Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Survarium –
Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?
art=9361270
«Истории Выживших : сборник рассказов / Андрей Ле-вицкий, Виктор Ночкин,
Вячеслав Шалыгин и др.»: Эксмо; Москва; 2015
ISBN 978-5-699-79289-4
Аннотация
Survarium – серия остросюжетных фантастических романов, представляющих собой
новеллизации одноименной онлайн-игры.
Мы сильны тем, что умеем сражаться и выживать. Ни огромная биоаномалия Лес, ни
вражеские группировки, ни опасные мутанты и смертельные ловушки не способны сломить
волю настоящего сталкера!
Но еще мы сильны тем, что умеем Творить. И эта книга – пря-мое тому
доказательство. В сборнике «Истории Выживших» по-клонники серии Survarium вместе с
профессиональными авторами попробовали показать, как будут выглядеть истории этого
Мира.
***
Человек может бесконечно смотреть на три вещи: огонь, небо и бегущую воду.
Движение завораживает, притягивает и не дает отвести глаза. Совсем другое дело – Лес. Яна
никогда не могла подолгу глядеть на вечное шевеление этой темной массы. Невольно
отворачивалась и тут же спешила уйти. В самом облике Леса было что-то отталкивающее,
пугающее, хотя никакой явной угрозы она не видела.
Вот и сейчас… Сбившись с пути, она поднялась на холм, чтобы оглядеться, – и перед
ней раскинулась бескрайняя, до самого горизонта, колышущаяся масса. Опушка была в
нескольких сотнях метров. Взгляд сам собой заскользил от темной громады, пополз по
зеленой равнине, испещренной точками кустов.
– Надо линять, – сказала себе Яна, – что-то меня не туда занесло.
Солнце уже давно перевалило зенит, пора было задуматься о ночлеге, а в такой
близости Леса жилье точно не встретится. Эти места Яна знала плохо и не представляла, как
отыскать приют.
Видимо, следует выйти к шоссе и держаться асфальта. Старая дорога наверняка куда-то
приведет. «Куда-то» для Яны означало к жилью, где можно переночевать, а если повезет –
поживиться тем, что плохо лежит.
Она уже собралась развернуться и двинуть с холма, при этом взгляд, опережая ноги,
устремился прочь от темной громады, но тут Яна заметила, как от тени деревьев отделилась
фигура. Человек! Кто-то вышел из Леса, и это было странно. Бродяги ни за что не решались
входить в смертельно опасные заросли. Ну, разве что краевцы… да только Яна не слыхала
ничего о том, чтобы поблизости появлялся кто-то из их братии. Жители Края – народ
достаточно приметный, а отсюда до их поселений далеко. Если бы кого-то занесло в здешние
места, Яна бы наверняка услышала.
Но даже если краевец, то почему один? И что ему нужно? Яна присела, чтобы не
отсвечивать на лысой вершине холма, и стала наблюдать.
Человек без особой спешки зашагал от опушки. Сперва Яне показалось, что у него
непропорционально большая голова, потом догадалась – шлем. Когда человек сдвинул с лица
прозрачную маску, та блеснула на солнце.
Из кустов навстречу незнакомцу поднялся еще один. Совсем удивительно!
Двое сошлись и несколько минут стояли рядом – должно быть, разговаривали. Потом
тот, что ждал у опушки, хлопнул другого по плечу и стал ходить вокруг него, как будто
ощупывая. Яна сперва не поняла, чем эта странная пара занимается, потом, когда человек,
вышедший из леса, потянул с себя что-то просторное и темное, догадалась – второй помогал
расстегнуть какой-то особо хитрый комбинезон. Дорогая, вероятно, вещь, если позволяет в
Лес заходить! Среди бродяг ходило немало слухов о костюмах повышенной защиты, Яна,
конечно, наслушалась подобных сказочек, но не верила, что такая вещь действительно
существует.
Она уже начала прикидывать, сколько деньжищ можно получить за такую диковину, но
одернула себя – легендарный комбез вряд ли будет плохо лежать. Не удастся увести. А
жалко…
Яна сообразила: а ведь это не краевцы! Те обходятся без защитных костюмов. Вот
человек, появившийся из Леса, выпростал ноги из штанин комбинезона, и они со спутником
стали укладывать снаряжение. В руках у них что-то мягко замерцало – ненадолго, только
пока не упаковали странную штуковину в рюкзак.
Пока они оба склонялись над поклажей, Яна воспользовалась этим, чтобы
незамеченной убраться с верхушки холма. Сбежала по дальнему от чужаков склону и
затаилась в кустах, откуда просматривалась равнина, примыкающая к Лесу.
Показалась странная пара. Шагали эти двое уверенно, и Яна решила последовать за
ними. Наверняка они знают место для ночлега. Такое, значит, место, где они расположатся,
снимут рюкзаки, положат их… и, кто знает, вдруг положат плохо?
***
***
***
***
– Что ж у них такое было, а, старая? – тихо прошептал щекастый, когда кочевники
исчезли за дверью.
Яна подумала, что к ней сосед обращается неосознанно, а на самом деле просто
размышляет вслух. Поэтому промолчала.
– Может, артефакт какой-то? Никогда о подобном не слышал, – продолжал тот. – А
может, это?.. Да нет, не может быть!
– Что? Что «может»?
– А? – Бродяга только теперь сообразил, что говорит вслух. – Да нет, не обращай
внимания. Это я так… Думал, что может таких денег стоить? Только самый главный
артефакт.
Пока он говорил, за дверью зарычал мотор байка. Сперва он тарахтел на холостых
оборотах, потом взревел громче, затрещали под колесами обломки кирпича… Потом
раздался громкий вопль, от которого Яна вздрогнула, – кто бы ни орал там, за дверью, этот
крик оказался громче мотоциклетного мотора. Кто-то выл на низкой ноте, не переставая,
грохот байка оборвался звучным ударом, что-то задребезжало, лязгнуло… но эти громкие
звуки тонули в басовитом реве. Бродяги вскочили с мест, хватая оружие. За дверью захлопали
выстрелы – одиночные, из пистолета, определила Яна. А у Облома был автомат…
Мясник нырнул под стойку, бродяги озирались, потом рев прекратился, из-за двери
доносился невнятный гул и треск да хруст гравия под чьими-то торопливыми шагами.
Ближе, ближе… Когда дверь распахнулась, в проем глядело больше десятка стволов. Из-под
стойки показался Мясник, сжимавший в волосатых ручищах что-то очень крупнокалиберное,
остальные тоже направили в темный проем автоматы и дробовики. Сосед Яны был вооружен
«калашом», и он, как все, целился в черный прямоугольник, из-за которого доносились
тяжелые шаги, хрип и мерный невнятный треск.
В скудно освещенный зал ввалился Букварь с пистолетом в правой руке, левой он
прижимал к судорожно вздымающейся груди тощий рюкзак, который ему отдали вместе с
покупкой. Лицо его было белым как мел, перекошенный рот и глаза казались черными ямами
на снежной равнине. Из ссадины на макушке текла струйка крови, капли сползали по щеке на
шею, но кочевник вряд ли это чувствовал. Он толкнул дверь каблуком, она захлопнулась.
Стрекот и хрип стали тише.
Букварь, слегка пошатываясь, странно медленно побрел между ящиков и бочек,
заменяющих в Скотобойне мебель. Его дикий вид никак не вязался с неторопливым шагом.
Дверь снова дрогнула от толчка и распахнулась. Из темноты в зал ввалилось… нечто.
Как будто кусок темноты влился из неосвещенного цеха за стеной. Клубящееся черное
облако двигалось следом за Букварем, оно шевелилось, из его нутра доносился хрип, хруст,
дробный стрекот. И хуже всего было то, что облако тьмы перемещалось на двух ногах –
здоровенных таких ножищах, обутых в сапоги Облома. Громадные, усиленные стальными
накладками сапоги по очереди звучно топали по полу, потом медленно волочились, со
скрежетом сгребая попавшийся мусор… так же медленно возносились для нового шага…
Больше десятка бродяг, собравшихся в зале Скотобойни, очумело глядели на шагающее
черное облако, словно эта картина их загипнотизировала. И Яна тоже не помнила, где она и
что происходит, просто не сводила глаз с невероятной картины.
Букварь оглянулся, взвизгнул и, споткнувшись, мешком повалился на пол. Взлетел
потревоженный падением мусор. А шагающее облако распалось, клочья черноты брызнули
вверх и в стороны, оставив изуродованное до полной неузнаваемости тело Облома. Ноги в
брюках и сапогах с накладками были целы, но выше пояса бугрилось неопрятное
бесформенное месиво – клочья мяса, свисающие куски окровавленной одежды, кожаные
огрызки куртки… На пол с дробным стуком закапала кровь. То, что казалось облаком, было
роем небольших летучих существ, которые, мелко трепеща крыльями, закружились по залу.
Облом, вернее, то, что раньше было Обломом, испустило последний судорожный хрип
и стало клониться вперед. Быстрее, быстрее – и наконец окровавленная туша, разбрызгивая
тяжелые темные капли, с грохотом свалилась на пол. Стук падения словно сдернул пелену с
глаз, оцепенение прошло. Бродяги дружно ударили из всех стволов по мелькающим над
головой летунам, а Яна бросилась под прикрытие ящиков, за которыми сидела с миской
похлебки.
Стрекоча крылышками, мутанты носились по темному залу, пикировали на людей,
падали, сбитые пулями… Прицелиться толком было невозможно: твари летали слишком
быстро и беспорядочно, они были темными, почти черными, неразличимыми в полумраке.
За ящиком Яна не чувствовала себя в безопасности. Она крутила головой, выискивая,
куда бы забиться, и тут на нее из темноты рухнул крылатый хищник. Она с визгом
отмахнулась, отшвырнула тварь вместе с клочком рукава, в который та успела впиться.
Мутант запрыгал по полу, подбираясь к Яне, она, отталкиваясь каблуками, отползала… Тварь
оторвалась от бетона и взмыла, будто запущенная из рогатки – точно в лицо Яне. Шмяк!
Толстощекий бродяга, уже успевший разрядить автомат по порхающим хищникам, ударом
приклада сшиб летуна в движении. Мутант снова оказался на полу, и Яна припечатала его
ботинком. Под каблуком чавкнуло, как будто лопнул мягкий мешочек, и хрустнули тонкие,
как спички, и такие же хрупкие косточки.
Яна подобрала обломанную дощечку с полметра длиной – такое оружие против
хлипких летунов ей показалось более подходящим, чем пистолет.
Только теперь она огляделась. По залу в полумраке носились бродяги, размахивали
прикладами и палками, одна лампа опрокинулась, керосин разлился, по луже гуляли синие
сполохи, и груда старого тряпья рядом уже начала тлеть. Пороховой дым прозрачными
завитками поднимался к тонущему в темноте потолку, в этих мутных разводах мелькали
летуны.
Выстрелы звучали редко, и Яна слышала, что за стеной тоже стреляют – похоже, твари
напали и на группу, что ночевала в другом здании. Там ведь тоже поднимался дым костра.
Весь пол был усеян дохлыми птичками. Яна разглядела одну – размером со среднего
голубя, птица как птица. Только вместо клюва – крошечная пасть без зубов, с режущими
кромками. Тварь шевельнулась, и Яна не смогла удержаться – ударом доски отправила ее в
последний полет – к ближайшей стене. Мутантик шмякнулся о бетон, на секунду завис – и
рухнул на пол, оставив на стене темное влажное пятно.
Одиноко бабахнул дробовик – кто-то из бродяг успел перезарядить оружие. После
выстрела стало странно тихо. Теперь явственней доносился шум снаружи.
Мясник вытер окровавленную щеку, поглядел на красную ладонь, сплюнул и сказал:
– Слышите? Это в коровнике. На них тоже напали. И еще интересно, как там Федька?
Он на втором этаже караулил.
Яна вспомнила бородатого мужика, который окликнул ее, пока она шла через двор.
Действительно, как там он?
Сверху не доносилось ни звука – похоже, Федька стал первой жертвой облака летучих
тварей. Эти крылатые убийцы были очень опасны, когда скопом атаковали одиночку, но
стоило стае рассыпаться в большом помещении, с ними покончили очень быстро. Зато в
коровнике шум не стихал.
– Я наружу не высунусь, – твердо заявил один из бродяг. – Мало ли, что там… Мы
здесь разобрались, пусть и те, в коровнике, сами справляются. Эти птички не так уж и
страшны.
И словно в ответ на его слова снаружи в добрый десяток глоток взвыли волки. Все
бросились к окнам. Яна, поскальзываясь на растоптанных тушках мутантов, краем глаза
пыталась уследить за Букварем и за теми двумя, что привели ее в Скотобойню. Букварь сидел
на полу, обхватив голову ладонями, и не двигался. Рюкзак валялся у него на коленях, тут был
порядок. А двое бродяг держались в стороне от других, и подсумка Яна не видела, куда-то
заныкали. Она прозевала момент, когда подсумок с монетами исчез из виду, и теперь гадала,
у кого он – у Штыря или у того, кто входил в Лес.
За окнами было темно – слегка светились красным крошечные окошки коровника, и там
изредка стреляли. Иногда скулил волк, но движения во дворе Яна не могла разглядеть.
– Слышишь, старая, а ты ведь молодая, – заявил толстощекий, пристраиваясь у окна
рядом с Яной.
Говорил он очень тихо, никто, кроме Яны, его слышать не мог. По пути к окну он
подхватил со стола ломоть хлеба и сейчас жевал, так что его слова вполне могли бы
показаться чавканьем. Но Яна отлично поняла.
– Как ты можешь сейчас жрать, не понимаю, – буркнула она, чтобы выиграть немного
времени.
– Это я нервную энергию сжигаю, – пояснил толстощекий. – Меня Калугой звать,
кстати. Ты не бойся, я тебя не выдам. Мне вообще параллельно, зачем ты старухой
прикинулась. Но визжала, как молодая. И еще когда супчик хлебала, я заметил – зубы у тебя
здоровые. Старухи не так хавают!
Ну, ясно, решила Яна, специалист по жрачке – подловил ее на том, в чем лучше других
разбирается. Она размышляла, что бы сказать Калуге. Или просто молчать? Он вроде не
замышлял никакой подлянки… При этом ее взгляд скользил по двору.
– Дерево! – вдруг непроизвольно вслух произнесла Яна. – Смотри, там ведь не торчало
никакого дерева! Когда я пришла, двор был пустой.
Калуга выпучил свои круглые глазенки, всматриваясь в темноту. Теперь и он видел в
тусклом свете, струящемся из окон коровника, корявое разлапистое дерево. То самое, что
сопровождало Яну по пути от самого Леса.
***
***
***
***
***
С серого неба упали первые капли. Потом гуще, больше – и зарядил мелкий холодный
дождь. Калуга, ломая кусты, бежал впереди. Яна держалась за ним, чтобы не лезть в колючие
заросли самой. Ее спутник прокладывал приличную просеку. Рев моторов остался далеко
позади, но не пропал совсем: Яна слышала грохот идущей колонны сквозь собственное
хриплое дыхание и отчаянный стук сердца. Даже бряканье серебряных слитков в подсумке не
могло заглушить этот звук.
Дождь шелестел, капли стучали по ломким колючим веткам кустов, вплетая еще одну
ноту в симфонию усталости, страха и какой-то бесконечной тоски. Бежать, бежать… Куда и
зачем? От кого – понятно, но Яна вдруг ощутила смутную неуверенность в себе и в том, что
она делает. Никогда прежде такого не бывало. Ну что за жизнь, какой в ней смысл? Серебро?
Да пропади оно пропадом, это серебро. Из-за него люди Кривого прикончат, даже не
задумываясь, почему монеты и слитки оказались у Яны. И так всегда – стараешься, тащишь
аккуратненько всякое барахло, а потом оказывается, что никакого удовольствия добыча не
приносит. Всегда что-то оказывается не так, что-то не складывается. И моторы тарахтят
громче. Стоп! Почему громче?
Калуга тоже притормозил и завертел головой. Он был повыше ростом и первым
разглядел, что показалось шоссе.
– Хреново! – бросил он между надсадными сиплыми выдохами. – Шоссе, похоже,
петлю делает! Там опять асфальт.
От старой дороги беглецов отделяло метров тридцать. За асфальтом торчали верхушки
низкорослых деревьев, их было плохо видно сквозь пелену дождя.
– Давай к тем деревьям! – решил Калуга. – Может, успеем перемахнуть шоссе и
укроемся в зарослях.
И снова бросок сквозь кусты. Уже выскочив на асфальт, Яна поняла – что-то
неправильно, а потом разглядела сквозь дождевой полог, что хилые корявые деревца торчат
из болота. Не удастся там укрыться. А моторы ревели все явственней, погоня приближалась.
И бежать было больше некуда. Дождь заливал болото, капли били в мягкое сплетение зелени
на поверхности, трясина дышала, по ней пробегали волны, кое-где дождевая влага
собиралась лужами в прогнувшемся слое мха.
– Лес бы вас взял! Болото! – в сердцах выкрикнул Калуга. – Хотя стоп! Есть идея! Дай
сюда!
Он вцепился в подсумок и рванул на себя, Яна инстинктивно потянула обратно. Они
дергали металлически брякающий подсумок, стоя посередине асфальтовой полосы, дождь
равнодушно шелестел, звуки идущих машин приближались…
– Отдай, старая! – прикрикнул Калуга с новым рывком. – Ну, кому сказал? Нашла время
упираться!
Он рванул еще раз и выдернул добычу из мокрых Яниных пальцев. Из-за толчка она
оступилась, попятилась и плюхнулась на асфальт, больно ударившись копчиком. От боли и
обиды Яна вдруг, неожиданно для самой себя, заплакала. Со слезами выходили страх,
отчаяние, усталость и вся горечь, скопившаяся в душе за эту страшную ночь.
А Калуга не глядел на нее, он отбежал к обочине и зачавкал грязью, направляясь к
болоту. Его ботинки оставляли четкие отпечатки, которые, конечно, заметят преследователи.
Шагая в топком месиве, он шарил рукой в подсумке, выхватывал горстями рубли и швырял
направо и налево. Когда стал проваливаться почти по щиколотку, остановился. И пошел
назад – не оборачиваясь, а пятясь спиной вперед. Прежде чем снова ступить на асфальт, он
встал в лужу и дал пластам грязи отвалиться с подошв. Еще несколько монет и серебряных
слитков полетели на асфальт…
– Вставай! – крикнул он. – Некогда рассиживаться!
Яна поднялась, вытирая рукавом лицо. Оглянулась – теперь от дороги к болоту уводили
две цепочки следов. Там и сям в грязи и мокрой траве поблескивало серебро, матово
отсвечивали монеты… Точно, полное впечатление, что беглецы, роняя добычу, свалили
именно в эту сторону.
– Ну, а теперь – снова бегом! – прикрикнул Калуга, срываясь с места.
Яна побежала за ним по шоссе. Шум и лязг позади несколько минут нарастали, потом
колона встала, Яна различила невнятные возгласы – следы Калуги были замечены. Бабахнул
выстрел. То ли для порядка по болоту пальнули, то ли просто так – от избытка чувств.
Больше их никто не преследовал. Люди Кривого будут долго собирать рассыпанные
монеты и обыскивать болото. Найдут не всю пропавшую сумму – это значит, будут искать и
искать снова. Конец погоне!
Потом, когда все закончилось, прекратился дождь, шоссе осталось далеко позади,
Калуга протянул слабо звякнувший подсумок Яне:
– На, и успокойся.
Яна сердито вырвала из его рук добычу, уселась в мокрую траву и вытряхнула монеты
со слитками. Быстро рассортировала на две равные кучки и кивнула:
– Выбирай.
Больше половины выкинул Калуга, но и оставалась вполне порядочная сумма. Они
сгребли каждый свою половину, рассовали по карманам.
– Ну вот… – неопределенно произнес он. – Вот и все.
– Да, – согласилась Яна. – Вот и все. Что же мы такое ночью видели-то? Что это было?
– Ты же сама сказала – семя.
– Сказала. Только в чем смысл? Неужели из такого Лес начинается? В чем его
ценность?
– Может, из такого новый анклав Леса разрастается? Или какое-то особенно мутантское
дерево взойдет? Да кто его знает? Кто вообще про Лес может что-то точно сказать?
Яна кивнула:
– Все правильно, никто толком ничего не знает. Жалко, что это мутантское семя продать
не удастся.
– Зато живы остались. – Калуга подмигнул: – Тоже неплохо!
Добыча поделена, погоня отстала. Больше их ничего не связывало. Ведь не принимать
же во внимание, что они вместе пережили страшную ночь, когда Лес уничтожил всех на
Скотобойне? Что уцелели вдвоем из двадцати человек? Что сражались с мутантами и
выручали друг друга? Это обычное дело и не повод для каких-то особых отношений.
Яна встала, отряхнула мокрые брюки и кивнула:
– Ну, удачи тебе, что ли?
– И тебе, старая. Да, погоди!
Калуга полез в карман, потом в другой. Его лицо стало задумчивым. Наконец он
отыскал то, что хотел, и протянул Яне маленький сверток в фольге:
– Возьми, утешься. Не жалей о том, что я монеты выбросил, так нужно было.
– Ладно… я уже поняла. А что это?
Она развернула подарок.
– Шоколад?
– Ага, – Калуга расплылся в улыбке, – помогает. Для нервов, в смысле.
Яна тоже попыталась улыбнуться. Дождь, слезы и пот давно смыли липкую корку,
стягивавшую лицо. Сейчас она выглядела, как и положено выглядеть девчонке семнадцати
лет: перепуганной и уставшей.
– Бывай, Калуга!
– И ты, старая!
– Меня Яной звать.
Калуга отступил на шаг, оглядел ее с ног до головы, хмыкнул. Они разошлись в разные
стороны, и ни один не оглянулся до тех пор, пока еще можно было, бросив взгляд через
плечо, увидеть спину другого. Яна жевала размякший шоколад и думала, что до смерти
устала быть одиночкой. Нужно пристроиться с кем-то в компании. С кем-то нормальным,
вроде Калуги. Но только не с ним, нет. С кем-то, кто не будет разбрасываться деньгами.
Вячеслав Шалыгин
Стая
Загоняет жертву стая, но добивает всегда вожак – таков закон. И лучшие куски
достаются вожаку и его самке. Так было всегда, так случилось и на этот раз. Лес шепнул
вожаку, что неподалеку прячется раненый кабан, и лидер стаи без труда вывел товарищей на
ослабевшего подранка. Пока вожак брал свое, самка следила, чтобы никто не подкрался к
волку сзади и не попытался оспорить его право на лучший кусок. Насытившись, вожак
уступил место подруге и на всякий случай оскалился. Запах и вид капающей с клыков вожака
крови раззадорили стаю, но страх перед огромным сильным самцом удерживал волков на
месте, хотя все понимали, что в загнанном кабане достаточно мяса, чтобы накормить лишь
половину стаи. Ситуация складывалась напряженная, опасение остаться без мяса могло
пересилить страх перед вожаком, но пока волки лишь нарезали круги, не рискуя
приближаться к месту пиршества.
Когда подруга наелась, вожак сделал полшага назад и на останки кабана набросилась
вся стая. Утробное рычание, чавканье и звуки разрываемой плоти то и дело разбавлялись
звуками коротких схваток за сочный кусок. Вожак какое-то время наблюдал за стаей, но затем
потерял интерес к происходящему. Даже он сам был еще голоден. Вся стая не утолит голод и
на четверть. Требовалось срочно найти новую жертву. Но где?
Ночной Лес больше не давал подсказок. Поблизости не было больных животных. Все,
что мог предложить Лес, – дальний путь в поисках новых жертв. Но куда было двигаться? В
чащу? Там промышляли еще две стаи. Для захвата их территории пока не пришло время.
Следовало подготовиться, расширить свою стаю и заключить союз с одной из чужих стай
против другой.
Прямо сейчас оставался один вариант – уйти на открытую местность. Там жили
двуногие существа, по вкусу ничуть не хуже кабанов. Правда, они были особо опасны,
поскольку умели убивать на расстоянии. Нет, если они ходили по одному, по два, взять их
было реально, пусть и несколько волков будут убиты. Но по ночам люди не бродили. Обычно
не бродили.
Лес вдруг зашелестел, ближайшие заросли плавно качнулись, и до нюха вожака
донеслись запахи. Он учуял людей. Они шли где-то вдалеке, до них было очень много
прыжков, но добыча стоила усилий. Два человека – это, считай, еще один кабан. Стая
насытится. А если кто-то и погибнет, не страшно. Другим достанется больше человеческого
мяса.
Вожак призывно зарычал и, не дожидаясь реакции стаи, нырнул в заросли. Едва он
выбрался на открытую местность, его догнала вся стая. Теперь запах людей улавливали все, и
вожаку не пришлось ничего пояснять. Он лишь притормозил, показывая, что брать добычу
намерен там, где она не сумеет сориентироваться, а значит, и оказать серьезное
сопротивление, – в полосе тумана, который медленно поднимался над болотом неподалеку от
ближайшей к Лесу реки…
Макс Летов
Старый бункер
– Мы не переживем зиму, – сказал староста главному охотнику Тагору. – По всем
приметам она будет долгой и холодной. После того как саранча из Леса сгубила урожай, у
нас просто не хватит продуктов.
– Значит, нужно набить побольше зверья, – ответил Тагор.
Он был не старым еще мужчиной с морщинистым лицом, суровый и молчаливый.
Человек долга. Теперь-то я уже точно могу сказать это слово: «был».
– Выйдем засветло, – добавил Тагор. – Ярик видел оленей, попробуем свалить сразу
несколько. Что там у тебя еще для меня?
Охотник вопросительно поглядел на старосту нашей небольшой общины. Вот тогда-то
я впервые и увидел этот рюкзак. Небольшой, черный. Не очень тяжелый, судя по тому, как
староста поднял его с лавки и передал Тагору. Внутри лежало что-то угловатое и твердое.
– Ты знаешь, что делать, – добавил он и быстро глянул на меня, как будто я не должен
был в этот момент находиться в его доме и видеть рюкзак. Хотя глупо ведь – если Тагор
собирался нести его с собой, я бы рюкзак все равно увидел. Как и остальные, которые шли с
нами: бывший спецназовец Мика, старый Петро и наш разведчик Ярик, молодой, ненамного
старше меня. Разница только в том, что Ярик – деревенский, местный и, когда произошла
Пандемия, жил здесь, а моя жизнь прошла в городской квартире, в тепличных, как я теперь
понимаю, условиях. Поэтому первую пару лет выживание давалось мне особенно тяжело.
Когда мы с Тагором вышли из дома старосты, стоящего в центре поселка, уже
наступила ночь. Когда-то это был городок на сотню домов, но теперь относительно цело
только штук пятнадцать, а остальные сгорели, заросли деревьями или развалились. В нашей
общине два десятка взрослых, несколько стариков и пятеро детей. И всех их ждала голодная
смерть, если наша бригада охотников не сумеет набить достаточно дичи за те три-четыре
недели, что остались до заморозков.
Мы вышли спустя час. Высокий широкоплечий Мика с «СВД» за плечами и «узи» на
груди шагал немного впереди, старый Петро замыкал, а мы с Тагором двигались в центре.
Ярика, как всегда, отправили на разведку – он умеет двигаться на удивление бесшумно и при
этом быстро. К тому же он болтливый и в компании просто не может заткнуться. Тагор же
меньше всего на свете любит болтовню во время похода.
Черный рюкзак был у него на плече – висел рядом с основным, который главный
охотник всегда носил в такие походы, ничуть не мешая.
Община осталась позади, когда еще даже не рассвело. По шаткому мостику наш отряд
миновал речку, и вот тогда-то Тагор вдруг и объявил, что утром у нас встреча с Призраком.
Это было неожиданно. Призрак? Но зачем он нам? Странный человек, одиночка,
живущий в нескольких километрах от поселка, недалеко от старой военной базы…
Удивились все – я понял, что никто в отряде, кроме командира, не знал о второй,
помимо дичи, цели этого похода.
– Стрелка с Призраком возле старого блокпоста, – добавил Тагор, как обычно, хмуро. –
Сейчас двигаемся туда, если придем раньше – подождем.
– Так оленей же упустим, командир! – всплеснул руками Ярик. – Они могут уйти в
сторону Рудни…
– С Призраком встретиться нужно обязательно, – отрезал Тагор таким тоном, что
больше никто не рискнул спорить, и поправил лямку черного рюкзака на плече.
– Хотя бы знать, для чего он нам, – произнес я.
Ответа не получил, вместо него был награжден хмурым взглядом. Тагора я изучил
давно; он за эти три года, прошедшие после Пандемии, почти заменил мне отца. Ясно, лучше
не лезть с расспросами. Тагор – человек не злой и, в общем, справедливый, но суровый. За
это его и уважают: за немногословное спокойное мужество.
Когда двинулись дальше, Ярик поравнялся со мной и зашептал:
– Слушай, Макс, я понял: этот черный рюкзак мы для Призрака и тащим. Ты рюкзак-то
заметил?
– Конечно, заметил, – тихо ответил я, поглядев на спину шагающего впереди Тагора. –
Я слепой, по-твоему?
– Не, но ты ж городской у нас, – хмыкнул Ярик, почесав веснушчатую щеку. – Значит,
особо наблюдательный.
Интересно, когда-нибудь местные перестанут попрекать меня городским прошлым? Я
живу с ними уже больше трех лет, но до сих пор не проходит и недели, чтобы кто-нибудь не
припомнил, к месту или не к месту, откуда я.
– Заткнулись, молодежь! – беззлобно шикнул, обернувшись на нас, Мика. – Ярик, тебе
командир приказа не отменял. А ну на разведку!
К месту встречи вышли, когда уже наступило раннее утро. Перед нами было
заброшенное здание блокпоста, охранявшего дорогу в лес, где находилась старая военная
база. За три года после Пандемии даже наш, обычный, лес успел поглотить ее, а дорога
поросла кустарником и небольшими деревцами. Быстро разбили небольшой лагерь – так,
чтобы можно было сразу свернуться, как только появится Призрак. Старый Петро занялся
костром, Мика с Яриком распаковали снедь для завтрака.
– Осмотрись с того пригорка, – велел мне Тагор. – Нет ли ничего подозрительного в
округе. Двадцать минут побудь там, если все тихо – возвращайся. Ярик, ты тоже дежурь,
Мика без тебя справится.
Вытащив из чехла на поясе свой обрез-дробовик, я отправился к холму. С вершины
огляделся. По одну сторону лагеря стеной стоял лес, по другую была пустошь, через которую
мы пришли сюда. Тишина, спокойствие… и не скажешь, что это мир после катастрофы, в
котором осталось едва ли несколько процентов от бывшего населения планеты. Я улегся на
вершине, ногами в сторону лагеря, и стал разглядывать пустошь. Никакого движения,
никакой опасности. Сзади тихо потрескивал костер, доносились приглушенные голоса.
Клонило в сон – я несколько раз принимался тереть лицо, дергал себя за уши. Развернулся
лицом к лагерю, наблюдая за нашими. Ярика поставили следить за лесом, остальные уселись
возле огня. Я посмотрел на часы – все, пора возвращаться. Еще раз внимательно оглядел
округу, снова не увидел никакого движения и стал спускаться.
У подножия холма высокая бузина скрыла от меня лагерь. Я пошел в обход, и, когда уже
почти миновал кусты и лагерь открылся взгляду между ветками, прозвучал первый выстрел.
***
Увидев, как падает тело, я ничком повалился в бузину. Честно скажу: в тот момент я
струсил. Любой бы струсил, увидев людей, которые так быстро разделались с четырьмя
опытными охотниками.
У нас в округе бандитов почти не было, изредка забредали, но в большинстве своем
были трусоватыми, нападали, только когда их было явно больше. Грабили, часто убивали…
Но с этими бандитами было что-то не так.
Бородатый здоровяк, выстрелив в Тагора, опустил пистолет с глушителем, перешагнул
через труп и нагнулся над черным рюкзаком.
Осторожно, стараясь не издавать ни звука, я потянул из чехла на бедре обрез-дробовик.
Все четверо охотников лежали неподвижно. Мика, Петр, Ярик, Тагор… Неужели все
мертвы?! Между деревьями, лицом ко мне, стояли двое бандитов, слева – тоже двое, между
трупами расхаживал бородатый главарь. В руках стволы, но не «калаши», которые носили
почти все в округе, а что-то, смахивающее на «G52». Те, что слева, совсем близко, я их мог
снять дробью с одного выстрела, но… но остальные потом очень быстро убили бы меня.
Потому что их станет трое, а я так и буду один.
Потому что я всего лишь бывший студент, приехавший к бабушке отдохнуть на три
недельки… и живущий тут уже три года! А они – профи, по повадкам видно. Такое
впечатление, что бывшие военные. А я изучал высшую математику, и хотя за три года жизни
в общине приобрел навыки и стрелка, и охотника, но с этими людьми мне не справиться.
Бородач раскрыл черный рюкзак, заглянул в него, кивнул и повесил на плечо.
И тут Ярик застонал. Оказывается, он был жив! Эх, если бы потерпеть ему еще чуть-
чуть… Но он, скорее всего, не очень-то соображал в этот момент. Он тяжело перевернулся на
спину и начал приподниматься, упираясь локтями в землю.
Бородатый главарь резко обернулся, вскинув пистолет, но не выстрелил: Ярик еле
двигался, грудь в крови. Бородач достал из ножен кинжал с черным лезвием и метнул его.
Ярик рухнул навзничь, из правой глазницы торчала рукоять ножа. Бородач подошел к
нему, вытащил клинок, вытер о штанину убитого и отдал короткий приказ. Поправил лямку
рюкзака – и зашагал прочь вдоль кромки леса. Остальные поспешили за ним. Они не
обыскали трупы, не взяли ни оружие, ни припасы… Только черный рюкзак, тот самый,
предназначенный, как мы решили с Яриком, для Призрака.
Когда бандиты исчезли из виду, я выждал еще немного, слыша, как заполошно
колотится в груди сердце, поднялся и зашагал, ссутулившись и спотыкаясь, к мертвецам.
***
Раскладная лопата ударила в землю в последний раз, и большой ком земли упал на
горку, состоящую из земли и камней, которая выросла на месте широкой могилы с четырьмя
телами. И тут рядом прозвучало:
– Что ты делаешь?
Вскинув лопату для удара, я развернулся. Передо мной стоял высокий, под два метра
ростом, мужчина в брезентовом плаще, камуфляжном комбезе и высоких сапогах. У него
была гладкая длинная борода, как у парней из старой группы «Зи-зи-топ», с проседью. В
руках «калашников» с подствольником.
– Призрак! – выдохнул я. – Ты… Предупреждать надо, когда подходишь!
Он посмотрел на свежую могилу и лежащий рядом крест из двух толстых веток,
связанных проволокой. Брови у Призрака были кустистые и черно-белые от седины.
– Я тебя помню, – произнес он. – Ты из общины.
Выражение лица изменилось, и он снова посмотрел на могилу. А потом опять на меня –
вопросительно.
– Да, – сказал я после паузы и хрипло прокашлялся. – Они там. Мика, Ярик, Петро. И
Тагор. Я решил не копать четыре могилы. Земля твердая, провожусь до ночи, а ночью тут
одному нельзя.
Призрак не стал причитать, соболезновать или жалеть меня, да я и не ждал от него
этого. Он только спросил:
– Я не вижу больше трупов. Кто на вас напал?
– Бандиты. Хотя… странные какие-то.
Он молча ждал продолжения. Я сложил лопату и угрюмо заговорил:
– Во-первых, они подобрались незаметно, хотя на посту стоял Ярик, а он глазастый. И я
наблюдал с холма. Я их пропустил, понимаешь? Получается, из-за меня!.. Из наших никто не
спал… Вдруг раз – бандиты уже возле костра! Про меня они не знали, выходит, подошли к
стоянке только-только, когда я уже ушел на холм, и напали почти с ходу. Без подготовки такое
провернуть… надо очень хорошо уметь. Во-вторых, оружие у них не местное и с
глушителями. В-третьих, кроме черного рюкзака, они ничего не взяли. Даже Микину «СВД»
не забрали. Может, ты мне объяснишь, зачем бандитам этот рюкзак?
Мне казалось, что, пока копал, я успел немного успокоиться, но теперь выяснилось, что
нет. Перед глазами все время маячила одна и та же картина: пуля пробивает затылок, Тагор
падает лицом вниз, бородач с пистолетом перешагивает через тело… И снова выстрел, Тагор,
бандит… выстрел, Тагор, бандит… Одно и то же зацикленное действие, раз за разом,
монотонно до безумия.
Призрак повесил винтовку за спину и поднял крест. Осмотрел и, поскольку могила
была готова, глубоко воткнул в землю.
– Камней навалил?
Я лишь кивнул в ответ. Он внимательно оглядел рюкзаки, скатки и оружие убитых
охотников, которые я сложил в кучу.
– Они ушли в лес?
– Нет, вдоль края двинулись, на восток.
Призрак нахмурился, что-то прикидывая.
– Тогда есть немого времени. Пойдешь со мной?
– Куда? – не понял я.
– Наперерез им.
Я открыл рот, закрыл, снова открыл. Кулаки сжались сами собой.
– С тобой идти? А кто ты такой вообще? Что я о тебе знаю? Наших убили из-за этого
рюкзака! Что в нем? Кто эти бандиты, почему напали?!
Дрожащими руками я достал флягу и стал пить. Вода потекла по подбородку и шее за
шиворот. Призрак надолго замолк, будто взвешивал, что мне можно говорить, а что нет.
Наконец решился:
– Я не знаю, кто были эти бандиты и что в рюкзаке, кстати, тоже. Вчера утром со мной
связался ваш староста, – Призрак коснулся ладонью правого бока, где на ремне рядом с
вместительной сумкой висел черный футляр с торчащим из отверстия штырьком антенны. –
И сказал, что у него есть сюрприз, который поможет мне попасть на базу. На военную базу в
лесу. Я почти три года пытаюсь проникнуть внутрь. Ты слышал про это? Она
законсервирована. Закупорена так, что не пролезть нигде.
– То есть ты не знаешь, что в рюкзаке? – недоверчиво спросил я.
– Нет. Староста сказал только, что передаст это с охотниками, и тогда я предложил, что
встречусь с ними утром возле блокпоста. Сначала удивился, что за дурацкие интриги с
«сюрпризом»… После понял: он просто не хотел говорить в эфир.
Призрак нагнулся, вытащил из кучи «узи» Мики, повесил себе на ремень и продолжал:
– И вдруг сегодня ночью на мое жилище возле базы кто-то напал. Так вышло, что я
ночевал не там, а в своем схроне неподалеку. Услышал только взрыв, а когда пришел, там уже
никого не было. Тогда я и заподозрил, что либо наши переговоры прослушали, либо в вашей
общине есть предатель, который тоже заинтересован получить найденную старостой вещь.
Спешил предупредить вас, но, видишь, не успел.
Я ткнул пальцем в черный футляр с антенной:
– Но мы можем связаться со старостой. Давай предупредим поселок.
– С ночи эфир забит помехами. Понимаешь, что это значит?
Я повернулся, скользнул взглядом по горизонту. Нет, пока никаких признаков… Но если
он говорит правду – к нам приближается Шторм.
– Слушай, я три года пытаюсь проникнуть на базу, – добавил Призрак за моей спиной. –
Но это комплекс спутниковой связи, там двери по десять тонн металла и три метра бетона в
стенах. А то, что нашел староста… Ты знаешь, что он раньше работал на этой базе,
ответственным за хозобеспечение?
– Он вроде был майором, – кивнул я. – А наша община живет в военном городке базы.
Почему тебе так важно проникнуть туда? Конечно, там могут быть продукты, боеприпасы…
– Пандемия, – перебил Призрак. – У меня есть подозрение, что база как-то связана с
ней. Проникнем на базу – возможно, раскроем тайну и Пандемии, и Штормов, и самого Леса.
Или хотя бы подберемся к ней ближе. Так что рюкзак для меня сейчас – главное. Тем более
что за ним откуда ни возьмись пришли спецы, которых в наших местах никто не видел. Что,
если пришли откуда-то… извне?
– Но как мы их догоним? Они ушли давно, и не факт, что на базу… – Я запнулся,
сообразив, что сказал «мы», словно про себя уже принял решение.
Снова наклонившись над вещами убитых охотников, Призрак ответил:
– Эти люди ушли вдоль кромки леса. Значит, решили идти безопасным путем, мимо
Топи. А я знаю короткий путь через нее и место, где можно устроить засаду. Но сам я не
справлюсь, нужен стрелок, который отвлечет спецов.
Он поднял Микину «СВД»:
– Умеешь этим пользоваться?
– Немного умею. Мика учил.
– Так ты со мной? – Призрак протянул винтовку.
Я молча взял оружие. Что тут было еще говорить? Не мог я просто так вернуться в
поселок и сказать, что охотники, последняя наша надежда на выживание, убиты и что
запасов мяса на зиму мы лишились.
***
***
Базу окружало двойное ограждение: бетонное и высокий сетчатый забор под током, с
колючкой поверху. Внутри стояли одинаковые коробки жилых блоков и несколько серых
зданий, а в центре – старый бункер. А еще там были огромные радарные тарелки на
массивных основаниях.
– Туда! – Призрак спешил, часто оглядываясь на Лес.
В бетонной ограде зияли проломы, а сетчатая была взрезана в нескольких местах. Да и
тока давно нет – проникнуть на территорию не трудно.
Темно-красные всполохи близящегося Шторма все чаще мелькали в небе. Каждый раз в
ушах начинало звенеть, а поле зрения сужалось, по краям его возникала дрожащая темная
кайма. Поэтому тусклые отблески аномалии у забора я заметил не сразу.
На краю земляной площадки слабо серебрилась круглая лужа – будто там вырыли яму и
залили ее ртутью. Иногда над лужей всплывало облачко дымного серебра, едва заметно
мерцая, растворялось в воздухе.
– Кислотное око, – сказал я. – Подходить нельзя. Если оно уже такого размера… Может
плюнуть отравой метров на десять.
– Аномалия нам поможет. Бандиты войдут через ворота, – Призрак показал на
покосившиеся ржавые ворота с остатками двуглавого орла.
– И аномалию от них скроют кусты, – кивнул я.
– По моим расчетам, они будут здесь в течение получаса. Ты заляжешь на крыше той
казармы. Как только они проходят мимо грузовика, стреляешь в того, кто с черным рюкзаком.
Сможешь снять с первого выстрела?
– Постараюсь, но чуда не жди.
– Я буду у грузовика. После выстрела спускайся с крыши и быстро меняй позицию.
Твоя задача – отвлечь их огонь на себя. У меня есть световая граната. Как только они начнут
на тебя охоту, я бросаю гранату и атакую их с тыла. Вопросы?
– Ты хочешь их сам всех положить?
– Если хорошо прицелишься, сильно мне поможешь. Все, давай к казарме.
Нет ничего более муторного, чем лежать в засаде. Минуты тянутся как часы… Я снова
прильнул к прицелу, осматривая окрестности. Вот под грузовиком лежит Призрак. Если не
знать, то ни за что не догадаешься, что этот продолговатый холмик – человек. Вон аномалия,
гладкая, как зеркало. Спокойная. Перевел взгляд на ворота – никакого движения. И так уже
давно…
В прицеле что-то мелькнуло. Я повел стволом обратно – показалось или… Есть!
На дереве за воротами сидел наблюдатель в маскхалате травяного цвета, с биноклем,
направленным в мою сторону. Через прицел казалось, что он смотрит на меня, и я с трудом
удержался, чтобы не нажать на спусковой крючок. Медленно отполз глубже в тень чердака,
продолжая рассматривать человека.
Он не заметил меня – спокойно отвел бинокль от лица в темно-зеленых полосах, глянул
вниз и сделал несколько знаков. Несмотря на полосы, я его узнал. Один из тех «бандитов»,
только экипировка армейская. Что получается? Если на дерево залез наблюдатель, значит, в
ворота они, как бараны, не попрут – страхуются, готовые к возможной засаде.
Я посмотрел на Призрака. Он лежал на боку, уставившись на меня в бинокль. Как
только понял, что я вижу его, показал на свое ухо, от которого тянулся проводок к рации.
Ткнул рукой в сторону сторожевой вышки, стоящей на краю базы. Он засек их
радиопереговоры!
Я перевел прицел на вышку. Вовремя! С длинного сука растущего за бетонным забором
дерева на вышку перебрался боец в такой же экипировке, как у наблюдателя. Достал из-за
спины обмотанную камуфляжем снайперку. Когда я снова посмотрел на Призрака, он
жестами показал мне, что моя цель – снайпер, но стрелять нужно только после того, как все
бойцы зайдут на территорию базы.
Ладони вспотели, в животе сжался тугой комок. Все шло не по плану! Это же
действительно настоящие спецы, теперь ясно, почему они так легко положили охотников.
Наблюдатель с дерева уже исчез. Значит, сейчас они будут заходить на базу под прикрытием
снайпера на вышке – и что делать?
В ворота быстро по одному проскочили два бойца, разбежались в стороны. Залегли.
Так, осталось еще двое… Где они, ждут за забором или решили зайти с другой стороны?
Сердце громко колотилось, и вдруг я понял, что в таком состоянии не смогу сделать точный
выстрел. Мика советовал глубоко дышать и думать о мишени отвлеченно. Но то были только
мишени, а здесь…
Двое бойцов стали двигаться в мою сторону, точнее, в сторону бункера позади меня.
Поочередно, останавливаясь через каждые метров десять: пока один быстро перебегал,
второй, стоя на колене с поднятым стволом, осматривал периметр впереди. Глушители они
сняли. Слаженно работают, гады! Вот они уже возле грузовика, под которым залег Призрак…
Вот обходят его с двух сторон…
И хотя Призрака они не заметили, я понял, что шансов у нас нет. Бойцы держатся
врассыпную – напарник не сможет застрелить их всех, даже если я сниму снайпера.
Вдруг оба бойца остановились и залегли. Я перевел взгляд на ворота: вторая пара вошла
следом за первой. Эти двигались почти без остановок, на спине одного был черный рюкзак.
Когда они достигли грузовика, бородач с рюкзаком дал отмашку первым двум двигаться
дальше. Вторая двойка остановилась. Оглядев грузовик, бородатый сместился за железную
кабину и пропал из виду.
Больше медлить нельзя. Я навел прицел на снайпера, задержал дыхание и плавно
выжал спусковой крючок.
В оптике различил, как откинуло голову сидевшего на вышке человека. И тут же снизу
донеслись короткие автоматные очереди. Я рывком перевел ствол на грузовик, надеясь, что
бородач высунется из-за кабины.
Похоже, Призрак вступил в бой, но я нигде его не видел. Вдруг через грузовик
перелетело что-то небольшое… Граната! Я зажмурился и опустил голову.
Внизу закричали, грохнуло, полыхнуло. Вреда граната нанесла немного – то ли они
заметили ее, как и я, то ли Призрак неудачно бросил. Лишь один боец потерял ориентацию,
тот, который шел в паре с бородачом. Он лежал на земле и беспомощно крутил головой, хотя
оружие из рук не выпускал.
Я взял в прицел каску одного бойца, хорошо заметную среди проросших недалеко от
грузовика кустов, и выстрелил. Каска аж подпрыгнула, рядом с ней замелькали вспышки
выстрелов. Возле меня кучно легло с десяток пуль, и я быстро попятился от края крыши.
Все, обе наши позиции обнаружены! Отступив на пару метров, вскочил. Внизу раздался
взрыв гранаты – у Призрака гранат не было! Я выглянул сквозь дыру в скате крыши.
То, что я увидел в следующие несколько секунд, запомню на всю жизнь.
Так быстро люди не двигаются. Призрак короткими перебежками приближался к
ближайшему бойцу. Очередь в два-три выстрела, прыжок, еще два выстрела – и он возле
противника. Тот почти в упор стреляет в него, но пули идут туда, где уже никого нет!
Еще выстрел – из головы вылетают брызги крови. Призрак прыгает дальше, между ним
и вторым бойцом оказывается дерево. Противник смещается в сторону и открывает огонь, но
слишком поздно. Призрак рядом, и двух пуль ему хватает, чтобы покончить с врагом.
Я перевел взгляд на третьего, ослепленного световой гранатой. Уже пришедший в себя
боец замахивался.
– Граната! – выкрикнул я, вскидывая винтовку.
В прицеле возник затылок спеца, я выстрелил – голова исчезла, а потом раздался взрыв.
Голова возникла опять – я не попал! Боец побежал, петляя, не давая мне прицелиться. Я
вел за ним стволом, пытаясь совместить перекрестье с силуэтом внизу…
А вдруг понял, что спец, контуженный взрывом гранаты, бежит прямиком к аномалии,
не замечая ее.
Аномалия полыхнула серебром, взвился сноп ртутного дыма. Человек захлебнулся
криком, провалившись по щиколотки, потом по колени. Все его тело налилось ртутью,
словно он был роботом-терминатором из жидкого металла. Тусклая вспышка – и он
разлетелся серебряными брызгами.
Я ломанулся вниз по лестнице, уверенный, что Призрак мертв. Выскочил на улицу… и
увидел, что он поджидает меня, стоя возле грузовика.
– Нормально, Максим, – сказал он. – Со временем из тебя может получиться толковый
боец.
Громко выдохнув, я опустился на ступеньки у двери. Пот тек по лицу, сердце отбойным
молотком стучало в груди.
– Жаль, не вышло взять «языка», – добавил Призрак. – Я пытался, дважды сорвалось.
Одного убили осколки их же гранаты, а тот, которого я ослепил, в аномалию вбежал с
перепугу.
– Как ты смог… – Чтобы закончить фразу, пришлось сделать пару глубоких вдохов. –
Как ты мог двигаться с такой скоростью? Это что, тоже какие-то твои аномальные таблетки?
Призрак молча пошел вокруг грузовика, и я вскочил, вспомнив про бородача.
Тот лежал за машиной, тело его было изуродовано близким взрывом гранаты.
– Не ты его убил и не я, – сказал Призрак, покосившись на меня, ногой перевернул
мертвеца спиной кверху и стащил с него небольшой черный рюкзак.
Раскрыв его, он сунул внутрь руку и достал бледно-зеленую, в камуфляжных разводах,
металлическую коробку. Брови Призрака поднялись, он криво улыбнулся и хлопнул по ящику
ладонью.
– Что это такое? – спросил я.
Он положил устройство на асфальт, сел по-турецки.
– Армейский ноутбук.
– С защитой от электромагнитного излучения?
Призрак кивнул, и тогда в моей голове сложились «два» и «два».
– В нем ключи доступа в бункер базы?
– Во всяком случае, я надеюсь на это.
Он не стал сразу открывать лэптоп – сначала обыскал труп. Из нагрудного кармана
достал залитую кровью фотографию, оглядел и протянул мне. Я посмотрел – там был
молодой горбоносый мужчина.
– Доктор, – сказал я, уже ничему не удивляясь. – Это наш общинный Доктор. Откуда…
– Вот и нашелся предатель, из-за которого убили охотников, – сказал Призрак. – Тот,
который сообщил спецам, что рюкзак с лэптопом понесли на встречу со мной. Как зовут
этого Доктора?
Я недоуменно нахмурился:
– Не знаю. Странно… Но, наверное, кто-то в общине знает? Он появился у нас с месяц
назад сразу после последнего Шторма. Сказал, что они караваном переезжали на новое
место, потому что на их поселок напирал Лес. На караван напала банда, всех перебили, а он
смог дойти до нас… Врачом он оказался хорошим, вот и стал жить в поселке.
– Понятно, – кивнул Призрак и перевернул труп на бок. – Черт! А это как здесь
оказалось?
Он снял с ремня большую изогнутую трубку мобильного телефона древней модели.
– Зачем им спутниковый телефон? Они же не работают!
В небе над базой громыхнуло, я даже присел слегка. Над головой потемнело, сквозь
облака пробивались красные всполохи. Во время боя я забыл про близящийся Шторм, а он
совсем рядом уже.
– Призрак! – позвал я, но он не слушал, уставившись в телефон.
Через его плечо я заглянул в зеленоватый экран. В списке контактов был всего один
номер. Помедлив, Призрак вдавил кнопку вызова. Поднес трубку к уху, послушал.
Недоуменно сказал: «Нет, постойте…» – и, выругавшись, опустил телефон.
– Кто тебе ответил? – спросил я.
Он молчал, глядя в одну точку.
– Эй! – я кулаком пихнул его в плечо. – Кто тебе ответил?
– Женский голос, – пробормотал он. – Синтетический. То есть… голос компьютера.
Сначала произнес слово «Вектор», потом запросил голосовой пароль, и все. Тишина и гудки.
– Пароль? От чего пароль?
– Не знаю! – отрезал он, снова нажал кнопку вызова, еще раз, еще. – Отключили номер!
– Как отключили? А почему ты…
– Еще раз: компьютер сказал, «Назовите свой голосовой пароль», я начал говорить, там
сказали: «Идет обработка пароля», а потом отключили. – Призрак встал. – В любом случае
мы узнали кое-что важное: некоторые спутники работают, связь на планете есть. Непонятно
откуда пришедшая военная бригада и ваш Доктор как-то со всем этим связаны.
В небе снова загрохотало, и темно-красная вспышка накрыла мир. Шторм должен был
начаться с минуты на минуту.
– К бункеру! – Призрак сунул лэптоп с телефоном в черный рюкзак и побежал вокруг
грузовика. – Нужно спрятаться внутри!
Бросив последний взгляд на убийцу, я заметил окровавленную цепочку на его шее.
Потянув за нее, вытащил из-под воротника узкий металлический контейнер, похожий на
патрон, с выгравированной надписью буквой «Z».
В небе громыхнуло. Сжав контейнер, я побежал к старому бункеру – центральной
постройке базы, приземистому зданию без окон и с бронированными дверями. Призрак был
уже возле них. Поставив раскрытый лэптоп на бетон, присел, пальцы бегали по клавишам.
– Похоже, надо искать другое укрытие, – бросил он, не поднимая головы.
Я склонился над ним. На черном экране были слова: «Активируйте ключ доступа».
– Что это значит?
– Лэптоп работает как передатчик. В бункере есть приемник, который должен дать
сигнал на ворота, чтобы те раскрылись. Но нужен код. – Он посмотрел на небо. – Времени
совсем не осталось, надо прятаться, только где?
– Вот, – я сунул ему в руку «гильзу» на цепочке. – Нашел у того бородатого. Висело на
шее.
Призрак одним движением скрутил металлический колпачок – под ним оказалась
серебристая пластина. Несколько секунд он рассматривал ее, затем повернул лэптоп и
вставил в гнездо на боку. Пробежал пальцами по клавишам. По монитору быстро поползли
строчки цифр и букв. Внутри двери едва слышно загудело. Строчки на экране слились в
белесый столбик. В двери щелкнуло – и толстая стальная плита поползла вбок.
Призрак подхватил лэптоп, вскочил. Открылся просторный холл с низким потолком,
тускло освещенный панелями дневного света, работающими через две.
Мы шагнули внутрь. Призрак, оглядевшись, вдавил кнопку на стене рядом с входом –
снова загудел механизм, и плита стала закрываться. С тихим лязгом она отрезала нас от
начинающегося Шторма, теперь глухую тишину бункера нарушало лишь слабое
потрескивание светильников и наше дыхание.
– За мной! – Призрак уверенно пошел в глубь коридора. Похоже, он был здесь не
впервые.
Эту комнату мы нашли на минус третьем этаже, куда спустились по решетке лифтовой
шахты. Лифт не работал, его крыша виднелась метрах в двадцати ниже. На двери комнаты
была табличка: «Контрольный Центр». Внутри, помимо алюминиевой мебели, стояли
компьютеры.
Призрак скинул свой брезентовый плащ прямо на пол, бросил черный рюкзак. Я
подобрал их, положил на стол и сел в стороне, наблюдая. Он сновал от компьютера к
компьютеру, щелкал клавишами, и одна за другой машины оживали.
Вместе с ними пробуждались и экраны на стенах. Что они показывали, я, хоть и был
программистом, понять не мог: какие-то синусоиды, колонки цифр… Призрак, рассматривая
их, кивал и бормотал себе под нос. Он несколько раз выругался, хмурясь все сильнее – что-то
шло не так. Наконец сказал:
– Спутники, дававшие информацию на эту базу, перепрограммированы на другие точки
доступа.
– И что это значит?
– Значит, ваш староста оказался прав. Он утверждал, что в самом начале Пандемии,
когда ничего толком было неизвестно, а по телевизору говорили о локальных вспышках
болезни от пыльцы, как-то ночью из городка заметили десятки взлетающих над базой
вертолетов. Они увезли часть персонала, ученых. Когда утром некоторые военные, в том
числе он, пришли на работу, здесь уже никого не было. А через день произошел первый
Шторм в этих краях.
– Я не знал эту историю.
– А я знал. Спутники перенацелены, людей нет, база законсервирована… Значит, кто-то
знал о приближающемся первом Шторме.
Вдруг из скрытых в стенах динамиков полилось шипение, а потом – голос. Говорили
по-английски, голос отдавал металлическим звоном, словно принадлежал роботу, но это
было скорее дефектом динамиков.
– Группа Z, группа Z. Задание выполнено?
Мы переглянулись.
«Группа Z», – осенило меня. Вот что означала гравировка – название группы. То есть
именно их здесь ждут. Но Призрак, похоже, надпись не заметил, когда в спешке открывал
дверь, потому что он подскочил к одному из компьютеров, нажал несколько клавиш и на
отличном английском, слабо скрывая волнение, заговорил:
– Прием, это база СК-21, это база СК-21!
Я знаками показал, чтобы он замолчал, но он отмахнулся от меня.
– СК-21? – удивились на той стороне. – Кто говорит? Ничего не понимаю!
– Я подполковник Четвертого управления ФСБ России Роман Багров. Я на базе СК-21!
В нашем районе много выживших. Я…
Раздался негромкий хлопок – и динамики смолкли.
– Подождите! – крикнул Призрак, яростно нажимая другие клавиши, но все было без
толку.
Он ссутулился, упершись локтями в колени, положил лоб на кулаки и закрыл глаза.
– Значит, Роман Багров? – спросил я.
После длинной паузы мой спутник заговорил:
– Макс, я инженер систем связи. Работал на армию, консультировал по различным
проектам. Последние два года занимался инспекцией баз, входящих в систему
противоракетного мониторинга. Как раз в то лето приехал сюда, поэтому и знаю часть кодов
доступа и пароли. Когда с базы всех эвакуировали, я был недалеко. Сумел выжить, потом
пытался попасть внутрь. Через спутники можно многое узнать… например, есть ли жизнь в
других регионах. Попытаться засечь активный радиообмен. Хотя бы понять, в какую сторону
следует идти отсюда! Но наши спутники переподчинили, понимаешь? Какая-то сила…
– Это они. Мы убрали их группу Z. Ты обратил внимание, на ключе была гравировка
«Z»? Жаль, что не получилось захватить «языка», многое бы узнали.
– Есть еще Доктор, – напомнил он. – Как только Шторм закончится, мы поднимемся на
поверхность и выйдем на связь со старостой.
***
– Здесь большой продуктовый склад, – повторил Призрак. – Как меня слышно? Прием!
Черт, после Шторма остаточные помехи… Староста! Меня слышно? Повторяю: на верхнем
этаже центрального бункера находится большой продуктовый склад. Консервы, крупы… Вы
будете обеспечены едой на пару лет. Меня интересует кое-кто, живущий у вас. Человек,
которого вы называете Доктор… Что?!
Небо прояснилось, дул прохладный ветер, шелестели кроны деревьев вокруг базы.
После короткого разговора со старостой выяснилось, что наш общинный Доктор исчез. Во
время Шторма люди из общины отсиживались в небольшом бомбоубежище под домом
администрации, и вдруг кто-то заметил, что Доктора нет. Когда все закончилось, поднялись –
и не нашли его нигде. А в доме, где он жил, не осталось вещей.
– Я понял, майор, – заключил Призрак. – Мы кое-что выяснили здесь, но мало. Вход в
бункер открыт. Со склада захватим еду для себя, но большая часть будет дожидаться вас.
Приходи со своими людьми как можно быстрее, пока сюда не наведался кто-то другой.
Отключившись, он добавил:
– Надо снова обыскать трупы спецов. Кто бы их ни прислал, можем найти что-то
полезное.
Но найти нам ничего не удалось – тел не было. Не веря своим глазам, мы обошли
грузовик, а потом я проверил вышку, с которой снял вражеского снайпера. Мутанты не ходят
во время Шторма, они не могли утащить мертвецов!
– Макс, иди сюда! – позвал Призрак, и я поспешил обратно.
Он стоял над идеально ровным черным кругом в асфальте. В круге поблескивали
красные крапинки и прожилки – будто следы застывшего расплава, только я никогда не
слышал про красный металл.
– Это что? – удивился я. – Послушай, снайпер тоже исчез. Кто их забрал? Как? Ведь
был Шторм!
Ничего не сказав, Призрак ушел куда-то за грузовик.
А я сел на подножку грузовика, бездумно глядя на обугленный круг, и стал размышлять
над своей жизнью. Мне было о чем подумать. Когда на меня упала тень, поднял голову –
человек по имени Роман Багров и по прозвищу Призрак стоял рядом, сложив руки на груди, и
молча глядел на меня.
– Ну что, ты отомстил за охотников. Думаю, ты понимаешь, что я собираюсь делать
дальше.
– Идти через просеки? Через Лес, до следующей базы?
– Да.
– И далеко она?
– Будем разбираться.
– Там может быть то же самое. Перенаправленные спутники и мертвые компьютеры…
– Ты хороший программист?
– Был, – пожал я плечами. – Слишком давно не работал с кодом.
– И все равно ты разбираешься в компьютерах. Можешь мне понадобиться. Можешь
помочь.
– Зачем тебе все это, Призрак?
Он развел руками:
– У меня будет цель в этой жизни, а не просто ожидание, когда эта жизнь закончится –
через день или год.
– Ты даже не хочешь подождать, когда сюда придут староста с нашими?
– Незачем. Вдвоем легче, есть кому прикрыть спину. Ты же пойдешь со мной?
– С чего ты решил, что я пойду?
Я прожил в поселке три года, но никто из членов общины не был мне близок. Разве что
Тагор и Ярик… Но теперь они мертвы, а я отомстил за них. Больше ничего не держало меня в
этих местах.
Поняв мой ответ по выражению лица, Призрак впервые на моей памяти улыбнулся. И
сказал:
– Давай поднимайся, Максим. Путь неблизкий, и он будет труден. Но мы дойдем.
Сергей Долгов
Все познается в сравнении
Все познается в сравнении – эту прописную истину мы усваиваем с детства. И
сравниваем всю свою жизнь. Сначала игрушки – наивно и примитивно, редко разделяя на
форму и содержание. Потом взрослеем и вот уже сравниваем друзей и родителей. Школу,
учителей. Сослуживцев и командиров. Подруг, девушек, жен. Собственных детей. Работу и
зарплату. Квартиры, машины, улицы, районы, города и даже целые страны. И в промежутках
между всем этим – еще тысячи и тысячи вещей. Порой к месту, порой не совсем, но, так или
иначе, только через сравнение мы познаем истинную природу вещей, стремимся к чему-то
лучшему. К некоему идеалу, собранному из тысяч чужих завидных судеб.
Нередко сравнение побуждает нас к действиям.
Кажется, сейчас был как раз такой случай.
Я резко отпрянул от стальной решетки, попятился и неловко уселся на пол. Лежавший
на шконке сокамерник ехидно заржал, за что и был удостоен холодного взгляда. Сначала он,
потом, собственно, обидчик – уродливый кабан, что замер по ту сторону решетки, сверля
меня злобными маленькими глазками. Не разъяренными или злыми, а именно злобными,
светящимися лютой ненавистью. Никогда прежде мне не доводилось ощущать на себе ничего
подобного. Признаться, это пугало до жути.
Но пугали в нем не только глаза. Я не сильно разбирался во всей этой флоре и фауне, но
даже мне казалось странным то, что кабан был раза в два крупнее обычного, имел мощный
горб и роговые наросты на лбу. И я уже молчу про пасть, полную острых клыков.
Зверь еще пару минут разглядывал меня через решетку, а потом, тряхнув уродливой
башкой, направился дальше по коридору.
– Вертухай вечерний шмон устроил, – хохотнул кто-то из соседней камеры.
Я тяжело вздохнул.
Все началось три дня назад, когда из-за дверей, ведущих в тюремный блок, донесся
грохот и звуки выстрелов. А спустя несколько секунд запоздало взвыла сирена и затарахтел
пулемет. Все ближе и отчетливее становились слышны крики и ругань. Наконец, двери
распахнулись, и в блок вбежали двое отчаянно споривших друг с другом охранников. Один,
оживленно жестикулируя, твердил, что нужно всех выпустить. Второй упрямо ссылался на
отсутствие приказа. Спор становился все жарче, когда с улицы донеслись первые истошные
вопли, от которых мурашки побежали по телу. Я никогда не думал, что люди могут так
кричать, особенно здоровые суровые мужики.
Спорщики резко замолчали и переглянулись, кажется, у них комом в горле встали все
доводы и аргументы.
Как-то надрывно и отчаянно застрекотал пулемет, но тут же захлебнулся во всеобщем
гвалте и затих. И вслед за ним, словно повинуясь решительному приказу, на улице
воцарилась гробовая тишина. Она-то и послужила своеобразным катализатором –
заключенные, наконец, опомнились и сбросили оцепенение.
Крича, они кинулись к решеткам и принялись их раскачивать, пытаясь вырвать.
Тщетно. Кто-то просовывал руки между прутьев в надежде дотянуться… До чего? Свободы?
Чего они хотели? Выбраться наружу, чтобы там, трусливо скуля и закрывая лицо руками,
встретить свою смерть?
Охранники бросились трясущимися руками открывать камеры, а освобожденные, едва
выбравшись наружу, спешили сбежать по узкому коридору, отделявшему блок от основного
здания тюрьмы. Не веря собственному счастью, они не задумывались, как будут выбираться
дальше.
Один из надзирателей, пожилой мужчина с залысиной на седой голове, как раз
открывал соседнюю камеру, когда в коридоре послышался крик, потонувший в топоте копыт.
А следом в блок ворвалось стадо уродливых кабанов. Они бросились врассыпную, сбивая с
ног заключенных и протыкая их клыками. Одна из тварей с диким визгом кинулась вдоль
камер, ломая и калеча руки тем, кто не успел их отдернуть.
Охранник, все еще копошащийся с замком соседней камеры, хотел было кинуться
бежать, но заключенные, просунув руки сквозь стальную решетку, намертво вцепились в его
рубашку. Один из сокамерников, подтащив старика к самым прутьям, что-то зло прокричал,
другой, вывернув несчастному запястье, отобрал ключи. А потом они резко толкнули
бедолагу в самую гущу зверья. Кабан, на которого налетел надзиратель, ловко мотнул
головой, откидывая безжизненное тело в сторону.
Все закончилось быстро – безоружным, испуганным людям нечего было
противопоставить озлобленным животным. Некоторые из заключенных тщетно попытались
сбежать. Единицы с тем же успехом попробовали оказать сопротивление. Еще меньше
догадалось забежать обратно в камеры и закрыть за собой решетки.
Побег не удался.
Кабаны еще какое-то время покружили по тюремному блоку, похрюкали, зло тряся
головами и пробуя на прочность тюремные решетки, а потом ушли, оставив четырех
сородичей. Неужели стеречь?
Вот так и получилось, что я, сидя на холодном бетонном полу камеры, невольно
сравнивал старых и новых надзирателей. И чем больше сравнивал, тем отчетливее понимал –
бежать отсюда надо. Рвать когти, усы, лапы и хвост. Причем как можно скорее.
– А за нами скоро придут? – донесся из дальней камеры испуганный голос.
– Заткнись, юродивый, а то клянусь, точно башку твою размозжу! – зло прокричал кто-
то в ответ.
– Следи за метлой, Сохатый!
– Урою!
– Заткнули пасти!
Это, сев на шконке, подал голос мой сокамерник. Неказистый с виду, чернявый мужик
лет сорока, сухого телосложения. Местные звали его Гусеница. Гусеничка – это если жить
надоело. Не знаю, за что его наградили таким прозвищем. Может, за густые нависающие
брови? У авторитетов такое не спрашивают, себе дороже…
– Не хватало еще горбунов на шухер поднять, – это он так про местных захватчиков с
пятачками. – Если кому надоело рогами звенеть, так вперед: у каждой хаты стены есть.
Разогнался, и привет.
– А жрать мы что будем? Жрать-то охота… Братва, валить отсюда надо!
– Порожняк не гони! О мою клетку горбун зубы точил, а ей хоть бы хрен!
Я махнул рукой и дальше этот треп не слушал. Валить надо? Само собой! Вот только
как? Что-то мне подсказывает, что спасут нас не скоро. Слышал как-то от охраны, будто бы в
последнее время в лесах стало происходить что-то неладное: люди начали пропадать чаще
обычного и гибнуть при странных обстоятельствах. Причем везде – по всему земному шару.
А раз так, может, и спасать нас уже некому…
– Над чем опять паришься, Фриц? – Гусеница сел рядом и забросил руку мне на плечо.
Я даже вздрогнул от неожиданности. – Ты у нас фраер умный, не ливер какой-нибудь… – он
кивнул на кровавые остатки тел на полу, среди которых угадывался пожилой охранник. –
Придумал что-нибудь?
Фриц – это от «офицера». Вся гнилая тюремная суть заключена в этом извращенном
сокращении. А виноват во всем один охранник, что узнал во мне отставного офицера и
проболтался. Жизнь у меня после этого стала не сахар, но я ожидал худшего. Наверное,
сказалось соседство с Гусеницей, хоть я его никогда ни о чем не просил.
– Ты не бзди, спрашивай, если что. Я ведь многое могу. Вот, к примеру… Эй, погань! За
стенкой! Отмычки еще у вас? – Гусеница встал и не спеша направился к решетке.
– Отстань от них. Ключи нам пока ни к чему, попробуем по-другому. – Я поднялся
следом, отмечая, как загорелись глаза у сокамерника. Не хотел я его тащить за собой, ох не
хотел! Не люблю обуз, тем более таких, с гонором. Но выбирать не приходилось. По крайней
мере, пока.
Здание ощутимо затрясло. Мужики подскочили со шконок и загалдели. К слову, трясло
нас не впервые, началось это за несколько дней до нападения горбунов, и вряд ли было
простым совпадением.
Однажды ночью, во время такого вот землетрясения, я разобрал странный шелест за
дальней стеной камеры. А наутро обнаружил, что бетон покрылся паутиной еле различимых
трещин.
И вот теперь, внимательно разглядывая стену, я с замиранием сердца отметил, что за
минувшие несколько дней трещины увеличились. Отыскав ту, что была пошире, заглянул в
нее, но ничего не увидел. Что, черт возьми, разрушает стену? Вряд ли только землетрясение.
Тогда что? И главное – стоит ли вообще пытаться это узнать или проще воспользоваться
ключами от камеры?
Присев, я осторожно просунул пальцы в трещину, ощупывая бетон. Прочный, зараза,
только на первый взгляд кажется, что стена вот-вот рухнет.
Снова затрясло, и впервые я не только разобрал шелест, но и почувствовал то, что его
издавало, – прямо сквозь стену что-то медленно и упрямо двигалось к нам.
– Черт! – выругался я, выдергивая руку и разглядывая ровный порез на указательном
пальце. Мелочь, словно бумагой порезался.
– Что там у тебя?
– Не пойму, что-то в стене. Надо чем-нибудь подцепить.
– Сойдет? – сокамерник вытащил из-под матраса металлическую пластину длиной с
ладонь.
Я довольно хмыкнул, пробуя ногтем заточенный край импровизированного оружия,
после чего осторожно вставил пластину в трещину и начал раскачивать. Не сразу, но
треснувший бетон поддался, и несколько небольших кусков вывалилось из стены.
– Твою мать… – выдохнули мы в один голос.
Изнутри вся стена была сплошь увита странным растением – его цепкие тонкие стебли
проросли прямо сквозь бетон, словно это был податливый песок.
– Это еще что за сучьи потроха? Фриц, видел когда-нибудь такое?
Я не ответил. Вместо этого осторожно просунул самодельный нож в дыру и отрезал
кусочек стебля.
– Какого хрена творишь?! – завопил Гусеница, одергивая мою руку, но было уже
поздно.
Тюрьму затрясло. На этот раз стены, что называется, «заходили ходуном». Наверху
послышался грохот, странный хлопок, словно что-то лопнуло, и с потолка в коридоре ударил
сноп искр. Свет на мгновение погас. По характерному машинному гулу можно было
догадаться, что заработали резервные генераторы.
Люди и животные будто сошли с ума, и тюрьма вновь наполнилась рычанием, стонами,
воплями и криками.
Но меня сейчас волновало только одно – растение. Все это время я завороженно
наблюдал за тем, как оно вдруг ожило, зашевелилось, ловко юркнуло и скрылось из виду.
Отступило, но только лишь для того, чтобы тут же нанести ответный удар. Стена
содрогнулась и вся сплошь покрылась новой паутиной широких трещин, из которых
вырвалось облако бетонной пыли. Отчетливо представив, как стебель с легкостью крошит
стену изнутри, я невольно отступил, силясь проглотить подкативший к горлу ком.
А что, если бы вместо бетона был человек?
– Идиот! Ты нас всех чуть не угробил! – заорал Гусеница, когда все успокоилось. –
Валим через парадную! К черту все это!
Я прислушался. Из коридора отчетливо доносился топот копыт и чьи-то всхлипы,
сменившиеся сначала воплями, а чуть позже чавканьем и довольным урчанием.
– Не пройдем, землетрясение всех переполошило.
– И? Что предлагаешь?
– Свобода всего в нескольких метрах от нас. Помоги мне, – я протянул Гусенице нож.
Было видно, как его терзают сомнения. Страх вводил в оцепенение, а разум упрямо
гнал вперед, заставляя искать выход. Но Гусеница не был трусом. Дрожащей ладонью он взял
оружие и проследовал за мной.
Осторожно, вздрагивая от каждого шороха, мы принялись разбирать стену. У напарника
с помощью ножа это получалось быстрее. Я же, ломая ногти и обдирая в кровь пальцы,
старался не отставать. Странного растения нигде не было видно.
Убрав очередной кусок бетона, я почувствовал, как рука ушла в пустоту. И тут же не
удержался – припал лицом к дыре, жадно вдохнув свежий воздух.
Запах свободы пьянил лучше любого спиртного.
Уже давно перевалило за полночь, и остаток работы пришлось делать в темноте – свет
коридорных ламп был слишком тусклым и не доставал до нас. В тюрьме к тому времени все
стихло – животные, наевшись, успокоились, люди уснули, благоразумно попрятавшись по
углам.
Наконец, проход был расчищен, и мы замерли в нерешительности.
– Командуй дальше, гражданин начальник, – прошептал Гусеница, с опаской глядя в
зияющую черную дыру.
Я осторожно выглянул наружу. Фонари, богато рассыпанные по всему периметру двора,
не горели. И небо, как назло, сплошь затянуто тучами. Темнота, хоть глаз коли. Одно
радовало – снаружи было тихо, тюрьма словно вымерла.
– Как думаешь, тут высоко? – усмехнувшись, спросил я сокамерника.
– А ты прыгни, узнаешь, – парировал он с сарказмом.
– И прыгну.
– Ты вконец с катушек слетел? – Гусеница округлил глаза, покрутив пальцем у виска.
– А что ты предлагаешь? Хочешь вернуться и стать кормом для свиней? Вперед. А мне
хватило того, что я видел. Ну так как? Если ты со мной, то давай сюда нож.
Гусеница недовольно пробубнил что-то себе под нос, но оружие отдал.
Я подкинул его на ладони, прикидывая вес, а потом высунул руку в дыру и отпустил.
Железка с тихим приглушенным звуком упала на землю.
– Ты совсем охренел! Зачем перо выкинул?!
– Тише ты! Если мы теперь напарники, будь добр ко мне прислушиваться. Нож я не
выбросил, вон он, ждет внизу. А у тебя появился еще один стимул прыгнуть. Кстати, судя по
звуку падения, внизу нас ждет не асфальт, а земля, что меня лично радует. Время падения
обнадеживает еще больше – здесь не так уж высоко. А вообще, я бы не рискнул прыгать с
этой штукой за пазухой. И тебе не позволил. Что-то мне подсказывает, что эти твари чутко
реагируют на запах крови.
– Ну-ну, вам, легавым, виднее. Что с остальными делать будем?
– Не хочу, чтобы это стадо слонов переполошило всю округу. Уйдем тихо, по-
английски.
– То есть предлагаешь их кинуть?! Они же без пяти минут смертники. А как же честь
мундира, а? – Напарник опять скорчил саркастическую мину.
– Ты мне честью в нос не тыкай. Я их на смерть не обрекаю. Ключи от камер у них есть,
дыра в стене никуда не денется. Выберемся отсюда, позовем на помощь.
– Как скажешь, командир, – Гусеница неожиданно быстро согласился, и, кажется, в его
глазах промелькнуло уважение. – Просто решил переспроситься, вдруг захочешь поступить
по понятиям.
– Я так и поступаю, – огрызнулся я и, чтобы наконец сменить тему, продолжил: – Кто
прыгает первым?
Напарник замялся, но не больше, чем на пару секунд. Посмотрел мне в глаза и сухо
произнес:
– Я.
– Боишься, сбегу?
– Считай это благодарностью. Жест доброй воли.
– Скорее приступ не свойственного тебе героизма.
– Думай что хочешь, мне фиолетово.
Напарник осторожно подошел к дыре, воровато выглянул наружу, затем присел, ловко
ухватился за край пролома, свесился на руках и спрыгнул. Все это он проделал настолько
быстро, что опомнился я лишь тогда, когда он уже кричал благим матом:
– А! Твою мать! Нога! А!
– Тише ты! – выкрикнул я, выглядывая наружу и всматриваясь в дергающийся на земле
силуэт напарника. – Откатись в сторону!
Надо отдать ему должное, быстро опомнившись, он зажал рот ладонью и медленно
пополз в сторону.
– Чтоб тебя, – зло прошипел я, поплевал на ладони, быстро свесился на руках и… чуть
было не спрыгнул, когда услышал вой. Вряд ли это был Гусеница. Но и на собаку с волком
тоже не особо похоже. Какой-то странный, тоскливый и протяжный, перерастающий не то в
плач, не то в крик. Замогильный. От таких звуков у любого человека волосы встанут дыбом.
Я медлил.
Руки начали болеть, а я все никак не мог решиться и спрыгнуть.
Гусеница жалобно закричал, похоже, у него вконец сдали нервы. Привстав, он, не
оглядываясь, поковылял прочь.
Но не успел сделать и десяти шагов, как чей-то черный силуэт отделился от стены и,
встав на четвереньках, рысью побежал в его сторону.
– Сзади! – выкрикнул я и неожиданно для самого себя разжал пальцы.
Я падал. Падал неправильно, понимая, что заваливаюсь на спину, чувствуя, как что-то
больно впивается в правую лодыжку, обжигая кожу. Последнее, что успел заметить, –
летящий навстречу толстый сук дерева. А после все померкло под отчаянные крики и
злобный вой.
***
***
***
Чаще всего неведенье губит. Незнание ситуации не дает как следует подготовиться и
просчитать варианты. И не самый плохой вариант, когда неведенье просто-напросто
сталкивает тебя лоб в лоб с обстоятельствами, и ты выкручиваешься, полагаясь на одну
только интуицию. Гораздо хуже, когда ты принимаешь неправильные решения. Те самые,
которые никогда бы не принял, обладай полной информацией. Но порой неведенье бесценно.
Оно лишает массы проблем. Тех самых, от которых начинает болеть голова, но решить их ты
все равно не в силе.
О том, что Леса следовало опасаться, я догадывался. Но даже не подозревал, насколько
все плохо.
Человечество уже давно из царя природы превратилось в паразита. И вряд ли кто-то
сомневался, что рано или поздно за содеянное придется платить. Первые уроки Чернобыля,
Тулуза и Фукусимы ничему нас не научили. И когда вслед за масштабными экологическими
катастрофами истощились природные ресурсы и вымерли целые экосистемы, мы даже не
сразу придали этому значение, продолжая увлеченно паразитировать. Если подумать, людям
всегда удавалось отделаться малой кровью. Они возводили очередной скорбный памятник,
усыпали его цветами, отмечали в календаре траурную дату и как ни в чем не бывало
продолжали копать, взрывать, выкачивать и загрязнять.
Но в какой-то момент природа все же не выдержала и взбунтовалась. Да так, что
держать ответ пришлось всем и сразу.
Лес ожил и начал наступление. Прорастая сквозь любые преграды, он планомерно
охватывал все большие и большие территории, уничтожая цивилизацию. Многие города
оказались отрезаны друг от друга и перешли на осадное положение. Испускаемые Лесом и
переносимые по воздуху споры проникали в технику и выводили ее из строя. Все чаще
возникали перебои со светом, газом и водой. Отчаянно не хватало продуктов питания. И
общество, наконец, рухнуло в хаос анархии. Неудивительно, что в такой неразберихе на
выходящих из Леса обезображенных животных никто не обратил внимания. Пока те не стали
в открытую охотиться на бывших самопровозглашенных «царей».
С Лесом пытались бороться. Его рубили, жгли напалмом, травили ядами. Но всякий раз
он возвращался. Всего через пару часов на изуродованной, выжженной земле сквозь
сантиметровый слой пепла начинали проклевываться новые ростки. И все начиналось
сначала.
От Леса пытались бежать. Это, пожалуй, был самый эффективный способ выживания.
Жаль только, со временем бежать становилось некуда. Лес разрастался, сжимая зеленое
кольцо, словно петлю на шее человечества. Но пока сохранялся более-менее различимый
просвет между деревьями, оставался шанс вырваться и спастись.
Вот и я сейчас пытался воспользоваться своим шансом. Правда, получалось пока не
очень.
Я приблизился к окну и осторожно выглянул наружу.
Две серые невзрачные пятиэтажки друг напротив друга, разделенные старенькой,
повидавшей виды детской площадкой. Тихая окраина города вдалеке от основных дорог и
новостроек. Шанс встретить здесь случайных зевак минимален. Если они вообще могли быть
в эвакуированном городе. Нет, Лес сюда еще не добрался. Но после того как большая часть
полицейских и военных погибла, пытаясь остановить Лес, местные жители не стали
дожидаться худшего. Собрав вещи, они в спешке покинули город. С тех пор прошло чуть
больше месяца, и этого времени хватило с лихвой, чтобы мародеры хорошенько все
обыскали, забрали то, что позабыли хозяева, и тоже ушли. Улицы опустели окончательно.
Город-призрак – идеальное место для сбора небольшой группы, не желающей
привлекать к себе внимание. Собственно, в отсутствии последнего я и должен был убедиться,
прежде чем идти на место встречи.
Точкой сбора назначили одну из квартир на четвертом этаже дома напротив. Вот только
за все время наблюдения никого я там не заметил. Что странно, все уже давно должны были
быть на месте.
Я прикидывал, как буду пробираться к дому, когда вдруг в отражении стекла заметил
какое-то движение.
Отреагировал мгновенно – рванул пистолет из-за пояса и, резко повернувшись на
пятках, присел, готовясь тут же откатиться в сторону и уйти с предполагаемой линии огня.
Точнее, все это я проделал мысленно, за секунду до того, как ствол ткнулся мне в затылок.
Геройствовать сразу же расхотелось.
– Руки подними, – приказал спокойный голос, – и без резких движений. Я нервный.
– А по голосу не скажешь. – Я поспешил выполнить требование.
– Оружие есть?
– Нет.
– Еще раз соврешь, и сможешь выплевывать жвачку через лоб. Повернись. Медленно.
Пистолет на пол. Молодец.
Я оценивающе посмотрел на бойца, что стоял в шаге от меня и целился точно между
глаз. Явно неробкого десятка и держится уверенно, не смотри, что молод. На вид чуть
больше двадцати, короткие русые волосы ежиком, лицо по-юношески смазливое,
подчеркнуто красивыми высокими скулами. Смуглая кожа и большие серо-голубые глаза
только дополняли образ этакого Аполлона. Да уж, обычно у таких парней от девчонок отбоя
нет. Вот только что тебе от меня-то надо, плейбой?
– Тише, пацан, не шмальни случайно. Давно ствол-то в руки взял?
Ой, давно… И не просто держать научился, но и явно стрелял неплохо. Военная
выправка чувствовалась.
– Ты кто? Чего тебе здесь надо? – Боец проигнорировал мой вопрос и пистолета не
опустил.
– Свой я.
– Чей свой?
– Ваш. Вы же чьи-то? Вот и я их же. Свой.
Парень усмехнулся. Ну хоть с чувством юмора у него все нормально, не отморозок. Про
таких у нас говорили: «Пристрелить, конечно, пристрелит, но после может и пару слов
сказать. За упокой».
– Следишь?
– А есть за чем? – Я усмехнулся, наблюдая, как парень напрягся. – Расслабься. Я же
говорю – свой. Глеб. От нашего общего друга.
– Мент, что ли?
– Ага. Господин полицейский.
Собеседник на секунду задумался, а затем выдал:
– Вроде похож. Я вашу натуру хорошо знаю.
– Проблемы с законом?
– Давай, ты мне потом права зачитаешь? Господин.
– Права, говоришь? – Я улыбнулся. Ловко он словечко ввернул. – Ты имеешь право
закончить начатое. И быть свободным.
– Так бы сразу… – Парень облегченно вздохнул и опустил пистолет. Значит, с паролем я
не напутал.
– Где остальные?
– Там, – он кивнул в сторону пятиэтажки напротив. – Как и договаривались. Ты
опоздал, мы уже уходить собирались.
– Пистолет-то подобрать можно?
– Только без глупостей. И не отставай.
Мы быстро миновали двор, зашли в подъезд и пулей поднялись по лестнице, шагая
через две ступеньки.
Как оказалось, проводник все же юлил: отряд перестраховался и разместился не в
оговоренной, а в соседней квартире.
Всего парней оказалось пятеро. Двое дежурили у окон, стараясь сильно не выглядывать
и не светиться. Оба держали в руках по «ТОЗу». Еще двое с каким-никаким, но все же
удобством расположились на матрасах в темной комнатушке, напоминающей кладовку.
Примечательно, что все они были одеты в одинаковую легкую черную военную форму без
опознавательных знаков. Значит, не обманул заказчик, на квартире нас и правда ждал схрон с
оружием и припасами.
Когда мы зашли, дежурные лишь коротко кивнули. Из комнаты вышел один из бойцов,
держа в руках переносную рацию.
– Мы уже заждались. – Он пожал мне руку и прошел в одну из комнат. Все, не
сговариваясь, проследовали за ним. – Вовремя ты, как раз к эфиру. Почему задержался?
– Возникли трудности, – неопределенно ответил я, не желая вдаваться в подробности.
– А где техника?
– Какая?
– Любая. Хоть танк, хоть боевая «Волга». Лишь бы ездила.
– Я же говорю, трудности.
– С горючкой проблемы, – вклинился проводник. – Все, что было на ходу, вывезли. С
остальных топливо слили.
– На хрена мы его тогда ждали?! – выругался один из бойцов.
– Остынь, – осадил его радист. – Люди лишними не бывают.
Он щелкнул тумблерами, включая рацию и настраивая волну.
– Все в сборе, – коротко кинул парень в микрофон.
– Ну наконец-то! – тут же отозвался знакомый голос. – Ребятки, времени мало, поэтому
буду краток. В вашем районе замечена аномальная активность Леса. Эта дрянь бушует везде,
но у вас особо сильно. Военные считают, что это начало его глобальной экспансии. И
одновременно – нашего с вами конца. Но я помогу вам выбраться из этого ада. Да еще и
деньгами не обижу. Вам всего-то и надо, что добраться до точки эвакуации целыми и
невредимыми. Есть, правда, один нюанс… Вы не просто команда, вы – мои ангелы-
хранители. Среди вас есть один нужный мне человечек, этакая вип-персона. Кто он, я сказать
не могу. Для вашей же безопасности. Если вас примут, вам же будет лучше. Так что советую
не пытаться вычислить випа, мы очень хорошо поработали над его легендой. И так же
хорошо заметем следы, если потребуется. Все понятно?
Никто и не думал возражать.
– Отлично. Среди припасов есть карта с отмеченным маршрутом. Идти недалеко, но
проклятый Лес непредсказуем. Военным тоже лучше на глаза не попадаться. И поспешите.
На карте отмечены еще два схрона. Там припасов точно на пятерых.
– На шестерых, – поправил я. – Это если со мной.
В эфире повисла тишина. Парни возмущенно посмотрели на меня.
– Ошибся, считаю хреново, – поспешно произнес я, понимая, какую чушь несу.
– Турок? – спокойно произнес заказчик.
– Я, – коротко кинул один из парней.
– Грек?
– Здесь.
– Франт?
– Здесь.
– Сема?
– Он в другой комнате, – пояснил Франт, он же проводник.
– Глеб, лишнего в расход. Докажи, что мы не зря тебя ждали.
Замерев в нерешительности, я обвел бойцов вопросительным взглядом и остановился
на «лишнем». Слегка полноватый, интеллигентной наружности, он сразу выделялся на фоне
остальных. Но отнюдь не был похож на шпиона и не казался опасным.
– Стойте, не надо, – затараторил Франт, – это я во всем виноват. Я привел его. Обещал,
что помогу выбраться. Он спас меня, укрыл от военных. Ну не мог же я его бросить! Если бы
не он, я бы погиб!
– Ты знаешь правила, – холодно заметил заказчик. – Глеб, действуй.
– Он не лишний! Тут с Семой плохо…
– Черт бы вас побрал! Почему я обо всем узнаю последним?!
– Это случилось в последнюю вылазку. На Сему напали собаки. Мы отбились, но
подрали его сильно. Лекарства не помогают.
– Идти сможет?
– У него температура за сорок. Он бредит. Боюсь, если до утра не полегчает…
В комнате в очередной раз повисла томительная пауза. Все ждали окончательного
приговора.
– Эй, лишний, жив еще?
– Да… – осторожно протянул парень, вздрогнув.
– Как зовут?
– Владимир. Вафлин.
– Вафля, значит, – хохотнул заказчик. Все невольно выдохнули, сбрасывая
напряжение. – Считай, тебе повезло, Вафля, ты в команде. Вот только команда у вас
рассчитана на пятерых. Понимаешь?
– Может, дождемся утра? – с надеждой в голосе произнес Франт.
– Ты сам сказал, Сема – не жилец. Оставить его медленно подыхать – непозволительная
роскошь. Он слишком много знает. Вафля, твой выход.
Парень шумно сглотнул, трясущейся рукой взял протянутый Турком пистолет и на
негнущихся ногах вышел из комнаты. Мы проводили его жалостливыми взглядами и замерли
в нерешительности. В комнате повисла гробовая тишина, и никто не решался ее нарушить.
Все ждали главного. Хранил молчание и заказчик.
Время шло.
Наконец, первым не выдержал Турок. Выругавшись, он уверенно вышел из комнаты.
Из-за двери донеслись всхлипы и нечленораздельное бормотание. А затем раздался короткий
вскрик и прогремел выстрел.
Франт зло саданул кулаком в стену.
– Турок? – меланхолично поинтересовался заказчик.
– Угу.
– Так я и думал. Напоследок учтите: провалите операцию или решите меня обмануть,
пеняйте на себя. Найду и подвешу за яйца посреди Леса. Все, отбой!
Коротко пискнув, рация замолчала.
За время сборов никто не проронил ни слова.
***
Жизнь – хрупкая штука. Стоит один раз оступиться, как все может разом улететь в
тартарары. Безвозвратно.
Я тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как стелется по земле дым от затухающего костра.
Что же я сделал не так? Где свернул не туда? И могло ли оно вообще – быть по-другому? И не
сидел бы я сейчас на окраине взбесившегося Леса в компании незнакомцев, боясь
пошевелиться… А где тогда? Пылил по дорогам, в надежде спасти горстку выживших? Или
сам бы уносил ноги, как та крыса с тонущего корабля? А может, уже лежал бы где-нибудь под
раскидистым кустом белеющими костями? И через зияющую глазницу моего скалящегося
черепа пробивались наружу новые ростки плюща, способного разрушать даже крепкие,
бетонные стены тюрьмы…
Брр… Все-таки сидеть с парнями в Лесу не худший из вариантов. Тем более что худо-
бедно, но мы успели познакомиться поближе и неплохо поладили. Как оказалось, ребята не
были сплоченной командой и видели друг друга впервые. У каждого из нас были свои
причины ввязаться в эту авантюру, но цель мы преследовали одну – выжить.
Всего нас осталось пятеро:
Турок – невысокий, крепко сбитый подкачанный мужик лет сорока с довольно резкими,
агрессивными чертами лица и холодным цепким взглядом. Вопросов касаемо его
профессиональности у меня не возникло, хватило одного беглого взгляда, чтобы понять:
воевать с ним – себе дороже. А вот доверить спину – легко. Если только начальство не
прикажет ему в эту самую спину воткнуть нож. Такие привыкли четко выполнять приказы, а
не думать и взвешивать.
Вафля – особо выделялся на контрасте с Турком. Тот самый лишний розовощекий
интеллигент, с копной наспех уложенных темных волос. Складывалось впечатление, что еще
полчаса назад он мирно спал в теплой уютной кроватке, как его неожиданно подняли и, не
дав собрать вещи, вытолкнули из привычного спокойного мирка.
Грек – наш радист, самый неоднозначный член группы. Стандартная
незапоминающаяся внешность, ничего не выражающий отсутствующий взгляд. Не люблю я
таких. Они редко выражают эмоции, но это отнюдь не значит, что не испытывают их. И
никогда ведь не угадаешь, что у них на уме.
Ну и, наконец, Франт, мой проводник, с которым мы успели сдружиться.
Тело Юрия Семецкого, для друзей коротко и добродушно – Сема, мы так и оставили
лежать в квартире.
Собравшись и разложив припасы по рюкзакам, мы выдвинулись в дорогу. Город
покинули без приключений. Дальше – тяжелее. Если верить маршруту, наш путь пролегал
через лесостепь, в стороне от дорог и движущимся по ним военным. Вот только Лес привнес
в наш план свои коррективы. Он разросся настолько, что, двигайся мы по маршруту,
пришлось бы пробираться через самую его чащу. Приходилось рисковать, ловко лавируя
между молотом и наковальней.
Сначала мы быстро шли по дороге, до тех пор, пока не нагнали колонну военных. Тогда
решили не рисковать и свернули в Лес. И вот уже почти сутки осторожно брели по его
окраине. Деревья обходили стороной, чахлые и неприметные кусты переступали с
замиранием сердца.
Часа два назад начался дождь. Он лил непроглядной стеной, отчего идти по раскисшей
земле, не видя ничего под ногами, было чистым самоубийством. Но мы спешили.
«На тот свет», – тихо заметил тогда Турок и улыбнулся. Нехорошо так, обреченно.
Когда мы добрались до места очередного схрона, решили разделиться. Турок, Грек и
Вафля отправились на поиски вырытого в земле убежища. Мы с Франтом остались в
импровизированном лагере – натягивали тент и пытались разжечь костер. Другими словами,
готовились заночевать под открытым небом на случай, если схрон разрушил Лес или
мародеры.
Собственно, у нас с напарником все давно уже было готово, но парни все никак не
возвращались. Уже почти час они бродили по Лесу под проливным дождем. Начинало
смеркаться. Вспышки молний то и дело выхватывали из темноты покореженные стволы и
ветки деревьев, которые сейчас казались уродливыми обитателями Леса, наблюдающими за
нами. Раскаты грома заставляли вздрагивать и вслушиваться в шум дождя. На душе было
неспокойно.
Вдруг раздался крик. Сначала короткий, словно от неожиданности, но потом более
протяжный и надрывный. Кричали явно от боли.
Не сговариваясь, мы с напарником вскочили и кинулись на вопли, на ходу вскидывая
винтовки и проверяя затворы. Откуда-то справа послышался хруст веток. Напарник было
повел стволом на звук, но я успел выкрикнуть:
– Свои! Не стреляй!
– Мать вашу… – донесся облегченный голос Турка.
Мы быстро приближались. Между деревьев уже отчетливо просматривался
человеческий силуэт…
Вафля!
Он стоял, запрокинув голову вверх, и протяжно всхлипывал, давясь слезами.
С противоположной стороны осторожно вышел Грек, держа на мушке нарушителя
спокойствия.
Честно признаться, мы ожидали увидеть нечто пугающее и чертовски опасное, поэтому
не сразу обратили внимание на то, как Вафля дергает правой ногой, словно пытаясь
вырваться.
Я осторожно раздвинул траву стволом ружья.
Стебель растения в палец толщиной плотно оплел голень Вафли и быстро поднимался
выше. Его мелкие шипастые листья врезались в ногу, отчего изорванная штанина
пропиталась кровью вперемешку со странным зеленым соком.
– Не удивлюсь, если эта дрянь ядовита, – озвучил мои мысли Франт.
– Она переваривает его, – холодно заметил Грек. – Я видел неподалеку человеческие
останки, оплетенные этой тварью. Животные так не обгладывают.
– Что будем делать?
– Рубить, – коротко кинул Турок, доставая из ножен пугающих размеров тесак.
– Кого?! – взвизгнул Вафля, бледнея еще сильнее.
– Растение. Или ногу. Извини, но решать не тебе. – Турок вопросительно посмотрел на
нас.
Наверное, они догадывались, чем это чревато. Я же знал точно. События, пережитые в
тюрьме, были еще слишком свежи – стоит нам тронуть эту гадость, как тут такое начнется…
– Погоди. Вы схрон нашли?
– Я нашел. – Грек кивнул себе за спину: – Тут недалеко.
– Тогда сделаем так. Турок, рубишь эту тварь. Только, бога ради, ногу Вафле не
отхреначь! Грек, ты побежишь вперед, показывать дорогу. Мы потащим его следом. Турок
замыкает. Ну а ты, – я посмотрел на испуганного Вафлю, – ты в Бога веришь?
– Н-нет.
– Тогда и не начинай.
Я не успел договорить, как Турок, воспользовавшись тем, что Вафля отвлекся, рубанул
по растению. Один раз, второй, третий. Во все стороны брызнула зеленая омерзительная
субстанция, обдав тесак и ладони бойца.
– В сторону! – Напарник застонал, пораженная кожа за считаные секунды покрылась
огромными волдырями. Но рубить не перестал.
Удар. Еще. И еще…
Раздался отчетливый хруст. Обрубок стебля, дернувшись, со свистом скрылся в траве.
Мы подхватили обессиленного Вафлю и потащили вслед за быстро удаляющимся
Греком. Турок, бросив тесак, старался не отставать. А за нашими спинами происходило что-
то невероятное. Лес ожил и разразился десятками возмущенных голосов: деревья с треском
пригибали к земле ветки, словно хотели прихлопнуть нас, корни рвались наружу, отчего
земля бугрилась и покрывалась земляными волнами, отовсюду летели листья, семена, шишки
и прочая безобидная мелочь, застилая взор и дезориентируя.
– Сюда! – донесся откуда-то слева голос Грека.
Мы, не сговариваясь, повернули, сделали еще несколько шагов и… чуть было не упали
в открытый люк. Наш проводник был уже внизу.
Франт ловко съехал по вертикальной лестнице и протянул руки вверх:
– Опускайте!
Я только и успел передать потерявшего сознание Вафлю, как на меня налетел
отставший Турок, и мы рухнули вниз.
Пока мы барахтались и пытались сообразить, где верх, где низ, Грек, ловко
вывернувшись из образовавшейся кучи тел, взобрался по лестнице и плотно закрыл крышку
люка.
– Посмотрите, там где-то фонарь в углу.
Фонарь и правда нашелся быстро, и мы наконец смогли осмотреться. Убежище
оказалось не таким простым, как показалось снаружи. Неглубокое у входа, всего метра три от
земли, оно тоннелем уходило резко вниз, упираясь в приоткрытые массивные железные
двери. За ними – три небольшие удобные комнатки с четырьмя двухъярусными кроватями,
стеллажами, под завязку забитыми амуницией и продуктами, радиорубкой и отхожим
местом. Само убежище, судя по всему, было сделано из железобетона и кирпича и вызывало
уважение. Настоящий бункер на случай войны.
– Какое-то время точно выдержит, – вынес вердикт Грек, осматривая стены. – Главное,
чтобы Лес нас здесь не заблокировал.
– Выбора-то все равно нет, – парировал я. – Пока снаружи не утихнет, выходить отсюда
самоубийство.
Спорить напарник не стал.
Вафлю мы перетащили на одну из кроватей, ему помощь требовалась в первую очередь
– убрать остатки стебля, осмотреть и промыть раны, остановить кровь. Турок держался
молодцом и, несмотря на слабость, принялся сам обрабатывать волдыри на руках.
Закончив, мы тихо вышли из комнаты, оставив стонущего сквозь сон Вафлю одного.
– Со мной все в порядке, мелочь… – не дожидаясь вопроса, произнес Турок, кивая на
забинтованные ладони. – К выходу буду в строю.
– Что будем делать с Вафлей? Повреждения серьезные, идти дальше он точно не
сможет. – Франт с надеждой посмотрел на меня, словно кто-то успел назначить меня
командиром.
– У нас четкий приказ – докладывать обо всем. Дальше пусть заказчик решает, – не
задумываясь, ответил за всех Турок.
– И он прикажет его убить, как Сему. Нет уж, хватит нам одного трупа!
– Хочешь его обмануть? Ты его слышал? Я не хочу проверять, исполнит ли он свои
угрозы. Тем более рисковать из-за этого недоразумения, которое даже под ноги смотреть не
научили!
– На его месте мог быть любой! – не унимался Франт. – Я не хочу идти по трупам!
– А я хочу спастись! И мне все равно, по кому идти.
– Хватит! – не выдержал я, чувствуя, как накаляется обстановка. – Чихать заказчик
хотел на Вафлю. Он лишний. Как появился, так и исчезнет, никто и не заметит. Оставим ему
припасов, лекарств и пусть отлеживается. Повезет – выкарабкается. Нет – значит, судьба у
него такая. Все согласны?
На мое удивление, все промолчали.
– Значит, единогласно.
– Все равно он не жилец. Вафля – он и есть вафля! – Турок зло сплюнул под ноги и
вышел из комнаты.
***
***
– И что делать будем? – спросил Франт после того, как ушли военные.
Мы ввалились в дом вместе с ними, когда Грек с Турком с аппетитом уплетали ужин.
Их быстро уложили на пол и обыскали. Затем принялись за дом. Когда никого в нем не
нашли, вернулись к задержанным. В ходе короткого допроса напарники, поняв, что мы и так
успели все рассказать, выложили все как на духу, подтвердив худшие опасения майора. Тот
пришел в ярость, но, надо отдать должное, слово офицера сдержал. Отпустил нас,
предупредив, что, если надо будет, достанет из-под земли.
– Ты нам лучше расскажи, как ты с Вафлей встретился?
– Да я же рассказывал, – замялся Франт. – От военных он меня укрыл. Ну и предложил
пойти с ним. Вроде как сжалился. Обещал вытащить отсюда. Только условие у него было:
ролями мы должны были поменяться. Он становился мной, Вафлиным то есть, а я Франтом.
Получалось, что не он меня, а я его приводил. Рисковал, конечно. Я ведь правда думал, что
ты, Глеб, его тогда на квартире убьешь.
– Не дал бы он себя убить. Выкрутился бы. Значит, ты поэтому так о нем пекся?
– Ну да. Если бы обман вскрылся, то заказчик от нас точно бы избавился. Ведь сразу же
понятно, кто вип.
– И как ты только согласился его в бункере оставить!
– А что оставалось делать? Думаете, он специально ногу поранил?
– А как же! Меня другое волнует. Что заказчику говорить будем? Убьет он нас, как пить
дать убьет. А тебя, Франт, в первую очередь.
– Мужики! – Я обвел отряд взглядом: уставшие, вымотанные, сил злиться и искать
виноватых просто не осталось. – Я вот в который раз убеждаюсь: все в этой жизни познается
в сравнении. Вот ты, Франт, думал, что Вафля жизнь тебе спас, а он лишь свой зад
прикрывал. Тобой и всеми нами.
– Как думаете, а он все еще в бункере?
Я усмехнулся. Не для того Вафля весь этот цирк устроил, чтобы сидеть и ждать, когда
за ним придут. Нет, он хотел выбраться из города, разжиться амуницией, а там… а Лес его
знает, что там.
***
Юрий Уленгов
Особая миссия
Отряд специального назначения Армии Возрождения поднят по тревоге. Задание –
найти и доставить на базу экипаж вертолета, потерпевшего крушение вблизи Леса. Казалось
бы, обыкновенная задача. Но почему-то командование придает ей особое значение. Рядовой
Кудинов по прозвищу Ударник, отправляясь на лесные рубежи в составе отряда, думал
совсем не о значимости этого выезда. Но судьба распорядилась так, что именно ему выпало
узнать всю правду об этой особой миссии.
Двигатель басовито урчал, колеса глотали километры. Я сидел на броне, одной рукой
сжимая цевье автомата, а другой – вцепившись в скобу, и изо всех сил старался не сверзиться
вниз. Это было сложно, учитывая, что каждые две минуты меня сгибало пополам.
Ну, Дуняша, ну, удружила! Если не сдохну, обязательно по возвращении пару ласковых
скажу.
Вчера вечером Дуня, дородная барышня из деревеньки у лагеря, с самого нашего
появления оказывающая мне недвусмысленные знаки внимания, притаранила гостинчик –
трехлитровую банку молока. Молоко я люблю. Ну, а так как дело было вскоре после отбоя,
делиться было не с кем. Ну, я и приговорил всю банку. Не пропадать же добру?
Одно воспоминание о «гостинчике» заставило меня снова согнуться вдвое. Из люка
показалась голова «комода». Выражение его лица ничего хорошего для меня не сулило.
– Ударник, блин! На базу вернемся – сначала броню всю отдраишь, и только потом в
медпункт отпущу. Понял?
Я хотел ответить ему, однако меня снова скрутил рвотный спазм, и я едва успел
отвернуться от драгоценного командира. Тот выругался и снова скрылся в люке.
Желудок немного успокоился. Сплюнув тягучую слюну, я подставил лицо прохладному
воздуху.
С обеих сторон от дороги мелькал лес. Нет, пока не Лес с большой буквы. Однако он
был уже близко. И чем ближе наша маленькая колонна к нему приближалась, тем тревожнее
делалось на душе.
Катастрофа изменила многие привычки и обычаи, и в первую очередь отучила ездить
на броне. Старшие офицеры, заставшие время до Катастрофы, рассказывали, что именно
таким образом в основном передвигались бойцы раньше. Связано это было с тем, что
бронетранспортеры – основной вид техники для передвижения личного состава – не
особенно соответствовали своему названию. Легкая броня не держала даже пули,
выпущенные из крупнокалиберного пулемета. А если по «коробочке» работали из
гранатомета, то машина и вовсе превращалась в коллективный гроб. То же касалось и мин.
Противоминного бронирования техника не имела как такового, а если уж «повезло»
нарваться на заложенный фугас – пиши пропало. Выжить, сидя на броне, шансов было
гораздо больше, чем спрятавшись в потроха псевдобронированного ящика. Вот и ездили так.
Но время внесло свои коррективы.
Сегодня основным противником являлась сама природа, а с вооруженным врагом
воевать приходилось намного реже. Мутировавшая рысь влегкую могла сорвать одного-двух
бойцов, прежде чем кто-либо успевал среагировать. Да и при нападении птичьей стаи внутри
броневика было гораздо уютнее. От разбушевавшихся пернатых мог спасти только огнемет, и
то не всегда. Да и вообще, взбунтовавшаяся природа придумала массу способов отомстить
человеку, веками издевавшемуся над ней. Неожиданно оживающие лианы, обвивающие тело
и впрыскивающие какой-то яд сквозь многочисленные иголки, лопающиеся наросты на
ветвях, выделяющие крайне токсичный газ. Окунувшись в реалии жизни с Лесом по
соседству, легко понять, почему снаружи на технике обычно никто не сидел. А вот для меня
сегодня сделали исключение. После того как меня в первый раз вывернуло на пол десантного
отсека, единогласное голосование товарищей-солдат и отца-командира отправило меня на
броню. Да я особо и не сопротивлялся. Видимо, потому и выжил. Единственный из своего
отделения.
Дорога резко вильнула, делая крутой поворот, головной БРДМ дозора скрылся за
деревьями. Следом – БТР первого отделения. И вот тогда-то, когда наша машина на какие-то
секунды осталась одна, нас и припечатали.
Я не знаю, из чего по нам ударили – из гранатомета или РПО. Послышалось шипение,
глухой удар, машину тряхнуло, а через миг я, подхваченный ударной волной, уже летел
вперед, за секунду преодолев расстояние до обочины и тараня шлемом кусты. Сзади
запоздало раздался грохот, и вокруг меня зашелестело. Осколки и обломки, дымясь, со
свистом срезали верхушки кустов и сбивали молодые деревца. Когда металлический
полыхающий дождь прекратился, я приподнял голову и осторожно высунулся из кустов.
В ушах противно звенело, из-за поворота доносились звуки боя, а прямо передо мной
догорал остов бронетранспортера. Что-то шипело и трескалось, в воздухе висел
тошнотворный запах горелой плоти. Я встал, сделал пару шагов, в глазах потемнело, меня
качнуло и вновь швырнуло на землю. Падая, я успел выставить руки и уперся ими во что-то
горячее и мягкое. Круги перед глазами разошлись, и меня, в который раз за сегодня,
вывернуло прямо на дымящийся, обгоревший труп. Нашарив рукой автомат, болтающийся на
шее, я скинул ремень, упер приклад в землю и, опираясь на оружие, тяжело поднялся. Голова
кружилась, вновь подташнивало, и вообще – все намекало на то, что я снова потеряю
сознание. Учитывая, что сейчас, скорее всего, подтянется группа зачистки, терять сознание
мне не хотелось. И так сглупил, вылезая на дорогу, наверное, только клубы густого дыма,
стелющегося по земле, и спасли.
Я снова отступил под призрачную защиту деревьев, оперся о сосновый ствол и нашарил
на бедре аптечку.
Игла легко прошла сквозь ткань штанины, содержимое шприц-тюбика ушло в мышцу, и
сразу же стало легче. Сумасшедший коктейль из противошокового и стимуляторов прочистил
голову, отогнав мутную пелену прочь. В ушах перестало звенеть, стали отчетливо слышны
звуки боя. Я перехватил автомат, лязгнул затвором, досылая патрон, и аккуратно двинулся на
выстрелы. Быстро идти не получалось. Мало того что меня еще время от времени
покачивало, так еще и приходилось крутить головой во все стороны. На дорогу – опасаясь
появления тех, кто за считаные секунды сжег живьем моих товарищей, под ноги – не желая
влететь в какую-нибудь пакость, приготовленную Лесом, в сторону чащи и вверх – по той же
причине. Одному стремно и сложно ходить, даже если это еще не настоящий Лес. В группе
проще. Там каждый пасет свое направление. А здесь приходилось только на себя
рассчитывать. Так что голова вертелась, как флюгер.
До места боя добрался только минут через пять. Моим глазам открылась плачевная
картина. В пятидесяти метрах дымился БРДМ дозора. Судя по всему, его постигла та же
участь, что и наш транспорт. А вот второй «коробочке» повезло больше.
Спарка молчала, видимо, нападающим удалось повредить пулеметы. Но экипаж и
десант были живы. Во всяком случае, большая их часть. Ребята укрылись за корпусом
бронемашины и изо всех стволов отстреливались от нападающих.
Когда я разглядел этих самых нападающих, то аж заскрипел зубами. Байкеры.
Мотоциклисты-анархисты сраные. Черный рынок.
Не знаю, кто дал кочевникам такое нелепое название, но суть не в нем. Эти
полуодичавшие ублюдки считали, что весь оставшийся мир принадлежит им одним, и вели
себя соответствующе. Если с теми же бродягами проблем практически никогда не возникало,
то с байкерами стычки происходили постоянно. Но так нагло они себя все же никогда не
вели, резонно опасаясь «ответки» со стороны Армии Возрождения. С нашей стороны то
бишь. А сейчас…
Броневиков у кочевников не было. Их роль играли грузовики, переделанные до
неузнаваемости. Обвешанные щитами, отвалами, с наваренными башенками, «Уралы»,
«зилки» и прочие вообще не поддающиеся идентификации железные монстры перекрывали
дорогу. Под их прикрытием кочевники вели огонь по ребятам. Одна из машин горела,
затягивая дымом позиции байкеров. Ребята пока держались. Пока.
Стоп! А куда делись те, кто сжег наш БТР?
Я направил взгляд в подлесок на другой стороне дороги. Так и есть. Темные фигуры,
затянутые в кожу, мелькали между кустов, заходя в тыл бойцам, стараясь приблизиться так,
чтобы одним ударом покончить с горсткой солдат.
Не раздумывая, я откинул клапан подсумка. «ВОГ» легко и привычно лег в ладонь.
Зарядив подствольник, я приложился и нажал на спуск, стараясь попасть в просвет между
деревьями.
«ВОГ» в «зеленке» малоэффективен. Но его детонация определенно привлечет больше
внимания, чем автоматная очередь. Да и бандитов залечь заставит. Надеюсь, ребята к тому
моменту поймут, что к ним заходят в тыл.
Хлопнуло, с деревьев посыпалась листва. Как я и рассчитывал, парни среагировали. По
разросшемуся подлеску ударили два пулемета, и тут же из кустов донеслись крики боли.
Отлично! Теперь осталось решить, что делать мне.
Чисто теоретически я мог постараться с фланга обойти байкеров и ударить им в спину.
Но это теория. Главным правилом выживания, по мнению Юрьича – пожилого офицера,
гонявшего нас в учебке, было «не косить под Джона Чаковича Рэмбо». Мы не решались
спрашивать, чем прославился этот гражданин, но, судя по интонациям Юрьича, явно не
обилием мозгов. В переводе на общечеловеческий, это означало «не лезть на рожон», «не
строить из себя героя». Вот и я не буду. Надо к своим пробиваться. Но как это сделать, чтоб
они же меня и не положили по ошибке?
Елки зеленые! Какой же я все-таки дебил! У меня же связь есть! Видимо, мозги таки
отшибло взрывом!
Мне стало стыдно за свои размышления о способе маякнуть парням и о бездарно
потраченном выстреле. Забыл про рацию, да. А все потому, что, когда блевал, в нагрудный
карман ее засунул, чтоб не мешала!
Я вставил «улитку» в ухо и постучал по микрофону:
– «Коробка-1», Ударник в канале! Как принимаете?
– Твою в Бога, в душу и в сердце, Ударник! Где вы застряли?! Рубаните уродов спаркой,
вообще голову поднять не дают!
Голос Ястреба, командира отделения «Коробка-1», звучал с явным облечением. Жаль,
что придется расстроить его.
– Ястреб, некому и не из чего. Я один.
Пауза.
– Принял тебя, Ударник. – Голос Ястреба звучал ровно, но мне все же показалось, что в
нем слышна горечь. – Ты где?
– В «зеленке», на три часа от вас. Прорываюсь. Не шмальните меня.
– Давай. Прикроем тебя.
Отделение ударило изо всех стволов, заставляя противника укрыться, а я, на
полусогнутых, отчаянно матерясь про себя, рванул через дорогу.
Перебежка не заняла и нескольких секунд, но мне они показались вечностью. Тяжело
отдуваясь, я упал на землю за бронемашиной.
– Рад, что ты жив, Ударник. Что там у вас?
– Кумулятивный, по ходу. Все – «двести», – выдавил я из себя.
– Жаль. – Ястреб замолчал. – Ладно. Выберемся – помянем. Нам нужен грузовик. Есть
идеи?
И тут внезапно незнакомым голосом заговорила рация:
– Бойцы, мать вашу! Вы долго телиться будете? У нас летун «двухсотый» уже. Второй
пилот – легкий «триста». Они подступают!
– Не бзди, майор! Сейчас вытащим тебя! – отозвался Ястреб.
– Давайте резче, тащуны, мля! – снова проскрипел наушник.
– Это кто? – поднял я удивленный взгляд на командира отделения.
– Кто-кто… Майор в пальто! Кожаном… – проговорил Ястреб. – Цель это наша. Майор-
особист и летуны. Летун, – поправился сержант. – Слепой, что ли?
Я аккуратно высунулся из-за брони. Взметнувшаяся буквально перед носом пыль,
выбитая автоматной очередью, заставила меня быстро убрать голову, но главное я все же
увидел.
Подлесок слева от дороги обрывался, образовывая проплешину, за которой уже
начинался самый что ни на есть настоящий Лес. С могучими деревьями, переплетшимися
кронами, со свисающими лианами и с густыми кустами непонятного вида. А прямо в центре
проплешины, побитый пулями, растерявший все носовое остекление, стоял припавший на
сломанную стойку шасси вертолет.
– Эти уроды сюда явно не на шашлыки выехали. Им майор нужен. А скорее, не сам
майор, а информация. Не успели мы… – Ястреб выругался.
– Так это чего? Они знали про вертолет, что ли? – Сегодня с соображалкой у меня
совсем туго было. Ястреб вскипел:
– Знали, не знали – я в душе не… догадываюсь! – рявкнул сержант. – Хватит трындеть!
Отделение, слушай мою команду!
– Так, майор, ты как? Готов? Молчишь – значит, готов. Давай, дружище, погнали!
Я, как мог, аккуратно взвалил майора на плечи и двинулся вперед.
Лес замер. Как ни странно, но я свыкся с мыслью, что иду по самой чаще. Учитывая,
что ранее я испытывал сильнейшие душевные терзания, даже просто находясь поблизости,
это был явный прогресс. То ли организм устал бояться, то ли так действовало зелье,
выданное Ястребом, но страх пропал. Осталась только адская усталость и тяжеленный майор
на горбу. Хотелось воды. Постоянно возникало желание впиться губами в трубку гидратора и
пить-пить-пить. Но я понимал, что делать этого нельзя. Оставшись без воды, долго не
протяну. Иногда мне попадались ручьи, а в аптечке лежали обеззараживающие таблетки, но
рисковать мне не хотелось. Не стоило забывать, что вокруг – Лес. Потому ручьи я
использовал лишь для того, чтобы сбить врага со следа, и то крайне осторожно, внимательно
глядя под ноги. Но вскоре и от этой идеи я отказался. Девяностокилограммовая туша,
волокущая на плечах еще одну такую же, – это вам не Виннету Легкая Поступь. По моим
следам и слепой пройдет, не напрягаясь, а учитывая, как четко идут байкеры, – среди них
явно присутствуют уникумы, разбирающиеся не только в мотоциклах.
Два раза я останавливался, чтобы поставить растяжки, но, так и не услышав позади
характерных хлопков, плюнул на это дело. Нечего кочевникам гранаты дарить. Перебьются,
не маленькие, мне нужнее. Рано или поздно придется остановиться и принять бой. Потому
как привалами мои кратковременные остановки назвать нельзя, и скоро я тупо свалюсь от
усталости.
Бормоча под нос ругательства, я пер и пер вперед. Вдруг Лес стал реже, деревья
расступились, и, проломившись через кусты, я в удивлении замер.
Прямо через лес тянулась широкая лента асфальта. Ума не приложу, откуда она здесь
взялась, но для меня это была первая удача за весь этот трижды долбаный день. Сколько бы я
в комплекте с майором ни весил, на асфальте следов не останется. Причина мне непонятна,
но эта дорога посреди Леса выглядела регулярно используемой. Факт. На ней не было
наносов земли, корни деревьев, так и норовившие взломать и растащить все, когда-либо
созданное человеком, оставили полотно практически нетронутым. Лишь кое-где змеились
трещины. Однако размышлять над очередной загадкой Леса мне было недосуг. Передо мной
замаячил реальный шанс оторваться наконец от преследователей, спрятаться, затаиться и
отдохнуть. Да и майора перевязать не мешало бы. А там – чем бес не шутит? Возможно,
получится пропустить преследователей вперед, в стороне от себя, выждать и двинуть в
произвольном направлении. К дороге, например. Тем более асфальт наверняка на нее
выводит. Не просто же так он тут появился. Отлично! Решено!
Повеселев, я вышел на асфальт и двинулся по нему в ту сторону, в которую бы человек
в здравом уме и при нормальных обстоятельствах в жизни не пошел бы, – в глубь Леса, прочь
от гипотетической дороги. Надеюсь, преследователи решат, что я ломанулся в
противоположном направлении, а для того, чтобы разделиться, им не хватит людей. А если и
хватит – это означает, что противников станет вдвое меньше. А это уже совсем другой
коленкор.
По асфальту шагать было намного веселее. Берцы не вязли во мху, не хватали за ноги
вьющиеся растения, колючий кустарник не норовил сорвать штаны. Благодать, одним
словом! Даже майор, казалось, стал легче. Я вдруг поймал себя на мысли, что не боюсь.
Просто не боюсь – и все. Иду по разбитому асфальту, медленно, но верно уступающему
позиции Лесу, внимательно смотрю по сторонам, но того страха, который возникал всегда
при виде затаившейся громады, прикидывающейся деревьями и кустами, не было. Странно.
Хотя… Я еще ни разу не проводил в Лесу столько времени. Мне казалось, это невозможно.
Ведь все те короткие моменты, присутствовавшие в моей воинской жизни, мы пробивались с
боем, сражаясь чуть ли не за каждый шаг по территории, которая уже давно не была нашей.
А может, в этом и причина? Всегда я подсознательно ждал от Леса удара, готов был ответить
агрессией на агрессию, и Лес не обманывал мои ожидания. А сейчас мне просто не до того,
некогда отвлекаться на опасности Леса. Я думаю, как стряхнуть с хвоста байкеров, выжить и
дотащить майора. Вот Лес и не реагирует. Ведь прошел-то я, если посудить, немало.
Километров семь точно отмахал. И за все это время на меня никто не накинулся, деревья не
метали в меня стрекательные нити, под ногами не разверзались ямы с кислотой, а дышалось
легко и свободно. Я даже остановился на секунду, чтобы вдохнуть свежий лесной воздух
полной грудью. Эх, хорошо! Я аж качнулся от избытка кислорода, споткнулся, больно
ударившись голенью о камень, и чуть не упал на землю.
Стоп! Это чего за фигня еще? От боли в моей голове что-то щелкнуло и морок
развеялся. Я почувствовал приторный запах, прямо оставлявший послевкусие от вдоха, и до
меня дошло.
Сорвать респиратор с пояса и натянуть его на лицо у меня получилось одним
движением. Куст рядом со мной вдруг пришел в движение, из него высунулся длинный
стебель, на конце которого наблюдалось утолщение величиной, пожалуй, с мою голову. И тут
«утолщение» распахнуло пасть, полную зубов-игл, и рванулось ко мне. Едва в сторону успел
отпрыгнуть!
– Ах ты ж тварина такая! – прошипел я.
Мне неизвестно было, что за растение попыталось мной перекусить, но принцип его
охоты я понял. «Цветочек», решив, что с такой габаритной добычей ему легко не совладать,
пустил газ, от которого я себя едва ли не Хозяином Леса почувствовал. Еще пара секунд – и
вырубился бы, став для зубастой твари первым блюдом. А на второе у нее был бы майор.
Мне ужасно захотелось вскинуть автомат и как следует проучить подлое растение. Но
делать этого было нельзя. Не так далеко я ушел, кочевники наверняка услышат. Бормоча под
нос ругательства, я двинулся дальше.
От эйфории, навеянной цветком-людоедом, не осталось и следа. Лес снова стал таким,
как был: мрачным и пугающим. Теперь я снова видел раздробленный корнями деревьев
асфальт, мрачные кроны смыкались где-то в вышине, образовывая густой зеленый купол,
сквозь который практически не пробивались солнечные лучи. Не стоило обольщаться. Я
здесь чужак, а с чужаками везде разговор короткий.
Пройдя в хорошем темпе примерно километр, я решил, что достаточно далеко ушел от
того места, где остались мои следы. Пора было отдохнуть. Приметив относительно чистую
полянку за кустами, идущими вдоль дороги, я как мог аккуратно положил майора на дорогу
и, взяв автомат на изготовку, приступил к обследованию места отдыха.
Несмотря на мою обострившуюся подозрительность, на полянке было чисто.
Вернувшись за майором, я стащил его с дороги, затянул в кусты и устало рухнул на спину.
Некоторое время я просто лежал уставившись в зеленый лесной купол. Болела каждая
клеточка, мышцы гудели, и лишь желудок чувствовал себя хорошо. По сравнению с
утренним его состоянием, конечно.
Достал из рюкзака резиновую грушу гидратора, проверил запасы воды. Оставалось
несколько больше половины, и я, наконец, позволил себе напиться. После попытался напоить
майора. Часть воды пролилась ему на грудь, но немного он все же попил. Теперь самое время
было заняться его раной.
Аккуратно размотав бинты, я удрученно присвистнул. Края раны воспалились и
почернели. Начиналось заражение. Плохо. Крайне плохо. Кроме того, когда майор хрипло
выдыхал, над раной надувался и лопался кровавый пузырь. Пневма, мать ее! Ну и как я его
живым дотащу-то?
Достав аптечку, я засыпал рану антисептиком. Лучше позже, чем никогда, верно?
Грязно-белый порошок мгновенно побагровел, пропитавшись кровью. После, вспоминая
занятия по неотложке и беззвучно матерясь, тщательно, крест-накрест, заклеил отверстие
пластырем, а сверху наложил тугую повязку. Хрипов в дыхании особиста сразу стало
меньше. Ну и хорошо. Хотя все равно хорошего мало. Я не врач, но пробитое легкое – это
хреново. Ну, буду стараться успеть. Что еще делать?
Так. А если я его все же не дотащу? Если он помрет, болезный, по дороге? Пожалуй,
будет лучше, если пакет я у него этот архиважный экспроприирую. Так, где он может быть?
Я запустил руку во внутренний карман майорского комбинезона и оторопел. Еще
минуту назад практически не подающее признаков жизни тело вдруг пришло в движение.
Моя рука попала в захват левой майора, а выхваченный правой рукой из моей же кобуры
пистолет ткнулся мне в висок. Ну ни фига себе я его вылечил!
– Эй-эй, друг, успокойся! Ты чего?
– Ты кто такой? – просипел особист.
– Рядовой Кудинов, позывной – Ударник. Армия Возрождения, отряд специального
назначения, личный номер А3 дробь 9, 12–28, – оттарабанил я.
– А отряд твой где, рядовой Кудинов? – Майор не опускал пистолет, хотя сейчас я
видел, что ему даже такое небольшое усилие дается нелегко.
– Нет больше моего отряда, майор. Только я и остался. И тебя, бугая, между прочим,
уже несколько часов по Лесу на себе катаю. Так что ты бы пушку-то опустил, а?
Рука майора безвольно опала.
– Мы в Лесу? – еще тише спросил особист.
– В Лесу… – Я не стал отрицать очевидного.
– О-е-нись, – видимо, снова теряя сознание, пробормотал майор.
– Что? Не слышу! – Я наклонился к нему еще ниже.
– Обернись!
Я резко повернул голову назад, а в следующее мгновение, оттолкнувшись от земли
коленями, уже взлетал на ноги. Твою-то мать! Ну вот, если не везет, так не везет по полной!
На краю полянки стоял зверь. Не берусь судить, кем он был раньше, но сейчас он
походил на плод любви волка и рыси. Непонятная палевая расцветка, вытянутая волчья
морда, волчий же хвост, нетерпеливо стегающий по бокам, и нелепые уши с кисточками.
По глазам животины было видно, что она сейчас бросится. Я тоскливо посмотрел на
автомат, лежащий на траве рядом с майором, снова потерявшим сознание. Нельзя. Нельзя
стрелять, хоть ты тресни!
Зверь прыгнул.
Я резко отскочил в сторону, одновременно выдергивая из петель на поясе саперную
лопатку. Лопатка, бойцы, вещал в моей голове Юрьич, – это не только способ задолбаться
вусмерть, копая от забора и до обеда, но и ваш шанс в рукопашной. Возможно – последний.
Умелые бойцы «на раз» рубят головы этим вот самым шанцевым инструментом. Так что
тренируйтесь, бойцы, и ухаживайте за последним шансом.
Я ухаживал. И тренировался, по мере сил. Но, видимо, мало тренировался.
Остро заточенный край «саперки» вжикнул в воздухе, но вонзился немного не туда,
куда я целился. Вместо того чтобы пробить грудь зверя и на этом закончить скоротечную
схватку, лопатка ударила по передней лапе, практически отрубив ее, оставив конечность
болтаться на лоскутах кожи.
Любому животному этого хватило бы, чтобы отступить, но только не порождению Леса.
Коротко взвизгнув, мутант, потеряв возможность опереться на поврежденную лапу, ударился
грудью о землю, пропахав мордой траву, немыслимым образом извернулся и на трех лапах
вновь кинулся на меня. Я сделал шаг назад, зацепился ногой за выступающий из земли
корень и полетел на спину.
Тварь запрыгнула мне на грудь.
Я успел лишь перехватить свое импровизированное оружие двумя руками и сунуть
твари в пасть деревянную ручку.
Меня обдавало смрадное дыхание. Из отрубленной конечности, в такт биения сердца
зверя, мне на грудь фонтанчиками выплескивалась темная кровь. Утробно рыча, тварь все
сильнее давила на рукоять «саперки», и измученные за сегодня мышцы понемногу сдавали.
Еще несколько секунд – и у меня просто не останется сил.
Тишину разорвал выстрел, за ним – второй и третий. Давление на руки ослабло, а зверь
забился в конвульсиях, раздирая когтями комбинезон на моей груди.
Я собрал остатки сил и столкнул волкорысь в сторону. Откатился подальше от
агонизирующего мутанта и сел, опираясь о землю.
Майор, вновь откинувшийся на спину, сжимал в руке пистолет. Повязка на груди
намокла и покраснела. Опять открылась рана. Вот черт!
– Майор, твою за ногу, ты на хрена это сделал? – дрожащим голосом спросил я.
– Не надо было? – прохрипел особист. – Мне только показалось, что она сейчас сожрет
тебя, а на самом деле у тебя все под контролем было?
– Да пофиг, что тебе там показалось! – не сдержался я. – Ты думаешь, хлопушку эту
слышно не было? Я что, пер тебя через весь Лес, чтоб за мной опять байкеры увязались?
– Угомонись! – Майор сплюнул тягучий темно-красный комок. – Собирай, давай,
манатки и вали отсюда.
– Да пошел ты! – Я тоже в сердцах плюнул на землю. – Знаешь, сколько раз за сегодня я
это уже слышал?
– Умерь эмоции, боец. – Разговор особисту давался тяжело. – Заткнись, сядь и
послушай. Мне трудно говорить.
Выругавшись про себя, я подошел ближе к майору и опустился на траву.
– Молчи, не перебивай и слушай.
Майор начал говорить. По мере рассказа я все больше приходил в бешенство, кулаки
сжимались сами собой, до красных следов от ногтей. То, что рассказывал майор, не лезло ни
в какие ворота и потому очень походило на правду. Его рассказ расставлял все по местам,
давал ответы на все вопросы, что я задавал себе, таща особиста на закорках. И полностью
соответствовал тем самым моим нехорошим мыслям, что нет-нет да и появлялись в моей
голове.
Становилось понятно все. И откуда байкеры узнали про падение вертолета, и почему
мы так нелепо попали в засаду, и отчего они не побоялись даже Леса, кинувшись за нами в
погоню.
Все, произошедшее сегодня, – это операция Особого Отдела Армии Возрождения.
Контрразведки. Спланировано было все.
Сутки назад к чернорыночникам вышел дезертир. Вышел очень правдоподобно,
сопровождаемый активной стрельбой вслед. Байкеры помогли «дезертиру» отбиться и
забрали его с собой. Он-то и рассказал главарю о вертолете, перевозящем важнейшие
сведения про Объект. До того скучающий главарь, лишь услышав это слово, поднял боевиков
и отправил их к Лесу.
Маломощный заряд, заложенный технарями, в назначенное время уничтожил двигатель
вертолета, давая, однако, пилоту возможность посадить вертушку вблизи заданных координат
и создав для кочевников правдоподобную иллюзию того, что это они своим метким огнем
сбили вертушку. Но только сам пилот не знал об этом. Сев рядом с Лесом, он связался с
базой. И, как финальную часть Марлезонского балета, призванную убедить даже самых
отчаянных скептиков, с базы выслали нас. Якобы для того, чтобы вытащить секретного
майора, а на деле – для того, чтобы его значимость стала для кочевников очевидной. Нас
послали на убой.
Точка падения, отмеченная на картах командиров, на самом деле находилась гораздо
ближе. Потому и не было команды «К бою!», потому нас так легко и взяли. Два отделения и
три единицы техники должны были стать самым убедительным доказательством того, что
майор – птица высочайшего полета. И цена этого – отряд спецназа, мои товарищи,
настоящим заданием которых было не вытащить майора, а лишь подчеркнуть его значимость.
Ценой собственной жизни.
Продумано было все, учтена каждая деталь – кроме одной. Контрразведчики не могли
предсказать появление на сцене трех литров плохо отфильтрованного молока. Именно
благодаря Дуне, не промывшей вымя своей буренки, я отравился какой-то лесной гадостью и
блевал с брони в момент нападения. Именно благодаря Дуне я остался в живых и заметил
отряд кочевников, заходящих в тыл моим товарищам, и не дал расстрелять их. И только
благодаря Дуне майор получил пулю в грудь и до сих пор не выполнил задание – не попал в
плен к байкерам.
Майор хрипел из последних сил. Его лицо заливала бледность.
– Оставь меня и иди. Иначе все сегодняшние смерти были бессмысленными.
Понимаешь? Твои друзья – герои. Они дали Армии Возрождения шанс на победу. На самую
главную победу.
– Какую, на хрен, победу? О чем ты, мать твою, говоришь? Зачем внедрять тебя к
байкерам и класть для этого столько людей? Зачем?
– Это очень важно, боец. Очень. Черный рынок слишком близко подобрался к Объекту.
Нельзя допустить, чтобы он попал им в руки. Кто владеет Объектом – владеет всем. Мы
долго топтались на месте, и нам нужно было выиграть время. Зато теперь, когда мы точно
знаем, где Объект и что нужно делать, мы на шаг впереди. Только байкеры были ближе. А
теперь, благодаря тебе и твоим друзьям, мы их опередим, понимаешь? Даже лучше
получилось, что мы так далеко зашли. Так будет выглядеть еще правдоподобнее. Давай,
Ударник, уходи.
Я не мог найти слов. Просто. На хрен. Не мог. Найти. Слов. Из-за какого-то сраного
Объекта – что это вообще за фигня такая? – легли все мои однокашники. Лег Ястреб.
Мамалыга лег. Бомбей. Комод мой лег, скотина тощая. Пилоты. И я тоже лягу, скорее всего.
Хотя – не факт. Далеко не факт.
Сейчас, громко щелкая, в моей голове складывалось в единую картину все, что я когда-
либо слышал, думал или подозревал об Армии Возрождения. Фанатики. Долбаные старые
пердуны, которые даже сейчас, даже после Катастрофы, практически уничтожившей планету,
после Пандемии, уменьшившей население Земли в несколько раз, все не могли наиграться в
свои игры и жаждали власти. Не считаясь ни с чем, играя чужими жизнями, как колодой карт.
– Уроды… Какие же вы все уроды! – процедил я.
– Когда-нибудь ты поймешь, что другого выбора не было. Когда-нибудь ты будешь
гордиться тем, что участвовал в этой операции.
– Да пошел ты! – Больше всего мне сейчас хотелось размозжить прикладом голову
особиста. Но делать этого было нельзя. Пока нельзя.
– Что в пакете? – я посмотрел в глаза майору.
– Дезинформация. Карты с ложными пометками. Черный рынок подобрался очень
близко к разгадке местоположения Объекта. Но они не могут расшифровать карту, попавшую
к ним. В пакете – точная копия карты. Только отмечено на ней совсем другое место. К тому
времени, как кочевники поймут, что их провели, Объект будет уже в наших руках. И тогда –
все.
Я кивнул, обтер о траву лопатку и, коротко размахнувшись, ударил майора в шею.
Лопнула кожа, с хрустом разошлись хрящи, заточенная «саперка» перерубила гортань, майор
дернулся и затих. А я, подхватив с земли автомат, выпустил в воздух несколько очередей.
Даже если кочевники, идущие по моему следу, не слышали пистолетных выстрелов, сейчас я
точно привлек их внимание.
Я подтянул ближе труп волкорыси и уложил ее на особиста, воткнув морду в
развороченное горло, так, чтобы получилась правдоподобная картина. На меня напал
страшный мутант, и я бежал, бросив майора. Героически защищаясь, он пристрелил тварь, но
она все же успела добраться до него. Выдернув чеку, я засунул гранату под труп зверя,
придавив рычаг начинающим коченеть телом. Оглядев получившуюся композицию, я
удовлетворенно кивнул и скрылся в кустах.
Байкеры подошли спустя несколько минут. Хотя никакие это не байкеры. Сомнения
закрались, еще когда они бесстрашно вошли в Лес, а то, как они шли по моим следам, только
подтверждало сделанные выводы. Сейчас же, когда я их рассмотрел, я окончательно понял,
почему от них так тяжело было оторваться. Непонятно только, сколько же и чем смогли
заплатить кочевники жителям поселения Край, чтобы они загнали жертву для
чернорыночников? Это не похоже на миролюбивых людей леса. Впрочем, сейчас это
неважно.
Я вжал приклад в плечо и прицелился. В тот момент, когда щелкнул, освобождаясь,
рычаг гранаты, я открыл огонь.
Взрыв и треск очередей слились в единую какофонию звуков. Спустя несколько ударов
сердца на поляне осталось лишь семь трупов. Пятерых лесовиков, волкорыси и майора-
особиста. Из всех семерых жалко мне было лишь зверя.
Подождав и убедившись, что больше на звук никто не спешит, я выбрался из укрытия и
направился к телам, посеченным осколками и пулями. Собрал магазины, перебросил в свой
«сидор» вяленое мясо и фляги, нашел в кармане майорского комбинезона запаянный пакет и
сунул в свой карман.
Что ж, рядовой Ударник поставленную задачу выполнил. Нетранспортабельный майор
ликвидирован, пакет изъят. Теперь рядовой, личный номер А3 дробь 9, 12–28, считает свой
долг выполненным и демобилизуется из рядов доблестной Армии Возрождения. В связи с
тяжелой психической травмой. Кроме того, у него внезапно появилось неотложное дело. Ему
вдруг очень захотелось выяснить, что это за Объект, где он расположен и чем может грозить
остаткам этого сумасшедшего мира. А попутно – отомстить за ребят. За всех, кто сегодня не
увидит закат.
Закрепив снаряжение, попрыгав на месте, я, успокоенный тем, что ничего не бряцает,
поправил автомат и двинулся в ту сторону, откуда пришел ранее. У меня впереди длинная
дорога, и в пути найдется, что обдумать.
Сергей Коротков
Трэш
Когда все остальное потеряно, все же остается еще будущее.
Кристиан Боуви
Ветки хлыстами лупили по телу. Сучки, будто костлявые руки старух, пытались
задержать, остановить бегущего сквозь кусты. Словно он безбилетным зайцем удирал из
автобуса прочь.
Но автобусы и идеологические старушки остались далеко в прошлом. Как и его юность.
И он не удирал. Совсем не удирал!
Он догонял. Причем очень быстро и шустро. Тренированное тело некогда известного в
Сибири биатлониста Топоркова Данилы, остро и послушно внемля импульсам мозга,
работало четко и слаженно. Как хорошо смазанный механизм. Как затвор его «ВАЛА»,
прилипшего к спине. Он никогда не подводил хозяина. И пускай это был не его любимый
«Baikal», дорогой и привычный за годы соревнований винтарь, исчезнувший вместе с
кубками, грамотами и медалями во время Пандемии, но бесшумный автомат с
интегрированным стволом тоже слыл клевой машинкой. Среди бойцов всех группировок, да
и у торговцев Черного рынка.
Данила мчался быстрей ветра, ловко лавируя между искореженных стволов осин,
перепрыгивая замшелые кочки гниющей осоки и черные оконца болотной воды. Недалеко
слева завыл псевдоволк, почуяв жертву. Но никакая сила, казалось, не могла остановить бег
парня.
Он должен был нагнать этих воров, укравших из святого алтаря Таракановского форта
бесценный тотем поселенцев. Именно он, и никто другой! И пусть в погоню бросился
десяток лучших следопытов Края, прослывших в здешнем лесу отменными охотниками, но
именно он, Данила, имел все шансы первым перехватить ренегатов. Во-первых, благодаря его
навыкам и выучке, полученным еще в школе большого спорта. Во-вторых, жизненному
опыту, заработанному за шесть лет Хаоса и выживания в Лесу. И, кроме того,
наследственным генам: как-никак отец был разведчиком в спецназе ГРУ, тоже спортсменом
(правда, рукопашником), имел на счету боевые награды и десятки спецзаданий с успешным
исходом. Не считая последнего, когда исчез в 2006 году вместе со своей группой где-то на
границе с тогдашней Ингушетией. Только вот годков прошло немало, и Данила все бы отдал
за то, чтобы увидеть отца живым или за инфу о нем и его последнем местонахождении в
случае гибели. Двадцать лет из своих двадцати восьми он не видел его. А уж как счастлива
бы была сестра, увидев или услышав батю! И жаль, что не дано такого шанса маме. Маме,
которую лишил жизни этот Катаклизм.
Глобальная биохимическая стихия, ввергнувшая планету в постапокалипсис, в Хаос. В
одночасье погубив пять из шести миллиардов жителей земного шара, а оставшихся бросив на
произвол судьбы, борьбу друг с другом и с Лесом.
О-о, этим Лесом! Живородящей, вечно злобной и жуткой субстанцией, заполонившей
Землю своей вездесущей биомассой, голодными мутантами и ужасными аномалиями. Всегда
изумительный, приветливый и такой родной лес, веками манящий в свои объятия по грибы,
ягоды и на пикники, вмиг изменился, стал враждебным, гиблым и чужим. А еще чересчур
живым! Поэтому и нарекли его именем собственным – Лес. Получив огромные дозы
радиации, гербицидов и биологических вирусов, смешанные с отрицательной энергией
военных ученых, флора и фауна дали сбой, превратились в антипод и без объявления войны
ринулись на человечество. Вкусив крови легкодоступных и беззащитных людей,
преобразившись и внемля мутированным генам и гормонам, экосистема захватила почти всю
сушу, уничтожила население и заняла главенствующее положение в пищевой цепочке. Теперь
Лес стоял на верхней ступени эволюции, а человек опустился на одну из низших. Биом явно
обладал каким-то интеллектом и быстро захватил жилые и промышленные зоны, поглотив
все, что так долго и тяжело создавалось человеком. Ни городов, ни дорог, ни транспорта. Ни
рас, ни стран, ни цивилизаций. Народ исчез, как и все то, что им было когда-то воздвигнуто.
И дух людской тоже канул в небытие. Люди или зверели, или отрешались от всего святого и
гуманного. Те немногие, что выжили, уходили прочь, становясь извечными странниками,
кочевниками и бродягами. Лес выдавливал человека к усыхающим океанам и в бесплодные
пустыни. Туда, где он сам был бессилен и уязвим.
Да, люди пытались противостоять нашествию Леса. Травили, жгли, облучали, рубили.
Но мутированная природа оказалась сильней и могущественней. И она победила.
Ни разу не споткнувшись, Данила быстро миновал «курум», ловко перепрыгивая с
валуна на валун, юркнул в темень еловой опушки и присел. На минуту. Необходимо было
оглядеться, освоиться в новом месте, проникнуться атмосферой этого сектора Леса. Да и
выявить следы беглецов на этой стороне каменной реки и уточнить направление их
движения. Сколько их все-таки? Со слов верхового дозорного пострадавшего Таракановского
форта, в нападении участвовали трое. Судя по отпечаткам военной обуви на илистых
отложениях речушки – бандитов было больше. Видимо, еще кто-то отсиживался в засаде.
Этот факт усложнял операцию по поимке воров. Одному Даниле было сложно
справиться с несколькими спецами. А в том, что они спецы, парень не сомневался. Уходили
быстро, местность знали, часовых в Таракане убрали тихо и четко, пару ловушек сварганили
умело и скоренько. Вот только на речке натоптали. Но либо из-за «пересеченки» – там тропа
неудобно ютилась между двух завалов, – либо специально наследили, дабы сбить с толку.
Сбить!
Значит, одними ловушками да капканами дело не обойдется. Следовательно, оставили
заслон или подсадного для отвода глаз.
Ну-ка, ну-ка…
Данила придержал рукой приклад и резко кувыркнулся вбок. Тотчас в дерево и в почву
впились две стрелы, а третья звякнула по камню и, вспоров влажный зеленый мох на нем,
отлетела в сторону. Четко слупенил, гад!
Парень нырнул за изъеденный короедами ствол сосны, окончательно определив
источник угрозы по четвертой стреле, угодившей в дерево. Выхватил бумеранг и,
отшатнувшись влево, от бедра метнул его в неприятеля. Снова кувырок, уход за валун и
изготовка «ВАЛа» к бою.
Тишина. Но такая глухая и пустая. Мертвая. Только что щебетали птички, вибрировала
в воздухе стрекоза и шелестели листья ближайшей осины. А тут словно опять напалмом по
Лесу дали: ни звука, ни пука.
Правда, Данила успел различить после броска короткий «ох-х», а уж потом эта мертвая
тишина окутала опушку чащи.
«Атас! Листья-то в кронах чего вдруг припухли?» – подумал парень и сглотнул ком в
горле.
Полминуты ему хватило на обзор и исследование сектора, а уж затем он ломаными
качающимися прыжками пересек опасный пятачок. Мокасины на каучуковой подошве с
высокой шнуровкой позволяли беззвучно и мягко ступать на камни, крупный валежник,
хвою.
Его взору открылась ужасная картина. Распластавшийся на камнях человек в
брезентовой куртке с капюшоном и… с бумерангом в черепе. Кровь толчками заливала лицо,
отчего ни возраст, ни национальность узнать стало невозможно. Рядом – мини-арбалет
кустарного производства. Кстати, неплохая самоделка кузнеца откуда-нибудь из Мамаева
Кургана или с Черного рынка. Там такие умельцы на хорошем счету. Кулибины, епрст!
Парень не знал значения этой фамилии, судя по всему, известной или собирательной (инета
больше не было, а книги давно сожгли, пустив на топливо), но считал ее неким афоризмом.
Он сморщился, выдергивая метательное оружие из головы мертвеца, и интуитивно
отклонился. Фонтанчик крови брызнул вверх и спал. Картина как со скотобойни. Жесть.
Трэш.
Трэш! Как символично. И в тему. Ведь это его, Данилы, прозвище. Позывной. И в кругу
друзей, и среди поселенцев Мира Выживших, и еще с Кубка юниоров в Хантах из той,
прошлой, жизни. Когда одна из его болельщиц на гонке преследования громко, на всю толпу
зрителей, схватившись варежками за румяные щечки, закричала: «Ого-о-о! Вот это-о трэ-э-
ш!» Модное среди городской молодежи словечко. Толпа зевак и болельщиков подхватила ее
возглас и начала скандировать Даниле: «Топорков, давай! Трэш. Трэш. Трэ-э-ш!» А он всего-
то проделал кульбит, перепрыгнув двух столкнувшихся и упавших перед ним соперников. Ну
да, красиво так перескочил, ловко, удачно. А мог ведь сбить, проткнуть на такой бешеной
скорости лыжами или палками. И сам рухнуть, потерять фору. Ан нет! Интуиция и реакция
выручили. Подпрыгнул, кувыркнулся и через мгновение снова мчался с очередного холма
под эхо возбужденных зрителей: «Трэ-эш… Трэ-э…»
Прозвище укрепилось, преследовало его все последующие годы. В спорте, дома, на
улице. А затем в подвалах домов, бомбоубежищах, на перегонах в крытых автобусах. И потом
– в новом поселении, на рейдах в Лес, на экране пейджера.
Он прославился. Он стал узнаваем. Его любили, ценили, уважали. В округе Края до сих
пор не знавали более смышленого, отзывчивого и исполнительного поселенца. А еще
меткого и быстроногого. Ну, это уже его спортивные заслуги. Вот бы отец его видел и
слышал! Э-эх…
Он обтер бумеранг о куртку покойника и, нисколько не стесняясь, обшарил его карманы
и плоский худой рюкзак. Кого стесняться в этой глуши? Да и времена не те, когда даже шмон
прохожего считался негативным явлением и при этом уголовно наказуемым. А сейчас
подобные выходки – привычное и где-то даже необходимое дело. В мире, где отсутствуют
нормальные продукты питания, инструменты, одежда, оружие, бытовые и гигиенические
принадлежности и прочие средства обихода, не побрезгуешь заиметь их и с покойника, и с
пленного. Трофей. Хабар. На две трети пустая фляжка, зажигалка из гильзы, аптечка,
черствая кукурузная лепешка, табак, пейджер. Все это тут же перекочевало в рюкзак Трэша.
Уже неплохо! Артефакт «пружина». Вау! Отлично. Камни-амулеты из алтаря Таракана. Та-ак.
Значит, верно иду. Кто бы сомневался! И не зря убил. Эх, тотема нет. Видать, у главаря эта
ценность. А тот ни за что в заслоне не останется. Урод! До последнего чапать будет, зная, что
его ждет за кражу и убийство часовых старой западной крепости.
Данила еще раз осмотрелся. Никого. Задержал взгляд на арбалете. Блин, штучка
неплохая! На Черном рынке хорошо уйдет. Глядишь, на очки ночные выменять можно. У
вояк из Возрождения. Но, епрст, таскать с собой несподручно. Да еще в гонке преследования.
И так много времени потерял. А пара кило железа на плече – не айс. И пара обойм к нему
тоже. Как же быть?.. Лады. Беру. Схрон по пути намечу, спрячу. Тогда и остальное забираю.
Так. Рюкзак, берцы с вонючих ног долой. Ремень. Перчатка. О-о, защитная, от экзокостюма.
Жаль, что одна, но вещь нехилая. Надевая такую, чувствуешь, что можешь горы воротить,
деревья злобного Леса крушить. Анатомический рельеф, подгоняемый размер, вшитые
смарт-датчики контроля, управления и лечебных инъекций. Кажись, последние не работают!
Черт с ними, опробуем позже. Сейчас бы весь костюм «Ратник» заиметь, цены ему нет.
Ладно, работаем.
Трэш бросил последний взгляд на труп, пытаясь определить приверженность бедняги к
какой-то определенной группировке. Ну, и мысленно проститься с ним. Враг, но… не любил
Данила убивать. Не любил и не хотел. Жизнь заставила. Черт! Не жизнь, а Пандемия.
Катаклизм. Какая после него жизнь?! Так. Прозябание. Существование.
Ладно. Погнали. Хватит вату катать!
Схрон из трофеев сделал метрах в двухстах поодаль, под старым замшелым
валежником. Наметил ориентир. И снова кинулся в погоню.
Корни-змеи и неестественно двигающийся вяз, похожий на огородное пугало
исполинских размеров, парень обогнул лишней стометровкой слева. Зачем лезть в чрево
живородящего Леса, когда вон по той просеке можно… Опс. Вот это точняк трэш!
Данила присел на одно колено. Огляделся, четко фиксируя все элементы окружающего
его мира. Враждебного мира. Это в поселениях можно не бояться мутантов и Леса, а за
стенами укрепрайонов, в дебрях черно-зеленого биома и вдоль дорог между объектами-
локациями, – полный трэш. Тс-с, парень, тихо-о! Вон правее…
Он проглотил застрявший в горле спазм, всматриваясь в помятые кусты, сломанные
ветки и человеческие конечности. Тела. Двое мертвых. Причем одного тащит пятиметровый
корень вяза, грубо и жестко волоча его по траве к основанию дерева. Что будет дальше –
картина знакомая. Прессование, костоломка, котлета и запас под землю, ближе к сердцевине
корневища. Трэш!
Данила вздрогнул. Проклятая ворона! Испугала его, каркнув на всю местность. Таких
размеров птица-мутант с легкостью пробивала череп дециметровым клювом и могла одна
разделаться с подростком-поселенцем. Даже будь у того палка.
Зря она каркнула во все свое воронье горло. Нельзя в Лесу громко кричать. Смертельно
опасно. Это же Лес, едрить его в корень!
Привлекла к себе. Широкий взмах ожившей ветки, и ворона, хрустнув крыльями,
очутилась в жесткой хватке вяза. А ведь хотела полакомиться мертвечиной, лежащей на
изрытом дерне под деревом. А теперь сама стала обедом. Чьим-то.
Данила потратил минуту, рассматривая убитых, представляя детали ужасной сцены,
происшедшей здесь полчаса – да, где-то так – назад.
Тотем? Не-а. Нет его. И хабар брать как-то не хочется. Ну его – это добыча Леса.
Пускай лакомится, глядишь, успокоится на часок. Тьфу.
Через полкилометра «пересеченки» Трэш снова резко остановился, приник ухом к
валуну. Камни в Лесу не были живыми и злыми. Камни оставались камнями. Навсегда. И не
хуже земли могли обозначить цель. И рассказать о ней.
Гулкий глухой стук. Стон. Дыхание. Снова стук. Хруст. Трэш выгнулся дугой, замер.
Чуть сердце не остановил. А мог бы. Умел. Спорт когда-то научил борьбе за выносливость, а
сейчас и за выживание. И мог научить всему. Притуплению боли и голода, черствости. А еще
остановке дыхания, пульса, сердца. Зачем? Фиг его знает! Неведомо. Может, еще все
впереди. Пригодится. А значит, еще не время узнать и постичь это.
Вперед. Они недалеко.
Снова кусты, деревья, высокая трава. Снова Лес, не успевающий схватить бегущего
человека, сообразить заранее, что вот он, есть такой, несется и опасен. А опасен ли? Лесу
нет. Нет! Пусть чешет. Пусть живет. От него пахнет деревом, березовым соком, пыльцой. От
него не веет силой, на которую нужна сила в противовес. От него не несет ущербностью и
алчностью. Он как друид. Он и есть друид! Свой среди бескрайнего Леса. Пускай живет…
А вот и причина стука. Шлем в ржавых пятнах, повисший на ветке и от ветра
побрякивающий о камень. И тело рядом у валуна. Обгоревшее. Этот тошнотворный запах
парень почуял еще загодя. Странно, ни огня, ни ветра. И никого больше. Но откуда окорок-
беглец и покачивание шлема? Ого! Да совсем не странно. Ясен перец, откуда. Аномалка.
«Гарь». Вот она. Примостилась на плите гранита между камнями. Поэтому и не выжгла
пятачок на хвое. И не спалила этот Лес… опс… Рощицу зеленую, красивую дубраву. Ну,
дубами тут и не пахнет – не те широты, а вот хвойных хватает. Устал Лес бороться. И огня
уже не боится. Давно выработал антипод на действие стихий и человека. Теперь вот так и
будет до скончания Мира Выживших. Э-эх…
Ну что, Жаркое, и у тебя тотема нет? Вот, блин! А что есть? Шлем старый на ветке да
тлеющая обувка вояки? Ишь, подковка и лейба натовские. Никак из Армии Возрождения!
Или скупленные у торговцев обноски вояк, или с трупа снял. Лицо больно знакомое. Не
лицо… маска с коркой горелой. Но этот шрам до уха… Вот, епрст! Это же Кент. Из Рудни. На
Черном рынке тусовался весной. Хвастался добычей каравана «черных». Типа, с дружками
там положил всех, зная, что те везут. Отжимку полыни, молочая и дурмана. И баллоны с
гербицидом. Товар дорогой, но запрещенный в Мире Выживших. Злой и смертельный. А
значит, минусовый. Банда его якобы уничтожила, но можно было догадаться, куда дели
добычу на самом деле. Явно не ликвидировали. Уроды! Зачем же теперь на Таракан зариться
было? На святая святых… Алтарь поселенцев. Идиоты. И где вы сейчас? Порубленные,
раздавленные и обжаренные остались гнить в Лесу?! Оревуар. Блин, опять хабар мимо!
Дробовик сгорел в «гари», рюкзак… тоже одни лямки тлеют. Шлем?
Данила поддел сухим сучком болтающуюся полусферу и чуть не обжегся об нее, взяв в
руки. Вот и перчатка экзокостюма пригодилась в роли рукавицы-прихватки. И горячий шлем
не страшен. Что это у нас? Буквы. Инициалы, фамилия или позывной. Стерто… А, вот.
«Чилимов Вэ…». Дальше не понять. Ладно, покойся, шлемик, тут. Покедова.
Снова бег. Опушка Леса. Борозды на почве, но старые. Куча хвороста. Сухая. Не
опасная. Марево над кромкой Леса на одиннадцать. Аномалия. Надеюсь, не туда этот гаврик
путь держит.
Следы на песке уже четкие. Не маскируется. Либо испуган гибелью товарищей, либо
устал и сдох. Товарищей. Ха. Корешей, епрст. Такие товарищи не бывают товарищами! Так.
Предельное внимание. Известно, что загнанный псевдоволк втройне опасен. А этот бегун
никак не слабее лесного мутанта.
Вон те кусты как нельзя кстати подходят для засады. Он один, устал и боится.
Страшится всего: висящих на хвосте опытных следопытов, Леса с его выкидонами (как-
никак троих забрал), одиночества в этой глуши. И при этом очень устал. Снаряга, оружие,
тяжеленный тотем, пересеченная местность. И избыток адреналина. М-да-а, компот тот еще!
Данила тоже устал. Не столько от бега и страха Леса, сколько морально. Где он, свет в
конце тоннеля? Где просвет во всем этом? Как все опостылело, надоело. Эта серость,
скукота. Носиться по Лесу в поисках бесценных артефактов, диковинных растений и органов
мутантов, ловить бандитов и прочий аморальный сброд. Искать и собирать минералы,
добывать пищевой материал, охранять лидеров группировок на стрелках. А чего ему
хотелось? Знал ли он сам? Знал! И понимал. Чего-то нового, неизведанного, масштабного.
Сотворить глобальное, эпохальное. Ясен перец, в рамках Мира Выживших! Но
действительно полезное, нужное, важное. Для человечества, для сестры, себя. И найти отца.
Ох, как хотелось увидеть его! И крепко прижаться, обнять. И говорить, говорить… Часами,
днями. И никуда уже порознь. Всем троим вместе. Только так. Где ты, батя? Я чувствую, что
ты жив, ты где-то на этих просторах. Такие, как ты, не умирают нелепо и в безызвестности.
Ты же в Зоне. Где ты-ы, отец?!
Данила вздрогнул от вибрации пейджера, присел за камень, укрывшись от возможного
снайпера – опять то ли навыки биатлонки, то ли гены отца-разведчика. Активировал экран,
прочитал сообщение из Таракановского форта, переданное Модератором Мира Выживших:
«Это группа Чернохвоста с Рудни. Их пятеро. Уходят на восток, к Химзаводу. Гонорар
удвоен. Удачи».
Чернохвост. Рудня. Ну, ясен перец, с Рудни. Раз Кент оттуда, так и банда вся тамошняя.
Хотя какая, нафиг, банда! Так, осколок ее, звено выбитое. Рудня. Зона отчуждения в бывшей
Украине. Читал. Помнится, сектор Пяти Вспышек в Чернобыльском районе, где чудила
атомная станция. Там и полигон имеется. Какой-то особый, суперпуперсекретный. Где
химические и биологические испытания проводили. Уже лет тридцать. И никто толком не
знал, кто, зачем и над кем. А ведь и Кент, и Чернохвост из тех краев. Могильники там одни,
секретные бункеры, радиация и зверье-мутанты. И сумасшедшие обитатели, которых вояки
все годы гоняли по округе… Стоп! Вояки. Так и отец там засветился. По крайней мере, так
сообщило его руководство, оформляя пожизненную пенсию для матери еще до Пандемии. И
позывной его промелькнул в сети Мира Выживших, коротко и недолго протрещав в эфире
связи с Рудней. Спасибо Модератору, прочно обосновавшемуся на старой военной базе РЛС.
Этому неизвестному умнику, прихватизировавшему РТ-вышку и нашедшему в космосе
древний спутник ГЛОНАСС, кочующий по орбите. Умели же люди делать батареи такие! И
аппаратуру. Так. Связь с Рудней. Ого! Та-а-к. Сектор сужается. Вояки. Они либо в Армии
Возрождения там, за Уралом, в Казахском форте. Либо в Рудне, где когда-то держали зону
отчуждения АЭС.
Вояки… Трэш почувствовал, как кровь прилила к лицу и застучало в висках. Буквы на
внутренней стороне шлема этого Кента. Там была фамилия… Едрить твою-ю… Челимов Вэ.
Это боец из отряда специального назначения отца. Данила видел список погиб… то есть
пропавших без вести. Всей группы майора Топоркова. И там значился этот Челимов. Вот,
пипец! Совпадение? Ошибка? А если нет? Бли-ин…
Данила схватил фляжку и жадно выпил половину запаса воды. Непростительная
роскошь для путника в Лесу с его пересохшими ручьями и не пригодными для питья
озерами. Но важнее было другое: инфа об отце. Крупинка. Но важная. Парень высунулся из-
за камня, осмотрелся. Тишина. Пусть Чернохвост уходит. Или отсиживается. Пусть отдыхает.
Догоню – поймаю. Экая невидаль. Сейчас важнее другое. Все разложить в голове по
полочкам.
Шлем Кента. Явно не его. Трофей? Возможно. Кент с Рудни. Чернохвост оттуда же. Так.
Бандиты пришли на промыслы сюда. Шлем. Челимов Вэ. Владимир? Вячеслав? Виктор?
Челимов. Да-да, он точно был в списке пропавших. А вот «Вэ» ли? Не помню. Столько лет
прошло. Мама бы сказала. Она тонны слез пролила, бойцов мужа-командира всех знала. Но
нет мамы! Нет и не будет уже никогда!
Трэш снова сделал глоток из фляжки, запивая сухой спазм в горле. Такую нить, такую
подсказку терять нельзя. Я обязан, я должен выяснить все до конца. Каким бы он ни был.
Пусть мимо, пусть могила с его фамилией… но до конца. Я должен. И нужно переговорить с
сестренкой. Может, она… хотя какое там. Мелкая была. Явно мимо.
Данила выпрямился и почти встал из-за валуна, но выстрел от дальнего осинового
колка заставил снова грохнуться наземь. Ого! Значит, Чернохвост там. Выдохся так, что
решил больше не удирать, а пойти ва-банк. Ладно, смотри, хвостатый, как призеры Сибири
разминаются!
Трэш огляделся. Слева Лес с его смертельными причудами, справа – широкая, ровная и
голая просека. Тир для стрелка. Хотя какой там из бандюгана стрелок?! От страха, усталости,
алкоголя и наркоты руки не хило дрожат, а винтовочка-то так себе. Не оленебой и не
снайперка. Так, штурмовая армейская, кажись, «СГИ». Но рисковать по просеке не стоит.
Блин, придется «ВАЛом». А так хотелось живым взять, инфу выудить про шлем, Рудню,
вояк. Придется постараться. Давай, Трэш, соберись!
Каменное крошево валуна серой пылью разлетелось рядом с парнем. Ишь, долбит,
чучело! Щеку оцарапал камушками. Данила промокнул кожу лица плечом, ловко выудил из-
за спины оружие, скинув плечевые ремни, скоротечно приготовил спецавтомат к стрельбе,
оглянулся назад. Никого. Только барсук юркнул в кусты. Вроде не мутант, задницу не
отгрызет. Позицию менять не на что. На изготовку. К стрельбе готов. Огонь…
«Вал» туго лязгнул раз, другой. Секунда. Третий выстрел. Оптика в ажуре. Бывшая
машинка спецов отличная. Жаль, недалеко бьет, но весомо, точно и тихо. А в здешнем Лесу
это важно. Не орать, не палить, не шуметь. А Чернохвост шумнул. Порядком. И влип, чудило.
Только вот «сапсан» Данилова «ВАЛа» весом шестнадцать граммов чуть раньше коцнул
бандита, чем им занялся Лес. Тяжелая пуля, одна из трех выпущенных, пробила плечо
Чернохвоста выше локтя, раздробив ему кость. Его вопль вспугнул пару сорок и привлек
зверозуба. А еще ближние к нему осины. Деревья шумно зашелестели, зашептались,
раздалось гудение их древ и шум крон. Бандит вмиг перестал орать, истерично залепетал
молитвы вперемешку с отборным матом, побледнел, согнулся.
Из кустов высунулась рыжая морда зверозуба. Смесь лисы и рыси, подверженных
мутации, зашипела и обнажила желтые клыки в три сантиметра длиной. Тело напряглось
перед прыжком, лапы поджались, серый нос раздулся, чуя кровь жертвы и его страх.
Чернохвост рванул винтовку на себя, но ветки боярышника устремились к нему,
схватили оружие, конечности человека, полезли в рот, уши, нос, проткнули глаза. Бандит
захрипел, подавился сучком в горле, буравя берцами дерн. Рука нащупала нож. Взмах.
Другой. Казалось бы, обреченный на ужасную смерть человек сгинул, погиб, но нет.
Прыгнувшего зверозуба он встретил клинком в брюхо, рывком разодрал туловище мутанта,
не обращая внимания на боль от его впившихся в раненое плечо клыков. Снова живые
злобные ветки. Взмах. Как бритвой. Отростки и обрезки отпали и извивались змеями.
Ослепленный и умирающий Чернохвост попытался подняться, но прилетевший из чащи
гнилой сук сбил его наземь. И он сдался. Этот Лес не победить! Он чужой и сильный. Он –
власть на этой измученной падшей Земле.
Угрюмый, мрачный Лес явно переборщил с жертвой, не рассчитав мощи. Тело бедолаги
вышвырнуло из зарослей, и тот, отлетев на десяток метров, рухнул на пепельный песок
просеки. Вывих стопы и перелом ключицы о торчащие обгоревшие пни вернули бандита в
чувство. Ненадолго.
Он замычал, пытаясь занять удобную позу и увидеть свет, но кровоточащие глазницы
ныли, чесались и не позволяли взглянуть на мир. Порванные сучком губы и разодранная
гортань выдавали клокочущие звуки. Жизнь уходила из человека.
И тут над его окровавленной головой раздался человеческий голос:
– Жалеешь?
– Что-о… к… то? – прогундосил Чернохвост, волоча культи ног и со стоном
заваливаясь на спину.
– Зря ты все это затеял. Теперь гнить тут будешь и червей лакомить. Сидел бы в своей
Рудне и носа не показывал. – Данила поборол отвращение от вида раненого и, что-то
прикидывая в уме и глядя на опушку Леса, стал снимать с себя снарягу и оружие. – Мне от
тебя кое-что нужно услышать, Чернохвост. Это очень важно для меня…
– …Хто… ты-ы… – хрипло промычал бандит, булькая кровью изо рта.
– Это я, Трэш. Слышал, поди?
Умирающий кивнул. Тело бедняги дрожало и, похоже, начинало агонизировать. Данила
сложил в кучу рюкзак, все оружие, даже холодное, снял брезентовую куртку и остался почти
в нижнем белье: бандана цвета «хаки», тельняшка, военные штаны от комбеза, мокасины.
– Хреново? Могу помочь, хотя ты не заслуживаешь этого, – сказал Трэш и, заметив
согласие бандита, продолжил: – Я дам тебе «туза», и ты сам уйдешь в мир иной, сладко и
спокойно. Но я хочу узнать, встречал ли ты когда-нибудь военного с фамилией Топорков.
Зовут Никита. Позывной Истребитель.
Данила застонал, заиграл желваками и закрыл глаза, увидев отрицательный жест
Чернохвоста. Как так? Нет! Не может такого быть, чтобы не видел, не слышал. Может, хоть
что-то?
– Соберись, Чернохвост. Ты слышишь меня?
Бандит помедлил, кивнул. Хрип и клокотание в горле усилились. Данила схватил свой
рюкзак и подоткнул его под голову раненого. А то копыта прямо сейчас откинет,
захлебнувшись кровякой.
– Вспоминай, Чернохвост. Топорков. Никита. Истребитель. 40–45 лет. Военный.
Хотя… – Трэш задумался и продолжил: – Может, и не вояка. Другой какой военной
группировки. А? Думай.
Бандит молчал, шаря рукой с выбитыми пальцами по золе и холодным углям, загребая
пепел и песок просеки под себя. Парень услышал гул от опушки, заметил тревожный шелест
и движения Леса, просящего вернуть ему его добычу. Где-то там, в жутких кустах, валялись
рюкзак бандита, тотем, оружие. Сейчас Трэш встанет, пойдет и возьмет все это. Но сначала
инфа. Это самое важное и дорогое.
– Ты с Рудни. Это район атомной станции. Там уже почти полвека зона отчуждения и
закрытый сектор. Вотчина сталкеров и вояк. Неужели ты не слышал про отряд спецназа ГРУ?
Что?.. Говори-и… – Данила встрепенулся, увидев, как Чернохвост вздрогнул и закивал. В
этот миг в глазах парня все замигало, виски загудели, а конечности одеревенели от
напряжения. – Ну-у?
– Был… такой… по… похож… Ник… Ник…
– Никита? – Данила аж тряхнул бандита, отчего тот сморщился и замотал головой в
стороны.
– Нет… Ник… клик… кликуха. Стражи они… групп… пиро… новая…
– Понял, понял тебя, Чернохвостик! Так он жив? Он в Рудне?
– Да… был… видел… крутой… мен… не Ис… Истре…
– Не Истребитель? Другой позывной? Понял. Ник?
– Ник… нейм… Видел… был.
– Он жив? Почему «был»? Он есть? – Трэш привстал на коленях, вытягивая бандита на
себя.
– Д-да… Есть.
Данила отпустил Чернохвоста и минуту молчал, тяжело дыша. Он жив! Жив батя. И я
найду его. Рудня. Стражи. Ник. Ясно.
– Ту… туз-з… – прохрипел бандит, задыхаясь.
– Да-да, я помню. – Трэш пошарил в рюкзаке, развернул лист лопуха, взял горошину
зеленого цвета с ноготь величиной и засунул ее в рот умирающего. – На, соси. И уходи в мир
другой, Чернохвост. Здесь тебе не место!
Данила поднялся, мельком взглянул на затихающего бандита, рассасывающего
гомеопатический анаболик, популярный на Черном рынке и как лекарство, и как наркотик.
Теперь он умрет не в мучениях. Пускай. Он сильно помог Трэшу.
Парень осмотрелся, удостоверился, что кругом тихо и безопасно, а затем направился к
опушке. Лес шумел и стонал, протягивая к человеку ветки, траву, листья. Еще бы поближе, и
он схватил бы жертву. Но произошло нечто невиданное.
Данила еще издалека приметил отдельно росшую сосенку на самом краю Леса и
подошел к ней. Былые огонь и жар не повредили ее, зеленые сочные иголочки трехметрового
деревца легонько шевелились. Они излучали свежесть, приятный запах и… добро.
Парень специально снял все то, что Лес ненавидит, когда человек входит в него. И
остался без оного. Рискуя, но, видимо, зная, что творит. Он не был друидом по сути, но чтил
тот лес, любил природу и никогда не делал ему больно. Он чувствовал его, тянулся и не
боялся. Уже давно.
Рука парня легла на шершавый ствол сосны. Другая ладонь тоже дотронулась до
золотистой шелухи дерева, коснувшись капельки смолы. Данила вздрогнул, но тотчас замер,
закрыв глаза. Сосна напряглась, но тут же вернулась в первоначальное спокойное состояние.
Пальцами парень ощутил пульсацию под корой дерева, словно дотронулся до грубого тела
животного. Деревце и так было живое.
Данила начал шептать какие-то слова – не то молитву, не то заклинание или просьбу. Он
слился с растением в ментале, влился в него сам и пустил его в себя.
Так продолжалось несколько минут. Но вот Трэш опустил руки, нежно погладил одну
из веток, проведя ладонью по пушистым иголкам, и отошел. Приблизившись к крайним
кустам и деревьям, он улыбнулся и развел руки, отчего издалека стал похож на крест. И – о
чудо! – Лес замер, затих, опустив ветви, поникнув травой и листвой, и впустил человека в
себя.
Данила медленно, словно искал грибы и ягоды, шагнул в заросли, пробрался внутрь на
пару метров, стал разглядывать почву. И нашел, что искал.
Тотем, выполненный из редкой древесины с вживленными в него минералами и
серебряными пластинами, оказался тяжеловат. Рюкзак тоже. Оружие парень не взял. С ним
Лес его мог бы и не отпустить. Выйдя на свет из чащи, Трэш облегченно вздохнул,
поклонился Лесу и что-то шепнул. По кустам пробежала волна, и они зашелестели от
ветерка: привычно и мирно.
Данила собрал свои вещи, оделся, снарядился, стараясь не смотреть на труп бандита, и,
бросив изучающий взгляд на юг, зашагал в западном направлении, в сторону Таракановского
форта. Заказ-задание было выполнено. Он остался жив и возвращал тотем туда, где ему было
место, и тем, кто в нем нуждался.
Вскоре он поднялся на пригорок, поросший желтыми одуванчиками и клевером,
поправил снарягу и тотем, торчащий из рюкзака, и всмотрелся в горизонт на юге. Там,
далеко, за кромкой Леса, чернел небосвод, напоминая о надвигающихся сумерках. И этот
горизонт больше не пугал, не отталкивал, а, наоборот, звал, тянул и теплил душу.
Потому что где-то ТАМ был его отец. И Данила знал, что очень скоро он найдет и
увидит его. И два родных человека, две души, два сердца встретятся. Иначе в этом Мире и не
должно быть…
Евгений Обабков
Полуночная Звезда
– Дело стоящее, говорю тебе – втирал пузатый мужичок худощавому пареньку лет
двадцати пяти. – Выгода для тебя существенная. Ты за квартал столько не заработаешь на
своих скитаниях в поисках старого хлама. А я еще и накину… процентов десять!
– Что-то ты щедрый сегодня, Филин, – улыбался в ответ сталкер, то и дело откусывая
бутерброд с кусками пропаренной кабанины. Стол барыгой был накрыт знатный. В
огороженной комнатке бара «Рассвет», лагеря выживших, было почти тесно.
– Ну, так и я чего говорю, а, Хомут?! Такой заказ тебе подгоняю, почти халява! Точные
сведения, инфа сто процентов, только сходи и забери. Ну? Соглашайся уже! Ты ведь не
единственный охотник за артефактами в округе, но именно тебе я предлагаю первому!
– Эх, попахивает разводом! – Не стирая улыбки с лица, погладил свою лысину Хомут и
снова надел на «бильярдный шар» вязаную шапочку, которую он не снимал, казалось, даже
ложась спать. – Ну да ладно… все проходит, и это пройдет. Согласен! Только это… задаток
вперед. Я, конечно, доверчивый, – сталкер улыбался все шире, – но не настолько!
– Обижаешь, – поник Филин, однако полез в карман и извлек оттуда несколько купюр. –
Вот тебе десять процентов, для начала. А вот здесь, – барыга передал бродяге свернутый
листок бумаги, – здесь все данные, что тебе нужно знать. Координаты места, где
предположительно должен сгенерироваться артефакт после недавнего Шторма, и старые
карты местности. Тропы там нехоженые, людей не бывает. Опасно, конечно, но ведь если
было бы просто, то я бы и сам сходил. А так…
– Ясненько, – кивал Хомут. – Лады, договорились. Тогда завтра с утра и выхожу…
– Вот и отлично, – просиял толстяк. – Только никому не проболтайся. Я человек
добрый, но предательства не потерплю… ты же знаешь, что бывает с теми, у кого язык
длинный.
– Знаю-знаю, – весело отмахнулся паренек. – Не пугай. Не в моих интересах болтать.
Ну ладно… пойду я. Вечер близится, а еще нужно собраться. Да выспаться хорошо. Если
повезет, то обернусь одним днем. Жди меня завтра к вечеру и деньги готовь. Ты же знаешь, я
удачливый – все выгорит, не ссы!
– Ага, Хомут, надеюсь я на тебя. Смотри, я уже сбыт нашел на артефакт. Не подведи
меня, не порть себе репутацию.
Следующее утро для Хомута выдалось… тяжелым. В противоречие своим словам,
сталкер в тот вечер не отправился спать, а гулял напропалую почти до двух часов ночи.
Поэтому, когда в шесть будильник возвестил о начале нового дня, бродяга был уже не пьян,
но еще и не трезв, хотя раскалывающаяся голова уже вовсю говорила о наступающем
похмелье.
Кое-как разлепив глаза и сев на кровати, Хомут первым делом потянулся к тумбочке,
взял с нее вязаную шапочку и натянул на сияющий «купол», а уже затем резким ударом
вырубил надоедливый будильник.
– Ох, мля! – вырвалось у бродяги, когда он поднялся с насеста и поплелся в сторону
умывальника. – Я жив или уже мертв? Эх… ладно… все проходит… и это… ик… пройдет.
Фух!
Умывание явно пошло на пользу. Полегчало. Однако изображение в зеркале говорило
обратное.
– М-дя, фейс не для конкурса красоты. О! – Сталкер отпрянул от зеркала и почти бегом
вернулся снова к кровати. Осторожно сунул руку под подушку. А там…
– Ух ты! Запасливый!
На свет божий Хомут извлек плотно запечатанную бутылочку самодельного пива, что
варили в соседнем лагере.
– Эх, тепленькая, конечно, но сойдет!
Тара была опорожнена в один большой глоток. С минуту сталкер с наслаждением
вслушивался в ощущения. Его медленно, но верно отпускало.
– Фух, – выдохнул бродяга, улыбнувшись. – Так-то лучше. И в правду… все проходит!
Так, ладно…
Настала пора вспомнить и о деле. Филин действительно был из тех, кто не прощает
ошибок. Да и деньги лишними не бывают. А работы там… всего-то на раз-два: добраться до
полигона, отыскать артефакт – если он вообще там есть – и вернуться в лагерь. Из
опасностей только прогулка по зараженной территории, но к этому было не привыкать. Вот
когда ему заказали достать живого крокоящера… Или когда довелось быть провожатым
плюгавенькому врачу, оказавшемуся маньяком… Или когда пришлось сыграть в русскую
рулетку с главарем бандитов… А быть может, те походы за припасами в старый город, что
под боком у гнезда псевдосорок… Вот это были приключения! А сейчас это так… прогулка.
Долго собираться не пришлось. Рюкзак со стандартным набором да полевой
комбинезон были уже заранее приготовлены, на всякий случай. Старый же «АК» с парой
сдвоенных между собой магазинов пришлось доставать из ржавого сейфа, стоящего в углу.
Хомуту вообще повезло: в его распоряжении была целая комната в этом бараке, а такое мог
позволить себе только удачливый сталкер! Поэтому… одежда всегда была в шкафу, оружие в
сейфе, кровать в углу, а умывальник на стене. Минимум комфорта, но… уютненько. Жаль
только туалет, как и у всех, – на улице.
Выбраться из лагеря не составило проблем. Дежурные на воротах выпускали всех, а вот
с обратным действием могла возникнуть заминка. Но так как Хомута знали в лицо, его это не
сильно волновало.
За пределами бетонных стен было по-весеннему свежо. Солнце уже проглядывало
сквозь гущу далеких зарослей леса. Где-то внизу плескалось чистейшее озеро, источник воды
в лагере. Природа казалась спящей, безмятежной и доброй. Но это было только на первый
взгляд.
Лагерь выживших располагался на вершине высокого холма, так было проще
оборонятся от дикой живности наступающего леса, да и бандитам было не с руки
штурмовать высокие стены лагерного забора. Хотя последнее время многие высказывали
опасения, что придется перенести пристанище людей дальше на север, уж слишком быстро
мутировавшие деревья захватывали все новые участки бывших полей и пастбищ. О том,
чтобы обосноваться в одном из брошенных городов, не было и речи. Мегаполисы
взбесившаяся природа захватила в первую очередь. И теперь там было даже опаснее, чем в
гуще наступающих джунглей!
Спустившись с холма, Хомут огляделся по сторонам. Кроме стрекота кузнечиков в
высокой траве, больше раздражителей не наблюдалось.
Из кармана была извлечена карта Филина. Видимо, это были старые аэросъемки
местности. Вот голые холмы и луга. Вот редкие лесопосадки. У края карты ровные
квадратики и прямоугольники городских домов. А вот, семью километрами севернее, полигон
возле военной части. Именно туда и лежит сегодня дорога сталкера.
Немного пофантазировав, бродяга мысленно наложил старые карты на новую
реальность. И если бы раньше до армейской части можно было пройти напрямик, прямо по
идущей рядом грунтовой дороге, то теперь предстояло сделать немалый крюк к востоку,
чтобы по кромке обогнуть плотоядные заросли и логова бешеных собак. Плюс еще и после
позавчерашнего шторма возле города появились странные разломы, заглядывать в которые ох
как не хотелось. А вот возле самой разрушенной части с полигоном места вообще были
дикие. Что встретится Хомуту там, оставалось загадкой. Но ведь все места были когда-то
неизведанными, так, быть может, и это «белое пятно» принесет больше выгоды, чем
опасности. Да и что таить, Хомут втайне надеялся поживиться в армейской части патронами,
а то и оружием. А еще лучше найти там неисчерпаемый источник припасов, что вкупе с
монополией – пока что – на тропу до полигона может немало отяжелить кошелек сталкера…
Ну как при таком раскладе не иметь хорошего настроения?! А потому, насвистывая
тихонько имперский марш, Хомут продолжил свое движение меж холмов в сторону озера.
Благо пока что в ближайших окрестностях лагеря было более-менее безопасно.
Озерная гладь блестела, словно начищенное серебряное блюдо. Зеркало поверхности
отражало облака и голубое небо, проглядывающее сквозь них. Судя по сухости воздуха и
отсутствию ветра, дождя в ближайшее время не ожидалось.
Остановившись возле самодельной насосной станции – гибрид двигателя какого-то
«ВАЗа» и мощной помпы, – что питала водой лагерь выживших, Хомут проверил соединение
шлангов, уходивших вверх по склону холма, а также долил в бак припасенного бензина и
умерил обороты двигателя. Кстати, странно, обычно станцию охраняли двое патрульных,
сейчас же вокруг не было ни души. Эх, видимо, спят где-то, сволочи, вместо того чтобы
нести свою службу. А ведь им платят за это… Ладно, пусть с этим разбирается
администрация лагеря, Хомуту до этого дела не было.
Рефлекторно сунув в воду полоску с реактивом и убедившись, что вода все еще
пригодна для питья, сталкер снял с пояса полупустую фляжку и погрузил ее в «холодную
бездну».
Вдруг по телу пробежали мурашки. В сознании вспыхнул маячок опасности – это
интуиция давала о себе знать, и неспроста, вокруг что-то неуловимо изменилось.
Тихонько потянувшись к автомату, висящему на плече, бродяга пытался понять, что же
встревожило его подсознание. Пока ничего странного глаза не видели, а уши не слышали.
Мимолетная тень, будто от облачка, метнулась у поверхности озера. ШЛЕПОК. И из
воды резко выскочила огромная рыбина, пролетела над головой пригнувшегося сталкера,
упала на берег, по дуге пробежала по нему, прыгнула и снова пропала в темной пучине.
С отвисшей челюстью Хомут так и остался сидеть на влажном берегу.
Придя в себя через пару секунд, бродяга все же снял с плеча «АК», все еще силясь
понять, причудилась ему рыба с ногами или же нет.
Второй шлепок развеял все сомнения. Выпрыгнув из воды, мутант ловко нацелился в
горло жертвы, однако Хомут рефлекторно ударил рыбину прикладом, отбросив контуженое
тельце хищника обратно в озеро.
Тут же в озере вода будто вскипела! Вокруг обездвиженной тушки появились
водовороты и десятки рыб с огромной головой и спрятанными под нательными мешками
конечностями и растерзали соотечественницу на мелкие лоскуты.
– Еще и каннибалы, – фыркнул Хомут, медленно пятясь от берега. – Черт, теперь и
озеро не безопасно. Неужели и вправду придется переносить лагерь? Эх… все, конечно,
проходит… эх, да и это пройдет.
Не успел бродяга договорить последнюю фразу, как из воды, словно из пулемета,
начали выстреливать на берег десятки четвероногих рыб. Видимо, аперитив в виде
родственника оказался для мутантов несколько скудным, и потому они решили основательно
подзакусить неосторожно подошедшим к их территории человечком. Кстати, теперь Хомуту
стало понятно, куда могли подеваться дежурные у насосной станции.
Потратив на стаю хищных рыб пару патронов и не жалея пинков и ударов приклада,
сталкер все же ретировался от озера. Из ранений можно было отметить пару царапин на
левой ноге, из потерь – порванную штанину там же. А еще сталкер чуть не потерял свою
заветную вязаную шапочку! Проклятая рыбина, схватив ее в полете длинными зубами,
пыталась утащить отраду Хомута в темную бездну своего пристанища. Однако бродяга смог
с боем отобрать вязанку, отрубив нахальному мутанту его противную голову! Ибо нефиг…
Пытаться пообедать тобой – это одно! А вот отобрать самое дорогое – это уже совсем другое.
За это и убить мало.
Пока остальные мутанты жадно накинулись на разрубленного похитителя, сталкер
окончательно оставил далеко позади ненасытную ораву.
Так как идти по берегу теперь было опасно, бродяге пришлось свернуть в заросли
редких кустов и уже средь ив и невысокой ольхи продолжить свой путь к заветному
полигону. Понятное дело, что среди зарослей можно напороться и на лежбище кабанов, а то и
собак, но выбора больше не было – доступных путей в сторону воинской части оставалось
все меньше и меньше.
«Фух, ну и начался же денек!»
Однако настроение Хомута сложно было назвать хмурым. Он вообще был оптимистом
по жизни и теперь искренне радовался тому, что отделался легким испугом, и совсем не
переживал из-за того, что это произошло.
Но улыбка пропала с лица бродяги, когда вдалеке он заметил идущую встречным
курсом небольшую группку людей.
Их было семеро. Все были одеты в разношерстные гражданские костюмы, и только
двое были облачены в армейские куртки цвета «хаки». Именно благодаря пестрым одежкам
сталкер и смог разглядеть их раньше, чем они его.
Спрятавшись за ближайшим бугорком с пышно растущей ивой, Хомут набросал на себя
сломанных веток и замер. Группа незнакомцев была уже совсем рядом.
Неспешной походкой люди прошли мимо затаившегося бродяги, не заметив его. Однако
это позволило Хомуту разглядеть лица незваных гостей. И, черт, ему показалось, что одного
из них он узнал…
Болт! Шестерка Пахана – главаря одной из шаек бандитов, обосновавшихся достаточно
далеко отсюда, в старых катакомбах. Хомуту пришлось однажды столкнуться с шайкой этих
головорезов. Мутные типки… И что эти оборванцы забыли в окрестностях лагеря
выживших? Неужели решили устроить засаду в надежде обобрать очередного сталкера? А
быть может, они хотят растащить один из караванов с припасами, курсирующий между
соседними поселениями людей? По возвращении домой нужно обязательно сообщить об
этом патрулю. Пускай разберутся. Не хватало замученным людям только бандитов под
боком!
Подождав, пока орава потенциальных зэков скроется из виду, сталкер стряхнул с себя
маскировку и зашагал дальше, стараясь не сильно шуметь. Каково же было его удивление,
когда, вывалившись из кустов на одну из полян возле чистого, не тронутого мутациями
перелеска, он буквально споткнулся о развалившегося на травке бандита. Он и еще трое его
собратьев по стезе наземного пиратства ошарашенно глядели на незваного гостя их пикника.
Картинка произошедшего сложилась такая: Хомут, сам того не чая, забрался в осиное
гнездо, вляпался, так сказать, в самую кучу. Видимо, отрядов бандитов было несколько, что
настораживало, так как говорило о возможном штурме лагеря. И если предыдущая группка
безобидно гуляла по зарослям кустарника, то эта четверка увальней нежились возле примуса
на потертых плащах.
«Привал у них, что ли… ну конечно, эти работяги так устают на своем поприще, что
такие пикнички для них просто дело первой необходимости…»
В любом случае ситуация сложилась несколько комичная. С одной стороны, сталкер,
замерший на месте, словно изваяние. С другой – бандюганы, попивающие сивуху и жующие
бутерброды и явно не готовые к пришествию чужака. И если их еще можно было понять, то
Хомут облажался по-крупному. Как можно было издалека не почуять присутствие этих…
криминальных элементов?!
Через секунду выйдя из ступора, бродяга буркнул бандитам «Привет!», после чего
ланью ломанулся обратно в кусты. Позади тут же раздались крики и мат, а потом пальба.
Видать, отдыхающие тоже успели прийти в себя от эффектного появления Хомута.
Думать было некогда, рассматривать дорогу – тоже. Оставалось лишь надеяться, что
Хомут не вляпается в случайную аномалию или не переломает ноги, упав в какой-нибудь
овраг.
Три минуты сталкер оленем скакал по буеракам, а погоня так и не отставала. То справа,
то слева от бродяги в землю врезались стальные мухи. Будь бандиты лучшими стрелками,
Хомут был бы уже мертв.
Отстреливаться было бесполезно. Единственный шанс – бежать. И если позади уже
наступали на пятки «опушковые» бандиты, то по «левому борту» верняком шел на помощь
собратьям отряд бандитов, который Хомут встретил раньше. Они наверняка слышали
стрельбу и теперь, вероятно, спешат на помощь. Чип и Дейл, мать их. И так как в сторону
города, учитывая его славу и недавний шторм, двигаться не было никакого желания, то
оставался только один путь – проскользнуть по тонкому перешейку, отделяющему
мутировавший Лес, наступающий с запада от пригорода, расположенного на востоке.
Впрочем, изначально путь сталкера лежал именно по этому маршруту, так что все это не
слишком выбивалось из общего плана. Ну, разве что передвижение стало… несколько
быстрее, чем предполагалось. Но это было только на руку Хомуту.
Хомут еще сильнее припустил по оврагам, горкам и зарослям коноп… э… ивы…
«Да-да, ивы, пых-пых…» – замечтался сталкер.
– Стоять, сука! – орали сзади в перерывах между шквальными очередями. – Все равно
поймаем, тварь! Стоять! Мля!
Дабы не сбить дыхание, Хомут воздерживался от ответов. Хотя сказать было что…
Перепрыгнув очередную кочку, сталкер неловко зацепился носком ботинка за один из
корней и ничком упал на землю, пропахав носом добрый метр пахнущего плесенью дерна.
Глухо выматерившись, Хомут поднял спавшую с гладкой головы шапочку, намереваясь
продолжить свой забег.
– Все проходит, – прошептал он, – и это…
Не успел бродяга приподнять голову, как две пули со свистом рассекли воздух,
пропоров только что водруженный на черепушку головной убор. Стреляли явно впереди…
Черт!
– Мля, – не удержался Хомут, снова ничком упав на землю и разглядывая свое
продырявленное сокровище. – Порвали, суки… Ненавижу! – прошипел он сквозь зубы.
Он вскочил с земли, распрямившись, словно пружина, и разрядил треть рожка по
ближайшим кустам, для острастки стрельнул пару раз назад, а сам ломанулся влево, к
городу…
Хомута, казалось, обложили со всех сторон. То ли бандиты успели обойти его с фланга,
то ли впереди была еще одна группа активистов хаоса, но теперь бродягу теснили отовсюду,
пытаясь выдавить к городу. Хотя и стрелять стали значительно меньше, оно и верно – зачем
дырявить добычу, если убежать она не сможет?! Ведь как только Хомут покинет заросли
кустарника, он тут же упрется во фронт огромных разломов возле городской черты. И
ловушка захлопнется.
И все равно сталкер бежал… бежал без надежды. Лишь ради того, чтобы не стоять. По-
другому он не мог!
ХОП! Все… Заслон из кустов окончился внезапно. Впереди была заросшая асфальтовая
дорога, местами изрытая глубокими трещинами. А за бетонкой… город, тянувшийся ввысь
мертвыми многоэтажками: горделивый, покинутый людьми, но наполненный жизнью…
дикой, кровожадной жизнью обновленной природы.
Но даже не мрачные здания с пустыми оконными проемами и увитыми лозой стенами
приковывали взгляд, а марево, повисшее у городской черты. Воздух колыхался как живой, то
опадая в бездну под собой, то прыгая ввысь стометровыми газовыми гейзерами.
Разломы. Вот они. Аномалии нового мира. Начинаясь прямо за дорогой, провалы шли
на многие километры на юг и север, отделяя город от прочего мира. Неизвестно, что
заставило землю разверзнуться именно здесь, да это и не важно. Приходилось лишь
смириться с насмешкой природы и, ужасаясь, восторгаться творением великой искусницы. А
если у кого-то хватило бы смелости заглянуть в один из разломов, то он увидел бы огненные
реки где-то там, в глубине, настолько далеко от поверхности, что могло показаться, будто
смотришь на ядро планеты. При этом кожа любознательного зеваки моментально покрылась
бы коричневатой корочкой хорошей прожарки, ибо поднимающееся из недр земли марево
имело колоссальную температуру.
Сзади уже виднелись силуэты преследователей. Хомут затравленно посмотрел через
плечо, затем вперед и… рванул с места со скоростью гепарда. Уж лучше сгинуть в аномалию,
чем попасть к бандитам. Неизвестно, какими извращенными пытками они будут мучить его.
Перемахнув через дорогу, сталкер кубарем скатился с насыпи. Поднявшись с земли, он
снова разогнался и в огромном прыжке перемахнул через первую трещину в земле. Позади
бегущего послышались крики, свист и смех. Бандюги явно приготовились к просмотру
эффектного шоу.
Поняв, что стрелять преследователи не намерены, Хомут явно приободрился. Теперь у
него была четко поставленная задача – преодолеть поле разломов. И если это удастся – в чем
бандиты сомневались, – то избежать расправы будет намного проще. Ну, во-первых,
преступные элементы не последуют за ним в город через смертоносные аномалии. А во-
вторых, избежать попадания пуль на большем расстоянии намного проще, чем в упор. Да и
искажающее свет марево явно не будет способствовать прицеливанию. А потому, включив
все свое чутье и убрав автомат за спину, бродяга окинул взглядом поле своей шахматной
партии.
Вариант с прыжками через разломы отпадал. Об этом явственно говорили подпаленные
снизу штанины комбинезона. Еще разок такого «джампинга», и прожаренным может
оказаться зад, а не костюм. Поэтому нужно было выработать новую стратегию.
Как оказалось, разломы не были сплошными. Больше всего это было похоже на
огромный лабиринт, где стенами были бездонные провалы и завесы трехсотградусного жара,
а проходами – узкие, истрескавшиеся тропки между ними.
Уже на входе в лабиринт было жарко. Даже тут температура переваливала за пятьдесят
градусов, и были предпосылки, что дальше будет не лучше. Впрочем, покраснение кожи и
обильный пот намного лучше, чем дырки от пуль в шкуре.
Два шага вперед, один направо и снова вперед. Обогнув один небольшой распадок,
Хомут ощутил явный дискомфорт. Теперь он был внутри аномального поля, а это всегда
действует на нервы.
Обогнув очередную трещину и по большой дуге обойдя огромный, метров триста в
длину, разлом, Хомут вдруг резко упал ничком на землю – одна из ног предательски
соскользнула с обрыва, обвалив в него несколько комьев раскаленной земли.
Матерясь, сталкер отдернул от разлома дымящуюся ногу и под хохот со стороны
наблюдающих принялся тушить друг о друга вспыхнувшие штанины. Что ж, ожог на левой
щиколотке обеспечен. Да и ботинок придется менять – подошва проплавилась больше чем
наполовину. А ведь это было только начало.
«Хорошие были ботинки», – Хомут с досадой сплюнул.
Под гиканье и улюлюканье веселящихся бандитов, в сторону которых так и хотелось
пустить очередь, Хомут поднялся, опираясь локтями в землю.
Около получаса сталкер буквально по сантиметру пробирался в сторону свободы.
Оставалось совсем немного, буквально с десяток метров. Но судьба умеет шутить. Прямо
перед выходом из лабиринта обосновался последний разлом, обойти который было
невозможно. Тупик.
– Да млять… когда же и это уже пройдет? – пробурчал Хомут, с надеждой оглядываясь
по сторонам. Однако другого прохода не наблюдалось. Неужели придется вернуться назад и
начать все сначала? Еще полчаса нахождения в этой парилке Хомут не выдержит! Пот
перестал сочиться сквозь поры, что говорило об обезвоживании и тепловом ударе. Еще
немного, и его просто вырубит от перегрева. Воды во фляге не осталось.
Остановившись у края преградившего путь разлома, Хомут с тоской посмотрел на
спасительный город, что был так близко и одновременно так далеко.
Справа подул обжигающий ветер, принесший с собой запах серы. Затем последовал
еще один порыв, более сильный. Третий воздушный шквал чуть не сбросил сталкера в
бездну. Он еле удержался на ногах.
«Откуда берутся эти протуберанцы?! Черт!»
Обернувшись назад, Хомут стал свидетелем рождения нового разлома! Там, где он
прошел минуту назад по горячей, но твердой земле, расширялись трещины, под разными
углами изрыгающие из себя потоки раскаленного воздуха.
– Да что ж это за непруха-то?! – только и успел обреченно произнести бродяга, когда
земля рядом с ним по-настоящему разверзлась и шквал ударил прямо в грудь.
Удар был ошеломляющей силы. Хомут успел подумать, что в его самодельный
бронежилет попала разрывная граната из подствольника. Тело бродяги подбросило в воздух
и, словно снаряд, запустило вперед, через тупиковый разлом, высохшую землю, пару канав и
невысокое деревце.
Приземлился Хомут уже по ту сторону аномального поля, чуть голову не проломив о
попавшийся по дороге железобетонный столб.
– Ух! – вырвалось из груди бродяги, когда его резко спустили с неба на землю и с
десяток метров проволокли по усохшему дерну.
Упал он более-менее удачно – на спину. Рюкзак смягчил падение, не дав позвоночнику
переломиться от удара о жесткие кочки. Однако на мгновение он все же потерял сознание.
Когда же очнулся, то минуты две вспоминал, где он, кто и почему здесь находится.
Наконец рассудок вернулся к Хомуту. Осторожно пошевелившись, он постарался
прочувствовать повреждения и переломы. Если не считать ожога на ноге, ушиба ребер и
опаленных бровей, состояние было относительно жизнеспособное. Хотя болеть все это
будет… мама не горюй!
– Не, – мотнул головой Хомут. – Это я зря. Такие аттракционы вредны для здоровья.
Поднявшись на ноги, сталкер посмотрел в сторону разломов. За полем суетились
бандиты, огорченные тем, что бродяга остался жив. Солдаты удачи выкрикивали
оскорбления, а кое-кто даже целился.
Стараясь, чтобы жест был виден его «друзьям», Хомут показал им средний палец.
Культурные товарищи по ту сторону баррикад не смогли выдержать такого наезда и пустили
в сторону сталкера несколько очередей. Однако марево над аномалиями так сильно изменило
траекторию пуль, что ни одна не прошла даже в десятке метров рядом с бродягой. А посему,
еще раз показав бандитам «фак», Хомут поспешил скрыться с глаз своих «болельщиков»
между ближайшими зданиями.
Город был мрачен и тих. Казалось, что из каждого окна, каждой двери на него смотрят
сотни враждебных глаз. Были то призраки или мутанты, раздумывающие, поужинать
бродягой или нет, оставалось только догадываться.
Адреналиновый шок проходил. Боль в ребрах и ноге усилилась невыносимо. Нужно
было найти место для отдыха и легкого перекуса. Война, как говорится, войной, а обед по
расписанию. Да и подумать над тем, как покинуть мегаполис и вернуться на чистые поля и
дорогу до полигона, тоже бы не мешало.
Брошенный магазинчик показался неплохим вариантом. Витрины были на удивление
целыми. Стены, увитые растениями, местами потрескались, но казались прочными. Запах
цветов доносился из полуоткрытых стеклянных створок дверей, что не успокаивало, но и не
сильно тревожило. Хомут искренне надеялся, что этот аромат не обладает одурманивающими
свойствами, хотя все было возможно – город давно был в полной власти обозленной на
человечество природы.
Внутри было прохладно и сумрачно. Одноэтажное здание пустовало. Лишь по углам
темнели старые стойки для товаров да одинокая касса по центру. Вдалеке виднелась дверь,
видимо ведущая в склад или подсобку. Именно туда и направился желающий отдохнуть
бродяга.
Это был действительно склад. Всюду валялись коробки и ящики. Во многих из них еще
осталась продукция, уже давно мумифицированная и высохшая.
Здесь не было ни окон, ни отдушин, но тем не менее в комнате было достаточно светло.
Немного побродив по складу, Хомут обнаружил источник света. Им был небольшой
округлый гриб, прикрепившийся на одной из стен. Излучая мягкий зеленоватый свет, гриб
тихонько гудел, словно миниатюрный трансформатор. Сталкер впервые видел такое чудо.
Хотя флуоресцентные бактерии и насекомые были не редкостью в новом мире, но вот
грибы…
Достав из рюкзака портативный сканер – наследие одного из мастеров дальнего
кордона, – сталкер проверил образование. Гриб был безвреден. Ни радиации, ни кислоты, ни
признаков агрессии.
Немного подумав, Хомут ножом отковырял новое чудо от стены и, недолго думая,
поместил его в один из контейнеров в рюкзаке. Расчет был прост – если в лагере докажут, что
гриб безвреден, его можно будет использовать как светильник в комнате. Уж больно
приятным был излучаемый свет. Успокаивающим. Да и как знать, возможно, впоследствии он
станет неплохим – пользующимся спросом – товаром.
Поставив друг на друга несколько ящиков, бродяга устроил себе вполне удобный трон.
Первым делом была осмотрена и перевязана нога. Ее придется показать доктору в
лазарете, кожа сильно вздулась и пошла пузырями. Не смертельно, но неприятно.
Во вторую очередь Хомут проверил свои ребра. Они жутко болели, но перелома вроде
бы не было. Жаль, что в поселении нет рентгена, и частенько приходилось определять
переломы «на глаз». Но что делать, жить-то хочется!
Закончив с осмотром и придя к выводу, что он еще легко отделался, сталкер приступил
к самому важному – к обеду. На первое была просроченная банка тушенки и полбатона
белого хлеба. М-м-мм, вкуснотища! На второе… Какое может быть второе вдали от дома, в
аномальной местности? Второго не было. Да и запивать пришлось простой водой. Но Хомут
был и этому рад. К нему вдруг вернулось его вечно хорошее настроение. О чем
свидетельствовала довольная ухмылка.
«Что ж… отдохнули, теперь пора и в путь!» – подбодрил он себя.
Стоп! Из торгового зала послышался какой-то шум. Сталкер насторожился, осторожно
закинул рюкзак за спину, притянул к себе автомат и бесшумно поднялся с самодельного
кресла.
Спустя мгновение шорох повторился. Теперь к нему примешивался сопящий звук,
словно работали огромные кузнечные меха. Сомнений не было – Хомут был не один в
здании.
Оглядевшись вокруг в поисках укрытия, бродяга увидел в углу металлическую
лестницу, видимо ведущую на чердак магазина. Честно говоря, идея загнать себя в тупик на
тесной подволоке строения была весьма глупой, но там можно было спрятаться и переждать,
пока неизвестный гость не покинет пристанище сталкера!
Осторожной поступью, пятясь, бродяга отступил к дальней стене, вплотную
приблизившись к лестнице. И тут, как назло, нога скрипнула куском битого стекла. Шорохи
моментально затихли, визитер что-то учуял.
Аккуратно поправив на голове дырявую шапочку, Хомут сделал еще пару шажков,
одной ногой встав на первую перемычку лестницы. И…
Дверь в склад медленно, со скрипом, открылась. На пороге стоял…
«Лось? Нет, не лось… Медведь? Нет, не медведь…»
– Кракозябра! – вырвалось из уст Хомута. И этот набор звуков очень точно передавал
описание того зверя, которого узрел сталкер.
Мутант был ростом с хорошего оленя. Голова была явно медвежьей, лапы, как у ящера.
«Шерсть от лешего, взгляд от дьявола! – промелькнула мысль. – Монстр
Франкенштейна отдыхает…»
И действительно, зверя будто собирали по кускам. Ну не мог он сам таким появиться на
свет. Не бывает так! Уж очень нескладной казалась эта туша. Разным был даже цвет глаз, не
говоря уже о шерсти!
И тем не менее ЭТО было живым, кровожадным, злым и голодным. А по сему…
Хомут молнией вознесся по ступеням, головой чуть не проломив люк на чердак,
который на благо оказался не запертым.
Кракозябра пронзительно взвыла и со скоростью локомотива рванула вперед, засадив
головой в лестницу так, что металлические перемычки на сантиметр вошли в бетон стен, а
сталкер чуть было не свалился вниз. Спасло Хомута лишь желание жить.
Словно пружина, бродяга оттолкнулся от ненадежной опоры и, будто пробка из
бутылки, вылетел в чердачный люк. Мутант ломанулся за ним, подпрыгнув вверх на добрые
два метра, однако люк не принял второго гостя. Кракозябра рухнула вниз, продолжая дико
визжать.
Хомут быстро отполз от люка. Пару секунд на его лице было выражение недоумения, а
потом вновь расцвела улыбка. Ну и вправду ситуация, если смотреть на нее со стороны, была
весьма комична. Эх, когда бродяга доберется до дома, он будет травить это байку в баре
долгие недели. Знатная будет хохма.
Сзади повеяло ветерком. Влетая на чердак, Хомут не заметил ни щелей, ни отдушин.
Может быть, показалось?
Потянуло сильнее. Порыв, еще один! А потом сталкера вдруг медленно потащило по
полу, словно он весил не больше гусиного пера.
– Что за черт?! – перепугался сталкер, одной рукой придерживая на голове вязанку,
чтобы не унесло, а второй пытаясь зацепиться за неровности пола.
Однако ветер становился лишь сильнее. Очередной порыв развернул сталкера, и он
увидел причину своих новых бед.
– Аномалия, – онемевшими губами прошептал бродяга, а в следующую минуту его тело
растворило в себе черное пятно, затаившееся в углу чердака. Аномальный пылесос сделал
свое дело.
Высоко над землей, а может, и глубоко под ней, вне пространства и времени шел уже
долгий разговор. Одно говорило с другим, но было общим. Голос звучал, и слышали его все,
но ВСЕ были одним целым. Общий разум. Общие чувства. Одна цель.
– Мы помогли ему, – слышалось отовсюду. – Объект у человека.
– Первая стадия завершена, – тот же голос говорил сам себе, но слышал другой. –
Активация скоро.
– Ждем, – шелестело вокруг. – Осталось недолго.
Александр Козин
Карта мертвеца
Засаду мы заметили неожиданно. Я бы сказал – фатально неожиданно, но на этот раз
удача нам улыбнулась: засада не заметила нас. Как заправские сурки, я и Весельчак
«зарылись» в землю. Метрах в тридцати от нас, среди самодельных траншей и насыпей из
строительного мусора, поросших кустарником, притаились бойцы. Я насчитал семь человек,
наверняка их раза в три больше. Отличное место выбрали – поворот единственной дороги у
них как на ладони и находится ниже точки засады. Проходящая поворот колонна не сможет
дать достойный отпор – первых срежут, ударив во фланг, а потом добьют остаток. Могу на
что угодно поспорить – на той стороне дороги, за поворотом, расположилась еще одна засада,
и бить будут сразу с двух сторон. Хотя я бы поднялся чуть выше по склону – через пятьдесят
метров начиналась линия внешней обороны бывшей армейской части. Еще не захваченная
растениями, она послужила бы лучшей защитой, чем кучи мусора и кустарники.
Я мысленно похвалил себя и напарника за нелюбовь ходить проторенными тропами.
Мы пренебрегли «безопасной» дорогой и вышли к развалинам с другой стороны. А лучше бы
и в другой день пришли. Меня совсем не грела мысль оказаться в развалинах одновременно с
группой с Черного рынка или с теми, на кого они устроили засаду.
До меня донеслось приглушенное шиканье Весельчака. Пока я размышлял, напарник
прополз по траве в глубокую ложбину и ждал меня у края глубокого оврага. Я поспешил за
ним. Отчаянные мы все-таки ребята: черновики – с одной стороны, те, кого они ждут, – с
другой, Лес, почти поглотивший развалины, – со всех остальных сторон, и мы между ними.
Все это ради отметки на карте умершего солдата, что вручил нам Акела, пообещав недурной
куш. Опасно, но кто не рискует, тот не пьет по вечерам в заведении у Акелы. Тем более у
него нюх на прибыль, его картам можно верить – Акела еще никогда не промахивался.
Мы спустились на дно оврага, когда послышался шум двигателей. Машины три-четыре,
не меньше, в наше время столько техники на ходу одновременно – настоящая редкость:
последняя заправка закрылась семь лет назад. Значит, Армия Возрождения едет, больше
некому. Я прислушался – тяжелый лязг траков бронемашины подтвердил догадки. Час от
часу не легче – я представил, какую войнушку устроят эти две компании.
Мы пошли дальше, и звуки внешнего мира скрылись. По дну оврага текла вода,
довольно быстро и шумно. Настоящий поток черной, грязной жидкости вырывался из
противоположной стены и исчезал в подножии склона слева. По поверхности воды
проскальзывали маслянистые пятна и остатки ветхого мусора. Почти по всей длине овраг
пересекала толстая труба, поднимающаяся над уровнем воды на высоту ладони, ее то и дело
захлестывали грязные волны.
Весельчак первым ступил на трубу, для сохранения равновесия раскинув в стороны
руки. Я пошел за ним. Труба была предательски скользкой, покрытой чавкающей слизью и
наростами серо-зеленого мха. Весельчак вдруг отшатнулся назад, издав сдавленный рык и
замахав руками, стараясь восстановить равновесие. Громадный, а от надетого жилета и
рюкзака казавшийся еще больше, он очень походил на медведя-шатуна, взгромоздившегося
на цирковой шар. Его правая нога вдруг соскользнула с трубы, и мне пришлось ухватить его
за петлю на жилете, помогая устоять. Пару секунд мы шатались вместе, изображая
борющихся пьяниц, потом Весельчак нашел опору.
– Что там? – шикнул я, отпуская Весельчака.
– Змея! – Он замер, будто раздумывая – идти вперед или попятиться назад. – Из воды
выскользнула и через трубу… Здоровенная…
Неожиданно громыхнуло так, будто взрыв произошел над нами. Стены оврага
закачались, сверху посыпались комья земли и труха. Скорей всего, черновики ударили по
первой машине, запирая колонну, и в той сдетонировал боезапас. Теперь подожгут
замыкающую и запрут колонну на дороге. Был бы я командиром – в жизни бы на эту дорогу
не сунулся. Снова громыхнуло, в этот раз ближе. Нас снова осыпало землей и камнями,
осклизлая труба ходуном заходила под ногами. Весельчак снова замахал руками и побежал
вперед, проявляя для своей комплекции небывалые чудеса сноровки. Я поспешил за ним,
стараясь не соскользнуть с подлой трубы. Мельком я успел заметить, как зашевелились корни
на стенах оврага. Час от часу не легче – нельзя стрелять возле Леса, он этого не любит.
Впереди, в стене оврага, метрах в четырех над полом, зияла большая дыра, из которой
вытекал поток грязной воды. Она вела в подвал здания и с поверхности была не видна. К
стене прислонялась решетчатая секция забора, упавшая сверху. Край секции находился почти
возле дыры, это был единственный безопасный путь в развалины.
Весельчак заскочил на нее, с разбегу перемахнув едва не половину пролета, и вдруг
получил увесистый шлепок справа, такой, что из глаз искры полетели. Я видел, как толстый
корень изогнулся и впечатался в напарника, едва не свалив его вниз. Решетка накренилась,
заскользила в сторону, оставляя на стене глубокие борозды и осыпая Весельчака комьями
мокрой земли.
– Черт! – выругался он, чувствуя, что опора вылетает из под ног.
Единственное, за что он смог ухватиться, был корень, уже опускающийся для второго
удара. Корень заскрипел, изгибаясь, но скинуть Весельчака не смог. Решетка скользнула,
попадая в поток воды, и давление развернуло ее, обрушивая в мою сторону. Я кинулся
вперед, едва успевая выскочить из-под четырехметровой стальной секции, которая могла
прихлопнуть меня, как муху. Получилось не менее зрелищно, чем прыжок Весельчака. Я
подпрыгнул, цепляясь за корень, и едва не свалился обратно – поверхность оказалась такой
же осклизлой и поросшей плесенью, как и труба.
Весельчак первым забрался в дыру, тут же падая на пол и откатываясь в сторону. Я
поступил точно так же. Неизвестно, что ждало нас в подвале заброшенного здания. Менее
чем в сотне метров от нас, снаружи, шел бой, в провал оврага то и дело падали ветки
кустарника, скошенные пулями.
Мы нацепили маски противогазов – черт его знает, что могло скопиться в помещениях
развалин. Воздух в подвале был насыщен затхлой сыростью, несмотря на большую дыру в
стене и вторую, в противоположной стене, из которой вытекал поток воды. По стенам
скользили крохотные ручейки, с потолка то и дело срывались капли. В дальнем углу я
заметил слабое свечение, исходящее от наростов на бетонных опорах, похожих на древесные
грибы паразиты – зарождающиеся аномалии «Кристаллы». По стенам вились толстые
разводы стеблей, жирные листья поворачивались следом за нами. Появилось гадкое
ощущение, что растения провожают нас взглядом. Причем взглядом кровожадным.
Пробираться пришлось в полумраке, фонари включать не рискнули. Иногда перед
взглядом прорисовывались дымные, радужные узоры, черт его знает – так реагировали на
полумрак напряженные глаза, или в воздухе повисла какая-то пылеобразная гадость. Я еще
раз мысленно проклял веселых ребят, решивших устроить пострелюшки возле развалин в тот
день и час, когда туда наведались мы. Хотя иначе и быть не могло. До недавнего времени
остатки бывшей военной части служили форпостом Армии Возрождения. Некогда здесь была
крупная армейская часть, пока Лес почти не поглотил ее, оставив нетронутыми процентов
двадцать территории – несколько зданий и большой внутренний двор.
Возрожденцы неплохо устроились на этих остатках: с одной стороны прикрывала
сплошная стена леса, с другой – заново возведенные укрепления. Маленькая такая база,
позволяющая контролировать довольно большой район. Но, видимо, Лесу такое соседство
было не угодно – за одну ночь базу отрезало от внешнего мира. За эти несколько дней
изоляции наружу не вырвалось ни одного радиосигнала, ни одного сообщения. Никто и не
знал о произошедшем, кроме нас, бродяг из городка, расположенного десятью километрами
южнее. У Акелы был маленький бартер с вояками, и, когда они не явились в назначенный
час, он забеспокоился и отправил гонцов. Гонцы вернулись с новостью – на месте развалин
лес и пробраться внутрь не представляется возможным.
Спустя четыре дня в эфир прорвалось единственное сообщение. Радиостанция,
припрятанная у Акелы в заведении, оказалась очень вовремя включена. Сообщение гласило,
что часть №… уничтожена полностью. Сил держаться дольше нет. Для прорыва они
используют спецсредство…
На следующий день бродяги нашли израненного солдата. Его немедленно доставили в
городок. Спасти солдата не удалось, но перед смертью он успел что-то рассказать нашему
бессменному феодалу Акеле. А тот, в свою очередь, нанял нас. Заплатить нам ему придется
больше, чем своим постоянным работникам, но и опыт у нас в таких делах богаче. Он
нанимал нас частенько и ни разу не прогадал. «Акела не промахивается», – любил говаривать
он. Хотя у медальки есть и обратная сторона – если мы не вернемся, то его банда не
пострадает, Акела и жалеть не станет. Учитывая войнушку наверху, я все больше склоняюсь
ко второму варианту, здесь может оказаться много полезного – оружие, патроны, лекарства.
За этим и явились черновики и возрожденцы.
Я провел взглядом по остаткам ржавой лестницы, обломанной на высоте трех метров
над полом, – так сразу и не заберешься. Наша цель в параллельном здании, в пятидесяти
метрах дальше, через внутренний двор.
Я посмотрел в черный пролом, из которого вытекала вода. Располагался он в нужном
направлении.
– Попробуем? – Я посветил в темноту фонарем и не увидел ничего, кроме шершавых
бетонных стен и обрывков кабелей на креплениях.
– А есть другой путь? – Весельчак кивнул на сломанную лестницу: – Слоны не
карабкаются.
Мы зашли в темный зев тоннеля, и снова мне показалось, что за нами кто-то следит. Я
обернулся, резко вскидывая автомат, – пусто. Никого и ничего, лишь ветер, дующий из трубы,
гонял мелкий мусор.
– Ты чего? – буркнул Весельчак.
Он уже успел упасть на одно колено и вскинуть оружие – такая у хороших напарников
складывается привычка – действовать совместно, а потом задавать вопросы.
– Не знаю, – ответил я. – Чувство такое, будто за нами следят всю дорогу от засады. Ты
как, не ощущаешь?
– Есть маленько. – Напарник поморщился: – Место тут такое – муторное. Не нравится
мне здесь. Чую, неспроста Лес на вояк обрушился, занимались они здесь чем-то… не тем.
Весельчак был немного суеверен. Не в том смысле, что верил в ведьм, духов и плохие
приметы, а в том, что подозревал военных и ученых в проведении бесчеловечных
экспериментов, приводящих к неожиданным последствиям. Впрочем, нынешний мир
доказывал, что его подозрения не беспочвенны.
– Отходим! – Я дал знак Весельчаку, начиная потихоньку пятиться назад.
Через пять метров я погасил фонарь. Еще через три Весельчак погасил свой.
Окружающее пространство провалилось во тьму, только выход из тоннеля одиноким пятаком
выделялся на фоне беспроглядной черноты. Мы замерли, не выдавая присутствия ни звуком.
Если что-то идет за нами, то с этим надо разобраться, а не ожидать, когда оно ударит в
незащищенные спины. Кстати, сидеть и ждать тоже было очень не уютно – за спинами был
неизведанный и непроглядный тоннель, в нем могло таиться все, что угодно.
Секунды тянулись вязким киселем, ничего не происходило, шумела вода, сквозняк
выносил из трубы мелкие засохшие листья. Зрение обострилось в темноте, я уже стал
различать полоски черных кабелей на фоне более светлых бетонных стен.
– Ничего. – Голос Весельчака был почти не слышен. – Идем.
– Да, – ответил я.
Если нас кто-то преследовал, то обязательно уже высунулся бы, боясь потерять, когда
мы уйдем слишком далеко. Я последний раз кинул взгляд в дыру– плещется вода, качается
ореховая ветка, рядом никого.
Мы снова включили фонари, настроив рефлектора на самый рассеянный свет – такой
луч не виден с расстояния в пять метров, но дает пятно света достаточное, чтобы
рассмотреть, что творится впереди. Нас скорей засекут по шипению химических батареек,
чем по свету фонарей.
По тоннелю мы прошли чуть больше половины расстояния, когда впереди посветлело.
Сначала в потолке стали появляться трещины. Они увеличивались, сливались и привели
наконец к крупному пролому, сквозь который вниз спускалась стена толстых корней.
Весельчак ругнулся: на корнях были толстые каплевидные бутоны – сумки со спорами.
– Час от часу не легче, а к ночи так кошмар, – пробубнил Весельчак.
Путь оставался один – наверх. Вниз свешивались куски бетона, соединенные лапшой
старой арматуры. Арматура была ржавой, но сколы на бетоне вполне свежими – растения
проломили тоннель совсем недавно.
Неожиданно корни зашевелились, послышался шорох раздвигаемой земли. Как по
команде, мы подскочили вверх, цепляясь за обломки бетонных конструкций, Весельчак у
одной стены тоннеля, я у другой. Из-под корней показалась острая морда с рядом
выступающих резцов и крохотными, налитыми кровью глазками. Морда была покрыта
слизью, обильно стекающей с обвисших щек. Тварь рыкнула и дернулась вперед, заметив
нас. Агрессивная пакость была крупнее взрослой овчарки. Скребя по бетону когтями, она
шустро выползла из-под корней, за ней тянулась толстая розовая кишка. Неожиданно резво
создание подпрыгнуло, зубы лязгнули, едва не отхватив кусок от моего ботинка.
– Наверх! – крикнул Весельчак, будто я и без него не догадался.
Убивать это существо сейчас крайне не рекомендовалось. Мы столкнулись с Крысиным
королем. Смысл в названии был такой же, как и до катастрофы, только слегка наоборот.
Сейчас Крысиный король не был сотней крыс, сросшихся хвостами и спинами в процессе
жизни. В нынешнее время при размножении самка выдавливала из себя ком слизи,
соединенный с ней пуповиной. Все, что жрала она, доставалось и детенышам. Когда ком
созревал, из него выходило с полсотни таких тварей, которые расползались кто куда. Не
знаю, что они там делали с частями тел, которыми были соединены, перегрызали наверное.
Если крыса только отложила потомство, то нечего не будет. Но если крысы «созрели», то,
убив мамашу, мы получим ораву агрессивных и желающих расправиться с обидчиками
«деток». Пуповина не бывает очень длинной, метров десять, может, немногим больше, так
что от Крысиного короля проще убежать.
Я поднялся чуть выше, забрасывая ноги на арматурную бахрому. Чертова крыса, явно
не желая оставаться без добычи, подпрыгнула и повисла, вцепившись в арматуру зубами.
Мне послышалось, как скрипит металл под давлением резцов. От нашего веса хлипкое
железо прогнулось еще больше. Я почувствовал, что заваливаюсь на спину, и еще сильнее
вцепился пальцами в бетон.
Весельчак уже выбрался наверх и стоял у провала, целясь в тварь из автомата, но не
стрелял, оставив выстрел для крайнего случая. Я покосился за спину и увидел, как крыса
перебирает лапами, подтягиваясь ко мне. Челюсти распахнуты, по острым зубам стекает
розовая слизь. Пуповина за ее спиной натянулась, как струна, но это не останавливало
мутанта. Корни на другом конце шевелились, из-под них высовывались морды поменьше,
заинтересованные – чем это тут занимается мамаша. Сбывались худшие ожидания – выводок
был достаточно взрослым, чтобы схарчить нас вместе с оружием и одеждой.
Крыса дернулась вперед, резцы лязгнули по арматуре там, где мгновение назад была
моя нога. Я пнул крысу ногой в морду, надеясь сбить на пол. И вдруг случилось неожиданное
– голова Крысиного короля взорвалась, разбрызгав вокруг веер красных брызг. Остатки
челюсти так и остались висеть на арматуре. Обезглавленное тело на секунду зависло, по
инерции хватаясь лапами за бетон, и рухнуло вниз. Черный поток подхватил тело и поволок,
но натянувшаяся пуповина удерживала его, вытаскивая наружу все гнездо, скрытое под
корнями. Стена растительности зашевелилась, пошла волнами. Каждую секунду новый голос
присоединялся к общему визгу. Сумки со спорами заходили ходуном, когда что-то стало
прорываться сквозь корни.
Мысленно чертыхнувшись, я стал шустро перебирать руками и ногами, выбираясь из
опасного тоннеля, теперь стало не до осторожности. Детеныши твари, побольше и поменьше,
прорывались сквозь занавеску из корней. Некоторые ползли медленно, другие выстреливали,
словно пули, оставляя после себя дырки. Несколько уже качалось на арматуринах, карабкаясь
вверх к вожделенной добыче. Повиснув на одной руке, я выпустил короткую очередь, сбивая
наиболее ретивых. От моих движений арматура закачалась, заскрипела под весом тела.
Оружие вильнуло, пули ушли в сторону, высекая искры из бетона. Эх, лишь бы не задеть
корень, не попасть шальным рикошетом в растение – взрыв мешка со спорами в таком узком
пространстве означал стопроцентную смерть.
Подскочивший Весельчак вцепился в мою руку и потянул вверх. Подземный колодец
уже кишел тварями. Некоторые соскальзывали и исчезали в воде, а из-за корней выскакивали
новые и новые. Я поднялся на ноги, попутно пинком отправив вниз не в меру резвую тварь,
но на смену ей поднимались еще пятеро. Они были не в пример быстрее своей мамаши,
видимо, сказывался меньший вес и неуемный голод.
– Бежим! – Весельчак уже успел оглядеться наверху и проложил нам маршрут.
Я побежал за ним. Не считая проржавевших остовов пары «УАЗов» и самосвала, двор
был пуст. На плотной, потрескавшейся земле еще кое-где виднелись крохотные островки
асфальта и куски бетона, выкрошившиеся из стен. Здесь были и непонятные черные полоски,
похожие на сажу от сгоревшей бумаги. Они устилали весь двор, иногда свалявшись в целые
кучи. Сквозь эти непонятные образования из земли уже пробивалась молодая поросль и
неровные пучки травы. Еще пара дней, и двор станет полностью непроходим. По периметру
двора росло несколько деревьев. Кривые, они все изгибались наружу, от центра двора, словно
старались отдалиться от чего-то. У нужного нам здания росло самое большое дерево.
Огромный узловатый ствол согнулся на уровне пары метров над землей и врезался в стену.
Точнее, раньше там была стена. Ствол, разделяясь на пяток толстенных ветвей,
направленных параллельно, проломил стены, выворотил оконные проемы и разрушил
перекрытия с обратной стороны, почти полностью уничтожив угол дома. Теперь с обратной
стороны торчали ветки, растопыренные во все стороны. А на площадке, из которой они
вырастали, лежала бетонная плита, помятая и почти раздавленная. Корни именно этого
дерева разворотили тоннель и дали устроить гнездышко Крысиному королю, как раз
подходящее место – темное, влажное, сырое, и пища иногда приходит сама.
Ствол дерева порос длинными белесыми лианами. Было непонятно: растут ли корни из
ствола или ветки так видоизменились, что к земле тянутся. Неважно, но кое-где я успел
заметить на них зарождающиеся утолщения будущих сумок со спорами.
Весельчак заскочил на толстый ствол первым и умело побежал вверх, лишь изредка
хватаясь за ветки рукой, чтобы помочь себе. Я не отставал – крысиное воинство наступало на
пятки. Но, поразившись такой прыти напарника, я не удержался от вопроса:
– Ты же говорил, слоны не карабкаются?
– Я не слон, я медведь, – фыркнул сквозь маску Весельчак, тяжело отдуваясь.
Взобравшись по стволу, мы спрыгнули на пол, оказавшись сразу на втором этаже.
Помещение, помеченное Акелой, было почти рядом, но добраться до него легко и быстро
крысы нам не позволят. Едва наши ботинки коснулись бетона, сзади послышался шелест и
громкий, противный писк. Парочка крыс скакнула на выщербленный подоконник, следом
прыгнули еще трое. Мы пятились, стреляя одиночными. Один выстрел – одна мертвая крыса,
в лучшем случае пуля пробивала навылет двух или трех. Мелкие падали замертво, а крупные
катились вниз по стволу, продолжая пищать и извиваться. Особо хитрые забирались выше
окна и прыгали сверху. От таких важно было вовремя увернуться или наподдать в полете,
главное – не дать упасть на плечи или голову и укусить – неизвестно, какая отрава
содержится в слюне и слизи этих тварей.
Весельчак пнул крысу – задние лапы у нее не двигались, но она уверенно ползла в его
сторону, – и отщелкнул рожок. Он не тратил время на крики типа «перезаряжаю», когда с
напарником не один пуд соли съел, – и так начинаешь машинально следить и за своим
оружием, и за его. Тем более что Весельчак использовал одну хитрость и меня научил – он не
выстреливал последний патрон, и, когда вставлял полный магазин, не появлялась
необходимость досылать патрон.
Я сбил в полете еще одну тварь, прыгнувшую сверху. Поток крыс наконец-то иссяк, но
мы потратили еще минут пять, отстреливая последние особи, решившие подняться наверх, –
не хватало начинать поиски, оставив за спиной несколько агрессивных, острозубых
тварюшек. Я отступил на пару шагов назад, еще поводя стволом автомата по дыре, но атака
закончилась. Позади находился коридор, и неожиданно из него что-то вылетело. Я едва успел
подставить плечо, прикрывая голову. Удар прикладом пришелся по руке, она тут же онемела.
Я присел, заблаговременно уходя от следующего удара. И снова сделал два шага назад. Но
удара не последовало. Из коридора шагнул кряжистый бородач, вскинув в нашу сторону
«ВАЛ». Оружие Весельчака начало подниматься, но его остановил щелчок взводимого курка
за спиной.
– Тихо, тихо, – сказал бородач, улыбаясь. – Автоматик-то опусти.
Я бросил взгляд за спину – там было еще двое. Один целился из дробовика, у второго
был «ТТ». Оба выглядели беднее бородатого и внешне, и интеллектуально. Весельчак
покосился на меня, и я глазами показал, что не справимся. Напарник фыркнул, как
рассерженный медведь, и опустил автомат.
– Вот и ладненько, – улыбнулся бородатый и скомандовал: – Цапля, ошманай их!
Худощавый черновик повесил дробовик на плечо и принялся живенько разоружать нас.
Автоматы, ножи, мой пистолет и пара гранат Весельчака живо перекочевали к нему.
– Жилеты снимай! – Его голос оказался неожиданно высоким.
– Оставь, – сказал командир. – Потом снимем.
– А чего с ними возиться, Кривошип? В расход, и дело с концом! – подал голос третий,
тот, что стоял за нашими спинами.
– Беня, я твое мнение спрашивал? – Напускное веселье мигом слетело с бородатого. –
Ты овца тупая, Беня! Ты думаешь, мы зачем их столько ждали? Зачем вперед пропустили?!
Чтобы они нам дорожку протоптали! Ты нам как выбираться предлагаешь? Тебя вперед
отправить?!
Кривошип резко оборвал тираду, сверкнув напоследок глазами. Впрочем, на Беню это
никакого впечатления не произвело, он, видом полностью подтверждая нелестное
определение бородатого, отошел куда-то в сторону и присел у древесного ствола.
Теперь все стало на свои места. Понятно, кто крался за нами и кто пристрелил
крысиную самку, чтобы выкурить стаю из тоннеля. А пока мы будем отбиваться и идти по
поверхности, самим пройти через тоннель, обойти нас и устроить засаду. Мы нужны им,
чтобы дорогу проложить, после этого Кривошип скомандует, и Беня самодовольно отправит
нас в расход. Ребята ушлые, знали, что рядом с Крысиным королем ничего не живет и дальше
тоннель безопасен, только не знают они, что слизь крысенышей не менее опасна, чем их
зубы, там только гнили и продуктов разложения хватит, чтобы свалить горбуна. Я успел
заметить, что плечи овцы, пардон – Бени, обильно измазаны серыми липкими потеками.
Верно, Кривошип его и раньше первым пускал. Нехорошо получалось – черновики знали, где
и когда мы будем проходить на базу, и пока основная часть воевала с возрожденцами,
пустили за нами маленькую группу, разведать пути, а заодно и сокровища поискать. А узнать
про все они могли только от Акелы.
– Вперед, бродяги, – буркнул Кривошип, поводя стволом в сторону тоннеля, длинного и
темного. Туда, где по карте находился клад. И это им известно! – Беня, тебя приморозило, что
ли? Чего встал?
Беня так и стоял, вполоборота к нам, засунув одну руку за пазуху и не решаясь
повернуться.
– Племяш, ты чего, переволновался, что ли? – Кривошип понизил голос,
прищурившись.
– Кривошип, на мне что-то сидит… – прохрипел Беня еле слышно. – Скребется…
сними… Слышишь, сними это!
Совсем неожиданно он сорвался на крик и истерично замахал руками. От
неожиданности все замерли на секунду. Этой секунды крысе хватило, чтобы вскочить Бене
на плечо и вцепиться в основание шеи. Брызнула кровь, обильно мешаясь с крысиной. Зверек
был ранен, одна лапа болталась. Видимо, свалился сверху и зацепился за одежду черновика.
– Помоги ему! – рявкнул Кривошип, не сводя с нас ствола «ВАЛа».
Цапля бросился к подельнику, бряцая навешанным оружием. Когда он подскочил, Беня
уже упал на пол. Крыса, придавленная его телом, мотала головой, разрывая зубами плоть.
– Убери!.. Убери ее! – сипло вопил Беня, дергаясь телом из стороны в сторону.
Цапле пришлось сначала поймать Беню, потом сдернуть с него крысу и швырнуть в
окно. Ремни автоматов, висящие у него на шее, норовили соскользнуть.
– Идиот! – гаркнул Кривошип. – Добить надо было! Она же следом поползет.
Видимо, в группе Цапля был не самым разумным бойцом. Он тут же подскочил к
пролому и два раза бахнул из дробовика в ту сторону, куда свалилась крыса. По направлению
ствола выходило, что стрелял он аккурат по дереву. А там мешки со спорами. О чем я и
сообщил Кривошипу, не без удовольствия понаблюдав, как удлиняется его бородатая рожа.
Кривошип глянул на меня, потом на Цаплю. Тот пятился.
– Идиот! – повторился Кривошип. – Хватай Беню! Тащи!
Цапле второй раз приказывать не пришлось – он уже увидел, что картечь разворотила
наросты на дереве.
– Ну, бродяги, ведите! Если жить хотите.
И мы повели, так скоро, что Кривошипу пришлось помогать Цапле волочь Беню.
Ботинки раненого отбивали дробь, попадая на трещины в бетоне. В голову уже закралась
мысль провести черновиков мимо отмеченной комнаты и спрятаться в другом помещении,
но, когда мы поравнялись с нужной дверью, Кривошип остановился и гаркнул:
– Открывайте!
Он отпустил Бенину руку и поднял «ВАЛ». Было непонятно, он в нас целится или
держит на мушке дверной проем. Дверь была мощная, округлая, как на кораблях, с винтовым
запором. Мы налегли на рычаги, но запор поддался легко, он был хорошо смазан. Первым в
комнату Кривошип отправил Цаплю, Беня споткнулся на высоком пороге и снова зашелся
благим матом. Потом зашли мы. Последним заскочил бородач и приказал запереть дверь.
В кромешной темноте я сделал шаг вперед и замер – носок ботинка не нашел опоры.
Снизу доносился шум воды. Я аккуратно отодвинул ногу назад и поймал Весельчака за руку,
сообщая, чтобы не двигался.
Что-то щелкнуло, и помещение осветилось. Кривошип зажег сразу два фонаря – не
жалеет, гад, наши батарейки.
– Опа! – выдохнул Кривошип. – Живем!
– Кривошип… помоги, – прошипел Беня. Он зажимал рану руками. Кровь больше не
текла, и рана вроде была меньше, чем показалась сначала.
– Цапля, помоги ему. Обработай рану. – Кривошип протянул Цапле дерматиновою
коробку, на потертом боку которой еще виднелся крест. – Только не очень там. Экономно, в
общем.
– Живокост дай! – начал канючить Беня. – У тебя есть, я видел!
– Щас! – обозлился Кривошип. – Откуда у меня?!
Пока они переговаривались, мы осматривали помещение, в котором оказались. У моей
ноги начиналась трещина. Расширяясь, она уходила под противоположную стену. У этой же
стены стоял стеллаж длиной во всю комнату. Часть его отломилась и провалилась в трещину,
часть покосилась, сползя к полу. На стеллаже лежали бочкообразные контейнеры, на полу
среди пустых коробок от патронов и упаковок от лекарств валялось несколько таких же.
Крышки на всех «бочонках» были раскрыты. Только на парочке, лежащей на стеллаже,
плотно закрыты. На крышках красовался знак – латинская «V», перечеркнутая миниатюрным
зигзагом-молнией. На несколько секунд я задержал взгляд на значке, он показался мне
смутно знакомым. Из того прошлого, которое я забыл… Такой же значок был на план-схеме,
на стене у двери. Угол карты закоптился, видимо, ее пытались сжечь впопыхах, но огонь
погас, и большинство нарисованного уцелело. Схема изобиловала чертежами и
примечаниями, а над ними – снова перечеркнутая «V».
Я отогнал эти мысли и прошагал среди мусора. Определенно, здесь не осталось ничего
ценного. Поворошив ногой пустые коробки, я обнаружил наполовину раздавленную упаковку
анальгина. Подняв ее, обнаружил две целые таблетки и еще недалеко заприметил стреляную
гильзу от патрона к пистолету.
– Это и все? – спросил я, поворачиваясь к Кривошипу.
– Что? – Бородач отвернулся от стонущего Бени и огляделся. – Что за черт?
Его удивление не уступало моему. В помеченном помещении не было ровным счетом
ничего ценного – пустые контейнеры, пустые ящики от боеприпасов и трещина в полу,
ведущая в черную пустоту. Кривошип рассвирепел, еще не веря глазам, принялся шарить по
полу, подскакивал к ящикам, открывая их и хлопая крышками – убеждаясь, что все они
пусты. Из его губ, вместе с брызгами слюны, вырывались обрывки фраз:
– Пацанов положили!.. Всех! За что! Нету…
Прокля..!
Беня вскрикнул – Цапля случайно сковырнул запекшуюся корку, снова потекла кровь.
– Кривошип! – запричитал раненый черновик. – Дай живокост… я же сдохну… Д…
Он поперхнулся, на губах выступила пена. Стало понятно – Беня не жилец. В рану
попала грязь не только с зубов крысы, но и дрянь, в которой он измазался по уши. Теперь яд
распространился по крови. Если Кривошип и хотел его вылечить, то действовать надо было
сразу.
Кривошип не обратил внимания на племянника. Разозлившись еще больше, он
отшвырнул пару пустых ящиков и со всего маху врезал ногой в стойку стеллажа. Полки
содрогнулись и накренились. Два контейнера, еще покоившиеся на стеллаже, покатились к
провалу в полу. С гулким стуком и скрежетом они провалились в трещину и исчезли в
черноте. Через пару секунд донесся тяжелый плеск.
Кривошип растерянно замер, моргнул пару раз, соображая, что он сделал и могло ли в
контейнерах быть что-нибудь ценное. Я переглянулся с Весельчаком – более подходящего
времени не будет. Надо действовать, пока Кривошип пялится в черный провал, а Цапля
склонился над выведенным из строя Беней.
Я ударил Кривошипа кулаком в затылок. Удар подлый, но на войне как на войне, иногда
некогда выбирать средства и задумываться над честностью. Бородач покачнулся, и я тут же
добавил удар в ухо, не позволяя ему повернуться ко мне лицом. На груди у него висел
«ВАЛ», ухватистый и удобный для разворота в ограниченных пространствах. Одна очередь,
и от нас с напарником останутся только воспоминания. Однако Кривошип падать
отказывался. Здоровый гад, но и мы не мелкие. Еще пара ударов не принесла ожидаемого
эффекта, я бил, словно сквозь воду. Рыкнув, Кривошип повернулся ко мне, глаза пылали
неудержимой злобой. Я едва успел перехватить «ВАЛ», не дал развернуть оружие в свою
сторону. Кривошип был сильным, но не настолько, чтобы преодолеть мое сопротивление.
Почему же я не смог пробить его? И вдруг меня осенило! Двойка мне как бродяге. Артефакт,
который Беня видел у Кривошипа, был не живокост, а оникс. Вот откуда это ощущение
тягучести в ударах. Ладно, попробуем по-другому!
Я боднул бородатого лбом в нос. На силу удара я уже не рассчитывал, но сумел слегка
ошеломить Кривошипа. Достаточно, чтобы он на секунду утратил хватку. Ствол «ВАЛа»
уперся ему в плечо, я вдавил нащупанный ранее спуск. Пуля прошла навылет –
неактивированный оникс не может остановить пулю, выпущенную в упор. Кривошип
вскрикнул и отшатнулся. Как раз достаточно, чтобы развернуть винтовку и добить его
выстрелами в грудь.
Весельчак подскочил к Цапле. Тот не успел подняться и оказался придавлен коленом к
стене. Навешанное на черновика оружие сыграло плохую службу – длинные стволы не
позволяли развернуться и использовать хоть что-то. Зато Цаплина глупость была на руку
Весельчаку – ремни автоматов висели у черновика на шее. Весельчак захватил один из них,
перехлестнул и использовал как удавку. Цапля только хрипел, безвольно шаря руками по
стене.
Кривошип заваливался назад, в черную трещину за его спиной. Ремень, зацепившийся
за его плечо, дернул винтовку из моих рук, пальцы заскользили по мокрому от крови металлу.
Вдобавок вес бородатого грозил утащить меня за ним в дыру.
– Весельчак! – гаркнул я. Терять ценную винтовку совсем не хотелось.
Напарник гортанно выдохнул, дергая ремень изо всех сил. В шее Цапли что-то
хрустнуло, и черновик обмяк. Весельчак подскочил ко мне, но ремень уже соскользнул с
плеча Кривошипа, и его тело обрушилось в темный провал.
– Черт! – ругнулся я. – Оникс упустил!
В помещении стало темней – один из фонарей улетел вместе с Кривошипом. Весельчак
подобрал второй рядом с телом Цапли. Посветил на Беню и стал подбирать наши пожитки. Я
присоединился к нему, споро распихивая по карманам то, что Цапля отобрал раньше. Беня
молчал, зло сверкая глазами. По его подбородку стекала струйка грязной слюны.
Я закинул «ВАЛ» за спину, подобрал автомат и еще раз глянул на Беню. Может,
избавить его от мучений, раз уже не жилец? И вдруг заметил, что ладонь черновика прячется
под полой куртки. Будто он сжимает что-то во внутреннем кармане. Прицел автомата
уставился на него. Но Беня только сощурился и вдруг выдавил четко и с издевкой в голосе:
– Хана вам всем! – и достал руку из-под куртки.
В ладони он сжимал артефакт Мочалка. Сдавил что есть силы – губчатые края
выступили между пальцами, натянувшись до предела. Мочалка была «сытая» – заряженная
до предела. Даже в тусклом свете был хорошо различим пыльно-серый цвет и рыжие бугорки
спор, готовых вырваться наружу.
Черновик не успел разжать кулак, а мы уже выпрыгивали в распахнутую дверь.
Навалившись вместе, тут же захлопнули ее и заблокировали запорный механизм. Несколько
секунд из-за нее доносились крики Бени, обезумевшего от боли, но мы не прислушивались,
шагая обратно к пролому в стене.
Тут не было спор – видимо, сумки еще не созрели или Цапля умудрился не повредить
их, но путь был свободен и чист.
Мы бодро шагали в сторону городка, стараясь поскорее убраться от развалин. Скоро
туда наведаются возрожденцы или черновики, проверить, что случилось с отрядом. А может,
и те, и другие, причем одновременно, и снова завяжется бой. В предыдущей схватке полегли
отряды обеих сторон, потому за нами и пошло всего три человека.
– Ну, и что мы скажем Акеле? – спросил Весельчак.
– А что ему говорить? Он подсказал черновикам, где устроить засаду, но предупредил
нас о ней, – ответил я.
– Похоже, не только нас, – хохотнул напарник.
Хитрый Акела сыграл на две стороны, стравив между собой бойцов Черного рынка и
армейцев возрождения. Он не мог отказать Черному рынку, ведь иначе негде будет продавать
ценные находки и зашибать звонкую монету. Но вот потихоньку сообщить армейцам, где
будет ждать засада, ничуть не противоречило его моральным принципам, ведь больше всего
он хотел, чтобы все ценное забрали мы и, естественно, доставили ему. Вдобавок он нагнал на
черновиков побольше страху, рассказав неведомо сколько баек про развалины, обеспечив тем
самым неприкосновенность наших шкурок. Он и нас сдал с умыслом – если на маршруте нам
будет что-то угрожать, то группа, идущая следом, поможет, прикроет, лишь бы мы довели их
до клада на карте. Кривошип отклонился от уготованной ему роли, но все закончилось
хорошо.
– Кстати! – сказал вдруг Весельчак. – Акела промахнулся!
– В смысле? – не сообразил я.
– Ну как же – карта оказалась пустышкой. В развалинах ничего полезного не было.
Я ухмыльнулся.
– Чего ржешь? – хитро прищурился Весельчак, уже понимая, что что-то упустил.
– Ты помнишь, что сказал Акела нам перед выходом?
– Конечно, помню. Он сказал – идите по карте мертвеца.
– Нет. – Я полез в карман на жилете.
Акела всегда опасался быть подслушанным и часто важную информацию передавал
иносказательно, по частям. Только когда вся мозаика собиралась вместе, можно было
определенно понять, что к чему.
– Нет, Весельчак, Акела никогда не промахивается. Он сказал: идите ЗА картой
мертвеца! – И я помахал перед носом напарника план-схемой, снятой со стены в
хранилище. – Настоящая находка нас еще ждет.
Дмитрий Кликман
Странник
Вдох, еще, еще… Дыши! Дыши, ублюдок!
Резко распрямившись, словно сжатая до предела пружина, я сел, жадно глотая воздух.
Спина покрылась испариной. Тут же бросило в жар, затем в дикий озноб. Пальцы
подрагивали, заставляя сжимать кулаки в попытке унять предательскую слабость. Я дышал,
словно на предсмертном одре, с каждым глотком воздуха оттягивая неизбежность. Вдруг
старуха с косой посмотрит на болезного и, может быть, пожалеет… Да, сейчас… Ага…
В голове постепенно разрастался комок. Как вызревающий на теле чирей. Вот только
скорость другая.
Сейчас… Сейчас.
И тут он лопнул.
Новая вспышка боли заставила взвыть, рефлекторно ухватиться руками за голову, ища
спасения от нестерпимых мук. Перед глазами заплясали радужные круги. Еще секунда, и
организм ушел в глубокий обморок, прячась от боли в его мутных недрах.
«Бум… бум… бум…»
Я разлепил веки и уставился в потолок.
Мутная капля на уцелевшей балке перекрытия полуразрушенного здания сорвалась
вниз и шлепнулась на что-то металлическое, издав характерный звук. Разбившись на мелкие
частицы, жидкость растеклась по ржавой поверхности, освобождая место для товарки.
«Бум».
Обведя мутным взором комнату, где торчал уже третий день кряду, я прикрыл глаза и
помассировал виски. Приступы мучили меня с завидным постоянством, доводя до ручки,
хотя пора бы привыкнуть. А нет… не выходит, зараза. Самое смешное – никогда не знаешь,
где застанет в очередной раз.
В общем, как бы это ни происходило, эффект всегда оказывался одинаковым.
«Бум».
Я с раздражением пнул ногой железку, валявшуюся в полуметре от меня. Им оказался
чудом сохранившийся эмалированный чайник, наполовину вросший в землю.
Удовлетворенный актом возмездия, на самом деле являвшимся попыткой выместить злобу на
чем угодно, я устало откинулся на землю, прислушиваясь. За стеной раздавался размеренный
шелест.
Дождь…
Интересно, он закончится когда-нибудь? Такое впечатление, будто в небесной
канцелярии прорвало трубу, а местный сантехник основательно запил.
«Сантехник?» – я улыбнулся плоской, как стол, шутке и хмыкнул.
Дожил… Смеюсь уже с чего ни попадя. Так скоро и с катушек слететь можно. Хотя
чему удивляться? С каждым разом боли становились все сильнее, так что – все возможно.
Я взъерошил изрядно отросшие волосы на затылке.
Всегда так делаю, когда что-то обдумываю. Привычка появилась еще в раннем детстве.
Со временем она переросла в культ. Теперь пока не почешу башку – не подумаю.
Даша поначалу высмеивала, потом перестала обращать внимание.
При воспоминании о любимой кольнуло слева. Но ненадолго… Сердце пару раз
болезненно ткнулось в ребра, замерло, передохнуло и потопало дальше, отстукивая секунды
моей никчемной жизни.
«Тук-тук, тук-тук».
Стучит, зараза. Хотя уже пару раз приходила мысль: зря стучит. Даже подумывал о том,
что пора разнести себе мозги. Бац – и алга. Баиньки. Но в последний момент что-то
останавливало. Мудрость? Чувство собственной важности и необходимости на земле?
Дудки.
Трусость. Банальная и оттого еще более противная. В нас с рождения заложена эта
черта. Мы боимся подыхать, отчаянно и люто боимся. Ненавидим смерть, потому как не
знаем, что там. Там… за гранью. Оттого судорожно цепляемся за свою шкуру, пытаясь
оттянуть момент истины… Хотя смысл? Ну, оттянем? А что дальше? Этого как раз никто и не
знает.
Вот только умирать все равно не хочется. Даша тоже не хотела…
«Мотор» снова кольнул. Видимо, не от горя, а от нервов. Не железный.
С момента ее смерти прошло без малого три года. Не то чтобы привык, почерствел…
Нет, просто, как бы ни старался, ее уже не вернуть. Увы…
Я прилег на спину, пытаясь расслабиться.
Сначала начали мучить головные боли. Не давали покоя бессонница и периодические
мигрени. Потом привык. А сейчас стало настолько хреново, хоть на стенку лезь. Видимо,
придется научиться с этим жить. Один черт, медикаментов нормальных почти не осталось
после Пандемии. Нигде. А оставшееся постепенно приходило в негодность. Смысл пытаться
что-либо изменить, если изменить не получится?
В общем, веселуха.
Повалявшись еще несколько минут, все-таки заставил себя пошевелиться. В голове
возникло ощущение, будто стальной шар перекатился от одной стороны в другую, гулко
ударившись о черепную коробку. Я скорчил гримасу, но по сравнению с настоящим
приступом, это всего лишь отголосок, который вскоре пройдет. В ответ на мои телодвижения
в углу сырой, неприятно пахнущей плесенью комнаты послышался шорох. Спустя секунду из
полумрака блеснули два ярко-красных глаза.
Я замер, стараясь не провоцировать неизвестного соглядатая, попутно вспоминая, где
оставил автомат. Оружие находилось там, где и должно: у правого бедра. Привычка всегда и
везде находиться с готовым выстрелить автоматом давно переросла в устойчивый рефлекс.
Немного успокоившись, несколько раз вдохнул и принялся наблюдать.
Зверь не спешил высовываться, явно осторожничая. Видимо, считал, что я все еще
опасен. Хотя какая там опасность? Мир давно перевернулся с ног на голову, и человек
поменялся ролями с окружающей средой, превратившись из охотника в жертву. Да, с зубами,
да, способную огрызаться, но все же жертву. Сами виноваты, чего греха таить…
Ожидание уже порядком надоело. Лежать в одном положении становилось все труднее.
Конечности постепенно начали затекать от перенапряжения. Я боялся, что скоро дрогну,
спугнув зверя.
Словно в ответ на мое мысленное «фе» шорох усилился. Затем внезапно смолк, и на еле
заметное пятно света вышла огромная, черная как смоль крыса. Вернее, ее дальний аналог.
Так как назвать грызуном метровое животное с огромными, острыми как бритва клыками,
венчающими вытянутую узкую морду, можно с очень большой натяжкой. Потоптавшись на
месте, мутант поводил носом из стороны в сторону и сделал несколько шагов. Нащупав
пальцами автомат, я осторожно сдвинул флажок предохранителя в режим одиночной
стрельбы. Будет всего один шанс. Несмотря на внушительные размеры, зверь оставался все
той же крысой. Трусливой тварью, нападающей лишь в случае, если полностью уверена, что
жертва не нанесет вреда. Или терзаемая сильным голодом. Насчет второго можно не
сомневаться: охотник из урбанистического падальщика еще тот. Навыков она так и не
приобрела, питаясь, чем Бог пошлет. На сей раз он послал ей меня, вот только маленькая
загвоздка: я не мертв и даже не ранен. И тоже хочу есть.
Крыса сделала еще несколько шагов. Боится…
Ну, давай же… Ну!
Я невольно засмотрелся на нее. Подумать только, еще пару лет назад морщился бы от
отвращения при мысли, что это можно есть. А теперь? А теперь мне настолько по барабану –
даже верится с трудом. Но факт. За долгое время отсутствия нормальной еды питаться
приходилось всем, что имело хоть намек на съедобность, засунув брезгливость куда
подальше. Голод – не тетка. Поначалу я их боялся, тупо расстреливал на расстоянии, стараясь
свести шансы уродов к нулю. Но окончательно освоившись, уже не реагировал на каждое
существо как на угрозу. Иногда они спасали мне жизнь, не давая сдохнуть от голода. Людей
после смерти Дашки я сознательно избегал, заходя в поселения только из крайней
необходимости.
При упоминании о еде в животе противно заурчало. Со жратвой действительно
туговато. Тем временем мутант подобрался еще ближе, видимо решив, что с двуногим
проблем не будет. Зря. До кучи хлама, откуда зверь появился, – метров пять-шесть. Не успеет.
Я резко сел и прицелился. Крыса дернулась назад. Поздно. В комнате прозвучали два
выстрела. Пространство наполнилось дымом. В нос ударил кисловатый запах сгоревшего
пороха.
Не дожидаясь, пока дым рассеется, я рванул к тушке, едва не упав: ноги все-таки
успели порядком затечь. Ничего. Главное, мне удалось ее завалить. Одна пуля ушла в
пустоту, зато вторая прошла навылет аккурат в районе лопатки. Очень удачно. Значит, есть
шанс набить брюхо. Не деликатес, но что делать, если хочется жрать? Просто, банально, но
от этого еще более страшно. Жрать!
Разделав тушку на несколько крупных частей, я соорудил небольшой костер из
валяющихся в большом количестве разномастных деревяшек, водрузил на самодельную
треногу котелок с водой, бросил туда мясо и принялся варить, периодически меняя воду.
Лучше потратить время, чем сдохнуть, нажравшись вместе с мясом радионуклидов и прочей
дряни, коей в каждом диком живом существе видимо-невидимо.
Как следует подкрепившись, я затушил костер, отодвинул трухлявую доску наглухо
заколоченного окна, выглянул на улицу. Дождь заметно утих. Шторм прошел два дня назад.
Обычно после него лило как из ведра несколько дней. В отличие от человека, Лес всегда
убирал за собой. Сегодня истекали третьи сутки. Скоро можно выдвигаться дальше.
Вот только закончу начатое…
Порывшись в заметно опустевшем рюкзаке, выудил оттуда объемный сверток.
Аккуратно развернув ткань, извлек толстую тетрадь. Пролистал две последние страницы,
исписанные мелким убористым почерком, вспоминая, на чем остановился. Покрутив в
пальцах карандаш, несколько раз глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и принялся писать,
старательно выводя буквы.
До экспансии Леса я был писателем. Это не являлось основной работой, а скорее хобби,
позволяющее окунуться в свой, ни на что не похожий мир. Уйти от проблем и забот.
С начала катастрофы пришлось забросить это дело, занявшись более важным –
выживанием. Затем появилась Даша, отодвинув на второй план любые мысли и желания,
кроме как обладать ею и не думать больше ни о чем. Даже в один отряд записались вместе,
когда после Пандемии вышли из убежища, принявшись обустраиваться в новом, враждебном
мире. Дальше тренировки, вылазки, стычки с мутантами и мародерами. Мы приспособились
к иным условиям. Жизнь постепенно налаживалась. Пока… пока во время очередной
вылазки Дашка не попала в облако ядовитой пыльцы, выброшенной неизвестным растением.
Когда ее принесли в поселок, она уже находилась в глубокой коме. Спустя сутки Дарья
умерла, так и не придя в сознание…
Мир рухнул в одночасье. Все, для чего жил на этом свете, исчезло. Лопнуло, как
мыльный пузырь. Собрав необходимое, я покинул лагерь. Не мог больше находиться там, где
все напоминало о ней…
С тех пор скитаюсь по миру, изредка натыкаясь на поселения людей. Бродяг, как они
сами себя называют. Как ни крути, а без некоторых вещей выжить просто невозможно.
Например, без патронов. Или тех же аккумуляторов.
Тогда вновь возникла потребность писать. Не знаю зачем… Возможно, чтобы не
свихнуться от одиночества, а может, усиленно хотелось навсегда оставить в памяти прошлую
жизнь. Скорее всего – второе. Ну а сейчас я просто описывал дни, проводимые в
отшельничестве. Мир, окружающую природу, мутантов, поселения людей, их теперешний
быт… Все, что, на мой взгляд, казалось интересным и важным. Быть может, в будущем эти
записи станут полезны. Не знаю…
Работал я долго. Дождь все еще лил, карандаш царапал бумагу, день перевалил за
половину. Скоро вечер, пора бы подумать о ночлеге. Идти на ночь глядя особо не хотелось.
Месить грязь прохудившимися ботинками не добавляло оптимизма. Лучше переждать до
утра и с рассветом двинуться дальше… на север.
За время скитаний путь был проделан немалый. Имея на руках старый автомобильный
атлас Украины, я постоянно делал пометки проходимых маршрутов, где начинается Лес, где
находятся поселения. Эта неделя не была исключением. Вот только не к месту начавшийся
Шторм задержал на целых три дня, заставив сначала прятаться в подвале бывшей караулки, а
затем двое суток торчать в единственной оставшейся комнате, где уцелела часть кровли.
Военные, охранявшие когда-то довольно большой комплекс складов возле Балаклеи, вынесли
все подчистую. Остальное завершил Лес, постепенно разрушая здания корнями исполинских
деревьев, растущих с невероятной скоростью. Еще пару лет, и он доберется сюда, оттяпав
новый кусок земли, принадлежащий теперь ему. По праву.
Мои мысли прервал какой-то гул. Звук далекий, не природный, оттого подозрительный.
Я быстро упаковал тетрадь и сунул в рюкзак. Затем метнулся к окну, отодвигая доску. На
западе сплошной стеной возвышался Лес. Величественный, страшный и смертельно
опасный. На восток уходила степь, виднелись руины некогда большого складского
комплекса. Откуда гул? Тем временем звук усилился. Его не спутаешь ни с чем, если хоть раз
в жизни ездил за рулем. Значит – машина. Или несколько. А машины у нас имеет или Армия,
или… Черт!
В подтверждение моих подозрений из-за бугра в километре выскочило два небольших
грузовика. Следом за ними, словно чертики из табакерки, четыре легких кроссовых
мотоцикла. Вскоре показалась основная колонна, состоящая из не менее двух десятков
разномастных машин, похожих на диковинных животных из-за наваренных по периметру
листов металла. По обоим краям колонны двигалось большое количество двух-трех колесных
мотоциклов.
И тут я понял, что дело дрянь. Сомнений быть не могло: кочевники. Так называемый
Черный рынок. Анархисты, презирающие всех и вся, считающие себя чуть ли не
единственными хозяевами на этой земле. Воры, убийцы, насильники, мародеры. Одним
словом – мразь. Сначала они проредили себе подобных, выбивая слабых и неугодных. А
потом… потом стали объединяться в стаю. Удивительно, правда? Если раньше «homo
sapiens» аж из кожи вон лез, доказывая свою индивидуальность и неповторимость, любыми
средствами это демонстрируя где ни попадя, теперь резко изменил линию поведения. Теперь
это не просто кучка отребья. Это стая… Вооруженная до зубов стая волков о двух ногах и
двух руках.
То, что это они, – сомнений быть не могло. Несмотря на расстояние, глаза без труда
различили камуфляжные штаны, высокие ботинки, кожаные куртки, вычурные шлемы и
прочую байкерскую атрибутику.
Только этого не хватало. За время скитаний мне удавалось избегать контакта с ними.
Правда, два раза не повезло. Тогда я отделался огнестрельным ранением в плечо и лишился
всего добра. Потом выручил дозорный отряд Армии Возрождения, удачно оказавшийся
рядом с поселком, куда меня занесла нелегкая обменять найденное. Военные оттянули
кочевников на себя, полностью истребив банду. В остальных случаях удавалось сделать ноги
раньше, чем меня обнаруживали. Однако в жизни не все складывается удачно. На этот раз
фортуна явно решила сыграть со мной злую шутку.
Колонна протянула еще немного и встала. Вырвавшись вперед, мотоциклисты
передовой группы резко осадили байки и уставились в сторону бывшей военной части, в
одном из зданий которой прятался я. Во рту пересохло. С одной стороны, банда, не менее ста
стволов. И я: один, вечером, посреди развалин. Кроме того, караулка стоит на окраине. У
меня засосало под ложечкой. По всей видимости, кочевники снялись с предыдущего места и
двинулись на поиски нового. Бывшая часть очень даже подходила.
Тем временем бандитам надоело топтаться на месте, и передовая группа двинулась
вперед. Остальные остались на месте, решив дождаться, пока разведчики проверят
развалины. Байкеры разделились, намереваясь обогнуть руины, а машины поперли по
прямой, решив въехать через «парадный вход».
Пора валить. Я подхватил рюкзак, перезарядил автомат и прильнул к щели в окне.
Грузовики при ближайшем рассмотрении оказались переделанными до неузнаваемости
армейскими «УАЗами». Между нами около двухсот метров открытого пространства, не
считая густо заросшего кустарником плаца и разрушенного до основания здания. По-
видимому, штаба. Плохо. Решись я выглянуть, тут же засекут, и пиши пропало. Остается
шанс уйти через пролом в заборе с задней стороны караульного городка. Там, где площадка
разряжания оружия. Ограждение по периметру части местами сохранилось, скрывая
внутреннее пространство от посторонних глаз. Я отлип от окна и осторожно двинулся к
пролому в стене. Сейчас они объедут часть и дадут сигнал основной колонне. Времени в
обрез. Дождь, наконец, закончился, вверх от земли потянулись клубы испарений, увеличивая
шансы уйти незамеченным.
Черт, где же мотоциклы? Мимо меня они еще не проезжали, это факт. Словно в ответ на
проскользнувшую мысль, до уха донесся рокот байка. По всей видимости, первая пара,
решившая подъехать к части с моей стороны, осматривала каждый куст. Я замер, ожидая,
пока мотоциклы проедут мимо. Всего десять метров от караулки до спасительной площадки.
Но именно этот отрезок как на ладони. Урчание двигателя стало совсем близко. Я стоял возле
пролома и молился, чтобы мотоцикл проехал мимо. Но, видимо, сегодня не мой день. Мотор
громко рыкнул и затих. Я выругался про себя. Одиноко стоящее здание привлекло внимание
отморозков, и теперь они решили проверить, что же находится внутри. Решение вполне
логичное, но в данный момент совсем не нужное мне. Вскоре послышались осторожные
шаги. Сжав цевье резко вспотевшей от напряжения ладонью, я поудобней перехватил
автомат. Стрелять в этой ситуации – стопроцентное самоубийство. Но на ум пока ничего
другого не приходило.
За стеной послышался хруст битого кирпича. Кто-то пробирался прямиком к пролому.
И этот кто-то явно готов среагировать на опасность. Я задержал дыхание, стараясь унять
сердцебиение. «Мотор» разошелся не на шутку. Казалось, его удары слышны по всей округе.
Вдох, еще один, так, чтоб продрало легкие. Немного отпустило.
Тем временем невидимый пока мародер остановился возле прохода и замер, не решаясь
заглянуть внутрь. Вскоре любопытство пересилило. В проеме показалась голова в
размалеванном мотоциклетном шлеме. Я замер, не в силах пошевелиться, мысленно
отсчитывая секунды. Говорят, решение, которое первым приходит в голову, – максимально
верное. Срабатывает инстинкт самосохранения, призывая к действию. Но тем и отличается
профессионал от любителя, что всегда имеет в запасе доли секунды, взвешивая, доверять ли
инстинкту. Я относился ко второй категории, потому сделал то, что первым пришло в голову.
Перехватив автомат, со всей силы вмазал байкеру прикладом по голове, метя в основание
шеи. Противник оказался на голову выше меня, и удар прошел вскользь. Только потом до
меня дошло, что попал прямо по шлему, который защитил владельца. Но это потом.
Получив сокрушительной силы подзатыльник, кочевник мешком повалился на пол, не
издав ни звука. Обрадованный, я прислушался, пытаясь успокоиться, и выглянул в проем.
Никого. Где второй? Видимо, остался возле мотоцикла, поджидая товарища.
Это играло мне на руку. Надеясь на удачу, я рванул к забору. Дальше – через степь к
Лесу. Шансов мало, но это единственный выход. По крайней мере, можно залечь в траве, где
с наступлением сумерек спрятать можно даже танк. Лишь бы добежать.
Я стремительно пересек площадку караульного города и подбежал к дыре в заборе.
Когда до разбитой плиты оставалось не более двух метров, проем перегородил здоровенный
детина в черном балахоне с автоматом наперевес.
– Оп! А ну замри! – крикнул верзила, направляя ствол мне в лоб.
Понимая, что сейчас нахожусь на грани жизни и смерти, я сделал вторую глупость. Не
добежав буквально метр до байкера, встал как вкопанный. Видимо, сработал эффект
неожиданности. До уха донесся еле различимый свист, и в следующую секунду страшной
силы удар опрокинул меня на землю. В голове словно разорвалась граната. Я перевернулся
на спину, тщетно пытаясь встать. Автомат улетел в неизвестном направлении. К горлу
подкатила тошнота. Ноги отказали, по лицу потекло что-то горячее. Через секунду надо мной
склонилась голова в приснопамятном шлеме и почему-то женским голосом воскликнула:
– Сука!
После чего сознание полностью померкло.
Боль пришла внезапно. Буквально ворвалась в мозг, заставляя открыть глаза.
Надсадный кашель вырвался из глотки, сменяясь хрипом. Воздуха не хватало, к горлу
подкатил тошнотворный комок. От неожиданности я попытался встать и тут же упал. Спустя
секунду понял, что лежу голым на сырой земле. Руки и ноги оказались крепко связаны,
лишая возможности нормально двигаться. Внезапно кто-то сильно пнул меня в бок, заставляя
перевернуться на спину. Рефлекторно спасаясь от удара, я дернулся, пытаясь сменить
положение. В шею тут же впился прочный кожаный ремень, сконструированный по
принципу удавки. Вывернув голову, обнаружил, что пристегнут к толстому столбу, намертво
врытому в землю. От него тянулась короткая цепь, не более двух метров длиной,
заканчивающаяся ошейником.
Раздался смех.
– Очнулся, сучонок?
Надо мной склонились двое.
Один из байкеров присел на корточки с зажатым в руке факелом, приблизил лицо
вплотную. В нос резко пахнуло перегаром какой-то жуткой бормотухи.
– А мы уж заждались. Пришлось разбудить. Сколько можно валяться? – Кочевник
радостно заржал, обнажив гнилые зубы. – Видать, знатно тебя Маня пращой приложила, раз
так долго кемарил.
Его напарник, верзила, на которого я наткнулся возле пролома, громогласно загоготал,
оценив юмор.
– Ага, – здоровяк почесал длинную бороду, – думала, ухлопает крысеныша. А он, вишь,
живучий.
Парочка вновь заржала. Первый вновь склонился ко мне, сдвинув на затылок старый
танковый шлем, из-под которого торчали слипшиеся космы грязных волос. От давно
немытого тела жутко воняло. Я ненароком подался назад. Кочевник тут же отреагировал:
– Что ты кривишься, скотина?! – проорал он, одной рукой схватив за ошейник,
сдавливая мне горло. Во второй появился пистолет, который байкер прижал мне ко лбу,
одновременно снимая с предохранителя. – Я тебе щас мозги вынесу, тварь!
– Это Манина добыча… – нерешительно прогудел второй.
– Да плевал я на эту Маню! Что, если она Драго дает, так ей все, а нам ничего?!
Кожаный ремень впился в горло, дышать стало нечем. Я задергался, безрезультатно
пытаясь глотнуть воздуха.
– Вонючка! – раздался чуть поодаль низкий женский голос.
Кочевник тут же отпустил меня, резко переменившись в лице.
Парочка уставилась в сторону. Спустя минуту в пятно света, отбрасываемого факелом,
вышла группа людей. Я повернулся на звук, подслеповато щурясь подбитым глазом. Впереди
небольшой группы кочевников стояли мужчина и женщина. В первом тут же узнал Драго –
по характерной лысине, украшенной сложной татуировкой, о которой ходили чуть ли не
легенды. А вот девушку видел впервые. Высокая, стройная, затянутая в черный кожаный
комбинезон, она явно выделялась на фоне остальных. Стоя рядом с Драго, она явно на
полголовы выше его. А рост у бандита довольно немаленький.
В это время девушка быстро подошла к измывающейся надо мной парочке. Выхватив
из набедренной кобуры пистолет, подбросила его, перехватывая за ствол. Коротко
замахнувшись, ударила рукояткой по лицу собиравшегося меня убить байкера. Тот взвыл,
прикрывая рукой разбитый рот, и упал навзничь. Кочевница отвесила ему пинка, метя
высоким, почти до колена, сапогом в живот. Перевернувшись на бок, Вонючка лежал, не
решаясь встать.
– Ты чего, Мань? – заикаясь, спросил бородач, попятившись назад. – Мы ж так…
– Я вижу, – хмыкнула женщина. – Сказано же: не твоя добыча… Дай сюда!
С этими словами она вырвала факел у верзилы и наклонилась ко мне.
– Это он? – спросил Драго.
Девушка повернулась к нему, коротко кивнув. Длинный хвост черных как смоль волос
смешно подпрыгнул, описав полукруг.
В отблеске огня, наконец, удалось разглядеть ее поближе. Открытый лоб, без намека на
морщины, прямой нос и резко очерченные скулы не портили лицо, а лишь гармонично
дополняли. Но больше всего поразили глаза. Большие, ярко-зеленые, смотрели пристально,
словно хотели заглянуть в самую душу.
– Ты смотри, не сдох, – произнесла она с заметным интересом.
– А должен был? – хрипло просипел я сквозь дробно стучащие зубы.
Холод сковал тело, конечности постепенно начали неметь. Еще немного, и я
преспокойно окочурюсь. В глазах девушки заплясали чертики. Ситуация ее явно забавляла. В
отличие от меня, вмиг понявшего, что шансы выжить близки к нулю.
– Чего трясешься? – поинтересовалась Маня.
– Холодно…
– Холодно? – Тонкие брови взлетели вверх. – А что нужно? Кроватку с теплым
одеяльцем?
Охранники дружно заржали. Женщина зыркнула на них, отчего байкеры тут же
заткнулись. Драго одобрительно хмыкнул, забавляясь процессом. Мне доводилось слышать,
что главарь – тот еще садист. Теперь предоставилась возможность убедиться в этом воочию.
– Ты ж меня чуть не угробил, гаденыш… – Она приблизилась вплотную, обдав горячим
дыханием. Зеленые глаза пылали огнем. Возникло ощущение, что еще чуть-чуть, и она
собственноручно оторвет мне голову.
– Подвесить и содрать с живого кожу, – коротко бросил Драго. – За то, что посмел
коснуться ее.
– Подожди, – ответила Маня, жестом останавливая двинувшихся ко мне головорезов. –
Можно я пошалю чуток, а потом и… А?..
Главарь пожал плечами, выражая полное равнодушие, и, махнув рукой свите, зашагал в
темноту, где в отдалении виднелась цепочка раскиданных в хаотичном порядке костров.
Маня посидела еще несколько секунд, бесцеремонно разглядывая меня с головы до пят.
Затем встала и потянулась. Плотно облегающий поджарую фигуру комбинезон резко очертил
крепкую грудь.
– Дайте ему что-нибудь надеть, – бросила она охранникам. – А то замерзнет раньше
времени. Я скоро вернусь.
С этими словами девушка повернулась на каблуках и двинулась вслед за Драго.
Вонючка злобно посмотрел ей след, что-то бормоча под нос. Затем многозначительно
зыркнул в мою сторону.
Спустя время бородач притянул какие-то вонючие тряпки и бросил мне. Развязав руки и
ноги, заставил под стволом автомата быстро одеться. Я как можно дольше тянул время,
стараясь размять затекшие конечности, но удар под дых ускорил процесс облачения. После
чего меня вновь спутали и оставили в покое. Становилось все холоднее. Тряпье нестерпимо
воняло и абсолютно не грело. Но мне сейчас было не до этого. Поерзав немного на сырой
земле, я прикинул варианты. В плену у Черного рынка у несчастного две дороги: на виселицу
или в рабство. В моем случае, скорее всего, первое. Подождут, пока эта извращенка
нарезвится всласть, а потом просто четвертуют, бросив останки на съедение мутантам.
Ладно, надо дождаться утра. Сейчас она явно не придет. Я повернулся на бок и закрыл глаза,
молясь о скором избавлении от мук. Лучше б сдох, честное слово. Еще голова ни с того ни с
сего начала странно гудеть. Такого раньше не было… А еще не давало покоя чувство
опасности. Будто должно случиться что-то, о чем я пока не знаю. Несколько раз глубоко
вдохнув, я попытался расслабиться.
Но в покое меня так и не оставили. Спустя полчаса кто-то подошел и легонько пнул в
бок. Я резко повернулся, посмотрев на обидчика. Им оказалась Маня. Девушка стояла,
почему-то не зажигая факела. Я прислушался. Со стороны костра доносился мерный храп.
Вновь перевел взгляд на байкершу, удивленный визитом. Тем временем она присела рядом и
еле слышно спросила:
– Кто ты?
– Человек, – ляпнул я первое, что пришло на ум.
– Я тебе сейчас яйца отрежу, – прошипела Маня, – если не перестанешь нести чушь.
Имя?
– Странник.
– Это твое имя?
– Люди так называют. Хожу везде, странствую. Вот и прозвали…
– Странник… – Она пожевала губами, затем продолжила: – Это ты писал?
В руках у девушки была моя тетрадь. Я молчал, не зная, что ответить. И так понятно,
раз ее нашли в моем рюкзаке. Зачем она уточняет?
– Ну?! – не выдержала Маня.
– Я.
Не говоря ни слова, она внезапно вскочила и бесшумно растворилась в темноте.
Я лег на спину, ничего не понимая. Что за вопросы и почему ее так интересует эта
тетрадь? Ответ пришел скоро. Но лучше б я его не знал…
Несмотря на переживания и страх скорой кончины, мне удалось задремать. Внезапно
новый легкий тычок вывел из цепких объятий сна. Я открыл глаза. Снова она. Вот только
больше никто ни о чем не спрашивал. Девушка наклонилась, перерезала мне путы, затем
отстегнула ошейник.
– Вставай, – коротко бросила она, протягивая руку.
Я медленно поднялся, растирая затекшие конечности.
– Одевайся.
Под ноги упал тюк. Я недоуменно посмотрел на Маню. В ее внешнем облике
произошли кардинальные перемены. Куда-то улетучилась вся спесь и презрительный тон.
Передо мной стояла абсолютно другая женщина.
– Быстрее, – прошипела она.
Я как мог быстро оделся, с удивлением отмечая, что ничего не пропало. Все вещи были
в целостности и сохранности.
– Здесь три магазина и две гранаты, – сказала Маня, кидая мне разгрузку. – Бери. И
автомат.
– А?..
– Заткнись и слушай. У тебя будет пятнадцать минут, чтобы свалить отсюда к чертовой
матери. Я подниму тревогу, скажу, что ты убил охранников и сбежал. Затем поведу их по
ложному следу. Долго мы искать тебя не будем. Ночь на дворе, самоубийц среди этого
отребья нет.
– Убил? Но… – попытался вставить я, оглядываясь на тлеющий неподалеку костер.
Возле него в неестественных позах лежало два тела.
– Заткнись, а то передумаю, – оборвала меня Маня. – Оделся?
Я молча кивнул.
– Все, пшел, – сквозь зубы выдавила байкерша.
– А ты?
– Это мои проблемы. Главное, запомни: нам нужно встретиться. Это важно. Лучше
всего подожди меня где-нибудь неподалеку.
– Зачем?
– Надо! – чуть не крикнула девушка. – И сделай так, чтобы через секунду тебя не было.
Вот здесь, – она указала пальцем на моем атласе, – есть заброшенная деревня. Недалеко от
Леса. Спрячься там и жди меня. Все! Время пошло!
Все еще не веря в собственную удачу, я кивнул, повернувшись, сделал шаг в темноту и
замер. Меня вдруг опять охватило чувство сильной тревоги. Возникшее из ниоткуда, оно все
больше усиливалось, пока не переросло в состояние, близкое к панике. Внезапно сильно
заболела голова. Сердце бешено застучало в груди, норовя выпрыгнуть наружу… Дыхание
участилось настолько, что легкие не успевали за ним.
– Ты чего? – спросила Маня, не понимая, что происходит.
– Сейчас…
Перед глазами поплыли радужные круги. Я тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться,
как вдруг в голове раздалось тонкое «Дзынь». Словно лопнул большой стеклянный шар,
рассыпавшись на миллиарды маленьких осколков. В ушах послышалось странное гудение.
Большой хор монотонно тянул одну ноту где-то вдалеке. Время остановилось. Я словно
разделился. Одна часть продолжала находиться в ступоре, тогда как вторая повернулась к
стоянке байкеров и посмотрела в темноту. Затем перевела взгляд на Лес. Гул усилился. Он
становился все громче и громче, неумолимо приближаясь с каждой секундой. Звук шел
именно из Леса. И тут на фоне гула я едва различил слова: «Смерть! Беги!» Вспышка боли
пронзила мозг, вернув меня в обычное состояние. Еще не понимая, что происходит, я ухватил
Маню за руку:
– Бежим!
– Э, ты сдурел? – Она попыталась вырваться, глядя на меня ошалевшими глазами.
– Я прошу тебя, пожалуйста, бежим! – Я оглянулся на Лес. Нарушаемая лишь
отблесками костра темнота вдруг стала гуще, плотнее. Поднялся ветер. Ухо чутко уловило
знакомый гул.
– Здесь… здесь смерть! – почти выкрикнул я, сильно потянув ее за собой.
Повинуясь моей воле, девушка перестала сопротивляться, и через мгновение мы уже
неслись в темноту.
Бежать ночью – сомнительное удовольствие, а бежать в траве, доходящей местами до
груди, – еще более сомнительное. Со стороны мы походили на пару носорогов, ломящихся
сквозь густой кустарник. Я несся во весь опор, не замечая земли. Тело болело, не
оправившись от пут и лежки на голой земле, дыхание сбилось практически сразу, но я не
обращал на это внимания, стремясь уйти как можно дальше. Не знаю почему, но был уверен:
если удастся отбежать от стоянки хотя бы пару километров – шансов на спасение гораздо
больше. Таймер в голове мысленно отсчитывал секунды. Получалось, прошло всего около
двух минут.
Раздавшийся за спиной крик заставил меня остановиться. Обернувшись, я увидел, как
Маня показывает рукой в сторону лагеря кочевников.
– Господи… – вырвалось у меня.
Со стороны Леса появилась огромная туча. Присмотревшись, я с ужасом понял, что это
стая. Тысячи птиц, оглашая пространство разноголосым криком, стремительно неслись в
сторону лагеря кочевников. Несмотря на ночное небо, их клин отчетливо просматривался в
лунном свете. Не прошло и пары минут, как передний край достиг места. А затем резко
ринулся вниз.
Послышались крики, поднялась беспорядочная пальба. В лагере начался настоящий
хаос. Мы замерли, завороженные жутким зрелищем. Словно влекомые невидимой силой,
сотни мутировавших пернатых сыпались на головы бандитов, метя в лица, туловища, руки,
ноги. Один раз мне довелось видеть, как небольшая кучка диких воронов до смерти забила
пять взрослых коров в одном из поселений. А люди прятались в жалких лачугах, трясясь от
страха. Добравшись до жертв, птицы принимались клевать, рвать когтями, бить крыльями и
тут же стремительно уходили в небо, уступая место следующим. Затем шли на еще один
заход. И так, пока истерзанная жертва не падала с ног.
Кочевники огрызались, но это равносильно стрельбе из гранатомета по муравьям. Небо
разукрасили нити трассеров, рисуя затейливый узор. Пули десятками выкашивали яростно
атакующих пернатых. Но силы были не равны. Скоро грохот автоматных очередей, вопли
умирающих людей, птичий гомон смешались в одну сплошную какофонию звуков. Стая
накрыла лагерь сплошным черным ковром, беспощадно убивая каждого.
Нельзя сказать, что мне жаль этих людей, однако зрелище внушало ужас.
– Идем, – сказал я оцепеневшей Мане. – Идем же!
Но она не шевелилась, глядя широко открытыми глазами на развернувшийся перед
нами пир стервятников. Видя, что девушка никак не реагирует, я с силой тряхнул ее за плечи:
– Хочешь, чтобы и тебя так?! Они не остановятся, пока вокруг не останется ни одного
живого существа. Бегом!
Подействовало.
Стараясь не оглядываться, мы побежали дальше, с каждым шагом удаляясь от
смертельной опасности. Я прислушался к ощущениям. Ранее неведомое мне чувство
предвидения куда-то ушло. Ему на смену пришла головная боль, которую я в пылу
происходящего попросту не замечал. Стоило сконцентрироваться, возвращая себя в
реальность, как боль тут же напомнила о себе, как следует стеганув по нервам. Я стиснул
зубы. Сейчас главное – уйти как можно дальше. И не свалиться. Если дам слабину, нам
конец. Ощущения, шедшие откуда-то из глубины подсознания, упорно твердили, что
опасность еще не миновала. И она совсем рядом. Все было настолько явным, что я даже
несколько раз оглянулся. Но вокруг ничего не происходило. Рядом бежала ушедшая в себя
Маня, и больше никого. Немного успокоившись, я поднажал, радуясь отсутствию приступа.
Стоило об этом подумать, как в голове внезапно начал расти ком. О нет! Только не
сейчас! Приступ, всегда приходящий неожиданно, и теперь не изменил повадкам,
подкравшись в самый неблагоприятный момент. Усилием воли я сдерживал себя, как мог,
стараясь не сорваться. Не вышло. Ком в голове лопнул, и боль подобно цунами прошлась по
организму, цепляя каждую клетку. Вконец обессилев, я упал на землю с диким криком, не в
силах больше терпеть. Лучше умереть сейчас. В эту минуту я был бы только этому рад.
Внезапно чья-то сильная рука подхватила меня за шиворот и резко дернула, отрывая от
земли. Ничего не соображая, я обмяк как куль. Спустя мгновение почувствовал, как лежу на
чем-то твердом, словно меня перебросили через жердь. Организм, больше не в силах
сопротивляться, нырнул в темный омут беспамятства.
Яна Рейнар
Штормовая петля
Пролог
Меня зовут Иван Ерохин. Тридцать лет назад со мной приключилась история, которую
многие из вас сочтут бредом сумасшедшего. Одно время я сам считал точно так же, но с
каждым годом вера в правдивость тех событий лишь укреплялась.
Я долго молчал, опасаясь косых взглядов и перешептываний за спиной. С
умалишенными в наше время разговор короткий. Но сейчас мне нечего терять. Волею судьбы
я прожил фантастически долгую жизнь, однако и плохое, и хорошее рано или поздно
заканчивается.
Главное, я больше не боюсь поведать вам правду.
2
Подползя на карачках к окну, я выглянул на улицу и обомлел. Мало мне Шторма, а тут
еще это… По деревне бродили солдаты. Все в костюмах химзащиты, на головах противогазы,
за плечами «калаши». Откуда они взялись, причем так быстро, – непонятно. Может, у них
лагерь неподалеку? Например, в автомастерской на другом краю поселка.
Судя по перемещению, бойцы занимались патрулированием своих участков. Трое
нарезали круги по краю обрыва, пара караулила церковь, остальные шастали поодиночке меж
домов.
Несколько раз к нам в поселок наведывались вояки и даже стояли лагерем неподалеку.
Солдафоны постоянно о чем-то разговаривали. Отдавали приказы, орали на духов, травили
байки и анекдоты. Эти же все время молчали.
Что же они тут делают? Интересно, конечно, но докапываться до истины я не
собирался. Если у армейцев очередная секретная операция, меня выпустят отсюда только с
пулей в затылке. Пока вояки заняты, нужно сваливать.
На всякий случай я обшарил останки самоубийцы. В кармане нашлась граната – какое-
никакое подспорье. Стараясь не шуметь, я подошел к пролому в торце здания и выскользнул
наружу.
В нескольких шагах от меня начиналась граница штормового купола. Прежде чем
касаться аномалии рукой, я бросил в нее камешек. По свинцовой глади разошлись круги.
– Ладно, рискнем.
Пальцы ощутили склизкий холод, будто я засунул руку в студень. Никаких видимых
следов контакт с преградой не оставил. На всякий случай я глубоко вдохнул и шагнул вперед.
– Что за чертовщина…
Проведя рукой по черному вязаному свитеру, я нашарил несколько прорех от пуль, но
никаких следов на теле не обнаружилось. Идиотизм какой-то! Зачем стрелять в пленника, а
потом лечить живокостами? Не проще ли оглушить и сопроводить в ДК? Поехавшие какие-
то. На глаза им лучше не попадаться и уж тем более не трогать.
Не зная, что делать дальше, я решил осмотреть планшет. Может, внутри найдутся
какие-нибудь документы, прольющие свет на ситуацию.
Кстати, о свете.
Я подошел к окну и достал из сумки записную книжку в кожаном переплете. Страницы
пожелтели, отсыревшие чернила расплылись, но были еще читаемы. Хм, кажется, это
дневник командира всех этих молчунов в химзе.
17 сент. 2025 г. Майор Вольнов с отрядом из десяти человек прибыл в Рудню. Задача –
охрана объекта «Штормовая петля». Особое внимание уделить батареям. Ни одна не должна
пропасть.
1 мая 2026 г. Что-то пошло не так. Устройство не защищает от Шторма, а, наоборот,
вызывает его. Умники уехали на базу, якобы для консультаций. Нас оставили на постах.
12 мая 2026 г. Вернулся один умник, попытался настроить петлю. В итоге бабахнуло
так, что посреди деревни образовался огромный котлован. Из центра бьет столб света, небо
заволокло свинцовым маревом. Ребята нервничают.
23 мая 2026 г. Взрыв раскидал по Рудне все батареи, кроме одной. Бойцы нашли их и
караулят. Без умника трогать опасаются, а того порвало на кусочки. Если завтра не придет
смена, отошлю посыльного на базу.
…… 2040 г. М нсмгл отсд вбртс! М зстрл тт… НВЧН!!!
Очнулся там же, где вырубился, – целым и невредимым. Еще раз внимательно осмотрел
постройку. Никаких следов, кроме примятой травы перед входом. Как раз там, где я волочил
тело. Наверное, скалящийся череп мне померещился. От долгого нахождения в аномальной
зоне и не такое бывает. Солдатик очухался и пошел по своим делам, почему-то наплевав на
сопящего рядом вооруженного бродягу. Ну, мало ли…
Пошарив по сараю, я нашел висящий на гвоздике медвежий капкан. Неплохая штука,
голую ногу отчекрыжит только так.
Еще заметил широченную дыру в крыше. Пролом находился аккурат над стогом
соломы. Разметав его ногой, я наткнулся на серебристую коробку. Ага!
В памяти всплыли отрывки из дневника. Взрыв, разбросанные по деревне батареи,
Шторм… Чем бы ни была эта аномалия – ее явно вызвал давешний эксперимент. Купол,
кстати, возник аккурат в тот момент, когда я выковырял устройство из ящика… А что, если
вернуть его на место?
Иных мыслей на тот момент не имелось. Взведя курки, я зашагал к яме. Троица
патрульных стояла на своих местах, образуя равнобедренный треугольник. В принципе, если
подстрелить пару ближних, можно будет успеть добраться до беседки.
А что потом? Повезет – очнусь в ДК живым и здоровым. Не повезет… Перед глазами
встал образ самоубийцы без половины башки. Нет, уж лучше в бою, чем так.
Упор в плечо, прицел, выстрел. За несколько лет в родном поселке мне довелось
поохотиться на разных тварей. И на громадных шатунов, и на мелких юрких крысобелок.
Опыт стрельбы имелся, и не маленький.
Первому солдату попал в спину. Тот дернулся и рухнул в траву. Кем бы вы ни были,
ребятки, вас можно убить. Ну, или хотя бы вывести из строя на время.
Со вторым вышло не так гладко. Крупная дробь разодрала бедро, боец вскинул руки и
скатился вниз по склону.
Позабыв обо всем на свете, я рванул к центру ямы. Пару раз в опасной близости
поднимались фонтанчики брызг, но ранение бог отвел. Недаром на противоположном берегу
стояла церквушка.
Добежав до беседки, схватил вытащенную недавно батарею и вставил в паз. Коробка
отчаянно сопротивлялась, пришлось буквально вколачивать ее железным прутом.
Утерев пот со лба, взглянул на небо. Свинцовый купол если и стал прозрачнее, то
совсем чуть-чуть. Оценить результат по достоинству помешал короткий всплеск под ногами.
Опустив взгляд, я заметил меж ботинок осколочную гранату.
Черт!
Алексей Карелин
В далеком Краю…
Топ. Топ. Топ. Они шагали так, будто на ногах – по гире. Дышали, как астматики. По-
звериному огрызались, когда наталкивались друг на друга. Умертвия чуяли человека, но не
могли найти, оттого злились еще сильнее, рычали, щелкали челюстями. Мутанты видели, как
приземистый, крепко сбитый мужчина забежал именно в это здание. Видели так близко, что
могли бы заметить и пересекающий лицо шрам, и кривой глаз, перебитый в одной из схваток
нос, скошенный подбородок, рваное ухо, многодневную щетину и жесткие космы черных
волос. Могли бы, если бы их подавленный ядом мозг уделял внимание таким мелочам. Они
утратили человеческую сущность, осталось только неутолимое чувство голода, однако
никакая пища их не спасла бы: они гнили заживо.
Кривой укрылся за стойкой бара, сидел, вжавшись в нее спиной, и намертво вцепился в
«калаш». Автомат и несколько рожков к нему бродяга подобрал на улице. Бесхозные,
валявшиеся на дороге стволы насторожили, но Кривой внутреннему голосу не подчинился. В
городе могли быть медикаменты и еда, в коих испытывал острую нехватку любой одиночка.
Группа Кривого погибла в схватке с людоедами: такими же выжившими, как и он. Такими
же внешне – их внутренний мир Лес изуродовал. На грани выживания они позабыли о
совести, преступили черту. Возможно, сначала ужаснулись содеянному, а потом смирились,
очерствели, озверели. Встреча с ними добавила Кривому новых шрамов и седины. Он многое
повидал, испытал на собственной шкуре на пути из Сибири в Европу. Умертвий встретил
впервые, но не растерялся. Устал. Каждый день преподносил сюрпризы. Сколько ж можно
удивляться?
Кривой вытер пот с ладоней и лба, осмотрелся, насколько хватало взгляда. Вот она!
Невзрачная, сливающаяся со стенами дверь. За ней как пить дать подсобка, возможно, с
черным ходом. В любом случае сидеть на месте нельзя, умертвия рано или поздно найдут.
Он закинул автомат за плечо, вооружился мясным ножом и тихо двинулся вдоль барной
стойки, поближе к запримеченной двери. Последние метры предстояло одолеть без укрытия.
Сиплые стенания умертвий раздавались совсем близко. Без стычки явно не обойдется.
Кривой собрался с духом, вскочил на ноги и встретился лицом к лицу с умертвием.
Мутант оскалился, вскинул руки. Кривой оттолкнул его и мощным ударом разрубил череп до
середины. «Как спелый арбуз, – подумал бродяга, подбадривая себя, – ничего сложного».
Труднее оказалось вытащить нож. Кривой едва успел снести голову второму умертвию.
– Счастливо оставаться, господа, – бросил бродяга остальным мутантам и заскочил в
подсобку.
Умертвия с ревом бросились следом. Дверь открывалась в их сторону, что играло
Кривому на руку. Мутанты не столь умны, чтобы догадаться повернуть ручку и потянуть на
себя. Станут ломиться, пока не разделают дверь в щепки.
В подсобке было сумрачно, свет лился из небольшого окна в двух метрах над полом.
Помещение загромождала пустая тара из-под бутылок и уборочный инвентарь. Черный ход
отсутствовал.
Кривой тут же обзавелся новым планом. Построил из пивных ящиков шаткую
конструкцию под окном, осторожно влез на нее, открыл створку и оценил размеры лаза.
Остался недоволен, поморщился. С громким «ха» ударил прикладом автомата по створке.
Если сбить ее с петель, лаз чуть расширится. Каждый удар грозил опрокинуть Кривого на
пол, легкие ящики опасно тряслись под ногами. Пятое «ха» сопроводилось грохотом и
матерщиной.
Между тем напор на дверь усиливался, полотно тряслось и гудело от кулаков. Умертвия
кричали, ревели, исступленно визжали, скреблись, стучали, пинали и даже пытались грызть.
Кривой отстроил постамент заново и завершил начатое. Прошелся очередью из
автомата по раме, выломал, сколько смог, и выглянул наружу. Умертвий поблизости не
увидел, зато заметил одну странность: ветки всех ближних деревьев тянулись в одну сторону,
к окошку подсобки. Паранойя?
Кривой тряхнул головой, бросил автомат на землю и попробовал протиснуться в окно.
Весь съежился, скрутился, кое-как втиснул плечи, возликовал и… понял, что застрял.
Извивался, как червяк, дергался вперед, назад – ни в какую. Глупая смерть… Злость,
отчаяние и обида нахлынули разом.
– Давай, давай же! – заорал Кривой, пытаясь протолкнуться.
Позади затрещала дверь, стенания умертвий усилились. По-видимому, мутанты
пробили дыру в полотне. Вот-вот снесут напрочь.
– Проклятье! Пожри тебя пламя, Лес! А-а-а!
Рывок, рывок. Плечи саднили, кровоточили, но Кривой не чувствовал боли, только
холод, от которого немели члены. Нет, он не станет обедом гниющей массы. Кривой словно
обезумел, вопил, брызжа слюной, и рвался наружу, оставляя на раме одежду и собственную
плоть.
– Тихо ты! Всех дохляков созовешь, – вдруг раздалось совсем рядом.
Кривой ошалело уставился на пацана лет пятнадцати, рыжего, конопатого, с хитрым
прищуром глаз. Юнец был одет в лисьи шкуры, голову покрывала, точно капюшон, морда
убитого животного с отломанной нижней челюстью. Пояс заменяла обмотанная вокруг талии
в несколько кругов бечевка, за нее были заткнуты пистолет и два ножа, один другого длиннее.
– Малый, – просипел Кривой, – малый, помоги…
– Ща.
Юнец засучил рукава, подпрыгнул, повис на Кривом, уперся ногами в стену, обхватил
за плечи и потянул. Не получалось, тогда паренек попробовал высвободить Кривого
рывками. Бродяга стоически терпел боль в плечах и с тревогой прислушивался к какофонии у
двери в подсобку. Полотно разлеталось на куски. Чем шире становилась дыра, тем яростнее
напирали умертвия.
Победоносный рев и громкий хруст могли означать лишь одно: мутанты прорвались.
Кривой похолодел, выпучил глаза и зачастил:
– Давай, малый, давай. Они вот-вот схватят меня.
Юнец потянул изо всех сил, натужно зарычал, раскраснелся, на лбу проступила вена.
От боли у Кривого проступили слезы.
– Пошел, кажется, – сдавленно промолвил юнец и резко дернул.
Парень и Кривой полетели в бурьян. Из подсобки донесся рокот падающих ящиков и
озлобленное рявканье умертвий. Кривой как заново родился. Смотрел на небо и дивился,
какое же оно голубое.
– Еще чуть-чуть, и меня бы сожрали, – отстраненно сказал бродяга.
– Позже отблагодаришь. Надо бежать. Ты весь город на уши поднял выстрелами. А Лес
и без того раздражен, спасибо возрожденцам.
«Так вот чьи автоматы! – догадался Кривой. – Где же хозяева? Не те ли умертвия в
военной форме?»
Юнец подскочил с земли, протянул руку, торопливо представился:
– Меня Лисом кличут.
– Кривой.
– Ага, побежали.
– Куда?
– За мной, больше тебе пока знать не надо.
Небо затягивалось тучами, поднимался ветер, вдалеке послышался гром – готовился
Шторм, самое мощное оружие Леса. У Кривого вопросы разом отпали. Он отыскал в кустах
автомат и пустился вдогонку за парнем.
Под ноги то и дело подворачивались пни, корни, коряги, словно Лес нарочно чинил
препятствия. Порой Лис выкрикивал малопонятные предупреждения: «плотожорка», «вьюн».
Кривой инстинктивно уворачивался от опасностей, известных, но прятавшихся под
незнакомыми терминами. К примеру, плотожорку – огромный плотоядный бутон на толстом
мясистом стебле – в Сибири называли «ловчим». Растение хватало жертву за голову, да так,
живьем, и переваривало. Мучительно медленно, несчастный успевал сойти с ума от пытки.
– Тпрр! – вдруг остановил Лис. – Переведи дух. Город далеко, да и шуметь нельзя.
Лес имел собственное мнение: над головой раскатисто прогремело. Земля ответила
шипением. Кривой знал этот звук.
– Обойдем стороной, – предложил бродяга.
– Не, там Роща Смерти. Целая плантация плевков. Знаешь такие?
– Возможно, ведь каждый называет эти напасти как хочет.
– Плевки – они и есть плевки, – пожал плечами Лис, – потому как плеваться, бестии,
горазды. Почувствуют движение – и ну плеваться иглами. Замертво свалишься, плевкам на
перегной.
– В Сибири их называют «игольниками», а на Урале – «стражами».
– Да ты, вижу, всюду побывал.
Кривой безучастно кивнул, посматривая по сторонам.
– У нас, – продолжал Лис, – есть умельцы: добывают эти шипы на стрелы. Мы – народ
мирный, но порой приходится защищаться.
– Вы – это кто?
– Думаю, ты слышал о нас как о поселении Край.
Лис пригнулся, зашептал:
– Позже доболтаем. Не шумим.
Впереди земля прогнулась в громадную яму с рваными краями. Дно блестело слизью и
оплавленными камнями. Посреди ямы в зеленоватом тумане возвышались три земляных
столба. Аномалия казалась живым существом, мерно дышащим и настороженно
наблюдавшим за людьми.
Пока Кривой глядел на кислотную яму, ногу обвил вьюн. В стороне прошуршало.
Кривой дернулся на звук с автоматом наготове и, конечно, споткнулся. Пальцы рефлекторно
сжались – прозвучал выстрел.
Лис побелел. Столбы в яме загудели.
– Ложись! – крикнул Лис.
Кривого качнуло и накрыло мраком.
Кривой с трудом разлепил веки. За мутной пеленой различил мягкий теплый свет и
старческое седобородое лицо. Слышался какой-то свист, приглушенное громыханье.
Лихорадило. Кожа на правой стороне туловища словно натянулась до предела – вот-вот
лопнет.
Кривой облизал сухие, потрескавшиеся губы. Тут же в них ткнулась деревянная чашка.
– Выпей, дружок, – сказал старик. – Родниковая.
Вода оказалась студеной до ломоты в зубах, враз отрезвила. Взор прояснился.
Кривой лежал на тюфяке, набитом сеном, в глухой комнате из жутко старого кирпича. У
изголовья, на полке, чадили, распространяя неприятный запах, жировые свечи. На грубо
сбитом табурете сидел старец в серых шкурах. Его лицо утопало в седых волосах, даже рот
едва угадывался, часть этих косм была заплетена в тугие косички.
– Где я? – прохрипел Кривой.
– В Таракановском форту. Не волнуйся, тут безопасно.
– Что это за звуки?
– Шторм надвигается. Нет-нет, лежи. Ты сильно обгорел. Завтра нагуляешься, а пока
отдыхай.
Кривой вскинул брови:
– Издеваешься, отец?
– Увидишь. Живокост и не таких латал.
– Не понимаю?
– И не нужно. Выпей!
На сей раз напиток пах травами. Кривой сделал несколько глотков, сморщился от
горьковато-вязкого привкуса, но допил: доброе лицо старика внушало доверие.
– Как тебя зовут? – спросил Кривой.
– Волк. Тот – санитар леса, а я – Края, – усмехнулся старец. – Лис сказал, ты назвался
Кривым. Неважное прозвище. Как твое настоящее имя?
Кривой ответил не сразу. Он так давно не назывался по паспорту, что и подзабыл, что в
нем написано. Старое имя всколыхнуло цепочку воспоминаний, приятных и в то же время
болезненных.
– Максим. – Слова давались тяжело, как при ангине. – Гришин.
Молчание.
– С Лисом все в порядке? – справился Кривой.
– Да, не переживай. Чуть одежду подпалило и волосы – ерунда.
– Я видел людей. Они походили на зомби…
– Мы их так и называем. Дубна полна ими. Это все Лес. Местные разозлили его
сопротивлением, и Он наслал тучу мутировавших ос. Их яд парализует большую часть мозга,
разрушает клетки так, что человек гниет заживо. Если состояние отравленных можно назвать
жизнью.
Мысли Кривого путались, веки тяжелели, по телу разливалась приятная немота.
Путано, тщательно подбирая слова, бродяга спросил:
– Что ты мне дал?
– Спи. Тебе нужен отдых.
В комнате словно убавилось света, все звуки заглушил размеренный стук сердца.
Кривой отключился.
Из-за сырости и холода в стенах форта мало кто ночевал. Да и камень поймать можно
было влегкую, крепость была в аварийном состоянии. Казарму и окружавшие ее казематы
использовали как склады, убежища от Шторма. Беркут оказался исключением. Обосновался
на верхнем этаже казармы, нашел место без окон, без щелей, где и крыша цела, и стены.
Дом Беркута представлял собой беленую глухую комнату. На стенах висели плошки с
горящим жиром. Напротив входа стояла голая деревянная кровать. Видимо, Беркут спал
прямо на досках. Рядом, в углу, ютилась также собственноручно сколоченная тумбочка. Был
там и самодельный умывальник наподобие деревенского.
Беркут сидел на кровати и стругал из березовых веток стрелы. Заметив Кривого, грубо
спросил:
– Чего надо?
– Все только и говорят о твоей с Михаилом драке.
– И пусть мозоли трут. Тебе чего?
– Познакомиться зашел. Я ведь теперь один из вас.
– Беркут.
– Кривой.
Бродяга было ступил с протянутой рукой, но услышал:
– Познакомился? Проваливай.
Кривой сжал губы, со свистом втянул носом воздух, поискал место, где б присесть.
Стоять было неловко: словно наказанный школьник перед директором школы. К сожалению,
единственный табурет, под рукомойником, занимал таз.
– Соболезную твоей потере, – проникновенно промолвил Кривой.
– Неужели? Ты меня в первый раз видишь, Алену и вовсе не успел узнать.
– Я знаю, каково терять близких.
– Да тут практически каждый кого-то потерял, жилетку выжимать придется.
– Я не ожидал от тебя слез. Просто подумал, тебе будет полезно знать, что некоторые
считают тебя… убийцей.
Беркут бросил стрелу и нож, уперся локтями в колени и обхватил голову.
– Убирайся, – сдержанно произнес он.
– Я бы на твоем месте искал бы убийцу, а не отсиживался в укромном уголке.
– Ты все еще здесь?
Кривой разочарованно покивал, повернулся к выходу, но Беркут окликнул:
– Постой! Что там говорят? Горец – горячая кровь – сошел с ума от ревности? Расисты
долбаные. Зачем мне ее убивать? Она была моей! Я ее любил. Она, думаю, любила меня,
просто сама этого еще до конца не понимала.
Кривой ухмыльнулся. Парня прорвало. Весь день он хранил молчание, держался
подальше от людей. Теперь все накопившееся стремилось высвободиться.
Кривой прошел в глубь комнаты и сел на тумбочку.
– Понимаешь, я ее поцеловал, она не отстранилась, не влепила пощечину. Даже когда с
Медведем поссорилась, молчала, не ругала меня. Значит, обдумывала, кто ей нужен.
– Не оттолкнула, говоришь.
– Зачем мне врать? Медведь все видел, спроси. Может, и убил со злости. У него не тот
характер, чтобы бороться за свое. Так-то духу у него не хватит, пацифист хренов, а
выпившим мог. Сам видел, как на меня полез.
– И весело ж с вами, ребята, – прошептал в сторону Кривой.
– Да что ты там, как бабка, бормочешь?
– Говорю, по тебе девка сохнет, а ты тут киснешь. Осмотрись, свет клином на Алене не
сошелся, – сказал и сам себе опротивел, бессовестно вышло.
– Ты о Вороне? Видел Алену? Нет, если б видел, то понял, что у них ничего общего.
Ворона – девчонка умная, перебесится.
Беркут поднял нож и принялся вырезать на стреле выемку под тетиву. Успокоился,
значит, выговорился. Вспыхнул, как искра, и так же быстро потух.
– Алену уже похоронили? – спросил Кривой.
Беркут зашипел: рука дрогнула, и нож задел палец. Беркут присосался к ране, как
вампир, ответил раздраженно:
– Вечером. За южной стеной. У нас там кладбище. Пока Лес не дотянулся до него.
– Не против, если я приду?
– Приходи. Я-то что?
– А с Вороной ты бы поговорил. Мучается девка.
– Я ей повода для надежд не давал.
«Как и Алена тебе, – подумал Кривой, – а гляди ж, как все обернулось».
От Беркута Кривой уходил одержимый сомнениями, по зубам ли ему орешек, который
он взялся раскусить.
Кривой закрыл глаза и глубоко вдохнул – прохладный, бодрящий воздух пился, как
вода. Щебет птиц, стук дятла, звонкий счет кукушки… Неужели дома? Дети, Света!
Кривой вздрогнул от шороха, явно не принадлежавшего Лесу. Бродяга осмотрелся и
заметил, что из-за ствола широкого дуба торчат чьи-то ноги. Поселенец? Труп? Умертвие?
Кривой обнажил охотничий нож и крадучись направился к дубу.
Из-за дерева выглянул Лис, прищурился, с насмешкой спросил:
– Да ты никак зарезать меня решил?
Кривой выпрямился, вернул нож в чехол, оправдался:
– Осторожность лишней не бывает. Что ты здесь делаешь?
Подошел к юноше, увидел у него на коленях потрепанную книгу с рыжими страницами
и произнес:
– Ясно. Откуда?
– Из города.
– Так это ей я обязан жизнью?
– Не, эту я принес неделю назад.
– Ну ты даешь! Ради сказок рисковал шкурой.
– Это не сказки, – нахмурился Лис и отложил книгу в сторону.
Кривой сел рядом, поинтересовался:
– И что же пишут? Как разжечь костер, определить стороны света, поставить петлю для
зайца? Не? В таком случае зря испытывал судьбу. Надо учиться выживать, а не романы
читать. Гляди-ка, стихами заговорил. Да что ты надулся? Сам же знаешь, город полон
мертвяков, а ты как в библиотеку…
– Это не роман, – твердо заявил Лис. – Волк говорил: мы похожи на кельтов, вот я и
читаю о них.
– Ну да, вы тоже живете в хижинах и месяцами не моетесь, – съехидничал Кривой и
хлопнул юношу по спине.
– Нет, – раздраженно возразил Лис. – У них были старцы наподобие наших старейшин:
тоже врачевали, судили, проводили ритуалы…
– Какие ритуалы? – встрепенулся Кривой.
Перед глазами ясно встал алтарь, окруженный идолами. Алену ведь не просто так
убили – на алтаре закололи, как ягненка.
– Ну, разные… – растерялся Лис. – Жертвоприношения там.
– Что же, и у вас они практикуются?
– Да нет, но друиды тоже с Лесом накоротке были. Ну, и за жрецов: свадьбы там
проводили, похороны.
– А людей убивали? Чтобы богов умилостивить?
Лис икоса взглянул на Кривого, пожал плечами со словами:
– Неизвестно. Не исключено. А что это ты вдруг?
Кривой улыбнулся, ответил:
– Да сказок давно не слышал. Вот, захотелось. Ты продолжай. Какие еще сходства
углядел?
– Этих мудрецов все уважали и слушались, попасть в их число было не так уж просто,
отбирали лучших. Все свои знания они передавали устно. Ничего не записывали, поэтому о
них так мало известно, только из косвенных и немногочисленных источников. В общем, все,
как у нас. За одним исключением: у кельтов вроде бы не было жрецов-женщин. Оно и
правильно.
– Это почему же?
– Редко какого мужика не пилит жена. А представь, если вместо мужа у нее было бы
целое племя!
Кривой с Лисом переглянулись и громко засмеялись.
Березы росли рогаткой, выгибаясь дугой. На одном стволе лежал Лис, на другой
мальчик закинул ноги. С холма открывался вид на Таракановский форт и кладбище. Люди с
факелами отсюда казались светлячками.
– Уходи, – буркнул Лис.
– Чего нос повесил? – примирительно спросил Кривой.
– По-моему, глупо об этом спрашивать после похорон.
– Ты дружил с ней?
– С кем? А, не очень-то, но все равно она одна из нас, ей бы жить да жить.
– Ты ведь не о ней думал. Даже не сразу понял, про кого я спросил.
– Ты у нас мысли читаешь? – вспылил Лис.
– Поживешь с мое…
– Я не хочу сейчас ни с кем говорить.
– Это ведь из-за Панды, да?
Лис метнул в Кривого короткий злой взгляд, возмутился тихо:
– Да что ты привязался?
– Говорят, Панда – неплохой малый: умный, добрый, а здоровья в нем сколько! Такой не
скоро в могилу сойдет.
– Да какой из него старейшина! – в сердцах воскликнул Лис и тут же осекся, смутился.
– Говори, говори, раз уж начал.
Лис поджал губы, сдержанно пустился в объяснения:
– Судья должен быть строг и непреклонен, а Панда всех боится. Да он за минуту десять
раз мнение поменяет, ежели давить будут. Да и к чему обучать кого-то с нуля, когда есть…
– Ты? Волк рассказал мне, что обучал тебя.
– Волк уже стар, ходит с трудом. Он может не успеть, – оправдался Лис.
– А тебя бы успел.
– Ты не думай…
– Нет-нет, ты прав. Вождь должен уметь принимать трудные решения, поступаться
моральными принципами ради народа. Это по силам только волевому человеку. Правда, в
вашем поселении нет вождя. Когда правителей несколько, принимать верные решения проще.
С чем не справится Панда, совладают другие старейшины. Из него может получиться
хороший лекарь.
Лис презрительно хмыкнул.
– По крайней мере, – продолжил Кривой, – он не станет резать своих, чтоб утолить
жажду Леса.
Лис резко повернул голову в сторону бродяги. Лица Кривой не видел, уже порядком
стемнело, но повисшая тишина указывала на то, что слова мальчишку задели.
– Как мне сказали, Панда – умный парень, – непринужденно повторил Кривой. – Он не
станет брать пример с варваров. Как, говоришь, их звали? Кельтами? Чего молчишь?
– Я не в настроении болтать, – пробурчал Лис.
– Он много чего не будет делать, – добавил он, подумав. – К примеру, пользоваться
артефактами, за исключением крайних случаев.
– Разве это плохо?
– Старейшины держат арты под замком, а надо пользоваться ими. – Лис говорил
торопливо, выдавая сильное волнение, и безучастно, словно попутно обдумывал нечто. – Они
значительно могут облегчить жизнь, в первую очередь на охоте.
– Мы ведь не знаем, как они влияют на наш организм. Может, они радиоактивны?
– Ты уже сутки ходишь с ними под бинтами. Не умер же.
– Тебя не переспоришь, – усмехнулся Кривой.
– А зачем спорить? Дают – бери.
– А не дают – бери силой.
Снова повисло напряженное молчание. Каждый пытался разглядеть собеседника в
кромешной темноте. Небо застилали тучи, и Кривой видел напротив лишь тощий силуэт и
поблескивающие белки глаз.
– Как думаешь, Алена годилась в старейшины? – спросил бродяга. – Мы тут давеча
посмеялись, а если серьезно?
– Какое это теперь имеет значение? – раздражился Лис.
– Имеет.
– Она неплохо справлялась, – нехотя, сквозь зубы, ответил мальчик.
– Неплохо, значит… Хм, тогда верхом глупости было ее убивать.
Лис соскочил на землю, быстрым, широким шагом прошел мимо Кривого. Бродяга
бросил вслед:
– Ты куда сорвался? Я бы не советовал гулять одному в потемках. Вдруг тот болван и
тебя решит принести в жертву.
Кривой догнал Лиса. Мальчик заорал:
– Отвяжись! – Из глаз брызнули слезы. – Что тебе от меня надо?
– Тише-тише! – Кривой поднял руки и мельком глянул на пояс мальчика: – Кстати, где
твой нож?
– Я выкинул его! Ясно? Выкинул!
– Думал избавиться от неприятных воспоминаний?
– Я спас всех! Ясно? Так надо было!
– Можешь придумывать сколько угодно оправданий, но совесть проницательна. Ты
решал свою проблему, а Шторм… Мы бы пересидели его под землей.
– Никто не знает, что Шторм может принести в очередной раз. Мы могли сдохнуть!
– Не тебе решать, кому жить, кому нет.
Лис придвинулся к бродяге вплотную, чуть не клюнув его носом, и зло процедил:
– Еще вчера ты умолял меня об обратном.
Их взгляды встретились. В глазах Лиса пылала ненависть. Кривой сохранял
невозмутимость.
Лис повернулся спиной, сел и запустил пальцы в волосы, всхлипнул и с отчаянием
произнес:
– Все зря. Все лесом.
– Неужели для тебя так важно стать старейшиной?
– Я хотел быть хоть кем-то, что-то значить. Ты рос в приюте? Тебя выбрасывали, как
ненужную вещь? У меня нет ни фамилии, ни отчества. Я – никто.
– Нет, ты – убийца.
– Да я лучше всех этих учеников! Что они могут? Куда приведут? Так и будем сидеть в
сырой разваливающейся крепости? Надо искать лучшее место, у нас полно артефактов. Мы
можем разогнать быдло Хана.
– Хана?
– Его шобла держит всю окраину в страхе, вот мы и прячемся за стенами. А могли бы…
– Тут старики и дети. Думаешь, им нужна война?
– Рано или поздно Лес поглотит форт.
– Но пока, наверное, только здесь мы в безопасности.
– Лес не мог поглотить весь мир. Должно быть место…
Кривой помотал головой, скептически рассудил:
– Если только на севере, во льдах.
– Туда я и отправлюсь, – решительно заявил Лис и резко поднялся.
– Ты там погибнешь. Или даже не дойдешь. В одном ты прав: здесь тебе делать нечего.
Ты мог бы начать жизнь заново, стать членом одной большой семьи, но, видимо, тебе этого
мало. Советую позабыть прошлое, иначе нигде тебе не будет покоя.
– Ты меня прогоняешь? Ты? Ты – чужак и недели у нас не пробыл. Я спас тебе жизнь!
– Я помню. Теперь я спасаю твою. Даю возможность тихо уйти.
– У тебя нет никаких доказательств моей вины.
– Достаточно того, что я все знаю, – из-за густой листвы вышел Волк. – Я хожу не так
быстро, как Максим, поэтому слышал лишь часть разговора, но ее оказалось достаточно.
Лис выглядел затравленным зверем, смотрел то на Волка, то на Кривого, растерянно
пятился.
– Уходи, Лис, – мрачно потребовал Волк. – Этой же ночью. Иначе утром я соберу Совет
и выдвину предложение разрешить смертную казнь.
Лис стиснул зубы, лицо напряглось. Короткий кивок, и мальчишка зашагал в лагерь.
Он ушел, когда все уснули. Ушел красиво. Помимо личных вещей: пары книг, котелка,
спичек и прочей необходимой походной мелочи – стащил у Беркута лук со стрелами, у
Кривого – «калаш», а также взломал хранилище артефактов и оставил там лишь голые полки
да записку: «Я найду Эдем!»
Анастасия Така
Русалка
Марина встала на рассвете. Перебрала свои вещи, отложила те, что пригодятся в
походе. Нож, фонарь, веревка и пара баллонов со стертой маркировкой, которые она словно
специально хранила для этого дня. Все нехитрое снаряжение легко поместилось в рюкзак,
оружие – на пояс. Женщина надела поверх майки черную водолазку, на теплые лосины –
широкие армейские штаны, которые ей временно одолжил сын старейшины. Быстро
зашнуровала ботинки, встала и посмотрела на себя в зеркало.
Худая, на лице уже давно залегли морщины. Короткие волосы, остриженные по-
мужски, и длинная, почти до глаз, челка. Марина потрепала прядки на лбу и невольно
вспомнила, как девчонкой крутилась у зеркала. Расчесывала и разглядывала свои шикарные
локоны. Давно это было.
Женщина отвернулась от своего отражения, подняла с пола рюкзак и повесила его на
плечи. Стараясь ни о чем не думать – любые воспоминания всегда мешают делу, – она
открыла скрипучую дверь и вышла на улицу.
Утро. Невысокий забор окружал поселение выживших – Озерный поселок, так они его
называли. У ворот дневные часовые приходили на смену ночным. Большинство жителей еще
спали, люди редко выходили в такую рань. Одна из «жаворонков» – старейшина поселка
Мара – стояла на крыльце лазарета и наблюдала за Мариной. Женщина не захотела к ней
подходить, ограничилась легким кивком. Она знала: старуха захочет дать ей какое-нибудь
напутствие. Скажет о чаще, которую местные называют Лесом и всегда произносят это слово
с особой интонацией. При всем уважении к старейшине Марина не любила эти рассказы.
Но старуха подошла сама и положила руку ей на плечо.
– Уверена, что там еще ничего не сгнило за это время? – спросила женщина, взглянув на
полосу деревьев у холмов.
– Я сама упаковывала контейнеры, когда медсестрой была. Хоть что-то могло остаться.
Мариш, Лес – место не простое. Вот, это убережет тебя, – Мара протянула глиняный
медальон, украшенный веточками.
Марина посмотрела на подарок и покачала головой:
– У меня свой хранитель. – Она достала из-под воротника цепочку и показала распятие:
– Верь в своих богов, но мне их не навязывай.
Мара понимающе покивала и опустила медальон.
– Я на тебя надеюсь. Если бы у нас была другая возможность…
– Все нормально. Постараюсь вернуться. Даже если ничего не найду.
Старейшина несколько секунд стояла неподвижно, размышляла, потом убрала свою
ладонь с плеча и медленно кивнула. Марина развернулась и пошла к воротам. Она знала – до
ее возвращения старуха будет просить своих богов, чтобы вся опасность обошла женщину
стороной. Мара крутила в руках оберег и молилась Лесу.
Покинув поселение, Марина сошла с дороги и двинулась через усеянную холмами
местность. Туда, где проглядывали верхушки деревьев. Люди хоть и почитали Лес, но
держались от него на некотором расстоянии. Смельчаки ходили на охоту, старики и женщины
пытались выращивать овощи, торговли почти не было – поселок оказался слишком далеко от
заселенных районов.
Редкие кустарники, очертания заброшенных деревень вдали, возвышенности и
глубокие канавы окружали женщину. Мертвое место. Марина давала себе короткие и четкие
команды: «Не думай, не отвлекайся». До Леса она дошла не так быстро, как рассчитывала. И
когда впереди показалась стена из мутировавших растений, замедлила шаг, осторожно
обходила деревья и переступала через корни.
К счастью, нужное место располагалось близко – Марина сразу вышла на покатый
склон и стала спускаться вниз. Через несколько метров показалась вода. Марина прикинула,
что с берега в озеро войти не получится – слишком много зарослей. Справа на насыпи она
заметила старую вышку ЛЭП, оплетенную вьюнами. Покореженная конструкция как раз
нависала над кромкой воды, куда тянулись толстые стебли растения-мутанта.
Марина старалась вести себя тихо, но чувствовала, как внутри нарастает напряжение.
Пока Лес молчал, но она не доверяла этому спокойствию. Убедившись, что рядом никого нет,
Марина опустила рюкзак на землю. Быстро сняла штаны и ботинки, поправила водолазку.
Одежду спрятала ближе к границе чащи. Теперь очередь рюкзака.
Марина расстегнула молнию, достала из внешнего кармана регулятор, подсоединила
шланг к баллонам. При помощи вентиля отрегулировала подачу кислорода. «Не волнуйся, –
приободряла она себя. – Ты уже много раз это делала. Ничего страшного, что последний был
много лет назад. Как говорят мужики – опыт не пропьешь. Стоп, много лишних мыслей». От
накатившего волнения давать себе четкие команды у нее не получалось.
Она аккуратно застегнула замки, чтобы осталось отверстие для шланга. Потом повесила
рюкзак на плечи, закрепила ремни, перекинула двойной шланг через голову так, чтобы
дыхательный автомат оказался перед лицом. Закончив свои простые сборы, Марина подошла
к вышке и стала забираться наверх. Ржавый холодный металл обжигал босые ноги. Она
старалась не задевать растение, но это получалось не всегда. Очень скоро Марина оказалась
прямо над водой. Перекладины скрипели и шатались. Лианы, оплетающие конструкцию,
зашевелились, словно пытались найти нарушителя спокойствия.
Марина быстро перебралась на самый край и посмотрела под ноги. Именно в этот
момент ее охватил трепет. Тот самый, который испытывала когда-то давно перед каждым
погружением. Сейчас перестали существовать и Лес с аномалиями, и далекие поселения, и
опасность, которую таит в себе все вокруг. Сейчас существовала только Марина и спокойная
водная гладь. Глубокое дно почти прозрачного озера. Она видела там очертания деревьев на
склоне, а между ними маленькие движущиеся тени.
Женщина глубоко вдохнула, достала из бокового кармана рюкзака маску, надела ее и
поправила челку. Металлические балки зашатались под ногами. Марина быстро сунула в рот
загубник и шагнула вперед.
Всплеск – и вода уже над головой. Она замерла на секунду, посмотрела по сторонам,
потом развернулась и нырнула еще глубже. Тонкие ветви, переплетенные корни и маленькие
рыбешки через стекло маски казались сейчас огромными. Подводные жители прятались или
уплывали при малейшем приближении человека. Марина знала – до нее тут никто не был. И
когда эйфория отступила немного, она сумела напомнить себе: если на поверхности Лес таит
в себе опасность, то и тут тоже.
Накануне вечером Мара рассказывала об этом месте. Еще много лет назад никакого
озера и в помине не было. Долину, окруженную холмами, пересекала лишь небольшая река.
Недалеко от ее берегов расположился крупный поселок, по другую сторону – церковь. А чуть
подальше, еще задолго до Пандемии, построили районную больницу, где когда-то работала
старейшина. После долину поглотил Лес, а за ним и неизвестно откуда появившаяся вода. С
тех пор люди эти места не посещали. И что творилось у загадочного озера, не знал никто.
Чем глубже Марина заплывала, тем менее крутым становился склон, деревья – более
раскидистыми и высокими. Она старалась держаться от них на расстоянии. К ее счастью,
между кронами и поверхностью оставался «коридор».
На какое-то мгновение показалось, что она парит в воздухе, а внизу самый обычный
лес. Только проплывающие над кронами стайки рыбешек напоминали о том, где на самом
деле находится женщина. Марина видела, как гибкие ветви тянулись к ней. Деревья словно
исполняли медленный завораживающий танец. А среди стволов и листьев показались
очертания старых крыш и фонарных столбов.
Марина зависла над новым поселком: то тут, то там проносились косяки рыб; из
сохранившихся бетонных коробок высматривали добычу хищники. Яркие цвета на чешуе,
веерные плавники – кто-то специально давал о себе знать. А кто-то, напротив, сливался с
окружением.
Мир внизу не обращал внимания на свою гостью, рыбы проплывали мимо, деревья уже
не тянули свои ветви – словно Лес забыл о ней. Марина почувствовала, что тревога
отступила, а все вокруг стало таким родным. Как будто она вернулась домой.
Медленно вокруг начала разливаться музыка. Тихий звук проходил сквозь водную
толщею, стволы и сквозь саму женщину. У мелодии не было слов и какого-то определенного
мотива, но она успокаивала и восхищала. Марина парила над разрушенным поселком и с
закрытыми глазами слушала льющуюся из ниоткуда музыку. В какой-то момент показалось,
что женщина различает тихий голос:
– Маринка, иди ко мне. – Далекий, знакомый и родной.
«Света?» – Марина открыла глаза и посмотрела по сторонам.
– Я тут! Мы все тут! – из-за одного дерева выглянуло детское личико. – Идем, а то на
свой день рождения опоздаешь. Я тебе тут такой подарок приготовила. Увидишь –
обалдеешь! Давай быстрей!
Женщина поплыла к Лесу, обогнула дерево и увидела ее. Света, улыбчивая девчушка,
сидела на ветке и болтала ногами. Косички на голове растрепались, челка топорщилась в
разные стороны – сестра никогда не любила расчесываться. У Марины не было никаких
сомнений: это она, ее Светка. Живая, в своем любимом желтом платье и с большими
наивными глазами цвета серебра.
– Там уже все собрались. Дядя Миша приехал из Новгорода. И даже твой друг, из
Франции который. Все забываю его имя… Но не важно. Главное – это мой подарок. А он у
меня такой суперский-пресуперский!
«И какой же?» – женщина улыбнулась.
– А вот не скажу! Это сюрприз. Но он классный. Я сама выбирала! Все, хватит болтать.
Побежали, Маринка!
Девочка протянула тоненькую ручку. Женщина поддалась вперед, чтобы взять ее
ладонь, но тут левую ногу пронзила острая боль. Марина закричала, выпустив из легких
почти весь воздух. Сестра исчезла. То, что она приняла за Свету, предстало длинным черным
монстром. На его брюхе расположилось несколько пастей, которые издавали разные звуки. А
само создание напоминало огромную пиявку.
Приступ боли не дал разуму снова впасть в оцепенение. Со всех сторон окружали
полуметровые хищники, очень похожие на свою мать. Мутанты стремительно подплывали к
ней, впивались маленькими пастями, прокусывали ткань, чтоб добраться до плоти. Та пиявка,
что вернула женщину в сознание, намертво присосалась к оголенной стопе.
Марина попыталась оторвать ее, но все движения вызвали новую боль. «Света…
Светка! Как это твари могли посметь использовать тебя! Ненавижу! Умрите!» – собралась с
силами и отодрала мутанта. Если бы она была на суше, то взревела бы громче медведя.
Сердце яростно билось в грудной клетке. Почувствовав кровь в воде, монстры стали
атаковать еще интенсивней. Пальцы крепко сжали рукоять ножа.
Первого выродка женщина пронзила на подходе. Удары в воде давались с трудом.
Марине казалось, что она слишком медлительна. Но хищники, еще не набравшиеся опыта,
напарывались на острое лезвие. Один мутант подплыл справа и нацелился в голову.
Женщина попыталась увернуться, и маленькие челюсти сомкнулись на дыхательном шланге.
Марина проткнула пиявку ножом и отбросила ее в сторону. Через невидимые дырочки,
оставшиеся после зубов, вверх потянулась тонкая струйка пузырьков.
Мать в центре прекратила свою песнь и сама бросилась на женщину. Марина загребла
руками и ногами, с такой тварью ей не справиться. Главное – выбраться из Леса. Плыть
быстро у нее не получалось, болела и кровоточила нога. Но очень скоро существо начало
отставать. По каким-то причинам мутант не мог набрать скорость, и, не сумев догнать
жертву, мать-пиявка прекратила преследование.
Марина смогла «отдышаться». Она все так же парила над Лесом. И он уже не казался
таким завораживающим и безобидным. Женщина недоверчиво покосилась на пузырьки,
поднимающиеся от шланга. «Не стой на месте, дырки, может, и маленькие, но кислород у
тебя не бесконечный». Из рюкзака Марина достала веревку, обрезала ее ножом и крепко
затянула на ноге вместо жгута.
Сквозь воду утреннее солнце освещало путь. Женщина постаралась отбросить все
ненужные мысли. Ничто не должно ее отвлекать, даже воспоминания о сестре. Деревья внизу
слегка покачивались, ветви снова тянулись вверх – к гостье. Марина посмотрела на Лес и
продолжила двигаться вперед.
Из листвы выскакивали рыбешки, очень быстро доплывали до поверхности,
заглатывали воздух и снова прятались в зелени. Сначала по одной, потом все больше. И вот
вверх взмыл целый косяк. Чешуйчатые изумрудные тельца напоминали листья, сорвавшиеся
с веток. Живой «листопад» выпрыгивал из воды, нырял и снова мчался вверх. Марина
заметила, что рыбы держались почти ровным столбом и не выходили за его пределы.
«Словно Лес протянул к солнцу свою руку», – подумала она словами Мары. Зрелище
было просто фантастичным. По коже бежали мурашки, и женщина хотела долго любоваться
этим. Подводный мир манил своей красотой, скрывал коварство и опасность за явлениями,
перед которыми Марина с трудом могла устоять.
Она отругала себя: «Не будь такой желторотой. Вперед!» Четкая и ясная команда
помогла выйти из оцепенения и продолжить путь. Женщина обогнула «живой столб» и
выбралась за пределы поселка. Из-за боли в ноге приходилось делать короткие остановки.
Очень скоро впереди показалась черная прореха. Если верить рассказам Мары, когда-то
раньше это была река. Следующий ориентир – церковь – как раз должен располагаться около
нее. Марина продвигалась вперед, внимательно всматривалась вниз, но пока ничего не
заметила. Женщина надеялась, что аномальный Лес не тронул храм Божий. Уж очень сильно
хотела увидеть сохранившиеся купола и иконы и, может, мысленно помолиться перед ними.
Все, кого знала Марина, стали либо атеистами, либо начали поклоняться новым лесным
богам, которых придумывали сами. Но женщина не отступилась и продолжала обращаться к
Господу, когда никто не видел.
Очень давно он спас ее во время первого погружения. Когда, будучи неопытной
девушкой, Марина застряла в подводной пещере. Тогда она впервые попросила его. Каким-то
чудом обрушилась порода, открыв проход на поверхность. С тех пор женщина всегда
благодарила Создателя. И вот теперь спустя одиннадцать с лишним лет, проведенных на
суше, он дал возможность вернуться в любимую стихию.
Стоило Марине подумать о Боге, как впереди она заметила церковь. Невысокое
строение возвышалось над остальными деревьями. Женщина узнала его лишь по
очертаниям: стены, башенки и уцелевшие купола покрывали вьющиеся растения; зеленые
стебли проникали внутрь через окна, пронзали насквозь старые двери. Часть церкви давно
обвалилась. Через пролом Марина видела, как рыбы плавали между колоннами, обкусывали
листья вьюнов. Женщина захотела забраться внутрь, поискать что-нибудь уцелевшее. Но
быстро себя осадила – кислород постепенно уходит, вода холодная, и укушенную ногу уже
начинает сводить.
«Это тебе не увеселительная прогулка по дну Атлантического океана. Раз взялась за
дело, доводи все до конца. Сюда потом вернешься».
Женщина оглядела церковь, перекрестилась и двинулась через подводную реку к
больнице. Бетонный короб хорошо различался среди деревьев. И чем ближе подплывала
Марина к зданию, тем сильнее нарастало волнение. Пока она оставалась близко к
поверхности, могла чувствовать себя в относительной безопасности. Но когда настанет
момент спуститься, как Лес отреагирует на нарушительницу спокойствия? Чего ей ждать?
Марина зависла над больницей. Ветви все так же покачивались, хищники и мелкие
рыбы мелькали где-то внизу. Лес ждал – ему некуда спешить; а вот человеку придется все
делать быстро и попробовать остаться в живых. Выискав широкий разлом на крыше,
женщина подобралась ближе, остановилась на мгновение и досчитала до десяти.
«Ничего лишнего. Спускаешься, забираешь кейс, если он там. Потом подъем и
возвращение в поселок». – Марина открыла глаза и без колебаний поплыла вниз. Как только
она приблизилась к кронам, Лес выбросил в воду пыльцу. Пространство вокруг заполнилось
белесыми точками. Маленькие споры соприкасались с кожей, вызывали зуд и легкое жжение.
А поврежденная нога словно начала гореть.
Из-за пыльцы Марина немного сбилась с курса и потратила несколько лишних секунд,
чтобы найти дыру. За это время руки и стопы покрылись волдырями и на ране появилась
легкая белая корка. Женщина быстро нырнула под крышу и через еще один пролом
выбралась на третий этаж больницы. Сюда споры еще не успели попасть.
Но Лес властвовал и тут. Толстые изогнутые стволы как сваи подпирали этажи и крышу.
Стены покрывали водоросли и гибкие стебли вьюнов. В коридоре и палатах царил полумрак,
разбавленный редкими просветами. На нижние этажи лучи и вовсе не проникали. Марину
вновь охватило тревожное чувство. Она впервые оказалась в этом заброшенном месте и
прекрасно знала, что, когда пришла вода, здесь уже никого не было. Но воображение стало
рисовать картины: напуганные люди бежали по коридору, толкали и кричали друг на друга,
больные, которые не могли подняться, захлебывались в комнатах.
Женщина хотела глубоко вздохнуть, но покосилась на тонкую струйку воздуха и
остановилась. Сколько кислорода осталось в старых баллонах, она не могла сказать даже
примерно. Хватит ли ей на обратный путь? Тем не менее медлить уже нельзя.
Четкой командой Марина прогнала все ненужные мысли, отметив, что боль в ноге
несколько притупилась. Женщина осмотрела место укуса, удостоверилась, что кровь больше
не течет, и поплыла по коридору. Если память не подвела Мару, то склад должен находиться
на первом этаже. Старейшина рассказывала, когда начались волнения и мародерство, дверь
заменили на железную с кодовым замком. На всякий случай старуха назвала нужные цифры.
Но сейчас, разглядывая проломы, заросшие полы и стены, женщина сомневалась, что они ей
пригодятся.
Огибая стволы со странными наростами, она доплыла до лестницы. Пролеты давно
обвалились, разломанные фрагменты ступеней повисли на прутьях арматуры. Отсюда
Марина хорошо видела, что солнце не доставало до первого этажа. Однако внизу можно
было различить слабое свечение. Женщина проверила нож на поясе, достала из кармана
фонарь.
Рыбы, ни мелкие, ни крупные, в больницу не заплывали. Марина заметила это только
сейчас. Здание казалось абсолютно пустым, но что-то подсказывало – без живности внизу не
обойдется. Лес обязательно встретит ее «радушным» приемом. На всякий случай женщина
прокручивала в голове наставления Мары: «Главное, найди лестницу. От нее повернешь
направо. Через три двери будет нужная – под склад выбирали самое большое помещение.
Оно прямо в центре».
Коридор второго этажа пронизывало еще больше ветвей. Первый и вовсе напоминал
лабиринт. Деревья переплетались, и где начинались и заканчивались кабинеты, понять было
невозможно. Стволы срослись и лежали друг на друге, из-под полов торчали скрюченные
корни, и повсюду на тонких стеблях парили небольшие мерцающие бутоны. Света от них
почти не было, поэтому Марина включила фонарь. Тонкий луч выхватил множество узких
проходов, ведущих в разные стороны, – лабиринт, созданный Лесом.
«И как здесь искать этот чертов склад?!» Женщина чуть не взвыла от отчаяния.
Фонарь сильно сужал обзор. Как бы Марина ни хотела, она не позволяла себе
лихорадочно крутить им во все стороны. Очень отчетливо вспомнила, как застряла в пещере
и из-за паники израсходовала почти весь кислород в баллонах. Но тогда она выбралась – а
выберется ли сейчас?
«Господь со мной!» – и женщина провела пальцами по распятию под одеждой. Потом
положила руку на нож, удостоверившись, что он на месте, и двинулась в глубь лесного
лабиринта.
Во всех деревьях пульсировала энергия, Марина плыла через самые широкие проемы и
старалась не дотрагиваться до корней и стволов с наростами. В узком пространстве это
занимало много времени, и мысли, что кислорода скоро совсем не останется,
подкрадывались все чаще. Женщина внимательно следила за дыханием, не позволяла себе
впадать в панику. Растительные коридоры переплетались и запутывали. Лес играл с гостьей,
и Марина все сильнее ощущала – кто-то плывет за ней на расстоянии.
Но очень скоро она поняла, что заблудилась. Узкий луч фонаря и слабый свет от
бутонов не давали понять, проплывала она этот перекресток или нет? Была ли в этом
коридоре? И в больнице ли она вообще?
На последний вопрос отвечали попадающиеся на пути кушетки, обломки дверей, столы
и сохранившиеся пластиковые боксы. Некоторые предметы вросли в деревья, другие были
оплетены корнями. И лишь после недолгих, но мучительных блужданий по лабиринту
фонарь выхватил ржавую металлическую дверь. Но никакого облегчения Марина не
почувствовала. Паника все больше завладевала разумом. Женщина мысленно ругала себя,
давала четкие команды, но они уже не помогали совладать со своими страхами. Интуиция
подсказывала, что кислорода осталось катастрофически мало.
Словно сорвавшись с цепи, Марина бросилась вперед, проплыла под корнями и
оказалась в абсолютно таком же переплетении коридоров из толстых стволов и ветвей. «Да
где же? Хоть какие-то лекарства должны остаться!» Женщина крутила фонарем во все
стороны, даже не успевая что-либо разглядеть.
Очертания стола, шкафчики, ржавые стеллажи, железные ведра. Несколько контейнеров
Марина сумела заметить прямо под корнями. Не трогая отростков дерева, вытащить их было
невозможно. Но времени на раздумья у нее не было. Женщина вытащила нож и приблизилась
к основанию дерева. И тут ее отдернуло назад.
Марина повернула голову и чуть не выронила свое оружие. В слабом свете бутонов она
разглядела черное змееподобное существо с плавниками вдоль всего тела. Мутант схватил ее
за рюкзак и пытался прокусить баллоны. Сердце бешено колотилось, а вдохи стали частыми
и прерывистыми. Сразу же закружилась голова не то от страха, не то от нехватки кислорода.
Хозяин лабиринта мотал головой, разрывал рюкзак, а пленница судорожно пыталась
сообразить, что ей сделать. В суматохе выронила фонарь, но быстро вспомнила про оружие.
Крепко сжимая рукоять, Марина ударила мутанта ножом. Противник издал утробный
рык и разжал пасть. Женщина сразу отплыла в сторону. Существо мотнуло мордой и
бросилось в атаку. Марина попыталась достать с пола фонарь, но тут же получила по ребрам
мощным хвостом. Мутант обогнул ближайший ствол и напал на нее снова. Марина
приготовилась к столкновению, но вместо этого подводный монстр обвил ее своим гибким
телом и начал душить.
Женщина не могла пошевелить руками, еще немного – и нож выскользнет из
ослабевшей ладони. В глазах потемнело, мысли остались где-то далеко, а легкие словно
сдавило тисками…
…Легкие словно сдавило тисками. Одной неудержимой волной Марину несло вперед и
вперед. Она почти не наступала на землю и изо всех сил старалась не отпустить Светину
руку. Толпа в панике неслась к больнице.
Больше всего женщина боялась, что безумный людской поток затопчет их. С большим
трудом Свете наконец удалось протиснуться к сестре и обхватить талию Марины. Девочка
рядом, но спокойней не будет – почти всех людей вокруг заразила неизвестная болезнь,
появившаяся из разрастающегося Леса.
Марина прижимала к себе сестру, просила не смотреть по сторонам. Но Света ее почти
не слышала. Девочка крутила головой, взвизгивала, когда совсем рядом оказывалось чье-то
лицо, покрытое язвами. Многие обессиленно падали, и их тут же скрывали другие люди.
Повсюду раздавались стоны, плач детей и брань. Женщина молила Бога, что ее ноги не
подкосились от напряжения и усталости. Только не сейчас.
А толпа продолжала свое шествие к стенам больницы. Военные, охраняющие
четырехэтажное здание, что-то кричали через громкоговорители. Марина увидела, как один
из солдат выстрелил в воздух, но звук был поглощен ревом людского потока. Гражданские
просили о помощи, бросались на ворота.
Марина боялась представить, что могут сделать военные с разъяренной толпой
зараженных. Она подхватила Свету на руки и стала проталкиваться между людьми. Главное –
оказаться на краю этого потока или вообще выбраться из него. Вдруг солдаты откроют огонь?
«Сзади странный Лес, который движется прямо на нас. Впереди армейские стволы. А
между ними – безумные люди. Господи, почему все это происходит?»
Она прижимала к себе обессиленную сестру, пробивалась к краю. Из последних сил
отталкивала стоящих на пути. Кто-то резко схватил Марину за волосы, и огромный кулак
врезался в ее нос. Женщина почувствовала, что теряет равновесие. Света выскользнула из
рук и моментально скрылась из виду. Близко стоящие люди не дали упасть. И в следующий
миг давка усилилась: военные стали пускать гражданских по одному через ворота. В толпе
ругались, били друг друга, шли по упавшим знакомым, друзьям, родным – многим уже все
было не важно.
И сразу же над головами пронесся целый шквал пуль. У Марины все похолодело
внутри: «Они начали стрелять по мирным жителям!» Сердце билось урывками. Женщина с
трудом дышала.
Света! Найти Свету!
Мысль о сестре дала немного сил, и Марина ринулась сквозь толпу, не обращая
внимания на удары. Когда женщина добралась до границы людской массы, она закричала и
бросилась назад. Из жуткого Леса выскакивали звери и нападали на тех, кто был на краю или
отставал. Чудовища разрывали людей на месте либо утаскивали их к деревьям. Повсюду
кричали, пули пронзали животных, но те продолжали наступать.
Марина заметила, как один из солдат открыл ворота, за что получил от командира
сильный удар по лицу. Но уже поздно – безумная толпа хлынула на территорию больницы, а
за ними и взбесившиеся лесные твари.
– Света! Света! Где ты?!
Горло раздирало, кричать громко не получалось, Марина надеялась, что сестра ее
услышит. Но голос сорвался, вместо слов из груди вырывался хрип. Какой-то военный
прокричал об экстренной эвакуации. Люди запрыгивали в грузовики. Твари из Леса
раздирали всех, до кого успевали добраться.
– Света! – Среди беготни она заметила девочку.
Сестра металась между людьми и животными, прижимала к груди окровавленную
правую руку. Марина бросилась к ней. Но тут ее схватил солдат и потащил к грузовику.
– Нет! Пусти! – заорала она и несколько раз ударила его по горлу и лицу. – Света!
Света!
Она не узнавала свой голос. Военный крепко сжал ее запястья и крикнул что-то про
эвакуацию. Марина ударила его ногой в пах, высвободила руки и побежала к девочке.
Света не видела и не слышала сестру. Она плакала и пыталась просить о помощи. Один
из мужчин, испугавшись приближающегося зверя, толкнул ее монстру. Марина даже не
успела ничего понять, как пасть сомкнулась на талии девочки. Одно мгновение – и Света
пропала среди деревьев.
Люди продолжали бежать, животные атаковали, солдаты почти не прекращали стрельбу.
Марина почувствовала неимоверную слабость. Кто-то подхватил ее на руки и потащил к
грузовикам. Марина больше не сопротивлялась…
***
– Бабуль, смотри, там грузовиков как много, – Даша показала пальцем в окно.
Мара закончила расчесывать внучку и прищурилась, чтобы посмотреть на длинную
вереницу машин.
– Интересно, что будет, если на них Лес нападет? – задумалась девочка. – А к нам
заедут? Может, у них игрушки есть?
– Это военные, Дашуль. Они не заедут. И игрушки у них только для взрослых.
– Жалко… Ну ладно, а что там дальше было? – внучка повернулась к бабушке.
– Дальше? Я-то думала, тебе уже не интересно слушать. Отвлекаешься на все подряд.
То на машины всякие, то на дозорных, то на соседа Семку…
– Ну ба-а-аб! Раскажи-и-и, – заканючила девочка.
– Хорошо. Она вернулась в поселок и отдала старейшине лекарство. Благодаря ей люди
выздоровели. А вот сама Марина оказалась при смерти. Лес отравил ее – маленькие семена
пустили корни в тело женщины.
– А я думала, конец будет хороший. – Даша стала раскачиваться на стуле.
– А ты не перебивай бабушку и слушай до конца.
Мара взяла девочку за руку и отвела к кровати. Укрыла ее одеялом, а сама села рядом.
Старуха задумалась, разглядывая Дашино лицо. Внучка ерзала на старом матрасе и ждала,
пока Мара продолжит.
– Несколько дней жители ухаживали за ней. Старейшина обещал лучшие лекарства и
врачей. Но женщина отказывалась от всего. Через неделю после своего возвращения Марина
попросила, чтобы ее отнесли к озеру. Люди подумали, что она чувствует приближение
смерти. Многие знали ее странности: больше всего на свете она любила воду. Рассказывала о
погружениях в такие места, какие и присниться не могли.
– А что за места? – не вытерпела Даша.
– Вот егоза! Никогда дослушать не можешь! – проворчала Мара. – Эх! Это все на
глубине морей и океанов. Там рыбы всякие плавают огромные, и они не мутанты. Растения
необычные… Не могу я красиво описать. Я же как ты – окромя нашего поселка да Леса не
видела ничего. А вот Марина много видела, за границу ездила. Так о чем я? Да, попросила
она отнести ее к озеру. Старейшина тогда распорядился. Марину положили на носилки, и
опытные ходоки выполнили ее последнюю просьбу. С тех пор в Озерном поселке странную
женщину стали уважать и хранить память о ней. Родители рассказывали детям, торговцы –
бродягам и искателям. Так простая история разошлась по свету, приобрела новые краски,
героев и события. Где-то Марина стала мученицей, где-то считали, что Лес забрал ее душу.
Многие думают, что она мутант, а другие вовсе не верят.
– Бабуль, а Марина настоящая или ты ее придумала для меня?
– Ну… – Мара немного растерялась. – Может, такая женщина и правда жила когда-то.
Иначе откуда многие про нее знают?
Александр Ненашев
Упырьев камень
– Не цените вы жизнь, – затягивая покрепче петлю, сказала
Смерть.
– Я сам тебе сейчас клапан продавлю, – взревел подошедший к костру стрелок. –
Сыграй что-нибудь человеческое, для души.
– Хорошо, Сереж, хорошо. Только без рукоприкладства. – Антон на секунду задумался
и снова запел:
***
Сеня выстрелом снес надвигающуюся на него тварь, вторую уложил ударом приклада в
голову, третью – не заметил… Мощный удар в грудь повалил охотника на землю. Упырь
резво, ухватив за ногу, поволок его в сторону от группы людей. Куртка и кофта задрались,
мелкие камни больно резали спину. Сеня замахал свободной ногой, отбиваясь от монстра.
Совсем рядом прозвучал выстрел, и упырь с раздробленным черепом отлетел в сторону.
Юрась, держа в одной руке «АК», вторую протянул охотнику:
– Поднимайся скорее. К нашим уже не прорваться, нужно где-то…
Две тени мелькнули между охотником и дедом, повалив последнего на землю. Он
истошно заорал, когда одна из тварей быстрым движением разорвала гортань, а вторая
вцепилась в правую руку. Через секунду крик превратился в хрип и бульканье.
Сеня поднял автомат, прицелился и выстрелил. Юрась затих.
Охотник рванул к ближайшему дому. Вжался в стену и осмотрелся. Десятки
обезумевших мутантов перескакивали через ворота и неслись к группе отстреливающихся
людей. До укрытия оставалось всего несколько метров, но безудержная волна напирала на
бродяг, сбивая с ног и поглощая одного за другим. Сеня с ужасам заметил, как одна из тварей
запрыгнула на спину Молодому и втолкнула его в дом. За ними вбежали остальные
выжившие. Дверь закрылась.
Сеня сглотнул слюну и нервно забегал глазами: «Один. Я остался один. Черт!»
Упыри с оглушающим визгом окружили дом, в котором прятались люди. Ломились в
дверь, лазали по крыше. С неистовой злобой носились вокруг человеческого убежища.
«Надо спрятаться».
Сеня медленно двинулся вдоль стены. Страх свивал кишки в тугой ком, сердце билось с
неимоверной скоростью, но мозг работал трезво. Охотник сделал еще шаг и остановился. Он
аккуратно, без лишних движений, заглянул за угол и… опешил. Впереди, всего в паре
метров, спиной к нему стоял человек. Обычный человек.
Сеня узнал его. Хотел позвать, но что-то оставило, запретило это делать.
«Почему он так спокоен? Стоит себе как ни в чем не бывало?»
Никита, чудом уцелевший боец Черного рынка, засунул руку за пазуху и достал
небольшой предмет.
«Рация», – с удивлением понял Сеня.
– Гроза, Гроза, я – Скрытый. Как слышите?
– Я – Гроза. Слышу тебя нормально, – до охотника донесся хриплый голос. –
Докладывай, Скрытый!
– Оборона прорвана. Поселок кишит упырями. Выжившие заперлись в одном из домов.
– Понял тебя, Скрытый. Все. Там мы закончили. Приказываю покинуть полигон.
Сеня не мог поверить услышанному: «Полигон? Уроды, что ж они творят!»
– Приказ ясен, Гроза. Отбой!
Никита спрятал рацию и поднял с земли старый, потрепанный рюкзак. В этот момент
что-то твердое вдавило между лопаток.
«Автомат. Попался».
Он медленно поднял руки вверх и обернулся. На него с искривленным от злобы лицом
смотрел краевец:
– Полигон? Подкинули упырьев камень, согнали поближе к поселку мутантов, и все.
Сидим, любуемся происходящим. Я правильно понял?
Никита кивнул.
– Ты со своими друзьями оказался в ненужное время в ненужном месте. Мне жаль.
Сеня со всего размаха ударил прикладом ему в челюсть. Скрытый рухнул на землю и,
закрыв лицо руками, застонал. Охотник двинул ногой в грудь и прижал ствол автомата к
виску:
– Артефакт куда спрятал?
Никита, лежа на холодной земле, стер с лица кровь. С трудом улыбнувшись, ответил:
– Артефакт? Ты не знаешь. Упырьев камень – это не артефакт. Хотя уже не важно. На
убежище посмотри.
Сеня крепче прижал автомат и повернул голову. Дом, в котором прятались Ярый,
Молодой и остальные поселенцы, был со всех сторон окружен ревущей толпой упырей. В
свете догорающего костра и нескольких укрепленных по поселку факелов виднелась
открытая дверь.
– Они обречены, – шепотом продолжил Скрытый. – У нас же есть шанс…
Сеня двинул его в живот, потом еще раз, и в этот момент раздался мощный взрыв.
Убежище разлетелось в щепки. Все вокруг зазвенело, завыло, затрещало. Почва под ногами
пошла ходуном. Горячая волна ударила в спину. Охотника бросило вперед. Краем глаза он
успел заметить, как сорванным с крыши шифером срезало голову Скрытому. Пролетев
несколько метров, Сеня врезался в бетонный забор и потерял сознание.
***
Уже возле самой двери Молодой почувствовал, как один из упырей прыгнул ему на
спину и вцепился в правое плечо. В центре комнаты доски с пола были сорваны, из земли на
метр вверх возвышался колодец. Охотник, терпя боль, развернулся возле него и саданул
висевшего на спине мутанта о край. Тот взвизгнул, перевернулся и полетел вниз, потянув за
собой человека.
Ярый, увидев колодец, понял, почему Полковник еще не покинул поселок. Различные
болезнетворные бактерии и микроорганизмы, а также химическое и радиационное заражение
сделали большинство источников воды непригодными для питья. Какая-либо фильтрация или
отчистка была слишком сложна и в большинстве случаев вовсе невозможна, по этой причине
любой источник чистой воды был особо ценен. Сам Полковник со своими людьми откопал
его или это сделал кто-то другой, Ярый не знал, да и сейчас это было не важно.
Он подбежал к колодцу, заглянул в него и прокричал:
– Живой?!
Секунда молчания.
– Живой. Руки только поранил, да вода холодная.
– Руки заживут, – тихо проговорил Ярый, обводя взглядом комнату.
– Там, за колодцем, – указал Сергей на скрученный канат, лежащий на полу. – Эй,
Молодой! Мы тебе сейчас веревку скинем. Обвяжешься, вытянем.
Через минуту охотник в разорванной одежде, с кровоточащими ранами на руках, сидел
на полу, опершись о стену и осматриваясь по сторонам.
– Сеня где? – охрипшим голосом спросил он.
Только сейчас Ярый понял: ни Сени, ни Юрася в доме не было, они остались снаружи.
– Что за фигня у тебя в руке? – прозвучал чей-то вопрос.
Молодой сжимал толстый серо-зеленый стебель в метр длиной, обломанный с двух
сторон. Маленькие зеленые листики овальной формы росли по всей его длине. В середине
торчала крупная шишка, светящаяся тусклым синим светом.
Отдышавшись, он указал на нее пальцем и ответил:
– Ярый, узнаешь? Этой дрянью все стены колодца снизу обросли.
– Это что получается, упырьев камень – это не артефакт, а растение!
– Плод?
– Бабка, тварь, семена в колодец кинула.
– Мы же эту воду пили!
– Да где она их взяла?
– Какая, на хрен, разница. Нам-то что теперь делать.
– Заткнулись все, – вмешался Полковник. – Слышите, как двери и ставни трещат?
Скоро наши кости так же затрещат, только на зубах упырей.
Он поднял растение и кинул обратно.
– Что делать? Что делать? Валить отсюда надо. Антон, бомбу неси, а ты, Сергей, бабам
скажи, пусть детей успокоят да потеплей оденут. Уходить будем.
Антон притянул из соседней комнаты небольшой деревянный ящик. На крышке,
тыльной стороной вверх, были примотаны две старенькие рации. От одной два провода
уходили через просверленные отверстия внутрь ящика. Полковник снял другую и спрятал в
карман, а с первой скинул крышку, вставил батарею и аккуратно закрыл.
– Бомба с дистанционным управлением? – Молодой удивленно вытаращил глаза: –
Откуда?
– Жил тут раньше один умелец, – тихо объяснил Сергей. – Видел фундамент вокруг
костра?
– Ну?
– Так вот, раньше в поселке было пять домов. Смекаешь?
Полковник поставил бомбу под стену, в двух метрах от колодца, и скомандовал:
– Все в комнату к бабам! Ярый, пошли, поможешь.
Они вдвоем убрали стальные балки, подпирающие входную дверь, и проследовали за
остальными.
– Сереж, вскрывайте окно, только тихо, – начал Полковник. – Сейчас они прорвутся к
колодцу…
В этот момент входная дверь вылетела, множество мутантов вломилось в дом. Не
обращая внимания на бомбу и дверь, ведущую в комнату с испуганными людьми, они начали
один за другим с диким визгом прыгать в колодец.
– Что с окнами?
– Готово, – ответил Сергей, вырывая последнюю доску.
– Идем тихо вдоль забора к соседнему дому и спускаемся в подвал. Порядок движения:
мужчина, женщина с ребенком, мужчина. Детей держать на руках. Антон, держи ключи. Ты
первый идешь. Я и Ярый – последние, прикрываем. Все, выдвигаемся!
Множество упырей бегали вокруг дома и лазали по крыше в поисках любой
возможности попасть внутрь. Дверей им было мало. Они раскидывали друг друга, рвали,
пытаясь пробиться как можно ближе к колодцу. Когда Ярый последним вылез через окно,
мимо него прошмыгнули два упыря. Чуя близость упырьего камня, люди перестали их
интересовать.
Антон, дойдя до дома, открыл дверь. Внутри было тихо. Пройдя в глубь комнаты, он
убрал с пола старенький ковер и поднял железную крышку люка, ведущего в подвал, после
чего отошел в сторону, пропуская остальных. Последним в подвал спустился Полковник.
Закрыл люк, достал рацию и, вставив в нее батарею, сказал:
– Ложитесь и уши закройте.
Потом настроил на нужную частоту и включил.
Земля всколыхнулась, и дом словно подпрыгнул. Сверху раздался неимоверный
скрежет и треск, выбитые ставни попадали на пол. Через секунду все стихло. Тишину
нарушали лишь детский плач и всхлипы.
Антон, пошатываясь, поднялся на ноги и посмотрел на Полковника:
– Разведать?
– Сиди, увалень. Ты думаешь, их там всех разметало? Хренушки тебе, барыня. До
завтра ждем, главное, чтоб колодец засыпало.
Молодой, весь в грязи, лежа на боку, спал. Дети тихо посапывали на руках у взрослых.
За стенами человеческого убежища стояла тишина, более жуткая и давящая, чем даже
упырий вой. Ярый, сидя на холодном полу, смотрел в черный потолок и видел там лица
Юрася и Сени.
«Утро, – думал он, – осталось дождаться утра».
***
Дмитрий Козлов
Клондайк
Слепец молчал, и Шурпан уже хотел поторопить его, но сдержался; не стоило отвлекать
слепого от его работы. Свет костра незнакомцев, разбивших лагерь в густой дубраве, едва
проникал сквозь листву и поблескивал в черных стеклах очков Слепца. Шурпан подумал,
что, будь у тех, кто сидел у костра, глаза на лицах, а не на задницах, они давно уже заметили
бы слежку. Но те не подавали никаких признаков беспокойства.
– Четверо, – наконец сказал Слепец и вздрогнул. За работой он всегда будто
превращался в древнего каменного истукана. Лишь седые волосы едва заметно дрожали на
ночном ветру. Казалось, он даже переставал дышать. Но сейчас Слепец наконец расслабился,
со свистом втянув воздух, и можно было начинать.
– Сопливый, зайдешь справа, от ручья, – шепнул Шурпан. – Он добротно журчит, так
что даже такой, как ты, сможет подобраться бесшумно. Слепец, жди команды. Все, поехали.
Подхватив свой старый обрез, – несмотря на люфт между колодкой и стволами, он
упорно не хотел менять тозовскую двустволку на что-нибудь посвежее, – Шурпан начал
обходить лагерь слева. Под ногами иногда хрустели ветки – темень стояла, как в заднице у
мутанта, – но крики лесных тварей и шепот ветра в кронах деревьев заглушали шаги.
Шурпан посмотрел на пляшущие в листве отсветы пламени, пытаясь разглядеть лица людей
вокруг огня, но не сумел. Чувствовал лишь, что они жарят мясо: аромат проникал в ноздри и
заставлял пустой желудок урчать, как мотор мотоцикла, – так громко, что Шурпан даже
опасался, не услышат ли его незнакомцы. Шаг, еще шаг… Позиция, выбранная для атаки,
была уже совсем близко.
На другой стороне лагеря раздался какой-то визг. Следом по дубраве разнеслась
отборная брань и грохот выстрелов. Голос явно принадлежал Сопливому.
– Мать твою… – пробурчал Шурпан, проклиная кретина-новичка, и с обрезом
наперевес бросился к костру. Вылетев из листвы, как разъяренный боров, он заорал: –
Сидеть, где сидите! Вы на прицеле у нашего…
Он умолк, когда услышал заливистый женский смех. Девушка так хохотала, что задела
котелок над огнем. Похлебка пролилась на угли и зашипела. Остальные трое даже не
потянулись к лежавшему у ног оружию.
– Зубатка? – удивился Шурпан, опуская ружье. Девушка наконец перестала смеяться и
посмотрела на Шурпана едва ли не с сочувствием. Ее бронзовая кожа блестела в пламени
костра. Из леса за ее спиной, чертыхаясь, вывалился Сопливый и, заметив взгляд командира,
заблеял:
– Шурпан, извини! Мне показалось, что там был этот долбаный кабан-горбун! На
бревно так тень упала! Вот я и…
– Я же говорил, что он недоразвитый, – с какой-то философской, умудренной грустью
сказал Слепец, вышедший из леса вслед за Сопливым. – Если б не я, то, глядишь, жопу себе
отстрелил бы. А штаны и так небось стирать придется.
– Иди ты, слепой… – обиделся Сопливый, но тут же заткнулся, понимая, что
облажался.
– Мы вас почуяли, что называется, за версту, – сказала Зубатка. – Вы с наветренной
стороны заходили, а от кого-то из вас чем-то таким ядовитым несет, что мертвец в могиле и
тот бы унюхал.
Шурпан заметил, что Сопливый готов провалиться под землю от стыда, и вспомнил, как
этот придурок откопал в развалинах магазина к северу от Черной Дороги флакончик с каким-
то дерьмовым одеколоном. Надеясь, должно быть, охмурить какую-нибудь бабу из
деревушки, рядом с которой они разбили лагерь, он вылил на себя всю эту дрянь. И вот…
Командир хлопнул себя по лбу, и не только для того, чтобы убить комара, но и от
отчаяния: почему из всего отряда, кроме них со Слепцом, выжить удалось лишь этому
чудаку?
– Ладно, всякое бывает – и умственная неполноценность тоже, – ухмыльнулась Зубатка
и махнула рукой: – Присаживайтесь. Отведайте похлебки из горбуна, которого так боится
ваш приятель.
Шурпана и его спутников долго уговаривать не пришлось: достав из рюкзаков помятые
армейские котелки, они кинулись к еде и вскоре уплетали густое сочное варево. Орудуя
ложкой, Шурпан покосился на троицу Зубаткиных корешей и узнал в них трех братьев с
одного из хуторов неподалеку от его деревни. Они были высокими, худыми и бледными и в
своих черных куртках и шапках походили на передвижную рекламу смерти. Когда-то один
шутник за худобу прозвал их Три Толстяка.
– Как… вас… сюда… занесло? – спросил он с набитым ртом, делая паузы, чтобы
прожевать жесткое кабанье мясо. Зубатка пожала плечами:
– Так же, как и вас. Драпаем от Каганата.
– Нас разгромили два дня назад, под Сибережем, – сказал Слепец.
– А нас на день раньше. Вот вперед и вырвались.
Шурпан почувствовал, как досада поражения перебивает даже вкус мяса, пропитывая
его горечью утраты и желчью жажды мести. Недавние воспоминания заголосили криками
раненых и стонами умирающих, и Шурпан усилием воли заставил их умолкнуть.
– Думаю, нам лучше держаться вместе, – сказал он.
– И я так думаю, дорогуша, – подмигнула ему Зубатка и подбросила в костер полено.
Слепец скрутил самокрутку и прикурил от лежавшей в костре ветки. Где-то в темноте мерно
ухала сова.
Шурпан разглядывал Зубатку, которая тоже принялась неторопливо насыпать табак на
кусок старой газеты. Несмотря на все ужасы и лишения, которыми наградила ее жизнь, она
все еще сохраняла тень изначальной красоты. Пусть по лицу расползлась сеточка морщин, а
в черных, как зимняя ночь, волосах мелькали серебристые пряди, ее строгие, немного
азиатские – от матери-татарки – черты в последние годы обрели даже большую, чем прежде,
какую-то первобытную красоту. И ее не портила даже пиратская черная повязка на глазу.
– Ты увидел что-то, чего прежде не видал, дорогуша? – улыбнулась она, заметив взгляд
Шурпана. Он ответил ей улыбкой и оглядел собравшуюся компанию.
– Да. Настоящий алмаз в куче навоза.
– Ты как всегда галантен, мой рыцарь.
– Точно. Предлагаю обсудить, что нам делать дальше.
– Бежать отсюда на хрен, – тут же выпалил Сопливый, поежившись и оглядывая
деревья вокруг. Это была обычная дубрава, не Лес, но ему и тут было не по себе.
– Без Сопливых разберемся, – усмехнулся Слепец. – Хотя он прав, Шурпан. Тут и
думать нечего. Нам наваляли, и нужно уходить. Доберемся до Долины, попробуем
организовать оборону.
Зубатка фыркнула, и Шурпан ее понимал: против такого противника, как этот сраный
Каганат, нужна не просто оборона, а долбаная крепость. Чтобы подготовиться к защите,
Долине нужно время, и его-то Жнец со своим Каганатом им точно не даст.
– Как будем уходить? По западной дороге? – спросил Шурпан. Слепец покачал головой:
– Прямо на юг.
– Но… там же Лес… – промямлил Сопливый. Он был прав: к югу отсюда путь к
Долине преграждало огромное пятно мутировавшей растительности, накрывшее руины
Чернигова. Никто не сумеет выжить там достаточно долго, чтобы пройти всю чащу.
«Никто, кроме Слепца», – думал Шурпан.
– Слепец поможет нам с Лесом, – ответил Шурпан и посмотрел на Сопливого так, что
остальные вопросы, которых у мальчишки вечно было бесконечное множество, тот затолкал
обратно в глотку, из которой они лезли наружу. Набив желудок, он почувствовал, как по телу
расползается приятная истома и мысли в голове замедляют свой бег, становясь громоздкими
и неповоротливыми. Шурпан не спал больше суток и после марш-броска с севера вымотался
так, что сейчас, казалось, готов был упасть лицом в костер и все равно не проснуться.
– Что-то ты носом клюешь, дорогуша. Пора баиньки.
– Верно говоришь, – зевнув, ответил Шурпан и, кряхтя, поднялся. – Пойду ставить
палатку.
– А часовых выставим? – спросил Сопливый, тут же вскочивший и прижавший к себе
свой «АК», будто любимую девицу.
– Не ссы, – усмехнулась Зубатка и кивнула на Слепца: – Он круче часовых. Кто-то есть
поблизости, а, Слепец?
Помолчав, слепой прошептал:
– В радиусе десятка километров никого. Медведь да пара крысоволков.
– Вот так-то. Значит, и часовые не нужны, – усмехнулась Зубатка.
– И тем не менее, раз уж ты вызвался, назначаю тебя, Сопливый, в караул после
полуночи, – под общие смешки сказал Шурпан.
Когда он отошел, чтобы справить нужду, проклятый мальчишка догнал его и спросил:
– Этот Слепец… У него что, суперслух?
Сопливый боязливо оглянулся, будто думал, что седовласый слепой вояка услышит его
даже здесь.
– Что-то вроде того, – кивнул Шурпан. – Знаешь, как бывает, – если лишился гляделок,
то уши лучше слышать начинают.
– А-а-а, ясно…
Шурпан был рад, что такое объяснение удовлетворило мальчугана и воробьиные мозги
не позволяли ему задуматься над тем, какие уши могут «прослушать» Лес на десяток
километров. Но ему лень было рассказывать о том, как Слепец обрел свой дар, когда взрыв
гранаты в одной из стычек с байкерами Черного рынка не только превратил его глаза в
кровавое месиво, но и вонзил в опустевшие глазницы десяток осколков загадочного
артефакта, только что найденного в руинах и разбитого гранатой. Эти частицы у него в
голове позволяли Слепцу ненадолго видеть глазами животных и насекомых, обитавших
вокруг. «На кой хрен этому дрищу все это знать?» – подумал Шурпан и, застегнув ширинку,
направился к палатке.
Мысли о том, чтобы почитать перед сном потрепанную и затертую книжку Джека
Лондона о Клондайке, которую он месяц назад откопал в чьем-то брошенном жилище, были
отброшены сразу. Он едва успел забраться в спальник и подложить под голову куртку, как сон
будто оглушил его огромным молотом.
Во сне ему было жарко. Еще секунду назад вокруг был обычный ноябрьский день,
когда в воздухе уже чувствуется ледяное, режущее горло дыхание наступающей зимы, а
сейчас он будто провалился в преисподнюю, и от жара кожа на лице, казалось, готова была
расплавиться и сползти с костей. Он погрузил лицо в холодную, покрытую утренним инеем
траву. В ушах гудело, Андрюха по прозвищу Свинорыл что-то ему кричал, но Шурпан ничего
не слышал, будто кто-то нажал на кнопку и лишил мир звуков, как на телевизоре, который
Шурпан смотрел в детстве, до Пандемии. Лицо Свинорыла покрывала кровь, в руке он
сжимал «АКС», рот открывался и закрывался, открывался и закрывался… пока его
блестящая на солнце лысая голова вдруг не лопнула, как упавший арбуз, от пули снайпера и
не оросила все вокруг кровавыми брызгами. Тело Свинорыла продолжало стоять, будто не
желая примириться с отсутствием головы, и упало лишь от взрывной волны очередной мины,
вроде той, что оглушила и опалила Шурпана. Наконец сквозь гул начали просачиваться звуки
боя. Вопли, отрывистые приказы, рев ярости… Бесконечный стрекот автоматных очередей,
грохот помпового ружья Михалыча, и взрывы, взрывы, взрывы…
У ублюдков Каганата были минометы. Черт возьми, у них были даже БТРы! Должно
быть, эти выродки наткнулись на неразграбленную военную базу, а может, к их бандам
прибились остатки какой-то армейской части с техникой. Одна из этих проклятых ржавых
«консерв» как раз поливала огнем позиции отряда Зубатки на соседнем холме. Им
приходилось еще хреновее, чем людям Шурпана: туда Жнец бросил один из этих уродских
автобусов, обшитых бронелистами. Эта адская колесница подлетала впритык к позициям
защитников Долины, затем разворачивалась бортом, закрывавшие окна стальные щиты
поднимались, и сидевшие внутри ублюдки Каганата открывали огонь. Впрочем, и на эту
говновозку нашлась управа – легендарное противотанковое ружье Зубатки. Никто не знал,
откуда она достала эту древнюю громадную штуковину с обрезанным стволом, вечно
болтавшуюся у нее за спиной, но управлялась она с ней отменно. Вот и сегодня, полчаса
назад, метко всаженный в переднюю броневую пластину автобуса бронебойно-
зажигательный патрон принялся рикошетить по салону, превращая врага в кровавое
конфетти, а потом эта самоходная братская могила и вовсе вспыхнула, отправив мерзавцев к
их любимому Огнебогу. Тогда они радовались. Но сейчас Шурпан видел: дело проиграно и
нужно уходить.
Среди устилавших вершину холма мертвых тел ему удалось отыскать только
Сопливого, охреневшего от страха, но живого. Схватив его за шкирку, Шурпан бросился к
командирскому окопу и увидел, что там все разворотило миной. Среди кусков разорванных
тел сидел, схватившись за голову, Слепец, который всегда оставался на командном пункте и
занимался разведкой. Из всех, кто здесь был, выжил он один.
Вытащив его, они бросились бежать к лесу на другой стороне поля, когда весь мир
вдруг задрожал и дрожь становилась все сильнее, и сильнее, и…
– Вставай, дорогуша. День сам дерьмом не станет, – услышал он сквозь канонаду и
грохот боя. Сон распался на множество тающих фрагментов, и вот он уже видел над собой
улыбающуюся Зубатку. Кто-то, услышав ее прозвище, мог подумать о каких-то клыках, но на
самом деле она получила его за безупречные, ровные и белые зубы, как в рекламе зубной
пасты, засорявшей телеэфир до Пандемии. Как ей удалось сохранить их, когда у всех вокруг
из-за недоедания и болезней во ртах торчали редкие, напоминавшие покосившиеся
надгробия полусгнившие пеньки, оставалось только гадать. Она как-то говорила о том, что
делает зубной порошок из живокостов – мерцающих цветов-артов, способных исцелять
раны.
– Приятно первым делом с утра увидеть тебя, а не харю Сопливого, – сказал Шурпан, и
девушка рассмеялась. Из ее рта вырывался пар, и Шурпан подумал: до чего же неохота
покидать теплый спальный мешок и лезть на холод.
– Вылазь из спальника, если, конечно, не хочешь увидеть потную рожу Жнеца. Слепец
говорит, что они близко. Идут за нами по пятам.
Шурпан вздрогнул. Он однажды видел вождя Каганата – в первый день боев на севере,
через старую подзорную трубу, которую Свинорыл откопал в каком-то заброшенном музее.
После всех жутких легенд об этом то ли человеке, то ли демоне он даже был разочарован: ни
пяти метров роста, ни огненных шаров из глаз, ни молний из задницы. Обычный себе
плешивенький мужичок, даже немного худощавый. Впрочем, ожерелье из ушей отрезанных
врагов было на месте, как и окровавленные серпы на ремне, за которые он и получил свое
прозвище. И вечно бледное, как у трупа, покрытое блестящей испариной лицо. А еще
Шурпану тогда показалось, что, даже несмотря на расстояние, он видит пляшущие в глазах
Жнеца огоньки безумия.
А еще на миг ему почудилось, что Жнец каким-то невозможным образом увидел его и
ухмыльнулся. От этой улыбки, больше похожей на оскал, Шурпан вздрогнул и тут же вернул
подзорную трубу Свинорылу. Но лицо этой проклятой гниды теперь преследовало его даже
наяву, порой мерещась среди деревьев.
Выбравшись из палатки, он обнаружил Сопливого мирно сопящим под старым
раскидистым дубом с «АКС» в обнимку и подумал, что с таким караульным стремно спать по
ночам. Хорошо, что бедолагу хоть крысоволки не разорвали.
Пнув Сопливого, он принялся собирать палатку и упаковывать вещи. Вскоре их
крошечный отряд свернул лагерь и двинулся на юг.
Утро выдалось пасмурным, под ногами хрустели и хлюпали покрытые ледяной коркой
лужи.
– Сколько этих крыс за нами идет, Слепец? – спросил Шурпан.
– Точно не знаю, – покачал головой Слепец. На его плече болтался гранатомет «Муха»,
в руке он держал посох – скорее на всякий случай, чем для «прощупывания» пути. Слепой
так хорошо ориентировался в пространстве, что Шурпан точно заподозрил бы его в обмане,
если бы сам не видел пустые глазницы, скрытые старыми, потертыми очками с перемотанной
изолентой дужкой. – Я видел их фасеточными глазами какой-то стрекозы, а там хрен что
разберешь…
– Ясно.
Они шли молча, Зубатка время от времени сверялась с компасом. Лес поредел, травы
стало меньше, и они ускорились. Шурпан почувствовал какое-то странное напряжение,
висевшее в воздухе, но решил, что всему виной нервы, недосып и шок от гибели множества
друзей на севере…
– Стоп, – сказал Слепец, и отряд остановился.
– В чем дело? – спросил Шурпан.
– Птицы… – тихо сказал Слепец. – Птицы кружат по спирали, – сказал он и указал
пальцем на затянутое серыми тучами небо. Шурпан посмотрел вверх и не увидел никаких
птиц, но знал: Слепец прав.
– Они ориентируются по магнитным полям, – тихо сказала Зубатка. – Если они кружат,
значит…
– Мы в спирали, – спокойно закончил за нее Слепец и, повернувшись, зашагал вправо –
туда, где деревья росли плотнее, а землю скрывал густой подлесок. Остальные последовали
его примеру.
Шурпан никогда прежде не попадал в спираль, но слышал множество зловещих
историй о сталкерах, привлеченных этими аномалиями и забредающих туда в поисках
артефактов, да и простых путниках, которых заводили в центр спиралей сбесившиеся
компасы. Эти штуковины накапливали что-то вроде статического электричества, затем
прошибая током бедолагу, оказавшегося в центре аномалии. Мало кто из попавших в эти
мертвые плеши на теле Леса оставался в живых, и Шурпан в который уже раз поблагодарил
всех богов и богинь этого мира за то, что с ними был Слепец.
К полудню заросли вновь поредели, пропуская все больше бледного солнечного света.
Шурпан думал, что они приближаются к прогалине, но неожиданно отряд оказался на
широкой просеке. Присмотревшись, Шурпан понял, что «просека» в прошлом была
автомобильной дорогой: остатки разбитого, потрескавшегося, изодранного корнями и травой,
будто рваная резина, черного асфальта по-прежнему виднелись на земле. Кое-где лежали
поросшие мхом ржавые остовы машин. Шурпан никогда прежде не бывал здесь – впрочем,
они еще никогда не забирались так далеко к северу от Долины. Сверившись с компасом,
отряд вновь двинулся на юг, но не прошел и километра, когда за одним из поворотов
наткнулся на развалины.
Покосившийся, едва заметный среди сосен шест с какими-то латинскими буквами –
половина из них давно отвалилась – подсказал, что перед ними заправка. У въезда на
заброшенную АЗС торчал покрытый грязью щит с едва заметными цифрами: 92 … 95 … 98
…
Обычно такие места не привлекали особого внимания – большинство из них пали
жертвой мародеров, обезумевших беженцев и бродяг еще до Года Первого Посева. Но эта
заправка явно была особенной, и Шурпан махнул рукой остальным, указав на развалины. Его
привлекли нагромождения из мешков, напоминавшие старые пулеметные гнезда. На одном
из них он заметил ржавый пулемет. Такую ценность вряд ли упустил бы любой бродяга. А
значит, внутри еще могло быть чем поживиться.
Перебравшись на другую сторону дороги, они двинулись к заправке. Шурпан снял с
плеча обрез и вогнал патроны в стволы: в подобных местах частенько попадались всякие
малоприятные твари, вроде псоглавцев, или вовсе инфернальные, вроде леших с их
смертельным зовом, услышав который человек забывался вечным сном… Приближаясь к
постройке, он заметил, что в окнах даже сохранились целые стекла. В проеме за открытой
дверью царил мрак.
Миновав преграждавшие путь остатки укреплений из мешков, Зубатка и Три Толстяка
остановились, уставившись на землю. Догнав их, Шурпан понял, в чем причина: за мешками
лежали скелеты в истлевших остатках камуфляжа и ржавых касках. Их выбеленные дождями
и временем черепа, казалось, гостеприимно улыбались, будто говоря: «Наконец-то кто-то
пришел нас сменить». От этой мысли Шурпан поежился и двинулся дальше. На пороге, под
табличкой «Магазин», он остановился и заглянул внутрь. Бледный свет, проникавший сквозь
грязные окна и дыры в крыше, падал на усеянный осыпавшейся штукатуркой, битым стеклом
и гнилыми листьями пол. Прислушавшись, Шурпан сделал шаг вперед…
Едва заметная тень во тьме, чуть более плотная чернота, чем та, что ее окружала,
пришла в движение. Шурпан успел уклониться за долю секунды до того, как челюсти
крысоволка клацнули у его лица; капли зловонной слюны попали на лицо, от затхлой вони из
пасти перехватило дыхание.
Падая на спину, Шурпан выстрелил. Морда твари взорвалась ярко-алым фейерверком, и
крысоволк улетел в темноту.
– Не обоссался, дорогуша? – спросила Зубатка, протянув Шурпану руку. Он не сразу
ухватился за нее: подождал, пока успокоится дыхание и сердце перестанет бешено
колотиться в груди, как живая рыба в руках рыбака.
– Зато теперь у нас есть что пожрать, – хихикая, заметил Слепец.
– Иди ты на хрен… – пробурчал Шурпан, поднимаясь и отряхиваясь. – Ты, кстати, мог
бы и предупредить.
– Я тебе не детектор движений. Мои способности отнимают много сил.
– Ладно, извини.
– Эй! – донесся крик Сопливого из-за угла здания. Все бросились туда, уверенные, что с
этим полудурком опять что-то стряслось, но за углом их встретил сам Сопливый с широкой
улыбкой на прыщавом юном лице.
– Смотрите, что я нашел, – поманил он их к заросшему березовым молодняком,
покрытому потеками ржавчины ангару. Они вошли внутрь и замерли. Шурпан не сразу
понял, что видит.
А потом увидел сотни бочек с надписью «ДТ», забивших ангар, и понял, что они нашли
настоящий Клондайк.
Когда они появились, над Лесом уже сгущались сумерки. Тени деревьев удлинились и
заострились, тьма среди серых стволов стала густой и маслянистой, как деготь. По разбитой
трассе, объезжая скелеты мертвых машин, ползла, урча двигателем, ржавая «Нива», двери
которой заменяли крысоволчьи шкуры. Перед ней ехал на мотоцикле огромный
длинноволосый громила в потертой, усеянной заклепками кожанке. Его левую щеку от уха до
уголка рта перерезал широкий шрам. Типичный кочевник Черного рынка.
Оторвавшись от бинокля, найденного у одного из солдат, Шурпан вставил рожок в
автомат, которым заменил свой старый обрез, и вздохнул. Рядом, притаившись за
восстановленным укреплением, сидел взмыленный после перетаскивания мешков с песком
Сопливый. На его шею села огромная, переливающаяся зеленым муха-мутант, привлеченная
запахом свежего пота. Сопливый приготовился прихлопнуть ее, но Шурпан остановил его:
– Не надо. Размажешь ее, и останется ожог на коже, болючий до охренения.
– Давай, Шурпан, – услышал он шепот Зубатки с крыши. – Покажи ему мастер-класс по
ловле мух.
Подобравшись к Сопливому, Шурпан расположил полусогнутые ладони по обе стороны
от мухи, будто держа над ней невидимую кастрюлю. Руки от едкой мушиной крови
защищали перчатки из кожи кабана-горбуна. А потом Шурпан в мгновение ока захлопнул
ловушку. Живая муха забилась в руках. Переместив ее в один кулак, Шурпан достал из
кармана стеклянную баночку с десятком ей подобных и отправил муху к собратьям.
– Зачем это? – удивился Сопливый, но Шурпан отмахнулся: не было времени
объяснять.
Мотоцикл и «Нива» подъехали к заправке и заглушили моторы. Четверо с автоматами
выбрались из машины, громила слез с мотоцикла и потянулся.
– Слышь, Кабан? Это че за место такое? – спросил один из пассажиров «Нивы».
Громила Кабан ответил:
– Хрен его знает. Я так далеко на юг еще не забирался. Идемте, глянем, мож, чего
полезного надыбаем.
Отряд двинулся к заправке, и Шурпан молил своих людей не начать раньше времени и
дать им подобраться побли…
Сопливый выскочил из-за мешков и очередью пропорол одного из каганатовцев. Тот
рефлекторно выстрелил в асфальт, выбив из него искры, и рухнул как подкошенный.
– Сопливый! Чертов дурак! – заорала Зубатка и выстрелом из противотанкового ружья
проделала дыру размером с кулак в другом визитере. Оставшиеся кинулись на землю – как
раз вовремя, чтобы не лишиться головы от взрыва: Слепец, пользуясь глазами лесных тварей,
выстрелом из «Мухи» превратил «Ниву» в факел. Ошметки дымящегося металла дождем
усыпали заправку.
Люди Жнеца начали стрелять в ответ; пули с глухим стуком вонзались в мешки.
Шурпан выглянул из укрытия и увидел, как один из каганатовцев поднялся, чтобы броситься
к Лесу. Памятуя о том, как при стрельбе «АК» ведет влево и вверх, Шурпан прицелился в
грязно-синюю кроссовку на правой ноге беглеца и, нажав на спуск, перерезал его по
диагонали. Очередь сбила бедолагу с ног и отправила лицом в мокрую хвою на опушке.
– Сдавайтесь, мудаки! – заорал Слепец.
– Не дождешься, гнида! – ответил Кабан и несколько раз выстрелил. В ответ на
уцелевших бедняг Жнеца вновь обрушился град выстрелов. Шурпан надеялся, что Три
Толстяка не станут использовать их «план Б»: судя по всему, бой шел к завершению.
– Говорю, сдавайтесь, жопы мутантские, иначе сдохнете! – повторил Слепец. На сей раз
Кабан не стал дерзить в ответ. Поразмыслив, он и его последний уцелевший спутник
поднялись с поднятыми руками.
– Вы об этом пожалеете, – оскалился он блестящими золотыми зубами, когда Шурпан
подошел, чтобы забрать «узи» из его рук.
– Это мы посмотрим, – ухмыльнулся в ответ Шурпан и ударом приклада отправил
Кабана в нокаут.
Они снова молча сидели у костра. Темнота сгустилась и скрыла звенящий, гудящий,
полный зловещей ночной жизни Лес.
– Итак, передовой отряд из сотни головорезов во главе со Жнецом идет сюда, –
подытожил рассказанное Кабаном Слепец.
– Да. Они собираются прорваться через Лес прямиком на юг, в Долину, – кивнул
Шурпан.
– Через Лес? Но как? – удивился Сопливый.
– В Лесу есть небольшой участок, не охваченный мутировавшей растительностью, –
ответил Шурпан. – Он сильно зарос обычными деревьями, там полно болот и густого
кустарника, поэтому о нем почти никто не знает и большому отряду там пройти трудно. Но у
Жнеца есть карта и «лесовалки».
«Лесовалками» называли ИМР – инженерные машины разграждения, которые Жнецу
удалось где-то раздобыть – должно быть, там же, где БТРы и минометы. Эти монстры
способны были быстро превращать любые заросли чуть ли не в трассу.
– Если завтра к утру они будут здесь, нам нужно уходить сейчас же, – сказала Зубатка.
– Верно. Пойду собирать вещи, – вскочил Сопливый, но Шурпан жестом велел ему
остановиться.
– Мы не уйдем, – тихо сказал он, и слова эти дались ему нелегко.
– Что?! – почти завизжал Сопливый.
– Мы останемся и дадим бой, – продолжал Шурпан.
– Но… Но это же безумие… – прошептала Зубатка. – Нас сметут, как мусор веником.
– Не сметут, если грамотно организовать оборону, – ответил Шурпан.
– Но зачем?! – воскликнул Сопливый. Шурпан вздохнул, готовясь объяснить, но за него
это сделал Слепец:
– Чтобы задержать их. Пока они будут разбираться с нами, у Кардана появится лишний
денек-другой, чтобы перегруппироваться и приготовиться к обороне. Иначе у него нет
шансов. Верно я говорю, Шурпан?
Шурпан кивнул, зная, что Слепец, несмотря на слепоту, почувствует его жест.
– Ты предлагаешь всем нам умереть здесь, ради… ради… – заблеял Сопливый, и
Шурпан оборвал его:
– Я никого не держу. Все, кто хочет уйти, могут встать и сделать это прямо сейчас.
Никто не шелохнулся. Один из Трех Толстяков дернулся было, но два других удержали
его. Наконец и Сопливый вернулся, усевшись в круг.
– Это бред, но я с вами, – дрожащим голосом прошептал он.
– Есть только одно «но», дорогуша, – сказала Зубатка, вытаскивая сигарету из
найденной Шурпаном пачки. – Они могут просто обойти нас и двинуть дальше. Что заставит
их задержаться здесь?
– Клондайк, – загадочно прошептал Шурпан.
Через час Кабан сел на свой мотоцикл и, обматерив их всех до пятого колена, с ревом
умчался в темноту. Но перед тем как выпустить его, Шурпан, старательно изображая легкое
подпитие и хвастовство, будто бы невзначай продемонстрировал байкеру забитый бочками
склад топлива. Он даже пнул одну из полных бочек, чтобы гулкий звук убедил байкера: перед
ним – настоящий топливный Клондайк.
Даже в темноте было видно, как загорелись глаза Кабана.
– Теперь он доложит о солярке своему генералиссимусу, – усмехнулся Шурпан,
провожая взглядом мотоциклиста.
– Но бочки ведь пустые… – сказал Сопливый, неуклюже затягиваясь сигаретой.
– Да, пустые, – кивнул Шурпан. – Но им об этом знать ни к чему.
Отряд Жнеца появился на рассвете, возвестив о своем прибытии гулом и ревом, будто
огромный рой насекомых. Десятки мотоциклов, легковушки и БТР расползлись по
пространству перед заправкой. Пестро разодетое в обноски военной формы, клепаные
кожанки и всевозможную рвань вплоть до звериных шкур воинство Жнеца высыпало из
машин и начало полумесяцем окружать заброшенную АЗС. На опушке леса кучка байкеров
принялась разворачивать минометы.
Заправка ответила им тишиной.
Сквозь расступившихся бойцов, как Иисус через море, проехал тот, перед кем стоявшие
рядом каганатовцы тут же упали на колени. Огромный, блестящий множеством
хромированных ребер, напоминающий скелет первобытного ящера мотоцикл Жнеца глухо
ревел, изрыгая дым из двух изогнутых труб. Выехав вперед, Жнец заглушил мотор. На ремне
покачивались серпы, покрытые бурым налетом запекшейся крови.
Рядом с ним тут же вырос Кабан. Должно быть, его правая рука, подумал Шурпан,
наблюдая за ними через щель в мешках.
– Именем Жнеца, Императора Севера, Первого из Первых, Крутого из Крутых и
Аятоллы Рок-н-ролла! Обращаюсь к вам, жалкие клопы с заправки! Если вы выйдете с
поднятыми руками, то ваша смерть будет быстрой и безболезненной! Если же нет…
Он умолк, и сам Жнец тихим, удивительно мягким, почти бархатным голосом добавил:
– Огнебогу нужны жертвы.
Ответом ему было молчание, и вождь Каганата пожал плечами:
– Что ж, пусть говорят ружья.
Взмахнув рукой, как дирижер, начинающий концерт, Жнец развернул мотоцикл и
скрылся. С автоматами наперевес дюжина бойцов двинулась вперед. Они брели не спеша, в
полный рост, минометы на опушке молчали. Должно быть, думал Шурпан, они решили, что
защитники заправки могли сбежать. Что ж, их ждет неприятный сюрприз.
Первая мина взорвалась, когда люди Жнеца уже были в десятке метров от здания
заправки, у самой границы земли и асфальта. Пламя фонтаном взметнулось ввысь, отправив
в небеса ошметки одного из байкеров. С деревьев сорвалась, крича, стая птиц. Остальные
бойцы на мгновение замерли в нерешительности.
И тогда, как любил говорить Слепец, началась дискотека.
Сопливый врезал по наступающим из РПК, вышибая из асфальта фонтанчики
цементной крошки. Двое рухнули сразу, третий перед смертью исполнил причудливый танец,
напоминающий лезгинку. Остальные залегли, но это не уберегло их от гранаты, брошенной
Зубаткой с крыши. Очередной взрыв отправил к праотцам еще двоих, а третьему разворотил
брюхо; его жуткие вопли порой пробивались сквозь грохот выстрелов и взрывов.
Войско Жнеца, на миг замешкавшись, ответило шквалом огня. Заработали минометы:
от разрывов мин со звоном вылетели стекла, пережившие и Год Первого Посева, и
Пандемию, и годы Войн Поселений. Заправку заволокло дымом и пороховой гарью.
Шурпан выглянул из укрытия, выстрелил, снова спрятался, спасаясь от града пуль.
Люди Жнеца поливали их огнем, не давая поднять головы, но и сами не рисковали наступать.
Группа каганатовцев попыталась было зайти с фланга, через Лес, но была остановлена
минами и одним из Трех Толстяков, окопавшимся неподалеку от ангара. Перестрелка
продолжалась около часа и постепенно начала стихать. Оставив несколько десятков трупов
на разбитом асфальте, люди Жнеца отступили.
Как только выстрелы затихли, Шурпан решил устроить перекличку:
– Слепец!
– Здесь, – донеслось с крыши.
– Зубатка!
Молчание.
– Зубатка!!!
– Да здесь я, здесь. Уши от грохота заложило.
– Толстяки, рассчитайсь!
Три голоса отозвались с разных сторон.
– Сопливый!
Тишина.
– Сопливый!!!
И снова ответом были робкие птичьи трели в притихшем с перепугу лесу.
Вскочив, Шурпан бросился к полукругу из мешков, за которым расположился
мальчишка. Хлопок, и над его ухом что-то просвистело, со звоном влетев в остатки вывески
над заправкой.
Снайпер.
Прыгнув за мешки, Шурпан увидел Сопливого, уткнувшегося носом в мешки, будто
задремав посреди боя. Руки сжимали пулемет, задравший ствол к небу. Схватив мальчишку за
плечи, Шурпан потянул его на себя.
– Мама… – прохрипел тот, и на его губах выступила кровь. – Мамочка…
– Не мамочка я тебе, – ответил Шурпан, глядя на дыру в груди юнца, из которой
хлестала кровь. Впрочем, он знал мать Сопливого. Они были из одной деревни, и она
обещала, что проклянет Шурпана, если тот не вернет ее сына живым.
Что ж, у нее будет шанс, если он сам вернется. А это вряд ли.
Впрочем, когда он втащил Сопливого в зал бывшего магазина и его осмотрела Зубатка,
оказалось, что мальчугана рановато списывать со счетов. Рана была серьезной, и артов,
исцеляющих раны, у них не было, но после перевязки он забылся лихорадочным сном, и
Зубатка сказала, что если найти живокост, то у Сопливого будет шанс. Передышка
закончилась, люди Жнеца снова начали стрелять, и все вернулись на позиции.
На сей раз ударная группа шла под прикрытием БТРа, поливавшего заправку огнем из
пулемета. «Консерва» медленно ползла туда, где первая волна атакующих ценой жизни
пробила брешь в минном поле. Слепец шарахнул по ней из «Мухи», но промахнулся и снес
остатки рекламного щита на въезде. БТР тут же перенес огонь на крышу, кроша бетон и
взорвав проржавевший фонарь над дверью.
Пора, подумал Шурпан, и Три Толстяка, должно быть, услышали его мысли: из-за угла
заправки, бешено ревя, выполз БМП. Управляемая братьями махина, сожравшая всю
оставшуюся в бочках солярку, двинулась вперед, оказавшись прямо на правом фланге
атакующих. С грохочущих траков осыпалась земля и ржавчина. Шурпан молил богов и
богинь, чтобы железяка, управляемая не самыми умелыми руками, не заглохла. И, должно
быть, какой-то бог услышал его молитвы.
Пушка БМП изрыгнула пламя, сбив четверых бедолаг, как кегли. Шедшие колонной за
БТРом и оказавшиеся открытыми для обстрела кинулись было за борт бронированной
машины, но туда ударил пулемет Зубатки, занявшей позицию Сопливого. Охваченные
паникой, люди Жнеца бросились в рассыпную. БТР повернул башню к своему стальному
противнику, но его пулемет был бессилен против брони. Махина двинулась было назад, когда
очередной выстрел из пушки БМП попал ему прямиком в задницу, заставив ее вспыхнуть.
БТР заглох, но продолжал стрелять, пока Зубатка, сменив пулемет на свое любимое ПТР, не
всадила патрон ему под башню. Пулемет заглох, но вокруг БМП начали рваться мины. Три
Толстяка начали сдавать назад, в укрытие, и Шурпан уже готов был праздновать успех, когда
одна из мин угодила прямо в башню, подбросив ту высоко в воздух, как сорванную с пивной
бутылки пробку. Из объятой пламенем машины выбрался живой факел – один из братьев.
Прицелившись, Шурпан выстрелил в него, прервав страдания.
Бой затих, но на душе было паршиво. Время от времени доносились хлопки минометов
и вокруг заправки расцветали взрывы. В суматохе боя Шурпан и не заметил, как день начал
клониться к закату.
Взрывы мин постепенно стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся и
даже естественное, вроде раскатов грома приближающейся грозы. Хлопок, еще хлопок…
Вдруг раздался дикий грохот. Обернувшись, Шурпан увидел, что мина угодила в крышу
заправки. Слепец махнул рукой, показывая, что жив, но…
– Там Сопливый! – закричал Шурпан, бросившись в развалины. Внутри все заволокло
пылью и гарью. В серой завесе мелькало пламя горящего хлама. Бросившись к раненому,
Шурпан принялся разгребать обрушившиеся сверху осколки бетона и, наконец, откопал
мальчишку.
Он был мертв. Лицо было серым от пыли. Она покрывала даже открытые, потухшие
глаза. Огромная бетонная плита рухнула прямо ему на грудь.
Закрыв глаза, Шурпан схватил Сопливого за еще теплую руку и зашелся первобытным,
звериным криком.
Ночью начался ливень, скрывший лагерь Жнеца. В бинокль Шурпан сумел разглядеть
лишь огромный костер, в котором они по традиции жгли своих погибших соратников.
Они сидели внутри, у костра. Потоки дождя падали сквозь проломленную крышу,
заливая обугленные горы мусора. Шурпан вспоминал, как Сопливый однажды сказал, что у
них вместе с Зубаткой и Слепцом пять глаз на четверых. Все тогда ржали до упаду, и Зубатка
сказала, что она и одним больше видит, чем Сопливый.
– Почему тебя называют Шурпан? Это твоя фамилия? – спросила Зубатка, докурив
сигарету до фильтра. Шурпан тоже закурил и, выпустив облако дыма, ответил:
– После Пандемии меня приютил один старик, который готовил отменную шурпу. Я ее
лопал сколько мог, и он меня прозвал Шурпаном.
– А как тебя на самом деле зовут?
– Никак.
– Да ладно тебе! У всех есть имя!
– Правда. Я детдомовский. Имя, которое дают в детдоме, такое же настоящее, как
кличка. Так что пусть уж будет Шурпан.
Они замолчали, и Зубатка положила руку на лоб Слепого. Его губы иногда шевелились,
лицо было белее первого снега, но смерть все никак не забирала его. Вдруг он прошептал:
– «Погремушка»…
– Что? – наклонился к нему Шурпан. «Погремушка» была артефактом, скрывавшим
издаваемые владельцем звуки. Только отчего Слепец о ней вспомнил?
– Четверо… С «погремушкой»… В дожде… Там, слева, возле бензоколонок… – шептал
он.
И тут Шурпан понял. Вскочив, он схватил оставшийся гранатомет и по пологой плите,
обрушившейся сверху, вскарабкался на крышу. Уставившись туда, где дождь и тьма скрывали
от глаз старые бензоколонки, он увидел крадущихся бойцов Жнеца, одетых в черное и почти
слившихся с темнотой. «Погремушка» сделала их абсолютно бесшумными; еще немного, и
они бы взяли их голыми руками.
Залп попал точно в цель. Каганатовцы разлетелись в стороны, как тряпичные куклы.
Вернувшись вниз, он посмотрел на Слепца и сказал:
– Эх, братишка. Чтоб мы без тебя…
Вдруг он увидел, как в темноте за спиной Зубатки что-то мелькнуло. Мгновением позже
шея девушки окрасилась кровью. В глазах застыло бесконечное удивление, и когда ее тело
упало на пол, голова осталась на месте.
Ее держал за волосы Жнец.
Он мог бы спокойно дождаться утра, но Шурпан знал таких: им вечно не терпелось.
Хотелось триумфа.
Спрыгнув с подоконника, он плотоядно улыбнулся, отбросив в сторону «погремушку»;
с серпа в его руке капала кровь. Следом за ним в окно забрались еще двое.
– А ты хорош, – сказал он и швырнул голову Зубатки в сторону. – Бросил мне вызов…
Уложил столько народу… Я бы предложил тебе служить мне, да только вот знаю, что ты не
согласишься. У тебя в глазах почти неоновая вывеска горит: «Моралист». Ох уж эта
мораль… Последнее убежище трусов… Скольким достойным людям она испортила жизнь.
Ну да ладно. Что-то я разговорился, как злодей в старых фильмах. Прощайся с жизнью,
говнюк!
В эту секунду Слепец поднял руку, сжимавшую пистолет, и вышиб мозги одному из
спутников Жнеца. Второй разрядил в него ружье, но секундной заминки оказалось
достаточно: Шурпан сбросил с плеча дробовик и всадил одну из пуль в грудь второго бойца.
Удар выбросил того обратно под дождь. Шурпан навел стволы на Жнеца, готовясь сделать
второй выстрел, когда что-то обожгло руку.
Ублюдок метнул серп. Холодная сталь впилась в запястье, заставив Шурпана выронить
обрез.
Прыгнув вперед, Жнец подсек его ударом ноги, и Шурпан рухнул на пол. Вождь
Каганата потянулся ко второму серпу, висевшему на ремне. Его мерзкое белое лицо
покрывала испарина, и Шурпан подумал: «До чего же мерзко умирать и в последний миг
видеть эту потную гадость».
Потную.
Пот.
Мысль пронзила его мозги разрядом тока. Рука медленно заползла в карман куртки.
– Как говорил один крутой мужик из нашего детства, хаста ла виста, бейби, –
прошептал Жнец, занося серп.
И в эту секунду Шурпан достал банку с мухами и швырнул ее Жнецу в лицо.
Стекло разбилось, изрезав бледную кожу осколками, и жужжащие твари впились в его
кожу. Их укусы были слабыми и безобидными, но Жнец, завопив, расплющил пару зеленых
тел… Едкая кровь обожгла его кожу. Замешкавшись, он отступил, выронив серп. Попятился,
смахнул мух с лица. Потянулся к лежащему на земле пистолету. Выпрямился, готовый к
бою…
И рухнул на колени с серпом в горле. Прежде чем Шурпан пинком опрокинул его тело,
в глазах Жнеца мелькнуло бесконечное удивление.
Утром дождь прекратился. Солнце пробивалось сквозь рваные клочки туч, мокрая трава
и битое стекло вокруг заправки искрились россыпью алмазов.
Но Шурпан подумал о блеске золота. Блеске золотых жил Клондайка.
Шурпан взял автомат в руку и вышел на улицу. В другой руке он держал один из серпов
Жнеца.
В глубине души Шурпан надеялся, что бойцы Каганата, лишившиеся главаря, до утра
просто разбегутся. Но они были здесь. Десятки разномастно разодетых и вооруженных чем
попало мужчин смотрели на него. За их спинами дымилась гора обугленных тел их
товарищей, потушенная дождем.
«Что ж, значит, так тому и быть», – подумал Шурпан, готовясь к смерти, и вспомнил
слова Кабана о пустоте, ожидающей их всех. Он закрыл глаза. Он ждал и думал, какой будет
боль.
Ничего не происходило.
Открыв глаза, он увидел, что бойцы Каганата стоят на коленях. Их подобострастные
взгляды были устремлены на Шурпана. Нет, не совсем на него. На что-то в его руке…
И когда Шурпан понял, куда они смотрят, и сам посмотрел на серп в своей руке, его
истерзанный, оголодавший, обессиленный рассудок не выдержал.
Запрокинув голову к солнцу, Шурпан расхохотался.