1

Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о

концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории. 1995. -
М.: Наука, 1995. - 311 с.
В середине 1990-х гг. Ю.Л. Бессмертный утверждал, что «анализу массовых
явлений и особенно массовых ментальностей, который еще недавно казался
«последним словом» все чаще противопоставляется изучение уникальных феноменов,
конкретных казусов и вообще всего индивидуального и неповторимого, в особенности
в мире политики (С. 4)
Ю.Л. Бессмертный предпринял попытку выявить предпосылки изменения
исторической проблематики.
По мнению ученого, наблюдающийся в последние пятьдесят лет крен в
изучении массовых явлений был обусловлен стремлением видеть в истории науку,
выводы которой поддаются общепринятой научной верификации на основе изучения
сопоставимых, однотипных структур. При таком подходе практически не уделялось
внимание изучению неповторимых и уникальных феноменов.
Как указывает историк, в середине 1990-х гг. в центр дискуссий о методологии
изучения прошлого был помещен вопрос о возможности соотнесения в познании
прошлого исследования «надындивидуального» и единичного. (С. 5)
Поставив задачу поиска ответа на вопрос о возможности объединить в
гуманитарном исследовании анализ повторяющегося и уникального, Ю.Л.
Бессмертный обратился к популярному на то время течению постмодернизма. Ученый
констатировал, что постмодернизм открыл пространство для изучения уникального и
неповторимого, но негативно относится к возможности объединения исследования
надындивидуального и неповторимого.
По мнению ученого, одной из слабостей постмодернистских подходов является
отсутствие проверки на ложное или объективное. Сближая историографию с
литературным творчеством, постмодернизм отождествляет свойственный
историографии дискурс с художественным, снимая необходимость однозначного
авторского суждения.
Если до середины XX в. подходы к изучению прошлого исходили из приоритета
повторяющихся, массовых феноменов в ущерб индивидуальному и уникальному, то
постмодернизм «переворачивает» этот алгоритм, ставя акцент на неповторимое и
индивидуальное, вынося за скобки массовое и повторяющееся. «Соответственно, и
власть как феномен культурного принуждения оказывается не явлением социальной
практики, но лишь элементом неповторимого художественного дискурса». (С. 8)
«Постмодернистский вызов» привел к формированию в исторической науке
новых исследовательских направлений, которые объектом своего исследования
выбрали разработку проблем «быта и повседневности», историю семьи, поселения и
т.д. (микроистория). В конце 1970-х гг. в Италии сложилась микроистория (Джованни
Леви, Карло Гинзбург, Карло Пони, Эдуард Гренди). Во Франции к подходам
итальянской микроистории проявили интерес, представители школы «Анналов»
(«четвертое поколение»), такие исследователи как Бернар Лепти и Жак Ревель. В свою
очередь, в итальянской микроистории стала заметнее ее генетическая связь с
некоторыми тенденциями в школе «Анналов» 1980-х гг., как и с французским
течением «история повседневной жизни». Сходные с итальянской микроисторией
школы сложились в Германии и Австрии (история быта и повседневности). Несмотря
 2

на некоторые общие особенности микроисторических исследований единая школа

микроистории не сложилась.
По мнению ученых (Ю.Л. Бессмертного), в перечисленных исследовательских
направлениях до известной степени удалось объединить анализ повторяющегося и
уникального. Ключевой установкой данного подхода является представление о
неотделимости исторического знания от рассмотрения событий и от рассказа о них.
Таковой рассказ должен быть, на взгляд ученых рассматриваемого направления,
разумеется, свободным от атрибутов «рассказывающей истории» прошлого века со
свойственными ей представлениями о «всезнающем» историке, способном
«воссоздать» прошлое. Но именно рассказ – наиболее подходящий метод, когда надо
донести до читателя столкновение исследовательской гипотезы, с одной стороны, и
свидетельств (и умолчаний) источников – с другой. (С. 9)
При изучении массовых явлений исследователи зачастую сосредотачивались на
средних характеристиках процессов или явлений. В таких работах освещались
господствующие тенденции и массовые представления, которые задавали в обществе
тон. «Навязывая массам традиционные культурные ценности (т.е. действуя как
средство культурного принуждения), они формировали ментальный инвариант,
который был в той или иной мере свойствен всем вообще, но никому конкретно.
Поэтому и формы этой власти массовых представлений над конкретными людьми
оставались затуманенными слишком общими характеристиками. Именно
обобщенность характеристик, увлечение «средними», забвение индивидуального и
уникального, готовность традиционной для XX в. историографии ограничиться
обозрением структур и процессов вызывает особую неудовлетворенность сторонников
микроистории. Они подчеркивают неверифицируемость наблюдений над действиями
безликих макроструктур и механизмов и настаивают на необходимости в корне
изменить методику исторического анализа».
Микроисторики стремятся сосредоточить внимание на конкретных, легче
обозримых аспектах прошлого. Предполагается не только лишь замена
макроисторических общностей (государство, экономика, этнос) микрообщностями
(община, семья, индивид), но изменение самого принципа изучения тех и других.
Например, необходимо изучать не обобщенный статус индивида, но конкретного
человека со всеми его уникальными биографическими особенностями, спецификой
социальных контактов, родственных связей, сложившихся (или складывающихся)
зависимостей, свойственными ему устремлениями, пристрастиями, привязанностями и
с учетом его конкретных действий в разных ситуациях, не забывая при этом о
доступной ему (в тех или иных пределах) свободе волеизъявления. По мнению
историков обозреваемого направления, это поможет выявить личный выбор индивида,
мотивы и последствия этого выбора. Полнота подобных микроданных позволяет
проследить и изменение индивида, и связь таких изменений с окружающей
социальной средой». (С. 10)
Исследователи, занимающиеся микроисторией, полагают, что этим же путем
возможно раскрыть отношение индивида к власти, к церкви, к общественным
ценностям, к ментальным стереотипам и в частности степень и формы его подчинения
им. Акцент делается на раскрытии спектра социальных возможностей
существовавших в определенную эпоху у конкретного человека или их группы. В
 3

конечном итоге формируется основа для связного рассказа о конкретных людях, в

котором будет прорисовываться и социальная среда жизни, изучаемых личностей.
С точки зрения микроисториков, данный анализ актуален в отношении
небольшой группы людей. В тех случаях, где позволяют источники, такое же
исследование может быть осуществлено в отношении отдельной крестьянской
общины, городского квартала, города, региона.
Главные отличия микроистории состоят в увеличении числа анализируемых
«параметров» поведения человека. Микроистория оказывается средством получения
новых знаний об индивидуальном и уникальном, включая как интерпретацию
существующих представлений, так и способ социокультурной репрезентации и
самоутверждения данной власти.
Как видим, в отличие от постмодернистского подхода, парадигма микроистории
не предполагает отождествления дискурса историка с художественным дискурсом, а
самого историка — с автором исторических романов, под пером которого прошлое,
как полагает мэтр постмодернизма X. Уайт, "переиначивается" настоящим.
Связанность любого историографического текста с познавательным смыслом, который
историк извлекает из текста источника, не вызывает сомнения даже у наиболее
скептически настроенных теоретиков микроистории вроде Д. Лакапры. (С. 11)
Вместе с тем, не мало сторонников этого направления (К. Гинзбург, Д. Лакапра,
В. Бити), ставят под сомнение возможность восхождения от исследования
микропроцессов к характеристике исторической целостности. В микроистории при
анализе прошлого возможность объединения исследования индивидуального и
«надындивидуального» так же не решается.
Сложившаяся ситуация только стимулирует Ю.Л. Бессмертного к дальнейшим
поискам. Внимание исследователя привлек взгляд на проблему Г.С. Кнабе. По мнению
Г.С. Кнабе, изучение «индивида в его неповторимости» и «рассмотрение познаваемых
объектов в их ряду» (и повторяемости) является неразрешимой апорией, но возможно
их сближение и превращение апории в одно из тех противоречий, без которых, сложно
представить развитие» 45 (Кнабе Г.С. Общественно-историческое познание второй половины
XX века, его тупики и возможности их преодоления: Тез. докл. // Одиссей, 1993. М., 1994. С. 251; Он
же. Общественно-историческое познание во второй половине XX в. и наука о
культуре // Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры М., 1993. С.
157-168, 250-252.). Согласно Г.С. Кнабе, одна из важнейших задач современной
истории состоит в «нащупывании» выходов из этой апории.
Другой ответ на вопрос о путях преодоления современных трудностей в
познании прошлого содержит статья Л.М. Баткина «Два способа изучать историю
культуры» 47 (Баткин Л.М. Пристрастия: Избр. эссе и статьи о культуре. М., 1994
(впервые опубл.: Вопр. философии. 1986. № 12). ) (С. 12)
По мнению Льва Михайловича, «естественнонаучная точность и
художественное вникание» являются двумя идеализированными логическими
полюсами гуманитарного познания. Изучение культурного текста подразумевает
одновременно два ракурса. Один из них – это расшифровка текста исходя из
системной «модели мира»; другой – толкование текста, которое имеет в виду его
единственность и неповторимость. Оба подхода вступают в отношения
дополнительности 48. (Баткин Л.М. Пристрастия: Избр. эссе и статьи о культуре. М., 1994
(впервые опубл.: Вопр. философии. 1986. № 12 С. 38-46)
 4

Однако, согласно Л.М. Баткину, в исследовательской эмпирике эти подходы

могут «сочетаться, но не смешиваться!» 49 (Баткин Л.М. Пристрастия: Избр. эссе и
статьи о культуре. М., 1994 (впервые опубл.: Вопр. философии. 1986. № 12 С. 44-50.)
По мнению Ю.Л. Бессертного, исследования Л.М. Баткина и Г.С. Кнабе
показали, что трудности согласования в историческом анализе уникального и
массового не выглядят непреодолимыми. По-видимому, разрабатываемый Ю.Л.
Бессмертным казуальный подход представляет собой попытку найти решение вопроса,
посвященному сближению в исследуемой практике двух методов.
Особый интерес повсеместно вызывают приемы властвования, имидж власти в
глазах современников, средства, которыми он создавался, его эффективность. Иными
словами, на первом месте оказывается комплекс социокультурных представлений о
власти и его изменение.
После создания легенды о происхождении московских государей (Сказание о
князьях Владимирских) ее элементы в XVI в. транслировались в текстах различных
жанров, передавались в виде знаков и символов (царские одежды и головные уборы –
шапка Мономаха, символы власти – бармы, оплечья, золотая цепь и т.д.),
воспроизводились в обрядах и церемониях, посольских приемах, дипломатических
документах и т.д. (в отличие от теории «Москва – третий Рим»)
Не имея в XV – XVI вв., сторонники московской династии формировали новое
представление о монаршей власти московских князей, которое, по-видимому,
призвано было менять представление о власти и отношение к ней. На смену формату
отношений сюзерен – вассал, выдвигалась формула государь – подданный. Реальному
подчинению предшествовала подготовка общественного сознания к одобрению и
принятию новой модели властных отношений на уровне новых идей, образов,
аллюзий, аллегорий, символов и статусов. (С. 14)
Похоже, Гуревич, изучая категории средневековой культуры, рассматривал
проблему человека с точки зрения человека включенного в социум, «социально
определенной личности», жестко закрепленной в социальной иерархии,
осуществляющее свое определенное служение, и в этой связи значение человека
опредедяется через его социальные «признаки». Так человек рассматривался через
призму коллективного сознания с его принципами, социальными установками,
общественными категориями, понятиями. Бессмертный, по-видимому, предлагал
взглянуть на средневекового человека в другом ракурсе: ученый предлагал поставить
в центр исследования человека, который не столько подтверждал, сколько «выпадал»
или «нарушал» привычнее течение обыденности и повседневности, создавая тем
самым «казус», возможно даже, оказывая влияние на изменение тех или иных сторон
общественной жизни. Гуревича, по-видимому, не устраивала интерпретация
Бессмертным и его единомышленниками (например, Бойцов) интерпретация
представления о микроистории, истории обыденности и повседневности, а так же
избираемая ими
К середине 1990-х гг. научные интересы ученого сместились от исторической
демографии Средневековья к анализу частной жизни и повседневности данной эпохи.
В 1994 – 1995 гг. являясь ответственным редактором альманаха «Одиссей», Ю.Л.
Бессмертный в 1995 г. опубликовал статью (Некоторые соображения об изучении
феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории представления о
власти // Одиссей. Человек в истории. 1995. М.: Наука, 1995. – 311 с. С. 4 – 20.), в
 5

которой впервые изложил ряд ключевых тезисов своей обновленной

исследовательской программы. Обнаружившиеся разногласия с А.Я. Гуревичем,
привели Ю.Л. Бессмертного к мысли о формировании в рамках ИВИ РАН центра по
«истории частной жизни и повседневности». Силами «центра» проводился
регулярный семинар, труды которого публиковались во вновь учрежденном журнале
«Казус. Индивидуальное и уникальное в истории». В первом номере журнала,
вышедшем в 1997 г., в статье «Что за «Казус»» Ю.Л. Бессмертный завершил
изложение результатов своих размышлений по проблеме подходов и методов
исторического исследования. Авторы публикуемых в сборнике статей сосредоточили
внимание на проблемах микроистории и исключительного в истории: необычные
события и случаи; странные и конфликтные ситуации; неожиданные повороты
человеческих судеб; уникальные документы. Методологической основой для
исследователей центра стал нарративный анализ, который призван реконструировать
временную среду обитания и бытования личности или явления. Ученые ставили
задачу найти в проявлениях частного общие черты времени. (с оф. страницы группы
https://igh.ru/departments/59?locale=ru).
Суть разногласий
Бессмертный Ю.Л. Продолжаем наш поиск // Казус. Индивидуальное и
уникальное в истории. Вып. 2. / Под ред. Ю.Л. Бессмертного и М.А. Бойцова. М.:
Издательский Центр РГГУ, 1999. – 365 с. С. 9 – 12.
Необычный поступок, неожиданный поворот судьбы, странное стечение
обстоятельств, удивительный случай – вот о каких казусах прошлого этот альманах.
На последней странице альманаха.
По мнению Ю.Л. Бессмертного, интерес к историческим «казусам» обусловлен
тем, что «казус» может выступать в качестве начала нового процесса, тенденции,
метаморфозы.
С. 10 Продолжаем наш поиск (нумерация стр. сверху)
Ю.Л. Бессмертный полагал, что пришло время переосмысления основ
исторического знания. (С. 12) Исследователь призывал изменить подход к изучению
прошлого. По мнению ученого, стремление «увидеть мир сквозь призму всеобщих
закономерностей» следует совместить с «казусным» подходом. Последний
ориентирован на изучение неравновесных состояний, индивидуального, уникального,
где случайность рассматривается в качестве одной из важнейших закономерностей. По
мнению историка, такой подход меняет представление об упорядоченности, о ее
соотношении с повторяемостью и уникальностью.
С. 11 Продолжаем наш поиск
По мнению Ю.Л. Бессмертного, для понимания культурных особенностей эпохи
необходимо выяснить, как человек прошлого делал свой выбор, какими мотивами он
руководствовался, как претворял в жизнь свои интенции, насколько он способен был
проявить свою индивидуальность и в какой мере оставить на происходящем свой
индивидуальный «отпечаток».
С. 12
 6

М.М. Кром критикует преимущественно М.А. Бойцова и авторов альманаха

«Казус», но не Ю.Л. Бессмертного.
Бессмертный Ю.Л. Что за «Казус»? // Казус. Индивидуальное и уникальное в
истории. Вып. 1. / Под ред. Ю.Л. Бессмертного и М.А. Бойцова. М.: Издательский
Центр РГГУ, 1997. – 320 с. С. 7 -
По мнению Ю.Л. Бессмертного, при изучении прошлого особый интерес
представляют люди, чья линия поведения связана с нестандартным поступком
пренебрежением к обычаями, нарушением законов. Согласно ученому, казусы
подобного рода представляют особый интерес. По мнению исследователя, важно
выяснить, кто чаще всего решался на такое поведение, какие обстоятельства могли
способствовать такому выбору, могли ли поступки людей менять принятые в
обществе поведенческие стереотипы или даже укоренившуюся традицию. Анализ
таких казусов связан с изучением проблемы возможностей, доступных индивиду в
разных обществах. С. 9
По мнению Ю.Л. Бессмертного, в мировой исторической науке последнее
столетие нарастал интерес к углубленному анализу больших социальных структур,
долговременных процессов, глобальных закономерностей. Согласно ученому,
историки занимались формированием «сериальных» данных, с опорой на которые
исследователи предполагали выяснить сущность путей развития классов, сословий,
больших профессиональных групп. По мнению Юрия Львовича, многие историки XX
в. были убеждены, что подлинная история – это история больших масс, молчаливого
большинства, история ведущих тенденций, история средних цифр, «среднего
человека»». С. 10.
По мнению Ю.Л. Бессмертного та же тенденция изучение исторического
прошлого через освещение массовых представлений, которыми люди могли
руководствоваться в тот или иной период в своих действиях легли в основу истории
ментальности. Цитируя А.Я. Гуревича (Гуревич А.Я. «Еще несколько замечаний к
дискуссии о личности и индивидуальности в истории» // Одиссей. Человек в истории.
1990. М.: Наука, 1990. С. 87. – 222 с.) Ю.Л. Бессмертный критиковал коллегу, за то что
«ментальные исследования» ограничивались «характеристикой того, что могло быть
присуще всем вообще, индивидуальные же особенности кого бы то ни было в
отдельности оставались нераскрытыми». С. 10
Тем не менее, исследователь признавал, что и сам долгое время разделял
подобный подход и, в том числе и поэтому, несклонен был недооценивать его
возможности поскольку пронять «индивидуальное и уникальное можно, лишь зная
массовое и стереотипное». По мнению исследователя, принцип «дополнительности»
исторического исследования, озвученный Л.М. Баткиным, не был реализован по
причине «недооценки познавательной ценности нестандартного поведения отдельных
людей». Между тем, опираясь на уникальные казусы, можно получить объяснение
культурной уникальности времени. В уникальных казусах эпохи, полнее проступает
своеобразие исторического мира культуры, в котором, по выражению Л.М. Баткина,
«нет никакого всеобщего, кроме особенного». (взять из статьи Баткина,
опубликованной в журнале?) По мнению Ю.Л. Бессмертного, изучение отдельных
казусов, представляется одним из перспективнейших инструментов познания
 7

прошлого. С. 11 и след.
Разрабатываемый Ю.Л. Бессмертным казуальный подход, ученый возводил к
французскому направлению «новой/другой социальной истории» конца 1980-х гг.,
основатели которой переосмыслили опыт итальянской микроистории 1970-хгг. и
немецкой Alltagsgeschichte 1980-х гг. (можно ссылку из РЭН на стать о новой
социальной истории)
Одной из особенностей казуального метода, как у итальянских и немецких
историков, являлся отказ от любых априорных суждений и постулатов. У Юрганова и
Каравашкина есть этот тезис, один из трех, см. статью, опубликованную в Тюмени.
Потом переход от теоретико-методологических построений к практике исследования:
Алексеев А.И. Под знаком конца времен, заимствование у Арьеса и русский историк
культуры, с опорой на Гуревича; Гайденко заимствует у Бойцова, который развивал
свой исследолвательский подход с опорой на Ю.Л. Бессмертного, Наталя Воробьева
по патриарху Никону, Филюшкин по Андрею Курбскому. (можно в качестве
дополнения: У И Данилевского работы по герменевтике древнерусской литературы и
что-то есть у М.М. Крома). С. 12
Историки этого направления считают основой анализа конкретные
исследовательские опыты, которые как бы сами по себе должны раскрыть и
своеобразие изучаемых индивидов как таковых, и их связи и взаимосвязи, и наиболее
эффективные исследовательские приемы.
На этом же зиждется и подход ряда историков данного направления к проблеме
взаимодействия микро- и макрообъектов. Одни удовлетворяются констатацией взаи-
мосвязи микрообъекта с его социальным "контекстом", возникающей уже в силу
простой включенности каждого индивида в то или иное локальное сообщество (Ю.
Шлюбойм, П. Крит-де). Другие делают упор на то, что всестороннее изучение инди-
вида само собой предполагает выявление его социальных взаимосвязей и
зависимостей, как и влияния на него тех или иных социальных факторов (Г. Медик).
Третьи ставят проблему шире и говорят о том, что всякий индивид, хочет он того или
нет, вынужден так или иначе интерпретировать свои взаимоотношения с
макросообществами, членом которых он оказывается. С. 13
По мнению Ю.Л. Бессмертного, акцент на исследовании индивида и на анализе
его субъективного мировидения определяются как потребностью развития
исторической науки, так и запросом общества. С. 15
В 1970-х гг. в Италии зарождается микроистория, в конце 1980-х гг. во Франции
происходит поворот к изучению индивидуального и казуального. Попытки осмыслить
ситуацию, сложившуюся к этому времени в мировой исторической науке, отличались
здесь наибольшей глубиной. Развернувшиеся во Франции дискуссии подтолкнули
сторонников микроистории и немецких последователей Alltagsgeschichte к уточнению
собственных взглядов. Ключевую роль в обсуждении данной проблематики сыграли
историки, имеющие отношение к школе «Анналов».
С конца 1980-х гг. редакторы «Анналов» стали писать о необходимости
пересмотра научной парадигмы. На страницах журнала историографический период с
конца 1970-х гг. получил название времени «эпистемологической анархии». Этому
времени французские историки противопоставляют период середины 1990-х гг.,
который характеризуется как этап утверждения новых подходов к изучению прошлого
и время рождения «другой социальной истории».
 8

В рамках новой социальной истории (Бернар Лепти) «общество предлагается

изучать не через посредство безликих и … малоподвижных его составных элементов
(таких, как экономика, культура, ментальность), но через прямое наблюдение над
взаимодействием субъектов исторических процессов, как оно складывается в каждой
конкретной ситуации».
По мнению Ю.Л. Бессмертного, у данного подхода есть ряд преимуществ:
– в центре исследования находятся конкретные индивиды;
– формируется установка на изучение постоянно меняющихся ситуаций
конкретной практики;
– влияние базовых общественных структур (экономики, идеологии и пр.)
исследуется не абстрактно, но через их воздействие на конкретных субъектов,
способных индивидуально преобразовывать это действие;
С. 16
– возможность реконструировать индивидуальные стратегии отдельных
участников исторического процесса и их биографии.
А.Я. Гуревич и Ю.Л. Бессмертный, по сути, опирались на теоретико-
методологические разработки разный поколений исторической школы «Анналов».
А.Я. Гуревич больше опирался на труды Люсьена Февра, а Ю.Л. Бессмертный
находился под влиянием работ Бернара Лепти и кого-то еще.