Дональд Винникотт: переходная область

Как младенец не существует сам по себе, а только во взаимодействии с матерью, так же и в

процессе терапии не существует ни аналитика, ни пациента – существует неделимая
целостность их двоих.

---------------

Революционное влияние Винникотта заключалось в том, что до него и психоаналитики и

психиатры, и философы утверждали, что в человеческом мире существует только две
реальности – реальность внутренняя и реальность внешняя. Это называлось внутренним и
внешним миром, или реальностью субъективной и объективной, и т.п.
Винникотт первый предположил существование третьей реальности – как бы переходной
между этими двумя. Это область, которая служить своего  рода мостиком между внутренней
и внешней реальностью, получила у Винникотта название зона непосредственного опыта.
----------------------------

зона непосредственного опыта является той переходной зоной, через которую можно
постепенно принять окружающий мир.
Винникотт утверждал, что такой переход ни в коем случае не может совершиться
одномоментно, иначе это была бы предельная из возможных травм для ребенка.
------------------------
Переходный объект – это объект, который ребенок воспринимает как «уже немножко не-Я, но
все-таки еще немножко Я».
Это и есть тот объект, который постепенно обеспечивает ему нетравматичное принятие
окружающего мира.

-----------------------------------

Если считать активное воображение позитивной регрессией, согласно юнговской теории

либидо («О психической энергии», С. W. 8), то надо признать, что дети только и занимаются,
что активным воображением. Воображаемый партнер по играм, сказочные страны или
другие фантазии, создаваемые эго ребенка, относятся к области активного воображения. Как
подробно обсуждал Фордхам (1977), существует тесная связь между активным воображение
и переходным объектом, описанным Винникоттом (1965), который очень важен для
символообразующей функции психики.

Можно изобразить переходную область условно. Есть область внутреннего мира, которая
наполнена фантазиями. Есть область реальности, наполненная реальными объектами.
Переходная область наполнена содержаниями, которые Винникотт называет иллюзиями.
Иллюзия  – это то, что сознательно воспринимается субъектом, как отличное от реальности,
но при этом наделено всеми свойствами такой реальности.
Для детей это – переходный объект, который с определенного времени перестает
восприниматься именно как материнская грудь, но является ее символом.

В настоящее время уже, как мне кажется, стало в основном понятно, что в этой части работы
я обращаюсь не к одежде или плюшевому мишке, с которым играет младенец, — не к
используемому объекту, а к использованию объекта. Я перевожу внимание на парадокс в
использовании ребенком того, что я назвал переходным объектом.
Этот парадокс, когда он принят и ему разрешено существовать, ценен для каждого человека,
индивидуальности, которая не только родилась и живет в этом мире, но также способна
безгранично обогащаться, пользуясь культурной связью прошлого с будущим.

Уголок одеяла, который он тянет в рот, наделен для ребенка значением материнской груди,
хотя он уже ощущает разницу между этим предметом и действительной грудью. Позднее для
детей такой иллюзией становится игра. Например, когда дети играют в войну – т.е., играют
во взрослых, они сознательно отдают себе отчет, что это не война, и никто никого не убивает,
но они испытывают все эмоции, как если бы это было на самом деле. Игра – это тоже
продукт сферы иллюзий.

У взрослого человека тоже очень много иллюзий, которые необходимы ему для
нетравматичного восприятия окружающей реальности: фотография как иллюзия присутствия
близкого человека в его отсутствие; книга или фильм (мы знаем, что есть сценарий, что
актеры играют, но мы переживаем происходящее, как если бы это было на самом деле).
Маленький ребенок часто теряет интерес к сказке, если узнает, что сказка придумана, что это
было не на самом деле. Взрослея, человек обретает способность принять иллюзию,
предлагаемую романом.
Область иллюзий, если следовать определению Винникотта, это та область, которая во
взрослой жизни заполняется искусством и религией. Если с этой зоной непосредственного
опыта были проблемы, если она не смогла подстраховать ребенка при принятии реальности
(не заполнилась переходным объектом, игрой, осталась пуста), то во взрослой жизни вместо
религии и искусства она будет заполнена алкоголем и наркотиками, которые служат
средством для возврата от невыносимый реальности в мир собственных фантазий,
галлюцинаций и всемогущества.

Винникотт подчеркивал, что реальность сама по себе настолько невыносима, что без
подстраховки иллюзией не может быть принята нетравматично.
--------------------------------

 Терапевт на ранних стадиях работы является частью Я своего пациента, потому, что он
является объектом переноса. Как объект переноса терапевт подвергается попыткам
уничтожения, и если он не позволяет себя уничтожить, он превращается для пациента в
реальный объект, с которым можно строить реальные отношения.

  Винникотт в качестве основного терапевтического средства рассматривал регрессию

пациента к зависимости от аналитика, и предельную адаптацию аналитика к потребностям и
запросам пациента,  удовлетворение тех потребностей, которые в этой зависимости
возникают, в том числе – потребностей в нападении, в атаке.

Терапевт становится для пациента существующим как бы в двух ипостасях, как мать в
концепции Винникотта, которая существует для ребенка в двух ипостасях: мать-объект и
мать-окружение (мать-среда).

Мать-объект – объект для агрессии ребенка.

Одновременно, мать-среда – это то, что делает агрессию безопасной: я могу тебя атаковать,
потому что я уверен, что я тебя не разрушу, я уверен в твоей любви.

Так же в двух ипостасях аналитик предлагает себя пациенту: как объект переноса и всего, что
с этим связано, и как объект, делающий развитие переноса безопасным.
Терапия становится игрой, ведь терапия тоже принадлежит зоне непосредственного опыта,
т.к. перенос – это то, что не принадлежит ни сфере фантазии, ни сфере реальности. Он
принадлежит области иллюзий, т.к. он занимает промежуточное положение между
магической фантазией – передо мной сидит мой отец – и депрессивным признанием
реальности – передо мной сидит всего лишь мой терапевт. Перенос находится между этими
двумя представлениями: я осознаю, что передо мной сидит не мой отец, но я веду себя так,
как если бы это был мой отец. Т.е. в понимании Винникотта терапия – это та же игра. И
Винникотт говорил, что терапия действенна до тех пор, пока она остается в рамках игры.

Если она уходит в сферу магических фантазий или, наоборот, в сферу реальности – она
перестает быть терапией.

Время и пространство игры

Для того чтобы дать игре место, я постулировал наличие потенциального пространства
между младенцем и матерью. Это потенциальное пространство сильно варьируется в
зависимости от жизненного опыта ребенка в его отношениях к матери или к материнской
фигуре, и я противопоставляю это потенциальное пространство а) внутреннему миру
(который связан с психосоматическим взаимодействием); и б) фактической, или внешней,
реальности (которая имеет собственные измеряемые характеристики, может быть изучена
объективно, и, хотя может показаться, что в зависимости от состояния наблюдателя она
серьезно изменятся, на самом деле остающаяся константной).
Сейчас я могу переформулировать то, что пытался объяснить выше. Я отказываюсь от
последовательности психоанализ — психотерапия — игровой материал — игра и предлагаю
построить ее вновь, но по-другому. Другими словами, игра — универсальна, и это признак
здоровья; игра облегчает взросление, а следовательно, и здоровье; игра вовлекает в
групповые взаимоотношения; игра может стать формой коммуникации в психотерапии; и
последнее, психоанализ развивался как высоко специализированная форма игры,
используемая для коммуникации с самим собой и другими.
Игра — самая естественная вещь, в то время как психоанализ — самый изощренный
феномен двадцатого столетия. Психоаналитик должен ценить не только постоянные
напоминания о наследии Фрейда, но и то, чем мы обязаны такой естественной и
универсальной вещи, как игра.

-------------------------

Томас Огден: концепт аналитического третьего

Что: субъект. опыт анализанта + субъект. опыт аналитика = аналитический третий

Аналитический третий — это интерсубъективно генерируемый опыт аналитической пары

Когда субъективный опыт анализанта вступает во взаимодействие с субъективным
опытом аналитика, рождается третий участник анализа - интерсубъективно
генерируемый опыт этой аналитической пары – аналитический третий.

Аналитический третий порождается субъективностями анализанта и аналитика, и он

порождает сам анализ, поскольку без него не существует и аналитика с анализантом.

Подобно тому, как по Винникоту, нет отдельно матери и младенца, так, по Огдену,
«нельзя просто говорить об аналитике и анализанте, как об отдельных субъектах, которые
воспринимают друг друга как объекты»
Огден встраивает концепт аналитического третьего в представление о переносе-
контрпереносе. Именно так, через дефис, как неразделимое понятие он предлагает
рассматривать перенос и контрперенос.

Для чего:
Концепт аналитического третьего помогает уследить за массой интерсубъективных
фактов с которыми он сталкивается в анализе и которые, на первый взгляд, могут
показаться даже не имеющими отношения к нему. Особо среди таких фактов Огден
выделяет мечтания (reverie) и призывает аналитиков не отбрасывать их, не стесняться
предъявлять их аналитическому сообществу, так как это лишь видимость, что они не
имеют отношения к анализу. На самом деле они являются частью аналитического
третьего и могут принести огромную пользу, если будут проанализированы и будет
найдена их связь с опытом анализанта.

Огден говорит о большой практической ценности взаимодействия субъективности и

интерсубъективности для анализа и в своих книгах приводит примеры, когда это
взаимодействие помогало совершить прорыв в анализах, которые воспринимались и им, и
пациентами, как безнадежные. Именно интерсубъективность аналитического третьего
делала анализ живым – а для Огдена ощущение жизни/смерти – это ключевые ощущения,
на которые он ориентируется в своей работе. Он считает, что возможность
«уловить/передать ощущение тонкого взаимодействия жизни и смерти в переживаниях
человека на аналитических сеансах является главной задачей современного психоанализа»
[1].

Особенно важно в аналитическом третьем то, что опыт не просто «приносится»

анализантом и аналитиком, опыт создается в аналитической интерсубъективности,
которая снова и снова изменяется под воздействием нового опыта, и порождает новый
опыт. Таким образом, опыт возникает, по выражению Огдена «на пороге прошлого и
настоящего». При этом может возникать ситуация, когда аналитик или анализант
говорят из опыта аналитического третьего и в то же время об аналитическом третьем из
позиции за его пределами.

Аналитический третий всегда уникален, так как это творческий акт соединения двух
психик, их дитя. При этом вся эта система динамична и бесконечна: новорождённое дитя
изменяет каждого из родителей, и они вновь изменяют дитя.

Натан Шварц-Салант: интерактивное поле

Натан Шварц-Салант предложил концепцию интерактивного поля, «третьей области»,

включающей в себя как объективные свойства коллективного бессознательного, так и
совместные субъектные качества аналитика и пациента.

Интерактивное поле обладает фундаментальным ритмом состояний конъюнкцио и

результирующего нигредо (в алхимических терминах). Как и Юнг явление переноса-
контрпереноса Ш-С. рассматривает через алхимический символизм.
С интерактивным полем можно взаимодействовать двумя способами: через психическое и
через соматическое бессознательное. Ш-С. уделяет особенное внимание состоянию
воплощения в теле как способу ощущения соматического бессознательного.
Именно через соматическое БСЗН возможно «увидеть» взаимодействие и взаимовлияние
аффектов, структуры и энергии в пространстве интерактивного поля.

Применение подхода через интерактивное поле в анализе может и должно сочетаться со

стилем прямой интерпретации (эмпатическим). Необходимы оба подхода: один является
дополнением другого.

В каком-то смысле поле подобно основанию, на фоне которого разыгрываются проективные

процессы наряду с интроективными процессами, сопровождаемые эмпатией, но иногда
бывает особенно важно сосредоточиться на самом поле, а не на динамических процессах
взаимодействия аналитика и пациента. Такая концентрация может стать способом
сдерживания психотических элементов и привести к расширению сознания, не прибегая к
подробным интерпретациям. Но самое главное, переживание поля может способствовать
трансформации внутренней структуры психэ анализанда и аналитика.

Имагинальное видение

поле не находится нигде (возможно, относится к 4 измерению)

Ш-С предлагает рассматривать интерактивное поле как аналитический объект. Этот объект
открывается сознанию как пространство с собственными процессами, не тождественными
взаимным проекциям аналитика и пациента.

Само по себе поле находится вне рамок трехмерной схемы «контейнера-содержимого» с

индивидуальными проективными и интроективными процессами у вовлеченных в него
людей.

Есть некоторые основания утверждать, что концепция поля, считающегося воображаемой

реальностью, обладающего собственной автономией, относится к четвертому измерению,
дополняющему наиболее распространенную трехмерную модель анализа.

---------------

Термины (Винникотт)

Игра (Playing)
Винникотт относил себя к тем исследователям, которые придерживаются взглядов на игру
как на разновидность творческого процесса (Шиллер, Гроос, Ранк, Хейзинга, Колло, Брунер).
Свободная игра с использованием игрушек и игровых предметов, дериватов переходных
объектов или феноменов, создаваемых в метафорическом воображаемом пространстве
(подобно детским забавам без жестко устанавливаемых правил) расширяет возможности
диалога между матерью и ребенком. Таким образом, термин игра используется Винникоттом
в прогрессивном, креативном значении. Если истинная Самость (унаследованная диспозиция
ребенка) развивается благодаря спонтанным жестом, то игра становится средством
выражения этой истинной Самости.
Игра является 'работой' ребенка, и для некоторых она становится формой
психотерапевтического сотрудничества. В оптимальных условиях игра представляет собой
активность Я, минимально катектированную либидинозной или агрессивной энергией. Игра
происходит не только в потенциальном пространстве между ребенком и матерью, но и между
пациентом и терапевтом. Если психотерапия осуществляется в точке пересечения двух
игровых полей, то есть пациента и терапевта, то тогда свободные ассоциации и
аналитическая интерпретация составляют игровую канву двух субъективных миров — канву,
облегчающую проявление истинной Самости пациента. Неслучайно между игровыми
символами и символами сновидений существует тесная взаимосвязь. Эта концепция игры
может быть легко экстраполирована на область развития речи и речевых игр.
См. потенциальное пространство.

Источник: http://niv.ru/doc/psychology/terms-concepts/234.htm

Переходный объект, переходный феномен (Transitional Object, Transitional Phenomenon)

Первое обладание ребенком внешним неодушевленным, но чрезвычайно значимым для него
предметом, обычно небольшой мягкой игрушкой, которая используется младенцем в
процессе эмоционального отделения от первичного объекта любви при стрессе, часто также
при отходе ко сну (Winnicott, 1954). Переходный объект должен иметь характерный запах и
вызывать ощущения, напоминающие ребенку мать. Такой объект создает младенцу иллюзию
комфорта, сравнимого с успокаивающим воздействием матери (при ее отсутствии в донный
момент). Переходный объект, будучи под постоянным контролем начинающего ходить
младенца, помогает ему в отсутствие матери достичь необходимой степени
самостоятельности. И хотя ребенок уже в возрасте двух—четырех лет отказывается от
предметов, играющих роль переходного объекта, они и позже продолжают ассоциироваться с
ситуацией комфорта.
Совокупность переходных феноменов Винникотт определял более широко. Он включал сюда
также звуки — детский лепет или 'пение' перед засыпанием, о также различные
материальные объекты, лишь отчасти воспринимаемые как принадлежащие внешней
реальности. В более поздние периоды жизни подобные звуки, предметы и другие объекты
смещаются с первичного объекта любви и, выступая в качестве переходных
гиперкатектированных и сверх-символизированных, начинают функционировать как
заместители материнского объекта. Переходные феномены обеспечивают ребенку
осуществление определенной самодостаточности и противодействуют чувствам, связанным с
утратой объекта и одиночеством, заброшенностью и ненужностью. Кроме того, они являются
индикатором эффективности попыток Я разрешить дилемму объектных отношений, попыток
сохранить иллюзии любящей, заботливой и успокаивающей матери.
Дериваты первоначальных переходных объектов можно обнаружить в раннем подростковом
возрасте (Downey, 1978). В этом возрасте переходные объектные феномены представлены в
виде типичных подростковых игр, интереса к музыке, модной одежде, кино, погруженности в
быстро сменяющие друг друга 'важные' виды творческой деятельности.
Эти объекты или переживания порождают иллюзию симбиоза с матерью в период развития,
когда репрезентанты Самости и объектов отделены друг от друга и дифференцированы лишь
частично. Переходные объекты и феномены воспринимаются одновременно и как 'мое' и как
'не мое', либо наоборот — как 'не мое' и как 'не не мое'. Они представляют собой
своеобразную кристаллизацию того, что обозначается термином переходный процесс (Rose,
1978), то есть процесс, направленный на установление динамического равновесия между
относительно стабильной Самостью, с одной стороны, и изменчивой реальностью — с
другой. Этот процесс можно рассматривать также в качестве своеобразной области
пересечения внутреннего и внешнего мира (переходная область по Винникотту) или
взаимного перекрывания первичного и вторичного процессов. Внешне переходный процесс
проявляется в виде переходных объектов и феноменов. Последние могут выступать в роли
психических организаторов (Metcalf and Spitz, 1978) процесса сепарации-индивидуации; они
могут существенно облегчать приспособление ребенка к новым условиям, когда тот
испытывает амбивалентные переживания по отношению к матери. Они могут также более
отчетливо очертить связи между Самостью Я и внешним миром и, наконец, могут создавать
важное подкрепление для образа тела — наиболее хрупкого образования, поддающегося
регрессии при стрессе и во время сна.
Если переходные объекты становятся необходимыми, часто в результате недостаточно
хорошего материнства, они приобретают качество фетиша. Утрачивая свои 'здоровые'
свойства, способствующие развитию индивида, они становятся 'клочками' (Greenacre, 1969,
1970) Самости, Я, образа тела. При этом вопрос о патологических переходных объектах или
феноменах остается открытым. Некоторые авторы ограничивают теоретическую концепцию
переходных объектов рамками периода после последней фазы сепарации-индивидуации по
Малер, то есть отрезком развития 'на пути к постоянству объектов'. Если переходные объекты
и феномены сохраняются после этого времени, они неизбежно становятся фетишами.
Концепция Винникотта, однако, шире; ее трудно оценить. Несомненно, что у многих детей
переходные объекты и феномены сохраняются в течение первых десяти лет жизни. Тем не
менее это понятие не следует применять слишком широко и трактовать символические
объекты как переходные.
См. достаточно хорошая мать, потенциальное пространство, предшественник объекта,
символ.
[77,141,157,170,215,339,375,376,384, 393,439,590,607,615,645,729,732,762,883,
884,885,886,887,888,889,890,892]
Потенциальное пространство (Potential Space)
Гипотетическое поле взаимной творческой активности матери и ребенка- Так, мать вводит в
обиход ребенка новый объект именно в тот момент, когда младенец способен не только
использовать его для выражения своего субъективного переживания, но и одновременно
'ухватить' и запомнить основные качества этого объекта. Пространство между ребенком и
матерью является лишь потенциальной областью, поскольку ее доступность зависит от ухода
за ребенком со стороны достаточно хорошей матери. Однажды возникшее и использованное,
это пространство становится источником образования других потенциальных областей
между ребенком и другими объектами. 'Внутри' потенциального пространства
осуществляется взаимодействие 'внутреннего' и 'внешнего'; сначала появляются переходные
объекты, затем, в ходе дальнейшего развития и интернализации, реализуется способность к
символической игре, материализуются творческое и эстетическое восприятие.
Понятие потенциального пространства используется в качестве модели в разных других
областях — эстетике, антропологии, литературе, драматургии и др.
См. переходный объект.

Источник: http://niv.ru/doc/psychology/terms-concepts/234.htm