальные люди ездят на поездах! Кстати, — мама
насторожилась, — а зачем тебе в Сайтаму?
Это был долгий вечер. А все чертов Ойкава.

***

Ивайзуми предсказуемо не выспался, поэтому отчаянно зевал всю дорогу до школы. Ойкава
нагнал его у самых ворот, пристроился рядом и зашагал, насвистывая. Судя по всему,
настроение у него было, как обычно, отвратительно бодрое.

— Тренировки сегодня не будет,— сообщил он, когда они вошли на территорию школы. —
Ирихата вчера написал.

— Почему это?

— И завтра тоже. Сказал — отдыхать, а того, кто нарушит запрет, он лично отстранит от
следующих игр.

Дальше они шли молча.

Уже переобуваясь, Ивайзуми сказал:

— Я поговорил с родителями. Они согласились даже на мотоцикл с условием, что это будет
один раз. Разрешение они тоже дадут.

Ивайзуми поежился, а Ойкава с победным воплем вскинул кулак.

— Тогда сегодня идем к Ирихате за рекомендациями, мои тоже согласились.

Ну еще бы не согласились. Ивайзуми вообще-то считал, что Ойкава-сан слишком балует

своего сына.

К Ирихате они пошли сразу после занятий. В маленьком кабинете места было немного, почти
все пространство занимал шкаф и два стола. Ойкава немного волновался — Ивайзуми краем
глаза видел его розовое ухо — но говорил он четко, убедительно. Сразу видно — готовился.
Расписал плюсы их с Ивайзуми тренировки на уровне про, подчеркнул, что в ущерб команде
это не будет, так как команде необходима практика с Яхабой, рассказал, что не мыслит
своего дальнейшего пути без волейбола, и замер, настороженно ожидая ответа.

Ирихата перевел взгляд на Ивайзуми, и тот лишь пожал плечами. А потом сказал:

— Не волнуйтесь, тренер, я присмотрю за этим идиотом.

— Ива-чан!

Рекомендательные письма Ирихата обещал подготовить к концу недели. А еще обещал

связаться кое с кем, может, получится достать пару рекомендаций еще.

Из школы они шли вчетвером — он, Ойкава, Ханамаки и Мацукава. Тренировки не было, и
как-то оказалось, что совершенно нечем заняться. Ханамаки и Мацукава расстались с ними
около автобусной остановки, хотя ехать им было совсем в другую сторону:

— Прошвырнемся по городу, — пояснил Ханамаки, и Ивайзуми с Ойкавой остались вдвоем.

Некстати вспомнилось, что он хотел поговорить с Ойкавой на предмет прикосновений.

— Ива-чан, — позвал тот.

— Чего тебе?

— А пошли в кино.

— Нет.

— Почему?

— Потому что это выглядит как свидание, дубина.

— Вообще-то я просто хотел сходить в кино, мы сто лет назад собирались, — напряженным
голосом сказал Ойкава. Обиделся.

— Ааа, черт с тобой. Пошли.

И все же это было свиданием. Зал был наполнен только наполовину, слышался смех, экран то
и дело закрывали припозднившиеся парочки, а Ойкава едва не подпрыгивал на своем месте.

— Ойкава, — прошептал Ивайзуми в темноте зала, склонившись к уху. Мягкий завиток

щекотнул щеку. — Если ты еще раз возьмешь меня за руку, я тебе что-нибудь сломаю.

Ойкава вздохнул, но немного отодвинулся. И все равно к концу сеанса оказалось, что Ойкава
положил ему голову на плечо, и Ивайзуми даже не заметил. Точнее, заметил, но не придал
значения.

Но когда они вышли из зала, вздрагивая от вечерней прохлады, Ойкава вел себя как обычно,
правда, был немного рассеянным и задумчивым; когда Ивайзуми начал выкладывать в
мусорный контейнер бутылку из-под воды и коробки, в которых был поп-корн, Ойкава
спросил:

— Заявку подавать будем у тебя или у меня?

— А там на сайте можно?

— Ага. Заполняешь форму, прикладываешь фото, с тобой связываются в течение трех дней.

— А что с тобой? Тебе же еще не будет восемнадцати на начало лагеря, сопляк.

— Ива-чан! Ты старше меня всего на месяц.

— На сорок дней, — поправил его Ивайзуми.

— А я зато выше.

И тут же, разумеется, заработал особый локтевой захват Ивайзуми.

— Ай-ай-ай, Ива-чан, мне больно!

Остаться в долгу это ему не помешало, и через секунду Ивайзуми взвыл от боли — Ойкава
хорошенько врезал ему ребром ладони. Домой к нему они в итоге ввалились веселые и
взмокшие, и Ойкава-сан только всплеснула руками, сразу же засуетившись вокруг. В итоге
они сбежали к Ойкаве в комнату, прихватив с собой гору еды, и до позднего вечера заполняли
друг за друга форму на сайте, пока не составили два идеальных черновика.

— А дальше что? — Ивайзуми вытащил из-под стола второй дзабутон и уселся, скрестив
ноги.

— Нам еще отсканировать и приложить рекомендации, справку и разрешение родителей,

потом отправляем заявку. На следующий день нам перезванивают, что все получили, а в
течение недели дают ответ, берут они нас в лагерь или нет.

***

Рекомендации для них Ирихата, как и обещал, подготовил к концу недели. К своей он
добавил еще две — как выяснил Ойкава, тех мужиков, что присутствовали на награждении
отборочного турнира. Зато за справками пришлось побегать — оказывается, нужные врачи
принимают не во всех больницах.

— Зачем нам уролог, — тихо возмущался Ойкава и так краснел, что розовой от прилившей
крови становилась даже шея.

А после анализа на бак посев Ивайзуми думал, что никогда не выйдет из кабинета — и умрет
от стыда где-нибудь за дверью. Произошедшее решили дружно не обсуждать.

В итоге файлы с отсканированными бумагами получились увесистыми, позже их предстояло

отправить по почте, а пока они ждали подтверждения.

О том, что их заявка принята в обработку, они узнали на следующий день. Правда, им никто
не звонил — на почты обоих пришло голосовое сообщение о том, что решение будет принято
в течение двух недель. К сообщению была приложена подробная инструкция, что делать
дальше, если решение окажется положительным и витиеватое пожелание не расстраиваться,
если они не пройдут отбор.

А через два дня Ойкава начал волноваться. На тренировках это не сказывалось, и Ивайзуми
молчал, однако то и дело мелькающая в глазах Ойкавы паника стала порядком надоедать. К
тому же Ивайзуми не сомневался, что Ойкава зря паникует — уж кого-кого, а его должны
брать без разговоров. Пару раз посещала малодушная мысль — а хорошо бы, если бы
Ивайзуми не прошел отбор. Тогда бы вопрос закрылся раз и навсегда. Потому что его до сих
пор мучила нерешительность — стоит ли вообще все это затевать? Может быть, пока не
поздно, вплотную приступить к учебе?
Сообщение пришло ему на телефон к исходу третьего дня, когда тренировка уже
закончилась. Он растерянно изучал официальное письмо с зеленым логотипом, и строчки
прыгали в глазах: «Глубокоуважаемый Ивайзуми-сан… мы крайне польщены… приложите
все усилия… сетки питания со стоимостью… еще раз поздравляем и ждем 10 июля».

Ойкаву Ивайзуми позвонил сразу:

— Ну что? — начал он. — Ты видел?

— Что? — Ойкава, как обычно, остался в зале — отрабатывать подачу.

— Телефон свой видел?

— Нет, а что там?

Ивайзуми показал экран своего, и Ойкава резво бросился к вещам на скамье.

— Ничего,— растерянно сказан он, проверяя входящие.

— Хм, — может, завтра придет? Уже вечер…

— Да. Наверное, — проговорил Ойкава, но Ивайзуми видел, что тот расстроен.

К исходу шестого дня на него было жалко смотреть, но факт был налицо — приглашения не
было, а Ивайзуми исчерпал свои стратегические запасы терпения и утешающих слов,
отложенные на черный день. Когда закончилась отведенная на ответ неделя, Ойкава
окончательно упал духом.

Они сидели у Ивайзуми дома и делали домашнее задание. Дело продвигалось со скрипом, и
когда они закончили, то оказались вымотаны так, будто провели пять полных сетов против
Шираторизавы на ее домашней площадке.

— Слушай, если бы они тебе отказали, то пришел бы ответ. Наверняка сообщение где-то
затерялось, простой сбой, — с досадой сказал Ивайзуми и вытянулся на кровати. — Позвони
им и попроси отослать еще раз.

Ойкава дрожащими руками собирал тетради и учебники и беспорядочно засовывал их в

сумку.

— Наверное, это все-таки из-за того, что мне нет восемнадцати.

— Ты же говорил, что созванивался с ними, и они сказали, что все в порядке, если день
рождения приходится на период лагеря? — подозрительно уточнил Ивайзуми.

— Созванивался, — бесцветно подтвердил Ойкава. — Но, возможно, есть какие-то нюансы.

Или поменялись правила. — Он прятал лицо и кусал губы. — Ладно, Ива-чан, спасибо, что
помог. Я пойду.

— А ну стоять. Иди сюда.

— Зачем?

— Я сказал, иди сюда. И сумку поставь, — он похлопал по кровати рядом с собой. — И не

смотри так, я чувствую себя идиотом.

— Ива-чан, — глаза у Ойкавы были влажными и блестящими.

Он осторожно прилег рядом, Ивайзуми видел, как вздрагивает его кадык и как дрожат
ресницы. Он осторожно притянул Ойкаву к себе, позволяя ему уткнуться в грудь, и прижал
покрепче.

— Завтра позвонишь и все выяснишь, понял? — тихо сказал он в лохматую макушку. —

Иначе это сделаю я. А то ты меня достал уже.

— Хорошо, Ива-чан, — голос Ойкавы звучал глухо.

Они лежали, и Ивайзуми чувствовал, как постепенно расслабляется Ойкава. Сигнал

входящего сообщения издал мелодичный перезвон, и Ойкава завозился, пытаясь нащупать в
штанах телефон.

— Мама, наверное, — пропытхел он.— Я говорил, что собираюсь вернуться пораньше.

Ивайзуми все это достало, и он, ругнувшись, нащупал в кармане Ойкавы телефон.
— Посмотри, что там, — попросил Ойкава, и Ивайзуми тронул экран.

Логотип Токио Верде подмигнул зеленым конвертом, и Ивайзуми похолодел.

— Ойкава, — осторожно сказал он. — Это насчет тренировочного лагеря.

Плечи под его рукой, до того расслабившиеся, вновь напрялись, а мышцы стали как
каменные.

— Понятно, — преувеиченно бодро сказал Ойкава. — они, наверное, отказы рассылают

централизованно, поэтому в последнюю очередь.

Ивайзуми молча нажал на сообщение и углубился в чтение письма. Стандартное начало он

пропустил, не вникая. Молча дочитал и тяжело вздохнул. Потом крепко обнял Ойкаву,
рывком перевернул на спину и сунул под нос телефон.

— Читай, — мрачно сказал он, и Ойкава открыл глаза. Пока он читал, его губы шевелились, а
глаза бегали по строчкам.

— Ива-чан… Меня взяли?

— Господи, Ойкава, — Ивайзуми толкнул его, но не достаточно сильно, чтобы сбросить с

кровати. — Избавь меня от сцены радости, не могу на это смотреть.

— Ива-чан, меня взяли, — заголосил Ойкава, наваливаясь сверху. А Ивайзуми на

собственном опыте осознал, что чувствует плюшевая игрушка.

— Отвали, извращенец! И не души меня! А, да чтоб тебя.

Ойкава наконец замер, уткнувшись Ивайзуми в плечо, и тот только вздохнул. Даже
непонятно, что страшнее — Ойкава в депрессии, или беснующийся от радости Ойкава.
Конечно, Ивайзуми предпочитал не видеть ни того, ни другого — по крайней мере в
доступной близости от себя — но с Ойкавой об этом нечего и мечтать.

А Ойкава все перечитывал и перечитывал сообщение, и в глазах танцевали отголоски испуга.

— А вдруг они меня с кем-то перепутали? — спросил он, и Ивайзуми наконец-то сбросил его
с кровати.

— Зайди на сайт и посмотри списки принятых, — отрезал он. — В письме они обещали
вывешивать фамилии тех, кто допущен в тренировочный лагерь.

— Письмо прислали сегодня, вряд ли я там есть, — уныло сказал Ойкава, но все же открыл
нужный сайт. И выяснилось, что ошибался. Ойкава там был, даже с фотографией, той самой,
которую надо было приложить к заявке.

— Ива-чан! — Ойкава приподнялся на локтях, его лицо светилось от счастья. — Наш

тренировочный лагерь скоро начинается!
 Chapter 3

После пятого звонка от Ойкавы с вопросом «Ива-чан, а ты точно не забыл…» Ивайзуми

заблокировал телефон и рухнул на стул. Если бы он знал, что будет настолько тяжело, он бы
сбежал на Хоккайдо выращивать арбузы.

До их отъезда в тренировочный лагерь оставалось три дня, и все эти три дня уйдут на
подготовку к тестам и их сдачу.

В голове путались английский язык, история Японии и краткий курс мировой географии.
Параллельно с этим ему надо было рассчитать оптимальный маршрут до Сайтамы. Он уже
прикинул, что если им повезет, то дорога на мотоцикле займет пару часов. Тогда они смогут
выехать сразу после сдачи всех тестов, прибыть к общему заезду, вселиться, потренироваться
три дня, вернуться, сдать оставшиеся экзамены и после вернуться уже нормально, на поезде,
на оставшиеся тридцать дней…

— Ааааааааа!

Как все успеть?!

Он рухнул на кровать лицом вниз в обнимку с рабочей тетрадью по географии и примерным

списком тестовых вопросов.

— …аджиме-чан, Хаджиме-чан!

Мама трясла его за плечо.

— А? Что?!

— Просыпайся, а то опоздаешь в школу. Господи, даже не разделся, разве можно так? —

мама положила на стул стопку чистой одежды и повесила на спинку форму.

— Что?!

Ивайзуми подскочил на кровати, и тетрадь вылетела, шелестя страницами.

— Я собирался заниматься весь вечер, но заснул! — схватился он за голову.

— Ничего страшного, зато ты выспался, — пожала мама плечами и ушла.

Хорошо ей говорить.

Ладно, есть еще два дня.

В этот раз они с Ойкавой вышли одновременно, встретились на перекрестке за углом, и

зашагали вдоль улицы. Ойкава рассеянно насвистывал, выглядел сонным, но счастливым, аж
светился; время от времени он махал своим многочисленным знакомым, хотя Ивайзуми
подозревал, что он даже не помнит их всех в лицо. Он присмотрелся к стайке девушек,
которые шли параллельно с ними. Девчонки смущенно хихикали, поглядывая на них, и
Ивайзуми нахмурился, засунув руки поглубже в карманы. Вот почему некоторым не надо,
зато есть, а у него — как обычно. Этих девочек он хотя бы помнил, у двух классная комната
— рядом с классом Ивайзуми, они часто сталкивались на переменах. Он так углубился в свои
мысли, что не заметил, как к ним присоединились одноклассники Ойкавы, а обе группы
смешались. Ойкава внимательно слушал что-то рассказывающих ему наперебой девочек, его
одноклассники отпускали остроумные шутки.

— Вы такие разные с Ойкава-саном, а дружите,— сказал кто-то из-под локтя, и Ивайзуми

глянул удивленно. Рядом с ним шагала, почти бежала, та сама девочка из соседней классной
комнаты. Как-то ее звали… Нацу-чан?

— Мы давно познакомились, — пожал он плечами и замедлил шаг. Обычно, если девушки с

ним заговаривали сами, то темой беседы непременно становился Ойкава. Некоторые почему-
то считали, что через Ивайзуми до него добраться проще.

— Понятно, — она улыбнулась, и на щеках показались две ямочки. — А вы уже решили,

куда будете поступать?

Ивайзуми споткнулся — его самый нелюбимый вопрос за последние несколько месяцев.

— Ммм, да, буду продолжать совершенствоваться, — туманно ответил он, мечтая поскорее
дойти до школы. Почему, черт возьми, ей бы не поприставать к Ойкаве?

За время разговора они немного отстали, и сейчас выглядело, будто они идут как парочка.

— А я собираюсь на медицинский, — снова улыбнулась девушка.

— Здорово, — совершенно искренне сказал Ивайзуми и улыбнулся в ответ.

Показались ворота школы, и Ойкава впереди обернулся, отыскивая глазами Ивайзуми.

Послал ему ослепительную улыбку и помахал рукой, показывая на школу.

— Ну, мне пора, — смущенно сказала девушка и сжала свою сумку покрепче — Ивайзуми
запоздало подумал, что надо было, наверное, помочь ей нести. Вот Ойкава бы точно знал, что
делать. — А меня зовут Нацуме, — выпалила девушка и побежала вперед, к своим
смеющимся подружкам.

Значит, он правильно запомнил.

Ойкава откашлялся и поинтересовался:

— Твоя поклонница?

— Не неси чушь,— отмахнулся Ивайзуми. — У тебя какой тест идет первым?

Ойкава залез в карман и достал какой-то бумажный огрызок, на котором вкривь и вкось были
записаны часы и названия предметов.

— Математика, — сказал он. — А потом география.

— Черт, у меня география тоже вторым.

— Но тесты только завтра, Ива-чан!

— Отвали, я проспал вчера весь вечер, не подготовился, а сегодня и завтра нужно зубрить
все остальное.

— Зачем тебе зубрить, ты и так все знаешь?— искренне удивился Ойкава.

— Капитан, Ивайзуми-сан! — к ним весело бежали, размахивая сумками, Яхаба и Киндаичи.

Куними плелся позади, и лицо его выражало скорбь из-за такой бессмысленной траты сил.

— А у нас тренировка сегодня будет?

— Короткая, — Ивайзуми с Ойкавой остановились, поджидая всех. — Ирихата-сенсей

сказал, что пока не сдадим все экзамены и тесты, нормально тренироваться не будем. Так
что, первогодки и второгодки должны брать пример с великолепного Ойкава-сана и усердно
учиться.

Ойкава картинно взмахнул рукой и быстрым шагом удалился в сторону шкафчиков для
обуви. Ивайзуми чувствовал, что у него вытягивается лицо от удивления.

— Что это с ним?— поинтересовался подошедший Ханамаки.

— Не знаю,— пожал плечами Ивайзуми и выбросил Ойкаву из головы.

Вечером, после дежурства по классу, Ивайзуми услышал голос Нацуме.

— Ой, а я тоже дежурная, — улыбнулась она, когда Ивайзуми запирал дверь класса. — Мы
можем пойти домой вместе. Только сначала сдам ключи!

Ивайзуми не очень представлял, о чем можно разговаривать с девушкой, но Нацуме, кажется,

это не смущало, она весело болтала, рассказывая школьные новости.

Ивайзуми вызвался ее проводить до остановки, а на половине пути упало сообщение от

Ойкавы: «Ива-чан, а что ты делаешь сегодня вечером?». Ивайзуми только закатил глаза: «А
ты сам как думаешь?». Ответ пришел сразу же: «Тогда до завтра».

Они с Нацуме дошли до остановки, Ивайзуми помог ей сесть в автобус и только тогда
написал ответ: «Что на тебя нашло, придурок?».

«А вдруг ты передумал, Ива-чан», — пришло сообщение, когда он подходил к дому.

Ивайзуми даже не стал отвечать на такие глупости. И если Ойкава собирается действовать
ему на нервы во время сдачи экзаменов, то он точно передумает. Так он ему и сказал на
следующий день. Они сдали первую пачку тестов и шли, переругиваясь, к волейбольному
залу. Ивайзуми наткнулся на Нацуме, когда они с Ойкавой вывернули из-за угла.

— Привет, — она улыбнулась им обоим и замялась, поглядывая то на Ойкаву, то по

сторонам. А потом выпалила, жутко покраснев и комкая в руках уголок для бумаги: —
Ивайзуми-кун, давай куда-нибудь сходим?

Ивайзуми удивленно посмотрел: Нацуме смущенно улыбалась, на щеках играли ямочки.

— Сходим?— переспросил он, чувствуя себя невероятно глупо.

— Ну, у тебя ведь нет девушки, — проговорила Нацуме. — Ничего такого, ты не подумай,
просто посидим где-нибудь…

— Ну давай, — растерялся окончательно он. — Только не в ближайшее время, сначала у

меня тесты, а потом тренировочный лагерь.

— Конечно! — она энергично кивнула и протянула листок, выдернутый из какого-то

крошечного блокнота: — Это мой телефон. Позвони, как освободишься. Пока!

И она убежала так стремительно, что обдала потоком прохладного воздуха, в котором плыл
мягкий цветочный запах.

Ивайзуми сунул телефон в карман и пожал плечами: интересно, что ей на самом деле нужно?

— Запиши сразу в телефон, — сказал Ойкава, который вел себя настолько тихо, что
Ивайзуми про него забыл. — А то потеряешь.

Все тренировку Ойкава был мрачным и подавленным. Обычно это выливалось в

дополнительные нагрузки, и этот вечер не стал исключением. Из зала его пришлось тащить за
уши и напоминать, что завтра — три самых важных экзамена, а еще им сразу после этого
ехать двести с лишним километров, так что если он собирается и дальше валять дурака, черт
побери, то Ивайзуми умывает руки.

Когда они дошли до своих домов, Ойкава немного пришел в себя — болтал, как обычно,
строил планы и размышлял, что их ждет в тренировочном лагере. Но, прощаясь, натянуто
сказал:

— Ну вот, Ива-чан, поздравляю, наконец-то у тебя будет свидание.

Развернулся и пошел домой, улыбаясь так фальшиво, что Ивайзуми догнал его в три прыжка,
схватил за шиворот и встряхнул:

— Это. Не твое. Дело.

Ойкава улыбнулся болезненно-остро, его ресницы в свете далекого фонаря казались

размытыми дрожащими пятнами, а глаза — темными провалами.

— Я и не думал вмешиваться, Ива-чан, — тихо сказал он. — Мы же договорились.

Спокойной ночи.

С силой оттолкнул его руку и ушел.

Ивайзуми был так зол, что смог написать Ойкаве только поздно вечером. Да и то долго
подбирал слова, раз за разом стирая написанное. В итоге он просто уточнил, ко скольки
Ойкава подходит к нему с вещами.

Но тот понял и так.

«В шесть вечера буду у тебя».

«Она не в твоем вкусе».

«К тому же тебе будет некогда».

Ивайзуми не выдержал:

«Заткнись и ложись спать».

Сам он лежал, сжимая телефон, глаза уже закрывались. Но он все-таки дослал то самое
сообщение, из-за которого вообще решил написать Ойкаве: «Я тебе ничего не обещал. И ты
об этом знаешь».

«Спокойной ночи, Ива-чан».

Вот что за кретин.

Ивайзуми еще долго ворочался, не в силах заснуть. Завтра — последний день заезда в
тренировочный лагерь. И их последние экзамены. На мотоцикле они доберутся быстро, и
тогда… Он боялся загадывать, что будет тогда. Но точно знал, что прежняя жизнь
заканчивалась здесь, на теплой подушке родительского дома. Завтра они поедут в большой
взрослый мир, в котором будет очень непросто.

***

Черный Кавасаки тихо взрыкивал, Ивайзуми в сто первый раз проверил маршрут на
навигаторе, еще раз изучил въездной талон, присланный утром по почте — без него на
территорию, конечно, пустят, но не сразу. Солнце еще не село, поэтому в кожаной куртке и
штанах было жарко, но Ивайзуми знал, что это ровно до того момента, как они выедут на
скоростную трассу.
Он погладил крутой бок мотоцикла, дал маме еще раз обнять себя, отмахнувшись от ее «А,
может, все-таки…», показал большой палец отцу. Близнецы с визгом нарезали круги вокруг
мотоцикла, и пришлось, как и сестре, пообещать их покатать.

— Как вернусь,— сказал Ивайзуми и натянул шлем.

Иногда он жалел, что нет времени ездить регулярно. Когда он пару лет назад получил права,
то изъездил всю Мияги. Он, не хвастаясь, мог с уверенностью сказать, что за тот год изучил
каждый кусочек дорог в префектуре, и даже не очень дорог. Ойкава с ним напрашивался
регулярно, и возвращались они обычно затемно, уставшие, пропахшие пылью и дорогами.

Телефон звякнул и зашуршал, сообщение от Ойкавы было лаконичным: «Жду». Ивайзуми

застегнул куртку, вывернул руль и, мягко отталкиваясь ногами, покатил мотоцикл к выезду.
Когда он обернулся в последний раз, вся семья выстроилась в ряд: отец стоял, заложив руки
за спину, мама махала рукой, сестра хлюпала носом, а близнецы смотрели огромными
блестящими глазами. И Ивайзуми мог спорить, что одним «покататься» он от них не
отделается.

Он поднял руку, прощаясь, отжал сцепление и плавно выкатился на улицу.

Ойкава ждал его, подпирая спиной ближайший фонарный столб. Ивайзуми придирчиво
оглядел его одежду — с придурка сталось бы отправиться в легких штанах и футболке. Но
нет, Ойкава был одет в почти такую же куртку, а на ногах были черные джинсы. Ивайзуми
снял с бачка перед собой шлем и протянул Ойкаве. Тот натянул шлем на голову, поправил на
спине рюкзак и взобрался на сиденье позади. Мотоцикл мягко просел под их весом,
послышался громкий «вжииик» — Ойкава застегивал куртку, и Ивайзуми натянул перчатки.
Знакомая улица через визор каждый раз превращалось в нечто захватывающее и неизвестное.
Ойкава позади судорожно вздохнул и обнял за талию. Даже через несколько слоев одежды
Ивайзуми слышал, как бьется его сердце.

Родители Ойкавы, обнявшись, помахали им, и Ивайзуми посигналил, проезжая мимо.

Кажется, их большой путь действительно начинался.

По городу приходилось лавировать, и Ивайзуми с нетерпением ждал момента, когда они

выберутся на шоссе. На светофоре поправил навигатор, изучая пробки, и пихнул Ойкаву.

— Свернем на параллельную. Там скорость меньше, но сейчас никого, а оттуда уже на

скоростное шоссе.

— Хорошо.
И едва они выехали за пределы города, Ивайзуми юркнул на узкую дорогу, прибавив
скорость. Мимо пролетали поля с работающими людьми, жара сменилась холодным ветром, и
он порадовался, что не забыл перчатки. А вот взял ли их Ойкава… Ивайзуми глянул вниз, на
сцепленные у себя на животе руки. Или не взял, или забыл надеть…

Через час, перед въездом на скоростную трассу, он притормозил у заправки. Ойкава сразу же
соскочил с мотоцикла, сорвал шлем и потянулся. Лицо его сияло.

— Класс, Ива-чан! Я чур первый в туалет!

Он помчался вприпрыжку к зданию, и Ивайзуми только закатил глаза — эту бы энергию, да
на что-то полезное. Вернулся Ойкава быстро, и Ивайзуми тоже решил отлить. Пока он шел к
туалету, то прислушивался к собственным ощущениям — должен был устать, но тело
переполняла энергия. Конечно, к концу пути все будет иначе, но в любом случае он, похоже,
устанет намного меньше, чем думал.

Когда он вернулся, Ойкава стоял, уткнувшись носом в телефон. Вскинув голову, он

улыбнулся и спросил:

— Едем?

— Что с твоими перчатками? — Ивайзуми надел шлем и опустил стекло визора.

— А, — Ойкава махнул рукой,— забыл.

— Придурок. — Он уселся за руль, и когда Ойкава устроился следом, скомандовал:

— Засовывай руки мне под куртку, когда будешь держаться.

О чем он вообще думал, кретин? Забыл перчатки, да он после трех часов на мотоцикле
пальцем шевельнуть не сможет.

Под куртку забрались ледяные руки, и даже через ткань футболки чувствовалось, насколько
Ойкава замерз. Ивайзуми выехал на дорогу, чувствуя, как отдается под ребрами чужой
бешеный пульс, и сосредоточился на трассе — еще не хватало получить предупреждение или
штраф. Плакали тогда его планы пойти учиться на права этой осенью.

Выезд на скоростное шоссе ознаменовался накрапывающим дождем. Ивайзуми чертыхнулся

— этого в их планах не было. Он посмотрел на небо и увеличил скорость — может быть,
удастся обогнать тучи.

Колеса пожирали асфальт с легким шелестом, машины справа и слева слились в два
разноцветных потока, и приходилось то и дело лавировать. Один раз они проскочили
серебристый автобус, обклеенный предупреждающими знаками «Дети», дважды — нагоняли
других мотоциклистов. Но от дождя уйти не смогли — уже на подъезде к Сайтаме он хлынул
такой стеной, что только благодаря водоотталкивающей пленке на визоре получалось
рассмотреть хоть что-то. У Ойкавы шлем был попроще, поэтому ему наверняка ехать было
скучно, но он молчал — Ивайзуми только чувствовал, как тот прижимается теснее, а пальцы,
сцепленные в замок, согревают живот.

Перед воротами тренировочной базы Токио Верде, они оказались промокшими до нитки.
Шлагбаум в сгустившихся сумерках подмигивал красными огнями, и Ивайзуми подъехал
поближе. А теперь им предстоял еще тот вызов — так поднести к считывающему устройству
распечатанный на бумаге штрих-код, чтобы техника его восприняла раньше, чем дождь
превратит лист в черт знает что. Надо было распечатывать несколько, не сообразил.

— Что случилось?

Ойкава повозился сзади, и Ивайзуми ему невольно посочувствовал — пассажирское сиденье

на его Кавасаки было не самым удобным, плюс у седока не было возможности двигать хотя
бы корпусом.

— Да надо дать считать штрихкод, — сказал Ивайзуми и принялся стаскивать перчатки.

Ойкава спрыгнул с мотоцикла:

— Давай, я буду прикрывать руками, а ты просовывай.

Ладони у Ойкавы были крупные, широкие, поэтому задача была решена с минимальными
потерями — пока сканер считывал код, Ойкава прикрывал листок сверху, и на тот упало
всего лишь несколько капель.

А через несколько томительных десятков секунд ворота вздрогнули и начали плавно

разъезжаться. Пусть на территорию тренировочного лагеря был открыт.

***

>

Тренировочный лагерь раскинулся перед ними ночными огнями, кажущимися размытыми из-
за пелены дождя, и указателем «Регистрация участников». Горло вдруг пересохло — почему-
то до этого момента все, что делал Ивайзуми, казалось игрой. Ну да, еще одна дурацкая затея
Ойкавы и собственное любопытство, которое все время тянет следом. Иногда он
задумывался, что было бы, если бы Ойкава увлекся не волейболом, а, например,
домоводством или составлением оригами, но так и не пришел ни к какому выводу.

— Ива-чан, — Ойкава встал рядом и сцепил пальцы. — Ива-чан, мы и правда здесь. Нас
взяли.

— И чего ты радуешься? С нами здесь никто не будет возиться.

Он отдал свой шлем Ойкаве, а сам покатил мотоцикл к зданию с объявлением о регистрации.

Слова о том, что с ними никто не будет возиться, оказались пророческими. Девушка в
кабинете, стены которого были оклеены плакатами игроков Токио Верде, безразлично
записала их номера, проверила документы, сверив их со своими данными, и выдала пачку
бумаг каждому, а так же по электронному браслету.

— План территории. Расписание столовой и бань внутри. Там же прачечные. Браслет — ваш
пропуск и идентификатор, ключ от личного шкафчика и от гостиницы. Ваша группа — 5А,
сейчас нужно отметиться у инструктора, вторая дверь по коридору налево, добро
пожаловать в тренировочный лагерь Токио Верде, для нас это большая честь.

Все это она проговорила, совершенно не меняя выражения лица, на котором ничего не
получалось прочитать. И когда Ивайзуми закрывал за ними с Ойкавой дверь, девушка уже
уткнулась в свой телефон, быстро застучав по клавишам.

Инструктор оказался мелким мужиком с неожиданно низким, могучим голосом.

— Школьники, значит, — пророкотал он. — Разрешение от родителей мне на стол, сами

выметайтесь. Через двадцать минут первая тренировка, сектор А, ворота двадцать четыре,
опаздывающих выкидываю. Свободны.

Ивайзуми и Ойкава вышли от него в некоторой прострации, пока Ойкава вдруг не очнулся.

— Ива-чан… А я есть хочу.

— Все бы тебе… — начал он, а потом понял, что у самого под ложечкой сосет. И двадцать
минут на все, включая парковку, поиск отведенного спального места и точки сбора.

В итоге поужинать они не успели. Тренировочный лагерь тек между ними десятками лиц и
голосов, Ивайзуми даже казалось, что он узнает некоторых из них, но потом они снова
сливались в одну чужеродную массу, до которой ему не было дела. Ойкава, на ходу
повязывая вокруг пояса спортивную куртку, размышлял, в чем будет заключаться
тренировка, но это Ивайзуми тоже не интересовало.

— Поживем — увидим, — пожал он плечами на упрек Ойкавы в том, что Ива-чан совсем не
любопытный. — А ты не мельтеши.

Поток людей становился все гуще, теперь Ивайзуми различал отельные разговоры: «А ты
откуда? Канто?..» — «А это та милашка с челкой, ты ее видел!» — «Я собираюсь пробиться
в основной состав», «Они что, собираются устраивать тренировку в дождь?». Двадцать
четвертые ворота оказались входом на стадион.

Ивайзуми смотрел на классическую беговую дорожку, и его одолевали дурные предчувствия.

От группы тренеров, прятавшихся под зонтом, отделилась высокая фигура.

— Меня зовут Исида Такеши, и я отвечаю за подбор новичков. Итак, добро пожаловать в
тренировочный лагерь Токио Верде, команды с многолетней историей. Наша ставка была и
будет… — усиленный мегафоном голос разносился над стадионом, дождь натекал за
шиворот, а Ивайзуми думал, что пора бы переходить к делу. — …зависит только от вас.
Добро пожаловать в тренировочный лагерь Токио Верде, ваше присутствие для нас —
большая честь.

Все захлопали, и Ивайзуми тоже, а Исида терпеливо дожидался, когда шум стихнет.

— Цель сегодняшней тренировки — посмотреть на уровень вашей физической подготовки.

Слабаки нашей команде не нужны. Через пятнадцать минут стартует забег на двадцать
километров, а после мы продолжим.

Ивайзуми показалось, что он ослышался. Двадцать километров? В девять вечера, под

дождем? За себя он не особенно переживал, а вот Ойкава терпеть не мог марафоны…

— Ива-чан, не делай такое лицо, а то я подумаю, что ты переживаешь за меня.

— Заткнись, придурок. — Подзатыльник получился смазанным, зато обиженный вопль

Ойкавы немного утешил. — Беги давай, а то вылетишь в первый же день.

— А разминаться мы не будем? — спросил кто-то из толпы, и Ивайзуми перевел взгляд на

группу тренеров: те о чем-то переговаривались, изредка смеялись, и совершенно явно не
собирались давать какие-то указания.

— Ойкава, — тихо позвал он. — Разогревайся. За пятнадцать минут как раз успеем.

Под ложечкой сосало, да еще и хотелось пить. Дождь усилился, и Ивайзуми облизал губы,
собирая стекающую по лицу влагу. Ойкава смотрел на него, замерев, и пришлось пихнуть
кулаком в плечо:

— Уснул, что ли?

— Больно же, Ива-чан!

— Не ври, — он начал поворачивать корпус.

Сигнал подготовки к старту прозвучал как раз, когда они закончили комплекс упражнений.
Тело теперь казалось легким, прошла усталость, сковавшая мышцы после поездки на
мотоцикле. И когда вся огромная группа двинулась, стало трудно сдерживаться, чтобы не
убежать от надоедливой толпы. Через пятнадцать километров ему эти силы пригодятся, а на
последних двух и вообще помогут дотянуть до финиша.

Выстрел прозвучал оглушительно — и от общей массы сразу же отделилась большая группа.

Ивайзуми смотрел в спины и видел, как упруго бегут некоторые из них. Старше них с
Ойкавой, но ненамного, скорее всего, студенты. И с подготовкой у них хорошо. Он
сосредоточился на дыхании и скосил взгляд на держащегося рядом с ним Ойкаву. Тот бежал
неторопливо и сосредоточенно, губы были плотно сжаты.

— Я не проиграю тебе, Ива-чан, — вдруг сказал он, и Ивайзуми фыркнул, ну что за идиот.

— Ты отродясь у меня не выигрывал.

Через пять километров они обогнали первых из числа тех, кто поначалу вырвался вперед.
Ивайзуми знал, что так будет, лишь единицы, уверенные в своих силах, торопятся стартовать.
Либо те, чей уровень несоизмеримо выше остальных. Парень стоял, упираясь руками в
колени, и тяжело дышал. Если не возьмет себя в руки, то сойдет через пару километров. В
длинных забегах нельзя останавливаться.

***

Нельзя останавливаться. Ивайзуми считал пульс, краем сознания отмечая мелькающие по

обочинам светящиеся отметки. Иногда там возникало большое цифровое табло, и он видел
свою фамилию — в последний раз оно показывало, что до финиша осталось двенадцать
километров. Он никак не мог увидеть на нем Ойкаву, тот давно отстал, но среди сошедших
его фамилии тоже не было. За пять километров до финиша Ивайзуми обогнал Ойкаву на
круг. Тот двигался размеренно, словно робот, но ноги работали хорошо, и отрыв от покрытия
был неплохой.

За два километра обзор сузился до точки — Ивайзуми переставлял ноги, цепляясь взглядом
за любые мелочи. Сознание при этом работало кристально четко, отмечая усталость мышц и
сбивающееся дыхание. Пульс стучал уже даже не в ушах, а проходил волной через все тело, и
Ивайзуми не очень понимал, где тот начинается, а где — заканчивается. Последний километр
он бежал, не ощущая покрытия под подошвами кроссовок. Каждый раз, отталкиваясь от
дорожки, он думал, что следующий шаг будет последним.

Финиш вырос перед ним мелкой фигурой инструктора, который, что-то бубня себе под нос,
делал пометки на планшете, прикрывая экран газетой. Где Ойкава?

— Восстанавливайся, вода там, — бросил инструктор и снова уставился на дорожку.

Ивайзуми посмотрел на свои руки — они не дрожали. Это хорошо. Значит, не так сильно
устал. Ойкава прибежал, когда Ивайзуми закончил растягивать мышцы и остыл. Последним
рывком с искаженным лицом перешагнул финишную черту, прошел три шага и рухнул на
дорожку. Плечи ходили ходуном, а сам он не двигался. Когда Ивайзуми присел рядом,
Ойкава перевернулся на спину и бессмысленно улыбнулся.

— Ива-чан.

— Вставай, придурок, простынешь.

— Я еще немного полежу, ладно?

— Ойкава, нет. Или я подниму тебя за ухо.

— Поднимай, — разрешил Ойкава, и пришлось пнуть его по ноге.

Пока Ойкава, кряхтя и страдая, поднимался, Ивайзуми, наконец, осмотрелся. Стало совсем
темно, и на стадионе включились большие прожекторы. Тут и там группами сидели люди,
некоторых он видел на трассе. По дорожке неторопливо шли двое, переговариваясь, и
Ивайзуми узнал в них тренеров, которые перед забегом стояли под зонтом. Сейчас они
промокли до нитки, но оживленно жестикулировали.

Люди собирались, но разговоров было мало — все слишком устали. Сам Ивайзуми бегал
школьный марафон, но он был вдвое короче настоящего, всего двадцать два километра.
Справа раздался раздраженный шепот: «Они не имеют права нас так нагружать, это взрослые
нормативы, я узнавал у отца». Ивайзуми перевел взгляд на Ойкаву. Тот выглядел неожиданно
собранным и сосредоточенным.

— Ива-чан, — Ойкава сделал шаг вперед и наклонился поближе. — Это отсев, понимаешь?
Они специально сделали такой забег. Спорим, часть из них уедет уже завтра же?

Значит, инструкторы считают, что школьникам здесь не место? Черта с два. Ивайзуми
мрачно улыбнулся. Они пробежали это расстояние, и если нужно — пробегут еще раз.
Мышцы гудели, а вместе с ними начинала гудеть голова.

— Когда уже можно будет уйти?— спросил кто-то в момент, когда над площадкой перед
финишем вдруг повисла тишина. Вопрос прозвучал отчетливо и внятно, повиснув над
стадионом. Раздались сдержанные смешки

— Мы никого не держим, — угрюмо сказал Исида и снова повернулся к линии финиша.

Приближались очередные выжившие в гонке, их тяжелое дыхание разносилось по всему
стадиону.

Но едва Ивайзуми решил, что их ждет очередная проверка — уж очень безмятежными

выглядели тренеры, как Исида объявил:

— На сегодня все. Свое расписание каждый получит индивидуально.

— А во сколько отбой? — пискнул далекий голос откуда-то с задних рядов, и Исида

нахмурился.

— Никакого отбоя нет, — сказал он. — Все правила поведения изложены в ваших
программах. На территории тренировочного лагеря запрещено употреблять алкоголь, курить,
принимать наркотики, водить посторонних и поднимать шум. Чем вы будете заниматься в
свободное время — касается только вас. Зарубите это себе на носу. Здесь вам не детский сад.

Ойкава пошел вперед, и Ивайзуми с трудом его догнал. Хотелось есть, но судя по всему,
столовая была уже закрыта.

— Есть магазинчик у главных ворот, — охотно поделился сведениями высокий угловатый

парень, — я туда собираюсь. Жрать охота.

Ойкава с Ивайзуми переглянулись — выбирать не приходилось, иначе завтра они не смогут

двигаться.

Когда они устроились в спальне, жуя безвкусный рис и заедая его такой же безвкусной
рыбой, почти все спали.

— Знаешь, Ива-чан, — задумчиво проговорил Ойкава, собирая пальцев остатки риса в соусе,
размазанные по дну пластиковой упаковки, — я почему-то думал, что здесь не будет ничего,
кроме волейбола.

— Воображал себе волейбольный рай, придурок? — ухмыльнулся Ивайзуми. Не сознаваться

же, что он думал о чем-то похожем.

— Вроде того, — кивнул Ойкава и спрятал коробку из-под риса в мусорный мешок. — Я в
душ. Идем?

Хотелось рухнуть на футон — и катись оно все к черту, Ивайзуми казалось, что он уснет
раньше, чем голова коснется подушки. Но он сделал над собой усилие и поднялся.

В душевой не было никого. Горячей воды тоже не было.

Ойкава стоял перед кабинками так растерянно, что его даже стало немного жаль.

— Да наплевать.

Ивайзуми грубо толкнул его плечом и начал раздеваться. Вода, вопреки ожиданиям,
оказалось совсем не ледяной, а скорее, просто холодной. И все равно, когда Ивайзуми смыл с
себя грязь и пот, у него зуб на зуб не попадал.

Они с Ойкавой вышли одновременно, продрогшие до костей, и тут же принялись растираться

полотенцами. Ивайзуми невольно кидал взгляды на Ойкаву — в последнее время он не
вспоминал о том, что произошло между ними, не до того было, да и Ойкава не давал повода.
Но сейчас был какой-то нелепый и неловкий момент, чтобы вспомнить обо всем этом. Раньше
они не стеснялись друг друга, а теперь все так тупо, что даже и слов-то не подберешь.

Ивайзуми быстро оделся.

— Я пошел, — сказал он, и Ойкава в ответ судорожно вздохнул.

— Да, Ива-чан, я сейчас тоже приду, — но голос его звучал почти как обычно. Захотелось
посмотреть ему в лицо, но Ивайзуми придушил порыв на корню. Еще чего не хватало.

И уснул он сразу — как и хотел, едва голова очутилась на подушке. Только вот проснуться
пришлось совсем не вовремя. В комнате, где они все спали, было чертовски холодно. Ойкаву
рядом тоже трясла дрожь, и он ворочался, стараясь поплотнее завернуться в одеяло.

Ивайзуми посмотрел на часы. Половина третьего ночи, все тело разбито, глаза слипаются, но
холодно так, что аж пальцам больно.

— Ива-чан, — вдруг прошептал Ойкава, — ты не спишь?

— Нет, — так же тихо отозвался он. — Холодно, твою мать.

— Ага. Ива-чан…

— Ну что тебе?

— Давай под два одеяла залезем. И вместе будет теплее, — торопливо добавил он.

— Ойкава.

— Я не буду!

— Пододвигай футон.

Когда они начали перебираться друг к другу поближе, выплыла луна, и в ее свете стало
видно, что все ночующие с ними, решали проблему так или иначе. Кто-то спал, укрывшись
теплыми куртками, кто-то сбился в одну кучу, и в этой свалке было не разобрать, где чьи
ноги, а где — головы.

Ноги у Ойкавы оказались даже холоднее, чем у Ивайзуми, зато под двумя одеялами стало
намного теплее, и через несколько неловких, томительных минут Ивайзуми понял, что снова
уплывает в сон.

— Ива-чан…

— Мммм…

— А вот чисто теоретически…

— Ммм?

— Мы могли бы попробовать?

Сознанию пришлось сделать полный круг внутри черепной коробки, прежде чем Ивайзуми
понял, что имел в виду Ойкава.

— Господи, спи, придурок.

— Но все-таки.

— Нет. Мне девчонки нравятся.

— Но я же тебе не отвратителен.

— Ойкава, что ты несешь? Мне много кто не отвратителен, включая твоих родителей, но я не
горю заниматься с ними этим.

— Фу, Ива-чан!

— На тупые вопросы — такие же тупые ответы, — фыркнул Ивайзуми и от души пнул

Ойкаву. — Спи давай.

Сознание уже провалилось в сон, когда Ойкава снова прошептал:

— Ива-чан…

Сил отвечать уже не было, поэтому Ивайзуми просто дернул плечом. А Ойкава невесомо
провел ладонью ему между лопаток и затих.
 Chapter 4

Если бы кто-то спросил у Ивайзуми определение личного ада, он бы сказал, что это —
тренировочный лагерь Токио Верде. Над Сайтамой опрокинулся котел бесконечного
солнечного жара, который плавил асфальт и кипятил кровь под кожей. Четыре дня слились в
один бесконечный силовой рывок — забеги на выносливость и на скорость, прыжки в высоту
и в длину, бесчисленные упражнения. И за все это время они даже не прикоснулись к
волейбольному мячу. Каждое утро они просыпались и говорили друг другу — сегодня
вечером покидаемся. Но все, на что уходили остатки сил после окончания тренировок — это
заставить себя поужинать. Их комната, в первую ночь набитая под завязку, сначала стала
полупустой, а потом снова наполнилась — к ним перебрались соседи, от которых тоже
съехала часть народу.

Вопреки ожиданиям, после первого почти-марафона лагерь покинуло лишь несколько

человек — все школьники. Основная масса отсеялась после третьего дня. Ойкава похудел и
осунулся, но, сцепив зубы, тренировался наравне со всеми.

Акита, парень, который подсказал им в первый день, где найти магазин, философски
заметил:

— Выживают те, кому больше всех надо. Или такие как я, — он хохотнул.

— Такие как ты — это какие? — Они заняли в столовой угловой столик, расположившись
втроем.

— Которым лучше где угодно, чем дома, — он меланхолично хлебал суп. — Родители
разводятся, и там сейчас ад. Я и в волейбол-то играть нормально не умею, — он пожал
плечами, Ивайзуми не донес ложку до рта, а Ойкава округлил глаза.

— Ну ты даешь, — резюмировал Ивайзуми.

— А что, я всегда в блоке стоял, знай себе прыгай, — он подтянул к себе миску с салатом. —
Все равно наша школа дальше второй игры чемпионата города не проходила. Зато родителям
отмазка — хочу стать профи, они в волейболе разбираются меньше, чем я в фигурном
катании. Денег дали наперегонки.

— А бабушка или дедушка? — рискнул Ивайзуми.

— Не вариант, — Акита меланхолично жевал салат, — все на тропе войны, и мамины

родители, и папины.

— Ясно.

Когда они с Ойкавой остались вдвоем, Ивайзуми сказал:

— Охренеть.

— А мы тряслись, что нас не возьмут…

— Ты трясся,— поправил Ивайзуми Ойкаву.

— Все равно, — Ойкава упрямо выпятил губу. — Бывает, что некоторым это не нужно, а все
равно легко достается.
— Эй, не завидуй, — Ивайзуми отвесил ему легкого подзатыльника. — Зато твои родители
не разводятся.

— Ива-чан! Что ты такое говоришь! Мои родители любят друг друга.

Он вдруг вздохнул, а Ивайзуми захлопнул рот. Обсуждать любовь с Ойкавой он точно не

собирался. Некстати вспомнилось, как тот однажды говорил, что в его семье все однолюбы
— один раз и на всю жизнь. Ойкаву Ивайзуми искренне считал исключением из этого
семейного правила, но сейчас уже не был уверен ни в чем.

Но это был единственный намек на происходящее между ними. Потому что к вечеру они даже
не ложились, а падали на свои футоны, придвигались поближе друг к другу, а утром
просыпались в той же позе. Глядя на измученного, взъерошенного Ойкаву, Ивайзуми думал,
что сейчас он даже не может утащить его с тренировки, чтобы не надрывался.

А потом им окончательно стало не до разговоров. Пятый день оказался похож на последний

километр марафона. Тело словно гудело, мышцы отказывались слушаться, и все, что
Ивайзуми делал на тренировочных площадках и в спортивном зале, он делал на одних
инстинктах. А еще пятница была днем, когда им нужно было уезжать из этого ада. Ивайзуми
забыл, но во время телефонного разговора об этом напомнил отец — вопросом, хватит ли ему
бензина на обратную дорогу.

Когда они с Ойкавой подошли к инструктору — сказать об отъезде, тот задумчиво пожевал
колпачок ручки и изрек.

— Эх вы, школьнички, я-то думал, у вас есть характер.

— Мы вернемся, — запальчиво сказал Ойкава, и Ивайзуми придержал его за руку.

— У нас расписание согласовано, — подтвердил он. — Перерыв, чтобы сдать экзамены.

Сейчас он был уверен, что стоило передвинуть их сдачу на осень, время, когда они вернутся
из тренировочного лагеря. Но тогда они с Ойкавой рассудили, что осень — не слишком
удобное время. Будет в разгаре весенний кубок, к тому же придется готовиться к
выпускным… А сейчас отступать было поздно, и переносить экзамены — тоже.

— Вот оно что, — инструктор окинул их взглядом и пожал плечами. — Когда вернетесь?

— Двадцать первого, — твердо ответил Ойкава, и Ивайзуми кивнул, подтверждая.

— А, ну найдете тогда меня, — бросил инструктор и потерял к ним интерес.

Они уходили из тренировочного зала, сопровождаемые завистливыми взглядами и

шепотками. Только Акита вытер пот и подмигнул на прощание.

Большую часть вещей они решили не забирать, да и налегке ехать намного удобнее. Правда,
пришлось побегать с браслетом — оказывается, его нужно было сдавать. Но если его сдавать,
то их шкафчики будут считаться свободными. Договорились, что они оставляют расписку и
забирают браслеты с собой. К тому же Ивайзуми привык к своему. На небольшом экране тот
показывал время, температуру тела и окружающей среды, количество пройденных шагов,
пульс, частоту дыхания и еще какую-то ерунду, которой он не интересовался — кажется, это
были биоритмы.

— Ива-чан, — с беспокойством сказал Ойкава, когда они подошли к стоянке. Кроме их

мотоцикла, там было еще несколько машин — существенно меньше, чем в первый день. —
Может, поедем на поезде?

Ивайзуми представил, как они дожидаются автобуса и едут до остановки синкансена. Потом
представил, как они снова едут — на этот раз от вокзала до дома.

— Ночь потеряем. А так днем будем дома, успеем зайти в школу за заданиями, — мотнул он
головой. — Поехали.

Стягивая с мотоцикла защитное покрытие, Ивайзуми обжег ладонь о нагретый бак. Надевать
кожаную куртку и шлем оказалось сущим мучением. Прокладка немедленно пропиталась
потом, а футболка прилипла к мокрой спине, пальцы в перчатках мгновенно вспотели.

Когда на талии сомкнулись руки Ойкавы, стало еще жарче. Ивайзуми невольно втянул живот,
уходя от прикосновения, но приноровился, уже выкатываясь за ворота. От запаха нагретого
асфальта кружилась голова, мотоцикл набирал скорость, и, глядя на летящую под колеса
дорогу, Ивайзуми думал, что у него трясутся руки — и ничего хорошего в этом не было.

Трасса начала двоиться и троиться перед глазами, когда они вылетели на скоростное шоссе,
момент — хуже не придумаешь. Ивайзуми перестроился в другой ряд, нырнув между двумя
«Тойотами», и Ойкава тревожно сжал пальцы у него на животе.

Снова пришли в голову воспоминания о марафоне — словно он опять и опять бежит

последний километр, только уже нет дождя и ночного неба, затянутого тучами, зато есть
жара, непослушный руль и мокрые пальцы. Мотоцикл вильнул в сторону, когда Ивайзуми
попытался зубами стянуть перчатку, а Ойкава тревожно застыл позади. Его напряжение
ощущалось всем телом, Ивайзуми чувствовал, как бьется чужое сердце, и жалел, что настоял
на мотоцикле. Каждый водитель имеет право рисковать своей жизнью. Но он не имеет права
рисковать жизнями других.

Второй раз руль едва не вырвало из рук, когда они были на половине пути к Сендаю. Вот
Ивайзуми смотрит на дорогу, а в следующий миг он уже выворачивает мотоцикл, едва не
проехавшись по гладкому боку мчащейся рядом «Мицубиси».

Ойкава вдруг позади расслабился, его судорожная хватка превратилась в обычное

прикосновение, а потом он взял и совершенно нагло ущипнул Ивайзуми за живот пониже
пупка! От возмущения аж горло перехватило, и Ивайзуми проорал, пихая Ойкаву под ребро:

— Ты по морде у меня получишь!

Ойкава содрогнулся в ответ, а через миг Ивайзуми понял, что тот хихикает. Ну что за
придурок. Зато в голове прояснилось, дорога перестала плыть перед глазами, а переднее
колесо — двоиться. Едва они съехали с трассы, Ивайзуми завертел головой, отыскивая, где
можно остановиться.

К крошечному комбини они подъезжали на малой скорости, на ходу стягивая шлемы и

куртки. Когда мотоцикл остановился, Ойкава бросил все в траву у обочины и побежал в
магазин:

— Ива-чан, я за холодной водой. А ты, — он указал пальцем, — не смей двигаться!

Ивайзуми хмыкнул и огляделся — тени нигде не было, Ойкаве лучше бы вернуться

побыстрее. На секунду он задумался, а на зайти ли в магазин, но увидел настежь распахнутые
окна, и отказался от этой идеи. Кондиционера там, судя по всему, не водилось.

Сознание от жары дробилось на части, и очнулся он от ледяного прикосновения к щеке —

Ойкава приложил к его лицу холодную банку с газированной водой.

От блаженства Ивайзуми прикрыл глаза и с чувством сказал:

— То, что надо.

Металлический бок почти обжигал, виски заломило, и Ивайзуми неохотно отстранился,

забирая у Ойкавы воду. Руки тряслись, и никак не получалось открыть банку, пока Ойкава не
положил ладонь на его пальцы и не надавил. Газировка зашипела, булькнула и полилась через
край.

Ивайзуми только вздохнул и облизал руку. От безвкусной прохлады закружилась голова.

— Признайся, — пробормотал Ивайзуми, — ты специально ее тряс, пока шел сюда.

— Как ты мог подумать, Ива-чан, — фальшиво возмутился Ойкава, и Ивайзуми приоткрыл

один глаз. — Ну хорошо, может быть, она упала. Раз или два.

— Козел, — с чувством резюмировал Ивайзуми и приложился в банке.

После нескольких глотков жизнь ему показалась вполне сносной.

— Ива-чан, — серьезно начал Ойкава. — Ты как?

Сразу же захотелось возмутиться, но Ивайзуми знал, что Ойкава прав, беспокоясь. Он

вздохнул и потянулся за навигатором.

— Мы уже в Фукусиме, и сейчас пойдут обычные дороги, плюс солнце перестанет бить в
глаза. Ну и ближе к побережью станет холоднее.

Он задумался. Здесь бросать мотоцикл нельзя — негде, да и местность чужая. Значит, надо в
любом случае ехать до ближайшего крупного населенного пункта. Там искать стоянку, а
после — какой-нибудь транспорт. Синкансен тут не останавливался, значит, автобус. Он
решился.

— Давай так. Сейчас добираемся до Сиракавы, а там будет видно.

Ойкава положил подбородок ему на плечо, заглядывая в навигатор.

— А там синкансен останавливается…

— Именно, — Ивайзуми дернул плечом, спихивая Ойкаву, и спрятал навигатор. — Поднимай

вещи и двигаем.

Руки все еще тряслись. Он завел мотор и начал натягивать куртку. Шлем изнутри был
влажный и душный, а поверхность обжигала.

Ойкава привычно обхватил его за талию, и казался совершенно расслабленным. Даже

интересно, откуда растет эта уверенность — от непонимания ситуации или веры в его,
Ивайзуми, силы?

Впрочем, он уже решил, что они поедут на поезде. Один бы он рискнул, но не с Ойкавой за
спиной. Но едва им стоило въехать в Сиракаву, как Ойкава разнылся.
— Ива-чан, а ты сильно устал? Может, доберемся так?

Вообще-то, не сильно. Отдых снял часть усталости, трасса была знакома, к тому же ехалось
легко. А к состоянию своего организма Ивайзуми, оказывается, приноровился. Приходилось,
конечно, смотреть в оба, и от этого усталость накапливалась больше, но он был уверен, что
доедут они без приключений.

— Ладно, — сказал он в ответ на сетования, что им еще стоянку искать, и вообще,

неизвестно, получится ли. — Ладно, черт с тобой, поехали.

На самом деле он был глубоко благодарен Ойкаве за эту возможность. Мотоцикл бросать не
хотелось настолько, что было физически больно.

— Еее, — Ойкава подпрыгнул, и Ивайзуми выругался — ну что за кретин.

Скорость пришлось, конечно, снизить, поэтому в Сендай они въехали только через полтора
часа. По сторонам мелькали знакомые улицы и, кажется, дышалось легче. Хотя может быть,
дело было в том, что солнце опустилось, да и ветер добавил прохлады.

Ивайзуми высадил Ойкаву у его дома и покачал головой, когда тот протянул ему шлем:

— Пусть побудет у тебя. Наверняка еще куда-нибудь поедем.

Ойкава улыбнулся и помахал рукой:

— Отдохни хорошенько, Ива-чааан, завтра в школу!

Правда заключалась в том, что Ивайзуми боялся убрать руку с руля. Во двор своего дома он
въехал, чувствуя, как кружится земля под колесами. Сил хватило только на то, чтобы выбить
подножку и поставить мотоцикл. А вот на то, чтобы снять шлем и дойди до двери — сил уже
не осталось.

Он прикрыл глаза и улегся на землю, раскинув руки. И открыл их дома, на диване в гостиной.
Рядом стоял стакан с водой, куртка валялась на полу, а тело ломало, словно по нему
прокатился отряд байкеров.

— Хаджиме!

Мама стояла у него в ногах, растрепанная, бледная, и, кажется, заплаканная.

— Разве так можно! Ты еле зашел домой!

Мама кусала губы. Дошел домой? Ивайзуми не помнил. Он с трудом разлепил губы и
произнес хрипло:

— Спать.

— Я вызвала врача.

— Мама! — сонливость как рукой сняло, Ивайзуми приподнялся, но тут же рухнул обратно
на диван от боли в мышцах.

Позже, когда он отмок в ванной, подвергся придирчивому осмотру старика-врача, позвонил

Ойкава.

Ивайзуми пытался одновременно говорить и слушать, что рассказывает врач. Тот успокаивал
маму.

— Ничего серьезного, переутомление, но ни какого теплового удара или отравления.

Хороший сон, отдых, побольше белка и несколько дней без физических нагрузок. Мышцы
должны восстановиться.

— Я волновался, как ты там, поэтому позвонил твоей маме…

— Ах ты сволочь, — наконец, вникнув в то, что говорит ему Ойкава, мрачно процедил
Ивайзуми.

— Ива-чан, ты иногда такой тупой — до ужаса, — с досадой ответил Ойкава. — Но я рад,

что с тобой все нормально.

— Ойкава.

— Что? — в трубке раздавалось обиженное сопение, и Ивайзуми улыбнулся.

— Спасибо.

— Ладно.

— И за лагерь тоже.

— Тогда увидимся завтра, — судя по голосу, Ойкава заулыбался в ответ. Засыпал Ивайзуми
разбитый, но совершенно счастливый. И с мыслью, что в следующий раз они все же поедут на
синкансене, потому что начнутся каникулы и никуда не придется торопиться.

***

Ночью Ивайзуми просыпался несколько раз. От бесконечного полета, судорог в мышцах. А

еще не хватало Ойкавы. Ивайзуми вертелся, пытаясь найти положение поудобнее, и
инстинктивно отодвигался от края кровати — оттуда, где должен быть Ойкава. Вообще-то
это отдавало маразмом — думать, что не хватает Ойкавы, для того, чтобы лишний раз не
прикоснуться к нему.

Утром он проснулся сам, но чувство обновления, какое бывает после интенсивных

тренировок, так и не наступило. Сознание было мутным, мышцы казались то киселем, то
неотесанными кусками дерева самых твердых пород, и к горлу все еще подкатывала
тошнотворная усталость. Даже школьная сумка казалась неподъемной.

С Ойкавой они встретились на перекрестке — тот насвистывал, и вид имел еще более
невыспавшийся, чем Ивайзуми. И стоило им показаться на глаза команде, как у тех застыли
приветственные возгласы на губах, а Куними меланхолично заметил:

— Ивайзуми-сан, вы выглядите так, будто полгода работали рикшей.

Ойкава хихикнул, и Ханамаки безжалостно добавил:

— А ты — весь год.

— Эй, где твое уважение к своему капитану? — возмутился Ойкава.

Препираясь, они дошли до школы. Пока Ивайзуми переобувался, усевшись прямо на полу,
рядом остановились стройные ножки с аккуратными круглыми коленками. Ивайзуми
медленно поднял глаза: Нацу-чан улыбалась так широко, как будто действительно была рада
его видеть.

— Привет! — сказала она. — С возвращением.

— А, — Ивайзуми продолжал смотреть, пока не понял, куда именно он пялится. Тогда он

отвел взгляд, чувствуя, как краска заливает лицо и шею. — Привет.

— Тяжело было? — спросила она с неприкрытым сочувствием, и Ивайзуми покраснел еще

больше.

— Нормально, — ответил он. — Просто непривычно. — Он встал и зачем-то одернул

пиджак. Ойкава уже куда-то свалил, никого из команды тоже не было видно, а вокруг кипела
жизнь, готовясь к линейке.

— А я читала про этот лагерь. — Нацу быстро приноровилась к его шагу. — На сайте
писали, что тренировки там адские. И выживают только самые сильные и упорные.

Ивайзуми хмыкнул.

— Это точно.

Они остановились на крыльце, немного в стороне от спешащего в обе стороны потока. Солнце
заливало голову Нацу, и казалось, что вокруг нее светится легкий ореол. Вообще-то, если так
подумать, он никогда не встречался с девочками, даже просто так, без всяких свиданий. И
понятия не имел, как это делается, но… Он набрал в грудь побольше воздуха и сказал:

— Давай завтра куда-нибудь сходим?

Нацу просияла и закивала головой так быстро, что волосы взлетели пышной волной.

— После школы? — спросила она.

— Можно после школы, — кивнул Ивайзуми и спохватился. — А что ты любишь? Можно

посидеть в кафе. Или сходить в кино.

— А давай просто погуляем! Или на роликах покатаемся… Или ты не умеешь?

— Умею, — удивленно сказал Ивайзуми. Свидания он представлял себе как-то иначе. —

Давай на роликах.

Вообще-то, ему было все равно — хоть на лыжах. На лыжах, впрочем, он тоже мог ходить.
Хотя единственный раз, когда он попробовал слалом, закончился головой в сугробе.
Родители до сих пор вспоминают.

Они расстались, когда прозвучал сигнал к линейке. Пробираясь к своему классу, Ивайзуми
прошел мимо Ойкавы. Тот стоял, глядя перед собой, и кусал губы — бледный почти до
синевы.

А затем начались занятия, и Ивайзуми выбросил из головы все — от свиданий до Ойкавы.

Первые тесты, как выяснилось, стояли в расписании на завтрашний день, и Ивайзуми к вечеру
напоминал сам себе набитую под завязку корзину с рисом, неудобную, неподъемную, но
напичканную полезным содержимым. И почему он решил, что тренировочный лагерь — это
тяжело?

Все три теста он сдавал, почти не осознавая, что делает. Бездумно обводил кружочки,
выхватывая из ошметков памяти что-то, что смутно напоминало правильный ответ, точно так
же переписывался с Ойкавой, который тоже с разбегу влетел в тесты, хотя и по другим
предметам, черкал на полях плоские профили годзилл и снова обводил кружочки и ставил
галочки.

Когда учитель забрал листок с последним тестом, Ивайзуми задыхался от усталости. Нацу-
чан ждала его возле двери, взглянула в его лицо и испуганно ойкнула.

— Знаешь,— сказал Ивайзуми, — давай просто где-нибудь посидим.

В маленьком кафе недалеко от школы делали вкусные пирожные — эту ерунду Ивайзуми
знал от Ойкавы, который был в курсе всего того, чем интересуются девушки. Если забраться
в дальний уголок, то никто не будет на них обращать внимания.

Нацу болтала без умолку. И этот веселый девичий щебет действовал успокаивающе. Когда
Ивайзуми допил вторую чашку кофе, то с удивлением понял, что втянулся в разговор. Нет,
его не особенно интересовали школьные сплетни, но разговор оказался неожиданно легким и
приятным. Нацу рассказывала о себе и своих увлечениях, а еще она умела слушать.

Когда за окном стемнело, они выбрались на улицу и медленно пошли по тротуару. Навстречу
попадались парочки, и когда Нацу нерешительно коснулась его ладони, Ивайзуми
придвинулся ближе.

Под старой сакурой всегда было полно народу, но как это часто бывает, в толпе легко
чувствовать себя незаметным. Она скрывает лучше всяких покровов и тайных мест. Хочешь
спрятаться — иди прямиком в толпу. Даже усталость, лежавшая эти дни на плечах тяжелым
камнем, отступила. Ивайзуми видел, как в сумерках вспыхивают огоньки сигарет, а тонкие
листья дрожат на ветру, накрывая сознание едва слышным шелестом. Мир вокруг обрел
прозрачность и четкость. Дымка, застилавшая глаза, рассеялась, хотелось просто дышать и
дышать. Ладонь Нацу казалась обжигающей, но поцелуй получился мягкий и осторожный.
Ивайзуми касался ее губ, и теплое возбуждение окутывало его с ног до головы.

Он не был влюблен в эту девушку, но она была симпатичной, и у них могло все получиться.
Сегодняшняя встреча — только начало. Сознание продолжало плыть, когда Нацу прижалась
к нему, пряча лицо на груди. Какая она, оказывается, маленькая — макушка как раз под
подбородком.

Они будут узнавать друг друга все лучше и лучше, пока, наконец, не полюбят — и тогда
появится самая настоящая страсть. А может, он влюбится намного раньше, и от ощущения —
еще не счастья, а его предвкушения, сжимало грудь.

Оказывается, это очень важно — чтобы был рядом кто-то, кто тебя понимает. И есть вещи
важнее секса, удовлетворения или страсти; вот это взаимопонимание без слов, о котором
всегда мечталось. И эта чужая ему девочка может стать одним из самых близких людей.
Даже ближе, чем Ойкава.

Ивайзуми остановился, и Нацу тревожно вздрогнула.

— Что-то случилось? — шепотом спросила она и легонько сжала его ладонь. — Домой пора?

— Я тебя провожу.

Ивайзуми потянул ее собой, и они выскользнули из густой толпы, словно оказавшись

раздетыми. В голове царил сумбур, мысли — неумные и бестолковые, судорожно плясали, не
желая выстраиваться в цепочку.

Нацу пыталась протестовать, убеждая, что проводить ее до автобуса — будет вполне

достаточно, но Ивайзуми поехал с ней. Они вышли у ее дома, и долго стояли, прижавшись
друг к другу, и сердце билось спокойно и ровно.

Мысли, наконец, остановились, и Ивайзуми смотрел на них так, словно они были чужие,
принадлежали кому-то другому, не ему. Они были неправильные, но логичные. Он думал,
например, о том, что никогда не любил Ойкаву в том смысле, какой подразумевает
романтика. Но при этом тот был и, наверное, навсегда останется самым близким для
Ивайзуми человеком, тем, кто с самого начала их знакомства понимал его лучше кого бы то
ни было. Он думал, что эту девочку он тоже не любит, зато она симпатичная, и свидания с
ней будут, несомненно приятными — по телу все еще бродило то вязкое тепло, рожденное
поцелуем под раскидистым деревом. И сейчас ему казалось, что это просто нечестно — если
ему все равно с кем, то почему действительно не с Ойкавой? Почему с первой встречной
девочкой, которая оказалась настолько смела, что решилась заговорить о свидании? Она уж
точно заслуживает чего-то большего. Хорошего парня, который влюбится в нее с первого
взгляда, и пойдет гулять потому что она ему понравится, а не потому, что никого не
подвернулось раньше.

От этих мыслей на языке горчило, и Ивайзуми повернулся к Нацу. Та держалась за дверную

ручку и улыбалась так светло, что стало только хуже.

— До встречи, — помахала рукой Нацу, и Ивайзуми кивнул. Он не был уверен, что встреча
будет, но сейчас говорить о таком казалось ему сущим свинством.

Автобуса он решил не дожидаться, и медленно побрел вдоль дороги. Ноги налились

тяжестью, двигаться не хотелось, но он упрямо шагал, перебирая, препарируя собственные
мысли и чувства. Его тошнило от самого себя, от того, что придется сказать Нацу «Ты очень
хорошая, но…». Этих самых «но» Ивайзуми слышал в своей жизни бессчетное количество
раз, вместе с перечислением собственных достоинств, о которых ему не хотелось слушать.

И в то же время его накрывало облегчение. Нет, его не мучило чувство вины с той поры, как
Ойкава прокололся, ничего подобного. Если бы Ивайзуми влюбился, чувства Ойкавы не
имели бы никакого значения. Но ему казалось мучительно несправедливым встречаться с
незнакомым человеком, строить отношения с нуля, зная, что рядом есть тот, кто был, есть и
будет ближе любого в этом мире.

Когда он добрался до дома, совсем стемнело. У Ойкавы горел свет, и ноги сами понесли к
двери. Она открылась раньше, чем Ивайзуми нажал на кнопку звонка. На пороге стояли
родители Ойкавы, нарядные и оживленные.

— Хаджиме-кун, — мама Ойкавы расцеловала его, крепко обнимая — сколько Ивайзуми

себя помнил, она всегда улыбалась, в отличие от сурового, всегда хмурого Ойкава-сана. —
Тоору у себя, — улыбка ее поблекла. — Хорошо, что ты пришел, надеюсь, в школе не было
неприятностей? Он ничего не ел и настроение было плохое.

— Я присмотрю за ним, — привычно сказал Ивайзуми, провожая их до машины. —

Свидание? — неловко пошутил он, но Ойкава-сан расцвела.

— Да, — она снова улыбнулась и с нежностью посмотрела на мужа. — Давно мы никуда не

выбирались.

Ивайзуми дождался, когда машина отъедет, и только тогда вошел в дом. Царила тишина и
темнота. Но он безошибочно нашел лестницу, и принялся подниматься на второй этаж. Из-за
двери Ойкавы выбивалась полоска света, и Ивайзуми толкнул створку, входя внутрь.

Все, что могло быть перевернуто, было перевернуто; все, что могло быть разбросано, было
разбросано; все, что могло быть разбито, было разбито. Ойкава лежал на футоне, как был, в
одежде, но по привычке закутавшись в одеяло с головой, и спал. Во сне его мокрые ресницы
вздрагивали, под веками двигались глазные яблоки, дышал он тяжело, иногда сглатывал, как
будто его горло сжималось.

Ивайзуми наклонился, поднимая какой-то обрывок. Часть фотографии. Он узнал снимок —

тот всегда висел над футоном, приколотый к стене. Их с Ойкавой снял, кажется, Ватари —
отец купил ему какую-то навороченную камеру, и он надоел хуже голодного ёкая, бегая с ней
наперевес и щелкая всех подряд. Этот снимок он торжественно вручил Ойкаве, назвав
произведение фотографического искусства «Сила нашей команды». На ней Ивайзуми и
Ойкава, вцепившись друг в друга, хохотали прямо в камеру, потому что за миг до этого
Ханамаки свалился в загаженный утками пруд.

Ивайзуми тихо подошел ближе. Сейчас было видно, что на щеках у Ойкавы еще не просохли
дорожки слез, а губы были искусаны. На столе лежали фрагменты фотографии — как будто
Ойкава спохватился, и решил восстановить снимок. Но многих кусочков не хватало.

Ивайзуми положил рядом тот, что поднял, выключил свет и тихо вышел. Ему надо было
подумать.

***

Перед своим домом он постоял, глядя на освещенные окна. Родители точно не спали, а вот у
сестры и близнецов было темно. Он достал телефон.

— Хаджиме, ты заблудился? — поинтересовалась мама.

— Нет, — он засмеялся. — Под окнами стою.

— Что-то случилось? — сразу насторожилась она.

— Нет, просто… — он замялся. — Короче, не теряйте, мне надо погулять и подумать.

Мама замолчала, Ивайзуми слышал приглушенный разговор с отцом.

— Не перебуди весь дом, когда вернешься,— проговорила наконец мама, и Ивайзуми

улыбнулся.

— Есть, мэм.

До реки идти было минут пятнадцать, и Ивайзуми даже пожалел, что отправился именно
туда. Но когда спустился по отлогому берегу и вдохнул запах воды, то подумал, что все
сделал правильно. По ногам тянуло прохладой, тихий плеск волн, бьющихся о камни,
успокаивал.

Наверное, не нужно быть слишком умным, чтобы не понимать — его сегодняшнее свидание и
состояние Ойкавы связаны. По сути Ивайзуми впервые видел, как хреново Ойкаве было все
это время. Тот, оказывается, слишком много не позволял себе при Ивайзуми. А ведь у них
случались разговоры о девушках — не специально, просто так получалось. Ойкава всегда
оставался собой — подтрунивал, издевался, иногда давал дельные советы. Но ни вчера, ни
сегодня его не было видно и слышно, хотя он первым интересовался успехами и сетовал,
качая головой: «Ива-чан, ты безнадежен с девушками».

Ивайзуми стянул с себя куртку, положил на землю и уселся у самой кромки воды. Может
быть, стоило разбудить Ойкаву, сказать «Вытри сопли, придурок. Я выбираю тебя», но это
было бы слишком мелодраматично, Ивайзуми бы стошнило на месте. К тому это было бы
неправдой.

«Мы можем попробовать, потому что мне одиноко и все равно с кем» — это совсем не то,
что «Я выбираю тебя». Ивайзуми оборвал травинку и растер между пальцами. Острый запах
зелени рождал какие-то смутные воспоминания — кажется, они с Ойкавой валялись на траве,
пока родители готовили барбекю. Старшая сестра Ойкавы щекотала их обоих, и они, хохоча
во все горло, ползком удирали от агрессивного пришельца в ее лице.

Он поднялся, когда продрог до костей. Медленно поднимаясь по склону, он думал, что

каждый из них будет принимать свое решение. Ойкаве он честно расскажет о причинах. А
тот может рискнуть и попробовать. А еще он не хотел ничего делать сгоряча — ни
расставаться с Нацу, ни обнадеживать Ойкаву. Отец однажды говорил, что принятое решение
должно настояться. Ивайзуми дал себе несколько дней. До окончания экзаменационных
тестов.
 Chapter 5

За последние дни утро превратилось в худшее время суток. Сна категорически не хватало,
чтобы нормально отдохнуть, и иногда Ивайзуми казалось, что он больше никогда в жизни не
выспится. Приходилось заставлять себя подниматься, мышцы при этом были как деревянные.
Зарядку он тоже делал дольше обычного, иначе просто голова отказывалась работать.

Ивайзуми почти ожидал, что принятое вчера спонтанное решение при свете дня покажется
ему донельзя абсурдным. Но пока лежал под одеялом, мучительно пытаясь проснуться,
понял, что ничего не изменилось. Он принял свой выбор как факт, как когда-то принял
собственное желание заниматься волейболом — вместе с Ойкавой и стать лучше Ойкавы.

Под эти мысли Ивайзуми снова задремал и подскочил, только когда мама поинтересовалась,
почему он так закопался. О завтраке пришлось забыть, на занятия Ивайзуми летел так, будто
отоспался за всю неделю, но на линейку все равно опоздал. Не слушая, как директор желает
постараться на экзаменах, Ивайзуми проскользнул в школу.

Дверь в класс Нацу была приоткрыта — Ивайзуми заглянул, но никого не увидел. Удивляться
нечему, вряд ли она проспала линейку. Он зашел в свой класс, сел у окна и посмотрел вниз.
Ученики стекались ко входу бурным темным потоком, где-то среди них была Нацу… Лучше
бы поговорить с ней, и чем раньше, тем лучше. Он сунул руку в карман сумки, пальцы задели
какую-то бумажку. Ивайзуми вытащил и расправил: номер Нацу. Тогда он убрал записку в
сумку, чтобы не потерять во время стирки и забыл про нее.

Ивайзуми достал телефон и бездумно посмотрел на экран. Он плохо представлял, что

говорят в таких случаях. Но твердо знал, что поговорить нужно. Пальцы касались кнопок, не
решаясь нажать. А потом он быстро набрал сообщение.

«Ты классная. Но встречаться будет ошибкой».

Весь урок и даже всю перемену он дергался, ожидая ответа. Потом засомневался и проверил,
точно ли на тот номер отправил. Потом задумался, а ее ли это номер…

Во время обеденного перерыва под их общим любимым деревом Ойкава плюхнулся рядом.
Выглядел он как жизнерадостный идиот, и Ивайзуми проворчал:

— Ненавижу, когда ты это делаешь.

— Делаю что, Ива-чан? — Ойкава помахал проходящим мимо девушкам.

— Изображаешь веселье. От твоей фальшивой улыбки у меня челюсть ноет.

В этот момент в кармане звонко перекатился сигнал входящего сообщения, Ивайзуми

схватился за телефон — и разочарованно захлопнул крышку, всего лишь реклама.

— Не она? — бесцветно поинтересовался Ойкава, и Ивайзуми вскинул глаза: Ойкава больше

не улыбался, и сразу же стали заметны покрасневшие белки, а сам он показался выцветшим и
бледным до синевы.

— Нет, не она, — покачал головой Ивайзуми и нерешительно сказал: — Слушай, Ойкава, нам
надо будет поговорить…

— Я понял, — тот резко поднялся, — но не сегодня, ладно?

Ойкава пошел прочь быстро, почти побежал, столкнулся с кем-то из девчонок, сбивчиво
извинился и устремился дальше.

Ивайзуми перевел взгляд на его коробку с обедом — почти ничего не съел, придурок.

— Что это с ним? — присел рядом Мацукава.

Ивайзуми оперся спиной о ствол дерева и прикрыл глаза:

— Устал, наверное. Я с ним поговорю.

— Тяжело там было, да?

Ивайзуми вспомнил постоянный бег, отжимания, работу со скакалкой, и нормативы,

нормативы, нормативы…

— Нормально, — сказал он.

Сообщение от Нацу пришло только к концу последнего экзамена и было очень коротким:
«Тебе нравится кто-то другой?».

Ивайзуми обвел кружком оставшийся ответ, убрал ручку и протянул листок с тестом
учителю — тот молча указал на дверь. В коридоре тянуло прохладой, и Ивайзуми быстро
набрал:

«Не по телефону. Давай встретимся и поговорим».

Дверь соседнего класса скрипнула, и оттуда на цыпочках выбралась Нацу. В руках она
держала телефон.

— Сдала? — негромко спросил Ивайзуми.

Та вздрогнула и быстра оглянулась.

— Привет, — улыбнулась она неловко. — Сдала. А ты?

— Я тоже.

Они неловко замолчали.

Ивайзуми вздохнул.

— Тогда пошли, — он чувствовал себя не в своей тарелке, галстук душил, — поговорим?

Нацу кивнула, и они побрели на улицу.

— Прохладно как, да? — она зябко повела плечами, и Ивайзуми стянул с себя пиджак,
накидывая ей на плечи.

Они добрались до дальней части школьной территории и уселись на скамью. Настроение было
паршивое, и что говорить, Ивайзуми не представлял. Они просто сидели и молчали, пока он
смущенно не сказал:

— Слушай, извини… — Ивайзуми взъерошил волосы. — Черт. Дурацкая ситуация. Ты

классная, правда.

— Почему тогда? — Нацу смотрела спокойно, только на переносице залегли две морщинки.

— Просто, — Ивайзуми посмотрел на небо, затянутое облаками. — Просто… это не

правильно, быть с кем-то, только потому что встречаться с девчонкой — это круто.

И только после этого сообразил, что ляпнул.

— О господи, — он закрыл лицо руками.

Нацу тихо засмеялась, а Ивайзуми почувствовал, что краснеет.

— Ты такой старомодный, Ивайзуми-кун, — сказала она.

— Серьезно? — он уставился изумленно.

— Ага. Ведь сейчас парни с девушками встречаются просто так, что в этом особенного? —
она пожала плечами.

Ивайзуми покачал головой. Наверное, если бы не Ойкава, так бы оно и было. Нацу, по сути,
угадала, что это все из-за кого-то другого… И в то же время он чувствовал огромное
облегчение — не только от того, что разговор, наконец, состоялся, но и оттого, что стало
ясно — он ничуть не жалеет о своем решении. Конечно, может оказаться, что он
промахнулся, и у них с Ойкавой ничего не получится, но лучше попробовать.

Нацу резко вскочила и решительно улыбнулась, стягивая с плеч его пиджак.

— Спасибо, что поговорил со мной. Но знаешь, — ее глаза сердито блеснули. — Если у тебя
с ней ничего не получится, даже не думай подкатывать ко мне!

Она вручила пиджак Ивайзуми и решительно зашагала прочь.

Ивайзуми вздохнул, кинул пиджак на траву и улегся на землю. Смертельно хотелось спать, и
солнце вышло из-за облаков, согревая лицо. Звонок вырвал из дремы. Ивайзуми зашарил в
карманах, пытаясь нащупать телефон. Пока он сообразил, что лежит на пиджаке, пока
обшарил все карманы, звонок замолчал. Но потом зазвенел снова: Ойкава.

— Чего тебе, придурок? — Ивайзуми зажмурился в летнее солнце и улыбнулся в трубку.

Голос Ойкавы был сухим:

— Ива-чан, у нас сегодня общекомандный сбор. Если ты очень занят, то обойдемся и без
тебя.

— Черт, Ойкава, ты все настроение испортил.

— Ну извини, — Ойкава бросил трубку.

Ивайзуми посмотрел на экран телефона — несколько сообщений, а он и не заметил.

Собрание команды — в шестнадцать ноль-ноль. А сейчас времени… Он глянул на часы: без
пяти. Да твою же мать, Ойкава.

Ивайзуми влетел в спортивный зал, проклиная все на свете — Ойкаву, надетую наизнанку
футболку, запутавшиеся шнурки… Влетел и сразу же споткнулся о кого-то… обо что-то…
Сообразить он ничего не успел, сила ускорения понесла вперед, и он едва успел подставить
руки, отталкиваясь от пола и делая кувырок в воздухе вперед.

Он приземлился на обе ноги, проседая и замер. В зале царила мертвая тишина. Вдруг
Ханамаки громко присвистнул, а Ойкава сзади протянул:

— Отличный кульбит, Ива-чан.

Ивайзуми оглянулся: Ойкава сидел перед дверью и вид имел крайне встрепанный. И,
кажется, именно он и был тем самым препятствием. Ивайзуми понял, что теряет дар речи.

— Ойкава, ты больной? — беспомощно спросил он. — Я тебя слишком сильно ударил в

последний раз?

— Ойкава-сан решил, что вы не придете, и решил пострадать по этому поводу, —

флегматично сдал своего капитана Куними.

Ивайзуми понял, что больше ничего не будет говорить. Иначе убьет Ойкаву прямо там, на
месте. А тот, когда думал, что его никто не видит, потирал бок — синяк должен быть
приличный, Ивайзуми споткнулся от души.

— Дебил, — шепнул Ивайзуми Ойкаве в ухо, и тот с такой силой подпрыгнул, что врезал
макушкой по челюсти.

— Ива-чан!

Ойкава схватился за голову, а Ивайзуми — за подбородок, Ханамаки хохотал так, что

выступили слезы, а Киндаичи несчастно вжимал голову в плечи, переводя умоляющий взгляд
с Ойкавы на Ивайзуми и обратно.

— Вообще-то, — заметил Ирихата, осуждающе поглядывая, — мы собрались сегодня, чтобы

обсудить дальнейшие планы на сезон. А заодно решить, кто из новичков войдет во второй
состав.

Ивайзуми подумал, что идиотизм заразен и раздраженно покосился на Ойкаву.

***

Из школы впервые за несколько дней они шли вдвоем — пока Ивайзуми разбирал свой
шкафчик в клубной комнате, Ойкава тоже закопался. В итоге, когда они закончили, все
ребята разошлись, Ивайзуми едва успел поговорить с Ватари. Стало прохладно, и пришлось
натянуть пиджак, пока Ойкава запирал помещение.

Сейчас был хороший момент, чтобы начать тот самый разговор. Ивайзуми набрал в грудь
побольше воздуха, открыл рот, но Ойкава перебил его:

— Ива-чан, пошли быстрее? Хочу успеть позаниматься, завтра два последних теста. И лучше
бы мне их сдать сразу.

Он потянул Ивайзуми за рукав, и всю дорогу болтал, не умолкая. Расстались они только у
перекрестка, и Ойкава рванул домой так, будто Ивайзуми за ним гнался. Что за идиот.

Дома он бросил сумку, забрался душ и долго стоял под теплыми струями. Завтра у них
последние тесты, послезавтра — результаты, а потом — день рождения Ойкавы, после
которого они возвращаются в лагерь.
В комнате он долго выбирал джинсы из десятка почти одинаковых и искал футболку — пока,
наконец, не оделся в первое, что попалось под руку и не сел на пол. Стоило сразу признаться
себе — начинать разговор с Ойкавой было страшно. Когда-то Ивайзуми решил забыть о том
происшествии в тренировочном лагере команды из-за того, что не хотел ничего менять в их с
Ойкавой отношениях. Терять то, что есть. Сейчас он делал нечто противоположное. Аааа,
где логика? Он взъерошил еще мокрые волосы, схватил телефон и выбежал на улицу.

Теплый ветер остудил горящее лицо, и Ивайзуми набрал сообщение.

«Ойкава».

На этом его мысль встала. Он десять раз начинал писать и постоянно стирал получившееся.
Все казалось каким-то тупым и жалким, давно Ивайзуми не ощущал себя таким придурком.
Наконец, он махнул рукой.

«Ойкава, что бы ты сказал, если бы я предложил тебе попробовать?»

Ивайзуми зажал телефон в руке. В конце концов, Ойкава мог лечь спать. Или слушать
музыку. Или… Телефон завибрировал ответом.

«Попробовать — что? Научить тебя целоваться?»

«Дебил. Чему там учиться?»

«А, так вы с ней уже целовались?»

«Извращенец».

«Ты первый начал» — «Так что там у тебя? Ойкава-сан выслушает и даст совет».

«Недоумок, мне не нужны твои советы. Я предлагаю тебе встречаться».

На самом деле Ивайзуми не очень понимал, почему разговор зашел туда, куда он зашел. Это
Ойкава был в него влюблен, и он должен был предлагать встречаться и все такое. Ивайзуми
так и написал Ойкаве вдогонку.

Ответ пришел только через несколько минут.

«Она тебя бросила?»

«Нет».

«Тогда что?»

«Если пробовать с кем-то, в кого я не влюблен, то лучше это будешь ты».

«Ива-чан, я так не могу. Нам нужно нормально поговорить».

Ивайзуми дошел до белых ворот со знакомым утопленным в массивную чашу звонком.

Набрал код и проскользнул во двор.

«Открой, я под твоей дверью».

Он привалился плечом к косяку и принялся ждать.

Через минуту дверь тихо щелкнула, и в проеме появился Ойкава. Он сжимал телефон в руке с
такой силой, что Ивайзуми почти слышал треск корпуса.

— Ива-чан, — голос у Ойкавы был очень усталый. — Я не собираюсь играть с тобой ни в

какие игры. Я…

— Ойкава. Заткнись и пошли.

— Куда? — растерялся тот.

— Да куда угодно. Хоть к тебе, хоть ко мне, хоть на улицу, — Ивайзуми напомнил себе, что
знал — легко не будет.

— Ко мне.

Ойкава поднимался по лестнице впереди, мягко ступая босыми ногами, и Ивайзуми смотрел
на открытую шею в вырезе футболки. В его комнате царили порядок и полумрак, правда,
многих вещей недоставало. Зато стоял новый монитор. На столе ворохом были сложены
тетради, одеяло на футоне выглядело примятым.

Ойкава уселся на пол и пожаловался:

— Ничего в голову не лезет, мне кажется, тесты у меня скоро из ушей польются.

— Осталось два теста, а потом мы возвращаемся в лагерь, — рассеянно ответил Ивайзуми.

— Как ты думаешь, когда начнется волейбол?

— Когда начнутся хотя бы специализированные упражнения, — фыркнул Ойкава и сцепил

руки в замок на коленях.

— Зачем? Они же для начинающих.

— Считаешь, нам не нужно оттачивать технику?

— Но ведь цель лагеря совсем другая, — возразил Ивайзуми.

— Угу, уморить нас до смерти.

Они замолчали. Ивайзуми смотрел на задумчивое лицо Ойкавы и пытался подобрать слова.
Тот вдруг вздохнул.

— Ива-чан, — тихо проговорил он. — Я не знаю, что у тебя случилось. Но ты говорил вещи,
которые, — он глубоко, судорожно вздохнул, — с которыми нельзя шутить. У тебя есть
минута, чтобы передумать. Что ты уйти со словами «я пошутил» и «мне это не нужно».
Понимаешь?

Ивайзуми кивнул. Иногда Ойкава менялся, становясь совершенно серьезным, и тогда он

немного пугал. Прямо как сейчас. А Ойкава продолжил:

— Потому что потом я тебя не отпущу. Я не позволю тебе уйти. Я…

Ивайзуми видел, как его сотрясает дрожь, как побелели пальцы, когда он с силой сжал
колени.

— Мне на самом деле все равно, что произошло, — речь его звучала сбивчиво и невнятно. —
Мне все равно, я готов на любое унижение. На что угодно, потому что я схожу с ума, ты
понимаешь? Мне все время так больно, что трудно дышать, я каждый день ломаю себя,
чтобы не бежать к тебе под дверь и скулить, Ива-чан. Но я тебе дам эту минуту, хорошо?
Поэтому уходи прямо сейчас.

Ивайзуми встал и одернул футболку. Ойкава сидел, закрыв глаза, из-под век выкатились две
слезинки. Ивайзуми подошел к Ойкаве, опустился сзади и уткнулся лбом ему в плечо.

— Знаешь, она такая классная девчонка. Веселая. Симпатичная. И грудь у нее… Нормальная,
в общем, грудь, понимаешь? Но она мне не нравится как девушка. То есть, нравится, конечно,
но без всякой романтики, я бы ей… О господи. Короче, я подумал, что обязательно ее
полюблю, со временем. А потом подумал, почему тогда не ты? Я и тебя могу со временем, а
знаю я тебя уж точно получше…

Ивайзуми замолчал и отстранился. Ойкава мелко дрожал, потом плечи его затряслись, и
сначала показалось, что Ойкава рыдает. И лишь через миг дошло, что он смеялся.

— Ива-чан, — Ойкава хохотал, зажимая себе рот ладонью, — господи, Ива-чан, ты это все
серьезно? Что ты за идиот!

— Эй, — возмущенно сказал Ивайзуми, — я могу и передумать.

А Ойкава все хохотал и хохотал, его корчило смеха, по щекам текли слезы, пока Ивайзуми не
осознал, что здесь что-то не так. Он дернул Ойкаву на себя и тут же оказался прижат к полу с
такой силой, что из глаз посыпались искры. Ойкава продолжал смеяться.

— Я тебя сейчас ударю, — предупредил Ивайзуми.

— Нет, — Ойкава вдруг затих. — Ты никогда не бьешь, если предупреждаешь.

Он нависал над Ивайзуми, и тот видел, как дрожат его руки. А потом Ойкава осторожно
опустился рядом, вжавшись лицом в плечо.

— Твоя минута истекла, Ива-чан, — прошептал Ойкава.

— Мы просто попробуем, — так же тихо ответил Ивайзуми, через рукав футболки ощущая
тепло дыхания. — Вдруг у нас получится.

— Да, — ответил Ойкава. — Только, пожалуйста, пусть это мне не снится.

И Ивайзуми от души врезал ему кулаком под ребра.

Ойкава взвыл, и Ивайзуми запоздало вспомнил, как сегодня он об него споткнулся.

— Черт! Прости!

— Зато я теперь точно знаю, что не сплю.

— Что меня в тебе поражает, так это умение найти плюсы в чем угодно, — вздохнул
Ивайзуми.

Дыхание Ойкавы было ровным и спокойным.

Осторожным.

— Ива-чан, — проговорил он.

— Чего?
— Будет сложно, да?

— Ага.

— И не сразу?

— Точно.

Ивайзуми поймал его ладонь, скользящую по животу в опасной близости от паха, и прижал.

— Ива-чан, — шепнул Ойкава.

— Ммм…

— Спать хочется.

— Ага. Сейчас пойду.

— Скажи своей маме, что остаешься у меня.

— А первого свидания у нас не будет?

Но Ивайзуми уже нащупывал в кармане телефон. Разговор с мамой был короткий, правда.
Она, зевая, поинтересовалась — поссорились с Тоору-чаном, что ли, и теперь там миритесь?
Ивайзуми посмотрел на лохматый затылок:

— Вроде того.

— Ладно, мальчики, только школу не проспите. А тебе еще за вещами возвращаться.

— Спасибо, мам.

Ойкава лежал и смотрел на него блестящими глазами. В груди отдавались его ровные удары
сердца.

— Ива-чан, — опять позвал он.

— Ну что еще?

— А если мы встречаемся, то мне тебя можно будет целовать, когда ты спишь?

Ивайзуми открыл рот, закрыл, но не выдержал и затрясся от смеха.

— Господи, Ойкава, — всхлипнул он, продолжая смеяться. А потом замолчал. — Да.

Можешь. И нет, мы не будет сегодня спать вместе, понял? Доставай второй футон, засранец.

— Хорошо! Но положу его рядом, ладно?

— А когда мы делали по-другому?

Ойкава уже доставал из шкафа второй футон — его купили специально для Ивайзуми, когда
стало ясно, что вдвоем они с Ойкавой на одном уже не помещаются. Навалилась тяжесть и
сонливость, весь сегодняшний день: экзамены, разговоры с Нацу и Ойкавой — вымотали до
предела. И Ивайзуми задремал, едва упал на свой футон. И уже сквозь сон почувствовал, как
Ойкава осторожно взял его за руку и сжал ладонь. Сил осталось только на то, чтобы ответить
легким пожатием.
 ***

Ивайзуми проснулся раньше Ойкавы. И долго смотрел на свою ладонь в его. За ночь Ойкава
так и не разжал пальцы, и теперь, наверное, отлежал руку. Ивайзуми вздохнул и осторожно
высвободился.

Попытался высвободиться.

Ойкава вдруг так сжал руку, что Ивайзуми вздрогнул. И встретился с затуманенным
взглядом Ойкавы.

— Первое, — сказал Ивайзуми. — Тебе ничего не приснилось. Второе: ты сейчас же

отпускаешь мою руку. Третье: мы опаздываем нахрен на экзамен.

Глаза Ойкавы широко распахнулись, а потом до Ивайзуми дошел смысл собственных слов:
они опаздывают на экзамен. И немедленно смели друг друга вихрем движений, толкаясь,
рванули одновременно в ванную и одновременно начали умываться, а Ивайзуми, пока Ойкава
метался по комнате, рванул домой.

В итоге он умудрился даже не опоздать на линейку, и едва не свернул челюсть от скуки, пока
завуч длинно и нудно говорил о важности последнего экзаменационного рубежа. Причем
Ивайзуми казалось, что в прошлом году он слышал точно такую же речь.

После линейки Ойкава нагнал его у входа, и Ивайзуми задумался, что изменилось. Выглядел
он таким же сонным, как сам Ивайзуми в последнюю неделю, под глазами были темные от
круги от усталости — и все равно Ойкаву будто подсветили изнутри. В глазах плескался
солнечный свет, а на губах играла едва заметная улыбка.

Улыбка. Легкая, без капли фальши, настоящая. Та самая, которую Ойкава посылал
Ивайзуми, когда пасовал ему. Или немного сонная, когда они устраивались смотреть какой-
нибудь фильм: «Ива-чан, у меня есть отличный фильм про пришельцев из космоса, но мы, так
и быть, будем смотреть новую Годзиллу, смотри, на какие я иду жертвы ради тебя». Потом
они, конечно, смотрели и Годзиллу, и пришельцев, и еще что-нибудь, пока глаза не начинали
закрываться — хорошее было время, которое закончилось вместе с тем поцелуем. Но сейчас
Ивайзуми думал, что, может быть, оно вернется. Вместе с улыбкой.

Жаль только, что настроение Ойкавы не передавалось учителям, да и экзамен оказался сущей
мукой. Ивайзуми неплохо читал по-английски, довольно легко переводил, да и с тестами у
него проблем никогда не было. Но устная часть вызывала дрожь, панику и приступ
косноязычия такой, что иногда казалось — он и японский-то начал забывать.

Из кабинета он выбрался одним из самых последних, нагруженный дополнительными

вопросами, как Ватари подачами во время игры с Шираторизавой, зато с законными ста
баллами, которые пришлось выгрызать зубами. Японская литература показалась ему после
этого отдыхом, он и не переживал за оценку — даже если будет ниже восьмидесяти, они
никак не повлияют на его балл, нужный для поступления на тот факультет, который он
когда-то выбрал. И все равно полученные «100» грели.

Сидя на уроках и глядя в окно, Ивайзуми размышлял, зачем их ставят в день экзаменов. Все
равно никто не слушает, к тому же завтра — последний день учебы, когда объявят все
результаты, вывесят таблицу успеваемости и список тех, кто остается в школе на
дополнительные занятия и пересдачу. Ивайзуми искренне надеялся в их число не попасть, но
шансы были — результаты пары тестов до сих пор не вывесили.
За окном оглушительно орали воробьи, школьный двор пересекла группа ребят, и Ивайзуми
узнал среди них Нацу. Наверное, учителя их отпустили. Повезло. Но потом он увидел
преподавателя. Тот собрал вокруг себя учеников и заговорил. Пожалуй, нет, не повезло.
Ивайзуми не сказать, чтобы не любил занятия на свежем воздухе, но предпочитал, чтобы это
была физкультура, а не лекции по истории или литературе. Он снова посмотрел на учителя,
украдкой оглядел класс — кое-кто слушал, но в основном, все осоловело смотрели перед
собой. Ивайзуми улегся на скрещенные руки и прикрыл глаза.

И вздрогнул, когда прозвенел звонок с урока. Дежурные уже потянулись к доске, загрохотали
отодвигаемые стулья, и школа ожила от звуков перемены.

— Сегодня все, у кого назначены консультации, идут заниматься, и я желаю вам удачи. Те,
кто все экзамены сдал, подойдите ко мне, — объявил учитель.

Ивайзуми расписался на большом листе напротив своей фамилии — предметы, которые он

сдавал, были отмечены галочками. Только сейчас он осознал, что наконец-то все — школа
закончилась на ближайший месяц, даже больше; на это время можно будет выкинуть учебу,
сосредоточиться на тренировках и подумать о будущем. Не том, о котором постоянно
твердили учителя и родители, а о том, которого бы он сам хотел для себя.

Ноги сами понесли в волейбольный зал. Из-за двери раздавались глухие звуки ударов о
волейбольный мяч. Переобуваясь, он прислушивался и улыбался. Подачу Ойкавы он бы узнал
из тысячи. Ивайзуми открыл дверь, ступая внутрь, и легко отбил пущенный к нему мяч.

Показал Ойкаве кулак и сбросил пиджак, засучивая рукава. Подтянул поближе сетку с
мячами, достал один и примерился. Силовая подача — это хорошо, но давно хотелось
освоить что-нибудь вроде планирующей. Если мячу придать правильное вращение, то он
будет нырять за сеткой как угодно непредсказуемо.

Ивайзуми подбросил мяч и на пробу ударил. Мяч вильнул куда-то в сторону, даже не долетев
до сетки, но Ойкава никак не прокомментировал — просто стоял и задумчиво смотрел.
Улыбался.

— Не смотри на меня так, — пробурчал Ивайзуми. — А то все из рук валится.

— Не придумывай. Но ты неправильно подаешь планер.

— Я хочу не совсем планер. Я хочу… — Ивайзуми задумался, пытаясь подобрать слова, — я

хочу чендж-ап.

— Любопытно, — Ойкава подошел ближе, глядя блестящими глазами. — Попробуй.

— Думаешь, стоит? — Ивайзуми постучал двумя руками мячом об пол.

— Параллельно с твоей обычной силовой подачей это может быть интересно.

Ивайзуми кивнул:

— Я так и планировал. Но в прыжке пока не получается, буду тренироваться так.

Он снова подбросил мяч и ударил. На этот раз он перелетел сетку, но отчетливо медленно, к
этой подаче успел бы и спящий Куними, причем даже если бы он сидел при этом на трибуне.

— Ива-чан, — позвал Ойкава, когда они оба взмокли и набегались, — пошли в кино?
Ивайзуми посмотрел внимательно — Ойкава выглядел кротко, как ягненок, но в глазах при
этом прыгали наглые ёкаи.

— Что, ухаживаешь? — он почувствовал, что краснеет.

— Ага, — легко отозвался Ойкава. — Надо же с чего-то начинать.

— Боевик,— поставил ультиматум Ивайзуми.

— Как скажешь, Ива-чан.

***

Вообще-то Ивайзуми не волновался. На вопрос мамы честно сказал, что они с Ойкавой
собираются в кино. Близнецы немедленно разнылись, и мама их осадила, сделав страшные
глаза и сказав, что это для взрослых. Ивайзуми торопливо подтвердил, дожевывая кусок
мяса, что, конечно же, для взрослых, и сорвался пораньше, пока те отвлеклись.

Накрыло его, когда он увидел Ойкаву в забитом фойе.

— Я взял на задний ряд, — помахал тот зажатыми в руке разноцветными прямоугольниками.

Ивайзуми сглотнул. Ойкава выглядел предельно серьезным, даже его пряди, обычно
непослушно торчащие, были аккуратно приглажены. То есть, это вроде как самое настоящее
свидание, тем более с Ойкавой, и что ему теперь делать?

— Ты какой будешь попкорн? — деловито спросил Ойкава, подходя ближе, и Ивайзуми

моргнул.

— Я себе что, поп-корн не куплю? — нахмурился он, а потом осекся и покраснел. А вместе с
ним — и Ойкава.

Они стояли друг напротив друга, и ощущал себя Ивайзуми — глупее не придумаешь.
Кажется, в обозримом будущем это станет его основным состоянием, по крайней мере, пока
он не разберется, что им, черт возьми, делать на свиданиях. Или типа того.

Ойкава кусал губы и комкал билеты, Ивайзуми сдерживал рвущийся наружу хохот, пока
Ойкава не прыснул и не закатил глаза.

— Ладно, Ива-чан, первое задание — ухаживание, я провалил.

— Да не то слово. Идем, пока я вообще не передумал, а то у меня от паники мурашки бегут.

Ойкава испуганно округлил глаза и начал поспешно подталкивать Ивайзуми ко входу,

приговаривая:

— Нет-нет, Ива-чан, сбегать — это не выход, будь мужчиной.

— Боги, почему я решил, что связаться с тобой — хорошая идея?

— Не знаю, но в любом случае отступать поздно.

В кинозале еще горел свет, редкие зрители рассаживались по местам, и Ивайзуми надеялся,
что рядом с ними не усядется, как иногда бывало, кто-нибудь горластый. Но вокруг было
пусто, зрители садились пониже и поближе к центру, и даже когда погас свет, зал оказался
заполнен едва ли наполовину.
В темноте, при закрытых дверях зал казался необъятным; густой воздух затекал в легкие и
там оседал, стоило только открыть рот. Ивайзуми вздрогнул, когда Ойкава нащупал его
ладонь и сжал в руках. Пальцы у него были сухие и теплые, а от прикосновений вдоль руки
расходилось приятное тепло. Ивайзуми ждал, что Ойкава пойдет дальше, но он всего лишь то
растирал его ладонь круговыми движениями, то массировал пальцы — несильно, но бережно.
И только когда фильм подходил к концу, Ивайзуми ощутил легкое и мягкое, словно
невесомое, прикосновение губ. Он даже не был уверен, что оно было, но по спине побежали
мурашки, словно от озноба.

Яркая вспышка взрыва на экране осветила зал, и Ивайзуми посмотрел на Ойкаву: его четкий
профиль был неподвижен, но пальцы все время пребывали в движении — поглаживали его
руку без остановки. Ивайзуми поймал его ладонь и сжал. Так они досидели до конца фильма.
И только когда вспыхнул свет, разомкнули руки.

Когда они вышли на улицу, оказалось, что давно стемнело. Вокруг лилась чужая говорливая
толпа, какие-то подростки обсуждали фильм, а Ивайзуми вдруг понял, что не помнит ни
единой сцены.

— Эй, Ойкава, — позвал Ивайзуми, когда они остановились на перекрестке рядом с их

домами. — Я думал, ты полезешь целоваться.

— Я хотел, — признался Ойкава. — Просто… — он замолчал, глядя куда-то себе под ноги, а
Ивайзуми не сводил взгляда с его рук. — Просто я не хочу на тебя давить.

— Как только ты начнешь, я тебе скажу, — как можно внушительнее сказал Ивайзуми.

— Я просто боюсь все испортить, — Ойкава посмотрел прямо в глаза, и Ивайзуми стало не
по себе.

— Знаешь, я иногда думаю, что ты у нас пришелец, — пробормотал он. — С глазами-

лазерами.

— Ива-чан, — вдруг напряженным голосом сказал Ойкава. — Я тебя поцелую. Прямо сейчас.

— Что? Мне пора беж… — Ивайзуми не договорил, потому что Ойкава его действительно
поцеловал — рот накрыли теплые губы, внутрь скользнул горячий язык, а Ойкава как-то
странно всхлипнул, прижимаясь к Ивайзуми.

— Ива-чан, я тебя так…

Поцелуй закончился так же резко, как начался, а Ойкава рывком отстранился и проговорил,
тяжело дыша:

— Спокойной ночи. Увидимся завтра.

Быстро развернулся и побежал. Ивайзуми вытер влажные губы — они еще горели после
поцелуя, в голове было пусто и звонко. Целовался Ойкава хорошо. А от воспоминаний, как
он на миг прижался всем телом, немного знобило.
 Chapter 6

День рождения Ойкавы, по мнению Ивайзуми, был тяжелейшим днем в году, и положение не
спасало даже то, что одновременно это был первый день летних каникул. В этот раз на него к
тому же приходился День моря, и Ивайзуми тут уж совсем затруднялся сказать, хорошо это
было или плохо.

Ровно до того момента, как к нему в комнату ворвались близнецы и с размаху прыгнули на
живот. Ивайзуми заорал и сложился пополам, а потом изловил засранцев и приговорил к
наказанию щекоткой. Тогда стало ясно, что день будет кошмарным. Близнецы в качестве
приметы его еще никогда не подводили.

Потом отца срочно вызвали в больницу, и про общесемейный выходной они забыли. Потом
перед их домом заглох большой автобус и перегородил всю улицу; пришлось вместе с
водителем и соседями толкать его, так как у эвакуатора не получилось подъехать. После в
доме прорвало трубу, и Ивайзуми, по локоть в ледяной воде, пытался нашарить вентиль,
который перекрывает подачу.

— Это могла бы быть канализация, — философски заметила мама на его проклятья, и

Ивайзуми вынужден был признать: да, все не так плохо.

В довершение всего близнецы прищемили себе пальцы дверью, да так, что мама, бросив дом
на Ивайзуми, помчалась с ними к отцу. Сестру она забрала с собой: «На всякий случай», —
сказала она, оглядев побоище на кухне и в гостиной. В итоге Ивайзуми весь день наводил
порядок, и до телефона удалось доползти только к шести часам.

Ойкава ответил сразу же.

— Ты не меня не поздравил, — обвинил он.

— Придурок, я поздравлял, — возмутился Ивайзуми.

— Это было вчера.

— Это было в пять минут первого.

— Ладно, — согласился Ойкава, — засчитывается. — Помолчал. — Ты придешь? — и голос

все равно дрогнул.

— У меня валяется твой подарок, — небрежно заметил Ивайзуми. — Так что в любом случае
придется зайти.

Подарок стоял, аккуратно упакованный в пластик и картон. Курьер его привез еще неделю
назад, и все, что сделал Ивайзуми — это проверил, все ли там цело. Он точно знал, что такого
у Ойкавы не было; да и когда заказывал, был уверен, что Ойкаве понравится, но сейчас он
сомневался.

— Что ты мне подаришь? — тут же спросил Ойкава.

— Приду — увидишь.

— Ну Ива-чан!
— Отвали.

— Ладно, жду тебя в шесть.

— В шесть не получится.

— Понятно, — голос Ойкавы потускнел. — А когда сможешь?

— Не знаю.

— Ясно.

Ивайзуми только вздохнул. Ну почему у них все так по-дурацки?

— Эй, — позвал он в замолчавшую трубку. — Приходи сам.

— Зачем?

— Мама повезла близнецов в больницу, они вернутся не раньше, чем через три часа.

— А что с ними?

— Да все нормально, маленькие идиоты проверяли крепость дверей на своих руках.

Мать звонила совсем недавно — трещин и переломов не оказалось, только рассечения, так
что сейчас будут зашивать.

— Что-то мне это напоминает, — задумался Ойкава, и Ивайзуми поспешно проговорил:

— Так ты идешь?

Еще не хватало, чтобы он пустился сейчас в воспоминания. Память у Ойкавы была хорошая,
и пользовался он ею всегда некстати.

— Иду! — быстро ответил он.

Но появился только через сорок минут — нагруженный коробками с едой.

— Мама выдала, — он поставил коробки у ног, привалился плечом к косяку, и от его

внимательного, пристального взгляда снова зазнобило.

Ивайзуми вспомнил тот поцелуй и почувствовал, что краснеет. На следующий день они ни
минуты не были наедине, потому что в школе оказалось миллион дел, а дома их обоих плотно
взяли в оборот родители. И все, что успел Ивайзуми сделать, прежде чем вырубиться — это
послать поздравление с днем рождения.

— Заходи, чего встал, — грубовато сказал Ивайзуми.

А Ойкава прищурился и посмотрел внимательно, словно вывернул наизнанку.

— Скажешь хоть слово, и получишь по шее, — предупредил Ивайзуми, но Ойкава в ответ

только фыркнул, поднял коробки и прошел мимо, задев плечом.

— Ива-чан так мило краснеет, — протянул он куда-то в потолок, и Ивайзуми подавил

желание надеть ему на голову коробку.

По лестнице они поднимались друг за другом, и Ивайзуми смотрел, как двигаются мышцы
Ойкавы под футболкой. Перед дверью в комнату тот нерешительно остановился, и Ивайзуми
протянул руку, толкая створку.

— Заходи.

Вообще-то он понятия не имел, как дарят подарки. Обычно он совал упаковку Ойкаве в руку,
избегая всяких смущающих штук вроде пожеланий «будь счастлив» или там «поздравляю с
днем рождения», и потом издалека наблюдал, понравился ли Ойкаве подарок или нет.

Сейчас он тем более не знал, что говорить, поэтому буркнул:

— Твое на столе, — и сбежал на кухню за посудой.

Выбирая тарелки и стаканы, Ивайзуми сортировал собственные мысли. Приходилось

признать — он волновался. А еще ему, оказывается, было очень важно, чтобы Ойкаве
понравился подарок. Он поставил посуду на поднос, вытащил из холодильника мороженое, и
медленно пошел назад.

Перед полуоткрытой дверью он остановился: Ойкава сидел на полу, обняв колени, и не

сводил взгляда с фигурки Чужого. Он просто сидел и смотрел так мечтательно и счастливо,
что перехватило горло.

Ивайзуми откашлялся, Ойкава вздрогнул и резко развернулся, словно пойманный врасплох.

— Ну, — сказал Ивайзуми хрипло, — я рад, что тебе понравилось.

Они устроились на полу перед экраном монитора, который Ивайзуми поставил пониже,
чтобы было удобно смотреть.

— Что там? — Ойкава подтянул поближе коробку с жареным мясом и налил себе сока.

— Ммм, — Ивайзуми водил мышкой, перебирая каналы. — Бейсбол, американский…

— Нашего нет?

— Только в записи, серия золотых матчей.

— Нафиг.

— Угу. Футбол, прямой эфир… Баскетбол… Будем?

— Кто?

— Что-то европейское… О, волейбол.

— Оставляем. А на каком это языке?

— Кажется, чемпионат Италии, — Ивайзуми присмотрелся.

— Отлично.

Они смотрели матч, Ойкава поставил рядом с собой фигурку Чужого, и иногда любовно
поглаживал ее по длинной рифленой голове указательным пальцем. Ивайзуми открыл окно, и
прохладный ветерок колыхал занавески. Ради интереса они болели за противоположные
команды, но к концу матча сошлись во мнении, что «бело-синие» играют на голову лучше.
Когда на итальянском канале начались новости, Ивайзуми не стал переключать, а Ойкава,
положил ему голову на плечо и затих. Через футболку ощущалось его теплое дыхание, и еще
Ивайзуми чувствовал, как Ойкава дрожит — очень мелко и почти незаметно.

— Замерз?

Ивайзуми потянулся назад, чтобы взять с кровати одеяло, но Ойкава только помотал головой
и прижался теснее, обвивая его руками за талию. Кожу, где Ойкава касался ладонями, жгло.

Вроде бы сейчас был хороший момент, чтобы пойти Ойкаве навстречу — положить руку на
плечо, например, или что-то такое. Но двинуться не получалось, а сам Ивайзуми сидел
изваянием. Когда Ойкава прикрыл глаза, он решился — поднял руку и ответил объятьем.

Мышцы под ладонью казались текучими и гладко перекатывались; Ивайзуми широко провел
рукой по плечу, чувствуя, как отзывается Ойкава дрожью. Ожидание скопилось на языке,
покрыло кожу тонкой пленкой — и все равно Ивайзуми вздрогнул, когда Ойкава коснулся
губами его шеи. Мокрый язык заскользил, выписывая круг. Это было щекотно и приятно, а
Ойкава тяжело дышал, целуя едва заметными касаниями.

Ивайзуми думал, готов ли он к чему-то большему? И в то же время так здорово было

покачиваться на волнах слабого удовольствия, от которого не пробирала судорожная дрожь,
но которое казалось мягким и неглубоким, словно прозрачная отмель. Он повернул голову и
коснулся лба Ойкавы, сдул челку, которая попала под губы, и почувствовал, как Ойкава
улыбается.

— Ива-чан, — шепнул он, и от незнакомого хрипловатого голоса пробрала дрожь.

Телефонный звонок разорвал вязкое ожидание, и Ойкава напрягся, чуть отстраняясь. А

Ивайзуми был рад неожиданной отсрочке. Потому что ему в какой-то момент стало страшно.
Он вдруг понял, что все — по-настоящему. И его решение быть с Ойкавой — это решение.
Включающее в себя все, что может случиться между двумя людьми. Ивайзуми думал об этом,
но тогда ему се это казалось далеким и туманным.

Звонила мама — у близнецов было все хорошо, поэтому они дождались отца с работы и все
вместе собирались пойти смотреть фейерверк.

— Тут куча народу и все празднуют, — оживленно говорила мама сквозь людской гомон и
радостные вопли близнецов. Ивайзуми включил внешнюю связь. — Мы встретили Ойкаву-
сан, они с мужем тоже гуляют. Давайте посмотрим фейерверк вместе!

Ивайзуми посмотрел на Ойкаву: его глаза в полутьме мерцали, а лицо казалось улыбчивой
маской. Он медленно кивнул, и Ивайзуми сказал в трубку:

— Ладно, мы идем. Как доберемся, я позвоню.

План родился случайно, когда он увидел, как на лице Ойкавы играют разноцветные отблески
рекламы из проезжающих мимо авто. Скорее всего, взять билет будет проблемой, но почему
бы не попробовать. Он почти поволок Ойкаву за собой, тот едва успел перепрыгнуть их
импровизированный стол. Правда,начал сопротивляться, пытаясь забрать фигурку, но
Ивайзуми не дал:

— Заберешь, когда вернемся. В руках ее собрался таскать?

Ойкава затих и лишь присвистнул от удивления, когда Ивайзуми открыл гараж и выкатил
мотоцикл.
— Ива-чан, мы собираемся куда-то далеко?

Ивайзуми молча вручил ему шлем и жестом указал садиться на мотоцикл. Когда вокруг
талии сомкнулись руки, Ивайзуми пошевелился и недовольно сказал:

— Возьмись крепче, я не рассыплюсь.

Ойкава вздохнул всем телом и крепко обнял его, прижимаясь к спине. Вот так было хорошо.
Ивайзуми завел мотоцикл, и они выкатились на улицу.

Вообще-то он не был уверен, что его затея сработает. Он просто смутно помнил рекламное
объявление, недавно попавшееся на глаза в отцовской газете: «Большое Сендайское колесо
обозрения начинает свою работу в мае».

Парк аттракционов работал до десяти, это Ивайзуми помнил точно. А вот как быть с
колесом? К счастью, оно действовало. На подъезде к парку он увидел огромный светящийся
круг, а руки Ойкавы судорожно сжались у него на талии.

Паркуясь, Ивайзуми думал, что будет обидно, если не получится попасть на колесо. Но,
наверное, после сегодняшнего дня удача решила больше не показывать задницу — места еще
были, и это было так неожиданно, что у Ивайзуми перехватило горло, когда дверь кабинки за
ними закрылась, а колесо дрогнуло, начиная движение.

— Ива-чан, — прошептал Ойкава, сплющив нос о прозрачное стекло.

Справа и слева мелькали вспышки фотоаппаратов, а Ивайзуми вдруг смертельно захотелось

подойти к Ойкаве сзади и обнять. Но он так и не решился — просто встал рядом и уставился
поверх плеча.

Было красиво. Праздничный Сендай раскинулся под ними миллионом огней — какие-то,
дрожа, оставались на своем месте; другие текли вдоль улиц, отмечая праздничные шествия, а
над головами раскинулось огромное звездное небо, от взгляда в которое голова кружилась до
темноты перед глазами.

Ладони коснулись сухие пальцы, и Ивайзуми сжал руку Ойкавы, потому что ничего сказать
не получалось.

— Так красиво, — проговорил Ойкава зачарованно — когда колесо остановилось в своей

высшей точке, и можно было, наверное, увидеть всю Японию. — Смотри, Ива-чан!

Весь горизонт светился — в школе рассказывали, что сотни тысяч медуз собираются в
верхних слоях воды, но только сейчас Ивайзуми увидел, как это выглядит. Золотистое
свечение сливалось с темным небом, и звезды казались продолжением моря.

Ивайзуми знал, что должен что-то ответить, но у него не получалось. Зато он мог сжимать
руку Ойкавы и надеяться, что тот все поймет. А потом в небо взмыла, извиваясь, сверкающая
лента, утекла под самый купол и взорвалась: красные, зеленые, синие огни вспухли
сверкающими шарами и разлетелись лентами; золотые искры рассыпались фонтанами, затмив
звезды. Еще одна лента взмыла в небо, распускаясь, словно диковинное растение — и
расцвела оранжевыми лепестками, которые через миг превратились в сверкающие звезды.
Фейерверки пошли один за другим, небо светилось от затухающих и вспыхивающих огней. На
профиле Ойкавы играли отблески пламени, и Ивайзуми взял его ладонь обеими руками.

Когда колесо остановилось, и они на дрожащих ногах двинулись к выходу, Ивайзуми смог
выговорить:
— С днем рождения, Ойкава.

И быстро пошел вперед. Ойкава молчал, и Ивайзуми был ему благодарен. И только когда они
забрались на мотоцикл, Ойкава прижался к его спине и прошептал на ухо:

— Спасибо, Ива-чан.

Дорога снова полетела из-под колес, на душе было легко и спокойно. Они даже успели
встретиться с родителями — правда, сестра захотела покататься на мотоцикле, а Ойкаву
немедленно уволок племянник — показать, как он круто ловит рыбок.

Ойкава-сан, улыбаясь, помахал им подбадривающе, и сказал:

— Мы договорились, что на станцию вас завтра отвезу я.

Ивайзуми даже сначала не сообразил, на какую станцию, а потом вспомнил — тренировочный

лагерь, завершение прежней жизни, и живыми они оттуда не выйдут.

Он посмотрел на Ойкаву — тот хохотал над племянником, который взбивал воду в

маленьком бассейне с рыбками, заливая всех водой. Близнецов мама держала за шиворот,
сестра крутилась под ногами, выпрашивая еще покататься…

Завтра ничего этого не будет. Они встретились с Ойкавой взглядом, и Ивайзуми невольно
улыбнулся. Пока они вместе, все будет хорошо — это он знал точно. А там будет видно.

***

Вечером, когда Ивайзуми собирал вещи, упало сообщение от Ватари:

«Я нашел и даже сделал. Куда занести?»

Ивайзуми задумался. Сегодня было бы неплохо выспаться. Он ответил: «Спасибо!!

Разберемся, когда вернусь». И уснул с чистой совестью.

Утром, словно издеваясь, моросил мелкий дождь, в тумане видимость была — не дальше
десятка метров, и Ивайзуми порадовался, что они едут на синкансене, а не на мотоцикле. А
ведь была такая мысль.

Сумку они с мамой собрали еще вечером — в этот раз Ивайзуми захватил разогревающую
мазь, мазь от ушибов и растяжений, витамины, еще какие-то коробочки и капли, которые
собрал отец и даже подписал, в каких случаях употреблять. Близнецы сонно хныкали, сестра,
как обычно, тихо стояла, схватив маму за руку, и Ивайзуми ущипнул ее за щеку, прощаясь.

Когда от Ойкавы пришло сообщение, что они стоят напротив дома, Ивайзуми был готов
шагать в новую жизнь.

На заднем сидении пахло выпечкой, сонный Ойкава задумчиво жевал хлеб. Когда Ойкава-сан
захлопнул крышку багажника и обернулся, улыбаясь, Ивайзуми уже удобно устроился и даже
успел отбить попытки Ойкавы незаметно сунуть руку ему под футболку — совсем уже с ума
сошел.

Ойкава умудрился задремать, пока они ехали до станции, и на этот раз Ивайзуми не стал его
отпихивать. Просто вздохнул и высвободил руку. Перед отходом поезда Ойкава-сан давал
какие-то наставления, а Ойкава выглядел все таким же сонным и недовольным, под глазами
синели круги. Но он послушно кивал, слушая отца.
Уже сев на свое место и помахав на прощание, Ивайзуми пихнул Ойкаву в бок:

— Ты хотя бы час спал?

— Нет, — сознался Ойкава.

— Дебил. Ты хоть представляешь, как нас будут иметь? Ты свалишься через час.

— Не свалюсь, — Ойкава упрямо выставил нижнюю губу, и Ивайзуми только закатил глаза.
Потом взял его за плечо и подтянул к себе.

— Спи, — сказал он, — а то я тебя сам убью.

Ойкава поднял на него взгляд, подернутый мечтательно дымкой, но ничего не сказал —

просто уткнулся в плечо и опустил ресницы. А через несколько минут уже спал — Ивайзуми
чувствовал его неглубокое, ровное дыхание и ощущал расслабившиеся мышцы.

От навалившегося тепла, едва заметной дрожи синкансена его самого начало клонить в сон.
Ивайзуми закрыл глаза и провалился в неглубокую дрему. Он изредка просыпался, смотрел за
окно поверх макушки Ойкавы и снова закрывал глаза. Выглянуло солнце, и стекло потемнело
— наверное, в Сайтаме снова жара.

Ойкава проснулся, когда они подъезжали — потянулся довольно, сонно улыбаясь,

выпрямился, покрутился и невозмутимо заявил:

— Есть хочу.

— Только попробуй начать здесь, — предупредил Ивайзуми, — только попробуй.

Ойкава только отмахнулся и полез в сумку, а Ивайзуми подумал — как жаль, что некуда
отсесть, вагон был полон. Ойкава тем временем достал большую коробку с обедом, вытащил
хлеб и два пакета сока, все это пододвинул к Ивайзуми — и в животе заурчало.

— Я не буду, — отвернулся он.

— Тогда я съем твою долю, — обрадовался Ойкава.

— Ну уж нет!

В итоге они смели рис и рыбные шарики, выпили сок, и настроение вдруг существенно
улучшилось.

— Ты, Ива-чан, когда голодный, просто ужасен, — заметил Ойкава.

— И ничего подобного, — возразил он, но больше из чувства противоречия, он и так в

последнее время слишком часто соглашался с Ойкавой.

Это, правда, не отменяло того факта, что тот был прав — от голода у Ивайзуми
стремительно портилось настроение.

Поезд остановился с мягким толчком, и Ивайзуми с Ойкавой выпрыгнули на платформу,

жмурясь от яркого света. Проходя через турникет и скармливая ему использованный билет,
Ивайзуми прикидывал, как лучше ехать дальше. Но Ойкава, оказывается, уже все продумал.
Закинув сумку на плечо, он внимательно изучал экран телефона.

— Если побежим, то успеем на ближайший автобус.

И они побежали. Оказывается, зря спешили, Ойкава перепутал время подачи автобуса и
время отхода, поэтому они успели спокойно купить билеты, занять места, а Ойкава даже
подремал, согнувшись на маленьком сидении в три погибели.

Знакомые ворота выглядели совершенно иначе — утреннее солнце заливало стальные

створки, полосатый шлагбаум подрагивал, как будто совсем недавно опустился, под ногами
скрипела пыль. Ойкава глубоко вздохнул и подошел к небольшой двери в воротах. Сканер
пискнул, считывая пригласительный код, Ивайзуми шагнул следом, и захлопнувшаяся дверь
словно отрезала их от старого мира.

— Двадцать дней, — проговорил Ойкава, поправляя сумку на плече.

Ивайзуми поежился, а потом встряхнулся — да что с ними такое, в самом деле. Не страшнее
экзаменов. Он толкнул Ойкаву в спину и скомандовал:

— Вперед.

***

Административное здание, в котором они когда-то регистрировались, сейчас казалось низким

и незначительным на фоне возвышающегося над базой спортивного комплекса, но внутри все
осталось по-прежнему, и Ивайзуми с Ойкавой шагали знакомыми коридорами.

Вообще-то они понятия не имели, куда им идти, поэтому просто решили побывать в том
кабинете, где их принимали в первый раз. Девушка оказалась на месте, ее пальцы с легким
стрекотом бегали по клавиатуре. На звук открываемой двери она вскинула голову. И ее глаза
удивленно округлились.

— О,— сказала она. — Все-таки вы вернулись.

Ивайзуми почувствовал себя задетым. Но едва он открыл рот, чтобы высказать ей все это в
лицо, Ойкава пихнул его локтем и расплылся в дурацкой улыбке:

— Только ради вас, — сказал он, и девушка смешливо фыркнула.

— Какой лживый комплимент. Никакой красоты недостаточно, чтобы терпеть здешние

тренировки. Надо же, — она с интересом присмотрелась. — А так и не скажешь, что вы с
этих.

— Из каких? — насупился Ивайзуми.

— Из волейбольных маньяков, которым одна радость — тренироваться с утра до вечера,

когда все нормальные люди хотят отдохнуть.

Они с Ойкавой синхронно пожали плечами.

— У меня отмечено, что ваши браслеты-ключи при вас. Я их сейчас активирую, жить будете
там же. Инструктор у вас пока прежний. Найдете его в основном комплексе на третьей
площадке. Вот расписание его группы — на всякий случай.

— Почему на всякий случай? — поинтересовался Ойкава, забирая бумаги.

— Вы же школьники, — пояснила девушка. — Вас, скорее всего, потом отправят в группу

послабее, а он занимается со студентами.
Ивайзуми и Ойкава переглянулись.

— Ясно, — сказали они хором. — Большое спасибо за помощь.

— Да не за что, — девушка помахала им на прощание и добавила: — Вы еще на завтрак

успеете.

— В группу послабее? Да ни за что! — Ойкава широко, упруго шагал, аж фыркая от

возмущения.

— Не дергайся раньше времени, может, разговор об этом вообще не зайдет, — сам Ивайзуми
считал, что если они будут заниматься хорошо, то в итоге займут положенное место.

— Ты не понимаешь, Ива-чан, — Ойкава замедлил шаг, поравнявшись. — Нам нужно быть в

сильной группе, чтобы расти. Если нас с тобой отправят к нашему уровню, нам это ничего не
даст.

Резонно. Ивайзуми вздохнул.

— Ладно, будем убеждать, что годимся для общих тренировок.

***

К их удивлению третья площадка оказалась в череде площадок не третьей по счету, а почему-

то пятой. За дверями зала раздавались крики, топот ног и стук мяча; время от времени
воздух вспарывал резкий свист и зычный голос инструктора:

— Не докручиваешь, твою мать!

Ойкава решительно толкнул дверь и зашел внутрь, а Ивайзуми застыл на пороге. В груди
ворочалось незнакомое чувство, от которого перехватывало горло — как будто он не уехал
черт знает куда, а, наоборот, вернулся домой.

Инсруктор развернулся, на миг застыл, нахмурившись, словно вспоминая, а потом махнул

рукой в сторону:

— Разминайтесь, — коротко сказал он и снова повернулся к площадке.

Там разминка подходила к концу — игроки заканчивали стандартный комплекс упражнений.

Интересно, игра начнется сразу, или они будут отрабатывать технические элементы?
Ивайзуми было до ужаса любопытно, как это происходит в профессиональных клубах.

Они с Ойкавой побежали по залу, энергично вращая руками. Двадцать положенных минут
разминаться придется, даже больше, если учесть, что в последнюю неделю они не делали
ничего, кроме легкой зарядки по утрам. А игроки тем временем разбились на пары и начали
перекидываться мячами, двигаясь приставным шагом.

К тому времени, как Ивайзуми с Ойкавой закончили разминаться, игроки перешли к работе
над техникой прыжка — выпрыгивали с места, имитируя удар.

Тренер что-то записывал в большой потрепанный блокнот, и недовольно глянул, когда они
подошли.

— Готовы, школьнички?

Отвечать вроде как было необязательно, но Ойкава все равно смиренно кивнул.
— Значит так. Сейчас вы мне показываете, что умеете. Ясно? Элементы стандартные —
подача, блок, прием, передача. Ты первый, — его указательный палец уперся в Ойкаву.

Ивайзуми любил смотреть, как подает Ойкава. Он бы никогда не признался, но это выглядело
круто — от момента, когда он крутил мяч, готовясь к подаче, до момента самого удара, в
который он вкладывался всем телом. Вообще Ойкава был крут всегда, когда играл в
волейбол.

Он высоко подбросил мяч и подпрыгнул, посылая его в дальний угол площадки. В яблочко,
ровно в уголок! Остальные игроки на миг замерли, провожая взглядами отскочивший мяч, а
инструктор рявкнул:

— Всем работать! А ты, — он снова повернулся к Ойкаве, — это мне брось. Мне нужна
нормальная подача, без всех этих финтифлюшек с закручиванием и прыжков. Все ясно? —
Ойкава кивнул, но Ивайзуми видел, как он крепко сжал мяч. А тренер покосился и добавил:
— Тебя это тоже касается.

Он заставлял подавать Ойкаву раз за разом, потом бросил неопределенное:

— Все ясно с тобой. Побегай пока, мячи пособирай вот для этого, потом позову.

Потом взялся за Ивайзуми. Почему-то от волнения взмокли ладони, и мяч даже выскользнул
из рук. Но после первой подачи волнение ушло, и подавал неплохо — по крайней мере,
ровно. Из пары десятков подач лишь одна ушла в аут, и то потому, что рука сорвалась в
последний момент. Но тренер при этом хмурился все сильнее.

Отрабатывать блоки он позвал высокого парня в футболке с намалеванной тигриной мордой.

Тот, не говоря ни слова, подтянул к себе сетку с мячами, подозвал еще одного паренька —
если бы не пробивающаяся бородка, его можно было принять за школьника, — и жестом
велел себе пасовать. С блоками у них обстояло дело похуже, к тому же после нескольких
ударов наставник отозвал Ивайзуми и тоже кивнул в сторону мячей: собирай, мол, чего
стоишь.

С одиночным блоком у Ойкавы всегда не ладилось, его стихией были атака и передача, но
Ивайзуми хорошо понимал, что современный игрок должен уметь все. В итоге, когда он сам
вышел на одиночный блок, то показал результат вряд ли получше Ойкавы. Инструктор
выглядел недовольным, Ойкава хмурился, а Ивайзуми чувствовал, что начинает злиться.

Демонстрация базовых элементов игры затянулась до обеда. Ивайзуми тоскливо смотрел, как
остальные игроки разбились на группы и принялись за двухсторонку, и его мучило
невыносимое желание присоединиться к ним. Но они с Ойкавой только и делали, что
пасовали, принимали, подавали, ныряли, а в промежутках собирали мячи, хотя для этого в
зале был мальчик, который помогал с инвентарем.

За обедом Ойкава мрачно молчал, у Ивайзуми от усталости и волнения дрожали руки, а

настроение было препоганым. У одного из столиком они заметили Акиту, и тот издал
радостный вопль, начав проталкиваться к ним через голодную толпу.

Он засыпал их вопросами: когда приехали? Где живут? В какую группу определили? И

заодно вывалил ворох новостей: количество участников лагеря уменьшилось ровно двое,
старшие говорят, чтоэто еще не предел. Что у него самого дома все по-прежнему, а из лагеря
не выгнали чудом, определили в самую слабую группу, D. И рассказал, что всего групп
шесть, по степени продвинутости игроков.
— Вот вы сейчас в какой?

Ивайзуми посмотрел на свою распечатку:

— B.

— О, — присвистнул Акита, — повезло! Не знал, что вы так хорошо играете. Выше этой
группы только крутаны, всякие профи, которые были травмированы, или переводятся из
других команд.

— Это временно, — угрюмо сказал Ойкава, — нас, скорее всего, понизят, просто мы сегодня
первый день.

— Ниже — это не так уж плохо, — заметил Акита, — вот нашу группу все называют группой
жалости. Ну ничего, зато интересно, оказывается, в волейболе столько всего уметь надо.

— Вот переведут нас к тебе, — пригрозил Ивайзуми, но Акита только расхохотался.

— Да ладно, вы у себя до финала доходили, значит, играете всяко лучше нас. Так что не
парьтесь.

После того, как они поели и немного отдохнули, то даже воспряли духом — в конце концов,
они поговорят с тренером, возможно, получится остаться. Да и вообще, может, он со всеми
так — все же они пропустили несколько дней, и тренеру нужно было время, чтобы понять их
уровень. Но тот от попыток поговорить только отмахнулся, заявив:

— Продолжим, школьнички, смотреть, на что вы годитесь.

И до вечера они атаковали, блокировали, прыгали, подавали. Потом наставник отпер

неприметную дверь и вывез огромную стойку с инвентарем. Ивайзуми с Ойкавой подошли,
как зачарованные, ближе. Некоторые приспособления больше походили для магазина
развратных игрушек, чем для спорта. По крайней мере, манжеты на руки и ноги, соединенные
эластичной лентой, изрядно озадачили.

Оказалось, тренажер для приема подачи снизу. Манжеты крепились на запястья и лодыжки, а
лента ограничивала движение рук вверх.

— Твой прием — говно, — сказал наставник и махнул, давая команду атаковать. — Все
время задираешь руки. Работай.

Ойкаву поставили поднимать мяч при отскоке от блока. Потом они менялись, потом
тренировали атакующий удар, молотя по закрепленному на эластичных лентах мячу, потом…

Потом от усталости и с непривычки в глазах поплыло, и Ивайзуми уже не особенно

задумывается, что он делает. Сил обижаться тоже не было, хотя ему все время казалось, что
часть игроков в группе уж точно не намного техничнее их с Ойкавой. А наставник все время
нудел:

— Техника — основа всего. Вы никогда не сможете расти при неверно поставленной технике.
И вас обыграет любой, потому что будет техничнее, правильнее использовать мяч и
ситуацию.

Поиграть им все же удалось. Последние двадцать минут тренировки оказались

двухсторонкой. Ойкава выглядел решительным и собранным, и Ивайзуми его понимал: эта
игра — их последний шанс доказать, что они чего-то стоят.
И даже тот факт, что их определили по разные стороны сетки, Ивайзуми поставили на место
доигровщика, а Ойкаву — на место диагонального, их не смутил. Волейбол есть волейбол, а
доказывать, что они оба предпочитают другие амплуа, они будут потом.

Мяч так и льнул к ладоням, и Ивайзуми искренне наслаждался этим коротким сетом.

А потом тренер закончил тренировку, даже не дав доиграть, и заявил:

— С вашим уровнем мне все ясно. Тут вам делать нечего. Сейчас пойдете к Мики, она вам
даст новое расписание. Свободны.

Это было так обидно и так несправедливо, что Ивайзуми даже не нашелся, что можно
ответить. Но и на вежливость сил не было.

— Не надо, Ива-чан, — тихо сказал Ойкава, положив руку ему между лопаток. Это
прикосновение неожиданно успокоило. — Спасибо, что уделили нам время, — он
поклонился, и Ивайзуми поклонился следом.

— Идем к этой Мики, сначала разберемся с бумажками, а потом на ужин.

Ойкава говорил преувеличенно жизнерадостно, и Ивайзуми стало тошно от мысли, что тот на
самом деле чувствует. Вокруг них вышагивали, смеясь, игроки, у них-то все было хорошо,
они завтра вернутся и будут постигать глубины техники, а потом играть в волейбол…

Ивайзуми догнал Ойкаву, утянул за собой в какое-то ответвление коридора и всем телом
вжал в нишу, глядя в его сухие блестящие глаза.

— Мы утрем ему нос. Мы докажем, что самые лучшие. Понял?

Ойкава кивнул и вдруг уткнулся носом ему в плечо. Ивайзуми почувствовал на груди
горячий вздох и крепко стиснул широкие плечи.

— Идем, — отстранился Ойкава. — Ты прав. Мы докажем. У нас еще месяц.

 Chapter 7

Правда, через пятнадцать минут выяснилось, что Мики свято блюдет свой распорядок дня, и
крошечный кабинетик встретил их запертой дверью и темным коридором.

— Даже неясно, куда отправили, — с досадой сказал Ойкава.

— Ниже Акиты все равно не упадем, — философски заметил Ивайзуми. — Идем мыться и в
столовую.

— Что может закончиться раньше, — задумался Ойкава, — еда или горячая вода?

— Я голодный, — нетерпеливо сказал Ивайзуми и оставил Ойкаву позади — пусть решает

без него.

— Да, да, Ива-чан, и я забыл, что без еды ты никуда не годишься, — Ойкава нагнал его перед
самой столовой.

— А я все не пойму, — парировал Ивайзуми, глядя, какую гору риса накладывает себе
Ойкава, — как все это в тебе умещается.

За столом они устроились вдвоем, и, честно говоря, никого не хотелось видеть — после
такого-то дня.

— Знаешь, — Ойкава щедро полил свой рис соусом и стащил у Ивайзуми кусок рыбы, за что
тут же получил по руке, — все вышло не так уж плохо. Нас могли выгнать.

— Твой оптимизм как всегда отвратителен, — Ивайзуми в отместку выгреб из тарелки

Ойкавы несколько ложек риса и быстро их съел, пока Ойкава возмущался и пытался пнуть
его под столом.

— Я просто подумал, — ответил Ойкава, когда они оба отдышались после войны за рис, —
что нам все-таки повезло. Мы школьники, и мы остались. Акита говорил, что тут нас не очень
много, мало кто выдерживает тренировки.

— Ладно, ты меня убедил, — Ивайзуми кромсал рыбу на мелкие кусочки, смешивал с рисом
и отправлял в рот.

— Ива-чан, — позвал Ойкава.

— М?

— Давай погуляем сегодня. Вдвоем.

— Неохота. Устал как собака. А чего это ты?

— Да так. Забудь.

Ивайзуми нахмурился — кажется, он что-то упускал, но не спрашивать же у Ойкавы, в самом

деле. Ладно, он вспомнит, но как-нибудь потом. Сейчас голова, даже после еды, уже ничего
не соображала.

Ойкава ушел раньше, а Ивайзуми остался потрепаться с ребятами из соседней спальни. А еще
горячая вода не закончилась, поэтому к себе в комнату Ивайзуми шагал в отличном
расположении духа. Правда, обнаружил, что все уже спали, включая Ойкаву. Тот завернулся
в одеяло, уткнулся носом в стену и совершенно явно мерз.

Ивайзуми, к слову, успел пожаловаться на холод по ночам, и ребята посоветовали взять

покрывала из пустующих шкафчиков. Главное, класть их на место утром, чтобы персонал не
уволок на склад.

Он пошарился в одном открытом шкафчике — пусто. Во втором — тоже. Наконец, на пятом

ему повезло. Он осторожно подобрался к Ойкаве и укрыл его одеялом, подоткнув край под
ноги. И только потом лег спать. Мышцы ныли, сказывалась усталость, но самая обычная, как
после любой насыщенной тренировки. Он перебирал в памяти сегодняшний день — могли ли
они с Ойкавой показать себя лучше? Наверное, да. Может им не хватило совсем немного,
чтобы переломить ситуацию в свою пользу. А может, инструктор заранее решил, что
«школьнички» ему в группе не нужны. И тогда что бы они с Ойкавой ни предприняли, все
было бы бесполезно.

Ойкава заворочался во сне, просыпаясь, и Ивайзуми через миг оказался в его сонных
объятьях.

— Ива-чан, — прошептал Ойкава, и его теплое дыхание защекотало шею, — ты пришел.

— Куда бы я делся, интересно, — проворчал Ивайзуми, — я вообще-то тут ночую. Тихо ты!

Он попытался оттолкнуть Ойкаву, но тот обвился вокруг него руками и ногами, прижался
всем телом и тихо засмеялся.

— Это, между прочим, домогательства, — заметил Ивайзуми, отплевавшись от мягкой

пряди, щекотавшей губы. Ойкава в ответ потерся макушкой о его подбородок.

— Ага,— сказал он.

Дыхание перехватило от ожидания, и на этот раз Ивайзуми не пропустил начало поцелуя —

как будто Ойкава нарочно медлил. Он начал с уголка рта, осторожно целуя самый краешек,
замер на мгновение, Ивайзуми слышал, как колотится его сердце.

— Нас увидят, — шевельнул губами он, а Ойкава прошептал:

— Плевать.

— Спятил.

— Точно.

Ойкава обводил контур его губ языком, и от этих прикосновений в груди сжимался комок.
Когда язык скользнул в рот, Ивайзуми бросил сопротивляться — просто отдался его
настойчивым движениям, вслушиваясь в тяжелое дыхание Ойкавы, ощущая твердость его
члена, прижавшегося к боку, и его утягивало в незнакомое, немного сонное возбуждение. А
еще было немного любопытно — если Ойкава на поцелуи реагирует вот так, что будет
дальше? Ивайзуми коснулся спины, провел ладонью вдоль позвоночника, и Ойкава застыл,
прервав поцелуй и задышав быстрее.

Гладкие ягодицы под трусами касались твердыми, и Ивайзуми думал, что сейчас, в темноте,
он делает то, что постеснялся бы сделать в любое другое время. Он оттянул резинку трусов и
скользнул пальцами под ткань. Ивайзуми прикасался к Ойкаве бессчетное множество раз, но
никогда не думал, что у него может быть такая нежная кожа — да хотя бы на заднице.
Особенно на заднице.

Очертил пальцам полукруг, задев ложбинку, Ойкава выгнулся и вдруг впился ему в губы
жестким, яростным поцелуем, от которого Ивайзуми как будто смело, начисто выбило дух и
закружило голову. Ему казалось, что сейчас Ойкава не целует его, а подает, он чувствовал
себя мячом, посланным в далекий полет, и это сравнение как будто ударило под дых.
Ивайзуми стиснул ягодицу, а Ойкава выгнулся всем телом и начал содрогаться, впиваясь
острыми болезненными поцелуями в ключицу. Он затих, когда у Ивайзуми перестала
кружиться голова. А еще у него стоял, и это было самое ужасное, что случилось этот вечер.

— Ойкава, — прошептал Ивайзуми. — Мне нужно выйти…

Он выскользнул из-под одеяла, не слушая, что тот скажет, и стараясь поворачиваться к нему
спиной. Быстро натянул штаны и бросился в туалет. В крошечном помещении царила тишина,
искать выключатель не хотелось, и Ивайзуми просто заперся в ближайшей кабинке.
Дрожащей рукой стянул штаны вместе с трусами, обхватил возбужденный член и быстро
начал дрочить. Он вспомнил, как кончал Ойкава, и сладко содрогнулся, выплескиваясь в
кулак. А потом стоял, переводя дыхание и прислонившись плечом к стенке, пока не
окоченели голые ступни.

Вместе со способностью дышать вернулась способность соображать, и Ивайзуми захотел

побиться головой об стену. Кого он застеснялся? Ойкаву? Того, что может кончить прямо
там? Сейчас возвращаться казалось еще тупее.

Он вздохнул, натянул штаны, чувствуя себя последним идиотом, и вымыл руки. А когда
вышел за дверь, то вздрогнул — отчетливо ощущалось чужое присутствие. Но он тут же
узнал Ойкаву и шумно выдохнул.

— Ты чего тут стоишь? Холодно, — пробурчал он.

— Тебя жду.

— Ладно, идем.

Ивайзуми сделал шаг вперед, но Ойкава схватил его за руку и одним движением вжал в стену
— черт, иногда забываешь, какой тот сильный. Сопротивляться не хотелось, поэтому
Ивайзуми просто прикрыл глаза, когда губ коснулись теплые губы.

— Тебе понравилось, да? — Ойкава крупно дрожал, и Ивайзуми прижал его к себе, растирая
голые руки.

— Да, — признался он.

— И, — Ойкава задышал чаще, — у тебя встал?

Ивайзуми прикрыл глаза. Он сможет это сказать, черт возьми.

— Да, — вытолкнул он между непослушных губ. — Встал, — добавил он, и ничего страшного
не произошло, только лицо и шея налились жаром.

— Ива-чан, — Ойкава целовал его быстро и прерывисто. — Пообещай больше не убегать.

— Л-л-ладно, — кружилась голова, жар растекался от горла все ниже, по груди, к пупку,
накрывал знакомым теплом возбуждения. Когда Ойкава вклинился коленом между ног,
Ивайзуми только выгнулся навстречу, не разрывая поцелуя.
В конце коридора раздался скрипл, следом — шепот, и они с Ойкавой замерли. А потом
торопливо рванули к себе в комнату и нырнули под одеяло, прислушиваясь. Мимо их двери,
хихикая, прокралось несколько человек — они явно старались никого не разбудить, и
Ивайзуми с облегчением выдохнулся.

— Ойкава, — начал он яростным шепотом.

— Ладно, ладно, Ива-чан, я понял, никаких коридоров, — в его голосе плясали смешинки, а
рука между тем скользнула Ивайзуми на живот и так замерла.

Постепенно их дыхание успокаивалось, и Ивайзуми заснул, чувствуя жар ладони.

***

Утром вставать категорически не хотелось. Ойкава уже проснулся, успел умыться, и теперь
сверкал глазами, стягивая с Ивайзуми одеяло.

— Сейчас кто-то получит, — тот повернулся лицом в подушку и вцепился в край одеяла. —
До начала тренировки еще полтора часа, у тебя совесть есть?

— Откуда у меня совесть, Ива-чан, — Ойкава все-таки ловко сдернул одеяло, и Ивайзуми,
ворча, поднялся. А Ойкава вдруг стрельнул глазами в еще спящих соседей и покраснел. –Ива-
чан, — вид у него был одновременно гордый и раскаивающийся.

— Что?

— Как бы тебе сказать…

— Ну что еще?

Ойкава протянул руку и коснулся ключицы, а Ивайзуми скосил глаза вниз. На коже
красовалось аккуратное круглое красное пятнышко в темную крапинку. И Ивайзуми не сразу
сообразил, что это такое.

А когда понял, то судорожно натянул футболку и пригрозил:

— Я тебя убью.

— Извини, Ива-чан, — глаза у Ойкавы блестели, а сам он на всякий случай отошел подальше.
А потом вдруг завопил на всю комнату: — Подъем, лежебоки!

Соседи начали просыпаться — в Ойкаву полетела подушка, но он ловко увернулся и заявил,

что на завтрак попадет первый, съест все самое вкусное, и это, кажется, возымело эффект.
По крайней мере, Ивайзуми зашевелился быстрее.

После завтрака они успели сбегать к Мики — та окинула их изумленным взглядом.

— Что, уже? — ее верхняя бровь уехала так высоко, что спряталась под челкой. — Быстро
вы… Возьмите с принтера.

Ойкава сгреб расписание — их новый зал значился под номером четвертым, — улыбнулся на
прощание, отчего Мики порозовела, и Ивайзуми пихнул его в спину.

— Ива-чан ревнует, — обрадовался Ойкава, захлопнув за собой дверь.

— Идиот. Девушку жалко, что они в тебе находят.

— Я целуюсь хорошо, — с готовностью сообщил Ойкава, и Ивайзуми поперхнулся — и не
поспоришь.

И если раньше тема Ойкавы и девушек просто раздражала, то сейчас разговор вызвал какую-
то глухую иррациональную злость, от которой хотелось сделать больно. Поэтому Ивайзуми
сдержался.

Четвертая площадка оказалась самой дальней. Дверь была приоткрыта, но в зале, судя по
всему, еще никого не было. Ивайзуми с Ойкавой зашли внутрь и поняли, что ошибались —
там уже находился кто-то в тренерском костюме и пара игроков. Когда «костюм» повернул
голову, Ивайзуми его узнал: Исида Такеши.

Странно. Во время приветствия новичков, которое было в какой-то прошлой жизни,

Ивайзуми решил, что он важная шишка из числа администрации. А он, оказывается, еще и
тренирует. Наверное, не блестящий специалист, раз приходится совмещать.

— Ивайзуми и Ойкава? — поинтересовался тренер и улыбнулся, услышав дружное «Да,

Исида-сан».

— Начинайте разминаться, — сказал он. — Ваши данные у меня есть, сейчас посмотрим, что
стоит подтянуть.

Ивайзуми с Ойкавой побежали по залу, оглядываясь по сторонам: он был больше, чем

предыдущий, по стенам был закреплен уже знакомый инвентарь, а волейбольная сетка
оказалась натянута в полной готовности.

Зал понемногу наполнялся игроками, некоторые из них были совсем взрослые, разминались
они вполне профессионально. По крайней мере, некоторые упражнения были весьма занятны,
и Ивайзуми не удержался, поинтересовался у ближайшего к себе парня, как правильно
выполнять эти движения.

— Это на группу мышц брюшного пресса, — охотно пояснил тот, и медленно

продемонстрировал упражнение, сгибаясь и разгибаясь. Ойкава тоже подошел посмотреть. —
Если вам важно размять эти мышцы, как мне, лучше начинать с него.

Когда прозвучал свисток тренера, Ивайзуми с Ойкавой успели познакомиться почти со

всеми. Мелькнула мысль, что, может быть, не зря их сюда отправили.

Исида махнул рукой в сторону скамьи, на которой были свалены разноцветные накидки:

— Разбивайтесь на команды. А вы, двое, — он окинул их с Ойкавой внимательным взглядом,

от которого у Ивайзуми пополз холодок между лопаток, — будете играть за красных.

После первого сета красные безнадежно проигрывали. Между бровей Ойкавы пролегла
строгая морщинка, он выглядел серьезным, а Ивайзуми постоянно вытирал пот: атаки
соперника были шквальными, от принятых подач тряслись руки, а забить получилось всего-
ничего.

Соперник на той стороне, правда, не выглядел прохлаждающимся, Ивайзуми видел, как они
вытирают пот с лица, и чувствовал моральное удовлетворение. Во втором сете Ойкава
наконец нащупал, как играть с новыми партнерами, и дело пошло на лад, они даже сравнялись
по очкам, но две неудачные подачи подряд сделали счет по сетам 2-0.

— Достаточно, — хлопнул в ладоши Исида и поманил их с Ойкавой к себе. — Нам стоит

поговорить, ребята. Перестройтесь и продолжайте, — крикнул он оставшимся игрокам, и
снова вернулся к разговору. — Ичикава довольно верно определил ваш уровень, но мне
нужно было взглянуть своими глазами.

Ичикава — их первый инструктор, вспомнил Ивайзуми фамилию и похолодел. Такое начало

не обещало ничего хорошего. Ойкава стоял, насупившись и упираясь кулаками в бока,
готовый — это Ивайзуми видел отчетливо — спорить до последнего.

Исида продолжил, благожелательно улыбаясь:

— Некоторые элементы у вас неплохи, но очень заметно, что вы совсем недолго играете во
взрослый волейбол. Высота прыжка и техника ударов рассчитаны на низкую сетку. Надо
переучиваться. Кроме того, школьный волейбол намного более щадящий, чем волейбол
профессиональный, поэтому придется попотеть. И отточить вашу технику до блеска. Только
тогда на вас посмотрят как на кандидатов в основу. Это понятно?

— Да, тренер, — хором сказали они.

Ивайзуми косился на Ойкаву — тот выглядел как человек, которого осенила какая-то
догадка, даже прядь на макушке как будто встала дыбом от возбуждения.

— Ойкава, — Исида заглянул в какие-то пометки в тетради, — мне нравится твое видение
игры и площадки. Первый сет ты, конечно, провалил, но я удивлен, как ты быстро
приспособился к незнакомым партнерам. Развивай свои способности.

— Да, тренер, — смиренно ответил Ойкава, и Ивайзуми украдкой показал ему кулак —
чтобы не вздумал начать песню о талантливых кохаях, до которых Ойкаве столь же далеко,
как обезьяне до луны.

— Теперь с тобой, Ивайзуми. Техника не так плоха, как я думал, но прием у тебя хромает. И
это твой большой минус. — Возразить было нечего, Ивайзуми не очень любил игру на
приеме. — Я понимаю, о чем ты думаешь. «Я нападающий, мое дело — забивать, а для
приема есть либеро». Но правда заключается в том, что принимающий являются самым
важным игроком на площадке. Да, связующий пасует, определяя рисунок игры, диагональные
забивают, а блокирующиеся обороняются. Но все это не имеет значения, если нет доводки
мяча. Понимаешь? Нет хорошей доводки — значит, связующему неудобно пасовать.
Неудобный пас — это слабая атака. А слабая атака — это прямая возможность
контратаковать с удобного мяча и, как следствие, проигранное очко. А доведи мяч до
связующего — и вы можете диктовать свои условия.

Ивайзуми молчал — все это он знал, в теории, по крайней мере, Исида не открыл ему сейчас
никаких Америк. Только почему-то раньше никто из тренеров ему таких вещей не говорил. И
у Ивайзуми не было возможности понять, насколько ему это надо. Ведь все, что он всегда
любил и что отрабатывал — это была атака. Ведь в волейбол играть очень скучно, если не
получается атаковать.

Он только кивнул в ответ, и Исида удовлетворенно улыбнулся.

— Тогда вы с Ойкавой-куном сейчас начинаете заниматься своей техникой, а во второй

половине дня я поставлю вас в игру.

Оказывается, у них с Ойкавой все было плохо. «Не так плохо, как вам кажется после моих
слов,— спокойно возразил Исида, — но есть над чем поработать».

Когда Ивайзуми увидел план работ, он похолодел — от стойки, которая у них с Ойкавой
была технически несовершенной, — до техники подачи.

Исида методично прошел по основным ошибкам, не оставив камня на камне от собственной

уверенности, по крайней мере у Ивайзуми.

— Слишком сильно наклоняешься вперед, в момент приема мяча нет устойчивости,

соответственно, прием ты заваливаешь, мяч до связующего не доводится. А все из-за чего?
Всего-то из-за недостаточно техничной стойки.

— Ойкава-кун, а если ты так будешь сгибать колени и проседать во время работы с мячом, то
твои суставы выдержат еще пару лет, а потом вы с ними друг другу скажете до свиданья.

— Техничная стойка, — гремел Исида,— это основа всего. Ваш прием, ваша атака и даже
ваше здоровье.

И Ойкава с Ивайзуми отрабатывали стойку — с самых азов, с самого начала — от бега

приставным шагом до стартов из различных положений.

Обед прошел как в тумане, зато после их снова ждала двусторонняя игра, которая у обоих
сразу же не пошла.

— Это нормально, — заметил Исида, когда взмыленные Ивайзуми и Ойкава плюхнулись на

скамейку слушать разбор полетов. — Сейчас вы правите свою технику. Конечно, будет
непросто — вам удобнее играть привычно, пока это выходит более эффективно. Но мы с вам
работаем на ваше будущее.

Вечером, едва переставляя ноги, Ивайзуми упал в душевой и умирающим голосом

поинтересовался у Ойкавы.

— Слушай, это точно более слабая группа? Что же там дальше будет…

Ойкава вдруг вскинул голову, как будто что-то вспомнил, и напряженно сказал:

— Ива-чан… расписание ведь у тебя? Дай взглянуть.

Ивайзуми долго пытался расстегнуть молнию в кармане, пока, наконец, не вытащил

сложенный в восемь раз листок. Ойкава выхватил его, а через миг его лицо озарилось
довольной улыбкой.

— Я так и подумал, — сказал он таким голосом, что Ивайзуми вскинул голову. — Смотри
сюда, Ива-чан.

Ойкава тыкал куда-то в шапку расписания, слова расплывались, но потом он вчитался.

— Не понял, — сказал он. Голова работала плохо и отказывалась переваривать очевидное.

— А, — ликующе сказал Ойкава.— Инструктор отправил нас в группу А, потому что для В
мы оказались слишком хороши. Понимаешь? Ива-чан, мы в сильнейшей группе! — Ойкава
повис у него на плечах, улыбаясь так счастливо, что сразу все стало на свои места: и
слишком сильные игроки в их новой группе, и Исида, который отвечал в клубе за подбор
новичков…

— Ееее! — его ликующий вопль отразился от стен и смешался с радостным криком Ойкавы.

***
Иногда Ивайзуми вспоминал самую первую неделю — выматывающие кроссы, прыжки с
места, спурты и силовые упражнения. И задумывался — вот то, что происходит сейчас, оно
тяжелее того, что было — или все же нет? Сначала он подумал, что, конечно, нет. К тому же
играть в волейбол было намного интереснее, чем бегать или отжиматься. Однако усталость
накапливалась — медленно, но верно. Ивайзуми засыпал почти сразу, едва голова касалась
подушки, но при этом просыпался все тяжелее.

Ойкаве с виду все давалось как будто легче, однако Ивайзуми знал лучше других, каким
измотанным он оказывается к концу дня. А еще вспомнилась старая добрая традиция —
отыскивать Ойкаву после занятий и тащить за ухо с площадки, где тот методично, удар за
ударом отрабатывал то блок, то подачу.

Тренер не вмешивался, вообще после тех коротких лекций он ограничивался только

замечаниями по делу — то есть по технике и рисунку игры, но Ивайзуми, встречаясь с ним
после завершения тренировок взглядом, думал, что все это уже было. Он кивал и забирал
Ойкаву, несмотря на его протесты.

А вот что точно изменилось, так это время, которое существовало для них двоих. Каким бы
уставшим Ойкава ни был, он всегда находил момент для поцелуев вечером. Или чего-то
большего. Ивайзуми было стыдно признаваться, но этого он ждал и хотел больше, чем
возможности закрыть глаза и уснуть.

Однажды они так и задремали — не размыкая губ, и стало очень неуютно, когда ночью
Ойкава завозился и отодвинулся, зевая. Тогда Ивайзуми подобрался как можно ближе и
заснул, только когда почувствовал у себя на губах легкое теплое дыхание Ойкавы.

Правда, в последнее время это случалось все реже. Ойкава засыпал почти сразу, иногда даже
отворачивался, но Ивайзуми-то видел, какое у него было усталое лицо. И все, что он мог
сделать, это принести второе одеяло. Или приструнить излишне громких соседей по спальне.
Или набрать в стакан воды и поставить у изголовья.

Однажды Ойкава пытался с ним поговорить, вроде как оправдаться, что у них все как-то не
так, но Ивайзуми поспешно уверил, что все нормально, и ему это не особенно нужно. Ойкава
бледно улыбнулся, кивнул, пробормотал что-то вроде «Хорошо, Ива-чан», и больше они эту
тему не поднимали.

В субботу Исида объявил, что тренировки будут облегченными, а завтра и в понедельник у

них у всех по плану отдых, к которому нужно отнестись так же ответственно, как к
тренировкам. А после добавил, что мышцам требуется восстановление, и те, кто вздумают
напрягаться, вместо того, чтобы отдыхать, поставят под вопрос их нахождение в этом
лагере. Он обвел игроков суровым взглядом, и Ивайзуми коротко глянул на Ойкаву — вид у
того был отсутствующий.

А еще, как выяснилось сразу после разминки, у Ойкавы мяч валился из рук. Удары выходили
из рук вон плохо, и Исида, после того, как Ойкава трижды подряд попал в сетку при не самой
сильной и рискованной подаче, выгнал его из зала, отправив на беговую дорожку —
проветрить голову, как он выразился.

— Заболел? — коротко поинтересовался Исида, остановившись рядом, и Ивайзуми только

пожал плечами — он понятия не имел, что происходит с Ойкавой. Но совершенно точно еще
вчера тот был здоров как бык.

— Я поговорю с ним, — пообещал Ивайзуми, и тренер кивнул.

Но разговор не понадобился — через полтора часа Ойкава вернулся, вел он себя как обычно,
был смешливым и раздражающим. Извинился перед Исидой, и в тренировочную игру влился
без проблем. Гадать, что это было, Ивайзуми отказался — надо будет, сам расскажет.

Но после тренировки Ойкава молчал, а Ивайзуми думал, что в последнее время он его совсем
не понимает. Не чувствует. От этого на душе было мучительно тоскливо, и даже игра не
радовала. Они шли молча, под подошвами кроссовок поскрипывало покрытие дорожки, а их
то и дело обгоняли ребята из группы — тренировки в группе А заканчивались позже всех.
Они переговаривались, смеясь, а потом Ивайзуми нагнал Курокава-сан — его Ивайзуми
помнил еще по чемпионату Челлендж-лиги. Оказывается, получил травму, год
восстанавливался, и сейчас собирался начать все сначала. Присоединился он позже, но играл
в их группе лучше всех. А еще говорил, что для него сейчас — это самый простой способ
пробиться в профессиональную команду, доказать, что он может играть в волейбол.

— Парни, а давайте с нами в онсен, мы уже забили время, там четыре источника, на всех
хватит. Ойкава-кун, вижу по глазами, уже согласен, — засмеялся Курокава.

Ивайзуми нерешительно оглянулся — Ойкава быстро нашел общий язык со всеми в группе,
эта его способность неизменно поражала. В последних матчах он умудрялся координировать
действия игроков, чьи возможности сам Ивайзуми пока плохо себе представлял. А Ойкава не
только представлял, но уже видел, как их можно использовать.

— Мы придем, Курокава-сан, — серьезно ответил Ойкава, и тот расплылся в улыбке.

Хлопнул их по плечу и заторопился вперед, говоря парням впереди:

— Всех собрал, с тебя пиво.

— А дети?

— А детям пиво не положено, — он обернулся и подмигнул.

— Ива-чан, если не хочешь, то не пойдем.

— Да нет, почему, сходим, я устал как собака. Два дня на отдых… С ума сойти. Чем бы
заняться?

— Ну, можно куда-нибудь пойти, — Ойкава остановился, и Ивайзуми тоже пришлось

притормозить. Он обернулся. — Пойти,— повторил Ойкава. — Вдвоем.

От его тона к горлу подкатил комок, и губы разом пересохли.

— Свидание? — осторожно уточнил Ивайзуми.

Ойкава как-то пожал плечами, глядя в сторону.

— Ну… Да? — он посмотрел лукаво и немного смущенно.

— Э, ну… — Ивайзуми взъерошил волосы, облизал губы и вытер влажные ладони о штаны. —
Куда пойдем?

— Можно просто побыть вдвоем, где-нибудь посидеть, там парк есть, помнишь, мы бегали
мимо?

Парк на территории базы действительно был. Вроде бы даже с озерцом, но особой

популярностью он не пользовался, игроки проводили все время на площадках либо на
стадионе, по ночам предпочитали спать, а в выходные выбирались в город.

Вечер опускался на плечи, удушающая жара спала, а тело было каким-то легким, словно
воздушным. Ветерок щекотал обнаженную кожу шеи и рук, и Ивайзуми подумал, что это,
вообще-то, неплохая идея.

— Давай, — поразмыслив, согласился он. — Только не днем, иначе мы умрем с тепловым

ударом.

— Слушай, Ива-чан… Может, тогда сегодня?

Ивайзуми запрокинул голову — в темнеющем небе проклевывались первые звезды, их

колючий блеск иронично подмигивал, а в голове шумело от усталости.

— Давай, — согласился он.

— Тогда… В парке, через час? Или нет, через полтора.

— Да, лучше через полтора.

Душ Ивайзуми в любом случае не помешает, к тому же надо будет перекусить.

— Отлично, а я хочу поговорить с тренером.

— Ойкава, — Ивайзуми надеялся, что это прозвучало достаточно угрожающе, — если ты

собираешься просить о дополнительных тренировках, а тебе голову оторву.

— Ива-чан! — тот возмущенно замахал руками, — за кого ты меня держишь? У меня просто
были вопросы по теории.

Ивайзуми посмотрел скептически — он эти «вопросы по теории» знал как свои пять пальцев,
но Ойкава смотрел подчеркнуто невинно, и пришлось махнуть рукой.

— Учти,— начал Ивайзуми.

— Понял, понял, — широко улыбаясь, Ойкава продемонстрировал знак победы, развернулся

и побежал назад, как будто за его плечами не было той изматывающей недели.

***

Уже подходя к спальне Ивайзуми почувствовал признаки надвигающейся головной боли. Как
будто организм, завидев впереди долгожданный отдых, решил сказать свое веское «нет»
любой деятельности. Голова у Ивайзуми болела редко, но уж если болела, то на полную
катушку. И единственным способом избежать этого было — наглотаться таблеток раньше,
чем начнется настоящая боль, и лечь как минимум на час.

Опускаясь на футон, Ивайзуми с благодарностью думал об отце и его аптечке, а еще

радовался, что, кажется, успел — пульсирующая боль начала сворачиваться, даже не
начавшись, и его мгновенно вырубило.

Проснулся он от того, что его бесцеремонно трясли за плечо.

— Эй, — оказывается, над ним склонился парень из их группы, Ивайзуми даже знал, как его
зовут: с Кимурой-сан они как-то мерялись силами, устроив импровизированные соревнования
по армрестлингу. — Подъем, кто-то собирался в онсен.
Мысли ворочались тяжело, как гладкие мокрые камни. Все еще хотелось спать, мышцы ныли,
а потом Ивайзуми вспомнил — два дня на отдых. Все еще не верится. Ойкавы не было, и он
прищурился, пытаясь сообразить, куда тот мог деться.

— Ойкава…

— Да идет твой Ойкава, — отмахнулся Кимура, — собирайся, а то Курокава-семпай мне

голову оторвет и сыграет ею.

Ивайзуми ухмыльнулся, представив себе это зрелище, а потом все же рискнул спросить:

— А к чему такие строгости?

— Первый раз собираемся вместе, больше уже таких шансов не будет, ну и того, надо
подружиться, — подмигнул Кимура. — Нам же потом против основного состава играть.

— Да ну? — поразился Ивайзуми.

— А, ты не знаешь,— протянул Кимура насмешливо. — Лагерь закончится мини-турниром,

группы сыграют друг с другом, а мы — с основным составом, так что мотай на ус,
пригодится. И не тяни.

Когда Ивайзуми пришел в онсен, тот был уже заполнен, едва удалось отыскать пустую
корзину для белья. В воздухе плыл тягучий теплый пар, просачивался в легкие и пробирал до
самых костей. Ивайзуми вдохнул поглубже и пошел между источников. Ойкавы не было
видно, но раз тот сказал, что будет, то обязательно придет — Ойкава как никто другой
любил новые знакомства.

Свободное место обнаружилось в первом же источнике — в нем сидело всего человек пять, а
еще Курокава-сан пихнул в бок ближайшего к себе парня, чтобы подвинулся. Тот обернулся,
глядя на Ивайзуми:

— Я пока выберусь, подышу, а ты давай на мое место.

Он вышел из воды под шутки о том, что продержался совсем недолго, а вот молодежь-то ему
сейчас как покажет!

Вода, на поверхности приятно теплая, у самого дня порядком обжигала, и Ивайзуми

пришлось переждать минуту, прежде чем удалось привыкнуть к температуре. По мышцам
растеклась приятная томность, глаза сами собой закрылись, и Ивайзуми откинул голову на
бортик, наслаждаясь катящимся по телу жаром.

Стало понятно, почему в этом источнике так мало народу — слишком горячо, но Ивайзуми
как раз нравилось. Прохладный ветерок был редким гостем, но иногда порывы обдували
разгоряченное лицо, и от этого становилось совсем хорошо. Для полного счастья не хватало
Ойкавы. Ничего такого они бы, конечно, делать не стали, просто сейчас Ивайзуми мог
признаться себе — он отчаянно скучал. Он скучал, даже когда Ойкава был рядом, потому что
одновременно он находился где-то совсем далеко. Может быть, даже в другой галактике.
Ойкава сам как инопланетянин, он бы мог.

Ивайзуми улыбнулся, тепло растекалось в груди. И все-таки, где Ойкава… Оставалось

надеяться, что он не тренируется втихую. Черт возьми, пусть только попробует. Ивайзуми
открыл глаза и увидел проходящего мимо Кимуру:

— Кимура-сан, а что именно сказал Ойкава? Что он придет позже?

Кимура нахмурился, вспоминая, потом его лицо посветлело:

— Так я с ним сам не разговаривал… Эй, Курокава-сенпай, это же ты говорил с Ойкавой-

куном, — Кимура присел над бортиком и побрызгал водой на лицо Курокавы, который
блаженно медитировал, погрузившись в воду по плечи.

Тот приоткрыл глаза и обвел взглядом присутствующих:

— Говорил, — подтвердил он, и вдруг довольно осмысленно посмотрел на Ивайзуми. — Так

при тебе же говорил,— заметил он. — И Ойкава-кун сказал, что вы оба придете.

Ивайзуми моргнул — да, действительно. Ойкава говорил это, но… Он задумался, вспоминая
разговор, и медленно выпрямился в источнике. Холодок от воспоминания стек от горла до
желудка, и от этого контраста едва не закружилась голова. Черт возьми, они с Ойкавой
собирались пойти в онсен, но потом решили встретиться и просто погулять в парке.
Дурацкая, смущающая затея, потому что это было бы самым настоящим свиданием, но
Ивайзуми охотно согласился. Значит, разошлись они примерно в восемь, встретиться
собирались в половине десятого…

— Время, — выговорил Ивайзуми,— у кого-нибудь есть часы?

Это была бессмысленная просьба, он и так чувствовал, что время позднее. Одиннадцатый час,
не меньше. Черт. Руки дрожали.

Надо было найти Ойкаву.

Почему он такой идиот.

Ивайзуми начал выбираться из источника.

— Эй, куда это ты собрался?

Его удержали за руку, и Ивайзуми сбивчиво пояснил:

— Ойкава, он не придет. Мы собирались встретиться в другом месте. И я сейчас должен идти

к нему…

— Да ладно тебе, нянька ты ему, что ли? Сиди, отдыхай, расслабляйся, ничего не случится,
если вы увидитесь позже.

Ивайзуми опустился в горячую воду. От хорошего настроения не осталось си следа, на душе

было так погано, что подташнивало. Наверное, Ойкава ждал все это время. Потом позвонил.
Потом выяснил, что Ивайзуми пошел в онсен…

Молча встав, Ивайзуми подхватил полотенце, проговорил какие-то извинения и, не слушая

возражений, пошел прочь. Надо было, черт возьми, найти Ойкаву.

После мягкого халата джинсы натягивались с трудом, футболка сразу же прилипла к

разгоряченному телу, а Ивайзуми нашарил телефон — три звонка, все три от Ойкавы. Он
прикрыл глаза и уткнулся лбом в холодную перекладину рядом с дверью. Перевернулся,
прижался спиной к стене, вздохнул поглубже и набрал номер.

Сброс.

Снова набрал.
Сброс.

Подумал, покрутил телефон в пальцах и отправил сообщение: «Ойкава, я собираюсь тебя

искать, поэтому возьми, пожалуйста, трубку, или напиши, где ты сейчас».

Телефон молчал все то время, пока Ивайзуми шагал к их спальне. Было два пути решения
проблемы — быстрый и долгий. Быстрый заключался в том, чтобы связаться с кем-то из
администрации, и по браслету-ключу отследить, где Ойкава. Но вмешивать в их отношения
посторонних не хотелось. Поэтому оставался долгий вариант — методично обшаривать
территорию базы.

Ивайзуми взял карманный фонарик, надел спортивную куртку и прихватил еще одну — для
Ойкавы. Поколебался и отыскал в сумке план тренировочного комплекса, выданный им в
самый первый день. Еще раз продумал маршрут и отправился на поиски.

В парк, где они собирались встретиться, он пришел в первую очередь. Осмотрел каждый
куст, но, скорее, для очистки совести — Ойкава бы точно не стал оставаться здесь. Во
вторую очередь он обошел все игровые площадки, они все оказались не заперты, но Ойкавы
не было и там. А значит, все усложнялось.

Ивайзуми достал план и двинулся на дальнейшие поиски.

Через два часа он обшарил большую часть базы, но Ойкавы так и не обнаружил. Зато
наткнулся на несколько целующихся парочек и смущенно ретировался. Время от времени он
набирал номер Ойкавы, слушал несколько гудков, за которыми следовал сброс.

Проходя мимо складских помещений, он в очередной раз набрал повтор и вдруг услышал
звук, похожий на рингтон Ойкавы. Звук оборвался, когда звонок сбросился, и Ивайзуми
осторожно пошел вперед, обходя густые заросли душистой травы и чудом не спотыкаясь о
выступы то ли труб, то ли канализационных колодцев. Остановился, прислушиваясь, но
вокруг царил только стрекот цикад. А еще царила темнота — этому углу между зданиями не
перепадало даже лучика света от разбросанных по территории базы фонарей.

Ивайзуми нащупал в кармане телефон и нажал кнопку повтора вызова. Тихий звонок в двух
метрах впереди вспугнул ночной летний стрекот, даже появилось слабое свечение. Ивайзуми
сделал несколько шагов — Ойкава сидел на земле, обхватив колени одной рукой, во второй
держал телефон. Посмотрел на экран, а потом нажал кнопку сброса.

Ивайзуми качнулся вперед, под ногами зашуршала трава, и Ойкава устало развернулся.

— Ива-чан, — спокойно сказал он, и от этих слов желудок сжался.

 Chapter 8

Язык щипало от невысказанных слов, но открыть рот никак не получалось. Ивайзуми смотрел
на силуэт — чуть более темный, чем окружающий их вечер, и думал, что никогда в жизни не
чувствовал себя таким беспомощным.

— Прости.

И глупым.

Ойкава кивнул и отвернулся.

— Прощаю. Все?

— Нет.

— Ива-чан, я не хочу сейчас с тобой говорить.

Ойкава говорил совершенно спокойно, рассудительно — Ивайзуми не слышал в его голосе

надрыва, не видел следов горя — и в то же время он был полностью, абсолютно сломанным.
Ивайзуми тронул плечо Ойкавы, твердое, словно камень, и тот дернулся, уходя от
прикосновения.

— Ива-чан. Сейчас очень плохой момент для разговора. Пожалуйста, уходи.

— Нет.

— Я вернусь к утру, хочу побыть один.

— Нет.

Ивайзуми молча уселся рядом, душистая трава окутала терпким запахом, и от тепла
сидящего рядом Ойкавы по коже побежали мурашки.

Цикады постепенно возобновили свое пение, где-то далеко застучал дятел — даже
интересно, откуда тут птицы. Может быть, рядом есть парк или просто лес… Ивайзуми
толком не интересовался. Вспомнилось вечное Ойкавы: «Ох, Ива-чан, нельзя быть таким
ограниченным. Давай сходим… Давай посмотрим… Давай залезем».

— Знаешь, — голос Ойкавы звучал надтреснуто. — Когда ты сказал, что хочешь

попробовать, я был на седьмом небе от счастья. Все, что угодно — ради возможности иногда
обнять тебя не по-дружески, а… а… а по-другому. За какую угодно цену. Я был так жалок,
что даже был готов делить тебя с какой-нибудь девочкой. Лишь бы ты был рядом.

Ивайзуми подтянул ноги к груди и уткнулся носом в колени.

— Только оказалось, что я себя переоценил, понимаешь? Любить тебя на расстоянии было
тяжело, зато у нас была наша дружба, и я ни на что не надеялся, вообще ни на что. Даже
когда я ревновал, все равно было проще. А сейчас мы вместе, но я чувствую себя пустым
местом.

— Ты не пустое место, — глухо перебил его Ивайзуми.

— Я прошу тебя побыть рядом, но не обращаешь внимания. Я тянусь к тебе, но

промахиваюсь, потому что в этот момент ты смотришь куда угодно, только не на меня. Я
пытаюсь поговорить о тебе, о нас, о том, что мы перестали даже целоваться, но ты говоришь,
что тебе это не нужно, все в порядке, Ойкава, не парься.

Ивайзуми кусал губы, в глазах щипало. Он запрокинул голову, пережидая спазмы в горле,
Ойкава каким-то детским жестом вытирал залитое слезами лицо.

— И сегодня, — его голос сорвался, — я час ждал. Пока не понял, что тебе в очередной раз
не до меня.

Он выдохнул, глотая слезы.

— Этот разговор — дерьмо, — голос его неожиданно стал злым. — Я завтра буду жалеть,
что наговорил тебе все это, мне надо было просто побыть одному, чтобы успокоиться, чтобы
не терять то, что есть, я бы утерся в очередной раз, и все стало бы по-прежнему…

Ивайзуми дернул его на себя, рука была ледяная, а пальцы — неподвижными. Но Ойкава с
неожиданной силой оттолкнул его.

— Ты всерьез думаешь, что сейчас мы подержимся за руки и все станет хорошо? — Ойкава
задыхался, грудь от его удара болела. Или не от него.

— Нет, — беспомощно ответил Ивайзуми. Он не знал, что говорить. И не знал, что делать.

— Да иди ты к черту, Ива-чан, со своей жалостью! — Ойкава вскочил, и Ивайзуми рванулся

следом.

Еще один удар в грудь чуть снова не опрокинул его в траву, но Ивайзуми удержался на ногах,
перехватив следующий удар.

— Со своей снисходительностью! Со своим, со своим, — Ойкава уже больше ничего не

говорил, просто бил и бил, в грудь, по ребрам, по животу, а Ивайзуми перехватывал его руки,
пытался заблокировать, как мог, и задыхался вместе с Ойкавой, пока они не завалились на
землю и не покатились в траве. Ойкава затих, его плечи тряслись, и Ивайзуми почувствовал,
как шею заливают горячие слезы.

— Ива-чан, я не знаю, что мне делать, и я так больше не могу, — он рыдал, как ребенок, а
Ивайзуми обнимал его крепко-крепко, прижимая к себе; гладил по голове и отказывал
признаваться, что в глазах мокро из-за слез. Вовсе нет.

Ойкава замолчал, а Ивайзуми выпалил то, что крутилось на языке с того момента, как он
увидел съежившуюся фигуру:

— Я скучал! — просто эти два слова ничего не отражали, и он твердил, как заведенный: — Я
скучал, я очень скучал, — в горле вспухал ком, не давая сказать ни слова, и Ивайзуми
быстро-быстро дышал, чтобы не разрыдаться.

— Я не знаю, что делать, ты ничего не говоришь… Я думал, ты уставал, что еще я мог
решить, — он бормотал сбивчиво, торопливо, но слов все равно было слишком много, они
застревали в горло, и он снова дышал, чтобы сказать хоть что-то.

— Ты не пустое место, ты никогда не был пустым местом, просто… Аааа, черт, Ойкава, —
Ивайзуми вцепился себе в волосы, — я просто не знаю, когда нужно — ну, что-то сделать!
Тренировки и так драконовские, а тут я лезу, а еще я не умею, и вдруг тебе не понравится…
— Сейчас, — вдруг тихо, но совершенно четко сказал Ойкава.

— Сейчас?

— Сейчас, Ива-чан, — он поднял к нему мокрое лицо, — хороший момент что-нибудь

сделать.

— Точно? — руки дрожали, когда он взял лицо Ойкавы в ладони.

— Да.

Ивайзуми наклонился и коснулся губами кончика мокрого носа. Ойкава прикрыл глаза, и
черные ресницы опустились тенями на скулы. Холодные пальцы скользнули по руке, легли на
грудь, и Ивайзуми накрыл губами рот Ойкавы. Он никогда не делал этого сам, только
поддавался настойчивости Ойкавы. Голова закружилась от ощущения гладких губ, от того,
как они размыкаются под напором, впуская внутрь язык. Ивайзуми, задыхаясь, целовал
Ойкаву так, словно никак не мог напиться, и тихие горловые стоны сводили его с ума.

Когда дыхание закончилось, Ивайзуми приподнялся и посмотрел на лежащего Ойкаву.

Захотелось еще раз поцеловать его, и Ивайзуми провел губами по щеке, слизывая соль с
кожи. Вдруг стало так просто сказать кое-что важное, откуда-то нашлись слова, но сначала
он решил еще раз поцеловать его. И еще.

— Я так испугался, — прошептал Ивайзуми, это было правдой. Такого ужаса он не

испытывал никогда. — Я так испугался, что все испортил. Эй, — он повел указательным
пальцем по векам, и ресницы Ойкавы дрогнули. — Прости меня.

Ойкава смотрел на него широко распахнутыми глазами, а из уголков глаз выкатились две
слезинки. Ивайзуми собрал их языком, задыхаясь от бессмысленной, бестолковой нежности.

— Ива-чан,— позвал Ойкава.

— М?

— Как бы я ни устал, чем бы ни занимался до этого — я всегда буду рад тебе. И тому, что ты
делаешь.

— Всему? — насмешливо уточнил Ивайзуми и легонько щелкнул Ойкаву по носу.

— А что, когда-то было иначе? — теперь он улыбался, и Ивайзуми тихо засмеялся,

уткнувшись лбом Ойкаве в плечо.

От облегчения, от пузырящегося счастья все тело звенело. Но было кое-что… Точно.

— Ойкава.

— М?

— Как бы я себя ни вел, если ты чего-то хочешь… Или тебя что-то обижает — говори об
этом, ладно?

— Обо всем? — Ойкава щелкнул по носу, и тот зачесался. Ивайзуми потерся о плечо Ойкавы
и засмеялся.

— Обо всем.
Ойкава начал дрожать, и Ивайзуми провел ладонями по голым рукам. А потом обнял его и
рывком перекатился на спину, удерживая.

— Земля холодная, — пробормотал Ойкава, Ивайзуми поймал его губы, целуя.

— Поэтому я в куртке. Кстати, твою тоже взял, повязана у меня вокруг пояса.

Ивайзуми положил ладонь на спину, а потом не удержался, провел ниже по ягодицам и бедру.

Ойкава выдохнул и прошептал:

— Еще.

Его твердый член уже упирался в бедро, и Ивайзуми подался вверх, пытаясь потереться об
него. Ойкава всхлипнул, а потом застыл, когда Ивайзуми чуть оттянул резинку спортивных
штанов и сунул руку. Его ягодицы были все такими же бархатистыми, и от ощущения мягкой
кожи под пальцами накрыло возбуждение. Ойкава заерзал, расставил ноги, упираясь
коленями в землю, и Ивайзуми потянулся дальше, вдоль горячей влажной ложбинки. Пальцы
протолкнулись между ягодиц, и Ойкава начал тихо, глухо стонать, то выгибаясь, то задевая
членом ногу.

Ивайзуми добрался до сжившихся мышц, протолкнул внутрь кончик пальца, и Ойкава весь
сжался, словно пружина. А потом хрипло вскрикнул и забился, заметался в руках, Ивайзуми
завалил его на землю, вжимаясь членом в живот, а Ойкава все кончал, длинно, мощно,
обнимая Ивайзуми, отчего хотелось сделать что-нибудь такое… Но не успел. Ойкава
торопливо сунул руку в штаны, вокруг члена сомкнулись пальцы, и Ивайзуми выгнулся,
кончив от первого же движения рукой и не отрывая взгляда от Ойкавы — в сознание
намертво впечатались широко распахнутые глаза, в которых отражалась далекая луна.

Они замерли, обнявшись, и Ивайзуми осторожно поцеловал Ойкаву за ухом.

— Спасибо, — прошептал тот. Отпускать не хотелось.

Но от земли тянуло прохладой, и Ивайзуми пошевелился.

— Нужно идти, — тихо сказал он, касаясь губами аккуратного уха.

— Да, — согласился Ойкава и пошевелился. А потом изумленно позвал: — Ива-чан. Я встать

не могу.

— На спину ко мне залезешь?

— С ума сошел? Не надо меня носить на руках. Просто… — Ойкава еще раз попытался
встать, — просто ноги почему-то не держат, — удивленно сказал он. — Подгибаются. Давай
еще немного посидим.

Он надел куртку, а Ивайзуми потянул его за плечи, укладывая себе на колени. Волосы
Ойкавы совсем разлохматились, и Ивайзуми перебирал пряди.

— В трусах все стянуло, — пожаловался Ойкава.

— Ага, — Ивайзуми иногда ерзал. — Интересно, горячая вода останется?..

— Я бы и от холодной не отказался.

— И завтра оба простынем, — фыркнул Ивайзуми.

— В соседнем здании вроде бы всегда есть,— пробормотал Ойкава, зевая, и Ивайзуми
потянул его за прядь волос.

— Не спи.

— Надо вставать, кажется, я теперь смогу, — Ойкава еще раз отчаянно зевнул, — но так
хорошо лежать.

— Ага, — Ивайзуми обнял его за плечи, чувствуя, как Ойкава ответно подается к нему.
Воздух казался влажным, но теплым, цикады почти затихли, зато теперь безостановочно
куковала кукушка.

Они поднялись, когда ноги окончательно затекли. Ойкава подпрыгнул на месте и потянулся.

— Идем?

Ивайзуми брел за ним, словно пьяный, а в груди ровно билось сердце, иногда замирая от
острого, почти больного счастья.

Горячей воды все-таки не оказалось, и пришлось сделать крюк до онсенов. В душевых никого
не было, зато в одном из источников дремал Кимура, накрывшись полотенцем. Ивайзуми
разбудил его, и тот, чертыхаясь и покачиваясь, выбрался из воды.

Им с Ойкавой хватило и десяти минут, что прогреться до костей — а еще они тоже едва не
задремали. Выбрались, едва стоя на ногах, и даже не стали одеваться. Просто завернулись в
халаты и побрели в спальню. Внутри даже умудрились не оттоптать никому ноги, хотя сейчас
тут было намного меньше народа, чем раньше.

Они уснули мгновенно, едва рухнув на футоны. Уже засыпая, Ивайзуми нащупал ладонь
Ойкавы и почувствовал ответное пожатие. Дышалось легко и свободно — полной грудью.

***

За три недели тренировочного лагеря Ивайзуми уяснил четко — сколько бы ни пахали на

тренировке, школьникам все равно убирать инвентарь. Поэтому они с Ойкавой собирали
мячи, складывали тренажеры и сворачивали сетку.

Правда, в данный момент Ойкава о чем-то разговаривал с тренером, хмурясь и иногда

жестикулируя. Ивайзуми ослабил крепления на опорах, к которым крепилась сетка, и пошел
за помощью, одному снимать было неудобно.

— Эй, Ойкава,— позвал он, и тут ему показалось, что он услышал свое имя.

Ойкава быстро закрыл рот, а тренер посмотрел на Ивайзуми так внимательно, что стало как-
то не по себе.

— Иду, Ива-чан, — Ойкава, рассеянно улыбаясь, подбежал к другой опоре, и они быстро
свернули сетку.

— О чем вы говорили? — небрежно поинтересовался Ивайзуми.

— Да так, — Ойкава наклонился за мячом и ловко закинул его в корзину. — О завтрашней

игре. О том, кто будет в составе.

— А кто будет?
— Все, нас тут пятнадцать человек, посмотреть в реальном матче надо на всех.

Тренировочные матчи между группами они проводили регулярно, и, по мнению Ивайзуми,

это давало им больше, чем любые игры внутри команды. Основной состав он ждал с
нетерпением. Во-первых, было интересно посмотреть на тех, кого раньше видел только по
ТВ, во-вторых, игра, конечно же, предвкушалась. С таким соперником ему встречаться еще
не приходилось.

— Ясно, — он потянулся, улыбаясь.

Сегодняшняя тренировка закончилась раньше, тренер посчитал, что перед итоговым матчем
им всем стоит отдохнуть, и сейчас впереди был целый свободный вечер.

Ойкава легко коснулся спины, проходя мимо, и по коже побежали мурашки, а лицо залила
краска.

— Чем займемся? — спросил он, когда они вышли из зала, оставив Исиду что-то обсуждать с
администратором базы.

Ивайзуми сунул руки в карманы и пожал плечами.

— Я бы просто повалялся, во что-нибудь поиграл, — признался он.

— Это слишком скучно, — заявил Ойкава. — Мы скоро разъедемся, и надо повидать всех.

— Я точно при этом должен присутствовать? — поинтересовался Ивайзуми, заранее

смиряясь с перспективой провести весь вечер на ногах.

— Абсолютно, — твердо ответил Ойкава. — Между прочим, некоторые из этих людей могут
стать твоими сокомандниками.

Ивайзуми настучал Ойкаве по голове и фыркнул:

— Ну да, ну да, только меня и ждут.

— А что, играешь ты, как минимум не хуже.

В итоге все оказалось не так плохо, как Ивайзуми думал. Получилось увидеться даже с
Акитой, тот вообще в последнее время повеселел и, по его словам, играл с удовольствием.

Они стояли у магазинчика перед главными воротами, и Акита весело болтал о том, что
обязательно продолжит играть в университете. Его родители, кажется, пришли к согласию
относительно сына и его будущего.

— Теперь хотя бы не будут полоскать мне мозг, — рассказывал Акита. — А потом

укоризненно заметил: — А вы, парни, не сказали, что вас перевели в А. Давно? Я узнал-то
случайно, когда пошел посмотреть на тренировку и не нашел вас.

— Почти сразу, — рассеянно ответил Ойкава, сражаясь с пакетом чипсов. Ивайзуми отобрал,
разорвал упаковку и вернул в руку.

— Вот уж не думал, что вы, ребята, так круты.

— Просто повезло, — Ивайзуми подошел к автомату с напитками, выбрал один для Ойкавы,
а второй для себя, посмотрел на Акиту: — Ты какой будешь?
Тот помахал открытой баночкой колы:

— У меня еще есть, — отпил глоток, и задумчиво сказал: — Я слышал, что А — верный
пропуск в состав.

Ойкава только покачал головой, и Ивайзуми был с ним согласен. Наверное, со стороны так и
казалось, но сам Ивайзуми точно знал, что несколько человек из группы не пройдут. У них
был полный порядок с техникой и опытом, но играли они почему-то слабовато. Ойкава
сказал, что нет настоящего желания, и это всегда чувствуется. По сути, единственным, кто
пройдет, будет Курокава-сан, потому что был на совершенно ином уровне, и это ощущалось.

Потом они все вместе дошли до совместной компании из групп С и D, там звучали тихие
переборы гитарных струн, и Ойкава оживился — а Ивайзуми только застонал. В последний
год Ойкава упорно учился играть на гитаре, но, поскольку времени у него толком не было, то
все, что пока получалось — это пощипывать струны с задумчивым видом виртуоза, который
может, но не хочет. Выглядел при этом Ойкава достаточно забавно, и Ивайзуми не упускал
шанса поиздеваться.

— Ты так говоришь, Ива-чан, потому что у тебя у самого слух, как у бамбуковой палочки, —
обижался Ойкава на пути «домой».

— Зато у тебя слух есть, но руки растут из задницы, — парировал Ивайзуми, а Ойкава вдруг
вздохнул.

— Если нас слить воедино, получился бы хороший музыкант.

— Если нас слить воедино, получится пиздец, — честно сказал Ивайзуми. — Насчет
музыканта не уверен.

Ойкава только расхохотался в ответ.

Перед сном они отодвинули седзи и, пока Ойкава умывался, Ивайзуми перетряхивал футоны.
С седзи была отдельная история. Первым перегородку в комнату приволок их сосед, Икари,
и долго отбивался от расспросов «где взял». Ойкава пригрозил, что расскажет всем, и тому
пришлось расколоться, взяв страшную клятву, что больше никто на базе не узнает. Седзи
выдала ему Мики, с который они вроде как встречались — в общем, Икари мялся как мог, и
заслужил головомойку от еще троих. А Ойкава, прищурившись, задумался.

Атаку на Мики они повели все вместе. Та, видимо, предупрежденная Икари, стояла
насмерть, но в итоге сдалась под натиском аргументов вроде «Ива-чан будет петь вам
серенады по ночам, а хуже него поет только инструктор Ичикава» и выдала несколько седзи,
предупредив, чтобы никто об этом не узнал.

Поэтому несли их к себе под покровом ночи, короткими перебежками. Зато теперь общая
спальня, разделенная перегородками, вид приобрела уютный и почти домашний. А для
Ойкавы с Ивайзуми это означало спокойную возможность спать в обнимку, чего страшно не
хватало. Но даже с седзи они первое время отодвигались друг от друга, держась под одеялом
за руки.

Мокрый Ойкава появился, роняя капли воды, и сразу же завернулся в одеяло, оставив
наружу только глаза и нос. Пока Ивайзуми умывался, он успел задремать. Но стоило лечь
рядом, как Ойкава немедленно проснулся. Жалко, что седзи не решали проблему звуков.

Ивайзуми приподнялся на локте и, нависая над Ойкавой, поцеловал. Тот лежал на спине, и
грудь ровно поднималась, а кадык дергался, когда Ойкава сглатывал. Ивайзуми улыбнулся и
прижался губами к горлу — давно хотел это сделать.

Под языком лихорадочно бился пульс, и Ивайзуми провел языком от подбородка до

ключицы. Вдруг вспомнил самый первый засос, который ему поставил Ойкава, и мстительно
улыбнулся. Примерился к участку кожи на ключице и прижался губами, присасываясь к
коже.

Ойкава содрогнулся и вцепился зубами в собственный кулак, раздвинул ноги, выгибаясь, и

Ивайзуми на миг замер, дожидаясь, когда собственное возбуждение хоть немного схлынет. А
потом продолжил вылизывать горло, чувствуя, как Ойкава мечется, как все быстрее бьется
под языком пульс, как дрожит, вибрируя, низкий-низкий стон. Голова кружилась, и не
хватало воздуха, но Ивайзуми не мог оторваться — он обхватил губами кадык, чуть сжал
зубы, и Ойкава вдруг выгнулся, вцепившись в руку с такой силой, что едва не опрокинул. А
потом длинно содрогнулся. И еще раз. И еще. Пока не обмяк, распластавшись, дрожа всем
телом.

Ивайзуми уткнулся лицом ему в плечо, вдыхая едва ощутимый запах спермы и беззвучно
засмеялся. Подзатыльник у Ойкавы получился совсем слабый, а потом Ивайзуми откинул
одеяло и, замирая от возбуждения, прижался губами к паху, чувствуя через мокрые трусы
еще твердый член.

Ойкава лежал, задыхаясь, а потом вдруг извернулся, нырнул под одеяло, и Ивайзуми
почувствовал у себя на животе его горячее дыхание.

— Ты спятил, — прошептал Ивайзуми едва слышно и содрогнулся, когда Ойкава подцепил

резинку трусов и потянул вниз, до середины бедер. Он коснулся легкими поцелуями паха,
задевая губами член, лизнул ямочку пупка, и Ивайзуми зажмурился, когда его окатила
горячая волна возбуждения.

А потом головку обволок влажный жар, и Ивайзуми выгнулся, теряя над собой контроль.
Язык Ойкавы скользил вдоль члена, Ивайзуми то проваливался в бело-красное марево
возбуждения, то взмывал ввысь, словно на качелях. Вокруг не осталось ничего, кроме
темноты, пляшущей красными пятнами перед глазами. Ивайзуми глотал горячий воздух и
ерошил Ойкаве волосы, подталкивая, направляя, пока окончательно не потерялся среди
прикосновений и нажатий. Он кончил Ойкаве в рот, едва тот вобрал член глубже — это
оказалось последней каплей, и на этом сознание отказало, взорвавшись алыми каплями.

Они приходили в себя, тяжело дыша, сперма стекала по мошонке ниже, между ягодиц.
Ойкава по-прежнему лежал под одеялом, тихо дрожа. Ивайзуми потянул его на себя и крепко
обнял. У поцелуя был вкус спермы, и Ойкава затих, поглаживая плечо. От мягких
прикосновений неудержимо клонило в сон.

Когда-нибудь Ивайзуми обязательно скажет, что он чувствует. А пока можно заснуть, вдыхая
их перемешавшиеся запахи. И чувствовать себя самым счастливым человеком.

***

Основной состав приехал утром, когда Ивайзуми и Ойкава выбрались на пробежку. Длинный
трехэтажный автобус прокатил по узкой дороге и остановился у большого жилого
комплекса. Там, как знал Ивайзуми, была целая гостиница — с отдельными комнатами на
двоих и всеми удобствами. Игроки выходили неторопливо, зевали и потягивались.

— Высоченные, — пробормотал Ойкава, подходя ближе к Ивайзуми.

— Всего лишь некоторые. Можно подумать, ты двухметровых парней не обыгрывал.

— Таких — нет, — глаза Ойкавы горели предвкушением, и Ивайзуми хмыкнул.

На разминке выяснилось время матча — шестнадцать ноль-ноль.

— Этот матч будет последним проведенным вами мероприятием, — Исида, непривычно

строгий в костюме клубных цветов, шагал вдоль натянутой сетки, заложив руки за спину. —
Это наш с вами экзамен, тест, который покажет, чего мы с вами добились.

Ивайзуми слушал, рассеянно размышляя, зачем все эти речи. Можно было просто выйти и
сыграть, а разговоры — потом. Он покосился на Ойкаву, но тот слушал неожиданно
внимательно, и в глазах играл упрямый блеск.

— Но не нужно думать, — продолжил тренер, — что все ваши достижения за прошедшие

полтора месяца заключаются в этом матче. Целью открытых тренировочных сборов был
поиск не просто сильных игроков или тех, кто в перспективе может стать таковым. Наша
цель была и остается — найти единомышленников, еще одну часть семьи. И для этого одной
игры недостаточно. И я надеюсь, — Исида обвел всех суровым взглядом, — мы таких людей
отыскали.

Он поклонился, и загрохотали аплодисменты. Ойкава наклонился и проговорил, как будто

между прочим:

— В первый день в лагерь приехало порядка четырехсот человек. Сейчас нас чуть больше
восьмидесяти. Приглашения получат человек десять, не больше.

Ивайзуми недовольно отодвинулся — если Ойкава намекает, что им не светит, то он как-то

поздно спохватился. Шансы были мизерные с самого начала.

— Вот когда объявят итоги, тогда и будем оценивать шансы, — шепотом рявкнуть не
получилось, поэтому он добавил убедительности подзатыльником. — Нам еще играть с
этими уродами, а ты опять думаешь черт знает о чем.

Ойкава посмотрел на него, как будто впервые увидел, и улыбнулся — остро и зло.

— Ты прав, Ива-чан, и от его голоса по спине побежали мурашки. — Сыграем так, что им
мало не покажется.

Это был совсем другой разговор. С таким Ойкавой он любил играть. Ивайзуми улыбнулся
краешком губ и показал большой палец.

***

Стоя на площадке перед основным составом Токио Верде, Ивайзуми вытирал беспрестанно
льющийся пот и сжимал от злости зубы так, что они скрипели. Они унизительно проигрывали
— первый сет закончился со счетом 25-9, во втором они смогли размочить второй десяток и
проиграли 25-14, а третий начался с череды бестолковых ошибок, к которым приложили руки
и сам Ивайзуми, и Ойкава. В принципе, ничего страшного не было в том, чтобы подать
немного в аут — на рискованных силовых подачах такое случается сплошь и рядом. Да и в
том, чтобы неудачно отыграться от блока, никакой беды не было. Если есть возможность
набирать очки. Но ее не было, и третий сет Токио Верде вели 15-4, и ничего более
унизительного Ивайзуми даже припомнить не мог.

Исида постоянно тасовал составы. Перед игрой он даже объяснил, зачем — нужно было
посмотреть в действии на всех игроков группы без исключения. Но сейчас, к середине
третьего сета, Ивайзуми окончательно уверился, что Исида ставил игроков на максимально
неудобные для них позиции. Связующим Ойкава побывал от силы минут десять, и большую
часть игрового времени простоял на блоке.

Ивайзуми несколько раз играл за либеро, и это тоже стоило пары потерянных очков. Потому
что он постоянно забывал о передней линии, да и либеро из него был откровенно хреновый.
Высоченный Курокава ушел на левый край, в доигровщики, а невысокого Кимуру отрядили в
диагональные.

Исида изредка поглядывал на счет, но выглядел невозмутимым и величественным, словно

гора Фудзи. А Ивайзуми злился. Он чувствовал общее настроение, и от этого ноги наливались
тяжестью — все бессмысленно, бесполезно. Даже мячи, которые он как либеро раз за разом
вытягивал на зубах, все равно стали легкой добычей соперника. Он видел перед собой
талантливых игроков, одаренных больше, чем он, силой, ростом, даже желанием играть в
волейбол.

И от этого в груди рождалась глухая злость, которая двигала его ноги и поднимала руки. При
счете 24-8 их с Ойкавой выпустили на площадку одновременно. Ивайзуми видел, как
принимающий мяч не обработал, тот просто отлетел от плеча, но Ойкава все равно
попытался сделать передачу:

— Ива-чан! — его крик заметался под потолком.

Ивайзуми знал, что не успеет, никто бы не успел, это была не передача даже, а просто
попытка зацепить мяч. Но Ойкава верил в него, и поэтому Ивайзуми бежал из последних сил,
и в нырке рыбкой он влетел в стулья, окружающие площадку, зацепив на прощание мяч
кулаком.

Они безнадежно проиграли.

Финальный поклон и традиционное рукопожатие оставили во рту привкус горечи. Ойкава

выглядел подавленным и застывшим, а Ивайзуми хотелось убраться с чужих глаз и посидеть в
тишине.

— Это была отличная игра, — сказал Исида после матча, — и вы все показали, на что вы
способны.

Говорил он совершенно серьезно, но Ивайзуми казалось, что тот издевается. Да уж, показали,
счет прямо-таки кричал о том, с какой стороны они себя показывали.

— Ива-чан, — позвал Ойкава.

Ивайзуми хлопнул его по ладони, на миг задержав руку, а потом опустил:

— Пройдусь, — сказал он, и Ойкава только кивнул.

Не то чтобы Ивайзуми никогда не проигрывал. Просто знать, что разница в уровне есть, и
понимать, как она велика — это совершенно разные вещи. Он вышел из корпуса с
тренировочными залами и пошел, не разбирая дороги. Забредя между двумя зданиями,
соединенными между собой переходом, он выбрал местечко посолнечнее, и уселся прямо на
землю.

Ойкаву он пошел искать, когда солнце спряталось за здание, и ноги свело. На короткий
вопрос «Где?» Ойкава сказал, что в административном здании, закрывает формальности.
Ивайзуми подумал и пошел прямиком туда. Проходя по знакомому коридору, он увидел, что
дверь в одном из кабинетов приоткрыта. Раздался голос Исиды:

— Ты всерьез считаешь, что достиг своего потолка? Да у тебя до сих пор, что техника, что
решимость — одно посмешище. — Ивайзуми посмотрел прямо и увидел затылок Ойкавы. А
Исида продолжил: — Ну да, в команде есть талантливые парни. И тебе никогда с ними не
сравниться. Но дело-то в другом. Какой смысл плакать о том, что ты никогда не изменишь?
Только время зря потеряешь. Но ты можешь продолжить идти своим путем — а это всегда
сложнее и болезненнее, чем просто сдаться кому-то более талантливому.

— Спасибо, — Ойкава коротко поклонился и вышел, притворив за собой дверь. Посмотрел

на Ивайзуми отсутствующим взглядом, а потом улыбнулся, словно встряхнувшись.

— Ива-чан, тебе нужно сдать браслет, — Ойкава схватил его и потащил за собой, не слушая
возражений, и захотелось, как в старые добрые времена, дать по шее, чтобы угомонился.

Они метались по территории тренировочного лагеря, прощаясь, обмениваясь номерами и

вспоминая, не забыли ли чего, вызванное такси нетерпеливо гудело, и когда они загрузились,
Ивайзуми почувствовал, что оставил позади что-то очень важное, но что именно, так и не
смог сформулировать.

Зато он точно знал, что для Ойкавы вопрос выбранного пути больше не стоял.
 Эпилог

Письмо с приглашением в дублирующий состав Токио Верде пришло Ойкаве перед самой
игрой с Датеко. Надо было торопиться, автобус уже ждал, а они стояли и рассматривали
плотный желтый конверт, набитый тонкой рисовой бумагой.

Контракт на игру за дублирующий состав Токио Верде с правом участия в чемпионате

Челлендж-лиге. Попросту говоря, Ойкаву могли вызывать на официальные игры в основную
команду.

Ойкава смотрел на все это богатство, кусая губы, а Ивайзуми чувствовал в груди щемящее
тепло, от которого хотелось делать глупости, после которых оставалось только надеяться,
что когда-нибудь у Ойкавы случится приступ амнезии, и тот все забудет.

Наверное, так было правильнее всего — Ивайзуми до сих пор не мог твердо сказать, хочет ли
он связать свою жизнь с волейболом. А значит, ничего хорошего из этого не выйдет.

За Ойкавой он может пойти и без всякого волейбола. От этой мысли ничего не болело, а
решение казалось взвешенным и обдуманным.

Хотя играть, конечно, хотелось. Для себя.

— Ива-чан, — Ойкава смотрел растерянно, и его глаза подозрительно блестели. — Ива-чан,

меня взяли! Ты понимаешь, меня взяли!!

И глядя на совершенно счастливого Ойкаву, Ивайзуми не чувствовал ни капли зависти. Все

было правильно. Он этого хотел, и он добился своего. Когда они садились в автобус,
Ивайзуми украдкой взял Ойкаву за пальцы и сжал. И тот, придирок несчастный, тут же
развернулся и набросился так, что еще немного — и сломал бы ребра.

И все же его радость была такой заразительной, что губы невольно растягивались в улыбке.

Отец позвонил, когда они подъезжали к Сендайской Арене. Ивайзуми смотрел в окно,
прижимая трубку к уху плечом, и украдкой отбивал атаки Ойкавы на свою спину.

— Хаджиме, тебе прислали письмо из Токио. С логотипом Токио Верде.

Официального отказа Ивайзуми не ждал, хотя бы потому, что они с Ойкавой не подавали
никаких заявлений. По итогам лагеря их могли либо пригласить, либо проигнорировать,
поэтому Ивайзуми немного удивился.

— Открой и посмотри, что пишут.

— Может, ты сам? — напряженным голосом поинтересовался отец.

— Да прекращай, что там может быть.

Раздался шорох бумаги, голос мамы на заднем фоне.

— Это контракт на игру в дублирующем составе Токио Верде, — буднично сказал отец, и
Ивайзуми застыл с открытым ртом.

— Что? Нет, не повторяй, я все слышал. Ты уверен, что это не ошибка?

Ойкава рядом словно окаменел, вытянулся струной, и Ивайзуми сжалился — включил
внешние динамики, приглушив громкость.

— Не вижу, каким образом здесь может быть ошибка — тут твое имя и паспортные данные.
— Отец хмыкнул. — Ну что ж, поздравляю. И удачи в игре. Как вернешься — обсудим.

Когда не надо — Ойкава соображал быстрее всех.

— Ива-чаааан! — автобус сотряс вопль такой силы, что обернулись все, а дремавший Куними
подпрыгнул и испуганно завертел головой.

— Ива-чан, Ива-чан, Ива-чан! — Ойкава тискал его, как плюшевую игрушку, и сбежать было
решительно некуда, поэтому Ивайзуми беспомощно вжимался в спинку кресла, надеясь, что
от этого всплеска радости он уйдет живым.

— Капитан сошел с ума и начал убивать самых близких людей, — прокомментировал Ватари.

— Но почему? — все, что Ивайзуми чувствовал — это бесконечное удивление, смешанное с

недоверием. Почему? За что?

А еще ему казалось, что у него выросли крылья. Идиотская гордость — все-таки смог,
доказал, выдержал! — рвалась наружу, и забивая победный мяч Датеко, Ивайзуми ощутил
чистый сияющий восторг.

В перерыве Ойкава смотрел слишком внимательно и серьезно.

— Ива-чан, не вздумай отказаться. Это место твое по праву…

— Слушай, — пришла в голову мысль, — ты там никак не повалял на решение?

Ойкаве выглядел искренне удивленным.

— Нет, да и как? Тренер сразу сказал, что рассматривает нас как кандидатов.

— Ой, да он всех там рассматривал,— отмахнулся Ивайзуми, надевая свежую футболку.

Ойкава почесал в затылке.

— Ну, он говорил, что ему помимо игры нужны дополнительные аргументы, и я сказал, что
ты в этом году получил MVP по префектуре. Уж не знаю, стало ли это аргументом.

— Ладно, — сейчас Ивайзуми куда больше интересовала предстоящая игра с Карасуно. — Я

подумаю.

***

Неудобная прыгучая Карасуно цеплялась за каждый мяч. Они зубами вгрызались в площадку,
и Ивайзуми чувствовал, как удар за ударом они играют все лучше — растут на глазах.

А потом он не смог реализовать матчбол, и все полетело кувырком. По площадке весело

прыгали мячи, в ушах звенел яростный вопль слившихся воедино глоток. А Ивайзуми
вспоминал, как он, ас, не смог реализовать матчбол.

Едва хватило сил, чтобы пожать руки соперникам. Когда перед ним возник Кагеяма,
Ивайзуми смог хлопнуть его плечу и поздравить. Отличная игра. Отличная связка.
Хотелось побыть одному, и Ивайзуми быстро пошел в туалет. Холодная вода остужала
голову, стекала за шиворот и в раковину, смешиваясь со слезами, а он все стоял. Ойкава
появился словно тень — и он был в веселом, яростном бешенстве.

Ивайзуми выкрутил кран и поднял голову.

— Я не забил этот чертов мяч, — хрипло сказал он, а Ойкава прищурился.

Теперь перед Ивайзуми стоял его капитан.

— Ива-чан, ты дебил. Кто мне говорил, что команда — это когда вместе? Выигрываем
вместе, но и проигрываем — тоже вместе. Я не подал, Ватари не принял, ты не забил… Какая
разница, черт возьми? Главное, будем ли мы двигаться вперед. Вот и все.

Кажется, Ойкава говорил о волейболе, но Ивайзуми было плевать. Он потянулся к нему,

роняя капли на футболку, и поцеловал, вбирая такой знакомый вкус. Ойкава выдохнул ему в
рот, его губы приоткрылись, и Ивайзуми стал целовать его все глубже и глубже, пока не
закружилась голова.

А потом он вспомнил.

— Это сраный контракт. Я подпишу его.

Решение, которое еще совсем недавно колебалось, словно поверхность озера под порывами
ветра, вдруг выкристаллизировалось так четко, словно собрало все его взлеты и падения.
Ивайзуми вспоминал свой восторг от игры в защите — он действительно спас несколько
очков. Выиграли бы Сейджо, если бы атаковал, а не защищался? Маловероятно.

Он вдруг разом понял Ойкаву, который рвался по этой своей дороге, невзирая ни на что. И
теперь знал, что теперь они пойдут по ней вместе.

***

Отец вручил конверт с контрактом, попросив пока ничего не подписывать.

— Впрочем, — пробормотал он, кинув взгляд на Ивайзуми, — кажется, это не имеет

большого значения. Развлекайтесь, мальчики.

После игры они потащили команду в раменную, и Ватари донес, наконец, папку, о которой
Ивайзуми его просил когда-то. Потом, не сговариваясь, они с Ойкавой пошли сначала к
Ивайзуми — за контрактом, а потом к Ойкаве, потому что этим вечером он дома был один.

Теперь они сидели у него в комнате. И Ивайзуми прислушивался к новым странным чувствам:
горечь проигрыша переплавилась в яркую чистую злость, от которой кровь бежала по венам
быстрее.

Ойкава задернул занавески и уселся рядом, положив голову ему на плечо.

— Ты самый лучший в мире ас, — шепнул вдруг Ойкава, и Ивайзуми улыбнулся.

— Говно из меня ас, — сказал он. — Но я исправлюсь, — он улегся на пол, увлекая за собой
Ойкаву, и улыбнулся. — Вот увидишь. Да, кстати… — он пошел к сумке и достал папку. —
Держи.

Ойкава недоуменно раскрыл ее, и на пол высыпалось несколько фотографий. Они рядом, они
улыбаются, они смеются.

— Ива-чан,- проговорил Ойкава, его нижняя губа задрожала.

Он молча выбрал одно фото, порылся в столе, а потом приколол его к стене, на то самое
место, где когда-то висело такое же.

А потом сгреб Ивайзуми в охапку, беспорядочно целуя в шею, горло, лоб. Сердце Ойкавы
стучало как сумасшедшее, когда он застыл на миг, а потом задрал Ивайзуми футболку.

Тот напрягся, когда ладонь скользнула под футболку, погладила живот и двинулась выше по
груди. Когда Ойкава тронул сосок, Ивайзуми чертыхнулся — это было нечестно. И он в
жизни бы не подумал, что соски — его слабое место. А Ойкава медленно задрал футболку и
лизнул сосок, покружил вокруг него языком, и Ивайзуми со стоном сдался. Дальше — все,
что угодно.

Ойкава раздевался медленно. Ивайзуми смотрел из-под ресниц, как он стягивает штаны,
видел твердый набухший член, и возбуждение тянуло под ребрами. Свет настольной лампы в
сгустившихся сумерках бросал на Ойкаву золотистый круг, и Ивайзуми казалось, что Ойкава
светится изнутри.

И нет, черт возьми, он не будет говорить, какой Ойкава красивый.

— Ива-чан, — вдруг прошептал Ойкава. — Ты такой красивый.

В кровь плеснуло возбуждением, и Ивайзуми закрыл глаза, притягивая к себе Ойкаву.

Раздеться — вопрос минуты, и Ивайзуми стягивал с себя одежду, потому что от желания
прикоснуться кожа к коже кружилась голова.

Когда Ойкава снял трусы, мелькнув толстым возбужденным членом и налившейся мошонкой,
Ивайзуми сглотнул. Извернулся, нависнув над раскинувшимся на спине Ойкавой, и
задохнулся, когда его член дрогнул, а на темно-красной головке выступила капля смазки.

Между ягодиц у Ойкавы было горячо и влажно, и Ивайзуми погладил расщелину, не решаясь
зайти дальше.

Ойкава тихо застонал, широко разводя ноги, и Ивайзуми, задыхаясь, прижал указательный
палец к заднему проходу.

— Если глубже, — срываясь голосом, сказал он, — не больно?

Ойкава всхлипнул, вдруг толкнувшись вперед и наживаясь на палец, а Ивайзуми понял, что
кончит прямо сейчас. На его ягодицы легли обжигающе-горячие ладони, и Ойкава сжал руки,
привлекая Ивайзуми к себе.

Он извивался, пытаясь сказать, что хочет большего, намного, намного большего, чем у них
было до этого. И от того, что делал Ойкава, становилось совсем не легче.

— Ойкава, — Ивайзуми смотрел отчаянно и беспомощно, — Ойкава. Я сейчас сделаю это, я

больше не могу… — и вжался членом в расщелину.

Ойкава постоянно сглатывал, а потом вдруг выдохнул, и головка члена уперлась в мышцы.
Головка вошла совсем ненамного, и Ойкава жалобно выдохнул, а его глаза наполнились
 слезами.

— У тебя слишком большой, Ива-чан, — Ойкава смахнул слезы, а Ивайзуми начал целовать
мокрые веки, продвигаясь по миллиметру все глубже.

Это было сумасшествием. Это было пыткой.

Ойкава жалобно застонал и вдруг обнял Ивайзуми крепко-крепко, словно боялся, что тот
передумает. Ивайзуми обхватил его обмякший член, и начал двигать рукой, стараясь
приноровиться к собственному ритму. Теперь мышцы расслабились, и Ойкава коротко
вскидывал бедра, когда Ивайзуми покачивался вверх-вниз.

От подступающего оргазма темнело в глазах, и все равно Ивайзуми провалился в него как в
омут. Ойкава сжался, когда его член в руке затвердел, а Ивайзми зарычал, прикусывая кожу
на горле, впиваясь отчаянным поцелуем, и изливаясь — то ли внутрь, то ли мимо. Он
продолжал дрочить Ойкаве, пока тот размазывал вытекшую сперму по мошонке. И когда
кончил, брызгая на живот, Ивайзуми показалось, что он кончает следом — еще раз.

Комната перестала кружиться и покачиваться, а дыхание успокоилось. И Ойкава сонно

сказал:

— Ива-чан, а давай спать?

— Свежая идея, — фыркнул он.

Они перебирались на футон, путаясь в ногах друг друга и стараясь не размыкать объятий.
Сон накрыл сразу же — тяжелым влажным одеялом, и Ойкава, кажется, заснул раньше, чем
Ивайзуми закрыл глаза.

Посреди ночи Ивайзуми вдруг проснулся, словно что-то толкнуло под бок. Рядом тихо сопел
Ойкава, его ладонь лежала у Ивайзуми на груди, а нога вклинилась между бедер. Ивайзуми
наклонился и бережно поцеловал мягкие губы.

А потом отчаянно потряс за плечо:

— Ойкава, Ойкава!

— Ммм, Ива-чан?

Тот сонно повернулся и потянулся навстречу, стискивая в объятьях, а Ивайзуми замер от

острого, почти болезненного мгновения счастья. Кажется, он все-таки скажет это. Просто
быстро.

— Я тебя люблю, — пробормотал он на ухо Ойкаве и закрыл глаза.

Вот теперь можно спать.

— Я тебя тоже, — донеслось до него мягкое. — Я тебя тоже. Всегда.

Works inspired by this one

Please drop by the archive and comment to let the author know if you enjoyed their work!