Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.

ru
Все книги автора
Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Liber Chaotica: Нургл

Песнь Смерти

Отчайтесь народы, больных не гони,

Ведь кровь стала ныне не гуще воды.
И скованы мысли, и слабы тела,
Навеки отрава заполнит уста.

Отчайтесь народы, ведь близится срок,

И циника гниль приближает наш рок.
Дражайшие грёзы нам станут последней мечтой,
А гордость, надменность — удавкой с петлёй.

Отчайтесь народы, ведь годы текут,

И даже культуры великие тлеют и вскоре падут.
Тщеславных учёных, свистящих сквозь зубы,
Наука пустая так быстро погубит.

Отчайтесь народы, уж близок конец.

Когда коронуется страхом Владыка погибших сердец.
И пред неизвестностью так слабости станут видны,
И вера иссякнет, и здесь мы одни.

Отчайтесь народы, Нечистый пришёл,

Он дней наших скорби уж сумму подвёл.
И блеск устремлений, что так мы искали,
Под поступью тленом и горечью стал нам.

Отчайтесь народы, ведь ваша надежда ушла,

Его сотворили мы, корона чудовище быстро нашла.
Поднят он отчаяньем, страданиям нашим он рад!
Его мы возвысили, и дал он нам Ад!

Гниющая рана Хаоса

Этим вступительным словом автор начинает тщательное исследование Дедушки

Нургла, его места в пантеоне Тёмных богов и тех эффектов, что приносятся в мир его
вмешательством и махинациями.
Хоть я и считаю, что было бы много лучше не будь этого, но всё же, Великая Четвёрка
Сил Хаоса известна по всему миру, во всех королевствах и культурах. Однако самым
отвратительным и ужасающим божеством из этого нечестивого квартета, известным нам —
праведным жителям Империи, является, пожалуй, — Нургл. Нет ничего праведного в этом
грязном существе Эфира, бесконечно отвратительном во всех своих проявлениях. Известный
также как Ниргал, Оногал, Ниелглин и также под многими другими прозвищами, Нургл
является верховным божеством разложения, источником и творцом всякой гнилости на земле,
будь она физическая, идеологическая, экономическая или же политическая.
С точки зрения моих собратьев по вере, как впрочем, и подавляющего большинства
прочих культов и сект нашей возлюбленной Империи, прямо или косвенно, именно Нургл
ответственен за все большие эпидемии и моры, поражавшие нашу страну за долгие столетия.
Говорят, что плач прокажённого и страх больного, особенно привлекательны и любимы им. И
это неудивительно, ведь для него это всего лишь развлечение — изобретать новые инфекции
и поражать ими мир.
Говорят, что, представая перед своими последователями, Нургл является им себя в виде
разлагающейся туши, поражённой всеми мыслимыми болезнями и гнилью. Порой кажется,
что единственная цель Нургла — это нести бесконечные страдания и горести в царства
смертных, однако в противоположность этому, как я слышал, некоторые поговаривают, что
Нургл наоборот всегда заботится о своих смертных и демонических последователях, обладая
при этом удивительным чувством юмора. Честно говоря, мне не очень верится в подобное,
ведь согласитесь странно, что обезображенные культисты дают подобные «мягкие»
характеристики этому богу Хаоса, играющему не последнюю роль в распространении
разложения и страдания, поэтому я не остановлюсь в своём расследовании до тех пор, пока
точно не узнаю всю правду на этот счёт.

Понимание Нургла

Учёные магистры колледжей магии утверждают, что все магические сущности

формируются из чистой материи Хаоса сознательными или бессознательными чувствами,
эмоциями и идеями всех разумных существ. Сознаюсь, что подобное объяснение, внесло
немало путаницы в мои рассуждения о природе Нургла.
Среди тех из нас, кому разрешается строить теории об обитателях Эфира, основной
концепцией сущности этого мерзкого божества является то, что он персонифицирует собой
всякие болезни и распад в мире. Однако если магистры правы в своих предположениях, то
ясно, что подобные вещи не могут быть причиной появления Нургла, или же причина не так
проста, как нам кажется. В отличие от удовольствия или гнева, формирующих
соответственно сущности Слаанеша и Кхорна, распад — это вполне ощущаемый физический
процесс, существующий сам по себе, без потребности в восприятии его живыми существами.
Распад, в конце концов, — это не эмоция или мысль, и поэтому он никак не может влиять на
Эфир.
Если разложение не требует для своего существования того, чтобы смертные
воспринимали его, то возникает вопрос: как бог Хаоса может быть персонифицированным
проявлением мыслей и эмоций смертных, являясь при этом воплощением физического
распада и болезней?
Мой наиболее уважаемый коллега в Светлом колледже — патриарх Верспасиан Кант
утверждает, что я «потерял лес среди деревьев». Магистр Кант настаивает, что распад и
болезни являются лишь физическим эффектом, оказываемым Нурглом на мир, но не
являющимися его истинной сущностью. Эту теорию он развивает в своём оригинальном
труде «Гибель Наций».

«…В некоторые моменты нашей жизни мы приходим к пониманию того,

что в мире существуют такие вещи, которыми мы не способны управлять, вещи,
которым мы бессильны сопротивляться или менять.
 Мы, словно дети, воспринимаем мир как нечто простое и не слишком
большое. Мы играем, едим, спим и капризничаем. Наши жизни протекают на
наших глазах и у нас нет никакого действительного понимания того как
разложение влияет на нас. Однако по мере взросления мы больше понимаем самих
себя и окружающий нас мир, мы начинаем видеть жестокую реальность жизни.
Мы видим, как наши тела стареют и, наконец, осознаём, что молодость (как
впрочем, и другие вещи) не вечна. Самой важной вещью, которую мы понимаем, и
порядок которой мы никак не можем поменять, это то, что будь мы хоть
атлетами, хоть лентяями, святыми или грешниками, всем мы со временем
постареем и умрём. Как умрут и все наши друзья. Как будут умирать и все в
наших семьях.
Этот прискорбный парадокс жизни, становящийся горче с ходом времени, и
заключающийся в том, что для понимания того, что мы собой представляем,
нужно понять, чем мы не являемся и чем могли бы стать. Так женщина или
мужчина может однажды в дождливую погоду поранить больное колено и после
безрадостно вспоминать эту неосторожность юности. Но сколь мал будет шаг
от подобного грустного воспоминания к откровенно циничной оценке будущего?
Именно разрушительное действие времени, а в следствии и разложение, могут
заставить нас чувствовать печаль и горечь, а порой, что наиболее ужасно, это
может заставить нас чувствовать себя беспомощными и безнадёжными.
Шаг от безнадёжности до мучений крайне мал, и часто это та самая вещь,
которая заводит нас всё дальше и дальше в полное отчаяние, будь оно явным или
скрытым. Именно от подобной беспомощности, как я полагаю, и произошёл
Повелитель Разложения».

Если Магистр Кант прав в этом предположении, то становится легче понять, как Нургл
осуществляет контроль над разложением и болезнями. Он и вправду кормится от этой
беспомощности и страданий так же, как его брат — Кхорн питается яростью и гневом.
Действительно, какой способ ввести смертных в пучины отчаяния может быть лучше, чем
причинять им страданий неизлечимой болезни или же поставить их перед фактом
безнадёжности и тяжести мучений, сопровождающих её?
По моему собственному опыту я могу утверждать, что существует немного вещей,
которые могут быть хуже, чем наблюдать за тем, как разум и индивидуальность тех, кого мы
любим, разрушается под действием болезней и времени. Кто не почувствовал бы мук
сожаления, когда его тело постепенно бы разрушалось артритом, а молодые лишь проходили
бы мимо тебя? Какая надежда могла бы посетить нас, когда мор уничтожает наши посевы и
голод раздувает наши тела? Кто не отчаялся бы от язв и болезней, разрушающих его плоть? И
если действительно Нурглу необходимо отчаяние, которое кормит его и позволяет ему
существовать, то что может быть проще для достижения этого, чем внедрение болезней, мора
и разложения?

Почему изо всех нечестивых слуг демонических богов Хаоса те, которые
преданы Богу гнили и разложения наиболее отвратительные среди всех? Самым
простым ответом на этот вопрос было бы то, что они таковы просто из-за
природы «даров», пожалованных им Нурглом. Однако я всё же задаюсь вопросом,
почему эти дары Нургла столь отвратительные и столь разлагающие в своих
проявлениях?

Всё что я могу сказать на этот счёт, это лишь то, что Нургл страшен,
ужасен и отвратителен ровно настолько, настолько он является плодом
отчаяния. Именно это, по моему убеждению, и объясняет, почему его слуги
кажутся столь несчастными и мерзкими на взгляд нормальных людей. Я полагаю,
что их цель состоит в том, чтобы выглядеть настолько страшными и
ужасающими, насколько это необходимо для распространения болезней и
страданий. Ведь какова первая реакция нормальных людей, когда они встречаются
с отвратительными проявлениями болезней Нургла? Почти всегда они
 отскакивают от них в панике и смятении. Подобная реакция усилится
десятикратно, если несчастный встретится с одним из невероятно прокажённых
слуг Бога чумы или, что ещё хуже, с одним из демонов этого нечестивого
божества.

Помимо этого, страх и непосредственный террор очень часто

провоцируют чувства беспомощности и отчаяния, которые, как говорят, и дают
жизнь Владыке разложения. И действительно, мне кажется, что, Нургл
настолько зависим от того отвращения и страха, что внушает он сам и его
слуги, поскольку именно это и может сломить нас, ввергнув в отчаяние.

— Фолькмар, Верховный Тегонист Зигмара.

Природа отчаянья
Рассмотрение культистов Нургла и тех методов, которыми они действуют, с
отсылкой на работы достопочтенных сестёр Культа Шаллаи.
Хотя обычно с культистами и демонами Хаоса имеют дело храмовники Зигмара,
недавно я узнал, что тех злых, безумных или просто отчаявшихся людей, которых арестовали
за поклонение Нурглу, весьма часто передают в руки служителей Культа Шаллаи.
Жрицы этого культа (или как их обычно называют — сёстры) расценивают Нургла и его
сторонников как их главных, если не единственных, врагов. Несмотря даже на ту ярость и
отвращение, что Сёстры Шаллаи испытывают, сталкиваясь с приверженцами Чумного бога,
они пользуются всякой удобной возможностью, чтобы изучить, и, если это возможно,
исцелить как можно больше хворей и недугов, несомых этими заблудшими глупцами. Сёстры
полагают, что если они смогут систематизировать и найти пути излечения всех тех недугов,
что приносит в мир Нургл, то их борьба с ним станет гораздо более эффективной. Так что в
результате всей этой «мирной» войны, сёстры собрали поистине многочисленные записи и
исследования, касающиеся Нургла, его методов и его же последователей.
Поэтому, касаемо моих исследований, мне разрешили консультироваться с сестрой
Мари Дювалье из Главного приюта для умалишённых во Фридерхайме обо всех сторонах
моей работы в части, посвящённой Нурглу. Сестра Мари специализируется на анализе и
лечении душевнобольных, особенно тех несчастных, кто страдает депрессивными маниями
всех типов, а также на изучение неясных и эзотерических сторон человеческого сознания. И
поскольку изначально сложно отличить безумие от одержимости (даже я, в своём невежестве
подобных вещей, не видел особой разнице между ними), сестре Мари приходилось иметь
дело с множеством культистов, в результате став ведущим экспертом своего ордена в
вопросах методов и средств Нургла и его мерзких слуг.
Сестра Мари полагает, что хотя Нургл в действительности и является воплощением
отчаяния, он также должен соединять в себе и все те бесчисленные эмоции и мысли, что
связаны или же приводят к отчаянию. По её определению, отчаяние — это полный и
абсолютный отказ от всяческой надежды, отстранение от мирских забот вне собственного
убогого мирка, а также неестественная решимость упорно держаться за эту свою презренную
горечь бытия вне зависимости от внешних обстоятельств.
Далее следует небольшой отрывок из эссе наблюдений сестры Мари, озаглавленный
как «На Тропе Отчаяния»:

«Есть несколько надёжных и быстрых способов определить состояние

человека. Разные люди по-разному реагируют, когда сталкиваются с одинаковыми
явлениями. Среди моих же пациентов из Приюта встречаются такие, которые
проявляют схожие признаки при наступлении отчаяния, признаки, по моему
убеждению, опирающиеся на природу и цели Повелителя Разложения.
С ними всегда происходило некое каталитическое событие (являющее либо
 одной серьёзной и изнурительной травмой, либо целым рядом оных), начинающее
нисходящую спираль, ведущую к отчаянию. Такой травмой могут быть смерть
любимого, тиски вялотекущей и смертельной болезни, война, голод, болезненный
отказ, неприятие, или любое другое шокирующее и выводящее из равновесия
событие.
Однако независимо того, какой была эта травма или же ряд травм,
последующие за ней шаги по пути к отчаянию почти всегда похожи на эти:
· Отрицание проблемы;
· Появление страха, вызванного принятием ослабленным организмом той
каталитической травмы, что повлияла на него;
· Нарастание тревоги по мере того как пациент начинает искать простые
и лёгкие решения своих проблем, порой прибегая к бессознательным и
психологическим уловкам, чтобы защитить себя (часто проявляющиеся в
изменение поведения пациента, помешанности на чём-то или забвении алкоголем и
наркотиками);
· Пациент испытывает озлобленность по мере того, как его состояние
продолжает ухудшаться, а поставленные им психологические барьеры медленно
поддаются напору чувств, терзающих его;
· Когда пациент перестаёт активно сопротивляться, глубочайшее
отчаяние охватывает его.
И если Нургл — это действительно обожествлённая персонификация
отчаяния смертных, то неужели не возможно и то, что его сущность также
составляют отрицание, страх, тревога, негодование и злоба?»

Действительно, если бы Нургла составляло одно лишь отчаяние, то и у его слуг не было
бы силы, воли и мотивации воевать во имя своего повелителя. Они были бы просто жалкими,
ушедшими в себя, апатичными существами. Однако, как часто меня уверяли мои знакомые из
рядов Рейксгвардии, служители Нургла на поле боя весьма целеустремлённы и не
останавливаются ни перед чем.
Я даже послала запрос охотникам на ведьм, чтобы узнать их оценку Владыки Распада, и
через пять недель получила запечатанный конверт, скреплённый Пылающим Молотом,
знаком Храмовников Зигмара. Письмо внутри было весьма странным и больше походило на
белый стих, подписано же оно было как: Рамхельд ванн Хадден, капитан охотников на ведьм.
Я, признаться, была несколько смущена слогом ванн Хаддена. Он не предложил мне
познакомиться с ним или же объясниться с самого момента получения мною письма, равно
как он и отклонил все мои попытки встретиться с ним. Я могу лишь предположить, что у
ванн Хаддена на то есть некие личные причины для такого своего в высшей степени
странного поведения, о природе которых я могу лишь догадываться.

Страх — это первый шаг на пути в Его ад, а безнадёжность — та цепь,

которой Он скуёт своих рабов. Горе — это пища Ему. Ужас — то, что даёт ему
форму. Он ловит тех, кто готов поддаться озлобленности, и тех, кто замыкает
себя в страдании, пока жизнь вокруг них бьёт ключом. Он — ужас пред лицом
распада и болезни, и Он — бездействие пред лицом всего того, что кажется
неизбежным.
Он — наше бессилие сопротивляться разрушающему влиянию времени, и Он
же сама наша смертность. Он — отвращение и самообман, равно как и принятие
нами поражения. Он вдыхает свой цинизм в наши души, подчиняя нас Своей воли.
Он — Дедушка Нургл, и Он — упрямое отчаяние, что потакает своим
желаниям.

— Рамхельд ванн Хадден, капитан охотников на ведьм

Он прав в своих выводах, однако, мне кажется, он плохо подготовлен к своей

работе. Оружие Нургла — отчаяние и безнадёжность, и немногие люди способны
устоять перед этими вещами. Рамхельд не глуп, однако его письма полностью выдают
его.

Смерть Реми Бруса

Это сказание о Реми Брусе, взятое из книги Хьюго Лаззарре «Мрачные истории и
поучительные сказания», переведённой Гансом Гюнтером. Эта поучительная притча
основана на реальных событиях.
Когда Великая Чума пришла в долину реки Сол, угрожая сделать из Брионна Город
Трупов вместо Города Воров, именно тогда начался великий подъём религиозных настроений
и набожности во всей области. Святилища и храмы Шаллаи были забиты неофитами, а
жрицы богини — чьи ряды потеряли каждую десятую — вскоре были на грани истощения
чрезмерными обращениями к их целебной магии.
Дальше, вверх по течению, в городе Корамдрам множество ужасных смертей
напомнило людям об их обязанности молиться богам, которые смогут их защитить —
обязанности, которой большинство обычно пренебрегало.
Но среди них были немногие — а они появлялись всегда, когда Бог Чумы и Мора
оставлял Свой след в регионе — кто быстро отвернулся от своих богов, предпочитая
возносить умиротворяющие молитвы Самому Владыке Распада. Этим они пытались
получить независимость от сомнительного милосердия богов, которые, вероятно,
чувствовали, что пренебрежение молебнами даёт им повод отказать в особых
благословениях.
Одним из этих осмотрительных людей была Офирия, жена румяного мастера упряжей
Реми Бруса, видевшая в нашествии чумы шанс избавления от брака, который оказался
невыносимо скучным.
Реми Брус по природе не был ни жестоким, ни вздорным и даже не был уличен в
супружеской неверности. Его единственным преступлением — если это можно назвать
преступлением — было то, что он слегка растолстел и стал ленив, в то время как его жена
оставалась такой же стройной и энергичной — оба этих обстоятельства, должно быть,
связаны с тем, что они не имели детей.
В округе Реми Брус был известен своими золотыми руками. В области, где кожа была
дорогой, он всегда был готов смастерить упряжь для бедных из верёвки или жгута, или из
другого подходящего материала, который был под рукой. Но его злая жена, которая видела в
нём жирного и уродливого мужчину и страстно хотела избавиться от него, не замечала этих
достоинств.
Офирия понимала, что время её не пощадит, и также она понимала, что если она хочет
получить мужа, который бы ей нравился, ей необходимо унаследовать лавку её супруга в
качестве будущего приданого. И именно поэтому несчастная злобная Офирия искренне
молилась Богу Чумы и Мора, говоря Ему: «Пожалуйста, забери моего мужа, который стал
бесполезной обузой для меня, но будет хорошим кусочком мясца для тебя».
И Бог Чумы и Мора, которому представился еще один шанс показать свою
двусмысленную щедрость, сделал, как того просила Офирия.
Когда она увидела, как тучное тело её мужа постепенно теряло форму, а плоть
отслаивалась от костей, Офирия почувствовала болезненные уколы вины — хотя вряд ли это
приятное зрелище — видеть вблизи, как болезнь и разложение уничтожают человека. Ей в
голову пришла мысль, что соседи как-то услышали её тайные молитвы и теперь подозревают
в преданности запрещённому богу.
Чтобы заглушить свои чувства, Офирия начала громко стенать, проклиная злобу
жестокого бога, который украл у неё всё дорогое, что было на этом свете, и после того, как
Реми Брус умер, она шла за его гробом до места упокоения, проливая слезы и истошно
завывая.
 На следующий день и каждый последующий Офирия приходила на могилу своего
мужа, одетая во всё чёрное и босиком. Там она опускалась на колени на свежеприсыпанную
землю и, щипая кожу, заставляла себя плакать навзрыд. Она плакала долго и громко перед
глазами жрецов Морра и другими свидетелями, преклонившимися над соседними могилами
и проливающими слезы по своим мёртвым, и горестно проклинала жестокую
несправедливость этого мира. Но мысленно Офирия возносила слова благодарности Владыке
Разложения за то, что он ответил на её молитвы.
Первый и второй день этот спектакль шёл так, как она и планировала, следующую же
ночь она размышляла, достаточно ли сделала для того, чтобы подозрения отпали, однако её
всё ещё терзало беспокойство, и она решила, что пантомиму надо продолжить хотя бы еще
один день.
На следующее утро, светлое и раннее, она вновь отправилась на могилу Реми Бруса,
разумеется, босиком и в трауре и склонилась над ней, выдавливая из себя слезы. Те, кто
пришёл на свои места с первыми лучами солнца, оглядывались на неё, но особого внимания
не обращали.
Однако как только Офирия в третий раз начала орошать землю своими слезами,
ужасающий толчок нарушил покой могилы её мужа. Офирия в панике отпрыгнула назад, но
было уже поздно. Чудовищный червь обвился вокруг пояса и плотно прижал её руки. Затем
появился ещё один червь и ещё, каждый длиннее виденных ею когда-либо. Они карабкались
и ползли по её скованным рукам, скользили по её плечам к шее и лицу.
Её наполнил первородный страх, и она закричала. Она думала, что кричит во всю мощь
своих легких, пока не обнаружила, что черви образовали вокруг её головы и плеч некое
подобие уздечки и сбруи, а множество других обвивались вокруг её пояса, формируя
подпругу, в то время как огромная масса червей, находившаяся у неё на спине, образовывала
седло. А затем и всадника.
Лишь тогда она осознала, насколько громко может кричать женщина.
К этому времени она была не единственной, кто кричал. Скорбящие на соседних
могилах наблюдали за тем, что происходит, а жрецы Морра бежали от святилища, которое
находилось за кладбищем, чтобы увидеть это странное явление. Куда необычный всадник
забрал Офирию, подгоняя её кнутом из червей, никто никогда не узнал, но в Корамдраме её
больше никто не видел.
Соседи качали головами и предполагали, что её, должно быть, охватило безумство от
горя, что послужило причиной проклятья Бога Чумы и Мора. Все соглашались, что вдове не
следовало так убиваться из-за своей потери, и всё также соглашались, что Реми Бруса в
городе будет недоставать, так как не было никого в округе, кто мог бы сделать столь хорошие
сбруи из столь неподходящих материалов.

Нульнский Синод
Отрывок изъят по приказу Верховного Конклава Инквизиции именем Императора
Человечества. Окстись, еретик!1

Медленная дорога к проклятию

Небольшой комментарий автора о безрадостной судьбе тех несчастных, которые
обнаружили себя сломленными болезнями и недугами.
Я полагаю, что вернее всего будет сказать, что изо всех богов Хаоса, Нургл является
наименее привлекательным для смертных. Я нахожу что он, и то, что он собой представляет,
является ещё более мерзким и ужасным, чем я мог когда-либо выразить. Он воплощает все те
1 Прим.редактора: Как и в случае с Либер Слаанеш, в Либер Нургл присутствуют не переведенные статьи.
В данном случае их 4.
вещи, которых мы, смертные, наиболее опасаемся и презираем. Все его слуги:
отвратительные, больные и гниющие, в конце концов, дабы полностью принять его веру,
вынуждены полностью принять и то тление, которое он им готовит. Чрезвычайно трудно
представить что-то более отвратительное для нормального существа, чем поклонение Нурглу,
но, как это ни прискорбно, это существует и власть Нургла простирается вокруг нашего мира,
проникая во все слои всякого общества.
Кто же стал бы поклоняться такому отвратительному и ужасающему богу как Нургл,
кто стал бы искать его объятий? Ответ, наверное, состоит в том, что Нургл получает своих
новообращенных путём разнообразных методов эмоционального побуждения. Я не могу дать
никакого иного убедительного объяснения.
Мне представляется, что хотя некоторое отчаяние и страхи смертных достаточны,
чтобы поддерживать существование Нургла, чтобы избежать забвения и поглощения его
богами-братьями, Нурглу необходимо активно втягивать людей, втягивать их души в
открытое исповедание его веры. Единственным же способом, чтобы будущие последователи
подчинились столь мерзкому и грязному богу, является лишение их всякого возможного
выбора, для чего, как я полагаю, Нургл и поражает земли болезнями и мором. Поэтому
естественно, что бог отчаяния может также быть и богом чумы и болезней.
Возможно, именно из-за нашего понимания сущности Повелителя Разложения и
существует убеждение, пронизывающее все слои общества, что те, кто поражены чумой или
другой серьёзной болезнью, также больны и духовно, будто внешнее уродство их болезни
отражает внутреннее уродство их морали и духовности. Это дурное суеверие также
проявляется во мнение, что те, кто поражены смертельной и страшной болезнью подвержены
божественной каре за некие прошлые прегрешения.
Как часто эти глупые суеверия, смешанные с врождёнными опасениями человечества и
отвращением к чуме, заставляют целые общества ненавидеть тех из себя, кто был поражён
этими страшными недугами? Люди будут всегда бояться, что чума, а также воображаемая
ими внутренняя скверна, будут распространяться дальше, и поэтому тех, кто переносит такие
болезни, избегают, изгоняют из их родных городов, а порой даже и убивают.

Слабое утешение от Дедушки Нургла

Подробное рассмотрение того, как Нургл привлекает и удерживает
новообращённых в своих зловонных объятьях, заимствованное из эссе достопочтенной
сестры Мари Дювалье.
Далее представлено небольшое извлечения из записей сестры Мари Дювалье
относительно того, что она думает о том отчаянии, что приводит к служению Нурглу, и о том,
как жители нашей Империи, желая того или нет, помогают Владыке разложения в его
замыслах:

«…Чем больше я изучаю пути и средства мерзкого Владыки разложения,

тем страшнее мне становится. Человечество часто слишком жестоко и порой
самоубийственно, и все мы слишком часто позволяем проживать жизни, которым
недостаёт интеллектуальной и эмоциональной глубины, а порой просто
заполненные одним лишь горем. Мы пойманы в ловушку нашей безразличной и
порой даже тёмной природой, и я часто задаюсь вопросом как человечество
вообще может надеяться когда-либо избежать удушающего смрада внимания
Нургла. Каждый миг любой из нас, отчаиваясь в этой жизни, ненавидя своё
существование, но всё же больше этого боясь смерти, становится лёгкой
добычей Владыки разложения.
Как велико число тех, введённых в заблуждение и отчаянно пытающихся
найти хоть малое утешение от своих несчастий в служении Нурглу, который, в
отличие от более «тонких» богов, таких как Зигмар и Шаллая, кажется, более
явно и охотно отвечает на просьбы молящихся, правда не всегда тем способом,
 которого они ожидают.
Владыка разложения не лечит и не заживляет раны, скорее он даёт
молящимся ему возможность не чувствовать боль, а порой и становится сильнее
благодаря своим недугам. Не имеет значение, является ли болезнь болезнью тела
или же ума, Нургл всегда дарует своим потенциальным последователям утешение
в их страданиях, при этом не освобождает от них самих.
Я могу сказать, что тем, кто страдает от физических недугов, Нургл
дарует избавление от боли и даже выказывает причудливую признательность,
тем же, кто страдает от болезней духа, депрессий или даже отчаяния, даруется
возможность найти удовлетворение и цель в подобном состоянии духа, при этом
погрузившись в тоску ещё глубже. Я думаю, что именно в этом и заключается
объяснение многого: в воображаемой заботе Нургла, бога ненадёжности,
отречения и самообольщения, способного убедить отчаявшегося в чём угодно.
Восприятие — странная и изменчивая вещь. Безумие одного человека может
быть гением другого. Среди поклонников Нургла это весьма распространённая
вещь думать, что их болезни делают их «особенными», что они имеют или знают
какие-то ценности, которые непосвящённым недоступны. В некоторой степени
они напоминают некоторых душевнобольных, за которыми я ухаживаю в хосписе
— теми, кто щеголяет своими проблемами, показывая радость и гордость ими, но
в тайне скрывая сомнения и ненависть к самим себе; однако такое подобие
ограничивается лишь поведением.
Поскольку поклонники Нургла совершенно не симулируют радость или
гордость от их болезней и недугов, они и в действительности гордятся ими,
считая их ядром своего существа, насколько я могу судить они нисколько не
сомневаются в этом и не испытывают какой-либо ненависти к себе. Они просто
искренне наслаждаются своими несчастьями и это, я думаю, является самым
жестоким из даров Нургла — искажённая действительность постепенно
принимается, становясь истиной, а вскоре всецело принимается адептами.
И таким образом, я считаю, что, управляя самовосприятием смертных,
Нургл даёт им тот извращённый комфорт и «заботу», которые столь сильно
отличаются от подлинного спасения и любви, даруемым нашей Нежной Матерью,
Шаллаей. Владыка разложения отбирает страх, самоуважение и тщеславие и у
своих новых последователей, вселяя в них чудовищное самодовольство и
чрезвычайный консерватизм мнений и убеждений. Именно это, как мне кажется,
и заставляет их считать свои гниющие, полуразложившиеся больные тела
правильными и даже «милыми», а в итоге лучшими и единственно
возможными…»

Расплата за невежество

Дополнительное эссе руки Мари Дювалье, сестры-жрицы Шаллаи, о досадном

обращении и социальной остракизме жертв чумы и всяких, поражённых недугами.
В нашем жестоком мире слишком часто медицина и хорошее здоровье являются
прерогативой немногочисленных богачей. Подавляющее число жителей Старого Света не
может или не считает нужным получать медицинскую заботу, присущую благородным
домам. Опасность этого особенно проявляется во времена вспышке ужасных болезней, что
так часто разоряют наши земли.
К поражённым чумой проявляют мало жалости. Их жизни разрушены, их любимые
часто мертвы, и этих бедных неудачников их же бывшие соседи выгоняют из родных городов
и деревень, запрещая когда-либо возвращаться назад. Возможно из-за низкой
нравственности, бедности, антисанитарии, недоедания или же от сочетания этих четырёх
причин положение жертв эпидемий особенно скверно. С момента заражения единственной
поддержкой для этих отверженных может быть лишь помощь таких же как они, поэтому
обычно такие люди сбиваются в небольшие странствующие группы.
 Чудовищно, хотя и неудивительно, но в тех городах и деревнях, которые проходят эти
страдальцы, к ним не проявляют практически никакого милосердия, поэтому они вынуждены
путешествовать по трактам и тихим дорожкам, прося подаяния у путешественников и
питаясь отбросам до тех пор, пока подобная «жизнь» их окончательно не убивает.
Безусловно, худшей из жестокостей, которой подвергаются эти несчастные
блуждающие души, является требование закона, согласно которому они обязаны носить
огромные колокола, висящие на их шея и спинах, и в которые они должны бить, распевая
слово «Нечестивцы», чтобы об их приближении можно было узнать заранее. Но ведь они же
люди, а не скот!
Авторитетные люди утверждают, что подобные пения — это действенное и
необходимое средство предупредить здоровых граждан о приближении носителей болезни,
но я убеждена, что это, в первую очередь, скорее форма наказание за грех быть поражённым
чумой, как будто кто-то может быть в этом виноват!
Если эти несчастные не в состоянии заранее предупредить о своём приближении, то это
даёт юридическое право любому дворянину, солдату, ополченцу, стражнику, горожанину или
крестьянину отогнать их, используя любые средства, например, забросав камнями,
расстреляв из мушкетов или луков, или даже облив нефтью — поджечь их.
По моему мнению, подобное наше пренебрежение к человеческим жизням наносит
много больше урона, чем любая эпидемия. К примеру, даже среди нашей великой нации,
благочестивые мужчины и женщины считают жертв чумы злыми только потому, что они
больны, и в итоге, я считаю, что наше общество само вынуждает этих несчастных
поклоняться Хаосу, а говоря конкретнее — Нурглу.
Если мы как общество полагаем, что мы приобретаем болезни как результат нашей
врождённой духовной слабости, то неужели предательство всех жертв чумы уже
предопределено? Я полагаю, что эти и подобные из наших жестоких и беспечных действий в
результате дают новые возможности Нурглу извести наши земли и жизни, как фигурально,
так и буквально.
Если мы проповедуем то, что все заражённые чумой нечисты и прокляты, то почему
они не могут рисковать, ища спасение у падших богов, когда другие преданные Империи
культы их заранее отвергли? В их собственных умах звучит отчаянная мысль, что если они
уже прокляты, то что же ещё они могут проиграть в таком случае?
Я так часто наблюдала вереницы этих несчастных, скитающиеся по дорогам Империи и
истязающих себя кнутами и цепями за грехи их недугов, медленно и уныло распевающих
литания раскаяний и ненависти к себе. Насколько мал шаг, отделяющий эти литания от
отчаянных молитв Нурглу о спасении? Если отчаяние — это опора и корм Нургла, то кто
может отчаяться больше, чем те, кто вынужден проводить остатки своих жизней как грязные
животные?
Поистине чудо, что многие из этих верениц жертв чумы становятся истязающими себя
флагеллантами, отчаянными в желании получить прощение за грех их болезни. В конце
концов, страдания, причиняемые их собственными руками и руками породившего их
общества, не дают ничего, что могло бы помочь их истерзанным и травмированным умам.
Есть множество рассказов этих больных флагеллантов, которые, кажется, гордятся
причинением себе всё новых и причудливых мучений, говорящих, что они смогут легче
выиграть милосердие к себе Нургла подобными актами самоистязаний. Я даже сама слышала
о таких причудливых епитимиях, как перенос на большие расстояния ослов и других
крупных животных, или же о тех, кто катает по дорогам огромные колесообразные клетки
битком набитых такими же несчастными. Существует даже такая форма флагеллации как
ношение намертво прикрученных к голове шлемов лишённых прорезей для глаз, чтобы
невозможно было увидеть в них что-либо.
Разнообразны и ужасны пытки, которые эти флагелланты причиняют себе, громок и
жалобен их крик, который адресован Повелителю Разложений. Со своей стороны я уверена,
что Нургл слишком жаждет подставить сочувствующее ухо этим крикам и отчаянным
обещаниям, фактически я считаю, что он просто рассчитывает на них.

Это похоже на приговор нам, что мы, жители Священной Империи Зигмара, не
можем удержаться от того, чтобы не находить причин издеваться или просто
презирать друг друга. Как мы можем оправдать саму возможность того обыденного
варварства, с которым мы обращаемся друг с другом, особенно тогда, когда пред нами
столь много подлинных угроз, лежащих вне нашего смертного мира? Неужели нам
недостаточно апокалипсических ужасов и той тёмной магии, что скрывает Эфир,
чтобы перестать создавать собственные рукотворные ужасы в пределах нашего
общества?
У меня появляется отвращение к собственному роду, когда я думаю о том, как
Зигмар видел человечество сплочённым и процветающим, а после этого вижу
эгоистичность, мелочность и безразличие людей, которым мы теперь стали.
Порой я поражаюсь, как мы, будучи столь слабыми людьми, всё ещё выживаем.

Жизнестойкость гниения
Ознакомление с тем, как вера в Разносящего-Нарывы-Бога влияет на смертных, и
то, как эти изменения влияют на их физиологию и чувство юмора.
Мне кажется верным будет утверждать, что те, кто делают свои первые шаги в
служении Нурглу, неминуемо потеряют всякую надежду в своей жизни, и стоит им лишь
получить благословение своего нового хозяина, как Чумной бог изменит как их взгляд на
мир, так и само их поведение.
Я читал множество докладов солдат и охотников на ведьм, которым непосчастливилось
столкнуться с воинами Нургла, но в каждом из этих отчётов свидетельствовалось об
энергичности и даже некой радости, расходящихся по полю боя от этих их нечестивых
противников. Однако что же за изменения произошли с этими проклятыми еретиками?
Очевидно, что если их повелитель олицетворяет окончательный распад, цинизм и страх, то и
его отвратительные слуги должны отражать эти же преобладающие аспекты своего божества,
также как последователи Кхорна и Слаанеша отражают основные черты своих богов.
Возможно, смыл этой неожиданной энергичности и той решимости, что Нургл дарует
своим преданным слугам, состоит в том, чтобы дать им некое искажённое утешение. Есть
старая пословица, говорящая, что утешением в аду служат страдания собратьев по
несчастью, и я не удивлюсь, если именно это, или нечто похожее, и является движущей силой
культов и армий Нургла.
Возможно, слуги Нургла достигают некоего искажённого (хоть и подлинного) утешения
и облегчения своих страданий, активно стремясь причинять близкие к их собственным
страдания остальным смертным. И чем большими будут страдания, боль и отчаяние, которые
они принесут миру, тем, кажется, большим будет и их удовлетворение и радость.
Сестра Мари полагает, что воины Нургла не подвержены отчаянию и апатии по тем же
причинам, по которым они не умирают от многочисленных физических недугов, даруемых
их господином. Её основной аргумент заключается в том, что хотя чума и заражает существ,
приводя к их распаду и гниению, сама она при этом остаётся здоровой. Я, признаться,
поначалу не понял, что благочестивая сестра хотела сказать, но она продолжила свои
объяснения, пояснив, что по её мнению все болезни вызывают крохотные хищники,
переносимые по воздуху или воде, и проникающие в наши тела, чтобы жить в них как
паразиты, обитая в крови или внутренних органах, или же в чём-то ином, необходимом для
их существования. Гнойники, кашель или какие-либо иные признаки, вызываемые таким
вторжение, это лишь симптомы, свидетельствующие о наличие этих паразитов, и они,
естественно, совершенно безвредны для самих паразитов, вызывающих эти симптомы, а,
следовательно, и для самой болезни.
Другими словами, я думаю, что сестра Мари указывает на то, что те, кто посвящает
себя Нурглу и принимает его благословения, будь они культистами или же воинами,
перестают быть просто переносчиками болезней, становясь до некоторой степени её
фактическим воплощением. Это, объясняет мне и тот образ, который Нургл принимает в
немногочисленных изображениях, используемых жрицами Шаллаи в своих священных
книгах и иконографии: Нургл всегда изображается как простой на вид человек, но с цепкими
руками и алчным взглядом. Нургл — сама инфекция, но не её жертва.

Человеческие чемпионы Хаоса

Подробное рассмотрение множества разнообразных смертных, постаравшихся
достичь сомнительной славы звания чемпионов Хаоса. Эти извращённые личности
положили свои души служению своим идеалам, и поэтому вполне заслуживают
тщательного описания.
Осознав всё, что Дольмансе рассказал мне, и, прочтя всё, что ванн Хадден был столь
любезен мне прислать по моему запросу касаемо человеческих слуг Хаоса, я пришёл к
заключению, что боги Хаоса должны ценить своих смертных последователей много больше,
чем своих демонических приспешников. Ведь поскольку у демонов и разнообразных Детей
Хаоса нет свободы выбора собственной природы и мировоззрения, то логичным лучшим
способом для расширения своего влияния для богов Хаоса является поглощение душ иных
разумных существ со свободной волей.
И, как я уже упоминал в предыдущих работах, некоторые из этих душ очень легко
заполучить. Многочисленные разбойники, бандиты и изгои охотно последуют за любым
лидером, дающим им своё покровительство и свободу грабить. Таких людей слишком много
в нашем несчастном мире, но среди них немного тех, чья сила воли и сила рук способны
сделать из них истинных чемпионов богов Хаоса.
Эти чемпиона во многих отношениях олицетворяют Хаос в смертном мире, а,
следовательно, они постоянно стремятся превзойти друг друга. Порой их повелители
поручают им особую миссию или же приказывают объединиться с другими творениями
Хаоса, дабы уничтожить армию противника или разрушить его город.
Почти всегда чемпионы Хаоса вместе с их бандами вынуждены жить в лесах или горах.
Все обычные люди боятся и питают отвращение к Хаосу, и никакая законная власть в
пределах нашей великой Империи не потерпела бы присутствия последователей Хаоса.
Окончательной наградой, к которой стремятся все успешные чемпионы, является
принятие бессмертия в качестве демона, который бы жил вечно преданный своему
божественному покровителю, продолжа сражаться с Его именем на устах. И хотя эта мечта и
ведёт вперёд всех чемпионов Хаоса, к нашему счастью лишь очень немногим удаётся
достичь этого окончательного постыдного статуса. Большинство чемпионов либо умирают в
бою, либо их повелитель столь щедро наградит их ужасающими мутациями, что они станут
слабоумными бормочущими отродьями, животными с изуродованными телами и бледными
тенями своей былой славы.
Да, как же много глупцов, что способны отринуть свою человечность и присоединиться
к нашему Величайшему врагу.

Племена Ворона

За ледяными землями Норски, во внутренних районах Пустошей Хаоса, проживают

несколько невежественных и злых племён, открыто и с гордостью поклоняющихся Нурглу.
Большинству этих невежественных глупцов Владыка Разложения известен как Ниелглин.
Ниелглина знают как большую отвратительную ворону: огромную, не способную
летать, с выпирающими костями, гниющей кожей, покрытой всевозможными язвами, и с
личинками, копошащимися в её животе. Именно такую форму Ниелглин выбрал, чтобы
предстать перед северянами. Посвящённые Ниелглину племена верят, что полёт вороны
повествует о смерти, о безжизненном взгляде и медленном увядании от агонизирующий ран.
Воины Вороны — это суровые люди, находящие смысл жизни в ужасах сражений. Их вера
заключается в том, что страдания и муки, хоть и не всегда являются приятными, но являются
естественным порядком жизни, и для того чтобы постичь истинное понимание себя и этого
мира, а также ублажить Ниелглина, они должны отвергнуть все прелести и заблуждения
жизни, дабы принять и понять истину отчаяния.
Они считают Ниелглина самым честным из богов, который не лжёт им об истинных
целях и реальности бытия. Они понимают, что все вещи тленны и поэтому не может быть
никакой ценности в этой грязно-серой жизни. Они верят, что единственно возможной и
ценной деятельностью смертных по эту сторону от могилы является распространения учения
Ниелглина, придающего значения бессмысленности страданий бытия и дарующего своим
адептам место в загробной жизни.
Ветра Магии постоянно дуют с севера, принося с собой всевозможные болезни и
скверны. Для посвящённого Богу-Вороне приобрести одну из этих болезней считается
поступком, угодным их повелителю. Когда появляются сведения о появление нового
заболевания, то они молят своего бога, чтобы он наградил и их этим недугом. Они полагают,
что страдания и муки от болезней — это благородное и почитаемое стремление,
приближающее их к окончанию жизни и пониманию истинного плана Ниелглина. И
поскольку это служит доказательством благосклонности их грязного и отвратительного бога
к этим сумасшедшим, то многие из них не только претерпевают эти муки, но и черпают в них
силы.
Те несчастные, кто попадают в плен племён, посвятивших себя Ниеглину-Вороне, как
правило, претерпевают долгие многодневные мучения, пока в итоге не умирают от них.
Варвары-мучители считают подобную жестокость священной и поощряют своих жертв на
долгие страдания в тишине, ведь их богу угодно подчинению жертв своему року. После
подобных мучений воины Вороны хоронят своих жертв, порой даже заживо, под землёй и
снегом. Они полагают, что под землёй лежат владения их бога, и поэтому медленно гниющий
узник, находящийся там, будет кормить своей душой Повелителя Мора и Разложения.

Чумные рыцари
Далее следует глава, посвящённая злобным и зловонным воинам Нургла, известным
как Чумные рыцари, как их засвидетельствовал хроникёр и известный рассказчик
Казимир Ленинов.
Чумные рыцари — это имя, данное элите воинов Хаоса, поклоняющихся Нурглу. По
всем свидетельствам эти рыцари заражены всеми существующими на свете болезнями и при
этом подпитываемы странной и нечестивой энергией, которая возможно и даёт им пережить
многие раны, от которых другие рыцари Хаоса давно бы умерли. Их некогда роскошные
доспехи, гербы и штандарты ныне изодраны и грязны как рубища прокажённых, их некогда
дорогие шелка и меха свисают с плеч как могильные саваны. Большинство Чумных рыцарей
открыто демонстрируют свои увечья, гордо показывая гноящиеся язвы и мертвенные лица,
хотя некоторые предпочитают скрывать свои прокажённые личины под причудливыми
карнавальными масками с абсурдными усмешками и гримасами, изображёнными на них.
Больше мне нечего сказать об этих грязных и безобразных воинах и мне нужно сделать
перерыв в своих ужасных исследованиях…

Чумные рыцари, Рыцари Нарыва, Рыцари Чумы, Лакеи Тьмы, Трупные

варвары, Козлиные погонщики, Храмовники гноя, Солдаты несчастий
Разлагающиеся рыцари расположились лагерем близ низкогорья,
возвышающегося над болотистой местностью к западу от Прааги. Настил из
хвороста, укреплённый стволами деревьев, был положен, чтобы дать проход
рыцарским лошадям, но в иных местах воины Нургла вынуждены были
 пробираться прямо по болоту, и это казалось только радовало их. Я сам очень
осторожно следовал по этому настилу, поскольку он был скользким от
устилавшей его грязи и слизи. Мой слабый конь сердито фыркал, когда мы
проходили мимо украшенного гниющими головами ряда привязей. С другой же
стороны этого забора за мной мрачно наблюдал нежащийся в сомнительном
комфорте изодранного паланкина тучный воин, по дряхлому лицу которого
ползали жирные чёрные мухи. Мой живот скрутило от того смрада, что
становился всё более зловонными по мере углубления в лагерь служителей Нургла.
Рыцарские знамёна были воткнуты в большую глыбу на вершине холма и
развевались на ветру подобно парусам поломанных судов. Столь гибельно было
разложение, коснувшееся этих знамён, что сложно было понять, что за символы
были на них изображены. Одни походили на головы или целые тела чудовищных
мух, тогда как другие походили на то, что некогда было изображением различных
телесных недугов. Именно вокруг этих знамён и расположились Чумные рыцари.
Вместе они напоминали медленно гниющую массу язв и нарывов, столь густую,
что гной сочился по их блестящим ихором доспехам. Тела одни были раздуты как у
трупов, кожа других свисала лохмотьями с их тел там, где инфекция попировала
их плотью. Когда я свалился с лошади, то почувствовал, что сырая почва
засасывает меня, но я даже не смог посмотреть вниз, чтобы узнать что же
именно тащило меня вниз.
— выдержка из «Мемуаров Искупления»

Чтобы увидеть этих тварей вживую, Ленинову пришлось стать таким человеком,
который без всякого страха отправился в те далёкие края. Если бы у меня была хотя бы
четверть его силы и храбрости, я мог бы утверждать, что Либер Хаотика — лучшее и
наиболее полное исследование Тёмных сил, из когда-либо написанных.
Как ещё можно узнать о предмете, если не встретиться с ним лицом к лицу?
Конечно, опасности очевидны, но и награда стоит того.
Меня побуждают, да, меня побуждают сделать это, и о Зигмар, дай мне
решимости пережить это.

Фейтор Нечистый

Начнём другую историю с дикого Севера, на этот раз повествующую о мрачной

истории Фейтора, чемпиона Нургла, известного как «Нечистый».
Сегодня я получил послание с другой норсийской сагой, отправленное мне моим
добрым другом и коллегой Янусом Хановером. Янус поведал мне, что история Фейтора
Нечистого рассказывается с почтением повсюду в Норске, подобно саге про чемпиона
Слаанеша Стиркаара, присланной им ранее. Не могу не сказать, что это тревожит меня.
Растущая популярность таких сказаний, несомненно, ворошит это громадное осиное гнездо и
вдохновляет дикие народы севера на новые «подвиги».
Однако куда большее беспокойство вызывает то, что эта сага содержит ещё больше
упоминаний об Архаоне, на этот раз, говоря о нём как о Владыке Конца Времён. Это не сулит
ничего хорошего. Я должен обсудить это с моими настоятелями. Между тем, вот написанный
рукой Януса перевод саги о Фейторе:
Рождённый в семье фермеров в бедной общине на северо-западе Империи Зигмара,
Фейтор был старшим сыном своей овдовевшей матери. Хотя он ещё не встретил свой
двадцатый день рождения, но, как самому старшему среди своих братьев, ему приходилось
каждый день управляться с делами на ферме. Тяжкая жизнь его семьи стала ещё тяжелее,
когда в их земли пришла суровая зима, какой не было уже десятки лет. Снег лежал на полях
шесть месяцев и даже больше, выморозив посевы и погубив домашний скот. Урожай
прошлых лет был скудным, и голодающим людям оставалось надеяться только на подвоз
продовольствия, идущий из других областей Империи. Но очень часто на пути караванов
вставала плохая погода, и когда они всё-таки добирались, провизия часто была
испорченной, да и на всех её никогда не хватало. Целые города и деревни умирали от голода.
По мере того, как крестьяне лишались последних средств к существованию, всё
больше и больше распространялся разбой. В эти времена крайней нужды, новая напасть
обрушилась на пришедших в уныние людей: чума.
Чума была скоротечной и смертоносной — она могла уничтожить целые деревни
всего за несколько дней. Те, кто заразился болезнью, умирали в мучениях, на их телах
вспучивались огромные опухоли и нарывы, усеивающие плоть жертв. Люди так боялись
этой заразы, что когда один из младших братьев Фейтора начал показывать её ранние
признаки, то все жившие по соседству семьи незамедлительно оставили свои земли и начали
долгий путь к Вольфенбургу, где они надеялись найти пристанище. Отказавшись покидать
свои скудные владения, Фейтор и его семья изо всех сил заботились о больном ребёнке, не
обращая внимания на то, что моровое поветрие уже коснулось их.
Каждый день Фейтор искренне молился об избавлении от ужасной болезни, и мольбы
его были обращены к любому божеству, что преклонило бы к ним слух. К изумлению семьи,
мальчик не погиб — походило на то, что их молитвы были услышаны. Скоро брат Фейтора
оправился настолько, что смог ходить, хотя его кожа по-прежнему была опухшей и
бесцветной. Фейтор обнаружил признаки болезни у себя самого — его волосы начали
выпадать большими клочьями. Его кожа стала бледной и слабой, а вокруг глаз появились
тёмные круги. Несмотря на это, семья осталась жива, и они посылали тихие слова
благодарности тому божеству, что пришло к ним на помощь.[1]
Видя болезненную внешность Фейтора, малограмотные фермеры отвернулись от его
семьи и отказались вести с ними торговлю из-за боязни заразиться, злобно перешептываясь
о нём и его родне. Спустя некоторое время, семья Фейтора была доведена до отчаяния
голодом и стужей, и, в итоге, им пришлось покинуть свой дом. В дороге путешественники
сторонились их, и Фейтор всё больше преисполнялся отчаяния и гнева, наблюдая, как
слабеет его семья. Никто даже не дал им возможности объяснить, что они не разносчики
чумы, и что это не болезнь истощила их силы. Более того, Фейтор обнаружил, что его
болезненная плоть теперь всё лучше сопротивляется холоду и боли.
В конце концов, после того, как их выгнали из бессчётного числа деревень и городов,
жители которых отказались проявить сочувствие к их положению, Фейтор привёл свою
семью в пещеру у подножья Серых гор на западе Империи. Дичи здесь было в изобилии, и
семья Фейтора была обеспечена едой и мехом. Теперь они были счастливы, но обида глубоко
запала в душу Фейтора.
Однажды, на закате дня, Фейтор возвращался с добычей на своих плечах, когда он
увидел следы копыт на снегу, ведущие прямо к пещере, где ждала его семья. Бросив оленя на
снег, он побежал по следам. На пятачке перед входом в пещеру он обнаружил обгорелые
тела своих братьев, сестёр и матери, привязанные к почерневшим кольям. Несколько
мужчин с платками, повязанными на лица, наблюдали ужасную сцену. Ослеплённый гневом,
Фейтор бросился на них, метнув свой охотничий нож, вошедший глубоко в шею первого
мужчины. Остальные повернулись в изумлении, их глаза наполнились ужасом. Один из них
отдал приказ убить разносчика чумы. Ярость разлилась по венам Фейтора, он уложил
отдавшего приказ на землю своими мозолистыми кулаками, не обращая внимания на удары
мечей, что разрывали его плоть. Одного за другим он валил их с ног, убив последнего,
размозжив его череп об камень. Затем горе охватило Фейтора, и он упал в снег, закрыв лицо
руками.
Когда чувства вернулись к нему, он ощутил себя истощённым, как будто бы от него
ушла некая сила, что была дарована ему на время. Он оглядел кровавую картину. Вокруг его
сожженной семьи валялись тела их убийц — солдат Империи, носивших жёлтые с
пурпурным камзолы Остермарка. Их тела раздулись, и открытые язвы высыпали на их
коже. Но таково было отчаяние Фейтора, что он даже не обратил на это внимание.
Теперь ему больше незачем было жить, и он знал, что его будут преследовать до тех пор,
пока он жив. Однако же, Фейтор решил не подчиняться судьбе. Он поднялся на ноги и
отправился на север, потому что ничего лучшего ему не пришло в голову. Солдаты и
охотники на ведьм шли за ним по пятам. После почти месяца погони, они настигли его.
Фейтор бился со всей силы своей злобы и непокорностью своего отчаяния, и
преследовавшие его солдаты никогда больше не вернулись домой. Фейтор исчез со страниц
имперских летописей, существуя лишь как история, которую рассказывали у камина
холодными и тёмными ночами.
Однако же, саги северных варваров повествуют о болезненного вида человеке,
пришедшем в их земли, будучи преследуем многими слабаками-южанами.
Заинтересовавшись, северяне оставили болезненного в покое. Неуверенный в том, что
означает его появление, но узрев это в видении, дарованном богами, Жерг (или вождь)
племени Волчьих Братьев решил наблюдать за чужеземцем, следуя за ним с того момента,
как он попал в их земли и расположился в грубой пещере. Незнакомец не обращал внимания
на ужасные раны, что нанесли ему преследователи, и Волчьи Братья были впечатлены его
выносливостью. Спустя несколько недель, племя решило подойти к нему.
Многие из северян, которых я повстречал, рассказывали о встрече Волчьих Братьев и
чужеземца как о важной части в своей жизни, ибо это встреча сильно повлияла на их
собственную культуру. После его прихода, многие из их людей обратились к почитанию
Нургла, и возвысилось много Его могучих чемпионов, принеся честь и славу Волчьим
Братьям.
Они окончательно приняли Фейтора как одного из своих, когда он взял верх над
сильнейшим воином их племени в рукопашной схватке. Следуя наставлениям шамана
племени, Фейтор осознал, что это, несомненно, сам Нургл защитил его от чумы, и это же
божество наполнило его силой, с помощью которой он отомстил убийцам своей семьи.
Узнав всё, что можно о своём покровителе, Фейтор стал ревностно молиться Нурглу.
Спустя несколько лет после того, как Волчьи Братья приняли его, Фейтор стал
добиваться того, чтобы племя расширилось, став достаточно сильным для того, чтобы
устраивать набеги на север Империи и земли Кислева. Их Жерг, Сволос Волк, раз за разом
отвергал и осмеивал желание Фейтора, пока, в конце концов, Фейтору не осталось ничего
иного, кроме как бросить ему вызов и оспорить право на лидерство. Они встретились в
рукопашном бою. Сволос был высоким и широкоплечим, могучим воином, пережившим много
битв, и не собирался так просто позволить себя свергнуть. Он думал, что быстро
разделается с Фейтором. Но он был неправ.
Сволос обрушивал на Фейтора могучие удары, от которых голова болезненного
человека запрокидывалась назад снова и снова. Но Фейтор только ухмылялся, не обращая
внимания на удары, которые давно бы повергли другого человека. Фейтор повалил Сволоса
на землю и обрушил лавину тяжёлых ударов в лицо Жерга, в то время как Волчьи Братья
молча наблюдали за боем.
С кулаков Фейтора капала кровь, когда он наконец поднялся с тела Жерга и принял
главенство над племенем.
Сразу же после того, как его провозгласили Жергом, Фейтор начал переговоры с
соседними племенами, объявив им, что он несёт слово Нургла, и что они должны
присоединиться к нему. Если же какое-то племя отказывалось присягнуть на верность, то
его воинов и детей с равной свирепостью поражали чума и иные болезни. После чего
Фейтор снова приходил к ним, предлагая им принять его условие, и отречься от своих богов
в пользу милосердного Нургла, ибо только так они могли спастись. Таким образом, отряд
Фейтора рос всё больше по мере того, как соседние племена приносили ему клятвы
верности.
В последующие десять лет, власть и влияние Фейтора в этом краю выросли
многократно. Его тело стало ещё сильней, и теперь почти ничто не могло заставить его
испытать боль. Фанатичная преданность его последователей, большинство из которых
вслед за Фейтором начали почитать Владыку Разложения, сделала их силой, с которой
также приходилось считаться. Они вселяли ужас во врагов своей мертвенной внешностью
и сверхъестественной выносливостью. Болезненное облако жёлтого тумана и жужжащих
мух следовало за ними туда, куда они шли, и немногие могли биться с ними без ужаса в
сердце. Фейтор знал, что скоро придёт время, когда он будет достаточно силён, чтобы
принести своё возмездие землям Империи.
Отряд Фейтора стал известен среди его врагов как «Сгнившие», и его воины с
большой радостью приняли это имя, отказавшись от своего прежнего именования «Волчьих
Братьев». Их репутация была воистину мрачна, и страх, что они вселяли в своих врагов,
помогал им преуспевать. Многие из первоначальных членов его отряда всё ещё были живы,
хотя их волчьи шкуры и кожаную броню сменило тяжёлое облачение из литого железа. Они
искали самые ужасные отряды севера и сходились с ними в битве под мутнеющими
небесами. Сгнившие всегда одерживали победу, и они всегда оставляли одного выжившего
после своих сражений. Заражённый всевозможными болезнями и безобразно изуродованный,
этот выживший освобождался, чтобы он разносил чуму и вести о пришествии Фейтора.
Затем в 2518 году по Имперскому календарю, Фейтор узрел знак в небесах, изменивший
всю его жизнь. Двухвостая комета, изгибающаяся в ночном небе над ним, указывала на
северо-восток Империи, и говорят, что в этот момент его наяву охватило видение. Ему
следовало отправиться в направлении, указанном кометой, к далёкой горной цепи. Там он
найдёт сильнейшую орду из когда либо собиравшихся во имя Четырёх Сил, и встретит
великого Объединителя, что связал их вместе, Архаона, Владыку Конца Времён. Фейтору
стало ясно, что Отец Нургл желал, чтобы тот отказался от всей вражды, которую он и
его люди испытывали по отношению к служителям соперничающих Сил Хаоса и принёс
клятву верности Архаону.

Пометки (с. 226):

1.  Рога и черепа — распространённые украшения, которыми воины Нургла увешивают
свою броню. Возможно, я должен как-то разобраться с этими символами смерти.
2.  Я страшусь представить, что за лицо скрыто под этим забралом.
3.  Какой набор оружия! И, несомненно, это ужасающее видение готово к битве!
4.  Они мчатся с распухшего севера, врываясь в битву на крыльях чумы и разложения.
Болезнь — их меч, и разложение — их копьё. Они воины Нургла, и они идут войной на
ослабленный юг.
5.  Внешний облик воинов Нургла различен и многообразен. Но все они имеют одно
общее свойство — все они обладают определённой невосприимчивостью к боли и лишениям.
Действительно ли они их лишены этих ощущений, или просто их не замечают — остаётся
только догадываться.
Пометки (с. 227):
1.  Их одержимость болезнями может быть наследственной. Она определённо въелась
в них. Большинство людей просто убьют хворающего человека, что попробует к ним
прибиться. Именно так и поступают в Империи…
2.  Он обладает такой силой, и при этом такой болезненный!

Валнир Жнец
Начнём наш рассказ о странной судьбе и искажённых убеждениях Валнира Жнеца,
взятых из «Сказаний Волчьей Головы», переведённых со старого слевского Гансом
Гюнтером.
Более двух тысяч лет назад, имя Валнира Жнеца наводило ужас в землях Кислева,
Норски и Империи.
В принадлежащих ему землях, расположенных далеко на холодном севере, говорили,
что в бою нет ему равных по силе. Настолько сильны были его мускулы, и настолько хорошо
владел он оружием, что многие даже считали его равным воинам Великого Пса. Но в то
время, как его племя приветствовало его многочисленные победы и наблюдало за тем, как он
возвышался, становясь их бесспорным лидером и вождём, сам Валнир не чувствовал радости
от этого. Он не гордился ни своими походами, ни внешностью, не наслаждался и той
роскошью, что могла дать ему маленькая империя из покорённых земель. Ни одна легенда не
говорит, почему так было, но все сходятся в том, что Валнир стал ещё мрачнее видом и
горестней нравом. Его люди говорили даже, что если бы горе Валнира текло как река из его
уст, то она затопила бы все земли севера своими горькими водами. И всё же, несмотря на
явное отчаяние Валнира, он не был безучастным или пораженцем. Хотя никто не мог сказать
почему, но Валнир ненавидел весь мир с редким жаром, и желал дать почувствовать
собственное горе всем людским землям. Но ничего из того, что мог бы сделать мрачнолицый
вождь, каким бы ужасным или жестоким это не было, не казалось ему достаточным.
Отчаяние Валнира росло. К нему всё более приходило понимание того, что ничто не
избавит его сердце от горечи. Полная безнадёжность его положения открылась ему в тот
день, когда он и его воины готовились обрушиться на вражескую деревню. Со слёзами от
разочарования, блестящих в его разных тусклых глазах, Валнир заявил своим людям, что его
не волнует ни трепет, ни восторг битвы, ни расширение его земель, ни сомнительные забавы
захвата в плен рабов. Всё, что он желал от войны — это показать миру, что значит страдать
так, как страдает он сам. Но никакой поход, и никакая пытка, о которых он мог помыслить, не
были даже близки к этому.
Люди Валнира были поражены, и поразились ещё больше, когда Валнир сказал, что не
будет больше сражаться в битвах, пока он не найдёт способ поставить такое зеркало, что
покажет миру тщетность его усилий и истину отчаяния. Не сказав ни слова больше, Валнир
покинул их.
Он шёл на север, всё дальше и дальше; мерцающие огни Пустошей Хаоса заменили ему
компас. Горе его не знало границ, и высвободившаяся неприязнь к миру гнала его ещё
дальше. Однажды за горами и фьордами варгов, Валнир перебрался по сплошному плотному
льду, чтобы попасть в земли квеллигов и алглов. Он шёл вперёд, через земли кочевников и
дальше, в глубины Пустошей Хаоса. Он вышел на широкую равнину, на которой эхом
повторялся лай гончих псов. Любой менее храбрый человек лишился бы мужества от того
страха, что наводил ужасный звук, но это не беспокоило Валнира. Смерть не была угрозой
для того, кто ненавидел жизнь. Он зашагал вперёд без всяких колебаний, и когда огромные
гончие с этой равнины пришли за ним, он встретил их со стоической решительностью. Они
были огромными, достигая около четырёх футов в холке, с зубами, похожими на кинжалы и
беспощадными когтями. С мечом в руке, Валнир повергал их на землю, не прерывая свой
путь.
Снова и снова они бросались на него, и снова и снова он убивал их на своём пути. В
конце концов, Валнир достиг предгорий за равнинами гончих, и их атаки уменьшились, а
потом прекратились. Но мрачный воин не ушёл невредимым. Его руки, лицо и ноги были
пересечены порезами и рваными ранами, и было ясно по усиливающемуся жару от них, что
туда проникла зараза. Но Валнира по-прежнему это не заботило. Он продвигался на север, к
горам. Среди покрытых льдом вершин, Валнир бился с огромными кровавыми орлами —
громадными крылатыми существами с глазами и лапами гигантских кошек. Он пережил
оползни, землетрясения и извержения вулканов, пока, наконец, не достиг высочайшей точки
горы и не спустился вниз на другую сторону по огромному леднику, что соединял Царства
Смертных с искажёнными ужасами Пустошей Хаоса.
Невыразимо ужасные монстры лежали в ожидании под толщей льда, вырываясь на
поверхность в попытке затащить Валнира вниз в водяную могилу. Но Валнир сумел избежать
их. Пронизывающий холод налетал с севера, заставляя разум Валнира цепенеть и стараясь
повергнуть его изорванное, покрытое шрамами тело. Но Валнир продолжал бороться за
существование. Пропитанный магией воздух блестел иллюзиями и ложными видениями —
более чем достаточно, чтобы завлечь неосторожных или беспечных к их погибели. Но
Валнир превозмогал всё это, пока, в конце концов, он не подобрался к лишённой всякой
жизни скале, что отмечала границу Пустошей Хаоса.
Много воинов и варваров встало на его пути во время этого путешествия, как и
свирепых созданий, но ничто не могло сравниться с теми ужасами, что ожидали его в
Пустошах. Монстры и бесформенные отродья хаоса ждали его впереди, и он знал, что, как
говорили, бесчисленные отряды величайших чемпионов Хаоса скитаются здесь. Но Валнир
не отступил. Сама земля корчилась и искривлялась вокруг него, порождая обвалы и
пропасти, или вулканы, что внезапно подымались от поверхности земли и покрывали всё
вокруг лавой и пеплом. Задыхаясь от ядовитых испарений, что выдыхала растерзанная земля,
в то время как его раны распухли от грязи и гноя, Валнир начал слышать голоса в своей
голове, каждый из которых приказывал ему уступить и покориться, или присягнуть одному
из Владык Хаоса. Но Валнир отказался подчиняться и искать помощи. Он окончит свои
поиски в одиночку, точно также, как и начал их.
Пошатываясь, он шёл вперёд, к великим зубцам Владений Хаоса. Он достигнет самого
сердца разложения, или погибнет, пытаясь это сделать. На самом краю безумия, Валнир
набрёл на громадное, прогнившее дерево. На каждой его ветви висели странные плоды, как
бы состоящие из трёх сфер, липкие от порчи и с ползающими по ним личинками. У
основания дерева, среди корней, лежали искривлённые трупы дюжин мёртвых животных и
людей, все на различных стадиях разложения.
Ступив ближе, Валнир почувствовал, как обессиливающее чувство отчаяния наполнило
его, пересилив его горечь и лишив его всякой решимости. Это было чувство, которое даже
он, привыкший к страданиям и стойкий к несчастьям, не мог вытерпеть. Теперь, наконец-то
ему стало ясно, что он искал. Запнувшись, он опустился на колени посреди гнили и
разложения, его тело рухнуло вперёд, и он оказался на вершине груды трупов, лежащих под
ним. В конце концов, Валнир принял поражение, но вместо того, чтобы отказаться от своей
жизни, Валнир вознёс молитву к этому источнику отчаяния, прося у него право
распространить его истину по всем землям смертных.
Он прошёл своё последнее испытание. Сам Ниеглин был тем источником, из которого
исходят все страхи и горести, и Он требует того, чтобы Его служители покорялись только
ему, желая разнести Его Слово по всему миру.
Никто не может сказать, какие божественные и демонические процессы преобразили
Валнира. Достаточно сказать, что Ниеглин решил даровать Своё благословление Валниру,
сделав его Жнецом, собирателем душ, чьим делом было распространять страх и болезнь во
имя Бога Отчаяния.
Долгой и страшной была служба Валнира своему богу, и воистину ужасные страдания
причинил он во имя своего повелителя. Когда настало время Великой Войны с Хаосом,
Валнир внял призыву к оружию, как и многие другие чемпионы Хаоса. Он бился за своего
покровителя при осаде Прааги, и в титанической битве за Врата Кислева. В решающей
убийственной рукопашной схватке Валнир атаковал Царя Кислева, но был сражён и
смертельно ранен. Но, упорному как всегда, Валниру как-то удалось выбраться с поля боя.
Его последователи перенесли его тело назад в его земли, как он и завещал. Там же был
воздвигнут огромный каменный трон, с которого Валнир мог обозревать свои земли. Но
Валнир овладел нечестивой живучестью своего хозяина, и, пока катились годы, тело Валнира
не разложилось полностью — казалось, оно восстанавливается настолько, насколько оно
сгнило.
Через двадцать десятилетий после битвы у Кислева, чёрные ветры из Владений Хаоса
задули сильней. Среди северных племён поговаривают, что скоро сгнившее тело Валнира, от
которого остался один лишь скелет, встанет на ноги, и их чемпион вновь будет готов к битве,
не живой и не мёртвый, но как бессмертный служитель Вороньего Бога, Ниеглина. Когда
наступит этот день, все племена Вороны падут на колени и вознесут ему мольбы как
воплощению Воли их покровителя, что докажет, если то потребуется, что Повелитель Чумы
на их стороне, и южные земли дорого заплатят за свою победу у Кислева.
 Пометки (с. 229):
1.  Множество рогов, лицо закрыто. Череп животного или череп зверолюда? Полный
шлем с забралом.
2.  Эти наброски были сделаны одним художником, который побывал в деревне,
разграбленной бандой почитателей Нургла. Он нарисовал это со слов немногочисленных
выживших. Видно, что у этих воинов не было и двух похожих шлемов.
Пометки (с. 330):
1.  Грубый внешний вид их брони отображает жестокий путь, по которому они
решили следовать.
2.  Безобразные видения подобному этому стали преследовать меня в каждый миг
бодрствования.
Пометки (с. 331):
1.  Шипы, зубья и отрезанные конечности — всё это придаёт сему воину ужасающий
облик.
2.  Загадочный меч. Магический?
3.  Когда человек попадает в цепкие лапы Нургла, почти ничего нельзя сделать, чтобы
спастись. Гниль проникает внутрь, и его сердце, душа и разум поглощаются, разрушаются
и выплёвываются наружу, к вящей забаве и смеху Нургла.
4.  Меч или кинжал.
5.  В Книге Гнили содержатся сотни подобных рисунков, и я не нашёл более подробного
источника информации. Как страшно узреть наяву этого жуткого призрака со скрытым
лицом! В армиях Нургла полно таких созданий. Трудно поверить, что некогда они были
людьми.
Пометки (с. 332):
1.  Броня, которую носят эти воины — насмешка над теми великолепными
образчиками, что носят в битвах наши Имперские Рыцари. Какое будет прекрасное
зрелище, когда наша доблестная Рейксгвардия наголову разгромит этих варваров.
2.  Этому наплечнику был придан вид головы хищного зверя.
3.  Чемпионы Нургла часто носят очень тяжёлую броню, вычурную и хитро
отделанную. Однако, большая её часть потеряна и скрыта под слоями мерзкой жижи,
ржавчины, плесени и различных символов и украшений.
Пометки (с. 333):
1.  Не трудно представить, как Иоанна Белого хватают охотники на ведьм, если
станет общеизвестно, что именно за вещи он рисует. В глазах закона он еретик. По мне
же, он провидец, но с ним нужно быть осторожным. Никто не должен узнать, что я
общаюсь с ним.
2.  Я торопливо набросал эти рисунки после того, как взглянул мельком на раскрытую
страницу одного из альбомов Иоанна Белого. Его видения воистину поразительны, хоть я и
не знаю, откуда он черпает вдохновение, и даже не хочу предполагать.

Гниль Нургла
Гниль Нургла, известная также просто как Гниль, является вершиной достижений
Повелителя Разложений и величайшим из его «подарков» миру смертных. Гниль не похожа
ни на одну из известных нам болезней, но при этом сочетает в себе все худшие качества
самых страшных заболеваний, поражающих наш мир. При всём этом Гниль является не
просто инфекционным заболеванием, постепенно разрушающим тело, но она также
разрушает разум и душу. Хуже любой иной болезни и физически изнурительнее, чем самая
серьёзная проказа, Гниль Нургла — это смесь физического заболевания и демонической
одержимости. Во многих отношениях Гниль можно представить как быстро развивающийся
микрокосм пути, которым следуют чемпионы для обретения демоничества, однако среди
таких чемпионов нашлось бы немного, желающих пройти подобный быстрым путём.
 Сестра Дювалье поведала мне, что Гниль — самая заразная болезнь из когда-либо
поражавших смертный мир. Эту инфекцию переносится как по воздуху, так и через мокроту,
её можно подцепить как через дыхание, так и через физический контакт с одним из
заболевших этим недугом. И, как утверждают сведущие в этом, от неё нет никакого лечения.
И хотя это и самый страшный и наиболее смертельный изо всех моров, посланных
Нурглом, он также и наиболее коварный, поскольку нужно всего мгновение, чтобы
заразиться, и порой целые недели, чтобы проявились его физические проявления. Я говорю о
физических проявлениях, поскольку задолго до того как тело жертвы начнёт разлагаться под
действием этой заразы, его или её ум будет постепенно будет пожран болезнью.
Вот что пишет об этом сестра Дювалье в своём эссе «Мерзкая Гниль Нургла»:

«…Некоторые величайшие врачи моего ордена утверждают, что

человеческий мозг содержит сбалансированную смесь различных химикатов,
которые в комбинации с нашей естественной сущностью (или же душой),
контролируют определённые эмоции и чувства в нашем организме, хотя я
признаю, что подобные идеи, мягко говоря, радикальны. Но всё же я уверена, что
люди лишь рабы этого алхимического баланса, и если баланс нарушен, то эффект
этого для физического состояния пациента может быть крайне драматичным.
Много раз я спрашивала у других о причинах проблем психики и
эмоциональности, таких как серьёзные депрессии или мании, и мне в большинстве
случаев говорили, что они не имеют, или же имеют, но крайне мало, причин в
психическом мире разума и индивидуальности, и, как правило, связаны со сложной
алхимической композицией мозга.
Я полагаю, что Гниль медленно разрушает этот баланс, прежде чем
перекинуться на что-то иное, постепенно вызывая ужасную депрессию и
паранойю у своего носителя.
Хотя у меня и есть проблемы с отдельной терминологией, но я могу
поставить диагноз этой болезни. Гниль Нургла, как я указала прежде, не является
смертельной болезнью. Она имеет сверхъестественную и демоническую
сущность, не оказывающую большего влияния, чем обычная одержимость. В
действительности судьба тех проклятых и несчастных, что были заражены
этой болезнью, не состоит в простом гниении и смерти, их души и тела должны
быть преобразованы, чтобы впоследствии они смогли стать одними из
отмеченных Нурглом демонических воинов Повелителя Разложения.
Таким образом, это является самым ужасным аспектом протекания Гнили
— быть уверенным в своём проклятии, вне зависимости от того хочешь ты того,
или нет. Избежать подобной судьбы могут помочь только самые мощные из
заклинаний…»

Как я писал в предыдущих исследованиях, боги Хаоса не могут просто так превращать
нас в демонов или же красть наши души из наших тел, чтобы оба эти процесса
осуществились необходимо некоторое соучастие с нашей стороны. Однако демонические
боги могут послать своих миньонов, чтобы они завладели нашими бренными телами, для
чего им совершенно не нужно наше согласие. Коварство Гнили Нургла состоит в том, что она
делает своего носителя одержимым, медленно отравляя его разум шёпотом и видениями,
влияющими сильнее из-за «алхимической неустойчивости» диагностированной сестрой
Дювалье как один из симптомов болезни. К тому времени как Гниль проявляет визуальные
признаки своего наличия, раздувая тела и высыпаясь волдырями и язвами на больном,
рассудок и убеждения несчастного уже разрушены прогрессирующим разложением,
вызванным духовными, физическими и ментальными атаками.
Подобный подрыв индивидуальности носителя — жизненно важная часть развития
болезни, поскольку без ней немногие бы отдали бы свои души Нурглу, таким образом
позволив ему преобразить их в верных ему демонов. Это означает, что нет каких-либо
фиксированных сроков, в пределах которых Гниль влияет на свою жертву. Те, чья воля слаба,
или они даже сами желают внимания Нургла, уступят болезни намного быстрее тех, кто
будет сопротивляться ей всеми фибрами своей души. Однако будьте уверены, в конечном
счёте, пред недугом падут все. Не существует возможности бежать от действия Гнили.

Любовь Сына — утешение Отцу

Правдивый рассказ, взятый из старых сказаний о ледяном севере, описанных в
труде Хьюго Лазарре «Мрачные истории и поучительные сказания», переведённом
почтенным Гансом Гюнтером.
В лучшей части Прааги, до того, как орды Хаоса овладели городом и превратили его в
пустошь, некогда был разбит частный сад, огороженный от зевак высокой каменной стеной, с
шипами наверху и ловчим клеем. Его часто скрывали длинные тени, но, несмотря на них, он
был чудом садоводства, с поистине восхитительными цветами, кустарниками и деревьями.
В самом центре сада был превосходный, окружённый фигурно подстриженным
кустарником, декоративный лабиринт из живой изгороди, с беспорядочно посаженными
кустами, которым ножницами придавали фантастические формы. В некоторых из них легко
угадывались представители фауны из различных уголков Империи, но были и такие, которых
нельзя было описать словами. У них было излишнее число голов и конечностей, люди были с
головами зверей, а звери с головами людей.
Старик по имени Нед следил за этим садом с причудливо подстриженными деревьями,
подстригая живые изгороди, срезая мёртвые верхушки роз и разравнивая дорожки из гравия.
Он служил человеку, которому принадлежал большой дом и сад, окружающий его, более
сорока лет. Несмотря на редкие шутки его хозяина, что «сад отбирает слишком много сил» у
старика и что ни тот, ни другой по мере роста не молодеют, Нед, как и раньше, многое нёс на
своих плечах.
Нед был абсолютно уверен в том, что его хозяин безумен. Должен был быть. Все
магистры были такими. Что они могли знать о возрасте и смерти со своей драгоценной
магией? Двадцать лет назад его хозяин посеял семена своей погибели и Нед отлично
чувствовал, что через десять лет они принесут свои горькие плоды.
Рассказ пойдёт о том дне, в жизни садовника и его хозяина, когда единственному сыну
магистра исполнится двадцать лет. В тот день, согласно традициям своего народа, мальчик
станет полноправным мужчиной, и родительская опёка магистра закончится. Празднуя своё
совершеннолетие, Томаш (так звали молодого человека), впервые в своей жизни отужинал с
вином (это было необычное марочное вино, которое, конечно, мог выращивать только его
отец). Юноша мог быть доволен — он свободно вступал в мир, он врывался в жизнь и мог
восполнить последние двадцать лет учёбы и повиновения.
Чем дольше Томаш сидел, потягивая вино из своего кубка, тем больше казался
расстроенным. Возможно, задумчивость магистра объяснялась первым эффектом вина. А
может быть, Томаш впервые переусердствовал с запретными до того удовольствиями. Было
очень жаль. Супруга магистра предала их; в этом старый колдун был абсолютно уверен. В
этой истории нельзя было оплатить порочность сына, его кровью. Он не знал о матери, своей
покойной жены, пока это не стало… ну… слишком поздно для них всех.
Однако магистр обещал, что подарок, преподнесённый Томашу, лучше всего в таком
важном событии, будет знанием. Томаш часто расспрашивал о запрещённых искусствах и
скрытых тайнах колдовства своего отца. Так вот, в тот день и в тот самый час, магистр
пообещал посвятить Томаша в тайну лабиринта, что лежал под садом, и показать юноше
секрет, ждущий того в его сердце.
Он думал, будто тёмная магия, это единственное, что занимает сейчас Томаша. Его сын
был так долго взаперти, вдалеке от нормальной жизни, что он не имел никакого понятия о
радостях и заботах обычного мужчины. Магистр верил, будто его сын обязательно увидит в
этой тайне свой выход — лёгкий путь к славе и власти. Скулящий болван.
Отец с сыном взяли факелы со стены, и старый магистр повёл Томаша по тёмным
коридорам и вниз по винтовым, каменным лестницам, пока они не подошли к чёрной,
эбеновой двери. Там он показал сыну слова отпирания, и они прошли дальше, в каменный
холл.
Никто, кроме самого магистра не знал тайны лабиринта, и Томаш стремился постичь её.
Магистр сказал своему сыну, что стены лабиринта пропитаны испорченным колдовством и
потому вводят в заблуждение. Логика и здравый смысл ни имели здесь никакого значения.
Мнемонический код открывал единственный путь.
Томаш жадно впитывал новую информацию и старый магистр заметил лихорадочный
блеск в глазах сына и то, как дрожали его руки, отчего свет факела безумно плясал на стенах.
После получасового путешествия они достигли центра лабиринта, круглой комнаты, из
которой радиально расходились восемь прямых коридоров. Пространство было освещено
слабым пучком света, шедшим из отверстия высоко над их головами.
Почти тут же Томаш чуть не упал в обморок. Отец улыбнулся, зная, что это, вероятно,
действуют вещества, добавленные им в вино, которое он дал мальчику. А может быть, всему
виной пыль варп-камня, которая блестела на полу и стенах зала. Возможно, и то и другое.
Он подвёл Томаша к центру зала и посадил его, закрепив на запястьях молодого
человека тяжёлые кандалы, которые выходили из блестящих, каменных плит прямо под
отверстием в далёком потолке комнаты.
«Я не могу сказать, что сожалею» — сказал магистр, — «Это моя обязанность, как
заботливого отца, убедиться, что ты не сможешь никому повредить. Ты видишь, ты безумен.
Если тебе будет от этого легче, то можешь возложить всю ответственность на свою мать. Это
всё из-за неё. Она никогда не говорила мне о твоей безумной бабке, пока мы были женаты, а
ты ведь знаешь — кровь всегда себя проявляет. Но, так или иначе, теперь все в безопасности.
Мы же не можем позволить тебе бродить среди людей и ужасать их, не так ли? Кричи, если
что-нибудь понадобится… ах да, и с днём рождения, сынок!»
Ровно четыре года спустя, Нед, старый садовник, приводил в порядок клумбы, и его
корзина была переполнена невообразимым разнообразием слизняков, гусениц и улиток. Было
приятно думать, что они шли на благое дело. «С днём рождения» — пробормотал он,
опрокидывая корзину. Внизу, в лабиринте, град из моллюскообразных и насекомых разбудил
Томаша от его прерывистой дремоты. Вытянув длинные пальцы, он зачерпнул горсть их на
полу между ног и жадно набил ими рот. Он надеялся, что некоторые из них были зелёными
— будучи здесь, ему особенно полюбились они. Хотя годы и не пощадили Томаша, он
выжил. Теперь, он мог достаточно хорошо видеть в темноте, а липкий язык, безусловно,
помогал ему справляться с муравьями. Его ноги и руки изменились, но ему всё ещё не
удалось освободиться от тяжёлых наручников, до сих пор сковывавших его запястья. Но он
знал, что однажды его найдут и выпустят, и в тот день его отец умрёт и это будет очень, очень
неприятная смерть.
Прошло ещё шесть лет. Большие грозовые облака великой бури нависли над
осаждённой Праагой, кошмарные орды Хаоса колыхались вокруг стен, подобно тёмному
паводку. Армии демонических богов простирались насколько хватало глаз. Странные
существа хлопали крыльями в розовато-лиловом небе или же ползли по земле. Волны
мутировавших существ снова и снова бросались на стены города, как бурное море бьётся о
скалу.
Вдалеке, за пределами городских стен, небольшая банда свирепых созданий Хаоса
ворвалась в заброшенный сельский дом, в подвале которого они обнаружили запертый на
висячий замок железный люк. Взломав его, мутанты нашли покрытый паутиной вход в
коридор, идущий в направлении Прааги. Поняв, что они обнаружили потайной ход в
человеческий город, слуги Хаоса спустились вниз по гнилым деревянным ступеням и
побрели в темноту. В конце концов, коридор привёл их в круглую комнату, из которой
выходили восемь одинаковых проходов. В центре комнаты, к полу, было приковано
необычное, жалкое существо, сочетающее в себе черты человека и насекомого.
«Свобода! Свобода! Освободите меня!» — умоляло оно. Заинтересовавшись, упрямый
до тупости предводитель отряда Хаоса разбил оковы существа. Человек-насекомое
пошатываясь, нетвёрдо встал, расправил свои паукообразные ноги, а затем бросился по
одному из туннелей.
«Отец!» — стенало оно. «Отец! Я иду к тебе!». Бывшие в отряде Хаоса были слишком
коварны, чтобы пропустить такое зрелище, которое, казалось бы, обещал им странный
поворот событий, и они помчались за ним.
На следующий день, когда ополчение вновь оттеснило захватчиков мутантов за
пределы городских стен, старый Нед изучал бурлящие тёмные облака, тянувшиеся от края до
края, ставшего теперь кровавым, неба. Он ткнул скрюченным пальцем в воздух и
нахмурился. Будет ещё одна гроза. Нед надеялся, что молодой хозяин не простудится — он
не привык мокнуть.
Нед был прав насчёт своего хозяина. Десять лет, день в день он пробыл там. Тем не
менее, Нед думал, что выбрал в споре сторону добра. Свалив останки магистра в колёсную
тачку, Нед поспешил по дорожке из гравия к клумбам.

Иллюстрация на странице 241:

Самая верхняя — Насекомоподобная голова.
Вторая сверху — Распухший от газов живот и раздражающие вещества.
Вторая снизу — Члены оканчиваются оружием: плетьми или острыми когтями.
Самая нижняя — Скрывавшееся, странное и ужасное существо могло быть похоже
на бедного, попавшего в ловушку героя этого причудливого рассказа.

Великая война с Хаосом

Отрывок изъят по приказу Верховного Конклава Инквизиции именем Императора
Человечества. Окстись, еретик!

Звери Хаоса
Отрывок изъят по приказу Верховного Конклава Инквизиции именем Императора
Человечества. Окстись, еретик!

Опустошения Гортора
Отрывок изъят по приказу Верховного Конклава Инквизиции именем Императора
Человечества. Окстись, еретик!

Кавалькады Нургла
Исполненный сострадания и протеста выкрик автора, касающийся бродячих
жертв Нургла и того, как наше бесчувственное поведение по отношению к ним
оказывает ужасающее воздействие на ещё большее число людей.
И вы спрашиваете, какова же цена нашего цинизма? Какова цена наших нелепых
предрассудков? Я расскажу вам про это, хоть вы и пожалеете о том, что узнали. В своём
невежестве и жестокости мы порождаем огромные и мерзкие карнавалы, что зовутся
Кавалькадами Нургла.
Теперь я осознаю это так ясно. Сестра Дювалье была права. Мы отталкиваем калек и
больных от себя, ибо в нашей низости и самонадеянности мы воспринимаем их как слишком
болезненное напоминание о нашей бренности. Какие же мы жалкие и самолюбивые! Мы
гоним заражённых из наших городов и селений, вынуждая их вливаться в выжидающие
армии Нургла — и почему бы им не искать утешения в Нём? Большинство людей знает о
демонических богах только то, что им рассказали власти, но раз они больше не доверяют
властям или не уважают их, то почему они должны верить или прислушиваться к тому, что
Боги Хаоса есть зло?
Теперь я вижу, насколько мы ограничены. Теперь я понимаю, что все мы лишь
марионетки Сил Хаоса. Мы отталкиваем отчаявшихся от нас и зовём их проклятыми,
заставляя их собираться вместе и скитаться по сельским землям. Это только вопрос времени,
когда они начнут искать утешения Нургла или будут обращены в поклонение Ему каким-
нибудь странствующим еретиком. Действительно, как много пройдёт времени, прежде чем
тот, кто страдает от демонической Гнили Нургла, присоединится к скитающейся банде
безумных и прокажённых? Ибо все болезни выглядят одинаково для тех, кто отказывается от
их изучения, и всех страдальцев, пусть их недуги и различны как вода и масло, равно
выгоняют на дороги Империи. Пусть даже эти скитающиеся жертвы чумы воспротивятся
утешению, предложенному Нурглом, и попытаются остаться верными Святому Зигмару и
богам нашей Империи, но если они заразятся от кого-либо, болеющего Гнилью, то они уже
обречены. Они будут принадлежать Нурглу так же, как если бы они вручили ему свои души
актами веры.
Если цинизм воистину разлагает душу, то тогда, несомненно, Нургл есть источник
всякого цинизма! Стоит Ему проложить Свой путь в сердца и души этих скитающихся
отверженных, то Он снимает то бремя, которое мы, граждане Империи, взгромоздили на их
плечи, даруя им возможность довольствоваться своими муками и отчаянием. Затем эти
несчастные странники преисполняются горькой радостью и циничным юмором, ибо они
полностью познали правду о жизни — они живут в реальном мире, который мы все
отвергаем: они знают, что жизнь это боль, страдание есть истина, всё ничтожно и преходяще,
и что разложение есть единственное постоянство жизни. Они знают, что цивилизация есть не
что иное, как иллюзия — ничего не значащая игра, хоть мы и убедили себя в её истинности и
важности. И так эти скитающиеся болезненные толпы обратившихся к Нурглу собираются
вместе в огромные кавалькады, и новый владыка поощряет их показать другим горькую
шутку этого мира и иронию жизни.
Преисполненные неестественной энергии, эти кавалькады образуют почти бесконечную
колонну цирковых фургонов и повозок с шатрами, все украшенные грязными знамёнами и
изорванными флагами. Странные типы в балаганных масках правят этими повозками, и
разнообразные жертвы чумы, нищие, калеки, флагелланты и другие несчастные
сопровождают их — и все возносят мольбу к Отцу Нурглу. Они перестали попрекать и
винить себя за свои недуги и вместо этого воздают хвалу Отцу Нурглу за те дары, что Он так
свободно воздал им, и ту мудрость, которой Он их наделил. Они оказывают радушный приём
всем без исключения, кого отвергло общество, будь они больны телом, повреждены
рассудком или даже просто разочаровались в жизни. Все находят тёплый приём в карнавале
отчаяния, будь они флагеллантами или борцами за свободу; Отец Нургл не отворачивается ни
от кого.
Вместо того чтобы избегать поселений и городов, как предписано всем жертвам чумы,
эти кавалькады активно ищут их, желая распространить свою заразу. Они желают привнести
немного реальности в жизни всех тех, кто попал в ловушки цивилизации и ложных обещаний
надежды, тех, кто ослеплён ими и не видит горькую правду бренности и распада.
Теперь вы видите? Понимаете, что мы натворили? И что мы продолжаем делать?
Каждое наше действие обрекает нас! Мы или слуги Хаоса, или его жертвы, и иного не дано.
Несомненно, так же, как и то, что мы обречены на старение и смерть, мы прокляты без
всякой надежды на искупление. Я возрыдал бы, если бы не считал, что мы заслужили нашу
судьбу целиком и полностью.

Пометки (с. 274):

1. 6.6.2518 ИК
2.  Проснувшись этим утром, я почувствовал себя очень больным. Я не из тех, кого
обычно донимают болезни, и до сих пор жил в добром здравии. Я часто, проходя по улицам,
глубоко сожалел о тех бедных горемыках, что живут в трущобах и не могут работать, ибо
они поражены каким-нибудь изнуряющим недугом и вынуждены выносить равнодушие и
презрение тех, кто живёт с ними. Но теперь я тоже болен. Было ли это совпадением, что
третьим богом Хаоса, на котором я недавно сосредоточил свои исследования, был Нургл?
Конечно же! Ничего больше, чем досадный случай. Я посещу сегодня лекаря, и он приведёт
меня в норму.
3.  Этот искусный лекарь не смог ничего найти. Но я всё равно чувствую себя больным,
как если бы что-то разъедало мои внутренности. Он дал мне тоник, облегчающий боль, но
тот не возымел никакого эффекта. Я должен продолжать работу, надеюсь, что
сосредоточенность отвлечёт мой разум от моего состояния.
Пометки (с. 276):
1.  Итак, я возвращаюсь к сведению воедино записей Рихтера, касающихся служителей
демонического бога Нургла. Молю вас, сдерживайте свои чувства, когда будете читать
следующие страницы, и обратите особое внимание на предупреждающие признаки того,
как росло отчаяние Рихтера по мере того, как он продолжал свою работу. Многочисленны
те пути и средства, с помощью которых Владыки Хаоса стараются похитить наши души.
Не позвольте вашему вынужденному интересу к работе Рихтера стать таким средством.
М.ф. Ш.
2.  У меня бубоны! Я болен. Я чувствую слабость. Когда же эта работа будет
закончена!
3.  Люди смотрят на меня, но вряд ли они признают того, кто стоит перед ними. Я
сам не могу больше смотреть на себя в зеркало, ибо то наваждение, что смотрит на меня
в ответ безрадостными запавшими глазами, вводит меня в ужас! Я так сильно похудел!
Мой некогда здоровый аппетит исчез, и всё, что я могу, это проглотить немного жидкой
каши. Любая твёрдая пища резко отторгается моим телом, как будто бы мои
внутренности отвращаются от любого здорового питания.
4.  Этот культист, возможно, был кем-то вроде шамана, он весь увешан черепами и
головами. Наверно, он считал, что такие трофеи наполняют его мощью и жизненной
силой.

Нечистые
Изучение и обсуждение Нечистых: их омерзительной внешности, поведения и
того, как они изображены еретиками в иллюстрациях
Мои сны вели меня сквозь миры, которые я никогда не знал и не мог знать — сквозь
обители ужасов, куда никто не должен ступать. Однако необходимость заставила меня пойти
на это, и я бросил себя на произвол судьбы, увидев возможность узнать как можно больше о
существах, которых человечество должно уничтожить, если оно намерено выжить.
Я узрел источник, из которого рождались Нечистые Нургла. Я видел, как они
возникали, словно волдыри на гниющей утробе Эфира, кормясь болезнями и страданием,
выходящими из его тела как вязкий океан. Не найдется таких слов, чтобы описать ту
мерзость и ужас рождения этих демонов и ни одна болезнь, разложение или испорченность в
мире смертных не сможет передать даже части того отвращения, что я испытал, когда увидел
это. И это было не просто тошнотворно — даже беглый взгляд на такое ужасающее зрелище
заставил меня упасть на колени. Моё тело трясло, и я не мог остановиться, кровь текла из
ушей, носа и даже из глаз — настолько все это было отвратительно, и настолько я был
испуган. Против моей воли я кричал и кричал до тех пор, пока не потерял голос и не
успокоился. И затем всё стало тьмой.
Очнулся я в своем кабинете, окруженный зарисовками, которые вы можете узреть на
этих страницах. Я могу только предполагать, что эти рисунки были нарисованы мной, пока я
был в забытье своих кошмаров. Я знал, что сошёл с ума или может быть был проклят, но ни
от одной из этих мыслей мне не становилось лучше. Однако чем бы оно ни было — сном или
ужасной действительностью, я смог описать вам тех демонов, которых видел, и передать все
знания, собранные мной о них по капле, на протяжении месяцев изучения и нечестивых
открытий.
Демонические существа, о которых мы говорим, зовутся Великими Нечистыми, и они
величайшие демоны во всём пантеоне Нургла, в каком-то смысле сродни Кровожадам Кхорна
или Хранителям секретов Слаанеша. Если рассматривать другие Силы Хаоса, то эти так
называемые Великие демоны являются невероятно могущественными слугами своих господ
— воплощениями особенных качеств их божественных покровителей — но это не совсем
верно в отношении Великих демонов Нургла. Каждый Великий Нечистый — это копия
самого Нургла в Его неразделимости — по крайней мере, в отношении его
индивидуальности, побуждений, мыслей и стремлений. Иными словами, можно сказать, что
каждый Великий Нечистый — это Нургл, хотя, являясь лишь мелкими воплощениями своего
повелителя, они испытывают некоторый недостаток в близости к бесконечности силе,
полноценности и всеведении их господина. Я предполагаю, что именно по этой причине
смертные слуги Повелителя Разложения часто обращаются к Нечистым как к Нурглу, или
Папаше Нурглу — несмотря на то, что каждый демон связан неоспоримыми законами
воплощения, заставляющими его иметь своё собственное индивидуальное имя.
Нечистые обычно выглядят как большинство изображений Нургла, или возможно
большинство изображений Нургла выполнено под впечатлением от вида Нечистых. Но как
бы то ни было, великие демоны Нургла — это огромные создания, раздутые из-за болезней и
всех возможных (и невозможных) форм физических недугов. Их зеленоватая, омертвевшая и
жёсткая кожа покрыта фурункулами, язвами и другими признаками заболеваний. Их
внутренние органы наполнены болезнями, просачивающимися через разорванные мускулы и
кожу, свисающими как непристойные складки вокруг довольно немалого объема Нечистого.
Из этих органов появляются маленькие демонические паразиты, обычно известные как
нурглики. Являясь общительными, ловкими и постоянно активными, они, кажется, почитают
Нечистых как своих отцов, и кишмя кишат вокруг тела Нечистого, лазая по его коже и визжа
от удовольствия, когда он награждает их лакомым куском, или ласкает, ну или устраивают
перебранки между собой за наиболее удобный уголок туши Нечистого.
Если нурглики появляются в больших количествах — то это непременный знак того,
что Нечистый где-то рядом, потому что эти злые маленькие создания могут рождаться только
в загноенных внутренностях Великих демонов Нургла. Созревая посреди гноя и заразы,
нурглик кормится выделениями Нечистого до тех пор, пока не становятся достаточно
большим, чтобы выбраться наружу живым воплощением фурункула или гнойника. В этом
смысле нурглики действительно дети Великих Нечистых.
Возможно, именно поэтому Нечистые чувствуют родительскую гордость за этих
маленьких чудищ, нежно лаская и позволяя им кормиться на его болячках. Однако всё это не
мешает гордому родителю раздавить своего потомка под ногой, или же сожрать одного-двух
из них в припадке спонтанного голода.
Хотя я сомневаюсь в том, что существует что-нибудь ужаснее и отвратительнее этих
Великих Нечистых, по своему характеру они не разрушительны и не мерзки. И
действительно это похоже на правду. Похоже на то, что Нечистыми двигает тот банальный
энтузиазм, который свойственен смертным в их жизнях. Они ёмко заключают в себе всё
самое привлекательное (если подобное слово применимо к предмету нашего разговора), что
присуще Нурглу: они полны циничного и едкого юмора, который равно заразительный и
шумный. Они усердно пытаются сломить веру и убеждения своих врагов, громогласно
восхваляя навязчиво-маниакальную омерзительность своих последователей. В самом деле,
кажется, что Великие Нечистые с интересом запоминают все виды эмоциональной и
психологической защиты, которые смертные применяют для того, чтобы оправдать своё
жалкое существование, и такое состояние придает Нечистому вид общительного и даже
несколько сентиментального существа. Похоже на то, что эти могущественные демоны
заботливо относятся к своим последователям, гордясь их видом и располагающим
поведением — настолько, что часто обращаются к своим слугам, как к детям.
 И если такая привязанность действительно имеет место, то она самое разрушительное,
что приносит собой Нургл как божество болезней, страха и отчаяния. Можно сказать, что
любовь Нечистых к своим слугам больше напоминает заботу, наставления и подчинение,
которые оказывает мать своим детям. И хотя детям всегда необходима возможность уйти от
чрезмерной материнской опеки о них, порой ими движет страх перемен и обиженность на
всех людей вне их семьи, и тогда они уже никогда не захотят покидать свой дом или же
пытаться менять этот мир.
Подобное сочетание физического разложения и заразительного, хоть и циничного,
юмора — это самая поражающая характеристика Великого демона Нургла, и это хорошо
видно, когда Великий Нечистый и его миньоны проникают в наш мир.

Карнавалы Отчаяния
Беглый обзор причудливых Карнавалов Нургла, гротескных Паланкинов, а также
странного и зловещего ритуала, известного как Танец Смерти.
Может, это и прозвучит странно, но Великие Нечистые наделены огромным чувством
драматической иронии. Похоже, что они любят забавляться изукрашенными символами
власти почти столь же сильно, как низвергать гордость и старания смертных. Паланкины
Нургла — это вычурные переносные троны, благодаря которым служители Великого
Нечистого могут нести своего повелителя высоко над землёй, перемещая Паланкин туда,
куда он пожелает. Со своего возвышенного места демон может говорить со своими рабами
или наносить удары по врагам. Сам Паланкин отделан рассыпающимися роскошными
украшениями, а Великий Демон небрежно восседает на груде гниющих подушек, возможно
из откровенной насмешки над тем, что он считает скоротечностью смертной красоты.
Есть свидетельства, что Великие Нечистые едут в таком виде во главе своих орд, ведя
их на войну против людских земель. Орда путешествует по землям, вбирая в себя всех
смертных служителей Нургла, формируя одну огромную кавалькаду из крытых повозок, что
несут в себе заразу и болезни, которые скоро обрушатся на мир смертных. Сами повозки не в
лучшем состоянии, чем демоны, которые едут в них. Покровы повозок изорваны и покрыты
гнилью, их каркасы разломаны и погнуты, а все металлические части в выбоинах и
ржавчине. Но внутри этих тащащихся фургонов царит суета и напряжённая работа, так как
служители Нургла готовятся начать празднество распада и разрушения для любой деревни,
города, или вражеской армии, с которыми они столкнутся. Ибо такова извращённая ирония
кары Нургла, что они походят на странствующий цирк, или огромную ярмарку, за
исключением того, что развлечения, предлагаемые ими, это болезнь, разложение, отчаяние и
смерть.
Говорят, что стоит кавалькаде Нургла проехать у могилы, где свалены умершие от
чумы, как гниющие трупы, захороненные там, выкапываются и начинают следовать за
фургонами и повозками. Различные народные сказки настойчиво говорят о том, что тело
любой жертвы чумы принадлежит Нурглу (если Он заявит на то своё право) в течение года и
одного дня после смерти, а после этого срока они проваливаются в окончательное забвение.
Когда кавалькада подходит близко к месту своего назначения, то извращённый юмор
адских созданий внутри повозок проявляет себя в полной мере. Чумоносцы начинают вести
учёт чумы и болезней, подсчитывая запасы заразы, число нургликов, друг друга и даже всего
того, что стоит на месте достаточно долго. Посреди хриплого низкого гула бесконечного
подсчёта чумоносцев, нурглики щебёчут и подпрыгивают, подобно злым детям, готовящим
особую проказу. Они вздорят и ёрзают, хихикают и вопят, а их число растёт и убывает
быстрее, чем чумоносцы успевают их подсчитать.
Когда зачумлённые повозки и фургоны вплотную подъезжают к своей цели, ничего не
подозревающей деревне, или спящему городу, демоны начинают готовить свой
разрушительный поход. Чтобы утолить крайний цинизм юмора Нургла и увеличить чувство
страха у своих потенциальных жертв, представление (или карнавал), наравне с кульминацией
имеет и свою прелюдию. В данном случае, кульминацией является Танец Смерти, который
проводится в ночь перед штурмом, когда демоны Нургла, выделывая кульбиты, трижды
обходят деревню или город.
Танец начинается, когда на небе появляется луна, тогда демоны приходят в движение,
торжественно шествуя по полям и холмам, запевая вразнобой. Когда процессия проходит
рядом с домами, стоящими на отшибе, напуганные собаки и домашний скот поднимают
ужасный шум, добавляя своё гавканье и рёв к набирающей силу песне. Ночь продолжается,
первый круг завершён, и безумствование орды начинает расти. Пение становится
пронзительным, а танец всё более и более исступлённым. Когда танцующие начинают третий
круг, они теряют себя в неистовстве пения, смеха и безумия, в котором они выкрикивают
описания всех тех ужасных вещей, которые они намерены претворить грядущим утром.
Когда танец близок к своему завершению, ночной воздух доносит шум в дома жителей
города, где те, что были разбужены кошмарной мелодией, настолько напуганы, что не могут
двинуться в своих постелях; а те, кто ещё спят, видят странные тревожащие сны. Животные
безумствуют в своих стойлах или вырываются из загонов, масло свёртывается, а молоко
скисает. И, когда кажется, что этот кошмар больше нельзя выдержать, всё внезапно затихает.
Третий круг пройден, и песни отчаяния подошли к концу.

Пометки (с. 280):

Сегодня на углу рынка я заметил нищего. Верхняя половина его тела, хотя худая и
иссохшая, выглядела довольно здоровой. Но от его талии и дальше он был полностью
изуродован. Пусть он и был закутан в ткань, но я мог видеть, что его ноги срослись вместе
и представляли собой мешанину нарывов, язв и пустул. Было очевидно, что это причиняло
ужасную боль, ибо он громко орал, умоляя тех, кто поспешно проходил мимо него, с
прикованным взором, освободить его от этих мучений. Меня захлестнуло огромное чувство
сожаления за этого несчастного человека, но я не смог заставить себя остановиться и
помочь ему. Моим главным желанием было убраться от него как можно дальше, из страха
того, что его часть его несчастья передастся мне.
Пометки (с. 281):
1.  Они бредут сквозь наши земли, отвергнутые люди, больные телом и разумом.
Карнавалы странствуют, разнося распад и болезни. Я не знаю, плакать ли мне или
смеяться.
2.  Прошлой ночью я проснулся из-за кошмара, моё сердце билось подобно барабану, а
губы дрожали в беспричинном ужасе. Моё тело было покрыто потом, и постельное бельё
прилипло ко мне мокрыми лоскутами. Слова из песни, которую я услышал во сне, эхом
отдавались в моей голове, подобные воплям какого-то демонического дитя, насмехающегося
надо мной и угрожающего мне.
«Мушки, мушки, сожрите его глазки! Старенького Рихтера миленькие глазки!»
Слова этого ребяческого стишка проносились эхом в моей голове и звенели в ушах.
Отбросив одеяло, я подошёл к окну и распахнул ставни. Стоя там, высунувшись из окна и
жадно вдыхая холодный ночной воздух, я окинул взглядом спящие улицы Альтдорфа, далёкие
поля и лес за городскими стенами. Мой монастырь расположен на возвышенности, что
даёт отличный обзор окружающих земель.
Взор мой перенёсся через Новополье к Холму Красной Фермы. И тут моё сердце почти
остановилось. Там, вырисовываясь напротив холма, я увидел мой кошмар, обрётший плоть;
карнавал прыгающих и кувыркающихся демонов, скрывающихся из вида за возвышенностью,
пока я смотрел на них, и тогда прохладный ветер донёс до меня ещё один раз пронзительное
хихиканье и эту сводящую с ума песню.
«Мухи! Глаза! Мухи! Глаза! А Рихтер встал и подох у окна!»
Тогда я вновь проснулся и обнаружил, что я всё ещё лежу на кровати в прохладной
ночной тишине. Я помолился, что бы то, что я видел, было лишь кошмаром, а не каким-то
видением будущего…
 Младшие демоны Нургла
Глава, в которой автор вынужден изучить своё пошатнувшееся душевное
состояние, а затем рассматривает Чумоносцев Нургла из Его легионов Младших
Демонов, или «Агхкам’ гхран’ нги».
Я должен извиниться, дорогой читатель, за моё состояние в последнее время. Чем
глубже я погружаюсь в своё изучение Адских Сил, тем всё труднее мне сосредоточиться на
рассматриваемом вопросе. Это исследование начало дурно на меня влиять, я знаю это. Я
опасаюсь за свой рассудок. И почему бы и нет? Я вижу Хаос в моих снах, и хоть восход
солнца и должен развеять ужасы, что мучают меня во тьме ночи, я всё равно вижу демонов
разлада, куда не брошу свой взор. Я вижу их и сейчас, блуждающих по моему кабинету, не
обращая на меня внимания, ибо они заняты пересчётом множества книг и манускриптов, что
разбросаны по комнате. И не только книг. Похоже, эти адские духи вынуждены подсчитывать
всё, на что упадёт их одноглазый взор, будь то трещины на стенах, половицы или мёртвые
мухи под моим оконным стеклом.
Определённо, именно их низкий гул и монотонный подсчёт выдаёт истинную природу
этих созданий. Они потерянные жертвы Гнили Нургла. Они Запятнанные, Учётчики Нургла.
Его Чумоносцы.
Я знаю, что они не могут присутствовать здесь во плоти, демонической или как-то по-
другому, ибо я не испытываю никаких признаков болезней, приписываемых воздействию
этих созданий. Поэтому я удивлён, что вижу их. Может, они видения, посланные
благожелательной Силой для того, чтобы я мог лучше изучить их в своём исследовании? Или
же они посланы куда более злонамеренной силой, чтобы ум мой лишился рассудка? И не
потерял ли я его уже? Я не знаю, что из этого правда, и, наверно, так даже лучше для меня.
Главное, что я сейчас спокоен, и я использую это мгновения ясности, чтобы описать вам, что
я наблюдаю и что я разыскал касательно этих пехотинцев Бога Чумы.
Должен ли я испытывать сострадание к этим существам — тем, что несут отметины
Гнили Нургла сквозь вечность? Нет, я думаю вряд ли. Теперь они не принадлежат к
человечеству, полностью став демонами, лишёнными людских забот. Их растрескавшаяся
кожа имеет зелёный оттенок или цвет грязи. Гноящиеся раны покрывают их тела, а кровь и
гной беспрерывно сочатся из их глазниц, где расположен единственный белёсый глаз. Ростом
они примерно с человека, но их пропорции искажены, так что создаётся впечатление, что
головы и руки слишком велики для их тел.
Главы моего Ордена считают, что Чумоносцы Нургла есть демонические
олицетворения потребности смертных найти смысл несчастий, или дать разумное объяснение
страданию, вместо того, чтобы покончить с ним. Этим они хотят сказать, что чаще проще
найти отговорки за наше затруднительное положение — когда мы неуверенны в себе,
слишком угнетены, или пойманы в некий другой порочный круг — чем как-то изменить наше
состояние. В некотором смысле (если правы мои настоятели) Чумоносцы могут считаться
воплощением гибельных логических обоснований, которые мы создаём для самих себя,
чтобы оправдать наши страдания, потому что мы боимся перемен и неудач, которые они
могут повлечь.
Очень часто, если кому-то недостаёт надежды или уверенности, то ему легче
представить неудачу как конечный результат усилия, могущего принести успех, чем
представить благоприятный исход. Этот страх, возможно, вызван представлением, что если
мы будем избегать рискованных попыток улучшить своё положение, то мы никогда больше
не подвергнемся риску снова потерпеть провал. Наше бездействие подобно вредоносному
эмоциональному костылю, с помощью которого мы можем убедить самих себя, что нам
причиняет меньшую боль пребывание в своей привычной колее, чем попытки выбраться из
неё. По крайней мере, когда несчастья окружают нас со всех сторон, мы знаем только, где мы
находимся. Сколько из нас в определённый момент своей жизни предпочитали опасности
известных невзгод опасностям невзгод неизвестных?
В любом случае, мои настоятели считают, что именно этот страх перемен воплощают
Чумоносцы.
Существует и другая теория, которой придерживаются главным образом последователи
Шаллаи, которая гласит, что Чумоносцы суть страдания от каждого мгновения горячечного
бреда, каждой медленной смерти и полного истощения от лихорадки, воплощённые
злобными энергиями Хаоса и пропущенные через Волю Нургла. Что же касается меня, то я
не вижу, почему обе теории о сущности этих демонов не могут быть верными. В конце
концов, Хаос столь же запутан и разнообразен, сколь разрушителен и устрашающ.
Считается, что вечная роль Чумоносцев — организовывать и собирать вместе
демонические силы Нургла, вести учёт болезней, назначать подходящую погибель новым
жертвам и пытаться поддерживать порядок в этой по природе своей хаотической орде. Так же
как и мы, смертные, часто пытаемся приписать смысл нашим страданиям, вместо того, чтобы
предпринять что-либо для их прекращения; так и задача Чумоносцев столь же бессмысленна.
Их цель наиболее очевидно характеризует их неустанный подсчёт, когда они пытаются
вычислить постоянно меняющиеся потребности и цели своего непостоянного Владыки.
Значит, их беспрестанный подсчёт вряд ли чего-нибудь достигнет, ибо я полагаю
невозможным выразить численно что-либо с хоть какой-нибудь точностью посреди орд
Хаоса; хотя, похоже, это не может заставить Учётчиков отказаться от своих усилий.
Голоса всех Чумоносцев звучат для меня абсолютно одинаково, в том смысле, что все
они считают одинаковым монотонным басом. Призрачные Чумоносцы, которых я наблюдаю
расхаживающими по моей комнате, пока я пишу это, подсчитывают различные вещи с
разными скоростями, и их сливающиеся голоса издают столь громкий и глубокий звук, что
предметы у меня на столе и полках вибрируют в каком-то слезливом созвучии с их голосами.
Охотники на ведьм поведали мне, что из всех подручных Хаоса, что нисходят в мир
смертных, Чумоносцы наиболее физически выносливы и трудно изгоняемы. Я подозреваю,
что это может быть связано с их телами, хоть теперь полностью демоническими, но некогда
принадлежавшими смертным. Их существование и материальное присутствие началось в
физическом мире, где они были рождены смертными, и они обрели своё демоничество,
оставаясь в этом мире. Это не означает, что они могут выдержать нахождение вне Владений
Хаоса неограниченно долгое время, но я предполагаю, что они могут иметь несколько более
плотную связь с миром смертных, чем прочие демоны.
Хотя я признаю, что отчасти потрясён хладнокровием своих наблюдений (как всё
изменилось с тех пор, когда я начал это исследование!), моя голова раскалывается, и я должен
лечь поспать. Быть может, я утомил себя достаточно, чтобы спать без снов. Я молюсь, чтобы
это было так.

Пометки (с. 282):

1.  Тварей и демонов Нургла всегда сопровождают суетящиеся отвратительные
существа, неизвестно как порождённые. Они суетливо бегают подобно насекомым у ног
своих больших собратьев, стараясь подобраться к врагу. Они есть порождения Хаоса, дети
Нургла.
Пометки (с. 283):
1.  Мир стал зловонной выгребной ямой. Он корчится в наших собственных
нечистотах. Согласный с разложением подобно мертвецу, лежащему на грязной земле.
Почитающий алчность, гной и желчь.
2.  В лесах всюду звериные глаза. Меж деревьями эхом ходят пугающее мычание и рёв
врагов человечества — зверолюди среди нас, они охотятся на нас и наблюдают за нами. Они
*выползает за страницу* нападут на нас и все мы исчезнем.
Пометки (с. 284):
1.  Моя лошадь умерла прошлой ночью. Я посетил конюшню, нуждаясь в передышке от
изматывающей работы по написанию этой книги. Я находил и нахожу её теплоту и
дружеское общение с ней успокаивающими. Наблюдение за яркой и полной жизнью кажется
полной противоположностью тому предмету, что я столь неутомимо изучал эти годы —
он главным образом о смерти и разрушении. Зажгя в конюшне светильник, я был крайне
расстроен, увидев её лежащей на боку, с широко раскрытыми глазами, как будто
застывшими в жутком испуге или невообразимой боли.
Пала ли она из-за болезни, или просто умерла из-за старости — я не знаю. Горе
полностью охватило меня, и я, должно быть, потерял сознание. Следующей вещью,
которую я осознал, было согревающее тепло солнечных лучей, льющихся через всё ещё
открытую дверь.
Мой разум содрогался от осознания того, что я наделал. Мне трудно писать о том,
что произошло, или о том, что произошло по моим догадкам. Я лежал рядом с лошадью. А
её брюхо было разорвано, но не каким-то острым предметом. Мои руки покрывала
запёкшаяся кровь.
Её внутренности зловонным потоком растеклись по полу конюшни, а кишки
свешивались с балок подобно гирляндам от некой гротескной оргии. Всё моё тело было
вымазано в её внутренностях; зловоние было неописуемым! Я не могу представить, что за
ужасы я творил этой ночью, и я с трудом могу поверить, что мог так зверски обойтись с
трупом моей верной лошади. Что за безумие двигало мной?
Что овладело мной, чтобы я совершил такую ужасную вещь? После того, как я
оправился от первоначального потрясения от своего поступка, я поспешил назад в своё
жилище и мылся несколько часов, дочиста оттирая своё тело, непрестанно размышляя о
значении того, что я совершил. Должно быть, это книга. Она воздействует на мои
способности. Она манит меня, и я не знаю, долго ли я смогу сопротивляться.
2.  Воздух полон скверны. Паразиты плавают в вине, проникая в наши тела и губя нас
изнутри. Как мы можем защитить самих себя от такой напасти? Это нечистый воин,
стоящий перед нами, ревя и размахивая мечом, намереваясь убить нас. Этот убийца
бесшумен и невидим. Нургл изощрён в своём ремёсле, и мы будем страдать многие годы от
его болезней.

Любимчики Нургла
Я больше не чувствую себя в безопасности вне дома. Помимо физических изменений, я
ощущаю, что и мой разум охватывает оцепенение. Но прежде чем я умру, я должен всё
записать. Я чувствую, что мне недолго осталось.
Они везде, они скребутся под половицами и шмыгают между стен — всегда скрываясь
от меня. Но я знаю, что они здесь — отвратительные, злобные маленькие твари! Желаете
знать, о ком я говорю? О малютках Нургла, конечно же! Плоды Его Гноя, эти нечистые
гадкие паразиты известны как нурглики.
Моя экономка не верит, что они здесь. Она думает, что я сумасшедший. Но она ещё
увидит. Они заражают своей скверной всё, до чего дотронутся, чтобы распространять
свои мелкие недуги, но им меня не достать. Я слишком хитёр для этого! Я привык всё время
носить перчатки. Я никогда не касаюсь вещей голой кожей, и тщательно моюсь, если это
случается — обдавая себя кипятком, если то требуется.
Они есть Хан’гурани’ — существа, рождённые из гноя своих больших демонических
собратьев. Где ни пройдут Повелители Чумы, они оставляют за собой след из мерзкой
слизи, и слизь эта не исчезнет и не рассосётся после дождя или со сменой времён года. Она
останется на земле, скрытая от человеческих глаз, липкими скоплениями ожидая
неосторожного смертного, что наступит в неё. Когда такое случится, то спасения нет.
Заразный гной проникает в тело смертного, прокладывая себе путь в его кишечник. Здесь
зародыш нурглика создаёт кисту и развивается, пока не будет готов появиться.
Подобно некому отвратительному плоду мерзости и скверны, нурглик растёт до
взрослого состояния, хрипя свои непристойные возгласы, доносящиеся из живота его
жертвы, оскорбляя всех и вся, что находятся поблизости. Вы всё ещё не верите мне? Что
же, я видел это! Разумеется, не во время своего бодрствования, но я знаю, что это правда.
И молитесь, чтобы вы никогда не оказались в положении, которое убедит вас в моей
правоте!
Развившись, нурглик пробирается по пищеводу и покидает своего хозяина через рот
или анус, после чего он может прибиться к выводку своих сородичей, или, возможно,
поселиться в выгребной яме у дома, груде мусора или в каком-либо другом столь же
отталкивающем месте. Они зловредные существа, но в тоже время удивительно
общительные.
Они поселяются в наших городах и деревнях, если не могут найти других служителей
своего мерзкого хозяина. Они здесь, говорю вам! Возле нас — они всё время возле нас —
портя наши запасы еды, заставляя ночью появляться прыщи на коже, и творя другие
подобные злодейства. Ещё хуже то, что эти злобные маленькие демоны всегда помнят
своего невольного родителя со своего рода зловредной привязанностью, приползая назад,
чтобы выразить ему свою благодарность в виде изобильных прыщей или какого-нибудь
необычного заболевания.
Если вы когда-нибудь наткнётесь на выводок этих нургликов, то бегите изо всех сил,
ибо они не упустят возможности застать смертного врасплох. Яростной массой они
бросаются вперёд, терзая врага когтями и зубами, кусая за лодыжки и облизывая любые
привлёкшие их язвы или ссадины, которые они обнаружат. Их маленькие зубки остры как
иголки, и оставляют небольшие гноящиеся следы укусов повсюду на теле жертвы.
Я признаюсь, что сам их не видел. Но я знаю, что это правда. Я могу их представить.
Я закрываю глаза и вижу их. О боги, насколько они безобразны! Как маленькие подобия
Самого Нургла! Их ехидные мордочки, маленькие раздутые тела, зелёные и омертвевшие, и
их конечности, кривые и несоразмерные.
Вы думаете, что я безумен, точно так же, как и мои собратья по монастырю. Но вы
ошибаетесь, и вы тоже когда-нибудь их увидите, всего лишь краешком глаза, и тогда вы
поймёте, что я был прав. И тогда вы пожалеете. Но к тому времени будет уже слишком
поздно.

Пометки (с. 286):

1.  Утроба есть место, откуда происходит новая жизнь. Но не всякая новая жизнь
хороша и благодетельна. Отчаяние, подобно огромной приливной волне, изливается из
Нургла, омывая всё, заражая всякий сознающий разум зародышами сомнений и семенами
неуверенности. Никто не защищён это этого. Воля людей ослабнет, и это именно то, чего
дожидается Нургл. Это нескончаемая пытка отчаянием подтвердит наш конец.
2.  Странное и пугающее существо.
3.  Время уходит, и вместе с ним чахнет моё тело. Мы здесь на время, и наши жизни
преходящи. Есть лишь одна несомненная истина — то, что я умру.

Оногал-Чрево Отчаяния
Я потерян в Хаосе. Я видел восход жизни и богов; я видел возвышение и падение рас и
народов из самых разных мест за самыми дальними звёздами. Я видел всё это, и сердце моё
отчаялось, ибо я знаю истину об этом мире и о многих других. Я понял лучше, чем кто-либо
другой, кто пережил этот абсолютный кошмар, что есть Хаос.
Я видел богов. Я взирал на их лица. Я знаю, что они не просто сущности, обладающие
огромным знанием и силой. Они — это мы. Мы создаём их, мы придаём им сил, а они, в свою
очередь, используют нас как своих марионеток и рабов. Они не просто правят своими
Небесами и Адами, как утверждают наши мифы. Боги Хаоса сами по себе есть Небеса и
Ады, одновременно являясь сущностью и местом, объектом и абстракцией. Я знаю. Я видел
это.
 Поскольку Нургл является Владыкой Распада и Богом Хаоса, Он также является целой
реальностью в самом Себе; Владением в пределах Эфира. Он есть Оногал, Мерзкая Тьма, и
войти в него — значит быть поглощённым сущим кошмаром. Я лицезрел этот Ад,
являвшийся Нурглом. Я прошёлся под осыпающимися сводами Оногала. Я следовал за теми,
что прокляли себя своими деяниями и теперь утоляли вечный голод Нургла, и я задержался в
самом сердце Распада.
Как невольному гостю, мне пришлось испить из самого источника отчаяния, и все мои
надежды исчезли. Тяжёлыми шагами я прошёл по охваченным болезнями мирам князей
Нургла, Его самых могущественных и заслуженных демонов. Я видел Его избранных воинов
— людей, что были одновременно превыше и ниже всех прочих смертных. Они зовутся
морской пехотой, ибо воистину они моряки звездных морей, и они охвачены всеми ужасами
своего отвратительного Владыки.
Некоторые из них вознеслись превыше всех прочих, став чемпионами Бога Чумы,
только затем, чтобы сражаться и убивать ради шанса самим стать Князями Демонов. Но
никакой князь из их рядов никогда не сравнится с отвратительным величием их
предводителя, того, кто самый могучий из всех демонов Нургла, и чьё имя — сама смерть;
Мортарионом. Он протянул свои щупальца ужасов и болезней через все измерения, пожиная
страх и отчаяние для своего хозяина, Бога Чумы.
Его отвратительное прикосновение настигает через Эфир, заражая всё, чего
коснётся. Я видел огромные и странные суда, что бороздят потоки Эфира, и я был
свидетелем того, что делало с ними касание Мортариона. Не важны были ни богослужения
над их тайными технологиями, ни заклятья и магия, что должны были оградить эти суда
от ярости Эфира — ничто не могло истребить ужасы болезней Нургла, несомые волнами
Эфира. Эти странные корабли, что путешествовали меж далёких миров, иногда
поражались болезнями и безумием, и пустые остовы этих новорождённых Чумных
Кораблей уносились дрейфом, что иногда длилось тысячелетиями, пока они, в конце концов,
неминуемо не погружались в чумные недра собственного мира-ада Мортариона. Здесь они
собирались в огромные флоты, наполненные заразными последователями Мортариона,
прежде чем их вновь выносило в Эфир, чтобы они разносили мор по королевствам
смертных.
Я видел, как эти чумные флоты несли детей Нургла к множеству странных миров,
что заполняют собой ночное небо, где вслед за войнами, приносимых ими, неизбежно
следовали страшные эпидемии. Когда же эти чумные корабли оставляли, или их экипаж
наконец удавалось уничтожить, то я видел их огромные остовы, дрейфующие назад в Эфир,
откуда они и пришли, и там потоки отчаяния несли их назад к адскому миру Мортариона,
чтобы начать всё заново.

Пометки (с. 287):

1.  Пока я лежу, беспомощный и недвижимый, я размышляю о том, что я узнал за
прошедшие несколько месяцев, и невыносимый ужас вместе с острым чувством отчаяния
овладевает мною. Я верил в Зигмара, но эта некогда столь прекрасная часть моей души
иссохла. У меня нет веры, откуда ей взяться? Где может человек найти помощь перед
лицом столь многих горестей, боли и безнадёжности? Самообладание. *почему-то
повторяется 2 раза с незначительной вариацией в начале*
2.  Империя есть остров в море страданий и бедствий. Волны подмывают его
драгоценные берега, и всякая большая волна угрожает навсегда утопить его, не оставив
даже следа. Где же буду я, когда это случится? Наверно, я буду трупом. Но мои знания об
этой земле и её народе причиняют мне огромные страдания, когда я размышляю о том, что
полагаю нашей окончательной и неизбежной судьбой.
Пометки (с. 289):
1.  Я начал создавать бальзамы, чтобы приостановить мою боль. Я обратился ко
многим людям, что знакомы с алхимией и составами, могущими помочь моему страшному
недугу; и они дали мне указания, что я должен приобрести, смешать и как это употребить,
чтобы помочь себе в столь сложной ситуации.
2.  Множество из тех веществ, что я использовал, запрещены старинными
преданиями, но я не думаю, что у меня был выбор.

Отвратительный вид!
… уже полнедели. Инфекция продолжает распространяться, несмотря на мои
попытки сдержать её неумолимый натиск. Ампутации не промываются, и вонь от
открытых ран такая, что мои ассистенты едва могут зайти в палату с больными. Я
опасаюсь, что нужны более решительные меры.
День 21. Повязки, что я наложил на пациентов, уже замараны гноем и спекшейся
кровью. Сегодня подтвердились ещё четыре случая. Если бы я мог излечить первого, то,
может быть, была бы надежда для остальных. Завтра я попытаюсь пустить кровь и
изгнать с ней вредные жидкости.
День 23. Кровопускание было ошибкой. Когда мы приблизились к пациенту, нам
показалось, что его повязки движутся сами по себе! Когда мы сняли одежду, чтобы
сделать надрез, нечистый поток из личинок, гноя и желчи истёк из раны. Пациент забился
в конвульсиях. Прежде чем мы смогли использовать какие-нибудь болеутоляющие, чтобы
поуменьшить его безумные содрогания, этот гной начал истекать из каждого отверстия,
пореза и ссадины. Боюсь, что мы запаниковали, и на нас попала эта отвратительная
мерзость. Когда мы пришли в себя, от пациента ничего не осталось, кроме иссохшего
трупа. После этого я заметил два появившихся нарыва на моей…
Я скопировал этот текст из дневника, найденного в сгоревших остатках Монастыря
Госпитальеров в Коробеле, Милости Шаллаи. Чтение тома было настолько
отвратительным — я был сам не в себе недавно — что я сжёг его. Но этот отрывок
застрял у меня в памяти подобно кому в горле.

И вот как закончится мир…

Как всякая жизнь рождена, чтобы умереть, так и все Люди рождены, чтобы гнить.
И не может быть избавления в этом мире. С медленным ходом столетий, наши культуры
поблекнут, как чахнут и наши тела, и наш пыл остынет с приближением зимы жизни.
Наступит время, и наши могущественнейшие города пойдут трещинами и
рассыплются, и наши возвышенные идеалы одрябнут и поникнут. Ибо что есть наши
достижения, как не глупые капризы, вызванные гордыней и невежеством?
С годами всё будет забыто. И нет этому исключений.
Ибо кто из нас может избежать хищной пасти Времени? Кто из нас избавлен от
неизбежности Распада? Что есть молодого, то может лишь стареть. Что есть
цветущего и сладкого, то может лишь становиться иссохшим и горьким. Ничто не вечно, и
ничто не может сохраняться не портясь. Такова судьба всех вещей, что привязаны ко
Времени, и само время есть брат-близнец Распада.
Так склоните же колени, народы мира. Склоните колени все те, кто примут свою
судьбу и тем самым возвысятся над ней. Сдайтесь, уступите, отдайте себя истинному
хозяину этого мира.
Отец Нургл есть наш Владыка и повелитель, и будь то раньше или позже, со Временем
Он на всё наложит Свою длань.
И вот как закончится мир: не огнём и бурею, но общим вздохом по забытым страстям
и потерянной надежде.

Этим утром я шёл через рынок, и тут этот запах обрушился на меня. Где некогда
приятный аромат свежеиспечённого хлеба и свежевыловленной рыбы наполнял мой рот
слюной и желанием поесть желудок, я внезапно ощутил тошноту и слабость. Мой нос
наполнился насыщенным запахом гнили: мясо, висевшее на крюках за мясным
прилавком, выглядело лиловым и синюшным из-за порчи, личинки корчились в
шевелящихся кучах у ног мясника и он обрушивал свой мясницкий нож на почерневшую
плоть на разделочной доске. Товары торговца овощами были лишь грудами плесени и
миазмов, издававших резкий сухой запах. Пошатываясь, я побрёл, напуганный и
размышляющий о том, откуда исходило это видение. Узрел ли я картину будущего, где
землю окутал покров скверны и болезней? Я ушёл с этого рынка потрясённым и
расстроенным, в то время как гортанный сдавленный смех звучал в моей голове.

Чума, опустошение, гниль и смерть!

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге
Все книги автора