МНОГООБРАЗИЕ ФОРМ ВЫРАЖЕНИЯ УЖАСА В ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ

НОВЕЛЛАХ Э.А. ПО

Опубликовано в 2017, Выпуск № 2(56) Февраль 2017, ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ

НАУКИ | Нет комментариев

Шкурская Е.А.

Доцент, кандидат филологических наук, Калмыцкий государственный

университет им. Б.Б. Городовикова
 Аннотация

В статье рассматриваются формы выражения ужаса в психологических новеллах Э.А.

По, предложена тематическая классификация психологически необычного в малой прозе
автора, проанализированы такие выделенные группы,  как «ужас души», двойничество,
новеллы-самообличения, психологическое состояние человека перед ожиданием смерти.
«Ужас души» иллюстрирует градацию форм страха, символ двойника выступает как
персонифицированная совесть, новеллы-самообличения передают психологические
мотивировки героев, совершивших запретные поступки, в последней группе
анализируется ужас обреченности человека перед ожиданием смерти.

Ключевые слова: психологическая проза, новелла, тематическая классификация,

композиция,  двойник, страх, существование, смерть, самoобличение.

В отечественном литературоведении существует особое понятие

«психологическая новелла», ведущим признаком которой является
психологический драматизм, воплощенный в содержании,  сюжетных и
стилевых особенностях. Наш подход к вычленению корпуса
психологических новелл Э.А. По отталкивается от «единства
эмоционального эффекта», ведущего признака новеллистического жанра и
ключевого момента в эстетике Э.А. По.

Основной доминантой психологически необычного в новеллах Э.А. По 

является выражение ужаса существования. Главное для автора – запечатлеть
ужас души в наиболее ярких проявлениях. Интерес новеллиста к теме
одиночества, заброшенности, двойничеству, неприкаянности, смерти,
изображению предсмертной агонии, трагическому в жизни, анализу
психологических загадок человека, толкающих на преступление,
раздвоенности сознания находит отклик в его творчестве. Мы предлагаем
сгруппировать психологически необычное в новеллах Э.А. По  по
следующему тематическому признаку: 1) ужас души – «Падение дома
Ашеров»; 2) двойничество – «Вильям Вильсон», «Человек толпы», «Черный
кот»; 3) новеллы-самообличения – «Черный кот»,  «Сердце-обличитель»,
«Бес противоречия», «Бочонок Амонтильядо»; 4) психологическое состояние
человека перед ожиданием смерти – «Низвержение в Мальстрем», «Колодец
и маятник».

Охарактеризуем каждую из выделенных нами  групп более подробно.

Ужас души.

Традиционно «Падение дома Ашеров» определяется как суперновелла,

иллюстрирующая ужас души, который Ю.В. Ковалев определил как «страх
перед страхом жизни и смерти» [1, С. 179], подразумевая состояние главного
героя Родерика Ашера, обреченного на гибель и осознающего ее
неизбежность. Мы предлагаем рассмотреть нагнетаемый психологический
драматизм, исходя из сюжетных и стилевых особенностей поэтики Э.А. По.
В отличии от большинства психологических новелл, в которых
повествование ведется от первого лица и представляет собой форму исповеди
или раскаяния в содеянном,  эмоциональный колорит произведения создается
за счет наблюдений рассказчика, передающего увиденное посредством
собственной эмоциональной реакции. Такая сюжетно-композиционная
особенность новеллы позволяет не только проследить трагедию семьи
Ашеров, но и прочувствовать  ту атмосферу ужаса, которая передается
рассказчику и читателю соответственно. Основная эмоция, переживаемая
всем ходом повествования,  – страх, нагнетание, усиление и переживание
«ужаса души».

В новелле присутствуют три формы состояния ужаса: 1) рассказчик

транслирует общее впечатление от увиденного  (предчувствие беды); 2)
передается состояние ужаса главного героя Родерика Ашера перед родовым
проклятьем и собственным недугом; 3) градация страха показана как
трансляция психологически переживаемого состояния, переходящего от
главного героя к повествователю.

 В новелле также присутствует вставной поэтический текст «Обитель

привидений». Подобное включение лирического фрагмента, обладающего
большей степенью обобщенности, необходимо автору для концентрации
общей идеи произведения. Текст в тексте является двойником сюжетных
ходов, суммирует тревоги Ашера, который предвидит, что лишится рассудка
и жизни.
Таким образом, в создании психологической доминанты – нестерпимого
ужаса участвует не только выбор лексики, в которой проявляется градация
форм ужасного, но и сюжетно-композиционная особенность произведения,
включение поэтического текста-двойника основной идеи.

Двойничество.

Состояние ужаса и страха вызывает символ двойника. О.М. Фрейденберг в

работе «Поэтика сюжета и жанра» отмечает, что двойничество тесно связано
с делением мира на «пространство жизни» и «пространство смерти», генезис
двойника связан с мифом о душе, борьбой человека с двойником. Основными
бинарными оппозициями в таком случае являются герой и его душа, двойник
героя – его раб или его слуга, герой и шут [4, С. 210].

Несмотря на то, что тема двойничества ярко представлена в творчестве Э.А.

По на сюжетном («Лигейя», «Морелла»), композиционном («Золотой жук»,
«Убийство на улице Морг») и тематическом уровне («Вильям Вильсон»), в 
качестве анализа мы обратимся к психологической новелле  «Вильям
Вильсон», так как в ней нет пародийных или добавочных логических
элементов, и тема двойника является не сопутствующей, а реализуется ходом
всего произведения.

Новелла написана от первого лица в виде предсмертной исповеди человека,

сознающего, что все в жизни было цепью отвратительных поступков и
страшных преступлений. Герой пишет о том, как убил свое второе «я».
Центральная тема новеллы – фатальная сила поступков, которая руководит
героем и внушает поступать себе на зло, конечное действие героя является
актом физического уничтожения.

Пауль Коутс считает, что страх перед двойником есть страх перед
самопознанием [5, C. 49]. Кепплер, анализируя творчество Э.А. По,
предлагает пользоваться термином Second Self (второй я), подчеркивая, что
двойник находится в оппозиции c First Self (первым я) и может быть
представлен 1) как брат – тотем, 2) как преследователь, 3) как спаситель, 4)
как возлюбленная [5, C. 50].

Э.А. По композиционно строит произведение таким образом, что

разграничивает сознание нравственное и оценивающее от сознания
безнравственного и действующего. Он дает двум героям одно имя, один
возраст, одну внешность, но раздельное существование. Только в последней
предсмертной фразе писатель обнажает единство двойственности их бытия:
«Ты победил, и я покоряюсь. Однако отныне ты тоже мертв – ты погиб для
мира, для небес, для надежды! Мною ты был жив, а убив меня – взгляни на
этот облик, ведь это ты, ты, – ты бесповоротно погубил самого себя!» [2, С.
215]. Подобное сюжетное ударение в конце подготовлено всем ходом
новеллы. Метафора игры, являющаяся ведущей в творчестве Э.А. По,
предполагает постижение скрытого значения текста посредством ключей,
которые внимательный читатель увидит и разгадает. Уже в заглавии и
эпиграфе произведения романист дает читателю подсказку к осмыслению
единства героев. В оригинале имя заглавия представляет собой творческую
установку автора, звучит как  William Willson, что можно буквально
перевести как Уильям, сын Уилла (Will – уменьшительно-ласкательное от
Вильяма). Таким образом, в самом названии подчеркивается некое родство,
порождение одним героем другого. Интересен эпиграф произведения: «Что
скажет совесть, злой призрак на моем пути?», – Чемберлен, «Фаронида» [2,
С. 196],  в котором читателю также дается возможный ключ к прочтению
текста произведения – второй Вильям Вильсон выступает голосом совести,
не случайно единственным внешним отличием его от главного героя было
отсутствие голоса: «У соперника моего были, видимо, слабые голосовые
связки, он не мог говорить» [2, С. 203].

Интересно, что главный герой воспринимает своего двойника как

преследователя (по терминологии Кепплера), испытывает тайный страх
перед ним, в то время как основная функция второго Вильяма Вильсона,
реализуемая всем ходом новеллы, – поступать во благо, выступать неким
голосом совести, двойником-спасителем. Не случайно он появляется в
моменты нравственного падения основного героя и мешает ему совершать
аморальные поступки.

Новеллы-самообличения.

К новеллам-самообличениям относятся  «Черный кот»,    «Сердце-

обличитель», «Бес противоречия», «Бочонок Амонтильядо». Основной
доминантой новелл-самообличений является психологический парадокс
человека поступать себе во вред, о котором Э.А. По подробно изложил в
новелле, близкой по форме к очерку «Бес противоречия». Особенность
подобной человеческой патологии проявляется в том, что  «мы поступаем
так-то именно потому, что так поступать не должны. И эта ошеломляющая
тенденция поступать себе во вред ради вреда не поддается анализу или
отысканию в ней скрытых элементов» [3, С. 216].

В центре каждой новеллы – убийство. Повествование ведется от первого

лица в форме исповеди. Убийца, как правило, хвастается изощренностью и
продуманностью преступления, позволившего ему обмануть полицию, и
только муки совести, внутреннее осознание преступности, выдают идеально
спланированное убийство.  Такое начало позволяет герою на некоторое
время уйти от сознания совершенного им преступления через раскаяние-
исповедь. Единая сюжетная модель новелл-самообличений сводится к
изображению преступника и его сознания, фиксации причин поступка,
толкнувшего героя на содеянное, подробное описание процесса злодеяния и
завершается самообличением преступника.  Основными приемами,
усиливающими аномальные душевные порывы, являются драматические
монологи героя, наделенного больной психикой, характерные нервные
интонации, обилие восклицаний, настойчивости утверждения о
«правдивости» своей истории.

Обращает на себя внимание тот факт, что во всех выделенных нами

новеллах-исповедях нет эпиграфа, столь характерного приема в творчестве
Э.А. По. Это объясняется, на наш взгляд, отсутствием иных творческих
установок, кроме как изложения процесса моральной деградации под
воздействием иррациональной страсти.

В каждой новелле присутствует и орудие возмездия, настигающее в

конечном итоге преступника. В новелле «Черный кот» это  кот – двойник
героя, символ того лучшего начала в человеке, от которого герой
избавляется. Уничтожить кота – значит уничтожить голос совести, но так как
уничтожить голос совести невозможно, крик кота в финальном эпизоде
приводит к разоблачению преступника.

В произведении «Сердце-обличитель» подобным преследователем главного

героя становится все нарастающий «глухой, похожий на тиканье часов стук
сердца», он вырывает крик-признание из груди убийцы: «Я понял, что если
не закричу, то вот она, смерть моя!… Изверги! – закричал я, –  нечего
прикидываться, хватит! Я признаюсь – я убил!» [3, С. 269].

В новелле «Бес противоречия» подобным орудием возмездия становится

навязчивая мысль – преследователь, материализующаяся в рефрене песни:
«Нечего бояться – нечего бояться – да – если только я по глупости сам не
сознаюсь!» [3, С. 418]. Навязчивая идея о губительности раздумий вызывает
муки удушья и заставляет преступника метаться по улицам города и выдать
себя.

В новелле «Бочонок Амонтильядо», единственной из новелл-самообличений,

где убийство мотивировано и является актом мести за нанесенное
оскорбление, орудием возмездия становится внезапное молчание героя,
которое сильнее поражает убийцу Монтрезора, чем дикий хохот и смех
обидчика Фортунато. Возмездие заключается  в осознании пустоты 
дальнейшей жизни, лишенной мести. Этимология имени Фортунато связана с
судьбой, фортуной, везением, удачей. Монтрезор замуровывает свою судьбу,
предает свою сущность.

Таким образом, орудием возмездия в новеллах-исповедях, толкающих героев

к саморазоблачению, являются физическое (кот), звуковое (стук сердца),
материальное (мысль) и символическое (имя как послание) начала.

Основная мысль новелл-самообличений – деградация героев под

воздействием пагубной страсти, патологической склонности к нарушению
правил морали, которой они не в силах противостоять, и подробный анализ
психологических мотивировок поведения героев, совершающих запретные
поступки.

Состояние человека перед ожиданием смерти.

Данная группа новелл изображает нравственную и физическую пытку героев

перед лицом смерти. Центральным мотивом произведений является
продолжительная угроза смерти и ощущение трагически надвигающегося
конца. Доминантой новелл «Низвержение в Мальстрем», «Колодец и
маятник» является состояние ужаса, испытываемого героями, ужаса души
перед лицом смерти. В «Падении дома Ашеров» мы также отмечали
состояние ужаса как ключевого мотива произведения. Главное отличие
рассматриваемых нами групп заключается не в степени градации страха, а в
категориях ужасного. В первой группе «ужас души» рассматривается как
ужас обреченности человека без надежды, веры и борьбы. Родерик Ашер не
предпринимает никаких дополнительных действий, а апатично ждет
надвигающегося конца. Мы бы охарактеризовали данное состояние как ужас
бездействия. Последняя рассматриваемая нами группа новелл изображает
ужас противодействия. Герои ценят жизнь, их ужас обреченности сочетается 
с надеждой, борьбой и конечной победой.

Композиционной особенностью произведений является повествование от

первого лица и подробная фиксация состояния предсмертной агонии, умение
справиться с ситуацией и с помощью логических действий спастись. В
«Низвержении в Мальстрем» это шестичасовое кружение и спуск в воронку
Мальстрема. В «Колодце и маятнике» это трехкратное избежание гибели:
падения в колодец, лезвия раскачивающегося маятника, тисков раскаленных
стен камеры, что соответствует мучительной смерти (на дне колодца
искалеченный пленник страдал  бы от ран и увечий), милосердной (быстрой
гибели от лезвия маятника), преступной т.е. самоубийства смерти как
избавления от мук  (жар и сдавливание стен камеры толкнули бы героя на
прыжок в бездну колодца). Тема конца усиливается атрибутом
раскачивающейся смерти – маятником, смерть выступает как часы, время –
способ сокращения человеческой жизни.

Вводимые Э.А. По эпиграфы подчеркивают и усиливают основную мысль

произведения. В новелле «Низвержение в Мальстрем» информация эпиграфа
представлена по контрасту с основной идеей произведения, в «Колодце и
маятнике» эпиграф погружает читателя в определенное эмоциональное
состояние и настраивает на возможный радужный исход.

Таким образом, психологический драматизм новелл Э.А. По сосредоточен на

разных формах проявления состояния ужаса: ужас жизни, смерти,
самопознания, мук совести.  Мастерство психологической прозы задают
эпиграфы, прогнозирующие сюжетные, концептуальные и стилистические
перспективы текста,  игровая метафора и зачины, создающие эмоциональный
и стилевой колорит.

Список литературы / References

Ковалев Ю.В. Эдгар Аллан По. Новеллист и поэт: Монография / Ю.В.

Ковалев. – Л.: Худож. лит., 1984. – 296 с.

По Э.А. Избранные произведения. B 2 т. Т.2 / Э.А. По. – М.: Худож. лит.,

1972. – 414 с.

По Э.А. Полное собрание рассказов в одном томе / Э.А. По. – М.: Эксмо,
2011. – 864 с.

Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра / O.М. Фрейденберг. – М.:

Лабиринт, 1997. – 448 с.

Шогенцукова Н.А. Опыт онтологической поэтики / Н.А. Шогенцукова. – М.:

Наследие, 1995. – 232 с.