1.Время и место возникновения романа.

Его генеалогия (греческий

и римский романы).

Как жанр древнегреческой литературы роман оформился в конце II - нач. I вв. до н.э.

Зародившись в эпоху эллинизма, античный роман своего наивысшего расцвета и распространения

достиг в эпоху римской империи. Формируясь в условиях упадка античного общества, роман
отразил в себе черты своего времени. Сохранившиеся до наших дней в полном объеме или
известные по кратким пересказам и незначительным фрагментам, романы проявляют близкое
сюжетное сходство, позволяющее выделить общую сюжетную схему, в центре которой молодая
влюбленная пара необыкновенной красоты. Полюбив друг друга с первого взгляда, юноша и
девушка (в более ранних романах они успевают вступить в брак) в силу разных обстоятельств
должны расстаться и в разлуке поодиночке преодолевают самые разнообразные препятствия: они
терпят кораблекрушение, пленение и рабство у разбойников или пиратов, подвергаются
всевозможным мнимым смертям, наконец, испытывают многочисленные притязания со стороны
нежелательных претендентов на их любовь. При этом одним из обязательных условий сюжетной
схемы является то, что герой и героиня должны сохранить верность по отношению друг к другу.
Судьба вознаграждает их счастливым избавлением от всех этих несчастий, роман завершается
встречей и воссоединением влюбленных.

2.Особенности жанра греческого и римского романа (в

сопоставлении). Его виды.

Особое место среди греческих романистов занимает Лонг, роман которого “Дафнис и Хлоя”
снискал наибольшую славу в мировой литературе. Дата написания этого произведения точно не
установлена, в последних научных исследованиях ее приближают ко II веку нашей эры. Нет
никаких сведений об авторе романа, самое имя которого также вызывает противоречивые
толкования. Главной темой повествования является изображение любовных переживаний
воспитанных пастухами и ведущих пастушеский образ жизни юноши и девушки, которым
покровительствуют пастушеские божества. Обращает на себя внимание близость сюжетных
мотивов романа Лонга к новой комедии, в которой мотив “подброшенного и найденного
ребенка” играет важную роль. У Лонга этот мотив осложнен введением двоих подброшенных
детей, мальчика, вскормленного козой и воспитанного козопасом Ламоном, а два года спустя
пастух овец Дриас обнаруживает в гроте нимф девочку, вскармливаемую овцой. Как
свидетельствуют оставленные при детях приметные знаки, оба они были подброшены богатыми
родителями. В ходе развития действия будет выявлено благородное происхождение молодых
людей, воспитанных приемными родителями.

Когда юноше Дафнису исполняется пятнадцать лет, а девочке, названной Хлоей, тринадцать, их
воспитатели посылают молодых людей пасти стада коз и овец. Дафниса и Хлою постепенно
охватывает неведомое им до сих пор чувство любви. В отличие от прочих романистов,
традиционно изображающих в своих произведениях внезапное, возникающего у героев с первого
взгляда любовное чувство, Лонг показывает постепен-ный, психологически более
мотивированный процесс сближения Дафниса и Хлои. Как тонко отмечает известный переводчик
и исследователь этого жанра А.Н. Егунов, “Лонг переносит мотив разлуки извне вовнутрь,
мотивируя своеобразную «разлуку» невинностью героев (Егунов А.Н. Гелиодор и греческий
роман. Гелиодор. Эфиопика. М-Л., 1932. С.50).

Лонг избегает восточной экзотики, его герои почти не покидают предместий Митилены на о.
Лесбосе, где происходит действие романа; эпизодическую, второстепенную роль играют здесь
приключения. Главные симпатии автора на стороне людей сельского труда, которых он
противопоставляет богатым бездельникам из города. Не играют решительной роли у Лонга и
традиционные для романа вообще фигуры нежелательных претендентов на любовь героя или
героини. В романе “Дафнис и Хлоя” таков Доркон, влюбленный в Хлою пастух, которого убивают
напавшие на прибрежные луга тирийские пираты, в плену у которых оказался Дафнис. Свирель,
отданная раненым Дорконом Хлое, помогает ей спасти Дафниса, так как, услышав знакомые звуки
свирели, стадо Доркона бросается к берегу и опрокидывает корабль неприятеля. Избежавший
гибели Дафнис возвращается к Хлое.

Новым испытаниям подвергаются молодые люди в связи с набегом на прибрежные поля

Митилены жителей Метимны, которые угоняют стадо Дафниса и похищают Хлою. Самого
Дафниса, обвиненного в гибели метимнейского корабля и избитого горожанами, спасают
односельчане, встав на защиту юноши. В ответ на обвинения метимнейцев, упрекавших Дафниса в
гибели корабля, на котором было много денег и дорогой груз, Дафнис произносит сдержанную и
полную достоинства речь, несомненно, свидетельствующую о симпатиях автора к своему герою
(II, 16). Поверив лживым обвинениям городских повес, граждане Метимны посылают войско,
совершившее набег на прибрежные поля митиленцев. Воины захватили богатую добычу, среди
попавших в плен людей оказалась и Хлоя, кото-рую, словно козу или овцу, погнали, подхлестывая
хворостинкой (II, 20).

Несмотря на определенные черты реалистического изображения картины военного набега и

наличие прочих метких наблюдений, в романе Лонга много сказочных элементов, как, например,
эпизод спасения Хлои при содействии Пана, который внушил захватчикам страх страшным звуком
свирели, волчьими голосами овец, тем, что без причины ломались весла и не поднимались с
морского дна якоря кораблей. Разобравшись во всем, граждане Метимны вернули митиленцам
награбленное добро и заключили мир. Малоубедительным и восходящим к сказке является
объяснение того, каким образом разбогател

Дафнис, случайно найдя на морском берегу кошель с крупной суммой денег.

Еще одной отличительной чертой повествовательной техники Лонга является привнесение в его
роман о любви буколических мотивов и пре-красных описаний природы. Картины сельских
праздников, зимней охоты, красоты цветущего сада, яблока, забытого на ветке дерева, весеннего
пробуждения природы придают роману “Дафнис и Хлоя” особое звучание, свидетельствуют о
принципиально новом осмыслении природы и места, которое на фоне этой природы занимает
человек. Определенная симметричность, давно подмеченная исследователями романа Лонга,
характеризует не только композицию произведения, но ощущается и в характере персонажей
(Дафнис-Астил), в общей идейно-тематической направленности романа, автор которого
противопоставляет порочной и безнравственной жизни горожан высоконравственную и
гармоничную жизнь сельских жителей, крестьян и пастухов, обитающих на лоне природы.

Лонг, великолепный стилист и мастер художественного слова, демонстрирует прекрасную

риторическую образованность, которую он сочетает с высокой эстетической задачей. Особую роль
в романе играют монологи, используемые для раскрытия психологии главных героев. Настроение
героев и окружающую их обстановку хорошо передает искусство ритмичной прозы, красота и
музыкальность языка произведения Лонга, позволяющие его автору приблизить отдельные
прозаические фрагменты к поэзии или стихотворению в прозе. Роман Лонга “Дафнис и Хлоя”,
один из лучших образцов поздней греческой повествовательной прозы, оказал значительное
влияние на европейскую литературу, став прообразом “пасторальных романов”. Это
произведение, вызвавшее восторженные отклики Гете, призывавшего перечитывать его
ежегодно, пользуется неизменным успехом и у современ-ного читателя.

Другой областью, в которой вторая софистика не ограничилась стилизаторством, а послужила

толчком к созданию новых литературных ценностей, был роман (или, по греческому термину,
«любовная повесть»). Было время, когда считалось, что само создание этого жанра - заслуга
второй софистики. Папирусные находки показали, что это не так: мы видели, что первые
фрагменты греческих романов восходят еще к III-II вв. до н. э. Там, в эллинистической культуре, с
ее чувством раздвинувшегося географического пространства и с ее культом частной жизни и
эротики, впервые появляется то сочетание тем, которое дает топику греческого романа: верная
любовь и дальние странствия. Первоначально разработка этих тем осуществлялась в жанрах
эллинистической беллетризованной истории и географии, обособление происходило постепенно.
Влияния других жанров притекали широким потоком: влияние эпоса сказывалось на изображении
странствий, трагедии - на перипетиях любви, комедии - на типизации действующих лиц и т. п.
Влияние риторики было одним из самых важных: во-первых, стилистический опыт риторики
позволил отделать язык и слог романа в соответствии с требованиями «высокой литературы», во-
вторых, психологический опыт риторики с ее этопеей и техникой убедительности позволил
придать эффектную выразительность изображению чувства. Поэтому именно в эпоху господства
второй софистики роман перестает быть только массовым развлекательным чтением, как до сих
пор, и начинает приближаться к традиционному кругу «высокой литературы»; поэтому только от
II-III вв. мы располагаем не разрозненными папирусными фрагментами, а первыми полностью
сохранившимися греческими романами.

До нас дошли пять греческих романов этого времени: «Херей и Каллироя» Харитона в 8 книгах,
«Эфесская повесть» («Габроком и Антия») Ксенофонта Эфесского в 5 книгах (начало II в.);
«Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия в 8 книгах и «Дафнис и Хлоя» Лонга в 4 книгах (конец II в.);
«Эфиопика» («Феаген и Хариклия») Гелиодора в 10 книгах (первая половина III в.). Кроме того, в
латинском переводе сохранился роман «История Аполлония Тирского», а в кратком византийском
пересказе - романы «Вавилонская повесть» Ямвлиха и «Невероятные приключения по ту сторону
Фулы» Антония Диогена.

Все они, за исключением лишь романа-путешествия Антония Диогена и - отчасти - «Дафниса и

Хлои» и «Аполлония Тирского», построены по одной и той же сюжетной схеме. Юноша и девушка
необычайной красоты и благородства воспламеняются взаимной любовью с первого взгляда, но
судьба разлучает их; в разлуке они претерпевают множество несчастий, из которых каждое грозит
их целомудрию и верности; на разные лады чередуются похищения, кораблекрушения, плен у
разбойников, продажа в рабство, угроза казни, мнимая смерть, неожиданное спасение и пр.;
наконец они встречаются, узнают друг друга и обретают долгожданное счастье. Каждый из этих
мотивов может бесконечно варьироваться: например, мнимая смерть у Харитона - это обморок, в
«Аполлонии Тирском» - летаргический сон, у Ксенофонта - результат нарочно принятого
снотворного, у Ямвлиха - результат неправильного опознания трупа, у Ахилла Татия - целый
спектакль человеческого жертвоприношения, разыгранный, чтобы обмануть разбойников.

Мотивировка всей этой цепи приключений вполне условна - игра судьбы или воля богов;
обнаженнее всего это видно в «Эфесской повести», где жители Эфеса, получив оракул, что
молодым влюбленным суждены беды и скитания, а потом супружеское счастье, женят их, а потом
отправляют путешествовать во исполнение пророчества. Исторический фон, когда он намечен,
обычно относится к классической древности: Сиракузы V в. до н. э. - у Харитона, Египет под
персидской властью - у Гелиодора. Географический фон обычно экзотичен: двор персидского
сатрапа у Харитона, Вавилон у Ямвлиха, Египет у Ахилла Татия, полусказочная Эфиопия у
Гелиодора и вовсе сказочные миры «по ту сторону Фулы», крайнего предела греческого мира, у
Антония Диогена.

Персонажи четко делятся на положительных и отрицательных: те, кто помогает героям, добры и
благородны, кто злоумышляет против них - совершенные злодеи. Композиция обычно основана
на параллелизме - несчастия героя развертываются параллельно несчастиям героини; особенно
сложно переплетение параллельных мотивов у Ахилла Татия, где обольститель героини и
обольстительница героя оказываются мужем и женой.

Иногда в рассказ вводятся вставные новеллы с любовными историями второстепенных

персонажей (у Ксенофонта), иногда - ученые отступления о магии (у Ямвлиха), о египетских
древностях (у Гелиодора) и т. п. Язык романов в общем ориентирован на аттический, с четким
членением коротких симметричных фраз, легкими созвучиями и ритмом; в повествовательных
частях он проще, а в патетических монологах или описаниях играет всеми цветами школьной
риторики.

По степени влияния второй софистики романы II-III вв. делятся на две группы: раннюю образуют
романы Харитона, Ксенофонта и «История Аполлония Тирского», позднюю - романы Ямвлиха,
Ахилла Татия и Гелиодора. Разница между ними чувствуется в трех отношениях. Во-первых,
увеличивается сложность композиции: простая последовательность эпизодов, характерная для
Харитона и Ксенофонта, осложняется дополнительными линиями (у Ямвлиха), рассказом от
первого лица (у Ахилла Татия), эффектными хронологическими перестановками (у Гелиодора). Во-
вторых, усиливается патетическая насыщенность: в романе Ямвлиха дело доходит до того, что
вавилонский царь распинает героя на кресте (и герой счастлив, ибо мечтает умереть), а потом
снимает его с креста и посылает полководцем против сирийского царя, женой которого
оказывается героиня. В-третьих, усиливаются религиозно-мистические мотивы; роман Гелиодора,
например, весь проникнут мотивами почитания бога

Солнца, культ которого был распространен в империи в III в. н. э. В целом романы ранней группы
рассчитаны более на рядового читателя, а романы поздней группы - на риторически
образованного, умеющего ценить изысканность чувств и стиля.
Среди этих произведений, варьирующих одну и ту же сюжетную схему, особняком стоит роман,
снискавший в веках наибольшую славу, - роман Лонга «Дафнис и Хлоя». Его отличие от других
романов троякое. Во-первых, в нем полностью отсутствует мотив путешествия: действие
происходит в Греции, на идиллическом острове Лесбосе, описанном, впрочем, очень условно. Во-
вторых, в нем главные герои - не знатные молодые люди, как в других романах, а двое рабов,
мальчик-пастух и девочка-пастушка, и поэтому рассказ об их судьбе имеет отчетливую социально-
сентиментальную окраску. В-третьих, и это главное, по-новому представлен основной мотив
романной схемы - разъединение героя и героини: в традиционном романе их любовному
соединению препятствуют внешние причины - разлука и т. д., а у Лонга - внутренние: ребяческая
простота, невинность и робость героев. Тем самым авантюрный роман превращается в подобие
психологического романа, и внимание читателя сосредоточивается на изящно выписанных
оттенках любовного томления неопытных пастушков на фоне цветущего идиллического пейзажа.
Мотивы пиратов, похищения и плена возникают в романе лишь как беглые эпизоды. Психологизм
и эротика - основная его черта, и именно благодаря ей он нашел живой отклик в литературах
Нового времени.

Все рассмотренные греческие романы объединены одним общим признаком: они изображают
мир экзотических мест, драматических событий и идеально возвышенных чувств, мир,
сознательно противопоставляемый действительной жизни, уводящий мысль от житейской прозы.
В этом отношении им противостоит единственный латинский роман, сохранившийся от этой
эпохи, - «Метаморфозы» («Золотой осел») Апулея из Мадавры (ок. 125-180). Автор его, уроженец
Африки, был одним из самых знаменитых риторов своего времени, выступал с речами по-гречески
и по-латыни, хвастался тем, что испробовал все литературные жанры («не оставил без дани ни
одну из Муз», по его выражению); сохранились сборник его риторических декламаций и сборник
философских работ, но прочную славу он стяжал только своим романом.

Роман Апулея принадлежит к иной традиции по сравнению с дошедшими до нас греческими

романами. Его предшественниками были произведения типа

«Милетских историй» Аристида (II в. до н. э.) - сборники новелл, слабо объединенных

обрамляющим сюжетом; они использовали фольклорный, преимущественно эротический,
материал, и эмоциональный тон их был комический. К числу таких сюжетов принадлежал и сюжет
«Метаморфоз» - приключения человека, колдовством превращенного в осла, переходящего от
хозяина к хозяину и наконец возвращающего себе человеческий облик. Этот сюжет был
разработан в несохранившемся греческом романе под именем Лукия из Патр и дошел до нас в
двух переработках - одной греческой, сокращенной, сохранившейся в собрании сочинений
Лукиана, и другой латинской, расширенной: ею и являются «Метаморфозы» Апулея в 11 книгах.
Сравнение этих двух версий показывает основные направления апулеевской переработки: во-
первых, в сторону риторической пышности стиля, во-вторых, в сторону бытовой
натуралистичности образов, в-третьих, в сторону религиозно-мистической идейной концепции.

Латинский риторический стиль Апулея уже был охарактеризован: он отличается от риторического

стиля греческих романов тем, что его словесная база шире и пестрее, в нем изобилуют редкие для
литературного языка слова «низкого происхождения» - вульгаризмы (особенно уменьшительные
формы), диалектизмы, профессионализмы, но они стоят в контексте изысканнейших
стилистических фигур, перезвучий и ритмов, и это создает постоянно ощущаемый напряженный
контраст между языком и стилем - контраст, в котором в конечном счете даже низкий язык
становится приметой высокого стиля. Тот же контраст на более высоком уровне реализуется и в
содержании романа как контраст между житейски-низменным кругом образов и мотивов и
религиозно-возвышенным их осмыслением. Лица, с которыми приходится сталкиваться Луцию-
ослу на своем пути, - это мельник, погонщик, пастух, торгаш, перекупщик, мужик, бродячие
жрецы, огородник, солдат, пекарь; каждый на свой лад груб, хитер и корыстолюбив, каждый
охарактеризован насмешливо, кратко и броско; события, о которых Луцию-ослу приходится
слышать и в которых приходится участвовать, - рыночные облавы, кабацкие драки, сплетни об
отравленных врагах и обманутых мужьях, жалобы на голод и трудную жизнь; все это мир, не
имеющий ничего общего с миром греческих «любовных повествований». Апулей еще более
подчеркивает это, вводя в свой рассказ откровенно фольклорного происхождения анекдоты о
хитром разбойнике, о любовнике в бочке и т. п., а всю середину произведения занимая большой
вставной сказкой

3.Анализ текстов: Лонг «Дафнис и Хлоя». Апулей «Метаморфозы»

или «Золотой осел»:
А)тема, проблемы, идейный смысл

Апулей «Метаморфозы» или «Золотой осел».

Превращение является основой первобытной мифологии, любимый жанр эллинистической
литературы. В основе лежит верование в превращение одних существ в другие, чувствуется
критическое отношение к основным богам Олимпа. Апулей не имел намерений рассказать о себе
в романе, но в истории главного героя прослеживаются аналогии с биографией автора (когда
героя ложно обвиняют в убийстве, вынужден сам защищаться).

Главный герой отражает мысли и эмоции автора. В любопытстве главного героя, желании узнать
секреты магии можно увидеть характер Апулея, который интересовался различными чудесами и
мистериями и не избежал наказания за беспокойную привычку. Если любопытство осла втянуло
его в злоключения, позволило услышать анекдоты и истории, то любопытство Апулея определило
его жизненный путь: путешествия, стремления к наукам, практику в медицине, сочинение
любовных поэм.

Превращение Луция в животное олицетворяющее у древних египтян грубое, смертное,

вредоносное, могло символизировать первый шаг героя на мистическом пути. В начале герой
должен познать сущность злого начала мира, коренящегося в душе. В финале Луций преодолевает
злое начало с помощью Исиды.

Судьба главного героя представлена в двойном преломлении: мир глазами Луция-человека и мир
Луция-осла. Преломление символично: Луций-человек живет в окружении сверхъестественных
вещей, а фантастический Луций-осел естественно вписывается в реальную жизнь. Луций-осел
видит проявления лжи, жестокости и вероломства.

До последних строк читатель не подозревает, что историю Луция ему рассказывает жрец Исиды.
Тема метаморфозы, пронизывающая античную мифологию и литературу, играет в романе Апулея
важнейшую роль. Метаморфозу претерпевает только внешность героя, характер и внутренний
мир остаются без изменений. Метаморфоза является следствием мыслей и действий героя,
изменение его облика обнаруживает скрытый строй его души. Душа Луция была наказана за
любопытство, которое у древних египтян считалось пороком. На абстрактном, аллегорическом
уровне Луций повторяет судьбу Психеи, пострадавшей из-за наивности и любопытства.
Фольклорные по происхождению истории были переосмыслены Луцием в философском ключе.

Лонг «Дафнис и Хлоя».

В конце II или в начале I в. до н.э. оформился основной жанр греческой прозы - роман7. Ему
предшествовали сборники занимательных рассказов.

Создаваясь в условиях упадка античного общества, в условиях усиления религиозных исканий,

греческий роман отразил в себе черты своего времени. Его герои чувствуют себя игрушками
судьбы или какого-то верховного существа, они большею частью пассивны, они страдают и
считают страдания уделом человеческой жизни. Главные герои романа добродетельны,
целомудренны, верны в любви, они гуманны в своих отношениях с людьми.

Основные его герои - пастух и пастушка. Оба не знают своих родителей, они подкидыши. Дафниса
воспитал раб, пастух Ламон, а Хлою - пастух, свободный поселянин, бедняк Дриас. Автор с
любовью изображает этих простых людей, которые честны, правдивы, во всем помогают друг
другу, трудятся на лоне природы. Дафнис и Хлоя во время сбора винограда помогали и селянам:
Дафнис таскал корзины с виноградом, давил виноградные гроздья и вино по бочкам разливал,
Хлоя и виноград срезала, и готовила пищу для тех, кто работал в эту страдную пору.

В романе все симпатии автора на стороне людей сельского труда. Он противопоставляет добрых,
честных, скромных деревенских тружеников городским богатым бездельникам. В романе
изображается, как несколько богатых знатных юношей из города Метимны поехали на своем
небольшом судне кататься по морю и причалили к берегу около той деревни, где жили Дафнис и
Хлоя.

Среди античных «романов» «Дафнис и Хлоя» занимает особое положение. От других

произведений этого жанра его отличает прежде всего та обстановка, в которой развертывается
действие самой повести. Недаром его называют «пастушеской повестью» и «буколическим
романом».

В известной степени Лонг является последователем и подражателем одного из лучших поэтов

эллинистической эпохи, Феокрита, жившего в III в. до н. э. и создавшего новый жанр буколической
поэзии. Заимствуя многое из народного творчества - песен, сказок и мифов, знаменитый буколик
воспевал в своих идиллиях труд пастухов и крестьян. Создавая свои изящные стихотворения для
изысканной публики, Феокрит отражал хотя и приукрашенную, но все же реальную жизнь.

«Дафнис и Хлоя» является единственным дошедшим до нас образцом буколического романа, где
все события, равно как и переживания героев, развертываются на фоне описаний природы.
Вполне естественно, что многие из этих описаний проникнуты большой искусственностью и
обилием чисто литературных реминисценций.
Сочетание любовной тематики с мотивами авантюрного романа, ставшее почти обязательным для
любого прозаического произведения этого времени, присуще также и повести Лонга. Мы находим
у него буколическую идиллию, искусно соединенную с изображением различных событий,
происходящих с его героями по определенной, уже разработанной и хорошо известной читателю,
схеме. Но в «Дафнисе и Хлое» эта традиционная схема выдержана не так строго и несколько в
ином разрезе, чем в большинстве дошедших до нас произведениях подобного типа.

https://s30556663155.mirtesen.ru/blog/43595070864/Drevnegrecheskiy-roman-o-lyubvi.-Dafnis-i-
Hloya?page=2

б)особенности композиции: фабула, сюжет, система образов,

значение вставных эпизодов

3б дафнис и хлоя
в нем полностью отсутствует мотив путешествия: действие происходит в Греции, на идиллическом
острове Лесбосе, описанном, впрочем, очень условно. Во-вторых, в нем главные герои - не
знатные молодые люди, как в других романах, а двое рабов, мальчик-пастух и девочка-пастушка,
и поэтому рассказ об их судьбе имеет отчетливую социально-сентиментальную окраску. В-третьих,
и это главное, по-новому представлен основной мотив романной схемы - разъединение героя и
героини: в традиционном романе их любовному соединению препятствуют внешние причины -
разлука и т. д., а у Лонга - внутренние: ребяческая простота, невинность и робость героев. Тем
самым авантюрный роман превращается в подобие психологического романа, и внимание
читателя сосредоточивается на изящно выписанных оттенках любовного томления неопытных
пастушков на фоне цветущего идиллического пейзажа. Мотивы пиратов, похищения и плена
возникают в романе лишь как беглые эпизоды. Психологизм и эротика - основная его черта, и
именно благодаря ей он нашел живой отклик в литературах Нового времени.

В романе все симпатии автора на стороне людей сельского труда. Он противопоставляет добрых,
честных, скромных деревенских тружеников городским богатым бездельникам. В романе
изображается, как несколько богатых знатных юношей из города Метимны поехали на своем
небольшом судне кататься по морю и причалили к берегу около той деревни, где жили Дафнис и
Хлоя.

В романе Лонга вместе с тем затронуты и противоречия между рабами и рабовладельцами.

Показаны бесправное положение рабов и безграничная власть хозяев над ними. Так, приемный
отец Дафниса, раб Ламон, на предложение Дриаса, приемного отца Хлои, свободного, но бедного
земледельца, соединить узами брака их детей с горечью говорит: "Но раб я и ни над чем не
хозяин; нужно, чтобы мой господин узнал об этом и дал согласье свое. Были у нас из города люди
и говорят, что к этому сроку хозяин собирается сам к нам прибыть" (III, 31). Дафнис и его
приемный отец старались работать как можно лучше, чтобы угодить хозяину.

Главные герои романа Дафнис и Хлоя изображены несколько сентиментально; они очень наивны
в своих поступках и по-детски простодушны в любовных отношениях, но они и все герои-пастухи и
крестьяне нам симпатичны своим трудолюбием, искренностью и любовью к природе,
деревенской жизни. Даже найдя своих богатых и знатных родителей, Дафнис и Хлоя не остались в
городе, а до старости прожили в деревне среди простых трудолюбивых людей.

3б Метаморфозы

Апулей хотя и использовал готовый сюжет, но создал свое оригинальное произведение, роман на
первый взгляд эротико-авантюрный, но по существу, по своей идеальной концепции - мистико-
нравоучительный. Главный герой романа, от лица которого и ведется рассказ,- юноша Люций,
любящий жизнь, ищущий в ней чудесных приключений. В связи с торговыми делами ему
пришлось попасть в Фессалию, в город Гипату. Он останавливается у старика Милона, жена
которого оказалась волшебницей, способной превратиться в другое существо. Люций хочет на
себе испытать эту тайну превращения. Служанка Фотида обещает юноше помочь в этом деле и
дать мазь, которой стоит натереться, чтобы превратиться в птицу; но девушка перепутала баночки
и дала ему такую мазь, после натирания которой он превратился в осла.

В ослином обличье пришлось ему пережить много страданий: его в первую же ночь угнали
разбойники, нагрузив награбленным у Милона добром. От разбойников он попадает в деревню,
потом его покупают жрецы сирийской богини Кибелы, затем он переходит в руки мельника,
потом бедняка-огородника, у которого его силой забирает себе солдат, который скоро продал его
двум братьям-рабам. Люций, хотя и в ослином виде, но сохранил человеческий разум. Он все
замечает, все наблюдает. Человеческими повадками осел удивил своих хозяев и их
рабовладельца, который и приобретает себе этого удивительного осла.

Конец романа носит явно автобиографический характер: сам Апулей прошел в Карфагене путь
жреца и блестящего судебного ритора.

Автор как бы внушает читателям, что если человек ведет скотскую жизнь, то он по существу
своему является скотом, и судьба накажет его за это, как наказала героя романа. Люций и до
превращения в осла был, по мнению автора, скотом, хотя и в обличье человека: он развратничал,
был полон праздного любопытства. Превратившись в осла, Люций ведет себя как и раньше;
теперь он, по мнению автора, скот и по своей духовной сущности, и скот по внешности.

И только лишь после того, как Люций внутренне очищается, он становится по воле богини Изиды
человеком, человеком не только по внешнему виду, но и по своей сущности. Теперь его уже не
преследует судьба, как раньше, теперь он может спокойно и счастливо жить. Такова религиозно-
нравоучительная идея романа.

Нравоучительными тенденциями проникнуты и многие вставные новеллы романа. Апулей

изображает, как всем городом осуждена мачеха, влюбившаяся в своего пасынка и пытающаяся
отравить его, когда он отверг ее любовь

Кроме вставных новелл в роман вплетается большая чудесная сказка об Амуре и Психее. В ней
изображен Амур, влюбившийся в смертную девушку, необычайную красавицу - царевну Психею.
По приказанию бога Аполлона девушку отводят на вершину горы и оставляют одну. Зефир своим
мягким веянием унес ее с обрыва в чудесную долину, во дворец Амура, который и стал ее мужем,
но никогда не являлся к ней днем, а только ночью. Он взял слово с Психеи, что она не станет
стремиться узнать, кто он такой.

Апулей ставил своей задачей "поучать развлекая". Как писатель-моралист он не ориентировался

на реалистическое произведение, но все же здесь отразились некоторые стороны современной
ему жизни римской сельской бедноты, ее нищета и бесправие. Так, осел попадает в руки
огородника, и Апулей с сочувствием изображает его тяжелую жизнь.

Апулей показал в романе и бесправное положение мелких землевладельцев. Он изображает

владельца небольшой усадебки, рядом с землей которого расположены латифундии богатого
рабовладельца.

С осуждением относится Апулей к складывающейся в его время новой религии - христианству.

Такое отношение было характерным для верхушки римского общества, для богачей, для их
прислужников, жрецов. Для первых раннее христианство с его проповедью равенства людей
перед Богом, с его презрением к благам жизни казалось опасным для империи, а для вторых
христианство было одним из культов, конкурирующих с официальной религией.

Роман Апулея поражает нас прихотливостью своего стиля. Ведь у него и реалистическое
изображение жизни, и безудержный полет фантазии, насмешка над традиционными богами и
мистицизм восточныхкультов, строгая благочестивая мораль и легкий смех человека, любящего
удовольствия жизни. Это отражено и в языке произведения: с одной стороны, в нем фразеология
народной латыни, с другой - изысканная цветистая речь блестящего оратора.

Представление Апулея о жизни человека, идущего по дороге порока и страстей, как об игрушке в
руках судьбы, отразилось и на композиции романа: жизнь бросает героя из стороны в сторону, в
скитаниях он встречает подобных ему людей, обуреваемых страстями. Отсюда необычайно
крутые сюжетные повороты, отсюда и масса вставных новелл, из которых многие органически не
связаны с развитием событий.

в)стилистическое своеобразие романов

Иначе обстоит дело с эпизодами повествовательного характера, нарративные компоненты

которых проявляют стилистическую оригинальность и своеобразие этого рода литературы. Тем не
менее многие аспекты в области рассмотрения поэтики древнегреческого романа и прежде всего
стилистическое своеобразие прозаических частей этих отдельно взятых образцов
позднегреческой прозы, практически остались за пределами внимания исследователей. Роману
Лонга «Дафнис и Хлоя» в этом отношении повезло меньше других. Нередко авторы исследований,
посвященных этому произведению, при всех достижениях исследовательских методов и широте
поставленной перед ними проблематики, затрагивают вопросы стиля мимоходом, довольствуясь
утверждением о том, что стилистические средства этого романа в большей части «традиционны и
составлены по рекомендации риторов второй софистики: это сравнения, антитезы, эпитеты» [6, с.
157]. Э. Роде более подробно, но всѐ в том же, присущем ему в отношении Лонга крайне
негативном ключе, анализирует его софистические приемы, упрекая этого романиста в
«сомнительном пристрастии к асидентичной последовательности в структуре предложения», в
использовании «почти доведенных до карикатуры» примеров софистического способа письма и
их кокетливом действии» [4, с. 551]. Весьма скромная оценка стилистической манеры романа
Лонга дана в фактически программной статье об этом произведении в авторитетном сборнике,
посвященном широкому кругу проблем исследования жанра античного романа, автор, которой
пишет: «Глубоко искусственный по своей форме, но очень выразительный и изящный, он является
любопытным сочетанием архаических и современных приемов прозаического повествования» [7,
с. 89–90]. В итоге речь идет об общеизвестных и не нуждающихся в особых доказательствах
следующих положениях критических воззрений на роман Лонга «Дафнис и Хлоя»: это, во-первых,
то, что язык и стиль этого произведения полностью являются продуктом софистики («ganz und
sophistisch ist die Sprache und der Stil Longos») [4, с. 550]. Во-вторых, это параллелизм и симметрия,
признаваемые безоговорочными, главными и специфическими чертами не только
композиционной структуры сюжета, но и структуры предложения, отдельной фразы или
фрагмента романного текста. Связанные с риторической художественной прозой и восходящие к
горгианским фигурам, эти приемы используются для повышения психологического воздействия и
поэтической выразительности повествования. Наконец, следует отметить также критически
оговоренную Э. Роде и восходящую к риторическому стилю представителей второй софистики
Элиану, Филострату и другим, стилистическую манеру простоты «ἀϕέλεια», которую немецкий
теоретик именует в данном случае «нарядной». Изящному колориту этой «нарядной простоты»
содействует, согласно словам Э. Роде, лексический словарь, чрезмерно изобилующий приемами
софистической речи, результатом чего является ошибка, которую античная теория расценивает
как «κακόζηλον», т. е. отсутствие меры.

Стиль «Золотого осла» подчёркнуто ироничен и эксцентричен, изобилует каламбурами,

нагромождениями эпитетов, архаичными построениями предложений; автор любит использовать
редкие и устаревшие слова. Крайнее стилистическое своеобразие приводило ранних
исследователей романа к мысли, что Апулей писал на особом «африканском диалекте» латыни.
При этом язык произведения сильно изменяется в последней книге, где описывается религиозное
пробуждение Луция; его обращения к богине написаны вполне серьёзным и торжественным
слогом. У этого факта есть несколько объяснений:

Роман представляет собой завуалированный эзотерический трактат: первые десять книг

изображают полную чувственных удовольствий и соблазнов жизнь, ведущую к деградации и
переходу в «скотское» состояние, а последняя демонстрирует возвышение человека через
приобщение к божественным тайнам.
# В романе «зашифрована» жизнь самого Апулея, который был посвящён в различные
мистические учения и был судим по обвинению в колдовстве.
Произведение представляет собой сатиру на все черты жизни позднего Рима, в том числе и на
религию. Иронические нотки в описании обрядов инициации, через которые проходит Луций,
говорят о религиозном скептицизме Апулея.
Вставные новеллы
В тексте романа также встречается около двадцати вставных новелл, возможно,
позаимствованных из милетского сборника и/или восходящих к фольклорным источникам;
большинство повествует о неверных жёнах, глуповатых мужьях и хитроумных любовниках. Одна
из них излагает сказание об Амуре и Психее, в дальнейшем пользовавшееся огромной
популярностью в европейской культуре.