А. Я. Алексеев
СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ СТИЛИСТИКА
Днепропетровск
НГУ
2012
УДК 81-115(075.8)
ББК 81.2я73
А 47
Рекомендовано Міністерством освіти і науки, молоді
та спорту України як навчальний посібник для
студентів вищих навчальних закладів (лист № 1/11-
3615 від 20.03.2012).
Рецензенти:
З.О. Гетьман, д-р філол. наук, проф. кафедри іспано-італійської філології
(Київський національний університет ім. Тараса Шевченка);
Ю.А. Зацний, д-р філол. наук, проф., зав. кафедри перекладу англійської
мови (Запорізький національний університет);
Т.С. Пристайко, д-р філол. наук, проф., зав. кафедри загального і
російського мовознавства (Дніпропетровський національний університет
ім. О. Гончара).
Алексеев, А.Я.
А 47 Сопоставительная стилистика [Текст]: уч. пособие / А.Я. Алексеев. –
Д.: Национальный горный университет, 2012. – 47 с.
ISBN 978–966–350–347–9
ПРЕДИСЛОВИЕ…………………………………………………………… 6
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ СТИЛИСТИКИ....................................................... 9
1. Становление стилистики как науки, ее предмет и задачи……………... 9
2. Стилистика – «душа» любого развитого языка………………………... 16
3. Стилистика и социальный статус носителя языка……………………... 21
4. Стилистическая информация языкового знака ………………………… 25
5. Норма – стиль – хронос ………………………………………………...... 33
6. Стили и жанры…………………………………………………………….. 44
7. Функциональная стилистика и смежные с ней науки.…………………. 48
8. О методах и приемах стилистического анализа.……………………….. 56
9. Гендер и стилистика.……………………………………………………... 62
10. Сравнительная стилистика.…………………………………………….. 66
11. Когнитивный аспект контрастивных исследований.………………….. 71
Разряды слов
1. Синонимы, омонимы, паронимы, антонимы…………………………… 153
2. Неологизмы и окказионализмы.………………………………………… 166
3. Историзмы, архаизмы, поэтизмы.……………………………………….. 171
4. Заимствования, интернационализмы, варваризмы……………………... 174
5. Фразеологизмы……………………………………………………………. 185
6. Разговорная речь, просторечие и вульгаризмы………………………… 197
7. Арго и жаргоны…………………………………………………………… 211
8. Термины, профессионализмы, кальки………………………………….. 223
9. Диалектизмы и регионализмы……………………………………...…… 227
3
Части речи
Тропы
1. Сравнение..................................................................................................... 297
2. Метафора...................................................................................................... 303
3 Олицетворение............................................................................................. 311
4. Метонимия………………………………………………………………... 313
5. Эпитет…………………………………………………………………….. 319
6. Гипербола, литота, эвфемизм…………………………………………… 325
7. Ирония…………………………………………………………………….. 331
8. Аллегория и символ..…………………………………………………….. 335
9. Парафраза………………………………………………………………… 340
10. Парадокс………………………………………………………………….. 342
11. Аллюзия………………………………………………………………….. 344
12. Игра слов………………………………………………………………… 348
Фигуры
1. Повтор и его формы……………………………………………………... 354
2. Параллелизм……………………………………………………………… 377
3. Антитеза…………………………………………………………………... 381
4. Градация…………………………………………………………………... 387
5. Риторический вопрос, риторические обращение и восклицание…….. 390
4
СТИЛИСТИЧЕСКАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ТЕКСТОВ…………… 394
1. В русском языке………………………………………………………….. 394
2. Во французском языке…………………………......……………………. 398
3. В украинском языке……………………………………………………… 404
4. В испанском языке……………………….................................................. 407
5. В английском языке……………………………………………………… 410
КОГНИТИВНО-КОНТРАСТИВНЫЙ АНАЛИЗ
ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СТИЛЕЙ ФРАНЦУЗСКОГО,
РУССКОГО, УКРАИНСКОГО, ИСПАНСКОГО И
АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКОВ ………............................................................ 414
1. Разговорный стиль……………………………………………………....... 414
2. Стиль художественной литературы……………………………………... 418
3. Научно-популярный стиль……………………………………………….. 427
4. Научный стиль…………………………………………………………...... 430
5. Газетно-публицистический стиль………………………………………... 436
6. Можно ли пренебрегать стилем………………………………………….. 440
ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………….. 449
БИБЛИОГРАФИЯ…………………………………………………………. 452
КОНТРОЛЬНЫЕ ЗАДАНИЯ. ..…………………………………………... 457
5
ПРЕДИСЛОВИЕ
Язык – наш благодетель, но он и наш враг.
Л. В. Щерба
7
Основная учебно-дидактическая цель настоящего издания позволяет не
загромождать изложение материала подробными ссылками на произведения и
страницы цитируемых авторов, как это требуется в научных монографических
изданиях, по двум причинам: их названия находятся или в библиографическом
разделе в конце книги, или принадлежат всем хорошо известным классикам
лингвистической мысли и мировой литературы. Цитаты приводятся на языке
оригинала в соответствии с европейской традицией, что позволяет избежать их
неадекватной трактовки читателем.
Данное учебное пособие предназначается студентам факультетов
иностранных языков и переводческих отделений университетов, а также всем,
кто желает углубить свои практические знания по французскому, испанскому
и английскому языкам (на фоне родного украинского или русского).
Автор выражает глубокую благодарность своим рецензентам за их
полезные пожелания и замечания, которые позволили улучшить содержание
книги – доктору филологических наук, профессору кафедры испано-
итальянской филологии Института филологии Киевского национального
университета им. Т. Шевченко З.А. Гетьман; доктору филологических наук,
профессору, заведующему кафедрой перевода английского языка Запорожского
национального университета Ю.А. Зацному; доктору филологических наук,
профессору, заведующей кафедрой общего и русского языкознания
Днепропетровского национального университета им. О. Гончара
Т.С. Пристайко.
Автор
8
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ СТИЛИСТИКИ
Самым деликатным, самым уязвимым и
вместе с тем очень важным элементом языка
является его стилистическая структура.
Л. В. Щерба
13
Стилистические исследования за последние десятилетия получили
большое развитие благодаря появлению новых наук и новых методов
исследования: от чисто экспрессивной дескриптивной стилистики Ш. Балли до
стилистики декодирования, от сугубо индивидуальной писательской
стилистики Л. Шпицера (решительно не воспринимаемой Ш. Балли, потому
что «… всякое индивидуальное сочетание экспрессивных фактов выходит за
пределы стилистики; более того, всякое сочетание подобного рода, которое
преследует эстетическую цель, относится к искусству хорошего слога и к
литературе и, следовательно, еще дальше отстоит от круга наших интересов»,
но затем признавая, что «… эстетическая функция речевых фактов является
той проблемой, в решении которой стилистика лучше всего осознает себя как
науку; эта проблема сходна с проблемой о б р а з н о й речи, поскольку и там и
здесь мы встречаемся с эстетической, художественной окраской») до
литературоведческой стилистики в целом, от классической стилистики жанров
(la stylistique générique) до так называемой серийной стилистики (la stylistique
sérielle) и структуралистической стилистики вместе с Р. Якобсоном, Леви-
Строссом и Р. Бартом и их последователями, как Ж. Молиньи, признающим
только структурный метод в стилистических исследованиях («la pratique de la
stylistique ne peut donc être que structurale»), от стилистики текста до
семиотической стилистики, корнями уходящей также в структурализм и т.
д. Через такую эволюцию прошли, собственно, или еще проходят стилистики
всех развитых национальных языков. Например, стилистика испанского языка
с сильным на нее влиянием немецкой идеалистической школы К. Фосслера и
Л. Шпицера, отдающей свое предпочтение изучению формы литературного
произведения, начинает следовать по пути современной европейской
стилистики, оставаясь верной основным принципам стилистического анализа
М. Пидаля. Э. Косериу в этой связи замечает: «Pertenecer a la escuela de
Menéndez Pidal no sólo constituye un título de honor y una garantía de seriedad
científica, sino que al mismo tiempo implica una orientación teórica y metodológica
móvil y viva, en la que lo viejo y lo nuevo se combinan armónicamente… La escuela
de Menéndez Pidal es la única que ha mantenido y mantiene firme – y no sólo en
teoría – el principio de la unidad de las ciencias filológicas, la única en la que la
lingüística sigue cultivándose conjuntamente con la historia político-social y con la
historia y crítica literarias: por eso los lingüistas españoles suelen conciliar la
erudición con la agudeza y, ya por su formación, son al mismo tiempo historiadores y
críticos literarios». В свою очередь профессор университета Севильи М.А.
Васкес Медель (M.A. Vázquez Medel) так характеризует современное состояние
стилистики в Испании: «Supuesta la tradición integradora de lo lingüístico y lo
literario en España, la filosofía estética de Benedetto Croce – presentada en nuestro
país por Unamuno y transmitida a través de Vossler – constituirá el punto de partida.
La distinción entre conocimiento intuitivo y conocimiento lógico; la identificación de
intuición y expresión, de Estética y Lingüística, abonan un ámbito teórico atento a los
elementos formales del texto literario. Pero, afortunadamente, estas raíces idealistas
de la estilística española quedan contrapesadas por el conocimiento de la «otra
estilística», de base netamente lingüística, que representaba Bally. De manera que
14
corresponde a Amado y a Dámaso Alonso el mérito de integrar todas las dimensiones
de la naciente estilística y orientarla, como hacía por su parte Spitzer, hacia los
límites del estructuralismo». Роль, которую сыграл Амадо Алонсо в развитии
теории испанской стилистики, огромна: ему удалось преодолеть
идеалистические барьеры и синтезировать основные лингвистические
тенденции в стилистике, предвидя зарождение структуралистического анализа
и литературоведческой семиотики, не будучи еще знакомым с работами В.
Проппа.
Амадо и Дамасо Алонсо являются известными испанскими учеными в
области изучения языка. Хорошо понимая его двойственную природу
(логическую и аффективную), они пришли к признанию лингвистической (в
понимании Ш. Балли) и литературоведческой стилистики, непосредственным
предметом исследования которой служат литературные стили на основе
лингвистической стилистики. Несмотря на то, что некоторые важные идеи этих
ученых не нашли своего развития, однако современная испанская стилистика
старается не отставать от европейской: испанские лингвисты «vuelven a la
estilística sin renunciar a ninguno de los tanteos más recientes, desde las gramáticas
textuales, a las teorías de los actos de habla, las orientaciones de la escuela de Tartu,
la Empirische Literaturwissenschaft, las teorías de la recepción o de la
reconstrucción» (M.A. Vázquez Medel).
Стилистические исследования на данном этапе развития стилистики
тесно связаны с различными современными теориями: социолингвистическими,
культурологическими, дискурсологическими, конверсационными,
интерпретативными, тропеическими (теориями тропов), литературоведческими
и так далее в их синхроническом или диахроническом аспектах. Не
безынтересными представляются стилистические исследования и в
когнитивном плане, в том числе и сравнительные, с целью определения
базовых концептов в различных функциональных подсистемах как
конкретного, так и сравниваемых языков. Нужно не забывать, что язык
находится в постоянном движении, изменяются форма и значения знаков,
эволюционируют концепты и их системы. Это замечают не только лингвисты,
но и писатели как, например, П. Данинос: «L’évolution du langage ne se montre
décidément pas galante pour le beau sexe. Garce, longtemps féminin de garçon, a
commencé à mal tourner vers 1587. Quant à fille, si l’appellation est innocente au
début de la vie («Fille ou garçon?»), elle ne tarde pas à servir aux femmes pour
désigner toute femme avec qui leur mari les trompe: «Et c’est une fille de quel âge?».
Стилистические системы носят динамический характер, потому что
наши знания о мире постоянно углубляются, что влечет за собой изменение
нашего образного представления о нем, наших концептов, наших
индивидуальных и, в конечном счете, национальной концептуальной модели
мира. А язык отражает эти изменения, которые в стилистике выражаются в
исчезновении одних стилей и жанров и в появлении других, в появлении или
исчезновении той или иной стилистической маркированности отдельных
структурных элементов языка и т. д. Поэтому настало время контрастивных
стилистических исследований в онтологическом плане, а не только в
15
традиционном дескриптивном. Но это не означает ни в коей мере отказ от
традиционных классических исследований, потому что они лежат в основе
новых подходов и новых методов, в том числе и концептуального анализа.
Лучшими образцами стилистического исследования по-прежнему остаются
труды Ш. Балли, А. Мальблана, Ж.П. Вине и Ж. Дарбельне, Ж. Марузо,
М. Крессо, П. Гиро и других известных зарубежных и отечественных ученых.
Лучшим доказательством жизненности их идей и классических традиций в
области стилистики служит появление учебных изданий по стилистике
украинского языка, сравнительной стилистике украинского и английского
языков, выполненных в стиле Ш. Балли.
Подытоживая, можно подчеркнуть, что в настоящее время лингвисты
говорят о разнообразнейших разветвлениях единой фундаментальной
стилистической науки, основанной Ш. Балли: синхронической и
диахронической (или исторической) стилистике, лингвистической и
литературоведческой, индивидуальной и функциональной, сравнительной и
контрастивной, семиотической, стилистике декодирования, или отправителя и
получателя речи, нарративной и аргументативной стилистике и т. д. Но ясно
одно: стилистика пронизывает весь язык, который и реализуется как таковой
лишь в процессе своего функционирования. Эта фундаментальная мысль
Г.О. Винокура проходит через все отечественные исследования в области
стилистики наряду с гениальным представлением Ф. де Соссюром языка как
системы знаков и реализацией этой системы в речи, питающей в свою очередь
язык. Неразрывное единство языка и речи жизненно необходимо для их
существования, о чем красноречиво писал А.И. Смирницкий: «Язык
оказывается тесно соединенным с речью не только потому, что он существует в
ней и пронизывает ее насквозь, но и потому, что он, так сказать, питается ею,
наполняется и развивается за счет создаваемых в ней произведений – от
отдельных слов и их форм до целых предложений».
18
Но если в русском и украинском языках свобода построения предложения
очень велика благодаря склонению имен, спряжению глаголов и другим
явлениям, то во французском, английском во многом ограничена. В испанском
эта свобода проявляется больше опять-таки благодаря развитой системе
глагольных окончаний. Это потому, что русский и украинский языки –
синтетические, а французский, английский – аналитические, то есть они разные
по структуре. Действительно, по-русски мы скажем без изменения смысла
нашего высказывания: Петя испугался волка и Волка испугался Петя. В обоих
случаях модель предложения будет N1+V+N2. Если сказать по-французски
Pierre a eu peur d'un loup и Le loup a eu peur de Pierre, то при одной и той же
схеме предложения N1+V+N2 y второго высказывания совершенно
противоположный смысл. А ведь главное и состоит в том, чтобы знать, кто кого
испугал.
Таким образом, мы видим, что во французском языке особенно велика
роль порядка слов в предложении. Но в обоих языках предложения построены
по типичным для них моделям. Поскольку это языковая модель, а язык
отражает только объективные структуры соединения знаков, постольку здесь
нет и никакой почвы для возникновения стилистики. Но стоит данную схему
предложения несколько изменить, поменяв, допустим, местами сказуемое и
подлежащее: V+N1+N2 вместо N1+V+N2, как сразу же нарушается привычная
и устоявшаяся в языке модель порождения высказывания. Но такие изменения
допустимы лишь при условии, что смысл нового построения остается прежний,
как в предложениях Испугался Петя волка и Испугал волк Петю. Но значит ли
это, что данные предложения или даже Испугался волка Петя совершенно
одинаковы? По содержанию – да. Но по передаче информации нет. Смысл всех
предложений одинаков: констатируется факт о том, что Петя напуган волком.
Общий, неизменный во всех случаях употребления смысл предложения (или
слова) обычно называют инвариантным значением. Но информация,
заключающаяся в этих предложениях, различна. В них, кроме передачи
инвариантного значения, есть еще нечто такое, что заставляет воспринимать
сообщение по-иному, воздействует на реципиента определенным образом. И
это «нечто» создается преднамеренно в зависимости от того, на что
необходимо обратить внимание собеседника: на то, что Петя только испугался,
а не побежал, не струсил в Испугался Петя волка, или же что Петя испугался
волка, а не вороны, которая закаркала рядом на дереве и т. п. А если эти фразы
будут произноситься с соответствующей интонацией и ударением, то
передадим собеседнику информацию о том, что мы рады или испуганы
происшедшим с Петей случаем, что смеемся над ним или иронизируем и т. д. И
вот здесь вступает в свои права стилистика. Именно ей подвластны различные
субъективные оттенки мысли, она распоряжается ими по своим законам и
правилам, в них облекает все слова и предложения. Стилистика всегда
стремится к новому, оригинальному, но имеет свои пределы самовыражения. И
таким пределом, как уже говорилось, является в первую очередь
взаимопонимание при общении. Поэтому стилистику и называют наукой о
выразительных средствах языка, о его стилистических ресурсах. То есть
19
стилистика должна заниматься изучением как «разных стилей, включая стили
индивидуальные и жанровые», так и «экспрессивно-эмоционально-оценочных
свойств различных языковых средств…» (О.С. Ахманова).
Но ограничить стилистику лишь перечисленным нельзя: важно не только
знать, какие это средства и что они выражают, но и как, где и для чего ими
можно пользоваться. Действительно, допустим, нам необходимо выразить на
французском языке мысль о том, что Пьер любит Мари. Если мы скажем Pierre
aime Marie, то передадим общую идею о существовании чувства Пьера к Мари
и не более, и наше предложение по эмоциональному и экспрессивному
воздействию на слушателя не будет ничем отличаться от тысяч других,
которыми мы выражаем эту мысль как по отношению к людям, так и к
предметам: Pierre aime la campagne, Pierre aime les oranges, Pierre aime Paris,
Pierre aime les querelles, etc.
Эти фразы наряду с Pierre aime Marie можно употребить во всех случаях,
во всех ситуациях, по отношению к любому третьему лицу и прочее. Иными
словами, для таких фраз нет никаких ограничений, потому что они содержат
«обыкновенные» слова и построены по «обыкновенной» модели. Такая
«обыкновенность» делает их незаметными, примелькавшимися, обыденными и
поэтому не вызывает никаких чувств ни у говорящего, ни у слушающего. В них
нет ничего, кроме констатации факта, кроме объективной информации. Такие
«обычные» предложения, построеные из «обычных» слов, принято называть
нейтральными – никому как бы не принадлежащими и находящимися в
распоряжении всех везде и всегда. Они передают только инвариантное
значение. Но представим себе на минутку, что товарищ Пьера, Робер, извещает
об этом факте своего приятеля, учителя или отца, встречаясь с ними
соответственно на улице, в школе или дома. В зависимости от того, с кем Робер
говорит, то есть в зависимости от степени близости (по возрасту, положению,
родственным отношениям, степени знакомства и т. д.), с одной стороны, а с
другой – от того, где и при каких обстоятельствах он с ними говорит, его
сообщение будет принимать различные формы и передаваться другими
словами.
Иначе и не может быть. Ведь Робер говорит не для того, чтобы оставаться
безучастным к сообщаемому факту, а для того, чтобы выразить к нему свое
отношение, дать ему оценку. И вот, с учетом того, с кем говорит Робер, при
каких обстоятельствах и что он хочет своим сообщением подчеркнуть, можно
построить, например, такие фразы-сообщения:
1. C’est que Pierre aime Marie Именно поэтому Пьер и любит Мари.
Именно потому Пьер любит Мари.
2. Pierre, il aime Marie. Да это потому, что Пьер любит Мари.
Il aime Marie, Pierre Да, Пьер любит Мари.
Да нет же! Он любит Мари, этот
Пьер.
А Пьер любит Мари.
3. Marie? Pierre aime Marie. Нет, Пьер любит Мари.
Pierre aime Marie, elle. А Пьер любит только Мари.
20
Все эти фразы Робер может сказать любому из собеседников и при любых
обстоятельствах. Но он не только сообщит о существовании чувства Пьера к
Мари, но и выразит свое отношение к сообщаемому: восхищение Пьером или
Мари (1), уверенность, сожаление, досаду, гордость (многое зависит еще от
того, с какой интонацией будут произнесены эти слова) за Пьера (2) или за
Мари (3).
23
социокультурных параметров, то есть основные принципы классической
стилистики Ш. Балли остаются неизменными.
Итак, социальная иерархия носителей языка оказывает большое влияние
на выбор средств выражения коммуникантами в процессе общения. Ведь нам
хорошо известно, что разговаривают «по-разному» с детьми, начальством,
товарищем по работе, полуграмотным крестьянином и т. д. Социальная
градация носителей языка выражается в их выборе средств выражения и
выразительных средств. Вот каким примером Ш. Балли иллюстрирует этот
тезис:
Voulez-vous faire cela, je vous prie? (Будьте любезны, извольте-ка это
сделать!).
Si vous faisiez cela? (А вы не могли бы это сделать?).
Oserais-je vous demander de le faire? (Осмелюсь ли я просить вас сделать
это?).
Faites-le, je le veux! (Сделайте это, я вам говорю!).
Allez! Faites-moi ça! (Сделайте-ка мне это, живо!).
Все эти формы выражают один речевой акт – просьбу к собеседнику
совершить определенное действие, но с различными оценочно-экспрессивными
оттенками (нюансами, значениями), которые Ш. Балли называет социальными.
А вот другой не менее яркий пример речевого высказывания, который
приводит французский лингвист М. Галльо и стиль которого различен и
социально маркирован:
«Pensez que chaque mot importe, chaque forme de phrase, et infléchit de
façon plus ou moins sensible le ton de l’énoncé, donc l’impression produite. Prenons,
pour illustrer cette idée, un ou deux exemples un peu gros. Pénétrant dans un salon
avec ma femme, et m’adressant à la maîtresse de maison qui ne la connaît pas, j’ai le
choix entre dix formules qui s’étagent dans divers registres de style, depuis:
«Puis-je me permettre, chère Madame, de vous présenter Mme Galliot?»
«Permettez-moi de vous présenter ma femme» jusqu’à:
«Vous connaissez pas ma bourgeoise?» ou bien, avec un geste désinvolte
du pouce par-dessus l’épaule:
«Ça, c’est ma régulière!»
Dans une salle de bal, dix formules encore pour inviter une jeune fille, depuis:
«Puis-je espérer, Mademoiselle, que vous me ferez l’honneur de m’accorder la
prochaine valse?» jusqu’à: «Hé! La Juliette? Tu viens en suer une?»
et jusqu’au sifflement, avec deux doigts dans la bouche, qui, dans certains bals-
musettes, suffit à faire se lever la Juliette, toute fière d’avoir été ainsi choisie…
Exemples un peu gros, j’en demeure d’accord. Mais tout cela, à la limite, c’est
du style, et j’imagine que vous sentez assez combien chacun de ces énoncés, parfait
quand il est «en situation», devient choquant dans le cas contraire. Question de
registre, question de ton (on verra que j’emploie volontiers le mot ton, au lieu de
style, parce qu’il me paraît plus flou)».
Несомненно, умение выразить свои мысли в зависимости от
социокультурной среды, в которой находишься, есть то, что французы
называют le savoir vivre. Европейцы придают этому большое значение как при
24
устном, так и письменном общении, особенно французы, для которых
коммуникативные стратегии вежливости и такта являются чуть ли не
основными. В этом плане мало что изменилось во Франции со времен
баронессы фон Штафф (~1850) с ее рекомендациями, как правильно
изъясняться по-французски. И в настоящее время, как тонко подмечает
современная французская исследовательница К. Кербрат-Орекьони, «tout le
«dicible» n’est pas, en situation, dicible, même une telle phrase anodine que
Comment allez-vous? qui est soumise à des règles d’utilisation assez complexes: on
ne peut adresser cette question qu’à des «connaissances»; elle apparaît comme
déplacée dans certains types de contextes institutionnels parce qu’elle est caractérisée
par un certain degré de «formalité» et serait inadaptée en situation familière. Tant
dans la production orale que dans l’écrit on s’opère du choix lexical et de la
séléction syntaxique en fonction de la situation et des positions sociales hiérarchiques
des interlocuteurs». И, наконец, не следует забывать о языковой этноспецифике,
которая дает о себе знать даже в самых банальных ситуациях.
Умение пользоваться языком приходит к нам из повседневного опыта. Он
вырабатывает и закрепляет необходимые речевые навыки общения. А наше
общение протекает в различных условиях. Ситуации общения, несмотря на их
многообразие в реальной жизни, повторяются. Среди них всегда можно
выделить наиболее типичные. Такие ситуации принято называть сферами
функционирования (применения, использования) языка. Каждая сфера имеет,
как правило, свои языковые средства: специфические слова, особые модели
предложений, определенные стилистические значения этих слов и моделей.
Происходит как бы специализация языковых средств по сферам
функционирования, подобная распределению обязанностей среди членов одной
семьи или рабочего коллектива. Таким образом, в языке складывается ряд
наиболее типичных и устойчивых систем языковых средств в зависимости от
их функционирования. Подобные системы обычно и называют стилями. В
каждом развитом лингвистическом сообществе его члены пользуются
различными «контекстуальными стилями», постоянно меняющимися в
процессе общения в зависимости от коммуникативных стратегий. Эти стили
несут в себе различные стилистические оттенки, в том числе и субъективную
маркированность, потому что все «… мы являемся рабами своего собственного
«я»; мы постоянно примешиваем его к явлениям действительности…», – пишет
Ш. Балли.
31
модальности как одной из базовых функционально-семантических категорий
естественного языка.
В течение многих десятилетий самые лучшие умы отечественной
лингвистической научной мысли старались определить сущность этой
категории, исследуя ее в тесной связи с философией, логикой, грамматикой
текста и так далее, что нашло в конечном итоге свое синтезированное
отражение в том определении, которое мы находим в авторитетных изданиях.
Модальность – важнейшая функционально-прагматическая семантическая
категория естественного языка, весьма комплексная, имеющая в разных языках
свою специфику выражения, но тем не менее не теряющая свою
универсальность. По выражению В.В. Виноградова, модальность охватывает
всю ткань речи, находит свое воплощение на всех уровнях языковой структуры,
достигая всей своей синтетичности, многообразия и функциональной
детерминированности в тексте как макрознаке, как основной единицы
коммуникации. Категория модальности в свете новых лингвистических
достижений выходит в сферу теории текста и дискурса, оставаясь всегда
категорией языка, несмотря на некоторые попытки видеть в ней сугубо
функциональную речевую категорию. Модальность любого речевого
произведения (и особенно художественного текста) находит свое выражение не
только на уровне линейной организации последнего, но и в категориях его
объемной структуры. Видимо целесообразно сохранять устоявшееся в
лингвистике понимание модальности и ее фундаментальную дихотомию
«объективная / субъективная модальность» как обязательное / факультативное
свойство любого высказывания, не теряя из виду более широкую семантику
субъективной модальности, связанную с оценкой. Говорить же в ее рамках об
уменьшительно-ласкательной, уничижительной и прочей модальности вряд ли
целесообразно, потому что тогда придется признать существование стольких
видов модальности, сколько существует стилистических оттенков (обертонов)
речи.
Еще раз необходимо подчеркнуть, что познание глубинных процессов,
связанных с категорией модальности, совсем не означает необходимость
ревизии ее статуса в языке, распространения диапазона ее действия как
специфической функционально-семантической грамматико-дискурсивной
категории на стилистику как альтернативы стилистическим оттенкам значения
и стилистической коннотации в целом.
Но так как все дополнительные значения, или оттенки значений, тесно
взаимосвязаны и нередко взаимообусловлены, то разделить и разложить их «по
полочкам» на практике весьма трудно. Поэтому часто для удобства
практического анализа пользуются каким-либо одним из терминов. В
конкретных же случаях можно всегда уточнить природу и причины появления
того или иного оттенка значения. И это также является одной из задач
стилистики.
32
5. Норма – стиль – хронос
Проблема эволюции языковых форм и языка в целом давно стала
аксиомой и не вызывает сомнений у представителей разных школ и
направлений, несмотря, порою, на полное отождествление диахронии с
историей языка, а синхронии со статикой, с его состоянием на современном
этапе. Соссюровская дихотомия (синхрония/диахрония), разграничивающая
статику и динамику развития языка, была принята последующими поколениями
лингвистов, но не в столь жесткой, как у Соссюра, форме: ведь динамика как
онтологическое свойство языка присуща и синхронии. Поэтому речь может
идти скорее всего о синхронно-процессуальном и диахронно-статическом
аспектах изучения языка: существует мнение, что с точки зрения синхронии
можно изучать не только современное состояние, но и отдельные периоды в
истории языков (в том числе и мертвых). Не подвергая сомнению такой подход
к изучению отдельных «срезов» в истории любого языка (живого или
мертвого), следует отметить его целесообразность в исследовании их
фонологических и лексико-синтаксических систем. Однако задача
функционально-системного описания языка в тот или иной период его
исторического развития, особенно в эпоху становления как национального,
глубоко сомнительна, так как происходившие изменения, колебания, вариации,
альтернации языковых форм и закрепленных за ними значений не подвластны
осмыслению с точки зрения их употребления (функционирования). Ведь для
того, чтобы понять их функциональную специфику, необходимо хорошо
уяснить прежде всего, что представляла собой норма (если она уже сложилась)
языка в этот период. Потому что с опорой на норму языка, его узус и
функциональную дифференцированность языковых средств в рассматриваемую
эпоху можно делать (и то условно!) определенные выводы относительно
специфики их употребления. Речь идет, таким образом, о возможностях
стилистического анализа в диахронии, или об исторической стилистике. По
мнению некоторых французских лингвистов такой анализ, как указывалось
выше, практически невозможен.
В настоящее время приходится констатировать, что все чаще и чаще
исследователи обходят стороной проблему нормы, даже когда речь идет об
изучении тех или иных языковых явлений или структурных единиц,
функциональных подсистем или их составляющих в стилистико-прагматическом
и когнитивном аспектах. Однако без четкого уяснения этого кардинального
понятия современной лингвистики любое исследование функционально-
дискурсивного плана будет неполным и даже ущербным. И это касается не
только синхронно-процессуального аспекта, но и диахронно-статического.
Норма языка, как известно, – понятие историческое. Это диалектическая
категория, эволюционирующая вместе с развитием языка, обусловленного
социально-экономическим и политическим развитием общества, его носителя.
В разные периоды развития науки о языке понимание нормы было различно: на
раннем средневековом этапе становления национального языка нормой служил
субстрат (например, в романских языках), а адстратные явления в основном в
области фонологии и лексики считались «варваризмами», отклонениями от
33
нормы доминирующего еще латинского языка. В ХV–ХVI вв. уже латинские
формы становятся отклонением от нормы испано-кастильского или
старофранцузского. Унаследованные Средневековьем формы и приемы
письменного языка, нашедшие свое воплощение в четком разграничении
письменных литературных жанров (ср. «колесо Виргилия», в котором каждому
стилю – humilus, mediocrus, gravis – был строго предписан определенный жанр),
служили нормой для образованной части общества (философов, поэтов,
писателей). С этой поры «1е bоn usage» становится нормой языка, традиции
которой еще во многом сохраняются в современном испанском и французском
языках вопреки бурным процессам взаимовлияния устного и письменного
типов речи. Известный советский ученый-романист Р.А. Будагов пишет в этой
связи: «История большинства романских литературных языков подразделяется
на три периода: первый характеризуется тем, что литературный язык, получая
уже известную «обработку» и обнаруживая тенденцию к установлению
некоторых норм, еще не опирается на один диалект исключительно и еще не
знает достаточно четких языковых норм; второй период начинается с эпохи
явного превалирования одного из диалектов, который выступает как основа
литературного языка, нормы которого постепенно делаются все более строгими
и степень «обработки» все более высокой. Наконец, третий период относится к
эпохе, когда литературные языки превращаются в языки национальные, когда
создаются литературные национальные языки. Такие памятники романских
языков, как например, «Песнь о Роланде» или «Песнь о Сиде», являются
произведениями, созданными на литературных языках первого периода».
С момента становления национального языка и его литературного
варианта роль нормы становится определяющей: все, что не согласуется с
жесткими канонами литературного жанра, считается отклонением от нормы. На
этом этапе уже возможно говорить о стилистических исследованиях в
диахронии, но в рамках литературоведческих исследований, с позиций
литературоведческой специфики жанров, а не в функционально-
стилистическом (лингвистическом) аспекте. В свете сказанного становится
проблематичным, например, полагать, что изучение употребления вариативных
форм слов в поэтических и прозаических произведениях средневековой
Испании дает возможность уяснить стилистические возможности системы
испано-кастильского языка этой эпохи. Утверждается иногда, что
фонологические альтернации, например, имени короля Альфонса VI (Аlfonso –
Alffonso – Alfonsso – Alffonsso – Alfonse – Alfon –Alfons – Alffons) или наречия
аsi – assi – ansi и другие, выявляют «не стільки емоційне ставлення автора до
звукiв мови, скільки є ключем до розуміння прихованої за модифікованою
формою авторської думки» (В.С. Данилич). С таким утверждением трудно
согласиться по следующим причинам. Квалифицировать стилистически данные
фонологические альтернации невозможно, во-первых, из-за стихийного
процесса появления письменности в раннесредневековый период, во-вторых, по
причине того, что во всех романских языках количественные изменения вовсе
не предполагали качественные различия и, в-третьих, из-за эфемерности нормы
языка, которая находилась на стадии своего формирования. Поэтому то, что
34
принимается за стилистическое варьирование (особенно на уровне фонемы),
является ни чем иным, как обычными, «нейтральными» аллографами, которые
в ту эпоху существовали в большом количестве в текстах и которые еще не
были закреплены стабильно за словами.
Такое же явление наблюдается и в английском языке. В языке Шекспира,
отражением которого являются опубликованные при его жизни произведения,
находим тоже фономорфологические колебания: sphere – spheare, laurel –
lawrel, bene – beene . То есть еще не было орфографической нормы, которая
установилась лишь к 1650 г., а первый нормативный словарь появился в
Англии лишь в 1755 г. Поэтому такие альтернации нельзя отнести ни к
стилистическим, ни к индивидуальным писательским. То же самое
наблюдается и в лексике: Шекспир вряд ли вкладывал что-то особенное или
стилистическое, когда when употреблял с that или писал shews вместо shows,
sans вместо without или использовал -th вместо -s в качестве окончания
3-го лица ед. числа настоящего времени. Все это отвечало норме английского
языка того времени. Ведь в текстах Мольера того периода мы сталкиваемся с
аналогичными явлениями. Английские поэты эпохи Вожла и Малерба во
Франции употрбляли wight вместо being , sprite вместо spirit или elf , main
вместо océan , damsel вместо girl , steed вместо horse , verdant вместо green,
перифразы типа watery store вместо sea и т. д. Во Франции Гюго избегал
употреблять eau и chaudron: Comme une onde qui bout dans une urne trop pleine.
То есть подобные отклонения, которые сегодня характеризуются часто
как архаичные, на самом деле таковыми могут не быть. Вот блестящий пример,
который приводит французский лингвист Ж. Шайе (J. Chaillet), цитируя
знаментитый сонет Ронсара «Rossignol mon mignon…»:
Nous soupirons tous deux; ta douce voix s’essaie
De donner l’amitié d’une qui t’aime tant,
Et moi, triste, je vais la beauté regrettant
Qui m’a fait dans le coeur une si aigre plaie.
Ж. Шайе поясняет, что употребление «une» в функции неопредеденного
местоимения соответствовало духу того времени и не являлось устаревшим
(son emploi se conforme à l’usage du temps et ne comporte aucune nuance
archaïsante à son époque). Просто в ХVII в. неопределенное местоимение «un»,
которое мы находим и в «Les Pensées» Паскаля, и в «Les Sermons» Боссюе,
перестало употребляться, но в настоящее время оно нормированно
употребляется в оборотах «l’un ... l’autre», «les uns … les autres» наряду с «pas
un», «pas une». Но здесь перед лингвистом встает другая проблема: как его
передать в современном французском языке. Если речь идет о женщине, то,
возможно, сказали бы «une personne» или просто «une femme» (qui…). Но в
данном случае, спрашивает ученый, «une femelle», «une compagne»? В любом
случае нужно прибегнуть к неопределенному артиклю с каким-то
существительным, заключает Ж. Шайе: «Notre langue, – dit-il, – quand elle a
laissé se perdre «un», féminin «une», n’a pas remis en usage à sa place un terme
correspondant à toutes les possibilités du mot abondonné».
35
Такие же «отклонения» можно увидеть и в грамматике. У того же
Ронсара встречается pour ne les écouter вместо pour ne pas les écouter. Но это
был переходный период в формировании грамматической структуры
французского языка, поэтому нельзя говорить о таких отклонениях как
архаизмы: это не более чем языковые «survivances».
Даже в самые короткие промежутки времени можно наблюдать
изменения нормы языка. Например, во французском языке aux Indes было до
недавнего времени нормативным, а сейчас стало некорректным и заменено en
Indes. Или в русском языке зала, рельса, женский род которых до второй
половины ХХ в. был единственно нормативным, а сейчас стилистически
маркирован, потому что нормативны стали зал, рельс. Их женский род несет
уже ярко выраженную социокультурную коннотацию. В «Идиоте»
Ф. Достоевского за завтраком у генеральши барышни выпивали «по чашке
кофею», а не кофе, и ехали на воксал, а не вокзал. В. Шкловский рассказывает,
что Андрей Белый восхищался русской поэзией ХVIII в., оригинальность и
особая поэтичность которой состояла в том, что прилагательное находилось в
препозиции. В действительности же, говорит В. Шкловский, это было
свойственно русскому языку той эпохи, потому что он еще находился под
сильным влиянием церковнославянского языка.
В наше время на фоне устоявшейся нормы национального и
литературного языка подобные фономорфемные альтернации носят,
безусловно, определенный стилистический потенциал, поскольку всякая
дублетность, о которой еще говорят отдельные лингвисты, всякая
вариативность предполагают выбор в употреблении: в языке ничего не может
быть незначимого, язык не терпит «пустых» тавтологий и различных
«излишеств», в языке все значимо. Значимость, ценность (valeur) языкового
знака проявляется как в системе языка, в парадигматике, так и в синтагматике,
при его функционировании в речи. Именно речь порождает различные
функциональные системы и их составляющие, обусловленные различными
сферами ее функционирования, то есть функциональными стилями
(подстилями, подъязыками и т. д.). Можно полностью согласиться с
У. Лабовым, утверждающим, что каждый стиль, каждый регистр языка имеет
свою норму. Как мы видим, на смену жесткой нормированности языка,
понимания нормы как исторически неизменяющегося феномена пришло ее
понимание как многоаспектного, лабильного, постоянно эволюционирующего
явления, испытывающего глубокие преобразования особенно в эпоху значимых
социально-исторических изменений в обществе (ср. влияние перестройки,
либерализации экономики, глобализации на русский и украинский языки).
Понимание нормы языка, которое мы находим в авторитетных
источниках, как совокупности устойчивых традиционных реализаций
языковой системы, отобранных и закрепленных в процессе общественной
коммуникации, дает общее представление о сущности этой категории, но
которое не дает ответ на многие вопросы, в частности, о ее гомогенности (или
гетерогенности), динамичности (или статичности) и т. д. Видимо, следует
различать норму языка как совокупность всех свойственных данному языку
36
употреблений на конкретном этапе его развития, и нормы речи, которые могут
быть сколь угодно дифференцированны. Например, ответ на вопрос, как
просторечие или арго соотносится с нормой, будет различен от того, какая
норма имеется в виду. По отношению к норме национального языка
просторечие, арго и прочие маргинальные подсистемы являются
нормированными, так как они существуют объективно в данном языке,
являются составляющими его системы. С точки зрения нормы языка
ненормированным можно считать все то, что чуждо его системе и структуре.
Например, слитное поствербальное употребление личных местоимений в
функции прямого и косвенного дополнения во французском языке являлось бы
нарушением его языковой нормы, потому что оно свойственно испанскому
языку, или нормированное слитное употребление артикля в постпозиции в
румынском языке находилось бы вне нормы французского языка и т. д. И лишь
на уровне речевых норм можно, видимо, квалифицировать подобные и многие
другие явления как норму или как нарушение, отклонение от нормы.
Поэтому трудно не согласиться с ранее приведенным тезисом У. Лабова.
Действительно, литературный язык имеет свою норму и никто не оспаривает
ненормативность по отношению к ней арго, жаргонов. Но и маргинальные
регистры языка также имеют свою норму, по отношению к которой
литературный язык будет вне ее, резким от нее отклонением (трудно
представить себе воровское сообщество, говорящее на литературном языке!).
Многообразие речевых норм порождает разнообразие существующих в
развитом национальном языке систем (или подсистем, регистров, подъязыков и
т. д.). Такие системы языковых средств, обслуживающие различные сферы
деятельности человека, как уже говорилось, получили название стилей. Стиль –
это также исторически эволюционирующая категория, тесно коррелирующая с
нормой языка и нормами речи. И в этой области лингвистика не могла не
испытать на себе влияния основополагающей соссюровской дихотомии
«язык /речь». В начале 50–60-х гг. акад. В.В. Виноградов впервые в советском
языкознании обосновывает необходимость разграничения стилистики языка и
стилистики речи с соответствующими им понятиями стиля языка и стиля речи.
Его идеи получили широкое распространение и были положены в основу как
частных, так и общих стилистических исследований, учебников по стилистике
различных языков для вузов и так далее, несмотря на некоторые их
дискуссионные положения и существование кардинально противоположных
точек зрения. Однако и в наши дни функциональная стилистика продолжает
развиваться, а функциональная исследовательская парадигма (трансформируясь
в коммуникативно-дискурсивную) остается ведущей наряду с когнитивной.
Понимание стиля как определенного типа языкового варьирования,
коррелирующего с другими текстами и с ситуационным контекстом
(Г.В. Степанов), как нельзя лучше отражает его лингвистическую суть, дает
возможность рассматривать эту категорию как целостное речеязыковое
диалектическое единство. В настоящее время стили стали более открытыми
системами по сравнению даже с 50–60-ми гг. прошлого столетия, когда, по
мнению одного из видных теоретиков стилистики проф. И.Р. Гальперина, они
37
характеризовались специфическими для каждого стиля «наборами» лексико-
грамматических средств. Этому во многом способствовала большая
«либерализация» употребления последних в языке в целом, благодаря сильному
влиянию устного типа речи на письменную, разговорного стиля на
литературно-«книжные» подсистемы. Эта тенденция свойственна всем
развитым национальным языкам в той или иной степени, что еще в 60-е гг. дало
повод ученым заговорить об общей тенденции к их интернационализации.
Таким образом, норма и стиль находятся в тесном взаимодействии и
взаимообусловленности, носят исторический характер, могут быть исследованы
как в диахронии, так и в синхронии с присущими последним возможностями и
спецификой, накладывающими свой отпечаток на онтологические свойства и
языковую манифестацию первых.
В связи с этим трудно переоценить роль нормы в стилистике, для которой
она является ключевым понятием. «Описание на уровне нормы – традиционная
задача стилистики, начиная с XVII в., более или менее успешно
осуществленная во многих работах на эту тему, тогда как описание на уровне
индивидуальной речи – сравнительно новый вопрос, выдвинутый в круг
научных проблем в первые десятилетия нашего века», – замечает
Ю.С. Степанов. Поэтому когда говорят о нейтральном высказывании,
лишенном всякой субъективности и интенциональности, то имеют в виду его
«чистую» нормированность, его полное соответствие норме, а все отклонения и
отступления рассматривают как ненормативные. Именно такой взгляд на
нейтральность послужил для отдельных стилистов основанием считать стиль
отклонением от нормы, что повлекло за собой утверждение о том, что
стилистика – это наука об отклонениях и единственным ее объектом должен
быть литературный (художественный) стиль (М. Риффатер), поэтический язык
как антипод bon usage (Т. Тодоров), что не совсем верно. Поэтому можно
согласиться с Ж. Дюбуа и его коллегами, утверждающими, что стиль – это ни
аномалия, ни нарушение, ни отклонение от нормы (с’est non plus abus
(P. Valery), ni viol (J. Cohen), ni scandale (R. Bartes), ni anomalie, (T. Todorov), ni
folie (L. Aragon), ni déviation (L. Spitzer), ni infraction (M. Thiry), которая есть
ни что иное как «cовокупность общепринятых традиционных реализаций
структуры языка» (Э. Косериу). Ю.С. Степанов по этому поводу замечает:
«Общее явление нормы и общее понятие нормы, как различение чего-то
правильного от чего-то неправильного, соответствует всем литературным
языкам (несомненно, уже во «второй» период). Расхождения в понимании этого
явления совершенно незначительны сравнительно с разнообразными
толкованиями почти всех остальных лингвистических явлений и понятий.
Вожла в XVII в. во Франции определял норму как «манеру говорить,
установившуюся среди наиболее авторитетной части придворного общества и
находящуюся в соответствии с манерой письма».
В каждом языке есть множество фономорфологических, лексико-
синтаксических и стилистических вариаций, но это не значит, что все их нужно
считать нормативными. Напротив, большинство из них вне нормы, и их путь к
признанию ею весьма сложен ввиду жесткой языковой политики отдельных
38
национальных академий. Например, не без доли иронии об этом говорит Ж.
Маркес (G. Márquez): «… el castellano cuyas palabras cambian de sentido cada cien
leguas y tienen que pasar cien años en el purgatorio del uso común antes de que la Real
Academia les dé permiso para ser enterradas en el mausoleo de su diccionario».
Нарушение нормы (языка или речи) производит всегда определенный
стилистический эффект и, возможно, с этой точки зрения стилистическое
можно считать отклонением (un écart). Например, Ю.С. Степанов считает
отклонением от нормы языка chais pas (je ne sais pas) или c’est mes parents (ce
sont mes parents), которые не индивидуальны, а широко распространены во
Франции. Как, например, в русском языке: положь, не трожь, транвай вместо
положи, не трогай, трамвай. Интересен в этой связи пример К. Кербрат-
Орекьони: предложение Pierre et moi nous partons demain en vacances может
иметь несколько разговорных вариантов – Pierre et moi pars demain en vacances,
что аграмматично, не отвечает грамматической норме современного
французского языка, это просторечная форма; Moi et Pierre nous partons demain
также будет неправильно, потому что «так не говорят» (се ne se dit pas), так как
нарушается правило речевого этикета (elle transgresse une règle de la politesse
discursive ou plus exactement de la politesse comportementale – dans le discours le
«moi» doit «s’effacer» devant l’autre). То есть стратегия вежливости оказывает
давление на систему языка, потому что социальные ограничения и языковые
правила являются составляющими единой коммуникативной системы. Такие
случаи можно квалифицировать также и как отклонение от нормы речи, они
будут стилистически маркированы и являться дополнительным
социокультурным маркером. Вот почему понятие нормы все же не совсем
определенно в стилистике и, соответственно, в обществе в целом, над чем не
без основания иронизирует П. Данинос:
«Никаких сомнений: говорить на хорошем французском языке научишься
только во Франции. Но, обосновавшись во Франции, я понял, что задача моя от
этого еще больше усложнилась. Я знал уже, что к северу от Арденн говорят
иначе, чем к югу. Но вскоре мне пришлось убедиться, что к северу от Соммы
говорят иначе, чем к югу от Луары, и еще иначе по ту сторону Центрального
массива и что вообще имеется (приблизительно) пятьдесят пять различных
говоров; так что немыслимо определить, кто же, в конце концов, во Франции
говорит действительно на хорошем французском языке. Лионцы издеваются
над марсельцами, жители Бордо – над жителями Лилля (если только они в это
время не потешаются над жителями Ланд), уроженцы Ниццы высмеивают
уроженцев Тулузы, парижане – всю Францию, а вся Франция – парижан».
Советы и рекомендации «правильно» говорить были и есть во все
времена и во всех языках. Вот, например, пять знаменитых правил
«порядочного» английского языка Ф. Фоулера (F.G. Fowler):
Prefer the familiar word to the far-fetched.
Prefer the concrete word to the abstract.
Prefer the single word to the circumlocution.
Prefer the short word to the long.
Prefer the Saxon word to the Romance.
39
Все это говорит о том, что своя норма присуща языку на каждом этапе
его развития и что диахронические стилистические исследования должны
учитывать эту ее специфику. «Так, не может быть «французской стилистики
ХVI и ХVII веков», но только две стилистики для каждого из этих веков
отдельно. Не может быть одной стилистики русского языка ХVII и ХVIII веков,
но две разных стилистики», – говорит Ю.С. Степанов.
Норма тесно связана не только с эпохой, но со стилем, жанром, типом
текста. Она касается не только средств выражения, но и выразительных средств
языка. Французская исследовательница К. Фромилаг (C. Fromilhague) поясняет
это на примере анаколюта, цитируя Стендаля, Паскаля и современную прессу.
Так, стендалевская фраза «Julien répondit en inventant ses idées, et perdit assez de
sa timidité pour montrer, non pas de l’esprit, chose impossible à qui ne sait pas la
langue dont on se sert à Paris, mais il eut des idées nouvelles, quoique présentées
sans grâce ni à propos, et l’on vit qu’il savait parfaitement le latin» звучит для
лингвиста несколько «странновато» (la phrase a une construction syntaxique
«étrange»), потому что ожидается логическое продолжение не de l’esprit…, а
de l’invention… Но в романтической прозе это не «ошибка» («faute»), потому
что классический синтаксис был более свободен, чем современный. Поэтому
сегодня нельзя подобные «ошибки» квалифицировать как анаколют. Равно если
возьмем фразу Б. Паскаля «Bornés en tout genre, cet état qui tient le milieu entre
deux extrêmes se trouve en toutes nos puissances», в которой нет кореферента
между апозитивным причастием и подлежащим, а единственная форма
притяжательного прилагательного «nos» как бы косвенно отсылает к
имплицитному референту в связи с указанным причастием («comme nous
sommes bornés…»).
Норма, как мы убеждаемся, понятие весьма сложное, она проявляет себя
на любом лингвистическом уровне и в любой сфере функционирования языка,
она социальна, исторически диалектична и этнокультурологична. Как и языку,
ей также присуща вариативность, обусловленная различными факторами.
Например, произносительная и орфографическая нормы английского языка
различаются во многом в Британии и в Америке. Поэтому в данном случае не
может идти речь о каких-либо стилистических особенностях употребления
«flavor» вместо «flavour», «wagon» вместо «waggon», «plow» вместо
«plough» и т. д. Ср.:
On each national holiday that had any martial flavor whatever he dressed in
his captain’s and came down town. And so the next morning, Monday, when the first
country cars and wagons began to gather, the platoon was again intact. They were
just running, the black, blunt, huge automatic opening a way for him like a plow
(W. Faulkner).
В Америке предпочитают писать «er» вместо «re», например, в theater,
удваивать «l» в конце ударного слога или перед суффиксом (пишут fulfillment,
но traveler), окончание «ise» становится «ize». Причем подобные «аномалии»
быстро распространяются и в других англоязычных странах, проникают в
другие языки в качестве заимствований и т. д. Они часто становятся объектом
языковых игр у писателей и поэтов. Например, М. Еме (M. Aymé) пишет
40
poulovaire вместо pull-over, а Р. Кено (R. Queneau) ими жонглирует (s’exerce
en toutes sortes d’acrobaties avec les mots et les phrases). Даже в различных
частях одной страны произносительная норма часто неодинакова. Например,
path произносится по-разному в Оксфорде (долгий гласный) и в Манчестере
(короткий гласный); у advertisement первый слог ударный в Нью-Йорке,
второй – в Лондоне, а третий – в Гонолулу. Марсельцы нивелируют носовые, а
парижане ими наслаждаются, в России москвичи «акают», на Волге «окают».
По наблюдениям французского стилиста П. Рафруади (P. Rafroidi)
английский язык на Британских островах неодинаков, особенно в Шотландии
и Ирландии: «… dans les Iles Britanniques, l'anglais qu'on parle en Irlande ou en
Ecosse est partiellement distinct de celui de l'Angleterre proprement dite. Et, même
en Albion, se perpétuent les trois grandes aires dialectales qui existent depuis le vieil
anglais: Nord, Midlands et Sud, Londres».
Диалектно-региональные особенности языка всегда использовались
писателями для создания образов своих героев и их характеристики: у Лоуренса
для шахтеров Нотингема, у Е. Бронте для слуги Жозефа из Йоркшира.
Нередко в этих целях автор старается воспроизвести графически особенности
произношения своего персонажа. Так, О’Кейси (S. O’Casey) прибегает к англо-
ирландскому названию своей пьесы «Juno and thе Paycock» (вместо peacock),
сохраняя ирландский звук [ei]. Ср. также:
Here thou, gréât Anna! \vhom three realms obey
Dost sometimes counsel take – and sometimes tea (Роре),
где «obey» и «tea» рифмуются. Или вот речь крестьянина у ирландского
писателя-романтика ХIХ в. Дж. Шеридана (Joseph Sheridan Le Fanu), в которой
много языковых деформаций: raie вместо real, sich вместо such, with вместо
wid, sportin вместо sporting:
Av coorse ye ojten heerd talk of Billy Malowney, that lived by the bridge of
Carrickadrum... He was sich a beautiful dancer. An’ faix, it’s he, was the raie
sportin’ boy, every way – killin’ the hares, and gaffin the salmons, an fightin’ the
men, an’ funnin’ the women, and coortin’ the girls; an’ be the same token, there was
not a colleen inside iv his jurisdiction but was breakin’ her heart wid the fair love iv
him.
В пьесе «Roots» А. Вескера (Arnold Wesker) героиня из Норфлока
«Yes» произносит как «Year» с «p» – «yearp», «been» становится «bin».
Ср. англо-шотландский вариант:
– Is that eighty? Ah point tae Tommy’s nearly empty gless.
– Aye.
Whin ah git tae the bar, thuv started again. Ah kin hear thum. So kin the
barman n the corkscrew-heided cunt.
– Gaun then. Dae it again. Gaun then! She’s tauntin um. Her voice is like a
fuckin ghost’s, shriekin n that, bit her lips dinnae seem tae be movin. Ye only ken it’s
her because the sound’s comin fae ower thair. The fuckin pub’s nearly empty tae. We
could’ve sat anywhere. Of aw the places tae sit.
He punches her in the face. Blood spurts fae her mooth.
– Hit us again, fucking big man. Gaun then!
41
He does. She lets oot a scream, then starts greetin, and hauds her face in her
hands. He sits, a few inches away fae her, starin at her, eyes blazing, mooth hingin
open.
– Lovers’ tiff, the corkscrew-heided cunt smiles, catchin ma eye. Ah smile back.
Ah don’t know why. Ah just seem tae feel like ah need friends. Ah’d nivir say this tae
any cunt, bit ah know thah’ve goat problems wi the bevvy. Whin yir like that, yir
mates tend tae keep oot yir road, unless they’ve goat problems wi the bevvy naw
(I. Welsh).
Социальная окраска в английском языке чаще всего передается
деформацией некоторых дифтонгов, отсутствием предыхательного «h». Вот
классический пример из «Пигмалиона» Б. Шоу:
42
фигуры значения figures de sens (лексический уровень), структурные фигуры
figures de construction (синтаксический уровень) и смысловые фигуры figures de
pensée (уровень высказывания, или текста). А современный французский
стилист Ж. Молиньи говорит вообще только о двух классах фигур –
микроструктурных и макроструктурных, относя к последним фигуры смысла.
Таким образом, норма свойственна не только каждому регистру или
стилю языка, но и каждому из его уровней и подуровней – фонологическому
(орфография, ударение, интонация), морфологическому, лексическому (в том
числе и фразеологическому), синтаксическому. Все вместе они создают
стилистическую норму высказывания, или текста. Норма высказывания
формируется по мере развертывания речевой цепи, которая в конечном итоге
выливается в речь (текст) соответствующего стилистического регистра.
Ю.С. Степанов пишет по этому поводу:
«… по мере развертывания сообщения, получатель речи все время
соотносит воспринимаемое с системой функциональных стилей речи и, когда
достаточно длинная часть сообщения отнесена к тому или иному стилю, и,
следовательно, отнесение достаточно несомненно, то он устанавливает тем
самым внутреннюю норму сообщения. Каждая следующая за этим часть
высказывания соотносится уже и со стилями речи, и с внутренней нормой
сообщения. В результате этого, при достаточной длине высказывания и сама
его внутренняя норма может перестраиваться, она – динамична. Внутреннюю
норму сообщения можно назвать иначе н о р м о й синтагматической. (По
сравнению с ней систему функциональных стилей можно назвать нормой
парадигматической)».
В наше время норма языка меняется довольно заметно под влиянием
средств массовой информации. Например, в речи официальных украинских
лиц (включая и первых лиц страны) можно встретить множество отклонений
от нормы современного украинского языка на всех его уровнях, неоправданное
употребление жаргонизмов, вульгаризмов, англицизмов. Украинский ученый
А.И. Чередниченко по поводу такой языковой ситуации в Украине пишет:
«… неповне, фрагментарне володіння літературними стандартами української
та російської мов, які перебувають у постійному контакті через масову
двомовність її населення, має наслідком змішування двох мов як в усному, так і
писемному мовленні. Твориться специфічна мовна система – суржик, який
поширюється навіть серед освічених людей, що є небезпечним проявом
креолізації. Важко, наприклад, вважати російськими такі звороти, як поддать
критике, обговорить вопрос, в будь-какой ситуации, які бачимо і чуємо в
російськомовних ЗМІ столиці. Так само неукраїнськими виглядають
висловлення українських радіо- і тележурналістів, як-от: Обговоримо цю
ситуацію більш докладніше!; Що витворяють ці гімнасти!; Не вспів закинути
м'яч до кільця; Білети будуть влаштовані для всіх слоїв населення».
В некотором роде подобный пиджин есть и в других языках, и это
находит отражение в стиле художественной литературы, где писатели его
используют в изобразительных целях, как, например, для характеристики этого
антильского героя в романе «The Mystic Masseur»:
43
Street and Smith had made him think about the art of writing. Like many
Trinidadians Ganesh could write correct English but it embarrassed him to talk
anything but dialect except on very formal occasions. So while, with the
encouragement of Street and Smith, he perfected his prose to a Victorian weightiness
he continued to talk Trinidadian, much against his will.
One day he said, «Leela, is high time we realize that we living in a British
country and I think we shouldn’t be shame to talk the people language good».
Leela was squatting at the kitchen chulha, coaxing a fire from dry mango twigs. Her
eyes were red and watery from the smoke. «All right, man».
«We starting now self, girl».
«As you say, man».
«Good. Let me see now. Ah, yes. Leela, have you lighted the fire? No, just
gimme a chance. Is «lighted» or «lit», girl?».
«Look, ease me up, man. The smoke going in my eye».
«You ain’t paying attention, girl. You mean the smoke is going in your eye».
Leela coughed in the smoke. «Look, man. I have a lot more to do than sit
scratching, you hear. Go talk to Beharry».
Beharry was enthusiastic. «Man, is a master idea, man! Is one of the troubles
with Fuente Grove that it have nobody to talk good to. When we starting?».
«Now».
Beharry nibbled and smiled nervously.«Nah, man, you got to give me time to
think».
Ganesh insisted.
«All right then», Beharry said resignedly. «Let we go».
«It is hot today».
«I see what you mean. It is very hot today».
«Look, Beharry. This go do, but it won’t pay, you hear. You got to give a man
some help, man. All right now, we going off again? You ready? The sky is very blue
and I cannot see any clouds in it. Eh, why you laughing now?».
«Ganesh, you know you look damn funny».
«Well, you look damn funny yourself, come to that» (V.S. Naipaul).
Что же касается русского и украинского языков, то в настоящее время
они испытывают большое влияние неотвратимых происходящих в мире
процессов глобализации и универсализации, что отражается и на их
стилистических системах: везде наблюдается смешение стилей и жанров (за
исключением, пожалуй, официального и юридического, но и они сегодня
вынуждены прибегать к новым концептам общественно-политической и
экономической жизни). Меняется также и научный стиль, становясь все более
персонализованным под влянием универсальных тенденций: «я» заменяет часто
«мы», появляется больше метафор, сравнений, эпитетов, а деловой стиль
украинского и русского языков все больше приобретает черты классического
европейского.
6. Стили и жанры
Итак, стиль является одним из объектов изучения стилистики как
самостоятельной отрасли науки о языке. Однако понимание стиля лингвистами
44
различно: можно без преувеличения сказать, что существует столько
определений стиля, сколько стилистов. Это потому, что каждый лингвист
понимает стиль и строит свою типологию стилей в зависимости от разделяемых
им методологических принципов, которые могут быть сколь угодно
различными. Кроме того, к такому положению подталкивает также и полисемия
самого слова «стиль», о которой пишут все университетские учебники. В
настоящее время стиль понимается очень широко: с философской точки зрения
– это универсальная категория искусства вообще, определенный способ
мышления. В стилистике его понимание более узко и определенно, оно
выкристализовалось в результате своего длительного исторического развития.
Но еще у древних понимание стиля становится теоретически обоснованным.
Так, известное «колесо Виргилия» включало три стиля: gravis, mediocrus et
humilis, которые соответствовали трем основным литературным жанрам своей
эпохи: эпоппее, лирической поэзии и драме. Такое понимание стиля у древних
греков и римлян находим в их риторике – науке, описывающей не только
правильное употребление средств выражения, но и обучающей красноречию,
ораторскому искусству. «Колесо Виргилия» в ХVIII в. было положено в основу
выделения стилей Французской Академией, которая установила возвышенный,
умеренный и простой стили и жесткие требования к их соблюдению. Так, в
возвышенном стиле должны были сочиняться оды, трагедии, ораторская речь,
в умеренном – романы, новеллы, а простой стиль служил для описания
повседневной жизни. В это же время в России М.В. Ломоносов пишет свою
«Российскую грамматику» (1755), в которой выделяется также «три штиля» и
даются правила их строгого употребления. В Украине риторика прошла также
свой путь становления и развития. Как свидетельствует современный
«Риторичний словник», на ее землях «теорія красномовства відома
щонайменше дев’ять століть. Найдавнішу пам’ятку, що містить уривок
риторичної праці, знаходимо серед найстаріших збережених письмових
пам’яток Київської Русі – в «Ізборнику» Святослава 1073 року. З періоду
Київської Русі збереглось чимало оригінальних пам’яток ораторського
мистецтва. Однак найбільшого розвитку досягла риторика в Україні-Русі у
ХVІ–VІІІ ст., коли вона була однiєю з найпопулярніших навчальних дисциплін
у братських школах та в Києво-Могилянській академії. З цього часу до нас
дійшло близько двохсот підручників з риторики, написаних латинською мовою,
тогочасною мовою науки, а 1659 року був створений і перший підручник з
риторики давньою українською мовою – «Наука коротко албо Способ зложеня
казаня» Йоанникія Галятовського. Серед імен українських теоретиків риторики
такі славетні вчені, як Стефан Яворський, Феофан Прокопович, Митрофан
Довгалевський, Лазар Баранович, Антоній Радивиловський та інші… В
сучасному українському суспільстві риторична наука знову відроджується».
Как хорошо известно, в средние и последующие века понятие стиля было
неразрывно связано с жанром литературного произведения и основывалось на
рецептах известных классиков, философов, энциклопедистов. Пришедшая на
смену классицизма эпоха романтизма раскрепостила язык. Во Франции В. Гюго
провозгласил «свободу и равенство» всех слов – «рlus de mot sénateur, plus de
45
mot roturier», в его произвдениях стали употребляться такие сниженные слова,
как machin, truc, type, boulot, которые и в наше время носят разговорный
характер. На защиту чистоты французского языка сразу же выступили многие
писатели того времени – Ж. Санд, Г. Флобер, Ги де Мопасан, который, в
частности, писал: «Il n’est point besoin de dictionnaire bizarre, compliqué,
nombreux et chinois qu’on nous impose sous le nom d’écriture artiste, pour fixer
toutes les nuances de la pensée, mais il faut discerner avec une extrême lucidité toutes
les modifications de la valeur d’un mot suivant la place qu’il occupe. Ayons moins de
noms, de verbes et adjectifs au sens presque insaisissable, mais plus de phrases
différenciées, diversement construites, ingégnieusement coupées, pleines de sonorité,
de rythmes savants».
Три классических литературных жанра (стиля) эволюционировали в
последующие века и в настоящее время существуют в многочисленных
вариациях.
С лингвистической точки зрения жанр представляет собой подсистему в
системе стилей национального языка. Понимание жанра, также как стиля,
сегодня расплывчато, что тоже во многом из-за многозначности самого
термина. Поэтому нередко одни и те же подсистемы в структуре языка одни
лингвисты называют стилями, а другие – жанрами. В «Словаре
лингвистических терминов» О.С. Ахмановой жанр определяется как
«разновидность речи, определяемая условиями ситуации и целью
употребления». Но такое понимание жанра легко применимо и к понятию
стиля.
Теория жанра нашла свое оригинальное решение в работах
М.М. Бахтина, идеи которого получили широкое распространение за рубежом.
Ученый считает, что каждой, даже самой банальной, ситуации соответствует
свой жанр речи. Обычные формулы приветствия, прощания, извинения,
поздравления и так далее – все это речевые, или малые жанры, по Бахтину,
потому что они чрезвычайно стандартизованы, обезличены, ими пользуются
автоматически, снабжая их соответствующей интонацией при определенных
ситуациях. Малые жанры М.М. Бахтина коррелируют с интеракциональными
жанрами французской исследовательницы К. Кербрат-Орекьони, которая
подчеркивает, что в современном западном обществе наряду с такими жанрами,
как собеседование при принятии на работу, совещание, переговоры по
заработной плате, собрание рабочих комитетов предприятия, появляются
новые, связанные с новыми технологиями – l’informatique, la télématique, la
bureautique, etc. Таким образом, нетрудно заметить сходство малых жанров
М.М. Бахтина с речевыми актами, изучаемыми в теории коммуникации и
прагматике. С другой стороны, такие формы функционирования языка, как
монолог и его разновидности, диалог, полилог М.М. Бахтин считает тоже
жанрами. Говорят также и о жанре романа, прозы, драмы, комедии, оперетты,
детективного романа, о публицистическом жанре и т. д. То есть как и стили,
жанры классифицируются по разным критериям и поэтому нередко понимание
стиля и жанра одинаково. Однако их разграничение важно как в целом, так и
для стилистики в частности. Поэтому, вероятно, не случайно французские
46
стилисты все больше говорят о жанровой перспективе стилистических
исследований конкретных типов текста, о так называемой серийной
лингвистике.
В лингвистической стилистике желательно разграничивать жанр и стиль,
видеть в них различные стилистические категории. Как правило, стиль здесь
понимают как исторически сложившуюся систему средств выражения и
выразительных средств языка, находящуюся в корреляции со сферой его
функционирования в обществе – политикой, экономикой, наукой,
художественным творчеством и т. д. Жанры в таком случае будут выступать
как разновидности таких сложившихся языковых систем, характеризующиеся
специфическими для них чертами, но не выходящими за рамки специфики их
стиля в целом. Например, стиль художественной литературы подразделяется
на такие жанры, как роман, рассказ, драма, комедия, новелла, поэзия, басня и
некоторые другие, которые, в свою очередь, могут подразделяться, например,
на жанр городского, деревенского, полицейского, женского романа и т. д. Или
же научный стиль, в котором выделяют подстили или жанры, соответствующие
различным направлениям науки. То же самое можно сказать и о газетно-
публицистическом, или, как это сейчас принято говорить, медийном стиле как
макросистеме, включающей такие микросистемы, как газетный стиль,
публицистический, стиль радиовещания, телевизионный стиль, которые в свою
очередь подразделяются на типы текстов, или жанры. Например, газетный
стиль включает такие жанры, как передовая статья, официальное коммюнике,
комментарий (политический, экономический, спортивный и т. д.), хроника,
объявление, разное и т. д. Каждый из этих жанров, или подстилей,
характеризуется своими лингвистическими и паралингвистическими
свойствами, характерными только ему, но которые отвечают основным
функциональным критериям того стиля, к которому они относятся. Стиль, в
свою очередь, может содержать элементы других стилей, но он в любом случае
остается одной функциональной направленности. Например, в стиле
художественной литературы могут использоваться элементы разговорного,
арготического, поэтического и других стилей в соответствии с идейным
замыслом писателя. Вот как П. Данинос с помощью элементов официального
стиля иронизирует над французской бюрократической машиной:
«Le citoyen qui pénètre dans un commissariat de police, une caisse de Sécurité
sociale, une mairie, me fait penser à un archer prêt, à partir pour la guerre de Cent
Ans. Armé de mauvaise humeur et pourvu de sarcasmes, il est d’avance certain qu’il
n’obtiendra pas gain de cause, qu’il va, être promené du bureau 223 de l’entresol au
guichet B du troisième étage, du troisième étage au commissariat de police, du
commissariat à la préfecture, jusqu’à ce qu’il apprenne qu’un nouveau règlement le
dispense du certificat demandé pour en exiger un autre, qui est le même que le
précédent, mais nécessite des formalités différentes.
En face de cet assaillant, auquel le vocabulaire administratif, comme pour
l’indisposer d’avance, donne le nom de postulant, se trouve l’employé fonctionnaire,
souvent couvert d’une housse blafarde et de vêtements qu’il met pour les finir».
47
Но, безусловно, нет полного параллелизма между числом стилей и
жанров в разных языках не только в силу разнообразнейшего варьирования их
средств выражения и выразительных средств, но также в силу их
специфического в каждом языке отбора и комбинирования на
синтагматической оси. Например, ораторский стиль испанского языка более
возвышенный, чем французского, а в русском и в украинском намного
стилистически нейтральнее, чем во французском. Эту особенность обязательно
необходимо учитывать при переводе.
Таким образом, часто пользуются словом «стиль» по своему усмотрению
и согласно своим лингвистическим воззрениям, что порождает бесчисленное
количество «стилей», среди которых можно встретить логический и
иронический стиль, городской и деревенский, женский и мужской, детский и
взрослый стиль и т. п.
Целесообразно все же принять соссюровскую дихотомию язык/речь в
стилистике и говорить о стилях языка и стилях речи, которые качественно
отличаются друг от друга: стили языка представляют собой устоявшиеся
системы средств выражения и выразительных средств, сформировавшиеся на
основе разнообразнейших речевых манифестаций, питающиеся речью и
развивающиеся за счет речи. В отечественной стилистике, как уже
упоминалось, такое разграничение было обосновано акад. В. В. Виноградовым,
и оно стало краеугольным камнем стилистики в русском языке в советскую
эпоху, хотя и не единодушно принятым: одни лингвисты подвергали сомнению
целесообразность такого разделения вообще, другие видели в стиле
речеязыковую категорию, третьи отвергали то и другое и т. д. Но как бы там ни
было, нельзя было лишить стилистику этого понятия, которое утвердило свои
позиции благодаря функциональной стилистике и стилистике текста.
Французские лингвисты рассматривают иногда стилистику текста как область,
которая должна заниматься не изучением стиля различных типов текста, а их
линейной спецификой, тесно связанной с их функциональной направленностью
и сферами распространения. П. Рафруади говорит в связи с этим о шести
основных сферах функционирования французского языка, которые он называет
les aires d’appartenance: техника, юриспруденция, журналистика, религия,
философия и литература. Но в любом случае речь идет о функциональном
подходе к изучению специфики речевых произведений, то есть о
функциональной стилистике.
53
радио» и т. д. В действительности, разумеется, таких языковых стилей не
существует».
Выше уже упоминалось о косвенных и прямых связях стилистики со
многими научными дисциплинами, которые проявляются и на уровне
стилистического анализа речевого произведения. Конечно, в первую очередь
речь идет о собственно лингвистических дисциплинах, о чем говорят все
классические учебники – фонетика, грамматика, лексикология – и корни
которых уходят далеко в века. Появление стилистики, которая претендовала на
изучение тех же языковых единиц, что изучают традиционные фонетика,
грамматика и лексикологя, вызвало вначале бурный протест со стороны
отдельных лингвистов, которые отрицали стилистику как научную
самостоятельную дисциплину (о чем уже говорилось выше). Появляются
учебники и пособия типа «La grammaire des fautes» А. Фрея или «Очерки по
грамматической стилистике французского языка» Р.Г. Пиотровского, в которых
стилистика была лишь определенным фоном. Начали говорить и писать о
стилистической фонологии, стилитической грамматике, стилистической
лексикологии и так далее не без влияния известных идей Н. Трубецкого в
области фонологии, его классических «Основ фонологии» («Principes de
phonologie»), в которых ученый говорит о репрезентативной фонологии
(изучает фонемы языка как объективно существующие элементы его системы),
аппелятивной фонологии (изучает вариативность фонем с целью выявления их
особого влияния на слушателя) и экспрессивную фонологию (изучает
вариативность фонем в связи с темпераментом и спонтанным поведением
говорящего субъекта).
Однако, несмотря на попытки растворить стилистику в классических
лингвистических дисциплинах, она сумела выстоять и защитить свой статус
самостоятельной науки. Страстным поборником стилистики был Г.О. Винокур,
который писал: «Легко было бы… предложить… для стилистики внутреннее
разделение на фонетику, грамматику и семасиологию, тем более, что она,
действительно, занимается всеми этими тремя проблемами. Но это было бы
серьезной ошибкой, потому что… звук речи как стилистический факт не
существует без соотнесенных с ним фактов грамматических и
семасиологических. Иначе говоря, построение стилистики по отдельным
частям языковой структуры уничтожило бы собственный предмет стилистики,
состоящий из соединения отдельных членов языковой структуры в одно и
качественно новое целое».
Наконец, следует напомнить о тесной связи стилистики и перевода, для
которого она является основной опорой, на которой держится двуязычная
коммуникация и без которой не может быть адекватного понимания. Но и в
этом плане не обошлось без попыток растворить сравнительную стилистику в
переводе. Однако сейчас многие признают самостоятельность каждой из этих
наук, несмотря на их тесное взаимодействие. У них разные, хотя и близкие,
цели: теория перевода изучает перевод как специфическую деятельность
межязыковой коммуникации, используя в качестве исследовательского
материала переводы оригинальных текстов, в то время как сравнительная
54
стилистика имеет дело с параллельными оригинальными текстами и стремится
выявить то, что их сближает и разделяет. Переводные тексты не могут заменить
аутентичный материал при стилистических контрастивных исследованиях.
Однако практика перевода оказывает неоценимую помощь контрастивной
стилистике, помогая ей решать многие собственные проблемы.
Ни теория, ни практика перевода не могут обходиться без стилистики,
так как мельчайшие стилистические нюансы в оригинале несут большую
прагматическую нагрузку, особенно в художественном произведении, и они
должны обязательно учитываться переводчиком. Малейшее стилистическое
отклонение от оригинала рискует отразиться недопониманием его получателем
или исказить вообще идею автора, или его «декультурализовать», что
признается всеми серьезными теоретиками перевода. Ср., например,
«Машенька Лескова» в русском переводе «Manon Lescaut» Прево. Украинские
ученые констатируют многие другие подобные отклонения в переводах с
французского на украинский язык: вуйко вместо l’oncle, зарости салом в
случае с épaissir, побити глека при переводе se brouiller и т. д. Переводы
рассказов А.К. Дойла, сделанные еще при жизни писателя, также не избежали
подобных ошибок: в предисловии к его сборнику «Дама под вуалью» (М.,
Политиздат, 1991) А. Кудрявицкий пишет:
«Познакомившись с выполненными в начале века переводами
произведений Конан Дойла, мы с удивлением обнаружили, что в одном
рассказе переводчик обратил русских революционеров в итальянских
карбонариев («Золотое пенсне»), в другом (правда, уже не из холмсовского
цикла) превратил наследственное кожное заболевание у одного из персонажей
в сифилис, в третьем – заставил хирурга удалить из желчного пузыря больного
не камень, а... что бы вы думали? Пулю! Переводчики не только творили все
эти чудеса, но во многих случаях заметно сокращали, а то и переиначивали
авторский текст». А вот что писал в 1974 г. по поводу таких переводов
академик И.К. Белодед:
«Не случайно научная общественность Советской Украины дала
решительный отпор, высказала решительное осуждение практике архаизации и
диалектологизации современного украинского литературного языка
(чрезмерной даже в передаче исторического языкового колорита), которую
стремились в своих тенденциозных установках осуществлять некоторые
переводчики. Эта практика приводила к тому, что при переводе с английского,
французского, немецкого и других иностранных языков на украинский –
украинский текст оказывался примитивным, обедненным, архаичным и вообще
искаженным. Деятели итальянского Возрождения (Микеланджело, Рафаэль),
западноевропейская современная интеллигенция, ученые под пером этих
переводчиков и, к сожалению, со страниц некоторых украинских
художественных журналов вдруг заговорили, по меткому выражению
теоретика и опытного мастера перевода С. Ковганюка, языком «вуйкiв з-пiд
Коломиї». В издательства начали поступать письма от вдумчивых читателей,
которые никак не могут согласиться, когда французов одевают в «очінки й
киреї». Эти переводчики и печатающие их журналы пренебрегли высокими
55
достижениями, уровнем развития современного украинского литературного
языка, характеризующегося наличием всех необходимых средств для передачи
понятийного фонда современной цивилизации и научно-технического
прогресса, для выражения сложного интеллектуального, эмоционального,
эстетического, вообще духовного мира человека. Они пренебрегли также
фундаментальными традициями в этой области, выработанными переводческой
школой М.Ф. Рыльского, практикой таких корифеев художественного перевода,
как Н. Зеров, Н. Терещенко, Л. Первомайский и другие мастера».
Известный французский теоретик перевода Ж. Мунен считает, что
адекватная передача стилистической коннотации является основной задачей
переводчика, хотя и самой трудной. Потому переводчик должен хорошо знать
стилистические системы языков, с которыми он работает, специфику их стилей
и жанров, которые «управляют» языковыми средствами: иногда одно слово или
малейший его стилистический нюанс может полностью исказить смысл
высказывания.
Итак, все лингвистические дисциплины, начиная с фонологии и кончая
семантикой, а также прагматика, текстология, дискурсология и многие другие
имеют своим объектом изучения язык и, следовательно, входят в зону
внимания стилистики, потому что ее главная цель – изучать употребление всех
языковых средств в речи в процессе как обычной, так и художественной
коммуникации. В этом в настоящее время единодушны как отечественные, так
и зарубежные стилисты: «En ce sens, la stylistique est à la fois dans la linguistique
(en tant qu’étude du langage) et en marge de celle-ci (en tant qu’exclusivement
préoccupée du phénomène littéraire)», – пишет французская исследовательница
К. Штольц (C. Stolz). Но в любом случае необходимо разграничивать
лингвистическую и литературоведческую стилистику, каждая из которых имеет
свой предмет, свои цели и, следовательно, свои методы и тактику
исследования языкового материала и которые тесно взаимосвязаны, дополняя
друг друга.
59
одновременно литературоведческим и лингвистическим. Как видно, по этому
вопросу точки зрения французских (Ж. Мунена, А. Миттерана, Ж. Антуана и
других) и отечественных ученых полностью совпадают. Ведь в
действительности, пишут ученые, «… le style commence par le choix (conscient
ou inconscient) des thèmes, de la problématique, des idées et de la tonalité esthétique
de l’œuvre (tonalité héroïque, épique, tragique, humoristique, satirique, etc), il se
révèle dans l’agencement des épisodes de l’intrigue, c’est-à-dire dans la construction
du sujet, dans la présentation spécifique des personnages, dans la disposition
particulière et l’interdépendance des unités textuelles, à savoir dans la composition
discursive, enfin, dans le système des procédés expressifs qui la réalisent. Tout cela
matérialise l’univers imaginaire de l’artiste qui résulte d’une transformation créatrice
du monde réel dans sa conscience». То есть авторы демонстрируют полную
поддержку идей наших классиков, традиции которых вне модных течений и
мнений, потому что они плодотворны и полезны для стилистики в целом.
Сходные мысли высказывает и Амадо Алонсо: «La crítica tradicional se interesa
por la visión del mundo de un autor por su contenido filosófico, religioso, social,
moral, etc.; lo esencial y peculiar de la estilística es que la ve también como creación
poética, un acto de construcción de base estética… Otros aspectos de la obra podrán
tener tremenda importancia: el ideológico, el social, el histórico, el folklórico, el
lingüístico, el religioso, el político, etc.; pero dentro de la historia del arte y de la
crítica literaria, un solo aspecto es esencial: el poético y su realización artística…
Hemos de interpretar lo que hay allí, en el poema mismo. Esto es enteramente verdad.
Pero nada tiene que ver eso con la pretendida eliminación del poeta creador».
Таким образом, методы стилистического анализа текста, как и сама
стилистика, прошли нелегкий путь своего развития и становления для того,
чтобы в наше время стать наиболее рациональными и научно обоснованными,
отбросив все поверхностное, модное и субъективное, в том числе и попытки
своей математизации, которые в 50-х гг. прошлого столетия наблюдались в
отечественном языкознании в целом. Лингвисты пытались применить сложные
формулы высшей математики для изучения стилей и жанров, различных
лексико-грамматических категорий и их составляющих, типов синтаксических
конструкций, фраз, отдельных типов текстов и даже целых произведений,
говоря серьезно о математической стилистике. Но вскоре мода на математику
прошла, не оставив ни в лингвистике, ни в стилистике сколько-нибудь
заметного следа, потому что оказались вполне для них достаточными
простейшие операции статистического анализа.
В наше время стилистические исследования становятся порою чрезмерно
усложненными в связи с появлением разнообразнейших интерпретативных
теорий высказывания и его формы (l’énoncé et l’énonciation): нарративной,
аргументативной, метафорической, дискурсологической, интертекстуальной,
семиологической, когнитивной, риторической (в современном значении
данного термина, так как риторика стала неориторикой благодаря работам
Ж. Коэна, Ж. Женетта, Р. Чепмана, бельгийских ученых (J. Cohen, G. Genette,
le Groupe µ, R. Chapman) и т. д. В свете неориторики предстают в ином свете
многие проблемы стилистики, в том числе и изобразительного языка, его
60
образов, которые приводят к изменениям восприятия реального и понимания
обычных терминов. Именно тех специфических изобразительных и языковых
средств, которые помогают понять специфику восприятия мира тем или иным
писателем. Такое множество «атак» на исторически устоявшиеся объект и
предмет стилистики рискует привести к исчезновению стилистики как
самостоятельной дисциплины: исследователя стали интересовать
всевозможные мыслимые и немыслимые связи и отношения в тексте, за
исключением того традиционно стилистического, что в нем есть. А ведь
лингвостилистические исследования должны начинаться с языка, его средств
выражения и выразительных средств, которые являются материалом и
основой для другого рода дальнейших заключений и выводов относительно
анализируемого текста.
Многообразие тенденций и течений в современной лингвостилистике
можно свести к пяти основным подходам к анализу художественного текста, о
которых говорят З.И. Хованская и Л.Л. Дмитриева: генетическому,
структурному, имманентному, перцептивному и комплексному, которые
взаимосвязаны друг с другом и лишь вместе взятые могут быть плодотворными
в схеме «реальность – автор – произведение – читатель».
В заключение подчеркнем еще раз плодотворность идей классиков для
стилистического анализа текста в наше время. Нельзя не заметить схожесть
подхода к анализу художественного текста Л. Шпитцера и когнитивной
лингвистики: Л. Шпитцер выбирал ту или иную рекуррентную языковую
деталь и выстраивал на ее основе свою гипотезу в виде эстетико-
психологического впечатления, которое она создает в литературном тексте.
Когнитивный (концептуальный) анализ точно так же определяет базовый
концепт и на его основе пытаются получить и интерпретировать
сформированный им образ, то есть получить соответствующее эстетико-
психологическое впечатление от анализируемого текста.
Таким образом, несмотря на новые (скорее всего по форме, а не по
содержанию) подходы к стилистическому анализу текста (в основном в
художественной сфере), его базовая методика остается по большому счету
прежней и основывается на тесном единстве лингвистических и
литературоведческих аспектов, как бы она не называлась – комплексным
стилистическим анализом, текстуальным или контекстуальным анализом,
дискурсивным, когнитивным и так далее, каждый из которых высвечивает
лишь одну из составляющих такого сложного произведения как текст.
На современном этапе развития лингвистики и стилистики говорят в
основном о когнитивном аспекте: сформировалась уже когнитивная
лингвистика, говорят о когнитивной прагматике, когнитивной риторике,
возможно, скоро появится и когнитивная стилистика. Во всяком случае,
интерес должна вызывать не только проблема обнаружения, констатации и
описания стилистической информации знака, каким бы сложным образованием
он ни был, но и пути создания этой информации, и ее роль в категоризации и
вербализации окружающей реальности.
61
Объектом исследования когнитивной лингвистики является прежде
всего семантика языковых единиц, репрезентирующая тот или иной концепт, то
есть ментальное пространство. Ее задача заключается в реконструкции или
моделировании концепта как мыслительной единицы, кванта знания.
Выделение сем в значении языковой единицы, сведение их на более
абстрактном уровне в когнитивные признаки формируют концепт. Это
необходимый этап в описании концептов и когнитивного анализа. То есть
концептуальный анализ является логическим продолжением традиционного
семантического анализа, однако большей ступени абстракции, зависящей от
конкретно анализируемой единицы (морфема, слово или текст). В дальнейшем
происходит категоризация конкретных независимых концептов, в результате
чего категориальная модель становится концептуальной моделью.
Семантические особенности знаков, составляющих концепт,
устанавливаются на основе словарей и контекстов с последующим их
распределением по различным зонам, образующим его структуру: ядро
концепта, ближайшее окружение ядра и периферию. Когнитивный анализ
учитывает также различного рода ассоциации, которые могут возникать у
пользователя и которые рассматриваются также как когнитивные элементы
концепта. Поэтому когнитивный анализ является шагом вперед на пути
исследования содержательной стороны языковых единиц, включающей в свою
орбиту этнические, национальные, культурные, исторические, индивидуальные
и другие признаки изучаемых концептов.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что
лингвокоммуникативный анализ языковой единицы учитывает различные
подходы – структурный, семантический, композиционный, семиотический,
риторический, культурологический, концептуальный и другие, которые все
вместе служат раскрытию информативного содержания этой единицы и ее
функциональной специфики в языке. Такой же комплексный подход необходим
и к анализу стилистической информации знака, образующей специфическое
поле в когнитивной модели концепта.
9. Гендер и стилистика
Гендерная лингвистика достаточно хорошо определила разнообразные
параметры, которые характеризуют речь женщин и мужчин. С точки же
зрения стилистики можно отметить, что речи мужчин свойственна тенденция к
употреблению стилистически более сниженных языковых средств, в то время
как речь женщин стремится к гиперболизированной экспрессии. Кроме того,
для мужчин в отличие от женщин характерна тенденция к точности номинации.
Ученые констатируют особенности концептуальной картины мира у мужчин и
женщин, что во многом определяется различной активностью участков
головного мозга, формирующих их ассоциативные поля и, соответственно, их
семантическое пространство. Вместе с множеством экстралингвистических
факторов все это непосредственно оказывает влияние на формирование
картины мира у мужчин и женщин, что находит свое системно-вербальное
отражение в их речи. Проиллюстрируем этот тезис на примере анализа
62
семантико-синтаксических особенностей только одного медийного жанра –
интервью на французском языке. Предварительно заметим, что на современном
этапе развития французского языка было бы преувеличением утверждать, что
существуют большие отличия в речи мужчин и женщин, поскольку социально-
экономическое положение мужчин и женщин во Франции достаточно
одинаково. Безусловно, французский язык социально глубоко нюансирован,
однако та пропасть, которая существовала несколько десятилетий назад в речи
интеллектуального и среднего француза, в том числе между мужчиной и
женщиной в их письменной и устной речи, сейчас так ярко не выражена. Это
подтверждает также и практический анализ речевых произведений мужчины и
женщины, сравнение их экспресс-интервью, напечатанных в «Parisien
Dimanche» накануне футбольного матча на кубок мира между сборными
Франции и Сенегала. Анализировались равные по объему речевые
произведения мужчины и женщины, социальный статус которых одинаков
(служащая ресторана и коммерсант, торговец). Речь интервьюированных не
только линейно ограничена газетой и одинакова по своему объему, но и сурово
детерминирована тематически – это непосредственный ответ на четко
поставленный корреспондентом вопрос «Что Вы скажете о матче сборных
Франции и Сенегала на предстоящем чемпионате мира?»
Ответы респондентов являются зафиксированными на письме образцами
устной речи, то есть текстами определенной функциональной разновидности
(разговорного стиля) с присущими ему типом речи (устным) и формой
выражения (монолог). Таким образом, ответы респондентов детерминированы
коммуникативной установкой, которая предусматривает соответствующую и
полностью прогнозированную (положительную или отрицательную) реакцию.
Каждый ответ представляет собой связный текст, состоящий из определенного
числа коммуникативных единиц речи (предложений), смысловые связи между
которыми выражаются морфологическими, лексическими и синтаксическими
способами, которые в целом определяют стилистическую тональность всего
дискурса. Связный текст, как указывал еще Л. Ельмслев, может состоять из
раздела, абзаца и группы предложений, хотя под текстом нередко понимают
любое речевое образование, которое имеет законченный смысл и формально
отвечает одному предложению (в том числе и односоставному). В нашем
случае оба анализируемых текста представлены одинаковым числом (4)
самостоятельных в формальном плане предложений, которые связаны между
собой семантически: в лингвистике уже не подвергается сомнению отсутствие
какого-либо аутосемантического предложения в дискурсе.
Если сравнить типы предложений в речи мужчины и женщины, то в
обоих случаях выделяются два одинаковых сложноподчиненных предложения
с дополнительным и условным придаточными, а также два предложения с
соподчинением (ж), одно простое и одно сложносочиненное (м). Можно
последовать Ц. Тодорову и кратко охарактеризовать их по трем основным
параметрам – вербальному, синтаксическому и семантическому (сюда
включается и стилистическая характеристика текста). Говоря о трех параметрах
63
(или категориях текста), французский лингвист поясняет, что вербальный
параметр состоит из конкретных предложений текста, синтаксический параметр
обусловлен взаимодействием частей текста, а семантический – общим смыслом
текста. Ср.:
Ж М
1. C'est un bel événement, j'espère 1. Ça va être un très beau match.
que ce sera un match de qualité.
2. J’aime beaucoup les champions 2. Pour la première participation en
du monde, mais là je vais soutenir mon Coupe du monde, les Sénégalais vont
pays d’origine. vouloir montrer de quoi ils sont capables.
3. Le football est un sport très populaire 3 . Ce sera une rencontre très disputée, et
au Sénégal, et, pour beaucoup de jeunes, il peut toujours y avoir une surprise.
c’est un espoir de réussite.
4. Alors, ce serait bien que, pour sa 4. Quel que soit le résultat, c’est un
première Coupe du monde, le Sénégal honneur pour le Sénégal de jouer contre
puisse aller le plus loin possible. les Français, qui, je pense, peuvent encore
remporter cette Coupe du monde.
68
Состояние лингвистической научной мысли сегодня не может,
безусловно, не влиять и на стилистику, где исконный ее предмет
переосмысливается под влиянием новых достижений современного
языкознания. Становится более глубоким и научно обоснованным понимание
таких, например, базовых понятий стилистики, как стилистическое значение,
стиль, норма языка. Получают более аргументированную и
дифференцированную трактовку традиционные тропы и стилистические
фигуры в работах, в основном, зарубежных ученых (Ж. Женетт, группа µ и
др.), заложивших основы современной неориторики. Следует обратить
внимание еще на один аспект возможных стилистических исследований с
помощью разработанной в лоне когнитивной лингвистики приемов и методов
анализа языка. В первую очередь речь идет о возможности применения
концептуального анализа в стилистике.
Надо полагать, что в каждой национальной языковой картине мира,
являющейся продуктом и отражением его концептуальной системы, существует
стилистический страт, характеризующийся свойственными ему
этнокультурными и другими особенностями. Эти особенности распределяются
в разной степени по различным, составляющим эту концептуальную систему,
концептосферам. Поэтому становится, видимо, целесообразным выделить
стилистический субконцепт как неотъемлемую составляющую любой
концептосферы или как составную часть концепта, если принять во внимание,
что стилистическая информация вербального знака материальна и входит в
объем его значения. При таком взгляде на положение вещей стилистическое
исследование непосредственно коснется места и роли стилистического страта
в конкретной языковой картине мира, а контрастивные исследования
приобретут более надежный научный аппарат анализа при выяснении
специфики не только каждой взятой в отдельности концептуальной
этносистемы, но и особенностей функционирования ее вербальной
реализации.
Стилистический анализ на концептуальном уровне может охватывать
или все уровни структуры языка одновременно (например, при постановке
вопроса вербализации и реализации определенного концепта типа женщина,
любовь и т. д.), или же касаться только какого-либо одного уровня языковой
структуры (например, выяснение роли фонологического или морфологического
уровня в создании стилистического страта тех же концептов женщина,
любовь). Исследования такого рода позволят выяснить не только общее
«движение» концептосфер в одном или ряде языков, но и становление, развитие
и угасание их стилистического потенциала, что в конечном плане позволит
пролить свет на изменения в концептуальной картине мира этносов, говорящих
на данных языках и репрезентируемых конкретными вербальными системами.
Ведь один и тот же концепт вербализуется по-разному в зависимости от
используемого стилистического регистра. Не следует при этом забывать о роли
экстралингвистических и паралингвистических факторов. Наглядным
примером может служить описание дорожно-транспортного происшествия
полицейским и прохожим, которое приводится в работе З.Д. Львовской:
69
...¡Dos muertos..., ahora mismo hace un momento!.. Una moto chocó contra un
automóvil. Han muerto los dos que iban en la moto. Ahí, en el cruce de Cea
Bermúdez con Guzmán el Bueno... El taxista está herido... En realidad, la culpa no
ha sido de ninguno, había un autobús parado que obstaculizaba la visión. No se
vieron, y el de la moto, al tomar la curva, bajando por Guzmán el Bueno, se precipitó
contra el taxi, que venía por Cea Bermúdez ... Desde luego, es que ahí, en ese cruce,
debía haber un guardia constantemente...
Ср. перевод на русский язык:
Два человека разбились насмерть! Только что, минуту тому назад!
Мотоцикл столкнулся с такси! Мотоциклист и пассажир – насмерть! Вот
здесь, рядом, на углу Сеа-Бермудес и Гусман эль-Буэно... Таксист ранен.
Правда, никто из них не виноват. Там автобус стоял буквально на углу.
Ничего не видно! Мотоциклист пошел на поворот и врезался в такси, которое
шло по Сеа-Бермудес. Это ужасный перекресток! Здесь всегда должен
стоять регулировщик!..
Хотя перевод близок к оригиналу, но его коннотативный аспект
гиперболизован: передача эмоционального состояния рассказчика
гипертрофирована, что говорит о неточности перевода стилистической
(экспрессивной) составляющей текста – в оригинале только один
восклицательный знак и нет такой силы оценочности, как в русском переводе
(ужасный, terrible). Кроме этого, в оригинале больше случаев употребления
апосиопезы, чем в переводе. А ведь эта стилистическая фигура играет важную
роль в тексте оригинала, передавая всю трагичность ситуации. Однако
литературно-разговорный характер текста очевиден на фоне официального
«сухого» стиля речи полицейского:
Ayer, y a causa de la falta de visibilidad, producida por el estacionamiento de
un autobús en la esquina de Cea Bermúdez con Guzmán el Bueno, un motorista que
bajaba por la calle de Gurmán el Bueno, al tomar la curva, para entrar en Cea
Bermúdez, no vio al taxi que venía por esta calle en dirección contraria, y chocó con
este vehículo. Del choque resultó herido el taxista y murieron casi instantáneamente
el conductor de la moto y el que viajaba con él, sentado en el sillín de atrás.
Официальнй стиль речи испанского полицейского передан уже
полностью адекватно на русском языке:
Вчера на углу улиц Сеа-Бермудес и Гусман эль-Буэно произошло
столкновение мотоцикла и такси. Причина ДТП – ограниченная видимость,
явившаяся следствием стоянки автобуса на углу указанных улиц.
Мотоциклист, ехавший по улице Гусман эль-Буэно, пошел на поворот, не
заметив такси, двигавшегося во встречном направлении. Водитель такси
ранен. Водитель мотоцикла и пассажир, ехавший на заднем сидении, погибли.
Этот пример является хорошей иллюстрацией того, что официальный
стиль различных языков почти идентичен, другие же стили, в том числе и
разговорный, несут в себе больше различительных характеристик.
Итак, контрастивная стилистика – это сравнение двух (и более) языковых
систем в синхронном или диахронном плане с целью выяснения их общих или
70
отличительных стилистических свойств, структурных и функциональных
отношений между языковыми средствами сравниваемых языков в различных
сферах коммуникации, определения правил отбора и организации этих средств
в различных текстах (стилях). Л.В. Щерба в связи с этим писал: «… лишь
соприкосновение одного языка с другим на почве сравнений, – как одна и та же
мысль в разных языках по-разному выражена, – естественным образом
останавливает нас на средствах выражения и делат человека внимательным к
тонким нюансам мысли и чувства».
Как уже отмечалось, наблюдается тесная связь сравнительной стилистики
с переводческой наукой. Некоторые лингвисты даже считают необходимым
использовать переводческие материалы в сравнительных стилистических
исследованиях, другие же, наоборот, выступают против. Видимо,
целесообразно все же признать самостоятельность каждой из этих наук,
несмотря на их тесную близость. Э. Косериу заметил по этому поводу, что, если
контрастивная лингвистика имеет своей целью изучение формальных и
семантических структур языков, то она в этом плане похожа на теорию
перевода, ориентированную на отдельные языки. К. Джеймс (K. James) более
категоричен, утверждая, что теория перевода и контрастивный анализ
неотделимы друг от друга, а Дж. Кэтфорд (J. Catford) предлагает вообще
рассматривать теорию перевода как составную часть контрастивной
лингвистики. Как бы там ни было, но контрастивные исследования должны
основываться на аутентичных языковых материалах, а не на переводах, если
хотим познать структурно-семантические и стилистические особенности
сравниваемых языков, социокультурную и психоэтническую специфику их
носителей.
72
познания стилистико-функциональных свойств как конкретного языка, так и
сравниваемых языков.
Само собой разумеется, что любого плана стилистические исследования
основываются на анализе фактического языкового материала, определенной
линейной его аранжировке в процессе порождения речи. Как правило, таким
линейным отрезком речи служит текст, который отражает ту или иную
функционально-стилистическую (в том числе и жанровую) специфику языка.
Поскольку языковые системы отражают разные формы организации
неязыкового опыта, а познаваемый нами опыт постоянно меняется, то меняется
и значение языкового знака, в данном случае текста. Поэтому изучение
стилистических подсистем носит динамический характер и отвечает принципу
историзма в диалектике развития природы и общества. Отсюда следует, что
язык в целом и его «душа» в частности, так Р.А. Будагов назвал стилистику,
наши о нем представления (образы), меняются качественно и количественно
репрезентирующие их концепты, происходят изменения в нашей
концептуальной картине мира и, как следствие, изменения в системе и
структуре языка и составляющих его подсистем. Именно этот факт
подтверждает причины «исчезновения» одних функциональных стилей и
жанров, расцвет других или относительную устойчивость третьих. В любом
случае дескриптивный подход к их исследованию как со стороны формы, так и
содержания уже не отвечает требованиям современной науки о языке, в том
числе и контрастивной стилистики, так как настало время контрастивного
изучения онтологии мира (Е.С. Кубрякова), а надежные методы и принципы
для такого изучения нам предоставляет когнитивная лингвистика.
Есть все основания утверждать, что любой текст характеризуется не
только свойственной ему концептуальной архитектоникой, которая отражает
концептуальную модель определенного типа речевых произведений, но и своей
собственной коннотационной моделью, являющейся одной из составляющих
коннотационной модели языка в целом. Такая коннотационная модель текста
характеризуется наличием в ней ядра и периферии и создается его ритмико-
интонационной, лексико-синтаксической и прагматико-стилистической
структурами, коррелируя с его концептуальным содержанием и
концептуальной моделью в целом. Контрастивно-стилистические исследования
основных функциональных подсистем (см. ч. IV) показывают, что
концептуальный анализ в контрастивной стилистике может служить надежной
базой для жанрово-стилистической идентификации и структурации речевых
континиумов – проблемы, которая ждет своего решения как на материале
конкретных языков, так и в общелингвистическом плане.
73
МАТЕРИАЛЬНЫЕ РЕСУРСЫ СТИЛИСТИКИ
76
содержание сказанного одно и то же. Все правильно, но в одном случае так
говорить принято, а в другом – не принято. Стилистически неуместно».
Безусловно, не только сокращенная форма обращения может носить
стилистически сниженную окраску и придавать всему высказыванию
фамильярно-разговорный характер или вызывать к жизни другие
стилистические коннотации. Но и его полная форма может также создавать
различные экспрессивно-стилистические оттенки. Возьмем, например,
следующий отрывок из рассказа М. Зощенко «Нервные люди»:
«Хочет она чистить, берет в левую руку ежик, а другая жиличка, Дарья
Петровна Кобылина, чей ежик, посмотрела, чего взято, и отвечает:
– Ежик-то, уважаемая Марья Васильевна, промежду прочим, назад
положьте. Это мой ежик.
Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
– Пожалуйста… подавитесь, Дарья Петровна, своим ежиком».
Полные формы обращения Марья Васильевна, Дарья Петровна
представляют собой нейтральные имена собственные, как тысячи других имен.
Конечно, имена, так же как и фамилии, имеют национальную специфику и
могут быть стилистически окрашенными. Ср.: Фекла – народно-просторечное
имя в русском языке, Жан – французское национальное имя, Венера или
Апполон – поэтические, возвышенные имена, в настоящее время архаичные и
вызывающие улыбку, Гелий, Милиция, Рэм, Авангард сразу же напоминают
эпоху 20–30-х гг. в Советском Союзе, и т. д. Стилистически нейтральные или
поэтические имена собственные, выступающие в роли обращения,
контрастируют со сниженной речью, доходящей до вульгарности. В результате
создается ирония, граничащая с сарказмом и издевкой: уважаемая
употребляется в совершенно противоположном значении. Героини рассказа
деланно вежливы, но сквозь эту вежливость сквозит обоюдная ненависть
(пожалуйста, подавитесь).
В такой ситуации подходящими, казалось, могли бы быть и
соответствующие формы обращения, выраженные стилистически сниженными
оценочными словами или их формами. Ведь в приводимом контексте
обращение призвано служить не столько называнию лица, сколько его оценке,
его характеристике. Но посмотрим, что стало бы тогда с текстом:
– Ежик-то, уважаемая Маша (в таком варианте обращения иронии
меньше, сочетание же других форм имени с «уважаемая» противоестественно),
промежду прочим назад положьте. Это мой ежик.
Щипцова, конечно, вспыхнула от этих слов и отвечает:
– Пожалуйста, подавись, Дашка, своим ежиком.
Итог: текст проигрывает в выражении эмоционально-экспрессивных
оттенков. Он становится обыденным разговорным текстом, пропадает накал
страстей героев, а с ним и острота восприятия читателем авторской иронии и
издевки над мещанством.
Теперь перед нами не «смертельные враги», а обыкновенные хозяйки
коммунальной кухни, их отношения воспринимаются как фамильярно-
дружеские. Как видим, потеря экспрессии, или стилистического потенциала
77
текста, произошла из-за свертывания нейтрального обращения из его
развернутой «нормальной» формы в разговорно-фамильярную, более короткую.
Вот почему снизилась стилистическая контрастность языковых средств в
тексте. Ср.: пожалуйста, подавитесь, Дарья Петровна и пожалуйста,
подавись, Дашка. А это, в свою очередь, отразилось на предшествующих
отрезках речи, потому что изменение одного слова или одной его формы, а
иногда даже одного звука, может оказать большое влияние на общую
стилистическую тональность текста. Вот как это иллюстрирует Ж. Марузо на
следующем примере из французского языка: Je peux vous affirmer que c’est
exact; mais il vaudra peut-être mieux que ce ne le soit pas.
Можно произнести четко эту фразу, чеканя каждый ее звук, в том числе и
в слове exact (exa-c-t). Это будет фраза, отвечающая всем нормам –
лексическим, грамматическим, фонетическим – современного французского
языка со стилистически нейтральной характеристикой. Но в разговоре в
домашней обстановке и со своими знакомыми мы, как правило, меньше всего
заботимся о правильности своей речи. Тогда-то и появляется небрежность в
артикуляции звуков. И если мы эту фразу произнесем с другой интонацией,
свойственной, например, разговорной речи, то обязательно скажем еха, а не
exa-c-t. Произношение exa-c-t выглядело бы педантично правильным. Один
только интонационный штрих, единственное фонологическое изменение (без
многих возможных изменений на других языковых уровнях) и меняется общая
стилистическая тональность текста. Он становится литературно-разговорным.
Для нас это изменение несет очень важную информацию об авторе речи и
условиях общения: проявляются определенная близость собеседников,
непринужденность общения, культура говорящего, его социальное положение и
т. д. Такие характеристики существенны для определения общей стилевой
направленности конкретного речевого акта.
Так, обращение учащегося «здрасте, Сан Саныч» стилистически
неприложимо к уважаемому Александру Александровичу. Оно неуместно не
только в школе, но и дома, если собеседниками являются взрослые.
Во французском языке, где правила «хорошего тона» имеют свою
давнюю и более строгую, чем в русском языке, традицию, существуют также
различные формы обращения. В формулах «b'jour», «m'sieur» орфографически
отмечаемое небрежное звуковое оформление снижает степень литературности
этих слов и помещает их в сферу разговорно-фамильярной речи. Если мы
приветствуем учителя, человека старше нас по возрасту, если питаем к нему
известную долю уважения и уважаем самих себя, то обязательно произнесем
полную форму с тщательной, как этого требуют законы литературного
французского языка, артикуляцией «bonjour, monsieur».
Безусловно, каждый из нас знает, как следует и как не следует
произносить. И если мы намеренно произносим то или иное слово, сознательно
искажая его, то преследуем уже какие-то другие цели, нам необходимо извлечь
из такого употребления определенный стилистический эффект: выразить
пренебрежение к адресату речи или, наоборот, восхищение, радость, иронию
или сарказм и т. д. Но часто это происходит не намеренно, а в силу реального
78
недостатка образования или из-за сильного влияния языка той местности, где
человек проживает.
Другими словами, фонологические (акцентные, интонационные и др.)
вариации могут носить устоявшийся диалектно-региональный характер.
Вспомните, например, «оканье» или «аканье» в русском языке. Стилистическая
функция подобных «отклонений» от нормы иная: они служат средством
определенной социальной характеристики персонажа. Ср.: Lexandre
(Alexandre), Torine (Victorine), chieuvre (chèvre) характерны для parler berrichon
во французском языке, то есть для жителей провинции Бэррú. О том, кто так
произносит, сразу же можно сказать, что он – уроженец этой местности.
Вспомним хотя бы мистера Хиггенса из «Пигмалиона» Бернарда Шоу, ученого-
диалектолога, способного с точностью до квартала в городе определить, где
жила крошка Дулитл!
Но вернемся к нашему обращению. Стилистически нейтральные madame,
monsieur, как и подобные им в стилистическом отношении обращения в
русском языке, могут принимать различные экспрессивные оттенки в
зависимости от той роли, которую они призваны играть в нем. Ср. :
– Alors, on va becqueter? (Что, пойдем поедим? (поклюем что-нибудь?).
– T’as gaffe ce qu’y avait sur l’menu? (A ты посмотрел, что там в меню?).
– Des radis, de l’omelette et du veau à l’oseille, Çа conviendra à Madame?
(Редиска, омлет и телятина с щавелем. Это устраивает даму?).
Несмотря на то, что грамматическая функция madame здесь другая (это
не «чистое» обращение), однако стилистическая роль этого слова в тексте
заслуживает, чтобы на нее обратить внимание. Нетрудно заметить, что общий
стилистический тон текста резко снижен. Это – фамильярная разновидность
разговорного стиля современного французского языка в ее крайней форме
(арго). Русский перевод, как видно, не отражает стилистическую тональность
оригинала: он сознательно стилистически «завышен». В арготической речи,
впрочем, как в любом другом стилистически сниженном контексте,
нейтральные языковые единицы перестают быть стилистически
«безразличными» к своему окружению. Они становятся элементами с ярко
выраженным экспрессивным заданием. Это потому, что вежливость,
интелигентность чужды вульгарному языку или вульгарному высказыванию.
Так и здесь вместо ça te conviendra? Или ça te conviendra, à toi?, которые
являются разговорными формами речи, употребление madame по отношению к
собеседнице звучит полным диссонансом в контексте всего речевого
высказывания. Подобное намеренное столкновение почти диаметрально
противоположных в стилистическом отношении слов придает шутливо-
иронический оттенок речи. Такое могут позволить себе собеседники, состоящие
в очень близких приятельских отношениях. Ирония здесь безобидна,
несаркастична, дружески шутлива.
Как уже отмечалось, обращение во французском языке более
нюансированно, чем в русском, из-за сложившихся вековых традиций.
Пожалуй, мало что изменилось в этом плане со времен рекомендаций
баронессы Штафф своим читателям. Правда, в ту пору было больше
79
условностей в обращении, в том числе и между мужчиной и женщиной. Но
если сравнить формы, рекомендованные Штафф, с теми формами, которые
предписываются современными правилами хорошего тона, то в них больше
общего, чем различий.
Как раньше, так и сейчас, обращаясь к мужчине по-французски, говорят и
пишут monsieur, cher monsieur, тот cher ami, mon cher Georges и т. д. Однако
официально и по отношению к вышестоящему – Monsieur le Ministre, monsieur
et cher confrère и т. д. Аналогичны формы обращения и к женщине – madame,
chère madame, ma chère amie, ma chère Anne и т. д. В обращении между
мужчиной и женщиной пользуются этими же формами в зависимости от
степени близости и общественного положения собеседников. Сами французы
признают: «En France le protocole est resté très méticuleux pour les formules de
politesse qui varient d’après le rang, l’âge, le genre des relations. La moindre
incorrection sur ce point donne une fâcheuse idée du savoir-vivre de celui qui
écrit» – читаем в современной энциклопедии. А вот рекомендации баронессы
Штафф, вышедшие в свет сто с лишним лет тому назад: «A une femme un
homme dira: «Veuillez, Madame, ou bien chère Madame, agréer l’expression de tout
mon respect – ou de mon profond respect». A une femme avec laquelle il a eu
quelques relations: «Veuillez agréer l’expression de mes sentiments respectueux».
S’il y a couleur d’intimité dans les rapports: «l’expression de mon dévouement
respectueux ou de mon attachement respectueux». Сравним их с современными
правилами хорошего тона, предписывающими заключительные формулы в
обращении: respectueux dévouement, sentiments, respectueux et dévoués, sentiments
respectueux, sentiments distingués, sentiments dévoués, considération distinguée
cordialement, bien affectueusement, etc.
Таким образом, во французском языке остается стилистическое различие
между assurance и expression, recevoir и agréer: à un supérieur on n’offre pas
l’assurance, mais bien l’expression, on ne le prie pas de recevoir, mais d’agréer.
Когда мы отмечаем, что во французском, как и в русском языке, говорят в
одних ситуациях так, а в других обращаются по-иному, то имеем в виду
коллективно принятые формы употребления языковых единиц, которые
условны. В процессе развития общественных отношений, в результате смены
исторических эпох происходят весьма ощутимые сдвиги в языке, особенно в
лексике и сферах ее употребления.
Социальная структура французского общества осталась такой, какой
была и сто лет назад. В России же положение коренным образом изменилось за
последние два десятилетия.
Барин и барыня, пройдя через мусье и мадам, гражданин и гражданка
выросли в товарищ – слово, полное глубокого социально-политического
смысла. Однако в настоящее время обращение товарищ все больше
ограничивается сферой официально-делового общения, оставляя свободным
место для обращения в литературно-разговорной речи. Поэтому чаще всего
слышишь местоименную форму в обращении подкрепленную соответствующей
интонацией. Например: Вы на следующей выходите?» или же более простую
форму «Выходите?». Безличная форма обращения, интонационно
80
организованная, с подразумеваемым адресатом (в конкретной ситуации всегда
ясно, к кому обращаются) широко распространена сейчас в русском
разговорном языке. Одной из причин этого можно считать, видимое отсутствие
подходящей формы обращения для нашей повседневной речи, поскольку
товарищ, гражданин уже определили свою сферу употребления.
В современном украинском языке наблюдается то же самое: Жіночко, ви
маєте щось мені розповісти?
В отношении молодых людей проблемы обращения не возникает –
молодой человек, девушка общераспространены. В 80-х гг. один русский
иллюстрированный журнал писал: «Правильная официальная форма обращения
к женщине – товарищ или гражданка. Обращение товарищ требует указания
на должность, звание или фамилию. Например: товарищ продавец, товарищ
директор, товарищ Иванова. Словом товарищ без пояснительных слов мы
назовем только мужчину. Слово гражданка, употребляясь в общей речи,
служит разговорным обращением к незнакомой женщине в каком-нибудь
общественном месте – магазине, автобусе и т. п.). Как следует обращаться к
женщине-продавцу, к незнакомой женщине на улице, в автобусе, в магазине? В
каких случаях подходят обращения девушка, гражданка или товарищ?
Ответы на эти вопросы могут быть разными. И все-таки вряд ли можно
согласиться с тем, когда, например, пожилую женщину-продавца называют
девушкой. В этом есть что-то пренебрежительное».
В настоящее время «буржуазные» формы обращения господин, госпожа
начинают употребляться в коммерческой среде в России и Украине, за
исключением западной ее части, где пан, пані употребляются повсюду, что
объясняется ее недавним историческим прошлым.
Даже самое обычное, нейтральное обращение в различных контестах и
ситуациях общения может быть стилистически окрашенным, чем успешно
пользуются писатели. Ср. в русском языке: Мужчина, она Петьке говорит,
будьте настолько любезны, у меня последняя сила уходит, и как вскочит,
завинтилась винтом… (И. Бабель).
В этой фразе диссонансом звучит в речи простой женщины разговорное
обращение мужчина на фоне изысканной интелигентной формулы будьте
настолько любезны, создавая гротескную иронию в описываемой писателем
интимной ситуации.
В следующей фразе тот же эффект достигается автором при помощи
калькированного Мосье Анриш и оригинального обращения oh, Jean! На
фоне специфических («плотских») эпитетов, свойственных индивидуальному
стилю И. Бабеля в целом:
Мосье Анриш энглизировал Жермен, она стала в ряды деловых женщин,
плоскогрудых, подвижных, завитых, подкрашенных пылающей коричневой
краской, но полная щиколотка ее ноги, низкий и быстрый смех, взгляд
внимательных и блестящих глаз и этот стон агонии – oh, Jean! – все
оставлено было для Бьеналя (И. Бабель).
Можно сказать, что в настоящее время в нашем разговорном языке еще
не найдено необходимого обращения для ситуаций, связанных с повседневным
81
общением. Здесь еще не совсем устарели имеющиеся формы обращения, но они
не могут полностью удовлетворить нашу обыденную разговорную речь.
Безусловно, язык найдет выход и нужно надеяться, что его выбор не падет на
«анатомическое» обращение мужчина, женщина.
Точно также во французском языке mademoiselle, madame, monsieur.
Будучи нейтральными, они могут, как и обращения в русском языке, выражать
различные стилистические оттенки в речи. Так, например, monsieur само по
себе не имеет никакого смысла, но в зависимости от интонации, тона, ситуации
может выражать и простое обращение, и приветствие, подчеркивать социальное
различие, быть насмешливым и провокационным, способным вызывать
жалость и т. д. Встречаясь с коллегой, можно наклоном головы
поприветствовать его одним словом monsieur. Не утруждая себя, вынужденный
десятки раз приветствовать входящих клиентов, хозяин или продавец магазина
бросит очередному входящему вежливым и благожелательным тоном monsieur.
При этом обязательно подразумевается и первая часть приветствия bonjour,
bonsoir. В обращении патрона к своим подчиненным эти нейтральные
обращения носят или официальный оттенок, или слегка ироничны. В узких
коллективах patron, chef, boss общеприняты.
Разговорно-фамильярным звучит m'sieur-dame (m'sieurs-dames). Его могут
позволить себе официанты заурядного кафе или ресторана, привыкшие к
публике невысокой культуры и социального положения. Формы «bonjour,
messieurs», «bonjour, mesdames» литературны и принадлежат литературно-
раговорному стилю. Обращение «m'sieurs-dames» может носить иронический,
гротескный характер. Представим себе, что им пользуется группа воров или
других ярких представителей тех низов общества, которых французы называют
одним, но очень емким по содержанию словом «milieu». Л.В. Щерба, всю свою
жизнь посвятивший филологии, еще в 1915 г. писал, что существуют различные
стили произношения, что здравствуйте и здрасте, так же как человек и чек,
говорит и грит имеют разную стилевую соотнесенность. Причем эти формы
крайние, потому что «на самом деле существует бесконечное множество
переходных нюансов», а «полные формы, в сущности, в обычной речи никогда
не употребляются».
Ср. стилистическую информативность обычных обращений во
французском языке, детерминированную контекстом:
Les premières lettres commencent par des «Monsieur», et les dernières par
«Mon chéri» ou «M’aimé», ce qui est bien sot et prétentieux (M. Prévost).
On décida que je serais professeur: c’était encore, en quelque façon, rester
«une dame», – ce rêve des déclassés! – Mme Garnier m’obtint, par des amis
influents, une bourse à l’école spéciale de la rue Jacob… (M. Prévost).
Nous prenons les intérêts de nos clients, chère Madame (M. Prévost).
В употреблении chère в романе и его написании курсивом (здесь
подчеркнуто) кроется фальшивая вежливость служащей бюро, за которой
прячется презрение к поситетельнице как любовнице разыскиваемого ею
мужчины. Ср. также: Messieurs les journalistes s’entendent à tourner la loi. Tels
82
petits gratte-papiers scandaleux guettent de pareilles affaires comme la plus riche
matière à chantage (M. Prévost).
В этой фразе журналисты характеризуются как писаки, то есть gratte-
papiers носит пренебрежительный оттенок, что придает иронию употреблению
messieurs. Такое стилистическое значение и в слове monsieur в следующем
высказывании:
Proposé… ordonné plutôt, pendant que tu courais après ta torche, continua
Simon avec rancoeur. J’ai répondu par un «non» plutôt sec, je n’allais pas te
plaquer, bien sûr, et ce qui est promis est promis! Mais est-ce que ce crétin n’aurait
pas pu m’en parler la semaine dernière, alors que je me trouvais libre? J’ai proposé
de remettre les fameuses Droites à notre retour et, là-dessus, une de ces scènes:
c’était aujourd’hui ou jamais! Dame, Monsieur juge que le Bertrand n’est pas à la
hauteur, Monsieur juge qu’il faut être deux pour l’épauler, Monsieur m’offre un coin
de banquette dans sa sacro-sainte bagnole, Monsieur s’emporte parce que j’ose
refuser l’aubaine… Remarque que c’était assez flatteur, dans un sens, ajouta Simon
d’une voix dolente (C. Vivier).
В принципе, любое обращение может испытывать на себе влияние
контекста и порождать различные стилистические оттенки. Ср. :
… ça, c’est trop! Vous me paierez cher, mon ami… (Quand un Français dit
«mon ami» à un autre Français de cette façon, c’est qu’il le considère déjà comme
un ennemi), – с юмором замечает П. Данинос.
То же самое можно сказать в отношении артикуляции звуков во
французском языке. В раговорно-фамильярной речи произносят cintième,
вместо cinquième, estra вместо extra, s'pas вместо je ne sais pas и т. д. Конечно,
эти «аномалии» не мешают взаимопониманию, но служат ярким показателем
социального положения и культурного уровня говорящих. Поэтому, когда мы
вместо полных форм mademoiselle, madame, monsieur пишем сокращенно M elle,
M me, M r, то тем самым подчеркиваем официальность тона общения – она как
бы обезличивает стоящее за конкретным сокращенным словом лицо. А если это
разговорный стиль, то выражает наше иронически-шутливое отношение,
потому что употребление таких сокращений, по мнению французских ученых,
подчеркивает отсутствие всякого уважения к адресату речи.
В испанском языке имена официальных лиц на страницах газет и
журналов обычно не сопровождаются don или doña, однако их употребление
говорит о выражении к лицу особого уважения:
…la apertura corre a cargo del don Jerónimo Pérez, presidente de la Cámara
de Comercio, don Miguel Ruiz Montañez, director gerente de la EMT Málaga, don
José… Ср. также:
La alcadesa de Marbella, Marisol Yagüe, destituyó… a los consejalos de
Urbanismo y Hacienda, Rafael Calleja y Antonio Luque…
Если имя собственное сопровождается señor, señora, то такое
употребление является маркером социальной принадлежности к «народу». Вот
слова одного из персонажей романа М. Монтальбана, простого человека из
народа, который рассказывает своему другу:
83
Ya no tenía edad para que me amenazaron con meterme en el asilo Durán,
pero a los chicos más díscolos del barrio o de la escalera les decían: te vamos a
meter en el asilo Durán. Young habría sido carne de hospicio o de Tribunal Tutelar
de Menores de no ser por sus padres. El señor Joaquín y la señora Asunción.
Рассказывая историю Янга, другой персонаж из народа говорит:
He venido a un entierro, al de Young, Young Serra, el hijo de la señora
Asunción y del señor Joaquín. Или: Concentra su mirada en el piso en que vivía
Carmen, la hija de la señora Concha, recién casada entonces con un chófer de la
compañìa de autobuses.
Слово «compañero» в современном испанском языке употребляется очень
часто в значении коллега, приятель (collègue, copin):
Un fantasma de la infancia y la adolescencia, se dijo Carvalho cuando colgó el
teléfono. Un viejo compañero de barrio y de colegio le había notificado la muerte de
Young Serra y le anunciaba la hora del entierro.
В испанском языке третье лицо единственного числа может служить
формой обращения на «Вы», особенно в разговорном языке. Вот диалог
массажистки салона и Кавальо, персонажей М. Монтальбана:
– Domina bien el oficio.
– Sí.
– ¿Muchos años?
– Ya ni me acuerdo.
– ¿Casada?
На французском языке этот диалог звучал бы:
– Vous connaissez bien votre métier.
– Eh oui.
– Ça fait longtemps que vous le faites?
– Je ne m’en souviens même pas.
– Vous êtes mariée?
На русском: – Вы свое дело знаете хорошо. – Да уж. – И давно вы этим
занимаетесь? – Я уж и не помню. – А вы замужем?
На украинском: – Ви добре знаєте свою справу. – Авжеж. – І давно ви
це робите? – Я вже і не пам'ятаю. – Ви заміжня?
На всех языках этот диалог носит фамильярно-разговорный характер,
создаваемый различными лингвистическими средствами.
В английском языке наиболее распространенными обращениями
являются Mr., Mrs., Miss, Ms.: Dear Mr., Ladies and Gentlemen; в украинском –
шановний пане, панi та панове и т. д. К vip-лицам – Ваша екселенціє,
шановний лорде – Your Excelencies, My Lord и др. Но если употреблять эти
английские сокращения без имени и фамилии, то тем самым будет выражаться
неуважениие или грубость по отношению к собеседнику. Ироничными могут
быть lady, mister в таких же контекстах и ситуациях, как во французском языке
Monsieur, Madame, в украинском пан, панi (та ти дивись, який пан знайшовся,
не хоче робити) или в русском господин (господин какой нашелся,
посмотрите-ка на него).
84
Таким образом, речь идет о языковой компентенции, точнее –
коммуникативной компентенции, которая характеризуется набором
определенных принципов вежливости для выражения приветсвия, просьбы,
предложения, благодарности, обращения, которые должны отвечать
«ритуальным» требованиями в обществе.
Если отношения между коммуникантами неформальные, то обычно
употребляют только имя или фамилию: What is that, Holmes? Хотя обращаться
к мужчине или женщине по имени считается для англичан моветоном, в то
время как в славянских языках это выражение официального тона в обращении.
Sir нейтрально и общераспространенно при обращении к незнакомому лицу.
Madam обычно адресуют пожилой женщине, которую прислуга может
фамильярно назвать Ma’am.
Таким образом, Sir, Miss, Madam (молодой человек, девушка, женщина)
нейтральны и распространенны в Соединенном Королевстве, а в Соединенных
Штатах Mr., Mrs., Miss носят региональный оттенок ввиду их «устаревшей»
коннотации.
Возвращась к обращению и наименованию официальных лиц, можно
констатировать, что в различных языках нормы варьируют: в русском и
украинском языках принята полная форма: Владимир Владимирович Путин,
Вiктор Федорович Янукович, в других странах обычно имя предшествует
фамилии Nicolas Sarcosi, Paulo Andriotti, Georges Bush. В Испании, как и у
славян, к ним присоединяются имена матери и отца, хотя имя матери может
опускаться. Но в последнее время эта тенденция стала распространяться в
русском и украинском языках, где часто слышишь по радио или телевидению
Владимир Путин, Микола Азаров. Эта форма становится «бесцветной»,
нейтральной и официальной, а полная форма выражает уже уважение и
почтение к называемому лицу. На Кубе, наоборот, употребление только одного
имени почтительно и уважительно, что в славянской традиции выглядит
неуважительно и фамильярно.
Приветствия также могут выражать различные стилистические оттенки.
Формы приветствия, как этикет в целом, исторически меняются, и эти
изменения происходят во всех социальных группах населения. Например,
украинские лингвисты, исследуя эпистолярный стиль, констатируют, что в
эпоху Т. Шевченко, И. Франко, Л. Украинки традиционной формой
приветствия в начале и формой прощания в конце письма были Христос
воскресе, а в Карпатах на Западе Слава Ісусу Христу, Дай боже. В ХIХ–ХХ вв.
наивысшей формой уважения к адресату была Чолом, Мій чолом, а обычной с
положительной тональностью Здоров був (бувай), Здорові були, Будь здоров.
Позже становятся распространенными Шановний добродію, високоповажний,
добрий день. Укороченные формы добридень, добривечір литературны и
вежливы, а здраствуйте, здрастуй (в русск. здравствуйте, здравствуй)
повседневны и обычны. Привіт фамильярно, а пришедшие с польского языка
як ся маєш? як ся маєте? распространены в Западной Украине, а на остальной
территории страны маркированы дружеской фамильярной тональностью.
85
Американцы являются наибольшими «либералами» в области
приветствий: Hi (salut!) с последующим именем адресата может быть
адресовано даже преподавателю. Такой свободный «демократический» тон
обращения часто шокирует иностранца, а для американцев, наоборот,
официальное европейское обращение демонстрирует как бы не совсем
дружеское к ним отношение. Между тем chao, salut, hi, by-by в повседневном
общении распространены почти везде в мире.
I. Графика и пунктуация
Графические знаки и особенно их соединения, а также их отсутствие,
могут передавать различные эмоционально-экспрессивные оттенки мысли и,
следовательно, речевого высказывания. Но было бы ошибочно полагать, что
этими свойствами они наделены в системе языка. Вот, например, отсутствие
запятой способствует созданию комического эффекта в испанском контексте:
Bastará con puntuar debidamente algun concepto… Ved aquí: donde dice…
«Y resultando que sí no declaró …», basta una coma, y dice: «Y resultando que sí, no
declaró …». Y aquí: «Y resultando que no, debe condenársele …», fuera la coma, y
dice: «Y resultando que no debe condenársele …» (J. Benavente).
В одном из своих рассказов С. Моэм так описывает талант своей героини:
«Она и сама признавала, что главное ее достоинство – это стиль,
пышный, но хлесткий, отточенный, но не сухой, и только в прозе мог
проявиться тот восхитительный, хоть и сдержанный юмор, который ее читатели
находили неотразимым. Это был не юмор мыслей, и даже не юмор слов; это
было нечто куда более тонкое – юмор знаков препинания: в какую-то
вдохновенную минуту она постигла, сколько уморительных возможностей таит
в себе точка с запятой, и пользовалась ею часто и искусно. Она умела поставить
ее так, что читатель, если он был человек культурный и с чувством юмора, не
то чтобы катался от хохота, но посмеивался тихо и радостно, и чем культурнее
был читатель, тем радостнее он посмеивался. Ее друзья утверждали, что всякий
другой юмор кажется после этого грубым и утрированным. Некоторые
писатели пытались подражать ей, но тщетно; в чем бы ни упрекать миссис
Форрестер, бесспорным остается одно: из точки с запятой она умела выжать
весь юмор до последней капли, и никто не мог с ней в этом сравниться.
– Кто, кроме вас, – вскричала мисс Уотерфорд, – может вложить в точку с
запятой столько остроумия, наблюдательности и сатирической силы! Я напишу
ее (историю с убийством – А. А.) безукоризненным языком, но поскольку мне
уже приходило в голову, что я, пожалуй, исчерпала ресурсы точки с запятой,
теперь я начну обыгрывать двоеточие. Никто еще не исследовал его
потенциальных возможностей. Юмор и тайна – вот к чему я стремлюсь».
В речи пунктуационные знаки несут на себе определенную
стилистическую информацию, что свойственно для всех языков. Но в разных
языках такая информация будет неодинакова в силу их системно-структурных
различий. Например, там, где украинский или русский язык употребляет
запятую или тире, французский или английский их не использует, и наоборот.
Или, как констатируют французские лингвисты, французский язык склонен в
86
большей степени к употреблению запятой, чем английский, который больше
предпочитает скобки или тире и заглавные буквы. Поэтому необходимо
учитывать национальную специфику пунктуации, когда речь идет о ее
стилистическом аспекте. Наиболее заметные проявления пунктуационной
специфики языка свойственны больше всего медийному стилю и стилю
художественной литературы, особенно поэзии, где автор прибегает к
выражению различных оттенков мысли с помощью всевозможных
манипуляций с пунктуацией и ее графическим изображением. Весьма
оригинально обходились с ней М. Пруст, Ж. Перек (G. Perec), В. Вульф,
Дж. Джойс и некоторые другие. Ср.:
O that awful deep-down torrent O and the sea the sea crimson sometimes like
fire and the glorious sunsets and the figtrees in the Alameda gardens yes and all the
queer little streets and pink and blue and yellow houses and the rosegardens and the
jessamine and geraniums and cactuses and Gibraltar as a girl where I was a Flower
of the mountain yes when I put the rose in my hair like the Andalusian girls used or
shall 1 wear a red yes and how he kissed me under the Moorish wall... (J. Joyce).
Тире (le tiret) – пунктуационный знак, способный выражать
дополнительную прагматико-экспрессивную информацию, выделяя смысл
слова или часть фразы в высказывании. Тире уточняет, объясняет,
конкретизирует идею текста. Сравним следующее высказывание на
французском языке:
De plus, je le savais bien ce jeu – si jeu il y avait, si jeu il peut y avoir entre
deux personnes qui se plaisaient vraiment et qui peuvent entrevoir l’une par l’autre
une faille, même provisoire, à leur solitude – ce jeu était dangereux (F. Sagan).
Эта фраза становится очень экспрессивной благодаря антиципации и
повтору ключевого слова (jeu ), параллельной конструкции (si jeu) и
парономазу (si – ce). Тире акцентирует, подчеркивает размышления героини,
полной сомнений и колебаний.
В испанском языке:
Valentina se muestra complaciente. Tanto su voz – el contenido y el volumen
de su voz – como sus movimientos, recatan una eficacia inefable… Las unía una
difusa responsabilidad, un sentimentalismo acomodaticio y un goloso afán por
apresarla – a ella; a Carmen – con los dedos o con los labios (M. Delibes).
Тире – универсальный знак для сегментации высказывания с целью
выделения определенного суждения или идеи. В устной речи в этом случае
прибегают к продолжительной паузе и резкому понижению интонации. С
точки зрения стилистики тире (а точнее то, что заключено между тире)
передает многие дополнительные оттенки значения вплоть до полного
отрицания информации, содержащейся в высказывании, когда подключаются
еще и паралингвистические средства коммуникации. Тире широко
используется в поговорках, пословицах, сентенциях. Ср. в русском языке:
Жизнь прожить – не поле перейти.
К тире очень близок по форме дефис – графический знак, употребляемый
для соединения частей сложного слова, двух слов, а также знака переноса и
знака сокращения. Этот знак может спровоцировать серьезные социально-
87
политические последствия. Так, например, после распада социалистического
лагеря перед политическим руководством Чехословакии встала проблема
написания страны с целью сохранения ее единства: Чехия и Словакия или
Чехо-Словакия. В течение двух лет велись споры, в результате которых на
карте появились… два отдельных независимых государства – Чехия и
Словакия.
Кавычки (les guillemets) являются, несомненно, весьма эффективным
средством создания различных семантико-стилистических оттенков мысли. В
следующих высказываниях французское слово «sensibles» употребляется
метафорически по отношению к кварталам Парижа, где молодежь устраивает
беспорядки, поджигая машины и разбивая витрины магазинов. Такие кварталы
и даже целые предместья стали настоящей бедой во Франции:
Les affrontements entre policiers et jeunes habitants des quartiers «sensibles»
sont une réalité qui n’est pas près de disparaître.
L’approche de cet anniversaire incite les journalistes à s’intéresser de
nouveau aux «cités», pour savoir quelles conséquences ont été tirées de l’explosion
de la fin 2005.
В следующих высказываниях о современном кино, взятых из газетной
статьи, слова в кавычках подчеркивают американскую и европейскую
тенденции кино в изображении жизни общества, роль кино и его призвание
вообще. В vénitien заключается некоторая ирония на происходящий
кинофестиваль, который далек от венецианского по своему значению и
статусу:
Elle force aussi les programmateurs à retenir des films qui souffriront – par
leur inachèvement, leurs défauts techniques ou leur manque d’intérêt – d’être
exposés aux regards inquisiteurs des jurés et des critiques.
Le directeur… voit dans cette addition de presque 300 longs métrages
présentés au public le choix d’un «populisme» américain, qu’il oppose à l’ «élitisme»
européen.
Face à ces défits, les festivals «vénitiens» (pareils à ceux de Vénise) ont déjà
changé.
В следующем примере «Moi et Luc» в романе Ф. Саган скрывает
глубокий смысл взаимоотношений героев, их мир чувств, полный любви,
колебаний, разочарований:
Je réfléchissais à «moi et Luc» comme à un cas, ce qui n’empêchait pas ces
moments insupportables où je m’arrêtais sur le trottoir, avec cette chose qui
descendait en moi, me remplissait de dégoût, de colère (F. Sagan).
В следующем политическом комментарии украинского журналиста
слова «любi друзi» (chers amis) идентифицируют сразу же президента страны и
звучат саркастической насмешкой над президентской командой, неспособной
решать проблемы страны и заботившейся о своих собственных финансовых
интересах:
А Юлией Тимошенко олигархи, понятное дело, оказались очень
недовольны. Причем все – и окружение Кучмы, и «любi друзi» Ющенко.
88
Проблема Тимошенко состояла в том, что как раз за счет предприятий
госсектора «любi друзi» и собирались получать прибыли! (Газета).
Кавычки в следующих высказываниях создают или сниженную
стилистическую тональность (в первых двух фразах слова употребляются в
переносном смысле), или показывают цитацию:
Ну, подумайте сами: можно ли «насолить» кому-то путем повышения
пенсий и зарплат? (Газета).
Кого «греют» городские пожары (Заголовок статьи).
С точки зрения Бабеля 1916 года, Одесса, «наш собственный Марсель»,
способна дать «нашего собственного Мопассана» (Критическая статья).
В следующем тексте слова в кавычках раскрывают с горькой иронией
истинные интересы тех, кто находится сегодня у власти в Украине:
Ни для кого ведь не является секретом тот факт, что многие
госслужащие довольно быстро начинают считать себя «хозяевами жизни».
Становятся этакими «местными князьками». Используя основные
должности, открывают фирмы, продают земельные участки, здания. По-
прежнему пользуются «телефонным правом» (Газета).
Функционировало злачное место не очень долго, но накормить и
напоить успело немало «голодных» (Газета).
Следующие ниже отрезки речи некоторых «поэтов» взяты известным
украинским поэтом В. Винниченко в кавычки, потому что это далеко не
поэзия, а пародия на поэзию:
То була краса, що виховується тiльки на Украïнi, але не така, як
малюють деякi з наших письменникiв. Не було в неï нi «губок, як пуп’янок,
червоних, як добре намисто», нi «пiдборiддя, як горiшок», нi «щок, як повная
рожа», i сама вона не «вилискувалась, як макiвка на городi» (В. Винниченко).
Курсив (les italiques) служит для выделения слова или группы слов в
случае, когда они употребляются в переносном смысле или с двойным
смыслом, а также в случае оригинального авторского употребления или
цитации. Вот, например, героиня романа М. Прево в своем письме описывает
то, что произошло с ней, она делает упор на одно лишь слово, которое для нее
очень важное и которое скрывает глубокий смысл (по техническим причинам
оно подчеркнуто):
«je ne puis détacher mon rêve de ce qui s’est passé. C’est pour moi un
perpétuel étonnement que cela soit arrivé. Oh! que je souffrirais si vous croyiez
parce que cela a été que je suis une femme facile… Si vous saviez comme j’ai honte,
vous auriez pitié de moi et vous me rendiez toute l’estime que l’homme refuse
ordinairement à la femme dont il vient de triompher» (M. Prévost).
Mon père, convaincu de soustraire l’argent qui lui était confié, fut condamné à
un an de prison. On le gracia au bout de quinze jours; les journaux parlèrent peu de
l’affaire: mais pourtant, cela a été… (M. Prévost). Здесь «сela» скрывает целую
человеческую драму, полную презрения и стыда:
Cela importe: car de toute cette période qui a précédé immédiatement mon
mariage, MON MARI NE SAIS RIEN (M. Prévost).
89
Курсив отсылает читателя к воспоминаниям Марты о своей первой
любви, а загланый шрифт скрывает самый большой секрет ее жизни, ее jardin
secret (заголовок романа М. Прево «Le jardin secret» метафоричен).
Иногда при переводе пренебрегают графическими знаками,
неоправданно меняя их, как это видно из следующего примера, в котором
курсив в английской фразе замещен многоточием в русской. Но ведь это меняет
и стилистическую тональность высказывания. Ср.:
If she goes to hospital now for some treatment and then on to a sanatorium it
ought to be quite all right. It ougtht to be quite all right. The words stalked slowly
through Bart’s mind (…Окончательно благополучно, – слова медленно, с трудом
доходили до его сознания) (Д. Кьюсак).
Заглавный шрифт (les majuscules) также, как и строчный, то есть размер
букв, может передавать различное эмоциональное состояние коммуникантов.
Эта графическая особенность используется во всех языках. В поэтических
произведениях заглавные буквы могут передавать не только эмоциональное
состояние героя, но и создавать полные глубокого смысла символические
картины, как, например, в сонете Кеведо (Quevedo):
Ayer se fue, Mañana no ha llegado,
Hoy se está yendo sin parar un punto;
soy un fue y un será y un es cansado.
En el Hoy y Mañana y Ayer junto
pañales y mortaja, y he quedado
presentes sucesiones de difunto.
Полные глубокого философского смысла слова с заглавной буквы
противопоставляются названию страны с прописной буквы, которое должно
писаться с заглавной, и это рождает уже совершенно другие чувства у
получателя: la caricaturesca españa actual у Отеро (Blas de Otero) – это бедная
и униженная страна.
Ср. роль шрифта в следующих французских контекстах:
Pour la première fois j’examine ce parti: RESTER, – avec la supériorité que
me donnerait la connaissance des secrets de Jean, rester pour ma revanche
(M. Prévost).
Здесь один и тот же глагол вначале появляется в заглавных буквах,
подчеркивая важность принятого внезапно Мартой в порыве большого
волнения решения, но затем этот же глагол в своем строчном написании
говорит уже о спокойствии героини, смирившейся с создавшейся ситуацией
(изменой мужа).
Les premières années de séjour à Paris… Avec cet enivrement j’ai goûté l’air
de la Ville (M. Prévost).
В данном примере заглавная буква в написании простого слова «город»
говорит о том, что речь идет не о простом обычном городе, а о городе
особенном и не похожем на другие города. В следующем примере слово
«дорогой», снабженное еще и восклицательным знаком, передает иронию
героини по отношению к мужчине, которого она больше не любит
(восклицательный знак усиливает это отрицательное чувство):
90
Je constate qu’il n’en est rien, que le CHER(!) fiancé est de plus en plus
captivé, que tous les obstacles sont levés… (M. Prévost).
Размер шрифта, как это видно, может служить весьма действенным
средством передачи различных стилистических оттенков мысли: колебания,
восхищения, уничижения, отчаянья и т. д. Ср.: «Alllll aboarrrrrd», «Help. Help.
HELP», «grinning like a chim-pan-zee».
Следующие тексты на русском языке передают различную степень
волнения их авторов благодаря не только семантике соответствующих
терминов, но и их графике:
Формула бабелевской вечности отнюдь не пессимистична. Не
«СМЕРТЬ – РОЖДЕНИЕ – СМЕРТЬ», а «РОЖДЕНИЕ – СМЕРТЬ –
РОЖДЕНИЕ». Это перевес бытия над небытием обнаруживает себя в
красоте всего сущего (Критическая статья).
Последнее время директор парка в средствах массовой информации
рассказывал о планах строительства депутатами городского совета казино в
парке. Посему… предложили «создать временную рабочую депутатскую
группу по изучению данного вопроса». К слову, директор парка НИКОГДА не
обвинял депутатов в попытках строительства казино (Газета).
Можно было бы ограничиться какой-нибудь улыбкой: снисходительной,
скептической, сочувственной… НО ! Хамство заразНО! (Газета).
Нет ПИРАТтехнике! (Анонс на телевидении).
Нужно заметить, что графические изображения оказывают сильное
эмоциональное воздействие на получателя информации (например, стихи В.
Маяковского, А. Вознесенского, Г. Апполинера и других поэтов). Так, наиболее
распространенным графическим приемом английских авторов является курсив,
с помощью которого они передают различные оттенки эмоционального
состояния души своих героев (ср., например, манеру письма Д. Сэлинджера).
Скобки (les parenthèses) также способны передавать различные
семантико-стилистические оттенки значения, а не только логико-
семантические, которыми богата письменная форма речи. В следующем
речевом произведении находящиеся в скобках слова передают не только
ностальгию автора и его веру в лучшую долю любимого им города, но и
этноспецифику, его национальный колорит. Другие графические особености и
употребление иностранных слов способствуют созданию общей лирической
тональности всего высказывания:
Кроме джентльменов, приносящих немного солнца и много сардин в
оригинальной упаковке, – думается мне, что должно прийти – и скоро –
плодотворное, животворящее влияние русского юга, русской Одессы, может
быть (qui sait?), единственного в России города… Я вижу даже маленьких,
совсем маленьких змеек, предвещающих грядущее, – одесских певиц (я говорю
об Изе Кремер) с небольшим голосом, но с радостью, художественно
выраженной радостью в их существе, с задором, легкостью, и
очаровательным – то грустным, то трогательным – чувством жизни:
хорошей, скверной и необыкновенно – quand même or malgré tout – прекрасной
(И. Бабель).
91
Ср. в украинском языке:
Iван Сiрко серед найславнiших кошових отаманiв посiв мiсце
найпочеснiше. Як Богдан Хмельницький на гетьманствi здобув титул
Будiвничoго, зробився у вiках гетьманом над гетьманами (услiд за ним сама
тiльки дрiбнота – Виговський, Брюховецький, Самойлович), так само й Iван
Дмитрович Сiрко здобув право назuватися Героєм (Г. Колiсник).
Там батько, плачучи з дiтьми
(А ми малi були i голi),
Не витерпiв лихоï дoлi,
Умер на панщинi! (Т. Шевченко).
Аналогичные функции выполняют скобки и в других рассматриваемых
языках.
Восклицательный знак. Его присутствие в письменной речи придает ей
эмоционально-экспрессивный характер, что сразу же чувствуется и замечается
читателем. В устной речи восклицательный знак привлекает внимание
собеседника особой интонацией. Его даже можно рассматривать в качестве
синонима слова «внимание», поэтому он очень распространен в разговорном
стиле и рекламном дискурсе. Испанский язык по сравнению с другими языками
находится в этом плане в привелигированном положении: восклицательный знак
(также, как и вопросительный) в нем предворяет и заканчивает высказывание,
подготавливая реципиента с самого начала к его стилистической тональности.
Восклицательный знак не только передает «внимание», но уточняет и настаивает
на смысле высказывания, заставляя адресата согласиться с ним. Ср.:
Découvrez les secrets d’un spray à la base d’eau de mer hypertonique!!
(Газета). Или же:
Sofas. ¡Viva la diferencia!, где восклицательный знак передает
удовольствие, которое можно получить, поменяв мебель.
В следующей французской фразе восклицательный знак передает
эмоциональное состояние собеседников:
II aurait dû voir ça avec Mounet-Sully.
– Quelle voix!
– Quel acteur!
– Un lion!
– Quel homme!
– On n’en fait plus des comme lui!
– Enfin...
– C’est le bel âge!
– Il ne connaît pas son bonheur!
– Viens ici que je t’arrange… Tu es encore fichu comme l’as de pique! Dire
que je lui ai acheté cette veste il y a deux mois… Regardez ça!
– Il n’y a plus de bons tissus…
– Quand je pense aux tissus d’avant-guerre!
– On les fait à Roubaix (P. Daninos).
92
Ср. в украинском языке:
Гетьте, думи, ви хмари осiннi!
Тож тепера весна золота! (Л. Украïнка).
Или в русском языке:
Держись, соотечественник! Не отчаивайся, современник! Если увидишь
свет в конце туннеля, сойди все-таки с рельс. На всякий случай. Возможно,
это везут тебе товарным поездом материальное изобилие (Газета).
Те же самые функции характерны и для вопросительного знака. Вот
высказывание на английском языке, которое характеризуется сильным
эмоциональным напряжением:
What! That’s all you know about some one who’s trying to bring a
shipload of – how many people are on board? – Что! И это все, что Вам
известно о человеке, который пытается посадить переполненный людьми
самолет? Сколько там на борту? (А. Хейли).
В различных стилях, и особенно в поэзии, вопросительный знак
формирует риторический вопрос, стилистическую фигуру, где не
предусмотрен ответ:
Нащо менi чорнi брови,
Нащо карi очi,
Нащо лiта молодiï,
Веселi дiвочi? (Т. Шевченко).
Экспрессивность этого стихотворения усиливается за счет анафоры и
традиционных поэтических эпитетов, свойственных украинскому языку.
Часто вопросительный и восклицательный знаки ставят на полях книги:
читатель передает тем самым или свое восхищение (!; !!) или же свое сомнение
(?; ?!).
Восклицательный знак хорошо передает этнокультурную специфику.
Например, русским характерно более эмоциональное отношение к
высказываемому (overstatement), в то время как англичане всегда более
сдержаны в выражении своих эмоций, им присущ understatement. Поэтому в
русском языке восклицательный знак очень употребителен, он всегда
сопровождает обращение в корреспонденции, ставится в различных
объявлениях, предупредительных надписях и т. д. Английский же язык во всех
этих случаях предпочитает только запятую. Ср.:
My dear frend, Dear Sir, Dear Peeter, или Entrée réservée, Passage interdit
без восклицательного знака, в то время как в русском: Дорогой друг! Господин
Иванов! Не входить! По газонам не ходить! и т. д.
Многоточие (les ponts de suspension) широко употребляется в
различных стилях письменной речи для выражения имплицитной информации
в высказывании. Этот пунктуационный знак, как образно говорят французы,
заключает в себе интригу, он толкает получателя декодировать эксплицитно не
выраженную информацию в сообщении. Как и другие графические знаки,
многоточие реализует четко выраженную прагматическую функцию. Кроме
того, его употребление способствует лаконизму высказывания и отвечает
принципу экономии речевых усилий. Ср. во французском языке:
93
– Que t’es bête! Mon vieux, fit Tintin, puisqu’on te dit qu’on s’en fout!
– Je ne dis pas, vous autres, mais… les Velrans, si… ils la voyaient… eh bien,
eh bien… ça m’embêterait, na! (L. Pergaud).
С другой стороны, отсутствие пунктуационных знаков свидетельствует
также об определенной стилистической информации речевого произведения.
Некоторые современные поэты и писатели прибегают к этому приему, который
служит особенностью их индивидуального стиля. В начале ХХ в. испанский
поэт Р. Л. Вега (R. Lasso de la Vega) писал:
«Otra innovación /…/ consiste en la supresión total de la puntuación. La poesía
exige una sintaxis tan lógica y natural que no la ha menester: desgraciado el poema
en que todo depende de tal requisito /…/ cuyo sentido puede cambiar con la simple
trasposición de una coma».
То есть читатель сам должен поразмыслить над содержанием
произведения, мыслями автора, не находясь ни под каким его влиянием. Ср.:
… es cómodo ser derrotado a los veinticinco años aún sin una sola cana en la
cabeza sin una sola caries en la dentadura sin una sola nube en la conciencia con
sólo dos o tres lagunas en la memoria y mirar el mundodesde el cielo desde el
purgatorio desde el infierno desde más acá de los montes pirineos y la cordillera de
los andes con frialdad con indiferencia con estupor… no merece la pena que te
desnudes a nadie le importa nada ni el precio oficial de la remolacha para la
campaña azucarera ni nada … (J. Cela). В следующем речевом произведении
графизм тесно связан с его смыслом:
tan
si
ce
ne
se
cielo
al
subir
Para
dos alas,
un violin,
y cuantas cosas
sin numerar, sin que se hayan nombrado (P. Neruda).
Обычно в поэтическом произведении функция графических средств
языка усиливается другими приемами, например, ритмом, как в этом
стихотворении:
¿Viste
triste
sol?
¡Triste
como él!
Sufro
mucho
yo (R. Darío).
94
Известно, что устная форма речи отличается от письменной, причем эти
различия дают основания отдельным лингвистам говорить о разных структурах
одного и того же высказывания. Кроме того, очевидно, что устная и
письменная формы речи используют неодинаковые средства для передачи
одного и того же содержания и достижения желаемой стилистической
информации. Например, типографический пробел в структуре поэтического
произведения может передавать состояние тишины, пунктуация – различное
отношение коммуникантов к высказыванию: Mort? – Mort. – Mort!
(J.-R. Bloch), форма – оригинальную индивидуальную манеру письма автора
и т. д. Ср.:
Oh John, do not kiss me
Oh John, do not kiss
Oh John, do not
Oh John, do
Oh John.
Oh!
В устной речи нередко прибегают к паузе там, где на письме
используются соответствующие графические символы. Как и графика, этот
неотъемлемый физический атрибут устной речи, особенно диалога, несет свою
этноспецифику. Пауза является одним из показателей успеха коммуникативной
кооперации. Лингвистический словарь ее определяет как физическое явление,
это – «временная остановка звучания, разрывающая поток речи, вызываемая
разными причинами (необходимость вдоха, волнение говорящего, потеря
мысли и тому подобное) и выполняющая различные функции (предупреждения,
разделения или соединения частей предложения и т. п.)». Но пауза наряду с
другими паралингвистическими средствами несет на себе также и
определенную информативную нагрузку, не лишенную культурологической
окраски. Джулия, героиня «Театра» С. Моэма, способна была идеальной
паузой вызвать слезы у своего собеседника, она четко следовала своему
постулату: «Не делай паузы, если в этом нет крайней необходимости, но уж
если сделала, тяни ее сколько сможешь».
Так что же такое идеальная пауза? Сколько времени ее можно держать?
Какой подтекст она может за собой скрывать? Однозначны ли всегда ее
физические характеристики или они вариативны и что за этим стоит? Эти и
другие вопросы требуют специальных исследований, в том числе и
этнокультурологических. В зарубежной лингвистике уже появляются
интересные работы в этом направлении, что значительно облегчают
коммуникацию и способствуют взаимопониманию не только внутри одного
языкового коллектива, но и различных этносов. В рамках компаративного
интеркультурологического подхода к изучению функциональной специфики
вербальных интеракций, который особенно ярко характеризует работы
современных французских лингвистов, проблеме роли паузы в
коммуникативном процессе, особенно при межкультурной коммуникации,
уделяется особое внимание. Так, экспериментальным путем доказано, что в
основе архитектоники диалоговой коммуникации, то есть обмена репликами
95
двумя коммуникантами, лежат универсальные принципы, или законы, которые
варьируются от культуры к культуре. Это в полной мере относится и к паузе.
Принимая за минимальную конверсационную паузу промежуток времени,
который не давал бы собеседнику почувствовать себя прерванным в процессе
коммуникации, ученые установили, что в разных культурах эта величина
относительна и довольно широко варьируется. Такая интерпауза для
американцев равна в среднем пяти десятым секунды, а для французов – трем
десятым, что создает определенные трудности в общении: американцы
недовольны, что их собеседники французы все время их прерывают и не дают
полностью высказаться. В свою очередь коренные жители Аляски (индейцы),
интерпауза у которых приблизительно равна одной секунде, оскорбляются
тем, что американцы или англичане их все время в разговоре перебивают.
Подобные недоразумения могут возникать и при несоблюдении максимальной
интерпаузы, то есть того промежутка времени между репликами, продолжение
которого ставит уже собеседника в неловкое положение. Так, для французов
максимальное «молчание» исчисляется несколькими секундами, а для жителей
Лапландии целыми минутами, в результате чего в течение часа они могут
обменяться между собой только пятью-шестью репликами (высказываниями).
Есть полное основание предположить, что у украинцев и русских
минимальные и максимальные интерпаузы идентичны (речь, безусловно, не
идет об особых индивидуальных случаях, обусловленных генетикой,
темпераментом, болезнью и тому подобное) и не отличаются от
среднеевропейских соответствующих показателей в силу идентичности нашего
психического склада и психического склада европейцев. То, что это именно
так, свидетельствуют многочисленные работы в области экспериментальной
психологии, когнитивистики, фольклористики, этнографии, лингвистики и т. д.
К всевозможным графическим «играм» широко прибегает также
коммерческая реклама, чтобы убедить покупателя приобрести именно этот
продукт, а никакой другой. В ней превалирует, как правило, эмоциональная
аргументация. Вот, например, реклама отопительных батарей испанской фирмы
«Baterías Femsa»: Baterías Femsa: Autodefemsa (autodéfence). В этом же стиле
рекламируется порционный сыр сорта «Ziz» для бутербродов: Ziz: El bocazizllo
(bocadillo).
Различные графические типографические приемы (размер шрифта,
высота и ширина букв, отсутствие пунктуации, пробелы и так далее)
выполняют, безусловно, определенную стилистическую функцию
(экспрессивную, оценочную, эмоциональную). Такими приемами пользовались
В. Маяковский, Г. Апполинер (les «Calligrammes»), П. Неруда и многие другие
поэты. Как тонко устами своего героя характеризует национальные
особенности шрифта и стоящую за ним символику Ф. Достоевский:
«На толстом веленевом листе князь написал средневековым русским
шрифтом фразу: «Смиренный игумен Пафнутий руку приложил».
– Вот это, – разъяснял князь с чрезвычайным удовольствием и
одушевлением, – это собственная подпись игумена Пафнутия, со снимка
96
четырнадцатого столетия. Они превосходно подписывались, все эти наши
старые игумены и митрополиты, и с каким иногда вкусом, с каким старанием!
Неужели у вас нет хоть погодинского издания, генерал? Потом я вот тут
написал другим шрифтом: это круглый крупный французский шрифт прошлого
столетия, иные буквы даже иначе писались, шрифт площадной, шрифт
публичных писцов, заимствованный с их образчиков (у меня был один), –
согласитесь сами, что он не без достоинств. Взгляните на эти круглые д, а. Я
перевел французский характер в русские буквы, что очень трудно, а вышло
удачно. Вот и еще прекрасный и оригинальный шрифт, вот эта фраза: «Усердие
всё превозмогает». Это шрифт русский, писарский или, если хотите, военно-
писарский. Так пишется казенная бумага к важному лицу, тоже круглый
шрифт, славный, черный шрифт, черно написано, но с замечательным вкусом.
Каллиграф не допустил бы этих росчерков, или, лучше сказать, этих попыток
расчеркнуться, вот этих недоконченных полухвостиков, – замечаете, – а в
целом, посмотрите, оно составляет ведь характер, и, право, вся тут военно-
писарская душа проглянула: разгуляться бы и хотелось, и талант просится, да
воротник военный туго на крючок стянут, дисциплина и в почерке вышла,
прелесть! Это недавно меня один образчик такой поразил, случайно нашел, да
еще где? в Швейцарии! Ну, вот это простой, обыкновенный и чистейший
английский шрифт: дальше уж изящество не может идти, тут всё прелесть,
бисер, жемчуг; это законченно; но вот и вариация, и опять французская, я ее у
одного французского путешествующего комми заимствовал: тот же английский
шрифт, но черная линия капельку почернее и потолще, чем в английском, ан –
пропорция света и нарушена; заметьте тоже: овал изменен, капельку круглее, и
вдобавок позволен росчерк, а росчерк – это наиопаснейшая вещь! Росчерк
требует необыкновенного вкуса; но если только он удался, если только найдена
пропорция, то этакой шрифт ни с чем не сравним так даже, что можно
влюбиться в него.
– Ого! да в какие вы тонкости заходите, – смеялся генерал, – да вы,
батюшка, не просто каллиграф, вы артист, а? Ганя?»
Графические особенности присущи также и техническим текстам,
особенно в сфере официальной и юридической коммуникации. Газетно-
публицистический стиль прибегает также к их использованию, обыгрывая
нередко типографические контрасты, чтобы привлечь внимание читателя и
удивить его. Французский стилист П. Рафруади справедливо полагает, что
«dans le journalisme, le signe typographique est l’annonce du contenu stylistique de
l’article, qu’il est l’image du récit qu’il introduit et matérialise: sobre ou prolixe,
vague ou précis, prudent dans son commentaire ou abusant au contraire de déductions
impulsives et hâtives, usant d’une écriture «cérébrale» ou s’adressant à la curiosité la
plus superficielle, à la sentimentalité ou à la sexualité du lecteur». Этот лингвист
приводит интереснейшие примеры игры формы в поэтических произведениях
английских авторов – L. Carrol, William H. Gass, Mary Elen Solt. Вот, например,
текст в форме хвоста, который превосходно отвечает его содержанию:
97
FURY AND THE MOUSE
Fury said to a
mouse, That he
met in the
house,
«Let us
both go
to law:
I will
prosecute
you. Come, I’ll
take no denial;
We must
have a trial:
For really
this morning
I’ve nothing
to do».
Said the
mouse to the
cur, «Such a
trial,
dear Sir,
With no
jury or
judge,
would be
wasting
our breath».
«I’ll be judge,
I’ll be jury,
Said
cunning
old Fury:
«I’ll
try the
whole
cause,
and
condemn
you
to
death» ( Alice in Wonderland).
Фантазия поэтов и писателей в манипулировании вербальными знаками
и их составляющими может заходить иногда очень далеко. Например, члены
98
французского литературного течения l’Oulipo (ouvroir de littérature potentielle)
Р. Кено, И. Кальвино ( Italo Calvino), Ж. Перек создавали свои произведения с
определенными ограничениями языковой формы. Например, Ж. Перек пишет
роман «La disparition» (1969), в котором нет ни одной гласной «e», а в другом
романе «Les revenentes»(1972) из всех гласных употребляется только она.
Кроме того, у него оригинальная манера расположения материала на странице в
романе «Espèces d’espaces » (1974), например:
la page
J’écris pour me parcourir
Henri Michaux
1
J’écris…
J’écris: j’écris…
J’écris: «j’écris»
J’écris que j’écris…
etc.
J’écris: je trace des mots sur une page.
Lettre à-lettre, un texte se forme, s’affirme, s’affermit, se
fixe, se fige:
une ligne assez strictement h
o
r
i
z
o
n
t
a
l
e se dépose sur la…
Прозаикам, так же как и поэтам, не чуждо использование графических и
пунктуационных особенностей для достижения желаемого стилистического
эффекта. Ср.:
He began to render the famous tune «I lost my heart in an English garden, Just
where the roses of England grow» with much feeling:
– Ah-ee last mah-ee hawrt een ahn Angleesh gawrden, Jost whahr thah
rawzaz ahv Angland graw (H. Caine).
She mimicked a lis: «I don’t weally know wevver I’m a good girl. The last
thing he’ll do would be to be mixed with a howwid woman» (J. Baldwin).
After a hum a beautiful Negress sings «Without a song, the dahay would
nehever end» (J. Updike).
Oh, well, then , you just trot over to the table and make your little mommy a
gweat big dwink (E. Albey).
99
I allus remember me man sayin’ to me when I passed me scholarship – «You
break one o’my winders an’ I’ll skin ye alive» (St. Barstow).
А вот интересный пример использования графики, который находим в
сравнительной стилистике английского и украинского языков О. Ю. Дубенко:
Dear dad,
At last I have $ome minute$ to drop you a line. I $tudy well though I’ve got
$ome problem$. Becau$e of my $tudie$ I can’t think of anything el$e. Could you
plea$e $end me an I’ll be $o happy to hear from you.
Your $on.
Dear son,
Your impatience is NОt surprising. NO wonder you keep your NОse to the
grindstone but it s abNOrmal to work so hard. NОbody will last long breaking his
neck like that. I am always glad to help you with advice.
Your dad.
Дорогий батьку,
Нарешті в мене з 'явив$я ча$ напи$ати тобі ли$та. У мене в$e гаразд.
Щоправда, мені зов$ім нелегко. Через це навчання я аб$олютно не можу
думати ні про що інше. Будь ла$ка, надішли мені термінову телеграму. Буду
радий отримати від тебе ві$точку.
Твiй $ин.
Любий синку,
НІхто краще мене не зрозуміє твоє нетерпіння. Прикро, що навчання
відНІмає в тебе стільки часу і ти не можеш аНІтрохи відпочити. Якщо сам
НІяк не впораєшся зі своїми проблемами, пиши мені, я НІколи не відмовлю тобі
в пораді.
Твій батько.
_______
*Дадаизм (dadaïsme, или dada) – одно из направлений в искусстве (особенно в живописи и
литературе), возникшее в 1916 г. во Франции и в некоторых других странах Западной Европы,
ставившее своей целью полнейший отрыв содержания от формы, искусство «ради формы». У
дадаизма много общего с другим литературным течением, появившемся в конце XIX в., –
символизмом. Но символизм все же внес немалый вклад в искусство. Несмотря на большую свободу
синтаксиса, словаря, метрики, произведения поэтов-символистов отличаются высокой
музыкальностью и сентиментальностью. Творчество многих французских поэтов-символистов, таких
как Малларме, Верлен, Рембо, и бельгийского поэта Метерлинка, перешагнуло рамки поэзии
символизма и оказало значительное влияние на развитие литературы последующих периодов.
102
О Allah Cadabandaho joho о najoho jolodomoho
О Burrubu hihi о burruou hihi bojoho jolodomoho.
Безусловно, это крайние формы проявления символизма в искусстве,
особенно в литературе и живописи. Но они родились не на пустом месте. В
современном французском языке традиции поэтизации звуков и поклонения им
довольно сильны. Еще и сейчас некоторые лингвисты делят звуки на
«приятные» и «неприятные» (agréables et désagréables) для слуха, ассоциируя их
часто со словами «приятного» и «неприятного» значения. Так, например, а, о, е,
i, носовые r, z и некоторые другие – «приятные», а ch, gn, ail, ouil и так далее –
«неприятные». Grognon, chignon, rechigner, criailler, fouailler – «нехорошие»
слова, а camélia, miette, suave, fluide, ébloui – «чудесные, нежные, приятные»
слова. Даже проводятся конкурсы «красоты» слов. Так, на одном из таких
конкурсов первое место заняло слово cristal.
Еще древние греки заметили, что, к примеру, R выражает движение, L –
нежность и т. д. Эти идеи были затем подхвачены Гюго, Бодлером, Рембо.
Малларме, в частности, писал , что W « … a les sens d’osciller (celui-ci semblerait
dû au dédoublement vague de la lettre), puis de flotter, etc.; d’eau et d’humidité;
d’évanouissement et de caprice; alors, de faiblesse, de charme et d’imagination se
fondent en une étonnante diversité». А. Рембо создал свой знаменитый сонет о
гласных – «Sonnet des voyelles»:
A noir, E blanc, I rouge, U vert O Bleu: voyelles
Je dirai quelque jour vos Naissances latentes:
A, noir corset velu – des mouches éclatantes
Qui bombinent autour des puanteurs cruelles
Golfes d’ombre; E candeurs des vapeurs et des tentes
Lances des glaciers fiers, rois blancs, frissons d’ombelles
I, pourpres, sang craché, rire des lèvres belles
Dans la colère ou les ivresses pénitentes;
U, cycles, vibrements divins des mers virides,
Paix des pâtis semés d’animaux, paix des rides
Que l’alchimie imprime aux grands fronts studieux;
O, suprême Clairon plein des strideurs étranges,
Silences traversés des Mondes et des Anges:
О l’Oméga, rayon violet de ses Yeux!
Можно было бы привести много примеров такой интерпретации гласных
или согласных, но все они субъективны, лишены серьезных научных
аргументаций. Это подтверждается тем фактом, что один и тот же звук
различными поэтами «понимался» по-разному. Например, для Гюго U
ассоциировалось не с чем-то зеленым, как у Рембо, а с черным; О – не с
голубым и лучезарным, а с красным, мятежным и т. д.
Безусловно, индивидуальное восприятие нереальных значений у звуков и
их букв может быть сколько угодно различным. Ш. Балли писал на заре нашего
века об иллюзорности суждений о том, что звуки могут иметь какое-то
значение: «Que d'idées erronées on colporte sur l'harmonie imitative et l'effet
onomatopéique de certains sons et de certains mots! La plupart du temps, il s’agit
103
d’une pure illusion: c’est le sens du mot qui pousse à chercher un effet musical dans
un groupe de sons».
Следует полностью согласиться с мнением Ш. Балли. Однако нельзя
отрицать тот факт, что определенная последовательность, намеренная
аранжировка, специальный подбор звуков, о чем упоминалось уже выше,
способны производить тот или иной стилистический эффект, быть,
действительно, приятными и неприятными. Но это уже другая сторона
вопроса, граничащая с эстетической функцией языка, раскрывающейся полнее
всего в художественном произведении. Это уже мастерство, позволяющее
создавать бессмертные художественные произведения в прозе и стихах. Но
всегда главным и основным остается слово, его значение, облекаемое как в
«приятную», так и «неприятную» для слуха форму. Впечатления от формы, не
подкрепленные содержанием, рискуют стать единичными, чисто
субъективными и потому невечными. Произведения Пушкина, Лермонтова,
Ламартина, Апполинера, Шевченко, Леси Украинки, По, Бернса, Гейне, Лорки
пленяют читателя всех эпох. Они заставляют восхищаться глубиной мысли и
совершенством поэтической формы. Сила и красота русского слова гармонично
воплощались в единое целое по содержанию и форме у Пушкина.
Романтические мотивы и настроения Лермонтова и Ламартина находили
достойную форму и содержание в их слове и т. д.
Однако в поэзии чаще всего что-то одно является ведущим (содержание
или форма). Например, в следующих стихах Лермонтова большую роль играют,
по мнению некоторых ученых, значения слов, их отбор, чем фонетические
эффекты, то есть чем их звуковая оболочка:
Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон;
Но образ твой в душе моей
Все жив, хотя бессилен он;
Другим предавшийся мечтам,
Я все забыть его не мог;
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – все бог.
Слова, их содержание создают общую стилистическую тональность
текста, его идейную и художественную ценность. Ср.: любить, страсть, мука,
сон, образ, мечта, храм, кумир. Это не простые слова, а полная поэзии лексика.
А вот у Бодлера, наоборот, обычная, «непоэтичная» лексика аранжирована так,
что создает нужный звуковой эффект. У него звуки начинают играть, отодвигая
на второй план собственные значения слов, создавая вместе с ними
величественные образы.
J’écoute en frémissant chaque bâche qui tombe;
L’échafaud qu’on bâtit n’a pas d’écho plus sourd.
Mon esprit est pareil à la tour qui succombe
Sous les coups du bélier infatigable et lourd.
Il me semble, bercé par ce choc monotone
Qu’on cloue en grande hâte un cercueil quelque part…
104
Нередко, даже не зная значения слов, мы говорим, что то или иное слово
красиво звучит, оно нам нравится, так как его звучание вызывает у нас
приятные ощущения, положительные эмоции. Например, в звучании слов
филигрань, чернь, финифть слышится какой-то особенный звон, «кажется:
позванивают они, будто унизанные серебряными колокольчиками» (Комс.
правда, 1980). А речь идет о забытых старинных русских промыслах, об
искусстве росписи художественных изделий особой эмалью. Но и в этом
случае, как бы особенно ни звучала форма, данные звуковые комплексы
остаются просто звуками, если у них отнять значение, если за этими звуками не
стоит определенный смысл. А чередование звуков [л], [ф], их частотность
способны создавать и противоположный, «неприятный» эффект, так же как и во
французском языке.
Но, как отмечалось, отдельные звуки и их символы могут играть
большую стилистическую роль в контексте всего речевого произведения.
Некоторые из них входят в состав устойчивых фразеологических оборотов. Это
такие словосочетания, в которых значения каждого взятого в отдельности
языкового знака отличны от значения целого. Те же А, В, D, Z и другие буквы,
подкрепленные языковым контекстом или речевой ситуацией, могут передавать
как положительную, так и отрицательную стилистическую окраску, выступая
тем самым ярким средством характеристики персонажа. Ср.: Il ne savait ni A, ni
В – «oн ни аза не знает, неуч»; и напротив: Il sait tout depuis A jusqu'à Z – «oн
знает все от начала до конца, грамотный». Или: Il est fait comme un Z – «он
нескладный». В данном случае большое значение имеет перенос «внешности» Z
на человека, ее нескладных и ломаных линий. Здесь Z начинает играть уже роль
некого символа с закрепленным за ним определенным значением. Последнее
может появляться у букв в результате совпадения значений слов, их
содержащих. Например, être marqué au B – «быть калекой, уродом». Данный
фразеологизм возник потому, что многие французские слова, обозначающие
физические недостатки человека, начинаются с согласной В: bancal
«кривоногий», bigle «косоглазый», boiteux «xpoмой», bossu «горбатый», borgne
«одноглазый». А когда говорят: Ils sont tous marqués au В, то имеют в виду, что
«les gens marqués au B passent en général pour malicieux et spirituels» (Acad.), то
есть одной буквой дают характеристику физического и морального облика
человека. Но подчеркнем еще раз: это не взятый в отдельности звук или его
буква-символ обладает такой большой стилистически выразительной и
смысловой силой, а весь языковой комплекс, в котором В отведена
определенная конструктивная роль.
Намеренная группировка одинаковых звуковых комплексов с целью
получения стилистического эффекта широко распространена в поэзии и
известна под названием аллитерации. Аллитерации – это повторение одного и
того же звука (или звуков) в начале или в конце слогов, слов либо группы слов.
Само по себе явление аллитерации считается нежелательным с точки зрения
ясности и «правильности» выражения мысли в любом языке.
Но к ней иногда прибегают преднамеренно, желая добиться какого-то
стилистического эффекта. Например: pauvre pêcheur partant pêcher pour
105
prendre petits poissons является шуткой, игрой слов. Ср.: четыре черненьких
чумазеньких чертеночка чертили черными чернилами четыре чертежа.
Такими словесными играми пользуются, как правило, дети. Ср. также детские
скороговорки, считалки: Si six scies scient six sigares, six cent scies scient six cent
six cigares. Charlotte achète un shampooing cher pour cheveux châtains. Bercez les
beaux bébés blonds dans des berceaux bien blancs. Béatrice et Brigitte sont deux
bébés blonds avec un bonnet bleu. Monsieur Mathieu est vieux. Les yeux du vieux
sont creu, ses cheveux sont gris. Une bonne grosse grasse mère aux beaux gros bras
blancscroque les gros ronds radis rosés.
А вот не менее забавный случай злоупотребления предлогом en: Il est
arrivé en Bretagne en avion, en trois heures, en uniforme et en pleine forme.
Часто в разговорной речи возникают «союзы» тех или иных звуков, и они
не могут не резать слух. Ср.: laissez-la les longs loisirs; laisse-là la moto et viens
jouer; plutôt pour prendre parti. И, наоборот, в припевах народных песен
аллитерация помогает создавать общий музыкальный рисунок строфы и
сохранять ее ритмико-интонационную структуру. Ср.: ля-ля-ля-ля-ля-ля! Et lon
lon la, la digue don daine!
Обычно в пословицах, поговорках, различного рода изречениях, а также в
поэтических произведениях аллитерация не выходит за рамки предъявляемых
современному языку литературных норм. Она уместна и производит
положительный эффект. Ср. фр.: qui dort dîne, il est sain et sauf; исп.: la lima,
lima la lima, a также знаменитую фразу Боссюэ (один из известнейших
ораторов Франции, знаменит своими Oraisons funèbres): О nuit désastreuse, ô
nuit effroyable, où retentit tout à coup comme un éclat de tonnère, cette étonnante
nouvelle! Большая экспрессивность фразы создана не только ритмом, но и
намеренной аранжировкой таких слов, как nuit, tonnère, étonnante. М. Крессо
усматривает в таком употреблении п способ выражения сильного шума,
подкрепляемого затем словами retentit, éclat de tonnère, в то время как
désastreuse и effroyable помогают передать всю драматичность ситуации и
вызвать у читателя соответствующее настроение. Или вспомним всем нам
хорошо известные строки стихотворения Гюго «Sur une barricade»: «Et les
mourants mêlaient à ce rire leur râle…», звук [r], подкрепленный
непосредственным значением слов, в которые он входит, и только в тесном
единстве с их значением, удивительно образно передает ощущение хрипов и
стонов умирающих коммунаров, бесчеловечность и жестокость тьеровских
солдат, расстреливавших беззащитных и ни в чем неповинных людей.
Столкновение противоположных по значению слов rire и râle с трехкратным
звучанием раскатистого и хрипловатого R как бы еще сильнее подчеркивает
трагичность ситуации. И здесь аллитерация, безусловно, большая творческая
удача поэта. Это – не банальная ассоциация звуков, а неожиданная и бьющая
прямо в цель их аранжировка. Она помогает достичь максимального
стилистического эффекта. Кстати, анализируя «Сосну» Лермонтова в
сравнении с ее немецким прототипом и отмечая, что число звуков р во второй
строфе немецкого стихотворения 9 по сравнению с 5 русского стихотворения,
Л.В. Щерба полагает, что едва ли это случайно: «обилие р усиливает
106
трагическое впечатление роковой скованности человека в стихотворении
Гейне».
Большим лиризмом, тонкостью душевных чувств пронизаны стихи
Ламартина. В них аллитерация создает гармонию формы и содержания,
помогает восприятию идейного содержания. В качестве примера приведем одну
из строф его знаменитой поэмы «Le Lac»:
Qu’il soit dans le zéphir qui frémit et qui passe,
Dans les bruits de tes bords par tes bords répétés,
Dans l’astre au front d’argent qui blanchit ta surface
De ses molles clartés!
В свое время Жорж Санд назвала стиль одного из произведений
Ламартина («Jocelyn») плоским, а стих – расплывчатым, бесформенным («style
lâché, vers plat diffus»). Но многих захлестывали и очаровывали ламартиновские
волны звуков. Именно в этих «vagues de sons» весь Ламартин.
Гармоничны и эти строки П. Валери (P. Valéry), несмотря на первый
взгляд доминирование в них / r/ и / u/: Vous me le murmurez, ramures, ô
rumeurs.
У Ш. Бодлера повторение U также создает гармонию стиха, где I как
бы подчеркивает силу звуков и чувств:
Les houles, en roulant les images des
cieux,
Mêlaient d’une façon solennelle et
mystique
Les tout-puissants accords de leur riche
musique
Aux couleurs du couchant reflété par mes
yeux.
Ср. у М. Прево:
Sa voix m’était insupportable; chaque consonne me blessait comme un coup de
fouet. А у П. Верлена многочисленные R и K создают коннотацию сюрприза,
отчаяния, холодности:
Puis voilà qu’on croit voir, dans le ciel
balayé,
Pendre un grand crocodile au dos large et
rayé,
Aux trois rangs de dents acérées.
Des sanglots longs des violons de l’automne
Blessent ton cœur d’une langueur monotone.
Ср. его следующие строки:
Il pleure dans mon cœur
Comme il pleut sur la ville
Quelle est cette langueur
Qui pénètre mon cœur?
Как и в музыке, сочетание звуков в стихотворении может создавать
чувство легкости, ощущение светлого, как в следующих строках английских
поэтов с их удивительной мелодикой:
107
She was a phantom of delight
When ftrst she gleamed upon my sight (W. Wordsworth).
108
В стихотворении Н. Гильена (N. Guillén) повторение звуков g, r, s
вместе с анафорой помогает создать акустический образ африканской песни и
танца:
Sóngoro, cosongo
Sogo bé
Sóngoro cosongo
de mamey;
Sóngoro, la negra
baila bien.
Sóngoro de uno
Sóngoro de tres.
Аллитерация не только одна из основ поэзии и поэтической прозы. Ее
успешно используют и в медийном стиле, особенно в языке рекламы. Вот,
например, реклама стульев и диванов торговой фирмы в испанской газете:
Sillones y sofas «Stressless»: Libertad de Sensaciones (здесь не нужно забывать
специфику произношения фонемы /s/ в испанском языке).
Итак, повторение согласных или гласных звуков порождает или
дисфонию (какофонию), или эвфонию (удачное сочетание). Понимание этих
явлений во всех языках одинаково, несмотря на некоторое различие в
терминологии. Ср. в русском языке – «концентрированное повторение в
поэтическом произведении гласных звуков называется ассонансом (от франц.
аssonance). А совпадение только согласных и несовпадение ударных гласных –
диссонанс (от франц. dissonance)». Эвфония создается различными
комбинациями звуков – аллитерацией, ассонансом, рифмой. Ср. в украинском
языке: «eвфонія (алітерації, асонанси, звукові повтори різних видів,
звуконаслідування, рими тощо, а також уникнення важких для вимови чи
неприємних для слуху сполучень звуків у фразі)». В противном случае это
будет диссонанс: Яка ріка така широка, як Ока? Точно также трудно
получить эстетическое удовольствие от этих строк пролетарского поэта:
Сквозь огонь прошли,
сквозь пушечные дула.
Вместо гор восторга
горе дола.
Стало:
коммунизм –
обычнейшее дело (В. Маяковский).
Целые каскады гласных или согласных звуков нередко бывают
результатом или неумелого обращения автора с языком, или же их
преднамеренного употребления с целью достижения комического эффекта, как
это в стихотворении «But I don’t much care» Гильбера (Gilbert ):
I don’t much care –
I don’t much care
To sit in solemn silence in a dull, dark dock,
In a pestilential prison, with a life-long lock,
Awaiting the sensation of a short, sharp shock,
From a cheap and chippy chopper on a big black block!
109
Часто в практических целях, чтобы избежать диссонанса, заменяют
структурные элементы высказывания. Например, в украинском языке говорят
у вагон (а не в вагон), живе в Ужгороді (а не у Ужгороді, службовці та
інженери (а не сдужбовці і інженери), наука й освіта (а не наука і освіта).
Таким образом, звуковая форма высказывания может оказывать влияние
на восприятие содержания слушателем, образуя или единое гармоничное целое,
или хаотическое нагромождение звуковых комплексов.
Какофония в большей степени, чем аллитерация, нежелательна в языке,
поскольку она затрудняет понимание высказывания. Она нередко создает
другой смысл, поэтому на ее основе часто возникают каламбуры, игра слов.
Например:
Gal, amant de la reine, alla, tour magnanime,
Galamment de l’arène à la tour Magne à Nime
Par le bois du djinn où s’entasse de l’effroi
Parle ! Bois du gin ou cent tasses de lait froid!
Какофоническими могут быть не только фразы, но и слова, даже
отдельные слоги внутри одного и того же слова. Такие слова трудно
произносить, они порождают порою много ошибок. Ср.: cuniculiculture,
divisibilité, parallélipipède. К услугам какофонии прибегают в случаях, когда
хотят добиться шутливого, комического эффекта, как во фразе: La réalisation
des conditions mises à la continuation de leur collaboration… Здесь
нагромождение абстрактных существительных с суффиксом -ation выглядит
пародией на официальный стиль.
Или, наоборот, какофония создает гротескно-саркастический эффект, как,
например, у Бальзака:
Une femme tannée, fanée, panée. Elle pue le service, l’office, l’hospice, à la
tête d’une chose sociale, morale, nationale ou générale.
Итак, фонема имеет только форму – свою материальную оболочку,
звучание, обладает словоразличительной функцией и способна порождать
стилистические оттенки в речи. Стилистические свойства фонемы не
существуют вне слова, потому что стилистические оттенки возникают лишь
там, где есть: а) смысл, значение и б) функционирование, использование языка.
Вне этих условий стилистический эффект не наблюдается.
Фонологический уровень языка играет большую роль в создании
экспрессивных коннотаций. Здесь большое значение имеют также интонация,
ударение, ритм, произношение и т. д. На письме многие из этих характеристик
речи передаются знаками препинания. За ними нередко скрыты наши радости и
горести, удивление и недоразумение, обиды и приказания, ненависть или
любовь и т. п. Правда, ресурсы пунктуации письменной формы языка беднее
(plus maigres) по сравнению с экспрессивными возможностями интонации,
присущей устной форме. Свидетельствуют, что один из актеров школы
Станиславского мог словосочетанием «ce soir» передать при помощи
интонации около 50 различных значений. На письме это оказывается
совершенно невозможным. Но есть еще один весьма важный аспект
стилистических исследований – это роль физического цвета в передаче
110
семантической и эстетической информации. В значительной степени здесь
находят отражение идеи литературного и изобразительного импрессионизма,
которые в отношении языка в свое время были раскритикованы Ш. Балли.
Однако в них все же заключен определенный сентиментальный символизм,
который мы находим в творчестве отдельных поэтов, начиная с В. Гюго, и о
котором уже упоминалось выше. Однако физический спектр цвета может
служить этим целям не только в поэзии. Например, в медийном стиле,
особенно в рекламе, цвет используется для создания и выражения различных
чувственных ощущений. По мнению испанских исследователей, реклама, кроме
графических средств, прибегает часто к физическому цвету, и в связи с этим у
пользователя складываются устойчивые ассоциации и реакции на цвет. Так, у
испанцев коричневый цвет «рекламирует» продукты индивидуального и
интимного пользования, черный цвет ассоциируется с люксом, голубой – с
твердостью и регулярностью, красный – с любовью и опасностью. Нужно
заметить, что чувственные ассоциации и реакции на цвета в разных культурах
могут различаться. Цвет у некоторых поэтов имеет свою символику, он
помогает создавать глубокие философские произведения, как, например,
Polychromie:
Cher frère blanc
Quand je suis né, j’étais noir
Quand j’ai grandi, j’étais noir
Quand je vais au soleil, je suis noir
Quand j’ai froid, je suis noir
Quand j’ai peur, je suis noir
Quand je suis malade, je suis noir…
Tandis que toi, homme blanc
Quand tu es né, tu étais rosé
Quand tu as grandi, tu étais blanc
Quand tu vas au soleil, tu es rouge
Quand tu as froid, tu es bleu
Quand tu as peur, tu es vert
Quand tu es malade, tu es jaune
Et après cela, tu oses m’appeler «Homme de couleur».
Наряду с рассмотренными выше явлениями аллитерации, способными
порождать как положительные, так и отрицательные коннотации, существуют и
другие фонологические «дефекты» языка, играющие немаловажную роль в
стилистике. Например, опущение начальной фонемы (графемы) в начале слова,
которое получило название аферезы или аферезиса (l’aphérèse): ‘ttention
вместо «attention», ‘man вместо «maman», ‘pitaine вместо «capitaine», cipale
(municipale), Ricain (Américain), bus (autobus), cycliste (bicycliste), tite (petite),
tallurgiste (métallurgiste), phonie (téléphonie), car (autocar), mie (amie); Génie,
cria-t-il à l’imperatrice, c’est Zéphirin, on va trinque, rince deux verres! (Génie
сокращенное от Eugénie у Л. Перго) и т. д. Афереза используется в основном
в разговорном стиле и местных говорах, где закон экономии речевых усилий
111
проявляется заметнее всего. Ср. также в укр. языке: все’дно вместо все
одно; до’дного вместо до одного, что свойственно обычно местным говорам.
Когда выпадение фонемы (графемы) имеет место в конце слова, то это
апокопа (l’apocope). В укранском языке это – aпокопа, cинкопа: раніш вместо
раніше, чимдуж вместо чим дужче, кае (каже), тра (треба), зара (зараз).
Фр.: le pauv’ diable вместо le pauvre diable, près d’la table вместо près de la
table.
Афереза и апокопа распространены в разговорно-фамильярной речи, в
просторечии и других социолектах, их модно использовать в современных
песнях со стилизацией под «народ» (сравните, например, песни Ш. Азнавура,
И. Монтана, Э. Пиаф, М. Матье, В. Высоцкого). Ср.:
Dis, Môm’, tu viens jusqu’aux fortifs?
On s’allong’ra su’ le gazon
et, si on pousse au «Robinson»,
on f’ra eun’ partie d’balançoires,
on s’bécot’ra sous la tonnelle,
on bouff’ra des frit’s ou des crêpes
et on boira l’apéritif (J. Rictus).
Для стилизации речи персонажей ими пользуются и прозаики. Ср.:
Y a-t-il deux copains sympas pour venir m’aider à garder une cinquantaine de
vaches? (C. Vivier).
Il se sentait cependant frais et dispos, capable des actions les plus
extraordinaires (C. Vivier).
В газетно-публицистическом стиле встречается много таких усеченных
слов (mots «tranchés») под влиянием повседневной разговорной речи: le cancer
qui jusqu’ici résistait au traito, nous pouvons la gagner gratte (реклама). Здесь
продают les hélocos, идут в McDo, nos ados détiennent le record de la souffrance au
travail и т. д. Ср. также:
Imaginez un prof de math qui ne noterait jamais un élève au-dessos de 12 sur
20? On dirait qu’il est laxiste, qu’il n’a pas d’autorité. Les parents inquiets
penseraient qu’il fait mal son boulot (Le Nouvel Observateur).
Le tram (tramway) allait encore cent mètres plus loin, et là il faisait demi-tour,
on changeait le trolley (trolley-bus) de côté, les rails s’arrêtaient (G. Simenon).
C’que j’aime le mieux, c’est les rédacs (rédactions), l’histoire et la géo
(géographie). Au certif (certificat d’études), j’ai eu 977 points sur 100… (Gibeau).
C’est son ou sa prof (professeur) de gym (gymnastique) qui lui a prêté cet
haltère (G. Simenon).
Vous avez un fameux gazo (gazogène) pour filer à c’t’allure-là? (Fallet).
В испанском языке есть нормативная апокопа, как, например, в случае с
прилагательным grande, которое теряет конечный слог перед именем м. и ж.
рода ед. числа, или же malo, которое теряет о перед существительным м. р. ед.
числа, recientemente становится recién перед причастием прошедшего времени
(recién casada = casada recientemente), числительное ciento становится cien
перед именем или числительным и апокопа с разговорно-фамильрной или
просторечной коннотацией. Ср.:
112
Dormir, no, Valen(tina), no quiero dormir (M. Delibes).
– Hola, tu… Que es hora de dormí.
– Espera una miaja, mujé … Ya voy en seguía.
– Estoy hasta las cachas de espera. Tu te vienes conmigo.
– El compañero me ha invitao a bebé … Cinco minuticos, y subo pa casa
(J. Goytisolo).
Случается, слово деформировано включением в него постороннего звука
(графемы), что часто вызвано облегчением его произношения, например, le
merdre вместо merde. Такое искажение носит название эпентезы и часто
встречается в стиле художественной литературы, в просторечии. Например,
воспроизводя сцены деревенской жизни, малограмотность жителей деревни,
Л. Перго заставляет своих героев в романе «La guerre des boutons» говорить
так, как они привыкли говорить у себя:
– Montre-toi donc, hé grand fendu, cudot, feignant, pourri! Si t’es pas un
lâche, montre-la ta sale gueule de peigne-cul! Va!
– Hé! Grand’crevure, approche un peu, toi aussi, pour voir! Répliqua
l’ennemi.
– C’est l’Aztec des Gués, fit Camus, mais je vois encore Touegueule, et Bancal
et Tatti et Migue la Lune: ils sont une chiée.
Ce petit renseignement entendu, le grand Lebrac continua:
– C’est toi hein, merdeux! Qu’as traité les Longevernes de couilles molles. Je
te l’ai-t-y fait voir moi, si on en est des couilles molles! I gn’a fallu tous vos pantets
pour effacer ce que j’ai marqué à la porte de vot’ église! C’est pas des foireux
comme vous qu’en auraient osé faire autant.
– Approche donc «un peu» «pisque» t’es si malin, grand gueulard, t’as que la
gueule… et les gigues pour «t’ensauver»!
– Fais seulement la moitié du chemin, hé! Pattier! C’est pas passe que ton père
tâtait les couilles des vaches sur les champs de foire que t’es devenu riche!
– Et toi donc! Ton bacul où que vous restez est tout crevi d’hypothèques!
– Hypothèque toi-même, traîne-besache!
– Quand c’est t’y que tu vas reprendre le fusil de toile de ton grand-père pour
aller assommer 1es portes à coups de «Pater»?
– C’est pas chez nous comme à Longeverne, où que les poules crèvent de faim
en pleine moisson.
– Tant qu’à Velrans c’est les poux qui crèvent sur vos caboches, mais on ne
sait pas si c’est de faim ou de poison. У автора также встречаются: j’en laisserai
pas un pouce d’inesqueploré (inexploré); il pourra toujours faire la colbute (culbute)
sans perdre ce qu’il a dans ses poches; je confixe (confisque) celui-ci; il lui avait
d’essequeprès (exprès) fait; feuner (fouiner) dans les tiroirs; je m’en sarge (charge);
du lusque! (du luxe); le meufion (le mufle).
Ср. также физические трансформации французских звуков, которые носят
социальную окраску:
Çui-là, dit Gabriel, c’est l’aérien (R. Queneau).
Dis donc, tonton, demande Zazie, quand tu déconnes comme ça, tu le fais
esprès ou c’est sans le vouloir?
113
C’est pour te faire rire, mon enfant, répond Gabriel.
T’en fais pas, dit Charles à Zazie, il le fait pas exe u pré s.
C’est pas malin, dit Zazie.
La vérité, dit Charles, c’est que tantôt il le fait exeuprès et tantôt pas.
– La vérité ! S’écrie Gabriel (geste), comme si tu savais cexé. Comme si
quelqu’un au monde savait cexé. Tout ça (geste), tout ça c’est du bidon (ce que c’est)
(R. Queneau).
В украинской лингвистической традиции такой прием носит название
метатезы. Ср.: тарілка – талірка, жевріти – жервіти, ведмідь – медвідь,
строк вместо срок, уздріти вместо узріти и т. д.
Явление, о котором речь пойдет ниже, носит другую фонологическую
природу, но оно также интересно с точки зрения стилистики – это ономатопея,
свойственная всем анализируемым языкам. Ср. в английском:
hiss, bowwow, murmur, bump, grumble, sizzle, zappy, to flop, a flip, razzle-
dazzle, kicky, snappy и многие другие.
Ономатопеи создаются имитацией реальных звуков, которые служат
обозначающим для референтов, но в разных языках они могут иметь
различные обозначающие. Например, французский петух «кукарекает» не так,
как русский или немецкий: французский кричит COCORICO, немецкий
KIKERIKI, а русский COUCARECOU. Ворона «по-французски» кричит CROA,
«по-русски» KARR, а «по-эскимоски» KRAO. К. Нюроп (K. Nyrop ) приводит
крик утки на многих языках: couin-couin (couan-couan, cancan) на
французском, rap-rap на датском, gack-gack (gick-gack, pack-pack) на немецком,
mac-mac на румынском, qua-qua на итальянском, kriak на русском, quack на
английском, mech-mech на каталонском. Le frou-frou de la robe по-французски и
шуршанье платья на русском, соответственно le coucou и кукушка, украинские
и русские гуси делают га-га-га и тик-так часов на всех языках tic-tac. Если
сравнить «голоса» животных, то они все «разговаривают» почти на одном
языке: русск. мяукать, мычать, мурлыкать, исп. mugir, maullar, ronronear,
англ. to miaow, to moo, укр. нявкати, мурчати, мукати. В английском и
французском это: tic-tac, tick-tock , glou-glou, glug-glug, cocorico, cock a doodle
doo, teuf-teuf, puff-puff, frou-frou, fluff, chut! hush!, aïe! aow!
Ср. в английском языке:
God help us Dad set the twins on the road and held out his arms to Malachy.
Now the twins started to cry and Malachy clung to Mam, sobbing. The cows mooed,
the sheep maaed, the goat ehehed, the birds twittered in the trees, and the beep beep
of a motor car cut through everything. A man called from the motor car, Good Lord,
what are you people doing on this road at this hour of an Easter Sunday morning?
(F. McCourt).
Ономатопеи широко используются в рекламном дискурсе во всех языках:
Crisco – the best quality for the best price (название имитирует хруст
печенья).
В испанском языке шум падающего тела (предмета) или удар, это y zas!,
на русском и украинском языках – и бах!:
114
Acababa de levantarse de la cama, estaba malo, un desmayo y zas, abajo
(M. Montalbán).
Pregunta el gallo: ¿Por qué no os coméis esos huevos que ponéis? – Y
responden las gallinas: «Por… por… por cortedad».
Украинские лингвисты полагают, что ономатопеи входят в разряд
междометий, которые включают в себя также и этикетные формы типа
добридень, здрастуйте, до побачення, щасливо, перепрошую, будь ласкa и т. д.
Ономатопеи – это тоже своего рода аллитерации. Иногда повторы в стиле
художественной литературы создают образы вещей, о которых идет речь, и их
называют непрямыми ономатопеями (по сравнению с прямыми, о которых шла
речь выше). Вот как испанский писатель М.А. Астуриас (M.A. Asturias)
изображает звонящий колокол, который зримо предстает в воображении читателя:
¡Alumbra, lumbre de alumbre, Luzbel de piedralumbre! Como zumbido de
oídos persistía el rumor de las campanas a la oración, maldobléstar de la luz en la
sombra, de la sombra en la luz. ¡Alumbra, lumbre de alumbre, Luzbel de
piedralumbre, sobre la podredumbre! ¡Alumbra, lumbre de alumbre, sobre la
podredumbre, Luzbel de piedralumbre! Alumbra, alumbra, lumbre de alumbre…,
alumbre…, alumbra…, alumbra, lumbre de alumbre…, alumbra, alumbre…
В этом очень эмоциональном тексте аллитерации и повторяющиеся
графемы воспроизводят атмосферу сильного волнения и даже трагизма.
Безусловно, ономатопеи очень популярны в народных песнях, детских
стихотворениях. Ср.:
When Dad comes home from looking for a job he holds Margaret and sings to
her:
In a shady nook one moonlit night
A leprechaun I spied.
With scarlet cap and coat of green
A cruiskeen by his side.
Twos tick tock tick his hammer went
Upon a tiny shoe.
Oh, I laugh to think he was caught at last.
But the fairy was laughing, too (F. McCourt).
Какой-то особый магизм видится в необычных комбинациях звуков у
поэтов символистов (дадаистов, имажинистов и др.) начала ХХ в. (об этом уже
говорилось выше). Во Франции в этом плане интересно движение леттризма (le
mouvement lettriste), основанное в 1945 г. Ж.-И. Изу (J.-I. Isou), сторонники
которого пытались создавать новые формы для обычных слов, но, как и в других
странах, оно быстро прошло. Вот пример такого «творческого» вдохновения:
«Ze Zozote»
Marrr bzzz bzzz
Azozé rémouza
Zantiboz aumiz
Choeur: Bzzz bzzz bzzz, etc.
Zinezivo zamiva
Frozitanboul
115
Tiiii bzzz bzzz
Otiz adorazi
Redoz enzori
Choeur: Bzzz bzzz bzzz (J. Panhelleux).
Но чтобы ни говорилось, по большому счету нет прямой связи между
звуковой формой слова и его значением, что хорошо было подмечено еще
Ш. Балли:
«Сколько нелепостей говорится о соответствии звучания некоторых слов
их смыслу, о якобы звукоподражательном характере этих слов!.. Чем менее
прочны ассоциации, основывающиеся на значении, тем сильнее ассоциации
искусственные, вызываемые формой слова; этим и объясняется тенденция
приписывать подражательный характер звукам отдельных слов».
Тем не менее, нельзя не видеть, что звуковая форма слова, особенно игра
в нем звуков, способна порождать различные стилистические эффекты, и этим
умело пользуются и мастера художественного слова, и создатели рекламы, и
простые коммуниканты. Ср.:
Il y avait une dame qui ne faisait que siffler des ssss chargées de sens. Un
sexagénaire qui n’ouvrait la bouche que pour dire ça… Et un Monsieur Yaqua,
auquel ces deux syllabes semblaient donner la clef de tous les problèmes. (y a que).
«Ça, au moins, c’étaient des femmes… des vraies!» Et ma tante Iniaplu d’ajouter
aussitôt en dodelinant de la tête: «II n’y a plus de courtisanes!». Il y avait Edgar
Chevance, un de ces Edgar sans d si chatouilleux sur le respect de ce qui leur
manque. Lui parlait presque uniquement par la voix de son père qui semblait l’avoir
marqué à jamais de son empreinte (P. Daninos).
«Ah! Ah! Pensa-t-il. Ça y est! J’en étais bien sûr que ce sacré Lebrac
trouverait le joint pour leur z’y faire!» (L. Pergaud).
На письме это функция орфорграфии, которая нередко указывает на
эпоху, национальность и культурные особенности персонажа, манеру письма
автора и т. д. Вот, например, красноречивый заголовок одного из рассказов И.
Бабеля, который творил в начале ХХ в., «Гюи де Мопассан». Одна только
орфографическая черточка сразу же нам многое говорит о том «старом»
времени, потому что уже в половине ХХ в. писали «Ги де Мопассан».
2. Интонация
Интонация во всех языках является очень важным средством выражения
различных семантико-стилистических нюансов. Ш. Балли говорил, что
«важнейшим средством передачи эмоции является интонация». Вот пример,
хорошо иллюстрирующий роль интонации в интерпретации высказывания. По
свидетельству самих французов, объяснение лежит как бы на поверхности:
инверсия указывает на противоположный смысл двух фраз: pense-tu!
обозначает «нет», а tu penses! – «да», и оба высказывания квалифицируются
как эллипс:
Tu l’aimes?
Penses-tu! (que je sois sotte pour l’aimer = Non).
Alors, tu peux t’en débarasser?
Tu penses! (oui, j’en serai heureuse).
116
Если же рассматривать эти фразы не с точки зрения их формы
(написания), а с точки зрения их произношения (звуковой формы), то они
должны произноситься с разной интонацией: penses-tu! ироническим тоном,
где начальное Р будет особенно взрывным и первый слог с сильным
ударением. В случае с tu penses! интонация будет утвердительная, быстрая, без
игры голоса, но последний слог все же должен быть немного сильнее. В
ситуации с этими фразами, в принципе, нет ничего особенного: ведь можно
произнести «да» так, что оно будет ясно говорить «нет». Поэтому можно
сказать tu penses! вместо penses-tu! с тем же отрицательным значением. То
есть, в данном случае тон, интонация определяет смысл. Поэтому неспроста
Le Robert (1994) определяет как фамильярные и презрительные высказывания
Tu parles! Vous parlez! Ср. также:
– Tiens, ce buffet, sais-tu combien je l’ai payé? «Trente-sept francs!
– Chez Majorelle?
– Penses-tu? Chez un petit ébéniste de 1a rue Fardeau!
– Aujourd’hui…
– D’abord on ne fait plus de meubles comme ça (P. Daninos).
В следующем тексте интонация, с которой произносится одна и та же
фраза Comme je vous comprends!, передает совершенно разные суждения
относительно катания на лыжах:
a) C’est un sport merveilleux. J’en fais chaque fois que je le peux! – Comme je
vous comprends! b) Risquer de se casser une patte pour faire le clown sur deux
morceaux de bois, très peu! – Comme je vous comprends! (P. Daninos).
Таким образом, интонация может передавать различные экспрессивные и
оценочные смыслы, что на письме сопровождается определенными
графическими символами и их комбинациями (восклицательным и
вопросительным знаками, многоточием и так далее, о чем детально шла речь в
предыдущей части):
Où est cette enfant, aujourd’hui? Vivante! Morte! Oh! Je voudrais, je voudrais
savoir… (М. Prevost).
– On se bat, j’ai dit, parce qu’ils ont peur de jouer au football avec nous!
– Nous peur? Nous peur? Nous peur? a crié le grand avec des dents (Sempé).
Фонологические особенности украинского языка близки к французскому:
гласные звуки должны артикулироваться четко, особенно «о» даже в
безударном положении, что отличает украинский язык от русского, в котором
произношение «а» вместо «о» безударного является литературной нормой, в
основе которой лежит московское произношение («аканье»). Отклонение от
этой нормы носит уже социокультурный отпечаток, как, например, «оканье» в
Поволжье и в некоторых других районах России. Такого рода отклонения
квалифицируются, как правило, вариативностью, которая проявляется на всех
уровнях языка. Во французском языке это особенно заметно на
фонологическом уровне в системе гласных, соединения (liaison), интонации. Ее
часто соотносят с речевыми ошибками, которые рельефно проявляются на
более высоких уровнях структуры языка – морфологическом (ils croivent
117
вместо ils croient), лексическом, синтаксическом. Ф. Гадэ (F. Gadet) приводит
такие примеры, как moi, ma mère, elle travaille; la fille que je sors avec. Даже
обычный вопрос может варьироваться, передавая тем самым различные
стилистические оттенки от нейтрального литературного (qu’est-ce que tu dis) до
разговорного (tu dis quoi) и просторечного (c’est quoi que tu dis). «Un
francophone peut distinguer à la simple écoute un Strasbourgeois, un Montréalais ou
un Parisien», – замечает лингвист. Однако становится уже обычным в устной
речи французов опущение l перед глаголом с начальным гласным idi вместо
il dit, стирание граней между закрытым и открытым е, задним и передним а.
На региональном уровне фонологические вариации еще более рельефны:
постепенно стирается разница между глухими и звонкими (Alsace); наблюдается
оглушение конечных согласных (Jura, Nord, Normandie): часто произносится «h»
aspiré (Belgique, Lorraine, Alsace); [t] и [d] становятся аффрикативными и
произносятся ts et dz (Québec). Существуют региональные различия и на
синтаксическом уровне: passe-moi le journal pour moi lire (Nord. Lorraine); avoir
difficile (Belgique); j'ai eu fait de la course a pied (zone franco-provençale); le
beaujolais, j'y aime (Lyonnais, Dauphiné, Auvergne); l'avoir su j'en aurais pas pris
(Canada). Все эти формы рассматриваются традиционно как ошибки или
отклонения от французского стандарта. Однако отношение к ним постепенно
меняется: французы становятся менее «нормативными» и менее суровыми
«пуристами».
Безусловно, каждый язык мелодичен по-своему, но украинский язык в
этом плане сравнивают всегда с итальянским. Его мелодичность и красота
связаны с богатыми ресурсами его вокализма и консонантизма, которые
выражаются в широчайшей гамме фонологических альтернаций. Так,
произношение патрiатичний вчинак или патреби моладi вместо патрiотичний
вчинок, потреби молодi или зустрiч з студентами вместо зустрiч iз (зi)
считаются отклонением от нормы: такое произношение свойственно
разговорному украинскому языку. Как и французский и в отличие от русского
украинский язык не оглушает конечные согласные, и произношение
репорташ, снiх, слапкий вместо репортаж, снiг, слабкий нарушает мелодику
украинской речи и квалифицируется сугубо разговорным.
В настоящее время украинский язык испытывает большое влияние
русского по многим причинам и в основном из-за общего исторического
прошлого и в силу социокультурного и экономического прогресса России. Это
влияние проявляется заметно в ударении многих слов, что встречается на
каждом шагу на радио и телевидении: нóвий, фáховий, випáдок вместо новúй,
фаховúй, вúпадок.
В испанском языке можно наблюдать аналогичные тенденции в
произношении интервокальных согласных, особенно d , что характерно для
разговорного стиля. Вот несколько примеров из романа М. Монтальбана:
Cuando se le fue la mujer se quedó como capao (capado). Argentinos,
chilenos, uruguayos… rojillos de exportación. Todos más o menos espabilaos
(espabilados)… – ¿Young llegó hasta aquí? – Estaba chalao (chalado).
118
Причем опущение d в причастиях женского рода считается вульгарным.
В испанском языке нормативным считается произношение мадридцев,
как в России – москвичей, во Франции – парижан, что не остается не
замеченным писателями. Ср.:
Don Alonso María de Ligorio Lopez, como además era presumido, presumía
de cursi, y arrastraba las eses al hablar, para que se le notase (C. J. Cela).
Интонация тесно связана с ритмом речи и метрикой (в поэзии). Ср.
чеканный ритм «Песни пирата» Эспронседы («Canción del pirata» de
Espronceda):
Veinte presas
Hemos hecho
A despecho
Del inglés,
Y han rendido
Sus pendones
Cien naciones
A mis pies.
Ритм и рифма умело используются и в современной рекламе. Ср. в
английском языке:
Xrays, Xceptional quality, Xtra durable, Xcellent optics, Xtreme comfort, Xrays
sunglasses never slipped Xact fit (стилизация звука [ks]).
The best part of waking up is Folgers in your cup; cream of the crop, top-
notch; spic and span, topsy-turvy, dillv-dally; ритмические фразеологизмы by
hook or by crook, fender-bender, nitty-gritty, to be art and part in sth.
Намеренное использование односложных слов создает также
определенный ритм высказывания:
Va, cours, vole et nous venge (Corneille).
Что касается размера (метра), то многие стилисты видят его прямую связь
с содержанием поэтического произведения. А. Перес-Риоха (A. Pérez-Rioja) в
связи с этим замечает: «El metro puede tener un gran valor expresivo. Así, por
ejemplo, mientras el verso corto refleja rapidez o agilidad, el metro largo significa
andadura reposada o solemne».
Исследователи французской интонации отмечают, что в разговорно-
бытовой речи и в просторечии часто удлиняется предпоследний отрезок
ритмической группы, что является возрастным (обычно после 40 лет) и
социокультурным показателем. Изменение мелодики речи (например, ее
понижение там, где нормативный французский язык дает повышение)
объясняется некоторыми диалектальными особенностями, их влиянием
особенно на речь старшего поколения. Мелодика и интонация являются
наиболее рельефными маркерами социолектов. Так называемая экспрессивная
интонация характерна часто для отдельных профессиональных групп, внутри
которых она как бы нейтральна, а за их пределами экспрессивна, но может
быстро распространиться и стать также нейтральной.
В английском языке нейтральная интонация обычно свойственна
высказываниям ироничного, порою саркастичного характера, и такую
интонацию иностранцы интерпретируют для себя положительно. Напротив,
119
положительная нейтральная интонация иностранца интерпретируется
англичанином как оскорбительная, саркастическая.
Таким образом, интонация – явление сложное, вместе с синтаксисом она
придает лексическому материалу смысловую завершенность, особенно в речи
(а в художественной речи тем более!). Интонация конкретизирует
(подтверждает, отрицает, дополняет) сообщение, нередко иронизирует,
придавая слову или всему высказыванию противоположное значение.
Л. Толстой в повести «Казаки» описывает домашнюю сцену в семье Марьяны:
Радуйся, чертова девка, – кричит мать, – чувяки-то все истоптала….
Марьяна нисколько не оскорбляется из-за «чертовой девки» и принимает эти
слова за ласку и весело продолжает свое дело.
Или ср. у Ф. Достоевского:
– Я согласен,что историческая мысль, но к чему вы ведете? – продолжал
спрашивать князь. (Он говорил с такою серьезностью и с таким отсутствием
всякой шутки и насмешки над Лебедевым, над которым все смеялись, что тон
его, среди общего тона всей компании, невольно становился комическим; еще
немного, и стали бы подсмеиваться и над ним, но он не замечал этого.)
А вот Олесь Гончар пишет в романе «Тронка» о бульдозеристе Браге:
Болван, увалень, робот безмозглый, – такими и подобными прозвищами
обычно награждает свой бульдозер, хотя надо быть просто глухим, чтобы в
его голосе при этом не уловить более глубокую, затаенно дружескую
интонацию.
Выдающийся педагог А.С. Макаренко говорил:
Я сделался настоящим мастером тогда, когда научился говорить «Иди
сюда» с пятнадцатью – двадцатью оттенками, когда научился давать
двадцать нюансов в постановке лица, фигуры, голоса.
В лирической поэзии роль интонации беспрецедентно важна, ее
тончайшие оттенки выражают глубокие настроения и чувства поэта.
122
sentiment. Во множественном числе значение слова «amour» становится
«расплывчатым»: amour уже начинает обозначать «увлечения». Ср. :
Les amours de juillet
Ne durent qu’un été
Quand l’automne revient
Il les emporte loin
Dans le tourbillon de regrets!.. (Из современной песни).
Но в пословицах и поговорках сохраняется его первоначальный смысл: on
revient toujours à ses premières amours – «старая любовь не ржавеет». Другие
пары параллельных форм, обозначающих те или иные абстрактные понятия в
языке, сохраняют четкую стилистическую дифференциацию. «Les rêves et les
rêveries, les songes et les songeries, les souvenirs et la souvenance, – пишет
Ж. Башляр, – autant d’indices d’un besoin de mettre au féminin tout ce qu’il y a
d’enveloppant et de doux par-delà les désignations trop simplement masculines de
nos états d’âme».
В целом следует подчеркнуть, что множественное число имен
существительных (особенно абстрактных) характеризуется «книжностью»,
литературностью употребления. Оно всегда было широко распространено в
стиле художественной литературы, в поэзии. Например, le ciel – les cieux
«небо – небеса», de désirs en désirs (Bossuet), de deuils en deuils (Hugo). A такие
выражения, как coûter des prix fous, dépenser des argents fous, наоборот,
отмечены фамильярностью и просторечностью. Так, argent «деньги» в
современном французском литературном языке не имеет множественного
числа, les ténèbres «мрак, тьма» – единственного.
Но это не мешает поэтам создавать большую образность, прибегая к
намеренному употреблению единственного числа – la ténèbre. Сравните в
русском языке выражение зашибать деньгу, которое просторечно и
употребляется в разговорно-фамильярном стиле. Ему соответствует
нейтральное зарабатывать деньги. Поэтому единственное число русского
слова и множественное число французского – крайние отступления от нормы.
Такие нарушения носят сниженную стилистическую окраску и терпимы лишь
на периферии языка – в просторечии, жаргонах, арго.
Французские стилисты единодушны в том, что множественное число
придает действиям или их состояниям незаконченность, туманность,
призрачность, в то время как единственное число подчеркивает законченность
действия, способствуя созданию живых, цельных и динамичных картин или
образов. «Le pluriel est incorporé à la rêverie, qui multiplie et vaporise tout; il annule
les lignes nettes que prendraient les objets individuels», – замечает один из
исследователей языка и стиля Флобера.
Взаимозамена женского и мужского рода получила заметное
распространение во всех анализируемых языках в связи с феминизацией
современного общества. Если сначала такое употребление стилистически
маркировано, то со временем оно становится нормой, несмотря на усилия
пуристов и академиков. Отдельный специфический случай представляет
средний род, который в славянских языках существует на равных правах с
123
женским и мужским, а в романских является наследием и пережитком
латинского. Но это ему не мешает играть заметную стилистическую роль во
всех языках и особенно в их маргинальных подсистемах. Так, употребление
среднего рода в отношении лиц наблюдается как в славянских, так и романских
языках, и такое употребление граничит с фамильярностью,
уничижительностью, презрением на фоне нормированного литературного
языка. Историки свидетельствуют, что один из известнейших людей царской
России ХVIII в. А.А. Безбородко так отзывался о посредственном служащем:
«Род человеческий делится на «он» и «она», а этот – «оно». Однако в
просторечии это не более, чем одна из его характерных черт.
Как и другие языки, испанский пользуется категорией рода для
выражения целой гаммы чувств – от нежности до презрения:
Este José es un cobardito, una gallina; Es una víbora.
Но настоящая «борьба» развернулась между формами мужского и
женского рода в разговорном и официально-деловом стиле. В письменной
речи предпочтение отдают мужскому роду, а в устно-разговорной или
просторечной – женскому. Например, в испанском языке для обозначения
официальных лиц женского пола используется форма мужского рода на -о, но
с артиклем ж. р. la: la juezo, la ministro, а в устно-разговорном стиле ministra,
jefa, jueza и т. д. Но в основном грамматическая категория рода здесь
соблюдается. Ср.:
El alcalde de Málaga, Francisco de la Torre, presentó ayer los Presupuestos
del consistorio para 2004… et La alcadesa cesó ayer «temporalmente» a los
concejalos de Urbanismo y Hacienda est le titre de l´article oú on lit ensuite: La
alcadesa de Marbella, Marisol Yagüe, destituyó ayer de forma «tempora» a los
concejales de Urbanismo y Hacienda, Rafael Calleja y Antonio Luque
respectivamente, para resolver la «crisis financiera y economica» del
Ayuntamiento… (Газета).
В украинском языке, как и в русском, для обозначения женских
официальных профессий используются, как правило, формы мужского рода:
доктор, ректор, агроном. Формы женского рода докторша, ректорша,
агрономша разговорно-фамильярные, а в просторечии они обозначают жена
ректора, агронома и т. д. Однако авторка, контролерка, лекторка,
редакторка, образованные от соответствующих форм мужского рода, в
украинском языке обычны и отвечают его литературной норме. В русском же
языке женский род этих профессий носит просторечный характер, а в значении
«жена» – разговорно-фамильярный оттенок. Но, как и русский язык,
украинский предпочитает здесь больше мужской род, особенно в официально-
деловом и медийном стилях. Украинская языковая реальность такова, что
женский род без всяких стилистических коннотаций также употребляется для
лиц женского пола, занимающих высокие государственные посты: прем’єрка,
директорка. Хотя, в основном, украинский и русский языки здесь
предпочитают мужской род: министр сообщила.
Французский язык здесь выручает не только окончание, но также форма
обращения и артикль: Madame la ministre, madame la juge, madame la Président
124
(ou Présidente? – пока не решено!), maman est le chef consultante consécutive de la
cuisine. В то же время по французскому телевидению слышишь: madame le
maire.
Во французском языке есть еще немало женских профессий, форма
которых различна: можно встретить une députeuse, une chercheuse наряду с
une députée, une chercheure. В украинском или русском языке депутатка
носило бы разговорный характер, а украинцы Канады не вкладывают в это
слово никакой дополнительной стилистической информации. Кстати, в Квебеке
наименования лиц по профессии имеет свою специфику по сравнению с
Францией.
Лингвисты констатируют, что в Канаде меньше социальных и
психологических преград касательно употребления женских форм для
наименования профессий по сравнению с Францией. В Квебеке они в основном
образуются путем суффиксации. Случается, что одновременно появляются
несколько вариантов. Например, существительные мужского рода с
суффиксами -eur и -teur имеют соответственно формы женского рода с
суффиксами -eure или -euse и -trice или -teuse: professeur – professeuse, une
professeure наряду с une professeur. Но в конечном счете наиболее
употребительным стало une professeure. Некоторые имена на -e имеют
женскую форму на -esse. Чтобы избежать омонимии, формы un médecin, un
marin стали une marin и une médecin. Заимствованные слова получили формы
с артиклем женского рода: une jockey, une imprésario, une clown.
Но наряду с феминизацией отдельных мужских профессий и ремесел
происходит и маскулинизация типично женских занятий. Это как раз случай с
l’hôtesse de l’air и la femme de chambre. Для первой профессии мужчин вместо
hôte de l’air создали agent de bord, а в случае с femme de chambre создали
неологизм préposé aux chambres, получивший затем форму женского рода
préposée aux chambres. Форма préposé выявилась весьма удобной для
обозначения других занятий: préposé au service de l’ordre (рекомендована
вместо англицизма constable), préposé au téléphone (вместо téléphoniste).
Большую дисскусию вызвали попытки обозначить функции мужчины в
качестве sage-femme. Однако ни maïeuticien, ни parturologue не прижились ни
во Франции, ни в Канаде, ни в других франкоговорящих странах: sage-femme
оставили для обоих полов.
Следует отметить, что колебания в выборе грамматического рода для
наименования профессий женщин и мужчин, наблюдаемые во всех
анализируемых языках, вызваны изменяющимися реалиями, увеличением числа
общих для мужчин и женщин занятий. Сугубо мужские профессии перестают
быть только мужскими, происходит повсюду процесс их феминизации. В свою
очередь некоторые сугубо женские профессии становятся нередко и мужскими.
Для англофонов категория рода еще более чувствительна, особенно в
сфере наименования профессий и должностей. Чтобы избежать всякого
подозрения на дискриминацию женщины, прибегают к нейтральным
номинациям, не содержащим намека на пол: businessman – manager, business
125
executive; chairman – chair, chairperson; spokesman – representative,
spokesperson; congressman – lawmaker, legislator, representative, member of
Congress; policeman – police person, police officer и т. д. Рождается так
называемый inclusive language: The person who spends all of his or her time at
work is not hard-working: he or she is boring. И такой язык критикуется не без
иронии:
Everybody must pick up his or her ticket at the counter and make his or her
way to his or her seat on his or her own.
Хотя в английском языке отсутствует грамматическая категория рода,
однако она все же дает о себе знать: род таких слов, как sun, time, love, beauty,
death принято считать мужским, а таких, как moon, spring, life, art женским.
Эта особенность английского языка делает его очень экспрессивным и
изобразительным, особенно его художественную литературу и поэзию. Вместе
с другими экспрессивными средствами (метафорой, символом, эпитетом
и т. д.) она отражает специфику концептуализации мира его носителем.
Грамматический род нередко создает проблемы поэтам, переводчикам.
Ж. Башляр замечает по этому поводу:
«Le bon curé Perrin rêve, parce qu’il est poète, «de marier l’aurore avec le
clair de lune». C’est bien là un souhait qui ne viendra jamais sur les lèvres d’un
pasteur anglican condamné à rêver dans une langue sans genre» – потому что в
английском языке нет рода.
В английском языке прибегают к олицетворению с помощью «it»,
которое может передавать эмоциональный оттенок, как это в следующем
высказывании, в котором «bébé» или «enfant» («baby», «child») становится
«it» в устах взволнованной женщины:
«I’m sorry we can’t have a son», she said. He looked at her steadily, with his
full, pale-blue eyes. «It would almost be a good thing if you had a child by another
man», he said. «We brought it up at Wragby, it would belong to us and to the place. I
don’t believe very intensely in fatherhood. If we had the child to rear, it would be our
own, and it would carry on. Don’t you think it’s worth considering?»
В языке художественной литературы, особенно в поэзии, с категорией
рода нередко связаны те или иные символы, образы, аллегории, которые у
разных народов часто не совпадают. Так, заголовок сборника стихов русского
поэта Б. Пастернака «Моя сестра жизнь» (Ma sœur la vie) поставил чешского
переводчика в тупик, так как в чешском языке «жизнь» является
существительным мужского рода zivot. Или «грех» (le Péché) в русском языке
мужского рода, а в немецком – женского и поэтому его изображают в женском
одеянии. Напротив, «смерть» (la Mort) в русском женского рода, а в
немецком – мужского (der Tod) и поэтому ее рисуют в образе мужчины.
Изменяя род, который, как правило, ассоциируется с биологическим полом,
поэтические образы оригинала трансформируются в переводах настолько, что
становятся носителями совершенно другого поэтического смысла, иногда даже
противоположного. Вот классический пример перевода стихотворения Гейне
«Ein Fichtenbaum steht einsam» на русский язык М.Ю. Лермонтовым. В русском
переводе это «Сосна» (На севере диком стоит одиноко// На голой вершине
126
сосна…). Л.В. Щерба, анализируя оригинал и перевод, замечает:
«… совершенно очевидно… что мужской род (Fichtenbaum), а не Fichte не
случаен и что в своем противоположении женскому роду Palme он создает
образ мужской неудовлетворенной любви к далекой, а потому недоступной
женщине. Лермонтов женским родом сосны отнял у образа всю его любовную
устремленность и превратил сильную мужскую любовь в прекраснодушные
мечты. В связи с этим стоят и почти все прочие отступления русского
перевода».
Концептуализация категории рода и числа этноспецифична: например,
русское или украинское единственное число может быть множественным во
французском или испанском и наоборот. Ср.: Habían dejado de interesarle las
polillas y la crítica historica, en cambio no quitaba ojo de los jóvenes del ring
(M. Montalbán). – …критика, напротив, не спускала глаз с молодых на ринге.
Но стилистику интересуют не нормативное их употребление, а случаи, когда
род или число меняются автором в определенных целях для достижения
желаемого художественного эффекта. Как правило, это касается в основном,
как уже упоминалось, абстрактных имен существительных в художественной
коммуникации, и в этом все языки одинаковы. Ср.: Ma fenêtre donnait sur une
cour fermée d’un mur bas au-dessus de laquelle s’accroupissaient les ciels toujours
rognés, maltraités de Paris, qui s’échappaient parfois en fuyantes perspectives au-
dessus d’une rue ou d’un balcon, émouvants et doux (F. Sagan).
Alors, voilà… Dans les commencements, il venait des deux fois, des trois fois
la semaine ici... (М. Prevost). Эти слова сказаны простой женщиной из народа,
консьержкой. Но такие случаи употребления рода и числа встречаются в
разговорном и медийном стиле:
j’ai pu réaliser quelques-uns de mes enthousiasmes (Телерепортаж).
Что касается стилистической функции числа в английском языке, то она
такая же, как во французском или русском, и его формы могут
перекрещиваться: единственное число money соответствует в русском языке
деньги и в украинском грошi, множественное число clothes – единственному
числу в русском и украинском: одежда, одяг. Такие абстрактные имена
существительные, как дружба, любовь (кохання), гнев (гнiв), борьба
(боротьба) и многие другие в русском и украинском языках всегда
единственного числа, а в английском, французском и испанском могут
употребляться и во множественном числе. Ср.:
Men’s friendships are deeper than women’s friendships (J. Braine).
All her struggles and fears and labours in rain and cold had been waisted
(J. Galsworthy).
They went out with their hats on their heads – «ils sont sortis le chapeau sur
la tête».
Игра рода и числа в высказывании создает, как уже говорилось,
силлепсис, один из художественных приемов, который свойствен как
классикам, так и современным авторам, в том числе и журналистам. Ср.:
Jamais je n’ai vu deux personnes être si contents l’un de l’autre (Molière).
Demain viendra l’orage, et le soir, et la nuit (V. Hugo).
127
Les vieilles perruques qui viennent là depuis trente ou quarante ans tous les
vendredis, au lieu de s’amuser comme ils ont fait par le passé, s’ennuient et bâillent
(D. Diderot).
S’il tarde encore, on est bons pour arriver là-bas, à la nuit! bougonna un géant
moustachu, assis un peu plus loin (C. Vivier).
Оригинальную игру рода встречаем в сонете Ронсара «Rossignol mon
mignon…»:
Rossignol mon mignon, qui par cette saulaie
Vas seul de branche en branche à ton gré voletant,
Et chante à l’envi de moi qui vais chantant
Celle qu’il faut toujours que dans la bouche j’aie.
Ж. Шайе по этому поводу замечает:
«Contrairement à ce que pensent beaucoup la présence de la première
personne ici n’est pas toute simple. Qui se prête à être considéré comme une
troisième personne».
Ср. также классический пример, который находим у Ф. Брюно:
C’est nous qui sont les princesses (la Maréchale Lefevre).
Силлепсис не чужд также и разговорному языку, особенно просторечию:
C’est moi qui a dit cela. C’est nous qui sont venus les premiers (ср. в сонете
Ронсара qui vas). Во всяком случае, замечает французский исследователь,
нужно быть Ламартином, чтобы позволить себе сказать Et toi qui t’abaisse et
t’élève …
Ср. также: Новую Золушку канала «1+1» зовут Петя (Заголовок
газетной статьи).
Учитель і його помічники-учні вирішив упорядкувати ділянку землі для
оранжереї.
133
Как они тошнотворно милы
и круглы!
Анекдотом кончается их прогрессизм,
да какой прогрессизм –
угостизм,
пригласизм! (E. Евтушенко).
В испанском языке этот суффикс имеет форму -ismo, но в просторечии.
Он образован от «нейтрального» -isimo: muchismo < muchisimo, grandismo <
grandlsimo. Образования типа muchismo, grandismo очень фамильярны и
отмечены налетом вульгарности. Во французском языке, наоборот, форма –
issime считается фамильярной: richissime, rarissime и др.
Разумеется, роль других суффиксов во французском языке также велика,
с их помощью образуется масса слов, отмеченных печатью новизны: le repas
Ramadanesque (le Ramadan – религиозный праздник у мусульман), un tableau
paradisiaque, le résultat inégalable, les créationistes, les indépendistes, les
cuisinistes, la politique environnementale, les environnementistes, l'acteur oscarisé,
competionner, expertiser, l'information difficile à sourcer, la présidentialisation du
régime и т. д.
Если скажем Il ne vivait pas: il vivotait , то сразу же бросается в глаза
различная стилистическая окраска глаголов. Vivre – нейтральный глагол, vivoter
– глагол сниженной (пренебрежительной) окраски, хотя он того же корня, что и
первый. Во французском языке немало суффиксальных морфем, способных
изменять значение того слова, к которому они добавляются, настолько, что
образуют совершенно новые по смыслу единицы. Например: danser, dansicotter,
dansiller (танцевать, пританцовывать, подтанцовывать). В русском языке порою
трудно найти эквивалент французскому суффиксальному производному и
нужно подбирать слова другого корня: «жить – прозябать». Но они как нельзя
лучше передают основную стилистическую функцию и значение суффиксов.
Возьмем, к примеру, следующий отрывок, где один и тот же глагол порождает
при помощи суффиксов целую группу других глаголов того же корня, но
совершенно разных по своему значению и выполняемой стилистической
функции:
«Dans la pièce commune d’une maison, l’enfant tournille ça et là en des jeux
inconsistants et gracieux, cependant, que sottement la ménagère tournique sans rien
faire d’utile, sans savoir à quelle occupation se donner, voilà qu’elle tournouille
d’un coup la soupe qui cuit tranquillement sur le feu; elle regarde dans le placard un
reste de lait qui a l’air d’avoir tournoché; elle tournicote autour de son mari et
l’accable d’observations et de questions alors qu’il voudrait travailler
tranquillement. Au déhors se prolonge une fête foraine à demi-déserte; un pauvre
manège de chevaux de bois tournote, presque sans clients; cependant une prostituée
tournasse encore dans ces parages, obstinée, et de mauvais garçons tournaillent en
quête d’un mauvais coup» (E. Pichon).
Перед нами довольно внушительный синонимический ряд глаголов с
различным стилистическим заданием, доходящим до вульгарности: tourniller –
tournoter – tourner – tournouiller – tourniquer – tournocher – tournicoter –
134
tournasser – tournailler. Чтобы убедиться в этом, сравним возможный их
перевод на русский язык.
«В единственной комнате дома ребенок вертится в милых, по-детски не
осознанных играх, хозяйка бестолково крутится, не зная, чем заняться: то
она помешивает кипящий на медленном огне суп, то ищет в шкафу остатки
прокисшего молока; вот она кружится возле мужа, надоедая своими
замечаниями и вопросами, в то время как ему хотелось бы спокойно
поработать. А за окном праздник на ярмарке подходит к концу, вращается
полупустая старая карусель с деревянными лошадками, проститутка все еще
слоняется по площади и какие-то подозрительные типы шныряют в поисках
удачи».
Итак, французские глагольные суффиксы весьма разнообразны и
способны создавать новые слова с различной стилистической коннотацией. В
русском языке, как правило, такие стилистические значения глаголов создаются
с помощью префиксов. Например, стилистически нейтральному глаголу ругать
соответствуют разговорные выбранить, выругать, просторечный избранить.
Архаичностью и стариной веет от глаголов возлюбить, возрадоваться в
отличие от нейтральных любить, радоваться. Особенно богаты
стилистическими оттенками суффикса образующие другие части речи, в
основном существительные, прилагательные, наречия. Ведь языку не
свойственно состояние застоя. Он всегда ищет пути к яркому самовыражению,
к созданию экспрессии. Образы, рождающиеся вместе со словом, быстро
обесцвечиваются; стираются. Литература, поэзия да и разговорный язык
стремится их обновлять, создавать новые. Очень хорошо по этому поводу
сказал В. Маяковский: «Каждое чувство, каждый предмет вырастает вон из
одежды слова. Одежда треплется. Надо менять».
Чаще всего эта замена «одежды» происходит другими путями, но среди
них не последнее место принадлежит новообразованию, то есть образованию
новых слов при помощи суффиксов, префиксов и некоторых других способов
рождения слова. К примеру, суффиксы имен существительных и
прилагательных французского языка, такие как -asse, -ard, -aille, -ade, -elle, -et
(-ette), -ille, -o, -elet, -aud, -ot, -u, -âtre, способны придавать словам различные
стилистические оттенки: ласкательные, иронические, презрительные,
насмешливые, уничижительные, вульгарные. Ср.: bonasse, paperasse, vantard,
fêtard, ripaille, flicaille, oeillade, maigrelette, frigo, rougeaud, frérot, hanchu,
ventru, bleuâtre, rougeâtre. Даже сами по себе нейтральные суффиксы в итоге
могут образовывать очень яркие в стилистическом отношении слова. Обычно
это авторские неологизмы, то есть слова, созданные каким-либо писателем или
поэтом: avaricieux от avare y Мольера, pucelette y Роллана и т. п. Если такие
авторские слова принимаются коллективом, они пополняют лексический состав
языка. Многие же из них так и остаются на положении авторских находок.
Сравним, например, серпастый, молоткастый. Услышав эти слова, каждый
сразу же скажет, что это – Маяковский. Так и во французском языке. Вспомним
хотя бы названия месяцев, рожденные французской буржуазной революцией, –
брюмер, термидор и т. д. Они так и не прижились в языке, а их употребление
135
четко и очень ярко соотносится с той эпохой в истории французского народа и
его языка.
Часто поэты намеренно злоупотребляют созданием слов при помощи
суффиксов, стараясь добиться шутливо-комического или гротескного эффекта.
Вот, к примеру, четверостишие Ронсара:
Amelette Ronsardelette,
Mignonnelette, doucelette…
Tu descends là-bas faiblette,
Pâle, maigrelette, seulette.
Многие французские стилисты и поэты считают, что чем меньше
суффиксов в слове и чем короче суффикс, тем выразительнее, «элегантнее»
слово. Так, Ж. Ренар по этому поводу восклицал: «Comme branchage est moins
lumineux que branche!». Французский язык «не любит» длинные суффиксы, и
ревнители его красоты и чистоты (пуристы) считают «неудачными» такие
слова, как ordonnancement, standardisation, participationaliste, находят
тяжеловесными и прозаическими мольеровские наречия, полюбившиеся его
смешным жеманницам:
Superbement et magnifiquement:
Ces deux adverbes joints font admirablement.
Безусловно, любое нагромождение однотипных форм, а не только
наречий на -ment, производит нежелательный стилистический эффект (за
исключением пародии, эпиграммы и т. п.). Русский язык также не терпит
нагромождения одинаковых форм в высказывании. Система же экспрессивной
суффиксации русского языка, особенно в области имени, намного богаче, чем
во французском языке.
В русском языке в ряду стилистически маркированных суффиксов можно
отметить и такие, как -ль (враль), -ак, -як (писака), -ун (болтун), -яг (деляга), -юх
(горюха), -ух (стипуха), -ёжк (зубрёжка), -ан (горлан), -ей (богатей), -ях
(растеряха), -ёх (дурёха) и др.
Ср. также: здоровый, здоровенький, здоровяка; сапог, сапожок,
сапожище; красивенький, чистенький.
Каждый без труда может определить, какой именно стилистический
оттенок способен придавать тот или иной суффикс производному слову.
Писатели и поэты, как известно, широко пользуются этими возможностями
суффикса в художественных целях. Ср.: «Сейчас займем где-нибудь… Завтра
стипуха» (В. Шукшин), «Нет, верно, папаня, ответьте без дураков – откуда у
вас такие деньжищи?» (М. Зощенко). Ср. во французском:
Dès qu’arrivés ils se récrièrent:
– Chicard!
– Chouette!
– Merde! C’est épatant! (L. Pergaud).
Легко заметить, что сфера употребления таких суффиксов ограничивается
в основном разговорным стилем, а также стилем художественной литературы.
Но в последнее время наблюдается их использование в медийном стиле, куда
«демократично» проникает стилистически сниженная лексика маргинальных
136
субкультур. Ср.: Сэлявуха! В переводе на язык межнационального общения в
Днепропетровске и на общепринятый за его пределами это – такова житуха!
(Газета).
Среди стилистически маркированных суффиксов во всех анализируемых
языках особое место принадлежит уменьшительным (диминутивным) и
увеличительным суффиксам. Во французском языке, например,
уменьшительный суффикс -ot, который, как правило, образует дериваты
фамильярно-разговорного и просторечного характера (cuistot, frérot),
присоединясь к названию деревни или села, может обозначать презрительно их
жителей: «On désigne souvent les habitants d’un pays par le nom de leur village ou
du hameau qu’ils habitent; quelquefois on ajoute un diminutif en -ot, qui se veut
toujouij injurieux», – замечает Л. Перго.
Ср.: Pauvre père! pauvre vieille figure ravagée dont j’aimais les yeux bleus et
la barbiche grise! (M. Prévost).
… nous verrons bien, une fois là-bas, s’il n’y a pas quelque montagnette à
escalader… Plus vite, traînard! tu as perdu tes jambes? Vous me donnez la pépie
avec votre mangeaille! s’exclama le moustachu. Mais assez de parlote. Est-ce que
Sully-sur-Loire est encore loin d’ici? Quant à savoir où il était, bernique! … un
gros chien noir… attaché à l’une des planches par une cordelette (C. Vivier).
Оценочные аффиксы разнообразны и, как категория оценки в целом,
этноспецифичны. Например, у славян оценка по сравнению с другими
народами доминирует, что подтверждается наличием в русском и украинском
языках большого числа суффиксов широкого стилистического спектра. Еще
М.В. Ломоносов об этом писал в начале ХVIII в.: «уменьшительных имен, как
дворикъ, платьице, девушка не во всяком языке равное довольство. Российский
и итальянский весьма оными богаты, немецкий скуден, французский еще
скуднее». А великий русский литературный критик и писатель
Н.Г. Чернышевский говорил, что «в латинском языке довольно много
уменьшительных окончаний, но увеличительных (мужище и т. п.) решительно
нет;.. в греческом гораздо меньше, нежели в латинском, уменьшительных
нарицательных имен; зато есть уменьшительные собственные имена, впрочем,
довольно мало употребительные, и едва ли не в одном только пошлом
смысле… В немецком только одно окончание для уменьшения… В английском
уменьшительную форму принимают только собственные имена; во
французском также, и эта форма бывает в обоих языках почти всегда только
одна для каждого имени. У нас этих форм множество».
Кроме того, современный русский язык, особенно его устно-разговорная
разновидность, прибегает к усложненным суффиксам для выражения
разнообразных стилистических оттенков: адрес – адресок – адресочек, дочь –
дочка – дочечка – доченька – дочурка, час – часок – часочек, печечка –
времяночка, окошечки, занавесочки, наволочечка, дедуля, бабуля, мамулечка,
мамуленочка, дедулька.
Русский язык очень богат уменьшительными суффиксами по сравнению
со всеми другими языками. Вот как объясняет этот феномен С.Г. Тер-
Минасова:
137
«Как известно, стереотипный образ России и русского человека на
Западе – это медведь, могучий, но грубый и опасный зверь. Так вот родной
язык этого зверя отражает его потребность в передаче оттенков хорошего
отношения к миру, любви и ласки (язык – зеркало культуры) и формирует из
него тонкую и любящую личность, предоставляя в его распоряжение большое
разнообразие языковых средств для выражения этого самого хорошего
отношения к миру. Причем именно к миру, а не только к людям, потому что
уменьшительно-ласкательные суффиксы с одинаковым энтузиазмом
присоединяются русскими людьми и к одушевленным, и к неодушевленным
предметам.
Разумеется, это создает большие трудности при переводе. Представьте
себе, что русское слово старушка в есенинском «Ты жива еще, моя
старушка?» требует в переводе четырех (!) английских слов: «Are you still alive,
my dear little old woman?»
Действительно, по-русски можно сказать о людях: Машенька, Машутка,
Машечка, Машуня, Машунечка и т. д.; девушка, девочка, девонька, девчушка,
девчонка, девчоночка; о животных: кот, котик, коток, котишка, котишечка,
котишенька; телка, телушка, телочка, телушечка; собачка, собачушка,
собаченька; а также о любом предмете неживого мира: домик, домишечка,
домичек, домок, домушка; ложечка, вилочка, кастрюлька, сковородочка и т. д.
Всему этому богатству английский язык может противопоставить только слово
little или dear little: little сat (букв. маленькая кошка), dear little dog (букв. милая
маленькая собака), но до высот dear little fork/spoon/frying pan (букв. милая
маленькая вилка/ ложка/сковорода) англоязычному человеку не подняться…
Употребление такого рода суффиксов показывает уважение, такт,
хорошее отношение к окружающим. Часто они употребляются в речи,
обращенной к детям. В магазине женщины, особенно пожилые, нередко
говорят: дайте хлебушка, колбаски, молочка, маслица и т. п. Современные
коммерсанты немедленно взяли на вооружение эту «слабость» русского народа
и продают масло под названием «Маслице» (лучше идет с таким ласковым
родным названьицем), овсяное печенье с надписью «Овсяночка» и т. п.».
Исследования в области дериватологии показывают, что стилистическая
значимость словообразовательной морфемы, так же как и слова, обратно
пропорциональна частоте ее употребления в языке и, соответственно, сфере ее
функционирования. Это же относится и к именам собственным. В русском
языке, пожалуй как ни в каком другом, этот класс имен способен сочетаться с
разнообразнейшими суффиксами, которые придают им различные
стилистические оттенки. Ср.:
Ради бога, никогда не предсказывайте в стихах собственного
самоубийства – это была ошибка Сережи и Володи (о Есенине и Маяковском).
Женечка, (обращаясь к Евтушенко) думаете вы написали это про себя?
Нет, и про меня, и про всех мужчин (Б. Пастернак).
В украинском языке также широко распространены оценочные
суффиксы и, как в русском, в основном в разговорном стиле, стиле
художественной литературы и маргинальных подсистемах. Ср.: здоровий,
138
здоровенький, здоровiciнький, здоров’яга; чобiт, чобiток, чоботище;
гарнесенький, чистiсiнький.
Защебетав соловейко – пiшла луна гаєм (Т. Шевченко).
Собственно, это характерно для всех других языков. Например, в
испанском: despuesito, tardecito, mismito, caminandito, sueldazo, dolorón.
Carmen oyó el golpe del auricular y los pasitos rítmicos de Valen..; Tan sólo
el sentimiento fanático del luto y el libro sobre la mesilla de noche, la ligaban ahora
a Mario; Abra siquiera una rendijita; aquí no se puede ni respirar; Gracias, querida,
no sabes cuantíssimo te lo agradezco (M. Delibes). У М. Монтальбана встречаем
el hatillo (< hato), los puñetazoz (< puño, les grands coups de poing), un cabezazo (<
cabeza, un coup de tête), un codazo (un grand coup), los nudillos (< nudo), los
rojillos (< rojo), el angelico (< angel), уменьшительный суффикс -ico особенно
используется в Арагоне, la mesita (< mesa) и т. д. Ср.: …cuando los vecinos se
metían con Young porque estaba borracho, el chico salía en su defensa como un
gatito. Во фразе También había desaparecido la tienda de legumbres cocidas de la
calle de la Acera Ancha y el rótulo del bar Moderno convertido ahora en un tascorro
gallego слово tascorro (< tasca «bistro») носит пренебрежительный оттенок
(суффикс -orro в основном маркирован отрицательно).
Сравним также суффиксальные образования в английском языке, в
которых нестандартная валентность деривационных морфем с производящей
основой придает им стилистическую маркированность. Например, суффикс
-ish образует отсубстантивные прилагательные с пренебрежительным оттенком
значения: lookish, womanish. В этом значении он соответствует украинскому
суффиксу -ува. Ср.: дурнуватий, дивакуватий, пiдстаркуватий и womanish,
tallish, thinnsh. Если же он присоединяется к имени собственному, то дериват
носит тоже отрицательный оттенок: Mark Twainish, Dickensish. А суффиксы
-an и -esque, наоборот, придают некоторую возвышенность, величавость:
Dickensian, Dantesque. Суффиксы -ard, -ster, -eer,- aster образуют, как правило,
дериваты с уничижительным оттенком значения, а суффикс -o выражает явное
презрение в маргинальных подсистемах: oldo, kiddo. Здесь его функция схожа с
французским -o(t): rigolo, cuistot. Ср. также:
The District Attorney’s office was not only panelled, draped and carpeted, it
was alsochandeliered with a huge brass affair hanging from the center of the ceiling
(D. Uhnak).
It’s the knowledge of the unendingness and of the rep etitious uselessness that
makes Fatigue fatigue (J. Jones).
This dree to-ing and fro-ing persisted throughout the night and the next day
(D. Barthelme).
I love you mucher. Plently mucher? Me tooer (J. Braine).
I’m not just talented. I’m geniused (Sh. Delaney).
Chickens-the tiny balls of fluff passed on into semi – naked pullethood and
from that into dead henhoo (Sh. Anderson).
«Ready?» said the old gentleman, inquiringly, when his guests had been
washed, mended, brushed, and brandied (Ch. Dickens).
139
Наблюдения над употреблением аффиксальных морфем в современном
английском языке привели В.А. Кухаренко к заключению, что «affixational
morphemes can be emphasized through repetition. Especially vividly it is observed in
the repetition of affixational morphemes which normally carry the main weight of the
structural and not of the denotational significance. When repeated they come into the
focus of attention and stress either their logical meaning (e. g. that of contrast,
negation, absence of a quality as in such prefixes like a-, anti-, mis-; or of smallness
as in suffixes -ling and -ette); their emotive and evaluative meaning, as in suffixes
forming degrees of comparison; or else they add to the rhythmical effect and text
unity».
Что касается префиксов, то они, как правило, не изменяют лексическое
значение деривата, но часто привносят в него различные стилистические
оттенки. Например, возьмем фразу Je vous rerécrirai, mon barbachu! Конечно,
можно повторить не два, а три, четыре или сколько угодно раз префикс rе- при
глаголе, добиваясь чего-то забавного, комического: ведь rе-, как известно,
присоединяется чаще всего к глаголам и обозначает повторение действия. Это
все равно, что сказать по-русски: «Я пере-пере-перепишу!», то есть только
оставьте меня в покое, не приставайте ко мне, мне все это тысячу раз надоело.
Мы уже давно привыкли слышать вокруг себя об экстравагантном или
экстраклассном платье, ультрамодной музыке, мини- или макси-юбке,
антимирах и т. п.
Все эти приставки – экстра-, ультра-, мини- и прочие – к нам пришли из
греческого или латинского языков: как правило, с их помощью образуются
слова научного стиля. Присоединяясь к словам, обозначающим привычные для
нас вещи или явления, они им придают экспрессивный характер. Такое
употребление особенно свойственно газетно-публицистическому и
разговорному стилям современного французского языка. Например: les super-
Grands, les supervedettes, archivieux, archiplein, super-austérité, extra-souple,
ultraconfidentiel, mini-jupe, mini-sondage, c’est hyperintéressant, etc. Ввиду яркого
и броского характера ими широко пользуются в языке рекламы. Нередко эти
научные по происхождению префиксы выступают в роли самостоятельных
полнозначных слов. В этом случае их стилистический эффект усиливается: les
antis du congrès, les ultras américains и т. д.
Деривационные морфемы нередко служат писателям и поэтам для
образования новых слов, поражающих иногда своей оригинальностью.
Например, Б. Шоу, переводя Нитцше, придумал префикс, создав неологизм
super-man. Этот префикс быстро вошел в моду и получил широкое
распространение во многих языках. В последнее время французский язык все
больше и больше испытывает на себе влияние подобных слов, о чем
свидетельствует (и не без иронии!) этот небольшой отрывок из книги
П. Даниноса «Vacances à tout prix»:
«L’ère du super. Le symbole de ce temps étrange, qui semble rajeunir sans
cesse les hommes tout en les faisant vieillir, c’est le super. A peine une chose est-elle
née qu’on apprend qu’elle est détrônée par une superchose. Super-production, super-
sabre, super-Constellation, super-de-luxe télévision… Nous allons vers l’époque où
140
l’on fabriquera des avions en matière plastique pour les mettre chaque mois dans un
nouveau moule, vers l’avion sans ailes, le cigare volant, l’homme aêrodynamisé, le
superhomme, le super-man radioguidé».
A вот употребление префиксов super-, extra- в качестве полнозначных
лингвистических единиц с выраженным стилистическим значением
(фамильярностью): «Il est formidable…, il est très jeune malgré ses 47 ans. C’est un
mec super sympa, extra. J’ai confiance en lui» (Газета).
Префиксы могут не изменять основного (инвариантного) значения слова,
а придавать ему различные оттенки действия, состояния и т. д. С точки зрения
стилистики в этом плане интересен префикс rе-. Он распространен в
разговорном языке, что дало повод некоторым стилистам назвать rе-
вульгарным, некрасивым: raugmenter, rallonger. Флобер пытался создать с
помощью rе- даже новые существительные, оставшиеся, безусловно,
авторскими неологизмами: re-enfant, recomptesse. Или как у Барбюса:
насмехаясь над германским императором, он писал в своем романе «Огонь»,
что «Guillaume II mourait le soir et remourait le matin».
В некоторых образованиях префикс re-(ré-) утерял значение повторности,
как, например, в rentrer, rajouter réchapper и др. Эти глаголы употребляются
обычно в значении entrer, ajouter, échapper. Поэтому для выражения
повторения действия префикс дублируется, в результате чего соответствующие
глаголы, впрочем, как и целые высказывания иногда, приобретают
определенный эмоционально-экспрессивный оттенок. Ср.: Il en sort et puis y
rerentre (R. Queneau).
В современных масс-медиа читаешь или слышишь: Il faut que les Irlandais
revotent la Constituon, le Massif Central se repeuple. Le monde est aujourd’hui à
rerefléchir sur la crise. Peut-être il faut repenser notre stratégie en Aphganistan, il
faut éviter une rechute de l'économie и т. д.
Кроме того, в современном французском языке большое распространение
получил префикс dé(s)- народного происхождения. Примеры создания новых
слов с ярко выраженным стилистическим заданием находим в произведениях
многих современных авторов: désisoler (P. Claudel), désorchestrer (M. Proust).
Как и суффиксы, префиксы могут выполнять фунцию имени:
Le nudiste fonde une association qui nomme un Président d’honneur (lui) et
un Vice-Président. Celui-ci, s’étant querellé avec le précédent, fonde un Comité
néo-nudiste, plus à gauche que le précédent. De son côté, l’antinudiste ayant pris la
tête d’un Jury d’honneur,… etc. Le même processus a lieu aussi bien pour la
politique que pour le ski. On vient de lancer la mode des skis courts. Aussitôt, la
France qui skie s’est scindée en anticourts et antilongs. Il y a dans chaque
Français un «anti» qui dort, et que réveille le moindre «pro» (P. Daninos).
В целом можно сказать, что стилистическая роль префиксов гораздо
слабее, чем суффиксов. Такое же явление наблюдается и в русском языке, где
на фоне глубокой стилистической дифференциации суффиксальной системы
стилистические ресурсы префиксации выглядят беднее. Однако это не мешает
появлению ярких авторских неологизмов. Так, Элиот (T.S. Eliot) по модели
141
«fore + verbe » создает «foresuffer»: And I Tirestas have foresuffered ail, по
модели префикс «un + verbe » Хопкинс (G.M. Hopkins) «to unleave»:
Margaret, are you grieving
Over Golden grove un-leaving?
Е.Е. Каминг (Е.Е. Cummings) придумал «unbeautiful»:
The Cambridge ladies who live in furnished souls
Are unbeautiful and have comfortable minds.
Некоторые наречия могут выполнять функцию префикса. Ср. в русском
языке: Если истина многогранна, то ложь многоголосна (У. Черчилль). Такой
тип аффиксов принято называть аффиксоидами.
Что касается грамматических окончаний в языках, которые их имеют, то
они также могут быть стилистически маркированы. Например, в русском языке
нормативные -ою, -ею (стороною, долею) в разговорном стиле заменяются
нередко -ой, -ей (стороной, долей). То же самое в украинском языке
нормативное окончание имен существительных -ем (днем, кущем) заменяется
нередко разговорным -oм (дньом, кущом). Но в некоторых случаях
параллельные формы окончаний стилистически не маркированы, а
употребляются во избежание какофонии: батька – батькiв, пасти конi i
коней, на коневi – на конi, директору – директоровi. Ср.: директоровi
Петренку вместо директоровi Петренковi.
Если говорить о стилистической роли словообразования, то нельзя не
упомянуть, пусть даже коротко, о словосложении, то есть о создании новых
слов путем сочетания существующих в языке лексических или грамматических
форм. Стилистическая коннотация таких образований будет зависеть от стиля,
которому принадлежат слова или формы, принимающие участие в
словообразовании. Сравните, например, в русском языке: словообразование –
научный термин, златокудрый – поэтическое слово, зубоскал – разговорно-
фамильярное слово и т. д. Точно так же и во французском языке: compte-gouttes,
passe-partout – научно-технические термины, la gent trotte-menu, le roi porte-
couronne – поэтические слова, casse-cou, boit-sans-soif, crève-la-faim, casse-
pieds – разговорно-фамильярная лексика.
Множество сложных слов, будучи носителями эмоционально-
экспрессивных оттенков, выполняют определенные стилистические функции.
Во многих случаях прием создания сложных слов остается почти незаменимым
средством художественной выразительности.
Как правило, в передаче той или иной стилистической коннотации
участвуют не все слова. Для этого достаточно одного-двух стилистически
маркированных элементов. Они в свою очередь маркируют все высказывание.
Яркое тому свидетельство существительное lèche-bottes, m. Одно лишь слово
потребовалось Андре Стилю, чтобы показать разницу между двумя
категориями директоров школ.
– Les directeurs, moi, – a dit M. Tirmont, en entrainant ses collègues dans
l’habituelle promenade à travers la cour, – j’en ai connu des dizaines. Il y en a deux
sortes...
142
Il disait cela négligemment, une idée peut-être sans rapport avec ce qui
arrivait.
…Deux sortes. Ceux qui ont gagné leur poste par leur travail, honnêtement, en
se dévouant aux enfants. C’est l’immense majorité, heureusement. Ceux-là, ils ne
craignent rien de personne. Ils font ce qu’ils doivent. Et personne n’a osé les toucher.
Mais il y a une autre sorte, enfin qu’on rencontre par-ci par-là, les lèches-bottes,
ceux qui ont acheté leur poste en disant toujours «oui, oui» à n’importe qui. Ils ne
vivent pas pour leur travail, ils vivent dans la peur ; ils savent bien qu’on peut leur
enlever leur poste d’autant plus facilement qu’ils n’en ont jamais été dignes
(A. Stil).
Стилистические потенции словосложения в современном французском
языке намного сильнее, чем в русском. Необходимо заметить, что роль
различных деривационных процессов в разных языках неодинакова. Если с
точки зрения стилистики суффиксация более развита в славянских и романских
языках, чем в германских, то словосложение бьет все рекорды в немецком
языке. Конверсия, наоборот, свойственна больше всего английскому языку, чем
французскому и испанскому. Ср.:
Grace me no grace nor uncle me no uncle, But me no buts (W. Shakespeare).
Spring is like a perhaps hand (E.E. Cummings).
For weeks he had read nothing but Maupassant, He was going to out-
Maupassant Maupassant. He was going to write stories that would make poor old
Maupassant turn as green as the grass on his grave (S. O’Faolain).
3. Телескопия
Современный французский язык (как и все другие языки), особенно его
разговорная речь, располагает еще одним очень действенным в стилистическом
отношении средством создания новых слов – телескопным образованием.
Телескопные образования (во французском языке les mots-valises – такие
слова, которые создаются от различных частей двух или более уже
существующих слов, типа русского метротрам = метрополитен + трамвай,
электробус = электричество + тролейбус, морпехи = морские + пехотинцы
или французского électromobile (automobile électrique), électromobilité. Если в
русском языке этот процесс рождения нового слова свойствен в основном
научному стилю, то во французском он широко распространен и в стиле
художественной литературы, и в разговорном стиле. Как правило, такие слова
обладают яркой стилистической коннотацией. Например, bachelier + lièvre =
bachelièvre «bachelier rapide et rusé», assassin + singe = assassinge и т. д.
Так, в языке рекламы не найти, пожалуй, более экспрессивного и
выразительного для оценки моющего средства, чем, к примеру splendifique =
splendide + magnifique. И неважно, если это мыло или шампунь по своим
качествам не отличается от десятка других: цель достигнута, покупателей
привлекла оригинальность слова, его необычная броскость.
В испанской рекламе: Sony: El oirgasmo (oir + orgasmo), то есть слушать
музыку на акустических аппаратах японской фирмы «Sony» это наивысшее
удовольствие. А вот как в Испании рекламируют русскую водку: Vodka
Eristoff: Provodka (provoca) cambios en tu bebida.
143
В украинском языке: хилитати (хитати + хилити), цурпалок (цурка +
палка), конкульт – конвейер культуры, ераномiка – радiо «Ера» + економiка,
ерамобiль – радiо «Ера» + автомобiль (Программы на украинском радио).
Или, например, авторский неологизм, обозначающий движение облаков
на горизонте, tourloutonner = tourner + moutonner + tourlourou; fricasser = frire
+ сasse и т. д.
Несмотря на то, что телескопные слова могут встречаться в различных
стилях, нужно иметь в виду, что они всегда (или почти всегда) носят
сниженную окраску. Недаром их родной стихией является фамильярная, часто
вульгарная речь. В стиле художественной литературы они употребляются с
пренебрежительно-уничижительными, презрительными оттенками значения.
Ср.: Voilà-t-il pas, mes amis que cette princesse, qui avait commencé par
bégueularder, par donner une taloche à Nascica, se mit, pour avoir la peau blanche,
à se laisser raller avec le courent (Corbière). Здесь bégueularder = bégueule +
gueulard+ gueuler. Или: Le remplaçant était trouvé, un grand garçon, ni beau, ni
laid, barbachu et maigre (Huysman), где barbachu = barbu + moustachu, то есть
«усатый» и «бородатый» дают несуразное по-русски, но в то же время вполне
понятное по смыслу «усатобородатый».
Принимая все это во внимание, такую, например, фразу: Je vous
rerécrirai, mon barbachu, можно считать очень экспрессивной: здесь и дружеская
ирония, созданная противопоставлением местоимений (vous – mon), и
снисходительное подтрунивание (rerécrirai) и здоровая грубость (barbachu).
Безусловно, подобные высказывания являются, главным образом, плодом
авторских воображений и упражнений с языковыми формами, характерными
для Даниноса, Селин, Кэно, Превера и некоторых других писателей и поэтов. К
ним охотно прибегают журналисты. Например, характеризуя политику
американских демократов и республиканцев, которая по сути одинакова,
«L’Humanité» пишет с иронической насмешкой: «Que ce soit les Démoblicains ou
les Répucrates, c’est la même chose». Вот одно из нескольких новообразований
Превера, выражающее саркастическую насмешку над людьми, которые мало в
чем разбираются, но делают умный вид, что все понимают: «Il attire ainsi,
généreusement, l’attention des connaisseurs sur la curieuse et délirente médiocrité
picturale des parents pauvres de la grande déconographie mondiale » (déconer +
ico-nographie). Ср. также: Bon, je blairnifle pour vous des nouvelles de quelqu’un
que vous affectionnez (B. Vian). Здесь глагол телескопичен (blairer – нюхать,
чуять; renifler – чуять, узнавать) и имеет значение «пронюхать», «узнать».
Ср. в испанском языке:
Esto ha cambiado mucho. Mucho. Es un barrio para gente de paso y para
gente que sólo saldrá de él con los pies palante (M. Montalbán). Здесь наблюдается
фонетическая контрактура para adelante, такое употребление свойственно
просторечию: una persona echada palante (фр. une pesonne osée). Вот еще один
пример из романа М. Монтальбана: Pedro Porta escucha cabizbajo, sentado en el
comedor de la vecina protectora del hiho de Young. В этой фразе сabizbajo
образовано от cabeza и bajo и означает préoccupé, honteux.
144
В русском языке глава советского государства в начале 60-х гг. Н.С.
Хрущев из-за своей любви к кукурузе получил ироническое прозвище
Кукурузвельт (кукуруза + Рузвельт). Во время последнего мирового
экономического кризиса Франция и Германия – экономические локомотивы
Западной Европы – играли главную роль в выработке стратегии и тактики
спасения еврозоны, их лидеры (президент Франции Саркози и канцлер
Германии Меркель) выступали с общих позиций, что стоило появлению в
прессе телескопного неологизма Меркози. Ср. также шопоголик (шоп +
алкоголик): человек, одержимый манией покупок.
Телескопия свойственна многим стилям, в том числе и научному: в
лингвистике, например, наряду с interaction, conversation, communication
появился недавно новый термин communiversation. Такая лексическая
контаминация влечет за собой, как правило, изменение смысла высказывания.
Ж. Дюбуа в ней видит один из эффективнейших приемов создания
юмористической тональности текста.
Телескопные образования не чужды и английскому языку. Ср.: snobody
(snob + nobody); slanguage slang + language); sloptimist (slop + optimist);
alcoholiday (alcohol + holiday); pomato (potato + tomato); телескопические
аффиксы -holic и -rati в свою очередь создают новые слова: workaholic,
chocoholic, milkaholic, honaholic, spendaholic, sleepaholic, shopaholic; glitterati
(glitter+ literati), culturati, cybernati, digerati, glamorati, jazzerati и т. д. Ср.
также: Dogs, with ail the sweet-binned backyards to wag and sniff and bicker in,
chased their tails in the jostling kitchen… (D. Thomas).
4. Аббревиатуры и сокращения
Нередко можно услышать, а иногда и прочесть слова или их «части»,
незарегистрированные в словарях общего пользования, но благодаря контексту
или частому употреблению ставшие для нас привычными. Мы же, будучи
недостаточно посвященными в тайны сложной природы языка, не всегда
задумываемся над тем, почему так говорят, как образовались эти слова, каково
их происхождение, нуждается ли язык в подобных образованиях и в какой
степени они соответствуют общепринятой, установившейся норме на данном
этапе его развития. Но эти слова или их разновидности, еще не получившие
общего признания, становятся для нас понятными и необходимыми при
общении. Всем, например, известны такие слова, особенно полюбившиеся
детворе, как: велик, мультик, телик, баскетик (вместо: велосипед,
мультипликационный фильм, телевизор, баскетбол) и многие другие, часто
встречающиеся в повседневной речи.
Ср.: – Папа, ты обещал купить мне новый велик. Или: Вчера показали по
телику хороший мультик для взрослых (Из устной речи).
Но если детям дозволено пользоваться подобными сокращениями
полнозначных слов и словосочетаний, ввиду их возрастных особенностей и
присущей им необычайно богатой фантазии словотворчества, то почему к
такому виду аббревиатур, или коротких слов, прибегают взрослые? Ведь они
имеют определенную лингвистическую подготовку, то есть достаточный
145
языковой опыт и, казалось бы, всякое употребление ими «ненормативных слов»
должно расцениваться как неуважение к языку или что-то в этом роде. Но дело
обстоит совсем не так. Доказательством тому служит множество подобных
примеров.
В этом году в педе (педагогическом институте) самый большой конкурс
(Из разговора с абитуриентами).
– Ваш зав (заведующий кафедрой) не собирается писать докторскую?
(Из устной речи).
– Ты мне скажи, директор – порядочный? – Дир? – Очень (Н. Давыдова).
Аналогичное явление наблюдается и во французском языке. В
подтверждение приведем примеры из современной французской
художественной литературы:
Le tram (tramway) allait encore cent mètres plus loin, et là il faisait demi-tour,
on changeait le trolley (trolley-bus) de côté, les rails s’arrêtaient (Simenon).
C’que j’aime le mieux, c’est les rédacs (rédactions), l’histoire et la géo
(géographie). Au certif (certificat d’études), j’ai eu 977 points sur 100… (Gibeau).
C’est son ou sa prof (professeur) de gym (gymnastique) qui lui a prêté cet
haltère (Simenon).
Vous avez un fameux gazo (gazogène) pour filer à c’t’allure-là? (Fallet).
Чтобы лучше понять особенности построения, значение и употребление
аббревиатур, заметим для начала, что сама аббревиация как лингвистическое
явление выступает на правах отдельного способа словообразования. Она
возникла в русском и во французском языках сравнительно поздно, примерно в
конце XIX в., но стала очень продуктивной, что связано с бурным научно-
техническим прогрессом. В русском языке аббревиатурные образования
получили широкое распространение в советскую эпоху, хотя единичные
аббревиатуры типа эсер (социалист-революционер), ПТА (Петербургское
телеграфное агентство) существовали еще до Октябрьской революции.
«Эпидемия массовой аббревиации», по образному выражению отдельных
исследователей, оказалась особенно сильной в период 20-х гг. С тех пор на
протяжении последующих десятилетий вплоть до настоящего временя русский
язык обогащается и пополняется все новыми и новыми аббревиатурными
словами различной структуры как собственного, так и иностранного
происхождения, среди которых: вуз, загс, ВДНХ, гороно, госкомитет, ЭВМ,
НОТ, МФК (Международная финансовая корпорация), ЦЕРН (фр. CERN –
Европейский центр ядерных исследований), НОРК, МАНИАК (англ NORC,
MANIAK – электронные вычислительные машины), ФИАТ (ит. FIAT –
итальянский автомобилестроительный концерн в Турине) и т. п. «Словарь
сокращений русского языка» под редакцией Д.И. Алексеева (М., 1977)
содержит примерно 15 000 аббревиатур. Естественно, это далеко не полный их
перечень, тем не менее он является ярким доказательством того, что
аббревиация как способ образования новых слов остается на данном этапе
развития языка одним из наиболее продуктивных языковых процессов.
Эпидемия массовой аббревиации свойственна намного больше
французскому языку. Об этом можно судить по данным периодической печати,
146
специально-технической и художественной литературы. Во французском языке
аббревиатур в два раза больше, чем в русском. Изданный в СССР первый
«Словарь сокращений французского языка» (М., 1968) их содержит 27 500. А
если учесть, что с момента его выхода из печати прошло немало лет, то этот
объем уже явно не соответствует действительности.
Во французском языке, как, впрочем, и в русском, так называемые
«чистые» аббревиатуры выступают в двух основных структурных типах.
Первый из них – это буквенные или слоговые сокращения (их называют еще
акронимами); они обозначают, как правило, различные специализированные
наименования (технические, политические, военные, административные,
научно-исследовательские учреждения), выраженные длинными и
неудобными для обиходного пользования словосочетаниями: ONU
(Organisation des Nations Unies), C.G.T. (Confédération générale des Travailleurs),
M.R.P. (Mouvement Républicain Populaire), P.C.F. (Parti Communiste français),
T.S.F. (Télégraphie sans fil), Fida (Fédération internationale des écrivains et des
artistes), Copar (Comité Parisien), FNDIRP (Fédération nationale des déportés et
internés résistants et patriotes), Laser (Light Amplifier by Stimulatet Emission of
Radiation), ЦДРИ (Центральный дом работников искусства), КПД
(коэффициент полезного действия), НТР (научно-техническая революция).
Одно из первых образований данного типа – P.L.M. (Compagnie des
chemins de fer de Paris à Lyon et à la Méditerranée), появившееся во французском
языке в 70-е гг. XIX в.
Определенная часть таких аббревиатур настолько сильно укоренились в
языке, функционируя на правах полноценного слова, что часто мы забываем, а
иногда и не знаем их истинного происхождения. Подтверждением сказанного
служит тот факт, что нередко аббревиатуры сами становятся базой для
образования новых слов в сочетании с различными словообразовательными
элементами. Так, например, от буквенных сокращений C.G.T., T.S.F., ONU, le
SDF (sans domicile fixе – русск. бомж – без определенного места жительства),
БАМ, НАТО, ЭПАС (экспериментальный проект «Аполлон – Союз»), ЗИЛ с
помощью суффиксов -iste, -ard, -ien, -ец, -овка образовались слова cégétiste и
его стилистический синоним cégétard (член Всеобщей конфедерации труда),
técéfiste (телеграфист), onusien (член Организации Объединенных Наций),
бамовец, бамовка, натовцы, эпасовцы (американские астронавты и советские
космонавты, впервые совершившие совместный космический полет), зиловцы
(рабочие автозавода им. Лихачева).
Заметим, однако, в этой связи, что далеко не все аббревиатуры данного
типа получают всеобщее признание. Многие из них очень тяжеловесны и
трудно поддаются расшифровке. Утрачивая основное назначение – служить
средством общения, они становятся абсолютно бесполезными и в конечном
итоге приводят не к обогащению, а к засорению языка. К подобному роду
аббревиатур относится слово замшочкосалфетка. Смотрите, с какой иронией
пишет по поводу его образования автор фельетона газеты «Известия» за 6 июня
1964 г. с необычным названием «СФОПВРЯ» – «Современный фельетон о
Порче великого русского языка»: «Вот видите, как здорово. Чувствуется, что не
зря в Черновцах люди хлеб едят. Исследовательские умы. Думают, мучаются,
147
слова экономят. Действительно, кто же теперь говорит: замшевая салфетка для
очков. Длинно, банально. Гораздо понятнее – замшочкосалфетка».
По мнению языковедов, подобные «загадочные» образования в русском
языке не редкость. А.А. Брагина удачно сравнивает аббревиатуру с айсбергом:
«Видимая часть айсберга, – пишет она – буквы, слоги или части слов, – по
которым, используя свой речевой опыт и специальную осведомленность,
можно разгадать все содержание знака. У айсберга под водой скрыто девять
десятых общего объема. Так скрыто от глаз «непосвященных» и содержание
аббревиатуры – содержание полного наименования, сконденсированного в
части его, мозаично составленной из букв или слогов».
Итак, если судить в целом о содержательной стороне буквенных
аббревиатур, то их основная функция – назывная, то есть они способствуют
образованию кратких наименований на базе длинных многословных названий.
Эти своеобразные слова вторичной номинации имеют нейтральное лексическое
значение и только в отдельных случаях, как мы в этом уже убедились, им
свойственна разговорно-просторечная окраска.
Ко второму типу аббревиатур относятся сокращения отдельных слов
путем усечения их конечной части. С точки зрения употребления и назначения
среди них различают три разновидности.
1. Общераспространенные стилистически нейтральные слова типа taxi,
métro, cinéma, auto, vélo, stylo, которые вытеснили исходные формы taximètre,
métropolitain, cinématographe, automobile, vélocipède, stylographe. По замечанию
A. Доза, сейчас никто во Франции не говорит métropolitain, а употребляют его
эквивалент métro. A разве в русском или украинском языке не происходит то
же самое?
2. Аббревиатуры с выраженной стилистической характеристикой
разговорного и фамильярного стиля: Huma (Humanité), ciné (cinéma), sana
(sanatorium), mécano (mécanicien), moto (motocyclette), tram (tramway), métallo
(métallurgiste), accu (accumulateur), Vet'd'Hiv (Vélodrome d'hiver), compo
(composition), St-Ex (Saint-Exupéry), prof (professeur), foot (football), militants
écolo широко употребляющиеся в современном французском языке. Ср.: Nous
avons été trahis comme ceux de la Commune, comme le Front Popu (populaire) par
ceux qui ont peur de nous (Vercor).
La «Sécu» (sécurité sociale) c’est bien parti (l’Humanité).
Сравните в русском языке: зам (заместитель), пред (председатель), пед
(педагогический институт), фак (факультет), транс (трансформатор), велик
(велосипед), телик (телевизор), маг (магнитофон), фанат (фанатик), спец
(специалист), баскет (баскетбол), бутер (бутерброд) и др.
3. Просторечные, жаргонные и арготические аббревиатуры: mathélém
(mathématique élémentaire), perme (permission), soce (société), mat’ (matin), aff
(affaire), anar (anarchiste), réac (réactionnaire), fortif (fortification), sous-off, (sous-
officier), super (superprofit), sympa (sympathique) и т. д. Все они носят ярко
выраженную стилистическую окраску и придают разговорному языку
динамичность, экспрессивность и эмоциональность. Ср.:
148
Il apprend à ses électeurs potentiels que dans le profit, les reines du pétrole
font aussi du super… et qu’elles ne veulent pas payer un sou d’impôt sur ce sapen
(l’Humanité).
C’est un Arménien, c’est tout ce que sais. Un photographe, un type sympa
(Villiers).
Впервые французские сокращения появились в арго: daufe < dauphin
(1790), achar < acharnement, autor < autorité (1837) и пр. Со временем этот путь
образования слов распространился на просторечно-разговорный и
фамильярный язык.
Многие сокращенные слова получают окончание -о, которое
рассматривается в специальной литературе в качестве суффикса просторечного
происхождения: hivo (hiver), apéro (apéritif), compo (composition), convalo
(convalescent), anarcho (anarchiste), prolo (prolétaire), populo (populaire), camaro
(camarade), proprio (propriétaire), pharrnaco (pharmacien) и т. д.
Нельзя упускать из виду и то, что во французском языке встречается
такой тип аббревиатур, хотя и менее распространенный, когда усекается
начальная часть проводящего слова: pitaine (capitaine), cipale (municipale),
Ricain (Américain), bus (autobus), cycliste (bicycliste), tite (petite), tallurgiste
(métallurgiste), phonie (téléphonie), car (autocar), mie (amie) (о них говорилось
уже выше, где речь шла об апокопе и аферезе).
…les syndicalistes arrivant dans deux bus recouverts d’affiches…
(l’Humanité).
J’aime mieux ma mie au gué (Сhanson ancienne).
Итак, явление аббревиации носит во французском языке самый
разнообразный лингвистический характер: различают аббревиатуры
терминологические, просторечные, жаргонные и многие другие.
Можно утверждать без преувеличения, что аббревиация является
эффективным словообразовательным средством, без которого язык был бы не
тем, каким мы его знаем сейчас. Это лингвистическое явление, как уже принято
считать, обусловлено двумя основными факторами: принципом экономии и
поиском выразительных средств языка. Разве можно ставить знак равенства,
например, между словосочетанием «мультипликационный фильм» и его
сокращенным названием «мультик»? Безусловно, нет. Это производное слово
сконцентрировало в себе не только значение составных компонентов
соответствующего словосочетания в целом, оно приобрело также (благодаря
уменьшительному суффиксу -ик, который дооформляет его как новую
самостоятельную лексическую единицу) дополнительную стилистическую
коннотацию, в данном случае ласкательный оттенок. Примеров, когда
«развернутые» словосочетания стягиваются в одно отдельное слово с
насыщенным смысловым содержанием, можно привести очень много. Ср.:
cheminot (employé des chemins de fer), zonard (habitant de la zone, banlieue
parisienne), poireauter (faire le poireau), barber ou barbifier (faire la barbe),
bongarçonisme (c’est un bon garçon), programationner, (mettre au programme),
butagaz (bouteille métallique remplie de butane – combustible gazeux), etc.
Язык по своей природе экономичен и предпочитает краткие формы
выражения, так как многословные названия затрудняют его «нормальное»
149
функционирование. Слово как более краткий способ обозначения понятия
имеет большое преимущество перед словосочетанием.
И действительно, практически неудобными становятся длинные
словосочетания: Байкало-Амурская магистраль, электронно-вычислительная
машина, Центральный спортивный клуб армии, научная организация труда и
др. Поэтому их смысловые корреляты БАМ, ЭВМ, ЦСКА, НОТ успешно
заменяют их как в разговорной речи, так и на письме:
Передовые строители БАМа… выражают решимость выполнить и
перевыполнить плановые задания, берут дополнительные социалистические
обязательства.
На полях Саратовщины сводные централизованные автоотряды
успешно работают по часовым графикам, составленным с помощью ЭВМ.
Основной сферой возникновения и функционирования аббревиатур в
настоящее время являются масс-медиа, и это во всех языках. С одной стороны,
они позволяют экономить место (газета, интернет) и время (радио,
телевидение), а с другой привлечь внимание получателя информации
(в заголовках статей). Созданные на потребу дня аббревиатуры содержат, как
правило, дальнейшую их расшифровку в тексте. Ср. в испанском языке:
Cuatro mil VPO y 26 parkings, estrellas del Presupuesto (Заголовок), а в
тексте читаем: El grueso de esta partida irá destinado a la construcción de 4.371
Viviendas de Protección Oficial, что соответствует HLM во французском языке
(Habitacions á loyer modéré). Или: Rajoy pide a CIU y al PSC que no pacten con
Esquerra (названия политических партий). Un equipo cientifico del Instituto
Español de Oceanografía (IEO) de Málaga ha iniciado un estudio para determinar
la situación en las que se encuentran las poblaciones de sardina y boquerón en todo
el mar Mediterráneo. USO pide la igualdad de sueldo para la religión (Заголовок),
статья же начинается: La Federación de Enseñanza de la Unión Sindical Obrera
(USO) solicitó ayer… Tener un Estado propio en el marco de la UE. Spain-Rail
pertenece a la ELTC (Empresa Logística de Transporte de Contenedores). VIA
(Valorizar la Innovación en el Amoblamiento), el PSOE (el Partido Socialista
Obrero Español), la Rumasa (Ruiz Mateos, Sociedad Anónima); el láser (Light
Activation by Stimulated Emission of Radiation, la ONG – las ONG (Organización
No Gubernamental). Часто испанские аббревиатуры образуются по английской
модели: ONGs, ONGS, ONG’s с суффиксами -isla, -ero, -ismo: pesoísta (PSOE),
pecero (PCE), ucedismo (UCD), otanismo (OTAN).
Вот пример из французской прессы, где речь идет о кино (300 longs
métrages):
Le directeur du TIFF … voit dans cette addition de presque 300 longs
métrages présentés au public le choix d’un « populisme » américain, qu’il oppose à
l’«élitisme» européen. Нетрудно догадаться, что это международный
кинофестиваль (américain, européen), поэтому аббревиатура не французская, а
английская, и это становится ясно для читателя лишь пося прочтения текста:
Toronto International Film Festival.
Неоправданное засилье аббревиатур в официальном стиле французского
языка нередко высмеивается писателями, как, например, это делает П. Данинос
150
в «Carnets du major Thomson», стараясь представить читателю портрет
англичанина:
Ayant eu la bonne fortune de naître Anglais, j’avance dans la vie en sandwich,
précédé de mes initiales et suivi de ce petit coussin où les royaux honneurs ont
déposé, avec les ans, leurs alluvions: D. S. O.1, C. S. I.2, O. B. E.3.
On ne saurait croire combien ces petites lettres de devant comme de derrière
sont précieuses pour un Anglais: frontières inviolables de sa personne, elles le
protègent tel un waterproof d’honneur, elles le mettent à l’abri, telle une housse
douillette, de contacts humains trop directs. Quand un Français m’écrit une lettre
adressée à «Monsieur Thompson», j’ai la sensation de prendre froid par le
patronyme et d’être déshabillé en public, ce qui est déplaisant: car, enfin, c’est
l’expéditeur qui commet une incorrection et c’est moi qui me sens choquant
(1. Distinguished Service Order, haute distinction militaire. 2. The Most Exalted
Order of thе Star of ïndia (compagnon). 3. The Most Excellent Order of thе British
Empire (officier).
Ср. в украинском языке:
Агропром (аграрна промисловiсть), облвиконком (обласний виконавчий
комiтет), профспiлка (професiйна спiлка), ВНЗ (виш, вищий навчальний
заклад), райвно (районний вiддiл народноï освiти).
В русском языке:
Президент отправится с двухдневным визитом в Израиль…
договориться о сотрудничестве в вопросах подготовки и проведения ЧЕ-2012
по футболу. Где-то кто-то что-то сказал – и уже создается комиссия. По
неоднократным сообщениям агенства ОБС (одна бабка сказала), так сказать
(Из газеты).
Ежедневно возникают новые и новые аббревиатуры. Одни закрепляются
в языке в качестве полноценных коммуникативных единиц, обогащая его
основной лексический состав, другие бытуют пока только в разговорной речи и
исчезают так же быстро, как и появляются. Это зависит от потребностей
общения, а также от их качественных характеристик, соответствия или
несоответствия нормам языка: фонетическим, структурным, смысловым,
стилистическим.
Следует упомянуть еще о специфике языка Интернета, которой все
больше интересуются лингивисты с точки зрения ее возможностей передавать
эмоции и различные экспрессивные оттенки. Львиную долю в ней занимают
аббревиатуры. Ср.:
Pa 2.pb. – Pas de problème. Gcoute l CD. – J’écoute un CD. 2.loj – logie,
rnaj – magie, éq-écu, vq – vécu, t la+b’L. – T’es la plus belle, Il fo o - ,15.mn. – II
faut au moins 15 minutes, 5. a6o © je souris ;-) или # -) clin d’ œil : -D je
suis surpris a6o © je suis en colère.
Alllllloooooo ????? YA Kelkl ????? Chuuuuiiiiiii llllllllààààààààà ! !!!!!! pl
(problème), mn (minute), rdv (rendez-vous), tps (temps), tlm (tout le monde), faf
(face à face), tb (très bien), kar (autocar), dak (d’accord),Cl DU. – C’est un délit,
j’2v i aie. – Je devais y aller, Sa tl TrlS. – Ça t’intéresse ? Sav. – Je le savais, 4ak –
151
tracas, 4ag – trajet, sui @ Paris. – Je suis Paris, t @ son numéro. – T’’as son
numéro?
Видимо, здесь можно говорить об искусственном социолекте с его
основной криптологической функцией типа дипломатического кода или
профессионального арго, особенно если посмотреть на следующие примеры:
A demain: @2m1; A plus tard: A+ ; A un de ces quatre: a12c4; C’est de la
balle: C2 labal; C’est chaud: C cho; Je le savais: j’Ie sav; Je t’aime: jt’M; Laisse
tomber: PS tomB; Moi je vais bien: m jvb; Mort de rire: MDR; Qu’est-ce que:
keske; Quoi de neuf: koi29; Rien a faire: rafR; Rien a signaler: ras; T’escocu:
T koQ; T’es le plus beau : tle +bo; Tu viens demain?: tu vil 2m 1.
Однако необходимо помнить, что всякие лингвистические новшества
индивидуального характера, которые идут в разрез с языковой нормой,
остаются за пределами языка. Норма и только норма с ее строгими
требованиями позволяет языку выполнять свою основную коммуникативную
функцию и быть понятным для всех членов соответствующего языкового
коллектива в тот или иной период существования, обеспечивая ему дальнейшее
развитие.
Разряды слов
1. Синонимы, омонимы, паронимы, антонимы
Итак, различные стили используют различные вербальные формы для
одного и того же концепта, или то, что принято называть синонимией. Ср. в
русском языке: лицо – морда – физиономия – рыло; убегать – улепетывать –
удирать; рисковать – осмеливаться – отваживаться – дерзать; уйти –
отправиться – ушиться; Саша – Сашенька – Александр; в украинском: пiти
(нейтрально), вирушити (литературно), ушитися (просторечие); обличчя –
лице – вид – лик – пика. Говорити (нейтрально) – ректи (устаревшее и
возвышенно) – мовити (возвышенно) – балакати (фамильярно) – гомоніти
(разговорное) – просторікувати (презрительно, dédaigneux) – патякати. Ср.
также: ледар, ледащо, лайдак; ходити, човгати, шкандибати, пхатися,
швендяти, шкутильгати; нiчого не робити, байдикувати, байдики бити. Или
во французском: s’en aller – partir – filer, le visage – la face, le ciel – les cieux, la
bouche – le bec – la gueule; в испанском: la cara – el rostro – el semblante –
la faz – la fisonomìa – la efigie. Иногда даже самые разные слова могут быть
синонимичными в определенном контексте:
Borjo volvió del colegio dando voces: «¡Yo quiero que se muera papá todos
los días para no ir al Colegio!» Le había golpeado despiadadamente, hasta que la
mano empezó a dolerle. «Deje, señorita, la criatura ni se da cuenta; le va a lastimar»
(M. Delibes).
Синонимы можно с полным правом назвать движущей силой стилистики:
если нет выбора, то нет ни стилей, ни стилистики. Но синонимические ресурсы
разных языков различны: славянские языки ими богаче романских, а
романские в свою очередь опережают английский язык особенно в таких
маргинальных подсистемах, как арго, жаргон, просторечие.
Различные условия, как уже говорилось, предопределяют выбор и
употребление того или иного языкового средства в процессе коммуникации,
153
создавая стиль конкретного высказывания. Но выбор возможен лишь тогда,
когда есть из чего выбирать. Синонимы образуют так называемые
синонимические ряды: наборы слов, словосочетаний, синтаксических
конструкций. В них различные по форме, но близкие по значению элементы
группируются вокруг стержневой языковой единицы, как правило,
нейтральной.
Так, в приводимом выше синонимическом ряду глагол aimer «любить»
стилистически нейтрален. Во французском языке он выражает наиболее общее
понятие любви к людям, предметам: aimer les hommes, aimer la paix, aimer les
querelles, aimer Paris и т. п.
Chérir, кроме этого понятия, содержит оттенок особого предпочтения и
нежности – «нежно любить», поэтому в основном употребляется по отношению
к людям: chérir sa mère, chérir Marie. Таким образом, можно сказать aimer les
fleurs, но нельзя – chérir les fleurs, несмотря на то, что глагол chérir иногда
используется и по отношению к неодушевленным именам существительным –
chérir une opinion. Affectionner выражает понятие «любить» сдержаннее, чем
chérir и даже aimer, и обозначает некоторую привязанность по отношению к
людям, вещам. S'éprendre – это любить кого-нибудь или что-нибудь с оттенком
безрассудства, с большой силой. Выражение être féru d'amour «быть страстно
влюбленным» синонимично être épris, но изысканнее. Его употребление в
разговорном стиле отмечено иронией, вызывает насмешку, связано с вычурным
аристократизмом. Adorer – «обожать, любить», idolâtrer – «любить безумно,
боготворить». Что касается gober, то этот глагол просторечен, так же как и
выражения avoir le béguin и en pincer pour, встречающиеся в фамильярной речи
и имеющие оттенок грубости, иногда вульгарности. Ж. Марузо так пишет о
просторечии: «Il ne comporte guère de mots pour traduire l’attendrissement, la
compassion, l’humanité, la générosité, 1’abnégation, l’altruisme, la tolérance et
même l’élémentaire bonté; toutes les nuances de l’amour, affection, attachement,
inclination, sympathie aboutissent chez lui au désinvolte et inexpressif – béguin».
По мнению П. Гиро, то же самое относится к образному выражению
avoir dans la peau. Конечно, французские ученые правы в том, что язык народа
не так нюансирован как литературный. Но если он проигрывает иногда в
богатстве форм и в количестве их оттенков, то выигрывает в емкости, колорите.
Действительно, что значит avoir dans la peau? Это – любить и нежно, и
страстно, любить ненавидя и обожая до безумия, боготворить или только
испытывать привязанность и т. д. По силе экспрессии avoir dans la peau не
уступит, пожалуй, ни одному из членов синонимического ряда.
Итак, словарный фонд языка, его лексика, предоставляет возможность
выбора благодаря синонимии. Но не только лексика способна влиять на
становление стиля, но и синтаксические конструкции, грамматические обороты
и т. д. Ср.: Мы видим школьника, читающего книгу и Mы видим школьника,
который читает книгу.
Здесь причастный оборот настоящего времени и пpидаточное
определительное предложение синонимичны: они выражают одно и то же
значение с той разницей, что причастный оборот более «тяжеловесен», а
154
потому npинадлежит письменной форме различных стилей, особенно
официально-деловому. А придаточное определительное предложение больше
свойственно разговорному стилю. Сравним передачу этой информации во
французском языке: Nous voyons un garçon lisant un livre и Nous voyons un
garçon qui lit un livre или Nous voyons un garçon lire un livre. Во французском,
как видим, есть еще одна специальная конструкция – инфинитивный оборот –
типичная для него и для многих других европейских языков, испытавших
влияние латыни или романских языков. При его переводе на русский
пользуются, как правило, различными типами придаточных предложений или
причастным оборотом: Мы видим, как мальчик читает книгу; Мы видим, что
мальчик читает книгу; Мы видим мальчика, читающего книгу и т. д.
Синонимами можно считать и способы выражения степеней сравнения в
современном французском языке. Как известно, сравнительная степень
образуется с помощью наречных оборотов plus…que, moins…que, aussi…que,
превосходная – le plus, le moins и слов, обозначающих единственный в своем
роде признак, качество. Это – грамматическое средство выражения сравнения,
стилистически нейтральное. Но в живом языке намного больше возможностей
для выражения сравнения. И эти возможности ему предоставляют
стилистические средства. Ученые поэтому говорят о большой роли
стилистического способа выражения сравнения во французском языке,
связанной с ограниченностью его морфологических ресурсов. Возьмем такой
пример: Робер такой лгунишка, что Андре с ним не сравнить. Грамматика
французского языка дает единственный способ сравнения: Robert est plus
menteur qu'André. Robert ment plus qu’André. Эта форма сравнительной степени
нейтральна из-за универсального характера в языке. В то же время лексико-
стилистическими средствами это сравнение может быть передано множеством
вариантов, таких как:
Il est menteur, André, mais ce n’est rien à côté de Robert.
Robert, il lui rendrait des points pour ce qui est de mentir.
Pour mentir, il peut toujours s’aligner, André.
Un mensonge d’André et un mensonge de Robert, ça ne se compare pas.
Comme menteur, c’est un petit garçon, André.
André ment bien, mais Robert, alors, c’est un artiste.
Еще более разнообразны способы выражения превосходной степени.
Например, префиксы archi-, super-, extra- могут соединяться не только с
прилагательными, но и с именами (в том числе и собственными), наречиями,
причастиями и нередко наслаиваться друг на друга: Il m'a reçu archifroidement.
C’est un archi-Machiavel. Olives supercolossales; sac de couchage extra-large; une
fille archisupermince.
В разговорном стиле современного французского языка превосходная
степень способна образовываться, так же, как в турецком, итальянском,
русском и некоторых других языках, повторением одного и того же слова: Elle
n'est pas jolie-jolie et elle chante faux, faux, mais faux! Или в русском языке: Она
такая уж хорошенькая-хорошенькая, такая расхорошенькая! Сравним с
украинским языком:
155
Найогиднiшi очi порожнi,
Найгрiзнiше мовчить гроза,
Найнiкчемнiшi дурнi вельможнi,
Найпiдлiша брехлива сльоза.
Найсолодшi коханi вуста,
Найчистiша душа незрадлива,
Найскладнiша людина проста (В. Симоненко).
Как видно, поистине удивительные формы выражения превосходства с
разнообразнейшими стилистическими нюансами кроются в лексике, в
комбинациях слов. Вот тот же пример с Андре и Робером:
С’est un tricheur hors pair.
Je vous présente Robert, l’as des menteurs.
С’est un menteur fieffé.
Celui-là ment comme pas un.
Robert, champion des mensonges toutes catégories.
II a pour mentir un talent non pareil.
Pour mensonges, je lui donne la palme.
Pour mentir, à lui le pompon…
Эти синонимические фразы принадлежат разговорному стилю, некоторые
из них отмечены фамильярностью.
Итак, можно сказать, французский язык располагает весьма развитой
системой синонимических средств выражения, что делает его гибким,
подвижным, чувствительным к малейшим вариациям мысли. Разные стили
используют и разные синонимические средства выражения. Наиболее
разнообразны они в разговорном стиле, особенно в его разговорно-
фамильярной разновидности. И это понятно: живое общение всегда стремится к
самовыражению, старается избегать шаблона.
Ш. Балли писал в свое время, что «в принципе все речевые факты,
связанные общностью основного смысла, можно рассматривать как синонимы,
независимо от их внешней формы и грамматической функции; однако начинать
следует с изучения собственно слов и предпочтительнее со слов одной и той же
грамматической категории. Для того чтобы построить синонимический ряд,
необходимо, исходя из контекста, найти идентифицирующее слово, которое
послужит отправной точкой и естественным центром для всего ряда. Два
признака синонимичности: возможность заменить одно слово другим в данном
контексте; возможность заменить в контексте логический антоним одного
слова другим антонимом.
Оттенки, отличающие всякий данный речевой факт от его синонимов,
многообразны, однако один из них всегда является доминирующим. Все
доминирующие оттенки можно свести к некоторым общим категориям,
которые соответствуют формальным категориям мысли и чувства; это
обстоятельство дает основание разработать систему экспрессивных значений.
Наличие общих категорий определяет метод изучения синонимов. Например, le
légitime propriétaire «законный владелец» – celui qui a le droit de posséder «тот,
кто имеет право на владение»; прилагательное légitime может рассматриваться
156
как синоним глагольного сочетания avoir le droit «иметь право» или даже как
синоним существительного droit «право».
Известный украинский поэт М. Рыльский отмечал, что «багатство
синонiмiв – одна з питомих ознак багатства мови взагалi. Умiле користування
синонiмами … – невiд’ємна прикмета доброго стилю, доконечна риса
справжнього майстра». Украинский язык, как и русский, характеризуется
богатой синонимией, которую украинские лингвисты понимают достаточно
широко. Так, по их мнению, необходимо различать идеографические синонимы
(хата, дiм, будинок), абсолютные синонимы (лiтак, аероплан; зодчий,
архiтектор; укол, iн’єкцiя) и стилистические синонимы (ïсти, жерти), а также
морфологические, лексические, синтаксические, фразеологические синонимы.
В принципе, все развитые языки богаты синонимией, только в аналитических
языках доминируют лексические формы, а в синтетических морфологические
или синтаксические.
Хотя синонимию рассматривают как сосуществование различных
означающих одного и того же означаемого, она, строго говоря, не существует:
во-первых, система и структура языка не терпят длительного существования
семантически или стилистически эквивалентных языковых знаков – язык
быстро освобождается от всего лишнего для коммуникации. Поэтому
идеографических и абсолютных синонимов в действительности нет. Все они
стилистически неадекватны: хата – обиходно-разговорное (tend au parler
familier), дiм – литературно-разговорное (le parler courant), будинок –
официально-деловое (le parler réglementaire) или же зодчий – более поэтичное,
чем официально-деловое архiтектор (plus poétique que le réglementaire),
аероплан – «старее», историчнее, чем лiтак. (plus vieux, historique). Иначе
говоря, закон экономии речевых усилий довлеет над каждым языком, поэтому
в нем нет ничего лишнего, дублирующего. А существование различных знаков
для одного и того же концепта объясняется необходимостью вербализации
различных сторон (аспектов) этого концепта, выделяя ту или иную сему так
называемых синонимических лексем. Это верно также для морфем и
синтаксических структур: одни из них более литературны, другие более
разговорны или фамильярны и т. д. Ср. в украинском языке: батьку – батьковi,
на полi – по полю; коли приходиш додому, дивишся телевiзор – прийшовши
додому, дивишся телевiзор. Совершенно ясно, что вторая фраза более «ученая»,
более тяжелая по сравнению с первой с ее простым придаточным
предложением. А причастные и инфинитивные обороты отягощают
высказывание, они, как правило, свойственны более сублимированной речи.
Такое же положение вещей и в русском языке: Когда приду домой, я тебе
позвоню отличается стилистически от Придя домой, я тебе позвоню, или во
французском языке Une fois rentré chez moi, je t’appellerai или Après être rentré
chez moi, je t’appellerai стилистически отличается от Quand je serai rentré chez
moi, je t’appellerai или Quand je rentre chez moi, je t’appelle. И это настолько
очевидно для носителей языка, что не требует никаких лингвистических
доказательств.
157
Испанский язык также богат синонимами. Их классификация и функции
такие же, как в других языках. Испанский филолог С. Дапия (J. L. Salgado
Dapia) подчеркивает, что «el conocimiento de la sinonimía de la lengua castellana
proporciona un riquísimo tesoro de voces pintorescas, expresivas y variadas; anima la
imaginación…, allana la construcción de frases, evitando repeticiones monótonas o
poco armoniosas, y suministra seguros medios para captar bien el sentido de
cualquier lectura». Ср.: el terrado – la terraza – la azotea (la terrasse); a pesar de
los pesares – a pesar de todo; la congoja – la angustia – la ansiedad; los
escalones – el peldaño; pugnar – luchar – pelear, el dorso – la espalda – el dos; el
catre (la paillasse) – el jergón; junto a – al ldo de; еl día de mañana – el futuro –
el porvenir, en vano – en balde, la noche cerrada – la noche oscura.
La verdad es que siempre trabajó en una cosa o en otra y que era injusta la
fama de gandul («vago») que tenía en el barrio (M. Montalbán).
El chófer – этот испанизированный галлицизм (le chauffeur), обозначает
профессионального шофера, а в других случаях употребляют conductor.
El ir y venir – las idas y venidas (… al fondo de la habitación se veía el ir y
venir de Carmen en combinación azul celeste) (M. Montalbán). .
Сравните в английском языке слово girl: в поэтическом языке это будет
архаичное maiden, lass или lassie будет диалектально с уменьшительным
оттенком значения, на сленге это chick, baby, иронически young lady и т. д.
Как уже говорилось выше, синонимами могут быть фразеологические
единицы с различной стилистической характеристикой, о чем писал еще
Ш. Балли, приводя такой пример: «Рассмотрим синонимическую пару nuage et
nue «облако, туча». Nuage – общеупотребительное слово, лишенное какой бы
то ни было эмоциональной окраски; nue относится к книжной речи и тем самым
обладает определенной социальной окраской. Отражаются ли в той или иной
мере эти стилистические оттенки во фразеологических оборотах с
вышеупомянутыми словами? Мы говорим être dans les nuages «витать в
облаках» в значении «мечтать о чем-то неопределенном», и это выражение
имеет фамильярный и несколько уничижительный оттенок (подобно глаголу
rêvasser), хотя само слово nuage этого оттенка лишено. Так же обстоит дело и
со словом nue: если porter aux nues «превозносить кого-либо до небес» в
значении «расхваливать кого-либо» действительно принадлежит книжному
языку, то tomber des nues – «с луны свалиться», обозначающее «быть
ошеломленным», является чрезвычайно фамильярным». Ср. укр. Нi риба нi
м’ясо, нi туди нi сюди, нi в тин нi в ворота или русск. ни рыба ни мясо, ни
туда ни сюда, ни в тын ни в ворота; франц. ni viande ni poisson; исп. ni carne
ni pescado, англ. good red herring или flech nor fowl (буквально ни мясо и ни
птица).
Напомним, что синонимичными могут быть степени сравнения,
префиксы, суффиксы, окончания. То есть там, где наблюдается вариативность
формы или содержания лингвистического знака – «…структура языка всегда
допускает при реализации ее в речи довольно широкие вариации»
(Ю.С. Степанов), – возникает стилистическая информация.
158
Но, как уже отмечалось, именно маргинальные регистры национального
языка характеризуются развитой синонимикой, передающей всевозможные
стилистические оттенки. Ср. просторечие в романе Л. Перго:
T’as tort, Boulot! Ben quoi, la belle affaire! Une tache au cul, c’est pas être
estropié ça, et il n’y a pas à en avoir honte; c’est ta mère qu’a eu une envie quand
elle était grosse: elle a eu idée de boire du vin et «allé» s’est gratté le derrière à ce
moment-là. C’est comme ça que ça arrive. Et ça, ça n’est pas une mauvaise envie.
Очень близки к синонимам так называемые дублеты, понимание которых
лингвистической общественностью противоречиво: некоторые лингвисты
полагают, что в каждом языке на протяжении определенного периода
существуют слова с одинаковым значением, которые со временем
дифференцируются. Такое наблюдается особенно в терминологии. Другие же
считают, что дублетность как лингвистический феномен не существует, потому
что язык не терпит ничего лишнего, что не служит целям коммуникации:
появляющаяся тавтологичность знаков быстро исчезает или служит средством
стилистической дифференциации. Последняя точка зрения представляется
более корректной. Ср. в русском языке дублеты исполкомский –
исполкомовский или в украинском: процент – відсоток, употребление
которых стилистически дифференцированно.
Синонимы являются основой отдельных выразительных средств
(приемов). Так, например, прием амплификации состоит в употреблении ряда
слов (синонимов) для характеристики предмета или явления, о которых идет
речь или которые описывают.
Ср.: Що робив твій меч у… бою? Яка роль відводилась твоїй зброї?
Якими були твої думки, очі, руки, горіння душi? ( М. Горбаль).
Безусловно, синонимы не единственный «строительный материал» для
стилистики: им служат также другие лексические серии (антонимы,
паронимы, фразеологизмы и т. д.), грамматические (род, число, лицо) и
синтаксические категории (залог, наклонение, вид ), которые создают другие
более сложные и более абстрактные категории (текстуальные, дискурсивные) с
той или иной стилистической окраской.
Близка к синонимии и полисемия знака, или многозначность.
Многозначное слово имеет не одно, а порою несколько десятков значений.
Полисемия присуща всем языкам, то есть, как утверждают ученые, это
универсальное свойство слова любого естественного языка. Очень удачно
иллюстрирует полисемичность слова в русском языке В. Остен в
стихотворении «Дорога»:
Подумайте только, как много
Значений у слова дорога.
Дорогой зовут автостраду
И тропку, бегущую рядом,
И шлях, что лежит на равнине,
И путь каравана в пустыне,
И шаг альпиниста по круче
159
К вершине, упрятанной в тучах,
И след корабля над волнами,
И синие выси над нами…
А вскоре пополнится новым
Значеньем привычное слово.
Представьте: готова ракета
К прыжку на другую планету.
Прощаясь с ее экипажем,
Стоящим у звезд на пороге,
Мы просто и буднично скажем:
«До встречи! Счастливой дороги!»
Подумайте только, как много
Значений у слова дорога.
Точно так же и во французском языке слово chemin многозначно. Это –
allée, avenue, charmille, sentier, sente, ravin, cavée, piste, layon, rue, voie и т. д.
Как видно, полисемия слова нередко переходит в синонимию. На
примере синонимического ряда слова chemin (дорога) видно, какие оттенки
значений могут быть заключены в этом слове. И таким свойством обладает
большинство слов языка. Например, le génie, le génie de la langue, le génie civil
или les dons de l’esprit, esprit de vin, faire de l’esprit. Или, например, le coup «qui
est un des mots les plus accommodants de la langue française, – отмечает с
иронией П. Данинос. – Peut être bon, bas, mauvais, sale, fourré, sec, fumant, dur,
minable, de rouge, de blanc, de sang, du sort, de main, du lapin, de tête, d’oeil, d’air,
de Jarnac, de chien, de fil, de chapeau, de foudre, de feu, de fil, de vieux, de folie, de
fourchette, du ciel, de balai, de théâtre, de Bourse, du père François, de maître, de
soleil, de pied de l’âne… de grâce arrêtons-nous. On le tient, on le fait, on le monte,
on le donne. On peut le marquer, l’accuser, le boire, le rendre. On peut même… enfin
bref, ce n’est pas un coup pour rien».
Слово как единица языка характеризуется отдельными специфическими
чертами в различных языках. Русское слово, например, отличается от
французского и с точки зрения фонетики, грамматики и даже стилистики. По
мнению медиков, слово – одно из наиболее сильных раздражителей,
действующих на человека. Слово может лечить и ранить, возбуждать и
успокаивать. Поэтому врачи, как и лингвисты, учат обращаться со словом
осторожно, бережно к нему относиться. Потому что слово как отрицательный
раздражитель парализует защитные механизмы человека, а это в свою очередь
снижает его адаптацию, то есть приспособляемость к внешней среде.
Таким образом, слова очень тесно связаны с эмоциями человека: они
оказывают положительное или отрицательное влияние на все его состояние.
Многочисленные эксперименты врачей, психологов, лингвистов служат этому
подтверждением. Например, слово как лечебное средство лежит в основе
гипноза. А гипноз, или гипнотерапия, дает хороший эффект при лечении
многих заболеваний, в том числе и таких «болезней века», как сердечно-
сосудистые.
160
Слово всегда что-то называет, что-то выражает. Например, «стол» – это
предмет, предназначенный для того-то и того-то; «пить» – это совершать
действие, связанное с тем-то и тем-то и т. д. Это – так называемые прямые
значения слов «стол», «пить». Но в языке слово связано многочисленными
отношениями с другими словами, и поэтому очень часто имеет не только
прямое значение, но одно или несколько других, в том числе и стилистические.
Все эти другие значения в слове второстепенны, но зачастую именно благодаря
им слово живет многогранной и содержательной жизнью в речи.
Иногда второстепенное значение становится главным, а основное
«забывается», выходит из употребления. Бывает, что слово вообще «умирает»,
то есть им перестают пользоваться. Все эти процессы имеют прямое отношение
к стилистике, потому что стилистика «командует» словами в речи.
Иногда значения одного и того же слова настолько расходятся, что между
ними уже не прослеживается никакой связи. Такое слово как бы расщепляет
свое значение на два или несколько самостоятельных, сохраняя ту же форму.
Так образуются омонимы – слова, одинаковые по форме, но разные по
значению. Например, voler «летать» и voler «воровать», livre, m «книга» и livre,
f – мера веса и т. д. Ср. в украинском языке кава (café) и кава (диалектизм
corbeau), коса (natte) и коса (la faux ) в русском языке, été (saison de l’année) и
été (p. p. du verbe «être») во французском, meteré mi dinero en un banco и me
siento siempre en el mismo banco в испанском. В английском языке, как и в
других языках, полисемия слова или его омонимия могут порождать
юмористический эффект. Например, в «Записках Пиквикского клуба» (Pickwick
Papers) мистер Wardle обращается внезапно к своему слуге с вопросом «Have
you been seeing any spirits?», который его переспрашивает «Or taking any?» – в
первом случае речь идет о духе, а во втором о крепком спиртном напитке.
Вот хрестоматийный пример омонимичных форм у Т. Шевченко:
Думи моï, думи моï,
Квiти, моï дiти.
Виростав вас, доглядав вас.
Де ж менi вас дiти?
Омонимичными могут быть не только слова, но и формы слов. Особенно
это характерно для русского языка с его системой склонения многих частей
речи. Вот, например, одна из строф стихотворения В. Брюсова «На пруду»:
Ты белых лебедей кормила,
Откинув тяжесть черных кос…
Я рядом плыл; сошлись кормила;
Закатный луч был странно кос.
В первых двух строках кормила от глагола кормить, кос – род. падеж от
косы (девичьи); во вторых двух строчках кормила – поэтически возвышенное
существительное, а кос – краткая форма от прилагательного косой. А вот у
того же автора вторая пара омонимов веки «paupières» – вовеки «de toute ma
vie» et берег «rive » – берегу (беречь) «garder»:
Закрыв измученные веки,
Миг отошедший берегу,
О, если б так стоять вовеки
На этом тихом берегу.
161
Омонимия во всех ее разновидностях, как видим, может служить
эффективным средством создания образности. Сравните, например, во
французском языке омофонию, которая создает часто комический эффект,
своего рода каламбур: – Sais-tu pourquoi tu aimes la chicorée? – Parce qu’elle
est amère (ta mère). Или же:
Il était une fois
Une marchande de foie
Qui vendait du foie
Dans la ville de Foix.
Elle m’a dit: «Ma foi,
C’est la dernière fois
Que je vends du foie
Dans la ville de Foix,
Car les gens de Foix
N'achètent plus de foie!»
К такого рода играм слов прибегают нередко поэты (их любили Гюго,
Малларме и др.).
Существуют в языках и так называемые транслингвистические омонимы,
в основе которых лежит общее их происхождение: люлька «le berceau» в
русском разговорном языке и «la pipe à fumer» в украинском, во французском
os (est cassé) и os (lo permito) в испанском и т. д.
Наряду с синонимами и полисемией известным стилистическим
потенциалом обладают паронимы, то есть слова или словосочетания,
обозначающие которых близки по звучанию. Например, укр. калина – малина,
особовий – особистий, тяжкий – важкий, нагода – пригода; исп. foja – hoja –
panoja, mocho – ocho – reprocho; ¿qué hora es? – el creyente ora con fervor; англ.
imaginary – imaginative, sensual – sensuous, defective – deficient, continual –
continuous, adventitious – adventurous, authoritative – authoritarian. Разумеется,
что это свойство знака не остается без внимания со стороны мастеров слова:
Dormeuse, amas doré d’ombres et d’abandons (P. Valéry).
Autre souvenir de honte: chez le notaire, il a dû écrire le premier «lu et
approuvé», il ne savait pas comment orthographier, il a choisi «à prover». Gêne,
obsession de cette faute… (A. Ernaux).
Alors mes larmes se mirent à couler d’elles-mêmes, avec une impétueuse
abondance, des larmes d’abandonnée, de condamnée, que ma fatigue ne retenait plus
(M. Prévost).
Voila, n’est-ce pas, la lettre d’un brave bourgeois, un peu «égrillardé» par
l’absence de sa femme qu’il aime, et mêlant dans sa prose affectueuse la gaillardise,
la paternité… (M. Prévost).
La lumière du rocher abrite un arbre majeur (R. Char).
C’était un charmant copain
Il avait une dent contre Etienne
A la tienne Etienne à la tienne mon
Vieux
C’était un amour de copain… (R. Desnos).
162
Парономазия свойствена особенно поговоркам, пословицам, максимам:
Vouloir, c’est povoir. В следующих примерах парономазия порождает
насмешливые и какофонические эффекты:
Le Craonnais, terre des choux, des chouans, des chouettes et de choucas, qui
crient autour des clochers: Je croa, je croa! (H. Bazin).
Dans le ciel un képi un dépit un répit
Un épi de tristesse une note qui file
Une île de chagrin un gendarme en ville
Un képi sur la tête d’un baladin (P. Seghers).
Ср. в русском языке:
Зона выжигания (вместо выживания). Скрипач на крыше, играй потише
(Заголовки газетных статей). В испанском языке:
Para la puerta es la cerradura, y para el caballo la herradura; el caso es que
la gente se entere, porque por él, ya lo sé, qué me vas a dicir a mí, como un perro,
bueno era, pero hay que guardar las apariencias, Valen… (M. Delibes).
Нельзя не отметить, что паронимы создают разнообразные
стилистические оттенки высказывания, и эта их функциональная особенность
проявляется во всех анализируемых языках. Как и омонимы, паронимы
образуют часто каламбуры в разговорном, медийном, художественном стилях.
Ср. в украинском языке:
У графа профiль – як у грифа
А я бродячий менестрель (Л. Костенко).
Розрахунки i прорахунки, манери чи маневри (Заголовок газетной статьи).
Барвистiсть iспанського пейзажу доповнюють пейзани в мальовничих шатах,
що захоплено вiтають туристiв i закидають ïх магнолiями та камелiями...
(Ю. Смолич). Дере коза лозу, а вовк козу, а вовка мужик, а мужика пан…, а
нашого брата дере жiнка кирпата, жiночка люба та дере за чуба…
(Б. Лепкий).
В английском языке:
Out sword, and to a sore purpose (доставай меч и приступай до больной
задачи).
Паронимы в параллельных конструкциях усиливают стилистический
потенциал высказывания:
Обман же людей партиями довольно легко проверяется, поскольку
довольно легко проявляется (Газета).
Вот несколько примеров из статьи-фельетона «Сэ ля ви!» в русской
газете:
Это честный бизнес-мухлёж. Такой уж он, бизнес, частный и
несчастный одновременно… Однако, невмоготу благоденствовать под
защитой закона о прожиточном минимуме, когда плановую экономику
заменили клановой? Клановая чем-то, наверное, лучше, но не для нас…
Ср. во французском языке:
– On lui en fait avaler des couleuvres – Et de toutes les couleurs!; De mon
temps on naissait avec des devoirs. Aujourd’hui on naît avec des droits! (P. Daninos).
163
Паронимы – незаменимый инструмент создания шаржей, эпиграмм,
пародий.
Хотя европейская лингвистическая традиция в целом одинаково трактует
явление парономазии, однако ее понимание в испанской филологии несколько
специфично: к паронимам здесь также относят и омонимы. Ср.:
«Parónimos son aquellos vocablos que tienen entre sí semejanza. Esta
semejanza puede ser escribirse exactamente igual y ser diferente su significado, o
bien por tener un vocablo cierta diferencia por el cambio de una letra, siendo, su
significado comletemente distinto. Los parónimos, en razón de su tipo, se dividen en
homófonos y homógrafos» (J.L. Salgado Dapia).
Антонимы являются также важным источником создания
стилистической информации текста. Они лежат в основе антитезы – одной из
базовых фигур риторики, которая в большей или меньшей степени
наличествует во всех функциональных стилях и их жанрах. Она проявляет себя
не только на уровне слова, но и структуры высказывания в целом. Ср. в
русском языке:
Малые партии вносят дополнительные проблемы в жизнь области. Их
деятельность, а скорее – бездеятельность, вызывает необходимость
увеличения объема бесполезной для государства… работы, связанной с
обслуживанием партий (Газета).
Кроме джентльменов, приносящих немного солнца и много сардин в
оригинальной упаковке, – думается мне, что должно прийти – и скоро –
плодотворное, животворящее влияние русского юга, русской Одессы, может
быть (qui sait?), единственного в России города… Летом в его купальнях
блестят на солнце мускулистые бронзовые фигуры юношей, занимающихся
спортом, мощные тела рыбаков, не занимающихся спортом, жирные,
толстопузые и добродушные телеса «негоциантов», прыщавые и тощие
фантазеры, изобретатели и маклера. А поодаль от широкого моря дымят
фабрики и делает свое обычное дело Карл Маркс ( И. Бабель).
В последнем примере роль антонимов особенно заметна, потому что они
образуют оппозицию «абстрактное эстетическое / конкретное банальное» с
легкой примесью прециозной фривольности (ремарки на французском языке).
Все это служит созданию яркого образы Одессы 20-х гг. прошлого века и
помогает понять лучше юношеский задор и оптимизм ее жителей. Этому
способствуют в значительной мере гипербола (единственный в России город),
метонимия (Karl Marx = капитал, деньги) и многочисленные оригинальные
эпитеты автора, что вместе взятое делает весь текст антитетичным: с одной
стороны праздность, а с другой – тяжелый труд. И. Бабель в своих
произведениях прибегает часто к контрасту, поэтому его язык богат яркими,
хотя на первый взгляд и банальными, антонимами. Ср.:
Все мне было необыкновенно в тот миг и от всего хотелось бежать и
навсегда хотелось остаться.
Не меньшее влечение к контрасту находим, например, у П. Даниноса,
произведения которого полны тонкого юмора и иронии. Ср.:
164
(Les Français)… qui sont sous le charme lorsqu’un de leurs grands hommes
leur parle de leur grandeur, de leur grande mission civilisatrice, de leur grand pays,
de leurs grandes traditions, mais dont le rêve est de se retirer, après une bonne petite
vie, dans un petit coin tranquille, sur un petit bout de terre à eux, avec une petite
femme qui, se contentant de petites robes pas chères, leur mitonnera de bons petits
plats et saura à l’occasion recevoir gentiment les amis pour faire une petite belote?
Или еще:
Entre ceux qui s’excusent de nous recevoir à la fortune du pot et ceux qui
s’excusent de ne pas nous recevoir du tout, ceux qui s’excusent de leur ignorance et
ceux qui s’excusent de paraître pédants, ceux qui s’excusent de parler à mots
couverts et ceux qui s’excusent de ne pas déguiser leur pensée, ceux qui s’excusent
d’avoir des enfants aussi mal élevés et ceux qui s’excusent de ne pas élever d’enfants,
ceux qui s’excusent de vous déranger de si bonne heure et ceux qui s’excusent de
vous téléphoner si tard – le monde passe une grande partie de sa journée à dire: Je
m’excuse, forme curieusement préférée au simple Excusez-moi. Si les gens qui ne
s’excusent de rien sont des mufles, ceux qui s’excusent de tout sont encore plus
insupportables, car il faut par politesse se récrier alors que leurs excuses sont
parfaitement fondées: le dîner est mauvais, vous avez un courant d’air dans les
jambes, vous voudriez être au lit, et vous affirmez que c’est délicieux, que vous êtes
très bien, pas fatigué du tout.
Ср. в испанском языке:
Carmen se estira bajo la blanca colcha, cierra los ojos y, por si fuera
insuficiente, se los protege con el antebrazo derecho, muy blanco, en contraste con
la negra manga del jersey que la cubre hasta el codo; Los bultos entraban y salían.
Carmen estrechaba manos fofas y manos nerviosas. Se inclinaba primero del lado
izquierdo y, luego, del lado derecho y besaba al aire..; – Estoy hecha una facha –
murmura – . Con sujetador negro y con sujetador blanco estos pechos míos no son
luto ni cosa que se le parezca (M. Delibes).
На страницах испанских газет:
Tengo una licenciatura en francés por la Universidad de Kentucky, soy una
madre y hermana (…), un pasado de modelo y un futuro muy prometedor en el
Olimpo de Hollywood. Ср. в украинском языке:
Бо що свої болi – пусте. Свiтове горе велике. Вiн надививсь на нього i
вдома i по свiтах (М. Коцюбинський). Часом ми вельми переконливо говоримо
про складнiсть того чи того типу людини, наперед припускаючи цю складнiсть
у заданiй класичнiй багатозначностi: шукай у чеснотi зла, у злi – чесноти, в
любовi – моральностi або аморальностi, у зiткненнi полярностей – iстини
(Газета).
Земля пахне торiшнiми травами i молодою м’ятою, вiчнiстю i миттю
(Г. Тютюнник).
Я твоя надiя i омана. Iскра нероздмухана твоя! (I. Драч).
Той мурує, той руйнує (Т. Шевченко).
Иногда антонимы делят на постоянные, свойственные системе языка в
целом (день – ніч, життя – смерть, приходити – відходити) и
165
контекстуальные, которые часто встречаются в произведениях художественной
литературы и в поэзии:
Мати в’яне. Дочка червоніє (Т. Шевченко).
Антонимы лежат в основе максим, поговорок, пословиц, сентенций: на
чорнiй землi бiлий хлiб родить; порожня бочка гучить, а повна мовчить. Исп.:
pleno – vacío, el poder – la incapacidad, poderoso – impotente, sobre – debajo.
Франц.: Quelle chimère est-ce donc que l’homme?.. … dépositaire du vrai, cloaque
d’incertitude et d’erreur; gloire et rebut ( B. Pascal).
Современная песня во всех языках также не обходится без антонимов. Ср.
русск. Только бездушие губит нас, лечат любовь и ласка. Лица друзей, маски
врагов.
Синонимические, антонимические и другие семантические отношения в
тексте произведения могут служить знаковым творческим приемом писателя
или поэта, выступать характерологической чертой того или иного
литературного направления, как, например, романтизма. Исследователи
французского романтизма, в частности, поэтики А. де Виньи, отмечают, что
антонимично-синонимичные парадигма и концепция мифа Виньи порождают
семантическую эквивалентность на первый взгляд сопоставимых реалий и
понятий философско-риторического и психологического содержания. В этом
сущность романтизма Виньи как индивидуальной мифопоэтической,
философской системы и дискурса, вобравшего парадокс, параллелизм,
антитезу, однородные синтаксические структуры, способствующие лиризации
мифориторического текста, его трансформации в текст мифопоэтический и
возрождению мистицизма как выражения высшего человеческого опыта.
2. Неологизмы и окказионализмы
Неологизмы в языке являются в некотором роде зеркалом
социокультурного, политического, экономического и технического развития
нации. Иногда это результат происходящих в мире глобальных процессов, как,
например, слово глобализация (франц. globalisation наряду с «собственным»
словом mondialisation, англ. globalization, укр. глобалiзацiя, исп. globalización).
Понятие глобализации очень быстро сформировало вокруг себя целое
концептуальное поле во всех языках, как, например, в русском: глобалист,
антиглобалист, глобальная проблема, глобальный кризис, глобальная система,
глобальная катастрофа, глобальное потепление, глобальная стратегия и
многие другие. На вопрос, как и почему появляются языковые инновации,
предельно ясно отвечает Ч. Барбер (Ch. Barber):
«Sometimes a new word is produced by a single speaker only, in some special
situation. And never occurs again; such a nonce-word has little importance.
Sometimes a word produced by a single speaker is taken up by a small group, like the
family, or a coterie of friends, or the stuff of an institution, and persist there for a time
without gaining any wider circulation many small groups have such private words
and they rarely imping on the community as a whole. Sometimes, however, a word is
invented or introduced by a number of different people independently, because the
docial and linguistic climate favours this development, and such a word is much more
166
likely to gain general acceptance… A new word whether the product of one person or
many, may have the luck to be popularized by the press or the wireless, or to be
adopted as a piece of exact terminology by some official body; or it may just spread
through the community because it satisfies some need in the speakers, until it
becomes an accepted part of the language, and eventuelly gets through to the
lexicographers and is immortalized in a dictionary».
Ясно, что неологизмы появляются в силу необходимости номинировать
новый предмет или явление, связанные с деятельностью человека. В этом
случае их основная функция денотативная и не носит никакой стилистической
маркированности кроме оттенка новизны быстро уходящего из-за
употребительности лексемы. Например, в 1968 г. в Советском Союзе появилась
новая модель легковой машины под названием «Победа» («Victoire»), что
спровоцировало появление нового слова автолюбитель и нового понятия
личный автомобиль. Слово водитель быстро заменило распространенное
шофер в значении водитель служебного автомобиля (conducteur des officiels).
Или возьмем совершенно недавно появившийся спортивный термин
футдаблбол, который, как это видно, сохраняет в русском языке английское
произношение. В русском и украинском языках любители компьютерных игр
стали геймерами (от англ. game): Геймери хочуть стати олiмпiйцями
(Телевизионный репортаж). Или возьмем название новой болезни европейцев,
связанной с манией покупок, которой страдают в основном женщины из-за
депрессии: шопоголизм, шопоголик. В русском языке это не новая модель, так
как существует уже давно разговорно-фамильярные трудоголик и
трудоголичка.
В украинском языке появляются также новые слова в различных сферах
языка: біонавт, екологія мови, київфобія и т. д. С одной стороны, это результат
объективного развития украинского общества, а с другой – четко
прослеживается связь с политикой поголовной украинизации страны.
Например, недавно появившееся слово виш как альтернатива
распространенному русскому вуз – высшее учебное заведение (которое, кстати,
соответствует украинскому вищий учбовий заклад). Однако украинские
лингвисты считают, что слово учбовий не является украинским, потому что оно
не может считаться образованным от несуществующего в языке слова учеба.
Ср.: Поруч із терміном «ВНЗ» в українській мові набула значного поширення й
абревіатура «виш» (від терміна «вища школа»), її зафіксували лексикографічні
джерела й художня література. Декому слова «виш», «вишівський» можуть
видатися незвичними. Але ж не все незвичне є неправильне! (Газета).
Из телевизионных репортажей на украинских телеканалах можно узнать
об аскерах (от англ. аsk) – группах молодых людей, которые танцуют на
улицах Киева, а один из них со шляпой в руке ходит по кругу собравшихся
зрителей, прося оплатить спектакль. Уже давно привычными стали спонсор,
спонсировать (игры) (sponsoriser les jeux) и многие другие слова, которые
появились во всех языках с тем же значением. А вот телескопный неологизм:
167
… другая тенденция в современной моде – я ее называю порношик –
особенно популярен у нас. Много раз я наблюдал за славянками в аэропортах.
Они надевают высоченные шпильки, оголяют живот и еще наряжаются в
кофточку во-о-от с таким декольте (Из газета).
Безусловно, подобные новообразования стилистически маркированы,
многие из них разговорны, но без всякого налета вульгарности.
Иное дело, когда речь идет о новых словах, созданных мастерами слова
для выражения своего особого видения мира и отношения к нему. Именно эти
слова или их сочетания становятся визитной карточкой писателя или поэта, их
индивидуального литературного стиля. Не будучи специалистом, всякий более
или менее грамотный человек узнает Пушкина или Маяковского, Евтушенко
или Есенина, Солженицына или Бунина, Пруста или Сент-Экзюпери,
Твардовского или Шевченко. Ср.:
Считаю также, что мы недостатчно резко осуждаем участившиеся
случаи ксенофобии – я называю это общим словом антиинтернационализм.
Кстати, хотя оно лежит на поверхности, его до меня, как ни странно, никто
не употреблял. Понятие интернационализм включает и антисемитизм, и
проявления расизма… (Е. Евтушенко).
Украинские писатели и поэты также щедры на яркие новообразования. Ср.:
О, я не невiльник,
Я ваш беззаконник,
Я – сонцеприхильник,
Я – вогнепоклонник (П. Тичина).
Викандидуватися (стати кандидатом наук); понадгіперболізована
брехня; п’ятдесятилітня юність, зачухувати аварію, дідів прогно (О. Вишня);
не дай бог хто- небудь дізнається, що я спінінгіст Вільховий (Ю. Смолич).
В английском языке А. Хаксли (A. Huxley) в Brave New World (1932)
создал «hypnopoedia» (intoxication intellectuelle au cours du sommeil), «feely»
(film de contact), придал новое значение заимствованному из хинди слову
«soma» (pilule lénifiante).
Язык художественной литературы (проза, поэзия) служит ценным
материалом для наблюдений за развитием национального языка, особенно его
литературной формы, над которой трудились известные писатели, поэты,
философы, политические и общественные деятели. Многие из них внесли
неоценимый вклад в развитие родного языка, начиная с Рабле во Франции,
Пушкина в России, Шевченко в Украине, Сервантеса в Испании, Шекспира в
Англии. В ХIХ в. во французском языке появилось много индивидуальных
неологизмов, созданных такими мастерами слова, как А. Доде, А. Рембо,
Г. Апполинер (ср. refréjon, fouffe, fornarine, godaillerie и т. д.), в ХХ в. Б. Виан
(B. Vian), Р. Кено (R. Quenaud), Сан Антонио (San Antonio), Колетт (Colette) и
многие другие значительно обогатили французский язык своими
оригинальными находками: mitocan, picpoquer, pornomondanité, gorgechauder,
eau-cul-rance (occurrence), bande des six nez (bande dessinée), s’entre-dégueuler. В
наше время национальные языки продолжают обогащаться новыми понятиями
и, соответственно, новыми словами.
168
Неологизмы образуются различными путями. Ср. во французском языке:
serfeur (от англ. serf) с дальнейшей метафоризацией: Chirac et les siens surfent
allègrement sur la grande vague anti-élites. Les surfeurs glissent sur les chaînes du
Net. Останки В. Гюго находятся в Пантеоне – V. Hugo panthéonisé; capitaliste –
capitalistique, … secteur moins ou plus capitalistique; la structure capiitalistique de
VedJ (l’Evénement du Jeudi) est unique en son genre, elle éprouve des problèmes
financiers, elle veut rester indépendente; … la bataille contre le saucissonnage des
oeuvres littéraires à la télévision, SDF (sans domicile fixe) RMI (revenu minimum
d’insertion), le discours hypervitaminisé du président (de Nicolas Sarcosy au sujet de
la crise économique mondiale et de la sutuation économique de la France), il est
badgé (он носит значок, бейджик).
В испанском языке проявляются те же тенденции. Вот несколько
примеров из романа «Desde los tejados» М.В. Монтальбана:
Lo contempla todo como si estuviera en una misión de inspección... – Solo
faltan los cagarros de los perros de la señora Asunción. – Recogía todos los perros
lisados que encontraba.
В этом высказывании неологизм cagarros, маркированный
вульгарностью, образован от глагола cagar, так же как производное от него
cagada, весьма распространенное в испанском языке с вульгарной коннотацией.
На французском этот текст звучал бы: Il ne manque que les crottes des chiens de
Mme Asuncio. – Elle recueillait tous les chiens éclopés qu’elle rencontrait. Ср.
далее:
Una hilera de pesameros desfilaba ante el niño lloroso y un viejo derruido y
soledado que se pasaba la boina de una mano a la otra.
Más que un piso vacío, le sugería un panteón lleno de muerte y él dentro,
prendido en el ligue de aquella atracción sexual por una de las mujeres más
rotundas que ha visto en esta vida.
Отмечают появление фамильярного неологизма от глагола ligar (фр.
lier), обозначающего наркотик, новообразованием является apedazado в
следующем тексте, производное от pedazo (фр. morceau):
Una luz tenue se insinúa más allá de los apedazados cristales y luego se
extingue (фр. une lueur ténue s´insinue á travers les carreaux recollés puis s´éteint).
В испанском языке неологизмы в основном образуются путем прямой и
косвенной деривации, львиная же их доля падает на заимствования из
английского языка. Это затрагивает такие важные сферы деятельности
современного испанца, как финансы, высокие технологии, спорт, масс-медиа.
Иногда говорят о мотивированной и спонтанной неологии.
Мотивированная неология предстает как результат детельности системного
языкового механизма, связанной с концептами, а спонтанная обусловлена
непосредственно процессом говорения. Совершенно понятно, что спонтанная
неология представляет особый интерес для стилистики, потому что она
непосредственно связана с экспресивностью речевого акта. Наиболее
продуктивными аффиксами в области испанских мотивированных
новообразований являются суффиксы -ista, -ino, -ano, префиксы re-, anti- , а
в области спонтанной неологии miento-, cion-, aje- и различного рода усечения
слов.
169
Медийный стиль в испанском языке, так же как и в других языках,
является настоящей кузницей неологизмов и окказиональных образований.
Ср., например, в русском языке:
В этом году в фестивальной программе принимают участие восемь
картин из Германии, Дании, Украины и России. Наша страна представлена
двумя фильмами… «Журить» взрослые работы будут дети… («Факты»).
С самого начала их образования подобные неологизмы-окказионализмы,
как правило, ставятся в кавычки, они стилистически ярко маркированы, что
подчеркивается также их орфографией журить < жюри: речь идет о
кинофестивале в международном детском лагере «Артек», где сами дети будут
давать оценку известным кинолентам.
Ср. в украинском языке:
Повним ходом іде маршалізація країн, що потрапили в маршалівку
(О. Вишня).
В часы пик в киевском метро пассажирам трудно втиснуться в вагон, из-
за чего двери не могут закрыться и срывается график движения электропоездов.
Служащие метрополитена в таких случаях стараются прессовать в полном
смысле этого слова пассажиров с их сумками и пакетами, чтобы двери
закрылись и поезд отправился. Находчивые украинцы очень быстро дали
название таким служащим, их стали называть трамбувальниками с
определенной долей иронии и сарказма.
В английском языке:
The girls could not take off their panama hats because this was not far from the
school gates and hatlessness was an offence (M. Spark).
David, in his new grown-upness, had already a sort of authorit (I. Murdoch).
That fact had all the unbelievableness of the sudden wound (R. Warren).
He looked pretty good for a fifty-four-year-old former college athlete who
for years had overindulged and un-derexercized (D. Uhnak).
She was a young and unbeautiful woman (I. Shaw).
The descriptions were of two unextraordinary boys: three and a half and six
years old (D. Uhnak).
– Mr. Hamilton, you haven’t any children, have you? – Well, no. And I’m
sorry about that, I guess. I am sorriest about that (J. Steinbeck).
– To think that I should have lived to be good-morn-inged by Belladonna
Took’s son! (A. Tolkien).
There were ladies too, en cheveux, in caps and bonnets, some of whom knew
Trilby, and thee’d and thou’d with familiar and friendly affection, while others
mademoiselle’d her with distant politeness and were mademoiselle’s and madame’d
back again (D. du Maurier).
Последние исследования в области неологии русского и английского
языков показывают, что появление новых слов или новых значений у слов
происходит главным образом за счет внутренних ресурсов этих языков, а не
заимствований (например, в русском языке их доля составляет 12–20 %, в
англоамериканском еще меньше: английский язык в Америке все больше
превращается из языка-донора в язык-рецептор).
170
3. Историзмы, архаизмы, поэтизмы
Ш. Балли дал совершенно исчерпывающую интерпретацию историзма
как лингвистического факта, существующего во всех языках и обладающего,
безусловно, неоспоримой стилистической маркированностью, показав его
отличие от исторически устаревшего явления с одной стороны и его роль в
создании слитных фразеологических сочетаний с другой. «В нашем понимании
архаизм, – пишет Ш. Балли, – это вовсе не то же самое, что устаревшее, редко
встречающееся слово, не говоря уже о том, что архаизмом может быть не
только слово. Когда речевой факт окончательно вышел из употребления, он
кажется нам при встрече искусственно воскрешенным элементом какого-то
мертвого языка; таков, например, глагол occire, означающий tuer «убить»; это
вышедшее из употребления слово, смысл которого можно выяснить лишь
заглянув в словарь, производит на нас впечатление чего-то безнадежно
устаревшего… архаизм может попасть в наше поле зрения только в том случае,
если он еще ж и в о й. На первый взгляд это может показаться парадоксом,
однако присмотримся к фактам языка. Возьмем такое сочетание: brandir un
bâton en guise de «потрясать палкой, как копьем»; оборот en guise de
общеупотребителен, однако, существительное guise, которое когда-то значило
manière «манера, способ», является устаревшим: если неожиданно спросить
современного француза, что такое guise, он не ответит, хотя выражение en
guise de для него совершенно ясно. Здесь, следовательно, все дело в том, что
guise продолжает жить только благодаря своему окружению, благодаря тому,
что оно входит в состав фразеологического оборота; таким образом, оно само
становится признаком фразеологичности данного сочетания. Вот что такое
архаизм в нашем понимании», – заключает ученый. Например, в украинском
языке слова крiпак, князь, помiщик, секретар парткому, колгосп, сiльрада,
пристав, урядник, волость, земство, гаківниця (arme), ратище (arme), жупан,
чумарка (одяг), верства, десятина употребляют для воспевания героической
доблести героев прошлого, чтобы приблизить читателя к тем далеким
историческим событиям. Ср.: Сагайдачний гартував козацьке військо в боях
та походах, але про людське око залишався вірний підданець Зигизмунда.
Спирався він на старшину, але не рвав і з сіромою, бо розумів, що голота –
велика сила (З. Тулуб). С одной стороны, в украинском языке старославянский
язык или его элементы воспринимаются как архаизмы: воï (воïни), десниця
(права рука). Ср.: Кота Андріяненко віддати не може, бо кіт убієнний. С
другой стороны, они придают особое поэтическое звучание тексту, делают его
эстетически сублимированным, патетическим: град (ville), брег (rive), врата
(porte), глава (tête), благодать (sérenité), глашатай (crieur public, messager),
глас (voix). В русском языке эти же слова сохраняют ту же семантику и
стилистическую маркированность, потому что и в его основе лежит
старославянский язык.
Вот несколько архаизмов в украинском языке, которые есть также и в
русском: перст – палець, чадо – дитя. Десна – це квітуча гілка слов’янства,
генетичного древа нашої самосвідомості. Нередко архаизмы порождают
юмористический, иронический или саркастический эффект. Ср.: То було
171
правилом доброго тону – брикнути Михайла Грушевського своєрідним актом
благонадійності. Здається, свого часу і аз, грішний, дозволив собі нечемний
виголос проти великого історика; даруй мені, Боже, цей мимовільний прогріх
нерозумної молодості (І. Білик).
Ср. в испанском языке:
Pero ellla no dijo nada porque aquellos hombres hablaban en clave y no les
comprendía (M. Delibes).
Tocinerías, carnecerías, verdulerías, con el tamaño y la clase de las viandas
adaptadas al poder adquisitivo de un barrio de jubilados y de gentes de paso entre
dos desempleos (M. Montalbán).
Здесь слово viandas (фр. les vivres) является архаизмом и редко
употребляется в современном испанском языке.
Близки к архаизмам так называемые вышедшие из употребления слова,
носящие «народный» оттенок прошлого:
Ése, en cuanto le hacen caso, es capaz de hablar por los descosidos.
Выражение hablar por los descosidos сегодня редко употребляется в
испанском языке в отличие от широко распространенного hablar por los codos
(фр. parler beaucoup, être bavard). То же самое можно сказать и о
словосочетании la primera (segunda) enseñanza – la enseñanza primaria
(secundaria). Ср.:
Empecé a despachar en serio cuando dejé la primera enseñanza
(M. Montalbán).
В английском языке такие слова, как wight, sprite, damsel, main,
nymphs стали редкими в употреблении. Или еще: behold (see), betimes
(sometimes), ère (before), fain (volontiers), oft (often), smite (strike), а также
такие устаревшие грамматические формы, как ye вместо you, hither или
thither вместо hère или there или вышедшие из употребления совсем durst,
spake. Иногда под архаизмами в английском языке понимают историзмы типа
yeoman, vassal, falconet, поэтизмы (поэтическую лексику) прошлых лет steed
вместо horse; quoth вместо said; woe вместо sorrow или собственно архаизмы
типа whereof = of which; to deem = to think; repast = meal; nay = no, такие
формы, как maketh = makes; thou wilt = you will; brethren = brothers.
Вот еще несколько английских архаизмов и поэтизмов: aflame (in flames);
plenteous (plentiful); bemoan (moan for); afire (on fire); realm (kingdom); glebe
(earth, field); morn (morning); strand (lake, river, sea); accursed (hateful); ire
(anger); to joy (to rejoice); foe (enemy); the waves (sea), affright (alarm); to delve
(to dig); e ‘en (even); e ‘er (ever); betwixt (between); vale (valley).
Архаизмы несут всегда отпечаток истории народа, его языка и являются
действенным средством стилизации высказывания или всего художественного
произведения, к которому прибегают писатели и поэты. Их употребление в
современной песне помогает воссоздать или имитировать народную манеру
исполнения произведения. Вот, например, один из хитов современной русской
песни под названием «Полати» («Le lit de planches» – le lit de planches est entre
le mur et la cheminée haut sous le plafond dans l’izba russe, terme vieilli), который
172
исполняется в народном музыкальном стиле с присущей русской народной
интонацией и устаревшими лексическими формами:
Пахнет хлебом, пахнет мятой, дедяным родным душком,
Ох, прилягу на полатях, принакрывшись кожушком.
На пола, пола, пола, полатях отоспаться мне дозволь,
Не буди, буди меня ты, мати, погулялось, ох, до зорь
О-о-о-х, да-да-да, о-о-о-й, да-да-да.
……………………………………………………………
Ан, гляди, просплю все царствó, мамка трепку задала.
Большой популярностью в этом плане пользуется стилизованная под
русский фольклор сказка Л. Филатова про Федота-стрельца. Ср.:
Верьте аль не верьте, а жил на белом свете Федот-стрелец, удалой
молодец. Был Федот ни красавец, ни урод, ни румян, ни бледен, ни богат, ни
беден, ни в парше, ни в парче, а так, вообче. Служба у Федота – рыбалка да
охота. Царю – дичь да рыба, Федоту – спасибо. Гостей во дворце – как
семян в огурце. Один из Швеции, другой из Греции, третий с Гавай – и всем
жрать подавай! Одному – омаров, другому – кальмаров, третьему – сардин,
а добытчик один! Как-то раз дают ему приказ: чуть свет поутру явиться
ко двору. Царь на вид сморчок, башка с кулачок, а злобности в ем –
агромадный объем. Смотрит на Федьку, как язвенник на редьку. На
Федьке от страха намокла рубаха, в висках застучало, в пузе заурчало, тут,
как говорится, и сказке начало...
Такой псевдофольклор несет в данном случае большой иронико-
сатирический заряд и граничит с комическим, как, например, следующее
стихотворение В. Каменского «Каторжной таежной», полное
псевдодиалектизмов и псевдожаргонизмов, о котором выдающийся филолог
нашего времени Б.В. Томашевский писал: «Вот пример стихотворения
(«заумного», то есть отчасти лишенного значения, набора слов), построенного
на имитации диалектического говора... Следует отметить, что здесь «заумь»
мотивирована условным языком («блатная музыка») каторжан, являющимся
для непосвященных заумью»:
Захурдачивая в жордубту
По зубарям сыпь дурбинушшом.
Расхлобысть твою да в морду ту
Размордачай в бурд рябинушшом.
А ишшо взграбай когтишшами
По зарылбу взымбь колдобиной
Штобыш впрямь зуйма грабишшами
Балабурдой был – худобиной.
Шшо до шшо да не нашшоками
А впроползь брюшиной шша –
Жри хувырдовыми шшхжами
Раздробырдивай лешша.
173
Нужны специальные разыскания, чтобы отделить созданное Каменским
от подлинных жаргонизмов и диалектизмов. Е. Курилович, отметив
архаичность «поэтического языка», упомянул наличие в нем «форм, которые
можно было бы назвать ложными архаизмами, или «гиперархаизмами». Поэт,
руководствуясь отношением, существующим между какой-нибудь разговорной
формой и соответствующей поэтической формой, придает другой разговорной
форме аналогичную поэтическую форму, которой в архаическом языке никогда
не было».
Настоящие поэтизмы очень близки к историзмам и архаизмам по своей
стилистической функции, в них особая прелесть силы и красоты языка (ср. укр.
козак молоденький, мiсяць ясненький, дiвчина-калина, чари, неозорий).
Безусловно, этот тип лексики находит свое широкое применение в стиле
художественной литературы, особенно в поэзии. Отмечают, что известный
русский поэт Н. Гумилев никогда не употреблял слово женщина в своих
произведениях: для него она дева (la vièrge), так как для поэта женщина – это
воплощение чистоты и невинности.
174
пестрят английскими, французскими, итальянскими надписями, что даже
весьма образованному человеку трудно понять их название.
Украинский язык страдает также и от засилья русских слов, особенно в
прессе, хотя это и объясняется общим происхождением этих славянских языков
и историческим развитием Украины в лоне единого Советского Союза.
Русские слова калькируются без видимой на это необходимости, хотя
украинский язык располагает собственными языковыми формами для
выражения тех или иных понятий. Например, слышишь по телевизору или
читаешь в газете об юридическом, экономическом или криминальном
беспределе, в то время как в украинском языке есть собственные формы для
обозначения этого концепта – безміp’я, безмежжя, свавілля.
В основном же заимствования из других языков используются для
воспроизведения местного колорита (фр. la couleur locale), характеристики или
описания портрета героя, помещения читателя в ту эпоху или среду, в которой
живут или действуют персонажи. Вот, например, для бабелевской Одессы,
оккупированной французами, входящими в объединенные силы Атланты,
употребление французских слов и выражений совершенно оправдано: этот порт
на Черном море видел немало французских матросов, отдельные французы и
француженки боролись за советскую власть на стороне русских против
иностранных интервентов, как, например, Жанна Лябурб. Кроме того, город
обязан своим происхождением и развитием французам – Дерибасу и дюку
Ришелье, правителю Одессы начала ХIХ в. И еще, что важно, интелигенция в
Одессе свободно говорила на французском, новоиспеченные буржуа называли
себя мадам, мосье, особенно среди еврейского населения. Вот почему
рассказы Бабеля пронизаны весьма умело французским словами или фразами.
Ср.: … скверной и необыкновенно – quand même or malgrè tout – интересной; я
видел Уточкина, одессита pur sang; может быть (qui sait?) единственного в
России города; мадам Пескина мыла в корыте четырнадцатилетнюю свою
дочь; …пойди, имей беседу с твоей дочерью и т. п. Или в описании смерти
друга героя в рассказе «Улица Данте» (La rue Dante), что произошла в hôtel de
passe в Париже, персонажи говорят на своем родном языке:
– Voilà qui n’est pas gai – quel malheur!
– C’est l’amour, monsieur … Elle l’aimait…Под кружевцем вываливались
лиловые груди мадам Трюффо, слоновые ноги расставились посреди комнаты,
глаза ее сверкали.
– L’amore, – как это сказала за ней синьора Рока, содержательница
ресторана на улице Данте. – Dio cartiga quelli chi non conoscono l’amore…
– L’amour, – наступая на меня, повторяла мадам Трюффо, – c’est une
grosse affaire, l’amour…
– Dio, – произнесла синьора Рока, – tu non perdoni quelli, chi non ama…
Все развитые языки не пренебрегают заимствованиями особенно в сфере
художественной коммуникации для указанных выше целей. П. Данинос
пародирует и иронизирует над своими соотечественниками, сравнивая их со
своими вечными «врагами» – англичанами, употребляя массу английских слов:
what, anybody, self-defence, City, well, so what? By Jove! Yarley Street, Royal and
175
Ancient Golf Club de St Andrewy, whisky, Westminster Hospital. De quoi donc se
méfie le Français? Yes, of what exactly?, eventually, Good heavents (Juste Ciel), at
home, de see davantage, de wait encore un peu и т. д. Французский язык
абсорбировал немало арабских слов, что вполне логично объясняется
политикой Франции в отношении многих арабских стран, которые в свое время
были ее колониями. Ср.:
Jusqu’à soixante-cinq ans ? répéta Gabriel un chouïa surpris (R. Queneau).
Переводя на английский язык «Евгения Онегина» Пушкина, переводчик
сберегает некоторые русские слова все с той же целью – точнее отобразить
русскую действительность:
He waits; and up a troïka prances…
The bold kibitka swiftly traces
Two fluffy furrows as it races…
Некоторые заимствования из русского языка получили широкое
распространение и стали интернационализмами, как, например, спутник, степь
или тройка, которая связывается у иностранцев или тех же русских с добрыми
пушкинскими временами, цыганами, русской зимой, русской Масленицей или
Рождеством. Но слово тройка для многих специалистов воскрешает и
сталинские жестокие времена, когда три кагебиста «судили врагов народа»,
приговаривая их к расстрелу без суда и следствия. В иностранной печати
тройкой называют трех руководящих членов ЕС – председателя и двух
представителей от стран-членов союза, но это, конечно, не имеет ничего
общего со сталинской тройкой. Русские тройка, изба, мужик, кибитка – это
царская Россия XVIII – XIX вв.:
An! La Prusse!
– D’ici qu’ils nous retombent dessus!
– D’accord avec les Russes.
– Ceux-là!
Dieu sait si Père me l’a assez dit: «Souviens-toi toujours des fonds russes!»
– On ne sait jamais ce qu’ils ont dans la tête.
– Ils ne raisonnent pas comme nous.
– N’oublions pas que ce sont des Asiatique!
– Attila…
– Rien n’a changé.
– Il y a toujours eu des Barbares.
– D’autant plus dangereux quand ils se croient civilisés.
– Le knout.
– C’est toujours le tsar.
– Le tsar rouge…
– Plus terrible que l’autre.
– Le Kremlin reste le Kremlin.
– Ça…
– Sans parler de l’Europe centrale: Tchèques, Polonais, Bulgares, Croates…
– Ceux-là!
– Ils ne nous ont jamais amené que des ennuis! (P. Daninos).
176
Следующие заимствования из русского языка ярко отображают русскую
действительность в эпоху Советского Союза:
Par un soir tout gris
De sainte Russie,
Je revis Zemlie,
Zemlianitchka,
Rose en sa datcha
De Sokolniki.
Je l’aimait la nuit
Près du samovar
Quand tous les loubards
Se furent enfuis.
Ses doigts tout petits
Dressaient en épis
Mes cheveux épars,
Près du Samovar,
A Sokolniki
Comme au temps du Tsar (J. Desmeuzes).
И в постперестроечное время: le bardak, le zek, la prokuratura, un kricha, la
propiska (Le Nouvel Observateur, décembre, 2004).
Во время перестройки в Советском Союзе впервые на телевизионном
экране появилась бразильская мыльная опера «Рабыня Изаура» (L’esclave
Isaura). Судьбы героев обсуждались в автобусах и метро, в магазинах и дома,
старыми и молодыми. Этот фильм сразу же обогатил руский язык словом
фазенда, которое стало употребительным на всей огромной территории страны
и заменило исконно русское дача (seconde résidence). Но прошло 25 лет, слово
фазенда постепенно вышло из употребления, лишь иногда можно его встретить
в разговорно-фамильярной речи с оттенком иронии.
Что касается медийного стиля русского и украинского языков, то здесь
неконтролируемая никем свобода применения заимствований. Ср.:
177
Столько времени телезрители «наслаждались» рекламой чая «За
Динамо», глотая очередную порцию хамства. Оставлю на совести
клипмейкеров рекламную хук-фразу (крючок), которая должна была мертвой
хваткой вцепиться в наши мозги (Газета).
Цей крок (участь у книжній виставці у Москві) буде іти на промоцію
української книги (Телерепортаж). Президент послав такий меседж, що він
такий закон не підпише (Радио). Інвестиційна девелоперська компанія,
девелопери звільняють працівників (Радиoпрограмма).
А вот клинерская компания объявляет прием на работу на должность
клинера (уборщика!). Хорошо, если претендент знаком с английским языком и
знает, что такое to clean, cleaner! Более шокирующее слово в украинском
языке трудно, наверное, встретить.
Испанская пресса и телевидение также не устают соревноваться в
использовании множества заимствований из английского, французского
языков:
Un dogo mata a un bebé. Cuatro mil VPO y 26 parkings, strellos del
Presupuesto Detenido con mil kilos de Hachis en Sevilla. Un simposio analiza el
papel del metro en la ciudad.
Más de mil estudiantes y profesores… han participado en las visitas guidas
especiales a las empresas y centros más importantes de la tecnópolis… Anna
Nicole – actriz, presentadora chica Playboy y protagonista de su propio «reality
show», no desaprovecha la ocasión para convertirse en la reina de las fiestas. Con
fama de hermético, Francisco Javier Sardá Tamaro, el showman más famoso de la
televisión, es un hombre blidado. El timo de morgenhaus aterriza en España.
Paulina sigue en la ola de la actualité, de la friolité, que no es precisamente en la ola
de la actualité del artisteo, sino quizá todo lo contrario, pero algo es algo. Ha
alcanzado más glamour…
Язык художественной литературы склонен больше к использованию уже
давно укоренившихся в испанском языке иностранных слов и выражений:
Luego pidieron un taxi por teléfono y se fueron a casa de Charo (M. Delibes).
Todo el recelo se convierte en sonriente servidumbre geicha (le vocable est mis
en italiques par l’auteur); Aún conservaba la agilidad de su juventud, cuando en los
años cuarenta ganó un guante de oro como peso mosca amateur y llegó a disputar el
título de Catalunya sin suerte, una, dos, tres veces, sin suerte (M. Mоntalbán). Здесь
французское слово amateur относится к спортивной сфере (в русском и
украинском аматор употребляется как заимствование и не только в спорте,
хотя имеется исконное слово любитель). Но испанский язык имеет и свое
собственной слово для обозначения данного понятия – el aficionado. Ср. также:
Como un «voyeur» Carvalho salta del terrado en terrado y repite la operación
dos o tres días para comprobar los cambios en las conductas dentro del inamovible
paisaje (M. Montalbán).
Как бы подчеркивая иностранное происхождение, автор заключил это
французское слово в кавычки.
Иногда французские слова меняют свою форму, как, например, chaufeur,
которое становится chófer. Этот галлицизм обозначает профессионального
178
водителя, а в других случаях это el conductor. Испанский язык испытывает
влияние французского и на морфологическом уровне. В следующей фразе
конструкция с cierto, -a употребляется с неопределенным артиклем и
рассматривается также как галлицизм. Такое употребление наблюдается в
основном в медийном стиле, хотя не чуждо и стилю художественной
литературы:
Hay interés y una cierta perplejidad en los movimientos de Carvalho y en su
mirar… (M. Montalbán).
Заимствования из классических языков также свойственны развитым
национальным языкам:
We do not and can not accept reservations, which a priori deprive Ukraine of
its place in a new Europe;
Ми не сприймаємо i не можемо сприйняти застереження, якими Украïну
а рriori позбавляють ïï мiсця у новiй Європi.
Если заимствование сосуществует в языке с исконным словом, то это
объясняется их различной стилистической функцией: иначе бы язык быстро
освободился от одного из них, потому что он не терпит ничего лишнего, в
данном случае дублетности форм. Например, английские кілер, спікер, хіт
носят разговорный оттенок наряду с литературными формами вбивця, голова
парламенту, популярна пісня. С другой стороны, было бы нерационально
возвратить в русский или украинский язык такие слова, как летовище,
письмоноcец, мокроступы, заменив давно устоявшиеся аэропорт, почтальон,
г(к)алоши. Такие слова уже стали историзмами, они напоминают нашу историю
конца ХIХ – начала ХХ в.
Можно заметить, что в настоящее время русский и украинский языки
стимулируют проникновение европейских и американских культурных
ценностей в общество, что, естественно, в них находит свое отражение.
Исконно иностранные слова приобретают нередко иные коннотации.
Например, мифический концепт супермен в России и в Украине сменил свою
общую негативную культурную коннотацию, которую он имел при советской
власти, на позитивную американскую: герой русских фильмов похож во всем
на американского супермена, это храбрый, сильный, успешный человек
готовый пожертвовать собой. То есть концепт русского супермена
эволюционировал от русского бурлескного Иванушки-дурачка до порядочного
бандита и далее до комильфо современных мыльных опер.
Самое банальное заимствование в определенном ситуационном
контексте, особенно в неспецифическом для него контексте, способно
передавать далеко небанальные коннотации. Например, говоря о Диогене,
П. Данинос называет его одним из первых снобов бедности (un des tout premiers
snobs de pauvreté (qui) a réussi à faire plus parler de lui avec son tonneau que
d’autres avec mille palais. Une enquête de police a prouvé qu’il disposait de
résidences secodaires très confortables, – с иронией и юмором замечает писатель).
Иногда получается, что язык-донор уступает свои позиции языку-
рецептору, как это наблюдается с английским языком в Америке. Большая
иммиграция латиноамериканцев в США способствовала образованию
179
значительной прослойки американского общества, говорящей уже больше на
испанском языке, чем на английском. Х. Ортега (Julio Ortega) пишет в «El país»:
«Capaz de humanizar el espacio contrario, el español abre pasajes de
concertación. Veinte, incluso diez años atrás, era una marca del origen marginal. Hoy
es la segunda lengua del país (de los Estados Unidos – A.A.) y la primera en la
preferencia de los estudiantes. Pronto dejará de ser extranjera. Gracias al español, los
hispanos salen del gheto. Gracias al español, los anglos dejan su provincia.
Algunos se alarman por la suerte de nuestra lengua en el territorio del inglés,
pero olvidan que su capacidad de adaptación y de incorporación es parte de su
libertad nomádica. Ninguna otra lengua ha demostrado ser más durable y resistente, y
a la vez más abierta y audaz. En los Estados Unidos, el español adquiere nuevas,
imprevistas funciones sociales. Frente a la normatividad del inglés, cuya economía
demanda el intercambio estricto de una palabra por una cosa, el español propicia el
ligero exceso de un intercambio de equivalencias, donde nombra y sobrenombra,
derrocha y celebra. El español es aquí un espacio de concurrencia inclusivo».
Иногда заимствованные иностранные слова употребляют из-за языкового
снобизма, когда стараются выделиться и подчеркнуть свою
«интелектуальность», что становится предметом юмора и иронии. Например, в
70-х гг. во Франции английский язык познал настоящий бум, что со стороны
французской интелигенции вызвало бурю критики, нашедшую свое отражение,
например, в «Parlez-vous Franglais?» Етьембля (Etiemble) и в этом
стихотворении Р. Жоржена (René Georgin), полном французской иронии:
Mais c’est l’afflux des noms english et amerloques
Qui donne à notre langue un aspect si baroque
Car Albion et l’Amérique
Sont nos fournisseurs de mots chics…
La divine relaxation
Ainsi que la réservation,
Le debating et le parking,
Public-relations et footing,
Le living-room et le pressing,
Le lunch, le match et le building,
Leadership, suspense et camping,
Business, label et standing,
Le fair-play, le pool, le planning,
Le rush, le score et le meeting,
Steamer, record, boxe et pudding,
La garden-party et le swing…
Mais devant tant d’intrus, lorsque nous nous cabrons,
C’est bien de notre sol que montent nos jurons
Et le mot fameux de Cambronne
Rend un son gaulois quand il tonne.
Англицизмы проникают во все языки ввиду большого влияния
английского языка на все сферы деятельности современного человека. Во
многих случаях это оправдано и ничего не имеет общего с языковым
180
снобизмом. До этого пальма первенства принадлежала французскому языку:
меняются времена – меняются и нравы. В 20-х гг. прошлого столетия в России
был, например, настоящий бум неоправданного употребления иностранных
слов, которые пользователи даже не понимали. В.И. Ленин в связи с этим
писал: «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без
надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить «дефекты», когда
можно сказать недочеты или недостатки или пробелы? Например, употребляют
слово «будировать» в смысле возбуждать, тормошить, будить. Но французское
слово «bouder» (будэ) значит… на самом деле, «сердиться», «дуться». Не пора
ли объявить войну коверканью русского языка?». Эти слова В.И. Ленина
сегодня актуальны, как никогда.
Разумеется, употребление иностранных слов в стиле художественной
литературы всегда отвечает художественному и идейному замыслу писателя.
Ср. в русском языке:
«Алексей на мгновение потерял сознание, но ощущение близкой
опасности привело его в себя. Несомненно, в сосняке скрывались люди, они
наблюдали за ним и о чем-то перешептывались.
Из кустов раздался взволнованный детский голос:
– Эй, ты кто? Дойч? Ферштеешь?
– Ты что тут делаешь – спросил другой детский голос.
– А вы кто? – ответил Алексей.
– А тебе почто знать? Не ферштею…
– Я русский.
– Врешь… Лопни глаза, врешь, фриц!
– Я русский, русский, я летчик меня немцы сбили…» (Б. Полевой).
Или у В. Шукшина:
– У меня приятель был: тот по ночам все шанец искал. – Какой
шанец? – Шанс. Он его называл – шанец.
Однако злоупотребление ими производит комический эффект, над чем
нередко иронизируют ученые и писатели. Ср.:
Je vais d’abord vous conter une manière de short-story. Elle advint à l’un de
mes pals, un de mes potes, quoi, tantôt chargé d’enquêtes full-time, tantôt chargé de
recherches part-time dans une institution mondialement connue, le C.N.R.S. Comme
ce n’est ni un businessman, ni le fils naturel d’un boss de la city et de la plus
glamorous ballet-dancer in the world, il n’a point pâti du krach qui naguère
inquiétait Wall Street; mais il n’a non plus aucune chance de bénéficier du boom
dont le Stock Exchange espère qu’il fera bientôt monter en flèche la cote des valeurs
(Etiemble).
Такая смесь французского с английским, получившая название
franglais, неоправдана, искусственна и создается определенной частью
общества из-за чистого снобизма. В основе подобной «моды» в языке лежат
социально-экономические причины, такие как влияние заокеанского научно-
технического прогресса, пресловутого американского образа жизни. Поэтому
американизмы, будучи непонятными и экзотическими для основной части
французов, вводятся во французский язык во многих случаях без всякой на то
181
надобности. Иноязычные слова в силу своего «странного» произношения или
написания всегда сохраняют в языке, как считают лингвисты, оттенок
педантизма, псевдоучености и снобизма. Нередко, когда теряется чувство меры,
такой педантизм доходит до смешного, как, например, в следующем тексте
одной французской провинциальной газеты:
«Le souci de l’empresa… a été de s’assurer un choix de toros avec lesquels la
lidia sera un duel périlleux; les aficionados s’en réjouiront, qui n’admettent pas la
corrida sans véritable péril».
Действительно, трудно уловить все смысловые оттенки текста, хотя
общая идея вполне понятна. Но зачем спрашивается, понадобилось автору
прибегать к таком большому количеству испанских слов? Для того чтобы
подчеркнуть национальную специфику праздника, передать испанский
колорит, достаточно было употребить наиболее известное и распространенное
во французском языке слово corrida, которое давно стало общепризнанным
символом испанского образа жизни, отражением «духа» испанцев. Но смысл
таких слов, как empresa, aficionados, lidia вряд ли будет понятным даже весьма
образованному человеку, а тем более массовому читателю, для которого
предназначается газета.
Стиль подобных литературных упражнений принято называть
макароническим, представляющим собой смесь оригальных и иностранных
слов в целях создания комического или иронического. Ср. в русском языке:
Чтобы видеть сон эфе,
Когда солнце тут а фе
Ляжет…
Как пришли мы – на столе
Суп стоял. Ком ву вуле,
Есть минуты, есть и журы… (И. Мятлев).
Или в украинском:
Енеус ностер магнус панус
славний Троянорум князь
Шмагляв по морю, як циганус,
Ад те, о рекс! Прислав нунк нас… (І. Котляревський).
В 1976 г. во Франции был принят закон, требующий употребления
исключительно французских слов в рекламе, контрактах и документах
государственных учреждений. Языковая же политика в России и Украине все
еще остается непозволительно либеральной.
Если все европейские языки испытывают на себе в той или иной мере
влияние английского языка, то на Британских островах появился тоже
«Frenglish»: la bonne société и кулинарное искусство отдают все большее
предпочтение французскому. И это тоже становится предметом критики, юмора
и иронии у англичан. Ср.:
CUL-DE-SAC TO AN AFFAIRE
Yvonne sat at the banquette, in the buffet restaurant, with her suave fiancé
Charles. She wore a cerise blouse on her après-ski costume. She viewed the menu
and ordered blancmangé for dessert. She was no gourmet and gastronomic rendez-
182
vous frequently gave her a migraine. As for Charles, he was suffering from a
profound malaise.
They left her chaperon, a blonde Swiss au-pair girl, at the café with an apéritif,
while they went off to Charles’s pied-à-terre for their tête-à-tête. His apartment was
full of bizarre bric-à-brac. Mostly brassières and other outré articles of lingerie for
which he had a penchant. For these reasons he liked her to be dressed in a tulle
négligée, despite her protestations that it was too risqué for an ex-débutante. Their
affaire was still in its early stages. Today, while Yvonne went into the boudoir to
change, Charles lay on his beige chaise longue, inhaling eau de Cologne from a
chiffon scarf.
«Pardon me, if I seem brusque or gauche, he said. I am no bourgeois voyeur,
as you might imagine. In fact, I am an émigré Russian prince, engaged in espionage
to restore the ancien régime by a coup d’Etat. Our marriage would have been no
mésalliance for your family. But life is an inscrutable game of roulette, and I have
reached the cul-de-sac of my role. Take my attaché case. Inside you will find a
solitaire. Give it to the au-pair girl who has always been my paramour...»
(A. Waugh).
Однако, как отмечают исследователи, в английском языке все же
предпочитают употреблять исконные слова саксонского, а не романского
происхождения: англичане скорее скажут gift, stop, show, begin, чем donation,
cease, еvince, commence.
Наряду с заимствованиями, играющими определенную стилистическую
роль в процессе коммуникации, есть еще прием контаминации высказывания,
который предполагает имитацию иностранного языка родным (языком
источником). Этот прием применяется, в основном, переводчиками при работе
с иностранной литературой в целях художественного изображения местного
колорита и характеристики героя. Как правило, это прямая речь персонажа,
изобилующая всякого рода лексико-грамматическими и фонетическими
ошибками, типичными для персонажа-иностранца из определенной страны,
недостаточно хорошо владеющего чужим языком. Контаминация не имеет
ничего общего с отклонениями от литературной нормы языка, характерными
для разговорно-фамильярной речи, просторечия, арго, диалектизмов и других
его маргинальных подсистем. Вот как, например, воспроизводится речь
бельгийца в романе «To let» Голсуорси (J. Galsworthy):
«Were you in the War?» asked Val.
«Ye-es. I’ve done that too. I was gassed; it was a small bit unpleasant». He
smiled with a deep and sleepy air of prosperity, as if he had caught it from his name.
Whether his saying «smal» when he ought to have said «little» was genuine mistake
of affectation Val could not decide, the fellow was evidently capable of anything.
Перевод на русский язык мал-мало неудачен, он отдает регионализмом,
которого можно было бы избежать, выбрав слово мало-мальски:
– Вы были на войне? – спросил Вэл.
– Да-а. Войну я тоже испробовал. Был отравлен газом; это мал-мало
неприятно. Он улыбнулся замысловатой улыбкой преуспевающего человека.
Сказал он «мал-мало» вместо «немного» по ошибке или ради аффектации. Вэл
183
не мог решить; от этого человека можно было, по-видимому, ожидать чего
угодно.
А вот другой пример из романа А. Кристи «Evil under the Sun», в котором
главный герой Пуаро делает ошибки «по-французски»: He is sympathetic?
спрашивает он у одного из персонажей, где sympathetic в английском языке
обозначает «compatissant», а не «симпатичный». Его же Alas, I was precipitate
по-английски некорректно (фр. J’étais pressé). Или же эта фраза No, no. I
repose myself. I take the holiday, в которой употребление артикля отвечает норме
французского языка, а не английского. Фразы Пуаро Imbecile that I am! Of
course! et I have falled! I am a miserable! являются кальками с французского
Imbécile que je suis! Je suis misérable!
В русском переводе романа О. де Бальзака «Le cousin Pons» язык
немецкого врача передан со специфически свойственной немцам, говорящим на
русском языке, ошибкой:
Он сейчас чуть не умираль…, мадам Зибо отказивалься ухаживать за
ним.
В романе Д.Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye» французская певичка
говорит:
And now we like to geeve you the impression of Vooly Voo Fransey. Eet ees the
story of a leetle Fransh girl who come to a big ceety, just like New York, and falls een
love wees a leetle boy from Brookleen. We hope you like eet.
Одного штриха оказалось достаточно (длительность гласных), чтобы
узнать француза по произношению.
А вот стилизованная писателем речь итальянца, живущего в Ирландии:
Mam will want to know why the twins are smothered in bananas, where did
you get them? I can’t tell her about the Italian shop on the comer. I will have to say,
A man. That’s what I’ll say. A man.
Then the strange thing happens. There’s a man at the gate of the playground.
He’s calling me. Oh, God, it’s the Italian. Hey, sonny, come ‘ere. Hey, talkin’ to ya.
Come ‘ere.
I go to him.
You the kid wid the little bruddas, right? Twins?
Yes, sir.
Heah. Gotta bag o’ fruit. I don’ give it to you I trow id out. Right? So, heah,
take the bag. Ya got apples, oranges, bananas. Ya like bananas, right? I think ya like
bananas, eh? Ha, ha. I know ya like the bananas. Heah, take the bag. Ya gotta nice
mother there. Ya father? Well, ya know, he’s got the problem, the Irish thing. Give
them twins a banana. Shud em up. I hear ‘em all the way cross the street.
Thank you, sir.
Jeez. Polite kid, eh? Where ja loin dat? My father told me to say thanks, sir.
Your father? Oh, well (F. McCourt).
Подобные «ошибки» можно назвать варваризмами. То есть это
заимствования из иностранного языка или другие лексические образования,
созданные по модели иностранного языка и нарушающие нормы языка-
рецептора. Такой тип лексики помогает изобразить привычки и обычаи народа,
184
создать при необходимости комический или иронический эффект. Варваризмы,
как правило, сохраняют орфографию языка-донора, но не всегда обязательно:
tete-a-tete, alma mater, хепі енд и т. д. Ср.:
Нащо би’м так дуже гадала (базікала). Її чоловік такий, такий ангенем
(приємний), такий якийсь чемний, такий анштендіг (пристойний), а в неї рот
ходзі, як на коловротку (немов коловоротом рухається) ( Л. Мартович).
Что касается интернационализмов, то это, как правило, слова широкого
международного употребления в области науки, культуры, политики, техники,
искусства. Ср.: бібліотека, театр, лірика, музика, радіо, телефон, синтагма,
біоніка, космодром, супутник и многие другие. В различных языках
интернационализмы могут носить разную стилистическую коннотацию.
Например, criollo (créole) для славян звучит в некотором роде экзотично, а для
латиноамериканцев это местный; yanqui (yankee) у славян носит определенную
негативную коннотацию, а в испанском языке это слово нейтрально.
5. Фразеологизмы
Фразеологические сочетания и их варианты употребляются, безусловно,
во всех функциональных стилях: одни больше распространены в определенных
стилях (например, образные фразеологизмы, пословицы, застывшие народные
изречения, поговорки свойственны больше стилю художественной литературы,
отдельным жанрам медийного стиля, разговорному стилю), другие, как клише и
застывшие канцеляриты – официальному и научному стилям или отдельным их
жанрам. Ср.: Pour ce faire, les festivals convoitent les films d’auteurs américains, de
ceux qui concourent pour les Oscars (газета). Или: à ciel ouvert в русском языке
под открытым небом, в украинском литературном языке просто неба, хотя в
разговорном стиле широко употребляется калькированная с русского языка
форма пiд вiдкритим небом.
Естественно, в русском и украинском языках есть много общих
пословиц, поговорок и других застывших выражений: укр. слово не горобець,
вилетить – не спiймаєш, русск. слово не воробей, вылетит – не поймаешь;
соответственно бити байдики – бить баклуши, замилювати очi – замыливать
глаза (втирать очки), розбити глек – разбить горшки, забити баки – забивать
баки, стрiляти очима – стрелять глазами.
Строго говоря, фразеологизмы и клише – разные понятия, но между
ними есть тесная связь, о которой говорит Ш. Балли так:
«Языковые штампы … имеют прямое отношение к фразеологии и, кроме
того, представляют собой связующее звено между всеобщей речевой практикой
и индивидуальным творчеством, то есть фактами стиля. Штампы – это готовые
обороты, нередко целые небольшие предложения».
Чтобы осознать эти различия, их языковую природу и их место в
различных функциональных стилях, их стилистическую роль, доверимся
авторитетному мнению знаменитого швейцарца:
«Чаще всего штампы являются выражениями литературного
происхождения, которые когда-то были в моде и вошли в обиход. В этом
отношении чрезвычайно характерны традиционные перифразы классической
поэзии; найдется ли в наши дни поэт, который рискнул бы употребить такие
185
выражения, как astre du jour «дневное светило» или flambeau des nuits
«светильник ночей», равно как и множество других подобных оборотов,
которыми в былые времена столь охотно заменяли простое слово? Языковые
штампы часто представляют собой обрывки фраз известных писателей –
достаточно вспомнить Лафонтена, который обогатил обиходный язык поистине
неисчислимым множеством ходячих выражений. Однако происхождение
большинства штампов весьма туманно, и именно эти штампы пользуются
наибольшим успехом у глупцов и педантов: их легче выдавать за свои. Ведь
языковый штамп – один из удобных способов пустить, что называется, пыль в
глаза и тем самым скрыть бедность и неоригинальность стиля. Вместо et cetera
или ainsi de suite «и так далее» многие говорят j’en passe et des meilleurs «Я
знаю еще и почище»; это цитата из Лафонтена; тот, кто говорит ее вполне
серьезно, – человек по меньшей мере наивный, если не просто необразованный;
чаще всего ее произносят с улыбкой, полностью отдавая себе отчет в ее
окраске. Сказать о хорошей картине un pur chef-d’œuvre «настоящий шедевр»
это штамп; оратор, называющий права человека les immortels de 89
«бессмертные принципы 89 г.» – напыщенный пошляк или прожженный
демагог, спекулирующий на глупости слушателей. Язык газет переполнен
штампами – да иначе не может и быть: трудно писать быстро и правильно, не
прибегая к избитым выражениям. Почитайте заголовки отдела происшествий
бульварных листков: если из реки выудили утопленника, то сообщение об этом
назовут не иначе, как «Macabre découverte» («Зловещая находка»); альпинист,
погибший при восхождении, будет «une victime de l’Alpe» («жертвой Альп»),
каковые в этом случае обязательно именуются «L’А1ре homicide»
(«смертоносные Альпы»). Есть писатели, которые буквально
специализировались на штампах. Непревзойденным мастером такого жанра
был и остается Жорж Онэ; другие представляют в этом отношении забавный
контраст с самими собой; так, например, «Повесть о бедном молодом человеке»
Фейе целиком написана штампами, между тем как в «Юлии де Трекер» их
почти нет. Замечательная пародия на трафаретную политическую речь есть у
Флобера, в восьмой главе «Госпожи Бовари», а один из персонажей романа,
Омэ, – воплощенный штамп».
Однако в нашем случае целесообразно поместить все разнообразие
существующих в языке фразеологических сочетаний, свободных и в разной
степени несвободных, под одно общее понятие фразеологизма, которые в
каждом языке имеют двойное происхождение – национальное и
интернациональное. С одной стороны, они отражают историю народа, его
культуру и традиции, а с другой – специфику концептуализации и
вербализации реального мира разными народами. Именно последний фактор
весьма существен для сравнительно-типологических исследований языков, в
том числе и для контрастивной стилистики. Существуют и различные
территориальные варианты: ср. faire la queue во Франции, faire la file в
Бельгии, faire la chaîne в странах Магриба или tomber amoureux во Франции и
tomber en amour в Канаде.
186
Один и тот же концепт часто по-разному вербализован в различных
языках, о чем свидетельствуют красноречиво застывшие фразеологические
сочетания. Ср. исп. lo que abunda no daña и русск. кашу маслом не испортишь,
исп. antes que te cases, mira bien lo que haces и русск. семь раз отмерь, один раз
отрежь или поспешишь – людей насмешишь. Но особенно это заметно в
пословицах, поговорках, максимах. Ср. исп. amor con amor se paga, un clavo
saco otro clavo, me cayó en mala hora, eres muy cachorro para miar como perros
grandes и русск. долг платежом красен, клин клином вышибают, попасть под
горячую руку, у тебя еще молоко на губах не обсохло и т. д. Одни и те же
концепты в разных языках развиваются тоже по-разному, особенно, что
касается их стилистической информации. Например, метафорическое значение
águila в испанском языке отличается от метафорического значения этого слова
в русском языке, где орел наделен позитивной коннотацией, олицетворяет
мужество и храбрость, в то время как águila ассоциируется с агрессором:
Afuera está el vecino.
Tiene el teléfono, y el submarino.
Tiene una flota bárbara, una flota bárbara…
Tiene una montaña de oro
Y un mirador y un coro
de águilas y una nube de soldados
188
Однажды Сергей Иваныч ехал на коне. Конь споткнулся, и Сергей
Иваныч полетел через голову. Все удивляются, а у Сергея Иваныча уже готово
объяснение:
Да вы посмотрите, сколько у него ног! Четыре – потому и
спотыкается! (Конь и на четырех ногах спотыкается ).
Когда в соседней избе случилась проруха, Сергей Иваныч первый побежал
вытаскивать старуху из-под завала (И на старуху бывает проруха).
Увидев бузину в огороде у председателя, Сергей Иваныч сделал вывод,
что председателев дядька живет в столице Украины (В огороде бузина, а в
Киеве дядька).
А вчера Сергей Иваныч спихнул бабу с воза и полчаса бежал рядом с
кобылой и спрашивал:
–Тебе легче? Легче тебе? (Баба с воза – кобыле легче).
– Эх, Сергей Иваныч, доведет тебя язык до Киева! (Язык до Киева
доведет).
Во фразеологизмах отражается вся их социокультурная и национальная
специфика. Сравним, например, в украинском языке комин и кожух, которые
обогревают крестьянина, и камін и жупан, греющие богатого, что находит свое
отражение в таких паремиях, как Убрався в жупан і дума, що пан; Хоч і надів
жупан, все ж не цурайся свитки; Кожух та свита, то й душа сита; От такі
наші вжитки: ні кожуха, ні свитки. Как видим, концепт тепло (le chaud) даже
в одном языке вербализуется по-разному в зависимости от социального статуса
человека в обществе.
Морфосемантические альтернации фразеологизмов мастера слова
используют в своих определенных художественных целях. Например, герой
А. Кристи бельгиец-франкофон Пуаро обращается к своему собеседнику на
французском языке, заканчивая фразу по английски:
«Tout de même, mon colonel! It produced the goods» (вместо it delivered the
goods, что по-русски обозначает «дело в шляпе»).
Известно хорошо, что все иностранцы делают одну и ту же ошибку в
русском языке, употребляя сложное будущее время я буду ходить, я буду
уехать вместо синтетической формы я пойду, я уеду, что служит весьма
значимой стилистической характеристикой высказывания.
Если взять фразу She’s just blundered into a mess in her cheerful way
(N. Balchin «A Way Through the Wood»), то в ней фразеологизм go one’s (own)
way нейтрален. Но добавление к нему cheerful делает высказывание
стилистически маркированным и соответственно характеризует персонажа. То
же самое происходит и с нейтральным to get into a mess, когда автор говорит to
blunder into a mess, которое усиливает стилистическую коннотацию
высказывания.
Употребление фразеологизма зависит от языковой компентенции
носителя языка, которая является заметной характеристикой его
индивидуальности. Ср.:
Before I thought, I started to tell the others what an experience I was having.
The cat was almost out of the bag when I grabbed it by its tail and pulled it back
(J. Webster).
189
Кроме того, фразеологизмы прекрасно передают дух народа, служат
зеркалом понимания и восприятия им окружающего мира. Сравним, например,
следующий английский фразеологизм и его русский эквивалент слышно, как
муха пролетает:
There was silence while one might count ten, the master was gathering his
wrath. Then he spoke:
Who tore this book?
There was not a sound. One could have heared a pin drop (M. Twain).
Или, например, франц. tirer le diable par la queue, être tiré à quatre épingles
и руск. положить зубы на полку, быть одетым с иголочки и многие другие.
Несомненно, каждый стиль характеризуется своими собственными
фразеологизмами, а их смешение производит всегда определенный
стилистический эффект. Ср.:
They seated themselves, and Linda Calhoun looked at George Latty as though
signalling him to break the ice (E. S. Gardner).
Английский фразеологизм to break the ice характеризуется разговорной
коннотацией, в то время как русский разбить лед молчания является
«книжным».
В испанском языке также немало фразеологизмов, отражающих
национальный дух испанцев, но есть и совпадающие с другими языками. Ср.:
Yo le hubiera hecho con gusto el boca a boca… Pero ella golpeaba sin duelo,
a ciegas…(«вслепую» в русском языке). ¿Tú crees, Valen, con la mano en el
corazón («положа руку на сердце» в русском), que u na hija puede dejar así a su
padre? (M. Delibes).
Y no es que yo diga o deje de decir, cariño, pero unas veces por fas y otras por
nefas, todavía estás por contarme lo que ocurrió entre Encarna y tú… (M. Delibes).
«Encarna es una buena chica que está aturdida por su desgracia», ya ves,
como si una se chupase el dedo, que a lo mejor a otra menos avisada se las das, pero
lo que es a mí… (M. Delibes).
Dios me perdone pero desde que los conocí, tengo entre ceja y ceja que
Encarna se la pegaba, fíjate, no sé por qué, era mucho temperamento para él
(M. Delibes).
В художественных произведениях авторы часто прибегают, как уже
упоминалось, к «разрушению» устойчивого нормативного словосочетания,
создавая новые формы в своих изобразительных целях. Например, в том же
романе М. Монтальбана фразеологизм meterse en camisa de once varas
(s´immiscer dans les affaires de quelqu´un) становится meterse en las once varas
de la camisa, что является уже социокультурной характеристикой персонажа:
Los abuelos habían ocultado su miedo o su angustia ante el porvenir que
esperaba al ninieto, aunque jamás habían condenado el afán de autodestruccíon de
su hijo. Había tenido mala suerte, decía el viejo, a veces, cuando alguien se atrevía a
pedirse explicaciones por las borracheras de Young o a meterse en las once varas de
la camisa del abandono de su mujer.
Встречаются также: perder pie (tomber), salir del paso qui est équivalent á
cubrir el expediente (франц. donner le change, sauver ses apparances), me dice su
190
cara наряду с очень распространенным выражением me suena su carа, quién
mal anda mal acaba (франц. qui vit mal finit mal, русск. такая жизнь до добра не
доведет), dar vueltas a algo (франц. être préoccupé par qch). Ср. также:
El padre de familia airado dice gritando que a él no le toma el pelo ni Dios.
Выражение no le toma el pelo разговорно-фамильярно и обозначает se
moquer de quelqu´un, насмехаться над кем-либо. Для выражения этого действия
в испанском языке существует burlarse, но этот глагол стал малоупотребителен
и приобрел уже литературную коннотацию. Ср. в украинском языке
триматися, як воша кожуха принимает у И. Франко форму а проте він жив
мов упертий реп’ях, держався того нужденного життя. Переливати з
пустого в порожнє, одна голова добре, а дві – краще трансформируются в
сипати пісок з однієї купки на іншу; одне око, що пильнує, добре, але десять –
ще краще.
Отдельные фразеологизмы демонстрируют ярко выраженную
национальную специфику. Ср. исп. boca abajo, boca arriba, франц. sur le
ventre, sur le dos, русск. лицом (головой) вниз, вверх. Как видим, одно и то же
положение тела по-разному вербализуется во французском и испанском,
наблюдается совпадение в испанском и русском языках. В следующем
разговорном фразеологизме концепт также вербализуется неодинаково:
испанский и французский предпочитают глагол (в данном случае andar),
русский язык – наречие: ni me va ni me viene; мне ни жарко и ни холодно, но с
той же стилистической коннотацией.
Украинский язык в западной части страны сохраняет много церковных
фразеологизмов, что обусловлено большим числом верующего населения
католического вероисповедания. Ср.: боже борони, дай боже; говорити, як на
сповіді (русск.: боже спаси, дай боже; говорить как на исповеди). Некоторые
фразеологизмы носят польский характер в силу исторических условий (эта
часть Украины находилась долго под Польшей). Ср.: як цвикльовий буряк (як
червоний буряк), менi байбардзо (бути байдужим), пек ти осина (или на
местном наречии пек-запек – на кой ляд это нужно по-русски).
Особую группу составляют так называемые библейские фразеологизмы,
которые широко употребляются в иностранных языках. Например, во
французском языке их можно встретить почти во всех стилях, особенно в
медийном, где журналисты прибегают к различным их модификациями,
создавая метафоры, аллюзии, сравнения, символы и другие экспрессивные
средства выражения. Нередко индивидуальные образования такого типа
находят поддержку у широких слоев населения. Ср. франц. Qui sème le vent
recolte la tempête в газете становится Brice Lalonde récoltera la tempête agricole.
Или Le Parlement a accouché cette loi dans la douleur является аллюзией на
наказание Евы, вкусившей запретной плод. Les larmes d’Adam становится в
шутку названием определенного алькогольного напитка. Travailler dans la
vigne du Seigneur (работать в лоне церкви) не без иронии порождает tomber
dans la vigne du Seigneur (être ivre).
Библейские фразеологизмы встречаются во всех языках независимо от
той роли, которую церковь играет в обществе. В испанском языке andar a la
191
sopa обозначает просить милостыню, demander l’aumône, mendier, этот
фразеологизм отражает средневековую традицию в Испании, когда монастыри
кормили обездоленных и нищих супом. Или же tener mucha correa (быть
терпеливым, être patient et supporter les insultes, les coups) содержит аллюзию на
монахов церкви св. Августина, подпоясывшихся веревкой. А такие сочетания,
как el tacón de Aquiles, la manzana de discordia, la caja de Pandora, el lecho de
Procrustes и многие другие можно встретить в медийном и художественном
стилях во всех языках, и часто с вариациями для создания ярких и
экспрессивных образов или характеристик.
Отдельные фразеологические словосочетания, как и любая другая
лексическая единица, имеют «свою» сферу применения: одни литературны,
другие разговорны, третьи технично бюрократичны и т. д. Ср. исп. dormir un
sueño eterno, la luna de miel (littér.), sacar a uno de sus casillas, meter las narices
donde no deber, liar el petate, salir con pie derecho (parlé) и т. д. Следует
заметить, что испанская лингвистическая традиция объединяет все типы
фразеологических сочетаний (refranos, proverbios, modismos, frases hechas) под
одним названием паремии.
Как уже говорилось, фразеологизмы (паремии) имеют глубокие корни. С
одной стороны, они отражают универсальные законы концептуализации
реального мира, а с другой – национальную ее специфику. Так, в ситуации,
когда трудно определить причину или следствие, по-русски и по-английски
можно сказать что первично: курица или яйцо? Wich came first, the chiken or the
egg? Русск. зарезать курицу, которая несет золотые яйца, англ. to kill the
goose that lays the golden eggs, исп. matar la gallina de los huevos de oro. Ср.
также англ. to put all your eggs in one basket, русск. класть все яйца в одну
корзину, но исп. meter toda la carne en el asador. В современном украинском
языке эта пословица имеет отрицательную коннотацию ввиду политической и
экономической нестабильности в стране. Ср. также межязыковой и
национальный характер следующих словосочетаний: англ. a bird in the hand is
worth two in the bush, исп. más vale pájaro en mano que ciento volando, русск.
лучше синица в руке, чем журавль в небе; русск. чувствовать себя как рыба в
воде, исп. se sentir como pez en el agua и англ. to take to something like a duck
to water.
Во всех анализируемых здесь языках большое место занимают
фразеологизмы, в которых наличествует лексема, обозначающая того или
иного животного, которое, как правило, символизирует ту или иную черту
характера человека или целой нации. Самыми распространенными являются
петух, осел, сорока, корова, бык, собака (le coq, l’âne, la pie, la vache, le bœuf, le
chien) и некоторые другие. Ср. ходить петухом (петушиться, se donner des
airs); упрямый, как осел; болтливая сорока (la femme qui parle sans cesse);
толстая как корова; сильный как бык и т. д. Почти все эти выражения носят
сниженную стилистическую окраску и употребляются в разговорно-
фамильярном стиле. Но в испанском языке, например, el toro (бык) является
национальным символом и связан со старой испанской традицией боем быков.
Поэтому вполне объяснимо, почему в испанском языке есть много паремий,
192
связанных с этим животным: salir a la barrera (выйти на суд божий), contarse
la coleta (выйти из игры), saltarselo a la torrera (отказаться от всяких
обязательст), mandar al cuerno (послать к черту), echarle al toro a alguien
(отчитывать кого-либо), estar en los cuernos del toro (находиться в тяжелом
состоянии, быть в опасности).
Часто природа многих фразеологизмов, причины их появления кроются в
глубине истории народа, поэтому сегодня пользователь употребляет их
автоматически, не зная ответа на вопрос, почему так говорят. Так, только
лингвисты-историки могут пояснить, почему говорят по-французски passer la
nuit blanche (провести бессонную ночь), а по-испански pasar la noche en blanco.
В Испании этот фразеологизм обязан своим происхождением средневековому
рыцарскому ритуалу: воин, желавший стать рыцарем, должен был простоять
целую ночь на страже в белой тунике.
Происхождение фразеологических единиц в каждом языке специфично и
представляет один из интереснейших аспектов лингвистических исследований,
потому что он связан с особенностями восприятия и концептуализации мира
его носителями. Каждый народ имеет свои национальные черты, которые,
естественно, находят свое отражение в языке. Например, в украинском языке
цыган (le Tzigane) ласий як циган на сало; обдертий як циган, еврей (le Juif)
розумітися як рабін на корові – нічого не тямити; на рахманський великдень –
ніколи, поляк (le Polonais) голий як пляшка, а гонору як у ляшка, немец
(l’Allemand) дурний як два німці вкупі. Во французском языке англичанин
(l’Anglais) filer à l’anglaise – піти, не прощаючись; дослівно – піти як англійці,
faire un Anglais ~ підкидати монетку, щоб визначити чия черга платити за
випивку (дословно – вдавати з себе англійця); гасконец (le Gascon) histoire de
Gascon – вигадка; hableur comme un Gascon – хвалько, нормандцец (le Normand)
répondre en Normand – не сказати ні «так» ні «ні»; дослівно – відповісти як
нормандець, бельгиец (le Belge) tête de Belge – недалека людина, дурень, турок
(le Turque) – traiter qn à la turque – бути безжалісним до когось; fort comme un
Turque – могутній як дуб; дослівно – сильний як турок; les amis ne sont pas des
Turques, швейцарец (le Suisse) faire le Suisse – їсти або пити, не запрошуючи
інших; триматись осторонь (дословно – робити по-швейцарськи); испанец –
faire l’Espagnol – вихвалятися (буквально – вдавати з себе іспанця); пруссак –
faire un Prussien – бути цілковито п'яним (дословно – вдавати з себе прусака).
Во всех случаях доминирует отрицательная коннотация с различными
оттенками (иронический, юмористический, уничижительный и др.).
Глобальные процессы, происходящие в современном мире, сближают
сегодня народы и, следовательно, видение и означивание этих процессов ими
также сближаются, сохраняя еще свою национальную специфику,
отражающуюся в разного рода стилистических коннотациях.
Некоторые фразеологические сочетания гендерно маркированы и
поэтому не могут употребляться одновременно для обоих родов. Например,
исп. llevar bien puestos los calzones (постоять за себя) может относиться
только к мужчине (этот вид одежды носят лишь мужчины).
193
Случается, что форма одного и того же фразеологического концепта
варьируется в зависимости от страны, региона. Например, в Испании
предпочитают говорить más vale ser cabeza de ratón que cola de león, а в
Латинской Америке – más vale ser cabeza de sardina que cola de salmón.
Фразеологизмы могут быть синонимичными и отличаться своей
экспрессивностью. Ср.: cuidar como al ojo de la cara (беречь пуще глаза), cuidar
como oro en paño (беречь как зеницу ока).
Большую группу фразеологических словосочетаний составляют, как
уже говорилось, пословицы и поговорки, которые в своем большинстве
основаны на метафорических сравнениях. Как правило, во всех сравниваемых
языках это одушевленные и неодушевленные предметы и явления, которые
вербализуют один и тот же концепт, но со своей этнокультурной коннотацией.
Например, в украинских, русских и английских пословицах, характеризующих
женщину в положительном или отрицательном аспектах, хорошо
прослеживается типично мужская ментальность. Ср.: І так багато всякого
лиха, а Бог іще й жінок наплодив, Не вір жінці, як чужому собаці; Де дві баби
та три жаби зберуться умісті, не перепруть їх і чоловіків двісті; What is
sauce for the goose is sauce for a gander; It is a sorry flock where the ewe bears the
bell, She cannot leap an inch from a shrew.
Испанский язык более милосерден к женскому полу: испанские традиции
видят в женщине больше достоинств, чем изъянов. Ср.: Mujer, caballo y
escopeta no se prestan (Жінку, кояь та рушницю не позичають; Жену, коня и
ружье не одалживают); La olla y la mujer, reposadas han de ser (Пательня та
жінка спокійними мають бути); La gallina bien galleada y la moza bien
requebrada (добре коли курка несеться, а жінка доглядає за собою). Perdido el
ganado donde no hay perro que ladre: y en balde casada la mujer que no pare
(Втраченим є стадо без собаки, що гавкає: і намарно заміжня жінка, яка не
народжує). El perro, mi amigo; la mujer, mi enemigo; el hijo, mi señor.
В принципе же, семантико-структурные модели испанских пословиц и
поговорок такие же, как и в других языках:
Más vale pájaro en la mano que ciento volando (Краще один птах у руці,
аніж сто в небі; Лучше синица в руке, чем журавль в небе). Dinero es como los
ratones, que en oyendo ruido, se esconde (Гроші, як миші, почувши шум,
ховаються). Como el perro del hortelano, que ni come ni deja comer al amo (Як
собака на сіні; Сам не гам і другому не дам).
Пословицы и поговорки отражают народную мудрость, в них заключен
опыт многих поколений, они неизменный очень яркий атрибут многих стилей,
особенно медийного. Ср.:
«На несчастье счастья не построишь» – народная мудрость, а «в огне
брода нет». Какие мудрые слова, но какие глупые поступки! Наивное
человечество на протяжении всей своей истории лелеет мысль о
возможности построения счастья – «персонального рая» – для одной особы,
семейного клана, политической партии, государства, нации на несчастье
других. И это несмотря на то, что история человечества изо дня в день, из
года в год, из века в век доказывает несостоятельность и безумство
194
подобного способа мышления и деятельности… Там, где сталкиваются лбами
в непримиримой вражде частные правды отдельных людей, кланов, партий,
государств, неизбежно преждевременно обрываются человеческие жизни, а на
карту в очередной исторический раз ставится судьба целого государства,
народа. Правд так много, и у каждого – своя (Газета).
В этом тексте поговорки несут основную идейную нагрузку и вместе с
градацией создают его яркую стилистическую маркированность.
Застывшие фразеологические словосочетания – это история народа, его
традиции, верования. Испания когда-то была владычицей морей, а испанцы
слыли прекрасными мореплавателями, и это отразилось и сохранилось в
испанском языке во многих фразеологизмах. Ср.:
– Pues vaya moral. Tú dejarías los criminales al descubierto, pero libres.
– Que cada palo aguante su vela. Lo mío es descubrir lo que está encubierto
(M. Montalbán). По-французски это было бы A chacun le sien или по-русски
Каждому свое. Ср. Также: Más quiero ser cabeza de sardín que cola de delfín.
История и образ России, напротив, другие. Она ассоциируется с
необъятными просторами, темными лесами, медведями, что находит свое
отражение, естественно, в языке:
Он построил дом в лапу (особое соединение бревен при строительстве
из дерева на углах здания) или в елку (выложить кирпич), в елочку (вышить
узор). Если в России в деревнях строят дома в лапу, то англичане их строят
по-другому: это herring-bone. В основе такого метода строительства лежит
образ сельди – ее ловля была основным занятием жителей этой морской
страны. Или, например, в украинском языке (кстати, как и в русском) наказание
детей связано с концептом береза «le bouleau»: всипати (дати) березової каші
(типично украинское), почастувати березовим віником (всипать березовым
веником в русском языке), а у англичан это receive (take) punishment, у
французов punir, по-испански castigar. В Испании говорят: quién tema a los
lobos, no vaya al monte, а по-русски (как и в украинском) это волка бояться – в
лес не ходить, потому что Испания гористая страна, а в России необъятные
дремучие леса.
Но, безусловно, во всех анализируемых языках много фразеологизмов со
сходной семантико-синтаксической структурой. Например, у М. Монтальбана
читаем:
– Sé por dónde vas. No. No entrena, pero hace de mirón en el gimnasio de la
calle de la Luna. Todas las tardes te lo encontrarás allí.
– ¿Hoy por ejemplo?
– ¿Qué te ha picado? ¿Quieres completar el circuito sentimental?
– ¿Por qué no? Cuando uno tiene un día estúpido ha de vivirlo plenamente.
В этом тексте qué te ha picado вариант устойчивого словосочетания ¿qué
mosca te ha picado?, которое во французском языке (quelle mouche t´a piqué?)
имеет то же значение, что в русском и украинском (какая муха тебя укусила?,
яка муха тебе вкусила?). Во всех языках этот фразеологизм носит
разговорную стилистическую окраску, которая в испанском языке усиливается
за счет uno (tiene), заменяющее французское on и обозначающее лицо.
195
Сравнивая морфосемантические поля определенных концептов в разных
языках, можно узнать многое о специфике их вербализации у разных народов.
Так, концепт кровь (фр. le sang, исп. sangre, укр. кров, англ. blood), являющийся
основой многих фразеологических словосочетаний, находит почти одинаковую
свою семантико-стилистическую реализацию в рассматриваемых языках: avec
sangfroid, in cold blood, a sangre fría, хладнокровно, холоднокровно; faire couler
du sang, shed one's blood, verter sangre, пролить кровь, пролити кров; se baigner
dans le sang, bath in blood,bañarse en sangre, купаться в крови, купатися в кровi.
Ср. также: as fair as a lily в англ