Вы находитесь на странице: 1из 7

210 ФИЛОЛОГИЯ

© 2007 г.
М.М. Полехина

«ИБО РАЗ ГОЛОС ТЕБЕ, ПОЭТ, ДАН, ОСТАЛЬНОЕ — ВЗЯТО»

«…возвысь голос твой подобно


трубе и укажи народу моему
на беззакония его…»
(Исайя, 58:1)

Русская художественная традиция, опирающаяся прежде всего на духов6


ность Святого Писания, взыскующая инобытие и страдающая от невозможно6
сти обретения покоя в собственной душе и в собственном отечестве, навсегда
определила социальную значимость литературы в России и характер отноше6
ний между поэтом и его народом. Поэт здесь был всегда поборником справед6
ливости, «совестью нации», обличителем и провидцем. Вера в мессианское
предназначение России, поиски путей к преображению мира на основах выс6
шего нравственного императива, готовность принести личные интересы на ал6
тарь служения обществу стали элементами профетического сценария русского
поэта. Зовом высших сил, одухотворяющих человека и одновременно низвер6
гающих его в пучину отчаяния от ощущения бренности земного бытия, стала
поэзия Державина. Патетикой библейских текстов, боговдохновенной инвек6
тивы пронизаны строки стихотворения «Властителям и судиям» (1780–1787):
«Воскресни Боже, Боже правых!/ И их молению внемли:/ Приди, суди, карай
лукавых/ И будь един царем земли!». Традицию неповиновения литератора го6
сударственной власти продолжает Радищев и декабристы: «Иди к народу, мой
Пророк!/ Вещай, труби слова Еговы…» (Ф. Глинка «Призвание Исайи»). От
имени Пророка взывают они к Богу, к грозному Вседержателю Ветхого Завета в
часы скорби и отчаяния: «Мы ждем и не дождемся сроков/ Сей бедственной с
нечестьем при:/ Твоих зарезали пророков, твои разбили алтари!!../ Проснись,
Бог сил, заговори!» (Ф. Глинка «Илия — Богу»). Глубинное восприятие своей
избраннической судьбы поэта и творца в полном соответствии с библейской
традицией характерно и для произведений А.С. Пушкина. В «Пророке» гени6
ально воплощена авторская трактовка призвания художника, воспринятая рос6
сийскими поэтами как данность свыше на все времена. А. Долин в книге «Про6
рок в своем отечестве» обратил внимание на немаловажные детали: «Гениально
показана в этом стихотворении метаморфоза, благодаря которой простой
смертный обретает божественное могущество. Дар ясновидения и бесстрашие
праведника по воле Божьей превращают грешное тело скитальца в сосуд исти6
ны, источник мудрых пророчеств и жестоких обличений. Бренное тело смерт6
но, но на время жизни оно становится обителью Святого Духа. Пушкин силой
своего таланта уловил и воплотил таинство этого превращения и тем самым на6
метил путь своим последователям»1.
Тему бренности человеческого существования, мертвенности материальных
ценностей и вечности ценностей духовных продолжает М. Цветаева циклом
стихотворений «Сивилла». Образ прорицательницы Сивиллы приходит в по6
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ 211

эзию М. Цветаевой со страниц «Метаморфоз» Овидия, где описано, как герои6


ня признается Богу Энею, что посвятила себя Аполлону и попросила для себя
бессмертия. Бог исполнил ее просьбу, но не даровал ей вечной молодости и об6
рек Сивиллу на увядание. «И все же парки оставят мне мой голос, и по нему бу6
дут узнавать меня», — заключает Сивилла («Видна я не буду, но голос/ Будут
один узнавать, — ибо голос мне судьбы оставят»2. Пещера Сивиллы, наполнен6
ная звуками ее голоса, описана в 6 книге «Энеиды», где Сивилла предсказывает
будущее Энея.
В трактовке Цветаевой Сивилла превращается в высушенный ствол6пещеру,
в которой и совершается ее прорицание. В такой трактовке репрезентируется
ощущение Цветаевой себя, своего «я», признание за собой права поэта вне вся6
ких других прав, и прежде всего вне права быть женщиной и быть счастливой.
«Ибо раз голос тебе поэт/ Дан, остальное — взято».
Содержание цикла (три стихотворения), как и два прилегающих к нему сти6
хотворения («Но тесна вдвоем…» и «Леты подводный свет…») отразило в себе и
историю взаимоотношений М. Цветаевой и Б. Пастернака на определенном эта6
пе их большой дружбы6любви, а именно, здесь запечатлена реакция Цветаевой
на письмо поэта, в котором история их взаимоотношений переводится в кон6
текст высоких истин, в высокую духовность, не предполагающую никаких быто6
вых реалий. (Из рабочей тетради М. Цветаевой 1919 г.: «Сын Феба не видит Си6
виллы, он только слышит ее голос» ). Она для Пастернака прежде всего поэт,
душа, Психея. И в этом смысле ей нет равных и они — «единосущностные». Цве6
таева всегда подчеркивала свое желание, чтобы воспринимали прежде всего ее
душу, голос без тела, поскольку тело, эта бренная оболочка, только портит и ос6
ложняет отношения между людьми... Творец, художник должен подняться над
повседневной жизнью, над бытом, так как высоты достигают только одиноч6
ки»3. Представления о счастье вдвоем оказывались несостоятельными.
Цикл «Сивилла» Цветаевой рожден на новом витке жизни и судьбы поэта.
Если в стихах 19106х годов ее пророчица «с нежностью и грустью» любовалась
чужой молодостью, в начале 19206х утверждала, что мечты о славе — тщета, а
слава — тлен, и обе пророчицы не размыкали уст, сторонне наблюдая за оболь6
щением сладостями земной жизни, то Сивилла 1923 года — поющая Сивилла.
Она — Древо с сожженной сердцевиной. В жертву «пожирающему огню» доб6
ровольно приносится жизнь поэта. Цикл стихотворений «Сивилла» датирован
1922–1923 гг. (первые два стихотворения написаны в августе 1922 года, послед6
нее — третье стихотворение — в мае 1923 г.). Первые два стихотворения по сво6
ему внутреннему пафосу близки двум другим стихотворениям, в цикл «Сивил6
ла» не входящим, но написанным в те же августовские дни «Но тесна вдвоем…»
и «Леты подводный свет…».
Сивилла для Цветаевой чешского периода — это, по наблюдениям А. Саа6
кянц, — Пророк для Пушкина («И он мне грудь рассек мечом, // И сердце тре

петное вынул,// И угль, пылающим огнем,// Во грудь отверстую водвинул…»4.


В статье Ж. Киперман «Пророк» Пушкина и «Сивилла» Цветаевой (элементы
поэтической теологии и мифологии) представлен опыт такой поэтической па6
раллели «Пушкин — Цветаева»5.
Первое стихотворение цикла Цветаевой начинается анафорически — «Си

212 ФИЛОЛОГИЯ

вилла: выжжена…», «Сивилла: выпита…», «Сивилла: выбыла…»6. Изначально за6


дается мысль о жертвенности поэта («выжжена»), о его особой миссии («зев/
Доли и гибели») и высоком предназначении («Бог вошел»). Образ цветаевской
Сивиллы близок трактовке пророчицы Рильке из одноименного стихотворения
«Сивилла» (1907): «Она же до зари/ здесь стояла с неизменной целью,/ наподобье
старой цитадели,/ выгоревшей и пустой внутри»7.
Финальная строка «Сивилла: выбывшая из живых», то есть, выбывшая из жи6
вых для обретения вечной жизни в духе («бог вошел»), в «дивном голосе», в слове
Бога концептуализируется в последнем стихотворении цикла утверждением
«То, что в мире смертью/ Названо — паденье в твердь»8.
Во втором стихотворении цикла «Сивилла» «Каменной глыбой серой...» утвер6
ждается мысль о вечности духовных ценностей: «Тело твое — пещера/ Голоса
твоего». Первоначальный вариант окончания стихотворения выглядел следую6
щим образом: «Битв... ибо веком сглазив/ Вечным — навек взошел/ В тело (столб

няк и кладезь)/ Фебовой флейты ствол». Помета в рукописи: «NB! — сглазив —


как наказав: наказав вечным веком, бессмертием»9. Под бессмертием здесь
подразумевается осуждение на пребывание в мире дольнем, мире земном, мире
явлений, но не сущностей. Как компенсация — «фебовой флейты ствол» и «на

век взошел». Примечательно, что не «вошел», а «взошел», что означает восхожде6


ние, божественное, царское воздаяние. Отсюда — «Дивный Голос», «Столбняк и
кладезь». Показателен в третьем стихотворении ответ пророчицы: «Плачь, ма

ленький, и впредь, и вновь:/ Рождение — паденье в кровь,/ И в прах,/ И в час…»10.


Жизнь в мире «земных примет» оценивается как пребывание в мире преходя6
щих ценностей, мимолетных радостей и суетных намерений.
Третье стихотворение «Сивилла — младенцу», завершающее цикл «Сивил6
ла», написано спустя год, после двух предыдущих. Стихотворение представляет
собой обращение пророчицы к младенцу, вступающему на порог жизни. Си6
вилла вскармливает его своим молоком и передает духовные знания. Рождение
младенца («Ты духом был, ты прахом стал») рассматривается как падение в мир
дольний, в мир вещей, в мир быта и суетного времени. Грядущая смерть сулит
познание высшего мира, божественного света и вечного блаженства («Но вста

нешь! То, что в мире смертью / Названо — паденье в твердь»). Твердь рассматри6
вается как небесный свод, божественный купол. Первый шаг в жизнь — первая
ступень феноменального мира, «ступень оставлена», «из днесь — в навек».
Человек, как часть Космоса, по Цветаевой, вовлечен в его непрерывное дви6
жение. Подобно Космосу, он заключает в себе все его качественные характери6
стики: светлое чередуется с темным, зло с добром, жизнь со смертью. Обозна6
ченные противоположности составляют нерасторжимое единство, более того,
эти понятия относительные. Смерть одного есть становление его противопо6
ложности, и наоборот. Умирая, человек тем самым просыпается от смерти
плотского существования. Гераклит, горячо почитаемый Цветаевой, писал:
«Человек в (смертную) ночь свет зажигает себе сам; и не мертв он (потушив
очи), но жив; но он соприкасается с мертвым — дремля (потушив очи), бодрст6
вуя — соприкасается с дремлющим»11. Так идет непрерывная смена рождений и
умираний. У Цветаевой «Смерть, маленький, не спать, а встать, / Не спать, а
вспять»12. Со смертью человека рождается его душа. Душа умершего имеет соб6
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ 213

ственный свет и как таковая, она предсуществующая душа. Смерть, по Герак6


литу, зажгла душу; она берет себе этот свет и из состояния предсуществования
переходит в состояние существования, в состояние жизни. Глаза ее открыты, и
все6таки она ничего не увидела бы этими глазами, если бы не могла зажечь све6
та у другой какой6нибудь души, и это есть тот свет, который предсуществующая
душа в период своего предшествования зажгла у умершей души. Но с другой
стороны, это и есть смерть души: огонь горит теперь только в глазах; как огонь
душевный, он мертв. И только со смертью человека он запылает вновь — тогда
как огонь, который скрывался в глазах живого, опять потухнет. «Но узришь! То,
что в мире — век/ Смеженье — рожденье в свет// Из днесь —/ В навек»13, — про6
рочествует Сивилла Цветаевой.
В работах О. Хейсте и И. Шевеленко осуществлена смелая попытка в образе
Сивиллы усмотреть черты сходства с Богородицей. Песня Сивиллы обращена к
младенцу: любящая мать «иносказует младенцу6Христу» его земное предсуще6
ствование, утешая его временным пребыванием в мире дольнем, за которым
последует второе рождение. «Цветаева как будто возвращается к мистико6сим6
волическим идеям о нисхождении Бога в материю как смерти Бога, и о его ос6
вобождении от материи как воскресении»14.
С точки зрения земной жизни, Высший мир полон чудес и щедрот, радост6
ной легкости и света. А поэтому и единственным утешением для человека мо6
жет служить мысль о вечной жизни там, за пределами реального мира: «…что в
мире смертью / Названо — паденье в твердь»15. В высшем мире душа живет веч6
но, а бренное тело, прожив отмеренные ему дни, становится прахом. Ср. у
П. Флоренского: «Смерть и рождение сплетаются, переливаются друг в друга.
Колыбель — гроб, и гроб — колыбель. Рождаясь — умираем, умирая — рожда6
емся. И всем, что ни делается в жизни — либо готовится рождение, либо зачи6
нается смерть. Звезда Утренняя и Звезда Вечерняя — одна звезда. Вечер и утро
перетекают один в другой: «аз есмь Альфа и Омега»16.
«Человек взят из праха и обратится в прах». Если это безусловная истина,
почему она так подавляет вместо того, чтобы делать человека свободным. Как
известно, вся история природы и общества — борьба между жизнью и смертью.
Признание безусловного достоинства человеческого праха есть определенная
победа разума над страшной силой всепоглощающего, слепого и безликого
процесса уничтожения. Однако с этим трудно примириться. «В этом переходе
лица в вещь есть что6то явно бессмысленное, какое6то обращение нечто в ни6
что, которое не может быть объяснено никакими соображениями о круговороте
вещества и превращении энергии… И наше чувство не мирится с таким исчез6
новением. Допустим, что все это субъективно, что смерть представляется «бес6
смысленной» лишь с нашей, ограниченной, субъективной точки зрения. Но то6
гда, с точки зрения объективной, не бессмысленна ли самая жизнь, самая субъ6
ективная человеческая личность, притязающая на какой6то внутренний
смысл?»17, — размышлял в своих философских тетрадях С. Трубецкой.
Душа бессмертна, считала М. Цветаева, и только меняет место своего обита6
ния. С точки зрения обычного земного существования, смерти нет, это лишь
«календарная ложь». Дата смерти это начало новой жизни там, за пределами ре6
альности. А отсюда четкое осознание: земная жизнь — ложь, потому что разме6
214 ФИЛОЛОГИЯ

рена и отмерена. «Путем обратным» называет М. Цветаева жизнь, путем в Веч6


ность, откуда душа спустилась жить, где нет временного, преходящего. Пред6
ставления эти вполне соответствовали традиционным христианским
представлениям: «По своей внутренней, таинственной стороне смерть есть ко6
нец земной временной жизни и начало иного, вечного жития, есть неизбежный
путь, которым человек вступает в будущую жизнь. Поэтому, первенствующие
христиане называли обыкновенно день кончины верующего днем рождения его
для вечной жизни со Христом»18.
В мае месяце 1923 г. (время создания стихотворения «Сивилла — младенцу»)
в письме Роману Гулю Цветаева писала о сильном эмоциональном потрясении
от чтения Библии: «Единственное, что читаю сейчас — Библию. Какая тяжесть
— Ветхий завет! И какое освобождение — Новый!»19. Библейские картины и об6
разы часто возникают в поэзии Цветаевой этого периода, однако они обычно
сильно затушеваны или имеют неясный исход, известные сюжеты используют6
ся прежде всего для литературных аллюзий, порой контрастируя с оригиналь6
ным текстом.
Развивая тему судьбы поэта в стихотворении 1922 года (датировано 8 августа)
«Но тесна вдвоем…», Цветаева говорит о ригоризме земного бытия поэта: «Но
тесна вдвоем/ Даже радость утр./ Оттолкнувшись лбом/ И подавшись
внутрь…»20. И. Шевеленко отмечает факт первого выхода стихотворения в пе6
чать под названием «Река» в берлинском альманахе «Струги» в 1923 году, а через
три года оно было включено Цветаевой в цикл «Сивилла» уже без названия и в
таком виде появилось на страницах журнала «Воля России» (№ 5) в 1926 году.
В сборнике «После России», в который стихотворение позднее было включено,
оно не имеет названия и стоит отдельно от цикла «Сивилла». И вместе с тем оно
органично циклу. Речь идет об избраннической судьбе поэта, его одиночестве и
гордо стоической позиции перед земными соблазнами, это история духа, рвуще6
гося в поднебесье… «Ты и путь и цель/, Ты и след и дом./ Никаких земель/ Не от

крыть вдвоем.// В горний лагерь лбов/ Ты и мост и взрыв./ (Самовластен — Бог/


И меж всех ревнив»21. Лейтмотивом звучит «берегись слуги…», «берегись жены…»,
«Берегись! Не строй/ На родстве высот…», «берегись могил…». И. Шевеленко на6
зывает позицию поэта «максимальной автономизацией собственного бытия, от
которого после смерти не должно остаться «земных примет». «Ибо раз голос тебе
поэт/ Дан, остальное — взято». Цветаева разделяла взгляды Рильке:
Боги сперва нас обманно влекут к полу другому,
как две половины в единство.
Но каждый восполниться должен сам, дорастая,
как месяц ущербный, до полнолунья.
И к полноте бытия приведет лишь одиноко прочерченный путь
Через бессонный простор
( Элегия, 1926)

Любовь — не восполнение себя в другом, не достраивание себя до целого,


она сама есть совершенство и самодостаточность, она есть Бог, а Бог есть лю6
бовь. Познание Бога — познание вершин Духа, познание бесконечности и Бес6
смертия. Путь же этот человек должен пройти один на один со своей судьбой.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ 215

Поэтому неслучайно рождались строки: «А может, лучшая победа/ Над временем


и тяготеньем — / Пройти, чтоб не оставить следа, / Пройти, чтоб не оставить
тени…» («Прокрасться», 1923).
Если речь идет об автономизации бытия поэта, то неправомерна, на наш
взгляд, попытка Марилены Рэа (Сиенский университет, Италия) связать «по6
следний путь к цельной сфере души» поэта с «надеждой вернуться в Россию» с
«надеждой снова найти страну, близкую Богу…»22. Ведь как утверждалось выше
в той же статье исследователя словами самой Цветаевой, «Всякий поэт по су6
ществу эмигрант, даже в России. Эмигрант Царства небесного и земного рая
природы. (…) Эмигрант из Бессмертья в время, невозвращенец в свое небо»23.
Творчество — это единственная данная поэту форма реакции на жизнь, —
считала М. Цветаева. Жемчугом, рожденным «в голосовом луче», зачастую в «го

речи певчих горл» (дважды повторяется), представляется поэтическое творение в


тексте Цветаевой, датированном 11 августа 1922 г., «Леты подводный счет…».
Тема Рока, трагической судьбы поэта определяет своеобразие интонации сти6
хотворения М. Цветаевой. Единственным богом поэта остается его творчество.
Художник обречен на свое детище, свою песню, это его доля, от которой не ос6
вобождает его даже смерть.

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Долин А. Пророк в своем отечестве (Профетические, мессианские, эсхатологиче6
ские мотивы в русской поэзии и общественной мысли). Эссе. М., 2002. С.56.
2. Овидий. Метаморфозы. М., 1977. С. 343.
3. Таубман Дж. «Живя стихами…». Лирический дневник Марины Цветаевой. М.,
2000. С. 201.
4. Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. М., 1997. С. 317.
5. Киперман Ж. «Пророк» Пушкина и «Сивилла» Цветаевой (элементы поэтической
теологии и мифологии) // ВЛ. 1992. Вып. III. С. 94–115.
6. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 2. С. 136.
7. Рильке Р.М. Новые стихотворения. Вторая часть. М., 1977. С. 120.
8. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 2. С. 138.
9. Саакянц А., Мнухин Л. Комментарии // Марина Цветаева. Собр. соч. в 76и томах.
М., 1994. Т. 2. С. 503.
10. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 2. С. 138.
11. Гераклит Эфесский. Фрагменты. М., 1910. С.13.
12. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 2. С. 138.
13. Там же.
14. Шевеленко И. Литературный путь Цветаевой: Идеология — поэтика — идентич6
ность автора в контексте эпохи. М., 2002. С. 264.
15. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 2. С. 138.
16. Флоренский П.А. Собр. соч. в 26х томах. М., 1990. Т. 2. С. 6.
17. Трубецкой С.Н. Собр. соч. Философские статьи. М., 1908. Т. 2. С. 349–350.
18. Тихомиров Е. Загробная жизнь или последняя участь человека. Свято6Троицкая
Сергиева лавра. М., 1999. С. 26.
19. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 6. С. 528.
20. Там же. Т. 2. С. 139.
21. Там же.
22. Рэа М. «Сивилла — младенцу»: метафизика эмиграции. // «Чужбина, родина
216 ФИЛОЛОГИЯ

моя!». Эмигрантский период жизни и творчества Марины Цветаевой. ХI Между6


народ. научн.6темат. конференция (9–11 октября 2003 года). Сб. докладов.
Дом6музей Марины Цветаевой. М., 2004. С. 310–313.
23. Цветаева М. Собр. соч. в 76и томах. М., 1994. Т. 5. С. 335.

«FOR ONCE THE VOICE TO YOU, THE POET, IS GIVEN,


THE REST — IS TAKEN»

M.M. Polekhina

«…ennoble your voice, make similar


To trumpet, and point my people
At their lawlessness…»
(Isaiah, 58:1)

The image of the poet in M. Tsvetaeva's works is made to be the concept within the
framework of the article. The author states its high applicability and special sacrificial mission
which is in the consecutive statement of the eternal cultural values in the world of passing
pleasures and vain intentions.

________________________
_________________

© 2007 г.
Т.М. Вахитова

«ЧУЖОЕ СЛОВО» В ПРОЗЕ ЛЕОНОВА 19206Х ГОДОВ

Возвратившись в Москву после гражданской войны,1 где Леонов работал в


«красной печати», молодой писатель начинает создавать уже другие расска6
зы.Он как бы отрекается от своего «красноармейского опыта». В своем послед6
нем прижизненном собрании сочинений Леонов новые произведения помеща6
ет в первом томе под названием «Ранние рассказы». В этот раздел, как это ни
странно, писатель включает и «Петушихинский пролом» и «Конец мелкого че6
ловека», которые исследователи часто называют повестями. Тем не менее, ав6
тор, по6видимому, считал их «большими рассказами» и не отступал от собст6
венных канонов малой жанровой формы. Об этих рассказах, начиная от «Буры6
ги» и до «Деревянной королевы», написано очень много. Проанализированы
источники, рассмотрен стиль и композиция этих рассказов, культурно6мифо6
логическая составляющая. Однако, чем больше времени проходит со дня появ6
ления их в печати (1922–1923), тем сложнее и острее становятся литературовед6
ческие споры о роли этих рассказов в творческом развитии художника, о смыс6
ле и значении поднятых писателем проблем, об общем замысле и философской
характеристике ранних произведений писателя. Действительно, почему моло6

Вам также может понравиться