Руссо (продолжение)

«О причинах неравенства»

Руссо объясняет основные положения своей философии в своем самом известном

политическом и философском трактате «О причинах неравенства». Во-первых, он выделяет
разные типы неравенства. Затем он проводит их анализ, пытаясь определить, какие из них
«естественные», а какие – «неестественные» (это означает, что их можно предотвратить).

Руссо полагал, что человек, как и любое другое животное, руководствуется двумя
принципами: самосохранением и жалостью. В своем естественном состоянии человек
счастлив, довольствуется малым и ничего не знает о добре и зле. Единственное, что отличает
его от животного, – способность (хотя и нереализованная) к совершенствованию.

Именно идея о совершенствовании обеспечивает изменения в человеке. В процессе

социализации его мозг развивается, начинает формироваться мышление. Она ведет к
появлению того, что Руссо назвал «amour propre», то есть стремления людей сравнивать себя
с другими и доминировать, чтобы чувствовать себя счастливыми.

По мере того как человеческое общество становится всё сложнее организованным, а

стремление к власти усиливается, из-за возникновения частной собственности и наемного
труда происходит социальное расслоение, что приводит к эксплуатации беднейшей части
населения. Бедные пытаются положить конец дискриминации, начиная войну с богатыми. А
богатые обманывают их, создавая политическое общество, которое, по их заверениям,
должно руководствоваться принципом всеобщего равенства. Но идея равенства так и не
получает воплощения, в обществе царят неравенство и угнетение.

«Естественное неравенство» по Руссо

Согласно Руссо, единственное «естественное неравенство» может заключаться в физических

характеристиках людей, так как они даны от природы. В современном обществе человек
испорчен и развращен, и неравенство как следствие частной собственности и законов
неестественно, его не следует терпеть.

«Об общественном договоре»

Вероятно, самая известная философская работа Жан-Жака Руссо – трактат «Об

общественном договоре», а одна из наиболее известных цитат: «Человек рождается
свободным, а между тем он всюду в оковах». Согласно философии Руссо, человек приходит в
общество полностью свободным и равным остальным. Но общество можно сравнить с
цепями, подавляющими внутреннюю свободу.

По Руссо, единственной законной формой политической власти может быть та, при которой
все люди согласились с выбранным управляющим органом и согласны его поддерживать в
рамках социального договора. Руссо называет это «народным суверенитетом». Он всегда
должен отражать коллективные потребности людей и обеспечивать общее благо для всех,
независимо от мнений и желаний отдельных людей (так называемая общая воля). Общей
воле также подчиняется создание законов.

При этом Руссо не умаляет значимости правительства: он понимает, что между народным
суверенитетом и управляющим органом всегда будут трения (идет ли речь о монархии,
аристократии или демократии). Для их смягчения люди, представляющие народный
суверенитет, должны периодически собираться и голосовать по поводу общей воли. В
собраниях должны участвовать все люди (ведь суверенитет теряется, как только появляются
выбранные представители), и голосование должно проходить почти анонимно. Более того,
Руссо выступал за создание суда, который рассматривал бы конфликты между отдельными
гражданами, а также народным суверенитетом и правительством.

Трактат Руссо «Об общественном договоре» считается одним из самых значимых текстов в
западной философии. Во времена политического неравенства Руссо высказал мысль, что
право управляющего органа должно подтверждаться «согласием управляемых». Часто
признается, что радикальные идеи Руссо по поводу прав человека и народного суверенитета
стали основой для развития идей о правах человека и демократических принципах.
Дидро
Великим жизненным подвигом Дени Дидро (1713—1784) было издание «Энциклопедии», в
которой в развернутом виде, хотя далеко не всегда совершенно открыто, было изложено
Дидро просветительское мировоззрение. Ему удалось привлечь к участию в труде таких
светил, как Даламбер, Вольтер, Монтескье, Кондильяк. Несмотря на запреты, конфискации и
преследования, дело было доведено до конца. «Энциклопедия» сильно поколебала
теологическое мировоззрение и способствовала развитию производительных сил Франции.
Глава энциклопедистов, философ, писатель и теоретик искусства, Дидро отличался
блестящим и разносторонним талантом. Он был наиболее глубоким мыслителем из
французских материалистов, и тонкость его рассуждений, чуждых упрощенной
односторонности, создала ему известность и славу не меньше, чем его активность как
просветителя и редактора «Энциклопедии», а также автора многих статей. Но в этом была и
отрицательная сторона,— философские взгляды Дидро менее отчетливы и целостны, чем
воззрения его коллег Гольбаха и мадам Жофрен. Нередко он выдвигает разные
предположения, но не развивает в деталях ни одного из них и не останавливается на каком-
либо из них окончательно.
Родился Дидро на северо-востоке Франции, в семье ремесленника-кожевника из Шампани.
Окончив коллеж в Париже, он затем около десяти лет бедствовал, изучая урывками
философию и в своем философском развитии шел от деизма к атеизму. После выхода в свет в
1749 г. первого его материалистического произведения «Письма о слепых в назидание
зрячим» Дидро был арестован и посажен сначала в одиночку Венсенской башни, а затем в
менее жестокие условия, в Венсенский замок. Но это не остановило его, и после выхода из
заключения он развивает свои взгляды в «Мыслях об объяснении природы» (1754),
«Разговоре Даламбера с Дидро» (1769) и «Сне Даламбера» (1769), обобщив основные
моменты своего мировоззрения в «Философских принципах материи и движения» (1770).
Долгие годы Дидро приходилось бороться и с иезуитами, и с янсенистами.
Уже в пожилом возрасте Дидро около года провел в России, куда был приглашен Екатериной
II и где тщетно пытался убедить российскую императрицу в необходимости прогрессивных
реформ, которые содействовали бы образованию «третьего сословия» как социальной силы.
В Петербурге он был избран почетным членом Академии Наук и Академии Художеств, но не
смог добиться переиздания своей «Энциклопедии» в полном и неурезанном виде, на что
первоначально рассчитывал
Материалистическая картина природы, описываемая Дидро, имела ряд особенностей,
несколько отличавших ее от той картины, которую давала «Система природы». Материи
присуще постоянное беспокойство, «всеобщее брожение», всякое тело «полно действия и
силы» (34, 1, 358). Идея самодвижения материи была у Гольбаха, но Дидро осмыслил ее во
всем возможном для тех лет объеме содержания и подчеркивал динамизм природы в еще
более ярких формулировках, чем это делал в свое время Лейбниц (см.: 46, гл. 7, § 3).
Движение материи, состоящей из молекул и атомов, рассматривается Дидро через призму
действующих в ней сил. Он различает три вида последних,— тяготение, «внутреннюю силу»
молекул и молекулярные взаимодействия, но второй из этих видов обладает неисчерпаемым
многообразием вследствие индивидуальной специфичности каждой из молекул и
неисчерпаемости ее свойств. Мысль о неповторимости и своеобразии молекул и атомов
формулировалась философом образно, сжато и без претензии на точность выражения,
поскольку эта мысль требовала в дальнейшем, что хорошо сознавал Дидро,
экспериментальных исследований и уточнений. Все молекулы «гетерогенны», каждая из них
на свой особый манер «уклоняется» от прежнего положения.
Дидро указал на диалектическую связь неживой и живой природы. Уже в самых тонких
структурах материи есть зачатки тех свойств, которые впоследствии разовьются в
психическую жизнь, мышление. Одним из существенных свойств молекул является «глухая»
чувствительность как особая форма внутренней молекулярной силы, а значит и движения
молекул (см.: 32, 2, 224). Когда в «Сне Даламбера» один из участников диалога задает вопрос
«Камень чувствует?», то следует бескомпромиссный ответ «А почему бы и нет?». Согласно
данной гипотезе, нельзя понимать ответ Даламбера буквально. У молекул неорганических
тел чувствительность «потенциальная», «инертная», «глухая», «тупая», она подобна «живому
оцепенению».
Идея развития близка Дидро: в «Сне Даламбера» мудрый философ вещает о том, что все
находится не только в непрерывной взаимосвязи и в неустанном изменении, но и в развитии,
органические виды имеют историю своего становления и переходят друг в друга (см.: 33,
124). Мы найдем у Дидро в вопросах биологической эволюции и вариации на темы
Эмпедокла и Ламетри об относительной самостоятельности органов и о их естественном
отборе, и предвосхищение идей Ламарка о наследовании приобретенных и упражняемых
признаков, и гениальные фантазии о «прививках» молекул друг другу и организмах как
«республиках». Диалектические положения встречаются у философа довольно часто, потому
что это не разрозненные и случайные высказывания, а тезисы, составляющие живую ткань
мировоззрения. Вся природа — единый деятельный мир, она постоянно находится «за
работой» (33, 160). Вселенная — это «сложное тело, подверженное бурным переменам... это
быстрая смена существ,... сталкивающихся друг с другом и исчезающих...» (34, 1, 255).
Всюду, в том числе в органическом мире, происходят действия и противодействия (см.: 33,
156). Тем более не является исключением общество, где «пожирают друг друга сословия»
(33, 228), как это ярко отражено в памфлете «Племянник Рамо» (1779).
Теория познания Дидро несколько отличалась от соответствующих воззрений Гельвеция.
Между ними возникла полемика, и уже на склоне лет Дидро написал «Систематическое
опровержение книги Гельвеция „О чевеке"» (1774) 2 . Это не было опровержением в
собственном смысле слова, — обоих философов их взгляды более роднили, чем разделяли.
Но налицо была действительная разница в подходе к проблеме соотношения
наследственности, внешнего чувственного опыта и мышления.
Дидро выступил против сведения Гельвецией мышления к чувственной деятельности, а
также против абсолютизации им роли среды и воспитания в развитии ребенка, при которой
воздействие унаследованных черт характера и природных задатков сводилось на нет.
«Физическая чувствительность вне мышления, — писал Дидро,— есть условие всех действий
человека, но далеко не единственный их мотив» (32, 2, 101). Что же касается роли среды, то
«уроки воспитателя не имеют никакой цены по сравнению с уроками природы» (35, 2, 162).
Дидро имеет в виду, что никоим образом нельзя сбрасывать со счетов анатомо-
физиологические особенности человека, и природа важнее воспитательного воздействия
среды, тем более что и сама среда есть продукт природы! Дидро не отрицает влияния
внешней среды на человека, но считает его опосредованным, не столь прямолинейным, как
это предполагал Гельвеции. Впрочем, в споре Дидро с Гельвецием кое в чем был прав и
второй,— в особенности тогда, когда речь шла уже не о природной, а о политической среде,
роль которой Гельвеции проанализировал гораздо более подробно, чем его оппонент,
набросав даже своего рода эскиз учения об общественном сознании.
Вопрос о взаимодействии ощущений и мышления для Гельвеция почти не существовал, так
как качественному различию между этими двумя видами познавательной деятельности он не
придавал значения. Для Дидро это реальная и существенная проблема, ибо суждения нельзя
свести к «чувствительности», а последняя нуждается в контроле со стороны ума и
экспериментов. В этом смысле он писал о «трех главных способах изучения»,— наблюдении,
размышлении и опыте. об абстракциях иногда высказывался довольно пренебрежительно.
Правда, он считал недопустимым нарушать законы формальной логики и во втором
«Добавлении к «Философским мыслям» иронически писал, что соглашаться на какую-нибудь
аналогию между человеческим и вечным разумом, который есть бог, а в то же время
полагать, что бог требует пожертвовать человеческим разумом,— эго значит считать, что бог
хочет и не хочет одновременно. При всей схематичности теории познания Дидро, она
отличалась непреклонной убежденностью ее автора в познаваемости мира и остроумной
критикой субъективного идеализма Беркли (см., например, его «Разговор Даламбера с
Дидро»).
Этика и эстетика Дидро
В этику французских материалистов просветителей Дидро не внес большого вклада, но в
«Монахине» (1760) и «Жаке-фаталисте» (1773) показал паразитизм и цинизм
аристократической среды, обличил нравственный упадок служителей церкви и лицемерие их
морали. Дидро был сторонником утилитаризма, основанного на принципе общественной
пользы, но это учение во Франции гораздо более подробно было разработано Гольбахом, а в
особенности Гельвецией. Зато значительный след оставил Дидро в эстетике.
Философские проблемы искусства были для Дидро составной частью его просветительской
деятельности. Он обрушился на дворянско-аристократическое искусство XVIII в.,
основанное на принципах классицизма, а затем и на упадочных вкусах манерности и
жеманности. Как академическая рутина, так и пустой блеск и развращенность
аристократического рококо нашли в лице Дидро своего строгого и непримиримого критика.
В «Трактате о прекрасном» Дидро еще не оставил попыток найти абстрактную формулу
красоты, но на протяжении 50-х гг. он все более становится на реалистические позиции (см.:
19, гл. 3). Жанровые полотна Шардена и Греза и собственные пьесы Дидро, прославляющие
добродетели буржуазного быта, соответствовали его требованиям отражения средствами
искусства жизни «третьего сословия» и «нравоучительного» его воздействия на
окружающих. Но вскоре Дидро уже не смог удовлетвориться узкими горизонтами
«мещанской драмы» и сентиментальной живописи: «чувствительность, доведенная до
предела, более не разбирает; все без различия волнует ее» (35, 6, 270). Искусство обязано
показать в окружающей действительности существенное и через обобщение чувственного
опыта возвыситься до состояния путеуказательницы людям в изменении их жизни.
По мере нарастания революционной ситуации, в 60— 70-х годах симпатии Дидро
завоевывает искусство, пронизанное высокими гражданскими мотивами, мужественное и
героическое. Он приветствует революционный классицизм Давида и требует от художника,
чтобы он заставил зрителя трепетать, плакать, волноваться и прежде всего возмущаться и
уже только в последнюю очередь развлекать. Резко отвергая мелкое, безыдейное искусство,
он обращается теперь к живописцу и писателю с политической программой, требуя, чтобы он
заклеймил пользующийся счастьем и почетом порок, пригрозил тиранам и предугадал
приговор потомков (см.: 35, 6, 253). Дидро подымается до революционного пафоса и жаждет
от искусства изображения уже не только типического, но и «исключительного», как бы
предвосхищая установки будущего революционного романтизма.
Нарский И.С Западноевропейская философия ХVIII века. М.: Высш.шк., 1973.

Несколько слов о знаменитом «Парадоксе об актере» (1773) Дидро, который не раз был
истолкован в извращенном смысле, как свидетельство будто бы враждебности мыслителя
к реалистическому сценическому искусству. На самом деле, обращенное к актеру
требование Дидро, чтобы он избегал стихийного переживания требуемых по пьесе чувств и
не вел себя так, как ведут себя люди в жизни, может сбить с толку современного нам
читателя, создав у него об эстетике Дидро превратное мнение. Подлинный смысл советов
Дидро актеру был связан с его просветительской философией. Отдавая себя во власть
индивидуальных и необузданных порывов души, актер может удачно сыграть раз-два, не
более. Чтобы постоянно воздействовать на зрителя, надо продумать и выпестовать в себе
внутренний образ, соответствующий правде жизни, дать ему сформироваться и уже
затем целеустремленно и 'собранно донести его до всех присутствующих. Высокий
революционный пафос требует не только силы и мощи, но и самодисциплины и разумной
сдержанности. Исполнители драматического произведения должны подчинить себя
задачам воплощения целостного замысла автора в его разумной сущности. Дидро
указывает также на то, что и актер причастен к твор244 ческой деятельности, и он есть
художник, причем он должен на сцене избегать натуралистической стихийности. В
«Парадоксе об актере» чувствуется и полемика Дидро с сентиментализмом Руссо и
отрешение его от своего собственного прежнего увлечения слезливыми и трогательными,
но неглубокими произведениями драматургии и живописи
Но все эти идеи были выражены в «Парадоксе об актере» туманно, не адекватно.
Метафизический разрыв между отдельным (индивидуальным) и общим (социальным), как и
между типическим и «исключительным» («чудесным») еще не был теоретически преодолен.
До создания эстетической теории реализма в искусстве было еще далеко.