Аксиологический анализ письма главного редактора журнала Esquire

Под руководством Сергея Минаева Esquire несколько преобразился

(особенно в последние пару лет). Сейчас почти каждый выпуск журнала
посвящен определенной теме. Например, в апреле 2021 года это был
космос, в мае того же года — российское кино.
«Esquire — журнал для умных и разборчивых», — такой слоган
определило для себя издание. Именно к таким читателям чаще всего и
обращается главный редактор в своих письмах. Читатель Esquire
увлекается популярной и элитарной культурой, разбирается в новостной и
политической повестке, знает историю. Письма Минаева всегда
посвящены не только теме выпуска, но и актуальным проблемам, а типы
ценностей в разных письмах отличаются друг от друга. В майском письме
это ценности культурные и этические — автор говорит о том, как важно
развитие российского кино для нашего общества, как оно сейчас
производится и почему нельзя сказать, что любой фильм, снятый в России
— это «говно». «В процессе работы мы поняли, что главная проблема
взаимоотношений творцов и зрителей состоит в отсутствии диалога»,
— заявляет главред.
В апрельском номере Минаев рассуждает о том, как полет Гагарина
повлиял на современные космические науки, познание и культуру. Это
ценности метафизические — в самом начале главный редактор отмечает,
что все, что человек делал в космосе было сделано для того, чтобы познать
мир вокруг нас, познать жизнь. «Свиньи не смотрят в небо, потому что
у них нет шеи. У человека шея есть. С момента своего появления на Земле
человек задирает голову вверх и смотрит в небо», — пишет он.
В других письмах можно найти ценности социальные,
политические. Это могут быть рассказы о нечестных чиновниках или
восхищение новым поколением, которое строит Россию будущего.

 Письмо из апрельского номера:

Выше головы. Сергей Минаев — о Сергее Королеве, Юрии

Гагарине, Илоне Маске и космосе как мечте человечества
Письмо главного редактора Сергея Минаева из апрельского номера
Esquire, посвященного космосу и 60-летию полета Юрия Гагарина.
Свиньи не смотрят в небо, потому что у них нет шеи. У человека
шея есть. С момента своего появления на Земле человек задирает голову
вверх и смотрит в небо. Днем там солнце и облака, ночью — звезды.
С течением времени человек меняет сучковатую дубину на телескоп,
а инстинкты — на знания. Человек начинает путешествовать. Человек
придумывает летательные аппараты и поднимается в небо, немного ближе
к звездам. Однажды ночью человек задумается о том, что наверху, среди
мерцающей россыпи звезд, на планетах, возможно, есть жизнь. С этого
момента человечество начинает мечтать о полетах в космос.
Двенадцатого апреля 1961 года в девять часов ноль семь минут
«Заря-1» сообщит по рации:
— Дается зажигание, «Кедр».
— Вас понял, дается зажигание, — ответит «Кедр».
— Предварительная ступень, промежуточная… Главная! Подъем!
— отдаст команду «Заря-1».
— Поехали! — крикнет по громкой связи «Кедр».
Примерно через час Юрий Гагарин (позывной «Кедр») передаст
на Землю информацию о том, что состояние невесомости переносится
им хорошо, только карандаш «уплывает», надо было его привязать.
Дэвиду Боуи — четырнадцать. Накануне он узнал, что мать
собирается подарить ему на Рождество пластиковый саксофон. Восемь лет
спустя соло альт-саксофона земляне услышат в главной космической песне
Боуи — Space Oddity.

 Сергей Павлович Королев, позывной «Заря-1», напряженно

наблюдает за первой космической миссией из Центра управления полетом.
Только что воплотилась главная мечта человечества — хотя вряд ли
в данный момент он об этом думает.
Сложно поверить, но за двадцать два года до описываемых событий
будущий главный космический конструктор Советского Союза, будущий
дважды Герой Социалистического Труда Сергей Павлович Королев лежит
в одной из палаток на золотом прииске Мальдяк. Он смертельно изможден.
Из имущества у Королева — грязное лагерное тряпье и алюминиевая
кружка. Он — враг народа, отбывающий наказание по сфабрикованному
делу антисоветской троцкистской организации. Вряд ли Королев думает
о чертежах ракет. Он думает, как не умереть от голода.
Русский космизм начался с великого Константина Циолковского,
придумавшего теорию многоступенчатой жидкотопливной ракеты, и стал
реальностью благодаря трудам великого Сергея Королева. Королев
подарил человечеству мечту, но так и не осуществил свою — он хотел
стать первым космонавтом. Но возраст и подорванное в лагерях здоровье
не позволили этого сделать. После миссии Гагарина в мире заговорят
о полетах на Марс, а десятилетием позже осторожно начнут рассуждать
о продолжении гонки вооружений в космосе и звездных войнах. Но пока
нам рукоплещет весь мир. Холодная война, ядерная угроза — кажется, все
это уходит в прошлое. А в настоящем — только улыбка Гагарина, только
целующие его девушки и море любви. Кажется, весь мир говорит спасибо
человеку-мечте.
Тем временем конструктор мечты, Сергей Королев, не смог попасть
на Красную площадь в день, когда Москва встречала Гагарина. Королев
впоследствии даст несколько интервью, в одном из которых будет говорить
о доступности межпланетных перелетов каждому простому человеку
в скором будущем.

 Один из таких простых людей — Илон Маск — родится в ЮАР

в 1971 году. Маск с детства любит астрономию, любит смотреть фильмы
о космосе и музыку Дэвида Боуи. В пятнадцать лет Маск прочтет
рассуждения Королева о космическом туризме и заболеет частным
ракетостроением.
Полвека спустя принадлежащая Илону Маску компания Space
X запустит в космос красный кабриолет Tesla. За рулем кабриолета будет
сидеть манекен в скафандре, дизайн которого инспирирован первым
скафандром Гагарина, а из динамиков будет играть песня Space Oddity
Дэвида Боуи. Маск объединит в этом полете всех главных героев
космического эпоса. Всех тех, кто придумывал, осуществлял и воспевал
главную мечту человечества. Всех, кроме того, кто выковал эту мечту,
умирая от голода в сталинском лагере на Колыме. «Сделано людьми
с планеты Земля» — такую надпись можно было разглядеть на панели,
отправленной в космос Tesla Roadster.
Эта же надпись могла бы быть начертана на лагерной кружке
Сергея Королева. ≠
Письмо из майского номера:

Письмо главного редактора: Сергей Минаев — о том, куда движется

российское кино и что у него общего с русским хип-хопом
Письмо главного редактора Сергея Минаева из майского номера
Esquire, посвященного молодому российскому кинематографу и его новым
лицам.
Девять лет назад я впервые стоял на сцене кинотеатра «Октябрь»,
с которой продюсеры Федор Бондарчук и Петр Ануров представляли
фильм Романа Прыгунова «Духless». Я был настолько ошарашен
происходящим, что, выйдя к микрофону, смог выдавить из себя что-то
вроде «спасибо всем за все». Позже, уже в фойе, среди фотовспышек

 и журналистов с микрофонами, я услышал беседу двух кинокритиков. Еще

до премьеры они сошлись во мнении, что фильм — говно, «как и все наше
кино», и сделан исключительно в попытке «по-быстрому срубить бабла
на книге-бестселлере». В тот момент мне стало дико обидно за команду,
которая кропотливо работала над этим фильмом в течение трех лет,
и особенно за одного из продюсеров, заложившего собственный дом,
чтобы доснять картину. Потом был зрительский успех и большие кассовые
сборы, но фразу про «говно, как и все наше кино» я довольно долго еще
не забуду.
И не я один. В сущности, все эти годы отечественный
производитель доказывал аудитории, что он умеет придумывать и снимать.
Несмотря на аферистов, маленькие бюджеты, небольшое количество залов
и то, что телеканалы были единственными заказчиками сериалов, наш
кинематограф развивался.
С появлением цифровых платформ история изменилась. Нам
кажется, что русское кино проходит ту же фазу, что несколько лет назад
проходил русский хип-хоп. В какой-то момент стало немодно петь
на английском, как и писать музыкальную критику, цель которой — найти
каждому новому русскому рэперу аналог на западной сцене. Примерно
то же самое происходит и с кино, главным образом с сериалами. Никто
больше не пытается снять русский «Калифорникейшн» или русскую
«Родину» — разом появилось много собственных оригинальных сюжетов.
В главном материале майского номера — дискуссии с деятелями
киноиндустрии — мы попытались понять, куда движется русское кино, кто
его герои и какие у этих героев перспективы на западных рынках.
Несмотря на то что часть вопросов осталась без ответа, мы как минимум
узнали у Ильи Найшуллера, каково быть первым русским режиссером —
лидером американского проката, а также воплотили мечту российского

 фейсбука и свели за одним столом кинопроизводителей и главную bad girl

русской кинокритики Зинаиду Пронченко.
Откровенно говоря, мы делали майский номер о российском
кинематографе не как журналисты или кинокритики, а как простые
зрители. Как люди, которые очень любят кино, ходят на премьеры даже
в пандемию и покупают подписки на цифровые платформы. В процессе
работы мы поняли, что главная проблема взаимоотношений творцов
и зрителей состоит в отсутствии диалога. Кажется, все это время мы друг
друга недопонимали, как в одной киношной байке.
Режиссер зашел на площадку, придирчиво осмотрев разложенные
на кухонном столе предметы и, упершись взглядом в бутылку виски,
спросил реквизитора:
— А это зачем здесь?
— Как зачем? — удивился реквизитор. — В сценарии же написано.
— Где там это написано? — взвился режиссер. — Я его наизусть
знаю!
— Да вот же, — реквизитор с торжествующим видом открыл
сценарий на нужной странице и начал читать вслух: «Ольга зашла
на кухню и села за стол. Отложила книжку и задумчиво потерла виски».
Вот так и мы после круглого стола с деятелями киноиндустрии
задумчиво потерли виски. ≠