СП ∙КВАДРАТ∙

Москва 1994
ББК 84 Р7—4
К—66

Корецкий Данил Аркадьевич — доцент Ро­

стовской высшей школы МВД РФ, кандидат
юридических наук, полковник милиции, член Со­
юза российских писателей. Работал следовате­
лем прокуратуры, старшим научным сотрудни­
ком лаборатории судебной экспертизы. Многие
сюжеты его книг взяты из реальных уголовных
дел.
Д. А. Корецкий — неоднократный лауреат
литературных премий МВД СССР и централь­
ных журналов, его произведения переводились за
рубежом.

4702010200 — 082
К без объявлен.
Л 66 (03) — 94
ISBN 5-8498-0074-3
© Корецкий Д. А., 1994
© Оформление СП «Квадрат», 1994
 МОЗАИКА
Слухи буквально душили город. Всегда сопутствующие
пожарам, авариям, несчастным случаям, оживленные прямо
пропорционально необычности события, сейчас они бурли­
ли как никогда — настолько чрезвычайным, из ряда вон
выходящим было происшествие.
— ...У них еще за углом машина стояла, а в ней три
здоровенных битюга... — шептались на троллейбусной
остановке.
— ...Двести тысяч, жена в банке работает, в курсе дела...
— слышалось в толпе у кинотеатра.
— ...Так и написали: мол, и судью, и прокурора, и на­
чальника милиции...
Вот уже несколько месяцев изощрялась взбудораженная
фантазия обывателя, компенсируя недостаток информации
вымыслом или преувеличениями. Кто-то напрягается, из­
мышляя, чтобы продемонстрировать причастность к сведе­
ниям, недоступным ”простому” человеку, кто-то добросове­
стно пересказывает услышанное в очереди — приятно хоть
на несколько минут оказаться в центре внимания, кто-то
просто болтает от скуки.
— ...А я слыхала: грозятся сорок детей украсть, — веща­
ет старушка на лавочке у подъезда. — Я своего Игорька на
шаг не отпускаю...
Молва стоуста и безлика. Но в основе слухов — болт­
ливость и некомпетентность — качества, которые порознь
не живут. Игнат Филиппович Сизов, известный множеству
хороших и еще большему числу совсем скверных людей под
прозвищем Старик, знал это лучше, чем кто бы то ни было.

4
 — ...Она в тот день снимала с книжки деньги и все
видела. Так они ее выследили и через окно застрелили.
Вчера вечером, истинная правда, я живу напротив...
Протискивающийся в трамвайной толчее к выходу, Си­
зов раздраженно взглянул на массивную челюсть и толстые
накрашенные губы, вплетающие еще одну чушь в букет
небылиц о ”Призраках”.
Спрыгнув на серую булыжную мостовую, он слегка
качнулся от толчка в левом подреберье, но тут же выпря­
мился и ускорил шаг. Через несколько кварталов отыскал
нужный адрес, открыл ветхую калитку и прошел в угол
захламленного двора к запущенному покосившемуся флиге­
лю.
Последний раз он был здесь давно, лет пятнадцать на­
зад, да, точно, декабрьской ночью шестьдесят четвертого.
Желторотый Мишуев, подчиняясь короткому жесту, стал
под окно, а он взлетел на крыльцо и с маху вышиб дверь.
Может быть, именно эту — растрескавшуюся и многократ­
но латаную.
Не приглушая шагов, он поднялся по скрипучим ступень­
кам и вежливо постучал.
В это время на другом конце города в своем кабинете
Мишуев, поучая, как обычно, Кранкина и Гортуева, тоже
вспоминал Старика.
— Не учитесь работать у Сизова! Его слава сильно
преувеличена, хотя когда-то, возможно, он чего-то и стоил.
Но теперь выработался и списан в тираж. Одно слово —
пенсионер. Чтобы не скучать, ходит, копается в мелочах,
занимается всякой ерундой.
А Сизов сидел в убогой, пахнущей сыростью комнатенке
и толковал с субъектом весьма предосудительного вида
о каких-то котах и кошках, выяснял, сколько у них усов
и когтей на лапах, как расположены хвосты, есть ли кисточ­
ки на ушах.
Если бы молодые сотрудники увидели эту картину, они
согласились бы со словами Мишуева, тем более что гово­
рить он умел очень убедительно.
Но Александр Крылов знал цену мишуевской убеди­
тельности, знал Сизова и потому ни при каких обстоя­
тельствах не признал бы, что Старик может заниматься
ерундой. Крылов вообще позволял себе не соглашаться
с начальством, а Мишуева откровенно недолюбливал, по­
тому и сидел в районе, хотя несколько раз подворачива­
лась возможность уйти с повышением в областной аппа­
рат.

5
 Иногда он об этом жалел, сейчас наступила как раз такая
минута: рутинные обыденные бумаги, осточертевшая повсе­
дневная мелочевка, а там, в Управлении, другой уровень
работы, другой масштаб, именно там осуществляется на­
стоящий, главный розыск, к которому районные отделы
подключены постольку поскольку...
Крылов меланхолично глядел в окно, туда, где, стал­
киваясь, перекручивались и втягивались воронкой подзем­
ного перехода плотные потоки прохожих. Навязанная мо­
дой униформа, печать дневной озабоченности на лицах,
поспешная целеустремленность движений делали их похо­
жими. То, что отличает каждого, запрятано глубоко внутри
и проявляется в привычках, поступках, линии поведения.
Беглым, да порой и пристальным взглядом этого не ух­
ватишь. Лишь в конкретной жизненной ситуации личност­
ные свойства обнаруживают себя, и человек может рас­
крыться с совершенно неожиданной стороны.
Крылову и его товарищам подобные превращения были
хорошо известны, но и они к ним не привыкли. Одно дело —
когда в основе содеянного лежит неконтролируемый взрыв
эмоций, вспышка страстей, аффект, и совсем другое —
подленький расчет, похоть, корысть.
Сизов особенно ненавидел трусость, двоедушие и ковар­
ство, считал, что эти свойства натуры ни при каких обсто­
ятельствах понять и объяснить невозможно. Превыше всего
Старик ставил уверенность в человеке, ненадежность, по его
мнению, тоже не могла быть ничем оправдана.
Крылов, делающий жизнь со Старика, старался, чтобы
на него самого можно было полностью положиться. До сих
пор ему это удавалось — он никогда никого не подводил,
даже по воле объективных обстоятельств, на которые часте­
нько списывают необязательность и разгильдяйство.
Ветер вогнал в кабинет облако пыли, Крылов захлопнул
раму и вернулся к работе. Настроение понемногу улучшалось.
А Сергея Элефантова угнетала тоска и тревога, окружа­
ющие замечали его состояние, но не удивлялись: очередной
отказ Комитета по делам изобретений и открытий поступил
в институт, и канцелярия еще до обеда разнесла весть по
всем этажам.
Орехов проснулся с тяжелой головой, но ”поправился”
и, весело насвистывая, загрузил в багажник ”ЗИМа” ящик
чешского пива и связку воблы — сегодня он организовывал
баню для уважаемых людей. Один из них — Алексей Андре­
евич Бадаев был не в духе, нервничал, даже париться не
хотел. Но Кизиров с Платошкиным уговорили — дескать,

6
все обойдется, не впервой. Кизиров накануне крупно выиг­
рал в преф и был доволен собой, а Полковник и того
больше: он купил Элизабет давно обещанные бриллиан­
товые серьги, та пришла в восторг и сделала все, чтобы
Семен Федотович ощутил себя настоящим мужчиной.
Надежда Шеева и вовсе находилась на седьмом небе: все
складывалось отлично, один к одному. Хорошо съездила
в столицу, удачно скупилась и выгодно расторговалась,
Владимир позвонил в магазин и сообщил, что у них с бра­
том все в порядке, скоро ожидается партия импортной
обуви, и Марианна пообещала принести чеки... Да Галка из
посредбюро пригласила к себе на вторник, познакомит с со­
лидными людьми, может, и решится вопрос с кооперативом...
Вот только Нежинская не забрала набор на шубу, хотя
и обещала зайти сегодня утром, а держать товар Надежда
не любила. Бортануть бы ее — та же Марианна просила
шкурки, — да не стоит — баба деловая, со связями, может
пригодиться...
Вадик Колосов был, пожалуй, счастливей всех: на детс­
кой площадке он нашел интересную тяжеленькую штучку —
сплющенный кусочек металла с четкими косыми вмятинами
сбоку, Витька сразу предложил в обмен никелированный
шуруп, да и другие дети просили подержать или хотя бы
посмотреть. Меняться Вадик не стал, держать и смотреть
давал, а потом сунул находку в карман, куда складывал все
нужные и полезные вещи. Вечером, когда он спал, мама
вытряхивала из штанов в мусорное ведро граммов триста
всякой всячины.
Если рассматривать вблизи стекляшки мозаичного пан­
но, нипочем не поймешь, что же оно изображает. Но чтобы
охватить взглядом всю картину, надо, по крайней мере,
догадываться, что цветные осколки связаны между собой
определенной логикой единого замысла.
В кабинете Крылова звякнул внутренний телефон.

I. ПРОИСШЕСТВИЕ
1

Хуже всего было то, что не удавалось установить напра­

вление выстрела. Крылов все-таки пригнулся к пробоине —
будто ребенок продышал в мутном стекле чистый кружочек,

7
позволяющий без пыльной пелены видеть серый бетонный
скелет двенадцатиэтажной ”свечки”, колкие огоньки элект­
росварки, оранжевые жилеты и коричневые каски монтаж­
ников, зависшую неподалеку кабину башенного крана, си­
яющие свежей краской рамы и балконы недавно заселен­
ного дома.
Работы предстояло много, потому что и каркас двена­
дцатиэтажки, и кран, и добрый десяток квартир новострой­
ки могли иметь отношение к этому окруженному паутинкой
радиальных и круговых трещин отверстию с выщерблен­
ными краями, сквозь чешуйчатую воронку которого тянуло
пыльным ветром и просачивался грохот близкой стройки.
Если соединить ниткой точку попадания с пробоиной
и продолжить воображаемую линию, она упрется в место,
где находится стрелок. Но сейчас обычный способ не годил­
ся: экспериментальная планировка — окна в противополож­
ных стенах. Всегда светло, сухо, хороший обзор. И возмож­
ность сквозного пролета пули.
Крылов повернулся, сделал несколько шагов по пушис­
тому ковру, по которому нужно ходить босиком, чтобы он
упруго щекотал подошвы, переступил через ползающего на
четвереньках Зайцева и подошел к окну, выходящему на
южную сторону.
Перекресток внизу казался игрушечным, напоминающие
божьих коровок легковушки, дожидаясь разрешающего сиг­
нала, накапливались перед светофором, затем срывались
с места и, набирая скорость, растягивались на подъеме
к Южному микрорайону. До седьмого этажа доносился
тугой гул протекторов и едва ощутимый запах выхлопных
газов.
Крылов потрогал раму с неровными осколками оста­
вшихся стекол. Второй опорной точки, необходимой для
визирования, увы, не существовало. Может, необычная пла­
нировка способствует сквознякам... А в остальном экспери­
мент удался: квадратная комната, много солнца, воздуха.
Распахнутость стен создавала ощущение простора, сохраня­
ющееся даже сейчас, когда в сумятице осмотра здесь толк­
лись шесть человек.
Средних лет супруги — жильцы с четвертого этажа,
вполглаза наблюдая, как Ивакин штангенциркулем замеря­
ет пробоину, то и дело непроизвольно осматривались по
сторонам. Крылов замечал: люди охотно идут в понятые,
наверное, потому, что получают возможность на законном
основании приобщаться к тайнам чужой жизни. Он попро­
бовал взглянуть вокруг их глазами.

8
 Солидный импортный гарнитур, низкие, располагающие
к отдыху кожаные кресла, матово отблескивающий жур­
нальный столик, пружинящие блестящим ворсом ковры на
стене и на полу — все тщательно подобрано, гармонирует
между собой и составляет законченный интерьер. У хозяйки
хороший вкус.
”Интересно, сколько стоит выстроить и обставить это
кооперативное гнездышко?” — подумал Крылов, направля­
ясь в прихожую и вновь переступая через Зайцева.
— Не мельтеши, Саша, — сквозь зубы процедил тот. —
Пойди лучше побеседуй с соседями.
Следователь старательно растягивал рулетку, конец ко­
торой держал Гусар, и диктовал сам себе:
— В трех метрах двадцати двух сантиметрах от северной
стены, возле застеленной простыней тахты, на ковре, темно­
бурое пятно неправильной формы размером семнадцать на
двенадцать сантиметров, по внешнему виду напоминающее
кровь...
Крылов щелкнул затейливым замком и едва успел схва­
титься за ручку: невесть откуда взявшийся ветер резко рва­
нул дверь. Подъезд играл роль вытяжной трубы.
В трех соседних квартирах никого не оказалось, Крылов
спустился на шестой этаж, потом поднялся на восьмой, для
очистки совести заглянул на девятый. Безрезультатно. Ник­
то ничего не знал, не слышал и не видел.
Когда Крылов вернулся, Зайцев, неловко согнувшись
у простреленного окна и закрыв левый глаз ладонью, смот­
рел через бумажную трубочку, вставленную в пробоину.
Трубочка свободно двигалась вправо-влево и вверх-вниз, но
следователь упрямо пытался сориентировать ее по единст­
венной опорной точке. Крылов понял, что он хочет хотя бы
приблизительно представить, откуда могли стрелять.
— Диаметр отверстия от девяти до девяти с половиной
миллиметров, — значительным тоном сообщил Гусар. —
Можно было бы предположить ”ПМ”, но расстояние...
Сотня метров — для пистолета далековато... Скорей всего
какой-то из девятимиллиметровых охотничьих карабинов
— ”Лось”, ”Медведь”...
— В стекле пуля оставляет отверстие больше своего
калибра, — вмешался Ивакин. — Так что здесь не ”девят­
ка”...
— Вы уже начали оперативное совещание? — недовольно
спросил Зайцев, отрываясь от своего занятия и выразитель­
но посмотрев на превратившихся в слух понятых. — Пусть
лучше Гусаров ознакомит товарищей с протоколом.

9
 Сделать это вызвался Ивакин, и, пока он выразительно
читал казенный текст, следователь и оба сыщика вполголо­
са переговаривались в противоположном углу просторной
комнаты.
— Или с двух верхних площадок этой башни, — Зайцев
кивнул в сторону стройки, — или из кабины крана. Может,
крайние окна нового дома, но маловероятно.
— Однако! — лицо Гусара выражало полнейшее недо­
умение. — Прямо итальянский детектив! И ради чего? Уж
точно не из ревности!
— Почему же, мой юный друг? — поинтересовался
Зайцев.
— Слишком сложно. Обычно кухонный нож, кирпич,
топор, кастрюля с кипятком... Да и потом... Видели ее
фотографию? Вот, на серванте лежала.
Он протянул маленький прямоугольник. Вытянутое ли­
цо, длинный нос, запавшие щеки, мешки под глазами. Вид
нездоровый и изможденный. Крылов испытал некоторое
разочарование, наверное, оттого, что по ассоциации с обста­
новкой и убранством квартиры представлял хозяйку иной.
— Внешний вид ни о чем не говорит, — сказал Зайцев. —
Слышал поговорку: ”На каждый товар есть свой покупа­
тель, только цена разная”? А в любовном ослеплении люди
склонны переплачивать...
Крылов кивнул. Кровавые драмы разыгрываются, как
правило, вовсе не из-за красавиц.
— И вообще, юноша, избегайте категоричных суждений,
— нравоучительно произнес Зайцев. — Особенно, если они
поспешны и непродуманны.
Следователь зевнул.
— Устал и есть хочу. По ”Призракам” ничего нового?
Крылов качнул головой.
Понятые подписали протокол, но уходить не спешили.
Тайны хороши, когда они разгаданы.
— Сколько стоит такая квартира? — неожиданно бряк­
нул Гусар.
Женщина обиделась.
— Это вы не у нас спрашивайте. Мы пять лет за гра­
ницей работали, в тропиках, в обморок от жары падали!
И на заводе уже пятнадцать лет! — Тон ее стал язвитель­
ным. — Потому вы у других спросите: на какие деньги, да
как попали в кооператив... У нас своим поотказывали!
— А что вы можете сказать о Нежинской? — продолжал
наступать Гусар.
— Да ничего. Встречаемся в подъезде. Здороваемся.

10
 — Культурная дамочка, — подал голос мужчина, но под
взглядом жены осекся.
— Знаем мы таких культурных! Я горбом, а они...
Женщина замолчала. Крылов дернул Гусара за рукав,
предупреждая следующий вопрос.
— Большое спасибо, товарищи, — Зайцев с открытой
улыбкой пожал понятым руки. — Вы нам очень помогли.
Сейчас опечатаем квартиру и все — можете быть свободны.
Через полчаса Крылов обследовал строящееся здание.
Кроме неогороженных лестничных маршей и междуэтаж­
ных перекрытий еще ничего смонтировано не было, поэтому
путешествие на двенадцатый этаж производило сильное впе­
чатление. Трудно представить, чтобы кто-нибудь отважился
подняться туда в сумерках. Бригада рабочих сваривала
арматуру железобетонных плит с каркасом и заделывала
раствором монтажные проемы. Пахло горящими электро­
дами и мокрым цементом, трещала вольтова дуга, громко
перекрикивались монтажники. Под ногами змеились черные
провода с неизолированными медными скрутками соедине­
ний.
— А если наступят? — Крылов пальцем показал со­
провождавшему прорабу опасные места.
— Не наступят! — преувеличенно весело ответил тот. —
Ребята опытные, со стажем!
— Опытные, говоришь? — недобро глянул Крылов. —
А в прошлом месяце на котловане неопытного убило? Си­
деть-то кому — знаешь?
Прораб поскучнел.
— Сейчас сделаем! — и с натугой рассмеялся. — Если днем
черт ногу сломит, то ночью и подавно! Никого здесь не было!
Действительно, рабочие не заметили следов пребывания
постороннего человека. Крылов походил по площадке. При­
чудливая башня экспериментального кооператива ”Уют”
хорошо просматривалась почти отовсюду, но прилепившая­
ся, как ласточкино гнездо, квартира Нежинской то пряталась
за колонну, то перекрывалась сварочным агрегатом или
бетономешалкой, то оказывалась в створе с тросами лебед­
ки. Одно место было подходящим, но оружие пришлось бы
держать на весу, что снижает вероятность верного выстрела.
А вот кабина крана расположена подходяще...
Направляясь к лестнице, Крылов заметил, что провод
надежно изолирован.
— Сказано — сделано! — похвастал прораб.
— Пока гром не грянет... — пробурчал инспектор. —
Кто охраняет стройку по ночам?

11
 — Есть люди, специальный штат держим. И днем
и ночью сторожат...
— Не спали этой ночью?
Небритый, неопределенного возраста сторож, часто мо­
ргая красными веками, отрицательно покачал головой.
— Кто-нибудь посторонний на стройку заходил?
Он снова мотнул головой.
— Вы что, немой?
— Гы-гы-гы... Почему немой? Очень даже разговорчи­
вый! Только не с милицией, гы-гы-гы...
Он старался дышать в сторону, но хитрость не помогла
— запах перегара чувствовался даже на расстоянии. Понят­
но, как он сторожил территорию в минувшую ночь и что
мог видеть.
Крылов подошел к прорабу, ожидавшему в стороне
с безразличным лицом.
— Кабина крана заперта?
— Должна. Но точно не скажу, а спросить некого —
крановщик болеет.
— А ты слазь, посмотри, гы-гы-гы, — прогнусавил сто­
рож. — Могу подсадить, гы-гы-гы...
Лезть на верхотуру не хотелось, да Крылов и не соби­
рался. Зачем? Вызвать крановщика, поручить ему осмотреть
свое хозяйство, допросишь — и дело с концом! Но Крылов
разозлился. Не столько на пьяного полудурка, неспособного
хорошо выполнять любую работу и начисто отрицавшего
в других возможность риска ради своего дела, сколько на
себя, готового подтвердить эту тупую, примитивную уве­
ренность. Сплюнув, он шагнул к лестнице.
Самое главное — не смотреть вниз, но и тогда ощуща­
ешь под ногами многократно увеличенную воображением
бездну. И приходит мыслишка, что рука или нога могут
соскользнуть, проржавевшая скоба — отвалиться либо по­
рыв ветра опрокинет кран...
Когда видишь вблизи много аварий, несчастных случаев
и катастроф, очень легко представить, как все это может
произойти с тобой. И хочется замереть, а потом медленно,
осторожно сползти туда, где твердо, привычно и безопасно.
Кто что скажет? А на гыгыканье какого-то пьянчуги —
плевать...
Но Крылов не спускался, а карабкался вверх, пока не
уткнулся в исцарапанную, мятую, с облупившейся краской
дверь. Ему нужна была передышка, и, к счастью, кабина
оказалась не заперта. Забравшись внутрь, Крылов перевел
дух и плюхнулся на крохотное жесткое сиденье. Руки и ноги

12
дрожали. Он с такой силой хватался за скобы, что ладони
саднили, в них глубоко въелась ржавчина, кое-где содрана
кожа.
Балкон Нежинской находился почти прямо напротив, и,
если поднять половину рамы, получится прекрасный упор
для винтовки. Стрелять отсюда очень удобно. Удобно? Он
с сомнением посмотрел на дрожащие пальцы. Вначале надо
успокоиться. Крылов расслабился, закрыл глаза и вдруг
ощутил... Или показалось? Вроде бы нет. Даже не запах,
а слабый его оттенок. Знакомый, но очень неподходящий
для этого места. Кислый, острый, несмотря на ничтожную
концентрацию. Так пахнет в тире, круглосуточно, им пропи­
тан воздух, стены, пол стрелковой галереи. Запах сгоре­
вшего пороха.
Встрепенувшись, он тщательно осмотрел кабину: шарил
по полу, заглянул за кресло, проверил пазы рычагов, припо­
днял резиновый коврик. Что надеялся найти? Гильзу? Оку­
рок со следами слюны и характерным прикусом? Визитную
карточку или паспорт преступника? Он бы не смог объяс­
нить. Просто делал то, к чему был приучен многими годами
розыскной работы с ее основным принципом — не упускать
ни малейшей возможности добыть новое доказательство.
Достаточно четкое, материальное, не допускающее двояких
толкований. Более веское, чем не поддающийся фиксации
запаховый оттенок. При этом Крылов не особо рассчитывал
на успех. Чудеса случаются крайне редко.
Несколько минут он спокойно посидел в металлическом,
обтянутом потрескавшимся дерматином креслице, смотрел
на ведущую к Южному микрорайону дорогу и размышлял
о делах, не имеющих ни малейшего отношения к службе.
Потом начал спускаться, и получалось это гораздо лучше.
Ступив на землю, он с облегчением вздохнул и с удово­
льствием сказал сторожу:
— Может, тебя подсадить? Слазишь, проветришься!
— Не надо, гы-гы-гы... Мы не милиция, нам это ни к чему.
Издевательские нотки в голосе исчезли, Крылов усмех­
нулся...

Когда Крылов вернулся в отдел, кабинеты коллег пусто­

вали, все напряженно работали по ”Призракам”. Дело Не­
жинской возникло совсем не ко времени, отняв почти пол­

13
дня. Впрочем, новые происшествия никогда не приходятся
кстати. Он тоже окунулся в водоворот событий: проверил
несколько сообщений о подозрительных лицах, обошел ра­
нее работавших врачами пенсионеров.
В конце дня Крылов сидел в кабинете и, глядя в простра­
нство перед собой, оттягивал момент, когда надо будет
заняться оформлением собранных материалов.
— Это вы следователь Крылов?
Дверь открыл высокий и полный мужчина лет шестиде­
сяти. Красное лицо, седые, стриженные ”под ежик” волосы.
— Если вам угодно называть следователем инспектора
уголовного розыска1, то да.
Он помолчал, переваривая нарочито запутанную фразу,
потом махнул рукой.
— Какая разница! Я живу по Каменногорскому проспек­
ту, двадцать два, и дежурный сказал, что мне надо раз­
говаривать с Крыловым! — в голосе слышались нотки
раздражения.
— Все правильно, это моя зона, — вспомнился четырехэ­
тажный дом старой постройки, стоящий на пересечении
двух оживленных магистралей. — И что случилось?
— Бабков Егор Петрович, председатель домкома, — отре­
комендовался посетитель. — К тому же председатель товари­
щеского суда и командир народной дружины. И, чтобы вы
были в курсе, в прошлом — ответственный работник.
Крылов едва заметно поморщился.
— Я звонил вам два месяца назад и сообщал о подозри­
тельном факте. Теперь хочу узнать, какие меры приняты.
— Что за факт?
— Вечером, около десяти, слышу — кто-то прошел мимо
моей двери. Я живу на четвертом этаже, квартира — в конце
коридора, дальше — только лестница на чердак. Кого туда
может понести? Тем более что он заперт!
Председатель домкома многозначительно поднял палец.
— Жду, что дальше будет. Полчаса, час — тишина. Не
спит же он под дверью! Оделся, вышел, глядь — чердак
открыт! Значит, воры? Но что там красть? Подхожу, а на­
встречу — человек! Меня что удивило: тепло, сухо, а он
в плаще болонье и в таком же берете!
Я удостоверение дружинника предъявляю, говорю: ”Кто
вы такой и что здесь делаете?” А он в ответ: ”Из райжилуп­
равления, состояние крыши проверял”. — ”Почему ночью?”

1 В настоящее время должность Крылова именуется ”оперупол­

номоченный уголовного розыска”.

14
”Днем, — говорит, — времени нет”. ”Тогда покажите до­
кументы!” И что вы думаете?
Бывший ответработник раздулся от негодования.
— Он меня отталкивает с улыбочкой: ”Ложись спать,
папаша, а то бессонницу наживешь!” И пошел себе. Я за
рукав — хвать! Только он вырвался и вниз. Тут я какое-то
звяканье услышал... Мне с самого начала показалось: что-то
у него спрятано под плащом! Ну, бежать за ним я не стал,
пошел позвонил, ваши приехали, осмотрели чердак и ушли.
”Не волнуйтесь, — говорят, — все в порядке!” А где же
порядок? Вот вы мне разъясните: кто это был, чего хотел?
— Может, бродяга? Ночлег искал или собирался белье
украсть?
Заявитель с сомнением покачал головой.
— Не похоже. Лицо, манеры, поведение... Какой там
бродяга! Я подумал, что и правда из РЖУ, сходил, поин­
тересовался — никого не посылали.
Наступила пауза:
— Знаете, что я думаю?
Под требовательным взглядом Крылову стало неловко
за свою недогадливость.
— Может, он из тех бандитов? — со зловещей интонаци­
ей выпалил седоволосый. — Кстати, сколько человек они
убили? Болтают разное, а мне для информированности...
— Почему у вас появилось такое подозрение? — Мили­
цию буквально засыпали сообщениями о предполагаемых
”Призраках”, не имеющими под собой абсолютно никаких
оснований.
— Честному человеку ночью на чердаке делать нечего...
А денег много забрали? Неужто правда сто тысяч? И визит­
ную карточку оставили?
Посетитель утратил сановитость: любопытство переси­
ливало привычный стереотип поведения.
— Сколько их — трое? Я все-таки представитель обще­
ственности!
— Спасибо за сигнал, мы проверим, если понадобится —
примем меры.
То, что инспектор оставлял вопросы без ответа, вызвало
у посетителя раздражение.
— И дайте письменный ответ, чтобы все было официаль­
но!
Дверь за Бабковым закрылась.
Управившись почти со всеми бумагами, Крылов сделал
то, в чем отказывал себе три дня: набрал знакомый номер
и попросил Риту Владимировну.

15
 — А кто спрашивает? — после паузы поинтересовался
женский голос. Он назвался.
— Рита Владимировна в командировке, звоните послеза­
втра.
— Вы это не всем говорите? Иначе для чего представ­
ляться?
На другом конце провода чувствовалось замешательст­
во.
— Она в командировке, — заученно повторили в ответ
и отключились.
Крылов очень тихо положил трубку.
С Ритой они познакомились год назад во время опера­
ции ”Прыгающие тени”. В городе совершались разбойные
нападения на гуляющие пары, приманкой для преступников
пустили поисковые группы, Лешку Волошина сопровождала
высокая худая дружинница, на них и вышел расстрелянный
ныне Толстых. Волошин сумел обезвредить бандита, но
получил серьезные ранения, Крылов с товарищами ожидали
в ”неотложке” до часу ночи, пока хирурги не сказали, что
опасность миновала. Врачи попросили доставить домой
выведенную из нервного шока Риту, Крылов отвез ее —
нашпигованную транквилизаторами, безвольно-молчали­
вую, с огромными синими кругами вокруг запавших глаз.
А через неделю они встретились у Волошина в больнице,
Лешка шел на поправку, и Рита улыбалась, но синие тени
остались, и когда улыбка исчезла, девушка выглядела уста­
лой и грустной.
Впечатление осталось неверным, просто такова особен­
ность ее лица, но это Крылов узнал позднее, а тогда они
вместе вышли из больницы, пошли пешком, поужинали
в кафе, гуляли по набережной, рассматривая огромные бе­
лоснежные теплоходы.
Прогулка удалась на славу, они обменялись телефонами,
стали встречаться регулярно.
Одно время Крылову казалось, что он влюблен, но
отношения их складывались не просто, светлая полоса сменя­
лась черной, и вот странная и неожиданная командировка...

Через несколько дней Крылов сидел в прокуратуре ря­

дом с Зайцевым, рассматривая аккуратно вычерченную сле­
дователем схему.

16
 — Значит, пуля попала сюда... — Тонкая линия,
проведенная от кабины крана через квартиру Нежинской,
уперлась в фасад девятиэтажного дома. — И рикошетиро­
вала.
Несколько секунд он посидел молча.
— К тому же, если стреляли не из мощного оружия —
боевой винтовки, карабина, автомата, пуля, потеряв энер­
гию, вообще не долетела до стены, а упала где-то тут, на
детской площадке...
Он ткнул карандашом в прямоугольник между домами.
— В любом случае шансов найти ее практически нет. Но
мы все же попытаемся...
— А что дал визит в больницу?
— Посмотри сам, — Зайцев протянул тонкую папку. —
А потерпевшую можешь даже послушать, кассета внутри.
Крылов пробежал глазами протокол допроса дежурного
хирурга, отыскивая интересующий вопрос. Ага, вот...
”— Почему вы сразу не сообщили в милицию о поступ­
лении пациентки с огнестрельным ранением?
— Раненая заявила, что она сама позвонила ноль-два,
поэтому дублировать звонок необходимости не было, тем
более, началась подготовка к операции. Утром заведующий
отделением, обнаружив в регистрационном журнале отсут­
ствие пометки о передаче телефонограммы в милицию, дал
указание оформить все как полагается. Тогда я на всякий
случай позвонил еще раз”.
Отложив протокол, Крылов вставил кассету в видавший
виды магнитофон и нажал клавишу.
— Следователь прокуратуры Центрального района
юрист первого класса Зайцев сего числа в помещении хирур­
гического отделения горбольницы № 2 допросил в качестве
свидетеля Нежинскую Марию Викторовну, русскую, беспар­
тийную, незамужнюю, имеющую на иждивении сына семи
лет, с высшим техническим образованием, работающую
инженером в научно-исследовательском институте проблем
передачи информации...
Зайцев говорил без выражения, монотонно, привычно
перечисляя все то, что требуется отражать во вводной части
протокола. Качество записи неважное: плывет звук, время
от времени раздается шорох или громкий треск.
— ...Нежинской объявлено, что допрос производится
с применением звукозаписи. Используется магнитофон ”Ве­
сна”, пленка шестого типа, скорость — четыре и семь
десятых сантиметра в секунду.
Зайцев перевел дух и продолжил обычным тоном:

17
 — Мария Викторовна, расскажите о вчерашнем проис­
шествии.
— Даже не знаю, что рассказывать...
Пауза. Чувствовалось, что она сосредоточивается.
— ...я приняла душ и собиралась ложиться спать... Толь­
ко подошла к кровати, застелила, вдруг удар, как будто
кнутом или, точнее, раскаленным прутом... Не поняла, в чем
дело, схватилась за бок — кровь...
Долгая пауза.
— Продолжайте, пожалуйста.
Пауза.
— Ну вот и все... Что еще рассказывать?
— Во сколько это было?
— Где-то в начале одиннадцатого.
— Слышали выстрел?
— Нет. Я даже не могла понять, что случилось, откуда
кровь...
— В каком положении вы находились?
— В каком? Попробую вспомнить...
Пауза.
— Наклонилась, выпрямилась, повернулась... Нет, не
помню...
— Кто кроме вас находился в квартире?
— Никого... — в голосе явно слышалось недоумение.
— В двадцать два двадцать в диспетчерскую ”скорой
помощи” позвонил неизвестный мужчина, который расска­
зал о случившемся. Кто это был?
— Ах вот вы о чем, — недоумение в голосе исчезло. —
Я выбежала на лестничную площадку, сверху шел человек,
я попросила его вызвать ”скорую”...
Крылов удивился: в это время никто из квартир, рас­
положенных на восьмом и девятом этажах, не выходил. Да
если бы и выходил, то ехал бы в лифте. А чердак заперт на
замок, он лично проверял.
— Почему вы не постучали к соседям? Ведь по лестнице
мог никто и не идти?
— Все правильно. Но в такой момент разве об этом
думаешь...
— Скажите, как получилось, что кровь осталась только
на месте ранения? Если вы выходили, то пятна должны быть
и в прихожей, и на лестничной площадке...
Пауза.
— Так я же зажала рану полотенцем...
— И полностью остановили кровотечение?
— Ну, не совсем...

18
 — Да, в комнате много пятен — между кроватью, сер­
вантом и столом. Но ни одного — за пределами этого
участка. Ни одного в коридоре. Ни одного — на лестничной
площадке.
Долгая пауза.
— Что же вы можете сказать по этому поводу?
— По какому? Вы же ничего не спрашиваете?
— Относительно локализации пятен крови на определен­
ном участке вашей квартиры и отсутствии их за его пре­
делами.
Крылов одобрительно хмыкнул. С Зайцевым подобные
номера не проходят. Чем менее понятлив допрашиваемый,
тем терпеливее следователь.
— Просто у тахты я находилась больше времени — пере­
вязывалась, ждала ”скорую”... А на площадку выскочила на
секунду...
— Понятно. — Зайцев секунду помолчал. — А как
разбилось стекло в окне?
— Сквозняк. Когда открывается входная дверь, я всегда
его закрываю. А тут было не до того...
— И с этим ясно, — мягко произнес Зайцев. — Но на
осколках — брызги крови. Как они могли появиться, если
вас в этот момент не было в комнате?
Пауза.
— Ну потом же я вернулась! А кровотечение продол­
жалось!
Судя по голосу, она вполне искренне хотела помочь
следователю разобраться в неясных для него вопросах.
— Недавно вы сказали, что зажали рану полотенцем
и почти остановили кровь...
— Да, но она просачивалась, продолжала капать...
— Все ясно, все ясно...
Крылов достаточно хорошо знал Зайцева, чтобы понять,
что он намеревается задать неожиданный вопрос.
— А чьи тапочки стояли возле тахты?
— Ничьи. Их надевают мои гости.
— В этот день у вас были гости?
— Нет, я же сказала, никого не было.
— Почему же домашние туфли стояли возле тахты, а не
в прихожей?
— Не знаю. Это такая мелочь, на которую не обраща­
ешь внимания. Наверное, переставила во время уборки...
— И, наконец, основной вопрос: кто мог в вас стрелять?
— Понятия не имею! Скорее всего, кто-то ошибся... Или
случайность...

19
 — Враги у вас есть?
— Нет, что вы! Наоборот — друзей много!
Короткая пауза.
— И последнее. Почему вы сказали врачу, что звонили
в милицию?
— Я сказала?
Удивление было ненаигранным.
— Да, вы.
— Ах да, действительно...
Вспомнила? Что ж, звучит вполне естественно.
— Я же попросила того мужчину вызвать ”скорую”
и позвонить в милицию. Разве он этого не сделал?
— Вы хотите еще что-нибудь сообщить по существу
дела?
— Нет, больше добавить нечего.
— В таком случае вам предлагается прослушать звукоза­
пись допроса...
Крылов выключил магнитофон.
— Ну, что скажешь?
Судя по едва заметной улыбке Зайцева, он был не очень
склонен верить показаниям потерпевшей, во всяком случае
в отдельных деталях. О том же говорила и схема, по кото­
рой он построил допрос.
Крылов пожал плечами.
— Есть кое-какие логические противоречия. Но это если
придираться. Она работает на ”Приборе”?
— Нет, никакого отношения к заводу, а значит — и к ко­
оперативу. Инженер НИИ проблем передачи информации.
Очевидно, ее имела в виду та суровая женщина, помнишь?
Крылов кивнул.
— Я бывал в этом институте. Месяца два назад, сразу
после разбоя. Их сотрудник видел, как уходили ”Призраки”,
чуть не раздавили его в лепешку! Кстати, как себя чувствует
потерпевшая?
— Нормально... Ранение касательное, повезло: пуля
скользнула по ребрам. Кстати. — Зайцев улыбнулся, — она
совсем не похожа на свою фотографию.
— Когда выписывают?
— Обещают через неделю. За это время отработай ин­
ститут, если не будет других зацепок — займись версией
ревности. Пройдись по ее связям, установи круг общения...
— Характер взаимоотношений с окружающими, особое
внимание — бывшему мужу, — продолжил Крылов. — Так?
— Иными словами, не учи ученого. Что ж, вас понял. Но
хотя бы докладывай вовремя о ходе работы.

20
 — Может, прикажешь докладывать и о ходе личной
жизни?
Следователь улыбнулся.
— Не стоит. Это оставь для дневников. Или мемуаров.
— При том объеме заданий, которые ты мне даешь,
мемуары останутся ненаписанными — на личную жизнь
просто не остается времени...

II. КРЫЛОВ
В шутке Крылова имелась немалая доля истины. Когда
он учился в школе, его время четко делилось на урочные
часы и часы отдыха. Распорядок дня висел над столом,
перед глазами, и неукоснительно соблюдался: строгий отец
и властная мать поддерживали в доме железную дисци­
плину. Выйти гулять с пятнадцати до восемнадцати —
промежуток, отведенный для выполнения домашних за­
даний — было так же невозможно, как, например, за­
курить за семейным столом, высморкаться пальцем на
воскресной прогулке или привязать банку к хвосту со­
седского кота.
Зато в восемнадцать наступала свобода, которой можно
было пользоваться как угодно (не нарушая, разумеется,
принятых в семье принципов поведения) с одним обязатель­
ным условием: вернуться не позже установленного срока.
И насколько Саша помнил, это условие соблюдалось им
при любых обстоятельствах.
После восьмого класса родители отдали Александра
в техникум, чтобы приобрел хорошую специальность, при­
учился работать и не стал, упаси боже, валять дурака с ран­
них лет. Техникум был выбран не просто так — престиж­
ный, радиотехнический, программа оказалась сложной, не
имеющий склонности к точным наукам Александр учился
с большим трудом, и только выработавшаяся привычка
подчиняться дисциплине помогла пересилить неоднократно
возникавшее желание бросить все к чертовой матери и пой­
ти рабочим на завод.
Свободное время для него продлилось до двадцати двух
часов, но и в этот период Саше не удавалось избавиться от
неприятных опасений, что зазубренные формулы по элект­
ротехнике могут к завтрашнему дню вылететь из головы,
или что курсовой проект рассчитан неверно, или что в сегод­

21
няшнюю контрольную по математике вкралась ошибка, да
не одна, а может, и не две...
Он возвращался домой раньше положенного, испуганно
просматривал конспекты, читал учебники — родители не
могли нарадоваться прилежанию сына — и рано ложился
спать, чтобы с утра еще раз повторить заданный материал.
Так продолжалось все четыре года, Александр ухитрялся
неплохо учиться и окончил техникум почти без троек, роди­
тели были довольны и настаивали на продолжении учебы —
радиотехнический институт находился всего в двух квар­
талах от дома, очень удобно, но отказался наотрез, первый
бунт на корабле, оказавшийся, как ни странно, успешным:
отец усмотрел в нем проявление воли, а мать — признак
взросления.
Александр работал на радиозаводе, в конструкторском
бюро, с восьми до семнадцати. Работа не увлекала, и он
забывал о ней сразу же, как переступал порог проходной.
Если попытаться найти в его жизни предпосылки перехо­
да в милицию, это вряд ли бы удалось: в отличие от
сверстников, Саша Крылов не увлекался даже детектив­
ными книжками.
Но в нем жили стремление к справедливости и ненависть
к торжествующему хамству, к грубой, не знающей сомнений
силе. В школе, а позднее в техникуме он вступался за
слабых, не всегда это проходило для него удачно: случалось
получать синяки, шишки и ссадины, но они не останавли­
вали. Несколько раз Александр одергивал на улице распо­
ясавшихся хулиганов, при этом не всегда удавалось обой­
тись без стычек. Однажды одурманенный алкоголем длин­
новолосый юнец вытащил нож, Крылов еле успел
перехватить руку, и тут рядом скрипнули тормоза патруль­
ного автомобиля.
В милиции отчаянный парень понравился, лейтенант
Свиридов, документировавший происшествие, пригласил
его заходить, Александр зашел — раз, второй, третий.
Инспектор был немногим старше — года на три-четыре, они
подружились, все свободное время Александр стал прово­
дить в райотделе, выезжал на места происшествий, раз­
бирался с доставленными, отбирал объяснения, участвовал
в обысках и не слишком рискованных задержаниях.
”Свободное” время стало для него более насыщенным,
чем рабочее, и он с нетерпением ждал момента, когда
можно будет оторваться от ватмана, покрытого замыслова­
то пересекающимися линиями очередной радиосхемы, от
листков с расчетами частотных характеристик приемного

22
или усилительного блока, от толстых, пестрящих цифрами
справочников и окунуться в хитросплетения человеческих
отношений, в анализ чужих, не охватываемых поправоч­
ными коэффициентами поступков, в разгадывание тайн,
перед которыми бессильна даже высшая математика.
У него появились новые друзья, новые интересы, новые
проблемы, и желание поступить на юридический факультет
возникло как бы само собой. Родители его не одобрили —
отец всю жизнь работал мастером, потом начальником
участка станкостроительного завода, мать трудилась там
же нормировщицей, и в их представлении уважения заслу­
живала только деятельность, непосредственно связанная
с материальным производством. Но препятствовать замыс­
лам взрослого сына они благоразумно не стали, понимая,
что вряд ли сумеют его переубедить.
Год Александр проучился на вечернем отделении, потом
перевелся на стационар, все это время поддерживал самые
тесные связи с милицией, и, когда подошел момент рас­
пределения, судьба нештатного инспектора уголовного ро­
зыска Крылова решилась, как и следовало ожидать.
Он пришел на службу не новичком, но бремя ответствен­
ности, которое раньше не ощущалось, придавало работе
совсем другой смысл. Александр попал на стажировку
к Старику и потом считал, что именно Старик сделал из
него настоящего сыщика. Отчасти это соответствовало дей­
ствительности, хотя огромную роль тут сыграли трудолю­
бие, добросовестность, точность и обязательность — каче­
ства, привитые Крылову в семье.
На самостоятельной работе Крылов показывал неплохие
результаты, сразу ощутив, путем каких затрат удается этого
добиться.
Время перестало делиться на рабочее и личное, в любой
момент он мог перейти из обычного, знакомого всем при­
вычного мира в другой — тревожный, нервный, нередко
опасный. Иногда для этого надо было войти в дверь —
райотдела, служебного автомобиля, следственного изолято­
ра, больницы или морга, чаще граница перехода не имела
материальной формы — просто незримая черта вокруг ме­
ста происшествия, известных немногим адресов, людей,
внешне ничем не отличающихся от окружающих, или опре­
деленный рубеж времени, рассекающий его жизнь надвое.
И когда он возвращался в обыденный мир, мысли оста­
вались там, за чертой: не темнил ли на допросе Валерка
Котов по кличке Фингал, где, кроме автоматической каме­
ры хранения, могут быть спрятаны вещи с квартирной

23
кражи на Садовой, почему не удалось тралом и магнитом
вытащить из озера нож Николаева и есть ли смысл об­
ращаться за помощью к водолазам.
Да и можно ли разграничить служебную и личную жизнь
инспектора Крылова, если даже с Ритой он познакомился
в связи с розыском ”прыгающих теней” — разбойников
Толстых и Браткова!
И потом... Они встречались три месяца, что-то не кле­
илось, в отношениях стал чувствоваться холодок, и, судя по
всему, они должны были расстаться. Наступил день, когда
Крылов решил: пора, не следует дожидаться, пока она сама
тебя бросит.
Дело было вечером, моросил дождь, скверная погода,
скверное настроение, он медленно брел по улице и бездарно
вмешался в драку, вспыхнувшую у винного магазина. Двое
били одного, и, как нередко бывает, вся троица обрушилась
на непрошенного чужака, имевшего наглость их растаски­
вать. Представляться работником милиции было поздно,
положение складывалось глупое, Крылов вяло отмахивался,
калечить нетрезвых драчунов он не собирался и пытался
придумать, как выпутаться из этой истории. Проще всего,
конечно, было убежать, мокрые улицы пустынны, никто не
увидит, но такой позорный путь не годился для уважающего
себя человека.
Скованность жертвы вдохновила нападающих, они при­
жали Крылова к стене и энергичней замолотили кулаками,
а низенький кривоплечий субъект, тот самый, которого
только что били, подобрал ящик из-под бутылок и бросил
ему в голову.
Крылов разозлился, на счастье его противников из мага­
зина выскочила женщина в некогда белом халате и истош­
ным голосом закричала: ”Милиция!”, после чего компания
без малейшего промедления бросилась наутек.
Спасительница завела Крылова в подсобку, смазала вод­
кой ссадины и предложила принять стаканчик внутрь. Он
отказался, чем окончательно расположил продавщицу,
и она выпила за его здоровье, ругая разных шаромыжников,
нападающих на приличных трезвых людей.
Дождь усилился, болела голова, нос распух, кровоточи­
ли царапины на лице, магазин закрывался. Идти домой не
хотелось, чтобы не пугать мать, да и вообще не хотелось
двигаться — досталось ему все-таки прилично.
Было только одно место, куда хотелось попасть, и, если
бы его там ждали, это окупило бы все неприятности сегод­
няшнего вечера. Крылов последовал совету многоопытной

24
продавщицы, настойчиво рекомендовавшей запастись от
простуды бутылкой водки, взял такси и поехал к Рите,
В этот вечер он впервые остался у нее ночевать. Некоторое
время спустя она рассказала, что если бы он, избитый, не
пришел к ней, доказав тем самым, как она ему необходима,
они бы наверняка расстались.
— Перст судьбы! — улыбнулся Крылов, а сам подумал,
что судьба только поставила на его пути пьяных дебоширов,
а довершила дело въевшаяся в кровь привычка пресекать
беспорядки независимо от того, находишься ты на службе
или нет. И еще раз отметил, что служебное и личное пере­
плетается в жизни инспектора настолько тесно, что иногда
их трудно разделить.
Пожалуй, только один раз удалось это сделать: когда
они с Ритой уехали на месяц в небольшое село под Анапой.
Жили во флигеле без удобств, зато рядом с широченным
песчаным пляжем, тянувшимся до самого горизонта. Ку­
рортники толклись на маленьком пятачке вокруг лежаков
и тентов, они уходили подальше и, перейдя вброд неширо­
кую протоку, устраивались на небольшом островке — ос­
татке размытой волнами косы.
Лежали под пощипывающим кожу солнцем на чуть
влажном песке, ели с хлебом и солью огромные — три
штуки на килограмм — розовые помидоры, поднимая фон­
таны брызг, бегали по мелководью, любили друг друга
в теплой соленой воде, смотрели, как погружается в море
багровый солнечный диск, пытаясь поймать приносящий
счастье зеленый луч, устало брели по остывающему рых­
лому песку к далеким маленьким домишкам...
Этот месяц у моря остался для Крылова воспоминанием
о личной жизни в чистом виде, полностью освобожденной
от служебных забот, но и тогда ниточка, связывавшая его
с райотделом, не обрывалась: начальство знало, где искать
инспектора в случае необходимости, и он был готов к тому,
что в любой момент местный участковый может принести
предписание прервать отпуск и возвратиться к месту служ­
бы. Может быть, эта готовность и позволяла ему острее
ощущать прелесть каждого дня, каждого часа отдыха.
Вспоминая лето, Крылов думал, что тогда у них с Ритой
было лучшее время. И, пожалуй, оно уже не вернется.

Рита позвонила как ни в чем не бывало, скороговоркой

сказала про неожиданную командировку и пригласила вече­
ром сходить в гости к подруге. Он как ни в чем не бывало
согласился.

25
 Крылов пришел вовремя и издали увидел ее — высокую,
стройную, с огромными синими глазами. Он знал, что это
обман зрения, на самом деле глаза у Риты густо-янтарного
цвета, природная синева вокруг создавала эффект, которого
модницы добиваются с помощью косметики.
Они поздоровались, молча прошли два квартала, со­
кращая путь, свернули на узенькую старую улочку: облупив­
шиеся фасады, выбоины на мостовой, низкие мрачные под­
воротни.
— Как съездила? — нарушил молчание Крылов. — И по­
чему не позвонила перед отъездом?
— Да все так неожиданно, еле успела собраться... А съез­
дила нормально, только много работы...
— Странная командировка! — не сдержался он. — Как
на пожар. Даже у меня давно таких не было.
Переулок закончился. Крылов с Ритой вышли на свет­
лый широкий проспект, Рита вздохнула.
— Здесь все совсем по-другому. Бедный ты мой сыщик!
— Почему бедный?
— Тебе большую часть приходится проводить в таких
закоулках. Путаться, подозревать...
— На красивых улицах тоже есть для меня работа...
Они шли мимо модного в городе коктейль-бара. За
тяжелыми портьерами метались сполохи цветомузыки, гре­
мели динамики мощных стереоустановок, клубился табач­
ный дым, но толстые стекла наглухо отгораживали все
происходящее внутри от неудачников, не догадавшихся за­
ранее приобрести входной билет и томившихся в отдалении
от интимного полумрака, подсвеченного изнутри танце­
вального круга, модерновой, обтянутой красной кожей
стойки с высокими табуретами, коктейлей в запотевших
стаканах. Томление усиливали яркие блики, прорывавшиеся
сквозь щели в шторах.
Среди ожидавших у Крылова было много знакомых,
большинство отворачивались или делали вид, что не узна­
ют инспектора, который вряд ли вызывал у них положи­
тельные ассоциации, наоборот — напоминал о старых гре­
хах, забытых обещаниях, невыполненных обязательствах,
так и оставшейся неизмененной жизни и других неприятных
вещах.
Три грубо оштукатуренные дермаколом девицы все же
поздоровались, с явным интересом разглядывая Риту.
— Это есть твоя работа? — с сарказмом спросила она.
— Именно.
— Молодые, красивые...

26
 — С расстояния не меньше трех метров.
— ...одеты, как кинозвезды.
— И что интересно, стоимость наряда на каждой превы­
шает сумму годового заработка. А две вообще не работают
последнее время.
— Как же им удается?
— По-разному. Клянчат у родителей, это называется
”доить стариков”, спекулируют, не брезгуют проституци­
ей...
— Плесень! Только вид фирменный.
— ...И резоны у них свои имеются: дескать, умеют жить
красиво, не в пример сереньким мышкам, вкалывающим на
зарплату и попадающим в ресторан два раза в год. У них
каждый день праздник: такси, бары, шампанское, коньяки.
Они выходят ”на охоту”, чтобы самим выбирать себе парт­
нера, как это делают мужчины. И тешатся мыслью, что это
им удается.
— А на самом деле разве нет?
Крылов знал, что нет. Обойти особенности пола нельзя,
и срабатывают извечные законы природы: выбирают все-
таки их, хотя они и получают некоторую возможность
корректировать этот выбор — возможность, ограниченную
степень спроса на предлагаемый ими товар. А выглядит
такая, с позволения сказать, ”охота” гораздо постыднее,
чем соответствующее занятие мужчины, и обозначается сло­
вом, не допускающим двояких толкований. Они знают это
и пытаются изобразить себя этакими свободными женщина­
ми, стоящими выше предрассудков...
Говорить об этом Крылов не хотел и только покачал
головой.
— Ты, оказывается, еще и философ, да вдобавок знаток
женских душ... Бедный Сашка...
— Опять ”бедный”? Почему же?
— Нельзя быть знатоком женских душ. Иначе неизбежно
станешь циником или несчастным разочаровавшимся чело­
веком, а то и подлецом. Да, да, не перебивай меня, я знаю,
что говорю. Так что ты не заглядывай, пожалуйста, мне
в душу, ладно? И вообще никому, если не по службе. Пока
бродишь там, в нехороших темных переулках — дело одно,
а вышел — все!
— Ты меня пугаешь. У тебя в душе есть что-то такое, что
не хочется показывать?
Крылов хотел сказать это весело, но шутливый тон не
получился. Он привык находить ясность во всем и не терпел
недомолвок, умолчаний, туманных намеков. С Ритой до­

27
стигнуть полной ясности не удавалось. Иногда у нее резко
менялось настроение — и он не мог понять почему. Как-то
раз она неделю избегала его, потом все пошло как прежде,
объяснить, что произошло, она отказалась. Она вообще не
любила рассказывать о своей прошлой жизни, Крылов так
и не узнал, кто был холеный в летах мужчина, поздоровав­
шийся как-то с Ритой на улице, почему она не ответила
и у нее на весь вечер испортилось настроение. И что она
имела в виду сейчас?
— Просто предостерегаю тебя. Это еще хуже, чем иде­
ализировать нас: когда стремишься к идеалу, всегда раз­
очаровываешься. Вот я и предупреждаю: не надо загляды­
вать внутрь, копаться в чувствах, мыслях, поступках, не
надо...
Неясности, связанные с Ритой, задевали Крылова за
живое, вызывали беспокойство, он понимал, что ревнует,
а поскольку считал ревность свойством слабых натур, злил­
ся на себя и отчасти на Риту. Сейчас он тоже ощутил
раздражение и не посчитал нужным, а может, просто не
сумел его скрыть.
— Я не патологоанатом, чтобы ”заглядывать внутрь”
и в чем-то там ”копаться”! Но анализировать чувства близ­
кого человека, стремиться узнать его духовный мир, радо­
сти, сомнения, переживания — естественная потребность
каждого. Исключая, конечно, дураков. И если тебе это
неприятно, если есть что скрывать, то, может, имеет смысл
подыскать мне замену?
Крылов остановился, Рита, по инерции сделав несколько
шагов, обернулась, они напряженно смотрели друг на друга.
Рита не терпела резкого тона, при каждом удобном случае
любила подчеркнуть свою независимость, и Крылов был
почти уверен, что сейчас она вздернет подбородок и медлен­
но, почти по слогам скажет: ”Может, и имеет”.
И все закончится, он повернется и уйдет, забудет адрес
и телефон, а она, конечно, тоже не придет и не позвонит. Но
получилось по-другому.
Рита подошла вплотную, взяла его под руку, коснулась
губами щеки.
— Ладно, извини, не будем... Это я так. Да мы уже
пришли.
Обойдя припаркованный вплотную к подъезду массив­
ный черный ”ЗИМ”, они поднялись на второй этаж.
— Хотя бы сказала к кому. И по какому поводу.
Крылов оглядел обитую обожженными досками дверь,
бронзовую табличку с витиеватой надписью ”Р. Рогальский”.

28
 — Галка — школьная подруга, сто лет не виделись, а на
днях встретились случайно в магазине... — Рита не закон­
чила фразу.
— Наконец-то!
На пороге стояла миниатюрная симпатичная брюнетка
в рискованно декольтированном платье, подвижная, быст­
рая — этакий живчик с голой спиной.
— Думала, уже не придете!
В одно мгновенье она расцеловала Риту в щеки, царст­
венно подала Крылову расслабленную кисть и, явно удивив­
шись, что он ограничился рукопожатием, увлекла их в ком­
нату.
Во главе богатого стола сухопарый с длинным лицом
человек в сером, отлично пошитом костюме стоя произ­
носил тост. Прервавшись на полуслове, недовольно повер­
нул к вошедшим строгое лицо с бородавкой на правой щеке.
Эту бородавку Крылов уже видел, но когда и где — не
помнил, очевидно, в одну из необязательных мимолетных
встреч, которыми изобиловала его служба.
— Подруга немного задержалась, — извиняющимся то­
ном сказала Галина и, указывая пальцем, спешно пред­
ставила десяток напряженно застывших с рюмками гостей.
Не успев опомниться, Крылов оказался между круглоли­
цей, скованно чувствующей себя Надеждой и крепко пах­
нущей дорогими духами Викой, похожей на маленькую
тропическую птичку с ярким оперением.
— ...Но теперь, Ромик, работать тебе будет сложнее, —
продолжил тостующий. — Больше ответственности, стро­
же спрос. Из рядового труженика ты превратился в руково­
дителя, в подчинении у тебя люди, на плечах — план. От
души поздравляя, хочу пожелать успеха в новой должности
и не сомневаюсь, что ты сумеешь преодолеть все трудно­
сти!
Растроганный хозяин протянул через стол мощную,
длинную как оглобля руку, тонко запел хрусталь.
— Ты молодой, растущий, дай Бог, не последний раз
пьем за твое повышение.
Очевидную снисходительность интонации Рогальский
принимал как должное.
— Спасибо, Иван Варфоломеевич, большое спасибо...
Необычное отчество оказалось второй броской приме­
той, и Крылов вспомнил все, вплоть до фамилии: лет семь
назад у Кизирова обворовали дачу, и он почему-то старался
приуменьшить размер ущерба, чем удивлял работавшего по
делу Волошина: странный потерпевший.

29
 Судя по уверенным манерам, обкатанно-официальным
оборотам речи и властному тону, он перерос должность
прораба стройуправления. Вон как почтительно слушают
его Рогальские, да и остальные, кроме, пожалуй, Семена
Федотовича. Тот всем своим видом дает понять, что тоже
важная шишка...
Крылов терпеть не мог незнакомых компаний, пришел
сюда только из-за Риты, которую хозяйка посадила между
собой и пегим — неудачно покрасился, что ли? — Толиком,
и сейчас, подавляя нарастающее раздражение, пытался
определить, что же за люди выпивают, закусывают, смеют­
ся и оживленно болтают вокруг него.
— Ах нет, Семен: я плохо переношу тропики, и потом
змеи... Хочу в круиз по северным морям, — капризно гово­
рила остраненно красивая Элизабет, отправляя в рот про­
зрачно-розовый ломтик семги.
— ...выменял малый альбом Дали — ну и вещь, доложу
я вам, — ум за разум заходит!...
— ...достань, не пожалеешь: вся жизнь царского двора
описана, министры, военные, и как его убили...
— ...Алексей Андреевич специальный экстракт принес,
финский — капнешь на камни — пар мятой пахнет... Что-то
последний раз его не было, видно, ревизия не окончилась...
— Тихо, товарищи! — внушительно сказал Семен Федо­
тович, поднимаясь с рюмкой, и шум моментально стих.
— Я предлагаю поднять бокалы за нашего друга Алек­
сея Андреевича Бадаева. Многие из присутствующих его
знают — это честный и порядочный человек, готовый
прийти на помощь в трудную минуту. Сейчас у него непри­
ятности по работе — козни недоброжелателей и завист­
ников, но мы не дадим Алексея в обиду, каждый найдет
веское слово, чтобы защитить его от кляузников и аноним­
щиков!
— За Алексея Андреевича!
С суровой сосредоточенностью все истово, будто оказы­
вая помощь попавшему в беду товарищу, выпили до дна.
Крылов поставил на стол чуть пригубленную рюмку,
поймал осуждающий взгляд Кизирова и принял его, увидел
мелькнувшую искорку узнавания, которая тут же потухла:
где уж там — мимолетная встреча в коридорах отдела, вот
Волошина он бы узнал... И все же что-то удержало неглас­
ного тамаду от готового сорваться замечания, он отвернул­
ся и принялся за бутерброд с икрой.
Строгость момента прошла, снова ели, благодушно улы­
бались, разговаривали.

30
 — ...с моего номера ничего не видно, тем более туман,
ну, думаю, зря все, расслабились, а он как раз на меня
и вышел...
Начинающий полнеть парень с развитыми надбровными
дугами и носом бывшего боксера вскинул воображаемое
ружье, и жест получился убедительнее, чем его недавние
рассуждения о сюрреализме Сальвадора Дали.
— Ты, Орех, не первый раз засыпаешь, — хохотнул
гориллообразный Рогальский и угодливо добавил: — Хо­
рошо, что Иван Варфоломеевич не дремал — ушел бы
зверь!
— ...Никогда не подумаешь, что из воска! В зале ужасов
— мороз по коже, одна из нашей группы чуть в обморок не
упала!
Элизабет повернулась к Рите, в мочке уха остро вспых­
нула сине-зеленая искра, Крылов перехватил жадный взгляд
Ореха.
— Вы были в Англии? А во Франции? Где же вы были?
Ну что вы, обязательно поезжайте! Париж, Эйфелева башня
— на фотографиях совсем не то...
— ...Зауэр ”три кольца” лучше, тут меня никто не пере­
убедит...
Крылову казалось, что все эти разговоры нарочиты
и призваны создать некий уровень, отвечающий представле­
нию собравшихся об атмосфере светского общения.
Но все их старания изобразить если не интеллектуаль­
ную элиту, то по крайней мере достаточно близкий к ней
круг были напрасны. Хотя Крылов мог поклясться, что
сами они этого не понимают и любуются собой: умными,
развитыми, осведомленными о вещах, недоступных всяким
середнячкам. Но разве может напыжившаяся кошка выдать
себя за тигра?
— Первый раз попала в избранное общество, все такие
умные, культурные, — приняв молчаливость Крылова за
смущение, Надежда почувствовала в нем родственную ду­
шу, а выпитый коньяк способствовал доверительности и от­
кровенности. — Мы люди простые — я в магазине, муж
слесарем...
Она вдруг осеклась, будто сболтнула лишнее, даже испуг
метнулся в глазах.
— ...В таких домах никогда не бывала, вот и сижу как
дура... Когда кругом незнакомые и сказать нечего — каж­
дый себя дураком почувствует, правда ведь?
— Как же оказались у незнакомых? — нехотя спросил не
расположенный к беседе Крылов.

31
 — Галину знаю, доставала ей кое-что: сапоги, пиджак
кожаный...
— Наденька, милая, мне тоже сапоги позарез нужны! —
перегнулась через Крылова, щекоча лицо густо надушен­
ными волосами, Вика. — Зима на носу, а я разута, сделай,
век не забуду! Что надо — с меня!
Надежда выпрямилась, ощутив привычную почву под
ногами, куда делась сконфуженность!
— Приходи в универмаг, пятая секция, спросишь Шееву,
— с достоинством сказала она. — Мы хоть и не начальники,
но тоже кое-что можем!
— Поменяемся местами? — возбужденно попросила Ви­
ка, переставляя тарелки. — Хочу выпить с подругой. А паль­
то с ламой сейчас есть?
Крылов пересел, оказавшись рядом с Рогальским.
— Все кричит: ”Ах, какой спектакль!”, билетов не до­
стать, по четвертаку продают, ну купил — чепуха на по­
стном масле...
— ...Ты не прав, Ромик, надо воспитывать вкус, чаще
бывать в театрах, постепенно начинаешь понимать... — вто­
лковывал Семен Федотович.
Они продолжали пыжиться. Но запал скоро пройдет,
иссякнет запас умных слов, а выпитое спиртное довершит
дело, и вечеринка войдет в привычное русло, когда сразу
станет видно: кто есть кто.
Так и получилось. Минут через сорок в комнате стало
шумно, чинный строй застольных бесед разлетелся на рав­
ные осколки, и содержание их стало более приземленным
и практичным.
— ...с лидазой очень тяжело, но для Бадаева я, конечно,
постараюсь...
— ...стекла на веранду и шифер. Иван Варфоломеевич
все подписал, надо машину подогнать и вывезти...
— ...пятнадцать метров сверх нормы — очень много,
придется переписать акт обследования, я скажу кому следует...
— ...если переведут на безалкогольные, да еще пиво
запретят — нам всем труба...
— ...провели инвентаризацию — опять недостача двести
рублей! Я говорю: Катька, раз вместе работаем, надо друг
другу доверять. А ты что делаешь?
”В чудную компанию мы попали”, — Крылов снова
ощутил волну раздражения, тем более что Толик с видом
записного соблазнителя обхаживал Риту.
Какого черта вообще его сюда занесло? Впрочем... Обы­
чно они проводили время вдвоем или в узком кругу с дру­

32
зьями, подругами — устойчивые связи, привычные отноше­
ния, неожиданности исключены. Другое дело сейчас: незна­
комое окружение, новые знакомства, обильная выпивка,
соблазны — вон как сосед старается, тут возможны всякие
зигзаги, этакий ”люфт” поведения, когда человек раскрыва­
ется с неизвестной стороны... Значит, первый раз появилась
возможность посмотреть, как Рита проявит себя...
Крылов отогнал возникшую мысль как недостойную,
она просочилась из тех участков мозга, которые пропитаны
сомнениями и недоверием, но все-таки, что ей говорит этот
хмырь?
Крылов напряг слух.
— Такой женщине обязательно надо иметь свободные
деньги, чтобы не задумываться, сколько можно потратить...
— На тряпки? Я сама шью и прекрасно обхожусь.
— Не только. От красивой женщины должно хорошо
пахнуть, значит — французские духи, мыло по два рубля...
— Не обязательно. Нужно мыться каждый день, и запах
будет не хуже.
— Можно в этом убедиться? — в голосе пегого Толика
появились многозначительные интонации, и он потянулся
носом к шее собеседницы.
— Конечно, — Рита с улыбкой качнула в пальцах вилку,
и Толик едва успел отдернуть голову. — Попробуйте мыть­
ся каждый день.
Крылов рассмеялся.
— Выпьем за чистоплотных людей! Ваше здоровье, То­
лик!
Тот натянуто улыбнулся и поднял рюмку.
В компании возникло некое замешательство, никто не
понял, чем вызван странный тост Крылова.
— И за хороший слух! — низкий баритон Семена Федо­
ровича прозвучал как разрешение, рюмки опрокинулись,
хотя вряд ли сказанное Крыловым стало понятнее. А сам
Крылов уяснил две вещи: во-первых, Семен Федорович
здесь главный, во-вторых, он пристально наблюдает за ним
весь вечер.
— Хватит пить! — весело закричала хозяйка. — Давайте
танцевать. Ромик, сделай!
Хозяин подошел к сверкающей никелем стойке, вывел
звук на полную мощность и приглушил свет в соседней
комнате.
— Здесь у нас будет танцзал. Прошу. Только хрусталь не
бейте.
— Пляшем?
2 Вопреки закону 33
 Сухой лапкой с хищными кроваво-красными ноготками
Вика вцепилась Крылову в локоть, подалась к нему, почти
вплотную приблизив бледное лицо. По расширенным зрач­
кам и прыгающему взгляду было видно, что она сильно
пьяна.
— Следующий танец.
Крылов высвободил руку и, успев оттеснить быстро
оправившегося от неудачи Толика, увлек Риту в розовый
сумрак, где, тесно прижавшись друг к другу и не прислуши­
ваясь к музыке, колыхались несколько пар.
— Зачем ты меня сюда привела? — отодвинув прядь
волос и прикоснувшись губами к чуть оттопыренному ушку,
спросил он. — Ты хоть знаешь, что это за публика?
Прикосновение и исходивший от Риты родной будора­
жащий аромат успокоили его, раздражение начало прохо­
дить.
— Не сердись, Сашок, — Рита провела ладонью по его
щеке. — Люди как люди. Лиза-Элизабет — заваптекой,
Галка работает в посредбюро по квартирам, Романа —
только назначили заведующим в баре на Широкой. Оста­
льные тоже приличные люди. Нам-то что до них?
”Действительно, чего я взвился? — подумал Крылов. —
Ничего страшного не происходит: пришли в гости, посиде­
ли, потанцевали и разошлись. Водить дружбу с четой Ро­
гальских или их приятелями никто меня не заставляет”.
Но в глубине души он понимал, что, успокаивая себя
подобным образом, сознательно закрывает глаза на важное
обстоятельство: далеко не все равно, с кем садишься за один
стол, неосмотрительность здесь оборачивается неразборчи­
востью, диктующей свои правила поведения, порождающей
компромиссы с самим собой, настолько мелкие и незначи­
тельные, что никогда не поверишь, если не знаешь навер­
няка, будто они способны до неузнаваемости перекроить
человека и тот даже не поймет, что в длинной цепи уступок
собственным слабостям, порокам или бесхарактерности ре­
шающую роль сыграла та, первая, самая маленькая и без­
обидная.
— И все-таки, давай уйдем отсюда.
Рита замешкалась с ответом.
— Так сразу неудобно. Побудем еще немного для прили­
чия. Хорошо?
Крылов нехотя кивнул.
— Вот и умница.
Рита поцеловала его в подбородок.
— Пойдем к остальным, а то мы остались в одиночестве.

34
 Гости сидели за столом и оживленно разговаривали, при
их появлении наступила пауза.
”Похоже не на веселую вечеринку, а на деловую встре­
чу”, — отметил Крылов.
— Присаживайтесь, сейчас Ромик сделает всем коктейли,
— с обворожительной улыбкой произнесла хозяйка, приста­
льно рассматривая Крылова.
— Только не такие, как на работе, — ухмыльнулся
Толик.
— Все равно они лучше твоих котлет, — парировал
Роман. — По крайней мере, от них никто не болел дизен­
терией.
— Не ругайтесь, мальчики, — вмешалась Галина. — Лу­
чше пусть кто-нибудь расскажет интересное.
— А в мою знакомую через окно стрельнули, — сооб­
щила раскрасневшаяся Надежда. И, оказавшись в центре
внимания, бойко пояснила:
— Я ей иногда кое-что доставала, а тут договорились —
не пришла. Оказывается, какие-то бандиты убить хотели,
хорошо, промахнулись, ранили только, сейчас в больнице.
И никого не поймали...
Напрягшийся было Крылов расслабился. Такими сведе­
ниями располагает полквартала.
— И не поймают! — дряблые щеки Толика, обвисая,
делали его похожим на бульдога. — Даже этих, которые
банк ограбили, найти не могут!
— Не банк, сберкассу, — поправил тот, кого называли
Орехом. — Троих охранников перебили, у них обрез из
пулемета. Забрали двести тысяч и визитную карточку оста­
вили — череп с костями и подпись: Призраки.
— Вранье, — авторитетно перебил Кизиров. — Не две­
сти тысяч, а восемьдесят. Никаких пулеметов, никаких кар­
точек. И застрелили не трех, а одного.
— Я слышала, они письмо в милицию прислали: если
будете нас искать, убьем сто человек!
— Какой ужас! — Вика схватила Рогальскую за руку. —
Неужели правда убьют?
— И про письмо вранье! Весь город кишит самыми
нелепыми слухами, меньше верьте сплетням!
— Иван Варфоломеевич, конечно, более информирован,
но люди зря говорить не будут, — не сдавалась Рогальс­
кая.
— Вот сволочи, работать не хотят, грабят, людей убива­
ют! — Роман сжал огромные кулаки. — Надо будет ружье
зарядить!

35
 — Такие жулики серьги вместе с ушами вырвут! — по­
ежилась Элизабет. — Хоть бы их поскорей посадили!
— Ты бы выдала их, если б знала? — Вика налила
очередную рюмку.
— Вот еще! Чтоб дружки отомстили?
— Поймать их не так-то просто, — сказал Орех, плото­
ядно щурясь на Элизабет. — Все учтено, все продумано,
видать, умные люди. К тому же за свою жизнь борются, да
за деньги большие. А милиционеры за зарплату работают,
да за медальку... У кого интерес больше?
Элизабет поощряюще улыбнулась, Семен Федотович на­
хмурился.
— Неверно говоришь, голубок, найдут, из-под земли
достанут! Государственных денег да крови им не простят!
— Государственных денег и без крови не прощают, —
бросил реплику Кизиров. — Девяносто три прим, в особо
крупных — и к стенке...
— Интересно, где они сейчас, в эту минуту? — спросил,
обращаясь ко всем, бывший боксер. — И что делают?
— Сидят в каком-то подвале, деньги пересчитывают,
пьют...
— Да они, видать, совсем не из нашего города: свои-то
разве пойдут на такое? — с житейской мудростью рассудила
Шеева. Она снова утратила бойкость и держалась скованно
и напряженно, как в начале вечера. — Небось, уехали давно
за тысячу верст, схоронились где-то на Севере...
— ...Может, даже в этом доме сидят в подвале, на
чердаке или в квартире за стеной, — Орех постучал по ковру.
— Не нужны мне такие соседи! А ружье заряжу, мед­
вежьими пулями...
— Пошел бы охотиться на них?
— Нет уж, лучше на кабанов, у тех пулемета нет!
— Я бы тоже не хотел этих ребят ловить — терять ведь
им нечего.
Крылов почувствовал гордый взгляд Риты.
— Однако здесь немного смелых мужчин!
— Сколько же? — поинтересовался Кизиров. — И что
считать смелостью?
— То, что противоположно трусости! Давайте выпьем за
Сашу...
Крылов досадливо поморщился, протестующе поднял
руку, но она не остановилась.
— Он совсем недавно награжден орденом...
— За трудовую доблесть? Передовик? Пятилетку в четы­
ре года?

36
 Толик оживился, и даже в глазах невозмутимого Семена
Федотовича мелькнула тень интереса.
— Саша получил боевой орден. Красное Знамя!
В голосе Риты отчетливо читалось удовлетворение со­
бственницы.
Что с ней происходит, черт побери!
— Вы военный?
Это спросил сам Семен Федотович.
— Летчик! — со смехом сказала Рита, давая возмож­
ность Крылову молчанием подыграть ей и скрыть профес­
сию, которая, судя по всему, не должна была вызвать
у собравшихся теплых чувств.
Но зачем вообще она это затеяла?
— Вы правда летчик? — поинтересовалась хозяйка.
— Я работник уголовного розыска, — отчетливо выго­
ворил Крылов, и в голосе прозвучало больше вызова, чем
бы ему хотелось.
— Какой ужас! — ахнула Вика, — теперь нас всех
посадят!
Роман резко ткнул ее локтем в бок, водка выплеснулась
на платье.
В компании наступило замешательство.
— Ну и ничего, — сглаживая возникшую неловкость,
бодро проговорила хозяйка. — В милиции тоже есть хоро­
шие люди. Вот один раз, когда у меня украли сумку...
— Конечно, ничего, — тоном, которым тактичные люди
разговаривают с тяжело больным, поощрил Крылова Се­
мен Федотович и отпихнул возбужденно шепчущего ему на
ухо Толика. — У нас любой труд почетен... Тем более
угрозыск... Это ОБХСС придирается, а угрозыск ловит бан­
дитов, жуликов.
— Ничего себе... — хихикнула Вика и выпила. — А ты
можешь этому бульдогу руку сломать?
— Убери ее, Рома, — обиделся Толик. — Каждый раз
одно и то же.
— Пусть умоется! — распорядился Семен Федотович,
и Роман утащил упирающуюся Вику в ванную.
— Вам тоже нехорошо? — наклонился Кизиров к Надеж­
де Шеевой, которая побелела, словно перед обмороком.
Та беззвучно шевельнула губами.
— Перебрали девчата! — деланно весело сказала Гали­
на, выводя Надежду в другую комнату. — Ничего, оклема­
ются!
— Да, пить — здоровью вредить! — скорбно кивнул
Кизиров. И без всякого перехода продолжил:

37
 — Так что там с этими бандитами? Сведения есть раз­
ные, а как на самом деле?
Крылов пожал плечами.
— Я занимаюсь другой работой.
Кизиров переглянулся с Семеном Федотовичем.
— Понимаю, понимаю... Служебная тайна, бдитель­
ность — все правильно... — Он сделал паузу. — Но объяс­
ните мне, как специалист, дело Волопасского... Мы все его
знали, человек порядочный, не бандит, как же он мог заду­
шить эту девку? Да еще из-за денег? Ерунда какая-то! Все
равно что представить, будто Семен Федотович убьет Эли­
забет, чтобы забрать серьги!
— Ну и сравнения, — недовольно поджал губы Семен
Федотович.
Крылов повторил тот же жест.
— Вина Волопасского доказана, приговор вступил в за­
конную силу. О чем тут говорить?
— Не приставай к человеку, Иван, — прогудел Семен
Федотович. — У него работа болтовни не любит, понимать
надо! Давайте лучше выпьем за человечность...
К столу вернулась Галина Рогальская, поискала глазами
по сторонам, рассеянно сообщила:
— Полегчало Надьке. Воды попила, на воздухе постояла
— и очухалась. Я ее в такси посадила.
— Работать можно везде, — продолжил Семен Федото­
вич, — главное, надо оставаться человеком.
— Что вы имеете в виду? — Крылов уже понял, как
закончится этот вечер.
— Вот вы пили за чистоплотных людей. И я о том же.
Неважно, какая у тебя профессия, важно быть порядочным,
принципиальным. Если там вор, бандит, убийца — никакой
пощады, крути его в бараний рог! А если хороший человек,
по работе неприятности, попался, семья, дети — надо ему
помочь. Ведь правильно? У него ни ножа, ни пистолета. Он
никому не опасен, зачем же его за решетку сажать вместе
с преступниками? Люди должны помогать друг другу! Ты
его поддержал в трудную минуту, он тебя — всем хорошо,
все довольны. По-моему, так и надо. Правда?
Слова Семена Федотовича проще всего было расценить
как призыв к индивидуализации ответственности, гуман­
ности закона, глубокому и всестороннему выяснению всех
обстоятельств дела — основным принципам советского су­
допроизводства, с которыми солидарен любой юрист.
Проще всего было неопределенно кивнуть головой, про­
мычать что-то вроде согласия, как принято среди воспитан­

38
ных интеллигентных людей, чтобы не вступать в ненужный
спор и не портить настроения себе и другим. Ведь ничего не
стоило сделать вид, что не понимаешь, какой смысл прячет
сосед по дружескому застолью за хорошими и правильными
словами о порядочности, принципиальности, человечности.
Но сам-то Семен Федотович знает, что ты прекрасно
понял подтекст, да и остальные — Толик, Галина, Элизабет,
— и все они ждут твоего кивка, потому что это и будет тот
самый, первый маленький безобидный компромисс...
— Правильно я говорю? — Семену Федотовичу не тер­
пелось получить подтверждение своей правоты.
— Не понял. Вы хотите сказать, что грабителя и хулига­
на надо сажать в тюрьму, расхитителя и взяточника от­
пускать, рассчитывая на его ответную благодарность?
Называть вещи своими именами не принято по прави­
лам игры, и Семен Федотович оторопело замолк. Наступи­
ла короткая пауза, вдруг Галина, которая уже несколько
минут напряженно прислушивалась к чему-то, вскочила
и бросилась в коридор. Распахнулась дверь ванной, раздал­
ся хлесткий шлепок.
— Идиотка, глаза!
В комнату вбежал Роман с расцарапанным лицом, одна
щека сохранила отпечаток ладони супруги.
— Вот дура! Я же ничего не делал!
Из ванной донеслись еще несколько шлепков, Элизабет
поспешила туда.
— Хорошо сидим. Еще по одной? Ваш тост, Семен
Федотович! — откровенно издевался Крылов.
— За чувство долга, — Семена Федотовича было трудно
выбить из колеи даже таким убийственным юмором. —
А вам что же, действительно никогда не предлагали?
Крылов вспомнил тамбур ночного скорого, замызган­
ный железный пол, по которому катались они с Глушако­
вым, тусклый свет слабой лампочки где-то далеко вверху,
противную мысль о возможной смерти и о том, что провод­
ник плохо подметает: в углу у распахнутой в грохочущую
темноту двери валялись окурки. Как он все-таки заломал
противника и отобрал у него пистолет, но поверил в победу
и ощутил радость только тогда, когда бандит срывающим­
ся от боли голосом выдавил: ”В купе чемодан, там сорок
тысяч. Бери себе — и разошлись, я здесь спрыгну...”
— Отчего же! — весело сказал он. — Было дело!
— Раз рассказываешь, значит, не взял. Почему? Побоял­
ся?
Семену Федотовичу действительно было интересно.

39
 — Побоялся, — кивнул Крылов. — Что он может в один
прекрасный день прийти не к тебе, а к какому-нибудь при­
личному человеку.
Он посмотрел на Риту.
— Не знаю, как вы, мадам, а я ухожу. У хозяев и без нас
много дел.
Из ”танцзала” доносились крики Галины и успокаива­
ющее бормотание Романа. В коридоре Крылов столкнулся
с Элизабет, которая выводила из ванной закутанную в ха­
лат и, казалось, совсем протрезвевшую Вику.
— Вы уже уходите? — как ни в чем не бывало спросила она.
— Да, все было очень мило, как в лучших домах. Пере­
дайте привет хозяевам. До свиданья.
На углу Крылов остановился и взглянул на часы, твердо
решив не ждать больше пяти минут. Рита выбежала через три.
— Зачем ты это затеяла?
Она почувствовала, что скрывается за ровным тоном, но
виду не подала.
— А что такого? Разве я сказала неправду?
Но, встретив яростный взгляд Крылова, осеклась и про­
должила, как бы извиняясь:
— Все бабы хвастались — одна бриллиантами, другая —
заграницей, третья — платьем, четвертая — мужем. А я что?
— Зачем тебе меряться с ними? И выставлять мой орден
против чьих-то побрякушек? Считаешь, это сопоставимые
вещи?
— В том-то и дело, что нет! Орденов ни у кого нет...
Они долго препирались под яркой ртутной лампой, вок­
руг которой кружилась в таком же бессмысленном, как их
перебранка, хороводе всякая ночная мошкара, наконец
поссорились окончательно. На такси Крылов отвез Риту
домой, не выходя из машины, сухо попрощался, усталый,
злой и раздраженный поехал к себе.

III. РАССЛЕДОВАНИЕ
1

Пулю найти не удалось. Человек десять дружинников

тщательно обследовали пространство между домами, осмо­
трели детскую площадку и даже просеяли песок в песочнице,
но безрезультатно.

40
 Крылов возлагал большие надежды на допрос бывшего
мужа потерпевшей, но оказалось, что Михаил Нежинский
полтора года назад утонул, купаясь в реке.
В архиве прокуратуры Зайцев нашел уголовное дело,
возбужденное по факту его смерти.
Крылов рассматривал фотографию симпатичного парня
с тоскливыми глазами, читал характеристики, отзывы зна­
вших его людей. Инженер, характеризуется положительно.
Замкнут, иногда вспыльчив. Очень тяжело пережил развод
— болел, хандрил, даже начинал пить, но это у него не
получалось. Хорошо плавал, уверенно чувствовал себя в во­
де. Между строк дела отчетливо проступала никем прямо не
высказанная мысль о самоубийстве.
Допрошенная в числе других свидетелей Нежинская на
вопрос о возможности самоубийства четкого ответа не да­
ла, но пояснила, что муж страдал нервными срывами и от
него всего можно было ожидать.
Уже неделю механизм следствия крутился вхолостую.
На это и намекнул замначрайотдела Фролов, вызвав Кры­
лова после утреннего селектора.
— Скучаешь? Съезди с Широковым на задержание, по­
моги ОБХСС, а то совсем мохом обрастешь!
Когда они приехали, на трикотажной фабрике шло со­
брание по вопросу сохранности соцсобственности. Выступал
директор — Бадаев Алексей Андреевич, бичевал группу
расхитителей, действовавшую здесь несколько лет. Увидев
Широкова, он удвоил энергию, заклеймил позором всех, кто
халатно относится к сохранности народного добра, и себя
не пожалел — покаялся в благодушии, доверчивости, но тут
же заверил: с этим покончено, железной рукой наведем
порядок, личный контроль и все такое. Зал аплодировал.
Потом оперативники прошли к Бадаеву в кабинет, Ши­
роков положил перед ним постановление об аресте, ощупал
карманы, осмотрел сейф и ящики стола.
Алексей Андреевич вначале возмутился, к телефону бро­
сился, фамилиями ответственными пугал, потом сник, как
будто стержень из него вытащили.
— Оговорили, сволочи, — сипло произнес он. — Только
я тут ни при чем, сами убедитесь...
Выходил из кабинета он уже не тем человеком, которым
вошел в него сорок минут назад.
С фабрики поехали к Бадаеву на дачу, и, когда выкопали
из клумбы две литровые банки, туго набитые крупными
купюрами, с ним произошло еще одно превращение: на
глазах осунулся, постарел, даже ростом меньше стал.

41
 — Оболгали, подкинули, — монотонно, как автомат,
бормотал он, не вникая в смысл произносимого. — Руково­
дитель всегда за всех отвечает...
Бадаева отвезли в прокуратуру. Крылов стал у окна,
Широков — позади стула допрашиваемого, как положено,
тот еще ощущал себя директором, косился непонимающе,
но в мыслях у него был хаос, глаза беспокойные, оторопе­
вшие, и видел он все не так: и стандартный, казенно пах­
нущий кабинет, и зеленую листву за окошком, и следова­
теля, молодого еще, но цепкого, с тремя звездочками юри­
ста второго класса в петлицах, который коротко рассказал
Бадаеву, как обстоят его дела.
А обстояли они скверно. Его зам оказался человеком
ушлым и дальновидным: сохранял все записочки, докумен­
ты на левый товар с бадаевской подписью, да еще переписы­
вал номера купюр, когда отдавал директору его долю.
А пришло время отвечать, — он все это на свет божий
и вытянул — любуйтесь, мол, не я здесь главный, меня
прямой начальник вовлек, с него и основной спрос! Паскуд­
ная публика, подленькая, эти друзья-расхитители.
Деваться Бадаеву было некуда, но он от всего отказался,
даже от подписей собственноручных отперся и только по­
вторял, что это происки недругов, дескать, запутать, грязью
замарать кого угодно можно.
В машине Бадаев заплакал.
— Как же так, сколько лет на руководящей работе,
грамоты, премии и все — коту под хвост. Оказывается, вор
я, преступник... Да где же тогда справедливость?
Крылов поморщился. Тягостная сцена. Воры, мошен­
ники, грабители — тоже справедливости хотят, требуют
даже. Только справедливость для всех них заключается
в том, чтобы можно было красть и грабить сколько угодно,
в любое время суток, у кого захочется, и при этом оставать­
ся безнаказанными. А так, к счастью, почти никогда не
бывает.
Когда арестованного сдали в следственный изолятор
и возвращались обратно, Широков неожиданно спросил:
— А ведь тебе стало жаль Бадаева?
— Пожалуй, — ответил Крылов. — Когда задерживаешь
убийцу или насильника — все на своих местах. А тут —
вроде бы приличный человек...
Разбитый ”уазик” завывал надсаженным движком, и им
приходилось повышать голос.
— Вид респектабельный: костюмчик финский, рубашка
крахмальная, галстук выглаженный, а выбрит как! Бритва

42
у него ”Браун” — из ”Березки”. — Медленно продолжил
Широков. — Да если бы только это! Авторитетный руково­
дитель, хороший семьянин, куча благодарностей. Собрания
проводил, обязательства брал, речи пламенные произносил!
Душой за производство болел, фонды на реконструкцию
выбивал, станочный парк обновлял! Вот что страшно! В ка­
бинете своем за одним столом начальников цехов, охрану
инструктировал насчет контроля, бдительности, а потом
с шайкой своей делишки грязные обсуждал. Одной ручкой
благодарности передовикам производства и липовые наря­
ды подписывал. Ну да кабинет, стол, ручка — ерунда,
а сам-то он, сам — тоже один: то в президиуме заседает, то
о сбыте левака договаривается, то с трибуны правильные
слова говорит, то в подсобке, в закутке, деньги за украден­
ное получает! Ты знаешь, сколько работаю, а привыкнуть
к такому не могу. Иногда думаю: вот найти бы у него
в мозге участочек, откуда все идет, облучить рентгеном,
ультразвуком, вырезать, наконец, к чертовой матери и гото­
во — выздоровел человек!
— Что ж, он — больной, по-твоему? — спросил Крылов,
хотя знал ответ.
Широков невесело усмехнулся.
— Это я для примера. Нету, конечно, вредоносного
кусочка в мозге, есть натура двойная — одна для всех,
другая — для себя да для таких же, как сам, которых не
стыдишься. Оборотни.
Завтра он, конечно, начнет ”колоться” и обязательно
найдет для себя что-нибудь в оправдание. Или обманули
его, или впутали, или соблазнили, или запугали... А сам он
хороший, не такой, как другие...
Крылов прищурился.
— А ты вообще видал хоть одного преступника, кото­
рый считал бы себя хуже других, не оправдывал бы то, что
он сделал? Лично я не видел. Даже всякая опустившаяся
пьянь — ворье, бродяги, и то находят кого-то более жал­
кого, грязного и вонючего, у кого больше трясутся руки, кто
совершил еще более мерзостную пакость и на кого можно
презрительно указать пальцем сверху вниз! Разве кто-то из
них судит себя полной мерой?
— А Волопасский?
Крылов поерзал на вытертом, видавшем виды сиденье.
Действительно, Волопасский...
Его знали и Крылов и Широков — высокого крепкого
импозантного мужчину с густой, чуть начинающей седеть
шевелюрой. Завсегдатай ресторанов, большой любитель

43
скачек, уверенный, напористый, умеющий постоять за себя
в споре, ссоре, а если понадобится — то и в драке. Со
звучным и необычным именем Цезарь.
Когда-то он учился в юридическом, его отчисляли за
пропуски и неуспеваемость, потом восстанавливали, и никто
уже не помнил, получил он в конце концов диплом или нет.
В последние годы Цезарь Волопасский возглавлял само­
стоятельные строительные бригады, работавшие по догово­
рам в колхозах области. Его шибаи возводили коровники,
асфальтировали тока, ставили навесы над площадками для
хранения техники. Работа шла аккордно, от зари до зари, не
обходились и без приписок, на которые в таких случаях
заказчики смотрят сквозь пальцы: лишь бы получить в срок
готовый объект.
Сам Волопасский не брал в руки инструмента, иногда
неделями вообще не появлялся на стройке — у него были
иные функции: представительствовать в областных учрежде­
ниях, выбивая технику, фонды, стройматериалы. Он не за­
бывал однокашников — некоторые уже занимали ответст­
венные должности, и неопределенность рода занятий бы­
вшего соученика их смущала, но в конце концов ничем
противозаконным он не занимался, хлопот не доставлял,
напротив — прекрасно организовывал рыбалку с ухой, мог
раздобыть лицензию на отстрел кабана, знал нескончаемое
число тостов, блестяще вел стол, — почему не потрафить
старой дружбе?
В охотничье-рыболовных компаниях Цезарь встречался
с друзьями своих однокашников — тоже руководителями
различных уровней и впоследствии мог заходить в их каби­
неты без стука.
Он никогда не просил для себя лично: хлопотал для
колхоза ”Рассвет” или ”Заря”, представлял необходимые
документы, так что все было законно и официально, требо­
валось только небольшое участие, желание пойти навстречу.
И он его получал вместе с визами, подписями, резолюци­
ями.
Расчеты со строителями шли через руки Волопасского,
члены бригады получали до тысячи в месяц, сам Цезарь, не
зарываясь, расписывался в ведомости за полторы.
Такого рода деятельность безгрешной не бывает, логика
событий требовала, чтобы Волопасским рано или поздно
заинтересовалась служба БХСС. Но случилось по-другому.
Цезарь был жизнелюбом. Вкусные обеды, марочные ви­
на, дорогие коньяки, азарт ипподрома... Вокруг него всегда
крутились приятели, он не мелочился, и все это знали;

44
веселье, шоколад, шампанское, яркие тряпки... Как мотыль­
ки на огонь, летели на Волопасского девицы определенного
сорта. Цезарь отбирал красивых. Отношения между ними
складывались легко, просто и бездумно.
Таня Линник скиталась по чужим углам и попросила
Цезаря помочь ей получить квартиру. Тот пообещал — он
любил показать себя влиятельной фигурой. Посоветовал
собрать нужные документы, стать на квартирный учет.
Тем временем на ниве шибайничества произошли серьез­
ные перемены. Началось все с разоблачения нескольких
наемных бригад, бригадиры которых в сговоре с руководи­
телями хозяйств разворовали сотни тысяч рублей. Прошли
громкие судебные процессы, были вынесены частные опре­
деления, выступила пресса, полетели из своих кресел многие
приятели Волопасского. А сам он оказался не у дел.
Надвигались праздники, жене он обещал увлекательную
поездку, приходилось лихорадочно врать, что вот-вот ему
должны выплатить крупную сумму, надо только подождать
чуть-чуть, самую малость.
А на горизонте снова появилась Таня Линник со своей
просьбой. Волопасский повел ее в крупный строительный
трест, посадил в приемной, а сам зашел к управляющему —
одному из тех шапочных знакомых, с которым как-то раз
вместе ловил рыбу. Поговорил десять минут, посетовал на
трудные времена, спросил, не найдется ли для него место
в юридическом бюро или отделе снабжения. Потом вышел
к Тане Линник и сообщил, что все в порядке: ее включат
вместо выбывшего члена кооператива, дом сдается в следу­
ющем квартале, надо довершить формальности и внести
паевой взнос.
Таня Линник сняла с книжки деньги, снесла в ломбард
зимние вещи и золотые украшения, позанимала у знакомых.
Когда в следующий раз она встретилась с Волопасским, в ее
сумочке лежали четыре тысячи рублей.
В загородной шашлычной выпили за будущее новоселье,
затем Волопасский предложил прогуляться в рощу. Там
и нашли на следующий день Таню Линник задушенной.
Раскрыть преступление не составило труда. Хотя Воло­
пасский предупредил, чтобы она никому не рассказывала,
куда и с кем идет, но, видно, Линник чувствовала опасность,
потому что оставила дома записку: ”Если я не вернусь,
ищите Цезаря”.
Цезаря Волопасского взяли в столичной гостинице, где
он с присущим и привычным размахом проводил празд­
ники. Слово, данное супруге, он сдержал — отдых удался на

45
славу: номер ”люкс”, увеселительные поездки на такси,
рестораны, шумные компании новых друзей, словом, все
как обычно. Жене он сказал, что один из задолжавших ему
колхозов выплатил, наконец, кругленькую сумму. Деньги
были небрежно рассованы по карманам пиджака — остава­
лось почти три тысячи.
Все, кто знал Волопасского, не хотели верить в проис­
шедшее: ”Цезарь не из тех людей. Подумаешь, четыре
тысячи! Мало через его руки денег прошло? Он же деловой
мужик, ну, афера какая, хищение — это он еще мог, но
убийством себя замарать — извините! Тут что-то не так”.
На скамье подсудимых Волопасский выглядел почти как
обычно, только бесследно исчезла импозантность, согну­
лась спина, да взгляд не поднимался от пола. Усталый
сорокашестилетний мужчина, считающий жизнь оконченной.
Он признался сразу, на первых допросах, лишь корыст­
ный мотив отрицал: якобы Линник передала ему деньги для
сохранности, потом они поссорились, он пришел в ярость,
а когда опомнился, было уже поздно...
Могло показаться, что Волопасский изворачивается, пы­
тается избежать высшей меры, но когда ему предоставили
последнее слово, он глухо, но отчетливо проговорил: ”Я
убийца. Прошу меня расстрелять. Не хочу жить”.
Ему дали пятнадцать лет. После суда он пытался покон­
чить с собой.
— Так что скажешь про Волопасского? — переспросил
Широков.
Крылов, не отрываясь, смотрел в окно.
— Волопасский не исключение. На убийстве сломался,
жить не захотел, попросил расстрела, это достаточно непри­
вычно. А в остальном? Осудил себя, пришел в ужас, пытался
очиститься? Нет, обычная история: ”себя не помнил, как все
получилось не знаю, деньги взял случайно”. Вроде и не
особенно виноват. Самоубийство не получилось — и ничего,
живет. Ест с аппетитом, спит крепко, смотрит кино в клубе,
передачи получает. Небось рассказывает, что попал случай­
но...
Машина приближалась к отделу. Крылов потянулся,
одернул пиджак, Широков ждал продолжения.
— На днях я дежурил, пьяный ножом ударил прохожего.
Ни за что. И туда же: ”Это все он — дал бы мне закурить —
ничего бы и не было”. В чем же разница между ним и Цеза­
рем? Один — опустившийся бродяга, другой — лев полусве­
та. Но и в нем было что-то этакое: недаром Линник записку
оставила... А в остальном полное сходство. — ”Уаз” со

46
скрипом затормозил, оперативники выпрыгнули из прово­
нявшей бензином кабины. — Так всегда, — подвел итог
Крылов. — Каждый находит себе смягчающие обстоятель­
ства. Пусть притянутые за уши, глупые, пусть для окружа­
ющих их нелепость очевидна, ничего, сойдут для самого
себя, для дружков, родственников, соседей — для всех, кто
хочет, чтобы они были.
Широков неопределенно улыбнулся и, прощаясь, протя­
нул руку.

Возвращаясь после обеда к себе, Крылов привычно огля­

делся на этаже. Длинный пустынный коридор упирался
в окно, яркие солнечные лучи высвечивали плавающие
в воздухе бесчисленные пылинки, казенные стулья у стен —
жесткие, с вытертыми сиденьями, отбрасывали длинные
тени.
У окна, спиной к Крылову, стояла женщина: высокая,
стройная, он подумал, что это Рита, но тут же понял, что
ошибся. Когда щелкнул замок, она обернулась, но против
солнца лица видно не было, только светлым ореолом
вспыхнули волосы.
”Наверное, красивая, — подумал Крылов. — Интересно,
кого она ждет?”
Оказалось — его. Когда она без стука распахнула дверь
и положила на стол повестку, Крылов быстро прикинул:
по какому делу и в качестве кого может проходить такая
дама.
Худощава, тонкие черты лица, красивые задумчивые
глаза: маленькая головка на длинной шее. Подчеркнуто
прямая спина, плечи шире бедер, длинные тонкие ноги.
Несмотря на рост — высокая ”шпилька”, безукоризненно
сидящий дорогой велюровый костюм, который не найдешь
в свободной продаже. Картинка из французского журнала
мод.
В прошлом году, когда обворовали городской Дом мо­
делей, к Крылову приходили многочисленные свидетель­
ницы — яркие экзотические пташки: манекенщицы, модели,
со стандартными фигурами, в броских ультрасовременных
нарядах, и это служило коллегам источником однообразных
и не слишком остроумных шуток. Но сейчас у него в произ­
водстве не было ни одного подходящего материала.

47
 Разглядывание посетительницы затянулось, и уголки ее
губ дрогнули в едва заметной улыбке. Крылов перевел
взгляд на повестку и чуть не присвистнул.
— Это вы — Нежинская?!
Улыбка стала явной.
— Да, Нежинская Мария Викторовна. Почему вас это
удивляет?
Крылов достал нужную папку и вытряхнул маленькую
фотографию.
— Вашего фотографа следует привлечь к уголовной
ответственности за такой снимок!
Нежинская рассмеялась. Она не стала говорить обычных
в подобных случаях слов о своей нефотогеничности, просто
приняла комплимент как должное, так же, как свое право
без стука входить в любую дверь. Но Крылов не собирался
говорить ей комплиментов! А получалось — сказал. Впро­
чем, скорее она своей реакцией превратила нейтральную
фразу в комплимент.
”Пожалуй, ухо с ней надо держать востро!” — подумал
Крылов и указал на стул:
— Садитесь.
— Спасибо.
Села она аккуратно на краешек сиденья, положив изящ­
ную кожаную сумочку на плотно сдвинутые колени.
— У вас, наверное, уйма работы, как в фильмах про
следователей?
Держалась Нежинская уверенно, даже первой начала
разговор, превращая допрос в светскую беседу.
— Я не следователь.
Она вопросительно подняла брови, ожидая разъяснений,
но Крылов вовсе не собирался объяснять разницу между
следователями и инспектором уголовного розыска и сразу
задал встречный вопрос:
— Как себя чувствуете?
Она улыбнулась.
— Почти нормально. — Улыбка ей шла, и она это знала,
поэтому выработала манеру разговаривая улыбаться. —
При резких движениях рана побаливает, но это скоро прой­
дет. Врач сказал, что мне повезло. — Она опять обаятельно
улыбнулась.
— Потому что в вас выстрелили?
Почувствовав в тоне Крылова раздражение, она стала
серьезной.
— Ну, что вы! Потому что не попали.
— А кто мог в вас стрелять?

48
 — У меня уже спрашивали, — Нежинская совсем по-
девчоночьи пожала плечами. — Но я не знаю. Тут какая-то
ошибка.
Она поморщилась, видно, пошевелила рану, и Крылову
стало ее жаль, разом пропала настороженность и желание
ловить на мелких неточностях и противоречиях в пре­
дыдущих показаниях. Он все-таки попробовал зайти то
с одного, то с другого бока, но ничего нового не услышал:
не знаю, ума не приложу, понятия не имею.
В том, что не касалось происшествия, Нежинская была
словоохотливой, непринужденно поддерживала разговор,
по своей инициативе пересказала несколько городских
сплетен, вспомнила забавный случай из студенческой жиз­
ни.
Она была приятной собеседницей и вообще производила
хорошее впечатление.
Чувствовалось, что она привыкла находиться в центре
внимания и умеет такое внимание поощрять. Это могло
ничего не значить, а могло значить очень многое.
Беседа затянулась почти на час, хотя протокол получил­
ся коротким — неполный лист специального бланка.
Когда Нежинская подписывала показания, Крылов заме­
тил, что у нее крупноватые кисти, сильно выраженные суста­
вы пальцев и морщинистая кожа рук. Общего впечатления
эти недостатки не портили и компенсировались ухоженны­
ми, миндалевидной формы ногтями, покрытыми перламут­
ровым лаком. С таким маникюром не очень-то удобно
стирать, мыть полы, готовить.
— Когда вы выписались из больницы? — спросил Кры­
лов напоследок, чтобы заполнить паузу между окончанием
допроса и прощанием.
— Позавчера. Еще с неделю амбулаторное лечение. Ужа­
сно надоело. Невезучий у меня этот год — второй раз по
врачам: уколы, лекарства.
— А что с вами случилось в первый раз? — привычно
поинтересовался Крылов.
— Не так давно я попала в аварию. Переходила улицу —
на Фонарной, напротив промтоварного, там стояла очередь,
давали какую-то ткань красивую, думаю, дай посмотрю.
Ну, и угодила под машину. Хорошо, водитель затормозить
успел — ушибы, синяки, легкое сотрясение мозга. Проваля­
лась в клинике почти месяц. И вот опять.
На прощание Нежинская еще раз улыбнулась, и Крылов
проводил ее до двери, хотя вообще не имел такой привычки
и сейчас тоже не собирался этого делать.

49
 ”Черт возьми, как ей удаются подобные штуки, — подумал
он. — Флюиды какие-то, биотоки, неотразимое обаяние?”
Если бы Крылова спросили, он вряд ли смог бы объяс­
нить, зачем позвонил в ГАИ и запросил данные по наезду на
пешехода у промтоварного магазина. Но он это сделал
и получил ответ, что в текущем году ни одного подобного
происшествия на улице Фонарной не зарегистрировано.
”Неужели соврала? Но зачем?!”
Он набрал номер травматологического пункта. Здесь
подтвердили: да, три месяца назад с автодорожного проис­
шествия доставлена гражданка Нежинская, ей оказана пер­
вая помощь, выписано направление на госпитализацию.
Странно. Раз пострадавшая госпитализирована, авария
не могла не попасть в сводку происшествий и учеты ГАИ.
Возникшее противоречие следовало разрешить.
”А нужно ли? — спросил он сам себя. — Какое мне дело
до этой аварии, до полноты учета происшествий госавтоин­
спекцией, до противоречий, не имеющих отношения к вы­
стрелу в окно квартиры Нежинской? Этак можно закопаться
по уши и никогда не переварить обильный поток лишней
информации!”
Поразмышляв с минуту, Крылов решил, что целесооб­
разнее попытаться установить какие-нибудь новые обсто­
ятельства по месту работы Нежинской.

IV. ИНСТИТУТ
1

Научно-исследовательский институт проблем передачи

информации размещался в новом четырехэтажном здании
кубической формы.
Здесь ничего не изменилось: тот же стенд передовиков
в отделанном мрамором вестибюле, та же деревянная стойка,
за которой подслеповатый вахтер мирно читает газету.
Однако в кресле заместителя директора находился неиз­
вестный Крылову красивый молодой человек. Идеальный
пробор, идеальный узел галстука, идеальный костюм.
Крылов представился.
— Кабаргин Вадим Михайлович, — здороваясь, замди­
ректора вышел из-за стола, и оказалось, что у него широкие,
как у женщины, бедра.

50
 — Два месяца назад я разговаривал в этом кабинете
с другим человеком. — Крылов подумал, что не очень
удачно начал беседу.
— Меня недавно назначили. — Кабаргин улыбнулся
идеальной улыбкой. — Но почему к нам зачастила мили­
ция?
— В прошлый раз я встречался с Элефантовым...
— Вот как! И сейчас к нему? За прибором для чтения
мыслей? — Кабаргин разволновался. — Все это липа, новый
вариант вечного двигателя! И с идеологических позиций
крайне сомнительно! Мистика какая-то! Моя бы воля...
Если бы не директор...
— Я хочу познакомиться с сотрудниками четвертого
сектора, — сумел вставить Крылов.
— Вот-вот! Все им интересуются. Умеет себя подать.
Нашел какого-то шарлатана и дурачит людей. На конфе­
ренциях выступает, статьи печатает...
Крылов с трудом прервал Кабаргина и спешно распро­
щался. Полдня он провел в отделе кадров, затем отправился
в четвертый сектор.
Часть комнаты, отгороженная некрашеной фанерой от
пола до потолка, напоминала пенал; кофейные чашки, чай­
ник, окурки со следами помады показывали, что атмосфера
тут довольно свободная.
У дальней стены на белом лабораторном табурете си­
дел высокий человек с изможденным лицом, глаза у него
были полузакрыты, руки лежали на коленях, тонкие паль­
цы заметно вздрагивали. В унисон со стрелкой какого-то
небрежно смонтированного — все потроха наружу — при­
бора, на который Крылову порекомендовал смотреть Эле-
фантов.
— Евгений Петрович, посильнее, пожалуйста, два мак­
симума, если можно. — Тон Элефантова был явно проси­
тельный.
Человек на табурете поморщился. Стрелка резко — до
середины шкалы — качнулась вправо, потом еще раз.
— Все, хватит, мне это уже осточертело, — человек
рывком встал, нервно хрустнул пальцами. — Тем более что
твоему гостю это неинтересно. У него на уме какие-то
головоломки, он ищет сам не знает чего, почти как ты.
Пореев насыпал в чашку растворимого кофе, сахара,
капнул воды и начал взбивать ложкой пену.
— На эти сеансы у Евгения Петровича тратится много
нервной энергии, поэтому он бывает раздражительным. Да­
вайте мы тоже выпьем кофе с пенкой.

51
 Элефантов постарался сгладить резкость Пореева, а тот
принял это как должное, чувствовалось, что такова обычная
манера отношений между ними.
— Вот так мы и работаем. — Элефантов сосредоточенно
размешивал светлеющую на глазах смесь. — Экранировки
помещения практически нет — тонкий лист свинца по пери­
метру — и только, технического персонала нет: то дадут
лаборантку, то заберут снова, индуктор — капризный эн­
тузиаст, если бы он работал за плату, то вел бы себя более
спокойно. Кустарщина!
Он налил в чашки кипяток, поднялась густая светлая пена.
— То что надо. А результат, между прочим, налицо.
Сами видели: мозговая энергия фиксируется на расстоянии,
несмотря на помехи.
— А каков практический выход вашей разработки? ”Не
считая того, что вы научились готовить вкусный кофе?” —
вторую часть фразы Крылов произнес про себя.
Пореев хмыкнул.
— Индуктор может передать нужную информацию. По­
ка — азбукой Морзе или двоичным кодом, вот у нас целая
груда лент, а потом — непосредственно образами: зритель­
ными или смысловыми. Это, конечно, дело не сегодняшнего
дня... — Элефантов зачем-то продолжал размешивать кофе.
— Значит, сейчас работа носит абстрактный характер? —
спросил Крылов.
— Ну почему же? А кофе, товарищ сыщик? — издева­
тельски заметил Пореев.
Крылов подумал, что Порееву он не представлялся.
— Не абстрактный, а теоретический, — поправил Элефа­
нтов, недовольно покосившись на Пореева.
— Все упирается в одну вещь: мой прибор фиксирует
пока только мощное биополе, которое встречается у очень
немногих людей. Уважаемый Евгений Петрович — один из
них, потому я и терплю его скверный характер. А вот если,
например, вы или еще кто-то сядет на это место, — Элефан­
тов кивнул в сторону белой табуретки. — Стрелка не сдви­
нется с места...
— Насчет нашего гостя ты ошибаешься, — с усмешкой
проговорил Пореев. — Попробуй и убедишься: у него мощ­
ный биопотенциал. Хотя, конечно, с моим не сравнится.
Элефантов усадил Крылова на табуретку, щелкнул тум­
блером.
— Невероятно!
— Примерно в два раза меньше моего, — в голосе
Пореева чувствовалось нескрываемое самодовольство.

52
 — Сосредоточьтесь! Попробуйте еще сильнее! Э, черт, не
так!
Крылов встал.
— Спасибо за кофе. Признаться, первый раз в жизни
меня делают объектом лабораторных опытов. Но, очень
жаль, вряд ли смогу пригодиться вам в этом качестве.
Элефантов потух так же внезапно, как и вспыхнул.
— Извините, я увлекся...
— Где там увлекся. — Пореев поднял палец к потолку.
— Если бы товарищ сыщик попался тебе полгода назад, ты
бы его отсюда не выпустил. Даже если бы пришлось связать
его по рукам и ногам и посадить меня ему на голову.
А сейчас ты какой-то другой, надорвавшийся, что ли...
— Вам бы не понравилось у меня на голове, — довольно
недоброжелательно оборвал Крылов Пореева. — Кстати,
откуда вы взяли, что я сыщик?
— Вижу, — он опять самодовольно улыбнулся. — Весь
вы у меня на ладони. Хотите, скажу, о чем думаете?
Хотя потом ему было смешно, в этот момент Крылов
действительно поверил, что Пореев умеет читать мысли,
и поспешно ретировался с неприятным ощущением челове­
ка, попавшего в дурацкое положение.

Неделю Крылов провел в лаборатории и, можно сказать,

без особых успехов. Сослуживцы ничего не знали о проис­
шедшем с Нежинской. Ее отсутствие на работе объясняли
обострением травмы, полученной недавно в автоаварии.
Любой разговор, как правило, скатывался на Элефантова.
Одни говорили, что он талант, сделал крупное открытие
и стоит на пороге славы. Другие считали, что Элефантов —
шарлатан, да еще с заскоками, а Пореев — настоящий
душевнобольной. Впрочем, такое мнение исходило от тех,
кто не замахивался на открытия, тихо греясь возле науки да
подаивая ее дважды в месяц. Таких людей видно за версту.
Перечитывая и группируя записи в блокноте, Крылов
обнаружил, что противоречивые мнения вызывал только
Элефантов. Суждения о его сослуживцах совпадали у всех
опрошенных. Нежинская — вежливая, приятная, обходи­
тельная, хороший работник... Спиридонов — культурный,
доброжелательный, знающий специалист... Зелинский —
грамотный инженер, активный общественник. И так далее.

53
 К этому времени Крылов наверняка знал одно: Спиридо­
нов — пьяница. Боязливый, тихий, избегающий конфлик­
тов, соблюдающий законы.
Но пьянство — самый наглядный и очевидный из челове­
ческих пороков, участковый инспектор, побывавший в доме
Спиридонова, за двадцать минут собрал исчерпывающую
информацию о его образе жизни, и предполагать полную
слепоту сослуживцев, ни один из которых не обмолвился
о наклонностях коллеги, было, конечно, нельзя.
Когда инспектор напрямую задал вопрос профгрупоргу
лаборатории — услужливой и словоохотливой женщине,
она округлила глаза, будто ее спросили о чем-то неприличном.
— Позвольте, как же я могу об этом говорить? В вытрез­
витель его не забирали, в милицию не попадал, писем от
соседей не поступало — никаких официальных материалов
нет. А без документов разве можно? Мало ли кто что видит,
кто чего знает...
После такого ответа Крылову стало ясно, что возлагать
большие надежды на собранную информацию не стоит.
Перед тем как покинуть институт, он заглянул в четвер­
тый сектор.
Прощание затянулось, Элефантов уговорил-таки его
снова измерить биополе.
— Блестящая динамика! Если вам потренироваться...
Знаете, я буду просить, чтобы вы выделили для меня как-
нибудь половину дня. Можно в выходные, когда удобно.
Это очень важно!
Элефантов оживился, стал быстрым, бодрым и деятель­
ным. Пореев меланхолично поглядывал на внезапно объяви­
вшегося конкурента, механически взбивая кофейную смесь.
— В последнее время я тебя таким не видел, Сергей.
И тонус подскочил, и, по-моему... Ну-ка, сам сядь, попробу­
ем... Гляньте-ка на стрелочку, товарищ майор, колыхну­
лась? Нет? Жаль.
”Откуда он знает мое звание?” — подумал Крылов.
Пореев налил в чашку кипятку, помешал, неожиданно
достал плоскую бутылочку коньяку, приглашающе припод­
нял в сторону Крылова, потом повернулся к Элефантову.
— Майору не предлагаю, знаю — он ответит: ”На
службе не пью”, а мы с тобой можем принять по сто
граммов, тем более что рабочий день на исходе.
Именно такими словами Крылов и собирался отказаться.
”Неужели он действительно читает мысли?” — поразился он.
Элефантов пить не захотел, отмахнулся, записывая что-
то в толстый лабораторный журнал.

54
 — Давай, давай, взбодрись! И биопотенциал подскочит.
Помнишь, у тебя уже было такое? Стрелка отошла деления
на четыре, я глазам не поверил! Значит, и в этом деле есть
допинг. Ты почему-то здесь нелюбопытен!
Элефантов раздраженно бросил ручку.
— Хватит трещать! И убери бутылку, ты не в кабаке.
Пореев долил в чашку коньяк.
— Приказывать ты мне не можешь, я не твой подчинен­
ный и нахожусь не на работе. Правда, употребление спирт­
ного в общественном месте чревато, но можешь спросить
у майора: многих ли оштрафовали за то, что они пили кофе
с коньяком не там, где положено?
На улицу они вышли втроем. Пореев опьянел и болтал
без умолку.
— ...И тогда они идут к Порееву — сделай, чтобы не
болела голова, заговори зубы, одна дура попросила даже
бесплодие вылечить. И никто не вспоминает, как косились
на того же Пореева и называли шарлатаном.
— Шарлатан и есть. — Элефантов еще был не в духе. —
Девчонки из отдела кадров болтали про молодого майора,
а ты делаешь вид, что мысли прочел!
— Мало ли кто что болтает. Я и так все про всех знаю.
Но раз ты меня обижаешь, я ухожу.
Он свернул в первый попавшийся переулок. Элефантов
покачал вслед головой.
— Человек-уникум, но со странностями. Огромный
биопотенциал, умение концентрированно излучать мозго­
вую энергию, но надо же — пытается выдать себя за
этакого сверхчеловека, всеведущего и всезнающего. Он
очень чуток, по вегетативным реакциям — взгляд, непро­
извольное сокращение мышц, подрагивание век — может
определять приблизительный ход мысли собеседника, кое-
какие несложные мысли, допускаю, улавливает, но ему
этого мало. Бывает, исподволь узнает о человеке все, что
можно, а потом вдруг огорошит: три года назад вы
сильно болели, даже оперировались, точно, вам удалили
желчный пузырь и так далее. Такое фанфаронство комп­
рометирует саму идею, а она и без того... — Элефантов
безнадежно махнул рукой. — Но что делать! Приходится
мириться: люди его типа встречаются редко, методики их
отбора не существует — наткнулся случайно — благодари
судьбу. Правда, опыт с вами навел меня на интересную
мысль...
Элефантов говорил медленно, монотонно, недавнее ожи­
вление прошло бесследно. Глаза тусклые, ничего не выража­

55
ющие, как у оглушенной рыбы. Казалось, его что-то гнетет.
И эта неадекватная ситуации вспышка раздражения...
— Вам приходилось задерживать преступников?
— Много раз, — ответил Крылов.
— Можете рассказать?
”Чего это его вдруг понесло в эту сторону?” — подумал
инспектор.
— Сейчас я объясню.
”Ну вот, совсем необязательно читать мысли, чтобы
ответить на незаданный вопрос”.
— Понимаете, большинство людей выполняют обыден­
ную работу: вовремя пришел, стал за станок, сел за стол,
сделал то, что тебе предписано, — и домой. Самим образом
жизни они не приспособлены к решительным действиям.
А у вас совсем другое. Противостояние преступнику, готов­
ность рисковать, вступить в единоборство, преодоление
страха, естественного чувства самосохранения. Не исключе­
но, что все это способствует росту биопотенциала, и я хочу
поближе познакомиться с людьми действия, замерить...
”Именно этого не хватало нашим ребятам — стать
объектами лабораторных опытов!” — Крылов ухмыльнул­
ся, тут же почувствовал неловкость и попытался немедленно
ее загладить.
— Самый активный ”человек действия”, которого
я знаю, — это Старик. Замерьте его, и, если результата не
будет, можете бросить свою идею.
— А кто он? — мгновенно заинтересовался Элефантов.
— Наш сотрудник, сейчас пенсионер. Когда я пришел
в органы, проходил у Старика стажировку.
— Он что, уже тогда был старым?
— Да нет. Это псевдоним, с войны. Командовал дивер­
сионной группой для выполнения специальных заданий, ре­
бятам по двадцать, двадцать два, а ему двадцать пять —
вот и Старик.
— Не хотите про себя — расскажите о нем.
О Старике можно рассказывать долго, даже написать
книгу, что Крылов и предложил однажды писателю, у кото­
рого обворовали квартиру. Но тот ответил: дескать, до­
кументалистика — дело журналистов, а художественные
образы должны быть рождены фантазией, тогда они, как ни
странно, получаются более яркими и объемными.
Крылов рассказал Элефантову, как впервые увидел Ста­
рика в деле. Это было двенадцать лет назад, он работал
второй день, и Старик взял его на обход зоны. Показал
охраняемые объекты, проходные дворы, расположение те­

56
лефонов, сторожевых постов, познакомил с помощниками
из числа местных жителей, провел по местам сбора подучет­
ных элементов; проверили несколько квартир, хозяева кото­
рых представляли интерес для уголовного розыска.
О Старике ходили легенды, и Крылов не спускал с него
глаз, впитывая каждое движение, жест, манеру держать себя
и разговаривать с людьми, перенимая его тон, фразы, слова,
начинающие и заканчивающие беседу. Никаких особых пре­
мудростей не уловил: он держался спокойно, вежливо, до­
брожелательно, хотя доброжелательность эта вовсе не рас­
полагала к тому, чтобы похлопать его по плечу или просто
первым протянуть руку.
Уже смеркалось, ноги гудели, хотелось есть, они шли по
старым кварталам, их давно снесли и, гуляя в городском
саду с кинотеатром, кафе, аттракционами, плавающими
в искусственном озере лебедями, трудно представить узень­
кие кривые улочки этого ”шанхая”, убогие покосившиеся
домишки, помойки в ямах под ветхими заборами.
Последний адрес оказался небольшим домишкой, сло­
женным из обломков кирпича, почерневших досок, с кры­
шей, покрытой толем. В нем веселилась большая и весьма
живописная компания; когда Крылов рассмотрел лица со­
бравшихся, ему захотелось попятиться. Старик поздоровал­
ся, спокойно сел за стол, сдвинул в сторону карты, вынул
из-под чьего-то локтя финку в черном футляре, вылил на
пол водку из початой бутылки, потом, указывая пальцем,
пересчитал собравшихся.
— Двенадцать. Иди, позвони, пусть пришлют автобус.
Держался Старик так, что было сразу видно, кто здесь
хозяин положения. Почти все присутствующие его знали
и вели себя тихо, но один оказался залетным, у него задер­
галась губа и налился кровью тонкий бритвенный шрам
через левую щеку.
— Это еще что за чучело? Пошел вон, а то кусков не
соберешь!
Компания зашевелилась, на пьяных лицах явственно
проступала угроза, руки полезли в карманы, опустились под
стол к пустым бутылкам. Атмосфера мгновенно накали­
лась, теперь достаточно было одного слова, чтобы сработал
стадный инстинкт и пьяная толпа, не думая о последствиях,
начала бить, топтать, калечить, убивать.
Крылов не считал еще себя настоящим работником ми­
лиции, но фактически им являлся, и до сих пор ему было
стыдно вспоминать накативший страх и чувство беспомощ­
ности перед надвигающейся опасностью.

57
 А Старик молча запустил руку за борт пиджака, так
неспешно и даже лениво, что у Крылова мелькнула глупая
мысль, будто он хочет почесать под мышкой, вытащил свой
наградной ”ТТ” — табельного оружия он никогда не носил
— и выстрелил. В замкнутом пространстве небольшой ком­
натки грохот мощного патрона больно ударил по барабан­
ным перепонкам, так что у всех заложило уши, пуля вывали­
ла кусок стены с два кулака в полуметре над головой
человека со шрамом, тот побелел, а Старик уже спрятал
пистолет и спокойно, будто ничего не произошло, сказал,
продолжая прерванную мысль:
— Так и объясни дежурному: в газик все задержанные
не поместятся, нужна ”Стрела” или что там есть под ру­
кой.
Инцидент был исчерпан. С этого момента Старик стал
для Крылова кумиром.
Рассказанная история произвела на Элефантова сильное
впечатление, и он спросил, не может ли Крылов познако­
мить его со Стариком. Инспектор ответил, что может,
и если его удастся застать, то прямо сейчас.
Старик оказался дома. Разговор завязался быстро. Эле­
фантов изложил, что его интересует. Старик порасспраши­
вал о новом приборе и, к удивлению Крылова, легко со­
гласился подвергнуться измерениям.
Потом Старик затеялся заваривать чай, гости остались
одни, наступила пауза. Крылов незаметно рассматривал
Элефантова. Рост под сто восемьдесят, костистый, умные
глаза, высокий, с залысинами лоб, интеллигентные манеры.
Крылову он понравился с первой встречи. Но за прошедшие
два месяца он как-то изменился.
Элефантов почувствовал, что за ним наблюдают.
— Не поймали бандитов? — вяло поинтересовался он. —
Скорей бы: какой только чепухи не болтает обыватель...
Сник, утратил оптимизм и жизнерадостность. Да
и внешне осунулся, круги под глазами... Болеет? Или затра­
вили, перегорел? Если так — жаль, не видать ему лаврового
венка.
— Скоро поймаем, — как всегда в таких случаях, от­
ветил Крылов.
Вновь наступило неловкое молчание.
— Кого только здесь не было, — с воодушевлением,
чтобы расшевелить Элефантова, заговорил Крылов. — За­
мполит приводил молодых милиционеров — встречу с вете­
раном устраивал, пионеры приходили, журналисты. А Иг­
нат Филиппович...

58
 Старик принес чайник, поставил на стол сухари, пиленый
сахар. Крылов, прервавшись на середине фразы, подставил
чашку под тугую коричневую струю.
Элефантов отхлебнул, обжегся, потряс головой.
— Расскажите о войне, — неожиданно попросил он. —
В кино и в книжках настоящей правды мало. Все под
сладеньким сиропом...
Старик чуть заметно улыбнулся.
— Это верно. Только я не больно люблю казалы-маза­
лы. Хотя знаешь, Сашка, — повернулся он к Крылову, —
последнее время тянет поговорить. Видно, старею. А о вой­
не можно неделю рассказывать.
— Ну, самым трудным что было? — допытывался Эле­
фантов.
— Трудным? — Старик задумался и показал вымочен­
ный в чае сухарь. — Самое трудное — быть сытым среди
голодных.
— Как так?
— А вот слушай, — продолжал Старик. — Нас готовили
на задание. Особое задание, особая подготовка. Усиленный
рацион: белки, жиры, углеводы — все по научным табли­
цам, по формулам. Хочешь, не хочешь — ешь! Я за три
месяца набрал два кило, и это при изнурительных трениров­
ках, такой и был расчет — организм укрепить, запасы впрок
сделать. А через поле от нашего лагеря — голодающая
деревенька. Детишки, женщины в мерзлой земле ковыряют­
ся, картошку ищут, кору с деревьев дерут... Кожа до кости,
еле на ногах стоят, ветром качает. Через день похороны.
А у нас сахар, масло, мясо, консервы, шоколад... Увольне­
ний у нас не было, они тоже близко не подходили —
запретная зона, ничего не передашь... Ребята в бинокли
смотрят да зубами скрипят, стыдно, кусок в горло не идет.
Старик со стуком отставил чашку.
— А один был в группе — Коршун, здоровый такой,
краснощекий, бодрячок, он жрал в три горла да приговари­
вал: нас не зря кормят, подкожный жир поможет задачу
выполнить, так что ешьте, раз положено, это дело государ­
ственное...
Все правильно говорил. Потом голодали неделями, три
дня под снегом лежали, по сто километров за сутки прохо­
дили. Если б не подкожный жир, не запасы энергии —
нипочем не выдержать. Только Коршуна с нами не было.
Перед самой заброской ногу подвернул. Может, правда,
и не нарочно, но у меня к нему веры ни на грош! Если
человек не стыдится брюхо набивать, когда кругом голод,

59
то дрянь он и больше ничего! — Старик стукнул по столу.
Он всегда очень спокойно рассказывал о боевых действиях,
но здорово горячился, когда речь шла о трусости, пре­
дательстве, шкурничестве. — Среди своих такая сволочь
маскируется, а вот в оккупированной зоне их сразу видно!
И одежда не та, и курево, и жратва. Особенно это на
женщинах заметно. Одна изможденная, в ватнике и сапогах,
другая — ухоженная, нарядная, чулочки шелковые, туфель­
ки, духи французские. И пусть ее не видят с немцами
в автомобиле или за столиком в варьете, все равно все ясно!
— в голосе Старика появилось ожесточение.
— А боевой случай вы можете рассказать? — Элефантов
перебил довольно бесцеремонно, как будто хотел сменить
тему разговора.
— Случай? Случаев всяких хватало. Вот смотри...
Старик любил вспоминать прошлое, но его рассказы
напоминали кусочки мозаики, из которых нельзя было сло­
жить цельную картину.
— Когда освобождали Польшу, мы вчетвером на ”гази­
ке” заехали в маленький городишко, какой там городишко
— одни развалины. Немцы ушли, наши еще не пришли,
пусто. Улицы завалены обломками, где-то что-то горит, ни
души не видно, тишина такая, что жуть берет. Искали
помещение для контрразведки, ничего подходящего — все
дома сильно повреждены, наконец смотрим — целое здание,
только стекла выбиты. Во дворе парты сломанные, глобус,
муляжи всякие — школа. Я говорю Сашке Бурцеву — пойду
посмотрю, как там внутри, а вы поезжайте дальше, может,
что получше найдете...
Крылов знал эту историю, но слушал с интересом.
— ...Зашел, осмотрелся, наверх поднялся — подходит:
лестница в порядке, перекрытия крепкие, полы целы, только
убрать надо, мусора много, бумаги, мебель поломанная
навалом. Слышу, мотор шумит, что-то, думаю, рано вер­
нулись, дверца хлопнула, и машина уехала. Ничего не пони­
маю. А по лестнице шаги, ага, Бурцев, куда же он остальных
послал? Вышел из-за угла, а передо мной, метрах в пяти —
эсэсовский офицер! Я стою и смотрю на него, а он на меня
пялится, оба словно оцепенели, потом одновременно —
к кобурам. Время как остановилось: у него рука медленно­
медленно крышку отстегивает, и у меня застежка не подда­
ется, наконец вытащили шпалеры, я упал на колено, он тоже
не лыком шит — отскочил за колонну, короче, оба промаза­
ли. А потом началась перестрелка, как в кино, только
безалабернее и не так красиво. Бегаем друг за другом,

60
палим, не попадаем. Наконец, подстерег я его в спортзале,
там посередине целая куча всякой всячины: конь, козел,
брусья, маты горой, спрятался за ними, он в другую дверь
входит, бах — готово! — Старик азартно рассек рукой
воздух. Рука у него была тяжелой, пальцы плотно сжаты
и чуть согнуты, большой прижат к ладони. Попади под
такой удар — не поздоровится. — Я на нем бумаги важные
нашел и вот эту штуку с пояса снял... — Старик покопался
в ящике и положил на стол нож в кожаных ножнах с краси­
вой костяной ручкой.
— Японский, для харакири. Символ чести, презрения
к смерти. Эсэсманы себя тоже вроде как самураями считали,
вот и таскал для форсу.
Элефантов снял ножны и зачарованно рассматривал
тусклый клинок, а Крылов смотрел на Старика. Обычно
всех завораживали смертоносные железки: пистолет с неров­
но выгравированной наградной надписью на затворе, эк­
зотический трофей, добытый в перестрелке, рукоятка индук­
тора, поворот которой отправил на тот свет несколько
сотен фашистов... Предметы ”оттуда” резко отличались от
повседневных вещей привычного мира, от них пахло опас­
ностью, порохом, гарью, кровью, они гипнотизировали,
вызывали волнующее тревожное чувство причастности к да­
вно прошедшим героическим событиям. А сам рассказчик
отодвигался на второй план, уходил в тень: в нем не было
никакой экзотики, обычный человек, такой же, как все вок­
руг. Трудно представить, что это он стрелял из наградного
пистолета, поворачивал рычаг взрывной машинки, обыски­
вал убитого врага.
Старику на вид не дашь его шестидесяти трех: сухой,
энергичный, крепкий, всегда загорелый, только глубокие
морщины вокруг рта и глаз, морщины на лбу, белые волосы
говорили о том, что человек много испытал на своем веку.
Тонкий крючкообразный нос придавал ему сходство с хищ­
ной птицей, и были моменты, когда это сходство усилива­
лось выражением лица, взглядом и прищуром глаз, неотв­
ратимой целеустремленностью.
Нет, Старик не был обычным человеком. Он был челове­
ком государственным. В свое время ему доверяли очень
многое и от его решений зависело немало. В его мозгу
хранилось тайн не меньше, чем в бронированных сейфах
специальных архивов, и сведения эти не выходили наружу —
например, Крылов, много раз слышавший отдельные эпизо­
ды его биографии, так и не представлял, как они увязывают­
ся между собой и как связаны с более широкими событиями.

61
 Но он точно знал, что Старик абсолютно надежный,
железный человек. Его нельзя купить, запугать, обмануть,
сбить с толку, выведать или пытками вырвать то, что он
не считал нужным сообщать. Даже убить его было нельзя,
во всяком случае многие пытались это сделать и не
смогли. В Старике сидели четыре пули, все пистолетные —
он близко сходился со смертью, и казалось, они не
причинили ему вреда, даже шрамы заросли и стали почти
незаметны.
Старику не везло, и оттого он получил меньше, чем
заслуживал. Дело не в знаках отличия, наград у него хвата­
ло не только советских — и польские кресты, и венгерские
ордена, и именное оружие, которое и тогда вручалось неча­
сто, а уж сейчас разрешалось хранить в единичных случаях.
Судьба Старика вообще сложилась как-то неудачно. Вроде
все было хорошо — выполнял задания, возвращался жи­
вым, в званиях рос быстро, капитаном он вообще не ходил:
прыгнул в тыл врага старшим лейтенантом, а вернулся
майором. Но потом все пошло наперекос: что получилось —
Крылов не знал, хотя был уверен, что вины Старика тут не
было, просто время жесткое, да служба, не слушающая
оправданий, — только он чуть не угодил под трибунал, но
отделался разжалованием в лейтенанты.
После войны тридцать лет прослужил в милиции, рабо­
тал фанатично, по-другому не мог, сумел стать классным
профессионалом, знатоком преступного мира, точнее, того
мирка, который еще оставался, обычаи, традиции и язык
которого берегли вымирающие ”паханы”, редкие, как зуб­
ры, даже в колониях особого режима.
Он дни и ночи проводил в своей зоне, всех блатных знал
как облупленных, и они его знали, боялись, уважали по-
своему. Нераскрытых преступлений у Старика почти не
было, на допросе он мог разговорить любого, даже к самым
отпетым, ворам в законе, находил подход.
Но все тридцать лет Старик оставался исполнителем,
выше старшего инспектора и майорского потолка так и не
поднялся, потому что образования не имел, начальства не
чтил, ”подать себя” не умел. Каждый из этих недостатков
в отдельности, возможно, и не сыграл бы большой роли, но,
взятые вместе, они служили надежным тормозом при реше­
нии вопроса о выдвижении.
Всю жизнь, за исключением нескольких лет неудачного
опыта супружества, Старик прожил в общежитии, уже перед

62
самой пенсией получил квартиру в ведомственном доме,
и нельзя сказать, чтобы очень этому обрадовался. Он всегда
был выше житейских забот, не думал о быте, да и о себе,
пожалуй, не думал.
Война пращой запустила его в самое пекло, туда, где
надо мгновенно ориентироваться, принимать единственно
правильное решение, быстро стрелять и уворачиваться от
выстрелов, входить в контакт с людьми, определяя, кто
друг, а кто — враг, рисковать своей и чужими жизнями,
предугадывать действия противника и переигрывать его,
прятаться, маскироваться, атаковать, где все подчинено од­
ной цели — выполнению задания и где именно это является
смыслом жизни, а еда, отдых, одежда, место ночлега пре­
вращены во второстепенные, обеспечивающие детали, без
которых при необходимости можно обойтись.
Такое же отношение к быту Старик сохранил и в мили­
ции, поэтому он никогда не добивался ни путевок, ни квар­
тиры, ни садового участка, поэтому же не стал отвлекаться
на институт, хотя был не глупее тех, которые учились у него
азам сыска, а получив дипломы, поглядывали уже несколько
свысока.
Пять лет как Старик на пенсии, но от дел не ушел:
стажировал начинающих, учил молодых, консультировал
опытных, помогал асам. Бывали случаи, когда дипломиро­
ванные сыщики заходили в тупик и не могли помочь им ни
справочные картотеки, ни информационно-поисковая систе­
ма, ни машинная память, — тогда шли к Старику, не то
чтобы на поклон, а вроде бы просто рассказать, посовето­
ваться, мол, одна голова — хорошо, да две лучше, и Старик
брался за дело, рылся в собственной памяти, тянул за
тоненькие, одному ему известные ниточки, находил давно
забытых осведомленных людей и, глядишь, давал резуль­
тат. Отставка ничего не изменила, Старик продолжал жить
так же, как раньше, так, как привык. И по-прежнему ни во
что не ставил комфорт и материальные блага.
Да, Старик не был обычным человеком, таким же, как
все вокруг. К сожалению. Если бы все были такими, как он...
Увы! Крылов изо всех сил старался походить на Старика, но
сомневался, что это удается.
Правда, тогда, в ночном поезде, когда внутренний голос,
основанный на инстинкте самосохранения, убеждал, что
отвернувшийся к двери тамбура с сигаретой человек не
Глушаков и проверять его нет никакой необходимости, во

63
всяком случае сейчас, одному, он примерил к ситуации
Старика и спросил у курящего документы.
И Элефантова, который сейчас вертит в руках самурайс­
кий нож, снятый Стариком тридцать семь лет назад с убито­
го им эсэсовского офицера, захватывающие истории ин­
тересуют не сами по себе, он же не мальчик десяти лет от
роду. И не научный интерес им движет, хотя, может, и игра­
ет какую-то роль, но не основную: а главное, что подающе­
го надежды ученого волнует, теперь это видно невооружен­
ным глазом — смог бы он сам в пустом городе выйти один
на один с врагом? Смог бы победить и с теплого еще тела
снять документы и трофей?
Крылов не знал, что стряслось у этого парня, — сим­
патичный, талантливый, с перспективой, а вот забрали же
сомнения; ”мол, чего я стою”, и пытается их разрешить —
присматривается к ”людям действия”, примеряет их поступ­
ки, ищет отличия себя от ”них”.
”Да, отличий уйма, — думал Крылов. — Ни я, ни
Старик в жизни не изобретем никакого прибора и не до­
думаемся до десятой доли тех вещей, которые ты придумал,
зато отобрать у пьяного нож, пистолет выбить, наручники
надеть, в притон ночью войти — это у нас лучше получится.
Каждому свое. И мы от нашего неумения и незнания не
страдаем, а ты свое, похоже, болезненно переживаешь. По­
тому, что еще в каменном веке выслеживать, убивать и све­
жевать дичь считалось делом сугубо мужским и потому
почетным, а вот там звезды рассматривать, огонь жечь, на
стенах рисовать — мог вроде бы каждый кому не лень.
И хотя охотники обеспечивали день сегодняшний, а созерца­
тели и рисовальщики — завтрашний, сейчас это всем ясно,
в генах все равно сохранилось деление на мужское ремесло
и всякое там разное.
Но чтобы вылезло наружу это запрятанное, чтобы нача­
ли сомнения мучить, нужна какая-то встряска, взрыв какой-
то нужен, да чтобы он наложился на давний душевный
надлом, неуверенность в себе, скрытую, залеченную, похо­
роненную как будто, а оказывается — живущую. И отгадку
надо искать в прошлом твоем — юности, а может, и детст­
ве...”
Интуитивная догадка Крылова была верной. Чтобы по­
нять специфические черты характера Элефантова, сыгра­
вшие определяющую роль в рассказываемой истории, сле­
довало заглянуть на тридцать лет назад...

64
 V. ЭЛЕФАНТОВ
1

Сергей Элефантов рос единственным ребенком в семье,

и, если исходить из стереотипных представлений, его долж­
ны были безмерно баловать. Всю жизнь ему внушали, что
именно так оно и было, в качестве примеров приводили
необыкновенную, приобретенную на толчке за большие де­
ньги коляску, покупаемые на рынке апельсины и всегда
наполненную вазочку с конфетами на обеденном столе. Сам
Сергей ничего этого не помнил.
Семейная хроника сохранила факт прибытия новорож­
денного к домашнему очагу — счастливая мать неловко
захлопнула дверцу такси, прищемив ему руку. К счастью,
резиновый уплотнитель смягчил удар, а компрессы и при­
мочки привели распухшую и посиневшую кисть в норму.
Сергей этого не помнил, но случай многократно пересказы­
вался как забавный курьез, и только много лет спустя,
сжимая и разжимая кулак, он смог оценить истинную юмо­
ристичность давнего события.
Помнить себя в окружающем мире Сергей стал с трех
лет, хотя потом родители не верили этому, тем более что
в его памяти откладывались события, которые они, конеч­
но, давно забыли. Например, попытка вызвать большой
снег. Отец сказал, что снег выпадает от дыхания людей,
и Сергей, лежа закутанный в одеяло на санках, всю прогулку
старательно выдыхал воздух ртом прямо в небо.
На следующий день, проснувшись, он бросился к окну,
ожидая увидеть сугробы вровень с подоконником, и ис­
пытал первое в жизни разочарование.
Второе разочарование связано с отношением взрослых
к правде, которую они учили его говорить всегда и везде.
Был праздник, гости сидели за столом, он вышел из спаль­
ни, где прихорашивалась перед зеркалом мать, и на шут­
ливый вопрос, что там делает твоя мама, серьезно ответил:
”Красит щеки губной помадой”.
Гости захохотали, появилась мать с натянутой улыбкой
и румянцем, забивающим помаду, весело сказала, что он все
перепутал, но потом на кухне отвесила подзатыльник.
Какое разочарование было третьим, Сергей не помнил.
То ли старшие мальчишки под предлогом испытания смело­
сти и умения писать склонили его изобразить на цементном
полу подъезда неприличное слово, а потом, пока двое дер­

3 Вопреки закону 65
жали его под руки, чтобы не стер, третий позвал родителей:
”Посмотрите, что ваш Сережа написал”; то ли Моисей,
поклявшись страшными клятвами, что вернет, взял посмот­
реть чудесный черной пластмассы — большая редкость по
тем временам — подаренный бабушкой пистолет и неожи­
данно убежал вместе с любимой игрушкой; то ли... Раз­
очарований приходилось переживать все больше и больше,
Сергей потерял им счет. Одни проходили безболезненно,
другие наносили глубокие раны, повзрослев, он понял, что
самый верный способ избежать их вообще — не очаровы­
ваться, и заковался в броню скепсиса и сарказма, будто
предчувствуя, что самое горькое, перевернувшее всю его
жизнь разочарование еще впереди.
До семи лет мир Элефантова делился на две неравные
части. Первая ограничивалась высоченными, покрытыми
золотым и серебряным накатом, потрескавшимися стенами,
стертым желтым паркетом и бурым, с громоздкими леп­
ными украшениями потолком. Двадцать восемь квадратов
жилплощади неоднократно подвергались перестройке,
и о прошлом квартиры можно было судить по заложенным
и вновь пробитым дверям, неудобствам планировки да не­
истребимому запаху коммуналки.
Здесь негде было играть и прятаться: жили тесно, углы
и простенки были плотно заставлены разномастной обша­
рпанной мебелью, в чулане размещалась фотолаборато­
рия, даже заглядывать в которую Сергею строго-настрого
запрещалось. Запреты вообще пронизывали всю детскую
жизнь Элефантова и мешали резвиться и шалить в гораздо
большей степени, чем скученность и теснота. Запреты и по­
стоянно царящая в семье атмосфера тревожной напряжен­
ности.
Мать Сергея закончила ветеринарный институт, его рож­
дение совпало с моментом распределения, и много лет
спустя, сопоставив эти обстоятельства, Сергей пришел к вы­
воду, что обязан своим появлением на свет ее отвращению
к сельской глубинке и боязнью любых животных крупнее
кошки. Прав он был или нет — сказать трудно, но факт
остается фактом: Ася Петровна, благополучно избежав рас­
пределения, осталась на кафедре ассистентом, лелеяла
мысль об аспирантуре, а когда выяснилось, что научную
стезю ей не одолеть, пристроилась в отраслевую лаборато­
рию, здорово напоминающую эффективностью проводи­
мых исследований контору ”Рога и копыта”, где всю жизнь
составляла таблицы, чертила диаграммы эпизоотий крупно­
го рогатого скота и видела бодливых коров, кусачих бара­

66
нов и лягающихся лошадей только на цветных плакатах,
преимущественно в разрезе.
Однажды, правда, Асе Петровне пришлось две недели
провести в непосредственной близости от настоящих живо­
тных, и еще два года она с ужасом вспоминала об этом.
А было так: кафедра проводила исследование эффектив­
ности новой вакцины, и Асю Петровну послали в глубинку
собирать материал. Она предусмотрительно взяла с собой
пятилетнего Сергея, и у того воспоминания о жизни в дерев­
не навсегда врезались в память яркими красочными обрыв­
ками.
...Вечером с пастбища гонят коров, женщины выстраива­
ются вдоль улицы, ожидая, скорее это дань традиции, а не
необходимость: животные прекрасно знают свои дома, без­
ошибочно сворачивают к нужным воротам, лбом открыва­
ют калитку и сами заходят во двор.
Оживленно, шум, гам, звяканье колокольчиков, мыча­
нье... Солидно шествует стайка гусей, вид у них грозный и,
чтобы они не подумали, что он испугался, Сергей швыряет
в вожака камнем. Гусак расставляет крылья, угрожающе
вытягивает шею, с шипением раскрывает клюв и гонится за
ним. Приходится бежать в спасительный двор, но гусак не
прекращает преследования, сердце уходит в пятки, Сергей
вбегает в сени и закрывает нижнюю половину двери, опаса­
ясь, что метровое препятствие не остановит рассерженную
птицу. Но гусь удовлетворенно складывает крылья и враз­
валку, важно удаляется.
На двуколке подъезжает мать, прощается с тетей Кла­
вой, та взмахивает вожжами, Ася Петровна видит, что
Сергей ест цибулю — только выдернутую луковицу и круто
посоленный хлеб — самый вкусный ужин на свете, но это
криминал, дома не миновать бы скандала, здесь все по-
другому, дети тети Нюры, хозяйки, едят то же самое,
и мать, улыбаясь, чмокает Сергея в макушку...
...Жаркий полдень, слепни, матери нет, Сергей каприз­
ничает, тетя Нюра отвлекает его: ”Видишь, дедушка мимо
пошел”. Сергей решает, что дедушку зовут Мимо. Хочется
с ним познакомиться, дедушка живет страшно далеко —
через два дома, тетя Нюра разрешает: ”Сходи, тут рядыш­
ком, дедушка хороший”. Сергей, замирая, шагает по пыль­
ной дороге, пугливо озирается, подойдя к дому, нерешите­
льно заглядывает сквозь дырку в заборе, дедушка Мимо
приглашает во двор, угощает помидорами с грядки. Сергей
отказывается: немытое есть нельзя, заболеешь. Дедушка
смеется и надкусывает помидор: ”Видишь, не болею”.

67
 Они подружились, дедушка Мимо удивлялся, что Сергей
знает наизусть много стихов, умеет рассказывать сказки,
что он ходит в сандалиях: ”Босиком надо, полезнее”, и в па­
намке — от солнца. Как-то вышли в поле — зеленое,
бескрайнее, деревня скрылась за косогором, кругом только
ровная, колышущаяся зелень да яркое солнце, Сергей ощу­
тил какое-то незнакомое волнение, потом, много времени
спустя понял — чувство привольного простора. Хотелось
бежать плавными огромными скачками, полубег-полуполет,
мчаться вперед, куда глаза глядят, долго бежать, до самого
синего горизонта. Попробовал, но поле только казалось
ровным: под зеленью скрывались ямки, рытвины, сусличьи
норы, Сергей упал, ощущение приволья проходило, хотя
потом возвращалось во снах, да и наяву: когда на душе
было очень хорошо, Сергей стремительно несся по бес­
конечному упругому изумрудному покрывалу, приятно пру­
жинящему под ногами. Как резвый, сильный, немного дура­
шливый молодой конь...
И неприятное воспоминание оставила деревня: Сергей
и дедушка Мимо наткнулись на умирающего коня. Сергей
сильно расстроился, а Мимо, поговорив с хозяином, со­
крушенно качал головой: ”Загнал по пьянке, печенка лоп­
нула у коняги. У них сердце крепкое, а печенка послабее,
чуть что — трах и пополам!”
...Сергею казалось, он живет в деревне очень долго, муж
тети Нюры соорудил ему в тени трактор из чурбака и раз­
битого ящика, и он твердо решил стать трактористом, что
веселило дедушку Мимо и тетю Нюру. Появились друзья —
несколько соседских пацанов, босоногих, исцарапанных, чу­
мазых, не понимающих, почему Сергей не ест с земли
яблоки и груши.
Но однажды Ася Петровна привела Сергея в кабинет
к строгой женщине с седыми волосами, посадила рядом
с собой на жесткий, обтянутый черной клеенкой стул, и он,
безуспешно пытаясь вытащить за большие блестящие шляп­
ки хоть один диковинный гвоздь, краем уха слышал слова:
городской мальчик, другой рацион питания, постоянный
уход, похудел на два килограмма...
Потом они с матерью шли к ”пассажирке” — автобусу
с выступающей мордой радиатора и одной дверью впереди,
которую водитель открывал длинной блестящей ручкой,
тетя Клава несла чемодан, жалела Сергея и обещала прове­
сти все необходимые опыты и выслать результаты.
— Главное соблюдать методику, — озабоченно поучала
Ася Петровна.

68
 На станции в ожидании поезда мать развеселилась, купи­
ла мороженое и мечтательно сказала:
— Сейчас сядем в вагон, ту-ту — и больше нас в эту
дыру не загонишь.
Сергей поинтересовался, кто и в какую дыру хочет их
загнать, мать в ответ рассказала сказку про тетку-профес­
соршу, которая копает в разных далеких местах глубокие
ямы и прячет туда непослушных детей, иногда вместе с ро­
дителями.
Сказка произвела на Сергея удручающее впечатление,
когда состав тронулся, он тревожно выглядывал в окно: не
бежит ли следом злая тетка-профессорша.
Но оказалось, что она поджидала мать в городе, пыта­
лась-таки загнать ее в дыру, строила козни, решила загу­
бить, но Ася Петровна сумела избежать всех опасностей
и переселилась в комнату с муляжами коровы и лошади
в одну шестую натуральной величины, к цифрам и графи­
кам.
Перемены не помешали Асе Петровне считать себя высо­
кообразованной и тесно причастной к большой науке, не
сделавшей блестящей ученой карьеры только из-за происков
менее талантливых, но более пронырливых завистников.
Муж это мнение разделял и полностью поддерживал.
Николай Сергеевич Элефантов образования не имел, рабо­
тал фотографом по договорам, часто выезжая в сельские
районы, допоздна возился в лаборатории, иногда прихваты­
вал ”левые” работы или производил съемку на дому. Сергей
не понимал, чем левые работы отличаются от правых, но
знал, что следует опасаться каких-то финов, которые могут
обложить налогом, а потому нельзя разговаривать с незна­
комыми людьми, рассказывать кому-либо о занятиях отца,
приводить домой товарищей и даже возвращаться самому,
когда у него клиент.
Последний запрет был самым неудобным. Сколько раз
Сергей, разгоряченный беготней, был вынужден терпеть
жажду в то время, как другим пацанам ничего не стоило
забежать домой и напиться. А однажды, когда он, не в си­
лах больше терпеть, справлял нужду за сараями, его засту­
кала дворничиха и подняла крик на весь двор. Он чуть не
сгорел от стыда и запомнил свой позор на долгие годы, но
по-прежнему соблюдал запрет, нарушив его только один
раз: когда распорол ногу осколком бутылки и, истекающий
кровью, заколотил в родную дверь в неположенное время.
Ему долго не открывали: отец прятал фотокамеру и снимал
софиты, а он стучал все сильнее — инстинкт самосохране­

69
ния оказался сильнее страха родительского гнева, к тому же
где-то в глубине сознания шевелилась мысль, что происшед­
шая с ним беда важнее, чем все левые и правые работы
Элефантова-старшего.
Наконец, отец с перекошенным лицом и безумными
глазами выскочил на порог, оглядел заполненную детьми
и вышедшими на шум соседями площадку, схватил Сергея
за грудки, втянул в дом, изо всех сил захлопнул дверь
и принялся орать, вымещая на нем злость за пережитый
испуг. При этом он оказывал сыну помощь: промывал рану,
останавливая кровь, бинтовал, но Сергей плакал уже не от
боли и страха, а от обиды и думал, что лучше бы он остался
во дворе, забился за сараи и умер от потери крови.
Отец всегда был нервным, взвинченным, очень мнитель­
ным и многократно преувеличивал опасность и рискован­
ность своих занятий. Допускаемые им финансовые наруше­
ния не шли ни в какое сравнение с размахом коллег по цеху:
Иваныча, Краснянского, Наполеона, но боялся он больше,
чем все они вместе взятые. Двадцать пять лет спустя, раз­
глядывая длинный белый шрам на ноге, Элефантов пожалел
отца, посчитавшего, что его выследили и настигли с полич­
ным, и ожидавшего увидеть за дверью целую бригаду фи­
нов и милиционеров. Но тогда отсутствие сострадания, на
которое он имел право рассчитывать, повергло шестилет­
него Сергея в отчаяние. Вечером в постели он плакал,
накрывшись одеялом, и ему казалось, что ничего хорошего,
радостного и веселого в жизни у него не будет.
Правда, утром это ощущение прошло, родители его
пожалели, делая перевязку, отец говорил ободряющие сло­
ва, и неприятный осадок в душе растворился без остатка.
Но детские переживания Элефантов не забыл и старался
не доставлять их своему сыну, а если случалось накричать
на Кирилла под горячую руку, потом он обязательно изви­
нялся.
Перед ним в детстве не извинялись, и даже мысль об
этом не могла прийти в голову отцу или матери. И друг
перед другом они не извинялись, хотя поводов хватало: шел
период притирки характеров, процесс происходил болезнен­
но, часто вспыхивали скандалы, отец, утверждаясь в роли
главы семьи, орал так, что дребезжали стекла в буфете, и не
подозревал, что бросает бумеранг, который через несколько
десятков лет ударит его самого.
Мать плакала, Сергей успокаивал ее и выслушивал упре­
ки и обвинения в адрес мужа, тот, в свою очередь, жаловал­
ся на жену, иногда в конфликт вовлекались обычно со­

70
блюдающие нейтралитет дедушка и бабушка со стороны
отца, тогда ссора приобретала такие масштабы, что Сергей
убегал во вторую половину своего мира.
Двор с проходняками на сопредельные территории; про­
хладными, пахнущими сыростью подъездами; тенистым па­
лисадником перед окнами тети Вали; длинным рядом сара­
ев у задней стены, за которыми можно было жечь костер
и заниматься другими столь же запретными делами; пуга­
юще высокими пожарными лестницами, деревьями, забора­
ми, кошками и собаками, полутора десятками пацанов раз­
личных возрастов, — засасывал Сергея, как омут.
Здесь играли в казаков-разбойников, пиратов, в войну,
делали воздушных змеев — драночных и простых — ”мона­
хов”, рассказывали в темных подвалах страшные истории,
зажигали костры и жарили насаженные на прутики куски
колбасы.
Здесь Сергей общался со сверстниками из так называ­
емых неблагополучных семей, которые хвастались друг пе­
ред другом, чей отец больше отсидел или чей брат больше
знает самых отпетых уркаганов. У них был особый язык,
и кроме ругательств Сергей узнавал новые для себя слова,
удивляясь пробелам собственного образования. Васька Сы­
роваров долго смеялся, обнаружив, что приятель не знает,
что такое чекушка, а Моисей надрывал живот, когда Сергей
отвечал, что малина — это ягода, а пером пишут буквы.
У них существовала своя система ценностей, по которой
опрятно одетые и не знающие простых вещей Сергей, Юрка
Рогов да еще несколько ребят считались маменькиными
сынками, негодными к сколь-нибудь серьезному делу. То,
что Сергей мог рассказать уйму сказок, Юрка Рогов гово­
рил по-английски, Павлик Сизов прекрасно рисовал и учил­
ся играть на скрипке, положения не меняло, эти достоинства
во дворе не котировались, скорее напротив — подтверждали
неполноценность их обладателя.
Пытаясь добиться расположения, Сергей скармливал
вынесенные из дома бутерброды вечно голодному Моисею,
тот поощряюще хлопал его по плечу и говорил, что теперь
они навек кореша. Но когда Сыроваров и пацаны постарше,
перемигиваясь, шли с соседкой Веркой в подвал ”смотреть
курицу”, Моисей давал Сергею шалобан и прогонял, приго­
варивая: ”Пойди кошке под хвост загляни”. Оскорбленный
Сергей бродил по двору, ощущая свою ущербность.
Он догадывался: то, что делается сейчас в пыльном,
пахнущем мочой подвале связано с довольно распростра­
ненной, хотя и запретной игрой ”в доктора”, когда мальчик

71
и девочка, уединившись в укромном месте, делают щепоч­
кой уколы друг дружке, но это вводная, для приличия, часть
игры, а главное, ради чего, собственно, нарушали запрет
и прятались, происходило потом: снимали трусики и рас­
сматривали стыдное, трогая иногда палочкой, вроде как
медицинским инструментом, и испытывая пугающее и при­
ятное возбуждение. Но в подвале все, конечно, было ин­
тересней, и, хотя представить подробностей Сергей не мог,
он ощущал то же острое запретное чувство, будто касался
палочкой белого девчоночьего тела. Потом жадно вгляды­
вался в щурящуюся на свет ватагу, безуспешно выискивая
следы тайны. Моисей как ни в чем не бывало обнимал его,
называл корешом и жарко шептал на ухо, чтобы он вынес
еще пожрать.
Дворовые авторитеты были маловпечатлительны и
практичны, обладали неразвитым воображением и слабой
эмоциональностью. Как-то Сергей стал свидетелем жуткой
сцены: троллейбус сбил слепого побирушку, пострадавшего
увезла ”скорая”, а на асфальте осталась запачканная кро­
вью старая кепка, дно которой едва закрывалось собран­
ными медяками.
Под сильным впечатлением Элефантов пересказал уви­
денное во дворе, и Васька Сыроваров, хищно блеснув глаза­
ми, тут же убежал, а вернувшись, долго сокрушался, что на
месте наезда много людей и милиции, поэтому взять деньги
не удалось.
Уже тогда у Сергея зародилась смутная, неоформившая­
ся мысль о том, что внутренне люди отличаются друг от
друга гораздо сильнее, чем внешне. Его поражало пренеб­
режение дворовых пацанов всеми запретами и ограничени­
ями, которые сам он даже в мыслях боялся нарушить.
Моисей, Васька и Рыжий Филька курили за сараями собран­
ные на улице ”бычки”, играли в айданы, ели убитых из
рогаток и зажаренных в маленьких, сложенных из трех
кирпичей печках воробьев, утоляли жажду снегом или со­
сульками, никогда не мыли рук.
Сергей рассказывал об этом дома, когда ему в очередной
раз сулили воспаление легких от едва заметного сквознячка,
но родители многозначительно покачивали головами и зло­
веще предрекали нарушителям запретов скорую и немину­
емую кару в виде брюшного тифа, холеры, дизентерии,
менингита и других столь же страшных заболеваний.
Сила родительского авторитета в те годы еще была
велика, и на следующий день Сергей выходил во двор
с опаской, ожидая увидать валяющихся прямо на улице

72
в страшных мучениях детей или вереницы санитарных ма­
шин у каждого подъезда. Но все оказывалось как обычно —
Моисей, Васька и Филька, здоровые и веселые, затевали
очередную игру, рвали зеленые жерделы, запивая сырой, да
к тому же холодной водой из дворовой колонки. А сам
Сергей начинал кашлять, шмыгать носом, или у него рас­
страивался желудок, и отец с матерью в два голоса ругали
его за недостаточно тщательное мытье рук и нежелание
носить джемпер.
Вконец растерянный Сергей вновь пытался сослаться на
Моисея или Фильку, но мать раздраженно говорила, что
просто им до поры до времени везет, а отец запальчиво,
хотя и довольно непоследовательно, кричал, чтобы он себя
с ними не равнял, так как ему до них далеко. Так опять
проявлялась мысль о какой-то второсортности Сергея.
Дело в том, что на свою беду Сергей плохо ел. Как
удалось родителям отбить у него естественно существу­
ющий у каждого человека аппетит, осталось загадкой даже
в зрелом возрасте; очевидно, сказывалась давящая необ­
ходимость садиться за стол в строго определенное время
и без остатка съедать то, что дают. Любое отступление от
предписываемого домашним уставом процесса потребления
пищи считалось грубейшим нарушением порядка и строго
каралось. Мать запирала нарушителя в темной ванной,
секла ремнем, ставила в угол, однажды вылила недоеден­
ный суп на голову. Затем кормление продолжалось, как
будто наказания могли способствовать появлению аппети­
та.
Неудачи за обеденным столом Сергей переживал очень
болезненно, тем более что они служили основанием для
сравнения его с соседскими детьми, и сравнение всегда было
не в его пользу. Даже когда речь шла о Моисее, Фильке,
Ваське Сыроваре, слывших беспризорниками и хулиганами,
оказывалось, что у них есть и достоинства — они ”хорошо
кушают”, потому и могут отколотить во дворе любого,
потому инфекции и простуды их не берут. Любимцем роди­
телей был толстенький розовощекий Вовочка Зотов из сосе­
днего подъезда, его ставили в пример чаще других.
У Вовочки была педальная машина, велосипед, элект­
рическая железная дорога и другие шикарные игрушки,
заслуженные, как внушалось Сергею, округленькими щеч­
ками и заметным животиком.
Элефантов не хотел походить ни на расхристанного гряз­
ного Моисея, ни на жирного Вовочку; к последнему он
ревновал родителей, тщетно пытался понять, почему посто­

73
ронний мальчик может быть для них более привлекатель­
ным, чем собственный сын.
Став взрослым, он понял, что родители, хотя и не со зла,
а от педагогического невежества, отсутствия элементарной
чуткости, сделали все, чтобы выработать у него комплекс
неполноценности, и не их вина, если это в полной мере не
удалось.
Сергея спасли книги. Его воображение пробудили сказ­
ки, которые бабушка рассказывала, как только выдавалась
свободная минута, а иногда — не отрываясь от хлопот по
хозяйству.
Бабушка говорила особым, сказочным голосом, и он
полностью погружался в мир удалых богатырей, хрусталь­
ных замков, добрых и злых волшебников.
...И прикинулась гадюка черная красавицей девицей,
Иванушка склонился поцеловать уста сахарные, тут бы ему
и смерть пришла, да крестная спасла, не дала пропасть,
палочкой волшебной взмахнула — чары злые развеялись,
увидал Иванушка перед собой змею ядовитую, раз! — и от­
сек ей голову!
Здесь Сергей заплакал, бабушка всполошилась, что напу­
гала ребенка, долго утешала, обняв за плечи и приговари­
вая: ”Да не бойся ты, не бойся, ведь все хорошо кон­
чилось...”
Но Сергей плакал не от страха, он сам не смог бы
выразить чувства, которые испытывал. Эту сказку он запом­
нил на всю жизнь и много раз, то в кошмарном сне, а то
и наяву в угнетенном состоянии духа, видел жуткую своей
противоестественностью картину: ослепленный колдов­
ством добрый молодец тянется губами к брызжущей ядом
гадюке.
Он научился читать рано, пяти лет, помогло желание
самому, без посторонней помощи уходить в сказочный мир.
Через год-два Сергей читал толстые книжки, намного об­
гоняя сверстников и удивляя сотрудников районной библио­
теки.
Книги помогли ему понять, что умение ”хорошо ку­
шать” вовсе не главное в жизни, а розовые щечки и складка
под подбородком — совсем не те добродетели, за которые
можно уважать или любить. Собственно, он и сам детским
умом и неразвитой интуицией понимал это, но поскольку
родители утверждали обратное, необходимо было найти
союзников, и Сергей их нашел: дядя Степа, пятнадцатилет­
ний капитан, Дон Кихот и Тиль Уленшпигель авторитетно
подтверждали его правоту.

74
 И все же в жизни Элефантова нет-нет да случались
моменты, когда из глубины памяти выплывало унизитель­
ное ощущение собственной ущербности и какой-то несосто­
ятельности, приходилось делать усилие, чтобы его преодо­
леть, доказать всем окружающим, а в первую очередь само­
му себе, что он, Сергей Элефантов, ничуть не хуже, не слабее
и не трусливее других.
Доказывая это, он не обходил острых углов, лез на
рожон, встревал в необязательные драки, с пятого класса не
расставался со складным ножом, старательно создавая об­
раз человека, способного пустить его в ход. Сверстникам, не
знавшим истинных причин такого поведения, казалось, что
оно объясняется особой уверенностью в себе, хотя на чем
базировалась эта уверенность у худого, не отягощенного
мышцами Сергея, было совершенно непонятно. Кто-то пу­
стил слух, что он связан с компанией лихих уличных ребят,
такая версия вроде бы расставляла все по местам, поэтому
в нее поверили.
Сергей по мере возможности подкреплял сложившееся
мнение то многозначительным намеком, то упоминанием
прозвищ признанных уличных авторитетов, то появлением
в школьном дворе с Моисеем и его дружками.
Все шло хорошо до тех пор, пока в восьмом в их класс не
пришел Яшка Голубев, отпущенный из специальной школы,
где провел два года за уходы из дома, кражи и хулиганство.
По комплекции такой же, как Элефантов, Голубь об­
ладал природной наглостью, развинченными манерами
и бесцветными маленькими глазками, бесцеремонно каря­
бающими всех вокруг. Пару раз поговорив с Сергеем, он
установил его полную неосведомленность в целом ряде
специфических вопросов, после чего обозвал фраером и ска­
зал, что в воскресенье приведет на пустырь ”своих ребят”,
а Сергей пусть приводит своих.
Предложение было простым и понятным: если бы за
спиной Сергея стояли реальные ”свои ребята”, во время
встречи в каждой компании нашлись бы общие знакомые,
и дело кончилось бы мирной выпивкой к обоюдному удово­
льствию и взаимному укреплению авторитета. Но ”своих
ребят” у Элефантова не было.
Дело в том, что когда Сергей пошел в школу, его мир
расширился ненамного. Снедаемая неудовлетворенным
тщеславием Ася Петровна во всеуслышанье объявила
о своем намерении ”вывести сына в отличники”. Очевидно,
несостоявшаяся научная карьера требовала компенсации:
она с таким рвением взялась за дело, что в первый же день

75
чуть не отбила у Сергея всякую охоту к дальнейшей учебе,
пять раз заставив его переписывать домашнее задание: пол­
страницы палочек и полстраницы крючочков.
Сергей вконец занудился от непривычно долгого сидения
за письменным столом, пальцы, сжимающие ручку, затекли
и начали дрожать, палочки и крючочки выходили все хуже
и хуже. Ася Петровна обзывала его олухом и бездарностью,
щипала за руку, клянясь, что он не встанет из-за стола, пока
не напишет все идеально, хотя как именно ”идеально”,
показать не могла, ибо сама писала словно курица лапой.
Стемнело, выведенные дрожащими пальцами палочки
и крючочки не шли ни в какое сравнение с первым вариан­
том, безжалостно изодранным Асей Петровной в клочья,
наконец вмешался отец, и Сергей, получив напоследок звон­
кий подзатыльник, был отпущен в постель, где долго плакал
под одеялом в тоскливой безысходности от предстоящего
ему такого долгого кошмара, называемого учебой в школе.
Скоро запал у матери прошел, и свою роль домашнего
педагога она свела к наказаниям за плохие оценки. Плохой
оценкой считалась тройка, а с наказанием вышла неувязка.
Самое распространенное — не пускать на улицу — здесь не
годилось: бесконечные ограничения, преследовавшие Сергея
во дворе, привели к тому, что он потерял интерес к прогул­
кам, предпочитал провести время за книжкой. И Ася Петро­
вна, идя он противного, придумала уникальное взыскание,
от которого впоследствии, когда Сергей стал взрослым, изо
всех сил пыталась откреститься: запрет на чтение. Проштра­
фившийся Сергей выставлялся ”дышать свежим воздухом”
и томился обязательное время на просматриваемом из окон
пятачке, прикидывая, удастся ли выкрасть хоть одну из
конфискованных книг, чтобы урывками почитать в ванной
или туалете.
Такие явно не способствующие обзаведению друзьями
”прогулки”, запрет водить мальчишек домой и замкнутый
характер Сергея объясняют, почему у маленького Элефан­
това не было верных, надежных ребят, на которых можно
было бы положиться.
К восьмому классу положение не изменилось. Одно­
классники, соседи, несколько чистеньких опрятных филате­
листов — и все. Никого из них нельзя было привлечь к столь
щекотливому и в известной степени рискованному делу, как
столкновение с компанией Голубя. Вот если бы Моисей или
Васька... Но они только посмеются над сопливой беззащит­
ностью маменькиного сынка, которого всегда в глубине
души недолюбливали.

76
 Оставался мир взрослых — любой из них мог в два счета
разрешить проблему, поставив Голубя да и всех, кого он
приведет, на место. О вечно куда-то спешащем, затуркан­
ном и крикливом отце Сергей как о возможном защитнике
даже не думал, хотя однажды тому уже приходилось высту­
пать в этой роли.
А дело было так: классе во втором или третьем Сергей,
катаясь с Горного спуска на санках, заспорил с каким-то
пацаном, у того оказался великовозрастный приятель, кото­
рый без лишних разговоров ударил Сергея в лицо, рас­
квасив нос. Сдерживая слезы бессилия и унижения, Сергей
отошел в сторону, размазывая снегом не желавшую остана­
вливаться кровь, и тут увидел отца. Помня урок с раненым
коленом, он обреченно пошел навстречу, жалко улыбаясь,
чтобы показать: ничего страшного не произошло. Но про­
тив ожидания отец не стал его ругать, кричать и топать
ногами, он коротко спросил: ”Кто?”, Сергей показал: обид­
чик, видя надвигающуюся опасность, спешно покатился под
гору, а отец выхватил у Сергея санки и помчался в погоню.
Неожиданное заступничество и позорное бегство против­
ника привели Сергея в ликование, он испытал такой прилив
любви и нежности к отцу, которого не ощущал ни до, ни
после этого случая. Но вечером отец стал насмехаться над
ним за то, что он подставил свой нос под чужой кулак, и все
стало на свои места, а Сергей зарекся обращаться к отцу за
защитой.
Правда, у Сергея был знакомый, который с удовольстви­
ем взялся бы уладить щепетильное дело и выполнил бы это
весело, блестяще, со смаком, как делал все, за что брался.
Любимец дворовой детворы Григорий — разбитной бес­
шабашный мужик, за грехи молодости ”оттянувший срок”
и теперь стремящийся быть праведником. Жена не выпуска­
ла Григория из-под надзора, бдительно следила, чтобы он
не сбивал компанию, но не возражала, когда он возился
с пацанами. Он показывал ребятам фокусы, делал змеев,
лазал с ними по чердакам, рассказывал, сильно привирая,
про собственные приключения, бесплатно водил в зоопарк,
где работал смотрителем животных.
Григория можно было просить о чем угодно, он умел
держать тайну и любил выступать арбитром во всех дворо­
вых конфликтах. К тому же обладал могучей фигурой,
зычным голосом и огромными кулаками. Один вид его
вызывал страх и почтение уличной шпаны. Григорий был
козырной картой, обещавшей легкую победу в любой игре.
Стоило только попросить.

77
 Но просить Григория Элефантову не хотелось по причи­
не, казалось бы, совершенно незначительной, но для него
весьма существенной: однажды Григорий его предал. Ни
сам Григорий, ни присутствовавшие при этом пацаны не
видели в происшедшем никакого предательства: один из
уроков жизни, щедро и главное охотно, от чистого сердца
преподаваемых старшим товарищем. Но Сергей расценивал
полученный урок по-другому.
Тогда он еще был первоклашкой и во время очередного
похода в зоопарк завороженно замер у клетки куницы.
Красивый мех, симпатичная мордочка, мягкие грациозные
движения буквально пленили ребенка. Он долго любовался
куницей, жалея, что не может ее погладить, и когда Григо­
рий вернулся за ним и спросил, чего он тут прилип, попро­
сил взять куницу на руки.
— Тю, — удивленно сказал Григорий. — Ты что? Она
ж тебя сожрет!
Такой красивый зверек не может никого сожрать, для
Сергея это было совершенно очевидно, он добрый и ласко­
вый и уж, конечно, не способен обидеть другое живое суще­
ство, но Григорий, которого он попытался в этом убедить,
схватился за живот.
— Да это же хищник, понимаешь, хищник, — втолковы­
вал Григорий. — Она мелкую живность жрет, птиц, гнезда
разоряет: то яйца выпьет, то птенцов передушит. И тебе
палец отхватит — глазом не успеешь моргнуть.
Сергей спорил, защищая куницу, и у Григория лопнуло
терпение.
— Добрая, говоришь? Никого не обижает? Ладно.
Он немного подумал, посмотрел на часы.
— Вот если в клетку цыплят пустить, как думаешь, что
будет?
— Мирно жить, играть начнут, — убежденно ответил
Сергей.
Григорий захохотал, снова посмотрел на часы и махнул
рукой.
— Ладно. Хотя и рано еще... Погоди, я сейчас.
Он вынес картонную коробку, в которой копошились
хорошенькие желтые цыплята, открутил проволоку задвиж­
ки.
— Значит так, я открываю дверцу, а ты пускай, посмот­
рим, в какие игры она с ними поиграет.
— Сожрет — и все дела, — хмыкнул хорошо знающий
жизнь Васька Сыроваров.
— Готов?

78
 Григорий открыл дверцу, и Сергей вывалил в нее сума­
тошно попискивающих цыплят. Куница подняла голову,
лениво зевнула, обнажив мелкие острые зубы, и в сердце
Сергея шевельнулись на миг нехорошие сомнения. Но ниче­
го не произошло. Цыплята с гомоном разбрелись по клетке.
Зверек снова положил голову на лапы, только глаза уже не
закрывались, да нервно подергивался хвост. Слова Сергея
сбывались, он с гордостью оглядел затихших в ожидании
пацанов. Васька Сыроваров скверно улыбнулся.
Потом куница встала, неторопливо подошла к ближай­
шему цыпленку, мягко тронула его лапой. Сергей понял, что
затомившийся в одиночестве зверек хочет поиграть с новы­
ми товарищами.
— Сытая, зараза, — проговорил Васька.
— Ничего, сейчас разойдется, — ответил Григорий.
Они говорили как о неизбежном, их уверенность Сергея
удивила, и он дружелюбно смотрел на гладкого, мягкого,
блестящего зверька, которому предстояло посрамить так
плохо думающих о нем Сыроварова и Григория.
Раз! Голова куницы метнулась вперед, щелкнули зубы,
и безгранично доверявший ей Элефантов не понял, что
происходит. Но зверь метался по клетке, безошибочно на­
стигая всполошенные желтые комочки, до Сергея начал
доходить ужасный смысл того, что не могло, не должно
было происходить, но тем не менее, вопреки всем его ожи­
даниям, происходило прямо у него на глазах и больше того,
с его помощью.
Он закрыл глаза ладонями и затрясся, безуспешно сдер­
живая рыдания.
— Еще не время кормить, вот и не проголодалась, —
пояснял Григорий. — Передушила и бросила, потом сожрет.
А ты, Сергей, чего ревешь?
Сергею было стыдно перед ребятами, он вытер глаза,
глубоко подышал носом и успокоился.
Куница снова дремала, и вид у нее вновь был мирный,
располагающий, хотя желтые пятнышки, разбросанные на
грязном деревянном полу, неопровержимо свидетельствова­
ли, что впечатление это обманчиво.
— Она их потом сгребет в кучу, аккуратная, зараза, —
продолжал учить жизни пацанов Григорий.
Элефантов молчал до самого дома, чувствуя себя нагло
и бессовестно обманутым. Кем? Он не мог бы ответить на
этот вопрос. Было жаль цыплят, которых он собственными
руками отдал на съедение красивой, но злой и хищной
твари. И ощущалась глухая неприязнь к Григорию.

79
 Со временем неприязнь прошла, но остался горький
осадок, Сергей избегал Григория, хотя тот, не задумывав­
шийся над мелкими деталями жизни, ничего не подозревал,
громогласно здоровался, шутливо замахивался пудовым
кулаком. И, конечно, начисто забыл случай в зоопарке.
Строго говоря, Сергею тоже следовало его забыть: как-
никак прошло восемь лет!
Подумав хорошенько и понимая, что лишает себя
единственной надежды, Сергей решил к Григорию не
обращаться. Положение складывалось безвыходное, Сергея
захлестнула тоска, и, как всегда в таких случаях, он нырнул
инстинктивно в вымышленный мир, существующий парал­
лельно с настоящим и служащий убежищем в трудные
минуты.
Сколько раз маленький Элефантов убегал от обид и ого­
рчений в бескрайние зеленые луга под ярким желтым солн­
цем, всегда сияющим на голубом, с легкими перистыми
облаками небе! Здесь прямо в воздухе были распылены
радость и спокойствие, надо только расслабиться, и тогда
они беспрепятственно проникают в мысли, вытесняя все
тревожное, угнетающее и печальное. Здесь жили его друзья
— герои прочитанных книг, и здесь трудности определен­
ного сорта легко преодолевались с помощью кольта или
навахи, которой бесстрашный Элефантов мог с двадцати
шагов пронзить горло злодею. Здесь было кому за него
заступиться, примчаться на помощь в нужную минуту
и метким выстрелом или точным броском лассо перевесить
весы удачи, если они вдруг начнут склоняться не в его
пользу. Здесь Сергей предложил Голубю стреляться по-мек­
сикански: с трех шагов через пончо и тот, конечно же,
струсил, принес извинения и, заискивающе кланяясь, по­
спешно удалился.
Единственным недостатком этого чудесного мира была
необходимость возвращаться в суровую реальность и зано­
во делать то, с чем уже успешно справился. Можно, конеч­
но, и не возвращаться — сказаться больным, просидеть
неделю дома, момент пройдет, и все забудется, но Сергей
понимал, что это самый короткий и верный путь в лентяи
и трусы.
Он вернулся и в четверг вечером уже знал, что надо
делать: решить все вопросы с Голубем один на один. Инту­
итивно он чувствовал, что тот не очень большой смельчак,
и если ощутит опасность для себя, то быстро скиснет. Но
это было в теории, а как обернется дело на практике?
Ткнуть бы ему под нос кольт или наваху...

80
 В столовом наборе Сергей отыскал нож для резки лимо­
нов, новый, блестящий — им никогда не пользовались —
с волнистым лезвием и пластмассовой ручкой. На ручку он
надел кусок резиновой трубки, а сверху намотал изоляцион­
ной ленты. В безобидном фруктовом ноже сразу появилось
нечто зловещее.
В пятницу Сергей подстерег Голубя в мрачном сыром
подъезде, вышагнул из-за двери на ватных ногах, схватил
левой рукой за ворот и рванул в сторону, слабо рванул, руки
тоже были ватными, но Голубь подался и оказался притис­
нутым к стене в темном углу, как и было задумано. В пра­
вой руке Сергей держал нож, который намеревался приста­
вить к горлу противника, но не решился и водил им влево-
вправо напротив живота Голубя. Теперь следовало сказать
что-нибудь грозное, и слова соответствующие были приго­
товлены, но сейчас они вылетели из головы, да и горло сжал
нервный спазм.
Сергей видел себя со стороны, ужасался, представляя,
что к подъезду уже бегут вооруженные милиционеры с соба­
ками, и нож в руке прыгал все сильнее. Но на Голубя его
молчание и пляшущий клинок, будто выбирающий место
для удара, произвели ошеломляющее впечатление: он по­
бледнел, вытаращил глаза, и фальцетом крикнул:
— Ты чего, Серый, не режь, я пошутил!
Еще не выйдя из столбняка, Сергей чуть опустил нож,
и Голубь обрадованной скороговоркой уверил его в вечной
дружбе, готовности к услугам, пообещал сводить к тай­
нику с оружием и подарить браунинг. Испуг противника
привел Сергея в равновесие, он спрятал нож в карман
и сказал:
— Если что — разбираться не буду, и виноватых искать
не буду, с тебя спрошу! — При этом многозначительно
хлопнул по карману.
— Замазано, Серый, о чем разговор, я и так видел, что
ты свой парень, просто решил на испуг попробовать, а ты
молоток!
Голубь мгновенно пришел в себя, повеселел, обрел обыч­
ные манеры и лексикон.
— Покажи финарик, ух ты, уркаганский, таким брюхо
пробьешь — все кишки вылезут, обратно не затолкаешь!
Продай, червонец даю!
— Не продается.
Элефантов засунул руки в карманы, чтобы не была
видна дрожь пальцев, и на подгибающихся ногах пошел
домой.

81
 На следующий день в школе Голубь рассказал всем, как
Серый его чуть не запорол специальной бандитской финкой,
оставляющей незаживающие рваные раны, но произошло
это по недоразумению, и теперь они большие друзья, водой
не разольешь.
Он действительно стал набиваться к Сергею в друзья,
знакомил с ним своих приятелей, и Элефантов ощутил
оборотную сторону репутации отчаянного головореза: к не­
му стала подходить известная в школе шпана из старших
классов с просьбой ”показать финочку” и с предложением
выпить вина на черной лестнице.
Выпутаться из сложившегося положения было трудно,
но Сергей придумал, что финку отобрала милиция, самого
его поставили на учет и, возможно, даже следят, в связи
с чем он должен хорошо себя вести. Такую версию приняли
с полным пониманием и оставили в покое, даже Голубь
отстал, пояснив, что не хочет попадать с поле зрения мили­
ции, так как с его прошлым это небезопасно:
— Извини, Серый, сам понимаешь, пока мне лучше
держаться от тебя подальше.
Сергея такой оборот вполне устраивал.
Анализируя происшедшее, он испытывал двойственное
чувство. Радовала победа над заносчивым и наглым Голу­
бем, но способ, которым он ее достиг, не доставлял удов­
летворения.
Во-первых, он блефовал и никогда не смог бы дейст­
вительно применить нож, а это ставило его на одну доску
с жирным неопрятным Юртасиком, который в любой ссоре
хватал доску, палку, гвоздь, кирпич — что под руку попадет­
ся, дико выкатывал глаза и, пуская слюни из перекошенного
рта, гонялся за своим недругом. Юртасика побаивались,
считали психом, тем более что мамаша периодически укла­
дывала его в нервную клинику, убивая сразу двух зайцев:
учителя делали скидку на болезненное состояние Юртасика,
и он благополучно переходил из класса в класс, что вряд ли
бы ему удалось при других обстоятельствах, а милиция
списывала на психическую неустойчивость многие проделки
этого субъекта.
Одноклассники Юртасика презирали, понимая, что ника­
кой нервной болезни у него нет, он просто истерик и трус,
выбравший такую необычную форму защиты от любых
внешних влияний, и Сергею никак не хотелось ему уподоб­
ляться.
Но ему не хотелось походить и на всех этих голубей,
моисеев, блатных, полублатных и приблатненных, использу­

82
ющих нож как аргумент в споре и способных при случае
пустить его в ход.
В результате Сергей решил, что в данной ситуации дей­
ствовал правильно, но в дальнейшем надо пользоваться
другими методами.
Алик Орехов занимался боксом, и Сергей попросился
к нему в секцию, походил неделю, но был отчислен как
неперспективный. Орехов предложил тренироваться дома
и старательно учил Сергея ударам: прямой, крюк сбоку,
снизу... Потом сказал: ”Зачем тебе это нужно? Ты же не
собираешься участвовать в соревнованиях? А для уличных
ситуаций я покажу тебе одну серию... Смотри: правой в со­
лнечное, левой — в челюсть, можно наоборот, а потом или
коленом снизу, или двумя кулаками сверху. Раз, два, три!
Готово! Или так: раз, два, три!”
Орехов долго возился с Сергеем и даже подарил старую
боксерскую грушу, объяснив, что надо ”накатывать” эту
серию ежедневно, утром и вечером, чтобы выработать авто­
матизм.
Незаметно они сдружились, к ним примкнул сосед Оре­
хова — Костя Батурин, за малый рост прозванный Молеку­
лой, и высокий крепкий Валера Ломов, по кличке Лом. Так
сложилась компания, в которой Сергей провел юношеские
годы.
Элефантов больше других читал, много знал, умел дале­
ко просчитывать жизненные ситуации и, хотя физически был
слабее приятелей, по существу являлся лидером. Фокусы
и выверты трудного возраста преломлялись через ковбой­
ско-гусарскую атмосферу компании, обильно читавшей при­
ключенческую литературу. Они играли в карты на деньги,
пили коньяк — напиток ремарковских настоящих мужчин,
культивировали обычаи рыцарства, и когда однажды Сер­
гей, а кличка у него была Слон, так как познаний компании
в английском хватило наконец, чтобы перевести его фами­
лию, так вот, когда Слон сильно поссорился с Ломом
и дошло до взаимных оскорблений, то дело было решено
кончить, как и положено среди благородных джентльменов,
— дуэлью.
Стрелялись из пневматического ружья Элефантова на
огороженной забором территории стройки поздно вечером
при тусклом свете фонарей.
Сергею секундировал Орехов, Лому — Молекула. Огово­
рили условия: расстояние тринадцать шагов, стреляют по
очереди, согласно жребию, в любую часть тела противника,
который поворачивается спиной, чтобы пуля не попала в глаз.

83
 Первым стрелял Лом, он целил в голову, но пулька
прошла рядом с ухом Сергея, тот услышал даже свист
рассекаемого воздуха.
Потом выстрелил Сергей, раздался шлепок, Лом схва­
тился за затылок, и резко согнулся, чтобы кровь не запач­
кала одежду. Все вместе пошли в травмпункт, где Лому
выстригли клок волос и наложили скобку, посоветовав акку­
ратней ходить по улицам и не падать на спину.
На следующий день дуэлянты торжественно помирились
и долго гордились тем, что испытали ощущение человека,
стоящего под дулом и ожидающего выстрела. Никто в их
окружении не мог этим похвастаться.
В десятом классе Элефантов уже не сомневался в своей
самостоятельности. Он учился лучше многих сверстников,
знал больше других, с ним советовались, его уважали. Орех,
Лом и Молекула молчаливо признавали его верховенство
в компании, он неоднократно доказывал окружающим,
а еще больше самому себе свою смелость и умение риско­
вать.
Поступив в радиотехнический институт, он записался
в парашютную секцию и совершил два прыжка, несколько
лет занимался альпинизмом и обрел полную уверенность
в себе, хотя дома продолжали считать его растяпой, неуме­
хой и грубияном; он не оставался в долгу, когда вспыхивали
домашние скандалы, а случалось это, как и раньше, доволь­
но часто.
Сергей учился легко, занимался в научных кружках, по-
прежнему много читал. Он чувствовал себя повзрослевшим
и часто задумывался, какие перемены ждут его после окон­
чания вуза.
Со сверстниками он часто обсуждал проблему, как жить,
чем заниматься, к чему стремиться. Сокурсники по этому
поводу имели разные мнения: кто-то хотел поступать в ас­
пирантуру, кто-то мечтал о конструировании сверхсовре­
менной, опережающей время аппаратуры, некоторые не за­
думывались о будущем, настроившись спокойно плыть по
течению жизни.
Чистенький и аккуратный Вадик Кабаргин был единст­
венным, кто собирался стать большим начальником. Прав­
да, эту мысль он высказал только однажды в колхозе после
первого курса, когда они узкой компанией сидели у ночного
костра, ели печеную картошку и пили купленный специаль­
но снаряженным за три километра в сельмаг гонцом креп­
кий портвейн. Тогда его высмеяли, и он замолчал, тем более
что после второго семестра у него оставался ”хвост” еще за

84
первый и возможность выдвижения в крупные руководи­
тели, наверное, даже ему самому в тот момент казалась
малореальной.
Но потом Кабаргин выучился виртуозно шпаргалить,
умело пользоваться помощью сильных студентов (особенно
часто он обращался к Элефантову), активно занялся обще­
ственной деятельностью: стенгазета, художественная само­
деятельность, на третьем курсе его выдвинули в профком...
У него была выигрышная внешность: высокий, правиль­
ные черты лица, умный взгляд — картинка. Когда он мол­
чал и вдумчиво смотрел на преподавателя, не могло возник­
нуть сомнений, что он знает предмет не меньше, чем на
отлично. Стоило заговорить — впечатление мгновенно пор­
тилось, но по инерции преподаватели ставили активному
студенту четверки.
Удивляясь успеху ничего не смыслившего в науках Вади­
ма, Элефантов все чаще вспоминал его ночную откровен­
ность и подумывал, что, может быть, зря они смеялись над
далеко идущими планами соученика.
Как-то раз, на вечеринке у школьных товарищей, в оче­
редной раз толкующих о дальнейшем житье-бытье, Элефан­
тов рассказал о феномене Кабаргина.
— Умеет крутиться парень, — одобрил Орехов. — Вот
увидишь — выбьется в начальники. Раз есть хватка...
— По-твоему, хватка главное? — спросил Элефантов.
— Конечно. Впрочем, еще нужно везение, удачное стече­
ние обстоятельств.
— А знания, умение, способности?
— Без них можно распрекрасно обойтись. Деньги платят
за должность. А что у тебя за душой — никого не интересу­
ет.
— Я буду в международный поступать, — икнув, вме­
шался Юртасик. — Мать протолкнет.
— Ты серьезно, Орех? — не поверил Элефантов.
— Вполне. В жизни надо уметь устроиться, отыскать
уютное теплое местечко. Ум кое-что значит, но не всегда,
к тому же он не главное. Иначе все дураки на свете переве­
лись бы, а их кругом тьма. И процветают. Зачастую и ум­
ный дураком становится — так проще жить. И удобней.
— А не получится, пойду на кладбище могилы копать, —
бубнил Юртасик. — Там зашибают — куда профессору!
— Слышишь? — Элефантов показал на Юртасика. —
Вот дальнейшее развитие твоей мысли. — И, обращаясь
к кандидату в дипломаты или могильщики, спросил: —
Если предложат такую работенку: сидишь на скамеечке,

85
физиономия в окошке, человек проходит мимо — плюет,
второй — плюет, третий, десятый, сотый... Сто рублей
в день. Пойдешь?
— Еще бы! — расплылся Юртасик. — Не надо над­
рываться, землю ворочать, а в месяц три штуки набегают.
Я бы без выходных сидел!
— Может, и ты бы сел к такому окошку?
— И сел бы! — ответил Орех. — Сильное дело! Какой
тут ущерб? Вечером умылся душистым мылом, французс­
ким одеколоном протерся — чего жалеть, денег хватит —
и все! Иди с девочками на танцы, в ресторан, машину
можно купить, катайся, музыку слушай, летом — море,
шикарные бары. Красиво!
— А если в таком шикарном баре ты встретишь того,
кто плевал тебе в физиономию? Красиво? Смотрит на тебя,
пальцем тычет и смеется!
— Подумаешь, — сказал Юртасик. — Можно и в маске
сидеть.
— Ничего страшного, пусть, мне-то что! Да и не будет он
смеяться, если узнает, сколько я заколачиваю, еще позави­
дует, — буркнул Орех.
— Попросится рядом сидеть, на полставки! — хохотнул
Юртасик.
— Чушь говорите! — злобно бросил молча потягива­
ющий пиво Ломов.
— Подожди, — остановил его Элефантов. — Так что же,
Орех, деньги главнее всего в жизни?
— А то! — авторитетно откликнулся Юртасик, хотя его
мнением никто не интересовался.
— А как же честь, достоинство, самоуважение? — Элефа­
нтов завелся, разговор перестал быть обычным трепом, его
задело за живое. — Что ты будешь рассказывать своему
сыну о своей работе, за что тебя будет любить жена, как
представишься при знакомстве?
— Дипломатом, — снова икнул Юртасик. — Или дирек­
тором магазина. Мало ли что можно выдумать!
Орехов молчал.
— Говори, Орех, — поддержал Элефантова Ломов. —
Что сын напишет в сочинении про своего папочку?
— Сына у меня пока еще нет, значит, и говорить не о чем
— все слова. А в жизни часто придется морду под плевки
подставлять, без всякого окошка и бесплатно. Иначе не
проживешь. Всегда кто-то над тобой, кто-то сильнее, глав­
нее, от кого-то зависишь... Так что никуда не денешься,
придется терпеть.

86
 — Точно, Орех, правильно говоришь, — одобрил Юр­
тасик.
— Два придурка, — высказался Ломов.
— А ради чего терпеть? — не успокаивался Элефантов.
— Ради чего унижаться, себя ломать?
— Да мало ли... У каждого своя цель. Деньги, карьера,
успех... Один за десятирублевую надбавку начальнику за­
дницу лижет; ты этого, конечно, делать не будешь, а вот
подвернется возможность съездить в загранкомандировку
на пару лет или какой другой серьезный вопрос, и придется
подсуетиться, про свое достоинство позабыть...
— Черта с два! У каждого своя цена, суетись не суетись,
карлик и на ходулях остается карликом. А если я чего стою,
то и унижаться ни к чему!
— Правильные слова, ты сочинения всегда на пятерки
писал, не то что я... Все ломаются. Кто на водке, кто на
славе, кто на женщине... А когда сломался — правильные
слова побоку...
— Я на водке сломался, — вставил Юртасик. — Не стал
бы закладывать — ого-го-го!
— ...И ты сломаешься, рано или поздно, не знаю только
на чем. Тогда меня вспомнишь.
Элефантов снисходительно улыбнулся. Он не знал, как
сложится его жизнь, но был уверен, что обладает достаточ­
ным потенциалом, чтобы добиться любой цели, которую
поставит, не прибегая к методам, противоречащим его при­
нципам и убеждениям. И жалел Орехова, готового капиту­
лировать еще до начала боя.

Институт Элефантов окончил с отличием, получил дип­

лом радиофизика и возможность свободного распределе­
ния, которую использовал совсем не так, как принято: уехал
радистом на метеорологическую станцию в южной части
Сахалина. Там он провел около трех лет и там же наткнулся
на идею экстрасенсорной связи, идею, которая определила
направленность его научных увлечений на последующие
годы.
Как часто бывает, наткнулся он на нее случайно. В соро­
ка километрах от метеостанции находился небольшой аэро­
дром, принимавший самолеты с грузом для геологических
партий и рыбоконсервного комбината. Рейсы случались не­

87
часто, каждый был событием, привлекавшим внимание не­
многочисленного населения района. Элефантову приходи­
лось бывать на аэродроме и по делу, и просто так —
поглазеть на свежих людей, расширить круг общения, что
в условиях отдаленных и малонаселенных местностей так
же важно, как регулярный прием витаминов и противоцин­
готных препаратов.
С радистом Славой Мартыновым он сошелся вначале по
профессиональному интересу, но они понравились друг дру­
гу, и знакомство переросло в дружбу. Общались не столько
лично, как по рации, когда позволяло время и обстановка.
Когда аэродром готовился принимать очередной рейс, Эле-
фантов передавал Мартынову прогноз, они обменивались
новостями, рассказывали относительно свежие анекдоты.
С оказиями передавали друг другу книжки и журналы.
Погода в тех краях менялась быстро, и однажды Элефа­
нтов, через час после того как передал благополучный про­
гноз, получил новые данные: со стороны Тихого океана
к острову приближается мощный циклон. Тяжело гружен­
ный борт уже находился в воздухе, на этот раз рейс вы­
полнялся с материка, и скоро самолет должен был завис­
нуть над Татарским проливом. Его следовало вернуть.
Пока еще ничего страшного не произошло, связь с аэро­
дромом поддерживалась периодически до момента посадки
опекаемого самолета, и в любой момент в полет можно
было внести необходимые коррективы. Но атмосфера была
насыщена электричеством, ни в основном, ни в запасном
диапазоне установить связь не удавалось, Элефантов стал
нервничать.
Он не знал, что передаваемые им данные дублируют
и уточняют применительно к месту посадки метеосводки,
получаемые центральной диспетчерской во всей трассе поле­
та. Циклон своевременно обнаружили, и экипаж уже полу­
чил приказ на возвращение. Мартынов спокойно пил чай,
а Элефантов, представляя летящий навстречу катастрофе
самолет и чувствуя себя виновником его предстоящей гибе­
ли, лихорадочно щелкал переключателем настройки.
Он отыскал диапазон, на котором в силу причуд приро­
ды оказалось меньше помех, и принялся вызывать Мар­
тынова, хотя и понимал, что тот понятия не имеет, где
искать позывные его радиостанции. Элефантов отчетливо
представлял радиорубку аэропорта, ручку переключателя
диапазонов мартыновской станции, руки Мартынова, вы­
ставляющие нужную волну, бывает же раз в жизни чудо, так
необходимое сейчас для спасения человеческих жизней!

88
И чудо произошло: Мартынов ответил, выслушал сбив­
чивое сообщение Элефантова, спокойно проинформировал
его о действительном состоянии дел и отключился.
Сергей сразу обмяк, ощутил чудовищную усталость,
проспал двенадцать часов кряду и чувствовал себя скверно
еще несколько дней: врач станции определил у него нервное
истощение.
Потом все вошло в норму, а через пару недель, на дне
рождения одного из метеорологов, Элефантов встретился
с Мартыновым, и тот рассказал, как интуитивно почув­
ствовал, что надо прослушать именно этот диапазон, боль­
ше того, ощутил смутное неопределенное беспокойство, свя­
занное с изменением погоды, хотя причин для беспокойства
явно не было.
Необычный случай тут же стал предметом всеобщего
обсуждения, все вспоминали аналогичные происшествия,
с которыми сталкивались они сами, их знакомые, а чаще —
знакомые знакомых, потом затеяли пересказывать читанное
про таинственные явления: телепатию, снежного человека,
космических пришельцев, короче, все вылилось в обычный
застольный треп.
А Элефантов подробно зафиксировал происшедшее в до­
кументе, скрепленном подписями Мартынова, его самого
и двух очевидцев, завел общую тетрадь, на первом листе
написав следующее: ”Не исключено, что человеческий мозг
испускает неизвестные современной науке волны, способные
распространяться на значительные расстояния, и способ­
ность эта усиливается крайними ситуациями...” Дальше де­
ло не пошло, потому что проверка предположения требо­
вала специальной аппаратуры, отработанной методики
и других условий, которых на метеостанции, да и вообще на
острове, естественно, не было. И Элефантов вернулся на
материк.
Несмотря на телеграмму, его никто не встретил, дверь
долго не открывали, наконец мать страдальческим голосом
спросила: ”Кто там?” — и лязгнула замком.
Из фотолаборатории, сильно щурясь, вышел постаре­
вший отец в запачканном химикатами фартуке, долго тер
тряпкой желтые пальцы и жаловался на большую загружен­
ность, потом, опомнившись, стал расспрашивать Сергея
о житье-бытье, но быстро остыл и, сославшись на срочность
заказа, вернулся в темный чулан. На секунду Сергей, как
бывало в далеком детстве, ощутил себя приемышем. Но
вечером за праздничным столом собрались приглашенные
на торжество родственники и знакомые — Элефантовы

89
отмечали приезд сына. Как положено — родители всегда
стремились, чтобы ”все было как у людей”.
Потом начались будни. Отвыкший от напряженной ат­
мосферы отчего дома, Сергей заново удивлялся беспочвен­
ности родительских ссор и ничтожности существующих
у них проблем. Правда, перемены в расстановке сил, кото­
рую Элефантов наблюдал вторую половину своей жизни,
уже окончательно завершились. Теперь скандал, устроен­
ный мужу Асей Петровной из-за непроветренной после раз­
ведения химикатов квартиры, ничуть не уступал скандалам,
учиняемым двадцать лет назад Николаем Сергеевичем по
поводу пропажи воронки для переливания фиксажа.
Несостоявшийся глава семьи, не сопротивляясь, прятал­
ся в чулан или убегал разносить заказы. Ася Петровна
сломала его окончательно и полностью подчинила себе, но,
не довольствуясь достигнутым, постоянно утверждала свое
превосходство и делала это мстительно, изощренно и зло.
Успехи, которых она достигла в подавлении личности суп­
руга, несомненно, могли заинтересовать психологов.
И дрессировщиков.
Сергея раздражало безделье матери, никчемность ее под­
ружек, их пустопорожние разговоры, злила ее высокомер­
ность и безапелляционность по отношению к отцу, безвыла­
зно ковавшему в темном закутке фундамент ее безбедного
существования.
Он пытался изменить отношения в семье, порывался
рассказать про большие проблемы жизни, вспоминал масш­
таб работы на Сахалине, заступался за отца и тем самым
вызывал громкие скандалы, в которых отец примыкал к Асе
Петровне и оба родителя высказывали свое мнение о нем
в тех же выражениях, что и двадцать лет назад.
Когда Сергей женился, обстановка в семье вообще нака­
лилась. Вначале Ася Петровна стала опекать Галину, ис­
ходя из того, что та, конечно, хозяйка никудышная, но под
руководством свекрови когда-нибудь научится хоть как-то
вести дом. Все это говорилось вслух, без обиняков, молодой
жене ясно давалось понять, где ее место, и само собой
подразумевалось, что с Асей Петровной она никогда срав­
ниться не сможет.
Но Галина оказалась старательной, способной, умела
шить, стирать, убирать, готовить и, самое главное, любила
Сергея. Жили они хорошо, и Асе Петровне, внушавшей
невестке, что семейные скандалы неизбежны, и лицемерно
утверждавшей, что при этом женщина должна во всем
уступать мужу, хотя и добавлявшей осмотрительно: ”Если

90
он, конечно, прав”, такая идиллия не нравилась. Не нрави­
лось ей и то, что Галина быстро и умело управлялась по
хозяйству, все у нее получалось ловко и весело, в то время
как Ася Петровна всю жизнь жаловалась на тяжелый воз
домашнего хозяйства и волокла его медленней с каждым
годом, а в последнее время и вовсе перестала заниматься
домом.
Сергей расценивал все эти конфликты как естественный
результат притирания нового человека к сложившейся в се­
мье обстановке, успокаивал жену, утихомиривал отца, при­
зывал мать на роль миротворца и удивлялся, когда та
расписывалась в полной своей неспособности повлиять на
мужа. После рождения Кирилла у него открылись глаза.
Когда мать сварливо требовала делать ребенку клизмы,
потому что маленьким это полезно, когда давала совершен­
но невежественные советы, как лечить мальчика, когда изда­
ли, спрятав руки за спину, кричала, что Галина неправильно
пеленает малыша, он отчетливо понимал, что она заботится
не о крохотном беспомощном существе, а о своем авторите­
те самой умной и знающей в семье, отстаивает свое право
давать обязательные указания и подавлять волю ближай­
шего окружения. Давая безапелляционным тоном глупые
советы, она вовсе не думала, как это скажется на здоровье
внука, — важно было показать, кто в доме настоящий
хозяин.
Сергей понял, что и раньше поведение матери в семье
диктовалось теми же соображениями, просто он не прида­
вал этому значения и никогда не стал бы отыскивать истин­
ные мотивы ее поступков, если бы не новое чувство —
безраздельной ответственности за сына. Он решительно
выступил против Аси Петровны, такого домашнего бунта
она перенести не смогла, и в квартире началась настоящая
вражда.
Ася Петровна устраивала безобразные сцены, истерики,
Николай Сергеевич в унисон вторил своей повелительнице,
но, когда она начинала кричать: ”Вон из моего дома!”, он
смущался и прятался в свой чулан. Иногда Ася Петровна,
театрально схватившись за сердце, валилась на кровать,
и тогда Николай Сергеевич, суетливо заламывая руки и вы­
таращив глаза, шепотом кричал Сергею: ”Видишь, что вы
наделали!” — и возмущался бездушием и черствостью сы­
на, которого разыгрываемые Асей Петровной трагедии на­
чисто перестали трогать.
Так продолжалось около трех лет, но затем в квартале
началась реконструкция, дом снесли, и Элефантовы рас­

91
селились не только в разные комнаты, но и в разные здания.
Некоторое время они вообще не ходили друг к другу, потом
отношения восстановились, но оставались натянутыми,
мать в своем доме Элефантов видел только по семейным
праздникам и сам без крайней необходимости к родителям
не заходил.

Элефантов поступил инженером в научно-исследова­

тельский институт средств автоматики и связи. Здесь он
быстро пошел в рост: стал старшим инженером, потом
заведующим сектором. Оформил соискательство, хотя с ут­
верждением темы сразу возникли сложности: вопросы вне­
чувственной передачи информации еще не были объектом
научных исследований и, как выразился ученый секретарь
Совета, ”это не тема диссертации, а заголовок сенсацион­
ной статьи в газете”.
Элефантов настаивал, и тему за ним закрепили: умудрен­
ные опытом члены Совета знали, что начинающие быстро
утрачивают желание ниспровергнуть основы, спускаются
с небес мечтаний на житейскую твердь и, бывает, превос­
ходят своих наставников в практичности и осторожности.
А сменить тему никогда не поздно.
— Напрасно ты, Сергей, ерундой занялся, — по-при­
ятельски, но уже несколько свысока сказал бывший одно­
кашник Кабаргин. — Всякими глупостями настроишь лю­
дей против себя, прослывешь выскочкой — какой в этом
толк? Тебе же надо защититься? Иди в аспирантуру, к Пал­
тусову, его конек — системы автоматического пожаротуше­
ния, все ясно и понятно, к тому же у него вес, а значит —
сила продавливания... Через три года — кандидат наук,
а тогда пожалуйста — можешь оригинальничать.
Кабаргин прошел такой путь, защитился и потому гово­
рил веско и значительно, чувствуя свое моральное право
поучать. Конечно же, он начисто забыл, как списывал у Сер­
гея задачи по радиотехнике, как просил сделать расчетную
часть дипломного проекта, как ждал на экзамене спаситель­
ной шпаргалки.
— А ты уже начал оригинальничать?
— Не понял, — поднял брови Кабаргин.
— Ну, после защиты вернулся к смелым и интересным
идеям?

92
 Элефантов хотел сбить спесь с Кабаргина, у которого
никогда не возникало самой завалящей идеи, но это не
удалось.
— Зря ты так! — надменно бросил он. — Я — по-
хорошему... Мне твои дела не нужны, у меня порядок...
Действительно, Кабаргин уверенно двигался по админи­
стративной линии, и перспективы у него были самые радуж­
ные. Ходили даже слухи о предстоящем головокружитель­
ном взлете, никто не знал, насколько они достоверны, но
ссориться с ним избегали.
Элефантов подумал, что последняя фраза имеет целью
напомнить ему о могуществе собеседника, и, если он смол­
чит, Кабаргин решит, что сумел запугать его.
Поэтому он сдержанно улыбнулся и кивнул головой.
— Знаю, как же, читаю твои статьи. Только почему
у тебя столько соавторов, да еще все аспиранты?
Вопрос был лишним, к тому же Элефантов не собирался
его задавать и сделал это по въевшейся привычке не до­
пустить, чтобы кто-нибудь заподозрил его в трусости. Но
впоследствии, когда слухи подтвердились и Кабаргин, став
заместителем директора, при каждом удобном случае ста­
вил ему палки в колеса, Сергей понял, что тот не забыл
дерзости. Но не пожалел о проявленной независимости,
считая, что гнуть себя для достижения благосклонности
начальства — последнее дело.
Элефантов работал напряженно, за обилием дел стало
казаться, что он никуда из города не уезжал и вообще
только-только окончил институт. Но когда он возвращался
в реконструированный двор со снесенными сараями, выпря­
мленными закоулками, приметы прошедших лет били в гла­
за со всех сторон.
Моисей сидел в тюрьме, а Васька Сыроваров уже
освободился и, встречая под хмельком Сергея, любил
рассказывать, как его ценит начальник и уважает участ­
ковый.
Григорий растолстел, здорово сдал, жаловался на сердце
и пересказывал публикации в журнале ”Здоровье”. Элефан­
тову стало жаль его, но Григорий вдруг отвлекся от болез­
ней и развеселился: ”Помнишь, Серый, как ты цыплят с ку­
ницей сдруживал? Ну и смехота была!” Сергей вспомнил
и вновь ощутил к Григорию глухую неприязнь.
Пример детских лет — Вова Зотов — стал телемастером,
женился на кассирше химчистки, такой же бледной и пре­
сной, как макароны, которые она готовила мужу с удиви­
тельным постоянством.

93
 Тучный, рыхлый, с мучнистым лицом и ранней одыш­
кой, он ухитрялся сохранить детский оптимизм и жизнера­
достность, для которой, по мнению Элефантова, не было
никаких оснований.
Элефантов как-то не вошел в дворовую жизнь. Его не
привлекало домино на дощатом столе, пиво с водкой в уви­
той виноградом беседке, беседы про футбол у подъезда,
субботние застолья с музыкой и песнями. Основные ин­
тересы его лежали за пределами этой сферы, в институте,
куда он, бывало, приходил и в выходные дни.
Экспериментируя с чувствительными микроволновыми
приемными устройствами, Элефантов пытался обнаружить
электромагнитные поля, которые могли быть носителями
внечувственной информации. Однажды стрелка дрогнула,
Сергей утроил усилия и почти переселился в лабораторию.
Через два месяца он, не веря себе, смотрел на выполза­
ющую из-под пера самописца подрагивающую линию: при­
бор фиксировал неизвестный вид мозговой активности. Но
торжество первооткрывателя омрачалось мыслью, что так
просто великие открытия не делаются, как бы не попасть
впросак...
Показал ленту в мединституте и был убит ответом:
обычная энцефалограмма, причем очень некачественная. Но
когда специалисты узнали, как она получена, то поздравили
с успехом: бесконтактных энцефалографов в стране не суще­
ствовало.
Элефантову предложили должность на кафедре физиоло­
гии мозга и помощь в доработке прибора, кто-то заговорил
о бесконтактной кардиографии, локации желчного пузыря,
почек, перед ним раскрывали необозримые перспективы, но
отказываться от своей цели ради побочного эффекта Элефа­
нтов не собирался.
Полгода он занимался доводкой прибора, дело шло на
лад; когда настал момент оформлять заявку на изобрете­
ние, Кабаргин попытался навязаться в соавторы, Элефантов
резко отказал. Завлаб Боря Никифоров его одобрил, Алик
Орехов обвинил в близорукости: дескать, умные люди так
не поступают.
Элефантов отмахнулся:
— Лизоблюды они и жулики, твои ”умные люди”!
— Дурачок! — снисходительно улыбнулся Орех. — Надо
будет тебя познакомить с Семеном Федотовичем...
Через пару недель, когда Элефантов уже забыл об этом
разговоре, Орехов притащил его на дачу, где веселились
пятеро дородных, похожих на лоснящихся бобров мужчин.

94
 Алик был здесь своим, но как шофер, повар или банщик,
Элефантова приняли как равного, хотя дали понять, что для
него это большая честь.
Семен Федотович умело говорил тосты, впрочем, в этом
ему никто не уступал, и застольные речи выходили красивы­
ми, мудрыми и поучительными.
Выпили за гостей и за хозяев, за родителей, за насто­
ящую дружбу, за порядочных людей. Слова ”порядоч­
ность” и ”честность” употреблялись здесь очень часто, но
смысл в них вкладывался совсем не тот, к которому Элефа­
нтов привык и который считал для этих понятий единствен­
ным.
Например, Семен Федотович очень хвалил какого-то
Мамонова, отсидевшего семь лет, а потом отдавшего круп­
ную сумму долга.
— Был бы непорядочным — сказал: все забрали, описа­
ли, конфисковали, сколько времени прошло, я совсем го­
лый... И мне стыдно требовать. А он по-честному посту­
пил.
— А сидел за что? — поинтересовался Элефантов.
— Не за кражи, конечно! — хмыкнул Семен Федотович.
— Неприятности по работе...
”Не в лоб, так по лбу”, — подумал Элефантов и хотел
спросить: какая же честность может быть у человека, осуж­
денного за противозаконные махинации, но передумал.
В этой компании существовала своя система представлений
о хорошем и плохом, похвальном и постыдном, она от­
личалась от общепринятой, и исповедующие ее должны
осознавать собственную ущербность среди нормальных лю­
дей, когда они загоняют свою сущность глубоко-глубоко,
позволяя ей только настороженно выглядывать наружу че­
рез глазницы оболочки.
И сейчас компенсационный комплекс заставляет их пре­
возносить высокие человеческие качества друг друга и по­
вторять, до затертости, слова, которые не принято произ­
носить всуе.
Жалкая жующая и пьющая протоплазма!
Честность не появится оттого, что за нее сто раз выпито!
Любой из вопросов, которые хотелось задать Элефан­
тову, прозвучал бы сигналом тревоги: в лагерь единомыш­
ленников проник чужак, сумевший заглянуть под тщательно
пригнанные маски, ату его, бей и в воду!
Элефантов усмехнулся.
До этого бы, конечно, не дошло, но взаимная неприязнь
обеспечена, зачем портить вечер? Посижу молча.

95
 Вместе со всеми он выпил за честность в человеческих
отношениях, за настоящих людей, поел приготовленной
Ореховым ухи.
После кофе затеялись купаться, Элефантов хотел уйти,
но Семен Федотович пошептал что-то на ухо Ореху, и они
ушли втроем.
Элефантов думал, что его просто завезут домой, но
”ЗИМ” Орехова затормозил у красивого девятиэтажного
здания в новом микрорайоне.
— Теперь прошу ко мне, — радушно прогудел Семен
Федотович и первым вышел из машины.
— Везет тебе, старик, — подмигнул Орех. — У Полков­
ника немногие дома побывали.
— Почему ”Полковника”? — спросил Элефантов первое,
что пришло в голову. Его ошеломило непонятное внимание
со стороны Семена Федотовича, и он пытался понять, чем
вызван такой интерес к его персоне.
— Полковника он давно перерос, это верно, — ухмыль­
нулся Орех. — Да прозвище не поменяешь, так и осталось
с молодых лет.
Семен Федотович жил на втором этаже в четырехком­
натной квартире, воплотившей последние достижения домо­
строения. Цветной паркет, мягко отсвечивающие в тон што­
рам обои, сплошные, без переплетов стекла окон, космичес­
кого вида сантехника, необыкновенные мебельные гарни­
туры должны были сразу демонстрировать неординарность
хозяина.
Семен Федотович усадил гостей в глубокие, податливо
охватывающие серебристым велюром кресла и удалился
дать распоряжения, а Орех с видом победителя уставился на
приятеля.
— Ну как? Умереть и не встать?
Сказать, что второй раз за сегодняшний вечер он ис­
пытал опасливую брезгливость, Элефантов посчитал не­
удобным: все-таки его приглашали в гости, и ответить так
значило проявить черную неблагодарность. Поэтому он
молча пожал плечами, что Орех расценил как сдержанное
проявление восторга.
— Еще не то увидишь! — гордо посулил он, удобнее
устраиваясь в мягком кресле.
Вскоре к ним присоединился Семен Федотович, а через
несколько минут холеная молодая женщина в дорогом до­
машнем платье выкатила уставленный деликатесами сер­
вировочный столик.
— Элизабет, — коротко представил хозяин.

96
 Орехов галантно приложился к ручке, Элефантов, чуть
замешкавшись, тоже ткнулся губами в гладкую, пахучую
кожу.
— Сядешь с нами, малыш? — явно для приличия спро­
сил Семен Федотович.
— Нет, пойду видик посмотрю.
У нее было красивое лицо, холодные безразличные гла­
за, ленивая походка.
— Я хочу выпить за тебя, Сергей, — хозяин наполнил
хрустальные рюмки пахучей темно-коричневой жидкостью,
положил всем бутерброды с икрой.
— Я много слышал о тебе от Олега, — он указал
на почтительно замершего Орехова, — а сегодня вни­
мательно наблюдал за тобой и понял, что не ошибся:
ты умный и перспективный парень, ты можешь далеко
пойти при определенных условиях. Но об этом потом,
а сейчас я желаю тебе достигнуть того, чего ты за­
служиваешь.
Тонко прозвенел хрусталь.
— Так вот об условиях, — продолжил Семен Федотович,
прожевывая бутерброд. — Для достижения цели надо уметь
ладить с людьми, обладать гибкостью, быть дипломатом.
Этих качеств тебе не хватает. Да, да, не улыбайся. Хотя ты
и сидел молча весь вечер, твое неприятие нашей компании
отчетливо проступало на лице. К слову, совершенно напрас­
но. Мы можем тебе во многом помочь...
— Например? — дерзко перебил Элефантов.
— Да в чем угодно. Я, например, хорошо знаю Быстро­
ва, бывал у него в доме, при случае могу замолвить за тебя
словечко...
— Да я и сам говорить умею.
— Важно, как и когда сказать, — Семен Федотович
держался с ним терпеливо, как опытный учитель с тол­
ковым, но недисциплинированным учеником.
— С Быстровым, положим, и ты поговоришь как надо.
А вот с Кабаргиным ты отношения испортил.
Элефантов бросил недовольный взгляд на Ореха.
— Вы хорошо информированы.
— И не Олегом. В основном не Олегом. Мой сын
работал у вас в институте, только в другой лаборатории.
Так вот, Кабаргин, да и другие недоброжелатели, а у тебя
их немало, способны причинить массу неприятностей, осо­
бенно если ты будешь вести себя так же неосмотрительно,
как и раньше.
Семен Федотович говорил веско и основательно.

4 Вопреки закону 97
 — Не вижу оснований менять свое поведение, чтобы
подлаживаться под кого-то! — огрызнулся Элефантов.
— Тем больше неприятностей ты получишь. А я берусь
нейтрализовать этих людей. Закадычными друзьями они
тебе не станут, но мешать не будут! При твоих способностях
этого вполне достаточно.
Элефантов открыл было рот, но Семен Федотович про­
тестующе поднял руку:
— И еще. Ум сам по себе не оплачивается, ты никак не
наберешь даже две сотни в месяц, а это никуда не годится.
— Вы и в этом хотите мне помочь? — засмеялся Элефан­
тов. — Может, вы мой настоящий отец, бросивший несчаст­
ного младенца и терзаемый муками совести?
— Нет, интерес к тебе у меня чисто деловой. Ты —
генератор идей. У тебя материалов и задумок на три диссер­
тации. Многое ты отбрасываешь, как побочный продукт,
хотя он тоже может быть полезен. А мой сын сейчас —
аспирант второго года, и дело у него не клеится. Понима­
ешь, о чем речь?
Семен Федотович внимательно смотрел Элефантову
в глаза.
— Услуга за услугу, баш на баш, и квиты? И как вы
представляете мою помощь? Консультации, занятия по ин­
дивидуальному графику, снабжение полученными мной дан­
ными?
— Нет. Я хочу заключить с тобой договор, — рука
Семена Федотовича нырнула во внутренний карман пиджа­
ка. — При Олеге можно, он свой. Ты полностью сделаешь
Василию диссертацию, а я помогу тебе всем чем надо
и кроме того...
Семен Федотович вынул из кармана записную книжку
и сунул в руки Элефантова.
— Это компенсация затрат времени и сил.
Элефантов непонимающе посмотрел на Семена Федото­
вича, увидел отвисшую челюсть Ореха и понял, что держит
не записную книжку, а пачку денег в банковской упаковке.
Все, что говорил до сих пор Полковник, было чепухой на
постном масле, и предложение его являлось совершеннейшей
нелепицей, стопка сотенных купюр призвана была перевести
дело на твердую почву реальности, но получилось наоборот.
— Здесь десять тысяч, должно хватить, — Семен Федо­
тович говорил обычным своим уверенным тоном, как будто
не первый раз заключал договор о написании диссертации.
— Ты, наверное, никогда в жизни не держал в руках столько
денег?

98
 — Я столько и не потратил за всю жизнь, — выдавил из
себя Элефантов.
— За скорость и качество будут надбавки.
Неужели он это всерьез? Бредятина!
— А научный руководитель, контроль за подготовкой
работы, общественность, Совет, оппоненты...
Как будто кто-то другой говорил за Сергея, притом не
то, что следовало.
— Это мои печали.
По логике вещей Элефантов должен был оскорбиться
неслыханным нахальством проходимца, пытающегося ку­
пить его мозг, мысли, способности. Но абсурдность ситу­
ации только усугублялась баснословностью предложенной
суммы, и Элефантов не воспринимал происходящее как
реальность.
Тугая пачка в его руках не расценивалась как обычные
деньги, это было нечто абстрактное, чуждое, пугающее, —
кусок того тайного мирка, в котором обитают Семен Федо­
тович и ему подобные.
Вместо возмущения Элефантов ощутил брезгливость
и инстинктивно бросил пачку на стол.
— Нет уж, это вы не по адресу.
Избавившись от денег, Сергей почувствовал облегчение,
к нему вернулись самообладание и обычный сарказм.
— Обратитесь лучше к Алику, по глазам вижу — со­
гласится!
Орех догнал его на улице и, не утруждая себя подбором
изысканных выражений, высказал все, что он думал о не
привыкших к большим деньгам, а потому неполноценных
чистоплюях, не умеющих удержать то, что само падает
в руки.
— Ты можешь только по ведомости получать? Да? Ну
так столько ты никогда не заработаешь!
— Посмотрим. А вдруг?
Элефантова забавлял неподдельный гнев Ореха, он ост­
ро ощущал сейчас свое превосходство и над ним, и над
ошалевшим от неожиданности Полковником, и над всеми
кичащимися неправедно добытым богатством дельцами.
Они копошились где-то там, далеко внизу, а он чув­
ствовал себя великаном, которому нипочем любые ухабы,
рытвины, завалы на прямом, отчетливо видимом пути.
Человеку не дано заглядывать в завтрашний день, и Эле­
фантов не знал, что все переменится, станет расплывчатым
и обманчивым. Полутона и оттенки вытеснят любимые
цвета, а сам он превратится в маленького издерганного

99
человечка, путающегося в бесконечном лабиринте вопросов,
на которые нет однозначного ответа, и что он позавидует
незыблемости жизненной позиции, четкости принципов и яс­
ности цели у себя сегодняшнего.
И уж, конечно, он не знал, что его поступки, даже
чувства и мысли станут предметом расследования по уго­
ловному делу.

VI. РАССЛЕДОВАНИЕ
1

В диспетчерской станции ”скорой помощи” Крылов уз­

нал, что записи вызовов хранятся две недели, после чего
стираются, и пленки вновь поступают в оборот. Узнал он
и то, что свободного времени и лишних рук у сотрудников
нет, поэтому архивные поиски вести некому. Впрочем, по­
следнее не явилось неожиданностью, скорее наоборот —
подтвердило, что он поступил предусмотрительно, взяв
с собой двух внештатников.
Пока ребята перебирали гору потертых коробок с кас­
сетами, Крылов отправился в клинику мединститута, где
лежала Нежинская после аварии. В толстой истории болез­
ни его интересовало только одно: как она представила
причину травмы? Ничего нового: попала под автомобиль на
Фонарной улице.
Ему захотелось плюнуть и бросить эту линию как бес­
перспективную, но, вспомнив слова Старика о том, что
отличает профессионала от дилетанта, он поехал в трав­
матологический пункт городской больницы. Полистав жур­
нал регистрации, нашел нужную запись: ”Нежинская М. В.
— автомобильная авария на 14-м километре Загородного
шоссе. Диагноз: ушибы, закрытая черепномозговая травма,
подозрение на сотрясение мозга. Выдано направление на
госпитализацию”.
Крылов тут же позвонил в дежурную часть ГАИ. На
этот раз осечки не произошло — авария на Загородном
шоссе нашла отражение в журнале учета происшествий, по
данному факту в возбуждении уголовного дела отказано,
материал проверки сдан в архив. Все начинало становиться
на свои места. Если еще магнитофонная запись в ”скорой
помощи” оправдает интерес...

100
 И надо же — оправдала. Пленка зафиксировала тороп­
ливый мужской голос: ”Срочно приезжайте к раненой, силь­
ное кровотечение... Запишите: Нежинская Мария, адрес...”
Диспетчер, как и положено, спросил, кто говорит, но звони­
вший уже положил трубку. Постороннему человеку, случай­
но встреченному потерпевшей на лестничной площадке, но
знающему ее имя, фамилию и адрес, представляться явно не
хотелось.
В отделе ГАИ Крылов получил проверочный материал,
просмотрел тонкую, в бумажной обложке, папку, нашел
объяснения участников.
Хлыстунов Эдуард Михайлович, тридцать лет, музы­
кант оркестра ресторана ”Дружба”: ”Я со своей знакомой
Нежинской провел выходные на базе отдыха, в понедельник
рано утром мы возвращались в город, так как Марии надо
было идти на работу. Стоял туман, и я не заметил поворо­
та... Накануне мы пили шампанское, но я был совершенно
трезв. Только ушибся о руль, в медицинской помощи не
нуждаюсь”...
Нежинская Мария Викторовна пояснила то же самое,
только добавила: ”Претензий к Хлыстунову я не имею, от
госпитализации отказываюсь”.
Вот так. В деле появляется новый фигурант, о котором
не упоминала ни сама Нежинская, ни люди из ее окружения.
Хлыстунов — музыкант, характеризуется положительно,
ранее не судим, но что-то в его установочных данных насто­
раживает, причем непонятно, что именно и почему... Про­
живает по улице Речной, 87, кв. 8. Этот адрес и задевает
какую-то зарубку в памяти, вызывая смутное беспокойство.
Речная, 87. Посмотрим по схеме... Вот здесь, угловой
дом, одна сторона выходит на Каменногорский проспект.
По Каменногорскому этот дом номер двадцать... А напро­
тив, через улицу — двадцать второй. Каменногорский, 22...
Где-то он слышал этот адрес. Точно! Заявление пенсионера-
общественника о незнакомце, забравшемся на чердак! Со­
впадение? Нет, оставлять такой факт без тщательной про­
верки нельзя.

На осмотр Крылов взял кинолога с собакой, пригласил

двух дружинников, запасся мощным фонарем.
Массивный замок легко открывался гвоздем. На чердаке
было темно и пыльно, пахло сухим деревом, ржавым желе­
зом и битым кирпичом.
При косом освещении на полу проступали потерявшие
отчетливость, запорошенные пылью следы: к слуховому

101
окну и обратно. Убедившись, что индивидуальные признаки
оставившей их обуви отсутствуют начисто, Крылов подо­
шел к раме с выбитым стеклом и выглянул наружу. До
фасада дома № 87 по улице Речной было рукой подать,
и восьмая квартира окнами выходила на эту сторону, эта­
жом ниже, если таинственный незнакомец хотел заглянуть
сюда, то найти лучшее место вряд ли возможно.
— Пускай, — скомандовал Крылов, проводник отцепил
поводок. Пес метнулся к окну, пробежал вдоль стены, при­
нюхался и стал скрести лапой пол. Крылов присел на кор­
точки, направил фонарь: в щели под плинтусом что-то
поблескивало. Сдерживая нетерпение, он осторожно просу­
нул в щель карандаш и выкатил винтовочный патрон с хищ­
но вытянутой остроконечной пулей.
Патрон лежал недавно и даже не успел потускнеть. Кры­
лов был уверен, что его обронил неизвестный, заглядыва­
вший в окно Хлыстунова — тайного друга Марии Нежинс­
кой.
Первый добытый вещдок относился к редкой категории
боеприпасов, в экспертных справочниках не значился, пото­
му баллисты ограничились краткой справкой: полевой охот­
ничий патрон калибр 8 мм иностранного производства.
Заступив на ночное дежурство, Крылов долго размыш­
лял о странностях этого дела. Реальность, окружавшая Не­
жинскую, была зыбкой и призрачной, связанные с ней факты
при ближайшем рассмотрении оказывались домыслом или
прямой ложью, дымовой завесой, за которой скрывается
неизвестно что. И поведение Риты бывает странным... Ко­
мандировки планируются заранее, а невзначай она прогово­
рилась, как неохотно оформляют отпуск ”за свой счет...”
Одна ложь порождает другую, и иногда он уставал проди­
раться сквозь мешанину дурно пахнущих противоречий,
скользких недомолвок, двусмысленных оговорок.

В тишине шаги отдавались громко и многозначительно,

лестничные марши без перил казались гораздо уже, чем
в действительности, а пропасть между ними зияла совершен­
но зловеще. Зачем его понесло сюда второй раз, да еще в такое
время, он не знал, но чувствовал, впереди — важное открытие.
С прошлого раза строители успели смонтировать пото­
лочное перекрытие — на двенадцатом этаже царил плотный

102
черно-серый полумрак. Стен по-прежнему не было и, по­
дойдя к краю, он невольно отпрянул: казалось, что ”свеч­
ка” накренилась, как Пизанская башня, угрожая сбросить
непрошенного гостя туда, где точечные огоньки уличных
фонарей обозначали широкий и оживленный обычно про­
спект.
Там, внизу, лежал другой мир, но в нем сейчас жизнь
приостановилась: ни одной машины, ни одного движения,
ни звука.
Предчувствие необыкновенного охватило его — что-то
должно произойти! Прямо сейчас, сию минуту! Может, по
темно-синему небу, перекрывая звезды, косо скользнет круг­
лая, издающая легкое жужжание тень летающей тарелки,
перемигнутся разноцветные сигнальные огоньки и выйдет
инопланетное существо — зеленое, с глазами-блюдцами
и рожками-локаторами...
Подул ветер, на этаже нехорошо завыло, зашевелились
силуэты бетонных опор, из углов полезли бесформенные
угрожающие тени. Желтый лунный свет поблек, и все окру­
жающее приобрело неправдоподобный призрачный вид.
И тут раздался отдаленный звук... Или показалось обо­
стренному слуху? Нет... Вот еще... И еще... Неужели... Он
уже понял, но пытался не признаваться в этом. Шаги! Мед­
ленные, крадущиеся, — шерк, шерк, шерк. Кто-то подни­
мался по лестнице, и разумного объяснения — кому могло
понадобиться в полночь забираться на верхотуру недостро­
енного дома — в голову не приходило. Он инстинктивно
спрятался за железную бочку из-под цемента, искренне наде­
ясь, что сию минуту все разъяснится — появится нетрезвый,
обросший щетиной сторож, и можно будет перевести дух
и посмеяться над своим глупым страхом. Шерк, шерк,
шерк... Шаги приближались, уже должен был показаться
и человек, если сюда поднималось материальное существо,
но в поле зрения никто не появлялся.
Шерк, шерк, шерк... Пол на этаже покрывала цементная
пыль, и сейчас она поднималась столбиками, зависала на
несколько секунд и медленно опускалась на черные руб­
чатые следы, проявлявшиеся один за другим на сером бето­
не. Крылов впал в оцепенение: руки и ноги стали чужими,
голос пропал, как будто кто-то другой вместо него находил­
ся здесь и, безгласный и недвижимый, наблюдал картину,
противоречащую самим основам с детства привычных пред­
ставлений об окружающем мире.
Шерк, шерк, шерк... Следы протянулись к дальнему
краю площадки, луна, наконец, вынырнула из облаков, и на

103
полу вырисовалась квадратная, немного скособоченная
тень, упиравшаяся основанием в замершие у обрыва сле­
ды.
Очевидно, разум у него не функционировал, но где-то на
уровне подсознания он почему-то отчетливо понимал: это
не бестелесный пришелец из космоса, нет, не научной фан­
тастикой тут пахнет, совсем другим, дремучим, многократ­
но опровергнутым и разоблаченным, осмеянным и развен­
чанным, чепухой, предрассудками, ставшими вдруг
и впрямь реальностью, страшненький такой запашок, от
которого, оказывается, и впрямь волосы дыбом встают
и кровь в жилах стынет. А ведь и выпьют, чего доброго, ее,
кровушку твою, и пистолетик макаровский девятимиллиме­
тровый не поможет, и приемчики всякие хитрые, быстрые
и надежные тоже не сгодятся против потустороннего, нема­
териального, тут иные средства нужны, простые, проверен­
ные: заговор там или молитва подходящая, кол осиновый,
на худой конец пуля серебряная, водица святая.
Нету у тебя ничего такого, нетути, вон ты какой голень­
кий, мягонький да беззащитненький, и сиди потому тихонь­
ко, не рыпайся, не кличь беды, может, стороной пройдет,
если не учуют они духу человеческого. Почему они? Да
потому что сейчас еще кто-то явится, не любит их брат
поодиночке-то шастать...
И точно: раздалось какое-то мявканье, сверху голова
чья-то свесилась, осмотрелась и спряталась, а вместо нее
ноги показались, потом вся фигура кругленькая на руках
повисла, покачалась над пропастью, прогнулась пару раз
и исхитрилась на этаж запрыгнуть, прокатилась по полу
колобком, вскочила, отряхнулась по-кошачьи, так что пыль
цементная во все стороны полетела, и прямиком к лебедке:
корыто металлическое для цемента тросиками прихватила,
вниз столкнула. Завизжала лебедка, ручка закрутилась как
бешеная, а рядом, оказывается, Семен Федотович Платош­
кин стоит, директор заготконторы, пиджак платочком очи­
щает. Почистился, прихорошился, хвать за ручку и крутит,
корыто свое обратно поднимает. Хитрец великий, живет
будто на пять зарплат, а как ревизия или проверка какая —
у него полный ажур. Чего это он ночью по крышам лазит?
Любит на здоровье жаловаться, валидол показывает, а сам
может акробатом в цирке работать. Да и ручку лебедки
вертит легко, свободно, а когда поднял корыто, в нем целая
компания: и Рома Рогальский с женой, и Иван Варфоломе­
евич Кизиров, и две девочки из ”Кристалла”, и тетя Маша,
и пегий Толик-повар, и какие-то незнакомые.

104
 Веселые, нарядные, но не такие, как внизу, отличаются
чем-то, хотя сразу и не разберешь, в чем тут дело.
— Ромик, включи электричество, — Кизиров к бетоно­
мешалке подошел, голову внутрь засунул. — Страсть раз­
мяться хочется.
Рогальский зажал своей лапой кабель, мотор взвыл, ноги
Кизирова дернулись полукругом, но он их подобрал, только
туфли снаружи остались, кожаные югославские, на молнии
сбоку. Грохотало и грюкало сильно, а все равно хруст
слышался, у Крылова чуть внутренности не вывернуло.
А Платошкин еще раз свой лифт поднял, и опять там
была знакомая публика: Козлов, что в прошлом году жену
зарезал, не признался, хотя улик было два вагона, и на суде
в последнем слове клялся, мол невиновен, плакал, уверял:
ошибка вышла; Бадаев — растратчик и взяточник; Вика —
секретарша большого начальника.
Бетономешалка остановилась, видно, Ромке надоело ка­
бель держать, оттуда какой-то куль бесформенный выва­
лился, полежал, поохал, а потом опять собрался в Кизиро­
ва.
— Ох и здорово же, Ромик! Куда там массаж в сауне!
— А ты свое начальство приезжее сразу с вокзала не на
базу вези, а на стройку, — захохотал Рогальский. — Да
прокрути с песочком! Дешево и сердито. Заодно посмотрят,
что ты строишь. А из финского домика этого не увидишь,
даже через коньячную бутылку!
— Видят, Рома! Начальство — оно все видит! Недаром
я из передовиков не выхожу! Строить каждый может, один
лучше, другой хуже — не в этом дело! Да и какая ему,
Ромик, начальству, разница, у кого качество выше — у меня
или у Фанеева? Для него лично другое важно: кто умеет
уважить, развлечь, внимание оказать! Ко мне приедут —
отдых на природе, икорка, коньячок, банька, девочки...
А к Фанееву — жалобы да проблемы: качество бетона
низкое, поставки неритмичны, столярка сырая... Потому
я всегда на первом месте, а он на втором. Кто из нас лучше?
Честно скажу — он, Фанеев! Зато я щедрее, удобнее, прият­
нее. А потому — впереди. И точка! Раз я первый, значит,
и лучший. Это и справедливо. Организовать развлечения
уметь надо, средства изыскать, иногда свои деньги доло­
жить приходится... А дипломатом каким надо быть! Чтобы
все тонко, прилично, да что там — простая заминочка
пустяковая, неловкость минутная и все — пропал, сгорел
синим пламенем! А строить, — Иван Варфоломеевич мах­
нул рукой, — это штука нехитрая. Я девять домов поставил,

105
он — шесть, и тут я впереди. А что у меня щели в стенах,
крыша течет, двери не закрываются — ерунда, частности.
По бумагам мои дома ничуть не хуже. А новоселы поти­
хоньку, как муравьишки, щелочки заделают, двери починят,
крышу залатают.
— Что-то ты, Иван, те же песни поешь, как давеча на
ухе. Я же тебе не председатель исполкома, чего меня охму­
рять, — насмешливо прогудел Роман и хлопнул Ивана
Варфоломеевича по плечу так, что у того подогнулись ко­
ленки. Похоже, заведующий баром чувствовал себя с упра­
вляющим треста на равных.
— А ведь ты прав, братец! — визгливо засмеялся Кизи­
ров. — Язык, проклятый, привык туману напускать. А сей­
час кого стыдиться? Кого бояться? На равных мы! Жулик я!
— завопил он дурным голосом и запрыгнул на бетономе­
шалку. — Все мы жулики!
Платошкин уже давно перестал крутить ручку лебедки,
на этаже собралось человек двадцать. Они не разбредались,
держались кучно, пространство их было явно ограничено
неимоверно увеличившейся тенью Бестелесного, которая
занимала теперь половину площадки. Стояли небольшими
группами, прогуливались по двое, по трое, чего-то ожидая,
так зрители в фойе театра проводят время до первого
звонка.
Вопль Кизирова послужил сигналом. Оживились, загал­
дели, руками замахали.
— За два месяца четыре тысячи украл! — сообщил
Платошкин с нескрываемой гордостью. — Кому рассказать
— не поверят! И главное — концы в воду. Копай не копай —
бесполезно!
— А я и не знаю, сколько ворую, — пожаловался Ро­
гальский. — Пиво — дело текучее. Недолив, замена сорта,
чуть-чуть разбавил — не для денег, для порядку — доход,
но тут же и расход идет: кому на лапу подкинул, а тут бочка
протекла или недоглядел — прокисшее завезли, запутался
вконец!
— Чего бухгалтерию разводить, хватает — и ладно! —
рассудительно сказал Толик-повар, щеки которого отвисали
сильнее обычного. — Мне хватает! Вот вчера книжек купил
на пять тысяч, полгрузовика, толстые, зараза, и тяжелые,
чуть грыжа не вылезла, пока таскал. Соседям сказал — что­
бы дети читали. Ха-ха, курам на смех! Надо было шкаф
загрузить в немецком гарнитуре, не ставить же и туда
хрусталь! Обложки глянцевые, одинаковые — красиво полу­
чилось!

106
 — Это БВЛ, — вмешалась аптекарша Элизабет. —
Я себе тоже взяла. В школе двойки да тройки получала,
потом, правда, всех отличниц и самих училок за пояс за­
ткнула — живу как хочу, бриллиантами обвешалась, но они,
дуры, думают, что это фианиты со сторублевой зарплаты.
Так я их и в книжках переплюнула!
— МВЛ! — передразнил Толик и с похабной улыбкой
ущипнул ее за грудь. — Хватит умную корчить! Не внизу!
— Да ничего я не корчу! Верно, как была дурой, так
и осталась. Зато при голове и всем прочем! Чего захочу, то
и получу!
— Расхвасталась! — завизжала толстая вульгарная
блондинка не первой молодости в скверно сидящем кожа­
ном пиджаке. — Я, может, еще дурее тебя, а бабки девать
некуда! Это я придумала вместо хрусталя и ковров книги
скупать! У меня уже сорок полок, на грузовике не увезешь,
и ХМЛ, и энциклопедии разные, доцент с третьего этажа
как в библиотеку приходит. Я ему даю, пусть читает, дочке
на тот год поступать...
Атмосфера вседозволенности опьяняла собравшихся, на­
пряженность нарастала, они перестали слушать друг друга,
каждый орал свое, брызгала слюна, судорожно дергались
черные фигуры; выкрики, вой, хохот сливались в оглуши­
тельную какофонию, в которой время от времени можно
было разобрать обрывки отдельных фраз.
— ...сто двадцать тысяч чистыми, не считая того, что
роздал — ревизору, начальнику...
— ...два этажа наверху и один подземный, с виду обыч­
ный домик, никто не догадается...
— ...они, идиоты, улыбаются, просят кусок получше,
а я каждого накрываю — хоть на пять копеек, хоть на
копейку...
— ...жена ему давно надоела, так он мне и путевку,
и одежду, продукты завозит, деньги дает...
— ...а мне директор сказал — поставит заведовать секци­
ей, потому и терплю, хотя он противный, потный...
— ...я сразу с тремя живу и никаких проблем не знаю,
люди солидные, что захочу — тут же сделают...
Они взахлеб хвастались пороками и мерзостями, кото­
рые внизу старательно прятали, маскировали, чтобы кто-
нибудь, упаси Бог, не догадался, и этот тяжкий труд утом­
лял настолько, что сейчас, сняв ограничения, они буквально
шли вразнос, стараясь перещеголять друг друга в мерзости,
подлости, отвратительности. И внешность их стала изме­
няться, и поведение в соответствии с тем, что произносилось

107
вслух, — глубоко скрытые качества пробивались сквозь
привычную оболочку наружу: свиные рыла, вурдалачьи
клыки, рога, острые мохнатые уши...
Галина Рогальская превратилась в плешивую мартышку,
кривлялась, корчила рожи, остервенело выкусывая блох.
В опасливой, хищно нюхающей воздух гиеносвинье угады­
валась Надежда Шеева.
Девочки из ”Кристалла” стали похожи на драных гуля­
щих кошек, они сидели на ведрах в похабных позах, курили,
несли нецензурщину, похотливо поглядывая на мужчин,
подавали недвусмысленные знаки.
— ...весь вечер гудели, коньяк, шампанское, на девяносто
шесть рублей, а потом я в сортир пошла и смылась...
— Поймают, набьют... Я всегда расплачиваюсь по-чест­
ному.
Клыкастый, хищный Платошкин втолковывал низкорос­
лому живчику с лицом сатира:
— Твердо решил: накоплю миллион и фьюи, туда...
Деньги переправлю по частям, вызов пришлют. Хочу раз­
вернуться, настоящим миллионером себя почувствовать, не
подпольным.
— Мне и здесь хорошо: жратва, водка, девочки... Вот
сейчас с шестнадцатилетней...
— Говнюки вы все! — истошно заорал Козлов. — Сво­
лочи трусливые! Я вот жену пришил, а вы по-тихому пако­
стите, чистенькими остаетесь, порядочными прикидывае­
тесь! Да я вас, если захочу!..
Он явно чувствовал свою ущербность: считал-то себя
отъявленным злодеем, самым страшным здесь, уважения
ждал, авторитета, а на него никто и внимания не обращал.
И рожа у него оказалась не устрашающей, а противной —
обычное свинячье мурло. Не дотянул Козлов по своим
душевным свойствам до волкоподобных дельцов Платошки­
на и Кизирова, жутковатого упыря Рогальского, спрутооб­
разного Бадаева. А уж с благочинной продавщицей пирожков
тетей Машей жалкий свинтух ни в какое сравнение не шел, вот
уж у кого харя наикошмарнейшая! Помесь Медузы-Горгоны
и кровососущего монстра из заокеанских фильмов ужасов!
Ей выкрик Козлова, видать, сильно не понравился —
шасть сквозь толпу, вплотную, а с боков его уже вол­
коподобные обступили, морды клыкастые приставили, гля­
дят недобро, плотоядно облизываются.
— Чего. Чего... Ну, — если и была у Козлова душа, то
точно в пятки ушла, жалел он уже, что повел себя не по
чину; зачастил, сбился и еще хуже себе сделал.

108
 Тетя Маша впилась в него высасывающим взглядом,
и он все меньше становился, и рыло съеживалось, и пятачок
посинел.
— Это, да, ножом... Думаете, просто...
— Рви!
Тихо выдохнула тетя Маша: однако все услышали. Ли­
ловое щупальце перехватило Козлова поперек лба, голову
запрокидывая, тетя Маша в кадык зубами впилась, захри­
пел Козлов, кровь брызнула, тут со всех сторон клыкастые
налетели, хруст, чавканье, брызги... В мгновенье ока все
кончилось. И какой тут поднялся ор, вой, галдеж!
Кизиров запихал Гришку в бетономешалку, придержива­
ет, чтоб не вылез, и метет, дробит, перемеливает. Платошкин
пиджак сбросил, вокруг своей лебедки гопака отплясывает,
тетя Маша козловыми костями в городки играет. Бадаев
щупальцами толстую блондинку обхватил, под юбку залез,
под кофточку, сопит, потеет, а она смеется га-а-аденько так...
Вика на плитах стриптиз изображает, а девочек из ”Кристал­
ла” уже давно в темный угол утащили, только и слышно, как
повизгивают... Шум, гам, хруст, стук, рев, визг. Меняются
картинки, как в калейдоскопе, одна другой мерзостнее. Не
позволили бы себе такого бюрократизированные чиновники
из орловских Девяти Слоев, и булгаковская свита Князя
Тьмы, грешащая иногда забавными безобразиями, но со­
бранная и целеустремленная, тоже бы не позволила. Вот
гоголевская нечисть устраивала подобные шабаши без смыс­
ла и цели, но этот все равно был хуже, потому что смысл
и цель здесь как раз имелись и заключались именно в упоении
бессмысленностью и бесцельностью запретных и предосуди­
тельных там, внизу, действий, которые здесь можно было
совершать абсолютно безнаказанно и, более того, при пол­
ном одобрении и поддержке окружающих.
Крутится колесо дьявольского веселья, все сильнее рас­
кручивается, уже отдельных фигур не различишь и слова не
услышишь, как в кинозале, если запустить проектор с беше­
ной скоростью. Чем же закончится эта ночка? Хорошо еще,
что они за границу тени не выходят, а то сожрали бы и тебя,
Крылов, косточками твоими в городки сыграли б...
— А ну хватит! — голос несомненно принадлежал Бес­
телесному. — Не за этим собрались, к делу!
Колесо резко остановилось, распалось на множество
частей, и каждая поспешно приводила себя в порядок. По­
правлялись платья, вытирались красные пятна вокруг жад­
ных ртов, да и внешность изменялась: рожи оборотней
приобретали первоначальный вид.

109
 Мимо прошел возбужденный, тяжело дышащий Кизи­
ров, рядом семенил Платошкин с неизменным платочком
в руке.
— Зарвался он совсем, — злобно шипел Иван Варфоло­
меевич, и Семен Федотович согласно кивал. — В кои веки
соберемся, где еще так отдохнешь, так нет, надо свою власть
показать! ”К делу, к делу”, — передразнил он, скорчив
гримасу. — Надо будет его прокатить на отчетно-выборной!
Между тем на площадке появился стол под сукном,
цвета которого было не разобрать, и несколько рядов
стульев. Начали рассаживаться. Девочки из ”Кристалла”
и Вика сзади примостились — растрепанные, красные.
— Ужас какой-то! Все хорошо, весело, только не нравит­
ся мне, когда людей жрут... Каждый раз кому-то кровь
выпускают — бр-р-р...
— Ничего, привыкнешь.
— Привыкнуть-то я привыкла, только знаешь, какие
мысли в голову лезут? Сегодня его сожрали, а завтра меня
сожрут.
— Не бойся, дура, нас не тронут, мы для другого нужны,
в худшем случае морду набьют, ну да это и внизу схлопо­
тать можно. Особенно если из кабака сбегать...
Раздался смешок.
— Тихо!
За столом появился председатель — солидно надувший­
ся Алик Орехов в строгом официальном костюме.
— Не для того мы собрались, чтобы веселиться и зубо­
скалить, совсем не для того...
Начал он привычно, нравоучительным тоном, но тут же
увял, запнулся и, махнув рукой, выругался сквозь зубы.
— В общем, заслушаем Терентьева, пусть расскажет,
какую пользу он приносит нашему делу...
— Опять Терентьев! Что я, крайний, что ли! — заныл
пегий Толик-повар, скисая на глазах. — Показатели у меня
хорошие: за последний месяц две души уловил, а развратил,
растлил, разложил морально — без счета. Три инженера
дипломы спрятали, двое в мебельный пошли, грузчиками,
а один — на пиво, к Ромочке подручным.
— Точно, — сочным басом подтвердил Рогальский. —
Дельный парень, сразу видно — толк будет.
— Во-во! А институт с отличием окончил, между про­
чим, в аспирантуру собирался. Думаете, легко было его
с прямого пути сбить?
— Ты расскажи лучше, как материальные фонды исполь­
зуешь? — перебил его Орехов, и чувствовалось, что он

110
большой дока по части всяких вливаний и нахлобучек, и уж
если надо кого-то с толку сбить да дураком выставить, то за
ним не заржавеет...
— А чего фонды... Я знаю, это Бадаев написал... Да врет
он все, гад! Я в поте лица тружусь, тенета расставляю,
в соблазн ввожу...
— Пышные фразы для низа оставьте, — снова перебил
председатель. — Про доблестный труд, недосыпы, нервот­
репки, горение на работе, инфаркты. А нам факты подавай­
те.
И, расчетливо выдержав паузу, когда пегий Толик ре­
шил, что настал его черед говорить, и раскрыл рот, кляпом
вбил следующий вопрос:
— Дубленку серую заказывали?
Повар снова раскрыл рот, закрыл, собрался с мыслями,
набрал в грудь воздуха, но Орехов опять не дал ему от­
ветить.
— Сорок восьмой размер, четвертый рост, женская?
Почему молчите? Или сказать нечего?
— Так это для искушения, душу ловил... — промямлил
Терентьев, но видно было, что вину за собой он чувствует.
— А без строго фондируемых материалов душу поймать
нельзя было?
Председатель явно расставил ловушку, но глупый Толик
охотно сунул голову в петлю.
— Никак! Женщина попалась с принципами, высоких
моральных качеств, тут какой-то мелочью не отделаешься!
— Да-да-да, — сочувственно проговорил Орехов. — То­
лько нам известно, что ту душу, по которой вы отчитались,
удалось искусить флакончиком ”Же-о-зе”, бутылкой ликера
”Арктика” и коробкой шоколадных конфет. А дубленку
серую вы презентовали собственной супруге, душа которой
и так целиком и полностью нам принадлежит! Как вы это
объясните?
Терентьев молчал, растерянно хлопая глазами, щеки
скорбно отвисали почти до плеч. Голос председателя об­
ретал обличающую силу.
— Привыкли там внизу! Все к рукам липнет, даже своих
обманываете! Думаете, мы с вас не спросим?
Терентьев явно чувствовал недоброе, огляделся по сто­
ронам.
— Товарищи, дорогие, — он не обратил внимание на
пробежавший шумок и театрально ударил себя в грудь. —
Ошибся, виноват! Но по-человечески можно ведь меня по­
нять, по-людски?

111
 Собрание возмущенно зашумело.
— Наглец, совсем стыд потерял!
— Людьми нас обзывает!
— С кем сравнивает, мерзавец!
— Да неужели мы еще оскорбления терпеть будем?
По рядам вновь прокатилось опасное возбуждение. За­
вертелись головы, замелькали хищные хари, злые ожида­
ющие взгляды отыскивали тетю Машу. Она неторопливо
поднялась с места и немедленно направилась к трясущемуся
Толику. Он дернулся было, да не тут-то было: предусмот­
рительные соседи вцепились в волосы, рукава, брюки — все,
амба, деваться некуда.
Тетя Маша подошла вразвалочку вплотную, повернула
Терентьева за плечи поудобнее, в глаза уставилась.
— Ну, что с ним делать, с голубчиком?
Лениво так спросила, не скрывая даже, что для профор­
мы.
Терентьев побледнел, схватился руками за горло. На­
пряжение стремительно нарастало. Созревал тот самый
момент, когда оно прорвется свалкой, топотом, хрустом,
брызгами. Девочки из ”Кристалла” изо всех сил шеи вытя­
нули.
И тут в зловещей тишине трубно раздался голос Бес­
телесного:
— Баста на сегодня. В другой раз. А сейчас все вон.
Некогда мне.
— Зарвался, зарвался, — снова зашипел Иван Варфоло­
меевич, но тень Бестелесного начала уменьшаться, и ее
границы одного за другим слизывали участников шабаша.
Через минуту площадка была пуста. Только истоптанная
пыль, пятна подозрительные, перевернутые стулья, да горка
свежих, дочиста обглоданных костей — все, что осталось от
убийцы Козлова.
— Насвинячили-то как, — сказал Бестелесный обычным
голосом справного хозяйственного мужика. — Разве можно
тут женщину принимать? Культу-ура-а...
Пронесся легкий ветерок, заклубилась пыль, и следы
шабаша исчезли. Остались отпечатки рубчатых подошв
и скособоченная квадратная тень у края этажа. Впрочем,
тень стала понемногу выправляться, а на фоне звездного
неба проявился силуэт, загустел и превратился в отлично
одетого красавца-мужчину, лет сорока, дородного, пред­
ставительного, из тех, которые, как говорится, умеют жить.
Он явно кого-то ждал.
И дождался.

112
 Между звезд появилась прямая фигура, бесшумно сколь­
зящая снизу вверх, как будто по натянутому под углом
канату. Вот она ближе, ближе, ближе...
— Добрый вечер.
Теперь она стояла рядом с Бестелесным. Тот церемонно
поклонился.
— Добрый, добрый. Рад вас видеть. Как здоровье?
Фигура повернулась, и луна осветила впалые щеки, длин­
ный нос и мешки под глазами. Нежинская! Точно такая, как
на неудачном маленьком снимке!
— Уже хорошо. Легко отделалась.
— Да, вам повезло. Эта штука, — в руках Бестелесного
оказалась короткая, тускло поблескивающая винтовка.
Длинная трубка телескопического прицела, на конце ствола
— цилиндр глушителя. — Эта штука и ее хозяин обычно не
оставляют раненых. Но вам нечего опасаться, мы его устра­
нили.
Нежинская захлопала в ладоши.
— Браво!
— Теперь о делах.
Винтовка куда-то исчезла, и Бестелесный вынул флю­
оресцирующий блокнот.
— Только... Как видите, я учел, что вам неприятно
разговаривать с пустотой. Снимите и вы это...
Бестелесный неопределенно провел пальцем полукруг.
— Что ж, пожалуй...
Нежинская ухватила себя двумя пальцами за нос и потя­
нула. Нос вытянулся, за ним, деформируясь, подались лоб,
щеки, подбородок, раздался щелчок, какой бывает, когда
стягивают хирургические перчатки.
Рита?! Крылов чуть не вскрикнул.
— Вот так-то лучше.
Бестелесный протянул руку, за подбородок повернул
новое лицо к лунному свету. Крылов перевел дух — нет, не
она.
— Вы поработали неплохо. Теперь вам предстоит за­
няться этим.
Бестелесный протянул ей блокнот.
— Так, так, ясно. Завтра же приступлю.
— Канал связи меняем. Здесь все записано, — Бестелес­
ный передал Нежинской пакет. — Там же батарейки к ап­
паратуре. И старайтесь меньше пользоваться внушающим
блоком. Он на пределе ресурса, а новый поступит только на
той неделе. По-прежнему опирайтесь на наших помощни­
ков.

113
 Бестелесный ткнул в место шабаша.
— Жадны, глупы, беспринципны, злы, завистливы — это
как раз то, что нам нужно. И старайтесь насаждать такие же
качества в ком только сможете. Самое главное — находить
неустойчивых и подталкивать для первого шага. А дальше
они пойдут сами!
Задания, формы связи, технические средства, инструк­
тирование исполнителя — события вошли в более-менее
привычное русло, и Крылов почувствовал необыкновенное
облегчение. Да это же обычные шпионы! А оборотни-крово­
сосы всего лишь гипнотические штучки! Все логично, рацио­
нально, материально! Он испытал почти нежные чувства
к Бестелесному и Нежинской. Происходящее получало впо­
лне удовлетворительное объяснение и становилось с головы
на ноги. Антигравитационные летательные аппараты, при­
боры невидимости и гипноза — все это творения человечес­
ких рук, хотя и созданные в секретных заокеанских лабора­
ториях, но использующие законы природы и укладывающи­
еся в привычные представления об окружающем мире. Он
ощутил почву под ногами и готовность действовать. Надо
было спешить: Бестелесный шагнул с этажа и унесся прочь,
превращаясь в крохотную точку, растворившуюся в черно­
синем небе.
Нежинская осталась одна.
С трудом распрямляя затекшие ноги, Крылов вышел
из-за бочки.
— Что вы здесь делаете?
Его появление не произвело никакого эффекта. Нежинс­
кая не проявила ни удивления, ни испуга.
— Добрый вечер.
Она была в обтягивающем черном без украшений пла­
тье, перехваченном широким кожаным поясом с массивной
резной пряжкой, на ногах — узкие черные туфельки на
высоченной ”шпильке”. Крылову стало неловко за свой
мятый, перепачканный цементом костюм, взъерошенный,
возбужденный вид, грубый бесцеремонный тон.
Нежинская улыбнулась, и Крылов понял: именно этого
— смущения и замешательства она и добивалась фаль­
шивым спокойствием и светскими манерами, уместными,
если бы они встретились вечером в парке возле ее дома.
На него накатила волна злости.
— Уже не вечер, а ночь! И когда вы теми же словами
приветствовали своего шефа, тоже была ночь! Что вы здесь
делаете в такое время?
— Дышу воздухом.

114
 Ее пальцы скользнули по пряжке ремня.
— Я ведь живу поблизости, вот мое окошко.
Она показала пальчиком.
— Когда не спится, прихожу сюда, немного погулять.
— По воздуху?
— Почему по воздуху? — удивилась Нежинская. — По
асфальту.
Они стояли в парке возле цветочной клумбы, мимо
проходили нарядные люди, где-то играла музыка, и Крылов
не мог понять: что он здесь делает, где находился раньше,
почему на нем такой грязный жеваный костюм и с какой
стати он задает незнакомой женщине бестактные вопросы.
Да это вовсе не незнакомая женщина, это Рита...
— Я была в командировке, дорогой, вот командировоч­
ное удостоверение, посмотри и убедись...
Но тут в поясе у нее что-то затрещало, заискрило, вырва­
лась тонкая струйка дыма; деревья, кустарник, цветочная
клумба и прохожие заколыхались, как киноизображение на
раскачиваемом ветром экране, в картине окружающего ста­
ли появляться трещины и разрывы, в которые прогляды­
вали бетонные балки, перекрытия, звезды, и они вновь
оказались на двенадцатом этаже недостроенного дома.
Крылов все вспомнил и полез за пистолетом.
— Не шевелиться!
Но было поздно: Нежинская прыгнула вперед, вытянув
руки с растопыренными пальцами, из-под ногтей торчали
отсверкивающие в лунном свете бритвенные лезвия. В этот
миг на ней вспыхнуло платье, удар не достиг цели: пальцы
скользнули по пиджаку, располосовав его в клочья. Нежинс­
кая закричала, извиваясь змеей, сорвала через голову пыла­
ющее платье, под ним ничего не было, даже тела, только
голова, шея, руки до плеч и ноги до бедер были из плоти,
потом шли шарниры и пружины, которыми они крепились
к металлическому туловищу.
Крылов бросился к лестничному пролету и покатился
вниз, чувствуя омертвевшей спиной жадное леденящее дыха­
ние. Лестничные марши мелькали один за другим, где-то на
седьмом или восьмом этаже он почувствовал опасность
впереди и, свернув по изгибу лестницы очередной раз, уви­
дел впереди страшную паукообразную фигуру Нежинской,
к которой его неумолимо несла сила инерции.
Крылов выстрелил. Бесшумно вспыхнул оранжевый
шар, заклубилось облако дыма, его он проскочил на скоро­
сти, ожидая каждую секунду, что десяток бритв раскромса­
ет ему горло.

115
 Он бежал, прыгал, катился, сумасшедший спуск должен
был уже давно кончиться, но лестница по-прежнему уходила
вниз, и у него даже мелькнула ужасная мысль, что поверх­
ность земли осталась наверху, а его умышленно гонят даль­
ше — прямо в преисподнюю!
Но нет, вот знакомая груда кирпичей, деревянные носил­
ки — последний пролет. Он пролетел его как на крыльях и,
не успев затормозить, с маху врезался в бетонную стену.
Выход был замурован.
Он обернулся, прижавшись к преграде спиной, и увидел
Нежинскую, распластавшуюся в прыжке, рука машинально
вскинула пистолет и правильно выбрала прицел, но он знал,
что это не поможет, и точно — спуск не поддавался, мгнове­
ние растянулось, Нежинская наплывала медленно и неотв­
ратимо, тускло отсвечивало металлическое туловище, яр­
ким огнем полыхали бритвы из под ногтей, и на ногах был
этот ужасный педикюр, и все двадцать острых, чуть изогну­
тых лезвий нацеливались в наиболее уязвимые и незащи­
щенные места — шею, живот.
Крылов дернулся, закричал, проснулся и еще несколько
минут не мог поверить, что не надо никуда бежать, ни от кого
спасаться, докладывать начальству о шабаше упырей, подве­
ргаться освидетельствованию у психиатра... Все позади!
Но позади ли? Он лежит на стульях, кругом толстые
каменные стены, сводчатый потолок, сбоку кто-то сопит
в ухо... Поворачивает голову и прямо перед собой видит
волчью морду!
Черт побери! Теперь он проснулся окончательно.
— Пошел вон!
Буран, не привыкший к такому обращению, обиженно
отворачивается и уходит, Крылов встает с болью во всем
теле и, поднимаясь в дежурку, клянет на чем свет стоит свое
жесткое ложе и заодно тех, кто уже два года ремонтирует
комнату отдыха. И все же, к чему этот сон?

До конца недели Крылов приложил все усилия, чтобы

раскрутить колесо розыска.
В комитете ДОСААФ договорились о включении в рай­
онные соревнования по пулевой стрельбе команды НИИ
ППИ. Институт выставил пятерых стрелков, в том числе
Спиридонова.

116
 Через областное общество охотников вышел на крупно­
го знатока охотничьего оружия, владельца богатейшей
коллекции патронов Яковченко, провел с ним два часа,
получил уйму интересных, но не относящихся к розыску
сведений, а напоследок узнал, что неопознанный экспер­
тами патрон — японский, от двуствольного прямолиней­
ного промыслового штуцера, снабженного точным при­
цельным устройством. Такие штуцеры в небольших коли­
чествах раньше поступали к нам по береговой торговле,
как правило, оседали в пограничной полосе и в глубь стра­
ны не попадали, во всяком случае сам Яковченко ни одно­
го не видел.
Проверил Спиридонова — тот никогда не бывал в зонах
береговой торговли, родственников или знакомых там не
имел, охотой не увлекался. И вдруг неожиданность: десять
лет назад он занимался стрельбой, выполнил первый раз­
ряд! Этот факт Крылова насторожил.
Несколько дней инспектор собирал фотографии лиц из
окружения Нежинской, наклеивал их на бланки фототаблиц
вперемешку со снимками посторонних людей. Потом при­
шел в экспериментальный дом кооператива ”Уют”, в бес­
шумном лифте поднялся на седьмой этаж и позвонил
в дверь против квартиры потерпевшей.
— Здравствуйте, я из милиции, майор Крылов.
У соседки Нежинской острый нос, тонкие выщипанные
брови и быстренькие маленькие глазки. Такими любят изоб­
ражать на карикатурах сплетниц.
— Заходите, — взгляд обшаривал, перебегал с лица на
руки и обратно, как будто посетитель должен был принести
гостинец. — Вот ужас! Инкассаторов грабят, по квартирам
стреляют!
— Как вас зовут? — Крылов достал блокнот.
— Валентина Ивановна Прохорова, — нетерпеливо от­
рекомендовалась она. — А что милиция думает? Подозре­
вает кого?
Крылов без приглашения прошел в кухню, сел на табу­
ретку, приготовил бланки допроса.
— Нет, нет! — замахала руками хозяйка. — Не хочу
всяких протоколов, судов, повесток. А без записей — все
расскажу!
Прохорова быстрым шепотом поведала, что Нежинская
давно ведет далеко не монашеский образ жизни, сын посто­
янно живет у бабушки, а она часто принимает гостей,
в основном мужчин (бабенка интересная, следит за собой,
хотя и тоща больно, а мне в глазок все видно).

117
 Крылов положил на скользкий пластик кухонного стола
фототаблицу.
— Вот этот был в день выстрела, — ткнула Прохорова
в Хлыстунова. — С час просидели, потом выбежал, как
ошпаренный, дверью — трах! А вскоре и врачи приехали.
И этот хаживал.
Палец с неровно подрезанным ногтем указал на Спири­
донова, потом уперся в лицо Элефантова.
— Вот он раза два-три приходил. Однажды аж в пол­
ночь заявился. Да вы не всех принесли. К ней много ходи­
ло...
Улыбка Прохоровой была явно ехидной.

VII. ПРЕДЫСТОРИЯ
Нежинская пришла на работу в НИИ средств автомати­
ки и связи три года назад. Ей было двадцать семь, но
Элефантов отметил, что выглядит она моложе. Тонкая,
хрупкая, узкобедрая, она казалась совсем девчонкой, школь­
ницей.
Элефантов слыл в институте весельчаком, остряком и,
хотя по натуре не являлся ни тем ни другим, вынужден был
оправдывать сложившуюся репутацию. Его считали люби­
телем ”клубнички”, и он, подыгрывая, привык отпускать
соленые шутки, рассказывать рискованные анекдоты.
К его удивлению, Нежинскую это нимало не шокиро­
вало, она громко и весело смеялась и даже, не оставаясь
в долгу, поведала несколько пикантных житейских историй
с забавным концом.
Такую простоту в общении Элефантов расценил как
признак раскрепощенности, этакой эмансипированности со­
временной молодой женщины, которой, впрочем, трудно
было ожидать от Марии с ее внешностью и манерами
прилежной скромной старшеклассницы.
Свое открытие Элефантов не обнародовал, но стал при­
сматриваться к Нежинской повнимательнее. И обнаружил,
что в ее поведении проскальзывают черточки, приглаша­
ющие к ухаживанию, а загадочный взгляд наводит на мысль
о тихом омуте, в котором, как известно, водятся черти.
Все это удивляло, будоражило любопытство, предпола­
гаемая тайна притягивала как магнит. И тогда Элефантов
решил попробовать ее разгадать.

118
 Случай представился, когда Алик Орехов предложил
съездить в модный загородный ресторан поужинать. Элефа­
нтов пригласил Марию, она на миг задумалась, потом
медленно и, как ему показалось, со значением наклонила
голову.
Орехов подкатил на своем ”ЗИМе”, познакомил с мол­
чаливым увальнем Толиком и всю дорогу ругал неблаго­
дарную работу снабженца.
В ”Нептуне”, после первых рюмок, Орех начал корить
Элефантова за неумение жить.
— С твоей-то головой за сто восемьдесят вкалывать!
А защитишься — двести пятьдесят... Разве это деньги?
Элефантов снисходительно улыбался. ”Неисправимый
фанфарон. Мария видит его насквозь, вон, смешинки в гла­
зах. Сказано — человек моего круга. Живет на зарплату и не
страдает от этого”.
Действительно, наряд Нежинской был очень скромен,
чем она отличалась от сидящих за соседними столиками
расфуфыренных женщин.
— Давайте выпьем за удачу, — весело сказал Элефантов.
— Я еще ни разу в жизни не чувствовал себя ущербным
из-за недостатка денег. И надеюсь — не почувствую!

Вечер подходил к концу, и Элефантов задумался: как

вести себя дальше?
Логика развития событий требовала, чтобы на обратном
пути он попытался поцеловать Марию. Но, в отличие от
большинства мужчин, Элефантов не считал, что, принимая
приглашение в ресторан, женщина автоматически дает со­
гласие и на все остальное, что может за этим последовать.
Более того, он опасался, что Мария расценит его пополз­
новения, как стремление заставить ее расплатиться за уго­
щение.
Но с другой стороны — вдруг он все усложняет? Если он
нравится Марии, она с удовольствием проводит с ним
время и ждет чего-то большего, то его пассивность может ее
разочаровать...
Элефантов знал за собой склонность к самокопанию.
Часто оно приводило к раздуванию из простых вещей труд­
норазрешимых проблем, созданию препятствий, которые не
мешали никому, кроме него самого; сверстники, проще
смотревшие на мир, их попросту не замечали, а потому
успешно преодолевали.
Особенно наглядно это проявлялось в отношениях с жен­
щинами. В решающий момент любая, за редким исключе­

119
нием, говорит: ”Не надо, перестань”. Девяносто девять
процентов за то, что это притворство, обычная женская
уловка, но все же появляется мысль: а вдруг она дейст­
вительно не хочет? Тогда всякое продолжение будет грубым
и некрасивым домогательством, нарушением необходимого
в подобных случаях принципа добровольности... Чувствуя
его колебания, партнерша досадует на такую нерешитель­
ность и была бы рада, прояви он настойчивость и не послу­
шайся... Но он слушался, боясь совершить недостойный
поступок, после которого будет стыдиться сам себя и не
сможет смотреть в глаза обиженной...
Иногда подобная щепетильность, возвращаясь как не­
умело запущенный бумеранг, причиняла болезненную трав­
му. Как с Настеной. Они встречались довольно долго и,
пожалуй, он даже был в нее влюблен. Она позволяла цело­
вать себя, ласкать, раздевать донага, но потом говорила
”нет”, и он останавливался, в полной уверенности, что у нее
есть веские основания не позволять ему большего. А потом
он узнал: в то же самое время она спала со своим соседом,
красивым нахальным парнем, не отягощенным иллюзиями
насчет женских добродетелей. Ему стало горько и почему-то
стыдно, хотя ничего позорного он не совершил. Он понял,
что, хотя женщине нравится, когда о ней думают хорошо
и возвышенно, проще ей с приземленными, практического
склада людьми, умеющими помочь согрешить, подтолкнуть
к постели обыденно и как будто против ее воли. А романти­
кам достается только лирика: прогулки при луне, походы,
кино да поцелуи.
Это показалось Элефантову ужасно несправедливым,
становиться грубо приземленным и практичным он не хо­
тел, да и не мог, оставалось примириться с мыслью, что
отрицательные свойства человеческой натуры имеют в лю­
бовных делах преимущества перед порядочностью и благо­
родством. Но принять настолько чудовищную мысль было
совершенно невозможно! И он решил: нельзя всех стричь
под одну гребенку! Утонченная умная женщина никогда не
клюнет на нахальство и плохо задрапированную похоть!
Стало легче, но где-то в глубине сознания шевелилось:
объяснить можно все что угодно, особенно когда хочешь
успокоиться. Надо переделывать себя, братец, становиться
проще!
Однако это оказалось трудной задачей. Сколько раз он
давал себе зарок покончить с бесконечными сомнениями,
”упроститься” до предела, но болезненно обостренное само­
любие перестраховывалось в стремлении избежать даже

120
возможности какой-либо унизительной ситуации, заставля­
ло ”прокручивать” все варианты поведения и анализировать
возможные последствия — не представляют ли они опас­
ности для его достоинства?
Выбраться из клубка сложностей он так и не смог, решив
в конце концов, что комплексы есть у каждого человека,
а боязнь ”потерять лицо” — не самый худший из них.
— Эй, ученый! — окликнул его Орехов. — О чем заду­
мался? Опять решаешь мировые проблемы?
Элефантов вздрогнул и принужденно улыбнулся. Для
Орехова все в жизни было просто, никаких проблем не
существовало. Тем более с женщинами. И как ни странно,
их не отпугивала его прямолинейность, нахрапистость
и бульдожья хватка.
Сам Орех утверждал, что все бабы одинаковы и чем
больше с ними церемониться, тем больше они выкобенива­
ются.
”Как лошадь! — хохотал он. — Если почувствует, что
наездник неопытный, сам не знает чего хочет, или не умеет
правильно узду держать — мигом сбросит! А настоящего
жокея почует — и пошла, милая, как по струнке!”
Такие откровения Элефантова коробили, и верить им не
хотелось. Для себя он твердо решил, что Ореху просто не
приходилось встречать порядочных женщин, которые дали
бы ему прочувствовать всю глубину его заблуждений.
— Нам пора, — негромко произнесла Мария.
Через несколько минут они вышли к машине.
Элефантов устроился на широком заднем сиденье и,
потянув за ремень, откинул приставное кресло. Тут же
сообразил, что особенность конструкции ”ЗИМа” предоста­
вляет Марии свободу выбора — она может сесть в кресло,
отгородившись от него проходом, а может рядом с ним.
Как женщина сообразительная, она, безусловно, выберет
место, которое ее больше устраивает не только удобством...
Мария села рядом, и они целовались всю обратную
дорогу.

Выходные Элефантов провел в напряженных раздумьях.

До сих пор Мария откликалась на его ухаживания, значит,
в принципе, их отношения могли зайти достаточно далеко,
в область, которая благодаря стараниям Настены казалась
недоступной. Эта возможность будоражила и притягивала,
как давняя запретная игра в ”докторов”, хотя каких-либо
чувств или даже физического влечения к Нежинской он не
испытывал.

121
 Все произошло очень просто: преодолевая смущение,
Элефантов предложил Марии ”сходить в гости” в уютную
свободную квартирку. Она согласилась.
Уезжая в двухмесячную командировку, приятель оста­
вил Элефантову ключи от новой квартиры и поручение
приглядывать, чтобы все было в порядке, но за прошедшее
время он так и не удосужился выбраться сюда. Вся об­
становка единственной комнаты состояла из двух стульев
и массивной тахты без спинки и ножек, стоявшей прямо на
полу. Везде лежала пыль, застоявшийся воздух тоже пропах
пылью.
Мария должна подойти через пять минут — чтобы не
привлекать постороннего внимания, они решили заходить
порознь — и до ее прихода следовало хотя бы немного
навести здесь порядок.
Намочив тряпку, Элефантов протер подоконник, стулья,
поколотил ладонью матрац и распахнул дверь на балкон.
Окраина. Частный сектор. Маленькие покосившиеся до­
мишки, бесконечные заборы, прямоугольники приусадеб­
ных участков, крохотные огородики. Размеренный, почти
деревенский уклад жизни. Старый, обреченный на снос рай­
он — новостройки подошли уже вплотную.
Внизу толпились люди, вначале показалось — вокруг
прилавка. Небольшой базарчик, что ли? Присмотревшись,
он понял, что ошибся. Это прощались с покойником.
Элефантову стало неприятно. Подумалось: увиденная
картина символична и как-то связана с тем, что сейчас
должно произойти. Но в чем смысл этого символа? Дурное
предзнаменование? Грозное предостережение: мол, ничего
хорошего греховная связь с Марией не сулит? Или наобо­
рот: напоминание о бренности и кратковременности челове­
ческого существования, о том, что часы, дни, недели, меся­
цы и годы пролетают быстро, и если не заботиться о ма­
леньких радостях, то можно безнадежно опоздать?
А может быть, это выражение философской концепции:
мертвым — небесное, а живым — земное? Или еще более
глубокой: хотя человек и умер, но жизнь продолжается,
молодость берет свое, а любовь обещает зарождение новой
жизни?
Впрочем, он не может сказать, что любит Марию, и вряд
ли она любит его, к тому же адюльтерные связи, как
известно, не преследуют цели продолжения рода...
Но тогда вообще зачем он здесь?
Элефантов закурил, выпуская дым в проем балконной
двери.

122
 Если Нежинская размышляет о том же самом, она тоже
задаст себе этот вопрос. Ответить на него ей очень просто:
достаточно повернуться и уйти. Может, так будет лучше...
Кстати, сколько минут уже он ее ждет?
”Плям-плям”, — раздельно проговорил звонок.
”Утри слюни, братец, — посоветовал Элефантов сам
себе, направляясь к двери. — Опять тебя потянуло на высо­
кие материи. Горбатого могила исправит!”
— Сразу нашла? — спросил он.
— Конечно. Ты же объяснил.
Лицо Марии было совсем близко, глаза загадочно по­
блескивали. Губы у нее оказались мягкими и влажными.
Когда он начал ее раздевать, она в свою очередь, стала
расстегивать на нем рубашку, сняла и положила на стул
галстук.
— Чему ты улыбаешься? — Элефантову показалось, что
она почему-то смеется над ним.
— Я всегда улыбаюсь, — немного напряженным тоном
ответила она.
Оказалось, что Нежинская худее, чем он предполагал.
Выступающие ключицы, оттопыренные лопатки, торчащие
кости таза — во всем этом было что-то болезненное. Когда
она нагнулась, чтобы расшнуровать свои полуботинки, Эле­
фантов с трудом заставил себя поцеловать узкую спину
с отчетливо выделяющимися позвонками.
Нагота Марии не располагала к ласкам, и Элефантов
поспешил быстрее закончить то, ради чего они сюда пришли.
В последнюю минуту Мария сказала:
— Иногда я думаю, что этого не следовало бы делать...
— Перестань, — приникнув к влажному рту, он подумал,
что она тоже не удержалась от кокетства. От тахты почему-
то пахло мышами.
Близость с Марией не доставила Элефантову удовольст­
вия, и она, почувствовав его холодность, поспешила высво­
бодиться.
— Все, я убегаю. — И тут же добавила: — Это наша
последняя такая встреча.
”Ну и хорошо”, — подумал он. Теперь, когда все кон­
чилось, он жалел, что вступил в связь с женщиной, к кото­
рой не испытывал никаких чувств. Сейчас он потерял к Ма­
рии всякий интерес, но допустить, чтобы она это поняла,
было нельзя: некрасиво, неблагородно.
Поэтому он вслух произнес:
— Не надо так говорить. — И постарался, чтобы в голо­
се чувствовалась некоторая укоризна. Когда она встала, он,
вспомнив что-то, сказал:

123
 — Посмотри в окошко.
Мария босиком подошла к окну. Ноги у нее были пря­
мые, длинные, икры почти не выражены, узкие щиколотки
и широкие пятки.
— Продают что-то?
— Присмотрись повнимательнее.
— Фу! Зачем ты это сделал?
— Я размышлял, как соотносится то, что происходит
там, и то, что происходило здесь. И не пришел к определен­
ному выводу. А ты что скажешь?
— Да ну тебя! — она действительно была раздосадована.
— Испортил мне настроение!
Собрав свои вещи в охапку, Мария ушла на кухню
одеваться.
Выходили они тоже раздельно, договорившись встре­
титься на стоянке такси. Элефантов пришел туда первым и,
ожидая Марию, размышлял о том, что произошло.
Все очень просто, как и говорил Орех. Неужели он во
всем прав? И действительно, ни к чему сомнения, пережива­
ния, а вера в идеалы попросту глупость?
На другой стороне улицы показалась Мария. Немного
угловатая, с сумкой через плечо, она шла как ни в чем не
бывало.
Впрочем, а как она должна идти? Судя по уверенному
поведению в постели, она не первый раз изменяет мужу.
А так никогда не скажешь... Хотя некоторые сомнения
появились уже во время знакомства... Но мало ли что
может показаться. Да и сейчас: разве поручишься за прави­
льность выводов? Предположения остаются предположени­
ями. Возможно, это ее первое грехопадение... К тому же по
существу вынужденное — под натиском домогательств
очень напористого субъекта... Не исключено, что она сожа­
леет о случившемся...
”Опять? — одернул себя Элефантов. — Когда-нибудь ты
покончишь с этим самоедством?”
Близость с Марией не помогла ее понять, и Элефантов
продолжал ломать голову над вопросом: что же представ­
ляет из себя Мария Нежинская?
Он знал, что мужа она не любит. Об этом свидетель­
ствовал ряд косвенных признаков: она почти никогда не
вспоминала о нем, в то время как он звонил несколько раз
в день, беспокоился, не заставая ее на месте, расспрашивал,
куда пошла и скоро ли вернется. Коллеги иронизировали по
поводу такой опеки, и Мария не только не пресекала шуток,
но охотно к ним присоединялась. Да и при разговоре с суп­

124
ругом в ее голосе часто проскальзывали высокомерные,
снисходительные или раздраженные нотки.
Однажды, возвращаясь с обеденного перерыва, Элефан­
тов увидел за рулем проезжающей ”Волги” главного ин­
женера ”Прибора” Астахова. Рядом с видом послушной
школьницы сидела Нежинская. ”Ай да Мария, — удивленно
подумал Элефантов. — Правду говорят про тихий омут!”
У них все продолжалось по-прежнему: время от времени
она соглашалась на его уговоры и они ходили ”в гости”.
Каждый раз Элефантов спрашивал себя: сколько знала Ма­
рия чужих полужилых или ненадолго оставленных хозя­
евами квартир, сколько повидала продавленных незастелен­
ных диванов? Наиболее вероятный ответ аттестовал бы ее
как шлюху, но Нежинская совсем не походила на женщин
подобного сорта, к тому же Элефантову казалось, что,
уступая его настояниям, она делает над собой усилие и по­
ступает нетипично, вынужденно, вопреки своим принципам
и убеждениям. Поэтому ни к какому определенному выводу
он прийти так и не смог. Тем более что вскоре пища для
размышлений исчезла — Мария прервала с ним связь и бо­
льше на уговоры не поддавалась.

VIII. СТАРИК
1

Биопотенциал у Старика оказался немногим выше обыч­

ного, но Элефантова это не особенно огорчило. В последнее
время работа отошла на задний план, на первый же выдви­
нулись проблемы, ранее для него не существовавшие, в ко­
торых он мучительно пытался разобраться, путался, не
получая прямого, однозначного и ясного ответа, и оттого
злился сам на себя.
Теперь он пытался сделать то, чего обычно не признавал:
прибегнуть к посторонней помощи и использовать уникаль­
ный жизненный опыт Старика в качестве рабочего инст­
румента для решения задачи, оказавшейся не по зубам ему
самому.
Старик пошел навстречу: рассказывал, отвечал на воп­
росы, приводил примеры. Они побывали в гостях друг
у друга, однажды далеко за полночь пили водку, которую
Элефантов не переносил, а Старик глотал, как воду.

125
 Элефантова удивляла монолитность личности Старика,
исходившая от него внутренняя сила и непоколебимая уве­
ренность в себе, он остро ощущал: именно этих качеств не
хватает ему самому и в глубине души надеялся, что общение
с новым знакомым поможет их почерпнуть. Но передерги­
ваясь после пятой рюмки, от которой он, при других обстоя­
тельствах и в другой компании, несомненно бы отказался,
Элефантов позволил себе понять, что твердость характера
и другие привлекательные личностные качества — штука
незаемная и, например, Старик не стал бы делать того, что
ему не хочется, чтобы не отстать от него, Элефантова, либо
от кого-нибудь другого, сколько бы уважаем и авторитетен
не был этот самый другой. Потому что Старик не ориенти­
ровался на других, не чувствовал зависимости от них и от­
того не старался им подыграть, не стремился понравиться,
произвести благоприятное впечатление. Поддержку своим
решениям и поступкам он находил в себе самом. Элефантов,
опьянев, представил, что вместо позвоночника у Старика
стальной стержень, откованный в жестоком страшном гор­
ниле и имеющий форму трехгранного штыка. И тут же
почувствовал собственные гибкие позвонки, готовые в лю­
бой момент изогнуться самым удобным образом.
Он был не прав, доходя до крайности в болезненном
самоанализе. Он не был трусом, подхалимом и приспособ­
ленцем, не кланялся начальству, не угождал людям, от
которых в какой-либо мере зависел, и твердостью позвоноч­
ника выгодно отличался от многих из тех, кто его окружал.
Если бы он хотел покоя, достаточно было оглянуться вок­
руг. Он, истязаясь вопросом о своей состоятельности как
личности, искал критериев высшей пробы и потому прово­
дил сравнение со Стариком, которое, естественно, успоко­
ить не могло, хотя и в Старике отыскивались крохотные
человеческие слабости.
Некоторые странности поведения. Иногда он пропадал
неизвестно куда, появляясь так же внезапно, как исчезал.
Однажды Элефантов случайно встретил его у привокзаль­
ной пивной в компании нетвердо стоящего на ногах тату­
ированного субъекта, и, пока растерянно думал, следует ли
подойти, Старик равнодушно повернулся спиной.
Были у него и свои болевые точки, которые Элефантов
тоже нащупал случайно.
Из потертой планшетки вывалился пакет со старыми
фотографиями. Пожелтевшая бумага, растрескавшийся гля­
нец, на обороте чернильным карандашом короткие помет­
ки.

126
 Группа немецких офицеров возле заляпанного грязью
”опель-капитана”. Первый слева — Старик. Псков, 1942.
Трое обросших, изможденных, но весело улыбающихся
парней в фуфайках с автоматами. Лес. 1942.
Печальный очкарик с впалыми щеками. Вася Симкин.
Пог. в 1942.
Старик в польской форме, конфедератке, грудь в кре­
стах. Радом, 1944.
А вот совсем другие снимки — портреты в три четверти,
чуть нерезкие, переснятые с официальных документов —
кое-где в уголках просматривается идущий полукругом го­
тический шрифт печати. Одинаковые мундиры, похожие
лица — властность, высокомерие, презрение. Отто фон
Клейнмихаль, Фриц Ганшке, Генрих фон Шмидт... И даты:
4 октября 42, 12 ноября 43, 3 января 44...
Последняя фотография того же формата, но отличная от
других: коротко стриженная симпатичная девушка, прямой
взгляд, советская гимнастерка с лейтенантскими погонами.
Нерезкость, характерная для пересъемки, здесь отсутствует,
имени и фамилии на обороте нет, только цифры: 9.12.1944.
Старик заваривал чай на кухне, и Элефантов пошел
к нему спросить, действительно ли он снят с немцами или
это переодетые разведчики, зачем в его архиве хранятся
портреты врагов, что за девушка запечатлена на последней
фотографии и что обозначают даты на каждом снимке.
Но он не успел даже рта раскрыть, как Старик почти
выхватил фотографии, сунул их в пакет, пакет — в планшет­
ку, до скрипа затянул ремешок и запер ее в стол.
— Ничего не спрашивай — про это говорить мне нельзя,
время не вышло.
Элефантов, конечно, поверил бы в такое объяснение,
если бы у Старика вдруг резко не изменилось настроение: он
замкнулся, ушел в себя, а потом неожиданно предложил
выпить водки и вместо обещанного чая поставил на стол
литровую бутылку ”Пшеничной”.
Тут-то Элефантов, которому подобные перепады на­
строения были хорошо известны, понял, что дело не в ка­
ких-то запретах, а в глубоко личных, тщательно запрятан­
ных причинах нежелания ворошить некоторые эпизоды
своей жизни. Он понял, что у железного Старика в душе
тоже есть незажившие раны, которые он неосмотрительно
разбередил. И, не попытавшись отказаться, с отвращением
проглотил содержимое первой рюмки.
— Вот этот твой прибор, он мог бы мысли читать? —
неожиданно спросил Старик, будто продолжая давно нача­
тый разговор.

127
 Элефантов качнул головой.
— Жалко. А то б я за него руками и ногами схватился —
и людей подходящих разыскал для опытов, и у начальства
вашего пробил все, что надо: деньги, штаты, оборудование!
— Для чего?
— Нужная штука. И нам для работы, и вообще всем.
— Непонятно.
— Вот смотри, — Старик загнул палец. — В прошлом веке
разбойники изгоями жили, кареты грабили, купцов потроши­
ли, женщин захватывали, награбленное в пещеры прятали да
в землю зарывали. К людям путь заказан — на первом же
постоялом дворе, в любом кабаке узнают — в клочки
разорвут. Одним словом — полная ясность: кто есть кто.
Тридцать лет назад на притонах да малинах всяких жизнь
ключом била: воровские сходки, гулянки, ”правилки”, разбо­
ры — блатное подполье, — документов нет, железяки разные
в карманах, облаву устраивай, хватай — тоже все понятно! —
Старик загнул второй палец. — А сейчас совсем по-другому...
Выровнялось все, сгладилось, малин нет, профессионалы
вымерли или на далеком Севере срока доматывают, кто же
нам погоду делает? Пьянь, шпана, мелочь пузатая, вроде
работает где-то, дом есть, какая-никакая семья, а вечером или
в праздник глаза зальет и пошел — сквернословить, бить,
грабить, калечить... И снова под свою крышу, в норку свою —
юрк, сидит, сопит тихонько в две дырочки, на работу идет, все
чин-чинарем, попробуй с ним разберись! В душу-то не загля­
нешь! Да это еще ерунда, а вот валютчики, взяточники,
расхитители и прочая ”чистая” публика так маскируются, что
бывает их тяжело раскусить — можно себе зубы поломать.
Вот тут-то такой прибор очень бы пригодился! И вообще, —
Старик загнул еще два пальца. — Очень много живет на свете
перевертышей. Внешность у них обычная, может, даже прият­
ная, а нутро черное, гнилое...
Элефантов почувствовал, что у него захолодело сердце,
а в голову ударила знакомая горячая волна, как обычно,
когда он вспоминал о человеке, которого хотел вычеркнуть
из памяти навсегда.
— ...одежда, слова, косметика — шелуха, а попробуй
докопаться до сути! Поступками человек меряется, только
они тоже разные: для всех — одни, правильные, похвальные,
а для себя — другие, тайные, которые повыгоднее. В войну
шелуха слетала, настоящие люди на фронт рвались или
в тылу на победу до кровавого пота вкалывали, а сволочь
всякая до тепла и сытости дотягивалась, продбазы, склады
— и тогда жирные коты жировали, среди смертей, голода,

128
разрухи сало со спиртом жрали, баб пользовали, золото на
хлеб выменивали, впрок запасались... Только когда попада­
лась такая мразь, разговор короткий... — Старик скрипнул
зубами. — Да не все попались, не все, многие так и про­
скользнули в хорошую жизнь на ценностях, мародерством
добытых, благополучие свое построили и не сгорели синим
пламенем, не провалились под землю. — Старик зло усмех­
нулся. — И смех и грех. В сорок втором в Пскове охотились
за одним эсэсовцем, большая шишка, вредил нам много
и хитрый, гад, осторожный, как лис, всегда с охраной,
маршруты меняет, каждый шаг в секрете держит, никак
добраться до него не можем. Потом отыскали зацепку: он
с секретаршей бургомистровой спутался, молодая сучонка,
красивая, ушлая... Пришли к ней, прищемили хвост, де­
скать, сдавай, овчарка подлая, своего любовника, если жить
хочешь; она шкурой почувствовала, что на краю стоит,
и сдала его с потрохами. У него, оказывается, для постель­
ных делишек специальная квартира была, ясное дело, без
охраны — шофер с адъютантом и все, так мы его и шлеп­
нули, даже штаны одеть не успел. Ее, как обещали, от­
пустили: живи, сучонка, да держись от фашистов подальше,
а то заработаешь свою пулю. Пропала она куда-то, да иначе
ей не уцелеть было: гестапо ее разыскивало, а лет пять назад
выплыла — хлопочет о льготах как участник партизанского
движения. Я, мол, помогала подпольщикам в ликвидации
крупного эсэсовского чина, скрывалась от гестапо. — Ста­
рика передернуло от отвращения. — Так что не только
ценности мародерством добывали, но и славу, почести,
пенсии... Этой-то овчарке не удалось: факты вроде сходи­
лись один к одному, да вспомнил ее кто-то, а сколько
проскочило таких перевертышей! Тех, кто сильно напако­
стил, до сих пор находят и судят, а другие скрипят поти­
хоньку, коптят белый свет, слюной заразной брызжут во все
стороны. Они свое дело сделали — пронесли в наше время
бациллы жадности, подлости, жестокости, посеяли их, пото­
му что хорошего сеять не умеют, — щеки Старика побаг­
ровели от гнева. — Когда юнцы своего сверстника до
полусмерти избивают, чтобы джинсы содрать, завскладом
товар дефицитный прячет и спекулянтам отдает за взятки,
контрабандист икону старинную через границу тащит, —
все это всходы тех посевов... Так что нужен нам прибор,
чтоб мысли читать, очень нужен! — Старик разлил водку,
подвинул Элефантову банку консервов. — Ну, а пока его
нет, давай выпьем, чтобы передохла нечисть двоедушная.
Я ее всю жизнь давил и до самой смерти давить буду!

5 Вопреки закону 129

 В сознании Элефантова мелькнула догадка, связыва­
ющая рассказ Старика с содержимым его архива. Вот оно
что...
— Фотография того эсэсовца у вас в планшетке? В фу­
ражке с черепом? Фон... как там его?
— Клейнмихаль. Все они там, — мрачно процедил Ста­
рик и перевел разговор на другую тему, предупреждая воп­
рос, который неминуемо должен был последовать. — Одна­
жды я здорово жалел, что у меня такого прибора нет...
Провалилась наша группа, серьезное задание сорвалось,
шесть человек погибли — ребята на подбор. Такое проис­
ходило по двум причинам: случайность или предательство.
Здесь случайность исключалась — операция готовилась дав­
но, все продумано, взвешено, отработаны запасные вариан­
ты... Предательство исключалось тоже — люди испытан­
ные, проверенные много раз, стальные люди. А факт нали­
цо! Ломали головы, ничего не придумали. И вдруг
оказывается, что немцы пятерых расстреляли, а шестой
через пару дней к нам в лес пришел. Коля Финько — коман­
дир группы. Я ему как самому себе доверял. Раньше... До
того...
Рассказал он, как их врасплох захватили, у самого глаза
тоскливые, ждет вопроса: а как ты-то жив остался? Спраши­
ваю. Отпустили, говорит, почему — не знаю.
Вот такой расклад. Сидим, молчим. Дело ясное — про­
сто так немцы не отпускали. Он первый начал: если
бы я ребят выдал, если бы на гестапо работал, они
бы как-то правдоподобно все обставили — побег бы
имитировали, меня подготовили: синяки, ссадины, следы
пыток, сквозное ранение... А то ничего — выпустили
и все. Логично? Логично! Только логика тут факты не
перевесит: группа погибла, а его отпустили. За какие
заслуги?
Мне говорят, чего, мол, с иудой церемониться, присло­
нить к дереву — и дело с концом! А я его хорошо знал, на
задания вместе ходили, один раз думали: все, амба, гранаты
поделили, попрощались... Достойно он себя вел, хорошим
другом был, надежным. И вдруг — гестаповский агент,
предатель — чушь собачья! Что тут делать? Вот ты как
думаешь?
— Не знаю, — растерянно проговорил Элефантов.
— И я не знал. Только решение-то все равно надо было
мне принимать, больше некому.
— Можно испытать его как-нибудь... В бою или задание
специальное...

130
 — Да он уже двадцать раз испытан! Вопрос так стоит:
верить ему или не верить? Пускать в свою среду или нет?
А испытание он любое пройдет — и если не виновен ни
в чем, и если к немцам переметнулся.
Так я промучался всю ночь. То ли психологи гестаповс­
кие испытание такое изощренное придумали для него да
и для нас тоже — честного человека изменником выставить,
то ли это хитрость, уловка, чтобы от настоящего предателя
подозрение отвести, то ли тщательно запутанный план вне­
дрения агента.
Ох, и жалел я тогда, что не могу Коле в душу заглянуть,
ох, жалел!
— Но вы же знали человека, другом ему были, неужели
поверить нельзя? — не выдержал Элефантов. — Не мог же
он так маскироваться и измениться мгновенно тоже не мог!
— Ну почему же... — У Старика дернулась щека. —
И маскировались, и ломались порой — всякое бывало... Не
в том дело: раз есть вероятность, хотя самая ничтожная, что
он враг, если даже просто сомнение появилось, нельзя его
к работе допускать, никак нельзя, это значит, других людей
не беречь, их жизни на карту ставить.
Да и не в моих силах было веру ему давать. Я только два
решения мог принять: расстрелять на месте или на большую
землю отправить, чтобы трибунал разбирался. Что в лоб,
что по лбу... Факты-то никуда не уберешь; догадки, пред­
положения и сейчас суды на веру не берут, а тогда война —
сам понимаешь... Шпионов, паникеров, дезертиров, дивер­
сантов, провокаторов — пруд пруди. И Коля Финько, от­
пущенный гестапо... Он у меня пистолет попросил — застре­
литься, я не дал — если он фигура во вражеской ком­
бинации, то и на тот свет отпускать его нельзя, надо
попробовать для контригры использовать. Короче, отпра­
вил Колю к нашим, что там дальше получилось — не знаю.
Старик запустил руку в ящик стола, что-то искал, пере­
бирая невидимые для Элефантова увесистые предметы, и за­
думчиво смотрел перед собой, хотя видел наверняка кар­
тины далекого прошлого, которые, судя по окаменевшему
лицу и крепко сжатым губам, не могли его успокоить.
— С любой стороны, крути-верти как хочешь, поступил
я правильно. А душа, поверишь, до сих пор болит... — Он
наконец нашел то, что искал, и зажал в руке металлический
цилиндрик с набалдашником на конце. — Вот ты говоришь
— поверить, люди, мол, не могут сразу меняться, маскиро­
ваться не могут... — Старик задумчиво постукивал набал­
дашником по столу. — А ведь в те годы мы на всякие чудеса

131
насмотрелись. Война такие свойства людской натуры об­
нажала, о которых порой и сам человек не знал. Простые
ребята подвиги совершали, на героев не похожие, раньше
скажи — не поверят. И наоборот было.
Ты знаешь, предательство оправдать нельзя, но если кто
под пытками ломался — тех хоть понять можно. А некото­
рые продавались — за деньги, звания их паршивые, за
корову, домик с усадьбой, да мало ли за что! — Старик
шевельнул рукой — щелк! — из цилиндра выпрыгнул шило­
образный клинок, резать хлеб или открывать консервы им
было нельзя, это орудие предназначалось для одной-единст­
венной цели, и Элефантов, читавший много книг о войне,
понял, что Старик держит немецкий десантный нож. —
А бывало, и вовсе ничего не понимаешь — человек как
человек и вдруг, вроде беспричинно, продает товарищей,
только причина, конечно, есть, хотя глубоко спрятанная;
какая-то изначальная подлость, склонность к предательст­
ву, найти бы их, выжечь, ан нет, не найдешь, а зацепит
обида какая-то или самомнение, выхода не нашедшее, и го­
тово!
Щелк, щелк. Клинок мгновенно спрятался и выскочил
опять. Элефантову это напомнило нечто никогда не виден­
ное, но знакомое.
— А вы можете рассказать хоть один такой случай?
— Лучше б не мог!
Старик провел свободной рукой по лицу. Щелк-щелк.
— В школе с нами училась девушка, хорошая девчонка,
нормальная, веселая, компанейская. Радиодело знала хоро­
шо, стреляла прилично, ножом работала, со взрывчаткой
свободно обходилась, многие парни за ней не могли угнать­
ся. — Старик говорил медленно, неохотно, как бы вытал­
кивая слова. — И только одна странность: псевдо она себе
выбрала какое-то неприятное — Гюрза. Зачем себя такой
пакостью называть? А она смеется: быстрая, говорит, хит­
рая, для врага опасная... Все правильно объяснила. — Ста­
рик поморщился и машинально пощупал под сердцем. — Да
не в прозвище дело. Заканчивали школу — получили зада­
ние, вроде как выпускной экзамен. Задание простое: выйти
в город и собрать разведданные, кто какие сможет. Военное
положение, документов никаких, город всем незнакомый.
Попадешься — выкручивайся сам. Каждый понимает: если
что — помогут, но и риск имеется — могут на месте
расстрелять как немецкого шпиона.
И пошли в город поодиночке. Я по легковым машинам
штаб вычислил, офицеров, что входят и выходят, сосчитал,

132
к номерам машин их привязал, вернулся, в общем, не
с пустыми руками. Ну и ребята: кто на станцию проник,
сведения о военных перевозках собрал, кто оборонный за­
вод установил, кто склад боеприпасов... А Гюрза всем нос
утерла: принесла пакет с совершенно секретными докумен­
тами!
Спрашиваем: как удалось? Смеется: работать надо
уметь! А в отчете написала как полагается: познакомилась
с летчиком — подполковник, молодой, лет тридцать, не
больше, переспала с ним, а на следующее утро пакет из
планшетки вытащила, проводила от гостиницы до штаба
попрощалась до вечера. Как показатель полного доверия
письмо приложила: подполковник ее к своей матери направ­
лял, рекомендовал невестой. В общем, виртуозная работа,
и Гюрза явно гордилась, она вообще любила быть первой,
чтобы замечали, хвалили...
Щелк, щелк, щелк. Жало змеи, тонкое и быстрое — вот
на что это было похоже. Опасной ядовитой змеи. Может,
гюрзы.
— ...только тут ее хвалить не стали. С одной стороны,
подполковника жалко — его разжаловали за потерю бдите­
льности и разгильдяйство, в штрафбат отправили, да и во­
обще, нехорошо как-то, нечистоплотно. Но результат-то
Гюрза дала!
Среди ребят мнения разделились: кое-кто говорил: мо­
лодец, сумела объект выбрать, в доверие войти, документы
важные добыть, но большинство по-другому рассудило:
курва она, и все тут! Короче, отвернулись от нее многие, да
и комиссия, с учетом всех обстоятельств, вывела ей ”четвер­
ку”, а многие ”пятерки” получили, хотя таких важных сведе­
ний, как Гюрза, никто не собрал.
И Гюрза обиделась, хотя виду не подала. Вела себя как
всегда, шутила, смеялась, а когда перебросили ее за линию
фронта, застрелила напарника и явилась в гестапо. Вот так.
Старик замолчал.
— А что было дальше?
— Дальше? Работала на немцев, великолепно провела
радиоигру против нас, несколько групп провалила, дезин­
формации куча... — Старик бросил нож, со стуком захлоп­
нул ящик. — И что интересно: не изменилась она — такая
же улыбчивая, компанейская. Только компания другая.
Жила в специальном особняке гестапо, сошлась с кем-то
из начальства, тот ей туалеты из Парижа выписывал, драго­
ценности дарил... Авто, рестораны, вечеринки. А в оста­
льном все по-прежнему: добрая, отзывчивая, простая.

133
 На допросы к нашим приходила, советовала по-хоро­
шему, по-дружески, как товарищам: не надо, мол, дурака
валять и в героизм играть, переходите на эту сторону, не
прогадаете. При пытках и расстрелах не присутствовала,
считала себя выше грязной работы. Сама с собой комедию
ломала: выставлялась порядочной, благородной.
Но знала, что ее к смерти приговорили, с оружием не
расставалась: ”вальтер” в сумочке и на теле маленький
”браунинг” спрятан, ”шестерка”. Надеялась — поможет...
Старик снова разлил водку, выпил, не чокаясь, шагнул
к холодильнику, обратно и, как будто забыв, зачем поднял­
ся, зашагал взад-вперед по тесной кухоньке, отражаясь в че­
рноте незанавешенного окна.
— Так что не обойтись без твоего прибора, делай его,
Сергей, пробить надо будет — помогу! Если бы нам его
тогда, в войну...
— А чем дело-то закончилось? — спросил Элефантов. —
С Гюрзой?
— Чем и положено. — Старик сел к столу, протянул руку
к бутылке, но передумал. — Исполнили приговор — и точ­
ка. — И прежде, чем Элефантов успел задать следующий
вопрос, Старик решительно рубанул ладонью воздух: —
Хватит об этом. Сыт по горло. Сколько раз зарекался не
вспоминать! Газетчиков отшивал несколько раз — не хочу,
мне бы вообще забыть все к чертовой матери! А сейчас
опять разболтался. К дьяволу! Давай лучше выпьем.
Элефантов опять подумал, что Старик не стал бы пить,
если бы не хотел, кто бы его ни приглашал, но приложился
к рюмке, хотя и не допил до дна.
Старик покосился на него и улыбнулся.
— Когда что-нибудь делаешь, на других не оглядывайся,
прислушивайся к себе. А то не идет, а пьешь... Зачем?
Элефантов пожал плечами.
— Это называется... — Старик пощелкал пальцем. —
Когда ориентируются на окружающих, стремятся не от­
стать от них... Как же... Ведь читал, а забыл!
— Конформизм.
— Вот-вот! — обрадовался Старик. — Во дворе у нас
десятка два пенсионеров. У каждого сад с домиком, фрук­
ты-овощи, сто пятьдесят на свежем воздухе, интересы об­
щие и всем понятные. Встретятся: удобрения, ядохимикаты,
посев, полив, плодожорка, медведка, опыление, подрезка.
А я к ним подойду — и поговорить не о чем. Мне с ними
неинтересно, им — со мной. Агитируют: возьми участок,
подберем в товариществе хороший и недорого — будешь

134
как все... Вот ведь аргумент — ”быть как все!” Отказываюсь
— посмеиваются, чудаком считают. Что же ты делаешь,
говорят, ты же отдыхать должен, для себя ведь тоже пожить
надо! А я и живу для себя. Только так, как мне нравится! Не
верят. Ничего, говорят, еще надумаешь, мы тебе садик
полузаброшенный придержим, придешь — доволен будешь.
Им так удобней — считать, что рано или поздно стану ”как
все”.
— А действительно, чем вы занимаетесь?
Видя, что Старик резко сменил тему разговора, Элефан­
тов пошел ему навстречу.
— Пенсионеры рыбу ловят, пчел разводят, огороды
копают, а у вас, наверное, даже удочки нет!
— Точно нет. Я как списанный по старости охотничий
пес: на медведя или на волка не гожусь, а перепелов поднять
или утку в камышах отыскать — могу. Вот и шустрю по
мелочи, помогаю ребятам чем могу...
Старик говорил неправду. Последние пятнадцать лет
службы он работал по тяжелым делам, раскрывал особо
опасные преступления. Выход на пенсию ничего не изменил:
если к нему обращались за помощью, то речь шла не
о похищенном кошельке или пропавших курах. Сейчас Ста­
рик занимался разбойным нападением на инкассаторскую
машину.

Преступление было столь же дерзким, сколь и необычным.

Сберкасса № 6 являлась последней точкой инкассаторс­
кого маршрута, после которой машина возвращалась
в банк. Собирающий вошел в здание и занялся оформлени­
ем документов, как вдруг с улицы донесся дробный звук,
напоминающий автоматную очередь, и грохнул пистолет­
ный выстрел. Он выбежал на крыльцо и успел несколько раз
выстрелить в уходящую машину, два раза — прицельно.
Водитель лежал на земле перепуганный, но живой и нев­
редимый. В нарушение инструкции он ел пирожок; когда
дверь распахнулась и в лицо ткнулся холодный предмет, он
подавился, был выброшен на мостовую, получил пинок под
дых и сделал вид, что потерял сознание.
Старший инкассатор схватился за оружие и был сражен
автоматной очередью, но успел выстрелить и, по свидетель­
ству очевидца, ранил одного из нападающих в плечо.

135
 Преступников было трое, с нейлоновыми чулками на
головах, в неприметной, скрывающей фигуры одежде. При­
мет их никто не запомнил.
Через пятнадцать часов на пустыре за городом нашли
пропавшую машину с трупом в багажнике. Убитый имел
пулевое ранение правого плеча и касательное ранение чере­
па, оба не смертельные, смертельным оказался ножевой
удар в сердце. Мешок с деньгами исчез.
Бандиты, заплатив за тридцать четыре тысячи рублей
двумя человеческими жизнями, ухитрились не оставить ни­
каких следов. Кроме одного — трупа соучастника. Лег­
кость, с которой они на это пошли, подсказывала: тесной
связи между ними нет.
Установить личность убитого по дактилоскопической
картотеке не удалось: очевидно, ранее он не судим.
Старик обратил внимание на татуировки: кошачья голо­
ва на левом предплечье, кот в сапогах с котомкой — на
бедре, кошачья лапа на кисти, — и вспомнил старого зна­
комца с аналогичной, символизирующей волю и удачу,
картинной галереей на теле.
Того разыскали, сравнили татуировки и, убедившись в их
идентичности, допросили. Оказалось, что ”кошачью” серию
ему наколол дядя Коля Соловей во время совместной отсид­
ки. Отыскали Соловья, который давно освободился и, бросив
старое, мирно жил-поживал в небольшом уральском городке.
Едва взглянув на фотографию убитого налетчика, дядя
Коля опознал в нем своего бывшего соседа — Вальку
Макогонова, в тюрьме не сидевшего, но стремившегося
пустить пыль в глаза и выставиться ”авторитетом”. Ради
этого он не пожалел богатого угощения и претерпел болез­
ненную процедуру, зато потом очень гордился залихватс­
кими картинками и хвастал, что у него впереди большие
дела и что все, в том числе и Соловей, о нем еще услышат.
В этом он оказался прав, хотя возможности убедиться
в своей правоте уже не имел.
Заслуга в установлении личности Макогонова целиком
принадлежала Старику, благодаря ему розыск вышел на
новую спираль, и руководство это отметило. Он даже полу­
чил возможность определять наиболее перспективные на­
правления работы группы, выбирая для себя то, что больше
соответствовало его интересам. И через день-два Старик
рассчитывал ухватиться за ниточку, ведущую к преступ­
никам.
Но рассказывать обо всем этом Элефантову Старик не
мог, да и не хотел, он не отличался болтливостью и никогда

136
не говорил с посторонними о работе. Он вообще не любил
откровенничать, на это были свои причины, и сейчас немно­
го досадовал на себя за то, что дал возможность Элефан­
тову догадаться о некоторых вещах.
Впрочем, о самом главном он, конечно, не догадается, не
узнает, что для двадцатитрехлетного Старика из далекого
грозного года Гюрза была не просто товарищем по оружию
— умелым, решительным и надежным, но любимой женщи­
ной с нежным именем, волнующим голосом, пахучими шел­
ковистыми волосами и ласковыми руками. Старик помнил,
как поздравлял ее с удачей после выпускного экзамена, что
самое страшное — она была такой, как всегда: так же мило
щурилась, чуть-чуть кокетничая, смеялась переливчатым
смехом, наклоняя голову к левому плечу. И когда выяс­
нилась история с подполковником, тоже держалась совер­
шенно естественно, как ни в чем не бывало, а на его первую
реакцию — ужас и растерянность — холодно бросила:
”Нечего распускать слюни — это война”.
И потом, когда он встретился с ней там, у немцев, это
было очень трудно, почти невозможно, но он прошел сквозь
все заграждения и посты охраны, как нож сквозь масло, не
случайно послали именно его: он лучше других знал повад­
ки Гюрзы и наверное больше других хотел добраться до
нее, потому ему это и удалось; когда он встретился с ней
там, она почти не выдала испуга, как будто пришел званый
гость, и вела себя приветливой хозяйкой, только чаю не
предлагала — про жизнь спросила и про ребят и смотрела
чистыми ясными глазами, так что он растерялся и смущение
некоторое ощутил, но это там, во второй своей половине,
а первая действовала автоматически и ошибки сделать не
могла.
А ведь сделал он все-таки ошибку, и не одну: в разговор
с ней вступать не следовало, ни к чему, слова ласковые,
дурманящие слушать нельзя было, и, хотя веры ей он не
давал, обмяк, растекся, как толовая шашка в костре, тут-то
она пистолетик свой второй и вытащила.
Старик машинально потер левый бок под сердцем, он
часто так делал, со стороны посмотришь — барахлит мото­
рчик, ан нет — рана там у него, самая болезненная, всю
жизнь не рубцуется.
Не догадается обо всем этом Элефантов, да и никто не
догадается, если не узнает, потому и откровенничать не
след: с женой своей откровенно поговорил, душу раскрыл,
считал — секретов между близкими не должно быть, да
и тяжело все внутри держать, а оно вот как обернулось...

137
Когда не сжились они, покатилось дело к разводу, она
небось решила, что он на жилплощадь позарится да имуще­
ство делить начнет, и упредила — явилась к замполиту да
вывалила целый короб: дескать, допоздна где-то шляется,
в воскресенье, праздники дома не сидит, ночами зубами
скрипит и ругается страшными словами, а то и немецкие
фразы выкрикивает, боится она его, и недаром: он в войну
невесту убил, рука не дрогнула, сам рассказывал... В одну
кучу все свалила, вот ведь дура!
И лицо исказилось гневом, будто он ей ужасное горе
причинил, у Гюрзы, кстати, тоже, когда стреляла, можно
подумать, это он товарищей предал и к врагу перешел.
Вообще палачи и предатели люто ненавидят тех, кого они
казнят и предают, очевидно, в том есть своя логика, так им
легче жить...
Но когда Старик сказал, что на жилплощадь и вещи не
претендует, прошел гнев, сразу прошел, она даже вроде как
в оправдание его промямлила: дескать, жертва войны, а что
она знает о войне, девчонка, на молодой женился, бес
попутал, хотя и разница не особо — десять лет, да вся жизнь
в этих годах. Потом встречались на улице, здоровались, она
про здоровье спрашивала, вежливая.
Но откровенничать с кем-либо Старик зарекся, хотя,
бывало, прямо распирали воспоминания, видно, к старо­
сти... Только с Крыловым говорил иногда о прошлом, да
сейчас вот с Элефантовым, хороший парень, а неустроенный
— тоска в глазах, сидит ночью в чужом доме, хотя к водке
интереса нет, слушает жадно, что-то жжет его изнутри,
мучает...
Старик допил водку, Элефантову уже не наливал, чему
тот явно радовался, потом они пили крепкий чай, потом
Элефантов ушел, задаваясь вопросом, какая же невидимая
субстанция отличает Старика от других людей, в чем секрет
его силы, уверенности и спокойствия, а Старик сидел в пус­
той кухне, глядя остановившимися глазами в черное блестя­
щее стекло окна, о чем-то крепко думал и, наверное, не
считал себя самым сильным, уверенным и спокойным.

Утром Старик вышел во двор, как всегда, бодрым,

собранным и энергичным. К проходной завода он подошел,
как и рассчитывал, предъявил вахтеру удостоверение — не

138
внештатного сотрудника, а старшего инспектора по особо
важным делам, оставленное ему по особому распоряжению
генерала — и беспрепятственно прошел на территорию.
Через два часа Старик вышел за проходную, имея в на­
грудном кармане список рабочих инструментального цеха
и схему расположения их станков, а в боковом — два
десятка пронумерованных полуторасантиметровых отрез­
ков бронзы диаметром шесть миллиметров.
Вряд ли кто-то из помогавших Старику работников
завода догадался, что именно он ищет. Понять это мог
человек, знающий, что инкассатор был убит из самодель­
ного автомата, самодельными пулями калибра 5,6 мм, изго­
товленными из бронзового стержня. И что прутики бронзы
соответствующей марки поступали только на один завод
в городе.
Физико-техническая экспертиза подтвердила идентич­
ность отобранных Стариком образцов бронзы составу пуль.
И если бы трасологи сумели ”привязать” пули к конкрет­
ному станку, на что Старик, хорошо знающий цену подо­
бным удачам, не очень-то надеялся, дело было бы наполо­
вину сделано. Но в данном случае наука оказалась бессиль­
ной.
Старик считал, что ничего страшного не произошло,
круг поисков достаточно сужен и дальнейшая работа в этом
же направлении является перспективной. Однако руководя­
щий розыском подполковник Мишуев на ближайшем опера­
тивном совещании высказал другое мнение. Дескать, подо­
брать несколько прутиков бронзы мог кто угодно: грузчик,
сторож или совсем посторонний еще до того, как они попа­
ли на завод, поэтому ковыряться там — только время
терять, на что штатные сотрудники не имеют права.
В его словах был известный резон, к тому же он не
препятствовал Старику ковыряться на заводе, теряя пенси­
онерское время, но фраза прозвучала обидно, Старика поко­
робило.
Когда-то Мишуев стажировался у Старика, и тот считал,
что толку из него не выйдет, но ошибся. Мишуев активно
брал на вооружение тактические новинки, постоянно ис­
пользовал научно-технические средства, охотно, с жаром
выступал на совещаниях, писал блестящие отчеты, из кото­
рых было видно, что он не щадит себя в работе и делает все
необходимое, и если положительный результат все-таки не
достигнут, то не по его вине. Он оказался неплохим ор­
ганизатором и, хотя хорошей работы у него было больше,
чем раскрытых преступлений, стал двигаться по служебной

139
лестнице, окончил Академию, и последние два года Старик
прослужил под его руководством.
Мишуев был хорошим администратором, но Старик,
считавший, что руководить сыском должен классный сы­
щик, относился к нему довольно скептически, не скрывал
этого, что приводило к конфликтам и, в конце концов,
послужило одной из причин его отставки.
Надо сказать, что Мишуев не был безразличен к мнению
Старика о себе: зародившееся еще во время стажерства
желание завоевать у наставника авторитет не исчезло, пере­
родившись в скрытое состязание, в котором подполковник
стремился превзойти Старика, да так, чтобы это было на­
глядно не только для окружающих, но, в первую очередь,
для самого Старика.
Однако добиться превосходства Мишуеву не удавалось,
наоборот, выигрывал пока Старик — сыскная машина, как
называли его в Управлении друзья и недоброжелатели,
вкладывавшие в это прозвище различные оттенки.
Для установления личности убитого налетчика Мишуев
использовал возможности информационно-поисковых си­
стем почти всей страны, его сотрудники безрезультатно
перебирали тысячи карточек подходящих по возрасту уго­
ловников с кошачьей символикой на теле, а Старик, покопа­
вшись в памяти и поговорив с двумя людьми, безошибочно
вышел на жителя далекого уральского городка Валентина
Макогонова, ранее не судимого и, естественно, не попа­
вшего в картотеки информационных центров.
Но сейчас Старик шел долгой кружной дорогой, Мишуев
указал на это и сам почувствовал, что тон оказался слиш­
ком резким.
Чтобы сгладить возникшую неловкость, он перешел
к анализу данных, полученных на родине Макогонова. Уби­
тому было двадцать семь лет, по профессии — шофер,
последний год работал слесарем автобазы, так как за пьян­
ство его лишили водительских прав. Болтун, враль, любил
хвастать уголовным прошлым, особенно когда выпьет. По­
падал в вытрезвитель, доставлялся в милицию за распитие
спиртного в общественных местах, за нецензурную брань на
улице, штрафы платил исправно и обещал впредь ничего
подобного не допускать. Серьезных правонарушений за ним
не водилось, контактов с уголовными элементами не подде­
рживал.
Жил с престарелой матерью, соседями характеризуется
положительно, по работе в целом тоже, хотя отмечается
пристрастие к алкоголю.

140
 Знавшие его люди обращали внимание, что он хочет
казаться значительнее, чем есть на самом деле, отсюда
бахвальство связями с преступным миром. Лишившись во­
дительских прав, он потерял возможность ”калымить”
и в последнее время жаловался на нехватку денег.
За месяц до нападения на инкассаторов Макогонов уво­
лился с работы и, объяснив матери, что поехал на заработ­
ки, отбыл в неизвестном направлении. Больше в родном
городе его не видели.
Дядя Коля Соловей, опознавший Макогонова по фото­
графии, на повторном допросе вспомнил многозначитель­
ную подробность: летом тот отдыхал на море, в Новом
Афоне, и, вернувшись, поставил магарыч в знак благодар­
ности за хорошие татуировки. Дядя Коля удивился, так как
Валька уже рассчитался с ним сразу же по выполнении
работы, но Макогонов, размякнув после двух стаканов,
пояснил причину повторного угощения: ”Молодец, поста­
рался, от души сделал. Большие люди за своего принима­
ют”.
Соловей попытался расспрашивать, что за люди и за
кого они приняли Вальку, но тот только довольно щурился
и повторял: ”Большие люди, авторитетные. И меня за
своего посчитали”.
— Какие ”большие и авторитетные люди” могли при­
нять Макогонова за ”своего”? — поднял палец Мишуев. —
Министры, начальники главков, директора заводов? Ясное
дело — он имел в виду каких-нибудь рецидивистов! Те
увидели на пляже татуировки, подумали: крупная птица,
”вор в законе” — пошли на контакт, а потом привлекли
к участию в нападении. Резонно?
— Нет, — сказал Старик.
Мишуев был настолько уверен в логичности своих рас-
суждений, что даже поперхнулся от неожиданности.
— Почему нет? — растерянно переспросил он, преврати­
вшись на миг в не очень толкового стажера, понимающего
свою несостоятельность в премудростях сыска.
— Так серьезные дела не делаются. Солидные блатные
случайного знакомого в долю никогда не возьмут. И потом,
какой он ”вор в законе”? Жаргоном не владеет, обычаев не
знает, авторитетов лагерных назвать не может, о распоряд­
ке дня в зоне — и то представления не имеет! Любой вор его
за минуту раскусит!
— Во-первых, лагерей и зон у нас нет, а есть исправите­
льно-трудовые учреждения, поэтому не нужно таким об­
разом демонстрировать знание терминологии преступни­

141
ков. — Мишуев опять превратился в начальника отдела по
раскрытию особо тяжких преступлений и досадовал на себя
за минутную растерянность, проклиная гипнотизирующее
влияние Старика. Он выдержал паузу, давая Старику воз­
можность в полной мере ощутить, что роли давно и безвоз­
вратно переменились. — Во-вторых, Макогонов познако­
мился на отдыхе с какими-то людьми, вскоре принял уча­
стие в вооруженном ограблении, и этот факт перевешивает
ваши рассуждения о том, что серьезные преступники не
взяли бы его в дело! Резонно? — В кабинете воцарилась
тишина. Старик сказал дело, но его слова опровергались
происшедшими событиями, всем присутствующим было яс­
но, что прав Мишуев. — Вот так, — удовлетворенно прого­
ворил подполковник и командным голосом подвел итог: —
Кранкин и Гортуев завтра выезжают в Новый Афон устана­
вливать ”авторитетных” друзей Макогонова, мы тут пой­
дем пока по линии оружия, проверим любителей изготавли­
вать всякие стреляющие штучки... Ну а если у вас есть
желание работать на заводе, — он сделал неопределенный
жест в сторону Старика, — пожалуйста, я не возражаю.
Если Мишуев ждал возражений, то он накрепко забыл
характер своего первого наставника: Старик промолчал.
Старик отрабатывал начатую линию три дня, вычерки­
вал одну за другой фамилии в своем списке. Наконец их
осталось две, каждую он подчеркнул красной пастой, потом
одну подчеркнул еще раз, а через некоторое время поставил
рядом с ней восклицательный знак.
— Два человека представляют для нас интерес, — док­
ладывал он Мишуеву на четвертый день. — Пузанов, судим
за грабежи и разбойное нападение, отбыл семь лет, суди­
мость скрывал...
— Что удивительного? — снисходительно улыбнулся
начальник. — Это же не правительственная награда!
— ...часто выпивает, вспоминает старое, в день нападе­
ния был в отгуле. Второй — Владимир Шеев — слесарь
пятого разряда, с металлом творит чудеса, рационализа­
тор...
— За что же вы его в подозреваемые записали? — снова
хмыкнул Мишуев, безразлично рассматривая крышку стола.
— Дома у него есть маленький токарный станок...
— Если бы автомат!
Старик докладывал в обычной манере — спокойно и не­
возмутимо, не обращая внимания на реплики подполков­
ника, на его снисходительный тон и демонстративное отсут­
ствие интереса.

142
 — Пять лет назад Шеев работал инкассатором в гос­
банке, — монотонно продолжал он, и шутливо-снисходи­
тельное настроение Мишуева как ветром сдуло. — Летом
Шеев отдыхал в Новом Афоне, вместе с братом, тот дваж­
ды судим за мошенничество и подделку денег, провел в ко­
лонии почти двенадцать лет, злостный нарушитель режи­
ма, на свободе три года, ведет себя тихо, работал грузчи­
ком в речпорту. — Мишуев слушал с явным нетерпением,
от безразличия не осталось и следа. — Вернувшись с моря,
братья уволились, окружающим говорили, что собираются
на Север, на прииски... — Мишуев потянулся к селектору.
— В настоящее время братья дома не живут, якобы поеха­
ли отдохнуть перед тяжкими трудами в холодных краях...
— Подполковник опустил руку. — На хозяйстве осталась
жена Владимира, ведет замкнутый образ жизни, на улицу
почти не выходит. Братьев несколько раз видели в городе,
но домой они не показываются. — Мишуев опять потянул­
ся к селектору. — Здесь данные на братьев, — Старик
положил на стол несколько схваченных скрепкой листков,
и рука подполковника повисла над клавишами. — Прово­
дить у Шеевых обыск или какие-нибудь другие активные
действия в настоящее время нецелесообразно и даже вред­
но.
— Почему?
Мишуев отдернул руку, снова превратившись в неуве­
ренного стажера, полностью полагающегося на своего на­
ставника.
— Братья чрезвычайно хитры и подозрительны, дома
у них, конечно, ничего компрометирующего нет, они дер­
жатся в стороне и выжидают, а если почувствуют, что на их
след напали, скроются из города — и ищи ветра в поле! Мы
и розыск не сможем объявить — даже косвенных доказа­
тельств их причастности к нападению нет. Все, что находит­
ся здесь, — Старик постучал по исписанным мелким почер­
ком листкам, — только основание для того, чтобы тщатель­
но проверять эту версию.
Пожалуй, Старик допустил слишком нравоучительный
тон, потому что Мишуев поморщился и пренебрежительно
махнул рукой.
— Это ясно даже ребенку. Но сидеть сложа руки и ждать
неизвестно чего мы не имеем права. Впрочем, я сам решу,
как поступать.
— Целесообразно подождать возвращения ребят из Но­
вого Афона, — не обращая внимания на происшедшую
с начальником перемену, сказал Старик. — Надо передать

143
им фотографии Шеевых. Если удастся привязать братьев
к Макогонову, это будет уже серьезной уликой.
— Понятно, понятно, — Мишуев, не слушая, перебирал
листки, и Старик знал, что ему не терпится доложить ре­
зультат руководству. Он даже представлял, как будет подан
собранный им материал.
— Чем вы думаете заниматься? — не поднимая глаз,
спросил подполковник.
— Отработаю Пузанова.
— Кого?
— Ранее судимого за разбой рабочего инструменталь­
ного цеха.
— А-а-а... А чего его отрабатывать?
— На всякий случай. Вдруг и он отдыхал в Новом Афоне.
— Что?!
— Отпуск провел на море, где — я пока не знаю. Что
делал в отгуле в день преступления — не знаю тоже. Поэто­
му буду все это проверять.
Мишуев посмотрел на Старика долгим пронзительным
взглядом. Старик не знал, что он научился так смотреть.
— Не надо разъяснять мне азбучные истины. Сейчас я не
хуже вас разбираюсь в работе! И вам следовало давно это
уяснить!
— Я постараюсь, — улыбнулся Старик и вышел из
кабинета, оставив Мишуева в состоянии, близком к бешен­
ству.

Розыск по делу об убийстве инкассатора вступил в реша­

ющую стадию. Кранкин и Гортуев отыскали в Новом Афо­
не хозяина квартиры, где жил Макогонов. Тот пояснил, что
несколько дней квартирант отдыхал один, потом познако­
мился с двумя мужчинами и они проводили время вместе.
В основном квартирант дома не находился, с его слов,
новые друзья оказались денежными людьми, щедрыми на
угощенье, и почти каждый вечер приглашали его в ресторан.
Сам хозяин видел новых знакомых Макогонова издали
и примет не запомнил, но в ресторане несколько официан­
тов опознали по фотографиям всю троицу.
Протоколы опознания послужили первыми официальны­
ми документами, подтверждающими причастность братьев
к преступлению.

144
 Установленное Мишуевым скрытое наблюдение за до­
мом Шеевых результатов не принесло, осторожные попытки
обнаружить их в городе тоже успехом не увенчались.
Следователь по особо важным делам областной проку­
ратуры Трембицкий, в производстве которого находилось
уголовное дело, потерял терпение и вынес постановление
о производстве обыска, но согласился с предложением
руководства уголовного розыска подождать еще пару
дней.
Выдвижению такого предложения во многом способ­
ствовал Старик, считавший, что надо усыпить бдительность
братьев и застать врасплох. Если же их спугнуть, последст­
вия трудно предугадать, так как придется иметь дело с чре­
звычайно опасными вооруженными преступниками, кото­
рым нечего терять. А он хорошо знал, какой ценой прихо­
дится платить в таких случаях.
Собственно, это знали все. Но розыскная работа так же,
как любая другая, требует определенной отчетности, а пас­
сивное выжидание сродни бездеятельности, в отчетах по
столь громкому, привлекшему внимание многих инстанций
преступлению его не покажешь. К тому же, когда имеешь
дело с убийцами, медлить нельзя ни минуты.
Так и получилось, что обстановка требовала активных
действий, которые в свою очередь могли резко обострить
обстановку. Никто не знал, как разрешить это противоре­
чие.
Не знал и Старик. Он тоже понимал, что сидеть сложа
руки и ждать у моря погоды нельзя: неизвестно, сколько
времени братья будут проверять реакцию милиции, к тому
же он признавал только наступательную тактику и сейчас
лихорадочно продумывал, как заставить Шеевых выйти из
укрытия. И у него появилась идея.
Когда он высказал свои соображения Мишуеву, тот
покачал головой.
— Это детские игры. Сегодня суббота, понаблюдаем за
домом до понедельника, если они не появятся, сделаем
обыск, объявим розыск, перекроем выходы из города — все
как положено, и никуда они не денутся.
— А оружие?
— Ну и что? — презрительно выпятил губу Мишуев. —
Первый раз, что ли, задерживаем вооруженных бандитов?
Старик попытался вспомнить, в скольких рискованных
операциях участвовал Мишуев, но ни один эпизод так и не
пришел в голову. Впрочем, он мог просто не знать всех
деталей жизни подполковника.

145
 — Вы, наверное, переутомились, — продолжал тот. —
Эти угнанные машины, беспочвенные догадки, теперь фан­
тастические идеи. Отдохните, и все войдет в норму.
Старик скрипнул зубами.
Выйдя в коридор, он направился к высокой, обшитой
дубом двери, но оказалось, что начальник уголовного ро­
зыска выехал в область.
Старик хотел было пойти к начальнику управления или
к его заму, но передумал и махнул рукой.
— Ладно. Сам управлюсь.
Он никогда не любил ходить к руководству, и даже
сейчас желание доказать Мишуеву, прозрачно и обидно
намекнувшему на его возраст, что Старик — сыскная маши­
на, а он гордился этим прозвищем, — еще не вышел в ти­
раж, не могло перевесить этой нелюбви.
Переступая порог управления, он ощутил полное удов­
летворение от принятого решения и весело подумал: сами
управимся. Попрошу Крылова — подстрахует.
У Старика было много благодарных учеников, в их числе
и начальник уголовного розыска, но самые теплые отноше­
ния связывали его с Крыловым. И сейчас, продумывая
предстоящую операцию, он знал, кого взять в прикрытие.
Мысль о том, что подавляющее большинство людей,
с которыми пришлось работать, ценит и уважает его, со­
грела сердце Старика. Но Мишуев...
Старик выругался про себя.
Нельзя ставить хорошего администратора руководить
раскрытием преступлений. Никак нельзя. Он неспособен
охватить детали, не укладывающиеся в привычные схемы.
Как получилось, например, с угнанными машинами.
Угонов было четыре. Объединяла их одна странность:
совершались профессионально, умело, с учетом расположе­
ния постов ГАИ выбирались маршруты движения, и когда
казалось, с добычей можно было делать все, что угодно, —
ее бросали. Машины выглядели как после гонок по пересе­
ченной местности: запыленные, смятые фартуки, разболтан­
ные крепления ходовой части. Все остальное — в полном
порядке, ни одной детали не снято. Создавалось впечатле­
ние, что это дело рук подростков, любителей острых ощу­
щений, именно к такому выводу и пришли в конечном счете
все, кто занимался этим делом.
Старика насторожил класс преступлений, гораздо более
высокий, чем можно ожидать от озорующих юнцов. Полное
отсутствие следов, стертые с рулевого колеса отпечатки
пальцев и другие приметы почерка опытных преступников.

146
 Но какую цель они могли преследовать? И Старик дал
ответ — тренировка.
Николай Шеев когда-то был шофером, но за двенадцать
лет, проведенных в колонии, естественно, утратил необходи­
мые навыки. К тому же на работе он неудачно поднял
мешок и вывихнул левое плечо. Случилось это перед отпус­
ком, и если предположить, что братьям понадобился води­
тель, то становится понятен их интерес к татуированному
вралю Макогонову и объясняется та снисходительность
к дилетанту, выдающему себя за отпетого рецидивиста,
которая сразу же удивила Старика. Очевидно, судьба Мако­
гонова была предрешена еще до того, как в него попала
инкассаторская пуля.
Но полностью полагаться на Вальку бандиты не могли,
он играл роль запасного варианта, и Николай, по пред­
положению Старика, подлечив плечо солнцем и морскими
ваннами, занялся тренировками, восстановив забытые спо­
собности.
Версия Старика подтверждалась тем обстоятельством,
что во время нападения за руль захваченной машины сел не
Макогонов.
Но Мишуев не оставил от нее камня на камне, и слова
”беспочвенное фантазирование” были не самыми худшими
из тех, которые он при этом использовал.
— Сами справимся, — повторил Старик. — Сами. Будет
результат — тогда и посмотрим, кто чего стоит.
Вечером Старик встретился с Крыловым, описал сложи­
вшуюся ситуацию и изложил свой план.
— Вместе пойдем, — сказал Александр. — Я прикрою.
Он хотел добавить, что вообще-то положительный
результат представляется ему маловероятным, но ав­
торитет наставника оставался непререкаем, и он про­
молчал.
Обговорили детали у Старика дома, за приготовленным
на скорую руку немудреным ужином. Потом Крылов стал
советоваться по делу о покушении на Нежинскую, но тут
пришел Элефантов, и разговор пришлось прекратить.
— Я вот шел мимо, думаю — загляну на огонек... —
сбивчиво начал Элефантов, чувствуя, что помешал. — Я на
минуту, сейчас пойду дальше...
— Спешишь?
Он вздохнул.
— Да нет. Никто меня не ждет, дома пусто...
— Что так? — спросил Крылов, знавший, что от Эле­
фантова ушла жена, но не докопавшийся до причин этого.

147
 — Полоса неудач. И в одном, и в другом, и в третьем...
А я всегда боялся стать неудачником.
— Неудачи — понятие относительное. То, что для тебя
представляется дном пропасти, для другого — недостижи­
мая вершина. Все зависит от точки отсчета.
— И от мнения окружающих, — вмешался Старик. —
Каждый смотрится как в зеркале: каков он в глазах друзей,
родственников, соседей? Нравится ли он им, уважают ли,
любят? И волей-неволей старается угодить, сделать то, что
от него ожидают. И здесь вся штука в том, какое зеркало
перед глазами. Окажется кривое, начнешь приспосабливать­
ся, искривишь сам себя, да так, что потом и не выправишь!
— Кривое зеркало! — повторил Элефантов. — Точно!
Только как узнать, что оно кривое? Сразу, бывает, и не
увидишь...
— Тут нет рецептов. Я тебе так скажу: надо веру в себя
иметь, к душе прислушиваться, не спешить под других
подстраиваться, так проще всего, но опасно — раз, два, три
— и ты уже не ты. А когда произошло превращение — и сам
не заметил. — Старик встал, стремительно прошелся по
комнате, развернулся на каблуках. — Да и не сразу оно
происходит — превращение-то. Не бывает, чтобы заснул
честным человеком, а проснулся преступником. Нет, послед­
ний шаг всегда подготовлен предыдущим. А знаешь, какой
самый опасный? Первый шажочек...
— Работник уголовного розыска любой разговор к пре­
ступлению сводит, — улыбнулся Крылов. — Сергея-то не
это волнует. У него дела не ладятся, в личной жизни непоря­
док, вот и упало настроение.
— Ничего! — Элефантов тряхнул головой и встал. — Все
имеет свое начало, и все имеет свой конец. Я пошел.

— Как твое расследование? — вдруг спросил Старик,

проводив Элефантова. Крылов заметил в глазах наставника
огонек настороженности.
— Пока никак. Отработал институт, ни за что не заце­
пился...
— А этот парень, — Старик кивнул в сторону двери. —
Он сблизился с тобой — зачем? И чего он мечется? Чув­
ствую — нервничает, весь дрожит внутри. Почему? В чем
причина?
— Работа не ладится. В один миг все, чего достиг со
своими биологическими полями, могут объявить шарлатан­
ством: завистников и недоброжелателей полно. Жена ушла
к тому же! Причина? Одинок, к людям тянет.

148
 — Может быть, может быть... А оружия у него нет?
— Что вы, действительно подозреваете...
— Не знаю, но сдается, что он прикасается каким-то
боком к этой истории. Парень самолюбивый, в себе, видно,
не очень уверенный, такие могут самые неожиданные штуки
выкидывать. Чтобы доказать нечто окружающим, а чаще —
себе. Так что проверь хорошенько все, что с ним связано.
А я при очередной встрече присмотрюсь к нему хорошень­
ко, прощупаю. Чувствую: там что-то есть!

IX. МАРИЯ
1

Когда организовывался научно-исследовательский ин­

ститут проблем передачи информации, Элефантова пригла­
сили туда, и он охотно согласился. К этому времени его
первое детище — бесконтактный энцефалограф — удосто­
ился серебряной медали на ВДНХ.
Минздрав заинтересовался новым прибором, разраба­
тывалась документация для запуска его в серию, и товари­
щи шутили, что сумм вознаграждения Элефантову хватит
до конца жизни. Завистники и недоброжелатели кисло до­
бавляли, что иногда этих денег приходится ждать всю
жизнь.
Прошло три года. Нежинскую Элефантов не забывал,
иногда ему приходилось преодолевать непонятное влечение
к этой женщине, но работа помогала отвлечься. Одна за
другой выходили публикации, его имя становилось извест­
ным в кругах специалистов.
Однажды он встретил Марию на улице, в связи с со­
кращением штатов она искала работу, а в его лаборатории
как раз открылась вакансия, так они снова стали работать
вместе.
Мария заметно изменилась за прошедшие годы. У нее
появилось много модных дорогих вещей, со вкусом подо­
бранных и максимально подчеркивающих достоинства тон­
кой фигуры. Шатенка, она перекрасилась в брюнетку, небре­
жно собранную на затылке косичку сменила продуманная
стрижка, которая очень ей шла.
Из серенькой неприметной девчонки она превратилась
в броскую, яркую, красивую женщину. Соответственно из­

149
менилось и поведение. Окружающие ее на работе мужчины
наперебой предлагали свои услуги, и Мария снисходительно
позволяла подавать пальто, мыть чайную посуду, выпол­
нять мелкие поручения.
Как-то незаметно она сдружилась с тщетно маски­
ровавшимся пьяницей Валей Спиридоновым, человеком
то ли тихим и бесхарактерным, то ли покладистым и до­
бродушным. Они стали работать в паре, зачастили на
”Прибор”, проводя там гораздо больше времени, чем
требовалось. Однажды Элефантов, направляясь в библио­
теку, увидел: Мария и Валентин, прислонившись к ци­
стерне с квасом, едят пирожки, весело и понимающе
глядя друг на друга и оживленно беседуя. В двадцати
метрах от дома Спири. Элефантову стало неприятно.
А однажды, когда они вернулись ”с объекта”, Элефантов
заметил на обычно бледных щеках Марии румянец и об­
мер: он-то хорошо знал, после чего лицо Нежинской
розовеет.
Да нет, чушь, не может быть! Она никогда не опустится
до этого! Ну Астахов — понятно, ну кто-нибудь другой,
только не Спиря...

Неожиданно Мария оставила мужа. На вопрос Элефан­

това ответила, что не испытывает к нему чувств, а жить
с нелюбимым человеком не хочет. Такое объяснение вызы­
вало уважение к мужеству и принципиальности молодой
женщины, которая предпочла одиночество с ребенком на
руках внешне благополучному браку без любви. Решиться
на это, несомненно, способна не каждая.
Нежинский сильно переживал, пытался сохранить се­
мью, но Мария была непреклонна. Через все неприятности
процедуры развода она прошла гордо, не показывая окру­
жающим, что творится в душе.
После развода Спиря стал часто бывать у Марии. Он
хорошо изучил ее вкусы, привычки, черты характера, сове­
товал коллегам, что нужно купить ей ко дню рождения или
женскому празднику, словом, превратился в этакого офици­
ального друга дома. Он давал понять, что знает Нежинскую
гораздо лучше других, и как-то удивил Элефантова, обмол­
вившись, что кроткая и добрая на вид Мария на самом деле
резка, эгоистична, часто зла. Его осведомленность касалась
самых неожиданных сторон, так, например, он знал, что
Мария летом бреет ноги, а зимой этого не делает, что она
любит драгоценности, хотя их и не носит, что она рациона­
льна и практична, хотя не производит такого впечатления.

150
 Элефантову не нравилась подобная информированность
Спири, и, осознав это, он понял, что Мария ему не безраз­
лична. Зароненная в душу несколько лет назад искорка не
погасла, она тлела все это время и сейчас начинала раз­
гораться.

Наступил сезон отпусков. Мария собиралась на море,

в Хосту.
— Будь осторожна, — пошутил Спиря. — Там сердце­
еды так и ищут жертвы!
— Ну и что? — засмеялась она. — Я женщина свободная!
Эти слова резанули Элефантова по сердцу. Не может
быть, чтобы она действительно так думала!
Элефантов спросил, каким поездом она уезжает, но Не­
жинская отшутилась, оставив вопрос без ответа.
Шестым чувством Элефантов ощутил, что она едет не
одна. Интуиция подсказывала: в жизни Марии есть неиз­
вестные обстоятельства.
И Элефантов решил получить ответы на интересующие
его вопросы у более осведомленного Спирьки.
Однажды, возвращаясь с работы, они остановились вы­
пить по кружке пива возле обшарпанного ларька. Под яркой
табличкой ”пиво есть” у мокрой стойки толкались несколь­
ко человек со стеклянными баллонами и алюминиевыми
бидончиками. Чуть в стороне две размалеванные девицы
в шумной компании лихо пили водку из замызганных стака­
нов. Элефантов поморщился.
— Мария тоже пьет! — перехватив его взгляд,
пакостно засмеялся Спирька. — Когда мы были на
курсах, в кабаке раздавили по бутылке коньяка и ша­
мпанского! На равных! А вторую бутылку распили
у нее в номере!
— А что потом? — тихо спросил Элефантов, чувствуя,
как у него похолодело внутри.
— Потом? — Спирька бросил на него короткий взгляд
из-под опухших век. — Потом ничего. Я попрощался
и ушел. Давай и мы водочки выпьем?
Ни обстановка, ни компания, ни окружение не распола­
гали к выпивке, но Элефантова охватило болезненное жела­
ние узнать, было ли что-нибудь между Спиридоновым и Не­
жинской, а ситуация для этого складывалась подходящая:
выпив, Спирька обязательно развяжет язык.
— Давай.
Спирька быстро принес бутылку, Элефантов придержал
горлышко, дав налить себе только четверть стакана.
151
 — Напрасно, — Спирька наполнил свой до краев. — Ну,
будем! — Водку он запил пивом, лицо сразу покраснело
и покрылось каплями пота. — Зачем отказывать себе в удо­
вольствиях? Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким
помрет, ха-ха!.. Пей, пока пьется, гуляй, пока гуляется, да
баб не пропускай, покуда получается! — Он снова разлил
водку. — Видишь, как девочки веселятся! — он кивнул на
шумную компанию.
— Шлюхи! — брезгливо сказал Элефантов.
— Так все бабы шлюхи! И ничего плохого в этом нет:
что естественно — то не безобразно.
Элефантова бесила привычка Спирьки подводить ”те­
оретическую” базу под всевозможные гадости и оправды­
вать любые гнусности. Если послушать его рассуждения, то
пьянство, подлость, разврат являются естественными свой­
ствами человеческой натуры, и потому их не следует сты­
диться и осуждать. Он был последователен и, придержива­
ясь этого принципа, рассказывал о таких своих похождени­
ях, о которых нормальные люди предпочитают умалчивать.
— По-моему, тебе известно, что я придерживаюсь иного
мнения. И если хочешь знать, этих стерв вообще за людей
не считаю. А ты делаешь на их примере широкие обобще­
ния!
— Просто в них порок более нагляден. Они опустились,
деградировали. И я с тобой согласен — на них неприятно
смотреть. С Марией, например, их не сравнишь. Она чистю­
ля, следит за собой, одевается по высшему разряду. Все
подобрано со вкусом: белье — французское, трусики —
”неделька”: понедельник, вторник...
— Откуда ты знаешь? — у Элефантова снова похолодело
внутри, и он до боли сжал ручку пивной кружки.
— Откуда? — Спирька безразлично махнул рукой. — Да
зашел как-то, а она гладит, на столе — куча белья.
Применительно к любой другой ситуации Элефантов
назвал бы такое объяснение ширмой для дурака, но, глядя
на неопрятного потного Спирьку, он не мог представить
другого источника его осведомленности.
Они выпили еще: Элефантов четверть стакана, а Спирька
— полный.
— А ты к Марии неровно дышишь! Думаешь, я не вижу,
как ты у меня все про нее выпытываешь? — Элефантов не
нашелся, что ответить, и сделал вид, что занят пивом. —
И к Астахову ее ревнуешь...
— С чего ты взял? — придя в себя от неожиданной
прозорливости Спирьки, изобразил удивление Элефантов.

152
 — А с того! Ты же знаешь, что она с ним живет. Знаешь!
И тебе это неприятно! — в голосе Спирьки явно чувст­
вовалось удовлетворение.
— Чушь какая-то! — продолжал лицемерить Элефантов.
— Какое мне до всего этого дело?
— А вот такое? — с пьяным упорством настаивал Спирь­
ка. — Ты еще не все знаешь! Думаешь, она на море одна?
На этот раз Элефантова бросило в жар. Сначала стала
горячей голова и лицо, потом горячая волна прокатилась по
всему телу и он ощутил прилив тошноты.
— Конечно. А то с кем же? — голос звучал хрипло, но
контрвопрос он поставил умело.
— Этого я тебе не скажу. Если она узнает, то не простит,
а я не хочу портить с ней отношения.
”Мразь! — подумал Элефантов. — Но врет или нет?”
— Просто имей в виду, что кроме Астахова у нее есть
и кое-кто еще...
”Врет или нет?”
— Ну да какое это имеет значение? Молодая, красивая,
свободная женщина... Ей поневоле часто приходится ис­
пользовать свои прелести. — Он шумно отхлебнул, на верх­
ней губе повисла пена.
— Хочешь сказать, что она тоже шлюха? — Элефантова
затрясло от ненависти к этому жалкому пропойце, походя
поливающему грязью женщину, даже ногтя которой он не
стоит.
— Ну почему обязательно шлюха? Жизнь есть жизнь, —
Спирька развел руками. — Вот представь: заболел у нее зуб.
В поликлинике очередь, два дня потеряешь, намучаешься,
да еще сделают плохо... А она пришла, улыбнулась ласково,
и через полчаса все готово в лучшем виде. Ну а потом
обменяются с врачом телефонами: у нее еще зубки есть,
а ему, может, захочется с ней в ресторан сходить, так что
интерес взаимный...
Спирька сделал несколько жадных глотков.
— Да так и везде. Одеться красиво хочется, а в магази­
нах товары — только на пугало надевать. Чтобы ”фирму”
достать, тоже надо людей хороших знать, а раз так —
принцип простой: услуга за услугу...
Элефантов вспомнил, что в последнее время Мария од­
евается с иголочки и немалую помощь в этом ей оказывает
Спирька, и его опять затошнило.
— Портной, скорняк, сапожник, да мало ли к кому еще
приходится обращаться. И везде нужно внимание, качество,
так сказать, индивидуальный подход. Значит что? Ну, одно­

153
му достаточно глазки построить да дать ”на чай”, а друго­
му этого мало, интерес у него в ином... Не страшно, от нее
не убудет...
Первый раз в жизни Элефантову захотелось убить чело­
века.
— Так что не обращай внимания: Астахов, или кто-то
там другой, третий — все это в порядке вещей. Она обычная
баба, нечего делать из нее святую и молиться на нее. Тем
более что другие не тратят время на подобные глупости,
а ложатся с ней в постель и развлекаются как душа пожела­
ет! Понял, наконец? Обычная баба! И каждый может с ней
переспать!
— Чтобы так говорить, надо, как минимум, самому
это испытать, — голос был спокойный, но чужой и страш­
ный. Внутри туго, до отказа закрутилась опасная пружина,
которая, сорвавшись, должна была толкнуть его на
неожиданные, совершенно непредсказуемые действия. —
Иначе все твои слова — гнусная брехня. Ты сам спал
с ней?
— А может быть, и спал! — торжествующе захохотал
Спирька, с превосходством глядя на него, и эти торжест­
вующие нотки, это пьяное превосходство убедили Элефан­
това в том, что Спирька сказал правду.
Его плешивая голова была совсем рядом, один взмах
тяжелой кружки, хруст костей, кровь... Крик, шум, толпа
любопытных, милиция и самое главное — допросы, выясне­
ние мотивов, копание в самом сокровенном... Но Спирьку
спасли даже не эти картины, которые мгновенно прокрутил
мозг Элефантова. Он вдруг ощутил сильную слабость, го­
ловокружение, к горлу подкатил комок и, едва успев от­
бежать в сторону, его вырвало, прислонившись лбом к гряз­
ному некрашеному забору.
— Нажрался как свинья, интеллигент вонючий, — зло­
бно ощерился мордатый татуированный парень с желез­
ными коронками. — Пошел отсюда, не порть аппетит лю­
дям!
Элефантов никому не позволял разговаривать с собой
таким тоном, и в другое время обязательно бы завязался
с наглецом, несмотря на то, что тот был явно сильнее, но
сейчас он молча повернулся и пошел, с трудом переставляя
тяжелые ноги.
— С чего это ты, Серега? Вроде и не пил почти!
Спирька шел рядом, как-то суетливо заглядывая ему
в лицо, и наверно жалел, что сболтнул лишнее.
— Сейчас я тебя доведу...

154
 Добрый заботливый друг. Впрочем, он, наверное, ис­
кренен и действует в соответствии со своеобразным кодек­
сом чести — ни в коем случае не бросать собутыльника и,
оградив его от возможных в таких случаях неприятностей:
милиции, вытрезвителя — доставить до самого порога
и сдать на руки домочадцам. Добрый заботливый друг!
Элефантов испытывал к Спирьке такую ненависть, что
не мог на него смотреть. Но проявить это — значило
выдать себя окончательно.
— Все уже прошло. От жары ударило в голову. Ну, пока,
мне сюда.
Не подав руки, Элефантов свернул в первый же переулок.
На неприглядном, поросшем бурьяном пустыре возле
трамвайного депо громоздились штабеля черных, крепко
пахнущих смолой шпал. Выбрав относительно чистое ме­
сто, Элефантов растянулся на земле и, положив руки под
голову, уставился в яркое голубое небо. Если бы кто-то из
знакомых увидел его в таком месте и в такой позе, он бы
несказанно удивился, да и сам Элефантов никогда раньше
не поверил бы, что будет валяться в жухлой вытоптанной
траве на окраине города и думать тяжкую думу о вещах,
которые не волновали его уже много лет.
Он понял, что неимоверно любит Марию, не представля­
ет себе жизни без нее и бешено ревнует. Удивительно! Когда
все это зародилось в его душе, почему так неожиданно дало
столь бурные всходы? Он испытывал горечь и обиду, и мыс­
ли были горькими и обидными.
”Спирька... Жалкий, ни на что не годный человечишко,
пьянь... Пусть бы кто-нибудь другой, это можно было бы
понять... Впрочем, я сам виноват... Тогда, три года назад,
Мария доверилась мне — и что получила взамен? Ни люб­
ви, ни тепла, ни участливости...
Потом чертовы курсы... Вдвоем в чужом городе, это
невольно объединяет. А в один прекрасный вечер он вос­
пользовался ситуацией, подпоил ее и добился своего. Потом
это могло войти в привычку — женское сердце мягкое, а он
умеет быть обходительным, услужливым, необходимым...
Ей же надо на кого-то опереться в жизни, и она, конечно, не
подозревает, что он способен предать за бутылку водки...
Он хамелеон — с ней совершенно другой, и она пребывает
в заблуждении... Несчастная женщина. А все потому, что
я вел себя, как животное...”
И Элефантов твердо решил, что, как только Мария
вернется, он вступит в игру и вытеснит Спирьку из ее жизни.
В том, что это ему удастся, он не сомневался: Мария —

155
умная женщина и может определять цену людям. И если
Элефантов по ряду показателей проигрывал Астахову, то
безусловно превосходил Спиридонова.

Мария вышла на работу в пятницу, и, увидев ее — краси­

вую, загорелую, Элефантов ощутил такое волнение, что
у него закружилась голова. С трудом он взял себя в руки, но
она заметила необычность в его поведении, хотя и не подо­
зревала, что является ее причиной. В первый день Элефан­
тов не стал с ней объясняться: сейчас его намерения открыть
Марии душу казались глупыми и совершенно мальчишес­
кими. К тому же такой порыв сердца оправдан только
тогда, когда встречает понимание и сочувствие, в против­
ном случае есть риск оказаться в глупом положении. А глу­
пых положений Элефантов боялся пуще всего на свете.
”Ладно, подождем до понедельника, — решил он. —
Там будет видно”.
Но в понедельник Нежинская на работу не вышла. В кон­
це дня позвонила ее мать и сказала, что Марию сбила
машина.
Отделалась она относительно легко: ушибы, несколько
ссадин и слабое сотрясение мозга. Элефантов ходил в боль­
ницу почти каждый день.
Мария похудела и осунулась, под глазами появились
темные круги, челка не могла замаскировать кровоподтека
на лбу, но для Элефантова она ничуть не утратила очарова­
ния и притягательной силы.
В отличие от большинства находящихся здесь женщин,
растрепанных, неопрятных, расхаживающих в рваных хала­
тах и стоптанных шлепанцах, Мария не перестала тщатель­
но следить за собой. Красивые отглаженные платья, модные
босоножки. И пахло от нее совсем не больничным: чистым
телом, шампунем и импортным мылом.
— Как тебе это удается? — поинтересовался как-то
Элефантов.
— Очень просто: познакомилась поближе с сестрой-хо­
зяйкой и теперь принимаю душ каждый день!
Элефантов пытался расспросить, что же с ней произош­
ло, но Мария отвечала кратко, без всяких подробностей:
— Пошла на красный свет, а из-за поворота — ”Волга”.
Хорошо еще, что водитель успел затормозить.

156
 У Элефантова на миг возникло неприятное ощущение,
что она лжет. Но с какой стати?
— Если посмотреть на твои ушибы, то может показать­
ся, что ты сидела в самой машине, — осторожно сказал
он. — Знаешь, такие ссадины остаются от удара в лобовое
стекло во время резкого торможения...
— Ну почему... Ссадины все одинаковы...
То же самое ощущение шевельнулось опять, хотя Эле­
фантов не смог бы объяснить, каким чувством он улавлива­
ет оттенок фальши в невозмутимо-спокойном голосе. Да
ему и не хотелось ничего объяснять и ни о чем задумывать­
ся. Сомнение шевельнулось и исчезло.
Часы их свиданий пролетали очень быстро, она прово­
жала его до ворот и возвращалась, а Элефантов смотрел
вслед, лаская взглядом легкую фигурку до тех пор, пока она
не скрывалась из глаз. Каждый раз он ожидал, что она
обернется, помашет рукой, улыбнется на прощание и будет
понятно, что между ними протянулась какая-то ниточка,
пусть пока еще тонкая... Но Мария никогда не оборачива­
лась, и это его обижало, хотя обида оставалась глубоко­
глубоко внутри, а в голову одна за другой приходили
тягостные мысли.
Да, Мария радовалась его приходу, да, она целовала его
и охотно проводила с ним время, но он чувствовал, что она
рассматривает его просто как хорошего знакомого, отвлека­
ющего от однообразия больничной жизни. И не больше.
Наверное, так же, а может быть, еще радостнее, она встре­
чала и Спирьку, который тоже часто приходил сюда.
Элефантов поморщился, как от зубной боли.
По молчаливому уговору они со Спирькой проведывали
Марию в разные дни, и тот тоже суетился, собираясь к ней.
После беседы у пивной Элефантов почти перестал с ним
разговаривать, но по отдельным репликам, которые пред­
назначались специально для него, понял, что к Марии ходит
кто-то еще.
Угнетаемый подозрениями, Элефантов, скрывая нотки
волнения в голосе, спросил Марию напрямую:
— Что у тебя со Спирей?
— Он хороший человек — добрый, мягкий, отзывчи­
вый, — волнение Элефантова передалось Марии, она гово­
рила напряженно и нервно. — Но он не тот, кого я могла бы
любить и находиться в близких отношениях...
Она прикрыла глаза и, закрыв ладонями лицо, приложи­
ла пальцы к векам. Такая реакция настолько не соответ­
ствовала ее обычной невозмутимости, что у Элефантова

157
мелькнула чудовищно нелепая мысль: Мария играет, при­
чем хорошо играет... Он даже не успел устыдиться:
подозрение бесследно растворилось в нахлынувшей теплой
волне. Она говорила искренне, она открыла свою душу,
которую обычно прятала за напускным равнодушием
и рискованной бесшабашностью, поэтому ее поведение
и кажется необычным! Мария оказалась такой, какой
он ее видел, и от этой мысли Элефантову захотелось
плясать!

В эти дни, размышляя о взаимоотношениях с Марией,

он неожиданно сочинил стихи. Они родились сами — оста­
валось только перенести на бумагу:
Будь все это игрою от скуки,
Я, конечно, спокойней бы был
И забыл твои нежные руки,
Запах бархатной кожи забыл.
Я не ждал бы тебя, как прохлады,
И не видел бы в розовых снах,
Позабыл бы я привкус помады
На податливых мягких губах.
Постоянство мне служит укором,
Но в привычном мелькании дней
Все стоит перед мысленным взором
Хрупкость стройной фигуры твоей.
Когда-то давно он писал стихи Настене, но так и не
показал их ей. Сейчас его тоже охватили сомнения: не будет
ли он смешным?
Но колебался Элефантов недолго: он же решил быть
откровенным и полностью доверять ей. А она сумеет прави­
льно оценить его поступки.
— Удивительно... — Мария внимательно посмотрела на
него и перечитала еще раз. — Удивительно... — медленно
повторила она. — Просто так этого не напишешь... Тут
нужно вдохновение...
Мария с каким-то новым выражением рассматривала
Элефантова, а он радостно думал, что не ошибся: только
тонкая натура способна так точно все понять.
Фактически он признался ей в любви. Он чувствовал, что
она стала относиться к нему лучше, и еще, уже в который
раз, выругал себя за излишнюю гордость, мешавшую рань­
ше открыться любимой женщине.
Но через несколько дней произошло событие, вновь
выбившее его из колеи. Было воскресенье, и он приехал
к Марии во внеурочное время — перед обедом.

158
 Они сидели на скамейке у входа в клинику, когда к ним
вприпрыжку подбежал Игорек.
— Мама! — он обхватил Марию за шею, и она прижала
сынишку к себе.
Вслед за внуком, не торопясь, шла мать Нежинской —
Варвара Петровна, а следом, широко улыбаясь — их
бывший сослуживец Эдик Хлыстунов с объемистой хозяй­
ственной сумкой в руках.
— Здравствуй, Серега, — он протянул руку, ничуть не
удивляясь встрече. — Как наша больная?
— Да вроде поправляется. — Элефантов лихорадочно
думал: почему Хлыстунов здесь? Обычная услужливость
свойского парня — подвезти, поднести, проведать? Или
нечто другое? Он умел быстро реагировать на неожиданные
ситуации, но сейчас настолько растерялся, что не мог
прийти ни к какому выводу.
— Пойдем, Мария, я тебе передачу до палаты донесу,
а то сумка тяжеленная!
Элефантов первый раз встретился с матерью Марии,
говорить им было не о чем, и он стал беседовать с Игорь­
ком на школьные темы, одновременно напряженно обдумы­
вая ситуацию.
Нежинской и Хлыстунова не было долго, раза в три
дольше, чем требовалось, чтобы отнести передачу. За это
время Элефантов связал воедино целую цепь, казалось,
разрозненных фактов.
Эдик иногда звонил им и, поболтав с кем-нибудь из
сотрудников, звал Марию к телефону. Время от времени он
заходил, и Мария выходила его провожать. Все, как в случае
с Астаховым, один к одному, но Элефантов никогда раньше
не обращал внимания на это совпадение, не проводил между
Петром Васильевичем и Хлыстуновым никаких параллелей.
Когда однажды Нежинский приревновал Марию к Эдику,
Элефантов первым посмеялся над вздорностью подобных
подозрений. Глупец! А цепочка разматывалась все дальше.
Неоднократно Мария беседовала по телефону с матерью
Эдика, на вопросы отвечала, что они знают друг друга
давно, через общих знакомых. Элефантову показалось
странным, что только после знакомства с Эдиком Мария
выяснила, что давно знает его мать, но значения этому не
придал. В прошлом году Эдика видели в Хосте в то же
время, когда там отдыхала Нежинская. Но и это он посчи­
тал случайностью.
И наконец, последнее — недавно Эдик на своем ”Моск­
виче” попал в аварию. Сам он не пострадал, но сетовал, что

159
сильно повредил машину. Вот и разгадка таинственного
происшествия с Нежинской!
Хлыстунов! Элефантов чувствовал себя последним идио­
том, которого только что обвели вокруг пальца. И не один
раз. Он вспомнил придуманный Честертоном эффект почта­
льона: от привычного, примелькавшегося человека не ждут
чего-то необычного.
Вернулись Эдик с Марией. Веселые, оживленные. Он
сыплет анекдотами, она смеется.
— Ну что, поехали? Я тебя подвезу!
Эдик всегда был услужливым парнем, мог доставать
”дефицит” и охотно оказывал знаки внимания нужным
людям.
Эдик завез домой Варвару Петровну и Игорька, друже­
ски попрощался и пообещал еще заехать. Чувствовалось,
что он в семье свой человек.
— Где ты отдыхал? — спросил Элефантов, когда они
остались одни.
— На море, — беспечно ответил Хлыстунов.
— В Хосте?
— Ага, — он отвел глаза и не спросил, откуда Сергей это
знает.
— С Марией? — продолжал Элефантов, подумав, что
любой на месте Эдика послал бы его к черту за такую
назойливость.
— Ну, как тебе сказать... Я в санатории, а она дикарем...
Эдик не любил ни с кем ссориться. Элефантов
почувствовал, что он врет, но даже эта ложь дела не
меняла.
— Я слышал, ты разбил машину?
— Кошмар! Вернулся из отпуска и на второй день —
бац! Пришлось крыло менять и лобовое стекло! Еще повез­
ло — нашел знакомого, он все быстро сделал, и обошлось
не так дорого!
”Марии обошлось дороже, — зло подумал Элефантов.
— До сих пор расплачивается”. Он вспомнил, сколько уко­
лов и других неприятных процедур пришлось перенести
Нежинской. И из-за чего? Из-за этого благополучного и са­
модовольного везунчика? Впрочем...
— Ты жениться не думаешь?
— Нет, — Эдик бросил быстрый взгляд и опять не
поинтересовался, чем вызван подобный вопрос.
То, что таинственный соперник оказался всего-навсего
Эдиком Хлыстуновым, вызвало у Элефантова двоякие чув­
ства.

160
 С одной стороны, было досадно, что Мария связалась
с мелким коммерсантиком, но Элефантов ее за это не
осуждал: женщина — слабое существо, ее легко увлечь,
особенно если рядом никого нет. Он вновь выругал себя за
старые ошибки.
С другой стороны, Элефантов не считал Хлыстунова
серьезным конкурентом. Так же, как и Спирька, он во
многом проигрывает ему, Элефантову, и Мария это увидит.
Нежинская не спросила, почему он не приходил несколь­
ко дней, а Элефантов, естественно, не стал ничего объяс­
нять.
— Скоро меня выписывают, — по тону нельзя было
понять, радует это ее или нет. — Надо готовиться к нор­
мальной жизни. В воскресенье нарушу режим и отправлюсь
к маме. Тут мне уже изрядно надоело!
— Отлично! — обрадовался Элефантов. — Давай встре­
тимся.
— Ну что ты, — Мария покачала головой. — Проведу
целый день с Игорьком.
— Тогда я позвоню.
Но когда Элефантов в воскресенье позвонил, ответила
Варвара Петровна.
— Марию? — голос у нее был несколько растерянный...
— Она уже уехала.
”Куда?” — хотел спросить Элефантов, но не спросил.
Возвратиться в клинику она не могла: еще рано, на какой-то
час не стоило и вырываться. Значит...
Ему опять стало тошно.
Сев в такси, он поехал к дому Нежинской. Если у подъез­
да стоит машина Хлыстунова, значит, догадка верна.
Еще издали среди нескольких автомобилей, припарко­
ванных на тротуаре, он заметил светлый ”Москвич”. Тот
или нет? 12-27 КЛМ. Но какой номер у Эдика? Этого он не
помнил. Вроде бы его машина чуть светлее... А на крыше,
кажется, багажник...
Элефантов поймал себя на том, что нарочно занимает
голову всякими мыслями, лишь бы не представлять проис­
ходящего наверху, на седьмом этаже, в квартире Марии.
”Кого обманываешь? Сам себя? Ты же рассчитал, что
они здесь, и приехал убедиться! Вот, пожалуйста, то, что ты
и ожидал увидеть — автомобиль, светлый ”Москвич”! Не
будь его — это ничего бы не означало: Эдик мог повезти ее
к себе на Южный, но ты бы тешил себя иллюзиями —
дескать, ошибся... Так не прячь голову в песок! Ты же не
открыл для себя ничего нового!”
6 Вопреки закону 161
 Но одно дело — представлять отвлеченно, а другое —
знать, что это происходит именно сейчас, сию минуту,
совсем неподалеку...
Элефантов задрожал от горя и унижения. Подняться
наверх и колотить в дверь? Скорее всего ему не откроют...
А если и откроют? Элефантов почувствовал, как кулаки
наливались свинцовой тяжестью. Раз! В солнечное правой!
Два! Крюк слева в челюсть! Три! Сплетенными в замок
руками добить ударом по шее!
Он никогда не решал таким путем никаких вопросов,
считая, что драка — не метод достижения целей. Но сейчас
испытывал острое желание избить Эдика. Жестоко. В кровь.
Хотя никогда в жизни он по-настоящему не дрался, он ни на
минуту не сомневался, что ему это удастся. Благопристой­
ный, не любящий ссор Эдик — обыкновенный трус, он
ничего не сможет противопоставить его ярости! Ну, а что
потом?
Элефантов представил отвращение в глазах Марии, и ку­
лаки разжались. Но ярость требовала выхода. Проколоть
шины ”Москвичу”! Разбить стекла? Еще глупее.
Ссутулившись, Элефантов побрел прочь.
В конце концов, Эдик ни в чем не виноват. И она тоже.
Когда у них все начиналось, он был равнодушен к Марии
и его не стоило принимать в расчет. А сейчас изменить
устоявшиеся отношения не просто. Для этого недостаточно
дарить женщине цветы и писать стихи. Надо убедить ее
в глубине и искренности своих чувств, войти в ее жизнь,
стать для нее необходимым... И он сумеет это сделать!
Но безукоризненная логичность рассуждений не помогла
Элефантову.
”Значит, все верно! Женщина, которую ты любишь, спит
с каким-то хлыщом, а ты считаешь это правильным? —
внутри сидел злой бес, считавший своим долгом как можно
сильнее растравить ему душу. — Браво! Ты прямо образец
объективности! И всепрощенчества!”
У Элефантова пропал аппетит и появилась бессонница.
Осунулся, похудел. Как оленю с простреленными легкими,
ему не хватало воздуха, и он ходил с полуоткрытым ртом,
не видя ничего вокруг.
Как-то вечером его неудержимо повлекло к дому Марии,
он надеялся на чудо, и оно произошло: ”Москвич” 12-27
КЛМ по-прежнему стоял у подъезда. Значит, машина при­
надлежит кому-то из жильцов! Значит, когда он в прошлый
раз мучался подозрениями у безобидного автомобиля,
в квартире на седьмом этаже никого не было! И хотя он

162
понимал: это дела не меняет, то, чего он стыдился и боял­
ся, скорее всего происходило в другом месте, у Эдика,
в Южном микрорайоне, у него будто камень с души сва­
лился.
Правда, через некоторое время тоска нахлынула снова
и с утроенной силой. Мария готовилась к выписке. В боль­
нице он разнообразил длинные часы вынужденного безде­
лья, помогал отвлечься от невеселых размышлений, обо­
дрял и поддерживал ее... Такая роль стала привычной для
обоих. А как сложатся их отношения теперь? Ведь он может
попросту оказаться ненужным...
— Я пока живу у мамы, но буду звонить, — рассеянно
сказала на прощание Мария. — И ты звони, когда захочешь.
Конечно, она не привязалась к нему так, как он бы этого
хотел. Пока. Но скоро все переменится.
Сидящий в Элефантове бес издевательски засмеялся.
”А, собственно, отчего все должно перемениться? Поче­
му Мария вдруг предпочтет тебя остальным? Что есть
у тебя за душой? Возможности, власть, деньги? Вот то-то!
Зато у меня голова на плечах!
Эка невидаль! Посмотри вокруг — вон их сколько, го­
лов-то! Да еще каких, не чета твоей! Модные прически,
фирменные шляпы, кожаные и замшевые кепочки! А что под
ними — никого не интересует. К тому же там у всех
одинаково — серое мозговое вещество. И каждому хватает:
на недостаток ума никто не жалуется. Правда, ты гордишь­
ся своей способностью быстро перерабатывать информа­
цию, выдавать качественно новые мысли, идеи, теории... Но
кому это нужно? И какая польза, например, Марии от
твоего хваленого интеллектуального потенциала?”
И тут Элефантова осенило. Надо предложить Марии
заняться наукой! Это ее захватит, отвлечет от глупостей
и мелочей, на которые можно незаметно растранжирить
всю жизнь. Скоро он получит отдел, и Мария сможет
беспрепятственно разрабатывать свою тему...
Идея Нежинской понравилась.
— Я и сама думала над этим. Я себя знаю, я справлюсь,
буду работать, как вол, надо только взяться. И чтобы меня
кто-то подталкивал, направлял... Вот только... — на лице
Марии появилось сомнение.
— Не беспокойся, я сумею помочь. Я отдам половину
своих материалов, определю направление поиска, не будет
получаться — напишу сам!
— Вот это меня и смущает: все будет находиться в твоих
руках...

163
 — А чем плохи мои руки? Ничем не хуже чьих-либо
других!
Бодрым тоном он пытался скрыть неприятное ощуще­
ние: Мария боится зависимости, но от друга, к которому
искренне расположен, нельзя зависеть...
— Да, не хуже... — неуверенно согласилась Мария. — Ну
что же, попробуем...
Прощаясь, он напросился к ней в гости и, дожидаясь
назначенного дня, страшно волновался. Если раньше он
ждал каждого телефонного звонка, то теперь боялся, что
Мария передумает и отменит встречу.
Он не стал вызывать лифт и пошел пешком, опасаясь,
что Марии не окажется дома. Когда дверь открылась, вол­
нение не прошло, к нему добавились неловкость и скован­
ность, которых он не испытывал даже при первом свидании.
Он неуклюже вручил Марии цветы, положил на стол
фрукты и поцеловал в щеку, ощутив горький привкус.
— Ты как будто продолжаешь проведывать меня в боль­
нице — засмеялась Нежинская.
— Наверное, уже привык, — Элефантов старался никак
не проявить волнения и неловкости. — Ты ничего не чув­
ствовала вчера, да и сегодня с утра?
— Ничего, — непонимающе посмотрела она. — А что?
— Ужасно тосковал по тебе, просто выть хотелось.
Задрать голову и выть по-собачьи...
Он уткнулся лицом в ее ладони, по одному целовал
тонкие пальцы.
— Какой ты нежный... — задумчиво сказала Мария. —
Я давно тебя таким не видела...
— Ты никогда меня таким не видела. Я люблю тебя.
Этого он не говорил ни одной женщине, даже собствен­
ной жене. Чтобы избежать красивостей.
Он привлек Марию, целовал щеки, лоб, глаза.
— Почему ты такая горькая?
Мария тихо засмеялась, и он уловил ответный порыв.
— Это косметическая притирка. Я же не думала...
Она не договорила.
Губы Элефантова вобрали привкус лекарства, и теперь
горьким казалось все: нежная шея, трогательно худенькие
ключицы, горькой была плоская чуткая грудь, с большими
коричневыми сосками, упругий живот, длинные гладкие
ноги... Горькими были мягкие губы и быстрый горячий
язык, и она, ощутив эту вернувшуюся к ней горечь, на миг
отстранилась:
— Горькая любовь?

164
 — Нет... Вовсе нет... — ему хотелось высказать все, что
делалось на душе, но слов катастрофически не хватало.

Принимая душ, Мария прихватила волосы резинкой,

и они торчали вверх как корона. Она ходила по комнате
обнаженной, Элефантов любовался ею, про себя удивляясь
переменчивости восприятия.
— Почему у тебя нет занавесок! — ревниво глянул он на
голое окно.
— Присмотрела симпатичные в ”Березке”, да чеков сей­
час нет. И потом — дома далеко, кто увидит?
— Есть любители с биноклями...
Мария захохотала.
— Пусть смотрят, если охота, не жалко!
Набросив халат, она включила утюг и принялась гла­
дить. Элефантову не понравился ее смех, не понравился
ответ и та легкость, с которой она вернулась к обыденным
делам.
Но когда он покинул квартиру Нежинской, все неприят­
ные мысли исчезли без следа.
Прыгая через три ступеньки, он выбежал на улицу. Возле
подъезда стоял светлый ”Москвич” 12-27 КЛМ. И хотя
Элефантов понимал, что это совершенно не нужно, не соли­
дно и даже глупо, он не удержался и показал ему кукиш.
Упругим пружинящим шагом Элефантов шел по сказоч­
ному, раскинувшемуся на огромной зеленой равнине горо­
ду. Городу счастья из мечты своего детства. Он чувствовал
себя молодым, бодрым, стремительным. Кровь играет, сила
бьет через край. Сейчас он может бежать без устали неско­
лько километров, прыгнуть на асфальт со второго этажа,
драться один против троих, пробить голым кулаком стену
в полкирпича!
И весь этот физический и духовный подъем, это чудо
перевоплощения вызваны чудесной женщиной, которая до­
верилась ему и ответила любовью на его чувство.
Элефантову хотелось петь.
”Все равно обойду я любого, в порошок разгрызу удила,
лишь бы выдержали подковы и печенка не подвела!”
Огромными упругими скачками он несся по бескрайнему
зеленому простору, в лицо бил встречный ветер, Спирька,
Эдик и даже Астахов остались далеко позади. Мария пред­
почла его им! И, черт побери, она не пожалеет об этом!
У нее не сложилась судьба, она металась из стороны в сто­
рону, наделала уйму ошибок... И все потому, что рядом не
было надежного любящего человека, на которого можно

165
положиться... Но теперь такой человек у нее есть! Он сдела­
ет все, чтобы помочь ей стать счастливой!
Все, что сможет!
В состоянии блаженной прострации Элефантов перехо­
дил через дорогу, как вдруг из-за остановившегося перед
светофором троллейбуса с ревом выскочил автомобиль, он
инстинктивно отпрыгнул, и машина пронеслась впритирку,
обдав волной спрессованного воздуха и парализующего ужа­
са: слишком невероятной была это бешеная скорость на
красный свет по полосе встречного движения, гипсовая маска
водителя, не сделавшего попытки объехать или затормозить,
чудовищная реальность неожиданной, а оттого еще более
нелепой смерти, которой только чудом удалось избежать.
”Пьяный, что ли?” — подумал ошалевший Элефантов,
глядя вслед серой ”Волге”-фургону с круглым пятнышком
облупившейся краски на задней стойке кузова и вывалив­
шимся уголком матового стекла.
Трудно было поверить, что похожий на человека шофер
только что, походя, готов был раздавить его и оставить
расплющенным на асфальте на полпути от дома Марии
к его собственному. Элефантов с болезненной ясностью
почувствовал, что его смерть стала бы подлинным несча­
стьем только в одном из этих домов. От хорошего настро­
ения ничего не осталось.
Вечером по телевизору передали про нападение на инкас­
саторскую машину, свидетелей просили сообщить об уви­
денном. Элефантов позвонил, в институт пришел поджарый
целеустремленный инспектор с волевым лицом, они погово­
рили в вестибюле, Крылов записал его адрес и служебный
телефон, если понадобитесь — вызовем, хотя вряд ли, раз
опознать не сможете...
Разглядывая собеседника, Элефантов думал, что этому
обычному на вид парню предстоит стать на пути той самой
темной и беспощадной силы, которая вчера пронеслась
рядом, внушив ощущение беспомощности, растерянность
и страх. А майору, похоже, не страшно, он рвется встретить­
ся с взбудоражившими весь город ”Призраками”, тем ост­
рее ощущается собственная несостоятельность: даже примет
бандитов не запомнил... Впрочем, ерунда, у каждого своя
работа, а у него еще есть Мария, которая сочувственно
выслушала рассказ об этой ужасной истории. Мария, Ма­
рия...
Если бы в этот момент кто-нибудь сказал, что слова
Марии про горькую любовь окажутся пророческими, он бы
только презрительно усмехнулся.

166
 X. РАССЛЕДОВАНИЕ

Слова Старика запали Крылову в душу. Рассматривая

вразброс усеянную пробоинами мишень, он невольно по­
думал: а как бы отстрелял Элефантов? У него не дрожат
руки, взгляд тверд и цепок, к тому же занимался альпиниз­
мом. А Спиридонов, кстати, боится высоты...
Зуммер внутреннего телефона прервал размышления ин­
спектора.
— Саша, на задержание, — коротко бросил дежурный.
— Котов уже в машине.
Крылов скатился по стертым каменным ступеням, при­
вычно впрыгнул в неудобное, вечно воняющее бензином
чрево желто-синего ”уазика”, поздоровался с участковым.
— Что там?
— Ножевое, на бытовой почве, — раздраженно сказал
Котов. — Черт его знает, дом спокойный... Есть, правда,
один — по пьянке нервнобольного изображает, но серьез­
ного за ним не водилось...
Возле подъезда стояла ”Скорая”, толпился народ.
— В живот, проникающее, — на ходу сказала врач. —
Состояние средней тяжести, нетрезв. После операции можно
будет делать прогнозы...
Мигнул маячок, ”Скорая” рванула с места. Врачам пред­
стояла одна работа, милиционерам — другая.
— ...На кухне со всех столов ножи собрал и бегает по
квартире, мать-перемать, всех порешу...
— ...думали, притворяется, а видно, вправду дурной —
глаза вытаращены, красный, ничего не соображает...
Возбужденно гомонили женщины в шлепанцах и до­
машних халатах, непривычно выглядящие на оживленной
улице.
— Пойдешь с нами, Василич? — спросил Котов у креп­
кого, средних лет мужчины в майке и тренировочных брю­
ках и расстегнул кобуру.
Василич без особого воодушевления кивнул.
По крутой лестнице они поднялись на третий этаж,
Котов осторожно толкнул дверь, возле которой лепился
добрый десяток звонков.
— Заходи, кому жить надоело! — вырвался на площадку
истеричный крик.
— Не дури, Петя, милиция.

167
 Котов нырнул в дверной проем, что-то ударилось о стен­
ку, зазвенел металлический таз. Крылов прыгнул следом.
В длинном коридоре голый по пояс человек с добрым
десятком ножей подмышкой занес над головой руку, Котов,
закрываясь табуреткой, двигался на него. Рука резко опу­
стилась, нож пролетел над головой и хлестко ударился
о дверь. Крылов схватил таз, защищаясь им как щитом.
Бам! Звонко отозвался импровизированный щит. Хлоп.
Третий нож стукнулся о табуретку.
Петя, как заправский метатель в цирке, выхватывал из-
под мышки ножи и бросал, а Котов с Крыловым наступали,
оттесняя его в глубь коридора. Когда они приблизились,
Петя повернулся и побежал, Крылов схватил с подоконника
цветочный горшок и бросил вдогонку. Горшок угодил в го­
лую спину, дебошир шлепнулся на пол. В каждой руке он
держал по ножу и отчаянно размахивал ими.
— Все равно не дамся! Всех порежу!
— Сейчас поглядим!
Котов длинными деревянными щипцами, с помощью
которых хозяйки вынимают из выварки белье, прижал шею
хулигана к полу, Крылов наступил на одну руку, осмеле­
вший Василич — на другую.
— Докатился, поймали тебя, как гадюку! — укорил он
соседа.
— Убью и отвечать не буду! — продолжал хрипеть тот.
— Ты, сука, считай, уже мертвец!
— Сейчас, сейчас...
Котов защелкнул наручники.
— Вот теперь пугай как можешь!
— Что же вы со мной делаете, — Петя неожиданно
жалобно заплакал. — Я больной, у меня нервы, в психиат­
ричке лежал, а вы — в кандалы... Да знаете что вам за это
будет?! У меня справок полный чемодан...
— Все, Петя, кончились твои справки. — Котов перевел
дух, вытер клетчатым платком вспотевшее лицо, поправил
галстук, поднял с пола и отряхнул о колено фуражку. —
Кончились. Подошьют их, конечно, к делу, экспертизу тебе
проведут и напишут: психопатические черты личности, ал­
когольный невроз... — Петя притих, слушал внимательно,
а при последних словах участкового блаженно улыбнулся
и согласно закивал головой. — А в конце добавят: способен
отдавать отчет в своих действиях и руководить ими, вменя­
ем. Значит, можешь отвечать перед судом, перед людьми,
потерпевшим...
Петя икнул, из носа выскочила сопля.

168
 — А если я извинюсь? Извинюсь я? Я ж его не сильно
порезал! И перед вами на колени встану...
— Пошли в машину!
По дороге Петя плакал, жаловался на горькую судьбу:
нервное расстройство, помешавшее стать дипломатом; ру­
гал потерпевшего, который сам во всем виноват.
Сдав его наконец в дежурную часть, Крылов с облегче­
нием вздохнул и тщательно вымыл руки. Но через час
пришлось повторить эту процедуру, потому что к нему
пришел сотрапезник по вечеринке у Рогальских — велича­
вый Семен Федотович, который начал с приглашения пото­
лковать в ресторане по душам, а закончил обещанием за­
втра же вручить сберкнижку со вкладом на предъявителя.
Между этими предложениями он невнятно бормотал
что-то про неприятности на работе, непорядок в докумен­
тах, из-за которых образовалась недостача, упоминал Ши­
рокова, опечатавшего склад, и делал многозначительные
жесты, сопровождавшиеся столь же многозначительным
подмигиванием.
Он изрядно порастерял свою важность, был явно напу­
ган и выглядел довольно жалко, если бы не эти потирания
пальцами и подмигивания — как своему, Крылов бы не
вышел из себя, не стал бы хватать его за шиворот и выбра­
сывать из кабинета и уж, конечно, не наподдал бы коленом
под зад.
Тем более что к двери приближался очередной посети­
тель, и посетителем этим, как ни странно, оказался Сергей
Элефантов.
— Я насчет Юртасика. Его мать на работу прибежала:
узнай, что теперь будет...
— Какая мать, какой Юртасик? — недоуменно спросил
Крылов.
— Вы сегодня задержали Петю Юртасика, он соседа
ножом пугал, что ли... Я с ним в школе учился. Вот мать
и пристала: сходи, узнай у Крылова, он тебя допрашивал,
вроде как знакомый...
— А чего узнавать? Дело передадут в прокуратуру,
потом — в суд.
Крылов не успел окончить фразу: в кабинет влетела
плотная краснолицая женщина в черном траурном платье
с ворохом бумаг в одной руке и клеенчатой хозяйственной
сумкой в другой.
— Кого в суд? Петю моего?! — с негодованием закрича­
ла она и, отпихнув Элефантова в сторону, плюхнулась на
стул.

169
 — Да вы знаете, какой он больной? Он себя не помнит,
не отвечает за себя, его психозы накрывают... Вот, вот, —
она бросила на стол перед инспектором неразборчиво ис­
писанные листки с лиловыми печатями и прихлопывала
сверху толстой ладонью. — А вот от самого профессора
Иваницкого — победно хлопнула посетительница послед­
ний раз и снисходительно глянула на Крылова. — А вы
говорите под суд! — в голосе Петиной мамы слышались
великодушные нотки, извиняющие человеческую глупость.
— Так что оставляйте себе справки, какие надо, кроме,
конечно, профессорской, а Петьку отдавайте, мы его с Сере­
гой сейчас в психдиспансер отвезем, я уже договорилась.
— Как у вас все просто получается! — сказал Крылов.
— Не думайте, я через час заявление от Кольки привезу,
что он претензий не имеет. Если надо еще чего — тоже
привезу. Хотите, напишет — сам на ножик напоролся?
— Ничего он не напишет.
— Да ну! Как же иначе! Я ему уже апельсинов купила, —
посетительница приподняла, как бы взвешивая, свою сумку.
— Меду купила, курицу, орехов...
— Потерпевший сейчас на операционном столе, неиз­
вестно, выживет ли...
— Ничего, завтра напишет. Я ему бульон понесу вместе
с Серегой... — Элефантов незаметно выскользнул за дверь.
— Так где Петька? — деловито спросила она. — Смиритель­
ную надевали? Можете снять, мы с Серегой его управим, он
меня слушается.
Крылов вызвал помощника дежурного и, с трудом пре­
рвав словоизвержение Петиной мамы, объяснил, что от­
пускать ее сына никто не собирается, интересующие воп­
росы она сможет выяснить у следователя, а сейчас ее просят
покинуть кабинет. Сержант с трудом вытеснил рассержен­
ную родительницу в коридор.
Крылов взглянул на записи в календаре. Через час
должен явиться председатель домкома по Каменногорско­
му, 22. Он пришел даже раньше.
— Егор Петрович, вы узнаете человека, которого встре­
тили на чердаке?
— Конечно! Только покажите!
Крылов пригласил понятых, положил лист с фотографи­
ями.
— Не этот, не этот, не этот...
Палец миновал фото Спиридонова, не остановился и на
снимке Элефантова.
— Вот он!

170
 — Точно?
— Абсолютно, так и запишите: твердо опознал на девя­
той фотографии, ну и так далее.
Бабков ”опознал” подставную фотографию, на которой
изображен человек, заведомо не имеющий отношения к делу.

На следующий день Крылов допрашивал Эдуарда Хлы­

стунова.
— Здравствуйте, я по повестке.
Скороговорка, проглоченные окончания слов — именно
этот голос записал магнитофон диспетчерской ”скорой по­
мощи”.
Вначале Хлыстунов от всего отказался: отношения с Не­
жинской чисто товарищеские, дома у нее никогда не был,
про покушение ничего не знает.
Крылов напомнил об аварии на утреннем шоссе, Хлы­
стунов немного растерялся, но продолжал заученно повто­
рять про чисто товарищеские отношения и полную неос­
ведомленность.
Тогда Крылов рассказал про неизвестного снайпера, по­
сетившего чердак дома напротив.
Хлыстунова бросило в жар.
— Думаете, меня тоже хотел...
Инспектор пожал плечами.
— А ведь правда, Машка... То есть Мария Викторовна
сказала: ”От него всего можно ожидать!” Вот ввязался
в историю!
Хлыстунов обхватил голову руками. Он был готов.
— Рассказывайте все, что знаете, — резко сказал Кры­
лов. — Для вас же лучше, если мы скорее обезвредим этого
любителя стрелять по окнам!
Хлыстунов кивнул.
— С Марией мы давно... И отдыхали вместе, и вообще...
А тут пришел, кофе попили, короче, остаюсь ночевать
и вдруг — дзинь! Стекло вылетело, она за бок... Эх, говорит
зря связалась с этим полудурком, и мне — быстро звони
в ”скорую”!
— Нежинская знает, кто в нее стрелял?
Хлыстунов глянул настороженно, задумался.
— Если не для протокола... Конечно, знает! Не каждый
же день в нее стреляют! Но не скажет. Ни в жизнь! Она

171
вообще скрытная. Кремень! И меня предупредила: не бол­
тай!
Крылов дописывал протокол. Хлыстунов шумно сглаты­
вал слюну.
— Как быть? Может, держаться от Машки подальше?
Что вы посоветуете?
— Я не советчик, — протянул бланк Крылов. — Особен­
но по отношениям с женщинами. Прочтите и распишитесь.
Неожиданно позвонила Рита. С момента ссоры у Ро­
гальских они не виделись.
— Ты еще злишься? — она говорила примирительным
тоном.
— Да нет...
Крылов действительно не злился, но что-то в отношении
к Рите изменилось, хотя он еще не понял, что именно.
— Может, встретимся вечером?
— В восемь возле речного вокзала?
— Хорошо.
Положив трубку, Крылов долго смотрел перед собой.
Набрал номер. На работе Элефантова не было. Позвонил
по домашнему.
— Вас слушает автоматический секретарь, алло, я слу­
шаю, хозяина нет дома, да здесь я, говорите, — два оди­
наковых голоса накладывались друг на друга, — ...магнито­
фон запишет, черт, опять... — Раздались короткие гудки.
Крылов глянул на часы. Восемнадцать десять. А Элефа­
нтов живет на полдороге к речному вокзалу...
Дверь открылась после второго звонка, Элефантов дер­
жал в руке паяльник, пахло канифолью.
— Только влез в схему, пока не сделал пайку, не мог
оторваться, — пояснил он. — Проходите.
Элефантова, похоже, не удивил визит. А может, он хоро­
шо владеет собой.
Серый, выкрашенный эмалевой краской ящик возле те­
лефона был раскрыт, наружу торчали жгуты разноцветных
проводов.
— Автоматический секретарь барахлит. Не отключается,
когда я беру трубку. Вы по делу?
Крылов спросил, где он был в вечер покушения на
Нежинскую, Элефантов пожал плечами.
— Может, гулял, ходил в кино, может, дома: работал
или читал. Не помню. Да для вас это и неважно. Вас
интересует, чтобы кто-нибудь подтвердил, где я находился
в тот момент. А я веду довольно замкнутый образ жизни,
мало с кем общаюсь. Так что алиби у меня нет.

172
 — А что вы можете сказать о Нежинской?
Лицо Элефантова окаменело.
— Почему я должен о ней говорить?
Он принялся запихивать жгуты проводов в нутро авто­
матического секретаря, лица его Крылов больше не видел.
— Вы с ней долго работали, ее научные исследования
соприкасаются с вашими, она написала статью под влияни­
ем ваших идей.
Плечи Элефантова дернулись.
— Черт, током ударило! Работаю я со многими. А идеи
носятся в воздухе...
— Вы приходили к ней домой, один раз довольно по­
здно...
Элефантов выпрямился.
— Исключительно по служебным надобностям. Думаю,
что она подтвердит то же самое.
Он даже не старался, чтобы тон казался правдивым.
— Ясно, — сказал Крылов. — Осталось только записать.
Элефантов не глядя подписал протокол. В дверь позво­
нили.
— Зотов Володя, — представил Элефантов жизнерадост­
но улыбающегося толстяка с грушевидным лицом.
— Я к тебе за шнуром, — объявил Зотов и капитально
уселся в кресло. — Хочу переписать пластинку, а подсо­
единить проигрыватель к магнитофону нечем. Проигрыва­
тель старый, там выход двухконтактный, а сейчас на всех
шнурах штепсельные разъемы, — пояснил он Крылову.
— Снова будешь два часа голову морочить? — Элефан­
тов протянул целый моток разнообразных шнуров, но Зотов
не обратил на них внимания.
— Может, пива попьем? — предложил он. — Я схожу.
Только баллон дай, да и деньги у меня в других штанах.
— Пива не хочу. Выбирай шнур, я спешу.
Элефантов мученически вздохнул и вышел на балкон.
— Чего это он такой нервный? — добродушно улыбаясь,
спросил Зотов, и Крылов понял, что выносить его в боль­
ших дозах очень трудно.
Зотов рассматривал шнуры вместе и по отдельности,
сравнивал длину, толщину и другие, известные только ему,
параметры, морщил лоб, хмурил брови, но сделать выбор
не мог и вновь положил шнуры на пол.
— Интересно, как он починил свой автоответчик?
Выставив массивный, обтянутый вылинявшим трико
зад, Зотов склонился над аппаратом, чем-то щелкнул, по­
слышался характерный звук движущейся ленты.

173
 — ...Ты даже этого не смог сделать! Я буду молчать, мне
ни к чему скандал, думаю, у тебя хватит ума...
Злой женский голос был чем-то знаком. Крылов бы
вспомнил, кому он принадлежит, если бы послушал еще
немного, но Элефантов вихрем влетел в комнату, отшвыр­
нул Зотова в сторону и выключил магнитофон.
— Какого черта! Ты мне все испортил! Я не закончил
ремонт, а теперь надо все начинать заново!
По ярости Элефантова Крылов понял, чей это голос.
— Ничего ему не сделалось, Серый, давай посмотрим, —
рассеянно бубнил Зотов.
Крылов встал и попрощался. Взгляд Элефантова был
прямым и твердым.

У речного вокзала Крылов встретился с Ритой. Она

сбивчиво оправдывалась: дескать, пошла к Рогальским ”для
установления контактов”, так как Галка обещала помочь
в размене квартиры.
— Не могу же я вечно жить с родителями! А разъехаться
на хороших условиях тяжело. Пообщались для дела, ничего
страшного, не понимаю, почему ты вдруг стал на дыбы!
— ”Для дела”! Ко мне на правах друга приходил Семен
Федотович, просил уладить его неприятности! — недоволь­
но отозвался Крылов.
— Кстати, Галина мне об этом говорила. Ты можешь
что-нибудь сделать?
— Уже сделал. Дал коленом под зад и выбросил из
кабинета.
Рита надулась.
— Не исключено, что она так же поступит со мной.
— Может, прикажешь ”для дела” влезть в грязные махи­
нации твоих приятелей? — Крылов начал злиться всерьез.
— Галина сказала, что там недоразумение с докумен­
тами, надо просто объяснить...
— За такое ”недоразумение” положено лет десять-пят­
надцать. И помогать в этих делишках я никому не намерен.
Даже ради твоей квартиры.
— Ладно, не сердись. — Рита взяла его под руку, плотно
прижалась, заглянула в лицо. — Я же не знала, что это так
серьезно. Больше никогда не обращусь с подобными
просьбами, обещаю.
— И вообще держись подальше от этой публики, — все
еще раздраженно сказал Крылов. — Их взаимные услуги,
встречные уступки засасывают как болото. Дашь палец —
руку откусят.

174
 — Хорошо, милый, — кротко согласилась она. И с лука­
вой улыбкой сообщила: — А ты меня ревнуешь. Девчонки
сказали, что голос был ужасно ревнивый. А потом еще
в отдел кадров позвонил проверить...
Крылов опешил.
— С чего ты взяла? В кадры я не звонил... — Он
вспомнил, что собирался это сделать. — Интересно. Видно,
кто-то еще тебя проверяет... — Он нахмурился.
Рита веселилась.
— А ты бы мог застрелить меня на почве ревности?
— Конечно. Из служебного пистолета, — мрачно от­
ветил Крылов.
— Ну, перестань дуться. Улыбнись! Я знаю, что надо
жить правильно, но получается не всегда... Я буду исправ­
ляться.
Дурацкие отношения, дурацкий разговор. Крылов с тру­
дом сдерживался. Рита щебетала, смеялась, тормошила его.
Мало-помалу Крылов оттаял. Они погуляли по набереж­
ной, поужинали в крохотном кафе над самой водой, потом
поехали к Крылову — его родители были в отпуске. Все как
обычно. И вместе с тем что-то не так.
На следующий день Крылов зашел в прокуратуру, к Зай­
цеву. Следователь просмотрел принесенные протоколы, ле­
ниво вложил их в картонную папку.
— Значит, ничего? — скучным голосом спросил он. —
Похоже, дело придется приостанавливать. И обжаловать
такое решение никто не будет. Даже потерпевшая. Странно,
правда?
Крылов молчал. Он помнил злой женский голос на
магнитной ленте.

XI. ПРЕВРАЩЕНИЕ
1

После близости с Марией все переменилось. Исчез сгиба­

ющий в три погибели гнет, стало легко дышать, жизнь
снова наполнилась смыслом. Элефантов расправил плечи,
ощущая, что к нему вернулась былая энергичность и уверен­
ность в себе. За неделю он разобрал гору накопившихся
бумаг: возвращенные на доработку статьи, отклоненная
заявка на изобретение, черновики неоконченных работ, бег­

175
лые заметки по проведенным опытам. Еще недавно ему
казалось, что справиться со всем этим будет невозможно
и за полгода.
Все шло хорошо, все получалось и удавалось. Наступила
полоса везения, и Элефантов не сомневался: удачу ему
приносит Мария. Она же — источник вдохновения, муза,
способствующая его творчеству. Он хорошо спал, часто
снилась Мария, и сны эти были легкими, радостными и при­
ятными.
Они встречались несколько раз в неделю, и каждый раз
Элефантов волновался, отправляясь на свидание. Он об­
наружил, что для него стало потребностью дарить Марии
цветы.
По дороге он внимательно осматривал встречающихся
женщин, сравнивая их с Марией. И сравнения были явно не
в их пользу. Мария никогда не наденет желтые туфли под
зеленое платье. Не будет зевать и лузгать семечки на улице.
Не станет перекрикиваться с подружкой через дорогу. Разве
что вот эта стройная девушка в джинсовом костюме и кра­
сивых солнцезащитных очках... Но когда они поравнялись,
Элефантов заметил, что модные дорогие босоножки откры­
вают давно не мытые ступни, и брезгливо передернулся.
Представить, чтобы Мария легла в постель, не вымыв ноги,
было, конечно, совершенно невозможно. В Марии его вос­
хищали чистоплотность и аккуратность: даже в сильный
дождь она не забрызгивала ноги, не надевала несвежих или
чуть примятых вещей. На стельках ее обуви не было следов
пота, а кожа ступней была тонкой и гладкой, ни огрублений,
ни мозолей, будто она ходила, не касаясь земли.
Он умилялся детской привычке употреблять слова с ла­
скательным оттенком: дождик, трамвайчик, зубик, полоте­
шко.
В объятиях Марии он забывал обо всем на свете. Но
неприятное чувство ревности никогда не исчезало совсем,
проявляясь в самые неподходящие моменты.
Она говорила ”спасибо” после каждой близости, и это
расценивалось им, как признак внутренней культуры и ду­
шевной тонкости. Но иногда мелькала болезненная мысль:
какой предыдущий любовник научил ее этому?
Он ругал себя, обзывал ханжой, но отделаться от раня­
щих переживаний не мог. Ему казалось, что Мария холодна
и не испытывает таких же чувств, как он. Изо всех сил он
старался убедиться в том, что он ошибается.
— Ты вспоминала обо мне?
— Конечно, глупый...

176
 И на сердце сразу становилось легко и спокойно.
”Время, на все нужно время. Она привыкнет ко мне,
убедится в моей искренности, моих чувствах, поймет, что
я совсем не тот, каким был три года назад. И тогда доверит­
ся мне полностью”.
Но время шло, а спокойствие не приходило. Скорее
наоборот.
— Надо менять работу, — заявила как-то Мария. —
Надоела копеечная зарплата. А без денег ты не человек...
— То есть как? — Элефантов не поверил ушам. Это была
”философия” деляг и коммерсантов, которых он откровен­
но презирал. — Выходит, Никифоров не человек?
У него самого тоже не было денег, но он привел как
пример безденежья своего бывшего завлаба, непрактич­
ность и житейская беспомощность которого вошли в пого­
ворку у всех, кто его знал.
— Человек, конечно, человек, — голос у Марии был
скучный, казалось, она жалеет, что сболтнула лишнее.
Интересно, где она набралась этой дури? Сама-то она
так думать не может, это ясно...
— ...Но без денег не обойтись, — вслух размышляла она.
— Нужна дубленка, а это как-никак восемьсот рэ. А то
и больше. Где их взять?
— Может, купить пальто? — нерешительно посоветовал
Элефантов, ощущая радость от сопричастности к делам
и заботам любимой женщины.
— В нем мне будет холодно, — чуть капризно прогово­
рила она, и Элефантов понял, что сморозил глупость. Сте­
реотип мышления! Жена прекрасно обходится стареньким
пальто, дубленка для нее — недостижимая мечта. Но Мария
— совсем другое дело! Ей, худенькой и нежной, красивый
тулупчик просто необходим!
И тут же остро ощутил свою несостоятельность. Он
всегда считал, что деньги — всего лишь бумажки, которые
не определяют человеческого счастья. Но если бы сейчас
случилось чудо и откуда-то появились эти проклятые
восемьсот рублей, он был бы счастлив, что может порадо­
вать Машеньку, защитить любимое существо от зимнего
холода. Хотя дубленки в большом дефиците... Просто так
не купишь, надо доставать, а для этого — знать ходы-
выходы, иметь ”контакты”, связи с нужными людьми...
Жизнь повернулась непривычной стороной, и Элефантов
почувствовал незнакомое чувство беспомощности.
Вдруг вспомнилась тяжесть десятитысячной пачки, кото­
рую он весело швырнул перед Семеном Федотовичем, и он

177
с удивлением ощутил сожаление... Да что это с ним! Через
некоторое время подоспеет крупная сумма за внедрение
в производство бесконтактного энцефалографа, и тогда ...
— Пока я не могу тебе ее купить... Но через годик...
— Да ну тебя к черту! — раздраженно сказала Мария. —
Что я, тебя прошу?
Элефантов ошеломленно замолчал. Он никогда не ду­
мал, что корректная и тихая Мария способна на грубость.
Тем более что он ее не заслужил.

Однажды, досрочно закончив дела в командировке, Эле­

фантов вечерним рейсом прилетел в город и сразу направил­
ся к Марии. Она должна была ждать, но света в окнах не
было, на звонок никто не откликался. Нет дома? Но они же
договорились! Или наоборот — дома, но не одна? Его
бросило в жар.
К будке телефона-автомата он подошел с ужасным на­
строением. Если ее нет у матери... Но Мария отозвалась и,
хотя тон у нее был довольно скучный, согласилась приехать.
Он ожидал на скамейке, чуть в стороне от дома, успокаивал
себя мыслью, что раз Мария идет к нему по ночным улицам
— значит, она любит! Как бывало почти всегда, размышле­
ния о взаимоотношениях с Марией вызывали у него горький
осадок своей шаткостью и неопределенностью. Ночной ве­
терок продувал насквозь, и Элефантов поежился.
Вдали показалась пара, Элефантов не обратил на нее
внимания, но когда они подошли ближе, в девушке он узнал
Марию.
Вот тебе на! С кем это она? С Эдиком? Или с кем-то еще,
неизвестным ему, Элефантову, но имеющим на нее доста­
точные права? Откуда он взялся? Находился в гостях у Вар­
вары Петровны и пошел ее проводить? А у Марии не было
повода отказаться?
У него опять стало муторно на душе. Ситуация склады­
валась совершенно нелепая. Если сейчас они как ни в чем не
бывало поднимутся к Нежинской... Да нет, она этого не
допустит, она же знает, что он здесь и ждет... Но она тоже
может быть связана обстоятельствами, возможно, потому
у нее и был такой грустный голос. Элефантов сжал зубы.
Еще никогда неопределенность его положения по отноше­
нию к Марии не проявляла себя так наглядно.

178
 Пара подошла поближе, и Мария протянула парню руку,
но тот покачал головой и пошел с ней дальше. Свет фонаря
упал на лицо — Элефантову оно было незнакомо. Кто же
это?
Они подошли к дому, Мария снова попыталась рас­
прощаться, и вновь ее спутник не захотел этого сделать,
а указал на дверь подъезда. Мария возражала и осматрива­
лась по сторонам, и вдруг Элефантов понял, что это совер­
шенно посторонний человек, который скорее всего увязался
за ней в поисках легкого приключения. У него будто гора
с плеч свалилась. Ситуация упростилась до предела. Он
устал, перенервничал, замерз, ему совершенно не хотелось
драться, да и настроение было совсем не боевое, но расклад
был стократ лучше любого другого.
— Мария!
Он вышел из тени и направился к ней. Мария пошла
навстречу.
— Это что — уличные приставания?
Он крепко взял Марию за руку, высоко, ощутив тепло ее
подмышки.
— Да, — она засмеялась. — А я ищу тебя, ищу.
Они подошли к подъезду. Парень стоял на месте. Года
двадцать два, довольно нахальное лицо, кажется, нетрезв.
Надо было отдать Марии портфель, но теперь этот жест
мог излишне обострить обстановку.
— Он тебе ничего не сделал?
— Нет, что ты, — она весело улыбалась.
Элефантов предпочел бы обойтись без драки, но был
готов в любую минуту бросить портфель и выполнить
отработанную серию: раз, два, три!
— Ну вот вы меня и проводили, — весело обратилась
Мария к парню. — Как и договаривались. До свидания.
Она протянула руку, тот попрощался и молча ушел.
Элефантов расслабился. Ему не понравилось, что Мария
слишком приветлива с каким-то пьяным уличным пристава­
лой.
— Почему ты его сразу не отшила?
— Ну, я же не грубиянка... Я не могу рычать на челове­
ка...
”Странное рассуждение”, — подумал Элефантов.
— К тому же на свету такая публика не опасна. Вот
в темном месте им лучше не попадаться. Тогда они уже
ничего не слушают.
От такой осведомленности Элефантова несколько поко­
робило, но, поглаживая сквозь мягкую ткань тонкую руку,

179
он чувствовал, как все его печали, тревоги и сомнения
улетучиваются без следа.
Лифт не работал, они поднимались пешком.
Только попав наконец в квартиру Марии, Элефантов
почувствовал, как он устал. Она готовила ужин, а он, сидя
на табуретке, привалился спиной к стене и, любуясь каждым
ее движением, рассказывал о результатах своей поездки,
жаловался на бюрократизм чиновников министерства
и ограниченность экспертов Комитета по делам изобрете­
ний. Мария возмущалась вместе с ним, и ее поддержка так
радовала Элефантова и прибавляла ему сил, что все препо­
ны, которые совсем недавно раздражали и несколько пуга­
ли, теперь казались совсем несерьезными и легко преодоли­
мыми.
Когда он вышел из ванной, Мария, как обычно,
приготовила постель, убрала верхний свет и включила
ночник.
— Уже поздно, а я так устала сегодня, — ему показалось,
что она смотрит немного виновато. — И чувствую скверно.
Голова кружится, поташнивает...
— Значит, давай спать, — не раздумывая ответил Элефа­
нтов. — Просто спать.
Жертвуя радостью, которую ему доставляла близость
с Марией, он не испытывал ни малейшего разочарования
или досады. Напротив — удовлетворение от того, что мо­
жет таким образом проявить искренность и чистоту своих
чувств.
Предусмотрительная Мария достала два одеяла и лежа
рядом, они не касались друг друга. Чуть слышно тикал
будильник, четко прорисовывалась на полу посередине ком­
наты тень от рамы. Лунный свет ласкал полированную
”стенку”, отражался в зеркалах, дробился в рюмках и фуже­
рах. Несмотря на усталость, спать не хотелось. Было хоро­
шо, покойно, уютно. Нервотрепка в министерстве, спешка,
неурядицы с билетами, ночной полет — совсем недавние
события казались страшно далекими и совершенно нереаль­
ными. А остальное? Призрачный серебристый свет, зыбкие
очертания малознакомой комнаты, блики и полутени, уп­
ругость чужой тахты... Это разве реально? Или всего-навсе­
го чуткий предрассветный полусон, который легко исчезает,
оставляя разочарование и огорчение от того, что не сбылось
что-то желанное, важное и хорошее, до которого было
рукой подать?
За завтраком Мария спросила:
— Почему ты вчера сидел в сторонке и не встречал меня?

180
 Элефантов пожал плечами. Говорить напрямую об уни­
зительной неопределенности своего положения ему не хоте­
лось.
— Я же не знал, с кем ты идешь... Вот и ожидал, как
развернутся события.
— А представляешь, если бы мы с тем парнем спокой­
ненько зашли в дом и поднялись ко мне? — пошутила
Мария и засмеялась.
Шутка удалась. Элефантову захотелось плакать.

За следующий месяц Элефантов оформил первую главу

диссертации, подготовил выступление к предстоящей кон­
ференции и написал статью ”Биополе человека как носитель
информации (постановка проблемы)”. Внизу он поставил
фамилию автора — М. Нежинская.
Мария прочла, размашисто подписалась, поблагодари­
ла.
Нежинская лечилась в пригородном санатории, но часто
приезжала. Она предупредила, что будет давать один звонок
и класть трубку, это послужит условным сигналом, и, когда
через несколько минут звонок повторится, у телефона до­
лжен будет находиться Элефантов. А он в разговоре назы­
вал ее именем товарища и, таким образом, коллеги не
должны были ничего заподозрить. Правда, Спирька каким-
то шестым чувством улавливал, в чем дело, вздыхал, хму­
рился и мрачнел. Но Сергей не обращал на это внимания:
все мысли концентрировались на взаимоотношениях с Ма­
рией. Наличие общей тайны, казалось, объединяло их, и он
даже не задавался вопросом: откуда у Нежинской опыт
в ухищрениях по части конспиративных телефонных звон­
ков? Может быть, оттого, что самый естественный ответ
был бы ему неприятен. Как правило, она назначала свида­
ние, он отвечал нейтральными, ничего не значащими фраза­
ми, а в условленное время уходил по выдуманным неотлож­
ным делам.
Они встречались у Марии, и встречи эти были кратков­
ременными: она спешила к ребенку, или на очередную про­
цедуру, или куда-то еще, и самое неприятное заключалось
в том, что Элефантов в глубине души не верил вполне
убедительным и, казалось бы, безупречным во всех отноше­
ниях объяснениям. Хотя очень хотел им верить.

181
 Он влюблялся в Нежинскую все сильнее и сильнее.
Необыкновенная, возвышенная, чудесная — женщина из
мечты. Прекрасная Дама. И помыслы она пробуждала соот­
ветствующие: чистые, романтические и возвышенные. Пре­
клонять колени, стремглав поднимать упавшую перчатку,
салютовать шпагой, целовать край платья, выполнять при­
хоти и капризы, драться из-за нее на дуэли. Прекрасной
Даме должны были соответствовать окружение и обстанов­
ка, и Элефантову хотелось ходить с ней в картинные гале­
реи, театры, на концерты. Вспоминая свое прежнее отноше­
ние к ней, вспоминая пыльные неприбранные квартиры и не­
застеленные диваны, Элефантов содрогался от ужаса
и отвращения! Надо же! Он обращался с ней, как со шлю­
хой! Она не подавала виду, что это ее унижает, но в душе,
наверное, сильно переживала. Забыла ли она? Простила ли?
Или до сих пор стоят между ними эти проклятые замызган­
ные комнатушки с мышиным запахом и порождают тот
холодок, который, он явственно ощущает, иногда проскаль­
зывает в ее отношении?
Мысли Элефантова самопроизвольно возвращались
к тому, о чем он старался не думать. Как относится к нему
Мария? Что она любит и что ненавидит, чем увлекается,
где, как и с кем проводит время в промежутках между
встречами? Скрытность Марии настораживала и вызывала
тягостные раздумья. Так же, как некоторые слова и фразы,
проскальзывающие в безобидном разговоре.
— Можешь надеть эти тапочки, они специально для
гостей.
— И часто у тебя гости?
— Довольно-таки. У меня ведь много друзей.
”Откуда ты их берешь?” — хотелось спросить Сергею.
Круг его друзей был довольно узок — в основном,
бывшие соученики, несколько сослуживцев да люди, с кото­
рыми его связывали длительные отношения и общие ин­
тересы. Он знал, что некоторые легко зачисляют в друзья
случайного знакомого, попутчика в поезде, особенно если
он может оказаться чем-то полезен, обмениваются телефо­
нами и обращаются за помощью, если понадобится.
Сергею такие легкие поверхностные отношения казались
какими-то недостойными, хотя иногда он думал, что чего-
то не понимает и его взгляды чересчур консервативны.
Но Мария, по идее, тоже должна быть консервативной
— женщинам, во всяком случае порядочным, вообще свой­
ственна сдержанность при установлении контактов. И тем
не менее ее пухлая записная книжка с трудом вмещала

182
многочисленные номера телефонов, в основном с мужскими
именами.
Откуда? Где она знакомится с ними и на какой почве
находит общий язык, оставалось загадкой. Она вообще не
афишировала свои знакомства, раскрывались они обычно
случайно: неосторожной фразой, неожиданным телефонным
звонком, нежданной встречей на улице.
Объяснить подобную контактность с противоположным
полом у любой другой женщины Элефантов смог бы двумя-
тремя словами, но применительно к Прекрасной Даме такое
объяснение, конечно, не годилось.
Он отказался надевать ”гостевые” тапочки и ходил боси­
ком, решив, что со временем заведет здесь собственные
домашние туфли. В своем воображении Сергей рисовал
приятные картины: как квартира Нежинской станет для него
вторым домом, а он сам превратится в необходимого Ма­
рии человека, с которым можно посоветоваться, поделиться
горем или вместе порадоваться, которому можно полно­
стью доверять и на которого можно рассчитывать в труд­
ную минуту. И тогда все остальные ”друзья” станут ей не
нужны, ибо женщине достаточно одного преданного и лю­
бящего мужчины. А ”гостевые” тапочки она выбросит.
Согреваемый такими размышлениями, Элефантов купил
комнатные туфли, но вытащить их из портфеля в послед­
нюю минуту постеснялся: в столь тонком вопросе иници­
атива должна была исходить от Нежинской. Но...
Похоже, что Мария и не помышляла об этом. Когда она
встречалась с ним, улыбалась, разговаривала, его не оста­
вляло болезненное чувство, что на его месте мог быть
любой другой, ничего бы не изменилось: те же обезличенно­
ласковые фразы, тот же внимательный, ничего не выража­
ющий взгляд, те же округло-вежливые благодарности в от­
вет на знаки внимания...
Внешне казалось, что все хорошо, нормально, но между
ними существовала какая-то стена. И только в минуты
близости стена растворялась. Мария принадлежала ему вся,
целиком и полностью. Исчезала тень отчужденности, холо­
док, бесследно пропадала горечь, постоянно сопутствующая
их отношениям.
Но когда все кончалось, между ними вновь постепенно
появлялась проклятая преграда, и вместе с тем возвраща­
лась мысль, что и в постели на его месте мог быть другой,
ничего бы не изменилось, и вела бы она себя с другим точно
так же. У него сразу портилось настроение, и съеденная
ложка меда начинала горчить и отдавать дегтем.

183
 Он мучительно размышлял, почему сила и искренность
его любви не вызывали у Марии такую же волну ответного
чувства. Не находя ответа, он начинал опять винить себя,
свою черствость и бестактность, проявленные тогда, три
года назад. Что сделано, того не вернешь. А Марию можно
понять: душевные травмы не затягиваются очень и очень
долго, и трудно сразу изменить отношение к тому, кто их
причинил. Но он не пожалеет усилий, чтобы убедить Ма­
шеньку: того, прежнего Элефантова, больше нет!

Однажды вечером они сидели на балконе.

— ...Да и вообще он был со странностями. Иногда его
накрывало: внешне вроде нормально, а на самом деле на­
пряжен, взвинчен, все внутри буквально дрожит. А я это
хорошо чувствовала. Даже к психиатру ходил, какие-то
таблетки принимал... Давай не будем об этом!
Мария всегда обтекаемо отвечала на вопросы о причи­
нах развода, уходила от разговоров о трагедии Нежинского.
Элефантов пожалел, что затронул запретную тему, и попы­
тался отвлечь Марию от неприятных воспоминаний.
— Смотри, какие звезды! Сюда бы телескоп... Может,
увидели бы марсианские каналы.
— А что это такое?
— Ну и темная ты, Маруська!
— Какая есть! — она своенравно поджала губы.
— Только не вздумай обижаться! — Сергей схватил ее
в охапку и, преодолевая шутливое сопротивление, прижался
лицом к теплой шее Марии.
Ночь он опять провел без сна, любуясь спящей Марией,
но утром чувствовал себя бодрым, сильным и отдохну­
вшим. До тех пор пока не увидел, как Мария, собираясь,
надела подаренный Астаховым браслет. Враз все измени­
лось. Улетучилось приподнятое настроение, навалилась сла­
бость, он сел на тахту и откинулся к стене — вялый,
разбитый бессонной ночью, удрученный нахлынувшими
мыслями.
Она не упоминала, даже намеком, о других мужчинах,
которые были в ее жизни. Больше того, держалась так, как
будто упрекнуть себя ей решительно не в чем.
— Представляешь, — пожаловалась как-то она, —
к Вальке пришли гости, — она показала пальчиком в сторо­
ну квартиры соседки, — а среди них оказались друзья
Нежинского. Так они стали жалеть его, а меня поносить:
дескать, я от него гуляла налево и направо. Представляешь?
Налево и направо!

184
 В голосе Марии было столько возмущения, что вздор­
ность порочащих ее небылиц казалась очевидной, и Сергей
сочувственно кивал головой, разделяя ее негодование, хотя
глубоко-глубоко, где под чувствами и эмоциями сохраня­
лась способность объективно мыслить, проскальзывало
удивление: как может Мария так искренне жаловаться на
несправедливость обвинений человеку, наверняка знающе­
му, что она, мягко говоря, не являлась образцом супружес­
кой верности? Ведь она изменяла мужу с ним, Элефан­
товым, и прекрасно знает, что ее отношения с Астаховым,
Спирькой, да и связь с Эдиком, которая, судя по всему,
возникла давно, еще в период замужества, не могут быть
для него тайной. То ли у нее короткая память и она дейст­
вительно верит в собственную непогрешимость, то ли разы­
грывает специально для него сцену оскорбленной невин­
ности. Оба объяснения не укладывались в облик той Марии,
которую Сергей любил, и он вообще выбросил из памяти
этот эпизод.
Но однажды Мария рассказала про свою стычку с на­
чальством и непрошеная мысль появилась снова.
— Вызывает меня Бездиков и говорит: ”Вы почему
отказываетесь работать по второй теме”? Ну, а я немного
сартистировала и отвечаю: ”Как же я могу по ней работать,
если меня не включили в список исполнителей?”
Непривычное слово ”сартистировала” резануло слух, но
в большей степени царапнуло душу. Вспомнился разговор
в больнице, после которого он решил быть с ней во всем
и всегда откровенным, и мимолетное подозрение в неиск­
ренности ее поведения.
Если такое словечко обыденно в ее лексиконе и привыч­
но употребляется в доверительных беседах с подружками...
Значит, она ”артистка”? Элефантов знал, что существует
категория женщин, у которых фальшивы смех и слезы,
взгляды и жесты, горячие слова и пылкие клятвы. Тогда она
сыграла блестящую роль, возможно, лучшую в жизни. Под­
ружки, наверное, обхохотались, слушая, как она обвела его
вокруг пальца!
В память врезался давний эпизод: они очередной раз
собирались в ”гости”, Мария позвонила мужу и озабочен­
но-деловым голосом сообщила: ”Меня посылают на завод,
так что приду попозже. Да, да... Ну, что делать — работа...”
Интонации передавали и огорчение, и вынужденную уступку
настоятельной необходимости, проскальзывала даже тон­
чайшая нотка желания как можно скорее разделаться с дела­
ми, чтобы быстрее оказаться дома, рядом с супругом.

185
 А Элефантов, оглаживая взглядом угловатое девчоночье
тело, которое меньше чем через час будет принадлежать
ему, задумчиво удивлялся: ”Ну и хитра, чертовка! А ведь
никогда не подумаешь!”
Тогда он не оценил эту хитрость: во-первых, она была
направлена не против него, а во-вторых, тогдашнее отноше­
ние к Марии не вызывало потребности или даже желания
анализировать руководящие ею побуждения или каким-ли­
бо иным путем проникать в ее внутренний мир.
— Да-а-а...
Вот и пойми ee! Настораживающие, пугающие черты
настолько тесно переплетались с вызывающими уважение
и нежность, что Сергей так и не мог разобраться, что же
представляет из себя Мария Нежинская.

Он съездил в командировку, и, хотя отсутствовал всего

неделю, Мария заметно отдалилась от него. Иногда оказы­
валось, что им не о чем говорить, и Сергей, многократно
извинившись, рассказывал привезенные анекдоты, большин­
ство из которых совсем не подходили для нежных ушек
Прекрасной Дамы. К его удивлению, Марию это ничуть не
шокировало, более того, многие она уже откуда-то знала.
Пытаясь вернуться к общему делу, Элефантов завел раз­
говор о науке, но выяснилось, что Мария не раскрывала
принесенных им книг.
— Знаешь, все некогда: то домашние дела, то с Игорь­
ком надо позаниматься. Да и чувствую себя неважно: голо­
вокружения донимают.
Это объяснение тоже не показалось убедительным, тем
более что Мария затеяла ремонт и тратила уйму сил и вре­
мени, чтобы добыть паркет, импортную плитку, необычную
сантехнику.
— Валечка, здравствуй! — радостно говорила она в те­
лефонную трубку, и Сергей удивлялся такой сердечности,
ибо Мария всегда была невысокого мнения о соседке, счита­
ла ее сплетницей и за глаза пренебрежительно называла
Валькой. — Я достала тебе чудесные сапоги. Да, да, шпиль­
ка, двенадцать сантиметров, Надька принесла. Что-что?
Австрийские. Да, две сотни. В общем принесу, посмотришь.
А как там мой вопрос? Сейчас запишу. Как зовут? Моло­
дой? Ха-ха-ха, постараюсь. Ну, всего доброго... Здравствуй­
те, это Алик? Я от Валентины Ивановны. Да, Прохоровой.
Вы мне поможете с чешским компактом? Я буду очень
признательна. Да, да. Ха-ха-ха. Ну, может быть. Так когда
подъезжать?

186
 Несколько раз приходила надменная Надежда Шеева из
универмага, обменивалась с Марией какими-то свертками,
обещала достать шкурки на шубу.
— Натуральная спекулянтка, — сказал Сергей. — От нее
потом несет, даже французские духи не забивают...
— Много ты понимаешь, — отмахнулась Мария. —
Очень деловая женщина.
Элефантов давно чувствовал, что интересы Марии лежат
в чуждой для него сфере. Он никак не мог понять, чем
салатный или голубой унитаз лучше обычного и стоит ли он
таких усилий.
Дела захватили Нежинскую целиком. Алик достал, нако­
нец, голубой унитаз и раковину для ванной, Толян — фар­
форовые краны и какой-то необычный душ, неизвестный
Саша — паркет. Эдик Хлыстунов и Толян перевозили все
это на квартиру Нежинской, Виктор монтировал.
Сергей оказался вне круга ее дел и интересов. Она его ни
о чем не просила, хотя он был бы рад выполнить ее просьбу.
Впрочем, он не умел ничего доставать и даже не знал, где
водятся импортные унитазы, паркет и тому подобное добро.
Мария это прекрасно понимала.
Зато Хлыстунов проявил способности незаурядного сна­
бженца. То он принес образцы немецких моющихся обоев,
то нашел человека, имеющего выходы на розовый кафель,
потом договорился насчет уникальной газовой плиты. Сло­
вом, незаменимый, очень полезный и практичный друг.
Теперь Эдик заходил к Марии почти каждый день, ждал ее
после работы на своем ”Москвиче”, несколько раз она
уезжала с Толяном.
Все эти Алики, Эдики, Толяны, Саши и Викторы роились
вокруг Марии, как мошкара вокруг яркой лампы, наперебой
выполняя ее желания: договориться, достать, обеспечить,
привезти. Вряд ли можно было предположить, что эта
прожженная публика просто так, бескорыстно, оказывала ей
всевозможные услуги, не ожидая ничего взамен.
Ну, Эдик понятно, но остальные... Глядя, как мило
обращается Мария со всей этой братией, Элефантов вспо­
минал слова Спирьки о товаре, которым она расплачивает­
ся за услуги, и ему хотелось кричать. Разве она не понимает,
как могут истолковать эти прохвосты ее любезность? А если
понимает, почему так держится с ними?
Душа у него все время болела, он тосковал, не находя
ответа на мучающие вопросы. Тугой узел проблем следо­
вало решать радикальным способом. Так будет правильно
и честно.

187
 — Выходи за меня замуж.
Он ожидал любой реакции, но не такой. Мария просто
пренебрежительно скривилась.
— Ответь, почему?
— Да потому! У тебя хорошая семья, любимый сын.
О тебе заботятся и, к слову, лучше, чем это делала бы я...
Разрушать все? Ради чего? Ведь нечто необыкновенное у нас
будет недолго, от силы год. А потом — все то же самое.
Мария не была мудрее его и не сказала ничего нового.
Обо всем этом он думал и сам. Но она рассуждала трезво,
отстраненно, чего он делать не мог.
— Пусть только год, я согласен...
— Согласен? — раздраженно перебила она. — А о Гали­
не и Кирилле ты подумал? Она отдала тебе лучшие годы
жизни, родила сына, а теперь ты хочешь бросить ее? Раз­
рушить семью? Ведь семья — это самое главное, что есть
у человека!
— Постой, постой, — на этот раз он осмелился не
оставлять без внимания неоднократно подмечаемое проти­
воречие между словами Марии и ее поступками. — От тебя,
мягко говоря, странно слышать панегирики в защиту семьи!
Ты же сама развелась с мужем! И по своей инициативе!
Мария запнулась, как плохо подготовленный оратор при
неожиданном вопросе, и Элефантов испугался собственной
дерзости: никогда раньше он ей не перечил.
— Да, я разошлась с мужем и живу одна, и мне это
нравится! — она быстро оправилась, и теперь в голосе
слышалась злость. — Но я не ставила развод в зависимость
от каких-нибудь причин. И не спрашивала ни у кого пред­
варительного согласия на замужество! А ты это делаешь!
Элефантов смутился, почувствовал себя уличенным
в чем-то предосудительном, недостойном, хотя, на его
взгляд, ничего предосудительного или недостойного не сде­
лал. А в мозгу раскаленным гвоздем торчала в запале
вырвавшаяся у Марии фраза: ”Я живу одна, и мне это
нравится!”
Впервые пришла ужасная мысль, что она вовсе не жен­
щина с несложившейся судьбой, напротив, она выбрала ту
судьбу, которая ей больше подходит. Представления о Не­
жинской как о матери, в одиночку поднимающей ребенка,
развеялись, еще когда он поближе познакомился с ее бытом.
Игорек, о котором она много говорила, жил с Варварой
Петровной сам по себе, лишь изредка на выходные Мария
брала его погостить. Все остальное время она была свобод­
на от семейных обязательств и тех ограничений, которые

188
неизбежно связаны с замужеством. ”Свободная женщина!”
Когда-то он считал это позорящим ярлыком. И это, оказы­
вается, ее вполне устраивало! Как же так?
От растерянности и недоумения у Элефантова перехва­
тило горло. Как же так? Совершенное только что открытие
перечеркивало облик Марии. Значит, в его логические по­
строения вкралась какая-то ошибка. Но какая? Он искал ее
и не находил, спорил сам с собой, и все это вовсе не
способствовало душевному покою.

Домой он приходил рассеянным и раздраженным, Гали­

на ничего не спрашивала, обходясь с ним бережно и осторо­
жно, как с тяжелобольным. Они прожили почти десять лет.
Она работала медсестрой и втайне стыдилась своего средне­
го образования, тушевалась в компаниях, по натуре была
домоседкой. Но Элефантов не знал, что такое обед в столо­
вой, никогда не пришивал себе пуговиц, не носил мятых
брюк. Они жили ”как люди”, и среди тысяч опутанных
обыденностью семей могли даже служить эталоном, потому
что не ссорились из-за денег, не кричали друг на друга
противными голосами, не обзывались бранными словами.
Словом, так жить было можно. И если бы не появилась
Мария, Элефантов не ощутил бы пресности и скуки своей
семейной жизни. Наступил день, когда он объяснился с Га­
линой. Дескать, она хорошая жена и прекрасный человек,
но, к сожалению, любовь прошла, и семейная жизнь начала
его тяготить. Он пытался бороться, но с этим ничего не
поделаешь. Так что...
Высказавшись, он вышел на балкон и закурил, ощущая
себя предателем. Галина весь вечер тихо плакала в спальне,
потом пошла к матери, а на другой день, вернувшись с ра­
боты, он обнаружил, что ее и Кирилла вещи исчезли. Квар­
тира сразу опустела, и Элефантов почувствовал себя осиро­
тевшим.
”Ничего, — стиснул зубы Сергей. — По крайней мере,
так честнее”.
Мария и ухом не повела, когда он рассказал о случив­
шемся, как будто его личная жизнь не имела к ней ни
малейшего отношения. Она была целиком поглощена сво­
ими новыми заботами. Толян принес ярко иллюстрирован­
ный западногерманский каталог ”Квартирные интерьеры”,

189
и она с упоением подробнейшим образом изучала его.
У Элефантова мелькнула мысль, что если бы она так же
самозабвенно занималась теорией передачи информации, то
достигла бы значительных успехов. А если бы уделяла
столько времени чтению, то перечитала бы все книги из
своей библиотеки.
Увы... За последние годы она прочла только несколько
повестей, да и то таких, которые пользовались шумной
популярностью у играющих в интеллектуалов обывателей.
Читала очень медленно, как второклассница — сказывалось
отсутствие навыка. Суждения ее о книгах и кинофильмах
были несамостоятельными, поверхностными, чтобы не ска­
зать примитивными. Все это ей снисходительно прощалось:
мол, что взять с красивой женщины!
Влюбленный Элефантов собирался подтянуть ее до свое­
го уровня, подбирал книги любимых авторов, представлял,
как они станут обсуждать их, надеялся, что сможет сфор­
мировать у нее собственную позицию.
Но у Марии находились сотни причин, мешающих выпо­
лнять намеченную программу. В ее объяснениях все свобод­
ное время тратилось на хозяйственные заботы и воспитание
ребенка. Однако Элефантов видел, на что у нее уходили
часы, а то и целые дни.
Съездить в дальний конец города к Шеевой посмотреть
шкурки для дубленки, потом по рекомендациям искать хо­
рошего скорняка, договариваться с ним, записываться в оче­
редь. Постепенно Элефантов понял, что эти дела никогда не
кончатся, на смену одним придут другие, отнимая у Марии
силы и время. Бег в беличьем колесе? Но можно ли осуж­
дать женщину за то, что она хочет быть элегантной? Жизнь
есть жизнь, она молода и вынуждена сама заботиться о се­
бе. Неужто было бы лучше, если бы она просиживала над
книжками и одевалась в то вторсырье, которым завалены
промтоварные магазины? Элефантов представил, как вы­
глядела бы Мария в платьях, туфлях и пальто, купленных
в свободной продаже. Нет, сказать такое мог только самый
отъявленный ханжа. И все же... Есть немало женщин, успеш­
но сочетающих природную тягу к красивым нарядам с заня­
тием настоящим делом! Может быть, и Мария научится
совмещать?
Поэтому он обрадовался, увидев у нее только что куп­
ленный томик Грина.
— Десять рублей отдала. Пусть лежит для Игорька.
Элефантов был противником покупок у спекулянтов.
Хотя, с другой стороны, где еще взять хорошую книгу? Вот

190
только прочтет ли ее Игорек? Достать книжку легче, чем
прививать интерес к чтению. А кто занимается воспитанием
парня? Бабушка знает одно: накормить и напоить. Приходя­
щая мама? Она больше говорит, чем делает. Многочислен­
ные дяди, играющие с ним, как с котенком? Впрочем, это
уже другая тема.
— Дашь почитать? — Элефантов провел рукой по об­
ложке. Феерическая фантазия Грина увлекала его с детских
лет.
— Конечно.
— Кстати, ты знаешь, что Грин никогда не путеше­
ствовал?
— Знаю. Он был пьяницей, работал в порту, ничего не
видел... Выдумывал и писал...
Такая уничижительная оценка великого романтика сразу
отбила охоту продолжать разговор. Но книжку он взял.
Сергей уже понял всю бесплодность своих мечтаний.
Нежинскую не интересовало то, что по его представлениям,
должно было интересовать. В этом заключалась горькая
правда. Точнее, ее половина. А вторая половина была еще
более горькой: он сам тоже не очень-то интересовал Марию.
Сославшись на дела, она отказывалась провести с ним
выходные, а в субботу он видел ее в машине Хлыстунова.
В воскресенье он искал ее целый день, на стук никто не
отозвался, номер Варвары Петровны долго не отвечал,
потом трубку взял Игорек и ответил, что мамы дома нет
и когда придет — он не знает. Голос у ребенка был печаль­
ным, Элефантова он называл дядей Валей.
Где она? С кем? Эти вопросы грызли Элефантова, не
давали ему работать, читать, отдыхать, спать. Он чувство­
вал себя больным.
В понедельник Мария долго беседовала с Эдиком по
телефону, он что-то предлагал, она соглашалась. После
работы Сергей пошел ее проводить, пригласил в кино, но
она ответила, что спешит к Игорьку.
”Почему так?” — недоумевал Элефантов.
”Да потому, что ты отъявленный собственник и гордец.
Ты презираешь Спирьку и Эдика, считаешь себя выше их,
а почему собственно? Они добрые, отзывчивые, покладис­
тые ребята, они помогают Марии, не претендуя на монопо­
лию в чувствах. Ей с ними легче и проще, чем с тобой,
недаром она поддерживает с ними ровные отношения уже
много лет. А ты вспыхнул как порох и требуешь исключи­
тельного внимания, такой же пылкой, как сжигающая тебя,
страсти! Ты нетерпим, неуступчив и к тому же семейный,

191
любые отношения с тобой создают женщине репутацию
разрушительницы семейного очага! Что, съел?”
Невидимый собеседник был желчным, беспощадным
и злым. Но был ли он правым?

Настала пора сдачи годового отчета. Мария неожиданно

подобрела, благосклонно разговаривала с Сергеем и даже
согласилась заглянуть вечером в гости.
Элефантов от радости подпрыгнул на стуле. Сейчас ему
казалось, что все недавние сомнения не стоят выеденного
яйца.
Он с трудом дождался условленного времени, после
работы томился, ожидая звонка в дверь. Мария запаздыва­
ла. С улицы донесся замысловатый автомобильный сигнал:
фа-фау-фау! Он вышел на балкон. Мария переходила улицу,
а на противоположной стороне стояла украшенная разными
побрякушками ”Лада”, шофер которой — молодой усатый
парень — высунулся в окно и пытался привлечь ее внимание
не только фасонистым сигналом, но и гортанными криками.
Мария не реагировала, и ”Лада” тронулась с места.
— Чего же ты опаздываешь, я заждался, — он поцеловал
Марию в гладкую пахучую щеку.
— Спиря увязался. Шел до самого дома. Там я с ним
попрощалась, подождала немного — и в машину.
— Вот в эту?
Элефантов кивнул в окно.
Мария захохотала.
— Нет. Из одной вышла, а другая уже тормозит. С со­
бой звали.
Если Мария приехала в автомобиле, то только в этом —
никакой другой машины поблизости не было. Но уточнять
ничего не хотелось, и несоответствие между тем, что гово­
рила Нежинская, и тем, что видел сам Сергей, прибавилось
ко многим неясностям, не дающим ему покоя в последнее
время.
Едва разомкнулись объятия, Мария заспешила.
— Оставайся у меня.
— Не могу, обещала маме прийти. И так задерживаюсь,
надо позвонить.
Она забралась на письменный стол, положив ноги на
подлокотники кресла, и придвинула телефонный аппарат.
Изнывающий от нежности Сергей гладил узкие ступни,
хотел перецеловать пальцы, но постеснялся. И тут же под­
умал, что если бы Мария полностью отвечала взаимностью,
он не боялся бы уронить себя в ее глазах таким проявлением

192
чувств. Нет, не все у них гладко, далеко не все. И именно
предчувствие близкой потери обостряет любовь и делает ее
такой мучительной.
— Мам, здравствуй! Да, да, сейчас приду. Да так получи­
лось, задержалась. Из автомата, да, около дома...
Сергей любовался ее телом, маленькой аккуратной го­
ловкой, миндалевидными ноготками, покрытыми темно-
бордовым лаком, но его второе ”я” бесстрастно отметило,
что врет она умело — и интонации и выражение лица были
абсолютно правдивыми. Однако ко лжи она прибегла ради
него, поэтому осуждать ее он не мог.
— Знаешь, что я тебе хотела сказать, — одевшись,
Мария села рядом, но смотрела куда-то в сторону. — Ты
должен быть спокойней.
Она сделала паузу, но он молчал, ожидая продолжения.
— Ты все время смотришь на меня, ходишь по пятам,
ревнуешь. Так нельзя! Это привлекает внимание и вообще...
Надо держать себя в руках...
Второе ”я” Элефантова подсказало: ”Уж она-то умеет
держать себя в руках! Разговаривает с тобой, Спирькой,
Эдиком, Астаховым, как с посторонними. Ни один мускул
на лице не дрогнет! Артистка!”
Сергей не собирался выяснять отношения и не был готов
к этому. Единственное, что он смог ответить после рас­
судительной и в общем-то правильной тирады Марии, про­
звучало как детский лепет:
— Но я же люблю тебя!
— Ну и люби себе на здоровье! Кто тебе мешает?
”Она говорит так, как будто это касается тебя одного!”
— Но любовь порождает ревность и все остальное...
Мария тряхнула головой, и в этом движении чувствова­
лась некоторая раздражительность.
— Да что ты заладил про ревность! Смотри, какой
Отелло! Держи себя в руках! Вот Валентин, — голос ее
приобрел явную назидательность, — ведь он не изменил
своего отношения ко мне. Понимаешь? Не изменил.
”К чему она клонит?” Но задумываться над мелькну­
вшим вопросом он не стал. Раз она сама заговорила
о Спирьке...
— Кстати, Машенька, давно хотел тебя спросить... —
Она выгнула бровь. — Однажды Спирька рассказывал, что
вы с ним пили коньяк у тебя в номере...
— Ну и что? — Мария смотрела с вызовом, холодно
и презрительно. — Да, я могу выпить с мужчиной в номере
гостиницы. И что из этого следует?

7 Вопреки закону 193

 Следует из этого обычно то, о чем взахлеб рассказывают
любители похвастать пикантными похождениями, что об­
суждают и смакуют всякие грязные типы и на что, не без
умысла, расчетливо намекнул сам Спирька, чтобы вывести
его из себя.
Мария почувствовала — вопрос получился риторичес­
ким.
— Ты ведь знаешь, что я выпиваю очень умеренно
и никогда не теряю контроля над собой. Даже если выпито
много, это не значит, что пили поровну...
Спирька уверял — именно поровну. Да какое значение
имеют детали! Кто сколько выпил — велика важность! Дело
не в частностях, о которых она говорит, а в главном, что
обходит молчанием. Хотя и намекнула, мол, может позво­
лять вольности, обычно расцениваемые как предосудитель­
ные, но это ничего не значит: в последний миг она превра­
щается в неприступную крепость! В тот самый миг, когда
свидетелей такому удивительному превращению уже не бы­
вает...
— И вообще, — Мария перешла в атаку. — Я тебе уже
говорила насчет отношений с Валентином! Сейчас я повто­
рялась! Надеюсь, ты удовлетворен? Или хочешь обсудить
кого-либо еще? Давай! Кто же следующий?
Неприкрытая враждебность тона испугала Элефантова.
Копаясь в прошлом, он может только озлобить Марию
и потерять ее совсем.
— Да нет, ты меня не так поняла, — жалко залепетал он
опять. — Я никого не хочу обсуждать и не хочу раздражать
тебя... — Он оправдывался, и в глубине души это было ему
противно.

Назавтра Элефантов опять уехал в Москву. Его вопрос

стоял последним в повестке дня Ученого совета.
Председатель кратко доложил суть дела, охарактеризо­
вал предложение Элефантова как новое и представляющее
несомненный интерес, суммируя мнения членов Совета,
предложил доработать представленный материал, в частно­
сти, показать практические возможности внечувственной пе­
редачи информации, после чего на следующем заседании
Совет даст рекомендацию включить тему в план их ин­
ститута. Другие мнения есть? Других мнений не было.

194
 На улицу Элефантов вышел в хорошем настроении
и сразу столкнулся с Борей Никифоровым, своим бывшим
завлабом, с которым он продолжал поддерживать добрые
отношения.
— Пробил-таки тему? Молодец! — обычно флегматич­
ный Никифоров был оживлен. — А я закрепляю тему
докторской. Надо же, встретились за тридевять земель.
Пойдем пообедаем?
Элефантов согласно кивнул.
— Хочешь кваску? — спросил Никифоров.
На углу вилась к квасной цистерне огромная очередь.
— Тут человек девяносто, не меньше!
— Ничего, движется быстро.
— Пошли, пошли, — Элефантов потащил Никифорова
за собой. Тот рассмеялся.
— Я и не думал становиться. Это был тест. Вот объясни:
почему ты ушел? Ты же хочешь пить?
— Ну и что? Потратить сорок минут из-за кружки кваса?
Да дело не только во времени. Изнывать, томиться, смот­
реть на потные физиономии вокруг... ”Кто последний? Нет,
я за этим мужчиной... Вы здесь не стояли!” Да лучше
перетерпеть!
— Прекрасно, прекрасно, — Никифоров сиял от удово­
льствия. — Но люди-то стоят! Почему?
— Не знаю. Наверное, меньше ценят свое время. Или
больше хотят пить.
— Вот тут ты не прав. Сам же сказал, дело не только во
времени. И умирающих от жажды здесь нет — любой
может потерпеть часок. В чем же загвоздка?
Элефантов пожал плечами.
— В разном отношении к своим желаниям, прихотям,
потребностям! Эта очередь — только модель. Миниатюр­
ная, но исправно действующая и достаточно наглядная.
Тебе неприятно целый час изнывать на жаре, и ты уходишь,
а есть люди, которые очень заботятся о каждом, даже
самом маленьком своем желании. И удовлетворяют их, не
считаясь ни с чем! Живоглоты! — Никифоров оживленно
жестикулировал, так что Элефантов отошел на полшага
в сторону. — И рассуждают живоглоты совершенно иначе.
Когда пить хочется, подумаешь — потерять полчаса-час!
Зато возьму уже не одну маленькую кружечку, а две боль­
ших и напьюсь от пуза. А значит, не зря стоял! Улавлива­
ешь? Они каждый раз собирают все силы и бьют в одну
точку. И достигают цели! Кстати, зачастую за наш с тобой
счет!

195
 — Вот даже как? — удивился Сергей. — Это уж ты
загнул!
— Вовсе нет! Ты же ушел? Значит, очередь на одного
человека короче! И я ушел. На двух! А сколько еще прошло
мимо тех, кому лучше потерпеть, чем в толпе толкаться?
Соображаешь? — Никифоров сделал короткую паузу, пере­
водя дух. — Ты сколько раз отдыхал по профсоюзным
путевкам? Ни разу? Мол, чего там, и так обойдусь! А ведь
наверняка есть у вас в конторе человечек, который через год
да каждый год ездит! Есть ведь?
— Есть, — кивнул Элефантов.
— А приглядись для интереса к очереди, — продолжал
Никифоров. — Один стоит и ждет, настырно, терпеливо,
только с ноги на ногу переминается да пот утирает. Другой
ловчит: вроде бы прохаживается от нечего делать, а сам
норовит вперед пролезть, хоть несколько человек обойти. —
Никифоров сделал паузу. — Лица у всех какие-то, — он
пощелкал пальцами, подбирая нужное слово. — Невырази­
тельные, что ли...
— Да уж... Одухотворения на них не увидишь. Занятие-
то мало способствующее самоуважению. И удовлетворения
не приносит.
— На твой взгляд. И на мой тоже. Действительно, силы
распыляются, дробятся, и цели достигаются только мелкие,
сиюминутные. Но сами-то они этого не понимают! Урвал
путевку, приобрел ковер, достал цветной телевизор лучшей
марки, выбил квартиру — и рад!
— Гм... Квартира, по-твоему, тоже мелочь?
— Смотря с чем сравнивать. По их масштабам — собы­
тие грандиозное, главное в жизни. А Карпухин уже доцен­
том был, докторскую писал, а жил в коммуналке. Только
недавно трехкомнатную получил. Ну, новый дом, как обыч­
но: обои отваливаются, плинтусы отходят, в рамах щели,
кухня — темно-синей масляной краской выкрашена, как
общественный туалет. Жена жалуется: надо ремонт делать,
а ему не до того — то монографию заканчивает, то рецензи­
ями завален, то с аспирантами возится. Так и живут.
— За научными материями забывать о делах мирских
тоже не годится. А то вся наша ученая братия будет в лох­
мотьях ходить да в винных бочках спать.
Полгода назад Элефантов бы этого не сказал. А сейчас
пытался оправдать повышенную активность Марии по бла­
гоустройству своего жилья, чтобы не относить ее к обидной
категории живоглотов, давящих друг друга в очереди за
квасом. Впрочем, она не стала бы стоять в очереди. И тер­

196
петь жажду не стала тоже. Элефантов совершенно точно
знал, как бы она поступила. Нашла бы знакомых, стоящих
у самого прилавка. Или познакомилась бы с продавцом. На
худой конец, послала бы Спирьку, тот исправно выстоит
сколько нужно и принесет ей кружку на блюдечке. Могла
попросить Эдика или Толяна — те привезли бы по целой
цистерне. А если бы очень захотела, нашла бы среди своих
друзей такого, который может пригнать полную цистерну
прямо к ее дому. Да, именно так привыкла она решать все
проблемы. Но...
— Все правильно, старик, кто спорит! — Никифоров
говорил по-прежнему с жаром, увлеченно. — Но дело в про­
порциях — сколько приходится на духовное и сколько на
материальное. Вот я на тот год во Францию по научному
обмену еду. Буду читать лекции, заработок приличный,
валюты — завались. Некоторые завидуют — оденешься во
все фирменное, ковров накупишь, сервизов, а может, и авто­
мобиль привезешь! Да разве в этом дело? Ну, куплю я,
конечно, дубленку эту проклятую, пиджак кожаный, джинсы
и другого говна наберу, но разве я из-за этого еду? Мне надо
в ихнем котле повариться, литературу перекопать, с ведущи­
ми физиками пообщаться, материала для докторской под­
набрать! Да еще хочу погулять, по кафе, бистро, ресторан­
чикам пошляться! Это же интересно, старик! И впечатлений
— на всю жизнь! А у меня от хороших впечатлений вдох­
новение появляется, идеи новые приходят, мысли кипят,
работа сама идет! Может, привезу болванку диссертации!
— Смотри, если будешь во всеуслышанье кричать о сво­
их намерениях ходить по парижским ресторанам, то мо­
жешь дальше Тулы не уехать, — мрачно пошутил Элефан­
тов.
Никифоров криво усмехнулся.
— Пару лет назад доцент Парненко вернулся из ФРГ.
Нигде не был, ничего не видел, дом — лаборатория, лабора­
тория — дом. В кино ни разу не сходил, лишней чашки кофе
не выпил. Аскет, да и только. На четырнадцать килограм­
мов похудел! Зато навез десять чемоданов шмотья да ”Вол­
гу” на чеки взял. Теперь отъелся опять и важный — не
подступись, даже с Карпухиным свысока разговаривает.
А научный результат загранкомандировки — ноль! Вот
кого надо было в Тулу посылать!
Они, наконец, добрались до маленькой шашлычной
в старом покосившемся доме. Темноватый зал был почти
полон, но заказ официантка приняла быстро, быстро прине­
сла закуску, графинчик водки и бутылку ”Цинандали”.

197
 — Что-то ты поскучнел, старик, — сказал Никифоров. —
В чем дело?
— Тебе не кажется, что жизнь устроена несправедливо?
— спросил Элефантов. Водка быстро ударила в голову, и он
сразу захмелел.
— Бывает, — крякнул Никифоров. — С чего это ты?
— Твоя теория насчет квасной очереди навела меня на
мысль: а ведь настырные, не отличающиеся щепетильно­
стью люди находятся в лучшем положении, чем скромные
и застенчивые.
На самом деле эта мысль периодически мучила Элефан­
това, и сейчас она появилась тоже не без причины. Но
раскрывать ее Сергей не хотел и предпочел сослаться на
теорию Никифорова.
— Почему?
Никифоров наколол на вилку маслину и вопросительно
посмотрел на собеседника.
— Да потому, например, что могут большего добиться.
— Чушь.
Никифоров аккуратно съел маслину и положил косточку
на край тарелки.
— Настырность и бесстыжесть не заменят ума, способ­
ностей, таланта.
— Я опять не о том. Возьмем, например, успех у жен­
щин...
— О да! — Борис рассмеялся. — Тут, как говорится,
нахальство — второе счастье. Но... — Он съел еще маслину.
— Но тоже с оговорками. Женщины есть разные. И та,
о которой стоит говорить, не подпустит к себе нахала
и проходимца на пушечный выстрел.
Элефантов тоже всегда так думал. Но теперь он любил
женщину, которая постоянно общалась с проходимцами, не
считая их таковыми. И поскольку сам он не мог объяснить,
чем это вызвано, пытался получить ответ у свежего, незаин­
тересованного и умного человека.
— Не скажи. На лбу у такой публики ничего не написано,
а маскироваться умеют отлично. Забьют баки — будь здо­
ров!
— Ты рассуждаешь абстрактно? — проницательно по­
смотрел на него Никифоров.
— А что?
— Да то, что когда говоришь о женщинах вообще — это
одно, а если при этом имеешь в виду определенную — жену,
сестру, любовницу или кого-то там еще — то совсем другое.
— Никифоров ожидал ответа, но Сергей заговорил о своем:

198
 — Помнишь, в детстве в Опанаса играли? Глаза завяза­
ны — и хватай кого сумеешь. У меня сосед был — Колька,
лет на пять постарше, так вот его я никогда поймать не мог.
По всей комнате тычусь, под стол, на шкаф, нигде нету.
Расспрашиваю — он смеется: ”фокус”, — говорит. — Эле-
фантов помолчал, приложился к почти пустой рюмке. —
Недавно встретил его, посидели, выпили, он и вспомнил:
”Помнишь, как я тебя, маленького, дурил? Выйду на балкон
и смотрю, как ты корячишься. Ну и умора! Неужто не
догадывался?”. — Никифоров грустно усмехнулся и нако­
лол очередную маслину. — А я и вправду не догадывался.
Не потому, что совсем дурак, просто балкон — запретная
зона, у меня и в мыслях не было, что он туда пойдет... Ну,
да это так, к слову.
Элефантов замолчал, конец обеда оказался скомканным.

Сергей вернулся из командировки в субботу, в середине

дня. Несколько минут размышлял, куда ехать. Собственно,
такого вопроса перед ним не стояло: конечно, к Марии! Но
он боялся появляться у нее без предупреждения, чувствуя,
что то горькое и стыдное, что вплеталось в их отношения
и на что он старательно закрывал глаза, может проявиться
при неожиданном визите.
Правда, однажды он спросил у нее, вкладывая в ин­
тонацию особый смысл:
— Я могу приходить к тебе без приглашения?
— Ну... меня трудно застать дома...
— Неважно. Могу или нет?
— Конечно.
Она ответила так, будто не существовало никакого скры­
того смысла в этих вопросах и ответах, словно в их отноше­
ниях не было двойного дна. И он не поверил в искренность
ответа, ни к чему ее не обязывающего, так как запертая
изнутри дверь гораздо надежнее скрывает от глаз незваного
гостя то, что ему не следует видеть, чем словесный запрет.
Но не поверила одна, рассудочная половина его ”я”, а дру­
гая, чувственная, возликовала: ведь если не очень задумы­
ваться, то именно так и должна ответить Мария. Он рассер­
дился на себя за эту радость и никогда не пользовался
предоставленным ему правом.
— Ладно! Почему надо предполагать что-то нехорошее?

199
 На этот раз он поднялся в лифте и, в напряжении выйдя
на площадку, увидел, что дверь в квартиру Нежинской
распахнута настежь. В недоумении он замешкался.
— Руки вверх!
Мария с красным пластиковым ведром стояла у него за
спиной и широко улыбалась. Понятно: выбрасывала мусор.
В домашнем халатике, без грима, с веником в руках, она
казалась совсем девчонкой, помогающей матери по хозяй­
ству.
— С приездом! Ты чего молчишь?
— Ты одна?
— Конечно! — ее голос звучал так, будто иначе и быть
не могло. У него отлегло от сердца.
— Проходи, раздевайся. Как съездил?
Она была приветлива, доброжелательна, и ему стало
стыдно за свои сомнения. Похоже, что Мария рада ему,
значит, соскучилась, значит... Сергей поцеловал ее, она от­
ветила, но вдруг высвободилась.
— Не надо.
— Почему? Что случилось?
— Да то, что я не терплю, когда сразу берут быка за
рога!
— О чем ты говоришь, Машенька? Какого быка? Я люб­
лю тебя, я очень скучал, я хочу...
— Посмотри на себя, у тебя на лице написано, чего ты
хочешь!
Это было обидно и несправедливо, Элефантов отчетливо
почувствовал, что она лжет и раздраженность в голосе —
попытка как-то замаскировать ложь. Между ними вползло
нечто скользкое и постыдное, он сразу подумал, что Мария
встает очень рано и с утра занимается уборкой, а сегодня
обычный распорядок нарушен и это нарушение как-то связа­
но с ее ложью и неестественным поведением. У Элефантова
задрожали губы. Он чувствовал себя, как ребенок, потянув­
шийся к близкому человеку за лаской, а вместо нее получи­
вший пощечину.
— Я должна собираться, меня Игорек уже заждался.
— Собирайся, я зашел на минутку повидаться.
Ему удалось совладать с собой, голос звучал ровно, и он
постарался, чтобы фраза получилась небрежной: дескать,
забежал мимоходом, и то, что она уходит, его вовсе не
огорчает.
Как неприкаянный, он прошелся по коридору, заглянул
зачем-то на кухню, выкурил сигарету на балконе и вернулся
в комнату.

200
 Мария сидела перед зеркалом, уверенно манипулируя
затейливыми флакончиками, замысловатой формы коро­
бочками, разноцветными тюбиками. Все яркое, красочное,
с вытисненными золотом названиями известных европейс­
ких фирм. Руки ее так и летали — штрих, черточка, мазок,
точка...
Элефантов никогда бы не подумал, что она употребляет
краски не меньше, чем вульгарно размалеванные девицы.
Напротив, чистое гладкое личико убеждало каждого, что
она совсем не прибегает к косметическим уловкам. Вот что
значит вкус. И умение скрывать свои секреты. И то и другое
у Марии несомненно имелось.
Раз, два, три... Не глядя, как хирург инструменты, она
безошибочно выбирала то тонюсенькую кисточку, то кро­
хотный карандашик, то пушистый тампончик. Движения
быстрые, точные, расчетливые.
Спирька утверждал, что она чрезвычайно расчетлива
и практична. Элефантов был уверен в обратном, но ему все
чаще приходилось убеждаться: тот болтает не зря и знает
Марию гораздо лучше. Ведь сдружилась она с Толяном,
имеющим выходы на импортную мебель, именно с началом
ремонта! Совпадение? Но тогда же появился Алик, Саша,
Виктор — сантехника, паркет, монтажные работы. И вооб­
ще, у нее не было бесполезных друзей, каких-нибудь роман­
тических мечтателей или мечтательных романтиков. Все
они обладали связями и какими-то возможностями. Вот
разве что он сам...
Хотя... Эта мысль раньше не приходила в голову, и сей­
час он даже вздрогнул. Ведь когда они начинали вместе
работать, он заведовал сектором, был ее непосредственным
руководителем! Конечно, невеликий начальник, но всегда
мог прикрыть опоздание или неуважительную отлучку, вы­
полнить часть ее работы, представить в выгодном свете
перед завлабом и руководством института. Кстати, он и де­
лал все это, а значит, тоже был полезен. Неужели... Сейчас
он уже не являлся начальником, к тому же прошлого хвата­
ло, чтобы относиться к Марии не так, как к другим, помо­
гать с расчетами, когда она не укладывалась в срок. Значит,
ей не было необходимости пускать к себе в постель. До тех
пор пока он не подал идею насчет диссертации...
Черт побери! Это не совпадение — это продуманная
линия поведения, образ жизни, круто замешенный на лич­
ной выгоде! Проклятый Спирька кругом прав! ”А впрочем,
так даже лучше, — мелькнула подленькая мысль. — Если
Мария действительно настолько расчетлива, то она будет

201
двумя руками держаться за меня! Ведь то, что я могу для
нее сделать, не идет в сравнение с импортным унитазом!”
Мыслишка, что и говорить, недостойная. Плевать! Лишь
бы Мария была с ним! Цель оправдывает средства? Раньше
он так не думал. Изменился? И не только в этом. Он стал
другим в тот момент, когда Мария заявила, что не может
принадлежать только ему. Этим она перечеркнула образ
Прекрасной Дамы, а он сделал вид, будто ничего не заме­
тил. Один компромисс рождает второй, третий... Новый
Элефантов мирился с унизительной неопределенностью
своего положения и докатился до того, что готов вместо
любви довольствоваться расчетливостью! И самое главное
— он прекрасно понимал все это, как понимает очнувшийся
после наркоза хирургический больной, что ему ампутиро­
вали ногу. Но боль заглушена морфием, и в одурманенном
сознании еще теплится надежда, что это только страшный
дурной сон, проснувшись, он окажется здоровым, и обе
ноги, конечно, будут на месте... И ему только и остается
пестовать сомнительную надежду — ведь больше он ничего
сделать не в состоянии...
Мария тщательно красила губы. Сначала темно-корич­
невой помадой, потом малиновой с перламутровым отли­
вом.
Элефантов почему-то вспомнил, как три года назад во
время очередного свидания попросил ее вытереть губы: ”А
то явлюсь домой разрисованным”, а она, хладнокровно
посмотревшись в зеркальце, спокойно сказала: ”Ерунда, еще
пара поцелуев — и все сотрется”.
— Ну вот и все, я готова.
Лицо Марии неуловимо изменилось, вначале он не мог
понять отчего, но потом взгляд зацепился за одну мелочь:
у нее были нечетко очерченные губы, и это ее нисколько не
портило, но сейчас помада, скрыв незначительный промах
природы, добавила ее внешности микроскопический плюс.
Мария хорошо знала цену детали — десятки таких крохот­
ных плюсиков, складываясь воедино, давали явный эффект.
Она подошла совсем близко и смотрела в упор, как бы
пытаясь разглядеть отражение своих усилий, но ничего не
спрашивала, она вообще никогда не интересовалась мнени­
ем окружающих о себе. Или делала вид, что не интересует­
ся.
— Ты просто красавица! Красивее тебя в городе нет
женщины!
— Есть, есть, — снисходительно проговорила Мария,
явно довольная произведенным впечатлением.

202
 — Для меня нет...
Она так же снисходительно махнула рукой, и Элефантов
совершенно ясно понял, что хотя ей и приятно его восхище­
ние, но глубоко не затрагивает и что это не для него она так
старательно делала макияж, не для него надела новую
кофточку с каплевидным вырезом и бюстгальтер, поднима­
ющий грудь. Она стояла рядом — ослепительно красивая,
нарядная, любезно улыбающаяся, и внешне все было в по­
рядке, никаких поводов для беспокойства, но он чувствовал,
что между ними тонкая ледяная пластинка и женщина по ту
сторону ее — совершенно чужая, далекая и недоступная.
Вернувшись домой, Элефантов выпил снотворного
и впал в тяжелый сон до утра. Ему приснилось, что Эдик
целует Марию, уверенно, по-хозяйски, прямо у него на
глазах; не перенеся такого позора, он вступил в драку, но
силы оказались равными, а применять жестокие, эффектив­
ные приемы, которые сразу же принесли бы победу, он
почему-то не стал.
Проснувшись, он долго думал о Хлыстунове, недоуме­
вая уже в который раз: чем тот мог так расположить к себе
Марию? Чем он лучше его, Элефантова?
Не находя ответа на эти вопросы, он испытывал к Эдику
все большую неприязнь, временами доходившую до ненави­
сти.
В воскресенье время тянулось еще медленней, а вечер
и вовсе оказался бесконечным. Он ходил из комнаты в ком­
нату, не находя себе места. Дьявольски хотелось увидеть
Марию, услышать ее голос, погладить нежную кожу пред­
плечья, уткнуться лицом в ладони... Но она сказала, что
будет сегодня занята домашними делами. Девяносто девять
процентов за то, что это обычная отговорка, но он пред­
почитал верить в остающийся один процент.
Элефантов опустился в кресло. В квартире был полу­
мрак, сильно пахло сигаретами. Галина не разрешала ку­
рить в доме. Четко высвечивались зеленые цифры на цифер­
блате электронных часов. Нервно прыгали точки, отмеча­
вшие ход секунд. Они уходили быстро. И впустую. Раньше
Элефантов считал себя рационалистом и не допускал непро­
изводительных затрат времени. ”Надо спешить, — считал
он, — только так можно успеть что-то сделать, чего-то
достигнуть”. У него была четкая, последовательно проду­
манная программа, ясная, реально достижимая цель. Как
давно это было!
Сколько времени потрачено на бесплодные раздумья
и переживания! И цель теперь у него какая-то туманная

203
и временами мало реальная, как мираж. Интересно, какая
цель в жизни у Марии?
Элефантов распечатал очередную пачку, щелкнула зажи­
галка, неверное газовое пламя выхватило из темноты стел­
лажи с книгами, стол, платяной шкаф.
Вопрос, который он задавал себе и раньше, но мимохо­
дом, вскользь, не стремясь ответить. Красивое лицо Ма­
рии не было затуманено раздумьями о своем месте в жиз­
ни. Она производила впечатление женщины, которая знает,
чего она хочет. Но предпочитает не распространяться об
этом. Даже становясь свидетельницей споров: что главное
для человека, как нужно жить и для чего вообще живем
мы на земле, споров, в которых люди часто против воли
обнажают свое существо, она отмалчивалась, не определяя
собственной позиции. О чем думала Мария, чем жила? Что
волнует ее, что радует и что огорчает? Этого Элефантов не
знал, хотя был знаком с ней несколько лет, и не просто
знаком...
Мария очень скрытная по натуре. О себе она практически
не рассказывала. Хотя оброненные невзначай фразы — да­
же очень осторожный человек иногда проговаривается, ред­
ко: раз-два в год, но он хорошо помнил все, связанное
с Марией, так вот эти случайные фразы, выстраиваясь одна
за другой, могли дать представление о внутреннем мире
Нежинской. И хотя Элефантов противился этому, давние,
однажды произнесенные и уже забытые ею слова стали
вспыхивать у него в памяти, как яркие цифры электронных
часов, складываясь в цепочку, отражающую логику харак­
тера женщины, которая все годы оставалась для него загад­
кой.
”Знаешь, как женщина становится другом? Знакомая —
любовница — друг... У меня много друзей... Без денег ты не
человек... Я немного сартистировала... Они говорят, что
я гуляла от мужа налево и направо. Представляешь? Налево
и направо!.. Ну я же не грубиянка. Я не могу рычать на
людей... Ведь семья — это самое главное, что есть у челове­
ка... Я — женщина свободная... Я живу одна, и мне это
нравится! Да, я могу выпить с мужчиной в номере гости­
ницы. И что из этого следует?”
Цепочка потянулась скверная, от нее за версту несло
изощренной ложью и пороком. Эти сорвавшиеся с языка
фразы, соединенные друг с другом, приобретали совершен­
но иное звучание. И никак не могли принадлежать Прекрас­
ной Даме. За ними крылась логика хищницы — недалекой,
но хитрой, жадной, расчетливой и распутной.

204
 Элефантов так вдавил сигарету в пепельницу, что обжег
себе пальцы. Однажды они с Марией заспорили: что есть
хитрость. Он считал, что это способ компенсировать недо­
статок ума, она же отстаивала прямо противоположное.
Элефантов с горечью усмехнулся. Он не раз говорил ей,
что она умная женщина. Да и другие говорили. Лесть?
Отчасти, но не только. Она умела производить такое впеча­
тление. Интеллигентное лицо, задумчивые глаза, немногос­
ловность, за которой должно скрываться нечто значитель­
ное, определенный житейский опыт. Вот, пожалуй, и все.
Маска, прикрывающая пустоту. Широтой кругозора и глу­
биной мышления, она, конечно, не обладала. Умение ”по­
дать себя” — другое дело. Например, когда нечего сказать,
сделать вид, будто есть о чем промолчать.
Стемнело, но свет включать не хотелось. Элефантов
встал, наощупь нашел диван, растянулся, не забыв поста­
вить на пол, чтобы были под рукой, пепельницу и сигареты.
Курил он обычно немного и сегодня втрое перекрыл норму,
во рту было горько, в горле першило. В открытую балкон­
ную дверь тянуло свежим ветерком.
На душе тоже было горько. По всем канонам сейчас
следовало напиться, но для него такой рецепт не годился:
будет еще хуже.
Конечно, Марию не назовешь умной женщиной — вер­
нулся он к прерванной мысли. Или хотя бы последователь­
ной.
Сквозь разрывы в облаках просматривались звезды. Дул
ветер, облака двигались, и казалось, что светящиеся точки
летят по небу, как армада ночных бомбардировщиков. Хотя
ночные бомбардировщики наверняка не имеют сигнальных
огней. Вот что значит стереотип мышления.
Она мыслила стереотипами, подходящими для данной
конкретной ситуации, в отрыве от которой они вступали
в противоречие. Вот, например, как в разные моменты она
оценивала их отношения. Снова в телетайпной ленте памяти
отчетливо пропечатывались давно умершие фразы.
”Это оправдано, если есть чувства. А если их нет... Я не
могу быть только с тобой! Мне надо выйти замуж, у ребен­
ка должен быть отец!.. Нет, не выйду, все это глупости...
А о Галине и Кирилле ты подумал?”
Элефантов глубоко затянулся и, ощутив прилив дур­
ноты, погасил сигарету.
Кто же такая Мария Нежинская?
Если быть объективным и придерживаться логики фак­
тов, получить ответ нетрудно. Как называется женщина,

205
постоянно изменяющая мужу? Да еще с несколькими лю­
бовниками? Идущая на связи без любви вопреки объявля­
емым вслух принципам? Привыкшая изощряться, выкручи­
ваться, лгать и предавать? Ничего не стесняющаяся и до
бесстыдства раскованная в постели? И, конечно, научившая­
ся всем своим постельным штучкам не в супружестве? Не
пощадившая мужа ради сомнительной ”свободы” и откро­
венно упивающаяся ею?
Ответ так и вертелся на языке — короткое, хлесткое
и оскорбительное бранное слово. Если бы кто-нибудь по­
смел так назвать Нежинскую, Элефантов сцепился бы с ним
насмерть, бил, кусал, царапал, грыз, пока не прикончил или
пока сам оставался жив. Но сейчас к страшному ответу он
пришел сам! На основе бесстрастного анализа неопровер­
жимых фактов.
Но ведь Мария, чистоплотная и аккуратная Мария с не­
жным лицом и прекрасными глазами, с милой привычкой
добавлять уменьшительные суффиксы в слова, с синей жил­
кой на левой щиколотке, которую он так любил целовать,
не могла, никак не могла быть...! На этот раз он даже
мысленно не произнес грязного, обжигающего, как позор­
ное клеймо, слова.
Элефантов вскочил и щелкнул выключателем. Как вооб­
ще можно было додуматься до такого! Он стоял посередине
комнаты, щурясь от яркого света, и постепенно приходил
в себя.
Виноваты темнота, одиночество, ударная доза никотина,
гипнотизирующие мерцающие часы.
Человек, который несколько минут назад в темноте,
с холодной безжалостностью патологоанатома препариро­
вал светлый облик Прекрасной Дамы, не был Сергеем
Элефантовым!
”Как раз он им и был! Нормальный человек — спокой­
ный, трезвый, с цепким аналитическим умом! А не слепой
сентиментальный олух, в которого ты превратился за по­
следние месяцы!”
Такое с Элефантовым случалось уже не впервые: его ”я”
раздвоилось, одна часть управлялась разумом, вторая —
чувствами, и эти части спорили между собой. Расщепление
сознания — признак шизофрении. Он вспомнил рассказ
Марии, как ее муж лечился у психиатра.
”Да ее просто нельзя любить, если не хочешь сойти
с ума. Нежинский испытал это на себе, теперь ты почув­
ствовал то же самое. Так всегда бывает, когда любимая
женщина оказывается дрянью”.

206
 Элефантов привык спорить аргументированно, даже
с самим собой. Но сейчас у него был только один, весьма
шаткий, чтобы не сказать более, аргумент — Мария не
может быть такой. Почему? Да нипочему. Не может —
и все тут. И хотя он понимал, что голословное утвержде­
ние и доводом-то считать нельзя, он ухватился за него
обеими руками. Что еще ему оставалось делать, если
чувства вступили в непримиримое противоречие с разу­
мом?
”Все это чушь, — обратился он к своей разумной поло­
вине. — Ряд неблагоприятных жизненных обстоятельств
может, конечно, представить ее в неверном свете. Но это
если пользоваться только двумя красками — черной и бе­
лой. А разве можно все упрощать там, где речь идет о слож­
ной человеческой натуре? Легче всего свести ее слова, дейст­
вия и поступки к привычным шаблонам: хорошо и плохо.
Попробуй понять ее до конца, разобраться во всех нюансах
руководивших ею побуждений! Может, она стоит выше всех
тех предрассудков, которые называют моралью! Ведь есть
вольные, свободолюбивые лошади, на которых нельзя наки­
нуть узду!”
Там, где касалось Марии, быть объективным он не мог,
а придерживаться логики не хотел. И все же, несмотря на
все хитрости и уловки, избавиться от терзающего его смяте­
ния, тягостных, на грани уверенности подозрений и острой
тоски, не удалось.
Вдруг ему показалось, что виновник всего — Хлыстунов,
вот кто вытесняет его из сердца Марии! Но за счет чего?
Чем он лучше? Подходящего ответа не было. Так внезапно
оказавшийся в цивилизованном мире дикарь не смог бы
понять, отчего все его огромное богатство — дюжина кон­
сервных банок, десяток разноцветных осколков и даже це­
лая бутылка с яркой этикеткой — ровным счетом ничего не
стоит.
Что же делать? Что? Что?!
Нет, надо отвлечься, так недолго и сойти с ума! Он не
глядя взял с полки книгу и усмехнулся подсознательной
целенаправленности немотивированного внешне движения.
Тот самый томик Грина. Принадлежащий Ей. Помнящий
прикосновение Ее рук...
Он перелистнул несколько страниц.
”...Черняк слушал, недоумевая, что могло так мучить
контрабандиста. Логика его была совершенно ясна и непо­
колебима: если что-нибудь отнимают — нужно бороться,
а в крайнем случае — отнять самому.

207
 — Вас это мучает? — спросил он, посмотрев на Шмыгу­
на немного разочарованно, как будто ожидал от него твер­
дости и инициативы. — А есть ли у вас револьвер?..”
Это место, да и весь рассказ производили на него силь­
ное впечатление. Группка нагло обманутых, застывших
в беспомощной растерянности людей, и их случайный зна­
комый, бродяга и авантюрист, мимоходом решивший все их
проблемы. С помощью твердой натуры, крепкой руки и ре­
вольвера.
Сюжет не новый, постоянно повторяющийся: герой-
одиночка, восстанавливающий справедливость мощным
ударом и метким выстрелом. Но гриновский Черняк вовсе
не супермен, у него обычные, а не пудовые кулаки, и даже
револьвер — только атрибут, не столько решающий довод,
сколько необходимый довесок к спокойному умению отчет­
ливо видеть цель и с непреклонной решительностью ее
добиваться.
Сам Элефантов, привыкший действовать только в рам­
ках дозволенного, не представлял, как можно без колебаний
и сомнений идти напролом через все преграды и запреты,
и всегда немного завидовал тем, кто на это способен.
Он положил книгу на стол.
А ты, Серега, можешь стремиться к заветному рубежу
без оглядки, не считаясь ни с чем? Ведь ты не трус, и если
раньше не делал ничего запретного, то только потому, что
не было значительной цели. Сейчас она есть...
Он прислушался к себе. Та же тоска, растерянность,
горечь. ”Если что-то отнимают, надо бороться, а в крайнем
случае отнять самому”. Уже давно он не испытывал душе­
вного покоя, метался, ревновал, переживал... ”Вас это муча­
ет? А есть ли у вас револьвер?”
Сергей открыл платяной шкаф, и пошарив среди изрядно
поредевших вещей, вытащил из дальнего угла тяжелый,
глухо лязгнувший чехол зеленого брезента. Пальцы привыч­
но расстегнули два ремешка, присоединили стволы к ложу,
защелкнули цевье. В руках у него был короткий японский
штуцер. Верхний ствол гладкий, двенадцатого калибра, под
дробовой патрон, нижний — нарезной. Из любого он легко
попадал на пятидесяти метрах в консервную банку.
Двадцать два тридцать семь. Самое время. Элефантов
читал достаточно детективных романов, чтобы знать, что
делают в подобных случаях. Он положил в карман два —
хватит и одного, но всегда должен быть запас — хищно
вытянутых остроконечных патрона, связку ключей, накопи­
вшихся в хозяйстве за долгие годы, фонарик. В футляр для

208
чертежей поставил разобранный штуцер, завернутый в ста­
рую болонью. Готово. В двадцать два сорок пять вышел на
улицу, на такси подъехал к нужному месту, последний квар­
тал прошел пешком. В темном углу двора, на детской
площадке надел плащ и дождевую кепочку, спрятал в песоч­
ницу футляр, накинул на шею ружейный ремень и, придер­
живая через карманы части оружия, чтобы не звенели, за­
шел в подъезд и поднялся наверх.
Вопреки опасениям, подобрать ключ к чердачной двери
удалось довольно быстро. Здесь было душно и темно, фона­
рик пришелся как раз кстати. Осторожно ступая, Элефантов
подошел к слуховому окну. Нужные ему окна располагались
как раз напротив и чуть ниже — очень удобно. Лампа под
старинным оранжевым абажуром освещала обеденный
стол, за которым ужинал Эдик Хлыстунов.
”Какие-то тридцать пять — сорок метров”, — прикинул
Элефантов, собирая штуцер. Патрон мягко скользнул в пат­
ронник, четко щелкнул замок. Отличная машина.
В оранжевой комнате появилась мама Эдика со стака­
ном чая в руках. Элефантов прицелился. Он охотился на
кабана, лося и волка, но в человека целился впервые. Как
всегда, перед выстрелом он сросся с оружием, стал продол­
жением непомерно удлинившегося ствола и перенесся в миг,
следующий за спуском курка. Резкий, усиленный замкнутым
пространством звуковой удар, красно-желтая вспышка, сла­
бо тренькнувшее в комнате со старомодным абажуром стек­
ло, опрокинувшийся навзничь вместе со стулом Хлыстунов,
безумное лицо и истошный душераздирающий крик его
матери...
Отраженное от цели воображение вернулось на захлам­
ленный чердак, где остро пахло бездымным порохом
и убийца лихорадочно разбирал сделавший свое дело шту­
цер.
Элефантов вернулся из будущего мгновения, которому
так и не суждено стать настоящим. Нажать на спуск и хлад­
нокровно влепить пулю в лоб Хлыстунову он, конечно, не
мог.
Собственно, он с самого начала знал, что не выстрелит.
Сделанное до сих пор — только попытка доказать самому
себе нечто весьма существенное, но настолько неуловимое,
что точно сформулировать это словами было затруднитель­
но. А приблизительно, огрубленно... Что ж, можно сказать
так: способность бороться за свою возлюбленную метода­
ми, свойственными настоящему, не знающему сомнений
мужчине. И тем, что он уже выполнил, а на юридическом

209
языке это называлось приготовлением к убийству, он до­
казал требуемое.
Ведь от научного сотрудника Сергея Элефантова — на­
чинающего ученого, соискателя степени кандидата техни­
ческих наук, законопослушного гражданина и члена профсо­
юза, все совершенное за последний час потребовало не
меньше напряжения воли, смелости и решительности, чем
расправа с шайкой бандитов от лихого ковбоя из заокеанс­
кого вестерна. А стрелять в людей он, естественно, не умел.
Эта способность, наверное, требовала каких-то особых ка­
честв, которыми он не обладал.
Элефантов переломил ружье. С отрывистым щелчком
вылетел и шлепнулся где-то позади неиспользованный пат­
рон. ”Черт, забыл выключить эжектор! Теперь не найдешь!
Ну, да хрен с ним!”
Все. Игра в гриновского героя кончилась. В реальной
сегодняшней жизни пуля козырем не является. Элефантов
снова повесил разобранное ружье на шею, под плащ.
Он ощутимо почувствовал свое превосходство над Хлы­
стуновым, и у него улучшилось настроение. Что Мария
в таком нашла? Нет, это не соперник!
”Все равно обойду любого, в порошок разгрызу удила,
лишь бы выдержали подковы и печенка не подвела!” —
насвистывая, он направился к выходу, не зажигая фонарика,
так как прекрасно ориентировался в темноте.
Но по дороге домой настроение снова стало портиться
от мысли, отогнать которую не удавалось. Элефантов по­
старался думать о чем-либо другом, но она упорно выплы­
вала на первый план, настолько короткая и четкая, что не
воспринять ее однозначно было невозможно при всем жела­
нии.
Дело вовсе не в Хлыстунове!
Когда Элефантов прятал штуцер обратно в шкаф, его
второе ”я” ехидно шептало: ”Тебе пришлось бы перестре­
лять полгорода. Патронов не хватит. Лучше уж выстрели
один раз в нее — и дело с концом!”

Утром он позвонил Орехову.

— Скажи своему купчику, что если он не раздумал,
я готов. Да, по тому самому делу. И чем скорее он рас­
кошелится, тем лучше.
Орех поощряюще закудахтал в ответ, но Элефантов не
стал слушать.
”Попробуем по-другому, — с тяжелой злостью думал
он, захватив ладонью нижнюю часть лица. — Всей этой

210
свистобратии до меня далеко. И если я возьмусь за крапле­
ные карты и сяду играть по их же правилам — все равно
буду первым!”
Под пальцами скрипнула щетина, Элефантов достал
бритву. Из зеркала на него смотрело незнакомое лицо:
запавшие щеки, туго обтянутые кожей скулы, мешки под
глазами, лихорадочный недобрый взгляд.
— Ну, здравствуй, — сказал Элефантов. — Только имей
в виду: не ты победил меня, а я поддался тебе.
”А это имеет значение?” — глазами спросил тот, новый.
И Элефантов должен был признать, что никакого.

XII. РАССЛЕДОВАНИЕ
1

Ответ с Сахалина пришел раньше, чем можно было

ожидать. Крепкий парень с обветренным лицом уверенно
распахнул дверь кабинета, резко протянул руку, и, еще до
того как представился, Крылову стало ясно: свой.
— Палатов, Холмский уголовный розыск. — Он друже­
любно улыбнулся. — Исполнял запрос, а тут появилась
необходимость проскочить в ваши края: интересующий нас
человек здесь объявился. Вот, думаю, два дела сразу и сде­
лаю. — Палатов положил на стол несколько бумаг. —
Посмотрите вначале это, а потом о моих нуждах потолку­
ем.
Протоколы допросов нескольких сотрудников метеоста­
нции, знавших Элефантова.
”...Хороший, дельный человек, знающий специалист,
в общем надежный парень. Увлекался охотой, хорошо стре­
лял. Своего оружия не было, пользовался ружьями товари­
щей...”
Во втором протоколе то же самое, в третьем... Вот оно!
”...Несколько раз охотился с двуствольным карабином
иностранного производства, который одалживал у кого-то
из местных жителей. Собирался купить его, но купил или
нет — я сказать не могу...”
Справка Холмского РОВД: ”За Элефантовым С. Н. ог­
нестрельного либо холодного оружия не зарегистрирова­
но”.
Крылов отложил бумаги.

211
 — Что у вас там за карабины иностранного производст­
ва?
— Японские двустволки. Верхний ствол под дробовой
патрон, нижний — пулевой. Хорошая штучка. Откидной
диоптрический прицел, автоматический выбрасыватель
гильз. У местного населения их много, да и в экспедициях...
Крылов порылся в сейфе, поставил на стол патрон.
— От нижнего ствола?
— Точно! — Палатов подбросил патрон на ладони
и вернул на место. — Этот парень, которым вы интересо­
вались, стрелял классно. На пари вешал на палку консерв­
ную банку, отходил и метров с пятидесяти — бах! Вся
в пробоинах! Ну, дробовой сноп — понятно, многие попа­
дали, а потом он пулей — бац! И опять в цель. Вот этого
почти никто повторить не мог. Кстати, в связи с чем вы
его проверяете?
— Покушение на убийство, — Крылов сложил докумен­
ты, аккуратно подколол скрепкой.
— Из этой японской штучки?
— Похоже, что да.
— А почему ”покушение”?
— Промахнулся, чуть зацепил по ребрам.
Палатов с сомнением покачал головой.
— Судя по тому, как о нем отзываются, непохоже, чтобы
он выстрелил в человека. Да еще промазал! — Палатов
невесело улыбнулся, глядя, как Крылов прячет патрон. —
Впрочем, чего в жизни не бывает! И люди меняются, и от­
личные стрелки промахиваются. Давайте перейдем к моему
делу...

Окно Сизова было темным, на стук никто не отозвался.

Элефантов решил ждать. Чтобы убить время, забрел в гре­
мящий музыкой парк и почти сразу наткнулся на аляповато
раскрашенную будочку с заманчивой надписью: ”Иллюзи­
он”. Пожелтевшая табличка у входа пояснила: аттракцион
создает иллюзию вращения, полета и падения.
Хорошая иллюзия! Элефантов нагнулся к крохотному
окошку кассы.
— А иллюзию радости не создает?
— Нет, — старушка в круглых очках поджала губы. —
Это в комнате смеха...

212
 Элефантов долго бродил по окраинным аллеям, сидел на
мокрой скамейке, бесцельно глядя перед собой, наконец
встал. Пора идти. Только куда?
”Австралийские аборигены и бушмены Южной Африки
— бродячие собиратели и охотники, на стоянке вкапывают
в землю шест, развешивают на нем скарб, вытаптывают
вокруг ямку, а после ночлега кочуют в том направлении,
куда укажет наклон шеста”, — вспомнил он вычитанную
где-то фразу и выругал сам себя. Надо было меньше читать!
Тогда бы не рефлексировал, как прыщавый гимназистик!
Он снова направился к Сизову. Вывалить, к чертовой
матери, весь груз, накопившийся на душе за последнее
время, вдавливающий его в землю с каждым днем все
сильнее, не дающий спать, есть, пить, жить. И получить
совет. Элефантов знал, каким будет этот совет, но хотел
выслушать его от Игната Филипповича.
Старика дома не оказалось.
Элефантов посидел на скамейке возле подъезда, посло­
нялся по двору и медленно побрел восвояси. Когда он
проходил мимо недавно открывшегося и потому самого
модного ресторана ”Турист”, с автостоянки выкатился зна­
комый ”ЗИМ”, проехал было мимо, но тут же мигнул
стоп-сигналом и сдал назад.
— Садись, не зевай! — с обычным смешком бодро
крикнул Орехов.
Рядом с ним сидела женщина, и Элефантов тяжело плю­
хнулся на заднее сиденье.
— Вечерний моцион? А мы вот поужинали... Кстати,
познакомьтесь: Сергей, Элизабет.
Женщина полуобернулась. Красивая. Обольстительная
улыбка, равнодушные глаза. Волна дорогих духов.
— Мы уже знакомы. У Семена Федотовича вы были за
хозяйку.
— Ах да, правда.
Улыбка потухла.
— Давно не виделись, Серый, надо поговорить. Сейчас
завезем даму...
Орехов завез Элизабет домой, и это был совсем не тот
дом, в котором Сергей с ней познакомился.
— Пока, зайка, не скучай, я заеду.
Орехов чмокнул ее в щечку, ароматное облако вытекло
из авто.
— Она теперь здесь живет?
— Да. У Полковника неприятности, вот и сменила квар­
тиру.

213
 — И не только квартиру, я вижу.
Орех довольно рассмеялся.
— Семену Федотовичу все равно не до нее.
Это точно. Элефантов вспомнил, как тот вылетел из
кабинета Крылова, жалкий, испуганный, словно побитая
собака. Если бы Сергей не был уверен, что такого не может
быть, он бы решил, что ему наподдали пониже спины.
— А что случилось?
— Что случилось?
Орехов резко затормозил и повернул к Элефантову круг­
лое лицо с испуганно вытаращенными глазами.
— Время наступило другое, вот что случилось! Строго­
сти, учет, контроль, ответственность! С ума посходили!
Элефантов горько усмехнулся.
— А как твои дела?
— Нормально. Мне то что до них! Я сам по себе. Когда
ловят китов, плотве бояться нечего. — Орехов включил
передачу и плавно тронулся с места. — С ребятами сошелся
замечательными: спортсмены — здоровые, веселые. На ста­
дион с ними хожу, в сауну — жир сбрасываю, пить почти
бросил — только по субботам. Так что все хорошо! Хочешь,
познакомлю с друзьями?
Характерной чертой Орехова было то, что у него в дру­
зьях никогда не числились больные и неудачники.

XIII. МОТИВ
1

— Твоя ошибка в том, что ты ее обожествил. Неземная,

возвышенная, необыкновенная, единственная, неповтори­
мая! Этими представлениями ты связал себя по рукам и но­
гам, отсюда твоя скованность, заторможенность, дрожащие
губы, отсюда необоснованная требовательность, подозрите­
льность, глупые претензии... Все это только отпугивает
женщину!
— Но...
— Она хорошая девочка, холостячка, отдельная квар­
тира, кофе, коньячок, музыка. Можно отлично отдохнуть,
развлечься, для этого надо вести себя свободно и раско­
ванно, твоя закомплексованность сюда никак не вписыва­
ется!

214
 — Но вся жизнь не сводится к отдыху и развлечениям,
музыке, коньяку и постели, кое-что существует и за пре­
делами этого круга...
— Немногое!
— ?!
— Особенно для свободной женщины.
— Говори прямо — для шлюхи!
— С твоей прямолинейной категоричностью можно при­
лепить оскорбительный ярлык куда угодно. Работать в на­
ше время необходимо, ну а после... Тут есть два пути:
бежать в магазин, на рынок, выстаивать очереди, тащить
тяжеленные сумки, торчать в жаре у чадящей плиты, сти­
рать, гладить, шить, кормить мужа, проверять уроки у ре­
бенка, убирать квартиру, размораживать холодильник, —
я даже перечислять устал!
— А второй путь?
— Парикмахерская, косметический салон, маникюр-пе­
дикюр, цветы, поклонники, шампанское, автомобили, музы­
ка, рестораны, танцы, волнующий флирт, новые увлечения...
— Так живет бабочка-однодневка.
— Ну и что? Для нее этот единственный день длится
очень долго, всю жизнь. Радостную, красочную, беззабот­
ную... Ласковое солнце, изумрудная трава, сладкий клевер,
веселые товарищи и подружки, непрерывный причудливый
танец... Удовольствие, удовольствие и еще раз удовольст­
вие! Если бабочка понимает что-нибудь, то наверняка ощу­
щает счастье. И уж, конечно, не завидует ломовой лошади,
которая весь свой век тянет лямку в каменоломнях!
— Но в конце концов наступает время расплаты.
— Знаю, знаю. ”А зима катит в глаза”! Такие поучитель­
ные концовки встречаются только в баснях. В жизни рас­
плачиваются другие: растолстевшие, потерявшие привлека­
тельность, пропахшие кухней... Извини меня, но где твоя
Галина? И почему ты сохнешь по яркой и бездумной стреко­
зе?
— Она вовсе не такая!
— Конечно, конечно. Вечное заблуждение влюбленных.
Но сказал ты это без убеждения. Значит...
— Хватит копаться в душе!
— Помилуй, ты же для этого меня и пригласил! Или я не
прав, тебе не нужен мой опыт в чуждой для тебя сфере и мой
дельный совет?
— Совета я пока не слышал — одни поучения.
— Значит, так, Полковник в отъезде, вернется через
неделю. Получишь свои десять штук, я тебя веду к одному

215
человечку, отовариваешься по большой программе: сапоги,
дубленка, норковая шапка — размеры знаешь? И отлично.
Упаковываешь в красивую сумку, прикупаешь гастрономи­
ческий набор: ”Мартель”, икра, балык, две палки сухой
колбасы — все это я тоже обеспечу — и двигаешь к ней.
”Примите, маркиза, в знак моей любви”.
— По-моему, это все ерунда... Не возьмет.
— Берут не у всех, это верно. Тут надо постараться,
дипломатично, тонко все изобразить. Будто не ты ей, а она
тебе одолжение делает, и взамен ты ничего не просишь,
просто уважение оказал, внимание проявил... Поломается
немного для вида и возьмет. А какая любовь меж вами
вспыхнет! Все другие враз с горизонта смоются...
— Так не подарки делают, а взятки дают! — Элефантов
выругался.
— Много ты знаешь про взятки! — почему-то озлился
Орех. — Просил совета — слушай!
В прокуренном зале третьеразрядного ресторана шло
бурное веселье. Здесь жрали, пили, орали, пели, заключали
сделки, ругались с официантами, ссорились, выходили
драться и блевать в туалет, мирились, слюняво лобызались,
клялись в верности и вечной дружбе. Оглушительно гремела
музыка, черноволосые усатые молодцы, удачно торгова­
вшие мандаринами на рынке, выводили из-за столиков то­
ропливо дожевывающих некрасивых потасканных женщин,
прекрасно понимающих, где и как закончится сегодня их
путь, начатый первым шагом к пятачку для танцев.
Элефантов был пьян. Он с отвращением смотрел на
колышущуюся толпу потных, разгоряченных тел, белые
и красные маски, соответствующие старательно разыгрыва­
емым ролям. Здесь не было отрицательных персонажей: все,
как сговорившись, лепили только два образа — галантного,
мужественного, обходительного мужчины и добродетель­
ной, безусловно порядочной женщины, хотя липкие похот­
ливые руки и бесстыдно вихляющие зады напрочь перечер­
кивали старания актеров.
— Протоплазма. Танцующая протоплазма...
Ему было противно все происходящее, и сам себе — а он
в любом состоянии умел видеть себя со стороны, — и сам
себе он был противен.
Но слова Ореха казались убедительными, и он не жалел,
что обратился к нему за советом. В последнее время он
начал подозревать, что в опьяняющей вседозволенности,
легкой бесшабашности отношений есть притягательная си­
ла, которую он, жестко стиснутый рамками положенного

216
и недопустимого, не в состоянии понять, и это делает его на
голову ниже Марии. Рамки следовало раздвинуть или даже
сломать вообще, и лучшего помощника, чем Орех, для
этого не найти...
— Сейчас присмотрим баб-с... Классных девочек тут,
конечно, нет, ну, да какая разница, нам же не жениться...
— Я не желаю связываться с проститутками, — надмен­
но сказал Элефантов.
— Опять ярлыки! Смотри на вещи проще — в этом твое
спасенье. Все бабы одинаковы. Стоит тебе уяснить эту
простую истину, и ты уже никогда не будешь мучаться
любовными переживаниями.
— И превращусь в животное, — прежним тоном прого­
ворил Элефантов, но Орех пропустил его слова мимо ушей.
— Кстати, вношу поправку в свой совет: зачем тебе
тратить на эту птичку столько денег? Я подберу ей замену
с учетом всех твоих пожеланий: рост, упитанность, цвет
волос...
— В тебе пропадает торговец лошадьми! — изрек Элефа­
нтов. — Лучше ее никого нет!
— Бедняга, ты зациклился. Верней всего от подобных
заблуждений способна излечить дурная болезнь. Если пона­
добится хороший доктор — у меня есть...
— Я тебе морду набью!
Элефантова бросило в жар.
— Хо-хо-хо! А хорошо бить старых друзей? К тому же
я тебя учил драться, а не наоборот! — Орех выпятил че­
люсть.
— А мне плевать!
— Это за тобой водится, потому и уважаю. В бой
с открытым забралом, не считая врагов! Молодец. Но
обязательно сломаешь шею, и никто тебя не похвалит.
Скажут — дурак!
— Боря Никифоров похвалит. Он молодец. Разделал
вчера на партсобрании этого индюка Кабаргина. И за соав­
торства липовые, и за чванство, некомпетентность. Не по­
боялся!
— Тоже неумно. Доплюется против ветра! Чего ж ты
у него совета не спросил?
— А он всякий хурды-мурды не знает. Он правильно
жить учит, честно.
— Ты был с ним всегда заодно.
— Был. Пока не сломался...
— Вот то-то! Помнишь, что я когда-то говорил? Все
ломаются! Рано или поздно.

217
 — Не все. Никифоров не сломается, потому мне ему
в глаза глядеть стыдно. И другим — инспектору Крылову,
Игнату Филипповичу... Уверен, еще много есть людей та­
ких, как они, только я их, жалко, не знаю.
— Нету их, потому и не знаешь. Нетути! Раз, два — и все!
Элефантов уперся в Орехова долгим изучающим взгля­
дом.
— Жалко мне тебя, бедняга.
— Себя пожалей.
— И себя жалко. Только я стал таким, как ты, сознатель­
но и понимаю, что спустился на десяток ступеней вниз. А ты
ничего этого не осознаешь.
Орехов зевнул.
— А какая разница?
И снова Элефантов подумал, что никакой особой раз­
ницы тут нет.

В его жизни опять наступила черная полоса. Мария

вертелась в суматошном колесе ремонтно-приобретательс­
ких забот, в хороводе многочисленных друзей, разрывалась
на части телефонными звонками, постоянно куда-то спеши­
ла. С Элефантовым она была обычно улыбчивой, стандарт­
но-любезной и чрезвычайно занятой, вопрос о свиданиях
отпадал сам собой.
Чтобы поговорить наедине, Элефантов поджидал Ма­
рию утром на остановке, она приехала с противоположной
стороны. Откуда? Не скрывая раздражения, ответила, что
была у портнихи.
— В восемь утра у портнихи?
Невинный вопрос, обнажающий всю нелепость ее объяс­
нения, привел Марию в ярость:
— А почему, собственно, я должна перед тобой от­
читываться? Кто ты такой?!
Элефантов растерянно молчал, сраженный откровенной
враждебностью и расчетливой безжалостностью тона.
— Ты же никто, понимаешь, никто!
Мария прошла сквозь него, как через пустое место. Цок,
цок, цок — постукивали об асфальт высоченные каблуки.
Независимая походка, гордо вздернутый подбородок. От­
ставая на шаг, за ней плелся уничтоженный Элефантов.
— Ты все хочешь выпытать, расспрашиваешь обо мне
Спирьку, Эдика! — Нежинскую распирало от негодования,

218
она остановилась, повернув к Сергею злое красивое лицо. —
Что тебя интересует? Хочешь, чтобы я сказала: ”Сережа,
после развода, — она не забыла вставить это реабилитиру­
ющее ”после развода”, — я спала с тем, с тем, с тем?”
Резкими жестами она загибала пальцы — один, второй,
третий...
”Не хватит пальцев...” — мелькнуло в оглушенном со­
знании.
— Это идиотское желание разложить все по полочкам,
вместо того чтобы довольствоваться тем, что есть! — Ма­
рия снова двинулась к институту, бросив через плечо: — ...
Тем более что претендовать на большее ты не можешь!
Элефантов, как привязанный, потащился следом. Кабан
с простреленным сердцем иногда пробегает несколько сот
метров, пятная кровью жухлую траву или ослепительно
белый снег. Но на асфальте, как ни странно, крови не было.
Впрочем, еще не все выстрелы сделаны.
— Ты почему-то решил, что имеешь на меня исключи­
тельное право. Думаешь, я не чувствую, что с тобой проис­
ходит, когда мне звонит Эдик, Алик, Толян? Ты бы хотел
отвадить их всех и остаться один! Свет в окошке!
Хотя последняя фраза сочилась сарказмом, Элефантов
беспомощно объяснил:
— Я же люблю тебя...
— Брось! — Мария презрительно отмахнулась. — По­
мнишь, как это начиналось? ”Нептун” помнишь? Ты хотел
похвастать перед друзьями — вот и все! И усадил рядом
с собой на заднее сиденье!
— Подожди, подожди, — Элефантов встрепенулся.
Он хорошо помнил тот вечер, и свои сомнения, и то, что
Мария сама выбрала место рядом с ним. Нацеленные в са­
мое уязвимое жаканы упреков пролетели мимо. Благород­
ное негодование Нежинской было игрой, и сознание этого
придало ему силы.
— Опомнись, милая! А то договоришься до того, что
я совратил невинную девушку!
Мария опять отмахнулась, не желая слышать его воз­
ражения.
— Когда ты вызвался помочь мне с научной работой,
я думала, что это от чистого сердца, для моей пользы...
— А для чего же? — Элефантов остановился, будто
ударившись лицом в фонарный столб.
— Для зависимости! — Мария пронзила его ненавидя­
щим взглядом.
От чудовищной несправедливости этого обвинения у
Сергея перехватило дыхание.

219
 — Дура. Ты просто дура!
Язык сам произнес слова, которых он не посмел бы
сказать Прекрасной Даме, ноги круто развернули туловище
и понесли прочь, телом управляли рефлексы прежнего Эле­
фантова, не сносившего оскорблений, а новый жалко наде­
ялся, что Мария догонит, извинится и разрыва, несмотря ни
на что, не произойдет, хотя прекрасно понимал тщетность
этой надежды.
Возмущенное цоканье каблучков растворилось в шуме начи­
нающего день города, и для Элефантова все было уже кончено.
Ничего не видя вокруг, он добрел домой, разбито прова­
лялся три часа в постели, уткнувшись лицом в мокрую
подушку, потом, следуя неистребимой привычке к порядку,
пошел в поликлинику и получил освобождение от работы.
Диагноз: переутомление, нервное истощение. Рекомендова­
но получить консультацию у психоневролога.
К психиатру Элефантов не пошел. Он сидел дома, глотал
пригоршни транквилизаторов и целые дни проводил в глу­
хом оцепенении, много спал, старательно вытеснял из памя­
ти подробности и детали своей беды и учился переносить не
проходящую ни на минуту ноющую боль в душе.
Когда он вернулся на работу, то с удивлением обнару­
жил, что здесь ничего не изменилось и Мария была такой же,
как прежде, разве что держала себя с ним чуть суше, чем
с остальными. Внешний, видимый всем слой жизни оставал­
ся вполне пристойным, благополучным, а более глубокий
и скрытый от глаз окружающих струился теперь для него
отдельно, был сумрачным и тоскливым, тем более что
тайная жизнь Марии оставалась яркой, красочной и веселой.
Он определял это по ее улыбке, по возбужденному шушука­
нью с привлекательной блондинкой Мартой Ереминой, ко­
торая стала заходить к подруге почти каждый день, по
отрывкам телефонных переговоров с чрезмерно накрашен­
ной Верой Угольниковой, по односложным, чтобы не поня­
ли посторонние, ответам в плотно прижатую к уху трубку,
по хихиканью в ответ на шутки невидимых собеседников.
Стараясь уберечься, Элефантов выходил из лаборато­
рии, как только Нежинскую просили к телефону, медленно
гулял по коридорам, иногда спускался вниз, во внутренний
дворик, неспешным прогулочным шагом проходил в неви­
димый из окон закоулок и со всего размаха ввинчивал кулак
в кирпичную стену. Но отвлечься удавалось только на миг,
когда в мозг ударяла первая, самая острая волна боли,
потом, когда он не торопясь шел обратно, рассеянно поли­
зывая ссадины, боль в разбитых фалангах жила на равных
с той, другой, не заглушая ее, и облегчения не наступало.

220
 Потом он возвращался на место, органично вписывался
в рабочую обстановку, и никто ничего не замечал, кроме
одного человека: он знал, что Мария чувствует его внутрен­
нее состояние, видит его полную растерянность, смятение
и боль, понимает, что причиной этому — она сама. И он
подсознательно ожидал, что Женщина-Праздник придет
ему на помощь, ведь от нее одной зависело его восприятие
окружающего мира, и, конечно, ей об этом было известно.
Но Мария никак не проявляла свою осведомленность и,
судя по всему, не собиралась приходить ему на помощь.
И такое бессердечие, безжалостность Прекрасной Дамы
угнетали Элефантова больше, чем все ее предыдущие поступки.
Мир сузился, он загнанно выглядывал наружу через
черную, с острыми рваными краями щель, пьянки с Орехо­
вым не помогали ее расширить — даже во время самого
развеселого застолья щемящая боль в сердце не отпускала,
а утром похмелье добавляло к душевным мукам физические
страдания.
Из головного института пришло недоумевающее пись­
мо: почему не представлен доработанный проект заявки на
предложенную Элефантовым тему. Устанавливался послед­
ний срок — неделя. Элефантов бросил письмо в ящик стола
и больше о нем не вспоминал.
Сияющий Орехов принес радостную весть: приехал Се­
мен Федотович и готов ”отгрузить хрусты”, можно прямо
сегодня.
— К черту! — ответил Элефантов.— Я передумал прода­
ваться.
— Дурак! Продаются все! Не обязательно за деньги:
должность, квартира, почести, женские ласки, — что угодно
может служить разменной монетой! — Орех даже охрип. —
Разница лишь в цене! Десять тысяч — достаточная сумма,
чтобы тебя стал уважать каждый, кто об этом узнает!
Обычно продаются гораздо дешевле!
— А по-моему, женщина называется продажной незави­
симо от того, за сколько ее купили. И я не желаю уподоб­
ляться этим...!
Орех поднял руку.
— Подумай хорошо, Серый! Десять штук тебе никогда
не заработать.
— Плевать мне на твои десять штук, — устало сказал
Элефантов. — И на всех, кто продается, кто покупает и кто
в этом посредничает.
Орех побагровел.
— Тогда какого черта ты морочишь голову солидным
людям? Из-за тебя и я попал в глупое положение! С какими

221
глазами я приду к Полковнику? В общем так, — он перевел
дух. — Больше я с тобой никаких дел не имею! А ты сядь
перед зеркалом и подумай, что у тебя есть и что ты потерял!
Вряд ли Орехов предполагал, что Элефантов последует
его совету. Итог коротких размышлений оказался убийст­
венным: в активе не было ничего! Ничего...
Вспомнился давно прочитанный в фантастическом сбор­
нике необычный по сюжету рассказ: атомная война — нажа­
та роковая кнопка, вспыхнул ослепительный шар, и все
кончено... Но в мертвой пустыне чудом уцелел крохотный
островок жизни. Не атомное убежище — обычная вилла,
тонкие стены, зловещий мутный свет проникает сквозь по­
крытые радиоактивной пылью стекла, но люди внутри жи­
вы. Смертоносное излучение не может повредить, потому
что они защищены Светлым Кругом любви и счастья. Их
воля и любовь мешают невидимой неуловимой смерти про­
никать внутрь дома, поэтому опасней жестокого излучения
любое сомнение, недоверие, недостаток любви... У Элефан­
това тоже был свой семейный Светлый Круг, в котором он
чувствовал себя защищенным и неуязвимым. Но любовь он
предал, волю потерял...
”Здесь нет моей вины: рок, судьба... И необыкновенно
сильное чувство к Марии”.
”Найти себе оправдание проще всего, — возразила вто­
рая половина его ”я”. — Нежинская тоже легко объяснит
свое бессердечие и жестокость отсутствием чувств к тебе,
влечением к кому-нибудь другому, да мало ли чем еще.
А как ты оправдаешься перед Галиной? И Кириллом?”
Предательство не имеет смягчающих обстоятельств,
Элефантов это прекрасно понимал, и возразить ему было
нечего. Мелькнула мысль о зеленом чехле в шкафу. Тради­
ционный конец банкротов...

Как-то после работы Марию встретили Еремина и Уго­

льникова, оживленно болтая, они пошли рядом — броские,
яркие, нарядные. Элефантов с Пореевым отставали шагов
на пятнадцать, Сергей с болезненной чуткостью улавливал
слова и фразы, обостренной интуицией восполнял пробелы,
когда проехавший автомобиль или громыхающий трамвай
заглушал звонкие голоса.
Марту и Веру пригласили в ресторан какие-то парни, но
их трое, и они просили прихватить подружку для комплекта.

222
Марии предлагалось дополнить компанию, чтобы развлече­
ние было полноценным.
Предложение знакомиться с посторонними мужчинами
для ресторанного веселья должно было оскорбить Марию.
К тому же она до предела занята, страдает от головных
болей и каждую свободную минуту спешит провести с сы­
ном. Элефантов был уверен: откажется, дав понять, что
такое времяпрепровождение не для нее.
Но Мария соглашалась идти в ресторан, ее интересовал
только один вопрос: что из себя представляют предполага­
емые спутники и можно ли будет ”убежать в случае чего”.
Еремина и Угольникова в один голос заверили: ”Ребята
хорошие, убегать не захочешь...” Мария засмеялась и сказа­
ла, что доверяет мнению подруг.
Подслушанный разговор просветил Нежинскую как
рентген. Знание правил постыдных игр, в которых уход из
ресторана домой является запрещенным ходом, готовность
следовать этим правилам: делить красиво сервированный
столик с незнакомыми мужчинами, получающими право
требовать ответных услуг, — все это не оставляло места
иллюзиям.
Элефантов заскрежетал зубами.
Спирька был прав. С ней действительно может переспать
каждый. Почему бы и нет? Если отсутствует фильтр чувств,
разборчивости, взыскательности... Каждый. Кто захочет.
И кто может оказаться полезным. Или вызовет ответное
желание. Или просто будет достаточно настойчив. Почему
бы и нет? С ее пониманием ”свободы”, взглядами на ”дру­
зей”, со свободными подружками, считающими семью по­
мехой и имеющими отдельные квартиры.
Будто пелена с глаз! Элефантов прозрел.
Он приписывал ей мысли, которые никогда ее не посеща­
ли, и чувства, которые она никогда не испытывала, находил
сложность в натуре простой, как кафельная плитка.
Прекрасная Дама... Гордая, честная, бескорыстная...
Идиот, господи, какой идиот!
Прекрасная Дама умерла. Придя к Нежинской, он по­
просил вернуть адресованные покойной письма и стихи.
Мария на миг растерялась, но тут же небрежно пожала
плечами.
— Пожалуйста, они мне не нужны... Но что, собственно,
случилось?
— Ты слишком долго морочила мне голову... — объяс­
няться Элефантов не собирался, но не удержался. Забытый
с детства спазм обиды бессовестно обманутого, верящего
в идеалы мальчика перехватил горло.

223
 — Все твои слова, жесты — все было ложью! Я мешал
тебе, путался под ногами со своими глупыми притязаниями
на любовь, верность и тем злил тебя, ибо посягал на весь
твой жизненный уклад...
Мария смотрела презрительно и спокойно.
— Ты хотела знакомиться с кем хочешь, с кем хочешь
кататься на машине, ходить в ресторан, ложиться в по­
стель...
— У тебя одно на уме! — резко бросила Нежинская.
— Эти твои ”друзья”... Они подобраны как инструменты
в мастерской: продукты, промтовары, сантехника... А я ниче­
го не мог, поэтому должен был радоваться объедкам с чужо­
го стола, но не довольствовался этим и опять злил тебя...
— Просто ты чувствовал, что не нужен мне, вот и дер­
гался, пытался подкупить диссертацией...
Она уже не была спокойной, только делала вид.
— Подкупить... Ты настолько привыкла к сделкам... Я же
от чистого сердца... Готов был вывернуться наизнанку...
— Когда делают от чистого сердца, не требуют ничего
взамен. А у тебя тысяча условий!
— Ты всегда передергивала факты, подтасовывала сло­
ва, искажала события — ставила все с ног на голову,
и в результате виноватым оказывался я! Но ты-то знала,
что я ни в чем не виноват, ты все за собой знала и ненавиде­
ла меня, как предатели ненавидят тех, кого предают!
Нежинская сбросила маску спокойствия.
— Истерик! Я тебе ничем не обязана! Почему я должна
выполнять твои прихоти? Кто ты такой?!
— Все мои прихоти сводились к тому, чтобы ты была
порядочной женщиной. Но ты просто шлюха!
Элефантову стало страшно от тех слов, которые он
бросал в красивое лицо Марии, но еще страшнее было
оттого, что говорил он чистую правду.
— Да я тебя! — Нежинская бросилась вперед, целясь
ногтями в лицо, Элефантов перехватил руки, она откинула
голову, чтобы плюнуть, но что-то в его взгляде удержало,
она только нехорошо выругалась.
Перегоревший Элефантов обессиленно плюхнулся на ди­
ван. Оглушенный разум плохо воспринимал происходящее,
он только отметил: даже искаженное злостью лицо Марии
оставалось красивым — еще одна несправедливость в длин­
ной цепи связанных с ней несправедливостей, унижений
и обид, испытанных им в последнее время.
Нежинская пошарила в шкафу, сунула ему пакет с пись­
мами, сказав почти спокойно:

224
 — Так меня еще никто не оскорблял. И я никого... Ты
испортил мне настроение. И это все, что ты мог. Ведь на
большее тебя не хватит?
В голосе слышалась издевка, но уже потом Элефантов
понял: она хотела узнать, не собирается ли он рассказать
кому-нибудь о случившемся и приклеить ей позорящий яр­
лык, как полагалось по правилам известных ей игр.
Он отрицательно покачал головой.
— Прощай.
Мария распахнула дверь.
— Я и тогда, три года назад жалела, что была близка
с тобой, и сейчас жалею.
— Наверное, потому, что я хуже всех этих твоих...
Дверь захлопнулась прежде, чем Элефантов закончил
фразу.
На строительной площадке Элефантов сжег письма, гля­
дя воспаленными глазами, как корежатся стихи, превраща­
ются в пепел ласковые нежные слова. На душе было пусто,
затхло и страшно, словно в разграбленном и оскверненном
склепе.
Мир поблек, краски выцвели, силы иссякли.
Вдруг судьба обожгла как крапивою.
И не веря, трясу головой,
Что кобылка, до боли любимая,
Оказалась распутной и злой...

Маленький Сергей стоял рядом с дедушкой Мимо, жа­

лея умирающего жеребца. И немного — себя!
”Хватит, Серый! Все ясно, точки над ”и” расставлены,
надо брать себя в руки. Черт с ней, жизнь продолжается!”
Но по-прежнему солнце сияет,
Зеленеет трава на лугах,
И другие кобылки играют
На высоких и стройных ногах!

Он пытался взбодрить себя, но это не удавалось. Переби­

раясь через рельсы башенного крана, посмотрел вверх. Ка­
бина находилась напротив окна Марии. Интересно, что она
сейчас делает? Он испытал болезненное желание заглянуть
в квартиру Нежинской и тут же понял, что произошло самое
худшее: даже после всего случившегося Мария не перестала
для него существовать!
В правильных и поучительных книгах, прочитанных Эле­
фантовым, на последних страницах обязательно торжество­
вала справедливость: добродетель побеждала, а порок при­

8 Вопреки закону 225

мерно наказывался: ударом шпаги, приговором суда или, по
крайней мере, всеобщим презрением. Закрывая книгу, он
был уверен, что разоблаченному злодею нет места в жизни
и, даже избегнув физической гибели, тот неизбежно обречен
на моральную смерть.
Но в отличие от художественного вымысла реальная
действительность не обрывается на сцене развязки, а течет
дальше, буднично пробегая тот момент, на котором любой
писатель обязательно поставил бы точку. И оказывается,
что закоренелый преступник не сгинул навечно в ледяных
просторах Севера, а, отбыв свой срок, возвратился в при­
вычные места, приоделся, набриолинил остатки волос, вста­
вил вместо выпавших золотые и фарфоровые зубы, прика­
тил к морю и посиживает на веранде курортного ресторана,
кушая цыплят-табака и посасывая коньяк под ломтики ана­
наса. И, представьте, не отличается от веселящихся вокруг
курортников, потому что клеймить лбы и рвать ноздри
каторжникам перестали больше ста лет назад.
А что же говорить о каком-нибудь мелком негодяе!
Вчера он, красный и потный, ежился под взглядами товари­
щей, выслушивал гневные слова, боялся протянуть руку
сослуживцу, а сегодня оклемался, ходит с улыбочкой, будто
ничего и не было!
Перипетии отношений Элефантова с Нежинской не стали
достоянием общественности, страсти кипели и отношения
выяснялись в глубинном слое жизни, недоступном посто­
ронним взглядам. Верхний, видимый слой казался гладким
и незамутненным.
Впрочем, окружающие заметили замкнутость и угрю­
мость Элефантова, но отнесли это на счет неудач в научной
работе. В поведении Нежинской никаких изменений не про­
изошло. Она не провалилась сквозь землю, не ссутулилась,
не утратила царственной походки и гордой посадки головы.
Такая же общительная, веселая и обаятельная, как обычно.
На людях она даже вежливо здоровалась с Элефантовым,
хотя без свидетелей обходилась с ним, как с пустым местом,
явно давая понять, что он — жалкое ничтожество, с кото­
рым порядочная женщина и знаться не желает.
И если бы Элефантов испытывал такие же чувства, их
судьбы могли разойтись навсегда, как пересекшиеся в оке­
ане курсы двух приписанных к разным портам судов. Но
с ним творилось нечто совершенно непонятное: он презирал
Нежинскую и вместе с тем продолжал любить Прекрасную
Даму. Его по-прежнему волновал ее смех, голос, быстрые,
чуть угловатые движения, тонкая девчоночья фигура. И на­

226
прасно он убеждал себя, что Прекрасной Дамы нет и никог­
да не было, существует только оболочка, алчный порочный
оборотень, принявший ее облик, — двойственное чувство
разрывало его пополам.
Мучало одиночество и ощущение брошенности, оттого,
наверное, и забрел в холостяцкую квартиру Никифорова,
где раньше часто проводил вечера и куда в последнее время
избегал заходить. Здесь ничего не изменилось: рабочий
беспорядок на столе, живописный бедлам в комнате, до­
брожелательно улыбающийся хозяин в неизменном растя­
нутом трико и клетчатой рубашке с вечно оторванной пуго­
вицей.
Как всегда, Элефантов отказался от супа из концент­
ратов и яичницы на маргарине, пока хозяин варил кофе,
полистал бумаги на столе и удивился, тоже как всегда,
целеустремленности, с которой непрактичный, не приспосо­
бленный к обыденной жизни Никифоров двигался вперед
в профессиональной сфере.
— Когда отправляешься в заграницы? — он зашел на
кухню, где Никифоров спешно освобождал стол от грязной
посуды.
— Обещают до конца года. А у тебя как дела?
Сергей промолчал.
Никифоров варил кофе неважно, но это не имело значе­
ния. В дружеской атмосфере неприбранной кухни Элефан­
тов оттаял, расслабился, чего с ним не случалось уже давно.
Все было как раньше, когда они с Никифоровым говорили
вечера напролет на любые темы, в основном острые, вол­
нующие, и хотя не всегда полностью сходились во мнениях,
но хорошо понимали друг друга.
— У тебя, я слышал, работа не заладилась? И вроде руки
опустил?
Элефантову не хотелось обсуждать эту тему.
— Расскажи лучше, как разгромил Кабаргина?
— Земля слухом полнится! Все подходят, спрашивают...
Велика доблесть: сказать кретину, что он кретин!
— Многие не решаются. Орехова помнишь? Предрекал,
что ты сломаешь голову.
— Орехов? Предприимчивый молодой человек, который
хотел купить у нас якобы списанные осциллографы? Хм...
Вполне понятно! Те, у кого рыльце в пуху, никогда не
выступают против начальства. А также лентяи, бездари,
карьеристы. Им необходимо быть удобными: ведь безро­
потность и покорность — единственное их достоинство.
И мне нашептывали: напрасно ты так, как бы хуже не

227
вышло! — Никифоров улыбнулся. — А чего мне бояться? Не
пью, не ворую, взяток не беру, с женщинами тоже не
особенно... Даже на работу не опаздываю! Темы заканчиваю
успешно, в сроки укладываюсь, процент внедрений — самый
высокий в институте. Потому очень легко говорить правду!
И Кабаргин, заметь, без звука проглотил критику. Он же
прекрасно понимает, что ничего не может мне сделать!
— Я тоже так считал. Но у сидящего наверху много
возможностей нагадить на нижестоящего, несколько раз
приходилось убеждаться. Помнишь, как он отменил мне
библиотечные дни? А сейчас представился случай навредить
по-крупному — вообще рубит тему!
— Знаю, слышал, — кивнул Никифоров. — Только
высокие каблуки роста не прибавляют. В жизни существует
определенная логика развития: каждый получает то, чего
заслуживает, и никакие уловки, хитрости не позволяют
обойти эту закономерность.
— Тогда на земле должны царить справедливость и гар­
мония, — зло усмехнулся Элефантов. — Ты впадаешь в иде­
ализм чистейшей воды! Вон сколько кругом сволочей, мер­
завцев, приспособленцев процветающих, вполне довольных
собой!
— Отдельные частности, да еще взятые в ограниченном
временном диапазоне, не могут отражать общую картину.
В конечном счете жизнь все расставляет по своим местам.
Правда, если вычертить график, некоторые точки окажутся
выше или ниже: кто-то урвал больше положенного, кто-то
недополучил своего. Но в целом...
— Я знаю одного парня, который боялся стать точкой
ниже графика справедливости, — перебил Элефантов. —
Начал суетиться, менять себя в угоду окружающим, посту­
пать вопреки принципам, в суматохе совершил предательст­
во... Когда дурман прошел, он ужаснулся и мучается в спо­
рах с самим собой — можно ли оправдаться логикой, не
укладывающейся в твой график?
— Так не бывает! — Никифоров поучающе покачал
пальцем перед носом собеседника. — Негодяев не мучают
угрызения совести!
— А если он не негодяй? Обычный человек, в какой-то
миг проявил слабость... И раздвоился...
Никифоров посмотрел испытующе.
— Случайно раздвоился? Не знаю... Только скажу тебе
так: он пропащий человек. Надо иметь либо чистую совесть,
либо не иметь никакой! Половинчатость немыслима. По
логике развития, о которой я сейчас говорил, обязательно

228
перерождается и вторая половина: с самим собой прими­
риться легко — и вот уже нет никакого внутреннего спора!
Процесс завершен — перед нами стопроцентный негодяй!
Элефантов поморщился.
— Чересчур прямолинейно!
Он поймал себя на мысли, что повторяет упрек Орехова
в свой адрес.
— А если вторая, добрая половина сохраняется без
изменений? И примириться с самим собой не удается? Что
по твоей логике должно последовать тогда?
— То, что много раз описано в классике, — буднично
сказал Никифоров. — Безумие. Или самоубийство.
В разговоре возникла пауза. Элефантов допил свой кофе,
задумчиво покрутил чашку.
— Если бы человеческие пороки были наглядны, как бы
все упростилось!
Никифоров хмыкнул.
— Радужная оболочка вокруг каждого? Доброта, чест­
ность, порядочность — светлые тона, подлость, похоть,
коварство — черный... Так, что ли?
— Хотя бы... Тогда все мерзавцы вымрут, как блохи на
стерильной вате.
— Ошибка, Сергей, — Никифоров привычно свалил
в раковину грязные чашки. — Эта публика так легко не
сдается! Перекрашивались бы сами, чернили других, сры­
вали и напяливали на себя чужие цвета! А то и попросту
объявили бы, что черный — и есть признак настоящей
добродетели. — Никифоров грузно опустился на колчено­
гий стул. — Нет, Сергей, надо рассчитывать на себя. Рабо­
тай, как можешь, живи, как считаешь правильным, не огля­
дывайся на других, не подстраивайся ни под кого. И время
покажет, чего ты стоишь!
— Тебе надо быть проповедником, — саркастически
сказал Элефантов. — Или профессиональным утешителем.

Никифоров его не убедил. Терпеливо ждать, пока восто­

ржествует справедливость, Элефантову не хотелось. Тем
более — его судьба могла оказаться частным случаем, не
отражающим общей закономерности. Когда он смотрел на
чистенькую, модную, красивую Марию, ему казалось, что
так оно и есть.

229
 Нежинская преуспевала, находилась в полном согласии
с собой и окружающими. Ее, безусловно, не мучали угрызе­
ния совести, если она и вспоминала о существовании Эле­
фантова, то с раздражением.
”Она рассчитала точно: о тебя можно вытереть ноги
и выбросить, никакими неприятностями это не грозит”, —
издевательски констатировало его второе ”я”.
Мысль о том, что Мария, обходясь с ним так, как она
это сделала, учитывала его неспособность к решительным
действиям, угнетала Элефантова с каждым днем все силь­
нее.
”Что же, мне следовало убить ее?”
”Следовало быть мужчиной, а не тряпкой. С Ореховым
она никогда не позволила бы таких штук!”
”Я же не Орехов!”
”Оно и видно”, — не унимался сидящий внутри злой бес.
В конце дня Марии позвонили. Она разговаривала под­
черкнуто любезно, пригласила собеседника вечером на ча­
шечку кофе. В голосе ее явно слышались обещающие нотки.
Элефантова бросило в жар, когда вернулась способность
думать. Он понял, что Нежинская умышленно сделала его
свидетелем разговора, прекрасно понимая, что причиняет
боль, и желая этого.
Дома, мучительно размышляя, как быть, Элефантов
снова подумал о зеленом брезентовом чехле в шкафу.
— Да нет, бред!
”Вот в этом ты весь! Недаром она умышленно пинает
тебя, как безответную собачонку, которая заведомо не осме­
лится показать зубы!”
Внутренний голос, как всегда, был язвительным и бес­
пощадным. И он был, как всегда, прав. Мария хотела,
чтобы он корчился от ревности и бессильной ярости, глядя
на часы, отсчитывающие время ее свидания, уверенная
в том, что на большее он не способен. Так что, расписаться
в своей ничтожности?
Элефантов ощутил чувство, заставлявшее в детстве ввя­
зываться в неравные драки и, сжав зубы, ринулся доказы­
вать всем, а в первую очередь самому себе, что он не тряпка,
не трус и не размазня.
Когда он укладывал штуцер в чертежный тубус, когда
шел, спотыкаясь о кучи строительного мусора, к притягива­
ющему и пугающему огоньку на седьмом этаже, когда лез
по решетчатой черной громаде крана, он был уверен, что все
кончится, как в случае с Хлыстуновым, и демонстрация
готовности действовать, ”как подобает мужчине”, успо­

230
коит и заменит само действие. Но, заглянув в окно Не­
жинской, Элефантов понял, что сам загнал себя в ловушку
и отрезал путь к отступлению.
Потому что на тахте сидел без рубашки мужчина, рас­
смотреть лицо которого на таком расстоянии было нельзя,
а Мария в легком халате, надетом, как знал Элефантов, на
голое тело, вышла из ванной, она чистоплотная, как кошка,
хотя можно ли назвать чистоплотной женщину, меняющую
любовников чаще, чем простыню, на которой их принимает!
— и того, что должно было сейчас произойти, прямо у него
на глазах, он допустить, конечно, не мог.
Ах, если бы он сидел у себя дома — догадываться и даже
знать — совсем не то, что видеть или если бы у него была
безобидная рогатка — разбить стекло, спугнуть, предотв­
ратить, но вместо рогатки в руках смертоносный штуцер,
когда и кто успел его собрать, поднять рамку прицела?
Мария направилась к тахте, включила ночник, сейчас
пройдет через комнату и уберет верхний свет, но раньше
ваза на столе разлетится вдребезги, насмерть перепугав
милую парочку и испортив им вечер...
Мария мимоходом коснулась рукой прически гостя, так
она ерошила волосы Элефантову, и улыбается, наверное,
так, как когда-то ему — ласково и откровенно.
Мушка прицела метнулась с вазы на левую сторону
груди Нежинской, но в последнее мгновенье, когда палец
уже выбрал свободный ход спуска и все его существо сжа­
лось в ожидании выстрела, Элефантов шевельнул ствол на
долю миллиметра вправо, через девяносто два метра откло­
нение составило одиннадцать сантиметров, и пуля вместо
того, чтобы пробить сердце Нежинской, оцарапала ей бок.

XIV. РАЗВЯЗКА
1

Разговор с Зайцевым оставил у Крылова неприятный

осадок. Следователь позвонил перед тем, как идти ”на
ковер”. ”Что нового?” — ”Ничего”. — ”А в перспективе?”
— ”Ноль”.
Сейчас Крылов размышлял: сказал он правду или солгал
товарищу. Случайно услышанный злой женский голос на
магнитной пленке. Предположение, что у Элефантова мо­

231
жет быть штуцер. Сюда бы Шерлока Холмса с его дедуктив­
ным методом — он бы мгновенно выдал ответ!
Беда в том, что умозаключения Холмса невозможно
подшить в дело. Каждый сюжет завершается блестящим
описанием того, как могло быть совершено преступле­
ние. А так ли было на самом деле? Предположения великого
сыщика чаще не подтверждаются однозначными доказате­
льствами, и обвиняемый найдет имеющимся фактам деся­
ток других объяснений! Мол, откуда я знаю, где бегала моя
собака, вымазанная фосфором для забавы? Но по воле
автора злодей сам изобличает себя: нападает на детектива,
пытается бежать... Аплодисменты, занавес закрывается! Хо­
тя отчаянная выходка — тоже не подтверждение вины...
Крылов рассуждал логично. Если бы даже он изъял
пленку, Нежинская истолкует сомнительную фразу самым
невинным образом. Ей совершенно ни к чему выворачивать
наружу свое несвежее, хотя и импортное бельишко. А пред­
положение о штуцере... Ни один прокурор не даст санкции
на обыск по предположению, ни один преступник не держит
дома такую улику.
Все логично. Но Крылова не оставляло ощущение, что
он солгал.
Он вспомнил обольстительную улыбку Нежинской, тоск­
ливый взгляд Элефантова,. Почему-то в памяти всплыло
лицо Риты.

Элефантову было худо. Он сидел за письменным столом,

бессмысленно вертя пачку сотенных купюр в банковской
упаковке — бесконтактный энцефалограф пошел в серийное
производство. Будто навощенные, новенькие бумажки не
вызывали у него никаких эмоций. Может, из-за нереаль­
ности суммы, может, оттого, что он вообще был равноду­
шен к деньгам, может, потому, что он проиграл игру,
в которой эта тугая пачка ровным счетом ничего не значила.
Если бы немного раньше... Нет, все равно... Деньги не
приносят счастья и не решают жизненных проблем. Хотя
Орех считает иначе... Орех!
Элефантов оделся, небрежно сунул пачку в карман. По
дороге он представлял, как тот удивленно выпучит глаза,
потеряет на минуту дар речи, как оживленно затарахтит
потом, и вопросы представлял все до единого: неужели

232
успел у Полковника? Или тот сыну оставил? А может, с кем
другим договорился?
А вот выражения лица Ореха, когда тот узнает, что
вопреки его предсказаниям Элефантов заработал фантасти­
ческую сумму честным трудом, он не представлял. И очень
хотел увидеть, как переживет тот крах своих убеждений,
непоколебимой уверенности в невозможности достичь мате­
риального благополучия иначе как всякого рода уловками,
ухищрениями, мошенничеством. Потому и шел: наглядно
подтвердить свою правоту теми аргументами, которые
Орех чтил превыше всего. Порадовать себя напоследок.
Не получилось. Крах своего мировоззрения Орехов уже
пережил накануне, во время ареста.
Известие Элефантова не удивило, впрочем, сейчас его
было трудно удивить чем-нибудь. Он тяжело брел сквозь
плотный вязкий воздух, по щиколотки проваливаясь в ас­
фальт. Толчок в спину он оставил без внимания, но его
трясли за плечо, и он повернулся к изрядно поношенному
субъекту, обнажавшему широкой улыбкой плохие зубы с ту­
скло блестящими ”фиксами”.
— Серый, ты чего, пьяный? Или обкурился до одури?
Я ору, ору...
— Пойдем, Яша, чего к приличным людям вязнешь,
опять обознался, — плачущим голосом причитала невзрач­
ная бледная женщина с плохо запудренным синяком на
скуле и тянула фиксатого за рукав в сторону.
— Да отвяжись ты! Это же Сережка Слон, мы вместе
в школе учились! Помнишь?
Элефантов посмотрел в маленькие бесцветные глазки,
окруженные теперь густой сетью морщин.
— Помню, Голубь.
— Вот, — восторженно заорал тот. — А ты, дура,
лезешь! Говорю тебе — кореш мой!
Женщина заискивающе улыбнулась и стала счищать
с плеча Голубя засохшую грязь.
— Помнишь, как ты меня чуть не зарезал?
Голубь хлопнул Элефантова по плечу, его спутница бро­
сила испуганный взгляд, но тут же недоверчиво покачала
головой.
— Я уже завязал, — гордо сообщил Голубь. — Надоело
сидеть, четыре ходки, сколько можно! По молодости два
раза на квартирах рюхался, потом гоп-стоп пришили, а по­
следний раз по-глупому — хулиганка. Вот она меня посади­
ла!
— Яша, перестань, что человек про тебя подумает!

233
 — Отвяжись! — он привычно ткнул ее локтем. — Серый
сам был приблатненный, да и сейчас за ним небось много
чего есть! Точно, Серый?
— Точно. Такое, что тебе и не снилось.
— Неужто мокряк? Ну ты даешь! Пойдем, тут забегалов­
ка рядом, потолкуем...
— Нет, Яша, домой идем. Я тебе налью, у меня припря­
тано...
Опасливо втянув голову в плечи, женщина снова пота­
щила его в сторону и вновь получила локтем в бок.
— Давай водки возьмем ради такой встречи, а то у меня от
”чернил” желудок болит — язва проклятая... Трояк найдется?
— Можно разменять...
Элефантов вытащил пачку сторублевок.
— Спрячь! — Голубь отскочил. — Ты что, сдурел? Так
и сгореть недолго...
— А ну, домой иди, кровосос проклятый, — неожиданно
фальцетом завопила женщина и с отчаянной решимостью
толкнула Яшку кулаком в шею. — Мало по тюрьмам
мыкался? Хватит с бандитами якшаться! — Она с ненави­
стью посмотрела на Элефантова. — Может, он и правда
людей убивает, мильены в кармане носит, а ты за него
сидеть будешь! За две сотни четыре года отмотал, а тут всю
жизнь просидишь!
— Пока, Серый! Я по натуре завязал... — извиняющимся
тоном проговорил Голубь и скрылся за углом.
— Вот люди! Напьются и хулиганят! — сочувственно
сказал Элефантову какой-то прохожий. — Не расстраивай­
тесь. Чего обращать внимание на всякую пьянь!
Элефантов побрел дальше. Симпатии прохожего были
на его стороне. Хотя мелкий уголовник и пьяница Голубь не
идет в сравнение с человеком, совершившим покушение на
убийство. Он почувствовал себя оборотнем.
Такое чувство уже возникало — сразу после выстрела,
когда он, спрятав оружие, шел по оживленным вечерним
улицам, ничем не отличаясь внешне от окружающих, и ник­
то не показывал на него пальцем, не кричал ”держи!”, не
бежал звонить в милицию. Встреченные люди смотрели на
него доброжелательно, знакомые здоровались, не зная, кто
сидит в оболочке талантливого научного сотрудника, кто
испуганно и настороженно выглядывает наружу через его
глаза. Быть оборотнем оказалось легко, для этого не надо
было делать никаких усилий. И оттого особенно противно.
Изгнать, выжить как-нибудь того, другого, тщательно
спрятавшегося глубоко внутри было нельзя. Можно было

234
смириться, взять его сторону и превратиться в него полно­
стью — это очень простой путь: ничего не надо специально
делать, живи себе спокойно, и все произойдет само собой.
Многие так и поступают.
Сергей решил сделать еще попытку. Сел в троллейбус,
проехал шесть кварталов, свернул за угол.
”Надо было сразу, с утра идти к нему, — нервно под­
умал он. — Сейчас Игната Филипповича может не быть
дома”.
И точно, Старика дома не оказалось. Они разминулись
буквально на полчаса.

— Ну, расскажи, за сколько ты продался немцам?

Несмотря на ужасающий смысл, вопрос был глупым.
И любой ответ тоже оказался бы глупым. Впрочем, ответа
не требовалось: обыденно произнесенная фраза с легкой —
для проформы — вопросительной интонацией просто стави­
ла точку над ”и”.
Вот, значит, ради чего этот непонятный срочный вызов,
спешная дальняя дорога... Все думали — особое назначение,
и он сам так считал. Оказывается, нет. Старик слышал про
подобные случаи, о них сообщали шепотом самым близким
друзьям и никогда не обсуждали, но он и представить не
мог, что такое произойдет с ним самим.
Яркий круг света падал на зеленое сукно, освещая какие-
то бумаги — самые важные в жизни Старика, выше, в зеле­
ном от абажура полумраке тускло отблескивали четыре
шпалы в петлицах — недавно Грызобоев получил капитана,
что соответствовало общеармейскому званию полковника,
а еще выше начиналась густая тень, голос звучал из пусто­
ты, лица видно не было.
Но Старик его отчетливо представлял, потому что видел
лицо рослого адъютанта, отобравшего пистолет в прием­
ной, — грубую маску с презрительным выражением тор­
жествующей силы и особым отблеском беспощадной готов­
ности в холодных глазах. Сизов не любил людей с такими
глазами. И когда ему приходилось подбирать исполнителей
для жесткой, страшной, противной нормальному человечес­
кому существу работы, он выбирал тех, кому предстоящее
так же неприятно, как и ему самому, кто выполнит свой
долг на нервах, преодолевая естественные чувства, не при­

235
выкнув к тому, к чему человек привыкать не должен, если
хочет остаться человеком. В первую очередь он руководст­
вовался моральными соображениями, но оказывался прав
и в практическом смысле: охотно готовые на все, беспощад­
ные молодчики были крайне ненадежны, ибо, не имея внут­
реннего стержня, легко ломались в критических ситуациях,
подтверждая, что мощный скелет и крепкие мускулы не
могут заменить тех скрытых качеств, которые Сизов ценил
в настоящих людях.
— Расскажи, за сколько они тебя купили со всеми потро­
хами! Или язык проглотил от страха?
Что бы он ни сказал, значения не имело, все уже решено.
Опытный Старик знал, что жить ему меньше, чем идти до
проходной: первый поворот налево, лестница в подвал —
и все. И ему действительно было страшно, пожалуй, впервые
в жизни он ощутил липкий ужас обреченного, неспособного
повлиять на ход событий беззащитного человека, мечущего­
ся по тесной камере газвагена. Но не таков был Сизов, чтобы
поддаваться страху, тем более обнаружить его.
— Посмотрите в моем личном деле, где я был и что
делал, — зло сказал он. — И никогда не трусил. И язык не
глотал!
— Читали твое дело, — мучнисто-белая с прозеленью —
от абажура? — рука вползла в светлый круг и многозначите­
льно опустилась на проштампованные листки. — Весь ты
здесь, как голенький...
Задребезжал звонок, белая рука неожиданно резко схва­
тила тяжелую эбонитовую трубку.
— У аппарата!
Дальше звук пропадал — в реальности Старик не по­
мнил разговора, только общий смысл: Грызобоева насто­
ятельно приглашали куда-то, он с сожалением отказывался,
говоря, что ему еще ”надо разобраться с одним изменни­
ком”, — это я изменник, отстраненно подумал Старик,
неужели ребята поверят?! — его уговаривали, убеждали,
дескать, изменник никуда не денется, и в конце концов он
согласился, потому что хотел согласиться с самого начала.
— Ладно, иди пока, подумай... Да напиши чистосердеч­
ное раскаяние... Утром придешь. И без глупостей — не
мальчик!
Грызобоев нажал скрытую кнопку, в дверях тотчас воз­
ник пружинисто-подтянутый, готовый действовать адъю­
тант — бдительный, знающий службу, исполнительный,
хороший верный парень, на которого можно во всем поло­
житься. Образец подчиненного.

236
 — Машину к подъезду. А этот пусть идет... пока.
По доброму лицу пробежала тень неприятного удивле­
ния.
— Оружие?
— Верни... пока...
В этот миг Старик отчетливо понял, что на самом деле
его вовсе не считают изменником и немецким агентом.
И ему стало еще страшнее.
Ночь прошла в мучительных размышлениях. Чрезвычай­
но ответственная работа, которой занимался Сизов, предъ­
являла особые требования к причастным людям и имела
жесткие правила, не признающие исключений. Пустяков
и мелочей в ней не существовало, погрешности и просчеты
не прощались — слишком много стояло на карте. Незначи­
тельная ошибка — своя или чужая, любая шероховатость
или сбой проводимой операции, отсутствие ожидаемого
результата, не говоря уже о провале, — могли дать повод
для подозрений. А еще существовала контригра немецкой
разведки: дезинформация, подставка, клевета...
Провалов в работе Старика не было, по крайней мере, он
о них не знал, всего остального со счетов не сбросить, но,
получив обратно тяжелый пистолет и беспрепятственно
пройдя мимо часового сквозь огромные, в два человеческих
роста, обитые понизу медью двери, он мог абсолютно
уверенно сказать: поводов для обоснованных подозрений
у Грызобоева нет! Значит...
В спартанской обстановке ведомственной гостиницы
Старик докручивал догадку, испугавшую при выходе из
солидного кабинета.
Если его скомпрометировать и убрать, а еще лучше —
чище и грамотнее — дать возможность сделать это самому
— тот, кто недостаточно знал Старика, мог однозначно
рассчитывать, как он распорядится полученной до утра
отсрочкой и возвращенным ”ТТ”; если его опорочить, мерт­
вого проще, чем живого, то автоматически потеряют до­
верие работавшие с ним люди, оборвутся связи с многочис­
ленными источниками информации на оккупированной тер­
ритории, обесценятся добытые с неимоверным трудом
сведения, свернутся начатые им и замкнутые на него опера­
ции.
Это могло быть выгодно только коварному и изощрен­
ному врагу, оборотню, получившему возможность под
предлогом борьбы за безопасность фронта и тыла одним
махом срывать тщательно продуманные и перспективные
планы командования.

237
 В Управление Старик шел в таком напряжении, в ка­
ком обычно переходил линию фронта. Утреннее мироощу­
щение отличается от ночного большей рассудительностью,
и он хорошо понимал, что такая логичная и убедительная
для него самого догадка в глазах руководства будет вы­
глядеть иначе — как попытка изменника спасти свою
шкуру ценой оговора. Да и скорей всего, ему вообще не
удастся попасть к кому-нибудь выше уровня Грызобоева.
Но оставлять вредителя в святая святых Сизов не собирал­
ся.
Вчерашний липкий ужас беспомощности исчез бесслед­
но, то, что в основе страшных обвинений лежало не ошибоч­
ное подозрение, а злонамеренный расчет, меняло дело корен­
ным образом. Перед ним был враг, а как поступать с врага­
ми, Старик хорошо знал.
Недооценив Сизова, Грызобоев допустил главный
в своей жизни промах, и зря он надеется на правило от­
бирать оружие в приемной, потайную кнопку сигнализации
и здоровенного адъютанта с беспощадным взглядом...
Старик двигался стремительно и неотвратимо, как мчит­
ся навстречу взрыву самонаводящаяся торпеда, намертво
вцепившаяся в цель акустическими захватами. Собственная
судьба его не интересовала, так как находилась за пред­
елами поставленной самому себе задачи.
Многие считали Старика везунчиком, хотя чаще всего
его удачи объяснялись железной волей, целеустремленно­
стью и бесстрашием, но надо признать, что судьба благо­
волила к нему и иногда подбрасывала счастливый билет.
Пост на проходной он миновал беспрепятственно, рас­
ценив это как первую удачу, вытекающую из самоуверен­
ности и недальновидности Грызобоева, но через несколько
минут, столкнувшись с тремя мужчинами, выходящими из
приемной начальника Управления, понял, что дело не в еще
одной ошибке оборотня, а в резком изменении обстановки.
Вид адъютанта, зажатого с двух сторон не уступающими
ему телосложением спутниками, был жалок: распахнутый
ворот, споротые петлицы, болтающийся клапан кобуры,
а главное — лицо: растерянное, с перекошенным ртом
и умоляющими глазами.
— Покажу... все... Я-то ни при чем... За него, гада, не
ответчик, — мокро шлепали безвольные губы.
Порученец в приемной отвечать на вопросы не стал,
другие сотрудники ничего не знали или делали вид, что не
знают. Наконец замнач оперативного отдела, служивший
одно время с Сизовым, рассказал, что Грызобоев минувшей
ночью пойман на контакте со связником абвера и убит

238
в перестрелке. Перед этим он развлекался в интимной ком­
пании, и Сизов понял, что уцелел только благодаря при­
страстию оборотня к сомнительным увеселениям, которые
даже заставляли его откладывать на завтра незавершенные
дела.
— Дерьмо — оно кругом дерьмо! — только и произнес
Старик и вытряхнул из правого рукава последнюю тех­
ническую новинку немецких диверсантов — тонкую, с авто­
ручку, трубочку, бесшумно выбрасывающую на десяток
метров трехгранный отравленный клинок.
— Держи, вы таких еще не видели.

Старик открыл глаза. Трудно, даже невозможно было

определить, с какого момента страшный сон перешел в не­
приятные воспоминания. А он пытался это сделать: если сон
прервался до разоблачения оборотня — дурной знак, если
после — счастливая примета. Когда-то давно они старались
перед выходом на задание отыскать доброе предзнаменова­
ние в любой мелочи. Но шли независимо от того, находи­
лось оно или нет.
Он встал, размялся, глянул в окно. Утро выдалось со­
лнечным, но прохладным, приближение осени ощущалось
все явственней. Старик поджарил картошку, выпил запре­
щенный врачами кофе, посидел на продавленном диване,
сосредоточенно размышляя, и стал собираться.
Он надел клетчатую домашнюю рубашку, мятые брюки,
лет десять валявшиеся в шкафу, и такой же старый, с потер­
тыми локтями, пиджак. Вещи висели свободно, и эта нагля­
дность происшедших с ним перемен была неприятна.
Выгоревшую, с обвисшими полями шляпу, Старик взял
у соседа, заранее раздобыл очки, обмотанные на переносье
изоляционной лентой — глаза могли свести на нет весь
маскарад, и он это знал.
Поглядев в зеркало, он оторвал пуговицу на вороте,
подумав, потянулся за иголкой и добавил на месте отрыва
несколько свисающих белых ниток. Двухдневная седая ще­
тина придавала Старику неопрятный старческий вид, и сей­
час он выглядел неухоженным, провинциальным дедом,
неизвестно по какой надобности попавшим в город.
Внимание к деталям сохранилось еще с тех времен, когда
ему приходилось погружаться в чуждый враждебный мир,
грозящий смертью за малейшую оплошность.
Во дворе гомонили дети, стукали кости домино, взревел
и тут же заглох двигатель старой ”Победы”. Старик достал
из ящика тщательно смазанный пистолет, вогнал обойму,
дослал патрон в ствол. Пошарил в карманах мелочь, нашел

239
несколько двухкопеечных монет, порадовался, что не надо
менять — одной заботой меньше.
Соседи смотрели с недоумением, и Старик опять порадо­
вался, что не столкнулся с Семеновым, тот задал бы кучу
вопросов по поводу его странного вида.
Он медленно шел по улице среди знакомых домов и мир­
ных людей и с каждым шагом все больше казался себе
впавшим в детство стариком, играющим в давнюю, забы­
тую всеми игру. Сейчас он не находился во враждебном
мире, напротив — все, что его окружало, было привычным,
близким и родным, это был его мир, который если и таил
опасности, то как раз для тех, кого он собирался сегодня
найти.
И Старик вдруг устыдился своего маскарадного костю­
ма, пистолета, натиравшего левый бок, договоренности
с Крыловым, отрывавшей того от законного отдыха. Дру­
гой на его месте вообще бы отказался от задуманного, но
Старик не привык бросать начатое на полпути, хотя сейчас
мало верил в реальность своего плана.
Он позвонил Крылову, сказал, что необходимость в его
помощи отпала и он может отдыхать. Крылов возразил,
и они условились, что Старик позвонит через час, расскажет
о результатах, а если звонка не будет, Крылов выедет на
место и будет действовать по обстановке.
Потом Старик приехал на тихую кривую улочку, подо­
шел к маленькому аккуратному домику и постучал в зеле­
ную калитку, представляя, как пост наблюдения фиксирует
этот факт и какой шум поднимет завтра Мишуев.
Когда к нему вышла миловидная располневшая жен­
щина (Надежда Шеева, 27 лет, жена младшего, старший —
холостяк, а люди болтали, что она живет с обоими), Старик
спросил Владимира или Николая, увидел, как напряглось
лицо хозяйки, и услышал, что их дома нет, когда будут —
неизвестно и вообще непонятно, зачем они нужны совершен­
но незнакомому человеку.
Тогда Старик с простецкой откровенностью поведал, что
он является родным дедом Вальки Макогонова, который
поехал в гости к своим новым друзьям, брательникам Ше­
евым Володьке и Николаю, а обратно не возвратился. Обес­
покоенный дед приехал следом, в справочном получил адрес
и хочет узнать, где его внук, а если здесь ответа не найдет,
то останется только один путь — идти в милицию.
Надежда слушала настороженно, губы ее сжались, руки
комкали какую-то цветастую тряпку. Сохранить незаинте­
ресованный вид ей не удалось, а при последних словах
в глазах явно мелькнул испуг.

240
 ”Знает, все знает, — подумал Старик. — Без деталей: кто
за рулем, кто стрелял, да кого убили, да куда Валька
девался — подробности ей не нужны, без них спокойней,
а догадки не в счет, так легче прикинуться, будто живешь не
с бандитами и убийцами, да не на кровавые деньги жиро­
вать собираешься”.
— Вообще-то муж сегодня обещал заявиться, — расте­
рянно лгала хозяйка и этой ложью выдавала свое тайное
знание, хотя приехавший в поисках внука простодушный
старичок не мог бы определить ни растерянности, ни лжи, ни
тем более предвидеть собственную участь, намек на которую
читался в бегающем, беспокойном взгляде Надежды Шеевой.
— Заходите, дедушка, отдохните, а то знаете, как у му­
жиков — кружка пива, потом стакан вина, потом бутылка
водки... Вот и гуляют... На дачу поехали отдохнуть, да там
и застряли...
Она сыпала словами, провожая Старика в дом, но когда
дверь на улицу закрылась, вдруг замолчала и обессиленно
опустилась на старинный, обитый железными полосками
сундук.
— А что, и Валек мой с ними загулял? — спросил дед
Макогонова слегка неодобрительно.
— С ними, — готовно кивнула Надежда, и Старику
стало ясно: она знает, что Макогонова нет в живых.
Но у деда пропавшего Вальки подобной ясности не
было, да и быть не могло. Хозяйка показалась не только
красивой, но и приветливой, говорливой, обстановка в доме
не внушала тревоги и беспокойства. Разве придет в голову,
что ты неожиданный, крайне нежелательный свидетель, спо­
собный провалить так удачно начатое дело, а потому об­
реченный...
Дед Макогонова расслабился на кушетке.
— Отдохните, дедушка, я сейчас, в магазин и обратно...
В Шеевой появилась целеустремленность, очевидно, она
приняла решение, как надо поступать.
Хлопнула дверь. Дед Макогонова исчез, как только шаги
Надежды пропали вдали. Пружинистой кошачьей походкой
Старик скользнул по комнатам, осматривая дом.
Три комнатки. Маленькие, опрятные, плотно заставлен­
ные. Хельга, набитая разномастным хрусталем и аляповато
расписанным золотом фарфором, цветной телевизор под
яркой шелковой накидкой, всюду ковры: на стенах, на полу
в два слоя, свернутые по углам. Гимн дурному вкусу. Зато
богато, значит, ”не хуже, чем у людей”.
В спальне Старик споткнулся о коробку из-под австрийс­
ких сапог, еще две белели под кроватью. Спекулирует она,

241
что ли? Или обеспечивает себя по высшей норме? Скорее
всего, и то и другое. Братья часто заглядывают в бутылку,
так что зарплат и левого заработка Владимира не хватит,
чтобы так набить это ”гнездышко”.
На крохотной веранде оборудовано рабочее место: вер­
стак, тиски, небольшой токарный станок. Здесь Владимир
изготавливал запчасти к лодочным моторам, мотоциклам,
здесь же, очевидно, сделал автомат. Все чисто убрано, ни
стружки, ни пылинки, ни кусочка металла. Как он и пред­
полагал: подготовились к возможному обыску.
Старик вернулся на кушетку. Сейчас бы в самый раз
позвонить Крылову. Вряд ли Надежда станет травить деда
Макогонова крысомором или рубить его сзади топором — на
такое она, конечно, не способна. А вот канал связи с мужем
у нее имеется, и она, как верная, преданная жена, сообщит об
опасном госте, пусть, мол, мужики сами решают...
Если бы Мишуев одобрил его план и операция была
соответствующим образом подготовлена, Старику не при­
шлось бы сейчас ломать голову, прогнозируя дальнейшее
развитие событий. Братья вряд ли сунутся в дом, тогда все
просто: пост наблюдения засечет их, и капкан захлопнется.
Слишком просто для таких предусмотрительных волков.
Они предпримут что-то другое, хитрое, в чем не осведом­
ленные о происходящих событиях наблюдатели могут и не
разобраться.
Старик не заметил, как изменилось все вокруг, просто
ощутил давно не испытываемое чувство опасности, исходя­
щей отовсюду: от стен этого домика, богатой безвкусной
обстановки, радушной хозяйки, выскочившей на минутку по
своим, но тесно связанным с ним надобностям, — вся
атмосфера логова Шеевых была ненавидящей и враждеб­
ной. Сейчас он находился в чуждом, беспощадном мире и,
как часто бывало, мог рассчитывать только на себя. Жаль,
не стоит в прикрытии Крылов... Впрочем, не дождавшись
звонка, он должен догадаться, почувствовать неладное и по­
доспеть на помощь, так уже случалось несколько раз.

Не застав Старика, Элефантов отправился к полуразру­

шенному, обреченному на снос зданию, забрал из подвала
футляр для чертежей и приехал к себе. Через несколько
минут он появился на улице уже без футляра и быстрым
шагом двинулся до боли знакомым маршрутом.

242
 Нежинской дома не оказалось, но дверь была заперта
только на один замок, значит, она вышла ненадолго и сей­
час вернется. Он воткнул в замочную скважину записку,
повертел и снова сунул в карман пачку денег.
Спускаясь по лестнице, Элефантов столкнулся с незнако­
мым молодым человеком, не заподозрив, что сам он знаком
старшему лейтенанту милиции Гусарову, и именно потому
тот так старательно глядит в сторону.
Немного постояв на углу, Элефантов увидел, как незна­
комец вышел из подъезда, направился к остановке автобуса,
но передумал и резко свернул в переулок, а от остановки
царственной походкой с гордо поднятой головой прошла
к своему дому Нежинская.
После этого Элефантов вернулся к себе в квартиру, сел
в кресло, положив перед собой часы, и стал ждать. Ждать
пришлось не долго, и дело упрощалось тем, что он избавил­
ся от необходимости принимать решение.
Решение должна принять Мария. Если она придет, он
окончательно сдастся тому, другому, если же нет... Рука
легко скользнула по мертвой стали штуцера...
Уход от самостоятельных решений есть проявление тру­
сости.
Эта мысль сейчас не задела его. Каждый живет, как ему
нравится. И каждый считает, что уж кто-кто, а он живет
правильно. Не сомневается в этом Ася Петровна, не со­
мневаются Николай Сергеевич и Наполеон, даже нудный
толстяк Вова Зотов считает, что живет правильно!
Люди разные, и жизни у них никак не похожи,
и потому совершенно очевидно, что все не могут быть
правыми!
Но каждый уверен, что ошибаются другие...
Ему, Элефантову, бытие того же Вовы Зотова кажется
унылым и беспросветным. А тот доволен. И не понимает,
зачем это Слон суетится, какие-то формулы пишет, прибо­
ры выдумывает, вместо того чтобы загорать на пляже да
пиво пить — лучше-то отдыха не бывает! А если бы узнал,
что он, имея десять тысяч и диссертацию на выходе, стре­
ляться надумал, черт-те из-за чего, то и вообще сумасшед­
шим посчитал бы...
У каждого свои доводы, свои резоны. Семен Федотович,
Орех, их приятели и сейчас не думают, что неправильно
жили! Другое дело — недостаточно хитры, изворотливы
были, за то и корят себя, за то ругают!
Да и ты, братец, обратился к себе Элефантов, тоже
думаешь, что поступал правильно. Не думаешь? А почему
же делал? Жену бросил с сыном, в грязи вымазался, престу­

243
пником стал! От любви большой к Марии? Слабенькое
оправдание! А она в свою очередь оправдается тем, что тебя
не любила! И точка, нет виноватых! Только так не бывает.
Все равно приходится расплачиваться — рано или поздно,
наглядно или скрыто...
Время шло. Элефантов отстраненно взял оружие, загля­
нул в черное отверстие ствола, положил палец на спуск.
В этот миг в дверь позвонили.

Крылов дежурил на телефоне, ожидая известий от Ста­

рика. Чтобы не терять времени зря, он решил допросить
Нежинскую. Гусар понес повестку, а он смотрел в окно,
обдумывая предстоящий разговор. Конечно, говорить прав­
ду не в ее интересах, но существует целый ряд тактических
приемов, с помощью которых можно заставить ее изоб­
личить Элефантова. Но, честно говоря, Крылову не хоте­
лось этого делать. Первый раз в жизни он не стремился
любой ценой разоблачить виновного. И даже испытывал
сочувствие к Элефантову. Может быть, оттого, что сам не
так давно мог, пожалуй, наделать глупостей из-за Риты.
Рита... Отношение к ней после посещения семейства Ро­
гальских изменилось. Чуть-чуть, в неуловимой степени. Ис­
чезла пронзительность чувства, ощущение праздничности от
общения... Сущая ерунда. То, чего у многих никогда не
бывает, без чего женятся и выходят замуж, счастливо живут
всю жизнь и торжественно отмечают золотую свадьбу.
Гусар вернулся запыхавшимся.
— Вручил?
— Ее не было, бросил в почтовый ящик. А на улице
встретил — возвращалась домой...
— Значит, найдет.
— Это точно. В почтовом ящике повестку, а в замочной
скважине записку, обе приглашают на час дня. За неявку по
повестке — привод, по записке — самоубийство. Интересно,
что она выберет? Впрочем, женщинам свойственна гуман­
ность, так что к тебе она не придет...
— Элефантов? — не то спросил, не то уточнил Крылов.
— Черт, дотянули резину!
— Можно?
На пороге, обаятельно улыбаясь, стояла Нежинская. Как
всегда, безупречно, со вкусом одетая, ухоженная и красивая.

244
 — Вы пришли на полчаса раньше. Почему?
— О, чтоб сэкономить время. Я договорилась встретить­
ся с подружкой — надо заехать по женским делам в одно
место... Вы же меня долго не задержите?
— А к человеку, который ждет вас до часа, вы не
собираетесь? — не сдержался Гусар.
Лицо Нежинской стало холодным.
— Вы не только крутитесь возле моего дома, но и чита­
ете то, что не вам адресовано! Стыдно!
— Как вы думаете, он действительно может покончить
с собой? — спросил Крылов.
— Какое мне до этого дело? Пусть делает что хочет! Он
же психопат!
— Как и ваш бывший муж?
— Почему вы лезете в мою личную жизнь? Кто дал вам
такое право? — Нежинская изменилась в мгновение ока —
куда девались обаяние и очаровательная мягкость! Злая фурия
в красивой маске. — Мне давно говорят, что вы выясняете
совсем не то, что требуется, как досужая сплетница. Даже
пытаетесь заглянуть ко мне в постель! Ну и как, интересно?
Она презрительно улыбнулась, как будто уличила Кры­
лова в неблаговидных позорных делишках.
— Не нервничайте, Мария Викторовна. Расследование
велось по всем правилам, хотя многое в нем вам пришлось
не по нраву, — спокойно сказал Крылов. — Здесь требуется
точность во всем, а точность-то вы и не любите. Потому
что начинаете запутываться в мелочах, так как никогда не
говорите правды до конца.
— Ну, знаете ли!
— Знаю, знаю! Многое знаю. Например, то, что сейчас
вы ждете смерти Элефантова и порадуетесь ей, потому что
благодаря этому останетесь такой же чистенькой, аккурат­
ной и пахучей, как всегда, и исчезнет реальная возможность
по уши вымазаться в...
— И что из всего вашего монолога следует? Хотите
отдать под суд меня?!
Презрение, холодное убивающее презрение волнами за­
ливало кабинет, и тон был ледяным и уничтожающим.
— Это вам не грозит. В компетенцию милиции и суда
подобные вещи не входят.
— Тогда к чему эти рассуждения? Что из них следует?
— Только то, что вы — шлюха.
— Что?!
Бледное лицо Нежинской вспыхнуло пятнами, глаза рас­
ширились. Она вскочила со стула, сделала шаг вперед, но
наткнулась на тяжелый взгляд Крылова, замерла.

245
 — Это вам даром не пройдет! — страшным голосом
сказала она. — Вас выгонят со службы! Я буду жаловать­
ся!
Она резко повернулась и пошла к двери.
— К сожалению, жаловаться по этому поводу вы можете
только на себя, — сказал Крылов в прямую спину и бросил
взгляд на часы.
Без четверти час.
— Быстро машину! — приказал он в селектор дежур­
ному и вместе с Гусаром бросился вниз, чуть не сбив на
лестнице Марию Викторовну Нежинскую.

Ровно в час Крылов позвонил к Элефантову. В квартире

что-то упало, послышались быстрые шаги, дверь распах­
нулась настежь, и, увидев, как озаренное надеждой лицо
хозяина скривила гримаса разочарования, Крылов перестал
жалеть, что оскорбил Нежинскую.
Упредив движения хозяина, инспектор шагнул через по­
рог. Элефантов бросился назад, но опять не успел: майор
первым ворвался в комнату, поднял и разрядил штуцер.
Элефантов оцепенело опустился на пол.
— Сядьте в кресло, — резко бросил Крылов, но владе­
вшее им напряжение отступало, и он смягчил тон. — Если
хотите облегчить свою участь, я напишу в рапорте, что мы
пришли по вашему вызову. Это все, что я могу для вас
сделать.
— Мне все равно, — еле слышно выдавил Элефантов.
— Зови понятых, — приказал Крылов Гусарову. —
Будем оформлять протокол добровольной сдачи оружия...
Вернувшись в отдел, Крылов позвонил Зайцеву и до­
ложил обстановку.
— Как он? — спросил следователь.
— Пишет явку с повинной. Это будет еще одним смяг­
чающим обстоятельством.
— А что, есть и другие?
Через толстое стекло, делившее дежурную часть попо­
лам, Крылов посмотрел на склоненную голову Элефантова,
стекающие по лбу капли пота, закушенную до крови губу.
— Есть. Да ты и сам знаешь — их здесь целый вагон.—
И, вспомнив любимую присказку следователя, добавил: —
И маленькая тележка.
— Сейчас приеду, — вздохнул на другом конце провода
Зайцев. — Если бы ты знал, как мне не хочется вести это
дело.
— Знаю.

246
 Крылов не испытывал ни малейшего удовлетворения от
успешно завершенного расследования, скорее наоборот —
усталость и раздражение, как бывало при неудачах.
— Сообщи родственникам о задержании, — попросил он
Гусара. — Скажи, что могут принести передачу.
Он поднялся в свой кабинет, развалился на стуле, закрыл
глаза. Все-таки Старик в очередной раз оказался провидцем.
Старик! Его как током ударило!
— Мне кто-нибудь звонил? — нервно спросил он в труб­
ку внутренней связи.
— Нет, — удивленно ответил дежурный. — Я бы перед­
ал...
Черт! Старик должен был сообщить, что у него все
в порядке. Правда, в кабинете никого не было, но он бы
обязательно перезвонил дежурному!
Все это Крылов додумывал на бегу. Через минуту опера­
тивная машина мчала его по известному адресу.

Надежда Шеева вернулась через полчаса. В авоське она

принесла булку хлеба, кусок колбасы и бутылку вина — вся
улица могла видеть, что она собирается хорошо угостить
гостя, как и положено доброй хозяйке.
— Покушайте, дедушка, проголодались, небось, с до­
роги, — ворковала она, накрывая стол, — и винца по
рюмочке выпьем, за приезд к нам...
Дед Макогонова для приличия отказывался, говорил
что-то про котлеты в вокзальном буфете, но видно было —
закусить он не прочь, а уж против выпивки и подавно не
возражает.
Надежда Шеева подливала умело: ее рюмка оставалась
полной, а Старик, который пил только водку, да когда-то
давно спирт и шнапс, скрывая отвращение, прикончил бу­
тылку сладковатого дешевого портвейна.
Он отметил нервозную суетливость хозяйки, поймал
быстрый оценивающий взгляд на опьяневшего деда Мако­
гонова, ощутил спад владеющего ею возбуждения и понял,
что скорее всего она звонила из автомата возле магазина,
получила определенные инструкции, добросовестно их вы­
полнила и теперь дело приближается к развязке.
— Что-то нету непутевых, — глянув на часы, скучно
проговорила она и тут же заставила себя продолжить пре­

247
жним, весело-оживленным тоном, — а поезжайте-ка сами за
ними — так верней будет! Дачный поселок, участок пятый...
”Почему пятый, а не двадцать седьмой?” — подумал
Старик. Дачи у Шеевых не было, поэтому названная хозяй­
кой простая цифра отражала только ограниченность ее фан­
тазии. Впрочем, нет — вот как складно дальше заворачива­
ет!
— ...Деревянная дача, голубая, под шиферной крышей,
да вам любой покажет, у нас яблоки вкусные, все берут,
потому каждый знает...
Значит, они будут ждать у въезда на Дачный поселок
и вызовутся проводить его на встречу с внуком...
Надежда вывела пьяненького деда Макогонова во двор,
избегая встречаться с ним взглядом. Покачнувшись, Старик
оперся на ее локоть и почувствовал, что Шееву бьет нервная
дрожь. Конечно, неприятно провожать человека туда, куда
она провожает доверчивого провинциального дедушку.
Особенно после того, как принимала его у себя в доме,
угощала, пила за здоровье.
— Точно покажут дачу-то?
— Конечно, дедушка, не сомневайтесь.
Неприятно, но не смертельно. Надежда переживет это
так же, как пережила все происходящее ранее. Будет спокой­
но спать, открыто смотреть в глаза соседям, сослуживцам.
Они-то ничего не знают, а значит, ничего и не было. Правда,
остается еще свое собственное знание, его не выбросить, не
вытравить, не убить. Тяжкий грех на душе — крест на всю
жизнь...
Но с собой можно договориться, оправдаться, найти
какие-то смягчающие обстоятельства. Дескать, трудно бы­
ло, тяжко, а я решилась, чтобы дом спасти, семью уберечь...
Благородство сплошное — и только. Она и действительно
оберегает сейчас свой чистенький аккуратный домик, хельгу
с дорогими сервизами, свои модные сапожки, содержимое
тяжелых шифоньеров, спрятанные где-то кровавые тридцать
четыре тысячи, своего мужа-убийцу и своего деверя-убийцу.
Каждый человек имеет за спиной что-то свое, что он любит,
ценит и готов защищать любой ценой. Любой. Что тут жизнь
какого-то чужого старого придурка, который сам виноват,
поскольку узнал что не следовало и влез куда не надо!
— А вот как раз такси, — обрадованно закричала Наде­
жда. — Скажете шоферу: Дачный поселок, а там пятый
участок спросите. Деньги есть или, может, дать?
— Есть, дочка, спасибо, — растроганно поблагодарил
дед Макогонова. — Дай Бог, еще свидимся.

248
 У Надежды дернулась щека, но улыбка осталась — нена­
туральная, будто нарисованная.
”Обязательно свидимся, сучка”, — подумал Старик,
останавливая медленно катящее но улице такси.
— Дачный поселок! — нарочито громко сказал он води­
телю, садясь на переднее сиденье, и обернулся посмотреть,
слышала ли Надежда, ведь ей, очевидно, нужно сообщить
родственникам, что все идет по плану...
Но женщина не вышла на улицу, зеленая калитка плотно
закрыта. Наверняка смотрит сквозь щели забора, дожида­
ясь момента, чтобы броситься к телефону.
”Нам тоже встретится телефон”, — удовлетворенно по­
думал Старик, чувствуя, как проходит сковывавшее его
напряжение.
Один звонок — и операция вступит в завершающую
фазу. Они зря предоставили опьяневшему деду эту кратков­
ременную свободу действий.
”Возле главпочты остановимся”, — хотел сказать он, но
не успел: на краю тротуара с поднятой рукой стоял человек.
— Возьмем попутчика?
Не дожидаясь ответа, таксист тормознул, и потрясен­
ный Старик как сквозь вату услышал отрепетированный
диалог:
— На Дачный поселок не довезете?
— Садись, в самую точку попал, как раз туда едем...
Нет, бандиты не оставили ему свободы действий. Пото­
му что, когда водитель, задавая необязательный вопрос,
первый раз повернулся лицом, он понял: за рулем такси —
Николай Шеев. Старик видел только фото, к тому же тот
отпустил бороду, нахлобучил кепку на правый глаз, надел
темные очки, и все же Старик узнал его безошибочно. Так
же, как ”проголосовавшего” человека, ловко прыгнувшего
на заднее сиденье, прямо ему за спину.
На миг он потерял самообладание: слишком неожидан­
но обернулось дело, да еще в тот момент, когда, казалось,
опасность позади. Но те мгновенья, которые понадобились,
чтобы прийти в норму, естественно вписывались в затор­
моженность реакции пьяного, поэтому вопрос деда Макого­
нова хотя и прозвучал с опозданием, подозрений у братьев
не вызвал.
— Так вы тоже на Дачный едете? Мне там пятый участок
нужен, не покажете?
— Покажу, дед, не бойся, и пятый, и сорок пятый, —
натужно хохотнул сзади Владимир Шеев, но веселого тона
не вышло, и он, поперхнувшись, замолчал.

249
 — Внук загулял с друзьями на даче, вот и еду искать, —
словоохотливо пояснил дед Макогонова водителю. — А где
тот участок — Бог его знает...
Николай Шеев смотрел прямо перед собой, из-под фу­
ражки выбегали и стекали по щеке крупные капли пота.
— Хорошо, провожатый нашелся, — дед Макогонова
дружелюбно обернулся к Владимиру Шееву, — теперь, не­
бось, не заблудимся.
В машине было нежарко, но Владимир тоже потел и вы­
тирал лицо ладонью. Конечно, и им неприятно, хотя и ус­
покаивают себя, дескать, дед сам виноват, встал поперек
дороги, надо спасать все.
А что, собственно, ”все”? Лодку или мотоцикл, которые
можно купить, не привлекая излишнего внимания и не осо­
бенно нужные в силу лени и устойчивых стереотипов прове­
дения свободного времени? Атрибуты ”зажиточной” жизни,
важные для Надежды, но в общем-то малоинтересные им
самим?
Что ”все”? Деньги, отобранные у инкассаторов, большие
деньги, распорядиться которыми им не хватит фантазии
потому, что интересы убоги, а потребности примитивны
и ограниченны? Ну, ежедневная доза дешевого портвейна,
который в силу многолетней привычки уже не заменить
более благородным напитком. Ну, третьеразрядные ресто­
раны с несвежей икрой, разбавленным, заказанным для
”шика” коньяком, показной угодливостью и беспардонным
обсчетом официантов, потасканными девицами и сопутст­
вующей возможностью заполучить ущерб для здоровья. Ну,
пара-тройка нетрезвых летних месяцев, карты на пляже,
гоготанье да дурацкая возня в воде, вечерние бары, выясне­
ние отношений в подворотне, те же девицы с той же опас­
ностью... Что еще? Все, точка!
И ради этого инкассатор, Валька, теперь не в меру
бойкий дедок, ради этого постоянный страх, ухищрения,
ночные кошмары, ожидание неминуемой, уж будьте увере­
ны, расплаты, — да в своем ли вы уме?
В своем. Вы считаете себя хитрыми и умными, удач­
ливыми и смелыми, хотя сейчас, перед очередным преступ­
лением трусливо потеете...
Старик успокоился окончательно.
Такси вырвалось за город, на шоссе, ведущее к дачным
участкам. Сзади машин не было. Знали ребята из группы
наблюдения Старика или нет, они зафиксировали факт посе­
щения дома Шеевых — и только. Если бы его страховал
Крылов...

250
 Ладно, к делу. Такси угнано недавно, какой-то ротозей
пошел обедать и, наверное, только хватился пропажи, пока
решится заявить — пройдет еще время, значит, рассчиты­
вать на заслоны не приходится. Братья в летней одежде,
автомат под ней не спрячешь, пистолет — тоже, разве что
в машине, но, скорее всего, ножи — хватит для ничего не
подозревающего пьяненького дедка, с лихвой хватит...
”Ой ли?” — усмехнулся про себя Старик, вспомнив
похожую ситуацию, в которую ему довелось попасть почти
сорок лет назад.
”Опель-адмирал” осторожно катился по узкой лесной
дороге, он так же сидел впереди, рядом с рыжим Вилли —
шофером и телохранителем майора Ганшке, сам майор
развалился на заднем сиденье, возле него бдительно нес
службу чрезвычайно исполнительный адъютант, не выпу­
скавший из рук портфеля, который был нужен Старику
больше, чем все пассажиры машины вместе взятые.
Этот участок леса полностью контролировался немцами,
и во всей колонне только Старик знал, что через несколько
минут, на повороте, возле высокой сосны, идущий впереди
бронетранспортер подорвется на мине, в замыкавший колон­
ну грузовик с солдатами полетят гранаты и вонзятся автомат­
ные очереди, а штабная легковушка останется невредимой, за
нее отвечает он сам, и надо опасаться Вилли с его чудовищной
силой и мгновенной реакцией, да и Ганшке быстр и решителен,
а у адъютанта всегда в кармане взведенный ”вальтер”.
Старик предельно сконцентрировался и, не поворачивая
головы, увидел весь салон ”опель-адмирала”, себя, счита­
ющего метры до поворота, управляя со стороны, сунул
собственную руку за отворот шинели и срастил ее с ребрис­
той рукояткой готового к бою ”люгера”.
Старик еще раз усмехнулся.
Как бы повели себя потеющие Шеевы, если бы узнали, что
перед ними не беззащитный хмельной, ничего не подозрева­
ющий дедок, а сотрудник уголовного розыска, вооруженный
и готовый к отпору, сумевший в давнем военном лесу за
несколько секунд перестрелять трех матерых гитлеровцев?
Шоссе сворачивало направо, к дачам, машина пошла
прямо по проселку. Грамотно: сюда никто не ездит, через
два километра лесопосадка и заброшенный песчаный карьер
— очень удобное место. Надо перехватить инициативу,
иначе можно опоздать.
Как всегда в решительную минуту, Старик почувствовал
прилив энергии, а ощущение нравственного превосходства
над бандитами было столь велико, что ему стало весело.

251
 — Ну что, скоро приедем? — глупый дед Макогонова
оживился, сел вполоборота к водителю, оглянувшись, под­
мигнул заднему пассажиру. — Сейчас найдем Вальку и все
вместе разопьем бутылочку! У меня есть плосконькая, на
триста граммов!
Он расстегнул пиджак и сунул руку к левому боку,
очевидно проверяя, цела ли заветная плоская бутылочка.
— Не мельтеши, дед, мешаешь, — сквозь зубы процедил
водитель, увеличивая скорость.
Второй пассажир сидел молча, зажав между коленями
подрагивающие руки.
— Ах, мешаю! — с пьяной задиристостью оскорбился
дед Макогонова. — Тогда тормози, не желаю с тобой ехать!
— Да близко уже, — водитель сильнее нажал педаль
газа.
— А я не желаю! — куражился дед. — Высаживай!
Через пару сотен метров дорога делала поворот, как
тогда, только вместо сосны — телеграфный столб.
— Па-а-а-думаешь, мешаю я ему! — бушевал дед Мако­
гонова, раздражая братьев и облегчая их задачу оправдать­
ся в том, что им предстояло сделать. — Я тебе деньги плачу!
И еще угостить хотел!
Такси вписывалось в поворот, когда придвинувшийся
вплотную к водителю дед Макогонова вцепился в руль
и резко рванул на себя.
Старик уже давно не схватывался врукопашную и не
имел возможности убедиться, что годы берут свое и силы
пока еще незаметно покидают тренированное тело. И когда
ему не удалось сразу перехватить управление, он успел
удивиться, в то время как устойчиво закрепленные рефлексы
резко бросили левый локоть в лицо Николаю Шееву, тот
ослабил пальцы, и Старик выкрутил наконец руль, машина
пошла юзом, но короткой заминки оказалось достаточно,
чтобы Владимир Шеев успел сунуть Старику нож под левую
лопатку за секунду до того, как такси врезалось в столб.

Старик лежал метрах в трех от разбитой машины, на

поросшем высохшей травой бугорке. Рана была безусловно
смертельной, исключавшей, по мнению врачей, ”возмож­
ность совершения целенаправленных действий”. Скорее все­
го, судмедэксперты не ошиблись, просто Старик в очеред­

252
ной раз сделал невозможное. Несмотря на заклинившую
дверцу, он сумел выбраться из такси, дополз до тактически
выгодного места и открыл огонь по уходящим бандитам.
Три выстрела — один промах.
Старший Шеев проживет еще два дня и успеет назвать
адрес своего убежища. Там найдут большую спортивную
сумку, на дне которой хранятся обернутые старыми рубаха­
ми самодельные автомат и два пистолета. Сверху, аккурат­
но упакованные в плотную бумагу и целлофан, инкассаторс­
кие деньги — все тридцать четыре тысячи без двухсот
рублей.
Обыск у Надежды Шеевой ничего не даст, она будет
чувствовать себя уверенно и все отрицать, но на аккуратном
пакете обнаружат отпечатки ее пальцев и внутри, на пачках
с деньгами, тоже: то ли любовь к порядку заставила пере­
считать добытую родственниками сумму, то ли желание
подержать в руках, кожей ощутить долгожданное богатст­
во.
На коллегии Управления заслушают Мишуева о прове­
денной операции, он отчитается, как всегда, умело, получит­
ся, что весь отдел особо тяжких во главе с ним самим
действовал правильно, а Старик допустил самодеятель­
ность, в результате чего и погиб. Правда, Мишуев не забу­
дет добавить, что Старик руководствовался лучшими побу­
ждениями и ему искренне жаль своего учителя.
Все сказанное Мишуевым уложится в канву происшед­
ших событий, и логика его будет неуязвимой. Но генерал
спросит, чего стоит правильность, не приносящая резуль­
тата и вынудившая Старика действовать неправильно, на
свой страх и риск, чтобы, наконец, добиться успеха ценой
собственной жизни.
Мишуев смешается и ничего не ответит, первый раз
в жизни его увидят растерянным. Через неделю Мишуева
переведут в хозяйственный отдел, руководить материаль­
ным снабжением. Если бы Старик узнал о таком решении,
он бы посчитал его очень разумным. Самого Старика пред­
ставят к ордену, этого он тоже узнать не сможет, впрочем,
он всегда равнодушно относился к почестям и наградам.
Однако все это произойдет потом, а сейчас Крылов
стоял на повороте загородной проселочной дороги и оста­
новившимися глазами смотрел на мертвого Старика, утк­
нувшегося лицом в жесткую колючую траву.
Следователь диктовал протокол, врач стягивал в сторо­
не резиновые перчатки, эксперт-криминалист щелкал затво­
ром фотоаппарата. Впереди, метрах в сорока, проводила

253
осмотр следственная бригада, но Крылов даже смотреть не
мог в ту сторону.
Формальности подошли к концу, Старика увезла унылая
серая машина, Крылов на дежурной вернулся в город, но
в отдел не пошел, а бесцельно побрел по улице.
Пружинила серая мостовая, качались серые дома, мель­
кали серые лица. Смерть Старика лежала на его совести.
Если стоишь в прикрытии — обязан принять в себя нож или
пулю. Не сделал этого — грош тебе цена, никаких смягча­
ющих обстоятельств тут нет. Необязательность и ненадеж­
ность вообще не имеют оправданий.
Смеркалось, фонари еще не зажглись, кривые грязные
проулки вывели его на окраину, где доживали свой век
насыпные бараки и теснились уродливые блочные пятиэтаж­
ки. Крылов шел вдоль выщербленного бетонного забора
зоопарка. Заледеневшая в сердце ярость мешала дышать,
холодное напряжение сковало тело. Невропатолог прописал
бы ему полный покой и пригоршню успокаивающих и снот­
ворных таблеток.
За бесконечным забором тоскливо выл волк. Если бы он
вырвался из клетки, перемахнул через ограду... Да нет,
волк-то при чем... Сожравшая Старика наглая, кровожад­
ная, ненасытная нечисть хуже любого зверя...
Крылов обогнул белый прямоугольник торгового цент­
ра, направляясь к троллейбусной остановке. За углом кто-
то с блатной хрипотцой выкрикивал ругательства. Осторо­
жно, будто боясь спугнуть, Крылов пошел на голос.
— Клал я на вашу очередь! — корявый упырь с не
успевшей отрасти прической куражился у входа в бар. Его
боялись, он это чувствовал и, шевеля чем-то в кармане,
старался усилить эффект. — Кто хоть слово вякнет — шки­
фы выну! Ну, кто?
— Я вякну, — тихо, чтобы не выдал голос, сказал
Крылов, подойдя сзади.
Упырь мигом обернулся, в руке оказалась бритва. Но
тут же вурдалачья харя сморщилась, а когда расправилась
опять, то оказалась обычной пьяной физиономией, да и бри­
тва вмиг исчезла.
— Извиняюсь, начальник, с друзьями поспорил...
— Какой я тебе начальник! Я рабочий с ”Красного
молота”, но укорот пьяной сволочи завсегда дам! Доставай
свою железку!
Но упырь не хотел доставать бритву, он дергался и виз­
жал, когда Крылов, не видя ничего вокруг, тряс его за
грудки и тихо, сквозь зубы, цедил что-то страшное в мигом

254
протрезвевшее мурло, он почуял неладное и не давал повода
превратить себя в котлету, наоборот, тонко верещал и про­
сил о помощи.
Потом бывшего упыря вырвали из рук Крылова, инспек­
тор обрел зрение и увидел местного участкового с двумя
дружинниками.
— Что с тобой, Саша? — удивился коллега. — Ты вроде
не в себе! Поехали, подвезем до отдела.
Только в кабинете Крылов полностью опомнился. До­
мой, спать... Он опечатал сейф. Зазвонил телефон.
— Поздно работаешь! — судя по голосу, у Риты было
хорошее настроение. — Не хочешь мне что-нибудь пред­
ложить?
— Не звони мне больше, — хрипло ответил он. —
Больше мне не звони, никогда.
Рита замолчала, потом что-то спросила, но Крылов
положил трубку.

Следствие по делу Элефантова продолжалось недолго.

Обвиняемый признал, что стрелял в Нежинскую, но объяс­
нить причины преступления и руководившие им мотивы
отказался. Показания потерпевшей тоже отличались крат­
костью: она совершенно не знает, почему Элефантов поку­
шался на ее жизнь, очевидно, у него не все в порядке
с психикой.
Жена Элефантова пришла в райотдел сразу же после
сообщения Гусара. Когда задержанного известили, что его
ждет женщина, он встрепенулся, разнервничался, а увидев
Галину, обмяк и заплакал. Она регулярно приносила пере­
дачи, как могла ободряла в теплых письмах. ”Ты болел, —
писала она, — а теперь болезнь прошла и все будет
хорошо. А суда не бойся, суд разберется по справедливо­
сти”.
Нежинская на суд не явилась, представлявший ее ин­
тересы адвокат предъявил справку, что потерпевшая по
состоянию здоровья не может давать показаний, так как ей
противопоказаны нервные нагрузки.
При вынесении приговора суд учел отсутствие тяжких
последствий преступления, исключительно положительную
характеристику подсудимого, признание им вины и явку
с повинной, а также другие смягчающие обстоятельства.

255
 В результате Элефантова осудили на четыре года усло­
вно. Два года он строил химкомбинат — вначале был
подсобным рабочим, потом каменщиком, работал добросо­
вестно, перевыполнял план, за что и был освобожден усло­
вно-досрочно, как отбывший половину срока. Сразу же
уехал из города вместе с семьей, и больше о нем ничего не
слышали.

Работы Элефантова в области внечувственной передачи

информации получили признание. Во многих поздних тру­
дах исследователей данной проблемы имеются ссылки на
статью не известной ученому миру Нежинской. Как случай­
ному автору удалось на голом месте подготовить столь
серьезную работу и почему не появились другие публика­
ции, также остается загадкой.

Лет через семь после описанных событий Крылов увидел

вышедшую из двери инспекции по делам несовершеннолет­
них Нежинскую и с трудом узнал ее. Некогда гладкая кожа
увяла, подернулась сеткой морщин; запавшие щеки и глаза,
заострившийся нос, неопределенного цвета волосы. Как на
давней неудачной фотографии.
Стояла поздняя осень, дул пронзительный холодный
ветер, и она глубоко запахивала ворот потертого кожаного
пальто. Разноцветные ”Лады” проносились мимо, не прито­
рмаживая и не сигналя, водители не высовывались в окош­
ки, не кричали и не приглашали прокатиться.
Зима была не за горами.

1980 — 1984 гг.

9 Вопреки закону
 ГЛАВА ПЕРВАЯ
К окраине городские огни редели, в районе аэропорта от
сплошной электрической россыпи оставались отдельные,
беспорядочно разбросанные на темном фоне светляки, тем
отчетливей выделялась параллельная курсу взлетающих са­
молетов цепочка ртутных светильников над Восточным
шоссе, которая пронизывала широкое кольцо Зеленой зоны
и обрывалась перед традиционным жестяным плакатом
”Счастливого пути!”.
Здесь покидающие Тиходонск машины врубали дальний
свет и на разрешенных сорока прокатывались мимо стаци­
онарного поста ГАИ, чтобы, оказавшись в черном желобе
отороченной лесополосами трассы, ввинтиться, наконец,
с привычной скоростью в упругий душный воздух.
Сейчас высоко поднятая над землей стеклянная будочка
пустовала, с облегчением нажимающие акселератор води­
тели не придавали этому значения, как не обращали внима­
ния на проскальзывающие в попутном направлении радио­
фицированные машины с номерами одинаковой серии.
Скрытые от посторонних глаз события этой ночи стано­
вились явными только через восемнадцать километров,
там, где половину трассы перегораживал желто-синий
”УАЗ” с включенным проблесковым маячком, мельтешили
белые шлемы и портупеи.
Видавший виды нелюбопытный ”дальнобойщик”, при­
вычно повинуясь отмашкам светящегося жезла, выводил
свою фуру на встречную полосу, объезжая яркое световое
пятно, в котором мельком отмечал косо приткнувшуюся
к обочине ”шестерку” еще одного глупого частника, на
своем опыте убедившегося, что ночная езда таит гораздо
больше опасностей, чем преимуществ.
А другие глупые частники, завидев беспомощно расто­
пырившуюся дверцами легковушку, примеряли ситуацию на

258
себя, до предела снижали скорость, обращая бледные пятна
встревоженных лиц к скоплению служебных машин, к заня­
тым не поддающейся беглому пониманию работой людям
в форме и штатском, но резкие взмахи жезлов и злые
окрики затянутых в черную кожу гаишников заставляли их
топить педаль газа и восполнять недостаток увиденного
предположениями, среди которых было и успокаивающее —
о происходящей киносъемке.
Действительно, софиты и яркие прожектора на восем­
надцатом километре присутствовали и, подключенные
к упрятанным в спецмашины генераторам, ослепительно
высвечивали белый порошок безосколочного стекла на жир­
ном черном гудроне, впечатанные в него обкатанные круг­
ляши гравия, потеки мазута, камешки и блестящие латун­
ные цилиндрики, каждый из которых Сизов обозначал бу­
мажными трафаретками с аккуратно вырисованными
цифрами. И съемка действительно велась, только не кинока­
мерой, а тремя фотоаппаратами и видеомагнитофоном.
Щелк, щелк... Откатившийся к самой кромке трассы
жезл регулировщика — точь-в-точь как те, которыми раз­
махивают ребята из группы заграждения и которые никто
не думает фотографировать. След рикошета на лоснящемся
асфальте, рваный клочок металла с остатками желтой авто­
мобильной краски, темные, сливающиеся с фоном пятна —
еще одну лампу, сюда, нет, в самый низ и поверни под
косым углом — щелк, щелк...
Исторгнутые из окружающего мрака мириады комаров
и мошек загипнотизированно роились в неожиданном море
света, жалили, норовили залезть в нос, уши, глаза. Когда
Сизов устанавливал последнюю трафаретку, копошащаяся
масса облепила лицо, вгрызлась в губы и веки. Освободив
руки, он резко выпрямился, хлестнул по щекам, размазывая
катышки напитавшейся кровью слизи, брезгливо полез за
платком.
Щелк — гильза под каллиграфически выписанным номе­
ром семнадцать, щелк — непонятная выщербленка, щелк,
щелк...
Вспышки блицев били по слезящимся от тысячеваттных
ламп глазам, усиливая раздражение. Он закрылся ладонью,
попятился в тень, отвернулся к шелестящей лесопосадке и,
ничего не видя, уставился в темноту.
Со стороны распахнутой, точно на секционном столе,
машины доносились лающие команды Трембицкого: ”Ка­
меру ближе! Доктор, мешок... Лицо — крупно! Странгуля­
ционная, что ли? Шею давай!”

259
 Отснятые материалы увидит ограниченный круг людей,
в конечном счете они навечно осядут в архивной пыли
рядом с пухлыми картонными папками, помеченными зло­
вещим красным ярлычком ”СК”. Сизов еще не знал, какого
объема будет дело, сколько фамилий напишут на обложке,
но очень отчетливо представил стандартный бумажный ква­
дратик в правом верхнем углу, обыденно-канцелярский вид
которого не соответствует исключительности того, что он
обозначает. Смертная казнь. Раньше писали ”ВМН” — вы­
сшая мера наказания — сути это не меняло.
— Что высматриваете в роще?
Мишуев подошел, как всегда, неожиданно.
— Все гильзы отыскали?
— Семнадцать, — Сизов, щурясь, повернулся. — Утром
будет видно — все или нет.
— Посмотрите на обочине, там могут быть еще...
Опытный человек, даже на заглядывая в багажник бро­
шенной ”шестерки” и не зная, что лежит на обочине под
брезентом, мог предвидеть ядовитый красный ярлычок
в конце работы, которая сейчас разворачивалась на восем­
надцатом километре. Об исключительности дела свидетель­
ствовали многие внешние признаки. Недаром столько ма­
шин, недаром собралось все руководство прокуратуры, об­
ласти и УВД, недаром начальник отдела борьбы с особо
тяжкими преступлениями лично дает указания, а старший
оперуполномоченный собственноручно отыскивает и нуме­
рует гильзы.
Сизов выругался. Считается, если все подняты по тревоге,
задействованы лучшие сотрудники, начальство лично при­
сутствует и осуществляет контроль — это и есть высшая
организация работы. Только один человек на месте происше­
ствия придерживался другого мнения. Он полагал, что для
дела было бы гораздо полезней, если бы большинство прису­
тствующих мирно спали в своих постелях, набираясь сил для
завтрашнего: оценки ситуации, анализа фактов, логических
выводов, принятия глобальных управленческих решений.
А сейчас что: информации — ноль, улики рассеяны...
Собрать, зафиксировать, закрепить их — дело узких специ­
алистов, и они занимаются своей работой: важняк1 област­
ной прокуратуры Трембицкий, судебно-медицинский экс­
перт, два криминалиста. Чем им поможет многочисленное
начальство? Только следы затопчут!

1 Следователь по особо важным делам (профессиональный

сленг).

260
 Завтра утром восстановленная по крупинкам картина
происшедшего попадет в справки и отчеты, из которых тот
же прокурор области почерпнет куда больше полезной ин­
формации, чем из собственных отрывочных и бессистемных
наблюдений. А отыскивать гильзы вполне мог молоденький
сержант, для этого не нужны опыт и знания сыщика с два­
дцатилетним стажем оперативной работы.
Так думал майор Сизов, шаря по заросшей травой обо­
чине лучом мощного фонаря и впустую напрягая уставшие
глаза. Впрочем, многие считали, что характер у него тяже­
лый.
Очередной приближающийся по трассе автомобиль не
среагировал на огненные отмашки поста заграждения,
подкатил вплотную, значит, свои, разве кого-то еще здесь
нет?
Сизов выпрямился, незаметно массируя одеревеневшую
поясницу. Номер он разобрать не мог, но по движению
среди прокурорского и милицейского начальства понял, кто
прибыл на восемнадцатый километр, еще до того, как груз­
ный Сергей Анатольевич выбрался наружу.
Вот уж кому сам бог велел спать-почивать: осведомлен­
ность, достаточную для осуществления общего руководства
представит суточная сводка, положенная ровно в восемь на
широкий полированный стол, а вникать в подробности ку­
ратору административных органов совершенно ни к чему.
Но нет — презрел неудобства, окунулся в самую гущу
событий, работает наравне со всеми. Правда, толку... Вели­
ка еще сила инерции, ой, велика!
”Отставить неуместную иронию!” — почти услышал
Сизов излюбленный окрик Мишуева. Правда, его самого
начальник до сих пор одергивать избегал. Но похоже, скоро
начнет.
Откуда-то сбоку вынырнул Веселовский.
— Видели? — он кивнул в сторону неразличимых отсюда
брезентовых холмиков. — Мясорубка!
Сизов пожал плечами.
— Дальность почти километр, мощность соответству­
ющая. А тут — с десяти метров...
И без всякого перехода спросил:
— Глаза не болят?
— А чего им болеть? — удивился Веселовский. — Я как
огурчик — даже спать перехотел.
— Может, тебя и комары не грызут? — брюзгливо
спросил Сизов, расчесывая зудящую щеку.
— Грызут, сволочи, спасу нет! Почти всю кровь выпили.

261
 — Ну то-то же, — нравоучительно пробурчал Сизов
и попытался не щуриться.
— Наших можно увозить? — совсем рядом спросил
начальник УГАИ.
— Еще немного, — резко ответил Трембицкий. — Док­
тор хотел посмотреть выходные...
Силуэт следователя напоминал вставшего на задние ла­
пы волка.
— Привет, Вадим! — окликнул Сизов. — Скоро заканчи­
ваем?
— Кто там? — рыкнул важняк, вглядываясь в темноту
и сделал несколько шагов вперед.
— Ты, Игнат? — продолжил он обычным голосом. —
Здорово. Думаю, за час уложусь. Оставлю оцепление, по
свету надо сделать дополнительный осмотр. Сейчас все равно
ни черта не видно и спать охота. Комары еще проклятые...
Оборвав фразу, Трембицкий заторопился туда, куда пе­
реместились прожектора и софиты и где судебно-медицинс­
кий эксперт уже поднимал брезент.
Потянуло холодным ветром, сильнее зашумела роща,
и Сизов подумал, что если оказаться здесь одному, этот
шелест покажется зловещим.
Между деревьями мелькнул свет, желтый круг выплыл
на обочину, увлекая за собой две темные фигуры.
— У нас появилась версия, что стрелять могли из засады
в лесополосе...
Фигуры приблизились. Мишуев с тяжелым аккумулятор­
ным фонарем в руке водил по месту происшествия Сергея
Анатольевича и старательно изображал осведомленного,
компетентного, активного руководителя. Иногда эта роль
ему удавалась, особенно если зрители не были професси­
оналами. Осветив Сизова, подполковник запнулся.
— Вы нашли гильзы на обочине?
— Ни одной.
— Надо будет утром тщательно все прочесать.
Мишуев огляделся.
— Пойдемте, Сергей Анатольевич, осмотрим машину.
Сизов понял, что Мишуев прокладывает маршрут таким
образом, чтобы не столкнуться с Трембицким. Следователь
руководил осмотром и не терпел, когда кто-либо забывал
об этом.
Начальство переминалось у своих машин, отмахивалось
ветками от комаров, переговаривалось вполголоса.
Сизов подошел к стоящим в стороне сыщикам, вглядел­
ся в огоньки сигарет, кое с кем поздоровался.

262
 — Есть что-нибудь?
— Кажется, нет, — Фоменко протянул жменю семечек.
Сизов покачал головой.
— Заедаешь?
Фоменко втянул голову в плечи и оглянулся.
— Слышно, да? Я ж вечером, дома, в постели, под
одеялом, — нервным шепотом зачастил он. — Кто ж знал,
что ночью поднимут...
— И чего ж ты здесь наработал? — С явственно различа­
емым презрением спросил Сизов.
— А что, все нормально, я ж на подхвате — прожектор
носил, шнуры наращивал...
— Полный ноль, — ни к кому не обращаясь, сказал
Веселовский, неотрывно глядя в сторону вскрытой ”шестер­
ки”. — Может, наш начальник что-нибудь сейчас отыщет...
Мишуев подвел Сергея Анатольевича к распахнутому
багажнику, посветил внутрь, начал что-то объяснять, но
Сергей Анатольевич внезапно отскочил в сторону, зажал
рукой рот и, круто повернувшись, бросился в темноту.
Мишуев обескураженно замолчал, посмотрел туда, где на­
ходился начальник Управления, потоптался на месте и нере­
шительно пошел следом.
— Перестарался, — сказал Фоменко, — Зачем непривыч­
ному человеку такое показывать?
— А то не знаешь зачем, — проговорил Сизов и сплюнул.
Через некоторое время Мишуев и Сергей Анатольевич
присоединились к группе руководителей. Мишуев говорил
что-то громко и возбужденно, потом направился к сотруд­
никам своего отдела.
— Курите? А работы больше нет?
Чувствовалось, что всплеск активности призван загла­
дить допущенную неловкость.
— Почему преступники бросили машину? Никто не зна­
ет! А между тем, это важная деталь. Значит что?
Подполковник требовательно посмотрел на Веселовско­
го, потом перевел взгляд на Фоменко.
— Значит, надо выяснить, каково техническое состояние
автомобиля, может ли он двигаться и так далее...
— Завтра этим займутся специалисты, — устало сказал
Сизов.
Мишуев пренебрежительно отмахнулся.
— Кто ждет — никого не догонит! Фоменко, проведите
проверку всех систем: запускается ли двигатель, есть ли ход,
ну и тому подобное.
Исполнительный Фоменко, привычно пошмыгивая но­
сом, отшвырнул брызнувший искрами окурок, подтянулся

263
и застегнул пиджак, демонстрируя готовность к немедлен­
ным действиям.
— Наследит в кабине, сотрет отпечатки, — не скрывая
раздражения, произнес Сизов. — Потом придется дактило­
скопироваться, да объясняться. К тому же машина заперта,
ключ у Трембицкого.
Казалось, Мишуев услышал только последнюю фразу.
— Ладно, с прокуратурой спорить не будем. И то что не
так — на нас свалят. Так, Игнат Филиппович?
Тон у начальника был почти дружеский и слегка сочувст­
венный, будто Трембицкий всегда сваливал на Сизова всякую
напраслину, а сейчас он, Мишуев, этому воспрепятствовал.
Сергей Анатольевич уехал первым, почти следом рва­
нули машины прокурора области и генерала, потом уехали
замы, начальники отделов.
— Даю лишний час отоспаться, а к десяти — все у ме­
ня, — отдал Мишуев последнюю команду и хлопнул дверцей.
Восемнадцатый километр пустел. Один за другим ис­
чезали в ночи красные габаритные огоньки. Мягкие пер­
сональные ”двадцатьчетверки” бережно несли к Тиходонску
по одному пассажиру. Разбитые, пропахшие бензином ”Ра­
фики” и ”Уазы” приняли в себя столько человек, сколько
сумело втиснуться.
На въезде в город, перед плакатом ”Добро пожаловать
в Тиходонск”, шоссе перекрывал шлагбаум и мигающий
красный светофор загонял машины в длинный контрольный
коридор, начало и конец которого чутко стерегли спрятан­
ные до поры под землей стальные шипы спецсистемы ”Еж”
Вооруженные автоматами усиленные наряды проверяли до­
кументы водителей, иногда заглядывали в багажники. Дей­
ствовал режим операции ”Перехват”
Спецмашины не досматривали, и они без остановки
прокатились между металлическими барьерами мимо стаци­
онарного поста ГАИ. В тускло освещенном аквариуме, как
и положено, несли службу два дежурных инспектора дорож­
ного надзора. Лиц их рассмотреть, конечно, было нельзя.

ГЛАВА ВТОРАЯ
В невод заградительных мероприятий попали два угон­
щика, ”дальнобойщик”, загрузивший свою фуру ”левым”
виноградом, восемь пьяных, водитель без документов на
машину и владелец доверенности с просроченным сроком.

264
 В дежурную часть Центрального райотдела доставлен
двадцатишестилетний рабочий ”Эмальпосуды” Сивухин,
который в сильной степени опьянения угрожал перестрелять
оркестр ресторана ”Рыба” из автомата.
На развилке Восточного шоссе и московской трассы
автомобиль ”Волга”-такси на большой скорости проследо­
вал мимо передвижного заградительного поста, не подчини­
вшись сигналу остановиться. Лейтенант Нетреба произвел
четыре выстрела из автомата, ранив водителя в нижнюю
челюсть. Пассажиры не пострадали. Начато служебное рас­
следование правомерности применения оружия.
Утром, когда информация о событиях прошедшей ночи
легла в суточную сводку происшествий, можно было ска­
зать, что розыск ”по горячим следам” результатов не дал:
лица, причастные к преступлению на восемнадцатом кило­
метре, не установлены, угнанный автомобиль ГАИ не об­
наружен. Оперативка у Мишуева началась только в один­
надцать. Ожидая начальника, сотрудники отдела борьбы
с особо тяжкими преступлениями расселись в его простор­
ном, недавно отремонтированном кабинете, сплошь обши­
том светлой полировкой.
Раньше достопримечательностью этого помещения был
огромный дореволюционный несгораемый шкаф французс­
кого производства с патентованными запорами, секретными
блокировками и часовым механизмом, гарантирующими
защиту от самых квалифицированных ”медвежатников”.
В новый интерьер бронированный монстр не вписался, по
команде Мишуева два десятка пятнадцатисуточников, сдав­
ленно, но внятно матерясь, сволокли его в подвал, где он
дожидался в лучшем случае вечного забвения, а в худшем —
острых расчленяющих факелов синего автогенового пламе­
ни. Место уникального сейфа занял типовой ”шкаф метал­
лический канцелярский”, удачно уместившийся в мебельной
стенке между отделением для одежды и книжными полками
с традиционными собраниями сочинений классиков.
Сизов, ставящий надежность и основательность несрав­
ненно выше преходящих красивостей моды, никогда бы не
совершил подобного обмена. Он сидел в торце длинного
приставного стола и, чуть склонив голову, смотрел на горя­
чо обсуждающих вчерашнее происшествие Губарева и Фо­
менко. Приобретенная за многие годы оперативной работы
способность ухватывать главное во внешности, манере по­
ведения человека и обозначать его суть красноречивым
псевдонимом, отражающим индивидуальность безымянно­
го, до поры до времени, фигуранта, высветила в сознании
подходящие псевдо: ”Двоечник” и ”Гильза”.

265
 Причиной первого была вечная виноватость Фоменко,
заискивающая скороговорка, уклонение от любого спора,
куриная привычка втягивать голову в плечи. Правда, так он
держался в основном с начальством, иногда — с коллегами,
а когда встречался с блатными, стереотип поведения резко
менялся; развинченная дерзость, стремительные угрожа­
ющие движения, обильный жаргон. В обыденной жизни
и в общении со свидетелями, экспертами, посторонними
гражданами виноватость перемешивалась с блатовством,
и выразить этот образ каким-либо прозвищем было бы
затруднительно.
Почему Губарев ассоциировался с гильзой — Сизов
объяснить бы не смог. Очевидно, дело в широких прямых
плечах и некоторой округлости тела, обещающей к сорока
годам легкую полноту.
Сам Сизов, худощавый, костистый, с изборожденным
морщинами загорелым лицом, крючковатым носом и цеп­
ким холодным взглядом маленьких желтоватых глаз, напо­
минал хищную птицу и вполне мог бы получить псевдо
”Гриф”, если бы у него уже не было другого прозвища.
За две минуты до начала совещания в кабинет ворвался
запыхавшийся Веселовский — сильный, тяжелый и пробив­
ной, как метательный молот. Ему повезло: Мишуев не
терпел опозданий и неблагодарности, а он совместил эти
грехи, не сумев довольствоваться дополнительным часом
отдыха.
— Что нового? — Спросил Веселовский, не успев плюх­
нуться на стул, но ответа не получил, потому что наконец-то
появился хозяин кабинета.
— Не извиняюсь за задержку, все заседание руководства
было посвящено вчерашнему происшествию, — на ходу со­
общил он и, с озабоченным видом обойдя приставной стол,
опустился на свое место. — Вы все включены в состав опера­
тивно-следственной группы...
Фразы получались значимыми и весомыми — сказыва­
лась многолетняя тренировка. ”Имиджу” Мишуев придавал
большое значение. В любую жару ходил в костюме и гал­
стуке, подчеркивая принадлежность к клану руководителей,
имеющих отдельные кабинеты с кондиционерами. Держал­
ся вальяжно — неторопливо и очень уверенно. Правда, лицо
было простоватым: маленький острый носик, выцветшие
дугообразные брови, глазки-буравчики, тонкие губы... Но
с тех пор, как руководителей перестали выводить, словно
особую породу, в лицеях да закрытых корпусах, простецким
лицом никого не удивишь.

266
 — Сейчас я изложу обстоятельства дела, которые были
обсуждены на совещании у генерала...
Говорил начальник отдела хорошо поставленным голо­
сом, напористо и энергично. По мнению Сизова, умение
убедительно докладывать и красиво выступать на собрани­
ях явилось главным фактором его успешной карьеры. А не­
способность анализировать обстановку и избегать стереоти­
пов поведения помешало стать настоящим руководителем
сыщиков.
Сизов мог быть субъектом, но сейчас Мишуев дейст­
вительно тратил время зря: сотрудники уже прочитали
в сводке все, о чем он рассказывал. Подполковник говорил
только для Веселовского, который с интересом следил, как
кусочки мозаики восемнадцатого километра складываются
в целостную картину. Но именно этот интерес и выдавал его
с головой, а неумение Мишуева просечь, что лежит в ос­
нове такой заинтересованности, подтверждало мнение Сизо­
ва. Закольцевав цепь своих умозаключений, Игнат Филип­
пович Сизов, известный в уголовном мире под прозвищем
Старик, удовлетворенно откинулся на спинку стула.
— Работники ГАИ действовали профессионально негра­
мотно: их не насторожило упорное нежелание останавли­
ваться, отчаянные попытки уйти от погони, они продолжали
думать, что имеют дело с обычными нарушителями, и не
приняли мер предосторожности...
Казалось, что сейчас Мишуев предложит наложить на
убитых дисциплинарное взыскание.
— ...И вот результат — Мерзлов застрелен, как только
вышел из машины, Тяпкин получил смертельное ранение, но
сумел отбежать на обочину и дважды выстрелить. Похоже,
мимо...
Мишуев сделал паузу, осмотрел всех по очереди: внима­
тельно ли слушают.
— Преступники захватили патрульный автомобиль
и скрылись! На месте происшествия найдено семнадцать
гильз от автомата Калашникова. В багажнике брошенной
машины обнаружили труп неизвестного мужчины с ноже­
вым ранением в спину.
Мишуев налил полстакана крепкого чая из маленького
потертого термоса, со вкусом отхлебнул.
— На моем веку такого еще не было, — сказал Веселовс­
кий. — Ну и дела! Автомат, два убитых сотрудника, третий
труп в багажнике... Как в Сицилии!
Мишуев отставил стакан.
— Что ж, с легкой руки Веселовского назовем розыскное
дело ”Сицилийцы”. Но я жду от вас более плодотворных
идей...

267
 Мишуев вновь оглядел подчиненных.
Фоменко усиленно морщил лоб и писал что-то в боль­
шом отрывном блокноте. Веселовский напряженно постуки­
вал пальцами по столу. Губарев рассматривал новенькую
японскую авторучку. Сизов продолжал сидеть в прежней
позе, никак не обозначая своей деятельности.
— Преступление необычайно тяжкое, вызывающее, оно
поставлено на контроль там... — Мишуев показал пальцем
вверх, где находился высокий чердак с узкими сводчатыми
оконцами и где заведомо никто ничего поставить на конт­
роль не мог, потому что обитая железом чердачная дверь
была постоянно заперта на огромный замок. Сизов скучал
и ожидал момента, когда каждый получит свою линию
работы и можно будет разойтись по кабинетам.
— ...Мы должны раскрыть его любой ценой, в ближай­
шее время! И я хочу, чтобы все это уяснили!
Начальник обращался преимущественно к бездельнича­
ющему Сизову, как будто зная, о чем думает старший опер1.
А думал Старик о том, что через два месяца Мишуев
должен убывать на учебу в Академию, с перспективой даль­
нейшего роста.
И, конечно, хотя никакое преступление, даже самое тяж­
кое и вызвавшее большой общественный резонанс, этому
теоретически не помеха, в реальной действительности при
зависших ”Сицилийцах” генерал его никуда не отпустит.
Значит, год — псу под хвост, а как сложится через год — тоже
неизвестно... Хотя наоборот, известно! Ведь ему сорок один
— предел по возрастным ограничениям. Последний шанс!
— Больше месяца нам никто не даст! — сказал, как
отрубил, начальник отдела.
Сизов усмехнулся. Действительно, надо раскрывать за
месяц. А если не будет раскрываться?
— Что здесь смешного, Игнат Филиппович?
— Да это я так... К началу учебного года можем и не
успеть...
Мишуев помолчал, потом ехидно улыбнулся.
— Лишь бы до пенсии успели.
Сизов отметил, что за последние годы подполковник
научился владеть собой. А когда пятнадцать лет назад
желторотый лейтенант Мишуев проходил у него стажиров­
ку, то багровел и срывался на крик от любого пустяка. Да
и потом невыдержанность вписывалась ему в аттестацию
неоднократно.
1 Оперуполномоченный (профессиональный сленг).

268
 — Переходим к распределению обязанностей, — голос
Мишуева был спокоен. — Веселовский занимается брошен­
ным автомобилем — судя по номерам, он из Краснодарско­
го края, и следами на месте происшествия. Фоменко работа­
ет по розыску угнанной машины ГАИ. Сизов отрабатывает
труп в багажнике. Установить личность, проверить образ
жизни, круг занятий, выяснить привычки, в особенности —
занимался ли он перевозкой пассажиров за плату...
Наверное, ему доставляло удовольствие растолковывать
бывшему наставнику элементарные вещи, но Сизов долго не
выдержал.
— Товарищ подполковник, вы так подробно инструк­
тируете меня, потому что я самый молодой? Или наименее
опытный?
Мишуев изобразил удивление.
— Помилуйте, Игнат Филиппович! Мы все уважаем ваш
опыт, но речь идет о серьезной работе. Зачем же демонстри­
ровать амбиции? Но раз вы считаете себя самым умным...
Мишуев обиженно пожал плечами.
— Губарев ищет очевидцев — может, кто-то проезжал
в то время по трассе, стоял на обочине, ремонтировался...
Понимаю, надежды мало, но надо использовать все шансы.
Подполковник оглядел сотрудников еще раз.
— Вопросы есть? Нет. Через час представить планы
работы. Сейчас все свободны. Веселовский, вы задержитесь.
Фоменко первым выскочил в двойную полированную
дверь, лихорадочно закурил и медленно, поджидая оста­
льных, побрел по обшитому ”под дуб” коридору.
— Кто же так останавливает подозреваемых? — на ходу
возмущался Губарев. — Надо было приготовить оружие,
один вышел к машине, а второй прикрывает...
— Ты думаешь, они за преступниками гнались? — обыч­
ной скороговоркой спросил Фоменко, с силой выпуская
табачный дым из угла искривленных губ. — Они за червон­
цем гнались! Правильно, Игнат Филиппович?
Дерганый, нервный, Фоменко был знаменит тем, что за
двадцать лет работы в розыске самостоятельно не раскрыл
ни одного преступления. Он объяснял это невезением и дав­
ней травмой черепа. Травма действительно имела место,
причем в связи со службой, соответствующая запись в по­
служном списке выполняла роль индульгенции. Впрочем,
и для начальства он был удобен.
— Не знаю, — ответил Сизов и ловко завладел большим
отрывным блокнотом. — Лучше покажи, что ты так внима­
тельно записывал?

269
 На заложенном карандашом листе были коряво нарисо­
ваны машина, автомат и две фигурки, пересеченные точ­
ками. Кроме того, раз двадцать написано слово ”дура-ля”.
— Да это я так, — привычно скривив губы, пояснил
Фоменко. — Чтобы шеф не пристебался. Чего писать — дело
ясное! Если б он сказал, где искать эту машину?
— Через пару часов спустись в дежурку и узнаешь.
— Думаете, найдут? Ну вы даете, Игнат Филиппович!
Если опять угадаете, с меня бутылка! Распишу план — и все!
”Задушевные” разговоры Фоменко вел особым, с хри­
потцой и надсадой ”блатным” шепотом, приближая лицо
вплотную к собеседнику.
Губарев отпер полированную дверь. За ней дубово-па­
нельное великолепие заканчивалось: предполагалось, что
марафет в кабинетах оперсостава наведут во вторую оче­
редь, в неопределенно-ближайшем будущем. Тусклые пане­
ли, растрескавшиеся потолки, унылая канцелярская мебель
с инвентаризационными бирками из белой жести, непремен­
ные сейфы и решетка на окне.
Таких одинаково безликих комнат насчитывалось в Ти­
ходонской области около трехсот, по стране — тысячи. Они
образовывали единую сеть, процеживающую через себя го­
ре и боль одних людей, коварство и жестокость других.
Истории, которые приходилось здесь выслушивать, не рас­
полагали к мечтательности и сантиментам, поэтому обита­
тели их отличались резкостью, решительностью, жестоко­
стью и грубоватой прямолинейностью. Эти качества, стара­
тельно ретушируемые в книгах и фильмах про сыщиков,
позволяли им успешно противостоять тем, кто затевал при­
митивно-кровавые ”дела” в заплеванных притонах или на
тюремных нарах, тем, кто строил хитроумно обдуманные
планы в купленных на общак1 особняках, словом — всему не
признаваемому пока официально, но оттого не менее опас­
ному преступному миру — от мелкой уголовной шелупени
до авторитетных воров в законе.
Сизов прошел к своему столу, сел, вытащил из календар­
ной подставки лист бумаги.
— Сразу за план? — с уважением спросил Фоменко,
пристраиваясь на подоконнике. — Я докурю и тоже пойду...
Но идти работать ему не хотелось и он озабоченно
поинтересовался у задумавшегося Сизова:
— Как же вы его будете устанавливать? По пальцам?
А если в карточке ничего нет?
1 Воровская касса.

270
 ”Они ничего не поняли, — подумал Сизов. — Губарев по
неопытности, Фоменко по глупости. Разве что Веселовс­
кий... Тоже вряд ли. Но ему-то шеф растолкует что к че­
му...”
— Чего его устанавливать, — вслух произнес Сизов. —
Это хозяин машины... — он взялся за телефон.
Губарев перестал перекладывать в сейфе картонные пап­
ки оперативных материалов.
— Почему? Может, хозяин сидел за рулем? А может,
машина угнана, а труп случайный?
— Если бы хозяин сидел за рулем, они не подняли бы
сразу стрельбу, вначале попытались договориться. И потом
— труп голый, уложен в специальный мешок, к ногам
привязан камень — значит, готовились убить — и концы
в воду!
— А чего, правильно, — горячо зашептал Фоменко. —
Все сходится.
Губарев пожал плечами.
— Если так, то почему начальник поручил такую про­
стую линию вам?
”Молодец, парень, в самую точку, — подумал Сизов. —
Потому что настала пора показать: Сизов выработался и ни
на что больше не годен”.
— Не знаю, — ответил он, набирая код Красногорска.
Когда Веселовский остался с Мишуевым наедине, тот
жестом предложил садиться поближе, тяжело вздохнул,
ослабил узел галстука.
— Александр Павлович, в этом розыске я целиком пола­
гаюсь на вас.
Веселовский смешался.
— На меня? Я конечно... Но почему?
— Объясню. Фоменко не хватает цепкости и настой­
чивости, Губарев молод, работает в областном аппарате без
году неделю, кто остается? — Мишуев смотрел выжидающе
и чувствовалось, что он знает, каким будет ответ.
— Как кто? А Сизов?
Мишуев опять тяжело вздохнул и развел руками.
— Да, Сизов... Громкие дела, блестящие результаты,
феноменальная способность прогнозировать развитие собы­
тий, неумение допускать ошибки. В Управлении его прозва­
ли сыскной машиной, его имя так обросло легендами, что
разглядеть за ними реальность довольно трудно...
Мишуев поднялся, обошел стол и сел напротив Веселовс­
кого, создавая непринужденную обстановку товарищеской
беседы.
271
 — ...А реальность эта весьма печальна. Сизову пятьдесят
три, пенсия на носу, и все что было — в прошлом. Он
хорошо работал, он взял ”Великана”, ликвидировал группу
Шебалина, но это уже история. Да, я стажировался у него
зеленым юнцом пятнадцать лет назад, но сейчас я — на­
чальник отдела, подполковник, а он так и остался старшим
оперуполномоченным, майором. А почему? Отсутствие гиб­
кости, неумение строить отношения с руководством, неум­
ное ерничество. И вот результат — поезд ушел. Кстати
и прежних результатов в последние годы уже нет.
— А Ровеньковская сберкасса?
Мишуев небрежно махнул рукой.
— Там больше сделали ребята из райотдела. Одним
словом — Сизов выработал свой ресурс. Поэтому я и опре­
делил ему легкую линию розыска, пусть спокойно проводит
время до пенсии. Мы же должны оберегать ветеранов!
Мишуев снова встал и возвратился на свое место.
— Самая перспективная линия работы у вас. Если поста­
раетесь, обязательно получите хороший результат. А успех
поднимет на ступеньку выше других. В связи с моим отъез­
дом в Академию ожидаются некоторые перестановки. Я ду­
маю рекомендовать вас начальником отдела.
Мишуев наклонился вперед и перешел на доверительный
тон.
— Так что вы, как и я, заинтересованы в скорейшем
завершении этого дела. И в том, что наши личные интересы
совпадают со служебными, ничего плохого нет, скорее на­
оборот. Вы со мной согласны?
Веселовский ошарашенно молчал, потом, опомнившись,
кивнул.
— Согласен. Постараюсь оправдать доверие.
Голос у него был несколько растерянным, но Мишуев не
обратил на это внимания.
— Ну и отлично. А теперь запишите про запас секретный
ход. Записывайте, записывайте, — доброжелательно пото­
ропил подполковник замешкавшегося сотрудника. Он ви­
дел, что сделанное предложение выбило Веселовского из
колеи, и был рад этому: значит, заглотнул наживку, теперь
будет землю рыть...
Веселовский приготовил записную книжку.
— Сивухин Алексей Иванович, — неторопливо, со значе­
нием продиктовал Мишуев. — Рабочий ”Эмальпосуды”. На
днях грозил расстрелять из автомата оркестрантов из ре­
сторана ”Рыба”. По пьянке, конечно. Но что у трезвого на
уме... Может, у него есть из чего стрелять?

272
 Веселовский записал, но на лице его отчетливо отрази­
лось сомнение.
— Я поручил Центральному райотделу собрать матери­
ал и оформить его по двести шестой, второй1. Проследите
за этим. А потом мы с ним поработаем по автомату ”Сици­
лийцев”...
Сомнение на лице Веселовского не исчезало. Неужели
шефу не ясно, что заведомо дурная работа? Мало ли кто что
болтает, когда напьется! Но с другой стороны, Мишуев
ничего не делает зря... Значит, у него свои резоны. Что ж,
начальству видней!
— Понял, — медленно произнес он и громко, уже без
колебаний повторил:
— Все понятно, товарищ подполковник!
— Имей в виду, что для райотдела это мелочевка, могут
не захотеть возиться, а карты им раскрывать я не хочу.
Поэтому контролируй лично, если надо — сам подключись,
но добей до конца. Проверь, как ведет по месту жительства,
да и в ресторане он наверняка не в первый раз скандалит...
В общем, надо собрать все, что можно! Но это запасной
ход, главное, конечно, машина и место происшествия. Рабо­
тай в контакте с Трембицким, если надо — давай поручения
Фоменко. Сумеешь отличиться — назначу старшим группы.
Ясно?
Веселовский встал и принял стойку ”смирно” Раньше он
никогда этого не делал.
— Все ясно, товарищ подполковник! Разрешите идти?
— Идите.
Веселовский четко, как на строевом смотре, повернулся
через левое плечо и почти строевым шагом пошел к двери.
Мишуев проводил его внимательным взглядом.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Предположения Сизова подтвердились: машину ГАИ
обнаружили в тот же день брошенной в районе железнодо­
рожной станции за сто километров от Тиходонска. А в ба­
гажнике ”шестерки” находился ее владелец Сероштанов —
официант одного из Красногорских ресторанов.

1 Часть вторая статьи 206 Уголовного кодекса РФ — злостное

хулиганство.

273
 — Ну дает Игнат Филиппович! Как загадает, так и выхо­
дит! — блатным шепотом выразил свое восхищение Фомен­
ко. — В получку ставлю бутылку, как обещано!
Сизов съездил в Красногорск, побывал в расположенном
на острове некогда людном, а ныне впавшем в запустение
ресторане, где количество ежедневных драк превосходило
число блюд в меню, опросил коллег убитого, потом перего­
ворил с его соседями, родственниками, зашел в горотдел.
Перед отъездом купил две палки копченой колбасы — снаб­
жение здесь было получше.
Тиходонск встретил обычными для лета пыльными бу­
рями и отсутствием новостей. Тонкая пачечка протоколов,
привезенная Сизовым в видавшей виды кожаной папке,
тоже не содержала ничего интересного. И хотя это обычная
ситуация для первого этапа розыска, факт оставался фак­
том: выполнив все, что положено, старший опер Сизов
доказательственной информации не добыл, а значит, ока­
зался в тупике. Никого не интересует, что место в тупике
предопределено с самого начала отведенной ему линией
розыска, да и оправдываться, ссылаясь на это, глупо, полу­
чится, что ”плохому танцору всегда что-то мешает”. Но
Сизов никогда не оправдывался. И никогда не оставался
в положении, в которое его ставила чужая воля.
Сидя за своим столом, Старик меланхолично жевал
бутерброд с привезенной колбасой и сквозь решетку смот­
рел во внутренний двор управления, где стоял серебристый
”Мерседес”, изъятый у крупного деловика, возглавлявшего
подпольный пушной цех. Губарев, который лихо расправ­
лялся с бутербродами и одновременно заваривал кипятиль­
ником чай прямо в стаканах, считал, что старший товарищ
обдумывает хитроумные планы поимки ”Сицилийцев”.
На самом деле Старик думал, что какая-то сволочь
ободрала с арестованного ”Мерседеса” никелированные фи­
рменные цацки, а поскольку посторонние здесь не бывают,
значит, это дело рук своей, милицейской сволочи, точнее,
твари, маскирующейся милицейским мундиром под своего.
Скорее всего — кого-то из сержантов дежурной смены.
Хорошо бы подловить пакостника и набить морду и,
конечно, из органов — с треском. Но за это не уволят, мол,
мелочь... А какая мелочь, если душа гнилая?
Допив чай, Сизов написал на листке календаря несколь­
ко адресов и фамилий, протянул Губареву.
— Поговори с ними аккуратно. Аккуратно, понял? Вна­
чале от меня привет передай, это обязательно: так мол
и так, Игнат Филиппович, Старик, про жизнь и здоровье

274
интересуется... А потом про автоматы поспрашивай: где,
что, у кого, разговоры там, слухи, предположения... И без
всяких записей, люди этого не любят. А листок потом мне
вернешь. Понял?
Губарев кивнул, похвалив себя за недавнюю проницате­
льность.
— Что же ты понял? — с некоторой брюзгливостью
спросил Сизов.
— Что надо сработать очень аккуратно, — смиренно,
как и подобает старательному ученику, ответил Губарев,
заглаживая развязную небрежность молчаливого кивка.
Сизов хмыкнул: ”Ну ладно, пошли”.
Сбежав по широкой мраморной лестнице и отдавив тя­
желую, украшенную бронзовыми щитами с мечами дверь,
они окунулись в плотный разноцветный и шумный поток
прохожих. В разгар рабочего дня по улицам города всегда
катились толпы никуда не спешащих людей, стояли в очере­
ди у кинотеатров, не было свободных мест в кафе и рестора­
нах. Жители Тиходонска, служившего воротами Северного
Кавказа и Закавказья, привыкли к такой особенности горо­
дской жизни, приезжие неизменно ей удивлялись.
Сизов и Губарев прошли по главной улице два квартала
до перекрестка, где людская воронка засосала их под землю
в длинный кафельный коридор, стены которого украшали
мозаичные панно на исторические темы. Богато отделанные
подземные переходы были еще одной особенностью Тихо­
донска. Здесь Сизов, постоянно контролировавший обста­
новку вокруг, резко направился к сидевшему на холодном
полу перед кепкой с несколькими медяками грузному чело­
веку в клетчатой ковбойке, рукава которой были закатаны,
чтобы обнажить розовые клешнеобразные культи.
Из щелок опухшего лица выглядывали безразличные ко
всему глаза, но когда Сизов подошел вплотную и, расставив
ноги, сунул руки в карманы, взгляд инвалида приобрел
осмысленность и колючесть.
— Подайте, Христа ради, начальничек, — привычно
забубнил он и пошевелил клешнями.
Губарев пытался вспомнить статью, карающую за по­
прошайничество в общественных местах, и прикидывал, как
сподручней выносить нарушителя, но Сизов, покопавшись
в карманах, бросил в кепку несколько монет и, круто развер­
нувшись, двинулся к выходу из перехода.
— Спаси вас Бог от ножа, пули, лихого человека, —
облегченно заголосил инвалид.
Лейтенант догнал Сизова уже на лестнице.

275
 — Он вас знает, что ли?
Сизов мотнул головой.
— Чувствует. Нахлебался...
Возле университета сыщики расстались. Губарев напра­
вился к трамвайной остановке, а Сизов сел в троллейбус
и через десять минут шел через небольшой сквер, неофици­
ально называемый ”клиникой” — потому что вплотную
примыкал к медицинскому институту.
Когда-то сквер был совсем другим — сплошь заросший
бурьяном, лопухами, кустарником, вьющимся между дере­
вьями диким виноградом, с замусоренными до непроходи­
мости аллеями и старательно разбитыми фонарями. Под
высокий кирпичный забор, огораживающий мединститут,
были стащены скамейки со всей ”клиники”. Вечерами в не­
проглядной темноте, под тоскливый вой собак из вивария
и бодрые ритмы джаза с танцплощадки соседнего парка
имени Первого мая, именуемого попросту ”Майский”, на
этих скамейках шла насыщенная жизнь, ради которой их
и тянули, сопя и чертыхаясь, в самое глухое и труднодоступ­
ное место.
Тогда не было баров и дискотек, плавучего буфета
”Скиф” и видеосалонов, шальные деньги водились у немно­
гих и тратились с опаской в специальных местах, нравы еще
не успели испортиться и старая сотенная бумажка размером
с носовой платок не могла служить универсальным ключом,
открывающим любые двери. Развлечения были попроще
и крутились вокруг ”зверинца” — круглого бетонного пя­
тачка, окруженного высокой решеткой, на котором, запла­
тив смехотворную по нынешним меркам сумму — трешку
”старыми”, можно было отплясывать шикарное танго
и развратный фокстрот, а если франтоватые ”держащие
марку” лабухи снизойдут к просьбам наиболее отчаянных
голов и выдадут на свой страх и риск что-нибудь ”ихнее”,
можно было подергаться под запрещенные ритмы, остро
ощущая изумленные взгляды плотно обступившей решетку
публики.
А на тех скамейках под глухим забором за густыми
кустами выпивали перед танцами для смелости ”вермута”
или ”портвешка”, реже — водки, туда же ходили добавлять,
когда хмель начинал проходить, туда же вели разгорячен­
ную танцами и объятиями партнершу, с которой удалось
столковаться, и на ”разборы” тоже выходили туда. Здесь же
при неверном свете свечного огарка дулись в ”очко” и ”бу­
ру”, здесь же ширялись редкие тогда морфинисты — слово
”наркоман” в лексиконе тех лет отсутствовало.

276
 ”Зверинец” в Майском и ”клиника” считались в районе
очагами преступности, хотя ножевые ранения случались не
чаще двух-трех раз в год, а о жестоких беспричинных убий­
ствах и слыхом не слыхивали. Потому почти каждый вечер
трещали в ”клинике” мотоциклы, шарили по кустам лучи
тяжелых аккумуляторных фонарей, заливались условными
трелями милицейские свистки.
Сизов — молодой, с упругими мышцами и несбиваемым
дыханием начинал службу здесь, и ностальгический характер
охвативших его воспоминаний объяснялся тоской по безвоз­
вратно ушедшим временам, когда ничего нигде не болело,
впереди была вся жизнь с находками, взлетами и победами.
Пятидесятитрехлетний Сизов, жизнь которого была про­
жита, а находок, взлетов и побед оказалось в ней гораздо
меньше, чем ожидалось, усилием воли оборвал ленту вос­
поминаний.
”Клинику” давно расчистили, заасфальтировали аллеи,
осветили оригинальными ”под старину” фонарями. Не ста­
ло глухого забора — прямо в сквер выходил фасад нового
административного корпуса института, украшенный метал­
лическими фигурами выдающихся лекарей всех эпох и наро­
дов. Пытающийся переключиться на приятные ощущения,
Сизов некстати вспомнил, что когда административный
корпус строился, в подвале было совершено убийство. Пра­
вда, раскрыть его удалось за два дня.
Кафедра судебной медицины располагалась в старом, но
крепком здании из красного кирпича с высокими узкими
окнами. Дорогу заступил молодой длинноволосый парень
в мятом белом халате.
— Куда следуем? — фамильярно спросил он, давая
понять, что без его разрешения попасть внутрь совершенно
невозможно.
— Мне нужен кто-нибудь из экспертов, — пробормотал
погруженный в свои мысли Сизов.
— Ну, я эксперт, — довольно нахально заявил парень,
и нахальство его было очевидным для всякого осведомлен­
ного человека, но, конечно, не для озабоченного невеселыми
делами просителя, за которого он и принял Сизова.
Старик вскинул голову.
— А похож на сторожа или санитара. Иди, вари свое
мыло, а то заставлю давать заключение по криминальному
трупу.
Парень не очень-то смутился.
— Сегодня Федор Степанович дежурит, проходите пря­
мо к нему, — как ни в чем не бывало произнес он и лениво

277
посторонился. Не удалось произвести впечатление и не на­
до. Другим разом... Самоуважение у санитаров морга высо­
кое, чему причиной соответствующие заработки, побрить
покойника, к примеру, тридцать рублей, обмыть, переодеть,
золотые мосты снять — полтинничек или еще поболее... это
только легальные доходы. А что скрыто делается за тяже­
лыми стальными дверями — кто ж углядит... Лидка-сани­
тарка, правда, схлопотала выговорешник за отрезанную на
шиньон косу, да коса мелочь...
Сизов спустился в цокольный этаж, где находилось бюро
судебно-медицинской экспертизы, прошел по прохладному
коридору, ведущему к серым стальным дверям с малень­
кими круглыми оконцами, круглосуточно светящимися
тусклым и каким-то зловещим светом, без стука вошел
в маленький, узкий, как пенал, кабинетик.
Федор Бакаев был одним из ведущих экспертов и по
неофициальному распределению обязанностей выполнял
функции заместителя заведующего Бюро, хотя штатным
расписанием такая должность не предусматривалась. Небо­
льшого роста, с мелкими чертами лица, аккуратной бород­
кой, он мог бы играть в фильмах роль интеллигентного
участкового врача из сельской глубинки. Много лет Бакаев
работал над диссертацией, но что-то не получалось, и его
уже избегали спрашивать о времени возможной защиты.
Сыщик и эксперт поздоровались.
— Ты насчет трупа в багажнике? Как там его... Серошта­
нов!
— Точно. Как догадался?
— Больше у нас ничего подходящего для тебя нет.
— И слава богу. Кто его вскрывал?
— Да я и вскрывал. Сегодня отпечатал акт, Трембицкий
уже два раза звонил...
Бакаев, покопавшись в бумагах, протянул несколько
схваченных скрепкой листов. Сизов, привычно выхватывая
главное, пробежал бледный, малоразборчивый текст.
— Значит, один душил веревкой, а второй ударил ножом?
Бакаев кивнул, сосредоточенно разжигая спиртовку.
— Кофе будешь?
Сизов отказался. Он не был брезгливым или чрезмерно
впечатлительным, но то, что находилось совсем рядом,
в тускло освещенном помещении морга, оказывало на него
угнетающее воздействие. С того момента, как он спустился
в цоколь, в сознании то и дело проявлялась многократно
виденная картина: белый кафельный пол, белые кафельные
стены, серые каменные столы и главное то, ради чего суще­

278
ствовало все это: белые, синие, фиолетовые пустые телесные
оболочки мужчин и женщин, детей и стариков, бродяг и на­
чальников — уравненные отсутствием одежды, секционны­
ми швами, одинаковыми процессами тления, унизительно­
стью положения объектов исследования, складируемых на
полках ледника, на полу...
Трудно поверить, но некоторых людей атмосфера смер­
ти притягивает. До руководства Бюро доходили слухи,
а Сизов знал это наверняка — по ночам к санитарам
приходили бесшабашные приятели и экзальтированные под­
руги, веселились, пили водку или медицинский спирт, зани­
мались сексом, и привычные выпивка и секс на пороге морга
воспринимались совсем по-другому, близость трупов прида­
вала остроту и пряность этим занятиям.
Бакаев поставил на синее пламя огнеупорную колбу, по
кабинету поплыл аромат кофе. Сизову казалось, что он
смешивается с другим запахом, который просачивается
сквозь тяжелые стальные двери, пропитывает стены, ме­
бель, одежду, проникает в поры... Не терпелось выйти на
свежий воздух.
— Где его одежда? — бесстрастно спросил Сизов.
— Трембицкий забрал, — усмехнулся эксперт. — Он
тоже знает, что надо волокна наложения.
— Подногтевое содержимое?
— Ничего нет, — Бакаев перелил кофе в мензурку,
сделал маленький глоток.
Сизов встал.
— Как говорится, и на том спасибо. Хотя я надеялся за
что-то зацепиться...
— Горячий, — эксперт поставил мензурку, посмотрел
пристально, отвел взгляд. — Мне осточертели насмешки
и подначки, — неожиданно сказал он. — Но если тебя
заинтересуют антинаучные изыскания неудачливого диссер­
танта, то могу подбросить любопытный факт. — Бакаев
невесело усмехнулся. — Разумеется, он не охватывается
официальными выводами экспертизы.
— Давай, подбрасывай, — также бесстрастно сказал
Сизов и сел.
Эксперт протиснулся между столом и стеклянным шка­
фом со зловещего вида инструментами, съежился в углу над
плоским металлическим ящиком, накрахмаленный халат
обтянул спину, и Сизов впервые заметил, что эксперт силь­
но сутулится.
— Вот они, — Бакаев вернулся на место, но сутулиться
не перестал, будто на него давило нечто, связанное с зажа­

279
тыми в руку картонными листами. Сизов не обнаружил ни
малейших признаков любопытства.
Бакаев протянул картонки ему. В середине каждой был
приклеен лист фотобумаги.
— Похоже?
Сизов не торопясь взял желтоватый картон, вниматель­
но осмотрел изображенный на фотобумаге вытянутый пря­
моугольник с кружками на концах. Также основательно
обследовал фотоизображение на второй картонке.
— По-моему, одинаковые
— Я бы так категорично не сказал, но то, что похожи, —
факт, — Бакаев забрал картонки, бросил на стол.
— Не тяни резину, — сыщику надоела маска отстранен­
ного безразличия, но только тот, кто знал его давно, мог
обнаружить, что сообщенное экспертом его заинтересовало.
— Это отпечатки орудия убийства на коже потерпевшего
вокруг раны. Один отпечаток — с трупа Сероштанова,
который я исследовал позавчера. Второй — с трупа Федо­
сова, убитого семь лет назад в Яблоневке.
— Да? Ну-ка, дай взглянуть еще раз...
Уже не пряча эмоций, Сизов схватил со стола электро­
графические отпечатки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Вечером того же дня Мишуев проводил очередную опе­
ративку. Обычно первым докладывал Сизов, сейчас устояв­
шийся порядок был нарушен — начальник предоставил
слово Веселовскому
— У них не действовали фары, что, видимо, и привлекло
внимание патрульных. Неисправность объясняет захват ав­
томобиля ГАИ — без света на ночном шоссе не разгонишься.
— Логично, — кивнул подполковник.
— Под ковриком обнаружено два окурка сигарет ”Маль­
боро”, слюна соответствует крови первой группы...
Мишуев сделал пометку в блокноте.
— Это очень важная улика. Только... Надо проверить,
какие сигареты курил убитый.
— ”Мальборо”, — негромко сказал Сизов. — Кровь
у него первой группы.
Мишуев резко отодвинул блокнот.
— Продолжайте, Александр Павлович.

280
 Веселовский глубоко вздохнул и оглядел присутствую­
щих.
— Пригодных для идентификации отпечатков пальцев
при первичном осмотре не обнаружили. Мы со следова­
телем организовали повторный, привлекли экспертов, об­
следовали в салоне каждый сантиметр. А на зеркальце
нашли половину оттиска большого пальца.
— Не Сероштанова? — встрепенулся Мишуев.
— Нет. Проверили по нашей картотеке — безрезультат­
но. Послали в Центральную.
— Это уже кое-что, — Мишуев снова сделал запись.
Сизов рассмеялся про себя. Повторный осмотр произ­
водил Трембицкий, искать отпечатки — дело следователя
и эксперта. А Веселовский покрутился вокруг них и прима­
зался к результату. Ну-ну!
— Плохо, что отпечаток неполный, — продолжал Весе­
ловский. — Формулу для машинного поиска вывести не­
льзя, надо перебирать весь архив вручную. Можно забуксо­
вать надолго...
— Буксовать нам нельзя! — встревожился Мишуев. —
Не цепляйтесь только за отпечаток, ищите другие пути!
— Может, дадим объявление по телевидению? — пред­
ложил Сизов.
— А как это воспримут люди? — спросил подполковник.
— Да так и воспримут: совершено преступление, мили­
ция обращается к населению за помощью. Нелепых слухов
убавится. Глядишь — и подскажут...
— В обкоме не одобрят такую авантюру, упрекнут в по­
литической близорукости. И будут правы, — покачал голо­
вой Мишуев.
— Не они же отвечают за раскрытие. И не они специ­
алисты в розыске... — буркнул Сизов.
Фоменко наклонился к Губареву и громко прошептал:
— Во дает! Мне три года до выслуги, я ничего не слышал...
— Ставить вопрос должен профессионал. И настаивать,
объяснять, убеждать, — продолжал гнуть свою линию Ста­
рик.
— Я не желаю прослыть демагогом, — сухо сказал
Мишуев. — Хватит строить воздушные замки, давайте го­
ворить конкретно, по делу.
Он повернулся к Веселовскому.
— Что еще у вас?
— Автоматные гильзы тоже направлены в Центральную
пулегильзотеку вместе с запросом о фактах пропажи ору­
жия. У меня пока все.

281
 — Хорошо! — с преувеличенной бодростью произнес
Мишуев. — Веселовский показывает пример настойчивой,
целеустремленной, а главное, умелой работы. Когда я был
начальником уголовного розыска в райотделе, все мои под­
чиненные работали так, как он. И раскрываемость составля­
ла почти сто процентов! Сейчас дело обстоит хуже... У Фоме­
нко и Губарева, судя по рапортам, результаты нулевые,
докладывать им нечего. Правда, может, у Сизова есть что-то
кроме прожектов? Кто-то видел, как преступники садились
в машину Сероштанова? Или он рассказал, кого собирается
везти?
Сизов уже понял, что к чему. Итак, начальник вытяги­
вает Веселовского и опускает его. Что ж, это логичное
развитие замысла...
— К сожалению, так почти никогда не бывает. Серошта­
нов — официант красногорского ресторана, знался со спеку­
лянтами, фарцовщиками, сам не попадался. Занимается
частным извозом, специализировался на междугородних
рейсах. Кого вез в этот раз, выяснить не удалось...
— Жаль, что у самого опытного нашего сотрудника тот
же нулевой результат, — сдерживая улыбку, сказал подпол­
ковник. — Думаю, что в сложившейся обстановке все долж­
ны переключиться на перспективную линию Веселовского.
А Александр Павлович возглавит работу и определит зада­
ния каждому.
— Разрешите продолжать? — хладнокровно спросил
Сизов.
— Разве у вас есть что-то еще? — удивился Мишуев. —
Продолжайте, мы вас внимательно слушаем.
Удивился он искренне: что может рассказать человек,
упершийся в тупик. Разве что напустить туману.
— Я встретился с судебно-медицинским экспертом Бака­
евым. Он работает над диссертацией о возможностях элект­
рографического исследования ранений для определения
формы и особенностей орудий, которыми они причинены.
Смертельное ранение Сероштанова нанесено клинком одно­
сторонней заточки, длина двенадцать с половиной сантиме­
тров, ширина — полтора. На коже эксперт выявил отпеча­
ток ограничителя характерной формы с шариками на концах.
— Почему этого нет в акте вскрытия? — насторожился
Мишуев. — И что это означает?
— Признаки оружия позволяют определить его тип:
фирменный автоматический нож, в котором ограничитель
раскрывается одновременно с выбрасыванием клинка. В на­
ших условиях вещь довольно редкая, мне, например, не
попадалась ни разу.

282
 — Что же, это может сыграть определенную роль... —
Мишуев повернулся к Веселовскому. — Александр Пав­
лович, отметьте особенности орудия убийства, а вдруг да
выплывет где-нибудь...
— Я не закончил, товарищ подполковник, — холодно
сказал Сизов.
Мишуев прервался на полуслове.
— Необычность ножа привлекла внимание Бакаева, ему
показалось, что он уже встречал такой. Перебрал свою
картотеку — у него почти тысяча электрографических от­
печатков — и нашел! Семь лет назад он делал экспертизу по
убийству Федосова на Яблоневой даче, все параметры но­
жей совпадают!
— Вот это да! Недаром говорят: сыскная машина! —
горячечно зашептал Фоменко.
— Да, Игнат Филиппович из-под земли улику выкопает,
— довольно кивнул Губарев.
— Речь может идти о совпадении общих признаков, но
не о полной идентичности, — равнодушно сказал Веселовс­
кий. — Мало ли похожих ножей!
— В том-то и дело, что мало — в полный голос сказал
Фоменко. — Я тоже ни одного не встречал.
— Это не аргумент! — бросил Веселовский. В его тоне
появились новые нотки.
Мишуев некоторое время безразлично наблюдал за спо­
ром, потом постучал связкой ключей по столу. Когда насту­
пила тишина, обратился к Сизову.
— Дело подняли?
— Еще не успел.
— И не трудитесь зря, — подполковник повысил голос.
— Я лично раскрыл это убийство! Тогда еще был старшим
опером в районе, двое суток не ел, не спал, а на третьи
взял некоего Батняцкого — большой мерзавец, между
нами говоря... Дали ему, если не ошибаюсь, двенадцать
лет.
— Вот и редкий нож! — хмыкнул Веселовский. — Нашли
аргумент... Мало ли в жизни совпадений!
— Разобрались! — Мишуев прихлопнул ладонью свой
блокнот. — Капитан Веселовский ставит задачу каждому
и — вперед! Времени нам терять нельзя!
— Да, чуть не забыл, — сказал начальник, когда уже все
встали. — Звонили из отделения боевой подготовки: завтра
майор Сизов должен провести занятия в роте специального
назначения. С учетом этого, Александр Павлович, опреде­
лите нашему ветерану задание уменьшенного объема.

283
 — Понял, — отозвался Веселовский. — Сейчас все соби­
раемся у меня — распределим работу.
Он еще избегал подчеркивать свою руководящую роль,
но опытный Фоменко в коридоре придержал за рукав Губа­
рева.
— Видал, что делается, — заговорщически прошептал
он. — Власть меняется, Веселовский уже главнее Филипы­
ча... Видно, и вправду его скоро того... На пенсию. Так что
соображай...
— Чего мне соображать? — холодно спросил Губарев,
отстраняясь.
— А того, — снова придвинулся Фоменко. — Ты с ним
и на обед вместе, и с работы вдвоем. Начальству это не
нравится.
— Ты что, всерьез? — Губарев впервые обратился к стар­
шему коллеге на ”ты”, и в голосе отчетливо сквозило
презрительное недоумение, которое Фоменко почувствовал.
— Да ты не так понял, — зачастил он. — Что я — негодяй
какой? или Филипычу зла хочу? Я ж о тебе думаю! Ты
молодой, жизни не знаешь. Он-то уйдет, а тебе работать...
Губарев нехорошо выругался и вырвал руку.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Специальная рота отрабатывала операцию ”Тайфун”
По третьему варианту: захват вооруженных преступников,
скрывающихся в отдельном здании.
Макет здания — обшарпанная двухэтажка из красного
некондиционного кирпича располагалась на краю полигона.
Внешне она практически не отличалась от большинства
домов центральной части города и могла легко вписаться
в унылый ряд построек старого фонда на любой улице:
Трудовой, Социалистической, Красногвардейской. Даже по­
клеванный пулями фасад жилищно-коммунальные власти
привычно объяснили бы боями за освобождение Тиходонс­
ка в грозном 1942-м да недостатком средств на текущий
и восстановительный ремонты во все последующие годы.
Сейчас видавшая виды стена не брызгала острыми фон­
танчиками красного крошева и не отбрасывала зло свистя­
щих в рикошете пуль: вместо обычных дистанционно управ­
ляемых фанерных фигур преступников изображали добро­
вольцы из первого взвода, поэтому стреляли холостыми.

284
 Несмотря на это, все были в бронежилетах под маскиро­
вочными комбинезонами и в касках, обтянутых камуфляж­
ной тканью, как при настоящей боевой операции. Только
командир спецроты майор Лесков остался в лихо заломлен­
ном черном берете. Он стоял на рубеже атаки за кирпич­
ным, по грудь, бруствером, наблюдал, как члены группы
захвата, прикрывая бронещитами головы и старательно
прижимаясь к земле, смыкали кольцо вокруг осажденного
дома, как группа прикрытия меняла позиции на более вы­
годные, как рассредоточивалась в ожидании команды груп­
па резерва.
Время от времени он прикладывался к биноклю и рас­
сматривал забаррикадированные деревянными щитами, до­
сками и всяким хламом оконные проемы, из которых глухо
дудукали короткие очереди.
— Поймал, наконец, — азартно искривил рот майор, не
отрываясь от бинокля. Сидящий на скомканном маскком­
бинезоне Сизов увидел, как тускло блеснула пластмасса
и сталь коронки, и вспомнил, при каких обстоятельствах
Лесков потерял три зуба.
— Нет, ни черта! — отозвался снайпер, стоявший на
колене справа от командира, там, где кирпичный бруствер
уступом снижался до метровой высоты. Тонкий ствол мало­
калиберного карабина с оптическим прицелом напоминал
комариное жало.
— Два окна слева и крайнее правое, по очереди. Они
меняют друг друга. Смотри внимательней, это тебе не
мишени на веревочках!
Негромко пропел зуммер вызова.
— Первый, я третий, их двое, прием.
Майор Лесков поднял с кирпичной стенки изящный, как
игрушка, датский приемопередатчик с короткой, обтянутой
резиной антенной. Кроме спецроты, таких, купленных на
валюту, штучек ни в одном подразделении не было.
— Возьмешь — посчитаешь. Доложи готовность, прием.
— Готовность — три минуты. Через минуту — ”Черему­
ха”, через две — ДШШ1 и сразу — собак. У меня все.
— Пятый, ко мне, — скомандовал Лесков в микрофон.
— Седьмой, готовьте Диану и Креза, после взрыва — пу­
скайте!
— Есть. Вас понял, — разными голосами ответила ра­
ция. Почти сразу сзади подбежал еще один снайпер и плюх­
нулся рядом со своим коллегой.
1 Дымовая шокирующая шашка.

285
 — Приготовиться, — сказал ему Лесков, следя за секунд­
ной стрелкой. — Верхний этаж — крайние окна слева и спра­
ва. И нижний в середину, на всякий случай.
Второй снайпер изготовился. Ствол специального кара­
бина по толщине напоминал полуторадюймовую водопро­
водную трубу.
— Огонь! — резко скомандовал Лесков.
Карабин грохнул, как охотничье ружье, снайпер левой
рукой передернул скользящее цевье — вылетела картонная,
опять же словно охотничья гильза. Снова грохот выстрела,
снова рывок цевья, дымящаяся гильза шлепнулась рядом
с Сизовым, и он поспешно отшвырнул ее в сторону. Ударил
третий выстрел.
— Верхние зарядил оба, а в нижнее смазал, — командир
роты опустил бинокль и снова смотрел на часы. Из верхних
окон валили клубы слезоточивого газа.
— Они просто щит подставили, смазать я не мог... —
пытался объяснить второй снайпер, но Лесков не слушал.
— Внимание всем, беречь глаза, — сказал майор в ра­
цию и присел за бруствер.
Возле осаждаемого дома раздался резкий взрыв и, как
знал отвернувшийся в сторону Сизов, сверкнула ослепля­
ющая вспышка. Тут же ударили автоматы группы прикры­
тия.
Операция вступила в завершающую фазу, и хотя облако
дымовой завесы скрывало сцену штурма, Сизов хорошо
знал, что там происходит.
Вскоре из начавшего редеть дыма бойцы группы захвата
выволокли трех закованных в наручники ”преступников” и,
аккуратно уложив в ряд на траву, с облегчением сбрасывали
противогазы.
— Я его два раза через окно достал...
— Диана за штанину схватила, хорошо успел ногу отдер­
нуть...
— Надо было без ”Черемухи”, и так никуда бы не делись...
Возбужденно гомонили победители, недовольно бубни­
ли что-то под резиновыми масками задержанные. Наконец
с них сняли противогазы, освободили от наручников.
— Колька голову прикрыл, а зад выставил, думает —
туда пуля не достанет...
— С оцеплением затянули, мы могли через заднюю
дверь уйти...
— Петька, гад, в следующий раз будешь бандитом,
я тебе тоже так руку выкручу... А вообще ничего, нормально
сработали.

286
 Кинолог нейтрализующим раствором промывал глаза
подвизгивающим собакам.
— Товарищ майор, зачем животных в ”Черемуху” заго­
нять? — недовольно обратился он к Лескову. — Думаете,
им не больно? Ну, если по необходимости, а сейчас-то?
— Ладно, не бурчи, — хлопнул его по плечу командир.
— Бывает, и людей не получается жалеть. А на псах твоих
все вмиг заживет! Лучше скажи, Шмелева не видел?
— Здесь я! — вынырнул откуда-то сбоку юркий крепыш
с перепачканным сажей лицом.
— Ну, посчитал? — насмешливо спросил майор. — Ско­
лько же их — двое или трое?
— Так они хитрили — один не стрелял! — крепыш
рукавом комбинезона вытер подбородок и щеки. — А когда
взяли — ошибка и поправилась!
Он довольно засмеялся и подмигнул Сизову.
— Что скажете, Игнат Филипыч? По-моему, норма!
— Учитывая, что объекты специально подготовлены...
Опять же, противогазы... — Сизов кивнул.
— А что на третий вариант твой снайпер малокалиберку
взял вместо СВД1 — тоже норма? — наседал Лесков.
— Не трамбуй меня, командир! По мелочам накопать
всегда можно, но в главном-то порядок! А снайпера будем
воспитывать.
— Ладно, разбор потом проведем, — по-прежнему ка­
зенно сказал Лесков. — Строй людей.
И, повернувшись к Сизову, вздохнул:
— Вот такого разгильдяя я сделал своим заместителем!
Последняя фраза и тон, которым она была произнесена,
перечеркивали предыдущую суровость и придирчивость ко­
мандира к подчиненному, напротив, выдавала, что между
ними существуют давние неофициальные отношения. Впро­
чем, Сизов и так знал: Витька Лесков и Юрка Шмелев
дружат с детства.
Пятнистые комбинезоны выстроились в шеренгу, майор
Лесков представил Сизова и передал ему командование. Тот
поставил бойцов полукругом, лицом к дому, взял у ком­
роты и его зама пистолеты, приказал выставить мишень
в окне второго этажа.
— При штурме здания, любого другого укрытия, чтобы
подавить огонь объектов задержания, деморализовать их,
делаем так...
Старик зажал в каждой руке взведенный пистолет.
1 Снайперская самозарядная винтовка Драгунова.

287
 — Левой ведем отвлекающий огонь: можно вверх, мож­
но над головами, можно в сторону противника, но не со­
средоточиваясь на прицельности, и двигаемся вперед, а пра­
вую держим для стрельбы на поражение. Показываю...
С неожиданной быстротой Старик бросился к зданию,
подняв левую руку и разряжая обойму в чистое голубое
небо. Когда затвор застрял в заднем положении, обнажив
половину короткого ствола, он один раз выстрелил с пра­
вой, и мишень в проеме окна исчезла.
— Вот так, — скрывая одышку, Старик вернулся
к строю. — Кто берется повторить.
Потом он показал такой же прием, но с автоматами,
приклады которых зажимал под мышками. Зрелище было
эффектным, но желающих повторить упражнение не на­
шлось.
— Управляться с ними сложновато, — согласился Ста­
рик, — но выучиться можно. Только на холостых надо долго
работать, иначе сам искалечишься, да и других положишь..
— Смотрите, показываю еще раз...
Рота спецназначения восторженно гудела.
Старик продемонстрировал стрельбу из автомата от
бедра, приемы ухода с линии выстрела противника, при­
цельную стрельбу из пистолета.
— То, что написано в наставлениях, годится для тира, но
не для улицы. Когда пуля летит параллельно земле на
уровне груди, то о прицеливании по вертикали можно и не
думать. Остается горизонтальное отклонение. Если держать
пистолет двумя руками, его убираешь быстрее и надежней.
Старик присел на широко расставленных ногах и, подде­
рживая левой рукой рукоять пээма, несколько раз выстре­
лил.
— На что похоже? На западный боевик? Верно, амери­
канские полицейские именно так и стреляют. Кстати, — об­
ратился он к Лескову. — Фанерные мишени не дают пра­
вильного восприятия цели. Мишень должна быть объемной.
Сделайте мешки с песком или опилками, тогда будет лучше
ощущаться дистанция, да и пулю чувствуешь, можно конт­
ролировать промах, вносить поправки...
— Сделаем, Игнат Филипыч, — кивнул майор. — Чучела
изготовим. В одежде, чтоб все натурально.
Он повернулся к бойцам.
— Нравится такая огневая?
— Класс! — отозвались пятнистые комбинезоны, а здо­
ровый рыжий парень в десантной тельняшке, выглядыва­
вшей через распахнутый ворот, выкрикнул:

288
 — Это наша работа, ей и учиться надо! А все эти лекции
по международному положению... Пусть их замполиты слу­
шают...
— Ты это брось, Борисов! Ты же не придаток к дубинке,
бронежилету и автомату! Должен работать над собой, раз­
виваться, повышать культурный и политический уровень, —
скучным голосом произнес командир.
— На то есть газеты, радио и телевизор, — дерзко
парировал рыжий.
— Смирно! — рявкнул Лесков. — На первый, второй
рассчитайсь! Первые номера два шага вперед, шаг влево,
кругом! Свободный спарринг — десять минут! Приготови­
лись!
Пятнистые комбинезоны, оказавшиеся в парах лицом
друг к другу, привычно приняли боевые стойки.
— Начинай! — майор рубанул рукой воздух.
— И-е-е-я!! — пронзительно разнеслось над степью, и
пятнистые шеренги сомкнулись. Удар, блок, контратака,
захват, бросок...
— Ие-е-я! — пугающий крик должен деморализовать
противника и поднять боевой дух атакующего. Рука, нога,
перехват, кульбит с выходом в стойку, подсечка...
— Тигры, — довольно сказал Лесков, улыбаясь левой
половиной рта, где были выбиты зубы. Вблизи отчетливо
выделялся шрам, пересекающий губы и переходящий на
подбородок, который придавал лицу командира зловещее
выражение. — Их шпана боится куда больше, чем пэпээс­
ников1. На днях возле ”Рака” окружили патрульную маши­
ну, чуть не перевернули, хотели задержанного отбить. А на­
ши подъехали — разбежались кто куда. Потому что знают..
Командир роты оглянулся по сторонам и понизил голос.
— А Борисов в общем-то прав. Мы с Юрой увеличили
объем служебной и боевой подготовки за счет политзаня­
тий. Конечно, втайне от политотдела.
— Понятное дело, — отозвался Сизов. — Но если и уз­
нают — вдуют тебе по первое число.
— Наверное, так, — согласился майор. — А пока до­
вольны. Как какая экскурсия, делегация — журналисты там,
депутаты, иностранные гости — все к нам! Я уже составил
вроде концертной программы: номер один — захват пре­
ступника, номер два — прием против ножа, номер три —
против пистолета, номер четыре — прыжки через несколько
человек с выходом в стойку, номер пять — то же с пораже­
1 Сотрудники патрульно-постовой службы.

10 Вопреки закону 289

нием штыком деревянной мишени... Ну, в общем, все: рабо­
та с дубинками, нунчаками, скоростная стрельба. Теперь
отработаем эту вашу штучку с автоматами — поставим
гвоздем программы. А пока у нас ”коронка” такая: кладем
на подставки кирпичи, обливаем бензином и поджигаем.
Человек пять по команде — бац! Голой рукой прямо в пла­
мя — и кирпичи вдребезги, только горящие куски во все
стороны! А потом Борисов, этот рыжий амбал, выходит
с двумя бутылками и со зверскими криками разбивает их
о собственную голову, одну за другой! И оскольчатыми
горлышками ведет бой с тенью. Он служил в спецназе1, там
этим штукам и выучился. А гости — в полном восторге.
Лесков взглянул на часы.
— Еще минута.
— Дал бы отбой. Они выкладываются изо всех сил, —
Сизов тоже посмотрел время. — Мне нужно в город. Маши­
на есть?
— Найдем, — майор кивнул. — А что до отбоя, то боец
специальной роты не должен уставать. Наоборот — есть
будут с большим аппетитом. Кстати, и вас без обеда не
отпустим. Тем более, сейчас везде перерыв, так что спешить
некуда.
Лесков еще раз взглянул на циферблат.
— Внимание! — рявкнул он. — Прекратить бой! Отдых
— десять минут.
Бешено раскрученное колесо рукопашной схватки мгно­
венно остановилось. Фигуры в маскировочных комбинезо­
нах опустились на траву. Чувствовалось, что лесковские
тигры все-таки устали.
Только один боец остался на ногах и направился к кома­
ндиру. Когда он подошел ближе, Сизов рассмотрел, что это
Шмелев. Комбинезон замкомроты был расстегнут, под
мышками различались мокрые полукружья, и казалось, что
от тела должен идти пар.
— Опять не удержался? — насмешливо спросил Лесков.
— Ты сейчас уже руководитель, твоя задача наблюдать,
контролировать, поправлять. А ты по-прежнему ввязыва­
ешься в спарринги!
— Усложнял задачу, — улыбаясь, ответил Шмелев, и бы­
ло видно, что он почти не запыхался.
— Если кто слабее — становился на его сторону. Ну
и сам попробовал против нескольких... Две пары держал...
Шмелев удовлетворенно облизнул пересохшие губы.
1 Части специального назначения.

290
 — Воду не взяли, жалко... Ну да сейчас подойдет авто­
бус...
Вскоре привезли обед. Специальная рота, сидя по-турец­
ки, мгновенно выхлебала из алюминиевых мисок густой
борщ, умяла котлеты с картофельным пюре и выдула неско­
лько ведер компота.
Сизов пристроился на пустом ящике от взрывпакетов,
так как на землю его не тянуло, да и ноги не складывались
как раньше, пожалуй, и в полулотос он бы уже не сел.
Рядом отдыхали Лесков и Шмелев. Глядя на их лица,
Сизов подумал, что вряд ли какому-нибудь хулигану придет
в голову, даже спьяну, пристать к Виктору или Юре. Да
и припозднившийся прохожий в темном переулке не обраду­
ется, если кто-то из них попадется навстречу. Он усмехнул­
ся.
— О чем вы, Филипыч? — спросил Лесков.
Сизов помедлил с ответом.
— Да вот смотрю на твоих парней. Знаешь, что это все
мне напоминает? — Сизов обвел рукой вокруг.
Пятнистые комбинезоны снова наполнились силой. Не­
которые играли в ножички, некоторые устраивали шутли­
вые схватки: кто-то выкручивал товарищу ногу, кто-то обо­
значил тычок растопыренными пальцами в глаза соседу, но
был пойман за кисть и скручен в бараний рог, кто-то
набивал о землю ребро ладони.
— Интересно, — сказал Лесков.
— Кизетериновский питомник, — еще раз усмехнулся
Сизов и тут же добавил:
— Только без обид.
В Кизетериновке находилась школа служебно-розыск­
ных собак.
— А чего обижаться, — комроты пожал плечами. —
У каждой службы своя задача. У нас — гнаться, хватать, не
пускать, драться, обезвреживать. И у овчарок примерно то
же...
— Только они стрелять не умеют, — хохотнул Шмелев.
— И противогаз никак не наденут. Да и вообще — наш
парень с несколькими овчарками справится.
Реакция обоих была ненаигранной: обижаться они и не
думали.
Рыжий Борисов принес из автобуса гитару, расчехлил ее.
Пятнистые комбинезоны подсели ближе.
— У нас скоро бронетранспортер будет, — продолжал
Лесков. — Сейчас можем у военных одалживать, но лучше
свой иметь. И вертолет хочу свой.

291
 — Чего играть-то? — настраивая инструмент, спросил
Борисов.
— ”Чужие долги”, ”Реквием пехоте”, ”Про настоящих
мужчин”, — посыпалось со всех сторон.
— Давай ”Песню обреченного десанта”, — голос Леско­
ва перекрыл возникший гомон.
— Желание начальника, сами понимаете, закон для под­
чиненного, — рыжий здоровяк сделал пробные аккорды.
Шум стих.
Мы прыгаем ночью с гремящих небес
В пустыню, на джунгли, на скалы, на лес.
Ножи, автоматы и боезапас
Завис над землею советский спецназ.
Жуем не резинку, а пластик взрывчатки.
Деремся на равных, один против трех.
В снегу без палатки — и в полном порядке.
А выстрелить лучше не сможет и бог...
Скажите про это ”зеленым беретам”,
Пусть знают они, с кем им дело иметь
В ледовом просторе, в лесу или в поле —
Везде, где со смертью встречается смерть.

Припев — всем — Шмелев взмахнул рукой.

Пусть даже команду отдали в азарте,
Сильней дипломатии ядерный страх,
А мы — острие синей стрелки на карте,
Что нарисовали в далеких штабах.
После рева нескольких десятков молодых глоток голос
Борисова, казалось, звучал тихо и печально:
Мы первые жертвы допущенной спешки
И задним числом перемены ролей
В военной стратегии мы — только пешки,
Хотя и умеем взрывать королей.
И у генералов бывают помарки:
Вдруг синюю стрелку резинкой сотрут...
Но мы уже прыгнули, жизни — на карте,
А сданные карты назад не берут.
— Во дает! — Шмелев показал певцу большой палец.
Тот никак не отреагировал, взгляд у него был отрешенный.
Министр покается: ”Вышла ошибка,
Виновных накажем. Посла отзовут”.
Его самого поругают не шибко,
От нас же внизу извинений не ждут.
Борисов сделал паузу, побитые мощные пальцы осторо­
жно перебирали струны, вдруг он резко взвинтил ритм.

292
 Мы падаем молча, закрасив лицо.
И лишь на ста метрах рванем за кольцо.
Мы знаем, что делать, задача ясна,
Но ваши ошибки — не наша вина.
Специальная рота дружно подхватила припев.
— Ну как? — спросил Лесков. — Это ведь тоже полити­
ковоспитательная работа.
— Хорошо, — кивнул Старик. — Только вряд ли полит­
отдел будет от нее в восторге.
— Да нет, — вмешался Шмелев. — Там сейчас нормаль­
ные ребята. К тому же понимают нашу специфику.
— Мне пора, — Сизов встал, с неудовольствием ощу­
щая, как затекли ноги.
Лесков со Шмелевым проводили его до автобуса.
— Довезешь товарища куда ему нужно, потом в роту, —
приказал майор водителю.
— Мне в нарсуд Центрального района, — уточнил Си­
зов. — А вы здесь надолго?
— Часа на два, — ответил комроты. — Еще немного песен,
потом штурмовая полоса. Через недельку повторим занятия?
Пожимая протянутые руки, Сизов кивнул. Автобус раз­
вернулся и покатил к выезду с полигона. Старик смотрел
в окно. Специальная рота пока пела песни.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
В примыкающей к дежурной части комнате для допро­
сов задержанных Центрального РОВД Фоменко ”прессо­
вал” Сивухина — хулигана из ”Рыбы”.
— Люди в ресторан отдохнуть ходят, а ты свое блатов­
ство показать? — тихо, по-змеиному шипел Фоменко, и гу­
бы его зловеще кривились. — Кому хочу — в морду дам,
кого захочу — отматерю... Так?!
Он замахнулся и, когда Сивухин отпрянул, грохнул кула­
ком по столу.
— Боишься, сука! А там не боялся? Там ты смелый был,
на всех клал с прибором, — опер пригнулся к столу, как
зверь перед прыжком, и снизу гипнотизирующим взглядом
впился в бегающие глаза допрашиваемого. — И думал
всегда при таком счастье на свободе кайфовать... Да?!
Фоменко снова замахнулся. Он ”заводил” сам себя,
и сейчас бешенство его стало почти не наигранным, в дерга­

293
ющихся углах рта собралась пена, зрачки маниакально рас­
ширились.
— Да я тебя в порошок сотру, падаль поганая! Ты у меня
будешь всю жизнь зубы в руке носить!
Он перегнулся через стол и ткнул-таки кулаком в физио­
номию хулигана, но тот снова отпрянул, и удар получился
несильным.
— Ну чего вы, в натуре, — плачущим голосом заныл
Сивухин и принялся усердно растирать скулу, демонстрируя,
что ушибленное место нестерпимо болит. — Чего я сделал
такого особенного? Ну чего? Скажите, я извинюсь...
— Вот и молодец! — Фоменко выпрямился, лицо его
приняло обычное выражение, и он даже доброжелательно
улыбнулся. — Я знал, что мы найдем общий язык. Ты
парень-то неглупый. Раз попал — надо раскаяться и все
рассказать. Закуривай...
Он любезно протянул распечатанную пачку ”Примы”,
подождал, пока трясущиеся пальцы задержанного выловят
сигарету, встал, обошел стол и чиркнул спичкой.
Настороженно косясь, Сивухин прикурил.
— Да чего рассказывать-то? — После нескольких затя­
жек он расслабился, и в голосе прорезалась обычная блат­
ная наглеца. — Двое суток на нарах, а за что? Хоть бы
пальцем кого тронул...
— Не помнишь, значит? — Фоменко присел на край
стола, нависая над допрашиваемым, отчего тот должен был
чувствовать себя неуютно. К тому же, когда держишь голо­
ву задранной, затекает и деревенеет шея, устает спина, очень
хочется сменить позу.
— Ну так я тебе расскажу... — Фоменко тоже закурил, но
из другой пачки: не дешевую ”Приму”, а фирменные ”Тихо­
донск”. — Двадцать шестого апреля ты нажрался в ”Рыбе”
до потери пульса, обругал матом гражданина Костенко,
который находился при исполнении служебных обязанно­
стей, приставал с циничными предложениями к гражданке
Тимохиной и ударил ее по лицу.
Фоменко выпустил дым в лицо Сивухина.
— Вот тебе эпизод номер один. Злостное хулиганство.
Статья двести шестая, часть два. До пяти лет.
— Да не было ничего этого! — Сивухин от возмущения
сорвался на фальцет. — Не знаю никакого Костенко и Ти­
мохину в глаза не видел! Это кто-то чернуху прогнал.
Какие, на хрен, служебные обязанности?
— А швейцара дядю Васю не помнишь? — вкрадчиво
спросил Фоменко и снова целенаправленно пустил струю
дыма.

294
 — Хромого, что ли? — вскинулся задержанный. — Он
меня из бара вытолкал и таких хренов насовал... И я его
разок послал.
— Вот-вот. А человек на государственной службе!
Сивухин скривился.
— Знаем, знаем... Тридцатник за бутылку! А Тимохина
— это, небось, Лидка? Это к ней я, выходит, приставал? Да
ее все знают, у ней даже прозвище Щека! Трояка не было,
а она выделывалась!
— Значит, первый эпизод признал полностью. — Фомен­
ко удовлетворенно улыбнулся. — А всего их ровно восемь.
Как раз под пятерик и выйдет!
Казалось, в маленьком кабинетике воздуха не осталось
— только сизый, расплывшийся слоями табачный дым.
Сквозь него слабо светила и без того тусклая лампочка
из-под давно не беленого потолка. Ядовито-горький туман
обволакивал человеческие фигуры — сидящую на привин­
ченном к полу табурете и облокотившуюся на исцарапан­
ный, перепачканный чернилами стол. Фигуры размывались,
теряли четкость очертаний, казалось, и квадраты решетки
на окне проступают не через матовое стекло, а сквозь
вязкую белесую массу, заглушающую бормотание дежур­
ного за фанерной перегородкой. Сгустившийся до ощути­
мой плотности дым забивал нос, горло, легкие, застилал
глаза.
— Ты что, приход поймал? — Черная рука протянулась
из табачного облака, вцепилась в рубаху на груди, несколь­
ко раз встряхнула.
Сивухин пришел в себя.
— Жидкий на расправу! — довольно сказал Фоменко. —
Чуть придавлю, и расколешься до самой жопы.
— За что пятерик? — с трудом выговорил Сивухин. —
Ведь все так делают! И Хромого матерят, и друг с другом
лаются, и Щеку колотят! Чего же вам от меня надо?
— Вот это молоток! — Фоменко наклонился совсем
близко. — Отдай автомат — и все! Я тебе явку с повинной
оформлю, гуляй на все четыре стороны...
Сивухин отквасил челюсть.
— Ка-ка-какой автомат?!
— Тот самый, из которого грозил перестрелять весь
оркестр, — буднично пояснил Фоменко. — Наших позав­
чера на трассе покрошили, слыхал небось? А ты проболтал­
ся про свою машинку. Сам виноват! Теперь отдавай —
подтвердится, что не из нее, — и порядок. А хранение, так
и быть, я тебе прощу...

295
 — Да нет у меня никакого автомата! — заверещал
подследственный. — Мало чего по пьянке наболтаешь! Ка­
стет был, сам отлил, финка дома есть...
— Ты туфту не гони! — рявкнул Фоменко. — Финка уже
у нас! А где автомат? Говори, сука!
Он с маху, но расчетливо, чтобы не оставить следов,
отвесил хулигану затрещину.
— Не понимаешь, что за убитых сотрудников спуску не
будет! Я у тебя его вместе с печенкой выну!
Ядовитый туман в комнате для допросов становился все
гуще.

Автобус спецроты довез Сизова почти до Центрального

райнарсуда. Он прошел полквартала, перешел улицу и ныр­
нул в пропахший сыростью подъезд старого и безнадежно
обветшавшего здания. Здесь был только один зал заседа­
ний, потолки которого наглядно свидетельствовали, что
трубы канализационные второго этажа тоже давно пришли
в негодность. Небольшие дела приходилось слушать прямо
в клетушках кабинетов, где судья и заседатели теснились за
одним столом, прокурор и адвокат сидели плечом к плечу
между сейфом и окном, секретарь вела протокол на подо­
коннике, подсудимый стоял в углу рядом с вешалкой, а сви­
детель мялся у двери и после допроса выкатывался в кори­
дор, где под плакатом ”Судьи независимы и подчиняются
только закону” томились родственники подсудимого и дру­
гие свидетели.
Сизов протиснулся к обитой черным дерматином двери
и, не обращая внимания на табличку с расписанием прием­
ных часов, вошел в канцелярию. За деревянным, отполиро­
ванным животами и локтями просителей барьером сидели
неприступные в осознании своей значимости молодые де­
вушки. Сизова некоторые знали, поэтому суровые личики
смягчились, и архивариус согласилась, несмотря на неуроч­
ное время, отыскать нужное дело.
— Только завизируйте запрос у Петра Ивановича, а то
сейчас у нас с этим строго...
Запроса на выдачу дела у Сизова не было, он сел к длин­
ному столу и на официальном бланке написал: ”Председа­
телю райнарсуда Центрального района г. Тиходонска т.
Громакову П. И. В связи с оперативной необходимостью
прошу выдать для ознакомления ст. о/у майору Сизову
архивное уголовное дело по обвинению Батняцкого. На­
чальник УУР УВД Тиходонского облисполкома Мишуев”.

296
Поставив перед словом ”начальник” вертикальную черточ­
ку, означающую, что документ подписывается другим ли­
цом, Сизов резко черкнул свою фамилию.
У двери председателя майор остановился, постучался,
дождался ответа и лишь после этого вошел. Он знал, что
районные начальники очень чувствительны к знакам при­
знания их авторитета.
— Что у вас? — Громаков оторвался от бумаг.
Когда-то он работал следователем прокуратуры, пару
раз они встречались на местах происшествий и знали друг
друга в лицо. Но сейчас никаких признаков узнавания пред­
седатель не проявил.
— Надо посмотреть уголовное дело, — Сизов протянул
запрос.
— Давайте, — Громаков положил бумагу перед собой,
занес ручку для резолюции, на мгновение задержал ее,
пробегая глазами текст.
Пауза затянулась. Громаков отложил ручку и медленно
перечитал документ еще раз.
— А зачем, собственно, вам копаться в архивных делах,
— неожиданно спросил он, не отрываясь от запроса. — Для
этого есть вышестоящий суд, прокуратура... При чем здесь
уголовный розыск?
Майор с удивлением отметил, что Громаков озабочен,
и озаботила его именно эта бумага, которую он только что,
не задумываясь, собирался подписать.
— И что это за запрос? — все больше раздражаясь,
продолжал председатель. — Кто его подписал? Что вообще
это за закорючки да черточки?
— Что с вами? За последний квартал я раз шесть полу­
чал дела именно по таким запросам. Кстати, и в вашем суде,
— спокойно сказал Сизов. О том, что иногда девочки
вообще не требовали никаких бумаг, он решил не вспоми­
нать.
— Мало ли что было раньше! — Громаков наконец
поднял голову и посмотрел собеседнику в лицо. — Надо же
когда-то наводить порядок? Вот и пусть каждый занимается
своим делом: уголовный розыск ищет преступников, а про­
куратура проверяет судебные дела!
А если понадобится что-то уголовному розыску, надо
все по форме: письмо за подписью генерала, с печатью, как
положено, чтобы было видно, что это никакая не самоде­
ятельность, — поучающе говорил Громаков и помахивал
злосчастным запросом, который держал за уголок двумя
пальцами. — Филькина грамота нам не нужна...

297
 — У генерала, говорите? — перебил Сизов. — Хорошо,
подпишу у генерала. Хоть у своего, хоть у вашего — он
поближе... — Сизов показал в окно на расположенное по
соседству здание Дома правосудия. — Вы пока распоряди­
тесь, пусть девочки найдут дело, чтоб зря время не терять.
А я сейчас вернусь.
Наклонившись, майор вынул из руки ошарашенного
председателя свой запрос и быстро вышел.
Через четверть часа он вновь положил на стол документ
с резолюцией председателя областного суда: ”Т. Громаков!
Выдать. И не надо разводить бюрократию”.
Лицо преднарсуда сморщилось в кислой гримасе.
— Зачем же вы меня так подставили? — жалобно протя­
нул он. — Перед самим Иваном Федоровичем бюрократом
выставили... Да что, я бы сам не решил вопрос?
Через десять минут Старик раскрыл архивное дело. Как
и любое следственное производство, оно начиналось с по­
становления о возбуждении уголовного дела.
”...Следователь прокуратуры Центрального района г.
Тиходонска юрист 3-го класса Громаков, рассмотрев мате­
риалы по факту обнаружения трупа гр. Федосова с призна­
ками насильственной смерти, постановил...”
Сизов заглянул в конец следственных материалов: об­
винительное заключение тоже составлял Громаков. ”Зна­
чит, он вел расследование от начала и до конца. А теперь
опасается постороннего глаза. Интересно...”
Сизов приготовил ручку, лист бумаги и перевернул пер­
вую страницу дела.
”Начальнику Центрального РОВДЛ г. Тиходонска. Ра­
порт. По подозрению в совершении убийства гр. Федосова
мною задержан ранее судимый Батняцкий. Прошу Вашего
разрешения содержать его в дежурной части до утра... Ст.
о/у ОУР капитан Мишуев”. Косая резолюция: Деж. Содер­
жать”.
Сизов хмыкнул. Действительно, времена изменились!
Сейчас такие шутки и в голову никому не придут. А тогда
казалось — в порядке вещей. Где-то здесь будет явка с по­
винной.
Он перевернул еще один лист. Точно!
”...Я, Батняцкий Е. Ф., хочу помочь следствию и чистосе­
рдечно признаюсь в случайном убийстве, которое совершил
в нетрезвом виде”.
Сизов сопоставил даты и сделал первую выписку.
Громаков недолго пребывал в расстроенных чувствах:
он догадался по благовидному предлогу позвонить пред­

298
седателю облсуда и не услышал замечания о насаждении
бюрократизма. Иван Федорович разговаривал благосклон­
но и даже соизволил пошутить. Значит, суровая резолюция
предназначалась для этого настырного милиционера.
”Чего ему все-таки надо?” — снова колыхнулась бес­
покойная мысль, и Громаков раскрыл служебный телефон­
ный справочник.
Через несколько минут в кабинете Мишуева раздался
телефонный звонок.
Подполковник резко поднял трубку.
— Мишуев! — сухо бросил он в микрофон. Но сразу же
его лицо расслабилось, он свободно откинулся в кресле, тон
стал неофициальным.
— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Громаков! Да,
пока на месте... В принципе решено, но ты же знаешь:
зарубить могут в самый последний момент, тем более есть
загвоздка... Вот-вот... Ничего, раскрою! Только так! Лучше
о себе расскажи: ты уже председатель суда или еще исполня­
ешь обязанности? Ну, поздравляю! Так что ты, брат, тоже
растешь, я помню зеленого следователя, который боялся
к трупу подойти! Какое совпадение? Нет, никого не направ­
лял. Сизов?
Мишуев нахмурился.
— Чего он хотел? Помню, на Яблоневой даче... А ты
что? И правильно, нечего ему по архивным делам шнырять!
Мишуев резко выпрямился в кресле и напряженно за­
стыл, нервно вертя в руке карандаш.
— Добиваться своего он умеет, в любую дверь войдет.
И какое распоряжение дал Филиппов? Понятно... Выдал? Да
уж никуда не денешься. И что он? Внимательно, говоришь...
И много выписывает?
Мишуев сломал карандаш, зашвырнул обломки в угол,
ослабил узел галстука. Голос у него остался спокойным.
— Ну и пусть выписывает! У Сизова появилась своя
версия по ”Сицилийцам”, вот он и ищет зацепки в старых
делах. Ничего необычного.
— А что он может выкопать? Батняцкий признался,
приговор вступил в законную силу. Ты же сам вел рас­
следование и знаешь все обстоятельства... А в каком деле
нет неточностей?
То, что услышал Мишуев, сильно ему не понравилось.
Голос стал резким и холодным.
— Ну это ты брось! Что значит ”доверился”? Ты был не
маленьким мальчиком, а следователем прокуратуры! Важ­
ной процессуальной фигурой, принимающей самостоятель­

299
ные решения. И, кстати, принял правильное решение, раз
Батняцкий осужден на двенадцать лет!
Подполковник, поморщившись, отставил трубку в сто­
рону, потом снова поднес к уху и продолжил прежним
дружеским тоном:
— Не надо паниковать, Сизов — сотрудник уголовного
розыска, а не прокурор, проверяющий качество проведен­
ного тобой семь лет назад следствия!
Он искусственно засмеялся.
— И в его задачу не входит помешать твоей карьере. Вот
так-то лучше. До связи. — Положив трубку, Мишуев достал
из кармана платок, провел по лбу, встал из-за стола и озабо­
ченно зашагал взад-вперед по кабинету. Вспомнив, подо­
брал обломки карандаша, возвратился на место, порыв­
шись в ящике, нашел автоматический нож, какие десятками
изымаются при обысках и, не пройдя по делу, оседают
в столах оперработников и следователей.
Щелчок — из рукоятки выскочил блестящий клинок.
Мишуев принялся затачивать карандашный обломок, по­
том его внимание переключилось на нож, он несколько раз
сложил его и вновь выщелкнул лезвие, вдруг швырнул
недочиненный карандаш в урну, наклонился к селектору.
— Веселовский, зайдите ко мне.
Мишуев поправил галстук, достал из папки ”к докладу”
очередной документ, начал читать. Внезапно придвинул
телефон, быстро набрал номер.
— Это опять я. Кто подписал запрос? Ну, эту твою
филькину грамоту? Ага... Ты ее запечатай в конверт и подо­
шли ко мне. Договорились? Ладненько.
Опустив трубку на аппарат, Мишуев задумался. Коротко
постучав, в кабинет вошел Веселовский.
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Чем сейчас занимается Сизов? — строго спросил
начальник отдела.
— Поехал в суд изучить старое дело, по которому прохо­
дил похожий нож, — с подчеркнутой четкостью доложил
Веселовский. — Помните, он говорил об этом.
— А что там изучать? Ситуация предельно ясная. Вы
определили ему направление работы?
— Да, Сизов выполняет задание, а своей версией занима­
ется параллельно...
— Значит, недогрузили, оставили время на ерунду. Руко­
водитель должен уметь ставить четкую цель и направлять
подчиненных на ее достижение, — подполковник сделал
многозначительную паузу — Когда я был начальником

300
уголовного розыска в райотделе, мои сыщики не распыля­
лись по ”своим” версиям. Все били в одну точку. И рас­
крываемость приближалась к ста процентам. Потому и вы­
двинули в областной аппарат. За четырнадцать лет я про­
шел путь от оперуполномоченного до начальника отдела
областного уголовного розыска... Кажется, я это уже гово­
рил?
— Вроде нет, — неуверенно ответил Веселовский.
— Говорил. Но повторяюсь не из хвастовства. Хочу,
чтобы вы сделали выводы, ведь от успеха этой операции
зависит ваше продвижение по службе. Ясно?
Веселовский молча кивнул.
— Я вам поручил направлять работу всех остальных,
используйте возможность! Ваша линия самая перспектив­
ная, никто в этом не сомневается, кроме, пожалуй, Сизова.
Не смущайтесь, загрузите его до предела, пусть тянет об­
щий воз вперед, а не рвется в сторону! Его бесполезная
самодеятельность никому не нужна!
Мишуев замолчал, не сводя пристального взгляда с лица
подчиненного. Много лет назад так смотрел Старик, когда
бывал недоволен стажером, и тот чувствовал себя весьма
неуютно. Став начальником, Мишуев специально отрабаты­
вал холодный пронизывающий насквозь взгляд и убедил
себя, что достиг цели, хотя в глубине души шевелилось
сомнение в этом.
— Разрешите идти? — как ни в чем не бывало спросил
Веселовский, и стало ясно, что никакой неловкости он не
испытал.
— Подождите, — подполковник указал на стул у при­
ставного столика. — Присаживайтесь.
Строгость в голосе пропала.
— Я ведь учу для вашей же пользы. Привыкайте руково­
дить людьми. Что у вас по ”Сицилийцам”? — Веселовский
сел, отодвинул стул, устраиваясь поудобней, извлек из внут­
реннего кармана пиджака пухлую записную книжку.
— Специалисты исследовали камень из мешка...
Мишуев почему-то подумал, что Сизов никогда не ска­
зал бы ”исследовали камень”. ”Осмотрели” — и точка.
— ...Это ракушечник, три карьера расположены вблизи
трассы Красногорск — Тиходонск. Ребята поехали за образ­
цами, попробуем привязать по химическому составу и сле­
дам распиловки.
Мишуев сделал пометку в своем блокноте.
— А что с этим, как его, — Мишуев заглянул в кален­
дарь. — Сивухиным?

301
 — Фоменко раскопал ему восемь эпизодов хулиганства.
Да при обыске нашли дома финку и кастет! Носил с собой,
показывал корешкам, пугал кое-кого, есть свидетели... Так
что не выскочит!
Мишуев пренебрежительно махнул рукой.
— Это не великая победа. Если взяться, то можно всю
эту шушеру пересажать, только руки не доходят. Да и по­
том — кто за них работать будет? С главным как?
Веселовский замялся.
— Фоменко только что вернулся, принес протокол...
Признал он, вроде брал у какого-то Васи Чижика старый
ППШ на продажу, не получилось — вернул обратно. А с пья­
ных глаз пришло на ум — и пригрозил автоматом. В общем,
вроде что-то было, а ничего конкретного и нет. А вообще...
Веселовский запнулся и отвел взгляд в сторону.
— По-моему, ерунда все это. Фоменко надавил, он и за­
тулил, чтобы в цвет попасть...
— Ну и ну, — подполковник обозначил на лице недоуме­
ние. — Что за основания для таких предположений?
— Да мелочь он пузатая! Какие там автоматы... Сначала
наболтал по пьянке, а потом — чтоб отстали. Приплел
какого-то Васю, ни фамилии, ни адреса, ни толковых при­
мет. Вот и ищи ветра в поле...
— А разве не стоит искать автомат, даже если он не
связан с делом ”Сицилийцев”, — веско спросил начальник
отдела.
— Ну почему же, стоит, — Веселовский снова смотрел
прямо с выражением готовности к любой работе.
— И я так думаю, — нравоучительно сказал Мишуев. —
Даже если окажется, что этого ППШ не существует в приро­
де, пройтись по связям Сивухина будет полезно. Кражи,
грабежи, разбои — мало ли у нас ”висячек”... Глядишь,
что-нибудь и раскроется.
Он прихлопнул ладонью папку с документами, как бы
подводя итог разговору. Веселовский встал.
— А Фоменко работает неплохо, — заметил вдруг под­
полковник. — Вот что значит дать человеку проявить себя.
Между прочим, в его послужном списке за пять последних
лет ни одного поощрения. Зато больше всего благодар­
ностей у Сизова...
Мишуев бросил взгляд на часы.
— Сейчас оперативка у Павлицкого, я доложу, кто и как
работает. Пора пересматривать отношение к людям, хватит
выделять любимчиков! И вообще — пришло время корен­
ным образом менять стиль руководства..

302
 Последняя фраза подполковника безошибочно определя­
ла его место в происходящей расстановке сил внутриаппарат­
ных группировок. Про коренные перемены и революционные
усовершенствования любил говорить новый заместитель
начальника УВД полковник Крутилин. Он был ”варягом” —
командовал уголовным розыском где-то на Севере, после
окончания Академии получил назначение в Тиходонск. Подо­
бные высказывания вкупе с резкими и решительными дейст­
виями породили слухи, что у него мощная поддержка в Моск­
ве и прислан он не просто так, а с прицелом на место генерала.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Собрав бумаги в прозрачную пластиковую папку, Ми­
шуев запер дверь кабинета и неспешно, с достоинством
пошел по коридору. Не каждый начальник отдела участвует
в оперативных совещаниях при генерале. Далеко не каждый.
Замначи, начальники управлений — ниже уровень предста­
вительства практически не опускается. В принципе, он, Ми­
шуев, должен доложить результаты работы отдела замести­
телю начальника уголовного розыска, тот — начальнику,
тот, в свою очередь, информирует зама генерала по опера­
тивной работе и делает сообщение на совещании.
Однако в последние полтора года привычный порядок
часто нарушался. Возглавлявший УУР полковник Силан­
тьев страдал камнями в почках и подолгу лежал в гос­
питале, его зам Игнатов всегда боялся принимать решения,
а теперь, перед пенсией, старался вообще не попадаться на
глаза начальству. Поэтому Мишуев непосредственно док­
ладывал на оперативках то, что касалось борьбы с особо
тяжкими преступлениями, а иногда и представительствовал
от лица руководства уголовного розыска.
Его самого такое положение вполне устраивало: когда
человек на виду, к нему привыкают... Силантьев проскрипит
два годика, а он тем временем получит диплом академии
и вернется как раз на открывшуюся вакансию. Тьфу-тьфу...
Трудно загадывать в таких делах. Обстановка меняется, тот
же Крутилин с идеями омоложения аппарата... Игнатову
уже сказал, чтоб готовился, того гляди и Силантьева от­
правит по болезни... А поставит кого-то из своих северян
или из местных, мало ли шустрых ребят...
Мишуев ощутил прилив беспокойства и понял, что оно
связано с недавним звонком Громакова. Активность Сизова

303
в ревизии архивных дел ему совсем ни к чему. Дело усугуб­
ляется тем, что на эту чертову сыскную машину трудно
найти управу: он легко обходит всю иерархическую лестни­
цу и заходит прямо к генералу. Говорят, тот начинал у него
стажером. Может быть... Когда Крутилин докладывал об
Игнатове, Павлицкий предложил на его место Сизова. Еще
чего не хватало! Может, потому он так землю и роет?
Впрочем, Крутилин не станет менять одного предпенсионе­
ра на другого, к тому же — человека Павлицкого. Если,
конечно, он будет принимать решения. А будет ли? Какая
у него ни мощная рука в министерстве, а обком крепко
поддерживает Павлицкого. Неизвестно что перевесит...
По широкой мраморной лестнице Мишуев спустился на
второй этаж, где располагались кабинеты руководства.
У высокой, отделанной ”под дуб” двери он замешкался,
перебрал, будто проверяя, документы в прозрачной папке,
вошел в приемную, поздоровался с новой секретаршей,
наглядно воплощавшей принцип омоложения аппарата,
и сквозь темный тамбур между полированными дверями
прошел в кабинет Крутилина.
Полковник был молод для своего звания и должности —
недавно ему исполнилось сорок два. Жесткие черные с заме­
тно пробивающейся сединой волосы, выпуклый лоб, свет­
лые, навыкате глаза, массивный прямой нос, нависающий
над верхней губой, округлые щеки и детский, с ямочкой,
подбородок.
Стоя под тяжелым взглядом почти навытяжку, Мишуев
доложил результаты работы по ”Сицилийцам”. Доложил
удачно: ни разу не заглянув в бумаги и не сбившись.
— Почему на оперативное совещание при начальнике
Управления идете вы, а не руководство уголовного розыс­
ка? — Глухим рокочущим голосом спросил Крутилин и пре­
зрительно выпятил нижнюю губу.
— Полковник Силантьев болен, — быстро ответил Ми­
шуев и, чуть помешкав, продолжил:
— Игнатов... В общем, Игнатов послал меня...
— Понятно, — с тем же презрительным выражением
протянул Крутилин. — У него более важные дела... Ладно!
Посмотрим, как он уйдет: по выслуге или по служебному
несоответствию!
На Мишуева будто холодом дохнуло.
”Ну и крут мужик! Верно говорят — не одну шкуру
спустит!”
— И с чем же вы идете на оперативное совещание при
начальнике Управления? — голосом, не предвещающим

304
ничего хорошего, продолжал полковник. — С этой хренов­
ней?
Он кивнул на пластиковую папку, и Мишуев инстинктив­
но спрятал ее за спину.
— Анализ камня, идентичность карьера, — передразнил
Крутилин. — И что дальше? Установили — камень из этого
разреза. Ну? Его по паспорту выдали с записью в книге
регистрации? Кому мозги припудривать?! Нужен круг от­
рабатываемых лиц, улики, приметы, связи! Нужна инфор­
мация из уголовного мира: почерк, клички, ”черные” авто­
маты! Вот работа сыщиков. А камень и следователь с экс­
пертами изучат, вам вообще нечего туда лезть!
Крутилин резко встал из удобного кожаного с высокой
спинкой кресла так, что оно, дребезжа металлическими
колесиками, отъехало к стене, подошел вплотную к началь­
нику отдела особо тяжких, как будто хотел ударить. Мишу­
ев непроизвольно попятился.
— А если не хотите работать или не получается, надо
честно сказать и идти в народное хозяйство, мы вас поддер­
жим, — другим, неожиданно миролюбивым тоном продол­
жил полковник. — И не надо никаких Академий, чего деньги
тратить...
Крутилину нравилось внушать страх, и он умел это
делать. Он ”колол” самых отпетых бандитов, чем и был
известен во всех северных колониях, тюрьмах и пересылках.
Сломив чужую волю, он переходил на мягкий доброжела­
тельный тон, который резко не соответствовал смыслу про­
износимого, и окончательно деморализовывал жертву.
Сейчас ему тоже удалось достигнуть цели — Мишуев
чувствовал себя бесформенным пластилиновым комочком,
над которым навис гранитный кулак.
— Жаль меня не было в городе, я бы с места происшест­
вия след зацепил, — так же мягко, даже с некоторой долей
сочувствия говорил полковник. — Беда в том, что у вас
профессионалов нет... Разве что Сизов... Я посмотрел все
разработки отдела — он один действует как настоящий
сыскарь...
По пристальному взгляду Крутилина Мишуев понял,
что ему прекрасно известно о взаимоотношениях с бывшим
наставником.
— Я не все доложил, — попытался он выправить поло­
жение, но Крутилин отмахнулся.
— На совещании доложите. Там и послушаем, и решим,
кто на что способен. Если работать тяжело, не справляетесь
— пишите рапорт... Чего зря хлеб есть!

305
 Последнюю фразу полковник произнес почти дружески.
Оставшиеся свободными десять минут Мишуев нервно
курил в закутке на площадке лестницы черного хода.
”Ну их к черту, такие оперативки, — заторможенно
думал подполковник, чувствуя, как постепенно высыхает
спина. — Пусть Игнатов ходит, он за это деньги получает.
Тут не авторитет заработаешь, а голову потеряешь. Если он
верх возьмет, то и план омоложения не понравится: как
с ним работать? Зверь! Пожалуй, Павлицкого он сожрет.
Непременно сожрет! И всех его людей, как водится. И тех,
кто стоял в стороне, обязательно... Ну и бойня будет! Нет,
надо дергать в Москву. Пересидеть два года, пусть все
закончится, устроится... Только похоже, что с этой идеей
ничего не выйдет. Пока не раскроем ”Сицилийцев”, он
и заикнуться об учебе не даст...”
В примыкающий к генеральскому кабинету зал заседа­
ний Мишуев заходил в самом скверном настроении.
Начальник Управления генерал-майор Павлицкий занял
свое место во главе стола ровно в шестнадцать, как и было
назначено. Выглядел он не по-генеральски — маленький,
сухой, подвижный — и потому постоянно носил форму
и требовал того же от подчиненных. Поэтому двенадцать
человек по обе стороны длинной полированной столешницы
были облачены в казенное сукно серого и защитного цвета.
Только тринадцатый позволил себе явиться в светлом им­
портном костюме свободного покроя и сел не как все,
а напротив генерала, в противоположный торец стола, полу­
чив возможность бесцеремонно осматривать собравшихся
выпуклыми льдистыми глазами. У него был властный вид,
внушительная фигура, уверенные манеры и если бы посто­
ронний человек вошел в зал заседаний, он бы не сразу
определил, с какой стороны находится ”глава стола” и кто
руководит оперативным совещанием.
На такой эффект Крутилин и рассчитывал, чувствова­
лось, что он собран и готов постоять за себя, если началь­
ник попытается поставить его на место. Но генерал начал
совещание как ни в чем не бывало, и хотя на лицах офице­
ров ничего не отразилось, можно было с уверенностью
сказать, что этот факт обязательно станет предметом кулу­
арного обсуждения, и сделанные из него выводы окажутся
не в пользу Павлицкого.
Первым заслушали начальника УИД1 о массовых бес­
порядках в шестой колонии, затем докладывал Мишуев. На
1 Управление исправительных дел.

306
этот раз главное внимание он сосредоточил на Алексее
Сивухине, как перспективном фигуранте для дальнейшей
разработки, про кусок ракушечника и поиск карьера упомя­
нул вскользь, зато рассказал об отработке автовокзалов,
которой занимается Сизов.
Сообщение прозвучало весомо, даже Крутилин к концу
перестал презрительно кривиться. Генерал задал несколько
вопросов о Сивухине, Мишуев толково ответил.
— Есть предложение одобрить проводимую отделом
работу и предложить активизировать линию розыска ис­
пользованного преступниками автомата, — подвел итог
Павлицкий.
Возражений не было. Мишуев сел на место и перевел дух.
Сивухин, конечно, пузырь, который рано или поздно лопнет.
Но сегодня он удержал его на плаву, а это очень важно — не
утонуть сейчас, сию секунду, потому что завтра будет уже
другая ситуация, другие доказательства, другая обстановка.
Подполковник вполуха слушал выступление начальника
УБХСС, совсем не слушал зама по хозяйственной работе,
который возмущался нерациональным использованием ав­
тотранспорта, и насторожился, когда слово взял Крутилин.
— Я согласен с предыдущим выступающим, — полков­
ник навис над столом, упираясь в деревянную поверхность
побелевшими основаниями фаланг сжатых в кулак пальцев.
— Машины должны использоваться для раскрытия преступ­
лений, расследования и выполнения других конкретных за­
дач службы. На работу и домой можно ездить обществен­
ным транспортом. Поэтому я свою машину отдаю
в пользование оперативного состава Управления и призы­
ваю других сделать то же самое. Это раз!
Полковники, подполковники и один майор недовольно
зашевелились.
— Второе, — не обращая внимания на возникший шу­
мок, невозмутимо продолжал Крутилин. — Отмечаю низ­
кий уровень исполнительской дисциплины руководства уго­
ловного розыска. Я работаю полтора месяца, за это время
Силантьев не выходил на работу по болезни, Игнатов само­
устранился от руководства службой в связи с тем, что
готовится к уходу на пенсию. Предлагаю на следующем
оперативном совещании заслушать Игнатова и решить воп­
рос о его служебном соответствии. При отрицательном
решении изменить основание увольнения с соответству­
ющим уменьшением пенсионного содержания...
Присутствующие загудели. Пенсия, выслуженная за два­
дцать пять лет — самое святое, что есть у увольняемого

307
офицера. Замахиваться на нее не принято. Тем более что
каждый может легко представить себя на месте обиженного.
— Третье, — полковник повысил голос. — При таком
положении вещей совершенно не продумано направление
в Академию Мишуева. Учиться, конечно, надо, и если он
возьмет ”Сицилийцев” или хотя бы выйдет на них, можно
будет его отпустить, но не оголяя руководства уголовным
розыском! Значит, надо производить омоложение аппарата,
особенно начальников отделов и управлений...
Дальше Мишуев не слушал. ”...Или хотя бы выйдет на
них...” Значит, не все потеряно...
Крутилин сел, глядя прямо перед собой. Получалось, что
он смотрит на генерала.
— Вы закончили, товарищ полковник? — очень вежливо
спросил Павлицкий.
— Закончил.
— Подведем итог, — не вставая, сказал генерал. — По
первому пункту вы приняли решение, полностью входящее
в вашу компетенцию. Отказ от использования личной ма­
шины можно только приветствовать. Надеюсь, другие руко­
водители последуют вашему примеру... А если нет, возмож­
но я сам издам соответствующий приказ...
Недовольный шумок снова всколыхнулся над длинным
полированным столом.
— Может, действительно всем целесообразно пересесть
на городской транспорт? Тем более, мне известно, что вы
задерживаете на нем карманников. На вашем счету четыр­
надцать задержаний по месту прежней службы и восемь —
в московском метро, во время учебы. Я не ошибаюсь?
Крутилин очень внимательно посмотрел на генерала.
В комнате стало тихо.
— Нет, товарищ генерал, не ошибаетесь. Все точно
— Вот и хорошо, — кивнул Павлицкий. — Может быть,
в транспорте установится порядок. Хотя лично я считаю,
что руководители областной милиции имеют возможность
более эффективными методами бороться с преступностью.
Крутилин, набычившись, не сводил с генерала внима­
тельного взгляда.
— По второму и третьему пунктам, — монотонно гово­
рил генерал. — Вы являетесь куратором оперативных служб
и отвечаете за работу уголовного розыска. Поэтому для вас
открыто широкое поле деятельности. Действуйте! Прини­
майте решения в пределах своей компетенции, вносите пред­
ложения, если вопрос выходит за ее пределы. Кого уволь­
нять, кого посылать на учебу, кого назначать на должность

308
— это, извините, буду решать я. Снижать пенсию я никому
не собираюсь, надо быть людьми и понимать: существуют
болезни, усталость, нервные стрессы, отбирать за это то,
что пожилой человек зарабатывал всю жизнь, просто не­
справедливо...
— Правильно, Семен Павлович, — от души выкрикнул
начальник УИД, и все одобрительно зашумели, бросая ко­
сые взгляды на Крутилина. Тот еще больше набычился, как
боксер, прячущий подбородок от нокаутирующего удара.
— ...И последнее. Существует порядок, субординация,
дисциплина. Я настоятельно прошу вас приходить к началь­
нику Управления в форменной одежде.
Генерал выдержал паузу и, добродушно улыбнувшись,
добавил:
— А в трамвае можете ездить в штатском, что подела­
ешь, если у вас такое хобби!
Одиннадцать офицеров расхохотались. Мишуев улыб­
нулся одной половиной рта — той, что была обращена
к генералу. Лицо Крутилина осталось невозмутимым.
— Все свободны, — объявил Павлицкий и встал.
Загремели стулья, у широкой двери, в которой открыва­
лась только одна створка, на мгновенье возникла давка.
— Ну и выдрал Семен Павлович этого петуха, — не
особо снижая голос, говорил начальник ИЦ1. — Насухую
выдрал... Причем культурно...
Руководители курируемых Крутилиным служб открыто
высказываться избегали, но перешептывались с улыбками.
Поражение ”варяга” было наглядным для всех, кроме него
самого.
— Доложился неплохо, — буркнул он Мишуеву на ходу.
— Лучше, чем у меня в кабинете. Жми на этого типа, он,
видно, еще не полностью лопнул. И скажи своим — пусть
дурака не валяют, шкуру спущу!

В коридорах управления было людно: сегодня давали

зарплату, поэтому к концу работы все сходились на службу,
к этому дню планировалось и возвращение из плановых
командировок.
Идя к себе, Мишуев покосился на дверь с цифрой ”78”,
хотел было зайти, но передумал. Пусть сам, невелик барин...
За дверью семьдесят восьмого кабинета Губарев и Сизов
доедали красногорскую колбасу, пили чай и вели тихую
беседу.
1 Информационный центр.

309
 — ...Я, говорит, вообще отошел, связи растерял, дайте
жить спокойно, — пересказывал Губарев.
Сизов хмыкнул.
— Ну-ну...
— А этот, последний, ”с дорогой бы душой и всем
почтением, но нет ничего такого на примете, даже краем уха
не слыхал...”
Старик доел бутерброд.
— Значит, один ”наган” зацепил? Ну-ну... Нам-то он ни
к чему, напиши рапорт, да отдай в Прибрежный райотдел,
пусть занимаются...
Губарев приготовил лист бумаги и тут же, чертыхнув­
шись, поднял его со стола — в нижней части расплывался
мокрый полукруг.
— Стакан не вытер. Сегодня в Центральном дежурный
на готовый протокол кофе пролил... Да, кстати, там Фомен­
ко вертелся. Меня увидел — хотел спрятаться, спросил, что
делает, не ответил... Странно как-то.
Сизов молча поднял телефонную трубку, набрал четыре
цифры внутреннего номера.
— Здравствуйте, товарищ Крылов. Как жизнь проходит?
У всех быстро... Слушай, Саша, что там у вас сегодня делал
Фоменко? С кем работал? А на кой ему этот хулиган сдался?
Ну и как, расколол? Да ты что! А, вот оно как... А для чего
это им обоим? С тем-то ясно: лопнул и все... А наш-то? Чья
команда? Вот так, да? Ладно, спасибо. До связи.
Сизов положил трубку.
— Ну что? — спросил Губарев, но Сизов не успел
ответить, как в кабинет без стука вошел Фоменко.
— Здорово, мужики! — он поспешно сунул каждому
руку, быстро отдергивая ее обратно. — Зарплату получили?
Ну и класс! Запирайте дверь...
Он распахнул пиджак и показал приткнутую за брючным
ремнем бутылку водки.
— Как обещал, помните, Игнат Филиппович? Фоменко
зря слово не бросит...
— Чем ты там занимался в Центральном, с такой сек­
ретностью? — спросил Сизов. — Своих дел мало, решил
району подсобить?
Фоменко с отвращением скривился.
— Да по ”Сицилийцам”... Выходы на автоматы ищу.
Начальник велел не распространяться...
— Это что, его идея?
— Ну да... — Фоменко нетерпеливо переступал с ноги на
ногу. — Хватит про работу, Игнат Филиппович, она и так
в печенках сидит... Валек, нарежь закуску.

310
 Он резко вынул из бокового кармана плавленый сырок
с яркой зеленой этикеткой.
— Закуска у тебя всегда богатая, — отметил Губарев. —
Игнат Филиппович, там колбаски не осталось? У меня
полбатона есть и банка тушенки заначена.
Сизов порылся в сейфе, извлек мятую оберточную бумагу,
в которой оказался небольшой кусок с веревочным хвостиком.
— Класс, мужики, — Фоменко суетливо застилал стол
газетой. — Сейчас накроем, как в ресторане...
Сизов задумчиво оторвал веревку, понюхал зачем-то
колбасу и положил на стол. Как и большинство сотруд­
ников уголовного розыска он был не дурак выпить и еще
помнил времена, когда в конце работы оперсостав, перед
тем как разойтись по домам, открыто распивал несколько
бутылок водки под немудреную закуску, чтобы снять напря­
жение и забыть кровь, грязь, человеческую жестокость,
подлость и коварство, с которыми пришлось столкнуться
вплотную за прошедшую смену.
Времена меняются — уже не ухватишь, выскочив на
несколько минут в соседний гастроном, полкило ”Люби­
тельской” и ”Отдельной”, по триста граммов ”Швейцарс­
кого” и ”Голландского”, которые продавщица нарежет
аккуратными тоненькими ломтиками, да и водку, если не
зайдешь со служебного входа, не укупишь без очереди, хотя
она, зараза, и подорожала в четыре раза...
Но главное — отношение изменилось к этому делу.
Закручивали постепенно гайку и завинтили до упора. Новые
времена. А кровь и мозги человечьи выглядят как и раньше,
и запашок у лежалого трупа тот же, и в морге веселей не
стало... А когда на пушку или нож выходишь, сердце еще
сильней колотится, да давление выше прыгает, чем тогда —
годы-то набежали. А антистрессовых препаратов не изоб­
рели, остается старое, проверенное средство, тем более
и привычка какая-никакая выработалась, никуда не денешь­
ся... У каждого в разной степени, вот Фоменко — аж
трусится от нетерпения, а Губареву просто любопытно,
молодой еще... Хотя Веселовский тоже молодой, а очень
уважает, ни одной возможности не упустит.
Старик прислушался к своим ощущениям. Он знал, что
его искал Мишуев, и сам собирался к начальнику с рапор­
том, но расслабиться действительно не мешало. К подпол­
ковнику можно зайти завтра с утра.
Но глядя на дружные хозяйственные приготовления Гу­
барева и Фоменко, он почему-то не ощутил умиротворения
и не настроился на общую волну предвкушения предсто­
ящего застолья.
311
 — Готово! — Фоменко придирчиво осмотрел разложен­
ные на газете листы белой бумаги — вместо тарелок, горку
нарезанного хлеба, сырка и колбасы, открытую банку кон­
сервов. — Сейчас только стаканы вымою...
Он рванулся к двери.
— А Веселовского ты не звал? — спросил Сизов.
Фоменко остановился и поставил стаканы.
— Да я что-то его не понял, Игнат Филиппович, — он
широко развел руками, изображая крайнюю степень удивле­
ния. — Показал пузырь, он обрадовался, руки потер, у меня,
говорит, бутерброды есть... Я говорю, мол, не сами же,
идем к ребятам, я Игнату Филипычу обещался... А он
подумал, подумал и отказался. Мол, работы много.
Фоменко снова собрал стаканы и понизил голос до
шепота крайней степени доверительности.
— Я думаю, он себя уже начальником чувствует. Ну
и вроде как не хочет, чтобы все вместе...
Фоменко подмигнул.
— Ну и ладно, нам больше достанется. Я мигом, —
плечом он отдавил дверь и вышел в коридор.
Сизов посидел молча, хмыкнул.
— Ну-ну...
Встал, извлек из ящика стола свой рапорт.
— Ты вот что, Валек, пить-то вредно, помочи губы для
вида, поддержи компанию. Я к Мишуеву.
Он направился к двери, на пороге остановился.
— И еще. Будете уходить — посмотри за ним. Если
пойдет по центральной лестнице, не пускай. Сведи по запас­
ной, во двор, а выйдет пусть через ”город”.
Здание областного УВД имело общий двор с городским,
расположенным перпендикулярно. Фасады и, соответствен­
но, подъезды выходили на разные улицы.
— Зачем это? — удивился Губарев.
— Потом скажу.
В коридоре Сизов столкнулся с сияющим Фоменко.
— Ну, погнали, — начал тот и осекся. — Куда же вы,
Игнат Филипыч?
— Начальник вызвал.
Лицо Фоменко потухло.
— Мы подождем...
— Да нет, начинайте сами. Дело, видать, долгое...
— Жаль, — Фоменко снова оживился. — Ну, дай бог, не
в последний раз.
Он юркнул в дверь семьдесят восьмого кабинета, раздал­
ся щелчок замка. Сизов направился к кабинету Мишуева.

312
 Начальник отдела особо тяжких находился во взвинчен­
ном состоянии. Анализируя выпад Крутилина в свой адрес
и неожиданное заступничество генерала, он понял, что ока­
зался между молотом и наковальней. Превратиться в фигуру,
на которой начальники будут что-то доказывать друг другу,
— этого и врагу не пожелаешь. Любая твоя ошибка становит­
ся козырем в чужой игре, а кто работает без ошибок...
Сизов вошел без стука.
— Вызывали?
Мишуев уставился на подчиненного тяжелым, как у Кру­
тилина, взглядом, но тут же почувствовал, что сходство
в данном случае может носить только пародийный харак­
тер. Раздражение усилилось.
— Вами крайне недоволен начальник Управления.
Мишуев сделал паузу, наблюдая за реакцией Сизова, но
тот не проявил ни малейшего беспокойства или хотя бы
заинтересованности.
— Ему звонил председатель областного суда, рассказал
о вашем визите, генерал спрашивает меня, а я ничего не
знаю. Пришлось выслушать про недисциплинированность
подчиненных, нарушение субординации, имитацию актив­
ной деятельности в ущерб конкретной работе.
Сизов шагнул вперед и положил перед начальником
отдела исписанный лист бумаги.
— Результаты моей конкретной работы отражены
в этом рапорте.
Мишуев бегло просмотрел документ, потом прочел еще
раз, уже внимательней, растерянно провел ладонью по лбу.
— Ничего не понимаю. Вы что, ревизуете судебные дела?
И зачем ехать за тысячи километров? Проверять правиль­
ность приговора?
— Это не моя задача, — равнодушно ответил Сизов. —
Хотя проверка тут бы не помешала.
— Что вы имеете в виду? — отхлынувшее на миг раз­
дражение накатило с новой силой.
— То, что сказал. Дело сплетено на соплях. Кроме
признания обвиняемого, ничего и нет. Да и признание
странное: дачу он едва нашел, мотив убийства толком не
объяснил, нож описал смутно, куда выбросил — показать не
смог. Вот я и хочу узнать, держал ли он вообще тот нож
в руках...
— Кем вы себя воображаете? Членом Верховного Суда?!
Ваша задача отыскать ”Сицилийцев”! — не сдержавшись,
Мишуев сорвался на крик, но тут же взял себя в руки
и продолжил более спокойно:
— Выбросьте из головы беспочвенные фантазии и присо­
единяйтесь к той работе, которую успешно ведет Веселовс­

313
кий. Вы должны подавать пример молодым и менее опыт­
ным товарищам. Нельзя подчинять общее дело личным
амбициям.
— Вы отказываете мне в командировке? — по-прежнему
невозмутимо спросил Сизов.
— Безусловно! Незачем впустую тратить время и рас­
ходовать государственные деньги! — подполковник при­
хлопнул по столу кулаком, давая понять, что говорить
больше не о чем.
— Наложите резолюцию на рапорт. Я буду обжаловать
ваше решение руководству. Заодно доложу о причинах,
заставивших меня обращаться к архивным делам.
Сизов говорил строго официально, и Мишуеву стало
ясно: прямо сейчас он отправится к Крутилину или Павлиц­
кому и наболтает там такого, что начальнику отдела будет
трудно объяснить, почему он пресекает похвальную иници­
ативу сотрудника. А если Крутилин уцепится за эту старую
историю...
Мишуев придвинул рапорт, выдернул из настольного
календаря шариковую ручку, занес над бумагой.
— Хорошо, сделаем эксперимент. Решили допросить
давно осужденного Батняцкого? Полагаете это полезным
для дела? Действуйте.
Мишуев написал на рапорте: ”Считаю целесообразным”
и размашисто подписался.
— Только я думаю, что эта поездка ничего не даст.
Кроме вреда. Потому что вы оголяете свой участок работы
и перекладываете ее на коллег. Кроме того, зря тратите
время и деньги. Посмотрим, кто окажется прав: вы или я.
Кстати, доложите, чем вы занимались сегодня весь день!
Выслушав доклад, подполковник отпустил Сизова. Ког­
да дверь за оперативником закрылась, Мишуев обмяк, под­
пер голову руками и тяжело задумался. Он вышел из сложи­
вшейся ситуации единственно возможным способом и даже
оставил за собой последнее слово. Но что дальше?
В семьдесят восьмом кабинете раскрасневшийся Фомен­
ко учил жизни Губарева.
— Да гори она огнем, эта ментовка! Ты что, не заработа­
ешь свои две сотни на гражданке? Беги, пока молодой! Потом
затягивает: надбавки за выслугу, стаж для пенсии... А чуть
оступился — уволили до срока — вот пенсия и накрылась...
Он достал из-за тумбы стола на три четверти опустошен­
ную бутылку, с сожалением взболтнул содержимое.
— Надо было две взять... Давай стакан.
— У меня есть, — Губарев показал, что не выпил до конца.

314
 — Как хочешь, — Фоменко вылил остатки водки себе,
придвинул графин с водой поближе, приготовил кружок
колбасы.
— Давай за то, чтоб я дослужил до полной выслуги!
А ты... чтоб не уродовался на этой проклятой службе. А то
дадут по башке, как мне. Ладно, будь!
Он залпом выпил водку, лихорадочно плеснул из графи­
на, запил и принялся жевать колбасу.
— До сих пор башка раскалывается, особенно осенью
и весной. Так и боюсь, что еще схлопочу по ней, тогда
каюк... Как дотяну до выслуги — сразу уйду. Так еще хрен
получится: видишь, какая каша заваривается? Крутилин
с генералом тягается, Мишуев чего-то на Старика взъелся...
А я ничего не хочу, только чтоб не трогали. И на Старика
удивляюсь: у него давно выслуга есть, а уходить и не
думает... Хотя он настоящий сыщик, ему жизни нет, если по
следу не бежать, комбинации не разыгрывать...
На площадке второго этажа Сизов снял и перебросил
через плечо пиджак, ослабил и сбил на сторону галстук
и развинченной походкой пошел по лестнице вниз.
В вестибюле стоял длинный, болезненно худой Бусыгин
— самый противный сотрудник инспекции по личному со­
ставу, рядом — Шаров из политотдела, а в дверях дежурной
части напряженно застыл ответственный — майор Семенов.
— Товарищ майор, можно вас на минуту, — обратился
Бусыгин к Сизову. И когда тот подошел, спросил:
— Почему вы в таком странном виде?
— Жарко, — невнятно буркнул Старик, отвернув лицо
в сторону. Он видел, как Семенов досадливо махнул рукой
и скрылся за дверью. Бусыгин оживился.
— Жарко? А чем от вас пахнет?
— Не знаю, — также невнятно ответил Старик. — Капли
выпил от сердца.
— Ах капли! — Бусыгин совсем расцвел. — Тогда попро­
шу пройти на секундочку в дежурную часть.
Он показал рукой, будто Старик не знал, куда надо идти.
— Прошу!
Сизов на ходу надел пиджак, привел галстук в нормальное
положение и первым вошел в дежурку. Семенов уже сидел за
пультом, а в углу, под схемой расстановки патрульно-посто­
вых нарядов, приткнулся на табуретке фельдшер из медпунк­
та.
— Здравствуй, Андрей, — Сизов протянул Семенову
руку. — У тебя есть акт на опьянение? Тут Бусыгин какой-то
цирк устроил, надо его проверить. Как раз удачно — и док­
тор здесь, и индикатор трезвости наверняка поблизости.
Давай, оформляй.

315
 Семенов захохотал и от полноты чувств врезал кулаком
по подлокотнику кресла.
— Надумал щенок поймать матерого волка... Ну, давай­
те попробуем, кто из вас того...
Шаров тоже не смог сдержать улыбку, а до Бусыгина
дошло не сразу: он всматривался в Сизова, и лицо его
постепенно принимало обычное кислое выражение.
— Чего смешного? Был сигнал, мы обязаны проверить,
— угрюмо выговорил он.
— Сигнал, говоришь? — продолжал веселиться Семенов.
— Какая же это... такие сигналы дает? Вы теперь с того
сигнальщика спросите!
— По телефону. Как тут спросишь...
Бусыгин резко повернулся и почти выбежал из дежурной
части. Придя домой, Сизов позвонил Губареву.
— Как дела, Валентин?
— Ничего, обошлось, — крякнул Губарев. — Фоменко
рвался через центральный подъезд выйти, еле оттащил.
А там инспекция пьяных отлавливала... Откуда узнали-то,
Игнат Филипыч?
— Узнал... Значит, рвался? Ну ладно, будь!
Не кладя трубку, Старик набрал номер Веселовского.
— Как жив-здоров, Александр Павлович?
— Кто это? — быстро спросил тот.
— Неужто не узнал?
Несколько секунд телефон молчал.
— А-а-а, здравствуйте, Игнат Филипыч!
Преувеличенно бодрый тон не мог скрыть напряжения
в голосе.
— Бусыгин передал тебе привет.
Снова пауза.
— А я-то при чем? Я ничего... Что Бусыгин?
Сизов опустил трубку на рычаг.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
До Москвы Сизов долетел за полтора часа, затем сутки
провел в вагоне поезда ”Москва — Воркута”. Вынужденное
безделье вопреки ожиданию не тяготило его, привыкшего
к каждодневной круговерти срочных заданий, неотложных
дел и всевозможных забот. Половину дороги он проспал,
а потом бездумно смотрел в окно, отказавшись играть
в карты и выпивать с тремя хозяйственниками средней руки,

316
успешно решившими в столице какой-то свой вопрос. Он не
любил случайных знакомств и избегал досужих расспросов,
обычных при дорожном общении.
В Микуни он вышел из вагона, провожаемый любопыт­
ными взглядами попутчиков, режимная зона, здесь царство­
вало Управление лесных колоний, и высаживались, как пра­
вило, только люди в форме внутренней службы — граж­
данские объекты поблизости отсутствовали.
По однопутке допотопный паровоз потащил короткий
состав в глубь тайги, и через несколько часов Сизов шагнул
на перрон маленькой станции, которая, казалось, выплыла
из начала сороковых годов: игрушечный вокзальчик красно­
го кирпича, бревенчатая пристройка ”Буфет”, давно забы­
тые медные краны и указатель ”кипяток”.
И патруль, безошибочно подошедший к нему — единст­
венному штатскому среди пассажиров вагона.
— Гражданин, ваши документы и цель приезда! — ко­
зырнул старший лейтенант с заношенной красного цвета
нарукавной повязкой, на которой когда-то белые буквы
составляли непонятную непосвященным аббревиатуру
ДПНК1. У двух подтянутых настороженных прапорщиков
на повязках были другие надписи: кон. ВН2.
Сизов предъявил удостоверение и расспросил, как прой­
ти в ”Коми-Лес”. Управление располагалось рядом со стан­
цией в новой четырехэтажке из красного кирпича. Любому
приезжему бросалась в глаза скрытая связь между вокзалом
и Управлением: во всем поселке только эти два здания были
выстроены из нетипичного для лесного края стройматери­
ала. Но лишь человеку, знающему о соотношении бюд­
жетов ”Коми-Леса” и местного исполкома, было ясно, кто
кому оказал по-хозяйски ”шефскую помощь”.
Начальник оперативно-режимного отдела — шустрый
молодой капитан, привыкший схватывать вопрос на лету
и тут же с ним разделываться, затратил на Сизова пять
минут.
— Батняцкий? Фамилия ничего не говорит. Значит, не
отличался. Какое учреждение? Тройка? Тогда быстро...
Он нажал клавишу селектора, вызывая дежурного.
— Лезвин еще не уехал? У тебя? Быстренько ко мне.
И пояснил:
— Начальник ”тройки”. Его как раз только сейчас вы­
драли, по дороге обязательно будет вам жаловаться, приго­
товьтесь. Зато вечером наверняка...
1 Дежурный помощник начальника колонии.
2 Контролер войскового наряда.

317
 Он звонко щелкнул себя по горлу и подмигнул.
— Так что можно и потерпеть. Верно?
Сизов промолчал. Он не любил фамильярности.
— А вот и Лезвин, знакомьтесь!
В кабинет вошел пожилой майор с лицом неудачника.
Впрочем, Сизов подумал, что если бы на его плечах были
полковничьи погоны, он бы не выглядел пожилым и не
казался неудачником — просто хмурый усталый мужик лет
под пятьдесят.
Почти всю дорогу он молчал. ”УАЗ” ходко углублялся
в тайгу. С двух сторон выложенную из бетонных плит
дорогу обступала глухо шумящая зеленая стена. Из леса
сильно тянуло сыростью. С каждым километром пляшущее
над бетонкой облако гнуса уплотнялось.
Сизов представил эти места зимой. Мороз, жесткий, как
наждак, снег, безлюдье...
— Снега много наметает? — спросил он, чтоб завязать
разговор.
Лезвин уверенно вел машину. Сизова вначале удивило,
что он обходится без водителя, но судя по манере езды,
начальник часто садится за руль.
— Снега? — отозвался он. — Скоро покажу...
Сизов не понял, что ему собираются показать: было
тепло, и невозможно представить, что где-то, даже в самой
чащобе сохранился снег.
Бетонные плиты кончились, машину затрясло по бревен­
чатой лежневке. Лезвин сбавил скорость.
— Вон, справа, видите?
Сквозь поредевшую стену леса просматривалась обшир­
ная вырубка. Бросалась в глаза одна странность: высочен­
ные, до полутора метров, пни.
— Вот столько наметает, — Лезвин выругался. — За это
я в прошлом году выговор схлопотал.
— За снег? — снова не понял Сизов.
— Да не за снег, — досадливо сказал Лезвин. — За своих
долбо... Они перед тем, как пилить, должны утоптать до
земли, чтобы от корня оставить не больше десяти сантимет­
ров. А это работа нелегкая и в план не идет. Вот и срезают
там, где снег заканчивается!
— Есть же бригадир, мастер...
— Такие же долбо... — повторил Лезвин с прежней
досадой. — И так же заинтересованы в кубометрах. К тому
же сразу в глаза не бросается, а когда растает — лесная
инспекция и поднимает тарарам... Штрафы, предписания,
протоколы. Кто виноват? Зэков-то пайки не лишишь, а на­
чальнику в самый раз строгача закатить.

318
 Лезвин притормозил, мягко перекатившись через про­
гнившее бревно.
— А лесовики не отстают: проведите санитарную рас­
чистку леса — и все! Поспиливайте до положенного уровня
— и баста! А кто будет из-за этих огрызков человеко-часы
затрачивать?
— Так вас сегодня из-за этого? — поинтересовался Сизов.
— Да нет. Дважды за одно не бьют. Два офицера
рапорта на увольнение подали...
Лезвин тяжело вздохнул.
— Их тоже понять можно. Службу закончили, хотят
отдыхать, а я их посылаю лежневку чинить. Конечно, не
нравится. А кто меня поймет? Бревна то гниют, то расхо­
дятся на болоте, без ремонта за сезон можно дорогу поте­
рять. На пятый ЛЗУ1 сейчас только на вездеходе проедешь.
— А почему офицеров? Бригаду осужденных поставить
— и все дела!
— А кто будет кубики давать? У нас каждый день в пять
часов селектор, и знаешь, что генерал спрашивает? Не про
оперативную обстановку, не про политико-воспитательную
работу, не про подготовку к освобождению. Вопрос один:
выполнен план? И не дай бог сказать ”нет”... Так что зэков
на это дело отвлекать нельзя. Что остается? Обстоятельства
на меня давят, а я на офицеров. В результате ”неумение
работать с личным составом” и очередной выговорешник!
Лезвин снова выругался.
— Я уже двенадцать лет майор, десять — здесь, на
полковничьей должности. Видно, майором и сдохну...
Впереди показались сторожевые вышки.
— Приехали, — утомленно сказал Лезвин. — Сейчас
попаримся, банька должна быть готова — и на ужин. Зано­
чуете у меня, жена полгода как уехала...
После бани Лезвин немного размяк. Чувствовалось, что
владевшее им внутреннее напряжение ушло. Сноровистый
сержант накрыл стол в небольшой кухне типовой квартиры
— если не выглядывать в окно, можно было легко пред­
ставить, что находишься в новом микрорайоне Свердловс­
ка, Москвы или Тиходонска. Только обилие на столе грибов
— жареных, маринованных, соленых, банка моченой брус­
ники и мясо тетерева выдавали месторасположение жилого
блока лесной исправительно-трудовой колонии строгого ре­
жима.
Лезвин отпустил сержанта, оценивающе глянул на Ста­
рика и поставил на стол две бутылки водки и граненые
стаканы.
1 Лесозаготовительный участок.

319
 Притомившийся с дороги и не евший целый день, Сизов
сразу охмелел и усиленно принялся за закуску. Лезвин лишь
цеплял вилкой скользкие маринованные грибы.
— Через два года пенсия — уеду в Ташкент. Не бывали?
Жаль, расспросил бы... Правда, говорят, нельзя резко кли­
мат менять. С минус пятидесяти до плюс пятидесяти —
даже чугунный котелок растрескается. А организм-то при­
вык за десять лет...
Лезвин хлопнул ладонью по столу.
— Десять лет! Срок! Они там, — он показал рукой
в стену, — мы здесь. Вот и вся разница. А мороз, глушь, лес
кругом — это общее. Не задумывались?
— Преувеличиваете, устали, наверное, — с набитым
ртом ответил Сизов.
— Устал, точно... Не обращай внимания. Со свежим
человеком всегда на болтовню тянет, дело-то к старости...
А тут как? Сижу один, даже выпить не с кем. С подчинен­
ными невозможно, надо дистанцию держать. Самому —
страшно... Раз, два — и готово. Сам не заметишь, как
сойдешь с катушек. Но в последнее время позволяю...
Лезвин с силой провел рукой по лицу, снова наполнил
стаканы.
— Жена, правда, пообещала вернуться, дотерпит два
года. А одному здесь труба. Давай!
Глухо звякнуло толстое стекло.
— Брусникой попробуй закуси, — переведя дух, посове­
товал Лезвин. И без всякого перехода сказал:
— А ты такой же... — он замялся, подбирая слово, но так
и не нашел подходящего. — С какого года? Постарше меня,
значит... А тоже майор. И жены, видно, нет
— Откуда знаешь? — удивился Старик.
— Вижу. Я ведь тоже сыскарь. Начинал инспектором
оперчасти, так и прошел всю лестницу — старший, зам по
опер, начальник...
Лезвин хитро улыбнулся.
— Скажешь, в огороженной зоне легче преступника ло­
вить, чем по всей стране? И за банку сгущенки мне любое
преступление раскроют?
Сизов промолчал. Все аргументы в вечном споре опера­
тивников ИТК и сыщиков уголовного розыска были ему
хорошо известны и собственная позиция определена пре­
дельно четко. Но обижать хлебосольного хозяина не хоте­
лось.
— Но это только на первый взгляд все просто, — запаль­
чиво продолжал Лезвин. — Ты с нормальными людьми

320
работаешь — свидетели, потерпевшие, вообще все вокруг.
А здесь какой контингент? Светлых пятен нету!
Лезвин открыл вторую бутылку.
— Развелся? — неожиданно вернулся он к прежней теме.
— Ага, — Сизов придвинул стакан. — Бес попутал на
молодой жениться...
Они снова выпили. Лезвин заметно опьянел и начал
рассказывать про свою жизнь. Старик этого не любил, но
сейчас раздражения не испытывал. В черноте за окном
шумела невидимая тайга, сзади, со стороны охраняемой
зоны, изредка доносились резкие выкрики часовых. Тихо­
донск остался где-то далеко-далеко, и все заботы куда-то
бесследно исчезли. Он ощущал приятную истому и умирот­
воренность, которой не испытывал уже давно.
Лезвин разбудил его в шесть утра. Он был бодр, подтя­
нут и официален. Гладко выбритые щеки, запах хорошего
одеколона, выглаженная форма.
Через сорок минут, позавтракав остатками вчерашнего
ужина и выпив крепчайшего, приготовленного Лезвиным
чая, они были в кабинете начальника колонии.
— Мне нужен Батняцкий, — усевшись на жесткий стул
у приставного столика, объявил Сизов. — Хотелось бы
вначале получить ориентирующую информацию: кто он,
чем дышит, как ведет и так далее.
— Знаем такого, — сказал Лезвин, подходя к картотеке
и выдвигая ящичек с наклеенной буквой ”Б”. Я их всех
знаю. Сейчас найдем...
Через несколько минут Лезвин извлек прямоугольную
карточку из плотной бумаги.
— Так, вот он. Судим за хулиганство к двум годам,
отбыл год, второй раз — причинение тяжких телесных
повреждений, повлекших смерть потерпевшего, — двенад­
цать лет. Осталось ему, сейчас скажу... Пять лет, шесть
месяцев и семнадцать дней. Поощрения, взыскания...
Лезвин протянул карточку Сизову, тот быстро просмот­
рел убористый текст.
— Благодарность за опрятный внешний вид, выговор за
курение в неположенном месте... Мелковат масштаб.
— Правильно подметили, — кивнул Лезвин. — А пона­
чалу записного урку изображал: жаргон, рассказы про гром­
кие дела... Только птицу видно по полету — здесь его
быстро раскусили, поутих. Отрицаловка не признала, в ак­
тив не пошел, так и болтается посередке. Статья у него
серьезная, гордится ею, по их ублюдочным порядкам это
вроде институтского диплома. Хозяйственники, мужики,

11 Вопреки закону 321

бытовики приходят — он перед ними хвост распускает,
воровскому ”закону” учит. И с начальством старается не
ссориться. В общем — и нашим, и вашим.
Как-то записался на прием, спрашивает: если на следст­
вии и в суде неправду сказал, что делать? У них у всех это
бывает: психологический кризис — невмоготу больше си­
деть и все! Тут глаз да глаз нужен: может в петлю влезть,
или на запретку под пулю сунуться, или в побег пойти, хотя
куда здесь бежать... Чаще начинают биографию выправ­
лять, писать во все концы: мол, чужую вину взял или враги
оговорили... Пишут, ответа ждут, получают, читают, снова
пишут, а время катится, глядишь, кризис и прошел. Так
и с Батняцким — объяснил порядок пересмотра дела, толь­
ко он, кажется, и не подавал.
Лезвин посмотрел на часы.
— Через полчаса их выводят на лесоучасток. Хотите
поговорить с ним сейчас — я дам команду. А если еще
что-то надо подработать, можете приговор почитать — тог­
да до вечера, когда вернутся.
— Приговор я читал. Давайте сразу к делу, — Сизов
приготовил свои бумаги.
Лезвин набрал две цифры на диске старого телефонного
аппарата, резко бросил в трубку:
— Батняцкого из второго отряда ко мне!
И повернувшись к Сизову, другим тоном сказал:
— Разговоры у вас доверительные пойдут, так что я ме­
шать не буду. Садитесь на мое место. Он вообще-то спокой­
ный, но если что — здесь кнопка вызова наряда.
Сизов усмехнулся. Подождав пока за Лезвиным закры­
лась дверь, он по-хозяйски занял место начальника и осмот­
релся. Кабинет напоминал сельский клуб: просторная пусто­
ватая комната, голые стены и окна без занавесок, вдоль стен
— ряды допотопных стульев с лоснящимся дерматином
сидений. Только сейф, шкаф картотеки и решетки на окнах
выдавали специфическое назначение помещения.
В дверь тихо постучали, и порог переступил приземис­
тый человек в черной засаленной на предплечьях робе.
— Осужденный Батняцкий, второй отряд, статья сто
восьмая, часть вторая, срок двенадцать лет, явился по при­
казанию начальника колонии. А где же он?
Вошедший, озираясь, завертел стриженой шишковатой
головой на короткой шее.
— Садитесь, Батняцкий. Майор Лезвин вызвал вас по
моей просьбе, — сказал Сизов, внимательно рассматривая
осужденного. Невыразительное лицо, мясистые губы, ма­
ленькие прищуренные глазки.

322
 Батняцкий сел, облокотился на стол и довольно улыб­
нулся, показав два ряда железных зубов.
— Чему радуешься?
— Ясно чему! Отряд на работу повели, а меня — сюда.
Что лучше — лес валить или разговоры разговаривать? Вот
и радуюсь, — он оглянулся на дверь и потер руки. На
каждом пальце был вытатуирован перстень, тыльную сто­
рону ладони украшало традиционное восходящее солнце
и надпись ”Север”.
— А о чем собрался разговаривать?
— Об чем спросите. У кого карты есть, кто чифир варит,
кто пику имеет. Что вам интересно, про то и расскажу.
А могу и написать, почерк у меня хороший, разборчивый.
Батняцкий замолчал, присматриваясь к собеседнику,
и понимающе покивал головой.
— Сразу не распознал, хотя почуял: что-то не так. У на­
ших рожи красные, загрубелые, глаза от ветра со снегом
воспаленные... А вы издалече, никак из самой Москвы?
Чифир вас стало быть не интересует... Ну да я про все
в курсе, давно сижу, могу, если надо, и про начальство наше
— как бдят они, как службу несут. Вы по званию кто будете?
— Я из Тиходонского уголовного розыска, майор Сизов.
Батняцкий дернулся, как от удара.
— На понт? А книжку свою, красную, покажешь?
Сизов извлек удостоверение, раскрыл, не выпуская из
рук, протянул осужденному. Батняцкий приподнялся с ме­
ста, долго вчитывался, потом плюхнулся на стул. Глаза его
беспокойно бегали.
— Настоящее? — видно было, что он брякнул первое,
что пришло в голову, стараясь выиграть время.
— Я вижу, парень, ты совсем плохой, — Сизов спрятал
документ. — Чего задергался? Привидение увидел?
Батняцкий почесал в затылке.
— Можно считать и так. Вчера про Сизова разговор
с Изобретателем вели, а сегодня он на голову свалился.
Самолично, через семь тысяч верст.
— А чего про меня говорить? Я же не председатель
комиссии по помилованию.
— Болтали про сыскарей да следователей, он тебя
и вспомнил. Механическая собака, говорит.
Сизов усмехнулся.
— Ну-ну. Любить ему меня не за что, да вроде и не
обижался.
— Да вы не так поняли! — торопливо заговорил Батняц­
кий. — Он по-хорошему! В одной книжке вычитал: была

323
механическая собака, ей запах человеческий дадут, пускают
и амба! — неделю рыщет, месяц, год, через реки, через горы,
никуда от нее не денешься!
— Интересно. И где люди такие книжки находят?
— Да он штук сто прочел! — с гордостью сказал осуж­
денный. — Знаете, как у парня котелок варит?
— Знаю. Только жаль — в одну сторону: сберкассы,
сейфы.
Сизов выдержал паузу, внимательно глядя на Батняц­
кого.
— У тебя тоже неплохо сработало, как мне зубы загово­
рить да испуг спрятать. А у самого шестеренки крутятся:
зачем по мою душу прибыл опер из Тиходонска?
Батняцкий пожал плечами.
— Да мне какое дело — откуда. И чего гадать, сами
скажете.
— Чифир меня не интересует, да и другие тухлые твои
истории. Это ты от небольшого ума: дескать, покантуюсь
от работы, сдам оперу туфту всякую, да еще посмеюсь над
ним с дружками-приятелями, — в голосе оперативника лязг­
нул металл.
Батняцкий заерзал на стуле.
— Я ж сначала не врубился... Думал, кабинетный фофан
с какой-то проверкой приехал, — он изобразил смущение,
но получилось довольно ненатурально.
— Ну теперь мы с тобой познакомились, и расскажи мне
по порядку, да без финтов всяких, свое дело, — четко сказал
майор, в упор глядя на Батняцкого. Тот отвернулся к окну.
— Эка вдруг... Полсрока отмотал, уже и забыл, за что
сижу.
— Убийства не забываются. По ночам мучают, спать не
дают, иной раз с ума сводят. А у тебя легко как-то — раз
и забыл!
— Не убийство, а тяжкое ранение. Тут две большие
разницы. Я ж не виноват, что он помер! — Батняцкий сел
вполоборота и смотрел прямо перед собой.
— А кто виноват?
— Вы к словам не цепляйтесь. Я убивать не хотел. Так
и в суде объяснил...
— Да ничего ты не объяснил. Ни как попал на дачи, ни
как возвращался, ни почему убил... — Сизов говорил тихо
и монотонно.
— По пьянке-то... Разве вспомнишь? — перебил осужден­
ный.
— Ни кто видел тебя до или после, ни откуда нож взял,
ни куда дел его, — будто не услышав, продолжал майор.

324
 — Пьяный был. Всю память отшибло, — повторил
Батняцкий. — Какой с пьяного спрос?
Сизов медленно, со значением принялся перебирать ле­
жащие перед ним бумаги. Батняцкий напряженно следил за
его руками.
— Чья пудреница возле трупа на земле валялась? —
вопрос прозвучал резко, как выстрел.
— Про это и вообще не знаю. Может, днем хозяева
потеряли...
Сизов разложил на столе фотографии. Обычная, финка,
”лисичка”, складной охотничий, пружинная ”выкидуха”.
— Взгляни-ка сюда.
Батняцкий встал, посмотрел, с недовольным видом вер­
нулся на место.
— Какой похож? Хотя бы приблизительно? — оператив­
ник подобрался.
— Вы чего хотите? Признался, рассказал, показал, срок
получил, сижу, чего еще надо? — жалобным голосом про­
ныл допрашиваемый. — Чего нервы мотаете?
— Какой? Пусть ты его пьяным вынимал, но в карман-
то трезвым клал? Вот и покажи!
Батняцкий ткнул рукой в охотничий складень.
— Такой примерно, только ручка другая.
Сизов расслабился и собрал фотографии.
— Не в цвет, приятель.
Осужденный вскочил.
— Интересное кино! Семь лет назад что ни скажу — все
в цвет, капитан Мишуев с ходу в протокол строчит! А те­
перь стали концы с концами сводить! Чего вдруг?
— А того, что твой нож сейчас опять объявился. Рядом
с тремя трупами. Двое — работники милиции.
Батняцкий испуганно отшатнулся, но тут же взял себя
в руки.
— Чего я, за пику вечный ответчик? Выбросил — и дело
с концом! Откуда знаю, кто подобрал и что ею сделал?
Сизов недобро усмехнулся.
— Выбросил, говоришь? Ну-ну...
Он пристально смотрел на осужденного, пока тот не
опустил глаза.
— Зачем чужое дело взял?
Батняцкий молчал, оперативник ждал ответа. В кабине­
те наступила тишина. За окном гудел, разворачиваясь, ле­
совоз.
Наконец, осужденный вышел из оцепенения.
— Пустые хлопоты, начальник, — глухо сказал он. —
Все сказано и забыто. Зря через всю страну тащились.
Могли приговор прочесть.

325
 — Читал. Но хотел сам убедиться, — Сизов криво,
пренебрежительно улыбался.
— В чем? — Батняцкий нервно дернул шеей и в очеред­
ной раз оглянулся на дверь.
— В том, что ты такой дурак, — равнодушно бросил
майор.
— Конечно... Зэк всегда дурак...
— Не за здорово живешь в зону полез, ясно, был замазан
по уши, но двенадцать лет мотать за дядю...
Батняцкий быстро глянул на майора и снова опустил
голову.
Сизов продолжал размышлять вслух.
”Мокруху” взял для авторитета, вместо какой-нибудь
пакости, за которую свои сразу же в ”шестерки” опреде­
лят... Со сто семнадцатой соскакивал, скорей всего.
— Понятно! — зло оскалились железные зубы. — Мишу­
ев полную раскладку дал, а ты, начальник, из себя ясновид­
ца разыгрываешь! Чего вам теперь от меня надо? Или
интерес поменялся? Чего душу рвешь?!
— Истерику не разыгрывай, пустой номер! — повысил
голос Сизов. — А что дурак — факт. Я ведь твою жизнь
внимательно изучил! Обычно пацаны хотят летчиками стать,
чемпионами, а ты о чем мечтал? С четырнадцати лет истатуи­
ровался, железки всякие в карманах таскал, песни тюремные
заучивал, несовершенными кражами хвастал. Хотел, чтоб за
блатного принимали! Чтоб боялись, заискивали... Да нет,
кишка тонка — сам же и подносил хвосты настоящим
уголовникам. Первый раз за что сел? Гадил пьяным на улице.
А распинался — драка, с ножами, двоих пописал... Дешевка!
Батняцкий закусил губу.
— Со стороны легко по полочкам разложить! Ну дурил
по молодости — мало таких? А меня всегда норовили
в землю вогнать. Загремел по первому разу, вышел досроч­
но, все нормально... И опять непруха! Познакомился на
танцах с одной сукой, пообжимались, я бутылку купил —
ноль восемь, выпили, чего еще надо? Думал поладим, а она
кочевряжиться стала. Я и придушил малость. А потом этот
опер, Мишуев, говорит: знаешь, мол, что она несовершен­
нолетняя? Как так, здоровая кобыла! А он статью показыва­
ет — до пятнадцати! И позору сколько: воры ноги будут
вытирать, в половую тряпку превратишься...
У Батняцкого внезапно сел голос, он сипло закашлялся.
Из мутного графина Сизов налил полстакана желтоватой,
с осадком, воды. Батняцкий жадно выпил, железо стучало
о стекло. Поставив стакан, он вытер рот ладонью.

326
 — Опер разговоры задушевные заводит, да про Яблоне­
вую дачу расспрашивает, и как-то само собой получается,
что если я там был, то заявление кобылы исчезает. Ну
понятно — за ”мокруху” лучше сидеть... Так и поднял
чужое дело! Потом уже смекнул: обвел меня опер вокруг
пальца — кобыла, небось, взрослой была и никакого заявле­
ния вообще не подавала...
— И не надоело лес валить?
— С моим характером на воле не удержаться, зона —
дом родной. Так что все равно... Паханы уважают, авто­
ритет небольшой имеется, пайку дают. Жить можно. Толь­
ко климат, да лес к земле гнут. Ничего, через год на
поселение переведут, перетопчемся.
Губы Батняцкого сложились в издевательскую усмешку.
— Пожалели? Для протокола ничего не скажу, не старай­
тесь. Где вы раньше были со своим сочувствием?
”Вот ведь сволочь”, — подумал Старик.
— Я всегда был на своем месте. И сейчас, и тогда.
А жалеть тебя нечего и не за что. К тому же я не больно
жалостливый для вашего брата. Мне больше людей жалко,
которых вы грабите, калечите, убиваете. Так что не попа­
дайся мне на дороге! — сыщик говорил тихо, но с напряже­
нием и один раз даже непроизвольно скрипнул зубами.
Сизов собрал фотографии, документы, сложил в папку,
щелкнул застежкой. Батняцкий неотрывно следил за каж­
дым его движением.
— Как-то вы со злобой ко мне, начальник, не по-хоро­
шему. А чего я сделал, если разобраться?
— Ничего путного и доброго ты в своей дрянной жизни
не сделал. Зато бандитам поспособствовал — сел вместо
них, пусть еще людей убивают! А нам помочь не хочешь,
хвостом крутишь, даже шерсти клок с тебя не возьмешь!
Обиженного строит! Мы эту падаль все равно отыщем, дело
времени! И берегись, если они еще что-то успеют заделать!
Крепко берегись!
Стриженый человек в черной робе с прямоугольной на­
шивкой ”Батняцкий. Второй отряд” на правой стороне гру­
ди беспокойно заерзал.
— Да какая с меня помощь? Что я знаю? — просительно
заныл он. — Ну слышал краем уха, что на дачах местные
ребята фраеров динамили: девчонку подставляли и брали на
гоп-стоп... А кто, что — без понятия. За что же на мне
отыгрываться?
— Вспомни, кто и что про это рассказывал, — перебил
майор, не проявляя, впрочем, особого интереса.

327
 — Век свободы не видать — не помню... Так, болтали...
Девка, говорили, красивая, ресторанная краля... Больше,
честно, не знаю. Я ведь, как откинусь, не в Америку приеду,
а в Тиходонск, какой мне резон вас дразнить?
Сизов нажал кнопку, и рослый сержант увел осужден­
ного.
Почти сразу же в кабинет вернулся Лезвин. Он был
в хорошем настроении.
— Как поработали, успешно? — улыбаясь, спросил на­
чальник колонии.
— Пока трудно сказать, — Сизов сосредоточенно делал
какие-то записи в своем блокноте. — Кое-что, похоже,
зацепил!
Он дописал и захлопнул блокнот.
— А у вас, я вижу, хорошие новости?
Лезвин кивнул.
— С пятого участка два лесовоза прошли, и ребята свои
рапорта забрали. Нормально!
Через час пожилой прапорщик вез тиходонского сыщика
к поселку. На том месте, где вчера Лезвин тормознул перед
сгнившим бревном, два лейтенанта ремонтировали лежнев­
ку. Выбравшись на бетонные плиты, ”УАЗ” увеличил ско­
рость. Стаи мошкары красно-черными брызгами залепляли
ветровое стекло. Прапорщик, выругавшись, включил стек­
лоочистители.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Тиходонск встретил Сизова обычными для лета пыль­
ными бурями и новостями. Кружащиеся по асфальту окур­
ки, сигаретные пачки, взлетающие у лотков выносной тор­
говли обрывки газет, людей, защищающих глаза от поры­
вов ветра, обильно насыщенных песком, — все это Сизов
увидел, как только вышел из аэровокзала. Новости он уз­
нал, когда прибыл в Управление, сразу угодив на оператив­
ное совещание отдела.
— ...Общительный, веселый, представился земляком сер­
жанта, пирожками угостил, в общем, вошел в доверие. Дело
к обеду, этот Саша зовет всех в вагон-ресторан. Двое по­
шли, третий, первогодок, остался, сидит на рундуке с ору­
жием, стережет, — Веселовский докладывал обстоятельно
и солидно. Он тоже успел слетать в командировку, и Сизов

328
не сомневался, что результаты их поездок будут сопостав­
ляться Мишуевым с особенной тщательностью.
— Вдруг прибегает Саша, растрепанный, возбужденный:
”Скорей, ребят бьют!” Ну и третий побежал. Никакой дра­
ки, товарищи спокойно борщ едят, Саша куда-то пропал.
Вернулись — в рундуке пусто, и с боковой полки попутчик
исчез. Видно, соучастник...
— Задешево отдали оружие, — нравоучительно сказал
Мишуев. — И вот результат — сами под трибунал,
десятки жизней под угрозой! Цена беспечности! Скажите,
Александр Павлович, — подчеркнуто уважительно обра­
тился он к Веселовскому. — Удалось идентифицировать
стволы?
— Тысячи гильз просеяли на стрельбище, нашли со­
впадающие с нашими. Значит, по крайней мере, один укра­
денный автомат — у ”Сицилийцев”.
— С достаточной долей вероятности можно сказать, что
и второй у них. Это уже не голые догадки, — начальник
отдела одобрительно покивал. — Что еще сделано?
— Ориентировки с приметами и фоторобот магаданские
товарищи разослали по всей стране. Результатов пока нет,
— скромно пояснил Веселовский. Он избегал смотреть на
Старика. А тот напротив — внимательно разглядывал капи­
тана и пришел к выводу, что он напоминает Мишуева
в молодости. Хотя внешне они не были похожи.
— Ясно, — сказал подполковник. — Теперь послушаем
товарища Сизова.
Он не знал, что услышит, поэтому на мгновенье утратил
обычную невозмутимую вальяжность.
— Слушать особенно нечего, для протокола Батняцкий
ничего не сказал. Так, ориентирующая информация и лич­
ные впечатления.
Мишуев перевел дух.
— Подведем итоги. Сизов съездил за тридевять земель
вхолостую, Губарев уперся в тупик. А Веселовский и под его
руководством Фоменко заметно продвинули розыск! Я на­
стоятельно рекомендую остальным брать с них пример.
Сизов раздраженно двинул стулом.
— Тем более что линия Сероштанова майором Сизовым
до конца не отработана. Преступление совершено на восем­
надцатом километре междугородной автотрассы. А мы так
и не знаем, где и зачем потерпевший посадил ”Сицилийцев”
в машину, куда вез, где и почему его убили.
— Чтобы это узнать, надо раскрыть преступление, —
подал голос Старик.

329
 — Что и является нашей прямой задачей, — парировал
Мишуев. — А потому Сизов должен заняться ”частника­
ми”, промышляющими междугородним извозом. Пройдите
по местам их сбора — аэропорт, автовокзал, железнодорож­
ный вокзал и постарайтесь выявить очевидцев. Тех, кто
видел, как Сероштанов брал пассажиров. В помощь вам
придается Губарев. Веселовский и Фоменко работают по
своему плану. Вопросы есть? Нет. Все свободны.
Веселовский, Фоменко и Губарев вышли из кабинета.
Сизов остался на месте.
— Что у вас? — недружелюбно спросил начальник.
— Отработка ”частников” представляется мне бесперс­
пективной.
— Объем работы большой, но делать ее надо, — подпол­
ковник смотрел сурово и требовательно.
— Дело не только в объеме работы. Эта публика не
любит попадать в свидетели. Даже если что-то знает —
предпочитает молчать. К тому же, по моим данным, Серо­
штанов редко искал клиентов на вокзалах. Предпочитал
предварительную договоренность.
— Что вы предлагаете? — Мишуев раскрыл папку с бу­
магами и занялся своей работой, давая понять, что только
чувство деликатности не позволяет ему выставить бывшего
наставника в коридор.
— Покопаться в прошлом. Поискать хозяина ножа, ко­
торого семь лет назад так и не нашли, — майор явно не
ценил доброе отношение начальника.
Мишуев резко отодвинул папку.
— Опять о Яблоневой даче? Вы настояли на поездке
к Батняцкому, и что он вам сказал?
— Что взял чужое дело.
— Сволочь! — вырвалось у подполковника, но он тут же
спохватился. — Они все так говорят, когда припечет. —
И строго добавил:
— Почему не доложили на совещании?
— Сказано без протокола, а поскольку ситуация склады­
вается щекотливая...
— Что за намеки? — перебил Мишуев. — Выражайтесь
яснее и имейте в виду: я щекотки не боюсь!
— Пока мне ясно только одно: на ”Сицилийцев” надо
выходить через старое дело. Прошу разрешить работать
в этом направлении. Вокзалы и аэропорт могут отрабаты­
вать Губарев и райотделы по территориальности.
— Не вижу оснований изменять задание, — жестко ска­
зал подполковник. — Приступайте к выполнению и каждый
вечер докладывайте результаты!

330
 — Вас понял, — не по-уставному сказал Сизов и вышел
из кабинета.
В последующие дни майор Сизов отрабатывал вокзалы
и аэропорт. Естественно, здешние ”колдуны” не искали
контактов с милицией и не горели желанием оказать по­
мощь в розыске. Старик фиксировал их фамилии и номера
автомашин, вызывая переполох и недовольство, которое,
впрочем, проявлялось, когда он отходил на достаточное
расстояние. Фамилии ему были нужны для рапортов о про­
деланной работе, которые он составлял очень подробно
и аккуратно. Читая их, начальник мог быть уверен, что
Сизов с утра до вечера выполняет порученное ему задание,
которое формально отвечало плану поисковых мероприя­
тий, но реально — и всякий мало-мальски смыслящий в ро­
зыске человек это прекрасно понимал — дать ничего не
могло.
При таком объеме работы у майора не должно было
оставаться времени на всякие глупости, связанные с делами
прошлых лет. Его и не оставалось. Но Сыскная машина
умела функционировать в режиме запредельных возмож­
ностей.
В семь утра Сизов начинал прочесывать автовокзал.
”Колдунов” в это время практически не было, и он говорил
с водителями междугородних автобусов, диспетчерами, ко­
нтролерами, уборщиками платформ. Через пару часов, при­
мостившись на ступеньках идущего на запад ”Икаруса”,
доезжал до железнодорожного вокзала, где отрабатывал
дворников, носильщиков, кассиров и других работников,
чьи окна выходили на привокзальную площадь. К середине
дня появлялись промышляющие дальним извозом частни­
ки, он переключался на них, потом, захомутав одного,
перебирался в аэропорт, потолкавшись среди местных во­
дил, опять заезжал на автовокзал, где и заканчивал офици­
альную часть работы.
К вечеру список сыщиков пополнялся таким количе­
ством фамилий, что их вполне можно было разбросать на
три рапорта, высвободив пару дней, но при этом не ис­
ключались накладки: если, например, ”колдун” попадет
в аварию, а из рапорта выходит, что в этот день он как ни
в чем не бывало беседовал с опером, ”химия” мгновенно
обнаружится. Хотя вероятность подобных состыковок была
невелика, Сизов не хотел оставлять за спиной уязвимых
моментов и включал все фамилии в один дневной рапорт.
Питался он как обычно — в буфетах и столовках, иногда
вспоминая фразу известного в былые годы деловика: ”Ска­

331
жи мне, что ты ешь, и я скажу тебе, как ты живешь”. Тот
деловик, если исходить из его собственного афоризма, жил
отлично. Сизов был на обыске и помнил глубокий сухой
подвал добротного дома, забитый развешанными на крю­
ках ароматными копченостями, грудами деликатесных кон­
сервов, невиданными винами и коньяками и другим съес­
тным дефицитом.
Если с той же меркой подойти к жизни майора Сизова,
то символом ее стал бы огромный, плохо прожаренный
пирожок и кастрюля жидкой бурды, именуемой в об­
щепите ”кофе”. Плюс рентгенограмма желудка, на ко­
торой гастрит вот-вот грозил перейти в язву. Правда,
бесплатные санаторные путевки пока позволяли отодви­
гать осуществление этой угрозы. А у деловика, которого
Сизов через несколько лет встретил в Юрмале выходящим
из пропитанной запахом очень крупных взяток шикарной
гостиницы, язва уже была, что подтверждало мнение
Старика о полной бессмысленности придуманного им афо­
ризма.
Рапорт о проделанной за день работе Сизов передавал
с Губаревым в Управление, после чего нырял в Це­
нтральный райотдел, где изучал прекращенные дела семи-
восьмилетней давности и отказные материалы1 той же
поры. Архив после окончания рабочего дня закрывался,
но знакомые опера затаскивали в пустующий кабинет
связанные шпагатом пачки тонких папок в картонных
или бумажных обложках, и Старик, оставшись один
в привычной казенной обстановке, неторопливо развя­
зывал тугие узлы, окунаясь в удивительный мир счаст­
ливых находок, неожиданных открытий и случайных со­
впадений.
Вот гражданин сообщает о сорванной с головы шапке,
а через пару дней признается, что потерял ее по пьяному
делу. Или заявляет об избиении, а вскоре пишет: ”Телесные
повреждения получил при падении в подвал”. Сегодня оза­
бочен кражей портфеля, а завтра находит портфель на
лестнице. Накануне требует привлечь обидчика к ответст­
венности, а сейчас утверждает, что никаких претензий к не­
му не имеет.
Сизов привычно пролистывал исписанные корявыми по­
черками бумаги. Раскрываемость составляла тогда почти
сто процентов, ничего удивительного...

1 Материал первичной проверки заявления о совершенном пре­

ступлении, по которому отказано в возбуждении уголовного дела.

332
 Иногда потерпевшие упирались и не хотели ”находить”
пропавшее, исцелять побои или признаваться в ”ошибке”,
но дела это не меняло.
”...Учитывая, что гр-н Сомов оставил мотоцикл без
присмотра на неохраняемой стоянке, да еще не оборудовал
его противоугонным устройством, он сам виновен в проис­
шедшем угоне...” ”...Заявление гр-ки Петровой о краже у нее
пальто объективно ничем не подтверждается, а следователь­
но, оснований для возбуждения уголовного дела не имеет­
ся...” ”...Поскольку телесные повреждения по заключению
судебно-медицинской экспертизы относятся к легким, по­
влекшим кратковременное расстройство здоровья, рекомен­
довать потерпевшей обратиться в народный суд в порядке
частного обвинения...”
Майор быстро продирался сквозь осколки былой сто­
процентной раскрываемости в поисках следов разбойной
группы, о которой упомянул Батняцкий. Иногда отклады­
вал какой-нибудь материал в сторону, чтобы потом взгля­
нуть свежим взглядом, но утром, поспав пару часов на
сдвинутых стульях или брошенной на пол шинели, после
дополнительного изучения возвращал папку на место.
Когда внизу начинали звенеть ведра исполнявших роль
уборщиков пятнадцатисуточников, Сизов увязывал архи­
вные материалы жестким шпагатом, запирал кабинет и,
заехав в Управление побриться, отправлялся на автовокзал.
На четвертый день такой жизни Губарев застал майора
в кабинете около восьми утра. Тот делал выписки из мятой
папки в синей бумажной обложке.
— Я уж и отвык видеть вас за столом, — сказал Губарев
и кивнул на исписанный листок. — Зацепили что-нибудь?
— Похоже, — как всегда, не проявляя эмоций, ответил
Старик и, откинувшись на спинку стула, с хрустом потянул­
ся.
— И что же?
— Да особенного-то и ничего, — прищурился Старик, —
некий гражданин Калмыков заявил о попытке ограбления.
Потом написал, что ошибся, перепутал, преувеличил.
— Бывает.
— Бывает-то всякое... — задумчиво проговорил Сизов.
— Только произошло это на Яблоневой даче за десять дней
до убийства Федосова.
— Интересно. А кто занимался?
Сизов глянул в глаза собеседнику.
— Наш начальник, тогда еще капитан, а ныне подпол­
ковник Мишуев.

333
 — Вот так блин! — оторопело вымолвил Губарев. —
Фоменко бы сказал: ”Я ничего не слышал!”
— А ты что скажешь? — Сизов не отводил взгляда.
— Как что? Надо беседовать с Калмыковым.
— Наши мнения совпадают, — майор протянул напар­
нику свой листок. — Здесь его установочные данные. А я по­
ка сдвину стулья и вздремну пару часов. Ну этот автовокзал
к чертовой матери!
В то время как майор Сизов мостился в чуткой полудре­
ме на разъезжающихся стульях, начальник отдела особо
тяжких преступлений Мишуев объяснялся с Крутилиным.
— Люди работают, — стараясь быть убедительным,
говорил он. — Линия автоматов повисла в воздухе: мага­
данцы давно разослали фоторобот — результата нет. Что
может Веселовский? Переключился, пошел по новому кругу
— от багажной веревки, которой был связан Сероштанов.
Проверяет товарные станции, речной порт...
Выпуклые холодные глаза полковника выражали безмер­
ную скуку. Он действительно отдал оперативникам пер­
сональную машину, ездил городским транспортом, вмеши­
вался в уличные конфликты и лично доставил в Прибреж­
ный райотдел двух хулиганов. Пожилые руководители
считали его надменным выскочкой, ищущим дешевой попу­
лярности, молодые оперативники — ”настоящим ментом”
и правильным мужиком. В одном мнения сходились: чело­
век он в общении неприятный.
— Как же вы не поймете, — ласково сказал Крутилин. —
Веревка — это фигня! На ней можно только повеситься
тому начальнику отдела, который не умеет организовать
работу. Именных веревок не бывает, а потому на ”Сицилий­
цев” она никогда не выведет. По крайней мере, напрямую.
Пусть ею занимаются участковые райотделов...
Тон полковника и сочувственная участливость, с которой
он растолковывал свою мысль, подошли бы для общения
с умственно отсталым ребенком.
— А вы доложите: как собираетесь поправить дело?
И когда дадите результат? Задача уголовного розыска —
произвести задержание. Значит, нужны конкретные данные:
кто преступники и где находятся!
Мишуев растерянно молчал, остро ощущая собственную
беспомощность. Если бы такие вопросы ставили перед ним
с самого начала карьеры, он бы до сих пор был рядовым
опером в районе. Дело в том, что Мишуев совершенно не
владел логикой оперативного мышления.
Лишенный природных способностей шахматист может
разыгрывать механически заученные партии, но ему никог­

334
да не стать мастером. Зато выдвинувшись по организаторс­
кой линии, третьеразрядник сумеет вполне успешно коман­
довать гроссмейстерами...
Поняв, что из миллионов пронизывающих жизнь линий
причинно-следственных связей он не способен наверняка
выбрать ту, которая соединяет место происшествия с пре­
ступником, начинающий оперативник Мишуев окунулся
в общественную деятельность. Через год его хорошо знали
в райкоме, он стал постоянным участником всевозможных
активов и конференций, дежурным и довольно красноре­
чивым оратором.
Волна успеха могла вынести его в сферу идеологической
работы, но дальновидный Мишуев воспротивился, боясь
затеряться среди стандартно-благообразных молодых лю­
дей с ловко подвешенными языками, обильно населяющих
это поприще. Он рассудил, что общественная активность
заметно выделит его именно на прежней службе, где вечно
озабоченные, задерганные оперативники только радова­
лись, если находился желающий выступить на собрании или
поучаствовать в очередном мероприятии. Вместе с тем надо
было ”давать процент”, что он тоже делал с помощью
нехитрых приемов, распространенных в то время повсемест­
но.
В отличие от большинства замотанных делами коллег,
он регулярно читал юридические журналы и специальные
сборники. Наткнувшись на разработку типовых моделей
розыска убийцы, обусловленных спецификой места проис­
шествия, Мишуев на совещании по обмену опытом пред­
ставил недавно раскрытое преступление как результат ис­
пользования последних достижений науки, чем привел в во­
сторг генерала.
И все шло хорошо. Была поддержка, были составлен­
ные подчиненными розыскные планы, было умение пока­
зать себя, было доброе отношение начальства. Преступле­
ния либо раскрывались, либо нет. В первом случае это была
заслуга Мишуева, во втором — неизбежные в любом деле
издержки, не снижающие опять-таки оценки проделанной
Мишуевым работы.
— Какие наиболее перспективные мероприятия вы пла­
нируете провести в первую очередь? — снова спросил Кру­
тилин, лениво пролистывая розыскное дело.
От третьеразрядника требовали гроссмейстерской игры.
— Сизов и Губарев ищут свидетелей на автовокзале, —
наугад сказал Мишуев.
Полковник захлопнул дело и бешено вытаращил глаза.

335
 — Я не могу понять, как вы руководите отделом, — зло
процедил он. — По-моему, вы ничего не смыслите в розыске!
У Мишуева захолодело внутри. Так оно и было. Но то,
что Крутилин разгадал это, грозило катастрофой.
— У вас есть единственная козырная карта — отпечаток
пальца. Надо разыгрывать ее в первую очередь!
— Там же ручной поиск, — почувствовав почву под
ногами, Мишуев приободрился. — Министр приказал со­
брать двести экспертов со всей страны... Сидят, перебирают...
— Двести экспертов! А сколько из них приехало! Вы что,
не знаете, как отпускают специалистов? Хорошо, если треть
собрали! В общем так! Командируйте человека в Централь­
ную картотеку, пусть посмотрит, как выполняется приказ
министра, если что не так — поднимает шум! Пусть мозо­
лит глаза начальству, теребит всех, пока не получит ответ!
— Хорошо, я пошлю Веселовского! Он парень шустрый,
с инициативой.
— Посылайте кого находите нужным, — мягко прогово­
рил Крутилин. — А я на днях побеседую с Сизовым,
подумаю... Может быть, в ближайшее время вы сдадите ему
дела...

Калмыков оказался огромным парнем с красным лицом

и лопатообразными руками. Клетчатая ковбойка не сходи­
лась на мощной шее.
— Вот у меня повестка, — сообщил он от двери. —
К Сизову. Это вы будете?
— Я, — майор показал на стул. — Садитесь.
— Спасибо, я уже сидел, — свидетель оглушительно
хохотнул и пояснил: — Это такая шутка.
Попробовав стул рукой, здоровяк аккуратно уселся
и осмотрелся по сторонам.
— Повестку принесли, думал, за аварию на Октябрьском
шоссе, а оказалось не в ГАИ, в угро. С чего бы это?
— Значит, жизнь идет по плану — автошколу успешно
окончили, сели за баранку... — Сизов будто продолжал
начатый разговор.
— Шофер первого класса! — довольно сообщил свидетель.
— Как и хотели — модный самосвал?
— Рефрижератор... — Калмыков запнулся. — Постойте,
а откуда знаете-то? Про планы, работу... Автошколу вспом­
нили — то ж когда было... Считай, семь лет!
— Зачет по материальной части сдали на ”отлично”,
решили отметить и пошли в кафе ”Север”. Вот с этого
места расскажите подробно, по порядку.

336
 — Ничего не пойму! — недоумевающе сказал водитель.
— Я уж забыл про тот случай... А вы, выходит, все копаете?
Чудеса! Мне почудилось, капитан хотел закрыть дело...
— По порядку, — Сизов был невозмутим. — Пришли
в кафе... С кем?
— Один был. Хотел подзаправиться да принять сто
грамм с прицепом. А тут подвернулась эта Тамара. — Он
удивленно всплеснул руками. — Смотри, сколько лет про­
шло, а имя запомнил! Другой раз через неделю забуду
наглухо, а здесь само выскочило!
— Как она подвернулась?
— Деньги подошла разменять, двадцатипятирублевку.
В буфете, говорит, сдачи нет, а ей сигареты нужны. Пожа­
луйста, разменял, еще подумал: дурак, деваха красивая, чего
растерялся... А она опять подходит — прикурить просит.
Ну, тут я пригласил за столик, вина взял, конфет и пошло-
поехало: танцы, манцы, анекдоты...
Дело к закрытию, я уже веселый, она тоже... Может,
говорю, продолжим? Соглашается: мол, дача в Яблоневке
пустая, там и выпивка есть, и закуска. Далековато, конеч­
но...
Калмыков сделал выразительную паузу.
— Да уж больно заманчиво... И поехал на свою голову!
Во двор зашли, по тропинке к дому, а навстречу мужик...
”Привела?” — и ножик наставляет... А сзади из кустов —
второй... — Здоровяк нервно засмеялся. — Мы так не
договаривались — рванул обратно, сшиб одного, второго,
только меня и видели! Хорошо, не растерялся, аж сейчас
мороз по спине...
— В заявлении про нож ни слова. Почему?
— Капитан спрашивает: ”Ты нож видел?” Нет — темно
ведь, но щелкнуло, как финка выкидная, и вроде блеснуло...
Что это, кроме кнопочного ножа? А он опять: ”Раз не видел,
значит, догадки, а в протокол только факты нужны. Тебе
ж показаться могло? Могло. То-то!”
— А дальше?
— Поехали с ним на дачи, искал я долго, еле нашел,
оказалось — хозяева в отъезде, дом забит, на калитке замок
сломан — заходи кто хочет! Капитан поскучнел, говорит:
”Ты этих мужиков опознать сможешь?” Какой там — толь­
ко тени видел. ”А почему решил, что ограбить хотели?”
А чего ж — премию выписать? А он сердится: ”Опять
догадки! Может, это твоей девчонки братья? Или муж с дру­
гом? Может, хотели отучить козла от чужих огородов?”
Калмыков вздохнул и развел руками.

337
 — Разозлился я и написал, что ничего не было. Зачем
в дураках ходить? С тех пор милицию за квартал обхожу.
Свидетель обиженно замолк.
— Тамара эта как выглядела? — не проявляя видимого
интереса, спросил оперативник. — Внешний вид, одежда,
поведение?
— Симпатичная! Фигуристая, волосы черные до плеч...
Одета... Вся в красном: платье, пояс такой широкий, как из
клеенки, туфли, сумочка... А чулки черные! — Калмыков
азартно хлопнул себя по колену. — Хороша, зараза! Но
видно, что девка неправильная. Курила много... Да! — он
значительно поднял палец. — Когда от вина разомлела,
сболтнула, что кабаки любит, в ”Спутнике” чуть не каждый
день бывает. Я еще подумал: на какие-такие деньги? Или
каждый день ухажеров меняет? Не понравилось мне это...
— Узнаете? — отрывисто бросил Сизов главный вопрос.
— Если в той же одежде... Баба приметная! Да зачем?
Я никаких претензиев не имею.
— Не имеете, значит... — сыщик согласно покивал. —
А если бы получили ножом в печень? Тогда бы имели?
— Ясное дело! Раз обошлось, чего вспоминать?
— А ведь гуляют они на свободе, и ножичек выкидной
при них... Это у вас претензий не вызывает? Вдруг опять
повстречаетесь?
— Вы на меня свои дела не перекладывайте! — досад­
ливо сказал Калмыков. — Вам за одно деньги платят, мне
— за другое. А оборонить себя сумею, не беспокойтесь!
Сизов составил объяснение, протянул водителю, тот
внимательно прочитал и расписался.
— Можно уходить?
Старик кивнул.
— Но еще понадобитесь. У нас к вашим знакомцам
серьезные претензии имеются!
Водитель вышел в коридор и почти столкнулся лицом
к лицу с Мишуевым.
— Здравствуйте, — буркнул он и, обойдя подполков­
ника, начал спускаться по лестнице.
— Здравствуйте, — недоуменно ответил начальник отде­
ла и, оглянувшись, проводил здоровяка задумчивым взгля­
дом. Потом толкнул дверь семьдесят восьмого кабинета.
— Кто сейчас у вас был? — спросил он у Сизова. — Лицо
очень знакомо.
— Шофер первого класса, который считает, что борьба
с преступностью — дело милиции и его не касается, —
обтекаемо ответил майор.

338
 Мишуев отметил, что Сизов не встал и никак не обозна­
чил почтения к вошедшему начальнику. ”Может, ему уже
известно о планах Крутилина?” — подумал подполковник,
а вслух сказал:
— Вот народ! Никакой сознательности. Где же я видел
эту физиономию...
Он по-хозяйски сел на стул, достал сигареты, не пред­
лагая Сизову, закурил.
— Значит, опрашиваете водителей, — миролюбиво кон­
статировал Мишуев. — И каковы результаты?
Сизов пожал плечами.
— Каких и следует ожидать. Вы же поручили мне самую
бесперспективную линию. Добыто полезной информации —
ноль. И вывод — Старик выработался, пора отправлять на
покой. Это и есть главный результат. По крайней мере, вам
кажется именно так.
Мишуев отозвался после некоторой заминки.
— Нет бесперспективных линий, есть бесперспективные
работники... Вот, например, Веселовский: инициативен, на­
ходчив! Надо сказать, что он оправдывает надежды.
— С помощью оправданных надежд ”Сицилийцев” в ка­
меру не посадишь, — усмехнулся Сизов.
Не обратив внимания на реплику, подполковник бросил
пробный шар.
— А вы, насколько мне известно, продолжаете свое,
подпольное расследование, в ущерб полученному заданию.
Потому-то и нет положительных результатов.
Сизов опять усмехнулся.
— Задание я выполняю, и вы об это знаете — каждый
вечер получаете доклады. Что до остального... У меня есть
своя версия, занимаюсь ею в личное время, в соответствии
с законом и служебной дисциплиной. Считаете возможным
запретить?
Мишуев промолчал.
— Запретить можно многое, почти все, — Старик повы­
сил голос. — Только черта с два кто-то помешает мне
отыскать ”Сицилийцев” и вцепиться им в глотки!
— По-моему, вы переутомились, — сухо сказал Мишуев.
— Неужели действительно считаете, что я препятствую
розыску преступников?
Он встал и молча вышел из кабинета.
Придя к себе, Мишуев вызвал Веселовского, приказал
лететь в Москву и без результата экспертизы пальцевого
отпечатка не возвращаться.
— А какое задание определить Фоменко по работе с Си­
вухиным? — поинтересовался Веселовский.

339
 — Да бросьте его к чертовой матери, — поморщился
подполковник. — Отдайте все материалы в райотдел, пусть
отвечает за хулиганство!
Веселовский чуть заметно улыбнулся, и Мишуев поспе­
шил сгладить свою непоследовательность.
— На определенном этапе наш интерес к нему был
оправдан, но сейчас ясно, что к ”Сицилийцам” он не подсте­
гивается...
Веселовский подумал, что этот интерес обойдется Сиву­
хину в три-четыре года отсидки. На острастку местной
шпане и на пользу состоянию правопорядка в микрорайоне.
Если подполковник предвидел такой результат с самого
начала, значит, он мудрее, чем о нем думают.
— Да, вот еще... — Мишуев сосредоточенно сдвинул
брови. — Как обстановка в отделе? Настроения, взаимоот­
ношения?
Веселовский помолчал.
— Нормально вроде... А там — кто знает... В душу-то
каждому не заглянешь. Я больше контактирую с Фоменко.
— А почему? — быстро спросил подполковник.
— Да так как-то... Он звезд с неба не хватает, но службу
знает. И без всяких фантазий. Разрешите идти?
Мишуев кивнул. То, что подчиненный ничего не сказал
о Сизове и Губареве, само по себе было ответом.
После разговора с Крутилиным Мишуев находился
в растерянности. Не то, чтобы он поверил в высказанную
полковником угрозу — замена начальника отдела не такое
простое дело и вряд ли по зубам этому бульдогу, — но
ясная и прогнозируемая перспектива дальнейшей службы
сейчас выглядела размытой и неопределенной. Поэтому
особенно важна стабильность в отделе. Подполковник уже
жалел, что начал подталкивать Сизова к почетной отставке.
Собственно и визит в семьдесят восьмой кабинет имел
целью не только зондаж настроения и намерений старей­
шего сотрудника, но и демонстрацию возможности прими­
рения. Но где там! Старый упрямец настроен категорично.
И черт бы с ним, если бы он не ковырялся в старых делах.
Мишуев похолодел. Он вдруг вспомнил, откуда знает
здоровяка-шофера, вышедшего из семьдесят восьмого каби­
нета.
А в семьдесят восьмом кабинете Губарев дописывал
рапорт.
”...Опрошено три диспетчера, восемь перронных конт­
ролеров, двенадцать водителей. Положительных результа­
тов получить не удалось...”

340
 — Завтра опять по вокзалам? — обреченно спросил он,
откладывая ручку.
— Нет. Завтра тебя ждут рестораны, бары и красивые
женщины, — улыбаясь, сообщил Сизов.
Губарев чертыхнулся.
— Неужели опять бросают на антисанитарию? Отстре­
ливать бродячих собак, разгребать мусорные свалки, заста­
влять домовладельцев красить заборы? Или еще что-то
придумали?
Старик от души рассмеялся, что случалось крайне редко.
— Нет, на этот раз без обмана. Смотри!
Майор вынул из ящика увесистый альбом в потертом
коленкоровым переплете, раскрыл наугад. На разноформат­
ных нумерованных фотографиях были запечатлены моло­
дые женщины, в конце альбома каждому номеру соответ­
ствовала фамилия, имя, адрес, у некоторых — клички.
— С утра покажешь этих птичек Калмыкову, если никого
не опознает, отправишься в ”Спутник” и поработаешь по
приметам некой Тамары.
Сизов двинул по столу небольшой листок.
— Вредное производство, — ободренно сказал Губарев,
просмотрев убористый текст. — Они же могут посягнуть на
мою добродетель.
— Ерунда. Даром, что ли, в твоей аттестации написано
”морально устойчив”! — Старик стер с лица улыбку. —
И знаешь что... Работай аккуратно, без рекламы. Сейчас
обстановка в Управлении складывается так, что нужен козел
отпущения. Похоже, что наш достойный руководитель гото­
вит на эту роль меня. А я хочу уйти чистым. Возьму
”Сицилийцев” — подаю рапорт!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Предчувствия никогда не обманывали Старика. В его
способности предвидеть события было что-то мистическое.
Впрочем, провидческий дар можно объяснить вполне ре­
алистично: большой опыт общения с людьми плюс развитая
интуиция.
Как бы то ни было, он предугадал намерения начальника
отдела, хотя и не знал, что они реализуются в виде тонкой
картонной папки, в которую Мишуев вложит полученный
от Громакова запрос на архивное дело Батняцкого и черно­

341
вик собственного рапорта на имя генерала. В рапорте сооб­
щалось о нарушении старшим оперуполномоченным Сизо­
вым субординации и служебной дисциплины, выразившихся
в подделке подписи начальника отдела, а также о бессмыс­
ленной поездке в командировку, не давшей никакого резуль­
тата. Конечно, компромат слабенький, но осведомленные
люди хорошо знают: заведенное досье разрастается очень
быстро.
Сизов также предчувствовал, что Калмыков никого не
опознает в фотоальбоме, потому что там собраны снимки
только профессионалок, хорошо известных милиции. Да
и поход в ”Спутник” по делам семилетней давности тоже
скорей всего не увенчается успехом. Просто Губарев должен
выполнить обязательную в подобных случаях программу,
после чего данная линия розыска, независимо от результата,
считается отработанной. Следуя общепринятым методи­
кам, иных путей выйти на Тамару не существует.
Но у Сыскной машины были свои методы. На разбол­
танном гремящем трамвае Сизов добрался до Берберовки.
Бывший поселок стал микрорайоном, впрочем, заметных
изменений не произошло — только блочные пятиэтажки
встали вместо бараков на грязных, изрытых, непроезжих
круглый год улицах.
Сизов зашел в замызганный подъезд, поднялся на по­
следний этаж и позвонил у свежепокрашенной двери, вокруг
ручки которой пробивались потеки копоти.
— Здорово, Игнат, — открывший дверь человек в выли­
нявшем мешковатом трико как будто ждал его прихода. —
Видишь, что делают сволочи! — он указал на следы копоти.
— Я крашу, а они жгут! Ну, поймаю!
— Кончай воевать, Поликарпыч, — Сизов протиснулся
в коридор. — Не надоело?
— А чего еще делать? Больше-то ничего и не умею.
Поликарпыч, прихрамывая, прошел на кухню, плюхнул­
ся на табурет.
— Если всю жизнь кусать да гавкать, на пенсии сам себя
грызть начнешь. Тебе-то, небось, тоже скоро?
За последние годы Поликарпыч сильно сдал. Обрюзг,
сгорбился, похудел. Сизов вдруг увидел в нем себя, и ему
стало страшно.
— Хорош плакать!
Сизов осмотрелся. Окно без занавесок, голые стены,
колченогий стол. На полу десяток трехлитровых баллонов
с водой.
— Воду так и дают по графику?

342
 — Утром и вечером с шести до девяти. Чтоб они сдохли!
Выпить хочешь?
Старик покачал головой.
— Еще возвращаться на службу.
— У меня и нет ничего, — желчно осклабился Поликар­
пыч. — Только хлеб дома держу да картошку. В будни на
мехзавод пускают — там столовка хорошая!
— Чего ж предлагаешь? — Сизову захотелось поскорее
уйти отсюда.
У Поликарпыча всегда был скверный характер, но не до
такой степени!
— Я к тебе по делу.
— Ясно-понятно, — буркнул хозяин. — Стал бы ты в эту
дыру тащиться...
— Семь лет назад в ”Спутнике” ошивалась красивая
брюнетка с длинными волосами, Тамара. Вся в красном,
широкий пояс... Помнишь такую?
— Тамара? — Поликарпыч пожевал губами. — Была
одна Тамара — маленькая, худая вертихвостка, так та
белая, перекисью красилась. А других не помню.
Сложив руки на груди, хозяин замолчал, и вид у него
был уже не такой, как несколько минут назад: будто невиди­
мый компрессор подкачал воздух в полуспущенную шину —
он распрямился, вроде как окреп, и даже морщины раз­
гладились, а может, так казалось оттого, что в глазах
появилось новое выражение.
Сизов выдержал паузу.
— Ну поройся, поройся в своих захоронках. Ты ж каж­
дую записывал!
Поликарпыч встал и направился к кладовке.
— Посмотрю, если не выкинул...
Сизов сдержал улыбку.
Через пять минут отставной и действующий сыщики
просматривали изрядно потрепанные записные книжки с ма­
лоразборчивыми записями, обменивались короткими фра­
зами и переглядывались, понимая друг друга с полуслова.
— А знаешь что, — уставившись в пространство перед
собой, сказал Поликарпыч, когда последняя страница его
домашнего архива была перевернута. — По приметам похо­
жа на Статуэтку. И место совпадает — ”Спутник”. И одеж­
да... Только она Вера, не Тамара.
Он пролистал блокноты в обратную сторону.
— Вот, — темный ноготь с кровоподтеком у основания
подчеркнул одну из записей. — Строева Вера Сергеевна,
Пушкинский бульвар, 87, квартира 14.

343
 Старик ждал продолжения.
— Не профессионалка, в скандалы не попадала, приво­
дов не имела. Но почти каждый день в кабаке ошивалась.
Я с ней беседовал пару раз для профилактики. Потом как-то
вдруг пропала, может, замуж вышла... А недавно встретил
случайно возле ”Локона” — выскочила в белом халате воды
попить. Конечно, не узнала...
Старик записал фамилию, прозвище, адрес. Поликарпыч
удовлетворенно кивнул.
— Есть польза от отставной ищейки! Может, рано нас
списали? ”Нас” — Старика покоробило.
— Я тебе так скажу: мы хотя образования не имели, но
раскрываемость давали! И настоящую, не липовую!
— Всякую...
— Но не так, как сейчас!
— Ты отстал. Сейчас все по-другому.
— Да знаю я! Но эти, новые, все равно работать не
умеют! И не хотят! Кто из них ко мне хоть раз пришел?
Запросят ИЦ, картотеку: нет и ладно — пошел домой
отдыхать! Наше поколение и слова такого не знало — от­
дыхать! Сейчас говорят: ”пили, били...” Но весь блат знали,
в любую хазу спокойно входили, а чтоб кто-то на опера
руку поднял... Я не говорю, пику достать...
— А как Фоменко по башке трахнули? Забыл?
Поликарпыч отмахнулся.
— Когда тебя выставят, ты тоже многое забудешь.
А я выброшу эту макулатуру, — он потряс одной
из записных книжек. — Все равно она никому не при­
годится.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
На следующий день модный дамский парикмахер Вера
Строева по пути на работу дважды прошла мимо непримет­
ного молодого человека, на которого не обратила ни малей­
шего внимания и не заподозрила, что он проводит скрытую
фотосъемку. Еще через день свидетель Калмыков из не­
скольких предъявленных ему снимков уверенно выбрал фо­
то Строевой, пояснив, что именно о ней он давал ранее
показания и называл ее Тамарой. Вечером курьер отнес
девушке повестку. За два часа до ее прихода Сизов зашел
в областную прокуратуру.

344
 Спустившись в цокольный этаж, он без стука вошел
в маленький кабинет с зарешеченным окном. Сидящий за
столом высокий худой мужчина мгновенно перевернул ле­
жащий перед ним документ текстом вниз и встретил гостя
взглядом, от которого неподготовленному человеку хоте­
лось попятиться.
— Здорово, Вадим!
— А, это ты... Здорово!
Взгляд стал мягче, но ненамного. Последние пятнадцать
лет Трембицкий работал по убийствам, и это наложило на
него заметный отпечаток. Резкий, малоразговорчивый, он
никому не доверял, постоянно носил при себе пистолет
и был готов к любым неожиданностям. Несколько раз во
время следствия по шумным делам людская молва уже
хоронила его и его семью.
К Сизову он относился хорошо, но тем не менее перевер­
нутый лист остался лежать в перевернутом положении.
— Нашел ”Сицилийцев?” — натянуто пошутил следова­
тель.
— Пока нет. А ты?
Трембицкий накрыл перевернутый лист руками, осторо­
жно протащил по поверхности стола и, приоткрыв ящик,
согнал документ туда. Проделав эту процедуру, он с явным
облегчением выпрямился.
— Есть одна зацепка. От автоматов...
Трембицкий замолчал, и Сизов понял, что больше он
ничего не скажет. О ходе расследования важняк информиро­
вал только одного человека — прокурора области. И то
только в тех пределах, в каких считал возможным.
— А я пробую вариант со старым делом, — сказал
Старик. — И мне нужно прикрытие на всякий случай...
В семьдесят восьмом кабинете областного УВД Сизов
и Губарев готовились к встрече Строевой.
— Вот сигареты, — Губарев достал из кармана яркую
пачку, тщательно протер платком и положил на стол.
— ”Кент”! То что надо. Только бери аккуратно, за
ребра.
— Обижаете.
— Сразу как сравнят, зайди и скажи. Только чтоб она не
поняла. Что-нибудь типа: ”Вам звонили”.
Губарев кивнул, посмотрел на часы и молча вышел из
кабинета. Через несколько минут дверь приоткрылась.
— Мне нужно к Сизову...
На пороге стояла эффектная брюнетка в модном об­
легающем платье, подчеркивающем достоинства фигуры.

345
 — Проходите, присаживайтесь, — пригласил майор, раз­
глядывая посетительницу. Выглядит лет на двадцать пять,
гладкое фарфоровое личико, умеренный макияж, ухоженные
руки. Почти не волнуется.
Строева опустилась на краешек стула.
— Еще в милиции не была. В народный контроль вызы­
вали, товарищеский суд разбирался — ни одной бесквитан­
ционки, а она все пишет и пишет! Вот дура завистливая! Ей
место не в нашем салоне, а в вокзальной парикмахерской!
Лишь бы нервы мотать...
Сизов сочувственно кивнул.
— Мы уже и на собрании заслушивали, и в профкоме
были, ну скажите, сколько можно!
На лице Строевой эмоции не отражались, только подни­
мались полукружья бровей и закладывались глубокие мор­
щины на лбу.
Она покосилась на сигареты.
— Можно закурить? А то свои забыла.
— Курите, курите, — кивнул майор, не отрываясь от
бумаг.
Строева вскрыла пачку, ловко подцепила наманикюрен­
ными коготками сигарету, размяла тоненькими пальчиками.
— Фирменные. Хорошо живете!
Она улыбнулась.
— Неплохо, — согласился Сизов, подняв голову. Он
отметил, что улыбка у девушки странная: верхняя губа,
поднимаясь, обнажила ровные зубы и розовую десну, а ниж­
няя осталась ровной. Не улыбка, а оскал.
Строева поднесла сигарету к губам, ожидающе глядя на
Сизова, но он не проявил понимания, тогда она вытащила
из небольшой кожаной сумочки зажигалку, закурила, от­
кинулась на спинку стула.
— По-моему, это неправильно. Пишет всякий, кому не
лень, а милиция тут же повестку... Сколько можно!
— Разберемся, Тамара Сергеевна, — успокаивающе ска­
зал майор.
— Вера Сергеевна! — еще не понимая, машинально
поправила Строева.
— Ах да, извините. Тамарой вы представлялись некото­
рым из своих знакомых.
Строева поперхнулась дымом.
— Когда? Я никому чужим именем не называюсь! У ме­
ня свое есть.
Сизов молча смотрел на собеседницу. Она снова застыла
в неудобной позе на краешке стула. На лбу проступили
бисеринки пота.

346
 Коротко постучав, в кабинет вошел Губарев.
— Игнат Филиппович, сигареткой не выручите?
— Бери, но с возвратом.
Губарев аккуратно поднял сигаретную пачку и вышел.
Сизов продолжал рассматривать Строеву.
— Почему вы молчите? — забеспокоилась она. — И что
это за намеки?
— Вам придется вспомнить и рассказать один эпизод из
своей жизни. Семь лет назад, вечером, в кафе ”Север” вы
подошли к одинокому молодому человеку и попросили его
разменять двадцать пять рублей...
— Этого не было! Я никогда не подхожу к мужчинам!
— Вы очень эффектно выглядели: жгучая брюнетка
в красном платье с широким красным поясом, черные чул­
ки. У вас ведь была такая одежда?
Строева напряженно задумалась.
— Я... не помню.
— Это очень легко уточнить. Можно спросить у ваших
подруг по общежитию, можно...
— Кажется, действительно носила красное платье с по­
ясом... Ну, а чулки — разве упомнишь...
— Тот молодой человек опознал вас по фотокарточке,
опознает и при личном предъявлении, а на очной ставке
подтвердит свои показания.
— Он просто трус и слизняк! — гневно выкрикнула
Строева. — На нас напали грабители, и он убежал, а меня
оставил на растерзание!
Она заплакала. Сизов невозмутимо выжидал. Постепен­
но Строева успокоилась, достала платок, осторожно, чтобы
не размазать, промакнула глаза.
— В милицию вы, конечно, не заявили, примет не запом­
нили, — прежним тоном продолжал майор. — Так?
— А что толку заявлять? Разве мне легче станет? И как
их запомнишь, если темно?
Она нервно порылась в сумочке, обшарила взглядом
стол.
— Ваш товарищ так и не вернул сигарет.
— Пачка у экспертов, — пояснил оперативник. — Они
исследуют отпечатки ваших пальцев.
— Зачем? — испуганно вскинулась Строева. — Что я,
воровка?
— Объясню чуть позже, — Сизов не сводил с допраши­
ваемой пристального взгляда. — А пока скажите, что про­
изошло на дачах через десять дней, когда вы привели туда
нового знакомого?

347
 Статуэтка остолбенела.
— Какие десять дней? Какой новый знакомый? Ничего
не знаю! Вы мне собак не вешайте! Я... я жаловаться буду!
Прямо к прокурору пойду!
Последние слова она выкрикнула тонким, срывающимся
в визг голосом.
— А почему истерика? Если не были больше на дачах,
так и скажите, — майор говорил подчеркнуто тихо.
— Вызывают, нервы мотают... Никогда я никого туда не
водила! Одного раза хватило, чтобы за километр Яблонев­
ку обходить! — она глубоко затянулась, закашлялась, про­
терла глаза.
— Пудреницу не теряли? — по-прежнему тихо спросил
Сизов.
— Когда эти типы напали, всю сумочку вывернули!
Хорошо, голова уцелела! — не отрывая пальцев от глаз,
глухо произнесла Строева.
— Мы говорим о разных днях. После того, о котором
вспоминаете вы, место происшествия осматривалось очень
подробно, но ничего найдено не было. А через десять дней,
когда очередной ваш спутник не успел убежать, нашли
пудреницу. Она лежала в трех метрах от трупа...
— Ничего не знаю! Вы меня в свои дела не запутывайте!
— закричала Строева, с ненавистью глядя на майора, но тот
размеренно продолжал:
— ...С нее сняли отпечатки пальцев, и сейчас эксперты
сравнивают их с вашими, оставленными на сигаретной пач­
ке. Подождем немного, и я задам вам еще несколько воп­
росов.
Лицо Строевой побагровело, и пот проступал уже не
только на лбу, но и на щеках, крыльях носа, подбородке,
будто девушка находилась в парилке фешенебельной сауны
— только готовая ”поплыть” косметика была до крайности
неуместна...
— Я больше не желаю отвечать ни на какие вопросы!
Я передовик труда, отличник бытового обслуживания!
У меня грамоты...
— Это будут смягчающие обстоятельства. Чистосердеч­
ное признание тоже относится к ним. Советую учесть.
— Да вы меня что, судить собираетесь?
Красивые губы мелко подрагивали, и Сизов знал, что
произойдет через несколько минут.
— Я собираюсь передать материал следователю. Он
тщательно проверит ваши доводы и, скорее всего, полно­
стью их опровергнет. А потом дело пойдет в суд.

348
 — За что меня судить?! — Строева еще пыталась хорохо­
риться, но это плохо получалось, чувствовалось, что она
близка к панике.
— За соучастие в разбойных нападениях. В зависимости
от вашей роли — может быть, и за соучастие в убийстве.
Надеюсь, что к последним делам ваших бывших приятелей
вы не причастны.
— Какие еще... последние дела? — охрипший вмиг го­
лос выдавал, что она из последних сил держит себя в ру­
ках.
И Сизов нанес решающий удар.
— Три убийства. Двое потерпевших — работники мили­
ции.
По контрасту с будничным тоном сыщика смысл сказан­
ного был еще более ужасен.
— А-а-а! — схватившись за голову, Строева со стоном
раскачивалась на стуле. Фарфоровое личико растрескалось,
стало некрасивым и жалким.
— Это звери, настоящие звери! Они запутали, запугали
меня... Я же девчонкой была — только девятнадцать испол­
нилось. Ну, любила бары, танцы, развлечения... Зуб пред­
ложил фраеров шмонать, я отказывалась, он пригрозил...
Он психованный, и нож всегда в кармане, что мне остава­
лось? Когда этот здоровый убежал, Зуб меня избил за то,
что такого бугая привела...
Она захлебывалась слезами, и голос звучал невнятно, но
обостренный слух Старика улавливал смысл.
— А этот, второй, только слово сказал, Зуб его ножом...
Разве ж я знала, что он на такое пойдет... Я с той поры от
них отошла, в последние годы совсем не видела, думала,
посадили... А они вот что...
— Кто такой Зуб?! — властно перебил Сизов, знающий,
как пробивать стену истерической отчужденности.
— Зубов Анатолий, а Худого звали Сергей, фамилию не
помню... — словно загипнотизированная, послушно ответи­
ла Строева.
Когда в кабинет вернулся Губарев, Строева сидела, без­
вольно привалившись к холодной стали сейфа, а Старик
быстро писал протокол. На скрип двери он поднял голову
и устремил на вошедшего вопросительный взгляд. Губарев
замялся.
— Ну?
— Вам не звонили.
Сизов ошарашенно помолчал.
— Точно?

349
 — Не точно, — Губарев переступил с ноги на ногу. —
Как бы лучше объяснить... Плохая слышимость. Невозмож­
но разобрать, кто звонит и кому...
Сизов что-то сказал про себя, только губы шевельну­
лись.
— Ладно, разберемся. Организуй машину и понятых, мы
с Верой Сергеевной прокатимся по городу, да съездим на
Яблоневую дачу, — майор повернулся к Строевой. — Поси­
дите пару минут в коридоре, нам нужно обсудить неболь­
шой вопрос...
Когда Строева вышла, майор набросился на молодого
коллегу.
— Что ты плетешь? Какая слышимость?
— Помните, в позапрошлом году прорвало отопление?
Архив залило, дактилопленки отсырели, отпечатки с пудре­
ницы расплылись и идентификации не поддаются.
Сизов пристукнул кулаком по столу и опять беззвучно
выругался.
— Извини... — он немного подумал. — Ладно! Что есть,
то и есть! Сейчас я проведу проверку показаний на месте,
а ты займись вот этими.
Сизов протянул Губареву листок с записями.
— Только очень осторожно — прощупай, что за люди,
где они сейчас. И все! Вечером обсудим.
На следующий день начальник отдела заслушивал отчет
Фоменко. Ему нравилось, что он внушает подчиненному
явное почтение и ощутимый страх, поэтому сбивчивость
доклада отходила на второй план и особого раздражения не
вызывала.
— Мало ли куда могла попасть эта веревка! Номеров на
ней нет, по ведомости не списывают... — как всегда, глядя
в сторону, бубнил Фоменко. — Можно пять лет работать да
успешно отчитываться, только толку никакого не будет.
Я о товарище Веселовском ничего плохого сказать не хочу,
только он все это распрекрасно понимает!
— Что же ты предлагаешь? — благодушно поинтересо­
вался Мишуев.
Глаза Фоменко беспокойно блеснули.
— Товарищ подполковник, вы меня знаете — я исполни­
тель. Звезд с неба не хватаю, в начальники не рвусь. Что
поручат — выполню точка в точку. А предлагать я не умею.
У Сизова выдумки много, он во все стороны землю роет,
а что архив горячей водой зальет — и он не предвидел...
— Постой, постой, — перебил подполковник. — При чем
здесь архив?

350
 — Так он все в этом старом деле ковыряется... — об­
радовавшись вниманию начальника, зачастил Фоменко. —
Вчера у него под кабинетом шикарная дамочка плакала,
Веселовский к экспертам бегал, ну я и полюбопытствовал...
Оказалось, она замешана в убийстве, даже пудреницу на
месте происшествия потеряла, — Фоменко зачем-то обе­
рнулся и привычно перешел на шепот. — Сизов собирался ее
отпечатками с той пудреницы намертво к делу пришпилить,
а оказалось, дактопленка испорчена. Вот блин! Кто мог
предположить?
— Ну и что? — нетерпеливо спросил Мишуев.
Фоменко восторженно рубанул воздух ребром ладони.
— Сизов ее и так расколол. Сказано — Сыскная машина!
Спохватившись, он погасил восхищение в голосе.
— В общем, призналась дамочка по всем статьям!
Мишуев немного подумал и хмыкнул.
— Много ли стоит вынужденное признание, не подкре­
пленное объективными доказательствами? Как вы счита­
ете?
— Почему ”вынужденное”? — недоуменно округлил гла­
за Фоменко.
— Говоришь же — плакала! Значит, вынуждали ее, запу­
гивали. Сам знаешь...
— Да они все плачут — себя жалеют! — презрительно
сказал опер.
Мишуев встал, обошел стол и сел напротив подчинен­
ного, создавая обстановку доверительной беседы:
— Вчера призналась, а завтра откажется, да еще пожалу­
ется на недозволенные методы ведения дознания! Мало
таких случаев?
— Сколько угодно, — осуждающе выдохнул Фоменко.
— То-то и оно. И придется не восхищаться Сизовым,
а наказывать его. Так?
Фоменко пожал плечами.
Мишуев недовольно повторил его движение.
— Нет, примиренческая позиция тут не годится. Мы не
можем мириться с нарушениями законных прав граждан!
А было ли в данном случае соблюдено право свидетельницы
давать те показания, которые она считает нужными?
Фоменко вновь пожал плечами, явно не понимая, куда
клонит начальник.
— Не знаю, не спрашивал.
— Вот и спросите! Где ее найти — знаете?
— Парикмахерша в ”Локоне”, чего ее искать... — мрач­
но буркнул опер.

351
 — Тем лучше, — кивнул Мишуев. — Побеседуйте с этой
женщиной, узнайте, почему она без объективных улик дала
компрометирующие себя показания. Если она захочет пожа­
ловаться на превышение власти Сизовым — примите заяв­
ление.
Фоменко сжал челюсти, продолжая мрачно смотреть
в сторону.
— Лучше я ее к вам приведу, вы и спросите, — сквозь
зубы процедил он. — Начальнику это сподручней. И инспек­
ция для таких дел имеется...
— Я лучше знаю, что лучше делать начальнику и что —
подчиненному, — холодно произнес подполковник. — Вы
меня разочаровываете, товарищ Фоменко. Предложений по
делу у вас нет, инициативы вы никогда не проявляете,
уверяете, что хороший исполнитель. Что ж, такие люди
тоже нужны. Но вот я отдаю приказ, а вы вместо исполне­
ния начинаете его редактировать! Значит, и исполнитель вы
никудышный? Мне бы не хотелось так думать. Иначе зачем
вообще держать вас на службе?
— А чего я? Я не возражаю. Надо — значит надо... —
Фоменко перевел на начальника убегающий взгляд. — Раз
приказано — сделаю...
— Важно не только точно выполнять приказ, важно
получить нужный результат, — сделав паузу, Мишуев со
значением повторил:
— Нужный результат, которого от вас ждут! Ясно?
— Ясно, товарищ подполковник, — опер привычно
шмыгнул носом и кивнул. Вид у него теперь был не мрач­
ный, а просто унылый, как обычно.
Но оказавшись на улице, он снова нахмурился, постепенно
замедлил шаг и остановился, явно не желая идти туда, куда
был послан. Мимо протекал плотный людской поток, в спину
и бока толкали чужие локти, били по ногам тяжелые сумки.
— Чего стал, заснул, что ли!
— Да видать пьяный...
Недоброжелательность озлобленных жизнью сограждан
не удивила Фоменко — коренного жителя Тиходонска, но
придала его мыслям определенное направление.
Он целеустремленно зашагал вперед, и тягостные раз­
мышления вытеснила из головы поставленная самому себе
задача. Через несколько минут он свернул с центральной
улицы, юркнул в проходной двор и оказался у тыльной
стены неказистого овощного ларька. Постучав условным
образом, был впущен, толстая продавщица в грязно-сером,
а на животе черном халате сноровисто щелкнула задвиж­

352
кой, извлекла из закутка початую бутылку водки, сходила за
стаканом, заодно прихватив яблоко и крупную морковку.
— Что я тебе, кролик?
Фоменко залпом выпил стакан, промокнул несвежим
платком губы, надкусил яблоко. Порывшись в карманах,
протянул мятую пятерку.
— Не надо, зачем, что я — обеднею, — замахала руками
продавщица, но он сурово отрезал:
— Уголовный розыск на халяву не пьет!
Выйдя на воздух, он доел яблоко, чувствуя, как рас­
плывается по телу приятное тепло, негромко, с удивлением
сказал:
— Ну дает! Руками одного сотрудника собрать комп­
ромат на другого, столкнуть их лбами, а самому остаться
в стороне...
Он далеко зашвырнул огрызок, подумал.
— Ну что ж, каждый за себя... Мне три года до выслуги...
Так что кто не спрятался — я не виноват!
Уже не задумываясь над всякими глупостями, Фоменко
добрался до фирменного косметического салона ”Локон”,
но Строевой на работе не было, администратор пояснила,
что она больна.
Заглянув в записную книжку, он отправился к ней домой.
В это время Вера Строева, сидя в глубоком кресле,
разговаривала по телефону.
— Не могу ничего делать... Руки, ноги дрожат, тоска
смертельная... Нет, какой бюллетень, просто договори­
лась... Людка будет только рада — перебьет моих клиен­
тов... Знаешь, сколько я теряю каждый день? Да, это прави­
льно... Деньги — дело наживное, а нервные клетки не вос­
станавливаются... И вообще — в перспективе тюрьма...
Она истерически рассмеялась.
— Да водили меня к адвокату, даже к двум... Один весь
такой из себя правильный, говорит: ”Характеристики собе­
рите, дело давнее, будем добиваться условного осуждения...”
Она переложила красную трубку с белыми кнопками
цифрового набора в левую руку, а правой налила в рюмку
коньяк из стоявшей рядом на журнальном столике наполо­
вину опорожненной бутылки.
— Представляешь! Все грязное белье наизнанку! И Со­
фка послушает, и Мишель, и заведующий... А второй —
ушлый жук, тот посоветовал от всего отпереться — я не я,
хата не моя!
Строева осторожно, чтобы не расплескать, поднесла
рюмку к губам, сделала несколько маленьких глотков.
12 Вопреки закону
353
 — В том-то и дело — и протокол подписала, и на даче
этой проклятой все показала, и фотографировали там меня
со всех сторон... А он говорит: ”Наплюй, сама на них
жалуйся, дескать, заставили, обманули...”
Она медленно допила коньяк, заинтересованно прильну­
ла к трубке.
— Тоже так советует? А кто он, этот твой приятель? Ах
вот оно что. Два раза, говоришь? А за что? Да, они лучше
юристов знают, на собственной-то шкуре... Только чего же
он от своей фарцовки не отрекся, если такой умный? Вот
то-то и оно! Все умные, пока на хвост не наступят...
Строева разочарованно скривилась и собралась опять
наполнить рюмку, но в дверь позвонили.
— Кто-то пришел, пойду открою. Не знаю, может, Ми­
шель... Я ему ничего не говорила и не знаю, с какого боку...
Ну ладно, пока!
Она взглянула в зеркало, провела щеткой по волосам
и открыла дверь. На пороге, приятно улыбаясь, стоял Фоме­
нко. Улыбался он через силу, это была вынужденная маска
при входе в чью-нибудь квартиру после того случая, когда
он почти до обморока напугал хозяйку, принявшую его за
уголовника.
— Вы к кому?
— Здравствуйте, Вера Сергеевна. Уголовный розыск,
капитан Фоменко, — с той же сахарной улыбкой оператив­
ник поднес удостоверение к лицу Строевой. Та попятилась
в комнату и обессиленно опустилась на диван. Захлопнув
дверь, Фоменко вошел следом.
— Ну я же уже все рассказала, зачем вы хотите опять
меня мучить? Этот ваш Сизов вытрепал мне все нервы!
Она заплакала.
— Я больная, лежу пластом... Я вскрою себе вены... Ну
что ты лыбишься, как идиот!
В бессильной ярости Строева затопала ногами.
— Да что ты орешь, в натуре, — Фоменко на миг
забылся, и тут же глаза его прищурились, сморщилась кожа
на лбу, губы угрожающе скривились, голос разнузданно
задребезжал: — Тебе помочь хотят...
Строева громко икнула, но он уже взял себя в руки
и загнал внутрь блатную маску, некстати проступившую на
заинтересованно-сосредоточенном лице сотрудника уголов­
ного розыска. Впрочем, он нередко забывал, какое лицо
у него настоящее, а какое — маска.
— Я же по поручению... Начальник увидел, как вы
плакали в коридоре и поручил спросить, не применял ли

354
Сизов недозволенных методов... Может, он вас пугал, мо­
жет, не дал прочесть протокол?
Строева мгновенно перестала плакать.
— Так вы что, своего следователя проверяете?
— Ну да, — Фоменко снова расплылся в сладенькой
улыбке. — Вы не похожи на преступницу, хорошо работаете
— я видел фотографию на Доске почета... Никаких изоб­
личающих вас улик... Начальник подумал, что Сизов заста­
вил вас признаться в том, чего вы не совершали! Вот
и послал меня разобраться.
— Ну и ну! — протянула парикмахер, нащупывая на
столике сигареты. — Конечно, пугал!
Она щелкнула зажигалкой, прикурила.
— Под суд, говорит, отдам! И сигаретами шантажиро­
вал...
Статуэтка нервно отбросила пачку.
— Отпечатки пальцев вроде бы снимал...
Фоменко согнал улыбку, с напряжением удерживая ней­
тральное выражение лица.
— Отпечатки пальцев действительно фиксировались, но
сравнить их оказалось не с чем: те, которые были на пудре­
нице, оказались утраченными.
Строева резко вскочила с дивана и принялась быстро
ходить по комнате.
— Значит, на пушку взял! — она глубоко затянулась. —
А я, дура, поверила! Да я такую жалобу... Я до самых
верхов дойду! Теперь не те времена!
”Ну и стерва! — подумал опер. — Клейма ставить негде,
а туда же — права качать!” А вслух сказал:
— Начальник поручил мне принять у вас жалобу,
так что идти никуда не надо, можете прямо сейчас и на­
писать.
— И напишу! — мстительно пообещала Статуэтка. —
Я такое напишу! Бумага есть?
Фоменко достал из папки бумаги, ручку, положил на
столик, рядом с бутылкой, сглотнул.
— А как писать-то?
— Почем я знаю? — неожиданно грубо сказал опер. —
Как было, так и пишите!
”Еще не хватало, чтобы я тебе диктовал на товарища! —
мелькнула гневная мысль. — Что у меня, совсем совести
нет?”
Строева медленно начала писать, старательно обдумы­
вая каждую фразу. Фоменко прошелся по комнате, подошел
к окну.

355
 ”Много неприятного приходилось делать на этой соба­
чьей работе, но такого противного еще не было, — думал
он. — Хотя, если разобраться, то и ничего особенного! Она
все равно бы отперлась и стала жаловаться, не сегодня, так
завтра, добрые люди присоветуют... Какая разница —
я к ней пришел или кто другой... Прислали бы Веселовского
— еще хуже, он бы ей такую бумагу составил! А я что —
пусть пишут всякую галиматью, они все пишут. Сизову это
как с гуся вода...”
За окном на балконной веревке хлопало по ветру кружев­
ное белье хозяйки. В другое время мысли Фоменко обязате­
льно приняли бы вполне определенное направление. Но
сейчас этого не произошло. В душе оперативника шевели­
лось то ли неведомое, то ли давно забытое чувство.
”А ведь Сизов бы не пошел на товарища компру соби­
рать... Да ему бы никто и не предложил такого!” И тут же
возразил сам себе: ”Потому что авторитет. Сам генерал
у него когда-то стажировался. Конечно, тогда легко быть
принципиальным! А приказал бы Мишуев Губареву...”
Не спрашивая разрешения, он закурил.
”Губарев бы тоже не пошел, шум бы поднял, стал бы
рапорт писать... Потому что пацан еще, жизни не знает,
жареный петух его не клевал... Вот и слушается Сизова, его
умом живет...”
Сзади звякнуло стекло о хрусталь.
”Сука! Не может потерпеть. Ладно, каждый на своем
месте, а я за всех не ответчик. Скоро эта дрянь закончит?”
Он не оборачивался до тех пор, пока за спиной не
прозвучал деловитый вопрос:
— А подписываться как?
— Имя. Отчество. Фамилия. Место работы. Адрес. Да­
та. — С отвращением выплевывал он. — Все!
Статуэтка заметно повеселела. Подписав бумагу, она
в очередной раз наполнила рюмку, потянулась.
— Хотите выпить, капитан? — пухлые губы сложились
в обещающую улыбку. — Теперь можно и расслабиться.
Даже без грима, просто в домашнем халате она выгляде­
ла весьма эффектно. И круглые, неплотно сдвинутые колен­
ки... Фоменко сглотнул вязкую слюну.
— Милиция на работе не пьет, гражданка Строева, —
с трудом выдавил он, стараясь казаться презрительным
и небрежным. — Не говоря уже о всяких там ”расслаблени­
ях”.
Последнее слово удалось произнести с явной издевкой.
Строеву покоробило.

356
 Если бы сегодня утром кто-то сказал, что при столь
удачно складывающихся обстоятельствах он произнесет по­
добную фразу и скривится, будто обнаружил в обеденной
тарелке кусочек кошачьего дерьма, капитан Фоменко этому
бы не поверил. Уходя, он сильно хлопнул дверью.
Занеся заявление Строевой начальнику отдела, Фоменко
под вымышленным предлогом покинул Управление и, при­
дя домой, напился вдрабадан. Впрочем, такое случалось
с ним и раньше, правда, нечасто.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Комната изрядно заросла мохом и паутиной. Старик,
который практически только ночевал здесь, уже несколько
месяцев откладывал генеральную уборку ”на потом”, но
посещение берлоги Поликарпыча заставило взяться за веник
и тряпку. Не хотелось хоть в чем-то походить на одича­
вшего коллегу, бывшего коллегу. Отставного коллегу. Си­
зов будто пробовал на вкус это словосочетание, невольно
примеряя к себе. Отставного. Он же остался сыщиком, не
спился, не опустился и дела не забыл, помог...
Игнат Филиппович выкрутил тряпку, отжимая бурую
воду. Слова. Бывший и есть бывший. Списанный охотничий
пес. Умеющий идти по следу, поднимать зверя, гнать его,
преодолевать сопротивление и, вцепившись в глотку, при­
жимать обессиленного к земле. Больше ни на что не годный,
тоскливо грызущий собственный хвост в запущенной ком­
натенке блочного вольера.
Мысль об уходе в отставку, настолько часто посещавшая
Сизова в последнее время, что он начал постепенно с ней
смиряться, сейчас стала остро угнетать. Может быть, от­
того, что после сегодняшнего разговора с Мишуевым перс­
пектива дальнейшей службы определилась предельно чет­
ко...
Начальник отдела вызвал его через секретаря — это
было верным признаком того, что разговор предстоит не­
приятный.
— Ознакомьтесь, — размашистым движением подпол­
ковник бросил на стол заявление Строевой. Сесть он не
предложил. Когда обескураженный холодным приемом че­
ловек стоя читает кляузу на самого себя, у него обязательно
должно шевельнуться чувство вины.

357
 Сизов тоже неплохо знал оперативную психологию.
Подчеркнуто неторопливо он выдвинул стул, основательно
уселся, также неспешно извлек из внутреннего кармана пид­
жака очки, которыми обычно пользовался при длительной
работе с документами, протер стекла, надел и лишь после
этого придвинул к себе заявление.
Мишуев внимательно следил за его лицом. Но Старик
еще из фэзэушного детства вынес правило: никогда не про­
являть боли, растерянности, страха. Особенно перед тем,
кто стремится тебе их причинить. Удар, не вызвавший
стона, слез или хотя бы болезненной гримасы, кажется всем,
в том числе и самому ударившему, вдвое слабей, чем был на
самом деле. И уже поколеблена уверенность врага в своем
превосходстве, а значит, снизились шансы на победу и самое
время сделать ответный ход...
Когда-то гражданин Прищепа по кличке Скелет, улучив
момент, ширнул его из-под руки в бок толстым шилом,
которым до этого уже приколол трех человек, и вырвав­
шись, отскочил в сторону, впившись жадным взглядом
в ”портрет” ненавистного опера... Не находя ожидаемых
признаков тяжелой раны, он запаниковал, недоумевающе
уставился на круглое острие, испачканное кровью и покры­
тое коричневым слоем печеночной ткани, промедлил и упу­
стил момент, пока Старик возился в кармане со вмиг ста­
вшим тугим предохранителем. Только щелчок вывел Скеле­
та из оцепенения, он шагнул было вперед, но поздно — сил
вынуть руку не было, и Старик жахнул прямо через плащ...
Дочитав заявление, Сизов равнодушно положил его об­
ратно.
— Что скажете? — напористо спросил Мишуев.
— Ее право. В таких случаях каждый второй жалуется.
И ответ майора прозвучал равнодушно. Мишуева это
несколько сбило с толку, но по инерции он продолжал с тем
же напором:
— Зря вы так легкомысленно относитесь к этому. Напи­
шите подробное объяснение, и я направлю материал в инс­
пекцию для проведения тщательной проверки, — и, преодо­
лев что-то в себе, после чуть заметной паузы добавил:
— А вас пока придется отстранить от дела.
Сизов пожал плечами.
— Не смешите людей, товарищ подполковник. Строева
сдала нам подозреваемых — Зубова и Ермака. Они уже
месяц не появляются дома, есть данные, что прячутся в го­
роде. Губарев отрабатывает их связи. Считаю необходи­
мым подключить ему в помощь Фоменко.

358
 Мишуев почувствовал, что теряет инициативу.
— Это другая тема. А что все-таки можете сказать по
жалобе?
— Строева дала подробные, в деталях показания — это
раз. Показала все на месте происшествия — это два. Пудре­
ницу опознали ее мать и подруга — это три. Калмыков
изобличил на очной ставке — это четыре...
— Точно, Калмыков! — Мишуев подскочил в кресле. —
Я вспомнил этого шоферюгу. Только фамилия вылетела!
Но и Строева с пудреницей, и Калмыков — из далекого
прошлого. Имеют они отношение к ”Сицилийцам”? Если
отбросить ваши фантазии — никакого. Зато ко мне все
имеет самое прямое отношение. И время выбрано удачно!
— подполковник говорил еще спокойно, но чувствовалось,
что это удается ему с трудом.
— Не понял, — губы Старика сжались в жесткую линию.
— Сейчас мне совершенно не нужны осложнения. А тут
мышиная возня вокруг старых дел, поиски мнимых ошибок
и упущений... Бывший наставник копает под меня всерьез!
— Вы сами копали под себя, хотя тогда об этом не
думали, — устало отмахнулся майор. — А сейчас старые
факты выплыли, и от них никуда не деться.
— Факты? Где же они? — зло спросил Мишуев. — Где
протокол допроса Батняцкого? Ах, официально он ничего
не сказал? И не скажет: перед воровским законом ”ершом”
выставляться? Черта с два — сразу уши отрежут! Досидит
убийцей! Дальше что? Строева? Противоречивые показания,
жалобы на незаконные методы воздействия. Пудреница?
Поговорит с адвокатом и заявит, что потеряла ее за неделю
до убийства. Калмыков? Он жив и здоров, испугался невесть
чего, об убийстве Федосова не осведомлен! И что остается?
Только ваши домыслы!
— Остаются Зубов и Ермак! Когда мы их возьмем, даже
вы не сможете называть факты домыслами!
Сизов, прищурясь, в упор рассматривал подполковника,
и тот на миг ощутил себя бестолковым, не знающим дела
стажером, допустившим очередной промах. На импортном
пульте селекторной связи вспыхнула красная лампочка,
и мелодично пропел сигнал вызова: ”уа-уа-уа...” Мишуев
поднял трубку, ткнул пальцем в клавишу соединения с де­
журной частью и сразу же напряженно застыл.
— Когда он это сообщил? Кто-нибудь знакомился с те­
лефонограммой? Как нет, когда половина управления о ней
знает! — закричал Мишуев, давая волю раздражению, кото­
рое долгое время загонял внутрь. — Ни черта не соблюда­
ете режим секретности! Будем наказывать!

359
 Он с силой бросил трубку, резко развернулся к Сизову.
— Два часа назад Веселовский сообщил по ”ВЧ”, что
отпечаток пальца в машине оставлен Зубовым! А Ермак —
его ближайший друг и постоянный подельник! Если вы
узнали об этом раньше меня — дежурный будет наказан за
халатность и ротозейство — все равно непонятно, к чему
городить огород со Строевой и Калмыковым? Неужели так
велико желание закопать непосредственного начальника?
Мишуев улыбнулся с нескрываемой издевкой.
— Ай-ай-ай, бывший наставник, нехорошо! Учили-то вы
меня совсем другому...
Сизов некоторое время молчал, с прежним прищуром
глядя на подполковника.
— Жаль, что так ничему и не научил. Порядочность
и честность не привьешь, но и элементарной оценке обста­
новки не выучил. Какая разница, кто вышел на ”Сицилий­
цев”? Главное — что они расскажут про Яблоневую дачу,
и ты провалишься в ту яму, которую сам для себя копал!
Хотя Мишуев не обратил внимание на сизовское ”ты”,
он уже не чувствовал себя стажером.
— Если расскажут...
— Никуда не денутся. Терять-то им нечего, — не спра­
шивая разрешения, Сизов встал и вышел из кабинета.
Мишуев смотрел ему в спину, обдумывая решение, кото­
рое только что пришло ему в голову.
— Если расскажут! — повторил он сам для себя и снова
поднял трубку селектора, связываясь на этот раз с началь­
ником Управления уголовного розыска.
— Товарищ полковник! Можете поздравить — Веселовс­
кий дал результат!
— Точно? — Силантьев был известен своей осторожно­
стью, особенно в последнее время. — И что же определилось?
— Один — некто Зубов, ранее судим за хулиганство,
а второй, похоже, его дружок — Ермак.
— Да? — переспросил полковник. — А где они сейчас,
что делают?
— Будем устанавливать, — бодро докладывал Мишуев.
— Веселовский уже вылетел. Он хорошо начал и в ближай­
шее время завершит дело...
— Что-то ты задвигаешь своего ветерана, — после паузы
сказал Силантьев. — Почему он у тебя оказался где-то
в стороне? Пусть составляет план дальнейшей работы...
— Сизов выработался. Копается в старых делах, наворо­
тил тут всякого, — Мишуев скривился, и голос у него стал
досадливым и слегка обиженным. — Авторитетов не при­

360
знает, жалобы идут... Считаю, надо отстранить его от этого
дела.
Силантьев тяжело дышал в трубку.
— Я же вышел на неделю — и обратно в госпиталь, —
наконец проговорил он. — Так что эти вопросы решай
с Крутилиным.
Он опять замолчал.
— Или с Семеном Павловичем. Сам знаешь, как генерал
к нему относится...

Сизов закончил уборку, спрятал в шкафчик швабру,

сполоснул и вынес на балкон ведро, включил чайник.
Он зашел к Силантьеву сразу после разговора с началь­
ником отдела и услышал последнюю фразу, хотя вначале
и не понял, как и к кому относится генерал. Доложив
обстановку, попросил подключить весь отдел к розыску
Зубова, но Силантьев стал пространно рассказывать о своем
здоровье, сказал, что ложится в госпиталь, а поставленные
вопросы решит его боевой зам — подполковник Игнатов.
— А лучше всего — определяйтесь в отделе, с Мишу­
евым, — посоветовал он. — В конце концов это его участок
работы, вот и пусть пашет.
Здесь полковник дружески подмигнул.
— Он ведь молодой, а нам, старикам, и на покой пора...
До выслуги Силантьеву оставалось два года. Неужели
рассчитывает весь этот срок не принимать решений? Кстати,
вполне реальный вариант. Если, конечно, опереться на кого-
нибудь молодого, энергичного, тщеславного, который мо­
жет тянуть воз по собственной инициативе и не просить
указаний, а действовать по своему разумению. И кого мож­
но подставить как козла отпущения при любой неудаче...
Старик понял, с кем и о ком говорил только что по
селектору начальник УУР.
— Значит, с Мишуевым? — переспросил он. — Ну ладно,
разберемся!

Сидя в малогабаритной кухне хрущевской пятиэтажки,

Сизов потягивал крепкий чай, размачивая в чашке куски
рафинада и печенье. Пока Галчонок жила с ним, он этого не
делал. Зато теперь можно как угодно наслаждаться свобо­
дой. Не дергаться на дежурстве, выбирая время и находя
машину, чтобы смотаться домой. Да и в обычный день, если
подопрет и задержишься допоздна, можно спокойно перено­

361
чевать в кабинете. И никаких тебе недовольств, обид, скан­
далов. И нет дурных мыслей во время командировок. И мо­
жно врезать сто пятьдесят или сколько душа примет, если
охота придет. И сейчас макай печенье в чай и не услышишь
язвительных замечаний.
В конце концов можно собаку завести, чтоб не одному
все время. Выйти на пенсию и завести. Бросить к чертовой
матери все и отдыхать. А по вечерам патрулировать окре­
стности — парк, лесополосу, кладбище, там шпана пошали­
вает... Но вначале надо этих сволочей взять... Задания даны,
нужные люди ориентированы, но те, подлецы, забились
в какую-то нору, пережидают. Вылезут, суки, никуда не
денутся.
Старик налил вторую чашку чая.
Утром следующего дня Сизова вызвал Крутилин. В при­
емной он столкнулся с Веселовским, тот уже выходил из
кабинета полковника, и вид у него был победный.
— Как живете-можете, Игнат Филипыч? — с небрежной
легкостью спросил он. — Скоро будем брать ”Сицилийцев”,
готовьтесь!
Если это была шутка, то на серьезный лад.
У Крутилина находился Мишуев, сидел за приставным
столом, нервно вертя в пальцах красивую импортную ручку
с электронными часами.
Полковник просматривал бумаги, зажатые в скоросши­
вателе с синей картонной обложкой. Подняв голову, кивнул
вошедшему, указал на стул и перевернул очередной лист.
Сизов сел напротив Мишуева, положил перед собой
потертую кожаную папку, на которую подполковник поко­
сился с некоторой тревогой. Несколько минут в кабинете
царила тишина. Наконец, Крутилин перевернул последнюю
страницу досье.
— Так, — он поднял голову и перевел тяжелый взгляд
с Сизова на Мишуева и обратно. — Подделка подписи — это
полная... — он сдержался. — Полная ерунда. Безрезультатная
поездка — тоже. Из рапорта видно, что определенная инфор­
мация получена, хотя официальных показаний этот, как там
его, не дал. Жалоба парикмахерши... Ладно, об этом потом.
А сейчас скажите-ка мне, майор, на каком основании вы
работаете с людьми, проходящими по старым делам? Вызы­
ваете их, допрашиваете, воспроизводите показания на месте?
Мишуев старательно закивал.
— Они ведь никак не подстегивают к розыску ”Сицилий­
цев”? — продолжал Крутилин. — Значит, ваши действия
незаконны.

362
 Сизов распустил разболтанную ”молнию”, порылся под
настороженным взглядом Мишуева в кожаном нутре, оты­
скал и извлек бланк областной прокуратуры с отпечатан­
ным текстом и размашистой подписью Трембицкого, про­
тянул полковнику.
— Вот письменное задание следователя, которое я выпо­
лнял.
Крутилин внимательно прочел документ, взглянул на
Мишуева.
— Почему я ничего не знаю? — раздраженно спросил
тот. — Я никаких заданий следователя не визировал!
— В данном случае ваша виза не требуется, — спокойно
пояснил Сизов. — Я вхожу в оперативно-следственную
группу, созданную совместным приказом прокурора об­
ласти и генерала. Трембицкий — руководитель группы.
В качестве такового он напрямую дает задания всем членам
бригады.
Мишуев открыл рот и снова закрыл. Крутилин посмот­
рел на него, усмехнулся и захлопнул досье.
— Теперь по сути жалобы и о результатах вашей работы.
Рука Сизова снова нырнула в папку, и на свет появились
сразу три документа. Старик по одному выложил их перед
Крутилиным.
— Рапорт. Установочные данные фигурантов розыска.
План оперативно-розыскных мероприятий, — коротко ком­
ментировал майор, не глядя на начальника отдела особо
тяжких. — А по жалобе чего говорить — и так все понятно.
На каменном лице Крутилина промелькнула тень ин­
тереса. Он взял бумаги, внимательно посмотрел на Сизова,
потом не менее внимательно на Мишуева. Тот не сводил
глаз с авторучки, будто считал выпрыгивающие на элект­
ронном циферблате секунды.
Полковник погрузился в чтение. В кабинете наступила
тишина. Дочитав, Крутилин задал Старику несколько воп­
росов, которые выдавали в нем профессионала, глубоко
знающего сыскное ремесло, пометил что-то на календаре,
взвесил на ладони мишуевский скоросшиватель.
— Хемингуэя читали? — неожиданно спросил он. —
Про корриду?
Подполковник ошарашенно пожевал губами.
— Давно когда-то... Студентом.
— Что там главное? — Крутилин слегка подбросил
синюю папку, будто давал понять, что в ней и кроется ответ.
Мишуев хмуро покачал головой.
— Не помню. Когда это было...

363
 — Главное — последний удар! — выпуклые льдистые
глаза азартно блестели. — Все остальное: танцы перед
быком, пики в загривок, взмахи плаща — это подготовка.
Без завершающего выпада — обычный балаган, которому
грош цена!
Мишуев недовольно дернул подбородком.
— При чем здесь коррида?
— А при том! — полковник еще несколько раз подбросил
скоросшиватель, уронил на стол и прихлопнул ладонью. —
Можно планировать, докладывать, отчитываться, заверять,
и хрен всему этому цена! Надо задержать преступника,
и тогда становится ясно: кто прав, кто виноват, кто умный,
кто дурак, кто правильно работал, кто нарушал, кто пахал,
а кто болтал...
— Товарищ полковник! — оскорбленно встрепенулся
Мишуев.
Крутилин небрежно толкнул досье, оно прокатилось по
полированной поверхности, скользнуло за край, Мишуев
с трудом успел поймать. Движение получилось суетливым
и каким-то судорожным.
— Вот здесь, — полковник также небрежно ткнул паль­
цем в синюю обложку. — Нет ничего про то, как взять
”Сицилийцев”. А здесь все именно про это, — он за уголок
поднял схваченные скрепкой листки Старика. — В связи
с этим возникает вопрос о двух подходах, двух методах
работы, — продолжал Крутилин.
Мишуев вновь считал секунды.
— Кстати, вы не изменили мнения о дальнейшей ор­
ганизации розыска? — голос полковника приобрел опасную
мягкость.
— Нет. Пусть Веселовский заканчивает свою работу, —
не отрываясь от электронного циферблата, — сказал Мишу­
ев. Он знал, на что идет, и ожидал вспышки, но неожиданно
в глазах Крутилина появилось новое выражение.
— Что ж, это даже интересно.
Полковник откинулся на спинку кресла, тональность
голоса изменилась на обычную.
— Проведем эксперимент, какой подход правильней...
И сделаем соответствующие выводы... Чтобы никто не
упрекнул нас в субъективизме, — вслух размышлял Крути­
лин. — Действуйте, товарищ подполковник, руководите пе­
рспективными сотрудниками, товарищами Веселовским
и Фоменко.
Мишуев понял, что Крутилин издевался, хотя ни в голо­
се, ни во взгляде это не проявлялось.

364
 — А вы, майор, работайте по своему плану, — повернул­
ся Крутилин к Старику. — Докладывайте лично мне, воз­
никнут проблемы — ко мне. Короче — замыкайтесь непо­
средственно на меня. Такое, значит, устроим соревнование...
Полковник улыбнулся Мишуеву, приглашая того к от­
ветной улыбке.
— Кто первый прищемит хвост этим гадам... А задержа­
нием в любом случае руковожу я. Договорились?
Улыбка мгновенно исчезла.
— Вопросы есть? Нет? Работайте!

Когда разыскиваемые известны, их рано или поздно

находят. Принято считать — чем раньше, тем лучше. Но
в данном случае Мишуев придерживался противоположного
мнения.
С его подачи Силантьев доложил на оперативном сове­
щании о крупном успехе отдела особо тяжких: личности
”Сицилийцев” установлены, при этом отличился Веселовс­
кий, ну, и, конечно, начальник отдела. Само собой, отблеск
славы падал и на руководство уголовного розыска, поэтому
и Силантьев удостоился похвалы генерала.
По имеющимся данным, Зубов и Ермак находились
в городе, несколько раз их видели то в одном, то в другом
притоне. ”Сицилийцев” объявили в местный розыск. Все
органы и подразделения внутренних дел области получили
их фотографии и соответствующие ориентировки. В любой
момент инспектор ГАИ или участковый, оперативный рабо­
тник или постовой, сотрудник патрульно-постовой службы
или младший инспектор из ”взвода карманных краж” мог
обнаружить и опознать преступников. Для областного уго­
ловного розыска дело было практически окончено. Мишуев
с достоинством принимал поздравления коллег и ждал при­
каза об откомандировании на учебу.
И хотя логическим завершением операции могло стать
только задержание ”Сицилийцев”, Мишуев не торопил этот
момент, напротив, надеялся, что ”последний удар” будет
нанесен уже в его отсутствие: спокойней, если эти псы
начнут болтать про Яблоневку... Не попадешь под горячую
руку — вполне можешь и уцелеть, а за несколько лет все
забудется... Правда, Москва не на другой планете, если
захотят — достанут и там... Другое дело, захотят ли до­
стать... По-настоящему захотят ли? Ведь проще просто­
го посотрясать воздух, метнуть пару молний в отсутст­
вующего и этим ограничиться. Формально комар носа не

365
подточит... Силантьев так и сделает. Да и Павлицкий —
мужик не кровожадный, к тому же скандальные разоблаче­
ния в областном аппарате ему совсем ни к чему. А вот этот
Бульдог да чертова Сыскная машина...
Мишуев не поддавался тягостным размышлениям, дер­
жался бодро и уверенно, часто высказывался в пользу ста­
бильности и взвешенного подхода к решению кадровых
вопросов, отстаивал идею выдвижения местных сотрудни­
ков, знающих обстановку и людей лучше, чем пришлые
чужаки. Если кто-то из коллег спрашивал, как дела в отделе,
отвечал, что все ”о’кей”.
В действительности отдел особо тяжких будто трещина
рассекла. Веселовский и Фоменко не заходили в семьдесят
восьмой кабинет, Сизов и Губарев обходили их восемьдесят
третий. При встречах Веселовский здоровался холодно и не­
сколько свысока, а Фоменко буквально корежился, выдав­
ливая слова приветствия, при этом лицо его страдальчески
кривилось и глаза убегали в сторону.
Обмена информацией между парами сыщиков практи­
чески не было. Веселовский докладывал собранные данные
Мишуеву, тот, исполняя приказ, представлял их Крутилину,
полковник доводил до Старика. В свою очередь Сизов
вначале знакомил с добытой информацией Крутилина, по­
сле чего представлял начальнику отдела.
Обзорную справку по личностям ”Сицилийцев” майор
тоже принес Крутилину.
— Зубов Анатолий, тридцать один год, две судимости,
квартирная кража и хулиганство, отбыл четыре года, зло­
стно нарушал режим содержания, к представителям адми­
нистрации относился враждебно, на путь исправления не
встал, — вслух читал полковник. — После освобождения
несколько раз проходил по уголовным делам, прекращен­
ным за недоказанностью... Вину никогда не признает, при
задержаниях оказывает сопротивление. Дерзок, агресси­
вен... Склонен к побегам при конвоировании.
Крутилин поднял от бумаг тяжелый взгляд.
— Не подарок!
И продолжил чтение:
— Ермак, тридцать лет, преступления совершал совмест­
но с Зубовым, отбыл три года. Лжив, поддается чужому
влиянию, истеричен... Во время развода на работу в ИТК-7
демонстративно вскрыл себе вены. Дерзок, злобен, мстите­
лен, кличка Псих. Поведение труднопредсказуемо...
Полковник выпятил подбородок, провел ладонью, будто
проверяя, не зарос ли за день.

366
 — Один другого стоит... А ведь они, пожалуй, не сдадут­
ся. Как думаете, Игнат Филиппович?
— Смотря кто брать будет, — криво улыбнулся Старик,
и Крутилин ответил точно такой же понимающей улыбкой.
— А ведь Старик и Бульдог схавают их вместе с костя­
ми. Как думаешь?
Сизов впервые услышал свое прозвище в официальной
обстановке. И впервые полковник проявил осведомленность
о том, как называют за глаза его самого.
— Конечно, схаваем, — дернув щекой, подтвердил
майор.
— Значит, вдвоем и пойдем, — раздумчиво проговорил
Крутилин. — Разве что Лескова в прикрытие поставим, на
всякий случай... Он тоже крутой парень!
Полковник оживился.
— Знаешь, что он выкинул? Вместо политзанятий прово­
дил метание ножей. Конечно, схлопотал выговор...
Крутилин засмеялся. Впервые Старик видел, как полков­
ник смеялся искренне и от души.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Следующая неделя началась с неожиданностей. Произо­
шло ЧП с Крутилиным. Поздно вечером возвращался до­
мой, в троллейбусе сделал замечание троице пьяных хулига­
нов, те, как водится, вышли следом ”проучить мужика”.
Полковник сшиб одного с ног, закрутил руку второму,
а третий пырнул его ножом в бок. Обычная история, за
исключением того, что потерпевшим в ней оказался замнач
УВД. Впрочем, должность, даже самая высокая, не способна
защитить того, кто без служебной машины и привычного
окружения рискнул путешествовать по ночному городу. Но
холодный клинок воткнулся в тело не просто кабинетного
руководителя, а в матерого сыщика, который ввел для всего
оперначсостава постоянное ношение оружия в свободное
время, для души ловил карманников и за личностные каче­
ства был удостоен клички Бульдог. Это и определило исход
происшествия.
Рывком сломав захваченную руку, Крутилин бросил бес­
чувственное тело на землю, не нарушая инструкцию, расчет­
ливо выстрелил в ногу вооруженному, раздробив вдребезги
коленный сустав, навалился на первого, который начал уже

367
приходить в себя, и, уперев еще горячий ствол ему под
челюсть, втолковывал что-то сквозь зубы до самого приез­
да патрульной машины. Что именно он говорил хулигану,
осталось тайной, но то, что тот обмочился, — достовер­
ный факт, подтвержденный сержантами патруля. Бульдога
лучше не затрагивать — он никому не даст уйти, не чув­
ствует боли и даже мертвый не разнимает страшные челю­
сти.
Зажимая пульсирующую рану, Крутилин отдал несколь­
ко распоряжений, поставил на предохранитель и сдал стар­
шему патрульной группы пистолет и продержался в созна­
нии до самой операционной.
Операция прошла нормально, и прогноз врачи давали
благоприятный, с обычными, впрочем, оговорками насчет
возможных осложнений. Но на полтора-два месяца полков­
ник выбыл из строя.
В устранении Бульдога Мишуев увидел руку судьбы.
Обязанности замнача переходили к Силантьеву, а тот был
доволен отделом особо тяжких и его руководителем, следо­
вательно, развитие событий вновь становилось планируе­
мым и предсказуемым.
Но грянула вторая неожиданность: звонок в дежурную
часть по каналу ”02”.
— Зуб с Психом у сестры, на Октябрьской, 47, — быстро
проговорил мужской голос. — У них красная ”шестерка”,
сейчас свалят, быстрее.
В трубке щелкнуло, раздались короткие гудки.
Дежурный немедленно передал информацию Силантье­
ву, тот по селектору доложил генералу, одновременно вда­
вив клавишу связи с кабинетом Мишуева, чтобы разговор
был слышен и ему. Ухватив суть происходящего, Мишуев
трижды нажал кнопку с цифрой ”83”. Это был условный
сигнал: срочный сбор. Силантьев еще не договорил первую
фразу, когда в кабинет начальника отдела особо тяжких
вбежал Веселовский, а через несколько секунд неуклюже
ввалился Фоменко, озабоченно устраивающий под мышкой
что-то тяжелое. Оба напряженно застыли, вслушиваясь
в глуховатый голос, доносящийся из-под декоративной ре­
шетки пульта связи.
— Там действительно живет сестра Зубова...
Адрес Силантьев назвал раньше, поэтому Мишуев напи­
сал его на листке бумаги. Лицо Веселовского выражало
готовность к решительным действиям, Фоменко ежился
и уныло шмыгал носом.
Подполковник протянул листок Веселовскому.

368
 — Берите мою машину, Песцов внизу, во дворе. И это...
Оружие держать наготове и применять смело, хватит с нас
похорон!
Оперативники выскочили в коридор.
— ...прервал разговор, поэтому личность его неизвест­
на... — заканчивая доклад, осторожный Силантьев добавил:
— Так же, как и достоверность сообщенной им инфор­
мации.
— План действий? — резко спросил Павлицкий.
Силантьев замешкался с ответом.
— Мишуев в курсе? — так же резко спросил генерал.
Начальник отдела особо тяжких включился в разговор.
— Я уже послал группу, товарищ генерал, — ровным
голосом сообщил он. — О результатах сообщу немедленно.
Генерал любил краткость и деловитость.
— Кто выехал? — голос Павлицкого стал мягче.
— Веселовский, Фоменко, Песцов. Старший — Веселовс­
кий.
— Справятся? — с сомнением спросил генерал.
— Обязательно! — без запинки ответил Мишуев. Он
знал, что генерал не терпит сомнений, неуверенности и коле­
баний.
— А где Сизов? Почему его не задействовали?
Теперь замешкался Мишуев, но только на мгновение.
— Веселовский успешно провел этот розыск, пусть он его
и заканчивает, товарищ генерал. У Сизова возраст и вооб­
ще... Должна же быть смена ветеранам...
Павлицкий недовольно крякнул.
— Имейте в виду, за исход операции спрошу персональ­
но с вас. Чтобы не наломать дров, самым тесным образом
привлеките к задержанию Сизова! Он и в своем возрасте
заменит... — генерал бормотнул что-то неразборчивое и от­
ключился.
— Не боись, — подал голос Силантьев. — Веселовский
парень толковый. Да и мы с тобой обмозгуем, если что...
Он помолчал.
— А Сизова задействуй... Опыт-то у него сам знаешь.
И вперед видит... Тем более, генерал приказал... Он ведь
чуть что не так — сразу тебе голову оторвет...
Силантьев тоже отключился. Мишуев распустил узел
галстука, вытер вспотевший лоб.
Крутилина нет, начальник УУР ушел в сторону, оставив
его на острие атаки. С одной стороны, это хорошо: не надо
будет делиться славой... А с другой — не с кем делить
ответственность. К победе все равно примажутся многие,

369
а в случае неудачи придется ответить полной мерой. Неуда­
чу генерал подаст как провал линии Крутилина. Погнался за
дешевым авторитетом, ездил в троллейбусах, ловил кар­
манников, нарвался на нож... А уголовным розыском не
руководил, развалил работу, сбил с толку подчиненных
неверным тезисом об игнорировании опытных кадров в це­
лях так называемого ”омоложения”... И результат налицо.
Надо делать оргвыводы... Большая голова одна не падает,
надо для компании отрубить несколько маленьких. И Сила­
нтьев дал понять, кто в эту компанию попадет...
Мишуев встряхнулся. Рано раскисать! Скорей всего Весе­
ловский прихлопнет этих типов, как мух... Руки у него
развязаны: будут дергаться — перестреляет и дело с кон­
цом. Кстати, самый лучший выход из той давней истории
с Яблоневкой... А подстраховаться не мешает, потому Сизо­
ва пригласим поучаствовать, отчего не прислушаться к вете­
рану...
Старик поднимался из картотеки к себе и на лестнице
столкнулся с бегущими вниз коллегами из восемьдесят
третьего кабинета. Пиджак Веселовского распахнулся, от­
крыв заткнутый за пояс пистолет. Они выбежали во внут­
ренний двор, потом Фоменко вернулся обратно, подскочил
к постовому, нервно сунулся в дежурную часть.
— Где Песцов? Песцова не видели? Какие сигареты,
когда ехать надо? В какой ларек? На углу? — он вымелькнул
на улицу.
Сизов зашел в дежурку.
— Что случилось?
Озабоченный Котов оторвался от регистрационного жу­
рнала.
— Позвонил неизвестный, сказал, что ”Сицилийцы”
в одном адресе. Ваши едут проверять — может, брехня...
— Да нет, не брехня, — Старик зачем-то взглянул на
часы и выругался про себя. Дернул же его черт отлучиться.
Он знал, кто звонил, и информация предназначалась ему,
”02” был запасной вариант...
Песцова Фоменко отыскал у табачного киоска. Тот не
выразил большой готовности ехать, особенно когда узнал
о цели поездки.
— Чего ”Волгу” гонять по таким делам — вон стоит
”УАЗ” и дежурный ”Рафик”! А у меня бензина на донышке,
заправляться надо, — высокомерно втолковывал он опера­
тивнику, с достоинством шагая к Управлению. — Сейчас
переговорю с шефом, он распорядится по-другому...
Но во дворе взбешенный Веселовский схватил водителя
за грудки и пообещал набить морду, после чего тот с неохо­

370
той сел за руль. С задержкой в двенадцать минут ”Волга”
выкатилась на улицу.
— Быстрее! — бросил раскрасневшийся от возбуждения
Веселовский.
Дороги были забиты транспортом, на перекрестках то
и дело возникали пробки.
— Вруби сирену и полный!
”Волга” выскочила на осевую. Пронзительный звук ита­
льянской сирены разгонял маячившие по курсу автомобили.
Проскакивая на ”красный”, Песцов чудом увернулся от
бокового удара, какой-то ”Москвич” протяжно заскрипел
тормозами и юзом развернулся на асфальте.
Промчавшись через центр города, машина свернула на
Каменогорский проспект.
— Выключай, — скомандовал Веселовский, в очередной
раз бросая взгляд на часы. Ехали они восемь минут. Через
три квартала начиналась Октябрьская. Через два. Через
один. Песцов сбросил скорость. ”Волга” уголовного розыс­
ка влилась в общий поток транспорта. Оперативники напря­
женно всматривались вперед вдоль нечетной стороны ули­
цы.
— Черт, людей много...
Фоменко опять возился под мышкой. Теперь тугая кноп­
ка не хотела расстегиваться.
— Вот они, — сказал Веселовский. В конце квартала
человек грузил чемоданы в багажник красной ”Лады”.
— Точно? — голос у Фоменко был сиплый, он откашлял­
ся. Проклятая кнопка, наконец, громко щелкнула. — Чего
делать будем?
Человек захлопнул багажник, обошел машину и сел
рядом с водителем. ”Шестерка” тронулась.
— Сократи дистанцию! — приказал Веселовский. —
Только аккуратно, спрячься вон за тот фургон...
Он одновременно поднял тяжелую трубку рации и мини­
атюрную — радиотелефона.
— ”Эльбрус”, я ”шестнадцатый”, прием, — Веселовский
вызывал дежурную часть, в то же время набирая кнопками
номер Мишуева.
— ”Шестнадцатый”, я ”Эльбрус”, слушаю вас, — сказа­
ла рация. Через секунду в миниатюрной трубке отозвался
голос начальника отдела.
— Нахожусь на Октябрьской, только что от дома сорок
семь отъехала красная ноль шестая, — говорил Веселовский
сразу в два микрофона. — Госномер...
Он вгляделся.

371
 — Г 2744 ТД. В ней водитель и пассажир. На наших
глазах загрузили два чемодана. Движутся по Октябрьской.
Продолжаю вести наблюдение.
— Вас понял, — отозвался дежурный.
— Кто в машине? — спросил Мишуев.
— Пока не видно...
Красный ”жигуль” свернул на Индустриальную.
У третьего светофора прямо перед ним заглох грузовик.
— Ну что, мать их, берем? — по-прежнему сипло спро­
сил Фоменко и щелкнул затвором. — Ты справа, я слева,
а Песцов прикрывает...
— Люди кругом, — процедил Веселовский. — Да и не
подойдем...
Действительно, поток машин с двух сторон обтекал
грузовик и запертую им ”шестерку”.
— А я это... Без оружия, — осторожно промямлил
Песцов.
— Заткнись! — рыкнул Веселовский. — Давай вперед,
мимо них...
Водитель ”шестерки” выворачивал руль, газовал, отча­
янно сигналил, пассажир жестикулировал и что-то выкрики­
вал. Напрасно: никто не давал им выехать из ряда, никто не
уступал дороги.
”Волга” прошла совсем рядом.
— Ну?! — выдохнул Фоменко.
— Они! Зубов за рулем, Псих рядом, — произнес Весе­
ловский в оба микрофона.
— ”Сорок пятый”, я — ”Эльбрус”, — раздалось из
рации. — Запишите адрес в вашем квадрате: Степная, сто
пять, Марциев — владелец автомобиля ”Жигули” красного
цвета, номер Г 2744 ТД. Проверьте, где он сам и где его
машина. Как поняли?
— ”Эльбрус”, вас понял, — отозвался грубый голос
”сорок пятого”.
— Доложить немедленно. ”Шестнадцатый” слышит?
— Слышу, — сказал Веселовский и, не оборачиваясь,
обратился к Фоменко:
— Поставь на предохранитель, а то засадишь мне в спи­
ну.
— А ты сбавь скорость, пусть обгонят, — приказал он
Песцову.
Веселовский будто смотрел со стороны и явно нравился
сам себе. Страх прошел, только некоторое напряжение, но
мысль ясная, задача понятна и, главное, азарт, от которого
легко всему телу... Он умело командовал и чувствовал, что

372
это получается, правда, плохо представлялась сама развяз­
ка, но главное ввязаться, а там видно будет.
— Вот они, сволочи, — прошептал Фоменко.
Машина ”Сицилийцев” скользнула мимо и свернула
в сторону Южного шоссе.
— Держись на хвосте, но не особо близко, — уверенно
скомандовал Веселовский и поднес к губам изящную трубку
радиотелефона.
— Они идут на юг, товарищ подполковник, рвут из
города. На КП ГАИ буду задерживать. Дайте команду
поставить там заслон. И группу резерва надо бы подтянуть.
— Сейчас организуем, — сказал Мишуев. — Вы там
смотрите... Таких зверей вам еще брать не приходилось.
Будьте готовы применить оружие. И решительно, хватит
с нас похорон!
Песцов что-то сказал, но на него никто не обратил
внимания. Машина ”Сицилийцев” пробивалась по перегру­
женным улицам к южному выезду из Тиходонска. Метрах
в семидесяти двигалась ”Волга” уголовного розыска.
В сплошном автомобильном потоке они ничем не выделя­
лись.
В кабинете начальника отдела особо тяжких было жар­
ко. Впрочем, может быть, Мишуеву так казалось. Он снял
и повесил на спинку кресла пиджак, распустил, а потом
и совсем сорвал галстук, расстегнул ворот сорочки. Делать
это было неудобно, потому что действовать приходилось
одной рукой, а во второй он держал трубку селекторной
связи.
— Переключай эфир на меня, — говорил он Котову. —
А сейчас соедини с Южным КП ГАИ.
В трубке щелкнуло.
— Южный, лейтенант Сериков!
— Ты в курсе, что на вас выходят ”Сицилийцы”?
Никогда не виденный начальником отдела особо тяжких
Сериков пару секунд посопел в микрофон.
— Никак нет, товарищ подполковник! — опомнившись,
отрапортовал он. — Дежурный передал: задержать машину
27-44 красного цвета. А кто в ней — сицилийцы или армяне
— не сказал...
Мишуев потерял самообладание. Коротко, но популярно
он объяснил инспектору дорожного надзора, кто он есть
такой, какое место занимает в системе органов внутренних
дел, какую пользу можно от него ожидать в деле борьбы
с преступностью и каковы перспективы его дальнейшей
службы.

373
 — Это они убили Мерзлова и Тяпкина! — орал подпол­
ковник, не думая о том, что его слушает вся дежурная
смена. — И тебя... с такой подготовкой расшлепают за
минуту!
— Никак нет, — повторил Сериков, который еще не
знал, что благодаря громкой трансляции прославился на все
Управление. — Мы уже ”Ежа” проверили, приготовили
”КамАЗ” с песком, две патрульные машины подтянули... Не
уйдут, гады!
И решив окончательно оправдаться, добавил:
— Только какой национальности они — не знали, это
наша ошибка...
Мишуев коротко рассмеялся и сдержал готовые вы­
рваться слова. Гнев прошел.
— Сколько вас там? Шестеро? Оружие у всех? Будьте
готовы, чуть что — стреляйте! Чтобы не повторился восем­
надцатый километр...
— ”Эльбрус”, я ”сорок пятый”, — ворвался в динамик
селектора общий эфир. — Хозяина в адресе нет. Жена
сказала — два дня как уехал на машине к брату, в область.
Вчера должен был вернуться, до сих пор нету. Адрес брата
записали...
— Слыхали, товарищ подполковник? — включился Ко­
тов.
— ”Шестнадцатый”, слышали? — в свою очередь спро­
сил Мишуев. — Как там у вас?
— Слышали, — отозвался Веселовский. — Видно, он там
же, где Сероштанов. У нас без изменений. Идем по Индуст­
риальной в сторону моста. Пока отключаюсь.
Мишуев развалился в кресле и расслабился. Что-то он
собирался сделать... В кабинете уже не было жарко. Разряд­
ка наступила после разговора с бестолковым, но судя по
хватке, знающим службу Сериковым.
Пока все шло хорошо, дело двигалось к завершению.
И скорей всего узел семилетней давности развяжут пули
пээмов.
Мишуев успокоился. Он чувствовал, что владеет ситу­
ацией. Значит, выучился, несмотря на скепсис кое-кого. Он
вспомнил, что собирался сделать, и потянулся к клавише
связи с семьдесят восьмым кабинетом. Но не успел нажать
ее, как Сизов без стука распахнул полированную дверь.
”Черт побери, неужели он и правда ясновидец?” — подумал
подполковник, а вслух сказал:
— Дело сделано! Веселовский обнаружил ”Сицилийцев”,
преследует их и вот-вот поставит точку!

374
 Выражение лица Сизова не изменилось. Мишуеву пока­
залось, что он все знает. Мелькнула даже неприятная
мысль, что чертова ”сыскная машина” знает, что будет
дальше.
— ”Сицилийцы” с автоматами? — сразу же спросил
Сизов, и уверенность начальника отдела в том, что он
контролирует ситуацию мгновенно пропала. Это обстояте­
льство он совершенно упустил из виду. Мишуев вновь ощу­
тил себя бестолковым и малоперспективным стажером.
— Пока не установлено, — тоном он дал понять, что все
необходимые меры в этом направлении предприняты.
— Конечно, дело десятое, — хмыкнул Старик и гвоздем
вбил следующий вопрос:
— Где он думает проводить задержание?
— На Южном КП ГАИ. Там уже все готово. И само­
свал, и ”Еж”...
Сизов с досадой махнул рукой.
— Неудачное место!
— Это еще почему?
— Дорога прямая, идет под уклон, просматривается, как
на ладони. Приготовления впереди, машина Веселовского
сзади... ”Сицилийцы” не дураки — возьмут и свернут на
Кольцевую... Надо перегнать самосвал на пятый километр,
там двойной поворот и резкое сужение дороги.
— Не усложняйте. Веселовский знает, что делает. Через
несколько минут он доложит о завершении операции.
— Ну ладно, — Сизов по-хозяйски обошел пульт селек­
тора, ткнул железным пальцем в клавишу с цифрой ”78”,
дождался ответа Губарева.
— Быстро проскочи к сестре Зубова, поговори — какие
вещи были у ”Сицилийцев”, не похоже ли, что они везли
автоматы. О результатах сразу же сообщи на телефон под­
полковника.
Он снова обошел пульт в обратном направлении и сел на
стул. В кабинете начальника отдела наступила тягостная
тишина ожидания.
”Сицилийцы” и машина преследования выбрались на
выездную дорогу. Мощный транспортный поток рассосался
по городским улицам, и на километровом спуске растяну­
лась редкая цепочка покидающих Тиходонск автомобилей.
Между красной ”шестеркой” и ”Волгой” шли белый ”Моск­
вич” и микроавтобус с красной косой надписью ”Лаборато­
рия”. Через восемьсот метров дорогу пересекает Кольцевая
магистраль. Миновав ее, машины выедут на мост, а в кило­
метре за ним вырисовывается силуэт Южного КП ГАИ.

375
Веселовский заметил, что возле него скопились машины,
будто дорогу перекрыли, пропуская транспорт через конт­
рольный коридор. Он еще не успел оценить этот факт, как
красная ”шестерка” вильнула в левый ряд и резко увеличила
скорость. Песцов инстинктивно выскочил из-за передвиж­
ной лаборатории и рванулся следом.
— Зачем?! Засветились же! — зашипел Фоменко.
У Мишуева в кабинете тонко запел зуммер радиотелефо­
на, на пульте вспыхнула зеленая лампочка. Вздрогнув, он
схватил трубку.
— Слушаю! Да! Черт возьми... Что думаешь делать? Ну,
давай по обстановке. Докладывай!
Он сделал переключение на пульт, резко скомандовал:
— Перекрыть Кольцевую на уровне товарной станции!
Подтянуть патрульные машины из центра! Оцепить район,
убрать прохожих!
Сизов привстал со стула.
— Для перехвата надо было подготовить усиленную
группу резерва!
— Группа резерва находится на выезде из города, —
раздраженно сказал начальник. — Кто мог предположить,
что они свернут на Кольцевую!
Подполковник осекся.
— Неужели вы действительно ясновидящий?!
— Да нет. Прогнозы основываются на знании людей
и жизненных ситуаций. А в данном случае все вообще
элементарно...
— Пророки! — зло прищурился Мишуев. — Сколько
развелось пророков... Но одних пророчеств мало. Надо
вносить свой вклад в общую работу. Легко тыкать пальцем
в чужие ошибки... Упущения Веселовского — это и ваш
промах: не подсказали, не сориентировали... Когда я был
опером, а потом начальником уголовного розыска...
Сизов встал.
— Вы сделали все, чтобы сейчас мы ловили ”Сицилий­
цев”. Всю жизнь вы лакировали действительность, гнались
за процентом раскрываемости: девяносто восемь — мало!
Девяносто девять — больше! — он загнул один палец,
второй, третий. — Девяносто девять и девять десятых! Сто!
И на этом дутом проценте делали карьеру, получали благо­
дарности и внеочередные звания!
— Не стройте святого, — отмахнулся подполковник. —
В то время все игрались цифрами. Рапортовать надо было
о том, чего от тебя ждут, а не о том, как обстоит дело
в действительности. И вы тоже ”давали процент”!

376
 — Давал, было дело, прятал кражи, хулиганку. Но убийц
я никогда не отпускал!
— А кто отпускал? Дело Батняцкого вел следователь
прокуратуры, а приговор выносил суд! Как я мог знать, что
он взял чужой ”мокряк”?
Старик скривился, словно от зубной боли.
— Вы просто не хотели этого знать! Спрятав разбойное
нападение на Калмыкова, вы умышленно оставили на сво­
боде Зубова и Ермака, которые уже сделали первый шаг
к превращению в ”Сицилийцев”! И убийство Федосова спи­
сали на этого приблатненного полудурка!
— Что ж я — сам себе враг? — Мишуев был спокоен
и снисходителен.
— Наоборот — в тот период вы стали начальником
уголовного розыска, а потом пошли на повышение в об­
ласть. Врагом вы были для людей, среди которых оставля­
ли развращенных безнаказанностью убийц!
— Интересное рассуждение! Выходит, только врагов
продвигают по службе? Интересно... Значит, Павлицкий,
Крутилин, начальники отделов — враги простых советских
людей? За это и выдвинули? Так получается?
— Брось! — презрительно сказал майор. — Время этих
тухлых провокаций прошло! И не надо за чужие спины
прятаться. Те, кого назвал, — профессионалы. А ты работы
не знаешь, способностей сыскных не имеешь, только на
очковтирательстве и выезжал.
— Как разговариваете? На гауптвахту захотели? — ти­
хим угрожающим голосом проговорил Мишуев.
Сизов взял себя в руки.
— Начальство разберется кого — куда. Наступил мо­
мент, когда на чернухе не выехать. Операция по захвату
”Сицилийцев” не спланирована, сейчас она вышла из-под
контроля. И неизвестно, чем закончится для Веселовского
и других ребят... А что на ”ты” сказал — извиняюсь.
Снова зазуммерил радиотелефон. Мишуев включил
громкую трансляцию.
— Они ушли с Кольцевой, — ворвался в кабинет возбуж­
денный голос Веселовского. — Переехали пути, не доезжая
шлагбаума. Движутся к Восточному шоссе.
Мишуев растерянно молчал. Все летело в тартарары.
Третьеразрядник беспомощно застыл перед доской, на кото­
рой неожиданно осложнилась ситуация. Он вопросительно
смотрел на Сизова.
Губы Старика шевельнулись.
— Отсекайте их от Восточного шоссе и от центра города.

377
 Мишуев продублировал команду дежурному. Несколько
минут динамик молчал.
— Они остановились на выезде из поселка железнодо­
рожников, — по-прежнему возбужденно сообщил Веселовс­
кий.
— Так прихлопните их! — не выдержал подполковник.
— Не приближаться! — одновременно крикнул Сизов.
— Не понял, повторите, — замолчал ”шестнадцатый”.
Мишуев смотрел на Сизова. Тот молчал. Пауза затяги­
валась.
— Стою в ста метрах от ”Сицилийцев”. Жду указаний,
— донеслось из динамика.
— Продолжайте наблюдение. Не приближаться, — уста­
ло сказал Мишуев.
Сизов быстро прошелся по кабинету взад-вперед. Так
мечется по вольеру затомившаяся овчарка.
— Сядьте, — бросил подполковник. Старик сел.
— Они двинулись к водокачке. Иду следом, — доложил
Веселовский и после паузы продолжил:
— Впереди показался патрульный автомобиль. ”Сици­
лийцы” свернули вправо от насыпи, уходят по бездорожью.
Преследую. Связь прекращаю.
Красная ”шестерка” подпрыгивала на ухабах, поднимая
бурые облака пыли. Наперерез ей заходил желтый ”УАЗ”
с включенной мигалкой. Резко завыла сирена.
Фоменко громко откашлялся.
— Молодцы, на нервы давят... Давай и мы?
Веселовский кивнул.
— И фары включи!
Песцов выполнил команду. Пронзительный визг ита­
льянского сигнала наложился на басовитый рев отечествен­
ной сирены. Оперативная ”Волга” с зажженными фарами
и патрульный ”УАЗ” зажимали машину ”Сицилийцев”
в клещи.
В кабинете начальника отдела особо тяжких мигал на
пульте сигнал вызова по городскому телефону, Мишуев не
обращал на него внимания.
— Нажмите, это Губарев, — сказал Сизов и снова
угадал.
Губарев торопился и оттого захлебывался словами.
— У Зубова была сумка — спортивная, в красную клет­
ку! Он не выпускал ее из рук, а когда ставил на пол, там
лязгал металл! Очевидно, автоматы...
— Подожди, подожди, — перебил Мишуев. — Кто-
нибудь из родственников видел оружие?

378
 — Нет. Но что еще там может быть?
— Это уже область догадок, — Мишуев на мгновение
задумался. — Ладно, возвращайся в Управление.
Огоньки вызовов перемигнулись: один погас, тут же
зажегся другой.
Теперь частил словами Веселовский.
— Они бросили машину и спрятались в доме путевого
обходчика! Дом старый, аварийный, в нем никто не живет.
Расположен прямо под железнодорожной насыпью. Два
окна в фасадной стене, одно — в торцевой. Да, еще слуховое
окно с чердака...
Мишуев посмотрел на Сизова. Тот молчал. Казалось,
что он впал в оцепенение.
— Жду указаний, — нервно донеслось из динамика.
Мишуев поднес руку к вороту сорочки, но нащупал уже
расстегнутые пуговицы. Ему показалось, что Сизов насмеш­
ливо улыбается, но усилием воли сдерживает улыбку.
— Надо проявлять больше инициативы! Гоняли, гоняли,
загнали в укрытие и ждете указаний! Разве так проводят
боевую операцию?! — заорал подполковник. И уже спокой­
ней продолжил:
— Окружить дом, вести наблюдение... Сейчас подошлю
патрульные машины с Кольцевой и направлю группу из
райотдела. Руководство операцией по-прежнему на вас! Все!
Губы Сизова снова шевельнулись.
— Оружие?
— Оружия не видно? — послушно повторил Мишуев.
— Нет, — сказал Веселовский и помолчал. — Может,
под одеждой? Или в сумке... Большая, спортивная, в крас­
ную клетку. Чего они ее с собой тягают?
— Меньше фантазируйте, опирайтесь на факты! Что
собираетесь предпринять?
Веселовский опять замолчал.
— Блокировать дом. Через громкоговоритель предложу
им сдаться.
— Предложи... Только вряд ли... Агрессивные психопаты
с непредсказуемым поведением... Они будут ногтями цара­
пать, зубами рвать. Справишься?
— Как-нибудь, — без особой уверенности сказал Весе­
ловский.
— Помни: оружие держать наготове и применять реши­
тельно.
— Помню. До связи.
Огонек на пульте погас. Сизов вышел из глубокой задум­
чивости.

379
 — Надо объявлять ”Тайфун”.
— Зачем? Нашли, выследили, загнали в ловушку, об­
ложили! — с преувеличенной бодростью сказал Мишуев. —
А теперь ставить весь город на уши, поднимать шум, сумя­
тицу и отдавать наши результаты спецроте? Нет, товарищ
майор, надо быть стратегом! Мы сделаем так...
Многозначительно кивнув, будто приглашая поучаство­
вать в единственно правильном решении проблемы, подпол­
ковник ткнул нужную клавишу, подождал соединения и,
подняв трубку, отключил громкую трансляцию.
— Прибрежному райотделу и его начальнику приветст­
вие. Мишуев. Дела, как сажа бела. ”Сицилийцы” в твоем
районе, товарищ Петров, а ты не чешешься! Не шучу. Мы их
загнали в дом путевого обходчика напротив водокачки.
Веселовский. Да, да...
Он послушал невидимого собеседника, пожал плечами.
— ”Тайфун”? Можем и объявить, если ты своими сила­
ми не справишься. Но я бы не упустил шанс взять ”Сици­
лийцев”! Тут и орден, и внеочередное звание, — тон подпол­
ковника был одновременно и серьезным, и шутливым, пони­
май как хочешь. — Инструкция само собой, а жизнь вносит
коррективы... В общем, смотри сам. Ведут себя спокойно,
похоже, без оружия, хотя кто знает... Надо взять пару
автоматов на всякий случай... И правильно. Риск — благо­
родное дело, удача любит смелых. Войдешь в историю! Да
нет, генералу я сам доложу. Действуй, удачи.
Положив трубку, Мишуев свойски подмигнул Сизову.
— Управление — наука сложная!
Подтянувшись и застегнув рубашку, он нажал первую
клавишу пульта связи, выкрашенную, в отличие от оста­
льных зеленых, в красный цвет.
— Товарищ генерал, докладываю: ”Сицилийцы” блоки­
рованы в заброшенном доме за поселком железнодорож­
ников. Район оцеплен, Веселовский ведет наблюдение. Ему
в помощь направляется группа из Прибрежного райотдела
во главе с Петровым...
Он помолчал, кивая головой.
— Да, собирались задерживать на выезде из города, но
они изменили маршрут. Соответственно мы скорректиро­
вали план операции, произвели маневр сил и средств, пере­
крыли пути отхода, отрезали от центра города и Восточ­
ного шоссе и загнали в расположенный на отшибе дом.
Сейчас накапливаем силы для захвата.
Сизов усмехнулся. Мишуев раздраженно взмахнул ру­
кой.

380
 — Нет, считаю, в ”Тайфуне” нет необходимости. По
поведению ”Сицилийцев” заметно, что они деморализова­
ны. Оружия при них Веселовский не зафиксировал. И Весе­
ловский, и Петров настроены обойтись своими силами.
Думаю, справятся. Есть под мою ответственность.
Положив трубку, Мишуев раздраженно напустился на
Сизова.
— Чему вы усмехаетесь? Что смешного здесь проис­
ходит?
Старик печально покачал головой.
— Удивительно. Хорошему не научились, а от чего
предостерегал — овладели в совершенстве!
— Что вы имеете в виду?
— Доклад начальству. Получается, что вы ни на миг не
теряли контроля над операцией и ваше умелое руководство,
последовательные и целенаправленные действия дали поло­
жительный результат! Хотя на самом деле — ни руководст­
ва, ни результата: цепь случайностей и накладок, которая
неизвестно чем завершится!
— Почему же неизвестно? — растягивая слова, сказал
подполковник. — Задержанием преступников, награждени­
ем Веселовского и Петрова.
— Посмертно? Самый молодой сотрудник знает: для
обезвреживания вооруженных преступников проводится об­
щегородская операция ”Тайфун” с применением специаль­
ных сил и средств, защитного снаряжения и техники, чтобы
свести к минимуму риск для личного состава.
— Конкретный способ задержания выбирает руководи­
тель операции, если он считает, что может обойтись своими
силами...
— ”Сицилийцев” нельзя равнять с бытовым дебоширом,
схватившим по-пьянке охотничье ружье! — перебил Сизов
плавную речь начальника отдела.
Мишуев пренебрежительно отмахнулся.
— Не нагнетайте панику. Пока у нас нет сведений, что
они вооружены. Это ваши догадки, только и всего.
Сизов молча встал и направился к двери, но на полпути
передумал и вернулся.
— Опасней всего, когда ложь имеет видимость правды.
Семь лет назад вы говорили Калмыкову, что в протокол
записываются факты, а не догадки. И это правда, но не вся.
Потому что разумные предположения тоже необходимо
принимать в расчет. Но Калмыков этого не знал. Зато
сейчас все причастные к операции убеждены, что ”Сицилий­
цы” вооружены. А вы делаете вид, будто сомневаетесь.

381
Сказать почему? Чтобы иметь формальный предлог не вво­
дить ”Тайфун”!
— Для чего мне это?
— Для того, что вам не нужны живые и дающие показа­
ния ”Сицилийцы”! — Старик повысил голос, как много лет
назад, когда распекал желторотого Мишуева за очередной
промах. — Я не спрашиваю, жалко ли вам подчиненных,
я знаю ответ, меня интересует другое: стоит ли, по-вашему,
карьера жизни, скажем, Веселовского?
— Что вы говорите? Откуда вы это взяли? — растерянно
возразил подполковник. — Что за чушь вы тут мелете, —
сказал он, повысив голос. — С кем разговариваете?! —
закричал начальник отдела.
— Я вас понял.
Старик резко повернулся и вышел из кабинета. В кори­
доре он столкнулся с Губаревым.
— Ну что там? — Губарев кивнул в сторону полирован­
ной двери. — Надо выезжать на место...
Сизов быстро шел по коридору, и Губарев пошел рядом,
припрыгивая от нетерпения.
— Почему мы сидим в управлении?
— Не пори горячку, — бросил Старик на ходу. — Что
изменим ты или я на месте? Сейчас все решается здесь. От
управленческого решения зависит гораздо больше, чем от
наших пистолетов.
— А чего ж он тянет? И голос по телефону какой-то
странный... Вроде заболел...
— Примерно так. Уверенно и напористо шагал вперед,
поднимался все выше, казалось, вот-вот ухватит бога за
бороду. И вдруг в самый неподходящий момент влипает
мордой в стену — тупик! — Старик резко остановился
и повернулся к своему спутнику. Зрачки у него были рас­
ширены. — И оказывается, всю жизнь шел к этому тупику!
Заболеешь! Думает лихорадочно, дергается: не понимает, не
может, не хочет осознать, что произошло!
Сизов снова двинулся вперед, но продолжал говорить
с несвойственной для него горячностью.
— Надеется — очередное препятствие, каких было много
в жизни, надо только как следует разбежаться, ударить всем
телом — и путь свободен... Только не сам бьет — подставил
Веселовского и Петрова! Локальная операция, суматоха,
неизбежная стрельба... Девять против одного, что ”Сици­
лийцы” будут убиты. И все — концы в воду. Догадки
выжившего из ума злопыхателя Сизова, которому давно
пора на пенсию, — не стена, нет, не стена!

382
 Сизов в сердцах ударил кулаком в ладонь.
— А если бандиты успеют убить Веселовского, Петрова
или кого-нибудь еще — что ж: естественный риск, проявлен­
ный героизм, посмертная награда. Зато путь свободен!
Он прошел мимо семьдесят восьмого кабинета и теперь
спускался на второй этаж. Губарев шел рядом. Услышав
последнюю фразу, он с сомнением потряс головой.
— Неужели ради своей выгоды можно товарищей под
пули подставить?
Старик опять остановился.
— Нельзя. И убийц на свободе оставлять нельзя. Ни при
каких обстоятельствах, даже если сам на краю стоишь! Это
любому нормальному человеку ясно; но у тех, других —
своя логика! Кто отпустил убийц, чтобы процент поднять,
карьеру сделать, тот и на следующий шаг пойдет. И на
следующий. И своих под пули подставит, только хитренько,
вроде они сами бросились. Кто усомнится? У нас смелых
ребят много, и действительно сами бросаются!
— Да-а, — протянул Губарев. Они стояли у высокой,
отделанной под дуб двери в приемную генерала. — А сам
он, как думаете, что сделает?
Сизов взялся за ручку двери.
— Рискнет лично — выедет на место и возглавит штурм.
Деваться-то некуда! Ну, постарается себя обезопасить как
только можно, стрелять будет больше всех... А потом —
либо ”победителей не судят!”, либо ”учитывая личную хра­
брость”... Ладно, подожди...
Сизов вошел в приемную.
На пустыре у железнодорожной насыпи три патрульных
”УАЗа” и оперативная ”Волга” блокировали брошенный
двухэтажный дом из старого кирпича с пустыми, без рам,
напоминающими амбразуры окнами:
— Зубов и Ермак, район окружен, не усугубляйте своего
положения, — грохотал динамик на крыше среднего ”УА­
За”. Звуковая волна ударялась в темно-красный растрескав­
шийся фасад, отражалась и, раздробленная на невнятные
обрывки, эхом гуляла по пустырю. — Ен, йте, йя...
— Выходите по одному. Добровольная сдача явится
смягчающим обстоятельством. Сдавайтесь!
Подполковник Петров опустил микрофон. Он неловко
приткнулся на месте водителя, сдавленный обтянутыми бре­
зентом титановыми пластинами, и парился в наглухо засте­
гнутом форменном плаще на два размера больше обычного.
Свободной рукой он придерживал сползающий с колен
заряженный автомат. Единственным чувством, которое он
сейчас испытывал, было сильное раздражение.

383
 Еще два офицера в непомерно больших плащах, с авто­
матами, не особо скрываясь, стояли за кузовом автомоби­
ля. Нелепо выглядящие в сухой летний день плащи должны
были замаскировать бронежилеты: подготовленность со­
трудников милиции к выстрелам в себя могла подтолкнуть
преступников к мысли произвести эти выстрелы.
Теоретически правильные изыски, относящиеся к психо­
логии задержания, сейчас казались такими же ненужными,
как и плащ с чужого плеча. Поэтому раздражение испыты­
вал не только Петров. К тому же в реальность опасности
верилось слабо: сколько задержаний произведено на таких
обыденно-захламленных пустырях, а ЧП можно пересчи­
тать по пальцам, да и случаются они всегда с кем-то дру­
гим. Скорее всего вместо грозных ”Сицилийцев” в брошен­
ный дом загнали какую-нибудь шпану, вот и сидит там, под
мегафонными криками, нос высунуть боится, а то и утекла
уже через задние окна... Чего ж устраивать представление?
Размягченное состояние создавалось еще и явным чис­
ленным перевесом, поэтому члены экипажей ПА, выполни­
вшие команду об окружении дома, тоже не слишком заботи­
лись о маскировке.
Серьезней всех воспринимали ситуацию сотрудники от­
дела особо тяжких.
— Зубов и Ермак, сдавайтесь, у вас нет другого выхода,
— напряженным голосом Веселовского заговорило гром­
коговорящее устройство из-под капота ”Волги”. — Дом
окружен. Возможные пути отхода перекрыты...
В кабине находились только Веселовский и Фоменко.
Песцов вызвался отгонять от пустыря возможных прохо­
жих, а так как он славился своей ленью, можно было
сделать вывод, что он тоже серьезно относится к возможной
опасности.
— Чего они молчат, в натуре, — нервно елозя по сиде­
нью, просипел Фоменко. — Дай я скажу...
Веселовский отвел его руку и начал набирать на клавишах
радиотелефона номер начальника отдела. Одновременно он
в который уже раз повторял обращение к ”Сицилийцам”.
— Зубов и Ермак, сопротивление бесполезно, выходите
по одному...
Заброшенный дом не отвечал.
После ухода Сизова Мишуев несколько минут сидел
в тяжелом отупении, словно боксер после нокдауна. Про­
клятая Сыскная машина видела его насквозь! Если операция
пройдет, как он и рассчитывал, тогда плевать — домыслы
они домыслы и есть... А если события развернутся по-

384
другому? Вишь, как он выдал: дескать, Мишуев убирает
ненужных свидетелей чужими руками, да еще неоправданно
подставляет подчиненных под пули... Вдруг действительно
что-то случится... Вряд ли Крутилин, только-только залечив
ранение, войдет в его положение. Да он бы и раньше не
вошел... А генерал...
Зуммер радиотелефона прервал его размышления.
— На предложение сдаться ”Сицилийцы” не реагируют,
— деловито сообщил Веселовский. — Затаились и сидят, как
крысы. Попробуем войти в дом...
— Подождите, — перебил Мишуев и, немного подумав,
включил канал связи с дежурной частью. — Исходите из
того, что они вооружены! Примите максимальные меры
предосторожности. Повторяю — исходите из того, что ”Си­
цилийцы” вооружены. Захват не начинайте до моего прибы­
тия. Как поняли?
— Понял, — с заметным удивлением отозвался Весе­
ловский и отключился.
— Слышали? — обратился к селектору начальник от­
дела.
— Слышал, — сказал дежурный.
— Тогда действуйте: машину к подъезду, приготовьте
мне каску, бронежилет, автомат!

Через десять минут после того, как Сизов зашел к гене­

ралу, была объявлена общегородская операция ”Тайфун”.
Специальную роту подняли по тревоге, патрульные автомо­
били кольцом стягивались к пустырю у поселка железнодо­
рожников. По давней традиции на место происшествия
выехала и группа захвата Управления.
В переполненном салоне микроавтобуса было жарко
и тесно, воняло бензином. Никто не разговаривал.
”Потеряли темп, — думал прижатый к решетке ”собач­
ника” Старик, страшась своего предвидения и отгоняя кар­
тины, которые рисовало воображение. — Вот и цена случай­
ности... Не напорись Крутилин на пику, моя информация ко
мне бы и попала, тут же выскочили бы и сожрали их, пока не
опомнились... А сейчас заперли, раздразнили да дали время
все решить и обдумать...”

В похожем на амбразуру окне что-то мелькнуло.

— Не ушли, — процедил Петров и вернулся к прерван­
ному разговору с подошедшим Веселовским.

13 Вопреки закону 385

 — А мне говорил — вроде без оружия... Непонятно.
Чего тогда голову ломать — поднимать спецроту — и дело
с концом! И какой смысл в его приезде? Ждем, время
теряем... Что изменится?
Во втором окне ясно обозначился силуэт человека и тут
же пропал в темной глубине дома.
— Вы что прячетесь, волки рваные? — взвинченно
закричал вдруг Фоменко через громкоговорящее устрой­
ство оперативной ”Волги”. — Как наших ребят убивать,
так смелые? Вылазьте, падлы, а то мы вас тоже расшлепа­
ем!
Фоменко никто не поручал обращаться к ”Сицилийцам”,
да еще в такой форме, напрочь перечеркивающей все так­
тические рекомендации, и Веселовский рванулся было
к ”Волге”, чтобы забрать у него микрофон, но не успел. Из
осаждаемого дома раздался тонкий животный визг, и в тот
же миг обе амбразуры взорвались грохотом автоматных
очередей.
Лобовое стекло оперативной машины засеял десяток
маленьких, беспорядочно разбросанных отверстий, вокруг
которых вспыхивала густая белая паутина трещин, мгно­
венно превративших сверкающий широкообзорный глаз
”Волги” в сплошное бельмо. Струя свинца прошила капот,
хлестнула по крыше, коротко вякнул клаксон, машина
задрожала и внезапно осела на сплющенные передние ска­
ты.
Помертвевший от ужаса Веселовский понял, что ничего
живого остаться в расстрелянном автомобиле не могло и,
нашаривая деревянной рукой пистолет, обернулся к Петро­
ву, чтобы крикнуть какие-то необходимые слова, хотя все
слова вылетели из головы и он немо открывал и закрывал
рот, словно вырванная из воды, оглушенная воздухом и све­
том рыба.
Стекло ”УАЗа” тоже было разбито вдребезги, Петров
откинулся на спинку сиденья, закрыв растопыренными ла­
донями окровавленное лицо. Быстрые молоточки ударили
по открытой дверце с надписью ”Милиция”, невидимые
бритвы пырнули бок неразмерного плаща начальника рай­
отдела, звякнули титановые пластины, одновременно со
свистом рикошета Веселовского что-то рвануло за ноги,
и он упал, больно ударившись о землю и, может быть, на
миг потеряв сознание.
Но пистолет оказался в руке и стрелял сам по себе,
неприцельно — пули ударяли в кирпичный фасад, после
третьего выстрела Веселовский пришел в себя и направил

386
ствол в темный провал окна. Там уже никого не было.
Огонь прекратился, только в глубине дома раздавался ис­
терический вой вперемешку с гнуснейшей бранью.
За десять секунд автоматы ”Сицилийцев” извергли
в окружающий мир шесть десятков смертей, и картина на
пустыре резко и страшно изменилась. ”Волга” уголовного
розыска уткнулась капотом в землю, словно убитый напо­
вал зверь. Патрульные машины стояли с разбитыми стек­
лами и простреленными бортами, особенно досталось ”УА­
Зу”, из динамика которого Петров обращался к бандитам.
Сам Петров вывалился на землю, промакивая платком
изрезанное осколками стекла и металла лицо и пытаясь
определить, ранен он или нет, ощупывал бронежилет.
Автоматная пуля могла прошить титан навылет, а од­
еревеневшее тело в нервном возбуждении не чувствует бо­
ли... Но к счастью пробоин не было: попадания оказались
касательными.
— Повезло, кажется, цел, — крикнул он Веселовскому.
— Как ты?
— Нога... Не могу встать, — отозвался тот. — Надо
брать их, пока не перезарядили...
Петров огляделся. Сержанты разбежались с открытого
пространства и прятались за кустарником на краю пустыря.
Офицеры в плащах залегли за машиной и целились взведен­
ными автоматами в окна дома. Больше он ничего не рас­
смотрел, потому что кровь залила глаза.
За десять секунд обыденность обстановки исчезла. Захла­
мленный пустырь стал местом одного из крупнейших за
последние годы ЧП. Не было больше размягченного состоя­
ния сотрудников, да и численный перевес, пожалуй, тоже
утрачен...
— Скалов, возьми кого-нибудь и проверь дом с той
стороны, — сказал Петров одному из офицеров. — Если
там все перекрыто, свяжись с ”Эльбрусом” и запроси по­
мощь. Если нет — останься и держи заднее окно.
Лейтенант встал и, пригибаясь, побежал за дом.
— Иванов, за мной! — на бегу крикнул он.
— Куда ”за мной”? Без жилета, без автомата!
Низкорослый сержант все же выполнил приказ, хотя
было видно, что его боевой дух основательно подорван.
Слабеющий Веселовский подумал, что операция по заде­
ржанию ”Сицилийцев” проваливается.
Вдруг обстановка опять резко изменилась. Под звуки
сирен к пустырю подъехали еще три патрульных автомоби­
ля, Веселовский несколько раз выстрелил в воздух, и они

387
затормозили в отдалении. Там же остановилась ”Волга”
уголовного розыска и ”РАФ” дежурной части. Через неско­
лько минут подъехал крытый грузовик специальной роты.
— Не возьмете, суки, — раздался истерический вопль,
и окно второго этажа снова брызнуло огнем, но за секунду
до этого лежащий у колеса расстрелянного ”УАЗа” офицер
дал короткую очередь, и пули бандита прошли над скопле­
нием машин, никого не задев.
— Рассредоточиться! — громко крикнул Мишуев. — Ма­
шины убрать!
Эта команда не требовалась. И так сотрудники Управле­
ния вмиг освободили микроавтобус, из грузовика снорови­
сто выпрыгнули спецназовцы. Пятнистая, удобная для боя
форма, открыто надетые пулезащитные жилеты, каски,
стальные щитки... Они были готовы к тому, чтобы в них
стреляли, и не скрывали, а демонстрировали эту готовность.
Но профессиональная четкость и слаженность действий де­
монстрировала и то, что попасть в них будет не так-то
легко... Короткими перебежками боевые двойки, страхуя
друг друга, выдвинулись на рубеж атаки. Майор Лесков
управлял ими по рации.
Группа захвата Управления оставалась в резерве, наблю­
дая, как бойцы спецроты окружают кирпичный дом. Сизов
подумал, что один к одному повторяется ситуация, разыг­
ранная на полигоне. Похожий дом, только фасад меньше
поклеван пулями, да изрешеченные милицейские машины...
Тут он увидел копошащихся на земле людей и быстро
пошел вперед.
— Менты позорные, козлы парашные! — надрывался
Псих. — На всех патронов хватит!
— Ду-ду-ду, — застучал автомат из окна, но в ответ
ударили четыре ствола, и очередь оборвалась. Снова раз­
дался нечеловеческий вой, в котором переплелись злоба,
безысходность и тоска.
Сизов подошел к раненым. Один из спецназовцев бинто­
вал Веселовскому простреленное бедро, Петров, запрокинув
голову, ждал своей очереди.
— Сильно досталось? — спросил Старик.
— Царапины, только глаза заливает, — ответил Петров.
Веселовский молчал.
— А где Фоменко?
По-прежнему молча, Веселовский показал рукой в сторо­
ну мертвой ”Волги”. Сизов направился туда.
— Ну что, будем их выкуривать и брать живыми? Или
как? — спросил Лесков, подойдя к Мишуеву. Тот успел

388
облачиться в бронежилет, надел каску, приготовил к бою
автомат.
— Или как, — ответил Мишуев, — мало они наших
побили?! Вон, полюбуйся.
Сизов открыл дверь ”Волги” и подхватил сползающее
тело Фоменко. Повозившись над ним, Старик выпрямился
и безнадежно махнул рукой.
— Эх, ребятки, — с горечью сказал Мишуев, обращаясь
к Веселовскому. — Я ведь предупреждал об осторожности...
И жестко бросил Лескову:
— Хватит с ними церемониться!
Командир специальной роты поправил тяжеленную кас­
ку-сферу и, пружинисто подпрыгивая на носках, осмотрелся.
Пятнистые комбинезоны замкнули дом в кольцо. Снай­
пер, не забывавший на этот раз СВД, держал окна под
прицелом. Изредка ”Сицилийцы” стреляли одиночными, им
отвечали офицеры в непомерно больших плащах, несколько
длинных очередей выпустил по окнам Мишуев. Спецназов­
цы огня не открывали.
Внимание Лескова переключилось на строительную пло­
щадку в сотне метров справа, где возле наполовину снесен­
ного барака стояли трактор и бульдозер.
— ”Пятый”, ко мне! — сказал он в рацию.
Два сержанта на сцепленных руках понесли к машинам
Веселовского.
— Держись, Александр Павлович, — отеческим тоном
напутствовал его Мишуев. — Я сам приеду, поговорю
с врачами. Все будет на высшем уровне...
Веселовский не ответил.
Лесков тем временем отдавал приказ ”пятому” — рыже­
му здоровяку Борисову, который на полигоне пел под гита­
ру лихие песни.
— Понял, — Борисов побежал в сторону стройплощад­
ки.
Через несколько минут затарахтел дизель и бульдозер,
выплескивая сизые клубы дыма, пополз к рубежу атаки.
— Я с ним, — сказал Мишуев.
Лесков, помедлив, кивнул. Он не отрывался от рации.
Когда бульдозер приблизился, Мишуев вскочил в каби­
ну. Туда же втиснулся еще один спецназовец. Борисов под­
нял лопату, закрывая кабину, и двинул бульдозер к осаж­
денному дому.
Снова истошно заорал Псих. Снова ударили автоматы.
Пули попадали в толстую вогнутую сталь лопаты и с виз­
гом уходили в небо.

389
 — Готов, — сказал снайпер. Его выстрела Старик не
слышал, но теперь стрелял только один автомат ”Сицилий­
цев”.
Бульдозер подполз вплотную к дому, оказавшись в
”мертвой зоне”. Две пятнистые фигуры и одна в зеленом
жилете поверх штатского костюма метнулись к двери
и скрылись внутри.
— Атака! — сказал Лесков в микрофон рации.
Боевые двойки, прикрывая друг друга, рванулись вперед.
Спецназовцы бежали молча, дом тоже молчал.
— Ду-ду-ду, — глухо стукнула короткая очередь.
Лесков поднес рацию к уху и тут же опустил.
— Все, — облегченно выдохнул он и, распустив ремень,
стащил с головы двухкилограммовую ”Сферу”.
— А твой начальник молодец, лихой парень, — улыба­
ясь, сказал он Сизову.
Тот сплюнул и молча направился к машинам.
 ГЛАВА ПЕРВАЯ
Приговор приговору — рознь. Те, которые десятками
в день штампуют одуревшие от наплыва ”дел” народные
судьи, внимания практически не привлекают. Толкутся, ко­
нечно, в убогих коридорах родственники да любопытст­
вующие из соседей — по большей части пенсионеры, неско­
лько старушек из окрестных домов, приспособившихся
скрашивать монотонную жизнь бесплатным, к тому же
взаправдашним представлением...
Иногда редакционный план загонит сюда корреспонден­
та местной газеты, который тиснет под рубрикой ”из зала
суда” поучительную заметку на сто строк о преступлении
и последовавшем за ним наказании. Но вряд ли это кого-то
всерьез взволнует — придут два-три письма: дескать, меня
тоже обворовали, или — хулиганы совсем обнаглели, а да­
ют им мало, — вот и вся ответная почта.
Конечно, самый заинтересованный в этом деле — сам
подсудимый. Если пришел свободно, по повестке, то курит
нервно одну сигарету за другой и ошивается под фанерной
дверью, напрягая барабанные перепонки: если только перья
скрипят или машинка стучит, можно рассчитывать на от­
срочку, условную меру или другую ”химию”, а если вдруг
телефон прозвякает — плохо дело, могут конвой вызвать
и тогда последними словами станут: ”взять под стражу
в зале суда”. Впрочем, может, судья или нарзаседатель
просто домой позванивает, как там дела, все ли в порядке.
Да и если в райотдел — тоже, может, обойдется: то у них
людей нет, то машина сломалась, то бензин кончился...
Посидят судейские взаперти, плюнут да перепишут резолю­
тивную часть: ”меру пресечения оставить без изменения —
подписку о невыезде”.
Нервное это дело, ожидать, как тебе судьбу определят —
орлом или решкой. Когда привезли на суд в автозаке, тут,
по крайней мере, ясно — не выпустят. Не потому, что нельзя
— нынче все можно, а потому, что прокурор со следова­

392
телем уже как могли перестраховались и если бы суще­
ствовала хоть крохотная такая возможность, они бы и не
подумали с арестом затеваться. Так что сиди спокойно
и жди, тем более, оно примерно известно, сколько отвесят.
Другое дело приговор областного суда или, скажем,
Верховного. Тут мелочевкой не занимаются, и здания по­
приличней, и конвой другой — не привычные милиционеры,
а сторожкие солдаты из внутренних войск. Но главное
в другом — здесь могут произнести слова, от которых
у самого бывалого зека желудок опускается: ”к смертной
казни”. И в зале — тишина, и наручники на завернутых
назад руках, и раскаленный или перемороженный автозак
под мигалкой и сиреной, а вокруг кругами: ”к расстрелу”,
”вышка”, ”на луну отправили”... Вот тут уж равнодушных
не остается. И дело не в конкретном приговоренном, не
о нем спорят профессора, не его защищают известные писа­
тели, лауреаты госпремий и активисты общества ”Междуна­
родная амнистия”. Дело в самом принципе: имеет ли право
государство лишать жизни своего гражданина? Этично ли
это? Гуманно ли? Цивилизованно ли, наконец?
Может ли один человек на законном основании пролить
кровь другого? Или писаные законы не должны нарушать
естественных человеческих запретов?
Пожизненное заключение — альтернатива или более
мучительный вариант?
Споры ведутся давно, в пользу каждой позиции высказа­
но много убедительных аргументов. А между тем...
”...учитывая исключительную опасность содеянного...”
”...приговорил...”
”...к исключительной мере наказания...”
”...смертной казни!”
Жестко обкатанные, с многократным запасом прочности
сконструированные формулировки последнего обвинения,
как нож гильотины, обрубают тысячи социальных связей
осужденного, беспощадно и навсегда отделяя его от всего
хорошего или плохого мира людей.
И если бы суровые слова, облеченные в строго опреде­
ленную форму, скрепленные подписями и гербовой печатью,
могли не только определить юридическое положение приго­
воренного, но и воздействовать на физиологические процес­
сы его организма — остановить сердце, нарушить кровооб­
ращение, парализовать мозг, — писать далее было бы не
о чем. Но ни одна бумага — самая весомая и авторитетная
— не способна сама по себе произвести какие-либо измене­
ния в окружающем мире, тем более выполнить работу,
с которой легко справляется падающий с двухметровой
высоты кусок косо сточенного металла.

393
 ГЛАВА ВТОРАЯ
По пустынной, далеко просматривающейся улице с ми­
гающими, как глаза зверей, желтыми сигналами светофо­
ров, на определенной инструкцией скорости — восемьдесят
километров в час, неслась машина-фургон с косыми над­
писями ”Хлеб” на обеих сторонах стального кузова.
Любой инспектор дорнадзора ГАИ обязательно остано­
вил бы ее и спросил у водителя: какого черта он гонит, как
на пожар... Но поздней ночью гаишники обычно не встреча­
ются и вопросов не задают. А если бы вдруг и случился
какой на дороге, он бы получил соответствующий ответ,
тоже предусмотренный инструкцией, хотя вряд ли этот от­
вет разъяснил бы все его сомнения — скорее наоборот:
добавил новые.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Валера Попов перешел в областной аппарат как раз
тогда, когда Фаридов оформлялся на пенсию. Это совпаде­
ние во многом определило дальнейшую судьбу капитана,
хотя Фаридова он знал только в лицо и, встречая в коридоре
угрюмого коллегу из другой службы, даже не раскланивался
с ним.
Пока Фаридов лежал в госпитале, произошло еще одно
событие, способствовавшее развитию простого совпадения
кадровых перемещений в нечто большее.
Воскресным вечером гражданин Козлов повесил в ван­
ной на бельевой веревке жену, а потом из охотничьего
полуавтомата ”МЦ 21-12” открыл огонь по автомобилям
и прохожим. С шестого этажа открывался широкий сектор
обстрела, мишеней было много, и то, что обошлось всего
тремя ранеными, можно отнести только на счет счастливой
случайности.
Улицу перекрыли, послали за снайпером, но Козлов стал
молотить по окнам магазинов и жилых домов. Тогда Попов
по пожарной лестнице влез на балкон, проник в квартиру и,
как написали в вечерней газете, ”обезвредил преступника”.
”Обезвредил” он его выстрелом в левый бок с ранением
сердца, повлекшим мгновенную смерть.
Через час, когда Попов дрожащей рукой писал объясне­
ние прокурору, еще не знал, как обычно в подобных случаях,
наградят его, уволят со службы или отдадут под суд, в де­

394
журку заглянул низкорослый плотный человек с незапоми­
нающимся лицом, в тщательно подогнанном и отглажен­
ном мундире — подполковник Викентьев, который с ин­
тересом осмотрел героя дня. На следующий день Викентьев
внимательнейшим образом изучил личное дело капитана
Попова. И что интересно: занудливый кадровик без звука
выдал этот секретный документ подполковнику, хотя Вике­
нтьев начальником Попова не являлся и, следовательно,
никакого отношения к его личному делу не имел.
Еще через день прокурор дал заключение о правомер­
ности применения оружия. С учетом того, что Козлов был
обычным психопатом, руководство решило не представлять
Попова к награде, а поощрить деньгами в сумме шестьдесят
рублей.
Вечером, когда коридоры Управления опустели, Викен­
тьев зашел к засиживающемуся допоздна генералу. Звание
и должность не позволяли ему запросто заходить к началь­
нику Управления, тем не менее он это сделал. Если б в при­
емной находился внимательный наблюдатель, он бы от­
метил, что тяжелую дверь генеральского кабинета началь­
ник второстепенного отдела распахивает уверенней, чем
иной полковник, возглавляющий самостоятельную службу.
— Заходи, Владимир Михайлович, — грузный красноли­
цый генерал оторвался от бумаг и, глядя на вошедшего
поверх массивных, в щегольской оправе очков, вытряхнул
ему навстречу из рукава форменного кителя пухлую, порос­
шую рыжеватыми волосами ладошку.
Викентьев пожал начальнику руку и, не ожидая пригла­
шения, сел у длинного приставного стола.
— Лесухину кассацию отклонили, — как будто продол­
жая разговор о хорошо знакомых собеседникам вещах,
сказал генерал.
— Знаю. Вчера подал помиловку, — так же обыденно
отозвался Викентьев. — Думаю, ничего ему не светит.
— С бензином вопрос решили? Я давал указание.
Викентьев кивнул.
— Теперь с перекраской тянут резину. Уже два литра
спирта отдал — одни обещания.
Генерал пристально посмотрел на подчиненного.
— Все-таки по-своему делаешь? У Солженицына — фур­
гон ”Мясо”, у Евтушенко — ”Хлеб”, и у тебя тоже самое!
Ни шагу в сторону от шаблона!
Подполковник отвел взгляд и упрямо молчал.
— Ну-ну, тебе видней, — примирительным тоном продо­
лжил генерал. — С чем пришел?
— Надо готовить человека вместо Фаридова. Хочу по­
пробовать Попова.

395
 — Кто такой? — удивился генерал. — Ах, новенький из
розыска... Да, подписывал на него приказ, парень шустрый.
Думаешь? Молодой ведь... Хотя...
Генерал снял очки, массирующим движением провел по
лицу, будто желая сорвать постаревшую морщинистую
кожу, задумался.
— Может быть, может быть... — повторил он, как бы
про себя, помолчал с полминуты и принял решение. — Лад­
но, пробуй Попова!
Последняя фраза прозвучала резко, отметая все сомне­
ния. То, что генерал не стал давать напутствий и указаний,
свидетельствовало о полном доверии Викентьеву. Подпол­
ковник это понял и оценил.
— Разрешите идти? — сугубо официально спросил он.
Не поднимая глаз, генерал кивнул. Он опять с головой
был погружен в работу.
В четверг перед перерывом Викентьев набрал четыре
цифры на диске внутреннего телефона и, не здороваясь,
сказал:
— Саша, зайди ко мне в обед.
Таким тоном демократичный начальник вызывает под­
чиненного. И хотя старший оперуполномоченный уголов­
ного розыска Сергеев не был подчиненным Викентьева, он
ответил коротким: ”Вас понял” — традиционным оборо­
том, принятым для общения с начальством.
Ровно в четверть второго двухметровый майор, в скры­
вающей фигуру культуриста мешковатой гражданской
одежде, свернул в непросматриваемый из длинного ко­
ридора ”аппендикс”, ведущий к лестнице черного хода,
и без стука распахнул дверь единственного здесь кабинета.
Это не было проявлением невоспитанности — просто
Сергеев последние семь лет входил в группу захвата
особо опасных преступников и по-другому открывать
двери не умел.
— Что за парень Попов? — в лоб спросил Викентьев, не
тратя времени на предисловия.
— Хороший парень, — не удивляясь, ответил Сергеев. —
Смелый, цепкий, надежный.
— Ну, а вообще? — настаивал подполковник. — Чем
увлекается, с кем дружит, пьет — не пьет...
Всю жизнь Сергеев занимался боевыми единоборствами
— от традиционных самбо и бокса до экзотических карате
и кунг-фу. Эти увлечения и регулярные задержания воору­
женных бандитов не могли не сказаться на его внешности.
Даже в минуты благодушия суровое лицо майора — со
сплющенными ушами, перебитым носом, плохо и хорошо

396
заметными шрамами, холодным настороженным взглядом,
не располагало к доверительным расспросам. Сейчас боевая
маска закаменела окончательно.
— Я что, когда-нибудь давал компру на товарищей?
— будто бы спокойно процедил Сергеев, но казалось —
чуть разомкни он сжатые губы и выглянут клыки.
”Волкодав” есть ”волкодав”. В такие минуты от него
исходила волна ледяной решимости, парализующая глу­
боко-глубоко, на животном уровне, самого дерзкого
блатаря.
Но на аккуратного, в подогнанной и отглаженной
форме, подполковника Викентьева происшедшая с Серге­
евым метаморфоза никакого впечатления не произвела.
— Да ты что, Саша, совсем плохой? — небрежно-снис­
ходительно спросил Викентьев. — Разве я когда-нибудь
компру на ребят сдаивал?
Боевая маска едва заметно расслабилась.
— Вместо Фаридова нам человек нужен? — продолжал
подполковник. — Вот я и присматриваюсь к Попову.
— Вот оно что...
Сергеев опустил глаза на разбитые туфли сорок шестого
размера.
— Молодой парень... Что, больше некого?
— Предложи!
Аккуратный Викентьев буравил ”волкодава” пронизыва­
ющим колючим взглядом, и тот заметно сник.
— То-то же! — отрубил подполковник. — Знаешь, с кем
он дружил в Центральном райотделе?
— С Петровым, Свиридовым, — хмуро ответил майор.
— Правильно. Но это все знают. А на Олимпиаду он
ездил с Куприным и Васильевым. Вот у них четверых и по­
интересуйся, как да что. Если все нормально — в выходные
вывези его на природу и присмотрись сам...
Сергеев, опустив голову, молчал.
— Понял? — резко спросил Викентьев.
Словно отходя от нокдауна, майор потряс головой.
— Чего ж непонятного...
Внутреннее сопротивление отступило, и он настраивался
на предстоящую работу.
— На природу с нашими ехать?
— Зачем? — Викентьев неодобрительно пожал плечами.
— Собери компанию из своих ребят, хочешь — возьми
Наполеона. Даже обязательно возьми, — поправился под­
полковник. — У него глаз — как рентген!
— Больно мутный рентген-то, — буркнул Сергеев, что­
бы оставить за собой последнее слово.

397
 — Не беспокойся, все, что надо, высветит. Старый конь
борозды не испортит. Нам у него многому можно поучить­
ся... Конечно, с поправкой на современность.
Викентьев внимательно разглядывал собеседника, посту­
кивая упругими сильными пальцами по крышке стола.
Сергеев встал.
— Тебе все ясно, Саша?
— Ясно, — хмуро ответил майор.
— Вот и хорошо. Сейчас иди пообедай и — вперед!
Викентьев любил, чтобы последнее слово оставалось за
ним, любил, чтобы его слушались, и умел этого добиваться,
хотя Сергеева повел в столовую не наказ подполковника,
а элементарный голод.
У стойки раздачи Сергеев встретил Куприна и, хотя они
не были друзьями, заговорил с ним и сел за один столик.
Как-то сам собой разговор зашел об участии в охране
порядка на Олимпиаде, и Куприн охотно рассказал, как он
с Васильевым и Поповым провели полтора месяца в столице.
Вечером Сергеев проскочил в Центральный райотдел,
решил ряд мелких вопросов и поболтал со старыми прияте­
лями Петровым и Свиридовым. Хотя разговаривал он с ни­
ми порознь, каждый раз речь случайно заходила о Попове
и Сергеев внимательно, не перебивая, выслушивал собесед­
ника, что бывало с ним не часто.
Васильева майор не знал, зато Женя Гальский учился
с ним в Высшей школе, и когда однокашники встретились
на улице у райотдела, то обрадовались и решили вместе
провести вечер. Зашли к Гальскому, поужинали, немного
выпили; углубились в воспоминания, Васильев подробно
рассказал, как он с замечательными парнями Куприным
и Поповым работал на Олимпиаде, и пожалел, что Гальс­
кий до сих пор не знаком с такими отличными ребятами.
По субботам, как правило, в УУРе1 работали, поэтому
Сергеев назначил выезд на восемнадцать тридцать. Гальс­
кий и Тимохин ушли раньше, а Сергеев с Поповым покинули
здание УВД2, когда стрелки часов на проходной сложились
в вертикальную линию. Они неспешно прошли по широкому
неприбранному проспекту мимо шумного, даже перед за­
крытием, базара — Попов дернулся было в пеструю толпу,
но майор легко удержал его за плечо: ”Не надо, все есть”.
На площади перед рынком промышляли карманники,
наперсточники, дешевые проститутки и мошенники, специ­
ализирующиеся на приезжающих с товаром селянах. Вся эта

1 УУР — управление уголовного розыска.

2 УВД — управление внутренних дел.

398
публика либо знала оперативников в лицо, либо вычисляла
по коротким прическам, достаточно строгой одежде, а глав­
ное — по манере держаться, уверенной походке и ”рису­
ющим” взглядам.
— Менты, сдуваемся! — кто-то прятался за киоск, кто-то
сворачивал за угол, кто-то просто отворачивался, закрыва­
ясь растопыренной пятерней, но без особого страха, скорее
по привычке — чувствовалось, что в данный момент опас­
ности опера на представляют.
— Гля, кто это с Сергеевым? Наверное, новый... Тоже
хороший бес!
Попов хотя и доставал только до плеча своему спут­
нику, но шел упруго, колко смотрел по сторонам, резко
поворачивался, и чувствовалось, что в драке он — не по­
дарок.
Пройдя рыночную площадь, они спустились на набереж­
ную, постояли у узорчатой чугунной проломанной в двух
местах решетки и ровно в восемнадцать тридцать подошли
к четвертому причалу.
На черной чугунной тумбе, исправно простоявшей здесь
девяносто лет, сидел улыбающийся старичок с выцветшими
зеленоватыми глазами, большим, в красных прожилках но­
сом и седым венчиком волос, обрамлявшим гладкую розово
отблескивающую лысину. В руках он держал старомодную
клеенчатую сумку и соломенную шляпу.
— Привет рыболовам! — весело крикнул он, взгромоз­
дил шляпу на голову и, довольно бодро вскочив с разогрев­
шейся за день тумбы, поздоровался за руку вначале с Серге­
евым, потом с Поповым. — А где же остальные? Неужели
опаздывают? Водка-то небось скисает!
Это был ветеран МВД отставной полковник Ромов по
прозвищу Наполеон, которое относилось не к внешности
или чертам характера, а к излюбленной истории о том, как
в сорок седьмом году он чуть не насмерть отравился пиро­
жным, съеденным в буфете наркомата. Наверное, отравле­
ние и впрямь было сильным, раз происшествие так сильно
врезалось в память. К тому же оно дало побочный эффект,
заядлый курильщик Ромов на всю жизнь получил отвраще­
ние к табаку. ”Ты бы запатентовал этот способ и лечил от
курения, стал бы миллионером”, — подначивал Викентьев,
когда Наполеон с увлечением в очередной раз начинал про
присыпанное подрумяненными крошками пирожное, кото­
рое он съел почти через силу, можно сказать, из жадности.
Но перебить мысль рассказчика удавалось редко и только
одним способом — надо было спросить: ”А что, в буфете
в те годы пирожные продавались?”

399
 Тогда Наполеон входил в раж: ”Все там было — и икра,
и крабы, и водка, и коньячок... Хочешь — прими сто пять­
десят в обед или звание обмой, или приехал кто с периферии
— пожалуйста! Но пьяных не было! И дисциплина — с ны­
нешней не сравнить...”
— А как с нарушениями соцзаконности? — подмигивал
Викентьев, и благодушно-ностальгическое настроение Ро­
мова исчезало без следа.
— Не было никаких нарушений, — побагровев, кричал
он, яростно грозя пальцем, — сейчас у нас нарушений в сто
раз больше! На улицу не выйдешь!
Впрочем, в последующие годы, когда волна разоблаче­
ний захлестнула страницы газет и журналов, Наполеон ста­
рался обходить острые темы и не принимал участия в подо­
бных разговорах. Только пару раз сорвался: зашел с газе­
той, шмякнул ею по столу и пустил непечатную тираду.
— Вот она, ваша законность, почитайте! Завезли на
элеватор элитное зерно, зараженное долгоносиком, и весь
урожай псу под хвост! Разве это не вредительство?! А дирек­
тору выговор за халатность! — он махнул рукой и, ругаясь
самыми черными словами, чего обычно за ним не водилось,
вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Да когда зимой выпал большой снег, остановился транс­
порт, стали проваливаться крыши домов, порвались элект­
ропровода, вышли из строя котельные, полопались трубы
и несколько микрорайонов остались без воды, света и тепла,
Ромов тоже пришел в неистовство.
— Сталина ругаете! Да в сорок первом немцы под самой
Москвой, мороз сорок градусов, бомбежки, а город жил
нормальной жизнью! А сейчас захолодало до двадцати,
и все разваливается! А если минус сорок ударит? Тогда без
всяких немцев, без артобстрелов люди начнут прямо на
улицах замерзать! И пекарни остановятся, с голоду будете
пухнуть! Хозяева, мать вашу!
Когда Наполеон гневался, он весь трясся, покрывался
красными пятнами, во рту прыгал зубной протез и во все
стороны летели капельки слюны. Казалось, вот-вот его
хватит апоплексический удар. Но было в этой ослабленной
возрастной немощью ярости нечто такое, что не располага­
ло к снисходительной усмешке: вот, дескать, разошелся
старый мухомор! Многие коллеги помнили фотографию на
безнадежно просроченном удостоверении начальника отде­
ла центрального аппарата НКВД Ивана Алексеевича Ромо­
ва: могучая, распирающая стоячий воротник мундира шея,
тяжелый, исподлобья, взгляд, мощная, с бульдожьим прику­
сом челюсть. Тогда он не был таким улыбчивым симпатя­

400
гой, как вышедший десять лет назад в отставку, но каждый
день приходящий в Управление Наполеон.
Именно в образе доброго веселого дедушки, любителя
рыболовных походов и не дурака выпить предстал перед
Валерой Поповым наставник молодых Иван Алексеевич
Ромов, который тщательно скрывал жесточайший геморрой
и ревматизм, а потому никому бы не признался, что с тру­
дом заставил себя оторваться от приятно греющего чугуна
причального кнехта и с ужасом думает о предстоящей ноч­
евке на холодной земле.
— Ну это у них пусть скисает, а мы можем и сами
начать, — Ромов тряхнул сумкой: внутри звякнуло стекло.
— Не надо было, аксакал, сказали же — все сами подго­
товим, — буркнул Сергеев и огляделся. — Да вот и ребята.
С опозданием в три минуты к причалу подошел катер
Эда Тимохина. На корме стоял по стойке ”смирно” Гальс­
кий в цветастых, до колен, трусах и салютовал надкусанной
палкой полукопченой колбасы. Ноги у него были белые
и тонкие, как макаронины.
— По машинам! — дурашливо закричал он и дал кол­
басой повелительную отмашку.
Сергеев и Попов спрыгнули первыми, потом сгрузили
Ромова, который изобразил, будто спустился сам и ему
только слегка помогли.
В катере немного хлюпала вода, все разулись. Иван
Алексеевич снял допотопные босоножки, кряхтя стащил
клетчатые носки с болтающимися носкодержателями.
— Видали, что выдают заслуженным чекистам, — под­
мигнул коллегам Сергеев. — Чтобы было куда пистолеты
цеплять.
— Ну их к черту, эти пистолеты, — отдуваясь, сказал
Ромов. — Терпеть их не могу.
— Что так? — поинтересовался Сергеев, стягивая рубаш­
ку. Попов увидел на бугрящейся мышцами загорелой груди
длинный белый шрам, перехваченный следами швов.
— Чуть под трибунал не попал, — ответил Ромов,
по-хозяйски заворачивая в газету носки и босоножки.
— В октябре сорок первого получил пистолет ”ТТ” —
весь в смазке, только со склада, взвел курок и прицелился,
дурак, в ногу. Потом отвел чуть в сторону, нажал, а он как
бахнет! Как там патрон оказался — хрен его знает! И сижу
весь мокрый — завтра боевая операция, вот и объясняй
трибуналу про случайный самострел... Тут и не посмотрят,
что смершевец... — Ромов нервно крякнул.
— Хватит про страшное, Алексеевич, — Гальский достал
из тесной каютки гитару, подмигнул Попову:

401
 Северной ночью не дремлет конвой,
Звезды блестят иконами
Над полосой, между жилой
И производственной зонами...

Пел он нарочито надрывно, с блатными интонациями.

— Тьфу на тебя! — рассердился Ромов. — Эти пакости
у меня уже вот здесь сидят...
Он похлопал себя по затылку.
— Неужели хороших песен нету?
— Какую сыграть, аксакал? — охотно откликнулся
Гальский. — Концерт по заявкам!
— Какую? — Ромов озорно прищурился и подумал. —
Давай эту: ”По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед...”
Гальский выдал замысловатый перебор.
— Да я ее всю-то не знаю...
— Эх, молодежь, совсем отдыхать не умеете, — сокрушен­
но сказал Иван Алексеевич. — А Валера-то на гитаре играет?
— Немного, — отозвался Попов. — Под настроение.
— Настроение скоро будет, — пообещал молчавший все
время Тимохин, чуть качнул штурвал. — Пять бутылок
взяли.
— Ого, — умилился Иван Алексеевич. — И у меня есть.
Зачем столько? — И с детской непоследовательностью до­
бавил:
— А ведь ни разу не слышал, чтоб выливали...
Заходящее солнце еще сохраняло силу, Попов расстегнул
рубашку, Ромов сделал то же самое. Его белое дряблое тело
контрастировало с атлетической фигурой Сергеева, но у Се­
ргеева был один пупок, а у Ивана Алексеевича три. Попов
не сразу понял, что это давние пулевые ранения.
Катер мерно подбрасывало на боковой волне. Валера
Попов откинулся на жесткую спинку сиденья, закрыл глаза
и расслабился. Гальский тихо, для себя, перебирал струны,
Ромов и Сергеев негромко разговаривали.
— Как твой пацан-то? — с неподдельным интересом
спросил Наполеон.
— Нормально. Учится, в волейбол играет. Длинный...
Я когда-то тоже мяч любил. Это уже потом бороться стал...
— А пацана-то не хочешь учить? Небось пригодится.
— Сам если надумает... Я ни в чем давить не буду.
Путешественником хочет стать. Какие сейчас путешествия...
Геологом разве. Жизнь-то у них — не позавидуешь. Ну да
если решит...
— Сколько ему, двенадцать? Как моему внуку. Не пой­
му... Ловит за сараями кошек и вешает... Соседи скандалят,

402
в школу жаловались. Я уж и лупил его... Ну откуда такая
жестокость, — сокрушался Иван Алексеевич.
— И книжки ему хорошие читали, и песенки правильные,
и на ”Чапаева” водил...
— Вижу землю! — торжественно объявил Гальский.
Попов открыл глаза. Катер приближался к вытянутому
клочку суши справа от фарватера.
— Похоже, необитаемый остров, — замогильным голо­
сом сказал Тимохин.
— С сокровищами! — хихикнул Иван Алексеевич. От его
озабоченности не осталось и следа. Зато Сергеев был задум­
чив.
— Кстати, Женя, — гигант наморщил лоб. — Ты по­
мнишь, мы закопали здесь бутылку водки и не нашли.
— Было такое, — согласился Гальский. — Но надеяться,
что ее не нашли и не выпили другие, по-моему, просто глупо.
Катер ткнулся в песчаную косу небольшого, метров
триста на сто, острова, середина которого заросла кустар­
ником и невысокими деревьями.
— Вперед! — страшным голосом заорал засидевшийся
Сергеев и, легко перемахнув через борт, понесся к зарослям,
не забывая про нырки, прыжки в сторону, кульбиты и про­
чие ухищрения.
— Во дает! — хихикнул Иван Алексеевич. — Силу девать
некуда...
Он осторожно ступил в воду, поспешно выбрался на
песок, потоптался, тщательно отряхнул ноги и быстро обул­
ся.
Попов, Гальский и Тимохин принялись разгружать ка­
тер.
Через час сетка и палатка были поставлены, костер
горел, Наполеон, сладострастно чмокая, дегустировал уху
из заранее запасенных Тимохиным судака и пары лещей,
остальные грызли колбасу с хлебом и нетерпеливо следили
за его действиями.
— Сейчас, ребятки, я сюда помидорчиков запустил, еще
пару минут и готово, — Ромов помешал свое варево. —
А чтобы не скучать, можно и выпить... Откупоривай, Женеч­
ка.
— Зачем на пустой желудок, — возразил Попов. — По­
дождем.
Этой фразой он сразу набрал несколько баллов, так как
проявил рассудительность, самостоятельность суждений
и способность не поддаваться чужим влияниям.
— Все! — пригубив очередную ложку, объявил Ромов. —
Давайте тарелки. И разливать самое время... А кстати,

403
вдруг спохватился он. — Скажите, государи хорошие, по
какому такому поводу мы собрались?
Интерес Ивана Алексеевича снова был неподдельным,
хотя только он и Сергеев были осведомлены о настоящей
цели этого пикника.
Гальский и Тимохин думали, что они тоже в курсе дела:
Сергеев хочет посмотреть нового сотрудника. Как ведет
себя в неформальной обстановке, умеет ли пить, как дер­
жится после выпивки... Алкоголь снимает тормоза: враль,
хвастун, болтун, задира обязательно проявит себя. Такая
проверка многократно верней бумажных фильтров кадро­
вых аппаратов. Потому к ней и прибегают, когда от надеж­
ности коллеги зависит собственная жизнь. Когда-нибудь
ему расскажут об этом, и он беззлобно выругается. Но все
подобное делается до зачисления новичка! А Попов уже
полноправный сотрудник отдела особо тяжких... Очевидно,
Сергеев решил составить о нем собственное мнение на
всякий случай...
И только сам Валера Попов полагал, что выезд на
рыбалку посвящен его недавнему поощрению, поэтому воп­
рос Наполеона его смутил, хотелось ответить что-то остро­
умное и отводящее внимание, но ничего подходящего в го­
лову не приходило.
За него ответил Сергеев.
— Повод, товарищ полковник, серьезный. Валера рабо­
тает у нас недавно, а уже получил поощрение в приказе.
Потому предлагаю выпить за нашего молодого друга и по­
желать ему такой же успешной службы в дальнейшем.
Тон майора был торжественным. Гальский и Тимохин
решили, что они не ошиблись в своих предположениях.
К такому же выводу пришел и Попов.
Все выпили и принялись хлебать обжигающую, неожи­
данно ароматную уху.
— Ну, молодец, аксакал, — с набитым ртом похвалил
Гальский. — На скорую руку да не из свежака... А если
сазанчик попадется или там стерлядка...
Молчаливый Тимохин открыл вторую бутылку водки
и снова налил по полстакана.
— За старейшего сотрудника МВД, нашего аксакала
Ивана Алексеевича, — провозгласил Сергеев. — Дай бог
нам всем так пить водку в его возрасте!
— Спасибо, Сашенька, — польщенно, но с некоторым
смущением сказал Ромов и, приветливо улыбаясь, чокнулся
с каждым, после чего выпил содержимое своего стакана, как
воду. Он действительно мог огреть литр белой и заметно не
пьянел: только краснел нос да лысина покрывалась потом.

404
 А лихо опрокидывающий стаканы Сергеев был трезвен­
ником и чтобы избежать упреков и неизбежных пристава­
ний, добился больших успехов в подмене жидкостей.
— А скажи-ка мне, Валерочка, — ласково пропел Иван
Алексеевич. — За что ты получил поощрение?
— Да так, — отмахнулся Попов. — Залез в бронежилете
на шестой этаж.
”Торопится старикан, — подумал Сергеев. — С этим
вопросом надо бы подождать...”
У костра наступила тишина. В приблизившейся вплот­
ную темноте что-то шелестело и похрустывало.
— Сейчас хоть эти штуковины есть, какая-никакая, а за­
щита. А у нас что? Только каска на голове, — печально
заговорил Ромов. — Я сейчас знаете что вспоминаю? Ко­
стер вот этот, лес... Точно так мы тогда сидели у костерка,
покушали, курим, греемся, мороз-то под сорок. Вдруг —
трах! трах!
Ромов дважды взмахнул рукой.
— Мы за автоматы, автоматы у нас почти сразу были,
это да, как дали из восьми стволов! И снова тишина, он
один был...
— Фашист? — не утерпев, перебил Гальский.
— Дезертир, сволочь...
Багровые блики высвечивали лоб, нос и щеки Наполе­
она, вместо глаз обозначились темные провалы.
— Меньше минуты вся эта кутерьма, а у нас один —
фамилию не помню, хороший мальчонка, в очках, студент
что ли... Лежит готовый! Э-э-эх!
Иван Алексеевич покрутил головой.
— Две пули в шинелку на груди вошли — маленькие
такие дырочки. У того-то и было всего два патрона — вот
они оба... Шинелка разве защитит. А костерок — как сейчас,
может, чуть побольше... Давайте-ка, ребяточки, выпьем,
чтоб войны не было...
Глухо ударились стаканы. Сергеев незаметно сжал руку
Наполеона: мол, не тебя же вывезли на смотрины... Тот
обиженно высвободился.
— Сейчас, ребяточки, вспоминаю все отчетливо так —
все мысли, и волнение, и тревоги. А вот интересно, тебе,
Валерочка, что запомнилось на шестом этаже этом?
”Ну, старикан, — восхищенно подумал Сергеев. — Вот
это подвел издалека... Артист!”
— Когда лез, боялся сорваться, — железяка эта прокля­
тая вниз тянула, — отстраненно произнес Попов. — Боялся,
что он выглянет да влупит сверху: каски-то не было...
Боялся, что до балкона не дотянусь, что дверь в квартиру

405
заперта... Зашел — поспокойней стало: левой рукой лицо
закрыл и крадусь на выстрелы. Заглянул в кухню, он обе­
рнулся, видно, почувствовал, глаза бешеные, оскалился,
ствол свой поволок в мою сторону, да я-то уже наизготовке,
как дал — и все!
— Неужто насмерть? — изумился Ромов.
Попов молча кивнул.
— Прокурор, наверное, тебя помучил! — посочувствовал
Иван Алексеевич. — Они дотошные, бумажные души! Не­
бось спрашивал: почему в ногу не стрелял, да в руку не ранил?
— Спрашивал, — подтвердил Попов. — Только там
расчет другой шел, не тот, что в кабинете.
— Ну если б ты ему в плечо замочил, то тоже вывел бы из
строя, — вмешался Сергеев. — Наверное, боялся промазать?
Попов помешкал с ответом.
— Если честно, то я, когда коридор проходил, заглянул
в ванную, а там его жена в петле... И у меня как омертвело
все... Не увидел бы — брал бы живьем...
— Да-а-а, — неопределенно протянул Иван Алексеевич.
— Прокурору об этом не говорил?
Попов отрицательно покачал головой.
— И правильно. Не надо им, крючкотворам, душу от­
крывать...
Иван Алексеевич внезапно засуетился.
— А давайте-ка мы, государи мои, выпьем за людей,
которые не боятся жестких решений. Пускать слюни в свет­
лом кабинете — охотников много, а сломать бандита в тем­
ном переулке — некому. Сейчас уже и наши бояться стали
— кто преступника, а кто прокурора. Разве такое видано!
Ромов ”завелся”.
— Если только щитом обороняться, а мечом не рубить,
разве порядок будет? Сейчас пишут разные умники, чтоб
расстрел отменить, и что получится? Давайте Лесухина
отпустим, пусть он еще пару трупов сделает! Только для
кого такая гуманность! Для людей или для зверей?
— Это перегибают палку, — впервые за вечер высказался
Тимохин, до сих пор молча выпивавший и закусывавший. —
У нас еще условий для такой отмены нету.
— Я удивляюсь, — запальчиво говорил Ромов, и голова
его заметно тряслась. — Ведь пишут умные люди, ученые.
Они там, в облаках, но неужели не знают, что на земле
делается? Вот ты, Валерик, отпустил бы Лесухина?
Попов скрипнул зубами.
— Я бы эту сволочь своей рукой раздавил!
— Вот и я о том же, — Ромов успокоился так же быстро,
как и вспыхнул.

406
 — Слышь, Валера, — с грубоватой фамильярностью
сказал Сергеев. — А тебя после этого дела кошмары не
мучили?
Вопрос прозвучал бестактно, и Сергеев попытался сгла­
дить неловкость.
— Мне б, наверное, месяц ужасы снились, — довольно
фальшиво добавил он.
— Это потому, Саша, — в тон ему ответил Попов, — что
ты человек тонкий, впечатлительный и легкоранимый.
Все захохотали. Иван Алексеевич, раскачиваясь, держал­
ся за живот, Гальский и Тимохин покатились по песку.
— Ну и уел он тебя, Сашок, — с трудом выговорил
Ромов. — У меня чуть челюсть не выскочила! Молодец,
парень! Впечатлительный с такой-то рожей!
Сергеев тоже улыбнулся, и боевая маска превратилась
в добродушное лицо.
— Один-ноль, Валера! Но за мной не заржавеет...
Костер прогорал. Гальский предложил искупаться, но
желающих не нашлось. Тимохин стал вызывать любого,
кроме Сергеева и Ивана Алексеевича, на рукопашный поеди­
нок, хвастая, что когда-то выполнял кандидатский балл по
дзюдо. Гальский вспомнил, что отменно стреляет, и жалел,
что никто не догадался захватить с собой пистолет. Словом,
была выполнена обычная программа, но Попов ничем не
хвастал, лихости и агрессивности не проявлял, идиотских
предложений опьяневших товарищей не поддерживал. Они
удивились, что Сергеев и Ромов не подыгрывают в испыта­
ниях новичка, и решили, в конце концов, что целью старших
является рыбалка ради рыбалки. Так тоже нередко бывало.
— Пойдем сетку посмотрим, — предложил Тимохин,
и они с Сергеевым ушли в темноту. Попов подбросил
в костер несколько сучьев.
— Пора спать ложиться, — Иван Алексеевич долго
и протяжно зевал, закрывая рот рукой. — Саша обещал
матрац надувной захватить, забыл, наверное...
В голосе проскользнули нотки озабоченности.
— Алексеич, а чего он в вас стрелял? — неожиданно
спросил Гальский. — Дезертир-то этот?
— Кто его знает, — Ромов опять зевнул. — Может,
немецкий шпион-диверсант...
— С двумя-то патронами? — допытывался Гальский.
Иван Алексеевич обиженно сморщился.
— Ну его к шуту, Женечка, про это вспоминать. У меня
враз настроение портится. Сыграй лучше для души лиричес­
кую песенку, веселую, а можно грустную...
Гальский потянулся к гитаре.

407
 — Как заказывали — про провожания, с грустинкой:
Аэропорты, вокзалы, причалы
Все вы, конечно, когда-нибудь
И уезжали, и провожали
Своих товарищей в дальний путь...
На этот раз он пел прочувствованно-лирическим барито­
ном, Иван Алексеевич, подперев щеки кулачками, слушал
с выражением умильного внимания.
Вдруг ритм аккордов резко изменился.
Нас отправляли простыми вагонами
В угол медвежий страны родной,
Окна в решетках и с красными погонами
Сопровождающий нас конвой...

Голос Гальского снова стал разухабисто-залихватским.

— Ну перестань, Евгений! — укоризненно сказал Ромов.
— Я только настроился хорошую песню послушать, а ты
опять грязь баламутишь! Ну что ты нашел в этих зоновских
завываниях такого привлекательного? Это же нелюди, не­
чисть поганая, они во всем врут: и в словах, и в песнях. Я-то
на них за свою жизнь насмотрелся! Душат, давят друг
друга, авторитет свой дикими выходками поднимают! Не
захотел на вопросы отвечать — взял и зашил рот суровой
ниткой! На работу идти западло — сел на лавку и приколо­
тил мошонку гвоздем! Захотел уйти на больничку — про­
глотил иголку, или вилку, или костяшки домино. Один,
помню, из строя вышел и говорит начальнику: ”Что-то
у тебя плохо пуговицы блестят. Вот так надо чистить!”
И распахивает телогрейку, а там у него мундирные пугови­
цы прямо к телу пришиты, в два ряда. Зверье!
Иван Алексеевич сердито сплюнул.
— Расстроил ты меня. Давай выпьем, чтобы сердце
размягчилось.
Попов больше пить не хотел, но отказаться постеснялся,
Гальский тоже пытался отговориться, однако Иван Алексе­
евич настоял на своем и внимательно проследил, чтобы
в стаканах ничего не осталось.
Попов откинулся на спину, чувствуя, как сквозь колючее
шерстяное одеяло остывший песок холодит тело. Звезды
медленно двигались, неторопливо меняясь местами. И ост­
ров слегка раскачивался на отбойной ночной волне. В голо­
ве чуть-чуть шумело.
— Вот Валерик нам обещал сыграть хорошую песенку,
— донесся издалека голос Ивана Алексеевича, и Гальский
положил гитару прямо ему на живот. — Уважь старика!

408
 Попов снова сел. Иван Алексеевич умильно улыбался,
показывая белые пластмассовые зубы.
— А что сыграть? — спросил Валера у симпатичного
старичка.
— Знаешь что, Валерочка, — Иван Алексеевич подкатил
глаза, будто перебирая в памяти все известные ему песни
в поисках наилучшей. — Сыграй эту: ”По долинам и по
взгорьям шла дивизия вперед...”
— Нет, я лучше про другой поход...
Попов потрогал струны.
В чужой синеве облака не спасут
Мы втайне летели, но нас уже ждут
Чужие прицелы, чужие глаза...
Пылает ведомый, пылает родная до слез стрекоза!
Пел он медленно, постепенно ускоряя темп.
Внизу караван — боевой разворот,
Ракета, вторая, теперь пулемет...
Хотя документов не видели их
Но знаем: чужие! Ведь нет здесь своих!

К костру вернулись Сергеев и Тимохин, бросили на песок

мокрые мешки, Эд настороженно впился взглядом в от­
решенное лицо Попова.
Чужая земля и чужая вода,
Чужие болезни, но наша беда,
Чужая политика, чуждый ислам,
Коварство, предательство, ложь и обман...
Что делаем мы в этом мире чужом?
Неужто и вправду свой долг отдаем?
Но лишь начиная по жизни шагать,
Когда же успели мы так задолжать?!
Напряжение в голосе певца нарастало, он почти кричал.
Отрезаны уши и нос, шурави
Заходится криком в афганской пыли
Не жалко, ведь учит священный Коран:
Неверный — собака для всех мусульман!
”Неверные” насмерть в заслонах стоят
Колонны проходят и в Хост, и в Герат,
А ”верные” — в форме они иль в чалме,
Но выстрелить в спину способны вполне...
— Так и было, стреляли суки! — выругался Тимохин.
А может, напрасно приказано нам
Кровью своей — по чужим векселям,
Ведь мудрость известная, черт подери:
Коль сам не расплатишься — в долг не бери!

409
 Попов выложился, и последние строфы давались ему
с трудом, как смертельно уставшему человеку.
Не мы принимали в Кремле Тараки,
Не мы наводили в Амина штыки,
Бабрака Кармаля не мы берегли —
Чужие авансы, чужие долги... Чужие долги!
Последний аккорд растаял в ночном воздухе.
— Братишка, так ты тоже там был? — Тимохин потерял
обычную невозмутимость и, подсев к Валере, обнял его за плечи.
— Там не был. В госпитале Ташкентском медбратом...
— А песня чья? Сам сочинял?
Иван Алексеевич чуть не выронил свою челюсть и за­
стыл, ожидая ответа.
После паузы Попов мотнул головой.
— Ребята пели, слышал...
Ромов перевел дух.
— Спиши слова, — попросил Тимохин и хотел еще
что-то сказать, но Иван Алексеевич его перебил:
— А что, Валерочка, у тебя образование медицинское
имеется?
— Да не то что образование... В школе — медицинский
класс, да два курса в училище... После армии не стал
заканчивать...
У Тимохина дернулась щека.
— Ладно, майор, давай с рыбой разбираться...
Точно так у него дергалась щека два года назад, во
время строевого смотра, эту историю знали все в Управле­
нии. Генерал лично обходил строй, но был не в духе и щед­
ро раздавал раздраженные замечания. Возле Тимохина рез­
ко остановился.
— Что это за железки?! — рявкнул он и ткнул пальцем
в грудь лейтенанта.
— Товарищ генерал, это не железки, а боевые награды
Демократической Республики Афганистан! — побледнев,
ледяным тоном ответил Эд.
— Почему они надеты на строевой смотр?! — генерал
разошелся и уже не мог сразу остановиться.
— Потому что я заработал их кровью! — отрезал Эд. —
Вы должны знать, товарищ генерал, что в соответствии
с правилами ношения формы, на строевой смотр надеваются
все награды. Кроме, разумеется, купленных и выпрошенных!
У него уже начала дергаться щека, строй затих — так
с генералом никто и никогда не разговаривал.
— Немедленно снять! — побагровев, скомандовал гене­
рал.

410
 — Только вместе с мундиром! — щека задергалась еще
сильнее и, буравя начальника бешеным взглядом, Эд стал
нащупывать пуговицу кителя.
Генерал молча повернулся и пошел вдоль строя, не
сделав больше ни одного замечания. А Эд все порывался
снять и бросить на плац мундир, но пальцы прыгали и не
могли справиться с тугими пуговицами, да ребята схватили
за руки и удержали от безрассудного поступка.
Последствий этот инцидент не имел, кроме одного: под­
полковник Викентьев, когда однажды зашла речь о кан­
дидатуре Тимохина, коротко сказал, что он непредсказуем.
И сейчас Эд разозлился на старого мухомора, который
не дает поговорить с братухой о святых вещах, а лезет со
всякими глупостями.
— Пенсионерам пора в люлю, вон Саша приготовил
и матрац, и спальный мешок, и складной горшок, — пробу­
рчал он. — А мы еще поговорим.
— И правда, Эдичка, наше дело стариковское, — сми­
ренно сказал Иван Алексеевич. — Сашенька про свои обе­
щания не забыл, так что пойду-ка я спать...
Кряхтя и отдуваясь, Ромов полез в палатку.
— Пример старших — молодым наука, — потянулся
Сергеев. — Женя, почисть рыбу, а я с утра займусь ухой.
Майор последовал за Наполеоном, некоторое время они
шептались, потом наступила тишина.
Рыбу чистили втроем, спать Эд ушел в катер, а Попов
и Гальский устроились на брезенте, рядом с палаткой.
Выходной день пролетел быстро. Водка кончилась, по­
этому вели здоровый образ жизни: купались, загорали, пого­
няли мяч под азартные крики Ивана Алексеевича. Когда
возвращались обратно, оказалось, что у Ромова обгорел нос.
— Будет облазить, а бабка скажет, что от пьянства, —
озабоченно бурчал он.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В понедельник Сергеев и Иван Алексеевич сидели на
докладе у Викентьева. Собственно, докладывал майор,
а Наполеон, навалившись грудью на стол, внимательно
слушал, то и дело переводя взгляд с одного на другого, как
будто провожал глазами каждое слово устного рапорта.
— В общем, отзывы только хорошие. И мнение одно:
нормальный парень, — подвел итог Сергеев, а Иван Алексе­
евич энергично кивнул головой:

411
 — Хорошенький мальчишка. Дельный, серьезный. Мне
понравился.
Если Сергеев говорил хмуро и как бы через силу, то
Ромов завершил фразу умильной улыбкой.
— А нам он подойдет? — задумчиво спросил подполков­
ник.
— А чего же! — Иван Алексеевич захлебнулся воздухом,
закашлялся. — Он ведь и медицинское образование имеет,
пусть без диплома, в госпитале работал...
— Кого лечить-то? — угрюмо спросил Сергеев.
— Ну все-таки! Я считаю так — лучше и искать нечего!
— в голосе Романова проскользнула металлическая нотка,
он сам почувствовал это и сконфуженно хихикнул. — Смот­
рите, решать-то вам... Я только вот что думаю...
Иван Алексеевич многозначительно выкатил глаза
и округлил рот, в таких случаях он добавлял: ”государи
мои”, но сейчас удержался.
— Он ведь этого гада не с перепугу застрелил! Увидел,
как тот с женой расправился — и приговорил! — Ромов
многозначительно поднял палец. — И Лесухина, сказал,
мол, своей рукой задавлю! Значит, что?
Ромов покачал пальцем.
— Значит, не боится брать на себя тяжелые решения, не
перекладывает на дядю! Кого ж еще искать?
— Ладно! — Викентьев хлопнул ладонью по столу. —
Послушаем аксакала. Я с ним переговорю.

Когда Попов возвращался с обеда, дорогу ему заступил

маленький квадратный подполковник в аккуратно пригнан­
ном мундире.
— Здравствуйте, Валерий Федорович, — радостно улы­
баясь, будто встретил хорошего друга, сказал он, протяги­
вая твердую шершавую ладонь. — Много слышал о вас,
пора и познакомиться. Викентьев Владимир Михайлович.
Глаза у подполковника были пронзительно голубые
и излучали доброжелательность.
— Можно вас задержать на несколько минут? Есть
разговор...
Валера подчинился жесту нового знакомого и прошел за
ним в маленький, просто обставленный кабинет. Двухтумбо­
вый стол, казенный, с матовыми стеклами шкаф, облуплен­
ный сейф да несколько неудобных стульев составляли все его
убранство. В углу приткнулась двухпудовая гиря со стертой
до металла краской на ручке, и Попов по-новому взглянул
на коренастую фигуру подполковника. Тот улыбнулся.

412
 — Садись, располагайся.
Попову говорили, что в Управлении молодому сотруд­
нику надо активно включаться в общественную работу,
определяли предварительно и конкретный участок — стен­
газету ”Дзержинец”. Сейчас он решил, что Викентьев — ре­
дактор стенгазеты или какой-то другой общественный дея­
тель.
Начало разговора не опровергло этого предположения.
Подполковник поговорил на общие темы, спросил, как ра­
ботается на новом месте, сошелся ли с коллегами, чем
увлекается в свободное время. При этом Попова не оставля­
ло ощущение, что вопросы задаются для проформы, так как
Викентьев знает, какими будут ответы.
— Хорошо, Валерий, поговорим о серьезных вещах, —
жесткая фраза как бы отсекла ни к чему не обязывающий
треп, который шел до сих пор. И с Викентьевым произошла
неуловимая перемена, суть которой Валерий не смог бы
объяснить, однако он как-то сразу понял, что подполковник
никакой не редактор и общественные дела его ни в малей­
шей степени не интересуют.
— Ты проявил себя смелым и решительным человеком,
мы это заметили и хотим предложить тебе важную работу,
— Викентьев смотрел испытующе. — Как у тебя нервишки?
— Не жалуюсь, — недоумевающе ответил Попов. —
А что?
— Да, я смотрел твою медицинскую карточку и с врачом
разговаривал: психическое и физическое состояние отличное.
Викентьев оставил его вопрос без ответа.
— Работа немного нервная, особенно с непривычки, но
люди с ней справляются и ты тоже, думаю, справишься.
Викентьев замолчал, рассматривая собеседника. Тот
ждал продолжения и вопросов не задавал. Губы подполков­
ника дрогнули в улыбке. Невозмутимость кандидата ему
нравилась.
— За нервные нагрузки предусмотрена дополнительная
оплата, десять суток к отпуску и ежегодная санаторная
путевка.
Викентьев снова был предельно серьезен.
— Но главное, конечно, не это. Работа состоит в том,
чтобы очищать наше общество от особо опасных преступ­
ников, зверей, опасных для каждого человека.
— Ничего не пойму, — не выдержал Попов. — Вы
говорите про группу захвата? Только откуда там доплаты
и путевки?
— Как ты относишься к Лесухину? — вопросом на
вопрос ответил Викентьев.

413
 — А как к нему относиться? Попался б мне — пристре­
лил, как собаку!
— Он и приговорен к расстрелу. Кассацию отклонили, на
помилование тоже шансов немного, — спокойно прогово­
рил Викентьев, не отрывая пристального взгляда от лица
собеседника. — Значит, кому-то предстоит работа по испол­
нению приговора.
— И что? — механически спросил Попов, хотя он уже
распознал, к чему клонит подполковник, но обманутый
обыденностью тона еще не поверил в правильность своей
догадки.
— То самое, — кивнул Викентьев. — Тебе предлагается
принять участие в этой важной работе.
— Ну дела! — растерянно проговорил Попов. — Вы
всерьез? Чтобы я вроде как... палачом был?
Он с трудом выдавил слово, за которым вставал реаль­
ный образ.
Викентьев поморщился.
— Это слово для обывателя. Вроде как ”мент”. Мы же
себя и своих товарищей ”ментами” не называем? Так и там
— есть исполнитель приговора. У него, кстати, самая ответ­
ственная часть работы. И самая, надо сказать, неприятная.
Понятно, что новичка с бухты-барахты туда не поставят.
Но свести преступника с пулей, которая ему предназначе­
на, — дело хлопотное и непростое. Надо многое организо­
вать, технически обеспечить, состыковать. Этим занимается
спецопергруппа, войти в которую я тебе и предлагаю.
Попов ошарашенно молчал.
— И что я буду делать? — тихо спросил он, облизнув
пересохшие губы.
— Обеспечивать охрану! — Викентьев разъяснял тер­
пеливо и старательно. — Чтобы преступник не убежал, не
набросился на прокурора, не ударился головой о батарею...
— А почему нельзя о батарею?
— Потому что все должно быть по закону!
Попов молчал, глядя в пол. Викентьев отметил, что он
не испугался, не впал в тихую панику. Нормальная реакция
нормального человека на предложение, далеко выходящее
за пределы нормальных и привычных рамок.
— Ты же только сказал, что пристрелил бы этого ублюд­
ка Лесухина! — ободряюще проговорил Викентьев и, обой­
дя вокруг стола, положил руку Валере на плечо.
— Это в запале, в горячке — совсем другое! — Попов
перевел дух. — А отказаться можно?
— Конечно, можно! — жестко ответил Викентьев. — На
аркане-то тебя никто не потащит! Только...

414
 Он снова обошел стол и сел на свое место.
— Ты взрослый парень, серьезный и ответственный.
И предложение тебе сделано серьезное. Наверное, его гото­
вили, прорабатывали, согласовывали. Да и я, надеюсь, на
дурашку не похож! Так что подумай, стоит ли отказываться!
Попов взглянул на каменное лицо подполковника и от­
вел глаза.
— Все равно эту работу кому-то делать, если ты, подхо­
дящий по всем статьям, уйдешь в сторону — значит подста­
вишь менее готового товарища. Порядочно ли это?
Попов отчетливо понимал, что отказываться нельзя. Он
не смог бы объяснить, откуда пришло это понимание, мо­
жет, подполковник Викентьев излучал какие-то биотоки, но
чувствовал — отказ уронит его авторитет в глазах товари­
щей, да и сам он перестанет себя уважать, как трусливого
чистоплюя.
— А ребята тоже там, в этой группе? — сглотнул он. —
Гальский, Тимохин, Сергеев?
Лицо Викентьева стало живым.
— Узнаешь в свое время. Пока могу только сказать, что
будешь работать со своими товарищами.
Викентьев улыбнулся.
— Так что не трусь! Согласен?
Попов, чуть помешкав, кивнул.
— И отлично. Сейчас напишешь рапорток, я продик­
тую... И, конечно, никому ни слова!
— И жене? — спросил Попов.
Викентьев на секунду отвел взгляд.
— Жена, конечно, дело особое. Работа ночная, не скро­
ешь... Хотя придумать можно что-то другое... — Викентьев
немного подумал.
— Знаешь что? Пока ничего ей не говори, а после первой
операции — сам решишь. Захочешь — скажешь.
Попову показалось, что голос подполковника звучит
довольно фальшиво.
Вернувшись к себе, Попов долго не мог сосредоточиться.
Механически сделал несколько телефонных звонков, соста­
вил запрос в Главный информационный центр, потом вы­
звал в коридор Гальского.
— Слушай, Женя, а кто такой Викентьев?
— Этот подполковник в зеленой форме? — переспросил
Гальский. — Начальник отдела статистики в Управлении
исправительных дел. Я его плохо знаю. А почему ты спра­
шиваешь?
— Да так, — Попов ушел от прямого ответа. — Остано­
вил меня, интересовался, что да как...

415
 — Это за ним водится, — кивнул Женя. — Общительный
мужик, добродушный.
— А-а-а, — протянул Попов и перевел разговор на
другую тему. Добродушным Викентьев ему не показался,
и он понял, что Гальский вряд ли сможет удовлетворить его
любопытство по причине собственной неосведомленности.
Тот же вопрос он задал и Сергееву, когда они после
работы выходили из УВД.
— Это интересный мужик. Волевой, я таких люблю.
Каждое утро в любую погоду десять километров пробегает.
И гирю-двухпудовку из рук не выпускает, ладони — сплош­
ной мозоль. Накачался до ужаса, подкову сгибает, арматур­
ный прут вокруг шеи вяжет. Словом, молоток! Я его руку
с трудом кладу, да и то за счет рычага...
Сергеев остановился.
— Давай зайдем в пельменную, — неожиданно пред­
ложил он. — Тут рядом, кооперативная. Вкуснотища! И чай
отличный...
Попов не собирался задерживаться, да и у майора еще
минуту назад были какие-то свои планы. Видно, пельмени
действительно хороши...
— Они только открылись, заявляются двое: мол, будете
отстегивать штуку в месяц, иначе неприятностей не обе­
ретесь, — рассказывал Сергеев, пока они спускались по
пологой улице к вокзалу. — Пришли, заявили. Мы и взяли
тех субчиков с поличным.
Они подошли к резному деревянному крылечку, возле
которого прямо на тротуаре стояла ”Волга” последней
модели с затемненными стеклами и улучшенной широкой
резиной.
— Хозяин на месте, — определил майор и, поднявшись
по ступенькам, распахнул некрашеную, покрытую лаком
дверь.
В просторном квадратном зале все столики оказались
заняты, у стойки с огромным самоваром толклась мол­
чаливая очередь.
Попов подумал, что терять здесь время не имеет смысла,
но тут из глубины помещения вынырнул высокий кудрявый
парень в белом халате и, приветливо улыбаясь, подошел
к Сергееву.
— Здравствуйте, Александр Иванович, давно не были,
обижаете...
Через несколько минут они сидели в маленьком кабинете
под ярко-желтым абажуром, хозяин с той же приветливой
улыбкой расставлял на лимонной скатерти приборы и без
умолку говорил, обращаясь преимущественно к Попову.

416
 — Приглашаю: заходите, кушайте, хоть бесплатно, хоть
как хотите... Мне надо, чтобы шпана знала: милиция здесь
часто бывает. Тогда они не суются и рэкеты стороной
обходят. Предлагаю: давайте подарю ”Волгу”! Не майору,
не вам, никому конкретно, чтоб не подумали, боже упаси, про
взятку! Нет, официально — уголовному розыску для служеб­
ных дел, а там пользуйтесь как хотите... Не соглашаются...
— Ладно, Ашот, хватит сказки рассказывать, — перебил
Сергеев. — Валера у тебя тоже не будет забесплатно обе­
дать, у него желудок халявы не принимает. А тачку свою ты
классно отделал, молодец.
Улыбка Ашота изменила оттенок, теперь она стала гор­
деливо-польщенной.
— Еще лючок в потолок врежу, уже достал... Кстати,
Александр Иванович, понадобится машина — берите мою,
на сколько надо.
— А если разобью?
— На здоровье, новую куплю. Слава богу, государство
зарабатывать позволяет, милиция от рэкетов защищает.
Жить можно!
— И я о том же, — кивнул Сергеев. — Пельмени и чай на
три сорок семь, ”командирских” добавок не нужно.
Ашот кивнул и исчез. Официантка принесла фаянсовую
миску с пельменями и раскаленный керамический чайник,
аккуратно положила на скатерть ровно оторванный прямо­
угольник счета, педантично, до копейки, отсчитала сдачу,
пожелала приятного аппетита.
— Торжество кооперативного общепита! — усмехнулся
Попов, раскладывая по тарелкам дымящиеся пельмени. —
Идиллия!
— Угу, — Сергеев, обжигаясь, глотал горячее. — Только
не рассчитывая на нас, Ашот завел охрану и платит ей ту же
штуку в месяц, что просили рэкетиры. А чего ты вдруг про
Викентьева?
Попов секунду помедлил. Когда сидишь за одним сто­
лом, уклониться от прямого вопроса или отделаться ничего
не значащей фразой гораздо трудней, чем во время беглого
разговора на улице перед расставанием. У него появилось
неприятное ощущение, что Сергеев неожиданно изменил
свои планы и затеял этот ужин именно для того, чтобы
выяснить, чем вызван его интерес к Викентьеву. Значит,
Сергеев осведомлен обо всем и сейчас пытается прощупать
коллегу.
— Он меня остановил в коридоре, познакомился, рас­
спрашивал про жизнь, работу... Странно как-то. Откуда
такое внимание к моей скромной персоне?

14 Вопреки закону 417

 Сергеев вытер губы бумажной салфеткой.
— Викентьев любит отчаянных парней. Он и сам-то...
Был начальником колонии, имел кличку Железный кулак.
Они в конце концов бунт подняли, заложников захватили...
Сергеев положил себе еще пельменей.
— И что дальше было?
— Дальше как обычно. Начальство му-му водит, реше­
ние принимать боится, а те ШИЗО1 осаждают, на ”запрет­
ку” бросаются... Викентьев и взял ответственность на себя,
трахнул железным кулаком — шесть убитых, пятнадцать
раненых. Порядок навел, заложников освободил, должность
потерял. Вот так, брат! Он тебе ничего не предлагал?
Попов снова помешкал с ответом.
— А что он мог предлагать?
— Не знаю, — Сергеев смотрел прямо в глаза. — Только
в любом случае не торопись отказываться. Он этого не
любит.
— Чего-то не пойму я тебя сегодня, — не стараясь быть
убедительным, произнес Попов. — Но пельмени действите­
льно хорошие, тут ты не ошибся.
Жесткий взгляд Сергеева смягчился, он слегка улыбнулся.
— Молодец, Валера. Давай пить чай. Чай здесь тоже
хороший.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Домой Попов шел в задумчивости. Он служил достаточ­
но давно, чтобы считать, что знает всю милицейскую ”кух­
ню”. И вдруг его стало засасывать в ранее неизвестный,
темный и пугающий слой работы МВД, надежно скрытый
от посторонних глаз, известный лишь узкому кругу посвя­
щенных, которыми неожиданно могли оказаться хорошо
знакомые люди.
Дав согласие, он продолжал колебаться. Дело в том, что
Викентьев ошибся, когда говорил, будто он подходит
к предлагаемой работе ”по всем статьям”.
В детстве Валера был болезненным и впечатлительным
мальчиком, преувеличивал обиды и неприятности, нередко
плакал, спрятавшись в укромном месте, переживал дневные
события, подолгу не мог заснуть. Родители водили его
к психоневрологу, но тот никаких болезней психики не
1 ШИЗО — штрафной изолятор для нарушителей режима.

418
обнаружил и сказал: ”Повышенная возбудимость, это быва­
ет в таком возрасте, перерастет. Пока надо избегать раз­
дражителей, соблюдать режим, неплохо прохладные обти­
рания на ночь”.
Рекомендации врача тщательно выполнялись, но замет­
ных изменений не происходило. В первом классе мальчишки
постарше отобрали у Валеры портфель, это был сильный
”раздражитель”, и сознание заволокла черная пелена, когда
он опомнился, то портфель был у него в руках, а обидчики
убегали, причем один зажимал платком разбитую голову.
Валера недоуменно осмотрел выпачканные кирпичной пы­
лью пальцы и пошел домой. Это происшествие он не пере­
живал и заснул сразу же, как лег в постель.
После того случая повышенная возбудимость прошла
сама собой. К пятому классу он заметно окреп, стал зани­
маться легкой атлетикой, плаванием, потом борьбой. Ста­
рательно вылепленный им образ ”крутого парня” ни у кого
сомнений не вызывал. Кроме... него самого. Он постоянно
анализировал свои мысли, желания и поступки: не сплохо­
вал ли, не струсил ли, не сподличал...
Работая в госпитале, мучился мыслью, что спрятался за
спины тех изувеченных ребят, которых привозили несколько
раз в неделю транспортные самолеты с красными крестами
на пузатых, начиненных ужасом и болью фюзеляжах. Не­
сколько раз писал рапорты ”прошу направить”, что вызы­
вало у начальства раздраженное недоумение. Замполит од­
нажды вызвал его на беседу и, понимающе заглядывая
в глаза, сказал:
— На хрена тебе эти чеки? Что ты со своего заработка
купишь? Или на льготы надеешься? — майор безнадежно
махнул рукой. — А вот пулю в голову вполне можешь
схлопотать. Не валяй дурака, парень. Сидишь в теплом
месте, служба идет — и не дергайся. От добра добра не
ищут. Ты меня понял? Я тебе по-хорошему, откровенно...
Тучный, страдающий одышкой и с отвращением дослу­
живающий до выслуги майор медицинской службы был
искренен в отеческом порыве удержать глупого пацана от
неокупаемого риска. Попов сказал: ”Понял” и больше ра­
портов не писал.
Через полтора года, выдавая дембельские документы,
замполит вдруг усмехнулся и подмигнул, как своему. Попо­
ву стало противно и непереносимо стыдно, он покраснел.
Доучиваться в медучилище он не пошел, поступил мили­
ционером в патрульно-постовую службу. Первым наставни­
ком стал костистый, с выступающей челюстью сержант
Клинцов — старший экипажа. Два года они мотались по

419
городу на ПА-131, первыми прибывая в горячие точки,
растаскивая пьяные драки, отбирая опасные железки у не­
вменяемых, готовых на все хулиганов, заталкивая сопротив­
ляющихся задержанных в заднюю дверь разболтанного
”УАЗа”, охраняя места кровавых происшествий до приезда
следственной группы. Особенно нравился Валере поиск ”по
горячим следам”, когда, зная приметы преступников, надо
вычислить пути их отхода и, прочесывая район квадрат за
квадратом, обнаружить, догнать, пресечь сопротивление
и задержать негодяев.
Азарт поиска, риск схватки, радость победы позволяли
чувствовать свою состоятельность и постепенно стирали
стыд двухлетнего отсиживания за чужими спинами в ”теп­
лом месте” Ташкентского госпиталя. Единственное, что
омрачало мироощущение милиционера Попова, это обилие
насилия, с которым приходилось сталкиваться каждый день.
И если к насилию с той, противостоящей закону, стороны он
был готов и воспринимал как должное, то насилие со сторо­
ны блюстителей порядка вызывало двоякие чувства.
Он понимал, что добрыми словами и ласковыми увеще­
ваниями вряд ли удалось бы заставить бытового хулигана
Григорьева бросить топор и сесть в зарешеченную клетку
”собачника”, поэтому удар в пах, нанесенный ему сержан­
том Клинцовым, был оправдан, как вынужденное зло. Но
когда по пути к машине в темном подъезде Клинцов начал
обрабатывать мощными кулаками грудь и живот задержан­
ного, а напоследок дважды шваркнул его головой о стену,
Валере стало стыдно и страшно, он попытался остановить
напарника, чем вызвал озлобленное недоумение: ”Если не
прочувствует, сука, то в следующий раз и впрямь зарубит!”
И хотя известный резон в этих словах был, Попов почув­
ствовал отвращение к ловкому, знающему службу и бес­
страшному Клинцову.
Но в другой раз они взяли уже судимого Фазана, кото­
рый после танцев затащил на стройку молодую девчонку и,
угрожая бритвой, пытался изнасиловать. Девчонка кричала,
кто-то из прохожих набрал ”02”, патрульный автомобиль
подоспел вовремя, и Фазан, полоснув потерпевшую по лицу,
бросился бежать. Вместо ”проходняка” он заскочил в тупик,
там, у глухой стены за мусорными баками его и настигли.
Бритву он успел выбросить и чувствовал себя королем.
— Ну чего волну гоните! Доказов-то у вас нету, — нагло
улыбаясь, по-блатному цедил Фазан. — Один свидетель не
в счет, да и не будет она вякать, глаза побережет. Никакой
прокурор меня не посадит...
1 ПА — патрульная автомашина.

420
 Уже поднабравшийся опыта, Попов понимал, что скорее
всего он прав.
— А зачем мне прокурор? — спросил Клинцов и сделал
резкое движение. Раздался вязкий шлепок, и Фазан с болез­
ненным стоном согнулся.
— Не нужен он мне, козел вонючий, — сержант сделал
еще несколько движений, Фазан упал на колени, потом,
утробно урча, завалился на бок, — я без прокурора и без
суда с тобой разберусь...
Старший экипажа напоминал футболиста, бьющего пе­
нальти: коротко разбежавшись, наносил мощный, тщатель­
но нацеленный удар, отходил на несколько шагов, снова
бросался вперед... И хотя в душе Валерия шевелилось подо­
бие протеста, он понимал, что Клинцов избрал самый дей­
ственный в данной ситуации путь борьбы со злом.
— Ну что, падаль, нужен тебе прокурор? — остановился
наконец сержант. Фазан молчал.
— Что и требовалось доказать! — Клинцов снял фураж­
ку, рукавом вытер лоб. — Смотри, Валера, вот он, оказыва­
ется, где... Видно, возмущенные прохожие не смогли сдер­
жаться... А может, ребята этой девчонки — он ведь ей щеку
здорово распахал... Похоже, больше не будет к женщинам
лезть — они ему яичницу сделали. Давай-ка лучше вызовем
”скорую”, пусть им доктора занимаются.
Когда приехала ”скорая” и бесчувственного Фазана увез­
ли, Клинцов хлопнул коллегу по плечу:
— А ведь ни один прокурор действительно бы его не
арестовал — дело-то тухлое. Но и гулять ему среди людей
нельзя. Как считаешь, правильно?
Попов кивнул, соглашаясь, что безнаказанно гулять сре­
ди нормальных людей вооруженному бритвой Фазану
нельзя. Напарник расценил этот кивок как одобрение всего
происшедшего. Вряд ли Валера так же однозначно одобрял
превращение задержанного в котлету. Но, безусловно, Фа­
зан получил то, что заслужил.
Наметившийся после случая с Григорьевым холодок
в отношении к Клинцову прошел, но что-то удерживало от
окончательного сближения, хотя сержант явно стремился
к дружбе.
— Мы в одном экипаже, значит, должны быть словно
братья, — втолковывал он, как из двустволки целясь круг­
лыми, глубоко посаженными глазами. — Будем заодно —
нам и эти не страшны, — он кивнул на темную улицу! —
И те!
Палец Клинцова многозначительно ткнулся в железный
потолок ”УАЗа”.

421
 — У них там своя сцепка, у наших начальников, прокуро­
ров да судей. Они друг друга в обиду не дают! И нам надо
вот так держаться, — Клинцов намертво сцепил пальцы. —
Тогда ни на ножи не поставят, ни в камеру не бросят!
Постепенно Попов понял, что настораживает в напар­
нике: насилие для Клинцова было не способом сломить зло,
а самоцелью. Умелые тренированные кулаки с одинаковой
яростью обрушивались на доставшего нож грабителя и на
безобидного пьянчужку, замешкавшегося при посадке в ”со­
бачник”.
И еще: Клинцов уклонялся от поиска ”по горячим следам”
потому, что не умел думать за преступника и, что злило
больше всего, не хотел учиться, предпочитая избегать слож­
ной работы или выполнять ее кое-как, для отчета. Больше
всего он любил подкатить к ресторану перед закрытием
и ”разбираться” с пьяными. Попов понял, что в такие минуты
сержант любуется собой: сильным, властным, могуществен­
ным, перед которым заискивают мужчины, которого упра­
шивают женщины, который может решить как захочет:
отпустить или задержать, прочесть нотацию или сдать в вы­
трезвитель, обругать или ”замесить” в темном чреве ”УАЗа”.
Ворохнувшееся когда-то в душе отвращение к Клинцову
окрепло, и Валера даже не считал нужным скрывать свое
отношение к напарнику, стал одергивать его, не давая кура­
житься над людьми. Тот истолковывал происшедшую пере­
мену по-своему. Попов к тому времени окончил заочно
первый курс юрфака, а у Клинцова за спиной имелись семь
классов с вечными двойками, постоянными упреками учи­
телей да руганью замордованной жизнью матери. Комплекс
неполноценности он преодолевал унижением тех, кто оказы­
вался зависим, а Попов мешал этому, значит, все ясно:
выскочка и чистоплюй хочет взять над ним верх, показать
свою образованность, доказать превосходство, получить
лычки старшего сержанта и назначение старшим экипажа.
”Вот сука! — ругнулся Клинцов про себя. — Ну ладно!
Поглядим...”
Когда ПА-13 прибыла на место разбойного нападения,
скрючившийся на асфальте потерпевший уже терял сознание.
— Трое... с ножами... Туда...
С усилием оторвав одну руку от живота, он ткнул в бли­
жайшую подворотню. Рука была темной и блестящей.
— Часы японские новые, восемьсот рублей, — прохрипел
раненый и обмяк.
Попов бросился вперед, сходу пролетел узкий проходной
двор и выскочил на пустырь, заставленный угловатыми
коробками гаражей. Он был настроен на долгую гонку

422
в мертвом железном лабиринте и, когда с трех сторон
к нему метнулись стремительные тени, даже не успел ис­
пугаться. Страх пришел в следующую секунду, когда он
понял, что Клинцов отстал, чего раньше никогда не случа­
лось, и он один против трех опьяненных кровью и удачей
хищников.
Благодаря счастливой случайности или появившейся ин­
туиции он заранее достал пистолет, хотя обычно этого не
делал, и рефлекторно дважды вдавил спуск. Вспышки пла­
мени ослепили, от неожиданного в ночной тишине грохота
звенело в ушах.
— Ложись, падлы, перебью!
Одновременно Валера ударил ближнего из нападавших
ногой в промежность, тот сложился пополам, какая-то же­
лезка звякнула о гравий. Соучастники, наверное, решили,
что он убит, один, присевший от неожиданности, так и оста­
лся сидеть, закрыв голову руками, второй послушно упал на
живот.
Через пару минут появился Клинцов.
— Цел? — жадно спросил сержант и, убедившись, что
Попов невредим, остервенело пнул лежащего каблуком
в висок.
В этот миг Валера все понял. Ненависть ударила в голо­
ву и он поспешно спрятал пистолет в кобуру.
— Сторожи, сука! — бросил он любимое ругательство
Клинцова и пошел к машине.
— Да ты что?! Я ногу подвернул! — крикнул ему сержант
в спину.
Раненого уже забрала ”скорая”, Попов вызвал по рации
вторую машину. Злость прошла. В конце концов это Клин­
цов научил его, заступая на дежурство, в нарушение инст­
рукции досылать патрон в патронник: ”Лучше получить
выговор в послужной список, чем кусок железа в брюхо!”
И пришедшийся кстати удар — тоже клинцовский. И дикий,
пугающий выкрик... Можно считать, что сегодня напарник,
вопреки своей воле, спас ему жизнь... Но работать вместе
им больше нельзя.
Просьба Попова перевести его в другой экипаж неожи­
данно вызвала интерес у начальства.
— Что он там вытворяет? — выспрашивал замполит
плотно прикрыв дверь своего кабинета. — Не бойся, рас­
сказывай все как есть. К нам на Клинцова сигналы поступа­
ли, только доказательств не было...
В принципе Валера мог рассказать, что Клинцов —
скотина. Но это явное ожидание доноса, ставка на него, как
на источник ”компромата...”

423
 — Противный он, — небрежно пояснил Попов. — Потеет...
— Это не причина, — обозлился замполит, поняв, что
подчиненный водит его за нос. — Так мы только и будем
тасовать экипажи...
Попов молчал.
— Ладно, иди. Мы посмотрим, — неопределенно произ­
нес замполит.
Они продолжали работать вместе еще пару недель, потом
вопрос разрешился сам собой. Клинцов пристал к подвыпи­
вшему мужчине, тот объяснял, что идет домой с банкета,
живет неподалеку и вообще легкая степень опьянения — не
повод для контакта с милицией. Одним словом, ”качал
права” и ”показывал, что слишком умный”. Ни того, ни
другого Клинцов терпеть не мог, потому потащил ”умника”
к машине, обещая, что в вытрезвителе ему ”прочистят
мозги”. Мужчина вырывался и апеллировал к Попову, кото­
рый с трудом сдерживал ярость, чувствуя, что вот-вот
сорвется.
Сопротивление разозлило Клинцова, он привычно зама­
хнулся, но Валера перехватил руку и коротко ударил сер­
жанта в выступающий подбородок, который по реакцион­
ной теории Ломброзо характеризовал его склонность к на­
сильственным преступлениям. Клинцов устоял на ногах,
и схватил Валеру за горло, тот провел подсечку, оба упали
в жирную осеннюю грязь. Тут и подъехал проверяющий
маршруты командир взвода.
Во время служебного расследования Попов никаких объ­
яснений не дал. Кстати, этому его тоже научил в свое время
Клинцов, который, начисто отрицая факт драки, твердил,
что они с напарником поскользнулись, задерживая пьяного
хулигана. Замполит грозил уволить обоих, Попов, психанув,
сам написал рапорт. Но тут неожиданно принес подробное
заявление тот самый ”пьяный хулиган”.
Сдержанность Попова в этой истории понравилась мно­
гим, в том числе начальнику ОУР1 Боброву, который и ра­
ньше выделял Валеру из милиционеров взвода за способ­
ности в розыске ”по горячим следам”. После беседы с Боб­
ровым Валера забрал рапорт об увольнении и написал
другой — о переводе в уголовный розыск. Через полгода
ему присвоили офицерское звание. Клинцов тоже остался на
службе, отделавшись выговором, — в патрульном взводе
и так не хватало сотрудников. Он получил нового напар­
ника — молодого крепыша с жестким взглядом, они прекра­
сно сработались и неоднократно побеждали в соцсоревнова­
ниях, завоевывая почетный вымпел ”Лучший экипаж ППС”.

1 ОУР — отделение уголовного розыска.

424
 С Валерой сержант не здоровался. Однажды на строевом
смотре выведенный из равновесия лейтенантскими звездо­
чками недавнего подчиненного, Клинцов зло сплюнул: ”Два
года с ним бился — ничему не выучил! И глядь — офицер!
Видно, мохнатую лапу имеет...”
В этой фразе все было неправдой, даже то, что старший
экипажа ничему не выучил своего милиционера. Два года,
проведенные с Клинцовым на маршруте ПА-13, здорово
изменили Валеру Попова, заложили предпосылки способ­
ностей, которые позднее рассмотрел мутный, но безошибоч­
ный рентген Ивана Алексеевича Ромова.
Он притерпелся к насилию в разных его формах. И с той
и с другой стороны. Правда, в уголовном розыске оно
выглядело по-иному. Прошлое задерживаемых, как прави­
ло, давало основание не очень-то с ними церемониться, те
понимали это и под стволом пистолета вели себя довольно
спокойно, не закручивая до предела нервы оперативников.
К тому же, в отличие от патрульных милиционеров,
бывших хозяевами положения на коротком пути от места
задержания до дверей райотдела, оперативники располага­
ли достаточным временем и отдельными кабинетами. Но
самое главное — обычной шариковой ручкой сотрудник
уголовного розыска мог доставить задержанному гораздо
больше неприятностей, чем Клинцов своими пудовыми ку­
лаками. Поэтому просто так в розыске никого не били.
Разве что обломают рога борзому блатному, недостаточно
опытному, чтобы знать, где можно показывать гонор, а где
— нельзя. Или возьмут в оборот идущего в наглый отказ
преступника, чтобы расколоть быстро и до самых ягодиц.
Впрочем, в отделении Боброва это не приветствовалось.
— Можно колоть кулаком, а можно — на доказах1, —
повторял начальник при каждом подходящем случае. —
Только кулак-то в суд не представишь. Откажется от пока­
заний, и завернут на доследование. А по нынешним време­
нам можете с ним и местами поменяться: он на свободу,
а вы в камеру. Помните об этом хорошенько...
И помнили: кулаками не кололи. Почти не кололи.
Валера за шесть лет врезал разок пытавшемуся бежать
карманнику, нокаутировал разбойника, напавшего во время
допроса на Свиридова, да, не сдержавшись, отвесил пару
оплеух цыганке, прокусившей ладонь Петрову. Во всех слу­
чаях он считал, что действовал правильно.
Насчет пьяного с Садовой остались сомнения. Тот рас­
качивался в потоке автомобилей, бестолково размахивая
руками и что-то выкрикивая, они ехали на происшествие,
1 Доказы — доказательства, улики (профессиональный сленг).

425
времени затеваться не было, Валера приспустил стекло,
чтобы двумя-тремя словами урезонить алкаша, в это время
тот сделал неприличный жест. Машина проходила впритир­
ку, Попов резко открыл дверь, раздался звонкий удар.
Скорость движения сложилась с рывком двери, пьяного
бросило к тротуару, он плюхнулся на бордюр и схватился за
голову.
”Перебор! — с досадой подумал Попов. — Такую плюху
он не заработал...”
— За что ты его так? — поинтересовался Свиридов.
— За то, что он нам показывал! — злясь на себя, буркнул
Валера.
Свиридов рассмеялся.
— Да ничего он не показывал, просто пиджак поправлял.
А правда, было похоже!
Настроение у Попова испортилось окончательно. Вер­
нувшись в райотдел, он прозвонил по больницам: не достав­
ляли ли пьяного с Садовой? Ответы были отрицательными.
На душе стало легче — значит не покалечил. Но тут же
пришла мысль: может, тот отлеживается с сотрясением
мозга дома или в какой-нибудь норе... Кто же ошибся — он
или Свиридов? Если алкаш получил за дело, то все в поряд­
ке. А если ни за что ни про что?
Несколько месяцев Попов возвращался в мыслях к это­
му эпизоду, хотя никому из коллег не пришло бы в голову,
что можно загружать мозги подобной ерундой. И, конечно,
никто бы не поверил, что три года спустя воспоминание
о мимоходом ушибленном алкаше способно испортить Ва­
лере настроение.
Выстрел в Козлова дал новые основания для раздумий.
Лезть на шестой этаж Попов вызвался импульсивно, пови­
нуясь давней привычке бороться с уже побежденным комп­
лексом неполноценности. Он четко не представлял, как бу­
дет действовать там, наверху, потому что предстояло пре­
одолеть пятнадцать метров пожарной лестницы, каждый из
которых мог стать для него последним. Первоочередной
задачей было уцелеть.
Проникнув в комнату, он перевел дух и решил, что будет
брать преступника живым. Потом рассудок опять отклю­
чился, он крался по темному коридору с колом засевшей
в мозгу дурацкой мыслью, что бронежилет может звякнуть
и тем выдать его присутствие...
О происшедшем в ванной никто внизу, естественно, не
знал, пробираясь мимо открытой двери, из которой падал
сноп света, Попов вжался в стену и, увидев на фоне белого
кафеля человеческую фигуру, резко дернул стволом писто­

426
лета. В память врезались детали открывшейся картины:
прикушенный язык, глубоко врезавшаяся в шею веревка,
голая рука и грудь в прорехе разорванного халата. Только
в этот момент появилась ярость, растворившая оцепенение
сознания, вернулась холодная расчетливость каждого шага.
Козлов почувствовал его спиной, оскалясь, крутанулся
от окна, но движения казались растянутыми, как при замед­
ленной съемке, Валера опережал убийцу на несколько реша­
ющих все секунд. Он успевал выстрелить два, а то и три
раза, можно было целить в плечо, бедро, ногу, имея в запасе
страховку на случай промаха.
Попов направил ствол под мышку левой руки, сжима­
ющей цевье крупнокалиберного ружья. Мощная тупорылая
пуля пээма швырнула Козлова на газовую плиту, полуав­
томат ударился прикладом об пол и самопроизвольно вы­
стрелил, дробовой сноп, по счастью, ушел в окно, с визгом
рикошетируя о выступ стены.
Ноги подгибались, Попов тяжело опустился на табурет­
ку, не сводя глаз с убитого. В ушах звенело, тошнило,
больше всего хотелось снять бронежилет и оказаться
в своей постели, забыв о происшедшем. Он вдруг пожалел,
что не выстрелил в бедро.
Правда, через несколько минут, когда взломавшие вход­
ную дверь ребята выводили Валеру из квартиры и он снова
заглянул в ванную, это чувство прошло бесследно. Потом
оно появлялось и исчезало много раз, в зависимости от
доводов, которые приводил Попов в споре с самим собой.
”...Козлов был убийцей и заслуживал смерти. Но казнить
его ты не был уполномочен, по инструкции необходимо
причинять задерживаемому минимально необходимый вред.
Писать инструкции легче, чем их выполнять.
У каждого своя работа, ты выбрал выполнение.
Кто мог определить в тот момент, какой вред является
минимальным?
Ты сам прекрасно это понимал и имел возможность
выбора.
Козлов был убийцей и заслуживал смерти...”
Как будто закольцованная магнитофонная лента воспро­
изводила нескончаемый диалог, и требовалось усилие воли,
чтобы заглушить фразы беспредметного спора.
Если бы подполковник Викентьев знал о бесконечных
рефлексиях Валеры Попова, о склонности к самокопанию,
он бы не посчитал его ”по всем статьям” подходящим для
предложенной работы. А если бы подполковник и Иван
Алексеевич Ромов знали про ”повышенную возбудимость”,
борьбу с комплексом неполноценности и попытке писать

427
песни, они безоговорочно бы отклонили кандидатуру капи­
тана Попова. Но кроме самого Валеры всего этого знать
никто не мог. И настал день, когда генерал подписал совер­
шенно секретный приказ:
”...Вместо выбывшего в связи с увольнением из органов
по состоянию здоровья майора Фаридова включить капита­
на Попова в состав специальной оперативной группы ”Фи­
нал” под номером четыре.
Руководителю спецгруппы подполковнику Викентьеву
обеспечить инструктаж и подготовку капитана Попова...”

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Спецопергруппа ”Финал” состояла из шести сотрудни­
ков, каждому был присвоен номер, соответствующий выпо­
лняемым обязанностям. Здесь существовала определенная
система: чем меньше цифра номера, тем важнее проделыва­
емая им работа. В соответствии с этой зависимостью руко­
водитель группы подполковник Викентьев обозначался но­
мером два, потому что под номером один значился человек,
без которого существование всей группы не имело смысла.
Номера с первого по четвертый образовывали внутренний
круг, ядро спецгруппы. Номера пятый и шестой оставались
во внешнем круге, обеспечивали успешную деятельность
ядра и не были посвящены во все тонкости.
Центральными фигурами внутреннего круга являлись
прокурор и врач, но и они в состав группы не входили,
Викентьеву не подчинялись и номеров не имели.
”Финал” обслуживал юг страны. Аналогичные группы
имелись в центре, на севере, востоке и западе. Очень редко
— раз в три — пять лет — руководителей групп собирали
для обмена опытом. Несколько раз пробовали вызвать
в Центр всех членов внутреннего круга спецопергрупп, но из
этой затеи ничего не вышло: ехать никто не захотел, и даже
служебная дисциплина в данном случае оказалась бессиль­
ной. Общение так и осталось заочным — в виде рассыла­
емых спецпочтой обзоров практики ”Финалов”, в основном
затруднений, с которыми приходилось сталкиваться, и воз­
никающих ”ЧП”. Обзоры получались короткими и выходи­
ли нерегулярно.
Обо всем этом Валера Попов узнал из инструкции, кото­
рую Викентьев дал ему прочесть в своем кабинете. Подшив­
ка обзоров практики, также прочитанная без права выноса,

428
содержала перечень ошибок тюремной администрации и ко­
нвойных подразделений, обнаружившихся пробелов настав­
лений и инструкций, нестыковок правовых и грубо прак­
тических решений, а главное — массу примеров хитрости,
изобретательности и жестокости тех, кто уже был списан
обществом и, находясь у последней черты, предпринимал
отчаянные попытки удержаться на краешке жизни.
”...в нарушение правил содержания были помещены
в одну камеру без осуществления должного надзора, вслед­
ствие чего сумели проделать подкоп за пределы охраня­
емого периметра и совершили побег...”
”...сообщение об отклонении ходатайства о помилова­
нии поступило 9.06 в 14 часов 40 минут, приговор был
приведен в исполнение 13.06 в 02 часа 30 минут, а телеграм­
ма зампредверхсуда о приостановлении исполнения приго­
вора в связи с истребованием дела на предмет принесения
протеста доставлена 13.06 в 7 часов 10 минут. Нарушений
закона, приказов и инструкций со стороны администрации
учреждения СТ-15 и руководителя спецопергруппы ”Финал”
не установлено. Дан ответ о невозможности приостановить
исполнение приговора...”
”...в нарушение инструкции не был переобут в галоши и,
разломав туфель, извлек стальной супинатор, который зато­
чил о пол и использовал для нападения на контролера
в момент передачи сотрудникам спецопергруппы. В резуль­
тате нападения контролеру причинены тяжкие телесные по­
вреждения...”
”...затем, переодевшись в снятую с убитого форменную
одежду и используя комплект служебных ключей, прошел на
пост номер пять, где совершил изнасилование и убийство
контролера Стукаловой, после чего попытался проникнуть
в оружейную комнату...”
Попов неоднократно бывал в следственных изоляторах
и тюрьмах, думал, что достаточно знает о жизни, скрытой
от посторонних глаз за высокими заборами с противопобе­
говой ”колючкой”, стальными, лязгающими электромаг­
нитными запорами, дверями внешнего периметра, решет­
ками между блоками и постами, дубовыми, обитыми метал­
лом дверями камер. В этом мирке желтого электрического
света, тускло окрашенных стен, тяжелого духа спрессован­
ных в замкнутом пространстве человеческих тел, жизнь
была не менее насыщенной и напряженной, чем в большом
вольном мире. Скорее наоборот, потому что здесь все про­
исходящее касалось самого простого и важного для каж­
дого человека — собственной шкуры в буквальном, перво­
бытном смысле слова.

429
 Нарушение режима грозило холодным карцером с пони­
женной нормой питания — реальной возможностью полу­
чить туберкулез, нарушение тюремного ”закона” могло по­
влечь калечащее избиение или изнасилование. Перехвачен­
ная оперчастью записка добавляла лишние годы до
”звонка”, а лишняя фраза сулила удушение подушкой или
перерезанное заточенной ложкой горло.
Так вот Попов как опытный сотрудник уголовного ро­
зыска знал обычаи и закономерности звериной зэковской
жизни, но, читая обзоры, испытал чувство постоянного
посетителя зоопарка, вошедшего вдруг со служебного входа
и окунувшегося в подробности приготовления кормов, вете­
ринарных осмотров и забоя животных, технологии проти­
воэпидемиологических прививок, процедур выбраковки,
разборов случаев заболевания бешенством...
Он считал, что его трудно чем-нибудь удивить, но сейчас
удивлялся и собственной неосведомленности, и остроте про­
исходящих за каменными стенами чрезвычайных происше­
ствий, и нечеловеческой сути совершаемых людьми поступ­
ков, и многочисленным недосмотрам, просчетам и ошибкам
контрольно-надзирающего состава. Он обратил внимание,
что об ошибках сотрудников спецопергрупп в обзорах не
сообщалось и спросил у Викентьева: почему?
Валера думал, что подполковник скажет о высокой под­
готовке и чрезвычайной выучке номеров внутреннего круга,
но ответ был гораздо прозаичней.
— А кто их выявит, наши ошибки? — после короткого
раздумья буднично произнес Викентьев. — Кто на нас пожа­
луется? Да и вообще...
Аккуратный подполковник замолчал, как бы раздумы­
вая — говорить дальше или нет.
— Мы ведь работаем там, где законы уже не действуют.
За чертой всего... Не понял?
Викентьев открыл ящик стола, порылся в бумагах и про­
тянул Попову книжку в синей обложке.
— Читал? Уголовно-процессуальный кодекс. Раздел пя­
тый — ”Исполнение приговора”. Но про исключительную
меру там ни слова! Нет, ты посмотри!
Попов машинально взял книжку, полистал пятый раздел.
— Убедился? — спросил Викентьев, как будто Попов
впервые заглядывал в УПК. — А возьми Конституцию...
Какие права и обязанности имеет гражданин, приговорен­
ный к расстрелу? Есть в Конституции такая статья?
Валера так же машинально покачал головой.
— Вот видишь! А где есть?
— Не знаю.

430
 — А я знаю. Нигде нет! — Викентьев забрал УПК
и бросил его обратно в ящик. — А в газетах как пишут?
Такой-то приговорен к исключительной мере наказания
и точка. Потом еще сообщение: дескать, приговор приведен
в исполнение. Что между этим ”приговорен” — ”исполнен”?
Мрак, темнота! Оттого и разговоры дурацкие ходят: мол,
на самом деле никого не расстреливают, ссылают на урано­
вые рудники... Дурачье! Как будто смертник станет рабо­
тать... На рудниках свободные люди по доброй воле вкалы­
вают, я как-то раз столкнулся... За большие деньги здоровье
продают, и каждый надеется самым умным оказаться: зара­
ботать хорошо и вовремя уехать. Да... Не о том речь! Нет
никаких законов про это дело, гласности никакой тоже нет,
общественное мнение никак не определится: нужна исклю­
чительная мера, не нужна... А приговоры выносятся, и мы
существуем, это и есть реальность.
— Как же без закона-то? — Попов никогда не задумывал­
ся над тем, о чем сказал Викентьев, и сейчас был ошеломлен
открывшей проблемой. — За чем же прокурор надзирает?
— Да вот так. Вместо закона — наши приказы да
инструкции. А прокурор... Он смотрит, чтобы приговор суда
исполнили — это раз, чтобы расстреляли того, кого следует,
— это два и чтобы инструкцию при том соблюли — это три!
Викентьев встал, давая понять, что разговор заканчива­
ется.
— Скоро сам все узнаешь... Через пару месяцев Лесухину
отклонят помиловку — вот и будет для нас работа...
На прощанье подполковник протянул руку и сильно
сдавил ладонь Валеры Попова.
Каждое задание по линии спецопергруппы ”Финал” бы­
ло событием чрезвычайным, а потому достаточно редким,
как и все чрезвычайное. В перерывах между ними сотруд­
ники группы выполняли свои прямые служебные обязан­
ности. Попов занимался розыском преступников, соверши­
вших тяжкие посягательства против личности.
Сейчас их отделение работало по делу с кодовым наиме­
нованием ”Трасса”. Бандиты останавливали в безлюдном
месте автомобиль, убивали водителя и захватывали маши­
ну. В последнем случае погибла целая семья, жена и четыр­
надцатилетняя дочь перед гибелью изнасилованы. К устано­
вленным наверняка четырем эпизодам предположительно
добавлялись девять фактов пропаж автомобилей вместе
с пассажирами.
”...Резцов и Колесникова, Кошелев, Тимонин и Терно­
вая, Иващенко, Тер-Маркарьян...” — никто не знал, наско­
лько вырастет этот скорбный список.

431
 Преступники действовали под видом сотрудников ГАИ.
Хотя во всех документах, выходящих за пределы Управле­
ния, содержалась реабилитирующая оговорка ”под видом”,
существовала версия, что в банду входят работники мили­
ции. Эту версию и отрабатывал Валера Попов.
Он внимательно приглядывался к коллегам и по другой
причине: было интересно, кто еще входит в группу ”Финал”.
Викентьев сказал, что там есть хорошо знакомые люди, но
не назвал — дескать, придет время, сам увидишь.
Попов исподволь наблюдал за окружающими. Кто же?
Сергеев? После разговора в пельменной он был почти уве­
рен в этом. Иногда, глядя в непроницаемое, с жестким
прищуром лицо майора, Валера думал, что тот вполне
может выполнять функции первого номера.
Кто еще? Замкнутый, резкий, проверенный в серьезных
делах Тимохин? В последнее время он смотрит как-то значи­
тельно, с намеком... Или бесшабашный весельчак Женя
Гальский, заговорщически подмигивающий при невинном
приглашении в столовую на обед? А что, ему сам черт не
брат!
Догадки сменялись сомнениями, даже насчет Сергеева
уверенность временами пропадала: может, он по заданию
Викентьева вслепую прощупывал новичка, а может, только
осведомлен о деятельности группы и не больше...
”Вычислить” участников ”Финала” не удавалось: тайные
роли могли обнаружиться не раньше, чем группа соберется
для выполнения задания.
”Что ж, — решил Валера, — подождем...”
А вот насчет тех, которые ”действовали под видом...”
Они не оставляли свидетелей, тщательно заметали следы
и рассчитывали остаться невидимками. Но этот расчет мог
оправдаться только в том случае, если бы они разбойничали
на обратной стороне Луны.
Их было четверо, двое в милицейской форме. Мозаичная
картинка, сложенная из осколков впечатлений, случайно
запавших в память заправщице бензоколонки, официанту
придорожного ресторана, шоферу-дальнобойщику и его на­
парнику, мальчику, выпасавшему козу на обочине, была
неполной, к тому же пробелы приходились на важные места:
лица, погоны, марку и цвет автомобиля. Цвет, впрочем,
называли с оговоркой: ”кажется, красный”.
Случай помог уточнить детали. На месте убийства семьи
нашли осколки фары. А через день в одной из окрестных
лесополос обнаружили автомашину потерпевшего с разби­
той фарой и смятым радиатором. Видно, преступники не
рискнули с явными признаками аварии въезжать в город.

432
 — Значит, не наши, — высказался Попов. — Иначе
могли придумать правдоподобную легенду прикрытия.
Сергеев хмыкнул.
— Если умные — не станут привлекать внимание. Одна
зацепка, вторая... Курочка по зернышку клюет...
У машины оставили засаду: две пары оперативников
через сутки сменяли друг друга. Попов дежурил с Гальским.
Они устроились за густым кустарником, натрусив на землю
соломы из соседнего стога. Маскировочные комбинезоны,
работающая на прием рация, инфракрасный бинокль, авто­
маты, домашние бутерброды. Днем спали по очереди,
ночью — ждали в напряженном оцепенении. В полукиломет­
ре перекрывал дорогу еще один пост скрытого наблюдения.
Часы тянулись медленно, донимали комары и мелкие кро­
вососущие мошки, тело немело от долгой неподвижности.
Недавно прошли дожди, земля дышала сыростью, сбившая­
ся соломенная подстилка помогала мало.
В светлое время они позволяли себе разговаривать, хотя
обстановка к этому не располагала.
— Видно, застудился, — пожаловался Гальский. — Лежу
на животе — ничего, чуть повернусь — как иголкой колет...
надо было брезент подстелить, что ли...
— Перину, — буркнул Попов.
— Нервничаешь? — Гальский, сморщившись, растирал
бок. — По-хорошему, небось, не сдадутся...
— А зачем с этими тварями по-хорошему? По-плохому
возьмем...
— Отпустило, — Гальский облегченно вздохнул. — Ты
молодец, Валера... С тобой спокойно. Мы с Эдом собира­
лись в паре дежурить, да Ледняк переиграл. И правильно. Я,
если по-честному, не знаю — смогу ли в людей стрелять...
— В каких ”людей”? — раздраженно бросил Попов,
которому слова напарника не понравились, хотя он сам не
понимал почему. — Зверье!
— Оно так, — согласился Гальский. — Только получает­
ся, что я должен их людского звания лишать... А кто я есть?
Не бог, не судья... Почему имею право принять такое реше­
ние? Другое дело — суд... Тогда уже... Наша задача — ис­
полнять законы, решения, постановления власти...
— Понятно, — Попов строго глянул на напарника. —
Викентьев поручил меня прощупать? Текущий контроль, да?
Гальский недоуменно замолчал.
— При чем здесь Викентьев? — после паузы спросил он,
и Попов понял, что недоумение и непонимание искренни. —
Какой контроль?
— Да это я так, чтоб с толку сбить. А то ты расфилософ­
ствовался, и не пойму, куда клонишь.

433
 — И правда... Чего это я... Боль прошла — и понесло...
Я посплю, ладно?
Гальский продел руку в автоматный ремень и положил
голову на ладони. Попов продолжал наблюдать за окре­
стностями. Раздражение постепенно проходило, хотя причи­
ны его Валера так и не понял.
На третьи сутки засаду сняли: начальство посчитало, что
это пустая трата времени.
Автомобиль отогнали к экспертам, и те обнаружили на
бампере следы ”жигулевской” краски цвета ”коррида”.
— Видно, эти суки перегородили дорогу, а парень понял,
пытался вырваться и протаранил их, — прокомментировал
Сергеев. — Станции техобслуживания без справки ГАИ не
возьмутся, значит, частники-рихтовщики. Хотя если наш —
слепит справку. Надо и станции проверять... Случ-чего,
Валера, поедем вместе их брать! — Сергеев странно скривил
губы.
Однако ни в государственных, ни в частных мастерских
обнаружить аварийный автомобиль ”Жигули” цвета ”кор­
рида” не удалось. Попов сделал у кадровиков выборку
данных на уволенных или близких к увольнению сотруд­
ников милиции, проверил, у кого из них есть автомобили.
Но этот путь также уперся в тупик.
Каждый день приходили телеграммы по разосланным
ориентировкам.
”...Резцов А. И. и Колесникова Н. Г. на автомобиле
”ГАЗ-24” госномер ”В76-28ТД” прибыли в Крым 11.08 и до
настоящего времени отдыхали в пансионате ”Южный”...
Попов вычеркнул одну из записей. Этот факт представ­
лял интерес только для гражданки Резцовой В. И., которая
и заявила о пропаже мужа вместе с автомобилем.
”...гражданин Кошелев у родственников и знакомых не
появлялся, автомашины ”ВАЗ-2106” госномер ”Я11-13ТД”
в селе не обнаружено...”
”...при спуске воды в оросительном канале найден авто­
мобиль ”ВАЗ-2106” без номерных знаков. В багажнике на­
ходится труп неизвестного мужчины с огнестрельным ране­
нием черепа”...
”...проследовал автомобиль ”Жигули — ВАЗ-2103” цвет
”коррида” госномер ”Я11-13ТД”, который требования
остановиться не выполнил и, увеличив скорость, скрылся.
В связи с отсутствием автотранспорта преследование не
производилось. В автомобиле кроме водителя находились
два пассажира, зафиксировать приметы личности не уда­
лось. Внешних признаков аварийности автомобиль не име­
ет...

434
 ”...в песчаном карьере вблизи 478 километра магист­
ральной автотрассы обнаружены мужской и женский трупы
с огнестрельными повреждениями...”
”...на ваш № 413/рд сообщаем, что 3.07 житель нашего
города Плоткин С. К. на автомобиле ”ГАЗ-24” госномер
”З 00-77НК” выехал в Тиходонск к своему брату Плотки­
ну И. К., однако до настоящего времени в пункт назначения
не прибыл, местонахождение гр. Плоткина С. Е. и его
автомобиля неизвестно...”
Один факт отпал, но один добавился — вместо фамилии
Резцова в следственную схему вписали Плоткина. Возле
кружочков ”Кошелев” и ”Тимошин, Терновая” появились
вопросительные знаки, после проверки они исчезли: досто­
верно установленных эпизодов стало шесть.
”Жигули-тройка” цвета ”коррида” объявили в розыск,
если учесть, что таких машин в области более пяти тысяч,
можно было предположить, насколько эффективным он
окажется.
Начальство санкционировало телевизионное обращение
к населению, после чего на отдел особо тяжких обрушилась
лавина писем и телефонных звонков, в основном возмущен­
ных беспомощностью уголовного розыска. Но имелось
и немало сообщений о подозрительных машинах и ”требу­
ющих проверки” людях. Большинство писем пришлось на­
править в районы — сотрудники отдела физически не могли
перелопатить всю почту. Сергеев отобрал несколько инфор­
маций, представляющих наибольший интерес. В их числе —
сообщение о бывшем сержанте ГАИ — ныне занимающем­
ся рихтовкой автомобилей и имеющем ”тройку” цвета
”коррида”, на которой он часто выезжает по ночам.
Попов насторожился, как гончая, вышедшая на след.
Правда, оказалось, что отрабатываемый не имел отношения
к ГАИ, он всю жизнь прослужил в пожарной охране. И цвет
машины отличался по оттенку — не ”коррида”, а ”закат”.
Но все равно три дня отдел провел в напряжении, перетряхи­
вая всю жизнь подозреваемого: связи, привычки, поведение.
Во всех ракурсах были сфотографированы он сам, члены
семьи, знакомые, дом, подходы и возможные пути отхода...
Напрасная работа — сообщение оказалось ложным. Очевид­
но, анонимный заявитель просто хотел насолить отставному
пожарному. ”Пустыми” были и все другие сигналы.
Лето заканчивалось. Тридцатого августа майор Титов из
оргинспекторского отдела уезжал в командировку и на ав­
товокзале сделал замечание сержанту милиции, нарушивше­
му правила ношения формы. Тот сразу же покинул здание
вокзала, хотя перед этим договаривался с ”частником”
о поездке в Степнянск.

435
 Через час Титов, проезжая в автобусе двадцатый кило­
метр магистральной автотрассы, увидел сержанта на обочи­
не дороги. Степнянск находился совсем в другом направле­
нии, к тому же рядом с сержантом стоял автомобиль ”ВАЗ-
2103” цвета ”коррида”. Титов записал номер и, вернувшись
через день в Управление, подал рапорт об этом случае.
Рапорт отписали Попову, который вынужденно читал
сотни никчемных бумаг и, принимая очередную, невнятно
произносил сквозь зубы какие-то слова, на этот раз он
произнес их громко и отчетливо, причем два раза. Первый —
безадресно, когда увидел номер ”тройки” — ”З 00-77 НК”,
проходивший в розыске, как принадлежавший ”двадцатьчет­
верке” пропавшего Плоткина. Второй — в адрес Титова,
когда сопоставил дату его наблюдений и сегодняшнее число.
— Сразу бы позвонил, мы бы их и прихлопнули, — воз­
мущался Валера при полном понимании и одобрении кол­
лег. — А он чухался с плановой проверкой, она важнее!
Когда, успокоившись, он в менее резкой форме высказал
претензии Титову, тот пожал плечами.
— У каждого своя работа, бросать ее на полпути основа­
ний не было, — спокойно пояснил майор. — Откуда я знал,
что это преступники? Просто странное поведение сотруд­
ника. Вначале эти босоножки, потом поехал в другую сторо­
ну. И зачем ему частник, если есть машина?
— Босоножки? — переспросил Попов. — Это и есть
”нарушение формы”?
Титов кивнул.
— Представляете: желтые сандалеты и синие носки!
Попов с трудом сдержал те же самые слова.
Нарушения бывают разные — расстегнутый воротник
рубашки, распахнутый китель, отсутствие головного убора,
неуставные обувь или носки. Но сандалеты под форму
настоящий сотрудник милиции не наденет. Это ”маяк”,
сигнал ”я — чужой”. Надо хватать лже-сержанта в охапку и...
Попов посмотрел на аккуратного педантичного штаби­
ста.
...И сейчас бы майора Титова хоронили с воинскими
почестями. Хватать должен был Сергеев, или сам Попов,
или кто-то из розыскников. Действительно, у каждого своя
работа. Только зарплата у всех одинаковая.
— Приметы запомнили? — вздохнув, спросил Валера,
придвигая лист бумаги.
Надо отдать Титову должное — словесный портрет по­
лучился подробным и четким. Широкие, слегка сросшиеся
брови, глубоко посаженные глаза, короткий острый нос,
продавленный в переносице, круглое лицо...

436
 ”Сделать фоторобот, разослать в райотделы, гаишни­
кам, раздать водителям междугородних сообщений, — ду­
мал Попов, спускаясь из оргинспекторского отдела на свой
этаж. — Предъявить свидетелям, показать по телевиде­
нию... Или нет — спугнем... А может, лучше — испугаются,
задергаются. Надо будет обсудить, посоветоваться...”
Погруженный в свои мысли, Валера не заметил ожида­
вшего на лестничной площадке человека и пробежал бы
мимо, но тот заступил дорогу, и капитан остановился, как
будто налетел на чугунную тумбу. Перед ним стоял Викен­
тьев.
— Сегодня в восемнадцать инструктаж, завтра — испол­
нение, — не здороваясь, сказал подполковник. — Команды
отданы, Ледняк в курсе, но без подробностей. Сбор у меня.
Вопросы потом.
Викентьев четко повернулся через левое плечо и пошел
по коридору. Не успевший переключиться, Попов ошара­
шенно глядел в широкую, обтянутую зеленым сукном спи­
ну.
Сообщение Викентьева выбило Валеру из колеи. Владе­
вший им минуту назад охотничий азарт бесследно исчез.
В тяжелой задумчивости он добрался до кабинета, молча
сел за стол, удивил истомившегося в ожидании Гальского.
— Что, нет примет? — огорчился он.
Попов протянул объяснение Титова, Женя быстро про­
смотрел.
— Класс! Чего же ты такой хмурый?
— Да так, — отмахнулся Попов. — Отдай, пусть сдела­
ют фоторобот.
Гальский кивнул и, многозначительно подмигнув, вы­
скочил из кабинета.
Валера взглянул на часы. Без четверти пять. Все, что
связано с деятельностью спецопергруппы ”Финал”, еще
пять минут назад казалось ему далеким, расплывчатым
и малореальным. Настолько нереальным, что иногда появ­
лялась мысль: и беседы с Викентьевым, и сделанное ему
предложение, и написанный рапорт, и совершенно секрет­
ный приказ, с которым его ознакомили под расписку, и ин­
формационные бюллетени, напичканные сгустками из кош­
марных снов, — все это мистификация, хорошо подготов­
ленный розыгрыш, своего рода тест на психологическую
устойчивость. Он понимал, что эта глупая мысль есть след­
ствие защитной реакции психики на информацию о вещах,
противных человеческой природе, но тем не менее она помо­
гала отгородиться от того, что когда-то, лучше позже, чем
раньше, станет для него реальностью. И вот сейчас мимо­

437
летная встреча с Викентьевым на лестничной площадке
мгновенно все изменила: пугающая неопределенность при­
обретала вполне четкие очертания.
Попов принялся составлять ориентировку под будущий
фоторобот лже-сержанта. Сосредоточиться не удавалось,
работа продвигалась медленно. Один раз отвлек начальник
отдела Ледняк — высокий, болезненно худой, с большими,
навыкате глазами. Бесшумно вошел, стал у двери, дождал­
ся, пока Попов поднял голову.
— На два дня тебя забирают в УИД1, передай, что есть
срочное, Гальскому.
”Почему на два дня?” — подумал Попов, но спрашивать
не стал. Он попытался прочесть на лице начальника, что ему
известно о предстоящей в УИД работе и как он к этому
относится. Лицо Ледняка ничего не выражало, только смот­
рел он с легким сожалением. Впрочем, может быть, Валере
это показалось.
Взяв себя в руки, он дописал ориентировку: в памяти
вертелась фамилия Лесухин. Несколько раз он чуть не обо­
значил ею безымянного пока ”сержанта”.
Вернулся возбужденный Гальский.
— Разругался с ними вконец, но завтра обещали сделать,
— размахивая руками и, как обычно, подмигивая сообщил
он. — Заберешь? Я выеду в райотделы...
— У меня командировка, — глядя в сторону, сказал
Попов. — Ты остаешься на месте и руководишь за нас
обоих. Бери эти бумаги и командуй!
— Что за командировка? — удивился Гальский. — Так
срочно? Случилось что-то?
— В третьей колонии резкое осложнение оперативной
обстановки. Меня бросают на усиление.
— Вот умники! А то у нас своей работы нет! — воз­
мущался Гальский. — Сергеева тоже куда-то забирают,
правда, на сутки. Вы с ним не вместе едете?
— Не знаю, — вяло ответил Попов, хотя на самом деле
был уверен, что это не случайное совпадение.
— Слушай, а чего ты такой кислый? — в упор спросил
Гальский. — Что-то опасное? Так ты в засаде был как
огурчик, я даже завидовал... Или предчувствие? Хочешь,
я вместо тебя поеду? А чего: доложим Ледняку и поменяемся.
Попову стало стыдно.
— Да брось, Женька! — он оглушительно хлопнул това­
рища по плечу. — Я о своем. К делу это отношения не имеет!
— Внизу караван — боевой разворот, ракета, вторая...
теперь пулемет, — вполголоса спел он, точными движени­

1 УИД — управление исправительных дел.

438
ями забрасывая в сейф документы со стола. Валера Попов
снова был в форме.
— Другое дело, — удовлетворенно сказал Гальский.
Звякнул внутренний телефон, Попов снял трубку.
— Идем, уже без пяти, — услышал он голос Сергеева.
— Куда?
— Конспиратор! К Викентьеву! Он терпеть не может
опозданий. Жду в коридоре.
Они встретились у поворота в тупичок, где находился
кабинет подполковника.
— Не дрейфь, — Сергеев сжал Попову руку. — Все будет
нормально.
— А чего, — небрежно ответил Попов. — Я никогда еще
в обморок не падал. И не убегал.
Он пытался вспомнить, как выглядит Лесухин, но так
и не сумел.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ровно в восемнадцать Сергеев распахнул дверь кабинета
Викентьева. Попов ожидал увидеть там членов оперативной
группы, но кроме самого подполковника в маленькой ком­
натке никого не было.
—А где же остальные? — непроизвольно вырвалось у него.
— Здесь все, кому положен инструктаж, — сказал Викен­
тьев. — И все, кому он нужен.
С момента встречи на лестничной площадке Попова не
оставляло ощущение, что в Викентьеве что-то изменилось.
Сейчас он понял — что именно. Подполковник стал сух
и холоден, ни одного лишнего движения, слова, жеста.
Окаменевшее лицо, цепкий пристальный взгляд, резкий по­
велительный тон. Чувствовалось, что им владеет глубокое
внутреннее напряжение, но оно надежно обуздано железной
волей.
— Ну, что стали столбами? Садитесь, — Викентьев
ощутил натянутость обстановки и чуть расслабился, даже
позволил себе изобразить некое подобие улыбки. — Нер­
вничаете? Так всегда...
Попов опустился на краешек стула. Сергеев устроился
основательней — развалился, как в кресле, скрестив на
груди руки и вытянув ноги почти во всю ширину кабинета.
— Завтра исполнение, — лицо Викентьева снова окаме­
нело. — Оно представляет сложность двумя обстоятельст­

439
вами. Первое — неопытность капитана Попова. Второе —
чрезвычайная опасность объекта.
Фразы были рубленые и четкие.
— Это Лесухина-то? — презрительно спросил Сергеев.
Викентьев пристально посмотрел на него, и сразу стала
очевидной недопустимость вольного тона и развязной позы
майора. Сергеев заерзал, сел ровно и подобрал ноги.
”И правда Железный кулак”, — подумал Попов.
— На Лесухина отказ пока не пришел, — продолжил
Викентьев. — Завтрашний объект — Кадиев.
В кабинете воцарилась тишина. Попов не понимал, в чем
дело.
— Точно! — Сергеев растерянно похлопал себя по мощ­
ному загривку. — Как же мы про него забыли?
— Побег все спутал. Месяц искали, месяц лечили. Отказ
в помиловании пришел, а исполнять нельзя — он снова под
следствием. Так и выпал из наших планов, — Викентьев
казался обескураженным, и стало ясно, что он не каменный
и не железный, обычный мужик, немолодой, жизнью битый,
одним словом, ”хмурый”, не привыкший ошибаться и опра­
вдываться. — А неделю назад вступил в силу последний
приговор — три года лишения свободы за побег из-под
стражи. Это наказание поглощается основным.
— Зачем же было вола вертеть? — спросил Попов. —
Следствие, суд, кассация... Чтобы смертнику три года до­
бавить? Глупость какая-то.
— А лечить не глупость? — вмешался Сергеев. — В этом
кабане пять пуль сидело — пусть бы и загибался! Так нет —
оперировали, кровь переливали, лекарства дефицитные тра­
тили... Ради чего, спрашивается?
Викентьев прищурился.
— Ради одной совсем незначительной вещи, — елейным
голосом проговорил он и доброжелательно улыбнулся. —
Закон называется! Приходилось слышать, мальчики?
И тут же подался вперед, стер улыбку и совсем другим
тоном добавил:
— А виноват в этой канители тот, у кого не хватило там,
на месте, сообразительности на шестую пулю...
Заметив кривую ухмылку Сергеева, подполковник нази­
дательно поднял палец.
— Кстати, тоже в рамках закона, может, чуть-чуть на
грани... Но на месте эти рамки всегда пошире, чем в кабинете!
— Вы это прокурору объясните, — не переставая кри­
вить губы, сказал Сергеев.
— Ладно, к делу! — Викентьев хлопнул ладонью по
крышке стола. — Кадиев личность известная, но все равно
прочтите...

440
 Он протянул картонную папку с приговором и фотогра­
фиями. Члены спецопергруппы всегда знакомились с мате­
риалами дела, чтобы сознательно, в соответствии со своими
убеждениями, выполнить ту работу, которая им предстояла.
И хотя Сергеев и Попов достаточно хорошо знали преступ­
ную биографию Кадиева, они самым скрупулезным обра­
зом принялись изучать документы, призванные сформиро­
вать у них необходимый настрой.
Кадиева знали во всех органах внутренних дел страны,
наряду с самыми выдающимися преступниками он навечно
вошел в криминальную летопись уголовного розыска под
прозвищем Удав. В отличие от остальных фигур этого
мрачного пантеона его не отличала оригинальность пре­
ступных замыслов, тонкая хитроумность расчетов или бас­
нословные доходы. То, что он делал, было по сути гнусно
и примитивно, доступно любому опустившемуся бродяге.
Другое дело, как он все обставлял... Феномен Кадиева
обусловило сплетение болезненно извращенной фантазии
и биологических свойств организма, которые вопреки зако­
нам природы были в большей степени звериными, нежели
человеческими.
Чудовищная физическая сила, нечувствительность к боли,
не исключающая вменяемости сексуальная психопатия с са­
дистской окраской. Каждое преступление он называл ”свадь­
бой”. Сначала долго и тщательно выбирал ”невесту”. Абы
кто на эту роль не подходил — претендентка должна была
чем-то выделяться из общей массы. Актриса местного театра,
манекенщица Дома моделей, победительница конкурса кра­
соты, стюардесса.... Или просто симпатичная общественни­
ца, имевшая несчастье попасть на газетный фотоснимок.
Фотография была обязательна для ритуала ”помолвки”.
Удав вырезал их из журнала, снимал с Досок почета, пор­
трет актрисы выкрал прямо из фойе театра. Если готовый
снимок отсутствовал, он терпеливо выслеживал жертву
и незаметно фотографировал. Специально для этого купил
фоторужье с мощным объективом и изготовил приспособ­
ление для скрытой съемки: в толстую книгу встроил широ­
коформатный ”Горизонт”.
”Помолвка” проходила с цветами, конфетами и шам­
панским. Кадиев в черном костюме, со строгим галстуком
и цветком в петлице поднимал хрустальный фужер, чокаясь
с бокалом, стоящим напротив, рядом с портретом ”неве­
сты”. Дождавшись щелчка автоспуска закрепленного в шта­
тиве фотоаппарата, он символически пригублял бокал и вы­
ливал шампанское в раковину. Спиртного Кадиев не упот­
реблял, не курил и всю жизнь усиленно занимался спортом.

441
Имел первый разряд по тяжелой атлетике, был кандидатом
в мастера по боксу и дзюдо, хорошо владел карате. В тол­
стом альбоме имелась полная подборка фотографий, запе­
чатлевших его спортивные достижения. В другом, потонь­
ше, были собраны снимки ”невест” и сцены ”помолвок”.
Работал Кадиев на стройке. Характеризовался положи­
тельно, особо отмечалось увлечение спортом и фотографи­
ей. Товарищей у него не было, ребята из бригады объясняли
это крайней замкнутостью и нелюдимостью. Некоторые
побаивались могучего такелажника: мол, чувствуется в нем
что-то дикое, дурное, опасное... А факты? Нет, ничего конк­
ретного... После ”помолвки” Удав готовился к ”свадьбе”.
К этому времени он успевал изучить образ жизни ”неве­
сты”, ее маршруты, привычки, круг общения. Если она жила
одна — намечал пути проникновения в дом, если нет —
подбирал подходящий сарай, чердак, подвал, открывал за­
мки, смазывал петли, приделывал изнутри задвижку, обору­
довал ”брачное ложе”.
В выбранный день надевал неприметную спортивную
одежду, брал дорогой японский ”Никон” со встроенной
фотовспышкой, обильно прыскался душистым одеколоном.
Действовал всегда одинаково: молниеносное нападение, па­
рализация воли жертвы и изнасилование с медленным уду­
шением. Если все проходило как задумано, он фотографиро­
вал последствия ”свадьбы” и, умиротворенный, возвращал­
ся домой, где подробно записывал в дневник происшедшие
события. Если что-то не получалось так, как он хотел, Удав
приходил в ярость и совершал нападения на первых попав­
шихся женщин. В этих случаях снимков он не делал, но
в дневник скрупулезно заносил свои чувства и переживания.
Маньяк безумствовал почти три года. За ним остались
восемнадцать трупов в разных городах страны. Расстояния
Удава не останавливали: взяв отпуск, он мог вылетать на
”свадьбу” за тысячи километров. По стране ходили пуга­
ющие слухи, деяния садиста многократно преувеличивались,
молва довела число задушенных до нескольких сотен. Неко­
торые слухи имели под собой реальную почву. Удав действи­
тельно провел ”помолвку” с известной певицей, выследил ее,
но довести замысел до конца не сумел: певица не оставалась
одна, а вскоре уехала на гастроли за рубеж. Между тем сотни
тысяч поклонников ”похоронили” и оплакали своего кумира.
Слухи распространялись с огромной скоростью. Волны
паники охватывали города, районы, даже целые республики.
Сообщение о задержании Удава напечатали централь­
ные и местные газеты, подробности передали по радио
и телевидению. Судили его в Красногорске, по месту совер­

442
шения двух последних преступлений. Процесс проходил при
закрытых дверях, бушующая толпа осаждала здание об­
ластного суда, требуя применения к убийце высшей меры.
Такое же требование содержалось в сотнях коллективных
писем и телеграмм.
В подобном исходе сомневался, пожалуй, только один
человек — сам Удав. Держался он дерзко, вину не призна­
вал, презрительно слушал показания экспертов и криво
улыбался. Когда суд осматривал фотографии ”помолвок”
и ”свадеб” и председательствующую Герасимову — стро­
гую сорокалетнюю женщину, известную своей чопорностью
и официальностью, передергивало от отвращения, Кадиев
самодовольно хихикал и облизывался.
После оглашения приговора Удав страшно оскалился
и заскрипел зубами.
— Вот вам хрен — ”вышака”! У вас еще пули для меня
нету!
На губах у осужденного выступила пена, тело изогну­
лось, солдаты конвоя пытались вывести его из зала, но не
могли сдвинуть с места.
— А ты, сука, со мной не прощайся, — крикнул Кадиев
Герасимовой. — Я тебя... так же, как остальных! А снимки
по суду разбросаю!
На помощь солдатам подоспел резерв, Кадиева выволок­
ли за дверь, где он продолжал буйствовать и откусил сержа­
нту мизинец, после чего ”упал с лестницы”, получив телес­
ные повреждения. Судя по количеству ушибов и переломов,
упал он не менее шести раз. Впрочем, в подробности никто
не вдавался, так как стало известно, что судью Герасимову
прямо из кабинета забрала ”скорая помощь” с гипертони­
ческим кризом. Да и сержанта пришлось комиссовать.
Удав прокантовался на больничке не более трех недель
— на нем все заживало, как на собаке. Рассказывали, что
в камере смертников он утром и вечером делает по тысяче
приседаний, каждый день два часа занимается онанизмом
и четыре часа отрабатывает боевые приемы карате. Но это
уже не вызывало интереса ввиду неотвратимости логичес­
кого конца, медленно приближаемого судебно-канцелярс­
кой волокитой. Осужденный Кадиев был списан из мира
живых, о нем постепенно забывали.
Но он напомнил о себе, его фамилия вновь заполнила
оперативные сводки и каналы шифрованной связи, снова
ради него поднимались по тревоге райотделы, извлекались
из архивов и заново размножались его фотографии и описа­
ние примет, водворялись на стенды ”Их разыскивает мили­
ция”. Смертник Кадиев совершил побег.

443
 Его этапировали к месту дислокации спецопергруппы
”Финал”. Вагонзак прибыл на станцию назначения по рас­
писанию и отрыгнул из провонявшего потом, испражнени­
ями и карболкой нутра изжеванный человеческий материал
на грязный заплеванный асфальт перегрузочного двора. Ав­
тозаков еще не было, этап посадили на землю, конвой
образовал охраняемый периметр, начкар сорванным голо­
сом прокричал традиционную угрозу о возможности приме­
нения оружия.
Смертник, как и положено, находился в наручниках от­
дельно от остальных подконвойных. Сидел на корточках,
чуть в стороне, ближе к рельсам, выставив вперед скован­
ные руки и остановившимся взглядом уставившись в жирно
блестящие сапоги своего персонального конвоира. Когда
мимо с лязгом и грохотом пошел товарняк, Удав рванулся,
руки оказались свободными (как это получилось — никто не
понял, впоследствии в материалах дознания получила закре­
пление невероятная мысль о разорванном кольце наруч­
ников) и бросился в этот самый лязг и грохот между бешено
вращающихся черных колес, стертых добела по кромкам,
где они жадно закусывали такой же стертый край рельса.
Конвойный — опытный сержант второго года службы,
среагировал мгновенно: лязгнул затвором и распластался
на перроне в положении для прицельной стрельбы. Кадиев
проскочил между колесами еще раз и, оказавшись по ту
сторону состава, со всех ног несся к выходу из грузового
двора. Сержант дал очередь, крутящееся колесо отбросило
пули, завизжали рикошеты, подконвойные без команды
вскочили и, матерясь, шарахнулись к хлипкому заборчику,
возникла сумятица, начкар выстрелил в воздух.
Только через десять минут удалось вернуть этап к подчи­
нению, уложить всех лицом вниз и пересчитать, после чего
начкар смог отлучиться к телефону. За это время Кадиева
и след простыл.
Милиция города была переведена на усиленный вариант
несения службы, аэропорты, вокзалы, автодороги надежно
перекрыты, специальные группы по квадратам прочесывали
окрестности. Результата это не давало и вечно продолжать­
ся не могло. Через двадцать дней усиленный вариант от­
менили, решив, что беглец успел вскочить в поезд и выехал
из города еще до объявления всеобщей тревоги.
На самом деле было по-другому: Кадиев с примитивной,
но верной хитростью отлежался в сухом подвале, питаясь
сырой картошкой и соленьями, а когда опасность миновала,
выехал в Красногорск, где собирался исполнить брошенную
Герасимовой угрозу.

444
 Скорее всего это бы ему удалось, но начальник местного
уголовного розыска серьезно отнесся к последней угрозе
смертника, и дом судьи периодически контролировался.
Кадиева обнаружили, когда он устанавливал задвижку
с внутренней стороны подвальной двери прямо в подъезде
Герасимовой. Он был вооружен ножом и сдаваться, естест­
венно, не собирался, а группа захвата не собиралась с ним
церемониться. В результате вместо ”брачного ложа” Удав
оказался на операционном столе. Хирург отметил уникаль­
ность организма: ”Пять пуль, а давление почти в норме”.
— Живучий, сволочь! — оторвался от бумаг Сергеев. —
и как таких земля носит? Всякое видел, но тут... Повезло
Валере...
— Как же он наручники порвал? — спросил Попов, не
обратив внимания на последнюю фразу майора. — Там
кольцо крутится, на излом никак не возьмешь...
— Это так и останется загадкой, — ответил Сергеев. —
Во всяком случае ни у меня, ни у Владимира Михайловича
такой фокус не получился — специально пробовали.
— А как же он?
— Как, как... Вот у него и спроси. Или он вдесятеро
сильнее, или...
— Что? — не понял Попов.
— Или наручники не были закрыты как следует. Может,
по халатности, а может — совсем наоборот, — снисходите­
льно разъяснил майор. — В жизни всякое бывает. ”Брас­
леты” не нашли, экспертизу не делали, значит, эту тайну
Удав заберет с собой.
— А если вправду спросить?
— Спроси, Валера, конечно, спроси. Тебе ж небось и про
его занятия в камере интересно? Вот и получится вечер
вопросов и ответов.
— Чтобы с ”браслетами” больше проколов не вышло,
у нас есть одна штука, — Викентьев отпер сейф, порылся
и положил на стол тяжелый газетный сверток. — Изучи,
Валера, тебе с ней работать...
Подполковник аккуратно развернул газету. В ней оказал­
ся отрезок толстой стальной полосы с массивными откиды­
вающимися, как у амбарных замков, дугами с каждого
конца.
— Это никак ни сломать, ни разорвать.
Викентьев защелкнул запоры, показал, как они открыва­
ются маленьким шестигранным ключом.
— Теперь сам попробуй.
— Да это колодки... Килограмм шесть будет? — Валера
открыл замки, закрыл, снова открыл. — Сварка какая-то
грубая... Самодельщина что ли?

445
 — А ты думал централизованное снабжение? Сами кру­
тимся! — чертыхнулся Сергеев. — Голь на выдумки хит­
ра...
— Слушай, Саша, а почему ты сказал, что мне повезло?
— вспомнил вдруг Попов. — В чем оно, это везение?
Сергеев и Викентьев переглянулись.
— Поймешь! — коротко ответил за майора руководи­
тель специальной оперативной группы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
По пустынной улице сквозь мигающие, как глаза зверей,
желтые огни работающих в ночном режиме светофоров на
скорости восемьдесят километров в час несся хлебный фур­
гон. Запоздалые прохожие провожали его глазами, веселая
компания, растянувшаяся на проезжей части дороги от
ресторана ”Интурист” к стоянке такси, шарахнулась на
тротуар.
— Пользуются, что ночь, и гоняют пьяными! — воз­
мутился дородный мужчина с повадками начальника сред­
ней руки. — Надо бы номер записать.
Это не имело смысла. Машина не была зарегистрирова­
на ни за управлением хлебопродуктов, ни за отделом тор­
говли. К тому же вел ее совершенно трезвый сержант Федя
Сивцев: в обыденной жизни милиционер-шофер, а сейчас —
пятый номер спецопергруппы ”Финал”. Он был в штатском
— легкой, не стесняющей движений одежде, под курткой на
поясе висела кобура с пистолетом.
Рядом сидел второй номер — подполковник Викентьев
в форме, но не своей обычной, зеленой — внутренней служ­
бы, а в серой, милицейской. На коленях он держал корот­
кий, со складным прикладом и утолщенным дульцем авто­
мат АКС-74У — специальную модификацию армейского
оружия, удобного в ближнем бою.
В кузове — не деревянном, обитом жестью, а сварен­
ном из прочного стального листа, располагались капитан
Попов и майор Сергеев, оба в штатском — легкой, не
стесняющей движений одежде без всяких галстуков, хля­
стиков и шнуровок. Слева на поясе у каждого довольно
откровенно топорщилась кобура, в которой лежал макет
пистолета. Настоящий ПМ находился в правом кармане
с досланным в ствол патроном, и это не считалось нару­
шением.

446
 Четыре крохотные камеры в углах фургона были пусты.
Одной вскоре предстояло принять кратковременного пас­
сажира.
Фургон с надписью ”Хлеб” вырвался из города на про­
стор магистральной трассы и в соответствии с инструкцией
увеличил скорость до девяноста. Обычная хлебовозка обя­
зательно стала бы выть, гудеть и скрипеть, угрожая каждую
минуту развалиться. Спецмашина опергруппы ”Финал” шла
ходко, без видимого напряжения, и в этом была заслуга
руководителя группы Викентьева, не жалеющего спирта для
авторемонтников и лично вникающего во все тонкости тех­
нического обслуживания.
Сейчас Викентьев напряженно наблюдал за трассой,
и лицо его больше, чем когда бы то ни было, напоминало
каменную маску. Незаметно для пятого номера он расстег­
нул кобуру, потому что стрелять вправо из автомата не­
сподручно, да и не развернешься быстро в тесноте кабины.
Опасность нападения на спецмашину в данный момент су­
ществовала чисто теоретически, но Викентьев готовился
к нему, как к вполне реальному событию, которое может
произойти на любом участке тридцатикилометрового пути
до Степнянска.
В Степнянске находилась старая, еще дореволюционной
постройки тюрьма. В нее этапировались смертники со всей
южной зоны. Считалось, что там и исполняются приговоры.
Это было устоявшимся заблуждением, которое осведомлен­
ные люди не опровергали. Недаром Попов так удивился,
узнав сегодня о порядке работы.
Попов действительно был удивлен. Необычным оказал­
ся инструктаж о соблюдении мер безопасности, необычна
экипировка: макеты оружия для отвлечения внимания
объекта в случае нападения, защитные очки, всевозможные
хитрости и уловки. И самая большая неожиданность —
развеянный миф о Степнянской тюрьме.
”Почему? — спросил он Викентьева. — Ведь проще
группе съездить на исполнение, чем возить объект туда-
сюда. И риска меньше...”
Викентьев не был расположен к разговорам, а потому
сухо отмахнулся: ”Вначале пройди полностью весь цикл, от
начала до конца, потом спрашивай, что непонятно. А скорей
всего — сам во всем разберешься”.
В кузове фургона было душно, тусклый свет желтоватой
лампочки под матовым плафоном усиливал это ощущение.
Сергеев монотонным голосом пересказывал различные ЧП
из обзоров практики ”Финала”. Примеры он подобрал та­
ким образом, чтобы подтвердить высказанные им тезисы:

447
любая живность, даже заяц, если загнать в угол, — пред­
ставляет опасность для охотника. Самая опасная на свете
дичь — человек. Значит...
— ...Зубами вытащили из табуретки и заточили об стену.
Получилось, вроде как небольшой стилет...
Попов с трудом провернул проржавевший раструб венти­
ляционной шахты. В стальную коробку пошла струя прохлад­
ного ночного воздуха. Он несколько раз глубоко вздохнул.
— ...знаешь, в вентиляционном отверстии, из тонкой
проволоки? Расплели ее аккуратно и сделали удавку. Значит,
оба вооружились. Потом один пропустил лямку под мыш­
ками и вроде повесился, язык вывалил, а второй в дверь
колотить. Расчет простой — глянет постовой в волчок —
и забежит удавленника спасать... Хорошо, опытный стар­
шина попался — объявил тревогу и вместо одного в камеру
зашли шестеро да с резиновыми палками...
Попов подумал, что муторно ему стало от разговоров
Сергеева.
— Скажи-ка, Саша, почему на спецмашине ”Хлеб” напи­
сано, а не ”Молоко”, например, или там ”Мясо”, ”Ме­
бель”? — перебил он майора.
— Ее несколько раз перекрашивали. То ”Аварийная”, то
”Техпомощь”, то ”Лаборатория”. Но ”Хлеб” удобней. Его
ведь ночью развозят, а значит, вопросов меньше. Так
и осталось, хотя генералу не нравится.
— Почему?
— Кто его знает. Викентьев спорил-спорил и своего
добился.
— Генерала переспорил?
— А то! Знаешь, какая у него воля? Железный кулак!
А зэки зря прозвищ не дают.
Сергеев продолжал рассказывать теперь уже про Викен­
тьева. Попов облегчения не испытывал. Ему по-прежнему
было душно, мутило. Может, оттого, что в кузове нет окон?
Укачало? Но он понимал: дело в другом. В предстоящем.
Как бы не оскандалиться... Сергеев рассказывал про судью,
пожелавшего увидеть, как исполняется его приговор, бед­
няга брякнулся в обморок, потом месяц лечил нервное
расстройство. И с той поры этих приговоров не выносит...
Фургон вкатился в Степнянск, снизив скорость, поры­
скал по узким улочкам, раскачиваясь на ухабах и колдоби­
нах, и наконец оказался у высокой глухой стены с огром­
ными металлическими воротами, выкрашенными в зеленый
цвет.
Викентьев нажал кнопку, и в кузове несколько раз миг­
нула тусклая лампочка под матовым плафоном — знак

448
того, что остановка является плановой. Если бы условного
сигнала не последовало, третий и четвертый номера должны
были достать оружие, открыть замаскированные бойницы
в бортах фургона, и приготовиться к отражению нападения.
Ровно в ноль тридцать, в точном соответствии с графи­
ком машина въехала под своды степнянской тюрьмы, име­
нуемой в официальных документах ”Учреждением КТ-15”,
и замерла в гулком, отделанном белой плиткой зале, напо­
минающем шлюз. Такое впечатление создавали тяжелые,
с массивными запорами ворота сзади и впереди, которые
никогда не открывались одновременно, чтобы внутренний,
тюремный, и внешний, вольный, миры не могли соединить­
ся напрямую.
Здесь разгружались автозэки, проводилась перекличка,
прием-передача личных дел, обыск и фельдшерский осмотр.
Неприятная, но привычная для обеих сторон процедура
длилась достаточно долго, под высоким потолком скап­
ливался неразборчивый гул, из которого иногда вырыва­
лось злое ругательство, забористая частушка, глумливый
смех или истеричный плач. Временами невнятную мешани­
ну слов и других звуков разрубали властные выкрики ко­
манд, гул немного стихал, а после последнего приказания
и вовсе наступала тишина, тишина ожидания: створки внут­
ренних ворот начинали, наконец, медленно расходиться.
Когда в тюрьму приходил следователь, опер, адвокат
или секретарь судебного заседания с протоколом, они вна­
чале просовывали удостоверения в квадратик отодвинутой
изнутри стальной обшивки, протискивались сквозь щель
сторожко приоткрытой калитки, сообщали помдежу о цели
визита, а тот звонил в спецчасть, перепроверял и выписывал
пропуск, который выдавал в обмен на удостоверение лич­
ности. Только после этого, предъявив пропуск у внутренних
ворот, посетитель попадал на территорию строгорежим­
ного Учреждения КТ-15.
Еще более придирчиво проверялись плановые, а особен­
но специальные конвои, имеющие целью вырвать из Учреж­
дения тех, кого надлежало содержать под усиленным над­
зором. Внутренняя охрана зорко оглядывала форму воору­
женных людей, отыскивая возможные погрешности,
выдающие ”маскарад”, сличала внешность с фотографиями
личных документов, особое внимание обращалось на срок
их действия, проверялись полномочия начальника конвоя,
подписи, даты и печати на требованиях об этапировании.
Опытный Валера Попов настроился на долгую процеду­
ру и был удивлен тем, что сегодня шлюзование внутрь
оказалось облегчено до предела. Спецопергруппу ждал лич­

15 Вопреки закону 449

но подполковник Кленов — начальник Учреждения КТ-15,
хорошо знающий Викентьева и Сергеева, осведомленный
о задачах группы, прекрасно понимающий чрезвычайность
мероприятия и заинтересованный в его быстром и успеш­
ном завершении.
— Забирайте скорее, — сказал Кленов, здороваясь со
всеми за руку и не думая проверять документы у незнакомо­
го ему Попова. — Сегодня по телевизору ночная программа
— европейская эстрада, может, успею... Вот его личное
дело. Расписывайся. А я на требовании...
Здесь же, в отделанном кафелем зале, возле хлебного
фургона, на маленьком, приткнутом к стене столике с обо­
дранной крышкой, Кленов поставил резкий росчерк на зло­
вещем бланке с красной полосой, взглянув на часы, проста­
вил время. Попов рассмотрел под требованием причудли­
вую завитушку генерала и четкий оттиск гербовой печати.
Викентьев стоял неподвижно, держа чуть на отлете, как
чужую, случайно попавшую в руки вещь, коричневую папку,
перечеркнутую от левого нижнего к правому верхнему углу
обложки жирным красным карандашом.
— Чего ты? — выпрямляясь, спросил Кленов. — Рас­
писывайся!
— Пока не за что, — угрюмо сказал Викентьев.
— Как так? — Кленов ткнул пальцем. — Личное дело
у кого?
— Я же не за дело расписываюсь, — рука Викентьева
выпрямилась, протягивая папку обратно.
Кленов отмахнулся.
— Я не такой буквоед. Ладно, пойдем.
Он зачем-то одернул китель и, тяжело вздохнув, двинул­
ся к внутренним воротам. Викентьев шагнул следом, будто
вспомнив что-то, вернулся и отдал коричневую папку так
и не вышедшему из кабины Сивцеву.
— Чтоб рук не занимать, — объяснил он Сергееву
и ободряюще кивнул Попову. — Вперед!
Рослый сержант открыл тяжелую калитку. Начальник
Учреждения КТ-15, а за ним второй, третий и четвертый
номера спецгруппы ”Финал” вошли в ярко освещенный
прожекторами внешний двор тюрьмы.
Они шли по заасфальтированному проходу между ме­
таллическими сетками, миновали несколько таких же сет­
чатых дверей, которые Кленов сноровисто открывал уни­
версальным ключом, несколько раз откуда-то сверху из-за
слепящих прожекторов их окликали грубые голоса с власт­
ными интонациями, и Кленов отзывался так же грубо и вла­
стно.

450
 Обогнув глухую стену режимного корпуса, они прошли
стальную калитку в высоком каменном заборе и оказались
во внутреннем дворе. Здесь не было прожекторов, только
обычные лампочки по углам, Попову показалось, что после
яркого солнечного дня он оказался на дне колодца. Глубо­
кого настолько, что из него будут видны звезды.
Он поднял голову. В квадрате колодезного сруба
блестели желтые точки. Все правильно. Только колодец
какой-то странный... Со всех четырех сторон высокие
стены, но странно не это — мало ли колодцеобразных
дворов! Странно другое: в стене административного
корпуса блестят стекла окон, хотя и перечеркнутые
решетками на втором и третьем этажах — в следственных
кабинетах и кабинетах оперчасти. А П-образный режимный
корпус слеп, угадываются черные квадраты ”наморд­
ников”, будто это нежилое здание — склад, или мертвое —
морг, склеп.
А самое странное, что где-то здесь, за заборами, решет­
ками, ”намордниками”, проволокой, сигнализацией, нахо­
дится человек, которого они должны убить. И убийство это
предумышленное, тщательно продуманное, хорошо органи­
зованное. Разрешенное судом, санкционированное высшим
органом власти и подробно расписанное специальной инст­
рукцией.
Такого не могло быть. Или все происходящее просто
тяжелый сон, или они здесь совсем по другому поводу... Но
тогда зачем оттягивают руку чудовищные самодельные на­
ручники, зачем в кобуре дурацкий макет, зачем в кармане
готовый к бою ”ПМ”? И кто конкретно будет ”приводить
в исполнение”? А может, они — все втроем: Викентьев,
Сергеев и...
Попов почувствовал, что вспотел. Вполне вероятно —
настанет момент, второй и третий номера вынут пистолеты,
руководитель группы прикрикнет на замешкавшегося чет­
вертого и отдаст команду... Есть ситуации, когда дорога
назад отрезана и надо идти вперед, только вперед, пересту­
пая через препятствия, бежать, перепрыгивая, не оглядыва­
ясь, не задумываясь, а потом... Потом простишь сам себя,
собственные грехи отпускаются легко.
— Сейчас аккуратно, смотри под ноги, — негромко
предупредил Сергеев.
Они подошли к неприметной двери в углу двора, скры­
той выступом стены и заглубленной в землю, так что иду­
щему впереди Кленову пришлось опуститься на несколько
ступенек, чтобы позвонить, и сейчас его голова находилась
на уровне живота Викентьева. Бесшумно открылось малень­

451
кое треугольное окошко, луч фонаря высветил лицо началь­
ника Учреждения.
Дверь провалилась внутрь. Пожилой прапорщик, прижа­
вшись к стене, пропустил их в небольшой, тускло освещен­
ный тамбур, запер дверь, после чего перегораживающая
тамбур решетка сама собой скользнула в сторону.
Не веривший в чудеса Попов осмотрелся и обнаружил
под потолком серый цилиндр телекамеры. ”Как же она
передает при таком освещении?” — подумал он и тут же
понял, что освещение нормальное, просто глаза еще не
отошли от слепящих лучей прожекторов. Коридор был вы­
крашен тусклой масляной краской, как сотни таких же
коридоров, и пропитан обычным густым духом карболки,
гуталина, табака, человеческого пота.
В комнате охраны за пультом перед телемониторами
сидел усталый капитан в измятой форме и с таким же
мятым лицом. Четыре здоровенных прапорщика азартно
забивали козла два на два. При виде начальника капитан
вскочил и отдал честь, прапорщики нехотя приподнялись
и снова плюхнулись на гладко вытертые задами многих
дежурных смен деревянные скамейки.
— Товарищ подполковник, в особом корпусе содержатся
шесть осужденных к смертной казни, — истово, не жалея
голосовых связок докладывал капитан. — Двое с нерассмот­
ренными кассациями, трое — с поданными ходатайствами
о помиловании, один — с отклоненным ходатайством. По­
кушений на самоубийство, отказов от приема пищи и других
происшествий за время моего дежурства не произошло!
Мониторов было девять, но светились только шесть
экранов. Два показывали спящих людей, на других обитатели
камер особого корпуса бодрствовали в напряженном ожида­
нии. Один быстро ходил от стены к стене и обратно, второй
стоял в углу, отвернувшись от телекамеры и зажав ладонями
уши, третий лежал на спине с открытыми глазами, четвертый
сидел на нарах в позе ”лотоса” и мерно раскачивался из
стороны в сторону, будто в такт заунывному мотиву.
— Видишь, чувствуют, — негромко сказал Сергеев По­
пову. — У кого отклонена кассация всегда не спят в ночь
исполнения.
Валера ощутил, что ему душно, как давеча в фургоне.
”Ну их всех к черту! Откажусь, вплоть до увольнения...”
— Вот наш, — Сергеев указал пальцем. — Покажите
крупнее...
На последнем мониторе фигура сидящего в позе ”лото­
са” стала увеличиваться. Заметив движение объектива, Ка­
диев дернулся и сделал непристойный жест в сторону каме­

452
ры. Экран заполнило искаженное ненавистью лицо; переко­
шенный рот процеживал какие-то слова, а прищур глаз был
таким, будто именно он, Кадиев, является здесь хозяином
положения и хорошо знает, что надо делать с Кленовым,
Викентьевым и остальными.
Дурнота прошла. Попов почувствовал, как закручивает­
ся глубоко внутри мощная пружина, не раз бросавшая его
на ножи, ружья и обрезы.
— Пора заканчивать, — хрипло произнес Викентьев
и надел очки с толстыми стеклами. То же сделал Сергеев.
Попов помедлил потому, что мешали завернутые в газету
наручники, пришлось положить их на стол.
— Разверни, — бросил второй номер. Валера сорвал
бумагу, поискал глазами урну, не нашел и положил газет­
ный комок на стол, рядом с переполненной окурками деше­
вых сигарет закопченной жестяной пепельницей. Надевая
защитные очки, он испытывал неловкость под взглядами
прапорщиков, явно считающих подобную предосторож­
ность излишней.
Сами они, похоже, ничего не опасались. Одинаково безра­
зличные лица, невыразительные глаза... ”Их что, специально
подбирают? — подумал Попов. — По какому признаку?”
— Дежурному наряду приготовиться к передаче осуж­
денного! — зычно скомандовал Кленов.
Прапорщики сноровисто вскочили и в мгновение ока
извлекли откуда-то черные резиновые палки с рифлеными
рукоятками. Сделали они это с той же готовностью, с какой
только что собирались взяться за костяшки домино.
— Пусть товарищи распишутся, — напомнил мятый
капитан. — Как положено.
Начальник тюрьмы дипломатично промолчал, выжида­
юще глядя на Викентьева.
— Потом! — отрубил Викентьев. — Когда получим.
— Вот те на! — удивился дежурный. — Потом-то вам не
до росписей будет! Гляньте-ка...
Он мотнул головой в сторону мониторов. Шестой экран
крупно фиксировал бешено вытаращенные глаза Удава
и раскрытый в немом крике рот.
Викентьев мрачно посмотрел на экран.
— Тем более, — буркнул он. — Что за мода у вас:
только переступил порог — распишись, что увез, еще камеру
не открыли — пиши, что забрал.
Кленов шел по тусклому коридору первым, за ним,
поигрывая дубинками, пружинисто шагали прапорщики,
следом — Викентьев с Сергеевым, Попов держался в двух
шагах сзади.

453
 Начальник Учреждения КТ-15 отпер замысловатый за­
мок и распахнул очередную дверь в капитальной стене —
еще более толстую и массивную, чем предыдущие. В уши
ударил животный вой на одной вибрирующей ноте:
— А-а-А-а-А-а-А!
За дверью коридор продолжался, только бетонный пол
здесь не был покрыт линолеумом да гуще стал тяжелый
тюремный дух, пробивавшийся из расположенных по пра­
вую сторону камер.
— А-а-А-а-А-а!
Они подошли к последней двери, из-за которой доносил­
ся глухой утробный крик.
— К передаче осужденного приступить! — сказал Кленов
и заглянул в глазок.
Как только крышка глазка отодвинулась, вой смолк.
— Сидит на нарах, — начальник тюрьмы сделал жест
рукой, и прапорщики стали по двое с каждый стороны двери.
Попов заметил, что Викентьев с Сергеевым напряглись
и ощутил, как вспотела спина.
Звякнул ключ.
— Идите, суки, попробуйте! — жутко зарычал Удав. —
Суки, суки, суки!!
Кленов рывком распахнул дверь.
— Й-я-а!
Распластавшийся в прыжке, Удав вылетел в коридор.
Попов бросил оттягивавшую руки стальную, неровно об­
работанную пластину и принял стойку, хотя совершенно не
представлял, как сможет остановить яростный порыв смерт­
ника. Но прапорщики знали это отлично.
Черные матовые палки перекрестили Удава, резко обо­
рвав прыжок. Он все-таки сумел приземлиться на ноги и еще
сделал целенаправленное движение, но четыре резиновые
дубинки подавили и эту попытку.
Прапорщики работали палками умело, хотя и без обыч­
ной эффективности: удар по суставу в данном случае не
отключал конечность, а рассчитанный тычок в солнечное
сплетение не скрючивал мускулистое тело в беспомощный
и жалкий комок. Прервав атаку, они не могли полностью
сломить сопротивление Удава.
Резиновая палка перехлестнула горло смертника — ско­
льзнувший за спину прапорщик двумя руками прижимал ее
к себе, перекрывая Кадиеву кислород. Это был верный
прием, безотказно срабатывавший много раз и трое оста­
льных расслабились, ожидая, что вот-вот объект передачи
обмякнет и затихнет. Тем самым они допустили ошибку,
потому что Удав перехватил пережимающую горло под

454
кадыком дубинку и, повиснув на ней, выбросил ноги
в страшном ударе карате ”двойной зубец”.
Два прапорщика отлетели в разные стороны, один гулко
ударился головой о стену и медленно сполз на холодный
бетон, второй упал навзничь и остался лежать, широко
раскинув мощные руки.
Резиновая калоша, сорвавшись с ноги Кадиева, чуть не
попала в лицо Попову, он отпрянул и пропустил момент,
когда Удав босой ногой достал третьего прапорщика,
только увидел, что на полу лежат три фигуры в зеленой
форме.
Все произошло мгновенно. Словно в кошмарном сне
Попов увидел себя со стороны — запертым в глухом казе­
мате особого блока, где озверевший убийца, стоящий на
самом пороге загробного мира, легко расправляется со
специально подготовленной охраной, так матерый волк,
играючи, разделывается с наглыми самоуверенными двор­
нягами, понадеявшимися взять численным превосход­
ством.
Как при замедленной съемке Удав клонился вперед,
захватив руки четвертого прапорщика, и тот неспешно от­
рывался от земли, чтобы, кувыркнувшись через голову,
занять место рядом с товарищами. Кленов медленно пя­
тился назад, к торцевой стене, на лице его была написана
явная растерянность, рот открывался, выкрикивая знакомое
слово, разобрать которое Валера почему-то не мог.
Викентьев и Сергеев с двух сторон надвигались на Уда­
ва, взгляд второго номера и оскал третьего были самыми
страшными во всем происходящем.
Попову показалось, что положение безвыходное: если
даже поднимется то, о чем кричал Кленов, а он наконец
разобрал это слово — ”тревога”, никто не сможет проник­
нуть в наглухо задраенный каземат особого корпуса, а мя­
тый капитан, конечно, не заметит всего дежурного наряда.
Взбесившийся, вычеркнутый из числа живых Удав, которо­
му нечего терять, передушит всех в этом вонючем душном
коридоре...
Бежать!
Попов вроде бы убегал, но Удав, перебрасывающий
через себя четвертого прапорщика, приближался, укрупня­
лась его бритая голова, оскаленный рот, висок, левый бок
под задранной напряженно рукой... Висок и левый бок виде­
лись особенно четко, но тут события закрутились в обыч­
ном темпе: прапорщик грохнулся об пол, Удав мгновенно
выпрямился и пырнул Сергеева в глаза, растопыренные
пальцы, встретив стекла защитных очков, неестественно

455
вывернулись, Викентьев пушечно всадил кулак в бочкооб­
разный торс осужденного и поймал его за руку. Необычно
— одновременно рукой и ногой ударил Сергеев...
Вернулись и звуки: мягкий шлепок упавшего тела, треск
выбитых пальцев, гулкие удары, крик ”Тревога!”, перекры­
вающий его приказ ”не стреляй!”, Попов не понимал, к кому
обращена эта команда: прапорщики явно не собирались
стрелять, да и вообще совершать каких-либо осмысленных
действий, и Кленов, продолжая кричать ”тревога!”, вцепил­
ся в уши Кадиева, запрокидывая назад голову, чтобы ли­
шить равновесия, а Сергеев двумя руками выкручивал Уда­
ву левую руку.
Висок и левый бок Кадиева исчезли из поля зрения, и это
почему-то вызывало досаду. Попов хотел отжать ему под­
бородок, но что-то мешало, оказывается — пистолет, утк­
нувшийся стволом в исцарапанную шею, когда и зачем он
его вынул?
— Помогай! — сквозь зубы процедил Викентьев, медлен­
но заводивший правую руку Удава за спину.
— Давай, Валера! — сдавленным от напряжения голосом
просил Сергеев, справляющийся с левой рукой смертника.
Попов сунул пистолет в карман, схватил широкую кисть
Кадиева, вывернул ее на излом, правая рука прекратила
сопротивление, и второй номер завернул ее почти к бритому
затылку.
—Не то! Наручники... — чуть свободней сказал Викентьев.
Попов метнулся в сторону, поднял тяжелую железяку,
откинул скобы амбарных замков.
Щелк! — широкое, поросшее волосами запястье зажала
толстая полоса стали.
— Теперь вторую...
Раздался еще один щелчок.
— Все — выдохнул Викентьев. — Здоровый слон! Ну
ничего, эти не сломает...
Дверь в отсек смертников распахнулась.
Дежурный капитан с пистолетом в руке молодецки вор­
вался внутрь, мгновенно оценил обстановку и спрятал ору­
жие в кобуру.
— Готов? А я объявил тревогу...
Следом, сутулясь, вошел пожилой прапорщик с поста
у входа в особый корпус. Его вид сводил на нет старания
капитана изобразить готовность к решительным действиям.
— Дайте отбой и проверьте камеры! — приказал Кленов,
обозначая свое участие в стабилизации обстановки.
Удав сидел на полу с заведенными назад руками и утроб­
но икал.

456
 — Я вас зубами порву, петухи сучьи! — проговорил он
сквозь икоту. — Хер меня на луну отправите!
В голосе была такая убежденность, что Попову стало не
по себе.
Мятый капитан впечатлительностью не отличался.
— Сдохнешь, куда ты денешься, — сказал он и саданул
Удава что есть силы по голове. Раздался звук, будто удари­
ли по тыкве. — Тебе по земле нельзя ходить. Не вынесет
тебя земля-то...
Капитан замахнулся еще раз, но Викентьев перехватил
руку.
— Все! — отрезал он и сделал запрещающий жест трем
пострадавшим прапорщикам, которые немного оправились
и явно собирались взять реванш.
— Все, я сказал! Передача состоялась!
— Жаль... Остался бы у нас на ночь, — массируя че­
люсть, невнятно произнес самый здоровый и выплюнул
кровавый сгусток.
— Испугал, сучий потрох! — Удав сильно кренился на
правый бок, но сумел изобразить перекошенным ртом пре­
зрительную улыбку. — Мешок с говном, вот ты кто! Я б те­
бе все бебихи отбил, как мне эти волкодавы!
Скрючившись, он шлепнулся на бетон.
— Жаль! — повторил здоровяк и под пристальным
взглядом Викентьева нехотя шагнул назад.
— Ничего, сколько ему... — успокаивающе проговорил
пожилой с выражением безграничной притерпелости на ли­
це. — Все равно уж...
Он дал понюхать нашатыря четвертому прапорщику,
который ударился о стену и сейчас оглушенно потряхивал
головой, тяжело приходя в себя. Потом подобрал резино­
вую галошу и, подойдя к лежащему на боку Удаву, надел
ему на босую ногу.
— Вот теперь порядок...
— Ну что? — безразлично бросил Кленов, глядя куда-
то в сторону.
Викентьев взял Удава за шиворот, рывком посадил. Тот
застонал.
— Падла, ребро сломал...
— А ты думал, тебя шоколадками угощать будут? —
нехорошим голосом спросил второй номер и приготовился
поставить Удава на ноги.
— Вы бы ему и ноги заковали, чтоб не дергался, —
посоветовал пожилой контролер. — Все спокойней будет.
Дорога неблизкая...
— Какая еще дорога? — сверкнул глазами Удав.

457
 — Верно, — согласился Викентьев. — Давайте ”брас­
леты”...
И наклоняясь вместе с Сергеевым к Удаву, вполголоса
бросил Попову:
— Двадцать один.
На условном, чтобы не понимал объект, языке это оз­
начало ”контроль головы”. Но Попов забыл про сущест­
вование кода и, не двигаясь, смотрел, как второй и третий
номера пытаются замкнуть не приспособленные для этого
наручники на волосатых щиколотках объекта. Смысл
команды дошел до Валеры, когда голова Удава метнулась
к горлу Сергеева. Тот успел дернуться, и зубы смертника
впились в ключицу. Майор охнул.
— Ах сволочь! — Попов рванулся оттащить Удава,
но руки соскальзывали со стриженой, мокрой от пота го­
ловы.
— Сейчас, Саша, — Викентьев вцепился в лицо смерт­
ника, сдавил. Челюсти медленно разжались.
Сергеев сунул руку под рубашку.
— До крови! Чуть кость не перегрыз. И как такого волка
можно было помиловать! О чем они там думают!
Майор схватился за кобуру.
— К черту наручники! Что мы его, на руках нести будем?
Если еще раз дернется, я его пристрелю и плевать на все
помилования! Мне за такого гада самое большее — выговор
объявят!
Порыв второго номера был страшен и усомниться в его
искренности мог только тот, кто знал, что в кобуре пээма
находится всего лишь безобидная деревяшка.
— И правильно, — Викентьев демонстративно отдал
наручники пожилому прапорщику и также демонстративно
расстегнул кобуру. — При нападении на конвой имеем
полное право! Встать!
— Кого помиловали? Меня? Вы, суки, меня помиловали?
— щерился Удав, которому очень хотелось поверить в такое
невероятное событие. — Да я от вас ничего хорошего
в жизни не получал. Кровососы паскудные!
Он бормотал ругательства, но шел спокойно, заметно
скособочившись и прихрамывая. Когда его вывели в от­
деланный кафелем ”отстойник” к хлебному фургону с рас­
пахнутой дверцей, призрачная надежда окрепла.
— Забираете? Значит, не фуфло прогнали?
Удав суетливо забрался внутрь, протиснулся в крохот­
ную камеру. Среди осужденных заблуждение о месте испол­
нения приговоров было стопроцентным. Побывавшие в сте­
пнянской тюрьме, клялись на этапах, пересылках, в колони­

458
ях и потом на воле, что своими ушами слышали те выстре­
лы.
Щелкнул замок камеры, третий и четвертый номера
заняли свои места, затем Викентьев захлопнул бронирован­
ную дверь спецавтозэка.
— Теперь давай журнал, — чуть снисходительно сказал
он Кленову и, наклонившись над маленьким столиком,
произвел запись о получении осужденного. Взглянув на
часы, проставил время: час сорок пять.
— Видишь, сколько провозились, — тем же слегка снис­
ходительным тоном продолжал он. — На эстрадное пред­
ставление ты опоздал. И я был бы хорош, если бы расписал­
ся в ноль тридцать за то, что Кадиев уже в машине.
— Можно подумать, это имеет значение, — вяло огры­
знулся Кленов.
— Могло иметь, — обыденным жестким голосом от­
рубил Викентьев. — Знаешь в каком случае?
Начальник Учреждения КТ-15 молчал.
— Если бы в час двадцать мы застрелили его в коридоре
особого корпуса!
— Будешь писать рапорт?
— Обязательно. И информацию в наш бюллетень. Твоя
дежурная смена не готова к серьезной работе.
Викентьев захлопнул журнал.
— Ладно, будь. Мы и так задержались, — он шагнул
к фургону.
— Через полгода мне получать полковника, — глядя
в кафельную стену, нехотя сказал Кленов. — Соответствен­
но продляется и срок службы. А если нет — уже следующей
осенью я пенсионер.
Викентьев остановился.
— Когда я вылетел из начальников колонии, мне оста­
вался месяц до полковника. И те, кто решал со мной вопрос,
прекрасно об этом знали. А на теперешней должности ”по­
толок” третьей звезды не позволяет. Выслуга есть, возраст
вышел, перспектив на продвижение — ноль. Значит что?
— Пенсионер? — спросил Кленов у кафельной стены.
— Нет. Но только по одной причине, — Викентьев за
плечо развернул начальника тюрьмы лицом к себе. — Мне
нет замены. Ты сам знаешь, что в нашу группу трудно
подобрать нового человека. Особенно на место руководите­
ля. А раз я незаменим — отставка мне не грозит. Правда
здорово? Вот я и должен заниматься этим дерьмовым делом.
Викентьев сделал рукой жест, охватывающий белое про­
странство ”отстойника” и угол хлебного фургона, где нахо­
дилась камера с Удавом.

459
 — Да еще втягивать молодых ребят, калечить им души!
— на этот раз Викентьев указал на другую часть фургона. —
И знаешь что противно? Все думают, будто мне нравится
исполнение! Будто у меня натура такая!
Викентьев снова шагнул к фургону, распахнул дверцу
кабины, обернулся.
— А самое страшное — я действительно привык... — он
смотрел Кленову прямо в глаза. — И они привыкнут.
Второй номер ткнул пальцем за спину. Водитель истол­
ковал его жест по-своему и включил двигатель.
Викентьев легко запрыгнул в кабину.
— Так что разжалобить меня трудно, — он поманил
Кленова, наклонился к нему. — Но рапорта я писать не
люблю. И пока соберусь, представление на тебя наверняка
успеют отправить. А ты надери задницы своим олухам.
Сегодня мы делали их работу, а у нас еще и своя. Ребят
жалко... Слышал, что у Фаридова психическое расстройст­
во? Вот так и живем, добавлять нам не надо. Открывай
ворота!
Викентьев выпрямился, бросил быстрый взгляд на Федю
Сивцева: не расслышал ли за гулом того, что говорилось
почти шепотом и для его ушей не предназначалось. Лицо
пятого номера было безразличным.
— Трогай! — скомандовал руководитель группы.
Хлебный фургон задом выкатился из белого кафельного
куба в черноту ночи.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Снова поскрипывали рессоры на рытвинах и ухабах,
фургон раскачивался, сержант Сивцев напряженно вгляды­
вался в разбитую дорогу, которая под косыми желтоватыми
лучами фар казалась еще менее проезжей, чем была на
самом деле. Сняв передачу и притормозив, чтобы плавно
перекатиться через плохо засыпанную канаву, но в очеред­
ной раз обнаружил, что ошибся, и черная полоса поперек
дороги — это всего-навсего тень от асфальтового наплыва.
— Твою мать! — вырвалось у водителя, и он тут же
скосил глаза вправо: Викентьев не любил проявлений не­
сдержанности. Но подполковник будто ничего не услышал,
хотя по сторожкому повороту головы и внимательному
прищуру можно было с уверенностью определить, что он
четко фиксирует все происходящее вокруг.

460
 Очевидно, сейчас второму номеру просто было не до
сержанта — медленное движение по узкой ночной улице
представляло реальную опасность.
К тому же Сивцев понял, что получение объекта прошло
не гладко: слишком долго возились и появились запыхавши­
еся, возбужденные, и этот, осужденный, помят здорово...
А Кленов явно не в своей тарелке, да и разговор Викентьева
с ним милиционер шофер краем уха слышал, хотя и не
подал вида.
Собственно Феде Сивцеву было наплевать на то, как
прошла передача объекта и о чем подполковник Викентьев
говорил с начальником тюрьмы. Лично его это не затраги­
вало, а значит, никакого интереса не представляло. Сейчас
пятого номера больше заботила та часть работы, которую
вскоре придется выполнять ему самому. Даже при полном
отсутствии впечатлительности — все равно неприятно. Осо­
бенно если первый напортачит... И с уборкой замучаешься
и перепачкаешься, чего доброго, как на мясокомбинате...
Доплата этого не окупает. Интерес, какой-никакой, конечно,
имеется: маскировка, ночные операции, да и причастность
к делам, о которых мало кто что знает. Но что за прок
с того интереса? Федя Сивцев — мужик с практическим
складом ума, одной голой романтикой его не возьмешь. Но
причастность-то эта самая и пользу приносит. Сколько сер­
жантов в райотделах и в строевых подразделениях? Почти
все по углам мыкаются, комнаты снимают... А ему Викен­
тьев уже давно малосемейку выбил! Или, скажем, сколько
человек из младшего начсостава путевки на летний отдых
получают? А сержант Сивцев и в Сочи отдыхал, и в Туапсе,
и в Кисловодске, и в этой, как ее, Паланге... Да и работу
в Управлении с райотделом или полком ППС1 не сравнить.
А там глядишь — и комендантом могут назначить... Так
что ничего, нормально. Особенно если первый номер акку­
ратно сработает...
Сивцев вывел фургон на гладкое шоссе и с облегченным
вздохом вдавил педаль газа, разгоняясь до положенных
девяноста.
Подполковник Викентьев тоже расслабился, хотя внешне
это никак не проявилось. Он служил в МВД достаточно
долго, чтобы знать реалии, стоящие за расхожей обыва­
тельской фразой ”все в мире продается, все в мире покупает­
ся”. Передать ”ксиву” на волю стоило двадцать пять руб­
лей, свести на полчаса, будто случайно, подельников в од­
ной камере или прогулочном дворике — пятьдесят,
1 ППС — патрульно-постовая служба.

461
оставить в СИЗО1 на хозобслуге — триста, перевести на
поселение — пятьсот. Это по рядовым, ординарным делам,
обыденной хулиганке, краже, угону и прочей повседневной
серости, не выделяющейся из потока уголовных дел и не
привлекающей пристального внимания начальства, газет­
чиков, прокуроров, советско-партийных органов.
Нашумевшие дела имели другую таксу: тут уже выпорх­
нувшая за охраняемый периметр записка или короткий раз­
говор с соучастником могли стоить сотни, а то и тысячи —
в зависимости от степени ”громкости” преступления, грозя­
щего наказания и, конечно, материальных возможностей
обвиняемых.
”Расстрельная” статья резко взвинчивала все ставки.
Глухим шепотом поговаривали о набитых купюрами ”дип­
ломатах”, переданных за то, чтобы смертный приговор не
был вынесен, либо вынесенный был изменен кассационной
судебной инстанцией, либо неизмененный так и остался неис­
полненным вследствие помилования. Слухи они слухи
и есть: примеры пойманных при выносе писем контролеров
имелись в изобилии, но ни один начиненный деньгами
”кейс” ни разу не материализовался в качестве веществен­
ного доказательства по уголовному делу о коррупции в вы­
сших эшелонах судебной власти.
Хотя бывало, что ожидаемый всеми приговор к исклю­
чительной мере без видимых оснований действительно смя­
гчался или неожиданно отменялся вышестоящим судом,
или вдруг заменялся лишением свободы в порядке помило­
вания. Это могло быть вызвано гуманизмом и осознанием
ни с чем не сравнимой ценности человеческой жизни, или
обычной бюрократическо-чиновничьей перестраховкой, или
иной оценкой материалов дела, но испорченные знанием
оборотных сторон жизни людей неминуемо вспоминали
о тех самых эфемерных ”дипломатах”.
Подполковник Викентьев хорошо знал изнанку жизни,
но вместе с тем считал, что не каждого можно купить.
И даже когда в принципе такая возможность имеется, ее
далеко не всегда удается реализовать. Значит, не исключена
вероятность того, что друзья смертника, не добившись нуж­
ного результата, попытаются изменить ход событий на
стадии исполнения приговора. Подкупить всех членов спец­
опергруппы ”Финал”, включая прокурора и врача, — задача
совершенно нереальная. Но то, что нельзя купить, почти
всегда можно отнять. Содержимое ”дипломата” позволит
нанять головорезов для нападения на спецмашину. И хотя
1 СИЗО — следственный изолятор.

462
группа строго законспирирована, день и время перевозки
известны чрезвычайно узкому кругу лиц, ”хлебный фургон”
надежно бронирован и имеет автоматическую подкачку ска­
тов, Викентьев в любой момент ожидал удара. Пока они
катились по окраинным улочкам Степнянска, будто специ­
ально предназначенным для засады, у подполковника вспо­
тела спина и затекли напряженные мышцы шеи. И лишь
когда фургон выехал на межгородскую трассу и набрал
положенную скорость, руководитель спецопергруппы пере­
вел дух и откинулся на спинку сиденья.
Разговор с Кленовым разбередил душу и всколыхнул
старую обиду. Он возглавлял ”семерку”, считался лучшим
начальником в южном регионе и полагал, что звание это
заслуженное. Действительно: план давал всегда, хотя рабо­
чих мест в производственных цехах было гораздо меньше
лимитной численности осужденных, а лимит в те времена
постоянно превышался. Викентьев сумел организовать ра­
боту в три смены. Каждый, кто представлял специфику
ИТУ1, знает, что это значит. Особый режим работы вольно­
наемного состава и конвойных подразделений, дополни­
тельные противопобеговые мероприятия, получение специ­
альных разрешений в министерстве, утряски и согласова­
ния, наконец, сопротивление самой ”рабсилы”, у которой
срок идет и так, и так: спишь ночью, как положено правила­
ми внутреннего распорядка, или пашешь на хозяина... Все
пробил, утряс, согласовал, да и охраняемый контингент не
пикнул — пошел в ночную! Из многих колоний приезжали
за опытом в ИТК-7, только руками разводили.
А чего, спрашивается, удивляться? У него порядок был.
Он, а не паханы, держал зону. Как и положено хозяину. Со
всеми вновь поступающими лично беседовал, а если в этапе
оказывался ”авторитет” — времени не жалел, несколько раз
наедине встречался, объяснял: амба, поблатовал на воле,
повыступал в других зонах, а сейчас пришел к Викентьеву,
слышал, небось? А раз слышал, делай выводы. Дави понт
себе в бараке, держи свой ”закон”, пусть тебе ”шестерки”
носки стирают — твое дело. Но преступлений чтоб в отряде
не было! И еще: с активом не ссориться, ”наседок” не
выявлять, администрацию слушать. Хочешь нам помогать
— пожалуйста, при случае и мы тебе поможем. Но мешать
— остерегись. Командует в зоне, милует и карает один
человек — начальник. Забудешь — пеняй на себя!
В преступном мире все про всех знают, каждому цена
определена. И про зону Железного кулака известно: там не
1 ИТУ — исправительно-трудовые учреждения.

463
разгуляешься, слово скажешь в отряде, а хозяин слышит,
отпетушил фраера ночью — утром в штрафной изолятор,
на пониженную норму питания1, да под дубинки прапор­
щиков, а то и на раскрутку пойдешь, новый срок наматы­
вать. И на камерное содержание переводили пачками,
и в тюрьму, и на особняк2. Потому, когда беседовал Викен­
тьев с очередным вором в законе, уставясь немигающим
холодным взглядом да выложив перед собой огромные
кулаки, то чаще его понимали.
Так что порядок в зоне был, хотя многочисленные нару­
шения, которые обычно начальники старательно замалчива­
ют, изрядно портили отчетность. Но главный бог любой
зоны — производственный план надежно защищал Викен­
тьева от оргвыводов. К тому же тяжких преступлений
и громких ЧП в его колонии не происходило именно пото­
му, что мелочевка не загонялась в глубь колонийской жиз­
ни, а следовательно, не нагнеталось в тускло освещенных
ночных бараках то страшное напряжение, которое прорыва­
ется каким-нибудь тройным убийством или массовым побе­
гом.
Как настоящий хозяин, Викентьев чувствовал себя уве­
ренно и держался со всеми соответственно, для руководства
тоже исключения не делал. На этой почве и произошла
размолвка с начальником УИТУ3 Голиковым, тот независи­
мость в подчиненных не любил, всегда умел одернуть,
”поставить на место”, а тут не вышло: характер на харак­
тер, коса на камень...
Может, и не связано одно с другим, но когда после
группового неповиновения из ”двойки” выводили зачинщи­
ков и активных участников беспорядков, основное ядро —
одиннадцать человек, поступили в ”семерку”. С одной сто­
роны — а куда еще — лучшая колония края, сильный
руководитель, к тому же зон строгого режима поблизости
больше не было... А с другой — можно было разогнать их
поодиночке по всей стране, мороки, правда, побольше, зато
судьбу не испытывать, не проверять на прочность началь­
ника ИТК-7.
Как бы то ни было, прибыло к Викентьеву сразу три
вора в законе, да и остальные восемь не подарок — за
проволокой больше прожили, чем на воле. С первых бесед

1 В настоящее время пониженная норма питания в местах лише­

ния свободы отменена как противоречащая международным нор­

мам обращения с осужденными.
2 Особняк — особый режим (жаргон).
3 УИТУ — управление исправительно-трудовых учреждений.

464
стало ясно — быть беде. Один Хан чего стоил — его давно
надо было на Луну отправить, когда семь разбоев да
убийство доказали, так нет — отвесили тридцать лет,
а в колонии он много чего сотворил, только свидетелей
никогда не было либо кодла на ”мужиков” его дела
навешивала. Он напрямую Викентьеву сказал: ”Я, началь­
ник, всегда зону держал, и здесь буду. Пугать меня не
надо, я сам кого хоть испугаю. И разговоры задушевные
я с ментами не веду. Отправляй в барак, спать лягу, на
этапе не выспался...”. Лениво так сказал и зевнул, сволочь,
обнажив грубо обработанные стальные коронки, торчащие
из серых десен. И сидел развалившись, глядя в сторону,
будто капризный проверяющий из министерства, не ото­
спавшийся в мягком купе, а потому откладывающий на
какое-то время предъявление чрезвычайных полномочий,
в числе которых может оказаться и предписание об
отстранении от должности нерадивого начальника коло­
нии.
Викентьев молча встал, неторопливо обошел стол, почти
без замаха ударил. Мощный кулак, как кувалда скотобойца,
обрушился на стриженую башку, и Хан загремел костями по
давно не крашенному полу. Так же неторопливо Викентьев
вернулся на место, заполнил нужный бланк, подождал, пока
распростертое тело зашевелилось.
— Круто солишь, начальник, — Хан с трудом сел и,
обхватив голову руками, раскачивался взад-вперед. — Кру­
то солишь, как есть будешь?
Узкие глаза настороженно блестели, возможно, он по­
нял, что с Железным кулаком не стоило так боговать, но
обратного хода не было: вор в законе должен отвечать за
произнесенное слово, а не брать его назад. Иначе авторитет
лопнет, как мыльный пузырь.
— Твоя забота — тебе хлебать-то, — равнодушно ска­
зал Викентьев и двинул вперед заполненный бланк. — Оз­
накомься и распишись: шесть месяцев камерного содержа­
ния.
— Да за что?! — Хану не удалось сохранить соответст­
вующую его положению невозмутимость. — Я тут еще
в барак не вошел!
— Спать в дневное время собирался? — вопросом на
вопрос ответил Викентьев. — Блатной закон устанавливать
хотел? Начальнику хамил? Вот и получи аванс!
— За то, что ”хотел” — на камерный режим? Беспредел,
начальник! Как бы кому-то плохо не было, — презрительно
кривя губы, Хан подписал постановление и хотел сказать
что-то еще, но Викентьев перебил.

465
 — Я знаю, кому плохо будет. Да и ты, небось, до­
гадываешься. А в камере подумай — к кому ты на зону
пришел!
Когда Хана увели, Викентьев вызвал начальника опер­
части.
— Этих, из ”двойки” — под особый контроль. Они
развращены безнаказанностью, поэтому любое нарушение
документировать и принимать меры. Если мы им рога не
обломаем, они свою погоду сделают.
И сделали, перебаламутили, гады, ”семерку”. Вначале
вычислили Ивлева, которого подвели освещать их отряд
и повесили в сортире, вроде он сам руки на себя наложил.
Остальные осведомители хвосты поприжали и перестали
давать информацию, так, гнали фуфло для отмазки. Опер­
часть сразу оглохла и ослепла, а тем временем пошли
неповиновения, потом начались протесты против ночных
смен, а когда Хан вышел из ПКТ1, ночная смена вообще
отказалась работать. Попробовали изъять зачинщиков —
и тут поднялась вся зона. Кто и не хотел, не мог в стороне
отсидеться: с авторитетами поссориться еще опасней, чем
с администрацией.
Все шло как обычно: в отрядах окна побили, матрацы
в клочья распластали, тумбочки — в щепки, кровати разо­
брали, вооружились прутьями и пошли гулять по зоне.
Медпункт разгромили, выпили, проглотили, вкололи все,
что можно, и давай жечь оперчасть, осаждать ШИЗО
и рваться в производственную зону. Особых успехов не
добились, тогда вылезли на крышу административного кор­
пуса, орут, кривляются, песни поют...
Заложников захватывать еще моды не было, прокурор
безбоязненно пошел на КПП для переговоров, а там его
раз! — за руку и дернули внутрь, он, бедолага, аж завере­
щал, как раненый заяц... Хорошо, Викентьев за вторую руку
успел ухватить и вырвал обратно в привычный мир, вернув
свободу, должность и власть...
Мощный рывок, чуть не разорвавший прокурора попо­
лам, сыграл в судьбе Викентьева немалую роль, а слухи,
которыми оброс бунт в ”семерке”, превратили его в блестя­
ще проведенную операцию по освобождению заложников.
Почти сутки не успокаивалась зона. Голиков ежечасно
запрашивал обстановку, чтобы демонстрировать перед ру­
ководством свою осведомленность, но конкретных указаний
не давал: ”Действуй, сообразуясь с обстоятельствами, опи­
райся на роту охраны, восстанавливай контроль над зоной”.
1 ПКТ — помещение камерного типа.

466
Командир роты запросил свое начальство1 и получил при­
каз применять оружие только при нарушении охраняемого
периметра. Солдаты окружили ограждения и выжидали.
С крыши административного корпуса в них полетели куски
шифера, несколько человек были ранены.
Штаб по ликвидации массовых беспорядков располо­
жился в общежитии сотрудников колонии, стоявшем в полу­
сотне метров от внешнего декоративного забора зоны. Пря­
мо в просторном холле четвертого этажа установили два
стола, за одним сидел моложавый майор, командир роты,
другой предназначался для начальника колонии, но Викен­
тьев не присел ни на минуту, нахмурившись, он механически
ходил взад-вперед между толкущимися здесь солдатами —
вестовым, прапорщиками войскового наряда и своими под­
чиненными, которые явно ждали приказа. То, что сейчас
происходило, было в первую очередь вызовом ему, Викен­
тьеву, Хозяину, Железному кулаку, а все знали, что он не
прощает подобных вещей.
На обоих столах звонил телефон прямой связи, зум­
мерили рации. ”Сверху” запрашивали информацию и да­
вали директивы о сборе новой, еще более полной и точной
информации.
Тогда еще не было рот оперативного реагирования, ча­
стей спецназначения и групп захвата террористов. И началь­
ник любого уровня знал: за непринятое решение с него не
спросят или спросят несильно, понарошку, ибо спрашивать
будут те, кого он добросовестно информировал и с кем
почтительно советовался, а те, в свою очередь, информиро­
вали и советовались, ибо подлежавший решению вопрос
должен был ”созреть”, а еще лучше — разрешиться сам
собой.
Викентьев подошел к окну. Колония была окружена
двойным кольцом: внешнее составляли серые мундиры ми­
лиции, внутреннее — зеленые гимнастерки роты охраны.
В центре мельтешили черные комбинезоны заключенных.
Викентьев увидел, как из сгоревшей оперчасти черные,
будто закопченные фигурки выволокли тяжелые закопчен­
ные сейфы и пытались их взломать. Подходящего инст­
румента в жилой зоне не было, но при достаточном времени
и желании вскрыть металлические ящики можно и подруч­
ными средствами. Желание у бушующей толпы имелось,
значит, во времени следовало их ограничить.

1 Для надежности обеспечения режима лишения свободы адми­

нистрация колонии и подразделений конвойной охраны подчиня­

ются разным центрам.

467
 Голиков в очередной раз дал обтекаемый ответ: ”Смот­
ри по обстановке. Взаимодействуй с командиром роты”.
Командир роты высказался более определенно: ”Полезут на
ограждение — открою огонь. Сейчас вводить в зону людей
рискованно, а оснований стрелять нет”. Каждый из них прав
и неуязвим в своей правоте для всех будущих комиссий
и служебных расследований. Зато отчетливо вырисовыва­
лась фигура козла отпущения — начальника ИТК-7, до­
пустившего бунт и не сумевшего стабилизировать обстанов­
ку. Если будут взломаны сейфы, то несколько десятков
человек постигнет судьба злосчастного Ивлева, что естест­
венно усугубит вину начальника.
Взбешенный Викентьев, намертво сжав челюсти, посмот­
рел в бинокль, разглядывая беснующуюся на крыше группу
осужденных, и сразу увидел Хана. Скаля стальные зубы, он
отдавал команды черным комбинезонам, швырял в отсту­
пивших солдат обломки шифера, делал непристойные же­
сты и победно хохотал. Он выполнил обещание: он держал
зону. И Викентьев принял решение.
— Внимание, — сказал он в мегафон, и усиленный
динамиком голос звучал, как всегда, спокойно. — Говорит
начальник колонии подполковник Викентьев. В последний
раз приказываю прекратить беспорядки. Немедленно отойти
от сейфов, очистить крышу, всем построиться у своих отря­
дов. Даю три минуты. При неподчинении открываю огонь.
Викентьев отложил мегафон и взял автомат. Отстегнул
снаряженный магазин, выщелкнул из него пять патронов,
вложил их в запасной ”рожок” и вставил на место. Поста­
вил на одиночную стрельбу, передернул затвор, взглянул на
часы.
— Блефуешь? А если не испугаются? — спросил коман­
дир роты.
— Готовь своих людей, — не отвечая, сказал Викентьев.
— Сейчас они сдадутся, и мы войдем в зону.
Он опять посмотрел в бинокль. Черных комбинезонов
вокруг сейфов поубавилось, и оставшиеся трудились уже
с меньшим рвением. Несколько человек пытались уйти
с крыши, их не пускали. Хан ударил одного куском шифера
по лицу.
Словно в полигоне, Викентьев опустился на колено,
оперся локтем на подоконник, прицелился в черные ком­
бинезоны на крыше.
В превращенном в штаб вестибюле общежития стало
очень тихо.
Бах! Бах! Бах! Бах! — туго обтянутая мундиром спина
начальника ”семерки” дернулась четыре раза.

468
 Хану пуля угодила в лицо, отброшенный ударом, он
споткнулся о низкое ограждение и бесформенным кулем
рухнул на землю. Сбитыми кеглями вразброс упали еще три
черные фигурки.
Викентьев перевел ствол автомата вниз, туда, где оше­
ломленно замерли над сейфами двое самых упорных осуж­
денных.
Бах! Видно, по инерции Викентьев нажал спуск еще раз,
но затвор лязгнул вхолостую. На полу крутились отскочи­
вшие от стены горячие гильзы. Все было кончено. С момен­
та объявления Викентьевым ультиматума прошло три ми­
нуты сорок секунд.
Еще через пять минут рота охраны и администрация
колонии беспрепятственно вошли в зону. Бунт был подав­
лен.
Старожилы ”семерки” оценили решительность началь­
ника и также то, что выпущенные им пули попали только
в баламутов из ИТК-2. Масса всегда на стороне победителя
и всегда ищет виновников поражения. Хан и его подручные
и так успели нажить немало врагов, а теперь, когда всем
предстояло отведать резиновых палок, этапов и штрафных
изоляторов, зачинщиков не мог спасти никакой авторитет.
Оставшихся в живых измордовали до полусмерти и сложи­
ли у КПП как дань возвращающейся законной власти.
Избежавший незавидной участи заложника прокурор дал
заключение о правомерности применения оружия. Это спас­
ло Викентьева от еще больших неприятностей, но в соответ­
ствии с общераспространенным бюрократическим ритуа­
лом ”принятия мер” он был изгнан из начальников и назна­
чен на унизительную маленькую майорскую должность,
только чтобы досидеть до пенсии.
Предложение возглавить спецопергруппу ”Финал” он
принял по двум соображениям: деятельная натура требовала
активной работы, ответственных заданий, докладов на высо­
ком уровне, словом, вращения в центре событий. А кроме
того, он ненавидел уголовную пакость и считал полезным
освобождать общество от самых опасных и мерзостных
тварей, носящих по недоразумению человеческое обличье.
Правда, приняв участие в первом исполнении, он понял — это
совсем не то, что расстрелять с сотни метров бунтующую
толпу зеков. Противоестественность процедуры вызвала про­
тест всего его существа, хотя Викентьев никогда не считал
себя слишком эмоциональным или впечатлительным. Но
обратного хода не было, к тому же наставник помог, он
великий философ, когда надо оправдать приказ или служеб­
ный долг. Викентьев пересилил себя и однажды почувствовал,

469
как внутри что-то сломалось, лопнул стержень изначально
заложенных в каждом человеке представлений о возможном
и недопустимом... И все стало на свои места: восстановился
сон и аппетит, перестали мерещиться всякие рожи по уг­
лам... Викентьев всегда гордился железной волей и лишний
раз убедился, что она его не подвела. Работа есть работа.
Вот только привлекать новых сотрудников в группу
было чертовски неприятно. Ведь он знал, что им предстоит
пережить, он помнил про спившегося дрожащего Титкина,
который и сейчас, после восьми лет, проведенных на пенсии,
до крови стирает руки пемзой, оттирая что-то, видимое
только ему. А ведь и был всего-то шестым номером, откры­
вал ворота да обеспечивал кладбище... И Фаридов с его
галлюцинациями...
Сергеев — на что крепкий парень, а ведь болезненно
переносит, хотя виду не подает, не привык за три года.
Даже наставник на него не действует... А Попов как перене­
сет? Правда, держался молодцом, чуть-чуть не шлепнул
Удава, повезло ему с первым объектом! Может, и лучше
было бы, если б выстрелил. Конечно, сбой в работе груп­
пы, генерал бы не похвалил... Да и прокурор с врачом
недовольны были бы — лишнее беспокойство. Ничего, при­
ехали бы на ”Волге” за полчаса, на месте акт бы и со­
ставили. А паренек бы, глядишь, самый трудный барьер
с разбегу и проскочил, а дальше оно уже полегче. Хотя кто
знает, как бы оно обернулось... Пусть идет как идет. Он,
дурашка, спрашивал, можно ли жене рассказать... Еще не
понял, кем себя почувствует... После исполнения вопрос
сам собой отпадет — под пыткой не признается, где был да
что делал... Стыд надежней подписки рот закрывает. Хотя
чего стыдиться...
Викентьев тяжело вздохнул, так что невозмутимый Сив­
цев скосил глаза в сторону подполковника. Его собственная
супруга была дьявольски ревнива и болезненно переживала
ночные отлучки мужа. Наплел пару раз про срочные зада­
ния, да баба настырная — оседлала телефон: кабинет не
отвечает, дежурный Викентьева не видел, про ЧП и неот­
ложные дела не слышал... А он заявляется под утро, да еще
с запахом — стресс-то надо снять... И понеслось, чуть не до
мордобоя... Как уж он ни ухищрялся — то в кабинете спал
на стульях, чтобы глаза не мозолить: уехал в колонию на
сутки — и дело с концом, то побег придумает, то засаду...
Раз прошло, два — со скрипом, три — кое-как, но сколько
можно лапшу вешать? И снова — как на исполнение, так
скандал! Тут нервы тратишь, а домой вернулся — опять,
и неизвестно где больше... Хотя чего неизвестно, ясное дело,

470
Лидка больше здоровья отнимает, чем исполнение! И сегод­
ня гавкаться предстоит, оправдываться, успокаивать.
Викентьев снова тяжело вздохнул. Настроение было ис­
порчено окончательно.
Слева на обочине мелькнул невысокий столбик обелиска:
восемнадцатый километр. Подполковник отогнал посто­
ронние мысли и подобрался. Несколько лет назад здесь
убили двух гаишников, место излучало сигналы опасности
и тревоги.
Шоссе было пустынным, неожиданно хлебный фургон
обогнала черная ”Волга”.
”Под сотню, — отметил Викентьев. — И куда ”частник”
торопится?” Он взглянул на часы. Два ноль пять. Все уже
собрались, ожидают... ”Первый” подбивает на партию в до­
мино, Григорьев, как всегда, кисло отказывается, а Буренко,
может, и сядет, если они, конечно, не успели поцапаться...
— А чего это они здесь пост выставили? — внезапно
спросил Сивцев.
Викентьев и сам увидел впереди, в мертвенном свете
ртутного светильника стоявшую на кромке шоссе ”Волгу”,
обогнавшую их несколько минут назад. Милиционер прове­
рял у водителя документы. Второй милиционер вышел из
темноты на освещенное пространство и повелительно вы­
ставил полосатый жезл, приказывая хлебному фургону оста­
новиться.
— Прямо! — скомандовал Викентьев и, приподняв авто­
мат, положил его на колени, стволом к двери.
Видя, что автомобиль не снижает скорость, милиционер
вышел наперерез и несколько раз зло махнул жезлом сверху
вниз.
В этом месте никогда не было милицейского поста.
Больше того, его и не должно быть. Викентьев тщательно
готовил операции, и спецперевозка назначалась в такую
ночь, когда не проводилось никаких рейдов, засад, прочесы­
ваний. Несколько часов назад подполковник уточнял в де­
журной части оперативную обстановку и убедился, что на
трассе все спокойно.
Сивцев чуть качнул руль влево и, не сбавляя скорости,
объехал милиционера, чуть не задев его будкой фургона.
— Что за дурак! — бормотнул водитель, выравнивая
машину. — Еще погонится с сиреной... Или по рации подни­
мет въездной пост...
— Нету у него сирены, — задумчиво сказал Викентьев.
Второй номер успел рассмотреть сержантские погоны,
близко посаженные глаза, злой оскал рта. Наткнувшись
взглядом на подполковника милиции, сержант отпрянул.

471
 — И почему ночью без светящегося жезла? — продолжал
бурчать Сивцев.
Викентьев промолчал. Ему не понравился неожиданный
милицейский пост в неположенном месте в неурочное время.
И машина у них не служебной раскраски — темный, кажет­
ся, красный ”Жигуль”, поставленный неприметно в тени.
Засада? Преступники в форме? Но они не сделали реальной
попытки напасть на фургон. И зачем им ”Волга”? Скорей
всего милицейские шакалы вышли на ночной промысел:
сшибать с припозднившихся водителей трояки и пятерки.
— Так и есть, преследуют! — выругался Сивцев.
Викентьев взглянул в правое зеркальце заднего обзора.
Пара огней уверенно нагоняла спецмашину. Подполковник
несколько раз нажал маленькую кнопку, вделанную в за­
днюю стенку кабины, миганием лампочки передавая в бро­
нированный кузов условный сигнал ”внимание”.
Попова опять мутило: к мучавшей его духоте добавился
новый раздражитель. Так бывает, когда дождливым днем
в дежурный ”УАЗ” сажают овчарку, и резкий запах псины
заставляет морщиться членов оперативной группы. Но ис­
ходящий от смертника камерный дух, который густо запол­
нил весь объем спецавтозака, был гораздо отвратительнее.
Попов несколько раз сглотнул. Дело было, конечно, не
в запахе — чего только не доводилось нюхать за годы
службы, сколько покойников осматривать, утопленников
ворочать, ”парашютистов” из петли вынимать, а ”рель­
совые” трупы чего стоят...
Сергеев с кривой усмешкой продолжал рассказывать
что-то забавное, явно пытаясь отвлечь товарища от тягост­
ных мыслей. Попов прислушался.
— ...А один, пока помиловки дожидался, крысу приручил
— кормил ее каждый день, разговаривал... Всю жизнь свою
рассказал, жаловался на судьбу, от признаний, что на суде
давал, отказывался. Как с адвокатом советовался, мол, что
теперь будет, да пересмотрят ли приговор. Он долго сидел,
больше года...
Сергеев говорил тихо, чтобы не было слышно в запертой
камере, Попову приходилось напрягать слух.
— А тварь эта здоровая, как кошка, сидит, слушает...
Вроде и понимает! А знаешь, что самое интересное? Когда
мы его забрали, крыса все равно приходила, шныряла по
углам, нары обнюхивала, беспокоилась и пищала, прямо
выла, вроде как плакала... От этого воя у дежурного
наряда аж мурашки по коже... Застрелить хотели, да
в особом корпусе сам понимаешь... Яду потом ей насыпа­
ли...

472
 Рассказ Сергеева был прерван тревожным миганием ма­
тового плафона. Третий номер открыл узкую щель в своем
борту автозака, неловко склонив шею, выглянул в темноту.
Попов сунул руку в карман, нащупал пистолет и обнаружил,
что не поставил его на предохранитель. Осторожно, чтобы
не щелкнуть, перевел переключатель в верхнее положение,
потом отодвинул полоску стали в правой стенке кузова.
Ночное шоссе было пустынным, только черная ”Волга”
обгоняла спецмашину, но ничего угрожающего в этом фак­
те не усматривалось.
Попов подставил лицо под упругую струю прохладного
воздуха, провожая взглядом резвую легковушку.
Из кабины Викентьев внимательно наблюдал, как фары
идущей следом машины становились все ярче, потом на
миг пропали и в лобовом стекле появились красные
габаритные огоньки, стремительно уходящие к Тиходонс­
ку.
— Не они, — выдохнул Сивцев, и начальник спецопер­
группы заметил у него на лбу мелкие бисеринки пота. —
Что-то быстро отпустили.
Подчиняясь внезапному импульсу, Викентьев запомнил
номер вторично обогнавшей их ”Волги” и даже записал на
одном из ровных маленьких листочков, вставленных в об­
ложку записной книжки для текущей фиксации событий,
которые могли не означать ничего, а могли — очень многое.
Он вспомнил одну из версий розыскного дела ”Трасса”,
и хотя не вникал в подробности, ему показалось, что подо­
зрительный милицейский пост может заинтересовать от­
деление по борьбе с особо тяжкими преступлениями. ”За­
кончится эта кутерьма, передам Сергееву, — подумал он. —
Пусть разбирается со свидетелями...”
Странные милиционеры больше заинтересовали бы не
Сергеева, а Попова, если бы он увидел лицо сержанта, то
наверняка потребовал бы остановить машину. Однако это
было невозможно: неплановые остановки при этапировании
объекта исполнения категорически запрещались. Поэтому
то, что капитан Попов не увидел подозрительных милици­
онеров, было даже к лучшему.
Лампочка под плафоном промигала отбой. Сергеев с
лязгом захлопнул бойницу, Попов неохотно сделал то же
самое.
Свежий воздух вновь вернул его в нормальное состоя­
ние.
”Эти бы дела лучше делать на улице”, — подумал
капитан и поймал себя на том, что примирился с предсто­
ящей процедурой. Только кто будет стрелять? Впрочем,

473
такую сволочь он бы, пожалуй, и сам отправил на тот свет,
рука бы не дрогнула...
Сейчас он понял, что означали слова Сергеева про
везение. Чем отвратительнее и опаснее объект исполнения,
тем легче выполнить свои обязанности. Но происходящее
по-прежнему казалось сном, и он предчувствовал, в какой
момент нереальность и действительность сольются во­
едино. Хватит ли сил выдержать то, что произойдет
в реальности? Вот Сергеев, видно, готов ко всему, лицо
совершенно спокойно и думает он, наверное, о чем-то
постороннем...
Но Сергеев думал о том же самом. О том, что с сегод­
няшним объектом повезло им всем. Это не шестидесятилет­
ний Генкин, у которого подламывались ноги и отнялась
речь, — жалким безвольным кулем висел он между третьим
и четвертым номерами, еще живой, но уже расставшийся
с жизнью. Сколько он там расхитил? Кажется, вменяли
пятьсот тысяч, а в приговоре осталось сто двадцать...
У Белы Ахундовны Таранянц сумма побольше — под
миллион... Хотя тоже доказана половина... Да еще дача-
получение... Королева общепита, ”Золотая Бела”... Без па­
рика, грима, нарядов... Жалкая, бьющаяся в истерике стару­
ха...
Бр-р-р! Сергеева передернуло. Это самые жуткие испол­
нения. Даже первый номер потом отчаянно матерился: ”Да
разве можно за деньги расстреливать, туды их перетуды!
Этого бы судью сюда, пусть полюбуется!” И глотал жадно
едва разбавленный спирт.
Правда, расхитителям редко исполняли высшую меру —
почти всегда приходит помиловка. А последние годы такие
приговоры в их зоне обслуживания вообще не выносились.
Дело прошлое, но ходили слухи, что и Генкин и Золотая
Бела были связаны с очень крупными верхами... И что
кому-то было выгодно отправить их на Луну... Болтовня —
она болтовня и есть, но с другой стороны, больше по
хищениям исполненных расстрельных приговоров и не при­
поминается.
А может, и правильно, чтобы вообще убрать высшую
меру... Дело-то противоестественное, кровавое, всех при­
частных людей корежит и калечит... Вон Титкин — здоро­
венный был мужик, смелый, а теперь ходит, трясется да
плачет все время: мол, руки по локоть в крови... И у Фари­
дова крыша поехала... Да если и нет ничего такого, все
равно, разве прежним человек остается? Тот же ”первый” —
с головой все нормально, а с душой как? Туда не заглянешь,
конечно, но наверняка душа вся выжжена да перекорежена.

474
О своей душе Сергеев не думал, но считал, что там все
в порядке.
— Эй, начальники, — раздался вдруг из камеры голос
Удава. — Зачем в наручниках держите? Что я, дурак — срок
на пулю менять? Снимите — руки отваливаются!
”А с такими зверями что делать? — подумал Сергеев. —
Их-то никак оставлять нельзя! Таких гадов только унич­
тожать! Для них какую-нибудь машину специальную приду­
мать, что ли...”
А вслух лениво сказал:
— Сиди, сволочь! Кто мне чуть глотку не перегрыз?
То-то! Разбежался я тебе браслеты снимать! Еще палкой
пару раз перетяну на прощанье!
Как ни странно, такой грубый ответ Удава обрадовал.
Всю дорогу он лихорадочно думал: не обвели ли его подлые
менты вокруг пальца? За его дела вряд ли миловать станут...
Хотя у них сейчас гуманность всякая, послабления. И в газе­
тах сколько раз читал, мол, надо ”вышака” совсем от­
менить. Может, и отменили? И правильно, как в Америке;
что хошь делай — посадят пожизненно и живи! Хоть там
такая лафа тоже не везде... Но если разобраться: какое
право они имеют у человека жизнь отнимать? Чего бы он ни
сделал! Он ведь неправильный, потому и преступник, а они
правильные, потому и судьи, и менты. Другой вон шмонает
по квартирам всю жизнь, так менты же его хату не бомбят!
Но если вправду помиловали, почему же наручники не
снимают? А если набрехали, суки, куда везут столько време­
ни? Стенки-то везде есть?
Ага, вон в чем дело, мусор обиделся, хочет покуражить­
ся... Ну пусть, пусть и палкой отходит, лишь бы дальше
жить... Какая разница, что в зоне? Жратва будет, ему ведь
все равно, что хавать, лишь бы много, ну да отобрать всегда
можно... Баб нет, зато петухи имеются... Правда, вот этого
самого, когда белое горлышко похрустывает, аж низ живота
холодеет, будто летишь куда-то, — нельзя будет... Хотя
почему нельзя? Придется потерпеть годик, даже меньше,
чтоб сразу подозрений не было, а потом попробовать...
Хрен они докажут...
В восторге Удав громко расхохотался, Попов даже
вздрогнул от неожиданности, да и Сергеев дернул плечом.
— Сиди тихо, сука! — прикрикнул он и ударил в дверь
камеры.
Удав продолжал хохотать, но вдруг резко замолчал.
Трудно было поверить, что все складывается так замечате­
льно. Вдруг наврали, сволочи, чтоб успокоить, чтоб он сам,
добровольно к стенке пришел... Ну тогда держитесь! Я вас

475
зубами рвать буду, головой калечить, ногами — не ско­
вали, дураки, — убивать! Я вас всех, паскуд, с собой забе­
ру!
Из камеры смертника послышалось сдавленное рычание.
Фургон с надписью ”Хлеб” въехал в Тиходонск.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Много лет назад, еще до войны, северная окраина Тихо­
донска была превращена в промышленную зону. По скоро­
сти, с которой возводились в ковыльной степи серые грома­
ды производственных корпусов, по ощетинившемуся ”ко­
лючкой” периметру и вооруженной охране можно было
безошибочно определить, что строится оборонный объект.
К моменту пуска ”колючку” заменил высокий глухой забор,
огораживающий многокилометровый квадрат земли
и скрывающий все происходящее за ним так же надежно,
как название ”почтовый ящик 630” скрывало профиль рабо­
ты нового завода. И если бы не взлетающие на летные
испытания истребители, наглядно подтверждающие расска­
зы двух тысяч местных жителей, ставших работать на п/я
630, наверное, никто бы не сумел проникнуть в столь тщате­
льно скрываемую тайну режимного предприятия.
Потом шестьсоттридцатку эвакуировали, но после Побе­
ды вернули на место, а рядом поднялись новые ”почтовые
ящики” за столь же высокими и крепкими заборами: пять­
сот десятый, семьсот двадцать второй, триста восьмидеся­
тый.
Шли годы и десятилетия, город разрастался и, наткнув­
шись на тысячи гектаров огороженных трехметровым желе­
зобетоном территорий, обошел их, шагнул за несколько
километров в глубь окружающего зеленого приволья. Те­
перь режимные объекты оказались между центральной ча­
стью города и новым ”спальным” микрорайоном. Сто пя­
тьдесят тысяч тиходонцев, едучи утром на работу по Маги­
стральному проспекту, видели справа жилые дома,
возведенные в сороковых — пятидесятых специально для
рабсилы ”оборонки”, а слева — бесконечные заборы заво­
дов, сменивших будоражащую воображение и привлекае­
мую излишнее внимание цифровую нумерацию на ней­
тральные, ничего не означающие названия. По вечерам,
возвращаясь домой, жители Северного микрорайона слева
наблюдали ветшающее постепенно жилье старой застройки,

476
а справа — по-прежнему крепкие, регулярно ремонтируемые
и подкрашиваемые ”укрепленные периметры”.
Они шли всплошную и лишь небольшие отличия —
в цвете покраски, фактуре стены, форме декоративной,
скрывающей сигнальную проволоку решетки на гребне, по­
казывали внимательному наблюдателю, что забор, скажем,
”Детали” перешел в ограждение ”Прибора”.
Только в одном месте непрерывная монолитная стена
прерывалась — между огромным квадратом ”Прибора”
и не менее огромным прямоугольником ”Конструктора”
имелся десятиметровый промежуток, словно проулок меж­
ду кварталами.
Перед въездом в него висел дорожный знак ”тупик”.
И действительно, через восемьсот метров проулок закан­
чивался, упираясь в электроподстанцию, обеспечивающую
энергией всю промышленную зону. Дежурную суточную
смену на подстанцию завозил специальный автобус в во­
семь утра, он же забирал отработавший персонал. В течение
дня по проулку проходило еще несколько машин, но в ос­
новном он оставался пустынным.
Трудно было представить, что в миллионном городе
может существовать такой глухой закоулок. Особенно жут­
кое впечатление производил он ночью: запоздалые прохо­
жие переходили под фонари на другую сторону Магист­
рального проспекта, обходя зловеще-черный зев безымянно­
го переулка. Три световых пятна терялись в глубине почти
километрового аппендикса — это было освещение запасных,
аварийно-пожарных въездов на территорию заводов, кото­
рыми никто и никогда не пользовался, однако разбитые или
перегоревшие лампочки регулярно заменялись охраной. Тем
более удивительным могло показаться то обстоятельство,
что четвертые ворота, регулярно распахивающие свои тяже­
лые створки, постоянно находились в тени.
В отличие от трех других они не относились ни к одному
из заводов. Когда-то за ними располагалась охранная коме­
ндатура НКВД, потом режимный отдел УМ ВД, а после
передачи охранных функций подразделениям ВОХР здесь
находилась ремонтная база автохозяйства УВД. До тех пор
пока один из предшественников Викентьева не присмотрел
это место для того, чтобы переводить осужденных к высшей
мере из одного состояния в другое. Из живого в мертвое.
В ноль часов тридцать минут, когда спецавтозак, зама­
скированный под хлебный фургон, прибыл в Степнянскую
тюрьму, с Магистрального проспекта в темный безымян­
ный переулок свернула старая, давно отслужившая поло­
женный срок серая ”Волга”, не списанная в металлолом

477
только благодаря настойчивости подполковника Викентье­
ва и мастеровым способностям младшего сержанта Шито­
ва, который и сидел за рулем — без оружия, в немаркой
одежде гражданского образца, — как и положено шестому
номеру спецопергруппы ”Финал”.
Рядом с Шитовым кособочился на продавленном сиденье
довольно невзрачный человек в старомодном, изрядно поно­
шенном костюме. Перекошенное вверх правое плечо еще
больше, чем потертости на локтях и ”пузыри” на коленях,
выдавали в нем многолетнюю жертву сидячей канцелярской
работы. Но почетное переднее место и утратившая празднич­
ную свежесть белая сорочка с потерявшим строгость галсту­
ком — униформа ”аппаратных” работников — отличали
советника юстиции Григорьева от двух остальных пассажи­
ров.
Массивный, катастрофически толстеющий Буренко раз­
валился сзади и, расстегнув на груди клетчатую желто­
белую шведку, обмахивался, словно веером, газетным
свертком, в котором находились резиновые перчатки и дру­
гие причиндалы — вата, марля, жгут. Ноги он вытянул
поперек салона, создавая явные неудобства первому номеру.
Тот, однако, не возражал, терпеливо сидел в уголке, прижи­
маясь к разболтанной дребезжащей двери, и только время
от времени отстранял грубые ботинки врача, чтобы не
испачкались широкие, допотопного покроя брюки. Впрочем,
штаны были немаркими и легко отстирывались, так же, как
выгоревшая форменная защитного цвета рубашка без зна­
ков отличия — в этом наряде он работал у себя в саду.
Серая ”Волга” проехала около четырехсот метров и раз­
вернулась поперек проулка. Справа виднелись огни Магист­
рального проспекта, слева тускло светились окна электропо­
дстанции. Ближний свет фар высвечивал зеленые стальные
ворота в серой бетонной стене.
С треском вытянув стержень ручника, Шитов вышел из
машины, сноровисто и быстро отпер замок и отвалил тяже­
лые створки. ”Волга” въехала в небольшой двор бывшего
автохозяйства. Собственно, здесь ничего не изменилось.
Проржавевший остов грузовика, гора старых шин, гараж на
три бокса, кирпичное здание мастерских... ”Точка” исполне­
ния.
Гараж и мастерские сходились под прямым углом, по­
этому члены спецопергруппы ”Финал” между собой назы­
вали это место ”уголком”. Самый внимательный глаз не
смог бы определить истинное назначение ”уголка” — обыч­
ная ремзона, каких в большом городе не менее сотни.
И помещение, которое отомкнул шестой номер, — бывшая

478
диспетчерская, наводило уныние типовой безликостью: стол
под зеленым, в чернильных пятнах, сукном, старые рас­
шатанные стулья, изрядно вытертый клеенчатый диван, об­
шарпанный шифоньер... Точь-в-точь красный уголок како­
го-нибудь домоуправления, только стульев поменьше.
Григорьев, прижимая локтем видавшую виды кожаную
папку, первым зашел в комнату, с отвращением вдохнул
застарелый табачный дух, стряхнул папкой невидимую, но
вполне вероятную здесь пыль и осторожно опустился на
скрипнувший диван. Лицо его, как всегда, выражало недово­
льство. Это относили на счет многолетней хронической
язвы, хотя столь же многолетняя работа по надзору за
мерзостями мест лишения свободы в не меньшей степени
была способна породить не только любую гримасу, но
и саму язву. Сейчас недовольство прокурора могло объяс­
няться и учуянным еще в машине запахом перегара, ис­
ходящим от Буренко, и позвякиваньем в клеенчатой сумке
первого номера, и деловитостью, с которой тот перемеши­
вал на зеленой скатерти черные костяшки домино.
Конечно, и стресс надо снимать, и ”козла” забивать
можно, время есть... Но черт бы их побрал с этой обыден­
ностью — будто на пикник выехали... Особенно раздражал
Буренко: неряшливостью, цинизмом, самомнением. Гор­
дится своей эрудицией — как же, два института окончил! Ну
и что? Зачем врачу археология? Зачем таскаться летом по
раскопкам? Работает с трупами, отдыхает со скелетами,
хорошенькое хобби! Жить в палатке, ворочать грунт на
солнцепеке, мокнуть под дождями; комары, гнус, малярия...
Да мало ли какую инфекцию можно найти в любом захоро­
нении... И не мальчишка, скоро пятьдесят стукнет, а на тебе
— романтик! Но выезжать с ним любят. Как начнет байки
травить — про сарматскую царицу, золотой курган, скифс­
кие клады, — все: от шофера-милиционера до следователя
рты раскрывают. И начальники служб не прочь с ним
поболтать, говорят — интересный человек. Вот и возомнил
себя черт знает кем! Викентьеву не подчиняется, считает, что
и прокурору не поднадзорен — получается, он здесь и есть
самый главный? Разговоры всякие заводит, да так, будто
остальные в грязи ковыряются, а он, чистенький, сидит
наверху, да им за это пеняет. Недаром исполнитель с ним
постоянно ссорится: кому приятны эти намеки про убийц
и их жертв... Нашелся моралист! Если хотя бы половина
того, что о нем болтают, правда... Вроде спирт из препара­
тов пил и с женскими трупами это самое... Конечно, бывшей
жене веры мало, но когда смотришь на его жирную ряшку,
то ведь не скажешь однозначно, что вранье... Насчет спирта

479
и сомневаться нечего — откуда угодно выпьет, закладывает
здорово и с каждым годом все больше... А вот насчет
остального — кто знает, пятьдесят на пятьдесят...
Врач будто почувствовал мысли прокурора и уставил на
него пристальный взгляд маленьких, нервно блестящих
глаз.
— Присоединитесь, Степан Васильевич?
Григорьев отрицательно качнул головой и демонстрати­
вно полез в свою папку. ”Даже шестьдесят на сорок, —
подумал он. — На редкость неприятный тип!”
— Начальство отказалось, — ернически пропел Буренко.
— А нам что оставалось? Не хочешь разрыдаться — сумей
поразвлекаться!
И обычным голосом сказал:
— Сами забьем.
Потом подмигнул первому номеру и прошептал что-то
в ухо.
— Нет, — отрезал тот. — Только после работы. Поря­
док надо соблюдать!
— Что вы, собственно, называете работой? — занози­
сто спросил Буренко. — И что — порядком? Как
именуется эта чудесная работа? И как звучит ваша
должность?
— Опять?! Ей богу не буду играть, если так, — вспылил
первый.
Буренко немного подумал.
— Ладно, давайте не вдаваться... А по сто капель совсем
бы не помешало!
Он сглотнул, и второй подбородок колыхнулся в такт
с кадыком.
— Не распускайтесь, товарищ Буренко! — желчно произ­
нес прокурор. — Иногда мне кажется, что вы просто брави­
руете своим цинизмом!
Врач откинулся на спинку стула и изготовился к обсто­
ятельному ответу, но передумал и махнул рукой.
— Ладно, в конце концов любую патологию можно
считать нормой и порядком, все зависит от точки отсчета.
Тогда противоестественное дело — обычная работа. Но
сейчас я не хочу споров. За дело! Где там наш Петюнчик?
— Машину загоняет, сейчас явится, — проворчал пер­
вый, набирая в согнутую ладонь черные прямоугольники. —
Да вот и он! Чего это ты такой вскукоженный?
Грубое лицо Шитова выражало озабоченность, и стул
для себя он выдвинул слишком резко.
— Кажется, здесь кто-то был...
— Где ”здесь”? Кто был? — насторожился исполнитель.

480
 — Черт его знает! — Шитов извлек мятую пачку дешевых
сигарет, размашисто чиркнул спичкой. — Я двери в гараж
всегда проволокой закручиваю, так вот ее нету. И замок...
Он прикурил, мазнул взглядом по враз отвердевшему
лицу первого и безразличной мясистой физиономии врача,
покосился на углубившегося в бумаги прокурора.
— ...И замок легко открылся. Обычно туго проворачи­
вался, а сегодня — сразу!
— Кому он нужен твой гараж, — раздраженно бросил
Буренко. — Мы здесь черт-те сколько не были, ты просто
путаешь. Бери ”камни”!
Младший сержант выполнил предложение врача, но без
обычного азарта.
— Кто заходит? — вяло спросил он.
— Я и зайду! — Буренко торжественно показал дубль
”один-один” и с размаху хлопнул по столу. Шитов приста­
вил ”один-два”.
— Легко открылся, значит... — неожиданно сказал пер­
вый номер, и оказалось, что он положил свои кости на
скатерть, как бы потеряв интерес к игре. — А давай-ка мы
его посмотрим, замок-то. Принеси сюда, Петро, поглядим
при свете...
Шестой мигом сбегал за замком.
Не обращая внимания на недовольное брюзжание Буре­
нко, первый попросил у Григорьева лист чистой бумаги и,
держа над ним замок, стал греть спичкой донышко вокруг
отверстия для ключа. Младший сержант и врач напряженно
следили за его манипуляциями. В комнате наступила тиши­
на.
Кап — крохотная желтая капелька сорвалась на белую
поверхность листа. Первый быстро наклонился, нюхнул.
— Ты-то сам его не смазывал? — озабоченно спросил он.
— Ладно, давай ключ...
Немного повозившись, первый осторожно опустил за­
мок на стол.
— Похоже, действительно открывали. Непрофессионал
— подобрать как надо не смог — раздолбал личинку и все
дела! А как подвал-то?
— Его только из пушки откроешь... Хорошо — в гараже
ничего нет, — медленно цедил слова явно озабоченный
Шитов.
— А в подвале что такого особенного? Подвал и подвал!
Чего вы всполошились? — по-прежнему раздраженно пере­
бил врач, вытирая заношенным платком потеющую шею. —
Если даже залез какой-нибудь ханыга — что с того? Что он
тут увидит?

16 Вопреки закону 481

 — Опаздывают наши! — взглянув на часы, сказал пер­
вый. И преувеличенно бодро добавил:
— Козла-то забить надо, ребятушки! Мой заход!
Через несколько минут напряжение разрядилось. Резко
хлопали кости домино, раздавались обычные для такого
времяпровождения междометия, слова и короткие фразы.
Все шло как обычно, если не считать некоторых мелочей.
Например, первый номер играл без обычного блеска.
Он лучше, чем кто-либо другой из присутствующих,
исключая, пожалуй, прокурора, который демонстративно
изображал, что все происходящее его ни в коей мере не
касается, представлял, какие последствия может иметь ин­
цидент с замком. ”Уголок” был объектом особого режима,
и потому интерес к нему со стороны любого постороннего
человека являлся чрезвычайным происшествием, требу­
ющим мер по предотвращению рассекречивания. Любых
мер, вплоть до переноса места исполнения. А с этим хлопот
не оберешься!
Первый вспомнил, как переносили ”точку” из Степнянс­
кой тюрьмы. Прочесывали все окрестности в поисках под­
ходящего места, ломали голову над планом города, неско­
лько раз осматривали тир Центрального райотдела...
А объекты накапливались, камеры переполнялись, тогдаш­
ний начальник КТ-15 строчил рапорта все выше и выше...
Когда, наконец, обустроились и стали работать, пришлось
пропустить всех за неделю, бр-р-р, настоящая мясорубка...
Первый, незаметно для себя, брезгливо скривился.
— Что это вы? — удивился Буренко. — Живот схватило?
А ”тройку” к ”пятерке” зачем пригуливать?
Исполнитель молча переходил и постарался отогнать
навязчивые мысли. ”Обсудим с Викентьевым и все обре­
шим, — подумал он. — Здесь-то с кем говорить? Григорьев
за приговором надзирает, замки его не интересуют. Буренко
вообще от наших дел отстраняется. Не с сержантом же
советоваться! Что-то он хмурый, будто боится в штаны
наложить. С чего бы?!”
Действительно, кряжистый, с цепким взглядом, Шитов
был не в своей тарелке. Дело в том, что под предлогом
ремонта и восстановления ”Волги” для спецопергруппы, он
”захимичил” новый аккумулятор, два ската и ремонтный
набор двигателя. Все это хранилось в гараже ”уголка”. Если
Викентьев что-то заподозрил, то проникновение в гараж
могли осуществить ребята из инспекции1 с вполне опреде­

1 Инспекция по личному составу — контрольная служба органов

внутренних дел.

482
ленной целью: задокументировать факты и взять его на
такой крючок, сорваться с которого не удастся даже столь
ловкому и изворотливому парню, каким он считал себя.
— Рыба! — объявил Буренко и, забывшись, откровенно
выдохнул сивушный дух в сторону первого номера. Тот
встрепенулся.
— Слушай, Петро, а спирт у тебя там так и стоит? —
спросил он. — Может, это Титков нырнул по старой памя­
ти? Он сейчас все время ищет, где врезать. А ключ от ворот
когда-то терял — может, нашел, когда понадобился?
— И вправду, — облегченно вымолвил Шитов и вскочил.
— Пойду взгляну...
— Давай вместе, — поднялся следом врач, быстро взгля­
нул на Григорьева и, ни к кому не обращаясь, пояснил:
— Делать-то все равно нечего. И где они ездиют?
Вернулись Буренко с Шитовым только минут через два­
дцать.
— Баллон на месте, — торопливо доложил младший
сержант и, пройдя в угол, завозился у старого шифоньера.
— Чуть-чуть не полный. На полстакана.
— На стакан, — уточнил Буренко. — Выдохся, он же
летучий...
И без всякого перехода спросил:
— Сколько можно ехать?
В комнате наступила тишина тревожного ожидания.
Привычный график нарушался, обсуждать возможные при­
чины никому не хотелось.
— Пойду встречать, — шестой номер, обойдя прокурора
и старательно отворачиваясь от исполнителя, вышел во
двор. Громко хлопнула дверь.
— Забьем еще раз, что ли? — спросил Буренко, стряхи­
вая рукой капли пота со лба.
Хлебный фургон проехал по Магистральному проспекту,
свернул в темный тупиковый переулок и через пару минут
затормозил перед зелеными воротами ”точки”. В кузове
мигнул сигнал плановой остановки. Путешествие подходи­
ло к неизбежному концу. У Попова пересохло в горле. Удав,
наоборот, приободрился: он слышал звуки трамвая, значит,
менты не соврали — какой смысл везти человека из захолу­
стья в большой город, если хочешь его расшлепать?
Ворота открылись сами собой, фургон въехал на тер­
риторию ”уголка”.
— Горячий хлеб заказывали? — спросил улыбающийся
Федя Сивцев у хмурого Шитова.
— Заезжай, — мрачно ответил младший сержант. — Где
тебя черти носили?

483
 Двери третьего бокса были открыты. После нескольких
маневров пятый номер вкатил машину в гараж, как делал
много раз до этого. А шестой запер ворота и привычно закрыл
бокс снаружи. Все шло как обычно, по отработанной схеме.
Кроме одного: сейчас за происходящим наблюдали чужие глаза.
Посторонний человек находился на территории ”Прибо­
ра” и смотрел в щель между плитами забора. Руку он
держал на изогнутой рукоятке старого ”нагана”.
— Приехали, наконец! — объявил Буренко, хотя шум
мотора слышали, конечно, и прокурор с исполнителем. —
За работу, товарищи!
Последние слова он произнес с явной издевкой.
Врач первым вышел из бывшей диспетчерской, за ним
последовал прокурор со своей папкой, последним озабочен­
но шаркал исполнитель. Гуськом они направились к третье­
му боксу.
Подполковник Викентьев пружинисто выпрыгнул из спе­
цавтозака и подошел к массивной стальной двери, заподли­
цо вделанной в кирпичную стену. Ключ от нее имелся
только у одного человека — руководителя спецопергруппы
”Финал”. Подполковник отпер массивный замок, и Шитов
с Сивцевым, не дожидаясь указания, спустились в открыв­
шийся зев подвала, внизу вспыхнул свет, упало что-то тяже­
лое, потом тяжелое протащили по полу.
— Скоро вы? — раздался сзади недовольный голос.
Викентьев обернулся и увидел кислое лицо прокурора.
— Сейчас брезент готовят...
— А пошли-ка и мы готовиться, — сказал исполнитель
и первым ступил на крутые ступеньки. — Ты мне сейф-то
отомкни...
В кузове спецавтозака было душно, и Попов испытал
облегчение, когда дверь распахнулась.
— Давайте, — сухо бросил Викентьев, и Сергеев лязгнул
замком камеры: ”Выходи!”
Неопределенно усмехающийся Удав, наклонив голову,
осторожно полез из узкого отсека. В этот момент Сергеев
сделал два быстрых движения и лицо смертника перехвати­
ли тугие резиновые повязки: одна закрыла рот, вторая —
глаза.
Попов много раз использовал наручники, однажды при­
сутствовал при надевании смирительной рубашки, это назы­
валось ”мерами безопасности” и тщательно регулировалось
согласованными с прокуратурой приказами. Но черные ши­
рокие полосы никакими инструкциями не предусматрива­
лись, им не было места в системе отношений государства
с проштрафившимися гражданами, даже в ряду резиновых

484
палок и водометов, слезоточивых и нервно-паралитических
газов, пистолетов Макарова и автоматов Калашникова...
Они не существовали в юридическом смысле, а следователь­
но, применение их к любому, самому отпетому преступнику
являлось недопустимым. И то, что майор Сергеев уверенно
и привычно накинул на подконвойного зловещие атрибуты
предстоящего исполнения, наглядно демонстрировало: осу­
жденный Кадиев уже не является ни гражданином, ни лич­
ностью, он находится за чертой человеческих отношений,
хотя физически еще существует, так же, как не имеющие
официального наименования повязки, придающие ему сход­
ство со скотиной перед убоем и служащие для того, чтобы
облегчить неизбежную формальность перевода смертника
из нынешнего состояния в то, в каком ему надлежит нахо­
диться.
Мощным рывком за шиворот Сергеев выбросил Удава
из стального кузова, Викентьев не очень бережно его под­
хватил, майор прыгнул следом, Попов, словно во сне, после­
довал за ним. Он не сразу понял, где оказался: бетонный
пол, старая кирпичная стена, дверной проем, ступени, об­
мякшее тело Удава, который тряс головой и пытался что-то
кричать, но раздавалось только глухое мычание, и человек
с ”наганом”, притаившись на территории ”Прибора”, ко­
нечно, ничего не услышал.
Ступени кончились. В небольшой комнате с голыми
кирпичными стенами за непокрытым, давно списанным кан­
целярским столом сидел усталый человек в костюме и гал­
стуке, лицо его перекосила болезненная гримаса. Чуть в сто­
роне притулился на расшатанной табуретке грузный мужчи­
на с отвислыми щеками и стекающим на грудь подбородком
в легкомысленной и даже неуместной здесь клетчатой руба­
хе. Он поминутно утирался платком и зевал. Попову показа­
лось, что сзади есть еще кто-то, но обернуться он не успел:
Викентьев содрал с Удава обе повязки, и четвертый номер
приготовился к выполнению своих обязанностей.
— Фамилия, имя, отчество, год рождения, — бесцветно
спросил Григорьев, лишь на миг оторвавшись от бумаг,
чтобы сверить внешность Кадиева с фотографией на лич­
ном деле.
Сейчас выражение недовольства и отвращения на лице
совершенно определенно относилось к предстоящей проце­
дуре и своей роли в ней. Это ни для кого из присутствующих
не было секретом: все знали, что Григорьев ни разу не
получал доплату за участие в исполнениях, ставя своими
отказами главбуха в тупик — ведь списать заработанные
деньги еще труднее, чем начислить незаработанные. Дело

485
доходило до конфликтов, бухгалтер апеллировал к прокуро­
ру области, но Григорьев был непреклонен: ”За кровь я де­
ньги брать не буду...”
Только Попов не знал этих подробностей, но у него
самого и чувства и выражение лица совпадали с прокурорс­
кими, да еще добавлялось напряжение в ожидании вспышки
ярости обманутого Удава.
Но смертник вел себя спокойно, тихим голосом отвечал
на поставленные вопросы и предплечье у него было не
железным, как час назад, а вялым и мягким, будто рукав
набили ватой.
— Свой приговор знаете? — спросил Григорьев, убедив­
шись, что перед ним действительно Кадиев.
— Знаю, — еле слышно выдавил Удав. — Расстрел...
— Кассацию подавали? — монотонно выполнял проку­
рор необходимые формальности.
— Подавал...
— Ответ знаете?
— Знаю... Отказали...
— Прошение о помиловании подавали?
Смертник попытался что-то сказать, но не смог и только
кивнул.
— Ответ знаете?
Григорьев двинул к себе растопыренной ладонью с мо­
золем от ручки на среднем пальце бланк Президиума Вер­
ховного Совета с коротким машинописным текстом, заве­
ренным лиловым оттиском герба республики. Если бы Ка­
диев был примерным семьянином, активным обществен­
ником, студентом-вечерником, политинформатором, до
грыжи надрывал пуп у себя на стройке — никогда его имя не
оказалось бы в таком документе с хорошо известной всем
подписью и огромной, в полтора раза больше обычной,
печатью. Попов подумал, что именно эта бумага придает
необратимость решению суда.
Смертник прохрипел и покачал головой.
— В помиловании вам отказано, приговор будет приве­
ден в исполнение немедленно! — грубо сказал Григорьев, не
сумев выдержать отстраненно-безразличного тона и, подняв
голову, с вызовом посмотрел на смертника. Попов напрягся.
— Не надо, — просипел Удав. — Это не я... Оговорил
себя, заставили... Сейчас всю правду скажу... Ловите тех,
настоящих...
Голова у него тряслась, по щекам лились слезы. Раздал­
ся звук — будто придерживая пробки, кто-то открыл не­
сколько бутылок шампанского. В подвале завоняло испраж­
нениями.

486
 — Обосрался, сволочь, — холодно сказал Викентьев,
и Валера Попов понял, что именно он будет исполнять
приговор. — Значит, жить хочешь... А те, кого убивал, — не
хотели?
— Не я-я-я, ва-а-а, — бессвязно мычал Удав. У него
вдруг началась сильная икота, так что задергалось все
тело.
У Попова закружилась голова. Больше всего на свете
ему захотелось оказаться за много километров от страш­
ного подвала и начисто забыть о событиях сегодняшней
ночи. Но это было невозможно. Поэтому он хотел, чтобы
все кончилось как можно скорее.
Сергеев развернул икающего Удава, и вцепившийся
в ватную руку Попов повернулся вместе с ним, оказавшись
перед проемом, ведущим в еще одну, совершенно пустую
комнату. Он понял, что Удава надо завести туда. Зажатый
между третьим и четвертым номерами смертник не сопро­
тивлялся, но когда переступили порог, и под ногами пружи­
нили опилки, он уперся.
— Подождите, хоть минутку дайте! Минутку пожить!
Что вам стоит?! — Удав почти визжал.
Сергеев рывком сдвинул его на метр вперед, и Попов
качнулся следом, с трудом удержавшись на ногах. Перед
глазами все плыло.
— Двадцать шесть! — сказал Сергеев, но Валера его не
понял, и тот раздраженно крикнул:
— Отстранись подальше!
Не выпуская ватную руку, Валера шарахнулся в сторону,
в тот же миг раздался негромкий треск, словно кто-то
чихнул или откашлялся два раза подряд. Удав повалился
вперед и дернул ногами. Резиновая калоша отлетела к стене,
по гладкой розовой подкладке было видно, что она совсем
новая. Попов перевел дух. Все! Трупов он навидался, а са­
мое страшное — позади. Хотя... Он понял, что боится
обернуться и увидеть Викентьева. Да и всех остальных...
Удав дернулся еще раз.
— Готово, — деловито сказал знакомый голос. — Иди,
дохтур, удостоверяй...
Периферическим зрением Попов увидел обтянутую за­
щитной тканью руку, которая сноровисто, одним движени­
ем задрала куртку Удава и замотала ею простреленную
голову. Медленно-медленно, чтоб не выплеснулись подсту­
пающие к горлу внутренности, четвертый номер обернулся.
Сейчас Иван Алексеевич Ромов не был похож на до­
бродушного старичка, да и вообще не выглядел стариком.
Морщинистая обвислая кожа разгладилась и обтянула ску­

487
лы, нижняя челюсть мощно выступала вперед, будто в ней
заново выросли крепкие зубы, способные играючи дробить
мозговые кости из борща, наголо очищать от изоляции
провод полевой связи и намертво зажимать клинок десант­
ной финки. И взгляд восстановился давнишний — прямой,
жесткий, с многозначительным прищуром. В правой руке он
держал какой-то странный предмет, и Попов вглядывался
в него с болезненным любопытством, как хирургический
больной, пытающийся рассмотреть инструменты, которы­
ми будут кромсать его тело и копаться во внутренностях.
— Чего там смотреть, — брезгливо отозвался клетчатый
толстяк. — Не видел я их, что ли? Если тампон нужен,
скажи...
— Лучше, конечно, поставить, — рассудительно сказал
Иван Алексеевич. — Я ведь два раза дал, чтоб наверняка...
Приготовив ватно-марлевый тампон и резиновый жгут,
Буренко обошел исполнителя, по-хозяйски отстранил Попо­
ва и склонился над тем, что еще пару минут назад являлось
осужденным Кадиевым по прозвищу Удав.
Попов вдруг очень отчетливо ощутил, что необрати­
мость процедуры обеспечила не официальная бумага с ог­
ромной печатью, которую могла отменить другая, не менее
важная, а неожиданно помолодевший Наполеон с его непо­
нятным инструментом, потому что последствий их совмест­
ных действий не могла изменить никакая сила в мире.
— Что это у вас за машинка? — не удержавшись, спро­
сил Попов.
— Спортивный, Марголин малокалиберный, — охотно
пояснил Ромов. — Помнишь банду Филина? Они к нему
глушитель сделали. А Фаридов придумал из него работать,
первых мы Филинов и исполнили. Очень удобно, и шума
меньше, и почти не брызгает... А это я уже сам додумался:
защитный экранчик на зажимах, а тут окошечко из плекси­
гласа, чтобы целиться... Видишь, немного все-таки попало,
— Наполеон пальцем стряхнул капли с прозрачного пласти­
ка. — А раньше — прямо в рожу...
Натянутый на проволочный каркас кусок плотной ткани
весь был в плохо замытых пятнах. Внутренности Попова
рванулись наружу. Он бросился вверх по лестнице, легко
распахнул стальную дверь, отбросил Федю Сивцева, за­
давшего идиотский вопрос ”Нам можно спускаться?”, выбе­
жал из бокса и с кашлем, гортанными выкриками и хрипами
блевал под стену ”уголка” добрых семь минут.
Из-за забора за ним пристально наблюдал человек, во­
оруженный ”наганом”. Он ненадолго отлучался к будкам
сторожевых собак и так же внимательно следил, как они

488
вдруг начали беспокоиться: прыгать на стену, рычать, а по­
том вдруг тоскливо завыли, задрав вверх хищные волчьи
морды. Собственно, такое поведение специально дрессиро­
ванных псов послужило первым толчком к размышлениям,
потом он заметил, что беспокойство собак совпадает с при­
ездами на смежную территорию заброшенной ремзоны
хлебного фургона, наблюдение стало целенаправленным,
и если бы подполковник Викентьев заглянул в дешевый
отрывной блокнот, который человек постоянно носил в за­
днем кармане, он пришел бы в ужас: там был зафиксирован
совершенно секретный график работы спецопергруппы ”Фи­
нал” за последние полгода. Среди множества догадок, бро­
дивших в голове владельца блокнота, была одна, которая
находила подтверждение сейчас, когда он наблюдал за вы­
ворачивающимся наизнанку Валерой Поповым.
Вышедший следом во двор Сергеев деликатно выждал,
пока у четвертого номера пройдет приступ рвоты, потом
завел коллегу в гараж к раковине с водой, дал таблетку
транквилизатора и сам проглотил такую же.
Когда они вернулись в подвал, там уже все подходило
к концу. Сивцев и Шитов упаковали аккуратный сверток из
специального плотного брезента, будто приготовили ковер
для химчистки, переворошили и сбрызнули водой опилки...
Ромов спрятал свой инструмент во вмурованный в стену
сейф и сидел на табуретке, сложив на коленях натруженные,
с выделяющимися венами, руки. Викентьев заканчивал со­
ставлять акт: ”...сего числа в соответствии с приговором
Красногорского облсуда осужденный Кадиев подвергнут
смертной казни путем расстрела. Исполнитель приговора —
Ромов И. А. Факт смерти Кадиева удостоверен судебно-
медицинским экспертом Буренко. Надзор за исполнением
приговора осуществлялся старшим помощником прокурора
Тиходонского края Григорьевым. Подписи...”
Буренко на удивление аккуратным почерком выписывал
справку о смерти. Диагноз: ”кровоизлияние в мозг”. И это
была правда, хотя и не вся, ибо указывался конечный диа­
гноз, а причина: две пули, пробившие основание черепа, —
опускалась, как не подлежащая разглашению.
— Расписывайтесь! — первым учинив замысловатую
подпись, предложил Викентьев. Члены внутреннего круга
спецопергруппы ”Финал” один за другим поставили свои
автографы. Затем расписались Григорьев и Буренко.
— Все, что ли? Бумажные ваши души, — сказал Ромов.
Кожа у него на лице опять сморщилась и обвисла, глазки
обесцветились и нижняя челюсть со вставным протезом
перестала по-бульдожьи выступать вперед.

489
 — Надо же и стресс снять! Я у бабки огурцов соленых
забрал — объедение!
Расположились в бывшей диспетчерской. На зеленую,
забрызганную чернилами скатерть Буренко выставил бутыл­
ку спирта, яблоко и три пирожка, Иван Алексеевич достал из
шифоньера потертые тарелки, по-хозяйски переложил из
целлофанового пакета десяток остро пахнущих огурцов,
вытащил из клеенчатой сумки пакет с бутербродами и, как
художник, оживляющий натюрморт последним мазком, со
стуком поставил рядом со спиртом бутылку ”Пшеничной”.
— Два часа в очереди стоял, — гордо сообщил он, потирая
ладони. — Надо же, дураки, что устроили: люди душатся,
давятся, ругаются, дерутся... И за чем? Не еда, не одежда, ее
рекой гнать можно, да прибыль — тысяча процентов... Эх!
Наполеон махнул рукой и, ловко сорвав пробку, разлил
водку по стаканам. Шитову он не наливал — за рулем,
Сергеев отказался, пояснив, что принял таблетку.
— Напрасно, Сашенька, — укорил Иван Алексеевич. —
Химия, она здоровью вредит, а от натурального продукта
— одна польза, надо только меру знать... Ну, будем...
Закусили огурчиками и бутербродами.
— Старуха делала? — спросил Викентьев.
— Угу, — пробурчал Наполеон и, прожевав, пожаловался:
— Я ведь ей сказал, что сторожем устроился на стройку.
А она: тебе лишь бы из дома уйти, да выпить! Для того
и придумываешь то рыбалку, то дежурства... Во дает! —
Ромов обвел всех обиженным взглядом. — Я за всю жизнь
никогда налево не гулял: с работы — домой, из дома — на
работу... Получку до копейки — домой, ну разве заначку
оставлю на эти дела, — он щелкнул себя по горлу. — Но
ведь пьяницей-то никогда не был.
Расслабленный транквилизатором и водкой Попов впил­
ся взглядом в указательный палец Наполеона, которым тот
так ловко и привычно изобразил международный, понятный
без перевода, жест. И хотя ничего особенного в этом пальце
с ровно подстриженным ногтем и старческой пигментацией
на коже не было, он гипнотизировал Попова, не отпускал
его сознания, а когда сгибался — вызывал в душе смутную,
неосознанную тревогу. Хотелось спать.
— На хозяйственные нужды деньги еще остались? —
спросил Викентьев, убирая пустую бутылку.
— Пять рублей, — сразу же ответил Ромов и добавил: —
С копейками. За это исполнение получим — надо опять
скидываться.
Григорьев скрипнул стулом и, пошарив в карманах,
бросил на стол смятую пятерку.

490
 — Пора заканчивать!
— А спирт? — обиделся Буренко и зубами вытащил
тугую пробку. — Говорите: кто бавит, кто запивает...
— Это тот, который резиной воняет? — спросил Иван
Алексеевич. — Ты его что, в грелке хранишь?
— Может, резиной, может, еще чем, — с отвращением
сказал прокурор и встал из-за стола. — Владимир Михай­
лович — на пару слов!
Викентьев вышел за ним во двор.
— Попрошу впредь не оскорблять приговоренного и не
унижать его. По крайней мере, в моем присутствии! —
холодно произнес Григорьев, в упор глядя на подполковника.
— Вы это всерьез? — не менее холодно отозвался руко­
водитель группы. — Может, подскажете, как гуманнее от­
правлять этих сволочей на тот свет?
— Перечитайте информационное письмо по Северной
группе. Мне бы не хотелось писать на вас представление.
Викентьев замолчал. ”Финал”, обслуживающий Север­
ную зону, попытался рационализировать свою работу: на­
били на три четверти песком старую бочку, с одного края
сделали полукруглый вырез, смертника ставили на колени,
голову заправляли внутрь, накрывали мокрым мешком
и сквозь него стреляли. Ни брызг, ни рикошета. А прокурор
увидел в этом глумление над личностью приговоренного,
накатал представление. Группу расформировали...
”Да-а-а...” Викентьев хорошо понимал, что перестав
быть руководителем группы, он сразу отправится на пен­
сию. Вынужденное безделье и, главное, отстраненность от
серьезных и важных дел, которыми он привык заниматься
всю жизнь, пугали его всерьез. С Григорьевым лучше не
ссориться. Он и так может уцепиться за что угодно, напри­
мер: вместо табельного оружия используется бандитский
пистолет, или врач не измеряет пульс и не проверяет зрач­
ковую реакцию у расстрелянного, или... Да мало ли что
можно отыскать, чтобы раздуть кадило!
— Я вас понял, Степан Васильевич, — примирительно
сказал подполковник. — Не сдержался.
— Да и я вас понимаю, — более мягко произнес Григо­
рьев. — Но ведь это такое дело, что если перегнуть палку,
то получится не исполнение правосудия, а какая-то подваль­
ная расправа. На это все время и намекает наш доктор.
— Меньше слушайте, — отмахнулся Викентьев.
— Но в одном он прав, — продолжал Григорьев. — Суд
выносит высшую меру тем, кто перешел последнюю грань
допустимого среди людей. Но когда ее исполняешь, можно
незаметно и самому заступить за черту. И чем тогда будешь
отличаться от приговоренных?

491
 В темноте лица прокурора видно не было, но Викентьев
очень отчетливо его представлял.
— Иногда мне кажется, что доктор оттого ерничает
и задирается, что больше нас понял...
Викентьев молчал. На территории ”Прибора” залаяла
собака.
— Не задумывались об этом?
— Нет, — грубо ответил второй номер. — Если каждый
станет умствовать, некому будет общество от зверья очи­
щать. Чистеньким, конечно, хорошо остаться, только так не
бывает, чтобы дерьмо убирать и не вымазаться. А в говне
жить негоже. Значит, кому-то приходится.
Они разговаривали вполголоса, и человек за забором не
мог разобрать ни одного слова.
Когда Викентьев с Григорьевым вернулись в комнату,
спирт был уже выпит. Викентьеву оставили полстакана
и огурец, но он раздраженно понюхал и выплеснул стакан за
порог.
— С чего ты его сцеживаешь у себя в морге?
Буренко обиженно отвернулся.
— Какая разница, он же все микробы убивает, — прими­
рительно сказал Иван Алексеевич и озабоченно свел брови.
— Я вот говорю, давно надо печечку сложить где-нибудь
в уголке, насколько проще станет работать... И ребятам не
надо будет голову морочить всю ночь... Вы бы похлопота­
ли, Степан Васильевич...
— Какую печечку? — переспросил прокурор.
— Да крематорий! Сколько лет говорим, сколько лет
собираемся... Небольшой, нам-то много не надо...
— Пусть УВД делает, — брезгливо ответил Григорьев.
— Прокуратура надзирает за исполнением приговора. А что
происходит потом — не в нашей компетенции!
Он резко встал, нервно дернул перекошенным плечом,
огляделся зачем-то по сторонам.
— Все, поехали! Больше мне здесь делать нечего.
Слово ”мне” прокурор выделил, словно так можно было
отгородиться от происшедших событий.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Первой из ”точки” исполнения выехала серая ”Волга”.
Григорьев кособочился рядом с водителем в прежней
позе, а Буренко вольготно лежал сзади, беспрепятственно
задрав на сиденье согнутую ногу, потому что Ромов, белея

492
пластмассовыми зубами, придерживал тяжелую створку во­
рот и прощально помахивал поднятой до уровня плеча
ладошкой. За рулем теперь сидел Викентьев, так как шестой
номер спецгруппы ”Финал” Петя Шитов прогревал двига­
тель белого медицинского ”Рафика” с матовыми стеклами
и грибообразной трубой вытяжной шахты на крыше.
— А Иван Алексеевич как же? — спросил Попов, которо­
го Сергеев посадил вперед, подальше от зловещего брезен­
тового свертка.
— Тут заночует, — отозвался майор. — Боится к старухе
среди ночи приходить... У него здесь и раскладушка, и мат­
рац, и бельишко...
”Рафик” выкатился из первого бокса и скользнул за
ворота, мимо улыбки и прощального жеста первого номера.
— Я б здесь ни в жизнь не остался, — убежденно сказал
Сивцев, сидящий напротив Сергеева по другую сторону
носилок. — Ни за какие деньги!
— И за тысячу? — хмыкнул Шитов.
— Ни за сколько. Уж лучше на кладбище переночевать.
Попов погрузился в полудрему, и голоса сержантов,
вяло обсуждавших сравнительную опасность живых и мерт­
вецов, доносились до него, как сквозь слой ваты.
Труповозка ходко помчалась по пустынному Магист­
ральному проспекту, пронизала спящие кварталы Северного
микрорайона и неслась дальше, в темную степь, где рас­
кинулось городское кладбище, принимавшее ежедневно со­
рок — пятьдесят, а в промозглые осенние дни, когда обо­
стряются хронические заболевания и вспыхивают неизбеж­
ные эпидемии гриппа — до восьмидесяти — ста
постояльцев.
Вопрос о строительстве необходимого многомиллион­
ному городу крематория стоял давно и, как большинство
вопросов, не решался, кварталы могил росли быстрее, чем
городские новостройки, отхватывая новые гектары пахот­
ных земель у некогда богатого, но в последние годы захире­
вшего совхоза ”Пригородный”. Здесь был свой центр и свои
окраины, престижные и бросовые районы, своя архитектура,
свои порядки, свой уклад... Социальное неравенство после
смерти проявлялось так же, как и при жизни, даже нагляднее.
Несколько лет назад на Аллее Славы с почестями похо­
ронили бывшего областного начальника, осужденного по
нашумевшему ”торговому” делу и умершего в колонии. Эта
история попала в газету и на телеэкраны, разразился скан­
дал, устроители и участники пышных похорон были показа­
тельно лишены должностей и партийных билетов, а сам
скандалезный покойник перенесен чуть в сторону от праха

493
не потерявших при жизни официального уважения мерт­
вецов, оставшись, впрочем, в престижном центральном
квартале.
Заодно с бывшим начальником пострадал и неизвестный
широкой общественности кавказский человек, который от­
ветственных должностей не занимал, под судом и следстви­
ем не состоял и умер тихо, не привлекая ничьего внимания,
но уже после этого позволил себе воплотиться в скульптуру
из чугуна, выполненную в натуральную величину, и усесться
на высокий постамент в непринужденной, даже несколько
вальяжной позе. Волна возмущения обойти его, конечно же,
не могла, молва мгновенно окрестила усопшего не то круп­
ным цеховиком, не то вором в законе, и чугунную фигуру
с непропорционально короткими ногами и большой голо­
вой огородили огромным жестяным щитом с грубо намале­
ванной схемой Северного кладбища. Щит быстро проржа­
вел, за ним столь же быстро образовалась свалка и только
через пять лет чугунного цеховика освободили, успокоив
общественное мнение тем, что постамент укорочен на пол­
метра. Памятник и вправду казался ниже — то ли дейст­
вительно опустили, то ли сказывался психологический эф­
фект восприятия после пятилетнего осквернения.
Все эти страсти разыгрывались в центральной части
кладбища, рядом с конторой, куда и вело сворачивающее
налево шоссе, но Шитов поехал прямо, по накатанному
проселку. Местные власти несколько раз перекрывали эту
дорогу стальной трубой или вкапывали рельсы, и Викентьев
немало походил по исполкомовским и коммунхозовским
коридорам, чтобы законным путем устранить препятствие.
Но найти концы ему так и не удалось: в многочисленных
кабинетах никто не брал на себя ответственность за само­
дельный шлагбаум. Плюнув, Викентьев дал пятерку шесто­
му номеру и тот, пригнав бульдозер, за пару минут своро­
тил трубу, а в другой раз выкорчевал рельсы.
Сейчас ”Раф” беспрепятственно проехал на территорию
кладбища, оказавшись в северо-восточном квадрате, самом
отдаленном от здания администрации и домика сторожа.
Новый район. Обычная степь с небольшими, еще рыхлыми
холмиками, лишь изредка фары выхватят пирамидку стан­
дартного жестяного обелиска. Впрочем, роскошных мра­
морных склепов здесь не будет никогда — это бедные
кварталы. Окраина есть окраина...
По неровной дороге труповозка углубилась в город мер­
твых, скатилась в ложбину, заваленную горами мусора:
каркасами венков, почерневшими бумажными цветами, об­
резками полусгнивших досок. Шестой номер был здесь днем

494
и потому уверенно находил нужные повороты и затормозил
тоже там, где требовалось: у узкой глубокой ямы с осыпа­
ющимися стенками.
Все произошло очень быстро. Федя Сивцев поднял за­
днюю дверь фургона, выдвинул носилки навстречу подоспе­
вшему Шитову и, выпрыгнув наружу, подхватил их со своей
стороны. Через мгновение шестой и пятый номера оказа­
лись у ямы и синхронным движением вывалили брезен­
товый сверток в черную щель. Раздался глухой удар, посы­
палась земля. Сержанты загребали прямо носилками, слов­
но огромной лопатой с четырьмя ручками.
— Что, инструмента нет? — зло спросил Сергеев и выру­
гался.
— Да так быстрее, — отозвался Шитов, но все-таки
сходил за лопатой.
Попов подумал, что если бы Кадиев был лодырем
и прогульщиком или даже самым последним пьяницей
и бродягой, схоронили бы его пристойней: при дневном
свете, пусть в грубом, из неструганных досок, но гробу,
с каким-никаким сочувствием и напутственными словами.
Став Удавом, он поставил себя за пределы человеческих
отношений.
В изголовье засыпанной ямы шестой номер воткнул
табличку с надписью ”неизвестный мужчина”. Сев за руль,
он вытер руки куском ветоши и буднично сказал:
— Все, одним гадом на свете меньше.
Попова покоробило, но вдруг он совершенно отчетливо
понял, что больше имя Удава не появится в оперативных
сводках и спецсообщениях: он не захватит заложников, не
уйдет в побег, никого не изнасилует и не убьет. Сквозь тупое
оцепенение он почувствовал облегчение и, повернувшись
к Сергееву, бодро сказал:
— Ну что, по домам?
Тот посмотрел внимательно и подмигнул.
”Раф” ехал по городу — обычная санитарная машина,
развозящая выполнивших ответственную, тяжелую и нер­
вную работу, усталых и оттого молчаливых людей.
Валентина привыкла к заполночным возвращениям му­
жа, а к отгулам — нет и потому удивилась, что он не
поднялся по будильнику. Валера отошел от болезненного
сна только к обеду, но чувствовал себя бодрым и отдохну­
вшим. Происшедшее накануне против ожидания не тяготи­
ло его, как будто привиделось во сне или происходило
с кем-то другим. Он провел день в непривычном безделье,
а к вечеру жена послала за хлебом и молоком. Хлеб Валера
купил и под мелким моросящим дождем обошел молочные

495
магазины, так как последний раз ходил за продуктами года
три назад и не знал, что все молочное раскупают еще до
десяти утра.
Домой он вернулся раздраженным, но, переступив по­
рог, остолбенел, враз забыв диалоги с желчными продав­
щицами: прямо посередине коридора стояла пара галош
с новой розовой подкладкой, допотопных галош, которые
уже никто не носил и которые вчера дважды слетали
с босых ног Удава. Сознание подернулось странной пеле­
ной, показалось, что сейчас из комнаты выйдет Удав с за­
мотанной головой, но вышел наставник молодых, Иван
Алексеевич Ромов со своей доброй пластмассовой улыб­
кой.
— Ну, здорово! — захихикал он и сразу согнал улыбку.
— Да чего с тобой, Валера? Плохо, что ли, стало?
— Галоши! — ткнул пальцем Попов. — Откуда галоши?
— Да мои галоши, дурачок! — Ромов хлопнул руками по
бокам. — Надо же, что удумал! В галошах, если хочешь
знать, самое милое дело, и ноги всегда сухие, и разуваться
не надо...
Наполеон говорил что-то еще, но Валера не слушал,
пелена растаяла, но осталось неприятное чувство, будто
только что он чудом избежал падения в глубокий черный
колодец и сейчас стоит еще у зияющего провала.
— Ну, чего гостя в коридоре держишь? — выглянула из
кухни разрумянившаяся Валентина. — Я уже на стол со­
брала, премию обмыть...
— Какую премию? — машинально спросил Попов, про­
тягивая жене пакет с хлебом.
— А вот Иван Алексеевич принес — шестьдесят рублей!
— Валентина вынула из кармашка фартука новенькие десят­
ки. — Как раз кстати, Настасье долг отдам...
Попов понял, что радость жены связана с тем жутким
ощущением, которое только что охватило все его существо,
но все же вопросительно взглянул на Наполеона. Тот чуть
заметно кивнул.
— Пойдем, Валерочка, я для расслабления бутылочку
захватил, все в порядке, все хорошо... А распишешься у Ми­
хайлыча в ведомости послезавтра, — шепнул он. И прежним
голосом продолжил:
— Начальство тебе три дня отгулов дает, потому что
операция была сложная, а ты показал себя хорошо.
— Он у меня молодец! — поддержала Валентина. —
Только кто это оценит? В райотделе дни да ночи пахал —
ни премий, ни отгулов. А в Управлении вишь, все по-
другому...

496
 После третьей рюмки Валера действительно расслабил­
ся, и ужин прошел весело.
Об инциденте с галошами Ромов подробно пересказал
Викентьеву, но тот, вопреки своему обыкновению анализи­
ровать мельчайшие фактики и вроде бы второстепенные
детали, не придал значения происшедшему.
— Ты своими галошами кого хочешь доведешь! Ботинки
на микропоре купить не можешь? Вчера получил сотню —
как раз хватит! Или нам скинуться?
— Сотню я уже бабке отдал, — миролюбиво сказал
Наполеон. — Она как получает деньги — верит, что я на
стройке дежурю, а как потратит — снова не верит, до
следующего раза.
Иван Алексеевич громко присосал челюсть, что он делал
всегда, когда хотел продемонстрировать свою безвредность
и доверие к собеседнику.
— А ты чего, Володя, со своей поругался? — проницате­
льно спросил он и попал в точку.
На этот раз Лидка учинила такое, что Викентьева пере­
дергивало от одного воспоминания. Прямо ночью, дура! Он
тоже завелся, да так, что готов был плюнуть на инструкции,
служебную дисциплину, бдительность — все то, что сидело
в каждой клеточке его тела, спинном мозгу, что составляло
основу личности Железного кулака, отдавшего службе бо­
лее двух десятков лет, уже разжал зубы, чтобы открыть
глаза этой идиотке, чтобы узнала, после чего она выкручи­
вает мужу все нервы... Только рот открыл, а она завизжала
истерически: ”Хватит врать, ты все что угодно придумаешь,
ты любое, любое нагородишь, как еще не догадался сказать,
что ты бандитов своих по ночам расстреливаешь!” У него
аж в глазах потемнело, еле-еле руку сдержал, да в стену, со
всего размаха, так кусок штукатурки и вывалил...
— Ни с кем я не ругался, — буркнул второй номер. —
Работы много.
И чтобы закончить разговор, подвел итог:
— Считаем, Попов нормально вошел в работу. Значит,
обкатается.
Валера Попов полностью использовал все три дня от­
гула. Чувствовал себя нормально, об операции почти не
вспоминал. Погуляли с женой по городу, сходили в кино,
зашли в гости к приятелям. Валентина не могла нарадовать­
ся на новую работу мужа, Валеру это коробило, отчего-то
делалось стыдно. Он понял, что никто и никогда не рас­
сказывает своим близким об операциях ”Финал”, и Викен­
тьев хорошо это знал, когда предлагал самому решить —
стоит ли откровенничать с женой.

497
 На работу Попов вышел с угрызениями совести — несде­
ланная работа должна была лечь на Гальского.
Женьки на месте не было, судя по бумагам на столе
в прошедшие дни он тоже не работал. Попов просмотрел
ответы на запросы, рассортировал накопившиеся докумен­
ты. Ничего положительного.
Сергеев вошел бесшумно, как большая кошка. Сухо
поздоровался, положил перед коллегой листок с записями.
— Когда мы возвращались из Степнянска, эту машину
проверял на трассе какой-то странный пост. Ни одна из
служб его не выставляла, в дивизионе тоже ничего не знают.
Викентьев рассмотрел сержанта — он похож на фигуранта
”Трассы”.
Попов прочел записку.
— Черная ”Волга”... Наверное, она нас и обгоняла...
— Я вызвал водителя на пятнадцать. Займись.
— Чего такой хмурый? — улыбнулся Попов, но ответной
улыбки не увидел.
— Женька заболел. Пошел в нашу поликлинику, его
сразу в онкологию. А сейчас Вера звонит, плачет... Надо
ехать разбираться...
— Я с тобой.
По дороге Попов думал о черной ”Волге”. Если она
напоролась на преступников, то появляются хорошие свиде­
тели. Хотя если это были преступники, то почему они их
отпустили?
Только когда подъехали к зловещим серым корпусам
онкологического диспансера, у него шевельнулась тревога:
почему сюда? Ну кололо в боку, мало ли что бывает...
А здесь-то все — предел...
Женька лежал в четырехместной палате, чувствовалось,
что он испуган, выбит из колеи обстановкой, хмурыми,
с печатью обреченности лицами больных и холодной от­
страненностью персонала.
— Черт знает что, — растерянно улыбаясь, говорил он.
— Положили, ничего не говорят, теперь собираются выпи­
сывать...
— Ну и хорошо, — бодро сказал Попов. — Дома
полежишь недельку и — вперед!
— Как чувствуешь? — спросил Сергеев и тоже постарал­
ся изобразить улыбку. — И вообще — как тут?
— Да вроде ничего... Колет на вдохе, а так нормально.
Я стараюсь глубоко не дышать, тогда все хорошо... А тут
у них порядок, чистота. Веру без сменной обуви не пропу­
скали, домой возвращалась... Вы-то как прошли?
— А не было никого на входе...

498
 — Ну, наверное, и те так проходят, без всякой сменной
обуви. Болтают, что их нарочно пропускают, но вряд ли...
— О ком ты? — Попов обратил внимание, что Женька
сильно изменился, хотя и не мог понять, в чем состоит суть
этих изменений?
— Спекулянты... Конфеты продают по десять рублей,
кофе растворимый по пятнадцать... С доставкой...
— А зачем тут?
— Чтоб врачам дарить... Родственники берут... Сам
видел — женщина слезы вытерла и улыбается сестре: ”Пре­
зентик возьмите...”
— Расстреливать их, сволочей, надо, — громко сказал
тучный мужчина с соседней койки. — Только кто тогда
останется...
Попов почувствовал, что говорить с товарищем не о чем:
он находился в другом мире и все, что происходило вне его,
Гальского не интересовало. Эта потусторонность относите­
льно обычной жизни и бросалась в глаза. Рассказывать
о черной ”Волге” было бы просто глупо.
Наступила томительная пауза.
— Ладно, Женя, мы переговорим с заведующим, узнаем
что к чему, потом зайдем, расскажем, — мягко сказал
Сергеев и встал.
— Узнайте, ребята, узнайте, — оживился Гальский. —
Только аккуратней... Он мужик строгий, а вы без сменной
обуви...
”Что он, бедолага, зациклился?” — подумал Попов и тут
же получил ответ на свой вопрос.
— Кто такие? Как сюда попали? Почему нарушаете
санитарный режим?
Дорогу им заступил черноволосый мужчина в накрах­
маленном халате с цветным вензелем на карманчике, из
которого выглядывали очки и авторучка. Мужчина был
невысок, это особенно бросалось в глаза, когда он стоял
рядом с Сергеевым, едва доставая головой до груди майо­
ра. Похоже, что именно этот контраст и распалял коротыш­
ку, добавляя в голос начальственные модуляции, дающие
понять, кто здесь хозяин положения.
— Из областного уголовного розыска, — тихо сказал
Сергеев. — Пришли проведать товарища.
— Хоть из ЦК КПСС! Где ваша сменная обувь?
Сергеев отступил на шаг и опустил взгляд.
— Вы ведь тоже в туфлях.
Черноволосый напыжился и подскочил к майору вплот­
ную, словно собирался смести его с пути, затоптать, согнуть
в бараний рог.

499
 Девчонки-санитарки с интересом наблюдали за проис­
ходящим.
— Вы меня с собой не равняйте, я заведующий отделени­
ем!
— Насколько я понимаю, санитарный режим для всех
один, — по-прежнему спокойно сказал Сергеев и чуть кач­
нулся вперед. — Мы как раз хотели с вами поговорить.
— Для этого есть приемные часы, — ощутив легкий
толчок ста тридцати килограммов тренированных мышц,
заведующий несколько сбавил тон и сделал шаг назад. —
А сейчас покиньте отделение.
Он повернулся и направился к своему кабинету. Сергеев
и Попов вошли следом.
— Мы ведь рядом со смертью работаем, понимать надо,
— примирительно произнес черноволосый, садясь в кресло.
— В порядке исключения я вас приму. Кем интересуетесь?
”Ну и жук, — подумал Попов. — При персонале нагнал
холоду, крутизну показал, а потом без свидетелей отрабо­
тал назад. Много есть таких типов, правда, в белых халатах
еще не встречал...”
— Женя Гальский, — сказал Сергеев. — Он у вас
в третьей палате.
— Завтра мы его выпишем, — деловито ответил врач. —
У него четвертая стадия, метастазы...
— А как лечить? — не понял Сергеев, и Попов, обману­
тый будничностью тона, тоже ничего не понял, хотя под
сердцем ощутил холодок дурного предчувствия.
— Побудет дома на бюллетене с месяц, может полтора-
два...
— И что? — спросил Попов. — Потом-то что делать?
Врач пожал плечами.
— Что делают с покойником?
В кабинете наступила тишина, только капал кран в углу
у двери.
— Какого покойника?! — процедил Сергеев, сдерживая
ярость. — К вам поступил пациент, капитан милиции, наш
товарищ, а вы вместо того, чтобы лечить, облучать, опери­
ровать, что там еще делают, вы уже списали его на тот свет?!
Сергеев обернулся к Попову за поддержкой, но тот
подавленно молчал. Он был полностью растерян.
— Просто уже поздно, ничего сделать нельзя. И потом, вы
же знаете, что у нас за медицина! Ни лекарств, ни методик...
— Что же вы ему скажете? — с трудом выговорил Попов.
— Вообще-то, на Западе говорят больным всю правду...
— Там же еще кроме этого, наверное, лечат! — Сергеев
встал. — Ладно, я вас понял. Разберемся.

500
 Он сделал шаг к двери, но вернулся.
— Если вы скажете Женьке, что отправляете его уми­
рать, — гигант навис над столом заведующего, излучая
импульсы, которые нередко заставляли отпетых бандитов
бросать оружие. Скрипнули намертво сжатые челюсти. —
В общем, не надо этого говорить! Простуда, инфекция,
травма — придумайте что-нибудь правдоподобное.
И на ходу сказал Попову:
— По-моему, они тут ни черта не понимают. Покажем
Женьку профессору, надо будет — отправим в Центральный
госпиталь...
Заведующий молча смотрел им вслед.
Когда они вернулись в палату, Гальский сидел на крова­
ти, не сводя взгляда с дверного проема.
— Ну что?!
Сергеев махнул рукой.
— Разве поймешь этих коновалов! Они горазды только
туману напускать. Какое-то воспаление, они его по-тара­
барски называют... Рассосется! Надо будет дома посидеть
в тепле, отвары из трав попить.
— Правда? — непонятная потусторонность исчезла, перед
ними был прежний Женька Гальский. Но только на один миг.
Было заметно, что он тут же вновь погрузился в свой мир. —
Они как-то странно смотрят... И истории болезни прячут...
— Не обращай внимания, — бодро гудел Сергеев. — Мы
тоже у себя сколько лишнего туману напускаем... В общем,
завтра пришлем за тобой машину!
В коридоре Сергеев дернулся было к двери заведующего.
— Хочу его, гада, обидеть... Да может ведь на Женьке
отыграться... Ладно, ну его к черту...
Подавленные, оперативники вернулись в Управление.
— Ты знаешь, ужасно это и Женьку жалко, но у меня
такое чувство, будто вдобавок еще вывозился в говне, —
сказал Попов.
— Точно, — кивнул Сергеев и второй раз за день скрип­
нул зубами.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Пожалуй, давно в Тиходонском уголовном розыске не
опрашивали свидетеля так подробно, как капитан Попов
гражданина Опрышкина — водителя черной ”Волги” гос­
номер ”А 12-76 ТД”.

501
 ”...Остановил этот, повыше, а второй потом подошел,
тоже взял документы, посмотрел, я еще удивился: обычно
один гаишник читает и права, и техпаспорт... Нет, второй
только в техпаспорт заглянул... Нет, со мной не раз­
говаривали... Как сказал высокий: ”Ваши документы”,
так больше и ни слова. Да обычный голос... Коронок
я не заметил, а татуировок точно не было. Не знаю,
почему со мной не заговорил, обычно слово за слово...
А тут вроде время выжидали, точно, будто ожидали
чего... Не знаю, откуда же... Но я вам скажу — страшно
мне почему-то стало... Трудно объяснить... Да не наказания,
я-то знал, что скорость превысил... И в правах два че­
рвонца, сразу сказал: ”Возьми, командир, сколько надо...”
А он глянул так на меня и так усмехнулся... Ну вроде
с превосходством, по-блатному, мол, куда ты, козявка,
денешься, копейками не обойдешься... Ну это мои мысли,
он молча глянул, и я чувствую — аж холодный пот
прошиб...”
Медленно крутились кассеты допотопного магнитофона
III класса ”Весна”, и пленка зафиксировала напряжение
в голосе опрашиваемого, когда он говорил о пережитом
испуге.
”И от второго что-то такое исходило, страшное, да нет,
лицо обыкновенное... Знаете, меня однажды в подземном
переходе ограбили, так вот тогда тоже такое чувство было,
только послабее... Ну а потом машина грузовая, фургон...
Так до этого я уже все рассказал... Да, документы смотрят,
будто ждут чего-то... Между собой говорили. Второй, когда
подошел первый, сказал: ”Ну вот, разберемся с наруши­
телем и до обеда к Петруше поспеем”. Или ”к Петруне”.
Вроде имя, а может, прозвище. Не знаю, зачем говорил, но
бодро так... Мол, не сомневайся, все будет нормально... И,
значит, фургон. Второй говорит: ”Стопори его!” Сержант
палкой махнул, а фургон — мимо, чуть его не задел, аж
отпрыгнул! Выругался и говорит: ”Там милиция!” А у меня
сразу страх прошел. Не знаю почему, прошел и все! Сержант
говорит: ”Поехали, дел много”. Второй вроде засомневал­
ся: ”А Петруша?” Высокий как-то обозленно: ”Другую най­
дем”. Второй плечами пожал: ”Ну, смотри!” Сержант тогда
двадцатку мою из корочки выгреб, а документы бросил
в окошко, на колени. ”Поезжай”, — сказал. Нет, без злобы.
Вроде как с облегчением. Я и поехал. А они к своей пошли,
”шестерка”, нет, обычная красная. Номер не рассмотрел, не
до того было... Так и не понял, чего они останавливали?
Деньги сорвать? Так сразу бы и брали! Но я потом два дня
за руль не садился... Не знаю почему. Не садился и все...”

502
 Фонограмму потом многократно прослушивали в от­
деле, Ледняк пытался выделить ключевые фразы. ”Второй
тоже взял документы”, ”со мной не разговаривали”, ”вроде
ждут чего-то”, ”говорит: Там милиция!” Значит, ряженые.
И это чувство страха... ”Трассовики?” Скорей всего.
”Документы бросил в окошко”. Эксперты исследовали
водительские удостоверение и техпаспорт — отпечатков
пальцев на них было много, но четких и поддающихся
идентификации только два, оба принадлежали самому
Опрышкину.
”До обеда к Петруше поспеем”. Эта фраза заставила
высчитывать количество километров, которое могла пройти
машина до определенного рубежа: двенадцати, часу, двух,
трех, — когда они там обедают? Разброс был очень широк
и при неизвестности направления делал поиск бессмыслен­
ным. А вот имя Петруша и производные от него, а также
похожие фамилии и клички стали предметом разработки,
которая, впрочем, по тем же причинам практически не име­
ла шансов на успех.
Четких примет предполагаемых ”трассовиков” Опры­
шкин не помнил, но синтетический портрет, составленный
по описанию майора Титова, опознал среди других фоторо­
ботов.
Подробные показания дал и подполковник Викентьев,
который тоже из нескольких фотографий выбрал этот же
портрет. Значит, штабист правильно ухватил основные при­
меты внешности!
Напоследок Ледняк истолковал фразу ”другую найдем”
как намерение ”трассовиков” завладеть именно ”Волгой”,
может быть, именно черной ”Волгой”. А поскольку такие
модели и цвет машин особенно ценились на Кавказе,
а в радиусе 600—900 километров (именно на столько мож­
но было ”поспеть” к средневычисленному ”обеду”) находи­
лись Предгорная и Горная АССР, начальник отдела вы­
двинул версию, что именно там следует искать ”Петрушу”,
который является либо сбытчиком, либо заказчиком това­
ра.
Версия была логичной, но недостаточно обоснованной,
и в нее мало кто поверил.
— Может, они просто собирались где-то нажраться,
а Петруша — какой-нибудь шашлычник или собутыльник,
— высказался Тимохин, когда вышли из кабинета началь­
ника. — А ”другая” — это любая машина, не обязательно
”Волга”, да еще черная...
— Да, слишком уж красиво получается, — буркнул
Сергеев. — Прямо Шерлок Холмс. Еще послать в Пред­

503
горск доктора Ватсона, чтоб следил за автомобильным
рынком и МРЭО1.
— Представляешь, что бы он там накопал? — подхватил
Тимохин. Сергеев мрачно усмехнулся.
Тем не менее, версию стали отрабатывать.
”Начальнику УГАИ МВД Предгорной АССР, началь­
нику УГАИ МВД Горной АССР. Прошу активизировать
проверку поставленного на учет в последнее время авто­
транспорта на предмет выявления пропавших автомобилей,
перечисленных в ориентировке по РД ”Трасса”, а также
провести работы по выявлению и проверке машин, эксплу­
атирующихся либо хранящихся без постановки на учет.
Начальник УУР Тиходонского УВД Скляров”.
Готовивший телефонограмму Попов дописал еще одну
фразу: ”Есть основания полагать, что похищенные автомо­
били сбываются в республике”, но Ледняк, перед тем, как
идти подписывать документ, вычеркнул последнюю строку,
неопределенно сказав: ”Незачем муравейник ворошить
раньше времени...”
Вторую телефонограмму направили начальникам уго­
ловного розыска каждой из республик: ”Просьба проверить
по оперативным учетам фигуранта РД ”Трасса” по кличке
(имени, фамилии) ”Петруша”, ”Петруня” либо схожего зву­
чания”. Предположительно может заниматься скупкой и пе­
репродажей похищенного, возможно, автомобилей.
Копии документов подшили в дело, туда же вложили
поступившие через две недели ответы: ”Проверкой зарегист­
рированного и незарегистрированного автотранспорта ма­
шин, находящихся в розыске как похищенных, не зарегист­
рировано”.
”По данным оперативных учетов лицо по кличке (фами­
лии, имени) ”Петруша”, ”Петруня” не установлено”.
— Кто за нас будет делать нашу работу? — прокоммен­
тировал Сергеев. — Мы запросили, они отписались —
и у нас и у них в документах полный ажур. Если искать
всерьез — надо самому ехать и поднимать всех на уши.
”Трасса” буксовала на месте, а вот Учителя раскрыли.
Благообразный пятидесятилетний мужчина заманивал де­
тей в безлюдные места и убивал. Дело было скандально
известным, и местные газеты спешили оповестить читателей
об успехе уголовного розыска. В одном репортаже рас­
хвалили ”вдумчивого аналитика” майора Сергеева, кото­
рый обезвредил опасного маньяка. Сергеев плевался, пото­

1 МРЭО — подразделение ГАИ, регистрирующее автотранс­

порт

504
му что по Учителю работала совсем другая группа, а он
только выезжал на задержание. Маньяк сопротивления не
оказал и, увидев оперативника, сразу протянул вперед руки.
Наручников у майора при себе не было и он до машины вел
задержанного за шиворот, а тот так и держал руки перед
собой.
Коллеги, веселясь, называли Сергеева ”аналитиком”
и просили рассказать про свои подвиги подробней. Иван
Алексеевич Ромов тоже достаточно позубоскалил по этому
поводу и как-то, войдя в кабинет, начал обычной прибаут­
кой:
— Ну ты, аналитик хреновый, хватит вдумываться, надо
же и делом заниматься!
Но от второй фразы на Попова дохнуло холодом:
— Давайте на инструктаж к Викентьеву, живо. Есть
работа.
Работой оказалось приведение в исполнение приговора
по Рослову, убившему жену и годовалую дочку.
— А где же Лесухин? — поинтересовался Сергеев. Викен­
тьев пожал плечами.
— Истребовали дело туда, — он показал на потолок. —
Решения пока нет.
— Как бы его не помиловали, — озабоченно сказал
Ромов и высморкался. — Вот будет штука! Когда начина­
ются такие затяжки...
— Это не нашего ума дела, — Викентьев не любил, когда
на инструктаже отклонялись от основной задачи. — Вот
приговор, читайте!
Операция прошла точно по графику и без сбоев, если не
считать того, что у Рослова в последний момент отказали
ноги, и Попов с Сергеевым втащили его в засыпанную
опилками комнату на весу. Поэтому отстраниться не уда­
лось, и Попов слегка забрызгался. Первый номер снорови­
сто отмыл пятнышки и посоветовал завести специальную
рубашку.
В диспетчерской выпили. На этот раз водка пошла хоро­
шо, и Попов не отказался от второй порции. Ромов оказал­
ся прав — напряжение снималось лучше, чем транквилиза­
тором. В два часа Валера был уже дома. Спиртное дей­
ствовало не только расслабляюще, и он разбудил жену.
— Ты что, пил? — прошептала горячая от сна Вален­
тина.
— Самую малость, родная, — с придыханием ответил он.
В сентябре Попов проверил трех уволенных и двух дейст­
вующих сотрудников, неделю провел в районах, выполняя
обязательную миссию областного аппарата по оказанию

505
помощи в раскрытии зависших преступлений к концу отчет­
ного квартала. Кроме того, исполнили Башкаянца — гла­
варя банды, совершавшей разбойные нападения на квар­
тиры и оставившей за собой три трупа. Тот плакал и пытал­
ся ползать в ногах и целовать руки. Процедура произвела на
Валеру тягостное впечатление, и он уже спешил в диспет­
черскую, чтобы снять стресс, впервые оценив мудрость про­
стого и действенного способа, к которому относился внача­
ле с некоторой брезгливостью.
В октябре исполняли двоих — Савина и Хвостова. Пер­
вый убил инкассатора и при приведении находился в безраз­
личном оцепенении. Особо опасный рецидивист Хвостов,
имевший за плечами семнадцать лет отбытого срока и осу­
жденный за терроризирование осужденных и захват залож­
ников, вел себя спокойно. Выслушав прокурора, он сплюнул
и выматерился: ”Стреляйте, менты поганые, мне все равно”.
Потом, в диспетчерской, Попов сказал:
— Крепкий кремушек! Интересно, кто его брал?
— Войсковики, — пояснил по-прежнему непьющий Сер­
геев. — У них своя группа захвата. Ребята — будь здоров,
черту рога обломают!
— А знаете, что, государи мои, — умильным, ”сдружи­
вающим” тоном заговорил Иван Алексеевич Ромов, — ведь
скоро праздники!
— Будем скидываться? — ухмыльнулся Буренко. Проку­
рор страдальчески скривился.
— Надо нам здесь субботник устроить, — продолжил
первый номер. — Приберемся, почистимся, выкинем со
двора все железяки. А потом и посидим, как положено...
— Давайте и газончик разобьем, клумбу, цветочки поса­
дим, елочки, — очень серьезно поддержал Ромова врач. —
Дорожки песком посыпем, шезлонги поставим. В выходные
с семьей — на отдых...
— Послушай, Николай, ну почему ты такой желчный?
Ведь есть вещи, которые смаковать нельзя! Ну вот ты к себе
в морг экскурсии разве устраиваешь? Или в газетах про то
пишешь, как покойников потрошишь?
Иван Алексеевич обиженно пожевал губами.
— Зачем же ты все время намекаешь, что мы что-то
нехорошее делаем? Мы ведь закон исполняем! Закон! Прав­
да, Степан Васильевич?
Прокурор скривился еще больше и отвернулся.
— Если не мы, то кто же? — возбужденно привстал
Ромов. Он завелся, на щеках наметились красные пятна. —
И ты вместе с нами это делаешь и деньги за то же самое
получаешь! Так зачем, спрашивается, все время в душу

506
плевать? Мол, ты это дело осуждаешь и вроде как в стороне
остаешься! Не-е-е-т, милый, ты с нами в одной упряжке!
Красные пятна запылали вовсю.
— А действительно, Николай Васильевич, что вы име­
ете в виду? — Викентьев исподлобья уставился на врача. —
Я думаю, что наш ветеран совершенно прав и ваши посто­
янные шуточки просто неуместны. Определите свою пози­
цию раз и навсегда. Иначе мне придется искать вам заме­
ну.
Руководитель спецопергруппы говорил негромко и вну­
шительно. Хотя и он сам и все присутствующие знали, что
заменить Буренко — дело вовсе не простое, тем более, что
любые подвижки нарушают стабильность группы.
— Моя позиция проста, — врач мрачно смотрел в стол
прямо перед собой. — Любая законная процедура, подчер­
киваю — законная процедура, должна быть выполнена до­
стойным способом. Какой-то ритуал: священник, последнее
желание, известная всем атрибутика, торжественность...
Буренко поднял голову и обвел всех взглядом, в котором
отчетливо читался вызов.
— Да, да, торжественность, — упрямо повторил он. —
Ведь прерывание жизни — акт еще более значимый, чем
рождение!
— Вот даже как? — Викентьев не сводил с судмедэкспер­
та пристального взгляда.
— Именно! Рождение — естественная процедура, запрог­
раммированная природой. И сам появляющийся на свет
мало что понимает, практически ничего. И ничего от него не
зависит.
Теперь Буренко смотрел прямо в глаза второму номеру.
Попов подумал, что Наполеон был для доктора отвлека­
ющей фигурой, а главным оппонентом он считает руководи­
теля группы.
— А здесь, — Буренко ткнул пальцем вниз, в направле­
нии подвала, — происходит противоестественная процеду­
ра, весь ужас которой воспринимается... — он замялся,
подыскивая слово. — Приговоренным. Так разве не заслу­
живает он торжественного ритуала? А вместо этого — ночь,
подвал, наручники, отобранный у бандитов пистолет...
— Да какая ему разница? — буркнул Наполеон.
— И вся процедура тайная, с душком предосудитель­
ности... Вот это мне и не нравится, хотя я участвую в работе
вместе с вами. Ветеран прав — без этого не обойтись. Но
все должно быть по-другому!
— Комендантский взвод, залп на заре? — спросил Викен­
тьев.

507
 — Человечество накопило большой опыт, к сожалению,
и в этом страшном деле. Вполне можно перенять что-то
более подходящее.
Буренко закончил непривычно длинную речь и откинул­
ся на спинку расшатанного стула.
— Так вот, залп с некоторого расстояния чаще всего
калечит смертника, — по-прежнему тихо продолжал Викен­
тьев. — И его все равно приходится добивать выстрелом
в голову в упор, ничего красивого в этом нет. А что касается
мирового опыта... Гильотина? Гаррота? Меч или топор?
Это отбросили сразу. Электростул, на котором жарят зажи­
во иногда десять — пятнадцать минут? Газовая камера, где
корчится удушаемый? Виселица, с которой традиционно
связано обесчещивание, позор и отсутствие покоя там, —
Викентьев поднял глаза вверх.
— Или ядовитый укол в вену, против которого протесту­
ют ваши коллеги потому, что он компрометирует меди­
цинское ремесло?
Викентьев выдержал паузу, но Буренко отвечать не соби­
рался.
— Только красиво и гуманно отправить человека на тот
свет нельзя. И требовать от этого процесса эстетической
формы — чистейшее чистоплюйство! Ассенизатор всегда
пахнет дерьмом, а не французским одеколоном. Но если он
не станет работать, дерьмом будем вонять мы все.
— К тому идет, — сердито буркнул Ромов.
— Я вам расскажу одну историю, доктор, — подался
вперед Сергеев, и выражение его лица было не самым
добродушным.
— Наш товарищ, Женя Гальский, сейчас умирает от
рака. Он не совершил ничего плохого, наоборот — четко
пахал всю жизнь и был отличным парнем. Ваши коллеги
выписали его из больницы на пятый день и поставили
крест — для них его уже нет на свете. Парень корчится
дома, жена бегает по кабинетам, подписывает десятки
бумажек и ставит десятки печатей, чтобы купить проме­
дол. Больше двух ампул в день не дают, у нас же в здраво­
охранении это строго... И упаси бог пустую ампулу раз­
бить или выбросить, только на возврат, учет прежде все­
го...
Сергей облизнул пересохшие губы, а Попов разлил оста­
тки водки.
— Пришлось мне поймать одного негодяя и вытрясти из
него все, что надо! У негодяев есть любые препараты
и в любых количествах, без всяких рецептов, разрешений
и печатей!

508
 Сергеев нервно пристукнул ладонью, стол скрипнул, вод­
ка плеснулась в стаканах.
— Не хотите поморализировать на эту тему, доктор? Да
насчет торжественности и ритуалов порассуждать?
В диспетчерской на миг стало совершенно тихо.
— Ладно, — сказал Ромов своим обычным тоном, —
давайте за Женьку...
Субботник все-таки провели. Иван Алексеевич домовито
наводил порядок в диспетчерской, Сивцев с Шитовым вози­
лись в гараже и подвале, Попов, Сергеев и Викентьев раз­
бирали металлический хлам во дворе. Послонявшись по
точке исполнения, к ним присоединился и Буренко. Григо­
рьева на субботнике не было, да никто его и не собирался
приглашать.
— Помогай, Васильич, — второй, третий и четвертый
номера с натугой тащили проржавевший задний мост ка­
кого-то допотопного грузовика и в голосе Викентьева ощу­
щалась неподъемная тяжесть ноши.
Врач с готовностью вцепился в округлое железо и, пых­
тя, принял свою часть веса. После выяснения отношений он
разительно изменил поведение: ни иронии, ни саркастичес­
ких шуток — справедливый мужик, охотно выполняющий
общую работу.
— Вот так! — облегченно выдохнул Викентьев, когда
мост с дребезжащим лязгом грохнулся в кучу металлолома.
— Доктор — мужик здоровый! Давайте чуток перекурим...
Сплоченные общим трудом четверо мужчин присели на
сваленные у забора доски.
— Скажу Шитову, чтоб пригнал автокран, — раздум­
чиво проговорил руководитель ”Финала”. — А то совсем
пупки порвем!
На крыльце диспетчерской появился Иван Алексеевич
Ромов. Он отряхивал руки и подслеповато щурился на
неяркое осеннее солнце.
— Что это аксакал высматривает? Нас, что ли, ищет? —
Попов хотел привстать из-за горы ржавого железа и мах­
нуть ветерану рукой, но Сергеев придержал локоть.
— Посмотри кино...
Ромов целеустремленно просеменил к щели между дис­
петчерской и гаражом, согнулся, оперевшись рукой в колено
и пошуровал в черном проеме. Потом сделал какие-то
движения ногами, притопнул несколько раз, будто собирал­
ся пуститься в пляс.
— Галоши подбирает, — сдерживая смех, пояснил Сер­
геев. — Ну умора! Михайлыч, может, оформим ему как
спецодежду — по ордеру?

509
 — Какие галоши? — по инерции спросил Попов, хотя тут
же мелькнула неприятная, хотя и довольно правдоподобная
догадка.
— С объектов! Федька с Петром их то в угол забрасы­
вали, то в гараже прятали — везде находит!
Сергеев встал.
— Ай-ай-ай! Все видели! Неужели купить жалко?
Гигант перестал сдерживаться и от души расхохотался.
Таким веселым Попов его еще не видел.
Ромов дернулся, суетливо взбрыкнул ногой, но тут же
степенно выпрямился.
— Вот вы где есть, оказывается, — он направился к кол­
легам. — А смешного, Сашенька, ничего-то и нет... Я ведь
не из жадности... Просто привык галоши носить, отвыкать
поздно. А поди их купи сейчас...
Внезапно Попов ощутил прилив дурноты. Вновь появи­
лось чувство, что он у самого края глубокого колодца.
Вскочив, он сделал несколько шагов назад от устрашающей
бездны и уперся в бетонные плиты забора. Уф! Наваждение
прошло, хотя сердце бешено колотилось и во рту пересохло.
— Правильно, Валерочка, — Ромов явно обрадовался
возможности сменить тему. — Я тоже хотел забор осмот­
реть... Давай-ка пройдем вместе по периметру...
Попов как во сне шел вдоль шершавой серой стены.
Повторившийся приступ внезапного страха всерьез озабо­
тил его. И этот колодец — он отчетливо видел зияющее
отверстие с сырыми скользкими стенками. Галлюцинация?
Похоже... Как бы крыша не поехала!
— Высота два тридцать — два пятьдесят, — бубнил
Ромов. Электрозащиты, видишь, нету... Она по внешнему
ограждению проходит, а здесь перелезай, пожалуйста, кто
хочет!
— Там же завод, — вяло возразил Попов. — На тер­
риторию посторонний не пройдет.
— На заводе он, может, и не посторонний, но нам-то уж
точно не свой!
Ромов в очередной раз преобразился. Сноровисто осмат­
ривал стену, вставал на цыпочки, пригибался, забыв про
радикулит. Так идет по верному следу хорошо выдрессиро­
ванная ищейка.
— А вот, что это там такое? — вдруг спросил он и ни
умильности, ни старческой немощи не было в голосе. —
Посмотри, Валерий, глаза у тебя получше!
Бетонные плиты забора были подогнаны плотно одна
к другой, швы наглухо задраены цементом. Но в одном
месте, метрах в двух от земли, цемент выкрошился. Неболь­

510
шой участок — сантиметра три-четыре, Валера прошел, не
обратив внимания.
— Притащи-ка лесенку и поднимись: насквозь или нет!
— приказал Ромов.
Взобравшись на расшатанную лестницу, Попов прибли­
зил лицо к холодному бетону. Щель была сквозная, он
увидел зеленый, из рифленого железа ангар и край серебри­
стого газгольдера.
— Насквозь, значит! Ну-ка, давай на ту сторону! При­
мерься — можно оттуда что-то углядеть?
Попову не хотелось лезть на охраняемую территорию
режимного объекта, но почему-то он подчинился.
Опасаясь окрика ВОХРы, а то и прицельного выстрела,
Попов перемахнул через гребень забора, повис на руках
и легко соскочил на большой, окантованный железом ящик
из прочных толстых досок. Это была надежная наблюда­
тельная площадка, потому что щель находилась в заборе
как раз на уровне глаз и сквозь нее хорошо просматрива­
лась территория сверхсекретного объекта — точки исполне­
ния смертных приговоров южного региона страны. Судя по
валяющимся вокруг и прилипшим к ящику окуркам, наблю­
дательный пункт использовался неоднократно.
Субботник был прерван. Сивцева с Шитовым послали за
автокраном, Буренко под благовидным предлогом отправи­
ли с ними, а члены внутреннего круга — первые четыре
номера спецопергруппы ”Финал” начали чрезвычайное сове­
щание.
— Ну, что делать-то будем? — Ромов обвел всех острым
взглядом. — Дело-то нешутейное, но и зря горячку пороть
не надо, чтобы самим в лужу не сесть.
— Инструкцию знаешь? — с безразличием смертельно
уставшего человека спросил Викентьев. — Вот то и делать.
— По инструкции, значит, — согласно покивал первый
номер и вытянул руку. — Тебе сразу полагается по шапке,
это раз!
Он загнул палец.
— Точка исполнения закрывается, два!
Ромов аккуратно загнул второй палец.
— Надо искать новую точку — три! Ты помнишь, что
это такое? Сколько мы угробили сил и времени? И где ты
найдешь в миллионном городе место лучше этого?
— Короче! — глядя в сторону, бросил руководитель
группы. Он редко бывал выбит из колеи, но сейчас имел
место как раз такой случай.
— А ведь мы и не знаем — произошло рассекречивание
или нет, — прежним рассудительным тоном продолжал

511
Иван Алексеевич. — Мало ли какой дурак в щелку подгля­
дывал! И что он там увидел? Какие такие секреты распознал?
— Если дурак — одно. А если вышли на нас?
— Вот тогда и вопросов нет! Тогда все по инструкции...
Ромов задумался, на лбу залегли две глубокие старчес­
кие морщины.
— Только это уже без меня. Не обессудь, Володенька,
годы свое берут, давно думаю отойти от дел, вот и случай
подоспел... На всю эту колготню у меня уже и сил-то нету...
Викентьев вскинул голову и уставился на собеседника,
будто не поверил своим ушам. Тот не отвел взгляда.
— Я тоже брошу все к чертовой матери! — второй номер
глубоко вздохнул. — Думаешь, мне не надоело? По шапке
получать, с женой ругаться, да исполнять, исполнять, испол­
нять...
Он выпрямился и еще раз вздохнул, с облегчением,
будто освободился от тяжелой ноши.
— Значит судьба... К чертовой матери! Напишу рапорт
— и все! Пусть ищут точку, пусть исполняют, пусть ор­
ганизовывают...
— Я тоже хотел уйти с исполнения, — воспользовавшись
паузой, вставил Попов.
— А я держусь двумя руками! — Сергеев неожиданно
выругался. — Такая расчудесная работа, как раз по мне!
— А кто же, ребяточки, будет закон исполнять? — вкрад­
чиво спросил Иван Алексеевич. — Сейчас мы все разбежим­
ся, а дальше что? Или приговоры выносить не станут? Или
легко людей на это дело подобрать? Может, от хорошей
жизни министр персональное разрешение дал мне, отстав­
нику-пенсионеру, вроде как внештатно ВМН приводить? Не
от хорошей, братцы, просто деваться некуда было!
Ромов медленно расцвел красными пятнами.
— Проще простого в кусты юркнуть! Только раньше
времени-то зачем?
— Ну провокатор! — изумился Викентьев. — Ты же
первый затеял отбой играть!
— Не так, Володенька, не так! Если рассекретили нас —
это одно. А если какой-то придурок запчасти из гаража
ворует или от нечего делать сюда пялится — зачем же сразу
воду сливать?
— Не пойму я тебя, Алексеич, — Викентьев снова был
озабоченным и усталым. — Любишь ты крутить — то так,
то эдак... Что предлагаешь-то?
— А то и предлагаю. Проверить этого друга. Кто такой,
с какой целью смотрит, что узнал... Тогда и выводы сдела­
ем, и решения примем.

512
 — Тоже правильно, — подумав, неохотно кивнул руко­
водитель спецгруппы. — Разумнее ничего не придумаешь.
Пятна на лице Ромова поблекли.
— И смену нам надо готовить. Я тебе, Михайлыч,
сколько раз предлагал попробовать?
Палец первого номера изобразил привычное движение.
— Чего там пробовать... Нашел мальчика! Я уже все
в жизни попробовал. Хватит...
— И Сашеньке предлагал!
— Давайте им оружие — тогда пожалуйста! А так это
дело не для меня! — Сергеев еще раз выругался. — Вон
Шитову предложите... Недавно надо было определиться:
или с автоматом в засаду, или с дубинкой на площадь. Он
выбрал дубинку — неформалов гонять безопасней, а куражу
больше!
Ромов пожевал губами и нахмурился.
— Не пойму я, Александр Иваныч, к чему ты это сказал?
Разговор-то у нас о другом!
— Хватит антимонии разводить, — властно прервал
Викентьев. — Щель в заборе заделать, любопытного найти
и проверить! Задача ясна?
Это вновь был Железный кулак, которого очень трудно
выбить из колеи.
— Куда яснее, — буркнул Сергеев. — Дело-то простое...
Цементу размешать — пять минут. Да и этого хрена устано­
вить... Сколько человек работает на ”Приборе”? Всего-то
тысяч десять? Ерунда, правда, Валера? Тем более времени
свободного у нас навалом...
— Вот и работайте, а не болтайте! — отрезал Викентьев.
”Прибор” обслуживала своя, объектовая милиция.
С территориальными органами она практически не контак­
тировала, и Сергеев никого там не знал. Это было непривы­
чно: во всех райотделах области у гиганта было много
друзей и знакомых. Непривычным оказалось и то, что через
проходную его не пропустили, и он долго названивал по
черному внутреннему телефону, а потом стоял в позе проси­
теля у щелкающего турникета, ожидая, пока придет прово­
жатый.
Местный опер — энергичный дерганый парень, шуст­
рый, как все розыскники, сноровисто оформил разовый
пропуск и, болтая вроде бы ни о чем, а на самом деле
пытаясь выведать цель визита, провел майора мимо во­
оруженного ”наганом” охранника в свой ведомственный
мир, который здорово отличался от того, большого, рас­
кинувшегося за забором с системой электрошоковой защи­
ты.

17 Вопреки закону 513

 На сотнях гектаров земли могли разместиться несколько
деревень, а то и крупный рабочий поселок с привычными
приметами нищеты и убогости, столь же привычно объясня­
емыми скудостью местного бюджета и нехваткой централи­
зованного финансирования. Здесь же бросался в глаза до­
статок — Минавиапром явно не испытывал подобных про­
блем. Ровные, без выбоин, асфальтированные дорожки,
ухоженные клумбы и цветники, монументальная доска пе­
редовиков, деревья с выбеленными на метровую высоту
стволами, тщательно выкрашенные ”серебрянкой” метал­
лические конструкции.
”Прибор” имел комфортабельную базу отдыха, несколь­
ко пансионатов — на побережье и в горах, каждый год
возводились один-два жилых дома. Проблемы с кадрами
тут не было, в вытрезвители и сводки происшествий рабочие
попадали довольно редко. Но несмотря на все это благо­
получие, встречающиеся по пути люди не выглядели свобод­
ными и счастливыми и отличались от тех, зазаборных,
гораздо меньше, чем заводская территория отличалась от
городской.
— Это ЛИС — летно-испытательный сектор, — пояснил
сопровождающий. — А за ним озеро, летом там купаются
в перерывах. Вы, наверное, кого-то на сбыте нашей продук­
ции взяли?
На большом, со стадион, поле сохранилась знаменитая
тиходонская степь, как в музее краеведения за пыльным
стеклом, только без чучел дрофы, волка, кабана, а живые
звери и птицы здесь не водились, потому что грохочущие
”изделия” за десятки лет обильно насытили почву и траву
окислами свинца.
— Если так, то шум поднимется, — продолжал опер, не
придавая значения молчанию майора. — Директор у нас
крутой...
Здесь, за забором, единолично правил генеральный ди­
ректор. Он карал и миловал, выделял квартиры или перед­
вигал в конец очереди, распределял автомобили и загранпо­
ездки, устанавливал персональные оклады или увольнял без
выходного пособия. И хотя сам генеральный, естественно,
не мог вникать в мелкие детали своего хозяйства, дела это
не меняло, ибо решения принимались от его имени, ему же
обжаловались и его же заключение становилось окончатель­
ным. И выходило, что и новые дома, и фонды на автомоби­
ли, и пансионаты принадлежали ему и ему же принадлежали
десять тысяч винтиков отлаженной хозяйственной машины,
которые в последнее время модно стало называть челове­
ческим фактором.

514
 И милиция, наверняка, тоже у него под пятой, потому что
квартиру и все другие жизненные блага вот этому озабочен­
ному оперу выделяет именно он, а не далекое МВД.
— У тебя квартира есть?
Сопровождающий не удивился неожиданному вопросу,
похоже, он вообще ничему не удивлялся.
— Ага, в прошлом году получил. Как раз в центре дом
сдавали...
— Значит, хорошо живете с начальством?
— Как же иначе? У вас ведь тоже так.
”Пожалуй, — подумал Сергеев. — Хотя и не столь
наглядно. Здесь вся власть в одном кулаке, не сманевриру­
ешь”.
Отдел находился в новом отдельно стоящем здании из
белого кирпича. Внутри просторно, хорошая мебель, каби­
неты отделаны полированными панелями.
Как правило, свои вопросы Сергеев решал с начальни­
ком уголовного розыска. На этот раз худой, чернявый,
похожий на грача капитан провел его к начальнику райот­
дела. Рыхловатый рыжий мужчина лет сорока пяти внима­
тельно выслушал легенду: из авторембазы УВД похищены
дефицитные запчасти, следы ведут на ”Прибор”.
Легенда была корявая и малоправдоподобная, но чер­
нявый капитан проглотил ее, не поморщившись, зато на­
чальник отдела проявил профессионализм:
— Запчастями занимается областной угрозыск? С чего
бы? Или важнее дел нет?
Сергеев доверительно улыбнулся.
— Железки для генеральской машины. Вот и роем зем­
лю. А дел навалом.
— Тогда понятно. Ну, а мы чем поможем? Девять с по­
ловиной тысяч работающих... Как его зацепить?
Рыжий подумал.
— Ладно, покажите место, Никонов займется.
Грач кивнул и вывел майора из кабинета.
— Только надо письменный запрос, — сказал он. — Что­
бы мы официально работали...
”От безделья пропадают, — подумал Сергеев. — Те­
лефоны не звонят, календари чистые, по всякой ерунде —
запрос, чтобы потом отчитываться”.
Официально никакой кражи из ремзоны УВД не суще­
ствовало, но майора это не смутило.
— Запрос сделаем, — бодро сказал он и тут же на
бланке УВД написал требуемый документ, поставив палоч­
ку, расписался за Ледняка, с потолка вписал исходящий
номер.

515
 Только после этого Никонов отправился с ним к забору
”ремзоны”, осмотрел место, поднялся на ящик, поковырял
свежий цемент в щели между плитами.
— Похоже, он тут что-то рассматривал. И довольно
долго.
— Наблюдал, удобный момент подбирал.
— Наверное...
Начальник розыска спрыгнул с ящика.
— Скорее всего, это кто-то из охраны, — вслух рассуж­
дал он. — Здесь как раз проходит маршрут контроля пери­
метра... Пойдем, посмотрим, чей это участок.
Однако в штабе ВОХР выяснилось, что четкого закреп­
ления бойцов за маршрутами не существует. Перед каждой
сменой бригадиры по своему усмотрению расставляют лю­
дей на посты.
За последние шесть месяцев интересующий Сергеева
участок охраняли пятьдесят два человека. Из постового
журнала майор выписал фамилии дежуривших в ночные
смены. Таких оказалось пятнадцать. Наиболее часто повто­
рялись три фамилии. Сергеев аккуратно подчеркнул каж­
дую из них.
Пока Сергеев отрабатывал ”Прибор”, Валера Попов
посетил Северный райотдел, обслуживающий территорию,
на которой находился завод.
— Мы же к ним отношения не имеем, — пожал
плечами старший опер-крепыш, начинающий терять спор­
тивную форму. — Спросите на всякий случай у зональ­
ного.
Зональный оперуполномоченный задумался, вороша
в памяти гору непригодившихся до поры фактов.
— Приходил один с ”Прибора”. Похоже, шизофреник.
Охранник, что ли. Заявление хотел нам повесить. Как раз по
ремзоне.
Опер зевнул и потянулся.
— Дежурил в ночь и опять заступил. Надоело! Я, кстати,
и не знал, что под боком ремзона. Сход-развал там можно
сделать, не в курсе?
— Какое заявление? — стараясь не проявлять заинтере­
сованности, спросил Попов.
— Плел что-то про трупы... Черт его знает! Шизофре­
ников сейчас развелось! Вроде там бандиты трупы потро­
шат и внутренние органы за границу продают!
На полу обозначился колодец со скользкими стенками,
и Попов сделал шаг в сторону. Колодец исчез.
— Какие трупы, какие органы?! — нервно вскричал он.
— Откуда он это взял?

516
 — Да не психуй ты, — успокаивающе махнул рукой опер.
— К краже вашей он не вяжется, иначе чего бы пришел. Так,
обычный дурак.
Попов взял себя в руки.
— Может, он видел чего? Как фамилия-то?
— Сейчас поглядим, если осталась...
Опер полистал вспять перекидной календарь, всматрива­
ясь в неразборчивые записи.
— Вот он, кажется... Или нет? Середин! Или этот...
В общем, или Середин или Лебедев — они в один день
приходили. У кого-то собака пропала, а у кого-то трупы
разделывают. Оба психи!
Зональный еще раз зевнул и вдруг встрепенулся.
— Послушай, так если ремзона к ”Прибору” не относит­
ся... Ты мне, получается, кражу подвешиваешь?
— Да нет. Нам попробовать запчасти найти, да перед
генералом отчитаться.
— Это другое дело, — опер облегченно вздохнул.
Когда Сергеев и Попов сверили свои списки, то оказа­
лось, что одна фамилия имеется в каждом из них. Лебедев
— тридцатилетний стрелок охраны ”Прибора”. Из развед­
опроса, проведенного Сергеевым в штабе ВОХРа, можно
было сделать вывод, что это незаметный, малоконтактный
человек: исправно отбывал часы дежурства, контактов
с коллегами не поддерживал, от участия в праздничных
”мероприятиях” уклонялся и не совершал решительно ника­
ких поступков, которые определили бы его индивидуаль­
ность.
— По-моему, он с прибабахом, — сказал бригадир
ВОХРа. — Молчит, книжки про шпионов все читает, ни
в ”козла”, ни выпить, ни про жизнь поговорить... На стрель­
бах, как пацан, патроны у ребят выпрашивает. Многие
отдают, чтоб ”наган” не чистить... А ему в удовольствие —
разбирает все время, смазывает, протирает... Три года рабо­
тает, а мы о нем ничего толком и не знаем.
— Видно, действительно шизанутый, — сказал Сергеев,
когда внутренний круг обсуждал собранные данные. — И по
месту жительства тоже — тихий, ни с кем не общается...
— Это хорошо, — Викентьев посмотрел на Ромова. —
Меньше контактов, меньше болтовни.
— Хорошо-то хорошо, — вроде как согласился Наполе­
он, но отрицательно покачал головой. — Может, дейст­
вительно у него романтика в заднице играет, шпионов ищет,
потому и в замке ковырялся. Но вот что он про трупы-то
болтал? Надо же встретиться с ним кому-то, поговорить,
разведать что к чему...

517
 — Он в больнице, с желтухой, — пояснил Попов. — Это
дело долгое, а лезть в инфекционное особой охоты нет.
— А точно с желтухой? Тогда конечно... Месяца два, а то
и больше...
Иван Алексеевич пожевал губами.
— Бывает и совсем помирают. Особенно сейчас: врачи
хреновые, лекарств нет.
— Ладно, аксакал, не крути свою шарманку, — перебил
Викентьев, и Наполеон обиженно замолк.
— Делаем такой вывод: опасности рассекречивания нет,
работу продолжаем. По выздоровлении прощупать нашего
друга, тогда и подведем итоги. Может, ему у психиатра
полечиться надо. Значит, само собой, и работу придется
сменить. Другие предложения есть?
— По-моему правильно, — сказал Попов, и Сергеев
согласно кивнул.
— Нам он не опасен, — поддержал Ромов. — Чем он
может помешать? Да ничем!
Но на этот раз опытнейший Иван Алексеевич ошибся.
Незаметный меланхоличный Лебедев представлял серьез­
ную опасность для спецгруппы ”Финал”, и болезнь только
отодвигала эту опасность на более позднее время.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Раскрытие многих преступлений начинается со случай­
ности, но об этом мало кто знает, ибо заинтересованными
лицами каждая случайность подается как результат упорной
и кропотливой работы.
То, что неизвестный водитель расплескал ведро солярки
на повороте одной из автодорог Предгорной АССР, было
случайностью чистой воды. И то, что спешащая в сумерках
”Волга” ”схватила” скользкое пятно правыми колесами
и вылетела на обочину — тоже, несомненно, было случай­
ностью.
Выезд на место происшествия следственной группы
явился логическим и закономерным следствием серьезной
аварии, но то, что дежурил новичок — лейтенант Мезлоев,
оказалось третьей случайностью, которая и решила дело.
Потому что недавний выпускник Высшей школы МВД
СССР Мезлоев самостоятельно работал четвертый месяц,
служба еще не успела не только осточертеть, но и стать
привычной, к тому же, в отличие от многих сокурсников, он

518
хорошо знал законы, приказы и инструкции, а потому чув­
ствовал себя уверенно и не пытался подстроиться под сло­
жившуюся в райотделе практику.
Причина дорожного происшествия была очевидной, ро­
зыск и наказание виновного заведомо перспектив не имели,
к тому же пострадавший водитель остался жив, а значит
тяжкие последствия отсутствовали. Просматривалась и ви­
на самого пострадавшего, которого хитроумный пункт Пра­
вил дорожного движения обязывал обеспечить безопасную
езду. Словом, никаких осложнений здесь не предвиделось,
потерпевший при таких обстоятельствах жаловаться во все
концы не станет. Дело можно спокойно спустить на тор­
мозах. А работы на месте происшествия от силы на полчаса.
Так бы решил любой из шести утомленных службой и жиз­
нью, обремененных семьями и опытом следователей Урук-
Сартанского РОВД. Мезлоев был седьмым.
Он проводил осмотр более двух часов и сделал то, что
в подобной ясной и понятной ситуации не стал бы делать
никто из коллег: сверил номера агрегатов автомобиля с дан­
ными техпаспорта. И обнаружил, что номер кузова не соот­
ветствует записи в документе.
В принципе, дежурный следователь мог этим и ограни­
читься, передав материал с соответствующим рапортом
руководству. Но Мезлоев был честолюбив и азартен, поэто­
му, не обнародуя своего открытия, он закопался в ориен­
тировки, нашел запрос Тиходонского УВД по розыскному
делу ”Трасса”, где упоминалась ”Волга ГАЗ-24 госномер
З 00—77 НК”, принадлежащая гражданину Плоткину и про­
павшая вместе с хозяином в начале июля. Номер кузова
пропавшей машины совпадал с тем, который имелся на
кузове разбившейся ”Волги”.
Только после этого лейтенант описал свое открытие
в подробном рапорте и подал его по команде.
Результатом этой цепочки случайностей стал документ,
направленный в Тиходонск: ”Принятыми дополнительными
мерами розыска по вашей ориентировке (РД ”Трасса”) об­
наружен кузов а/м ГАЗ-24 (владелец Плоткин), который
эксплуатировался по техническому паспорту на а/м ГАЗ-24
госномер.., владелец Идримов. В настоящее время Идри­
мов, пострадавший в результате аварии, находится в боль­
нице Урук-Сартанского района, а его автомобиль — на
отстойной площадке Урук-Сартанского РОВД. Начальник
УУР МВД Предгорной АССР”.
— Это реальный путь к раскрытию, — сказал Сергееву
Ледняк, чуть морщась и незаметно поглаживая живот. —
Поезжайте с Поповым... Какой-то он странный последнее

519
время — в чем дело? Все мы устали... Значит, поезжайте
и разберитесь на месте. А я созвонюсь с Москвой — ”Трас­
са” у них на контроле, пусть подключают своих людей. Нет,
сами не обойдетесь — это Кавказ...
Ровно через сутки Сергеев и Попов сидели в кабинете
начальника отдела особо тяжких преступлений МВД Пред­
гории и излагали план предполагаемых действий. Дородный
краснолицый подполковник слушал внимательно, время от
времени поглаживая широкие жесткие усы и согласно кивая
головой. Но когда он заговорил, оказалось, что это кивание
вовсе не знак согласия, а один из элементов кавказской
вежливости, за которыми может ничего не стоять, а может
стоять и прямо противоположное ожидаемому.
— Понимаете, — подполковник доброжелательно улыб­
нулся, усы встопорщились. — У нас тут все по-другому.
Так, как вы хотите — можно сделать где угодно: в Москве,
Ленинграде, Тиходонске, но не здесь! — начальник отдела
развел руками.
— Идримов живет в селе, где половина жителей — его
родственники, а вторая половина — друзья и знакомые. Как
сохранить в тайне осмотр или обыск у него в доме? Даже
если просто задать кому-то вопрос, любой, самый пустяко­
вый — мгновенно передадут: приходили, интересовались...
Так что и в больницу нечего соваться!
— Беймураз Абдурахманович, — Попов с трудом дер­
жал в памяти имя и отчество подполковника. — А если
местного участкового подключить? Легенда — авария? Или
пожарника — состояние проводки, дымоходов, опасность
возгорания...
Жесткие усы снова встопорщились.
— А если участковый женат на сестре брата Идримова?
Или пожарник — племянник друга его отца? Какая-то связь
обязательно найдется!
— Получается: ничего не выйдет? — мрачно спросил
Сергеев. — То трудно, это невозможно... Знаете сколько
трупов по ”Трассе”? И контроль Союза! Кстати, со дня на
день прибудет московская бригада.
— А что они здесь сделают? — колюче взглянул Бей­
мураз Абдурахманович. — У себя на Арбате порядок наве­
сти не могут! Правда, туда десантников, бронетранспор­
теры и вертолеты не бросишь, а в республиках все можно,
руки развязаны...
Начальник отдела задумался, машинально вытащил из
стола белые костяные четки, перехватив взгляд Попова,
вновь добродушно улыбнулся.
— Нервы успокаивает. Не пробовали?

520
 На минутку в кабинете воцарилась тишина, только чуть
пощелкивали круглые ограненные костяшки.
— Раз надо — значит будем делать, — подполковник
вооружился толстенной четырнадцатицветной ручкой, какие
лет десять назад в изобилии наводняли прилавки комисси­
онок. — Будем делать по-своему. Мы ведь здесь живем...
Он вновь надел маску радушного и любезного хозяина.
— Мой двоюродный брат — главврач республиканской
больницы. Попрошу его забрать Идримова из района. А по­
лучится — пусть переводят в Тиходонск, вроде по медицинс­
ким показаниям. Устраивает?
Чудовищная ручка черкнула что-то в календаре.
— А насчет того, чтобы поискать следы других машин...
Мы найдем способ узнать, что у него в сарае, в подвале,
в гараже. Но скорей всего он просто покупатель. Понадоби­
лось заменить кузов — вот и заменил. Не в очередь же на
десять лет записываться... Дело обычное. Иногда заказыва­
ют — какая модель, какой цвет. Знают, понятно, что воро­
ванное. А про убийства-то не думают.
Прощаясь до завтра, подполковник замялся.
— Вы в отделе особо не рассказывайте что да как...
Ребята у нас хорошие, золотые ребята, я им всем доверяю
как себе... Но знаете, всяко бывает.
Когда они вышли в коридор, Попов спросил:
— Как ты думаешь, а ему доверять можно?
— Скоро узнаем, — отозвался Сергеев.
Оказалось, что можно. Подполковник сделал все, что
обещал и даже сверх того. Идримова перевели в респуб­
ликанскую больницу. У него было легкое сотрясение мозга,
трещины ребер и сложный перелом голени.
— Можешь хромым остаться, — сказал лечащий трав­
матолог. — Надо бы в специализированный институт, в Ти­
ходонск, да туда не пробьешься. В прошлом году нам
только пять нарядов дали.
— Как так ”не пробьешься”? Раз человеку надо! — воз­
мутился сопровождавший раненого брат. — Где у вас началь­
ник?
Через полчаса он вернулся в палату радостный, но слегка
обескураженный.
— Золотой мужик главврач! — возбужденно сообщил
он. — Скомандовал завтра же тебя санитарным самолетом
отправить. И ничего не взял! — он перешел на шепот. —
Даже слушать не захотел!
— Ничего, вылечусь — мы к нему подойдем, — удовлет­
воренно сказал Идримов. — Молодец, Магомет! Скажи
матери, Ильясу, всем, что я в порядке. Сходи в милицию,

521
пусть дело не открывают. Машину забери, отдай Адаму —
пусть поставит на ремонт. Что будет надо — сообщу...
Разбитую ”двадцатьчетверку” тем временем направили
на автотехническую экспертизу. Однако на полпути марш­
рут изменился, и мощный грузовик взял курс на Тиходонск.
— Никаких других машин у него не появлялось, — через
пару дней сообщил Беймураз Абдурахманович тиходонским
операм. — Свою ”Волгу” он весной разбил, стал искать
новую без документов. Пару месяцев назад взял эту за
десять тысяч. Кузов переставил, двигатель спрятал у млад­
шего брата Магомета, резину и задний мост держит у себя
в подвале. Продавца знает.
— Спасибо, — Сергеев сжал ладонь подполковника. —
А прибеднялись: подходов нет, в тайне не сохранить... Как
же удалось столько собрать?
— Мы здесь живем, — повторил начальник отдела, не
сомневаясь, что такой ответ все объяснит. — Только я вот
о чем попрошу: обыски, проверки, задержания — пусть все
это через меня идет, я все обеспечу... Потому что такие
войсковые операции, как в Узбекистане, нам ни к чему...
И народ взбудоражат, и руководство республики обозлят.
А крайний понятно кто...
В Тиходонском региональном институте травматологии
и ортопедии Идримова приняли не слишком радужно.
— Рядовой случай, чего его было к нам направлять? Да
еще санавиацией?
— А то не знаешь, как там решаются такие дела!
Врачи приемного отделения многозначительно перегля­
нулись.
Султан Идримов не обратил внимания на холодный
прием и ничуть не обиделся. Он достаточно хорошо знал
жизнь и прекрасно понимал, что происходит. Лечиться в ре­
гиональном центре куда престижнее, чем в республиканской
больнице. Тут и оборудование получше, и лекарств поболь­
ше, и врачи поопытнее. По крайней мере, так считается.
Может, оно и не так — в республике тоже оборудования
импортного хватает, и без лекарств солидный человек не
останется, и врачи все время на курсы ходят. Но мнение есть
— в Тиходонске лучше лечат! А потому каждый стремится
сюда попасть. Положено-то, конечно, только тяжелых боль­
ных направлять, да мало ли что где положено! Если челове­
ка уважают, то и пойдут навстречу. А местные врачи по-
своему рассуждают: коек мало, желающих много — вот
и власть, и связи, и дефицит. А когда со стороны человека
прислали, считай отобрали одну койку, кусок из кармана
вынули. Потому и недовольны доктора и понять их можно.

522
Только зря они беспокоятся: Султан Идримов никогда в до­
лгу не останется, все довольны будут. На выписке как
с родным попрощаются. А сейчас пусть побурчат...
Через два дня его прооперировали. К этому времени
приехали Магомет с Ильясом, привезли неподъемные чемо­
даны — коньяки, балык, икра, все солидно, не то что орехи,
хурма и прочие хурды-мурды. Потому операцию сделали
хорошо и наркоз дали как положено: заснул, проснулся —
уже в палате. Одноместная, с телевизором и сиделку Маго­
мет нанял... Ребята пожили четыре дня, оставили в тихо­
донских кабаках несколько тысяч, очень важно — погулять
в Тиходонске, считается, что только настоящий мужчина
с большими деньгами может это себе позволить. Еще шика­
рнее, конечно, в Москве гулять, тем более земляки столицу
держат, но в последнее время их там прижимают, теснят,
вполне можно вместо ужина пулю получить. Ничего, в Ти­
ходонске тоже кабаки с варьете и бары всякие, расскажут
Вахе и другим сельским чуркам, которые деньги в мешки
складывают, а жизни не видят — пусть рты пораскрывают!
Спросили, как положено: ”Что еще надо? Нужны еще
здесь?” А чего надо? Все есть. Чего сидеть парням — у них
дома дел много. Через пару недель приедут и заберут, если
аллах не отвернется. ”Какие поручения?” Да никаких, пусть
только с автоэкспертизой разберутся, да машину заберут —
время идет, а ее делать надо. Ну и уехали. Будем выздорав­
ливать: лекарства есть, внимание есть, уважение есть. Чего
еще надо?
Внимания к Султану Идримову и его родне было куда
больше, чем он предполагал. Стационарный пост наруж­
ного наблюдения обходился казне в сто рублей ежесуточно.
Преследующее наблюдение за Магометом и Ильясом с фик­
сацией всех связей, контактов, адресов, фотографированием
их времяпрепровождения стоило ежедневно триста рублей.
Впрочем, самих наблюдаемых эти суммы вряд ли могли
удивить, потому что за один вечер они оставили в ”Скач­
ках” вдвое больше, считая, разумеется, девочек и оркестр.
Пост наблюдения действовал и в Урук-Сартане, а прибы­
вшая все-таки в Предгорье московская бригада с помощью
любезного Беймураза Абдурахмановича плела сеть, охваты­
вающую блатной и околопреступный мир всей республики.
Но центром разработки розыскного дела ”Трасса” яв­
лялся выздоравливающий в отдельной палате Султан Ид­
римов, хотя сам он об этом, естественно, не подозревал.
Когда в дверях показался улыбающийся человек с тремя
гвоздиками в руке, Султан решил, что это посланец от
родни. Правда, не кавказец, но мало ли как складываются

523
обстоятельства. Он тоже изображал ответную улыбку, но
следом вошел двухметровый амбал со шрамами на лице
и улыбаться сразу расхотелось.
— Здравствуйте, гражданин Идримов, — быстро по­
дойдя к кровати, Попов положил гвоздики на тумбочку и,
наклонившись, запустил руку под подушку, потом под мат­
рац.
— Это для порядка, — пояснил он и сел на табуретку. —
У Магомета есть интересный ножик, думал — может,
и у вас такой имеется...
Сергеев сел на кровать, пружины заскрипели.
— Посмотри, Султан, — гигант вытащил из внутреннего
кармана несколько фотографий и положил больному на
грудь. — А потом расскажешь нам как да что...
Словно загипнотизированный, Идримов взял фотогра­
фии. На первой был запечатлен невысокий, начинающий
лысеть мужчина, важно облокотившийся на капот черной
”Волги”. На второй — разбитая ”Волга” Идримова, кото­
рая сейчас должна была находиться на автотехнической
экспертизе. Затем крупно номер кузова и сразу же — совсем
другой номер в техпаспорте. На следующем снимке из
разрытой ямы выглядывала полуразложившаяся голова че­
ловека. Султан отбросил фотографии и они веером раз­
летелись по комнате.
— Давай, рассказывай, — буднично предложил Сергеев,
будто продолжая давно начатый разговор.
У Идримова закружилась голова.
— Ничего не понимаю, ребята, честное слово, — ма­
шинально залопотал он. Какой идиот! Надо было сразу
вырезать переднюю панель с номером и заменить, как
все нормальные люди делают! Специалисты так вва­
ривают, что шов только экспертиза определит! А он
понадеялся, что гаишники под капот не заглядывают,
особенно когда в правах четвертной... Может, на экспертизе
выплыло? Тогда переваривай не переваривай... Проклятый
случай! Но если случай, откуда они знают Магомета
и про нож его знают? И что это за труп? Какое
отношение к машине, номерам, аварии имеет труп? Ни­
какого!
— Про что спрашиваете? Может, перепутали меня с кем?
— продолжал лопотать он, даже не контролируя автомати­
чески вылетающие слова и не пытаясь придать им хоть
какую-то убедительность. Он уже понимал, что это за труп,
но не хотел признаваться даже самому себе, сознание не
впускало кошмарную догадку, она билась где-то глубоко-
глубоко и надо было так и оставить ее внутри, потому что

524
в привычных мыслях и ощущениях ей просто не находилось
места! Еще пять минут назад он думал, что скоро обед
и повариха Галя поджарит сочную баранью отбивную и сто
пятьдесят отличного коньяка приятно обожгут пищевод
и сладко обволокут голову и можно поспать до вечера,
посмотреть футбол, а после отбоя молоденькая медсестра
Танечка скорее всего согласится сделать то, к чему он
склоняет ее несколько дней.
— У кого купил машину? — резко спросил Сергеев. —
Хватит дурака валять!
— Ничего не знаю, на техстанции кузов поменял, а ма­
шина моя, собственная...
И ароматная отбивная и приятно расслабляющий ко­
ньяк, и симпатичная Танечка исчезли из ближайших планов
и важно было сохранить их хотя бы на потом — на завтра,
или, в крайнем случае, на послезавтра. Дело надо улажи­
вать, срочный звонок Ильясу — пусть приезжают, только
бы сейчас отстали, дали передышку...
— На какой техстанции? — презрительно сказал майор.
— Думай, что болтаешь! Там же документы остаются:
наряды, счета, пропуска...
— На какой не помню, частным образом делали, без
регистрации, а кузов незнакомый человек уступил... Гово­
рит, для себя взял, да не пригодился, а деньги нужны...
— И двигатель он тебе уступил? И резину? И мост? И все
с этой машины? — Сергеев поднял и ткнул в лицо Султану
снимок, на котором незнакомец важничал у ”Волги”.
— Вот посмотри, что сделали с хозяином!
Он ткнул еще одну фотографию, но Идримов закрыл
глаза.
— А хочешь — я тебе и других покажу! Полюбуйся, что
твои дружки с людьми творили!
Если бы можно было никогда не открывать глаз и не
возвращаться в столь неожиданно и страшно изменившийся
мир!
— Не знаю я ничего, детьми клянусь, не знаю!
— А мы знаем! За десять штук купил ”Волгу”! Сказать
у кого? Скажу немного позже! А ты пока поясни: знал, что
на машине кровь? Или догадывался?
— Клянусь аллахом: кузов купил, больше ничего не
знаю.
— Тогда поедешь с нами! Скупка заведомо краденого
у тебя уже есть. А там, может, и на соучастие в убийствах
раскрутишься!
Идримов обессиленно откинулся на подушку. Через не­
сколько минут Сергеев и Попов погрузили его на носилки

525
и вынесли в белый санитарный фургон. Совсем не так
Султан предполагал покинуть региональный травматологи­
ческий центр.

Белый санитарный фургон принадлежал спецгруппе ”Фи­

нал” и предыдущей ночью использовался по прямому на­
значению. Исполняли Одинцова — насильника и убийцу.
Операция прошла без осложнений, если не считать того, что
всю дорогу от Степнянска до Тиходонска Одинцов моно­
тонно выл, утробно и страшно. У Попова даже разболелась
голова. Неоднократные команды заткнуться смертник оста­
влял без внимания так же, как угрозы Сергеева вставить
кляп. Впрочем, кляп вою не помеха, поэтому угрозу так и не
исполнили.
— Подумаешь, — сказал Шитов, когда Попов в ”уголке”
попросил у врача таблетку от головной боли. — Надо было
открыть камеру и отмудохать его до потери пульса...
— Что я, сюда таблетки беру? — Буренко пожал плечами
и замолчал, хотя было видно, что ему хочется продолжить
фразу. В короткой борьбе победила пропитанная сарказмом
половина натуры доктора.
— Здесь все болячки вот кто вылечивает! — врач указал
кивком головы и отвернулся. Ромов недовольно закряхтел,
а Шитов громко захохотал, выпустив из рук ненамотанный
еще край черного брезента.
— Чего ты ржешь! — неожиданно взорвался Сергеев. —
Ты что, на дискотеке? Надо же совесть иметь!
Викентьев успокаивающе похлопал его по руке.
— Номера пять и шесть, — холодно и властно произнес
руководитель группы, и атмосфера в сыром подвале сразу
построжала. — Работайте в соответствии со своими функци­
ональными обязанностями! Смешки, шутки и анекдоты —
в нерабочее время! Это и вас касается, доктор!
Шитов поспешно домотал брезент, затянул ремни.
— Раз, два... — Они с Сивцевым подхватили сверток и,
пыхтя, потащили по лестнице — это был самый неудобный
участок. Лишь уложив груз на носилки в белый фургон,
сержанты перевели дух и обменялись впечатлениями.
— Вот дела! — Шитов зажал ноздрю и, чуть отвернув­
шись, высморкался. — Они мозги вышибают, а мне надо
совесть иметь! А чего я сделал? Этому все равно, — он
ткнул ногой брезентовый сверток. — Да и они не шибко
плачут...
— А я так вообще ни при чем, — пожаловался Сивцев. —
За что Кулак на меня полкана спустил?

526
 Обиженные сержанты вообще не пошли в диспетчерс­
кую, а там за двумя бутылками водки происшедший ин­
цидент подвергся тщательному разбору.
— Правильно Сашенька замечание сделал, — хрустя
домашним огурцом сказал Иван Алексеевич. — Для шуток
надо знать время и место. Только я вам скажу, что здесь
и Николай наш Васильевич виноват.
— Да я просто пошутил, — оправдывающимся тоном
начал Буренко. — Воспитанный человек мог улыбнуться...
Но этот парень настолько толстокожий, что просто не
понимает, как можно себя вести...
— А может, в этой толстокожести и есть его счастье?
— неожиданно спросил Попов, хотя вовсе не собирался
вступать в разговор. — Разве исполнять расстрел годятся
тонкокожие? Воспитанные, начитанные, интеллигентные
люди?
Наступила тишина. Приготовившийся разливать Напо­
леон отставил бутылку. Недобро покосился прокурор, с ин­
тересом смотрел Буренко. Лица Сергеева и Викентьева, как
всегда, были непроницаемы.
— Это ты зря, Валерочка, — урезонивающе произнес
Ромов. — Посмотри на нас всех... И начитанные, возьми
хоть доктора, хоть Михайлыча... У меня уже глаза плохие,
но газеты — от корки до корки... Да и сам ты разве мало
читаешь?
— Много, аксакал, — разомлевший от водки Попов не
мог остановиться. — Я даже вычитал главный довод против
расстрела. Знаете какой?
Попов сам протянул руку к бутылке, разлил по стака­
нам, поднял свой.
Подождав остальных, выпил, понюхал хлеб, закусил
огурцом.
— Знаете какой? — повторил он, обводя взглядом насто­
роженно ожидающих коллег. — Очень простой. В момент
исполнения исполнитель переступает грань, запретную для
любого человека. За нарушение этой грани и расстреливают
преступника. А в момент расстрела исполнитель становится
с ним на одну доску. Но официально. Офи-ци-аль-но! — по
слогам произнес Попов, назидательно подняв палец. — Но
это дела не меняет. Общество избавилось от одного убийцы,
но приобрело другого. Да еще профессионального, дела­
ющего это многократно.
Попов посмотрел на покрывающееся пятнами лицо пер­
вого номера и отыграл назад.
— Вот такое в книжках пишут. Не знаю — правильно,
нет...

527
 — Да глупости все это! — грубым голосом сказал пер­
вый номер. — Выходит, я убийца, а вы все соучастники?!
А судья, вынесший приговор? А кассационный суд? А Пре­
зидент? Выходит, все убийцы?! — он перестал сдерживаться
и почти кричал. — Давай не будем казнить Удава, Лесухина,
Учителя, — давай в задницу их целовать! Кто только пишет
такую ерунду?!
— Да разное пишут. Одни против смертной казни — они
свое доказывают, другие — за, они с первыми спорят. Есть
профессор, он в свое время руководил судебной коллегией и,
видно, немало расстрельных приговоров вынес, так он пред­
лагает исполнение сделать гласным: в присутствии жур­
налистов, адвокатов, представителей общественности...
Чтоб все ясно и понятно и не ходили слухи про урановые
рудники...
— Тоже глупость... — непримиримо отрезал Ромов. —
Зачем из этого представление устраивать? Это ведь не театр!
— Валера же объяснил, аксакал. Чтобы все знали: приго­
вор исполняется, никаких замен рудниками. Для гласности,
одним словом.
Сергеев разглядывал Ивана Алексеевича в упор и едва
заметно улыбался какой-то неопределенной улыбкой.
— А я говорю — глупость! Ну, посуди сам — кто тогда
согласится приговор исполнять? Может, еще по телевизору
показывать?!
— А чего стыдиться? — с той же странной полуулыбкой
продолжал майор. — Закон ведь исполняем! В крайнем слу­
чае маску надеть. Или колпак с прорезями...
— Да ну вас к свиньям собачьим! — Иван Алексеевич
встал, с грохотом отбросил стул. — Совсем сказились!
Хлопнув дверью, он выскочил во двор.
— Дисциплина ни к черту, — сказал прокурор Викен­
тьеву. — Исполнение превращается в балаган с пьянкой.
Чтоб это было в последний раз!
— Пишите на меня представление, — безразлично ото­
звался второй номер. — Или сами исполняйте. Можете
судью с собой прихватить, вдвоем надежней. Справитесь?
А у меня группа работает. Худо-бедно, а приговоры в ис­
полнение приводятся. И клиенты не жалуются. — Послед­
нюю фразу он произнес с явной издевкой.
Григорьев отодвинул нетронутый стакан, поднялся и,
зажав под мышкой неизменную папку, направился к выходу.
Попову показалось, что кособочится он больше обычного.
— Да, пора ехать, поздно уже, — сглаживая неловкое
молчание, Буренко стал собирать посуду, болтая ни о чем,
будто поддерживал общий разговор. — Пойду вымою...

528
 — Зачем вы все это затеяли? — спросил Викентьев, когда
они остались втроем. — Ты, Валера, стал много пить.
Раньше прикладывался через силу, по необходимости, а сей­
час с удовольствием. Командуешь, разливаешь, разговоры
провокационные заводишь... Доктор поутих, так ты хочешь
его заменить?
— Брось, Михайлыч! — фамильярно сказал Сергеев,
небрежно развалившись на стуле. — Я-то не пил и не пью,
трезвый как стеклышко. А скажу то же, что и Валера. Он все
правильно сказал. Другое дело, что говорить об этом не
принято! Но он живой человек и не такой толстокожий, как
этот дурак Шитов, да и мы все, кстати сказать. И он
поступал в уголовный розыск, а не в спецгруппу! Я, кстати,
с самого начала был против. Да я и сам поступал в уголов­
ный розыск...
— Что ты из себя целку строишь! — Викентьев ударил
железной ладонью по столу, бутылка подпрыгнула и со
звоном упала на пол. — Я тебя совратил?! Тебе предложили,
ты согласился, да и он тоже! Взрослые мужики, свои головы
на плечах! А теперь виноватого ищете? Да пошли вы, знаете
куда?!
— Я не жалуюсь и виноватых не ищу, — сказал Попов,
— Просто черт за язык дернул...
Викентьев уставился на Сергеева, ожидая, что скажет
тот. Но Сергеев ничего не сказал и даже не изменил развяз­
ной позы. Пожалуй, впервые тяжелый, парализующий волю
взгляд Железного кулака не оказал обычного воздействия.
Попову показалось, что Сергеев именно это и хотел проде­
монстрировать руководителю спецгруппы.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Гальского хоронили в середине ноября.
Организацию похорон по инициативе Сергеева взяла на
себя спецгруппа. По официальному, подписанному генера­
лом письму УВД для погребения выделили четыре квадрат­
ных метра земли в одиннадцатом квартале с северо-восточ­
ного квадрата — между лесополосой и ложбиной, где ”Фи­
нал” закапывал свои брезентовые свертки. Сержант Шитов,
который исполнял обязанности шестого номера спецгруп­
пы, тесно контактировал с кладбищенскими работниками,
устроил место во втором квартале, рядом с центральной
аллеей.

529
 Яму выкопали аккуратную, положенной глубины и,
главное, к намеченному времени. С траурным салютом
тоже были сложности: комендантский взвод разрывался
между погребениями отставных офицеров, и время похорон
Женьки уже оказалось забитым. Сергееву пришлось ехать
к коменданту гарнизона, и неизвестно решилось бы дело
или нет, но комендант вспомнил атлета с угрожающей
внешностью, который участвовал в задержании вооружен­
ных дезертиров, и над могилой капитана милиции Гальс­
кого троекратно ударил резкий и сухой автоматный залп.
К автобусу возвращались медленно: впереди, опираясь
на костыль, тяжело ковыляла Женькина тетка, рядом семе­
нила его двоюродная сестра, чуть сзади Эд Тимохин и неиз­
вестный пожилой человек вели рыдающую навзрыд Веру.
Больше родственников не было: несколько школьных това­
рищей, институтские друзья и сослуживцы.
Гальские жили в Рабгородке на кривой и грязной улице,
откуда в 1902 году пролетариат вышел на знаменитую
Тиходонскую стачку. За прошедшие десятилетия там ничего
не изменилось. Только трущобного типа дома вконец обвет­
шали, а бесконечные разрытия сделали дорогу непроезжей
осенью, весной и зимой. В двенадцатиметровую комнату
все собравшиеся поместиться не могли и, подходя к автобу­
су, Попов с тоской представлял унизительную толкучку
в темном коридоре коммуналки и конвейерную сменяе­
мость за поминальным столом.
— Подожди, Валера, поедем на машине.
Сергеев придержал его за локоть и увлек к стоящей
в стороне ”Волге” спецгруппы ”Финал”. За рулем сидел
Шитов, рядом Викентьев, сзади мостился Иван Алексеевич.
— Все правильно сказал этот долбаный коротышка, —
Сергеев с трудом втиснулся вслед за Поповым на заднее
сиденье. — Ему на кладбище работать, а не в больнице!
— Могилы копать! — встрял Шитов, хотя понятия не
имел, о чем идет речь. — Только я вам скажу, они тут
больше генерала нашего зашибают. Да что генерал! Коопе­
ративщиков многих за пояс заткнут...
— А знаете что, — деловито начал Ромов, едва машина
выехала на Магистральный проспект. — Давайте-ка мы
заедем в ”уголок” и спокойно Женечку помянем. Ей-Богу,
удобней, чем к нему домой, только беспокойства больше
людям...
Возражений не последовало, и через несколько минут
машина свернула в знакомый тупик. Водка и спирт в точке
исполнения имелись, а запасливый Иван Алексеевич припас
нехитрую закуску.

530
 — Вот чего стоит жизнь человеческая, — скорбно сказал
Ромов после первой стопки. — Женечка только хорошее
людям делал, пользу обществу приносил и на тебе — за
пару месяцев сгорел! А эта гадюка Лесухин наоборот —
ничего хорошего никому не сделал, убил двоих, а его раз!
И помиловали!
— Правда, что ли? — Сергеев недоверчиво взглянул на
Викентьева. Тот кивнул.
— Учитывая, что ранее не судим, по работе характеризо­
вался положительно, раскаялся...
— По работе значит... Видно, правду болтали, что он
родственник Фомичева... Вот суки!
— А что Фомичев на союзном уровне? — возразил
Попов. — Его оттуда и не рассмотрят.
— Ты за них не беспокойся! — с прежней злостью
огрызнулся Сергеев. — Они друг друга рассматривают...
Как-то интересно получается — работягу на луну без лиш­
них рассуждений, а как чей-то зять или сват — тогда
характеристика хорошая...
— У Лунина характеристика тоже хорошая, — ни к кому не
обращаясь сообщил Викентьев.
— И что? — вскинулся Сергеев.
— Утвердили...
— А я так и знал! — Ромов махнул рукой и, посолив,
отправил в рот ломтик лука. — Бучу-то какую подняли...
Сергеев будто окаменел. Лицо искривила гримаса боли.
— Отклонили?! Окончательно?!
Викентьев кивнул.
— Будем исполнять.
— Пусть им пьяный ежик исполняет! — Сергеев с осте­
рвенением выругался. — Да он же золотой мужик! Разве
сравнишь с этой гнидой!
— Правильно, Сашенька, — покивал Иван Алексеевич.
— Я бы тоже не стал. Пусть они сами, эти умники, пусть
попробуют...
— Ай-ай-ай, что делается, — потерянно, по-бабьи запри­
читал Сергеев и взялся за голову. — Что хотят, то творят!
Это же беспредел какой-то!
Неуверенно, как слепой, он пошарил рукой по столу.
— И мне налейте!
Пьющий Сергеев выглядел еще более непривычно, чем
растерянно причитающий. Почти полный стакан он прогло­
тил с такой легкостью, будто в нем, как обычно, была вода.
Лунин работал участковым в Центральном райотделе.
Мужик крутой, старой, редко встречающейся сейчас закал­
ки: сидел на одном участке двадцать лет и крепко держал

531
его в руках. ”Я на своей территории и уголовный розыск,
и БХСС, и пожарный надзор, — любил говорить он. —
Участковый — это представитель всей милиции, всего госу­
дарства”. И вел себя соответственно. По собственной ини­
циативе устраивал засады и несколько раз задерживал пре­
ступников, за которыми безуспешно охотился уголовный
розыск. Проводил рейды по торговым точкам: обсчет-об­
вес, укрытие товаров, нарушение правил продажи. Опера
БХСС возмущались: мол, лезет не в свое дело, нарушает
оперативные планы, показатели наши из-под носа уводит...
И торговые работники тоже жаловались, почему-то хотели,
чтобы их проверял именно БХСС. Однажды какой-то за­
вмаг не пускал ретивого капитана в подсобку, но тот закру­
тил ему руку за спину, доставил в отдел и оформил матери­
ал за неповиновение, как на рядового уличного забулдыгу.
А подсобку все-таки осмотрел, нашел укрытый товар и по
всем правилам составил соответствующий акт.
Понятно, что при такой манере работать Лунин имел
множество врагов на самых разных уровнях. Но никого не
боялся. Пистолет носил при себе, на ночь сдавать отказы­
вался: ”Тогда надо одновременно и погоны снимать. Бе­
жать-то в случ-чего за ним некогда будет! А погибать при
исполнении охоты нет”. Потом, кстати, и приказ вышел
о постоянном ношении, а тогда клевали Лунина и началь­
ник и замы, в УВД тягали, до генерала дошло. А тот
частенько подписывал поощрения Лунину за задержание
преступников и потому дал команду оставить участкового
в покое.
В конце концов пистолет его и погубил. Вечером после
работы встретил Лунин бывшего сослуживца-пенсионера,
зашли в ресторан поужинать, выпили по сто пятьдесят,
собрались уходить, участковый сделал замечание матеря­
щейся компании, и те вышли следом. Молодые парни новой
генерации: варенки-дубленки, стольники-полтинники, схва­
чено-уплачено, девочки-”тойоты”, мускулы-карате, уверен­
ность-раскованность-безнаказанность. А чего бояться?
Знали, что Лунин — сотрудник милиции — и пошли
следом ”разбираться”. Вот бы удивился такому раскладу
трижды судимый Костя-Валет, оттянувший на зоне восем­
надцать лет и кутающий даже летом отбитые почки. Его-то
вся округа боялась, а он перед участковым шапку ломал.
Как же иначе? Власть и сила!
Но времена поменялись. И трое накачанных мальчиков
знали, что сейчас свобода и демократия, гуманность и либе­
ральность, и адвокаты, и поддержка, и связи, и закон на их
стороне. Да и где он, этот закон? Вокруг кабака место тихое

532
и темное, а хоть и людное и светлое — все равно никто не
влезет, да и в свидетели не пойдет. Что он сделает, этот
ментяра, со своим дружком-доходягой? Уж потом позво­
нит, а пока приедут... Пойди найди... А нашел — докажи...
А доказал — осуди... Действительно: чего бояться? Новая
формация. И ведь все правильно прикинули, только одно не
учли: Лунин-то из старой гвардии...
Когда налетели, то пенсионера сразу сшибли, как и заду­
мано, а участковый устоял, переднему нос расквасил, да
пушку выдернул. ”Стоять, мать вашу!” А им-то что? Не
будет же ментяра стрелять! Сейчас по тыкве и ”дуру”
заберем, пригодится, за нее десять штук дают...
Отскочил Лунин, вверх шарахнул. ”Ложись, сволочи,
перебью!” А те еще азартней прут. Пугает мент, значит
боится, с трех сторон его и ногой — вот так!
Бах! Бах! Бах! Тупая девятимиллиметровая пээмовская
пуля на близком расстоянии отбрасывает человека, как удар
тысячекилограммового молота. Раскинулись на асфальте
вареночные фигуры, даже не успев удивиться тому, что
произошло, побежали по пыльной мостовой темные ручей­
ки, затрезвонили телефоны в дежурке Центрального райот­
дела, потом в городском УВД, в областном, в квартирах
начальства... ЧП по личному составу! Пьяный участковый
перестрелял в ресторане трех человек! Надо давать спецсо­
общение в Москву! ЧП! ЧП! ЧП! Кому отвечать? Кто
руководил пьяницей, кто проводил политико-воспитатель­
ную работу, кто доверил оружие, кто контролировал? То-то
паника началась!
А виновник этого переполоха делал все как положено по
инструкции: вызвал ”скорую”, сообщил в отдел, перевязал
пострадавших разорванными рубашками, хотя двоим пере­
вязка была уже не нужна. Но как положено после примене­
ния оружия оказать первую помощь, так Лунин ее и оказал.
И дальше действовал по правилам: охранял место проис­
шествия до прибытия первых машин, потом отправился
в отдел, сдал оружие, написал подробный рапорт и, ожидая,
как решат его судьбу, засел в кабинете, дооформляя неокон­
ченные материалы. Это последнее было уже сверх всяких
требований.
Но долго работать ему не дали: приехавший на ЧП
дежурный следователь прокуратуры отобрал подробное
объяснение, направил на медицинское освидетельствование,
а потом наступил черед протоколов допроса и задержания
подозреваемого. Так Лунин оказался в изоляторе времен­
ного содержания, а через трое суток плановый автозак
перевез его в следственный изолятор, где для таких, как он,

533
имелась специальная камера номер семьдесят два. Там уча­
стковый оказался в компании адвоката, патрульного мили­
ционера и инспектора вневедомственной охраны, которые
сообща проанализировали ситуацию и пришли к выводу,
что его дело — труба.
Действительно первичная информация, зациркулирова­
вшая по общим и специальным телефонным сетям, полно­
стью подтвердилась.
Пьяный? Установлено медициной. Мало ли что выпил
сто пятьдесят при норме восемьсот, хоть рюмку, хоть на­
персток — значит пьяный!
Перестрелял троих? Факт налицо: два трупа, один —
в реанимации.
А какое основание для стрельбы? Ссора на бытовой
почве. Какая ругань, какое замечание, кто это подтвердит?
Собутыльник не в счет!
И потом — у них что, ножи были, кастеты, обрезы?
Ничего ведь не было! И какой тебе вред причинили? Ника­
кого! Если бы избили в котлету: ребра поломали, зубы
выбили, глаз, легкие отбили, тут, истекая кровью, мог
стрельнуть одному в ногу... Вот тогда суд, может, и признал
бы необходимую оборону. А так: по безоружным в упор...
Это даже не превышение пределов необходимой обороны.
Это превышение власти с применением оружия — до десяти
лет! А вторая статья и того хуже: ”мокрая”, сто вторая —
убийство двух лиц и покушение на убийство третьего. Тут,
извините, вплоть до высшей меры...
Поначалу, конечно, никто ”вышки” не предполагал. Ду­
мали, влепят десять — двенадцать, тоже не мед, конечно...
Но механизм расследования закрутился, все набирая оборо­
ты. Потерпевшие из богатых семей, родственников, друзей,
знакомых видимо-невидимо. Все со связями, при деньгах.
Шум подняли страшный.
”Правовое государство строим, а пьяный мент на улице
людей расстреливает!” Телеграммы во все инстанции, пись­
ма с сотнями подписей, демонстрацию перед горкомом
организовали, голодовку устроили. В городской газете ста­
тья: мол, беззаконие служителей закона особенно недопу­
стимо, дело Лунина должно стать примером отхода от
произвола властей! Ну и все в таком же духе.
В любом следствии по серьезному делу кроме видимых
механизмов есть множество скрытых рычажков, кнопочек,
пружинок... Могут они незаметно затормозить машину пра­
восудия, могут наоборот — раскрутить на полную. А Лунин
инструктора райкома у черного хода промтоварной базы
с сумкой дефицита задерживал. Под новый год масло и кон­

534
феты, для исполкома приготовленные, заставил в свобод­
ную продажу пустить. Руководителей дискредитировал: ди­
ректора райпищеторга пьяным за рулем поймал, завмага,
как преступника, в милицию притащил...
Много, очень много обид на Лунина накопилось
и в районе, и в городе. Конечно, никто ничего не
высказывал, не злорадствовал, старое не припоминали,
и характеристику начальник хорошую выдал: боролся
с преступностью, задерживал, раскрывал. Правда, для
самостраховки дописал: склонен к самоуправным действи­
ям, на замечания реагирует некритически, к советам не
прислушивается. Но в целом характеристика нормальная,
не придерешься. А маховик следственный раскрутился
вовсю, потом выездная сессия суда и приговор под ап­
лодисменты — высшая мера!
Суд вроде как мнение всего общества выразил, хотя
бывало частенько, что народ одного требует, а судейская
машина еле-еле поворачивается, на тормозах спускает, буд­
то заело что-то в механизме. А тут полное единство пози­
ций органа правосудия и граждан!
Сослуживцы было решили, что это кость толпе бросили,
чтобы успокоить, а кассационная инстанция смягчит приго­
вор втихую, так тоже часто бывало. Нет, Верховный Суд
приговор оставил в силе. А теперь и центральная власть
слово сказала...
— Это они в политику играют, — вслух рассуждал
Иван Алексеевич. — Мол, люди властью недовольны,
а зря — власть ни при чем, отдельные исполнители
палку перегибают! Но времена, мол, сейчас другие, и мы
таких негодяев беспощадно наказываем... Только если
сторожевого пса за усердие казнить, то кто охранять
будет? Они того не понимают, что сами под собой сук
рубят!
Попов с такими рассуждениями, если бы они велись
абстрактно, никогда бы не согласился. Но применительно
к делу Лунина они были убедительны и он поддержал
Ромова. Тот сдержал довольную улыбку.
После поминок поехали по домам, но Сергеев вышел
вместе с Поповым.
— Дело есть, Валера, — возбужденным шепотом сказал
он. — Давай зайдем к тебе на полчасика...
Валентины дома не было, они устроились на кухне. Пить
гигант отказался, Попов заварил крепкий чай и, переступая
через ноги зажатого между шкафом и холодильником Сер­
геева, который явно не вписывался в размеры малогабарит­
ки, собрал на стол.

535
 — Я ведь Лунина с детства знаю, жил-то у него на
участке и скажу: настоящий мужик! Справедливый, сме­
лый... Я, может, из-за него в милицию пошел, по примеру,
что ли...
Сергеев медленно произносил слова, уставясь неподвиж­
ным взглядом в какую-то точку перед собой.
— Но ведь должна же быть справедливость! — вдруг
быстро и горячо заговорил он. — Если Лесухина миловать,
а Лунина расстреливать, значит все наоборот, навыворот!
Они там, — он указал вверх, — по-своему решают, нас
в расчет и не берут, но мы-то тоже можем по-своему
решить? По справедливости?
Сергеев ждал ответа. Он был пьян, и Попов не понимал,
что он хочет услышать.
— Как это ”по-своему”?
— Да очень просто! Они же не могут работу сделать,
только бумажки пишут, да печати ставят! А работу-то мы
делаем!
— И что же?
— То самое, — Сергеев понизил голос. — Лично я Луни­
на исполнять не буду! А ты будешь?
— Буду, не буду! — озлился Попов. — Кто меня спраши­
вает! Что ты хочешь сказать? Давай напрямую, без выкру­
тасов! Ты что, можешь приговор изменить?
— Изменить не могу, и черт с ним! Я могу не исполнить
— это важнее. И ты можешь мне помочь...
— Думаешь, других исполнителей не найдут? Да от­
правят его в Северную зону обслуживания и тамошний
”Финал” сделает все в лучшем виде! Так ли нет?
— Давай его спасем, — сказал Сергеев совсем тихо. —
Спасем человека, который не заслужил смертного пригово­
ра... Два суда, Республика, Союз — никто не захотел ему
помочь. Давай мы поможем.
— Ты что, господь бог? Сейчас я постелю — и спать...
— Нет, — Сергеев упрямо мотнул головой. — Мы
должны быть людьми. Они, наверху, могут что угодно
творить, издалека не видно, особо когда чужими руками...
Но нам-то эти руки — свои! Мы-то должны справедливость
творить, порядочность сохранять... Нельзя его так, как ско­
тину... За что? Действовал как положено, жестко только
чересчур... Ну, уволили бы... В Штатах, наверное, премию
бы получил за решительность, потому там блатные поли­
цейских боятся, а у нас скоро будут ноги вытирать! Надо
спасать человека!
— Что ты заладил: спасать, спасать... Как спасать? Сабо­
тировать приговор? Ну, просидит лишний месяц, потом

536
Кленов начнет во все концы телеграммы слать. И что
дальше?
— Да нет, от Кленова мы его заберем, — Сергеев,
обжигаясь, хватил из треснутой чашки глоток крепкого чая.
— От Кленова надо забрать...
— Ну, а дальше? Забрали, везем. Дорога-то известная.
Или остановимся и отпустим на все четыре стороны? Если
Викентьев нас всех не перестреляет. Ну, допустим, ты и его
уговорил, и Сивцева, — Попов даже с усилием не мог
представить, как это может выглядеть. — А в ”уголке”
Ромов ожидает, прокурор, врач и этот, как его... Что ты им
объяснишь? Отпустили смертника и готовы вместо него
идти в камеру? Можешь быть уверен — там и окажешься.
А его через пару-тройку дней возьмут и исполнят!
— Мы его просто так выпустим, — Сергеев наклонился
вперед и посмотрел Валере в глаза. Взгляд у него был
совершенно трезвый. — Мы имитируем исполнение. Слы­
шал аксакала? Он тоже не хочет исполнять. Доктора угово­
рим, ему вообще все это не по душе, он поймет, согласится.
А больше нам никто и не нужен! Акт составлен, приговор
исполнен. Кто его будет искать? Заберем паспорт из дела,
одну букву исправит на всякий случай — ”Лукин” или
”Луний”, уедет куда-нибудь... И все дела!
Попов отставил свою чашку.
— Ты пьяный или трезвый? Или самый умный и могуще­
ственный? Президент в помиловании отказал, а майор Сер­
геев с капитаном Поповым взяли и помиловали! Неужели
ты всерьез думаешь, что можно провернуть такое дело?
А прокурор, а начальник группы, а пятый и шестой?
— Трезвый я. Вначале ударило в голову, а сейчас ото­
шел... Слушай: первый стреляет над головой, доктор подхо­
дит, смотрит... Он вообще-то и не глядит никогда, но на
всякий случай надо с ним решить, чтобы без случайностей.
На опилки надо будет краской брызнуть, или бычьей крови
на мясокомбинате взять... Прокурор из-за стола не встает,
Викентьев тоже особо не рассматривает... Пусть пятый
и шестой заворачивают или мы по-быстрому брезент зака­
таем. А когда все разъедутся, мы пятого и шестого от­
пустим: мол, сами справимся... Отвезем его ко мне, съездим
яму закопаем — и все дела. Детали уточним еще, но канва
такая...
Сергеев смотрел настороженно и требовательно.
— Что скажешь?
— Если все так просто, почему другие группы смертни­
ков не отпускают? Ведь тебя послушать — за спецгруппой
контроля нет! Неужели же никому не пришло в голову?

537
 Сергеев искривил губы в нехорошей улыбке.
— Может, и отпускают. Фактов таких не установлено,
а информация понизу ходила: якобы, в среднеазиатском
регионе за миллион можно было жизнь выкупить. Вроде
даже встречали в Сингапуре одного расстрелянного... А ко­
нтроль тут какой... Мы уже за гранью закона действуем.
Как на фронте, в нейтральной полосе. Спроси у Наполеона:
какой там контроль...
Третий номер спецгруппы ”Финал” стер улыбку. Лицо
вновь стало бесстрастным.
— Согласен?
Попов молчал. Сказанное товарищем было слишком
невероятным, чтобы воспринимать всерьез. И слишком про­
думанным и логичным, чтобы считать это шуткой. Да и сам
Сергеев не производил впечатления шутника. Собственно,
только нереальность предложения заставила Валеру заду­
маться. Мысли о том, что речь идет о нарушении служеб­
ного долга, о должностном преступлении, мелькали где-то
в глубине сознания, но не задействовали тормозящие меха­
низмы. Потому что четвертый номер спецгруппы ”Финал”
уже привык к ним во время исполнений. Конвейер, включа­
ющийся в особом корпусе Степнянской тюрьмы и выключа­
ющийся в заброшенном районе Северного кладбища, сти­
рал в представлении обслуживающих его людей четкую
грань между преступным и непреступным, запретным и до­
зволенным, опасными для общества и полезными для него.
И блокировал в их сознании чувства, эмоции и реакции,
присущие обычным, законопослушным гражданам, непри­
частным к переводу людей из живого состояния в мертвое.
Потому что без подобной спасительной для психики блоки­
ровки этот перевод воспринимался бы как убийство, со
всеми вытекающими последствиями в виде необратимой
личностной деформации. К тому же Попов сочувствовал
Лунину и был уверен, что он не заслуживает участи обыч­
ных объектов исполнения.
— Согласен? — еще более требовательно спросил Сергеев.
Валера Попов молча кивнул. Когда делаешь какое-то
дело через силу и вдруг появляется возможность уклониться
от неприятной обязанности, то грех ею не воспользоваться.
Особенно, если одновременно своими руками исправляешь
явную несправедливость, которую не захотели признать
таковой ни Верховный Суд, ни высшие органы власти Рес­
публики и страны.

538
 ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Московская бригада перешерстила Урук-Сартанский

район и основательно потревожила всю республику. По ее
данным, здесь завязывались в узел несколько крупнейших
в стране дел: ”Трасса”, ”Кочевники”, ”Дурман”. И ”выплы­
вшая” автомашина, проходящая по РД ”Трасса”, подтверж­
дала эти предположения.
В сеть оперативных мероприятий попались две группы
сбытчиков наркотиков, несколько крупных скотокрадов,
скупщики краденого. Почти у всех было изъято оружие, что
упрощало дело, ибо статья двести восемнадцатая надежно
пришпиливает к уголовному делу, даже если не удастся
доказать ничего другого.
Но по ”Трассе” особо продвинуться не удалось. За день
до того, как Сергеев и Попов вошли в палату к Идримову,
одновременно были произведены обыски у Идримовых —
Султана и Магомета и Ильяса Алиева. Детали с машины
Плоткина изъяли и задокументировали, но дальше дело не
сдвинулось ни на шаг. Магомет и Ильяс в один голос
повторяли, что купили запчасти на рынке у незнакомых
людей, а оружие: автоматический нож, самодельный одно­
зарядный пистолет ”Харбук” и боевой карабин — им подки­
нули неведомые злоумышленники. Жена Султана сказала,
что вообще впервые видит эти железки, а сразу после до­
проса принялась звонить в Тиходонский травматологичес­
кий институт, но связаться с мужем, по понятным причи­
нам, не смогла.
Хотя Магомет и Ильяс сидели в изоляторе временного
содержания, в Тиходонск прибыл гонец, который Султана
на месте не обнаружил, выяснил, что его перевели обратно
в республиканскую больницу Предгорья и, не вступая ни
с кем в контакт, вернулся восвояси.
Султана Идримова дважды допрашивал следователь
прокуратуры, но тот повторял свою версию: ничего не
знаю, кузов купил у незнакомого человека. Султан содер­
жался в межобластной больнице исправительно-трудовых
учреждений. На жаргоне обитателей зарешеченного мира
это место называлось ласково ”больничка”, но Идримов
считал, что здесь сошлось самое худшее от тюрьмы и от
больницы, и переносил свое пребывание здесь с ужасом
и отвращением.
Нога постепенно заживала, он ковылял на костылях
и готовился к переводу в следственный изолятор, где, как
предупреждали опытные сопалатники, ”в сто раз кислее”.

539
Жизнь перевернулась, но делать нечего, мужчина должен
быть готов к таким поворотам судьбы. Сидеть надо
было красиво и с достоинством. Что докажут — то
докажут... Главное — никого не сдавать и ни в чем
не признаваться. Тогда и срок дадут поменьше, и друзья
с воли помогут, да и в зоне жить можно неплохо...
Земляки и здесь есть, и в авторитете: сильные, смелые,
гордые — мужчины!
После очередной перевязки Идримов возвращался в па­
лату, но вместо этого его завели в кабинет для допросов.
Там ждал тот самый амбал со зверской рожей, что аресто­
вал его в больнице. Поздоровался, дал закурить, тут другая
цена сигарете — ”Тиходонск” все равно, что на воле ”Маль­
боро”. Значит, будет ”колоть”... Ну что ж, пусть старается,
работа такая.
— Прочитал, что ты рассказал следователю, Султан, —
начал Сергеев. Он умышленно не приготовил ни бланка
протокола, ни ручки, ни даже листа бумаги. — Врать надо
умно. А у тебя идет явное фуфло!
Идримов со вкусом затягивался.
— Что знаю, то и рассказываю. Разве у вас другие
показания есть? Может, брат что-то другое сказал или
жена? А может, Ильяс?
— Да нет, они то же самое говорят. Не знают, не
помнят, впервые видят, купили у незнакомого. Такую же
ерунду прогоняют.
Идримов внимательно наблюдал за амбалом, хотя ста­
рался этого не обнаружить. Поведение опера сбило его
с толку. Если бы сказал: да, раскололись Магомет и Ильяс,
выдали тебя с потрохами и жена тоже все выложила, тогда
можно было рассмеяться ему в лицо, или про себя, в зависи­
мости от расклада — на рожон-то лезть ни к чему... Но был
бы понятен Сыщик и спокойней душа стала... А он правду
говорит. Зачем? Султан и так знает: на куски режь Магоме­
та — слова не вытащить. И жена рта не откроет. Ильяс не
родственник, на него надежды меньше, но тоже сломать его
нелегко, надо какой-то большой крючок найти...
Но амбалу-то невыгодно карты раскрывать! Он должен
давить, обманывать, шантажировать... Мог бы подложный
протокол показать с Магометовой подписью, мог фаль­
шивую пленку прокрутить — они мастера на всякие штучки.
А он вроде как поддерживает: не бойся, никто против тебя
показаний не дает, держись! Может, Магомет уже с ним
договорился? Поладили, ударили по рукам...
От приятной догадки Идримов воспрянул духом.
— Как там Магомет? — бросил он пробный шар.

540
 — Сидит, — равнодушно ответил Сергеев. — У него
пистолет нашли, нож, а у Ильяса — карабин. Тоже сидит.
Султан обмяк на жестком стуле и сразу почувствовал,
как ноет нога. Значит, он ошибся! Жалко ребят. Сколько раз
предупреждал: не держите дома стволы! Сам спрятал ”ТТ”
так, что ни одна собака не найдет, и им советовал... А те­
перь не выкрутятся. Но почему амбал так спокойно выдает
все расклады? Чего он хочет?
— Мне нужно знать: у кого купил машину. Без записи.
Ты сказал, я услышал. И разошлись, — ответил Сергеев на
незаданный вопрос.
И тут в душе у Султана Идримова шевельнулось непри­
ятное чувство. Ему было сорок пять лет и за всю жизнь он
никого не боялся. Здоровьем аллах не обидел, в молодости
занимался боксом, умел постоять за себя, да и род у них
сильный — в республике это много значит. В дела чужие не
лез, занимался потихоньку коммерцией: лук перепродавал,
яблоки, арбузы... За последнее время много всякой нечисти
развелось: налетчики, рэкетиры, бандиты. Пришлось писто­
лет завести, кому надо — узнали и поняли: лучше дорогу не
переходить! Законов он тоже не боялся: ну спекуляция, ну
взятка, ну оружие, ну машину угнанную купил... Дела жи­
тейские, все так поступают, иначе не выжить. Не грабил, не
воровал, не насиловал, не убивал.
А сейчас вдруг ощутил страх. Потому что очень дерзко
вел себя этот опер, и чувствовалось, что поймал он Султана
на такой крючок, с которого не соскочишь. Все в лоб лупит,
без подходов, значит уверен, что деваться Султанчику неку­
да, что сумеет привязать его к тем трупам на фотографиях...
Но сдаваться нельзя, пусть на куски режет!
— Я уже все рассказал, гражданин начальник, — сказал
Идримов без прежней убедительности.
— Тогда вот что сделаем, — амбал вытащил из внутрен­
него кармана фотографии каких-то мужчин, задумчиво пе­
ресмотрел и вновь засунул за отворот пиджака. — Трое
подозреваемых у нас есть. Мы их всех перешерстим. Обыс­
ки, в камере подержим. И я каждому намекну, что это ты
его сдал. Кто ни при чем — тому все равно, а на ком вина —
тот задергается, замельтешит и обязательно засветится. Тут
мы его и хлопнем!
Амбал подмигнул, как будто они вместе придумали
такую простую и удачную комбинацию.
Кровь ударила Султану в голову и рука уже почти
метнулась к горлу наглого и циничного мента, но тут же
вновь упала на замызганную поверхность стола. Сила была
не на его стороне. Сидящий напротив амбал легко отразит

541
любое нападение. И так же легко исполнит обещание и под­
ставит Султана козлом отпущения. Интересно, что у него на
фотках? Хрен с теми, лишними, а вот если Петросян узнает,
что он его сдал... А что — вполне правдоподобно, на сто
процентов поверит... Тогда очень плохо. Всем. И дом со­
жгут, и ребятам не поздоровится, и с семьей неизвестно что
получится... Ну, понятное дело, род кровную месть объявит,
есть кому мстить, да разве легче... Они, говорили, и в тюрь­
ме могут достать...
— Как не стыдно, начальник? Совесть у тебя есть? Душа
есть? Ты же партийный! А простого человека пугаешь,
шантажируешь! Разве тебе для этого власть дана?
Сергеев почувствовал в голосе допрашиваемого расте­
рянность и страх.
— Есть совесть и душа есть. Только с вашим братом
в белых перчатках работать нельзя. Тогда на вас управы не
найдешь. Так и будут твои дружки невинных людей уби­
вать!
Сергеев интуитивно чувствовал, что сейчас раскрытие
РД ”Трасса” уперлось в этого краснорожего усача, а он уже
треснул и надо его дожимать. Но дожимать было нечем
и он, лихорадочно процеживая в памяти всю информацию
по розыскному делу, вдруг наткнулся на одну зацепку...
— Петруня твой и другие сволочи!
Эта фраза могла оказаться и холостым выстрелом, но
угодила в самую точку.
Идримов побледнел и толстым языком облизнул вмиг
пересохшие губы.
— Если без записи, то ладно...
Обычно о планируемом исполнении руководитель груп­
пы объявлял непосредственно перед операцией. В случае
с Луниным Викентьев допустил ошибку, и Сергеев получил
возможность подготовиться к реализации своего невероят­
ного замысла.
Запустив добывающие информацию щупальца в Степ­
нянскую тюрьму и ухитрившись протиснуть их даже в осо­
бый корпус, он узнал, что окончательно утверждены приго­
воры двоим: Лунину и Кисляеву. Подготовка задуманного
требовала времени, если Лунина возьмут первым — все
пойдет псу под хвост. В принципе, Викентьев мог принять
решение исполнять их в один день. И этого допустить было
нельзя. Майор чувствовал тревогу.
Тревожил Сергеева и первый номер. Он достаточно хо­
рошо знал Ромова, чтобы возлагать большие надежды на
брошенную им в запале, а скорее даже не в запале, а под
общее настроение фразу. Следовало подработать и этот

542
момент. Тем более, что в случае удачи снималась и пробле­
ма одновременного исполнения. Да, с первым надо порабо­
тать!
Однажды, по случайному стечению обстоятельств, у вы­
хода из Управления после работы встретились Сергеев,
Ромов и Попов. Неожиданно Валера предложил зайти в пе­
льменную к Ашоту и поужинать с ”командирской добав­
кой”.
— Во дает! — оживился Иван Алексеевич. Он не подо­
зревал, что является объектом разработки, что встреча ор­
ганизована специально, что экспромт Попова придуман Се­
ргеевым, но вложен в уста Валеры по тактическим сооб­
ражениям. — Я думаю, Сашенька, надо уважить человека!
Он ведь редко выпить хочет, не то что ты!
Иван Алексеевич весело захихикал.
— А мне раздолье — бабка уехала к сестре, гуляй — не
хочу. И ужин готовить не надо!
— Смотри, как удачно совпало, — удивился Сергеев. Он
хорошо знал, что половина Ромова в отъезде и с учетом
этого строил комбинацию, ибо при обычных обстоятельст­
вах Иван Алексеевич после восемнадцати сидел дома, как
привязанный, и никогда застольных приглашений, даже са­
мых заманчивых, не принимал.
Оживленно беседуя, они прошли по многолюдному Вок­
зальному спуску. Ненаигранным было оживление только
у Ивана Алексеевича, но со стороны этого никто бы не
определил. Точно также никто не мог предположить, что
безобидный жизнерадостный старичок, гигант с лицом про­
фессионального боксера и аккуратный подтянутый парень
с короткой стрижкой являются первым, третьим и четвер­
тым номерами спецгруппы ”Финал”. Впрочем, никто и не
знал о существовании такой группы. Читая газетную инфор­
мацию ”Приговор приведен в исполнение”, граждане, как
правило, не конкретизируют набранные мелким шрифтом
строчки.
Пельмени, как всегда, были вкусными. Валера с удоволь­
ствием пил водку, соглашался с Наполеоном, который бур­
но одобрял стол и само заведение. Вдруг Ромов нахмурил­
ся.
— И все-таки это как-то неправильно...
— Что неправильно, аксакал? — поинтересовался Серге­
ев. — Что пельмени горячие, а водка холодная? Разве
наоборот правильнее?
Сегодня майор не пил, как и обычно.
— Да нет, Сашенька, я ведь не о водке. Вот это все, —
Иван Алексеевич обвел рукой уютный, обшитый деревом

543
зальчик. — Это, получается, частная собственность! Значит
что — опять богатые и бедные будут? Правильно ли? Хоро­
шо ли?
— Если сейчас только богатые — тогда плохо, — сказал
Попов. — А если сейчас только бедные — тогда хорошо.
— Хватит философию разводить, — гигант протянул
через стол здоровенную руку, словно шлагбаумом перего­
родил ненужный разговор. — Лучше расскажи, аксакал, как
на нейтральной полосе законы выполняли. Да как их конт­
ролировали.
— Там закон простой... — легко переключился Ромов. —
Прокуроры перед боевым охранением никогда не вылазили.
Так что...
— Расскажи про генерала, — подсказал Сергеев. Он
знал, что воспоминания размягчают старика. — Валера-то
не слышал!
Ромов некоторое время отказывался, но постепенно,
умело подталкиваемый третьим номером, начал рассказ,
все больше и больше входя в азарт.
— Тогда все было определено точно, не то что сейчас!
Где кому место в боевой обстановке? Очень просто: если ты
командир взвода — сидишь в своей траншее на самом
передке, там твое законное место. Командир роты — мо­
жешь до ста метров от первой траншеи отойти, КП обору­
довать, блиндаж, но дальше — ни-ни... Комбат до четырех­
сот метров в глубину может перемещаться, счет опять же от
первой траншеи... Ну и дальше: комполка — до километра,
комдив — до трех, командарм — до десяти...
Иван Алексеевич провел ногтем по скатерти, на крах­
мальной ткани осталась заметная черта. На эту черту он
положил половинку спички, чуть отступя, пристроил целую,
затем уложил спичечный коробок, папиросу, папиросную
пачку и на максимальном удалении — пепельницу.
— Вот таким образом!
Оглядев получившийся макет, Ромов удовлетворенно
потер ладошки.
— А если кто-то отошел от передка дальше, чем ему
положено, — первый номер передвинул спичку на уровень
папиросы, — тут его передвижная патрульная группа
”Смерша” — раз!
Ромов подрулил к спичке корочкой хлеба, которую не
смогли одолеть пластмассовые зубы.
— Почему здесь, лейтенант? Если по вызову в полк —
дело одно, а если никто не вызывал — значит дезертир!
А там трибунала нет и приговоры никто не пишет, по
дезертиру — огонь! И не важно, в каких чинах и званиях —
вышел за пределы разрешенной полосы — все!

544
 Попову показалось, что мирная корочка хлеба приоб­
рела угрожающий, хищный вид.
— И вот, государи мои, — многозначительно округляя
рот, продолжал Иван Алексеевич, — двигаюсь я со своей
группой в десяти километрах от линии фронта, смотрю —
на проселке автобус! Подъезжаем, выскакиваем: ”Смерш,
приготовить документы!”
Иван Алексеевич расчетливо сделал паузу и эффектно
хлопнул ладонью по столу.
— Четыре человека: старенький генерал-комдив,
с Красным Знаменем, ординарец, радистка и какой-то офи­
цер.
— Почему здесь? — Ромов тронул папиросную пачку. —
Ваше место в трех километрах от передовой!
Папиросная пачка перенеслась со своего места на запрет­
ный рубеж пепельницы.
— Генерал растерян: ”Штаб дивизии ищем, с дороги
сбились...” Похоже, что так и есть. Боевой генерал, с орде­
ном, старый... Но за пределами разрешенной полосы! Что
делать? — вдруг обратился Ромов к внимательно слуша­
ющему Валере. Тот пожал плечами.
— Пусть едет к себе в штаб...
— Да-а-а, — неопределенно протянул Ромов. — Оно
вроде так, да не совсем! Я-то не один — за спиной три
автоматчика. Три свидетеля... А время какое? Завтра у само­
го спросят: ”Почему отпустил?”
— И что вы сделали? — тихо спросил Попов.
Ромов ковырнул вилкой остывшие пельмени.
— Посадил генерала в машину, двух автоматчиков —
в автобус и сдал всех в штаб армии!
Для наглядности он сунул папиросную пачку в пепель­
ницу. Пачка не помещалась, и первый номер вогнал ее
силой, сломав картонные бока.
— Давай, Валера, выпьем за аксакала! — предложил
Сергеев. И хотя все шло по разработанному им сценарию,
Попов замешкался и как бы через силу выполнил предложе­
ние товарища.
— Иван Алексеевич наш за свою жизнь хлебнул лиха! —
посочувствовал Сергеев.
— Всяко было, Сашенька, — вздохнул Ромов.
И, помолчав, добавил:
— Как ни тянусь, а скоро мне на покой. Но кому работу
делать? Ты вот, Сашенька, сердишься, а тебе бы надо меня
сменять...
— Так-то оно так, — сомневаясь, протянул Сергеев. —
Да привычки нету...

18 Вопреки закону 545

 — A y меня была привычка? — обиделся Иван Алексе­
евич. — Ты что же думаешь, я всю жизнь? В те годы
я вообще на картотеке сидел, да и после войны в кадрах
работал. А с шестидесятых начал, это верно. Душа никогда
не лежала, но куда деваться? Я не буду, ты не будешь,
Валерик не будет... А кто? У меня, ей богу, здоровья уже нет
по ночам валтузиться.
— Это я понимаю, — произнес явно колеблющийся
Сергеев. Валере показалось, что он даже переигрывает.
— А понимаешь, так и принимай решение, — дожимал
Иван Алексеевич. — Давай со следующего раза...
Сергеев мучительно раздумывал, катая в мощных паль­
цах пустую рюмку.
— Ладно! — резко бросил он наконец. — Считаем, так
и решили!
— Вот и славненько, — пластмассово разулыбался Ро­
мов. — Знаете что, ребятушки, давайте-ка мы ко мне пой­
дем. Посидим, спокойненько, чайку попьем, наливочка
есть...
Попов глянул на часы, собираясь отказаться, но туфель
сорок седьмого размера больно ткнул его в лодыжку.
— А чего, гулять так гулять, правда, Валера? — спросил
кандидат в первые номера с натуральным возбуждением
в голосе, психологически оправданным трудностью приня­
того только что решения.
— Конечно! — весело подхватил Попов, чертыхаясь про
себя. Валентина уже несколько раз укоряла его за поздние
возвращения и частые выпивки.
Ромов жил неподалеку, в конце Вокзального спуска.
Большой серый дом довоенной постройки начинался ше­
стью этажами, но по ходу опускавшейся улицы вырастал до
восьми, а в последнем подъезде имел одиннадцать этажей
и напоминал огромный тяжелый корабль с высоко взмет­
нувшейся рубкой. На самом верху рубки и находилась квар­
тира Ивана Алексеевича.
— Теперь так не строят, — неосторожно сказал Попов,
заходя в подъезд, и мгновенно ”завел” хозяина.
— А знаешь, сколько времени ушло — от котлована до
новоселий? — распальчиво спросил Ромов. — Ну скажи,
сколько?
Большой старомодный лифт медленно выносил их на­
верх.
— Ровно полтора года! — торжественно объявил Ромов.
— День в день. И никаких доделок — полы до сих пор без
ремонта лежат, стены целы — ни трещин, ни просадок. Вот
и сравнивай!

546
 С громким щелчком лифт остановился.
На лестничной площадке Иван Алексеевич замешкался,
хлопая себя по карманам, наконец радостно зазвенел связ­
кой мудреных ключей.
— Слышь, Алексеич, опять лифт полдня не работал, —
на затворное щелканье замков выглянул сосед, высокий
пухлый старик, очевидно, ровесник Наполеона. — Я тут
жалобу коллективную написал, зайди, постав роспись. И по
домкомовским делам поговорить надо...
Расслабленно-приветливое лицо Ромова неожиданно на­
пряглось.
— Некогда мне. Надо — дам рубль для лифтера. А бу­
магу марать не буду, — сухо буркнул он.
Когда соседская дверь захлопнулась, Иван Алексеевич
опять размягчился.
— Никогда не разговариваю с чужими, — справившись
с последним замком и шаркая ногами по коврику, пояснил
он. — А они вечно лезут — то в домино, то в дом норовят
войти... Терпеть этого не могу!
И мгновенно преобразившись, приветливо просиял:
— Проходите, ребятушки, вам всегда рад...
Попов вслед за Сергеевым переступил порог.
Деревянные, давно не крашенные полы, выцветшая позо­
лота наката на стенах, допотопные абажуры, мебель начала
пятидесятых... Казалось, они попали в причудливо выныр­
нувший из пучины минувших лет островок прошлого. Здесь
тяжело смотрел из портретной рамки молодой Иван Алек­
сеевич, стоящий за стулом, на котором сидела миловидная
женщина в длинном темном платье. На высокой спинке
дивана с потертыми кожаными валиками и на складном, из
трех частей трюмо молодой Иван Алексеевич скакал на
коне, целился из дорогого охотничьего ружья, стоял на
веранде беломраморного санатория, сидел за уставленным
телефонами письменным столом.
Попов подошел к окну. Внизу лежала грязная и шумная
вокзальная площадь, двухэтажное здание пригородного во­
кзала, платформы, электрички и поезда местного форм­
ирования. Беспорядочные потоки увешанных чемоданами,
мешками, баулами пассажиров ползли по переходному мо­
сту, бурлили возле касс и стоянки такси, сворачивались
в очереди за дорогими кооперативными пирожками. Боль­
шего рассмотреть с девятого этажа было нельзя, но Валера
знал, что в пестрой толпе промышляют юркие карманники,
изворотливые наперсточники, дешевые, хотя и подорожа­
вшие с трех до пяти рублей — инфляция! — проститутки,
утюжат кооперативные ларьки угрюмые рэкетиры, ищет

547
приключений мелкая приблатненная пьянь со всего города,
”пробуют воду” залетные гастролеры... Знал он и то, что
только на первый взгляд привокзальный пятачок кажется
анархичной неуправляемой стихией. На самом деле здесь
существовала четкая иерархия, строгие рычаги управления,
неукоснительные правила поведения. Последняя сходка ав­
торитетов закрепила вокзальную площадь за ленгородской
группировкой, значит все — от карманников до проституток
— платили налог гражданину Бескудникову, известному
в этой среде под кличкой Бес.
— Совсем порядка не стало, — Иван Алексеевич бес­
шумно подошел и стал рядом. — Раньше увижу драку или
еще какой базар, позвоню — тут же машина, разогнали,
кого-то в клетку... А сейчас звони — не звони! Едут сорок
минут, покрутятся — и обратно. Ладно, мальчики, давайте
чайку попьем...
Круглый, покрытый красной плюшевой скатертью стол,
хозяйственный Иван Алексеевич накрыл полупрозрачной
белой клеенкой, отдуваясь, расставил чашки, блюдца, ро­
зетки, рюмки и пузатый графинчик с густым темным вином.
Вино оказалось приятным, хотя и чрезмерно сладким,
Попов запивал его чаем и мысленно ругал Сергеева. Зачем
суетиться и делать все в один день?
— Я тебе, Сашенька, вот что скажу, — Ромов прихлебы­
вал чай из блюдца, постукивая по фаянсу пластмассовыми
зубами. — Первый номер не просто исполнитель. Он —
правая рука начальника группы. Все решения — вместе!
— Какие там решения, — Попов наполнил рюмки и на­
лил тягучую жидкость в чашку с чаем. — Чего решать-то?
Все решено без нас. Надо только стрельнуть правильно...
— Глупости! — Иван Алексеевич сердито хлопнул по
столу уже бессильной ладошкой. — Я вот вам один пример
приведу. Помните, когда фронтовое кладбище закрыли?
Хотя куда вам — тому лет двадцать пять... А очень просто:
город расстроился, кругом жилые кварталы, а главное —
расширяться-то уже некуда! Вот и закрыли. А Северное
только разворачивается — один квартал никак не заполнит­
ся... Ясное дело, туда нам соваться нельзя. Что делать?
Поехали мы с Михайлычем по округе... Присмотрели лож­
бинку между двумя лесополосками, да что-то мне не понра­
вилось — не лежит душа и все тут! Вдруг собаки разроют,
или свиньи, или увидит кто... Да и поля кругом хлебные,
нехорошо...
Недели две мотались, потом нашли — под Темерницком
кладбище в балочке, с дороги не видно... В общем, то что
надо! Туда и стали работать...

548
 Иван Алексеевич озабоченно огляделся.
— А что-то вы, государи мои, не кушаете вареньица!
Сам растил сливу — ни гербицидов, ни пестицидов. А нали­
вочка выдыхается... Бабка у меня мастерица на эти дела...
Ну, давайте за все хорошенькое!
Иван Алексеевич вытер рот тыльной стороной ладони,
подцепил ложечкой варенье, но тут же положил его обратно
в розетку.
— Так вот, работаем себе потихоньку, довольны — ме­
сто хорошее: тихое и недалеко совсем... А только одного не
учли: село, люди все друг друга знают, да и по окрестностям
известно: кто заболел, кто умер... А тут смотрят бабульки
— свежий холмик! А похорон никаких не было! Время
прошло — опять! А кругом все здоровы! И снова, а никто не
умирал... И ни венков, ни фамилий, когда земле предавали
— тоже непонятно — никто не видел! Короче, пошли в рай­
отдел, заявили. Там проверили по собесу, ЗАГСу, боль­
ницам — никто не преставлялся. Пошли раскопали, а там
жмурики с пулями в затылке! Что тут поднялось!
Иван Алексеевич взялся за голову.
— Шум, гам, спецсообщение в область отбили, хорошо
генерал догадался, вызвал Михайлыча: ваша, говорит, ра­
бота? Наша... А что еще скажешь? Тот: мать-перемать, уже
и в обком доложили, и в прокуратуру, хотят специальную
следственную группу создавать... Ну а мы при чем? Да при
том, что думать надо! Как я теперь объяснять буду? Или
свою жопу за вас, разгильдяев, подставлять?!
Ромов в лицах изображал диалог, лишь на миг прервал­
ся, чтобы пояснить:
— Тогда Гусляров командовал Управлением, а он за
свою задницу очень боялся. Да они все боятся... Короче,
обошлось: позвонил генерал в обком, первому, доложил
доверительно, по-партийному, тот уж на что во всем раз­
бирался, а в этом деле не всполошился, распорядился похе­
рить все и точка: сразу шум смолк, будто ничего и не было.
Иван Алексеевич вздохнул.
— Времена-то другие были. Дисциплину знали, что мож­
но обсуждать, что нельзя. А сейчас случись такое — газет­
чики пронюхают, да пораспишут... Смотри по газетам: Ка­
тынь, Куропаты, Мясной бар... Да в Подмосковье сколько
спецтерриторий вынюхали!
Ромов твердо взглянул Попову в глаза.
— А ты говоришь, что все просто. Нет, братцы мои, тут
каждую мелочь надо учитывать. Вот планируешь исполне­
ние, все учел, все предугадал. И погоду, и рейды, и спец­
мероприятия, и заслоны... По всем правилам! А какая смена
в Степнянске дежурит — учел?

549
 — Зачем?
— Как зачем? Они-то догадываются, куда смертника
забирают. И в лицо вас всех видят. Потому надо спланиро­
вать график на одну и ту же смену. Меньше глаз — меньше
разговоров...
Вокзальная площадь почти опустела, светофоры на Цен­
тральном проспекте переключились на мигающий режим
работы. А наставник молодежи Иван Алексеевич Ромов
передавал секреты профессионального мастерства майору
Сергееву и капитану Попову.
Через пару дней Викентьев обсуждал с первым номером
очередное исполнение.
— Там двое на очереди. Думаю, двоих и возьмем.
— Можно, конечно, и так, дело не хитрое, — согласился
дипломатичный Иван Алексеевич. — Только на этот раз
лучше сделать немножечко по-другому.
Он выдержал многозначительную паузу.
— Я-то, наконец, Сашу дожал! — в голосе первого
номера явственно слышалось удовлетворение. — Убедил
чисто логически. И он согласился!
— Да ну! Молодец, Иван Алексеевич!
— Только тут психологию надо учитывать, — Иван
Алексеевич поднял палец и многозначительно округлил гла­
за. — В первое исполнение двое — это слишком! Потом такой
нюанс — Лунину-то мы все симпатизируем. Выходит, его
тоже на первый раз брать нельзя... Правильно я рассуждаю?
Викентьев барабанил по столу железными пальцами.
Крышка ощутимо потрескивала.
— Все правильно, аксакал. Значит, возьмем Кисляева —
сволочь редкая, Саше будет легче...
— Вот и хорошо, что мы с тобой имеем одно мнение, —
улыбнулся Ромов, не подозревая, что минуту назад выпол­
нил роль слепого агента, и помог Сергееву продвинуться на
шаг вперед по пути к осуществлению безумного плана осво­
бождения смертника Лунина от исполнения приговора.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Султана Идримова мучали угрызения совести. Насто­
ящий мужчина должен молчать — пусть хоть на куски
режут! А он раскололся! Правда, никто об этом не узнает,
значит лицо не потеряно... ”Но сам-то ты знаешь, — шеве­
лилась потревоженная совесть, — и амбал этот наглый”.

550
”Мало ли кто что про себя знает, — оправдывалась та,
струсившая половина. — Главное, что люди думают! Так
и идет испокон веку! Что, нет? Женщина платок бросила —
самая свирепая драка утихает, ножи в землю и разошлись.
Как же: обычай, уважение к сестре, матери, любимой! Толь­
ко ведь и грабят женщин и насилуют, и убивают... Почему
же такой прекрасный обычай не срабатывает? Да потому,
что на людях — одно, а наедине с собой — другое... А когда
тебе такие виды поставили — деваться некуда. Тем более,
они и так все знали...”
Между мучительным диалогом с самим собой Султана
Идримова и шестичасовым отсутствием света в селе Котси
очень трудно было бы установить какую-то связь. Но она
имелась. Потому что в трансформаторной будке на северной
окраине села срочно оборудовали пост наружного наблюде­
ния за домом ничем не примечательного гражданина Петро­
сяна, известного в среде друзей, знакомых и близких деловых
партнеров под прозвищем Петруня. Случайно оброненное
фигурантами ”Трассы” и почти случайно использованное
Сергеевым, оно сыграло роль кодового слова, заставившего
Идримова поступиться принципами настоящего мужчины.
Много Султан не рассказал, потому что и знал всего
ничего. Когда пришла нужда менять кузов, потолкался на
автомобильном рынке, потусовался с осведомленными лю­
дьми: кто-то что-то слышал, кто-то что-то видел... Наконец
свели с Арменом — низкий, кряжистый, весь заросший
толстыми курчавыми волосами, нос — как банан, свисает
над маленьким, плотно сжатым ртом. Серьезный мужик.
Сказал — сделал. Пригнал тачку прямо к дому, деньги
в ”дипломат”, ключи в руку. Так бы и разошлись, да увидел
во дворе сварочный аппарат новенький, загорелся: ”Про­
дай, да продай, свой недавно накрылся, а без него, как без
рук...” Так и познакомились поближе, у Ильяса шурин на
стройке, через него кислород доставал, возил в Котси — сто
километров от Урук-Сартана, считай рядом. И все дела.
Выпивали, кушали, хлеб делили, Армен обычаи знает, все
как положено. Странно, что у себя не живет, да значит есть
причина, а спрашивать о таких вещах не принято. На буду­
щее говорили: Магомет хотел себе ”восьмерку” взять...
Армен сказал поможет, только сейчас надо заказ на черную
”Волгу” выполнить... Откуда машины — не интересовался,
и так ясно: мало ли на Кавказе тачек угоняют... Но что
кровь на них — и мыслей не было, иначе сжег бы проклятую
железяку и от Армена шарахнулся подальше... Хотя тот при
чем: принял товар да сдал. Он посредник, его дело малень­
кое...

551
 Но уже первая неделя наблюдения показала, что Армен
Петросян — не рядовая фигура теневого бизнеса. За семь
дней он имел пятьдесят шесть контактов с различными
людьми, некоторые из которых были известны местному
уголовному розыску. Встречи проходили конспиративно,
с соблюдением мер предосторожности. Он никогда не появ­
лялся на улице один — только в сопровождении двух-трех
человек, которые и жили у него в доме.
В селении Умар (семь километров от Котси) у него
имелся оформленный на брата жены капитальный гараж
с хорошо оборудованной мастерской. Два механика целые
дни возились с какими-то машинами, но когда специально
направленный сотрудник попросил на выгодных условиях
отремонтировать свою ”шестерку”, ответили решительным
отказом.
Пока республиканский уголовный розыск и московская
бригада изучали личность и образ жизни Петруни, Тихо­
донский отдел особо тяжких занимался своей повседневной
работой.
Сергеев принял участие в ”выводке”1 Учителя. В подва­
лах, на пустырях, в развалинах благопристойный седовла­
сый гражданин показал семь спрятанных детских трупов.
Следственная группа занималась своим делом: следователь
вел звукозапись на диктофон, командовал участковым
и опером из райотдела, выполнявшими техническую работу
— раскопать, извлечь, развернуть, судмедэксперт скучным
голосом диктовал в микрофон такое, от чего у понятых
волосы становились дыбом, криминалист возился с рулет­
кой и щелкал фотоаппаратом, оператор киногруппы снимал
видеокамерой. У Сергеева была одна задача — охрана
и конвоирование арестованного. Он стоял чуть сзади, натя­
гивая соединяющий их наручник и буравил взглядом акку­
ратно подстриженный затылок, представляя, как в него
входит пуля. Холодная ненависть клокотала в груди и уже
начинало щемить сердце, а доставать при всех валидол
было неудобно. Он так и не притерпелся к смертям, крови
и грязи, как большинство коллег.
Майор Сергеев был скрытен и никто из знавших его
людей не мог предположить, что скрывается за устраша­
ющей боевой маской. Он не любил рассказывать о себе и,
кроме кадровиков и начальников, никто не знал, что пред­
шествовало его поступлению в органы МВД. Да и осведом­
ленные люди не вдавались в детали, а потому почти неиз­

1 ”Выводка” — воспроизведение показаний на месте совершения

преступления (профессиональный сленг).

552
вестным оставался факт, который мог сделать его знамени­
тостью в милицейском гарнизоне Тиходонска. Сергееву бы­
ло посвящено постановление Пленума Верховного Суда
СССР.
А было так: только вернувшийся из армии двадцатилет­
ний сержант Сергеев попал в крутую переделку в аллее
нижнего уровня городского парка, где с незапамятных вре­
мен и до сих пор собиралась всякая шпана и куда по
сумеркам не рисковал заглядывать ни один законопослуш­
ный гражданин, если, конечно, был трезвый и находился
в здравом уме. Саша привык спрямлять дорогу через парк,
внушительная фигура служила пропуском, но все пропуска
действуют до поры, до времени.
В стае было шесть особей, совершенно точно, потому
что пятеро почти два года выступали в непривычной и по­
четной для себя роли свидетелей обвинения. У них имелись
перочинные ножи, которые экспертиза холодным оружием
не признала, но, несмотря на это, поцарапанные винными
пробками тусклые клинки вполне годились, чтобы про­
ткнуть легкие, желудок, печень или сердце.
Саша мог убежать, но это казалось обидным и он
остался, что все три следователя и бесконечное число
судебных инстанций ставили ему в вину. Он не позволил
обшарить свои карманы, отказался ”дать на бутылку”, не
собирался подставляться под кулаки, а тем более под
ножи, тем самым ”вступив в конфликтные отношения”
с тварями, которые, как выяснилось при дневном свете,
имеют человеческие имена и фамилии, хорошие характери­
стики, заботливых родственников и по всем казенно-офици­
альным меркам являются полноправными советскими гра­
жданами.
Выхватив из толпы одного, Саша отскочил в сторону,
зажал трепыхающееся, матерящееся и лягающееся тело
в ”двойной нельсон” и сказал остальным: ”Разбегайтесь,
а то я его сломаю!” При этом, как повторялось во всех
протоколах, ”выразился нецензурными словами”.
Стая, ощерясь острыми железяками, бросилась вперед
и он, не дожидаясь колющих, проникающих ударов, а следо­
вательно, по мнению официальных инстанций, ”не убедив­
шись в реальности угрозы”, завершил прием, сломав хребет
заложнику, ставшему в тот самый миг потерпевшим.
Хруст позвонков и конвульсии брошенного под ноги
тела мгновенно обратили стаю в бегство, а Саша отправил­
ся в оперпункт милиции, расположенный на центральной
аллее. Потом он ругал себя последними словами за это,
а еще больше за то, что обнаружив замок на неказистых

553
казенных дверях, затеялся звонить в ”скорую” и милицию,
раскрутив маховик машины, которая затянула в свои шесте­
ренки его самого.
Через два дня гражданин Боско скончался, Сашу броси­
ли в КПЗ, а объявившаяся стая, превратившаяся в группу
скорбящих о погибшем товарище, с готовностью изоблича­
ла его на очных ставках. Пять показаний больше, чем одно,
арифметическая логика следствия оказалась куда проще,
нежели в книжках да кинофильмах, плюс труп, который
требовалось списать... Судьба Сергеева была решена, следо­
ватели и судьи расходились только в квалификации содеян­
ного: то ли умышленное тяжкое телесное повреждение, по­
влекшее смерть, то ли превышение пределов необходимой
обороны. В первом случае — до двенадцати лет, во втором
— до года.
Очень многое зависело от первоначальных решений, как
правило, они определяли дальнейший ход дела. На счастье
Сергеева недавно вышел Указ об усилении борьбы с хули­
ганством, и прокурор, ”чтобы не наломать дров”, не дал
санкции на арест, косо написав на постановлении следова­
теля: ”С учетом наличия элементов необходимой обороны
избрать подписку о невыезде”.
Мелькнувшие в деле ”элементы необходимой обороны”
определили направление расследования, хотя родители по­
терпевшего бомбардировали все инстанции жалобами с тре­
бованием ”сурово наказать убийцу”. После трехсуточного
ада камеры Сергеев твердо решил не возвращаться в параш­
ную атмосферу ни при каких обстоятельствах, даже если
для этого придется покончить с собой.
К тому и шло, потому что третий следователь — низ­
корослый, с болезненно бледным одутловатым лицом
и в вечно мятой одежде — капитан Малышко, эту фамилию
Сергеев запомнил на всю жизнь, после очередного залпа
жалоб предъявил ему обвинение по сто восьмой — второй1
и предупредил, что будет брать под стражу.
Держался он без злобы и без сочувствия, равнодушно, на
все доводы Саши отвечал одинаково: ”Что я могу сделать?
Я человек маленький. Что говорят, то и записываю. Их вот
пятеро, а ты один. Кому я должен верить? Да еще труп
против тебя. Так что сам посуди, как я должен поступать?”
Позади уже было несколько судов и отмененных приго­
воров, и Малышко интересовало только одно: как защитить
свою задницу от неприятностей. Он уже напечатал постано­

1 Статья 108 ч. II УК РФ — умышленное причинение тяжких

телесных повреждений, повлекших смерть.

554
вление об изменении меры пресечения, а Сергеев пригото­
вился и постоянно носил при себе бритвенное лезвие, но тут
в игру включилась новая сила.
Участковый, обслуживающий горсад, по своей иници­
ативе занялся компанией ”пострадавших” и докопался до их
второй, не отображенной в характеристиках жизни. Два
эпизода хулиганства и грабеж. Было нелегко найти свиде­
телей и потерпевших, но резкий и нервный ”литер” это
сделал, хотя выкапывая криминал на своем участке, подста­
влял под гнев начальства то самое место, которое тщатель­
но оберегал Малышко. Но в отличие от следователя, он не
считал себя ”маленьким человеком” и не сводил логику
справедливости к арифметическим действиям.
Новый облик свидетелей обвинения, против которых
возбудили уголовное дело, заставил Малышко резко изме­
нить планы. Заготовленное постановление он разорвал
и предъявил Сергееву обвинение на превышение пределов
необходимой обороны.
— Труп, как ни крути, не спишешь, — пояснил он. —
Если бы этот Боско лез на тебя с ножом, я бы и превышения
не вменял. А то другие нападают, а ты ему голову скручива­
ешь! Это ни в какие ворота... И вообще, — доверительно
щурился капитан. — Лучше бы ты убежал!
— Пусть они других встречают? Кто убежать не может
и защититься не умеет? Так получается? — Сергеева и в мо­
лодые годы было трудно сбить с занятой позиции.
— Другие это другие, а ты — это ты, — терпеливо
втолковывал мятый следователь. — Они за себя отвечают,
а ты за себя. Вот и пиши: признаю себя виновным частич­
но...
Сергеев виновным себя не признал, суд определил ему
год условно, он обжаловал приговор.
— Ну и дурак ты, парень, — утратив обычное равноду­
шие, возмущался Малышко. — Условную меру за труп
получил и еще недоволен! Смотри, кинут дело на доследова­
ние. Я, конечно, выговорешник получу, но раскручу тебя на
всю катушку!
— Правильно сделал, — одобрил участковый, и желваки
играли под натянутой кожей. — Гадам надо укорот давать,
иначе столько их разведется! И не виноват ты ни в чем,
только теперь разве достучишься. Если б я тогда был
в оперпункте, мы бы по-другому сделали...
Почти год ходило дело по карусели судебных инстанций,
и наконец Верховный Суд дал специальное заключение: ”В
сложившейся обстановке Сергеев, отражая нападение груп­
пы вооруженных лиц и подвергаясь реальной угрозе для

555
жизни и здоровья, имел право причинить вред любому из
нападающих. Тяжесть причиненного Боско вреда соразмер­
на характеру и интенсивности преступного посягательства,
а также ценности защищаемого блага... С учетом того, что
Сергеев действовал в состоянии и в пределах необходимой
обороны, приговор и все последующие судебные решения
подлежат отмене, а уголовное дело — прекращению за
отсутствием состава преступления”.
Саша не отказал себе в удовольствии зайти к следова­
телю Малышко, тот не выглядел сконфуженным и повторил
излюбленную сентенцию про ”маленьких людей”, которые
всегда оказываются крайними и виноватыми по вине нача­
льства, высоких инстанций и настырных жалобщиков.
Участковый его поздравил от души, выругал нехорошо
милицейских сволочей и бюрократов и предложил посту­
пить в Систему, чтобы одним неравнодушным и порядоч­
ным человеком в ней оказалось больше.
На участке нервного ”литера” в горсаду и начал службу
сержант Сергеев. На память о происшедшем у него осталась
болезнь сердца, нелюбовь к бритвенным лезвиям и камер­
ному духу, да искренняя привязанность к участковому, спас­
шему в трудную минуту. Фамилия участкового была Лунин.
— Вон там, под досками, в клеенке, — глухо говорил
Учитель в очередном подвале. — Девочка в синем платье,
лет шесть или семь...
Сергеев с трудом разжал пальцы, выпустив нагревшуюся
пластмассу пистолетной рукоятки, и извлек из внутреннего
кармана мятый алюминиевый цилиндрик. Вновь спрятав
руку в карман брюк, он открутил колпачок, от неловкого
движения таблетки высыпались, он поймал одну и незамет­
но, будто прикрывая зевок, поднес ладонь ко рту и взял
губами мятную лепешечку.
”Как там остальные легли, чтобы не попали между
курком и бойком”, — мелькнула неожиданная мысль и он
на ощупь проверил смертоносный механизм.
В Системе здоровье влияет на службу, поэтому Сергеев
скрывал свой недуг от ведомственных медиков, если прихва­
тывало — обходился без бюллетеня, договариваясь с на­
чальством, а лечился у друзей из мединститута. ”С таким
диагнозом можно жить сто лет, — говорили ему. — Надо
только подлечиться, соблюдать режим и избегать стрес­
сов...” Он отшучивался: ”Мне до ста не надо. Согласен на
девяносто”.
— На шее веревка, во рту, кажется, платочек... Нет,
шарфик, — уточнял Учитель. Щелкал затвор фотоаппарата.

556
 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

На воскресенье Валентина уговорила Валеру поехать

к матери в деревню. Та жила в сорока километрах от
Тиходонска, в крепком кирпичном доме с большим подво­
рьем и всякой живностью: корова, свиньи, куры... Дары
натурального хозяйства украшали праздничные столы По­
повых и служили ощутимым подспорьем в будни.
— Скоро уже внучок у меня будет? — весело спрашивала
теща первое время после свадьбы. — Молочком парным
выпою, на чистых продуктах выращу... Вам-то, в город, все
уже отравленное попадает! И вода в речке отравленная,
и воздух...
Когда выяснилось, что с детьми не получается, она
частично изменила тему:
— Конечно, сейчас какое здоровье у молодых — все
ядохимикаты, нитраты, радиация... А тут еще атомную
станцию на нашу голову ладят...
В этот раз Анну Тихоновну заботило другое:
— Свинью резать надо, а некому! Гришка-забойщик
в городе, на операции, а мой не может, рука не подымает­
ся... Ну я его за то не ругаю, кровь не всякий выдержит, хоть
и животина, а жизни лишать все одно непросто...
Семья ужинала, теща привычно хлопотала вокруг стола,
осаживая порывающуюся помочь Валентину, да та и сама
соблюдала положение гостьи и выказывала усердие больше
для приличия, все это понимали, тесть подмигивал, подшу­
чивал над дочкой и подливал Валере настоянной на чесноке
и красном стручковом перце водки. В теплой домашней
атмосфере Попов как всегда расслабился, постоянно владе­
вшее им последнее время напряжение исчезло.
— Кажется, Валька, твой муж пить научился! — одобрил
Семен Иванович. — Раньше клюнет рюмку в два приема —
и готов, а сейчас как настоящий мужик закладывает!
Действительно, Валера стал пить с удовольствием и доза
его заметно возросла.
— Радости-то мало, — отозвалась Валентина. — Станет
алконавтом, а мне мучаться...
Было непонятно, говорит она всерьез или шутит.
— Последнее время заполночь является, с запахом,
а вроде бы с работы... — Валентина улыбалась, но глаза
оставались серьезными.
Похоже, что под видом шутки она устраивала семейную
”разборку” в воспитательных целях. Валера ощутил прилив
раздражения.

557
 — Ладно, не тебе жаловаться, — хмуро буркнул он. —
Два-три раза в месяц выпью, а разговоров... И получку всю
приношу!
Теща с тестем переглянулись.
— Так что они с этой атомной-то решили? — дип­
ломатично изменила тему разговора Анна Тихоновна. —
Неужели запустят? Вот еще напасть... Я в газете читала:
после Чернобыля поросята с двумя головами рождались,
с шестью ногами...
Мысли ее перескочили.
— Что же со свиньей делать? Может, ты, Валера,
возьмешься? Небось у себя на работе насмотрелся всякого,
не то что мой...
Раздражение усилилось.
— Ружье есть ведь? Могу ей показательный расстрел
сотворить. Выводите!
— Да, тут надо навык иметь, — примирительно произ­
нес Семен Иванович. — Дело непростое. Кузьмины в про­
шлом году кололи, так она вырвалась и давай по двору
гонять... Верещит, кровь струей... А Гришка с одного раза...
Двадцать рублей берет, да вырезки три кило. И, конечно,
свежатинки пожарить с водочкой... Давай, Валера, еще по
капле.
— У меня знакомая на мясокомбинате работает, резчи­
ком птицы, — как ни в чем не бывало сказала Валентина. —
Сидит на табуретке в резиновом фартуке, перчатках, а по
конвейеру куры, за голову подвешенные, она их одну за
другой из зажимов вынимает и ножницами — чик! Голова
— в мусорный ящик, туловище — на транспортер... Кровь
хлещет, вонь, ужас!
— Да что вы все черт те о чем! — с досадой бросил
Валера и встал. — Пойду пройдусь по воздуху...
Декабрь стоял теплый и сухой, обычной для деревни
грязи почти не было. Попов вышел за ворота, оглядел
пустынную улочку, обошел дом, через заднюю калитку
вернулся на участок. На выложенной кирпичом тропке сто­
яли большие резиновые галоши, в которых тесть ходил по
огороду. Попов вспомнил, что послезавтра будут исполнять
Кисляева, и у него окончательно испортилось настроение.
”Подать рапорт, к чертовой матери!” — мелькнула
шальная мысль, но облегчения не принесла. Следующий
Лунин... Как может Сергеев рассчитывать на успех в такой
авантюре? Выгонят без всякого рапорта, это в лучшем
случае...
На пути оказался люк с откинутой крышкой. В деревне
нет канализации и подземных коммуникаций, потому и лю­

558
ков быть не могло. Попов заставил себя идти прямо, не
обращая внимания на галлюцинацию, но в последний миг,
когда нога уже проваливалась в пустоту, отчаянно дернулся
в сторону и упал на бетонное перекрытие подземного бас­
сейна для воды.
— Ну вот, — раздался досадливый голос Валентины. —
Напился и валяется... Куда это годится?

Очередная операция спецгруппы ”Финал” началась, как

обычно, с инструктажа и чтения приговора. По делу прохо­
дили шесть человек с обычным для молодежных групп
”букетом”: хулиганства, кражи, грабежи. Четверо соверши­
ли серию изнасилований, две потерпевшие были зверски
убиты. Эпизоды чередовались в хронологической последо­
вательности: кража белья с веревки на двадцать шесть
рублей, ограбление Сидоркина — часы за тридцать рублей,
кольцо за сорок рублей шестьдесят копеек, туфли за шесть­
десят рублей, изнасилование и убийство Соловьевой, изна­
силование Титовой, драка в кафе ”Романтика”, ножевое
ранение Ковалеву...
Четыре основных обвиняемых отличались одинаковой
дерзостью, жестокостью и бесстыдством, по мнению Попо­
ва все четверо заслуживали высшей меры, но совершенноле­
тия достиг один Кисляев, он-то и получил на всю катушку.
— А ведь это второй приговор, — сказал Иван Алексе­
евич, неодобрительно покашливая. — Первый раз ему пят­
нашку дали! Молодой, пожалели... У двух девчонок роди­
тели на одном заводе, ну и поднялась волна, телеграммы,
письма, подписи, чуть не забастовка, прокурор опротесто­
вал за мягкостью, отменили... Теперь уберем его, а оста­
льные отсидят свои шесть — восемь, заматереют, озверятся
вконец и добро пожаловать из-за проволоки в наше гуман­
ное общество... Гуманисты! Вечно не тех жалеют...
— Иван Алексеевич, а вам было жалко кого-нибудь из...
— Попов помялся, подыскивая слов. — Из объек... Из
приговоренных?
— Зверье жалеть? — грубым голосом отозвался Ромов,
вскинув голову, но тут же осекся, покивал головой и другим,
рассудительным тоном продолжил:
— А знаешь, Валерочка, было... Помните Матрашева?
Его до сих пор жалко. Хорошенький такой мальчишечка,
культурный, воспитанный...
— Ну даешь, аксакал! — усмехнулся Викентьев.
— А что? — запальчиво спросил Ромов. — Скажешь,
правильно его расстреляли? Он же не убил никого, порезал

559
двоих! Если бы не Указ, самое большее — шесть лет! Самое
большее! Попал не ко времени, не повезло... Сейчас бы уже
отбыл и забыл, семья, дети...
Дело Матрашева в свое время наделало много шума.
Первого мая в пригородном лесопарке он затеял с отдыха­
ющими пьяную ссору и пырнул одного мужчину ножом
в живот. А девятого мая хулиганил на пляже, начальник
районного уголовного розыска сделал ему замечание и тоже
получил проникающее ранение брюшины.
Как раз шла кампания по борьбе с хулиганством, недав­
но вышел соответствующий Указ, налицо был цинизм, пре­
небрежение к отдыхающим в праздник труженикам, посяга­
тельство на представителя власти. Большой общественный
резонанс, показательный процесс, теле-, радиорепортажи,
статьи в газетах. Город с удовлетворением воспринял суро­
вый приговор. Но Ромов был прав: при других обстоятель­
ствах Матрашев вряд ли получил бы больше шести —
восьми лет.
— Конечно, правильно! — зло выплюнул Сергеев. — Ес­
ли гадов не уничтожать, они нормальным людям жизни не
дадут! ”Двоих порезал”! Этого мало, что ли?
— Я с тобой согласен, — кивнул аксакал и сделал
неопределенный жест рукой. — Просто говорю, что по-
человечески было жаль мальчонку. А если не убирать самых
опасных, то дела совсем плохие пойдут...
— Да уже идут полным ходом, — вмешался Викентьев.
— За год больше двадцати тысяч человек убивают! А приго­
варивают к расстрелу двести преступников. И что интерес­
но: убийства растут, а смертных приговоров с каждым
годом все меньше... Может, потому и рост? Двести милици­
онеров убито, а наши сорок пять бандитов уложили. Ничего
себе пропорция!
— Да, похоже они верх берут, — скорбно покивал Ро­
мов. — А им еще подыгрывают этой гуманностью. Гор­
батого могила исправит! А им вместо пули — срок. И куда?
На другую планету?
— Там уже стонут на тех планетах, — буркнул Викен­
тьев. — В колониях-то что творится? Побеги, убийства,
захваты заложников! В зоне деньги, водка, наркотики, на
администрацию кладут с прибором, паханы шишку держат!
И все на глазах — за пять — десять лет!
Викентьев пристукнул кулаком по столу.
— Одно время мы уже и думать забыли про такое, а оно
опять возродилось!
Иван Алексеевич вскочил со стула и семенящим шагом
подбежал к столу руководителя группы.

560
 — А знаешь, как порядок навели?
Он наклонился к Викентьеву, быстро глянул на раз­
валившегося в углу Сергеева, напряженного, как обычно,
Попова.
— Очень просто! Перед войной спустили в лагеря дирек­
тиву: паханов, авторитетов, воров в законе, нарушителей
режима, особо злостных...
Ромов резко провел ладонью над столом.
— И все! Голову отрубили — гадюка не опасна... Пусть
незаконно, но скажу я вам, про захват заложников и слыхом
не слыхивали!
Попов поморщился.
— Тогда эти директивы не только на паханов спускали...
И вообще, разве это метод? Вроде правовое государство
строим...
Иван Алексеевич покрылся красными пятнами.
— Вот увидишь, что построите! — голос у него осип.
Я уже на излете, Михайлыч тоже, а вам расхлебывать! И не
позавидуешь вам, ребята. Если со зверями гуманность раз­
водить — схавают они вас и дело с концом! Схавают, свои
законы установят и по их законам поганым вы жить буде­
те...
Иван Алексеевич закашлялся, поймал чуть не вылете­
вшую челюсть и, согнувшись, добрел до своего стула.
— Вечно одно и то же, — с досадой произнес Викентьев.
— Политика, философия, мораль... Прямо депутатское со­
брание! Неужели спокойно нельзя, без крика?
Операция шла по графику. Вовремя прибыли в Степ­
нянск, вовремя забрали из особого блока Кисляева, вовремя
выехали обратно.
Объект не хотел выходить из камеры, пытался ползать
на коленях и целовать ноги Викентьеву, в котором безоши­
бочно распознал старшего, на маршруте безостановочно
плакал, икал, портил воздух и обещал исправиться, потом,
лихорадочно давясь словами, начал убеждать, что взял
чужую вину и поможет не только найти настоящих преступ­
ников, но и раскрыть все самые страшные убийства, совер­
шенные в Тиходонске с незапамятных времен.
— Отвезите обратно в тюрьму, я самому главному
прокурору все расскажу, а хотите про других все буду
передавать, слово в слово пересказывать... Отвезите об­
ратно в родненькую тюрьму! Ну миленькие, что вам сто­
ит?!
Попов не испытывал ни жалости, ни сочувствия, он был
глубоко убежден, что Кисляев не должен жить на свете, но
сейчас в душном и вонючем кузове спецавтозака, под полу­

561
безумный монолог бывшего человека, обволакиваемый вол­
нами животного ужаса, он в очередной раз ощутил, наряду
с отвращением, стыд и неловкость от того, что участвует
в каком-то нечеловеческом деле.
Если бы исполнение осуществлялось автоматически...
Но все равно кто-то должен нажать кнопку, повернуть
тумблер, опустить рубильник. Потому что если даже и из­
обретут самоорганизующиеся мыслящие машины, в их про­
граммы никогда не введут такой вид деятельности, наобо­
рот: установят специальные, многократно продублирован­
ные запреты, чтобы не ставить под угрозу весь человеческий
род... Валера вспомнил, что читал об этом в фантастичес­
ком рассказе еще до зачисления в ”Финал” и тогда, естест­
венно, не задумывался над проблемой так, как сейчас.
— Замолчи, наконец! — приказал Сергеев бессвязно
выкрикивающему объекту. — А то кляп надену и дело
с концом.
Профессия исполнителя всегда будет принадлежать че­
ловеку, даже в самом развитом и механизированном, авто­
матизированном, роботизированном обществе, если оно,
конечно, посчитает необходимым сохранить высшую меру.
Профессия неотделима от этого наказания. И имеет древ­
нее, как мир, название, которое не затушевать никакими
словесными ухищрениями: исполнитель, первый номер, да
что там — любой номер спецгруппы ”Финал”...
— Слушай меня, — понизив голос, проговорил Сергеев.
— Сегодня внимательно следи за всем вокруг. Кто где
стоит, кто куда смотрит, что можно увидеть, что нужно
предусмотреть. Внимательно! Мне будет не до того, а это
последняя репетиция...
Сергеев показался абсолютно спокойным, хотя сегодня
именно ему предстояло ставить последнюю точку в операции.
— Ну что? Повезете обратно, да? — заискивающе спро­
сил объект, по-своему истолковав их переговоры.
— Заткнись, я сказал, — Сергеев наклонился к лицу
Попова. От него пахло мятой — леденец сосет, что ли?
— Особенно за Викентьевым и доктором. Ну и, конечно,
старый мухомор... Да и прокурор, хотя он обычно из-за
стола не вылазит...
— А это больно? Скажите, больно? — забился в тесной
камере объект. — Дайте хоть колес каких-нибудь, хоть
водки стакан дайте... Дайте водки, суки! Нет, извините, это
вырвалось...
Спецавтозак въехал в точку исполнения. Здесь и поджи­
дал первый сюрприз. Викентьев, заглянув в кузов, шепотом
сказал:

562
 — Смотрите, чтоб все аккуратно, точно по инструкции:
прокурор сегодня новый. А новая метла...
— Чего же раньше не предупредил? — раздраженно
спросил третий номер.
— Да только сейчас вспомнил. Тебе-то какая разница?
Сергеев пожал плечами.
— Да никакой.
— И еще, — скороговоркой продолжал Викентьев. —
Ты сегодня за первого, значит Валера — третий, а че­
твертым попробуем Шитова. Все ясно? Ну давайте,
я вниз...
Руководитель спецгруппы прикрыл стальную дверь, по
бетонному полу гаража тяжело простучали удаляющиеся
шаги.
— Вот блин, — процедил Сергеев и выругался, что делал
нечасто. — Черт их дернул именно сейчас затеять переста­
новки!
Он на миг задумался, потом досадливо крякнул и поло­
жил огромную ладонь на плечо товарища.
— А про сдвижку номеров мы и не подумали, вот тебе
еще один гвоздь...
— Отменили, да? — раздалось из углового ”кармана”.
— Правда ведь? Теперь обратно на тюремку поедем? Да?
Скажите...
— Давай! — бросил Сергеев, быстро отпер камеру,
легко, как куклу, выдернул Кисляева, подождал, пока Попов
зажал, удерживая, стриженую голову, и вмиг перекрестил
мелово-бледное лицо черными повязками.
— Такси подано! — весело и бодро проговорил кто-то
и дверь спецавтозака распахнулась. — Здорово, ребята!
Давайте высаживать пассажира, уважаемые люди ждут!
Петя Шитов улыбался немного напряженно, но было
заметно, что он польщен пробным перемещением в четвер­
тые и намеревается проявить себя с лучшей стороны.
— Во, правильно, завязали хайло — меньше воя!
Он осторожно, но настойчиво отстранил Сергеева, вце­
пился в правую руку объекта и зачем-то дважды тряхнул.
— Повели?
Попов и Шитов поволокли слабо сопротивляющееся те­
ло по лестнице, Сергеев шел сзади. В подвале за столом на
месте Григорьева находился молодой мордатый парень
в костюме, при галстуке, с новой кожаной папкой, на боку
которой отблескивала памятная пластина. По обе стороны
от него сидели Викентьев и Буренко, а чуть подальше,
у стены, сутулился на табуретке Иван Алексеевич с боль­
шим треугольным газетным свертком. Когда Кисляева под­

563
вели к столу, Ромов поднялся, бочком скользнул за спиной
Попова и что-то зашептал.
— Отстань, аксакал, — громко сказал Сергеев.
Викентьев удивленно поднял голову. Новый прокурор
выпятил нижнюю челюсть.
— Снимите повязки! — властно скомандовал он.
Попов отметил, что держится тот уверенно, явно ощу­
щает себя хозяином положения и хочет, чтобы другие это
чувствовали. Он хорошо знал такую категорию прокурорс­
ких чинов, которые любят себя в системе надзора за закон­
ностью больше, чем сами законы. Они менее опасны, чем
въедливые формалисты-буквоеды вроде желчного Григо­
рьева, с ними легче найти общий язык. Достаточно не
подвергать сомнению их власть и авторитет и все будет
в порядке: несмотря на извергаемые по поводу и без него
громы и молнии, они, как правило, не мешают работать.
Впрочем, поглядим...
— Снимите повязки, я сказал! — повысил голос
прокурор, и Валера понял, что это именно он должен
снимать черные зловещие ленты, черт его знает, как
они расстегиваются. Но ему не понадобилось ничего
делать.
— Есть, товарищ прокурор! — рапортнул Шитов и ми­
гом сорвал повязки, будто делал это уже много раз.
— Имя, фамилия, место и год рождения...
Григорьев выполнял обязательную часть будто по при­
нуждению, спеша закончить тягостную процедуру, его пре­
емник напротив — смаковал ситуацию, допрашивал со вку­
сом и основательно, как начинающий следователь полно­
стью изобличенного вора.
— В Верховный Совет республик ходатайство подавали?
Кисляев кивнул.
— Не слышу! — громыхнул прокурор.
— П-п-подавал...
— Ответ знаете?
Осужденный кивнул и заревел.
— Отказали там, отказали...
— А Президенту ходатайство подавали? — голос проку­
рора приобрел скорбную торжественность, ибо ему пред­
стояло объявить судьбу осужденного Кисляева.
— Тоже подавал, сразу же...
— Ответ знаете?
Вопрос был обязательным, хотя и лишним, ответ лежал
в кожаной прокурорской папке и его содержания осужден­
ный не знал, хотя о смысле безусловно догадывался: если
бы ходатайство удовлетворили, ему бы объявили под рас­

564
писку в тюрьме, да перевели из блока смертников в общий
корпус.
— Нет, не знаю...
Кисляев затряс головой и заревел еще сильнее.
И тут прокурор выкинул удивительный номер — встал и,
торжественно чеканя фразы, металлическим голосом произ­
нес:
— Именем Союза Советских Социалистических Респуб­
лик за совершение тягчайших преступлений вам в помилова­
нии отказано! Приговор будет приведен в исполнение неме­
дленно!
И совсем неожиданно брякнул:
— Вопросы, жалобы, заявления есть?
Очевидно, он привык спрашивать так при проверках
тюрем и колоний, вот и всплыла в памяти затверженная
казенная формулировка, да и застряла костью в горле.
Потому что с того момента, как пришел последний
отказ, а особенно с той минуты, когда ”Финал” забрал
осужденного из особого блока, уже и непонятно, кто он
такой есть: мертвый человек или живой мертвец... Юриди­
чески он лишен жизни, вычеркнут из числа граждан,
никаких прав у него не осталось и обязанность единствен­
ная — получить пулю в затылок, одно слово — объект
исполнения. Оттого и протягивают его спешно через
необходимую официальную процедуру, чтобы быстрее
свести воедино юридическое и фактическое, а тут вдруг
”вопросы, жалобы, заявления...” И стоят первый, второй
и третий номера, ждут чего-то, и объект задергался
обнадеженно:
— Есть, есть жалоба! Я не согласен! У меня и заявление
есть — не я, другие убивали! Я вам все-все расскажу,
отвезите обратно...
У объекта началась икота, тело била крупная редкая
дрожь.
Столбом стоял прокурор, не двигались Попов и Шитов,
непонимающе смотрел Буренко, Ромов делал какие-то зна­
ки и, округлив глаза, бесшумно складывал губы в неразбор­
чивые слова.
— Привести приговор в исполнение! — резкая команда
Викентьева прервала затянувшуюся немую сцену.
Попов с Шитовым рывком развернули осужденного, вта­
щили в комнату с засыпанным опилками полом, Сергеев
синхронно вошел следом, поднял к стриженному затылку
штатный ”ПМ” и выстрелил. В замкнутом пространстве
грохот мощного патрона ударил в барабанные перепонки.
Объект рвануло вперед, Попов выпустил его руку, а Шитов

565
— нет, поэтому тело крутнулось и упало прямо на ноги
сержанту. Тот брезгливо отпрыгнул.
Попов механически фиксировал происходящее. Викен­
тьев в проеме двери, прокурор, опустившийся, наконец, на
свое место, половина головы и плечо Ивана Алексеевича...
И, наконец, труп, глядя на который невозможно поверить,
что попадание в голову девятимиллиметровой пули можно
имитировать на живом человеке.
— Давай убирать, — Сергеев задрал синюю арестантс­
кую куртку на простреленный череп, не так ловко, как
Наполеон, но достаточно сноровисто и быстро. — Доктор,
смотреть будете?
Буренко покосился на прокурора, нехотя подошел, тро­
нул обтянутую рукавом руку. По инструкции он должен
проверять реакцию зрачка на свет, слушать фонендоскопом
сердце, на практике все сводилось к прощупыванию пульса,
да и то формальному, ибо слишком наглядным был прове­
ряемый результат.
— Готов! — врач небрежно бросил на опилки безволь­
ную руку и выпрямился.
— А ну, как там у тебя получилось... — Иван Алексе­
евич, держась за поясницу, заглянул под куртку и вновь
натянул синюю ткань на голову объекта. — Нормально.
Только чем так греметь, послушался бы меня и взял марго-
шу... И звука нет, и убирать меньше...
— Чем тут толпиться, лучше займитесь актом, — раз­
драженно огрызнулся Сергеев. И когда врач с Ромовым
направились обратно к столу, обратился к Шитову:
— Готовь машину, выдвигай носилки, мы сами выне­
сем...
Утративший недавнюю веселость сержант машинально
отряхивал брюки, будто от пыли.
— Хорошо... Заодно замоюсь, перепачкался.
В комнате исполнения остались Попов, Сергеев и труп.
Викентьев и остальные занимались актом, никто не наблю­
дал за действиями первого и третьего номеров.
Они закатали тело в брезент, перехватили сверток двумя
ремнями и вытащили наверх. Шитов с мокрой брючиной
и Сивцев ждали у белого медицинского ”РАФа”.
— Смотри, как тебя уважают, — подначил Сивцев Ши­
това. — Офицеры самолично жмурика таскают...
— Он же сегодня за четвертого работал, — пояснил
Сергеев. — Вот и подмогнули, пусть привыкают к новому
номеру. Может, еще раз подмогнем, а потом — таскайте
сами. Доукомплектуют группу — пятый с шестым будут
трудиться, как обычно. С новым шестым.

566
 — Ты, Петька, сразу на два номера продвинулся, —
снова подначил Сивцев, стараясь казаться равнодушным. —
Так, гляди, и до первого дойдешь...
— Запросто, — ответил новоиспеченный четвертый, не
сумев скрыть озабоченности, которая, впрочем, тут же разъ­
яснилась. — Брюки новые запачкал, наверное, пятно оста­
нется.
Задняя дверь санитарного фургона захлопнулась.
Новый прокурор расхаживал по диспетчерской, неодоб­
рительно поглядывая, как Иван Алексеевич хлопотливо
оборудует стол. Тот чувствовал эту неодобрительность
и оттого суетился еще больше, расхваливая бабкины соле­
ные огурчики и кооперативную колбасу.
Прокурору было лет тридцать пять, хотя крупное рых­
ловатое тело с заметно выделяющимся животиком могло
принадлежать и более старшему мужчине.
— Что это вы тут банкет устраиваете? — строго спросил
он, поправляя массивные очки, постоянно сползающие с пе­
реносицы. — По какому поводу?
— Да повод вроде есть, — хихикнул Иван Алексеевич
и сделал приглашающий жест. — Людей от опасного зверя
избавили и новые у нас — вот вы, Сашенька тоже в новой
роли и Петенька...
Смотрел Наполеон остро и испытующе, заглядывая под
маску важности в самую прокурорскую душу. Что он там
рассмотрел — осталось неизвестным, только вдруг сбросил
облик старичка-божьего одуванчика, выдвинул челюсть
и другим, грубым, властным голосом закончил:
— А главное — нервы расслабить надо! Дело тяжелое,
особенно с непривычки, а лекарств специальных на него не
придумали. Вот и приходится...
Прокурор выпил полстакана, хрустнул огурцом, надку­
сил бутерброд с колбасой.
— Тяжелое дело, — подтвердил он. — Но необходимое.
Я со Степаном Григорьевичем спорил, он считает надо
пожизненное вводить. А откуда деньги? Их же всю жизнь
кормить, охранять... Может, лучше пенсионеров подкор­
мить? Да и устрашающий фактор снимать нельзя.
Он встал, отодвинув стакан и недоеденный бутерброд.
— Спасибо за угощение. Но превращать исполнение
в пьянку, по-моему, не следует. Первый раз — за знакомст­
во, а в дальнейшем, если потребность есть, — без меня. И не
в официальном месте.
Прокурор направился к двери.
— Товарища Викентьева прошу на два слова, — небреж­
но обронил он на ходу.

567
 Начальник спецгруппы встал, оглядел присутствующих
и, пожав плечами, пошел следом.
— Да, хлебнем мы с ним, — задумчиво сказал Иван
Алексеевич. — А может, попервах строгость напускает,
а там глядишь — и привыкнет. Уж на что занудливый был
Григорьев, а и то терпел...
На крылечке диспетчерской прокурор спросил:
— Я не понял, что здесь делает этот старикан? Готовит
выпивку и закуску?
Викентьев зачем-то пошарил по карманам.
— Полковник Ромов Иван Алексеевич? — переспросил
он. — Эта наша гордость. Кавалер многих орденов и меда­
лей, Почетный чекист, наставник молодежи...
Он хотел вызвать у властного и самоуверенного молод­
ца неловкость за ”старикана”, но не достиг результата.
— Не надо рассказывать его биографию, — оборвал
прокурор. — Что он здесь делает?
— Иван Алексеевич опытный специалист, ветеран спец­
группы. Уже лет двадцать он выполняет функции первого
номера...
— Выполнял. Но сегодня его единственной функцией
было откупоривание бутылки!
Викентьев оторопело молчал. Только сейчас он понял,
что один этап в работе спецгруппы закончился и начинается
другой.
— Люди, не имеющие отношение к исполнению, являют­
ся посторонними и не должны здесь находиться! — отрезал
прокурор. И он был прав.
Вернулся в диспетчерскую Викентьев явно обескуражен­
ным.
— Что такое, Михайлыч? — Ромов посветил своим
мутноватым рентгеном в лицо начальника спецгруппы. —
Небось, перевоспитывал, за трезвость боролся?
Подполковник отвел глаза.
— Уезжать хочет. Кто отвезет?
— А можно я? — неожиданно вызвался Шитов.
— Тебе ж еще закапывать...
— Пусть едет, сами справимся, — разрешил Сергеев.
— Ну давай, если так... — кивнул Викентьев.
— Кто с нами — собирайтесь, — сержант пулей выско­
чил из диспетчерской.
Когда Сергеев с Поповым подошли к санитарному фур­
гону, Федя Сивцев был мрачнее тучи.
— Теперь, выходит, Петька по отдельному графику ра­
ботает? Что хочет, то и делает? Вы за него носите, я буду
закапывать... За какие, интересно, заслуги?

568
 — Да брось, Федя, — успокоил сержанта Сергеев. —
Группа неукомплектована, оттого так и выходит. Вместе
закопаем. А в следующий раз и тебя отпустим.
Сергеев подмигнул Попову. Санитарный фургон выехал
из точки исполнения.
Через час ”Раф” подкатил к дому Попова.
— Пока! — Валера пожал руку Сергееву и, преодолевая
себя, Сивцеву.
Проводив взглядом растворяющийся в ночи белый фу­
ргон, Валера привычно взглянул на окна своей квартиры
и увидел, что в кухне горит свет. ”Отец приехал!” — под­
умал он и, не дожидаясь лифта, быстро пошел по лест­
нице.
Так и оказалось. Как всегда обветренный и загорелый,
отец сидел напротив Валентины, сильно пахло копченой
рыбой, на протянутой между противоположными углами,
наискосок, веревке для сушки белья висели два полумет­
ровых цимлянских леща, несколько рыбцов, капающих жи­
ром на предусмотрительно разложенные женой газеты,
связка сухой, отливающей серебром тарани.
— На реке живете, а рыбы не видите, — прогудел отец,
поднимаясь навстречу. — Специально ловил...
Они обнялись.
— И правда, с запахом, — отец повернулся к Валентине.
Валера попытался отстраниться, но крепкая рука с шер­
шавыми пальцами помешала это сделать.
— Жена рассказывала: ”В три, четыре ночи приходит, да
еще выпивший”, я не поверил, а оно так и есть...
Отец внимательно рассматривал Валеру и о чем-то ду­
мал.
— Сейчас-то только пол-второго, — попытался отшу­
титься Валера и, напрягшись, разжал отцову руку. — А уго­
ловный розыск и до утра работать может...
— Оно так. Я на своем буксире круглые сутки работаю,
— подтвердил отец. — Но ведь трезвым! А какая серьезная
работа, если выпивший?
— Да брось, папа! По пятьдесят грамм приняли с ребята­
ми после операции, чтоб расслабиться.
Валера зашел в комнату, разделся, поплескался в ванной.
— За встречу? Как там мать?
Отец пить отказался и, пока Валера ужинал, рассказал
семейные новости. Родители жили недалеко, в Темерницке.
У матери болели ноги, и она в город почти не ездила, отец
был капитаном на буксире и все время проводил на реке.
Только когда буксир оставался на ночлег в Тиходонском
порту, он забегал к сыну.

569
 — Говорит, мог бы и почаще, не только на праздники...
— Выберу время на той неделе и приеду, — пообещал
было Валера и тут же вспомнил, что в Предгорье активно
реализуется розыскное дело ”Трасса”, в любой момент
может поступить срочная информация, перечеркивающая
все планы... И к тому же дикая авантюра Сергеева, которая
тоже завершится неизвестно чем.
— Нет, чтоб брехуном не быть, обещать ничего не буду,
— поправился он. — Обстановка сейчас очень напряженная!
Очень! Вот схлынет волна...
Отец грустно улыбнулся.
— Дела никогда не кончаются. Я помню тебя еще маль­
чишкой, а сейчас ты — взрослый дядя... А дела и тогда были
и теперь. А у тебя особенно...
Он оживился.
— Валя сказала, наградили тебя недавно, да работу
поменял! Расскажи, похвастай!
Валера долго смотрел на отца, не зная, что сказать.
— Наши дела знаешь какие, — неопределенным
тоном протянул он. — То секретно, то запретно, а то
самому не хочется вспоминать. Давай лучше спать ло­
житься.
Валентина постелила постели, Валера, почистив зубы,
вошел в комнату и остолбенел.
— Слышь, сынок, а на кой ляд тебе эти штуки? — Отец
держал в руках макет пистолета и защитные очки с толс­
тыми стеклами.
Попов почувствовал, как заливается краской, как случа­
лось в детстве, когда отцу становилось известно о каких-то
неблаговидных и оттого скрываемых проделках маленького
Валеры.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Неужели ты не понял, что это безумная затея, из
которой ровным счетом ничего не получится? — раздражен­
но спросил Валера.
Они сидели в холостяцкой квартире Саши Сергеева, тихо
играла музыка, ”представительская” бутылка коньяка, при­
вычно извлеченная хозяином из секретера, стояла на поли­
рованном журнальном столике, дымился в чашках янтар­
ный чай, словом, обстановка располагала к беседе легкой
и необременительной.

570
 — Как раз наоборот — все выйдет отлично! — бодро
сказал Саша.
Попов мог бы удивиться такой уверенности, если бы не
знал принципа, которым руководствовался товарищ: чем
меньше шансов на успех, тем решительней иди к цели!
Коньяк так и стоял нетронутым, к чаю тоже не приступа­
ли, и атмосфера в аккуратной уютной комнатке была на­
электризованной и нервной.
— Что показала репетиция? — спросил майор и сам же
ответил:
— Старый мухомор, конечно, влез своим носом прямо
в рану, значит надо его нейтрализовать. Доктору эта проце­
дура совсем не нужна, взялся для виду за пульс, да и то —
если бы я не сказал... Может, и его надо будет подработать,
подумаем. Викентьев, говоришь, почти не смотрел. Проку­
рора я вначале заопасался, да он из-за стола не выходит.
Шитов? Мешается, конечно, здорово, но у него заботы
поважней — как бы одежду не испачкать... Парень фасонис­
тый, а переодеваться неудобно — не к станку ведь стано­
вишься...
Кончилась пластинка, и автостоп со щелчком отбросил
звукосниматель в исходное положение.
— Теоретические рассуждения почти всегда расходятся
с практикой. Мысленно легко решать любые проблемы, —
в наступившей тишине голос Валеры звучал резко и непри­
язненно. — Но вот скажи, например, как можно имитиро­
вать простреленный череп?
Сергеев усмехнулся и встал.
— Это как раз легче всего. Пойдем, покажу.
Он направился в ванную, по пути выдернув из плечевой
кобуры тяжелый, тускло блестящий ”макаров”.
— Стреляться, что ли? — Попов нехотя оторвался от
дивана и пошел следом, уставясь в треугольную спину, туго
обтянутую белой рубахой. Лопатки слегка шевелились, Ва­
лера услышал характерный звук извлекаемой обоймы, мяг­
кое скольжение металла о металл и через секунду — резкий
лязг спущенного с задержки затвора с почти одновремен­
ным щелчком предохранителя.
— Включи музыку, — Сергеев открыл дверь ванной
и мощной струей пустил воду. — На полную ручку, до отказа!
Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть шум бью­
щейся струи. Попов вывел регулятор громкости до предела,
от рева динамиков задрожали стекла. Сергеев поднял руку
с пистолетом, вспышка, рывок отдачи и удар, происхожде­
ние которого на подобном звуковом фоне установить было
совершенно невозможно.

571
 Попов убрал звук и подошел к ванной.
— Посмотри сам, что скажешь?
На белом кафеле бурело густое, с трехкопеечную монету
пятно в ореоле пятен, брызг и потеков.
— Да-а-а... — только и выговорил Валера, потрогав
зачем-то пятно пальцем, и тут же брезгливо сунул руку под
кран.
— Да нет, это краска, — успокоил Сергеев, вставляя
обойму на место и возвращая пистолет в кобуру. — Точнее,
специальный состав. Применяется для киносъемок — эф­
фект полный. Еще вопросы есть?
Валера молча плюхнулся обратно на диван, молча от­
крыл бутылку, молча выпил три рюмки подряд:
— Девушкам оставь, — укоризненно произнес Сергеев.
— Сейчас водки принесу, раз ты так расходился.
— Не надо, — тихо ответил Попов. — И что дальше?
— Врач трогает пульс или делает вид, что трогает, или
он будет знать, что ничего делать не надо — это я решу
позже... Мы с тобой быстро заворачиваем его в брезент,
выносим в машину, подписываем акт, все разъезжаются,
отпускаем сержантов, едем ко мне, по дороге ты снимаешь
брезент, я впускаю его в квартиру, едем закапываем яму
и все! Неделю-две он живет у меня, а потом — куда захочет!
Жестом фокусника Сергеев шлепнул на полированный
столик между початой бутылкой коньяка ”Тиходонск” и фа­
рфоровым чайником местного производства привычный
предмет — паспорт гражданина СССР, не новый, немножко
засаленный и помятый.
Медленно-медленно, как во сне, Попов потянул его к се­
бе, раскрыл, уже зная, что увидит и бросил обратно на стол.
Этот документ принадлежал человеку, которому было от­
казано в праве на жизнь, которого юридически не суще­
ствовало, и паспорт не мог находиться здесь в обыденном
и привычном мире, но он вопреки должному лежал рядом
с коньячной рюмкой, заехав углом под блюдце и его владе­
лец, заснятый в сорок пять лет хмурым, решительного вида
мужиком с внимательным цепким взглядом, еще жил и ды­
шал в особом корпусе Степнянской тюрьмы, а если несгиба­
емой воле и точному расчету майора Сергеева удастся
изменить неумолимую линию судьбы, то произойдет неви­
данное: списанный навечно в архив документ и приговорен­
ный к смерти хозяин встретятся, как ни в чем не бывало
здесь же, в аккуратной уютной комнатке и начнут вторую
жизнь...
Только сейчас Попов с удивительной четкостью осознал,
что замысел Сергеева не просто авантюра, а авантюра,

572
которая скорее всего удастся, бешеный напор ведущего
бойца группы захвата сметет с дороги все барьеры, препят­
ствия, преодолеет ловушки и контрольные рубежи. При
одном непременном условии. Если он — Валерий Федоро­
вич Попов, законопослушный гражданин, капитан милиции
с беспорочным послужным списком, согласится нарушить...
Собственно, что нарушить? Он не давал присяги исполнять
смертные приговоры, да и закон, запрещающий отнимать
человеческую жизнь, не возбраняет ее оставлять... Да ладно,
ерунда! Какая разница, что он нарушит! Надо дать согласие
на невероятное, вопиющее нарушение должностных обязан­
ностей, которое к тому же рано или поздно раскроется, ибо
тайна, которую знают хотя бы три человека — уже не тайна,
а тут и Ромов, и Буренко, а сколько случайностей подстере­
гает человека, живущего не на Марсе, не на необитаемом
острове, даже не в Австралии, а в той же самой стране,
в которой он числится расстрелянным по приговору суда, да
еще при отсутствии чемодана денег, конспиративных связей,
сети явочных квартир, сообщников...
— Ну, что ты молчишь? — голос Сергеева вывел Валеру
из оцепенения. — Что скажешь?
— Ради чего все это? В конце концов наше дело испол­
нять чужие решения... Можно отказаться...
Самому Попову то, что он говорил, казалось маловразу­
мительным и невнятным...
— Неужели ты не понимаешь, что этим его не спасешь? —
громко произнес он и посмотрел товарищу в глаза. — Про­
длишь агонию — и все... Разве сможет нормальный, обыч­
ный человек провести всю жизнь на нелегальном положении?
Сергеев на миг отвел взгляд, но только на миг.
— Завтра, послезавтра, через год приговор могут пере­
смотреть, это раз. Лунин — не обычный человек, у него
милицейский опыт, он знает все крючки, на которые мог бы
попасться — это два. У него есть родственники в селе на
Алтае, они ничего не знают, примут его, легализуют, ведь
его никто не будет искать — это три. Но я понимаю — все
это лотерея — пятьдесят на пятьдесят...
Сергеев тяжело вздохнул.
— Я обязан ему жизнью. И не хочу выполнять роль
забойщика или даже наблюдателя. Послушай, что я тебе
расскажу...
Через два часа Валера Попов продуманно и взвешенно
дал окончательное согласие на невероятный, но теперь пред­
ставляющийся вполне реальным план освобождения приго­
воренного Лунина. Еще два часа товарищи обсуждали дета­
ли этого плана. Казалось, они учли все мелочи, шероховато­

573
сти и случайности. Но одного фактора они вообще не
принимали в расчет. В центральной городской больнице
выздоравливал и готовился к выписке после долгой и тяже­
лой болезни пациент Лебедев — вохровец с завода ”При­
бор”.

Он с детства ненавидел свое имя. Единственный Гоша на

улице, в детском саду, потом в школе — он постоянно
оказывался мишенью насмешек и острот, в которых его имя
глумливо рифмовалось, коверкалось и трансформировалось
в разные неприличные слова.
Когда заплаканный Гоша прибегал домой с очередной
жалобой на безжалостных сверстников и в который раз
высказываемым требованием изменить имя, мать говорила:
”Это они завидуют. Имя редкое, красивое, такого ни у кого
нет. Не обращай на дураков внимания”. И он успокаивался,
потому что свято верил тому, что говорят взрослые, особен­
но родители, воспитатели, учителя. Но и здесь подстерегали
разочарования.
В первом классе Лидия Михайловна отлучилась с уро­
ка, дав наказ: ”Сидите тихо, а про тех, кто будет шуметь,
расскажите мне, я их накажу”. Добросовестный Гоша
Лебедев старательно записал, кто болтал, кидался бумаж­
ными шариками и запускал голубей, а когда урок
возобновился, поднял руку и, честно глядя в глаза
учительнице, сообщил о нарушителях дисциплины. Лидия
Михайловна отругала их, но как-то вяло, а его похвалила,
но тоже без особой искренности. Зато на перемене
”Гошке-сексоту” устроили форменную травлю, и он
убежал из школы, а потом та же Лидия Михайловна
сказала матери, что он должен уметь строить отношения
в коллективе и что ябед нигде не любят. Совершенно
дезориентированный Гоша выместил злобу на соседском
коте, но стал умнее: когда завуч призывала честно встать
и рассказать, кто вырвал листы из классного журнала, он
сдержал себя, дождался перемены и высказался в кабинете,
без свидетелей.
Пару лет спустя Мишка Кульков натер мылом доску,
сорвав несколько уроков, расследование проводил сам дире­
ктор, который обратился к пионерской совести каждого,
привел в пример Павлика Морозова, напоминал про честь,
смелость и принципиальность, в груди у Гоши ворохнулось
что-то теплое и, хотя он боялся мосластого, с несуразно
большими кулаками Кулькова, но встал, и преодолевая
страх, выложил все начистоту.

574
 И снова правильный поступок не вызвал симпатий у со­
учеников, а Кульков пообещал после уроков оторвать голо­
ву. Пришлось спасаться неправильными способами: замахи­
ваться кирпичом и громко материться. ”Псих какой-то!” —
сплюнул Кульков и отвязался.
”Ножницы” между должным и сущим с каждым годом
становились все шире. Прилежно зубривший уроки Лебедев
учился, в основном, на ”тройки”, а Вовчик Сидоркин едва
заглядывал в учебники, зато хватал смысл на лету и был
круглым отличником. Летние трудовые лагеря, призванные
укреплять здоровье и закалять характер, принесли Гоше
дизентерию и хронический бронхит. В десятом классе на
физкультуре он неудачно прыгнул через ”коня” и получил
сотрясение мозга.
Он надеялся, что явная неправильность жизни сопутству­
ет только школьным годам и после получения аттестата все
пойдет так, как положено. Начать новую страницу биогра­
фии поможет армия — кузница настоящих мужчин. Гоша
представлял, как вернется из воздушно-десантных войск:
окрепший, загорелый, владеющий всеми видами рукопаш­
ного боя, в залихватски облегающей форме, увешанной
значками воинской доблести..
Но в армию его не взяли по здоровью, пришлось ехать
за славой по комсомольской путевке на Всесоюзную строй­
ку, куда посылали лучших из лучших и где ковалось буду­
щее страны. Лебедев рассчитывал заработать там орден
или, на худой конец, медаль, завоевать авторитет и призна­
ние, обрести верных друзей и — чем черт не шутит! —
хорошую спутницу жизни.
Однако и на Всесоюзной ударной все оказалось не­
правильно: приписки, воровство, пьянство, убогие бытовые
условия... Хуже всего, что вместо самых наипередовых
комсомольцев работали здесь откровенные босяки, усло­
вно осужденные и бежавшие за городским счастьем сель­
ские парни. За излишнее усердие, ведущее к срезанию
расценок, Лебедева сразу же поколотили, потом пару
раз обыграли в карты, украли пиджак, а стокилограм­
мовый уголовник по кличке Утюг пытался сделать из
него ”шестерку”, заставляя стирать себе белье, бегать
за папиросами и стоять в очереди за водкой. В конце
концов Лебедев подстерег Утюга в коридоре общаги и вы­
плеснул на него кастрюлю кипятка, после чего забрал
заранее уложенные вещи и немедленно уехал обратно
в Тиходонск.
Он поступил на ”Прибор” — солидный, с устойчивой
репутацией завод. Фундаментально выполненная Доска по­

575
чета с красивыми цветными фотографиями передовиков
показывала, что здесь умеют ценить добросовестный труд.
Отдельно висели портреты рабочих — героев труда, делега­
тов и депутатов. Гоша задумался о новых перспективах: от
станка можно выдвинуться в политики, профсоюзные ак­
тивисты, да мало ли куда...
Он выучился на токаря, получил разряд, стал работать
самостоятельно. Приходил раньше всех, уходил последним,
но с трудом выполнял норму, к тому же много заготовок
отправлял в брак. Несмотря на это, начальство относилось
к нему хорошо, ставило в пример пьяницам и прогуль­
щикам, за безотказность при отправлении на сельхозработы
наградило грамотой.
Но ордена и медали, конечно, не светили, в депутаты
тоже пробиться вряд ли удастся, тем более их теперь не
назначают, как раньше, а выбирают из нескольких претен­
дентов... Лебедев понимал, что если начальство и выдвинет
его за трудолюбие и послушание, то предвыборную борьбу
все равно проиграет. Жить стало скучно, а тут попалось на
глаза объявление о вакансиях в охране, и Лебедев сделал
выбор.
Он очень любил оружие, в школе был отличником по
начальной военной подготовке, подлизываясь к военруку,
получал возможность часами разбирать и собирать древ­
нюю трехлинейную винтовку, ППШ и ручной пулемет Дег­
тярева. Здесь он получил настоящий боевой наган с клей­
мом Тульского оружейного завода и датой ”1938”. Несмот­
ря на древность, ”наган” был в хорошем состоянии,
Лебедев тщательно отладил его, подогнал трущиеся детали,
украдкой расточил круглым надфилем каморы барабана,
чтобы легче выходили стреляные гильзы. Узнай о таком
варварстве начальник охраны, он бы отходил его широким
армейским ремнем, зато теперь перезарядить оружие удава­
лось легко и быстро.
Стрелял Гоша прилично, заступая на пост, он отгибал
клапан кобуры так, чтобы изогнутая рукоятка торчала нару­
жу, как у какого-нибудь героя вестерна. Во время ночных
дежурств часами тренировался, выхватывая оружие все бы­
стрей и быстрей. Книги, которые он читал, и фильмы,
которые смотрел, наглядно показывали, что умение быстро
выхватывать пистолет и метко выстрелить приносит победу
в критической ситуации. И теперь Лебедев терпеливо ждал,
пока какой-нибудь шпион-диверсант из тех, о которых часто
говорили значительно-важные отставники из первого от­
дела, попытается проникнуть на охраняемую им террито­
рию.

576
 Суровый окрик, короткая ожесточенная перестрелка —
и вот результат: обезвреженный шпион с бесшумным аме­
риканским пистолетом и легко раненный боец ВОХР Гео­
ргий (имя он, наконец, поправил) Лебедев с дымящимся
”наганом”. Тут уж не отвертятся, придется и орден давать,
и в газетах портрет печатать...
Остановка была за малым — за шпионами. Да и вообще
никто не пытался нарушать охраняемый периметр снаружи.
Изнутри — другое дело. Через проходную выносили спирт
в специально сваренных из нержавейки плоских, изогнутых
фляжках, намертво схватывающий клей в закрашенных бе­
лой краской бутылках из-под молока, провода для телеан­
тенн, обмотанные вокруг тела, радиодетали — в карманах
или за пазухой, болты, гайки, шайбочки для домашнего
хозяйства — почти не скрываясь, в сумках или портфелях.
Все это было не страшно для могущества государства,
а потому на ”внутренних” нарушителей смотрели сквозь
пальцы, если даже и ловили, то наказывали по-отечески:
премии лишат или отпуск на зиму перенесут, а то и выгово­
ром дело обойдется.
Конечно, и внутри заводского периметра мог оказаться
чужак, возжелавший подорвать безопасность страны и вы­
нести тактико-техническую характеристику ”изделия № 5”
или ”изделия № 6”, а то и принципиальную схему
автоответчика системы ”свой — чужой”. Об этой возмож­
ности без конца толковали ветераны из первого отдела, но
ни одного случая за всю историю ”Прибора” не произош­
ло, что ветераны объясняли своей неутомимой деятель­
ностью.
Не сумев дождаться своего шпиона на службе, Лебедев
стал присматриваться к окружающим людям и за пред­
елами заводской территории. Однажды сосед по коммунал­
ке, подвыпив, стал приставать с расспросами, в каком цехе
он работает, у Лебедева заколотилось сердце, но виду он не
подал и выслушал просьбу принести банку клея: ”Стулья,
заразы, рассохлись и ничего им не могу сделать, а ваш клей,
зараза, лопасти вертолетные держит, я их промажу и все —
никуда, заразы, не денутся...”
Всю ночь Лебедев писал и переписывал заявление в пер­
вый отдел, а утром отнес, хотя дежурства в этот день
у него не было и он мог спокойно отсыпаться. Заявление
прочли один за другим два ветерана с одинаковыми ор­
денскими колодками, переглянулись, глянули как-то стран­
но, будто и не они вовсе призывали к бдительности в ки­
шащем шпионами городе и скучно пообещали все прове­
рить.

19 Вопреки закону 577

 — А мне как с ним вести? — блестя глазами, возбужден­
но спрашивал Гоша-Георгий. — Легенда у меня какая бу­
дет?
Ветераны снова переглянулись, потом один прокашлялся
и по-прежнему скучно сказал...
— Ты это... Приглядывайся пока...
Выйдя из кабинета, Лебедев неплотно прикрыл дверь и,
громко протопав по коридору, бесшумно метнулся обратно,
приник к щелке и успел увидеть, как ветеран покрутил
пальцем у виска и, скомкав, бросил его донесение в корзину
для бумаг. Здесь тоже все было неправильно.
Однажды, обходя ночью периметр своего сторожевого
участка, Лебедев услышал за забором гул автомобиля, лязг
замков, голоса. Там находился вечно пустой заброшенный
двор, не имеющий к заводу никакого отношения, но делать
все равно было нечего, и он, расковыряв небольшое отвер­
стие в треснувшем цементе, заглянул на сопредельную тер­
риторию, увидел заезжающий в гараж хлебный фургон,
силуэты каких-то людей, которые тоже скрылись в гараже.
Гоша закурил сигарету, взглянул на светящийся циферблат
часов и стал ждать. Через полчаса люди вышли из гаража
и зашли в примыкающее помещение, а еще через сорок
минут уехали на двух машинах: ”Волге” и санитарном
фургоне.
Увиденное заинтересовало Лебедева, он стал вести на­
блюдение регулярно и установил, что хлебный фургон при­
езжает два — три раза в месяц, как правило, по средам,
обычно между двадцатью тремя и часом. За полчаса — час
приходит ”Волга”, в ней всегда находятся четыре человека,
они дожидаются в пристройке к гаражу. Вслед за фургоном
все заходят в гараж, через десять — пятнадцать минут в во­
льерах начинают выть сторожевые собаки, а еще через
минут десять шесть человек переходят из гаража в при­
стройку, причем среди них находится милиционер. В при­
стройке они проводят тридцать — сорок минут и на ”Волге”
и медицинском ”Рафике” разъезжаются восвояси.
Это уже была настоящая тайна, от которой не смогут
отмахнуться старые бюрократы из первого отдела... Но
Лебедев тут же подумал, что если его рассказ не будет
подкреплен доказательствами, то вряд ли кто прислушается
к нему в этом неправильном мире.
Однажды ночью он перелез через забор и, сжимая в руке
”наган”, обследовал всю территорию загадочного двора.
Обычный гараж или ремзона, только все двери на замках,
доски плотно пригнаны, окно наглухо занавешено. В обыч­
ном гараже куда больше разгильдяйства...

578
 Лебедев еще несколько раз предпринимал разведыва­
тельные экспедиции и даже сумел подобрать ключ к гараж­
ной двери. Гараж как гараж, только массивная стальная
дверь в стене, которой тут вроде бы и нечего делать... Гоша
осмотрел машины. Хлебный фургон был наглухо заперт, он
постучал по кузову — сплошная сталь вместо обшитой
жестью фанеры. Заглянул сквозь стекло в кабину: все прибо­
ры, лампочки, тумблеры на местах, аккуратность и порядок,
характерные для военных или специальных машин, но не
для заурядной хлебовозки.
Санитарный ”Раф” тоже оказался заперт, но внутри
угадывались обычные брезентовые носилки да на них две
лопаты. В ”Волге” ничего необычного не было. В углу, за
старыми скатами, вохровец нашел ящик с пустыми бутыл­
ками из-под водки.
Эти вылазки мало прояснили дело, но однажды из гара­
жа выскочил парень, который долго блевал у забора, потом
его увел здоровенный тип с бандитской рожей. И в сознании
Лебедева разрозненные факты вдруг выстроились в строй­
ную логическую цепочку. Собаки воют на покойника. Блю­
ющий парень был новеньким и, видно, стал свидетелем
довольно неприятного зрелища. Лопаты в кузове санитар­
ного фургона нужны, чтобы что-то закапывать. То, с чем
проделали манипуляции, способные вызвать у свежего чело­
века приступ рвоты. ЗДЕСЬ ПОТРОШИЛИ ТРУПЫ!
Причем делали это тайно, а следовательно, незаконно.
И цель могла быть только одна: добывание человеческих
органов для пересадки! Несколько лет назад по экранам
прошел фильм с подобным сюжетом, совсем недавно цент­
ральная газета написала про отечественную мафию патоло­
гоанатомов, контрабандой отправляющую внутренности
сограждан за рубеж и получающую прибыль в валюте.
И вот оно — осиное гнездо, совсем рядом!
Разочарованный в своем отделе, Лебедев отправился
в милицию, но там тоже все было неправильно, ему ясно
дали понять, что следует обратиться к психиатру. Правиль­
но жить в неправильном мире совершенно невозможно,
Гоша решил приспособиться к окружающим условиям и то­
же действовать не по правилам. Когда он добьется успеха,
о нарушении правил не вспомнят. Победителей не судят!
Лебедев составил подробный план действий, имевший
в основе многочисленные книги и фильмы, в которых оди­
нокий герой побеждает целые банды негодяев. Но тут нача­
лась ”неделя донора”. Лебедев легко согласился безвозмез­
дно сдать кровь для помощи больным людям. Но непра­
вильный мир в очередной раз поглумился над ним: игла,

579
которая должна быть безупречно стерильной, внесла в ор­
ганизм болезненный вирус. Болел он очень тяжело и почти
три месяца провалялся в больнице. Когда ему стало по­
лучше, Лебедев мысленно вернулся к своему плану, об­
думывая его со всевозможной тщательностью, шлифовал со
всех сторон, пока не довел замысел до кондиции.
При выписке врач сказал:
— Еще на две недели вам выдается бюллетень, потом
лучше взять отпуск. Регулярное питание, витамины, диета,
отсутствие физической нагрузки и нервных напряжений.
Полгода, как минимум, вам необходим щадящий режим.
Потом очень желательно съездить в санаторий.
Лебедев кивнул. В профкоме имеются любые путевки.
А героям их выделяют в первую очередь.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
В Предгорье кипела невидимая постороннему глазу ро­
зыскная работа. Дом Петруни и его гараж были сфотог­
рафированы во всех ракурсах, контакты и связи пропуска­
лись сквозь фильтр тщательной проверки. Многие не пред­
ставляли интереса и были отброшены, но в числе ”гостей”
оказались два налетчика, находившиеся во всесоюзном ро­
зыске, и активный фигурант розыскного дела ”Дурман”.
Налетчиков провели до вокзала и взяли в поезде за
несколько сот километров от Котси. При них оказались
пистолеты, граната, триста граммов гашиша и двадцать
тысяч рублей. Показаний они, как и следовало ожидать, не
давали, но прошлые грехи и отобранное при задержании
позволяли надолго упрятать их за решетку, поэтому име­
лась перспектива, что им удастся все-таки развязать языки.
Фигуранта ”Дурмана” с тремя товарищами тоже соби­
рались взять за пределами республики, но те заметили
наблюдение и устроили бешеную гонку по трассе Баку —
Тиходонск, мало приспособленной для обгонов на высоких
скоростях. В конце концов черная ”девятка” преследуемых
столкнулась лоб в лоб с ”Камазом” и, расплющенная,
отлетела на обочину. В багажнике обнаружились двадцать
килограммов маковой соломки, сухой опий и большое ко­
личество анаши. Водитель и оба пассажира погибли на
месте, третий предусмотрительно пристегнулся ремнем на
заднем сиденье и остался жив Под магнитофонную запись
он подробно рассказал о маршрутах сбыта наркотиков и се­

580
ти перевалочных пунктов, одним из которых являлся дом
Петруни.
После этого прокурор дал санкцию на прослушивание
телефона Петруни и оперативную фиксацию действий раз­
рабатываемых.
Беймураз Абдурахманович, проглядевший у себя под
носом осиное гнездо, лез из кожи вон, чтобы оказаться
причастным к успешной реализации дела и избежать ”орг­
выводов”. Несколько раз он звонил в Тиходонск и слезно
просил дать ему в руки любую, самую тонкую ниточку,
ведущую в республику.
Но он явно преувеличивал возможности тиходонцев.
Никакими новыми данными по РД ”Трасса” они не рас­
полагали. Сергеев вплотную занимался нераскрытыми дела­
ми, которые по почерку могли бы быть привязаны к Учи­
телю, а Попов безуспешно продолжал отрабатывать уво­
ленных и действующих работников милиции. Несколько раз
ему казалось, что фоторобот ”трассовика” напоминает ка­
кого-то человека, он часами сидел над квадратиком фотобу­
маги, и узнавание пошевеливалось где-то в подсознании, но
наружу не прорывалось, оставляя смутное ощущение неудо­
влетворенности и беспокойства.
Выбирая свободные минуты, Сергеев и Попов продолжа­
ли готовить высвобождение Лунина. Собственно, основную
роль здесь играл Сергеев, а Валера ассистировал, то веря
в успех задуманного, то в очередной раз приходя к мысли,
что вовлечен в обреченную на провал авантюру. Но как бы
то ни было, слово он дал и отступать не собирался.
— Надо готовить обоих — и Алексеевича и врача, —
сказал Сергеев во время очередного обсуждения операции.
— Лучше заранее перестраховаться. А то вдруг влезут
в последнюю минуту.
Вовлечь в душевный разговор за бутылкой водки Ромо­
ва не составило труда, хотя Попов испытал укол совести:
старик был крайне недоверчив и осмотрителен к чужим,
а их считал своими, и получалось, что они злоупотребляют
доверием.
— Нет порядка, — сказал Сергеев, когда одна бутылка
была уже закончена, а вторую только откупорили.
— Милиционеры мимо пьяного идут — рожи отворачи­
вают, гаишники только водителей норовят прищучить,
а что там на тротуаре творится — их не касается. Охрана
свои задачи решает, паспортники — свои, а с уголовниками
только мы бьемся, может, еще участковый...
— Смотря какой участковый, Сашенька, — оживился
Иван Алексеевич. — В наше время по тридцать лет на

581
одном участке работали, каждую собаку во дворе знали!
Еще заявления о краже не поступило, а он приходит и выда­
ет: кто, с кем, где вещи. Остается поехать и взять. Но если
хозяина нет — все валится!
Иван Алексеевич махнул рукой и потер ладошкой подбо­
родок.
— А суды что делают! — в точном соответствии со
сценарием подлил масла в огонь Попов. — Не хотят выно­
сить приговоры и все тут! Как сложное или скандальное
дело, найдут зацепку — и на доследование!
Они собрались у Сергеева и сидели прямо на кухне, за
маленьким, обшитым белым пластиком столом. Закуска
была обычная для подобных случаев: вареная картошка,
соленая капуста с базара, луковицы, сало — опять-таки
с рынка и хлеб.
Все трое ели с аппетитом, а выпивали только Ромов
с Поповым.
— Это не потому, что суды, или ГАИ, или охрана, —
Иван Алексеевич подцепил вилкой картофелину, размял
в тарелке, приготовил лук и капусту. — В людях ответствен­
ности нет. Работать никто не хочет. Равнодушные стали,
злые... Не собираются, песенок хороших не поют. Давайте,
по единой...
Валера и Ромов выпили, Сергеев чокнулся, пригубил
и поставил рюмку. Иван Алексеевич покосился неодобрите­
льно, но ничего не сказал.
— Ответственности боятся, — подталкивал Ромова Ва­
лера. — Каждый за свою задницу дрожит: как бы чего не
вышло да по шапке не дали!
— Точно, все и боятся, за кресла держатся, — подтвер­
дил Иван Алексеевич и добавил:
— Хорошо у меня уже никакого кресла нету. Отсидел
я свое в креслах-то, геморроем обзавелся, а больше ничем...
— А у нас что? — спросил Валера. — Стулья драные, да
и то присесть некогда.
— И вам держаться не за что, — охотно согласился
Ромов. — Пахарь он везде пахарь.
— Знаете что? — вдруг спросил Сергеев, повторяя ин­
тонации Ивана Алексеевича, даже глаза и губы попытался
округлить. — Давайте мы хоть раз этим чиновникам носы
подотрем! Сделаем как положено, по справедливости и пле­
вать на их хитромудрые расчетики!
— Давай сделаем! — так же охотно согласился Ромов. —
А что ты, Сашенька, удумал?
— Да вот этот приговор идиотский по Лунину! Они
нашего товарища списали как последнего урку, а Лесухина

582
помиловали. Давайте и мы Лунина помилуем! Отпустим —
и дело с концом!
Иван Алексеевич слушал как всегда внимательно и со­
гласно кивал головой, но при последних словах словно
окаменел.
— Не пойму... Как так отпустим?
— Очень просто, — самым естественным голосом от­
ветил Сергеев. — Вместо исполнения разыграем спектакль,
а потом выпустим его — пусть едет куда хочет! А у него есть
местечко — ни одна собака не докопается...
— И обратно не пойму, — Иван Алексеевич отставил
рюмку. — Кто же приговор отменит? Или телеграмму
пришлет?
— Да никто! Мы сами решим!
Иван Алексеевич посмотрел на Сергеева, на Попова,
снова перевел взгляд на Сергеева.
— Ну ладно, когда с пьяных глаз такие шутки, это
понять можно. Но мы-то трезвые, только вторую начали!
А ты и вовсе не пил. Как же тебя понимать?
— А что тут особенно непонятного? — гигант пер напро­
лом, часто ему это помогало.
— Да то! — холодно сказал Иван Алексеевич. Он по­
строжал, выпрямился, даже кожа на лице подтянулась.
— У меня выслуги с войной — почти полвека. Всяко
бывало: и пили, и дурака валяли, всяко... Но чтобы до
такого додуматься...
— До чего ”такого”?! — заорал Сергеев. — Сам же
говорил, что исполнять не станешь! Сам!
— Это совсем другое, — по-прежнему холодно и подчер­
кнуто спокойно проговорил Ромов. — Напишем рапорт
и пусть его отправляют в Северную зону исполнения. Вот
и решение вопроса для нас. А ему-то помочь невозможно.
Никак невозможно! И даже придумать такое я бы себе не
позволил, пусть и литр выпью!
Трах! — громадная ладонь с силой опустилась на белый
пластик. Звякнув, полетела на пол вилка, разбрасывая во все
стороны клейкие полоски капусты.
— Службисты хреновые! И черт с вами, подаю рапорт!
И Валера подаст! Сами исполняйте!
Сергеев вскочил, сделал неопределенное движение рукой,
затем схватил свою рюмку и с размаху выплеснул в ракови­
ну.
— Я к этому грязному делу руки не приложу! И вообще
больше на ”точке” вы меня не увидите!
— Вот это другой разговор, здравый. Это пожалуйста.
Не можешь, не нравится, трудно тебе — уйди в сторону.

583
 Ромов помолчал, подвигал челюстью.
— Только кто будет за тебя в грязи ковыряться? Пусть
удавы по земле ползают, учителя деток уводят, кисляевы
всяких девчонок насилуют... Так выходит?
Он поднялся, отряхнул ладони, будто пыль сбивал.
— Ты не говорил, я не слышал. Скажу Викентьеву,
что Лунина исполнять не будем. Пусть принимают ре­
шение.
Ромов вышел из кухни, протопал по коридору, хлопнула
входная дверь.
— И что теперь? — спросил Попов.
Товарищ пожал плечами. Он выглядел усталым и подав­
ленным.
— Вот тебе и старичок-боровичок...
— Я сразу говорил, что это афера.
— Говорить легко... Делать трудно...
Сергеев несколько раз вздохнул, успокаиваясь, сел на
место, со стуком поставил рюмку.
— Конечно, если хорошее дело...
Он налил до краев, поднес ко рту, замешкался и резко
отвел руку. Водка выплеснулась на брюки и белую пласти­
ковую поверхность. Гигант потер левую сторону груди.
— Сердце?
Сергеев качнул головой.
— Мышцу сводит. Сейчас пройдет. А Викентьев вызо­
вет, скажем — разыграли мухомора. Но рапорт я ему
положу. Завтра же.
На следующий день озабоченный Ромов вошел в каби­
нет к начальнику спецгруппы ”Финал”.
— Я насчет исполнения Лунина, — едва поздоровав­
шись, начал он.
— Подожди секунду, Иван Алексеич, — Викентьев тоже
выглядел озабоченным.
— Тут такое дело... — подполковник на миг отвел глаза,
но тут же вернул взгляд куда положено — прямо в лицо
старому сослуживцу.
— Такое дело, аксакал, надо рапорт писать. На отдых.
— А кто это, позвольте спросить, за меня решает? —
хмуро поинтересовался Ромов.
Викентьев развел руками.
— Оно само собой получилось, мы с тобой, старые
козлы, и не додумались...
— Похоже, что старый козел тут только один, — Иван
Алексеевич ждал.
— Ты почему столько лет в отставке, а работаешь
в группе? — спросил Викентьев и сам ответил:

584
 — Да потому, что не было первого номера на замену! Но
теперь-то он есть! Мне об этом еще на исполнении прокурор
сказал. И генерал сразу: Сергеева в приказ — первым,
а Ромова с почетом на заслуженный отдых... Что тут воз­
разишь?
Ромов секунду подумал, пожевал губами.
— Дай листок бумаги.
Неловко присев с торца стола, Иван Алексеевич написал
рапорт, протянул его Викентьеву, вспомнив, достал карто­
нку специального пропуска на вход в Управление в любое
время суток.
— Возьми. К кассе и по пенсионному пропускают. Да
еще...
Он покопался в карманах широких, будто чужих, брюк,
позвенел металлом и вытащил ключ с резной двусторонней
бородкой.
— Это от сейфа там, в ”уголке”. Теперь все.
Ромов выглядел совершенно спокойным. Викентьев знал
его давно и понимал, что это маска, призванная скрыть
глубокую обиду.
— Так что ты хотел про Лунина? — Викентьев попытал­
ся сгладить остроту ситуации. Но бывший первый только
махнул рукой.
— Теперь это не мое дело. Сами разбирайтесь.
И выйдя из кабинета, добавил:
— Чувствую я — такое вы наработаете!
Два дня Сергеев и Попов находились в напряжении, но
Викентьев служебного расследования не затевал, ни о чем не
спрашивал и о предстоящем исполнении Лунина не вспоми­
нал.
Он рассказал об отставке Ромова и его обиде: понятно,
так сразу раз! — пинок под зад, кому приятно... Но с другой
стороны — сколько можно работать?
Сергеев вынул из внутреннего кармана пиджака сложен­
ный вчетверо рапорт, хотел порвать, но передумал и поло­
жил в сейф.
— Что ни делается, все к лучшему, — сказал он Попову.
— Надо попробовать с врачом. Только подход найти убеди­
тельный...
Предлог для контакта с Буренко майор искал основате­
льно и нашел.
Через пару дней оперативники из областного УВД
майор Сергеев и капитан Попов зашли в Бюро судебно-
медицинской экспертизы. Ничего странного в этом не было,
дела в СМЭ есть у них почти всегда, а что явились к концу
работы — так сыщики крутятся как белки в колесе и време­

585
ни не выбирают. Словом, обычный рабочий визит. И вски­
нувшийся было навстречу вошедшим эксперт Буренко взял
себя в руки и с безразличным видом вернулся к микроскопу.
— Мы к вам, Николай Васильевич, — проговорил Серге­
ев. — За советом не врача, но нумизмата... — Сергеев полез
в карман, отметив, что на одутловатом лице эксперта от­
разилась тень удовольствия.
— Ты на все руки, как я погляжу, — сухопарый, будто
иссушенный формалином сосед по кабинету то ли одобрял
разносторонность коллеги, то ли наоборот — осуждал.
— Эту монету изъяли у квартирного вора. Он показаний
не дает, а нам надо устанавливать, где он ее взял. Заявлений
нет. Отсюда вопрос: что за монета, где искать хозяина. Вы,
коллекционеры, друг о друге больше нас знаете.
Буренко как-то странно взглянул на оперативника, взял
небольшой серебряный диск, внимательно рассмотрел со
всех сторон сквозь толстую лупу, привычно извлеченную из
кармана халата, и молча вернул.
— Что скажете?
— Греческая драхма, — с тем же странным выражением
ответил врач. — Вы хотите, чтобы я назвал адрес и фами­
лию владельца?
— Хотя бы приблизительно: у кого могла быть такая
монета?
— А вы не знаете?
— Я же говорю — наш не колется, заявлений нет.
Откуда же нам знать?
— Уже почти шесть, — вступил в разговор Попов. —
Может, по дороге поговорим?
Буренко неопределенно качнул головой, грузно поднялся
с белой вертящейся табуретки и начал переодевать халат.
— Пусть в ресторан ведут, — напутствовал высушенный
сосед. — А то получается, ты за одну зарплату два дела
делаешь...
— Какие еще ”два дела”? — недовольно буркнул эксперт
и, не застегивая пальто, пошел к выходу.
Зима стояла теплая, как почти всегда бывает в Тиходонс­
ке, снег подтаял и покрылся скользкой ледяной коркой.
Буренко запахнулся и, с трудом удерживая равновесие, дви­
нулся по стеклянному тротуару. Раньше морг и Бюро СМЭ
располагались в центре города на тихой пешеходной улице,
несколько лет назад переехали в новое громадное здание
комплекса Скорой помощи, выросшего в степи между север­
ной окраиной старого Тиходонска и стремительно расстраи­
вающимся жилым массивом. Добираться на работу и обрат­
но стало проблемой: транспорт сюда почти не ходил, а до

586
Магистрального проспекта было не меньше полутора кило­
метров. Зато ”уголок” находился почти рядом — пять минут
машиной, иногда Буренко забирали прямо с дежурства.
В сотне метров от больничных ворот начинались част­
ные дома, тротуар здесь был посыпан золой и Буренко
перевел дух.
— Ну, зачем я вам понадобился? — вопрос прозвучал
сухо, если не враждебно.
— Насчет монеты посоветоваться, — сказал Сергеев,
которому не нравилось странное поведение врача, тем бо­
лее, что он не мог понять его причины. Может, старый
мухомор настучал? Так не должен...
— Я вам могу назвать фамилию и адрес хозяина. Мо­
жем зайти — живет он неподалеку, — Буренко остановился
и попытался посмотреть гиганту в глаза. Такие попытки
всегда выглядели смешно.
— Никто у него ничего не крал. Монету вчера взял под
расписку майор милиции Сергеев, будто для сравнительной
экспертизы. Но мы приятели — этого майор не учел. Грубая
работа. Давайте, я слушаю.
Оперативникам было не до смеха.
— Лучше зайти куда-нибудь, сделать по сто граммов,
закусить. И разговор легче пойдет.
В голосе Сергеева вряд ли можно было распознать от­
тенок смущения.
— Нет, — отрезал эксперт. — Разговор за бутылкой —
это одно, а милицейские штучки-дрючки — совсем другое.
И совмещать их нельзя. Говорите!
Место под ржаво качающимся фонарем на продуваемой
ветром улице совсем не подходило для предстоящей беседы,
но разогнавшегося Сергеева остановить было невозможно.
— Есть дело, — отрывисто бросил он. — Монета —
предлог. Ничего обидного в этом нет. Короче. Скоро испол­
нение Лунина. Слышали про такого?
Буренко кивнул. Очевидно, тон Сергеева подействовал:
эксперт уже не казался враждебным, просто усталым.
— Что думаете? — по-прежнему отрывисто спросил
майор. — Правильно стрелять капитана милиции за трех
мерзавцев?
— И за двоих стреляли... Бывало — за одного. Кто
мерзавец, кто не мерзавец — определить обычно трудно.
А что капитан... Закон-то вроде для всех один!
Все шло прахом. Повернуться и уйти — значит отказать­
ся от задуманного. Доверяться человеку, явно находящему­
ся не в духе, испытывающему к тебе неприязнь, сводящему
серьезный долгий разговор к трехминутной перебранке

587
в желтом прыгающем скрипучем круге света, не способного
рассеять уже довольно густые сумерки — и вовсе глупо.
Попов ждал, что товарищ плюнет и выждет более удобный
момент. Хотя такого может и не быть.
— Про законы сейчас все знают... Грамотные, образо­
ванные. Только как говорит ваш лучший друг Иван Алексе­
евич — толку нет.
Сергеев придвинулся к врачу вплотную, нависая над ним
внушительной массой.
— Почему вдруг он — ”лучший друг”? — Буренко
отступил на шаг.
— Неважно. Дело в другом, — майор снова сократил
дистанцию. — На этом исполнении вам не надо ничего
проверять. Ни зрачковую реакцию, ни пульс, ни дыхание.
Покрутитесь для вида и все. Такая к вам просьба. За тем
и пришли с этой дурацкой монетой.
— Конспираторы... — озадаченно протянул врач. — Уж
действительно... Я и не знал, что такие вещи делают!
Реакция судмедэксперта была какой-то странной, Попов
понял в чем дело, только услышав следующую фразу.
— А почему Викентьев вас прислал, а не сам? И в таком
месте, на улице...
Оперативники переглянулись.
— Вы только что правильно все сказали, — мягко ответил
Сергеев. — Именно конспирация. Считайте, что Викентьев
ничего не знает. Даже если вы обратитесь к нему напрямую,
он будет удивлен. По крайней мере, сделает вид, что удивлен.
— Я же говорю: милицейские штучки-дрючки...
— Отойдите в сторону, — сердито заверещала малень­
кая старушка в прожженном ватнике. — Места мало, что на
самой дороге стали, весь проход загородили!
Буренко запнулся на полуслове и, подталкиваемый костля­
вым кулачком, двинулся по узкой полоске зоны на отблескива­
ющем льду. Старушка шла следом, бурча и звеня огромными
ведрами. В сотне метров находилась водоразборная колонка.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В особом блоке Учреждения КТ-15 время не двигалось.
Тот же спертый, прокуренный воздух, тот же старый, с печа­
тью безысходной притерпелости на лице прапорщик, тот же
капитан в вечно мятой форме и с таким же мятым лицом, те
же безразличные ко всему волкодавы дежурного наряда, то
же домино и те же резиновые палки.

588
 Днем и ночью здесь было одинаково плохое желтое
освещение, зимой и летом — одинаковая духота и вонь.
И девять одинаковых экранов мониторов показывали внут­
ренности одинаковых камер, в которых находились один­
аково уравненные приговором временные постояльцы.
Лунин выделялся из среды обычных транзитников этого
накопителя смерти.
— Колбасу давали, кефир, я котлеты из дома приносил,
— рассказывал капитан, выбирая на связке нужный ключ. —
Свой как-никак. Только ел плохо... И за что его? Сколько
волков, труболетов всяких миловали, да в общий корпус
переводили... А тут...
Из камеры вышел заросший седой щетиной сильно гор­
бящийся человек, совсем не похожий на фотографию в пас­
порте Лунина. Обвел всех потухшими глазами, задержался
на Сергееве, вытянул вперед руки, хрипло пояснив:
— Плечо болит, назад не выворачиваются...
В спецавтозаке Сергеев снял с него наручники и дверь
в камеру не запер. Попов почему-то испытывал беспокойст­
во от нарушения обычного порядка: будто рядом в клетке
зверь-людоед, который в любую минуту может вырваться
наружу.
— Вот где свиделись, Саша, — так же хрипло сказал
Лунин. — Об этом же все время думаешь, в снах видишь,
и спрашивал себя: кто же придет? Я ведь почти всех ребят
знаю, наверняка кто-то знакомый... Перебирал, перебирал,
а про тебя не вспоминал.
— Водки дать? — не ожидая ответа, Сергеев отвинчивал
колпачок плоской фляжки.
— Давай. Мне ребята в блоке так и сказали. Своему
нальют для храбрости...
Голос смертника был равнодушен. Он залпом выпил
стакан, от плавленого сырка и хлеба отказался, попросил
сигарету.
— Горькая водка какая-то... Или давно не пил... — Кузов
спецавтозака наполнился тяжелым духом спиртного и табака.
— Там лекарства, — пояснил Сергеев. — Успокаива­
ющее, снотворное. Большая доза.
Спецгруппа еще не была укомплектована полностью,
Сергеев согласился выполнять функции и первого, и третье­
го номера, благодаря чему в бронированном фургоне как
обычно находились только он и Попов.
Викентьев сидел в кабине и размышлял, что так не
годится, надо искать человека на место шестого.
— Кого возьмете вместо Петьки? — Сивцев как будто
читал мысли.

589
 — Посмотрим...
— Петька разошелся: говорит, и за первого мог бы
работать, — неодобрительно продолжил пятый. — А прав­
да, что первый за каждое исполнение сотню получает?
— Поменьше, — нехотя ответил второй.
— А что офицерское звание присваивают, правда?
— Разбежались. Сразу генерала получит...
Сивцев тяжело вздохнул.
— А чего, все равно интересней, чем баранку вертеть...
— Следи за дорогой! — приказал Викентьев, и водитель
обиженно смолк. В кабине наступила тишина. Викентьев
обдумывал возможные кандидатуры.
В кузове фургона тоже молчали. Лунин часто зевал.
Действовали снотворное и водка, хотя многие смертники
зевают и без этого.
Спецавтозак сделал плановую остановку. Слышался
стук вагонных колес. Переезд. До города два километра.
Очень напряженное место. Шлагбаум, машины могут стать
и сзади и сбоку. Здесь конвой всегда настороже. Но не
сейчас. Никто не будет освобождать Лунина извне. Никому
он не нужен.
— Подействовали лекарства? — спросил Сергеев.
— Как пьяный... Вроде и сон наваливается, ноги ватные.
Заснул бы — и все. Да разве заснешь? И не положено —
разбудите...
— Слушайте внимательно, — перебил Сергеев. — Мы не
будем исполнять приговор. Я выстрелю имитационной пу­
лей — будет удар, как камнем из рогатки. И вались вперед,
лежи тихо, засыпай. Мы тебя замотаем в брезент и вынесем.
Потом отвезем ко мне, отсидишься и — на Алтай, как
собирался когда-то...
Лицо Лунина на миг ожило и тут же вновь омертвело.
— Мне-то зачем эти басни... Я никаких фортелей... Сми­
рился уже...
Сергеев потер грудь и шумно сглотнул.
— Слушай и запоминай, Палыч! Ты мне в свое время,
можно сказать, жизнь спас. Я уже решил тогда: если что —
бритовкой по венам, но в камеру не пойду!
— Сам себя, конечно, лучше, — осужденный с трудом
выдавливал слова, язык слегка заплетался, речь стала не­
внятной. — Я бы тоже сам... Но пистолет, небось, не
дадите... С одним патроном, с подстраховкой? Знаю, не
дадите. Не положено, мало ли что смертник выкинет...
Сергеев еще раз сглотнул и надсадно откашлялся.
— Сюда, сюда слушай, Палыч! Не раскисай, ты же
стальной мужик! Я тебя вытащу, а Валера мой друг, он

590
поможет! Падай вперед и, самое главное, не шевелись!
Иначе и сам пропал, и нас подведешь!
Мигнула лампочка условным сигналом начала движения,
фургон переехал рельсы и гладко покатился по асфальту.
Лунин молчал. Голова его безвольно моталась из сторо­
ны в сторону, лица видно не было.
Григорий Лебедев ждал полуночи. График наблюдений
показывал, что бандиты появляются на сопредельной тер­
ритории по вторым-четвертым средам, около ноля часов.
Очевидно, их дьявольский план жестко сопрягался с каким-
то расписанием. Лебедев провел аналитическую работу, из­
учил движение проездов, побывал в аэропорту, и здесь его
как током ударило: по вторым и четвертым средам каждого
месяца около пяти утра вылетал самолет в Вену. Григорию
стало жарко, и он ощутил противную пустоту в желудке —
смутные догадки получили объективное подтверждение!
В животе крутило все сильнее, он поспешно спустился
в платный туалет и бурно облегчился, даже в неудобной
позе продолжая обдумывать свое открытие.
Эти разъезжаются в полвторого или два часа ночи, до
аэропорта — час езды.
Как раз к самолету подвозят контейнер с сердцем, почка­
ми, разными железами... Таможня и пограничники, конечно,
с ними заодно, и вот ранним утром в чужом капиталисти­
ческом городе мчится по чисто вымытым улицам санитар­
ный автомобиль с внутренностями безвестного нашего бе­
долаги, предназначенными для продления жизни акулы им­
периалистического бизнеса, нечистоплотного политикана,
мафиози или какого-то другого кровопийцы-миллионера!
В состоянии сильнейшего возбуждения Лебедев приехал
домой, достал папку, в которой накапливал нужную инфор­
мацию, нашел заметку, неровно вырезанную из центральной
газеты, и не смог сдержать вскрика: адресатом транспланта­
нтов называлась Австрия! Все совпадало один к одному!
Наверное, это был звездный час в жизни Гоши Лебедева.
Он ощутил, что такое железная логика умозаключений,
умение наблюдать, анализировать, выдвигать версии и на­
ходить им стопроцентное подтверждение. Он испытывал
упоение мощью своего интеллекта и, одновременно, нешу­
точный, до пупырышек на коже страх от того, что проник
в тайны международной мафии. Сколько же они зашибают,
подумать страшно! Да еще в валюте... А он, Григорий
Лебедев, поставил их на грань разоблачения!
По канонам всех фильмов, которые он видел, и книг,
которые прочитал, его ждала участь опасного свидетеля.
Причем в нашем неправильном мире милиция не станет

591
охранять его днем и ночью, не разрешит постоянно носить
верный револьвер и даже плохонького пулезащитного жиле­
та не выдаст. Даже разговаривать с ним ни один милицейс­
кий чин не станет, а попросту отправит в психбольницу или,
в лучшем случае, посмеется.
Он, Григорий Лебедев, был наедине с опаснейшей пре­
ступной организацией! В животе снова забурлило, и он
опять поспешил в туалет. Наверное, расшалилась печень.
С этими сыщицкими делами он перестал регулярно пи­
таться и даже пропускал время приема лекарств. Лучше
всего заняться здоровьем, бросив любительскую игру, ко­
торая ничем хорошим не завершится. Что, ему больше
всех надо? Пусть ломают себе головы, а у него есть свои
дела!
Гоша успокоился, покушал творожка без сахара, выпил
зеленоватую пилюлю ”Лива 52” и уселся у телевизора.
Недавно он подключился к кабельному вещанию и теперь
регулярно смотрел ”крутые” боевики и эротические
фильмы. Первые пробуждали желание скорей взять в руки
любимый ”наган”, а вторые облегчали половую жизнь,
которую он вел в одиночестве.
На экране очередной супермен разделался в одиночку
с целой бандой. Ситуация была похожей: полиция тоже не
захотела прийти на помощь, герой собирался уехать, а по­
том пересилил себя и приобрел ”магнум”, отбрасывающий
человека на несколько метров. Бандиты не ждут отпора,
решительность, жестокость и первый выстрел — беспроиг­
рышные козыри даже в неравной, на первый взгляд, игре.
Главный негодяй прибегнул к хитрости, надев бронежилет,
который не взял даже ”магнум”. Но у героя под рукой
оказалась базука и реактивный снаряд проломил брониро­
ванным мерзавцем толстенную стену, размозжив ему голо­
ву, как сырое яйцо.
Лебедев почувствовал прилив уверенности, а на следу­
ющий день, оставшись один в комнате дежурной смены,
долго выхватывал перед зеркалом наган, вскидывал и щел­
кал разряженным барабаном семь раз подряд. Получалось
очень быстро и ловко.
Бандитов было как раз семь, если не считать еле переста­
вляющего ноги старика... Да и грузный не в счет, и этот,
с кислой рожей... Опасен гигант с лицом убийцы да переоде­
тый милиционером... Тот, который блевал — слабак, он
тоже не в счет, сколько там остается? Двое? А патронов —
семь! И стрелок Григорий Лебедев отличный! И внезап­
ность на его стороне! Надо перебороть себя и все: почести,
награды, слава...

592
 А чтобы никаких осечек, можно захватить с собой соба­
ку. Точно! Льва или Беса! Или обоих! Эти псы разметают
всю шайку даже без выстрелов, разве в воздух, для остраст­
ки...
Настроение у Лебедева улучшилось, страх прошел, и пе­
ред сном он в очередной раз прокручивал картину предсто­
ящего задержания.
И вот, наконец, ожидаемая среда. Он ходил вдоль забо­
ра, прислушиваясь к звукам с той стороны. Щель, через
которую он вел наблюдения, оказалась замурованной, это
его насторожило. Опустив руку, он нащупал холодную риф­
леную рукоять, торчащую из-за отвернутого клапана кобу­
ры, чуть сдвинул пальцы вперед и за кольцо вытащил
стальной, сплющенный на конце шомпол.
Вновь расковырял цемент, заглянул и облегченно вздох­
нул: территория прилегающего двора была убрана. Исчезли
груды металлолома, ржавый остов грузовика, гора старых
покрышек. Очевидно, когда наводили порядок, подлатали
и забор. Только и всего.
Приедут или нет? Эта мысль жгла и не давала покоя.
Сегодня он решился и ни за что не отступит, но если боевой
настрой не удастся реализовать... Кто знает, что будет
в следующий раз. Глубоко в сознании копошилась мыслиш­
ка: ”не получится — значит не судьба, забудь и проси
путевку в санаторий. Лечиться надо, а не в ковбоев играть”.
Лебедев хорошо знал себя и подозревал: если сегодня со­
рвется, больше он не решится. И придется клянчить путевку
на общих основаниях, не будет статей в газетах и фотогра­
фий. Приедут или нет?
В двадцать три тридцать ржаво заскрипели петли, воро­
та разошлись. Лебедев припал к щели в бетоне. Сердце его
бешено колотилось.
На этот раз в серой ”Волге” находились три человека.
Рядом с водителем важно сидел молодой прокурор, не
удостоивший спутников ни одним словом, сзади привычно
развалился Буренко. Шитов был недоволен: четвертый но­
мер не должен крутить баранку, открывать да закрывать
ворота. Мало ли что нет приказа! Раз переместили сразу на
два номера, значит он им нужен, вот пусть и устраивают,
как положено, это их дело! Сергеев за два номера работает
— тоже его дело, может, ему так нравится... Впрочем, сам
себе Шитов мог признаться, что злится он не из-за лишней
работы. Подумаешь, попашет и за четвертого и шестого
один раз! Задевало другое: все так и смотрят на него, как на
вечную ”шестерку”. Ну, Федька ладно, тот просто завидует,
а остальные? Вот прокурор... Григорьев тоже был не шибко

593
приветливым, но от него так презрением не веяло... А ведь
подсуетился в прошлый раз — домой отвез, анекдот рас­
сказал: с прокурором надо дружить, это завсегда пригодит­
ся. Хоть бы улыбнулся, руку подал... Нет — буркнул что-то
и сейчас воротит физиономию, как от картонного чучела!
А тут еще угораздило в новых брюках, замотался, забыл
переодеться, если как в прошлый раз...
Прокурор ни о чем особенном не думал, он был челове­
ком маловпечатлительным, к фантазиям не склонным, по­
тому и выбрали на замену Григорьева. Знал он, что дер­
жаться нужно строго, дистанцию соблюдать, панибратства
не допускать, потому как он есть орган надзора, а все
остальные — поднадзорные. Какие тут могут быть раз­
говоры да выпивки? Понятно, что никаких. Выпить он
вполне и дома может. Только какая нужда? В прошлый раз
попил чайку и распрекрасно заснул. И рожу не перекривило,
как у Григорьева! Нормально вошел в работу, начальника
здешнего, Викентьева на место поставил, тот выводы сде­
лал, старикашки этого противного сегодня уже нету. Гля­
дишь — и пьянку затевать не станут...
Буренко находился в самом скверном настроении. По
своему должностному положению он постоянно имел дело
со следователями и оперативниками, часто уезжал из дома
и возвращался на канареечном ”Рафике” дежурной части,
поэтому окружающие считали его полностью причастным
к тайнам сыска, вроде как милиционером с медицинским
дипломом. Бывало, обращались с соответствующими про­
сьбами: кому-то надо техосмотр пройти, кому-то племян­
ницу прописать, кому-то сообщение из вытрезвителя на
работу перехватить. Иногда, правда, не часто, Буренко
брался похлопотать и иногда ему шли навстречу. Хотя
случалось такое довольно редко, этого хватало для поддер­
жания репутации ”своего человека в милицейском мире”.
На самом деле судмедэксперт не был здесь своим и пре­
красно это понимал. Доверие в совместных делах доходило
лишь до некоего предела, определяемого людьми в мили­
цейской форме. Сколько раз прекращали при его появлении
разговоры, казалось бы, закадычные друзья, с которыми
обнюхано сто мест происшествия и выпито десять литров
спирта! Сколько раз отшучивался на вопрос о способе рас­
крытия того или иного дела дежурный по городу, безотказ­
но присылающий ”разгонную” машину, когда ночью воз­
вращаешься из гостей и не можешь вызвать такси! Мили­
цейская среда выталкивала его, как в далеком детстве
морская вода, когда он, ныряя за рапанами, достигал пред­
ельной по своим возможностям глубины.

594
 Будучи человеком неглупым и склонным к анализу, он
догадывался, какие тайны скрывали от него следователи
и оперативники. Но чувство какой-то неполноценности не
проходило, хотя он и пытался успокоить себя тем, что
секретов ”Финала” не знает никто из недоверяющих ему
людей.
”Финал” был чем-то ирреальным, существующим за
пределами привычного мира. Заходя в ”уголок”, он терялся
и трусил, а чтобы скрыть это, цинично шутил и дразнил
чудовище в обличье безобидного старичка Ивана Алексе­
евича Ромова. Впрочем, все члены спецгруппы казались
чудовищами, иногда появлялась мысль, что они с привыч­
ной легкостью могут пустить пулю и ему в затылок, как
положено по какой-то сверхсекретной инструкции для пред­
отвращения утечки информации. Или откроют еще одну
дверь в той дьявольской комнате... Нет, скорее разгребут
влажные опилки, поднимут крышку люка и увлекут вслед за
собой в преисподнюю...
Чтобы успокоить себя, он вспоминал Павла Сысоевича,
которого сменил на этом посту и которому ничего плохого
не сделали. ”Держи с ними ухо востро”, — говаривал тот
и многозначительно поднимал палец, но никаких даль­
нейших пояснений не давал. Воспоминания помогали мало,
куда лучшее действие оказывала добрая порция спиртного,
потому Буренко норовил врезать перед выездом, да иногда
приматывал к животу грелку со спиртиком.
Неожиданное предложение двух чудовищ, которое несо­
мненно исходило из высоких сфер, ибо самодеятельность
тут исключалась, вконец испугало врача. Противиться не
имело смысла, все равно сделают, как захотят, у них на то
секретные приказы имеются, а вот как бы не подставили
его, не выставили в случае чего виноватым. Длинный и ху­
дой палец был у Павла Сысоевича: ”Держи ухо востро!”
Может, с прокурором поговорить? Да небось они все заод­
но!
Когда ”Волга” заехала в ”точку” исполнения, Шитов
привычно загнал ее в гараж и подошел к воротам, поджидая
остальных. Прокурор прошел в диспетчерскую, сел к шат­
кому столу, брезгливо застелил пятна на зеленом сукне.
”Почему я должен их ждать? — раздраженно подумал он. —
Надо это дело поломать! Пусть они меня ждут!”
Он вытащил приговор на Лунина, постановление об
отклонении ходатайства о помиловании, еще раз бегло про­
смотрел. Врач подошел и стал рядом.
— Освоились на новом деле? — довольно развязно
спросил он.

595
 — Занимайтесь своим делом! — отрезал прокурор и сде­
лал вид, что углубился в бумаги.
”Точно, заодно!” — подумал Буренко.
”Только не сразу порядок ломать, — думал прокурор. —
У них ведь своя круговая порука... Викентьев генералу, тот
моему шефу: ”Кто, мол, у тебя такой шустрый, только
пришел и все под себя перекраивает?” А шеф за свое:
”Скромность, выдержка, достоинство...” Ладно, сразу не
будем...”
Лебедев растерянно метался вдоль забора. Может, сей­
час, пока их трое?
Он побежал к седьмому посту, чтобы спустить с прово­
локи Беса, но стоило протянуть руку к карабинчику ошей­
ника, пес свирепо лязгнул зубами, и он едва успел отдернуть
кисть. Бес грозно зарычал, Гоша шарахнулся в сторону.
— Сбесился, скотина...
Взъерошенный, с выпученными глазами и перекошен­
ным ртом, он излучал такие мощные биоволны смятения
и страха, что собака громко залаяла.
Зайдя за зеленый ангар, Лебедев сел на пустой ящик
из-под гвоздей, перевел дух, причесался и попытался успоко­
иться. Это ему удалось, во всяком случае Бес позволил
отстегнуть цепь и послушно пошел рядом. Громадная чер­
ная собака внушала уверенность еще больше, чем револь­
вер, потому что была способна действовать самостоятель­
но, без участия человека.
Но когда они подошли к нужному месту, Лебедев понял,
что допустил ошибку: не предусмотрел, как волкодав пре­
одолеет более чем двухметровый забор.
Тем временем вновь заскрипели ворота. Лебедев взгля­
нул на часы. Ноль десять.
Спецавтозак въехал на территорию ”точки” исполнения.
— Как считаешь, почему врач решил, что нас прислал
Викентьев? — неожиданно спросил Попов.
— Хрен его знает!
Сергеев пошарил под сиденьем и осторожно положил
что-то в карман.
— Слышь, Палыч! Не подведи! Упал вперед и не двигайся!
— Я бы уже сейчас не двигался, — еле ворочая языком,
вымолвил Лунин. — Хотите — стреляйте, хотите — что
хотите...
Дверь фургона резко распахнулась.
— Такси по расписанию! Пассажиров просят выходить!
— бодро сказал Шитов.
Прокурор, как обычно, сидел за столом, сбоку приткнул­
ся Буренко, Викентьев стоял у сейфа, все трое смотрели, как

596
Попов и Шитов вводили Лунина. Тот почти не стоял на
ногах, его чуть ли не тащили. Руководителя спецгруппы
и врача это не удивляло, прокурор же был новичком и видов
не видывал.
— Спекся? А еще милиционер! Самому убивать легче?
— Пожалуйста, по инструкции, — почти не разжимая
губ, сказал Викентьев.
— Что?
— По инструкции! — рявкнул второй номер. И почтите­
льно добавил: — Пожалуйста.
Прокурор мотнул головой, как одернутая за узду лошадь.
— Имя, фамилия, год рождения...
Покончив с необходимыми формальностями, прокурор
хотел что-то сказать, но, покосившись на Викентьева, перед­
умал и махнул рукой.
Будто подчиняясь жесту, Попов и Шитов развернули
осужденного, втащили в комнату с опилками, Сергеев во­
шел следом. Викентьев шагнул вперед, внимательно наблю­
дая за происходящим, Буренко встал, следя за рукой Серге­
ева, поднимающей пистолет к голове смертника.
— Ба-бах! — надтреснуто грохнул выстрел. Стриженая
голова дернулась, на затылке вспыхнула пузырящаяся рана.
Тело повалилось вперед.
”Чего же они мне мозги полоскали? — подумал врач. —
Неужели розыгрыш? Мол, предложили такую фигню, а он
согласился...”
Викентьев сел на место. Лицо у него было мрачным.
Сразу после выстрела Сергеев разжал левую руку и на
опилки упал перевязанный красной ниткой красный детский
шарик, в который было налито двести граммов имитацион­
ной краски. Правой ногой он наступил на него и раздавил.
— Не везет тебе, Петя, опять перемазался...
Тот крутанулся вокруг позвоночника: брючина почти до
колена забрызгана кровью, кровь разлилась по опилкам,
и огромный башмак Сергеева был в потеках.
— Вот гадство! — неожиданно он согнулся пополам, его
стошнило.
— Иди мойся! — скомандовал Сергеев. — И быстро
назад вместе с Сивцевым — уберете все здесь... Валера,
давай брезент!
У Буренко полегчало на душе. Значит, никаких коварных
планов никто не строил и козлом отпущения выставлять его
не собирался. А шутить он тоже умеет. Сейчас подойдет,
возьмет труп за запястье и скажет: ”Пульс бьется, не до­
стрелили!” То-то смеху будет... И сразу все расставится по
местам: дал понять, что понял шутку и сам юмор проявил!

597
 Сергеев и Попов уже заворачивали брезент.
— Подождите, я еще не констатировал...
Буренко вразвалку приблизился к расстрелянному и взял
его за руку. И челюсть у него отвисла и мороз пошел по
коже потому, что пульс действительно бился размеренно
и спокойно, как у спящего человека.
— Убедились?
Врач поднял голову, наткнулся на страшный взгляд Сер­
геева и почувствовал, что у него опускаются внутренности.
— Э-э-э, кх-э, м-да, — откашливаясь в скомканный
платок, он вернулся к прокурорскому столу.
Сзади шуршал брезент. Викентьев начал заполнять акт.
Что-то в сергеевском выстреле показалось ему странным,
и эта странность занозой засела в подсознании, отвлекая от
важного документа, он сосредоточился на тексте. Прокурор
безразлично прятал в папку бумаги.
”Заодно, все заодно, — бились в голове врача панические
мысли. — У них руки развязаны, что захотят, то и сделают.
Ладно! Что мне, в конце концов, больше всех надо?”
— Выпивать будем? — нахально спросил Сергеев.
Прокурор вскинулся, как ужаленный.
— Никаких пьянок! Это не ресторан, а рабочее место!
— Ладно, тогда я расписываюсь и поехал, — Сергеев
подошел к столу, небрежно черкнул свою фамилию, следом
расписался Викентьев, потом прокурор и подвинул бланк
врачу. Тот на секунду замешкался.
”А чего там, их три подписи, а моя одна...”
Буренко поставил малоразборчивый автограф.
Викентьев спрятал акт. Сергеев и Попов поднимали по
лестнице брезентовый сверток. Впервые в истории ”Фина­
ла” южной зоны этот подвал покидал человек, который
вопреки самым грозным бумагам, наперекор самым авто­
ритетным подписям и самым официальным печатям оста­
лся в живых.
Лунин оказался неожиданно тяжелым, Попов перехва­
тил сверток поудобней, обернулся к Сергееву. Тот подмиг­
нул.
В подвале Буренко неподвижно сидел над бланком
справки о смерти гражданина Лунина.
Штанины Шитова были насквозь мокрыми, волосы то­
же. Он немного успокоился и теперь оправдывался перед
пятым номером:
— Это от неожиданности... И вообще одно к одному:
плотно поужинал, тут штаны новые жалко, да еще накло­
нился... Неприятно, конечно, но я повторю: мог бы и за
первого сработать! Особенно если чуть привыкну...

598
 Из подвала поднялись первый и третий номера, с двух
сторон держа длинный сверток.
— Давайте вниз, — строго сказал Сергеев. — Нечего
болтать, когда дело не сделано! Уберите все и свободны.
Мы сами отвезем!
Лебедев пытался подсадить Беса, но в нем было под
центнер веса, к тому же пес вырывался и когтем расцарапал
ему щеку.
— Скотина, скотина, — забывшись, Лебедев несколько
раз ударил волкодава ногой, тот отскочил и ощерился.
”Сейчас прыгнет!” Страх толкнул Лебедева к забору,
вскочив на ящик, он неожиданно легко подтянулся и оказал­
ся наверху, так же легко перекинул тело на ту сторону, повис
на руках и пружинисто спрыгнул. Наган удобно лег в ладонь
и, еще охваченный инерцией удачливой легкости, Лебедев
бесшумно перебежал через двор и приоткрыл дверь в гараж.
Дверь обязан был запереть шестой номер, но переключив­
шись на исполнение функций третьего, этого не сделал.
В гараже гигант со зверским лицом и блевавший слабак
несли к санитарному фургону брезентовый сверток. Распах­
нув дверь, Лебедев шагнул через порог.
— Руки вверх! — окрик получился визгливым, но гром­
ким. Гигант повернул голову, рука скользнула в карман.
И вдруг кураж прошел, и Гоша Лебедев ощутил себя
слабым, беспомощным мальчиком, который по глупости
встал с жалкой столетней пукалкой на пути опасной и навер­
няка хорошо вооруженной банды.
”Судьба барабанщика”, — мелькнуло в голове название
гайдаровской повести: смелый пионер, пересилив страх, вы­
прямился с браунингом в руках и уложил матерого врага,
отделавшись неопасным ранением в шею.
Наган дернулся в руке и негромко пукнул, больше
играть в барабанщика Гоша не мог: захлопнув дверь, он
опрометью кинулся обратно к забору, каким-то чудом
перелетел на заводской двор, даже не выпустив револь­
вера.
Разъяренный Бес был хорошо обучен сторожевой службе
и мгновенно отреагировал на вооруженного нарушителя
охраняемого периметра. Увидев оскаленную пасть и горя­
щие красноватым огнем глаза распластанного в прыжке
волкодава, которого он своими руками спустил с цепи
двадцать минут назад, Гоша Лебедев успел подумать, что
неправильный мир в очередной раз выкинул с ним скверную
шутку, но за секунду до того, как мощные челюсти со­
мкнулись на тощем горле, еще понадеялся, что обойдется
и на этот раз.

599
 — Что вы тянете время? — сухо спросил прокурор. —
Выписывайте справку и разъезжаемся!
”Вот она, ловушка! Справку подписывает один человек
— врач Буренко и тем самым отдает себя в руки тех, кто
в любой момент сможет упрятать его за решетку. За бюл­
летени сажают, а тут...”
— А кто будет отвечать? — противным голосом спросил
врач. — Ваши штучки, ваши спектакли, а я крайний?
— О чем вы говорите, Николай Васильевич? — Викен­
тьев брезгливо поморщился. — Что это за истерики?
— А то! Ваш Лунин живой и здоровый, пульс около
шестидесяти! Нечего делать из меня дурака и прикрывать
мной свои делишки!
— Что?! — прокурор поднялся и бросился вслед за
Викентьевым, который в три прыжка преодолел пятнадцать
стертых каменных ступеней.
Буренко откинулся на спинку стула.
”И что теперь? — механически думал он. — ”Расстрели­
вать два раза уставы не велят?” Так то в песне... Тут уставов
нету...”
В подвал медленно спустился Викентьев.
— Ничего, Николай Васильевич, — мягко сказал началь­
ник спецгруппы. — Вы переутомились. Надо отдохнуть,
попить бром, валерианку, да вы лучше меня знаете...
Каменная ладонь похлопала врача по жирной спине.
— Но дело надо довести до конца. Бумаги требуют
полного порядка, а других врачей сейчас здесь нет. Поэтому
померьте пульс еще раз и убедитесь, что вам померещилось.
А после этого выпишите справку.
Теперь Буренко рванул вверх по лестнице. Брезентовый
сверток, наполовину развернутый, лежал на кафельном полу
у стены. Куртка на голове осужденного набухла от крови.
Врач все же взял безжизненную руку. Пульса не было.
”Дострелили! — подумал Буренко. — Не прошла их хи­
мия и дострелили. Как же я выстрела не услышал? Хотя
дверь, подвал... Ну и дела...”
Он вернулся в подвал и оформил справку о смерти.
— Мне тоже мерещится всякое, — сказал Валера Попов
прокурору. — То люк неожиданно привидится, то галоша
с расстрелянного. А однажды пошел на такой люк и чуть не
провалился.
”Они все шизики, — подумал прокурор, направляясь
к выходу. — И Григорьев был шизик. И я стану...”
— Я вас отвезу, товарищ прокурор, — вызвался Шитов.,
— Куда там... Расстрелянного повезешь, — грубо пере­
бил Попов.

600
 — А товарищ майор сказал — вы сами...
Сергеев сидел на старой покрышке, и лицо его было
совершенно безжизненным.
— Лучше бы его эти подонки убили... Тогда похоронили
бы по-людски, с салютом. А сейчас как собаку закопают.
Езжай, тебе сказали!
— Могу и я поехать, — Шитов обиженно подошел
к развернутому брезенту.
— Давай, Федька, заворачивай и поехали, — скомандо­
вал четвертый номер пятому.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В Предгорье шла обычная размеренная жизнь. Перевы­
полнял план химкомбинат союзного значения, закрытия
которого уже несколько лет добивались местные жители,
знаменитый коньячный завод наоборот — не дотягивал до
уровня прошлых лет. Исправно работали мясокомбинат
и колбасный завод, хотя куда девалась их продукция, оста­
валось для всех загадкой. В роддомах появлялись на свет
новые жители, в системе спецобъединения коммунальных
услуг завершали свой путь старые. Выходили на маршрут
карманные воры и милицейские бригады по борьбе с ними.
Обильные и неимоверно дорогие базары обходили важные
участковые и шустрые оперативники. Торопился утром
к станкам, а вечером по пути домой терся в очередях
рабочий люд. Прилетали с разными опозданиями самолеты
и приходили старые, подлежащие списанию по ветхости
поезда. Чаще, чем обычно, их ожидали Беймураз Абдурах­
манович со своими подчиненными, встречая похожих друг
на друга пассажиров — молодых, крепких, почти без бага­
жа. Прибывающих поселяли в гостинице МВД, после чего
те сразу же включались в работу по реализации розыскных
дел ”Дурман”, ”Кочевники” и ”Трасса”.
Однажды вечером Беймураз Абдурахманович подогнал
автобус прямо на взлетную полосу аэропорта к трапу выпо­
лнявшего спецрейс ”ЯКа-40”. Четырнадцать накачанных,
коротко стриженных парней мигом забросили в салон с тон­
ну снаряжения, среди которого опытный глаз без труда
распознал бы зачехленные автоматы АК-47 и АК-74, мощ­
ные снайперские самозарядки Драгунова, новейшие защит­
ные костюмы ”Мираж”, ”Комплекс”, ”Система”. Были
здесь и импортные микрорации, и ящики с гранатами, ды­

601
мовыми шашками, газовыми зарядами. Натягивая поводки,
ворвались в автобус четыре молчаливые овчарки, насторо­
женно косящие в сторону незнакомого человека. Беймураз
Абдурахманович опасливо подобрал ноги. В Предгорск
прибыла единственная в Союзе особая группа захвата
”Удар”, которая ставила точку в истории наиболее опасных
банд, вооруженных группировок, кровавых бунтов заклю­
ченных и особо ”выдающихся” террористов.
Но перехваченный в ту же ночь телефонный разговор
отсрочил введение в действие ”Удара” и перебросил внима­
ние всех задействованных в операции лиц к Тиходонску.
Викентьев сидел у себя в кабинете и оформлял ведомость
оплаты на исполнение, когда дверь тихо раскрылась и так
же тихо закрылась, пропустив Ивана Алексеевича Ромова.
— Здорово, Михалыч, — буркнул он. — Вот пришел за
пенсией, думаю, дай загляну. Как ты тут живешь-можешь?
— Да ничего... Вроде нормально... — Викентьев удивил­
ся. Он был уверен, что Ромов смертельно обижен и станет
обходить бывших коллег за квартал. — А ты-то как?
— Отлично! Все время в саду, на воздухе, сплю хорошо,
утром зарядочку делаю. Глянь, румянец появился!
Наполеон ткнул пальцем в обвисшую щеку.
— В общем, не нарадуюсь. И старуха рада, даже пилить
меня перестала. Дурак, что раньше не плюнул — и на
отдых!
Наступила пауза. Викентьеву надо было заканчивать
документ, да и настроение не располагало к душевным
разговорам. К тому же его раздражало, когда неудачу
пытаются выдать за достижение, а от рассказов уволенных
и разжалованных о том, как им теперь хорошо и прекрасно,
просто тошнило.
— Ну, а что у вас вчера получилось? — спросил Ромов.
Тон у него был совершенно безразличный и вид —
равнодушный. Значит, он специально надел маску, скрыва­
ющую интерес. Но к чему?
— А что должно было получиться?
— Да особенного-то, может, и ничего. Я просто ин­
тересуюсь: как прошло вчера?
Викентьев внимательно посмотрел на безразличное лицо
Наполеона, на котором не появилось и признаков здорового
румянца.
— Обычно. Исполнили и все... Почему вопрос-то?
— Обычно, говоришь? Ну ладно... — Ромов шмыгнул
носом. — А чего тогда пацаны бежали как оглашенные?
Чуть меня с ног не сбили сейчас на лестнице? И Валерик,
и Саша — к руководству их видно выдернули.

602
 — Не знаю. Это, видимо, по другому поводу. У меня все
нормально.
— Нормально, значит? Обычно? — щелкнула тяжелая
заслонка, рентгеновский пучок просветил Викентьева на­
сквозь и тут же обычно мигнули мутные слезящиеся глазки.
— Тогда покедова!
Иван Алексеевич просеменил к двери, открыл ее, на миг
обернулся.
— А вдруг твой исполненный Лунин едет себе преспо­
койненько куда-нибудь далеко, скажем — на Алтай, и пиво
себе попивает? Или даже водочку?
Ромов подмигнул.
— Как считаешь, может такое быть?
Дверь закрылась.
Заноза в мозгу Викентьева воспалилась. И доктор,
и аксакал... Второй номер нажал клавишу связи с дежур­
ным:
— Найдите Сивцева и Шитова, пусть зайдут.
Через несколько минут четвертый и пятый номера сто­
яли на пороге.
— Петр, зайди! — приказал подполковник. — А ты,
Федор, подожди пока, позову!
— Чего случилось, Владимир Михалыч? — испуганно
спросил Шитов. ”Неужели выплыли запчасти? Сколько вре­
мени прошло, а он хватился...” — билась в голове неприят­
ная мысль.
— Как прошло захоронение объекта? — строго спросил
Викентьев. — Давай в подробностях: как, где...
Дотошно расспросив порознь обоих сержантов, Викен­
тьев отпустил их и, откинувшись на спинку стула, в сердцах
сказал:
— Просто дурдом какой-то!
Теми же самыми словами выразили свои чувства и сер­
жанты. Как бы подтверждая справедливость высказывания,
из-за угла вылетели Сергеев и Попов, которые, не поздоро­
вавшись и вообще не обратив на них внимания, пробежали
к своим кабинетам.
Операция, проводимая в Предгорной АССР союзным
уголовным розыском, позволяла полностью закрыть ро­
зыскные дела ”Кочевники” и ”Дурман”. С ”Трассой” обсто­
яло иначе: прослеживался и мог быть доказан только сбыт
похищенных автомобилей. Главные фигуры — убивавшие
людей и захватывающие машины оборотни в милицейской
форме — не попали в сеть оперативных мероприятий. Завер­
шение операции введением ”Удара” отсекало ”трассови­
ков”, заставляло их ”лечь на дно” и заметать следы. Была,

603
конечно, вероятность ”расколоть” задержанных, того же
Петруню, например, но все понимали, что вероятность эта
носит чисто творческий характер. Но откладывать задержа­
ния тоже было рискованно. И тут телефонный перехват.
”— ...ты сколько думаешь му-му водить? Я уже пообе­
щал и аванс взял...
— Не получилось: одно сорвалось, другое... — Кому это
интересно... Короче, когда?
— Что ты давишь? Мне не веришь, с Николаем говори...
Сказали — сделаем! Завтра попробуем, послезавтра... Что-
то да подвернется...
— Что-то не нужно... Нужен черный солидняк, экстра­
класс. Понял меня? И не тянуть...
— Понял. Завтра сделаем”.
Запись содержала разговор полностью, но в копии нецен­
зурщину заменили точками и объем сразу уменьшился на­
половину. В общем, обычная беседа — матерятся сейчас
почти все, от мала до велика, независимо от пола, долж­
ности, образования. Чтобы понять ценность перехвата, надо
было знать ход реализации РД ”Трасса” и то, что грубый
напористый голос принадлежит самому Петруне, а второй
— деланно-солидный, но выдающий страх перед собеседни­
ком, — ранее неизвестному лицу, звонящему по междуго­
родному автомату из Тиходонска.
Для того, чтобы установить нового фигуранта, у брига­
ды МВД в Предгорске имелось в запасе не больше пяти
минут. На расстоянии семисот километров эффективно ис­
пользовать это время можно было только в кино. Необы­
чайная важность РД ”Трасса” и ряд благоприятных случай­
ностей позволили сделать невозможное.
Уже через тридцать секунд после соединения оператор
сообщил о звонке Беймуразу Абдурахмановичу. Тот мгно­
венно потащил за собой руководителя союзной бригады
к кабинету министра, на ходу излагая суть дела. По ап­
парату ВЧ-связи оторопевшего министра, который возму­
щенно пожирал глазами тянувшегося по стойке ”смирно”
начальника отдела особо тяжких, москвич передал инфор­
мацию тиходонскому генералу, а тот сразу связался с де­
журной частью. Шла пятая минута разговора, когда маши­
на УВД подъехала к пункту междугородной связи. Автомат
на Предгорск работал плохо: глотал монеты и постоянно
разъединялся, другого автомата на это направление не бы­
ло. Молодой, но грамотный опер вошел в зал, неприметно
подошел к кабинке как раз тогда, когда вновь объявивший­
ся фигурант ”Трассы” закончил разговор и, зло ударив по
рычагу, повесил трубку.

604
 Опер ухитрился не наделать ошибок и незаметно вести
”трассовика” до самого дома. Когда дверь за наблюда­
емым закрылась, опер сел на бордюр и долго не мог встать,
безуспешно пытаясь унять дрожь во всем теле.
Потом он позвонил, и на место выехала уже специальная
группа, которая обложила входы и выходы, установила
личность фигуранта и перетряхнула его связи. Иван Гребеш­
ков, двадцать семь лет, судим в несовершеннолетнем возра­
сте за грабеж, судимость погашена. Работает грузчиком
мебельного магазина, по месту жительства и работы компр­
материалов не имеется. Поддерживает отношения с тремя
знакомыми с детских лет и двумя сотрудниками своего
магазина — бригадиром грузчиков и продавцом. Иногда
совместно употребляют спиртное, с друзьями детства ездит
рыбачить. С коллегами отношения больше деловые: кому
достать мебельный дефицит, куда привезти, сколько полу­
чить... Знакомых Гребешкова по имени Николай выявить не
удалось.
Информация, собранная о ”трассовике” за неполных
восемь часов, была, естественно, довольно скудной. К вече­
ру стало известно, что один из друзей детства — авторих­
товщик высокой квалификации. Чуть позже пришло сооб­
щение, что Гребешков иногда ездит на красном автомобиле,
принадлежащем не то родственнику, не то знакомому.
— Дома мы у него вряд ли что-то найдем, — рассуждал
вслух Ледняк, как всегда морщась то ли по привычке, то ли
желудок его мучил постоянно. — Даже если вытряхнем из
него этот жигуль-”коррида”, привяжем его по краске и что?
Скажет, давал кому-то покататься, или угнали, а потом
вернули... Что еще? К фотороботу он не подходит. Остается
телефонный разговор, хорошо, теперь — это доказательст­
во. Только что доказывает?
Совещание проходило поздним вечером в просторном
кабинете начальника УУР. Сам Скляров — плотный, сред­
него роста сорокапятилетний полковник почти все время
молчал и чертил на листке изогнутые под острым углом
линии. Наконец он поднял голову.
— Нет, надо брать на такой крючок, чтобы уже не
соскользнули. Этот Николай нужен, оружие нужно, форма...
Да хорошо бы с поличным — в момент нападения.
— А еще лучше, когда уже застрелят водителя и начнут
труп прятать, — вдруг ляпнул Сергеев и все присутству­
ющие, человек восемь, обернулись к нему. — Чтобы обрат­
ного хода не было.
Раньше майор не позволял дерзить начальству, поэтому
его фраза была расценена как не слишком продуманное
предложение.

605
 — Мы обязаны, — Скляров выделил это слово. — Мы
обязаны пресечь преступление, а не наблюдать за ним со
стороны!
— Тогда есть только один способ — подставная машина
с засадой, — спокойно продолжил Сергеев. — Я могу
и поехать.
Наступило молчание. Начальники отделов и несколько
оперативников размышляли над предложенным вариан­
том. У него имелось множество достоинств и почти
столько же недостатков. Следовало определить, что же
перевешивает.
— Пожалуй, разумно, — прервал молчание Скляров. —
Выберем участок, выставим прикрытие, посадим парочку
снайперов. Троих в машину: один за рулем, двое сзади
внизу, сиденье снимем... Разумно. Надо только знать: когда
и где они намечают действовать.
— Ну это-то сущая ерунда, — небрежно сказал Сергеев,
и Ледняк взглянул на него внимательно: не оставалось
сомнений, что подчиненный попросту издевается.
— А вот где подходящую машину взять? — продолжал
майор. — У генерала черная ”тридцать один”, приманка
что надо, но ведь, наверное, не даст? Как думаете, товарищ
полковник? Вдруг стрельба, а это почти сто процентов, вот
машине и конец!
Попов видел, что после последней операции ”Финала”
Саша здорово изменился. И сейчас ерничает и лезет на рожон,
балансируя на самой грани дозволенного, а иногда покачива­
ясь за эту грань, именно новый Сергеев, которому по фигу
и служба, и субординация, и начальство. Чуть что — удосто­
верение на стол, ключи с личным жетоном и печатью — на
стол и будьте здоровы, товарищи полковники с генералами!
Однако и Скляров, и насторожившийся было Ледняк
восприняли замечание майора как серьезный и дельный
”гвоздь”, забитый по самую шляпку в начавшийся вырисо­
вываться план предстоящей операции.
— К генералу мы за этим не пойдем, — решительно
сказал Скляров. — Надо придумать что-то другое.
— Где-нибудь договориться... В автоколонне, например,
— предложил Ледняк.
— Хорошую не дадут, а какую дадут — на такую не
позарятся, — выразил кто-то общее мнение.
— Да, вот незадача, — Скляров выглядел обескуражен­
ным.
— Разве это незадача? — бодро воскликнул Сергеев. —
Я достану машину — люкс! Черная ”Волга”, новенькая,
с люком в крыше, на тридцать первой резине, с желтыми

606
противотуманками! Пальчики оближете! Если меня из-за
нее не убьют, можете увольнять!
— Что ты болтаешь, Александр, — отечески строго
пожурил Ледняк. — Где ты возьмешь такую машину?
— Одолжу, — буднично ответил майор. — У моего
друга Ашота. Знаете пельменную на Вокзальном спуске? Он
ее хозяин. Очень вкусные пельмени, между прочим. Рекоме­
ндую попробовать.
— Ладно тебе с пельменями, — отмахнулся Скляров. —
Точно будет машина?
— Сто процентов. Если, конечно, Ашот не уехал. Или
”Волгу” не угнали.
На этом оперативное совещание закончилось.
— Ты что, Александр? — спросил в коридоре Ледняк. —
Какой-то нервный, взвинченный, серьезные дела шуточками
разбавляешь... Переутомился? Нервы сдают?
— Да нет, я в порядке, — Сергеев отвернулся и пошел по
коридору. Начальник отдела пристально смотрел ему вслед.
На следующий день в восемь утра Гребешков вышел из
дома, чем привел в движение бригаду наблюдения и фик­
сации. По дороге в магазин зашел в будку телефона-автома­
та, набрал номер, зафиксировать который не удалось. Зато
заимствованная на время в КГБ система ”Звук” фиксиро­
вала лазерным лучом колебания стекла кабины и вновь
преобразовывала их в слышимую речь. Несмотря на рассто­
яние (около ста метров), качество записи было отличным,
если не считать кратковременных провалов, когда линию
лазерного луча перекрывал случайный прохожий.
”— Доброе утро, Николай, это я. Звонил вчера, как
договорились. Ругается, кричит, говорит уже аванс взял...”
Недостатком системы ”Звук” являлось то, что она не
воспринимала ответов собеседника.
”— Я так и с-зал. Но сегодня надо сделать. Ага -чше
попозже, мне надо левый -нитур отвезти. Ладно, в пять.
Понял”.
С этого момента отдел особо тяжких, да и весь УУР
завертелись в стремительном круговороте дел.
Иван Гребешков неторопливо добрался до магазина, где
важно выполнял свои служебные обязанности, которые за­
ключались в погрузке купленной мебели, но в связи с отсут­
ствием мебели и покупателей сводились к расхаживанию по
залу, веселым разговорам с молодыми продавщицами да
перешептыванию с какими-то людьми, возникающими вре­
мя от времени из двери черного хода.
Тем временем Сергеев заглянул в пельменную и попро­
сил у Ашота ”Волгу” покатать девочек. Если просьба хозя­
ину и не понравилась, то виду он не подал.

607
 — Конечно, дорогой, какой разговор! Отдай когда захо­
чешь, хоть всю жизнь катайся!
Правда, радушие в голосе казалось не вполне натура­
льным.
Сергеев загнал машину во внутренний двор УВД, снял
заднее сиденье, примерился. Поместиться мог только он
один. Валера Попов предложил, чтобы майор сел за
руль, а сзади спрячутся они с Тимохиным. Попробовали,
все выходило отлично. Но Ледняк этот вариант забра­
ковал.
— Машина просела сильно, настораживает. Ну это мож­
но списать на загрузку багажника... Но Саша за рулем...
Фигура огромная, да и физиономия отпугивающая. Могут
не рискнуть. Или наоборот: сразу откроют огонь, чтобы
наверняка...
— Да один я сяду, — презрительно сказал Сергеев. —
И пусть попробуют выделываться, суки! Раскрошу!
В перерыв Гребешков с приятелями обедали в подсобке.
Кассирши пожарили картошку и даже сварили подобие
супа, мужчины выставили водку. Бутылка на четверых —
компания явно знала меру.
В это время ОМОН и рота спецназначения полка ППС
прочесывали прилегающие к Тиходонску трассы всех четы­
рех направлений, знакомясь с местностью и выбирая удоб­
ные места для засад.
Ровно в три продавцы мебельного закончили обед, Гре­
бешков с двумя напарниками загрузил в грузовик кухонный
набор и отвез в новый микрорайон.
Когда они возвращались обратно, снайперы спецназа
получили винтовки и патроны и выставились в начале Се­
верной, Южной, Западной и Восточной магистралей. А Сер­
геев готовил фасонистую ”Волгу” Ашота к предстоящей
работе, привязывая тонкие, но надежные тросики к защел­
кам дверных замков. Попов должен был распахнуть дверцу
водителя, одновременно дернув за свой тросик и, против
ожидания противника, выпрыгнуть в противоположную,
правую дверь. Сергеев собирался тросиком распахнуть ле­
вую заднюю дверь, что должно было явиться для напада­
ющих пугающей неожиданностью, немедленно приковыва­
ющей к себе все внимание, а сам тоже выпадал вправо.
Таким маневром оперативники сбивали нападающих с тол­
ку, выигрывали несколько секунд и оказывались в тактичес­
ки более выгодном положении — под прикрытием машины.
Бедный Ашот!
— А если они станут сразу с двух сторон? — сам у себя
спросил Сергей и сам же ответил:

608
 — Тогда — как повезет...
Потренировавшись выпрыгивать с оружием наизготов­
ку, оба с проклятиями сняли десятикилограммовые броне­
жилеты, безнадежно сковывающие движения.
— Надо ”Миражи” достать. В ОМОНе есть несколько
штук, но они их своим не выдают: только почетным гостям
демонстрируют.
Ледняк вызвался вырвать два ”Миража” из горла кома­
ндира ОМОНа и тут же пошел к генералу. Действительно,
через полчаса лейтенант в высоких шнурованных ботинках,
свободных шароварах, удобной куртке и спортивного вида
головном уборе привез требуемое.
Попов надел легкий кевларовый жилет, будто из
многослойной болоньевой ткани, обычный предмет гар­
дероба — где в нем жесткость и стромкость, обес­
печивающая защиту? Но как-то на переподготовке он
видел, как в такой несерьезный джемперок стреляли
с десяти метров из пээма, а потом удивленно катал
застрявшую между слоями пулю. Поверх жилета надева­
лась фасонистая, с меховой опушкой синяя куртка типа
”аляски”, как раз по погоде, из ткани более грубой
и жесткой, а сердце и живот прикрывали титановые
пластины. Рукава были тоже из кевлара и совершенно не
стесняли движений. Весила вся амуниция меньше трех
килограммов.
— Другое дело! — жилет на Сергеева не налез, и куртка
тоже не застегивалась, но он был доволен. Несколько раз
провели генеральную репетицию. Вначале Ледняк, а потом
Скляров останавливали медленно катящуюся по двору ма­
шину. Попов открывал левую дверцу, но выпрыгивал впра­
во и секунду спустя уже целился из пистолета, удобно
уложенного на крышу ”Волги”. Сергеев тоже удачно выпол­
нял обманный маневр и наводил автомат.
В начале пятого Гребешков отпросился с работы и дви­
нулся к центру города. К этому времени Скляров, наконец,
выбил вертолет без опознавательных знаков милиции и от­
правил двух сотрудников на аэродром.
Гребешков зашел в пивную, потом в кафе, занял очередь
в кассу кинотеатра и вдруг резко развернулся и пошел
к хвосту очереди.
Начальник ГАИ сформировал две маневренные группы,
которые должны были задерживать черные ”Волги”, пред­
ставляющие интерес для преступников.
Очень примитивно проверившись несколько раз, Гребе­
шков зашел в ничем не примечательный дом на углу Камен­
ногорского и Речного проспектов.

20 Вопреки закону 609

 В семистах километрах к югу томился в вынужденном
простое Удар, нервничали местные и прикомандированные
оперативники, ожидая вестей из Тиходонска. А тиходонская
милиция, по крайней мере тридцать — сорок человек, непо­
средственно задействованных в операции, ждали непримет­
ного грузчика Ивана Гребешкова и его приятеля Николая.
— Гребень вышел, — бесстрастно передал пост наблюде­
ния. — На нем форма сержанта милиции. С ним второй,
присваиваем ему псевдоним Волк. Тоже в форме сержанта
милиции...
Наблюдатели очень точно ухватывали признаки внеш­
ности объектов наблюдения и их псевдонимы, как правило,
могли заменять словесные портреты.
— Гребень и Волк сворачивают с Речного на Малосадо­
вую. Заходят во двор. Волк открывает гараж. Выезжают на
”жигулях” цвета ”коррида”, без номеров. Едут по Малоса­
довой. Свернули по Замковому. Свернули направо по Тру­
довой.
— Южная трасса, — подумал Сергеев, а Попов и Ледняк
сказали вслух.
— Заградительная группа ГАИ перемещается к Южному
мосту, — скомандовал в микрофон Ледняк. Все группы
ОМОНа и спецроты вытягиваются от моста вдоль Южной
трассы. Держитесь в лесопосадках, соблюдать максимально
маскировку.
— Свернули налево на Южный мост, — продолжали
докладывать наблюдатели. — Машин немного, отстаем.
— Поднимайте вертолет! — скомандовал Ледняк. Он на
глазах изменился: исчезла страдальческая гримаса, разгла­
дились морщины. И взгляд стал решительный и жесткий,
и глаза светятся уверенностью и волей. Молодой еще мужик
и лучше с ним не ссориться... — Пусть держится в стороне
от трассы и на достаточной высоте. Наблюдение — только
через оптику!
Через сорок минут, отъехав от Тиходонска на шестьдесят
километров, Гребень и Волк остановили на обочине машину
и стали рядом — ни дать, ни взять — передвижной пост ГАИ.
Заградительная группа начала искать в транспортном
потоке ухоженные черные ”Волги”, чтобы под любым бла­
говидным предлогом задержать их или отправить по другой
дороге.
Подтягивались группы наблюдения, прикрытия, захвата.
На высоте двух километров вертолет лениво описывал кру­
ги. Заняли позиции снайперы.
— Давайте, ребята, с Богом! — напутствовал Ледняк.

610
 Тяжелые железные ворота раскрылись, и Попов по­
чему-то вспомнил учреждение КТ-15. Ему стало непри­
ятно.
”Волга” шла тяжелее привычных ”жигулей”, и первое
время Валера чувствовал себя довольно неуверенно. Он
неуклюже перестраивался, медленно трогался, осторожно
проезжал перекрестки. Уже перед выездом на мост освоил­
ся, машина пошла ровнее.
— Включи печку сильнее, холодно, — сказал Сергеев. Он
все время возился, кряхтел, пытался вытянуть ноги, но так
и не смог найти удобного положения.
— А если сразу оружия не достанут? Начнут документы
проверять, в машину заглядывать? Вот черт! Сяду пока
нормально, все равно стекла темные, не видно.
В зеркале заднего обзора отразилась голова гиганта.
— Значит, надо раздразнить, — сквозь зубы произнес
Попов.
Разговаривать не хотелось.
Ранние зимние сумерки сгущались.
— Какой сейчас прок от снайперов...
Оба оперативника думали об одном и том же.
— У них ночные прицелы.
— Да уж...
Шоссе было пустынным. Далеко впереди под яркой ртут­
ной лампой виднелась черная точка.
— Готовься, — сказал Попов. — Я их вижу.
Сергеев сполз на пол. Лязгнул автоматный затвор.
— Хорошая куртка — совсем не мешает.
Все должно было решиться через несколько минут. По­
пов чуть убавил скорость и перешел в правый ряд. Сейчас
увидим вас, сволочей, в лицо! Фотографию Гребешкова им
показали: круглое лицо, большие круглые глаза, нос карто­
фелиной. Более подробно ничего рассмотреть на снимке не
удалось. По второму, Волку, передали только приметы:
вытянутое лицо, острые скулы, запавшие глаза, массивный
подбородок... Сейчас увидим...
— Машина на бровке трассы, — быстро сказал Попов.
— Один с палкой рядом, второго не вижу...
— Небось в кабине, не хочет на ветру стоять, сволочь...
Ветра как раз не было. Черное полотно трассы кое-где
припорошило снежной пылью, на обочине намело поболь­
ше, так что свернувшие под фонарь ”жигули” цвета ”кор­
рида” (Попов был в этом уверен, хотя под мертвенным
светом ртутной лампы кузов казался темно-вишневым)
оставили четкие следы шин.

611
 Человек в милицейской форме внимательно вглядывался
в приближавшуюся ”Волгу” и медленно-медленно подни­
мал руку с полосатым жезлом.
”Вот тебе!” Попов включил сигнал поворота и сбавил
скорость, как делает опытный нарушитель, чтобы обмануть
бдительного инспектора, и вдруг вдавил педаль газа до
упора. ”Волга” стала набирать скорость. В такой ситуации
гаишники наверняка кинулись бы вдогонку. ”Трассовики”
сделали то же самое.
Вначале Валера хотел имитировать срыв с трассы, но
решил не рисковать: обочина в снегу, а машина ведет себя
непривычно. Он просто дал ”трассовикам” вырваться впе­
ред, из открытого окошка высунулась черная рука с жезлом.
Попов остановился.
— Идет! — снова сквозь зубы бросил он. — Один. Это
кругломордый, Гребень. Волк в машине. Видно, прикрыва­
ет.
Гребешков подошел на несколько метров и открыл рот.
— Так-перетак, почему не остановились? Я вас сейчас...
Попов медленно тронулся с места, объехал орущего
страшные слова Гребня и покатил на юг, в сторону Пред­
горья, куда и должна была попасть Ашотова ”Волга”.
”Даже трассу подобрали поудобней, сволочи, — по­
думал Попов, наблюдая в панорамное зеркало огни фар
преследователей. — Хозяевами себя чувствуют...”
Операция по задержанию, можно сказать, провалилась.
Разработанная в спешке, она была рассчитана, по сути, на
один вариант: прямое нападение, позволяющее начать дей­
ствия по его отражению. А те не захотели рисковать на
шоссе...
Впереди должен быть съезд вправо — к дачным участ­
кам, на которых зимой никого не бывает. Но это уже пойдет
чистой воды импровизация, а отступления от отработан­
ного плана грозят неприятностями...
— Что там? — спросил Сергеев сдавленным голосом.
— Догоняют... Сейчас сверну на проселок, там и начнет­
ся...
Огни фар в зеркальце увеличивались и становились ярче.
Засада и снайперы остались далеко позади, рассчитывать
можно было только на себя. Два на два — нормально.
И Сашка стоит троих, к тому же у него автомат... А те не
ожидают отпора, значит, растерянность, замешательство,
дрожь в руках...
Мысли проносились, как титры на фоне завершающих
кадров фильма: зимняя степь, черный асфальт в лучах фар,

612
мелькнувший съезд на проселок. Попов затормозил, управ­
ляемым юзом вошел в поворот и мысли исчезли, остались
только кадры, отснятые в жесткой манере: черно-белые, без
всякого украшательства, прыгающей камерой — непрогляд­
ная ночь и два слабых желтых огонька вдали, остатки
сугробов по сторонам поселка, слепящие огни, настигающие
сзади...
— Приготовься, Сашок, — прохрипел Попов, притор­
мозил и уткнул ”Волгу” капотом в сугроб.
Сзади скрипнули тормоза. Попов отработанным жестом
распахнул левую дверцу, дернул тросик, привязанный к за­
мку правой, и прыгнул в открывшийся проем. Когда он
выпадал в снег, грохнул выстрел. Все, руки развязаны!
Кадры закрутились с огромной скоростью: кувырок по
мерзлой земле, холод за шиворотом и в руках, пружинис­
тый прыжок на полусогнутые ноги, выброшенный перед
собой пистолет над крышей кабины, набегающий Гребень,
вспышка и рывок рифленой пластмассовой рукояти.
”Где второй?” Попов обежал ”Волгу” и лицом к лицу
столкнулся с давним напарником и своим первым наставни­
ком, сержантом Клинцовым. Их взгляды встретились за
мгновенье до выстрела, и Волк дрогнул: пуля прошла мимо.
Впрочем, может, сыграла роль спешка и неудобное положе­
ние. В следующую секунду Клинцов выронил пистолет,
нелепо размахивая руками, отлетел назад и рухнул на засне­
женную землю. Пленка остановилась.
Степная дорога, черные голые деревья вдоль трассы,
сиротливые желтые огоньки вдали, ашотовская ”Волга”
и находящийся в розыске ”жигуль” цвета ”коррида”, рас­
пластанные на снегу тела ”трассовиков”, Валера Попов
с пистолетом, оттягивающим руку до колена...
Он еще не пришел полностью в себя и не появилось
чувство расслабленного облегчения от того, что все позади.
И было тревожно от того, что что-то не так... Сергеев из
машины не вышел!
Медленно-медленно Попов обошел ”Волгу”, скользя
пальцами по лакированной поверхности и до замирания
сердца боясь обнаружить пулевую пробоину, но обшивка
была цела. Так же медленно он открыл дверь, потрогал
холодное лицо гиганта, нащупал запястье. Пульса не было.
— Странно, похоже на сердечный приступ, — сказал
врач полчаса спустя.

613
 ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Весной состоялся суд над Учителем. Процесс был закры­
тым, но Дом правосудия окружила огромная толпа, жадно
впитывающая просачивающиеся из зала слухи.
— Мягко судят, не дадут расстрела...
— У-у-у, — людская масса рвалась к высоким дверям и,
натыкаясь на колючие шинели конвоя, откатывала назад.
— Приговорят, по настрою видно, — сообщал очеред­
ной вышедший свидетель.
Толпа снова гудела, но одобрительно.
— Как таким тварям можно жить на свете? Да его надо
на куски разорвать, живьем в землю зарыть...
Почти неделю шло разбирательство, полдня читали при­
говор. На высокое крылечко выставили мощный динамик,
и несколько сот человек, замерев, слушали перечень злодея­
ний подсудимого. Иногда по рядам слушателей пробегал
возмущенный стон:
— Ну как такого гада земля носила? Неужели не рас­
стреляют?!
Наконец прозвучали завершающие фразы резолютивной
части: ”...к высшей мере наказания — расстрелу...”
Раздался гром аплодисментов, крики ”Ура!”, полетели
в воздух шапки. ”Есть, есть на свете справедливость!”
О результатах процесса сообщило радио и телевидение,
дали информацию газеты. Население встретило приговор
с одобрением.
Оставалось привести его в исполнение.
Город ждал сообщения.
в ”уазе” было душно, воняло бензином и табачным
дымом. Сихно курил одну за другой, неловко держа
сигарету двумя руками: запястья у него были скованы
наручниками. Бобовкин предупредительно забирал окурок,
выкидывал в окно и, несмотря на прижимистость, тут же
раскрывал пачку ”Мальборо”, дружески щелкал зажигал­
кой. Он знал, что, когда отрабатываемый объект в ”рас­
коле”, его надо ”гладить”. Кнут и пряник — вот основные
инструменты всех раскрытий. А экспертизы, психология,
интуиция сыщика — фуфель для непосвященных. Они тоже
играют роль, но не главную, что бы ни писали искренние
в своем прекраснодушии журналисты. Ну какая экспертиза
установит сейчас, скольких девчонок замочил этот пес да
куда их спрятал? И от психологии тут помощи с гулькин
хрен. А интуицию к делу не пришьешь и обвинительного
приговора на ней не построишь. Да что приговора — сан­
кции на арест не получишь! Надо, чтобы он, падла, ответил:
когда, почему, чем, куда дел, с кем делал, да кто знает...
И чтобы показал трупы, орудия, вещдоки. Тогда и эксперты
развернутся, и следователь свои психологические штучки-
дрючки применит — и покатится дело по наезженной до­
рожке в суд. А про те самые первые вопросы все вроде как
и забудут. Ну, задал их опер — большое дело!
Эти главные вопросы Коренев задавал вчера, поздним
вечером. И сумел сделать это настолько убедительно, что
Сихно ответил. Лопнул, как говорится, до самой задницы.
Сейчас покажет все на месте, задокументируем выводку —
звериное какое-то слово, да точное — и все! Уголовный
розыск свое дело сделал, раскрытие дал, теперь ваше дело,
товарищи следователи, прокуроры, судьи, адвокатишки вся­

616
кие. Сумеете, не сумеете свои игру сыграть — как получит­
ся. А мы свое сработали.
Собственно, сработал один Коренев, а Бобовкин сейчас
просто примазывается. И то удивительно — обычно ему все
раскрытия по фигу. Другой бы и года в розыске не удержал­
ся, а этот — до старшего опера дослужился, майора полу­
чил, шли они с Кореневым ноздря в ноздрю, хотя показа­
тели были разными: Коренев цепь серийных убийств ”чер­
ные колготки” раскрыл, а Бобовкин полковнику
Пастушенко новую ”Волгу” достал, Коренев группу ”вра­
чей” снял, а Бобовкин Симакову свадьбу дочери ”обес­
печил”. И неизвестно, какие показатели оказались весомее:
когда должность начальника розыска освободилась, их кан­
дидатуры на равных рассматривались. Но разница уж слиш­
ком в глаза бросалась, скандальное решение никто взять на
себя не захотел, потому и выдвинули Коренева. А Бобов­
кину Пастушенко, после охоты, когда жарили свежатину на
костре, под водочку сказал: ”Ты не обижайся, но иначе нас
бы никто не понял. Дружба дружбой, на поддержку всегда
рассчитывай, но по работе тебе надо очки набирать”.
Кореневу разговор передали почти дословно, в лицах,
агентурист он был хороший и умел свои щупальца в самые
узкие компании запускать.
Пастушенко веско сказал, вроде как с отеческой сурово­
стью, и Бобовкин мигом хмурость с лица убрал, разлил
всем сноровисто, мяса дымящегося притащил и почтитель­
нейше тост предложил: мол, не в чинах и должностях дело,
главное — отношения человеческие, за которые он всем
присутствующим и благодарен. Такое смирение понрави­
лось, старшие одобрили, выпили, и все — неловкость вроде
как исчезла. А в конце Симакин Бобовкина обнял и пробуб­
нил прямо в ухо: ”Ты своего часа еще дождешься. Мы о тебе
помним. Правильно полковник сказал: набирай очки!”
Вот он и набирает. Сам вызвался ехать, хотя Коренев
хотел Ерохина взять, и ”гладит” всю дорогу подозрева­
емого, сигареты дорогие переводит. И кстати, войдет в рас­
крытие. Все войдут: и эксперт с видеокамерой, и понятые —
студенты с юрфака, и милиционер-шофер. Все будут рас­
сказывать: как же, я это дело и раскрывал...
Коренев отвлекся от происходящего в машине, и его
мысли приняли другое направление.
Вышел он на это дело случайно. Впрочем, почти все
раскрытия случайны, задача профессионала — эту случай­
ность подготовить. А для того надо топтать ногами землю,
пожимать множество рук, в том числе и давно не мытых,

617
пить водку на конспиративных квартирах, в гостиничных
номерах, захламленных подсобках, притонах и других са­
мых неожиданных и малоподходящих для этого местах.
Надо без конца сдаивать информацию, сортировать, накап­
ливать сведения, казалось бы, совершенно далекие от ин­
тересов уголовного розыска.
Помирился Колька Крюк с Нинкой из мебельного? Ка­
кое до этого дело милиции, тем более что Крюк уже год как
мотает десятку строгого! Вроде бы так и непонятно, зачем
начальнику УР копаться в личных проблемах рецидивиста,
надолго сгинувшего с горизонта? Но вот Колька ушел
в побег, да при этом замочил конвоира, да забрал автомат.
И Нинка уже не просто шалавистая бабенка с крашенными
перекисью волосами, а связь разыскиваемого! И сейчас
к ней уже не подъедешь: насторожилась, замкнулась, не то
что опера — старого приятеля на пушечный выстрел не
подпустит, ни крупицы информации из-под нее не получишь!
А Лису ничего и не надо — он и так, что надо, знает.
Поставил засаду на Пригородной, 17, у Нинкиной матери,
и взял Крюка без особых затей.
Блатные не только друг другу клички дают — и ментам
навешивают. Почему Лис? Может, обликом похож? Вряд
ли... Сто семьдесят семь, сухой, жилистый, прическа корот­
кая, чтоб за волосы нельзя было ухватить, брюнет с замет­
ной сединой, хотя вроде рано для тридцати пяти... Нос
и вправду лисий — длинный, тонкий, хрящеватый, будто
вынюхивающий мышиный след. И ведь действительно вы­
нюхивает, не мышей, правда, зверей покрупней и поопасней
обычных. Здесь хитрость нужна, осторожность, чувство опа­
сности обостренное. Может, потому и Лис.
Коренев в Тиходонске родился и всю жизнь прожил,
в центре — на Богатяновке. Пай-мальчиком никогда не был:
учился прилично, школу не пропускал, но лет с пятнадцати
тянул с пацанами в Клиническом сквере пиво прямо из
горлышка, которое предварительно припасенной солью об­
мазывалось — мода такая была. С кильдюмскими ходил
драться, кастеты в гипсовой форме отливал, попался бы —
спецучилище или колония обеспечены, времена тогда суро­
вые были, нынешним не чета, когда все можно. Сейчас
многие друзья детства по второй-третьей ходке срока мота­
ют, кто-то уже откинулся, при встрече руку придерживают:
вдруг не захочет гражданин начальник с зэком ручкаться...
Но Лис всегда с корешами здоровается, про жизнь раз­
говаривает, детство вспоминает. И они обмякают, оживля­
ются:

618
 ”...А Крыса-то пятнадцать разматывает, особо опасным
признали”, — и головами качают с осуждением. Игорь
Кривсанов — сосед, пожалуй, самый близкий школьный
товарищ. Нормальный парень, да и все вроде были нор­
мальные. Жили они тогда на Нижне-Бульварной, тянущейся
по-над Доном дряхлыми домишками частного сектора —
полусараями, и почти все мужики здесь, да и некоторые
бабы имели судимость, и это тоже считалось нормальным.
И все пацаны, достигая возраста, уходили в зону, только он,
Коренев, да Сережка Сисякин выскочили — тот медин­
ститут закончил, врачом работает. ”Лепилой, — как сказал
Валерка Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. —
А ты вот в уголовке... Разошлись дорожки...”
Коренев подумал, что дорожки у них с самого начала
были разными. Когда по уличной моде все наколки кололи,
и он себе перстень с крестом сделал. Но ему такую баню
дома устроили, что больше и мыслей татуироваться не
было. А у Крысы все сидели — и отец, и мать, и старший
брательник. Потому он беспрепятственно сначала руки рас­
писал, потом грудь, ягодицы. И вина-водки Коренев в те
годы не любил. А Крыса с Кривозубым пиво быстро про­
скочили и стали креплягу стаканами засаживать. Бухие лю­
били приключения искать: ”Айда на Державинский фраерам
морды бить!” — ”Да вы что, мудилы, а если вам морды
понабивать от не хер делать?” Ему с ними неинтересно, им
с ним делать нечего. Палатку грабить его уже не позвали.
В семнадцать Кривсанов и Добриков ушли в зону, вско­
ре Коренев призвался в армию. А дембельнулся, его стали
в милицию агитировать, золотые горы сулили: учебу, офи­
церские погоны, квартиру. Хамов и блатоту всякую Коренев
не терпел, а потому согласился охотно. Вместо золотых гор
получил возможность таскать пьяных, сворачивать в бара­
ний рог хулиганов, вести нудные разборки с бытовыми
правонарушителями.
Три года отпахал в патрульно-постовой службе, посту­
пил на заочное отделение ”вышки”, на втором курсе дейст­
вительно получил офицерскую звездочку и одиннадцать лет
протрубил в розыске.
Жизнь менялась, менялась и работа. Раньше из-за про­
павшего пистолета ставили на уши всю область, теперь
в газетах буднично сообщалось о кражах и захватах сотен
стволов, а суточные сводки наполнились небывалыми фак­
тами автоматно-гранатометных расстрелов. Раньше авто­
ритет блатного определялся громкостью сделанных ”дел”,
количеством судимостей, местом в криминальной иерархии.

619
Теперь изо всех щелей лезли не понюхавшие лагерной по­
хлебки, а оттого особенно наглые молодчики, которые по
организованности и дерзости заткнули за пояс традицион­
ные кодланы. В отличие от своих предшественников они не
прятались и не маскировались, наоборот, завели униформу
— спортивные костюмы вызывающей расцветки, кожаные
куртки, стандартные стрижки ”под горшок”. Опять-таки
в отличие от воров плевали они на закон, ни в грош не
ставили милицию. Они вертели сумасшедшими ”бабками”
и знали, кому и сколько ”отстегнуть”, чтобы власть не
ставила препятствий, а, наоборот, помогала во всех начина­
ниях.
Через неделю после того, как Коренев занял должность
начальника уголовного розыска, к нему в кабинет зашли
двое из ”новой волны”: накачанные, уверенные, непривычно
доброжелательные. Они предложили дружбу, услуги и долю
в их бизнесе — сто штук ежемесячно (пока, а там будет
больше с учетом инфляции).
Коренев повел себя неблагодарно и для гостей очень
неожиданно. Выдернув из плечевой кобуры ”макар”, он
поставил их мордами к стене, вызвал по селектору Ерохина
с понятыми и обшарил карманы спортивных штанов и кож­
аных курток. В одной нашелся автоматический нож, а во
второй ”пакетик с веществом буро-зеленого цвета и запахом
конопли”, что и было немедленно задокументировано.
Мгновенно потерявших уверенность ”гостей” закрыли в ка­
мерах, а через два часа взволнованный Бобовкин прибежал
узнать об их судьбе.
— Это ошибка, большая ошибка, — повторял он, утра­
тив обычную вальяжность. — Они из группировки Шамана,
а с ним лучше отношений не портить...
— А чего он мне сделает? — презрительно спросил Лис,
зная, что содержание разговора станет известно и Шаману,
и многим другим ”заинтересованным лицам”. — Я любому
могу ребра переломать, а надо будет — башку прострелю!
На моей территории я хозяин, и ”бабками” меня не купишь.
Он немного помолчал.
— А этих двоих я заагентурю, пусть Шамана ”освеща­
ют”. Давно пора ему на нары...
Уголовное дело лопнуло, так и не успев раскрутиться.
В ноже оказался неисправным фиксатор клинка, а потому
экспертиза не признала его холодным оружием. Вещество,
похожее на анашу, было признано безобидным порошком
растительного происхождения. Задержанных надо было
освобождать. Лис сделал это лично. На прощанье погово­

620
рил с каждым наедине, потом, обняв за плечи, проводил
”спортсменов” до дверей райотдела и дружески попрощался
за руку. Больше эти люди на Шамана не работали, и у дру­
гих авторитетов доверия к ним не было.
А Коренев вернулся в кабинет и составил список тех, кто
имел доступ к вещдокам, а следовательно, мог сломать нож
и подменить наркотик: следователь, эксперт, Бобовкин...
Больше его подкупить не пытались. Вопрос о новом
начальнике УР рассмотрели авторитеты во главе с Шама­
ном и решили обходиться без его покровительства, а те
дела, где ”крыша” милиции необходима, переносить в дру­
гие районы. Всего в Тиходонске было восемь районов.
Хотя слово ”коррупция” не сходило с газетных страниц
и телевизионных экранов, о подкупе в милицейской среде
говорилось мало, да и то шепотом. Дело скрытое, а высту­
пать с голословным обвинением против мощной и страш­
ненькой системы смельчаков не находилось. Но сами-то
сотрудники знали что к чему: кто честный мент, кто с гниль­
цой, а кто — купленный с потрохами. Тем более что скры­
тые дела имели весьма недвусмысленные внешние признаки.
Много лет назад, в юности, Коренев посмотрел первый
и последний в своей жизни новозеландский фильм про тамо­
шнего полицейского Пепе Гереро. Тот быстро бегал, смеш­
но вскидывал коротенькие ножки, смертным боем лупцевал
противников, а особо злостных расстреливал из крупнока­
либерного револьвера, пуля которого отбрасывала тело не
меньше, чем на три метра, выбивая из него сноп кровавых
ошметков. В перерывах Пепе Гереро произносил страстные
монологи о честности и справедливости, со всех сторон
обкатывая основной тезис: при нищенской зарплате честный
полицейский и должен быть нищим. А если полицейский
живет в шикарной вилле и ездит на дорогом лимузине —
значит, он куплен преступниками. В подтверждение разувал­
ся и показывал желающим рваные носки — символ чест­
ности и неподкупности.
За время службы Коренев неоднократно вспоминал нос­
ки Пепе Гереро. Зарплату все сотрудники получали один­
аковую, двадцать-тридцать рублей разницы в те времена
или двадцать-тридцать тысяч в эти погоды, конечно, не
делали. А жили как будто на разные. Было время, когда
”преуспевающие” боялись выделяться из общей массы, ма­
скировались, рассказывали басни про богатую тещу да про
внезапное наследство, про умение жен дорого продавать
старые вещи и дешево покупать новые, про постоянные
долги, лотерейные выигрыши и прочую туфту.

621
 Потом пришел новый министр, самый крутой за после­
военные годы, он провел чистку органов под лозунгом
борьбы с нечестностью и хозяйственным обрастанием. Пре­
красный лозунг, воплощенный в жизнь, как и все предшест­
вующие, через жопу, а потому трансформировавшийся
в свою противоположность: со службы уволили тех, кто
случайно подвернулся под руку, а ушлые ловкачи, как и все­
гда, остались ”при своих”.
Коренев помнил: из розыска выгнали Берестнева, жена
которого владела дачным участком и небольшим домиком,
и Песочникова — за то, что он пользовался машиной отца
по доверенности. Оба, кстати, операми были хорошими.
Бобовкин в то время строил дом, как раз ”для тещи”, все об
этом знали, но официальных заявлений он не делал, а разо­
блачать его желающих не нашлось: с кадровиками и с на­
чальством он всегда дружил.
Через несколько лет грозного министра отправили на
пенсию, а потом и вовсе наступило время вседозволенности,
и уже никого не удивляет отделение по борьбе с экономичес­
кими преступлениями, не возбудившее за годы напряженной
и многогранной деятельности ни одного уголовного дела.
Как не удивляет и экономическое процветание сотрудников
во главе с начальством. И никто не сопоставляет резуль­
таты служебной деятельности отделения и высокий уровень
жизни оперов, не отыскивает взаимосвязей между этими
фактами и не делает никаких выводов. А кто будет их
делать? Некому, у всех свои дела, свои заботы вплоть до
самого верха...
Как же работать в таком беспределе честному менту? Да
и не такой уж он кристально честный, этот Лис... Когда
нашел угнанную ”ауди”, хозяин двести штук принес в бла­
годарность. Помялся, помялся — неудобно... Но взял. Зима
скоро, ему самому ботинки нужны, да Натахе пальто, сапо­
ги — зарплаты не хватает, а тут вроде премия... Да когда из
бара Акопа Варбаняна выгнал блатную шелупень, что по
вечерам пакостила, клиентов отпугивала, Акоп тоже принес
сотню. Потом на того рэкетира наехали, Лис их отвадил,
Акоп опять в карман конверт засунул. Не нравилось ему
это, но деваться некуда — не ходить же в рваных носках
и в дырявых ботинках. Да и за информацию платить надо,
на те копейки, что выделяются для этого, только фуфло
какое-нибудь и купишь. Рынок, в рот им ноги!
Хотя успокаивал себя: мол, я не прошу, сами дают за то,
что я так и так сделаю, да и у блатных не беру, преступ­
ников не отмазываю, а жить-то надо, но понимал, он в от­

622
личие от многих коллег в ”вышке” хорошо учился, что, как
ни крути, а самая настоящая взятка. И от понимания этого
так паршиво и тошно делалось, что выть хотелось. Раньше
он коммунистов не любил, теперь этих, нынешних, жизнь
такую устроивших, ненавидел.
А изливал ненависть на блатоту — и старую и новую, на
всех, кто пытался в районе ”погоду делать”. Это неверно,
что они ничего не боятся. Кулака ”под дых”, ноги в промеж­
ность, пистолета под ребра — очень даже боятся. К приме­
ру, группа кавказцев из вновь прибывших в баре ”Спаса­
тельный круг” свою штаб-квартиру устроила. Весь тротуар
заставят машинами и тусуются до глубокой ночи — не­
скольким морды набили, теперь сами не идут. Гаишники
с машинами ничего сделать не могут, участковый дурачком
прикидывается: мол, там все спокойно, жалоб нет. Тогда
берет Лис Ерохина и Волошина — тоже надежный парень —
и под полночь закатывается в этот притон.
Как в кино: стволы вынули, уперли восьмерых руками
в стену, ошмонали. Две пушки, четыре ножа, нунчаки, ана­
ша, опия немного... А в подсобке еще двое девчонку на
ящиках раскладывают, с улицы затащили, сволочи, та орет,
вырывается, губы кусает, ну да вовремя успели — Лис обоих
на инвалидность перевел по мужской части, наручники наки­
нули, а потом всю банду — в отдел. В былые времена, лет
эдак с десяток назад, всех бы сразу под замок упрятали,
а через трое суток двух-трех выпустили, если бы, конечно,
ничего на них не раскопали, пустили бы свидетелями, и те
худо-бедно, проблеяли бы на суде свои показания... А друж­
ки их до суда за решеткой сидели, а потом лет на пять,
шесть, восемь по зонам разъехались. Бы... Если бы да кабы.
Савушкин, зам. по опер, поглядел устало: зачем тебе это?
Шум на весь район, прокурор про нарушения законности
поговаривает, как же, облавы, массовые задержания. Тол­
ку-то все равно не будет... Действительно, шестерых сразу
отпустили, тех, с разбитыми яйцами, в больницу отвезли,
двоих, правда, закрыли на семьдесят два часа кратковремен­
ного задержания, но потом тоже освободили под подписку
о невыезде.
Ясное дело, что до суда дело не дойдет — поразбегаются
все к чертовой матери! Выходит, зря Лис операцию прово­
дил? Нет, не зря! Во-первых, девчонку спасли, хорошая
девчонка, симпатичная. Во-вторых, те двое из подсобки,
может, и будут еще что-то нехорошее делать, но насиловать
точно не станут, тут профилактика стопроцентная. В-тре­
тьих, пока вся заваруха шла, кто-то кирпичом лобовые

623
стекла побил всем машинам, что на тротуаре стояли. Это
поубедительней гаишного штрафа. В-четвертых, группа из
”Спасательного круга” убралась, все они теперь засвечены,
на учет поставлены. А самое главное — почувствовали,
мерзавцы, что закон — это не только правильные слова по
телевизору. И другие узнают, тоже поежатся... Таковы
основные итоги, а есть еще и побочный результат. Эдик-
бармен ”Спасательного круга” — на крючке у Лиса
оказался. Замазан он по уши: и притон содержал, и пособ­
ничал. Оправдывается: мол, не по своей воле, звери насиль­
но бар захватили, его вообще прогнать хотели. Скорее
всего так и было, но для убедительности надо свою
лояльность к милиции проявить, и Эдик старался изо всех
сил, Лис с ним долго беседовал, и тот на все вопросы
отвечал.
— Девчонки к ним в основном сами ходили, — широко
раскрывая рот и жестикулируя, рассказывал Эдик. — Те им
приплачивали, ликерами угощали, шампанским. Раз с одной
как-то не так обошлись в подсобке, она давай подружке
жаловаться: персы, мол, персы и есть, лучше с ними дела не
иметь. А та отвечает: они хоть платят, а наши тоже раз­
ные... Вот Галку, подружку, один замочил и закопал на
левом берегу. И все дела...
— А что за девчонки? — зевая, спросил Лис тем же
тоном, каким задал уже сотни две уточняющих вопросов.
— Одна беленькая, Тамара, в зеленых лосинах ходит,
а та, что жаловалась, — рыжая, с кудряшками, в джинсовой
юбке. Они часто здесь бывали, думаю, зайдут на днях. Так
что если надо...
— Да не надо ничего, — по-прежнему безразлично от­
ветил Лис. — Мало ли кто что болтает...
Выдержки Лису было не занимать, он поговорил с Эди­
ком еще минут двадцать, затем рванул в отдел. На линии
розыска без вести пропавших работал Реутов. Из толстой
пачки розыскных дел он извлек коричневую папку с неров­
ной надписью ”Павлова Галина Ивановна, 19 лет”. Лис
быстро просмотрел объяснения родственников и знакомых.
Вот она: Федотова Тамара, 19 лет, временно не работает, не
замужем. ”...с Павловой мы знакомы со школы, отношения
поддерживали дружеские, иногда ходили в кино, кафе. 15
июня я ее не видела, куда она собиралась идти, не знаю...
Больше добавить ничего не могу...”
Значит, врет, сучонка! Лис на мгновение задумался. Ре­
утов не проходил в списке причастных к сомнительным
делам и странным совпадениям.

624
 — Вот что, Саша, здесь убийство, и эта телка знает все
или многое, — медленно сказал он, и Реутов не удивился,
потому что все в отделении считали Лиса великим мастером
добычи информации. — Раз она ничего не сказала, значит,
сама замазана или боится. Даю тебе два дня, чтобы взять ее
на крючок. Она путанит, шляется по барам с кавказцами,
значит, зацепки будут. Давай!
Тамару Федотову задержали вечером следующего дня
в пятьсот двенадцатом номере гостиницы ”Интурист”, где
она занималась сексом одновременно с двумя гражданами
независимой с недавнего времени кавказской республики.
Реутов сработал четко. Дежурная своим ключом тихо
отомкнула дверь, опер с нештатником, держащим наготове
автоматический фотоаппарат со встроенной лампой-вспыш­
кой осторожно вошли в прихожую, а поскольку кайфо­
вавшие гости Тиходонска и добросовестно трудящаяся Та­
мара были в изрядном подпитии, то нештатник без помех
сделал несколько снимков, и только при третьей вспышке
живая картина стала распадаться на части. Тамара визжала
и скромно прикрывалась руками, кавказцы начали с воз­
мущения и плавно перешли к предложению денег, но боль­
ше всего негодовала дежурная.
— Ну надо же, сука какая, сразу двоим дает! Мне скоро
сорок стукнет, так и в голову ни разу такое не пришло! —
В ее голосе явно слышалась гордость.
Через полчаса Реутов работу закончил. Кавказцы напи­
сали объяснения о том, что познакомились с Тамарой в го­
стиничном баре, угостили ее кофе и ликером, а потом
пригласили к себе, пообещав по пять тысяч за сексуальные
услуги. Деньги она взяла вперед. Факт проституции подтве­
рдили письменно дежурная и нештатник, после чего Тамару
отвезли в отдел. Это называлось профилактическим мероп­
риятием по предупреждению вензаболеваний и борьбе
с проституцией. А также незаконным вторжением в жилище
и нарушением тайны частной жизни. Смотря с какой сторо­
ны взглянуть.
Поскольку Реутов денег не взял, а по кавказскому обы­
чаю, пока бакшиш не принят, возможность неприятностей
не устранена, гости засунули откупное дежурной. Правда, та
не особенно и сопротивлялась.
Вначале Тамару прессовал Реутов. Проституция, вен­
заболевания, связь с преступной средой и все такое. Та вяло
защищалась: по этой жизни денег иначе не заработаешь,
к врачам хожу, проверяюсь, с уголовными никаких дел,
и вообще, лучше бы дали официальное разрешение, я бы

625
налог платила... Потом опер перешел к последствиям, и де­
вушка стала более заинтересованной.
Штраф ее не очень-то пугал, а вот обязательное двухне­
дельное обследование в вендиспансере с курсом профилак­
тического лечения не только портил репутацию: уколы бо­
лючие, девочки желтые выходят, еле ноги волочат... А осо­
бенно тревожили фотографии. По нынешним временам,
глядишь, по телевизору выставят или в газете... А может,
опер местный пацанам покажет, что она со зверями вытво­
ряет, а те ее начнут каждый день ”на хор” ставить да морду
бить...
К концу второго часа Тамара была готова.
— Давай по-хорошему, начальник, — в двадцатый раз
повторяла она, выкатывая ”для искренности” большие
бессовестные глаза. — Хотите, я вам все, что надо, буду
делать прямо здесь или еще где... Девчонки к вашим ходят,
я знаю, те довольны...
В это время и вступил в игру Лис.
— Как же с тобой по-хорошему, сука, — заорал он,
распахивая дверь кабинета, — если твою подругу угрохали,
а ты молчишь, как падла, и туфту нам гонишь!
Ярость его была наигранной, но Тамара этого не знала
и сжалась на стуле, ожидая увесистой оплеухи.
— Ты нас что, за дурачков держишь? — Лис дейст­
вительно замахнулся, но ударил по столу, так что звякнул
телефонный аппарат. — Думаешь, мы про тебя ничего не
знаем?! Как ты в зеленых лосинах в ”Спасательном круге”
табуретки жопой полировала да что в подсобке делала! Так
думаешь, про убийство не раскопаем!
Найдется немного людей, способных выдержать кон­
вейерный допрос с усилением обвинений, и Тамара Федото­
ва не относилась к их числу. Она ”лопнула” и, плача и смор­
каясь, рассказала, что в июле познакомилась в баре ”Встре­
ча” с парнем по имени Сергей, из крутых — в ”адидасе”,
коже, ездит на красной ”восьмерке”. Выпили, покатались по
городу, остановились на пустыре, она хотела ему сделать
что обычно, но у него ничего не получалось. Сергей отвез ее
домой, проводил до дверей, попросил, чтобы никому про
сегодняшнее не рассказывала, и дал две штуки. Она рас­
сказала Галке Павловой, та и говорит: ”Познакомь, если он
ни за что две штуки платит, так, может, я его на большее
раскручу...” Пятнадцатого пришли во ”Встречу”, он там
с друзьями, как всегда, сидит... Ну, познакомились, Галка
к нему и так и эдак — то прижмется, то колено погладит, то
обнимет. Он вроде тоже разгорелся... Короче, повез Галку

626
покататься, а на другой день пришел к ней, к Тамаре,
и говорит: ”Будут спрашивать, ты ни меня не знаешь, ни
про Галку ничего... И я ее никогда не видел. А иначе — хана
тебе!” И глянул так, что мороз по коже. А Галки нет нигде,
вечером пошла во ”Встречу”, он пьяный, злой, вроде как не
в себе. ”Явилась, — говорит и улыбается как-то неестест­
венно, страшно. — Думаешь, пошутил? Ну гляди...” И вы­
нимает из кармана Галкины сережки и перстенек с красным
камешком. ”Сама виновата, сука! Завела меня, спровоциро­
вала. Теперь лежит в яме на левом берегу, а ты рот откро­
ешь — рядом ляжешь...”
— И положат в яму, — всхлипывала Тамара. — Они что
хотят, то и делают. Сколько девчонок насиловали и парней
покалечили, а им хоть бы что. У них все куплено, они рынок
контролируют. Это Шамана группировка...
”Дожили, — думал Коренев, пока Федотова медленно,
будто по складам, читала протокол-заявление. — Весь го­
род знает руководителя местной мафии, а тот и в ус не дует.
Уважаемый человек, учредитель пяти или шести фирм, гене­
ральный директор, офис в центре Тиходонска. Везде вхож,
со всеми дружен. И вроде никто не может его за жопу взять!
Вроде какой-то особый закон им нужен об организованной
преступности или еще черт знает какой! Да возьмите взрыв
”Ротонды”, поджоги коммерческих ларьков, перестрелку на
рынке и другие делишки шамановских ублюдков, объедини­
те их в одно дело — о банде Шамана, — привяжите его
самого ко всем эпизодам, а сейчас и телефоны слушать
можно, и так записывать на видео, магнитофон... А при
бандитизме для всех ответственность одинаковая — и для
того, кто взрывал и стрелял, и для всех причастных —
организаторов, пособников, подстрекателей. А санкция —
до расстрела! Вот и устройте процесс над бандой Шамана да
расшлепайте самых активных, и никаких новых законов вам
не понадобится!”
Под ”вам” Коренев имел в виду власть. Не просто
районный уголовный розыск или даже милицию в целом,
а государственную власть, если она есть в этой стране.
Потому что власть не мирится с преступным произволом,
не ждет каких-то идеальных законов и уж тем более не
сетует на их отсутствие.
Народ так и думает, что все куплено, до самого верха.
Вот, например, законы на кого работают? Суды — на кого?
Убийств с каждым годом все больше, а смертных пригово­
ров — все меньше! А исполняется и того с гулькин хрен!
Новая профессия появилась — наемный убийца, а высшую

627
меру вообще собираются отменить. Это к чему приглаше­
ние?
Преступные группировки в силу входят, их разобщать
надо, а ссылку и высылку из кодекса убрали. Для кого
послабление? Или последнее новшество: колонии усилен­
ного режима ликвидировали. Туда кто шел? Кто раньше
срок не мотал, а совершил тяжкое преступление. Теперь
они на общий режим пойдут. А все эти, из ”новой волны”,
как правило, несудимы, а в зону идут по тяжким статьям.
Значит, кому подарочек? Как ни верти, получается, что
законы на преступников работают, под их нужды подлажи­
ваются! А если закон ментам подмогнет, то начальники
свои же, ментовские, его укорачивают! Сейчас всем мен­
там, не только оперативникам, закон разрешает оружие
постоянно носить и права на применение расширил. Кому
хорошо? Ясно, нам, а бандитам плохо. Но начальники как
не давали разрешения на постоянку, так и сейчас не дают.
Что ж, они, курвы, все бандитами куплены? Да нет же, наш
Симаков не о бандитах заботится, он о своей жопе печется:
вдруг потеряет кто пистолет или выстрелит не туда. Толь­
ко Витьке Еремееву, которого в прошлом году шпана но­
жами заколола, все равно, по каким таким соображениям
начальник его безоружным оставил. А объективно началь­
ник райотдела милиции бандитам способствовал, а своего
парня закопал. А если интересы начальников милиции с ин­
тересами бандитов совпадают, то при нормальной власти
надо их гнать к чертовой матери да самих за решетки
прятать!
Лис выругался и стукнул кулаком по столу.
— Да я уже подписала! — испуганно дернулась Федото­
ва, и внезапно Лису стало жаль ее. Молодая, дурная, чем
может, тем и торгует. И живет, как в джунглях — что
захотят, то с ней и делают. Подружку грохнули, а она
молчит. Потому что и ее могут. Запросто причем. Лис ей
защиту пообещал, да как защитить-то... Ни людей, ни
средств... Походят с ней опера по очереди с неделю... Да
и то днем. А что сложного ночью в дом войти?
— Вот что, Тамара, мы тебя на несколько дней в вендис­
пансер определим. — Лис успокаивающе поднял руку. —
Обследоваться так и так надо, если все нормально, уколов
тебе делать не будут. А потом спрячем тебя куда-нибудь...
Когда Федотову увезли, Лис позвонил своему институтс­
кому приятелю Карнаухову — начальнику оперативного
отдела Управления МБ. ”Попробуем прищучить Шамана”,
— думал Лис, набирая номер телефона.

628
 — Выручай, Коля! Как бы нам договориться, чтобы вы
один телефончик послушали? Да и вообще одного человечка
надо бы пофиксировать...
— Что за человечек? — сразу ухватился эмбэшник.
— Вначале давай решим в принципе, — уклонился от
ответа Лис.
— А чего решать? Есть закон — вы теперь сами можете
и слушать, и фиксировать...
— Закон-то есть, а аппаратуры ни хрена нет, и специ­
алистов нет. Я у тебя не совета прошу, а содействия! Вы же
должны взаимодействовать по организованной преступно­
сти!
— Это да, — без эмоций отозвался Карнаухов. — Но
надо решать по инстанциям. Ты пишешь рапорт своему
начальству, оно связывается с моим, я получаю указание,
и мы с тобой взаимодействуем.
Лис, прикрыв микрофон, выругался.
— Если бы наше с тобой начальство хотело бороться
с преступностью, я бы не звонил с такой просьбой.
— А партизанщиной заниматься не могу. Времена-то не
те нынче...
— Раньше вы здорово ”занимались партизанщиной”! —
Лис бросил трубку.
Когда армия держит глухую оборону, отдельный боец
не способен вести наступательные операции. Но он может
ходить в разведку и остро отточенной финкой резать
глотки вражеским солдатам, бросать гранаты в блиндажи
и другими подобными способами успокаивать свою со­
весть.
Сергея из бара ”Встреча” установили легко: Сихно, два­
дцать четыре года, не работает, не судим, контролер рынка
багатяновской бригады — группировки Шамана.
Фотографию Сихно на бланке в окружении других сним­
ков показали Федотовой, та опознала его: ”Парень по име­
ни Сергей, о котором я раньше давала показания”.
Лис начал тщательную разработку нового фигуранта.
”Подвел” к нему несколько независимых друг от друга
”источников”, установил наружное наблюдение и стал напи­
тываться поступающей информацией.
Третий разряд по борьбе, окончил ПТУ, плиточник-
мозаичник, через год работал в стройуправлении, потом
занимался фарцовкой, короткое время перепродавал нарко­
тики. Отбывал пятнадцать суток за мелкое хулиганство,
был оштрафован за неповиновение работнику милиции. По­
следний год — в бригаде рэкетиров, ”держащей” рынок.

629
Замкнут. Близких друзей нет. Постоянной девушки нет.
Предположительно, у него проблемы по женской части.
Иногда случаются запои, последний — в середине июля.
Тогда же продал Генке Божкову женские серьги и перстень.
Объяснил: ”Одна сука подарила, а у меня от них тошнилов­
ка”.
Эту часть информации Коренев дважды подчеркнул.
И еще: сестра Сихно — любовница Шамана, тот оказы­
вает ему покровительство и пообещал сделать бригадиром.
Последнее сообщение Лис не записал и никому не до­
ложил. Потому что это красный свет, сигнал ”стоп”. Одно
дело — бросить в камеру рядового ”быка”, а другое —
взяться за близкого боссу человека. Это уже личный выпад,
неуважение, подрыв авторитета, а значит — обязательные
ответные меры. А кто из командиров окопавшейся в оборо­
не армии способен совершить действия, неминуемо вызыва­
ющие прицельный огонь? Никто. Разве что головорез-один­
очка, которому нечего терять...
Лис вызвал Реутова и Ерохина, отдал распоряжения.
— Только смотрите, чтобы контакта между ними не
было, — подчеркнул он, а Ерохину добавил: — Сними его
тихо, на улице или возле дома, чтобы никто из дружков не
видел.
Через два часа Реутов принес дешевые сережки и тонкий
золотой перстенек с красным камнем. Коренев прочел про­
токол добровольной выдачи и объяснение гражданина Бож­
кова о том, что эти вещи он купил за двенадцать тысяч
у своего знакомого Сихно с целью подарить невесте. Потом
он прочел протокол опознания, в котором гражданка Пав­
лова В. Н. опознала серьги и перстенек как принадлежавшие
ее дочери Галине.
— Как мать держалась? — неожиданно спросил Лис.
Реутов пожал плечами.
— Причитала, плакала... Она надеялась, что девка загу­
ляла, уехала куда-то, а тут поняла...
Потом Коренев стоял и смотрел в окно. За пыльным,
замызганным стеклом лежал город, в котором он родился
и вырос, когда-то любил, — город, жители которого устра­
ивали свои дела так, как это им нужно, выгодно и удобно,
не вспоминая о законе, потому что он, во-первых, повсеме­
стно не выполнялся, а во-вторых, от него не было никакого
толку. Закон не мог дать им еду и одежду, не мог защитить
от грабителей, не мог воскресить мертвых и воздать по
заслугам убийцам. Сегодняшней ночью, по среднестатисти­
ческим прикидкам, обворуют несколько квартир, дач, авто­

630
машин и гаражей, двух-трех человек ограбят, столько же
искалечат, несколько десятков изобьют или оскорбят, мо­
жет быть, кого-нибудь убьют.
И он, майор Коренев, по прозвищу Лис, и все его отделе­
ние УР, и многочисленные милицейские службы не в состоя­
нии этого предотвратить. Они будут идти вслед за событи­
ями, кого-то задержат на месте, кого-то через некоторое
время, кого-то не задержат никогда. Да и задержание ниче­
го не значит, потому что в обществе, где родственники
и друзья подозреваемого, ничем особенно не рискуя, могут
подкупать и запугивать свидетелей и потерпевших, а свиде­
тели и потерпевшие тоже без всякого риска могут изменять,
как хотят, свои показания, где государственным чиновни­
кам по большому счету все равно — будет сидеть преступ­
ник в тюрьме или снова начнет гулять среди людей, в таком
обществе редкое дело кончается обвинительным пригово­
ром.
Ведь когда гражданку Федотову вежливо и культурно
спросили о судьбе подруги, она, не моргнув глазом, сказала,
что ничего не знает. И в принципе это всех устроило,
и тонкая папка розыскного дела могла пылиться в архиве до
истечения срока давности, как и сотни ей подобных.
И собранные материалы по Сихно можно уже сейчас
передать следователю прокуратуры, а тот вызовет его
и спросит: ”Скажите, вы убивали Галину Павлову?” А Сих­
но, естественно, ответит: ”Что за ерунда! Конечно, не уби­
вал!” — и добросовестно подпишет протокол, и все на этом
закончится, потому что косвенные улики в данном случае
ничего не стоят. И следователь спокойненько приостановит
дело, а то и прекратит его за отсутствием состава преступле­
ния: ”Труп-то не обнаружен”.
Вот и выходит, что, раскрывая преступления, надо дей­
ствовать не по закону, а вопреки ему, рискуя в лучшем
случае служебной карьерой, а в худшем — собственной
шкурой и не получая ничего взамен. И если пораскинуть
мозгами, то спокойней — не дергаться... Что многие и пред­
почитают.
В кабинет стремительно вошел Ерохин.
— Привез, он в дежурке!
— Спусти его в бомбоубежище.
Лис медленно прошелся от сейфа к двери и обратно.
Задержанному положен адвокат, но если вызывать адвока­
та, то не стоило затевать всю эту канитель.
Через минуту Лис спускался в бомбоубежище. В кармане
позвякивали сережки и перстенек. Он шел задать ранее не

631
судимому и в соответствии с принципом презумпции неви­
новности ни в чем не виноватому гражданину Сихно воп­
росы, правдивые ответы на которые подведут преуспева­
ющего рэкетира под расстрельную статью. Абстрактное
чувство долга и надежды вполне реальных людей — матери
Павловой и ее измятой жизнью подружки требовали, чтобы
он добился правдивых ответов. Закон предписывал, чтобы
при этом он ”не допускал насилия, угроз и иных проти­
воправных действий по отношению к допрашиваемому,
а также не оскорблял его и не унижал его человеческое
достоинство”. Если бы у Лиса спросили, каким образом он
собирается совместить эти требования, начальник УР смог
бы ответить лишь маловразумительной нецензурной фра­
зой.

”Уаз”, поскрипывая на ухабах, уже давно катился по

левобережью вдоль бесконечной лесополосы, а сексуальный
психопат с садистскими наклонностями никаких сигналов не
подавал. Вчера он ”взял” один эпизод, но Лис был готов
поспорить с кем угодно, что за ним есть еще трупы.
— Ну что, заблудился, что ли? — грубо спросил Коренев
и локтем ткнул подозреваемого в бок. Тот вздрогнул.
— Кажется, здесь...
Хотя Ерохин задержал Сихно без свидетелей, дально­
видный Лис определил подозреваемого не в милицейский
изолятор, а во внутреннюю тюрьму Управления МБ —
в этом пустяке Карнаухов помог ему охотно. И недаром: за
ночь дежурному милицейского изолятора трижды звонили,
осведомляясь о наличии в камерах задержанного Сихно,
а ранним утром еще один интересовавшийся приехал лично.
Разыскивающие Сихно были работниками милиции, и Лис
записал их фамилии в свою тетрадку.
Вслед за ”уазом” притормозил ”воронок”, в нем везли
рабочую силу — четырех пятнадцатисуточников с лопатами
и набиравшихся опыта практикантов.
— Вот здесь! — Сихно ковырнул носком кроссовки
мягкую землю и отвернулся. Заскрипели лопаты. Эксперт
снимал происходящее японской видеокамерой с торчащим
вперед остронаправленным микрофоном. Напряженно смо­
трели в открывающуюся яму студенты.
Лис в упор разглядывал задержанного. Клоунский ко­
стюм — ”адидас” с кожаной курткой, стрижка ”горшком”,
стандартная наглая харя: глазки-пуговки, округлые щеки,
нос, как молодая картофелина, мощный торс, короткие
ноги.

632
 Чуть левее стоял Бобовкин, как всегда, в строгом офици­
альном костюме, невозмутимый, с мясистым лицом. Лоб
почему-то вспотел, и он вытерся тыльной стороной ладони,
не отрывая настороженного взгляда от раскопок.
И вдруг Лиса пронзила догадка. Если дружки ищут
Сихно, то все расклады известны. А значит, Бобовкин не
стал бы участвовать в выводке для того, чтобы ”набрать
очки” по службе и примазаться к раскрытию, не такой он
смельчак. Он здесь совсем для другой цели и скорее всего
уже достиг ее: жестом, взглядом, сказанным шепотом сло­
вом или как-то еще. И раскопки ничего не дадут!
— Долго еще рыть? — один из пятнадцатисуточников
зло воткнул лопату в изрядный холмик земли. — Нету тут
ничего!
— В чем дело, Сережа? — почти ласково спросил Лис.
— Не знаю... — Сихно смотрел в сторону. — Может,
ошибся...
Они стояли в лесополосе, на небольшой прогалинке,
посередине которой зияла свежая яма.
Лис поймал взгляд, коротко брошенный подозреваемым
на Бобовкина. Он уже знал, что будет дальше. Еще две-три
ошибки, а потом истерика под видеозапись: ”Не делал
я ничего, ничего не знаю!..” И все. Косвенные улики и убеди­
тельные показания без трупа ничего не стоят.
— Возвращаемся к машинам, — скомандовал Коренев
и крепко взял Сихно за предплечье. — Мы с Сережей чуть
задержимся, пусть вспоминает...
На лице Бобовкина явно отразилось несогласие, он сде­
лал шаг вперед и раскрыл рот... Лис ждал, криво улыбаясь.
— Правильно, а мы пока покурим...
Что бы ни собирался сделать Бобовкин, он явно перед­
умал. Быстро извлек пачку сигарет, закурил, угостил экспер­
та, приобнял его за плечи и пошел вслед за остальными.
Лис смотрел на выкопанную яму и ждал, пока шаги по
хрустящим листьям смолкнут вдали.
— А мы чего стоим? — нервно спросил Сихно, но Лис
ничего не ответил.
Дул легкий ветер, шелестели деревья, где-то каркала
ворона. Свежевырытая яма была похожа на могилу.
— Ошибся, значит, — медленно произнес Лис и, повер­
нувшись, с ног до головы осмотрел закованного в наруч­
ники человека. — Ладно!
Ловким, привычным движением он выхватил пистолет,
передернул затвор, и металлический лязг отдался эхом под
кронами деревьев. Щелкнув предохранителем, Лис сунул

633
ПМ за поясной ремень, пошарив в кармане, нашел ключ от
наручников.
Сихно шарахнулся в сторону, но он схватил его за
запястье, отпер замок и разомкнул браслеты.
— Беги! — Лис с силой толкнул задержанного в грудь,
так что тот отлетел и с трудом удержался на ногах. — Беги,
сука!
За два последних года начальник УР Коренев применял
оружие трижды: один убитый, двое тяжело раненных.
Подучетный элемент об этом хорошо знал, и когда Лис
брался за пистолет, вряд ли кто-то усомнился бы в том,
что он выстрелит. И хотя сейчас Лис блефовал, Сихно
поверил, что мент хочет замочить его ”при попытке
к бегству”.
— За что? Не надо! Наденьте наручники, ну пожалуйста!
— зачастил задержанный. — Я все покажу, правда...
— Думал, только ты людей убивать можешь да в землю
закапывать?! — зловеще процедил Лис, и пистолет будто
прыгнул ему в руку. — А сам в яму лечь не хочешь?
Девятимиллиметровое отверстие уставилось Сихно
в грудь. Он упал на колени.
— Пожалуйста, наденьте наручники, ну пожалуйста...
Лис секунду подумал и презрительно сплюнул.
— Ладно... В последний раз... Если еще выделаешься —
вот в эту яму и закопаю!
Когда браслеты защелкнулись, Сихно счастливо улыб­
нулся и перевел дух. Но на него вдруг напала икота, и по
пути к машинам тело била крупная дрожь.
Через десять минут подозреваемый Сихно указал другое
место. Четыре лопаты разгребли землю, и все сразу ощути­
ли сладковатую вонь разлагающегося трупа.
Одного практиканта вырвало, пятнадцатисуточники ма­
терились.
— Тихо, а то все на пленку ляжет, — пробурчал эксперт,
не отрываясь от камеры. Лису показалось, что он взвинчен
и напряжен.
— Слышали, заткнитесь! — рявкнул Бобовкин. Он тоже
был не в своей тарелке. Впрочем, происходящее вряд ли
могло подействовать на кого-то успокаивающе.
На следующий день дело ушло в прокуратуру. Лис ждал
ответного хода: гранаты в окно, выстрела в спину или
чего-то в этом роде. Две ночи он ночевал у Натахи — про
нее не знал никто. Пистолет носил в кармане готовым к бою
и мог выстрелить в ответ практически мгновенно. Он пони­
мал: меры предосторожности мало что значат.

634
 Если человека хотят убить, его убивают. Пусть даже он
хитер, изворотлив и опасен, пусть повышается риск для
исполнителей — это ничего не меняет. Разве что цену...
Но опасность пришла совсем с другой стороны. Позво­
нил человек — один из многих, которые были Лису обяза­
ны, и один из немногих, которые об этом помнили. Восемь
лет назад, в самый разгар антиалкогольной кампании, его,
в то время капитана КГБ, задержали выпившим после
какого-то семейного торжества. Коренев вытащил его из
дежурки и вычеркнул фамилию из сводки, тем самым спас
чекисту погоны, партбилет и карьеру. Сейчас подполковник
МБ решил отдать долг.
Они встретились в проходном подъезде, многократно
проверившись по всем правилам конспирации.
— Значит, так, — без предисловий начал чекист. —
К нам на экспертизу пришла видеопленка. Определение
подлинности, отсутствие монтажа и все такое. На ней ты
под пистолетом колешь какого-то хрена. В лесу, возле моги­
лы. Запись подлинная, очень четкая, и звук хороший —
каждое слово слышно. Признаков монтажа нет. Эге, что
с тобой?
Лис прислонился к грязной, исцарапанной ругательст­
вами стене. Его бросило в жар, ноги стали ватными.
— Кто назначил? — с трудом спросил он.
— Горский. По возбужденному уголовному делу. Опера­
тивное обеспечение осуществляют наши...
— Карнаухов?
— Да, его люди. — Чекист хлопнул Лиса по плечу. —
Больше я ничего не знаю. И никаких советов дать не могу.
И встречаться больше — сам понимаешь... Пока.
Сильная рука стиснула вялые пальцы Коренева, и он
остался в подъезде один.
— Спасибо... — тихо выдавил он в сторону хлопнувшей
двери. Он понимал, чем рисковал подполковник, решившись
встретиться с объектом разработки, чьи телефоны могут
быть взяты на прослушку, а по следу идти топтуны. Обычно
свои же шарахаются от таких, как от зачумленных.
Лис сел на облупленный подоконник и закурил. Подста­
вили, сволочи! Да как красиво! Он попытался вспомнить
лицо эксперта, но не вспомнил — тот был из новых. Зато
хорошо вспоминалось непроницаемое лицо Бобовкина.
Нахлынувшая злость вытеснила растерянность и заме­
шательство. ”Мы еще посмотрим, кто кого!” — мелькнула
задорная мысль, но в глубине души он понимал, что просто
хорохорится по привычке.

635
 Горский — осанистый, с величавыми манерами важняк
городской прокуратуры. На местах происшествий избегал
близко подходить к трупам. А когда на межведомственном
совещании Коренев критиковал прокурорских за то, что
расчленяют дела о бандитизме на отдельные преступления:
разбои, убийства, вымогательства, хранение оружия, — он
оборвал: дескать, ваше дело — раскрытия, а с квалификаци­
ей мы сами как-нибудь разберемся!
Но был он хваткий и обычно додушивал того, за кого
брался. Сейчас он взялся за Лиса. Получит экспертизу,
допросит участников выводки, Сихно уже напел, что мог...
Видеозапись — главный козырь, останется допросить майо­
ра Коренева, предъявить ему обвинение и... А ведь вполне
может взять под стражу! За Лиса-то гранату в окно не
бросят, а для карьеры хорошо — разоблачение нарушителей
закона в рядах милиции... Накрутят две-три статьи и вкатят
лет шесть с учетом хорошей характеристики... И все по
закону!
Лис медленно вышел в узкий, заставленный мусорными
баками проходной двор.
Через два дня вызвали к руководству: Савушкин и Сима­
ков, холодные и официальные, объявили: на него поступила
серьезная жалоба, от должности он отстраняется до резуль­
татов проверки, дела пусть передаст Бобовкину. Оружие
тоже надо сдать.
Это было начало конца. Медленно переставляя ноги, он
вернулся в пока еще свой кабинет. За многие годы он привык
чувствовать себя представителем власти, но сейчас ощущал
муравьем, которого эта самая власть готовится раздавить.
Он снова стоял у окна, за которым копошились в повсед­
невных делах и заботах более миллиона других муравьев.
Он знал все ухищрения, к которым прибегают отдельные
особи для того, чтобы затеряться среди себе подобных. Он
знал все способы и приемы, разоблачающие эти ухищрения.
И он знал, что многие десятки тысяч двуногих муравьев
находятся в бегах, и неизвестно, окажется ли их розыск
успешным. И еще он вспоминал провонявшие потом, ис­
пражнениями и карболкой коридоры следственного изоля­
тора и семьдесят шестую камеру, предназначенную как раз
для таких, как он.
Резко зазвонил телефон, и Коренев снял трубку. За тре­
ском и плачем слышно было плохо, но он разобрал, что это
несчастная проститутка Федотова.

636
 — Его выпустили, выпустили, — выла она в звериной
безнадеге. — Люська передала: сказал, что меня закопает...
И не найдет никто...
Лис взвесил трубку на ладони.
— Не бойся. Ничего он тебе не сделает. Я обещаю!
Потом набрал номер Горского: сдерживая себя, спокой­
но поздоровался.
— Вы-то мне и нужны, — строго отозвался важняк. —
Завтра в девять ноль-ноль вам надлежит явиться ко мне для
допроса.
— А почему освободили Сихно? — по-прежнему сдер­
живаясь, спросил Коренев.
— По закону. Как раз об этом завтра пойдет речь. Он
заявляет, что вы выбили из него самооговор.
— А труп тоже я закопал?! — заорал Лис. — Или труп
и есть самооговор?
— Не опаздывайте, — сухо бросил следователь и поло­
жил трубку.
Несколько минут Лис в бессмысленной ярости метался
по кабинету. Нелепо болталась под мышкой специальная
кобура с пластинчатой пружиной, зажимавшая пистолет
рукояткой вперед и отпускавшая при рывке, экономя
драгоценные секунды. Без оружия Лис чувствовал себя
голым.
Если бы он не знал про видеозапись, то завтра в девять
пришел бы к Горскому без особых опасений: мало ли посту­
пает на оперов вздорных жалоб! Если бы не позвонила
Федотова, он бы все равно пошел, зная, что идет на Гол­
гофу. Но сейчас он понял, что это было бы ошибкой. Ибо
если лихой боец-одиночка уйдет с нейтральной полосы, то
враг уверует в окончательную победу.
Лис отпер сейф, из секретного отделения извлек ПМ —
точно такой, как час назад сдал начальнику. Его нашли
в бесхозной сумке в камере хранения, Лис проверил ствол
по пулегильзотеке и убедился, что он ”чист”. Дослав пат­
рон в патронник автоматическим движением, вставил ору­
жие в кобуру. Порывшись в глубине ”секретки”, нашел
несколько паспортов, отобрал два и спрятал во внутренний
карман. Знакомых специалистов по документам у него бы­
ло много. Осмотревшись напоследок, Лис захлопнул за
собой дверь.
На следующий день следователь по особо важным делам
прокуратуры города Тиходонска Горский не дождался гра­

637
жданина Коренева и не смог предъявить ему обвинение
и постановление об аресте. Без дела остались и три ”вол­
кодава” из оперативного отдела Управления МБ, зря проси­
девшие в приемной.
Еще через несколько дней бесследно исчез гражданин
Сихно. Поскольку розыском скрывшихся обвиняемых
и лиц, без вести пропавших, занимался один человек —
капитан Реутов, розыскные дела на Коренева и Сихно оказа­
лись рядом, в одной пачке и вскоре начали покрываться
пылью. Шаман получил какую-то испугавшую его инфор­
мацию, удвоил количество телохранителей и перестал появ­
ляться в ресторанах и казино. Бобовкин исполнял обязан­
ности начальника УР недолго — около месяца. Потом его
уволили по служебному несоответствию. Говорили, что ге­
нерал получил пачку фотографий, запечатлевших майора
в весьма компрометирующих ситуациях и с чрезвычайно
сомнительными людьми. Кто мог сделать такие снимки
и как ухитрился положить их прямо на стол начальнику
УВД, осталось загадкой.
Хотя определенные соображения у оперов имелись.
 СОДЕРЖАНИЕ

Смягчающие обстоятельства. Роман 3

Задержание. Роман 257

Привести в исполнение. Роман 391

Вопреки закону. Рассказ 615

 Данил КОРЕЦКИЙ
ВОПРЕКИ ЗАКОНУ

Книга издается в авторской редакции

Художник Н. БИКСЕНТЕЕВ

Художественный редактор Т. Младшева

Технический редактор Т. Ильина
Корректор С. Решетцова

Совместное российско-германское
предприятие «КВАДРАТ»
111024, Москва, Е-24, СП «КВАДРАТ»
ЛР № 090016 от 16.09.91.

Сдано в набор 2.03.1994.

Подписано в печать 5.05.1994.
Формат 84x108 1/32. Гарнитура «Таймс».
Бумага типографская. Печать высокая.
Усл. печ. л. 33,6. Тираж 100000 экз.
Заказ № 2624. «С» 082.

Отпечатано на бумаге Сыктывкарского ЛПК

Диапозитивы изготовлены
в ИПК «Московская правда» З. 8215.
123845, ГСП, Москва, Д-22, ул. 1905 года, 7

Качество печати соответствует диапозитивам, предоставленным

издательством

Отпечатано с готовых диапозитивов на Тверском

ордена Трудового Красного Знамени
полиграфкомбинате детской литературы
им. 50-летия СССР Комитета
Российской Федерации по печати.
170040, Тверь, проспект 50-летия Октября, 46.