В. В. Радаев, О. И.

Шкаратан СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ

ПРОГРАММА (ОБНОВЛЕНИЕ ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ В РОССИИ ( В . В .
РА Д АЕ В , О . И. ШКАРАТАН СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ Учебное пособие Для

высших учебных заведений МОСКВА «НАУКА» 1995

 ББК 663 (2) 1 Р15 Данное издание представляет собой авторскую работу, вошедшую в число
победителей в открытом конкурсе «Гуманитарное образование в высшей школе», который
проводится Государственным комитетом РФ по высшему образованию и Международным
фондом «Культурная инициатива».
Конкурс является составной частью программы «Обновление гуманитарного образования в
России».
Спонсором программы является известный американский предприниматель в общественный
деятель Джордж Сорос.
Стратегический комитет программы Владимир Кинелев, Владимир Шадриков, Валерий
Меськов, Теодор Шанин. Дэн Дэвидсон, Виктор Галичин Рецензенты: М. Ф. Черныш. В. Н.
Шубкин Радаев В. В., Шкаратан О. И.
Р15 Социальная стратификация. Учебное пособие. — М.: Наука, 1995. 237 с.
ISBN 5-02-012254-8 Книга посвящена центральной проблеме современной социологии —
социальной стратификации. В ней анализируется широкий круг вопросов — социальная
структура, сущность в функции социальной стратификации, история социального неравенства и
его современные формы, теория элит, социальная мобильность и воспроизводство, социальная
стратификация в обществах советского типа и тенденции развития социальной структуры
современной России.
Для студентов, аспирантов и преподавателей высших учебных заведений и всех, кто
интересуется проблемами социологии.
0392050000  334
Р Без объявления ББК 663 (2) 1 ISBN 5-02-012254-8 © В.
042(02)  95
В. Радаев, О. И. Шкаратан, 1995 © В. В. Медведев, худож. оформление, 1995
 ВВЕДЕНИЕ «Даже в процветающем обществе неравное положение людей остается важным
непреходящим явлением... Конечно, эти различия больше не опираются на прямое насилие и
законодательные нормы, на которых держалась система привилегий в кастовом или сословном
обществе. Тем не менее, помимо более грубых делений по размеру собственности и доходов,
престижа и власти, наше общество характеризуется множеством ранговых различий — столь
тонких и в то же время столь глубоко укорененных, что заявления об исчезновении всех форм
неравенства в результате уравнительных процессов можно воспринимать, но меньшей мере,
скептически», — этими рассуждениями более четверти века назад начинает свой очерк «О
происхождении неравенства между людьми» известный немецкий социолог Ральф Дарендорф 1.
Итак, неравенство есть непреходящий факт всякого общества. Причем речь идет не о
естественных различиях пола, возраста, физических данных, не о различиях в природной
одаренности и унаследованных способностях. Речь идет о социальном неравенстве, которое
воспроизводится в достаточно устойчивых формах как отражение политической, экономической,
культурно-нормативной структуры общества. И природные различия начинают интересовать
социолога в том случае, если они закрепляются в форме социальной дифференциации.
Существование социального неравенства можно принять за аксиому.
Однако объяснение его характера, основ исторической эволюции, взаимоотношения
конкретных форм остается одной из ключевых проблем всякого социологического исследования.
Необходимость обстоятельного разговора на эту тему порождена, в том числе, текущей
российской ситуацией и нашим тяжелым идейным наследством как частью этой ситуации.
Ортодоксальный марксизм в течение десятилетий придерживался радикальной альтернативы,
предлагая выбирать между непримиримой классовой борьбой и полной социальной
однородностью. Отказ от этой грубой альтернативы породил неизбежную временную
дезориентацию. Потребовались более тонкие и сложные понимания механизмов
дифференциации.
1
Dahrendorf R. On the Origin of Inequality Among Men // The Logic of Social Hierarchies.
Chicago, 1971. P. 3.
3
 Сегодня в общество активно вбрасываются новые для нас понятийные конструкции,
воспринимаемые большинством на уровне «лейбла», без осознания содержательного смысла.
Говорят о формировании «среднего класса». Но что имеется в виду? «Средний класс» можно
выделять с помощью дюжины различных критериев. По одному критерию окажется, что
«средний класс» в России существует более столетия, по другому — что он возникнет совсем не
скоро. Рассуждают о возрождении «национальной элиты». Но как предлагается определять эту
«элиту»? Ведут разговоры о возрастающей роли новых предпринимателей. И относят к
предпринимателям кого угодно — от директора концерна до мелкого лоточника. Кричат об
«обнищании народа». Но как отделить политический лозунг от действительного состояния дел?
Категории неравенства всегда превращаются в инструменты идеологической и политической
борьбы, используются в целях социального самоопределения. И чтобы понять их смысл, нужно
видеть стоящую за ними интеллектуальную традицию, знать существо различных взглядов.
Вокруг нас разворачивается символическая борьба за понимание принципов и границ
социальной дифференциации. От ее итогов во многом будут зависеть те реальные формы,
которые примет неравенство и нашем обществе. И данную книгу можно считать набором
инструментов, позволяющих умелым рукам осваивать и реконструировать это понимание.
* * * Представляемая Вашему вниманию книга написана в жанре специализированного
учебного пособия, и потому сочетает в себе элементы как базового лекционного, так и научного
изложения. В целом она предназначена для читателей, уже имеющих общую профессиональную
подготовку и желающих расширить свои представления о проблематике стратификационных
исследований.
Во многих главах читатель встретит больше имен, нежели безличных дефиниций. Тем не
менее, это не пособие по истории социологии. Просто в основу изложения материала во многих
главах нами положен принцип «идея-имя» (или «имя-идея»), согласно которому каждая важная
для нас проблема раскрывается через позицию какого-то известного автора.
При этом нами делается упор не на описание отдельных социальных систем и групп, а на
способы их структурирования, не на результаты исследований, но на сами исследовательские
подходы.
Предлагая веер подходов, мы отдаем приоритет теоретическим позициям перед методиками и
статистическими моделями. Этим объясняется и заметный в ряде случаев крен в сторону
европейских исследовательских традиций.
Когда ставится задача раскрытия одной из базовых тем социологической теории (а
«Социальная стратификация», безусловно, принад 4
 лежит к их числу), не избежать замечаний, касающихся неравноценного внимания к
конкретным темам, отсутствия упоминаний тех или иных авторов. И многие из этих замечаний
окажутся справедливыми. Мы отдавали себе отчет в том, что нельзя объять необъятное, и не
стремились сказать по одному слову обо всем. Естественно, и отборе материала всегда есть
изрядная доля субъективного.
В книге выдержан принцип индивидуального авторства отдельных глав, что не помешает, как
мы надеемся, ее целостному восприятию.
 Раздел первый ОБЩАЯ ТЕОРИЯ Глава 1 СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА В
отечественной литературе при анализе проблем социального неравенства долгие годы
применялась своя собственная терминология. Основными понятиями были: «социальная
структура», «классовая структура», «социально-классовая структура», «общественные классы»,
«социальные отношения», Само понятие «социальная стратификация» отвергалось, хотя с 1970-х
годов получило признание наличие социальных слоев как внутриклассовых компонент,
Современному читателю, и студенту в первую очередь, необходимо знать об этом, поскольку,
во-первых, терминологическая путаница продолжается, а во-вторых, потому, что в работах
прошлых лет за своеобразием терминов и прокоммунистическими клише нередко скрываются и
добротный фактический материал, и интересные обобщения, не утратившие своего значения. И в
западной социологии сосуществуют марксистские (постмарксистские) теории классов и
разнообразные стратификационные концепции и теории, продолжаются споры о взаимосвязи,
соподчиненности и разграничении явлений, охватываемых неоднозначно трактуемыми
понятиями «социальная структура» и «социальная стратификация». Рассмотрим систему
основных категорий и понятий, базовые концептуальные представления о предмете изучаемой
научной дисциплины.
1. Общая теория социальной структуры. В реальной жизни мы наблюдаем людей в их
разнообразных связях, в той материальной среде, которая создана или преобразована ими.
Под поверхностью очевидных и легко фиксируемых нами явлений скрыты структуры таких
объектов, как «общество», «территориальная общность», «социальная организация предприятия»
и т. д. Эти объек 6
 ты мы рассматриваем как сложноорганизованные социальные системы.
В литературе, посвященной логике научного исследования, под системой подразумевается
совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом; эта совокупность
образует определенную целостность, единство. «Социальная система» сложноорганизованное,
упорядоченное целое, включающее отдельных индивидов и отдельные общности, объединенные
разнообразными связями и взаимоотношениями, специфически социальными по своей природе.
Общество с этих позиций можно охарактеризовать как целостную динамическую
самоуправляющуюся систему. Анализ системы предполагает рассмотрение ее связей с внешней
средой, ее внутренней структуры. Вычленение структуры изучаемого объекта является
непременным условием его системного анализа.
Structura (лат.) — это строение, расположение, порядок. Под «структурой» подразумевается
совокупность функционально связанных между собой элементов, связей и зависимостей,
составляющих внутреннее строение объекта. Структуру объекта характеризуют: количество
составляющих, порядок их расположения и характер зависимости между ними. Такое понимание
этой категории вполне оправданно и при изучении социальной структуры.
Исследования структуры объекта, по мнению Б. Рассела, совершенно недостаточны для его
познания. Ведь даже полный анализ структуры говорит лишь о том, какими являются части
этого объекта и как они относятся друг к другу, и ничего не говорит об отношениях, которые
соединяют этот объект с другими объектами, не являющимися его составной частью или
компонентом1.
Многие авторы обращают внимание на такие свойства структуры, как устойчивость и
повторяемость системы связи элементов в рамках целого. Они указывают на необходимость
выявлять характер взаимозависимости элементов и их вклада в функционирование и изменение
рассматриваемой целостности. Поскольку целостные системы (в том числе и социальные)
динамичны, возникает вопрос: как реализуются такие свойства структуры, как устойчивость и
повторяемость. Динамизм системы означает, что в ней протекают процессы, т. е. имеет место
изменение структурных элементов и связей между ними, которое постепенно переводит систему
из одного состояния в другое. Целое представляет собой процесс, а потому структура является и
организацией его во времени.
Таким образом, изучение структуры объекта не означает отказа от рассмотрения его в
динамике, Процесс развития реализуется в качественных изменениях структуры, что связано с
возникновением новых структурных составляющих объекта: элементов, связей, зависимостей.
Научная интерпретация структурного подхо
1
Russel В. Struture // Human Knowlege: Its Scope and Limits. L., 1948. P. 121.
7
 да требует его органического сочетания с генетическим анализом.
Каковы же специфические черты социальной структуры как частного случая структур
вообще? Структурный подход к анализу социальной жизни имеет длительную историю. В
науках о природе понятие структуры применялось для характеристики взаимосвязи частей,
образующих единое целое, уже в XVI веке, Термин же «социальная структура» получил
сравнительно широкое распространение только после 1945 г.
Вся история становления социологии как науки связана с формированием взгляда на
общество как на надиндивидуальную структуру.
Именно представление, что социальные единицы являют собой нечто большее, чем сумму
индивидов, и что общество живет и движется по своим законам, а не по желаниям отдельных
своих членов, было фундаментальной основой для притязаний социологии на собственную
область познания. В границах этой доминирующей традиции базовыми терминами для
понятийного аппарата являются «структура» и «функция».
Структурный подход к обществу, т. е. понимание его как целого, где части
идентифицируются и получают значение через свои отношения с целым, представлен уже у
Огюста Конта (1798-1857) и Карла Маркса (1818-1883). Герберт Спенсер (1820-1903), опираясь
на развитие понятий «структура» и «функция» в биологии, ввел их в свою социологическую
теорию и подробно рассмотрел в труде «Принципы социологии». Тем самым в социологию было
перенесено понимание «структуры» как относительно стабильных отношений, которые
господствуют между организмом как целым и его частями, и «функции» как характера
взаимодействия различных частей при жизнедеятельности организма.
В ходе изучения социальной структуры различными школами исследователей были
сформированы два подхода. Первый из них можно определить как структуралистский,
развившийся по преимуществу в Западной Европе. Авторы его идут от анализа различных
структур к обнаружению исполняемых ими функций (Э. Дюркгейм, Б. Малиновский, А. Р.
Радклифф-Браун и т. д.). Второй подход можно определить как функциональный, когда
постулируется определенная совокупность функциональных требований и лишь затем
выявляются различные структуры, осуществляющие эти функции. Родоначальник этого
направления (структурно-функциональной школы) — Т. Парсонс. Среди видных ученых
структурного функционализма следует упомянуть Р. Мертона, а в России — Ю. А. Леваду.
Объединяют эти два подхода, помимо общего происхождения, следующие концептуальные
моменты.
1. Общество рассматривается как система, в которой ее части определяются исходя из их
функции или значения для целого.
2. Определяющий интерес представляет описание и объяснение внутренних отношений и
строения системы, морфологические аспекты.
8
 3. Проблемы влияния внешней среды и исторического развития считаются менее значимыми,
чем внутренние отношения.
На Западе именно структуралисты и функционалисты предопределили доминирующие в
академической науке представления о социальной структуре, хотя объем и содержание понятия
«социальная структура» остаются дискуссионными. И это не случайно. Ведь в конечном счете
предметная область социологии в своей преобладающей части покрывается этим понятием.
Поэтому каждое научное направление, по-своему осмысляя видение собственной деятельности,
в том же ракурсе (т. е. под углом зрения «своей» общей теории общества) определяет и ключевое
понятие «социальная структура».
Структурное направление в европейской социологии было развито Эмилем Дюркгеймом
(1858-1917). Он считал, что общество суть целое, не сводимое к сумме его частей. Части же
рассматриваются, прежде всего, в их отношении к целому и лишь затем — в их отношении к
собственному прошлому. Структура общества есть движущее и вещественное построение вне
индивида, образованное «социальными фактами». Среди последних наиболее стабильны
«морфологические факты», следы культуры, воплощенные материально: дороги, вид местности,
распределение населения. К значимым «социальным фактам» относятся и «социальные
институты» — язык, законы и обычаи, т. е.
культурные явления, представляющиеся для индивида само собой разумеющимися. Третья
категория социальных фактов «социальные течения» (например, массовое поведение и мода).
Морфологические факты обычно рассматривались Дюркгеймом как каузальные. Он «разводил»
каузальное объяснение (поиск причины, вызывающей явление) и функциональное объяснение
(выяснение той «части работы», которую явление выполняет в социальном взаимодействии).
Дюркгейм подчеркивал, что понять функцию социального явления означает раскрыть, какой
потребности общества оно соответствует. Объяснение функций, таким образом, не может
заменить объяснения причин. Для Дюркгейма основными являлись именно функциональные
объяснения.
Дальнейшее движение это направление получило в работах британских и французских
социальных антропологов — Бронислава Малиновского (1884-1942), А. Р. Радклифф-Брауна
(1881-1955) и Клода Леви-Стросса (1908). Кстати говоря, именно Малиновский, видимо, первым
предложил термин «функционализм», а Радклифф-Браун распространил понятие «структурный
функционализм». До этих авторов в этнологии доминировал вопрос происхождения, развития и
описания различных культур.
Малиновский и Радклифф-Браун впервые выдвинули вопрос о структуре общества.
Радклифф-Браун утверждал, что главной целью является выживание общества. Такое выживание
предполагает необходимую меру сплоченности членов социума. Социальные институты и
выполняют функцию социального сплочения. По его мнению, общество является социальной
структурой, характеризуемой устойчивостью, по 9
 стоянством. В биологии те процессы, которые поддерживают структурное постоянство
посредством обмена с окружающей средой, называются «жизнью», Жизнь общества
предполагает, что его структуры санкционируют, и функционируют при этом совместно — с
достаточной степенью гармонии и внутренней согласованности; другими словами, Радклифф-
Браун формулирует гипотезу функционального единства элементов социальной системы,
Функция любого явления есть способ его действия, направленного на поддержание всей системы
в здоровом состоянии.
В центре внимания лидеров этой школы социальной антропологии находилось изучение
функции, которой обладает конкретный общественный институт в рамках совокупного
организма (племя, община, конкретно-историческое общество) и которую она выполняет в целях
его сохранения, Эта школа получила признание в 1920-е годы. Структурализм не уделял
внимания причинным механизмам, просто считая, что социальные структуры действуют
определенным образом, чтобы сохраниться в некоем стабильном состоянии. Не был дан ответ и
на некоторые вопросы, естественные в логике данной концепции: действительно ли общество
является организмом; где можно провести границу между одним обществом и другим; как
можно отличить общество «здоровое» от общества, находящегося в патологическом состоянии.
Интерес Радклиффа-Брауна и Малиновского к функционалистской объяснительной модели
был связан с их стремлением осмыслить жизнь традиционных обществ, изучаемых
антропологами-этнографами. Их анализ заключался в поиске функций, которые изучаемые
культурные явления выполняли в конкретно-историческом обществе, Однако для
конструирования высокой теории необходимо подойти к проблеме соотнесения структуры и
функции иначе. Начать нужно с постулирования некоторого количества необходимых и
достаточных функций, обеспечивающих воспроизводство любой социальной системы, а затем
уже идентифицировать те субструктуры (или части) социальной системы, которые их
выполняют. Именно таков был подход выдающегося американского социолога Толкота
Парсонса (1902-1979), который развил функционалистское направление в общую теорию
общества.
Его труды стали эпохой в послевоенном развитии социологии и определили облик этой науки
в 1950-1960 гг. Парсонс — основоположник структурно-функционалистской школы.
Парсонс строит следующую теоретическую модель социальной системы. Широко
развертывающиеся социальные взаимодействия порождают сеть социальных отношений,
организованную (гомеостазис) и интегрированную (равновесие), благодаря наличию общей
ценностной ориентации (централизованной системы ценностей) таким образом, что она
оказывается способной стандартизировать отдельные виды деятельности (роли) внутри себя
самой и сохранять себя, как таковую, по отношению к условиям внешней среды (адаптация).
Социальная систе 10
 ма, следовательно, представляет собой систему социального действия, по лишь в самом
абстрактном смысле слова.
Т. Парсонс писал по этому поводу: «Поскольку социальная система создана взаимодействием
человеческих индивидов, каждый из них одновременно и деятель (actor), имеющий цели, идеи,
установки и т. д., и объект ориентации для других деятелей и для самого себя. Система
взаимодействия, следовательно, есть абстрактный аналитический аспект, вычленяемый из
целостной деятельности участвующих в ней индивидов. В то же время, эти «индивиды» — также
организмы, личности и участники систем культуры» 2. Парсонс справедливо отмечает, что его
представление об обществе коренным образом отличается от общепринятого восприятия его как
совокупности конкретных человеческих индивидов3.
В этой оригинальной концепции общества, плодотворной для раскрытия его внутренней
структуры, есть в то же время немало уязвимых сторон, давно подмеченных серьезными
критиками. Главное — в рамках данного подхода невозможно объяснить социальные изменения
и конфликты. Правда, в рамках функционализма была предпринята (неоэволюционистская по
своей направленности) попытка перенести акцент с изучения стабильных аспектов
функционирования социальных устройств на анализ процессов развития, источник которых
усматривался в возрастающей структурной дифференциации, т. е. в последовательном и
поэтапном усложнении социальной структуры.
Конечный вывод этого научного направления таков: общество только тогда может нормально
функционировать, когда укрепляется взаимозависимость его элементов и растет сознательный
контроль за поведением индивидов, когда и механизмы, и структуры обеспечивают
устойчивость социальной системы. Общество является саморегулирующейся системой: ее
функциями оказывается то, что укрепляет, консервирует структурную решетку общества, а то,
что его расшатывает, разрушает, именуется дисфункциями, препятствующими интеграции и
самообеспечению общества.
Социальная структура, по Парсонсу, это совокупность сложившихся в данном обществе норм
и вытекающих из этих норм требований к поведению представителей тех или иных социальных
групп. Поведение человека и социальной организации обусловливается нормативными
предписаниями и ценностями, каковые и образуют высший уровень регулятивного механизма
социальных процессов.
Таковы ключевые подходы к теории социальной структуры, сложившиеся в социологической
науке.
Дальнейшее изложение требует раскрытия нескольких важных понятий, которые органично
входят в систему знания о социальной струк 2 Parsons Т. Societies: Evolutionary and Comparative
Perspectives. Englewood Cliffs, (N. H), 1966. P. 8.
3
Ibid. P. 9.
11
 туре. Теоретики функционализма в качестве базовых используют понятия социальной нормы,
социального статуса и социальной роли.
Социальные нормы (от латинского norma — руководящее начало, правило, образец) — это
средства социальной регуляции поведения индивидов и групп. С помощью социальных норм
общество и социальные общности (классы, общины, социальные организации) предъявляют
своим представителям требования, которым должно удовлетворять их поведение; общество и
отдельные общности на основе социальных норм направляют, контролируют, регулируют,
оценивают это поведение. Социальные нормы выражаются в представлениях людей о должном,
допустимом, возможном, желательном, одобряемом, приемлемом или напротив — о
нежелательном, неприемлемом, недопустимом, Все виды социального поведения человека, его
реализация себя как личности обеспечиваются путем освоения и реализации в поведении
социальных норм, предписанных ему как представителю той или иной социальной общности.
Посредством социальных норм требования и установления общества, социальных групп
переводятся в эталоны, модели, стандарты должного поведения представителей этих групп.
Социальные нормы обеспечивают стабильность общества, его нормальное воспроизводство,
защиту его от внешних и внутренних разрушительных воздействий. Поэтому социальные нормы
интегрируют, упорядочивают, поддерживают общество в жизнеспособном состоянии.
Важным моментом социальной природы общественных отношений является необходимость
социализации каждого поколения, обучение социальным нормам. Человек от рождения не
является ни бедным, ни богатым, ни руководителем, ни руководимым. Каждого ребенка
приходится обучать «правилам игры», т. е. приучать к социальным нормам, опираясь на
поощрения и санкции как со стороны родителей, так и институциональной среды вне семьи
(школа, община, массовая коммуникация, референтная группа старших детей и т. д.). Передача
норм от одного поколения к другому жестко связана с их преемственностью.
Каждое общество должно во всей своей справедливости — несправедливости воссоздаваться
заново с рождением каждого ребенка.
Устойчивость норм предопределена процессами социализации и существованием санкций за
их нарушение, ведущих к конформному поведению; но в то же время нормы не совсем
стабильны, в частности и потому, что процессы социализации и санкций не являются
совершенными; их эффективность колеблется от семьи к семье и от поколения к поколению. По
этой причине (хотя и не только) каждое общество постоянно изменяется.
Осмысление реалий социальной структуры проще всего начать с места отдельного человека
среди других людей. Любой человек занимает много позиций в обществе. Эти позиции далеко не
всегда можно ранжировать по их значимости. Например, возьмем любого из студентов: студент,
молодой мужчина, сын, муж, спортсмен. Каждая из этих позиций может иметь для самого
человека большее или меньшее 12
 значение. Да и окружающие могут оценивать их применительно к конкретному индивиду пo-
разному. Например, хороший спортсмен социально будет определяться окружающими именно в
этой его позиции (то, что этот человек еще и студент, сын и т. д. не воспринимается
окружающими его людьми как значимые характеристики).
Каждая из этих социальных позиций, предполагающая определенные права и обязанности, —
есть «статус». Один из статусов человека определяет его социально, это и есть его главный
статус. Некоторые из статусов даны от рождения (пол, этническое происхождение и т. д.).
Они называются «предписанными статусами». Другие достигаются человеком в процессе его
жизни. Например, профессия, состояние в браке. Это — «приобретенные статусы». Со статусом
человека связано ожидаемое от него другими людьми поведение, т. е. «роль».
Социальная роль — это социальная функция, модель поведения, объективно заданная
социальной позицией личности в системе общественных или межличностных отношений. Эти
модели (образцы) поведения усваиваются и принимаются личностью либо навязываются ей
окружением; освоение роли требует времени, поскольку речь идет об устойчивом
воспроизведении стереотипов поведения. Конкретные индивиды выступают во множестве ролей.
Роль, таким образом, есть лишь отдельно взятый аспект целостного поведения.
Каждый статус обычно включает несколько ролей. Совокупность ролей, вытекающих из
данного статуса, называется «ролевым набором».
Все сказанное относится к уровню межличностного взаимодействия.
Но на том уровне социального взаимодействия, на котором оперирует социология, изучая
социальную структуру, мы не имеем дела с индивидами. Их статус, роли, тем более, их
индивидуальные особенности для социологов — лишь та поверхность, за которой скрывается
подлинность социальности: социальные категории людей, их потребности и интересы, типы
статусов и ролей и, наконец, группы и социальные институты во взаимодействии и
взаимоотношениях.
В самом простом определении «социальная структура» — это модель повторяющегося
(устойчивого) поведения, Несомненно гораздо более общепринятым является определение,
идущее от социологов XIX века, сравнивавших общество с машиной или биологическим
организмом: социальная структура понимается как устойчивые, упорядоченные отношения
между элементами (частями) общества. Здесь возникают разногласия и понимании того, что же
такое «элемент». Одни ученые относили сюда группы людей, другие социальные роли, чаще
всего — социальные институты как организующие, упорядочивающие модели социального
поведения. Функционалисты при этом уточняли, что социальные структуры — это
функциональные отношения между социальными институтами, которые являются
функционально базовыми предпосылками существования общества.
Исходя из сказанного можно попытаться интегрировать суждения различных авторов
следующим образом. Социальная структура охва 13
 тывает размещение всех отношений, зависимостей, взаимодействий между отдельными
элементами в социальных системах разного ранга.
В качестве элементов выступают социальные институты, социальные группы и общности
разных типов; базовыми единицами социальной структуры являются нормы и ценности.
Основной принцип познания социальной структуры не совпадает с используемым, скажем, в
физике принципом перехода от менее элементарной к более элементарной структуре. Если
понимать ход познания социальной структуры таким образом, то легко сбиться на
принципиально иные уровни выявления элементов и взаимосвязей в структуре общества:
технологический, или психологический, т. е. потерять тем самым социологический уровень
рассмотрения (единственно возможный, когда речь идет о социальной структуре общества) и не
уловить связи между ее элементами.
Социальная структура есть качественная определенность общества, поэтому изменение
первой выражает коренной, качественный сдвиг во втором. Структура социального объекта
обеспечивает необходимую устойчивость в функционировании взаимосвязанных социальных
элементов (т. е. групп и институтов), позволяющих накапливать количественные изменения
вплоть до момента, когда наступает историческая необходимость структурных сдвигов в
обществе. Относительный консерватизм социальной структуры выступает как момент
динамизма общественных процессов в целом.
Необходимо учитывать особенности складывания и развития социальных структур
конкретных обществ в сходных технолого-организационных и социально-экономических
условиях. Конкретные общества выступают как некие целостности, в рамках которых и
происходит воспроизводство материальных средств существования и самого человека. В этом
смысле мы называем данные целостности «социальными организмами», поскольку их основной
функцией является обеспечение вступающим в контакты людям необходимых условий для
воспроизводства средств существования и самовоспроизводства.
В число таких условий входит: единство территории, единство экономической жизни,
общность языка (или наличие языка, служащего, наряду с другими, средством общения),
единство социальных норм, стереотипов и ценностей, позволяющих группам людей устойчиво
взаимодействовать, и т. д. Подобными социальными организмами в современном обществе
следует, видимо, признать национальногосударственные общности. В отличие от других
социальных совокупностей они охватывают взаимоотношения и взаимосвязи классов и иных
социальных групп, выявляют в них общее, а не особенное. Их важнейшей функцией и является
объединение социальных групп в некую целостность, в рамках которой могут осуществляться
социальные взаимодействия, происходить социальные процессы.
14
 2. Социальная группа Остановимся на двух ключевых элементах социальной структуры
группах и социальных институтах. Р. Мертон определяет «группу» как совокупность людей,
которые определенным образом взаимодействуют друг с другом, осознают спою
принадлежность к данной группе и считаются членами этой группы с точки зрения других.
Такие характеристики свойственны множеству групп, однако далеко не всем. Скорее это черты
так называемых первичных и лишь в определенном мере вторичных групп.
Первичная группа состоит из небольшого числа людей, между которыми устанавливаются
прямые контакты, отражающие многие аспекты их личностей, т. е. действуют непосредственные,
личные связи (семья, группа друзей, бригада рабочих, исследовательская группа и т. д.).
Вторичная группа образуется из людей, между которыми почти отсутствуют эмоциональные
связи, их взаимодействие обусловлено стремлением к достижению определенных целей. В этих
группах основное значение придается не личностным качествам людей, а их умению выполнять
определенные функции. Именно так формируются и действуют социальные организации
предприятий со своими подразделениями и должностными иерархиями. Личность каждого из
людей почти ничего не значит для организации. Поскольку роли во вторичной группе четко
определены, часто ее члены очень мало знают друг о друге. В социальной организации
предприятия не только роли, но и способы коммуникации четко определены. Но и в этих
обезличенных вторичных группах образуются на основе неформальных отношений новые
первичные группы.
Однако далее речь пойдет о других социальных группах, которые вернее было бы назвать
социальными группами (общностями). В нашей отечественной традиции социальными группами
называют социальные классы, слои и другие крупные единицы макросоциальной структуры
всего общества, а также единицы мезосоциальной структуры территориальных общностей
(города, агломерации и т. д.). По отношению ко всем ним социальная группа — родовое,
собирательное понятие. В контексте социологии неравенства именно эти группы имеют
определяющее значение.
Социальные группы макро- и мезоуровня объединены общностью устойчивых и
воспроизводящихся свойств и совпадающими интересами своих членов. Они выполняют (в силу
присущих им свойств) определенные функции, без которых данные группы не могут
существовать (воспроизводиться). Социальные группы как элементы социальной структуры в
каждый данный момент развития общества имеются в определенном и обозримом количестве, но
бесконечно множество их связей, их взаимоотношений и т. д., т. е. все то, что делает социальную
структуру сущностной характеристикой конкретно-исторического социального организма. А
определяющим в социальной структуре является характер взаимосвязи элементов.
15
 Одни и те же индивиды в разном расположении, в разных связях образуют и разные
социальные группы. Разделение индивидов на основные группы по одному из общественных
сечений выступает в то же время в качестве внутреннего деления для иных основных
общественных сечений. Возьмем для примера общественное деление на жителей города и
деревни. По отношению к этим обширным общностям (горожан и селян) самостоятельное
разделение на работников умственного и физического труда выступает как подчиненное,
образующее внутри них слоевое сечение. И наоборот, если общество рассматривается со
стороны разделения на работников умственного и физического труда, то по отношению к нему
разделение на горожан и селян выступает как слоевое. Основанием же для соотношения делений
внутри социальных общностей (больших социальных групп) является взаимосвязь социальных
явлений в обществе в целом, которое выступает как субординированная система социальных
отношений между людьми.
При анализе социальной структуры одной из основных задач является выявление, во-первых,
тех свойств, по которым можно судить о целостности общности (скажем, территориальной), а
во-вторых, свойств, которые определяют неоднородность этой социальной общности,
Множественность исторически обусловленных устойчивых социальных свойств, по которым
производится классификация индивидов, определенным образом субординирована. Эта
субординация — одна из черт всей системы социальных отношений, присущих конкретному
социальному организму, социальная структура которого исследуется, Здесь возникают две
проблемы: 1) По каким признакам следует выделять социальные группы (общности) как
элементы социальной структуры? 2) Что свидетельствует о субординированности этих
межгрупповых отношений? Объяснение мы находим в том, что социальные группы (общности)
и отношения между ними — продукт деятельности людей. Они существуют в силу того, что
люди действуют для удовлетворения своих потребностей и интересов, разделяя при этом
функции (роли), объединяясь, кооперируясь. Подлинно человеческое существование возможно
лишь в соединении взаимодействующих групп людей, которые застают на каждый данный
момент определенные общественные отношения (прежде всего, производственные), вступают в
эти отношения, Следовательно, механизм существования и развития социальных групп и
социальных отношении «скрыт» в системе человеческой деятельности.
Отношения между людьми в процессе этой деятельности — основа формирования и
воспроизводства социальных групп.
Системность и целостность социальным отношениям как особому типу общественных
отношений придают потребности и интересы социальных групп, т. е. совокупности людей,
обладающих чертами сходства по объективному положению в системе общественных
отношений.
16
 Здесь особо нужно остановиться на категории «интерес» как системообразующем признаке
социальной группы (общности).
К. Маркс и Ф. Энгельс в своей ранней работе «Святое семейство» отмечали, что
«естественная необходимость, свойства человеческого существа, в каком бы отчужденном
виде они не выступали, интерес, — пот что сцепляет друг с другом членов гражданского
общества»4.
Именно интерес и является таким свойством общественного человека, которое, поскольку он
(человек) включен в определенные социальные отношения, делает его представителем
определенной социальной общности.
Под интересами понимаются социальнообусловленные потребности — экономические,
политические, духовные. Носителями общественных интересов являются социальные общности
людей. Последние складываются стихийно, поэтому и интересы, свойственные социальным
общностям, также возникают стихийно. Они могут быть осознаны или не осознаны индивидами,
входящими в данную социальную общность, но они существуют и предопределяют поведение
людей, делают их схожими по стилю жизни, межличностным связям, установкам. Даже не
сознавая своего «социального сродства», люди в толпе, в разговоре быстро выделяют «своих» и
«чужих» по групповой принадлежности, т. е.
социальному статусу.
Здесь как бы смыкается личностный и надличностный уровни анализа. Большие социальные
группы (общности) состоят из индивидов со сходным социальным статусом. Это, можно сказать,
размытые топологические множества, нечто вроде лесов, не имеющих четких границ,
переходящих один в другой через малоощутимые перелески, например, квалифицированные и
неквалифицированные рабочие, горожане и селяне. Ведь только в итоговых статистических
таблицах эти членения выглядят как четкие группировки с жесткими границами. Правда, мы
имеем в виду современные общества классового типа, а не, скажем, кастовые общества Востока.
Социальные общности (группы) можно разделить на статистические и реальные. К
сожалению, практикующие социологи чаще имеют дело со статистическими группами, т. е.
выделенными по некоей поддающейся измерению характеристике (например, горожане — это
люди, живущие в поселениях, формально зарегистрированных как города).
Реальная же группа обладает, как правило, набором характеристик, за которыми скрывается
имманентная данному социальному субъекту сущность (горожанами считаются люди, живущие
в городе и ведущие городской образ жизни с высокой степенью разнообразия трудовой и
досуговой деятельности, преимущественно индустриальным и информационным трудом,
высокой профессиональной и социальной мобильностью, высокой плотностью человеческих
контактов при анонимности и формализованности общения и т. д.). Ясно, что при этом ста 4
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 134.
17
 тистическая группа «горожане» лишь. какой-то своей частью отвечает критерию
урбанизированности, т. е. не все живущие в городе относимы к реальной группе «горожан».
Реальные группы выступают субъектами и объектами реальных отношений (власти,
эксплуатации и т. д.). Они обладают интересами, которые можно измерить, взаимной
идентификацией, общими чертами ментальности, сходной мотивацией, символами, стилем
жизни; для них характерны самовоспроизводство, отличная от других групп система социальных
связей.
Термин «группа» обычно применяют к таким совокупностям людей, члены которых чаще
взаимодействуют друг с другом, чем с людьми извне, но это не означает, что все они находятся в
прямом контакте, как члены первичных групп. И отечественные, и зарубежные исследования
подтверждают, что, скажем, ролевые отношения между руководителями и подчиненными
отличаются от отношений между подчиненными, и что различия в социально-экономическом
статусе препятствуют дружеским отношениям и складыванию брачных связей. Дружеские
отношения преобладают между членами одной и той же группы (этноса, класса, слоя).
Особое место занимают «социальные нормы» как средства социальной регуляции индивидов,
объединяющие их в группы (общности), Эти нормы обеспечивают воспроизводство групп в их
социальных позициях, обеспечивают поддержание процессов функционирования общества как
системы взаимодействия групп. С их помощью группы с различными (в том числе
антагонистическими) интересами интегрируются в стабильное общество. Запросы социальной
общности ограничиваются в пределах определенной доли ресурсов, переводятся в эталоны,
модели, стандарты должного поведения представителей (членов) общности.
Усвоение и использование социальных норм является условием формирования индивида как
представителя той или иной социальной общности (группы).
В свою очередь реальная группа также имеет свою внутреннюю структуру: «ядро» (а в
некоторых случаях — «ядра»), периферию с постепенным ослаблением по мере удаления от ядра
сущностных свойств, по которым атрибутируется данная группа, по которым она отделяется от
других групп, выделяемых по тому же критерию.
Зоны трансгрессии постепенно переходят в зоны притяжения других «ядер».
Конкретные представители той или иной группы могут и не обладать всеми сущностными
чертами субъектов данной общности, но ядро любой группы состоит из индивидов — носителей
этих сущностных черт.
Другими словами, «ядро группы» — это совокупность типических индивидов, наиболее
полно сочетающих присущие данной группе характер деятельности, структуру потребностей,
ценности, нормы, установки и мотивации. Поэтому ядро является концентрированным
выразителем всех социальных свойств группы (общности), определяющих ее 18
 качественное отличие от всех иных. Нет такого ядра — нет и самой группы (общности).
Ядро группы представляет собой одновременно и исторически подвижное, и относительно
устойчивое во времени социальное образование. Оно может либо исчезнуть вообще (в том
случае, когда исчезает данный вид деятельности или данная разновидность ценностных
представлений), либо приобрести новое качество под влиянием имманентных изменений в
содержании деятельности или (и) ценностных представлений. Однако вследствие того, что
обычно темп этих изменений аналогичен (или сопоставим) с темпами изменений других
социальных групп, сохраняется качественное отличие этой группы людей от других,
сохраняются «социальная дистанция» и характер межгрупповых отношений. Другими словами,
данная группа как специфическое социальное образование не исчезает, а лишь видоизменяется.
В то же время состав индивидов, входящих в ядро общности, непрерывно меняется вследствие
демографического движения и социальных перемещений людей. Как историческая подвижность,
так и относительная устойчивость общностей не связаны жестко с этой индивидуальной
мобильностью.
В теоретическом плане необходимо различать характеристики социальной группы и
индивидов, входящих в ее состав, Характеристики группы — это те ее свойства, по которым
можно судить о ее целостности как социальной общности. Например, мы выделяем группы,
различающиеся по характеру труда, т. е. принимаем последний за сущностное свойство
изучаемых общностей. В этом случае сущностным свойством представителя группы будет
являться не характер выполняемого труда как такового, а обладание развитой обществом
способностью выполнять труд данного характера. А с этой способностью системно
взаимоувязаны и личные потребности, и характер индивидуальной внепроизводственной
деятельности, стиль жизни.
Социальная группа не совпадает с суммой индивидов, обладающих сходными функциями и
свойствами. Еще меньше оснований ставить знак равенства между нею и людьми со сходным
(или одним и тем же) статусом. Как научная абстракция и реальность социальная группа
является носителем системных качеств, не сводимых к характеристикам индивидов, входящих в
ее состав, Эти качества выводимы из анализа всей общественно-исторической практики развития
и функционирования конкретного общества. Они раскрывают место группы в системе
отношений в обществе, ее функции в экономике, культуре и политике, идеологии, тенденции ее
развития, ее прошлое и будущее.
Системное качество групп проявляется в непересекаемости их ядер, На эмпирическом уровне
это обнаруживается в формах и интенсивностях действий людей, актах реального поведения,
типических для представителей данной и только данной группы. Системные качества группы
требуют длительного времени для приобретения свойств, присущих индивидам, входящим в
ядро общности. Эта длительность не 19
 может быть определена априорно, ее можно установить лишь в результате исследования.
Таким образом, реальная группа, в противоположность статистической совокупности людей,
выделенных но какому-то отдельно взятому признаку, это социальная целостность,
характеризуемая общностью условий существования, причинно взаимоувязанными сходными
формами деятельности в разных сферах жизни, единством норм, ценностей, черт образа жизни.
3. Социальный институт Перейдем от рассмотрения общности (группы) к анализу второго
ключевого элемента социальной структуры — «социального института».
Институт (от лат. institutum — установление) — понятие, используемое в большинстве
социологических теорий для обозначения устойчивого комплекса формальных и неформальных
правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой
деятельности и организующих их в систему ролей и статусов. Когда мы пользуемся понятием
«социальный институт», то это означает, что рассматриваются крупные группировки
формальных ролей. Так, понятие «институт материального производства» подразумевает не
конкретную социальную организацию одного из предприятий, а комплекс норм, реализующихся
во множестве социальных организаций предприятий, выпускающих материальную продукцию.
Среди социологов широко распространена точка зрения, что институты — одна из базисных
дефиниций, что они сопутствуют самой сущности упорядоченной социальной жизни. Традиция
такого подхода идет еще от Г. Спенсера, считавшего, что изучение институтов есть изучение
строения и развития общества, анализ возникновения, роста, изменений, сломов, а
следовательно, оно и составляет сущность социологии как науки. Институционалисты (в
частности, Т. Веблен) выдвинули исследование институтов в качестве главной задачи всех
общественных наук. Разрабатывая понятие института, представители этого направления
трактовали его как группу людей, объединенных какими-либо идеями для выполнения каких-
либо функций, а в формализованном, категориальном виде — как систему социальных ролей,
организующую систему поведения и социальных отношений. Как и многие другие базовые
научные понятия, институт трактуется в литературе широко и неопределенно. Тем не менее
можно отметить как определяющую черту институционального взаимодействия —
организованность, а важнейшими элементами институциональной структуры считать
социальные нормы, роли, ожидания.
Существенное значение в понимании института и его функционирования имеет категория
социального обмена. Институционализацию можно рассматривать как обмен между различными
индивидами, группами, организациями и сферами внутри общества. Здесь возникают 20
 три вопроса: кто обменивается с кем, что на что обменивается и каковы образцы, механизмы
и условия этого обмена или обменов.
Институциональное взаимодействие и обмен происходят между людьми, которые вовсе не
рассыпаны в обществе и случайном порядке.
Напротив, обмен происходит между людьми, находящимися в различных структурных
позициях (т. е. культурных, политических, экономических, семейных), которые сами по себе
могут быть последствиями прежних процессов институционального обмена.
Истинные стремления и цели этих людей в значительной степени зависят от их структурных
позиций и их соответствующих приоритетных установок. Подобным же образом ресурсы,
которыми они располагают (власть, деньги, знания, престиж и т. д.), зависят от их
институциональных позиций и варьируют в соответствии со спецификой различных
институциональных сфер. Эти ресурсы служат средством осуществления различных
индивидуальных целей и сами по себе могут быть целями или объектами для индивидов.
Институциализированный обмен носит особый характер. Он отличен от индивидуального
обмена между людьми, поскольку «очищен» от личностного момента. Анализ механизма
социального обмена показывает, что индивид выступает в социальном институте в
специфической и ограниченной роли функционера. Например, у учителя или врача
институциализированным «товаром» является их профессиональное мастерство, а их личное
отношение к тому или иному контрагенту («покупателю») здесь не имеет значения.
Необходимым условием деятельности института и является выполнение индивидами своих
социальных ролей, основанное на осуществлении ожидаемых действий и соблюдении образцов
(норм) поведения. Нормы — это одновременно и условия выбора ролевого поведения, и
средство его «измерения». Они упорядочивают, регулируют, формализуют деятельность и
взаимодействие индивидов в рамках института. Каждый институт характеризуется
определенным набором норм, которые объективизируются чаще всего в знаковых формах
(регламентирующих документах).
Специфика социального обмена в том и заключается, что он производится на основе системы
формализованных норм, регулирующих соотношение «цен» институциализированных «товаров»
и образующих правила обмена. При этом обмен между индивидами или группами, желающими
использовать ресурсы для осуществления своих целей, составляет лишь один из аспектов
институционального обмена и формирования институциональных образцов. Другим аспектом
является обмен между индивидами, которые могут сформулировать различные коллективные
цели и соответствующие им нормы, с одной стороны, и теми, кто хочет «купить» их, предлагая
не такой же «товар», а ресурсы другого типа (например, деньги или политическую поддержку).
Стремление «покупающих» обеспечить акты покупок есть ответ на реальные социальные
потребности, способ их удовлетворения.
21
 По мере развития (и усложнения) общества умножается, дифференцируется система
социальных институтов. Мы живем ныне в высокоинституционализированном обществе.
Институты семьи, образования, охраны здоровья, материального и духовного производства,
досуга и отдыха, обеспечения безопасности членов общества и многие другие образуют систему,
обусловливающую функционирование социального организма.
В контексте деятельностного подхода социальный институт выступает обычно как
исторически сложившаяся, устойчивая форма организации совместной деятельности людей. В
социальном институте весьма сложным образом переплетаются экономические, политические,
правовые, нравственные и иные отношения. Благодаря социальному институту обеспечивается
преемственность в использовании культурных ценностей, передаче навыков и норм социального
поведения, осуществляется социализация индивидов.
Зрелый, «ставший» институт организационно оформлен, он упорядочивается, организуется
системой управленческих отношений. Внешний аспект его предстает в соответствующих
системах учреждений. В то же время становящиеся социальные институты не обязательно
организационно оформлены.
В периоды «нормального» развития общества институты остаются достаточно стабильными и
устойчивыми. Неэффективность их, рассогласованность действий, неспособность организовать
общественные интересы, наладить функционирование социальных связей и минимизировать
конфликты и упредить катастрофы — признак кризиса институциональной системы, т. е.
базовой системы любого общества.
Развитие социальной системы, можно считать, сводимо к эволюции институтов. Источники
такой эволюции — люди как деятели (actors) и воздействие со стороны культуры. Последнее
связано с накоплением людьми новых знаний, а также с изменениями в ценностных
ориентациях.
Пожалуй, определяющим условием появления института является соответствующая
социальная потребность. В самом широком смысле потребность можно характеризовать как
нужду субъекта в чем-либо, для удовлетворения которой необходимы та или иная форма
активности, тот или иной предмет. Эта нужда отражает связи субъекта со средой его
существования. Можно сказать, что потребность — это нужда в поддержании равновесного
состояния системы «субъект — среда». Критериями выделения потребностей (необходимое
поддержание равновесного отношения между субъектом и средой его существования) являются
отношение цели деятельности субъекта, выполнение им функций в системах более высокого
ранга, в которые субъект включен как элемент или подсистема.
Сущностные потребности социальных групп (общностей) могут быть объяснены лишь в
связи с их позициями в социально-экономической структуре общества и тенденциями развития
последней. Для 22
 выполнения функций в этих позициях люди должны определенным образом воспроизводить
себя, потребляя продукты питания, одежду, знания и т. д. Разные трудовые функции требуют
разных объемов затрат на подготовку работников, на их воспроизводство, т. е. разной
продолжительности обучения, разных объемов и состава благ и услуг.
А отсюда следует, что социально-экономическая неоднородность труда приводит и к
неоднородности потребностей.
Размер этих потребностей ограничен масштабами общественного производства, характером
производственных отношений, уровнем культуры страны, историческими традициями.
Потребности людей, социальной группы (общности) есть объективная необходимость
воспроизводства данной общности людей в ее специфически конкретной общественной позиции.
В индустриальных и постиндустриальных обществах общей для всех социальных групп
(общностей) и важнейшей потребностью является потребность в постоянном расширении сфер
деятельности и соответствующем преобразовании материальной среды и общественных
отношений. Отображением как общих (для всех социальных групп), так и специфических
потребностей каждой из социальных групп являются вытекающие из них личные потребности
типических представителей этих социальных общностей. Однако мера адекватности
отображения в индивидуальных установках и поведении потребностей социальных групп может
быть проверена только исторической практикой.
Потребности социальных групп характеризуются: массовостью проявления, устойчивостью
во времени и пространстве, инвариантностью в специфических условиях жизнедеятельности
представителей социальной группы. Важным свойством потребностей является их
взаимосопряженность. Сопряженность потребностей состоит в том, что возникновение и
удовлетворение одной потребности влечет за собой целый комплекс других потребностей. Если
имеется, скажем, потребность в жилье, то неизбежен и целый исторически развивающийся
комплекс сопутствующих ей потребностей в мебели, освещении, отоплении, водопроводе,
канализации, бытовых машинах и т. д. и т. п.
Сопряженные потребности образуют длиннейшие цепи, переходящие одна в другую.
Целесообразно учитывать следующие важнейшие «роды» потребностей, удовлетворение
которых обеспечивает нормальные условия воспроизводства социальных групп (общностей): в
производстве и распределении товаров, услуг и информации, требуемых для выживания членов
общества; в нормальном (соответствующем существующим социальным нормам)
психофизиологическом жизнеобеспечении; в познании и саморазвитии; в коммуникации между
членами общества; в простом (или расширенном) демографическом воспроизводстве;
воспитании и обучении детей; 23
 в контроле за поведением членов общества; в обеспечении их безопасности во всех аспектах.
Необходимо четко «разводить» собственно социальные потребности и формы (а также виды)
запросов индивидов. Возьмем такой пример. У людей нет потребности в собственно загородном
отдыхе, а есть потребность в восстановлении сил после рабочей недели, общении, потреблении
информации и т. д. Эти потребности могут удовлетворяться разными способами, разными
учреждениями. Изоморфизма между системой потребностей и системой организационно
оформленной деятельности не существует вообще. Тем не менее, социальные потребности
удовлетворяются не автоматически, а только организованными усилиями членов общества,
каковые и есть социальные институты.
Так выглядит институциональный срез социальной структуры, взаимодействующий с ее
социально-групповым срезом.
Глава 2 СУЩНОСТЬ И ФУНКЦИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРАТИФИКАЦИИ Данная глава
посвящена понятийному аппарату, основным теоретическим моделям стратификации,
стратификации на макро-, мезо- и микроуровнях общества, системным характеристикам
социального неравенства.
1. Основные понятия теории стратификации Разнообразие отношений, ролей, позиций
приводят к различиям между людьми в каждом конкретном обществе. Проблема сводится к
тому, чтобы каким-то образом упорядочить эти отношения между категориями людей,
различающимися во многих аспектах.
Так, в большинстве стран феодальной Европы главной характеристикой была
принадлежность к определенному сословию: господфеодалов, свободных горожан или
зависимых крестьян. «Свои» и «чужие» отделялись по цивилизационному признаку
принадлежности к той или иной конфессии, а француз ты или англичанин, не имело особого
значения. В эпоху складывания национальных рынков и становления капитализма этническая
принадлежность из горизонтального деления, не ставившего человека в более высокое или
низкое положение, стала превращаться в вертикальное. «Арап Петра Великого», знаменитый
предок Пушкина, в новых обстоятельствах мог бы быть лишь на нижнем ярусе социальной
башни. Знатность происхождения и 24
 власть над зависимыми людьми вооруженных сеньоров уступает место маркировке людей но
богатству и собственности. В современных же информационных обществах наблюдатели
отмечают сосуществование и переплетение нескольких, если и неравнозначных, то относительно
автономных систем неравенства (или иерархии): власти, собственности, знания.
В самом общем виде неравенство означает, что люди живут в условиях, при которых они
имеют неравный доступ к ограниченным ресурсам материального и духовного потребления. Для
описания системы неравенства между группами (общностями) людей в социологии широко
применяют понятие «социальная стратификация», Само слово «стратификация» заимствовано у
геологов. Оно латинского происхождения (первоначально stratum означало покрывало, постель),
В английском языке оно стало пониматься как пласт, формация (в геологии), слой общества (в
обществознании); множественное число strata, stratification (стратификация) — деление на
общественные слои («пласты»).
Стратификация подразумевает, что определенные социальные различия между людьми
приобретают характер иерархического ранжирования. Прежде чем перейти к рассмотрению
стратификации как таковой, необходимо остановиться на базовых понятиях специальной теории
социального неравенства. Часть из них мы рассмотрели выше (потребности, интересы, роли,
статус, ценности, нормы). Здесь мы обратим внимание на два других важнейших понятия —
власть, и собственность. Начнем с понятия власть (power). Этот термин не следует смешивать с
термином управление, который относится к другой области социологического знания. Власть
как социальный феномен многообразна. Поэтому естественно, что столь же многообразны ее
дефиниции.
Мы предлагаем следующее определение. Власть — это способность социального субъекта в
своих интересах определять цели и направленность деятельности других социальных субъектов
(безотносительно их интересов); распоряжаться материальными, информационными и
статусными ресурсами общества; формировать и навязывать правила и нормы поведения
(установление запретов и предписаний); предоставлять полномочия, услуги, привилегии.
Властные отношения означают, что между социальными субъектами существуют такие
взаимосвязи, при которых один субъект выступает как объект действия другого субъекта, точнее
превращает (навязывает) другой субъект в объект своего действия, В структуре властных
отношений ключевое значение принадлежит распоряжению ресурсами, что позволяет
властвующему субъекту подчинять себе других людей.
Собственность, по широко распространенному определению, — это основное экономическое
отношение между индивидуальными и групповыми участниками процесса производства,
опосредованное их отношениями к средствам производства, один из важнейших социальных 25
 институтов. Собственность может быть частной, групповой, общественной, формы ее весьма
многообразны. Но в любом случае отношения собственности раскрывают, кто принимает
решение о том, где, что и как производить, как распределять произведенное; кого и как
награждать, стимулировать за труд, творчество и организационно— управленческую
деятельность. Другими слонами, собственность реально раскрывается как процесс
распоряжения, владения и присвоения.
Это означает, что собственность суть властные отношения, форма экономической власти. Это
власть владельца предмета над теми, кто им не владеет, но в то же время в нем нуждается.
Отношения собственности делят людей на хозяев средств производства (собственников,
владельцев), как использующих наемный труд, так и не использующих его, и на людей, не
имеющих средств производства.
Следует отметить, что многие сравнительные исследования показали, что под влиянием
таких глобальных процессов как индустриализация, урбанизация, информатизация общества
растет и качественно усложняется социальная дифференциация. Передовая технология даст
толчок возникновению большого числа новых профессий. Возникающие профессии требуют
большей квалификации и лучшей подготовки, лучше оплачиваются и являются более
престижными. Как следствие, образование и подготовка становятся все более важными
факторами, определяющими положение человека в начале его профессиональной карьеры, да и
сказываются на всем жизненном пути человека. Кроме того, индустриализация приводит в
большее соответствие профессионализм, подготовку и вознаграждение. Иными словами, для
индивидов и групп образование становится самостоятельным фактором их позиции в
ранжированной стратификационной иерархии.
2. Функционалисты о социальной стратификации Принципы подхода к феномену
социальной стратификации впервые с позиций научного анализа раскрыли К. Дэвис и У. Мур:
«Как ни странно, главная функциональная необходимость, объясняющая универсальное
существование стратификации, связана с тем, что любое общество сталкивается с неизбежной
проблемой размещения индивидов и стимулирования их внутри своей социальной структуры.
Как функционирующий организм, общество должно каким-то образом распределять своих
членов по различным социальным позициям и побуждать их выполнять обязанности, связанные
с этими позициями. Оно должно, следовательно, гарантировать себе два разных уровня
стимулирования: исподволь возбуждать у нужных индивидов желание занять определенное
положение и уже у занявших данное положение — желание выполнять связанные с ним
обязанности.
Хотя социальный порядок может носить относительно устойчивый характер, всегда налицо
постоянный процесс метаболизма, поскольку 26
 одни индивиды рождаются, другие стареют, третьи умирают. Их втягивание в систему
социальных позиций должно быть как-то организовано и мотивировано. Это одинаково верно
как для системы, основанной на конкуренции, так и для неконкурентной системы. Для системы,
основанной на конкуренции, большое значение имеет мотивация достижения определенного
положения, для системы же, основанной не на конкуренции, большое значение имеет мотивация
выполнения обязанностей данного положения, но для всех систем необходимы оба типа
мотиваций.
Если бы обязанности, связанные с разными социальными позициями, были бы одинаково
приятными индивидам, одинаково важными для существования человеческого общества и
требовали одинаковых талантов или способностей, то было бы все равно, кто какое положение
занимает, и проблема определения места в обществе потеряла бы свое значение. Однако в
действительности это очень и очень важно, кто и какое положение займет. Это важно не только
потому, что некоторые социальные позиции по природе своей более приятны, чем другие, но
также и потому, что некоторые из них требуют особых талантов или специального обучения, а
некоторые функционально более важны, чем другие. Необходимо также, чтобы обязанности,
связанные с некоторыми социальными позициями, выполнялись с тем усердием и прилежанием,
которых требует их значимость. Поэтому общество неизбежно должно располагать, во-первых,
какими-то видами выгод, которые можно было бы использовать в качестве стимулов, а, во-
вторых, иметь в своем распоряжении какие-то способы неравномерного распределения этих
выгод (вознаграждений) в зависимости от занимаемых позиций.
Вознаграждение и его распределение становятся частью социального устройства и, в свою
очередь, порождают (являются причиной возникновения) стратификации.
Могут спросить, какими видами вознаграждения располагает общество для того, чтобы
распределять свои кадры и обеспечивать наиболее существенные функции? В его распоряжении
есть, во-первых, предметы, обеспечивающие средства существования и комфорт; вовторых,
средства для удовлетворения различных склонностей и для развлечения и, наконец, средства для
укрепления чувства собственного достоинства и самовыражения. Последнее — в силу
социального характера человеческой личности — является в основном функцией мнения других
индивидов, но тем не менее занимает место наряду с двумя другими. В любой социальной
системе все три вида вознаграждения должны распределяться дифференцированно в
соответствии с занимаемыми социальными позициями. В определенном смысле вознаграждения
как бы «встроены» в социальные позиции. Они состоят в «правах», связанных с этими
позициями, плюс то, что можно назвать сопутствующими благами. Часто права и иногда
сопутствующие блага функционально связаны с обязанностями, присущими данной социальной
позиции...
27
 Если права и сопутствующие блага, присущие различным социальным позициям и общество,
должны быть неравными, то и общество, как следствие, должно быть стратифицированным,
потому что это и есть именно то явление, которое мы обозначаем термином стратификация.
Таким образом, социальное неравенство является тем неосознанно развиваемым средством, при
помощи которого общество обеспечивает выдвижение на важнейшие позиции наиболее
компетентных лиц... «'.
Таким образом К. Дэвис и У. Мур предложили следующие базовые идеи, которые уже
полстолетия служат источником дискуссий: Некоторые позиции в обществе функционально
более важны, чем другие.
Только небольшое число людей в любом обществе обладает способностями, дающими
возможность выполнять эти более ответственные функции.
Чтобы побудить одаренных людей нести нелегкие нагрузки» овладевать знаниями и
навыками, им общество открывает доступ к дефицитным и необходимым благам.
Этот неравный доступ к благам (.
дефицитным ресурсам, например, уникальным средствам поддержания здоровья) приводит к
тому, что разные страты пользуются неодинаковым престижем и уважением.
Престиж и уважение + права и преимущества создают институализированное неравенство, т.
е. стратификацию.
Следовательно, социальное неравенство между стратами по этим признакам позитивно
функционально и неизбежно в любом обществе.
Изложенные идеи далеко не всегда подтверждаются фактами реальной жизни. Дело в том,
что присвоение благ и услуг обладателями собственности и власти зачастую неадекватно
затратам труда и проявленным дарованиям. Признав функциональность собственности и власти
как базовые категории неравенства, а также отказавшись от иллюзий существования механизмов
справедливого размещения людей соответственно способностям, мы можем принять основные
идеи К. Дэвиса и У. Мура.
3. Теория социально-экономической неоднородности труда При рассмотрении проблемы
социального неравенства вполне оправдано исходить из теории социально-экономической
неоднородности труда. Выполняя качественно несравнимые виды труда (например, слесарные и
проектные работы, работу художника и летчика и т. д.), в разной степени удовлетворяя
общественные потребности, люди 1 Davis К., Mооre W. Soте Principles of Stratification. // Aтer.
Sociol. Rev. 1945.
Vol. 10, N 4. P. 242-249. Перевод взят из сборника: Социальная стратификация. М., 1992.
Вып. 1. С. 161-163 и корректирован автором главы.
28
 оказываются занятыми экономически неоднородным трудом, ибо такие виды труда имеют
разную оценку их общественной полезности. Соответственно будут различными и места
соответствующих групп людей в системе общественной организации труда. Эти группы
работников побуждаются обществом к возобновляемому выполнению тех видов труда,
которыми они заняты (т. е. к закреплению за конкретным видом труда), разной общественной
оценкой их производственной деятельности, т. е. стимулированием в широком смысле.
Общественная оценка учитывает два момента. Во-первых, восстановление способности к
труду данного вида (воспроизводство человека как работника). Во-вторых, восстановление
стимулов, побуждающих людей к возобновляющемуся участию в данном виде трудовой
деятельности. Обычно второй момент имеет определяющее значение в общественной оценке.
Так, для ряда положений в общественной системе, качество деятельности в которых оказывает
особенно сильное влияние на общественное воспроизводство в целом и подготовка к
выполнению которых требует особенно больших затрат общественного труда (например,
крупные менеджеры, руководители национальной армии, ученые экстракласса и т. д.),
необходим отбор (конкурс, селекция, конкуренция) кандидатов, способных к более эффективной
работе. Поэтому число кандидатов должно превышать число имеющихся «ячеек», позиций, что
предполагает повышенную общественную оценку, т. е. предоставление большого количества
материальных и социальных благ. Конечно, социальное происхождение, среда общения, власть и
богатство подкрепляют притязания одних и усложняют продвижение других.
Социально-экономическая неоднородность труда выражается в разделении последнего на
организаторский и исполнительский, умственный и физический, сложный и простой,
квалифицированный и неквалифицированный, самоорганизованный и регламентированный,
творческий и стереотипный. Закрепленность различных групп людей за соответствующими
родами деятельности (социально-экономически различными) — есть основа социального
неравенства. Именно социально-экономическая неоднородность труда не только следствие, но и
причина присвоения одними людьми власти, собственности, престижа и отсутствия всех этих
знаков продвинутости в общественной иерархии у других.
Группа людей, выполняющих разный по сложности и квалифицированности труд, обладают,
как правило, разным трудовым потенциалом, т. е. разной квалификацией (различным объемом
общих и специальных знаний, трудовых навыков и умений, обуславливающих способность к
труду определенного качества); разным психофизиологическим потенциалом (способностями,
здоровьем, работоспособностью и т. д.); разным личностным потенциалом (ценностными
ориентациями, социальными интересами и т. д.). Следствием различий в потенциале является
неравный вклад в производство общественного продукта, неравные экономические результаты
труда.
29
 Социально неоднородный труд порождает и социально неоднородные потребности, что, в
свою очередь, приводит к их относительной сбалансированности. Важное значение для
воспроизводства социального неравенства на основе неоднородного труда имеет
внепроизводственная деятельность. Функцией этой деятельности и является удовлетворение
потребности общества в воспроизводстве индивидов, способных к возобновляемому
исполнению закрепленных за ними трудовых социальнодифференцированных функций.
Поэтому было бы оправданным в контексте теории стратификации именовать
внепроизводственную деятельность социально воспроизводящей.
Границы и элементный состав этой деятельности взаимосвязаны с воспроизводством
индивида как представителя определенного рода труда. Сюда необходимо отнести
демографическое воспроизводство, воспитание детей, психофизиологическое обеспечение,
познание и саморазвитие, общественно образовательную деятельность. Всем этим базовым
элементам социальновоспроизводящей деятельности присущи массовость проявления,
устойчивость во времени и пространстве, инвариантность в меняющихся условиях
жизнедеятельности людей.
Таким образом, неоднородность труда порождает различия в потребностях, средствах их
удовлетворения и структуре внепроизводственной деятельности, т. е. представители одного рода
деятельности — это не статистическая совокупность людей, а реальная социальная группа,
характеризуемая общностью условий существования и причинно взаимоувязанными сходными
формами деятельности в разных сферах жизни, когда качественные особенности деятельности в
труде приводят к специфическим имманентным особенностям в потребностях и потреблении.
Если эти группы вырабатывают свои ценности и нормы и опираются на них, если они
размещаются по иерархическому принципу, то они являются социальными слоями. Проведенные
многократные исследования подтвердили эти предположения. Да, именно таковы социальные
слои в современных индустриальных и постиндустриальных обществах.
Исходя из сказанного можно считать появление нового рода производственной деятельности
лишь исходным моментом в формировании нового социального слоя. Новый род
производственной деятельности приводит к переструктурированию существовавшего ранее в
обществе обмена деятельностью и в итоге — к новой композиции социальной структуры.
Появляется общественная необходимость в закреплении этого нового рода деятельности за
особой категорией людей, вступающих в специфические отношения с другими людьми по
поводу производства средств к жизни.
Теоретически «слой» появляется тогда, когда данная производственная деятельность
становится экономически и социально необходимой и значимой для общества, а ее носители
приобретают специфические потребности и средства их удовлетворения, позволяющие им
устойчиво функционировать в этом роде деятельности. В процессе 30
 формирования слоя его представители приобретают специфические черты
внепроизводственной деятельности, вырабатывают свои ценности, нормы. Уже сложившиеся
социальные слои в ходе воспроизводства, по мере изменения технологических и экономических
позиций профессий, обычных для представителей слоя, и по мере возникновения новых
профессий, присваивают себе новые технологические роли, сохраняя социальные позиции слоя
на шкале стратификационной иерархии. Получается, что профессии как бы «плывут», а слои
(классы) сохраняют стабильность. Конечно же, эта стабильность относительна, но она обычно
больше, чем у социальной позиции большинства профессий. Все это не только типические
черты, но и этапы непрерывного процесса эволюции социальных слоев.
Предложенный нами подход к стратификации как следствию социально-экономической
неоднородности труда не противостоит функционалистскому направлению. Ведь последнее по
существу положило в основу теории стратификации идею разделения труда, развивавшуюся еще
К. Марксом, Ф. Энгельсом, Э. Дюркгеймом и другими. Различие с классическим марксистским
течением здесь состоит в том, что функционалисты «очистили» разделение труда от таких
проблем как насилие и эксплуатация.
4. Многообразие моделей стратификации Описанные нами выше модели раскрывают
отношения групп людей по поводу распределения власти, собственности и, как будет показано
дальше, знания в сфере трудовой деятельности. Можно признать этот сферу проявления
неравенства доминирующей в индустриальных и постиндустриальных обществах. Но
значительная часть членов общества (во многих странах — большинство населения) не может
быть отнесена к социальным группам по признакам занятости (пенсионеры, учащиеся,
неработающие женщины и многие другие категории людей).
Проблема определения социальной принадлежности всех этих членов общества — одна из
сложных задач стратификационной теории.
Создано множество моделей стратификации, в которых используются в качестве главных
иные критерии ранжирования социальных позиций. Речь идет о двух моментах. Во-первых, в
современном мире и сегодня ощутимо присутствие нескольких основных типов стратификации,
существующих многие столетия на базе различий и культурах и экономических отношениях:
кастовой, сословной, классовой (слоевой).
При этом во многих современных обществах эти стратификационные системы сосуществуют
и взаимодействуют.
Во-вторых, упомянутые «другие модели» отражают различные подходы к выбору тех
признаков социальной дифференциации, которые выявляют разделение общества на группы по
потребностям, интересам, престижу, образу жизни, ментальности. Эти модели могут
представлять различные срезы, аспекты иерархических социальных позиций 31
 в обществе как целостности, а могут служить проявлением специфических структур в
субсистемах того же конкретного общества. Начнем с первого типа моделей. Как писал много
лет назад Питирим Сорокин: «В любой момент истории мы находим солидаризирование и
антагонизацию не по одному фронту, а одновременно по многим фронтам...
На историческом поле битвы редко борются только класс с классом или богачи с бедняками.
Борьба идет одновременно между слоями однородной группировки друг с другом и между
слоями разнородных группировок. Сегодня церковь и государство солидарно борются против
общего врага, например, против семьи или против группы бедных, завтра религиозная
группировка вступает в борьбу с государственной.
Сегодня богачи совместно с бедняками атакуют привилегированных, завтра
привилегированные, лишенные преимуществ, вместе с бедняками атакуют богачей и т. д...
Правда, не все фронты имеют одинаково важное значение во все времена... . В одни моменты
на первый план выступает борьба государства с государством и оттесняет на второй план другие
виды антагонизмов, в другие моменты — борьба церкви с государством, в третьи — борьба
классов, в четвертые — борьба языковых или расовых групп и т. д. «2.
Исследование социальной стратификации в обществе ведется для различных научно-
познавательных и практических целей (например, прогноз поведения электората,
проектирование жилой среды, разработка мер по защите материнства и младенчества,
определение инновационного потенциала населения), без прояснения которых невозможно
определить значимость ее аспектов.
Пожалуй, в позднеиндустриальных и информационных обществах приобретает
самостоятельное значение культурно-статусная стратификация. Если властной и
собственнической стратификации, связанной со стремлением властных групп к
исключительному обладанию властью и престижем, соответствует вертикальное соотношение
социальных позиций, то культурно-статусному порядку, смысл которого заключается в
сохранении статусными группами своих разнородных (количественно не соизмеримых)
ценностных представлений, адекватна неиерархическая модель. Культурно-статусный порядок
позволяет сохранить культурное (т. е. ценностное) разнообразие общества. Это проявляется в
разнородности ценностных представлений, в разнообразии видов, форм, способов поведения
людей. Статусные группы, образующиеся по признаку культурной принадлежности, обладают
общими нормативно-ценностными представлениями и стилем жизни.
Культурная составляющая присутствует всюду, во всех элементах социальных отношений,
поэтому эмпирическое изучение культурностатусных групп очень сложно.
2
Сорокин П. Система социологии. М., 1993. Т. 2. С. 294-295.
32
 5. Стратификация территориальных общностей и социальных организаций Рассмотрим
теперь специфические стратификационные иерархии на мезо- и микроуровнях общества на
примере территориальных общностей и социальной организации предприятия. Начнем с
небольшого пояснения. В макроструктуре общества большинство социологов при изучении
проблем неравенства выделяет большие социальные группы, которые в европейской традиции
обычно именуют социальными классами. Но в повседневной жизни, скажем, в пригороде при
соседском общении или на предприятии при взаимодействии владельца и наемного работника,
было бы неверно говорить о классовых отношениях, даже если соглашаться с теорией
определяющей роли классов и классовой борьбы. При переходе с макроуровня на более низкие
уровни социального взаимодействия происходит трансформация связей, зависимостей,
взаимодействий.
Территориальная общность представляет собой совокупность людей, живущих на одной
хозяйственно освоенной территории. Население города, агломерации, культурно-исторического
региона потому является общностью, что объединено системой экономических, социальных,
политических, ценностнонормативных связей, выделяющих его как целостность в качестве
самостоятельной единицы пространственной организации жизни общества. Территориальная
общность (в дальнейшем — ТО) объединяет людей, несмотря на все многообразие их классовых,
профессиональных, демографических и иных различий, в силу некоторых общих социальных и
культурных черт и интересов. ТО обладают своеобразием в социальном составе населения,
специфическими традициями труда и досуга, организации семейного быта и общения; разнятся
социальная и профессиональная ориентированность молодежи; отличаются уровни образования,
общей культуры и профессиональной подготовленности людей.
Сущность функций ТО состоит в том, что именно здесь осуществляется потребительная
деятельность людей, продуктом которой и является индивид. Здесь же совершается процесс
овладения ценностями и нормами, присущими данному макросоциуму. При всей значимости
современных глобальных средств передачи информации межпоколенная неопосредованная
диахронная передача культуры опятьтаки происходит в пределах «малой родины»
социализирующегося индивида. Именно эта «малая родина», т. е. территориальная общность, —
основная среда производства людей.
Отсюда с очевидностью следует, что специфическими компонентами стратификационной
структуры территориальной общности могут быть потребительские группы, или группы,
отличающиеся по образу жизни.
Они в значительной мере и складывают ткань местной жизни.
Исследования, проведенные нами в России, показали, что эти группы не совпадают с
социальными слоями, выделенными по критерию 2. В. В. Радаев, О. И. Шкаратан 33
 социально-экономической неоднородности труда. Объединяющими факторами,
формирующими сходство по потреблению и нормативноценностным представлениям, являются
микросреда социализации (семья, ассоциация), а также профессионализированные институты
духовного производства. Например, в российском городе заметно различаются по образу жизни
коренные горожане и мигранты в первом поколении; жители социально различающихся
внутригородских районов (элитарной застройки, частного домовладения, ведомственных,
принадлежащих заводам, микрорайонов, городских трущоб, так называемых «шанхаев» и т. д.);
выпускники специальных школ и элитных вузов и остальные жители с тем же (по числу лет
обучения) образованием и т. д.
Поскольку ценностные представления трудно поддаются формализации, то мы выявили
потребительские группы на основе частотных характеристик вовлеченности людей в
разнообразные виды внепроизводственной (потребительной) деятельности. Хаотичность и
многочислие занятий людей необходимо было как-то упорядочить. В основу был положен
принцип родовидового разнообразия. Смысл его состоит в объединении родственных видов
занятий в «роды» и придании доминирующего значения именно степени участия индивида в
разных родах занятий (воспитании и обучении детей; культурнопознавательной деятельности;
общении и т. д.). Другими словами, разнообразно развлекающиеся личности уступали при таком
измерении тем, кто, скажем, сочетал воспитание детей и с занятием любительским трудом, и со
спортом.
Выявленные по этому критерию (разнообразия деятельности) девять групп включают в спой
состав представителей всех основных социальных слоев, людей с разным уровнем образования и
т. д. Сами эти группы именно горизонтальны по отношению к властнособственническим
членениям. Они различаются между собой типами поведения, ориентациями, ценностями 3.
Гораздо основательней, чем стратификация территориальных общностей, изучена
социологами структура социальной организации (предприятия, учреждения). В ней можно
выделить, прежде всего, целевые и должностные группы. Известно, что «организация»
представляет собой определенную координацию взаимодействий и взаимозависимостей
работников, строгую регламентацию на рабочих местах, субординацию деятельности.
Осуществление целей, стоящих перед социальной организацией, требует налаженного
взаимодействия всех ее членов. Эта система официальных отношений, определенных законами,
инструкциями и нормативами, есть целевая (административная) организация. Она состоит из
целевых групп — работников самостоятельных подразделений внутри предприятия: цехов,
отделов, служб. Именно к производственным 3 Этносоциальные проблемы города. М., 1986. С.
91-111, 126 — 152.
34
 целевым группам относится понятие вторичной группы (см. главу 1).
Целевые (вторичные) группы, в спою очередь, состоят из бригад, лабораторий, секторов и т.
д., т. е. из малых производственных групп, или первичных трудовых коллективов.
Особенность первичных коллективов состоит в том, что члены их вступают в
непосредственные отношения друг с другом. Другими словами, первичный коллектив — это
группа работников низового подразделения предприятия, которые выполняют однородные или
взаимосвязанные операции и объединены друг с другом непосредственными и устойчивыми
личными контактами в процессе работы. Размер таких трудовых коллективов в зависимости от
отрасли и характера производства колеблется от 10 до 50 человек.
На этом уровне социальные отношения выступают в форме межиндивидуальных контактов.
В микросреде первичного коллектива в персонифицированном общении выражается вся система
социальных отношений, присущих конкретному обществу. Конечно, в процессе этого
непосредственного общения члены коллективов не осознают того, что они воплощают своей
деятельностью сложные социальноэкономические отношения, тем более, что на межличностном,
первично коллективистском уровне эти отношения выступают в социальнопсихологической
оболочке при определенной эмоциональной окрашенности.
В социальной организации предприятия особую социальную нагрузку несет должностная
структура, т. е. строение и взаимодействие групп работников предприятия по их месту в
иерархической структуре управления. Признаком позиции (места) в должностной иерархии
являются: число подчиненных; уровень образования и квалификации непосредственных
подчиненных; число людей, на судьбу которых оказывают влияние принимаемые решения;
число нижестоящих звеньев управления; стоимостные показатели контролируемых
материальных ресурсов; показатели создаваемых материальных и духовных благ (в натуральном
и стоимостном выражении).
Можно выделить несколько основных должностных групп: рабочие; рядовые служащие;
рядовые специалисты; старшие служащие и специалисты; руководители первичных коллективов
(бригадиры, мастера, руководители групп, бюро в составе отделов); руководители автономных
подразделений (цехов, отделов, самостоятельных бюро и секторов); руководители предприятий.
Каждая должностная группа характеризуется определенными ролевыми параметрами. Так,
сложившееся в обществе представление о роли рабочего складывается из ожидания высокого
уровня исполнительности (дисциплинированности, устойчивых показателей выполнения норм
выработки, бережливого отношения к сырью, материалам, оборудованию), относительной
устойчивости в профессии и в производственном коллективе, высокой инициативности. От
мастера ожидают знания характера, интересов, склонностей его подчиненных, наличия 2* 35
 организаторских способностей и умения руководить людьми, глубокого знания техники и
технологии, научной организации труда и производства.
В заключение рассмотрим ролевые характеристики руководителей предприятий. Эти
работники постоянно заняты функциями управления, что отличает их от остальных
должностных категорий персонала предприятия. Они выполняют следующие основные
функции: целеполагающие, административно-организаторские, дисциплинарно-стимулирующие
и воспитательные. Руководители предприятий не только должностная категория, но и
профессиональная. Профессией этих людей является не технологическая или конструкторская
деятельность, а управление людьми, осуществление властных полномочий. Их значение в
современной экономической и политической ситуации неизмеримо выше, чем в стабильные
периоды развития страны. Умение взаимодействовать не только с подчиненными, но и с
акционерами, отечественными и зарубежными партнерами ныне стали обязательными для
руководителей, к тому же в значительной части ставших владельцами и совладельцами
предприятий.
6. Классы и слои в социологической теории В научной литературе длительное время
сосуществуют две традиции. По одной из них основными элементами общественного строения
признаются классы. Эта линия обычно связывается с марксизмом.
Однако ее понятийный аппарат используется и вне марксистского направления. Сторонники
классовой теории подчеркивают, что социальная структура не охватывает все важные аспекты
общественной жизни. По их мнению, превалирующие в обществе ценности, культурные
традиции, общественные институты не являются частями социальной структуры. Последняя
связана лишь с дифференциацией между людьми. При этом внимание исследователей
направлено не на род занятий индивидов, а на различия в их профессиональных позициях; не на
доходы индивидов, а на распределение доходов в обществе, которое отражает неравенство
между людьми. Теоретической целью при этом объявляется надобность объяснения форм и
степени социальной дифференциации и их значение для социальной интеграции и социальных
изменений4.
Многие исследователи, используя категорию «классовая структура», на деле ведут речь о тех
же иерархиях социальных групп, что и у представителей собственно стратификационного
подхода. В рамках этой, второй, традиции понятие «социальная структура» раскрывает
внутреннее строение и все многообразие связей в обществе. Та же часть общественных
отношений, которая связана с иерархически организованным взаимодействием групп людей,
охватывается понятием 4 Blan P. M. Parameters of Social Structure // Amеr. Sociol. Rev. 1974. Vol.
39, N 5.
36
 «стратификация». Попытки смешения категорий «социальная структура» в узком и широком
(ныне доминирующем) смыслах вносит путаницу и двусмысленность в анализ общественных
систем.
Рассмотрим более основательно соотношение понятий «класс» и «слой». В современной
социологической литературе одновременно сосуществуют обе эти категории (для многих
авторов они вообще являются синонимами). Широко распространена точка зрения, что общество
состоит из групп или множества индивидов, имеющих или носящих определенные
характеристики. Эти характеристики берутся как критерий классификации, который может быть
одно- или, чаще, многомерным.
Соответственно, процедура классификации позволяет выделить большее или меньшее число
социальных слоев. При этом центр внимания зачастую смещен с производства на распределение,
без осмысления объективных отношений между ними5.
Описанная выше ситуация означает также, что в значительной части исследований одни и те
же признаки применяются для выделения и классов, и слоев. Вероятно поэтому в работах многих
социологов «... концепция «класса» является открытой для нескольких интерпретаций — как
статусная группа, как профессиональная группа, как группа по доходу и группа власти», т. е.
понятием класса охватываются неоднородные социальные объекты в зависимости от того
теоретического контекста, который вкладывают в этот термин различные авторы 6.
Различен и смысл, вкладываемый разными авторами в термин «социальный слой».
Большинство социологов обозначает этим термином общественную дифференциацию в рамках
иерархически организованного общества. Зачастую содержание этого термина ничем не
отличается от содержания, вкладываемого в термин «класс». В тех же случаях, когда эти понятия
различают, термином «страта» обозначают группы внутри «классов», выделенные по тем же
основаниям, что и сами «классы».
П. Сорокин как-то заметил: «Класс наделал своим теоретикам не меньше хлопот, чем
национальность. И в этом случае попытки «схватить этого Протея» оказывались не более
успешными: «класс» либо ускользал и ускользает из пальцев своих теоретиков, либо,
пойманный, превращается в нечто столь неопределенное и неясное, что становится
невозможным отличить его от ряда других кумулятивных групп, либо, наконец, сливается с
одной из элементарных группировок»7. Эти слова, написанные более семидесяти лет назад,
совершенно не устарели и сегодня.
Наиболее интересные авторы стремились не игнорировать ни идеи сторонников классовых
теорий, ни идеи их оппонентов. В этом отноше 5 Hercommer S. The Concept of Stratum in the Class
Analysis of Advanced Capitalist Socieliex // Marxism Today. 1976. Febr. P. 57.
6
Reisman L. Inequality in American Society: Social Stratification. Glenview, 1973. P. 35 7 Сорокин
П. Система социологии. М., 1993. Т. 2. С. 357.
37
 нии плодотворен подход германского социолога Ральфа Дарендорфа.
Он подчеркивал, что страты образуют иерархическую систему (иерархический континуум),
отличаясь друг от друга постепенными различиями, тогда как «класс — это всегда категория для
целей анализа динамики социального конфликта и его структурных корней, и поэтому может
быть четко отделен от страты как категории для описания иерархических систем в данный
момент времени... ««. Другой немецкий автор Вернер Хофман отмечал, что социальные классы
детерминируются фундаментальными социальными отношениями труда и присвоения; видимая
система стратификации (профессия, престиж и т. д.) принадлежит к внешней форме социальной
жизни.
Однако заметим, что проведенные исследования стратификации также не были ограничены
ни поверхностью общества, ни его статикой и притязали на то, чтобы объяснить сущность
общественной жизни.
Лишь с помощью фундаментальных законов функционирования и развития социальных
организмов может быть дан анализ и классов с их конфликтами, и стратов с их
взаимодействиями и противоречиями.
Проблема разграничения теорий стратификации и классовой структуры интересно
интерпретирована И. Краусом. «Стратификация и классовое деление, — пишет он, — разные
структуры отношений. Стратификация — понятие описательное, подразумевающее «некую
упорядоченность членов общества на основе какого-нибудь подходящего критерия, вроде
дохода, образования, образа жизни, этнического происхождения... Классы... являются
конфликтными группами, которые, объединяясь, оспаривают существующие распределения
власти, преимуществ и других возможностей... классы формируются, когда совокупность
индивидов определяет свои интересы как сходные с интересами других из той же совокупности
и как отличающиеся и противостоящие интересам другой совокупности лиц... ««. И. Краус
подчеркивает важную роль в процессе формирования класса собственной идеологии и создания
классовой организации. В этом явно чувствуются отголоски знакомства с марксистскими
понятиями «класс в себе» и «класс для себя», выработанными для характеристики процесса
формирования пролетариата и подчеркивающими огромную роль в этом процессе субъективного
фактора.
И. Краус иначе, чем К. Маркс, представляет себе объективные факторы, обусловливающие
существование классов. В марксистской теории это прежде всего место в исторически
определенной системе общественного производства, у Крауса — отношение к каким-либо
социальным благам. Поэтому любая страта, выделенная по произвольно выбранному признаку,
является потенциальным классом (своего рода «классом в себе»), а любая осознавшая общность
своих интересов и организационно оформившаяся страта превращается и действительный класс
(т. е. «класс для себя»). Основной вопрос, с точки зрения Крауса, 8 Dahrendorf R. Class and Class
Conflict in Industrial Society. I., 1959. P. 76.
38
 как «принадлежавшие к страте становятся представителями класса» 9.
Нам представляется, что для понимания разницы между классовым и стратификационным
подходами целесообразно на время забыть об эклектических и компромиссных современных
интерпретациях. Сопоставим классы d марксистской теории и страты в функциональной теории.
В чем тут разница? Признание класса означает признание антагонизма, противоположности
интересов больших общественных групп. Признание же стратов означает признание
определенных различий между людьми по каким-то признакам, различий, которые приводят к
слоеному размещению индивидов в обществе при продвижении их снизу вверх.
Марксистская теория классов занимается разделением общества, выявлением общественных
противоположностей, а теория стратификации занимается общественной дифференциацией. И
тут речь идет не о различиях в терминологии. В первом случае выделяются элементы
дезинтеграции, внутренних антагонизмов, тогда как дифференциация предполагает целостность
общества, его функциональную неразделимость. Теория классов проводит разделение общества
по альтернативным признакам на эксплуататоров и эксплуатируемых, на владельцев средств
производства и на лишенных их, тогда как теории стратификации разделяют общество на основе
одной или нескольких черт, имеющихся в наличии в каждой из групп, но в различной степени
(так, например, все имеют какой-то доход, но только различных размеров, и псе в обществе
имеют какой-то престиж, но неодинаковый).
В теории классов специфические экономические, политические и культурные интересы
являются именно тем, что отделяет друг от друга классы, а в теории стратификации категория
«интересы» вообще не присутствует, а если в исключительных случаях и присутствует, то не
является обязательным атрибутом для социальных слоев.
Для тех авторов, кто привержен концепции К. Маркса, классы являются объективно
данными, т. е. они существуют независимо от сознания и представлений как их членов, так и
внешних наблюдателей.
Сознание классового отчуждения марксистами рассматривается не как критерий для
выделения класса, а как высокая ступень в развитии самого класса (переход от класса в себе к
классу для себя). В большинстве же стратификационных подходов сознание или самих членов
выделенных слоев или внешних наблюдателей играет главную или существенную роль в
дифференциации общества.
Многие современные сторонники марксистской теории классов отказались от тезиса о
растущей общественной поляризации; их классовые схемы, сохраняя экономический
детерминизм, все в большей мере отражают растущее усложнение общественных структур и
рост значения и доли средних слоев (классов) (достаточно в этой связи вспомнить теорию и
схемы классовой структуры О. Э. Райта). Одно 9 Kraus I. Stratification. Class, and Conflict. N. Y. .
1976. P. 12. 15-16.
39
 временно последователи стратификационных подходов все чаще принимают в расчет
конфликтологические аспекты классового подхода.
В этом отношении характерны обобщающие работы британских социологов. Так, в книге
Энтони Гидденса «Социология» соответствующая глава так и названа: «Стратификация и
классовая структура».
Родовым понятием выступает «стратификация», а классы — как видовое понятие, частный
случай стратификации. Рассматривая проблемы стратификации и неравенства в современных
западных обществах, Гидденс именует основные социальные группы классами, но описывает их
не во взаимном противостоянии, а как ранжированные общности («высший класс», «средний
класс», «низший класс») 10.
Следует иметь в виду несколько важных обстоятельств, приводящих к выводу о том, что
классы и классовое деление есть частный случай стратификации. Во-первых, в истории помимо
классов неравенство существовало в форме кастовой и сословной систем.
Кроме того, в этакратических (государственно-социалистических) обществах
функционировала слоевая система, основанная на властных отношениях. Во-вторых, в
обществах классового типа всегда значительная (а зачастую и преобладающая) часть населения
не входила в состав основных классов, образуя мозаику слоев, сословий и других социальных
единиц. В-третьих, в современных обществах все попытки выделения контрастных классов все
чаще оказываются безуспешными в силу иерархически слоевого строения социума. В-четвертых,
помимо основных социальных групп (классов или слоев) d обществе всегда существует
тендерная, этнорасовая, культурно-статусная стратификация.
Можно сделать вывод: обобщающим понятием для научного изучения и понимания
отношений между людьми по поводу распределения власти, собственности, престижа,
присвоения всех видов ресурсов является социальная стратификация.
7. Системные характеристики стратификации В социологии понятия «слой», «класс» и
«стратификация» применяют к стабильно существующим реальным социальным группам,
принадлежность к которым задается либо передачей социальных позиций из поколения в
поколение, либо (и) передачей из поколения в поколение всей совокупности черт поведения и
установок. Тенденция наследования позиций — одно из свойств системы стратификации.
Действие принципа наследования позиций приводит к тому, что далеко не все способные и
образованные индивиды имеют равные шансы занять властные, обладающие высоким
престижем и хорошо оплачиваемые позиции. Здесь действуют два механизма селекции:
неравный (зачастую скрытый) доступ к подлинно качественному образованию; 10 Ciddens A.
Sociology. Oxford. 1991. P. 205-241.
40
 неодинаковые возможности получения позиции в равной степени подготовленными
индивидами.
Стратификации присущи несколько системных характеристик (свойств). Из них первая —
социальность (внебиологичность) этого явления. Хотя различия между людьми по таким
показателям как пол, возраст, интеллект, здоровье весьма заметны, они сами по себе не
объясняют, почему одни статусы дают людям обладание большей властью, собственностью или
престижем, чем другие. Биологические признаки не относятся к моделям господства или
подчинения, пока они не включены в систему социальных отношений, установок и ценностей.
Так, физически слабый и старый буржуа доминирует над сильным и молодым рабочим.
Менеджерами высокого ранга становятся благодаря образованию, опыту работы, социальным
навыкам, однако этому способствуют и личностные качества, такие как характер, воля,
выносливость, способности.
Социальность стратификации подразумевает, что распределение благ в любом обществе
основывается на нормах или на общепризнанных правилах. Нормы эти обычно отражают
интересы главным образом тех, кто обладает властью навязать именно те правила, которые они
считают наилучшими, выгодными для себя. Почти в любом обществе большинство людей
соглашаются с этими правилами (конформны по отношению к ним), хотя они находятся на
нижних ступенях социальной иерархии и обладают минимумом социальных и материальных
благ.
Важным проявлением социальности феномена стратификации является ее связь с другими
институтами общества, такими как политика, брак и семья, экономика, образование и другие.
Например, связь стратификации с институтом политики проявляется в наследовании власти,
когда дети членов правящей элиты преемствуют позиции родителей. Связь стратификации с
экономикой проявляется в том, что решения относительно того, что производить, какие услуги
предоставлять, какова должна быть заработная плата рабочих и служащих и каковы условия
работы — все эти решения принимаются теми, кто или имеет капитал, необходимый для
проведения в жизнь этих решений (как в США), или политическую власть для контроля над
реализацией этих решений (как это было в СССР), или то и другое (как в современной России).
Благодаря таким связям, структура и функции экономики тесно переплетаются с системой
стратификации.
Второй характеристикой стратификации является ее традиционность, поскольку при
исторической подвижности формы ее сущность, т. е. неравенство положения разных групп
людей, сохраняется на протяжении всей истории цивилизации. Даже в примитивных обществах
возраст и пол в сочетании с физической силой были важным критерием стратификации.
Письменная история человечества, начиная с Древнего Вавилона и Египта, есть история богатых
и бедных, свободных и 41
 рабов, властвующих и зависимых. Подобные иерархии признавались естественным порядком
вещей, особенно теми, кто находился на вершине власти и богатства. За последние 2-2, 5
тысячелетия идея естественности социального неравенства стала важной чертой социальной
жизни. Однако и нередки были случаи сопротивления такому преемственному порядку
отношений. Потрясения в виде восстаний и революций, иной раз и победоносных,
способствовали постепенному смягчению отношений, но сохраняли (или восстанавливали)
диспропорциональное распределение собственности, власти и престижа.
Другими словами, хотя следует различать форму стратификации, учитывать
неудовлетворенность членов общества существующей системой распределения власти,
собственности и условий индивидуального развития, все же нужно иметь в виду
универсальность неравенства людей.
Признание универсальности стратификации, ее исторической обусловленности не отрицает
возможности оценки ее оптимальности применительно к конкретному обществу,
Дифференциация условий жизни, обстоятельства для реализации жизненных шансов — все это
сфера регулирования, борьбы социальных групп за более разумное распределение ресурсов
исходя из критериев оптимизации экономического и социального воспроизводства. При всем
этом, видимо, трудно оспаривать тезис о том, что стратификация суть системный элемент
определенной социальной организации общества, выполняющий функцию его интеграции и
координации. В то же время устаревшая система стратификации мешает оптимальному
функционированию общества, разрушает его социальную организацию.
Стратификация обычно выражает ценности групп, стоящих у власти.
И до тех пор, пока данная стратификационная иерархия адекватна всей общественной
системе на определенном витке ее развития, она (т. е.
данная стратификация) является ценностью, признанной всем обществом. Изменения
стратификационной системы происходили в истории как эволюционным, так и революционным
путем. Чем сложнее общество, его технологическая и экономическая структуры, тем дороже
обходится революционный путь развития, тем оправданнее эволюционная трансформация
стратификационной системы.
До сих пор мы говорили о неравенстве без учета его формы. Между тем от формы
неравенства зависит и интенсивность стратификации. Теоретические возможности здесь
колеблются от такой крайности, когда любому статусу приписывается одинаковое количество
власти, собственности и престижа, и до другой крайности, когда каждому статусу приписывается
разное количество и того, и другого, и третьего. Крайних форм стратификации не было ни в
одном историческом обществе, хотя в Индии, где существовало более 5000 подкаст, намечался
вариант крайней формы неравенства, а сельскохозяйственные кооперативы в Израиле, киббуцы,
и ныне 42
 исчезнувшие коммуны в Китае приблизились к крайней форме равенства.
Признание социологической наукой функциональности стратификации, ее исторической
неизбежности означает отказ от раннесоциологического восприятия социального неравенства
как зла, нежелательного в обществе феномена, знаменует собой переход к объяснению сути и
места этого функционального явления в жизни людей. Тем самым социология переходит от
выполнения роли социальной критики, от проявления ценностного чувства справедливости
(«неравенство архаизм, пережиток устаревших социальных форм») — к научному анализу
реальных отношений между людьми, причин и условий их существования, их органичности и
полезности для жизни общества, его развития.
Признание функциональности стратификации совсем не означает бессилия и безразличия по
отношению к судьбам людей, отсутствия у социологов какой-либо возможности влиять на пути
развития общества. Сопоставим ситуацию, когда в обществе многочисленны социальные слои,
социальная дистанция между ними невелика, уровень мобильности высок, низшие слои
составляют меньшинство членов общества, быстрый технологический рост постоянно повышает
«планку» содержательного труда на нижних ярусах производственных позиций, социальная
защищенность слабых, помимо прочего, гарантирует сильным и продвинутым спокойствие и
реализацию потенций. Трудно отрицать, что такое общественное устроение, такое межслоевое
взаимодействие скорее по-своему идеальная модель, чем обыденная реальность. Однако это —
прагматическая модель, поскольку она исходит из признания естественности группового и
индивидуального неравенства и в то же время предполагает возможность получения высокого
социального эффекта при сохранении динамизма экономики.
Большинство современных обществ далеки от этой модели. Им присущи концентрация
власти и ресурсов, связанных со статусом, у численно небольшой элиты, которая имеет
неизмеримо более высокое положение, чем остальные группы населения. Концентрация у элиты
таких статусных атрибутов как власть, собственность и образование препятствует социальному
взаимодействию между элитой и остальными стратами, приводит к чрезмерной социальной
дистанции между нею и большинством. Это означает, что средний класс немногочислен и верхи
лишены достаточных каналов связи с остальными группами.
Очевидно, что такой социальный порядок способствует разрушительным конфликтам.
Поэтому социологическое воображение, создающее идеальные модели преобразования
общества, служит благой цели его макросоциальной интеграции.
 Глава 3 ТИПЫ СТРАТИФИКАЦИОННЫХ СИСТЕМ 1. Общая типология. Существует
множество стратификационных критериев, по которым можно делить любое общество, С
каждым из них связаны особые способы детерминации и воспроизводства социального
неравенства. Характер социального расслоения и способ его утверждения в своем единстве
образуют то, что мы называем стратификационной системой.
Когда заходит речь об основных типах стратификационных систем, обычно дается описание
кастовой, рабовладельческой, сословной и классовой дифференциации. При этом принято
отождествлять их с историческими типами общественного устройства, наблюдаемыми и
современном мире или уже безвозвратно ушедшими в прошлое. Мы же придерживаемся
несколько иного подхода, считая, что любое конкретное общество состоит из комбинаций
различных стратификационных систем и множества их переходных форм. Поэтому мы
предпочитаем говорить об «идеальных типах» даже тогда, когда используем элементы
традиционной терминологии. Хотя, впрочем, мы стараемся выделять именно такие типы,
которые имеют широкие основания в истории разных обществ.
Ниже предлагается девять типов стратификационных систем, которые, по нашему мнению,
могут быть использованы для описания любого социального организма, а именно: физико-
генетическая; социально-профессиональная; рабовладельческая; классовая; кастовая; культурно-
символическая; сословная; культурно-нормативная, этакратическая;
В основе первого типа — физико-генетической стратификационной системы — лежит
дифференциация социальных групп по «естественным», социально-демографическим признакам.
Здесь отношение к человеку или группе определяется полом, возрастом и наличием
определенных физических качеств — силы, красоты, ловкости.
Соответственно, более слабые, обладающие физическими недостатками считаются
ущербными и занимают приниженное общественное положение. Неравенство утверждается и
данном случае существованием угрозы физического насилия или его фактическим применением,
а затем закрепляется в обычаях и ритуалах.
Эта «естественная» стратификационная система господствовала в первобытной общине, но
продолжает воспроизводиться и по сей день.
Особенно сильно она проявляется в сообществах, борющихся за физическое выживание или
расширение своего жизненного пространства.
Наибольшим престижем здесь обладает тот, кто способен осуществлять насилие над
природой и людьми или противостоять такому 44
 насилию: здоровый молодой мужчина-кормилец в крестьянской общине, живущей плодами
примитивного ручного труда; мужественный воин Спартанского государства; истинный ариец
национал-социалистического воинства, способный к производству здорового потомства.
Система, ранжирующая людей по способности к физическому насилию, — во многом продукт
милитаризма древних и современных обществ. В настоящее время, хотя и лишенная былого
значения, она все же поддерживается военной, спортивной и сексуально-эротической
пропагандой.
Вторая стратификационная система — рабовладельческая — также основана на прямом
насилии. Но неравенство здесь детерминируется не физическим, а военно-юридическим
принуждением. Социальные группы различаются но наличию или отсутствию гражданских прав
и прав собственности. Определенные социальные группы этих прав лишены совершенно и,
более того, наравне с вещами превращены в объект частной собственности. Причем положение
это чаще всего передается по наследству и таким образом закрепляется в поколениях.
Примеры рабовладельческих систем весьма разнообразны. Это и античное рабство, где число
рабов порою превышало число свободных граждан, и холопство на Руси времен «Русской
правды», это и плантационное рабство на юге Североамериканских Соединенных штатов до
гражданской войны 1861-1865 гг., это, наконец, работа военнопленных и депортированных лиц
на немецких частных фермах в период Второй мировой войны.
Способы воспроизведения рабовладельческой системы тоже характеризуются значительным
разнообразием. Античное рабство держалось в основном за счет завоеваний. Для
раннефеодальной Руси более характерно было долговое, кабальное рабство. Практика продажи в
рабство собственных детей при отсутствии возможности их прокормить существовала,
например, в средневековом Китае. Там же обращали в рабов и разного рода преступников (в том
числе, и политических).
Эта практика была практически воспроизведена много позднее в советском ГУЛАГе (хотя
частное рабовладение осуществлялось здесь в скрытых внеюридических формах).
Третий тип стратификационной системы — кастовая. В ее основе лежат этнические
различия, которые, в свою очередь, закрепляются религиозным порядком и религиозными
ритуалами. Каждая каста представляет собой замкнутую, насколько это возможно, эндогамную
группу, которой отводится строго определенное место в общественной иерархии. Это место
появляется в результате обособления особых функций каждой касты в системе разделения труда.
Существует четкий перечень занятий, которыми члены этой касты могут заниматься: жреческие,
воинские, земледельческие. Поскольку положение в кастовой системе передается по наследству,
возможности социальной мобильности здесь крайне ограничены. И чем сильнее выражена
кастовость, тем более закрытым оказывается данное общество.
45
 Классическим примером общества с господством кастовой системы но праву считается
Индия (юридически эта система была отменена здесь лишь в 1950 г.). Сегодня, хотя и в более
сглаженном виде, кастовая система воспроизводится не только в Индии, но, например, в
клановом строе среднеазиатских государств. Явные черты кастовости утверждались в середине
двадцатого столетия политикой фашистских государств (арийцам отводилось положение высшей
этнической касты, призванной к господству над славянами, евреями и пр.). Роль скрепляющих
теологических доктрин в данном случае берет на себя националистическая идеология.
Четвертый тип представлен сословной стратификационной системой, В этой системе группы
различаются юридическими правами, которые, в свою очередь, жестко связаны с их
обязанностями и находятся в прямой зависимости от этих обязанностей. Причем последние
подразумевают обязательства перед государством, закрепленные в законодательном порядке.
Одни сословия обязаны нести ратную или чиновничью службу, другие — «тягло» в виде податей
или трудовых повинностей.
Примеры развитых сословных систем являют феодальные западноевропейские общества или
феодальная Россия. Вот как определял понятие «сословия» В. О. Ключевский в своей «Истории
сословий в России»: «Сословием мы называем классы («классы» для него просто синоним
понятия «групп». — В. Р.), на которые делятся общества по правам и обязанностям,
учрежденным верховной властью... Сословное деление существенно юридическое,
устанавливается Законом в отличие от других общественных делений» 1. Итак, это, в первую
очередь, юридическое, а не, скажем, этническо-религиозное или экономическое деление. Важно
также и то, что принадлежность к сословию передается по наследству, способствуя
относительной закрытости данной системы.
Некоторое сходство с сословной системой наблюдается в представляющей пятый тип
этакратической системе (от французского и греческого — «государственная власть»). В ней
дифференциация между группами происходит, в первую очередь, по их положению во
властногосударственных иерархиях (политических, военных, хозяйственных), по возможностям
мобилизации и распределения ресурсов, а также по тем привилегиям, которые эти группы
способны извлекать из своих властных позиций. Степень материального благополучия, стиль
жизни социальных групп, так же как и ощущаемый ими престиж, связаны здесь с формальными
рангами, которые эти группы занимают в соответствующих властных иерархиях. Все прочие
различия — демографические и религиозно-этнические, экономические и культурные — играют
производную роль.
1
Ключевский В. O. Соч. М., 1989. Т. 6. С. 225.
46
 Масштабы и характер дифференциации (объемы властных полномочий) в этакратической
системе находятся под контролем государственной бюрократии. При этом иерархии могут
закрепляться формальноюридически — посредством чиновничьих табелей о рангах, военных
уставов, присвоения категорий государственным учреждениям, а могут оставаться и вне сферы
государственного законодательства (наглядным примером может служить система советской
партноменклатуры, принципы которой не прописаны ни в каких законах). Формальная свобода
членов общества (за исключением зависимости от государства), отсутствие автоматического
наследования властных позиций также отличают этакратическую систему от системы сословий.
Этакратическая система обнаруживается с тем большей силой, чем более авторитарный
характер принимает государственное правление.
В древности ярким образцом этакратической системы были общества азиатского деспотизма
(Китай, Индия, Камбоджа), расположенные, впрочем, отнюдь не только в Азии (а например, и в
Перу, Египте).
В двадцатом столетии она активно утверждается в так называемых социалистических
обществах и, возможно, даже играет в них определяющую роль 2. Нужно сказать, что выделение
особой этакратической системы пока не традиционно для работ по стратификационным
типологиям. Поэтому мы хотели бы обратить особое внимание как на историческое значение,
так и на аналитическую роль этого типа социальной дифференциации.
Далее следует шестая, социально-профессиональная стратификационная система. Здесь
группы делятся по содержанию и условиям своего труда. Особую роль выполняют
квалификационные требования, предъявляемые к той или иной профессиональной роли —
обладание соответствующим опытом, умениями и навыками. Утверждение и поддержание
иерархических порядков в данной системе осуществляется при помощи сертификатов
(дипломов, разрядов, лицензий, патентов), фиксирующих уровень квалификации и способность
выполнять определенные виды деятельности. Действенность квалификационных сертификатов
поддерживается силой государства или какой-то другой достаточно мощной корпорации
(профессионального цеха). Причем сертификаты эти чаще всего по наследству не передаются,
хотя исключения в истории встречаются.
Социально-профессиональное деление является одной из базовых стратификационных
систем, разнообразные примеры которой можно найти во всяком обществе со сколь-либо
развитым разделением труда.
Это строй ремесленных цехов средневекового города и разрядная сетка и современной
государственной промышленности, система аттестатов и дипломов о полученном образовании,
система научных степеней и званий, открывающих дорогу к более престижным рабочим местам.
2
Подробнее о господстве этакратической системы и обществах советского типа см.,
например: Радаев В., Шкаратан О. Власть и собственность // СОЦИС. 199/. № 1.
47
 Седьмой тип представлен наиболее популярной классовой системой.
Классовый подход нередко противопоставляют стратификационному.
Но для нас классовое членение есть лишь частный случай социальной стратификации. Из
множества трактовок понятия «класса» мы остановимся и данном случае на более традиционной
— социально-экономической. В данной трактовке классы представляют социальные группы
свободных в политическом и правовом отношениях граждан. Различия между группами прежде
всего в характере и размерах собственности на средства производства и производимый продукт,
а также в уровне получаемых доходов и личного материального благосостояния.
В отличие от многих предыдущих типов, принадлежность к классам — буржуа, пролетариев,
самостоятельных фермеров и т. п. — не регламентируется высшими властями, не
устанавливается законодательно и не передается по наследству (передаются имущество и
капитал, но не сам статус). В чистом виде классовая система вообще не содержит никаких
внутренних формальных перегородок (экономическое преуспевание автоматически переводит
вас в более высокую группу).
Экономически эгалитарные сообщества, где совершенно отсутствует классовая
дифференциация, явление довольно редкое и неустойчивое.
Но на протяжении большей части человеческой истории классовые членения все же носят
подчиненный характер. На передний план они выходят, пожалуй, только в буржуазных западных
обществах. А наибольших высот классовая система достигает в проникнутых либеральным
духом Соединенных Штатах Америки.
Осталось рассмотреть еще две стратификационные системы. Одну из них можно условно
назвать культурно-символической. Дифференциация возникает здесь из различий доступа к
социально значимой информации, неравных возможностей фильтровать и интерпретировать эту
информацию, способностей быть носителем сакрального знания (мистического или научного). В
древности эта роль отводилась жрецам, магам и шаманам, в средневековье — служителям
церкви, составляющим основную массу грамотного населения, толкователям священных
текстов, в новое время — ученым, технократам и партийным идеологам.
Претензии на общение с божественными силами, на обладание научной истиной, на
выражение государственного интереса существовали всегда и везде. И более высокое положение
в данном отношении занимают те, кто имеет лучшие возможности манипулирования сознанием
и действиями прочих членов общества, кто лучше других может доказать свои права на
истинное понимание, владеет лучшим символическим капиталом.
Несколько упрощая картину, можно сказать, что для доиндустриальных обществ более
характерно теократическое манипулирование; для индустриальных — партократическое; а для
пост-индустриальных — технократическое.
Наконец, последний, девятый тип стратификационной системы следует назвать культурно-
нормативным. Здесь дифференциация постро 48
 ена на различиях уважения и престижа, возникающих из сравнения образов жизни и норм
поведения, которым следует данный человек или группа. Отношение к физическому и
умственному труду, потребительские вкусы и привычки, манеры общения и этикет, особый язык
(профессиональная терминология, местный диалект, уголовный жаргон) — все это ложится в
основу социального деления. Причем происходит не только разграничение «своих» и «чужих»,
но и ранжирование групп («благородные — не благородные», «порядочные — не порядочные»,
«элита — обычные люди — дно»).
Благородные манеры джентльмена, праздное времяпрепровождение аристократа,
самоотверженный аскетизм религиозного подвижника, ораторское искусство идейного вождя —
не только знаки высокого общественного положения. Они зачастую превращаются в
нормативные ориентиры, образцы социального действия и начинают выполнять функции
морального регулирования, которое и детерминирует данный тип стратификационных
отношений.
И это касается не только обособления элиты, но и дифференциации всех средних и низших
слоев. В крестьянской общине, где формально все равны между собой, существуют «исправные
хозяева», живущие «но обычаю», «по совести», и лодыри, отщепенцы, «перекати-поле».
Своя нормативная культура, свои образцы поведения и своя «аристократия» есть и на самом
«дне», внутри преступного мира. Появление контркультур и так называемого
антиобщественного поведения, кстати, тоже во многом продукт морального регулирования и
идеологического контроля, осуществляемых в данном сообществе. Основные черты девяти
стратификационных систем сведены в таблицу 1.
Таблица 1. Основные черты стратификационных систем
Способ детерминации
Тип системы Основа дифференциации
различий
Пол, возраст, физические Физическое принуждение,
Физико-генетическая
данные обычай
Права гражданства и Военное принуждение,
Рабовладельческая
собственности кабальное право
Религиозное и этническое Религиозный ритуал,
Кастовая
разделение труда этническая замкнутость
Обязанности перед
Сословная Правовое оформление
государством
Военно-политическое
Этакратическая Ранги во властной иерархии
господство
Социально-профессиональная Род занятий и квалификация Образовательные сертификаты
Размеры доходов и
Классовая Рыночный обмен
собственности
Религиозное, научное и
Культурно-символическая Сакральное знание идеологическое
манипулирование
Нормы поведения, стили Моральное регулирование,
Культурно-нормативная
жизни подражание
49
 Одним из главных водоразделов между стратификационными системами является
наследуемость или ненаследуемость соответствующих позиций в иерархии. Рабовладельческая,
сословная и кастовая системы включают в себя элементы пожизненного и формально-
юридического наследования, Прочие же системы ни формально пожизненного характера
статусов, ни их наследования не предусматривают.
Однако указанный водораздел подвижен. С одной стороны, существуют пределы жесткости
формально-юридических стратификационных границ. Так, рабы могут отпускаться или
выкупаться на свободу.
Представители купеческого сословия, разоряясь, опускаются в более низкое мещанское
сословие (для России XIX века — это обычный случай). И напротив, при определенных
условиях можно заслужить, а иногда и купить, почетный наследственный титул. И даже при
наиболее ригидном кастовом строе сохраняются возможности для вертикальной социальной
мобильности.
С другой стороны, высшие группы во всех стратификационных системах стремятся закрепить
свое положение, сделать его не только монопольным, но и передаваемым по наследству. В
классовой системе подобное наследование обеспечивается принципом майората (передачи
основного имущества старшему наследнику), характерным, скажем, для древней Индии,
западной Европы XI-XIII веков или России вплоть до 1917 г. (Остальные родственники в этом
случае фактически опускаются вниз по классовой лестнице). В этакратической системе чиновник
формально не имеет права передать свое кресло и полномочия собственным детям, но он в
состоянии путем протежирования обеспечить им столь же завидное место в учреждении
аналогичного ранга. Положение же в социально-профессиональных, культурно-символических и
культурно-нормативных стратах зачастую передается реально через образование и воспитание,
передачу опыта и секретов мастерства, санкционирование определенных кодексов поведения
(профессиональные династии — не единственный, но яркий пример). Что же касается физико-
генетической системы, то она стоит несколько особняком, ибо наследование здесь происходит
часто, но не в результате каких-то социальных механизмов, а чисто биологически.
Еще раз подчеркнем, что все девять типов стратификационных систем — не более чем
идеальные тины. Любое реальное общество является их сложным смешением, комбинацией. Так,
на Руси в XI веке бок о бок сосуществовали холопы, которые мало чем отличались от рабов,
закупы, более походившие на крепостных крестьян, и смерды, которые отдаленно напоминали
класс свободных землепашцев.
В реальности стратификационные тины переплетаются, дополняют друг друга. Так,
например, социально-профессиональная иерархия в виде официально закрепленного разделения
труда не только играет самостоятельную роль, но существенно влияет на структуру практически
любой другой стратификационной системы. Примеров же взаимного 50
 переплетения стратификационных систем можно привести очень и очень много. Так,
например: Уважение к старшим порождается не только их преклонными годами как таковыми,
но накопленными многолетним опытом и знаниями, позволяющими им толковать происходящие
события.
Группы, обладающие в обществе наибольшей символической властью, зачастую становятся
его высшей кастой (индийские брахманы) или правящим стратом (партийные идеологи).
Статус богатых представителей общества определяется не просто размерами их частной
собственности, но поддерживается особым стилем жизни, недоступным большинству их
собратьев.
Рабовладение, основанное на частной собственности на людей, можно считать формой
классовых отношений (государственное рабовладение ближе этакратической системе).
Профессиональные или чисто физические данные становятся инструментом для выполнения
сложных символических ролей (звезды спорта и кинозвезды).
Отдельные стратификационные системы могут взаимообусловливать друг друга, меняясь
местами с течением времени. Например, первоначально в русской истории сословия возникли на
основе экономических классов — их профессиональных различий и имущественного
расслоения.
Затем, наоборот, уже классовые различия определяются преимущественно сословной
принадлежностью. Так, на примере российской Табели о рангах 1722 г. можно проследить, как
сословная система во многом определяет место в этакратической системе, а последняя, в свою
очередь, влияет на классово-собственнические позиции (происхождение влияет на служебный
ранг, а последний — на материальный достаток). Затем на подходе к рубежам XX века сословия
и классы становятся все более независимыми друг от друга, во многом существуя параллельно.
Например, запись в первую купеческую гильдию происходит здесь уже скорее по
неэкономическим причинам (престиж, преодоление ценза оседлости), в то время как множество
представителей торгово-промышленных слоев формально к купечеству не принадлежат.
Таким образом, стратификационные типы надо использовать как взаимодополняющие
инструменты, не абсолютизируя одни в ущерб другим.
2. Комбинация стратификационных систем (на примере советской России) Попытаемся
теперь коротко показать то, как сочетаются и переплетаются разные стратификационные
системы в конкретном обществе на примере советской России.
После 1985 г. мы стали свидетелями многочисленных попыток описать советскую Россию в
терминах сословного общества, «государ 51
 ственного рабовладения», этакратизма и т. д. Понятно, что одни явления укладываются в эти
схемы, другие нет. На наш взгляд, эти периодически предпринимаемые попытки свести природу
социальной стратификации в советской России (СССР) и прочих обществах советского типа к
какому-то одному принципу не выходят за рамки более или менее удачных метафор. Раскрыть
эту природу можно лишь путем анализа российского общества как комбинации различных
стратификационных систем, рассмотрев конкретное содержание, которым наполняются эти
системы в течение почти восьмидесятилетнего периода своей истории.
Конечно, значение разных стратификационных систем в обществе советского типа отнюдь не
одинаково. Принципиальную стержневую роль в нем, по нашему мнению, играет
этакратическая система. Степень огосударствления собственности и проникновения
государства во все сферы общественной жизни чрезвычайно высока. И чем ближе социальная
группа к кормилу государственной власти, тем выше ее социальное положение и шире
возможности практически во всех областях.
Полученные образование и профессия, выработанные манеры поведения и стиль жизни
(дисциплинированность, демонстративный аскетизм), приятные внешние данные, а в некоторых
регионах (Закавказье, Средняя Азия) этническая принадлежность и материальная
обеспеченность — все это может облегчить продвижение вверх по ступеням властных
учреждений, но не способно его гарантировать.
А достигнутое положение во властной иерархии оказывается важнее всевозможных
дипломов, наличия или отсутствия профессиональных навыков, размера получаемых доходов.
Социально-экономические различия (размеры личной собственности, получаемых доходов) в
данном обществе, разумеется, не устраняются, однако ликвидирована сама база классового
разделения — негосударственная собственность на средства производства. Классовые черты,
таким образом, носят подчиненный, производный, второстепенный характер. Формы
внегосударственной хозяйственной активности (личное подсобное хозяйство, «теневое»
производство) ущербны и, в конечном счете, тоже тесно связаны с государственным сектором и
зависят от него.
Применительно к данному обществу правомерно в принципе обсуждать и вопрос об
элементах сословной стратификации (они соседствуют с каждой этакратической системой). В
данном случае сословные элементы проявляются в принадлежности к определенным
политическим или экономическим корпорациям. Например, существенную роль для социального
продвижения здесь играет деление на членов партии и беспартийных, которое напоминает
членение сословного характера, увязанное с объемом прав и обязанностей перед
партократическим государством. Правда, это скорее аналогия, чем строгое определение.
Потому что формально-юридически роль членства в партии в занятии 52
 престижных постов нигде не фиксируется. И партийность как статус по наследству не
передастся. В несколько большей степени походят на сословные деления установленные
различия между работниками государственных предприятий и колхозниками. Ибо приниженное
положение последних, обложение их дополнительными государственными повинностями
официально увязывается с «недоразвитостью» колхознокооперативной собственности.
Вдобавок, до того момента как уже и 60-е годы, колхозникам стали выдавать паспорта, их
«сословное» положение было фактически пожизненным и наследственным. Впрочем, силу
исторических аналогий и в этом случае преувеличивать не стоит.
Черты кастового строя в советском обществе встречаются относительно реже. Можно,
впрочем, привести пример дозированного антисемитизма и недопущения евреев в определенные
сферы занятий, а также говорить о социальных преимуществах «титульных» национальностей в
республиках бывшего Союза. Но до поры эти различия старательно сглаживались в рамках
суперэтнической общности «советского народа».
Не совсем точны аналогии с рабовладельческой системой. Хотя огромные массы
заключенных в ГУЛАГе (осужденных по статьям и военнопленных), действительно находились
на положении рабов. Но распоряжалось этими абсолютно бесправными массами само же
государство, и, следовательно, мы не можем говорить о рабовладении в строгом смысле слова.
Есть свидетельства того, что элементы рабовладения воспроизводятся в среднеазиатской
глубинке (дело Адылова и т. п.), но результатами обстоятельных исследований этого явления мы
пока не располагаем. Формально же догматы ислама запрещают обращение в рабство
правоверных.
Физико-генетическая стратификационная система в порах советского устройства
выступает сразу в нескольких характерных чертах: геронтократии как типичном принципе
регулирования доступа к наивысшим властным позициям, ограничивающим притязания
молодежи; патриархальности отношений, ограничивающей доступ к этим позициям женщин;
культивировании спортивной закалки и физической силы, связанной с общей
милитаризованностью общества.
Крайне важна роль культурно-символической системы, ибо для обществ советского типа
характерно одновременно стремление к крайней идеологизации и научной рационализации
совершаемых и планируемых действий. В этом обществе реально управляют те, кто способен к
«правильному», «научному» истолкованию священных текстов классиков марксизма-ленинизма
применительно к любому явлению и событию, кто способен указать приемлемые формы
поведения, не противоречащие генеральной партийной линии, кто дает «установку»,
подсказывает наиболее точные слова и лозунги текущего момента.
Обычно общество советского типа принято представлять как общество двоемыслия и
двойной морали. Нам же кажется, что куль 53
 турно-нормативная система воплощаемся здесь даже не и двух, а в трех сосуществующих
стандартах поведения и жизни, вокруг которых складываются свои слабо пересекающиеся
стратификационные иерархии. К ним относятся: официальные стандарты (поведение на
публике), формальные неофициальные стандарты (скрытые от постороннего глаза, неписанные,
но строго регламентированные нормы), неформальные стандарты (нормы поведения в своем
узком кругу).
Так, поведение одного и того же человека на открытом партийном собрании столь же резко
отличается от поведения на закрытом партийном бюро, как последнее от его вечерних
«кухонных» разговоров.
Официальные стандарты широко пропагандируются в качестве универсальных эгалитарных
норм. Если кого и превозносят здесь, то мудрых руководителей партии и правительства, а также
тех, кто демонстрирует примеры самоотверженного служения согласно официальному
стандарту, скажем, стахановцев, передовиков производства. А осуждению подлежат отступники,
тунеядцы и преступные элементы.
Формальные, но неофициальные стандарты характерны в большей степени для групп,
причастных к каким-то властным позициям. Для этой неписанной, но крайне заформализованной
иерархии характерна дробность позиций и детальная регламентация профессионального и
внеслужебного поведения. Причем, чем выше положение группы, тем строже предъявляемые
нормативные требования: как и что говорить на-людях, как «решать вопросы», как одеваться,
как и где проводить свой отдых. Но и прав дается, конечно, больше. То, что можно высшему
начальнику, лишь изредка доступно для среднего начальника и недопустимо для низшего
начальника. Профессиональные и моральные качества отходят здесь на второй план. Главным
становятся политическая и личная лояльность руководству. Именно поэтому уголовник,
например, закономерно оказывается «социально близким», в отличие от политического
ревизиониста, однозначно заклеймляемого как «враг народа».
Попадая же в координаты неформальных норм поведения, скрытого от досужих глаз, все
обретают относительную свободу. Хотя властвующие группы, конечно, имеют много больше
возможностей — потребительских, информационных, культурных. Причем их стиль жизни
охраняется как монопольная привилегия. Субъективно же дифференциация чаще всего остается
на уровне двойных противопоставлений типа «мы» и «они», «те, кто у власти» и «простой
народ», «образованные» и «простые люди».
В заключение отметим, что данный фрагмент приводится в качестве иллюстрации того, как в
одном обществе пересекаются различные стратификационные системы. К более обстоятельному
описанию природы социального расслоения в советской и постсоветской России мы вернемся в
одной из заключительных глав.
54
 Раздел второй КЛАССИЧЕСКИЕ И СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ Глава 4
ИСТОРИЯ ТЕОРИЙ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА: ОТ ПЛАТОНА ДО ПАРСОНСА 1.
Идеи социального неравенства в общественной мысли до возникновения социологии История
всей социологии как науки, так же как и история ее важнейшей частной дисциплины —
социологии неравенства, насчитывает полтора столетия. Но задолго до XIX века ученые
задумывались над природой отношений между людьми, над тяжелой участью большинства
людей, над проблемой угнетенных и угнетателей, над справедливостью или несправедливостью
неравенства.
Еще древнегреческий философ Платон (428/427-348/347 гг. до н. э.) размышлял над
расслоением людей на богатых и бедных. Он считал, что государство представляет из себя как
бы два государства. Одно составляют бедные, другое — богатые, и все они живут вместе, строя
друг другу всяческие козни. Платон был «первым политическим идеологом, мыслившим в
терминах классов», — считает Карл Поппер 1. В таком обществе людей преследует страх и
неуверенность. Здоровое общество должно быть иным. В своем труде «Государство» 2 Платон
утверждал, что правильное государство можно научно обосновать, а не искать ощупью,
страшась, веря и импровизируя. Платон предполагал, что это новое, научно спроектированное
общество будет не только осуществлять принципы справедливости, но и обеспечивать
социальную стабильность и внутреннюю дисциплину. Именно таким он представлял общество,
руководимое правителями (блюстителями).
Общество, по мнению Платона, имеет классовый характер. Все граждане входят в один из
трех классов: правителей; воинов и чинов 1 Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1.
Чары Платона. М., 1992. С. 7.
2
Платон. Сочинения в 3-х томах. М., 1971. Т. 3, ч. 1. С. 89—454.
55
 ников; работников (земледельцев, ремесленников, врачей, актеров).
Правители подразделялись им на правящие и неправящие группы. Всем этим основным
слоям (классам) приписывались определенные функции.
Мудрые правители выступали как родители по отношению к остальным двум классам.
Платон исключал всякую возможность наследования классового статуса и предполагал полное
равенство возможностей для всех детей, с тем, чтобы каждый имел равные шансы проявить свои
природные способности и был обучен для выполнения своей собственной роли в жизни. Если
такая селекция и обучение могли бы быть выполнены в совершенстве, то в таком случае было бы
справедливо признание абсолютной власти победителей. Чтобы избежать влияния семьи, Платон
предложил упразднение семьи в классе правителей и установил, что члены этой группы не
должны владеть какой-либо частной собственностью, кроме минимально необходимой, с тем,
чтобы они не защищали свои собственные интересы. Они должны сосредоточиться только на
общественном благополучии.
Итак, Платон спроектировал высокостратифицированное общество, в котором характерными
чертами правящего класса являются равенство возможностей (шансов), полное устранение
частной собственности и концентрация на общем благосостоянии.
Аристотель (384—322 до н. э.) в «Политике» также рассмотрел вопрос о социальном
неравенстве3. Он писал, что ныне во всех государствах есть три элемента: один класс — очень
богат; другой — очень беден; третий же — средний. Этот третий — наилучший, поскольку его
члены по условиям жизни наиболее готовы следовать рациональному принципу. Богачи же и
бедняки встречают трудности в следовании этому принципу. Именно из бедняков и богачей одни
вырастают преступниками, а другие мошенниками.
Реалистически размышляя о стабильности государства, Аристотель отмечал, что необходимо
думать о бедных, ибо у государства, где множество бедняков исключено из управления,
неизбежно будет много врагов. Ведь бедность порождает бунт и преступления, там, где нет
среднего класса и бедных огромное большинство, возникают осложнения, и государство
обречено на гибель. Аристотель выступал как против власти бедняков, лишенных
собственности, так и против эгоистического правления богатой плутократии («олигархии»).
Лучшее общество формируется из среднего класса, и государство, где этот класс
многочисленнее и сильнее, чем оба других, вместе взятых, управляется лучше всего, ибо
обеспечено общественное равновесие.
Взгляды Аристотеля на собственность развивались в прямом споре с Платоном, которому он
приписывал защиту общественной собственности. Однако Платон ничего подобного не писал, в
его «Государстве» земледельцы и ремесленники живут в системе частной собственности, и
только правящий класс лишен любых средств производства, потребляя 3Аристотель. Политика.
СПб., 1911.
56
 плоды земледелия и ремесла, и ведет аскетическую, но благородную жизнь. По мнению
Платона, частная собственность разрушила бы единство правящей элиты и ее преданность
государству, потому он запрещает ее для правителей. Аристотель не считал, что частная
собственность вредит моральному совершенству, доказывая это четырьмя соображениями: 1.
Когда у людей есть личные интересы, они не ропщут один на другого, а заняты каждый своим
делом, и прогресс ускоряется.
2. Обладание чем-то доставляет удовольствие, ибо все, или почти все, любят деньги и другие
подобные вещи. (Аристотель резко отделяет такую любовь к собственности от эгоизма и
мелочности, рассматривая ее с точки зрения самореализации и самоуважения.) 3. Щедрость. При
общественной собственности никто не может быть щедрым и великодушным, так как ни у кого
ничего нет. В системе частной собственности богатство и неравенство дают возможность
проявлять щедрость и милосердие.
4. Видимо, идея частной собственности глубоко укоренилась в душе человека, если
существует так долго — нельзя пренебрегать опытом веков. Что до строя с общественной
собственностью, то если б он был хорош, то за столько лет примеры его были бы известны.
Аристотель знает о бедах, сопутствующих системе частной собственности, но считает, что
они вызваны совсем другой причиной — порочностью человеческой натуры. Несовершенство
общества исправляется не уравнением состояний, а моральным улучшением людей. Начинать
реформу нужно не столько с уравнения собственности, сколько с того, чтобы приучить
благородные души обуздать желания и принудить к этому неблагородные (т. е. мешая им, но не
применяя грубую силу). Законодатель должен стремиться не к равенству, а к выравниванию
собственности. Важно не у кого собственность, а как ее используют.
Резкое неравенство собственности опасно для равновесия государства, поэтому Аристотель
хвалит общество, где средний класс сильнее всех. Там же, где у одних много, у других — ничего,
можно прийти к двум крайностям: плутократическому режиму («олигархии») — в интересах
только богатых или к пролетарскому режиму («демократии») — в интересах городской бедноты.
Любая крайность может увенчаться тиранией.
И поныне суть всех обсуждений проблем неравенства и социальной справедливости сводится
к тем же вопросам, которые ставили и обсуждали великие греки. Поэтому мы уделили их
размышлениям столько внимания.
Из мыслителей времен Возрождения особенно интересен Никколо Макиавелли (1469-1527
гг.). Около двух тысячелетий отделяют Макиавелли от Аристотеля, но основные линии
размышлений остались у него теми же, что и у гения античности, В своем знаменитом
произведении «Государь» он поставил вопрос о том, кто пригоден управлять 57
 и какая форма правления может обеспечить порядок, счастье, благополучие людей 4. Он
видел, что напряженность между элитой и массой есть постоянная черта организованного
общества; подобные напряжения сопровождаются боязнью масс со стороны элиты, и боязнью
тирании со стороны масс. Но Макиавелли видел больше добродетели (действенности) в
демократическом правлении, чем многие предшествовавшие ему мыслители, поскольку он
верил, что коллективные решения народа более мудры, чем решения государей. Он писал, что
люди способны более справедливо судить о чем-либо, если они слышат двух ораторов равных
талантов, защищающих различные подходы, они не решают по любви (симпатии), кто из
ораторов лучший. Это обеспечивает им возможность обнаружить правду о том, что они слышат.
И если иной раз народ ошибается при обсуждении вопросов, то государь ошибается
многократней в его собственных действиях. Макиавелли в то же время сомневался в
рационализме масс и понимал, что их поведение эмоционально и что они нуждаются в
длительном обучении для участия в государственном управлении. Короче говоря, по мнению
современных социологов, Макиавелли предвозвестил представление об «открытом обществе», в
котором неравенство положения столь же узаконено, как и равенство шансов стать неравными.
Без такого равенства шансов огромное большинство наличных талантов в каждом поколении
будет потеряно.
Томас Гоббс (1588—1679 гг.) — философ-материалист. Менее известны его социальные
воззрения. Гоббс, как никто из его предшественников, подчеркивал фундаментальное равенство
всех людей. Это равенство должно занять место неравенства во власти и привилегиях.
Таков, по Гоббсу, естественный процесс. Он видел, что люди в рапной степени
заинтересованы в достижении власти и привилегий и в равной мере жадны (ненасытны) в их
желаниях жизненных благ. Их устремления к власти и привилегиям должны вести к хаосу, если
бы не установление правил, которых они согласны придерживаться. Эти правила составляют
«общественный договор» (контракт), по которому люди передают свое право управлять одному
человеку, воплощающему их коллективные требования и волю. В свою очередь, властитель
реализует свою роль посредством законов, происходящих из Естественного Закона и, конечно,
согласия управляемых (подданных).
В таком «идеальном» обществе никакие привилегированные классы не разрешены, поскольку
они разлагают равенство прав, предусмотренных правителем.
Позднее социальные философы, включая Д. Локка, И. Бентама, Ж. Ж. Руссо, Г. Гегеля,
сознавали, что появление социальных классов или слоев, основанных либо на врожденных, либо
на приобретенных различиях, или некоторой комбинации тех и других, может создать
настоятельные проблемы. Каждый из них имел свои собственные 4Макиавелли Н. Избранные
сочинения. М., 1982.
58
 представления, какое именно строение управления наиболее эффективно для решения таких
трудностей.
В XIX пеке начались народные революции. Прежний порядок аристократического правления
был разрушен повсюду в Европе, а новая республика — Соединенные Штаты Америки —
продемонстрировала необыкновенные способности роста и развития. Теории о естественных
правах олигархов были повсюду заменены на теории естественных прав всех людей на равную
долю во всем хорошем в жизни.
Кроме того, индустриализация Западной Европы совершилась быстро.
В ходе ее возникли общественные классы, основанные на богатстве и власти, которые
существуют и поныне. Именно в этот период и зародилась социология как наука. Напомним, что
ее имманентная природа такова, что она является наукой о гражданском обществе и для
гражданского общества. Не случайно, что при всех разногласиях относительно списка самых
первых социологов все авторы сходятся на том, что до XIX века эта наука не существовала.
Зарождение той социологической дисциплины, которая изучает проблемы социального
неравенства, связано с именем одного из основоположников социологии — К, Маркса.
2. Теория классов К. Маркса и становление стратификационной теории Карл Маркс
справедливо отмечал, что не ему принадлежит заслуга открытия существования классов и их
борьбы между собой. И действительно, со времен Платона, но конечно особенно с тех пор, как
буржуазия властно вступила в XVIII веке на сцену истории, многие экономисты, историки,
философы прочно вводят в обществоведение Европы понятие социального класса (Адам Смит,
Этьен Кондильяк, Клод Сен-Симон, Франсуа Гизо, Огюст Минье и др.). Однако никто до Маркса
не давал столь глубокого обоснования классовой структуры общества, выводя ее из
фундаментального анализа всей системы экономических отношений. Никто до него не давал
столь всестороннего раскрытия классовых отношений, механизма эксплуатации в том
капиталистическом обществе, которое существовало в его время. Поэтому в большинстве
современных работ по проблемам социального неравенства, стратификации и классовой
дифференциации в равной мере и у сторонников марксизма, и у авторов, далеких от позиций К.
Маркса, дается разбор его теории классов.
По мнению социологов всех идейных направлений, никто в истории общественной мысли
столь определенно как К. Маркс не подчеркивал, что источником социального развития
выступает борьба между антагонистическими общественными классами. По Марксу, классы
возникают и противоборствуют на основе различного положения и различных ролей,
выполняемых индивидами в производственной структуре общества. Другими словами, наиболее
общей основой образования 59
 классов является общественное разделение труда. Развивая этот тезис, Ф. Энгельс писал: «... в
основе деления на классы лежит закон разделения труда» 5. При этом имеется в виду «крупное
разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими
привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными
делами, а позднее также искусством и наукой»6.
На определенном этапе развития человеческого общества наблюдаются зачаточные формы
разделения труда, поначалу не ведущие к подчинению одних людей другими. Разделение труда,
как фактор, направленный на овладение силами природы, вызывает техническую специализацию
работников, образует профессии и специальности. Однако по мере усложнения процесса
производства усложняется и процесс его организации. Поэтому появилась потребность в
профессиональных организаторах, другими словами — потребность в разделении труда на
исполнительский (преимущественно физический) и управленческий, Так разделение труда
приобретает характер разделения на его социально неоднородные виды. Иными словами, в нем
как бы кристаллизуются две стороны: производственно-техническая и социально-экономическая.
Социально-экономический аспект разделения труда включает такие крупные явления, как
разделение на умственный и физический труд, управленческий и исполнительский,
квалифицированный и неквалифицированный, творческий и стереотипный.
Разделение труда на исполнительский и организаторский исторически предшествовало
образованию частной собственности и общественных классов. С появлением же частной
собственности и классов происходит закрепление определенных функций, сфер и родов
деятельности в едином процессе производства за различными классами.
С момента возникновения классов не род деятельности определяет принадлежность к
данному классу, а наоборот — принадлежность к классу определяет заранее заданный круг
профессий, которыми может заниматься выходец из данного класса. К. Маркс писал: «...
современное классовое различие ни в коем случае не основано на «ремесле»; наоборот,
разделение труда создает различные виды труда внутри одного и того же класса»7.
Таким образом, ключом к пониманию марксовой теории классового деления общества
является открытие К. Маркса, которое он сам считал своим главным достижением —
двойственный характер труда, самое таинственное явление, не разгаданное на протяжении двух
тысячелетий: как конкретного труда, описываемого технико-технологическим содержанием, и
как абстрактного — описываемого степенью и способом расходования рабочей силы. Вот здесь
и есть великое 5 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 293.
6
Там же. С. 186.
7
Там же. Т. 4. С. 310.
60
 таинство социального расчленения людей. В труде различного содержания расходование
рабочей силы зависит от того, является ли труд преимущественно умственным или физическим,
в какой мере требует от работника знаний и умений, инициативы и самостоятельности.
Важной, чертой способа расходования рабочей силы является степень потребления в
процессе труда энергии и здоровья работника. Способ расходования рабочей силы, являясь
общим моментом, который свойственен труду любого содержания, любому конкретному труду,
связан с такими чертами труда как степень интеллектуальности, объем творческих функций,
мера самостоятельности работника в труде, его тяжесть, напряженность, монотонность и т. д.
Так К. Марксом была раскрыта природа классов.
Уже в своих ранних работах К. Маркс писал о социальных классах, их происхождении,
внутренней дифференциации, наличии промежуточных слоев и т. д. Но у него отсутствует
целостное определение понятия «класс». Известно, что в третьем томе «Капитала» глава LII
«Классы» была лишь начата. В ней Маркс со всей определенностью высказывался против
выделения классов по тождеству доходов и источникам доходов. Положительная часть им не
была развита. В ранних работах Маркса присутствовало расширительное понимание класса, не
было различения классов и сословий. В дальнейшем у него сложилось достаточно строгое
понимание класса.
Многократно последователи и критики Маркса пытались интерпретировать его концепцию
классов, давая свои определения. Так, в 1919 г. В. И. Ленин предложил следующее определение
классов: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в
исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей
частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в
общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли
общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из
которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в
определенном укладе общественного хозяйства»8.
Американский социолог Чарлз Андерсон, проанализировав взгляды Маркса, перечисляет
следующие критерии социального класса: общая позиция в экономическом способе
производства; специфический образ жизни; конфликтные и враждебные отношения с другими
классами; социальные отношения и общность, выходящие за местные и региональные границы;
классовое сознание; политическая организация9.
8
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 15.
9
Anderson С. The Political Economy of Social Class. Englewood Cliffs, (N. J.), 1974. P. 50.
61
 Весьма точно уловил социологическое видение социальных отношений и классовых
различий у К. Маркса российский социолог Ю. А. Левада: «Очевидно, что подход Маркса к
обществу — это макроподход, который проявляется в том, что категории анализа общества
разработаны применительно к его глобальной структуре. В «Капитале» неоднократно
подчеркивается, что категория производственных отношений, например, действует не в рамках
связей отдельного рабочего с отдельным капиталистом, а в рамках связей классов, в рамках
макроструктуры общества»10.
В марксовом восприятии класса важное место занимает категория интереса, объяснение
противоположности интересов основных классов.
Люди, находящиеся в различных отношениях к средствам производства, имеют
противоположные интересы. В буржуазном обществе лица, владеющие фабриками,
заинтересованы в максимизации прибыли, создаваемой рабочими. А рабочие, естественно,
сопротивляются этой эксплуатации. Но класс капиталистов, в силу обладания экономической
властью, обладает и государственной властью, и вследствие этого может подавлять любое
эффективное выражение несогласия со стороны рабочих.
Важным моментом является и объективность существования классов, независимо от того,
осознают это сами члены класса или нет.
Понятие объективности существования классов является отличительной чертой подхода
Маркса к изучению стратификации.
Здесь мы переходим от структурной теории классов, основанной на различении общности
деятельности, отношения к собственности и образа жизни, к характеристике их как субъектов
социального действия. При изучении классов и их отношений важны, по Марксу, следующие
понятия: классовая сознательность, классовая солидарность и классовый конфликт.
Под классовой сознательностью понимается осознание классом своей роли в
производственном процессе и своего отношения к другим классам. Сознательность
подразумевает, например, осознание рабочим классом степени эксплуатации со стороны имущих
классов, которые лишают рабочих причитающейся им доли прибавочного продукта, созданного
ими же. Для окончательного конституирования класса из изолированных индивидов необходимо
осознание единства, ощущение отличия от других классов и даже враждебности но отношению к
другим классам. Конечная стадия сознательности, по мнению Маркса, достигается тогда, когда
рабочий класс начинает понимать, что своей справедливой цели он может достичь, лишь
уничтожив капитализм, но для этого нужно объединить свои действия.
10
Левада Ю. А. Некоторые проблемы системного анализа общества в научном наследии К.
Маркса // Маркс и социология. Информ. бюл. ССА. Серия «Материалы и сообщения». М., 1968.
№ 3. С. 78—79.
62
 Под классовой солидарностью подразумевается степень осознания единства или даже воля к
совместным действиям, необходимым для достижения их политических и экономических целей.
Классовый конфликт имеет два этапа: 1. Неосознанная борьба между рабочими и капиталистами
за более справедливое распределение прибавочного продукта, когда классовая сознательность
еще недостаточно развита.
2. Сознательная и целенаправленная борьба между двумя классами, когда рабочие осознают
спою историческую роль и выступают совместно за улучшение своего положения и, в конечном
итоге, за переход собственности над орудиями производства в свои руки.
По Марксу, рабочие неизбежно придут к осознанию своего положения и будут совместно
бороться за его улучшение при «соответствующих обстоятельствах», т. е. когда их положение
небезнадежно или когда они перестают верить в счастливую загробную жизнь. Так как Маркс
считал, что рабочие не всегда могут достичь требуемого уровня сознания, то он разработал
понятие «искаженного сознания», которое вело их к адаптации и принятию капитализма.
Обсуждение марксова понимания классов не прерывается уже более столетия. Одна
библиография составила бы солидный том. Далее мы будем рассматривать некоторые этапные
для истории стратификационной теории интерпретации его видения классов.
3. Оппоненты и апологеты (от К. Маркса до М. Вебера) Почти одновременно с Марксом и в
противовес ему свои представления о социальном неравенстве высказал Герберт Спенсер автор
естественноорганического учения о классах (1820-1903 гг.), Он видел сущность эволюции
общества в переходе от гомогенности к гетерогенности, т. е. в возрастающем разнообразии. Г,
Спенсер выдвинул идею о всеобщей тенденции к росту внутренней дифференциации,
сопровождающейся усовершенствованием процесса интеграции органов. Стержень его подхода
к общественному развитию — признание аналогии между биологическим и социальным
организмами. В то же время он указывает, что индивидуальный организм обладает
«конкретностью», а социальный «дискретен», т. е. его живые элементы относительно свободны.
Поэтому общество не может и не должно поглощать отдельную личность. Социальный процесс
проявляется в том, что человечество переходит от обществ, в которых личность целиком
подчинена социальному целому, к обществам — где социальный организм служит
составляющим его индивидам.
По Спенсеру, всякое развитое общество имеет три институциональных системы.
Поддерживающая система — это организация частей, обеспечивающих в живом организме
питание, а в обществе — производство необходимых продуктов. Распределительная система
обеспечивает связь различных частей социального организма на основе разде 63
 ления труда. Наконец, регулятивная система в лице государства обеспечивает подчинение
составных частей целому.
Он считал источником классовых различий завоевание. Победители образуют
господствующий класс, побежденные становятся рабами или крепостными. Г. Спенсер находил
в обществе три крупных системы органов — три крупных класса. Низший класс выполняет
функции поддержания жизни общества путем добывания материалов для пищи и изготовления
ее; средний класс занят доставкой этих продуктов, их покупкой и продажей (они выполняют
функции сосудистой системы у животных); высший класс — руководящий, направляющий,
господствующий.
Теория Спенсера представляла собой род апологетики и оправдание существующих
общественных порядков, Ведь по Спенсеру, как животнос не может существовать без основных
органов, так и человечество навечно обречено пребывать в состоянии отношений господства и
подчинения. Естественный отбор привел сильных к господству и приковал низшие классы к
вечному пребыванию на низших ступенях социальной лестницы», Важный вклад в становление
теории социального неравенства внес австрийский социолог Людвиг Гумплович (1838-1909 гг.)
12
. Он обратил внимание на роль и значение социальных групп в строении общества, признав в
этих социальногрупповых образованиях (общественных классах) простейшие и основные
элементы социума, являющиеся исходными при изучении социальной жизни. Гумплович восстал
против стремления ученых выводить закономерности исторического процесса из поведения
отдельных индивидов. Мысль о том, что предметом социологического знания являются не
индивиды, а «социальные группы» — ключевая для Гумпловича. Необходимо познать их
отношения: господства и подчинения, общность их материальных и духовных интересов,
стремлений и т. д.
Гумплович видел в группе подлинную и высшую надындивидуальную реальность,
определяющую поведение индивидов. Первыми группами в истории, по его мнению, были орды,
объединенные антропологическими и этническими признаками. Между ними существовало
состояние непрерывной вражды. Сначала они уничтожали друг друга, а затем, в ходе социальной
эволюции, победители порабощали побежденных. Так родилось государство, но межгрупповые
конфликты не исчезли. По Гумпловичу, в процессе взаимодействия более сильный элемент
(социальный или этнический) стремится подчинить своим целям более слабый элемент, чтобы
заставить его работать на себя, служить средством удовлетворения потребностей.
Итак, отношения господства и подчинения — общее и основное деление социальных классов;
они в то же время являются и отношениями 11 Спенсер Г. Основания социологии. СПб., 1898. Т.
1, 2.
12
Гумплович Л. Основы социологии. СПб., 1899.
64
 народнохозяйственного разделения труда между классами. Правда, для Гумпловича не суть
важно: является ли деление на господ (или господствующих) и на зависимых (или подчиненных)
классовым или сословным.
Классовое расчленение, по его мнению, особенно резко выступает там, где сохранились и
еще не затушевались этнические различия между частями общества. Вообще для него
социальный класс исторически связан единством происхождения, расовой принадлежности и
племенного родства. Получается, что классы — естественное порождение господства более
сильной и одаренной расы над более слабой. Но постепенно дифференциация классов,
первоначально основанная на этнических различиях, начинает строиться на разделении труда.
В современном ему европейском обществе Гумплович находил три основных класса: дворян,
буржуазию и крестьян. Он характеризует их как общности, до некоторой степени замкнутые
относительно друг друга. Эта замкнутость связана с наследованием имущества, профессии и
общественного положения. Противоположность классов усиливается их этнической
гетерогенностью, которую можно наблюдать, например, в Восточной Европе. Так, средний класс
(торговопромышленное сословие) в Венгрии, Польше, Чехии и России это по преимуществу
немцы.
В те же годы, когда вышли основные труды Гумпловича, в Германии получила
распространение теория возникновения классов на основе разделения труда и образования
профессий. Видным представителем этого направления был Густав Шмоллер (1838-1917 гг.). Он
выдвинул теорию множественности критериев различий между классами (в профессии, трудовой
деятельности, владении, образовании, политических правах, а также в психологии и расах).
После детального рассмотрения этих различий он предложил следующие основы образования
классов: раса, разделение труда и образование профессий, распределение дохода. При этом
разделению труда и образованию профессий Шмоллер не без колебаний придавал решающее
значение.
Для Шмоллера неравномерное распределение собственности и доходов есть лишь результат
разделения труда и образования профессий.
Главную противоположность между наемными работниками и предпринимателями он также
видел не во владении, не в различии размеров имущества и дохода, а в разделении труда. К
этому он добавлял, что появление профессий и разделения труда внутри народов создает при
известных условиях особые разновидности в народном характере, которые путем
наследственной передачи переходят из поколения в поколение. Благодаря этому образуются
расхождения в условиях труда, способе жизни. С прогрессирующим разделением труда духовная
и физическая приспособленность к определенного рода деятельности настолько развивается, что
дети зачастую продолжают профессию отцов, выбирают жен большей частью из одного и того
же круга родственных профессий. В итоге вырабатывается определенный вид 3. В. В. Радаев, О.
И. Шкаратан 65
 воспитания, нравственности и привычек, что во всей совокупности своей способствует
закреплению типических классовых черт.
Важнейшей характеристикой классов Шмоллер считал их иерархичность. Причину таковой
иерархии он видел частично в распределении власти и политической силы, но главным считал
присущее человеку чувство и способ мышления, требующие псе приводить к определенному
порядку, все подвергать оценке, все сложные явления одного вида сводить в единый общий ряд.
Каждая профессиональная группа и каждый общественный класс получают в общественном
мнении оценку; в зависимости от того, что они дают обществу, им как бы присваивается ранг.
Высшая оценка и ранг завоевываются в течение поколений. Нередко поэтому в первом ранге
находится класс, уже не соответствующий такой оценке. Классовая иерархия является стимулом
общественного прогресса, поскольку, подобно индивиду, каждый класс стремится подняться на
высшую социальную ступеньку. Шмоллер считал полезным господство аристократии, он
поддерживал идею выживания сильнейших, более жизнеспособных и деятельных.
Особую концепцию исторических наслоений разработал известный немецкий социолог
Вернер Зомбарт (1863-1941 гг.). По его мнению, каждый класс — продукт определенной
исторической эпохи, воплощающий хозяйственную систему прошлого и в то же время
сохраняющийся в хозяйственной системе настоящего. Старая хозяйственная система
воплощается в каком-либо одном классе, остающемся и в новом общественно-хозяйственном
строе. В итоге получается вместо противоборствующих классов иерархия сословий, пронизанная
идеалистическим кредо своего творца (класс-носитель духа, идеи соответствующей ему
хозяйственной системы, сознательно развитого убеждения людей в их общности).
Не очевидно, почему у Зомбарта дворяне и мещане-ремесленники — социальные классы,
которые воплощают в себе идею старой феодальной системы, а крестьяне и духовенство лишены
этой привилегии.
Зомбарт приводит по сему поводу довольно странный аргумент, что дескать, крестьяне
лишены экономической окраски и могли принадлежать к самым различным хозяйственным
системам. Но таким же образом можно судить и о дворянстве. Отстраняя крестьянство от
представительства идеи феодально-земледельческой системы в новом классовом обществе,
Зомбарт находил ему позицию в мелкой буржуазии.
Он обнаруживал в крестьянстве ту же общую с укладом жизни ремесленников систему
ценностей, которую он определял как идею «пропитания». Эта идея сводится к тому, что
хозяйственная ремесленническая организация, так же как и земледельческо-крестьянский строй
хозяйства, определяется своими собственными потребностями; каждая хозяйственная ячейка
работает столько, чтобы хватило ей на содержание; здесь лежит в основе хозяйства, главным
образом, расходный принцип, по которому доходы определяются расходами, а не наоборот.
66
 Историческая схема Зомбарта для Германии при этом такова: в начале XIX столетия можно
найти два самостоятельно сложившихся социальных класса: феодальных землевладельцев, с их
зависимыми и крепостными, и ремесленников, с учениками и подмастерьями; со второй же
половины XIX столетия возникает новое общество, с двумя новыми социальными классами:
буржуазией и пролетариатом. В этом новом обществе старые социальные классы, однако,
остаются: к концу XIX века ни крестьянство не изменилось в своем составе, ни дворянство не
потеряло своего былого могущества и силы.
Зомбарт находил, что классовая структура в XIX веке не упростилась, а усложнилась.
Характеризуя буржуазию и юнкерство в Германии того времени, Зомбарт доказывал, что не
деньги (класс буржуазии) покупают себе власть и престиж в Германии, а наоборот — власть и
престиж (юнкерство) здесь подчиняют себе деньги, «извлекая из тела представителей этих
последних жало капитализма». Зомбарт, по-видимому, не считал отношения между трудом и
капиталом центром классовых взаимоотношений, по крайней мере для Германии. В течение
последних десятилетий XIX века, по его мнению, противоположность труда и капитала
проявлялась далеко не так ясно, как, например, вражда докапиталистических классов с классом
капиталистическим. Зомбарт не склонен был, однако, к признанию смягчения классового
антагонизма с развитием капитализма, хотя в то же самое время он и писал о том, что
проявление резкой классовой противоположности является скорее признаком более ранних
исторических эпох. Основную особенность классовых отношений нового времени Зомбарт видел
в усложнении их и росте многообразия оттенков этих взаимоотношений13.
Предтечами современных теоретиков стратификации можно признать авторов теории классов
на основе социальных рангов. Одним из них был французский социолог Рене Вормс (1869—1926
гг.) 14. В литературе, по его мнению, доминируют два направления, два взгляда на этот вопрос:
по одному — классы не что иное, как профессии, или, по крайней мере, — совокупность
нескольких связанных профессий (например, класс землевладельцев, класс солдат, класс
духовенства и т. д.); по другому взгляду, класс — совершенно отличная от профессий категория,
определяющаяся «социальным рангом». Можно принадлежать к одной и той же профессии, но
относиться в общественном «мнении» к различному социальному рангу, и, равным образом, в
одном и том же социальном ранге могут быть люди различных профессий. Вормс принимает
второй взгляд и старается развить его и обосновать.
Вормс рассматривал классовое расчленение общества вместе с профессиональным. То и
другое расчленение существенно различны, но 13Материал но концепциям Г. Шмоллера и В.
Зомбарта см. в книге известного русского социолога и экономиста С. И. Солнцева
«Общественные классы. Важнейшие моменты в развитии проблемы классов и основные
учения». Петроград, 1918.
14
Основная работа: Общественный организм. СПб., 1897.
3* 67
 нельзя представить себе одно, не уяснив другого. Различие же между ними в том, что
профессии, если можно так выразиться, расположены одни наряду с другими, одни возле других.
Классы же расположены иначе: они также идут как бы рядами, но эти ряды возвышаются одни
над другими, как бы лежат слоями одни над другими. По мысли Вормса, можно себе представить
в обществе, с одной стороны, ряд групп: группу занятых в промышленности; группу лиц,
принадлежащих к администрации; группы служащих в армии и т. д. Но, с другой стороны,
внутри каждой из этих групп можно различить ряды новых групп, идущих в ином направлении.
Так, в группе занятых в индустрии, идут, возвышаясь одна над другой, группы рабочих,
мастеров, хозяев; среди лиц, принадлежащих к администрации, возвышаются группы мелких
чиновников, столоначальников, директоров; в армии, в свою очередь, мы находим группы
солдат, унтер-офицеров, офицеров. Рабочий, мастер и хозяин первой группы принадлежат к
одной и той же профессии; точно так же к одной и той же профессии принадлежат: мелкий
служащий в администрации, столоначальник и директор или начальник, а в армии — унтер-
офицер, солдат и офицер. Но соответствующие слои этого второго порядка, в каждой профессии,
вместе взятые, составят собою уже класс; так например, высшие слои трех указанных
профессий, именно — хозяева, директора или начальники и офицеры — составят один
социальный класс, высший класс; солдаты, мелкие служащие и рабочие составят низший класс и
т. д. Отсюда Вормс приходит к выводу, что профессия обнимает собою лиц, непосредственно
сотрудничающих в одном и том же деле, в одном и том же занятии, независимо от того, каков
ранг этих сотрудничающих лиц.
Класс же, по Вормсу, заключает в себе всех тех, которые принадлежат к одному и тому же
рангу, к одной и той же социальной ступеньке, какова бы ни была их профессия. Деление по
профессиям он называет горизонтальным; деление же на классы вертикальным.
Итак, Вормс предложил понимать под классом совокупность индивидов, ведущих
одинаковый образ жизни, имеющих в силу одинаковости своего положения одинаковые
стремления и одинаковый образ мыслей. Эта «одинаковость в положении» — результат, во-
первых, сотрудничества индивидов в одном общем деле, а, во-вторых (независимо от первого
признака), — равенства богатства. «Социальный ранг», по Вормсу, множественная,
агрегированная (но не субординированная) характеристика индивидов по богатству, власти,
престижу, воспитанию, образу жизни и т. д. Вормс не отрицает борьбу между социальными
классами. При этом под борьбой классов он разумеет коллективные усилия классов, имеющих
низкий ранг, вырвать у высшего класса те преимущества, благодаря которым он расположился
вверху, занимая высший ранг.
Слабая сторона теоретической концепции Вормса — неопределенность понятия
«социального ранга», — приводит к нарушению основного требования научной классификации:
ясности и определенности критерия 68
 разделения объектов. Общественные классы реально подменены группами, выделенными по
интуитивно подобранным значимым и равноправным признакам.
В конце XIX — начале XX века зародилось учение об общественных классах на основе
различий в уровне жизни, родственное концепции «социального ранга», а также
распределительные теории. Вся эта группа учений о классах исходила либо из размеров
богатства, либо из различий источников существования. Сами по себе эти показатели
существенны при характеристике классов, но спорен вопрос, могут ли они служить главным
критерием классового разделения. Такие теории получили широкое хождение среди марксистов
после смерти и Маркса, и Энгельса. В частности, М. Туган-Барановский по существу
совершенно отвергал основной марксистский критерий разделения классов — отношения
собственности — и принимал в качестве основного классоформирующего признака
распределительные отношения. Э. Бернштейн выдвинул в качестве критерия для понятия
«класс» степень имущественной обеспеченности, величину дохода разных групп населения.
К. Каутский, считавший себя ортодоксальным марксистом, по существу также был
сторонником распределительной теории классов. Он считал признаком класса общность
источников дохода, вытекающую отсюда общность интересов и общую противоположность их
интересам других классов15. Эта неспособность К. Каутского, как, впрочем, и других
последователей Маркса, дать научное определение классов толкнула П. Сорокина к такому
комментарию: «С этой точки зрения (К. Каутского) существуют три основных класса:
землевладельцы, капиталисты и наемные рабочие. Но легко понять, что на основании признаков
Каутского число классов получается большее: не только интересы капиталистов противоречат
интересам рабочих, но, как он сам признает, сплошь и рядом интересы промышленного капитала
противоречат интересам денежного или торгового капитала и т. д.
Чтобы избежать этого противоречия, Каутский вводит понятия промежуточных классов,
подклассов и вторичных классовых подразделений, в итоге чего понятие класса теряет всякую
определенность, исчезает всякая граница между классом и профессией: неизвестно, где
кончаются «промежуточные и побочные классы и подклассы» и где начинается профессия.
... Недостатки теории Каутского были признаны и марксистами.
Некоторые из них, в частности Бернштейн, выдвинули иной критерий для понятия класса.
Таким критерием служит степень имущественной обеспеченности, величина дохода разных
групп населения. Этот критерий ясен, но он сводит понятие класса к элементарной группировке
богатых и бедных. Таким образом, у марксистов нет точного понятия 15Каутский К. Очередные
проблемы международного социализма. СПб., 1906.
С. 13—14.
69
 класса. А сообразно с этим мы не обладаем точными признаками ни класса буржуазии, ни
класса пролетариата»16.
Если суммировать сказанное, то можно сделать тот вывод, что социологическая мысль
встретила серьезные трудности при изучении проблемы классов. В то же время до 1917 г. для
нее было характерно ясное и откровенное признание наличия классов в обществе, несходства их
интересов. Правда, при дифференциации конкретных обществ на конкретные классы, при
определении критериев классообразования и классовой дифференциации наступал полный
разнобой мнений. Так, Спенсер выделял низшие, средние, высшие классы; Зомбарт: юнкерство,
буржуазию, мелкобуржуазное мещанство, пролетариат; М. Ковалевский (для России): городской
и сельский пролетариат, крестьянобщинников, сельское духовенство, мелких собственников,
купцов и промышленников. Многие из этих взглядов ныне неоправданно забыты.
4. Макс Вебер: классический этап становления социологии неравенства Решающее значение
для складывания современных представлений о сущности, формах и функциях социального
неравенства, наряду с Марксом, имел Макс Вебер (1864—1920 гг.) — классик мировой
социологической теории17. Идейная основа взглядов Вебера состоит в том, что индивид является
субъектом действия, а типический индивид — субъектом социального действия.
В противовес Марксу Вебер кроме экономического аспекта стратификации учитывал такие
аспекты, как власть и престиж. Вебер рассматривал собственность, власть и престиж как три
отдельных, взаимодействующих фактора, лежащих в основе иерархий в любом обществе.
Различия в собственности порождают экономические классы; различия, имеющие отношение
к власти, порождают политические партии, а престижные различия дают статусные
группировки, или страты.
Отсюда он сформулировал свое представление о «трех автономных измерениях
стратификации». Он подчеркивал, что «классы», «статусные группы» и «партии» — явления,
относящиеся к сфере распределения власти внутри сообщества» 18.
Вебер не дал точного и объемного определения классов. Его концепция классов вкраплена в
созданную им общую теорию индустриального общества и социального действия. Классы, по
Веберу, — виды возможностей индивида на рынке, т. е. возможности обладания благами и
получения доходов в условиях рынка товаров и труда. Класс, другими словами, это люди,
находящиеся в одной классовой ситуации, 16Сорокин П. Система социологии. М., 1993. Т. 2. С.
371—372.
17
Вебер М. Класс, статус и партия II Социальная стратификация. М., 1992.
Вып. 1; Он же. Избранные npoизведения. М., 1990.
18
Вебер М. Основные понятия стратификации II СОЦИС. 1994. № 5. С. 148.
70
 т. е. имеющие общее положение в экономической сфере — сходные профессии, одинаковые
доходы, приблизительно одинаковое материальное положение. Отсюда следует, что не общие .
групповые (как у Маркса) интересы, а интересы среднего человека, входящего в класс,
стремление его и ему подобных получить доступ на рынок, блага и доход служат источником
классовой борьбы. Поэтому способность к «массовидным действиям» является следствием
общих настроений и сходных реакций на ситуацию.
Вебер соглашался с некоторыми основополагающими положениями К. Маркса в гораздо
большей степени, чем думают многие современные исследователи стратификации, в
особенности с экономическими аспектами стратификации. Так же как и для Маркса, для Вебера
отношение к собственности являлось основным фактором, детерминирующим жизненные шансы
индивидуума, а тем самым и класса в целом.
Основное противоречие Вебера с Марксом состоит в том, что по Веберу класс не может быть
субъектом действия, так как он не является общиной. В отличие от Маркса Вебер связывал
понятие класса лишь с капиталистическим обществом, где важнейшим регулятором отношений
выступает рынок. Посредством него люди удовлетворяют свои потребности в материальных
благах и услугах. Однако на рынке люди занимают разные позиции или находятся в разной
«классовой ситуации», Здесь все продают и покупают. Одни продают товары, услуги; другие —
свою рабочую силу. Отличие здесь в том, что одни владеют собственностью, а у других она
отсутствует.
У Вебера нет четкой классовой структуры капиталистического общества, поэтому разные
интерпретаторы его работ дают несовпадающие перечни классов. Учитывая его
методологические принципы и обобщая его исторические, экономические и социологические
работы, можно следующим образом реконструировать веберовскую типологию классов при
капитализме.
1. Рабочий класс, лишенный собственности. Он предлагает на рынке свои услуги и
дифференцируется по уровню квалификации.
2. Мелкая буржуазия — класс мелких бизнесменов и торговцев.
3. Лишенные собственности «белые воротнички»: технические специалисты и
интеллигенция.
4. Администраторы и менеджеры.
5. Собственники, которые также стремятся через образование к тем преимуществам,
которыми владеют интеллектуалы.
5. 1. Класс собственников, т. е. те, кто получает ренту от владения землей, шахтами и т. п.
5. 2. «Коммерческий класс», т. е. предприниматели.
Вебер утверждал, что собственники — это «позитивно привилегированный класс». На другом
полюсе — «негативно привилегированный класс», сюда он включал тех, кто не имеет ни
собственности, ни квалификации, которую можно предложить на рынке. Это люмпен-проле 71
 тариат. Между двумя полюсами находится целый спектр так называемых средних классов,
которые состоят как из мелких собственников, так и из людей, способных предложить на рынке
свои навыки и умения (чиновники, ремесленники, крестьяне).
Вебер не принимал распространенных в его время идей о гармонии классовых отношений.
Для Вебера свобода контракта на рынке означала свободу собственника эксплуатировать
рабочего. Однако в этом вопросе между ним и Марксом были существенные различия. Для
Вебера конфликт классов по поводу распределения ресурсов был естественной чертой любого
общества. Он даже не пытался мечтать о мире гармонии и равенства. С его точки зрения,
собственность — это лишь один из источников дифференциации людей, и его ликвидация лишь
приведет к возникновению новых.
Вебер считал необходимым признание того факта, что «закон господства» является
объективным технологическим законом и что общество в силу этого оказывается для неимущего
рабочего класса, по собственным словам М. Вебера, «домом рабства». Он подчеркивал, что
рационализация означает деление общества на правящий класс собственников,
руководствующийся исключительно своей выгодой, и лишенный собственности рабочий класс,
вынужденный смириться со своим жребием под угрозой голода. Однако Вебер никогда не
обсуждал вопроса о возможном революционном выступлении масс. Не исключено, что он
воспринимал революцию столь опасной, что чувствовал себя неспособным думать о ней. В то же
время он ясно показывал, что даже под маской демократии политическая власть остается
неизменно в руках экономически привилегированного класса, т. е. класса, владеющего и
контролирующего средства производства.
Вебер, в отличие от Маркса, сомневался в вероятности того, что рабочие смогут «подняться,
до «настоящей» классовой сознательности и объединиться в общей классовой борьбе против
системы, эксплуатирующей их. Это может произойти, по Веберу, только в том случае, когда
контраст жизненных шансов перестанет восприниматься рабочими как неизбежный и когда они
поймут, что причиной этого контраста является несправедливое распределение собственности и
экономическая структура в целом.
Вебер считал, что возможны разнообразные формы классовых выступлений, но только
некоторые из них ведут к изменению основных форм собственности, преобладающих в данном
обществе. Здесь он сходится с Марксом, когда тот говорил о так называемом искаженном
сознании рабочих, которое отвлекает их от основной цели их борьбы — уничтожения
существующих отношений собственности.
Как же Вебер находил выход из противоречия — между признанием классовых антагонизмов
и униженного положения рабочих, с одной стороны, и умолчанием о революционном
разрешении классовых конфликтов, с другой? На первое место, как следствие рационального
строя, Вебер ставит признание «императивной координации». Порядок — 72
 прежде всего. Он готов анализировать лишь различные стороны, в которых может
воплощаться неизбежное, бесспорное, необходимое подчинение. Вызов законности для Вебера
невозможен.
Нo его предположению, мыслима лишь одна рациональная экономика, которая является
технократической системой, действующей через механизм привилегий собственности и
классового господства.
Поэтому там не может существовать никакой дихотомии интересов.
В рациональном обществе Вебера те, кто оказывается в неблагоприятном положении,
становятся скромными в силу необходимости быть в согласии с разумом. В атом смысле класс
представляет собой своего рода отражение в обществе количественной рациональности рынка.
Благодаря атому становится явным, кто чего стоит и кто что делает в обществе. При этом то, что
люди получают, и то, что они делают, зависит от их «жизненных шансов». Эти «шансы»
являются вероятностными оценками продолжительности и качества жизни.
Социальный класс является функцией общей оценки «жизненных шансов». У одних эти
шансы велики, они подкрепляются высоким престижем в рациональной системе капитализма, у
других они низкие, оскорбляющие человеческое достоинство.
Перейдем теперь ко второму автономному измерению стратификации, предложенному
Вебером, — иерархии статусных групп. Вебер разработал целостное учение об условиях,
необходимых для формирования статусных групп. Он с уверенностью заявляет, что их основу
составляют общины, именно в общинах формируются статусные группы.
В свою очередь, общины состоят из статусных групп. В основе статусных групп лежит
некоторое разделяемое всеми количество социально приписываемого престижа (или почести).
В большинстве своем статусные группы аморфны. В противоположность чисто экономически
детерминированной классовой ситуации статусная ситуация есть любой типичный компонент
жизненной судьбы людей, который детерминирован специфическим, позитивным или
негативным, социальным оцениванием почести. Такая почесть, по Веберу, может обозначать
любое качество, оцениваемое большинством людей. Статусное оценивание имеет связь с
классовыми различиями.
Собственность практически проявляет себя в качестве статусной характеристики. Так, в
экономике соседской общины очень часто самые зажиточные становились лидерами, в чем
проявлялось уважение к мим.
В то же время Вебер отмечает, что статусная почесть совсем не обязательно связана с
классовой ситуацией. Напротив, статусная почесть находится в четкой оппозиции всему, что
связано с собственностью. И это нормальное положение дел. Не умаляя значения
имущественного положения и его влияния на статус, Вебер говорит, что статус противостоит
претензиям на него со стороны имущих. Как имущие, так и неимущие могут зачастую
принадлежать к одной и той же группе.
73
 Если различия в собственности ведут к различиям жизненных шансов, то различия в статусе,
говорит Вебер, ведут, как правило, к различиям в стиле жизни, т. е. в поведении и принципах
жизни. Стиль жизни задается общей для группы «субкультурой» и измеряется «статусным
престижем». Статусная группа в связи с этим способна проводить довольно осознанную линию
поведения, поскольку через стандарты поведения, заключенные в общей для нее субкультуре,
она способна контролировать и даже направлять поведение своих членов.
Статусные группы приобретают престиж (почесть) главным образом путем узурпации: они
претендуют на определенное вознаграждение и добиваются существования своих претензий в
форме определенных норм и стилей поведения и особых преимуществ на занятие теми или
иными исключительными видами деятельности. И хотя в современном обществе группы не
имеют под собой юридического основания, соответствующие юридические привилегии не
заставляют себя долго ждать, так как статусные группы стабилизируют свое положение путем
обретения экономической власти.
Как пишет Вебер, стратификация по статусам идет рука об руку с монополизацией идеальных
и материальных благ и возможностей.
Помимо специфического статусного престижа, который всегда предполагает дистанцию и
какую-то исключительность, мы обнаруживаем также монополию на материальные блага всех
видов. Престижное выделение может состоять в привилегии носить специальный костюм, есть
особью блюда, запрещенные для остальных, отдыхать в недоступных другим местах и т. д.
Материальная монополия предоставляет самый эффективный мотив для исключительности
статусной группы, но сама по себе она не всегда достаточное условие. Здесь «работают» и
брачные связи в своем кругу, и многое другое. Вебер особенно отмечает, что «по мере роста
замкнутости статусной группы, конвенциально предпочитаемые возможные для членов ее
занятия постепенно перерастают и юридически закрепленную монополию на особые должности.
Некоторые блага также превращаются в объекты монополизации, проводимой статусными
группами. В типичном случае это включает «унаследованное земельное владение», а также часто
собственность на рабов, крепостных и, наконец, специальные виды торговли»19.
Третья форма ассоциации, которой Вебер уделял внимание, это партия. Считая, что причины
деления общества на кланы лежат в экономике, и что в основе существования статусных групп
лежит престиж, он характеризовал партии как объединения людей по убеждениям.
Поведение партии хороню осознано, так как эта группа является субъектом истории,
динамичным моментом во всякого рода преобразованиях, совершающихся в обществе, Партии
являются воплощением власти. Они существуют только в общинах, имеющих какой-то 19 Там
же. С. 152.
74
 рациональный порядок и штат сотрудников, которые следили бы за претворением этого
порядка в жизнь.
Вебер видел прочную связь между классами, статусными группами и партиями. Он писал:
«Партии могут представлять интересы, исходя из «классового» или «статусного положения» и
набирать своих приверженцев или из данного класса, или же из статусной группы. Но партии
совсем необязательно быть классово или статусно-ориентированной, и зачастую она не является
ни той, ни другой»20.
Таким образом, веберовская трактовка социального неравенства предполагает, что в нем на
одном и том же человеческом материале, выступая в различных конфигурациях, существуют и
взаимодействуют три типа стратификационных иерархий. Они в значительной степени
независимы друг от друга и с разных сторон и на разных принципах упорядочивают и
стабилизируют поведение членов общества. Такой подход, по мнению Вебера, позволяет лучше
понять закономерности развития и строения общества, чем предположение чистой связи между
ними и разделение их на «первичные» и «производные».
5. Стратификационные исследования 1930—1960-х годов: одномерная и многомерная
стратификация От общих суждений о природе и характере социального неравенства социологи
постепенно перешли к эмпирическим изысканиям, раскрывающим реальную картину
социальной жизни. Работы подобного рода проводились и в XIX — начале XX века. Однако
систематические исследования начались в 30-е годы, и их широкое развитие связано, прежде
всего, с деятельностью американских социологов.
Среди выдающихся исследователей стратификации нужно упомянуть прежде всего Роберта
Линда с его знаменитой книгой «Middletown» (1930 г.). Это первая крупная работа в
американской социологии, в которой анализировалась типичная американская общность
(community) в терминах влияния экономической власти на политические, социальные,
образовательные и религиозные институты общности. При этом Линд одновременно опирался на
марксистскую и веберовскую традиции.
Другое имя, заслуживающее особого внимания, — Ллойд Уорнер. Он провел серию
исследований социальной структуры и функций северовосточной общности (Yankee City),
первое масштабное эмпирическое изучение социальной стратификации в США. Уорнер следовал
веберовской традиции относительно статусных групп. Он предпринял попытку разработать
стандартный индекс статусных характеристик (a Standard Index of Status Characteristics),
отправляясь от таких моментов как образование, место жительства, доход и происхождение. Все
эти факторы, с точки зрения Уорнера, используются американцами при оценке 20 Gerth H. H.
Mills C. W. From Max Weber. N. Y., 1958. P. 94.
75
 их социальной стоимости, при выборе друзей для себя и для своих детей 21.
В противоположность Марксу Уорнер в большей степени полагался на «субъективные»
критерии стратификации, т. е. на то, как члены той или иной общины (общности) оценивают
социальное положение друг друга, чем на такие «объективные» различия, как например, доход.
Основная заслуга Уорнера заключается в разделении американского общества на классы,
состоящие из индивидов с одинаковым престижным рангом. Именно Уорнер выдвинул идею
существования шестиклассовой структуры вместо обычной двух или трехклассовой. Уорнер
определил классы как группы, в существование которых верят члены общества и которые
размещаются соответственно на высших или низших уровнях22.
Другой американский социолог Ричард Сентерс писал, что общественный класс является тем,
чем люди его коллективно считают. Он определял классовое разделение американского
общества, опрашивая выборочно людей, к какому социальному классу они себя причисляют 23.
Таково первое направление в западной литературе по стратификации, представители
которого в качестве ведущего критерия выдвигают престиж, воплощающийся в определенном
коллективном мнении о «высшем-низшем» положении индивидов или групп.
Авторы, примыкающие ко второму направлению, утверждают, что в определении классовых
позиций человека следует руководствоваться тем, к какому классу он сам себя причисляет.
Однако в целом преобладают непсихологические трактовки классом.
Среди них особое распространение получила концепция, по которой и основе классовых
членений лежат профессиональные различия. В американской социологии одним из первых эту
концепцию разрабатывал Элба М. Эдвардс, который выступил с нею в 1933 г. В результате он
выделил следующие «классы» в американском обществе: 1. Лица, получившие специальное
образование.
2. Собственники, управляющие и чиновники: а) фермеры (собственники, арендаторы); б)
оптовые и розничные торговцы; в) другие собственники, управляющие и чиновники.
3. Клерки и подобные им работники обслуживания, 4. Квалифицированные рабочие и
мастера.
5. Полуквалифицированные рабочие: а) полуквалифицированные рабочие в
промышленности; б) другие полуквалифицированные рабочие.
6. Неквалифицированные рабочие: 21 Warner W. L., Lunt P. S. The Social Life of the Modern
Community. New Haven 1941.
22
Warner W. L., Heker M., Cells K. Social Class in America. A. Manual of Procedure for
Measurement of Social Status. Chicago, 1949.
23
Centers R. The Psychology of Social Class. Princeton. 1949.
76
 а) сельскохозяйственные рабочие; б) промышленные и строительные рабочие; и) другие
рабочие; г) прислуга.
Таким образом, а данном случае, но мнению автора, представлена функциональная
классификация населения, которая может быть применена для социального статуса или
использована как экономический индекс24.
Английский социолог С. Прейс предложил следующую схему социального разделения
населения Англии.
1. Высшая социальная группа.
а) высшая и профессиональная администрация; б) управляющие.
2. Средняя социальная группа: а) контролеры высшего ранга, равные им лица, не
занимающиеся физическим трудом; б) контролеры низшего ранга или равные им лица, не
занимающиеся физическим трудом; в) кодифицированные рабочие и равные им лица, не
занимающиеся физическим трудом.
3. Низшая социальная группа: а) полуквалифицированные рабочие; б) неквалифицированные
рабочие25.
Данная группировка не является ни чисто профессиональной, ни классовой или
функциональной. Группировки Эдвардса, Прейса и многих других авторов представляют собой
смесь, в которой уже действительно трудно выделить классы с их интересами, с их разным
местом в экономической жизни общества. На самом деле профессиональное и классовое
разделение индивидов не совпадают. Заметим, что отождествление класса с профессией давно
уже подвергается критике с позиции многомерной стратификации. Так, П. Сброкин в книге
«Society, Culture and Personality» (N. Y., 1947) отмечал, что профессия должна выполнять одну
функцию, тогда как класс выполняет много функций. При приравнивании класса к профессии
многофункциональная группировка заменяется одно-функциональной, тем самым серьезно
обедняя действительное положение класса.
В 50-60-е годы имела хождение в кругах западных социологов и распределительная теория
классов. Эту теорию поддерживал американский социолог Бернард Барбер, чьи работы занимают
заметное место и американской социологии 26. Особое место занимает Райт Миллс 24 Edwards A.
М. A Social-Economic Grouping of the Gainful Workers of the United States// J. Amer: Stataist. Assoc.
1993. Vol. 28, N 12. PP. 377-387: Idem. A Social-Economic Grouping of the Gainful Workers of the
United States. Wash. (D. C), 1938.
25
Abronovitcli S. The Ruling Class. L., 1961. P. 117.
26
Barber B. Social Stratification: A Comparative Analysis of Structure and Process. N. Y. .
1957.
77
 автор знаменитой книги «Властвующая элита» (М., 1959) (подробнее си. (1 главе о теориях
элит).
Среди теорий одномерной стратификации, когда классы выделяются по одному
доминирующему признаку, необходимо отметить организационную теорию классов. Впервые
эту теорию выдвинул А. А. Богданов (1873-1928 гг.). Он утверждал, что суть классовых
отношений состоит в отношениях между организаторами производства и организуемыми. При
этом Богданов давал высокую оценку роли организаторов. Эта концепция получила развитие в
западной социологии.
Автором, который ее активно разрабатывал, являлся Джеймс Бернхэм, основоположник
технократического направления в социологии классов.
Бернхэм считал, что в XX веке управление экономикой шаг за шагом ускользает из рук
капиталистов, которые теряют спой статус правящего класса. Ведь на ранних стадиях
капитализма типичный буржуа был одновременно и управляющим. Возникновение и широкое
распространение акционерного капитала означало переход власти к менеджерам, поскольку тот,
кто контролирует, тот и обладает собственностью.
СССР он рассматривал как первое в мире государство менеджеров.
Россией, по мнению Бернхэма, правят руководители предприятий, средств массовой
информации, общественных организаций. Подобным же образом он оценивал приход к власти в
Германии нацистов27.
Однако в современной социологии преобладают сторонники теорий классов и стратов,
основывающихся на множественных критериях. Они опираются преимущественно на традицию,
идущую от М. Вебера. По стимулом для широкого распространения многокритериальной
стратификации послужили и труды П. Сорокина. Еще в одной из ранних работ он отмечал, что
класс является кумулятивной, нормальной, солидарной, полузакрытой, но с приближением к
открытой, типичной для нашего времени группой, составленной из кумуляции трех основных
группировок — профессиональной, имущественной, объемно-правовой. Класс, по мнению П.
Сорокина, — совокупность лиц, сходных но профессии, но имущественному положению, по
объему прав, а, следовательно, имеющих тождественные социально-правовые интересы. Здесь
предлагается плюралистский, многофакторный подход к общественным классам 28.
Сторонником многофакторных критериев П. Сорокин остался и в позднейших своих
работах29.
Американский социолог Милтон М. Гордон, тоже сторонник множественности критериев,
писал, что термин «социальные классы» применяется к делениям главных статусов, которые
стратифицируют общину; термин «экономические классы» следует использовать, чтобы
определить интенсивность экономической силы; термин «политические 27 Burnham J. The
Managerial Revolution. What is Happening in the World. N. Y., 1941.
28
Сорокин П. Система социологии. 1993, Т. 2. С. 375-376; впервые издана в 1920-м г.
в Петрограде.
29
Sorokin P. Society. Culture and Personality. N. Y., 1947. P. 236-255.
78
 классы» можно употреблять, чтобы определить устойчивые сегменты продолжительности
политической силы; наконец, термин «профессиональные классы» может быть применен к
группам в профессиональной классификации, Он отмечал, что в динамическом взаимовлиянии
всех стратификационных разнообразий экономические и профессиональные факторы играют
самую значительную роль, но добавлял, что другие факторы также существенно проявляются в
классификации населения.
Как вывод он подчеркивает, что социальный статус, экономическая сила и структура
политико-общинной силы должны рассматриваться концептуально как определенные сущности,
динамическое и структуральное взаимовлияние которых должны изучаться эмпирически 30.
В послевоенные годы основополагающим принципом стратификационных концепций
являлся функционализм. Т. Парсонс, Л. Уорнер, Б. Барбер и другие авторы этого направления
истолковывали социальное неравенство как «функционально необходимое для сохранения
общества, части которого рассматривались как объединенные и взаимозависимые в системе,
находящейся в равновесии»31.
Большой интерес представляет собой личный вклад Т. Парсонса в проблему стратификации,
Хотя он не занимался ею специально, тем не менее ему принадлежит заслуга формулирования
ряда положений о социальной стратификации на самом высоком уровне обобщения, Парсонс
считал, что сущностью стратификации в любом обществе является относительная моральная
оценка, система ценностей, в терминах которой оцениваются различные социальные единицы,
Что же касается такой оценки, то Парсонс находится здесь под влиянием уорнеровской традиции
и его системы субъективных оценок. Далее Парсонс разрабатывает классификацию условий, в
соответствии с которыми тот или иной вид деятельности или те или иные человеческие качества
оцениваются больше, чем другие. Эти условия зависят от главной тенденции данного общества,
которая может заключаться в том, что общество стремится к достижению поставленных целей
или же акцент делается на сплочение и интеграцию, Одним из основных вариантов приложения
общей теории функционализма к проблемам социальной стратификации является концепция К.
Дэвиса и У. Мура, которые так же как и Т. Парсонс утверждали, что их теория объясняет
функциональную необходимость и универсальное наличие стратификации в каждом обществе,
Под стратификацией ими понималось неравномерное распределение материальных благ и
общественного престижа. Это неравномерное распределение определяется функциональной
важностью (значимостью) позиции. Важность позиции может быть, по их работам, истолкована
двояко. В субъек 30 Gordon M. M. Social Class in American Sociology. Durham, 1958, P. 248-256 etc,
31
Хинкл Р. Ч. мл., Босков А. Социальная стратификация в перспективе // Современная
социологическая теория в ее преемственности и изменении. Перевод с англ. М., 1961.
С. 436.
79
 тивном значении позиция важна потому, что люди признают ее таковой. В объективном
значении позиция важна вне зависимости от того, что считают люди; в этом смысле важность
позиции суть отражения власти, место в иерархичных структурах социальной организации.
В. Веселовский, известный польский социолог, в своей критике функциональной теории
стратификации особое внимание обратил на механизм мотивации, побуждающей людей к
профессиональной подготовке, являющейся условием высокого ранга позиции (по доходам,
престижу и власти). Он считает, что теория Дэвиса и Мура прежде всего внеисторична. Она
исходит из представления об устойчивости человеческой натуры и постоянства и
универсальности существующих систем во всех человеческих общностях. Дэвис и Мур
полагали, что образование и профессиональная квалификация являются ценностямисредствами,
а доходы и престиж — ценностями-целями. Между тем образование и квалификация сами по
себе в современных обществах являются ценностями-целями. Таким образом, делает вывод В.
Веселовский, неравномерное распределение доходов и престижа не является само по себе
«функциональной необходимостью» для общества32.
К этому следует добавить, что функционалисты стремились отделить социологические
законы от экономических. Особенно странно это выглядит в стратификационных концепциях.
Как метко выразился американский социолог Райт Миллс: «Трудно, например, вообразить более
бесплодную процедуру, чем анализ... стратификации в Соединенных Штатах в терминах
«господствующей системы ценностей», не принимающей во внимание известную статистику
жизненных шансов, основанную на уровнях собственности и дохода». Далее он отметил, что при
рассмотрении реальных ситуаций как у Т. Парсонса, так и у других функционалистов «внезапно
возникает вся экономическая и профессиональная структура, понимаемая в чисто марксистских
понятиях, а не в понятиях нормативной структуры, проектируемой высокой теорией. Это
вызовет надежду, что высокие теоретики не полностью потеряли контакты с исторической
реальностью»33.
Сказанное не снимает позитивной оценки выдающегося вклада функционалистов в создание
подлинно научного подхода к изучению проблем социального неравенства. Не случайно, что
несмотря на многолетнюю критику (вполне справедливую) не сложилось и поныне
равноценного функционализму научного направления, по иному и более глубоко объясняющего
сущность социальной стратификации.
32
Wesolоvski W. Klasy, warstwy i wladza. Warszawa, 1966. S. 129-162.
33
Миллс Р. Ч. Высокая теория / Mills W. C. The Sociological Imagination. Chap. 2.
Grand Theory. N. Y., 1959 // Структурно-функциональный анализ в современной социологии:
Информац. бюлл. ССА. 1968. Серия: Переводы и рефераты. №. 6 вып. 2. С., 416417.
80
 Глава 5 КЛАССЫ ПОСЛЕ КЛАССИКОВ Обращаясь к современным стратификационным
теориям, мы начнем с тех, кто продолжает развивать классические теоретические модели.
И если речь заходит о классовых теориях, нужно сказать, что на поверхности переменчивых
социологических вод наиболее заметными остаются два следа, лежащие в фарватерах,
оставленных трудами К. Маркса и М. Вебера. Пройдем же по этим следам и назовем имена
(многие из которых пока еще не на слуху у российского читателя), обращая внимание в первую
очередь на особенности теоретических подходов.
1. По следам неомарксистов Марксизм породил немало последователей. Кто-то из них
пытался придерживаться ортодоксальной линии, кто-то занялся творческой ревизией, В
результате в двадцатом столетии возникло множество весьма разноликих теоретических
направлений. Здесь и «ленинская» линия с вариациями от сталинизма до маоизма, и социал-
демократы, и несколько особняком стоящие крупные фигуры вроде Д. Лукача и А. Грамши. На
дрожжах интереса к «молодому» Марксу взошел австромарксизм с двумя поколениями
Франкфуртской школы, давшей в итоге целую вереницу громких имен (М. Хоркмайер и Т.
Адорно, Г. Маркузе и Э. Фромм), а также экзистенциальный марксизм по Франции (Ж. -П.
Сартр, М. Мерло-Понти). Марксизм спровоцировал появление ярких ревизионистов в странах
социалистического лагеря (Б первую очередь, в Югославии, Венгрии и Польше) 1.
Как это ни парадоксально, но именно советский ортодоксальный марксизм, выдавший «на
гора» столько трудов по классовой структуре и вроде столь яростно боровшийся за чистоту
учения, послужил скорее выхолащиванию классовой теории, Посудите сами, что остается от
«диалектики классовых отношений» — гордости марксизма — в утверждениях о дружественном
союзе рабочего класса и колхозного крестьянства с народной интеллигенцией, опирающемся на
единую общественную собственность на средства производства? Чистая словесная
формальность. Что же касается новых явлений в классовой структуре западных стран —
усиления роли средних классов и стремительно исчезающей революционности пролетариата —
делали вид, что все это не более, чем «буржуазные» выдумки. Так что нынешнее поголовное
отвращение россиян к классовой теории в целом — зако 1 Подробнее см.: Монсон П. Марксизм //
Современная западная социология: Теории, традиции, перспективы. СПб., 1992. С. 109-156.
81
 номерный итог многолетнего вдалбливания слишком примитивных образцов этой теории.
Совокупное социологическое наследие неомарксистов очень велико.
Мы же обратимся к достаточно известным, если можно так выразиться, «полуклассическим»,
именам из рядов западного неомарксизма, а точнее, к тем из них, кто потратил немало усилий и
дебатах но теории классов в течение последних трех десятилетий. Но прежде всего подытожим
принципиальные особенности исходной марксовой теории классов. Следует иметь в виду, что
концентрированного изложения классовой теории у самого К. Маркса нет. Как правило,
обобщаются положения из целого ряда работ: фрагмента об отчуждении труда из
«Экономическо-философских рукописей», «Немецкой идеологии», первой главы «Манифеста
Коммунистического партии», незавершенной главы «Классы» из третьего тома «Капитала», «18
брюмера Луи Бонапарта» и ДР.
1. Общий подход к теории классов служит ярким образцом экономического детерминизма, за
которым скрывается технологический детерминизм. Говорится, что базис общества образуют
производственные отношения, которые определяются в конечном счете уровнем и характером
развития производительных сил, особенно средств труда.
2. Ядро производственных отношений образуют отношения собственности на средства
производства. Они-то и служат основным критерием выделения классов. Прочие критерии
служат для выделения групп и страт внутри существующих классов.
3. Классы есть нечто большее, нежели номинальные статистические группы. Класс — это
отношение. Поскольку собственность распределена крайне неравномерно и весомая часть
производителей отчуждена как от нес, так и от получаемого продукта, классовые отношения
суть отношения эксплуатации.
4. В каждом обществе существуют «основные» и «неосновные» классы. Классовая борьба
является основополагающим фактом мировой истории в целом. Борьба основных классов —
главный мотор общественного развития и прогресса. Все прочие группы находятся в орбите
этого классового противостояния.
5. В капиталистическом обществе основными классами являются буржуазия и пролетариат.
Воспроизводство капитала сопровождается дифференциацией собственности и доходов,
возрастающей поляризацией общества в целом.
6. Структурное положение класса определяет его объективные интересы. Осознание этих
интересов пролетариатом как наиболее продвинутым из эксплуатируемых классов превращает
его из «класса-в-себе» в «класс-для-себя». Процесс этого превращения, хотя и противоречив, но
в принципе неизбежен.
7. Осознание интересов приводит к мобилизации пролетариата и руководимых им нижних
слоев в коллективном действии, направленном на революционное преобразование
общественного базиса.
82
 Схема эта должна быть известна всякому, кто приобщился к системе советского образования.
Но далеко не всякому известно, как она развивалась под ударами критики и восприятием нового
исторического опыта. Перестроенная критика, обрушившаяся на головы отечественных
ортодоксов, выбирает не лучшие образцы, воюет с тенями прошлого, Ибо неомарксистов как
опасных «отступников» от буквы «пролетарского учения» в первой стране социализма знали
плохо или предпочитали не знать вовсе.
Но именно нам-то и надо разбираться внимательно со всем марксистским наследием. И не
только потому, что марксизм — по-прежнему, скрыто или явно, сохраняет свое влияние в
мировой мысли. Но главным образом потому, что это наша собственная тяжелая ноша.
И доморощенные «новые левые» не заставят себя ждать слишком долго.
Итак, с течением времени ортодоксальный марксизм с его теорией классов был подвергнут
жесткой и многосторонней критике, заключающей, по крайней мере, следующие пункты: 1.
Экономический, а тем более технологический, детерминизм — лишь один из возможных
подходов к общественному развитию, причем подход наиболее примитивный, грубый.
2. В результате корпоративизации экономики, «революции управляющих» и элементов
«народного капитализма» произошла своеобразная «диффузия собственности». И собственность
в результате утратила свою роль основы противостояния классов.
3. Удар, нанесенный маржиналистами трудовой теории стоимости, поставил под сомнение
основательность теории прибавочной стоимости, а следовательно, и тезис об эксплуатации
неимущих классов.
4. Анализ эмпирических данных не подтвердил предположения о возрастающей поляризации
ведущих западных обществ. Напротив, зафиксирован подъем средних слоев (и это было,
пожалуй, наиболее серьезным теоретическим поражением марксизма), 5. Ревизована крайне
упрощенная схема чуть ли не причинно-следственной связи между положением классов, их
групповым сознанием и совершаемым коллективным действием, 6. Обращено внимание на
снижающуюся организованность и революционность рабочего класса, и поставлен вопрос о
свершившемся историческом уничтожении пролетариата.
7. Явные затруднения возникли у марксистов с объяснением социальной структуры общества
советского типа, применительно к которому отрицалось существование как принципиальных
различий в отношениях собственности между классами, так и серьезных социальных
конфликтов.
Эта критика, низводящая «класс» в ранг только одной из целого ряда объясняющих
переменных, побудила новые поколения марксистов искать свои ответные ходы.
83
 Собственность и контроль (Морис Цейтлин) С начала двадцатого века в западной экономике
произошли изменения столь значительные, что игнорировать их уже не было никакой
возможности. Изменились и структура собственности, и организация труда, так же как состав и
настроения рабочего класса.
Это касается, не в последнюю очередь, пресловутой «менеджерской революции», которая
перекроила ряды «капитанов бизнеса» и поставила вопрос, а сохранилась ли вообще
капиталистическая система. Марксистами она, естественно, воспринималась не слишком
благосклонно.
Типичным отношением можно считать позицию М. Цейтлина, который предпринимает
тщательный анализ институциональных связей внутри и между корпорациями, отношений
корпораций с банками и т. п., чтобы показать, что отделение собственности от управления в
крупных корпорациях не размывает эффективного контроля класса капиталистических
собственников. Происходит скорее перераспределение ряда менеджерских функций.
«Мне кажется, — заключает М. Цейтлин, — что отделение собственности от управления
является одним из тех широко применяемых псевдофактов, под бременем которых время от
времени оказываются все научные дисциплины»2.
Другие неомарксисты относятся к этому еще более скептично, считая, например, что
снижение роли капиталистической собственности касается в основном ее юридического аспекта.
С точки зрения экономического содержания собственности, определяемого реальным контролем
над производственными факторами, система сохраняет свой капиталистический характер (Г.
Карчеди).
С этих же позиций в основном критиковались и другие положения, вроде концепции
«народного капитализма». Говорилось, что «однофунтовая» акция владеющего ею рабочего
никаким собственником, увы, не делает.
Но в целом отметим, что центр тяжести явно смещается с вопросов типа «Кто имеет? « на
вопросы «Кто контролирует? « И закономерно все большее внимание направляется на
содержание и организацию трудового процесса.
«Деградация труда» (Харри Браверман) Попытку продолжить ортодоксальную
«производственную» линию предпринимает X. Браверман в своем нашумевшем в середине 1970-
х годов труде «Труд и монополистический капитал». Однако Браверман 2 Zeitlin M. Corporate
Ownership and Control: The Large Corporation and the Capitalist Class // Classes, Power, and Conflict:
Classical and Contemporary Debates. L., 1982. P. 216.
84
 смещает акцент в область разделения труда, содержания трудовых функций и контроля за
трудовым процессом. Он пытается доказать, что тейлоризм сохраняется и поныне как
основополагающая политика в области трудовых отношений и в странах капитала, и в
социалистических странах (последние его попросту унаследовали).
«Если тэйлоризм и не существует сегодня как особая школа, то это потому, что... его
фундаментальные положения легли в основу всей организации труда» 3.
В современной иерархической производственной организации продолжается обособление
трудового процесса от реальных трудовых навыков, а выработки решений — от
исполнительских действий, монополия на знания используется для возрастающего контроля за
каждым участком трудового процесса. И все это оказывается не более, чем техническими
условиями обеспечения прибыльности капитала.
Современные технологии, по мнению X. Бравермана, не столько обогащают труд, сколько
способствуют поляризации квалификационных групп. Причем большинство «синих» и «белых»
воротничков подвергаются деквалификации (знаменитый «deskilling thesis») и псе более
подпадают под власть монополистического капитала. (Особенно это касается возрастающей
армии клерков.) Классовое структурирование, таким образом, является здесь «первой
производной» индустриального и постиндустриального разделения труда.
Кому-то, возможно, выводы X. Бравермана покажутся слишком прямолинейными. Но
сколько критических работ они стимулировали! «Новый рабочий класс» (Серж Малле) Также не
обращая пристального внимания на проблемы собственности, один из французских
последователей Г. Маркузе С. Малле исследует основные этапы в системе организации труда и
приходит к выводу, что при смене этих этапов структура рабочего класса претерпевает
соответствующие изменения. С. Малле — явный противник «ненаучных», по его мнению,
концепций «среднего класса» — провозглашает возникновение в послевоенный период так
называемого нового рабочего класса, включающего мастеров, технический и лаборантский
персонал, а также наиболее квалифицированных рабочих, в первую очередь новейших
автоматизированных отраслей4.
Этот «новый рабочий класс» отличается от «подкупленной» из неоплаченного труда своих
собратьев «рабочей аристократии» (в терминах Ф. Энгельса или В. Ленина). Он не только
обладает наибольшей производительностью по сравнению с менее продвинутыми 3 Bravermain
H. Labor and Monopoly Capital: The Degradation of Work in the Twentieth Centry. N. Y. 1974. P. 87.
4
Mallei S. The New Working Class. Nottingham. 1975 (1963).
85
 пролетарскими слоями в традиционных производственных отраслях, но и превращается в
основную «революционную силу», обладающую наибольшими потенциями к реформированию
существующих базовых отношений.
Этот поворот от опоры на полулюмпенские массовые слои к наиболее квалифицированной
части рабочего класса — ревизия довольно существенная. Хотя надежды на какую-то особую
революционность этого «нового рабочего класса» вызывает больше сочувствия, нежели
понимания.
«Прощай, рабочий класс» (Андре Горц) Более пессимистичен в своих оценках
соотечественник Малле А. Горц. По его мнению если в посттэйлористскую эпоху рабочий класс
стремился к завоеванию власти над трудовым процессом и усилению позиций в организации
производства в целом, причем добился на этом поприще некоторых успехов, то сегодня рабочий
класс лишен и подобной власти, и каких-либо перспектив на ее завоевание. Л. Горц ставит крест
на «исторической миссии пролетариата» и вообще «прощается с рабочим классом», который по
его убеждению, превращается в «не-класс не-рабочих» («non-class of non-workers»).
«Капиталистическое развитие породило рабочий класс, в принципе не способный к
овладению средствами производства и с непосредственными интересами, которые не созвучны
социалистической рациональности»5.
Отчасти это произошло в результате деквалификации рабочего класса под действием
современных технологий и вытеснения квалифицированных рабочих машинами. Но в
значительной мере связано также и с дисперсией самой власти. Ныне она не принадлежит уже
никому, но является эффектом действия всей организационно-производственной системы.
Задача, таким образом, — не завоевание власти, но освобождение в труде, а еще более, от
труда. В этой позиции и утверждениях типа «труд сейчас существует вне рабочих» 6 особо
очевидна связь с теорией отчуждения труда молодого Маркса, хотя термин «отчуждение» вроде
и не упоминается. Но менее понятно, как это освобождение может произойти практически.
В более поздней работе А, Горца мы, впрочем, обнаруживаем один из таких практических
путей — всеобщее сокращение рабочей недели (для начала, скажем, до 30 часов) с возрастающей
уравнительностью в 5 Gоrz A. Farewell to the Working Class: An Еssay on Post-Industrial Socialism.
L., 1982 (1980). P. 8, 15.
6
Ibid. P. 38.
86
 распределении и доходов, и самого труда (гарантированного для всех), обеспечиваемой, и
свою очередь, средствами косвенного налогообложения7.
Здесь же мы находим важное уточнение о природе нового антикапиталистического
сопротивления, которое не связывается более с процессом труда.
«Субъект социалистического переустройства общества, следовательно, более не порождается
капиталистическими производственными отношениями в виде классового сознания рабочего как
такового. Оно возникает в рабочем, например, как в обитателе определенного района, в котором
он, подобно большинству проживающих рядом собратьев, вследствие капиталистического
развития, лишен многих социальных и природных условий»8.
Перед нами, таким образом, попытка (в данном случае, возможно, не доведенная до своего
логического конца) оторвать все же взгляд от труда и производства в целом и искать решения
проблем в более широких социокультурных областях. Впрочем, борьба с экономическим
детерминизмом разворачивается не на шутку. Марксистский структурализм (Никос
Пуланцас и др.) Марксизм произвел на свет и свои версии структурного функционализма,
разработанного прежде всего Л. Альтюссером в стремлении возродить Учение, очистив его, во-
первых, от всякого гегельянства, а вo-вторых, выступив против ортодоксального экономизма.
Если основоположник указывал на два «мотора» общественного развития (движение
производительных сил и борьба классов), то теперь в качестве такового, безусловно, выбирается
именно классовая борьба.
В вопросах же собственно классовой теории наиболее заметной фигурой данного
направления стал Н. Пуланцас. В работах Н. Пуланцаса общественный процесс предстает, в
первую очередь, как воспроизводство определенной структуры социальных мест, которым
соответствуют функциональные социальные практики. Воспроизводится структурная «решетка»,
ячейки которой могут заниматься разными социальными агентами. Принципиально важно, что
структурные рамки не ограничиваются одними только экономическими отношениями, но
включают также отношения политического и идеологического господства и подчинения (здесь
не обошлось без влияния А. Грамши). Вот что пишет Н. Пуланцас: «Социальный класс
определяется... его местом в общественном разделении труда в целом. Что включает также
политические и идеологические отношения... Социальный класс... может 7 Corz A. The New
Agenda // New Left Rev., 1990. N 184. P. 45-46.
8
lbid. P. 41.
87
 занимать классовую позицию, которая не соответствует его интересам, определенным
классовой детерминацией»9.
А вот показательная выдержка из другой работы: «Во-первых, существует расширенное
воспроизводство занимаемых агентами позиций. Данные позиции обозначают структурную
детерминацию классов, т. е. тот способ, которым их детерминация структурой
(производственными отношениями, политико-идеологическим господством/подчинением)
воплощается в классовых практиках... Во-вторых, существует воспроизводство и распределение
самих агентов но указанным позициям. Этот аспект воспроизводства, связанный с тем, кто
занимает данную конкретную позицию, т. е. кто становится буржуа, пролетарием, мелким
буржуа, бедным крестьянином и т. н., как и когда это происходит, подчинен первому аспекту —
воспроизводству реальных позиций, занимаемых социальными классами» 10.
Впрочем, несмотря на стремление преодолеть прямолинейный экономизм путем
трехуровневого подхода и попытки пересмотра ряда положений, связанных с теориями
государства и классовой борьбы, эта версия все же недалеко отстоит от ортодоксального
марксизма и скорее была предназначена для того, чтобы влить «новое вино в старые мехи».
Потому в конце 70-х годов позиции марксисткого структурализма подвергаются
радикализации. П. Хирст, например, счел, что И. Пуланцас «не отрицая экономизм, лишь
несколько его усложнил»11. Основной тезис П. Хирста, так же как и его соратника Б. Хиндесса,
заключен в принципиальной невозможности редуцировать многообразие социально-
политической реальности к классовым отношениям. Политика и идеология представляются им
вполне самостоятельными аренами социального действия и классовой борьбы12.
На политико-идеологическом «классообразовании» и существовании «политических
классов» акцентирует внимание и А. Пржеворски, также упирающий на ключевую роль
классовой борьбы. Классы, по его убеждению, образуются никак не до, а лишь в процессе самой
этой борьбы как результат коллективного организованного действия, прежде всего действия
политических партий13.
Здесь мы приходим уже чуть ли не к «политическому детерминизму».
Хотя Пржеворски вроде бы никогда не был альтюссерианцем, а принадлежит, согласно
условной классификации, течению «аналитического марксизма», о котором речь пойдет немного
позже.
9
Poulantzas N. Classes in Contemporary Capitalism. L., 1975. P. 14-15.
10
Poulantzas N. On Social Classes // Classes, Power, and Conflict: Classical and Contemporary
Debates. L., 1982. P. 110-111.
11
Hirst P. Economic Classes and Politics // Class and Class Structure. L., 1977. P. 138.
12
Hindess B. Classes and Politics in Marxist Theory // Power and the State. L., 1478. P. 72-97.
13
Przeworski A. Proletariat into a Class; The Process of Class formation from Karl Kauisky's «The
Class Struggle» to Recent Controversies // Politics and Society. 1977. Vol. 7, N4. P. 343-401.
88
 Исторический марксизм (Эдвард Томпсон) Еще в середине 1960-х годов против
экономического детерминизма выступает представитель «исторического марксизма» Э. П.
Томпсон.
Он делает упор на отношения, возникающие в процессе классовой борьбы. При этом, однако,
призывает не преувеличивать роль революционных катаклизмов.
Томпсон выводит классы из общих интересов людей, базирующихся на их совместном опыте,
Доказательства же строятся на историческом анализе периода становления «классического»
капитализма (он, таким образом, вторгается в «святая святых» марксизма).
В своем фундаментальном историко-социологическом труде «Становление английского
рабочего класса» Томпсон указывает на историческую неоднородность как господствующих, так
и угнетаемых классов, неоднозначность и разнонаправленность их коллективных действий, на
сохраняющиеся элементы сильного традиционного (в том числе, «морального») сознания. Он
пытается столкнуть марксистский анализ со статичных объективистских позиций: «Класс
возникает тогда, — пишет он, — когда какие-то люди в результате унаследованного или
заимствованного общего социального опыта ощущают общность своих интересов и выражают ее
как в отношениях между собой, так и в отношениях тех, чьи интересы отличны или, часто,
противоположны»14.
Вступая в полемику с более левыми собратьями по перу, вроде П. Андерсона, одного из
лидеров «New Left Review», и апеллируя к множеству исторических наблюдений, Томпсон
настаивает на следующем: «Класс — это культурное и социальное образование (часто находящее
свое институциональное выражение), которое не может быть определено абстрактно или
обособленно, но только в отношении с другими классами; и это определение всенепременно
опосредуется временным контекстом, в котором происходят действие и ответные реакции,
изменения и конфликты. Говоря о классе, мы имеем в виду не слишком строго определенную
группу людей, разделяющих общие интересы, социальный опыт, традиции и системы ценностей,
людей, предрасположенных вести себя как класс, определять себя в своих действиях и в своем
сознании как класс по отношению к другим группам людей. Сам по себе класс — это не вещь, но
событие (happening) «15.
Определения эти, обретя известную популярность, цитируются многократно и по разным
поводам.
14
Thompson Е. Р. The Making of the English Working Class. N. Y. . 1963. P. 9-10.
15
Thompson E. P. The Poverty of Theory and Oilier Essays. L., 1978 (1965). P. 85.
89
 Борьба за диалектику (Гугиельмо Карчеди) Против статического понимания классовых
структур выступает Г. Карчеди.
«Структурализм, — по его мнению, — просто не видит, что люди и структуры соотносятся
несколько иначе, нежели голуби и голубиные гнезда. Это отношения, в которых люди
персонифицируют структуру с ее внутренними противоречиями и, таким образом, сами могут
становиться агентами изменений, Вот почему позиции следует видеть как процессы и,
следовательно, как элементы некоего целого, как выражение определенных отношений, но
одновременно как выражение присущей этим отношениям внутренней динамики»16.
Г. Карчеди настаивает на диалектическом подходе к анализу структурных проблем (а в
приведенном высказывании нельзя не заметить типичных приемов диалектического
рассуждения). Он также критикует присущий многим марксистам детерминизм в моделировании
связи структуры и сознания, считая, что идеологическая форма интересов весьма изменчива и
уж, по крайней мере, не предопределена структурной рамкой.
Аналитический марксизм (Джон Ремер и др.) Характерная особенность аналитического
марксизма — более позднего течения, выплеснувшегося на дискуссионную арену в 80-е годы, —
проявилась в готовности его приверженцев, отказавшихся от цитирования сакральных
«классических» текстов, вновь и вновь перекапывать слой методологических предпосылок,
причем делая этот процесс достоянием общественности.
Одним из отцов-основателей этого теоретического направления стал Джон Ремер. В
методологическом плане Ремер призывает к излечению от телеологической болезни марксизма и
вообще освобождению от всякой диалектики — этой, по его выражению, «йоги марксизма»,
метода «ленивых телеологических рассуждений», (По этому же пути идет и такой испытанный
теоретик как Ю. Эльстер). Аналитический марксизм, помимо прочего, пытается примирить
марксистские доводы с предпосылками неоклассической теории, создать «марксизм
рационального выбора» («Rational Choice Marxism») (за что впоследствии заслуживает упреки в
«неорикардианстве»), «Аналитики», в первую очередь в лице Ремера, всерьез взялись за
творческую переработку понятия эксплуатации, (От понятия этого многим марксистам,
действительно, отказаться трудно, Некоторая расплывчатость компенсируется в нем богатством
этических коннотаций со всеми намеками на несправедливость и угнетение).
16
Carchedi G. Classes and Class Analysis II The Debate оn Classes. L, 1990. Р. 117.
90
 Ремер предлагает свою общую теорию эксплуатации. Он оставляет в покое теорию стоимости
и прибавочной стоимости и, почерпнув ряд понятий из арсенала теории игр, вводит в оборот
«правила изъятия» («rules of withdrawal») 17. «Сухой остаток» его рассуждений таков:
эксплуатация одних групп другими происходит в том случае, если при условии выхода из
данной экономической системы кто-то относительно выиграл бы, а кто-то проиграл. Наличие
эксплуатации как основы классовых отношений, таким образом, определяется самой
возможностью лучшего удела.
«Если члены группы (коалиции) могут выиграть от «выхода», то они являются
эксплуатируемыми»18.
Конечно, нельзя не заметить, что в предлагаемых «играх в покидание» капитализма или
социализма слишком много условности. Да и распределение доходов, выбираемое в качестве
опоры, дает критерий довольно-таки поверхностный. В результате понимание эксплуатации
растягивается до рамок чуть ли не всякого потенциально устранимого неравенства, расширяя и
возможности конструирования новых классов.
В частности, Ремер пополняет арсенал понятиями «квалификационной» и «статусной»
эксплуатации.
Пример творческой утилизации «withdrawal rules» дает впоследствии и Ф. Ван Парийс. Он
выводит так называемую трудовую («job») эксплуатацию, осуществляемую работающими по
отношению ко всем безработным, которые, безусловно, выиграли бы при условии
уравнительного распределения работы, Не исключается и возможность формирования класса
безработных как «класса-для-себя»19.
Свой вклад в «аналитический марксизм» висели Г. Коэн, П. Бреннер и ряд других
исследователей. Но наиболее ярким его представителем, без сомнения, стал американец Э. Райт.
К новым классовым схемам (Эрик Олин Райт) Э. Райт берет на себя нелегкий труд вернуть
«классу» значение центральной объясняющей категории. Для этого он поворачивается к
теоретическим истокам и обозначает шесть основных ограничений (предпосылок), присущих
всякой марксистской концепции классовой структуры, а именно: 1. Классовая структура
устанавливает пределы образованию классов, классовому сознанию и классовой борьбе.
2. Классовая структура образует сущностные качественные линии социальной демаркации
внутри исторических траекторий социальных изменений.
17
Roemer. J. A General Theory of Exploitation and Class. Cambridge Mass., 1982.
18
Analytical Marxism. Cambridge, 1986. P. 103.
19
Van Parijs P. A Revolution in Class Theory // Politics and Society. 1986-1987. Vol. 15.
N4. P. 453-482.
91
 3. Концепция класса есть концепция, трактующая отношения («relational concept»).
4. Определяющие классовый строй социальные отношения скорее внутренне
антагонистичны, нежели носят симметричный характер.
5. Объективной базой этих антагонистических интересов выступает эксплуатация.
6. Фундаментальную основу эксплуатации следует искать в общественных отношениях
производства20. (С нашим описанием фактических предпосылок классовой теории марксизма в
начале данной главы читатель эти шесть тезисов может сравнить сам).
В противовес традиционному марксизму, обычно занимавшемуся построением довольно
абстрактных макроструктурных теорий, Райт объявляет своею задачей создание концепции
классовой структуры на микроуровне при достаточно невысоком уровне абстракции (нечто
вроде «теории среднего уровня»). Он также пытается отстаивать позитивистские позиции в
противовес более типичным для марксизма взглядам на «практическую» природу знания
(practical knowledge), заряженного духом борьбы и социальных преобразований21.
С оружием позитивизма он бесстрашно ступает на самое скользкое для марксистов место —
объяснение и вписывание в теоретические конструкции довольно-таки «неудобных» средних
слоев. Для этого вырабатывается его исходная концепция «противоречивых классовых
расположений» (contradictory class locations). Если традиционный марксизм обычно
придерживается принципа: «одно место в структуре — один класс», Райт помещает целый ряд
«средних» групп сразу в две-три позиции (см. схему 1).
Схема I. Исходная схема классовой структуры Э. Райта

20
Thе Debate on
Classes. L. 1990. P. 49.
21
Burawoy M. The Limits of Wrigln's Analytical Marxism and an Alternative // The Debate Classes.
P. R8.
92
 «Для концепции, понимающей классы как отношения (relational concept), — указывает Райт,
— положение классов суть их «позиции-внутриотношений»22.
Позиции групп А, Б и В, очерченные на схеме 1 пунктирными линиями, фиксируют искомые
«contradictory class locations», коим должны соответствовать, но идейному замыслу, и
специфические классовые стратегии.
В качестве теоретической подкладки Райт поначалу использует теории собственности и
господства (domination-centered concept). Однако вскоре он видоизменяет свои позиции. При
попытках операционализации понятия «автономии» Райт приходит к выводу, что оно слишком
уж (не по-марксистски) «градационно». Нежелание заразиться веберовским духом от теории
господства послужило дополнительным толчком для перехода от концепции «противоречивых
классовых расположений» к концепции «многомерной эксплуатации».
Здесь Райт начинает модифицировать теорию Дж. Ромера и фиксирует три вида эксплуатации
— эксплуатацию, основанную, соответственно, на собственности на средства производства, на
организационной иерархии и на владении квалификационными дипломами (credentials).
Первая, по его мнению, более характерна для капитализма, вторая — для стэйтизма
(госсоциализма), а третья — для (реального) социализма.
Последние два вида эксплуатации, возникающие из монопольного обладания современными
менеджерами и экспертами организационными и квалификационными ресурсами (organizational
and skill assets), пo мнению Райта, овеществляются в части их оплаты труда, носящей откровенно
рентный характер. (Перед нами, таким образом, творческая замена старомарксистской теории
«производительного и непроизводительного труда».) Заметим, что в отличие от Ромера,
отводящего по одной форме эксплуатации на каждый способ производства, Райт предполагает
при капитализме их одновременное сосуществование. При этом, объясняя до- и
посткапиталистические системы, он вовсе игнорирует ромеровскую статусную эксплуатацию (и,
возможно, зря). На этой обновленной базе Райт строит свою таблицу из 12 классов (см. схему 2).
Схема 2. Базовая типология эксплуатации и класса

И с т о ч н и к:
Wright E. O. Classes P. 195.
22
The Debate on Classes. P. 302.
93
 Затем Райт исследует связь положений всех этих классов с уровнем их доходов и структурой
сознания, измеряемой через ряд полярных политических установок (attitudes). Причем, при всех
различиях по странам и континентам, он эту связь находит.
И все же, несмотря на заслуживающую искреннего уважения попытку Э. Райта синтезировать
марксистскую теорию эксплуатации и господства с эмпирическим анализом классовой
структуры, его теоретические рассуждения (во многом заимствованные у Дж. Ремера)
«зависают» несколько в стороне, а серьезный эмпирический анализ сползает в плоскость не
столь притязательного градационного подхода23.
Марксисты (Г. Карчеди и др.) также намекают Райту, что используемые им концепции носят
распределительный и внеисторический характер, растут из «чужого» тела неорикардианской
теории факторов производства.
Наконец, все более явным становится заимствование Райтом в пылу полемической борьбы
веберовской проблематики и методологии. Это и переход на уровень индивидуального сознания,
и важность формальной квалификации (credentials) для процессов классообразования, и
проскальзывающие высказывания о роли карьерных траекторий как динамического аспекта
классовых позиций. Множество точек соприкосновения сыграло, очевидно, не последнюю роль в
провоцировании ожесточенной дискуссии Райта с неовеберианцами. К их наиболее заметным
работам мы и намереваемся перейти.
2. По следам неовеберианцев Семидесятые годы нашего столетия оказались отмечены
печатью «веберовского ренессанса», давшего, помимо прочего, и множество трудов по
социальной стратификации и мобильности. Ренессанс был связан отчасти с переводом и
переизданием основных трудов М. Вебера, а отчасти — с разочарованием ученой публики в
марксизме. Для многих «открытие» его трудов стало своеобразным лекарством, излечивающим
от марксистской односторонности.
Сначала укажем те принципиальные подходы к анализу социальной структуры, которые
были продемонстрированы М. Вебером и его последователями, В ряде пунктов здесь
обнаруживается близость к марксизму, но сдвиги очень и очень значительны.
1. В основе любой стратификации (отнюдь не только в политической сфере) лежит
распределение власти и авторитета. В противовес марксистам властные отношения не
увязываются жестко с отношениями собственности, а в противовес функционалистам несут в
себе явные элементы конфликтных начал.
23
Это подмечают и сими неомарксисты. См., например: Furacer B. Exploitation and the Class
Structures of Modern Capitalism and Stale Socialism // On Social Differentiation: A Contribution to the
Critique of Marxist Ideology. Vol. 2. P. 103.
94
 2. Центр тяжести переносится со ставших структур на системы социального действия, на
становящуюся структуру. При этом внимание фокусируется на типологических характеристиках
индивидуального действия.
3. Утверждается плюралистический подход к анализу социальной структуры. Понятиями
«класс», «статус» и «партия» обозначаются три относительно самостоятельные плоскости
экономической, социокультурной и политической стратификации.
4. Изменяется понимание «экономического класса». Отношение к собственности становится
частным критерием. Акцент же делается на рыночные позиции групп. Класс объединяется
типичными шансами (lifechances) на рынках товаров и рынке труда.
5. Жизненные шансы социальных групп определяются не только их текущим положением на
разных рынках, но рассматриваются как продукт специфических карьерных возможностей.
Перспективы социальной мобильности становятся внутренним моментом определения
положения разных групп.
6. Наиболее интересным и сложным моментом становится анализ статусных позиций,
определяемых престижем образования и профессии, стилем жизни, социокультурными
ориентациями и нормами поведения, а также выявление их связи с рыночными позициями.
Статусные группы являются реальными общностями, осуществляющими коллективное
действие, в противоположность классам, представляющим лишь возможную основу совместного
действия24.
К преимуществам веберовского подхода можно отнести его разностороннюю
сбалансированность. Он позволяет включать конфликтные и функциональные элементы;
выявлять социальных актеров, не теряя при этом структурных рамок, в которых они действуют;
вносить в стратификационный анализ динамические элементы. Посмотрим, по каким
направлениям пошло развитие веберовских подходов.
Власть, авторитет и конфликтные группы (Ральф Дарендорф) В своей классовой концепции,
подобно М. Веберу, Р. Дарендорф отталкивается от марксистской почвы. Но сразу же делает
крутой поворот. Если К. Маркс выводил структуру экономической, а затем и политической,
власти из отношений собственности, то Дарендорф ставит во главу угла именно распределение
власти и авторитета (power and authority).
Собственность низводится в ранг одной из форм реализации власти.
Причем отмечается падающее значение этой формы в виду массовой 24 Вебер М. Основные
понятия стратификации // СОЦИС. 1994. №. 5. С. 147-156; Weber M. Status Groups and Classes //
Weber M. Economy and Society. Berkeley, 1978. Vol. 1.
P. 302-310.
95
 корпоратизации собственности и перехода контролирующих функций в руки менеджеров. А
авторитет менеджера современной корпорации уже имеет принципиально иные источники —
уровень образования, значение которого для распределения ролей непрерывно попытается, и
должностные позиции в бюрократической иерархии.
Наряду с «расползанием» собственности Дарендорф также спокойно допускает и
происходящее уравнивание в сфере уровней и стилей жизни. Ибо все это не затрагивает главного
— неравномерного распределения ресурсов власти и авторитета, существующего в любом без
исключения индустриальном обществе.
Дарендорф, таким образом, делает попытку освободить теорию классов от бремени частной
собственности, довершая дело, начатое, по его мнению, Й. Шумпетером. Классы становятся
аналитической категорией, отражающей распределение власти и авторитета между социальными
группами. Отношения групп неизбежно принимают дихотомический характер господства и
подчинения (в каждом отношении может быть только две противоположные стороны).
Поскольку власть и авторитет остаются неизбывно дефицитным ресурсом, борьба за эти ресурсы
принимает форму конфликта.
Классы в результате оказываются ничем иным как конфликтными группами. Этим они
собственно и отличаются от страт как описательной категории, обозначающей множественные
ранговые позиции, занимаемые квази-группами на иерархических шкалах. Вот как в итоге он
определяет классы: «Класс обозначает конфликтные группы, которые возникают в результате
дифференцированного распределения авторитета в императивно координированных
ассоциациях»25.
Упомянутые в определении «императивно координированные ассоциации» (ИКА) — суть не
слишком жестко определенные Дарендорфом организации ролей, в которых происходит
распределение и перераспределение авторитета.
Конфликтные группы (классы) как субъекты ИКА возникают из осознания квази-группами
своих противоположных интересов. Конфликты, в свою очередь, становятся толчком к
социальному изменению (в этих пунктах Дарендорф явно движется по марксистским рельсам),
Однако понимание конфликта у него, конечно, совсем не революционное. Не случайно
подчеркивается роль именно авторитета как формы легитимного господства. Дарендорф исходит
из возможности (и необходимости) медиации и институционализации конфликтов, мирного
перераспределения авторитета за столом переговоров.
Нас могут спросить, не слишком ли произвольно отнесены позиции Р. Дарендорфа к
неовеберианскому лагерю, ведь пропагандируемое им понятие класса с соответствующими
веберовскими понятиями значительно расходится. Но использование Дарендорфом веберовских
понятий власти и авторитета как универсального ключа к анализу социального 25 Dahrendorf R.
Class and Class Conflict in Industrial Society. L., 1959. P. 204.
96
 действия групп в тех или иных ситуациях, думается, позволяет нам это сделать. Впрочем, без
некоторой условности, неизбежной при любой классификации теорий, и здесь не обошлось. В
целом же вся концепция Дарендорфа явно конструируется «в пику» функционалистам (в первую
очередь, Т. Парсонсу).
Исключение и узурпация (Франк Паркин) Р. Дарендорф не отвечает на вопрос, с какой целью
ведется борьба за власть и авторитет. На него отвечает Ф. Паркин, более явно прочерчивающий
веберовскую линию аргументации. В соответствии с его позицией классы формируются в
процессе коллективного действия, нацеленного на монополизацию ключевых ресурсов,
определяющих их возможности и виды на социальное продвижение. К этим ресурсам относятся
не только собственность и образовательно-квалификационные дипломы, но также расовые,
языковые, религиозные атрибуты — словом, все то, что может быть использовано для
улучшения жизненныx шансов (life-chances) данной группы. «Способ коллективного действия,
— подчеркивает Ф. Паркин, — сам по себе является определяющей чертою класса» 26.
Это коллективное действие принимает форму социального «ограждения» (closure) против
других претендентов на ресурсы и вознаграждения. Ограждение выступает в двух основных
формах: «исключения» (exclusion), под которым понимается «попытка одной группы сохранить
и защитить свою привилегированную позицию за счет какой-то другой группы через процесс ее
субординации»; «узурпации» (usurpation), подразумевающей, напротив, «использование власти в
отношении вышестоящих групп».
Причем вторая форма (узурпация) обычно является реакцией на действия по исключению,
которое представляет господствующую форму социального ограждения в любом
стратифицированном обществе (в более ранних работах Паркин называл вторую форму
«солидаризмом»).
В отличие от Парсонса или Дарендорфа Паркин не намеревается девальвировать значение
отношений собственности, остающихся одной из ключевых форм социального ограждения. Но
не извлечение прибавочного продукта ставится уже во главу угла, а утверждение и отстаивание
социальных прав, за которым, в свою очередь, стоит система распределения власти и авторитета.
«Владение собственностью есть одна из форм ограждения, предотвращающая всеобщий
доступ к средствам и продуктам производства; обладание формальной квалификацией
(credentialism) суть одна из форм ограждения, предназначенная для отслеживания и контроля за
воротами, 26 Parkin F. Marxism and Class Theory: A Bourgeois Critique. L., 1979. P. 113.
4. В. В Радаев, О. И. Шкаратан 97
 ведущими к ключевым позициям в системе разделения труда»27.
Под таким узлом зрения социальная структура оказывается куда менее простой и
однозначной. Ибо большинство классов осуществляет одновременно разные
противонаправленные действия. Так, одна и та же группа рабочих (белые, протестанты,
мужчины) могут выступать как «узурпаторы» («солидаристы») в отношении к своим
нанимателям, но одновременно монополизировать доступ к своим позициям на рынке труда,
проводя политику исключения в отношении черных и цветных рабочих, католиков, женщин.
«Организованные рабочие часто прибегают к двойным формам •ограждения: узурпаторским
действиям против нанимателей и государства, сочетаемым с исключающими действиями против
других менее организованных групп рабочих, включающих женщин и национальные
меньшинства»28.
Итак, заключение Паркина таково: «Не положение группы в разделении труда и не
производственный процесс определяют ее классовую позицию, но присущий ей способ
первичного социального ограждения»29.
Важно отметить, что класс здесь начинает рассматриваться не как нечто, жестко
детерминированное структурой, но как процесс выработки и реализации стратегий, при помощи
которых социальные группы заявляют и отстаивают свои права на ресурсы и вознаграждения.
Теория структурации (Энтони Гидденс) Попытку разобрать сложные взаимоотношения
между социальной структурой и социальным действием предпринимает Э. Гидденс в «теории
структурации» (structuration theory). Наиболее четко основные посылки этой концепции
изложены, на наш взгляд, в его статье «Власть, диалектика контроля и классовая структурация».
И начинается это изложение так: «Теория структурации базируется на следующих положениях:
что социальная теория... должна инкорпорировать понимание человеческого поведения как
действия (action); что такое понимание должно совмещаться с фокусированием внимания на
структурных компонентах социальных институтов и общественных систем; и что понятия власти
и господства логически, а не каким-то случайным образом, связаны с определенными мною
концепциями действия и структуры»30, Остановимся коротко на каждом из трех выделенных
суждений.
Выдвигая на передний план концепцию социального действия, Гидденс 27 Ibid. P. 48.
28
Ibid. P. 91.
29
Ibid. P. 94.
30
Giddens A. Power, the Dialectic of Control and Class Structuration // Social Class and the
Division of Labour. Cambridge, 1982. P. 29; См. также его основную работу по данной теме:
Giddens A. The Class Structure of the Advanced Societies, N. Y., 1973.
98
 вступает в полемическую борьбу со структурализмом. Он считает, что именно эта концепция
отсутствует и у марксистов типа Л. Альтюссера, и у Т. Парсонса. Главной чертой социального
действия по Гидденсу — служит наличие агентов, обладающих достаточным рефлексивным
знанием для того, чтобы быть в состоянии изменять свое положение в мире, «поступать
вопреки» («to do otherwise»).
При этом, конечно, всякий агент сталкивается с институциональными ограничениями.
Понимая это Гидденс, однако, пытается снять традиционное противопоставление структурного и
деятельностного подходов, показывая, что структурные рамки двойственны, ибо служат
одновременно и исходной основой, и продуктом человеческого действия. Он пишет, что
структурные компоненты социальных систем следует рассматривать в отношении к
человеческому действию одновременно как стимулы и как ограничители; и традиционный
дуализм между действием и структурой должно переинтерпретировать как двойственность
(duality), в которой структура выступает и как посредник (medium), и как результат
опирающихся на знание социальных практик.
Быть агентом, как утверждает Гидденс, значит обладать властью, понимаемой как
возможность вносить коррективы в поток событий.
Причем на практике даже, казалось бы, абсолютно безвластные индивиды (вроде
заключенного в одиночной камере) тем не менее, во всех типах отношений способны к
мобилизации каких-либо ресурсов контроля над ситуацией (например, через голодовку).
Гидденс называет это «диалектикой контроля».
В итоге появление границ между классами ставится в прямую зависимость от способа
структурации. Структурация же классовых отношений, по авторскому замыслу, может быть двух
видов: опосредованная (mediate) и непосредственная (proximate). Опосредованная структурация
возникает там, где ограждается (closure) мобильность в отношении любых рыночных
возможностей, связаны ли они с обладанием собственностью, образовательным дипломом или
просто физической рабочей силой. Что же касается непосредственной структурации, то она, по
определению Гидденса, имеет три взаимосвязанных основания: разделение труда внутри
предприятия, распределение профессиональных ролей; отношения неравно распределенного
авторитета внутри предприятия; существование так называемых распределительных групп
(distributive groupings), связанных уже не с производством, а с общими параметрами потребления
(например, жилищной сегрегацией по районам и т. п.).
В своей теории структурации Гидденс пробует противопоставиться подходам как К. Маркса,
так и М. Вебера. Но по сути в данном случае он направляет воду в веберовское русло. (Не трудно
заметить явные параллели в его аргументации с неовеберианской концепцией Ф. Паркина,
несмотря на имеющуюся разницу в терминологии.) 4* 99
 Разумеется, чрезвычайно важно взять методологически верный тон в общих рассуждениях о
структуре, действии и власти. Заставить же его звучать на инструментах конкретного
эмпирического исследования намного труднее. Впрочем, примеры такого успешного
применения веберовской методологии к исследованию конкретных социальных групп, как мы
увидим ниже, были показаны еще до появления теории структурации.
Многокритериальность как теоретический принцип (У. Г. Рансимен) Веберовский
плюралистический подход к анализу социальной структуры последовательно отстаивается У. Г.
Рансименом, считающим, что класс, статус и политическая власть являются основой для трех
отдельных общественных иерархий. Конечно, и некоторых (чаще всего доиндустриальных)
обществах и в некоторых случаях (как, например, в случае с иерархией социально-
профессиональных групп) классовое, статусное и властное членения могут сходиться очень
близко, чуть ли не совпадать. Но в принципе они всегда остаются относительно
самостоятельными стратификационными системами, а между их категориями нет даже особо
тесной связи31.
Помимо узкого «партийно-политического» понимания «власти» Рансимен повсеместно
использует это понятие в общесоциологическом значении — как основу любого структурного
процесса, образования и класса, и статуса, и партии. Используя распределение власти как
исходную основу для множества стратификационных критериев, он предлагает сначала
«идеальные типы индустриального общества», построенные на базе различных
стратификационных систем («классовое», «элитное», «кастовое», «плюралистическое»,
«социалистическое» и «революционное») 32, а из этих «кубиков» складывает типологию
«реальных обществ», включающую в себя: «неокапиталистический» тип (пример
Великобритании), «социал-демократический» тип (пример Швеции), «государственный
социализм» (пример Советского Союза), «революционный социализм» (Китай), и
«этнократический» тип (Южно-Африканская республика).
Рансимен воюет с однокритериальным членением общества и собственно в классовой теории,
утверждая, что ни профессионально-должностное положение, ни размеры дохода не могут
служить достаточным основанием для выделения классов, но только единство трех критериев
наличия или отсутствия экономической власти: 31 Runciman W. G. Class, Status and Power //
Social Stratification. Cambridge. 1968.
P. 25-61.
32
Runciman W. G. Towards a Theory of Social Stratification. // The Social Analysis of Class
Structure. P. 62-63.
100
 возможностей контроля (распоряжения экономическими ресурсами), размеров собственности
(юридического владения ресурсами), рыночных позиций (marketability) (обладания
необходимыми способностями или квалификацией).
Сравнивая между собой трех профессиональных инженеров с одинаковыми персональными
данными — служащего крупной компании, владельца малого бизнеса и независимого
консультанта, — Рансимен утверждает (и в атом суть его подхода), что: «Несмотря на всю
разницу между ними как в уровнях дохода, так и в системе занятости, они находятся в одной
классовой позиции. А происходит это потому, что каждый из них представляет один из
функционально эквивалентных критериев экономической власти — контроль в первом случае,
собственность во втором случае и рыночные позиции — в третьем»33.
Рансимен фиксирует на этой основе семь различных классов. Но нам здесь интересен сам
подход — выделение классов в зависимости от масштабов реализуемой экономической власти,
учитывающее позиции субъектов на рынке собственности, рынке труда и во внутрифирменной
организации.
Многокритериальный подход был реализован в целом ряде эмпирических исследований,
посвященных разным социальным группам. К «классическим» образцам сегодня можно отнести
исследование клерков (Д. Локвуд), рабочих («Кембриджская группа» — Дж. Голторп и др.),
мелкой городской буржуазии (Ф. Бичхофер и др.), сельских фермеров (Г. Ньюби и др.).
Посмотрим, в чем состоит специфика их подходов.
«Работник в черном пальто» (Дэвид Локвуд) Опубликованное в конце 1950-х годов
исследование Д. Локвуда, посвященное судьбам служащих-клерков, явно воплощает
веберовскую традицию. Суть же подхода такова. Положение любой социальной группы
раскрывается через характеристику ее трех ситуаций: рыночной, трудовой и статусной. Первые
две формируют классовые, третья — стратификационные позиции группы. Именно
совокупностью указанных позиций определяется структура группового самосознания и
самоидентификации.
Рыночная ситуация, по Локвуду, непременно включает отношения собственности. Но
отличие от ортодоксальных марксистов весьма существенно. Последние считают, что само
наличие или отсутствие собственности есть основание для классовой идентификации. Если же
какая-то группа (те же клерки) не осознают своих «объективных» 33 Runciman W. G. How Many
Classes Are There in Contemporary British Society? // Sociology. 1990. Vol. 24. N 3. P. 380.
101
 интересов, то это не иначе как результат «ложного самосознания» (false consciousness).
Локвуд же (помимо неприятия «ложности» или «истинности» сознания как социологических
категорий) утверждает, что рыночная ситуация включает не только размеры собственности и
получаемых доходов, но также социальную защищенность и шансы на социальное продвижение,
зависящие, в свою очередь, во многом от квалификационного уровня работников.
«Важно, что отнюдь не все те, кто лишен собственности и принадлежат к категории наемного
труда, обязательно находятся в сходной рыночной ситуации»34.
Так, клерки традиционно находились в более привилегированном материально и
защищенном положении по сравнению с работниками физического труда. В середине данного
столетия, впрочем, эти различия с квалифицированной частью рабочих сошли на нет. Все чаще
служащие оказываются в менее защищенной от безработицы и экономически зависимой
ситуации. Но сближения с рабочим классом, тем не менее, не происходит. Во-первых, потому,
что мелкие служащие все же сохраняют иные карьерные ориентации и действительно имеют
лучшие шансы на продвижение (одна треть вырастает до менеджерских постов). А во-вторых,
одной только рыночной ситуации для характеристики недостаточно. Важны позиции в системе
разделения труда, квалификационные различия, дифференциация внутрифирменных властных
полномочий.
«Несомненно, в современном индустриальном обществе, — подчеркивает Д. Локвуд, —
наиболее значимые социальные условия, формирующие психологию индивида, вырастают из
организации производства, управления и распределения. Другими словами, из «трудовой
ситуации»«35.
Помимо того, что условия работы служащих менее «пыльные», они физически отделены
конторской стеной от «синих воротничков», что дополняется сохранением между ними и
социальной отстраненности.
Работа клерков скорее сближает их с менеджерами, их отношения более неформальны, чаще
отдают явным патерналистским духом, клерки теснее привязаны к работе на конкретную фирму.
В результате их позиции ассоциируются с властью, хотя реальной власти в их распоряжении
вовсе и нет.
Рутинизация и стандартизация конторских операций, часто ведущие одновременно к
специализации и деквалификации их труда, делают их позиции несколько более
противоречивыми и еще более привязывают к своей фирме. Вдобавок в каждой группе можно
усмотреть весомые квалификационные различия. И у клерков была своя «аристократия»
(скажем, банковские клерки) и свои «низы» (железнодорожные служащие).
34
Lockwoad D. The Blackcoated Worker: A Study in Class Consciousness. L., 1958. P. 203.
35
Ibid. P. 205.
102
 Но еще более двойственными оказываются статусные ситуации.
Нигде, пожалуй, они не важны настолько как в отношении клерков с их извечным снобизмом
и претензиями на статус «джентльмена». И это не случайно. До трех четвертей из них сами
происходят и выбирают жен и мужей из различных средних слоев (включая квалифицированных
рабочих).
При этом замечается, что статусные претензии служащих другими группами признаются все
меньше и меньше. Этому снижению престижа в немалой степени способствовало признание
«женского» характера многих конторских профессий (еще до того как женщины действительно
заняли в них большинство рабочих мест). Кроме того, наиболее квалифицированные группы
рабочих сами покушаются на более престижные позиции, «обуржуазиваются» (не в
марксистском смысле как получатели «рентного» дохода из части хозяйской прибыли, а через
принятие культурных ценностей средних классов). И это статусное соперничество («status
rivalry») между обладателями «синих воротничков» и «черных пальто» еще более снижает
шансы на их единую идентификацию.
Служащие образуют свои отдельные профсоюзы (причем степень организованности зависит
от рыночной и трудовой, но не от статусной ситуации тех или иных групп), но они менее
воинственны и более полагаются на диспуты, нежели на забастовочную борьбу. И то, что клерки
разбросаны по офисам и ступеням служебной иерархии, разумеется, не способствует их
групповой консолидации и солидарности.
«Преуспевающий рабочий» (Джон Голдторп и др.) Тему «белых» и «синих воротничков»,
уже с другого конца, продолжает «Кембриджская группа» (Дж. Голдторп, Д. Локвуд, Ф.
Бичхофер и Дж. Платт). Они подвергают эмпирической проверке тезис об «обуржуазивании»
рабочего класса, т. е. о его сближении со средними слоями и но уровню доходов, и по позициям
в разделении труда, и но культурным нормам и ориентациям. При анализе трудовой ситуации на
заводах Льютона обнаруживается, что: «трудовая ситуация, в которой находятся служащие, все
еще в целом превосходит ситуацию работников физического труда и по трудовым льготам, и по
перспективам на продвижение и повышение уровня дохода в будущем. Ведь классовые позиции
к одной покупательной способности отнюдь не сводятся» 36.
Выясняется, что за тот же уровень зарплаты рабочие вынуждены перерабатывать по
сравнению со служащими (их рабочее время в итоге оказывается на 25% длиннее), причем,
трудиться в менее удобные рабочие часы. Их оплата чаще носит ненавистный сдельный
характер.
36
Goldthorpe J., Lockwood D., Bechhofer F., Platt J. The Affluent Worker in the Class Structure.
Camhridge, 1969. P. 24.
103
 И движут рабочими другие (в целом более материалистические) трудовые мотивы.
Мотивы эти отражаются на общем отношении к своей работе.
Работа и жизнь вне работы у рабочих более резко разделены, Совершенно другой круг друзей
и родственников позволяет «отключиться», забыть на время о «жизни в труде». В силу некоего
внутреннего сопротивления большинство из них не пользуется местами для совместного отдыха,
организованными при месте работы. Членство в подобных обществах и клубах почти полностью
«беловоротничковое». У служащих такое деление на работу и жизнь вне работы менее заметно.
В нерабочее время «синие воротнички» более замкнуты в своей семейной среде.
Общественно-культурная жизнь «белых воротничков» явно более активна. Они также более
склонны ограничивать размеры своей семьи.
У рабочих, как правило, более упрощенные представления о классовой структуре общества,
которое в их глазах делится на «мы» и «они» (имеющие власть над нами). Видение более
развитых иерархий, основанных на социальном престиже, характерное для средних слоев, у них
отсутствует. Более половины ставят во главу угла материальные факторы.
Что же касается перспективных ориентации, рабочие живут более своим настоящим,
нацелены скорее на поддержание имеющегося жизненного уровня, нежели на расширение
экономического и культурного горизонта. У них чаще, по сравнению со служащими, отсутствует
сколь-либо долгосрочное планирование в области расходования собственных сбережений.
У рабочих также явно более низок и уровень карьерных ожиданий, да и шансы на
продвижение невелики. Хотя многие поговаривают о собственном деле, но практические
попытки в этом направлении предпринимает не более чем каждый пятый. Да и в этом случае
продвижение видится не как карьера внутри фирмы (типичные ожидания служащего), а как
повышение собственного благосостояния за ее воротами, В своих действиях рабочие чаще
ориентируются на коллективы типа профсоюзных объединений, в то время как служащие более
рассчитывают на индивидуальное продвижение. Наконец, в сфере политических установок
рабочие более привержены голосованию за лейбористскую партию.
Итог рассуждений уже понятен; тезис о прогрессирующем «обуржуазивании» рабочего
класса опровергается, хотя и вовсе не с марксистских позиций: «По крайней мере, там где дело
касается мира труда, тезис об обуржуазивании рабочего класса очень слабо соответствует
реальности современного британского общества».
Утверждается также, что в качественном отношении, если и происходит сближение, то скорее
нижние средние слои по своим позициям сдвигаются к позициям рабочего класса, нежели
наоборот (хотя о 104
 «пролетаризации» служащих говорить все же не стоит). Впрочем, нас в данном случае
интересовали более даже не выводы по конкретным социальным группам, но состав
переменных, используемых для структурного анализа.
«Неудобный стратум» (Франк Бичхофер и др.) При анализе некоторых социальных групп
особенно рельефно видна неприемлемость прямолинейных классовых схем. К подобным
группам относится, без сомнения, так называемая мелкая буржуазия. Владельцы небольших
магазинов, «лавочники» (small shopkeepers), взятые на прицел Ф. Бичхофером, Б. Эллиотом и их
коллегами, действительно, на редкость «неудобный» стратум. Подобно буржуазии лавочники
владеют собственностью и привлекают (хотя и в крайне ограниченных размерах) наемный труд.
По своей независимости и организации трудового процесса они близки к ремесленникам. По
доходам и обеспеченности предметами длительного пользования приближаются к
квалифицированным специалистам. Но работать собственными руками вынуждены не меньше,
чем рабочий класс. По уровню образования они близки нижним социальным слоям, а но
политическим пристрастиям — скорее верхним.
Мировоззрение данного слоя характеризуется как своеобразный «экономический
традиционализм». Его отличает ориентация на поддержание «статус кво» и существующих
жизненных условий, неприязнь ко всяким существенным переменам и отсутствие серьезных
деловых амбиций. Честолюбивые же устремления скорее переносятся на детей, которые весьма
часто покидают сферу мелкого родительского бизнеса.
«Контролирование шансов на продвижение собственных детей — важный элемент классовой
ситуации. И в этом отношении контраст с исследованными ранее преуспевающими рабочими...
поразителен»37.
Основное место в структуре ценностей «мелкого буржуа» занимает сохранение
независимости (чуть ли не единственный плюс, извлекаемый мелкими собственниками из их
экономического положения).
Характерна также идеология опоры на собственные силы, на собственный упорный труд.
На политической арене интересы мелких собственников представлены довольно скудно. Они
скорее представляют образцы радикального индивидуализма.
«Большинство мелких бизнесменов — «одиночки», а не «приверженцы объединения»
(«loners, not joiners»), и крупные политически эффективные ассоциации ими образуются
редко»38.
37
Behhhofer F. et. at. The Petits Bourgeois in the Class Structure: The Case of the Small
Shopkeepers // The Social Analysis of Class Structure. 1974. P. 122.
38
The Petite Bourgeoise: Comparative Studies of the Uneasy Stratum. L., 1981. P. 195.
105
 Голосуют, впрочем, чуть ли не поголовно за партию консерваторов.
Это разряд «трудящихся», который вовсе не склонен поддерживать лейбористов.
Итак, лавочники в целом ряде отношений являются маргиналами.
По выражению Бичхофера и Эллиота, их положение обеспечивает для очень разных слоев
канал профессиональной мобильности, но без общей социальной мобильности 39. Куда, к какому
«классу» их прикажете отнести? Именно на таких группах и возможно показать, что только
совокупность ситуационных (рыночных, трудовых и социальных) характеристик, дополняемая
анализом укорененных ценностей и устойчивых экспектаций, может служить основой для
выделения социальных групп в отдельные слои и страты с их специфической идеологией,
хозяйственным поведением и политическими установками.
Мелкие фермеры (Ховард Ньюби и др.) Исследования X. Ньюби и его коллег, посвященные
фермерским хозяйствам и стратификации сельских сообществ, — отличное дополнение к
примерам утилизации веберианской методологии. Многое объединяет фермеров с их
городскими собратьями (теми же «лавочниками»). Та же готовность к упорному труду для
сохранения собственной независимости. Та же зажатость между жерновами крупного капитала и
государственной бюрократии. Та же политическая приверженность консерватизму без полного
отождествления с консервативными партиями40.
Но исследователи привлекают внимание также и к другим важным обстоятельствам. К тому,
что само по себе неравномерное распределение ресурсов еще не говорит о том, как собственно
складываются классовые отношения. В сильной степени это зависит от контекста, комплекса
конкретных условий, в которых находятся различные группы. Такие специфические условия и
формируются в рамках сельских фермерских хозяйств — с их привязанностью к земле,
преобладанием семейных предприятий, своеобразной местной солидарностью («локализмом»),
объединяющим хозяев и работников в их отношении к «чужим», «новичкам», «пришельцам».
Но главное, вырастающие из своего корня — собственности на землю, — властные
отношения пронизываются также неким моральным духом, который и помогает утвердить
стратификационную систему. Он разделяет классы и одновременно увязывает их воедино,
легитимирует 39 Bechhofer F. et. at. The Petits Bourgeois in the Class Stniriure... P. 120.
40
Newby H., Rose D., Saunders P., Bell C. Farminf for Survival: The Small Farmers in the
Contemporary Rural Class Structure // The Petite Bourgeoisie. P. 38-70.
106
 неравенство и превращает противостоящие группы в некое подобие единой семьи.
Стратификационная система, тем самым, утверждается не в отношениях простого господства и
подчинения, но в более сложных (и более «традиционных») отношениях, которые лучше всего
раскрываются понятием патернализма.
«Необходимо вновь подчеркнуть, что патернализм существует не в социальном вакууме, он
возникает из специфической системы социальной стратификации и укоренен в этой системе,
имеющей в основе своей экономический источник, объективируемый посредством
собственности. Патернализм, таким образом, выступает как метод самоутверждения классовых
отношений и вырастает из потребности в стабилизации и моральном оправдании системы,
покоящейся на фундаментальном неравенстве» 41.
Вообще интересно, как проявляются методологические пристрастия в выборе
исследовательского объекта. Если неомарксистов более всего заботит судьба рабочего класса и
прочих нижних слоев, то внимание неовеберианцев приковывается к разного рода «срединным»,
«промежуточным» группам. Считается (и не без оснований), что именно на этом материале и
можно решать самые сложные проблемы образования классовых и слоевых границ. Словом, всех
интересуют «маргиналы». Но маргиналы разного уровня.
Классы как траектории (Сэнди Стюарт и др.) Если марксисты чаще всего игнорируют
проблемы социальной мобильности (их интересует скорее структура классовых позиций, нежели
распределение индивидов по этим позициям), то сторонники веберианской методологии уделяют
куда большее внимание именно траекториям социального движения.
Так, упоминавшийся ранее Джон Голдторп подчеркивает, что до всяких рассуждений о
классовом сознании и действии нужно еще посмотреть, что происходит с самими классовыми
позициями во временном аспекте. Построив свою исходную классовую схему на основе
сравнительных трудовых и рыночных позиций, Голдторп исследует направленность и длину
карьерных траекторий, связи и различия внутри- и межпоколенной мобильности, эмпирически
опровергая упрощенные зависимости между формированием классов и мобильностью42.
Обратим внимание на его общий вывод: «Попытки исследовать проблемы образования
классов и классового действия, не принимая по внимание степени классовой мобильности,
подобные тем, что пред 41 Newby H., Bell С., Rose D., Sounders P. Property, Paternalism and Power:
Class and Control in Rural England. L., 1978. P. 28-29.
42
Goldtorpe J. H. Social Mobility and Class Structure in Modern Britain. Oxford, 1980.
107
 принимаются марксистами-структуралистами, имеют невеликую ценность»43.
«Траекторный» подход к стратификационным процессам проповедуется и «новой
кембриджской группой» в лице Р. Блэкберна, К. Прэнди и А, Стюарта (авторы кембриджского
«Affluent Worker Study» вскоре были разброшены судьбой по разным концам Великобритании)
44
.
Блэкберн, Прэнди и Стюарт выбирают профессии как традиционный исходный элемент
стратификационного членения, но определяют профессию, учитывая характерную для нее
внутрипрофессиональную траекторию. Перспективы социального продвижения оцениваются,
таким образом, как важный элемент нынешнего положения индивидов 45.
При этом особая роль придается влиянию образования. Исследовательским же материалом
(не впервые и не случайно) становятся карьерные судьбы клерков. Приведем один из
характерных выводов ново-кембриджского исследования; «... (Из приведенных данных. — В. Р.)
совершенно ясно, что те, кто начинал трудовой путь в качестве клерков, ныне зарабатывают
намного больше тех, кто всю жизнь был связан с физическим трудом.
Позиция клерка не является хорошо оплачиваемой или особо привлекательной, но она являет
начальную ступень относительно доходной и весьма привлекательной карьеры. Как таковая, она
привлекает людей с относительно высоким уровнем образования, а также с ожиданиями и
устремлениями, характерными для средних классов»46.
Неовеберианские работы по социальной мобильности, впрочем, хотя и принципиально
обходящие стороной статусное ранжирование по шкалам престижа, находятся под явным
влиянием более развитой («высокотехнологичной», математически оснащенной) американской
традиции, представленной исследованиями СМ. Липсета, О. Д. Данкена, Р. Хаузера и других и
возросшей скорее на иной, функционалистской почве.
В поисках «правильных» классов (Гордон Маршалл и др.) В конце 80-х годов группа
исследователей в лице Г. Маршалла, Д. Роуза и др. решается выступить в качестве рефери в
дискуссии между лидерами классовой схематизации неомарксистом Э. Райтом и неовеберианцем
Дж. Голдторпом. «Правильный» (right) класс, конечно, не научное понятие, но обыкновенный
каламбур, возникший в связи с 43 Goldiorpe J. H. Social Mobility and Class Formation: On the
Renewal of a Tradition in Sociological Enquiry. Amsterdam, 1983. P. 20.
44
Stewart A., Prandy K., Blackburn R. M. Social Stratification and Осcupations. L., 1980; Prandy
K., Slewart A., Blackburn R. M. While-Collar Work. L., 1982.
45
Stewart A., Prandy K., Blackburn R. M. Social Stratification and Осcupations. P. 153, 197-198.
46
Ibid. P. 172.
108
 фамилией Райта47. Чаша весов в то же время, по мнению внимательных судей, склоняется в
пользу Голдторна.
Маршалл и его коллеги сами проводят обширные исследования, делая больший упор на
проблемы структуры классового сознания.
Итогом изысканий становится вывод о том, что при всей амбивалентности классового
сознания, «класс» нее же остается одной из важнейших объясняющих переменных 48.
То, что мы уделили столько внимания британским исследованиям, конечно, не случайно.
Количественные методы поставлены здесь много скромнее, нежели в США, но теоретическая
традиция соцструктурных исследований, бесспорно, сильна. К тому же сравнительно сильна, как
принято считать, и степень являемой британским обществом классовой идентификации.
В заключение отметим, что неовеберианцы в целом противостоят сразу двум
структуралистским подходам — марксистскому, выстраивающему жесткие позиционные
структуры, и функционалистскому, акцентирующему проблемы нормативного регулирования
(развитие последнего направления нами здесь специально не рассматривалось).
Вместе с марксистами веберианцы противостоят функционализму своим конкретно-
историческом подходом, вниманием к властным основам отношений, выделением дискретных
экономических классов. С функционалистами против марксистов их объединяет осознание
принципиальной важности статусных различий и социальной мобильности. В то же время
теоретические схемы веберианцев более замысловаты и менее влиятельны в идеологическом
отношении.
Глава 6 СОВРЕМЕННЫЕ ФОРМЫ СОЦИАЛЬНОГО НЕРАВЕНСТВА 1. Новая тематика
соцструктурных исследований Последние два с половиной десятилетия ознаменовались
своеобразным всплеском стратификационных разработок. В эти годы оформился целый ряд
направлений, которые не являются прямым продолжением классических традиций, идут вразрез
или отходят в сторону, захватывая новые поля смыслового пространства, Хотя, возможно,
материал, с которым они работают, новым и не назовешь.
47
Rose D., Marshall G. Constructing the (W) right Classes // The Debate on Classes. P.
243-265.
48
Marshall G., Ruse D., Newby H., Vagler C. Social Class in Modern Britain. 1988; Marshall G. et
at. Political Quiescence Among the Unemployed in Modern Britain // Social Stratification and
Economic Change. L., I988. P. 193-225.
109
 В данной главе мы остановимся на новых подходах к изучению социального неравенства,
уделим основное внимание структурным подходам (преимущественно на примере британских
исследовании, которые, во-первых, достаточно сильно развиты, а во-вторых, представляют
разумное сочетание теоретических и эмипирических исследований). Завершим данную главу
изложением взглядов постструктуралистов (на примере новой французской социологии).
Противопоставляя две группы подходов — изучающие структуру и изучающие сам процесс
структурации, — мы хотели бы обозначить те сложные пути, по которым движется сегодня
современная социологическая мысль в интересующей нас области.
Стратификация и сегментация рынка труда (Питер Дерингер, Майкл Пайор и др.) Понятия
рыночных позиций (в том числе, позиций на рынке труда) как решающего критерия для
определения классового положения индивидов было введено, напомним, еще М. Вебером.
Однако долгое время в теории рынка труда господствовала парадигма, заимствованная из
неоклассической экономической теории, придававшей агентам рынка черты, близкие к
универсальным. В рамках этой парадигмы стратификационные проблемы оставались где-то на
обочине. Перелом в отношениях теорий рынка труда и социальной структуры наступает в начале
70-х годов с появлением концепции двойственной структуры рынка труда П. Дерингера и М.
Пайора. Они показывают, что в рамках крупных корпораций и фирм существует так называемый
внутренний (internal) рынок труда, существенно отличающийся но своим параметрам он
внешнего (external) рынка труда, функционирующего в большем или меньшем соответствии с
канонами неоклассической теории.
На «внутреннем» рынке в отношении со «своими» рабочими вырабатываются
фиксированные нормы и стандарты распределения труда и его оплаты, правила
профессионального продвижения — где по старшинству, где по способностям.
«На каждом данном предприятии эти стандарты могут модифицироваться, но они не
изменяются под простым воздействием внешних экономических условий или даже в ответ на
колебания внутреннего спроса на труд и предложения труда»1.
Устойчивость норм внутреннего рынка труда вызвана целым рядом факторов:
существованием правил установления размеров оплаты и распределения работников по рабочим
местам; наличием соглашений между работниками и администрацией, которые не могут
пересматриваться слишком часто; 1 Doeringer P., Piore М. Iniernal Labor Markets and Manpower
Analysis. Lexington, 1971, P. 3.
110
 осуществлением вложений в «человеческий капитал», в том числе, через обучение на рабочих
местах (увольнение становится неэффективным средством адаптации ибо ведет к солидным
экономическим потерям); психологическими устоями и выработкой привычек и традиций,
которые нелегко сломать в одночасье.
Применение дифференцированных форм найма, разделяет занятых на две большие группы. К
первой группе относятся занятые на постоянной работе, полный рабочий день и полную
рабочую неделю, имеющие от фирмы фактически гарантированное рабочее место, приличный
уровень оплаты с многочисленными бонусами, полагающийся набор социальных льгот,
обеспеченную пенсию. Вторую же группу составляют занятые по краткосрочным договорам,
работающие неполное время, с более низкой оплатой, без гарантий сохранения места и периоды
экономического спада и без наличия многих социальных льгот, предоставляемых данной
фирмой основной группе работников.
Две названные группы образуют, соответственно, первичный и вторичный рынки труда. С
вычерчиванием водораздела между двумя этими сегментами рынка анализ структуры занятости
становится важной непосредственной составляющей частью стратификационных исследований.
Так. из теории двойственной структуры рынка труда вырастает теория сегментации этого
рынка, напрямую стратифицирующая группы занятых. Приведем для примера краткое описание
двух моделей сегментированного рынка труда.
Первая модель принадлежит Ч. Лидбитеру. Его схема заключает четыре концентрических
круга: 1. Ядро (the core) — занятые полное рабочее время.
2. Периферия (the periphery) — занятые неполное рабочее время, а также самостоятельные
работники и занятые и домашнем хозяйстве.
3. Краткосрочные безработные (в пределах одного года).
4. Долгосрочные безработные (более одного года).
Внутренние круги — ядро и периферия — обозначают первичный и вторичный сектора
занятости2.
Более изощренная модель предложена Дж. Аткинсоном — автором теории «гибкой фирмы»
(flexible firm), т. е. фирмы, применяющей системы гибкой занятости. Она также изображена в
виде концентрических кругов, которые поделены на сегменты. Кругов же всего три: 1. Ядро.
2. Первая и вторая периферийные группы.
3. Внешняя периферия.
В ядре находятся группы первичного рынка труда — занятые полное рабочее время и в
периоды неблагоприятной экономической конъюн 2 McDowell L. Divided nation: Social and
Cultural Change in Britain. L., 1989. P. 45.
111
 ктуры испытывающие на себе приемы функциональной гибкой занятости (functional
flexibility). Последняя означает приспособление наличной рабочей силы к изменяющимся
потребностям производства без осуществления массовых приемов и увольнений — путем
переобучения работников, освоения ими смежных профессий, их командирования на другие
места работы, изменения режима рабочего времени и т. п.
Первая периферийная группа включает тех, кто занят полное рабочее время, но подвержен
методам численной гибкой занятости (numerical flexibility). Эти группы занятых сокращаются в
периоды экономических рецессии и привлекаются вновь при появлении потребностей в
расширении конкретных производств. Отсутствие гарантий занятости позволяет Аткинсону
относить их к сегменту вторичного рынка труда.
Вторая периферийная группа в рамках фирмы, использующей системы гибкой занятости,
включает в себя целый веер относительно менее обустроенных групп, а именно: работающих на
краткосрочных контрактах, занятых неполное рабочее время, обучающихся за счет
общественных субсидий, делящих с кем-то свое рабочее место, работающих с отложенным
наймом.
Наконец, своего рода внешнюю периферию (наш термин. — В. Р.) образуют группы
работников, большинство из которых вовсе не числится в списках занятых данной фирмы и
используется как внешняя дополнительная рабочая сила. К таковой относятся: работающие по
субподряду (субконтракту), нанятые через трудовые агентства временные работники,
самозанятые (самостоятельные работники), привлеченные со стороны (outsourcing).
Первая и вторая периферийные группы образуют два сегмента вокруг внутреннего ядра.
Внешняя периферия примыкает с боков при сохранении заметной дистанции с более
привилегированными группами3.
Не забудем и безработных. В их числе оказываются очень разные группы: те, кто потерял
пару месяцев на смену рабочего места или долгое время не находит работу по специальности; по
сути добровольно не участвует в общественном производстве (подобно многим домохозяйкам)
или просто не способен уже к такому участию (опустившиеся, люмпены) — у каждой группы
свои черты и судьбы.
Интерес к сегментации рынка труда во многом вызван заметным расширением в 1970-1980-е
годы вторичного рынка, утолщением периферийных слоев, в результате чего гибкость систем
занятости возрастает, а иерархия форм занятости становится более длинной. Впрочем, конечно,
это вопрос не одной только занятости и не только 3 The Economy in Question. L. 1989. Р. 202.
112
 материального положения групп. Способ занятости влияет на размеры свободного времени и
характеристики стиля жизни, на уровень социального статуса и характер социальных
притязаний, на общее психологическое состояние индивидов. Социально-трудовые диспозиции,
таким образом, множеством ручейков перетекают в статусные диспозиции.
Кто же оказывается внизу этой рыночной иерархии, если отвлечься на время от наиболее
очевидных дифференцирующих признаков — образования и квалификации? Стратификация и
этничность Одной из характерных примет периода после Второй мировой войны стал массовый
приток в наиболее развитые западные страны выходцев из так называемого Третьего мира.
Поначалу иммиграция даже поощрялась правительствами данных стран. Перестраивающиеся
национальные хозяйства требовали новых рабочих рук и в том числе рук иностранных рабочих,
выполняющих малопривлекательную, грязную, рутинную работу, от которой местное население
все более отворачивалось. В отношении к прибывающим этническим меньшинствам
проводилась выраженная стратификационная политика, припудренная демократической
фразеологией равных прав, но в то же время достаточно строго (хотя большей частью и не
формально) указывавшая этим меньшинствам положенные места на социальных лестницах.
Но, как водится, первый шаг влечет за собой и последующие.
Воспользовавшись либерализацией иммиграционной политики, представители малых
этнических групп начали перебазировать свои семьи и образовывать этнические коммуны.
Поскольку ожидаемая ассимиляция этих меньшинств натолкнулась на серьезные барьеры, роль
этнического фактора в социальной дифференциации начала обращать на себя все большее
внимание. Когда пришла пора оценить результаты, выяснилось, что этнические слои достаточно
консолидированы и расположены на низших и средних ступенях стратификационных иерархий,
а вокруг них распахана полоса потенциальных конфликтов.
Этнические меньшинства концентрируются в определенных зонах рынка труда. Прежде всего
это зоны полуквалифицированного и неквалифицированного физического труда в производстве,
а в еще большей степени — в сфере услуг нетехнологического и нефинансового профиля.
«Инородцы» также становятся форпостом безработицы.
Профессиональная дискриминация выталкивает этнические меньшинства в определенные
более или менее свободные ниши. В итоге множество представителей этих меньшинств
обнаружены в сферах мелкого и среднего предпринимательства, где добились неплохих успехов,
постепенно вытесняя из полей своей деятельности коренное население (особенно это относится к
торговле, общественному питанию, бытовому обслуживанию). Этнические меньшинства
образовали 113
 также зоны компактного расселения, в том числе так называемые внутренние города.
Этническая сегрегация стала, таким образом, одновременно и территориальной сегрегацией.
Серьезность и очевидность этнических различий подталкивала к пересмотру
стратификационно-классовых подходов, к интегрированию расово-этнического фактора. К
решению проблемы класса и этничности подходят по-разному. Мы используем классификацию
подходов, данную Робертом Майлсом4.
Марксисты считают, что этничность в принципе не может образовать самостоятельного
стратификационного поля, сравнимого но значению с полем классов. При этом одна часть
марксистов утверждает, что иммигранты в западных странах есть не более чем внутренняя
составляющая рабочего класса, своего рода «субпролетариат». Этническая дискриминация
только усугубляет их незавидное положение5.
Другая часть марксистов стоит на позициях не единого (unitary), a «разделенного» рабочего
класса, в котором этнические меньшинства образуют по своему положению особые страты6.
Наконец, веберианцы проводят мысль о том, что этническая дискриминация становится
основой для формирования особых классовых позиций, отличных от позиций рабочего класса.
Эти позиции обозначены понятием «андеркласс» или «подкласс» (underclass).
«Меньшинства являлись рабочим классом в экономических терминах, но... этническая
принадлежность (буквально, «цвет». — В. Р.) также лишала их всяких статусных и властных
преимуществ, и в результате они оказывались в худшем положении в сфере потребления,
например, в обеспеченности жильем... Мигранты были андерклассом, разрывающимся между
британской социальной структурой и своими связями и аспирациями, вынесенными из Третьего
мира»7. Этот «андеркласс» образуется в результате социального исключения групп с негативной
коллективной идентификацией».
Критики концепции «андеркласса», в свою очередь, указывают (наверное, справедливо) на
достаточно широкие зоны взаимного переплетения позиций этнических меньшинств и коренного
населения.
Итак, этнический фактор действительно обладает завидной устойчивостью в объяснении
многих стратификационных проблем. При этом этнические группы имеют много больше шансов
на то, чтобы образовывать «реальные группы», в отличие от социально-экономичес 4 Miles R.
Racism and Class Structure: Migrant Labour in Contemporary Capitalism II Divided Nation. L., 1989.
P. 93-95.
5
Westergaard J., Resler H. Class in a Capitalist Society: A Study of Contemporary Britain.
Harmondsworth, 1977. N 11. P. 356-360.
6
Castles S., Kosack G. Immigrant Workers and Class Structure in Western Europe. L., 1973.
P. 477.
7
Rex J., Tomlinson S. Colonial Immigrants in a British City. L... 1979. P. 275-276.
8
Parkin F. Marxism and Class Theory: A Ranrgeois Critique. P. 68.
114
 ких классом, часто остающихся группами номинальными, статистическими.
Конечно, находятся и те, кто считает, что расово-этнические признаки и вoвce вытесняют
классовые различия. Однако на данный момент все же преобладает мнение, что этнические
различия не могут убрать со сцены экономические классы и социально-профессиональные
группы, ибо по многом они остаются D ортогональных плоскостях.
Исследования межэтнических различий, на наш взгляд, в какой-то мере сдерживаются
осторожностью западных исследователей, вызванной деликатностью самой темы (обвинений в
расизме боятся как огня).
Стремление быть сверхкорректным проявляется и в решении следующей проблемы, также
претендующей на революционное переустройство всех стратификационных концептов.
Стратификация и пол Фактически до начала 80-х годов теоретики стратификации жили
достаточно спокойно, игнорируя проблему полового разделения. Либо женщины объединялись с
мужчинами в единый рабочий класс или в единый средний класс, либо социально-
профессиональное положение женщины определялось положением семьи, под которым
молчаливо подразумевалась позиция мужа, что, конечно, трудно оправдать теоретически при
современном высоком уровне трудовой активности женщин и заметной доле смешанных семей.
Не обошлось в данном случае без влияния соседей — теоретиков-экономистов, трудившихся над
моделями «бесполого индивида».
Проблема интеграции тендерных различий в стратификационных исследованиях возникла,
разумеется, намного раньше 80-х годов. Но нужна была сила, которая заставила бы обратить на
нее внимание.
Такой силой, судя по всему, стали феминистские движения, не оставившие в стороне и
социологию (получить обвинение в сексизме в западном сообществе тоже вещь малоприятная).
В Великобритании начала 80-х годов исследованиям социальной мобильности по отцовским
линиям начали противопоставлять изыскания, учитывающие мобильность женских групп в
качестве самостоятельного фактора. Так, Э. Хит, сравнивая карьерные возможности тендерных
групп, приходит к выводу, что шансы покинуть низшие должности, связанные с физическим или
рутинным умственным трудом, используя чисто рыночные возможности, у женщин скромнее.
Зато шансы на вертикальную мобильность посредством вступления в брак у них оказываются
более благоприятными, по сравнению с мужчинами.
Что же касается мужских групп, среди них выше и внутренняя дифференциация, и
конкуренция за лучшие места (конкуренция, очевидно, выступает как своеобразная плата за
лучшие жизненные шансы) 9.
9
Heath A. Social Mobility. Glasgow. 1981. P. 107-136.
115
 Против концепции гомогенной семьи в изучении социальной мобильности выступили и Г.
Маршалл со своими коллегами. Хотя обнаруживается, что в таких отдельных сферах, как
поведение на выборах женщины в целом склонны следовать за мужчинами, примыкать к их
социальной позиции (может быть, в силу меньшего интереса к политике) 10. В социально-
профессиональном отношении различия полов наиболее заметны. Позиции женщин обычно
ниже. Многие заключены в пределах полуквалифицированной, конторской и обслуживающей
работ. Что же касается половых различий как источника групповой самоидентификации, по
мнению исследователей, они значительно уступают не только классовым позициям или
этнической принадлежности, но вообще занимают весьма скромное среднее место в списке
традиционных переменных.
Вскоре поднялась целая волна тендерных исследований, напрямую увязывавших отношения
полов с проблемами стратификации».
Конечно, нужно согласиться с тем, что рассматривать половое разделение как простое
продолжение классовой дифференциации слишком грубое упрощение, попытка «схлопывания»
различных частей пространства. Женщины не растворяются в общей классовой массе, становясь
объектом горизонтальной и вертикальной сегрегации.
Горизонтальная сегрегация означает сосредоточение женщин в определенных профессиях и
сферах деятельности при их относительной выключенности из других сфер. Так, женщины, как
правило, составляют большинство специалистов в образовании, здравоохранении, социальном
обеспечении. Они преобладают в армии офисных клерков, торговых служащих, работников
общественного питания и бытового обслуживания. Немало женщин трудится на монотонных
конвейерных линиях.
Некоторые сферы труда уже просто отождествляются с «женскими профессиями». Причем
навешивание подобного ярлыка не лишено уничижительного смысла. «Женские профессии»
идентифицируются как нечто не слишком привлекательное, малоквалифицированное, хуже
вознаграждаемое.
Горизонтальная сегрегация тесно переплетается с сегрегацией вертикальной. Известно, что
женщины проигрывают мужчинам по уровню средней оплаты труда как в целом (в чем
отражаются и профессиональные различия), так и по аналогичным категориям занятых.
Женщинами чаще комплектуются группы вторичного рынка труда — временно занятых,
работающих неполное рабочее время (отчасти это происходит в результате свободного выбора
самих женщин, несущих 10 Marshall С. el at. Social Class in Modern Britain. P. 137.
11
В этой волне пока достаточно сложно высмотреть какие-то отдельные наиболее
«выдающиеся» имена. См.: Dex S. The Sexual Division of Work: Conceptual Revolution in Social
Sciences. Brighton. 1985; Gender Segreagalion at Work. L., 1988; Gender and Stratification.
Cambridge, 1989.
116
 основное бремя заботы о семье и детях, отчасти является вынужденным выбором).
Женщины намного реже появляются на высших и средних менеджерских постах. Мужчинам
удается к основном сохранять свои руководящие позиции и лучшие карьерные возможности. В
самих трудовых отношениях не исчезают оттенки патриархальности, нередки случаи служебных
ущемлений представительниц прекрасного пола.
Женщины также менее активны в социальном отношении, например, уровень членства в
профсоюзах у них обычно сравнительно ниже.
А уж где патриархальность наиболее выражена, так это в сфере занятости домашним
хозяйством. И хотя в последние десятилетия мужчины все активнее привлекаются к домашнему
труду, в целом всетаки эта сфера остается на женских плечах (данное разделение труда
сохраняется в принципе даже в семьях, где муж оказывается безработным).
Все упомянутые различия позволяют приверженцам тендерных исследований заключать, что
«половое разделение труда... настолько же важно как и классовое разделение»12.
В процессе «революционного» вторжения тендерных и этнических проблем в область
стратификационных исследовании есть немало точек схождения — подверженность отдельных
групп довольно явной дискриминации на основании их аскриптивного статуса, их оттеснение в
периферийные слои, хотя заполняемые рыночные ниши, конечно, различны. К тому же
тендерные группы, при всех мощных обособляющих факторах в значительно меньшей степени,
чем этнические, тяготеют к превращению в реальные группы, мобилизованные в едином
социальном действии.
Стратификация и возраст Многое сказанное об этнических и тендерных различиях относится
и к возрастной сегрегации. Мы не будем особо на ней останавливаться, хотя поколенческие
различия, разумеется, играют немаловажную социальную роль. Дискриминируются же, как
правило, наиболее молодые и наиболее пожилые поколенческие группы. Последних, впрочем,
эта судьба постигает значительно реже. Принцип старшинства (выслуги лет, трудового стажа на
данной фирме) в оплате труда и социальнопрофессиональном продвижении сохраняет свою
роль, и отнюдь не в одной только Японии.
Молодежные группы занимают относительно более низкие карьерные ступени. Повышенный
процент молодежи часто обнаруживается и рядах безработных. Хотя благодаря повышающемуся
уровню образования молодые поколения все же более благополучны, чем их отцы в начале
своего трудового пути.
12
McDowell L. Cender Divisions // Changing Social Structure. L., 1989. P. 161.
117
 Возраст и прочие социально-демографические признаки почти всегда обладают заметной
дифференцирующей силой. Но интересуют социолога, в первую очередь, их социальные
преломления. Поэтому и в теории стратификации главной задачей можно считать поиск
переменных, опосредующих связи наследуемых и достигаемых статусов.
Стратификация и государство благосостояния (Госта Эсприн-Андерсен) Государство во все
времена играло огромную роль в изменении социальной структуры любого общества. Через
налоговую политику регулируется степень дифференциации доходов и накапливаемой частной
собственности производственного и непроизводственного назначения. Государство выступает в
качестве арбитра в межклассовых конфликтах вплоть до заключения общенациональных
трудовых соглашений. Государство стимулирует преобразования в структуре занятости — через
регулирование условий найма и увольнения, расширение государственных систем образования и
профессиональной подготовки, масштабы и условия выплат пособий по безработице и
нетрудоспособности.
Происходит расширение самого государственного сектора, и результате которого в каждом
классе (специалистов, клерков, рабочих) образуются все более массовые слои, находящиеся на
непосредственной службе у государства. Представители этих слоев заметно отличаются от своих
собратьев, работающих на частные фирмы. Порою различия между государственными и
частными служащими оказываются не менее существенны, чем социально-профессиональные
различия.
Особую роль государство получает с утверждением в западных странах развитой политики
благосостояния (welfare). Эта политика заключает в себе систему мощных стратифицирующих
факторов. Специфическая роль государства благосостояния долгое время игнорировалась
теоретиками стратификации. Но к концу 80-х годов перегородки можно считать окончательно
сломленными.
«Государство благосостояния, — указывает Г. Эсприн-Андерсен, — не просто механизм,
вмешивающийся и по возможности корректирующий структуру неравенства; оно представляет
собой самостоятельную систему стратификации, активную силу, упорядочивающую социальные
отношения»13. Впрочем, различение политик социальных выплат и льгот как действенных
стратифицирующих систем фиксировалось отдельными исследователями еще в конце 50-х
годов14.
Каковы общие размеры социальных выплат и льгот? По каким каналам они проводятся —
через прямые государственные субсидии, общественные фонды или фонды корпораций? На
основе каких 13 Espring-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge. 1990. P.
23.
14
Titmus R. M. Essays on «the Welfare Slate». L., 1963. P. 53.
118
 принципов строится политика этих выплат и льгот — поддержки малообеспеченных,
стимулирования определенных социально-профессиональных групп, равноправного доступа
всего населения? Какие формы преобладают — целевые денежные выплаты, налоговые льготы
или предоставление бесплатных социальных услуг? Направлена ли помощь на повышение
уровня потребления или на стимулирование активности (например, через оплату образования и
профессиональной переподготовки) ? Являются ли социальные выплаты чистой
благотворительностью или перераспределением страховых взносов? Какие группы населения и
на каких основаниях получают доступ к резервуарам государства благосостояния? Каждый из
поставленных вопросов может рассматриваться как составляющая стратификационной
стратегии. И в их решении важно найти разумный путь между крайними точками зрения,
представляющими государство то как послушное орудие в руках господствующего класса
(марксисты), то как институт, совершенно нейтральный в классовом отношении и по природе
своей, и по следствиям проводимой политики (либералы).
Исторически в политике welfare state, — считает один из наиболее известных его теоретиков
Г. Эсприн-Андерсен, — сложилось по крайней мере три общих стратификационных принципа.
1. Либеральный принцип. Социальная помощь оказывается по остаточному принципу —
бедным и малообеспеченным слоям, не способным добыть себе минимум средств существования
посредством рыночных возможностей (предполагается определение минимальных социальных
потребностей и выявление нуждающихся групп). Корень же политики состоит в обеспечении
эмансипации индивида, который добывает себе социальные гарантии путем частного
(рыночного) страхования.
2. Консервативный принцип. Это принцип выступает в двух основных формах — этатистской
и корпоративной, в зависимости от основного источника социальных выплат. Но в обеих версиях
он предполагает патерналистские построения — с отдельными программами для различных
профессиональных и статусных групп, с привязкой выплат и льгот к трудовому вкладу, с
предоставлением высоких гарантий в обмен на верность и лояльность организации, с опорой на
обеспечение семьи, а не индивидуального работника, 3. Социал-демократический принцип.
Сначала данный принцип проводился посредством концентрации фондов в распоряжении
профсоюзных и прочих демократических объединений. Но затем он достиг стадии
универсализма, основанного на правах гражданства, в соответствии с которыми каждый
гражданин имеет права на равные льготы, независимо от степени нужды и своего трудового
вклада.
Наиболее яркое воплощение данная политика нашла в «принципе Бевериджа»
(Великобритания, 40-е годы) 15.
15
Espring-Andersen G. Op. cit. P. 48, 61-64.
119
 В реальной политике, разумеется, все три принципа реализуются в своих сочетаниях. Но все
же в разных странах есть свои устойчивые предпочтения (например, в 80-е годы консервативный
принцип наиболее ярко проявляется в Германии, социал-демократический — в Швеции,
либеральный — и Австралии). Но так или иначе все они воплощаются в соответствующих
стратификационных членениях. А борьба за выбор между различными принципами и формами
их проведения передвигается в центр множества современных социальных конфликтов.
Гражданство и класс (Т. Маршалл и др.) Принято считать, что заслуга соединения двух
социологических дисциплин — социальной политики и социальной стратификации —
принадлежит Т. Маршаллу, опубликовавшему в 1950 г. книгу «Гражданство и социальный
класс»16. В последнее время проблематика книги начала активно подниматься на щит17.
В противовес марксистам, в глазах которых государство благосостояния только
воспроизводит, а то и усугубляет классовые различия, в теории гражданства утверждается, что
достигаемое в результате универсализирующей демократической политики уравнивание
социальных статусов не только противостоит, но во многом способно «погасить» огни
классового неравенства или серьезно «перекроить» ткань классовых отношений. Причем в
данном случае важно не столько уравнивание доходов, сколько снижение риска и
неопределенности положения низших слоев населения, общее повышение уровня социальных
гарантий.
Гражданство предполагает не только социальные нрава на определенный жизненный
уровень, но и права собственности, хотя и не приносящие автоматически обладания этой
собственностью, но открывающие доступ к такому обладанию.
Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве действительно
изначально противоречит основам классового расслоения. И демократическая борьба низших
классов за утверждение гражданских прав всегда была отчасти и борьбой за свое уничтожение
как класса.
Но при этом, отметим, реализация гражданских прав сама по себе являет особый, достаточно
жесткий стратифицирующий принцип. Он ограничивает группы, не имеющие гражданского
статуса, или резидентов с неполными правами в приеме на работу, приобретении собственности,
занятии определенными видами деятельности (например, 16 Marshall Т. Н. Citizenship and Social
Class. Cambridge, 1950.
17
Burhalet J. M. Citizenship: Rights. Struggle and Class Inequality. L. . 1988; Mann M.
Ruling; Class Strategies and Cilizeitship II Sociology. 1987. Vol. 21. N 3. P. 339-354.
120
 предпринимательством). И одно только резкое изменение условий предоставления
гражданства способно в течение двух-трех десятилетий существенно перекроить карту
социальной структуры любого западного государства.
Домашняя собственность и переструктурирование классов (Питер Саундерс и др.) С
накоплением домашней собственности (собственности на предметы потребления и, в первую
очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль этой собственности. Это позволяет
некоторым исследователям даже поставить вопрос о так называемых жилищных классах
(housing classes) 18 или о «среднем собственническом классе», имея в виду именно обладателей
домашней собственности19. (В Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел
дополнительную актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья.)
Заслуживает внимания позиция П. Саундерса, который призывает не смешивать
потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к сфере
производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в обладании домашней
(прежде всего, жилищной) собственностью способно превзойти роль профессионально-трудовых
различий. Жилищная собственность становится объектом столкновений материальных интересов
по поводу использования земли, распределения дотаций и кредитов. Она также формирует
самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп — например, через
накопление богатства в условиях опережающего роста стоимости жилья. Это и позволяет
говорить о процессах «перестратификации»20.
Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для которых условия
потребления принципиально вторичны по отношению к классовым (производственным)
условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для которых потребительские различия
остаются преимущественно вопросом сферы престижа и стиля жизни статусных групп.
Приведем заключение Саундерса: «Обладание жильем как выражение одного из различий между
приватизированными и обобществленными средствами потребления...
есть скорее отдельный, наиболее влиятельный фактор детерминации различий в
потребительском секторе. Поскольку подобные различия в принципе не менее важны, чем
различия классов для понимания современной стратификации, и поскольку жилищные условия
играют 18 Rex J., Moore R. Race, Community and Conflict. I., 1967.
19
Pratt G. Class Analysis and Urban Domestic Property; A Critical Reexamination // Intern.
J. Urban and Regional Res., 1982. Vol. 6. P. 481-502.
20
Sounders P. Domestic Property and Social Class II Intern. J. Urban and Regional Res., 1978. Vol.
2. P. 233-251.
121
 ключевую роль в определении жизненных возможностей, в социальной идентификации и
(посредством накопления капитала собственниками жилья) в модификации условий
распределения ресурсов и экономического неравенства, из этого следует, что вопрос о домашней
собственности должен занять подобающее ему центральное место и анализе социальных
различий и политических конфликтов»21.
Новое звучание старых тем В заключение перечислим в назывном порядке еще некоторые
подходы, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько разнородны по направлениям и
методам современные стратификационные исследования.
Непропорционально высокая доля этих исследований по-прежнему посвящена проблемам
рабочего класса22. В их числе возродились этнографические исследования местных сообществ
(community studies), концентрирующие внимание на формировании разделяющих культурных
границ23.
Произошло своего рода новое «открытие» явления бедности. Наиболее известная и
фундаментальная работа в этом направлении принадлежит перу Питера Таунсенда. Он отходит
от традиционных измерений дифференциации доходов и накопленного имущества, раскрывая
проблему бедности с точки зрения обладания необладания ресурсами, необходимыми для
нормативного социального воспроизводства.
«Индивиды, семьи и группы населения, — указывает П. Таунсенд, — могут считаться
находящимися в состоянии бедности, если у них отсутствует достаточное количество ресурсов
для поддержания типов питания, участия в видах деятельности, достижения условий жизни и
быта, традиционных или, по крайней мере, широко поощряемых и одобряемых в обществах, к
которым они принадлежат. Размеры их ресурсов настолько ниже того, чем обладает средний
индивид или семья, что они в действительности исключены из нормальных отношений,
жизненных традиций, деятельности»24.
Наконец, еще один аспект анализа социальной структуры, привлекший к себе особое
внимание, связан с территориальными (spatial) особенностями структурного формирования,
происходящего в разных регионах одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с
использованием 21 Sounders P. Beyond Housing Classes; The Sociological Significance of Private
Properly Rights in Means of Consumption II Divided Nation, L., 1989. P. 206.
22
Newby H. The State of Research Into Social Stratification in Britain. L., 1982. P. 9.
23
См., например: Willis P. Learning to Labour: How Working Class Kids Get Working Class Jobs.
Westmead, 1979.
24
Townsend P. Poverty in the United Kingdom: A Survey of Household Resources and Standards of
Living. Alien Lane, 1979. P. 29.
122
 методов, остававшихся до последней поры в ведении географической науки25.
Подытоживая короткий обзор новых сюжетов и стратификационной теории 70-80-х гг.,
нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых работах большей частью используются
хорошо знакомые стратификационные переменные, которые просто вытягиваются со вторых
ролей на приоритетные позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону
экономический класс и социальнопрофессиональную статусную группу. Переменные порою
заимствуются из смежных областей социальной дифференциации (случай с аскриптивными
статусами: полом, этничностью) или из смежных социальных дисциплин (социальная политика,
социальная география).
* * * Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные сдвиги,
уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре современного общества. Нет
особой нужды доказывать, что буквально все затронутые выше проблемы не являются чем-то
потусторонним для сегодняшней России.
Многоаспектная сегментация рынка труда в ней наблюдалась всегда и только усложнялась
бюрократическим характером этого рынка. А с развитием новых негосударственных секторов
экономики она неизбежно усиливается.
Если социальные отношения полов, в силу относительной слабости феминистских движений,
еще не привлекают пока столь пристального внимания, то вокруг вопросов этнической
дифференциации вода постепенно закипает. Те же этнические меньшинства первые столкнулись
с «преимуществами» проживания без прав гражданства (яркий пример — русские в
Прибалтике).
Регионализация, сопряженная с выстраиванием локальных социальных структур, отличных
от того, что есть у соседей, затронула уже не только бывший Советский Союз, но и саму
Российскую Федерацию.
Развернута массовая приватизация жилья, сопровождаемая процессами его активного
перераспределения. Обладание качественным жильем (включая загородные дома) становится все
более серьезным дифференцирующим признаком. И проблема бедности нас также не минует, это
очевидно.
Так что весь этот разветвленный аналитический аппарат, при соответствующих поправках,
еще не раз пригодится. Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на
принципиальные основы соцструктурного анализа. Иной поворот ожидает нас в работах
современных пост-структуралистов.
23
Massey D. Spatial Divisions of Labour. L., 1984; Savage M. Spatial Differences in Modern
Britain II The dunning Social Structure. L., 1989. P. 245-268.
123
 2. Новый французский вызов: классы в работах пост-структуралистов Мы выделяем в особый
раздел краткое описание позиций некоторых представителей новой французской социологии.
Делается это по той простой причине, что последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно
из классических направлений, Французские социологи в лице М. Фуко (1926-1984 гг.), П. Бурдье
(1930 г. рождения), А. Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь, лежащий в стороне
как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от идеологизаторства европейского
ортодоксального марксизма.
В основе возникновения новой французской школы (или школ) нам усматривается попытка
леворадикальной социологии, во многом под влиянием французских событий мая 1968 г.,
переосмыслить собственные позиции и, в первую очередь, освободиться от ряда принципов
марксистской методологии. Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с
перенесением акцентов в сферу знания и культуры. Преодолевается традиция прямолинейного
структурализма в пользу анализа социального действия и социальных отношений.
Одновременно объявляется непримиримая методологическая война позитивистскому
противопоставлению субъекта и объекта исследования.
Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как неотъемлемый момент
производства знания. Бросается вызов и традиционным классовым теориям, что совершается,
однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы. Именно на последнем аспекте мы и
сосредоточим свое внимание, вовсе не утверждая, что именно этот аспект является самым
важным для всех концептуальных построений цитируемых авторов.
Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) М. Фуко дает своеобразное философско-
историческое описание стратегий, реализующих интересы европейской буржуазии в период с
ХVIII столетия. Эти стратегии связаны не с прямым классовым угнетением и экономической
эксплуатацией, но с выработкой механизмов так называемого паноптизма или всеобщей
поднадзорности (integral surveillance) и дисциплинирования масс в практиках их повседневной
жизни. Всеобщие дисциплинирующие и нормирующие режимы вводятся через перестроение
пеницитарной системы и контроля за преступностью, системы социального здравоохранения и
контроля за половыми отношениями, развитие психиатрии и контроля за психическими
заболеваниями. Школа и больница, фабрика и армейский барак — все они становятся
институтами мощного дисциплинирующего воздействия, причем отнюдь не только на
«отклоняющиеся» группы.
124
 «Необходимы именно механизмы исключения (exclusion) как таковые, аппараты надзора,
медикализация сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью — все те
микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы выразить
интересы буржуазии»26.
По сути введение подобных механизмов является реализацией стратифицирующих стратегий,
ибо оно преследует цель порождения антагонизма в низших слоях, а точнее — цель отделения от
основной массы низших слоев наиболее взрывоопасных групп: оторвать пролетариат от
«недопролетариата» (крестьянство здесь в виду не имеется), оторвать трудящихся от «плебса».
Примером стратификационного действия становится тюремная система,
профессионализирующая преступные элементы и использующая их в качестве постоянной
угрозы против рабочего класса. Плебс же ставится перед своеобразным выбором
дисциплинарных режимов.
«Буржуазия предлагает ему (непролетаризированному плебсу. — В. Р.) следующий выбор: ты
можешь отправиться в тюрьму или в армию, в тюрьму или в заморские колонии, в тюрьму или
на службу в полицию»27.
Успешно поддерживается также и антагонизм пролетариата и армии.
При этом нельзя сказать, что стратегии эти, хотя и осуществляются в интересах буржуазии,
ею вполне осознаны.
Как же это происходит? Ключом к решению данного вопроса и к анализу всей социальной
структуры для Фуко становится особое (внеполитическое) понимание власти. В его построениях
принципиально отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью.
Власть — это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного класса. Это
отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а взаимоотношения индивидов в процессе
производства знания и информации. Это отношения борьбы за истину, а более точно, за режим
производства дискурсов, которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила
отделения истинного от ложного. Власть, таким образом, не только утилизирует, но и
производит знание.
Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или классами. И в то же
время никто не отчужден от власти. Она циркулирует через цепные и сетевые сплетения
социальных связей.
Фуко обращает наше внимание на капиллярные постоянно реконструирующиеся формы
микровласти, возникающие из локальных, специфических условии жизни. Он не отвергает
возможности функционирования власти и в пирамидальных формах при осуществлении
властных воздействий сверху. Но любая властная стратегия, по его убеждению, 26 Foucault M.
Power I Knowledge: Selected Interviews and Other Writings, 1972-1977.
Hampstead, 1980. P. 101.
27
Ibid. P. 23.
125
 есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного движения снизу. Формой же
ее реализации становятся самые разные пространства и тела (в том числе, физические тела
людей, как в случае социального контроля за внешностью) 28.
Как при таком понимании выглядят социальные классы? По мнению Фуко, не существует
никакой предзаданной структурной решетки, как нет каких-то глобальных стратегий классового
господства, навязываемых прочим (угнетенным) классам. Классы оформляются как результат
локальных программ и стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий.
«Господствующий класс — не просто абстракция, но и непредзаданная общность. Чтобы
стать господствующим классом, чтобы это господство (domination) воспроизводилось, класс
должен выступить результатом набора заранее продуманных тактик, осуществляемых в русле
больших стратегий по утверждению этого господства. Однако между стратегией, которая
фиксирует, воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые отношения,
и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся взаимные отношения
производства»29.
Фуко охотно употребляет слова типа «война», «борьба», «поле битвы». Но классовая борьба
обретает у него особое содержание. Она, собственно, ведется вне классов, не как большая битва,
но как множество мелких схваток, порожденных местными условиями труда и жизни. По
существу это борьба всех против всех. (Причем появление гоббсовского Левиафана — этого
примирителя-узурпатора — не предполагается.) Чем определяется положение интеллектуала в
этой борьбе? Его классовым положением, но также специфическими условиями труда и жизни и
наличествующим в данном сообществе режимом производства знания. Основная же роль
интеллектуала — в постоянном изучении поля сражения (survey of battlefield) в доступном ему
секторе этого поля.
Класс и хабитус (Пьер Бурдье) П. Бурдье, один из учеников М. Фуко, также порывает с
экономизмом. Он определяет класс как совокупность агентов со сходной позицией в социальном
пространстве. Само же социальное пространство образуется, по его мнению, целым рядом
силовых полей — политическим, экономическим, социальным, культурным и символическим.
Замечается, что экономическое поле всегда стремится навязать свою структуру 28 Ibid. P. 159,
201, 207.
29
Ibid. P. 203.
126
 другим полям. Но последние все же сохраняют свою относительную автономию.
В каждом поле имеет хождение соответствующий капитал, выступающий в материальном
или инкорпорированном (освоенном субъектами) состояниях, В зависимости от обладания этими
капиталами группы имеют разную власть над тем или иным полем. На основе гомологии
позиций в разных полях между господствующими и подчиненными группами могут
устанавливаться более или менее устойчивые союзы.
Однако смешивать принципы дифференциации разных полей нецелесообразно.
В противовес марксистам Бурдье не считает возникающие в социальном пространстве
группы «реальными классами». По его словам, это лишь «возможные классы», Вероятность же
мобилизации класса, превращения его в «класс-для-себя» зависит от дистанции между агентами
в социальном пространстве и способов восприятия этого пространства. Последние, в свою
очередь, являются продуктом социальных институтов и предшествующей символической
борьбы...
Борьба за формирование здравого смысла, за «стиль легитимной перцепции» ведется
непрерывно, Успех в этой борьбе дает, по выражению Бурдье, чудовищную, почти магическую
власть именовать и стратифицировать группы. Восприятие, таким образом, есть не простое
отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке чувства социальных
границ.
Любое социальное деление есть продукт длительной работы по коллективной
идентификации. И ученый, желающий объективировать оценки, даваемые
самоклассифицирующимися агентами, должен каждый раз реконструировать работу истории, в
ходе которой складывается данное деление, Особую роль в этом продуцировании рангов,
порядков, градаций имеет символический капитал.
«В борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно
вовлечена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их символическому
капиталу, т. е. тому признанию, которое они получают от группы»30.
Наиболее надежной символической стратегией является стратегия официальной номинации
через институционализацию своего символического капитала в различного рода званиях,
дипломах. Задействование юридической силы государства неизменно увеличивает силу
внушения.
Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через процесс
делегирования ее официальным представителям. В результате группа начинает определяться
через того, кто говорит от ее имени.
30
Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдьес П. Социология политики.
М., 1993. С. 71.
127
 «Класс существует в той и лишь в той мере, в которой уполномоченное лицо, наделенное
plena polеntia agеndi может быть и ощущать себя облеченным властью говорить от своего
имени»31.
Так происходит объективное объединение класса как «воли и представления», или «класса на
бумаге» — как возможной группы, которая часто выдается марксистскими теоретиками за
реально мобилизованную группу.
Пожалуй, наиболее интересным элементом позиции Бурдье является вводимое им понятие
хабитуса (habitus) — системы присущих индивиду диспозиций мышления и действия,
результирующей его знаний и опыта.
Хабитус как матрица восприятий и классифицирующих практик выдвигается как важнейший
опосредующий элемент в формировании любой коллективной идентификации. Хабитус — это
«инкорпорированный класс»32. Но он не простой результат структурации классовых условий, а
также и активное структурирующее начало33.
Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведение данных классов, а
также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления. По мнению
Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается стиль жизни, предшествует
совокупность вкусов (tastes) — схем приятия и восприятия. А вкусы, и свою очередь, базируются
на хабитусе, на который влияют прежде всего такие факторы как социальное происхождение и
образование.
Одна из характерных логических цепей представлена Бурдье в следующем виде: объективные
условия существования (хабитус (вкусы ( практики (стиль жизни.
Вдоль подобных цепей оформляются различия между классами — в восприятии литературы
и искусства (особенно, музыкального), потребительских привычках, спортивных занятиях. Что
касается искусства, люди из рабочего класса более склонны к этическому восприятию образов,
склонны приписывать искусству выполнение социальных функций. Их вкусы формируются в
большей мере потребностями в соучастии. В то время как для интеллектуалов более характерно
эстетическое восприятие чистых форм искусства. Последнее для них, напротив, становится
формой отрицания социального мира. Бурдье пытается сравнивать классовые позиции и стили
жизни и придавать им пространственное изображение.
Итак, класс и хабитус в понимании Бурдье превращаются в ключевые понятия социальной
структуры. Причем, между классовой позицией, вписанной в структуру должностей, и
наклонностями, вписанными в хабитус, могут возникать несоответствия и острые проти 31 Там
же. С. 91.
32
Там же. С. 126.
33
Bourdien P. Distinction: A Social Critique of the Judgment of Taste L., 1984. P. 101, 171.
128
 поручил, в которых проявляются зоны неустойчивости социальной структуры.
«Революционные и постреволюционные ситуации изобилуют многочисленными примерами
патетичных или гротескных несовпадений между историей объективированной и историей
инкорпорированной, между габитусами, созданными для других должностей, и должностями,
созданными для других габитусов, которые наблюдаются также при любом общественном
порядке, хотя и в меньших масштабах, и особенно в зонах неустойчивости социальной
структуры»34.
В поисках социальных акторов (Ален Турен) Подобно своим коллегам, А. Турен исходит из
того, что в новом обществе (он его называет «программируемым») «экономические решения и
экономическая борьба более не обладают ни автономией, ни центральным местом, как это было
в предшествующем обществе»35.
Конфликтность по-прежнему лежит в основе всех социальных отношений, каковые суть
отношения власти. Но власть определяется не как обладание, а как господство, способность
контролировать «области неопределенности». С дисперсией власти конфликты становятся более
многомерными. Трудящиеся участвуют в них уже не только как работники, но как потребители,
жители определенных районов и территорий.
Вместе с конфликтностью сохраняется и классовый характер общества. Однако Турен
достаточно жестко отделяет классовый анализ от проблематики социальной структуры.
«Мы наблюдаем исчезновение классов как социальных «существ», как реальных социальных
и культурных слоев, — заявляет Турен, — и соответственно возрастает значение классовых
отношений как аналитического принципа, приемлемого для раскрытия социальных
конфликтов... Говорить о социальных классах — значит, скорее указывать на классовые
проблемы, нежели определять какие-то группы»36.
Основные формы господства в пост-индустриальном (программируемом) обществе
базируются в первую очередь на знаниях и образовании. А технократия превращается в новый
господствующий класс.
«Новый господствующий класс, — подчеркивает Турен, — определяется наличием знания и
определенного уровня образования»37. А вот 34 Бурдье П. Социология политика. С. 294.
35
Тоuraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts, and
Culture in the Programmed Society. N. Y., 1971. P. 4.
36
lbid. P. 80. 82.
37
Ibid. P. 51.
5 В. В. Радаев, О. И. Шкаратап 129
 другое определение: «Правящий класс — есть группа осуществляющих свое господство
инноваторов (innovator-dominators) «38.
Доминируемые же классы более не эксплуатируются, но интегрируются в общую систему и
подвергаются манипулированию. И потому ключевым вопросом для них является борьба за свое
самоопределение.
В авангарде этой борьбы за самодетерминацию оказываются сегодня не профсоюзы и вообще
не традиционные слои рабочего класса, но образованные специалисты, техники, студенты. А
центром социокультурного сопротивления становятся университеты.
Когда же возникают классы, которые при этом не являются элементами социальной
структуры? Только тогда, когда индивиды превращаются в социальных акторов (actors), т. е.
самоопределяются на основе присущих им культурных ориентации и процессе собственной
деятельности. По мнению Турена, «невозможно отделить класс, классовое сознание и
социальное движение, т. е. классовое действие» 39. При таком подходе все общество
представляется как «иерархизированная совокупность систем действия», а социология в целом
рассматривается как «социология действия». Под действием же понимается следующее;
«Действие есть поведение актора, управляемое культурными ориентациями и утверждаемое
внутри социальных отношений, определенных неравными возможностями контроля за этими
культурными ориентациями»40.
На групповом уровне действия акторов оформляются в рамках так называемых социальных
(общественных) движений.
«Социальное движение есть коллективное организованное действие, посредством которого
классовые акторы борются за контроль над историчностью (historicity) (культурными моделями
и ориентациями. — В. Р.) в данном идентифицируемом историческом контексте»41.
Социальные движения, по Турену, не аномалия и не приложение к структуре, но сама ткань
социальной жизни. «Социальные движения не являются какими-то исключительными и
драматическими событиями, они постоянно образуют сердцевину общественной жизни» 42.
Социология действия предполагает и совершенно иные исследовательские методы, отличные
от методов функционалистов и структуралистов (которым сам Турен был привержен на первых
порах). К таким методам относится, например, «социологическая интервенция» Турена —
особым образом организованное провоцирование действия.
В ходе такой интервенции группа отобранных участников социального движения
осуществляет анализ своих позиций в процессе коллек 38 Touraine A. The Voice and the Eye: An
Analysis of Social Movements. Cambridge. 1981. P. 31.
39
Ibid. P. 68.
40
Ibid. P. 61.
41
Ibid. P. 31-32.
42
Ibid. P. 29.
130
 тивного взаимодействия. Выявление и порождение новых акторов как бы сливается здесь в
одном нераздельном процессе. Социолог в рамках подобного исследования не остается в позе
стороннего наблюдателя или чистого идеолога, но превращается в посредника между
участниками группы и представляемым ими движением. Он погружается в процесс выработки
потенциальными акторами своей коллективной самоидентификации (происходит
провоцирование, в том числе и собственной вовлеченностью). При этом социолог сохраняет за
собой свою особую роль проблематизатора и аналитика43.
Так совершается попытка поворота от чистого изучения классов к их активному
формированию.
* * * При всей сложности взаимоотношений эти три яркие и самобытные фигуры многое
объединяет. Их всех можно отнести к «пост-структуралистам» как по нынешним позициям, так и
по эволюции взглядов (пройдя через структурализм, они обращают его в объект своей критики).
А наблюдаемая взаимная непримиримость позиций (речь идет в первую очередь о Бурдье и
Турене), на наш взгляд, во многом является результатом близости исходных методологических
установок.
Глава 7 ТЕОРИИ ЭЛИТ КАК ОСОБОЕ НАПРАВЛЕНИЕ СТРАТИФИКАЦИОННЫХ
ИССЛЕДОВАНИЙ Введение Теории элит выделяются нами отдельно не потому, что мы
собираемся характеризовать далее все крупные слои и группы, и даже не потому, что характер
элитных групп во многих отношениях определяет лицо всякого общества. Это делается скорее
по другой причине: элитаристские концепции воплощают в себе особый, стратификационный
подход, во многом противостоящий классовому подходу. И следовательно, уделять внимание мы
будем в большей степени именно методологическим особенностям элитаристских теорий,
нежели описательной характеристике самих элитарных групп.
Понятие элит окружено неким таинственным флером. О нем много говорят, но часто не
очерчивают сколь-либо четких обозначающих границ. Попробуем дать исходное понятие
«элиты» в трех дополняющих друг друга определениях: 43 Tuuraine A. The Voice and the Eye. P.
27; подробное описание см.: Ibid. P. 139-222; Турен А. Введение к методу социологической
интервенции II Новые социальные движения в России. М., 1993. С. 6-19.
5* 131
 1. Элита — это верхние слои общества, группы, занимающие в нем высшие или ведущие
позиции (властные, экономические, профессиональные и пр.).
2. Элита — это совокупность относительно замкнутых групп, доступ в которые ограничен и
регулируется механизмом достаточно жесткого отбора.
3. Элита — это группы, обладающие особыми культурными ориентациями и менталитетом,
образом жизни и действия, которые отделяют их от прочего населения, поддерживая с ним
ощутимую социальную дистанцию. Элитные нормы для населения высокопривлекательны, но
при этом малодоступны.
Первое определение фиксирует элиту как номинальную статистическую группу. Второе
высвечивает институциональные рамки в виде корпоративной организации, регулирующей
процессы социальной мобильности. Третье предполагает определенное единство норм и
ценностей как основу сходного поведения. Здесь также содержится указание на регулирующую
роль элиты в обществе.
Элита не является категорией одной только политики. В современном обществе существует
множество элит — политические, военные, экономические, профессиональные. Где-то эти элиты
переплетаются, где-то соперничают друг с другом, Можно сказать, что существует столько элит,
сколько есть областей социальной жизни. Но какую бы сферу мы ни взяли, элита суть
меньшинство, противостоящее остальной части общества, его средним и нижним слоям как
некоей «массе».
При этом положение элиты как высшего сословия или касты может закрепляться
формальным законом или религиозным уложением, а может достигаться совершенно
неформальным образом.
Элитаристские теории возникли и формировались в значительной мере, как реакция на
радикальные социалистические учения и были направлены против разных течений социализма:
марксистского, анархосиндикалистского. Потому марксисты, на самом деле, очень скептически
относились к этим теориям, не желали их признавать и применять даже на материале западных
обществ. Ибо это означало бы, во-первых, признание того, что нижние слои являются слабой или
вовсе неорганизованной массой, которой необходимо управлять, массой, неспособной к
самоорганизации и революционному действию, а во-вторых, признание в какой-то мере
неизбежности и «естественности» такого резкого неравенства. В результате пришлось бы
пересматривать коренным образом взгляды на роль и характер классовой борьбы.
Но элитаристский подход направляется и против демократического парламентаризма 1. Он
вообще по природе своей антидемократичен, Демократия предполагает правление большинства
и всеобщее равенство людей как самостоятельных граждан, достаточно организованных для
реализации собственных целей и интересов. И в силу этого 1 Bottomore Т. Elites and Society.
Harmondsworth, 1977, P. 17.
132
 поборники демократизма к любым попыткам элитарного правления относятся довольно
холодно.
Многочисленные подходы к понятию элит можно условно разделить на две основные группы
— властные и меритократические. В соответствии с первыми, элитой являются те, кто обладают
и данном обществе решающей властью, а в соответствии со вторыми — те, кто обладают некими
особыми достоинствами и личными качествами, независимо от того, располагают ли они
властью или нет. В последнем случае элита выделяется по талантам и заслугам (слово
«меритократия» и образуется от слова «заслуга»). Иногда властные и меритократические
подходы условно обозначают как «линию Лассуэла» и «линию Парето» 2. (Хотя первый подход
может быть с не меньшим успехом назван «линией Моска» или «линией Миллса».) Одной
группой исследователей элита понимается как слои, обладающие высшими властными
позициями (А. Этциони) или высшей формальной властью в организациях и институтах (Т. Дай).
Другая группа относит к элите харизматических личностей (М. Вебер), боговдохновленных,
способных к лидерству (Л. Фройнд), представителей творческого меньшинства (А. Тойнби) 3.
В свою очередь, властные подходы подразделяются на структурные и функциональные.
Выбирающие более простой с эмпирической точки зрения структурный подход считают элитой
круг лиц, занимающих высшие должностные позиции в рассматриваемых институтах
(министры, директора, военоначальники). Те же, кто останавливается на функциональном
подходе, задают себе более трудную задачу: выделить группы, обладающие реальной властью в
принятии общественно важных решений (многие представители этих групп, понятно, могут не
занимать сколь-либо видных общественных постов, оставаться в «тени»).
Остановимся коротко на позициях классиков властного и меритократического подходов.
1. Властный подход Правящий класс (Гаэтано Моска и др.) Властный подход в исследовании
элит, пожалуй, всегда занимал господствующее место. Классическая формула, описывающая эту
позицию, предложена Г. Моска (1858-1941 гг.) в 1939 г. Она выглядит так: «Во всех обществах,
начиная с едва приближающихся к цивилизации и кончая современными, передовыми и
мощными обществами, всегда возникает два класса людей: класс, который правит, и класс, 2
Сиртори Дж. Вертикальная демократия II Полис. 1993. №2. С. 81-82, 86.
3
Ашин Г. К. Современные теории элит: Критический очерк. М., 1985. С. 65-66.
133
 которым правят. Первый класс, всегда менее многочисленный, выполняет все политические
функции, монополизирует власть и наслаждается преимуществами, которые дает эта власть, и то
время как другой, более многочисленный класс управляется и контролируется первым, причем
таким способом, который обеспечивает функционирование политической организации»4.
Власть правящего меньшинства над большинством, по мнению Г. Моска, неизбежна хотя бы
потому, что меньшинство заведомо лучше организовано. Подкрепляется она также
интеллектуальным и культурным превосходством выходцев из этого класса, Это превосходство
обеспечивается, в первую очередь, особым воспитанием, в процессе которого элита проникается
убеждением в своем абсолютном и непререкаемом праве управлять делами общества.
Структура правящего класса во многом определяет политический тип общества в целом.
Источниками его власти могут быть военная сила, богатство, особые знания, в том числе знания
теологические.
Военная сила закрепляется в собственности, а последняя порождает политическую власть
(соответственно, военное общество сменяется феодальным, а затем бюрократическим
обществом).
Во всяком обществе элита стремится монополизировать свои позиции и передавать их своим
потомкам, стремится к превращению в наследственную касту. Этому препятствует
возникновение новых источников богатства, знаний, религиозных идей, порождающее
периодические конфликты элиты с определенными частями нижних слоев.
«В действительности можно сказать, что вся история цивилизованного человечества, —
говорит Г. Моска, — сводится к конфликту между стремлением господствующих элементов
монополизировать политическую власть и передавать обладание этой властью по наследству и
стремлением к вторжению на их место новых сил»5.
Существуют, впрочем, и силы, действующие в пользу относительной стабилизации. Этому
способствует консервативная сила традиции, в соответствии с которой многие из нижних слоев
просто свыкаются со своим ущемленным положением.
Итак, перед нами противостояние правящего класса и массы. Близко к этой позиции стоит
Роберт Михельс (1876-1936 гг.). Он провозглашает так называемый железный закон олигархии и
рисует свою формулу власти. Сам будучи разочаровавшимся демократом, Михельс считает, что
демократические формы правления не жизнеспособны, не эффективны, и внутри этих
демократических форм неизбежно выделение, кристаллизация правящих олигархических
элитных групп, которые, на самом деле, и обладают реальной властью в любом современном
демократическом обществе. Так было и будет всегда 6.
4
Mosca G. The Ruling Class // The Logic of Social Hierarchies. Chicago, 1971. P. 252.
5
Ibid. P. 267.
6
Michels R. Political Parties. Glencoe. 1915.
134
 Еще одно имя из этого же славного ряда — Гарольд Лассуэлл (19021978 гг.). Его усилиями
«элита» в значении «обладающих наибольшей властью» утвердилась в качестве чуть ли не
общепринятой категории. При этом Лассуэлл стоит в общем на более либеральных позициях,
акцентируя вопросы достижения открытости элиты в противовес утверждению, по его словам,
идей «гарнизонного государства»7.
Властвующая элита (Райт Миллс) Р. Миллс (1916-1962 гг.) — относительно левый теоретик
элитаризма — был известен в нашей стране, пожалуй, лучше других. Его книга «Властвующая
элита» была издана на русском языке еще в 1959 г.
вскоре после появления на свет, что, конечно, случай совершенно нетипичный.
В своих исследованиях американской элиты Миллс отвергает репутационный метод и метод
самооценок высших кругов общества, высвечивающие элиту через мнения конкретных групп
населения. Он также третирует «событийный» подход, отслеживающий принятие отдельных
важных решений, скользящий, по его мнению, по поверхности исторических событий. Для
выявления элиты и определения ее структуры Миллс призывает изучать социальные институты.
На основе институционального анализа Миллс утверждает, что элита — это отнюдь не
эфемерное, а весьма реальное образование, которое в каждом обществе (напомним, он
рассматривает проблему на примере США) возглавляет три важнейших института: государство,
крупные экономические корпорации и армию. Остальные институты — семья, церковь,
профессии и пр., но его мнению, оказываются на задворках, подчиняются трем основным
институтам, «Эти иерархические институты — государство, корпорация, армия — образуют
собой орудия власти; как орудия власти они сейчас имеют такое значение, какого они никогда
еще не имели на протяжении всей истории человечества; на вершинах этих иерархий находятся
командные пункты современного общества, выявление которых дает нам социологический ключ
к пониманию роли американских высших кругов... Семья, церковь и школа приспосабливаются к
современной жизни; правительство, армия и корпорация формируют ее»8.
Миллс обращает внимание на то, что во всех трех этих институтах осуществляется строго
авторитарное иерархическое правление. По мере их расширения и централизации взаимные
зависимости и связи «большой тройки» все более усиливаются.
7
Lasswell G. The Analysis of Political Behavior: An Empirical Approach. L., 1949.
8
Миллс Р. Властвующая элита. М., 1959, С. 26-27.
135
 Основной вывод Миллса выглядит следующим образом: в структуре американского общества
господствуют три элитные группы: экономическая, политическая и военная. Их интересы и
действия сильно переплетаются. И на основе этого переплетения происходит их сплочение в
единую властвующую элиту.
«Так как каждая из этих областей сомкнулась с остальными, так как последствия
принимаемых в них решений имеют тенденцию стать всеобъемлющими, то руководящие
деятели каждой из трех областей — военная знать, главари корпораций, официальные
руководители государства — сплачиваются воедино, образуя тем самым властвующую элиту
Соединенный Штатов»9.
2. Меритократический подход Самые сильные, энергичные и способные (Вильфредо
Паретто) По мнению В. Парето (1848-1923 гг.) — наиболее известного приверженца
меритократической линии, элита включает в себя наиболее сильных, энергичных и способных
(«the strongest, most energetic, most capable»); тех, которые получают максимум баллов по
условному индексу, измеряющему уровень способностей в профессиональной, экономической
или политической сфере.
«Таким образом, мы берем класс людей, обладающих наивысшими индексами в своей сфере
деятельности и называем этот класс элитой»10.
Элита, в свою очередь, делится на правящую (governing) и неправящую (nongoverning). Но
даже правящая элита — это не просто занимающие наивысшие позиции, но в первую очередь
своеобразные лидеры, в том числе харизматического свойства, т. е. люди, власть которых
базируется во многом на личном влиянии, личных качествах и талантах.
Освобождение понятия «элиты» от жесткой политической категоризации не переводит его в
плоскость моральных суждений. В. Парето решительно против всяких этических толкований.
Понятие «элиты» получает у него скорее социальное (или даже социокультурное) определение.
Неравенство между элитами и остальной массой представляется в данном случае как
естественное положение вещей, оправдываемое персональными чертами людей, принадлежащих
к высшим слоям. И властвование культурной и профессиональной элиты признается как 9 Там
же. С. 31.
10
Pareto V. Elites and Their Circulation II Structured Social Inequality: A Reader In Comparative
Social Stratification. N. Y., 1969. P. 3. 4.
136
 наиболее желательный порядок. Вообще на любой элитаристской теории не трудно
разглядеть более или менее явный аристократический налет. (Сам В. Парето, кстати, был
представителем итальянской аристократии).
Социальные изменения в обществе происходят, по утверждению В. Парето, как следствие
борьбы и «циркуляции элит». Сначала ведущие позиции занимаются лучшими (речь в данном
случае идет прежде всего о властвующей элите). Но со временем элитные группы закосневают,
размягчаются, возрастают их алчные наклонности. Элита постепенно разлагается. Одновременно
внизу появляются способные, энергичные «самородки», которые стремятся пробиться на
высокопрестижные позиции. В конечном счете, каким-то группам это удается. На место старой
элиты приходит новая, которая начинает переустраивать порядок в данном обществе.
Смена элит вовсе не обязательно проходит гладко и цивилизованно.
Размягчение элиты не означает ее отказ от насилия.
«Когда мы говорим об убывающей силе господствующего класса, — поясняет Парето, — мы
ни в коем случае не имеем в виду сокращение насилия... Никто так не жесток и не склонен к
насилию как трус»11.
Новая элита приходит двумя волнами. В известных терминах Н. Макиавелли эта
трансформация выглядит так: сначала высшие позиции занимают «львы» — более открытые,
решительные, властные, авторитарные, — а затем их позиции постепенно занимаются «лисами»
— более хитрыми и гибкими манипуляторами, прибегающими чаще к воздействию кошелька и
раздаче вознаграждений, нежели к угрозе применения насилия.
Так происходит «циркуляция элит», которая является, по мнению В. Парето, универсальным
историческим законом. История же для него обращается в ничто иное, как «кладбище
аристократий».
«Аристократии не вечны. Какие бы причины за этим не стояли, является неопровержимым
фактом то, что через определенный период времени они исчезают. История — это кладбище
аристократий»12.
Рассмотрение истории через призму циркуляции элит позволило В. Парето оказаться
прозорливее большинства марксистов в предсказании последствий проповедовавшейся
последними пролетарской революции. Он предугадал, что в конечном счете эта революция (как
и все прочие) совершится меньшинством для своего же собственного блага13.
11
Parentо V. The Rise and Fall of the Elites: An Application of Theoretical Sociоlogv. N. Y., 1986,
P. 71.
12
Ibid. P. 38.
13
Aron R. Social Class. Political Class, Ruling Class // Class, Status, and Power; L. . 1967.
P. 204.
137
 Элита против «восставших масс» (Хосе Ортега-и-Гассет) Очень яркая фигура в
«меритократическом» направлении — испанец X. Ортега-и-Гассет (1883-1955 гг.) — считает, что
элита — это не класс, но скорее особый психологический тип. К элите относится меньшинство,
обладающее некими особыми достоинствами и качествами, среди которых важное место
занимают способность к служению как внутренняя потребность, склонность к аскетизму,
строгость и требовательность к самому себе.
«Массы» же представлены средними заурядными людьми. «Люди массы», по мнению
Ортеги, составляют абсолютное большинство, причем не только в нижних слоях населения, но
даже в его наиболее образованных и продвинутых интеллектуальных кругах. В них образуется
своего рода «каста ученых невежд». Впрочем, в каждом классе, в свою очередь, можно найти и
настоящее «избранное меньшинство».
«Всякое общество — это динамическое единство двух факторов, меньшинств и массы.
Меньшинства — это личности или группы личностей особого, специального достоинства. Масса
— это средний заурядный человек»14.
Ортега констатирует, что в начале двадцатого столетия Европа переживает тяжелый кризис.
Он развернулся в результате того, что массы двинулись на авансцену истории и захватили
власть. С подъемом общего уровня жизни явился «новый варвар», освоивший широко доступные
ныне плоды цивилизации. Этот варвар поверхностно образован, самодоволен, демонстративно
вульгарен. Он не признает авторитеты и разрывает всякие связи с историческим прошлым.
Массы стали непокорными, неуправляемыми. Более того, они сами призывают к «прямому
действию» и тяготеют к насилию, которое постепенно становится нормой.
Ортега, безусловно, считает аристократическое правление наиболее органичным способом
социального управления.
«Человеческое общество, — говорит от, — по самой сущности своей всегда аристократично
— хочет оно этого или нет; больше того, оно лишь постольку общество, поскольку
аристократично, и перестает быть обществом, когда перестает быть аристократичным»15.
Однако Ортега вынужден признать, что в наступившем столетии происходит постепенное
вырождение элитарных групп. По его выражению, «правящее меньшинство покинуло свой
пост». И общество все более подчиняется безличной силе государства.
14
Ортега-и-Гассет X. Восстание масс II Вопр. философии. 1989. №3. С. 120.
15
Там же. С. 123.
138
 3. Дебаты вокруг элитных групп Общие типологии элит (Раймон Арон и др.) Мы приведем
здесь два примера различной категориальной работы в области теории элит. Первый пример
представляется известной классификацией понятий Р. Арона (1905-1983 гг.) Арон пытается
разделить структурное и функциональное определения элитных групп 16.
«Я использую термин «элита» в наиболее широком смысле: это те, кто находится на высших
ступенях иерархии в разных областях деятельности, кто занимает наиболее привилегированные
позиции по уровню богатства или престижа. Термином «политический класс» лучше обозначать
намного более узкое меньшинство, которое реально выполняет политические функции
управления. Термин «правящий класс» в этом случае будет помещен между «элитой» и
«политическим классом»: он включает в себя те привилегированные группы, которые, без
осуществления политических функции, оказывают влияние и на тех, кто управляет, и на тех, кто
подчиняется, либо в силу своего морального авторитета, либо в силу обладания экономической
или финансовой властью»17.
Вторым примером служит попытка типологизации элит Э. Гидденсом по способу их
рекрутирования, интеграции и присущих форм реализации власти. Результаты представлены в
трех следующих схемах.
Схема 1. Типы элит по способу их образования
Рекрутирование
Открытое Закрытое
Интеграци Высокая Солидарная Единая
я Низкая Абстрактная Учрежденная
Схема 2. Типы элит по структуре власти
Область влияния
Широкая Ограниченная
Власт Централизованн «Автократическа «Олигархическая
ь ая я» »
Диффузная «Гегемоническая «Демократическа
» я»
16
Aron R. Op. cit. P. 201-210.
17
lbid. P. 204.
139
 Схема 3. Интегральные типы элит
По способу
Элиты По структуре власти
образования
Правящий (ruling) «Автократическая»/ «
Единая / Учрежденная
класс Олигархическая»
Управляющий « Гегемоническая»/
Единая / Учрежденная
(governing) класс «Демократическая»
«Автократическая»/
Властвующая элита Солидарная
«Олигархическая»
«Гегемоническая»/
Лидерские группы Абстрактная
«Демократическая»
И с т о ч н и к : Giddens A. Elites in the British Class Structure. // Stanworth P.,
Giddens A. Elites and Power in British Society. Cambridge, 1974. P. 6-7.
Мы не станем утверждать, что приведенные типологии безупречны или исчерпывают
содержание всех дифференцирующих признаков.
«Властвующая элита» или «группы вето» (Райт Миллс против Дэвида Рисмена) С 50-х годов
развернулось несколько классических дебатов, демонстрирующих разные методологические
подходы к анализу элитных групп, доводящие до взаимопротивоположного толкования
основные тенденции в развитии современных стратификационных систем.
Один из таких дебатов состоялся между уже упоминавшимся Р. Миллсом, выразившим в
своей концепции властвующей элиты представления более радикально настроенных
интеллектуалов, и Д. Рисменом (1909 г. рождения) — автором книги «Одинокая толпа»,
нашедшей теплый прием у более умеренных либералов 18. Признано, что наилучший
сравнительный анализ подходов Миллса и Рисмена проделан У. Корнхаузером 19. И мы тоже
намерены воспользоваться этим классическим источником. У. Корнхаузер выделяет пять
критериев для сравнения двух полярных концепции.
1. Структура власти. Миллс считает, что изрядная доля власти сосредоточена в руках одной
единственной группы. Рисмен же убежден, что никакой «властвующей элиты» не существует.
Эта верхняя ступень в его картине общества исчезает. Структура власти представляется
достаточно аморфной и складывается из баланса действий множества групп интересов или, как
называет их Рисмен, «групп вето» (veto groups), блокирующих, в случае угрозы своим интересам,
действия других групп.
2. Изменения в структуре власти. Там, где Миллс в ходе исторического процесса видит
возрастающую концентрацию власти, Рисмен, напротив, усматривает усиливающуюся
плюрализацию сил и недетерминированность властных отношений.
18
Riesman D. The Lonely Crowd. N. Y., 1953.
19
Kornhauser W. «Power Elite» or «Veto Groups» II Class, Status, and Power. P. 210-2I8.
140
 Схема 4. Два портрета американской властной структуры
Властная
Миллс Рисмен
структура
Наличие единой Отсутствие властвующей
властвующей элиты элиты
Плюрализм групп Плюрализм групп
Уровни интересов интересов
Неорганизованная масса,
Неорганизованная масса
имеющая некоторую власть
без всякой власти над элитой
над группами интересов
Возрастающая Возрастающая дисперсия
Изменения
концентрация власти власти
Политика в разных сферах
Одна группа определяет
определяется разными
политику по всех сферах
Функционирован группами
ие Манипулирование массой, Монополистическая
осуществляемое высшей конкуренция между
группой организованными группами
Различие интересов
Совпадение интересов
основных организованных
основных институтов
групп
Основы Социальная и
Чувство слабости и
психологическая близость
зависимости, независимо от
руководителей основных
высоты статуса
институтов
Взаимное усиление Ни одна группа или класс
интересов корпораций, армии не имеет сравнительных
и правительства преимуществ
Падение роли политики
Падение роли политики
Последствия как реализации собственного
как публичных дебатов
интереса
Падение роли
Падение роли
подотчетной власти — потеря
эффективного лидерства
демократизма
Источник: Ibid. P. 215.
3. Функционирование структуры власти. Оба исследователя наблюдают как принуждение в
современной системе реализации власти замещается манипулированием. Но в отличие от
Миллса Рисмен пытается доказать, что в каждой области доминирует своя группа (группы).
4. Основные структуры власти. Миллс акцентирует внимание на совпадении интересов
высших групп, представляющих разные институциональные порядки, в то время как его
оппонент подчеркивает несводимое разнообразие их интересов.
5. Последствия структуры власти. Миллс предупреждает о снижающемся демократизме
властных структур, Рисмен же говорит об уменьшении возможностей «эффективного
лидерства», дисперсии власти, которая все более приобретает ситуационный, нежели
позиционный характер.
141
 Рисмен подчеркивает также, что власть предержащие группы зависят не только друг от друга,
но и от широкой общественной поддержки.
Таким образом, он делает упор не на институциональные системы и не на анализ процесса
принятия решения, но на социальную обусловленность этих решений.
Различия между двумя подходами суммированы У. Корнхаузером в следующей схеме (см,
схему 4 на стр. 141).
Кто управляет местным сообществом (Дельберт Миллер против Роберта Даля) Другая
классическая дискуссия состоялась между исследователями властных структур местных
сообществ Д. Миллером и Р. Далем. Ее выводы суммированы кратко У. Спинрадом20.
Миллер, выбрав репутационный метод вычленения элиты на основе экспертных оценок,
пришел к выводу о том, что более типичная структура власти представляет собой квази-
монолитную пирамиду с находящейся на вершине бизнес-элитой 21. Деловые люди, по мнению
Миллера, имеют наибольшее представительство во всех ключевых структурах местной власти, в
то время как все прочие группы представлены куда слабее, При этом муниципальные власти
сами по себе довольно слабы, и делами заправляет экономическая элита. (Миллер, впрочем, не
утверждает, что таковое положение распространено повсеместно.) Р. Даль, напротив, выбирает
«событийный» подход, основанный на исследовании процесса принятия конкретных решений,
жизненно важных для данного сообщества, на раскрытии мотивации групп, принимающих эти
решения. По его мнению, только этот подход способен обеспечить эмпирическую верификацию
элитаристских построений.
Элиту Даль определяет как контролирующую группу: «Это меньшинство, чьи предпочтения
обычно оказываются решающими в спорных ключевых политических вопросах 22.
Даль изучает механизмы политической номинации, общественного образования, городского
развития и заключает, что более характерной является плюралистическая структура власти,
базирующаяся на «дисперсных неравенствах» 23.
В интересных и продолжительных дискуссиях элитаристов и плюралистов приняли участие
исследователи буквально всех теоретических направлений24.
20
Spinrad W. Power in Local Communities // Class, Stains, and Power. P. 218—231.
21
Power and Democracy in America. Notre Dame, 1961. P. 38—71.
22
Dahl R. A. Critique of the Ruling Elite Model // The Logic of Social Hierarchies. P. 296.
23
Dahl R. Who Governs? Democracy and Power in an American City. New Haven, 1961.
P. 61.
24
Краткий oбзop см.: Hewitt C. J. Elites and Distribution of Power in British Society // Elites and
Power in British Society. P. 46—49.
142
 Наступление технократов и интеллектуалов (Торнстейн Веблен и др.) Начиная с 20-х годов
появляется целый ряд концепций, которые, хотя и не всегда употребляя понятие «элиты»,
описывают сдвиги, происходящие в высших слоях индустриального общества. Эти сдвиги
связываются с приходом к власти наиболее компетентных и образованных социальных групп —
управленцев, технократов, интеллектуалов.
Зачинателем традиции часто считают Т. Веблена (1857-1929 гг.), указавшего на особую роль
технократии, в первую очередь инженеров, в развитии производства, науки и техники,
повышении благосостояния общества. Используя особые знания и власть технических средств,
технократы теснят собственников капитала с ведущих социальных позиций 25.
Отдавая должное трудам Веблена, заметим, что, возможно, первым в начале века обосновал
выдвижение на господствующие позиции технократов-организаторов (в противовес массе
исполнителей) автор всеобщей организационной науки А. Богданов (1873—1928 гг.) 26.
Несколько отличается от чисто технократической версии изменений в структурах власти
организационно-управленческая версия. Она фиксирует процесс прогрессирующего отделения
собственности от управления, представленный, о частности, в широко известном исследовании
А, Берли и Г. Минза27. Власть, по их наблюдениям, переходит из рук собственников в руки
наемных менеджеров — профессиональных управленцев. Наибольшую популярность
управленческая версия получает с введением Дж. Бернхемом понятия «революция
менеджеров»28.
В дальнейшем организационно-управленческая версия усиленно прорабатывалась
исследователями экономических элит, подвергавшими анализу «переплетение директоратов»
(«interlocking directorships»), «констелляцию интересов» собственников и управляющих29.
В 60-е годы институционалист Дж. Гэлбрейт (1908 г. рождения) объединяет технологическую
и управленческую версии в понятии господства «техноструктуры», охватывающей специалистов
и производства, и управления. Ведущие позиции техноструктуры определяются, по его мнению,
самим корпоративным характером «нового индустриального общества»30.
25
Veblen Т. The Engineers and the Price System. N. Y., 1936.
26
Богданов А. Эмпириомонизм. M., 1906. Т. З. С. 85—142.
27
Berle A. A., Means G. C. The Modern Corporation and Private Properly. Chicago, 1932.
28
Burnham J. The Managerial Revolution: What is Happening in the World? N. Y., 1941.
29
Whitley R. The City and Industry: The Directors of Large Companies, Their Characteristics and
Connections // Elites and Power in British Society. P. 65—80; Stanworth P. Elite and Privilege // UK
Society: Work, Urbanism and Inequality. L., 1984. P. 246—293; Scott J. Corporations, Classes and
Capitalism. L., 1979. P. 78—79.
30
Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество. М., 1969.
143
 В трактовке самого знаменитого теоретика пост-индустриализма Д. Белла (1919 г. рождения)
подобие новой элиты описывается еще более широкими штрихами — как группы
профессионалов, специалистов с высшим образованием, конвертирующих свои специальные
знания в господство как в области хозяйства, так и во всех областях культуры. Более того, на
передний план выходит скорее ученый-исследователь, а определяющей в социальной структуре
пост-индустриального общества становится социокультурная позиция тех или иных групп.
«В пост-индустриальном обществе техническая квалификация становится основой, а
образование — способом доступа к власти: наиболее преуспела в этом отношении элитная
группа — ученые»31.
На приход к власти интеллектуалов, обладающих наибольшим культурным капиталом и
культурой критического дискурса, обращает внимание А. Гоулднер32.
Дань этой концепции отдали и ревизионисты бывшего социалистического лагеря. Наиболее
известная в этом отношении книга, принадлежащая перу венгерских социологов Дж. Конрада и
И. Селейни, так и называется — «Интеллектуалы на пути к классовому господству»33.
Правда, сами авторы впоследствии скорректировали свою позицию, учитывая двойственную
роль интеллигенции в системах распределения материальных и символических ресурсов
обществ «реального социализма»34.
Что же касается обществ советского типа, следует признать, куда сильнее прозвучали идеи
господства бюрократической, а точнее, партократической элиты, или так называемого нового
класса.
Элита как «новый класс» (Милован Джилас и др.) Наиболее известный вариант описания
элитарных слоев в обществах советского типа представлен югославским ревизионистом М.
Джиласом в его концепции «нового класса» (сам термин вскоре завоевал популярность и среди
приверженцев теории технократического господства). По его мнению, социалистические
революции привели к утверждению власти особого класса, использующего как свою базу
коммунистическую партию и состоящего из части вчерашних революционеров и наростов
бюрократии35. Получив монопольную политическую власть и подчинив 31 Bell D. The Coming of
Post-Industrial Society: A Venture in Social Forecasting L., 1974.
P. 358.
32
Gouldner A. W. The Future of Intellectuals and the Rise of the New Class. N. Y. . 1979.
33
Konrad G., Szelenyi I. The Intellectuals on the Road to Class Power. N. Y., 1979.
34
Szelenyi I. The Prospects and Limits of the East European New Class Project: An AutoCritical
Reflection on the Intellectuals on the Road to Class Power II Political Society 1986— 1987. Vol. 15, N
2 (1986—87). P. 103—144.
35
Djilas M. The New Class: An Analysis of the Communist System. L., 1957. P. 39—40.
144
 государство средствам насилия, этот класс распоряжается всей национальной
собственностью в странах советского типа (в том числе косвенно и собственностью на рабочую
силу), обращая всю эту собственность в источник собственных привилегий. Все же прочие виды
собственности попросту уничтожаются.
Несмотря на неопределенность своего юридического положения, «новый класс» — самый
организованный и сознательный класс в истории.
А партийная система служит внешним оформлением и одновременно прикрытием классовой
сущности его господства. Специфика «нового класса» заключается в том, что его власть и
привилегии возникают не из обладания собственностью на средства производства, а напротив,
монопольная власть становится способом утверждения монополии на коллективную
собственность.
Славным продолжателем дела Джиласа стал М. Восленский, также исходящий из базовой
посылки, что социалистическая собственность — это собственность нового класса, которая не
продается и не покупается, но дается по месту во властно-политической иерархии 36.
Теоретических новаций у Восленского, пожалуй, немного. Но в одном отношении
продвижение существенно. В описание «нового класса» вводится понятие «номенклатуры» —
перечня ключевых должностей во всех сферах активности, кандидатуры на которые назначаются
и освобождаются партийными комитетами строго определенного уровня.
По мнению Восленского, номенклатура не просто система должностей, но как раз и есть
искомый «новый класс», Именно номенклатура присваивает и распоряжается всей массой
производимой в обществе прибавочной стоимости, хотя стремится она в первую очередь не к
извлечению максимальной прибыли, но к упрочению собственной власти. Описание
номенклатурного организационного принципа не только позволяет прослеживать работу
механизма воспроизводства «нового класса», но и открывает возможность достаточно четкого
эмпирического вычленения его структурных уровней, определения условных размеров этого
класса (Сам Восленский, например, оценил его масштабы уровнем 1, 5% от всего населения
СССР).
Номенклатура в описании Восленского — образование относительно замкнутое. И хотя
прямое наследование должностей потомками власть предержащих не принято, сама
принадлежность к номенклатурным слоям наследуется сплошь и рядом. Восленский также
подробно останавливается на системе привилегий членов номенклатуры и чертах их
«специального» образа жизни, обособляющих ее от массы простого народа, Восленский считает
номенклатуру чисто паразитическим классом и в чисто марксистском духе (буквально следуя
логике первого тома «Капитала» К. Маркса) рисует способы, которыми производится
эксплуатация трудящихся при советском строе.
36
Восленский М. Номенклатура: Господствующий класс Советского Союза. Лондон.
1985. С. 205.
145
 Мы же в заключение отметим, что в принципе все концепции «нового класса»
конструируются в неомарксистском духе, и отчасти поэтому понятие элиты оказывается не в
ходу. Хотя нетрудно заметить, что «класс» здесь — скорее метафора для обозначения
социальных групп, обладающих всеми позиционными чертами властвующей элиты.
* * * Итак, перед нашим взором предстают противоречащие друг другу выводы,
получаемые на основе очень разных подходов. Элитные группы выделяются по формальным
позициям («мягкости кресел»), по репутации тех или иных групп в глазах населения или по
оценкам экспертов, по участию этих групп в принятии важнейших решений, по тому, чьи
интересы управляют общественным мнением.
Со временем элитаристские исследования перешли на солидные специализированные рельсы.
Кто-то взялся за изучение политических элит, кто-то — экономических и т. д. 37 Но тем не менее
они пока остаются не слишком большим островом в море социологических трудов, традиционно
посвящаемых проблемам более массовых низших социальных групп.
37
См.: The Sociology of Elites. Vol. I. The Study of Elites: An Elgar Reference Collection.
L., 1990.
146
 Раздел третий СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ И ВОСПРОИЗВОДСТВО
Глава 8 СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ 1. Сущность, типы и формы социальной мобильности
Изучение социальной мобильности было начато П. Сорокиным, опубликовавшим в 1927 г. книгу
«Social Mobility, Its Forms and Fluctuation». Он писал: «Под социальной мобильностью
понимается любой переход индивида или социального объекта (ценности), т. е. всего того, что
создано или модифицировано человеческой деятельностью, из одной социальной позиции в
другую. Существует два основных типа социальной мобильности: горизонтальная и
вертикальная. Под горизонтальной социальной мобильностью, или перемещением,
подразумевается переход индивида или социального объекта из одной социальной группы в
другую, расположенную на одном и том же уровне. Перемещение некоего индивида из
баптистской в методистскую религиозную группу, из одного гражданства в другое, из одной
семьи (как мужа, так и жены) в другую при разводе или при повторном браке, с одной фабрики
на другую, при сохранении при этом своего профессионального статуса, — все это примеры
горизонтальной социальной мобильности.
Ими же являются перемещения социальных объектов (радио, автомобиля, моды, идеи
коммунизма, теории Дарвина) в рамках одного социального пласта, подобно перемещению из
Айовы до Калифорнии или с некоего места до любого другого. Во всех этих случаях
«перемещение» может происходить без каких-либо заметных изменений социального положения
индивида или социального объекта в вертикальном направлении.
Под вертикальной социальной мобильностью подразумеваются те отношения, которые
возникают при перемещении индивида или социального объекта из одного социального пласта в
другой. В зависимости от направления перемещения существует два типа вертикальной
мобильности: восходящая и нисходящая, т. е. социальный подъем и социальный спуск. В
соответствии с природой стратификации есть нисходящие и восходящие течения экономической,
политической и 147
 профессиональной мобильности, не говоря уже о других менее важных типах. Восходящие
течения существуют в двух основных формах: проникновение индивида из нижнего пласта в
существующий более высокий пласт; создание такими индивидами новой группы и
проникновение всей группы в более высокий пласт на уровень с уже существующими группами
этого пласта. Соответственно и нисходящие течения также имеют две формы: первая
заключается в падении индивида с более высокой социальной позиции на более низкую, не
разрушая при этом исходной группы, к которой он ранее принадлежал; другая форма
проявляется в деградации социальной группы в целом, в понижении ее ранга на фоне других
групп или в разрушении ее социального единства.
В первом случае «падение» напоминает нам человека, упавшего с корабля, во втором —
погружение в воду самого судна со всеми пассажирами на борту или крушение корабля, когда он
разбивается вдребезги»1.
Социальная мобильность может быть двух видов: мобильность как добровольное
перемещение или циркуляция индивидов в рамках социальной иерархии; и мобильность,
диктуемая структурными изменениями (например индустриализацией и демографическими
факторами).
При урбанизации и индустриализации происходит количественный рост профессий и
соответствующие изменение требований к квалификации и профессиональной подготовке. Как
следствие индустриализации наблюдается относительный рост рабочей силы, занятой в
категории «белых воротничков», и уменьшение абсолютной численности сельскохозяйственных
рабочих. Степень индустриализации фактически коррелирует с уровнем мобильности, так как
ведет к росту числа профессий высокого статуса и к падению занятости в профессиональных
категориях низшего ранга (неквалифицированный труд).
Систематическое изучение вертикальной мобильности развернулось в 50—60-е годы.
Большинство социологов в качестве эмпирического индикатора анализа восхождения и
нисхождения избрали профессию.
Одной из самых значительных работ в послевоенный период о тенденциях мобильности в
США было опубликованное в 1964 г. исследование Элтона Ф. Джексона и Гарри Д. Крокетта2.
Представляют интерес полученные ими сводные данные общего уровня мобильности в США
(табл. 1).
Результаты этой работы свидетельствуют о росте мобильности в рамках двух поколений. В
1957 г. сыновья реже наследовали профессии отцов, чем в 1945 г. Отмечена тенденция к
восходящей мобильности, хотя примерно 25% исследуемых в обоих случаях совершили спуск по
ступеням иерархии. Авторы показали, что мобильность, направленная вверх, связана больше с
добровольным перемещением, чем со струк 1 Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М.,
1992. С. 373-374.
2
Jackson E. F., Crockeit H. J. Occupational mobility in the USA: A point estimate and irend
comparison // Americ. Sociol. Rev., 1964. Vol. 29, N 1. P. 5—15.
148
 Таблица 1. Социальная мобильность в СШA (в %)
Характер мобильности 1945 г. 1957 г.
Мобильность в целом 61, 5 67, 7
Направленная вверх 29, 7 39, 8
Направленная вниз 27, 0 25, 7
Структурная мобильность 16, 8 14, 5
Добровольная мобильность 44, 7 53, 2
турными факторами. Эти тенденции были позднее подтверждены исследованиями многих
ученых в США, Европе и бывшем СССР. Они также доказывали, что скорость социальной
мобильности в США более близка к скорости, предполагаемой системой полного равенства
возможностей, чем к скорости, предполагаемой системой максимальной стабильности, Здесь они
скорее приняли желаемое за действительное.
Видные американские социологи Питер М. Бло и Отис Д. Данкен рассматривали каждую
профессиональную группу двояко: как «потребителя» людских ресурсов и как «поставщика»
рабочей силы3. Способность той или иной профессии выступать потребителем и поставщиком на
рынке труда зависит от таких факторов, как временные изменения профессиональной структуры
(в частности, в течение жизни одного поколения), дифференцированная рождаемость и
смертность внутри категории и открытость или замкнутость профессиональной иерархии.
Анализ вскрыл интенсивную мобильность среди мужской части населения США. При этом
превалировала мобильность по восходящей линии.
Более частыми были перемещения в пограничных стратах, а не через несколько ступеней.
Низшие «белые воротнички» и низшие «синие воротнички» (включая неквалифицированных
сельскохозяйственных рабочих) реже всех наследовали профессии отцов и были
высокомобильными. Низшие «белые воротнички» совершали в основном восхождение в высшие
страты, хотя какая-то их часть была вынуждена перейти в разряд «синих воротничков».
Подобным же образом сыновья из семей, относящихся к категориям низших «синих
воротничков», чаще становились высшими «синими воротничками», а небольшая их часть
проникала даже в разряд «белых воротничков». В итоге можно сказать, что американцы
городского происхождения наталкивались на реальный барьер: «белые воротнички» — «синие
воротнички», однако препятствие оказывалось относительно преодолимым.
Бло и Данкен также показали относительное значение для профессиональной мобильности
индивида ряда факторов, связанных с происхождением: профессии отца, национальности,
величины родительской семьи, типа и размера населенного пункта, полученного образования.
Представляют интерес следующие выводы этих ученых: 3 Blan P. M., Duncan 0. D. The
American occupational structure. N. Y., 1967.
149
 1. Уровень профессиональной мобильности в США относительно высок. (Коэффициент
корреляции между социально-экономическими статусами отца и сына составляет +0, 38). Статус
отца оказывает влияние на статус сына в основном через образование, но социально-
экономические позиции семьи также влияют на возможность карьеры, независимо от
образования.
2. Расовая дискриминация в США проявляется, в частности, в худших шансах негров на
профессиональный успех. Профессиональная компенсация за расходы на образование у них
настолько меньше, что зачастую сводит к нулю их стремление к дальнейшему образованию, а
это, естественно, ухудшает их шансы на рынке рабочей силы.
3. Городские мигранты имеют большие возможности добиться желаемого профессионального
статуса, чем их отцы, по сравнению с «оседлыми» гражданами. Переезд в промышленный район
сулит больший успех, чем переселение в сельскохозяйственные области. Наиболее
предпочтительна миграция из индустриального района в небольшой город. Чем крупнее первое
местожительство переселенца, тем больше у него шансов на профессиональный успех,
независимо от масштабов последнего местожительства. Фактически и у мигрантов, и у
«оседлых» выявляется прямая связь между масштабностью местности, в которой они выросли, и
их профессиональными достижениями.
4. На деловые возможности влияет число членов родительской семьи, а также родных сестер
и братьев. Достижения человека из большой семьи, вынужденной делить средства между
многими братьями и сестрами, обычно хуже, чем у того, кто вырос в малодетной семье.
Старшие и младшие дети, как правило, делают более удачную карьеру, чем средние, что
объясняется переплетением экономических и психологических факторов. В небольших семьях
отсутствие старшего брата дает среднему сыну некоторые преимущества на пути к
профессиональному успеху, так как практически старшие сестры не являются помехой в борьбе
за лучшие жизненные шансы.
Бло и Данкен в своей классической работе подчеркивают, что отцовский статус оказывает
множественное — как прямое, так и косвенное — влияние на достижения сыновей в сфере
образования. При этом в обществе усиливается связь между образованием и профессиональным
успехом. Пока эта связь не будет ослаблена, возможности роста социальной мобильности
останутся довольно ограниченными, а роль образования как фильтра при входе в
профессиональную иерархию сохранится, способствуя увековечиванию социального
неравенства.
Переходя к вопросу об устойчивых препятствиях на пути социальной мобильности, авторы
доказывают, что предписанные признаки: расовая принадлежность, религия, возраст, пол,
национальность могут служить эффективным средством при распределении трудовых ролей.
Процесс социализации в любом обществе имеет тенденцию к увязыванию предписанных
признаков с социальными задачами. Социализация, связанная с предписанными признаками,
настолько проникает в сознание, 150
 что ее путают с человеческой природой и принимают как заданную, несмотря на ее
условность. Отсюда неприятие связи социальных задач с предписанными признаками носит в
социологическом контексте революционный характер. Осознание собственного бесправия ведет
многие низшие группы к социальному протесту, нацеленному на изменение традиционного
соотношения сил. Примерами могут служить движение негров, женское движение, выступление
индейских общин.
Бло и Данкен напоминают два важных аспекта идеологии, связанных с «американской
мечтой», — стремление к более высокому статусу и вера в возможность его достижения. При
рассмотрении в этом контексте ясно видно, что предписанный статус априори исключает
определенные категории населения из сферы «американской мечты». Исторически это
обусловлено как систематической дискриминацией извне, так и их собственной
«интернализацией» (внутренним принятием) предписанных признаков. Ограниченные
стремления, объясняемые такой позицией, традиционно одобрялись обществом, ибо они
символически подкрепляли принцип разделения труда. «Интернализация» традиционных
ценностей имела важные последствия для процессов мобильности в обществе.
2. Факторы социальной мобильности Следует отметить, что многие сравнительные
исследования показали: под влиянием сил, присущих индустриализации, происходят
фундаментальные изменения в стратификационных системах. Прежде всего возрастает
социальная дифференциация. Передовая технология дает толчок возникновению большого числа
новых профессий. Возникающие профессии требуют большей квалификации и лучшей
подготовки, лучше оплачиваются и являются более престижными. Как следствие образование и
подготовка становятся все более важными факторами на входе в профессиональную иерархию,
Кроме того, индустриализация приводит в большее соответствие профессионализм, подготовку и
вознаграждение. Иными слонами, для индивидов и групп становится характерной тенденция к
относительно устойчивым позициям в ранжированной стратификационной иерархии. В итоге
усиливается социальная мобильность. Уровень мобильности возрастает в основном вследствие
количественного роста профессий в середине стратификационной иерархии, т. е. за счет
вынужденной мобильности, хотя активизируется и добровольная, так как больший вес
приобретает ориентация на достижения.
Столь же, если не в большей мере, влияет на уровень и характер мобильности система
общественного устроения. Ученые давно обратили внимание на качественные различия в этом
отношении между обществами открытого и закрытого типа. В открытом обществе нет
формальных ограничений мобильности и почти отсутствуют неформальные. Однако в самой
эгалитарной ситуации, где любой имеет законные 151
 возможности роста, некоторые хотят быть более равными, чем другие.
Так, немало сложностей возникает при реализации преимуществ для представителей
отставших в своем развитии этнических и расовых групп, скажем, при приеме в университеты. В
этом случае могут быть ущемленными права и интересы более подготовленной молодежи. В то
же время и в открытых обществах все еще существуют социальные, расовые и половые барьеры.
И «покровительственная» система подготовки кадров с качественным высшим образованием в
Англии, и «соревновательная» система их подготовки в США не очень-то способствуют
усилению мобильности «снизу» в «правящий класс», так как и там и тут это доступно
незначительному числу лиц с наивысшими способностями, причем в самых редких случаях.
Ведь существует множество формальных и неформальных ограничений и установлений, которые
благоприятствуют продвижению лиц из высшей страты и препятствуют тем, кто относится к
низшей.
Среди структурных условий, способствующих усилению мобильности, отметим значение
войн и революций. Тут достаточно вспомнить последствия Октябрьского переворота в России.
Но... даже эта кровавая катастрофа не привела к полному обновлению элит. Исследования
показали, что руководство экономикой практически осталось в руках прежних управляющих
трестами, концернами и синдикатами. А «великие стройки» социализма и коммунизма велись по
преимуществу по планам и проектам предреволюционных лет. Только авторы зачастую
«перекрестились» из господ в товарищей, хотя и без явного удовольствия. Правда, ряды
властвующих постепенно пополнились и «выходцами из народа», но вовсе не в той мере, как
изображалось в пропаганде. Да и «выходцы» все больше норовили жениться на «графинях»,
желательно красных по вере, что и нашло отражение в художественной литературе. Такова,
впрочем, судьба делателей всех и всяческих революций. Таким же образом складывается новая
элита в постсоветской России. Вчерашние руководящие «товарищи» при малых колебаниях
преобразились в господ, оттеснив по преимуществу на вторые позиции политиков и иных
инициаторов разрушения старой системы и сотворения буржуазной России. Преемственность и
здесь возобладала над обновленчеством.
При определенных условиях решающими факторами мобильности могут стать государство,
армия, церковь. В прошлом церковь была вторым после армии каналом вертикальной
мобильности, особенно в отношении средней страты. Значительные возможности продвижения
снизу вверх появляются в период становления новых религий.
В современном мире особым фактором мобильности является образование, хотя оно играло
решающую роль и в некоторых древних государствах, например, в Китае. После Второй
мировой войны в условиях бурного экономического роста и в западных, и в «социалистических»
странах сформировалось представление о социальной мобильности «с помощью образования».
Но эти иллюзии постепенно развеялись.
152
 Образованные работники в иерархии власти и собственности занимают те же позиции, что и
их менее образованные родители. Само образование также стратифицировалось, разделившись
при формальном равенстве уровней (скажем, высшее) на элитарное, повышенное, «среднее» и с
низким уровнем. Поэтому современная система образования скорее камуфлирует реальное
неравенство, чем служит «лифтом» по выравниванию позиций. Социальные причины
распределения власти и привилегий подменяются при этом их «естественными» причинами,
связанными с индивидуальными природными способностями людей.
Не меньшая роль принадлежит и политическим партиям, нередко в совместных с
государством действиях. Свое место в процессах мобильности занимают профессиональные
объединения, различного рода общественные организации.
Конечно, особенно важна роль семьи — от клановых ее организаций, существующих с
древнейших времен на Востоке, до современной семьи, способствующей разными способами
продвижению вверх: от браков до поддержки в деловой сфере. Однако исследования
показывают, что значительное продвижение вверх ослабляет семейные связи.
Влияние социальной стратификации на родительские ценности относительно детей по США
и Италии многие годы назад исследовал Мэлвин Кон (1959—1966 гг.), Его исследования
показали, что в этом отношении существуют различия между средним и рабочим классом.
Родители, принадлежащие к среднему классу, дают высшую оценку самоорганизации, тогда
как родители рабочие выше всего оценивают конформизм, внешне навязанные правила 4.
В качестве дополнительных факторов, влияющих на мобильность, отметим различный
уровень рождаемости в разных стратах — более низкий в верхних и более высокий в нижних,
что создает известный «вакуум» сверху и способствует продвижению снизу.
В редких случаях продвижение вверх зависит от сознательных усилий людей, решающее же
значение имеют объективные факторы, и прежде всего — экономическое развитие. Однако
поскольку личные усилия людей нельзя сбросить со счета, нужно учитывать при этом
мотивацию их деятельности, направленной на продвижение.
Для индивида возможность продвижения вверх означает не только увеличение доли
получаемых им социальных благ, она способствует реализации его личных данных, делает его
более пластичным и многосторонним. Мобильность предполагает и возможность создания
новых групп, идей, приобретение нового опыта. Что касается движения вниз, то, уменьшая долю
социальных благ, оно способствует росту самосознания, более реалистической самооценке
индивида и соответственно более реалистическому выбору цели, включая менее оплачиваемую,
но более интересную работу, наконец, оно усиливает сплочение семьи.
4
Kоhn M., Schooler С. Work and Personality: An Inqiry into the impact of Social Stratification.
Norwood, 1983.
153
 Все это можно отнести к положительным результатам мобильности.
независимо от ее направленности вверх или вниз.
К отрицательным результатам мобильности как вертикальной, так горизонтальной относят
утрату индивидом своей прежней групповой принадлежности, чему предшествует его
предварительное приспособление к своей будущей группе. Такая идентификация поведения
ведет к напряженности с коллегами и часто к отчуждению; но именно этот процесс способствует
вступлению в новую группу. Слагаемые этого процесса могут меняться местами, не меняя его
сути, так же, как не меняет ее то, что представляет собой новая группа — деловую организацию,
клуб, страту; во всех случаях такое перемещение сопровождается усилением индивидуализма и
часто сохранением возникшего при перемещении отчуждения.
Положительные и отрицательные последствия мобильности сказываются не только на
индивиде, но и на обществе. Продвижение вверх тесно связано с экономическим развитием,
интеллектуальным и научным прогрессом, формированием новых ценностей и социальных
движений; движение вниз ведет к освобождению высших слоев от мало полезных элементов. Но
всего важнее то, что усиленная мобильность способствует дестабилизации общества по всем его
параметрам. Другой возможный результат — вытеснение наиболее способных членов общества
из процесса мобильности или же за пределы данного общества как такового, что с
неизбежностью сказывается отрицательно и на судьбе самого общества. От той или иной
реакции общества на последствия мобильности зависит возможность или невозможность
преодоления вызываемой ею нестабильности.
3. Открытое общество — общество равных возможностей? Социальную мобильность
правильнее было бы назвать обратной стороной той же проблемы неравенства, ибо, как отмечал
М. Бьютл, «социальное неравенство усиливается и узаконивается в процессе социальной
мобильности, функцией которой является отвод в безопасные каналы и сдерживание
недовольства»5. Поэтому не случайно, при исследовании мобильности в центре внимания
социологов оказался вопрос об открытом обществе, обществе равных возможностей, где каждый
имеет все шансы подняться на самые высокие ступеньки социальной иерархии.
Закрытое общество, жесткой структурой препятствующее увеличению мобильности, тем
самым противостоит и нестабильности. Гомогенность страт не вызывает здесь неизбежного
антагонизма, вырастающего в классовые конфликты; ограниченные потребности и ценности 5
Beutel M. Class in contemporary Britain. // Economics: An antitext. L., 1978. P. 50.
154
 способствуют сохранению статус-кво; низшая страта может быть совершенно несчастной в
своих лишениях, но ощущать невозможность что-нибудь изменить до тех пор, пока мобильность
вниз не превысит некоего предела, за которым перспективы могут мгновенно измениться, и
революционные политические партии или движения получат мощную поддержку.
Что касается мобильности вверх, то в закрытом обществе она ограничена не только
количественно, но и качественно, поэтому индивиды, достигшие верхов, но не получающие той
доли социальных благ, на которую они рассчитывали, начинают рассматривать существующий
порядок как помеху к достижению своих законных целей и стремятся к радикальным
изменениям. Среди лиц, мобильность которых направлена вниз, и закрытом обществе часто
оказываются те, кто по образованию и способностям более подготовлен к руководству, чем
основная масса населения, — из них и формируются вожди революционного движения в тот
период, когда противоречия общества приводят к конфликту в нем классов. Не обладая властью
для проведения необходимых обществу изменений, они ищут поддержки масс, поэтому в
проповедуемой ими идеологии обычно содержатся универсальные призывы к равенству и
братству. Таким образом, в закрытой системе образуется две, в конечном счете объединяющиеся
группировки, отвергающие существующий общественный строй.
В открытом обществе, где сохранилось мало барьеров, мешающих продвижению вверх, те,
кто поднимаются вверх, имеют тенденцию отходить от политической ориентации класса, из
которого они происходят, и принимать политическую окраску класса, в который они перешли.
Аналогично выглядит поведение тех, кто снижает свое положение. Таким образом, те, кто
поднимаются в высшую страту, менее консервативны, чем ее постоянные члены, но более
консервативны, чем постоянные члены низшей страты. С другой стороны, «сброшенные вниз»
являются более левыми, чем стабильные члены верхней страты, но не в такой мере, как
стабильные члены низшей страты. Следовательно, движение в целом способствует стабильности
и в то же время динамизму открытого общества.
Но пополнение правящего класса из лучших представителей всех слоев общества,
теоретически не представляющее проблемы в наиболее открытой системе, на самом деле не
может быть реализовано, так как господствующие обычно стремятся сохранять максимальный
контроль над социальными благами, выдвигая барьеры законов и обычаев для сокращения
возможностей продвижения выходцам из низов. При этом, естественно, возникают такие
дилеммы, которые вытекают из понимания пользы, какую могут принести исключительно
способные члены низших страт, если их допустить в верхние слои, и какую последним принесет
социализация этих людей, или из понимания того, что максимальная закрытость правящего
класса делает его неспособным к решению задач, стоящих перед обществом; наконец, из 155
 того, что при высокой степени закрытости верхов неизбежно появляются диссиденты,
возникает угроза революционного движения.
Разница между открытыми и закрытыми обществами в этом плане лишь в большей или
меньшей остроте проблемы соотношения между потребностью общества в неограниченной
мобильности его членов и возможностью, предоставляемой правящим классом.
Многие западные социологи не склонны переоценивать ситуацию с равенством шансов в так
называемом открытом обществе. Например, Б. Шефер, выражая уверенность в том, что в ФРГ
действительно высока вертикальная мобильность, вместе с тем отмечал, что социально-
профессиональная структура населения Германии имеет и к середине 70-х гг. «поразительное
сходство» со структурой 1939 г. 6 Анализ тех же процессов, проведенный Л. Дуберман в США,
не подтвердил тезиса, проповедовавшегося многими авторами, о наличии в этой стране больших
возможностей для социального и экономического продвижения, чем в других индустриальных
странах. «В течение целого столетия, — пишет Дуберман, — американская классовая структура
сохранялась относительно неизменной в аспекте большей открытости или закрытости» 7.
Специальные исследования образования классов и социальной мобильности в Англии также
демонстрируют высокий и, очевидно, мало изменяющийся уровень социальной закрытости 8. В
Великобритании, как отмечают Дж. Голдторп и Ф. Бивен, социальная неподвижность особенно
заметна в местных сообществах, где в настоящее время происходит не процесс разрушения
столетиями складывавшейся иерархической структуры, а модификация се. Это, по выражению
английских социологов, структура морально обоснованного неравенства 9.
Резко отрицательную оценку возможностей индивида в области социальной мобильности в
условиях французского общества дал Д. Марсо в книге «Классы и статусы во Франции», которая
имеет красноречивый подзаголовок «Экономические изменения и социальная мобильность».
Социальная мобильность населения, подсчитанная в пределах жизни одного или двух
поколений, подтверждает жесткую неизменность социальной структуры в стране, пишет Марсо.
Миф о «равных возможностях» является мифом как для США, так и для Западной Европы, и
опровергается конкретными исследованиями. Даже если считать профессиональную
мобильность главным показателем социальной мобильности, то и в этом случае обнаруживается
социальная малоподвижность, преобладание наследования профессий из поколения в поколение.
Автор приводит убедительные данные, подтверждающие «за 6 Schafer В. Sozialstruktur and
Wandel der Bundesrespublik Deutschland. Stuttgart, 1976.
7
Duberman L. Social Ineuality: Class and Came in America. N. Y., 1976. P. 113.
8
Marshall G., Rose D., Newby H., Vogler C. Social Class in Modem Britain. L., 1989.
9
Goldthorpe J. H., Bevan Ph. The Study of Social Stratifiratiion in Great Britain, 1946— 1976 //
Social Sci. Inform. 1977. Vol. 16, N 3, 4. P. 279—334.
156
 крытость» разных социальных групп в современной Франции. Вывод, к которому приходит
Марсо: «В течение 30 лет экономического развития, с 1945 но 1975 г., здесь сохранялась в
большей мере тенденция к неизменности на каждом уровне социальной и классовой структуры,
чем к изменению; верхний и нижний слои иерархии оставались изолированными»10.
Эти выводы подтверждаются исследованиями Д. Берто, который в одной из своих ранних
работ (Судьба людей и классовая структура, 1977) показал, что лишь небольшая часть служащих
повышает свой социальный статус, а 41% детей служащих становятся рабочими. Кроме
социального происхождения, во многом определяющего социальное положение людей, Берто
указывает и на другие факторы, формирующие социальные биографии индивидов. Видный
французский социолог Э. Претесей по существу объяснил эту иммобильность качественными
разрывами в потреблении между социальными классами, закрепляющими их представителей в
своей культуре».
Социальная инертность в современных обществах во многом определяется стратегией
воспроизводящих свое господство высших классов или их консервативной части. Они
используют в этих целях политическую систему, различные социальные институты
(налогообложения, социального страхования и т. д.). Важную роль в этом отношении выполняет
и система образования.
4. Социальная мобильность в этакратическом обществе Особого внимания заслуживают
проблемы мобильности в бывшем СССР и других странах «реального социализма». С одной
стороны, официальная пропаганда в этих странах утверждала, что в них достигнуто или почти
достигнуто полное равенство шансов на продвижение и занятие всеми видами труда для
выходцев из любой социальной или национальной группы. Правда, при этом находились под
табу все сведения, скажем, об учащихся привилегированных спецшкол или, например, о
социальном происхождении студентов Института международных отношений. К тому же
демагогически утверждалось, что самая почетная позиция в обществе — быть рабочим. О
противоречии между последним утверждением и идеей равенства шансов на продвижение
умалчивалось.
С другой стороны, многие западные исследователи писали о сходстве систем стратификации
и характера мобильности на Западе и в странах с тоталитарным режимом. Они не учитывали, что
в странах с качественно различным социально-экономическим устройством за одними теми же
индикаторами социальной мобильности скрыты принципиально 10 Мarсеап J. Class and Status in
France: change and social immobility. 1945—1975. Oxford.
1977. P. 99.
11
Preteceille E., Terrail. J. -P. Capitalism, Consumption and Needs. Oxford, 1985.
157
 разные социальные явления и процессы. Поэтому нельзя не высказать решительное
несогласие с суждениями, в частности, американского социолога С. М. Липсета, который
утверждал, что «... модели неравенства в Советском Союзе... могут быть легко сравнимы с
данными из американских и других западных социологических работ»12.
Подлинная картина социальной мобильности в этих странах еще не до конца раскрыта.
Однако, благодаря усилиям ряда ученых, многое уже очевидно. Наиболее профессиональные
российские исследования собраны в двух сборниках, изданных в США13.
В СССР период существования этакратической системы совпал с процессами интенсивного
промышленного развития и урбанизации. Эти процессы, по определению польского социолога
Януша Зюлковского.
носили патологический характер, но тем не менее фактом остается, что если в 1922 г. доля
городского населения составляла в СССР лишь 16%, да и большая часть этих горожан вела по
преимуществу полукрестьянский образ жизни, то к моменту распада Союза, т. е. к 1991 г.,
городская часть жителей страны достигла 66% к общей численности населения, а в собственно
России — 74%. К этому же времени из примерно 130 млн. работающих свыше 42 млн. были
заняты преимущественно умственным трудом. Если добавить к сказанному многомиллионные
репрессии и гигантские жертвы времен Второй мировой войны, то очевидны и такие
последствия всего случившегося как грандиозные масштабы социальной мобильности. Отзвук
их, постепенно угасавший в 60—80-е годы, все же сказался на всем протяжении существования
советского режима.
В качестве примера приведем сведения из опроса, проведенного под руководством автора
главы, в самый канун потрясений второй половины 80-х-начала 90-х годов.
Данные таблицы показывают стабилизацию стратификационной иерархии, умеренный
масштаб социальной мобильности, возрастание преемственности в социальном статусе.
В этом ракурсе возможны сопоставления обществ, отличающихся и социальным
устройством, и типом культуры. Такое сравнение было проведено нашими учеными в начале 70-
х годов на основе сравнения структурных моделей межпоколенной динамики социального
положения отцов и сыновей. Был использован метод «путевого» (path) анализа, который чаще
всего применяется в мировой литературе как средство построения структурных моделей.
Сопоставлялись данные исследований по СССР, Чехословакии, США, Японии и Австрии.
Оказалось, что показатели корреляции между социальными характеристиками отца и
респондента близки для СССР и США. Так, связь между образованием отца и сына в СССР — 0,
49, в США — 0, 45. Социально-профессио 12 Intern. J. Sociоl. 1973. Vol. 3. N 1, 2. P. 384.
13
Social Stratification and Mobility in the USSR. II Intern. J. Social. 1973. Spring-Summer: The
Social Structure of the USSR: Recent Soviet Studies. N. Y., 1986.
158
 Таблица 2. Социальный состав трех поколений горожан (Казань, 1983 г.)
Отец на Респонд
начало ент на Старши
Респонд Респонд
тpyдовой начало й сын
ент в ент на
Социальные слои деятельнос своей респондент
возрасте 30 момент
ти трудовой а на момент
лет опроса
респондент деятельнос опроса
а ти
Крестьяне,
19, 0 6, 9 0, 9 0, 3 0, 8
колхозники
Рабочие
неквалиф. 16, 6 10, 3 5, 1 5, 5 8, 3
труда
Рабочие квалиф.
36, 0 58, 8 56, 1 54, 8 50, 2
труда
Рабочие
1, 1 2, 9 2, 9 3, 4 1, 7
высококвадиф. труда
Работники
малоквалиф. умств. 4, 1 1, 9 2, 2 2, 1 4, 5
труда
Работники
квалиф.
умств. труда,
9, 0 7, 7 10, 8 9, 9 8, 9
требующего сред.
спец.
образования
Работники
10, 2 9, 8 15, 3 15, 8 21, 7
квалиф.
умств. труда,
требующего высш.
образования
Работники
высококвалиф.
умств. труда,
требующего высш. 1, 5 1, 2 4, 9 5, 8 2, 8
Образования и
дополнит.
подготовки
Работники
высококвалиф.
2, 5 0, 5 1, 8 2, 2 1, 1
управленческого
труда
Итого 100 100 100 100 100
нальный статус отца и сына (в начале трудовой карьеры) в СССР — 0, 24, в США 0, 42 и т. д.
Для молодого поколения в СССР, США и других странах характерна тесная связь между
собственным образованием и социально-профессиональным статусом (СССР — 0, 57; США — 0,
60; Чехословакия — 0, 65; Япония — 0, 40; Австрия — 0, 43) 14.
14
Шкаратан О. И., Рукавишников В. О. Социальная структура населения советского города //
СОЦИС. 1974. № 2. С. 44—48.
159
 Однако и эти, и другие эмпирические данные скрывают за собой различия социальных
механизмов продвижения. В открытых обществах — это по преимуществу стихийный процесс, а
в тоталитарных мобильность, особенно на высших ступенях социальной лестницы, —
управляемый, идеологически обусловленный процесс. В бывшем СССР действовали
многочисленные закрытые инструкции, кто и какое социальное положение мог занимать. При
этом брались в расчет и социальное происхождение, и национальность, и, особенно,
демонстрируемая приверженность политическому режиму, не говоря уже о готовности принять
систему норм и ценностей политикопартийной элиты.
Реально социальная селекция была направлена против средних слоев, особенно
интеллигенции, поскольку советская система могла строиться только на социальных силах
маргинализированных групп населения. Характерно, что в составах Политбюро ЦК КПСС (т. е.
истинных владык страны) 1965—1984 гг. выходцы из крестьянства составляли около 65%, из
рабочих — 17%, а из интеллигенции — 18%. В это время во всем занятом населении страны доля
работников умственного труда достигала 30%. В целом же в составе высшего правящего слоя
страны в это же время, т. е. в эпоху интенсивного развития электронных, ядерных, космических,
биоинженерных и иных супертехнологий, выходцы из семей бедного крестьянства и
неквалифицированных рабочих преобладали решительным образом — 70, 5%; в семьях
неквалифицированных служащих родились 13, 1%; лишь 8, 5% имели родителями
квалифицированных рабочих и 8% — работников квалифицированного умственного труда. Во
всем и всегда сказывалась своеобразная смычка тоталитарной элиты и низов, состоящих из
квазирабочих и таких же квазикрестьян, людей ушедших из одной (традиционной) культуры и не
дошедших до подлинно городской. Отсюда и особые черты, не всегда прослеживаемые по
данным социальной статистики и социологических опросов: с одной стороны, возрастающая
межпоколенческая преемственность, особенно в верхних слоях, а с другой — эти странные, на
первый взгляд, зигзаги в индивидуальной карьерной мобильности отдельных выходцев из
низших страт15.
Некоторые западные исследователи справедливо отмечали предпочтение, отдаваемое
родителями — интеллигентами «академической» карьере своих детей, по сравнению с
переходом в контролируемую властями «номенклатуру». Более того, при этом подмечено, что
привилегии, связанные с управленческими позициями, были не столь велики, чтобы
мотивировать на этого рода работу, если принять во внимание моральные потери 16. Поэтому
естественен и вывод, что занятия управленческим трудом не столь уж привлекательны и
желанны, как это может представиться на первый поверхностный взгляд17.
15
Шкаратан О. И., Фигатнер Ю. Ю. Старые и новые хозяева России // Мир России.
1992. № 1.
16
Matthews M. Privilege in the Soviet Union. L., 1978.
17
Kohn M. L., Schooter C. Op. сit.
160
 Глава 9 СОЦИАЛЬНОЕ ВОСПРОИЗВОДСТВО I. Социальное воспроизводство vs.
социальная мобильность: альтернативность концепций Что же дает теория социальной
мобильности для понимания общества в его функционировании и развитии, каковы ее
ограничения? Данные о росте внутрипоколенной и межпоколенной мобильности нередко служат
основанием для капитальных выводов относительно характера общества и присущих ему
социальных отношений.
Возрастание шансов на индивидуальное продвижение из низших слоев в высшие обычно
рассматривается как свидетельство большей открытости общества, его демократичности,
равенства возможностей для его членов. Современный социолог М. Миллер (США)
подчеркивает, что возможной целью исследований социальной мобильности является
управление социальным развитием таким образом, чтобы дети из рабочих семей могли бы
перейти на более продвинутые места, а средние слои — могли бы сохранить свои рабочие места.
Конечно, было бы нелепо отрицать то обстоятельство, что более широкий масштаб
социальных перемещений является серьезным позитивным фактором общественного развития,
привлекая одаренных и динамичных людей из низов к ответственной деятельности. Это, как
правило, стабилизирует конкретно-историческое общество, делает его более адаптивным к
меняющимся ситуациям в технологиях производства, экономических отношениях. В то же
время, социальные перемещения сами по себе не меняют характера социальной стратификации.
Соответственно и исследования, посвященные этому сюжету, скорее отвечают на вопрос об
эффективности использования творческого потенциала членов общества, чем на вопрос о
характере социальных изменений, происходящих в нем под влиянием технологических,
экономических и политических факторов.
Еще в начале 20-х годов были написаны следующие примечательные строки, принадлежащие
перу, к сожалению, забытого ныне автора А. Хрящевой: «Классы образуются не в порядке
усмотрения или происхождения человека, а в порядке законов экономических
(производственных) отношений буржуазного общества. Отдельные лица могут деклассировать
сколько угодно. От этого не изменится структура общества, так как она обусловлена
требованиями отношений производства. Если структура общества такова, что в нем 10%
крупнобуржуазных верхов, 40% земельных мелких собственников и 6. В. В. Радиев, О. И.
Шкаратан 161
 мелкой буржуазии (служащих и чиновников) и 50% рабочих, то никакие восхождения и
нисхождения не могут изменить этого отношения. С точки зрения образования классов важно не
то, сколько и откуда деклассирует лиц, а важно соотношение классов в каждый данный момент.
Индивидуальные случаи деклассирования ни на одну йоту не меняют законов образования
классов... Изменение соотношений классов может произойти лишь вследствие изменения
соотношений производственных функций общества. Например, высокие прибыли в какой-либо
отрасли промышленности, или открытие новых рынков сбыта увеличивают данное производство
или группу производства, привлекая сюда рабочих. Этот новый кадр рабочих вербуется из
погибших в конкуренции предприятий и, главным образом, — из пролетаризованных мелких
землевладельцев. Число самостоятельных мелких производителей в этом случае уменьшается,
число рабочих увеличивается; состав крупной буржуазии может остаться таким же или даже
уменьшиться, благодаря конкуренции капитала»1.
Вообще концепция социальной мобильности преувеличивает значение того специфического
социального процесса, который отражен в самом этом понятии, получается, что индивидуальные
перемещения людей есть универсальное средство преобразований в социальной структуре
общества. К тому же следует учесть, что признаки, по которым обычно судят о характере
мобильности (прежде всего, профессиональная принадлежность), обладают слабой исторической
устойчивостью, так как непосредственно зависят от постоянно происходящих изменений в
технологии человеческой деятельности; и далеко не всегда факт получения профессии инженера-
технолога сыном слесаря является свидетельством приобретения более высокого статуса в более
консервативной стратификационной системе.
Социальная мобильность, на наш взгляд, является формой латентного процесса, образующего
сердцевину преобразований в стратификационных системах — социального воспроизводства
(воспроизводства социальных отношений и индивидов). Это воспроизводство отражает как
действие универсальных законов социального развития, так и специфические черты развития
конкретных социальных организмов (государств, регионов), национальные традиции,
выраженные в ценностях и нормах межгрупповых взаимодействий и связей.
Что же конкретно скрыто за поверхностью — явлениями социальной мобильности? За
мобильностью скрыты структурные изменения в обществе, которые мы попытались представить
в виде следующей схемы.
1
Хрящева А. К вопросу об условиях образования классов // Вест. статистики. 1922.
Кн. 12. № 9—12. С. 173—174.
162
 Схема
показывает, что теория социального воспроизводства притязает на подлинное раскрытие
процессов развития социальных отношений, социальной структуры в существующих обществах.
2. Становление теории социального воспроизводства Насколько нам известно, одна из
первых попыток применения концепции воспроизводства принадлежит французскому социологу
П. Бурдье и его коллеге Дж. Пассерону2.
П. Бурдье по-новому взглянул на систему образования. Он доказал, что, несмотря на широко
распространенные требования равенства возможностей, элиты приспособили новые стратегии,
чтобы обеспечить свою преемственность от поколения к поколению. Образовательная система
была ключевым моментом в этих стратегиях. С помощью педагогических методов, отношений
между учителем и учениками, отбора учебных курсов и методов селекции экономически
привилегированные и хорошо образованные дети получили преимущества по сравнению с менее
привилегированными и менее обученными. Другими словами, образовательная система,
несмотря на новейшие реформы и возросший уровень обучения в целом, не только не разрушила
классовое и культурное неравенство, а скорее усилила его.
В целом теория воспроизводственной функции образования доказала, что родители с
престижными занятиями способны использовать свои социально-экономические ресурсы, чтобы
дать своим отпрыскам хорошее образование, что, в свою очередь, помогает детям занять
престижные рабочие места. Бурдье делает акцент на культурном капитале. Он утверждает, что
родители не только вручают детям 2 Bourdien P., Passeron J. -C. Reproduction in Education: Society
and Culture. L., 1977.
6* 163
 образовательные «верительные грамоты», но также создают культурную среду, что
содействует развитию разнообразных способностей, которые вознаграждаются в
образовательной системе.
Таким образом, воспроизводство классовых отношений, классовых привилегий включает и
такую составляющую как культурный капитал.
Но это классовое отношение воспроизвести неизмеримо труднее, чем отношения владения.
Оно воссоздается косвенно, через получение хорошего образования. При этом, по Бурдье,
культурный капитал — это языковая и культурная компетенция. Он складывается в результате
чтения книг, посещения музеев, театров, концертов, освоения манеры речи и межличностного
общения и т. д. Сюда также добавляется образовательный капитал — личная собственность
обладателей дипломов и ученых степеней, которые получены в тесной связи с классовой
позицией родителей.
По мнению Бурдье, репродуктивная функция школы есть следствие действий
господствующих классов, обеспечивающих свое воспроизводство. В ранние периоды
промышленного капитала «воспроизводственная стратегия» собственников была прямым
переносом (передачей) прав собственности. После Второй мировой войны популистское
требование равенства образовательных возможностей, так же как и возрастание отделения
собственности от управления фирмами, установление «рациональных» процедур подбора и
продвижения менеджеров, вызвали надобность в менее прямых стратегиях социального
воспроизводства, Собственники крупных состояний приспособили новую стратегию,
конвертируя экономический капитал в образовательный. Используя свои экономические ресурсы
для получения хорошего образования детьми, собственники смогли закрепить позиции части
своих наследников. Конечно, эта стратегия была наиболее успешной для тех, кто сам обладал
солидным культурным и образовательным капиталом.
Все это, естественно, не отрицает возможности для индивидуумов, обладающих талантом,
достичь академических успехов вне зависимости от происхождения, Но такие случаи не носят
массового характера. Ведь образование есть путь к занятию позиций контроля в экономике, что в
современных условиях более значимо, чем владение собственностью. Однако есть области
деятельности, где без стартового капитала не занять высокой социальной позиции 3.
В 70—80-е гг. во Франции воспроизводственный подход получил дальнейшее развитие у
сторонников концепции антропономии. Эти авторы критически оценили пригодность
современных теорий социальной мобильности для объяснения проблемы детерминации
человеческих судеб. Социальная мобильность не раскрывает целостной картины жизни
индивидов в социальной структуре общества; теория социальной мобильности не смогла даже
заложить своих собственных основ.
3
Bourdieu P., Passeron J. -C. Op. cit.; Bourdieu P. The Education System and the Economy: Titles
and Jobs // French Sociology: Rupture and Renewal since 1968. N. Y., 1981.
164
 Встречно ими была предложена концепция антропономического процесса (термин
«антропономия» включает два греческих слова — антронос (человек) и номос (закон)). Этот
процесс определяется авторами антропономической концепции как целостный процесс
производства, распределения и использования людей в классовой структуре общества 4.
Д. Берто выдвинул в качестве основной задачи исследователя анализ структуры
общественных отношений, определяющих социальные траектории людей, т. е. человеческие
судьбы. Существенными при этом оказываются два момента: начало этих траекторий, т. е. место
семьи, где человек родился, в классовой структуре общества, и кривая дальнейшей социальной
жизни человека. При таком подходе проблема социальной детерминации судеб людей может
изучаться как проблема распределения людей по различным сферам социальной жизни, или по
различным уровням социальной стратификации. В частности, опираясь на надежные данные,
Берто подтвердил, что шансы сына рабочего стать руководителем или лицом свободной
профессии в 12 раз меньше, чем у выходцев из той же среды. Нельзя добиться равенства шансов
при неравенстве условий жизни, заключает автор.
Сторонники антропономической концепции считают некорректным определять социальное
положение человека только по его профессии, необходимо учитывать индивидуальные
характеристики человека, особенно его отношение к жизни, к выполняемым функциям. Понятие
«человек» при этом рассматривается не как отображение отдельной личности, а как элемент
социальной группы. В связи с этим процесс антропономического распределения людей
(ключевое понятие, означающее распределение людей по разным социальным группам)
изучается не как сумма индивидуальных перемещений, а как система коллективных потоков, в
известной мере питающих социальную стратификацию. И их невозможно изучать вне
представления об этой стратификации как в общетеоретическом, так и конкретноисторическом
плане.
Какие же фундаментальные отношения предопределяют этот процесс распределения людей?
П. Сорокин отводил ключевую роль семье и школе, М. Вебер — рынку труда. Но, по Берто, эти
концепции ошибочны, так, как пройдя семью и школу, люди вовсе не предоставлены своей
собственной судьбе; напротив, направления траекторий их жизни в основном предопределены
заранее, самим местом в мире труда и капитала.
Человек в своей жизни проходит этапы, которые характеризуются рядом разнородных
понятий: рождение, социализация, воспитание, обучение, рынок труда, мобильность, женитьба,
потребление и другие.
Антропономический подход притязает на воссоздание этого единства.
Не случайно, что в «Cahiers d'antroponomic» в подзаголовке подчеркнута 4 Bertaux D. Destins
personnels et structure de classe: Pour line crime de L'antroponomie politine. P., 1977; в 1983—1989
гг. выходили «Cahiers d'anthroponomie».
165
 их междисциплинарность. Суть заключается в стремлении охватить противоречивое
единство, составляющее антропономический процесс, не на уровне его «продуктов» людей, а на
уровне исторически детерминированных социальных отношений. Здесь, в частности, важны
социально обусловленные отношения в семьях, организация быта, досуга, жилой среды.
Социальная политика государства в этой сфере направлена на внедрение определенной формы
существования работников вне работы, которую можно определить как «рабочебуржуазную
форму».
Антропономический анализ раскрывает также ряд специфических механизмов, посредством
которых различные классы воспроизводят себя в своих детях. Среди них четыре главных:
передача капитала, обеспечивающая воспроизводство слоя капиталистов; наследование земли и
мелких средств производства, обеспечивающее воспроизводство крестьян, мелких торговцев и
ремесленников; система образования, обеспечивающая воспроизведение руководителей и лиц
свободных профессий; и наконец, отсутствие всех этих факторов, обеспечивающее
воспроизводство наемных работников.
Систематическое развитие воспроизводственный подход получил у группы европейских
социологов, по чьей инициативе в 1970 г, был сформирован Исследовательский комитет
социологии регионального и городского развития. Они решительно выступили с идеями
необходимости теоретического осмысления урбанизации и регионального развития как
воспроизводственных процессов. С их точки зрения, сложившаяся преимущественно под
американским влиянием современная социология города больше описывает, чем объясняет, в
ней слишком много созерцательной эмпирии и слишком мало науки. Авторы, примкнувшие к
этому направлению, призывали обратиться к анализу классовых отношений как отправному и
кардинальному пункту в научном объяснении социальных явлений и конфликтов. Последние
обычно рассматривались западными социологами как результат воздействия разросшихся до
чудовищных размеров городов5.
В преобладающей части работ этой группы европейских социологов давалась высокая оценка
трудам К. Маркса, хотя лишь у некоторых из них концептуальные подходы основывались
непосредственно на марксовой теории. Во многих конкретных исследованиях этой группы
делается попытка понять совокупность отношений между развивающимся (капиталистическим)
способом производства и процессами потребления на локальном уровне. Именно эти авторы
сосредоточились на изучении марксовой концепции воспроизводства.
Так, Э. Претесей рассматривает как целостный непрерывный процесс воспроизведение
способа производства, способа потребления и 5 Castells M. Urban Sociology and Urban Politics:
From a critique to new trends of research // Сотр. Social Res. 1975. Vol. 3, № 1; Captive Cities: Studies
in the political economy of cities and regions. L., 1977.
166
 рабочей силы. Воспроизводство рабочей силы при этом включает: возобновление ее
способности «играть свою партию» в конкретном процессе труда с его технологиями,
интенсивностью и ритмами; воспроизведение ее товарной формы, ее эксплуатации. Товарный
способ потребления рабочей силы включен в цикл: рабочая сила — (ее продажа капиталу) —
заработная плата — (покупки на рынке) — блага — (действительное потребление) — рабочая
сила «свободного рабочего», проданная капиталу для того, чтобы заработать средства для
сохранения своего существования.
Э. Претесей при этом подробно разбирает, во-первых, отношения между «действенным»
потреблением и эффективностью воспроизводства рабочей силы (восстановление и
производство новых работников); во-вторых, необходимость определенных элементов для этого
(благ и т. д.) и некоего уровня заработной платы6.
Однако развиваемая подобным образом концепция социального воспроизводства весьма
ограничена, поскольку она сосредотачивается на одном, пусть даже фундаментальном аспекте
социальной репродукции — воспроизводстве рабочей силы. В этих работах концепция
воспроизводства рабочей силы не включает в себя концептуализацию воспроизводства общества
в его исторических и культурных связях. Более того, воспроизводство рабочей силы во многом
сведено к рассмотрению воспроизводства отношений по поводу оплаты труда и структуры
потребления.
В какой-то мере итоговой можно признать книгу «Social Reproduction in Eastern and Western
Europe (Croningen, 1990). Эта книга показала, что и поныне исследования социальной
мобильности и социального воспроизводства ведутся на разделенных концептуальных началах, и
их органическая и неизбежная интеграция — дело будущего.
В те же 70-е годы в России также стали обсуждаться и эмпирически исследоваться вопросы
социального воспроизводства. Такой подход давно уже широко применялся при изучении
демографического и экономического аспектов общественного развития, включая
широкомасштабные исследования по воспроизводству трудовых ресурсов и рабочей силы. Что
же касается использования такого подхода к изучению социальной динамики общества, то до 70-
х годов он не получил применения. Довольно широко в среде философов и социологов бытовала
точка зрения о том, что употребление понятия «воспроизводство» означает ограничение
изучения общества его функционированием, тогда как главное — исследовать общественное
развитие. Такое смешение воспроизводственного подхода с функционалистским замедлило
распространение концепции воспроизводства в российской социологии. Тем не менее в работах
О. И. Шкаратана, Э. К. Васильевой, В. И. Луки 6 Preteceille E. Collective consumption, the state and
She crisis of capitalist society // City, Class and capital. New Developments in the Political Economy of
Cities and Regions. L., 1981; Preteceille E., Terrail J. -P. Capitalism, Consumption and Needs. Oxford,
1985.
167
 ной и С. Б. Нехорошкова, А. С. Ахиезера эта концепция получила развитие, была обоснована
эмпирическими данными и подтверждена математико-статистическими моделями
воспроизводственных процессов7.
3. Содержание теории социального воспроизводства (развитие марксова подхода)
Воспроизводственный подход, конечно, накладывает определенные ограничения на объяснение
общественных процессов. Его задачей является раскрытие механизмов развития существующих
общественных форм, а не качественных изменений в обществе.
Категория производства — воспроизводства — две основные характеристики созидательной,
преобразующей и сохраняющей деятельности людей. Проблема их различения существенна для
нашего анализа. Категория производства позволяет раскрыть структурные связи, эффективность,
результаты деятельности как процесса созидания.
Категория воспроизводства отражает целостную деятельность людей именно как процесс,
протекающий по времени; она раскрывает как, в какой последовательности, вновь и вновь
возобновляясь, осуществляется деятельность по созиданию, сбережению, восстановлению,
обновлению или сохранению условий, средств и целей субъекта воспроизводства.
К, Маркс и Ф. Энгельс создали существенные предпосылки для выделения и анализа в
системе производства — воспроизводства общественной жизни подсистемы социального
воспроизводства. Известно, что они, показав, что производство непосредственных материальных
средств к жизни образует основу общества, первую предпосылку всякого человеческого
существования, не сводили общественное производство только к этой его определяющей основе.
Рассматривая процесс общественного производства с точки зрения его совокупного результата,
Маркс характеризовал его как процесс создания и воспроизводства троякого рода продуктов:
«носителей этого процесса, материальных условий их существования и взаимных их
отношений»8. В этой триаде первый и третий элементы могут рассматриваться как носители
социального аспекта целостного процесса производства и воспроизводства общественной жизни.
В этой связи интересно следующее высказывание К. Маркса в его «Экономических
рукописях 1857-1859 годов»; «При различных обще 7 Шкаратан О. И. Социальное планирование
и город // Планирование социального развития городов. М., 1973; Бляхман Л. С., Шкаратан О. И.
НТР, рабочий класс, интеллигенция. М., 1973; Борщевский М. В., Успенский C. В., Шкаратан О.
И. Город. М., 1975; Шкаратан О. И. Промышленное предприятие. Социологические очерки. М.,
1978; Васильева Э. К. Социально-экономическая структура населения CCCР. М., 1978; Лукина В.
И., Нехорошков С. Б. Динамика социальной структуры населения CCCР. M., 1982.
8
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 25, ч. 2. С. 385.
168
 ственных способах производства существуют различные законы возрастания населения и
перенаселения; последнее тождественно с пауперизмом. Эти различные законы следует просто
свести к различным видам отношения к условиям производства или, что касается живого
индивида, к условиям его воспроизводства как члена общества, ибо он работает и присваивает
только в обществе. Если для отдельного индивида или для той или иной части населения
(традиционное) отношение к условиям производства перестает существовать, то это ставит их
вне условий воспроизводства данного определенного базиса... «9.
Из этого суждения Маркса следует, что категория воспроизводства рассматривалась им
применительно к историческому времени существования конкретной общественно-
экономической системы. При этом воспроизводство населения анализировалось как социальный
процесс («воспроизводства как члена общества»).
К. Маркс рассматривал развитие конкретных социальных организмов как процесс
взаимодействия воспроизводства определенных условий производства и воспроизводства
индивидов. Он писал, что развитие материальных производительных сил «имело место не только
на старом базисе, но являлось развитием самого этого базиса. Наивысшее развитие самого
этого базиса (тот цветок, в который он превращается; однако это все тот же данный базис,
данное растение в виде цветка, поэтому после расцвета и как следствие расцвета наступает
увядание) есть тот пункт, где сам базис приобретает такую форму, в которой он совместим с
наивысшим развитием производительных сил, а потому также — с наиболее богатым развитием
индивидов (в условиях данного базиса). Как только этот пункт достигнут, дальнейшее развитие
выступает как упадок, а новое развитие начинается на новом базисе»10.
Развивая эту мысль, К. Маркс подчеркивает, что «целью общества, целью индивида — так же
как и условием производства — было воспроизводство этих определенных условий
производства и воспроизводство индивидов... «11. Далее он приводит примечательные слова,
которые есть все основания рассматривать как глубокое раскрытие сущности социального
воспроизводства — «воспроизводство индивидов: как порознь, так и в их общественных
расчленениях и связях, воспроизводство их в качестве живых носителей этих условий»12.
Таким образом, в трудах Маркса обоснован общественный характер воспроизводства
человека, показана его зависимость от социальной организации общества в целом;
воспроизводство рассматривается как историческая форма развития общественных отношений,
социаль 9 Там же. Т. 46, ч. 2. С. 101—102.
10
Там же. С. 33—34.
11
Там же. С. 34.
12
Там же.
169
 н