Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Снежный Тайфун
SelfPub; 2018
ISBN 978-5-5321-1261-2
Аннотация
Третья книга из серии «Врата Войны». Началась суровая русская зима 1941-42 года.
Как и в нашей истории, для захватчиков из нацистского вермахта, уже переживших свой
первый разгром, она станет жестоким испытанием, а для бойцов и командиров героической
РККА, а также солдат и офицеров Экспедиционных сил – временем новых блистательных
побед. В этой книге будет все. Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдет в свой первый
бой 4-я танковая бригада полковника Катукова, ВКС России нанесут уничтожающий
бомбовый удар по Берлину, а группировка российских Экспедиционных сил, сокрушая группу
армий «Север», совершит стремительный прорыв к Риге.
Вступление
К сцепленной дате 1 ноября 1941 – 11 июля 2018 года в связанных Вратами мирах
сложилась следующая обстановка:
В 1941 году фронт стабилизировался по линии Таллин – Нарва – Лужский рубеж –
озеро Ильмень – Сольцы – Холм – Невель – Витебск – Орша – Могилев – Рогачев – Жлобин,
и далее по линии Днепра до самого устья, включая в себя Киевский и Херсонский плацдармы
на правом берегу реки. Немецкие плацдармы на левом берегу были ликвидированы в конце
сентября – начале октября совместными действиями войск 38-й армии под командованием
генерал-лейтенанта Рябышева и авиации потомков. Большую роль в ликвидации плацдармов
сыграли «Искандеры», разрушившие переправы через Днепр. В осажденную Одессу начал
ходить так называемый Одесский экспресс, то есть конвой из быстроходных судов
Черноморского пароходства под охраной эсминцев, поочередно возглавляемые лидером
«Ташкент», крейсерами «Молотов и «Ворошилов». Суда конвоя доставляли в Одессу
подкрепление, продовольствие и боеприпасы, в обратном направлении вывозя на Большую
Землю раненых, а также эвакуируемых из зоны боевых действий детей и беременных
женщин.
В первых рейсах, несмотря на сильное зенитное противодействие, на подходах к Одессе
«экспресс» активно атаковала немецко-румынская авиация, действующая по принципу «не
потоплю, так понадкусаю». Особенно опасными для кораблей были немецкие пикирующие
бомбардировщики Ю-87, метко кидающиеся убийственными для легких кораблей
пятисоткилограммовыми бомбами. По этой причине было повреждено и потоплено
несколько транспортных судов, погибло большое количество народа, в том числе
эвакуируемых детей. Но потом в Севастополь привезли большую партию ПЗРК «Игла» – и
пятого октября при подходе очередного «экспресса» к Одессе состоялась показательная
порка люфтваффе. Из восемнадцати немецких пикировщиков, участвовавших налете, было
сбито тринадцать, из двенадцати истребителей – десять. Члены экипажей самолетов, которых
вытащили их воды советские моряки, впоследствии все сгинули в сталинских лагерях, где
они пребывали в статусе военных преступников1.
1 Нас сильно удивляет, почему на Нюрнбергском трибунале люфтваффе, как и кригсмарине, не были
признаны преступными организациями. Совершенно младенческий аргумент о том, что людей, мол, туда
набирали по призыву, а не добровольно, нас совершенно не устраивает. Члены этих организаций, по приказу
или при прямом поощрении своего командования, совершали массовые военные преступления. На море
люфтваффе к кригсмарине топили суда, на которых заведомо не было никого, кроме некомбатантов, и атаковали
госпитальные корабли под флагом Красного Креста, что строжайше запрещено Гаагскими и Женевскими
конвенциями. На суше пилоты люфтваффе подвергали массированным бомбардировкам города с мирным
населением, атаковали колонны с беженцами, эвакуационные и санитарные поезда, опять же идущие под
знаками Красного Креста.
Получив такой свирепый отпор и предприняв еще несколько вялых попыток прощупать
противовоздушную оборону «экспресса», пилоты люфтваффе резко потеряли интерес к
этому мероприятию, предпочтя атаковать одиночные суда, не входящие в состав конвоев. Но
и там зачастую было достаточно того, чтобы человек на палубе поднял к плечу нечто хотя бы
отдаленно напоминающее пусковой контейнер ПЗРК (например, пустой тубус от чертежей) –
херои люфтваффе тут же разлетались во все стороны вспугнутыми птицами, потому что
настоящие ПЗРК на тихоходах, ходящих в капельных рейсах, тоже имелись, но был приказ их
экономить. Зачем тратить на стервятника настоящую ракету, если имитация работает не хуже.
Таким образом, на первом этапе войны за время летне-осенней кампании обе стороны
понесли тяжелые потери. Красная армия потеряла убитыми и пропавшими без вести порядка
одного миллиона семисот тысяч бойцов и командиров (миллион триста тысяч только в
Белостокском и Уманском котлах), в то время как вермахт плюс СС безвозвратно потеряли
полтора миллиона солдат и офицеров. Потери вермахта и СС в смоленской мясорубке
составили миллион двести тысяч человек, из которых после зачистки котлов в плен попали
почти четыреста пятьдесят тысяч. Шестнадцатого октября (в день, когда в нашей истории
состоялась знаменитая московская паника из-за приближавшихся к столице германских
танковых войск) по местной Москве под конвоем бойцов НКВД перед отправкой в Сибирь на
стройки социализма уныло, как побитые собаки, прошли почти двести тысяч немецких
пленных. Это явление, подытоживающее кровавое рубилово Смоленского сражения, не
осталось незамеченным британскими и американскими дипломатами и имело долгосрочные
политические последствия.
Но главной потерей германской стороны оказались не солдаты и офицеры, а все четыре
танковых группы, сгоревшие в ходе тщетных попыток верховного германского командования
нанести поражение экспедиционной группировке ВС РФ. Не достигнув ни той, ни другой
цели и растратив почти всю наличную бронетехнику, германское командование лишилось
своей основной ударной силы. В результате чего немецкие трофейные команды по второму
кругу были вынуждены собирать по полям и лесам Белоруссии и Украины подбитую и
брошенную в начале кампании советскую бронетехнику. Из двух подбитых танков Т-34 или
КВ немецкие механики собирали один, при этом восхищаясь замыслом советских
конструкторов и ужасаясь заводской халтуре при его исполнении. Исправные трофейные
советские танки старых серий (самые многочисленные среди брошенного бронехлама)
планировалось использовать в качестве тягачей, а неисправные – в качестве закопанных в
землю неподвижных огневых точек. Благо снарядов к 45-мм пушкам и винтовочных
патронов русского образца на фронтовых складах Западного фронта было захвачено более
чем достаточно.
Поступления собственной германской бронетехники в войска во второй половине сорок
первого года были минимальными – так, например, в нашей истории во втором полугодии
сорок первого года всеми четырьмя танковыми группами с заводов суммарно было получено
только сто новых машин. Это Гитлер, уверившись в реальности плана «Барбаросса», перед
самой войной приказал резко сократить производство новых танков, рассчитывая на то, что
Советская Россия будет разгромлена, и тем их количеством, которое уже имеется в войсках.
Следующими на очереди должны были стать британцы и американцы, а для их разгрома
требовалось построить огромный военно-морской флот, для чего тоже в огромных
количествах требовался металл.
Помимо подбитых советских танков, на полях сражений и вдоль дорог немецкие
Скорее всего, причина в том, что воевавшие на западном фронте англосаксы сами не гнушались такими
методами. А уж после атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, говорить и вовсе стало не о чем.
Если на основании преступных действий признать преступной организацией люфтваффе, то придется также
признавать, что RAF и US Air Force преступны в равной, если не в большей мере. Ну и, наверное, англичане с
американцами хотели сохранить за собой немножечко немецкого пушечного мяса на случай предполагаемого
военного столкновения с СССР в центре Европы. Должен же быть кто-то, кого можно толкать на убой впереди
себя во имя вечных и незыблемых англосаксонских интересов.
трофейщики также собирали и приводили в порядок брошенную при отступлении советскую
артиллерию. Только в составе соединений первого стратегического эшелона в полосе
ЗапОВО имелось в наличии четырнадцать тысяч орудий и минометов, плюс брошенные при
отступлении склады боеприпасов, предназначенные для снабжения этой артиллерийской
прорвы снарядами. И все это богатство практически в полном составе по милости генерала
Павлова досталось немцам.
Только вот даже с врожденными германскими организационными талантами процесс
организации сбора, ремонта и вторичного использования трофейной техники был
небыстрым, и к началу ноября он находился в самом разгаре. Танки и пушки еще
требовалось отыскать, притащить на рембазы, а затем полностью перебрать с заменой самых
ответственных деталей на запчасти немецкого производства. Иначе какой прок от танка, если
после ста-ста пятидесяти километров пробега у него напрочь сточатся зубья на шестернях
коробки передач либо же выйдет из строя главное сцепление или бортовой фрикцион.
«Дрянной металл, герр гауптман, – скажет своему начальнику немецкий ремонтник,
обтирая замасленной тряпкой руки, – нет другого выхода, кроме как делать все заново.»
С советской стороны, несмотря на огромные, по довоенным меркам, потери, все было
значительно веселее. Проведя первые три волны всеобщей мобилизации, к первому октября
СССР сумел поставить под ружье более четырнадцати миллионов человек, из которых два с
половиной были направлены в составе маршевых батальонов на пополнение втянутых в бои
частей и соединений РККА, остальные были обращены на формирование новых частей и
соединений. Часть из формирующихся по мобилизации дивизий в составе Брянского,
Резервного и Западного фронтов даже успели принять участие в Смоленском сражении и
получить боевой опыт, в том числе и при взаимодействии с Экспедиционными силами
Российской Федерации. Теперь эти дивизии, получившие боевой опыт в ходе Смоленского
сражения, заняли позиции на оборонительных рубежах по Днепру.
В то же время Экспедиционные силы РФ, хоть и не понесли значительных потерь, еще
в средине сентября были отведены в резерв Западного направления. Основную свою задачу –
подорвать ударный потенциал вермахта – они выполнили, и теперь танковые и
мотострелковые дивизии играли роль пугала за кадром. Пусть германские генералы
помаются головной болью от мысли, где и когда эти части снова могут объявиться на фронте,
и чем тогда придется расплатиться вермахту за их визит. Это они еще не знают, как ловко
выходцы из двадцать первого века умеют дурить головы местной доверчивой деревенщине
при помощи надувных танков и самолетов… Впрочем, это уже совсем другая история,
относящая не к прошлому, а к будущему.
Кроме всего прочего, в Экспедиционных силах прошла ротация, вследствие чего две
трети личного устава убыли в 2018 год, а вместо них прибыли еще не нюхавшие пороха и
советских порядков новички, в том числе и из числа добровольцев. Но отвод во второй
эшелон танковых и мотострелковых дивизий ВС РФ отнюдь не означал, что Экспедиционные
Силы самоустранились от влияния на развитие событий на фронте. К концу сентября по обе
стороны портала были достроены ВПП из сборных ЖБ плит, позволяющие принимать любые
типы самолетов, вплоть до Ил-76/78 и Ту-22М3. Это обстоятельство привело к
значительному наращиванию авиационной группировки ВС РФ и ее активным действиям (в
основном на западном направлении). Если Су-24, Су-27 и Миг-29 базировались
непосредственно у портала на аэродроме Красновичи, то Су-25 вместе с Ми-24
поэскадрильно распределили на прифронтовые аэродромы, а эскадрилью Ту-22М3
забазировали на аэродром Кратово, откуда они, ужасные и неуязвимые, вылетали в рейды по
вражеским тылам. По бомбовой нагрузке каждый такой самолет равен полку АДД на Ил-4, а
вся эскадрилья Ту-22М3 по ударной мощи соответствует отдельной воздушной армии АДД.
Кстати, снабжение российских бомбардировщиков топливом и боеприпасами легло на
советскую сторону. Производство реактивного топлива ТС-1 на советских НПЗ оказалось не
столь сложным делом. К тому же производство авиакеросина не конкурировало по сырью с
производством фракций авиационных и автомобильных бензинов и фракций дизельного
топлива. В это время керосин – это исключительно топливо для примусов и керосиновых
ламп, и не более того. Что касается основного бомбового груза, в больших количествах
вываливаемого на немецкие головы, то для этого вполне сгодились советские авиабомбы
ФАБ-250 и ФАБ-500. Перепаханные вдоль и поперек нефтепромыслы в Плоешти, а также
Варшавский железнодорожный узел являются тому вполне достойными свидетелями. И
самое страшное для немцев заключалось в том, что от этих самолетов не спасали никакие
зенитные орудия. Их внезапное появление, разящие удары и стремительное исчезновение
уже стали в вермахте притчей во языцах. Впрочем, ближе к фронту, где работали самолеты
поменьше и попроще, немецким солдатам тоже было не легче. Например, Су-25 с
подвешенными ГУВами за один заход запросто способен начисто выкосить не успевшую
вовремя разбежаться роту маршевого пополнения.
Кстати, райцентр Сураж по-прежнему является неофициальной «столицей»
Экспедиционных сил, именно тут располагается их штаб. И Варвара Истрицкая по-прежнему
работает в разведотделе этого штаба переводчицей, только уже как российская гражданка.
Коллеги уважают ее за профессионализм и выдержанность характера, она на хорошем счету
у начальства, и сержант полиции Василий, работающий шофером при группе российских
журналистов, все так же является ее поклонником и женихом. Ведь она такая замечательная,
образованная, прямая и честная, и в то же время не распущенная и хамовитая, как многие
девушки в двадцать первом веке. Что касается Марины Максимовой, то она за три месяца
тоже пообтерлась и заматерела. Теперь она в стиле местных политработников носит белый
полушубок-дубленку и такую же белую шапку-ушанку. И везде она своя. Для советских она –
товарищ Максимова, для своих – Марина Андреевна или, в крайнем случае, Мариночка. Ее
репортажи с этой войны выходили в новостных блоках ВГТРК и телеканала «Звезда», а
несколько из них по просьбе советской стороны были переведены на пленку и направлены в
кинотеатры для включения в киножурналы, демонстрируемые перед основным сеансом.
Русский немец Николас Шульц по-прежнему при ней и по-прежнему работает над переводом
захваченных документов. Его российское гражданство пока еще впереди, потому что, в
отличии от Варвары, в его биографии не все так ясно и гладко. Но он тоже на хорошем счету
у начальства, так что и у него в итоге все будет хорошо.
Что касается положения дел на 10 июля 2018 года, то оно, можно сказать, обычное.
Война в 1941 году совершенно не сказалась на жизни большинства обычных российских
граждан, как не сказывается на ней война в Сирии. Своим чередом наступил мундиаль и
своим чередом г-н Медведев выступил с грабительской инициативой о повышении
пенсионного возраста. Только вдруг неожиданно модным стали стиль милитари сороковых и
цвет хаки. И наряжены в этом стиле были не только россияне и россиянки, но и гости
мундиаля. Мода и экзотика в одном флаконе.
Что касается каких-то дополнительных санкций, которые могли быть наложенны на
Россию за ее запортальную войну с гитлеровскими европейскими цивилизаторами, то, как ни
ждали их некоторые «люди со светлыми лицами» и альтернативно одаренные граждане
соседнего государства на букву «у», то так ничего и не дождались. Уж больно
нерукопожатной персоной даже в двадцать первом веке является господин Гитлер, и даже
малейшее выражение симпатии к этому господину способно было не только испортить
карьеру, но и полностью сломать судьбу тому, кто на это осмелится. Слишком много на нем
крови и грязи, слишком людоедские идеи он исповедовал. Слишком близко человечество в
сороковых годах двадцатого века подошло к краю воронки, из которой уже не было выхода.
Единственная страна (помимо Украины) в которой такие люди, выражающие симпатии
к Гитлеру, могут существовать, не подвергаясь всеобщему и ежедневному остракизму, это,
как ни странно, Россия. И, как ни странно, большинство лиц, выражающих такие симпатии,
принадлежат к тем самым национальным группам, чей вопрос по окончании войны Гитлер
собирался решить окончательно и бесповоротно. Уж слишком захватывает этих людей
животная ненависть к большевизму в его сталинском изводе, что они готовы были
похоронить его даже ценой существования собственного народа. И это при том, что при
советской власти большинство из этих деятелей процветали, занимали достаточно высокие
посты, находились в фаворе, получали ордена и государственные премии. А потом пришел
девяносто первый год – и они дружно стали охаивать то, что ранее превозносили, и
превозносить то, что раньше охаивали. Но это уже клиника и непаханое поле для работы
врачей-психиатров; а все остальные воспринимают этих клоунов как юродивых, сиречь
придурков.
***
2 Группенфюрер Небе еще не знает, что у этих разведывательно-ударных рот специального назначения
смешанный личный состав из солдат и офицеров российских разведбатов, а также бойцов ОСНАЗ НКВД. А
снаряжение и вооружение у них действительно из будущего, поэтому в случае боестолкновений такие роты
способны создавать просто запредельную плотность огня.
«мясникам» и местным бандитам битву за тылы группы армий «Центр». На
железнодорожных и шоссейных магистралях, питающих войска группы армий всем
необходимым, чуть ли не ежечасно происходят диверсии, обстрелы и акты вредительства, и
потому человек, говорящий по-немецки, в относительной безопасности может чувствовать
себя только там, где стоят крупные армейские гарнизоны. Первое хуже всего, потому что от
него страдает снабжение сражающихся войск, и так недополучающих самое необходимое.
Обидно же, господа, когда с таким трудом выбитые у командования теплое обмундирование,
патроны, снаряды и прочие вещи вместо попадания на фронт достаются бандитам, или
сгорают в бессмысленных пожарах во время диверсий и подстроенных железнодорожных
катастроф. А такое в последнее время стало случаться слишком часто.
Армия тоже мало чем может помочь силам безопасности в этой борьбе, потому что
германские солдаты в первую очередь отчаянно требуются на фронте. После того как 9-я, 4-я
и 2-я полевые армии по милости предыдущего командующего Федора фон Бока почти в
полном составе погибли в отчаянном и бессмысленном сражении за смоленский выступ,
первоначальный состав группы армий «Центр» был уничтожен практически полностью.
Поступившие взамен погибших солдат уничтоженных армий маршевые пополнения из
новобранцев и возвращающихся из госпиталей солдат, а также сводные кампфгруппы,
прибывшие из других групп армий, как-то удалось скомпоновать в три вновь
сформированные армии, но их сил хватало только на удержание фронта и ни на что более.
Перед войной считалось, что для охраны тылов будет достаточно всего одной охранной
дивизии на группу армий, и сформированы эти дивизии будут из солдат старших возрастов,
помнящих еще прошлую Великую Войну. Как оказалось, это был чрезмерный и неуместный
оптимизм, потому что если исходить из действительного положения дел, то для охраны
тылов требуется держать целую армию – то есть от шести до восьми полнокровных дивизий,
укомплектованных молодыми сильными солдатами, которые отчаянно нужны ему,
фельдмаршалу Листу, в окопах на фронте.
И пусть ужасающие своей запредельной силой подвижные соединения «марсиан»
в последнее время как-то скрылись из виду, но в воздухе продолжает свирепствовать их
авиация, а в большевиках, если судить по рассказам чудом выживших старожилов этой
кампании, больше нет той робости и неуверенности, которые преследовали их в самом
начале войны. И хоть, по докладам разведки, большевистские войска, противостоящие
группе армий «Центр», подобно кротам, озабочены только постройкой новых и
обустройством старых полевых укреплений, на сердце у командующего все равно
неспокойно. Там, на той стороне, все копится и копится неисчислимая масса людей с
винтовками, которых большевики призвали по своей всеобщей мобилизации. Неизбежно
настанет тот момент, когда прозвучит приказ – и все эти толпы, численно превосходящие
вверенные ему германские войска раз в десять 3, полезут из своих окопов наружу, уставив
перед собой стальную щетину из штыков. И только одно желание будет гореть в глазах этих
большевистских фанатиков – добежать до своего немецкого оппонента и либо пырнуть его
штыком, либо зарубить засунутой за пояс саперной лопаткой.
И вот тогда настанет настоящий момент истины, потому что сдержать этот русский
паровой каток будет некем и нечем. А если вместе с ними еще ударят, как это было в августе,
еще и подразделения «марсиан» – тогда для немецких солдат действительно настанет
настоящий конец света. Если русские ударят в полную силу, то он, фельдмаршал Лист, даже
не представляет себе, чем он будет останавливать разъяренного Зверя из Бездны. Как
показало Смоленское сражение, для «марсиан» не существует никаких преград и они с
одинаковой легкостью громят как полевые армии, состоящие только из пехотных дивизий,
так и подвижные панцергруппы. И такое вражеское наступление с каждым днем становится
все вероятнее, ведь, по донесениям фронтовой разведки, на плацдармах у Жлобина,
Могилева и у Орши, несмотря на меры маскировки со стороны противника, уже обнаружены
3 На самом деле только в три раза, но у страха перед пришельцами из будущего глаза особенно велики.
мелкие подразделения чудовищных длинноствольных танков 4 «марсиан», которые, как
видно, совсем не боятся ни снегов, ни морозов.
Пройдет еще совсем немного времени – и эта железная лавина тремя потоками рванет
на запад, по пути в клочья разрывая немецкие тылы. Гальдер с Йодлем считают кошмаром
неподвижный позиционный фронт в стиле прошлой Великой войны, но он, фельдмаршал
Лист, считает, что такой роскоши, как затяжная позиционная война на истощение и
последующая почетная капитуляция, Германии никто не предоставит. Все будет гораздо
брутальнее, потому что «марсиане» уже показали, что умеют вести стремительную
маневренную войну, окружать и уничтожать, и сейчас всему этому они учат самых
способных большевистских генералов. Нет, окончательное поражение Германии неизбежно –
и непонятно, на что еще надеются в Берлине. Все было предрешено еще в том момент, когда
открылась межмировая дыра и из нее полезли эти вооруженные до зубов жуткие русские из
будущего. И с каждым днем они становятся только сильнее. Как известно, в самом начале их
силы вообще не располагали никакой авиацией; теперь же их пусть и немногочисленные, но
крайне эффективные стреловидные самолеты господствуют в воздухе.
Теперь понятно, что эта война будет идти до полного разгрома и истребления
германской армии, после чего перед большевиками и их чудовищными союзниками окажется
открытой вся Европа. И вот тогда настанет время, когда европейцам, и в первую очередь
немцам, придется вспомнить слова «Горе побежденным», которые совсем не будут
преувеличением. Но он, фельдмаршал Лист, этого уже не увидит, потому что погибнет
раньше, чем это случится. Есть у него такое предчувствие.
***
4 Это знаменитые надувные танки морочат голову германскому командованию, чтоб оно видело опасность
там, где ее нет и не видело там, где есть.
Во-первых – свергнутый президент почти сразу испугался гнева западных лидеров и
отозвал свою подпись на обращении с просьбой о восстановлении Конституционного
порядка. Во-вторых – из-за его постоянных метаний в стиле испуганной курицы к тому
моменту Януковича бросили даже ближайшие соратники. В-третьих – сопротивление
перевороту сосредоточилось исключительно на Юго-востоке Украины и вылилось в форму
воскресных митингов и демонстраций, иногда сопровождающихся захватами
административных зданий, которые, впрочем, к концу дня возвращались обратно под власть
администраций. Ведь митингующим надо было идти домой ужинать, а назавтра собираться
на работу, отложив свой протест до следующего воскресенья. Потом, когда в Одессе таких
протестующих демонстративно сожгли живьем при молчаливом одобрении Евросоюза,
протест тут же затух и больше не проявлялся.
Единственными, кто восстал против мятежников всерьез, были крымчане, которых
поддержал местный Парламент, сначала выведший республику из состава Украины, а потом
подавший прошение о присоединении ее к России. То же сделали и две области Донбасса,
где народный протест был так силен, что его вождям все же удалось взять власть. Но на
Донбассе все было не так однозначно, как в Крыму. Вожди протеста, как и поверившие им
массы, сначала боролись исключительно за федеральное устройство Украины, а потом, когда
стало понятно, что это невозможно, решили стать независимыми мини-государствами вроде
Монако, Лихтенштейна или Сан-Марино. В таком виде их и застала бандеровская
карательная операция. В то время как немногочисленные ополченцы сражались с натиском
перешедшей на сторону бандеровцев армии, основная часть населения делала вид, что не
происходит ничего из ряда вон выходящего. Мол, на референдуме они проголосовали, и
теперь все остальное пусть делает Путин. Таким образом, характерные для всей Украины
иждивенческие хатоскрайнические настроения (которые были сильны и на Донбассе) сумели
выключить из активного сопротивления множество сочувствующих русскому миру. Нет, эти
люди были против бандеровцев, захвативших власть в Киеве, но и пойти в ополчение
считали для себя неприемлемым, считая, что делать это за них должен кто-то другой.
Мог ли он, Путин, в таких условиях, когда почти никто из местных не желал
пошевелить и пальцем, бросить российских солдат разгребать эту кашу голыми руками? Да,
сначала у него было такое желание, но потом он изменил свое мнение. Русские солдаты не
должны были гибнуть только потому, что украинские аборигены решили, что их хата с краю
и их ничего не касается. Тем более что никакой благодарности от спасаемых не ожидалось, а
вот проклятий с их стороны и цинковых гробов может быть более чем достаточно. Поэтому
нет, нет и еще раз нет.
Каждый должен был получить то, за что он голосовал на референдумах и за что был
согласен бороться. Крымчане – российское гражданство и защиту Российской армии, жители
Донецкой и Луганской республик – материальную поддержку и помощь добровольцами, а
остальные – ровным счетом ничего, кроме возможности приехать в Россию как политические
беженцы. И никаких обид. За что каждый боролся, то и получил. Там, в Европе и в Америке,
были в бешенстве от такого решения, потому что, разжигая майдан, они рассчитывали
превратить Украину в некое подобие Афганистана, бездонную прорву, в которую без остатка
будут уходить материальные ресурсы, человеческие жизни и политический авторитет. Но
война за евроассоциацию, кружевные труселя и пенсии в евро так и не состоялась, Россия на
нее не явилась. Не удалось бандеровцам сломать через колено и Донбасс. В ожесточенных
боях ополченцы отстояли право на свой язык и свои идеалы. Хотя одно время, когда там
было особо тяжело, гуманитарные конвои из России в Донецк и Луганск ходили регулярно
как трамваи.
Но России тоже пришлось заплатить определенную цену за решение принять в свой
состав Крым и поддержать борьбу народа Донбасса. Бенефициары украинского переворота
просто из кожи вон лезли, чтобы уязвить Россию, создать ей проблемы и сложности,
заставить нести материальные потери. Санкции следовали за провокациями, вроде сбитого
украинскими зенитчиками малазийского Боинга, а за санкциями следовали новые
провокации.
Тем временем события развивались своим чередом. Нормандский процесс, Минск-1,
Дебальцево, Минск-2… Нудные, вязкие как патока, переговоры, нужные только для того,
чтобы потянуть время. Причем это обоюдно делали обе стороны – в надежде на то, что у
противника раньше закончатся ресурсы и воля к сопротивлению. Вожди майдана и их вечно
пьяный президент лелеяли надежду, что Россию раздавит западными санкциями, а он, Путин,
надеялся, что полоумная и вороватая украинская власть влезет в неотдаваемые долги и
окончательно надоест своим кураторам.
Ни та, ни другая надежды пока не оправдались; экономика России, пережив тяжелые
времена, резко уменьшила свою зависимость от внешних воздействий и теперь постепенно
восстанавливается; однако и кураторы преступного киевского режима не утратили надежды –
не мытьем так катанием – добиться своего. И этот чемпионат мира по футболу, который
Россия, как всегда, провела на высочайшем уровне, в очередной раз показывает, насколько
тщетны их надежды, а раз так, то стоит ждать новых провокаций и новых санкций, в том
числе и по абсолютно надуманным поводам. Да что там далеко ходить – еще никто не смог
предоставить неопровержимых доказательств ни по делу сбитого малазийского боинга, ни по
так называемому делу Скрипалей, ни по делу о вмешательстве русских хакеров в
американские выборы, ни даже по делу о государственной поддержке допинга в Российском
спорте. Последнее дело основано на показаниях одного-единственного человека, уволенного
со службы за профессиональную непригодность. Но, несмотря на то, что все эти дела
оказались чистыми пустышками, вокруг них активно раскручивалась пропагандистская
кампания, за которой неизбежно должны были последовать новые санкции. Но это было
нормально – то есть ожидаемо. В последнее время российская экономика, обросшая от этих
санкций толстой шкурой, только лениво почесывалась, как от комариных укусов.
Президент криво усмехнулся. Единственную неприятную неожиданность преподнесли
не западные «партнеры», а собственное правительство – господин премьер со своей
либеральной командой, затеявшие в самый разгар чемпионата по футболу пенсионную
реформу. Если бы не чемпионат, взрыв народного возмущения был бы неизбежен. Да и он
сам первоначально находился в состоянии, гм, весьма далеком от уравновешенного, потому
что эти деятели с пониженной социальной ответственностью (это о правительстве) со своей
этой пенсионной реформой подставили его по полной программе, ибо перед выборами он
обещал народу нечто прямо противоположное, а свои обещания он привык выполнять.
Можно, конечно, отправить этих деятелей в отставку, но на кого их менять? На таких
же, но только еще не мятых, просто бессмысленно. Например, замена Кудрина на Силуанова
почти ничего не изменила в состоянии российских финансов. Нового министра по большей
части так и зовут «исполняющий обязанности Кудрина». Замена шила на мыло не в его стиле.
Поддался на уговоры, назначил вместо арестованного Улюкаева молодого прохвоста
Орешкина, который обещал невиданный рост экономики – тотчас, как только он составит
какой-то особенно гениальный план. И что? План есть, но роста экономики нет, как и не
было, зато есть почти каждодневные упреки в слишком активной внешнеполитической
деятельности, которая ведет только к усилению санкционного давления.
Поставить же премьером экономиста левых убеждений – того же Глазьева или
профессора Катасонова – и хрупкая российская экономика просто не выдержит резкого
разворота влево. Даже если такое правительство будет действовать предельно осторожно,
при новости о его назначении паника разыграется не хуже, чем после дефолта в девяносто
восьмом. Конечно, потом начнется качественный и количественный рост (и очень быстрый),
но до роста страна может просто не дожить. Увидев минутную слабость, «партнеры»
непременно усилят свое санкционное давление, и одновременно из страны побежит с таким
трудом репатриированный частный капитал. Рано еще; такой ход можно будет сделать не
раньше, чем западные партнеры и их телодвижения будут окончательно выведены за скобки.
Первоначально он планировал путем отдачи предельно точных и конкретных указаний
заставить нынешнее правительство совершить этот разворот влево, но эти надежды
оказались тщетны. Предел компетенции этих людей – управление колониальной экономикой,
экспортирующей сырьевые ресурсы и являющейся производной от экономик развитых стран.
Назначать же одного из своих соратников – Козака, Шойгу или Иванова – техническим
премьером президент пока тоже не хотел. Все они нужны на своих местах, так что этот
вариант можно оставить в качестве запасного. А пока можно попробовать окружить этих
деятелей из правительства таким количество красных флажков, чтобы им самим эта
пенсионная реформа встала поперек глотки.
Вот война в Сирии или война за порталом – это совсем другое дело, не то что мутные
внутрироссийские политические интриги. Там российские солдаты ведут ожесточенную
борьбу с лютыми врагами – международным терроризмом, исламским экстремизмом и
гитлеровским фашизмом. И если в Сирии еще необходимо учитывать постоянное
присутствие поблизости американцев и их младших братье израильтян, от которых можно
ждать любой пакости – то за порталом все проще и прозаичнее. Партнер там только один, то
есть товарищ Сталин; и подлости с его стороны ждать не приходится. То есть от него можно
ждать жесткости, прижимистости, идеологической зашоренности, твердости и
неуступчивости, но с того момента, как удалось с ним договориться, соглашение будет
работать как часы – весь оговоренный срок своего действия. Главное – не предавать самому,
тогда и тебя не предадут. В дни кровавого августовского рубилова на западном направлении
российские экспедиционные силы довольно быстро переломили ситуацию в свою пользу,
избавив тем самым Красную армию от дальнейшего падения в бездну.
Отсутствие Киевского и Вяземского котлов, говоря военным языком, означало
сохранение в строю миллиона активных штыков, а если чисто по-человечески, то миллиона
чьих-то сыновей, братьев и отцов. Конечно, они вполне могут погибнуть и позже, но все-таки
многие из них останутся в живых. От тех ударов вермахт до сих пор охает и потирает бока, и
важнейшим итогом смоленской операции, пожалуй, оказалось не возвращение линии фронта
к Днепру (вдоль которого она проходила еще в начале июля), а полный разгром и
уничтожение всех вражеских подвижных соединений, что почти полностью лишило вермахт
наступательного потенциала. Нет, немецкие пехотные дивизии могли наступать и без
поддержки танков, но только на очень небольшую глубину и действуя исключительно против
заведомо слабого противника; а при данной конфигурации сил заведомо более слабой
стороной оказались как раз германские войска.
И вот теперь, когда там, на той стороне, закончилась распутица и ударили первые
морозы, товарищ Сталин предлагает план нового совместного наступления – из района
Невель – Великие Луки на Ригу. От Советского Союза в предлагаемой операции примут
участие имеющие боевой опыт 22-я и 26-я армии плюс пять свежих армий из резерва, больше
половины которых – кавалерия, а от Вооруженных Сил РФ – все пять дивизий
экспедиционных сил. Цель операции – одним стремительным ударом разгромить и
уничтожить всю группу армий «Север» – так же, как августе-сентябре была разгромлена
группа «Центр».
Шойгу и начальник Генерального штаба Герасимов подтвердили, что предложенная
операция вполне имеет шансы на успех, а следовательно, с целью укрепления боевого
братства принимать в ней участие можно и нужно. Самостоятельно с данной задачей РККА
не справится. В-первых – нормальных подвижные соединений по-прежнему нет, а которые
были, те полностью сгорели западнее Днепра. Во-вторых – для проведения такой операции у
советского командования недостаточно боевого опыта. Большинство советских генералов (за
исключением Жукова, Конева и Василевского) и в обороне едва способны двумя руками
найти собственные задницы, так что их еще учить и учить, и лучше всего – на наглядном
примере.
Взяв со стола ручку, президент еще раз перелистал план и, убедившись, что все понял
верно, поставил в углу свою визу и дату. Теперь одна копия уйдет в Кремль сорок первого
года к тамошнему товарищу Сталину, а оригинал поступит командующему экспедиционными
силами генералу Матвееву.
***
***
***
***
После речи войска отправились в пункты временной дислокации – готовиться к
отправке на фронт, нескольких особо избранных бойцов и командиров пригласили в Большой
кремлевский дворец, где я увидел множество наших товарищей из других полков и дивизий
экспедиционных сил и еще больше местных военных, находящихся в празднично-
предвкушающем состоянии. Оказалось, что советское правительство тоже не поскупилось и
за наши подвиги наградило нас званием Героя Советского Союза, а согласно статуту этой
награды вручать Золотую Звезду должен был лично товарищ Сталин. Все остальные
награды, которыми были награждены наши товарищи, мог вручить и Михаил Калинин,
который, как мне сказали, уже выехал для этого к нам на базу в Красновичи.
Одним словом, пух и прах, прах и пепел. По одному мы подходили к Сталину, после
чего он вручал очередному счастливцу коробочку с золотой звездой, жал руку и
перебрасывался парой слов. И вот дошла и моя очередь. Вручив мне награду и пожав руку,
вождь вдруг спросил:
– Скажите, товарищ Погорелов, вам было страшно, когда вы с одной ротой стояли
против целой немецкой дивизии?
– Знаете, товарищ Сталин, – ответил я, – совсем не боятся только идиоты. Но страшно
мне не было, потому что я был не один. Поддерживая надежную связь с командованием, я
знал, что всегда могу рассчитывать на поддержку артиллерии, а если надо, то и авиации и что
мои товарищи не бездельничают, не ждут незнамо чего, а выполняют общий план, двигаясь
каждый к своему рубежу сосредоточения. Это тоже своего рода чувство локтя, когда ты
знаешь что не один на этом поле боя, и веришь в то, что командование компетентно и сделает
все как надо. К тому же мы никогда там не стояли ротой против дивизии. Сначала наша рота
перекрыла путь немецкому пехотному полку, а в самом конце, когда случилась грандиозная
свалка, мы стояли против дивизии Моделя двумя батальонами. Но все равно дело решили не
мы, а успевшие отбомбиться стратеги, а им приказ мог отдать только Верховный
Главнокомандующий или, с его санкции, министр обороны, так что вы можете делать выводы
сами....
– Хороший ответ, товарищ Погорелов, – сказал Сталин и еще раз пожал мне руку, тем
самым показав, что я должен уступить место следующему человеку.
***
6 RAF – Royal Air Force – Королевскиt военно-воздушныt силы. Русская аббревиатура, встречающаяся в
некоторых источниках – КВВС.
планирующие7 бомбы.
Но сейчас непогода защищает лондонцев от этого адского оружия, и можно не
опасаться, что скользящая над крышами серая тень неожиданно ударит в стену какого-нибудь
дома и через пару секунд разразится яростью взрыва шестисот фунтов Триалена8.
Но на глубине нескольких десятков метров, под толстым слоем земли и армированного
железобетона, все эти заботы простых лондонцев ощущались как-то мало. Тут текла особая,
размеренная и неторопливая жизнь; и единственное, что могло угрожать местным
обитателям – так это вторжение германской армии на Британские острова. Недаром же в ходе
войны Черчилль разрешал себя срочно беспокоить исключительно по поводу начала
вторжения, поскольку остальные сообщения вполне могли подождать до планового доклада.
Как раз такой плановый доклад сейчас Черчиллю делал глава британской разведки
Стюарт Мэнзис, и касался этот доклад положения дел на германском Восточном фронте. Там
в конце августа начали происходить просто дивные чудеса, а просвещенные мореплаватели –
люди недоверчивые, прямо сказать, подозрительные, старающиеся докопаться до самой сути
вещей. Именно поэтому еще тогда, когда все это началось, Черчилль и поручил Стюарту
Мэнзису собрать по этому феномену всю доступную информацию. Нельзя сказать, что
британской разведке было легко и просто. НКВД бдело, в том числе и по этому вопросу,
поэтому британским агентам, интересовавшимся запретной информацией, было непросто
избегнуть внимания его сотрудников.
Но как от упавшего в воду камня расходятся волны, так от событий, происходивших на
фронте, расходились рассказы очевидцев, постепенно превращающиеся в приукрашенные
вымыслом слухи. Верить или не верить этим слухам, было личным делом каждого, но факты
говорили сами за себя. С определенного момента Совинформбюро каждый день бодрым
голосом Левитана принялось перечислять разгромленные советскими войсками вражеские
соединения и освобожденные населенные пункты. Британские разведчики – и легальные и
нелегальные – разумеется, тоже слушали эти сообщения и при этом дивились
происходящему. Немецкая армия попала под град сокрушительных ударов и выглядела как
шайка уличных хулиганов, в тесном переулке столкнувшаяся с чемпионом по боксу. Что ни
удар, то нокаут. Но, к счастью британской разведки, до расчистки литвиновского гадюшника
в НКИДЕ у НКВД еще не дошли руки, поэтому через используемых втемную советских
военных и журналистов британцам удалось получить кое-какую достоверную информацию…
И эта информация вызвала у них шок.
В первую очередь был шокирован глава британской военной миссии в Москве генерал-
лейтенант Фрэнк Мэйсон-Макфарлан. «Этого не может быть, потому что этого не может
быть никогда!» – в сердцах произнес он, когда из нескольких независимых друг от друга
источников поступили сообщения о том, что на стороне Сталина сражаются полностью
моторизованные войска из России будущего. Конечно, было бы желательно вступить в
контакт хоть с одним солдатом или офицером этих войск, но непосредственно в районах их
присутствия контроль НКВД был чрезмерно плотным, и проникнуть туда постороннему
человеку было невозможно.
Людям Литвинова и прочим задействованным в темную лицам приходилось буквально
по крохам собирать информацию об этих пришельцах, которых гунны называли
«марсианами». В основном картина составлялась по косвенным данным, полученным из
***
12 ноября 1941 года, 23:05. Жлобинский плацдарм, позиции 4-й танковой бригады
Командир бригады полковник Михаил Ефимович Катуков
Наш эшелон прибыл в Жлобин уже затемно. Несмотря на то, что станция и
железнодорожный мост находились всего в нескольких километрах от передовой,
функционировали они бесперебойно. Да это и неудивительно, поскольку от вражеской
авиации, и так немногочисленной, этот стратегически важный мост охраняют зенитные
установки из будущего, а в контрбатарейной борьбе нашим артиллеристам помогает
установка со смешным названием «Зоопарк». В нашей бригаде тоже есть артиллерийский
дивизион из восемнадцати самоходных орудий 2С1 «Гвоздика», и этот дивизион также
оснащен «Зоопарком».
И вообще наша бригада, можно сказать, самая-самая… Батальон тяжелых танков Т-55
доставленных из будущего, два батальона новейших Т-34М, имеющих расширенную
трехместную башню улучшенной планировки с командирской башенкой, длинноствольную
пушку с дульным тормозом и длиной ствола в пятьдесят один калибр, новую
пятиступенчатую коробку передач и мелкозвенчатые гусеницы. Хоть по своим возможностям
модернизированная тридцатьчетверка не идет ни в какое сравнение с танком Т-55, но это
наша, полностью советская машина, даже несмотря на то, что в ее конструкцию по указанию
потомков были внесены изменения.
Помимо трех танковых батальонов, уже упомянутого артиллерийского дивизиона и
самоходного зенитного дивизиона, в котором все три батареи укомплектованы 37-мм
зенитными пушками 61-К, установленными на шасси «импортного» БТР-50, в состав
бригады входят два мотострелковых батальона, посаженных на все те же БТР-50. Только
вместо зенитки на «пехотных» бронетранспортерах установлен крупнокалиберный пулемет
ДШК, который, впрочем, тоже имеет возможность вести огонь по воздушным целям. В
качестве средства усиления в каждом батальоне имеется минометная батарея из четырех
тяжелых 120-мм минометов, установленных на те же БТР-50, и артиллерийская батарея из
четырех пушек ЗиС-3.
Есть в составе бригады и разведывательный батальон 9 двухротного состава на БРДМ-2.
Броня у этой машины тонкая, защищает только против пуль и осколков, главное оружие этой
машины – подвижность и крупнокалиберный пулемет. В поединке между немецкой
«колотушкой»10 и БРДМом победа будет за машиной потомков – быстрой, верткой,
компактной, и к тому же больно кусающейся из своего крупнокалиберного пулемета. В
случае входа в прорыв во время наступления две роты этого батальона будут по очереди
«бежать» впереди бригады, разведывая путь на предмет возможных неприятностей и
неожиданно захватывая у противника разные важные вещи вроде стратегических мостов. В
случае нашей обороны разведбат, напротив, разными окольными путями и проселочными
дорогами должен проникать в ближний тыл гитлеровцев и стараться ухватить их за интимное
место, устраивая засады и нападения на штабы и колонны снабжения, а потом быстро
возвращаться к главным силам, минируя за собой пути отхода. В разведбате считается
особым шиком заманить в засаду и уничтожить преследователей, желающих отомстить за
разгромленную колонну или штаб. Флаг, как говорится, этим мстителям в руки и бревно в
задницу.
Одним словом, танковая бригада у нас – загляденье, укомплектована всем самым
лучшим, а бойцы и командиры прошли полный курс боевой подготовки. Осталось только
сдать экзамен, который будут принимать самые строгие экзаменаторы, то есть немцы. Ну да,
для этого мы сюда и прибыли – куснуть немчуру за бок, чтобы никто не думал, что русский
медведь лег в зимнюю спячку. Зажились эти гады на нашей земле, пора гнать их отсюда –
чем дальше, тем быстрее. Ничего, мы им так сдадим свой экзамен, что у них головы на пупок
завернутся. Они еще проклянут своего фюрера, свою фашистскую партию, свой рейхстаг,
который не понимает, что чем дольше он сопротивляется, тем страшнее будет расплата.
Как я уже говорил, наш эшелон с первым танковым батальоном и управлением бригады
прибыл на станцию «Жлобин» уже затемно. Никто бы не подумал, что станция
функционирует. Вместо яркого электрического света ярко-желтых фонарей, обычного для
мирного времени, через щели маскировочных ламп на землю падали только узкие полоски
синеватого света. При этом падающие с низкого неба снежинки скорее угадывались во мраке,
чем были видны. Вроде бы снегопад не сильный, но уже к рассвету свежий снежок
полностью засыплет следы наших танков. А еще падающие с неба снежинки глушат и
искажают звуки, благодаря чему бригада не выдаст себя шумом моторов, работающих на
пониженных оборотах. Со станции разгрузки мы буквально на цыпочках прокрались на
отведенное нам место, натянули над заглушенной техникой маскировочные сети и
старательно принялись делать вид, будто нас тут нет. Никаких прогулок бойцов и командиров
по окрестностям, никаких встреч и разговоров с местными жителями, никаких контактов
третьего рода или поисков горючей жидкости. Наши особисты и местные чекисты бдят, и я
не завидую тому, кого они поймают на месте преступления.
Вся эта секретность и маскировка необходимы для того, чтобы не спугнуть вражеское
командование, которое уверено, что удар будет нанесен севернее, под Рогачевым, где
специально для немцев проводятся дезинформирующие мероприятия. Ведь успех
наступления определяет не только сила нашего удара, но и ошибки противника в
9 До определенного момента в бронетанковых частях и соединениях РККА разведывательных подразделений
не было, из-за чего их командиры были вынуждены во много действовать вслепую и наугад, из-за чего
советские танкисты несли тяжелые и неоправданные потери. Пренебрежение разведкой даром не проходит, как
раз эта причина лежала в корне всех поражений РККА в 1942-43 годах.
10 «Колотушка» – прозвище немецкой 37-мм противотанковой пушки, которая в силу своей малой мощности
могла только «постучаться» в броню Т-34 или КВ. Но броня БРДМа для нее не проблема, хотя в эту верткую и
подвижную машину немецким противотанкистам сначала требуется еще попасть и самим не залететь под
ответную очередь из «крупняка». А вот это уже тяжелее.
определении места и времени его нанесения. И я не думаю, что мы долго будем находиться в
ожидании. Как только вся бригада сосредоточится на исходных рубежах, последует приказ
наступать.
***
13 ноября 1941 года, 10:05 СЕ. Берлин. 12.000 метров над землей, борт Ту-22М3 из
состава авиагруппы экспедиционных сил.
Полковник авиации Александр Евгеньевич Голованов
Берлин в ясную погоду, кое-где разбавленную облачностью, с высоты двенадцати
километров выглядел гигантской серой каменной паутиной, наброшенной на землю
неведомым злым колдуном. Я сижу в кресле второго пилота (или, как говорят в будущем,
помощника командира) и испытываю острое желание взять управление на себя, чтобы
ощутить свою власть над могучей и стремительной машиной, которая мчится на высоте
двенадцати километров в два раза быстрее скорости звука. Но тут все автоматизировано и
пилот может делать только то, что позволит ему автоматика. Фактически пилот тут не
управляет самолетом, а отдает команды мощному вычислительному устройству, которое само
решает, как выполнить поступившую команду и насколько отклонить закрылки, элероны,
рули направления и высоты.
К тому же для этой стремительной машины расстояние от Москвы до Берлина – все
равно что рукой подать. Один час сорок пять минут назад мы взлетели с аэродрома в Кратово
(нынешний Жуковский) – и вот мы уже над вражеской столицей. Мне, привыкшему
проводить за штурвалом множество часов, совершенно непонятно, зачем в этой машине еще
и второй пилот, в то время как командир и сам прекрасно справляется с управлением. Тут и
одному делать нечего, тем более что когда ты тянешь за штурвал и жмешь на педали,
сопротивление тебе создают не тяги управления, прикрепленные к рулям и элеронам, а
специальные имитаторы нагрузки.
Так что мне остается только наслаждаться открывающимся видом вражеской столицы.
Там, внизу, этот огромный злой город живет своей обычной жизнью; берлинцы спешат по
своим делам, наверное, даже не обращая внимания на три тонкие белые полоски
инверсионных следов, разматывающиеся в бледно-голубом осеннем небе. И только
мальчишки, выскочившие на воздух во время школьной перемены, тычут в небо пальцами,
азартно споря по поводу того, что это такое летит там, высоко в небесах. Жителям Берлина
кажется, что им не о чем беспокоиться – и наша, и британская авиация совершают свои
налеты по ночам, а сейчас совсем не ночь, и к тому же воздушную тревогу не объявляли. Не
правда ли, фрау Крюгер и герр Мейер?
Все дело в том, что потомки, занятые решением фронтовых и стратегических задач
(например, бомбардировками Плоешти и долбежкой железнодорожных узлов и мостов в
Польше), пока еще ни разу не навещали вражескую столицу с визитом вежливости. Но
теперь время для такого визита пришло – и три стремительные белоснежные машины с
красными звездами на крыльях приближаются к Берлину. У каждого бомбардировщика в
бомболюках по двадцать тонн бомб, а это все равно, что удар полнокровной дивизии ДБА 11.
Правда, перед нами не стоит задача превращать в щебень весь Берлин, наши цели – это
административные здания, электростанции, паровозные депо и мосты через реку Шпрее,
протекающую через город. Пусть не получится раздолбать все с первого налета, но после
первого будет второй, третий – и так далее – удары, пока берлинцы не поймут, что значит
жить в средневековье, в совершенно целых домах, но без электричества, воды, канализации,
метро и железнодорожного транспорта.
Вот на приборной панели загорелся сигнал, что система автоматического бомбометания
11 ДБА – дальнебомбардировочная авиация, основной рабочей лошадкой которой до самого конца войны был
ДБ-3Ф, он же Ил-4, который на полную дальность брал от 750 до 1000 кг бомб, летом меньше, зимой больше.
привязалась к рельефу местности и «видит» введенные в ее память цели. После этого
командир корабля полковник Васильев щелкнул переключателем, передающим управление
автоматике, и убрал руки со штурвала. В составе экипажа есть еще штурман-бомбардир, но,
как мне объяснили, он нужен только тогда, когда применяется управляемое вооружение, и
при ударе свободнопадающими бомбами, как сейчас, он такой же пассажир, как и я. Вот
машина чуть вздрогнула – значит, вниз пошла первая серия из шести бомб; после этого
самолет сам чуть изменил курс, выходя на новую цель. И как раз в этот момент полковник
Васильев начал декламировать стихи: «Под крылом горят кварталы, смотрят в небо тыщи
глаз. Вам пространства было мало, мы пришли – встречайте нас!» Говорил он вроде бы
негромко, но так, что в кабине его слова было хорошо слышно, несмотря на гул двигателей.
А может, дело в наушниках с системой шумоподавления, не знаю…
– Правильно, Николай Александрович, – подтвердил штурман корабля майор Шаров, –
вот им, сукам немецким, лебенсраум, вот им поместья со славянскими рабами, вот им,
недоноскам арийским, раса господ!
Пока шел это разговор, самолет еще раз пять сам сбрасывал бомбы, как правило,
минимальными сериями – по четыре или по шесть штук. Потом машина заложила глубокий
вираж и один раз, но щедро (можно сказать, от души) отсыпала по какой-то цели весь остаток
бомб.
– Ну все, товарищи, – сказал полковник Васильев, – пожалуй, Герингу пришел песец,
отхрюкался арийский боров, гадить больше не будет.
В ответ на мой недоуменный вопрос, а почему это Геринг должен был отхрюкаться,
товарищ Васильев с милой улыбкой пояснил, что последняя партия из шестидесяти
пятисоткилограммовых осколочно-фугасных, бетонобойных и зажигательных бомб
предназначалась для родного Герингу рейхсминистерства авиации. Мол, если Геринг
находился там, на месте, в своем служебном кабинете, то в самом ближайшем будущем, когда
сброшенные нами бомбы долетят до земли, от толстого наркомана останутся только рожки да
ножки, равномерно обжаренные в пламени пожара…
– Товарищ полковник, – азартно выкрикнул штурман-бомбардир, – есть накрытие
рейхсминистерства авиации, хорошо попали, прямо по помидорам! Горит так, что просто
смотреть приятно.
Если так, подумал я, то так этому козлу и надо. За утро двадцать второго июня, за
внезапное нападение и бомбежку мирно спящих советских городов. А если он каким-то
чудом выжил, то мы достанем его позже, обязательно достанем.
***
13 ноября 1941 года, 11:35 СЕ. Берлин. Рейхсмаршал авиации Герман Геринг
Полковник Васильев ошибался. Герман Геринг не погиб под пылающими руинами
здания рейхсминистерства авиации, потому что редко появлялся на службе раньше полудня.
Сейчас он ехал на своем «Хорьхе» по засыпанной битым стеклом улице Луизенштрассе и
ужасался увиденному. То тут, то там, оттуда, где упали русские бомбы, в бледно-голубое небо
над Берлином поднимались густые клубы черного дыма. По правую руку от Геринга,
бегемотом развалившегося на заднем сиденье машины, жарким пламенем горел
Центральный Берлинский вокзал. На самом деле горели угольные склады и паровозные депо,
но отсюда с Луизенштрассе, казалось, что полыхает само здание и дебаркадер над
пассажирскими платформами. По левую руку тоже что-то горело, но особенно густо пожары
полыхали впереди за Бранденбургскими воротами – там, где Луизенштарассе переходила в
Вильгельмштрассе, улицу, буквально нашпигованную зданиями министерств и ведомств. И
именно там горело особенно жарко, дым в небо поднимался особенно густо, а сирены
пожарных машин и санитарных карет выли особенно громко. Мост через Шпрее, по счастью,
уцелел. Предназначенные ему бомбы достались институту Коха, и сейчас там занимался
яростный пожар12. Стены здания, правда, уцелели, но почти из всех окон вырывались языки
пламени или шел дым. При этом Геринг не увидел большого количества пожарных машин, и
причину этого он понял, только когда подъехал к Бранденбургским воротам, от которых уже
начиналась Вильгельмштрассе.
У самых ворот его «Хорьх» остановил усталый закопченный шуцман и сказал, что
дальше по Вильгельмштассе, проезда нет. Улица, мол, завалена обломками, через которые не
проехать на машине, а по обеим ее сторонам на месте разрушенных зданий ключевых
германских министерств все еще продолжаются пожары, которые не потушить. И в самом
деле – впереди, за Бранденбургскими воротами, творилось что-то кошмарное, локальный
филиал ада, вздымающий к небесам сплошную стену пламени и едкого черного дыма в почти
неповрежденном городе. К примеру, на Унтер-ден-Линден, совершенно неповрежденной
бомбежкой, владельцы дамских модных магазинов даже не соизволили закрыть свои
заведения. А с чего их закрывать, если сирены воздушной тревоги завыли только после того,
как русские бомбардировщики удались восвояси, а стрельба зенитных батарей по ним и
вовсе напоминала приветственный салют, пальбу в чистое небо. Стремительные
стреловидные самолеты давно улетели, а зенитки все продолжали стрелять, будто
стремились оправдаться за внезапность вражеского налета.
Наорав на шуцмана за пораженческие речи, Геринг вылез из своего «хорьха» и пешком
пошел по улице в сторону Рейхсминистерства авиации. Он никогда не был трусом – ни в небе
Великой войны, когда геройствовал в составе летающего цирка Рихтгофена, лучшей
авиационной части Германской империи, ни позже, когда во время так называемого Пивного
путча низом живота словил две пули, чуть было не отправившие его на тот свет. Но,
несмотря на все это, сейчас ему было по-настоящему страшно. Когда Берлин бомбили
англичане, они равномерно посыпали город бомбами, не делая различия между
правительственными кварталами, жильем для среднего класса, заводами и рабочими
районами. Но это краснозвездные самолеты бомбили прицельно и очень кучно, так что в
районе выбранной ими цели бомба буквально падала на бомбу. И все это с чудовищной
высоты в двенадцать километров и скорости под тысячу километров в час. От этой мысли
Герингу захотелось прибегнуть к своему обычному средству – то есть ввести себе в вену
очередную дозу морфия.
И тут он вспомнил, что забыл коробочку с ампулами и шприц в машине. Все, что
угодно, за одну единственную дозу! Все, что угодно, за возможность снова мыслить легко и
свободно, а не брести вперед мимо занятых непонятно чем людей, разбирающих развалины,
тушащих пожары и складывающих в штабеля изуродованные тела тех, кого все же удалось
найти и откопать. Ну ничего, в служебном кабинете в министерстве, огромном, как иной
стадион, есть запасная коробка с ампулами морфия и запасной шприц, ведь второй человек в
нацистской партии заранее не знал, где его настигнет ломка. Как сомнамбула, Геринг прошел
мимо пылающих и изуродованных домов, мимо старой и новой Рейхсканцелярий, мимо руин
бывшего британского посольства, и подошел к перекрестку Лейпцигерштрассе и
Вильгельмштрассе. Тут он застыл, не поверив своим глазам. Новенького, отстроенного
только в 1935 году, здания рейхсминистерства авиации не было на месте. Вместо него пылала
бесформенная куча развалин, как бы намекавшая на то, что ни рейхсминистерства авиации,
ни главного штаба люфтваффе, располагавшегося в том же здании, больше не существует, а
все его соратники – Мильх, Удет, Рихтгофен и прочие – погибли под этими пылающими
***
13 Испытывал же Гитлер в мае 1941 года иллюзию по поводу англичан (тоже, кстати, официально арийцев,
только не совсем чистых), что, мол, стоит предложить Черчиллю почетный мир и совместный поход на Восток –
и тот сам примчится к нему, виляя хвостиком. Черчилль не примчался.
14 Вплоть до начала первой мировой войны официальная германская расовая теория, появившаяся задолго до
Розенберга и Гитлера, относила русских к арийским народам. Ну а как же иначе – ведь цари династии
Романовых брали себе в жены исключительно немецких принцесс, и признать недочеловеками народ, которым
они правили, было никак нельзя.
К тому же множество немцев ехали в Россию, поступали на государственную службу или занимались
бизнесом, принимали российское подданство и пускали корни, а их дети уже вырастали русскими немцами.
Отношения к России у немцев испортила Первая мировая война, по своему ожесточению напоминавшая
затянувшуюся на несколько лет битву на Каталаунских полях, а потом и две революции в Германии и в России,
поставившие в немецком правосознании знак равенства между тремя такими слабо связанными понятиями, как
русский, большевик и еврей.
И тут в Германию эмигрирует Альфред Розенберг, местечковые рижские предрассудки которого попадают на
благодарную почву, взрыхленную и удобренную Кларой Цеткин, Карлом Либкнехтом и до предела лживыми и
продажными деятелями Веймарской республики.
предшественников и уврачевать раны, нанесенные их неразумной политикой…
«Да он испуган, – подумал Борман, – причем испуган настолько, что готов признать
«марсиан» обстоятельством неодолимой силы. Какой поворот и какая ирония судьбы! Еще
совсем недавно, когда наши войска только начали вторжение в Россию, он говорил солдатам,
что освобождает их от такой химеры, как совесть. И вот теперь наш любимый фюрер готов
пойти с этими людьми на мировую и, может быть, даже объявить национал-социализм
германской национальной разновидностью большевизма.
Ведь он и раньше восхищался Сталиным, как человеком, который сумел обуздать
неуправляемую славянскую стихию и направил ее энергию на создание выдуманного им
социального государства. Ни одному писателю-утописту, планировавшему свои коммуны
будущего, и не снился тот могучий ресурс, который сын грузинского сапожника сумел
направить для воплощения мечты детства. Сейчас это, конечно, звучит как бред, но после
победы над большевизмом он даже собирался поселить пленного большевистского вождя в
уединенном альпийском замке, чтобы постараться выведать секрет, как можно управлять тем,
чем в принципе управлять невозможно.
Тьфу ты, гадость! При всем внешнем сходстве между национал-социализмом и
большевизмом существует одно фундаментальное отличие, которое сводит это сходство на
нет. Большевизм утопически обещает счастливое будущее всем народам, которые примут их
веру, а реалистичный национал-социализм – только немцам, за счет всех остальных. Даже
самые прекрасные образцы государственного устройства прошлых эпох, вроде афинской
демократии или римской республики, были призваны обеспечить процветание коренного
государствообразующего этноса за счет широких масс бесправных рабов.
Фюрер взамен выбывших хочет усилить руководство партии молодыми перспективно
мыслящими людьми с широкими взглядами? Что же, это вполне возможно сделать, только
как главный специалист по партийным кадрам именно я буду решать, кто мыслит достаточно
перспективно, а кто нет. И в то же время уже сейчас необходимо готовить варианты скрытого
отхода с дальнейшим залеганием на дно. Когда третий Рейх рухнет, он не должен придавить
только одного человека, которого зовут Мартин Борман.»
Но вслух Борман сказал совсем иное.
– Мой фюрер, – вскинул он руку в нацистском приветствии, – я немедленно приступаю
к выполнению вашего поручения. Это будут лучшие из лучших, как раз то, что вы
заказывали, и вам никогда не придется краснеть за мой выбор.
***
***
14 ноября 1941 года, 10:05. США, Вашингтон, Белый Дом, Овальный кабинет.
Все приглашенные на совещание министры уже были в сборе, когда пожилой
темнокожий слуга ввез в Овальный кабинет кресло-каталку, в которой важно восседал
тридцать второй президент Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт.
– Итак, джентльмены, – сказал Президент, кивком отпустив слугу, – сегодня я собрал
вас для того, чтобы поговорить о войне в Европе, которая начинает приобретать несколько
неожиданный оборот. Мистер Стимсон, что вы можете сказать по этому поводу?
– Мистер президент, – ответил военный министр, – нам известно только то, что русские
получили очень значительную помощь со стороны. Если в начале августа их вождь мистер
Сталин просил у мистера Гопкинса в первую очередь открытия второго фронта в Европе, а
уж потом поставок вооружения, техники и боеприпасов, то теперь их больше интересуют
самые современные станки, некоторые дефицитные материалы и промышленное
оборудование. Насколько я понимаю, за исключением нескольких моделей самолетов и
вездеходных тягачей, вопрос с приобретением вооружения был решен мистером Сталиным за
счет тех таинственных союзников, которые пришли ему на помощь в конце августа и
помогли наголову разгромить германцев в Смоленской битве. Именно в те дни русские резко
охладели к нашей помощи и перестали торопить наше посольство с тем, чтобы мы отправили
им хоть что-нибудь.
– Да, Фрэнки, так оно и есть, – подтвердил присутствующий тут же Гарри Гопкинс, в
качестве спецпредставителя Рузвельта прилетевший в Москву 30 июля, пробывший там до 2
августа, и за это время беседовавший со Сталиным больше восьми часов в общей сложности.
– Мистер президент, – сказал госсекретарь Корделл Халл, – действительно, в
последнюю неделю августа русские перестали бомбардировать наше посольство запросами
по поводу ускорения начала поставок, а в начале сентября принесли измененную заявку на
срочные поставки, совсем не похожую на их прежние требования. Список готовой техники и
вооружения сократился до нескольких наименований: теперь им нужны только истребители
Р-39 «Белл Аэрокобра», бомбардировщики А-20 «Бостон», полугусеничные тягачи М2 и
бронетранспортеры М3, а также скоростные гусеничные тягачи М5…
– Ничего не слышал о таком тягаче, – резко сказал военный министр Стимсон.
– Разумеется, что вы о нем не слышали, Генри, – сухо сжав губы, произнес
госсекретарь, – русские пояснили, что эта машина, разработанная на основе танка М3, пока
только проходит испытания и сейчас называется Т21. Такие машины как нельзя лучше
подойдут для буксировки их тяжелой гаубичной артиллерии. Остальная номенклатура
относится исключительно к промышленному оборудованию, а также сырью и
полуфабрикатам военного назначения. Им нужны артиллерийские и ружейные пороха, латунь
и дюралюминий в листах, силумин в слитках, броневые листы, боевая взрывчатка для
снаряжения боеприпасов и промышленная для горных работ, готовый высокооктановый
бензин, высокоточные токарные и фрезеровочные станки, химическое и нефтехимическое
оборудование, а также многое другое, что требует нудного и скучного перечисления. Должен
еще добавить, что оборудование русские хотят приобрести за золото и что большая часть
наименований находится в стоп-листах и может быть продана только с вашего разрешения,
мистер президент.
– Джентльмены, мне кажется, я чего-то недопонимаю, – негромко сказал президент,
обводя своих соратников взглядом, – неужели мистер Сталин не может закупить все это у
своих таинственных союзников?
– Мистер президент, – также тихо ответил Корделл Халл, – по частным,
неофициальным каналам через московские знакомства мистера Хаммера 15 нам удалось
выяснить, что здешний Советский Союз и его союзников в другом мире связывает только
один – как бы это сказать – туннель между мирами, являющийся естественным образованием
с ограниченной пропускной способностью. Первоначально возможности этого туннеля
использовались для снабжения армейской группировки пришельцев, и только потом через
него началась своего рода ограниченная межмировая торговля. В основном мистер Сталин
закупает на той стороне вооружение для своей армии и, как нам стало известно, такое
промышленное оборудование, какое ему не сможем поставить даже мы.
– Очень хорошо, джентльмены, возможности межмировой торговли мы обсудим позже
с мистером Гопкинсом и мистером Джонсом, – удовлетворенно кивнул президент Рузвельт,
после чего спецпредставитель Гарри Гопкинс и министр торговли Джесси Джонс синхронно
кивнули ему в ответ, – в случае успеха эта возможность обещает немалые выгоды. Но я
сейчас хочу сказать о другом. Буквально сегодня ночью в Госдепартамент поступило
донесение из нашего посольства в Берлине, в котором сообщается, что вчера днем авиация
советских союзников из иного мира буквально вдребезги разнесла бомбами
Вильгельмштрассе, главную улицу Берлина, да и всей Германии, вдоль которой
располагались здания главных министерств и ведомств. Под горящими развалинами погибло
множество нацистов первого эшелона, их помощников и просто мелких клерков.
Централизованное управление Германией на какой-то срок можно считать парализованным.
16 В этой реальности, где вражеское наступление было своевременно остановлено, острота немецкого
вопроса была успешно снята без применения таких сильных средств как депортация немцев из Поволжья, и
Северокавказского региона.
каждый пункт в спецификации и за каждую товарную позицию. Именно от вас зависит
будущее нашей великой страны. И помните, что мне безразлично, как Сталин поступит со
своими немцами – посадит в лагерь, расстреляет или оставит на свободе. Для меня самое
главное – судьба своих, американских граждан и будущее Великой Америки. На этом,
джентльмены, пожалуй, все…
Рузвельт позвонил в особый колокольчик, после чего вошел тот же слуга и вывез
коляску с президентом прочь. В наступившей тишине его соратники тоже начали
подниматься из-за стола, собирать свои бумаги и готовиться покинуть Овальный кабинет.
Совещание с президентом было закончено, несмотря на то, что оно оставило после себя даже
больше новых вопросов, чем готовых ответов.
***
***
15 ноября 1941 года, 9:15. Гомельская область, Рогачевский район, деревня Красная
слобода, штаб 155-й резервной дивизии
Командир дивизии генерал-майор Отто Чернинг
Утро этого дня началось с того, что на деревню, где располагался штаб нашей дивизии,
обрушились тяжелые артиллерийские снаряды чуть ли не линкорного калибра. Со стороны
это, наверное, выглядело так, будто злобный великан с ожесточенным азартом топтал все, что
попадется ему под ноги – утлые бревенчатые домики местных жителей, штабные машины,
бронетранспортеры роты охраны, радийные машины батальона связи… Я даже не понял, как
у меня получилось уцелеть. Наверное, только потому, что первый такой чудовищный снаряд
упал на другом конце деревни, через дорогу, а у моего денщика Курта хватило решимости и
здорового нахальства вытащить меня из постели, схватить в охапку мой китель, шинель и
фуражку и выскочить вместе со мной из дома. Благо спал я наполовину одетый (иначе тут
нельзя) и вдобавок успел натянуть сапоги, иначе бы вообще смерть. Второй взрыв прозвучал
уже значительно ближе, примерно там, где находился наш штаб, размещенный в местном
деревенском клубе.
«Бежать, бежать, бежать отсюда – куда глаза глядят», – подумал я, и мы с Куртом
побежали в предутреннем полумраке туда, где за окраину деревни уходила узкая извилистая
дорога, по которой наши солдаты привозили в деревню из леса дрова. Почему дрова
привозили наши солдаты? Местных-то тут в деревне нет. Еще осенью, когда мы размещали
штаб своей дивизии в этом месте, мы их всех выгнали прочь. Так мне посоветовали знающие
люди еще тогда, когда на срочно отправляли в Россию, затыкать дыру в фронте. Мол, не
стоит держать у себя под боком потенциальных шпионов и сочувствующих лесным
бандитам, которых слишком много развелось в этой Вайсрутении. Пусть эти грязные
недочеловеки идут куда хотят и скажут спасибо за то, что мы их просто не расстреляли.
Эссесманы, например, так бы и сделали, но мы, солдаты доблестного вермахта, все же
настоящие воины, а не палачи.
Я перебирал ногами по узкой извилистой дороге, больше похожей на хорошо утоптанную
тропу, натягивал на ходу китель и молился только о том, чтобы выжить, выжить, выжить. И
тут какая-то могучая сила немилосердно толкнула меня в спину, и я упал, больно ударившись
лицом о плотно утоптанный снег. Когда я поднялся, то верного Курта со мной уже не было.
То есть его тело лежало тут же, подмяв под себя мою шинель и фуражку, да только затылок
Курта превратился в одну большую кровавую рану – а это значит, что сейчас он уже не со
мной, а беседует со Святым Петром, пытаясь договориться о самом лучшем месте для своего
генерала. Пусть договаривает подольше, я туда не тороплюсь…
Оторвав взгляд от своего мертвого денщика, я увидел, что третий чудовищный снаряд
упал поблизости от того дома, в котором я квартировал, и что если бы не расторопность
Курта, сейчас бы я был уже мертв. Мысленно поблагодарив своего денщика за оказанную
услугу, я застегнул до конца китель, нахлобучил на голову генеральскую фуражку с
наушниками, и после этого выдернул из-под тела Курта свою теплую генеральскую шинель с
красной подкладкой. Проделав все это, я с максимально возможной скоростью продолжил
удаляться прочь от того опасного места, в которое превратилось место дислокации штаба
нашей дивизии. Кстати, большевики выпустили по нам чуть больше трех десятков этих
чудовищных снарядов, превративших эту деревню в груду бесполезного изломанного хлама,
почти непригодного к какому-нибудь разумному применению. Кстати, больше никто на мою
сторону не вышел – быть может, просто не захотел спастись; и я, отбежав еще метров на
пятьсот до самой засеки, где наши солдаты пилили дрова, остановился и в гордом
одиночестве смотрел, как гибнет штаб вверенной мне дивизии.
А ведь как все прекрасно начиналось… После того как наша дивизия поучаствовала в
установлении истинно арийского порядка на территории бывшей Чехословакии, осенью
сорокового года нас снова вернули в благословенный Штутгарт – готовить пополнения для
доблестного вермахта. Золотое было время. Правда, как только началась кампания в России,
мы сразу почувствовали, какой отменный аппетит у восточного фронта. В течение всего двух
месяцев войны у нас было изъято и направлено на Восток в качестве маршевых пополнений
пять учебных батальонов из пяти. Впрочем, тогда мы еще были уверены, что все эти
страдания германских солдат продлятся совсем недолго и что в конце лета или, в крайнем
случае, осенью мы непременно победим большевиков, после чего все наши парни, кому
повезло уцелеть, вернутся к себе на родину веселые, загорелые и полные впечатлений. Но
дела с каждым днем шли все хуже и хуже, большевики ни за что не хотели сдавать, а поток
похоронных извещений набирал и набирал свою силу, а до победы, кажется, было даже
дальше, чем в первый день войны.
А потом произошла катастрофа. Большевики позвали на помощь чудовищных союзников
чуть ли не из самого ада, и те помогли им окружить и разгромить лучшие части и соединения
группы армий «Центр». Это была катастрофа с далеко идущими последствиями. Запасные
дивизии и призванные их усилить танковые подразделения не шли ни в какое сравнение с
уже окруженными частями. Нас просто погрузили в вагоны и бросили на Восток, пообещав
пополнить нас уже на месте. Мы успели почти вовремя. Окруженные под Смоленском части
еще ожесточенно сражались, отвлекая на себя все внимание большевиков и давая нам время
построить более-менее устойчивую оборону. Когда мы прибыли, они еще держались, хоть и
было очевидно, что все это чревато быстрым и ужасным концом. И вот настал тот момент,
когда мы узнали, что окруженные под Смоленском германские войска потерпели
позорнейшую катастрофу в германской истории.
Какое-то время после этого на фронте царило суровое затишье, потом пошли дожди, и все
вокруг так развезло, что за пределами дорог пеший человек сразу увязал по пояс. И вот
теперь, когда ужасный русский мороз мертвой хваткой сковал эту жуткую землю,
большевики и сами решили перейти в наступление. Как только закончился этот обстрел,
стало слышно ожесточенную канонаду, гремящую там, где стояли полки вверенной мне
дивизии. Выждав некоторое время, чтобы убедиться в том, что обстрел сверхснарядами не
возобновится, я вернулся на руины и попробовал отыскать выживших. Безрезультатно. Если
таковые и были, то они уже давно отступили по дороге на Бобруйск. Но я-то знаю, что наши
доблестные солдаты не могли не отразить врага, тем более что канонада на востоке стихла.
Поэтому я подумал, что генерал, в одиночку отступающий по дороге, будет выглядеть
смешно, гораздо лучше делать это во главе вверенных мне подразделений. Приняв это
решение, я бодро зашагал навстречу багровому как помидор восходящему солнцу.
***
***
***
***
***
***
17 ноября 1941 года, 23:15. Белорусская ССР, Минская область, Пуховичский район,
Затитова слобода.
Командир разведбата 4-й танковой бригады капитан Петр Васильевич Андреев
Как мы и предполагали, одна из двух вражеских разведывательных частей проехала
перекресток и остановилась в Пуховичах, в то время как вторая свернула к Марьиной Горке
и, проехав этот городок насквозь, остановилась на его южной окраине. При этом, как
показали наблюдения с беспилотника, который был выпущен в повторный вылет после
замены аккумулятора, немцы и там, и там вели себя достаточно беспечно, как будто
находились не на оси прорыва крупной советской механизированной группировки, а на
учениях в собственном глубоком тылу. Не выказывал какого-либо беспокойства и немецкий
гарнизон райцентра, общая численность которого, по оценкам местных подпольщиков,
составляла около тысячи штыков27. Это были курсанты и инструктора зенитно-
артиллерийской школы и школы минного дела, а также персонал армейского госпиталя и
охранники концлагеря, в котором находилось до тысячи мирных советских граждан и
военнопленных.
Такую беспечность можно было объяснить только тем, что при захвате Осиповичей нам в
очередной раз удалось применить военную хитрость, накинув на капот передовой БРДМ-ки
нацистский «фартук» со свастикой. Эта грязная тряпка позволила нам, не поднимая шума,
подъехать вплотную к комендатуре, и даже сам херр комендант вышел на крыльцо выяснить,
чего такого особенного надо этим людям… Тут еще надо сказать, что зимнее
обмундирование экспедиционных сил, которое для удобства выполнения боевых задач носят
мои люди, имеет некоторое общее сходство с экипировкой ваффен СС, что, скорее всего, и
дезориентировало немецкого начальника.
С другой стороны, этому типу сильно повезло, потому что при любом другом раскладе он
с гарантией оказался бы трупом. А так хороший удар ногой – сперва в челюсть, потом по
бейцам – отправил герра коменданта в счастливое беспамятство, где он пребывал все время,
пока наши парни истребляли его подчиненных. Хорошая была идея посадить этого типа на
телефон и заставить по-немецки петь песню «все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо,
все хорошо». Таким образом, немецкое начальство в Минске и окрестностях до сих пор
уверены, что наша бригада не покидала Бобруйска, иначе немцы в Пуховичах и Марьиной
Горке не вели бы себя так беспечно, будто напрашиваясь на неприятности.
Кстати, о подпольщиках-партизанах. Для нас было некоторым шоком, что еще засветло к
нам явились двое. Любовь Гайдученок – чуть полноватая девка-подпольщица с маленьким
ртом, губки которого были брезгливо сложены куриной попкой, и худощавый относительно
молодой человек с огромным лбом до самой макушки, представившийся капитаном Красной
Армии Филиппских, командиром местного партизанского отряда. Вот те на! И вроде бы
ветра не было, то есть никто из местных из этой самой Затитовой Слободы не отлучался, а
вот принесло же каким-то образом этих двоих. Загадка, однако. Но не меньшей загадкой для
этих подпольщиков были и мы сами, особенно добровольцы с той стороны. Дикие же люди –
находясь в оккупации, они ничего не слышали ни про разгром немцев в Смоленском
сражении, ни про Экспедиционные силы и страну, которая их сюда прислала. Последнее хоть
и не запрет, но об этом парни «оттуда» говорят очень неохотно. Ну да ладно, то политика не
батальонного масштаба, главное, что о том знает товарищ Сталин. А вот совсем ничего про
экспедиционные силы не слышать – это у нас стыдно. Брякнет кто-нибудь такое – и политрук
от него уже не отвяжется. Сделает вечным политинформатором по роте и будет заставлять к
каждой политинформации учить материал наизусть – до тех пор, пока политическая
грамотность у товарища не повысится настолько, что ответы на заданные вопросы будут у
него от зубов отскакивать. А эти смотрят, как баран на новые ворота – на наши БРДМки и
БТРы в белой камуфляжной окраске, на зимнюю обмундировку бойцов (которая, как я уже
говорил, была закуплена для нас в двадцать первом веке), а также на пулеметы от товарища
Калашникова и ручные реактивные гранатометы.
Кстати, вот вспомнишь о политруке, он и появится. Идет старший лейтенант Косович и
руки потирает – сейчас я, мол, этих политически малограмотных… Но слова, которые он
говорит, оказываются самыми прозаическими:
– Товарищ командир, идемте ужинать, лапша с тушенкой совсем готова. И местных
товарищей с собой зовите, голодные совсем, небось…
Уже позже, когда мы всем управлением батальона, вместе с гостями, дружно хлебали из
большого котла горячий взвар из лапши быстрого приготовления, тушенки и мелко
покрошенных соленых огурчиков с лучком, к нашей честной компании подсел мой НШ
старший лейтенант Авдеев, и, ничего не говоря, утвердительно кивнул. Пока мы развлекали
товарищей разговором, он связался «с тем с кем надо» – они проверили фамилии Гайдученок
и Филиппских по архивам из будущего (у них это делается быстро) и дали нам добро.
Перспективные и надежные, мол, товарищи. Правда, партизанский отряд у капитана
Филиппских не дотягивал и до роты, и по преимуществу состоял из таких же, как он,
окруженцев, к которым присоединились местные жители. Вооружен отряд тоже был из рук
вон плохо – в основном мосинскими винтовками и наганами. Кто что с собой в отряд принес,
тот то и имел. Было еще несколько трофейных карабинов Маузера и ручной пулемет
(кажется, чешского происхождения) – и на этом список вооружения отряда, которым
командовал товарищ Филиппских, исчерпывался.
Но зато у этого отряда имелся огромный плюс, который разом перевешивал и его
малочисленность, и недостаточное вооружение. В случае совместной операции огневая мощь
и особая выучка за нами, а вот знание местности и позиций оккупантов – за членами
партизанского отряда, которые родились и выросли в этих Пуховичах и Марьиной горке, и в
силу этого знают там каждую улицу и каждый дом буквально наизусть. Особо ценным этот
факт оказался в связи с тем, что командир нашей бригады товарищ Катуков все же решил
устроить немцам ночное побоище – и открыть концерт специальной увертюрой доверено как
раз нашему батальону. Для того, чтобы наши танки незамеченными смогли подойти
вплотную к бывшему поместью Маковых, немцы в Пуховичах должны умереть, не издав ни
единого писка. И надежные люди, знающие местность, здорово пригодятся нам в
выполнении этого задания.
Хоть наша бригада и считается обычно танковой или механизированной, мой
разведбатальон обучен всем осназовским премудростям из будущего. И как часового без
шума снять, и как языка из вражьих окопов или захваченного населенного пункта утащить. И
как дверь в блиндаж хитро заминировать, чтобы выскочившие по тревоге немчики
отправились прямо на свидание со своим арийским богом. И как впятером, действуя только
ножами и бесшумными пистолетами, вырезать штаб вражеской дивизии – то есть нанести
врагу ущерб, сравнимый с действиями стрелкового полка при поддержке артиллерии. Много
чему разному и интересному нас учили на переподготовке, и знай я хотя бы четверть всего
этого на 22 июня – кладбище с «моими» личными немцами было бы в три раза обширнее. Но
сегодня у меня есть шанс пополнить этот счет, однако задача не так проста, как кажется.
Осложняет ее то, что за время своего убиения ни один немец не имеет права издать хоть один
лишний звук. Тот, кто смотрит на вражеских часовых со стороны, ничего не должен
заподозрить. Упрощают достижение ели, мороз в минус тридцать пять градусов Цельсия и
полная темнота вокруг. То есть всякие романтические празднохождения исключаются, ибо не
способны привести ни к чему, кроме глубокого обморожения.
***
***
***
18 ноября 1941 года, 02:40. северная окраина Марьиной Горки, бывшая усадьба
Маковых, бывший Дом Творчества белорусских писателей, а ныне санаторий для
выздоравливающих немецких офицеров.
Командующий 29-м моторизованным корпусом генерал пехоты Ханс фон
Обстфельдер
Переход от Минска до этой Марьиной Горки оказался не таким простым, как мы
ожидали. Проклятые французские панцеры, совершенно не приспособленные к сибирскому
климату, то и дело буксовали на обледеневших подъемах; и каждый раз их приходилось
выдергивать тягачами. Но не это было самым страшным – чего-то подобного от техники
лягушатников следовало ожидать. Во время французской кампании в сороковом году такие
«Гочкисы» и «Сомуа», атаковавшие нашу доблестную пехоту, увязли на собственном
свежевспаханном поле, в результате чего расчеты «колотушек» перестреляли их без всякого
риска, как сидящих уток.
На самом деле во время перехода страшнее всего был холод, буквально пронизывающий
все вокруг. Любой, кто в такую погоду возьмется голой рукой за железо, тут же оставит на
нем прилипшие клочья кожи. Это ничуть не менее опасно, чем голой рукой взяться за
раскаленный докрасна металл. Кроме того, не стоит забывать о самых обычных тут, в России,
обморожениях и простудах. Очень многие не могут правильно определить момент, когда
онемевшие от холода конечности превращаются в обыкновенные куски мороженого мяса, и
если своевременно не принять мер, это может стать причиной госпитализации или даже
смерти. По сводным рапортам командиров дивизий, только за время этого марша корпус
потерял обмороженными более сотни нижних чинов и пятерых офицеров. Всех их пришлось
оставить в местном госпитале.
Кстати, о местном гарнизоне. Встретили нас тут очень хорошо, потому что после того как
большевики неожиданно прорвали фронт и стремительным ударом взяли Бобруйск, местный
гарнизон существовал исключительно в ожидании нашествия превосходящих сил
большевиков. Место для расквартирования нам выделили просто шикарное – бывшее
поместье одного из дореволюционных российских аристократов, которое большевики
превратили в санаторий для своих высокопоставленных функционеров, а следовательно, не
разграбили, а еще больше украсили и улучшили. Только сейчас там располагается санаторий
для наших раненых офицеров, но он заполнен едва ли на четверть, и его нынешние обитатели
были согласны немного потесниться. Более того, в нашу честь закатили настоящий банкет с
большим количеством русской водки, жареных, пареных и верченых над огнем местных
мясных деликатесов, облагороженных присутствием женского немецкого вспомогательного
персонала местного госпиталя и санатория.
Этим несчастным казалось, что мы их спасители, но я давно знаю, что это не так. Когда в
начале сентября две недоформированные панцердивизии направлялись в Минск для
включения в состав моего 29-го корпуса, им обещали, что по мере производства на немецких
заводах новых панцеров устаревшую французскую технику заменят на новую немецкую.
Правда, если бы нам предстояло воевать с «марсианами», разницы, с моей точки зрения, не
было бы никакой. Их суперпанцерам все одно, кто против них выступил – «Сомуа» или
«четверка» с усиленной лобовой броней. В любом случае для них это будет как стрельба по
тарелочкам; а тарелочка при попадании, как известно, разбивается вдребезги. Не знаю,
возможно, я слишком пессимистично смотрю на вещи, но думаю, что именно по этой
причине нам так и не выделили новой техники.
Кроме того, уже здесь, перед самым банкетом, я узнал новость, о которой не писали в
наших газетах и которую не сообщали по радио. И я понимаю почему – ведь это известие
буквально привело меня в ужас. Я имею в виду тот бомбовый удар, который нанесли по
Берлину чудовищные марсианские аэропланы. Погибли тысячи людей, разгромлены почти
все гражданские министерства, министерство авиации и штаб-квартира Сил Безопасности. В
результате этого удара Германия понесла невосполнимые потери, погибли ее лучшие люди,
можно сказать, цвет немецкой нации. Правда, надо отметить, что армейское командование от
этих ударов не пострадало, но только из-за того, что перед самой войной переехало в
тщательно засекреченную полевую ставку29.
Возможно, по этой причине банкет в нашу честь мрачной атмосферой больше напоминал
поминальное застолье, причем покойниками были мы сами. Мы сидели, ели и пили – причем
пили много, лишь чтобы забыть о том, что с момента появления «марсиан» в этом мире
Германия оказалась безоговорочно обречена на разгром. Мы потерпели поражение еще тогда,
когда сорвался план молниеносной войны с разгромом Советов за шесть недель. И чем
дальше, тем больше перед нами вырисовывался ужасающий призрак прошлой Великой
войны с ее бесконечными линиями окопов от моря до моря, пропахших неистребимым
запахом мертвечины. А то как же иначе… За продвижение в пятьсот метров или, в крайнем
случае, несколько километров приходилось платить жизнями десятков тысяч немецких
солдат. А потом противник, также согласный платить такую же цену, вытеснял наши
истощенные подразделения обратно – и становилось непонятным, ради чего были истрачены
жизни множества германских солдат. Но это была смерть медленная, с надеждой на то, что у
врага ресурсы для ведения войны и воля к победе иссякнут раньше, чем мы сами окажемся
полностью истощены. Но появление «марсиан» обрисовало перед нами сценарий быстрого
разгрома и полного уничтожения. К маневренной войне они оказались готовы даже лучше
нас самих, и теперь только Всевышний сможет спасти Германию, если, конечно, пожелает
обратить на нее внимание.
Я не помню, кто первый обратил внимания на чуть слышный потусторонний глухой гул
за окном, от которого внутри нас будто бы начинала вибрировать каждая жилка. Мы
бросились к окнам, но ничего не увидели, кроме отражения своих лиц в темных стеклах.
Снаружи стояла такая непроглядная тьма, что не стоило и надеяться разглядеть источник
этого странного гула. И вот, когда среди этого гула стал прорезаться лязгающий звук гусениц,
все поняли что это панцеры, причем совсем не наши… Кто-то крикнул «Марсиане!!!», в
банкетном зале поднялась паника; но было поздно. За окном полыхнула ослепительная
вспышка – и прямо внутри помещения разорвался тяжелый артиллерийский снаряд. Сразу же
погас свет (скорее всего, оттого, что лопнули все лампочки) и воцарился хаос… Кричали
раненые, пронзительно визжали немногочисленные женщины, кто-то громко матерился, а
кто-то, оставшись на ногах и сохранив частичную вменяемость, стремился прорваться на
выход, чтобы попытаться организовать хоть какое-то сопротивление.
Точку в этих попытках поставили еще несколько артиллерийских выстрелов и
оглушительные крики «ура!» русской пехоты, которая, казалось, находилась уже прямо за
окнами. Я даже не понял, как мне удалось выжить в этом аду, где погибли многие и многие
наши камрады. Память не сохранила то, как я выбирался из охваченных пламенем развалин
поместья, битком набитых мертвыми и умирающими офицерами. Пришел я в себя уже на
улице – во-первых, от морозного воздуха, который стал проникать под мой китель, во-
вторых, оттого, что здоровенный парень в белом маскхалате наставил на меня русскую
самозарядную винтовку с длинным ножевым штыком и рявкнул: «Хэнде хох!».
***
18 ноября 1941 года, 02:55. Белорусская ССР, Минская область, райцентр Марьина
Горка
Если бы в этот момент кто-нибудь смог взглянуть на Марьину Горку с высоты птичьего
полета, то увидел бы, как в набитый немцами районный центр с трех сторон врезались
железные клинья советских мотострелковых и танковых подразделений. Немецких солдат
там было вдесятеро30больше, чем местных жителей, и они более чем в двадцать
раз31 численно превосходили атакующие подразделения РККА. Тем не менее советские
бойцы и их командиры были полностью уверены в своей победе, ибо, как говорил
фельдмаршал Суворов, «воюют не числом, а умением».
А умение было на стороне советских бойцов, ибо они по большей части были людьми
битыми, прошедшими весь кошмар первых месяцев войны, но при этом не сломавшимися и
не утратившими веру в Победу. Более того, мотострелковый батальон майора Колюжного,
атаковавший вместе с танками Т-55М, в прошлом был одним из штрафных/штурмовых
батальонов, сформированных из бывших советских военнопленных и отличившихся во
второй битве за Кричев. А это такие университеты, что будь здоров.
Напротив, немецкие солдаты и офицеры 22-й и 23-й танковых дивизий, за редким
исключением, боевого опыта не имели. Нижние чины в основной массе были призваны на
службу в вермахт только весной 1941 года и еще ни разу не бывали не только в бою, но и под
обычным обстрелом. Офицеры тоже являлись либо свежеиспеченными выпускниками
училищ, либо теми, кто прежде протирал штаны в запасных полках, военных училищах или
тыловых подразделениях. Нет, если бы немцы получили возможность провести несколько
боев со слабейшим противником при подстраховке более опытных соединений, то, возможно,
они и сумели бы показать все, на что способна немецкая армия. Но в данном случае ситуация
развивалась по другому сценарию.
Внезапное ночное нападение, в первые же минуты которого перестали существовать
штаб корпуса и штабы обеих дивизий, ввергло заночевавшие в Марьиной Горке немецкие
войска в состояние хаоса. Более того, не подозревая о близости опасности и не желая
создавать заторы на деревянном мосту через речку Титовка (ведь утром надо будет
выруливать обратно), немецкие танкисты и артиллеристы, включая противотанковый
дивизион, оставили свою технику под охраной сильного караула в импровизированном
машинном парке32 севернее Марьиной Горки, рядом с бывшим поместьем Блонь. При этом
солдаты пехотной роты, выделенной для охраны парка, а также часть экипажей разместились
в самой усадьбе Блонь и примыкающей к ней деревне с тем же названием. Остальные
танкисты и расчеты артиллерийских орудий определились на ночевку за речкой Титовка, в
домах на северной окраине Марьиной Горки. Поскольку танки и машины в парке стояли с
заведенными двигателями; считалось, что экипажи в случае тревоги успеют вовремя
добежать к ним от поместья через покрытую прочным льдом речку.
Но так уж получилось, что первой в немецком походном машинном парке оказалась
мотострелковая рота старшего лейтенанта Кольцова, тринадцать БТР-60 в комплектации ПБ+
и сотня автоматчиков, еще с эпизода боев под Кричевым вооруженных поставленными из-за
портала пистолетами пулеметами Судаева, ручными противотанковыми гранатометами и
едиными пулеметами Калашникова. При такой комплектации действия каждого отделения
автоматчиков в бою поддерживаются сразу тремя пулеметами, включая один
крупнокалиберный, установленный в башне БТРа, а автоматчики, сближающиеся с
противником под прикрытием брони, в случае необходимости при скоротечных огневых
контактах на коротких дистанциях способны создать просто запредельную плотность огня.
В результате атаки роты старшего лейтенанта Кольцова в самом начале боя парк оказался
отрезан от усадьбы Блонь, а стоящие на часах немецкие солдаты были в течение нескольких
минут либо убиты прямо на своих постах, либо обращены в бегство. Времени на все это
потребовалось ровно столько, чтобы выскочивших на речной лед по тревоге немецких
танкистов и артиллеристов, по большей части вооруженных только пистолетами, встретил
шквал пулеметного и автоматного огня. Еще несколько минут – и ракета белого огня,
взлетевшая над немецким полевым парком и продублированная коротким радиосообщением,
сказала полковнику Катукову, что вражеские танки и артиллерия нейтрализованы.
Тем временем скоротечный бой на пылающих развалинах усадьбы Маковых подходил к
закономерному концу. Внезапное нападение с применение тяжелых танков,
стомиллиметровых орудий и крупнокалиберных пулеметов, несмотря на неплохую, по
немецким меркам, охрану штабов, позволило мгновенно подавить зачатки организованного
сопротивления, сведя действия разрозненных солдат и офицеров противника к термину
«бессмысленное трепыхание». Горела не только сама усадьба, из которой советские танкисты
выкуривали обороняющихся при помощи морских осколочных снарядов. Ярким бензиновым
пламенем полыхали выделенные для охраны штабов танки и бронетранспортеры. А вот не
надо было привязывать канистры с топливом на броню, где их может воспламенить любая
бронебойно-зажигательная или трассирующая пуля.
Танк «Сомуа» – один из тех двух, на которые возлагались все надежды – сделал в сторону
атакующих советских танков несколько выстрелов из своей 47-мм пушки-хлопушки, после
чего был ими замечен и удостоен осколочного снаряда в корпус. Взрыв, разлетающиеся
обломки – и изделие французского танкопрома превратилось в нечто жуткое, бесформенное и
горящее как банка с бензином. Второй такой же танк постигла более прозаичнаф участь – он
оказался перечеркнут несколькими очередями из крупнокалиберных пулеметов. Вроде бы
пробитий брони не отмечалось, но этот танк застыл неподвижно и больше не проявлял
признаков жизни. После боя из внешне неповрежденного танка вытащили залитые кровью
трупы механика-водителя и радиста-заряжающего, а также тяжело раненого в ноги и пах
командира-наводчика. При осмотре изнутри боевого отделения выяснилось, что внутренняя
поверхность изъязвлена множеством маленьких воронок, возникших в тех местах, где пули
от ДШК и КПВТ попадали в литую французскую броню – вследствие этого отлетающие
внутрь острые осколки наносили членам экипажа тяжелые ранения, несмотря на то, что
броня все же уцелела.
Шансов уцелеть в поединке с Т-55 у «Сомуа» в любом случае не было, но все же
французским инженерам не стоило строить свою конструкцию на соединении болтами литых
бронедеталей33, как будто их танкам предстояло лишь дефилировать на парадах, а не
участвовать в реальных боевых действиях. В тридцать девятом году, когда в Европе запахло
порохом, они засуетились, забегали, и к сороковому году создали модель танка, лишенную
основных недостатков первоначальной конструкции; но было уже поздно, и «Сомуа» образца
сорокового года так и не успел встать на конвейер. Впрочем, это была исключительно печаль
полковника34 де Голля и других французских танкистов, а также тех немцев, которым в этом
варианте истории пришлось воевать с ужасными русскими на трофейном бронехламе35.
Впрочем, такие мелкие детали погрома штабов не имели никакого отношения к тому
разгрому внезапно атакованных немецких войск, который в это время происходил на улицах
Марьиной Горки, освещенных только пламенем горящих грузовиков и бронетранспортеров.
Внезапно разбуженные после тяжелого утомительного марша, едва одевшиеся немецкие
солдаты выскакивали на мороз, где попадали под выстрелы танковых пушек и шквальный
огонь пулеметов и автоматов. Свою долю хаоса во все происходящее вносили осветительные
гаубичные снаряды, которые, время от времени опускаясь с высоты, заливали Марьину Горку
химически чистым искусственным светом. И если в центре, в окрестностях
железнодорожной станции Пуховичи, куда еще не дошли советские танки, пока сохранялось
какое-то подобие порядка, но на окраинах вовсю шла кровавая резня и кипение благородной
ярости. Перед боем поступила команда пленных не брать 36, поэтому автоматчикам было без
разницы, поднял этот конкретный немец руки или нет. И только трупы немецких солдат
оставались лежать на снегу, когда танки, бронетранспортеры и мотострелки продвигались
дальше к расположенной в центре городка станции Пуховичи. При этом танки без пощады
расчищали загроможденные грузовиками улицы, сминая и отбрасывая в стороны жалкое
железо, посмевшее оказаться у них на пути. А если перед пехотой оказывалось препятствие в
виде укрепленного дома или баррикады, танковые орудия несколькими осколочно-
фугасными снарядами счищали его до основания и, закрепив дело очередями
крупнокалиберных пулеметов, двигались дальше, предоставляя автоматчикам возможность
зачистить руины до белых костей. Бедный мальчик Коля из Уренгоя – если бы он знал, что
над его любимыми немцами возможно и такое, то не стал бы извиняться перед ними в
Бундестаге, а пошел бы в школьный сортир и повесился там на водопроводной трубе.
Впрочем, все попытки организовать какое-либо организованное сопротивление или даже
контратаку, предпринимаемые батальонными командирами немцев, неизменно
наталкивались на отсутствие достаточного количества противотанковых средств, большая
часть которых осталась в захваченном русскими танкистами парке. Правда, помимо
отдельных противотанковых дивизионов и гаубичных артполков, входивших в штат дивизий
и потерянных в первые минуты сражения, в немецких пехотных полках была своя
артиллерия – как противотанковая, так и и полевая. Одну такую пятнадцатисантиметровую
пушку (из восьми имевшихся в наличии), расчету даже удалось развернуть для стрельбы
вдоль Октябрьской улицы, уничтожив один Т-34М и подбив еще два. Но это был частный
успех, закончившийся тем, что слишком удачливая пушка была подавлена очередями
крупнокалиберных пулеметов со следующих во второй линии бронетранспортеров и
прекратила свое существование. Еще несколько танков и бронетранспортеров были подбиты
(не фатально) «колотушками» полковых противотанковых батарей, но и эти пушки, совершив
несколько относительно удачных выстрелов, прекращали свое существование.
В таких условиях единственным тактически грамотным решением уцелевших немецких
офицеров было отступление по пока еще свободной дороге на Шацк (ныне трасса Р-68), тем
более что ситуация грозила вот-вот окончательно выйти из-под контроля. В неразберихе
ночного боя этим офицерам казалось, что их атакуют огромные, численно превосходящие
силы противника, что враг повсюду и что он вот-вот отрежет последнюю способность к
спасению. И вот настал момент, когда упорное сопротивление пришедшей в себя немецкой
пехоты неизбежно перешло в медленное и организованное отступление, прикрывающее
эвакуацию еще боеспособных подразделений, сохранивших свою технику.
Это импровизированное командование группировки даже озаботилось тем, чтобы
приказать погрузить на машины своих раненых офицеров и солдат из расположенного в
Марьиной Горке госпиталя, и только обстрел из танковых пушек и крупнокалиберных
пулеметов с другого берега реки Титовка помешал им осуществить это намерение. Кроме
того, гаубичный дивизион бригады Катукова прекратил развлекаться, кидая на Марьину
Горку осветительные снаряды, перейдя к постановке заградительного огня между Марьиной
Горкой и деревней Сеножатки, дабы воспрепятствовать организованному отступлению
группировки вермахта. Не так уж много немецких машин сумели преодолеть эту полосу
смерти, где с интервалом в несколько секунд рвались гаубичные осколочно-фугасные
снаряды калибра сто двадцать два миллиметра.
Тем временем отступление немцев становилось все более быстрым и все менее
организованным. И у белокурых бестий нервы тоже не железные. Побежденному победитель
всегда страшен. Никто не смог уловить тот момент, когда вроде бы управляемое отступление
последних подразделений прикрытия перешло в стремительное бегство, которое, впрочем,
мало кому помогло спастись, ибо убегать через заснеженное поле в длиннополой шинели от
стремительных и безжалостных бронетранспортеров – не самый удачный способ покончить
счеты с жизнью. Впрочем, многим немецким солдатам в полном мраке безлунной ночи все
же удалось спастись от преследования, но кто знает, было ли это спасение не более чем
оттягиванием мучительной смерти, ибо до ближайшего немецкого гарнизона в Шацке (35
километров) надо было еще дойти, не сбившись с пути.
Отдельно следует рассказать о действиях разведывательного батальона под
командованием капитана Андреева, которому было поручено освобождение расположенного
в Марьиной Горке концлагеря. Такие операции и не любят суеты, поэтому все началось с
выстрелов снайперов, снявших немецких пулеметчиков на вышках. Снайперские винтовки у
них были самыми обычными целевыми СВТ-40 с оптикой, а бесшумность им обеспечила
канонада, вспыхнувшая в двух с половиной километрах от лагеря. Скромные винтовочные
выстрелы потонули в грохоте не столь уж отдаленной перестрелки… впрочем, это не имело
большого значения, потому что меткость и внезапность снайперской стрельбы оставила без
пулеметчиков все вышки на дальней стороне лагеря. Потом бросок смутных фигур в белых
маскировочных халатах к проволоке, установка накладных зарядов на столбы и новые
снайперские выстрелы, расчищающие дальнейший путь. Вот тихо зашипели бикфордовы
шнуры – и фигуры в белом отпрянули от заграждения, будто сами испугались того, что сами
только что сделали. Громыхнуло вроде не очень громко, но три секции колючего забора
повалились сразу.
Там, внутри, у караульного помещения забегали и засуетились; но что охрана лагеря
могла сделать против БРДМ-2 и БТР-70, стремительно выдвигающихся к проходу,
проделанному в проволочном заграждении? Ровным счетом ничего, тем более что до самого
последнего момента ее внимание было обращено прямо в противоположную сторону. А когда
охранники лагеря поняли, что злой пушной зверек пришел и по их душу, то сразу начали
покидать вверенные им посты, обращаясь в безоглядное бегство. Одно дело – измываться над
ослабленными, забитыми безоружными людьми, и совсем другое, когда на вверенную их
заботам территорию одна за другой врываются стремительные машины с плоскими
клиновидными носами, ведущие на ходу огонь из крупнокалиберных пулеметов. Сбегать с
места преступления, как только чуть запахнет жареным, немецкие оккупанты умеют очень
хорошо. Впрочем, те, кому все же удалось убежать, угодили в описанную выше мясорубку,
творящуюся в центре Марьиной Горки, и почти никому из них не удалось добраться до
вожделенного Шацка.
Сам лагерь состоял из трех частей. В одной, принадлежавшей главной железнодорожной
дирекции «Центр», содержалось двести пятьдесят советских военнопленных, используемых
в качестве рабочей силы на железной дороге. Другая часть лагеря предназначалась для
местных жителей, заподозренных в сочувствии к партизанам и подпольщикам, а третья была
самой интересной. В ней содержались дети, у которых брали кровь для раненых офицеров.
Как правило, для ребенка поездка в госпиталь означала билет на тот свет, ибо немецкие
врачи-убийцы забирали у них столько крови, что маленький человечек умирал после этой
процедуры. А зачем немецким врачам было беречь жизни маленьких унтерменшей, ведь они
были уверены, что в случае необходимости оккупационные власти наловят им новых в
любом количестве и ассортименте. Испуганные ребятишки все никак не смели поверить, что
с этого момента их судьба круто переменилась. Вот для кого полковнику Катукову было
совершенно не жалко связаться с экспедиционными силами и запросить «вертушки» для
эвакуации маленьких узников и своих раненых.
***
18 ноября 1941 года, 09:15. Белорусская ССР, Минская область, райцентр Марьина
Горка
Командир 4-й танковой бригады полковник Михаил Ефимович Катуков
Холодный серый рассвет с беспощадной ясностью высветил все то, что ночь стыдливо
прятала под пологом темноты. Стоит взобраться на крышу БТРа – и с высоты двух с лишним
метров открывалась панорама ночного побоища. Как говорится, «посмотрите направо,
посмотрите налево». А зрелище, товарищи, открывалось еще то. Дымились остовы
сгоревших автомашин и руины домов, а разбросанные по улицам и огородам заледеневшие
трупы немецких солдат, зачастую полуодетые или даже совсем неодетые, говорили о
бренности славы «покорителей Европы». Совсем недавно они надменно попирали своими
сапогами улицы и площади французской столицы, а сейчас валяются здесь, годные только
для того, чтобы их всех валом зарыли в одной братской могиле. Тьфу, падаль!
Примерно такую же картину я видел 26-го июня под Клеванью, когда в устроенную
нашим корпусом артиллерийскую засаду влетела германская моторизованная дивизия. Как те
немцы шли плотной походной колонной, так и легли под снарядами наших артиллеристов. И
хоть и говорят, что труп врага хорошо пахнет, но я на всю свою жизнь запомню, как на
тридцатиградусной жаре «благоухали» несколько тысяч арийских трупов. Да, даже в самом
начале войны на общем мрачном фоне были у нас и такие светлые моменты. Хорошо, что
сейчас не лето, и на тридцатиградусном морозе мертвые херои хотя бы не воняют…
Хоть пока трудно оценить общее количество вражеских потерь, но думаю, что немецких
трупов тут раза в два больше, чем тогда под Клеванью. Как и в тот раз, сегодня мы победили
не только грубой силой (например, калибром танковых пушек, толщиной брони или весом
артиллерийских залпов при артподготовке) – нет, мы их передумали, перехитрили,
переиграли тактически, использовав их же собственную беспечность, безлунную ночь и
момент внезапности. О это сладкое чувство, когда ты можешь сделать с сильным и опасным
врагом все, что захочешь, а он при этом способен только на бессмысленное сопротивление и
безоглядное бегство… Мы все это один раз уже пережили, пора и немцам похлебать этой
каши.
Да, мы действительно применили против вермахта его же собственный прием внезапного
нападения на уверенные в своей безопасности отдыхающие войска противника. Только, в
отличие от немцев, вероломно напавших на Советский Союз 22 июня, сегодня наша совесть
чиста – мы атаковали вражеские войска, уже находящиеся с нами в состоянии войны.
Впрочем, фашисты и совесть – понятия несовместимые, поэтому незачем нам их жалеть.
Приказ «пленных не брать» я отдал вполне осознанно. При двадцатикратном численном
превосходстве в живой силе, которое 29-й мотокорпус имел над нашей бригадой,
необходимость хотя бы краткосрочно охранять хоть сколь-нибудь серьезное количество
пленных немцев быстро обескровила бы вверенной мне соединение. Воевать было бы
некому, все охраняли бы пленных. Так что если не брать пленных, то нет и необходимости
выводить их потом в расход.
Но главное не в этом. Самое главное в виселицах, которыми козлы, возомнившие себя
юберменшами, утыкали наши города и села. И Марьина Горка не исключение. Разумеется,
едва рассвело, наши бойцы обнаружили виселицу. Да что ее было искать – стояла себе на
пристанционной площади, причем трем казненным из пяти явно не исполнилось и
шестнадцати лет. Наш особист, согласно имеющейся у него инструкции, сфотографировал,
задокументировал и запротоколировал данный случай вражеского зверства, после чего
погибших сняли с петель для последующего захоронения, а саму виселицу разрушили
танком. Оставалось сожалеть только о том, что какая-то часть немцев все же смогла
выскочить из-под удара и спастись бегством в сторону Шацка.
Впрочем, как говорят знающие люди, шанс у отдельно взятого немца ночью, пешком (все
машины при попытке к бегству были нами подбиты) и в тридцатиградусный мороз живым
добраться до этого городка отличается от нуля очень незначительно. Все фашисты, которые
бежали от нас ночью, к настоящему моменту должны быть либо мертвы, либо все равно что
мертвы, ибо глубокие обморожения современной медициной не лечатся. Но даже если эти
немногие счастливцы выживут, то поедут к себе домой нах Фатерлянд эдакими
самоварчиками. Рук-ног нет, только краник вперед торчит. Наглядное напоминание о том,
чему приводят претензии на жизненное пространство за счет Советской России и жажда
поместий с послушными славянскими рабами. Но скорбеть по этому поводу мы не будем.
Немецкий народ сам посадил себе на шею Гитлера, пусть сам и расхлебывает.
Но не все мои размышления такие мрачные. Дело в том, что тут от 29-го мотокорпуса
осталось вполне приличное наследство. И если что кто-то заготовил материал для доноса, то
пусть напрасно не беспокоится. Я имею в виду не деньги, которые по большей части сгорели
вместе со штабными машинами, а два дивизионных механизированных артполка полной
комплектации – орудия, тягачи, походные реммастерские, грузовики с первым и вторым
боекомплектом. Сначала я думал, что там стандартное для артиллерии вермахта оснащение
(то есть два дивизиона гаубиц калибра сто пять миллиметров и два дивизиона калибра сто
пятьдесят миллиметров) и особо по этому поводу не переживал. Если даже получится
прихватить с собой это бесхозное имущество, что я буду с ним делать, когда в обоих
боекомплектах закончатся снаряды к германским гаубицам? Опять уповать на трофейное
снабжение? Нет уж – по закону подлости снаряды закончатся в самый неподходящий момент.
Поэтому решение было самым простым. Зарядить в каждую гаубицу снаряд без заряда,
облить остатками бензина из баков тягачей и поджечь. Рванет так, что мало не покажется, и
пушки после такой экзекуции будут годны только на переплавку.
Но потом наш начарт (начальник артиллерии бригады) съездил в тот импровизированный
машинный парк, в котором и отстаивались оставленные немцами орудия, тягачи, грузовики и
прочая техника. Обратно он вернулся возбужденно-восхищенный и сразу же
безапелляционно заявил, чтобы я делал все возможное и невозможное, обращался бы в штаб
армии, штаб фронта или даже напрямую в Москву к товарищу Сталину, но случайно
попавшие в наши руки орудия должны отойти именно к нашей бригаде. Для этого
необходимо вытребовать у вышестоящего начальства необходимое количество наводчиков,
командиров орудий, командиров орудий и заряжающих. Дело в том, что начарт обнаружил,
что артиллерийские полки, как и танковые батальоны, также укомплектованы трофейной
техникой, но только не французского, а советского производства. «Брать, – сказал начарт, –
надо все и даже немного больше того. Все равно пропадет добро.» М-да, сорок восемь
совсем новых гаубиц М-30, и двадцать четыре пушки-гаубицы МЛ-20… Эти орудия, как я
понимаю, как раз из тех, которые были успешно проепаны в приграничном сражении нашим
великим стратегом генералом армии Павловым.
Исходя из предполагаемых штатов, эти два полка уже в принципе относятся к корпусной
артиллерии… Хотя съест-то он съест, да кто же ему даст. И проблема, как я уже говорил, не в
какой-то технике, а в наличии-отсутствии артиллерийских расчетов… А их нет, хоть ты
убейся. Они вообще в дефиците, и артиллерийские училища уже выпускают командиров без
экзаменов – мол, доучитесь в бою. Пока я размышлял над этим вопросом, позади раздался
короткий и немузыкальный скрежет и лязг – и по скобам, вваренным в борт
бронетранспортера, наверх взобрался командир 1-го танкового батальона майор Кунгуров.
Майор у нас – доброволец из будущего, взявший отпуск по основному месту службы и
ушедший воевать, чтобы повергнуть ниц фашизм.
– Ну, что Михаил Ефимович, доброе утро, – поздоровался майор, – любуешься на дело
своих рук?
– Любуюсь, Вячеслав Никонович, – в тон майору ответил я, – и имею на то право.
Заслужил. Только вот не дает мне покоя одна мысль…
– Только одна? – удивился майор Кунгуров. – У меня вот множество мыслей, которые не
дают мне покоя, а у тебя такая только одна. Давай-ка мы ее выслушаем, если она, конечно, не
секретная.
– Да нет, какой там уж секрет, – ответил я и рассказал все, что думал о двух бесхозных
гаубичных полках.
– Значит, жаба тебя заела, Михаил Ефимович? – с утвердительно-вопросительной
интонацией ответил мне майор Кунгуров, – оно, может, и правильно. Тот, кто смолоду не
заботится о таких вопросах, в старости собирает подаяние. Теперь скажу тебе по секрету – в
нашей истории ты был одним из самых результативных танковых командиров РККА.
Поэтому если ты обратишься к товарищу Жукову и дальше со своей просьбой, думаю, что
командование тебя поймет и поддержит. Кроме того, я полагаю, что сразу после завершения
этого рейда нашу бригаду будут развертывать в корпус, и пара дополнительных артполков
этому корпусу никак не повредят.
Немного помолчав, майор Кунгуров с неожиданно серьезным лицом добавил:
– Знаешь, Михал Ефимыч, вот еще что. Я тут думаю, что мы очень хорошо порезвились в
этой Марьиной Горке и после нашего ухода отсюда немцы могут начать отыгрываться на
местном населении вплоть до его полного уничтожения. А это для нас не айс. Помимо всего
прочего, нам надо изыскать способ относительно недорого и надежно отвезти в безопасное
место около двух с половиной тысяч человек. А это отдельная головная боль, так что
связывайся по радио с товарищем Жуковым и скорее решай свои проблемы.
Немного подумав, я согласился с доводами майора Кунгурова. Теперь осталось начать и
кончить – связаться с начальством и подобрать для него правильные аргументы.
***
***
***
***
***
19 ноября 1941 года, вечер. Западный фронт, Витебская область, подступы к селу
Толочин
Командующий 2-м гвардейским кавкорпусом генерал-майор Лев Михайлович
Доватор
Так весело нам не было с сентября, когда мы вместе с Севастопольской бригадой
экспедиционных сил участвовали в рывке на Жлобин, а потом ходили вместе с ними на
Бобруйск бить морду третьему моторизованному корпусу немцев. Морды им мы тогда
набили по первому разряду – что было, то было; повеселись, одним словом, отвели душу за
все, что произошло до двадцатого августа, когда ворвавшиеся в наш мир потомки принялись
объяснять германцам, как крупно они ошиблись, решив напасть на Советский Союз. То есть
я и мои бойцы впервые услышали об экспедиционных силах из будущего только после
выхода из рейда второго сентября, когда процесс разгрома тогдашней группы армий «Центр»
был в разгаре. Да и нас тогда прихватили очень круто. Пополниться, перевооружиться, двое
суток на все – и снова марш-марш вперед, снова в бой. Правда, после Бобруйского рейда нас
все же вывели в тыл для отдыха, пополнения и переформирования. Чтобы добить
окруженные немецкие войска в Смоленске и Рославле, кавалерия уже не требовалась. Там
полезней была пехота, и лучше с эпитетом «саперно-штурмовая». Тоже, кстати, мощные
бойцы, за что я их и уважаю.
Так вот – период отдыха и пополнения был очень кратковременным, а переформирование
наше заключалось в том, что 50-й и 53-й кавалерийским дивизиям вручили гвардейские
знамена, переименовав их соответственно в 3-ю и 4-ю гвардейские кавалерийские дивизии.
Что касается всей моей 1-й конно-механизированной группы (формирования по умолчанию
временного), то ее переименовали во 2-й гвардейский кавалерийский корпус, дополнительно
добавив в его состав 20-ю кавалерийскую дивизию, пока не прошедшую огненного крещения
боем, и, следовательно, не гвардейскую. На этом переформирование завершилось и началось
довооружение.
В состав каждой из трех этих дивизий – без различия, гвардейская она или нет – были
включены средства усиления, то есть по одному танковому батальону на Т-34 и КВ-1,
легкому конноартиллерийскому полку и такому же конноартиллерийскому противотанковому
дивизиону. Что касается зенитных средств, то в эскадронах создали взводы тяжелого оружия,
оснастив их пулеметами ДШК, которые, помимо прочего, могли вести огонь и по зенитным
целям, а также, в качестве средства личной обороны, бойцам раздали ПЗРК из будущего.
Мол, этого добра накопили столько, что двадцать раз хватит перебить все люфтваффе, только
успевай подвозить. Ну и прочее по мелочи – рации там из будущего, ночные прицелы для
пулеметчиков и снайперов, дальномеры, которые точно меряют расстояние за счет отражения
пучка света, и много другое…
Но такое оснащение подразумевало высочайшую ответственность за результат его
применения, поэтому сразу после переформирования и довооружения нас принялись учить
военному делу самым настоящим образом. Мы узнали все о том, как надо взаимодействовать
со своими танками и как с артиллерией, как бороться с вражеской бронетехникой, выводя ее
на позиции противотанкового дивизиона, и что делать, если на пути соединения оказался
вражеский укрепленный пункт. Но мы не просто узнали это. Мы заучили все это наизусть в
бесконечных полевых занятиях, тактических маневрах и учениях, максимально
приближенных к боевой обстановке, которые проводились при любой погоде. Все это
перемежалось боевыми стрельбами из всех видов оружия, в том числе и из трофейного.
Возможно, что от умения управиться с немецким пулеметом или винтовкой еще будут
зависеть чьи-то жизни и смерти.
В принципе, сразу было понятно, что если не брать охрану собственных тыловых
коммуникаций (для чего существуют кавалерийские дивизии НКВД), гвардейские
кавалерийские корпуса – это рейдовые соединения, действующие в отрыве от основных сил и
в то же время не обладающие сокрушительной мощью ударных механизированных
формирований. Наше дело – просачиваться там, где не пройдет никакая механизированная
техника. От нас требуется атаковать врага в его же глубоком тылу в самом неожиданном
месте, перехватывать коммуникации и жечь склады. В случае необходимости мы должны
уметь рассыпаться широким фронтом на дивизии, полки или даже отдельные эскадроны,
чтобы потом в случае необходимости снова собраться в один единый кулак.
Вот и сейчас генерал Белов, наш сосед слева, уже разворачивает свой 1-й гвардейский
кавалерийский корпус веером подивизионно с задачей перехватить коммуникации немецких
войск, занимающих позиции перед Могилевом. Сосед справа у нас – 3-й гвардейский
кавалерийский корпус генерала Плиева, который, как и мы, в компактных походных колоннах
в максимально возможном темпе движется на запад по параллельной дороге. И я, и он
намереваемся пока обойти этот Толочин, оставив его на съедение штурмовой пехоте и
артиллерии. Наша цель – Борисов. Вперед и только вперед.
***
***
***
21 ноября 1941 года, 10:20 СЕ. Восточная Пруссия, окрестности Растенбурга, главная
ставка Гитлера «Вольфшанце», бункер фюрера.
Узнав, что большевики еще раз прорвали фронт (причем сразу в двух местах) и хваленый
вермахт снова сел в лужу, Гитлер взбеленился и вызвал к себе всю верхушку вооруженных
сил. Вот они выстроились перед своим фюрером в один ряд – начальник штаба верховного
главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, его начальник
оперативного управления генерал-полковник Альфред Йодль, а также главнокомандующий
сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич и его начальник штаба
генерал-полковник Франц Гальдера. Дополнял этот холеный зверинец начальник военной
разведки адмирал Вильгельм Канарис. Весьма представительная компания высших военных
чинов Германии, на прошлой войне имевших заслуги еще перед кайзером Вильгельмом,
которую разбавляла ссутуленная фигура Гитлера с трясущимися руками, в старой армии едва
дослужившегося до ефрейтора. Правда, к тому моменту, когда означенные персоны
собрались в его кабинете, Гитлер уже подуспокоился и мог разговаривать с ними вполне
внятно, не срываясь на истерический крик и катание по полу.
В принципе, для полного комплекта тут не хватало еще главнокомандующего люфтваффе
рейхсмаршала авиации Германа Геринга и главкома кригсмарине гросс-адмирала Эриха
Редера. Но Геринг после налета «марсиан» на Берлин «лечился» в спецклинике от нервного
срыва, а Редера ситуация на Восточном Фронте пока не задевала ни морально, ни
материально. Его линкоров и крейсеров аэропланы «марсиан» пока не топили; и вообще,
кригсмарине изначально было обращено лицом на запад, а не на восток. После сражений при
Ютланде и Доггер-банке, случившихся еще во время той, прошлой Великой Войны, желание
навтыкать «Роял Нэви» являлось идеей фикс всех немецких военных моряков; и неважно, что
соотношение сил с тех пор только ухудшилось. И это в полной мере показала та травля,
которую английские эскадры устроили полгода назад, гоняя по Атлантике одинокий линкор
«Бисмарк», будто испуганного щенка.
Свою проработку высшего генералитета Гитлер начал с адмирала Канариса.
– Мой добрый Вильгельм, – вкрадчиво произнес он, – скажите мне, почему вражеское
наступление стало для наших солдат полной неожиданностью? Почему никто ни о чем не
подозревал до тех пор, пока не загрохотали пушки? Почему большевики и «марсиане» втайне
сумели сосредоточить свои ударные группировки прямо под носом наших солдат? Почему
ваша служба оказалась так беспечна, что прозевала подготовку к большевистскому
наступлению и не смогла определить сроков его начала?
От этих вроде бы негромких слов фюрера у Канариса мгновенно пересохло в горле.
Истерику с катанием по полу и кусанием ковра, наверное, все же пережить было гораздо
легче, чем эти несколько простых вопросов, произнесенных вкрадчивым негромким голосом
вождя германского народа. Если стоящий напротив него маленький человек со смешными
усиками хоть на секунду заподозрит, что этот провал был не случаен, то это дело для него
запахнет тюрьмой Моабит, а также пеньковой петлей или гильотиной, которая тоже
применялась для казней государственных преступников.
– Мой фюрер, – нервно прокашлявшись, произнес Канарис, – на самом деле мы
обнаружили признаки подготовки большевиков к наступлению и под Жлобиным, и под
Оршей, но при более тщательном рассмотрении выяснилось, что сосредоточенная там
техника представляет собой надувные резинотканевые макеты панцеров, автомашин и
артиллерийских орудий, которые охраняются солдатами старших возрастов. Поэтому мы и
посчитали определенную суету, царящую на этих участках фронта, отвлекающими
действиями большевистского командования и «марсиан», и предположили, что основные
удары в зимней кампании большевики нанесут на других участках фронта, вследствие чего
сосредоточили все свои усилия на их поиске. Теперь-то я понимаю, что большевики с
«марсианами» жестоко обманули наших людей, спрятав настоящие 53панцеры рядом с
надувными.
Выслушав оправдания своего главного шпиона, Гитлер, возведя очи горе, театрально
всплеснул руками.
– О, какое изощренное азиатское коварство! – воскликнул он. – Спрятать настоящие
панцеры среди поддельных и тем самым оставить в дураках нашу великолепную разведку!
Наверняка до этого додумались эти русские из будущего, ведь большевики такие
простофили. Скажите, мой добрый Вильгельм, может быть, вам все же удалось выяснить, кто
они такие на самом деле и, самое главное, сумел ли мой добрый друг Рейнхард (Гейдрих)
добраться до их командования?
Канарис тяжело вздохнул и обвел ожидающих его ответа генералов и фюрера рассеянным
мутным взглядом.
– Нам удалось выяснить многое, но не все, – хрипло произнес он, – поскольку среди
«марсиан» наших агентов не было, да и не могло быть, то мы сосредоточили свое внимание
на тех большевистских командирах, которые в частном порядке или по службе контактируют
с солдатами и офицерами так называемых экспедиционных сил. Была проделана кропотливая
работа, и среди этих большевистских командиров мы нашли тех, кто во время прошлой
Великой Войны побывал у нас в плену и дал расписку о сотрудничестве ведомству
полковника Вальтера Николаи. Тогда такие расписки старались брать у максимально
большего числа русских пленных – неважно, были они офицерами или нижними чинами.
Именно так в свое время были завербованы маршал Тухачевский, который чуть было не
произвел в большевистской России успешный военный переворот, и генерал армии Павлов 54,
в самом начале этой войны подготовивший все необходимые условия для успеха блицкрига
на московском направлении. Итак, таковых нашлось двое – майор П. и полковник О. Майор
П. при попытке найти к нему подходы взял и застрелился, зато служащий по интендантской
части полковник О. согласился сотрудничать с нашими людьми…
– Говорите же, наконец, мой добрый Вильгельм, – взмолился Гитлер, буквально
заглядывающий Канарису в рот, – сообщите нам все, что вам удалось узнать об этих ужасных
русских из будущего…
– Во-первых, мой фюрер, эти русские из будущего – все, от самого последнего нижнего
чина и до верховного командования – истово ненавидят, как они выражаются, «гитлеровский
режим», и готовы сделать все, чтобы Третий Рейх как можно скорее прекратил свое
существование, а немцы, с оружием в руках пришедшие на русскую землю, умерли все до
единого. Именно это они и писали в своих листовках, которые сбрасывали на головы наших
окруженных солдат в Смоленске и Рославле: «Вы все умрете». При этом многие русские в
будущем считают, что если бы вы, мой фюрер, в свое время не объявили бы русских низшей
расой и недочеловеками, то Россия и Германия вполне бы смогли поладить между собой,
чтобы совместно противостоять наглости и жадности англосаксов. Кстати, большевизм для
большинства из них – это далекая история, так же, как и для нас историей стал Второй Рейх,
созданный гением Бисмарка и кайзера Вильгельма Первого. Во-вторых – могущество той
России, с нашей точки зрения, можно назвать безмерным. Одной бомбой они способны
уничтожить целый город, а сотней или двумя – всю Германию. Кстати, здесь действует
ничтожная часть их армии, которая, помимо помощи большевикам, служит учебным
полигоном, на котором русские из будущего обучают своих солдат ведению боевых действий
и испытывают в условиях реального боя новейшие образцы боевой техники. Наши солдаты
для этих русских служат своего рода подопытными кроликами, которым в любом случае
предстоит умереть. Так что, мой фюрер, готовьтесь – война будет идти до победного конца,
то есть пока последний немецкий солдат не будет убит или не сложит оружие. Умолять этих
людей бесполезно, потому что они просто не услышат наших просьб. В-третьих – в
настоящий момент русские из будущего не горят желанием воевать вместо большевиков.
Устранив момент максимальной опасности, они постепенно отходят в сторону, по
возможности давая большевикам уроки того, как, с их точки зрения, надо правильно воевать,
и поставляя им за золото различное вооружение, устаревшее в мире будущего и полное
сокрушительной мощи здесь.
Канарис сделал паузу и облизал пересохшие от волнения губы.
– Что касается судьбы Рейнхарда Гейдриха, – продолжил он, – то удалось выяснить только
то, что в самом начале сентября на аэродром Красновичи, полностью контролируемый
пришельцами, приземлился немецкий истребитель, пилот которого сдался в плен
представителям русской армии из будущего. Кто он такой, наш информатор просто не знает.
Чуть позже этого немца забрали офицеры русской военной разведки, и больше о нем ничего
неизвестно. Что касается того немецкого истребителя…
– К черту истребитель, мой добрый Вильгельм, – слабо махнул рукой Гитлер, – не в нем
дело. Сложив два и два, я могу сделать выводы, что сам послал моего доброго Рейнхарда на
верную смерть, потому что ненавидящие нас пришельцы из России будущего наверняка
повергли его самым жестоким пытками, ни на минуту не поверив в его миротворческую
миссию. Теперь вот что, херрен генерален – если, как доложил мой добрый Вильгельм,
русские из будущего избегают непосредственного участия в боевых операциях, то дайте
генералу-фельдмаршалу Листу все, что он попросит. Он должен как можно дольше
сдерживать большевиков и их ужасных покровителей и не пускать их в Европу. За это время
мы обязательно должны что-нибудь придумать, и мы придумаем это, ведь с вами гений
вашего великого фюрера. Поэтому действуйте, действуйте, действуйте, а не сидите на месте.
Произнеся эти слова, Гитлер обвел своих генералов полубезумным взглядом и, шаркая
ногами, вышел из своего кабинета.
***
***
22 ноября 1941 года, 10:20. Токио. Главный Штаб Объединенного Флота Японской
Империи, Кабинет главнокомандующего.
Присутствуют:
Главнокомандующий объединенным флотом – адмирал Исороку Ямамото
Командующий силами эскорта – вице-адмирал Гунъити Микава
Командующий передовым экспедиционным соединением (подводный флот) – вице-
адмирал Мицуми Симидзу
Командующий ударным авианосным соединением – вице-адмирал Тюити Нагумо
Адмирал Ямамото обвел присутствующих тяжелым взглядом прищуренных глаз.
– Все, что вы сейчас здесь услышите, – веско сказал он, – является величайшей тайной
Империи. Нашей флотской разведке55 удалось получить совершенно достоверную
информацию о том, что в самое ближайшее время наша Империя получит ультиматум,
требующий от нас немедленно вывести наши войска отовсюду, кроме Манчьжоу-Го и Кореи,
которые нам пока милостиво разрешено оставить под своим контролем. Но это ничего не
значит. Следование этому ультиматуму подорвет возможность Империи к дальнейшему
экономическому развитию, и, что хуже всего, заставит нас потерять лицо.
– Исороку-сама, – осторожно спросил вице-адмирал Тюити Нагумо, – скажите, а это
надежные сведения, и насколько можно доверять источнику, из которого они получены?
– Могу вас заверить, Тюити-сан, – ответил Ямамото, – что сведения вполне надежные.
Еще с прошлого года американцы ввели против Империи торговое эмбарго и перестали
поставлять нам самолеты, авиамоторы, металлообрабатывающие станки и авиационный
бензин, а с июля прекратились и поставки сырой нефти. Видимо, поняв, что меры
экономического давления оказались бессмысленны, американцы перешли на язык
ультиматумов, что может означать только то, что они полностью готовы к войне. Ничего
неожиданного в этом нет, и мы тоже полностью готовы и к такому исходу событий. Вы все
знаете, что я с самого начала был противником войны, так как считал и считаю, что для
Империи ее невозможно выиграть. Но если нам предложат выбор между бесчестьем и
безнадежной войной, то я все-таки выберу войну. Мы будем сражаться насколько это
возможно, а потом все погибнем в бою, но никто не скажет после этого, что мы потеряли
лицо.
Выслушав ответ своего командующего, Тюити Нагумо вскочил со своего места и,
вытянувшись в струнку, выкрикнул:
– Так точно, Исороку-сама, летчики и моряки ударного авианосного соединения готовы
выполнить свой долг перед Империей; мы пойдем в бой, не колеблясь ни секунды. Тенно
хейко банзай!
В отличие от остальных приглашенных на это совещание, вице-адмирал Тюити Нагумо
был в курсе того, что адмирал Ямамото назвал полной готовностью к американскому
ультиматуму. Еще с весны сорок первого года – с того момента, когда американский флот на
Тихом океане был перебазирован из Сан-Диего на Гавайи (что в Токио было воспринято как
подготовка к войне) – на одном из безлюдных остров Японского архипелага был устроен
специальный полигон56 для отработки авиационного удара по американским кораблям,
находящимся на якорных стоянках военно-морской базы Перл-Харбор. В конце концов,
Японскому флоту было не впервой начинать войну внезапным ударом по главной военно-
морской базе противника.
Адмирал Ямамото кивком показал командующему ударным авианосным соединением,
что тот может садиться, и машинально провел пальцами правой руки по искалеченной кисти
левой руки. Это была памятка из его лейтенантской юности, когда он, участвуя в Цусимском
сражении, получил ранение осколком русского снаряда.
– Все верно, Тюити-сан, – подтвердил он, – время сражаться пришло. Наглый ультиматум,
который собираются предъявить нам янки, не может остаться без ответа, и у нас просто нет
другого выхода, кроме как неудержимо двинуться вперед. Но, господа, хочу привлечь ваше
внимание к тому, что важнейшим фактором успеха спланированной нами операции по
разгрому американского флота на Тихом океане является достижение эффекта внезапности.
Поэтому мы всеми силами должны стремиться создать у противника впечатление, что еще не
готовы дать надлежащего ответа на его наглые притязания. Кроме того, Тюити-сан, в
изначальный план атаки придется внести некоторые изменения…
Услышав эти слова адмирала Ямамото, вице-адмирал Нагумо насторожился.
– Слушаю вас, Исороку-сама… – с тревогой сказал он.
– Дело в том, – пояснил адмирал Ямамото, – что наша разведка получила достоверные
сведения, что в конце ноября – первой половине декабря базирующиеся на Перл-Харбор
американские авианосцы могут выполнять задание по доставке на аэродромы атолла Мидуэй
самолетов сухопутной авиации, у которых не хватает дальности для прямого перелета с
Гавайских островов. Господа, хочу заострить ваше внимание на том, что авианосцы – по
факту даже еще более приоритетная цель, чем линкоры, и без их уничтожения планируемую
нами операцию можно будет считать провалившейся.
– Исороку-сама, – задумчиво произнес командующий силами эскорта вице-адмирал
Гунъити Микава, – насколько нам известно, американская военно-морская стратегия считает
авианосцы всего лишь вспомогательными кораблями, делая ставку на победу в классическом
столкновении линейных сил.
– Гунъити-сан, – терпеливо ответил адмирал Ямамото, – скажите, а как долго
продержится в умах американских адмиралов эта, несомненно ошибочная, стратегия после
того, как наши летчики как следует повеселятся в их главной военно-морской базе на
Гавайях? Недооценка противника – это верный путь к поражению. Так что мы должны
заранее позаботиться о том, чтобы выбить из рук врага грозное оружие, которое он рано или
поздно обернет против нас самих. Надеюсь, после моих разъяснений всем понятно, почему
именно американские авианосцы, а не линкоры, должны быть уничтожены любой ценой?
Вице-адмирал Гунъити Микава встал и, признавая свою неправоту, глубоко поклонился
своему командующему. Вице-адмирал Тюити Нагумо задал своему командующему,
возможно, наиболее важный вопрос за все совещание:
– В таком случае, Исороку-сама, как нам быть, если американских авианосцев все же не
окажется на якорных стоянках Перл-Харбора?
– Вам, Тюити-сан, нужно будет разработать новый план атаки, согласно которому все
самолеты, нацеленные сейчас авианосцы, получат запасные цели на случай их отсутствия в
базе. Это необходимо сделать, потому что только одни морские демоны знают, что
произойдет, если наши пилоты сами начнут выбирать цели прямо во время атаки. Прекрасно,
если в лихорадке жаркого боя они выберут для атаки что-нибудь значимое для американцев,
потому что получится очень нехорошо, если их целями станут разоруженные корабли-
мишени или какая-нибудь старая баржа, которую в горячке вполне могут принять за танкер
снабжения. Для торпедоносцев следующими по приоритету целями после авианосцев и
линкоров являются тяжелые крейсера, для высотных и пикирующих бомбардировщиков –
хранилища топлива и стоянки подводных лодок. Надеюсь, вам понятно?
– Так точно, Исороку-сама, – встав и поклонившись адмиралу Ямамото, подтвердил вице-
адмирал Тюити Нагумо, – мы сделаем все, для того чтобы изменить план нападения на
Гавайи в соответствии с вашими мудрыми указаниями. Хенно тейко банзай!
Адмирал Ямамото кивком разрешил вице-адмиралу Нагумо садиться и перевел свой
взгляд на вице-адмирала Мицуми Симидзу.
– Американскими авианосцами в случае их отсутствия в Перл-Харборе, – сказал он, –
займутся подводные лодки передового экспедиционного соединения. Мицуми-сан, в этом
случае вам будет необходимо добиться того, чтобы в ходе атаки потопленными оказались не
только авианосцы, которые должны считаться приоритетными целями, но и эсминцы эскорта,
проводящие спасательные работы, так как обученные в мирное время летчики палубной
авиации – это ценность, не меньшая, чем авианосцы вместе с самолетами. В идеале после
атаки ваших подводников не должен уцелеть ни один американский корабль, и желательно,
чтобы ни один моряк или летчик янки не смог выжить и рассказать, как все это было.
Поступайте с янки так же, как наши германские союзники поступают с экипажами
потопленных ими британских кораблей. То есть без всякой жалости и пощады. Вам понятно?
Вице-адмирал Симидзу, который все это время что-то быстро писал в своем блокноте,
встал и поклонился главнокомандующему.
– Так точно, Исороку-сама,– сказал он, – наши подводники изучили опыт германских
коллег, атаковавших британские конвои в Атлантике, и готовы применить его против
кораблей янки. Мы заблаговременно вышлем наши подводные лодки в район между
Мидуэем и Гавайскими островами, чтобы по получении сигнала о начале боевых действий
развернуть неограниченную подводную войну. При этом, чтобы не ошибиться с позицией,
одна подводная лодка будет дежурить в районе прямой видимости острова Мидуэй, другая у
Перл-Харбора. Ориентируясь на их сигналы о прибытии и убытии американских кораблей,
остальные подводные лодки вверенного мне соединения смогут подготовить авианосному
соединению адмирала Хэллси внезапную горячую встречу в стиле кабинетных
атак57 германских волчьих стай. Могу гарантировать, что живым не уйдет ни один наглый
янки. Тенно хейко банзай!
– Благодарю вас, Мицуми-сан, вы правильно поняли поставленную задачу, – ответил
адмирал Ямамото, который и сам хотел предложить аналогичный план, если до него не
додумаются подчиненные, – а теперь, господа, отправляйтесь к своим соединениям и
готовьте их к бою и походу. Время не ждет, соответствующий приказ императора может
поступить в любую минуту. Вы делайте свое дело, а я буду делать свое – следить за тем, как
бы в блестяще составленные планы не вкралась какая-нибудь самоочевидная глупость.
Когда адмиралы вышли, Ямамото встал и всем своим массивным телом повернулся к
человеку в мундире капитана первого ранга, который подобно статуе Будды безмолвно
простоял за его спиной все время, пока длилось совещание. На самом деле этот человек,
Минору Гэнда, несмотря на свой небольшой чин, являлся правой рукой адмирала Ямамото,
настоящим вдохновителем и разработчиком плана удара по Гавайям. Кроме того,
главнокомандующий объединенным флотом счел возможным разделить с ним еще одну
тайну – возможно, на данный момент самую большую тайну Японской империи – которую не
знал не только премьер Тодзио, но даже сам император.
– Ну что, Минору-сан, – с легкой усмешкой спросил он у своего друга-подчиненного, –
как тебе представление?
– Неплохой спектакль, Исороку-сама, – согласился тот, – если вы будете больше
репетировать, то вас возьмут в театр Кабуки на роли записных злодеев. Мне кажется, что
никто из этих почтенных адмиралов ни в малейшей степени не догадался, в чем там было
дело.
Вместо ответа адмирал Ямамото подошел к своему служебному сейфу и вытащил оттуда
битком набитый документами и картами большой пухлый пакет, склеенный из плотной белой
бумаги, на одной из сторон которого типографский шрифт на английском языке гласил: «Его
высокопревосходительству полному адмиралу Исороку Ямамото лично в руки». Этот пакет
адмиралу месяц назад привез военно-морской атташе в СССР капитан первого ранга
Ямагучи, который оставил свой пост под видом отпуска для поправки здоровья.
На самом деле было так. Еще когда в конце августа на советском фронте начали
твориться просто невероятные события, военно-морскому атташе в СССР сообщили, что в
случае поступления какой-нибудь особо важной информации он самолично должен прибыть
в Токио и лично сделать свой доклад главнокомандующему объединенным флотом. Но дни
шли за днями, события на далекой от Японии восточно-европейской равнине развивались
далеко не в пользу германских союзников Японии, терпевших поражение за поражением, но
капитан первого ранга Ямагучи совсем не торопился ехать для доклада к родным сакурам.
Создавалось впечатление, что он ждет поступления какой-то совершенно сенсационной и
убойной информации, которая сразу внесет ясность в ход борьбы, происходящей между
вермахтом и Красной Армией.
Объявился Ямагучи в Токио в конце октября, имея при себе этот пакет и составленную
самолично аналитическую записку, касающуюся боевых действий на советско-германском
фронте с последней декады августа до последней декады сентября. Весьма подробный и
взвешенный доклад, в то время как находящийся в России от имени Госпожи Армии
полковник Ямаока писал своему непосредственному начальству в Токио такой бред, что
непонятно, как при написании этого бумага не корчилась, не обугливалась и не
воспламенялась.
Но содержимое этого доклада японского военно-морского атташе в СССР при первом
прочтении повергло адмирала Ямамото в шок. Ямагучи наглядно, с фактами в руках,
доказывалось, что Красная Армия ни много ни мало получило прямую военную помощь от
своих далеких потомков и что теперь дни германской империи сочтены. После того как план
блицкрига был сорван и русская армия получила возможность перейти к накоплению
резервов, крах вермахта становится неизбежным. Потери немцев в живой силе во время
летнего сражения оказались настолько велики, что в их армии уже сейчас не хватает солдат и
офицеров, а ведь поражения августа-сентября были далеко не последними в череде
разгромов. Вывод из всего этого был простой. Едва большевики и их союзники из будущего
решат свои проблемы в Европе, для Японской империи настанет время ждать повторения
многократно увеличенного побоища при Номонкане, которое принесет полное и
окончательное поражение Квантунской армии. Мол, русские не забыли все прежние
провокации, нападения на заставы и прочие пакости. И тем более они не забыли позорной
для них русско-японской войны. В то же время делалось предостережение для желающих
нанести Красной армии упреждающий удар. Мол, формирования большевиков, оставшиеся
на Дальнем Востоке, все равно сумеют купировать это вторжение, а потом их союзники из
будущего накроют Японскую империю оружием такой мощи, после которого японская нация
останется только в учебниках истории.
Но сильнее всего Исороку-сама поразила не докладная записка военно-морского атташе в
СССР, которая, несмотря на всю свою невероятность, была правдива от первого до
последнего слова. Больше всего его удивило как раз содержимое этого пакета, в который
были вложены листы тонкой папиросной бумаги с распечатанной на них (также на
английском языке58) «Историей второй мировой войны на Тихом океане 1941-45 годов»
и приложенными к ней с картами и схемами. В тот момент, когда адмирал Ямамото первый
раз быстренько пролистал этот документ, усилием воли избавляясь от ощущений
сюрреалистичности происходящего, у него оформилось стойкое убеждение в его
подлинности.
Не вызвала сомнений даже информация об итоговом поражении Японии в этой войне и о
его собственной смерти. В том, что Японской империи не удастся в одиночку сколь-нибудь
долго сражаться против союза Британии и США, он был уверен с самого начала. С другой
стороны, как и всякий самурай, адмирал Ямамото был особенно остро убежден в своей
конечной смертности; он только хотел, чтобы это момент его биографии не оказался связан с
каким-нибудь бесчестьем. Выяснив, что погиб59 он честной смертью почти что в бою,
адмирал перестал акцентироваться на этом вопросе.
Но Ямамото не был бы Ямамото, если бы не попытался каким-то образом исправить
историю Японской империи, ведь с какой-то целью русские из будущего передали ему этот
документ. Это же надо так ненавидеть своих нынешних потенциальных союзников, чтобы
приложить все усилия для того, чтобы максимально углубить их поражения на Тихом Океане.
Что касается отношения неведомых благодетелей к Японской империи, то тут адмирал тоже
не страдал ни малейшими иллюзиями. Японскую империю они любят не сильнее Третьего
Рейха, просто ее руками пытаются как можно больше проблем создать англосаксам. Ничего
личного, только бизнес.
Немного подумав, адмирал посвятил в эту тайну капитана первого ранга Гэнда, и они
вдвоем, сверяясь по предвоенным датам как по камертону, начали приводить Объединенный
флот в такое состояние, в каком он смог бы выиграть войну в несколько стремительных
операций. И первым из таких планов, которые потребовали изменений с заглядыванием в
шпаргалку, и была операция удара по Гавайям. Теперь было важно, чтобы используемые
втемную подчиненные Ямамото все делали в точности так, как потребуется для победы, даже
не понимая смысла развертывающейся операции со всеми ее поправками. Сегодня прошел
очередной важный этап подготовки к войне, и нота Халла 60, которая должна поступить
двадцать шестого ноября (то есть через четыре дня), уже не застанет японский флот
врасплох. Если война неизбежна, то и решения, которые последуют по этому поводу, на этот
раз будут лишены ненужных колебаний, которые были им свойственны в прошлый раз. По
крайней мере, в течении пары месяцев японский флот сможет не оставлять врагу ни
малейшего шанса на спасение. У него, у Ямамото, уже начал складываться план, как
провести Империю между западными и восточными демонами, сохранив душу японского
народа. И сразу после того, как американский флот подвергнется разгрому на Гавайях, он
поделится этим планом с Императором и получит его полную и безоговорочную поддержку.
Просто не может не получить.
***
***
26 ноября 1941 года, 07:20. Японская империя, Курильские острова, остров Итуруп,
ВМБ в заливе Хитокаппу (ныне залив Касатки).
Серое облачное небо, серое море с белыми шапками пены на волнах, разбивающихся об
скалы; такой же серый берег и окружающие залив морщинистые горы, присыпанные белым
снегом. Ветер с океана гонит серые валы и несет белую снежную крупу вперемешку с
брызгами морской пены. Серые, на сером фоне, на якорях стоят корабли «Кидо Бутай»,
ударного соединения Японского Императорского Флота. Над мачтой флагманского авианосца
«Акаги» реет вымпел, говорящий о том, что на его борту находится командующий всем
соединением вице-адмирал Тюити Нагумо.
Адмирал сидел за столом в своей адмиральской каюте, а перед ним на столе лежала
записка, переданная из радиорубки, о том, что все токийские радиостанции после прогноза
погоды передали кодовую фразу «хигаси-но кадзе аме» (восточный ветер, дождь),
предупреждающую, что в самое ближайшее время возможно наступление состояния войны с
Соединенными Штатами Америки. Этот сигнал является предупреждением для всех
остальных, вроде дипломатов, моряков торгового и рыболовецкого флота. А для него, вице-
адмирала Тюити Нагумо, это прямой приказ главнокомандующего флотом Исороку Ямамото
и самого императора, получив который его соединение «Кидо Бутай» должно в полном
составе сняться с якорей, направиться в сторону Гавайского архипелага и нанести поражение
американскому Тихоокеанскому флоту. В случае если бы целью первого удара стали
британские владения на Тихом океане, сообщение радиостанций звучало бы «ниси-но кадзе
харе» (западный ветер, ясная погода), а в случае гипотетической войны с Советским Союзом
– «кита-но кадзе кумори» (северный ветер, облачно).
В уточняющем приказе главнокомандующего, переданном через курьера, говорилось, что
если при первом налете 6-го64 декабря получится достичь эффекта внезапности, а передовому
экспедиционному соединению удастся разделаться с американскими авианосцами, то
совершать удары по американской базе (а особенно по ее береговой инфраструктуре) следует
вплоть до полного исчерпания авиационного боекомплекта. И только в случае, если
американцы сразу встретят атакующие самолеты огнем, разрешается уходить от Гавайев
немедленно после возвращения последних самолетов второй ударной волны.
Что же, вне зависимости от всего прочего, он, вице-адмирал Тюити Нагумо, в точности
выполнит имеющиеся у него инструкции, тем более что соединение «Кидо Бутай» находится
в готовности номер один к бою и к походу. Достаточно отдать приказ, сказать одно, самое
важное слово – и все завертится подобно набирающей обороты паровой турбине. Тем более
так уж получилось, что молодые офицеры ударного авианосного соединения, и пилоты и
моряки видят в нем, Тюити Нагумо, второго отца, который пошлет их в бой и позаботится о
том, чтобы в этом сражении с сильнейшим врагом они покрыли себя неувядаемой славой. И
это притом, что его собственные сыновья отказались идти по стопам отца, доставив тому
множество неприятных моментов в жизни.
***
***
***
***
***
***
***
***
Тогда же, начало вечерних сумерек, бывшая линия фронта под Невелем.
С камеры беспилотника, кружащего на высоте птичьего полета над заснеженными лесами
и болотами, хорошо видно, как в расчищенную от остатков вражеских частей полосу
прорыва сплошным потоком вливается бронированная река боевой техники Экспедиционных
сил. Танки и боевые машины пехоты на высокой скорости идут по шоссе, занимая на ней обе
полосы и соблюдая минимально допустимые дистанции. А чего им бояться – у противника
нет ни всепогодной авиации, которая способна нанести удар в ночное время, ни тактических
ядерных зарядов, в плотных походных порядках способных уничтожить на марше целый
танковый или мотострелковый полк. Напротив, чем плотнее походные порядки «Рижского
экспресса» и выше скорость84 движения войск, тем больше шансов, что операция закончится
успехом. Вперед и только вперед, пока вражеское командование в Риге не опомнилось и
попыталось удрать. Лови потом этого фельдмаршала фон Лееба по всей Прибалтике. Нет,
лучше уж действовать сразу, по принципу: «отрубленная голова потом не болит».
А в пятистах-семистах метрах от полосы прорыва продолжаются горячие бои. Бойцы и
командиры командарма Ершакова добывают изолированные и разрозненные по своим
опорным пунктам роты десятого армейского корпуса, который после включения российской
системы РЭБ превратился в сборище разрозненных подразделений, не имеющих связи и
общего управления. Каждая рота дерется сама за себя, а если требуется выяснить, как дела
обстоят у соседей, приходится посылать посыльного. Таким образом, возможно управлять
батальоном, с некоторым усилием – полком, но вот дивизией или выше уже управлять
невозможно. Поэтому каждая рота в своем опорном пункте дерется сама за себя ровно до тех
пор, пока не приходит пора попадать под уничтожающий артиллерийский удар.
Сейчас там, среди лесов и озер, грохочет артиллерия, гремят взрывы снарядов и мин,
звучат пулеметные очереди и ружейная стрельба. Там штурмовые группы глаза в глаза
сошлись в отчаянной резне с немецкими солдатами, которые не собираются сдаваться,
потому что уверены, что в таком случае их отдадут ужасным «марсианам», которые заживо
высосут их мозг. Вот к обочине уже расчищенной дороги приткнулся подбитый КВ-ИМР,
трал которого упустил рванувшую под гусеницей мину; а вот немецкая «колотушка»,
раздавленная тяжкими танковыми гусеницами. Вот сложенные рядком убитые советские
бойцы, погибшие при штурме этой укрепленной полосы; а вот лошадки, бодро тянущие в
тыл лодочки-волокуши с ранеными. Это сражение среди лесов-болот и озер продолжится
еще несколько дней. Уже Экспедиционные силы освободят Ригу, наступающие клинья танков
и мотопехоты вытянутся к Пярну и Пскову, но в этом краю еще продолжат греметь
ожесточенные бои, которые закончатся только тогда, когда сдастся или будет уничтожен
последний вражеский солдат.
***
***
04 декабря 1941 года, 22:15. Граница между Латвией и РСФСР, местечко Зилупе
майор Петр Васильевич Погорелов, командир 2-го батальона 182-го
мотострелкового полка, 144-й гвардейской мотострелковой Виленской
Краснознамённой, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии.
Казалось, еще вчера моя рота в родном мире две тысячи восемнадцатого года насмерть
стояла перед фашистским пехотным полком, перекрывая ему путь на Унечу – и вот я, уже
майор, веду свой батальон в поход на Ригу…
Хотя нет, не совсем так. Непосредственно на Ригу из состава Экспедиционных сил идут
только Кантемировская и Таманская дивизии – так сказать, элита элит. Мы, 144-я гвардейская
мотострелковая дивизия, достигнув латвийского города Резекне, свернем налево. Конечной
целью нашего маршрута является город Даугавпилс, он же Двинск. Помимо того что это
крупный город, населенный преимущественно русским населением, это еще и стратегически
важный узел железных и шоссейных дорог. Если у немцев найдутся в запасе хоть какие-то
подвижные резервы, то подрезать основание нашего клина они попытаются именно через
Даугавпилс. Однажды тут уже произошло сражение, тогда окончившееся в пользу немцев.
Небезызвестный немецкий генерал Манштейн в начале июля заставил тут отступить нашего
не менее известного генерала Лелюшенко. Теперь нам предстоит сравнять счет и, если кто
сунется (неважно, с какой стороны), хорошенько навалять ему по сусалам.
Кстати, наша дивизия – не единственное соединение Экспедиционных сил, сходящее с
генерального маршрута для выполнения вторичных задач. 6-я танковая Краснознаменная
Ченстонховская дивизия, например, двинется в направлении на Остров-Псков, где обитает
штаб 16-й немецкой армии и ее командующий генерал Эрнст Буш. Этот дядя, если пожелает,
может считать себя военнопленным или, в ином случае, покойником – наши танкисты не
любят шутить. Американским Бушам из нашего времени этот типус вроде бы не
родственник, и даже не однофамилец. Одно совершенно ясно – если наши уже занялись его
делом, то недолго этому Бушу осталось гулять на свободе.
Что касается самой Ченстонховскую дивизии, то ее развернули из одноименной бригады
уже здесь, в сорок первом году, пополнив за счет добровольцев и отремонтированной
техники. Батальоны и дивизионы стали полками (соответственно, танковыми,
мотострелковым, гаубично-артиллерийским и зенитно-ракетным), разведрота стала
разведбатом, и так далее. Вполне полноценная получилась дивизия. То же произошло с 27-й
гвардейской мотострелковой Севастопольской бригадой, которую точно так же развернули в
дивизию.
Следуя непосредственно перед нами, эта мотострелковая дивизия займет город Екабпилс,
а также, вместе с нашей и Таманской дивизией, обеспечит создание непрерывного фронта
обороны по реке Западная Двина. В принципе, это одна из задач, поставленых перед
Экспедиционными силами – занять правый берег указанной реки и удерживать его до
подхода советских соединений. На каждую нашу дивизию, участвующую в этом деле, во
второй фазе операции подойдет по одной ударной армии, одни из которых которые установят
устойчивый фронт по реке, а другие вместе с танковыми дивизиями, нацеленными на Псков
и Пярну, приступят к окончательному разгрому группы армий «Север». Конечно, все эти
сведения не объявили нам в приказе, но солдатский телеграф – такая штука, что знает все и
обо всем. Кроме того, все это очень похоже на правду, ведь одна наша дивизия, даже на две
трети укомплектованная добровольцами, по боевой мощи сопоставима с целой местной
армией.
Но пока мы только что из РСФСР въехали в некогда независимую гордую Латвию. Тут
даже немцы дублируют свои указатели не на русском, а на латышском языке. Городок с
неприличным названием Зилупе – первый по эту сторону границы. Ничего такого сугубо
европейского тут не видно, за исключением красивой и большой виселицы, возвышающейся
прямо напротив здания местного Самоуправления. Трупы подпольщиков (или тех, кого
местные власти и ячейка айзсаргов сочли таковыми) уже сняты и приготовлены к почетному
погребению, а на виселице вместо них в петлях болтаются вчерашние представители власти.
Во-первых, это те же самые айзсарги (вся ячейка, включая баб); во-вторых – герр комендант;
в-третьих – назначенное немцами так называемое «Самоуправление» в полном составе.
Сначала я думал, что на просушку всю эту публику развесили ребята из авангарда
Кантемировской дивизии, зачищающего путь для тех, кто движется следом. Но нет;
выяснилось, что наши танкисты в этом деле оказались ни при чем. Не их это стиль. Еще до
их прибытия в городок был выброшен внезапный вертолетный десант, состоящий из спецов
нашей дивизии Дзержинского и местного ОСНАЗа НКВД. Очевидно, товарищ Сталин уже в
курсе, во что выльется заигрывание с маленькими, но гордыми народами, а посему ко всем
проявлениям буржуазного национализма объявлена нулевая толерантность. Еще удивляет
малочисленность немецкой комендатуры – всего одно отделение, сейчас уже холодными
тушками сложенное в аккуратный рядок. Видно, что большая часть карательных функций
была переложена на местную полицию, которая служила фашистам не за страх, а за совесть.
Впрочем, латвийских полицейских старой ульманисовской полиции, пошедших на службу к
нацистам, тоже не миновала доля сия. Только, в отличие от немецких комендачей, их тела не
сложены в ряд, а свалены в беспорядочную кучу.
Дополнительно ответственность обостряет то, что неприличный по названию городок
Зилупе выбран местом для отдыха наших механизированных колонн. В любом случае,
враждебные элементы в этом населенном пункте никому не нужны. Тут механики-водители
осматривают технику перед продолжением марша, и, если надо, подливают масла,
подмазывают и подкручивают, а потом меняются за рычагами с командирами 88 машин, чтобы
иметь возможность хоть немного отдохнуть на марше. Мы, конечно, ребята бодрые, особенно
с учетом того, что нам дали отдохнуть перед операцией (хотя какой там отдых, весь день
артиллерийская канонада, от которой даже землянка, в которой я пытался поспать, ходила
ходуном). Дополнительно, чтобы не позволить ударить в грязь лицом, всем нам выдали
стимулятор в мягких шприц-тубах. Один укол в бедро, прямо сквозь одежду – и даже
засыпающий на ходу от усталости человек начинает носиться как электровеник. Слишком
часто такое применять нельзя, но в экстренных случаях, вроде нашего – почему бы и нет.
Тут же, у этой самой «Администрации», где остановилась колонна моего батальона, уже
стоит комендантский взвод, назначенный сюда из того самого отряда ОСНАЗа НКВД.
Российская военная полиция вперемешку с местными НКВДШниками. Кого они там шерстят
– Бог весть, но самое главное, что ребята бдят. Это в наших же интересах, чтобы каким
«лесным братьям» не вздумалось шмалять по нам из кустов. Пока у парней Лаврентия
Павловича вроде все получается, и уже к утру местная европейская достопримечательность –
то есть виселица – приобретет для себя новые болтающиеся украшения.
Но вот звучат команды: «К машинам, по местам!». Стоянка закончена, мы отправляемся
дальше, не успев даже толком разглядеть в полной темноте, какова она, эта Прибалтика, в
сорок первом году. Ну, ничего, насмотримся на местную действительность уже утром в
Двинске. Батальон – заводи!
***
***
05 декабря 1941 года, 08:15. Рига, вертолет Ми-8, 500 метров над землей
Командир батальона специального назначения гвардии майор Алексей Пшеничный
В сером свете начинающегося рассвета под брюхом вертолета близко-близко мелькают
красные черепичные крыши. Окинешь взглядом панораму – и кажется, что вокруг даже не
двадцатый, а девятнадцатый или восемнадцатый век. Что поделать – половина советских
приключенческих фильмов на средневековую тематику снималась в Риге, вторая половина –
во Львове. Вертолетная группа идет так низко, что колеса «мишек 90», кажется, вот-вот
зацепят дымовые трубы. Но на самом деле это оптический обман, и расстояние от
вертолетных колес до дымовых труб вполне безопасное.
Ударные «Крокодилы» и «Аллигаторы» нашего сопровождения (как и «мишки»,
раскрашенные устрашающим камуфляжем под древних мезозойских ящеров), убрав шасси,
идут чуть повыше и в стороне. Вой и свист от двигателей всей группы стоит такой, что внизу,
наверное, проснулись даже самые большие лентяи, которые обычно спят до обеда. Да что там
лентяи – такая «серенада» способна и мертвого поднять из могилы. Где-то слева от нас – там,
где должен располагаться железнодорожный вокзал – завыла сирена воздушной тревоги и
послышались звонкие удары в подвешенный рельс. Но наша группа, петляя, будто слаломист
между флажками, обходит объекты, защищенные большим количеством зенитных орудий,
стремясь к конечной и единственной цели нашего рейда – Рижскому замку. Особенно нашим
вертушкам опасны двухсантиметровые зенитные автоматы, которые у немцев имеются в
одноствольном, двуствольном и четырехствольном варианте. Давить всех у нашего
прикрытия банально не хватит боекомплекта, поэтому делать это стоит только в самом
Рижском замке. А пока обходим наиболее неприятные места стороной – с ними разберутся и
без нас.
Но проснувшееся ПВО – это еще далеко не все. Помимо этого, от нашего пролета на
уровне крыш в городе наблюдается нечто вроде легкой паники. Люди мечутся, показывают в
небо пальцами и размахивают руками. Наверняка некоторые рижане уже накрываются
простынями и медленно ползут на кладбище. Знают кошки, чье мясо съели, а потому
страшно. Лаврентий Палыч придет, порядок наведет. Только это еще цветочки; когда
подойдут танки, будет гораздо веселее. Они уже в нескольких километрах от восточной
окраины, так что ждите. Опять же, с учетом суровой реальности две тысячи восемнадцатого
года, отношение у нашей мазуты к рижскому планктону будет далеко не благостным.
Особенно к его национально-ориентированным подвидам. Не таким, разумеется, как у
ОСНАЗа НКВД, который чуть позже начнет чистить эту клоаку, но и без сентиментальных
чувств солдата-освободителя. Тут каждый, даже если он без акцента говорит по-русски,
прежде чем заслужить человеческое отношение, должен доказать, что он как минимум не
гнида и не предатель, а еще лучше – что он работал на подполье, партизан или советскую
военную разведку.
Все, Рижский замок, считай, у нас перед носом. Пара «Крокодилов» эскорта делает горку
и пускает пачки восьмисантиметровых осколочны НАРов куда-то в район Замковой площади.
Потом тот же прием проделывает еще одна пара, а за ней еще одна, а остальные вертушки
эскорта расходятся в стороны, чтобы прочесать огнем подступы к замку со стороны
набережной. Оставляя за собой длинные дымные хвосты, ракеты уносятся к цели. Яркие в
предутренних сумерках вспышки взрывов, во все стороны, как брызги шампанского, веером
летят дымящиеся обломки. Опять, как и в случае с фон Боком, у меня что-то екает внутри.
Угробят нам главных фигурантов и все – пиши потом запросы Святому Петру… Один
шальной осколок – и вместо живого фон Лееба нам достанется его холодный труп!
Но нет – когда «мишки подлетели к Рижскому замку поближе, стало видно, что, даже
учитывая рассеивание НАРов, «Крокодилы» отработали на пять с плюсом. Из двух
фирлингов (четырехствольная 20-мм зенитная установка) установленных перед парадным
входом, одна разбита вдребезги прямым попаданием и представляет собой бесформенную
груду лома, другая изрядно повреждена. Дверь парадного хода разнесена в щепки и в
вестибюле что-то чадно горит. Языки пламени вырываются еще из пары окон по соседству.
Вдребезги разнесены также и решетчатые ворота, ведущие во внутренний двор замка. Одна
створка сорвана и улетела нафиг, другая повисла на одной петле; и трупы, трупы, трупы в
фельдграу, бесформенными окровавленными мешками валяющиеся перед фасадом здания.
Развод караула у них, что ли, был? Сходили, называется, фрицы за хлебушком… Еще справа
от замка в небольшом скверике наблюдается разбитая вдребезги четырехорудийная зенитная
батарея (кажется, Флак 37-мм), но разглядывать мне ее уже некогда. Мы прибыли! Четыре
взвода посадочным способом высаживаются на Замковой площади, остальных «мишки» на
тросах спускают прямо на крышу замка. Ну, парни, понеслось!
***
***
***
Примечания
1
Нас сильно удивляет, почему на Нюрнбергском трибунале люфтваффе, как и
кригсмарине, не были признаны преступными организациями. Совершенно младенческий
аргумент о том, что людей, мол, туда набирали по призыву, а не добровольно, нас
совершенно не устраивает. Члены этих организаций, по приказу или при прямом поощрении
своего командования, совершали массовые военные преступления. На море люфтваффе к
кригсмарине топили суда, на которых заведомо не было никого, кроме некомбатантов, и
атаковали госпитальные корабли под флагом Красного Креста, что строжайше запрещено
Гаагскими и Женевскими конвенциями. На суше пилоты люфтваффе подвергали
массированным бомбардировкам города с мирным населением, атаковали колонны с
беженцами, эвакуационные и санитарные поезда, опять же идущие под знаками Красного
Креста.
Скорее всего, причина в том, что воевавшие на западном фронте англосаксы сами не
гнушались такими методами. А уж после атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и
Нагасаки, говорить и вовсе стало не о чем. Если на основании преступных действий признать
преступной организацией люфтваффе, то придется также признавать, что RAF и US Air Force
преступны в равной, если не в большей мере. Ну и, наверное, англичане с американцами
хотели сохранить за собой немножечко немецкого пушечного мяса на случай
предполагаемого военного столкновения с СССР в центре Европы. Должен же быть кто-то,
кого можно толкать на убой впереди себя во имя вечных и незыблемых англосаксонских
интересов.
2
Группенфюрер Небе еще не знает, что у этих разведывательно-ударных рот специального
назначения смешанный личный состав из солдат и офицеров российских разведбатов, а
также бойцов ОСНАЗ НКВД. А снаряжение и вооружение у них действительно из будущего,
поэтому в случае боестолкновений такие роты способны создавать просто запредельную
плотность огня.
3
На самом деле только в три раза, но у страха перед пришельцами из будущего глаза
особенно велики.
4
Это знаменитые надувные танки морочат голову германскому командованию, чтоб оно
видело опасность там, где ее нет и не видело там, где есть.
5
Реальное выступление И.В. Сталина было видоизменено в соответствующими
геополитическими и стратегическими реалиями данной АИ. К седьмому ноября враг стоит
под станами Таллина, Киева и Одессы, а о Москве или Ленинграде немцы могут только
мечтать. Более того, под Смоленском оказалась разгромлена группа армий «Центр», после
чего фронт был отодвинут на двести километров к западу. Этот парад, это фактически
промежуточный парад победы над Блицкригом. Следующий парад, настоящий парад Победы,
пройдет уже после победы над Германией.
6
RAF – Royal Air Force – Королевскиt военно-воздушныt силы. Русская аббревиатура,
встречающаяся в некоторых источниках – КВВС.
7
Упрощенный и удешевленный вариант противокорабельной планирующей бомбы
Henschel Hs 293, без ракетного ускорителя и системы управления. Лондон, в отличие от
корабля – это очень большая цель, и промахнуться по ней очень сложно. Массированный
пуск нескольких сотен таких планирующих бомб мог произвести весьма разрушительный
эффект.
8
Триален 105 (не путать с одноименными противозачаточными таблетками) – взрывчатое
вещество германского производства. Состав: тротил-70%, гексоген-15%, алюминий-15%.
Считалось, что эта взрывчатка наиболее пригодна для уничтожения небронированных целей.
9
До определенного момента в бронетанковых частях и соединениях РККА
разведывательных подразделений не было, из-за чего их командиры были вынуждены во
много действовать вслепую и наугад, из-за чего советские танкисты несли тяжелые и
неоправданные потери. Пренебрежение разведкой даром не проходит, как раз эта причина
лежала в корне всех поражений РККА в 1942-43 годах.
10
«Колотушка» – прозвище немецкой 37-мм противотанковой пушки, которая в силу своей
малой мощности могла только «постучаться» в броню Т-34 или КВ. Но броня БРДМа для нее
не проблема, хотя в эту верткую и подвижную машину немецким противотанкистам сначала
требуется еще попасть и самим не залететь под ответную очередь из «крупняка». А вот это
уже тяжелее.
11
ДБА – дальнебомбардировочная авиация, основной рабочей лошадкой которой до самого
конца войны был ДБ-3Ф, он же Ил-4, который на полную дальность брал от 750 до 1000 кг
бомб, летом меньше, зимой больше.
12
Хоть гитлеровская Германия и не добилась значительных успехов в разработке
бактериологического и биологического оружия, зациклившись на поисках вредоносного
агента избирательного действия (немецкие микробиологи хотели найти такую бациллу или
вирус, чтобы она не действовала на арийцев, а все остальные чтоб дохли как мухи.), все
равно было решено раздолбать институт Коха просто так, на всякий случай, потому что
береженого бережет Бог, а не береженого допрашивают на Лубянке, выясняя адреса, пароли и
явки. А если серьезно, то в критической ситуации немецкие микробиологи могли перестать
маяться дурью и смастерить что-то по-настоящему убойное без избирательности по нациям и
расам. Сумрачного германского гения на это явно хватало.
13
Испытывал же Гитлер в мае 1941 года иллюзию по поводу англичан (тоже, кстати,
официально арийцев, только не совсем чистых), что, мол, стоит предложить Черчиллю
почетный мир и совместный поход на Восток – и тот сам примчится к нему, виляя хвостиком.
Черчилль не примчался.
14
Вплоть до начала первой мировой войны официальная германская расовая теория,
появившаяся задолго до Розенберга и Гитлера, относила русских к арийским народам. Ну а
как же иначе – ведь цари династии Романовых брали себе в жены исключительно немецких
принцесс, и признать недочеловеками народ, которым они правили, было никак нельзя.
К тому же множество немцев ехали в Россию, поступали на государственную службу или
занимались бизнесом, принимали российское подданство и пускали корни, а их дети уже
вырастали русскими немцами. Отношения к России у немцев испортила Первая мировая
война, по своему ожесточению напоминавшая затянувшуюся на несколько лет битву на
Каталаунских полях, а потом и две революции в Германии и в России, поставившие в
немецком правосознании знак равенства между тремя такими слабо связанными понятиями,
как русский, большевик и еврей.
И тут в Германию эмигрирует Альфред Розенберг, местечковые рижские предрассудки
которого попадают на благодарную почву, взрыхленную и удобренную Кларой Цеткин,
Карлом Либкнехтом и до предела лживыми и продажными деятелями Веймарской
республики.
15
Имеется в виду так называемый «друг СССР» миллиардер Арманд Хаммер.
16
В этой реальности, где вражеское наступление было своевременно остановлено, острота
немецкого вопроса была успешно снята без применения таких сильных средств как
депортация немцев из Поволжья, и Северокавказского региона.
17
Жуков переиначивает выражение из «Книги Джунглей» Киплинга: «Мы с тобой одной
крови – ты и я».
18
Костяк 4-й танковой бригады был составлен из бойцов и командиров 20-й танковой
дивизии, командуя которой, полковник Катуков героически сражался в битве под Дубно-
Луцком-Бродами.
19
В мехчастях разведка – это не те люди, которые берут языков, а передовое подразделение
на легкой технике, следующее впереди основных сил, выясняющее для них обстановку, а
также производящее захват ключевых объектов, например, мостов. В таком качестве
разведбат существовал в немецких панцердивизиях и такую же роль он в дальнейшем будет
играть в советских бронетанковых войсках нового облика, первой ласточкой которых
является бригада полковника Катукова.
20
То есть так называемые «сотрудники вспомогательной полиции», сиречь полицаи.
21
У немцев ефрейтор – это не так, как в советской армии – «тот, кто хуже дочери-
проститутки», а самая младшая унтер-офицерская должность, аналог нашего младшего
сержанта. Аналог нашего ефрейтора в немецкой армии назывался «обер-шютце», то есть
«старший стрелок».
22
От холодов страдали не только немецкие танкисты, просто вермахт встретил зиму 1941-
42 годов, будучи к ней не готовым. На складах отсутствовало не только теплое
обмундирование, но и приспособленное к зимним условиям топливо, моторные масла и
оружейная смазка. Позже, уже после войны, для запуска двигателя бронетехники в холодных
условиях в маслобак стали вставлять специальную печку, работающую на топливе основного
двигателя. Она за 10-15 минут разогревала масло до 50С, и только после этого можно было
запускать двигатель. Только с появлением этой печки в зимних условиях отпала
необходимость постоянно держать мотор включенным на малых оборотах или разжигать под
днищем танка костер.
23
Синтетический бензин получается при обработке бурого угля перегретым паром под
высоким давлением, и в силу своей ненатуральности имеет чрезвычайно низкое октановое
число. Тетраэтилсвинец, в те времена в Германии еще не применяли (эта чисто американская
приблуда пришла туда уже после войны вместе с американскими автомобилями, на которых
ездили солдаты армий-победительниц), поэтому октановое число синтетических бензинов
поднимали добавками бензола (октановое число 108), являющегося побочным продуктом при
получении из каменного угля доменного кокса. Металлургическая промышленность в
Германии еще со времен Бисмарка находилась на высоте, поэтому проблем с выработкой
бензола никогда не возникало. Добавлять бензола к синтетическому бензину для увеличения
октанового числа требовалось до сорока процентов от общего объема топлива. Но с
понижением температуры растворимость бензола в бензине быстро падает, и при минус
тридцати градусах Цельсия составляет всего двадцать процентов. В таком случае лишний
бензол, то есть половина от общего количества, выпадает из раствора и сразу
кристаллизуется (температура кристаллизации чистого бензола составляет всего +5,5С). При
этом одновременно катастрофически падает октановое число авиационного бензина, из-за
чего он, собственно, перестает быть таковым, а кристаллизовавшийся бензол начинает
забивать сетки топливных фильтров, а при их отсутствии – иглы карбюраторов. В результате
мотор глохнет или просто не заводится.
24
Перекресток дорог радиальной М-5 (Бобруйск-Минск) и полукольцевой Р-59 (Марьина
Горка – Логойск).
25
«Грифон-1,2,3» – позывные базирующихся в Красновичах российских самолетов А-50,
барражирующих на высоте 12 километров в 50 километрах восточнее текущей линии фронта.
Близость зоны патрулирования к базовому аэродрому позволяла самолету ДРЛО находиться в
воздухе лишние два с половиной часа даже без дозаправки в воздухе.
26
И в нашей истории зимой-весной 1941-42 годов генерал Жуков, ободренный первыми
успехами, ходил с шапкой набекрень. Поправили эту шапку немцы, срезавшие
Барвенковский выступ и устроившие Юго-западному фронту Харьковскую катастрофу, а
потом развернувшие на юге свое генеральное летнее наступление, закончившееся
Сталинградским сражением и боями на перевалах Кавказа.
27
В нашей истории в Марьиной Горке имелся гарнизон в три тысячи штыков – то есть,
помимо вышеописанных вражеских солдат, имели еще место до двух тысяч штыков,
выполняющих чисто усмирительные функции. В данном варианте развития событий, после
эпических потерь Группы армий Центр в Смоленской операции, всех этих тыловиков по
возможности загнали на фронт, что и дало мирному населению вздохнуть относительно
спокойно.
28
Обычный пистолет с металлокерамическим глушителем, до настоящего бесшумного
пистолета ему далеко, но и истинных ценителей этого дела тут тоже нет.
29
На самом деле для разведки экспедиционных сил тщательная засекреченность – что
командного комплекса в Цоссене, что передового командного пункта в Восточной Пруссии
неподалеку от Вольфшанце – конечно же, является секретом Полишинеля. Расшифрованные
радиограммы за подписями Гальдера, Йодля, Браухича и Кейтеля ложатся на стол товарища
Сталина и начальника Советского Генштаба Шапошникова чуть ли не раньше, чем попадают
к своим законным адресатам. Поэтому приказ на ликвидацию высшего командования
вермахта не будет отдан ровно до тех пор, пока руководство экспедиционных сил держит
этих конкретных немецких генералов за полезных идиотов. Может быть, как-нибудь потом –
когда надобность в этих людях отпадет и понадобится деморализовать остатки вермахта их
жестокой кончиной.
30
После того как фашистами в сентябре 1941 года в гетто были уничтожены все евреи
Марьиной Горки, население райцентра составляло примерно 2150-2200 человек. Штатная
численность танковой дивизии вермахта – 13700 солдат и офицеров, итого две дивизии –
27400 человек, плюс местный гарнизон, охранники концлагеря, курсанты двух унтер-
офицерских учебок, раненые и выздоравливающие госпиталя; и на круг получается около
тридцати тысяч голов немецкого пушечного мяса.
31
Против немецкой группировки действует танковая, а по сути механизированная, бригада
нового облика, у которой на вооружении 30 танков Т-55М, 60 танков Т-34М-УСВ, 193 единиц
БТР-60/70, 8 единиц БРДМ-2, 18 САУ 2С1, 2500 бойцов и командиров личного состава – из
них 1408 являются мотострелками, пулеметчиками и снайперами, то есть предназначены для
ведения общевойскового боя.
32
Машинный парк – в воинских частях аналог гаража, но только для гусеничной техники:
танков, САУ, бронетранспортеров и так далее…
33
Литая бронедеталь, не укрепленная горячей проковкой или штамповкой – вообще дело
слабое, и относительно ковано-катано-штампованной брони требует увеличения толщины
бронелиста на тридцать-сорок процентов. Все дело в возникающих при литье раковинах
(застывших пузырях газа) и усадочных микротрещинах, устранить которые возможно только
горячей проковкой, прокатом раскаленной заготовки на блюминге или ее обработкой на
мощном гидравлическом прессе. Проковка к тридцатым-сороковым годам уже ушла в
историю; плоские листовые бронелисты катали на прокатных станах, а потом, если
выкроенным из этих листов деталям корпуса или башни требовалось придать объем, их
подвергали горячей штамповке при помощи мощного гидравлического пресса. Так,
например, Уралмашзавод для танков Т-34 выпускал даже цельноштампованные башни.
34
На самом деле де Голлю не успели утвердить генеральское звание до разгрома и
капитуляции Франции, так что звание это можно считать натянутым на него союзниками из
соображений политического имиджа. Ведь одно дело, когда «Сражающейся Францией»
руководит какой-то полковник де Голль и совсем другое -если эту должность занимает целый
генерал де Голль.
35
В нашем прошлом «Сомуа» и «Гочкисы» так и не попали на советско-германский фронт,
потому что вооруженные ими 22-я и 23-я танковые дивизии перед отправкой на войну
перевооружили на немецкие и чешские танки, а «французы», не удостоившиеся доброго
слова, остались дослуживать свое в учебных частях вермахта.
36
Бригада Катукова – это рейдирующее соединение, которому брать пленных прямо
противопоказано, ибо связь с Большой Землей даже сейчас чисто условна и их просто некуда
девать.
37
Дело в том, что в ходе летне-осенней кампании 1941 года дивизии РККА, брошенные в
бой против численно превосходящего противника, просто не успевали получать
необходимый боевой опыт до того, как стачивались в непрерывных боях практически до нуля
или попадали в крупные окружения, в которых гибли полностью. Миллионы потерь Красной
армии за тот период – это на восемьдесят процентов попавшие в плен в Белостокском,
Волковыском, Уманском, Киевском, Могилевском, Смоленском, Вяземском и прочих котлах
поменьше.
38
Раненых бойцов и истощенных военнопленных из лагеря привезли двумя предыдущими
рейсами, потому что их дело не ждало. Поэтому у площадки отсутствуют санитарные
машины.
39
Йо́зеф Ме́нгеле (нем. Josef Mengele; 16 марта 1911, Гюнцбург, Бавария – 7 февраля 1979,
Бертиога, штат Сан-Паулу, Бразилия) – немецкий врач, проводивший медицинские опыты на
узниках концлагеря Освенцим во время Второй мировой войны. Менгеле лично занимался
отбором узников, прибывающих в лагерь, проводил преступные эксперименты над
заключёнными. Его жертвами стали десятки тысяч человек. После войны Менгеле бежал из
Германии в Латинскую Америку, опасаясь преследований. Попытки найти его и предать суду
не увенчались успехом.
40
Марина не знает, что в этой версии истории доктор Менгеле уже кремирован заживо
вместе с попавшей в Коростене под удар «Искандеров» дивизией СС «Викинг», в которой он
служил батальонным врачом.
41
Шинель и фуражка фон Обстфельдера сгорели вместе с бывшей усадьбой Макова. Вот
его и оделили по принципу «чем богаты».
42
Cу-34.
43
То есть косой линией.
44
Шахматное расположение катков на большинстве немецких танков, так любимое их
конструкторами за плавность и мягкость хода, приводило к тому, что в случае повреждения
одного из внутренних катков, чтобы приступить к его замене, требовалось сначала с
ужасными матюками снять два внешних катка, а это практически утраивает трудоемкость
ремонтных работ.
45
Слаженная команда первоклассных советских полководцев – командующий
Рокоссовский, начальник штаба Малинин, начальник артиллерии Казаков – вместе прошла
фактически всю войну от звонка до звонка. Их совместный боевой путь начался в июле 1941-
го года в составе «группы войск генерала Рокоссовского» под Ярцево и закончился на 1-м
Белорусском фронте в ноябре 1944-го года. Тогда маршала Рокоссовского перевели
командующим 2-м Белорусским фронтом, а генерал-полковники Малинин и Казаков
остались на прежнем месте службы, где еще не один раз отличились в Висло-Одерской и
Берлинской операциях, на этот раз уже под командованием маршала Жукова.
46
Танк КВ-2 создавался в Ленинграде на кировском заводе во время Советско-финской
войны 1939-40 годов как импровизированное средство для прорыва линии Маннергейма.
47
Су-25.
48
Ил-2.
49
Ми-24 (Крокодил).
50
Генерал-фельдмаршал Лист малость лукавит даже наедине с собой. Для плохо
обмундированной немецкой пехоты пройти пешим порядком девяносто километров по
русским дорогам при температуре воздуха минус тридцать градусов Цельсия – задача не то
чтобы невыполнимая, но чреватая серьезными санитарными потерями. Поэтому он всемерно
будет избегать длительных пеших маршей на русском морозе, после которых половину
солдат потребуется отправлять в госпиталь с обморожениями и простудами. А автотранспорт
в достаточном количестве положен лишь моторизованным и панцердивизиям, которые уже
сожраны русским драконом.
51
Имеется в виду генерал-полковник Фёдор Исидорович Кузнецов, с декабря 1940 года
командующий Прибалтийским военным округом, который с 22-го июня 1941 года был
преобразовал в Северо-западный фронт. Генерал Кузнецов был отстранен от должности за
неумелое и бестолковое командования войсками фронта, приведшее к их полному разгрому и
развалу обороны.
Но, в отличие от генерала Павлова, допустившего разгром Западного фронта, он сумел
ускользнуть от ответственности, свалив ее на своего начальника штаба генерал-лейтенанта
Кленова, подпись которого без подписи командующего стояла на самых одиозных (Согласно
этим приказам в самый канун войны вместо приведения войск в полную боеготовность, что
следовало сделать согласно Директиве Генштаба от 18-го июня, в ПрибОВО прошла
кампания по разоружению войск. С самолетов снимали пушки и пулеметы, у артиллеристов
изымали и сдавали на склады снаряды, оставляя по одному ящику на орудие, а у пехоты
отбирали патроны, оставляя по две обоймы на винтовку. И все это в рамках
несуществующего приказа «не поддаваться на провокации», ибо статья, пусть даже в главной
партийной газете, для военного человека никак не может перевесить Директиву Генштаба,
полученную по официальным каналам.) приказах. В этом варианте истории некоторые из
потомков в частном порядке написали письма товарищу Сталину, указав на эту недоработку
«органов», поэтому генерал-полковник Кузнецов в середине октября был все же арестован и
этапирован в Москву для проведения следствия.
Тут некоторые могут воскликнуть: «как же наши современники могли сделать так, чтобы
в списке жертв кровавого сталинского режима появилась еще одна фамилия?» Отвечу им, что
только так и надо, потому что уже после катастрофы в Прибалтике этот человек еще не раз и
не два подставлял советские войска под разгром и не задерживался надолго ни на одной
должности, отовсюду будучи изгоняем с позором. Так, может, лучше сразу пулю в затылок и
дело в архив, зато останутся живы десятки тысяч советских бойцов и командиров.
52
Цитата: «Генерал А. И. Лизюков находился в крайне тяжёлом положении – операция его
армии была на грани провала, и Ставка уже высказала явное недовольство его действиями. В
стрессовой ситуации командарм испытывал огромное нервное напряжение и раздражение, и
эмоционально был близок к срыву. 8 июля он со скандалом отстранил генерал-майора
танковых войск А. Ф. Попова от должности командира 11-го танкового корпуса, и вместе с
ним – полкового комиссара Е. С. Усачёва. А 9 июля по его приказу без суда и следствия был
расстрелян начальник оперативного отдела 11-го танкового корпуса подполковник В. С.
Хлебалов, тем самым продемонстрировав, что он принимает самые беспощадные меры к
виновным (по его мнению) в срыве наступления и ни перед чем не остановится, чтобы
достичь целей наступления.»
А вот это уже крайне нехороший признак. Генерал, отстраняющий от должности одних
своих подчиненных и расстреливающий других без суда и следствия (то есть без
установления степени вины) из одного лишь нервного напряжения и раздражения, а также
желания показать свое могущество и бескомпромиссность, не должен назначаться на сколь-
нибудь ответственные командные должности. Перед этими фактами меркнет даже дурацкая
гибель генерала Лизюкова в результате ошибочного (разведки же нет) выезда его
командирского танка КВ-1 на позиции немецкого пехотного полка. Таким образом, знак
вопроса напротив его фамилии превратился в жирный крест. Совместная комиссия
управления кадров НКО СССР и архивной службы МО РФ решила, что полковник Лизюков,
командуя мотострелковой дивизией, по факту уже достиг своего служебного потолка.
53
Герр Канарис даже не догадывается о том, что ларчик открывается просто. На Т-34 или
КВ были надеты дутые чехлы, делающие из них «ложные» Т-72.
54
С Павловым тут вообще история мутная. Пока он возглавлял ГАБТУ (главное
автобронетанковое управление) РККА, то он был вполне прогрессивным и объективно
полезным для советских вооруженных сил товарищем, заботившемся о внедрении в
производство и передаче в войска максимально большого количества танков Т-34 и КВ.
Кроме того, генерал Павлов заботился о разработке новой тактики, доказывал необходимость
ведения артиллерийского огня с корректировкой, потому что при этом расход снарядов для
поражения одной цели уменьшается десятикратно. Но как только его назначают
командующим Западным ОВО, человека будто подменили. И до, и после 22-го июня
буквально все делается для того, чтобы обеспечить группе армий «Центр» максимально
комфортное продвижение на Московском направлении. Даже вывод войск в полевые лагеря,
который должен был состояться 1-го июня, приказом командующего округом переносится на
23-е, то есть второй день войны. И расстреляли его вместе с подельниками подозрительно
быстро. Если с другими генералами, арестованными по схожим основаниям, возились до
февраля 1942 года и расстреляли далеко не всех (а кое-кого даже амнистировали), то Павлова
и других деятелей из руководства ЗапОВО расстреляли 22 июля, ровно через три недели
после ареста и спустя месяц после начала войны. Сделано это могло быть только из того
соображения, чтобы любой ценой скрыть открывшийся факт измены одного из самых
высокопоставленных советских генералов. А что касается последующего оправдания
Павлова и иже с ним после XX съезда КПСС, то вот что на эту тему писал сам Хрущев в
своих «Воспоминаниях»:
«…если рассматривать вопрос с точки зрения юридической и фактической, на чём
основывался суд, когда выносил приговор, то основания к осуждению были налицо. Почему
же я, занимая такой пост, на котором мог оказывать влияние в ту или другую сторону при
решении важных вопросов, согласился на их реабилитацию? Я согласился потому, что в
основе-то виноват был не Павлов, а Сталин…».
Как говорится, конец цитаты. Никитка превзошел сам себя. Они виновны, но поскольку
требуется во всем обвинить Сталина, то мы объявим этих преступников невинно
осужденными кровавым режимом. Понятна и цена тех оправдательных приговоров.
55
В Японской империи каждое силовой ведомство имело свою разведслужбу, при этом
армия и флот были отдельными корпорациями, ревниво следящими за успехами друг друга.
Свои разведслужбы имели МИД и даже жандармерия, освещающая намерения врагов
императорского режима, эмигрировавших в различные страны мира.
56
Дело в том, что внутренняя бухта этого острова по форме напоминала Жемчужную бухту
на острове Оаху, благодаря чему японцам удалось воссоздать там полный макет
американской базы, расставить соответствующим образом списанные корабли-мишени и
приступить к тренировкам в условиях, максимально приближенных к боевым. Это
приближение было настолько полным, что в ходе подготовки ударное авианосное соединение
из-за высокой аварийности и сжатых сроков подготовки потеряло больше сотни боевых
машин, по большей части вместе с экипажами. Если пилот пикирующего бомбардировщика
ошибается с моментом выхода из пикирования и врезается в палубу корабля-мишени, или
торпедоносец после атаки задевает за корабельные мачты, то спасать там уже некого. Но с
точки зрения японских адмиралов, в этом не было ничего страшного. Авиапарк вполне
можно пополнить новенькими самолетами прямо с заводов, а пилоты… а пилотов в самом
начале подготовки и так был двойной комплект. После завершения курса подготовки
японскому командованию оставалось только списать в береговые части выживших
неудачников и вместе с лучшими из лучших экипажей идти в бой против этих обнаглевших
янки.
57
Кабинетная атака – это такой метод, когда подводные лодки заранее занимают позиции на
пути следования конвоя и атакуют его из засады.
58
Английский язык являлся и является официальным языком японского флота с момента
его основания. В Англии были построены первые японские корабли и в Англии же учились
первые японские моряки. Впрочем, собственное судостроение в полном объеме Япония
освоила только перед русско-японской войной.
59
Смерть адмирала Ямамото. Чтобы поднять боевой дух войск после поражения на
Гуадалканале, адмирал Ямамото решил лично провести инспекцию войск южного Тихого
океана. 14 апреля 1943 года разведывательная операция США, кодовое название «Мэджик»
(англ. Magic), совершила перехват и расшифровку радиопередачи, которая содержала
специфические детали о вылете Ямамото, включая расписание прибытия на все объекты, а
также номера и тип самолётов, на которых он и его сопровождение будут передвигаться.
Утром 18 апреля, несмотря на советы местных командиров отменить полёт из-за
опасения засады, Ямамото вылетел из Рабаула по расписанию на бомбардировщике «Бетти»
(Ямамото сидел в рубке слева от пилота) для перелёта в 315 миль. Не исключено, что
Ямамото специально полетел на самолёте, чтобы, погибнув, снять с себя ответственность и
позор за поражение Японии, которое к тому времени уже вырисовывалось.
Вскоре после этого восемнадцать специально оборудованных дополнительными
топливными баками P-38 поднялись с Гуадалканала (один не смог взлететь, один вернулся
из-за поломки, ещё два упали в море). Они летели на очень малой высоте и поддерживали
радиомолчание почти во всё время перелёта на расстояние 430 миль, чтобы не быть
обнаруженными. В 09:34 по Токио группы встретились, и завязался воздушный бой между
14-ю P-38 (минимум двум не удалось сбросить дополнительные баки перед атакой и
минимум двое других были вынуждены прикрывать их, так что численное превосходство
американцев не было подавляющим) и шестью истребителями «Зеро» из группы
сопровождения Ямамото.
Лейтенант Рекс Т. Барбер (англ. Rex T. Barber) атаковал первый из двух японских
бомбардировщиков, который и был самолётом Ямамото. Он поливал самолёт огнём из пушки
и пулемётов, пока левый мотор бомбардировщика не задымился. Барбер развернулся, чтобы
атаковать второй бомбардировщик; в этот момент самолёт Ямамото рухнул в джунгли.
Японский спасательный отряд под командованием армейского инженера лейтенанта
Хамасуны нашёл место крушения и тело адмирала Ямамото на следующий день в джунглях,
к северу от бывшей австралийской береговой заставы Буин. По словам Хамасуны, Ямамото
выбросило из фюзеляжа самолёта под дерево – тело сидело прямо, пристёгнутое к сиденью,
и рука в белой перчатке сжимала рукоятку его катаны. Хамасуна сказал, что опознать
Ямамото было довольно легко; его голова была наклонена, как если бы он задумался.
Аутопсия показала, что Ямамото получил два пулевых ранения – одно в заднюю часть левого
плеча, другое в нижнюю часть нижней челюсти с выходным отверстием над правым глазом.
Это была самая длинная операция по воздушному перехвату за всю историю войны. В
Японии она стала известна как «Военно-морской инцидент А» ( 海軍甲事件 ). Она подняла
боевой дух в США и шокировала Японию, которая официально признала этот инцидент
лишь 21 мая 1943 года. Капитан Ватанабе и его сопровождение кремировали останки
Ямамото в Буине, пепел был возвращён в Токио на борту линкора «Мусаси» – последнего
флагмана Ямамото. Ямамото почётно похоронили 3 июня 1943 года; он получил звание
Маршала флота и орден Хризантемы (первого класса) посмертно. Немецкое правительство
также наградило его Рыцарским крестом Железного креста с дубовыми листьями и мечами.
60
Нота Халла, также нота Хэлла (англ. the Hull note, официально англ. Outline of Proposed
Basis for Agreement Between the United States and Japan), – финальное предложение США
Японии перед японским налётом на базу Пёрл-Харбор и объявлением войны. Нота была
представлена послу Японии в США 26 ноября 1941 года.
Нота носит фамилию госсекретаря США Корделла Халла. В ней содержались требования
полного вывода японских войск из Индокитая и Китая (кроме Маньчжоу-го), и выхода
Японии из Тройственного пакта. Нота была воспринята премьер-министром Хидэки Тодзио
как ультиматум.
61
Рычагова арестовали еще 24-го июня, и с того момента в течение четырех месяцев он был
полностью отрезан от источников информации, не имея представления не только о
пришельцах из будущего, но даже о ходе войны с Гитлеровской Германией.
62
Ни Рычагов, ни, разумеется, сам Лев Влодзимирский, неожиданно для себя ставший
очередной жертвой «кровавого режима», даже не подозревали, какую бурю возмущения у
Вождя вызвала архивная справка по расстрелянным в нашей реальности 25-го октября 1941
согласно личному приказу Берии (список лиц, подлежащих ВМСЗ во внесудебном порядке,
был составлен тем же Влодзимерским, написавшим, что все подследственные полностью
изобличены в инкриминируемых им деяниях и признали свою вину).
Напротив, из составленного в будущем документа следовало, что ни один из
подследственных так и не был изобличен ни в измене Родине, ни в участии в каких-либо
контрреволюционных, троцкистских и террористических организациях. В лучшем случае
вскрытые следствием деяния заслуживают либо определения «не соответствует занимаемой
должности» (с резким понижением по службе), либо просто строгого выговора по служебной
и партийной линии. В отдельных случаях состав преступления и вовсе отсутствовал, а арест
и последующий расстрел стали следствием подковерных интриг в высших эшелонах
советского истеблишмента или результатом дезинформаций со стороны иностранных
разведок с целью подрыва обороноспособности Союза ССР.
Исходя из этого, Берия получил от Сталина выговор за отсутствие контроля за
подчиненными, а также Вождем было принято решение передать эти и схожие с ними дела на
рассмотрение совместной следственной группы, составленной из сотрудников НКВД СССР,
не имеющих отношения к центральному аппарату, и специально выделенных сотрудников
ФСБ РФ. Срок рассмотрения дела – один месяц, после чего по делам, которые не будут
закрыты следственной группой по причине отсутствия состава преступления, состоится
заседание Военного трибунала.
Правда, некоторые подследственные из этого списка являлись весьма одиозными
фигурами, совершившими деяния, не имеющие сроков давности, статья по которым им
светила уже по УК РФ. Например, Филипп Голощекин был одним из организаторов и
исполнителей бессудного убийства царской семьи, а старый большевик Михаил Кедров в
1920-м году создал в Холмогорах специальный лагерь смерти для уничтожения противников
советской власти. 5 апреля 1921 года председатель Архангельской ГубЧК Зиновий
Кацнельсон сообщил в ВЧК, что:
«…холмогорский лагерь был организован Кедровым, повторяю Кедровым, секретно
исключительно для массовой ликвидации белого офицерства… Заключенных там не было и
привозились лишь для ликвидации и никуда оттуда не распределялись.»
63
Историческая справка: 29 мая 2000 года Военная коллегия Верховного суда Российской
Федерации вынесла Определение № бн-00164/2000, в котором говорилось:
«Оценивая действия Деканозова, Мешика и Влодзимирского, Военная коллегия исходит
из следующего. Будучи ответственными должностными лицами в органах госбезопасности и
внутренних дел государства, они хотя и выполняли распоряжения Берии, Кобулова,
Меркулова, но и сами систематически злоупотребляли властью, что выражалось в арестах
невиновных людей, фальсификации материалов уголовных дел, применении пыток, то есть
совершили деяния при наличии особо отягчающих обстоятельств в виде незаконного
лишения свободы и гибели многих граждан. Поэтому в содеянном Деканозовым, Мешиком,
Влодзимирским суд усматривает состав преступления, предусмотренного ст. 193 – 17"б" УК
РСФСР (в редакции 1926 года)».
Отказав в реабилитации, ВКВС вместе с тем частично изменила приговор Специального
судебного присутствия от 23 декабря 1953 года, переквалифицировав деяния осужденных,
исключив обвинение в измене Родине и назначив им наказание за должностные
преступления в виде злоупотребления властью при наличии особо отягчающих
обстоятельств в виде 25 лет лишения свободы.
64
Адмирал Ямамото предполагает, что русские «благодетели» из будущего, поделившиеся с
ним частичным послезнанием, могут также поделиться послезнанием и с американцами, а
посему перенес дату удара по Перл-Харбору на сутки раньше, поскольку при экономической
скорости в 16-17 узлов ударное соединение может прибыть в точку старта самолетов за
девять суток и один час, а также для подстраховки отдал приказ в случае отсутствия эффекта
внезапности немедленно уходить от Гавайев восвояси. Ну, а если «благодетели» будут
изначально честны, или янки отнесутся к их предупреждениям с предубеждением, то почему
бы в таком случае не ощипать американскую курицу догола?
65
«Призраком» летом-осенью 1941 года немцы называли тяжелый советский танк КВ-1,
который почти невозможно было поразить средствами противотанковой артиллерии. Против
него требовалось либо выставить на прямую наводку гаубицу крупного калибра, либо
вызвать пикирующие бомбардировщики. Если под рукой не было ни того, ни другого,
немецким солдатам приходилось дожидаться, пока эта бандура сломается сама. И то потом
экипаж мог сутками держать оборону против осадивших танк германских солдат.
66
Сталин несколько утрирует по поводу сроков, но Мехлис принимает все за чистую
монету. С другой стороны – какая разница, двадцать лет остается до бандеровского
переворота или семьдесят?
67
В своих рассуждениях г-жа Рузвельт забыла об американских военных, на протяжении
двух столетий почти полностью истребивших коренное население на территории будущих
Соединенных Штатов, забыла про уже состоявшиеся зверства американской военщины на
Кубе и Филлиппинах, случившиеся во времена ее юности в ходе испано-американской войны
1898 года. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать»… Впрочем, и ближайшие
родственники американцев в Старом Свете – англичане – также отличались далеко не
ангельским характером. Что там индейцы, филиппинцы и кубинцы; они беспощадно
умучивали даже гражданское население одной с ними белой расы – ирландцев и
южноафриканских буров. Так что, с учетом последующих «героических» деяний, в
рассуждениях нашего современника можно сказать словами товарища Шекспира: «Чума на
оба ваших дома!»
68
Патриотизм (естественно, американский) – это неофициальная, но в тоже время
непререкаемая религия Америки. В противном случае это государство не смогло бы выжить,
потому что, кроме государственного патриотизма (и еще немножечко доллара), их больше
ничего не объединяет в один народ. Разные религии, разные расы, разные страны
происхождения, зачастую разные языки (в последнее время на Юге сильно рулит
испаноязычный сегмент); и только патриотизм у них на всех один. В то время доходило даже
до того, что на флоте представители индейских народов совершенно добровольно служили
живыми шифровальными машинами. Немцы изобрели Энигму, японцы мучились с жесткими
кодами, а американцы выдавали в эфир команды на малоизвестных индейских языках,
которые радисты-индейцы переводили на английский и обратно. Абсолютная
криптостойкость.
69
Перед войной американская военно-морская мысль довольно пренебрежительно
относилась к авианосцам, считая их вспомогательными кораблями, способными только
поддерживать в сражении действия линкоров и линейных крейсеров. Именно удар по Перл-
Харбору вывел этих скромных золушек в принцессы, переложив на них всю ответственность
по ведению боевых действий, и низведя линкоры до роли простых бодигардов при их
авианосных величествах.
70
Прим авт. особенно американцев.
71
Изменения судеб упомянутых генералов относительно РеИ.
– Генерал-майор Петров Михаил Петрович – во время немецкого наступления на Москву
(операция «Тайфун») попал в окружение. Был тяжело ранен и умер 10-го октября 1941 года.
– Генерал-лейтенант Акимов Степан Дмитриевич – был тяжело ранен осколком мины и
при эвакуации в тыл погиб в авиакатастрофе 29-го октября 1941 года.
– Генерал-майор Ракутин Константин Иванович – во время немецкого наступления на
Москву (операция «Тайфун») попал в окружение. Погиб в бою 7-го октября 1941 года.
– Генерал-лейтенант Лукин Михаил Федорович – во время немецкого наступления на
Москву (операция «Тайфун») попал в окружение и раненым (ампутирована нога) был взят
плен. После войны прошел проверку НКВД, был восстановлен в рядах РККА, с 1946 года в
отставке.
– Генерал-лейтенант Ершаков Филипп Афанасьевич – во время немецкого наступления на
Москву (операция «Тайфун») попал в окружение и был взят в плен. Погиб 9-го июня 1942
года в концлагере Хаммельбург.
– Генерал-майор Качанов Кузьма Максимович – расстрелян в сентябре 1941 года по
приказу Мехлиса, якобы за трусость.
72
Встречаются рассуждения некоторых товарищей (которые нам совсем не товарищи),
обнаруживших, что количество раненых советских бойцов и командиров, доставленных в
госпитали в 1943-44 годах, превышает таковое за 1941-42 годы и (исходя из формулы «на
трех раненых – один убитый»), которые делают из этого вывод относительно общего роста
советских потерь во второй, наступательный период войны. Мол, завалили трупами немецкие
укрепления. На самом деле тут имеется одна ключевая ошибка (или злонамеренное
передергивание). В 1941-42 года во время крупных наступательных операций немцев далеко
не всех раненых было возможно доставить в госпиталь, многие из них попадали в плен и
погибали уже там (ибо медпомощь немцы оказывали только пленным генералам, которых
надеялись склонить к сотрудничеству). Да и сама система еще не была тщательно
отработана, из-за чего большое количество раненых в хаосе первых военных месяцев просто
не добирались до госпиталей. Это как раз с 1943 года РеИ, когда совершенно прекратились
крупные окружения, а система эвакуации раненых была отлажена как часы, соотношение
потерь раненые/убитые пришло к обычной норме.
73
Валентной часть или соединение считаются в том случае, если они доступны для
немедленного использования – например, для купирования внезапных вражеских ударов.
74
Генерал-майор авиации Сергей Александрович Худяков (настоящее имя Арменак
Артемович Хайферянц), будучи командующим ВВС Западного фронта, во время Смоленской
битвы и был инициатором создания действующих в масштабе фронта крупных авиационных
формирований, позволяющих не привязывать авиацию к армиям, а массировать ее
применение на ключевых направлениях.
75
В результате провокации в Гляйвице (Гляйвицкий инцидент, или Гляйвицкая провокация,
также операция «Консервы» – инсценирование нападения Польши на немецкую
радиостанцию в городе Гляйвиц (ныне Гливице), проведённое СС в рамках
широкомасштабной «операции Гиммлер», и послужившее одним из поводов к нападению
Германии на Польшу 1 сентября 1939 года, ставшему началом Второй мировой войны.
Операция была организована Рейнхардом Гейдрихом и его подчинённым – начальником
группы VI-F (диверсии) штурмбанфюрером СС Альфредом Науйоксом по указанию Адольфа
Гитлера.) большая часть немцев была уверена в том, что это Польша напала на Германию, а
не наоборот. А Англия и Франция, в свою очередь, поддержали наглого агрессора.
76
В Саласпилском лагере в Прибалтике не было крупных окружений советских войск и,
соответственно не могло возникнуть ничего хотя бы отдаленно напоминающего гетакомбы
«Уманской ямы» на юге Украины и концлагеря «Масюковщина» под Минском. Большое
количество жертв Саласпилса объяснятся тем, что туда с 1941 по 1944 годы свозили и
сгоняли советских военнопленных со всей зоны ответственности группы армий «Север».
Сами немцы называли этот лагерь «маленьким Освенцимом», потому что его планировка
являлась уменьшенной копией планировки лагеря Аушвиц-Биркенау.
77
В связи с отсутствием метеорологической информации из района Великие Луки – Невель
за ноябрь-декабрь 1941 года, для воссоздания климатических условий использованы
усредненные данные метеостанций Пярну, Вологды и Воронежа.
78
По расчетам скорости нарастания льда на стоячих водоемах, (болотах и озерах) к началу
советского наступления толщина ледяной корки составляла 30-35 см.
79
Гудериан считал, что при толщине льда 30 см. и более он может переправлять через
водные преграды не только легкие, но и средние танки Т-III и Т-IV, массой до 25 тонн. Но мы
будем скромнее и пустим на лед только танки типа Т-26 и БТ, а также самоходные установки
СУ-76, так как более тяжелая техника (Т-34 и уж тем более Т-72 и КВ) требует укладки на
лед бревенчатых гатей.
80
В ту примитивную эпоху, когда отсутствовали спутниковые навигаторы, ориентирование
самолетов осуществлялось по наземным ориентирам – в частности, по руслам рек, линиям
электропередач, а также по железным и шоссейным дорогам. В крайнем случае можно было
лететь по компасу строго на запад, север, восток, или юг, но потом все равно требовалось
искать наземные ориентиры, которые и должны привести самолет в нужное место. Потому-то
от Риги до места бомбежки юнкерсы летели, ориентируясь на ту дорогу, по которой через
несколько часов в обратном направлении двинется ночной «Рижский экспресс».
81
Всем уже очевидно, что танк, который по массе превосходит Т-72, и в то же время
вооружен всего лишь 76-мм пушкой, является техническим нонсенсом. Можно было,
конечно, пойти по пути немцев, сконструировавших «Пантеру», и создать для танка КВ
сверхмощную пушку в том же калибре, но с усиленной казенной частью и с гильзой,
рассчитанной на вдвое-втрое повышенную навеску пороха. А можно было не изобретать
новую пушку, а просто снять с танков башни, приспособив их, к примеру, для бронекатеров
или бронепоездов, а сами КВ превратить в инженерные машины, приспособленные для
работы в тылу врага. Что, например, сделает гарнизон немецкого дзота, когда такой монстр,
не пробиваемый из стандартных противотанковых средств, начнет с помощью своего
бульдозерного ножа одну за другой заваливать грунтом или снегом амбразуры
оборонительного сооружения. А там, глядишь, и дзот уже превращается в склеп, надежно
запечатанный со всех сторон.
82
Пустошки – деревня на пересечении шоссейных дорог из Невеля в Псков и из Старых
Лук в Ригу. Именно здесь танки и мотопехота Экспедиционных сил должны свернут с
второстепенного направления на главное и, наддав газу, рванут по шоссе прямо к Риге. Пока
в командовании группы армий «Север» никто не очухался.
83
Генерал Матвеев намекает на комплекс радиоэлектронной борьбы «Красуха», который
давит немцам радиосвязь в радиусе трехсот километров.
84
Скорости движения механизированных колонн рассчитываются по качеству дорожного
покрытия и квалификации лиц, управляющих техникой. При этом для расчета максимально
допустимой скорости берутся механики-водители с самым низким уровнем квалификации в
подразделении или части. То есть по нормативам Советской армии, это солдаты-срочники с
начальным уровнем подготовки, совсем недавно пришедшие из учебных подразделений и
еще не имеющие реальной войсковой практики. Такая часть при движении колонной по
шоссе не должна была держать скорость выше 20-25 километров в час (по другим данным
17-20 километров в час). В том случае если техникой управляют профессионалы контрактной
службы, то скорость на марше в колонне по максимуму может достигать тридцати
километров в час. Превышение такой максимальной скорости чревато аварийными
ситуациями и поломками техники.
85
11-я армия Северо-Западного фронта (ПрибОВО) попадала в полосу наступления 3-й ТГ
(танковой группы) группы армий «Центр».
86
По Боевому Уставу Пехоты 1938 года полоса обороны стрелковой дивизии от восьми до
двенадцати километров по фронту и четыре километра в глубину.
87
«Энигма» – немецкая шифровальная машина механического типа. Один из самых
больших секретов Третьего Рейха. Создана при участии гениального немецкого математика
доктора Цузе.
88
В случае необходимости командир танка, БМП или БТР должен уметь подменить других
специалистов экипажа механика-водителя и наводчика.
89
Аппельплац, (лагерный) плац – площадь, на которой проводили поверку, перекличку
узников. Из нем. der Appellplatz – место построения, смотр, поверка; линейка. (Словарь
жаргона концлагерей фашистской Германии.)
90
«Мишка» – вертолет Ми-8.
91
Рижский замок последовательно являлся резиденцией: магистров Ливонского ордена,
шведских и польских наместников, русских генерал-губернаторов Лифляндии, латвийского
президента-диктатора Ульманиса, Совнаркома Латвийской ССР, оккупационного
рейхскомиссариата «Остланд» (Рейхскомиссариат О́стланд (нем. Reichskommissariat Ostland)
– созданное 17 июля 1941 года по указу Адольфа Гитлера административно-территориальное
образование нацистской Германии в Восточной Европе, включающее оккупированные
территории Прибалтики и западной части Белорусской ССР (кроме Белостокской области). В
будущем в состав Остланда предполагалось включить часть территории Западной и Северо-
Западной России. Административный центр – Рига. В декабре 1941 года Рейхскомиссариатом
Остланд руководил обергруппенфюрер СА Генрих Лозе; подчиненным ему генеральным
комиссаром Латвии являлся Отто-Генрих Дрекслер; генеральным директором
марионеточного Латвийского Самоуправления был латвийский генерал Оскарс Данкерс.
Именно поэтому молниеносная операция по захвату Рижского замка была иронично прозвана
«Мухолов» – то есть предполагалось взять всех фигурантов одним легким движением руки.),
Совмина Латвийской ССР; и снова – независимых латвийских президентов.
92
«Корова» – неофициальное прозвище транспортного самолета Ю-52.
93
Ихэтуаньское восстание (Боксёрское восстание) – восстание ихэтуаней (буквально –
«отряды гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику,
внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая в 1898-1901 годах.
Сначала власти были против повстанцев, затем перешли на их сторону, но в конце концов
императрица Цыси перешла на сторону Альянса восьми держав, подавившего восстание. В
результате Китай попал в ещё большую зависимость от иностранных государств, что
сказалось на его политическом и экономическом развитии в первой половине XX века.
94
В нашем прошлом фон Лееб был отстранен от командования группой армий «Север»
в декабре 1941 года (официально – под предлогом болезни, а реально – за разногласия с
приказами Ставки Верх. главнокомандования, за поражение под Тихвином и протесты против
расправ зондеркоманд СС над мирным населением), а 16 января 1942 года был отправлен в
резерв Главнокомандования сухопутных сил и больше участия во Второй мировой войне не
принимал ни в каком качестве.
2 мая 1945 года Вильгельм фон Лееб был взят в плен американскими войсками. Был
судим по делу верховного главнокомандования Вермахта. В октябре 1948 года приговорён к 3
годам заключения за преступления против гражданского населения (в частности, передача
подчинённым «Указа о военном судопроизводстве»). С учетом предварительного заключения
и возраста, был освобожден после процесса.
95
Логистическое окружение – это такое состояние боевой группировки, когда противник
уже перерезал снабжающие ее магистрали, но еще не установил полной блокады.
96
5-го, 6-го и 7-го декабря на просторы Восточноевропейской равнины прорвался
арктический циклон. Вследствие этого среднесуточная температура воздуха упала до минус
20 градусов Цельсия, шел снег и дул сильный северный ветер. Привет белокурым бестиям от
генерала Мороза.
97
Достоверно известно, что Александр Михайлович Василевский не владел немецким
языком, из-за чего в случае необходимости побеседовать за жизнь с пленными немецкими
генералами постоянно прибегал к услугам переводчика. Для генерал-лейтенанта Матвеева, в
силу общей незначительности бундесвера как вероятного противника, немецкий язык тоже
не предмет первой необходимости.
98
Если бы фон Лееб знал, в какое внешне мягкое, но на самом деле глубокое унижение
немцев вылилось поражение Германии в нашем прошлом, если бы он хоть малейшую
малость догадывался о том, как долго продолжилась иностранная оккупация его страны, что
такое канцер-акт и как последняя фрау канцелерин, больше похожая на жабу, чем на
человека, наводнила Германию не желающими трудиться беженцами из жарких стран,
притянутыми в Германию слухами о царящей там «Великой Халяве». Если бы он все это
знал, то гораздо быстрее согласился бы сотрудничать, а потом пошел бы и покончил жизнь
самоубийством. Но фон Лееб этого пока не знал, и в том было его счастье.
99
Историческая справка: Этот 54-летний генерал был характерным воплощением
прусского офицера старой закалки. В его незамысловатой внешности скрывалось что-то, что
заставляло подчиняться ему и беспрекословно выполнять приказы. Временами граф
Брокдорф-Алефельд был непреклонно жестоким, а иногда он просто был воплощённой
энергичностью. Генерал никогда не испытывал симпатий к Гитлеру, более того, он был
последовательным противником национал-социализма. В его подчинении, кроме дивизий
корпуса, находилась и дивизия СС «Мёртвая голова». Её командир СС-обергруппенфюрер
Теодор Эйке обвинял генерала Брокдорфа-Алефельда в том, что он намеренно направлял
«эсесовцев» на самые сложные участки фронта, чтобы сохранить в целости армейские части.
Однако здесь, в Демянске, он в первую очередь, был немецким офицером, который был
ответствен за жизни почти ста тысяч солдат. Он требовал от своих подчинённых много. Но в
то же время он был требовательным к самому себе. В данной ситуации он руководствовался
именно понятиями о воинском долге. для многих подчинённых он был образцом офицера,
который в критической ситуации излучал уверенность и твёрдость. Многие из немецких
солдат видели его постоянно в движении. Но почти никто не знал, что генерал страдал от
невыносимых ревматических болей. Он считал, что солдаты не должны замечать его болезнь.
100
Тут Гитлер несколько несправедлив к своим генералам. Не зря же пишут, что Красная
Армия на момент начала войны в приграничной полосе была растянута на пятьсот
километров в глубину. Автор имеет перед глазами карту, которая показывает, что пункты
постоянной дислокации для частей 2-го стрелкового и формирующегося 20-го
механизированного корпусов находились восточнее Минска, на линии Осиповичи-Борисов. С
началом войны все эти части командующий ЗапОВО генерал армии Павлов погнал на запад
навстречу наступающему врагу. Остановить немецкий натиск, вступая в бой поодиночке, они
не могли, а вот заставить спотыкаться вполне сумели, чем выиграли для Красной Армии
несколько дней, которыми Павлов просто не сумел или не захотел воспользоваться.
Экспедиционные силы от Невеля к Риге двигались по совершенно пустым тылам
противника. Немцам на этом участке перебрасывать к фронту было уже нечего, все их войска
из-за дефицита живой силы и так уже были на линии соприкосновения сторон. К тому же
совершить такой продолжительный марш позволяло состояние техники, дальность хода
танков Т-72 и БМП-2 на одной заправке, а также квалификация механиков-водителей,
совершавших марш на полную дальность Кантемировской и Таманской дивизий. Ну и
эффект неожиданности из-за того, что этот крайне ответственный марш совершался в ночное
время. В результате 4-го декабря рижане легли спать в одной реальности, а утром 5-го
декабря проснулись совсем в другой.