Представители одной важной философской школы — анимисты обратили внимание на

исключительные свойства магнитного железняка и приписали ему божественное начало. Фалес, а

затем позднее Анаксагор и другие полагали, что магнитный железняк обладает душой. Эти
воззрения воскреснут в XVII веке н. э.

Философскую школу механистов, или атомистов, не следует считать более научной, чем школу
анимистов, так как теории и тех и других выводились из общих метафизических концепций,
имеющих весьма отдаленное отношение к тому, что мы сегодня называем «фактами». Диоген из
Аполлонии (около 460 г. до н. э.), современник Анаксагора, считал, что в железе имеется влага,
которая питает сухость магнита. Предрассудок этот оказался живучим. Джон Баптиста Порта в XVI
веке пытался проверить это утверждение. По этому поводу он писал:

«Я взял определенный вес магнита и зарыл его в кучу железных опилок известного мне веса, и
когда я оставил их в таком положении на много месяцев, я обнаружил, что мой камень стал
тяжелее, а железные опилки легче, но разница была столь мала, что в одном фунте я не нашел
ощутимых откло¬нений; камень большой, а опилок много, так что я сомневаюсь в истине».

В наиболее запутанных теориях этого типа речь идет об испарении (effluvia) какой-то невидимой
эманации или чего-то вроде динамического поля. Наиболее ранняя теория принадлежит
Эмпедоклу, позднейшие варианты — Эпикуру и Демокриту. Мы приведем очаровательное
объяснение, написанное римским поэтом Лукрецием, из которого ясно, что спустя четыре
столетия после Эмпедокла, в век высокой цивилизации, теория ненамного продвинулась:

Так как теперь это все установлено твердо и точно,

И основания все подготовлены нами, как должно,

То остальному уже не трудно найти объяснение,

И открываются все притяженья железа причины.

Прежде всего, из магнита должны семена выделяться

Множеством или же ток истекать, разбивая толчками

Воздух, который везде между камнем лежит и железом.

Только что станет пустым пространство меж ними, и много

Места очистится там, как тотчас же, общею кучей,

Первоначала туда стремглав понесутся железа;

Следом затем и кольцо устремляется всем своим телом.

Ибо нет вещи такой, чтобы первые в ней элементы

Были в столь тесной связи и так цепко держались бы вместе,

Как необорная мощь и пронзительный холод железа.

……………………………………………………………

Также бывает порой, что железо отходит от камня

Этого, то возвращаясь к нему, то оинть убегая.

Видеть случалося мне, что прыгают в модных сосудах

Самофракийские кольца с опилками вместе железа,

Бурно бушуя, когда под сосудом камень магнитный,

Словно скорей убежать они жаждут от этого камня.

Это достаточно живое описание магнитной индукции — способности намагниченного железа

притягивать к себе куски железа. Хотя этот факт был уже известен Платону, Лукреций был,
вероятно, одним из первых, случайно заметивших способность магнитных материалов также
отталкиваться. Понадобилось открытие существования двух магнитных полюсов, чтобы это
явление получило свое объяснение.

Затем прошли века, не принесшие прогресса в этой области, те времена, когда грамотными
были только монахи, а интерес исследований ограничивался теологическими рассуждениями.

Многие авторы в средние века давали метафизическое объяснение этому явлению. Однако
ученый эпохи Ренессанса Уильям Гильберт писал:

«...масло их светильников и все усилия были потрачены напрасно, так как, не имея опыта в
изучении Природы и будучи введены в заблуждение ошибочными физическими теориями, они
без экспериментальной проверки полностью приняли почерпнутые только из книг выводы,
покоящиеся на пустых рассуждениях и фактах, существующих лишь в бабушкиных сказках».

Его осуждение, безусловно, чрезмерно сурово. Еще до Гильберта (т. е. до XVI века) встречались
отдельные попытки, правда немногочисленные, экспериментального подхода. Первая и наиболее
важная принадлежит Пьеру Перегрину де Марикуру, более известному под латинским
псевдонимом Петрус Перегринус. Его произведение «Epistola Petri Peregrini de Maricourt ad
Sygerum de Foucaucourt Militem de Magnete», датированное 1269 г.н.э.,— наиболее ранний из
известных нам трактатов по экспериментальной физике. Перегринус экспериментирует с
шарообразным магнитом, который он называет тереллой. Помещая брусок железа на различные
части тереллы, Перегринус проводил линии в направлении, в котором располагался брусок. Так он
обнаружил, что эти линии окружают магнитный железняк подобно тому, как меридианы
опоясывают Землю, пересекаясь в двух точках. Эти точки, по аналогии с полюсами Земли, были
им названы полюсами магнита.

Гильберт и Декарт

Среди ранних натурфилософов, изучавших магнетизм, наиболее знаменитым был Уильям

Гильберт из Колчестера, «отец магнетизма».

Гильберт будет жить до тех пор,

пока магнит не перестанет притягивать,

или пока Британские флотилии

будут бороздить безбрежный океан.

Время благоприятствовало ему. Гильберт родился в 1544 г. (после Коперника и до Галилея) и

жил в эпоху расцвета елизаветинского Ренессанса. Физика была его «хобби», медицина —
профессией. Он получил известность в обеих этих областях и стал лейб-медиком королевы
Елизаветы и президентом Королевского медицинского общества. Говорят, что, когда королева
умерла, единственным оставленным ею лично наследством оказался фонд для исследовательских
работ Гильберта. Но ему не удалось воспользоваться этими деньгами, так как спустя несколько
месяцев после смерти королевы его унесла чума (1603 г.).
 Гильберт еще за 20 лет до Френсиса Бэкона был убежденным последователем того, что теперь
мы называем экспериментальным методом. Понимая, что даже «высокоинтеллектуальная
личность, оторвавшаяся от эксперимента и практики, легко заблуждается и ошибается», он решил
не доверять фактам, которые не сможет сам проверить. Он писал в течение 17 лет «De Magnete»—
свой шедевр. Этот труд содержит почти все результаты, полученные до момента его выхода в свет
в 1600 г. В нем Гильберт собрал все достоверные данные того времени по магнетизму,
присоединив к ним и свой огромный вклад. Среди других экспериментов он приводит опыт
Перегринуса с тереллой, проведенный за 300 лет до него. Но Гильберт понял, что терелла
Перегринуса была по сути моделью Земли, и первый, таким образом, определенно установил, что
Земля — магнит. «Это открытие не было оглашено ранее, чем оно было принято и одобрено
лучшими умами как английскими, так и иноземными».

Теория магнитных полей Гильберта сформулирована следующим образом: «Магнитные лучи

распространяются во всех направлениях в сфере; центр этой сферы находится не на полюсе (как
считал Порта), а в центре камня или тереллы».

Гильберт рассеял суеверия, окружавшие магнитный железняк, часть которых пришла еще от
древних. Бытовало, например, такое суеверие: «если магнитный железняк натереть чесноком или
если вблизи него находится бриллиант, то магнит не притягивает железо». Некоторые из этих
предрассудков были разоблачены еще Перегринусом в 1269 г. п ближайшим предшественником
Гильберта — итальянским ученым Порта, основателем одной из наиболее ранних академий наук.
Вот что рассказывает Порта:

«Среди моряков широко распространено убеждение, что лук и чеснок уничтожают действие
магнита. Рулевой и те, кто имеет дело с компасом, не имеют права есть лук, ибо игла компаса
будет метаться. Но когда я пытался это проверить, то обнаружил, что все это неверно: не только
дыхание, но и отрыжка после того, как поешь чеснок, не ослабляет свойств магнитного железняка;
даже если намазать целиком весь камень соком чеснока, он несет свою службу столь же
исправно, как если бы его совсем не трогали. Да не подумают, что я хочу опорочить утверждение
древних, но я не заметил почти ни малейшей разницы. Кроме того, когда я спрашивал моряков,
действительно ли им запрещают из-за этого есть чеснок и лук, то они отвечали, что все это
бабушкины сказки и нелепица и что они скорее умрут, чем не будут употреблять лук и чеснок в
пищу».

Все же эти суеверия пережили опровержения Перегринуса, Порта и Гильберта и оставили свой
след в современном языке. Но разница между предрассудками и обманом весьма невелика.

Галилей рассказывает, как природный скептицизм спас его однажды от некоего

предшественника Маркони:

«Какой-то человек предложил мне продать секрет, дающий возможность разговаривать на

расстоянии двух-трех тысяч миль с помощью некой магнитной стрелки. Я сказал, что готов купить
этот секрет, но что прежде я хотел бы провести испытанно; я буду в одной комнате, а
изобретателя помещу в другую. На это он мне ответил, что на таком коротком расстоянии
действие невозможно успешно засвидетельствовать, тогда и его выставил, сказав, что для того,
чтобы посмотреть его опыты, я не могу тотчас отправиться в Московию или Египет, но что, если он
отравится туда сам, я останусь и буду ждать его в Венеции».

Лекари всех времен с энтузиазмом прибегали к магнетизму. В виде примера приведем

месмеризм, или животный магнетизм, использующий магнитные флюиды (мы о них впоследствии
вкратце расскажем), будто бы пронизывающие человеческое тело. Пытаясь опровергнуть такие
гипотезы, Томас Альва Эдисон в 1892 г. в интересах науки подверг себя «совместно со своими
сотрудниками и собакой» воздействию очень сильных магнитных полей. Эффекта не было.
 Но как же практика может опровергнуть метафизику? Несмотря на свои обширные
исследования, Гильберт и Порта сами были последователями философов-анимистов, и их теории
и объяснения явлений, ими изучавшихся, были анимистическими. Послушайте в каких
чувственных выражениях Порта описывает магнитное притяжение:

«...железо притягивается магнитным железняком, как невеста в объятия жениха, и железо горит
таким же желанием соединиться с ним, как муж с женой, и также стремится встретиться с
магнитом; если тому мешает его собственный вес, железо становится дыбом, как если бы оно
протягивало с мольбой свои руки к камню... показывая, что оно не удовлетворено своим
состоянием; но если оно прильнет поцелуем к магниту, желание его удовлетворяется, и тогда оно
отдыхает; они так любят друг друга, что если один не может приблизиться к другому, то железо
повисает в воздухе...».

Его объяснение, или теория этого явления, не менее антропоморфно:

«Я полагаю, что магнитный железняк есть смесь камня и железа..., пока один стремится
победить другого, притяжение осуществляется в битве между ними. В этом теле больше камня,
чем железа; поэтому железо, которое не может быть подавлено камнем, жаждет силы и общества
железа. Оно не в состоянии самостоятельно противостоять камню, но при дополнительной
помощи железа может защититься. Ибо все создания защищают свое существование».

На что Гильберт, вступив в диалог через 40 лет, возражает:

«Будто в магнитном железняке железо — отдельное тело, а не примесь, как и другие металлы в
их рудах! И то, что другие металлы, будучи столь смешаны, будут бороться друг с другом и будут
расширять свою ссору, и вследствие этой битвы появятся добавочные силы — все это, конечно,
абсурд. Но железо само по себе, возбужденное магнитным железняком, притягивается к железу
не менее сильно, чем сам магнитный железняк. Следовательно, вся эта борьба, интриги и
заговоры в камне... просто бред болтливой старухи, а не теория выдающегося мага».

Сами по себе идеи Гильберта представляют забавную смесь науки и мистики. С одной стороны,
он убедительно опровергает теорию магнетизма, привлекающую испарение (effluvia), хотя и
признает, что теорию эфлувии можно применить к электричеству. Его аргументы довольно жалки:
сила магнита может проникать в предметы и магнит притягивает железо не только через воздух,
но и через твердые тела, непреодолимые для любого испарения. С другой же стороны,
электричество сильно возбуждается всеми видами материи. Но когда Гильберт пытается сам
объяснить магнитное притяжение, то он объясняет, что оно возникает потому, что «у магнита есть
душа». Он полагает, что у Земли есть душа, и, следовательно, она есть и у магнитного железняка,
так как он «является частью и любимейшим плодом своей живой матери Земли» |2].

Хотя теория Гильберта имела, безусловно, свои недостатки, заслуга его в том, что он положил
начало экспериментальному методу в науке.

На другом полюсе стоит Рене Декарт (1596—1650). Этот философ игнорировал факты, но заслуга
его в том, что он «изгнал душу» из магнитного железняка и развил рациональную теорию. Декарт
был автором первой подробной теории магнетизма, изложенной в его труде «Principia» (часть IV,
гл. 133 —183).

Декарт оказался одним из «первых иностранных умов», принявших гипотезу Гильберта,

связывающую магнит и Землю, и его теория ферромагнетизма дополняет теорию геомагнетизма.
Обе эти теории можно выразить следующим образом: в них первична неощутимая субстанция,
которая есть не просто испаряющиеся частицы (effluvia), а скорее «винтики» (parties cannelees).
Они проходят через Землю по нарезному каналу, входят через поры в один полюс и выходят из
другого. Различаются два вида таких «винтиков»: те, которые могут входить только через
северный полюс и выходить через южный, и те, которые совершают это путешествие в обратном
направлении. Обратный путь в обоих случаях совершается по воздуху. Для «винтиков» этот путь
не очень-то приятен, и они не упускают возможности пройти через любой магнит, встретившийся
им на пути. Как бы то ни было, но если им посчастливится встретить магнит, они забывают о своей
основной цели, остаются в этом магните и пересекают его снова и снова. Так создаются внутри и
вокруг материала вихри. Магнитный железняк, железо и сталь — это единственные материалы,
которые имеют нарезные каналы для про-пускания «винтиков»; объясняется это тем, что
происходят они из самых глубин Земли. Наилучшие нарезные каналы — у магнитного железняка,
железо же податливо и поэтому ворсинки, создающие нарезку канала, во время добычи
разрушаются. Правда, «винтики», влетающие в железо с большой скоростью, могут восстановить
положение ворсинок и таким образом намагнитить металл. Сталь тверже и лучше сохраняет
намагниченность.

Вооруженный этой теорией Декарт считал, что способен объяснить все известные в его время
магнитные явления. С высот современной науки трудно понять не только как он отверг
возражения Гильберта против теории испарения, высказанные на поколение ранее, но и как его
теория могла отвечать на вопросы, предъявляемые практикой и возникающие в умах тех, кто
имел непосредственно дело с магнетизмом. Однако репутация Декарта заставила принять его
теорию на веру и оказала влияние на все последующие рассуждения на эту тему не только в
течение всего столетия, но и большей части XVIII века. Наиболее выдающимися последователями
его в XVIII веке были известный швейцарский математик Леонард Эйлер и шведский мистик и
физик Эммануэль Сведенборг.
Идея множественности магнитных полюсов получила развитие в начале XIX века. В 1819-м году К.
Ханстин опубликовал трактат “Исследования магнетизма Земли”, в котором обобщил все
известные к тому времени данные об измерениях и попытался построить математическую
модель, которая объясняла бы имеющиеся данные. По этой модели было видно, что одной пары
полюсов недостаточно, нужна еще одна пара. В дополнение к паре “первичных” полюсов,
расположенных на севере Канады и в восточной части Антарктиды, он ввел еще два полюса: в
Сибири и в юго-восточной части Тихого океана.

Норвежская экспедиция под руководством Кристофера Ханстина в 1828–1830 гг. производила

измерения в Сибири, достигнув озера Байкал и перейдя границу с Китаем [Hansteen, 1859]. Были
измерены численные значения общей величины магнитного поля, наклонения (Рис. 2.8) и
склонения (Рис. 2.9). Ханстин не обнаружил никакого дополнительного магнитного полюса в
Сибири, что стало для него глубоким разочарованием. Тем не менее, в письме к Х. К. Орстеду 21
июня 1841 г. он гордо ссылается на письменное утверждение Гаусса о том, что именно измерения
Ханстина побудили его посвятить себя изучению магнетизма [Hansteen, 2007].

первые мировые карты относительной магнитной напряженности были построены К. Ханстином в

1825 г. (изодинамы горизонтальной напряженности) и 1826 г. (изодинамы полной напряженности)
[Hansteen, 1895]

Во время экспедиций в Америке и Европе Александр фон Гумбольдт вел записи магнитных
наблюдений по склонению, наклонению и интенсивности поля. В первые десятилетия ХIХ века
проводилось большое количество наблюдений. Все полученные данные были нанесены на
мировые карты, созданные примерно в одно время (были подготовлены различные карты для
различных компонент, но все эти карты были опубликованы до 1839 г.). Гейнрих Бергхаус по
просьбе Александра фон Гумбольдта объединил все полученные данные и иллюстрации всех
наблюдений за природными и магнитными явлениями и создал “Атлас” [Berghaus, 1849] в
дополнение к своему “Космосу”. Магнитные мировые карты создавались путем интерполяции
всех наличествующих данных наблюдений, что позволило охарактеризовать магнитный вектор в
любой точке земной поверхности. Это было сделано Гауссом [Gauss, 1839], который представил
магнитное поле как производную от градиента потенциальной функции

Другое заслуживающее внимания явление, отображенное на карте Бергхауса и на карте,

построенной на основе модели gufm1 – это два максимума интенсивности над Канадой и
Сибирью. Н