Благодарение Господу нашему Вседержителю за то, что есть в подлунном мире прекрасный

город Прага, славнейший и богатейший во всем свете! Ни в имперских землях, ни в землях за

морем, а тем паче по соседству не сыскать города, устроенного столь разумно и приятно для глаз.
Спросите – отчего так богата и хороша столица Богемской земли? Ответим - от того, что
управляется она разумно и торовато. Судите сами: если и вздумается тамошнему люду малость
побунтовать, так это к вящей же городской славе. Ведь если выкинуть из города жадных немцев,
настучать по голове жидовским купцам, чтобы не смели высовывать нос за пределы своего
квартала, так от этого вреда королевству не будет, а только одна несомненная польза. Потому как
в чем же состоит благо государства, как не в богатстве и процветании его жителей?!.
Так рассуждал глава купеческой гильдии, Ромул из Праги, он же профессор права
Каролинумского Университета, он же помощник бургомистра, летом 1419 года, продвигаясь по
бурлящим улицам Праги. Охрана его зорко поглядывала по сторонам, да и сам профессор не
зевал: рука его, затянутая в тонкую кожу дорогих перчаток, все время лежала на узорчатой
рукояти секиры, с особым шиком, принятым среди повстанцев побогаче, закинутой на правое
плечо. Не так давно Ромул, пользуясь случаем, зарубил богача Ганса Брюффера, своего
первейшего конкурента, отказавшегося причащаться из Чаши. Далеко не все родичи Брюффера
покинули город, так что профессор закономерно опасался нападения.
-Прибыли, пан, - худощавый приказчик Индржих, со взглядом, вечно обращенным как бы
внутрь себя, одинаково ловко управлявшийся со счетами и копьем (с заметно большим рвением
относительно копья), обратился к своему патрону, указывая на дверь лавки оружейника.
-Неплохо, неплохо, - сладко улыбнулся Ромул, принимая вид обманчиво ласковый,
свойственный всякому коммерсанту, заработавшему свой первый крейцер там, где другого ждала
бы верная голодная смерть.
Индржих распахнул дверь лавки. Внимательно осмотревшись по сторонам, Ромул
переступил порог.
-Утро доброе, пан Ромул! Эвон как вы принарядились! – кузнец, старый знакомый Ромула,
даже слегка опешил, увидев старого товарища по торговым делам в столь богатом и ярком
облачении. А и то, тут было на что посмотреть: сытую, дородную фигуру профессора облегали
дорогие ткани, от тонкой шерсти до дорогого шелка. Ворот он отделал мехами; застежки на гоуне
сверкали чистым серебром.
-Не иначе как на свадьбу собрались? –нашелся со словами кузнец.
-Свадьба не свадьба, а праздник нынче у меня немалый. И праздник чудный! – профессор
улыбнулся, точно сытый кот. В доме его, на видном месте, располагалась грамота за королевской
печатью, закреплявшая за Ромулом из Праги рыцарское достоинство; в красном углу сверкали
драгоценные медиоланумские латы, при воспоминании о коих брала купца одновременно гордость
и легкая досада о даром истраченных огромных деньгах.
-Дело ваше. Заказ готов, можете забирать. Десять секир, пан Ромул, все как договаривались,
- молвил кизнец. После, поглядев на охрану профессора, невольно вздохнул: Такие уж времена.
-Такие уж времена, - откликнулся Ромул эхом, да только не в пример более довольно.
Нынешний бунт принес ему большую долю в торговле и место в совете. Теперь же, когда были
выправлены все грамоты, оставалось только раздобыть клочок собственной землицы. Ну а
погаснет бунт, так надо будет возвести на своей землице замок, честь по чести.
Индржих расплатился, и свита купца двинулась в обратный путь.
С дальних улиц донесся вдруг звон оружия и крики. Охрана молча вскинула новенькие
секиры, но крик оборвался так же быстро, как и разнесся. Воистину, в Золотой Праге становилось
небезопасно.
Впрочем, имелось от этой беды у Ромула верное средство. Было в Чехии одно местечко, где
славно было пережидать смутные времена, а то и использовать времена эти с толком и пользой, к
вящей славе Господней. Если о чем и тревожился Ромул, то разве о том, что в отсутствие хозяина
может выйти ущерб его пражским делам. Впрочем, приказчики у него надежные…
 …Еще до исхода вечера выдвинулся за пределы Праги могучий отряд. Во главе его чинно
выезжал нарядный рыцарь в новеньких медиоланумских латах. Следом за ним следовали два
оруженосца, одетые попроще, но прилично и добротно. Сразу за господином выступал, сверкая
новенькими копьями и шлемами, могучий отряд городских пехотинцев, за которым катили четыре
телеги, доверху груженые всяческим добром.
Стоило рыцарю завидеть впереди толпу вооруженной дрекольем черни, как он делал отряду
особый знак, по которому пехотинцы немедленно запевали грозный гуситсткий гимн. Если же
рыцарю встречались окованные железом панские поезда, он широко крестился, приветствуя
старшего в отряде возгласом: «Слава Иисусу Христу!»
Отряд рыцаря Ромула двигался прямиком на Седлецы, ибо с помощью известного
раубриттера Вацлава, с каковым новоиспеченный рыцарь незадолго перед тем предусмотрительно
свел тесное знакомство, тот рассчитывал добыть все то, чего покуда ему недоставало, а именно
землю и рыцарскую славу.