1

Сфера языка и прагматика речевого общения.

Международ. сб. науч. трудов.
К 65-летию фак-та РГФ Кубанского гос. университета.
Книга 1. Краснодар, 2002. С.204-14.

Этнопсихолингвистика и лингвокультурология
как конституенты новой научной парадигмы
д.ф.н. В. В. Красных (МГУ)

О формировании новой научной парадигмы в сфере гуманитарных и собст-

венно филологических исследований ученые всерьез заговорили еще в последней
четверти уже прошлого века (напр., Н. Д. Арутюнова, В. Н. Телия). Тогда же были
постулированы и основные теоретические положения некоторых рождающихся дис-
циплин, данную парадигму представляющих (напр., В. Н. Телия сформулировала
теоретические основы лингвокультурологии). Изменения научной парадигмы были
обусловлены целых рядом причин, много, подробно и глубоко анализировавшихся в
научной литературе, поэтому я позволю себе не останавливаться на этом сколь-
нибудь подробно. Среди основных факторов, способствовавших указанным измене-
ниям, следует, очевидно, назвать общую «гуманизацию» научных исследований на
протяжении всего XX века, антропоцентризм и «антропостремительные тенденции»
(В. Н. Телия) в развитии научной мысли. Эпоха «ренессансных» настроений в науке
(по аналогии с эпохой Возрождения в искусстве) привела, в частности, к появлению
новых научных направлений и дисциплин, которые в последнее время привлекают
все большее внимание исследователей и становятся, если угодно, «остромодными» в
наши дни.
В настоящей статье я хотела бы изложить некоторые свои идеи в связи с та-
кими актуальными в наши дни направлениями, как этнопсихолингвистика и лингво-
культурология. Почему мне представляется важным обсуждать именно сейчас имен-
но эти дисциплины? Во-первых, именно эти дисциплины находятся сегодня на «пе-
редовом фланге» современного развития гуманитарного знания. Во-вторых, именно
эти дисциплины переживают сегодня этап своего становления и кристаллизации
(вспомним, что только в 90-х годах В. Н. Телия впервые точно определила объект,
предмет и методологию лингвокультурологии и сформулировала основные ее по-
стулаты, и что еще в конце 90-х А. А. Леонтьев писал, что этнопсихолингвистика
«как отдельная научная область скорее декларирована, чем действительно оформи-
лась»). В-третьих, именно эти дисциплины являются сегодня «особо актуальными» с
точки зрения моды в науки и потому втягивают в свою орбиту как специалистов
разных профилей, так и, к величайшему сожалению, не-специалистов, что приводит
подчас просто к дискредитации самих дисциплин.
В связи с этим, никоим образом не претендуя на статус «истины в последней
инстанции», позволю себе представить свое понимание указанных дисциплин и по-
пытаюсь определить сферы их «пересечений» и расхождений. Итак, начнем с этноп-
сихолингвистики (ЭПЛ), которая понимается как направление, которое рассматрива-
ет речевую деятельность в преломлении национально-культурной специфики и с
учетом национально-культурной составляющей дискурса, а также исследует этноп-
сихолингвистическую детерминированность языкового сознания и коммуникации.
Объектом ЭПЛ является совокупность речевых событий и речевых ситуаций,
имевших место в условиях национального дискурса. Предмет ЭПЛ может быть оп-
ределен как национальный дискурс во всей совокупности своих проявлений и фак-
торов, обусловливающий его специфику. Цель ЭПЛ предстает как выявление, опи-
сание, объяснение, категоризация и структурирование 1) особенностей функциони-
 2

рования национального языка как отражения и проявления национального менталь-

но-лингвального комплекса; 2) специфики коммуникативного (и в первую очередь –
речевого) поведения представителей определенного национально-лингво-
культурного сообщества; 3) характерных черт национального дискурса и тех факто-
ров, которые предопределяют его национально-культурную специфику.
Постулаты и методологические основания ЭПЛ могут быть сформулированы
следующим образом.

Изначальная активность субъекта коммуникации при ведущей роли мотивации
его деятельности.
Этот постулат ЭПЛ унаследовала от психолингвистики, на плечах которой фактиче-
ски и выросла. Напомню, что психолингвистика может быть определена как теория
речевой деятельности (в самом широком понимании) и, таким образом, она вписыва-
ется в общую теорию деятельности.

Национально-культурная детерминированность речевой деятельности, языкового
сознания, коммуникативного поведения.
Разумеется, можно рассуждать об указанных феноменах «вообще», как можно гово-
рить о феномене, например, фонемы как таковом, но как только речь заходит о кон-
кретном анализе конкретной речевой деятельности, конкретного языкового созна-
ния, конкретного коммуникативного поведения, мы волей-неволей имеем дело с на-
ционально-культурной их реализацией и национально-культурным их проявлением.
Даже в тех случаях, когда мы рассматриваем данные феномены в рамках одного эт-
нокультурного пространства. Позволю себе провести еще одну аналогию с собст-
венно лингвистическим феноменом: можно обсуждать такой феномен, как язык, так
сказать, «вообще» (напр., в рамках оппозиции «язык vs. мышление»), но, как бы там
ни было, любой исследователь, как правило, имеет дело все-таки с конкретным на-
циональным языком /языками как воплощением «языка вообще».

Национально-культурная маркированность коммуникации; антиномия «моно-
культурная vs. межкультурная коммуникация».
Так же, как и только что представленные феномены (речевая деятельность, языковое
сознание, коммуникативное поведение), коммуникация не может не быть маркиро-
ванной по национально-культурному признаку, поскольку указанные феномены в
ней и находят свое проявление. Иначе говоря, коммуникация необходимо обязатель-
но несет черты национально-культурной специфики коммуникативного поведения
субъектов, во многом предопределяется национально-культурной спецификой об-
раза мира, мировоззрения и миропонимания субъектов и т. д.

Субъект коммуникации – человек говорящий, предстающий как совокупность
личностей: языковой, речевой, коммуникативной.
Для ЭПЛ все три ипостаси человека говорящего оказываются равно важными, по-
скольку (в том числе) в них и через них проявляется национально-культурная детер-
минированность языкового сознания, речевой деятельности, коммуникативного (и
уже – речевого) поведения, коммуникации как таковой.

Субъект коммуникации – одновременно и субъект культуры, и субъект языка.
Будучи человеком говорящим, субъект коммуникации по определению не может не
быть связанным с культурой и с языком, в силу чего он и предстает в качестве субъ-
екта и того, и другого.

Субъект коммуникации – всегда «национальный человек» (Н. А. Бердяев).
По мысли Н. А. Бердяева, конкретный человек входит в человечество не как человек
«вообще», но только как человек национальный. При этом человек национальный
«больше», чем просто человек, т. к. объединяет в себе и универсальные (как homo
sapiens), так и национальные черты.
 3

Антиномии «индивидуальное vs. коллективное», «социум vs. этнос1», «нацио-

нально-культурное vs. общечеловеческое»; триада «человек говорящий – социум
– этнос» рассматривается на фоне «общечеловеческого универсума».
Для психолингвистов уже стала банальной идея о том, что человек входит в челове-
чество не только как человек национальный, но и как «человек социальный», по-
скольку в этнос человек входит тоже не как человек «вообще», но только через соци-
2
альные группы (социумы ), членом которых он является.

Синтез деятельностного (процессуального) и «образного» (в плане отображения)
подходов; антиномии «процесс vs. образ», «система vs. функционирование»
Данный постулат также унаследован ЭПЛ-ой у психолингвистики. Особенно важ-
ным для ЭПЛ оказывается противопоставление системного и функционального ас-
пектов, поскольку на построение текста и дискурса, на процессы их порождения и
восприятия, на коммуникацию в целом влияет целый ряд факторов, поддающихся
выявлению, описанию и стуктурации именно в системном аспекте. Речь в первую
очередь идет об основных ментефактах национального культурного пространства.

Синхронизм, интеграционный характер и «контрастивность» исследований.
От психолингвистики ЭПЛ унаследовала положение о том, что сознание человека
существует в виде ментальных образов, доступных наблюдению в интроспекции
только для субъекта сознания, и в «овнешнениях» этих ментальных образов, т. е. в
виде деятельности, в которой субъект сознания воплощает эти образы, и в виде
предметного воплощения этих образов – в продуктах, результатах этой деятельности
(Е. Ф. Тарасов). При этом крайне важным является принцип синхронии, поскольку в
случае его несоблюдения реконструируемая картина национально-культурной спе-
цифики языкового сознания и дискурса может оказаться неточной и «смазанной».
Описание какой бы то ни было специфики возможно только в том случае, если пред-
полагается и имеется в виду принципиальная возможность бытия «иного» (вспомним
идею А. Ф. Лосева о том, что «сущее становится сущим только на фоне не-сущего»).

А теперь посмотрим, что из себя представляет лингвокультурология. Итак,

лингвокультурология (ЛК) – дисциплина, изучающая проявление, отражение и «фик-
сацию», закрепление культуры в языке. Она непосредственно связана с изучением
национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-
лингвального комплекса. По идее В. Н. Телия, ЛК – это научная дисциплина, кото-
рая посвящена изучению и описанию «корреспонденции языка и культуры в син-
хронном их взаимодействии»; она «ориентирована на человеческий, а точнее – на
культурный, фактор в языке и на языковой фактор в человеке, и исследует, прежде
всего, живые коммуникативные процессы и связь используемых в них языковых вы-
ражений с синхронно действующим менталитетом народа».
Объект ЛК предстает как материальная культура и менталитет, воплощенные
в живой национальный язык и проявляющиеся в языковых процессах в их действен-
ной преемственности с языком и культурой этноса (В. Н. Телия). Предмет ЛК – об-
разы, связанные с культурой и закрепленные в языке, символы, мифологемы и под.
(описываются в терминах «языка культуры»), образные основания и культуроносные

1
Этнос в данной работе понимается как национально-лингво-культурное сообщество. Именно по-
следний термин я считаю более точным и, несмотря на его громоздкость, обычно использую в своих
работах. Однако в данном случае (из соображений удобства чтения) мне пришлось предпочесть более
«туманный» и модный термин в силу его компактности.
2
Критерием разграничения «социум vs. этнос (национально-лингво-культурное сообщество)» служит
число «конституирующих» признаков: на основе одного признака выделяются социумы (профессио-
нальный, генерационный и т. д.), а набор, совокупность признаков является этно-образующим нача-
лом.
 4

смыслы, закрепленные в единицах языка (последние описываются как «тела» куль-

турных знаков), культурная коннотация (как базовое понятие ЛК – В. Н. Телия).
Главную, хотя и не единственную, цель ЛК можно определить следующим
образом: ЛК призвана выявить с помощью и на основе языковых данных базовые
оппозиции и коды культуры; отраженные в зеркале языка и в нем закрепленные
представления об окультуренных человеком сферах: пространственной, временной,
деятельностной и т. д.; проступающие сквозь призму языка древнейшие представле-
ния, соотносимые с культурными архетипами.
Методологические основания ЛК достаточно подробно описаны В. Н. Телия
(например, в книге 1996 г., см. Часть III), поэтому позволю себе лишь вкратце их
обозначить. Единая методологическая основа ЛК зиждется на «изоморфизме при-
знаков, который обнаруживает себя в проявлениях феномена культуры, равно как и
языка», а именно:
∗ культура и язык – это формы сознания, отображающие мировоззрение человека;
∗ культура и язык существуют в диалоге между собой; субъект речи и ее адреса –
это всегда субъекты культуры;
∗ субъект культуры или языка – это всегда «индивид vs. социум», «личность vs.
общество»;
∗ нормативность – общая для языка и культуры черта;
∗ историзм – одно из сущностных свойств культуры и языка;
∗ не только языку, но и культуре присуща антиномия «динамика vs. статика».
Основные постулаты ЛК могут быть кратко представлены в следующем ви-
де.

Изоморфизм культуры и языка.
Основной постулат, составляющий методологическую основу ЛК как отдельного
направления научных исследований.

Обязательное наличие культурно-языковой компетенции у человека говорящего.
По мысли В. Н. Телия, «носители языка владеют – более или менее осознанно – зна-
нием прецедентных относительно культурно значимой информации текстов или
языковых сущностей, которые и могут служить источниками культурно-
национальной интерпретации» единиц языка.

Человек говорящий предстает одновременно и как субъект культуры, и как субъ-
ект языка
Так же, как и ЭПЛ, ЛК исходит из идеи Н. А. Бердяева о «национальном человеке».

Соотнесенность единицы языка с «языком культуры».
При этом В. Н. Телия считает, что данная соотнесенность «может быть выявлена, как
общее правило, только на достаточно представительных массивах идеографических
полей».

Соотнесенность языковых единиц с кодами культуры
Сами по себе единицы могут не быть знаками культуры, но, будучи соотнесены с
тем или иным кодом культуры и проинтерпретированы в рамках кода культуры, они
могут выполнять роль таковых, если воплощают в своем образном содержании куль-
турно значимые черты мировидения (В. Н. Телия).

«Крест реальности» ЛК как система координат.
Постоянно имея в виду «историческую память» языковых единиц как единиц языка
культуры и стремясь проникнуть в «археологию культуры» (понятие, недавно вве-
денное в лингвокультурологию В. Н. Телия), ЛК тем не менее должна жестко при-
 5

держиваться принципа синхронии, в противном случае картина окажется смазанной

(ср. с одним из постулатов ЭПЛ).

Историческое шкалирование культуры по синхронным срезам.
Шкалы на оси истории представлены синхронными срезами, понимаемыми как эпо-
хи смены культурно значимых ориентиров. Культурная коннотация языковых знаков
меняется в зависимости от установок ментальности (В. Н. Телия).

Как видно из самого общего представления ЭПЛ и ЛК, данные дисциплины

совершенно очевидно расходятся по своим объектам и предметам. Кроме того, их
основными единицами являются различные феномены. Так, если для ЭПЛ основные
единицы – это в первую очередь речевые действия / коммуникативные ситуации (как
и для психолингвистики), а также образы сознания, то для ЛК – это в первую оче-
редь образы, символы, концепты, мифологемы и под. таксоны культуры. Далее, в
центре внимания ЭПЛ находится обусловленное целый рядом факторов коммуника-
тивное и собственно речевое поведение национального человека говорящего (в том
числе и как носителя определенного языкового сознания), а в центр внимания ЛК
помещено «человеческое / культурное в языке и языковое в человеке» (В. Н. Телия).
Обе дисциплины исповедуют принцип синхронии, но, если в случае с ЭПЛ мы име-
ем дело в первую очередь с «сиюминутной» синхронией, т. е. «здесь и сейчас», то в
рамках ЛК мы говорим о «синхронных срезах», что предполагает возможность гово-
рить о синхронии на отдельных «уровнях» «диахронной» оси. Этот перечень разли-
чий можно было бы множить, но мне кажется, что основное уже ясно: есть целый
ряд основополагающих факторов, по которым данные дисциплины расходятся и ко-
торые не позволяют их смешивать.
Однако у данных дисциплин есть и «зона пересечения», где ЭПЛ и ЛК не
только мирно сосуществуют, но, прекрасно уживаясь, дополняют друг друга. Я
имею в виду исследования языкового сознания. Проиллюстрирую последний тезис
всего одним примером.
Психолингвистический анализ с опорой на методику семантического диффе-
ренциала позволяет, как показало исследование О. Е. Узленко, экспериментально
доказать «многослойность» языкового сознания, представленного мифо-
фольклорным и метафорически-антропоморфным слоями. Сопоставление же в рам-
ках ЭПЛ полученных в ходе исследования разных культур результатов делает воз-
можным говорить о соотносительном масштабе ассоциативных полей с точки зрения
указанных слоев. Сильная сторона ЭПЛ, на мой взгляд, состоит, в том числе, в при-
влечении и использовании разного рода экспериментов, позволяющих делать выво-
ды на основе полученных эмпирических данных. Однако лингвокультурологический
анализ позволяет, как мне представляется, делать более широкие и глубокие выводы
о природе рассматриваемых феноменов, об их «фамильной» истории и современных
культурных коннотациях, об их вхождении / невхождении в ту или иную образную
парадигму, об их культурной значимости для современных представителей культуры
и т. д. и т. п.
Так, при анализе образов животных, например, т. е. феноменов различной
природы и разного «исторического» порядка («исторического» в свете «археологии
культуры») следует, на мой взгляд, четко различать следующие феномены:
а) собственно мифологические образы: наиболее древние, восходят к мифо-
логическим представлениям, основанным на архетипических формах осознания ми-
ра; имеют рефлексы в фольклоре (как в фольклорных текстах, так и в ритуалах, обы-
чаях, традиционных символах и проч.); могут имплицитно присутствовать в устой-
чивых языковых единицах (напр., в именах собственных, зачастую закрепленных в
фольклорных текстах, – Михайло Потапыч Топтыгин, Кот-Баюн или Сивка-Бурка; в
 6

устойчивых выражениях, часто восходящих к фольклорным текстам, – черный ворон

или белый голубок), относясь к прототипическому образу / ситуации; далеко не все-
гда осознаются субъектом языка и культуры, зачастую оставаясь для него «закры-
тыми» (см., напр., мифологические образы Медведя, Кота, Ворона или Волка);
б) фольклорный персонаж: конкретное воплощение образа, зафиксированное
(в первую очередь) в фольклорных текстах; в отличие от мифологического образа,
который, как правило, амбивалетен, фольклорный персонаж престает как конкретная
ипостась воплощаемого образа, некая «маска» (ср.: былинный Волк или Волк в сказ-
ке «Иван-царевич и Серый Волк», явно соотносимый с мифологическим образом
Волка, и Волк из сказок о животных, напр., «Лиса и Волк»);
в) религиозные (для русской культуры – в первую очередь христианские)
представления: представления, восходящие к религиозному дискурсу, в частности –
к тексту Библии (хрестоматийные примеры – Овца, Ягненок / Агнец), или освящен-
ные христианской традицией; имеет место интерпретация, возможно, древнего, ми-
фологического образа в рамках религиозно-духовного кода культуры (отсюда, напр.,
легенда о сотворении волка чертом из глины и крови Каина или легенда о сотворе-
нии чертом мыши и ее некрасивом поведении на Ноевом ковчеге и др.);
г) современный стереотипный образ: совокупность инвариантных представ-
лений о феномене (напр., все о том же волке), присущая современному субъекту
культуры и языка; возможны неосознаваемые «наивной языковой личностью» связи
стереотипа с мифологическим образом или религиозными представлениями; подоб-
но мифологическому образу стереотип также может закрепляться в языке, часто в
виде устойчивых выражений, однако в отличие от мифологического образа он легко
«считывается», данные устойчивые выражения, с одной стороны, отражают стерео-
типный образ, а с другой – во многом задают его; именно стереотип, на мой взгляд,
являет собой образное основание для метафорообразования и метафорического ос-
мысления (см.: смотреть волком, волком выть, волчий оскал, волчий аппетит; вол-
чьи законы; «волком бы выгрыз бюрократизм» В. В. Маяковского – из той же «опе-
ры», равно как и цикл песен о волках В. С. Высоцкого).
Но ведь помимо указанного существует еще и «блок» знаний о волке или,
скажем, о медведе, связанный с его ареалом обитания, например, средней продолжи-
тельностью жизни, спецификой поведения (жизнь в стае или залегание в спячку),
выкармливанием и выращиванием детенышей и проч., и проч., и проч. Таким обра-
зом, можно с определенной долей уверенности говорить о том, что наличествует
сложная архитектоника знаний, образов, представлений, сосуществующих друг с
другом, создающих тонкую многомерную паутину взаимосвязей и взаимозависимо-
стей, что дает право утверждать наличие своего рода «многослойности» языкового
сознания. При этом каждый слой языкового сознания соотносится с определенным
«архео-культурным» пластом и с соответствующим феноменом той или иной приро-
ды. Итак, в языковом сознании выделяются:
1) мифопоэтический слой / пласт может быть представлен собственно мифо-
логическим образом и фольклорным персонажем / персонажами (при наличии не-
скольких «масок»);
2) стереотипный слой / пласт представлен собственно стереотипами-
представлениями, как образами, так и ситуациями, с данными образами связанными;
3) «информационный» слой / пласт представлен собственно знаниями, «бита-
ми информации»;
4) метафорический («метафорически-антропоморфный» – О. Е. Узленко)
слой / пласт представлен образами, восходящими к (1-3) и закрепленными в метафо-
рах.
 7

В заключение хочу особо подчеркнуть, что на сегодняшний день, когда все

большую актуальность и жизненную силу обретают идеи интеграции различных на-
ук и возникают собственно интеграционные дисциплины, союз таких новых само-
стоятельных научных дисциплин, как этнопсихолингвистика и лингвокультурология
может привести к интереснейшим результатам. Главное при этом не смешивать
«внутридисциплинарные» парадигмы, не вносить путаницу и сумятицу в исследова-
ния, а постараться найти точки соприкосновения этих дисциплин и с максимальной
отдачей использовать их изначально интеграционный характер. И как знать, воз-
можно, со временем появится на свет и такой симпатичный, хотя сегодня и несколь-
ко пугающий «монстр», как «этнопсихолингвокультурология».

Литература
1. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. Лекционный курс.
М., 2002.
2. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М., 1999.
3. Тарасов Е. Ф. Введение // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М.,
1993. С. 6-15.
4. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокуль-
турологический аспекты. М., 1996.
5. Узленко О. Е. Этно-культурная специфика языкового сознания носителей анг-
лийского и русского языков (на примере фольклора). Дисс. … канд. филол. наук.
М., 2002.