Дневник Т. 2. 1902-1903 - митрополит Арсений (Стадницкий)

20ЛЕТ
Свято-Тихоновский
Университет
Посвящается
150 -летию со дня рождения,
15-летию со дня кончины Высокопреосвященного
митрополита Арсения (Стадницкого)
"NlT ТкіГ
і/
МАТЕРИАЛЫ
ПО НОВЕЙШЕЙ
ИСТОРИИ
РУССКОЙ
ПРАВОСЛАВНОЙ
ЦЕРКВИ
Р е д ак ц и о н н а я коллегия:
Протоиерей Владимир Воробьев

(главный редактор)
Протоиерей Александр Салтыков
Священник Александр Щелкачев
ПРАВОСЛАВНЫЙ СВЯТО-ТИХОНОВСКИЙ
ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
МИТРОПОЛИТ АРСЕНИЙ
(СТАДНИЦКИЙ)
ДНЕВНИК
1902-1903
2 том
Ш В8РШ 8Т
Москва
Издательство ПСТГУ
2012
УДК 271.22(470+571)
ББ К 86.372
А85
Подготовка материала осуществлена при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда
(РГНФ, проект № 00-01-00209а)
По материалам Государственного архива РФ
Гпавный редактор
протоиерей Владимир Воробьев
Подготовка издания и редакция
О. Н. Ефремова
Автор предисловия
Комментарии, примечания и краткие биографические сведения о лицах,
упоминаемых во втором томе Дневника:
И. В. Воронцова, О. Н. Ефремова, К. В. Ковырзин, Н. Ю. Сухова;
богослужебная и музыкальная часть примечаний — О. И. Хайлова
Указатели
О. Н. Ефремова, И. Н. Смолякова
Арсений (Стадницкий), митр.

А85 Дневник: 1902—1903 / митрополит Арсений (Стадницкий). Т. 2. — М.:
Изд-во ПСТГУ, 2012. — 532 с.: [32] с. ил., фронт. — (Материалы по новей
шей истории Русской Православной Церкви / Гл. ред.: прот. В. Воробьев).
ISBN 978-5-7429-0686-5
Настоящее многотомное издание Дневника митрополита Арсения (Стад-
ницкого), одного из крупнейших русских иерархов первой половины XX века,
охватывает период с 1880 года по 1917 год. Дневник отражает этапы духовного
становления самого Владыки, его деятельность на поприще духовного образова
ния, многолетнее архиерейское служение на Псковской, а затем на Новгородской
кафедрах, участие в деятельности Государственного совета, Святейшего Синода,
Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917—1918 годов. Как
ученый-историк, Владыка свидетельствовал о нарастании разрушительных про
цессов в русском обществе, как в церковном, так и в государственном и обще
ственном аспектах. Широта и разнообразие вопросов, затронутых в Дневнике,
превратили его в энциклопедию русской жизни конца XIX — начала XX века.
Второй том Дневника за 1902—1903 годы посвящен последним годам служения
епископа Арсения в Московской епархии Волоколамским викарием и ректором
Московской Духовной академии. Это было время нарастания бунтарского духа в
различных слоях российского общества с жаждой обновления, реформирования
всего государственного, религиозного, философского, церковного. Дневник
дает возможность читателю не только глубже познакомиться с историей Русской
Православной Церкви начала XX века, но и лучше понять исторические процес
сы, происходившие в России в этот период в целом.
Перепечатка документов архива целиком или отдельных фрагментов возможна только с
разрешения Государственного архива Российской Федерации.
ISBN 978-5-7429-0686-5 © Ефремова О. Н., предисловие, 2012

© Воронцова И. В., Ефремова О. Н., Ковырзин К. В., Сухова Н. Ю.,
Хайлова О. И., комментарии, 2012
© Ефремова О. Н., Смолякова И. Н., указатели, 2012
© Оформление. Издательство Православного Свято-Тихоновского
гуманитарного университета, 2012
В интересах самонаблюдения, самопознания весь
ма полезно было бы вести дневник, где ты при
учался бы анализировать себя, откуда ты мог бы
потом видеть постепенное развитие твоих воз
зрений, отмечая условия, способствующие или
припятствующие твоему развитию...
Авксентий Стадницкий
Предисловие
Второй том Дневника митрополита (в то время — епископа) Арсения
(Стадницкого) за 1902—1903 годы посвящен последним годам служения
Владыки в Московской епархии в качестве Волоколамского викария и
ректора Московской Духовной академии (МДА). Страницы Дневника
за эти предреволюционные годы заполнены тревожными записями о
нарастающем бунтарском духе как среди учащейся молодежи Духовных
семинарий и академий, так и среди студентов светских учебных заведе
ний. Попытки реформирования высших светских учебных заведений
вместо умиротворения приводили к еще большему недовольству и
брожению. Опубликованные в конце 1901 года «Временные правила о
студенческих учреждениях» под внешними уступками содержали такое
количество ограничений, что вызвали крайнее недовольство радикаль
но настроенной части студенчества. В начале февраля 1902 года вол
нения охватили 36 высших учебных заведений Российской Империи,
более 30 тысяч студентов не посещали занятий. Благодаря деятельности
тайной межсеминарской организации с участием некоторых студентов
МДА в 1902 году волнения и беспорядки прокатились по Духовным
семинариям. Наиболее крупные из них произошли в Вятской, Одесской
и Донской Духовных семинариях. Нестроения происходили и среди
профессорско-преподавательского состава МДА. Епископ Арсений
подробно описывал заседания Совета Академии, давал оценку новым
научным работам, размышлял о возможностях воспитания молодежи,
будущих продолжателей богословской науки, живописал отношения
профессоров вне преподавательской деятельности.
В эти же годы в периодике разгорелась горячая полемика о монаше
стве, в которой приняли участие и профессора М осковской Духовной
академии, как на страницах «Богословского вестника», так и на стра
ницах «Душеполезного чтения». Владыка Арсений писал как о самой
полемике, так и об удручающем состоянии большей части монаш е
ствующих Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Брожения коснулись и светской интеллигенции. В ноябре 1901 года
открылись С обрания Петербургского религиозно-ф илософ ского
общества (1901 —1903), на которых представители Церкви и светская
Предисловие 1
интеллигенция обменивались мнениями по тем или иным религи

озным вопросам. Все жаждали обновления, но какого? Тема «нового
христианства и Третьего Завета» будоражила умы, не имеющие твер
дых религиозных устоев. Епископ Арсений писал о большой популяр
ности некоторых санкт-петербургских свящ енников, выступавших с
лекциями на этих Собраниях, и размышлял о том, что станет с ними
в будущем. Так, об иеромонахе Михаиле (Семенове), преподавателе
Санкт-Петербургской Духовной академии, он писал: «...интересно
будет проследить за этою личностью — несомненно даровитою. Будет
ли это фейерверк, или разгорится в пламень ревности о Церкви, по духу
Ее, а не собственного “нутра”» (ГА РФ. Ф. 550. On. 1. Д. 512. J1. 33).
В конце 1902 года известный публицист Лев Тихомиров опублико
вал в «Московских ведомостях» свой реферат «Запросы жизни и наше
церковное управление», в котором поднял многие наболевшие вопро
сы: о судебной реформе и бракоразводных делах, об отпевании ино-
славных, о протестантских воззрениях некоторых православных свя
щенников и т. д. Епископ Арсений в своем Дневнике писал о вопросах,
затронутых в реферате, о необходимости изменения синодального
управления, о проведении Поместных Соборов, о введении патри
аршества. В 1903 году работа вышла отдельным изданием и вызвала
активный отклик в церковных кругах.
Весной же 1902 года Преосвященный писал о крестьянских бунтах,
прокатившихся по некоторым губерниям России в связи неудачами
в переселенческой политике российского правительства. Бунтовали
крестьяне южных районов Центральной России, М алороссии (Пол
тавской, Харьковской губерний) и население ее окраин, например на
Кавказе — в Осетии.
В 1902—1903 годы Владыка совершил свои последние большие воль
ные путешествия на юг России: на Кавказ и в Крым (только в 1924 году
Владыка вновь проехал по России, но уже на юго-восток — в Среднюю
Азию, в ссылку). А в 1902 году вместе со старшим братом Алексан
дром он проехал вниз по Волге до Царицына, останавливаясь, сколько
время дозволяло, в прибрежных городах — Костроме, Нижнем Нов
городе, Казани, Самаре, Саратове; далее на поезде — во Владикавказ.
Под впечатлением обильной растительности Владикавказа, Терека, с
ревом несущего свои воды, а также панорамы кавказских гор они на
фаэтоне отправились по Военно-Грузинской дороге в Тифлис, затем в
Батум, откуда уже на теплоходе по Черному морю — в Ялту, останав
ливаясь вместе с пароходом в попутных портах. Побывал Владыка и
в Симоно-Кананитском Ново-Афонском монастыре, который своим
благоустройством произвел самое лучшее впечатление. В Крыму Вла
8 Митрополит Арсений (Стадницкий). Дневник. 1902—1903
дыка отдыхал, поднимался на Ай-Петри, проехал по южному побере

жью полуострова, посетил Херсонес, Инкерман, Георгиевский мона
стырь, святыни Севастополя. Георгиевский монастырь так понравился
епископу Арсению, что в следующем году он вновь посетил его и оста
новился в нем на отдых.
В 1903 году в Российской Империи произошло знаменательное
событие — прославление преподобного Серафима Саровского, и,
конечно, это не могло не найти отражения на страницах Дневника.
Владыка отмечал все этапы подготовки к прославлению и шумиху,
поднятую в прессе по поводу мощей преподобного, писал и о чуде
исцеления в 1903 году и. д. доцента Академии Сергея Ивановича
Смирнова (в дальнейшем профессора МДА по кафедре истории Рус
ской Церкви) по молитве к преподобному Серафиму.
Еще один важный аспект нашел отражение на страницах Д нев
ника — это активизация внешних церковных отношений. 30 июня
1902 года Святейший патриарх Константинопольский Иоаким III от
имени Вселенской патриархии обратился к Поместным Православ
ным Церквам с Посланием о более тесном общении Автокефальных
Церквей и с предложением обсудить вопросы об отнош ении к ино-
славным Церквам, о церковном календаре и пасхалии. Ответное
Послание Св. Синода Русской Православной Церкви Вселенской
патриархии было направлено в Константинополь в феврале 1903 года
и одновременно опубликовано в «Церковных ведомостях» (1903.
№ 24. С. 250—257). В это же время происходили активные сношения
со старокатоликами, а также англиканами. В 1903 году Россию посе
тила делегация Епископальной Церкви СШ А во главе с епископом
Ф он-дю-Лакским Чарльзом Графтоном. Делегация побывала в Санкт-
Петербурге, где состоялась официальная встреча с митрополитом
Санкт-Петербургским Антонием (Вадковским), и епископ Графтон,
имея рекомендательные письма от главы Епископальной Церкви США
и Комитета внешних церковных связей, представил обращение к Рус
ской Православной Церкви. Делегация посетила и первопрестольную
Москву, побывала на пасхальных службах в Успенском соборе Крем
ля, а затем отправилась в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, где также
побывала на службах. Состоялась встреча делегации и профессорско-
преподавательской корпорации Московской Духовной академии.
***
Второй том включает:
— Дневник епископа Арсения с 1 января 1902 года по 2 ноября
1903 года (ГА РФ. Ф. 550. On. 1. Д. 512).
— Два приложения в виде: 1) газетной вырезки и обложки одного

из студенческих сочинений, сохранившихся в дневниковой тетради, и
2) отрывка дневника архимандрита Лаврентия (Некрасова) за ноябрь
1896 года, в бытность его ректором МДА. Эти записи архимандрита
Лаврентия были обнаружены епископом Арсением и вложены им в
конец собственной дневниковой тетради.
—Научно-справочный аппарат, состоящий из комментариев и при
мечаний, списка используемых архивных фондов, библиографическо
го списка используемой литературы, списка сайтов, упоминаемых в
комментариях и примечаниях, именного указателя, указателя мона
стырей и храмов, списка библиографических сокращ ений, списка
сокращений.
В связи с тем что издание Дневника рассчитано не только на спе
циалистов, но и на ш ирокий круг читателей, по некоторому ряду
церковно-исторических вопросов и вопросов, связанных с историей
России, ее внутренним устроением, даны обширные комментарии,
превосходящие рамки данного тома, например: о взаимоотношениях
Русской Православной Церкви с англиканами, старокатоликами, о
проблемах реформирования церковного суда, о взаимоотношениях
Церкви и религиозных деятелей России в начале XX века, о «русско-
китайской войне» в 1899—1901 годы, о религиозно-нравственном
положении на Кавказе и о том, как решался вопрос о признании прав
дворянства в центральной части России и на ее окраинах и т. д. Особое
внимание уделено тем монастырям и уголкам России, которые посещал
Владыка и которые теперь являются заграницей, хотя и представляют
славу российской истории. Симоно-К ананитский Ново-Афонский
монастырь на Кавказе, Севастополь, Херсонес, Инкерман. В качестве
напоминания показано, как в дореволюционной России относились к
павшим на поле брани, как относились к музеям, говорится о важно
сти хранения исторической памяти.
Так же как в первом томе, для удобства работы с текстом Дневника
на поля вынесена его архивная нумерация: л. 1, 1 об., 2 и так далее, а в
самом тексте для разделения архивных листов использована косая черта
(/). Все виды авторской датировки дневниковых записей оставлены
без изменения, а для удобства чтения и работы с Дневником выделены
курсивом с отступом от предыдущей записи. Сохранены все автор
ские подчеркивания, многоточия, вопросительные и восклицательные
знаки в круглых скобках. Пропущенные слова помещены в квадратные
скобки. Все неразборчивые слова оформлены в виде [нрзб.]. Знак <...>
означает пропуск в тексте, который невозможно восстановить. Ф ами
лии монашествующих помещены в круглые скобки.
Для лучшего ощущения прошедшей эпохи во втором томе сохране

но использование прописных и строчных букв в соответствии с тра
дициями дореволюционной России и церковным благочестием. Под
робнее об этом см. в предисловии первого тома: Арсений (Стадницкий),
митр. Дневник: 1880—1901. Т. 1. М., 2006. С. 23—24.
Датировка по старому стилю (ст. ст.) сохранена в основном тексте
Дневника и в комментариях по 31 января (14 февраля) 1918 года, когда
новый стиль был введен декретом Совета народных комиссаров. На
1918 год использована двойная датировка (ст. и н. ст.). С 1919 года при
водится датировка по новому стилю.
Во втором томе использованы три вида сносок:
...|), ...2), ...3) — постраничные сноски текстологического характера
(примечания автора, перевод иностранных слов, примечания о несо-
хранившихся листах Дневника и т. п.). К примечаниям автора отно
сятся все пометы автора, касающиеся основного текста и написанные
на полях, а иногда поперек листа поверх основного текста. Все они
имеют помету — Примеч. автора. Редакторские примечания даются
без оговорок.
...* — сноски фактологического характера, описание храмов и мона
стырей и краткие биографические сведения о лицах, упоминаемых в
Дневнике, даны в комментариях и примечаниях с указанием номе
ра архивного листа основного текста Дневника и комментируемого
текста (например: JI. 1. Отец инспектор — ...). В комментариях даны
краткие исторические справки о храмах и монастырях, в которых епи
скоп Арсений служил или которые посещал. На храмы и монастыри,
описанные в первом томе, дается соответствующая ссылка. Биогра
фические сведения о лицах, упоминаемых в первом томе изданного
Дневника, во втором томе даются в виде кратких справок на период
1902—1903 годов со ссылкой на первый том.
...а, ...б, ...в — сноски, используемые в комментариях, при публика
ции некоторых документов, писем.
При составлении кратких биографических сведений о лицах, упо
минаемых во втором томе, были использованы следующие издания:
Голубцов С. А., протодиак. М осковская Духовная Академия в начале
XX века: Профессура и сотрудники. М., 1999; Он же. Стратилаты ака
демические: Ратоборцы за Церковь из корпорации Московской Духов
ной академии первой половины XX века: Ж изнь, труды и крестный
путь. М., 1999; Именной список ректорам и инспекторам Император
ских Духовных академий и семинарий... на [1900—1917] год. СПб.-Пг.,
1900-1917; История иерархии Русской Православной Церкви: Ком
ментированные списки иерархов по епископским кафедрам с 862 г.
(с приложениями). М., 2006; За Христа пострадавшие: Гонения на Рус

скую Православную Церковь, 1917-1956: Биогр. справ. Кн. 1: A- К . М.,
1997; Кузьмин Ю. А. Российская Императорская фамилия: 1797—1917:
Биобиблиоір. справ. СПб., 2005; Мануил (Лемешевский), митр. Русские
православные иерархи периода с 1893 по 1963 г. (включительно): В 6 т.
Erlangen, 1977-1989; Он же. Русские православные иерархи 992-1892:
В 3 т. М., 2002—2004; Памяти почивших наставников: Издание М осков
ской Духовной академии ко дню ее 100-летнего юбилея (1814—1914).
Сергиев Посад, 1914; Русские писатели-богословы: Библиогр. указ.
Вып. 2: Исследователи и толкователи Священного Писания. М., 1999;
Русский биографический словарь: В 20 т. М., 1998—2001; Сенько П. Н.
Русские церковные деятели — члены Академии наук: В 3 ч. СПб., 1995;
Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи: Главы
высших и центральных учреждений 1802—1917: Биобиблиогр. справ.
СПб., 2001 и др., а также база данных ПСТГУ «Новомученики, испо
ведники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую П раво
славную Церковь в XX в.» (далее: БД ПСТГУ; электронный сайт: h ttp //
kuz3/pstbi/ru).
В библиографический список вошли библиографические сведения
об использованной, цитируемой и рекомендуемой по комментируемо
му тексту литературе.
Именной указатель составлен по принципам, описанным в первом
томе Дневника. Полужирным шрифтом выделены имена лиц и номера
страниц, на которых в комментариях даны краткие биографии. Имена
лиц, чьи биографии были даны в 1-м томе Дневника, а во 2-м томе —
только краткие биографические справки, имеют пометку в виде выде
ленного полужирным шрифтом номера страницы, на которой дана
эта справка. Курсивом выделены имена лиц, упоминаемые только в
научно-справочном аппарате.
В указателе монастырей и храмов полужирным шрифтом выделены
названия монастырей и храмов и страницы, на которых в комментари
ях даны их краткие описания с учетом состояния на настоящее время.
Курсивом выделены названия монастырей и храмов, упоминаемые
только в научно-справочном аппарате.
* * *
И здание осущ ествлено усилиям и сотрудников научно-

исследовательского отдела Новейшей истории Русской Православной
Церкви Православного Свято-Тихоновского гуманитарного универ
ситета при согласии Государственного архива Российской Федерации.
Расш ифровку текста, компьютерный набор, сверку с оригина
лом осуществили: Т. С. Бежанидзе, О. Н. Ефремова, И. Г. Менькова,
Н. В. Сомин, О. И. Хайлова.
Археографическая подготовка текста осуществлена О. Н. Ефремовой.
Комментарии, примечания и краткие биографические сведе
ния о лицах, упоминаемых во втором томе Дневника, подготовили
И. В. Воронцова, О. Н. Ефремова, К. В. Ковырзин, Н. Ю. Сухова;
богослужебную и музыкальную часть примечаний — О. И. Хайлова.
Указатели составили О. Н. Ефремова, И. Н. Смолякова.
Издательство выражает признательность всем сотрудникам ПСТГУ,

оказавшим помощь на разных этапах подготовки издания. Особую
благодарность за консультативную помощь выражаем протоиерею
Валентину Асмусу, иерею Александру Мазырину, Ю. И. Белоного
вой, Ф. А. Гайде, J1. А. Головковой, М. Е. Колесовой, Н. В. Сомину,
Н. Ю. Суховой.
ДНЕВНИК
2-я т ет р а д ь
1902 год — 1-е я н в а р я
1903-й год 2-е н оя бря
—
Глава I
[1902 год]
Вторник. 1-е января. л. 1
Новый год встречал с отцом инспектором* у себя. Всенощную слу
жил в академическом храме*. Затем пригласил я отца инспектора ко
мне, по обыкновению, беседовали о самых разнообразных материях, а
в двенадцать часов выпили по бокалу донского (сошедшего за ш ампан
ское) и затем при взаимных добрых пожеланиях друг другу расстались,
чтобы быть предоставленными самим себе.
Мысли о прежнем и о неведомом грядущем будущем роем тесни
лись в голове. Молитвою закончил прежний год и начал новый. Госпо
ди! Благослови венец лета нового!
В день Нового года служил в Троицком соборе*. Говорил проповедь
о значении новогодних пожеланий. Заходил после служения к отцу
наместнику*, у которого и трапезовал.
Зима стоит прекрасная: снегу много, морозы порядочные, сан
ная дорога — удобная. Пишут, что в южной полосе России, начиная
с Киева, зимы еще не было, все время стоит тепло, трава зеленеет,
деревья распускаются. А у нас, как началась зима со второй половины
октября, так продолжает стоять и теперь. Такая ровность климата,
несомненно, весьма благоприятна для здоровья.
5-е января. Суббота. Вечерню и водоосвящение совершал в Троиц
ком соборе с большим душевным услаждением.
6-е января. Воскресенье. Служил в Троицком соборе и после литур
гии, не переодеваясь, выходил на колодезь для освящ ения воды. Гра
дусов было около десяти; но главное — было ветрено, что значительно
усиливало холод. Опасался простуды, тем более что накануне, по суб
ботнему обыкновению, принимал горячую ванну. Но меня успокоили,
что от иорданских водосвятных морозов никто никогда не заболевал
еще. После этого трапезовал у отца наместника — старика. Вечером
катался с отцом инспектором по направлению к скитам*. Хотели /
было навестить болящего о. игумена Даниила*; но оставили теперь 1 об.
16 Митрополит Арсений ( Стадницкий). Дневник. 1902—1903
свое намерение, опасаясь потревожить его. Вместо этого заехали по

дороге к профессору Н. Ф. Каптереву* — посидеть у него немного.
Оказалось, мы попали на маленькое собрание гостей, в числе которых
было несколько из наших. Хозяева были рады нашему визиту, и мы
оставались у них до десяти часов.
Вторник. 8-е января. Проездом в Вятскую епархию посетил меня
новоназначенный туда преосвященный Никон (Софийский)*. Он на
год моложе меня. Очень красивый и представительный; культурность,
правда, не особенно отпечатлелась на его благообразном лице. Это тот
самый Никон, которого, в бытность его ректором Владимирской семи
нарии, чуть не зарубил топором воспитанник семинарии*.
Начинают съезжаться студенты. Много прислано прошений об
отсрочке отпуска по болезни. Это и понятно, ввиду событий в нашей
Академии* и слухов о закрытии ее.
Воскресенье. 13-е января. Служил в Лавре. После литургии крестный
ход по стенам вокруг Лавры в память избавления ее от осады поляков*.
Было не особенно холодно, но сыро с ветром. А я опять накануне
принимал ванну. Боялся простудиться, но, слава Богу, обошлось все
благополучно. Трапезовал у добрейшего наместника; в числе гостей
была его родственница, матушка Евгения*, игуменья Вознесенского
женского, что в Кремле, монастыря*.
Сегодня в половине седьмого вечера приехал ко мне мой приятель
С. Т. Голубев*, профессор Киевской академии. Он занимается в москов
ских архивах по истории Ю го-Западной России и преимущественно
Киевской академии по случаю приближающегося 300-летия ее*. Он
меня очень любит, не менее и я его. Поэтому приезд его был для меня
весьма приятен. В задушевной беседе мы провели с ним время до двух
часов ночи. Предметов беседы было весьма много. Делился он со мною
событиями из киевской жизни, и особенно Академии. Злобою дня у
них является борьба преосвященного Димитрия*, ректора, с неугомон
ным А. А. Дмитриевским*, / которому Совет несколько раз отказывает
в премиях. Виновником этого Дмитриевский считает преосвященного
Димитрия. Дело восходило до митрополита, обер-прокурора*, с науч
ной почвы перешло на личную, вплоть до ругательств, инсинуаций,
сплетен. Кончилось строгим выговором профессору А. Дмитриевско
му и замечанием Голубеву, который исключительно по состраданию
к больному Дмитриевскому выступил с отдельным мнением в защиту
его. Вообще, этот вечер я с великим удовольствием провел.
Вечерний молебен Божией Матери служил в своем храме и воз
обновил прерванные во время Рождества собеседования*. Говорил я о
Глава 1. 1902 год 17
тех мыслях и чувствованиях, которые должны возбуждать в нас истек

шие праздники.
Получил письмо от преосвященного Димитрия, ректора Киевской
академии, в котором он извещает о неблагополучии и в его Академии*.
14-е января. Понедельник. Сегодня с шести часов вечера было у
меня частное заседание всех профессоров для обсуждения наших злоб
дня и ознакомления их на основании имеющихся и присланных мне
документов о реформационном и агитационном движении наших
неразумных юнцов*. Читаны были: а) воззвание наших студентов к сту
дентам других академий с приглашением присоединиться к ним в своих
протестах; б) воззвание к семинариям с запросными пунктами, на
которые желательны их ответы; в) выдержка из семинарского журнала
«Звено»; г) некоторые «доверительные» письма высоких особ, без упо
минания имени. Много в этих документах смешного, задорного, прямо
глупого — обезьянского, а наряду с этим и много грустного, особенно
когда спрашивается мнение семинаристов об ослаблении надзора за
богослужением, молитвами, постами... Дух-то, дух какой! Не скрою,
что при обсуждении дело не обходилось и без самоосуждения. Не
виноваты ли и мы во многом, часто заигрывая на либеральных струнах
чуткой молодежи?! Виновно, бесспорно, и наше духовное ведомство, не
обращающее внимания на недостатки нашей школы духовной, / мало 2 об.
этого — прямо-таки на весь ни к чему не годный строй ее, и даже не
желающее вникать в это, ведя дело так называемой реформы келейным
образом*. Подобные централизм и бюрократизм к добру не поведут.
Дело реформы вовсе не в переставлении предметов или в сокращении
уроков, а гораздо поглубже. Зачем, например, держать явных атеистов в
Академии? Почему не выгнать их? Почему им выхода не дают в другое
заведение? Сословность духовенства, кастовая замкнутость — великое
зло... Уж, кажется, кого ближе касается дело реформы духовной школы,
как не нас, стоящих во главе высших школ, как не Советов, — однако
мы ничего не знаем. И в результате — мертворожденная реформа, как
реформа 1884 года*... В заключение я обратился к гг. профессорам,
прося их нравственно действовать на студентов, показать неразумие
их действий и даже безнравственность в рассылке агитаций и смуще
нии семинаристов, а вместе с тем — указывать на печальное следствие
этого — в закрытии Академии, что, конечно, никому не желательно.
После беседы была скромная закуска, прошедшая очень весело,
благодаря неистощимому юмору на разные темы В. О. Ключевского*.
Среда. 16-е января. Среди студентов — брожение. Многие сознают
бестактность и неразумие своих затей. Четвертый курс подал мне кол-
лективное заявление о том, что они не принимали никакого участия

в этих движениях остальных трех курсов. Теперь говорят, что они не
думали, что дело примет такой оборот, что они были одушевлены
искренним желанием улучшения учебного дела, что тут-де нет ничего
преступного, что дело раздуто. Что же касается агитации по семина
риям, то прямо сознают, что тут перехвачено через край. Вообще, они
не знают, как выйти из такого глупого положения. Будучи уверены,
3 что мы / знаем главных деятелей, они теперь обеспокоены тем, как бы
эти деятели не пострадали. Наше спокойное отношение их еще более
смущает. Они даже рады бы были, чтобы мы что-нибудь предприняли
в виде какого-либо наказания виновных, что дало бы им повод стать на
защиту их. Но мы молчим, и эта неопределенность тяготит их. Слыш
но, что они готовят какое-то объяснение. Увидим.
Пятнииа. 18-е января. Вечером был у меня профессор С. Глаголев*
с просьбою — взять его в руки1’ и спасти его, так как он предан запою.
Тяжело было выслушивать его скорбную, искреннюю исповедь. Долго
с ним беседовал, просил, умолял остановить эту слабость. Сознается,
что воли не имеет. Обещался бороться, прося у меня нравственной
поддержки и молитвы. Жаль человека: он очень способный и плодо
витый богослов.
Воскресенье. 20-е [января]. Служил у себя. В четыре часа служил
молебен с общим пением. Вел собеседование иеродиакон-студент
о. Евгений*. Народу было много. В четверть девятого вечера случилось
приключение, которое могло окончиться страшною бедою. Когда слу
житель церковный отпер храм наш для вечерней молитвы, обрушилась
с потолка возле клироса штукатурка, на пространстве больше сажени
в диаметре. Мусору по приблизительному соображению было около
пятидесяти пудов. Куски весили более пуда. Страшно и подумать, что
произошло бы, если бы это крушение случилось во время богослуже
ния: много было бы изувеченных и убитых. Благодарю Господа, что Он
не попустил быть этому великому несчастью. Тут, несомненно, перст
Божий. По расследовании оказалось, что на том месте сгнила деревян
ная сетка, которая не могла удержать тяжелой штукатурки, вершка пол
тора, и притом давней — лет двадцать. Отчего она сгнила — различные
предположения. Самое достоверное — это бывшая когда-то течь, хотя
следов никаких нет. Ближайшим же поводом явилась очистка снега
3 об. над / этим местом с крыши, которая здесь почти плоская. Очисткою
снега она облегчилась, а отставшая штукатурка и обрушилась. Стук
11Так в оригинале.
Глава I. 1902 год 19
отворяемых дверей и послужил непосредственною причиною падения.

Как бы там ни было, но, слава Тебе, Господи, что все окончилось бла
гополучно. Теперь опасаюсь, как бы еще чего-нибудь не случилось в
другом месте, хотя и обстукали везде. В одном месте подозрительно.
Понедельник. 21-е [января]. Среди студентов внутреннее брожение.
На дворе масса снегу. Холод не особенный.
Вторник. 22-е января. Сегодня мне исполнилось сорок лет. Две
трети, по крайней мере, на хороший конец, прожито; сделано или
мало, или, вернее, ничего. Тяжко подумать. Был в пещерах у Черни
говской Божией Матери и у Преподобного. В молитве перед ними
находишь большое успокоение.
Был на уроках в Вифанской семинарии, между прочим, у препо
давателя по истории и обличению раскола С. Зверинского*. П репо
даватель — плохой. Ему и раньше не раз уже было делаемо замечание.
Человек пошел не по своей дороге. А между тем трагизм нашего поло
жения, что трудно избавиться от него благодаря существующему у нас
формализму и бюрократизму...
Пятнииа. 25-е [января]. Был Совет. Представляли к разным преми
ям за труды наставников*. К стыду нашему, много премий, а некому
их давать. С натяжкою приняты на соискание книжица профессора
А. И. Введенского «О причинности» и профессора П. И. Цветкова
«Стихотворный перевод Романа Сладкопевца»*. Этот перевод скорее
можно бы назвать «смехотворным» — столько здесь есть курьезов.
В прошлом году он не прошел на премию; но в нынешнем профессор
Муретов* счел долгом товарищества указать в нем кое-какие досто
инства, и он допущен на премию. / На этом же Совете заслушано 4
прошение профессора А. И. Введенского о соискании степени док
тора богословия за сочинение «Религиозное сознание язычества»*. От
Совета рецензентом назначен Глаголев, а я — Андреева0*.
Среда. 30-е [января]. Получен указ Св. Синода об увольнении в
отставку по прошению профессора Г. А. Воскресенского*. Свободна
кафедра по русскому языку и русской литературе. Кандидатов нет.
Меня это возмущает: тридцать лет преподавать и не подготовить себе
преемника. Как ученый, он составил себе имя, но как лектор — ника
кого. Пример — налицо: ни одного ученика-преемника. Есть слух,
что он хочет передать свою кафедру по родству — своему зятю, быв
шему стипендиатом, а теперь преподавателю Священного Писания
'’Так в оригинале.
в Орловской семинарии*. Препятствием служит то, что он был на

историческом отделении (второй группы), а кандидатское писал по
нравственному богословию*. Но Григорий Александрович, известный
своим чадолюбием и многочадием, надеется обойти это затруднение
обычными путями — просить членов Совета. Я готов даже думать, что
они согласятся на это; но, кажется, придется считаться с моим отдель
ным мнением.
Четверг. 31-еянваря. Был у меня жандармский офицер, говорил, что
9-го февраля в М оскве готовятся студенческие беспорядки, что и наши
студенты примкнут к этому движению, что для этого недавно в Посад
приезжали десять студентов университета и три курсистки. Я сказал
жандарму, что это вздор и я головой ручаюсь, что наши студенты не
примкнут к этому неразумному движению. На это он мне ответил, что,
по полученным им сведениям, у нас, в Академии, неспокойно, так как
студенты собираются на сходки, и вчера была сходка у студентов, а у
нас — экстренное заседание Совета. Я ему на это довольно внуши
тельно заметил, что его агент, вероятно, слишком ограничен, чтобы не
4 об. сказать больше. Общежитие само по себе есть уже / настоящая сходка.
Вчера были действительно сходки, но только не для обсуждения каких-
либо политических дел, а просто для выпивок по случаю многих име
нинников — Василиев, Григориев и Иоаннов*. Правда, бывают сходки
теперь по поводу злобы дня, но они теперь очень желательны, так как
тут разоблачается самоволие маленькой кучки агитаторов, присво
ивших себе право говорить от имени всех студентов. У нас был вчера
Совет, только совершенно по другим делам. Вообще, я дал понять
жандарму, чтобы он понадежнее и поумнее имел агентов и что мы сами
прекрасно знаем, что у нас происходит.
2-е февраля. Суббота. Служил у себя. Народу множество, пели пре
красно. Погода снежная, морозная, бодрящая. Слышно, что студенче
ское волнение у нас совершенно затихает. Благоразумное большинство
взяло перевес. Агитаторы запрятались в норы и оттуда беспомощно
стучат зубами и кулаки показывают.
5-е февраля. Вторник. Приезжал преосвящ енный Трифон, епи
скоп Дмитровский*, для служения в Доме призрения, начальницею
которого состоит Е. С. Кроткова*, пользующаяся известностью не
только у нас, но и в Москве, известная и Высочайшему Двору. Сегод
ня праздновалось окончательное освобождение в административном
отношении этого Приюта от Лавры*. Дело в том, что лет сорок тому
назад Лавра учредила этот Приют и от нее, то есть от митрополита,
зависело назначение начальницы; каковою и назначена была, по

желанию тогдашнего наместника архимандрита Антония*, молодая
тогда девица Кроткова. Повела она дело очень хорошо, надо отдать ей
справедливость. Но ввиду перемен наместников и митрополитов, к
которым нужно приспособляться и воззрение которых на дело управ
ления может быть различное, Е. С. Кроткова задумала передать это
учреждение под покровительство Государыни Марии Феодоровны*,
от которой и [будет] зависеть назначение начальницы. Таким образом,
Лавра теперь будет только давать деньги (около тридцати тысяч), а
сама касательства / не будет иметь никакого. Обвиняют митрополита, 5
что он упустил из рук своих это дело*. Сегодня и праздновалось Высо
чайшее изменение устава Дома призрения* в указанном смысле, а
вместе с тем и избрание новой помощницы — Софии Ивановны Тют
чевой, фрейлины*.
Я избран почетным членом этого Приюта, хотя отношения к Прию
ту никакого не имею. Тут были профессор Н. И. Субботин, бывший во
время профессорства в Академии членом Совета Приюта, А. А. Нейд-
гардт, А. Н. Столпаков* и другие. Елена Сергеевна была наверху своей
славы.
Суббота. 9-е февраля. Сегодня в пещерной церкви Гефсиманского
скита во имя святых Антония и Феодосия Печерских пострижен мною
в иночество студент II курса Сергий Симанский*, сын камер-юнкера*,
получивший образование в Императорском лицее Цесаревича Н ико
лая* и в М осковском университете по юридическому факультету. Он
хотел еще в прошлом году постричься, но я испытывал его. Надеюсь
видеть в нем хорошего инока, а впоследствии и полезного деятеля
Святой Церкви. Наречен Алексием, во имя святителя Московского*.
Обстановка в подземном храме, при обилии разноцветных теплящихся
лампад, была прямо волшебная. Литургию совершал отец инспектор в
сослужении о. И осифа (Петровых)* и чередного иеромонаха. Постри
жение было во время малого входа. По окончании мною сказана речь,
она будет напечатана в третьем номере «Богословского вестника»*.
Обыкновенно в таких случаях мы заходили к батюшке — Даниилу,
игумену скита, на утешение, на которое только способна была любовь и
гостеприимство добрейшего о. Даниила. Но теперь он безнадежно болен.
Поэтому мы с отцом инспектором отправились ко мне и пообедали.
Воскресенье. 10-е февраля. Неделя блудного сына. Служил в Вифан-
ской семинарии. После служения заходил на чай к отцу ректору*, где
были собраны все преподаватели. Беседовал с ними о делах педагоги
ческих и о современных злобах дня — бунтах в семинариях*. /
5 об. Беседовал у себя. Народу весьма много.

Вторник. 12-е февраля. Доходят слухи о безобразиях, учиненных
студентами 9-го февраля. Арестовано, говорят, около тысячи студен
тов. Причем полиция распорядилась очень хорошо; их арестовали без
особенного затруднения. Говорят, что они будут высланы и навсегда
уволены из университета. Ожидали помощи рабочих, но надежды ока
зались напрасными. Большинство из них требует не академической,
а политической свободы*. В Киеве, говорят, в начале февраля были
ужасные беспорядки в университете, который теперь закрыт*. Тут уже
прямо происходило нечто революционное.
Четверг. 14-е февраля — мирской день Ангела. Получил письмо от
обер-прокурора К. П. Победоносцева. Письмо — очень раздражитель
ное по поводу семинарских движений, в чем он обвиняет Московскую
академию, т. е. студентов, за их прокламации, а потом вообще началь
ствующих в семинариях*. Я ему ответил очень резко, указав на то, что
и до прокламаций в семинариях были частые бунты, что причину их
нужно искать в другом. Эту причину я указал в отсутствии определен
ных взглядов на характер духовной школы в самих правящих сферах.
В доказательство привел последние события в М осковской академии
за пять лет моего пребывания здесь. Письмо это и приблизительный
черновик есть у меня*. Пусть гневается, — пора говорить не обиняка
ми, а прямо. Все несчастье наше, что мы играем в прятки.
Сегодня был у нас студенческий вечер, посвящ енный памяти Гого
ля и Жуковского*, по поводу 50-летия со дня смерти. Чтение и пение
состояло исключительно из произведений этих писателей. Вечер про
шел очень хорошо. Особенное впечатление произвел студент III курса
малоросс Григорий Ващенко* своим прочувствованным стихотворе
нием на тему сожжения «Мертвых душ»*. Он награжден был шумны
6 ми / аплодисментами студентов, а я расцеловал его.
Предполагаю на несколько дней уехать в Москву и послужить в
Успенском соборе.
Пятница. 15-е [февраля]. Сегодня после лекций, по исконному
обычаю, студенты отпущены на масленицу и первую неделю поста,
так как завтра поминальная суббота. Таким образом, треть эта прошла
спокойно, значит, и год окончится уже благополучно.
16—19-е февраля. В Москве.
16-го, в субботу, в два часа выехал в Москву, которую я доволь
но редко посещаю. Остановился в Чудовом монастыре. Всенощную
слушал на Саввинском подворье, у преосвященного Парфения*. Он
сообщил мне, что 19-го предполагается заупокойная литургия в Чудо-

вом и панихида у памятника Александру II по инициативе рабочих
московских фабрик, что является контрманифестацией рабочих* и
опровержением тех слухов, которые о них распространяются, главным
образом студентами, как о революционерах и бунтарях. Не скрыл он и
того, что по этому поводу ходят очень нелепые слухи, будто это повод
только к страшной противоправительственной демонстрации, которая
имеет произойти в этот день у памятника.
На другой день, в воскресенье, служил в Успенском соборе. И спы
тывал великое духовное наслаждение, как от сознания значения этого
первого всероссийского собора, от присутствия здесь всероссийских
святынь, от гробниц патриархов, так и от художественного пения
синодального хора. После обедни заезжал с визитом к прокурору сино
дальной конторы князю А. А. Ш иринскому*, а от него — к преосвя
щенному Трифону, мать которого, старушка княгиня Туркестанова*,
чтит меня. Здесь выпил чай, затем на обед поехал с братом, доктором
в Ярославле* (который совершенно неожиданно прибыл в Москву
с больным офицером), к преосвященному Парфению. В семь часов
вечера отправился в Императорский лицей Цесаревича Николая к
уважаемым мною графам Камаровским*. В лицее в это время шла
генеральная репетиция к гоголевским / празднествам 21-го февра- 6
ля, которые будут происходить в лицее 19-го февраля в присутствии
Великого князя*. Графини и дочери старшей не было: они уехали в
Петербург. Был граф, сын его Сергей и младшая дочь М ария (Муся)*.
С удовольствием провел я здесь два часа.
Граф, состоящий и профессором Московского университета, ужасы
рассказывал о безобразиях студенческих 9-го февраля, как они раз
грабили квартиру лаборанта, или что-то вроде этого, Чистякова*, как
там 0 найдены финские ножи, револьверы. Очевидно, готовилось что-
то грандиозное; ожидались, по предположениям студентов, рабочие.
Но не вышло ничего, и всех их забрали в манеж; а затем по приказу
министра они выключены из университета*. Бог знает что делается в
университетах. Они являются очагом всяких безобразий, [студенты] не
учатся, а только бунтуют. И чем больше делают им уступок, тем дальше
идут их требования. Уж, кажется, полную свободу дали им, — только
молчи, и даже не учись. Нет: давай им теперь политическую свободу, и
не только им, а и всем, — хотя кто их уполномочивал на это. М инистр
просвещения Ванновский, заявивший себя излишней гуманностью,
теперь, кажется, изменяет свою политику. Поэтому, говорят, он и
11После слова «там» сверху над строкой автором вписано: «в актовом зале [универ
ситета]».
получил анонимное письмо с того света от предшественника его

Боголепова, который пишет, что ему там хорошо и надеется на скорое
свидание. Это, конечно, намек на предполагаемое убийство*. Вообще,
большая теперь смута в умах. Была речь и о конкорд-манифестации
19-го февраля. Если она удастся благополучно, это будет большой шаг
для успокоения общественного мнения.
Приехал в Чудов в половине десятого вечера. Не спал до часу —
ходил один по громадным комнатам, скудно освещенным. Чего-чего
я не передумал, ходя?! Вся история Смутного времени проносилась
неоднократно перед моими мысленными очами, с убийствами, воз
мущением народным, с мученичеством святителей — патриархов. Все
они / как раз смотрели на меня со стен, на которых повешены их изо
бражения. Особенно долго всматривался я в изображение патриарха
Гермогена*.
Я решил остаться в Москве на этом несомненно историческом собы
тии. Встал рано в понедельник, 18-го числа. Из моих окон видны приго
товления на площади для завтрашнего торжества. Разделяют площадь
протянутыми веревками на несколько частей. Строят пред памятником
громадную эстраду; покрытая красным сукном, она скорее напоминает
эшафот... В девять часов навестил меня ректор Московской семинарии
о. Анастасий (Грибановский)*, который тоже много передавал о воз
буждении умов по поводу завтрашнего торжества.
В десять часов прибыл молодой граф Камаровский — Сергей, с
которым мы условились вчера поехать в Данилов монастырь покло
ниться могиле Гоголя. Скоро мы туда и поехали. В монастыре я первый
раз. Войдя в монастырь, мы прежде всего совершенно не заметили
каких-либо признаков того, что здесь лежит тот, на которого теперь
обращены все взоры России. Тишина; все могилы покрыты толстым
белоснежным покровом; тропинки тоже. Так что мы не знали, куда и
направиться к могиле. Один из привратников отозвался даже незнани
ем пути к какому-то Гоголю; выручил его другой привратник, который
и указал нам направление к могиле, и мы отправились по дорожке
нечищеной. При нашем приближении два работника расчищали снег
вокруг могилы бессмертного Гоголя. Страшно грустно стало при виде
этой скромной могилы великого писателя. Она находится недалеко
от монастырской стены. П амятник на могиле состоит из двух частей.
Одна из них — около аршина высоты над землею массивная плита
черного мрамора в форме гробницы. На верхней ее плоскости над
пись: «Здесь погребено тело Н. В. Гоголя, родился 19 марта 1809 года.
скончался 21 февраля 1852 года». Остальные надписи расположены
так. Спереди: «Гбрькимъ слбвомъ моимъ посмѣюся. Иеремии, гл. 20,
Глава 1. 1902 год 25
ст. 8». / Справа: «Истиннымъ же ѵста исполнить смѣха. ѵстнГі же ихъ 7 об.
исповТіданТя. Иова, гл. 8, ст. 21». Слева: «Мѵжъ разѵмивый престолъ
чѵвствія. Притчей, гл. 12, ст. 23. Правда возвышаетъ языкъ. Притчей,
гл. 14, ст. 34». К задней стороне этого памятника тесно примыкает
другой: глыба гранита, неправильной формы и необделанная. На ней
водружен высокий массивный крест, из толстых медных пластин,
спаянных в углах. На глыбе надпись: «6 й . гряди. Господи Иисѵсе.
Апокалипсис, гл. 22, ст. 20». Могила не окружена решеткой, над нею
нет железного навеса, чтобы защитить памятник от атмосфериче
ских влияний; так что сравнительная прочность памятника в течение
пятидесяти лет объясняется доброкачественностию материала, хотя
и на нем уже видны следы всеразрушающего времени. Плита замет
но избочилась, врастая левою частию в землю, а медный массивный
крест на глыбе еще больше накренился в ту же левую сторону; так что
если не будут приняты меры для ограждения памятника, то он быстро
пойдет к уничтожению. Неужели теперь не сделают этого?.. Медный
крест весь испещрен надписями, нацарапанными чем-нибудь острым
или карандашом. Их так много, что, в общем, они составили какой-то
причудливый бесформенный узор. Толпа, конечно, стремится связать
свое имя с именем гения, жаждая бессмертия... Поклонившись праху
и молитвенно простояв несколько времени у могилы, мы направились
в храм, где отправлялась поздняя литургия, чтобы пригласить иеромо
наха и отслужить панихиду, причем я тщательно скрывал свое архие-
рейство. Действительно, нам дали скоро иеромонаха с двумя послуш
никами, и панихида была отслужена. Затем мы осматривали соседние
могилы. Боже, сколько тут дорогих имен — нескучно лежит великий
Гоголь. Тут и Н. М. Языков, и Валуев (Д. А.), и А. С. Хомяков, и жена
его Катенька, к которой так привязан был Гоголь, и Ю. Венелин, а
подальше несколько — вся семья Самариных*. Жаль, все это засыпано
снегом, нужно приехать летом... /
Сегодняшний вечер провел у преосвященного Трифона. О многом- 8
многом беседовали. Тут, между прочим, я узнал, что на завтрашний
день на всякий случай делаются и явные и тайные приготовления: так,
в госпиталях приготовлены места для раненых... В десять часов возвра
тился к себе и опять долго ходил. Теперь был у меня подъем духа.
Встал на рассвете. Народу на площади было еще мало; но полицей
ских очень много. Скоро прибыли два эскадрона конных жандармов,
которые и скрыты были на всякий случай в ограде Чудова монастыря.
Там же поместилась и одновременно прибывшая карета для подания
первой помощи. Не особенно-то хорошее предзнаменование! Затем
с московских фабрик и заводов потянулись в Кремль рабочие, раз-
мещаясь с двух сторон у памятника Александру II. Погода не особен

но благоприятствовала торжеству; день был серенький, с холодным
порывистым ветром. К восьми часам уже было много народа рабоче
го — тысяч до сорока. Хотя при громадности Кремлевской площади и
при таком количестве народа она казалась довольно пустынною. Это
не то, что было при освящ ении памятника в 1898 году, когда я тоже
был. Среди толпы преобладали мужчины. Самими рабочими из своей
среды были избраны сотские, имевшие красивые розетки из русских
национальных лент; они стояли впереди и следили за порядком.
В восемь часов утра в Алексеевском храме Чудова монастыря началась
литургия, которую совершал преосвященный П арфений. Я стоял в
алтаре. За богослужением присутствовали и депутаты от собравшихся
рабочих. В это время к Чудову монастырю стало прибывать духовен
ство с иконами, крестами, хоругвями. В три четверти десятого прибыл
в Чудов монастырь Великий князь Сергей Александрович, который не
входил в храм, а остановился пред входом в монастырь, внизу. Тотчас
же и выступил торжественный крестный ход, в котором и я принимал
участие, а также кроме преосвященного П арфения преосвященные:
Григорий, Трифон и Нафанаил*. Раздался торжественный звон в
[колокола] Ивана Великого; вся многотысячная толпа благоговейно
обнажила голову. С паперти монастыря открывался чудный вид на эту
трогательную картину, на фоне которой, среди моря обнаженных голов
молящегося народа и сверкающего ризами духовенства, выделялся
величественный памятник Александру II. Великий князь шествовал
8 об. позади духовенства. Сверкающие / золотом хоругви кремлевских
соборов были размещены полукругом на площадке памятника, между
монументом и окружающей его галереей, на помосте; тут же разме
стилось и духовенство, а позади него Великий князь. Впереди помоста
с левой стороны расположились депутации от рабочих с венками.
Тотчас началась панихида, по окончании которой раздались звуки
гимна «Коль славен»*, исполненного оркестром рабочих. Это была в
высшей степени торжественная минута; десятки тысяч взоров были
прикованы к монументу Императора, к подножию которого депутаты
рабочих возлагали сооруженные по подписке на фабриках венки. Вен
ков было два: один громадный, серебряный, другой — фарфоровый,
металлический. На серебряном венке на серебряных лентах надпись:
«Великому Царю Освободителю в незабвенный для русского наро
да день 19-го февраля — от трудов московских заводско-фабричных
рабочих 19-го февраля 1902 года»*. Венок этот, работы Хлебникова*,
составлен из серебряных, дубовых и лавровых, ветвей; посредине на
пальмовой ветви — эмалевый портрет Александра II. Говорят, стоит
он около 1500 рублей*. Другой венок — от мастеровых Коломенского

машиностроительного завода — Царю Освободителю, очень изящ ный,
из [металлических] дубовых, лавровых и пальмовых ветвей с ф арф оро
выми цветами.
Как только закончилось возложение венков, депутаты при полном
молчании массы отошли на свои места. Началось благодарственное
молебствие о здравии Государя* и всего Царствующего Дома. По
окончании молебствия оркестр медных грянул «Боже. Царя храни»*.
Восторженные клики ура заглушали оркестр; энтузиазм охватил всех.
Среди народных ликований Великий князь направился к памятнику и
осмотрел возложенные венки. Сойдя с площадки при кликах ура, Его
Высочество обратился с краткою речью к депутатам рабочих, в кото
рой выразил, что он рад был вместе с ними помолиться о упокоении
незабвенного Родителя своего*, а также о здравии ныне царствующего
Государя. Похвалив превосходные венки, Его Высочество поблаго
дарил депутатов, прося передать такую же [благодарность] и рабочим.
Едва только закончилась беседа князя, снова раздались клики народ
ные, снова воздух запестрел шапками; музыка грянула П реображен
ский марш. В таком же порядке крестный ход возвращался назад.
Его Высочество, постояв несколько времени на паперти монастыря и
полюбовавшись живописным и трогательным зрелищем, отбыл. Так
благополучно совершилось это народное торжество! /
Оценку этого события дали, между прочим, «Московские ведомо- 9
сти» в прекрасной передовой статье «Русское народное чувство», кото
рую мы тут и прикладываем0. Сегодня же вечерним поездом я выехал
в Посад.
20-е февраля. Среда. Сегодня вечером, в восемь часов, скончался
игумен Гефсиманского скита о. Даниил, известный своею добротою
и гостеприимством, а также и приведением в цветущее состояние
скита.
Суббота. 23-е февраля. Хоронили при громадном стечении народа
отца игумена. Сказал приличное надгробное слово, в котором выска
зал свою и братии скорбь. Действительно, в лице его я потерял очень
дорогого человека.
Воскресенье. 24-е февраля. Служил литургию в Лавре, а вечерню с
прощением* — у себя. Утром и вечером говорил поучения.
25-е февраля — 1-е марта. Первая неделя поста. Часы и литургию
совершал у себя, а канон читал в Лавре.
11См. Приложение 1 (Л. 9а).

2-е марта — день моего Ангела*. Служил у себя и приобщал студен

тов. Много было поздравлений.
3-е марта. Литургию служил в Лавре. Говорил слово об исповед
никах святой веры, а вечером на собеседовании у себя — о значении
православной веры. Масса народу.
9-е марта. Сѵббота. Сегодня в академическом храме за всенощным
бдением совершено мною при участии нашего монашествующего и
лаврского духовенства пострижение в монашество студента IV курса
М. И. Сенцова, наречено имя Леонид*. Пострижение было соверше
но с редкою торжественностию. Постригаемый из купеческой семьи.
Окончил курс лет четырнадцать назад в Московском техническом учи
лище, затем в течение десяти лет был товарищем директора на ф абри
ке в Зуеве. Поступил в Академию затем, благодаря мне. Человек, несо
мненно, религиозный и вполне созрел для монашеской жизни. Теперь
ему тридцать восемь лет. Мною сказана подобающая речь, которая и
будет напечатана в апрельской книжке «Богословского вестника»*.
10-е марта. Воскресенье. Служил у себя при прекрасном пении ака
демического хора, который, к моему удовольствию, все более и более
совершенствуется.
12-е марта. Вторник. Получил крайне неприятные сведения,
подтверждавшие мои подозрения, о безнравственном поведении
9 об. студентов-греков, из которых один русский грек, окончивший / Сим
феропольскую семинарию, С -в — студент способный*; остальные
два — константинопольские греки Коцампопуло и Фотопулос*. Уди
вительная дрянь — эти, да и другие, иностранцы, слишком скоро при
спосабливающиеся к дамам, любящ им иностранные моды. Поручил
отцу инспектору сделать дознание, а затем решил прогнать, особенно
одного из них, Коцампопуло, который развратничает с одною вдовою
М-вою, усердною посетительницею нашего храма.
13-е марта. Среда. Отец инспектор прекрасно произвел дознание и
после немалых усилий Коцампопуло сознался. Я мог бы еще простить,
если бы за ним в течение трехлетнего пребывания его в Академии не
было других беззаконий. А то я ему все время прощал. Наконец для
чести Академии нужно изгнать.
14-е марта. Четверг. Был у меня этот студент. П росит оставить до
каникул. Я сказал подать прошение по болезни об увольнении. Он
подал. Сегодня вечером отец инспектор должен произвести дознание
над другим студентом, С-м. С этим труднее будет сладить, так как он
значительно умнее и хитрее.
15-е марта. Пятница. Отец инспектор докладывал о своей беседе с
С-м. Так и оказалось: на все стороны изворачивался, хотя несомнен
на его виновность в преступном сожитии с племянницею названной
вдовы.
17-е марта. Воскресенье. Неделя Крестопоклонная. Служил у себя.
Рукоположен во иеродиакона постриженный мною инок Алексий
(Симанский). Пели прекрасно. Вел собеседование при общенародном
пении. Народу больше тысячи. Раздавал крестики.
Сегодня в шесть часов вечера был у меня очень желанный гость
Н. Г. Михайлов, управляющий русскими подворьями в Иерусалиме и
так внимательно относивш ийся к нам в бытность нашу в Иерусалиме*.
Человек он действительно прекрасны й и на своем месте. Он в России
около месяцу; все хлопочет по палестинским делам — постройкам,
ввиду ежегодно увеличивающегося количества паломников. Пробыл
он у меня около часу, а затем мы вместе отправились к Е. С. Кротко-
вой, где назначено было его свидание с А. А. Нейдгардтом, подолгу
живавшим в Палестине. / Отсюда в начале девятого мы отправились 10
к моему спутнику палестинскому Н. Ф. Каптереву, которого я пре
дупредил о предстоящем визите, а также чтобы он позвал и другого
спутника — В. Н. Мышцына*. Тут мы и просидели в неумолкаемых
разговорах и воспоминаниях о Палестине. Так и полетел бы туда вто
рично, если бы возможно было... Консул Яковлев* губит там русское
дело, и, однако же, его держат... С удовольствием провел этот «пале
стинский» вечер.
22-е марта. Пятница. Известный на всю Россию архимандрит
Исидор скандальным происшествием в бытность его исполняющим
должность инспектора Петербургской академии назначен епископом
Новгород-Северским, викарием Черниговским*. Такое назначение —
несомненно соблазнительное. Накануне был у меня о. Никон, казна
чей Лавры*, и сказал, что это оскорбление Святой Церкви и что он
теперь ни за что не пойдет в архиереи, в компанию Исидора: «Я ничего
не имею, что он умный человек; но ум его — нахальный. Раскольники
теперь с торжеством и злорадством встретят подобное избрание, а в
Черниговской епархии их много».
25-е марта. Понедельник. Служил у себя. Иеродиакона Евгения,
студента IV курса, моего постриженника, рукоположил во иеромонаха,
монаха Леонида (Сенцова) — во иеродиакона, на оо. И осифа (Петро-
вых) и Бориса (Ш ипулина)* возложил за малым входом набедренни

ки*. Вел послеобеденное собеседование. Масса народу.
27-е [марта]. Среда. Читал в Лавре канон*.
29-е [марта]. Пятница. В Лавре читал Похвалу Божией Матери*.
1-е апреля. Понедельник. Получил письмо от профессоров Киевской
академии*. Пишут, что злобою дня — проводы епископа Уманского
Сергия (Ланина) в Псков и назначение вместо него какого-то Ага-
пита (Вишневского)*, кончившего курс Киевской академии только в
1896 году, и притом еле-еле, «безграмотного» ([по словам] Дмитриев
ского). Я полагал бы, что Киев и Златоверхий монастырь заслуживали
бы незаурядного архиерея*. Вообще, я начинаю убеждаться, что не Дух
Святый назначает епископов на кафедры... /
Юоб. 2—23-е апреля. В течение этого времени многое случилось, что
может быть занесено в эту «памятку».
Прежде всего, 2-го апреля убит министр внутренних дел Д. С. Сипя-
гин. Убийство произошло в вестибюле Комитета министров, в М ари
инском дворце*, около двух часов дня, куда министр приехал на засе
дание, и совершено военным в адъютантской форме, прибывшим сюда
за четверть часа в шикарной карете. Выпущено четыре пули, из них две
смертельных в министра, а две — в защищавшего его лакея, который и
ранен. Через час министр скончался, исповедавшись и приобщившись
Святых Таин. В газетах сообщается о последних трогательных мину
тах его жизни, что он желал видеть Государя и пожелал ему и России
благоденствия. В «Berliner Tagblatt»* и вообще в заграничных газетах,
враждебных большею частию России, не особенно лестные отзывы о
почившем. Ему там приписываются последние предсмертные слова:
«Зачем меня убили? Я действовал только по внушению высших».
Комментируя эти слова, «Berliner Tagblatt» говорит, что тут разумеется
Победоносцев, который-де захватил в свои руки бразды правления, и
что русский Царь может спасти отечество, освободившись от уз П обе
доносцева. Конечно, это вздор. Но если принять во внимание, что из
числа трех министров, намеченных к убийству революционерами еще
в прошлом году, два — Боголепов и Сипягин — пали уже от рук убийц,
а остается еще К. П. Победоносцев*, то невольно является опасение,
как бы и этот великий старец не подвергся участи их. Положим, это
славная смерть — умереть на своем посту, но какую страшную смуту
производят такие явления. Слышно, будто отчасти ввиду этого, отча
сти для отдыха скоро уезжает за границу. Дай Бог ему многих лет и
здравия... Фамилия и звание убийцы точно не установлены. В русских
газетах об этом ничего не пишут. В иностранных — фамилию его назы

вают то Балташев*, то Малишев, то Игнатьев. Он будто исключенный
из III курса университета за беспорядки, но потом помилованный. /
5-го апреля, в пятницу, отпуск студентов на пасхальные каникулы, 11
а вместе с тем и конец классных занятий.
6-го, в субботу, у меня было редакционное собрание, отчасти по
поводу резолюции митрополита* на просьбы Совета об ассигновании
трех тысяч рублей на переиздание «Творений святых отцов», в качестве
субсидии «Богословскому вестнику»*, что выдавалась в течение двух
лет, а также вообще для рассуждения о нынешнем положении редак
ции и других соприкосновенных делах.
Заседание было бурное, не в собственном, впрочем, смысле. Бурю
эту я один произвел, высказав всем горькую правду, что по современ
ным вопросам гг. профессора не умеют писать, пусть и не берутся за
это. Затронул же я этот вопрос по следующему поводу. В нынешнем
году подписка на «Богословский вестник» понизилась на двести под
писчиков сравнительно с прошлым годом, который по количеству под
писчиков можно считать одним из выдающихся. Это вскружило голову
прежде всего редактору, Спасскому*, и его приверженцам, которые
на одном из заседаний в конце прошлого года и подняли вопрос об
увеличении жалованья редактору с пятидесяти рублей в месяц на
семьдесят пять, под тем предлогом, что с увеличением подписки уве
личился и труд редактора, хотя это вздор; тут, собственно, увеличился
труд редакционного служителя, о котором, кстати сказать, и забыли.
Я тогда говорил против такого увеличения, но большинством голосов,
руководившихся сторонними интересами, решен вопрос в утвер
дительном смысле. Но вот с начала нынешнего года подписка стала
падать. Конечно, тут много причин: появление новых духовных жур
налов («Вера и Церковь»*, «Православное русское слово»*), гораздо
более интересных и доступных для среднего читателя, и многое другое.
Теперь-то стали втихомолку говорить, что поспешили с увеличением
жалованья. Редактору, конечно, неловко. И вот он начал проводить
мысль, для оправдания себя, что подписка на журнал пала по... моей
вине (?!!), так как я слишком строгий цензор и не пропускаю статей по
современным вопросам. Эго однажды и он мне осторожно намекнул.
Я назвал это гнусною ложью / и сказал, что буду просить митрополита 11
о сложении с себя цензорского звания*. Он не ожидал, что его намек
вызовет с моей стороны такой протест, и старался всячески замять
этот инцидент. Но тут вскоре после этого один из его приверженцев —
и. д. доцента Городенский*, человек весьма задорный и вздорный, не
могущий забыть по крайнему своему самолюбию, что я года четыре
назад вычеркнул у него две фразы о Толстом*, и стал в моем же при

сутствии говорить о стеснениях цензуры, о невозможности посему
писать на современные темы, что это служит причиною упадка под
писки, и подобный вздор. Я знал, с чьих слов он это говорит. И ждал я
только подходящего случая, чтобы показать всю гнусность подобного
вымысла, такого сваливания вины с больной головы на здоровую, хотя
редактор, чувствуя свою вину и бестактность Городенского, приходил
ко мне с извинением. И вот теперь случай и представился. В течение
трех часов я говорил [речь], где раскрыл всю фальшь возводимых
обвинений на придирчивость цензуры, указал на истинную причину
упадка журнала, что наш журнал не соответствует своему назначению
быть органом высшего духовного учебного учреждения, что мы не
способны писать на современные темы, так как для этого нужно обла
дать ш ироким кругозором, а он у нас слишком узок, дальше своего
Посада не устремляем взоров, страдаем самомнительностью — удел
всех провинциальных городов, и тому подобные совершенно верные
вещи. В пример я указал на статью Заозерского против В. В. Розанова
и ответ последнего в «Новом времени»*, где Розанов отхлестал про
фессора Заозерского, что называется, под орех, а также досталось и
всем. Указал также на появившуюся как раз в это время в «Петербург
ских ведомостях» статью цензора архимандрита Антонина — образец
схоластики*. В заключение я сказал, что буду просить митрополита об
увольнении меня от должности цензора. Тут В. А. Соколов* и другие
просили меня не делать этого, так как мнения Городенского, разуме
ется и редактора, никто не разделяет. Высказав еще раз презрение по
поводу подобных инсинуаций, я поблагодарил корпорацию и решил не
возбуждать дела... После этой духовной пищи и нерадения я / напитал
всех и телесною пищею, и мы разошлись в мире и спокойствии духа.
7-го апреля — Вербное воскресенье. Служил в Лавре, обедал у
наместника; вечером — последнее собеседование в этом году в ака
демическом храме, которое я вел. Много трогательных выражений
благодарности.
Почти всю Страстную седмицу служил в академическом храме. Чуд
ные службы! В Страстной Четверг стало известным в Лавре, что ночью
на Пятницу приезжает сюда поговеть новоназначенный министр
внутренних дел вместо убитого Сипягина В. К. фон Плеве*. Конечно,
такой необычный приезд возбудил много толков. Злые языки теперь
и потом говорили, что цель его приезда — показать свое православие
ввиду нерусской фамилии; а другие справедливо видели в этом душев
ную потребность подкрепления у гроба великого Печальника земли
русской в нынешнее тревожное время. Действительно, в двенадцать
часов ночи прибыл в Посад министр, остановился сначала в лаврской

гостинице, а утром переселился в митрополичьи покои. Приехал он
с сыном*, мужчиною лет тридцати. В Пятницу утром в девять часов
он выслушал часы и прикладывался к мощам Преподобного, причем
наместником была поднесена ему икона Преподобного, а казначей
архимандрит Никон сказал прекрасную речь, где выяснил значение
прибытия сюда министра. В час времени министр был у меня с визи
том в сопровождении сына своего и состоявшего при них полковни
ка Замятина*. Я приветствовал министра краткою речью, в которой
пожелал ему бодрости и крепости духа. Пробыл он у меня с четверть
часа. Разговор коснулся и волнений молодежи. Он сказал: «Вы стоите
во главе такого заведения, которое в нынешнее мятущееся время долж
но служить противовесом и опорою». Я ответил, что, к сожалению, и
опоры колеблются при общем колебании почвы. «Однако же у вас
теперь все спокойно? Ведь вы сумели потушить всё вначале, не дали
возгореться пожару, — сказал он не то в форме вопроса, не то в смысле
одобрения. — Я / читал их наивные вопросы, рассылавшиеся по семи- 12
нариям. Конечно, в них нет ничего особенно грозного, но совпадение
такого движения, хотя бы в сфере академической, с общим движе
нием — вот что усиливает значение этого факта, неважного самого в
себе». Из этого я понял, что г. министр знает и о наших увлечениях
реформационных, принявших нежелательную форму агитационную.
Кроме этого вопроса, была обычная речь о количестве студентов,
профессоров, есть ли среди студентов из других сословий, вообще из
академической жизни.
М инистр производит впечатление человека с сильным характером,
твердою волею и ясным многосторонним умом. Этому способствует и
внешний вид его: крупные черты лица, высота роста с некоторою вну
шительною полнотою. Лет ему пятьдесят шесть.
Вынос плащаницы совершал я в Лавре, в три часа дня. Вечерня нача
лась в Трапезной церкви*. Тут присутствовал и министр. При много
численном стечении народа, при хорошей погоде плащ аница была
перенесена в Троицкий собор, где мною и сказана была речь на тему
о современных распинателях Христа. После этого я ответил министру
в митрополичьих покоях визитом. Высказав удовольствие по поводу
речи, которую он-де выслушал внимательно, а также высказав удивле
ние свободной, плавной речи и «профессорским» приемам; он, узнав
по расписанию, что я буду в семь часов совершать погребение Христа
в академическом храме, выразил желание присутствовать при этом
богослужении. Поблагодарив его, я сказал, что пришлю за ним двух
студентов. В качестве адъютантов оказались по моему избранию два
студента IV курса, «сливки нашего общества», кавалеры: М. В. Войце-

хович, холмяк (из Холма), и С. Лебедев (калужанин)*. Предварительно
мною даны им надлежащие указания. В семь часов вечера началось у
нас служение, а в четверть восьмого прибыл министр с сыном в сопро
вождении наших адъютантов. Прошел он через мои покои и стал в
церкви на так называемом инспекторском месте, на возвышении, по
правой стороне. Служба продолжалась до половины одиннадцатого.
13 Пели и читали прекрасно. Я не / знаю, можно ли еще где-нибудь в
другом месте устроить такую художественную службу. Запевы к каф из
мам, по несколько стишков, пело трио студентов: Снегирев Вячеслав,
IV курса, роскош ный бас, Смирнов Александр Стефанович, III курса,
приятнейший тенор с альтовым тембром, и Дорошевский Феодор,
II курса*, сочный второй тенор. «Волною морскою» пели мы, свящ ен
нослужители, на средине храма, обиходное — правый клирос, т. е.,
собственно, тоже трио. Канон я читал. Усталости и не чувствовалось,
несмотря на длинноту службы этой и предшествующих. М инистр про
стоял до конца. Несомненно, никогда так долго он не молился.
В Субботу Страстную служил я у себя и опять испытал нечто боже
ственное. Эта литургия не сравнима ни с чем по своей художествен
ности, содержательности, знаменательности, а еще если поют хорошо,
то, кажется, не может быть высшего духовного наслаждения. Этими
мыслями и впечатлениями делился я со своим братом — средним,
старшим врачом Ярославского лазарета, Михаилом. Он — очень рели
гиозный человек и в восхищении от академических служб.
В ночь на Пасху звон — в одиннадцать часов и продолжался до
двенадцати, тогда и начался крестный ход. Так в Лавре, так и у нас.
Народу было так много, как никогда в течение шести лет, что я здесь.
Лавра была иллюминована; иллюминован и наш садик, и Академия.
А во время крестного хода происходило нечто невообразимое по части
пиротехники. Наш субстароста о. Леонид, бывший Михаил Иванович
Сенцов, заведовавший прежде непосредственно этим, в виду своего
сана поручил это дело студенту IV курса Бурцеву*, детине здоровому,
толстому, известному поклоннику Бахуса, но вместе с тем умному и
расторопному. И действительно, Академия, несомненно, не видала
и не увидит тех чудес, какие совершил этот Буцефал. Я уже начал
было трусить, чтобы как-нибудь не было какого-нибудь несчастья.
Но он заверил, что ничего не может быть. Затем началась заутреня с
переодеваниями. Целовался я со всеми мужчинами. В половине зау
трени присылал министр, который присутствовал за богослужением
13 об. в Лавре, / когда начнется у нас литургия. Я послал тех же студентов с
надлежащими указаниями. По окончании заутрени в Лавре он пришел
к нам, но у нас еще не окончилась: я произносил Слово Златоуста.

Тогда до начала литургии министр несколько отдыхал в моих покоях,
ведя беседу со студентами по разным, преимущественно литературно
научным, вопросам. К началу литургии он пришел в наш храм, стоял
до самого конца, несмотря на духоту. Его, по всей вероятности, утоми
ло многоязычное чтение Евангелия на языках: греческом, славянском,
русском, болгарском, сербском, немецком, итальянском, еврейском,
французском. Я читал на греческом, со всеми оттенками греческого
чтения, как я слышал на Востоке. Греки потом, как мне передавали,
были очень довольны и говорили, что это весьма похоже на их чтение,
кроме какого-то экивока, которого я или не сделал, или сделал не так,
как нужно.
После обедни, окончившейся в пятом часу, министр зашел ко мне
и разговлялся со мною и с сыном своим. Он просил позволения раз
говляться полковнику Замятину, а я — своему брату, тоже полковнику.
Присутствовал при этом и инспектор. Поздравил с праздником и,
похристосовавшись, видя усталость министра, я полушутя попросил
извинения за продолжительную службу и вызванную этим усталость
его. Он ответил, что действительно никогда так долго не молился:
стоять по часов семь в церкви! «Я, — сказал он, — удивляюсь вам и
вообще духовным лицам, как можно вынести это». Министр держал
себя очень просто и непринужденно. Он высказал свое искреннее удо
вольствие по поводу чинности богослужения у нас, прекрасного пения,
а относительно продолжительности сказал, что мы смело можем кон
курировать с Лаврою. Затем с большою похвалою отозвался о пристав
ленных к нему студентах, как весьма вежливых, предупредительных,
рассудительных, и что если все такие, то лучшего нечего и желать. /
Я ответил, что у нас большинство таких, но, конечно, в семье не без
уродов, и эти-то уроды все дело и портят. По этому поводу зашла речь
вообще о современной молодежи, о ее распущенности, об уходе Ван-
новского и о назначении министра просвещения Зенгера*, бывшего
до сих пор товарищем министра. По этому поводу г. фон Плеве сказал,
что такое назначение довольно неожиданно, так как за две недели до
этого Зенгер высказал Ванновскому свое намерение оставить пост
товарища его. Когда Ванновский спросил о причине, тогда Зенгер
ответил: «Помилуйте, у меня дети; я не знаю, где их учить; нужно
ехать за границу», то есть, иначе говоря: вы так распустили школу, что
страшно пускать туда детей. Зенгер — классик, Ванновский — разру
шитель классицизма. Что будет — трудно сказать. Но трудное наследие
досталось Зенгеру. В конце г. министр высказал мне, что уносит самые
приятные воспоминания от пребывания в Лавре и в Академии*. Я про-
36 Митрополит Арсений ( Стадницкий). Дневник. 1902-1903
сил его и впредь не забывать нас своим посещением и что впредь не

будем его так мучить долгою молитвою. Он ответил, что, быть может, в
следующем году приедет, и тогда не так тягостны будут для него долгие
службы, потому что образуется привычка, прибавил он в шутливом
тоне. При этом хотел рассказать анекдот из духовного мира «о привыч
ке», но я сказал, что знаю. При взаимных пожеланиях мы расстались.
М инистр отсюда отправился прямо через Москву в Полтаву и Харьков,
где в губерниях происходит прямо пугачевщина*.
По отбытии министра у меня начались общие разговены* со всеми
священнослужителями и церковниками-студентами. В пять часов
разошлись на отдых. В одиннадцать часов было официальное привет
ствие профессоров и посадских властей.
В четыре часа — вечерня, которую я служил. Тут произошел малень
кий инцидент: студент-регент Зверев* несколько выпил, так что слиш
ком энергично управлял, и я его прогнал с клироса. После вечерни
заходил он ко мне несколько раз, и только в четвертый раз я принял
14 об. его. Оказалось, что он / действительно не столько выпил, сколько
устал. На мой вопрос, почему же он все-таки выпил, он со слезами
на глазах ответил: «Не еже бо хощу сие творю, но еже не хощу злое
сие содеваю»*. Конечно, я ему простил, ибо он действительно много
потрудился, притом же я вообще к певчим питаю некую слабость...
Вечер провел в беседе с отцом инспектором.
На другой день Пасхи, по обыкновению, служил в Лавре, а затем
обедал у отца наместника с отцом инспектором и Никоном*.
На третий день, тоже по обыкновению, поехал в Москву для оф и
циальных визитов. М итрополит обыкновенно служит в этот день в
Чудовом монастыре, а после литургии обед — для архиереев. Так и
теперь было, только вдруг неожиданно, точно из земли, появился
вездесущий «Сын человеческий», т. е. В. К. Саблер*, которого я не
видал три года. Он сообщил, что в Великую Субботу умерли два архие
рея: Модест, архиепископ Волынский, и Сергий, епископ Астрахан
ский*. Бывший при этом, живущий на покое в Донском монастыре,
епископ Антоний, когда-то викарий на Волыни*, человек нервно
болезненный, стал говорить Саблеру в полусерьезном тоне, что теперь
ему, как бывшему викарию Модеста, должны предложить эту кафедру.
Особенно интересных разговоров за столом не было. В пять часов я
поехал к митрополиту и поднес ему в бархатном переплете изданное
под моей редакцией или, собственно, почти все написанное мною
описание моего путешествия «В стране священных воспоминаний»*.
Тут были еще другие посетители, поэтому ни о чем особенном не при
шлось говорить; в шесть часов — всенощная, поэтому я распростился с
Глава Г. 1902 год 37
митрополитом, который пригласил меня назавтра в час на обед. Отсю

да я поехал к преосвященному Трифону, у которого застал В. К. Сабле-
ра и архимандритов «чающих» о. Исидора, назначенного викарием
Черниговским, ризничего о. Палладия* и о. ректора Московской
семинарии архимандрита Анастасия. Разговор шел сначала на общие
темы, причем весьма понятно было, как Саблер политикует. Наконец,
поставлен был ему ребром вопрос о реформе / семинарий. Нужно 15
было видеть, как он вилял во все стороны. Тут он сваливал всю вину
то на начальствующих, то на учителей, то на владык, которые недо
статочно внимательно досматривают за духовно-учебными заведения
ми. Вот тут-то я и высказал ему много горькой правды, которая, быть
может, не совсем по нутру пришлась ему. Между прочим, я ему гово
рил: «Владыки совершенно бессильны, потому что у них отнята всякая
власть. Прежде семинарии были вполне архиерейскими учреждения
ми. Архиерей был непосредственный начальник. А теперь архиерей
не только не имеет права сменить плохого преподавателя, назначить
нового, известного ему, а даже перемещать с одной на другую кафедру.
При назначении на начальственные должности в учебные заведения
архиереев не спрашивают. Уволить преподавателя, заведомо нехоро
шего, чрезвычайно трудно, рискуя даже получить замечание. Да что?
Даже студента Правлению Академии трудно уволить без того, чтобы
не было запроса». В последнем случае я имел в виду увольнение одно
го грека — Коцампопуло — из Академии за блудодеяние и лишение
двух греков казенного содержания. Коцампопуло поехал в Петербург к
Саблеру и, по всей вероятности, выставив себя жертвою ректорского
деспотизма, просил о переводе его в Петербургскую академию. Саблер
вдруг посылает мне телеграмму: «За что уволен студент Коцампопу
ло?» Я ответил: «За порочную, блудодейственную жизнь». Вот на это
я теперь и намекнул. Саблер чувствовал, видимо, себя очень неловко,
особенно когда я сказал, что этот студент наверно облил грязью рек
тора, а вы выслушиваете, как бывает в таких случаях. «Нет, нет; я вам
очень благодарен...» — и в подобном роде старался он замять это дело.
Затем я продолжал прерванную речь: «Назначение окончивших курс
производится Учебным комитетом совершенно случайно, рекомен
дациям нашим не доверяют или не обращают на них внимания», и в
подобном роде многое я говорил. В девять часов с отцом Анастасием
отправились к Камаровским. Тут уже был преосвященный Парфений.
Вот семейство, в котором я отдыхаю. Я один просидел тут до двенадца
ти часов. / Палец, ушибленный дверцами кареты, барышни перевязы 15 об.
вали в качестве сестер милосердия. В двенадцать часов вечера приехал
в Чудов монастырь, в котором я имел пребывание.
На другой день в половине одиннадцатою я поехал с пасхальным

визитом к Великому князю, которому и поднес в роскошном переплете
бархатном мою книгу «В стране священных воспоминаний». Великий
князь был весьма доволен и сказал, что с особенным удовольствием
прочтет ее. Затем говорили о современных волнениях молодежи, осве
домлялся, как у нас — в Академии, о приезде министра к нам, о впе
чатлениях, вынесенных им. Пробыл у него двадцать минут. Хотел было
зайти к Великой княгине*, но, к сожалению, она уехала помолиться
с детьми Великого князя Павла Александровича*; книгу я передал через
адъютанта. Отсюда поехал в женский Никитский монастырь к матушке
Паисии* и к княгине В. А. Туркестановой. Тут была старушка Каткова,
супруга известного М. Н. Каткова*. Затем к часу отправился к митропо
литу. Только что мы начали обедать, как доложили о приходе Саблера,
который тоже примкнул к нам, заняв, по предложению митрополита,
председательское место (!). Главным предметом разговора был вопрос
о беспорядках в благотворительном доме в память митрополита Сергия,
устроенном Е. С. Ляминой*, главным образом вследствие бесконтроль
ного заведования им Н. И. Никольским*, доктором, который считает
себя душеприказчиком покойного Владыки. Вскоре после обеда Саблер
ушел, а я остался с Владыкою. Предметом разговора был вопрос редак
ционный, т. е. вопрос о ежегодном пособии в три тысячи рублей, выда
вавшемся доселе редакции «Богословского вестника» на переиздание
«Творений святых отцов», в каком пособии Владыка теперь намерен
отказать. Вопрос остался открытым. Говорил я с ним об академических
делах; но, увы, как ни прискорбно сознаться, но Владыка наш имеет
смутные понятия о сих делах. И что печальнее всего, как и бывает
с лицом в таких случаях, не доверяет, а иногда даже как будто / нервни
чает. Вот и «действуй» в таких случаях, хотя он и дал мне право «действо
вать» во время Рождества, когда я его спросил, что мне делать...
17-го вечером уехал к себе в Посад. 20-го в субботу служил в акаде
мическом храме, раздавал артос* и сказал поучение о значении разда
чи артоса. 21-го служил в Лавре и обедал у наместника.
Среда. 24-е [апреля]. Утром с одиннадцати часов было заседание
Совета. Заслушаны были отзывы С. С. Глаголева и И. Д. Андреева
о докторском сочинении А. И. Введенского*.
Четверг. 25-е [апреля]. Вечером был диспут преподавателя Холм-
ской семинарии Кобрина. Защищал магистерское сочинение «День
очищения в Ветхом Завете»*. Оппонентами были В. Н. Мышцын
и П. В. Тихомиров*. Диспутант плохо защищался. Защита признана
удовлетворительною большинством голосов.
Воскресенье. 28-е апреля. Служил в академическом храме.

1-е мая. Среда. Сегодня начались экзамены. Сегодня же поданы кан
дидатские сочинения. П о этому поводу в Академии было пьяно.
2-е мая. Слышатся со всех сторон похвалы редактированному, т. е.
почти мною написанному, описанию моего путешествия «В стране
священных воспоминаний». В «Московских ведомостях» появились
две хвалебно-восторженные рецензии. Одна принадлежит JI. Тихоми
рову, а другая Басаргину, т. е. профессору А. И. Введенскому*.
6-е мая. Понедельник. Служил в Лавре и обедал у отца наместника
вместе с о. казначеем архимандритом Никоном и московским бога
тым купцом И. А. Колесниковым* и его супругою. Сегодня день давно
жданный для наградолюбцев. У нас получили: профессор Н. Ф. Кап-
терев произведен в действительные статские советники*, Шостьин*
получил Станислава 2-й степени, М ышцын и Спасский — Анны
3-й степени. По наградам наша Академия далеко отстала от других
академий. Прежде очень скупо представляли.
Сегодня же официально подтвердились слухи о новых назначе
ниях на кафедры: Антоний Уфимский назначен Волынским, Дими
трий, ректор Киевской академии, — епископом Тамбовским, Платон,
инспектор / Киевской академии, — ректором ее, Георгий Тамбов 16 об.
ский — епископом Астраханским, архимандрит Климент, настоятель
римской посольской церкви, — епископом Уфимским*. Чаша епар
хиального управления покамест миновала меня. Из этих назначений
обращают на себя внимание и возбуждают разговоры первые два.
В самом деле, в тридцать девять лет назначение на Волынскую каф е
дру! Это — уж совершенно необычное дело. Я не отрицаю способно
стей и талантов преосвященного Антония, но он молод все-таки для
такой кафедры. Притом же сколько он бестактностей делает! В нашей
профессорской шли по этому поводу горячие дебаты. Общее мнение
таково, что это — ставленник Саблера и [что преосвященный Анто
ний] сообщает ему всякие небылицы о всех архиереях, а он их знает
благодаря своим многочисленным приверженцам. Говорили также,
что епископ Антоний является представителем дворянской партии в
духовенстве. Вообще, много говорили, просто страшно было; даже эту
любовь, которою будто бы он одушевлен, низвели до самого сильно
го, обдуманного эгоизма. Предрекали ему при этом скорую, большую
будущность, вроде М осковской митрополии, и тогда партия его при
хлебателей вознесется, а все, иже не с ним, будут низвержены... Всему
этому я не верю и думаю, что все это будет ко благу Церкви. Не дай Бог,
чтобы сбылись слова, как-то сказанные мне моим предшественником
архимандритом Лаврентием, ныне епископом Курским*: «Я уже стар;

недолго мне остается жить. Но вы еще поживите и увидите, сколько
зла Церкви сделает Антоний...» Назначение Димитрия, прослужив
шего тридцать пять лет при Академии*, навряд ли по сердцу ему. По
крайней мере, я ему послал такую телеграмму: «Радуюсь за Тамбов
скую епархию, приобретающую достойнейшего Архипастыря». На
нее он ответил: «Но я не радуюсь, назидаюсь 18-м стихом последней
главы евангелиста Иоанна*». Тамбовская епархия, кажется, считается
неплохой; но Волынская / лучше; почему же не послали его туда? Разве
потому, что он — волынский уроженец. Но он так давно оттуда, что
это, кажется, не могло бы служить препятствием. Если уже сдвигают
такие столбы, то что говорить о нас — грешных? Лиш ь бы до августа
не назначали. Буди воля Божия, которой я теперь особенно всецело
предаюсь и потому чувствую себя хорошо.
Вечером с пяти до восьми был у здешней большой барыни Е. С. Крот-
ковой и застал всегдашнего ее собеседника А. А. Нейдгардта, человека
весьма умного, бывшего раньше прокурором Синодальной конторы и
управляющего канцелярией прош ений, на Высочайшее Имя приноси
мых, жившего затем в течение нескольких лет в Иерусалиме, а теперь
живущего в Посаде в качестве «любителя церковных дел». Время про
вел здесь хорошо. Госпожа Кроткова недавно была у Великого князя
Сергея Александровича, который поручил ей передать мне свою
искреннюю благодарность за удовольствие, испытанное им от чтения
редактированного мною путешествия в Палестину. То же самое про
сил передать и М. П. Степанов, товарищ председателя Палестинского
общества, генерал-лейтенант* — любимец Великого князя.
Среда. 8-е мая. Служил в Вифанской семинарии — храмовый день
ее. Сказал сильную проповедь на тему о современных злобах дня —
об увлечениях семинаристов новыми неразумными течениями, об
отсутствии в них духа церковности и любви к пастырскому служению,
о холодном, одним только умом усвоении истин христианской веры.
9-е мая. Четверг. Служил в академическом храме при громад
ном стечении народа. Рукоположил во иеромонаха переходящего на
IV курс студента — иеромонаха Арсения (Жадановского)*. Монах он
прекрасный.
14-е мая. Вторник. Сегодня вечером приехал преосвященный митро
полит Владимир. Завтра предполагает быть на экзаменах.
15-е мая. Среда. М итрополит прибыл в Академию в четверть десятого
с парадного поезда, шел пешком по стене; встретил я его в вестибюле с
профессорами — членами экзаменационных / комиссий. Присутство- 17

вал на экзамене в III курсе по русской церковной истории и на I курсе
по теории словесности. Вопросов почти никаких не задавал. Сидел на
обоих экзаменах в общем не более полутора часов. Видно, что прибыл
только для формы. Чувствовал себя, как это заметно было, не совсем
ловко. Уехал отсюда в Вифанию. Здесь присутствовал в 5-м классе
по Священному Писанию. Передавали, что он здесь чувствовал себя
значительно лучше, задавал вопросы, касающиеся преимущественно
богослужебного употребления Священного Писания. Невежествен
ные ответы некоторых воспитанников вызвали негодование Владыки.
В пять часов был назначен выпускной экзамен в моей академиче
ской церковно-приходской школе*. Выпускалось восемь мальчиков.
Я пригласил многих профессоров, студентов-законоучителей; так что,
в общем, экзаменаторов было пятнадцать человек. Владыка изволил
присутствовать на испытании и чувствовал себя прекрасно: задавал
вопросы, смеялся, вообще был весел. Впечатление от школы вынес
прекрасное и несколько раз благодарил меня. Одному мальчику, пре
красно отвечавшему по всем предметам, дал пять рублей. Остальным
розданы мною Евангелия.
Четверг. 16-е [мая]. Сегодня в полдень Владыка отбыл в Москву.
Не любит он здесь пребывать, как это делали митрополиты Филарет
и Сергий*.
Четверг. 23-е мая. Праздник Вознесения — последняя моя служба
в академическом храме. Народу множество. Великолепно пели. Руко
положил во иеромонаха моего постриженника о. Леонида (Сенцова).
К этому времени по моим настоятельным просьбам он изготовил
белое серебряное облачение в академический храм, для меня и двух
пар священников, и семь стихарей. Стоимость около тысячи пятисот
рублей. Облачения — прекрасные, но сшиты не совсем ладно. Можно
будет исправить. /
До 15-го октября. 18
Ретроспектирую на весь истекший немалый период времени. Э кза
мены закончились 1-го июня, пред Троицею. К празднику лаврскому
прибыл Владыка*. Прибыли также епископы — Климент (Берников
ский), недавно хиротонисованный в Уфу вместо Антония, и Варсоно-
фий, [епископ] Глазовский*, первый викарий Вятский. В параклисисе
и всенощном бдении все мы сослужили Владыке. В самый день празд
ника я отдельно служил в Успенском соборе*. На другой день я служил
в Духовском лаврском храме. Владыка же вместе с епископами выехал
в Москву. Епископ Климент производит приятное впечатление. Он —
фаворит светского Синода. Еще не успел доехать на свою новую каф е

дру, а говорит о возможности его перевода в более «теплую» епархию,
как об этом ему и намекали «там». Преосвящ енный Варсонофий, «веч
ный викарий», как он сам себя именует, с большою шишкою на носу,
довольно вульгарен по виду и в обращении. Говорит, едет в Петербург,
чтобы напомнить о себе, о желании быть самостоятельным.
5-го и 6-го [июня] был Совет. Прошло все обычным порядком.
Теперь я уже совершенно не волнуюсь. Все наперед мною предусмо
трено; если иногда допускаю свободу многоглаголания членов Совета,
то, в сущности, для того, чтобы они пришли к тому же решению, к
какому я давно пришел. Тут только и видишь, как они мало осведом
лены о студентах, их успехах и поведении. В среде профессорской
предположены следующие перемены: на место Татарского, подавше
го в отставку*, вследствие нервного расстройства, подал прошение
исполняющий должность доцента Городенский, занимавш ий каф е
дру нравственного богословия. Такой странный переход обусловлен
невозможностью дальнейшего пребывания Городенского на своей
кафедре, которую он низвел почти до нуля, иногда никого у него не
бывало слушателей. Я думал было затормозить такой переход, такое
бегство и затормозил бы, если бы не имелось в виду такого достойного
кандидата на нравственное богословие, как Тареев*, которого я лично
18 об. не знаю, но привык / чтить за его статьи по вопросам нравственным.
И в Академии о нем хорошего мнения. Только замена Городенского
таким достойным кандидатом удержала меня от оппозиции. А то пред
полагалось «в семейных кругах» всадить на эту кафедру зятя профес
сора Воскресенского, преподавателя Орловской семинарии Минина.
Я наложил на это бесповоротное «veto»0.
По окончании Совета была у меня приличная закуска, прошедшая
очень оживленно, благодаря главным образом неисчерпаемому остро
умию В. О. Ключевского. После этого решили все поехать на Тарбеево
озеро. Погода была прекрасная. На озере катались, удили, закусывали,
а некоторые и выпивали, и довольно сильно. Н. А. Заозерский угоб-
зился очень основательно, отчасти и его друг М. Д. Муретов. Отсю
да выехали около двенадцати ночи, я с отцом инспектором выехали
последними, после того как усадили всех, и ехали сзади, чтобы кто не
растерялся (sic!2)).
8-го июня в два часа, в субботу, поехал я в Зосимову пустынь*, по
железной дороге до Арсак, а оттуда — пять верст. 9-го [июня] предпо
лагалось пострижение в иночество студента II курса нашей Академии
u Запрещаю (лат.).
2)Так (лат.).
Арсения Дверницкого*. Вместе со мною ехали семья графов Камаров-

ских, княгиня Туркестанова, мать преосвященного Трифона, писа
тель Погожев (Поселянин)*. Чудная погода, прекрасное настроение.
В четыре часа прибыли в пустынь, устроенную прекрасно трудами и
средствами наместника Лавры о. Павла, который теперь с братиею и
приветствовал нас. До начала всенощ ной — до шести вечера — мы
все отправились погулять в окружающий лес и по лугам. Все в цвету,
все благоухает. Рвали цветы, составляли букеты; и все это прилично.
Удивительно мила семья Камаровских, особенно сам граф. Все они —
такие чистые, хрустальные души, что так и хочется верить, что никакая
грязь никогда не коснется их. Вообще, это — редкая семья. В шесть
часов начался звон ко всенощной. Пел хор лаврских певчих. Выходил
на литию и величание. Какое наслаждение доставила / мне эта все
нощ ная, в обители, где все так уютно, где такой монашеский дух... При
одном воспоминании об этом у меня дух захватывает. Ночь почти вся
была белая. Я почти не спал, наслаждаясь с балкона пением соловьев;
но несколько ослаблялось наслаждение кусанием комаров, которые
напоминали о земном.
На другой день, в Неделю Всех святых, литургия началась в девять
часов, при большом стечении народа. После малого входа был постри
жен в монашество студент Д верницкий с именем Игнатия*. В свое
время сказана была мною проповедь о гонениях, которым подвергались
святые; затем сказана была речь и новопостриженному, и благословил
его иконою Спасителя. Затем по трапезовании уехал в четыре часа на
вокзал. Стал идти дождь. В той же компании, плюс отец инспектор,
возвратились все мы домой, весьма довольные своею поездкою.
10-го числа отец инспектор уехал покупаться в Аренсбург*, на первую
половину каникул. Я же остался дома; ко мне приехал мой племянник,
воспитанник 6-го класса Киш иневской семинарии, А. Черноуцан*, с
которым я и занялся описанием своей библиотеки. В таком занятии, в
гуляниях по лесу незаметно прош ло время, хотя, надо сказать, погода
была большею частию дождливая и холодная.
4-го июля, в девять утра, прибыл на праздник Владыка. Прибыли
также епископ Томский М акарий, присутствующий ныне в Синоде, и
Сергий, епископ Угличский, викарий Ярославский*. Все вместе выхо
дили на параклисис. На другой день я с преосвящ енным Макарием
сослужил Владыке, а епископ Сергий служил в Успенском соборе.
В тот же день все владыки уехали восвояси. Преосвящ енны й Макарий
производит весьма приятное впечатление своим благостным видом,
обходительностию, как видно, добротою. Преосвящ енный Сергий из
протоиереев московских — толстый, высокий, громадный, с лицом
полным, красным, с бородою козлиною; голос у него — удивительно

пронзительный, высочайший тенор. Рассказывают, что старик прео
священный Ионафан* боится с ним служить, так как преосвященный
19 об. Сергий оглушает его. / Но в разговоре производит приятное впечатле
ние. Проповедует он хорошо. Теперь ему годов шестьдесят семь.
8-го июля отец инспектор приехал из отпуска; 8-го же ночью, в
двенадцать часов, я выехал в Ярославль, чтобы отсюда вместе с под
жидавшим меня братом, преподавателем Полтавской семинарии*,
совершить путешествие по Волге на Кавказ и в Крым. Решил я путе
шествовать «не в своем виде», то есть не в сущем архиерейском сане, а
во образе иерея.
9-го [июля] в одиннадцать часов сели мы на пароход «Скопин-
Шуйский» и при тихой погоде отплыли. Путешествовали по Волге до
Царицына, останавливаясь, сколько время дозволяло, в прибрежных
городах — Костроме, Нижнем [Новгороде], Казани, Самаре, Саратове.
Симбирск ночью проезжали. Расписание пароходное составлено очень
хорошо, так что на каждый из этих городов можно было посвятить не
менее двух часов. Все хороши поволжские города; а лучше всех — Н иж
ний. Плавание по Волге было восхитительное. Это — самый лучший
отдых. А главное — чувствуешь свободу духа, так как никто тебя не
знает; а кто поинтересуется, тому отвечаешь, что свящ енник или про
тоиерей из М осквы, из Иркутска и т. п.
В Царицын прибыли 15-го и тут же пересели в поезд по направле
нию к Владикавказу. Владикавказ произвел на меня очень хорошее
впечатление обилием растительности, своим треком” с ревущим Тере
ком, а также панорамою кавказских гор. Из Владикавказа до Тифлиса
наняли отдельный фаэтон, стоящий со всем около пятидесяти рублей.
Выехали в три часа, ночевали на станции Казбеги, затем — второй
ночлег на станции Цилкани, а на третий день, в десять часов утра, в
Тифлисе. На меня Кавказ произвел сильнейшее впечатление. Описы
вать впечатление не намерен, боюсь показаться банальным. Военно-
Грузинская дорога — это нечто удивительное. По дороге снимал виды
фотографические, которые, кажется, вышли удачно.
В Тифлисе провели целый день. Не понравился он мне, кроме /
20 Головинского проспекта. Сионский собор снаружи — одна жалость.
Был в знаменитых банях — не особенно приятное впечатление вынес.
Останавливались в самой лучшей гостинице, против великолепного
военного собора, Орианте (Восточной). Спрашивали билет — не дал;
в листе расписался ярославским протоиереем. Утром в семь часов
отправились на вокзал для следования в Батум. Половина пути пер-
11Так в оригинале.
вая очень живописная: то прорезанные горы, то туннели, то висячие

мосты; вторая половина — ровная; плодороднейшая почва. Пред Бату-
мом чайные плантации и вообще флора поражает своею роскошью,
пышностию и разнообразием.
Батум произвел на меня хорошее впечатление своим завидным
положением на берегу моря, своею роскошною флорою и чудным
бульваром, ровностию улиц, хорошими постройками; а я представлял
себе Батум грязным, типичным восточным. Оказалось — совершенно
наоборот. Вечером гулял по городу; был канун воскресения. Церквей,
кажется, одна или две; домовых военных несколько. Собор — величе
ственный, но еще не отделанный, — служение в нем не совершается;
причт соборного храма совершает богослужение в домовой церкви*.
Зашел я в нее; всенощная только началась. Слушаю и всматриваюсь:
голос и лицо что-то знакомые. Оказалось, это мой товарищ по Акаде
мии Ральцевич, состоящий здесь настоятелем-протоиереем*. Со дня
окончания курса не видал я его. Не знаю, узнал ли бы и он меня; но
я, во избежание открытия своего инкогнито, скрылся за колонну во
время каждения им храма. Пароход отошел ночью в двенадцать часов.
Было тихо, пароход плохой, первого класса нет; пассажиров много;
едва удалось достать койку в каюте.
Утром в воскресенье прибыли в Поти; на берег не сходили; гово
рят, город весьма грязный. Началось волнение, хотя ветра не было;
тут, говорят, всегда неспокойно, так как Черное море всею массою
воды сюда ударяет, как о конечный срединный пункт свой. Многие
пассажиры мужчины, а особенно женщины страшно страдали мор
ской болезнью. Я же, как и при прежних плаваниях, / не приразился 20
этой болезни, что и вызывало зависть многих страдальцев, что «попа,
видно, ничего не берет». Часа в два приехали в Сухум. На берег тоже
не сходил. Городок выглядит очень уютно; окрестности живописны; по
горам ютятся дачи.
В семь часов прибыли на Новый Афон. Еще издали он был виден;
белый собор и окружающие его строения монастырские* давно мани
ли к себе. Несколько поодаль от берега остановился пароход, к кото
рому подплыли из монастыря лодки за богомольцами, которых было
тут около пятидесяти человек. Вместе с ними сел на лодку и переехал
на берег, а затем отправился в монастырь. Тут со мною приключился
маленький казус. Прибыв в монастырскую гостиницу, я попросил
себе номер. Гостинник, видя во мне свящ енника, на мою просьбу дать
мне отдельный номер с братом сначала отказал за неимением будто
бы. После моих настойчивых просьб он согласился, но под условием
немедленно дать свой вид. Не хотелось мне открывать своего инког-
нито, но пришлось. Передал я приставленному ко мне помощнику

гостинника. Получилась очень интересная картина. Пошли извине
ния, поклоны земные и просьбы не говорить настоятелю. Тут я сделал
весьма внушительное наставление гостиннику, иеродиакону Симону,
что он не почтил во мне вообще духовное лицо. И действительно, как
много проигрывают монастыри, взирая на лица. Конечно, если бы он
узнал во мне архиерея, то этого не было бы, а со свящ енником можно
поступать и грубо, и дерзко. Сейчас же дано было знать отцу архиман
дриту*, пошла суета, просьбы переселиться в архиерейское помещение
и т. д. Пробыл я здесь два дня, и мне оказываемо было большое вни
мание. Монастырь своим благоустройством произвел на меня самое
лучшее впечатление*.
23-го [июля] во образе свящ енника я отправился в Ялту, останав
ливаясь вместе с пароходом в попутных портах. 25-го утром прибыл
в Ялту, и здесь на пристани ожидали меня мои студенты пострижен-
ники: о. Леонид (Сенцов), окончивший в нынешнем году Академию,
и о. Алексий (Симанский), III курса. Вместе с ними отправились /
в Алупку, где и жили на даче брата Сенцова* до 9-го августа. Время
было прекрасное: купался, гулял по Воронцовскому парку, по окрест
ностям, пешком восходил на Ай-Петри и т. д.
9-го [августа] на лошадях я в сопровождении их же выехал в Севасто
поль*. Ночевали в поэтическом Георгиевском монастыре*; 10-го, посе
тив величественный Херсонес, прибыли в Севастополь; до вечера осмо
трели город и его достопримечательности: Малахов курган*, военный
собор с могилами героев, музей*, братскую могилу*, Инкерман*. Вече
ром, в восемь часов, я один на скором поезде отправился восвояси.
12-го [августа] я уже был дома. Застал все благополучно.
14-го и 15-го [августа] служил в лаврском Успенском соборе, 17-го —
в Гефсиманском скиту — погребение Божией Матери*. Затем начались
вступительные экзамены. Приехало мало: сорок четыре студента. Объ
ясняется трудностью экзаменов в силу синодального указа*, а потом бег
ством в университеты и другие высшие заведения. Принято сорок два.
5-го [сентября] был молебен в академическом храме и у Преподоб
ного. Мною, по обыкновению, сказана речь «Об истинной мудрости».
6-го сентября выехал в свой епархиальный град Волоколамск, в пер
вый раз. Прибыл вечером в девять часов и остановился у смотрителя
училища М. К. Казанского*. Встречу назначил на другой день в две
надцать часов. Собралось много горожан. Сказал проповедь о достой
ном хождении христианина («Молю вы, братие...»0). Вечером служил
всенощную в соборе.
"«Молю убо вас, братие...» (Рим. 12, 1).

На другой день в праздник Рождества Богородицы* — литургию и

освящал место под церковно-приходскую школу. В три часа выехал в
Иосифов монастырь на праздник в честь И осифа Волоцкого*. Прибыл
в шесть часов, и сейчас же началась всенощная, на которой я выходил
на литию, величание и читал акафист; на другой день — литургия с
крестным ходом вокруг монастыря. Грязь большая, погода — дрянная.
Монастырь — величественный. Ладу между братиею, как видно, нет.
Настоятель — неподходящий (архимандрит Геронтий*), белоручка
и не монашеского духа; братия его не любит, и он / платит тем же. 21 об.
Того же числа возвратился обратно. Вечер провел вместе с учителя
ми училища, беседуя о разных педагогических вопросах, так как мне
поручено Владыкою обревизовать и училище. 7-го [сентября] я был на
уроках у некоторых преподавателей, а 10-го — у остальных. Трудятся
они очень усердно. Училище хорошее. Посещал и некоторые церкви.
В Покровской церкви я видал очень интересную, но вместе крайне
грустную вещь: голову бычачью, которой кланялись простолюдины.
Она прикреплена была к паникадилу. По преданию, она помещена
здесь в память спасения какой-то царицы от разъяренной коровы, лет
двести назад. По всей вероятности, факт этот действительно был, и
в память этого царица велела сохранить если не всю главу, то рога, а
голову приделали, кажется, из дерева. В таком виде она, должно быть,
хранилась в покоях царицы. Затем тут возник женский монастырь,
и главу эту перенесли в храм и стали соединять с нею религиозное
суеверие*. Она повешена была на паникадило; народ стал бросать на
рога полотенца с непременным условием сразу попасть, так как тогда
только жертва будет принята и исполнится задуманное; причту это
было выгодно, и он молчал; не обращали внимания и архиереи, как бы
не возбудить народного движения. Так «кормилица», по выражению
простодушного дьячка, и висела в храме православном. Нынеш ним
летом митрополит, во время посещения Волоколамска и этого храма,
приказал убрать этот остаток язычества. Вот теперь он и поручил мне
посмотреть, исполнено ли его приказание. Голова действительно была
снята, но хранилась в шкафу возле свечного ящика, занавешенная.
Так как и такое хранение я почел неудобным, тем более что со сторо
ны хотя бы того же дьячка могло быть злоупотребление религиозным
невежеством народа, то я предложил убрать ее совершенно из храма /
и отдать в наш академический церковно-археологический музей*, на 22
что свящ енник не с особенною охотою согласился. Вот что еще тво
рится у нас, на Святой Руси!
И з Волоколамска я по железной дороге в сопровождении студента
иеродиакона Алексия отправился в Новый Иерусалим*, не предупре-
див никого о предполагаемом приезде. Поэтому со станции на про

стом извозчике отправились мы в монастырь. Было два часа дня.
Братия отдыхала. Скоро стало известным — хотя я этого совершенно
не желал — о моем приезде. Я попросил отслужить панихиду по патри
архе Никоне*. Затем под руководством настоятеля, почтеннейшего
архимандрита Владимира*, стали осматривать величественное соз
дание гениального Никона. Я сравнивал его с храмом Воскресения в
Иерусалиме*. Очень много сходства, только куда этот величественнее.
Чего стоит, например, один алтарь с пятью патриаршими местами?!
Осмотрели затем дворец, музей, библиотеку — все бегло. Нужно было
спешить на ночлег в Саввин монастырь*. Наняли извозчика и в поло
вине пятого отправились по грунтовой дороге — сильная грязь была.
В восемь часов прибыли в монастырь, где нас по предварительному
распоряжению преосвященного Парфения очень любезно принимали.
На другой день, по обозрении монастыря, прекрасного по место
положению и благоустроенного, выехали в девять часов на лошадях
на станцию Голицыно, а отсюда — в Москву, где являлся к Владыке со
словесным отчетом о виденном. Вечером прибыл в Посад.
Ж изнь академическая вступила в обычное течение. 13-гои 14-го сен
тября служил в академическом храме, первый раз в настоящем учеб
ном году.
23-го сентября вечером прибыл на Сергиев день Владыка. В десять
часов на другой день был у меня с визитом, а затем вместе отправились
на лекции патристики к профессору И. В. Попову*. В три часа — малая
вечерня с акафистом, читанным Владыкою пополам со мною; вече
ром — всенощная. Во время кафизм прибыл в храм Великий князь
Сергей Александрович с Великою княгинею и стояли до канона, /
22 об. а затем отправились в митрополичьи покои, где имели ночлег.
На другой день участвовал с Владыкою в совершении литургии в
присутствии высоких гостей. После причащения говорил Слово об
аскетизме. Затем состоялся обед для высоких гостей. Великий князь был
со мною очень любезен, пригласив сесть рядом с собою. За обедом раз
говаривали с ним о Палестине, и он очень хвалил мою книгу «В стране
священных воспоминаний», которую, видно, читал. В половине третье
го уехали в Москву. В шесть часов совершал всенощную в Вифанской
семинарии, на другой день с Владыкою — литургию; вечером Владыка
уехал, обещав прибыть к нам на наш праздник 1-го октября.
Утром, в этот день, в девять утра он и прибыл из Москвы. Встре
ченный мною и профессорами в моей квартире, он прямо направился
в храм, где и совершил со мною литургию при громадном стечении
народа. В конце молебна сказал он Слово о ложном направлении
современной науки. Затем состоялся акт, на котором профессором

Глаголевым была прочитана речь «О бессмертии прошедшего»*. После
акта — обед в моей квартире. Владыка, видимо, был в духе. За обедом я
поблагодарил Владыку за его приезд и выразил сожаление, что Влады
ка редко навещает нас. Владыка ответил, что множество епархиальных
дел не дают ему возможности почаще бывать у нас, но это не препят
ствует быть с нами в духовном общ ении и не свидетельствует об отсут
ствии любви к Академии. После обеда он уехал. Вскоре разъехались и
остальные гости. Этот день обыкновенно сопровождается усиленным
пьянством студентов и доставляет много беспокойства начальству. Но
теперь этот день прошел сравнительно очень покойно, так что я даже
нашел возможным уехать вечером в гости к профессору В. А. Соко
лову, куда собралось и много профессоров. Вообще, теперь в Акаде
мии покойно, как никогда в это время в предшествующие годы моего
инспекторства и ректорства, и, кажется, не предвидится каких-либо
казусов. Говорят, / что Академия замирена на десяток лет. И неужели 23
этот год спокойно пройдет? И неужели это плоды трудов твоих? И я
теперь как-то чувствую себя хорошо. Чувствую, так сказать, свое вко-
ренение, привязываюсь к Академии, так что расстаться с нею будет
тяжело. А тут, как нарочно, ходят усиленные слухи о моем переводе на
епархию. Это, конечно, московские слухи, не имеющие реальной под
кладки. Я же положительно не желаю теперь расстаться с Академиею.
Епархиальное управление так мне незнакомо и чуждо, столько там
неприятностей, столько тяготы душевной от сознания своего бессилия
сделать что-нибудь при настоящих условиях, что я молю Бога, да мимо
идет меня чаша эта. Впрочем, предаюсь воле Божией; по крайней
мере, как ничего до сих пор не просил, так и не намерен: пойду, куда
пошлют, только бы не в Америку.
22-е октября. Вторник. Вчера возвратился из М осквы, куда ездил
приветствовать от Академии Н. И. Субботина по поводу его 50-летия*.
Выехал из Посада в воскресенье, 20-го, в восемь утра; и с вокзала
отправился прямо в Богоявленский монастырь*, где по этому поводу
Владыка совершал литургию. Чествование происходило в квартире
преосвященного Трифона, как председателя Братства святого Петра*.
Первым приветствовал Владыка в краткой речи, затем читан был адрес
от Братства, а потом я прочитал адрес от Академии, а потом следова
ла масса приветствий и адресов. На адрес Академии Н. И. Субботин
ответил довольно сдержанно, больше благодаря меня лично. Это
объясняется натянутыми отнош ениями его к Академии по разным
причинам... Я не оставался до конца приветствий: приторно было слу
шать, с одной стороны, восхваления до небес, а с другой — умаление
себя до преисподней. Вообще, празднование юбилеев следовало бы

воспретить... Это прямо кощунство... Я уехал с преосвященным Пар-
фением на чтение для рабочих в аудиторию при Сергиевском храме,
23 об. что в Рогожской*. / Народу было не особенно много. Чтение состояло
из двух отделений — религиозно-нравственного и по физике. Первое
чтение было предложено свящ енником Беляевым о «Тайне искупле
ния». Речь — книжная и малодоступная пониманию простого народа,
что видно было по сонным лицам слушателей. Навряд ли такие чтения
будут иметь успех. Отсюда в четыре часа поехал с Преосвященным к
нему, наскоро пообедал, а затем к Владыке, где и пил чай до шести
часов, разговаривая, между прочим, и о делах. В шесть часов отпра
вился к преосвященному П арфению , выслушал часть всенощной
ввиду завтрашнего моего служения в храме Христа Спасителя*, а затем
отправился в Исторический музей* на другое чтение для рабочих. Тут
была масса народу. Читал свящ енник Архангельский о приготовле
нии рода человеческого к принятию Спасителя. Речь тоже книжная,
манеры — преподавателя семинарии. После этого я сказал неболь
шую речь применительно к евангельскому чтению о воскрешении
сына вдовы Наинской*, где раскрыл мысль о нашей мертвенности, от
которой может воздвигнуть нас Христос. Речь, кажется мне, произвела
сильное впечатление, потому что все слушали с затаенным дыханием.
На другой день в газетах она именно в этом смысле была отмечена.
21-го служил в дорогом для меня храме Христа Спасителя. Народу
сначала было мало по храму, а затем почти весь наполнился. Служение
здесь доставило великую духовную усладу; умерялась она небреж
ным служением диаконов и их звероподобным ревом. Затем обедал у
митрополита с другими викариями. За столом была речь о недавнем
запрещении преосвященным Ю веналием, архиепископом Литовским,
служить панихиды по скончавшемся командующем войсками в Виль-
не католике Гурчине* и о бестактности некоторых либеральных газет
по поводу этого вполне законного распоряжения. Я высказал желание,
чтобы вопрос о поминовении инославных был авторитетно решен Св.
Синодом ввиду неодинаковой практики у нас*... В четыре часа я уехал
24 к себе, служил / всенощную, а сегодня — литургию в академическом
храме. В четыре часа читал акафист, а затем предложена была беседа
исполняющим должность доцента о. иеромонахом Иосифом (П етро
вых). Вечером навестил профессора Н. Ф. Каптерева. Погода — чисто
осенняя: слякоть, выпал мокрый снег.
12-е ноября, вторник. Ездил в Москву откланяться Владыке по
случаю скорого отъезда его в Петербург для заседаний в Синоде*.
По обыкновению, обедал у него. Интересного в разговоре с ним, по

обыкновению, тоже ничего не было. Академическими делами он очень
мало интересуется, равно как и служащими. При таких отношениях
часто очень трудно чувствуется: не с кем посоветоваться, получить
руководственные указания, одобрение, порицание, внушение. Все
как-то кисло, равнодушно, безразлично, пренебрежительно. С чем
приходишь, с тем и выходишь. Существуешь ли ты или нет — для него
безразлично. Право, это очень обидно.
Спросил он меня:
—Что там о. Евдоким, кажется, пишет статью против о. Никона?
Я ответил, что он вообще стоит на принципиальной точке зрения,
противной взгляду Н икона о монашестве как пупосозерцании только;
что он проводит мысль, с чем и я согласен, о деятельном монашестве:
«Иноки — на службе ближним». Развивая эту мысль, я сказал, что
настоящее положение совершенно ненормально, и привел ему неко
торые факты из наблюдений над монастырскою жизнью.
—Встречаю, — говорил я, — несколько дней тому назад одного иеро
монаха, гуляющим по успенскому садику во время вечерни. Поздоро
вавшись, я спросил: «Гуляете, батюшка?» — думая этим пристыдить
его. «Да, гуляю уж пятую неделю, — был его спокойный ответ. — Жду
очереди, которая наступит со следующей недели». Я был поражен.
Спрашивается, что же он делает в это время? В лапту играет. Не шутя
говорю, по крайней мере, о послушниках, облеченных0 в рясу, —
чему я неоднократно был свидетелем. Нечего им делать, едят, пьют,
чувствуют избыток сил, вот и играют в лапту, а сад монастырский и
другие работы исполняют поденщики или поденщицы. Недавно был
я с отцом инспектором в Черниговском скиту. / Крайне неприятно 24 об.
поражены были тем, что монастырский сад убирали... женщины, под
бдительным присмотром монаха. Что это? Насмешка над иноческим
житием?
Говорил митрополиту также о сребролюбии монахов, которые, уми
рая, оставляют десятки тысяч:
— Недавно умер скоропостижно иеромонах Палладий и оставил
около двадцати тысяч. А если покопаться в монастырских стенах и в
щелях полов, где обыкновенно монахи зарывают свои неправедные
стяжания, тогда вскроется очень много любопытного для монашеского
миросозерцания...
Такие вылившиеся от сердца картинки, видимо, произвели впечат
ление на Владыку, который со вздохом сказал:
11Одетых в какую-либо одежду {устар.).

— Э-эх! Сами налагаем на себя руки. Встрепенемся — да поздно

будет: придут другие в достояние наше.
В этот приезд был у обоих викариев, у ректора семинарии архиман
дрита Анастасия, посетил Епархиальный дом, а в заключение вечером
с половины восьмого до половины десятого приятно провел время у
моих добрых знакомых графов Камаровских; в двенадцать ночи я уже
был дома.
Преосвященный Парфений выглядывает утомленным; прием у него
всегда; старается быть популярным, особенно среди аристократии —
кровной и денежной — купеческой; отчасти успевает в этом. Преосвя
щенный Трифон, аристократ по происхождению, опытно познавший
суетность и тщету большого света, мелочность интересов его, старается
отстраниться от него, по крайней мере по видимости, и приблизиться
к народу, чтобы заслужить название «народного» архиерея. В этом он и
успевает отчасти, благодаря поучениям к народу. Но шила в мешке не
утаишь: иногда аристократизм его выпирает. Он — дипломат, чего и сам
не отрицает, хотя это оправдывает тем, что «каждому человеку нужно
быть немного себе на уме». Жалуется на недоверие митрополита к
нему, да и вообще к викариям. Это — правда. Тут была и его матушка —
почтенная княгиня В. А. Туркестанова, относящаяся ко мне с большим
уважением. К сожалению, она, видимо, тает и говорит, что, вероятно,
скоро и конец, и просила приехать на погребение. Дай Бог, это еще не
скоро будет. Отец ректор Анастасий — приветливый и добрый. / Вечно
в суете и хлопотах на общую пользу; участвует во многочисленных
комиссиях, везде служит, хотя это к семинарским обязанностям прямо
и не относится. Одновременно почти прибыл сюда и преосвященный
Парфений за мною. Отправились все вместе немного погулять в семи
нарский сад. Сюда пришел и инспектор С. 3. Ястребцев*, почти одно
курсник мой, красивый и видный мужчина. Говорили о том, о сем.
Отсюда я с преосвященным Парфением поехал в недавно освящ ен
ный Епархиальный дом, построенный по «гениальной» мысли, как
писалось в «Московских церковных ведомостях», митрополита, хотя
преосвященный Парфений отрицает принадлежность ее одному толь
ко митрополиту, считая себя одним из главных творцов ее... Дом пре
красный. Тут будут помещаться все епархиальные просветительные
учреждения. Он еще окончательно не отстроен*.
У Камаровских, по обыкновению, провел время очень хорошо; все
они такие добрые, воодушевленные до энтузиазма, говорливые, что
тут всегда приятно дышится и чувствуется.
14-е ноября, четверг. Служил у себя. После служения, в два часа дня,
отправился в Царь-дар, имение Дома призрения, где ныне освящен
преосвященным Трифоном, попечителем этого Дома, храм, построен

ный трудами начальницы его известной Е. С. Кротковой*. Расстояние
верст восемь. Самая дорога — прекрасная. Несколько морозно; лес,
покрытый снегом, представлял чудную картину. Поспел к обеду, на
котором из знати был А. А. Нейдгардт, А. Столпаков. Кроткова имеет
право гордиться, что удалось ей осуществить такую рискованную
мысль... В шесть часов я уже был дома. На полчаса заезжал ко мне пре
освящ енный Трифон. Говорил, что его настроение нехорошее от недо
верия митрополита и что он подумывает проситься на покой, чему я,
конечно, не поверил и не верю: это, как говорит отец инспектор, лов
кий фортель выставлять себя страждущею стороною и дать понять, что
«пора» уже, так сказать, на епархию. Кто весть от человек... П реосвя
щенный Трифон говорил, как слух, о возможности перевода преосвя
щенного Николая из Симферополя*, куда-нибудь в другую епархию.
При этом передал следующий / инцидент, находящийся в связи с посе 25 об.
щением Их Императорскими Величествами херсонесских раскопок в
сентябре*. Преосвященному Трифону рассказал присутствовавший
при этом преосвященный Антоний, бывший Вологодский, находя
щийся ныне на покое в Донском монастыре. Когда Государь рассма
тривал раскопки и особенно недавно открытый храм с колодцем, то
преосвященный Николай стал читать относящееся, по его мнению,
сюда место из летописи о взятии Корсуня Владимиром посредством
отвода отсюда воды*, сопровождая это чтение патетическими ком
ментариями об исторической важности этого открытия. Когда он это
окончил, то присутствовавший при этом заведующий раскопками
Косцюшко*, выступив пред Государем, торжественно заявил, что при-
урочивание прочитанного преосвященным Николаем места из лето
писи к данному месту совершенно несправедливо, в доказательство
чего он привел много данных. Конечно, положение Преосвященного
было очень незавидное; и Государыня сказала Государю по-английски
что-то очень нелестное по адресу Преосвященного. Нужно, впрочем,
заметить, что это передавал хотя и присутствовавший при этом пре
освящ енный Антоний, но человек не совсем нормальный.
Воскресенье. 17-е ноября. Вчера малую вечерню, а затем и всенощ
ную служил в храме во имя преподобного Никона, по случаю дня
памяти его*. Сегодня так же служил литургию. После обедни поздрав
лял с днем Ангела казначея Лавры о. архимандрита Никона и обедал у
него. На обеде был ректор Вифанской семинарии, протоиерей Беляев,
инспектор Академии и старшая братия — приверженцы казначейские.
Отец наместник дипломатически уехал в Москву. Не было речи о печа-
тающейся статье отца инспектора «Иноки на службе ближним» против

о. Никона*. Погода прекрасная; морозно; снегу достаточно; путь сан
ный вполне установился.
Понедельник. 18-е ноября. День памяти святых Романа и Платона*,
имя одного из которых носил великий святитель митрополит Москов-
26 ский Платон*. Сегодня / Вифанская семинария праздновала свой
годичный акт. По этому случаю вчера было всенощное бдение в семи
нарском храме*, и я выходил на литию и величание. Сегодня в храме
Вифанского монастыря* совершена была мною пред литургией пани
хида по Платоне, а в конце молебен. Чем более всматриваешься в этот
двусоставный храм, тем все более и более проникаешь в гениальную
идею устроителя его. Затем, исполнение ее прямо поразительно. Если
я буду когда-нибудь устроять храм, то непременно по плану этого.
После чаю в квартире ректора состоялся акт, на котором прочитаны
были отчет и сочинение воспитанника 4-го класса о преподавании
философии при Платоне. По окончании сказана была мною речь о
современных идеалах и об идеале пастырского служения. Затем был
обед, на котором были и некоторые профессора Академии.
Четверг. 21-е ноября. Служил в академическом храме при громадном
стечении народа. Вечером был молебен, после которого я предложил
беседу о воспитании, длившуюся сорок минут. После этого по случаю
завтрашнего тезоименитства Наследника* была совершена всенощная
с общенародным пением. Несмотря на большое количество народа,
пение было очень стройное. Только после славословия тропарь свя
тому спет был какофонически вследствие небрежности руководите
лей — студента и священников. По окончании службы я их пригласил
к себе и дал им приличное назидание за такую небрежность, а вместе
практически показал, как можно петь всякое песнопение, не прибегая
к задаванию тонов, к другим певческим ухищрениям.
Пятница. 22-е ноября. После обеда катался с отцом инспектором до
села Воздвиженского, сделав вперед и назад тридцать верст в полтора
часа. Дорога санная — великолепная; погода хорошая, только слишком
морозная — до двадцати пяти градусов. Вечером заходил ко мне о. каз
начей архимандрит Никон побеседовать.
— Как поживаете? — спросил я его.
26 об. —Э-эх, трудно! Только что / сдал в набор последний номер «Божией
нивы»*.
—Это что, — спрашиваю я, — дело или поделие монашеское?
Намек на его статью, против которой пишет отец инспектор в толь
ко что вышедшей ноябрьской книжке «Богословского вестника»*.
— Искушение. Какой я монах?

— А пишете о монашестве. Вы-то хоть поделием занимаетесь,
а почти все лаврские монахи ни делом, ни поделием, а коплением пре
зренного металла, в чем, правда, и вы, достолюбезнейший авво казно-
дее”, не отступаете...
Так началась наша беседа, приправленная всегда маленькою пики-
ровочкою. Беседа длилась часа два. С ним очень назидательно бесе
довать, когда не затрагивается финансовая сторона. Беседа вертелась
почти все время около статьи отца инспектора, которая, как видно,
страшно ему не по вкусу. Симпатии мои на стороне воззрений отца
инспектора, и я доказывал отцу казначею всю ненормальность, все
безобразие настоящей монашеской жизни в том смысле, что они ниче
го не делают.
— Вы-то зачем смотрите?
—Что ж я могу поделать?
— Много, да дрожите за свою шкуру, хотя она и слишком тоща,
пожалуй, никому и не нужна, — вставил я смеясь.
В общем, наша беседа была скорбного характера. На статью отца
инспектора пишет отповедь он и профессор А. И. Введенский, редак
тор «Душеполезного чтения», заявивш ий в примечании о солидар
ности своих взглядов на монашество с о. Никоном*. Только, кажется,
приемы полемики будут нечистоплотны: о. Никон намерен начать с
инсинуаций. Дело в том, что почти одновременно явилась в «Петер
бургских ведомостях», кажется за 8-е ноября, статья против о. Никона,
по содержанию сходная со статьей отца инспектора*. Отец Никон
убежден, что и та — статья отца инспектора, хотя, насколько я знаю от
самого отца инспектора, которому нет нужды мне говорить неправду,
не он писал ее. Вот о. Никон и предполагает начать свою полемику с
сопоставления этих статей, и так как «Петербургские ведомости» не
пользуются фавором в официальных духовных сферах, то он и думает
этим обратить внимание надлежащих сфер на него, как на сотрудника
противоцерковных (?) ведомостей.
—Нехорошо, — / с чувством скорби воздыхал он. — Там посмотрят, 27
что в Академии подобное настроение, и для вас неприятно...
—Ну, ничего. Читали, — говорю, — статью Знаменского в последних
номерах «Православного собеседника» об инсинуациях Аскоченского
против архимандрита Феодора (Бухарева), который вследствие этого
принужден был снять сан*? Так и ваша полемика с отцом инспекто
ром; только, конечно, дело не дойдет до снятия сана, а риз, пожалуй, —
шутя, добавил я. — Ничего нет в истории нового. Только прошу вас, в
0 Отец казначей (слав.).

таком серьезном деле становитесь на принципиальную точку зрения,

обращайте внимание в полемике на существо, а не на «акциденцию»0,
на дело, а не на поделие.
Так мы расстались в самых хороших чувствах, усугубленных для
него еще тем, что он взял с меня сорок два рубля за какие-то давниш
ние типографские работы.
— А все-таки сугубо приятно: и время провел хорошо, и за визит
уплачено, — заключил он.
Суббота. 23-е ноября. Был у меня профессор В. О. Ключевский,
ныне находящийся в годичном отпуску. Беседа с ним очень поучитель
на, хотя он весьма осторожен. Передавал много сплетен петербургских
про предполагаемые перемены министров, про смертельную вражду
между Витте и Плеве*, про какие-то мрачные слухи и т. п. А передавал
он это со слов петербуржцев и одного из них даже назвал — извест
ного Кареева*. «Эх, господа, сказал я им, — со свойственным ему
мефистофелевским “сатиризмом” говорил Василий Осипович, — ваш
Петербург точно в прежнее время передняя у большого московского
боярина...» Об университете говорил, что теперь тихо. «Я им гово
рю: — Господа! Что ж вы не бунтуете? Скоро уж кошки начнут мяукать,
а вы сидите тихо», — нужно при этом представить манеру говорения
Василия Осиповича...
Воскресенье. 24-е ноября. Служил в Лавре, говорил Слово о милосерд
ном самарянине. Обедал у отца наместника вместе с семьею Камаров
ских, решивших провести здесь день именин обеих графинь — матери
и дочери. Вечером в академическом храме служил молебен святой
27 об. Екатерине* и беседовал об / исповедании Христа по примеру святой
Екатерины. После беседы зашли ко мне Камаровские и просидели три
часа, которые прошли незаметно при оживленных разговорах. Много
они передали интересного, но не всегда радостного из «высших» сфер.
Говорили о каком-то мяснике-французе Филиппе, спирите, который
имеет сильное влияние на Государыню*, настолько, что прямо страш
но, так что он держит ее в своей власти, вызывая духов. Будто бы его
выписали туда (в Ливадию) по совету греческой королевы и М или
цы Николаевны, супруги Петра Николаевича*, тоже занимающейся
спиритизмом; что есть предположение, что этот Ф илипп — орудие
иезуитов, что наш агент, кажется в Париже, наводил о нем справки,
и оказались они весьма нелестные для него; представлены они были
Государю, который разорвал и приказал удалить агента*. Словом, Бог
знает, если хоть доля правды... Господи, спаси и помилуй Царя и нас
0 Случайность (лат.).
всех. Передавали также нечто относящееся к предстоящему прослав

лению Серафима Саровского* со слов князя Ш иринского, прокурора
М осковской синодальной конторы, брата графини. Государь написал
собственноручное письмо К. П. Победоносцеву, в котором извещал,
что на открытии мощей, которое имеет быть 19-го июля 1903 года, он
намерен присутствовать со всем Августейшим Семейством. Победо
носцев по этому случаю вызывал Ш иринского, показал ему письмо и
поручил негласно съездить в Саров* для предварительных приготов
лений; на него как на такое лицо указал сам Государь. Ш иринский
действительно туда уже ездил; будто бы, не зная почему, высказал
сомнение, есть ли мощи Серафима; но это, конечно, не обязательно
для прославления, для чего требуются засвидетельствованные чудеса*.
При рассказе об этом мне стало неприятно, что такая миссия возлага
ется на светского чиновника. Ш иринского же недавно обер-прокурор
посылал в Ярославль и Кострому для ревизии якобы консисторий, но,
конечно, и стариков архиереев — Ионафана / и Виссариона*. По его 28
же ревизии раньше архиепископа Кишиневского Неофита уволили
на покой и епископа Подольского Иринея перевели в Екатеринбург*.
Это уж полнейшее безобразие. Ш иринскому будто бы обер-прокурор
предлагает место директора своей канцелярии, но Саблеру это ужасно
неприятно, так как он усматривает в нем своего конкурента в случае
смерти Победоносцева, и Саблер всячески отговаривает от этого, обе
щая свое содействие к назначению его губернатором на любое место.
Словом, о многом-многом говорили. Все Камаровские, кажется, отно
сятся ко мне с уважением. Граф прочувственно сказал: «Вы поддер
живаете наш дух. Вы заменили нам батюшку Ильинского* (бывшего
протопресвитера Успенского собора, скончавшегося три года назад),
который был нашим утешителем». Семья действительно хорошая, и
я глубоко чту их. Графиню-дочь я благословил прекрасною иконою
Черниговской Божией Матери.
Зимняя погода прекрасная. Все деревья одеты пушистым снегом.
Картина — волшебная.
Вторник. 26-е ноября. Вечером ходил по некоторым студенческим
номерам. Везде тихо; почти все дома, занимаются; в номерах чисто,
уютно, тепло. А что было года четыре назад? Противно и вспомнить: в
номерах были и гардеробные с грязным бельем, калошами, носильным
платьем. Теперь сами студенты подтянулись и блюдут чистоту. В одном
номере в разговоре со студентами они высказали сожаление, что
жизнь течет монотонно, никаких развлечений, возбуждающих дух, —
всё книги да книги. И при этом позавидовали другим академиям. На
эту тему много беседовали, высказывая соображения pro и contra0

существования Академии в Посаде. В конце пришли к заключению
pro. Шутя я сказал: «Для разнообразия бунтовали бы». «Нет, доволь
но», — был ответ. И действительно, я даже не предполагаю теперь воз
можности бунта. Прежние ноябри в течение шести лет были для меня
одно мучение. Теперь ноябрь проходит как и другие месяцы. Наконец,
об. мир! / Большинство студентов, кажется, поняло меня, что я не зверь
какой-нибудь — как некоторые старались представить меня в каких-то
видах, — что я не формалист, что я могу любить не хуже других, но не
кричу об этом... И действительно, я их люблю.
Четверг. 28-е ноября. Сегодня в двенадцать часов ночи возвратился
из М осквы, куда выехал в пять часов вечера на первое богословское
чтение в новом Епархиальном доме, предложенное ректором М осков
ской семинарии о. Анастасием на тему «Россия в Палестине»*. Так как
о. Анастасий был моим спутником в Палестину, то я и решил поехать,
думая, что он сообщит что-нибудь на основании непосредственных
наблюдений, но, оказалось, я ошибся. В качестве компаньона я при
гласил тоже моего спутника Н. Ф. Каптерева, а также взял пять студен
тов на свой счет. Всю дорогу беседовал с Каптеревым по поводу воз
никшей полемики между о. Никоном и отцом инспектором; симпатии
его на стороне воззрений отца инспектора. Он теперь занимается с
тою же целью изучением сочинений Максима Грека и думает напи
сать в «Богословском вестнике» целый ряд статей «Максим Грек как
публицист»*. Он преклоняется пред Максимом, говоря, что это был
истинный монах, и он сопоставит его монашеские воззрения с настоя
щим состоянием монашества. Он возмущается тем, что гроб его теперь
находится в лавочке, где совершается торговля иконами и постоянно
слышится звон денег. Большего поругания памяти этого великого
мужа, истинного монаха-аскета, и вообразить нельзя. Это совершенно
верно. Тут вместо лавочки непременно следовало бы устроить придел
к Духовской церкви, в pedant2) с другим приделом во имя Филарета
Милостивого, где покоятся митрополиты Филарет и Иннокентий*.
С вокзала мы с Николаем Феодоровичем на простом ваньке3) поеха
ли в Епархиальный дом, куда уже начала собираться публика. Масса
духовенства. Были преосвященные: Парфений, Трифон, Григорий и
Нафанаил*. Зал — роскошный. Чтение не оправдало наших ожиданий.
Это просто самая обыкновенная история / возникновения Палестин-
11За и против (лат.).

2) Описка. Должно быть: pendant —пара (фр.).
3)Легковой извозчик на плохой лошади с бедной упряжью (устар.).
ского общества с предварительным кратким обзором паломничества

до него и современное состояние русского дела в Палестине. Содержа
ние очень бедно; нового ничего, — на основании Хитрово и Н. Ф. Кап-
терева*. Непосредственными наблюдениями не оживлена была беседа;
только одну или две выдержки прочитал из моей книги «В стране
священных воспоминаний». А между тем как можно было бы оживить!
М еня страшная досада взяла; почему-то мне даже обидно было. У меня
явилась мысль, не прочитать ли как-нибудь и себе11беседы, например,
на тему «Современная Палестина как доказательство достоверности
библейских сказаний» или что-нибудь в этом роде. Мне неприятно
было, как по окончании лекции батюшки, может быть, сынки которых
учатся в семинарии, разные любители, а особенно старые любитель
ницы духовного просвещения («особая порода людей») подходили к
лектору и подобострастно благодарили за полученное наслаждение
от беседы. И все ложь, возмутительная ложь! Я думаю, о. Анастасию,
которого я люблю и уважаю, прямо было совестно от этих похвал.
Он, очевидно, не подготовился, так как постоянно в суете и в бегах
по многочисленным заседаниям, в которых он то по обязанности, так
сказать (потому что у него настоящая обязанность ректорская, но она
у московских ректоров между прочим), то добровольно, то по пригла
шениям. Немедленно мы с Николаем Феодоровичем таким же спосо
бом уехали на вокзал, в десять выехали, а в двенадцать дома. Николай
Феодорович все бранился, а я смеялся. «Сколько содрал с меня; а если
бы меня не было, то еще больше, а теперь многое пропустил... Вооб
ще, кажется, наш приезд был для него неприятным сюрпризом... Ну,
теперь, по крайней мере, я доволен тем, что знаю, что это за богослов
ские чтения, чтобы больше никогда уже не ехать». Чем больше он воз
мущался, но очень благодушно и с юмором, тем я все больше смеялся.
Так мы незаметно и прибыли обратно. /
Пятница. 29-е ноября. Заходил ко мне после своей лекции профес- 29
сор А. И. Введенский, единомышленник по вопросу о монашестве
о. Никона. Возмущался статьею отца инспектора в «Богословском
вестнике» и статьею в «Петербургских ведомостях»*, тоже будто бы
написанною им, хотя я это отрицал. Написал резкую статью против
него и напечатает в январской книжке редактируемого им «Душепо
лезного чтения»*. Возмущался антониевцами. Говорил о предполагаю
щемся 4-го декабря собрании у известного сотрудника «Московских
ведомостей» JT. Тихомирова, где будут обсуждаться разные церковные
вопросы, о монашестве и по поводу появившихся статей, о чиновни
11Так в оригинале. Должно быть «и у себя».

честве в Церкви и т. д. Приглашен и отец инспектор, только не знаю,

поедет ли. Вообще, что-то интересное начинается. Вечером был у
меня приехавший из Курска в Москву к доктору инспектор семинарии
о. Борис (Ш ипулин), мой постриженник. Говорил о распущенности
семинарии, о своих первых тяжелых шагах инспекторской деятельно
сти. Передавал мне на основании письма учителя Одесской семинарии
о бунте в семинарии и о диком поступке, учиненном над ректором
в одной из зал: повалили его на землю, топтали, кажется, изранили
ножом, по крайней мере кровь пролита*. Причина: по переезде в
новое здание ученики потребовали себе льгот, права ходить куда и
когда угодно, свободы во всем. Последствием было предназначение
к увольнению двадцати учеников, которые до утверждения журнала
Преосвященным* жили еще в общежитии. Вот в это-то время, в начале
ноября, и учинили они такую дикую расправу. Боже, Боже, что делает
ся, и это — будущие пастыри! Нет, положение наших семинарий, как
места подготовки пастырей, совершенно ненормальное.
Скончался вчера преосвященный Василий (Царевский), викарий
Тверской*. А отец инспектор, любящий архиерейские назначения,
вчера или третьего дня назначал его в Рязань вместо Полиевкта, уво
ленного на покой*. Всуе мятемся! А еще куда-то стремимся! Один
миг — и человека не стало. Быть может, и сам преосвященный Васи
лий думал о самостоятельной епархиальной службе, а другие — несо
мненно, но Господь судил иначе, в назидание нам. /
1-е декабря. Воскресенье. Служил у себя в академическом храме. Вече
ром читал канон преподобному Сергию; беседовал студент III курса
Остроумов*. Народу масса. Погода зимняя — прекрасная.
2-е декабря. Понедельник. Было заседание философского кружка.
Реферировал студент III курса Одинцов, из Иркутска, с калмыцкою
физиономиею, «о ноуменах и феноменах» Канта*. Обнаружил ясное
понимание хитросплетений кантовских; речь — свободная; терми
нология кантовская вполне усвоена, вообще — философская голова.
Возражали довольно толково студенты: Орлов Анатолий, Кобрин
и Вершинский*. Резюме делал исполняющий должность доцента
П. В. Тихомиров.
После ужина был музыкальный вечер, на котором студенты в моем
присутствии играли и пели. Есть некоторые таланты, но в общем
мало.
Философский кружок навряд ли долго протянет при настоящей
постановке. Ведь философиею не все, далеко не все любят заниматься, а
между тем на нем присутствуют, или могут присутствовать, все студенты,
которые вместо этих чисто научных рефератов хотят сделать кружок —
ГлаваІ. 1902 год 61
место обсуждения разных социальных вопросов, что им не дозволяется.

Отсюда — недовольство. Нужно бы побольше создать подобных специ
альных кружков по разным предметам, под руководством специалистов
профессоров, чтобы действительно эти кружки состояли из лиц, инте
ресующихся данною областью. Но навряд ли это будет. Тут требуются
фактические знания, а по-философски каждый может более или менее
рассуждать. Ввиду такой ненормальной постановки кружка один из
инициаторов его возникновения — П. П. Соколов* — устранился от
участия в нем. А жаль будет, если заглохнет это дело, оно все-таки имело
значение для студентов, отвлекая и развлекая их.
3-е декабря. Вторник. Отец инспектор ажитируется1’ по поводу
разных слухов касательно его статьи. Монахи лаврские инсинуиру
ют, что он уничтожает монашество; о. Никон угрожает «письменно»
сокрушить. Отец инспектор написал очень резкое письмо известному
сотруднику «Московских ведомостей» Тихомирову в ответ на пригла
шение его на какое-то тайное заседание. В ответе своем он изобличает
ложь статьи его / в «Московских ведомостях» «Обмирщение христи- 30
анства», написанной в защиту воззрений о. Никона*. При этом очень
резко говорит о современном направлении монашеской бездеятельной
жизни.
5—7-е декабря, четверг — суббота. Сегодня я возвратился из Москвы,
куда ездил служить в семинарию по случаю храмового праздника.
В вагоне часть пути в Москву ехал в сообществе несчастного калеки, —
отнята нога выше колена вследствие туберкулеза, — о. архимандрита
Порфирия (Виноградова)*, бывшего ректора Таврической семинарии,
а ныне проживающего на покое в Херсонесском монастыре*. Все
время он разглагольствовал о «священном» значении трагедии Ш ек
спира* «Гамлет», считая ее чуть не богодухновенным произведением.
Это — его Гіхе2). Все сводит к Гамлету, о котором у него громадная
тетрадь стихов. Он предлагал мне читать их, но я отклонил это; тогда
он меня угощал чтением других своих стихотворений. Ж алкое впе
чатление производит. Несчастье, обрушившееся на него, отразилось
на его настроении, и он, почти несомненно, сойдет с ума. В Москве
остановился я у о. ректора Анастасия, который и выезжал за мною на
вокзал. Вечером служил всенощную в переполненном семинарском
храме при протодиаконе Успенского собора Розове*. Пение в общем
хорошее, но значительно хуже прежних годов. Причина — отсутствие
11Ажитация (фр. agitation) — сильное волнение, возбужденное состояние.

2)Фикс (от лат. fixus — твердый, неизменный) — сосредоточить внимание на чем-
либо одном.
хороших голосов, а потом — особенное направление пения: всё поют

произведения нового композитора Кастальского*; переложения его,
может быть, и хороши с музыкальной, технической стороны: стиль
ные, оригинальные, но для моего уха непривычны. Всенощная окон
чилась в три четверти десятого вечера.
Затем я вечер провел в интересной беседе с о. Анастасием по поводу
реферата J1. Тихомирова 4-го декабря, на котором он присутствовал.
Реферат оглавляется «Запросы жизни и церковное управление»*. На
нем были и в обсуждении его, между прочим, принимали участие
следующие лица: редактор «Московских ведомостей» В. А. Грингмут,
В. М. Васнецов, известный гениальный живописец, Новоселов*,
профессора наши А. И. Введенский и А. Спасский, о. архимандрит
Никон, Поселянин (Е. Н. Погожев) и несколько других. Содержание
реферата распадалось / на две части: а) фактическая и б) принци
пиальная. Референт, исходя из той мысли, что Церковь игнорирует
различные вопросы, обращенные к ней современною жизнью, и тем
теряет свое руководственное значение, представил несколько ф акти
ческих доказательств этого своего тезиса. Насколько помню, факты
следующие. А) Вопрос о бракоразводных процессах. С каких пор этот
вопрос выдвигался самою жизнью, а Церковь уклонялась от автори
тетного решения и теперь дождалась или скоро дождется, что светская
власть берет процессуальную сторону в свои руки, предоставляя С ино
ду расторжение таинства, но в сущности эта уступка Церкви есть толь
ко прикрытие светскою властью захвата этого вопроса в свои руки*.
Б) Вопрос о священнике Петрове. Многие говорят и пишут о его
протестантских воззрениях, общество блазнится1’, а церковная власть
молчит*. В) По вопросу о монашестве два архимандрита (разумеется,
возгорающаяся полемика между о. Никоном и о. Евдокимом) выска
зывают противоположные взгляды, и авторитетная церковная власть
молчит. Г) Вопрос о молитве по умершим иноверцам и различная
практика в реш ении его оставляется без внимания Церковью, вселяя
путаницу в умы общества. И отсюда происходят такие явления в Ц ерк
ви: архиепископ Виленский Ю веналий запрещает совершать панихи
ды по скончавшемся командующем войсками Виленского округа като
лике Гурчине, чем вооружил против себя так называемую либеральную
прессу и общество, а с другой стороны — на Кавказе служат по нем
панихиды*. Д) Вопрос о старокатоликах*. Е) Вопрос об исправлении
текста Священного Писания и богослужебных книг2)*.
” Соблазняться, впадать в соблазн (церк.-слав.).

2)Со слов «Д) Вопрос о старокатоликах...» вписано автором сверху над строками.
Сколько бы еще можно привести подобных фактов! Все эти и

подобные факты действительно показывают по меньшей мере на
невнимание Церкви и на разрыв ее связи и влияния на общество,
на современную жизнь. Причин этого явления очень много, но одна
из главных — ненормальность постановки настоящего синодального
управления с ежегодно меняющимися членами Синода и постоянною
обер-прокуратурою, которая в этом находит свою силу (проводя свои
воззрения, благодаря этому); с этою же целью она и вызывает угодных
ей архиереев. Во всех коллегиальных учреждениях, министерствах
такая переменчивость членов отсутствует с возложением ответствен
ности на одно лицо — / министра, который и сообщает направление 31 об.
подведомственному ему министерству. Только в Синоде, как анахро
низм, осталась эта сменяемость членов и отсутствие ответственного
лица. Пусть таким будет иерарх стольного града, с титулом патриарха
ли, митрополита ли — это для дела все равно. А то теперь Синод —
что-то неопределенное, безличное, а вследствие этого прокуратура так
усилилась, и представление о Синоде соединяется именно с нею. Затем
должны быть поместные соборы, которые должны собираться дважды
в год для обсуждения и реш ения разных дел, вызываемых временем.
Реферат этот, может быть, с некоторыми сокращениями обещал
напечатать в «Московских ведомостях» Грингмут, после того как Тихо
миров указал на возможность напечатания его за границею, что ему
очень нежелательно, так как это может быть истолковано нехорошо,
а между тем если нигде у нас не напечатают, то он будет вынужден
сделать это. Если Грингмут напечата�

Язык

Дневник Т. 2. 1902-1903 - митрополит Арсений (Стадницкий)

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Дневник Т. 2. 1902-1903 - митрополит Арсений (Стадницкий)

Загружено:

Авторское право:

20ЛЕТ

Протоиерей Владимир Воробьев

Арсений (Стадницкий), митр.

ISBN 978-5-7429-0686-5 © Ефремова О. Н., предисловие, 2012

интеллигенция обменивались мнениями по тем или иным религи­

дыка отдыхал, поднимался на Ай-Петри, проехал по южному побере­

— Два приложения в виде: 1) газетной вырезки и обложки одного

Для лучшего ощущения прошедшей эпохи во втором томе сохране­

(с приложениями). М., 2006; За Христа пострадавшие: Гонения на Рус­

И здание осущ ествлено усилиям и сотрудников научно-

Издательство выражает признательность всем сотрудникам ПСТГУ,

свое намерение, опасаясь потревожить его. Вместо этого заехали по

тех мыслях и чувствованиях, которые должны возбуждать в нас истек­

лективное заявление о том, что они не принимали никакого участия

отворяемых дверей и послужил непосредственною причиною падения.

в Орловской семинарии*. Препятствием служит то, что он был на

зависело назначение начальницы; каковою и назначена была, по

5 об. Беседовал у себя. Народу весьма много.

сообщил мне, что 19-го предполагается заупокойная литургия в Чудо-

получил анонимное письмо с того света от предшественника его

мещаясь с двух сторон у памятника Александру II. Погода не особен­

он около 1500 рублей*. Другой венок — от мастеровых Коломенского

11См. Приложение 1 (Л. 9а).

2-е марта — день моего Ангела*. Служил у себя и приобщал студен­

вых) и Бориса (Ш ипулина)* возложил за малым входом набедренни­

газетах об этом ничего не пишут. В иностранных — фамилию его назы­

назад вычеркнул у него две фразы о Толстом*, и стал в моем же при­

часов ночи прибыл в Посад министр, остановился сначала в лаврской

студента IV курса, «сливки нашего общества», кавалеры: М. В. Войце-

к нам, но у нас еще не окончилась: я произносил Слово Златоуста.

сил его и впредь не забывать нас своим посещением и что впредь не

митрополитом, который пригласил меня назавтра в час на обед. Отсю­

На другой день в половине одиннадцатою я поехал с пасхальным

Воскресенье. 28-е апреля. Служил в академическом храме.

архимандритом Лаврентием, ныне епископом Курским*: «Я уже стар;

профессорами — членами экзаменационных / комиссий. Присутство- 17

фаворит светского Синода. Еще не успел доехать на свою новую каф е­

Арсения Дверницкого*. Вместе со мною ехали семья графов Камаров-

полным, красным, с бородою козлиною; голос у него — удивительно

вая очень живописная: то прорезанные горы, то туннели, то висячие

нито, но пришлось. Передал я приставленному ко мне помощнику

"«Молю убо вас, братие...» (Рим. 12, 1).

На другой день в праздник Рождества Богородицы* — литургию и

див никого о предполагаемом приезде. Поэтому со станции на про­

современной науки. Затем состоялся акт, на котором профессором

себя до преисподней. Вообще, празднование юбилеев следовало бы

По обыкновению, обедал у него. Интересного в разговоре с ним, по

11Одетых в какую-либо одежду {устар.).

— Э-эх! Сами налагаем на себя руки. Встрепенемся — да поздно

преосвященным Трифоном, попечителем этого Дома, храм, построен­

тающейся статье отца инспектора «Иноки на службе ближним» против

— Искушение. Какой я монах?

0 Отец казначей (слав.).

таком серьезном деле становитесь на принципиальную точку зрения,

всех. Передавали также нечто относящееся к предстоящему прослав­

эту тему много беседовали, высказывая соображения pro и contra0

11За и против (лат.).

ского общества с предварительным кратким обзором паломничества

11Так в оригинале. Должно быть «и у себя».

честве в Церкви и т. д. Приглашен и отец инспектор, только не знаю,

место обсуждения разных социальных вопросов, что им не дозволяется.

11Ажитация (фр. agitation) — сильное волнение, возбужденное состояние.

хороших голосов, а потом — особенное направление пения: всё поют

” Соблазняться, впадать в соблазн (церк.-слав.).

Сколько бы еще можно привести подобных фактов! Все эти и

интеллигенция обменивались мнениями по тем или иным религи

дыка отдыхал, поднимался на Ай-Петри, проехал по южному побере

Для лучшего ощущения прошедшей эпохи во втором томе сохране

(с приложениями). М., 2006; За Христа пострадавшие: Гонения на Рус

тех мыслях и чувствованиях, которые должны возбуждать в нас истек

мещаясь с двух сторон у памятника Александру II. Погода не особен

2-е марта — день моего Ангела*. Служил у себя и приобщал студен

вых) и Бориса (Ш ипулина)* возложил за малым входом набедренни

газетах об этом ничего не пишут. В иностранных — фамилию его назы

назад вычеркнул у него две фразы о Толстом*, и стал в моем же при

митрополитом, который пригласил меня назавтра в час на обед. Отсю

фаворит светского Синода. Еще не успел доехать на свою новую каф е

див никого о предполагаемом приезде. Поэтому со станции на про

преосвященным Трифоном, попечителем этого Дома, храм, построен

всех. Передавали также нечто относящееся к предстоящему прослав