ББК 87.
3 ВВЕДЕНИЕ
Рецензенты:
1. Кафедра истории политического процесса философского
факультета МГУ им. М.В.Ломоносова.
2. Кафедра истории русской философии философского фа­
культета МГУ им. М.В. Ломоносова.
3. Кафедра философии МАДИ (технический университет).
Вальяно М. В.
Основы философии: Учебник. — М : Издательство «Дело
и Сервис», 1999. — 544 с.
ISBN 5-8018-0067-0
В учебнике в простой и доступной форме излагаются взгляды
основателей философских течений, начиная от первых философ­
ских школ и до нашего времени. Поднимаются актуальные фило­
софские и социокультурные проблемы.
Вопросы для повторения, завершающие каждую главу, по­
могут глубже осмыслить и проанализировать материал и, возмож­
но, ответить на «вечные» вопросы: что собой представляет мир, в
котором мы живем, и каково наше место в нем?
Предназначается студентам и преподавателям вузов, учащимся
гимназий, колледжей, лицеев, а также всем интересующимся воп­
росами развития природы, человеческого общества и мышления.
Полное или частичное воспроизведение или размножение каким-либо
способом настоящего издания допускается только с письменного разреше­
ния Издательства «Дело и Сервис».
© М. В. Вальяно
I S B N 5-8018-0067-0 © Издательство «Дело и Сервис»
/
Кто станет отрицать, что Россия переживает ныне один из
самых драматических периодов в своей истории. Развал экономи­
ки и государственных структур, обнищание и нравственное оску­
дение, духовная апатия, утрата реальных перспектив и идеалов...
Никто не знает, что будет завтра, растет и тревога за будущее.
Прав, конечно, Ф. Тютчев: «Чему бы жизнь нас ни учила, а серд­
це верит в чудеса». Сердце, но не разум. Разум же требует иного: по­
нять и объяснить, восстановить «нарушенную связь времен». Это одно
из главных, если не главное, условие решения возникших проблем.
В так называемые «застойные времена» все было внешне, по
крайней мере, проще, ибо на все там были готовые ответы. В них
не то чтобы очень верили, и чем настойчивее внушались они,
тем верили меньше, но разум спал. Прилагались поистине тита­
нические усилия для того, чтобы отучить человека думать.
Сейчас ситуация принципиально иная. Стремительный поток ме­
няющихся как в калейдоскопе событий, очень разных, зачастую про­
тивоположных, требует разностороннего знания, того, что издревле
называли мудростью. Возникает острая необходимость пересмотреть
жизненные установки, если они уже сложились, в любом случае
выработать жизненную опору. Как никогда ранее человек нуждается
в ответе на вопрос: как жить в сложившейся ситуации, что делать,
как, впрочем, и в ответе на более общие, так называемые «вечные»
вопросы: что собой представляет мир, в котором мы живем, каково
место человека в этом мире, в чем вообще цель и смысл человечес­
кой жизни, ее ценность. На эти и другие составляющие в целом
определенное мировоззрение вопросы и отвечает философия.
Древние греки изображали богиню Афину, покровительницу
мудрости, с совой, сидящей на плече. Сова, как известно, хорошо
видит в сумерках, и, по поверию, тем лучше, чем сумерки гуще.
Именно на переломных этапах истории философия (в этом
мы сможем убедиться в дальнейшем) достигает вершин пости­
жения мира, что, правда, происходит не всегда. Но в последнем
случае философия, не способная подняться на уровень запросов
эпохи, лишь оттеняет драму обновления сознания, усиливает ее.
Великий немецкий философ И. Кант однажды заметил, что
философии научить нельзя. И это действительно так, если иметь
I» виду, что вначале должна возникнуть потребность в философс­
ком осмыслении мира, а возникает она далеко не сразу. В этом
смысле предлагаемое учебное пособие имеет целью не только дать
определенную совокупность культурно-исторических и собствен­
но философских сведений, но и пробудить тот тип мышления,
который получил название философского.

Часть I.
Философия.
Ее становление и развитие
от первых философских школ
до современности
Глава 1.
Что изучает философия?
Для чего она нужна человеку?
Впервые приступающий к изучению философии почти всегда
оказывается на распутье, сталкиваясь со своеобразным парадок­
сом: ведь он уже слышал сам термин, возможно, ему известен
перевод этого термина с греческого языка — любовь к мудрости,
любомудрие, как говорили на Руси. Известно также, что филосо­
фия возникла на заре человеческой цивилизации. Уже это не мо­
жет не рождать уважения к философии. Но почти наверняка каж­
дый из вас сталкивался с употреблением понятия «философия» в
весьма ироническом, а то и вовсе уничижительном смысле. За
примерами далеко ходить не надо: они встречаются даже в худо­
жественной литературе, драматургии, свидетельствуя, помимо все­
го прочего, о глубине предрассудков к философии и философ­
скому знанию.
У известного югославского писателя Б. Нушича есть пьеса с
многоговорящим названием: «Доктор философии». Один из ее ге­
роев так прямо и заявляет: «Философия — это когда ты не пони­
маешь то, что я говорю, а я не понимаю то, что ты говоришь». А
в романе Н. Островского «Как закалялась сталь» совсем другой
герой из другого уже времени высказывается куда как радикаль­
нее: «Философия — это одно пустобрехство и наводка теней. Я,
товарищи, этой бузой заниматься не имею никакой охоты».
4 5
Имеет смысл задаться вопросом: что породило столь устой­
чивый предрассудок? Но прежде необходимо выяснить: что же
такое философия?
Обычно подчеркивают, что это наука. Философия и в самом
деле имеет выраженные черты научности. Она систематична, ло­
гична, доказательна, хотя эта доказательность особого рода. Фи­
лософию объединяет с наукой четко выраженное стремление к
истине.
Первоначально между научной деятельностью и философст­
вованием не проводилось никакой грани. Сказать в отношении
древнего грека, что ему были известны начала математики и
астрономии, как и основы медицины, что он задумывался над
тем, как устроен мир и как развивается живая природа, что его
волновало все: от устройства государства до тайн человеческой
души, как и сказать, что он, древний грек, знал и рассуждал
понемногу обо всем, или утверждать, что он философ — это по
сути одно и тоже.
Но постепенно отдельные науки, развиваясь, приобретали
самостоятельное значение и «отпочковывались» от философии,
хотя еще долго сохранялась и реально, и в сознании ученых,
представлявших конкретную науку, связь между ней и филосо­
фией.
Те же теории и открытия Коперника, Галилея и Ньютона
рассматривались в XVII — XVIII вв. не только в границах меха­
ники, математики, астрономии, но шире. С их помощью, при
опоре на них делались попытки осмыслить гораздо более емкий
круг проблем, потенциально — мироздание в целом, все, что
интересовало и волновало человека.
Философия, другими словами, претендовала на роль своего
рода науки наук, а конкретная наука не возражала против тако­
го рода претензий. Показательно: сочинение И. Ньютона по тео­
ретической механике озаглавлено «Математические начала нату­
ральной философии».
Но подобное положение не могло продолжаться вечно. По
мере развития все более углубляется «разрыв», увеличивается
дистанция между конкретными науками и философией. Наука
осталась союзницей философии или встала в оппозицию к ней
(се дело в том, о какой философии идет речь), но она (наука)
обрела-таки самостоятельность. Что же осталось на долю филосо­
фии, что изучает она сегодня? В. Виндельбанд задался даже во­
просом: «Не оказалась ли философия в положении шекспиров-
ского короля Лира, который раздал все свое имущество дочерям
и сам был выброшен за ненадобностью?» И хоть нашлись фило­
софы, которые по сути утвердительно ответили на вопрос, жизнь
показала: вопрос-то почти риторический. Утвердительный ответ
на него противоречит запросам науки.
Что изучает любая конкретная наука — та же педагогика, лин­
гвистика или физика? Их иногда называют частными науками за
то, что каждая исследует лишь какую-то сторону реального мира
в каких-то более или менее частных отношениях. Даже математи­
ка, к услугам которой прибегают многие науки, видит мир в его
количественных характеристиках. Качественное многообразие дей­
ствительности математика оставляет как бы в стороне. Науки к
тому же постоянно дробятся. Ими охватывается все более узкий
спектр действительности. Правда, набирает силу обратный про­
цесс — синтеза отдельных наук. Но главное — сохраняется и даже
растет потребность в едином взгляде на мир и законы его разви­
тия. Этот единый взгляд на мир не может быть получен путем
механического объединения разнородных данных всех наук. Даже
если предположить, что кому-то удалось практически невозмож­
ное и в одной голове уместились все достижения всех частных
наук, этот кто-то оказался бы перед необходимостью прежде все­
го упорядочить гигантскую совокупность знаний. Он мучительно
нуждался бы в едином, целостном взгляде на мир и законы его
развития. Это естественное условие приведения в определенную
систему весьма пестрой мозаики сведений, составляющих совре­
менное знание. Такой целостный взгляд на мир всегда давала и
дает сегодня именно философия.
Правомерна аналогия. Взобравшись на вершину горы, труд­
но рассмотреть отдельные детали того, что находится внизу,
зато отчетливо видна картина в целом.
Нельзя не заметить — картина мира, предлагаемая филосо­
фией, не статична. Она постоянно развивается, углубляется и
обогащается. Возникают разные философские школы и течения.
Внешне это может представляться как чуть ли не случайная смена
разнообразных и малосвязанных одно с другим учений, при­
мерно так, как изобразил это выдающийся бельгийский поэт Э.
Верхарн, восклицавший в мысленном обращении к творцам ве­
ликих философских систем прошлого:
Вы — Декарт и Спиноза, Лейбниц, Гегель и Кант.
Вы, чья мысль напитала не один фолиант,
6 7
Где вы черпали мощь ваших логик суровых,
Чтоб связать мирозданья основы,
Обуздать этот хаос и к единству свести.
Вы так гордо показывали пути
К превосходной концепции непогрешимой, —
Все в ней было так слаженно, полно, едино,
Предусмотрено раз навсегда...
Но легчайший толчок — и постройка летит в никуда!
Каждая великая философия, однако, именно потому и ве­
лика, что представляет собою необходимую ступень в интеллек­
туальном развитии человечества. Не все там безошибочно. Но
именно в борьбе мнений, столкновении позиций философ по­
степенно приближается к истине. Нельзя не заметить и другого:
в каждой великой философии (именно тем она и значима!) есть
вечное, общечеловеческое содержание. Оно передается от эпохи
к эпохе как непреходящая ценность.
Самое же главное, что здесь следует выделить, состоит в том,
что философия как целостная картина мира не сводима к основа­
нию науки, науке в целом. Уже то обстоятельство, что речь идет о
едином взгляде на мир, позволяет определить философию как ми­
ровоззрение. Ведь мировоззрение прежде всего предполагает ответ
на вопрос: что собой представляет действительность, мир, окру­
жающий человека. Но мировоззрение не сводится к ответу на этот
вопрос. Оно не самоцель. В конечном итоге всякое мировоззрение
имеет смысл только в связи с ответом на другой вопрос: если мир
таков, каким его рисует философ, то как человек должен дейст­
вовать, желая достичь тех или иных целей?
В связи с определением философии как мировоззрения следу­
ет сделать, по меньшей мере, три уточнения.
Первое. Если на то пошло, религия или мифология тоже ва­
рианты воззрения на мир. Но первая базируется на фантазии и
вере, вторая — на фантазии по преимуществу. Философия же
зарождается из стремления заменить видение мира, то, которое
давали мифология и религия, рациональным, т.е. основанным
на разуме. Именно это сближает философию и науку, позволяет
рассматривать философское знание как разновидность научного.
Но мировоззрение шире науки.
В этой связи уточнение второе. Потребность в определенном
воззрении на мир, потребность, иначе, в философии, значи­
тельно больше, чем мы думаем.
 Конечно, есть люди, и их не так уж мало, которые живут и
даже преуспевают, хотя они не держали в руках ни одной фило­
софской книги и не могли бы вспомнить имени ни одного фи­
лософа. Но, как ни парадоксально на первый взгляд, и эти люди
тоже... философы. Каждый мыслящий человек уже потому, что он
мыслит, не может не иметь определенного представления о ми­
ре, не сформировать своего к нему отношения, не сформировать
отношения к другим людям; в своем реальном поведении не про­
явить принятие или непринятие тех или иных жизненных норм и
ценностей. Другой вопрос, на каком это делается уровне, в каких
формах. Философия может быть продуктом самодеятельности, бу­
дучи основана на той информации, которую человек получает в
обычной жизни. Но ограниченность и противоречивость подоб­
ной информации, сложность ее интерпретации, узкие рамки лич­
ного опыта делают самостоятельную философию ограниченной
и противоречивой. Оказавшись перед необходимостью самоопре­
делиться в этом мире, человек нередко просто теряется.
Поистине: какую бы позицию ни занимал человек, над ним
властвует философия. Это вновь и вновь ставит вопрос о необхо­
димости овладения высшими достижениями философской мыс­
ли. Оно не только позволяет избежать многих ошибок, облегчить
поиски. Обладание четким, поднимающимся на уровень науки
мировоззрением позволяет человеку мыслить, выходя далеко за
рамки личного опыта, опираясь на ту или иную обоснованную
точку зрения. В свою очередь это благотворно влияет на эмоцио­
нальный и творческий климат, в котором человек живет и кото­
рый делается частью его внутренней жизни.
В связи с чем — третье уточнение, касающееся характери­
стики философии как мировоззрения.
Здесь имеет смысл начать издалека. В одном из мифов Древ­
него Египта повествуется о смерти Осириса и о том, как Исида,
его возлюбленная, желая воскресить его, дает Осирису прогло­
тить глаз сокола — Гора. С тех пор глаз появляется на всех свя­
щенных картинах египетской цивилизации, символизируя пер­
вое свойство разумной жизни: смотреть и стремиться познать
себя. Далеко не случайно и мудрому Сократу приписывается за­
поведь: «Познай самого" себя!»
Как средство самопознания философия перерастает рамки
не только собственно науки, но и мировоззрения. Она стано­
вится органической частью культуры личности. Если я смог по­
стичь самого себя, то живу, думаю и действую во многом иначе.
8 9
Жизнь явно зависит не только от того, каков окружающий нас
мир, но и от того, каковы мы сами, как, насколько верно мы
оцениваем себя, свои поступки.
Философия — естественная, органическая часть общечелове­
ческой культуры. «Желающим заниматься философией, — сове­
товал древний Плутарх молодым людям, — следует не избегать
поэзии, а учиться философствовать уже при изучении поэтиче­
ских произведений». Не только поэзия, художественное произве­
дение до предела насыщено философской мыслью. Великие клас­
сики греческой трагедии Эсхил и Софокл, Данте, Шекспир и
Сервантес, Рабле, Гете, Достоевский и Толстой подчас ряубже
подходили к пониманию сущности мира и сущности жизни, чем
профессиональные философы. Трудно вообще представить писа­
теля, драматурга, поэта, даже посредственного по таланту, кото­
рый не занимал бы той или иной философской позиции и не
проводил бы ее в своем творчестве. Даже отрицая значимость фи­
лософских знаний, как писатель, так и человек, далекий от пи­
сательской деятельности, творят свою философию — от против­
ного. Ведь отрицание философии — тоже своего рода философия,
подобно тому, как отрицание политики становится своеобраз­
ной политикой.
А возьмите живопись, скульптуру или архитектуру. Едва ли не
основная в конечном итоге разница между скульптурами Древнего
Египта и Древней Греции — это разница в понимании мира и
человека в мире. То же можно сказать о различии между полотнами
Леонардо да Винчи и Рембрандта или Тициана, хотя эпохи, поро­
дившие их творчество, ближе друг к другу. Но и различие не столь
разительно.
Даже в музыке, во всяком случае, в наиболее значительных и
глубоких музыкальных творениях, очевидна философская подо­
плека. Оратории и фуги Баха, симфонии и сонаты Бетховена,
оперы Вагнера или Чайковского — что это в большем или мень­
шем масштабе как ни музыкальное повествование о сущности
мира и смысле бытия?
Хотелось бы подчеркнуть: рассматривая философию как не­
отъемлемую часть культуры человека и человечества, саму куль­
туру следует понимать не как художественную культуру только,
а предельно широко. Она, философия, зримо присутствует в по­
литической и правовой культуре, самым тесным образом связа­
на с нравственностью. Даже религия стремится опереться на фи­
лософию. Другой вопрос, какую и с какой целью.
 В самом деле, политическая и правовая организация обще­
ства насквозь пропитана философской мыслью; особенно яв­
ственно это обстоятельство проявляется в наиболее крупных,
глубоких и радикальных политико-правовых решениях и дей­
ствиях, захватывающих целые эпохи, народы, а то и содруже­
ство народов.
Масса исторических примеров, как, впрочем, и многочис­
ленные факты современности могли бы проиллюстрировать дан­
ное обстоятельство с исчерпывающей очевидностью. Афины и
Спарта в Древней Греции, Римская империя, теократическое
государство средних веков, абсолютная монархия, буржуазно-
демократическая республика — их сопровождало, а то и пред­
варяло особое мировоззрение. И целью политиков было прове­
дение его в жизнь и защита определенной формы государства
или борьба с ним на том этапе, когда сама форма исторически
себя исчерпала. Появлялись новые идеи, новое мировоззрение,
в рамках которого вновь обосновывалась борьба, но теперь уже
за иные цели.
Вспомним Великую французскую революцию, которой пред­
шествовали радикальные перемены в мышлении. Образно, но
по сути справедливо сказал Дж. Байрон о Руссо, одном из идео­
логов буржуазной революции во Франции:
И молнией безумья озаренный,
Как пифия на троне золотом,
Он стал вещать, и дрогнули короны,
И мир таким заполыхал огнем,
Что королевства, рушась, гибли в нем.
Не так ли было с Францией, веками
Униженной, стонавшей под ярмом,
Пока не поднял ярой мести знамя
Народ, разбуженный Руссо с его друзьями.
Совершенно ясна, наглядна миросозерцательная природа со­
ветского государственного строя. Он возник и приводился в дви­
жение и в целом, и даже в частностях совершенно определенной
концепцией — марксизмом, марксистской философией. Конеч­
но, миросозерцание для того, чтобы быть действенным, должно
иметь благоприятную питательную почву, экономические, и в
более широком плане — социальные условия. Но там, где они
есть, возникает и проникает глубоко в сознание та философская
10
концепция, которая в конечном итоге и подготавливает полити­
ческий переворот.
Что касается религии, то хоть она и базируется на слепой
вере и в этом противоположна философской мысли, филосо­
фия и религиозная догматика всякий раз выступают в доволь­
но тесном, правда, весьма причудливом переплетении. И это
неудивительно. Ведь обе они пытаются решить, хотя и по-раз­
ному, во многом сходные проблемы, прежде всего такие, как
смысл бытия, цель человеческого существования. Показатель­
но, что древние греки и римляне называли христианство фи­
лософией.
Религия охотно использует философию в своих целях, пыта­
ясь найти в ней дополнительное обоснование и оправдание своих
догматов. По сути не было и нет такой религии, такой веры, ко­
торые не искали бы поддержки у философии.
Вся культура человечества, таким образом, насквозь пропи­
тана философской мыслью. Философия при этом — сердцевина
культуры, ее смысловой стержень, своего рода ключ к ее богат­
ствам. Это, понятно, не универсальная отмычка; каждый раз фи­
лософия отражает (точнее, должна отражать, если она хочет быть
действенной) реальные запросы личности, дух и смысл эпохи.
Еще Гегель заметил, что «философия — это эпоха, постигнутая в
мысли».
Но что же такое в конечном итоге философия? Трудно да­
же на основании того, что вы только что узнали о ней, дать
однозначный ответ. Философия многопланова, многолика. Это
учение об общих принципах бытия и познания, об отношении че­
ловека к миру. Это мировоззрение как обобщенная система взгля­
дов на мир и место в нем человека. Она имеет четко выражен­
ный идеологический подтекст, ибо содержит в себе систему норм
и идеалов и способствует формированию новых. Наконец, в са­
мом широком смысле философия должна быть определена как раз­
новидность культуры.
Более чем за 2500 лет своего существования философия по­
родила массу школ, направлений. Ее развитие ассоциируется с
не одним десятком имен, и то при условии, что взяты имена
более крупные, наиболее авторитетные. Как разобраться во всем
этом многообразии? Где та нить Ариадны, ухватившись за кото­
рую, можно за внешним многообразием увидеть, а это важно,
преемственность в развитии философской мысли?
11
 Как представляется, известную роль здесь мог бы сыграть так
называемый основной вопрос философии.
«Великий основной вопрос всякой, в особенности новей­
шей философии, — писал Энгельс, — есть вопрос об отноше­
нии мышления к бытию, духа к природе». Он имеет две стороны.
Первая: что первично, изначально — природа или дух, матери­
альное или идеальное? Иногда он формулируется несколько иначе:
дух, сознание порождает материю, бытие или наоборот природа,
материя, бытие порождает дух, сознание?
Философы по-разному отвечают на этот вопрос.
Одни из них признают, что первична материя. Она порожда­
ет дух, сознание. Таких философов называют материалистами. И
называют так именно потому, что они исходят из принципа:
материя изначальна, она лежит в основе всего существующего.
Другие же утверждают, что первичны сознание, дух, а материя,
природа вторичны, производны от сознания. Таких философов
называют идеалистами, потому что они считают: мысль (идея)
— вот что лежит в основе всего.
Различают объективный и субъективный идеализм.
Чтобы понять, что такое объективный идеализм, надо иметь
в виду, что объект вообще — это то, что существует вне челове­
ка, независимо от его сознания, то, на что направлена его дея­
тельность. Материализм считает, что вне нас существует мир,
который мы можем познавать и познаем, даже преобразуем, но
именно он — объективная реальность. Объективный же идеа­
лизм утверждает, что до нас и независимо от нас существует
идея (мировой дух, разум как таковой), а мир представляет со­
бой порождение этой идеи. Начало развернутой философии объ­
ективного идеализма положил древнегреческий философ Пла­
тон, а наиболее крупным и авторитетным представителем его в
Новое время был немецкий философ Гегель. И о том и о другом
подробнее вы узнаете несколько позже.
Основателем субъективного идеализма был священник
Дж. Беркли, живший в XVIII в. в Англии.
Заметим вначале, что субъективное — это то, что свойст­
венно человеку (субъекту). Так вот, Беркли считал, что реален
только субъект, его сознание. Мир вне человека существует лишь
постольку, поскольку данный конкретный человек непосред­
ственно ощущает, воспринимает его — видит, слышит, осяза­
ет. Получается, что субъект, человек порождает мир. Нет вос­
принимающего мир человека — нет мира. Подобного рода точ-
12
к а зрения настолько противоречит здравому смыслу, что сам
Ьеркли позволял себе здесь оговорку. Призывая на помощь Бо­
ги, он, как мы увидим, когда будем подробнее знакомиться с
•той философией, говорил, что всемогущий Господь Бог не
позволил бы ему так заблуждаться. Но подобная оговорка не
меняла сути философской доктрины; она лишь обнажала ее
болевую точку, наиболее уязвимое место, куда и направляли
удар противники субъективного идеализма.
Таким образом, в зависимости от того, как они отвечали на
вопрос: что первично — природа, материя или сознание, дух,
философы разделились на материалистов и идеалистов.
Естественен вопрос: что порождает материализм и идеализм,
системы взглядов, противоположных в своей основе, предопре­
деляя тем самым их борьбу? Вопрос более чем правомерный:
ведь раскол философии на два больших лагеря корнями своими
уходит в самые начала философского знания.
Обычно, говоря о возникновении и развитии материализма,
связывают его, с одной стороны, со становлением и укрепле­
нием позиций науки, прежде всего естествознания, с другой,
— с повседневной практикой человека, не без основания под­
черкивая, что и то, и другое подтверждает правоту материализ­
ма. Но почему тогда возник, развивался и ныне существует в
самых разнообразных вариантах идеализм?
Заметим: идеализм имеет свою питающую его почву. Он так­
же определенным образом связан с наукой и старательно, как
правило, подчеркивает непротиворечивость повседневному че­
ловеческому опыту, практике.
«Тайна» живучести идеализма — в сложности, противоречи­
вости «механизма» познания, в том, как человек познает окру­
жающий мир.
Разум способен раскрывать и раскрывает одну тайну приро­
ды за другой, развиваясь при этом по линии все большей и боль­
шей абстракции.
Если бы мы могли сравнить язык (а именно он фиксирует
человеческую мысль) дикаря и современного человека, что почти
наверняка поразило бы нас больше всего? Не бедность одного и
богатство другого, а почти полное отсутствие в языке, а значит,
и в мышлении дикаря развернутых абстрактных понятий.
Один лишь пример. Составители первого словаря коренных
жителей Аляски не могли не обратить внимания на то, что у
эскимосов до 40 наименований такого понятия, как снег. Снег
13
белый — одно слово, падающий снег — другое, снег, по кото­
рому прошел морж, — третье, но нет слова, обозначающего
снег вообще. Не выработало мышление эскимосов такой абст­
ракции.
В абстракции фиксируются вещи и наиболее существенные их
свойства, но фиксируются в общем виде, в отвлечении от самих
предметов. Степень этого отвлечения растет, нить, связывающая
понятия с реальностью, их породившей, тоньше и тоньше. Само
абстрактное мышление становится все более глубоким и разветв­
ленным. Создается возможность отрыва понятий от действитель­
ности, рождения иллюзии, что они живут чуть ли не самостоя­
тельной жизнью, не менее, а даже более реальной, чем вещи,
породившие те или иные понятия.
Немаловажно здесь и то обстоятельство, что философия и соб­
ственно философский идеализм возникли после отделения умст­
венного труда от физического. Появились люди, занимавшиеся
исключительно умственным трудом. Физический труд стал уде­
лом рабов да ремесленников. В этих условиях не могло не возник­
нуть противопоставления «возвышенного» умственного «низмен­
ному» физическому труду. Умственная деятельность обособилась,
породив иллюзию, будто разум вообще имеет первостепенное зна­
чение в противоположность материальной, практической деятель­
ности, «бренной действительности».
Одна иллюзия усилила другую, дав жизнь объективному идеа­
лизму.
Почва, на которой возникает субъективный идеализм, не­
сколько иная.
Что можно сказать об ощущениях, с помощью которых мы
познаем такие свойства вещей и предметов, как цвет, запах, вкус?
Это — источник всех наших знаний.
Представим себе на минуту человека, лишенного по какой-то
неведомой причине всех органов чувств. Он не сможет жить, как
человек, едва ли сможет существовать вообще именно потому,
что лишен каналов, через которые к нам поступают в конечном
итоге все сведения о мире.
Отправляясь от этого бесспорного факта, субъективные идеа­
листы чрезмерно раздувают его, провозглашая, будто сами ощу­
щения и есть свойства вещей. Вторичное, производное при по­
добной постановке вопроса опять отрывается от своего источни­
ка, превращается в нечто самостоятельное, первичное.
14
Следует выделить и еще одну особенность мышления, может
быть, наиболее существенную при рассмотрении вопроса о том,
почему не только возникает, живет, но и развивается идеализм,
что придает ему силу в борьбе с материализмом.
Давно замечено: идеализм уже потому, что исходит из пер­
вичности сознания, сделал акцент на его активности. А это важ­
ный момент: он многое объясняет и в механике мышления, и в
характере деятельности человека; важный вдвойне, если иметь в
виду, что материалисты достаточно длительное время недооце­
нивали отмеченную особенность мышления, страдали заметным
упрощением, доходя в отдельных случаях до прямой вульгариза­
ции. За это они подвергались обоснованной критике со стороны
идеалистов.
Мысль, сознание, действительно, активны, в том смысле,
что человек вначале мыслит, создает своего рода модель дейст­
вия, а потом действует на основе этой модели. Даже такой воин­
ствующий материалист, как В.И. Ленин, конспектируя труды не
менее воинствующего, но идеалиста Гегеля, обратил внимание
на один из основополагающих тезисов гегелевской философии:
сознание творит мир. Он признал справедливость этого тезиса,
правда, в полном соответствии с материалистической, точнее,
диалектико-материалистической традицией, интерпретировал его
следующим образом: сознание отражает мир, но если он, этот
мир, не удовлетворяет человека, тот преобразует, изменяет его.
Снимите интерпретацию, вы получите исходный принцип идеа­
листической философии.
Подчеркнем еще раз: не только материализм, но и идеализм
имеют довольно глубокие корни, кроющиеся прежде всего в ме­
ханизме человеческого познания.
Перейдем теперь ко второй стороне так называемого основ­
ного вопроса философии. Обычно его формулируют следующим
образом: как относятся наши знания об окружающем мире к са­
мому этому миру или проще: познаваем ли мир?
В зависимости от ответа философы тоже разделились. Все ма­
териалисты признают познаваемость мира. Признают ее и объек­
тивные идеалисты. С их точки зрения, мир вторичен, произволен
от духа, некой идеи, однако он познаваем. Но есть философы,
стоящие на позициях агностицизма (в переводе с греческого: а —
не, gnosis — знаю): не знаю, существует ли реально объективный
мир, а если существует, то он не познаваем. К агностицизму, как
15
увидим позднее, можно прийти с разных философских основа­
ний: от всеобщего скептицизма, как английский мыслитель Д.
Юм, или от сознательного ограничения возможности разума, как
немецкий философ И. Кант. Сущность агностицизма от этого не
меняется.
Мало, однако, признать познаваемость мира. В процессе по­
знания люди ставят перед собой определенные цели, вьщвигают
те или иные задачи. Важно при этом найти правильные пути к
цели, эффективные приемы решения задач. Нужен метод (в пере­
воде с греческого означает: путь к чему-либо).
Понятно, что метод обусловлен самой природой явлений,
присущими им закономерностями. Методом спектрального ана­
лиза, например, изучают химический состав звезд. Свои спе­
цифические методы имеются в физике, химии, биологии. Для
изучения социально-экономических явлений вырабатываются
опять же свои методы, мало, а то и вовсе не применимые в
других науках.
Философский метод изучения, очевидно, тоже должен соот­
ветствовать объекту изучения; отражая тот факт, что философия
обобщает достижения различных наук и общечеловеческой прак­
тики, он должен быть ключом к пониманию не каких-то отдель­
ных областей действительности, а действительности в целом.
В философии известны два метода познания — диалектика и
метафизика.
Слова эти тоже греческого происхождения.
В древности диалектикой называлось умение вести спор, до­
биваясь победы путем выявления и преодоления противоречий в
высказываниях противника. Позднее этим термином стали обо­
значать метод познания действительности, метод, который рас­
сматривает явления мира как не только взаимосвязанные, но и
находящиеся в постоянном развитии, изменении.
Что касается метафизики, то она признает развитие, но ка­
кое? Чисто количественное, по принципу: больше — меньше. В
этом случае мир предстает перед нами как простое повторение,
как нечто по сути неизменное, раз навсегда данное.
Практически все древние были наивными, стихийными диа­
лектиками. Рассматривая мир в целом, еще не расчленяя его в
рамках отдельных наук, они принимали как что-то само собой
разумеющееся качественное многообразие мира, взаимопереход
одного качества в другое. Уже ранние мыслители древности, та-
16
кие, как Гераклит, вполне диалектически рассуждали об источ­
нике развития; они видели его в борьбе противоположных начал,
скрытых в самом предмете, явлении.
Естественный процесс «отпочкования» от философии таких
наук, как механика, математика, при сохранении тесной связи
между этими науками и философией, привел в XVII — XVIII вв.
к тому, что возобладала метафизическая картина мира. И это впол­
не объяснимо. Что можно было зафиксировать с позиций наибо­
лее развитых тогда наук, т.е. той же механики и математики? Только
внешнее, механическое движение и количественный рост или
уменьшение.
Однако мысль именно о диалектическом развитии пробивала
и пробила себе дорогу. Наука и философия вернулись к трактовке
развития как процесса, в основе которого — борьба противопо­
ложных начал, а его результатом оказывается неизбежное умира­
ние старого, рождение нового, более жизнеспособного, а зна­
чит, и более прогрессивного.
Метафизичностью больше «грешил» материализм, но не вся­
кий, а лишь тот, что был распространен именно в XVII-XVIII вв.
Его сменило учение, получившее название диалектического мате­
риализма. Но подробнее о становлении и развитии философии, об
исторических формах материализма и идеализма вы узнаете из
следующих глав.
Вопросы для повторения
1. Что такое философия? Для чего необходимо ее изучение?
2. Материализм и идеализм. Кто прав в споре материали­
стов с идеалистами? (Ответ обосновать).
3. Познаваем ли мир? Как философы отвечают на этот во­
прос?
4. Проблема метода в философии. В чем сущность диалекти­
ки и метафизики?
Ниже приводятся отрывки из работ известных мыслителей XX
столетия Рассела и Шестова.
Обратите внимание на то, как Б. Рассел трактует предмет фи­
лософии. Согласны ли вы с подобного рода постановкой вопроса?
17 Г " * ' " " - : г.: м.етятут
Вчитайтесь в приводимую английским философом систему аргу­
ментов, подумайте, к какому выводу о будущем философии хо­
тел бы подтолкнуть вас автор?
А что говорит о том, что изучает философия, Л. Шестов/ Ьсть
ли, а если есть, то в чем точки соприкосновения в позициях
английского и русского мыслителей?
«Философия» — слово, которое употребляется во многих смыс­
лах более или менее широких или узких. Я предлагаю употреблять
это слово в самом широком смысле, который и попытаюсь теперь
объяснить.
Философия, как я буду понимать это слово, является чем-то
промежуточным между теологией1 и наукой. Подобно теологии,
она состоит в спекуляциях по поводу предметов, относительно
которых точное знание оказывалось до сих пор недостижимым;
но подобно науке, она взывает скорее к человеческому разуму, чем
к авторитету, будь то авторитет традиции или откровения. Все
точное знание, по моему мнению, принадлежит к науке; все догмы,
поскольку они превышают точное знание, принадлежат к теоло­
гии Но между теологией и наукой имеется Ничья Земля, подвер­
гающаяся атакам с обеих сторон; эта Ничья Земля и есть филосо­
фия Почти все вопросы, которые больше всего интересуют спеку­
лятивные умы, таковы, что наука на них не может ответить а
самоуверенные ответы теологов более не кажутся столь уж убе­
дительными, как в предшествующие столетия. Разделен ли мир на
дух и материю, а если да, то что такое дух и что такое материя'
Подчинен ли дух материи или он обладает независимыми способно­
стями " Имеет ли вселенная какое-либо единство или цель? Разви­
вается ли вселенная по направлению к некоторой цели? Действи­
тельно ли существуют законы природы или мы просто верим в них
благодаря лишь присущей нам склонности к порядку? Является ли
человек тем, чем он кажется астроному, - крошечным комочком
смеси углерода и воды, бессильно копошащимся на маленькой вто­
ростепенной планете? Или же человек является тем, чем он пред­
ставлялся Гамлету? А может быть, он является и тем и другим
одновременно? Существует ли возвышенный и низменный образы
1
Теология - учение о боге и догмах религии; богословие.
18
жизни или же все образы жизни являются только тщетой ? Если
же существует образ жизни, который является возвышенным, то
в чем он состоит и как мы его можем достичь? Нужно ли добру
быть вечным, чтобы заслуживать высокой оценки, или же к добру
нужно стремиться, даже если вселенная неотвратимо движется
к гибели? Существует ли такая вещь, как мудрость, или же то,
что представляется таковой, — просто максимально рафиниро­
ванная глупость? На такие вопросы нельзя найти ответа в лабо­
ратории. Теологи претендовали на то, чтобы дать на эти вопросы
ответы и притом весьма определенные, но самая определенность
их ответов заставляет современные умы относиться к ним с по­
дозрением. Исследовать эти вопросы, если не отвечать на них, —
дело философии.
К чему тогда, можете вы спросить, тратить время на подоб­
ные неразрешимые вопросы? На это можно ответить и с точки
зрения историка и с точки зрения личности, стоящей перед ужасом
космического одиночества...
С того времени, как люди стали способны к свободному раз­
мышлению, их действия в бесчисленных важных аспектах оказа­
лись в зависимости от их теорий относительно природы мира и
человеческой жизни и от их теорий о том, что такое добро и
что такое зло. Это так же верно относительно настоящего вре­
мени, как и относительно прошлого. Чтобы понять эпоху или
нацию, мы должны понять ее философию, а чтобы понять ее фи­
лософию, мы должны сами в некоторой степени быть философа­
ми. Здесь налицо взаимная обусловленность: обстоятельства жиз­
ни людей во многом определяют их философию, но и, наоборот,
их философия во многом определяет эти обстоятельства. Это
взаимодействие, имевшее место в течение веков, будет предме­
том последующего изложения.
Однако возможен и ответ, который является ответом скорее с
точки зрения личности. Наука учит нас, что мы способны позна­
вать, но то, что мы способны познавать, ограничено, и если мы
шбудем, как много лежит за этими границами, то утратим вос­
приимчивость ко многим очень важным вещам. Теология, с другой
стороны, вводит догматическую веру в то, что мы обладаем зна­
ниями там, где фактически мы невежественны, и тем самым поро­
ждает некоторого рода дерзкое неуважение к Вселенной. Неуверен­
ность перед лицом живых надежд и страхов мучительна, но она
должна сохраняться, если мы хотим жить без поддержки утешаю­
щих басен. Нехорошо и то и другое: забывать задаваемые филосо-
19
фией вопросы и убеждать себя, что нашли мы бесспорные ответы
на них. Учить тому, как жить без уверенности и в то же время не
быть парализованным нерешительностью, — это, пожалуй, глав­
ное, что может сделать философия в наш век для тех, кто занима­
ется ею».
Б. Рассел
«В философии много раз ставились и разрешались так называе­
мые последние вопросы: существует ли Бог, существует ли душа, и
если существует, то смертна она или бессмертна, свободна ли воля
и т.д. Как будто бы вопросы законные и как будто предлагаемые на
них ответы, положительные или отрицательные, вполне приемле­
мы. И как будто бы уклониться от такой постановки вопросов —
если не невозможно, то, по крайней мере, бессмысленно. Так ли это ?
Мне представляется, что достаточно спросить человека: есть ли
£ог? _ для того, чтобы совершенно лишить его возможности дать
какой бы то ни было ответ на этот вопрос... Есть такие истины,
которые можно увидеть, но которые нельзя показывать. И это не
только истины о Боге или бессмертии души. Есть еще много истин
такого же порядка. Я не хочу сказать, что о них нельзя говорить.
Можно говорить и очень хорошо говорить. Но именно тогда, когда
о них не спрашивают. Как это ни странно — они боятся вопросов.
Поэтому их нельзя показывать, демонстрировать, т.е. делать та­
кими, чтобы они были очевидными и по первому требованию явля­
лись на зов. По своей природе они не могут или не хотят быть
очевидными. При них всегда есть шапка — невидимка: как только к
ним подкрадываются, чтобы изловить их, они тотчас покрывают­
ся шапкой и пропадают из виду».
Л. Шестов
20
Глава 2.
Возникновение цивилизации.
Рождение и основные этапы развития
философии Древней Греции
В истории человечества не так уж много столь удивительных и
трудных для объяснения моментов, как возникновение цивилиза­
ции. Но удивление и трудности — в значительной мере результат
того, что мы слишком мало знаем об этом периоде человеческой
истории, опираясь лишь на более или менее стройные гипотезы да
немногие факты. Ведь одновременно налицо ряд очевидных совпа­
дений и закономерностей.
Цивилизация складывается к середине первого тысячелетия
до н.э. практически одновременно в таких своих очагах, как древ­
няя Индия, древний Китай и Греция. Можно вспомнить по этому
поводу Вавилон, древний Египет.
Многое из того, что создает цивилизацию, возникло даже раньше.
Прежде всего, это рабство. Как бы к нему ни относились, именно
рабовладение обусловило скачок в развитии материального произ­
водства и появление относительно большой прослойки людей, при­
вилегией которых стала мыслительная деятельность.
Уже жрецы имели определенную сумму знаний о природе, пред­
ставления о человеке, приобретенные на основе многовекового опыта.
Достаточно назвать в этой связи египетскую астрономию, кален­
дарь, основанный на наблюдениях за движением Луны, Солнца и
звезд, начала математики, известные как в Египте, так и в Вави­
лоне. Но то были знания, которыми обладал весьма ограниченный
круг лиц, «посвященных». К тому же имевшиеся в распоряжении
жрецов знания были как бы вплетены в религиозные представле­
ния, мистику, им служили, им подчинялись.
Цивилизация дала мощный толчок развитию человеческого ин­
теллекта в ином направлении. Именно в ее лоне возникла наука и
собственно философия. Не сразу им удалось оторваться от религии
и мифологии, но важно то, что философское знание развивалось в
сторону все большей независимости, самостоятельности.
Это можно проследить уже на древнеиндийской философии,
главным источником которой долгое время оставались Веды —
своего рода сборники гимнов в честь богов. Все ведические тек-
21
сты считались божественным откровением и были напрямую свя­
заны с определенным ритуалом. Но незыблемость авторитета жре­
цов безусловность предписываемого ими ритуала постепенно
размывались. На первый план вышло осмысление предписании
Вед чисто философские вопросы: «Откуда мы пришли, где жи-
вем'и куда движемся... по чьему велению существуем мы здесь то
в страданиях, то в удовольствиях? Будут ли этому причиной вре­
мя или природа, или необходимость, или случайность, или... вер­
ховный дух?».
Древнекитайская и древнегреческая философии тоже начина­
ются с разложения мифа, этой причудливой амальгамы мистициз­
ма с гениальными интуитивными догадками о природе и о челове­
ке Кульминация процесса разложения мифа — эпос.
Вспомним героический эпос Гомера, первый выдающийся
продукт эллинской цивилизации.
По форме это классический миф, но как он по сути далек от
той же религии... Боги Гомера вполне человечны. Чем они отли­
чаются от людей? Только тем, что бессмертны да обладают сверх­
человеческими способностями. В моральном же отношении им
нельзя отдать никакого предпочтения перед человеком.
Греческий гений дал миру и другой вариант эпоса. Его ино­
гда называют дидактическим и связывают с именем Гесиода.
В «Трудах и днях» Гесиод изображает прежде всего людей,
человеческое общество, четыре стадии его развития, четыре ве­
ка- золотой, серебряный, медный, железный. Причины гибели
людей золотого века неизвестны; серебряный пришел к концу,
«поскольку люди почестей не воздавали блаженным богам», а
люди медного века погибли в междоусобной борьбе. Четвертый,
железный век, - это век забот и раздоров, зависти и насилия.
СйчМиф - фантазия, но одновременно первая попытка дать объ­
яснение: почему, в силу каких причин, под влиянием чего и из
чего возникло все сущее. Религиозный миф предполагает один от­
вет на вопрос: все от бога. И ответ может не расшифровываться.
Миф Гомера или Гесиода иной. Это и фантазия и начала знания о
географии, истории, медицине и многом ином. Так, в «Илиаде» и
«Одиссее» только один раз упоминается магическая формула для
остановки кровотечения; во всех остальных случаях даются впол­
не рациональные рецепты лечения ран. Топографическое описа­
ние Гомером Трои, а это требует немалых знаний и искусства,
позволило немецкому исследователю Шлиману обнаружить ее. Тех­
нология изготовления плуга, описанная в гесиодовских «Трудах
22
и днях», по сути не отличается от той, которая использовалась
примерно 150 лет назад на Руси.
Из подобной мифологии и выросло первоначальное фило­
софствование, но оно переросло миф и ушло от него, хотя и не
сразу.
Первые философы выглядят титанами, которые пролагают путь
принципиально иному способу мышления. Прежде всего они де­
лают шаг по изъятию божества из объяснения природы вещей и
процессов, закладывая основы науки. Образно, но по сути верно
высказался о древнегреческих мыслителях Ф.Ницше, заметив, что
«эти философы искали лишь более светлого солнца; мир казался
им недостаточно чистым, недостаточно сияющим. Они искали
этого света в своем познании, в том, что каждый из них называл
своей «истиной». Ф.Ницше замечал: «В ту пору познание еще сия­
ло ярче, чем теперь; оно было еще молодо и ничего не знало о
трудностях и опасностях своих путей; оно могло тогда еще наде­
яться одним прыжком достигнуть средоточия всего бытия и, ис­
ходя из него, разрешить загадку мира».
^Обычно подчеркивается, что научное знание в его началах
заимствуется древними греками с Ближнего Востока. Прежде всего
это начала математики. Но там они носили ярко выраженный
прикладной характер (использовались для измерения площадей,
определения расстояний, высоты, длины, объема и т.п.) и сво­
дились обычно к совокупности приемов, по которым следует про­
изводить вычисления. Они по сути не доказывались. Новое, что
внесли в математику греки и что подняло ее на гораздо более
высокий уровень, — это теоретическая математика, в основе ко­
торой лежало изучение закономерностей, по которым развивает­
ся мир. То же, с оговорками или без них, можно сказать о других
областях знания, интересовавших мыслителей древней Греции.
Начала науки, как отмечалось уже в первой главе, имели тенден­
цию сливаться с философией, развиваться в одном русле.
(1 О первых древнегреческих философах известно очень мало,
так мало, что подчас невозможно сказать, где факты, а где вы­
мысел. Точных сведений практически нет. Все или почти все сви­
детельства приводятся с оговорками. Неизвестно, скажем, ко­
гда тот или иной мыслитель родился или умер, действительно
ли сделал все те открытия, которые ему приписывают. Но бес­
спорно, что кто-то, скорее всего тот, который в связи с этими
открытиями упоминается, именно в это время совершил их и
пытался представить соответствующие доказательства.
23
 В любом учебнике по философии, там, где говорится о воз­
никновении ее в древней Греции, первым упоминается имя Фа-
леса, одного из семи древнегреческих мудрецов. Каждый из них
прославился по меньшей мере одним особо мудрым высказыва­
нием. То, что принадлежит Фалесу, звучит: вода есть наилуч­
шее, т.е. все происходит из воды.
Это часто обескураживает того, кто лишь приступает к изу­
чению философии. Но есть ли для этого основания?
Прошлое и мыслителей прошлого можно понять, оценить их
действительную значимость, лишь применяя две группы крите­
риев. Одна должна базироваться на том, что сказал тот или иной
мыслитель по сравнению с нами. Однако гораздо важнее по от­
ношению к прошлому другая группа критериев. В их основе —
что сказал мыслитель по сравнению со своими предшественни­
ками. А здесь Фалес по-настоящему велик.
Задавшись вопросом, откуда все возникает и куда возвраща­
ется, он пытался представить себе начало мира, объяснить, из
чего тот произошел, на какой основе развивается.
Первооснова всего существующего, по Фалесу, — вода. Когда
она испаряется, образуется воздух; когда с ней происходят изме­
нения в противоположном направлении — земля и даже камень.
Смысл и связь различных качественных состояний многообраз­
ного мира — вот что выходит на первый план.
Фалес не отрицает богов, но, пытаясь понять и объяснить
мир, он не прибегает к их помощи. А это потрясающе смело по
тем временам. И пусть его идея наивна, звучит еще как вдохно­
вение. Иначе, однако, и быть,не могло. Знание примитивно,
фактов слишком мало. Отсюда — практически ничем не дока­
занные допущения, но одновременно уверенность, что мир,
окружающий нас, можно познать. В этом, собственно, и состоит
основная заслуга мыслителя. Самой постановкой вопроса Фалес
будит человеческую мысль, толкает ее вперед.
Интересная особенность взглядов первого известного древ­
негреческого мыслителя (в той или иной степени она будет ха­
рактеризовать всю дальнейшую философию древней Греции): Фа­
лес стремится все самые разнообразные знания связать в еди­
ное представление о м-ире и проявляет при этом страстную по­
следовательность. Однажды принятая точка зрения, убеждение,
к примеру, что вода есть наилучшее, доводится до логического
конца. Оно не знает ограничений и исключений. Срабатывает та
же самая причина — ограниченность материала для размышле-
24
ния. На этом пути возможны гениальные догадки и озарения,
но нередки и ситуации, когда мысль оказывается на грани и
даже за пределами здравого смысла.
И все же. Существует предание: однажды рыбаки вытащили из
воды вместо рыбы золотой треножник. Удивительный улов тут же
вызвал жаркий спор, и, чтобы избежать потасовки, решено было
обратиться к дельфийскому оракулу (прорицателю) за советом. Ответ
был таков: «Отдать тому, кто в мудрости первый». Треножник отпра­
вили Фалесу. Милетский мыслитель, столь же скромный, сколь и
мудрый, отослал его другому мыслителю, тот — третьему. Наконец
треножник вновь оказался в Милете у Фалеса. По другим свидетель­
ствам, мудрейшему из мудрых предназначался кубок царя Креза.
Лучшим свидетельством, позволяющим определить время жиз­
ни Фалеса, является то, что он прославился предсказанием сол­
нечного затмения, которое произошло в 585 г. до н.э.
Говорят, что Фалес бывал в Египте и обучался там геометрии,
причем открыл общий способ измерения высоты любого предмета,
чем привел в изумление самих египтян. Ему приписываются многие
другие открытия в геометрии, но, возможно, ошибочно.
О Фалесе вообще известно слишком мало достоверного, что
не позволяет сколько-нибудь полно восстановить его учение. О
его последователях в Милете известно чуть больше. Логично пред­
положить, что кое-что, содержащееся в их учениях, перешло к
ним от Фалеса.
Но, прежде чем говорить об учениках Фалеса, заметим, что
вместе с учителем они положили начало первой философской
школе в древней Греции — Милетской школе.
Второй, после Фалеса, крупный ее представитель — Анаксимандр.
В ряде моментов он более интересен и оригинален, чем его учитель.
Анаксимандр — автор едва ли не первого философского со­
чинения «О природе». От него до нас дошло лишь несколько слов
и ни одного законченного предложения. Но, несмотря на край­
нюю скудость сведений, мы знаем кое-что из того, чему учил
этот древнегреческий философ.
Он утверждал, в частности, что все вещи произошли из еди­
ной, первичной субстанции2, но это не вода, как думал Фалес,
и не какая-либо иная известная нам субстанция. Он называл ее
'Субстанция — принятый философский термин для обозначения первоосновы,
сущности вещей и явлений
25
 «апейрон», подчеркивая, что первооснова мира «апейрон» — не­
что неопределенное, но он бесконечен, вечен, т.е. существует
как бы вне времени, — несотворим и неуничтожим, «объемлет
все миры», ибо Анаксимандр считал наш мир лишь одним из
многих. Первосубстанция способна переходить в различные из­
вестные нам состояния, тот же воздух, воду, землю, а те — друг
в друга.
Апейрон — весьма отвлеченное понятие, и может возникнуть
естественный вопрос, что породило его уже на заре философской
мысли? Совсем недалеко до идеи атома, столь же умозрительной,
правда, как и идея «апейрона».
До мысли об «апейроне» Анаксимандр пришел, поставив,
видимо, под сомнение идею Фалеса о воде как первооснове ми­
ра. Раз есть различие стихий, то какое у нас основание предпо­
читать одну из них? Потом будут и воздух, и огонь, и комбина­
ция начал. Но останется тот же вопрос: ведь ни у одной из них нет
преимущества.
И хотя после героического прорыва мысли к «апейрону» на
целые века еще сохранится в умах философов стремление апел­
лировать к определенному качественному первоначалу там, где
они будут пытаться ответить на вопрос: что лежит в основе ми­
ра, идея «апейрона» уже не умрет. Еще более жизненной кажется
мысль Анаксимандра о том, что первоначало не погибает. Эта мысль
пройдет через всю древнегреческую философию.
Именно в этом пункте обнажится конфликт философии с ре­
лигией — не столько в том плане, что «они (первые философы),
пожалуй, толковали о материи» (Аристотель), а в том, прежде
всего, что первоначало, в какой бы форме оно ни выступало,
вечно, несотворимо.
Анаксимандр попытался на медной доске нарисовать карти­
ну известной древним грекам части мира. Он написал книгу о
космологии, из которой до нас дошло несколько фрагментов.
Среди них — предположение о форме Земли; весьма смелое, ес­
ли иметь в виду, что не было еще, понятно, никаких опытных
данных, допущение, касающееся размеров небесных светил.
Солнце, полагал Анаксимандр, равно Земле. Он же утверждал,
что Солнце больше Земли в 27 или 28 раз. Луна — плоский диск
в 19 раз больше Земли.
Впервые в истории Анаксимандр высказал идею эволюции,
полагая, что человек, подобно другим живым существам, про­
изошел от рыб.
26
Анаксимен, расцвет деятельности которого, скорее всего, пред­
шествовал 494 г. до н.э., — последний крупный представитель
Милетской школы.
По всей видимости, он хотел встать между Фалесом и Анак-
симандром в решении основного для всех их вопроса о первоос­
нове мира. Анаксимен не решился или не захотел развивать да­
лее идею Анаксимандра, но показательно, что из всех вещест­
венных первоначал он выбирает самое нейтральное — воздух.
Даже душа у него состоит из воздуха.
Мир, каким мы его знаем, образовался, по Анаксимену,
путем разрежения и сгущения первоначальной субстанции —
воздуха. При разрежении он переходит в огонь, при сгущении
становится водой и землей. Из огня состоят и звезды. Мы не
ощущаем их тепла, т.к. они очень далеки от нас.
Анаксимен вызывал в древности большее восхищение, чем Анак­
симандр, хотя нам нелегко понять, почему. Но вообще и это об­
стоятельство нельзя не выделить, не подчеркнуть, и Фалес, и Анак­
симандр, и Анаксимен — Милетская школа — важны и интересны
не столько своими достижениями, гениальными догадками, сколь­
ко своими исканиями. Ведь они были первыми. И если даже реше­
ния, к которым приходили мыслители из Милета, не удовлетворя­
ли философов более позднего времени, и те и другие решали во
многом сходные проблемы. Но уже была основа, исходные пози­
ции, позволявшие идти дальше в поисках более глубоких и убеди­
тельных ответов.
Эта мысль формулируется некоторыми авторитетными иссле­
дователями древней философии даже более радикально. Так,
Д. Томпсон полагает, что споры о том, в какой мере мы обязаны
ранним греческим философам, всегда остаются неразрешенны­
ми, т.к. вопрос понимается неправильно. Действительная суть про­
блемы, по мнению Томпсона, не в том, что древние греки пред­
восхитили результаты современной науки, а в том, что «совре­
менные ученые добились успеха в восстановлении некоторых ко­
ренных, но забытых истин, и прочно обосновали их на базе экс­
периментального доказательства». В отношении, по крайней мере,
некоторых истин и такая постановка вопроса не кажется чрез­
мерной.
Одним из продолжателей традиций Милетской школы был
Гераклит из Эфеса. Расцвет его жизни и деятельности приходится
примерно на 500 г. до н. э. Он родился и жил после знаменитого
Пифагора. Но мы говорим о Гераклите в данном разделе, нару-
27
шая хронологию, именно потому, что хотим проследить, во что
выливается учение, истоки которого — в Милете.
Уже в древности Гераклит был назван Темным, т.е. он был
понятен в своих высказываниях далеко не всем, хотя и пользо­
вался известностью благодаря своему учению, что все в мире
находится в состоянии постоянного изменения.
В основе мира у него — огонь3. «Этот космос, один и тот же
для всего существующего, не создал никакой бог и никакой
человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем,
мерами загорающимся и мерами потухающим».
Все древние греки, что уже отмечалось в предыдущей главе, —
наивные диалектики, но первым, кто сумел это выразить развер­
нуто и образно, был Гераклит.
Время уничтожило сочинения Гераклита, как, впрочем, и
труды многих других философов, не только предшественников, но
и мыслителей, появившихся позднее. Остались лишь фрагменты,
по сути — цитаты. Приводит, к примеру, Аристотель высказыва­
ния того же Гераклита. Мы собираем их воедино, систематизируем,
пытаясь по осколкам, кусочкам разбитого составить представления
об учении в целом.
Философы древней Греции писали, как свидетельствуют до­
шедшие до нас источники, очень много. Но сохранились подчас
лишь наименования отдельных трудов. Самая обширная группа
дошедших до нас фрагментов из Гераклита посвящена противо­
речиям. Они — источник изменения, развития.
«Война (борьба противоположных начал — сказали бы мы)
есть отец всего и мать всего; одним она определила быть богами,
другим — людьми; одних она сделала рабами, других — свобод­
ными». И еще: «Гомер был не прав, молясь, чтобы борьба исчез­
ла с лица земли; ибо если бы его молитва исполнилась, все вещи
погибли бы».
«Все течет, все меняется»... Хотя этой фразы нет среди под­
линных фрагментов Гераклита, ее издавна приписывают именно
ему. «В одну и ту же реку нельзя войти дважды»; «на входящего в
3
Само по себе это, казалось бы, малооригинально. Какая разница, что положить
в основу: воду, воздух или огонь. Все стихии, все состояния видимого мира из
огня: «Огонь живет земли смертью, и воздух живет огня смертью, земля — воды
смертью».
28
одну и ту же реку текут все новые и новые воды», — так звучат
его собственные слова.
Подчеркнем. Гераклит — не апологет изменчивости как тако­
вой; он — диалектик.
Даже жизнь и смерть, эти естественные противоположно­
сти, взаимообусловлены по Гераклиту: «Бессмертные — смерт­
ны, смертные — бессмертны; смертью друг друга они живут, жиз­
нью друг друга они умирают».
Нелегко, понятно, по отдельным афоризмам-фрагментам по­
лучить целостное представление о мыслителе. Представьте на ми­
нуту, что будут и что смогут сказать потомки через две с поло­
виной тысячи лет о любом из современных философов, если
предположить, что сохраняться от него лишь произвольно из­
бранные цитаты.
И все же. И Платон, и Аристотель (а их труды — основной
источник, позволяющий восстановить основные положения уче­
ния Гераклита) соглашаются: мыслитель из Эфеса учил, что «нет
ничего вечного, все становится» (Платон). «Нет ничего прочно­
го» (Аристотель).
Еще одна сторона учения Гераклита: он постоянно подчер­
кивает относительность суждений, оценок. Идея относительности
— важная сторона, момент диалектики.
«И добро и зло (одно)».
«Мудрейший из людей по сравнению с богом покажется
обезьяной».
«Прекраснейшая обезьяна отвратительна по сравнению с че­
ловеческим родом».
«Ослы золоту предпочли бы солому».
Традиция изображает Гераклита человеком, не обладавшим
добродушным характером и бывшим далеко не демократом.
Относительно своих сограждан он говорит: «Правильно по­
ступили бы эфесцы, если бы все они, сколько ни есть возмужа­
лых, повесили друг друга и оставили город для несовершенно­
летних, — они, изгнавшие Гермодора, мужа наилучшего среди
них...». Гераклит невысоко, если не сказать более, отозвался обо
всех известных своих предшественниках: «Гомер заслуживает то­
го, чтобы быть изгнанным из общественных мест и быть высе­
ченным розгами». «Никто из тех, чьи учения я слышал, не до­
шел до признания, что мудрое от всего отлично». «Многознание
не научает быть умным, иначе оно научило бы Гесиода и Пифа­
гора, а также Ксенофана и Гекатея». Единственным исключени-
29
 ем из этого приговора был Тевтам, говоря о котором, Гераклит
замечает, что его учение было лучше, чем у других Если M J
попытаемся найти причину не то чтобы восхваГния, но боле"
высокой оценки, то найдем ее в высказывании Тевтама- «Мно-
гие — плохи».
Может возникнуть вопрос, зачем столь подробно говорить о
далеко не лучшем, что есть у Гераклита? Мы к тому же не знаем
даже, насколько это соответствует истине. В конце концов хотя
древние греки выработали и обосновали небезынтересный'жиз­
ненный принцип «золотой середины», призывая к умеренности
во всем, принцип, норма эта оставалась во многом умозритель­
ной. Греки были живыми людьми, мало сдержанными как в сво­
их поступках, так и высказываниях. Но не это главное
Даже в последних из приведенных фрагментов Гераклита без
труда обнаруживаются очень интересные мысли. Хотя бы- «Много-
знание не научает уму».
В направлении, во многом противоположном традициям Ми­
летской школы, пошел Пифагор.
По мнению Б. Рассела, и так думает не только он, в интел-
к о г я Т Г Г М ° Т Н 0 Ш е н и и э т о °Д ИН из самых значительных людей
когда-либо живших на земле.
Уроженец острова Самоса (его акме4 - 532 г до н э ) Пое
следуемый недругами, он оказался в конечном итоге в Крото­
не, греческом городе южной Италии, где основал весьма жиз­
неспособное сообщество - политический союз, религиозное
братство, философскую и научную школу одновременно
По преданию, Пифагор, перебравшись в Италию, пленил
там своими речами более двух тысяч человек так, что никто из
Т ™ ^ е Р Н У Л С Я Д ° М О Й ' Н ° ' У С Т Р ° И В в м е с т е с Д ет ьми и женами
весьма большую школу, они поселились в той части Италии ко­
торая многими зовется Великой Грецией, а указанные Пифаго­
ром законы и предписания подобно божественным заповедям не
преступали ни в чем. Имущество они сделали общим, а Пифагора
причислили к богам. «Сам сказал», - эти слова пифагорейцы
произносили всякий раз, когда кто-нибудь сомневался в истин­
ности их взглядов.
То, чему учил их Пифагор, с одной стороны, внешне очень
похоже на элементарную религию, в основе которой - набор
« Чисто греческое понятое, означающее физическую и творческую зрелость.
30
довольно примитивных табу (запретов), учение о переселении
душ и культ самого Пифагора.
Вот примеры табу, которыми руководствовались члены пи­
фагорейского братства:
— Воздерживайся от употребления в пищу бобов.
— Не ходи по большой дороге.
— Вынимая горшок из огня, не оставляй следа его на золе,
но помешай золу...
Что касается учения о переселении душ и культа основателя
братства, то, по преданию, Пифагор сам говорил, что был сы­
ном Аполлона (или Гермеса). Его душа многократно перевопло­
щалась, и он помнил о прежних воплощениях души, помнил
ранение во время осады Трои Менелаем, был Пирром и нако­
нец родился Пифагором.
А вот что он говорил почти наверняка: «Есть три вида разум­
ного — во-первых, бог, во-вторых, человек и, в-третьих, по­
добные Пифагору».
Интересно, что все открытия, сделанные пифагорейцами (брат­
ство намного пережило своего создателя), приписывались Пифаго­
ру, иногда даже его жене и дочерям, ибо предполагалось, что душа
человека после смерти может переселиться даже в тело животного
(все зависит от того, каким был человек в своей предыдущей жиз­
ни), но душа Пифагора продолжает жить в телах наиболее талант­
ливых его последователей. //
Однако даже эту мистйлески окрашенную сторону пифаго­
рейского учения не следует упрощать. Соблюдению табу при­
давался, как правило, нравственный смысл. Так, «не пересту­
пай через перекладину» означало: не нарушай границ справед­
ливости. Пифагорейцы были убеждены: каждый должен нести
ответственность за свои поступки. Они постоянно задавались во­
просом, подводя итог: «Что преступил я? Что натворил? Какого
не выполнил долга?»
Длительное время учение сохранялось едва ли не в тайне от
недостойных. Некто Гиппас, по преданию, поплатился за раз­
глашение его. Гиппаса столь возненавидели, что не только изгнали
из братства, но даже соорудили ему могилу, как будто некогда
бывший их товарищ в самом деле ушел из земной жизни.
Излишняя таинственность, окружавшая пифагорейцев, воз­
можно, была следствием того, что они объединились не только
как своего рода религиозная секта, но и политический союз.
Возможно, однако, причина глубже. Пифагореизм — это одна
31
 из первых попыток создать аристократию духа, отобрать и объе­
динить немногих достойных.
Что касается политики, то, насколько известно, Пифагор не
занимал никаких общественных постов. Во все вмешался случай.
Около 510 г. до н.э. демагог (в буквальном переводе с греческого:
народный вождь), возглавлявший тогда демократию в Сибарисе,
изгнал из города 500 богатейших граждан, а когда они укрылись в
Кротоне, потребовал выдать беглецов; Пифагор и пифагорейцы
настояли на войне в их защиту. Войско сибаритов было разгром­
лено. На какое-то время инициаторы победоносной войны при­
обрели политическое господство. Но в конце века Пифагор поки­
нул Кротон, что само по себе уже свидетельствовало о падении
его популярности. Вскоре и сторонники Пифагора вынуждены
были бежать из города, подвергшись жестоким гонениям.
Однако пифагореизм, как учение, выжил. В нем лишь смес­
тились акценты. Почти не вмешиваясь в политику, пифагорейцы
продолжали учить, отстаивая и определенные политические
нормы. Так, они требовали «держаться отцовских обычаев и за­
конов, даже если они хуже других. Ибо вовсе даже не полезно и
не спасительно легкомысленно отступаться от существующих
законов и склоняться к нововведениям».
Но в пифагореизме, чем далее, тем заметнее, развивается по
преимуществу то, что следовало бы назвать философскими и науч­
ными взглядами.
В учении Пифагора и его последователей вообще довольно
четко различаются две части. Одна нравственная и религиозно-ми­
стическая (о ней, собственно, и шла речь). Другая — научно-фило­
софская.
Примером последней может служить знаменитая теорема. Да
и в целом математика слишком многим обязана Пифагору и
пифагорейцам. Именно пифагорейцы едва ли не первыми при­
менили выводы математики к другим областям знания, подчас
весьма далеким от математики, — к музыке, например. Они пы­
тались найти там законы гармонии.
Математикой пронизано и философское учение Пифагора.
Основополагающее его положение: «все вещи суть числа». Если это
положение трактовать буквально, то оно имеет мало смысла. Но
что понимал под ним Пифагор? Он открыл, что число имеет
большое значение, именно в нем ключ к тайнам гармонии. Мы
до сих пор говорим: гармоническое целое, гармоническая про­
фессия.
32
Древние греки страстно искали гармонию в мире. Не удиви­
тельно, что Пифагор с его культом математики, пытаясь сделать
еще шаг по этому пути, пришел к выводу, что число лежит в
основе мира.
В целом учение Пифагора ориентировано на уход от реаль­
ности. Видимый мир ложен и иллюзорен. Будничный опыт и
основанное на нем чувственное знание несостоятельны. Мысль
— выше чувства. Если чувственный мир не укладывается в гра­
ницах математики, тем хуже для чувственного мира.
Нашу жизнь, по Пифагору, можно сравнить с Олимпийски­
ми играми. Одни ищут в них славы и лавровых венков, другие
приходят на них, чтобы покупать и продавать, третьи, наибо­
лее, по мнению философа, благородные, ищут не прибыли и не
рукоплесканий, а идут, чтобы насладиться зрелищем. Они-то и
есть подлинные мудрецы. Созерцание и связанное с ним позна­
ние бесконечно выше любого другого занятия.
Пифагореизм, как и учение мыслителей Милетской школы,
— это еще становление философии. Все решения в ее рамках —
по сути возможности развития, первые вехи большого пути,
пластичного, изменчивого. Но с Пифагора начинается не осоз­
нанная пока тенденция разделения. Подобно тому, как Герак­
лит, а раньше милетские мыслители, закладывают основы будуще­
го материализма, так Пифагор объективно идет в противополож­
ном направлении — к идеализму.
Видимо, Пифагор ввел в употребление термин «философ»,
когда на вопрос, кем он является, ответил: я не мудрец (sophos),
Я любитель мудрости (philosophos), т.е. философ.
Пифагор подготовил учение элеатов. Но прежде чем обра­
щаться к нему, хотелось бы упомянуть еще одно имя. Оно не
столь известно, как имена Гераклита и Пифагора. Но взгляды
мыслителя, о котором пойдет речь, заслуживают внимания. Это
— Ксенофан. В 473 г. до н.э. ему было 92 года.
Философ прославился прежде всего своими рассуждениями
относительно богов, будучи весьма настойчив в своем свободо­
мыслии.
«Все, что есть у людей бесчестного и позорного, приписали
богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние и взаимный об­
ман». И далее: «... смертные думают, будто боги рождаются, имеют
одежду, голос и телесный образ, как они... Но если бы быки,
лошади, львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать
произведения искусства, подобно людям, то лошади изображали
2 М. В. Вальяно 33
 бы богов, похожих на лошадей, быки же - похожими на быков и Философ из Элей углубляется в проблему, которая лишь обо­
c!Z ZBa Ы ИМ Т С Л а Т а К О Г
° ° ' Р Да КЗКОВ
-лесный образ у „и значена у Пифагора. Ранее к ней подступал Гераклит. Но в целом

ZT:z7::rx6oroB голубоглазыми и
рь-ва^ яне
самих... Эфиопы говорят, что их боги курносы и черны фракиян 1То новая и, как мы убедимся в дальнейшем, очень важная для
философии проблема: как достигается истинное знание?
Это один из важнейших аргументов атеизма против оелигии Парменид обозначает два возможных пути познания. Одно (ос­
Его потом повторят неоднократно, как и другой аргумент Ксе нованное на разуме) дает истину, другое (основанное на чувствах)
нофана, утверждавшего, что там, где речь вдет о о т „ев ' — не более чем мнение (толпы). Парменид фактически сводит на
б Т д Г ккто
т Т ззнал
^ Г ббы... Н У :
ы ТЛишь ^ б Ь Ш °людям
^ -когоГп^лГне нет значение свидетельств, даваемых органами чувств. Бесцельно
оудет, призраки доступны» «зренье свое утруждать и язык и нечуткие уши». По сути, по Пар-
v r n i t ™ ВСПОМНИМ> к а к У ю тормозящую роль сыграла религия в мениду, имеет смысл говорить об устойчивой иллюзии.
момент становления философского знания (с этого мы начали Философ увлечен. Он настолько убежден в превосходстве разума
разговор о возникновении и первых этапах развития ф и л о Г над чувствами, что готов поверить: подлинно сущее — то, что мыс­
лится, в отличие от того, что воспринимается. Восприятие неустой­
чиво, текуче, смутно. Это все в конечном итоге лишь кажущееся.
ниемПиГгоп Р я еС гт аЯ П О Д р о б н о с т ь - Ксенофан бьш знаком с уче- Многое в учении Парменида станет понятнее, если обратиться
ивает w , М Иговорится
С Т 3аВЗЯ Й С 1 Р С Л О В ОН е к о к его ученику Зенону.
ивает ту еТо
его час " Тгде
часть, ' ™ ° °
о переселении ' душ:
* вьш-
Главное у него: попытка обосновать систему взглядов Пар­
Как-то в пути увидав, что кто-то щенка обижает менида методом, который получил название в геометрии «от
Он, пожалевши щенка, молвил такие слова- противного».
Даже сегодня аргументы, приводимые Зеноном5, оцениваются
Л о Т / п Г ' П е р е с т а н ь ! Ж и в е т в нем душа дорогого до парадоксального различно: как софизмы и как глубокие и убеди­
Друга. По вою щенка я ее разом признал.
тельные доказательства, раскрывающие тезис Парменида: истина
достигается и доказывается лишь логическим путем. Эта истина не­
sJclZZZl™ ' Р а З В И Т И И Ф И Л ° С О ф И И - * ™ или совместима с тем, что воспринимается чувственно.
Чтобы понять, как она могла возникнуть и какие идеи были Попробуем вникнуть в систему аргументации Зенона. Оста­
положены в основу учения элеатов (т.е. представит^ей^лейской вим в стороне попытку к известному в истории весьма много­
численному количеству опровержений Зенона добавить еще одно.
™ S ' ^
теориях^ Г НС б Ь Ичто
" утверждал,
I ераклит
И СЮ1
™ К У - Парменид
все° меняется. р е н н ^ с осно
Ги
Едва ли оно будет успешнее.
ватель Элеиской школы, возразил, заявив: ничто нГменяется Древние приписывают Зенону 40 доказательств в защиту уче­
Парменид - уроженец Элей в южной Италии Если ^ п и ' т ь ния о единстве сущего, которое не может быть поделено, и 5
Платону, Сократ, учитель Платона, в своей молодости (около доказательств против движения в защиту тезиса о видимости его.
Один из аргументов против множественности сущего: если
стар" ^ Г о 1 ? С е Д О В а Л % П а р М е НВВдДе Ой М
с т' в
В ТО в р е м я
У- ™ j £ Z
не знаем' но Г о Г ' " ^ * £ * * ™ ь н о с т и или нет, мы есть множество, то вещи должны быть необходимо и малы и ве­
не знаем, но Сократ, да и Платон (это совершенно очевидно) лики; так малы, что вообще не знают величины, и так велики,
испытали на себе влияние Парменида. очевидно), что бесконечны.
ц т„ п ! ЖС П а р м е н и Д многое взял от Пифагора. Говорят иногда
что Парменид создал логику. Это, пожалуй, слишком ЕМУ п г !
надлежит, однако, система аргументов, д е й с т в и е основаГ
' Чпще в литературе употребляют термин «апории». В переводе с греческого он
не^шТмТостя™*' Г ' К ° Т О р Ы е 'логики.
" " " формальной
нейшем, составят начала
б
^ и Развитыв даль­ ожачает безвыходное положение, трудно разрешимую проблему. Она возникает,
поскольку в самом предмете или понятии о нем заложено противоречие.

34 35
Г'
 2ZL™r™«™«
7T»v против движения
Дихотомия (деление п о п о л з и - „ НОЙ сущности. Одна из легенд о смерти философа гласит: за спа-
ся, т.к. прежде чем д в и ж у щ е е с я ^ л о Г 6 ™ 6 Н е М О Ж е т закончить- в*ние от чумы жители города оказали Эмпедоклу поистине цар­
ДОСТИГНет
оно должно достичь umomnJuZ конечного пункт ские почести, и, желая, чтобы его всегда столь высоко чтили, для
ловины, - П о л о в и н ы поГви^^ЛоТ' Ч Ш Д О — н е т по-' укрепления молвы, будто он взят на небо и стал богом, философ
бесконеч
^ м это означает, что движение не loJ° н о с т и . Впро- бросился в жерло вулкана Этна. Вулкан, однако, не принял само­
Иновариант аргументя w Ж е т и на
чаться. уверенного кандидата в боги, выбросив одну его сандалию.
репаха. С а м ы й б ы с ^ ^ л ю д а й н Г ™ 8 * B № № ~ * « ~ . %- Но оставим в стороне легенды. Обратимся к философскому уче­
нию Эмпедокла.
самых м е д а е „ н ь Л з д а н м ^ и o L в ь ш ^ Т ^ 3 Д ° т а т ь о д « ° - Сицилийский мыслитель учил, что в основе мира лежит не
B ПУГЬ р а н ь ш е
Ахиллес, чтобы догнать Чепепа vv n - Одно, а сразу четыре начала: огонь, земля, вода и воздух, а
стояние от своего места до т о Т ™ Т*™ № а Ч а Л е П Р° Й ™ Рас-
пе в Также Дружба, которой они соединяются, и Вражда, которой
Черепаха. Но прежде чем он n n o S Р °начально находилась
n
Двинется в п е р е д и J ^ ^ ™ * * ™ * » * > , Ч е Р ™ ^ эта б они разъединяются. Каждый из элементов вечен, но они могут
T^-rPrip • ^ssss; — -
с е к ц и и ™ £ « В Д - -
смешиваться в разных пропорциях и порождать тем самым раз­
личные сложные субстанции. В одни периоды преобладает Лю­
бовь, в другие — Вражда.
том. Но Зенон ведет речь не о п е я Т Г Ч И И с Ka**°№eBHbiM опы­ Существовал некогда Золотой век, когда безраздельно гос­
НС
л е н и я , а о возможности шс^^^^^^ ° <™ствовании подствовала Любовь. Затем постепенно в мир вошла Вражда, и
РЭЗуМ М 0 н
внутреннюю п р о т и в о р е ч и т е ™ ! ^ ° - «скрывает Любовь была изгнана. Но начинается, хотя причина этого не ясна,
Ражающих его понятий. б и е н и я и противоречиво^^ Противоположное движение, пока не возвратится Золотой век.
Весь цикл потом повторяется.
™ ^ S ^ ^ ™ « ^ — ч и в а е т с я разум Это напоминает Гераклита, но в смягченной форме, т. к. не
аспектах, поскольку ^ ^ ™ ™ т его хот
' * бы в некоторых' одна Вражда, но Вражда и Любовь была в совокупности произво­
кУюш к о л у к а к шаГвперед Р вТаз В И тиЛ' " ^ Т " ° Ц е н и т ь Э » дят перемену.
Своеобразным зеркалом D Философии. Эмпедокл открыл воздух как особую субстанцию. Знал, что
Ф и л о с о ф и й м ы с л и , Т Г с т и Г н и П й е Д Ш е С Т В У Ю Щ е г о Р-вития Луна светит отраженным светом. Он утверждал, что для распро­
ю н о с т и , стал сицилиец G ™ 4 V - Х , " * И е е « * » « - странения света требуется определенное время, но оно настолько
3 0 гг д о н
Убедившись в неопровеожих,^ ' -э.)- мало, что мы не можем его заметить.
время уверенный в P ^ Z ^ Z Z Z T u ""<"» * В ТО - У Эмпедокла была теория (надо признать, более чем своеоб­
н?« я ' ЭТеДОКЛ с°3™™ Ф и л о с о ф у ™ и з м е н е н и я всего су- разная) эволюции и выживания наиболее приспособленных. Си­
начала Милетской школы ^ е н и е Г ^ ' Г Д е n b I T a e T C * примирить цилийский мыслитель понимал возникновение животного мира
Ф
г П р ^ S T Э-"Гсед?у?ГТЭ' СОДНОЙ~ , как процесс, в котором выделялось четыре стадии. На первой —
из земли появлялись отдельные части тел: «...выросло много го­
Г В- 2 2 2 ? ^ ^ ~ о с - лов без шей, блуждали одинокие очи безо лбов». На второй стадии
С Т Н О С Т Ь КЗК ило
поэт, врач... и н у д о т в о р е Т н Г с 2 Г ж Г * ^Ф. и результате случайного сочетания возникли дисгармоничные чу­
По некоторым свидетельстве° Н ' Ж И З Н И о н ™ пророком довища, соединявшие в себе различные «природы», например, бы­
воверным п и ф а г о р е й ц е м ™ Г 1 Э м п е д о к л был вначале п р 1 ки с головой человека, люди с головой быка и т.п. Будучи нежиз­
ТЗЛ П р о т и в
сывать Пифагору давно ^ °бычая поили неспособными, подобные существа погибали. Погибали и появив­
тижения его по^едова^елеГ С ^ ' * * ^ ^ а л ь ^ Г д о с - " шиеся на третьей стадии животные, аналогичные существующим
однако, окончательно „е п о р в а л ^ Г ^ П и ф а Г О р а Э м ^ д о к л на земле, ибо они были однополыми. Наконец, на последней, чет­
— , старательно » o * J ^ ^ ~ ^ вертой стадии возник тот животный мир, который мы наблюдаем
по сей день.
37
 Несмотря на фантастичность подобных представлений, неко­
торые исследователи усматривают в них нечто, отдаленно напо­
минающее учение Ч. Дарвина о естественном отборе. Можно со­
глашаться или не соглашаться с подобной оценкой. Но нельзя не
признать: Эмпедокл предпринял первую сколько-нибудь развер­
нутую попытку естественного, без богов, объяснения целесооб­
разного устройства живых организмов.
Проблема эта очень важна, и важна именно в мировоззрен­
ческом отношении: еще очень долго целесообразность в приро­
де будет считаться достаточным основанием для вывода о том,
что причина здесь — разумное начало, бог.
Если Эмпедокл — своего рода зеркало этапа становления
древнегреческой философской мысли, то вершина этого этапа,
наивысшее его достижение — Левкипп и Демокрит. Иногда их
взгляды рассматривают там, где говорят о зрелой философии
Древней Греции, напрямую сопоставляя со взглядами Платона.
И в этом есть смысл. Но подчинимся традиции.
Левкиппа и Демокрита трудно разделить. Левкипп из Милета
— учитель Демокрита. О нем известно столь мало, что в более
позднее время находились люди, в их числе и философы, которые
вообще отрицали существование Левкиппа. Но есть ссылки на него
у Аристотеля, его упоминали некоторые другие мыслители. Никто,
однако, не сказал, насколько сильным было влияние учителя на
ученика. Об этом можно лишь гадать, предположив, что какие-то
идеи могли быть позаимствованы Демокритом у Левкиппа.
Л Демокрит (егоакме 420 г. до н.э.) — гораздо более определен­
ная фигура. Он из Абдер, города на севере Греции. Много путеше­
ствовал. Был в Египте, Персии, возможно, и других странах, затем
вернулся в Абдеры.
По мнению многих, Демокрит превосходил всех философов
— своих предшественников и современников — богатством зна­
ний, а большинство из них — остротой и логической правильно­
стью мышления.
По преданию, Демокрит, получив наследство, растратил его
в путешествиях по разным странам, где он надеялся получить
дополнительные знания. За это был даже привлечен к суду (феки
сурово осуждали мотовство), но оправдан, прочтя перед судьями
свою книгу «Великий мирострой».
Стремление Демокрита к знаниям было столь велико, что, по
его собственным словам, он предпочел бы одно причинное объ-
38
мнение сану персидского царя. Диоген Лаэртский, прославив­
шийся описанием жизни многих выдающихся мыслителей древ­
ности, в том числе и Демокрита, приводит список его работ. Он
ООстоит из более чем 60 наименований. Но ни одной из этих ра­
бот до нас не дошло. И не удивительно.
Некоторые древние авторы утверждали, что уже Платон ску­
пал сочинения Демокрита и сжигал их. В отношении же его по­
следователей Платон рекомендовал поступать следующим обра-
Юм: «Одного присудить к смертной казни, другого — к побоям
И тюрьме, третьего — к лишению фажданских прав, прочих же
наказать отобранием имущества в казну и изгнанием».
Платон никогда не упоминал Демокрита в своих трудах именно
Потому, как утверждали, что ненавидел. Но это в значительной
Мере лишь дошедшие до нас из древности слухи. Насколько они
Соответствуют истине, сказать трудно. Можно предположить, одна­
ко, что отношения двух выдающихся мыслителей древности были
не столь однозначны, а вполне возможная вражда вытекала из то­
го, что ни тот, ни другой не могли опровергнуть друг друга, но
Каждый утверждал, что он и только он является выразителем ис­
тинного знания.
Точка зрения Левкиппа и Демокрита на мир во многих от­
ношениях удивительно похожа на то, что говорила о нем на­
ука, по крайней мере, до конца XIX столетия. Она выросла из
Попытки выйти из затруднений, созданных предшествующей
философией.
Иногда говорят, что Левкипп и Демокрит по счастливой
случайности напали на гипотезу, которая потом получила на­
звание атомистической. Это не совсем так. Идея как бы висела
в воздухе.
Уже Анаксимандр предположил, что в основе мира лежит
нечто неопределенное, бескачественное (апейрон). Искал еди­
ное, неделимое начало Парменид... Атом — это следующая сту­
пень в поиске.
Демокрит учил:
Все состоит из атомов, не делимых физически. Между ними
— пустое пространство. Атомы всегда находились и будут нахо­
диться в движении; их бесчисленное множество, как бесконечно
число их разновидностей. Отличаются они друг от друга формой
и размером, возможно, и весом... Даже душа, по Демокриту, со­
стоит из атомов, а мышление является физическим процессом.
39
 Насколько малы атомы? Философ из Абдер сравнивает их с
пылинками в солнечном свете. И даже: есть атомы крюкастые
круглые... При таком их определении, если, исходить из наших
представлений о строении вещества, атом трудно назвать даже
молекулой. Не забудем, однако, - Демокрит при попытке отве­
тить на вопрос оказывается в большом затруднении. Ведь его до­
гадка чисто умозрительна. У него не было и не могло быть ника­
ких опытных данных.
Сталкиваясь в вихревом движении, атомы образуют види­
мый мир в его многокачественности, все вещи, все тела
Происходит ли это случайно? - Нет, все развивается в со­
ответствии с естественными законами.
Уже Левкипп, который дошел до нас лишь в одном своем
высказывании, утверждал: «Ни одна вещь не возникает беспри­
чинно, но все возникает на каком-нибудь основании и в силу
необходимости». И Демокрит прямо отрицал, что что-либо может
происходить случайно.
Вот образец его рассуждений:
Лекарю Феодору орел сбросил на лысину черепаху. Но и это
не случайно. Ведь орлы имеют обыкновение разбивать черепаху
о гладкие камни. Лысина могла показаться орлу таким камнем
А почему в том месте оказался Феодор? Он искал травы для
своих лекарств. Действиям орла есть причина. Есть причина и
действиям Феодора. И эти две причины «сошлись с необходи­
мостью».
Везде, где только можно, Демокрит ищет ответа на вопрос
почему то или иное явление возникает, как развивается что
приводит его к гибели. Он доходит в своих поисках и до вопроса
о том, как человек творит богов. «Древние люди, - замечает
философ, - наблюдая небесные явления, гром и молнию... затме­
ния... были поражены ужасом, полагая, что боги - суть виновники
этих явлений». Но ведь это, по убеждению Демокрита, не так на
самом деле. Уже постановкой вопроса он намного опережал свое
время.
Его интересовал и сам человек, не только религия, но и мо­
раль, проблемы устройства государства.
Мыслитель из Абдер - последний крупный греческий фи­
лософ, о котором можно сказать: он поражен величием мира
но уверен, что его можно познать. Все свои действия все по­
мыслы своей души он направляет на то, чтобы постичь тайны
мироздания.
40
Демокритовский взгляд на мир не только вполне научен для
того времени, он образен, поразительно смел.
Демокрита, как и его предшественников, начиная с Фале­
ев, интересовало все: от того, что лежит в основе мира, до лю­
бых его сторон и проявлений, иногда очень частных, иногда,
наоборот, глобальных, космических. Пытаясь проникнуть в тай­
ны космоса, философ предположил:
Существует множество миров. Некоторые из них растут, дру­
гие — приходят в упадок. Одни не имеют ни Солнца, ни Луны;
другие по нескольку Солнц и Лун. Это и смело и достаточно
научно одновременно.
После Демокрита философия начинает развиваться в ином
русле. Оптимизм в вопросах познания сменяется более или ме­
нее выраженным скептицизмом. Но главное: философия замет­
но сужает круг исследуемых проблем. Едва ли не в центре ее
оказывается вопрос: что есть человек по отношению к другим
людям? И в том, и в другом больше плюсов, чем минусов. Само­
очевидно: разумный скептицизм стимулирует мысль, а чем уже
рамки исследования, тем оно при прочих равных условиях глуб­
же, интереснее.
Начинается эпоха классической философии Древней Греции.
Связана она с возвышением Афин, начавшимся во второй по­
ловине V в. до н.э. Его вершина — «золотой век» Перикла. Имен­
но в это время в Афинах творят Эсхил и Софокл. Приобретает
известность Эврипид, позднее — Аристофан. Сооружается знаме­
нитый Парфенон. Законченность ему придают скульптуры, высе­
ченные небезызвестным Фидием. Пытается осмыслить происшед­
шее «отец истории» Геродот. Афины, наконец, становятся признан­
ным центром философской культуры.
Принес ее туда Анаксагор, приглашенный, видимо, Перик-
лом. Но подлинный расцвет философии связан с именами Со­
крата, Платона и Аристотеля. Они придали такой блеск фило­
софской мысли, столь высоко подняли престиж Афин в этой
области, что на протяжении почти тысячелетия все, кто хотел
Постичь мудрость, обучиться философии, ехали в Афины.
Да и сами афиняне с жадностью вбирали в себя философ­
скую культуру. В этом не было особого снобизма. Философия ока-
шлась практически значимой.
Именно это обстоятельство предопределило появление в Афи-
иих и других городах Греции относительно большого числа филосо­
фов. Среди них особо выделялись те, кто именовал себя софистами.
41

В устах Сократа или Платона «софист» звучало как оскорбле­
ние. И тот, и другой считали их своими врагами. И если мы не
имеем сколько-нибудь цельного представления об учении софис­
тов, то виной тому — в значительной мере Сократ и Платон.
Сократа однажды спросили, почему он не берет денег за
свои беседы, на что тот ответил: «Из красоты и из знаний мож­
но делать равно благородное и гнусное употребление. Так, кра­
соту если кто за деньги продает кому угодно, того называют
распутником... Точно так же, кто продает свои знания за деньги
кому угодно, тех называют софистами».
Злую карикатуру рисует и Платон в одном из диалогов, по­
казывая, как два софиста запутывают простодушного человека
по имени Ктисипп:
— Скажи-ка, есть ли у тебя собака?
— И очень злая, — отвечал Ктисипп.
— А есть ли у нее щенята?
— Да, тоже злые.
— И их отец, конечно, собака же?
— Да...
— Что ж, ведь эта собака твоя?
— Конечно...
— Значит, этот отец твой, следовательно, твой отец — собака,
и ты — брат щенят.
О софистах, однако, не стоит судить по подобного рода ка­
рикатурам.
В первоначальном понимании слова софист — это мудрец,
передающий знания, преподаватель (философии), добывающий
именно преподаванием средства к существованию. Можно лишь
предполагать, каким был объем знаний. Одно несомненно: они
были полезны, практически значимы, непосредственно связа­
ны, в частности, с умением склонять на свою сторону в споре.
Практически любой житель Афин имел в то время возмож­
ность многократно убедиться в справедливости утверждения: из­
воротливая мысль сильнее оружия.
Утверждают иногда, что афинская демократия была более
демократичной, чем любая современная. С подобного рода утвер­
ждением можно соглашаться и не соглашаться. Но, по крайней
мере, в одном отношении она была просто уникальна: выра­
жаясь современным языком, большинство представителей ис­
полнительной и судебной власти избиралось по жребию и на
I
42
I
Короткое время. Многие «избранники народа« в такой ситуа­
ции практически неизбежно страдали тем, что можно было бы
Назвать отсутствием профессионализма. Добавьте к этому раз­
ного рода предрассудки и элементарную предвзятость, а также
ГО обстоятельство, что тех же судей могло быть сразу несколь­
ко десятков, а то и больше сотни.
Истец и ответчик, обвинитель и обвиняемый выступали в су­
де, доказывая свою правоту сами. И слишком многое зависело не
Только от того, что, но и от того, как говорится. Именно убеж­
дать, склонять на свою сторону и учили софисты, давая «настав­
ления в хитростях».
Широко известна легенда о Протагоре, и она не в пользу
оофистов. Но имеет смысл вспомнить ее. В легенде не без юмора
передается как раз характер «наставления в хитростях», каким
оно представлялось противникам софистов.
Протагор якобы учил некоего юношу на условиях, при кото­
рых тот должен был заплатить ему за учебу в случае, если выиг­
рает свой первый процесс. Оказалось, однако: первым судебным
процессом для этого молодого человека стал тот, что был возбу­
жден самим Протагором для получения платы за учебу... Но отой­
дем от насмешек.
Любые наставления могли быть действенными не только
При опоре на определенные навыки. Нужны были знания. Их
^оже давали софисты. Протагор был как раз одним из самых
Крупных и авторитетных представителей софистической фило­
софии. Он родился около 500 г. до н.э. в Абдерах. Известен как
м т о р книги «О богах», которая начиналась так: «О богах я не
умею сказать, существуют ли они или нет и каковы они по
виду. Ведь много препятствий для знаний — неясность ума и
краткость человеческой жизни».
Не часто у древних мыслителей можно найти столь ясную по­
становку данной проблемы.
Протагор, как софист, учил вести спор. Но едва ли это было
главным для него. На первом плане у философа — истина и воз­
можность ее познания.
Протагор утверждал: «Человек есть мера всех вещей». На ос­
новании этого высказывания философами более позднего вре­
мени был сделан вывод: древнегреческий мыслитель отрицает-
де возможность познания, сводя его к восприятию мира чело­
веком.
43
•
 Элемент скептицизма при ответе на вопрос, можно ли по
знать мир, у софистов6, у Протагора, в частности, есть Но этс
скорее позитивная сторона их взглядов, предостерегающая от дог­
матизма.
На основании отдельных дошедших до нас высказываний труд­
но, понятно, судить о взглядах философа. И все же. Вернемся к
тезису Протагора «Человек есть мера всех вещей». Его можно и
видимо, нужно истолковать иначе. ' '
Всякая вещь, любое явление оценивается, скажем, как не­
что прекрасное или безобразное, полезное или вредное именно
человеком, исходя из его представлений о мире и его челове­
ческих, потребностей. Если бы о той же вещи могла судить змея
(предположим на мгновение, что она обладает сознанием), разве
бы не изменилась, и радикально, эта оценка?
Именно софисты подготовили появление Сократа Взгляды
их различаются, но далеко не во всем. Сократ, если верить Пла­
тону, презирает софистическую философию. Вольно или неволь­
но, однако, он испытывает на себе ее влияние.
По меньшей мере три момента сближают Сократа с софистами
Прежде всего это стремление искать истину в споре, столкновении
мнении. Возможно, именно софисты ввели в употребление термин
«диалектика». Первоначально он означал не что иное, как «искус­
ство вести спор». И Сократ, и софисты убеждены: постичь истину
нелегко. И тот, и другие, наконец, желают передать свои знания
людям.
О Сократе можно сообщить не так уж много достоверных
Бесспорно, что он афинянин, притом личность, хорошо из­
вестная. Правда, Аристофан изобразил его в своей комедии «Об­
лака» в непривлекательном виде. Само такое изображение, по су­
ти, - пародия, свидетельствовало об известности Сократа- стать
персонажем комедии знаменитого Аристофана могла только весь­
ма заметная личность.
В 399 г. до н.э. (это тоже достоверный факт), когда мыслителю
было около 70 лет, он был осужден, приговорен к смертной каз­
ни и казнен на афинский манер. Ему дали выпить чашу с ядом
6
Наиболее четко у Горгия, полагавшего, что ничего не существует а если что-
либо и существует, то оно непознаваемо, если же даже существует и познаваемо
для кого-либо одного, то он не может передать свое знание другим
44
Обвинение звучало: Сократ согрешает и переступает меру
цолжного, исследуя то, что под землею, и то, что на небесах,
целая более слабый довод более сильным и обучая тому же само­
му других.
С нашей точки зрения, более чем абсурдно преследовать за
ПОИСК истины и желание убедить других в своей правоте. Дело в
Юм, однако, что по отношению к Сократу обвинение носило во
Многом формальный характер. Сам философ прекрасно понимал,
«ГГО сражаться ему придется с тенями и слухами.
Действительным основанием резко враждебного отношения
К Сократу было предположение, скорее, уверенность, что он был
ввязан с аристократами, находившимися в Афинах у власти до
очередной победы там рабовладельческой демократии. Сократ
не скрывал своих взглядов.
По свидетельству Ксенофонта, известного ныне именно по­
тому, что он оставил довольно подробные воспоминания о сво­
ем учителе — Сократе, тот постоянно был занят вопросом о
ТОМ, как добиться, чтобы власть в государстве принадлежала
компетентным людям. Он имел обыкновение задавать такие во­
просы: «Если бы я хотел починить башмак, к кому я должен
обратиться?», — получая естественный ответ: «К сапожнику, о,
Сократ». В аналогичном контексте упоминались плотники, кузнецы
И Др. А потом Сократ спрашивал: «Кто должен чинить корабль
государства?»
Один из тех, кому принадлежала реальная власть в Афинах
после поражения аристократической партии, Критий (он был
Жаком со взглядами Сократа, учился у него), запретил своему
вывшему учителю поучать молодежь, сказав (это тоже сообщает
Ксснофонт): «Нет, тебе придется, Сократ, отказаться от этих
дщпожников, плотников, кузнецов: думаю, они совсем уже ис­
трепались от того, что вечно они у тебя на языке». Но, видимо,
легче было заставить Сократа замолчать при помощи яда. Отка­
титься от изложения своих взглядов он едва ли пожелал бы, а
бороться с тем злом, с которым пытался бороться Сократ, не
было охотников среди получивших власть.
Именно это обстоятельство подчеркивает Л.Шестов, рассу­
ждая о судьбе древнегреческого мыслителя. «Сократа, — пишет
он, — отравили вовсе не за то, что он выдумывал новые исти­
ны и новых богов, а за то, что он со своими истинами итогами
ко всем приставал. Если бы он смирно сидел дома и писал кни­
ги либо преподавал в Академии — его бы не тронули...
45
 Сократ погиб не оттого, что столкнулись два порядка идей, а
потому, что не умел или не хотел держать язык за зубами. Истин —
новых или старых — люди не так бояться, как проповедников
истин. Ибо истина никого не трогает и не тревожит, а проповедни­
ки _ народ неприятный: сами покоя не знают и другим покоя не
дают.
...Как только Сократ умер, все стали его прославлять. Знали,
что он уже не будет приставать, — а молчащие истины никого
не пугают».
О Сократе много ранее писал и другой его ученик — Пла­
тон, излагавший свое учение в форме диалогов. В центре их обыч­
но — Сократ, то ведущий полемику с философскими и нефило­
софскими противниками, то просто наставляющий истине.
Возникает, однако, вопрос: в какой мере Платон изобразил
своего учителя как историческую личность, а в какой он пре­
вратил лицо, называемое в диалогах Сократом, в выразителя
собственного мнения, его, Платона, философии? По преданию,
учитель, познакомившись с первыми сочинениями ученика,
сказал: «Сколько этот юноша налгал на меня».
Но есть, по крайней мере, один диалог, который считается
историческим, — «Апология Сократа», воспроизводящий ту речь,
которую Сократ произнёс на суде. Платон присутствовал там,
возможно, что-то и записал. Во всяком случае, он всё видел и
слышал.
Посмотрим, что говорит Сократ. Ведь это характеризует и
его самого, и его философию.
— Избегнуть смерти нетрудно, афиняне, а вот что гораздо
труднее — избежать нравственной порчи: она настигает стре­
мительней смерти.
...Люди бывают особенно способны к прорицаниям тогда, когда
им предстоит умереть.
И вот я утверждаю, афиняне, меня умертвившие, что тот­
час за моей смертью постигнет вас кара тяжелее, клянусь Зев­
сом, той смерти, которой вы меня покарали. Теперь, совершив
это, вы думали избавиться от необходимости давать отчет в
своей жизни, а случится с вами, говорю я, обратное: больше по­
явится у вас обличителей... В самом деле, если вы думаете, что,
умерщвляя людей, вы заставите не порицать их за то, что вы
живете неправильно, — то вы заблуждаетесь. Такой способ за-^
щиты и не вполне надежен и не хорош, а вот вам способ и самый
хороший и самый легкий: не затыкать рта другим, а стараться
46
самим быть как можно лучше. Предсказав это вам, тем, кто
меня осудил, я покидаю вас.
Таков конец своего рода посмертной речи. По нему можно су­
дить, что за человек был Сократ, а до этого он говорит о другом:
— Я постараюсь вам показать, что именно создало мне имя
мудреца и навлекло на меня дурную славу.
Сократ даже перед лицом смерти пытается пропагандиро­
вать смысл своего учения.
Однажды у дельфийского оракула спросили, есть ли человек бо­
лее мудрый, чем Сократ, и тот ответил отрицательно, что привело
мыслителя в полное недоумение, поскольку он вовсе не считал себя
мудрым... но бог не может лгать. Поэтому он отправился к людям,
считавшимся мудрыми. Прежде всего Сократ обратился к одному об­
щественному деятелю, который «казался мудрым многим другим, а в
особенности самому себе». Он вскоре обнаружил, что этот человек
далеко не мудр, о чем вежливо, но твердо сказал ему. «Все это возбу­
дило в этом человеке... ко мне ненависть», — говорил Сократ. Затем
он обратился к поэтам и попросил объяснить ему отдельные места
в их произведениях, но они не были в состоянии это сделать. «Та­
ким образом, узнал я... что то, что они сочиняют, не мудростью
сочиняют они, а благодаря какой-то прирожденной способности в
состоянии вдохновения». Сократ пришел и к ремесленникам, но
они тоже разочаровали его. Наконец, он вынужден был сделать для
себя вывод: человеческая мудрость дешево стоит, ничего не стоит.
Однако Сократ не утверждает, что мудрость — нечто принци­
пиально недостижимое.
Он известен словами: «Язнаю то, что ничего не знаю». Но это
означает только, что афинский мыслитель стремился знать больше
и глубже.
Русский философ конца XIX века расшифровывает сокра­
товские слова так: «Кто познал свое незнание, тот уже нечто
знает и может знать больше; ты не знаешь — так узнавай; не
обладаешь правдой — ищи ее; когда ищешь, она уже при тебе,
только с закрытым лицом, и от твоего умственного труда зави­
сит, чтобы она открылась».
Сократ буквально одержим идеей учить своих сограждан ис­
тинному знанию, т.к. считает, что есть «одно только благо — зна­
ние, и одно только зло — невежество». Он не отказывается от
занятий философией даже под страхом смерти. Вообще, задается
вопросом Сократ, что такое смерть?
47
 - Или сон без сновидений, что представляет собой удиви­
тельную выгоду, или переселение души в другой мир. И «чего
не дал бы каждый из вас, - обращается он к участникам суда -
чтобы быть вместе с Орфеем... Гесиодом и Гомером? Да я хотел'бы
много раз умереть, если это правда».
«Апология Сократа» дает нам портрет человека определенного
типа: равнодушного к земному успеху, великодушного, уверенно­
го в себе, убежденного в ценности добродетельной жизни
По отзывам всех, кто знал Сократа, видел его, философ внешне
был мало привлекателен: лыс, толстогуб, курнос и с большим
животом. Даже Ксенофонт не смог удержаться и признал, что он
«был безобразнее всех селенов в сатирических драмах». Одет он был
в старую потрепанную одежду и всюду ходил босиком Но это
лишь оттеняло умение Сократа господствовать над собой, величие
его духа.
На первом плане у философа - стремление к добродетельной
жизни, а наиважнейшее условие реализации такого стремления по
Сократу, — ясное мышление.
Подчеркнем. Ясное мышление и собственно знание необхо­
димо не для того, чтобы заниматься проблемами науки вообще
Что может дать знание того, по каким законам возникают и
развиваются те или иные явления? Ведь мы не можем ни изме­
нить их, ни создавать, к примеру, явления природы, такие как
ветер, дождь, времена года. »ное дело - человек. Познай самого
себя - вот к чему призывает Сократ. Именно такое знание должно
сделать людей добродетельными.
Для древнегреческой философской мысли подчеркивание
тесной связи нравственных норм, которыми руководствуется
человек, с тем, что и как глубоко он знает, не является чем-то
принципиально новым. Вспомним хотя бы Пифагора Но столь
выраженное внимание к человеческой личности и не просто
подчеркивание взаимосвязи между добродетелью и знанием а
исследование характера ее - такого рода традиция начинается
с Сократа.
Пытаясь понять суть добродетели и рассматривая порочность и
зло как следствие невежества, афинский мудрец ставит вопрос сле­
дующим образом: как может быть нравственным человек, если он
не знает, что такое добродетель. В этой связи он рассуждает и о
проявлениях добродетели: сдержанности (как укрощать страсти)
мужестве (как преодолеть опасность), справедливости (как соблю­
дать божественные и человеческие законы).
48
•tl
Ещё один важный для характеристики взглядов Сократа мо­
мент. Древнегреческий мыслитель — выраженный диалектик. Он
мастер выявлять суть предмета посредством вопросов и ответов
в непринуждённой беседе, предполагающей столкновение мыс­
лей, отбрасывание ложных путей, выбор наводящих вопросов
и, как следствие, постепенное приближение к истине. Именно в
этой связи говорят о сократовской иронии, методе Сократа. Суть
его — в стремлении достичь правильного знания, обнаруживая
противоречия в утверждениях собеседника.
Примеры использования Сократом диалектики в искусстве
спора можно найти у Платона. Особенно показательны в этом
плане диалоги «Лахес» и «Менон».
Вот одна из бесед Сократа с Евтидемом, который желал бы
знать, что такое справедливость.
Сначала Сократ предлагает Евтидему дела справедливые за­
нести в одну графу — «дельта», а несправедливые — в графу
«альфа».
Сократ спрашивает, куда занести ложь. Ответ Евтидема: ложь
— дело несправедливое. Отрицательный ответ дает Евтидем и на
вопрос: можно ли обман, воровство и грабеж занести в графу
«дельта».
Тогда Сократ спрашивает: справедливо ли будет, если отец
обманет своего заболевшего сына, не желающего принимать
лекарство, и под видом пищи заставит его это лекарство при­
нять — тем самым своей ложью вернет сыну здоровье?
Ответ Евтидема, такой поступок справедлив.
Вопрос Сократа: как назвать поступок человека, который,
видя своего друга в состоянии отчаяния и боясь, как бы он не
покончил самоубийством, украдет или просто отнимет у него
оружие?
Ответ Евтидема: эту кражу или грабёж следует занести в гра­
фу «дельта».
Таким образом Сократ обнаруживает противоречия в, каза­
лось бы, бесспорных положениях, показывает недостаточность
односторонних определений, необходимость разносторонней
характеристики предметов и понятий.
Сократа интересует не только мораль, но и политика, пра­
во, гражданские законы, проблемы войны и мира — все, что
тем или иным образом касалось каждого гражданина Афин. Но
главное для него — этика. Развивая и отстаивая в разговорах и
дискуссиях свои взгляды, философ стремится помочь людям най-
49
ти самих себя, научиться вести себя в соответствии с законами и
нормами нравственности.
Рассуждая о Сократе, Л. Шестов имел основания заметить:
«При всей его внешней скромности, при всей его видимой не­
требовательности: он разговаривал и с ремесленниками, и с
рабами, и с детьми, он жил бедно, одевался бедно, ел что Бог
пошлет, терпеливо выносил жалобы и брань своей Ксантиппы
— право называться мудрейшим он отстаивал всеми силами
своего замечательного ума. Он уступал другим богатства, по­
чести... но правоты своей он не уступил бы никому; тот, кто
хотел быть правым, должен был идти за Сократом. Да и мог
ли Сократ отречься от этого своего права? Он отказался...
от всего, чем люди жили, — от всех чувственных благ. Он не
колеблясь утверждал, что лучше претерпеть несправедливость,
чем самому быть несправедливым. И в его устах это не было
фразой. Все древние писатели единогласно свидетельствуют,
что слова Сократа были его делом — и не в переносном, а в
буквальном смысле. Он принимал, когда нужно было, неспра­
ведливость — и тяжкую несправедливость, но себе не разре­
шал быть несправедливым даже по отношению к обидчику. И
так как в жизни человеку, который сам не хочет обижать,
приходится постоянно терпеть обиды от других, то жизнь
Сократа была очень трудной и мучительной...
Чем же мог жить Сократ, когда роздал всё, что у него было ?
И вот он создал себе сам свою собственную духовную пищу —
не хлебом единым будет жить человек, не почестями и други­
ми человеческими чувственными радостями, а сознанием своей
справедливости, своей правоты. Человек может так жить,
чтобы всегда чувствовать себя правым, и когда он чувствует
себя правым, ему ничего больше и не нужно. Эта мысль Сокра­
та, это дело Сократа легло в основание всей греческой фило­
софии — оно лежит и в основании всей вековой мудрости че­
ловечества».
Сократ — первый из трех великих мыслителей так называемо­
го классического периода философии Древней Греции. Его наи­
более выдающимся учеником и последователем был Платон.
Уже в возрасте 20 лет он случайно услышал Сократа и на­
столько увлекся его идеями, что охладел к прельщавшим его до
этого момента занятиями музыкой, поэзией, театром и стал
учеником Сократа.
50
Родился Платон в 427 или 428 г. до н.э. Социальное происхож­
дение (он был аристократом) толкало его к неприятию демокра­
тии, что, в свою очередь, отразилось и на философии Платона.
Известно, что после смерти Сократа Платон много путешество­
вал, даже попал в рабство, но был выкуплен своими друзьями. В
40-летнем возрасте вернулся в Афины, где позднее основал в саду,
посвященном полубогу Академу, знаменитую философскую школу
— Академию. Она просуществовала почти тысячу лет, пока деятель­
ность ее не была (в 527 г. н.э.) запрещена религиозным фанатиком
византийским императором Юстинианом.
Диоген Лаэртский, составивший десять книг «О жизни, уче­
ниях и изречениях писателей, прославившихся в философии»,
полагал, что учение Платона является синтезом учений Герак­
лита, Пифагора и Сократа. С этим трудно было бы согласиться
без оговорки: налицо не просто синтез. Нельзя не признать, од­
нако: все три великих предшественника оказали заметное воз­
действие на его взгляды.
Явным влиянием Пифагора объясняется платоновская вера
в бессмертие и потусторонний мир. Он склонен даже принять
пифагоровскую идею переселения душ. Оттуда же — чётко выра­
женный у Платона тон прорицателя, смешение разумного и
мистического, что так характерно именно для Пифагора, а так­
же подчёркнутое уважение к математике.
Современнику, пытающемуся постичь Платона, не очень
понятно настойчивое его желание обучить младшего Дионисия,
тирана Сиракуз, математике, чтобы сделать из него хорошего
царя. Но, с точки зрения Платона, это необходимо. Пифагор
полагал, что без математики нельзя достичь подлинной мудрос­
ти. Платон согласен с ним.
Гераклитовское влияние отчетливо проявляется в убежде­
нии Платона в том, что в чувственном мире нет ничего посто­
янного.
От Сократа же унаследован интерес к проблемам этики,
общественной жизни в целом.
Платон воспринял наиболее интересные идеи своих предше­
ственников, развил их в едином оригинальном учении. Это са­
мый влиятельный из всех древних философов. По известности с
ним мог бы поспорить лишь ученик — Аристотель.
До нас дошло 23 подлинных диалога Платона, одно сочине­
ние, по форме больше напоминающее речь («Апология Сокра­
та»), более десятка писем, часть которых считается подлинными.
51
 «Из всего многогранного наследия великого философа имеет
смысл остановиться, прежде всего, на двух его частях: собствен­
но философии и учении о государстве.
Что касается платоновской философии, то основывается она на
четком разграничении между реальностью и видимостью, причем
видимым, кажущимся выступает у Платона окружающий нас чув­
ственный мир.
Отдельные предметы, замечает философ, всегда включают в
себя противоположные свойства: то, что прекрасно, является в
некоторых отношениях безобразным, то, что справедливо, —
несправедливым. Все, что воспринимается органами чувств, об­
ладает этим противоречием. Конкретные вещи, как, понятно, и
живые существа, к тому же не только несовершенны, но и конеч­
ны. Существование их всегда временно. Раз так, их следует рассмат­
ривать как нечто промежуточное между бытием и небытием, и
пригодны они лишь в качестве предметов мнения, но не знания.
Мнение является мнением о мире, данном органам чувств, тогда
как знание является знанием о сверхчувственном, вечном мире.
Как пример, мнение относится к отдельным прекрасным предме­
там; знание — к прекрасному самому по себе.
Попробуем вникнуть в систему аргументации Платона. Нач­
нем вновь с примера. Есть множество кошек, домашних и ди­
ких, красивых и тех, что не вызывают восторга при взгляде на
них. Но даже самая красивая кошка несовершенна. Совершен­
ной во всех отношениях может быть лишь идея кошки, как и
идея любого другого предмета.
Платон полагает, что реально существует «мир идей». Види­
мый, осязаемый мир есть лишь несовершенные копии вечно
прекрасных идей. Философия, по Платону, — это постижение
мира идей, «созерцание истины».
Стремление убедить в правомерности, более того, в спра­
ведливости такой и только такой постановки вопроса приводит
Платона к знаменитому образу пещеры.
Тех, кто лишен философии, Платон сравнивает с узниками
пещеры, которые способны видеть только в одном направле­
нии, ибо они прикованы спиной к скале. Позади них горит огонь,
а перед ними стена. Все, что-узники видят, это их собственные
тени и тени предметов, находящихся позади них. Слышатся раз­
говоры: но участников не видно. В лучшем случае это опять их
тени. Сидящие в пещере неизбежно принимают всё, что отра­
жается на противоположной стене, за предметы, существую-
52
щие на самом деле, и не имеют представления об их реальном
источнике. Введённые в заблуждение эхом своей темницы, несча­
стные узники считают, что разговор, доносящийся до них, ведут
между собой... тени. Наконец, одному из тех, кто находился в пе­
щере, удаётся выйти из неё. Он впервые видит настоящие предме­
ты и понимает, что и он, и другие были введены в заблуждение
тенями. Но если теперь прозревший вернется в пещеру, чтобы от­
крыть людям истину и указать путь наверх, то маловероятно, что
он будет понят. Ему просто не поверят.
Так и в жизни. Людям кажется, что все, с чем они имеют
дело, — это лишь осязаемый мир. И только душа может смутно
вспоминать то время, когда она была в мире идей и куда она
может вернуться после смерти, если это душа истинного фило­
софа.
Нечистая же душа, которая любила тело, превратится в приви­
дение, блуждающее у могил, или войдет в тело какого-либо жи­
вотного, такого, как осел или волк. Человек, который был добро­
детельным, но не был философом, превратится в пчелу, осу, му­
равья или другое существо стадной и общительной породы.
Итак, мир идей первичен; мир вещей произволен от мира
идей, им порождается. На философском языке такого рода кон­
цепция называется объективным идеализмом, и Платон — яр­
кий его выразитель.
Философ чужд зла. Он весь устремлён к добру и красоте. Как
и Сократ, Платон убеждён: по-настоящему счастлив лишь тот, кто
искренне возлюбил мудрость. Правда, это не единственное условие
счастья.
В диалоге «Пир» Платон повествует о якобы придуманной Ари­
стофаном истории о людях-половинках.
Некогда на Земле обитали чудовищные существа с четырьмя
руками и ногами, с двумя лицами, с глазами, смотрящими в
противоположные стороны. Боги разрезали их, и оказалось, что
люди, ставшие половинками, страдают от одиночества, мучи­
тельно разыскивая друг друга, чтобы соединиться.
В этой мифической истории очень глубокий смысл, призна­
ние трагичности одиночества для человека в мире и убеждён­
ность в том, что истинное счастье — в единении душ.
Особенно много Платон размышляет о государстве; призна­
вая все известные ему типы государства несовершенными, он
классифицирует их по степени несовершенства, соблюдая чет­
кую иерархию. Выделяются тимократия — власть, основанная
53
 на господстве честолюбцев, олигархия — господство немногих
над большинством, демократия — с точки зрения Платона, еще
более худшая, более несовершенная форма государственного ус­
тройства, наконец, тирания — власть одного. Лишь в первое вре­
мя, пишет философ, тиран «улыбается и обнимает всех, с кем
встречается... обещает многое... притворяется милостивым и крот­
ким в отношении ко всем».
Пытаясь понять причины несовершенства, Платон высказы­
вает интересную мысль: «Каково бы ни было государство, в нем
всегда есть два государства, враждебные друг другу: одно госу­
дарство богатых, другое — бедных». Речь идет, понятно, о бо­
гатстве и бедности свободных, но Платон уже частично осознает,
что главным двигателем поведения людей оказываются в конечном
итоге материальные заботы (и стимулы).
Не то чтобы он признает подобное положение правильным.
Перед мысленным взором философа постоянно возникают кон­
туры некоего лишенного пороков государства, очень похожего,
если присмотреться, на идеализированную Спарту.
Платон искренне убежден, что такое государство можно и
нужно построить, реализовав на практике то, что он предлагает.
Прежде всего необходимо, считает Платон, разделить граж­
дан на три класса: простых людей, воинов и стражей. Только
последние, и их немного, должны обладать политической влас­
тью. Перемещения из класса в класс довольно редки и допуска­
ются лишь в исключительных случаях.
Основная проблема, по Платону, как добиться того, чтобы
стражи всегда были на уровне стоящих перед ними задач. Он
вносит разные предложения, касающиеся образования и воспи­
тания, считая необходимой, в частности, строгую цензуру по­
эзии, которую молодые люди могли читать, и музыки, которую
позволялось слушать. Не поощрялось, например, чтение поэм
Гомера и Гесиода. Тому — несколько причин. Во-первых, Гомер
и Гесиод, изображая богов, испытывают мало почтения к ним.
Во-вторых, некоторые моменты поэм Гомера и Гесиода способ­
ны вызвать страх смерти, тогда как воспитание ориентирует на
смерть в сражении. Соблюдение внешних приличий, в третьих,
требует, чтобы никогда не было громкого смеха. Герои Гомера
никак не могут быть здесь образцом. А как быть с теми частями
поэм, где восхваляются богатые пиры или описываются вожде­
ления богов? Чтение их отбивает охоту к умеренности.
54
Платон вообще склоняется к тому, чтобы осудить поэтов и
изгнать драматургов из города. Что касается музыки, то в ней
допускаются лишь простые ритмы, выражающие мужественную
и гармоничную жизнь.
Очень суровой, особенно, понятно, для воинов, должна быть
тренировка тела. Платон предлагает для них примитивный, но
радикальный коммунизм. Воины должны жить, как в лагере,
обедая в общих столовых; они, как и стражи, не могут иметь
частной собственности. Золото и серебро для них следует запре­
тить и беспощадно карать за попытку его хранения.
Собственность, по Платону, — привилегия крестьян и мастеро­
вых. Она не мешает работать, но губительна для тех, кто предается
высоким размышлениям или озабочен безопасностью государства.
Платон первым из известных мыслителей пытается обосно­
вать примитивные коммунистические нормы применительно к
семье. Друзья должны иметь все общее, включая женщин и де­
тей. Он допускает, что это представляет известные трудности,
но не считает их непреодолимыми. Интересно, что женщины
должны обладать во всем полным равенством с мужчинами, как
в Спарте. В отношении детей — та же Спарта, только еще более
жесткая. Все дети после рождения должны отбираться у родите­
лей. Предполагается, что ни родители, ни дети не будут знать
друг друга иначе, как члена большой общины. А поскольку дети
не будут знать, кто их родители, то к каждому из тех, кто мог
бы быть их отцом или матерью, они будут относиться с долж­
ным почтением.
Всюду и всегда на первом месте у Платона — долг перед
государством: свой долг у ремесленника, воина, стража. Каж­
дый делает то, что ему положено, думая прежде всего о пользе
общества, признавая мудрость законов.
На первый взгляд, реализация в жизни норм и принципов,
положенных Платоном в основу предполагаемого им типа госу­
дарственного устройства, — чистой воды утопия. Но это и так и
не так.
Для греческих городов-государств было достаточно обычным
использование предложений отдельных мудрецов для создания
своих законов. Вспомним законы Солона для Афин. Группа сто­
ронников Платона, обладая властью, вполне могла бы попытать­
ся реализовать его идеалы на практике. Другой вопрос, что бы из
этого получилось.
55
 Но дело все в том, что почти одновременно с появлением
платоновской модели государства началось возвышение Македо­
нии. Греческие города-государства оказались устаревшими, а по­
литические эксперименты применительно к ним — подлинно уто­
пическими. Лишь 9 лет не дожил Платон до утраты Грецией поли­
тической самостоятельности, захвата ее Македонией. Повисла в воз­
духе, лишившись реальной почвы, мысль Платона:
— Пока в городах... не будут или философы царствовать, или
нынешние цари и властители — искренне и удовлетворительно
философствовать, пока государственная сила и философия не со­
впадут... дотоле ни города, ни даже, думаю, человеческий род не
жди конца злу.
Да, государство Платона стало утопией, но в истории чело­
веческой мысли оно осталось, превратившись в один из впечат­
ляющих символов неустанных поисков совершенных форм об­
щества. Это мечта на уровне высокой честности и благородства.
Можно сколько угодно говорить о нежизненности утопичес­
ких идеалов Платона, нельзя, однако, не преклоняться перед
самоотверженной попыткой переделать, преобразовать челове­
ка и человечество.
Известнейшим учеником Платона был Аристотель. Он жил
в конце творческого периода греческой мысли. После Аристо­
теля она, несмотря на отдельные всплески и достижения, уже
не поднималась на уровень классической философии Древней
Греции.
Родился Аристотель предположительно в 384 г. до н.э. в Ста-
гире (Фракия) в семье наследственного домашнего врача царя
Македонии. В 18 лет пришел в Афины и стал учеником Платона.
Он оставался в платоновской Академии вплоть до смерти учите­
ля в 347 г. до н.э., затем в течение некоторого времени путеше­
ствовал. В 343 г. до н.э. стал воспитателем 13-летнего Александра,
будущего великого полководца, и занимал это положение до того
момента, когда Александр в возрасте 16 лет был объявлен своим
отцом совершеннолетним. Филиппу, отцу Александра Македонско­
го, приписывают слова, якобы сказанные однажды сыну: «Благо­
дарю богов не за то, что они мне даровали сына, а за то, что они
мне его даровали во времена Аристотеля». Но скорее всего это не
более чем миф.
Все, что хотелось бы знать об отношениях между Аристоте­
лем и его знаменитым впоследствии учеником, невозможно уста­
новить. Легенды же, возникшие в этой связи, едва ли можно при-
56
нимать в расчет. Есть их письма, но существует основательное по­
дозрение, что они всего лишь искусная подделка, литературная
фикция, сочиненная ради возникшей много позднее смерти вели­
кого философа и выдающегося полководца традиции объединять
Аристотеля и Александра.
Вот одно из таких писем, само по себе показательное:
— Александр Аристотелю желает благополучия! Ты поступил
неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для
устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от осталь­
ных людей, если те самые учения, на которых мы были воспи­
таны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить
других не столько могуществом, сколько знаниями о высших
предметах. Будь здоров.
Люди, которые восхищаются Аристотелем и Александром, пред­
полагают, что учитель оказывал большое влияние на ученика. Ге­
гель считал, например, что карьера Александра свидетельствует о
практической пользе философии. Но прав, наверное, Б. Рассел: «Вы­
сокомерный, пьянствующий, жестокий, мстительный и чрезвы­
чайно суеверный, он объединил в себе все пороки вождя горцев с
бешенством восточного деспота. Было бы несчастьем, если бы фи­
лософия не имела лучшего свидетельства в свою пользу». Рассел
высказывает предположение, и оно достаточно правдоподобно, что
Аристотель не оказывал на Александра никакого влияния. Кто зна­
ет, насколько радиво вообще он относился к учению.
Гораздо удивительнее, что Аристотель не смог сделать никаких
заметных выводов из совершенно новой социально-политической
ситуации, возникшей в результате завоевательных походов Алек­
сандра. В своих социальных теориях он явно игнорирует тот факт,
что эра городов-государств прошла.
Уже Платон глубоко переживал по этому поводу. А Аристо­
тель, при котором Греция потеряла свою политическую незави­
симость, предпочел пройти мимо выводов, которые напраши­
вались сами собой.
С 335 по 323 гг. до н.э. Аристотель жил в Афинах. Там он основал
свою школу — Ликей. Именно в это время создал философ боль­
шинство своих трудов. В 323 г. до н.э. умер Александр Македонский.
Почти сразу же после его смерти афиняне восстали, обратив свой
гнев против тех, кого считали сторонниками и ставленниками Алек­
сандра. В их числе, понятно, оказался и Аристотель. Его судили,
признали виновным, но философ тайно покинул Афины, чтобы
уйти от наказания. В следующем 322 г. до н.э. он умер.
57
 Хотя Аристотель, по преданию, при бегстве из Афин должен
был оставить там все свои рукописи и в течение 150 лет судьба их
была неизвестна, значительная часть этих рукописей сохранилась,
и об Аристотеле как философе мы имеем достаточно полное пред­
ставление.
Диоген Лаэртский перечисляет 146 произведений Аристоте­
ля. Среди них — не только чисто философские труды, но и кни­
ги о металлах, растениях, земледелии, медицине. Некоторые были
столь значительны по объему, что в свою очередь состояли из
нескольких книг.
*ч^_Аристотель — оригинальный мыслитель. Но, кроме того, он
выдающийся систематизатор всего предшествующего развития гре­
ческой философской и не только философской мысли. Многое из
того, что мы знаем о древнегреческих мудрецах, особенно ранних,
известно благодаря Аристотелю, его комментариям и многочислен­
ным ссылкам. Некоторые философские термины, в их числе те,
которыми мы пользуемся до сих пор, также принадлежат Аристоте­
лю. С полным правом его можно назвать пертьшисторшсом филосо­
фии.
Довольно непросто решить, с какого момента начинать изложе­
ние учения самого Аристотеля, но, если иметь в виду преемствен­
ность в развитии философской мысли, прежде всего следует обра­
тить внимание на то, что он далеко не во всем согласен со своим
учителем Платоном. Ученику принадлежит ставшая широко извест­
ной фраза: «Платон — мне друг, но истина дороже».
Аристотель критикует платоновскую теорию идей. Он не сомне­
вается в реальном изначальном существовании материи. Выражаясь
современным философским языком, он делает тем самым шаг в
сторону материализма. Но Аристотель полагает, что материя сама по
себе есть нечто аморфное, неопределенное. И лишь благодаря тому,
что материя выливается в определенную форму, как бы облекается
формой, она становится конкретной вещью. Форма, таким обра­
зом, — сущность вещи, материя же — возможность, которая благо­
даря форме становится действительностью. Напрашивающийся сам
по себе пример: глыба мрамора не представляет собою ничего, но,
обработанная резцом скульптора, она может превратиться в пре­
красную статую. Или пример самого Аристотеля: бронза — это лишь
возможность вылиться в бронзовый шар; приобретая же форму шара,
бронза становиться вещью.
По Аристотелю, форма обладает различной степенью чисто­
ты (абстрактности). Раз так, должна существовать и форма всех
58
форм, чистая форма. Это уже что-то потустороннее, близкое к
миру идей Платона.
У Аристотеля мы вновь обнаруживаем подчеркнутое внима­
н и е ^ этике и проблемам государства.
Складывается впечатление, чтоТГэтйке его больше всего ин­
тересует весьма популярная у греков норма: во всем они хотели
бы соблюдать «золотую середину». ^ и с т р т е л ь призывает к тому
же, полагая, что смелость — среднее между трусостью и ухар­
ством, щедрость — между мотовством и скаредностью, подлин­
ная гордость — между тщеславием и смирением, остроумие —
между шутовством и грубостью, скромность — между застенчи­
востью и бесстыдством.^
Идея всегда и во~всем соблюдать «золотую середину», воз­
можно, и неплоха, но насколько она реальна, реализуема в жиз­
ни? У того же Аристотеля справедливость, даже в теории, не
была полной, а равенство предполагало неравенство. Речь шла
лишь о правильном соотношении между тем и другим.
Если даже не принимать во внимание то обстоятельство, что,
по Аристотелю, хозяин не может быть несправедлив по отноше­
нию к своей собственности (рабу), он мог быть, как отец и муж,
не совсем справедлив по отношению к своим детям или жене.
Низшие, в данном случае дети или жена, должны были любить
высшего больше, чем высший низших.
Тот же принцип распространялся Аристотелем на монархов и
их подданных. Неудивительно, что он считает монархию наилуч­
шей формой правления. Однако Аристотель, как и Платон, нена­
видит тиранию.
Вот его рассуждения о тиране:
— Тираны в основном являются демагогами, добивающимися
власти... Что должен делать тиран, чтобы удержать власть?
Он должен предотвращать возвышение любого человека, обла­
дающего исключительными достоинствами, предавая его казни,
если это необходимо. Он должен запретить... всякие сборы и
любое образование, способное вызвать оппозиционные чувства...
Он должен взять под надзор общественную жизнь... Он должен
сеять раздоры и приносить обнищание своим подданным. Он дол­
жен держать их занятыми: все время занимать их величествен­
ными работами... широкого масштаба... Он должен вести вой­
ны, чтобы... его подданные всегда нуждались в руководителе...
Нет ничего слишком низкого для тирана.
59
 Как ни печально, рассуждения философа о тиране и тирании
и сегодня актуальны. А ведь это своего рода предостережение людям
известно уже более 2 тысяч лет.
Нетрудно заметить: у Аристотеля тесно переплетены этика
и политика, но политика в конечном итоге выходит на первый
план. Его цель, скорее, — хорошее общество, нежели хороший
человек. Именно Аристотель определил человека как «обще­
ственное животное», подчеркнув тем самым, что человек —
продукт общества. Именно в нем и благодаря нему он стано­
вится человеком.
Платоновский вариант общественного устройства с его гру­
бо уравнительными нормами и разного рода ограничениями яв­
но раздражает Аристотеля. По его мнению, он привел бы неиз­
бежно к взрыву гнева против ленивых и такого рода ссорам,
которые обычны для людей, путешествующих совместно. Выра­
жаясь современным языком, Аристотель высказывается в поль­
зу частной собственности, признавая одновременно, что необ­
ходимо воспитывать у людей чувство благотворительности.
И здесь древнегреческий философ оказывается на уровне не
только своей, но и нашей эпохи.
Выдающимся достижением Аристотеля было создание им ос­
нов формальной логики, науки, изучающей законы и принци­
пы, соблюдение которых является необходимым условием не­
противоречивого мышления. Она уточнялась и дополнялась, под­
час существенно, но на основах, заложенных именно Аристо­
телем.
Даже сегодня там, тогда и постольку, где мы обращаемся к
логике, особенно той ее части, которая получила название сил­
логистики1, мы следуем фактически за мыслью Аристотеля.
Им, Аристотелем, заканчивается относительно краткий пе­
риод в развитии философской мысли, который определяется как
классическая философия Древней Греции.
Две причины лежат в основе наступившего в послеаристоте-
левское время кризиса в философии: греки утратили политичес­
кую самостоятельность, а вместе с ней потеряли значительную
часть уверенности в себе, гордости, смелости во всем, в том чис-
7
Силлогизм — умозаключение, в котором из двух данных суждений (посылок)
получается третье (вывод). Все люди смертны — большая посылка. Сократ —
человек — малая посылка. Вывод — Сократ смертен.
60
ле и в науке, и в философии, которая была им так присуща. Не
менее важно и другое: эллинистический мир, эпоха, начало ко­
торой положили завоевательные походы Александра Македонс­
кого, будет иметь свои взлеты и падения, свои достижения, но
вся она пройдет (по крайней мере, для греков) под знаком нара­
стающего кризиса общества. Уверенность сменяется безысходно­
стью. Надежда постепенно уступает место страху, что и прямо, и
косвенно отражается на характере философии. Она становится
все более индивидуалистической, предлагая, по сути, различные
варианты ухода от жизненных проблем.
Единственное заметное исключение — Эпикур, родившийся в
342 или 341 г. до н.э. Впрочем, и в его философии отчетливо про­
явились кризисные моменты.
Эпикур — последователь Демокрита, хотя таковым он себя
никогда не признавал. Что до Левкиппа, то уверял, что его вов­
се не существовало. На деле же Эпикур отстаивал основные по­
ложения атомистов.
Самое значимое различие во взглядах Демокрита и Эпикура в
том, пожалуй, что последний допустил возможность атомов, на­
ходящихся в постоянном движении, отклоняться от, казалось бы,
предначертанных им путей. Частность? Но именно она позволяет
Эпикуру в объяснении мира, принципов его развития избежать
фатализма. В самом деле. Если согласиться с Демокритом, утверж­
давшим, что случайности в мире даже на уровне движения ато­
мов нет, придется признать, что ее не будет и на другом, более
высоком уровне.
В главном же взгляды философов совпадают. Как и Демок­
рит, Эпикур считает, что душа материальна, что боги, если они
есть, не утруждают себя делами земного, человеческого мира.
Интересны его рассуждения о смерти.
От всего можно найти безопасность, замечает Эпикур. Что же
касается смерти, то все мы живем в незащищенном городе. Но
стоит ли огорчаться по этому поводу? Пока мы живем, смерть
для нас не существует, а после смерти...
Самое интересное и оригинальное в учении Эпикура — этика.
Человек живет для счастья, залогом которого становится разумное
наслаждение. Именно разумное, предполагающее уклонение от стра­
даний и спокойное, радостное состояние духа. А это возможно, по
Эпикуру, лишь при уходе от земных проблем. На эту мысль следует
обратить особое внимание. Ведь именно она стала своего рода лей­
тмотивом философии после Аристотеля.
61
 Показательно в этом плане и учение киников (циников), счи­
тавших себя последователями Сократа. Наиболее известный из них
— Диоген из Синопы, решивший жить, как собака8, в огромной
бочке. По другим сведениям — в большом кувшине; они употребля­
лись в древности при погребениях.
Диоген — не циник в нашем понимании. Он лишь по-своему
воспринимает жизнь, видит в ней иной смысл и ведет себя в соот­
ветствии с этим. Главное, с его точки зрения, уметь воздерживать­
ся от наслаждений и быть нечувствительным к страданию. Отсюда
— проповедь неприхотливой жизни, честной бедности.
Диоген Лаэртский писал о Диогене из Синопы, что алчность он
называл матерью всех бед. Напротив, бедность, по его мнению, бла­
годетельна. Именно бедность заставляет человека философствовать,
хотя с ней связаны необразованность, невоспитанность. Но что за
философия рождается на такой основе?
Киники настойчиво проводили ту мысль, что необразованность
и невоспитанность — не только не порок, а чуть ли не достоинство.
Знания не делают людей лучше. Если уж опираться на разум, то не
на теоретический, а тот, что вырастает из практики, смыкается с
житейской мудростью. Основная задача философии поэтому — учить
жить, будучи готовым к любому повороту в судьбе.
Киники весьма невысоко ценили человека. Недаром же, вспо­
миная Диогена, обычно вспоминают и то, что он демонстративно
бродил среди бела дня с фонарем в руках, объясняя: «Ищу челове­
ка».
Именно этим, презрительным по сути отношением к основной
массе людей, объясняется то, что киники не стеснялись их, сплошь
и рядом нарушая сложившиеся нормы приличия.
Киники не отрицали добродетель, но понимали ее по-своему,
сводя к презрению не только к богатству, но славе, удовольствиям
(все — призрачно).
Не менее показательно их подчеркнутое равнодушие к государ­
ству. Киники ненавидели тиранию; но они были далеки и от идеа­
лизации демократии. Иронизируя над демократическими выборами
должностных лиц, один из киников, Антисфен, советовал афиня­
нам принять постановление: «Считать ослов конями». Когда же это
сочли нелепостью, философ-киник заметил: «А ведь вы простым
голосованием делаете из невежественных людей — полководцев».
8
Откуда и название: киник, значит, собачий.
62
Широко известно предание о том, что однажды, когда Диоген
грелся на солнце, к нему подошел великий Александр и сказал:
«Проси у меня чего хочешь!» «Не заслоняй мне солнце», — ответил
киник. Удивленный царь якобы произнес: «Если бы я не был Алек­
сандром, стал бы Диогеном».
Превыше всего киники ценили свободу, где-то бравируя этим,
ибо призывали жить «без общины, без дома, без отечества». Диогена
называют иногда первым космополитом в истории человечества, т.е.
человеком, который считал себя не греком, но гражданином мира.
Есть легенда о том же Диогене. Она менее известна, но по-
своему показательна.
Диогену поставили в пример философа Калисфена, замечая,
что тот ведет прекрасную жизнь при дворе царя Македонии, завт­
ракает и обедает вместе с ним. Диоген вздохнул и ответил: «Как
несчастен тот, кто и завтракает, и обедает не тогда, когда пожела­
ет, а когда это угодно Александру».
Став модным, учение киников заметно изменилось. Ушла в сто­
рону проповедь неприхотливой жизни. На первый план вышло дей­
ствительно циничное начало. Его как бы вуалировала, прикрывала
философская доктрина.
Лучшее, что было у киников, сохранилось в стоицизме, уче­
нии гораздо более полном и влиятельном. Как определенная фи­
лософия оно было изложено греческим мыслителем Пирроном,
но наибольшее распространение стоицизм получил в Римской
империи, и прежде всего в самом Риме.
Распространение там стоицизма никак нельзя признать случайно­
стью. Несмотря на внешнее величие, Римскую империю даже в пери­
од ее расцвета раздирали глубокие внутренние противоречия. К Риму
как нельзя больше подходит известное изречение Платона: «Все нахо­
дятся в войне со всеми, и каждый — с самим собой». Эта война резко
усиливается, когда Римская империя клонится к упадку. Распростра­
нение стоицизма можно рассматривать как один из его симптомов.
Среди стоиков были представители всех слоев римского общества.
Наиболее видные выразители римского стоицизма — Сенека,
Эпиктет и Марк Аврелий.
Сенека — известный общественный деятель, воспитатель будуще­
го императора Нерона, живший в самом начале нашей эры. Эпиктет
— бывший раб, отпущенный на свободу и полностью посвятивший
себя философии. Он был совсем молодым, когда Сенеку заставили
принять яд, обвинив в заговоре против Нерона. Трудно сказать, на­
сколько это соответствовало действительности. Возможно, обвинение
63
необходимо было лишь для того, чтобы прибрать к рукам немалые
богатства, накопленные философом. Марк Аврелий — римский импе­
ратор, вступивший в самостоятельную жизнь как раз тогда, когда
умер Эпиктет. Император — скептик? По меньшей мере, необычно.
Но как справедливо заметил АН. Чанышев, «разочарованность, уста­
лость императора — это разочарованность и усталость самой Римской
империи, будущее которой было, действительно, неведомо».
В чисто философском плане стоицизм тесно смыкается со скеп­
тицизмом, суть которого — сомнение относительно возможности
постичь мир. Всякое знание, полагают скептики, недостоверно.
Подобная позиция была распространена уже в доклассической
греческой философии. Вспомним софистов. Но для скептицизма, о
котором идет речь, характерно иного рода сомнение. Оно может
быть сформулировано как вопрос: «А зачем вообще познавать что-
либо в этом мире?» Отказ от познания — чуть ли не благо. Главное,
однако, в другом: скептицизм перерастает в стоицизм и становится
определенной жизненной позицией.
Вот как излагает ее русский философ Л. Шестов, рассуждая
об Эпиктете.
«Эпиктет, как и все философы, пытается доказать, что чело­
век всегда, при всяких обстоятельствах может сохранить душевное
равновесие. Случилось несчастье: у тебя умер отец — ты волнуешь­
ся, плачешь, приходишь в отчаяние, и нет, по-видимому, в мире
средств и способов, которыми можно было бы тебе вернуть спо­
койствие. Но только, по-видимому. На самом деле способ есть. По­
пробуй рассуждать. Что бы ты сказал, есл
Уже упоминавшийся Сенека в трактате «О счастливой жизни» пи­
сал: «Мнеговорят,что моя жизнь не согласна с моим учением. В этом
в свое время упрекали и Платона, и Эпикура, и Зенона. Все филосо­
фы говорят не о том, как они сами живут, но как надо жить. Я говорю
о добродетели, а не о себе, и веду борьбу с пороками, в том числе и
со своими собственными: когда смогу, буду жить, как должно».
История беспристрастно свидетельствует: на деле стоицизм не­
редко выливался в беспринципность, если не откровенный цинизм.
И совсем не удивительно, что вместе с движением Римской
империи к краху, падением нравственности господство скепти­
цизма и стоицизма в головах людей приобретало небывалые мас­
штабы. Преградой ему, и то не сразу, смогло стать и стало лишь
христианство, переросшее в конечном итоге в государственную
религию Рима. При этом оно впитало в себя отдельные элементы
стоицизма, Но о христианстве — в следующей главе.
Вопросы для повторения,
1. Религия. Мифология. Философия. Чем отличается филосо­
фия от религии и мифа?
2. Милетская школа. Каково ее значение в истории философии?
3. Чем ценно учение Гераклита?
4. Что сближает Пифагора и пифагорейцев с элеатами?Как бы ВЫ
определили рать тех и других в развитии науки и философии?
5. Чему учил Демокрит?
6. Кто такой Сократ? Чему и как он учил?