РФЯЦ-ВНИИТФ
2009 г.
2
Вместо предисловия
Информация об авторстве
Н.П.Волошин автор раздела I и сюжетов 1,3÷21, 23÷30 раздела II
Б.К.Водолага автор сюжетов 2, 22 и 31÷38 раздела II
Раздел III включает отрывок из книги Н.П.Волошина "Вам, коллеги", статью
Г.А.Каурова из Бюллетеня ЦОИ № 1 за 2000 г.
В разделе IV приведён список сотрудников ВНИИТФ, подвергшихся
облучению при нештатной радиационной ситуации (НРС), реализовавшейся
после проведения испытания 14 октября 1969 г.
3
РАЗДЕЛ I
О ТБ серьёзно
5. Мокрый "асфальт".
На Невадском полигоне от посёлка испытателей (Меркурий) до места
испытания (скважина или туннель) проложены асфальтовые дороги. Только
самый оконечный участок (длиной метров 300-500) подъезда к объекту
представляет собой хорошо укатанную грунтовку.
На Семипалатинском полигоне асфальтовое покрытие было только между
центральным городком (Курчатов) и посёлками испытателей: пункт "Г" у
горного массива Дегелен, где испытания проводились в штольнях, и пункт
"Балапан" – на площадке испытаний в скважинах. От этих посёлков до штолен
(скважин) имелись грунтовые, а потому и очень пыльные дороги. При
подготовке и проведении второго взрыва по программе СЭК (совместного
советско-американского эксперимента по контролю: август-сентябрь 1988г.)
для борьбы с пылью дорогу от Балапана до скважины утром и вечером
поливали водой из поливочной машины. Так хозяева полигона укрощали нрав
пыльной дороги жаркой степи Казахстана.
10
6. Надо – сделаем!
Непритязательность отечественных испытателей ядерных зарядов вместе
со стремлением экономить финансовые средства никак не стимулировали
строительство разветвлённой сети дорог к местам испытаний, благоустроенных
гостиниц для персонала, мест отдыха и досуга, добротных столовых (а тем
более ресторанов), широкопрофильных здравпунктов и тому подобных
объектов современной цивилизации.
Обходились минимумом труднопреодолеваемых дорог, общежитиями с
многоместными комнатами (иногда с двухъярусными кроватями и удобствами
во дворе), солдатскими (матросскими) столовыми и т.п.
Всё это резко контрастирует с условиями Невадского полигона, где в
общежитиях испытателей комнаты на одного с холодильником, телевизором,
душем и туалетом, где кроме столовой есть и ресторан, где нормальные дороги,
есть поля для бейсбола и крикета, прекрасно оборудованные бассейн и
прачечная самообслуживания и т.д. и т.п.
В посёлке Балапан на Семипалатинском полигоне и в центральном
городке полигона Курчатове при подготовке к СЭК'у в 1987-88гг. были
построены гостиницы практически не уступающие по удобствам имеющимся
на Невадском полигоне (гостиница в Курчатове действует до сих пор). На
период подготовки и проведения эксперимента был принят обслуживающий
персонал, умевший изъясняться с проживающими на английском языке.
Можем, когда надо, и деньги нашлись!
7. Жидкая валюта.
Не секрет, что этиловый спирт испытатели используют не только в
технических целях. Вопрос: "Какой же ты начальник экспедиции, если у тебя
нет "золотого" запаса (т.е. фляги со спиртом)" всегда был и остаётся
риторическим. Этот продукт, как минимум, имеет четыре основных
предназначения:
- аппаратурно-техническое;
- платёжное (за срочные непредусмотренные проектом работы);
- медицинское (простуда, желудочные расстройства);
- праздничное (в т.ч. дни рождения и банные).
И представьте себе изумление и шок российских испытателей, в который
их ввела предупреждающая надпись на этикетке бутылки с этиловым спиртом,
полученной на Невадском полигоне, гласящая "Опасно для здоровья. Пить
запрещено!".
9. Физиологический цейтнот.
Как-то весной после обеда в солдатской столовой на прогретой
солнышком приустьевой площадке у штольни Семипалатинского полигона два
испытателя (К.К. и С.С.), используя технологический перерыв, резались в
шахматы. Постепенно оба начали ощущать последствия солдатской кормежки,
причем один острее. Дело дошло до того, что он вскричал: "Да берите же Вы
эту ладью скорее и объявляйте мне мат! А то …". И тут же горе-игрок ринулся
к стоявшему невдалеке домику знакомой всем конструкции… Через несколько
секунд его быстрая решительная походка сменилась, увы, безнадёжной и он
обречённо махнул рукой (вероятнее всего, на себя!).
∗
Как тут не вспомнить известную историю. Злоумышленники родом из нашего города с целью грабежа
отделения Сбербанка в Челябинске подорвали самодельное устройство под дверью учреждения. Попытка
грабежа не удалась, злоумышленников поймали. В кабинете Г.П.Ломинского раздается телефонный звонок:
- В Челябинске взорвали ВАШУ бомбу
- Что с Челябинском?
- Да ничего, дверь Сбербанка немного поцарапали
- Это была не НАША бомба…
31
после явления. Возгонка углерода, выход горячей смеси по трещинам на
поверхность, соединение с кислородом воздуха.
Пламя через несколько часов погасло. Радиационная обстановка была
нормальной. Страшно было за коллег, спин которых через казенные ватники
коснулось огненное дыхание разбуженного нами дракона. Еще было смешно,
когда офицеры, выполняя требование одного из наставлений, дружно
повалились на землю ногами к центру взрыва.
Б. Поздняя осень. Новая Земля. 1975 год. Последнее испытание
мегатонного класса. С ужасом наблюдаем, как в густеющих сумерках на горе
Черная (высотой выше 1 км) возникают три сине-фиолетовых ствола с двумя –
тремя обрубками веток. Высота "дубов" ≈ 300 метров. Жутковато. Колонну
экспериментаторов вернули. Срочная эвакуация в Белушку. Упросили военных
сфотографировать гору Черная с "дубами". С вертолетов бросаем взгляд в
иллюминатор: светятся и немного шевелятся. В Белушке рассматриваем
свежеотпечатанные фотографии и убеждаемся, что массовой галлюцинации
нет. Вопрос прежний: что ЭТО было? После мозгового штурма остается одна
гипотеза: наш мегатонник вызвал локальные изменения магнитного поля, далее
процессы, вызывающие северное сияние. Такие локальные северные сияния,
экзотической конфигурации. Радиационная обстановка была нормальной.
Пленки с записью параметров явления на следующий день сняли. Полный
успех. Было ли страшно? Трудно сказать. Отмечу только, что на всех встречах
испытателей сине-фиолетовым "дубам" посвящалось несколько строк в нашей
поэме.
В. 8 декабря 1988 год. Завершена обработка информации. Предстоит
перелет из Северного поселка в Белушку. Утром объявили, что пассажиры по
вертолетам расписаны, как и в день "Ч". У теоретиков номер вертолета
символический 13. Прибываем на вертолетную площадку. Обходим готовые к
полету машины, номер 13 не обнаруживаем. Идем к диспетчеру. Слышим
удивленное: "Мужики, разве Вас не предупредили, сломался 13, его и в день
"Ч" не было, сейчас я вас раскидаю по машинам". Что бы мы делали полярной
ночью в случае экстренной эвакуации, когда старший по вертолету делает
отметку в посадочном списке против фамилии каждого севшего в вертолет и
при полном комплекте вертолет немедленно взлетает, а диспетчерская на
"клюшке"? "Холодок бежит за ворот" от возникающих в воображении картин.
А закончить этот сюжет хочу стихотворением Л.Лелеко – непременного
участника встреч испытателей.
О ПАРИТЕТЕ И ПРИОРИТЕТЕ
Спросил меня, как будто между прочим,
Из молодых, но ранний бизнесмен:
«Скажите, Вам не снятся взрывы ночью,
Не снятся Балапан и Дегелен?
И вас не колет совесть и сомненья,
Что в чем-то оказались не правы,
Не мучает хотя бы на мгновенье,
Что нашу землю загрязнили вы?»
32
1969 год...
Это был третий кряду год, летне-осеннюю пору которого я проводил на
берегу пролива Маточкин Шар. Этот пролив разделяет архипелаг Новая Земля
на южную и северную части.
...Впервые на Новой Земле мне довелось побывать летом 1967 года. Затем
экспедиции 1968 и этого памятного 1969 года были для меня летними
«отпусками». Мы прибывали с материка на Новую Землю для подготовки и
проведения очередных подземных испытаний ядерных зарядов и проводили
здесь от трех до четырех месяцев. Как хорошо было бы побывать в эти летние
месяцы в действительном отпуске где-нибудь на юге необъятной тогда страны.
Но испытатели ходили в отпуска не тогда, когда хотелось, а тогда, когда это
было возможно, то есть в перерывах между регулярно проводившимися
ядерными испытаниями.
Мы приехали в поселок Северный в начале июля. Тундра и пролив
встретили нас редкими, но яркими цветами, зеленью трав и ягеля, гамом
птичьих базаров, непугаными и любопытными нерпами, изредка
появлявшимися полярными совами, песцами и оленями.
Подготовка к эксперименту шла размеренно. В этот раз работала
сдвоенная экспедиция из ВНИИЭФ и ВНИИТФ. Взрывы проводились в двух
соседних штольнях А-7 и А-9. От поселка до штолен было недалеко, километра
три. Поездки утром, вечером и на обеденный перерыв занимали немного
времени. Каждый раз приходилось проезжать мимо вертолетной площадки, с
которой постепенно улетали те, чьи технологические операции завершились.
Как мы им завидовали! Обычно первыми нас покидали сборщики, которые
после установки изделий в штольнях отбывали из поселка Северный в
центральный поселок Белушье и далее, на Большую Землю, то есть домой.
Остальные участники экспедиции продолжали работы.
...Прошел июль, промчался август, наступил сентябрь. Подготовка к
испытанию завершилась. Практические дела, кроме обычных проверок
работоспособности аппаратуры, закончились. Наступило самое томительное
время: мы ожидали подходящей погоды. Подходящей всегда считалась такая
погода, при которой направление местного и глобального переноса воздушных
масс устойчиво, хорошо прогнозируемо на ближайшие несколько суток и
гарантирует отсутствие выноса воздушных масс на заселенные территории
СССР и тем более на территории других государств. Требования к
безопасности эксперимента были очень жесткими. Вот почему погодные
условия эксперимента всегда учитывались при назначении даты и времени
взрыва. На этот раз ждать пришлось около трех недель. И, наконец, на 14
октября было назначено так называемое время «Ч». Государственная комиссия,
которую возглавлял Георгий Александрович Цырков, отдала предпочтение
устойчивости и направленности глобального переноса воздушных масс, то есть
ветру, на высотах. Местный приземный ветер был слабым и неустойчивым по
34
направлению. Ожидать лучших погодных условий уже было рискованно: к
концу октября мог начаться ледостав в Маточкином Шаре, и тогда эвакуация
оборудования и испытателей морским путем могла бы стать проблематичной.
Утром 14 октября была светлая тихая погода. Мы отправились на
заключительные операции, при которых проводятся проверки готовности
аппаратуры к последнему этапу и взводится регистрирующая аппаратура.
Обычно в заключительных операциях принимает участие меньше
исполнителей, чем при съеме материалов регистрации после опыта. Это
«меньшинство» и встает на час - полтора раньше.
День «Ч», почти такой же, как предыдущий день проведения генеральной
репетиции, но более ответственный, поэтому перемещения всех участников
строго регламентируются. Обычно все очень волнуются. Сколько бы раз ни
участвовал в проведении испытаний, никогда спокойно себя не чувствовал.
После возвращения с заключительных операций снова и снова прокручиваешь
в мозгу их последовательность, проверяя все этапы подготовительных работ.
При проведении одиночного взрыва, практически, всегда достаточно
внешнего эффекта, чтобы у автора заряда снялось многомесячное, а иногда и
многолетнее напряжение. Вопрос «сработает - не сработает» отпадает и
остается вопрос «как сработал». На него отвечают результаты измерений. Если
эксперимент групповой, то авторы зарядов не могут по внешнему эффекту
определить, все ли заряды сработали. Они ждут результатов измерений.
У тех же, кто производит измерения параметров взрыва, независимо от
количества зарядов, напряжение спадает лишь после того, как получены и
расшифрованы записи регистрирующих приборов.
...И вот день «Ч» настал. После проведения заключительных операций все
участники собрались на командном пункте руководства (КП Р) и ждали взрыва.
Настроение было тревожно-приподнятое. Взошло солнце. Небо голубое и
безоблачное. Штиль.
За полчаса до назначенного срока вновь собралась Государственная
комиссия, заслушала последние метеоданные и подтвердила время взрыва.
Отсчет времени транслировался по громкоговорящей связи. По
инструкции за несколько минут до взрыва все незанятые выдачей команд и
приемом телеметрических данных вышли из сооружений и напряжённо
вглядывались в район проведения работы. Склон горы Шелудивой, в которой
пройдены штольни, находится примерно в 6 км от КПР. Понятно, что с такого
расстояния детали не были видны. Оптические приборы имелись только у
назначенных специалистов, личные оптические приборы на испытания не
допускались.
...«Десять, девять, восемь... два, один, ноль!» Земля всколыхнулась и еще
до прихода гулкого звука почувствовалось, как она уходит куда-то вниз, как
будто под ногами разверзлась пропасть. Обычно это производит незабываемое
впечатление. Следом за этим докатились громовые глухие раскаты с
затихающим эхом. И все... Тишина. Успокоилось колебание почвы, только
сердце взволнованно стучит.
Дистанционные приборы показали, что на приустьевой площадке в
районе приборных сооружений радиационная обстановка нормальная. Тут же
35
раздалась команда на выезд для съема материалов регистрации. Каждый из
группы знал свое транспортное средство в колонне. Все четко отработано на
Генеральной репетиции. И началось спокойное передвижение колонны к
заданному пункту. Впереди дозор радиационной разведки, затем машина с
начальником группы съема материалов регистрации, далее машины с
подгруппами методик измерений. Я был руководителем подгруппы ВНИИТФ.
Приборы расставлены так, чтобы по прибытии на место участники съема
материалов регистрации легко добрались до них, не мешая друг другу.
Здесь уместно сказать, что в 1969 году еще мало было передвижных
приборных средств - автоприцепов и фургонов. Большая часть приборов была
установлена в металлических бункерах. Позже от металлических сооружений
отказались, а приборы размещали в передвижных сооружениях различной
конструкции.
...Прибыли к приборам, оперативно сняли материалы регистрации и
отправились в обратный путь. Отъезжали по готовности каждой подгруппы, не
задерживаясь после доклада начальнику группы съема материалов. Кто раньше
снял, тот и уехал на КПР для сдачи ящиков со снятыми материалами
специалистам, ответственным за их доставку в фотолабораторию основного
поселка полигона (Белушья Губа). В соответствии с составленными до опыта
списками я был назначен ответственным за доставку пленок ВНИИТФ в
Белушку. Вместе со мной в список на вертолет был включен помогавший мне
Ананий Михайлович Романов.
После съема материалов регистрации необходимо пройти санобработку.
Санпропускник пройти при чистом эксперименте - это сплошное удовольствие:
раздеться, сдать спецодежду, дозиметры, средства индивидуальной защиты,
облиться горячей водой, смыть все свои тревоги, переодеться в чистое белье и...
перейти к следующему этапу работы.
И вот выхожу я из санпропускника и смотрю на гору, в которой часа
полтора назад был проведен эксперимент. Погода солнечная, видимость
прекрасная, вокруг почти благостный покой и тишина... И вдруг на склоне горы
Шелудивой повалил черно-желтый дым, он клубился и зловеще поднимался
вверх. «Вырыв!» - мелькнуло в сознании. В это время некоторые из участников
съема пленок, в том числе и Ахат Саитович Ганеев, весело переговариваясь, не
спешно подходили к санпропускнику. Им торопиться было некуда, они на
вертолетах не улетали. «Ахат, смотри!», - крикнул я ему и показал на гору. Он
обернулся, и улыбка слетела с его лица.
События стали разворачиваться нештатно. Срочно была дана команда на
вылет вертолетов с материалами регистрации. Мы с Ананием Михайловичем
быстро сели в вертолет. В него начали втискиваться не указанные в списке
люди... Мы улетели в Белушку буквально через 5-10 минут после вырыва.
Дальнейшие события мне придется пересказывать со слов тех, кто
остался на КПР.
После эксперимента все люди, оставшиеся на КПР, по плану должны
были погрузиться на теплоход «Татария» с пирса поселка Северный. В целях
безопасности во время эксперимента теплоход стоял на рейде примерно в 15
километрах от поселка. Из-за слабого приземного ветра все более густеющее
36
облако постепенно стало расползаться в сторону поселка и КПР. Поэтому
теплоход не пошел к пирсу, а стал даже медленно отдаляться от него. Возникла
проблема доставки на теплоход людей, скопившихся на берегу пролива у КПР.
Неразбериха и суматоха постепенно улеглись. Для переправки людей
использовали большое спасательное судно (БСС), которое испытатели
называли самоходной баржой. Но облако уже стало накрывать и район КПР, и
людей на БСС. Теплоход приостановился в проливе для встречи с БСС, но и к
этому месту облако тоже начало подбираться. Те, кто дышал воздухом этого
облака, рассказывали, что он сильно пах сероводородом. И цвет, и запах
свидетельствовали о том, что это были газообразные продукты
высокотемпературного разложения доломитовой породы, слой которой был
представлен в геологическом разрезе горы. Вот этот слой, ослабивший
прочность породы вблизи образовавшейся в результате взрыва котловой
полости штольни А-9, и послужил причиной прорыва радиоактивных газов на
поверхность земли. Статистика прошедших после начала подземных
испытаний восьми лет показала, что в подавляющем большинстве случаев,
камуфлетность экспериментов обеспечивалась. Однако стопроцентной
гарантии абсолютной герметичности горных массивов после мощнейшей
встряски их ядерным взрывом никто дать не мог.
После того, как почти все участники эксперимента собрались на
«Татарии», она взяла курс в Баренцево море и на следующее утро пришла в
Белушью Губу.
Радиационный дозор в составе нескольких дозиметристов во главе с
Г.А.Кауровым уходил с КПР в сторону мыса Столбовой на тяжелых
гусеничных тягачах (ГТТ), захватив с собой нескольких испытателей, не
успевших попасть на БСС. Одновременно дозор проводил измерения уровня
радиации. Часа через три ГТТ достигли мыса, где отставшие испытатели
пересели на вертолет и улетели в Белушку.
Среди попавших в сложную ситуацию эксперимента 1969 года были
военнослужащие полигона, шахтеры, строители, представители ВНИИЭФ,
ВНИИТФ, НИИИТ и других организаций, члены Государственной комиссии и
экипаж теплохода «Татария». Конечно, в те страшные минуты мало кто из них
знал о полученных дозах: дозиметры были сданы после снятия пленок. Не
величина облучения, а стресс от произошедшего - вот что давило на психику
потерпевших. Большинство людей были на испытании впервые, и сразу попали
в нештатную радиационную ситуацию (НРС). Можно себе представить их
состояние тревоги и ожидания благополучного быстрого исхода. В такой
ситуации поведение многих, естественно, было непредсказуемым. Все люди
разные и по-разному восприняли произошедшее. Испугались все, но, в конце
концов, мужественно и стойко перенесли случившееся.
Теперь по прошествии сорока лет можно сказать, что прямых
отрицательных воздействий на здоровье попавших в эту ситуацию людей не
было. Особое медицинское обследование проходили те из участников
эксперимента, которые попали под большие дозовые нагрузки на КПР и на
БСС. Таких оказалось 78 человек. Все они были под наблюдением врачей по
месту жительства, а также по указанию 5ГУ МСМ направлялись в
37
специализированную московскую больницу № 6. После аварии на Черно-
быльской АЭС некоторые участники событий 1969 года были приравнены по
льготам к участникам ликвидации последствий этой аварии.
Об испытании 1969 года на Новоземельском полигоне вспоминают и
другие его участники. Я читал опубликованную в бюллетене ЦОИ
№ 1 за 2000 год статью Г.А.Каурова «Труд испытателей никогда не бывает
лёгким и безопасным».
Хочу сказать, что испытатели ВНИИЭФ, ВНИИТФ, НИИИТ и полигонов
и после событий 1969 года еще не раз участвовали в испытаниях и на деле
доказали преданность своей ответственной и опасной профессии.
К 10-летию "Эффекта-69" мы с женой написали шесть четверостиший,
которые помещены ниже.
ЭФФЕКТ-69
Волошины Н.П. и Л.И.
г. Снежинск, 14 окт. 1979 г.
∗
Центральная клиническая больница в Москве
∗∗
Так называли 5ГУ, возглавляемое Г.А.Цырковым
38
ТРУД ИСПЫТАТЕЛЕЙ НИКОГДА
НЕ БЫВАЕТ ЛЕГКИМ И БЕЗОПАСНЫМ
Кауров Г.А.
Капитан 1 ранга, кандидат технических наук, (статья написана в 1999 г.)
∗
Уточнение: Н.П.Волошин возглавлял подгруппу ВНИИТФ.
40
В это время дозиметристы во главе с прекрасным специалистом
капитаном Вячеславом Прониным проводили перезарядку регистрирующей
аппаратуры, прямые измерения радиационной обстановки и параметров газовой
среды в различных участках штолен. Если в штольне А-7 регистрирующая
аппаратура показывала отсутствие радиоактивности, то в приустьевом участке
штольни А-9 мощность дозы составляла десятки тысяч рентген в час и
наблюдался рост давления и температуры. Вертолет-дозиметрист подал сигнал
об обнаружении радиоактивности и, резко набрав высоту, скрылся за горой. На
приустьевой площадке и в районе металлических сооружений начался рост
уровней радиации. Мы срочно покинули приустьевую площадку при уровнях
радиации на дневной поверхности около 5 рентген в час.
Прибыв на КПР, я доложил Г.А.Цыркову, что все испытатели покинули
район штолен, а также о результатах радиационной разведки. В этот момент
стоявший рядом с Цырковым член Госкомиссии, ныне всемирно известный гео-
физик, академик РАН Ю.А.Израэль произнес: «Авария! Выброс из штольни
А-9!» Посмотрев в сторону штолен, я увидел, как над склоном горы поднима-
лось газо-аэрозольное облако мышиного цвета. Достигнув высоты 100-150 ме-
тров, оно начало медленно перемещаться по долине реки в сторону КПР и в
район нахождения малого десантного судна, ожидавшего испытателей для их
эвакуации на теплоход «Татария». Г.А.Цырков объявил срочную эвакуацию.
К сожалению, за несколько минут до этого, строго по плану испытаний, с высо-
ты взлетели вертолеты с небольшой группой испытателей, сопровождавших
материалы регистрации. Единственным средством эвакуации оставался стояв-
ший у берега малый десантный корабль (МДК), в сторону которого перемеща-
лась серое радиоактивное облако.
Получив команду о срочной эвакуации, электрики заглушили двигатели
передвижных электростанций. В результате была выключена громкоговорящая
трансляция, что привело к потере военными управляемости, и началось беспо-
рядочное движение людей с высоты к МДК. Хотя картина с бегущими людьми
и движущимися машинами напоминала панику, тем не менее, через 15 минут
на борту МДК оказались практически все испытатели. К этому времени радио-
активное облако приблизилось к месту швартовки малого десантного корабля.
Запахло сероводородом. Уровни радиации начали быстро возрастать, о чем я
доложил Г.А.Цыркову. Георгий Александрович приказал мне сойти с корабля и
передать контр-адмиралу В.К.Стешенко, находившемуся на берегу, его указа-
ние о необходимости немедленного отхода корабля от берега.
Когда я передал указание В.К. Стешенко, адмирал показал в сторону
высоты, где бегало около десятка полураздетых людей, отрезанных от берега
слоем серого радиоактивного тумана. Стало понятно, что адмирал не мог
принять решение об отходе корабля, оставив этих людей в опасной зоне. Я
предложил ему снять этих людей, прорвавшись на высоту на ГТТ, и уйти с
ними в безопасный район тундры. Адмирал дал добро. Взбежал на корабль и,
доложив Цыркову о решении адмирала, я дал своим дозиметристам команду
покинуть корабль. В считанные секунды все они были уже в ГТТ. Последний
взгляд на корабль запечатлел пробирающегося к мостику адмирала и стоящего
на нем, рядом с командиром МДК, капитана 1 ранга Б.Замышляева,
41
действовавшего, как подобает флотскому офицеру, смело и решительно. Ныне
Б.В.Замышляев - генерал-лейтенант в отставке, член-корреспондент российской
Академии наук.
В тот момент уровень радиации составлял около 50 рентген в час. Нам
необходимо было пересечь полосу радиоактивного смога и, выскочив на
высоту, снять людей. Теперь все зависело от водителя ГТТ Миколы Кобелева и
его машины. И Коля не подвел. Полосу смога мы пересекли примерно за 10
минут. Дозиметристы матросы Володя Смирнов и Миша Гельдт постоянно
докладывали уровни радиации: «100, 150, 250 рентген в час...». Далее
рентгенометры зашкалило, и я приказал их выключить, чтобы не смущали...
Вскоре мы выскочили из полосы смога и, к неописуемой радости забытых и
перепуганных испытателей, поднялись на высоту. Обстановка там была
относительно нормальная, слегка попахивало сероводородом, а уровни
радиации составляли несколько миллирентген в час.
Первое, что необходимо было предпринять, - это успокоить своих новых
подопечных. Как оказалось, в момент объявления эвакуации они мылись в
палатке санитарной обработки и никаких сигналов и команд не слышали.
Оставаться на высоте-132 на ночь было опасно. Поэтому, забрав на КПР
запасенные для руководителей деликатесы и термосы с кофе и чаем, а из моего
сейфа канистру со спиртом, мы были готовы к длительному автономному
пребыванию в тундре. На высоте-132 мы пробыли около получаса. Все это
время я с тревогой наблюдал за событиями, происходящими на Маточкином
Шаре.
Отойдя от берега, МДК не смог оторваться от радиоактивного облака. В
течение как минимум 40 минут корабль находился в нем. Лишь на траверсе
реки Черакина он вышел из облака, а затем пришвартовался к борту теплохода
«Татария». К сожалению, по рассказам участников, некоторые руководители,
поднявшись на борт теплохода, начали стягивать с себя меховые полушубки,
унты, шапки и другие вещи и бросать их в воду. Их примеру последовали
другие. Дело запахло паникой, что не могло в последующем не сказаться на
психическом состоянии и здоровье некоторых участников событий...
У нас на высоте-132 причин для паники не было. Неугомонный водитель
Микола Кобелев сумел запустить еще один оставленный на высоте ГТТ, мы на
двух машинах покинули высоту-132 и начали движение по берегу пролива в
сторону мыса Столбового, находящегося на побережье Баренцева моря. С
момента аварии над кораблями и по пути движения нашего ГТТ в воздухе, на
высоте 150-300 метров, вселяя в нас уверенность, барражировал самолет-
лаборатория Ил-14. Его работой руководил любимец новоземельцев, весельчак
и балагур, прекрасный ученый профессор Александр Прессман. Пролетая над
нами, Ил-14 покачал нам крыльями, а мы выпустили зеленую ракету, дав знать,
что у нас все в порядке.
Примерно через 3 часа мы добрались до живописного места, где когда-то
зимовал известный художник А. Борисов. Невдалеке от развалин его избы нас
поджидал вертолет Ми-8. Командир вертолета сообщил, что в Белушьей Губе
очень обеспокоены аварией и даже готовят госпиталь для приема большого
числа облученных. Отправив снятых с высоты-132 испытателей на вертолете в
42
Белушью и оставив ставший ненужным ГТТ у развалин дома Борисова, мы
вскарабкались на мыс Столбовой. Там размещалась артиллерийская батарея,
прикрывшая вход в пролив Маточкин Шар. Командир батареи передал мне по-
лученную с находящейся на прямой видимости «Татарии» светограмму адми-
рала Стешенко: «Каурову. Остались ли люди на высоте?» Я доложил, что все
люди с высоты-132 сняты и отправлены вертолетом в Белушью. В ответ полу-
чил короткое: «Благодарю за службу!» После этого «Татария» снялась с дрейфа
и взяла курс на Белушью. А гостеприимные артиллеристы уже топили нам
баню, после которой накрыли стол и по традиции первый тост провозгласили:
«За новый вклад наших ученых, инженеров, рабочих и военных в обороноспо-
собность СССР!» Мы с удовольствием прослушали передачи «Голоса Америки»
и Би-Би-Си, которые сообщили об очередном ядерном взрыве на Новой Земле,
и испытали чувство причастности к очень необходимому для страны делу.
Рано утром, попрощавшись с артиллеристами, мы отправились в
обратный путь. Встретив по дороге двух белых медведей и удачно форсировав
реку Черакина, мы поднялись на высоту-132. Перед нами лежал поселок
Северный, а по глади замерзшего пролива, словно мальчишки по накатанному
льду, катались три белых медведя. Сразу понять медвежьи забавы было трудно.
Лишь потом стало ясно, что медведи охотились за нерпой. Видя нерпу сквозь
прозрачный лед, они мчались за ней по скользкому льду. Когда же нерпа
меняла направление движения, медведи из всех сил тормозили, продолжая при
этом скользить по инерции. Беда наступала, если за этот короткий промежуток
времени нерпа не успевала оказаться у одной из лунок и сделать выдох и вдох.
Удар медвежьей лапы выбрасывал ее на лёд, и начинался пир. Медвежью
рыбалку прекратил лишь звук и вид нашего ГТТ, на котором мы с Прониным
выехали для оценки обстановки в районе штолен.
Она, к нашему удивлению, оказалась нормальной. Стрекотала оставлен-
ная работать на время и после взрыва передвижная электростанция, которую
тут же Кобелев дозаправил горючим. Наши приборы продолжали измерять
уровни радиации и параметры газовой среды внутри штолен, на горе и в посел-
ке. Мы поднялись на гору, осмотрели место прорыва радиоактивности. Им ока-
залась трещина шириной около двух метров и протяженностью до 10 метров.
По-видимому, это был геологический разлом, залеченный глинкой трения, ко-
торая давлением газов была выброшена в атмосферу. Из трещины продолжал
выходить теплый газ. Уровень радиации был около одного рентгена в час. В це-
лом обстановка в районе испытаний была нормальной, но доложить об этом в
Белушью мы не могли в течение последующих 5 суток.
Да, видимо, для руководства в этом и нужды не было. Ежедневно над
нами пролетал самолет Прессмана, который, несомненно, регистрировал и
докладывал обстановку. А в это время прибывшие в Белушью Губу на
«Татарии» испытатели были госпитализированы. Уже через сутки некоторые из
них были доставлены в Москву, в знаменитую 6-ю клинику Института
биофизики, где их лечением занимались выдающиеся специалисты академик
Л.А.Ильин и профессор А.К.Гуськова.
Естественно, тогда всего этого мы не знали, а посему никто из моей
группы не болел, и болеть не собирался. Мы продолжали вести измерения и,
43
воспользовавшись отсутствием контроля, три раза выезжали на подледную
рыбалку, что оказалось более целебным делом, чем госпитализация и ненужные
переживания. Позже я узнал, что в Белушьей про нас ходили всевозможные
слухи, жен пугали неизбежными нашими болезнями, говорили, что мы уже
облысели, а адмирал Стешенко и Цырков якобы нас просто забыли, и даже
умышлено бросили в радиацию и т.п. Все это было грубой ложью.
После пяти суток нашей «вольницы» из Белушьей прибыл корабль ледо-
кольного типа «Байкал» с группой демонтажа аппаратуры и оборудования.
Вскоре я заметил, что мои матросы были явно чем-то озабочены. Оказывается,
демонтажники им рассказали, что их сослуживцы, попавшие под радиоактив-
ное облако, после выписки из госпиталя получат по 30 суток отпуска с выездом
на родину. О моих же ребятах, не прошедших госпитализацию и отсутствовав-
ших в Белушьей, просто забыли. Ради восстановления справедливости мои ма-
тросы решили «заболеть», тем более что индивидуальная доза облучения чле-
нов нашей группы составила от 60 до 70 бэр. Пришлось пообещать матросам,
что после демонтажа они тоже поедут в отпуска. Обещание удалось выполнить
не без труда. Сложности возникли в связи с тем, что испытания были заверше-
ны, и в дело включились военные чиновники, которые лучше других знают, что
кому положено.
... Прошло 30 лет после аварии в штольне А-9. Большинство испытателей,
попавших в 1969 году под радиоактивное облако, живут, работают, а их здоро-
вье соответствует возрасту. Некоторые, к сожалению, ушли из жизни, но уве-
рен, что это не связано с облучением. Многие участники испытаний в штольнях
А-7 и А-9 еще не раз, выполняя работы, подвергались облучению, принимали
участие в других ядерных испытаниях, были в рядах ликвидаторов аварии на
Чернобыльской АЭС. Как это часто бывает, больше всего небылиц о событиях
1969 года рассказывают люди, которых та беда не коснулась или коснулась
только краем. Так бывает всегда.
14 октября 1999 года в здании Министерства Российской Федерации по
атомной энергии на Большой Ордынке я встретил Г.А.Цыркова. В свои 78 лет
он продолжает активно трудиться, делится уникальным опытом со своими
последователями - более молодыми создателями российского ядерного оружия.
Вспомнили мы события 1969 года, о которых было рассказано выше, и
даже позволили себе выпить по рюмке водки за здоровье живущих участников
тех непростых испытаний, за труд испытателей, который никогда не бывает
лёгким и безопасным.
44
РАЗДЕЛ IV
Испытатели, подвергшиеся НРС-69