Московский государственный университет имени М.В.

Ломоносова
Географический факультет

ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
Под ред. А.В. Хорошева, К.Н. Дьяконова

Авторский коллектив:
А.В.Хорошев, К.Н.Дьяконов, В.В.Сысуев, В.П.Чижова, В.А.Низовцев,
А.Н.Иванов, И.А.Авессаломова, Т.И.Харитонова, В.Н.Калуцков,
В.М.Матасов, Н.М.Эрман, Е.С.Лощинская

Москва
2019
 2

Аннотация

В коллективной монографии сотрудников кафедры физической географии и

ландшафтоведения географического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
представлены теоретические основы и оригинальная методология ландшафтного
планирования как иерархической системы пространственных решений, направленных на
адаптацию многофункционального землепользования к ландшафтной структуре
территории для минимизации конфликтных ситуаций. Дается обзор развития идей в
территориальном и ландшафтном планировании в XIX-XXI веках и сравнительный
анализ современных российских методологий ландшафтного планирования. Исследуются
теоретические источники идеологии ландшафтного планирования. Обоснована система
разнотипных пространственных единиц, необходимых для принятия локальных
планировочных решений. Разработана классификация ландшафтно-планировочных
ситуаций, показаны особенности логики принятия пространственных решений для
каждой из них. Сформулированы универсальные правила принятия ландшафтно-
планировочных решений. Реализован полиструктурный и полимасштабный подход к
ландшафтному планированию, при котором решение для локальной ландшафтной
единицы ранга урочища принимается с учетом ее функциональной роли в геосистемах
более высоких рангов (ландшафтных, потоковых, административных). Предложен
алгоритм принятия пространственных решений на локальном уровне с учетом рамочных
условий, накладываемых структурой разнотипных геосистем более высоких
иерархических рангов (катен, бассейнов, ландшафтов, регионов, страны). На примерах
серии равнинных и горных регионов лесной зоны России описывается практический опыт
реализации пространственных и технологических инструментов ландшафтного
планирования и снижения конфликтности землепользования в типовых ситуациях для
особо охраняемых природных территорий и территорий историко-культурного
значения, для территорий с интенсивным монофункциональным и многофункциональным
хозяйственным использованием.
Для специалистов в области территориального планирования и управления,
охраны природной среды, экологов, географов, ландшафтных архитекторов, студентов.
 3

СОДЕРЖАНИЕ

Введение К.Н.Дьяконов, 5
А.В.Хорошев
РАЗДЕЛ 1. ПРЕДПОСЫЛКИ И УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ 8
ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
1.1. История идей в ландшафтном планировании А.В.Хорошев 8
1.2. Современная практика ландшафтного планирования А.В.Хорошев 27
в России
1.3. Цели, задачи и ключевые подходы ландшафтного А.В.Хорошев 35
планирования
РАЗДЕЛ 2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И 45
МЕТОДОЛОГИЯ ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
2.1. Теоретические источники ландшафтного А.В.Хорошев 45
планирования
2.2. Пространственные единицы и иерархия задач А.В.Хорошев 49
ландшафтного планирования
2.3. Правила и типовые задачи ландшафтного А.В.Хорошев 59
планирования
2.4. Ландшафтно-планировочные ситуации А.В.Хорошев 87
2.5. Процедура ландшафтного планирования на А.В.Хорошев 95
локальном уровне
Раздел 3. ПРАКТИКА ЛАНДШАФТНОГО 113
ПЛАНИРОВАНИЯ В ТИПОВЫХ СИТУАЦИЯХ
3.1. Рамочные условия планировочных решений в 113
национальном и региональном контексте
3.1.1. Экологические сети в наземных и морских А.Н.Иванов 113
ландшафтах
3.1.2. Экологическая сеть Охотского моря А.Н.Иванов 120
3.1.3. Ландшафтное планирование в морских акваториях А.Н.Иванов 123
3.1.4. Уроки планировочных решений при подготовке А.В.Хорошев 141
Олимпиады-2014 в Сочи: защита редких ландшафтов и поиск
альтернатив размещения объектов
3.2. Функциональная роль ландшафтных единиц в 156
геосистемах как основание для проектирования
экологического каркаса и распределения приоритетов
землепользования
3.2.1. Ландшафтный и бассейновый подходы при А.В.Хорошев 157
планировании лесопользования
3.2.2. Бассейновый и катенарный подходы при А.В.Хорошев, 186
планировании многофункционального землепользования с И.А.Авессаломова
приоритетом сельского и лесного хозяйства
3.3. Ландшафтное планирование и оптимизация В.В.Сысуев 244
лесопользования на основе моделирования
3.4. Распределения угодий в мозаичном ландшафте на 276
основе оценки ресурсного потенциала и пригодности
3.4.1. Функциональное зонирование В.П.Чижова 277
национальных парков: поляризация несовместимых
видов землепользования
3.4.2. Планирование ландшафтных соседств: пример А.В.Хорошев 290
национального парка «Куршская коса»
 4

3.4.3. Динамика экологических и социальных Т.И.Харитонова 313

функций постмелиорированных ландшафтов: применение
концепции экосистемных услуг
3.4.4. Сохранение экологических ценностей в В.А.Низовцев, 329
условиях большого города: пример ландшафтно- Н.М.Эрман
экологического каркаса «новой» Москвы
3.4.5. Гуманитарная составляющая функционального В.Н.Калуцков, 336
зонирования: пример культурно-ландшафтных комплексов В.М.Матасов
Казанского кремля и Свияжска)
3.5. Согласование интересов распределение нагрузок и 353
выбор технологий для минимизации конфликтов
землепользования
3.5.1. Сценарии взаимоотношений рекреационного и А.В.Хорошев, 353
природоохранного рекреационного землепользования: В.П.Чижова
пример охранной зоны Дальневосточного морского
биосферного заповедника
3.5.2. Совместимость экологических и социо-культурных В.П.Чижова, 371
интересов в туристско-рекреационной зоне: пример Е.С.Лощинская
Алтачейского федерального заказника
3.5.3. Распределение нагрузок на территориях В.А.Низовцев, 381
историко-культурного назначения: применение ландшафтно-
исторического подхода к планированию в музеях-
заповедниках Москвы и Подмосковья
Заключение А.В. Хорошев 411
Литература 415
 5

ВВЕДЕНИЕ
К.Н.Дьяконов, А.В.Хорошев

Ландшафтное планирование развивается, с одной стороны, как прикладной раздел

ландшафтоведения, с другой – как междисциплинарная область исследований с участием
специалистов в области отраслевых наук о Земле, экономики, социальных наук. Сегодня
ландшафтный (ландшафтно-экологический, ландшафтно-географический) подход – это
идеология пространственного планирования, которая предусматривает использование
знаний о пространственной и компонентной структуре, динамике, функционировании,
эволюции ландшафта для разработки плана размещения видов землепользования на
территории. Более общее определение дано для экологического планирования – это
использование биофизической и социокультурной информации для выявления
возможностей и ограничений при принятии решений об использовании ландшафта
(Steiner, 2008).
Монография представляет географический взгляд на ландшафтное (ландшафтно-
экологическое) планирование. Кафедра физической географии и ландшафтоведения
географического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, которую представляют
авторы, с 1950-х гг. вовлечена в ландшафтно-планировочные исследования, которые в те
годы не носили еще такого названия. Коллектив лаборатории ландшафтоведения под
руководством Н.А. Солнцева, А.А. Видиной, Ю.Н. Цесельчука, В.К. Жучковой
разрабатывал методологию адаптации сельского хозяйства к ландшафтной структуре на
примере Московской и Рязанской областей в рамках землеустройства колхозов и
совхозов. В.А. Николаев, И.В. Копыл в 1950-1980-хх гг. проводили планировочные
работы в Северном Казахстане, направленные на оценку вновь осваиваемых целинных
земель. В 1970-2000-х гг. А.В. Дончева осуществила серию работ по ландшафтному
планированию малых городов, Л.К. Казаков – промышленных зон, В.П.Чижова –
рекреационных зон и национальных парков. В 2000-2010-х гг. опыт коллектива кафедры
обобщен в серии учебных пособий по структуре и управлению разными видами
природно-антропогенных ландшафтов (Николаев и др., 2008; Николаев и др., 2011;
Николаев и др., 2013).
Мы исходим из того, что работ по практике применения нормативной базы в
территориальном планировании достаточно много, а работ по методике ландшафтного
планирования, исходящих из свойств, диктуемых природой, – мало. В 2000-е годы в
России вышел ряд книг по ландшафтному планированию, среди которых выделяются
работы коллектива под руководством А.В. Дроздова, А.Н. Антипова и Ю.М. Семенова и
учебник Е.Ю. Колбовского. Высоко оценивая значение этих публикаций, мы предлагаем
оригинальный более детализированный алгоритм ландшафтного планирования,
учитывающий множественность типов простраственных единиц и их иерархию. Алгоритм
иллюстрируется на примерах типовых ситуаций в регионах с разными приоритетами
землепользования: охраны природы, охраны памятников истории и культуры,
интенсивного многофункционального хозяйства. Во всех случаях мы исходим из наличия
множественности социально-экономических и экологических функций ландшафта и его
морфологических частей, реальной или потенциальной конфликтности землепользования,
презумпции экологической опасности хозяйственной деятельности. В то же время
предлагаемая методология уделяет большое внимание природным опасностям для
деятельности человека, мерам снижения риска. Определение приоритетности тех или
иных функций диктуется ландшафтной структурой, тенденциями развития ландшафта и
ролью территории в геосистемах более высоких рангов, а также в административных
единицах.
В разделе 1 цели и задачи ландшафтного планирования выводятся из контекста
развития идей в территориальном планировании в XIX-ХX веках и накопившегося к
началу XXI века арсенала подходов и методологий. Приводится анализ современной
 6

практики ландшафтного планирования в России и за рубежом, обосновываются задачи,

которые ранее были освещены в литературе недостаточно и подход к решению которых
развивается авторами.
В разделе 2 на основании теоретических положений географии и экологии
предлагается авторская методология ландшафтного планирования, исходящая из
необходимости учета полиструктурной и полимасштабной организации географического
пространства. Обосновано сопряженное использование серии пространственных единиц
для принятия планировочных решений. Предлагаются универсальные правила
ландшафтного планирования, сопровождаемые примерами из разных географических
регионов. Представлена типология ландшафтно-планировочных ситуаций. Описывается
пошаговая процедура принятия планировочных решений на локальном уровне, когда за
основную пространственную единицу принимается урочище, а рамочные условия
накладываются разнотипными геосистемами нескольких иерархических уровней.
В разделе 3 приводятся примеры применения предложенной методологии в ходе
ландшафтно-планировочных исследований авторов и реализованных проектов. Каждая из
глав в той или иной мере описывает последовательность ландшафтно-планировочных
процедур: инвентаризация ландшафтов и их состояния, оценка ресурсного потенциала,
функциональная роль в геосистемах, оценка угроз, выявление экологических и социально-
экономических ценностей, распределение угодий, распределение нагрузок, выбор
технологий. Однако специфика объектов планирования и приоритетов землепользования
обусловливают повышенную детальность описания того или иного этапа, что отражено в
названиях подразделов и глав. Последовательность глав выстроена с учетом
иерархического уровня принятия планировочных решений: от учета рамочных условий со
стороны вышестоящей геосистемы к решениям локального масштаба. В подразделах
приведенные примеры иллюстрируют специфику ландшафтного планирования как в
пределах охраняемых природных территорий, так и в ландшафтах с разной степенью
антропогенной трансформации.
В монографии раскрывается ограниченное разнообразие ландшафтно-
планировочных ситуаций и задействованных отраслей экономики. Основное внимание
сосредоточено на типовых ситуациях развития или диверсификации существующего
землепользования в равнинной лесной и горно-лесной зонах с приоритетом
природоохранной, сельскохозяйственной, лесохозяйственной, рекреационной и
культурно-просветительской функций, которые в максимальной степени зависят от
свойств природного ландшафта. За рамками работы остаются природно-антропогенные
ландшафты с приоритетом селитебного использования, промышленности,
животноводства, водного хозяйства и других отраслей. В то же время практически все
рассматриваемые типовые ландшафтно-планировочные ситуации, так или иначе,
характеризуются взаимодействием и разных видов хозяйственной деятельности и
конфликтностью их с несущей способностью ландшафта.
В монографии почти не рассматривается большой пласт ландшафтного
планирования, связанный с эстетикой ландшафта и дизайном. Авторы считают более
компетентными в этом вопросе фундаментальные работы В.А. Николаева (2005), Е.Ю.
Колбовского (2008), Е.И. Голубевой, Т.О. Король и соавторов (2010).
Методологические и практические результаты, демонстрируемые в монографии,
основаны на данных, полученных авторами в течение около 20 лет в ходе выполнения
серии инициативных проектов, осуществленных при финансовой поддержке Российского
фонда фундаментальных исследований: 17-05-00447, 14-05-00170, 14-05-00618, 13-05-
00821, 11-05-00954, 10-06-00097, 08-05-00441, 08-05-00152, 05-05-64335, 05-05-64848, 05-
05-64896, 01-05-64822, 99-05-65097, 96-05-65495, 94-05-16943. Полигоны исследований
для реализации этих проектов расположены в Архангельской, Рязанской, Костромской,
Новгородской, Московской областях. Большой опыт получен при реализации большой
серии договоров с правительственными и неправительственными организациями в
 7

Московской, Костромской, Калининградской, Сахалинской областях, республиках

Бурятия и Татарстан, Приморском и Краснодарском краях (рис. 1).

Рис. 1. Модельные регионы исследований авторов. 1 – Калининградская обл. (гл. 3.4.2). 2 –

Новгородская обл. (гл. 3.3). 3 – Архангельская обл. (гл. 3.2.2). 4 – Москва и Московская обл.
(гл. 3.4.4). 5 – Костромская обл. (гл. 3.2.1). 6 – Рязанская обл. (гл. 3.4.3). 7 – респ.
Татарстан (гл. 3.4.5). 8 – Краснодарский край (гл. 3.1.4). 9 – респ. Бурятия (гл. 3.5.2). 10 –
Приморский край (гл. 3.5.1). 11 – Сахалинская обл. (гл. 3.1.3).
 8

Раздел 1
ПРЕДПОСЫЛКИ И УСЛОВИЯ РАЗВИТИЯ
ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ

1.1. РАЗВИТИЕ ИДЕЙ В ЛАНДШАФТНОМ ПЛАНИРОВАНИИ

А.В. Хорошев

Вряд ли возможно однозначно назвать время или, хотя бы период первоначального

появления ландшафтного планирования. Ф. Ндубиси, например, возводит историю к
первой половине XIX века и родоначальником фактически называет Ф.Л. Олмстеда
(Ndubisi, 2002). На наш взгляд, целесообразнее рассматривать историю вопроса не
хронологически, а в виде параллельного развития серии основополагающих идей.
Эволюция идей в территориальном планировании и, как частный его случай – в
ландшафтном планировании нам представляется в виде следующих параллельных линий.
1) Переход от монофункционального планирования к многофункциональному.
2) Переход от одномасштабных оценок структуры и функционирования
ландшафта и полимасштабным.
3) Дополнение оценок, основанных на собственных свойствах земельного угодья
и «вертикальных отношениях» между компонентами, оценками его «горизонтальных»
взаимодействий
4) Переход от поиска наиболее оптимального единственного места размещения
того или иного вида деятельности к сравнительному анализу альтернативных сценариев
развития территории.
5) Дополнение приоритетного внимания к экологическим факторам учетом
разнообразных социально-экономических факторов
6) Рост разнообразия подходов к выделению пространственных единиц
планирования. Ориентация на земельные угодья как основную единицу дополнялась
разработкой способов использования естественных ландшафтных единиц, бассейнов.
7) Переход от простых линейных оценок взаимоотношений между свойствами
природных и общественных систем к разработке методов учета нелинейных
кумулятивных эффектов
8) Дополнение процедуры оценки пригодности и выбора места размещения
процедурами внедрения принятых решений, управления землепользованием в
соответствии с разработанным планом, мониторинга результатов реализации плана и
корректировки способов управления.
В качестве первой иллюстрации приведем представление об последовательности
возникновения видов территориальных планов в США (Steiner, 2008).
1. Утилитарные планы: показывали расположение улиц и построек,
землевладений.
2. Мастер-планы: разрабатывались архитекторами, ландшафтными
архитекторами и инженерами и показывали вид использования каждого места.
3. Всесторонние планы: показывали конкурирующие потребности в земле и
ресурсах.
4. Политические планы: с 1960-х гг. отражали не столько использование
пространства, сколько цели развития и желание жителей.
5. Планы управления, или менеджмент-планы: содержали указания для
администраторов для принятия решений.
6. Стратегические планы: с 1980-1990-х гг составлялись под влиянием бизнеса и
отражали неопределенности будущего в категориях «что будет, если…».
 9

7. Ландшафтные планы: комбинируют черты всех вышеперечисленных. В

отличие от простого плана землепользования ландшафтный план отражает пересечение
интересов и интеграцию видов землепользования.

Планировочные методы могут быть классифицированы согласно их стратегической

ориентации: охранной, оборонительной, наступательной, оппортунистической (от слова
opportunity - «возможность») (Ahern, 1995, 2006). Работы Benton MacKaye (1928) –
классический пример охранной стратегии с его концепцией создания структуры открытых
пространств городов. Современное планирование экологического каркаса города с
системой ядер, коридоров, буферных зон на основе матричной концепции ландшафта,
концепции зеленых сетей лежит в рамках охранной стратегии. Оборонительная стратегия
– защита от негативных процессов, например, фрагментации, урбанизации, опасных
природных процессов. Это, скорее, последняя линия обороны. Наступательная стратегия
предусматривает восстановление, реконструкцию в нарушенных ландшафтах с
ограниченными возможностями охраны природы («возвращение природы в ландшафт»);
обычно означает замену интенсивного хозяйства на экстенсивное. Оппортунистическая
стратегия означает использование особых возможностей уникальных элементов
ландшафта, в том числе со сменой типа их использования.

От приоритетного внимания к экологическим факторам к учету

разнообразных социально-экономических факторов

Потребность в возникновении того вида пространственного планирования, которое

теперь мы называем ландшафтным, или экологическим, возникла в период бурной
промышленной революции и роста урбанизации во второй половине XIX века. Идея
самоценности природы (Дж. Кэтлин) в первой половине XIX века противостояла
антропоцентричному пониманию ценности природы (Ndubisi, 2002). Однако и во втором
случае многими исследователями, например Р. Эмерсоном (R. Emerson) и Г. Торо
(H. Thoreau), делался вывод о необходимости создания природных резерватов («природа
существует для использования ее человеком, поэтому нельзя ее разрушать») (Ndubisi,
2002). Разумеется, такой взгляд контрастировал с господствовавшим потребительским
отношением к природе. Хотя основной спрос на территориальное планирование
первоначально существовал только в населенных пунктах, идея сохранения наиболее
ценных природных массивов постепенно завоевывала популярность, что привело к
первым опытам планирования крупных охраняемых территорий, прежде всего работам
Ф.Л. Олмстеда в США по проектированию национальных парков парка Йосемити,
Ниагара и многих других. Доминировавший в то время подход к территориальному
планированию был чисто утилитарным, то есть концентрировался на распределении
землевладений, прокладке улиц, проектировании городских кварталов (Steiner, 2008). К
концу XIX века под растущим влиянием ландшафтной архитектуры стали появляться
«мастер-планы», в которых разные виды землепользования распределялись между
территориями, то есть началось формирование одной из ключевых идей территориального
планирования – идеи функционального зонирования. Корни этой идеи можно видеть (в
чисто экономико-географическом аспекте) в работах И. фон Тюнена (Колбовский, 2008).
В условиях роста ощущения оторванности городского человека от природы возник спрос
на островки природы или общедоступные озелененные пространства, который вылился в
движение за красивые города, появление концепций города-сада и т.п. Английский опыт
создания городских парков был воспринят Ф.Л. Олмстедом, спроектировавшим
Центральный парк в Нью-Йорке (1857-1861). Он первым из архитекторов вышел за рамки
задачи создания небольших монофункциональных высокоэстетичных территорий для
отдыха горожан и разработал проекты для более крупных территорий, в которых
 10

основной становилась идея многофункциональности ландшафта и идея

горизонтальных взаимодействий пространственных элементов, в том числе визуальных.
Таковым был план для водных объектов Бостона, разработанный совместно с Ч. Эллиотом
и удачно согласовавший интересы охраны природы, рекреации и управления качеством
воды. К концу XIX века в работах Ф.Л. Олмстеда, Дж.П. Марша, В.В. Докучаева
возникает важнейшая идея оптимальных пространственных пропорций между
природных и антропогенными элементами ландшафта, к которым необходимо стремиться
при планировании сильнотрансформированных территорий. Это фактически положило
начало ландшафтному планированию в современном понимании. В.В. Докучаев в
предварительном отчете о деятельности Экспедиции, снаряженной Лесным
департаментом за 1892 год сформулировал основную задачу так: «…общий ход работ
Экспедиции имеет быть направлен к установлению на избранных участках возможно
правильного соотношения между водою, лесом, лугами и другими хозяйственными
угодьями и к испытанию усовершенствованных способов пользования ими, в целях
подъема степной культуры, при свете научных данных» (Докучаев, 1951, с. 157).
В.В. Докучаева следует, скорее, относить к сторонникам взгляда «природа для человека»,
так как основная его деятельность была направлена на сохранение продуктивной функции
почв. Однако его классический проект организации агроландшафта Каменной степи
(Лесные полосы…, 1967; Каменная степь…, 1992; Филоненко, 2000; Котлярова, 2006),
безусловно, имеет многоцелевую направленность и фактически обеспечивает устойчивое
функционирование зональных лесостепных сообществ и гидрологических объектов через
определение оптимальных пропорций элементов ландшафта. Программа, составленная
Докучаевым, стала предтечей современного представления о необходимом
ландшафтном разнообразии, которое рассматривается как одна из целей экологической
оптимизации ландшафта (Исаченко, 1980; Чибилев, 1992; Николаев и др., 2008).
Итак, на рубеже XIX-XX веков на фоне приоритета экономических целей в
территориальное планирование постепенно проникала экологическая составляющая.
Однако, вплоть до 1960-хх гг. в понимании широких слоев общества экологические
принципы оставались на втором плане. Ландшафтное планирование в современном
смысле выросло из стандартного планирования землепользования после внедрения
экологических принципов. В англоязычной литературе это обычно считается заслугой
Я. МакХарга (McHarg, 1969), который настоял на учете экологической емкости
ландшафта при принятии решений (Cengiz, 2012). Методы оценки пригодности
ландшафта (Landscape Suitability Approach), разработке которых положил начало
МакХарг, впервые предложили равноправие экономической и экологической
составляющих планирования (Ndubisi, 2002). Метод МакХарга допускает использование
ландшафта как для целей охраны, так и для эксплуатации ресурсов, а в современной
терминологии – устойчивого развития и удовлетворения потребностей и улучшения
качества жизни (Steiner, 2008). В 1960-е гг. Я. Мак Харг, Ф. Льюис, Дж. Ангус Хиллс
разработали методологию оценки пригодности, основанную на совмещении информации
о природных и антропогенных компонентах и оценок пригодности отдельно для каждой
отрасли. Карта для каждого вида землепользования показывает уровни пригодности для
каждой пространственной единицы. Самые ранние версии этого метода разрабатывали
ландшафтные архитекторы при планировании городов (еще в конце XIX века) и
почвоведы Службы охраны почв США (позже – NRCS) при планировании
сельскохозяйственного землепользования с 1920-х гг. (Ndubisi, 2002). Процедура
предстает в последовательности: потребности – соотношение потребностей с природными
факторами – правила комбинирования характеристик для выражения градиента
пригодности (взвешивание характеристик по важности) и карта возможностей – карта
ограничений со стороны биофизических характеристик для землепользования –
наложение карт возможностей и ограничений – интегральная карта максимальных
значений пригодности для каждого землепользования (Ndubisi, 2002). Очень близка к этой
 11

схеме и процедура оценки пригодности земель для сельского хозяйства на ландшафтной

основе, которая разрабатывалась в СССР с 1950-х гг. (Зворыкин и др., 1958; Зворыкин,
Лебедев, 1959; Видина, Цесельчук, 1961; Пашканг и др., 1962; Кирюшин, 2011, 2018). Их
сильная сторона – очень подробный анализ всех компонентов ландшафта и мозаичности
ландшафтной структуры на генетической основе. Это позволяло составлять карты
опасных процессов, препятствующих включению в пахотный фонд определенных групп
земель (Видина, Цесельчук, 1961), конкретных мероприятий и мелиораций,
адаптированных к свойствам урочищ: сроков готовности к весенней обработке с учетом
доступности для сельскохозяйственной техники, агрономической однородности, внесения
удобрений, природно-агропроизводственных групп земель, наиболее целесообразной
глубины вспашки, размещения противоэрозионных мероприятий, мероприятий по
снежной мелиорации (Видина, Цесельчук, 1961; Позднеева, 1970). Эти исследования
показали недостаточность только почвенных карт для оценки пригодности земель и
урожайности и необходимость привлечения более широкого диапазона информации о
геолого-геоморфологической основе ландшафтов (Видина, Цесельчук, 1961).
Возможности (opportunities) и ограничения (constraints, limits) становятся ключевыми
понятиями, на сопоставлении которых выстраиваются оценки пригодности (suitability) и
планировочные решения.
Развитие методов оценки пригодности ландшафта в 1970-80-е гг. шло в
направлении дополнения экологически ориентированных и экономических критериев
принятия решений социальными. С одной стороны, значительно большее внимание стало
уделяться анализу предложения и спроса на землю, разнообразных общественных
потребностей, политических реалий и технологий. С другой стороны, в планировочные
процедуры внедряются инструменты прикладной экологии человека, исходящие из
концепций «культурного ядра» (Steward, 1955), «места» (т. е. значения, которое придается
обществом территории). Они позволяют оценить соответствие между культурным опытом
общества, социальными ценностями разных групп землепользователей, природными
процессами и пространственной организацией среды (Relph, 1976). С появлением
концепции устойчивого развития с 1990-х гг. планирование землепользования стало
рассматриваться как инструмент «пространственной справедливости», способ
прислушаться к голосам землепользователей, чьи интересы могут быть затронуты
принимаемыми решениями (Selman, 2006). Отечественный опыт планирования с глубоким
учетом интересов землепользователей (в том числе неэкономических) невелик в связи с
относительно короткой историей частной собственности и неразвитостью
демократических процедур участия общества в принятии решений и общественных
слушаний. Последние предусмотрены законодательством и потому, рано или поздно,
станут привычной и конструктивной составляющей планировочного процесса. Тем не
менее, опыт оценки пригодности земель на ландшафтной основе еще в 1950-60-е гг.,
несмотря на отсутствие рыночных механизмов, показывает, что ландшафтная
гетерогенность увязывалась с такими экономическими аспектами как удаленность полей,
проходимость для техники, эффективность использования техники (Видина, Цесельчук,
1961; Пашканг и др., 1962). В схемах и проектах районных планировок, выполнявших
функции комплексного планирования в СССР, социальные аспекты, как и экологические,
аспекты оставались на втором плане, по сравнению с экономическими и в основном
упоминались в контексте культурно-бытового обслуживания населения (Районная
планировка, 1986; Перцик, 2006).
Отчетливый тренд последних десятилетий – осознание планирования как не
только междисциплинарной, но трансдисциплинарной сферы деятельности (Fry, 2001).
Под эти понимается не просто взаимодействие разных научных дисциплин
(природоведческих, гуманитарных) и синтез их знаний (т.е. междисциплинарное
исследование), но и выход процесса планирования за пределы научного сообщества,
сотрудничество в разработке решений с землепользователями и администраторами
 12

(Ahern, 2006). В странах, где большая часть земель находится в частной собственности,
причем размер владений небольшой, стало просто невозможным принятие каких-либо
решений без подробных согласований со всеми землевладельцами, хорошо знающих свои
права и добросовестно платящих налоги. Российское законодательство пока не
предусматривает четкую процедуру выявления заинтересованных сторон и
картографирования их интересов, ограничиваясь только информированием
общественности, регистрацией полученных комментариев и учетом замечаний и
предложений только в тех случаях, когда это будет сочтено целесообразным (Хотулева и
др., 2008).
Долгое время предметом для критики ландшафтных планов оставалось отсутствие
в них четко прописанных процедур реализации предлагаемых пространственных
решений. С течением времени стали разрабатываться процедуры внедрения принятых
решений и корректировки способов управления. Методы оценки пригодности были
дополнены описанием способов управления территорией, административных
механизмов и технологий мониторинга результатов принятых решений. Например, в
США к инструментам внедрения ландшафтных планов отнесены: зонирование,
«планируемое развитие угодья» (по сути – совмещение нескольких видов
землепользования), добровольные договоренности, льготы, приобретение земли, передача
прав на развитие, введение стандартов, выделение экологически чувствительных
(запретных) территорий (Steiner, 2008). Некоторые аналогии представлены в российском
законодательстве: например, обременения и ограничения пользования, правила
землепользования и застройки, правила выделения зон с особыми условиями
использования, защитных лесов, особо защитных участков леса и др.
Матрицы оценки пригодности включают оценку значимости факторов пригодности
для видов землепользования в категориях «критическая необходимость», «возможность»,
«желательность», «совместимость». Формулируются необходимые критерии для
осуществления вида деятельности, и, общая оценка пригодности дается по количеству
критериев, которым отвечает данный участок, причем процедура может быть
многоступенчатой.
Холистические методы управления экосистемами не только характеризуют и
оценивают поведение экосистем в условиях землепользования, но и подробно раскрывают
способы внедрения результатов оценки. Существенное значение придается
необходимости оценок влияния вышестоящих систем. Концепция адаптивного управления
экосистемами (Holling, 1978) включает процедуры отслеживания результатов принятых
решений и их корректировки. Применение концепции требует активного вовлечения
общества в процесс принятия решений и управления экосистемами.
Синтез экологической и социально-экономической информации, характерный для
оценки пригодности ландшафта с 1970-х гг., иллюстрируется, например, канадским АВС-
подходом (от слов «Abiotic», «Biotic», «Cultural»), предложенным Р. Дорни (Dorney,
1976). Он предусматривает четыре уровня интеграции данных. На первом уровне
происходит картографирование экосистем отдельно по биотическим, абиотическим и
культурным структурным и функциональным характеристикам (т.е. по составу и
процессам). На втором уровне производится оценка значимости и ограничений по
каждому из трех слоев. На третьем уровне составляются суммативные карты значимости и
экологических ограничений среды по трем группам критериев. Отражается совмещение в
пространстве мест концентрации ценностей, ограничений и видов землепользования. На
четвертом уровне формулируются предложения по управлению, в том числе зонирование,
экономическое стимулирование, контроль за развитием, оценка воздействия на среду,
размещение буферных зон, нормативное регулирование землепользования, выделение
природных резерватов. Сходная по принципам нидерландская Общая Экологическая
Модель (GEM) вносит существенные дополнения: анализирует взаимодействия между
природными и культурными процессами, подчеркивая функции экосистем, полезные для
 13

общества, ценности природных функций в глазах общества и способы минимизации

конфликтов. Ф. Стайнер называет экологическое планирование прикладной экологией
человека, которая призвана анализировать проблемы региона в тесной связи друг с
другом, с ландшафтом, с национальной политикой и экономикой. Термин «ландшафтный
план» в его понимании отражает стремление интегрировать, связать природные и
социальные интересы (Steiner, 2008, с. 20).
Австралийский подход SIRO-PLAN нацелен на выявление конфликтов интересов и
ценностей, поиск разумного баланса общественных интересов и потому делает особый
акцент на обоснования процедур участия общества в планировочном процессе (Austin,
Cocks, 1978). Он подразумевает, что ценности определяются не внутренними свойствами
ландшафта (что было положено в основу подхода Я. МакХарга), а зависят от ситуации.
Для каждой планировочной зоны и каждого типа землепользования оценивается
соответствие целям выбранной политики, каждая из которых оценивается по
относительной важности, и общественным интересам. Метод применялся в основном для
охраняемых природных территорий и для локального планирования (Lambert et al., 1996).
Усиление социальной составляющей ландшафтного планирования связано с
группой подходов прикладной экологии человека, возникших как реакция на
игнорирование методами оценки пригодности особенностей восприятия ландшафтов
разными социальными группами. Подходы прикладной экологии человека принимают во
внимание тот факт, что человек, будучи одним из видов живой природы, тем не менее, не
полностью контролируется действующими в ней биологическими и физическими
процессам. Различающиеся системы ценностей в разных обществах существенно влияют
на способы адаптации к ландшафту и его использования. По мнению Дж. Янга,
прикладная экология человека синтезирует знания о человеке как: а) одном из
биологических видов, б) доминантном виде экосистем, в) существе, взаимодействующим
со средой иными способами, чем все остальные виды (Young, 1983). Культура
рассматривается как инструмент взаимодействия человека с природой тремя способами:
через нормативное регулирование, через поведение и через материальную и
нематериальную продукцию (искусство, умения, технологии и др.) (Ndubisi, 2002). Разные
сценарии землепользования отражают разные адаптивные стратегии и поведенческие
мотивы общества. Сам Я. МакХарг, разработавший в 1960-е гг. первые методы оценки
пригодности ландшафта, довольно быстро осознал недостаток в них социально-
культурной составляющей. К началу 1980-х гг. он и его последователи, развивая триаду
шотландского планировщика П. Геддеса «человек-работа-место» (Geddes, 1915),
включают в алгоритм матрицу, сопоставляющую землепользование, культурные ценности
общества и восприятие им ландшафта, что позволяет учесть обратные связи между
обществом и средой и определить социальные группы, выигрывающие и проигрывающие
от планировочных решений (McHarg, 1981; Berger, 1976; Rose et al., 1978). Идея
адаптации деятельности человека к ландшафту, таким образом, приобретает не только
экологическую, но и культурную составляющую. К настоящему времени учет ментальных
особенностей общества в планировании получает развитие в концепциях культурного
ландшафта (Калуцков, 2008; Andreychouk, 2015), эстетики ландшафта (Terkenli, 2001;
Николаев, 2005; Makhzoumi, Pungetti, 2005; Selman, 2006; Колбовский, 2008),
вернакулярного региона (Гродзинський, 2005), перцепции ландшафта (Buijs et al., 2006;
Howleya et al., 2012).
М.Е. Кулешовой (2002) сформулированы принципы планирования культурного
ландшафта:
 признание неразрывности и целостности культурного ландшафта, учета
всего многообразия смешанных форм наследия, сочетающих в себе природные и
культурные ценности;
 приоритет культурного ландшафта в сфере управления историко-культур-
ным наследием;
 14

 признание коренного местного населения в качестве неотъемлемой со-

ставляющей историко-культурной среды, а его участия в воссоздании и
воспроизводстве культурных ценностей территории — обязательным условием политики
управления;
 дифференцированный подход к различным типам культурного наследия,
специфика и особенности которых определяют выбор стратегии действий меры
охраны.
Итак, ландшафтное планирование начала XXI века – междисципдинарная и
трансдисциплинарная сфера деятельности по управлению ландшафтом, признающая
необходимость учета экологических, социальных, экономических, культурных ценностей.

От монофункционального планирования к многофункциональному

Ландшафтное планирование 1960-80-х гг. (например, словацкая методология

LANDEP (Ružička, Miklos, 1982), американская METLAND (Fabos et al., 1978), канадская
ABC (Dorney, 1977)) изначально было ориентировано на подбор оптимального типа
использования для каждой пространственной единицы. Это получило выражение в
многочисленных вариантах методов оценки пригодности, не предусматривавших, как
правило, многофункционального использования пространственной единицы. Зонирование
выступало как основной инструмент снижения конфликтности землепользования путем
«разведения» конфликтующих сторон в пространстве и извлечения максимально
возможной выгоды из каждого участка (Рекомендации…, 1977; Turner, 1996; Selman,
2006). Иначе говоря, абсолютизировалась некоторая главная ценность места, выявленная
путем сравнения возможностей и ограничений. Неявно подразумевалось, что разные виды
землепользования могут существовать относительно автономно друг от друга.
Неслучайно широко распространенные классификации антропогенных ландшафтов
Ф.Н. Милькова (1973), В.А. Николаева (2008) основаны на наличии главной
хозяйственной функции: сельскохозяйственной, лесохозяйственной, рекреационной,
промышленной и т. д. Этот подход закреплен и в законодательстве о территориальном
планировании в разных странах. Например, Градостроительный кодекс РФ
предусматривает функциональное зонирование для объектов территориального
планирования муниципального уровня. Примером пространственной организации,
нацеленной на максимальное удаление трудносовместимых видов землепользования,
является модель поляризованного ландшафта Б.Б. Родомана (1974). За пределами России
она рассматривается как одна из главных теоретических основ планирования
экологических сетей на сильнотрансформированных территориях с господством крупных
монофункциональных хозяйственных единиц (Mander et al., 1988; Jongman, 2001; Selman,
2006). Сходная идеология заключена в моделях пространственной организации,
предложенных в Нидерландах (van Buuren, Kekstra, 1993), США (Forman, 2011). Такой
подход, безусловно, во многих ситуациях конструктивен и даже является единственно
приемлемым, особенно для целей строгой охраны природы. Однако абсолютизация
основной хозяйственной функции пространственной единицы, закрепленная в
нормативных документах территориального планирования, во многих ситуациях может
оборачиваться игнорированием других возможных функций. Наиболее яркий пример –
лесохозяйственные ландшафты, которые в соответствии с результатами зонирования
часто воспринимаются как «источник бревен» (Ярошенко, 1998) и потому подвергаются
сплошным рубкам, не учитывающим значимость лесов для охотничье-рыболовного
хозяйства, сбора недревесных ресурсов, рекреации, регулирования стока и климата,
миграций животных и т. п. Не менее обычна и обратная ситуация, когда абсолютизация
природоохранной функции вызывает экономическую деградацию, обнищание и отток
населения, рост социальной конфликтности.
 15

Начало XXI века ознаменовалось существенным изменением в понимании

функций ландшафта, что проявилось во всплеске интереса к идее
многофункциональности. Немецкий исследователь В.Хабер еще с начала 1970-х гг.
развивая концепцию дифференцированного землепользования (Differential Land Use),
высказывал идею, что монофункциональный ландшафт создает больше негативных
экологических эффектов, чем многофункциональный (Haber, 1972, цит. по: Kronert, 2001).
Концепция дифференцированного землепользования родственна концепции Ю. Одума,
которая также предусматривает выделение в ландшафте не только продуцирующих
(плантации, поля…), нежизненных (промышленные зоны, город…) и защищающих
(природные резерваты) единиц, но и буферных единиц с комбинированием функций. По
мнению Хабера, доминирующая функция землепользования как минимум на 10-15%
площади должна сочетаться с другими функциями. Доминирующее землепользование не
должно формировать слишком крупные монотонные угодья. В советской школе районной
планировки (Районная планировка…, 1986) также предполагалось, что для сохранения
экологического равновесия важно стремиться к определенному соотношению между
территориями с интенсивной эксплуатацией, экстенсивным использованием и открытыми
пространствами. Многофункциональность рассматривается в трех аспектах:
одновременность видов землепользования, их сосуществование в пространстве и
взаимодействие между собой (Haines-Young, Potschin, 2000). Накопился большой
материал, показывающий, что в условиях большой плотности населения и пересечения
интересов обостряется необходимость отношения к ландшафту как к
многофункциональной системе (Brandt et al., 2000; Kronert, 2001; Fry, 2001; Pinto-Correia,
Vos, 2004; International…, 2005; Позаченюк, 2006; Selman, 2006). Ландшафтное
планирование выступает как инструмент интегрального планирования, цель которого –
согласование интересов землепользователей (Кочуров, 1999; von Haaren et al., 2008),
представляет собой искусство взаимоприспособления видов землепользования для
создания гармоничных мест (Turner, 1987). Идея согласования интересов
землепользователей лежит в основе и отечественных процедур межхозяйственного
землеустройства – к сожалению, ограниченно применяемых (Волков, 2013).
«Ландшафтный план рассматривается как нечто большее, чем просто план
землепользования, именно потому, что отражает пересечение и интеграцию разных видов
землепользования» (Steiner, 2008, с. 20). Иначе говоря, одной из основных в ландшафтном
планировании становится идея совместимости видов землепользования. Например,
метод анализа экологических рисков (Ecological Risk Assessment - ERA), разработанный в
конце 1970-х гг. в Германии, позволяет, наряду с экологически чувствительными
территориями и территориями с конфликтами землепользования, выделять территории с
сочетанием взаимодополняющих функций (Kronert, 2001). Следует отметить, что в
отечественной литературе по районной планировке для решения вопроса о
сосуществовании отраслей предлагался принцип субоптимальности, требующий от
землепользователей не стремиться к абсолютизации своих интересов, а к разумному их
сокращению в целях снижения конфликтности (Перцик, 2006), предлагались принципы
согласования интересов («разумных уступок в спорных вопросах») между органами
власти разного уровня в организации территории регионов (Районная планировка…,
1986).
Итак, преобладавший ранее поиск единственного наиболее оптимального вида
использования для пространственной единицы в современных ландшафтных планах
замещается оценкой возможности компромиссных решений на основе идеи
совместимости интересов нескольких землепользователей и экологических функций
ландшафта.
 16

От оценок, основанных на собственных свойствах земельного угодья и

«вертикальных отношениях» между компонентами, к оценкам «горизонтальных»
взаимодействий

Ранние методологии территориального планирования были направлены на оценку

пригодности пространственных единиц для разных видов землепользования и выбор
оптимального землепользования. При этом основные выводы делались на основе оценок
собственных свойств пространственной единицы. Я. МакХарг исходил из того, что для
каждого участка ландшафта можно определить естественные изначально внутренне
присущие ему свойства, которые создают возможности или ограничения для того или
иного вида землепользования (McHarg, 1969). В австралийской методологии SIRO-PLAN,
наоборот, считалось, что оценка пригодности не может зависеть от неких внутренне
присущих свойств, а полностью зависит от социально-экономической среды и
политической обстановки. Оба подхода довольно скоро после их возникновения
подвергались критике за отсутствие внимания к взаимодействию пространственной
единицы с соседними территориями (Compagnoli, 1986). Из понимания открытого
характера экосистем следовало, что обмен веществом и энергией между
пространственными единицами должен вносить коррективы в оценки пригодности,
полученные исключительно по внутренним свойствам или с поправкой на особенности
текущей социально-экономической ситуации.
На ранних этапах развития прикладного экосистемного подхода потокам вещества
было уделено внимание в модели Ю. Одума. Признавая неизбежность конфликтных
ситуаций между землепользователями и охраной ресурсов, он предложил принцип
размещения землепользования, основанный на разных экологических функциях видов
землепользования. Зрелые естественные экосистемы выполняют функцию защищающей
среды, молодые экосистемы – функцию продукции, многофункциональные – функцию
компромиссной среды; кроме того выделена урбано-индустриальная среда.
Функциональная роль каждого из этих типов определяется разнонаправленными
биогеохимическими циклами и потоками энергии. Вместе четыре типа экосистем
образуют взаимодополняющее единство, то есть реализуется идея необходимого
разнообразия ландшафта, присутствовавшая еще в конце XIX века у Докучаева. В
процедурах районной планировки в СССР также предусматривались функциональные
зоны родственного назначения: интенсивного хозяйственного освоения с максимально
допустимым преобразованием среды (но с необходимыми защитными зонами),
экстенсивного освоения и сдержанного антропогенного воздействия, ограниченного
освоения и максимального сохранения природной среды (Районная планировка, 1986).
У. Хендрикс и соавторы модифицировали модель Одума с учетом представления об
открытом характере экосистемы, которая не просто продуцирует органическое вещество,
но и подвержена привносу и выносу вещества со стоком и эрозией (Hendrix et al., 1988). С
учетом обмена с другими экосистемами делался вывод о совместимости продукционного
потенциала с конкретными видами сельскохозяйственного и лесохозяйственного
использования. Однако дальнейшее развитие прикладного экосистемного подхода пошло
по пути моделирования в основном вертикальных связей между компонентами экосистем
(Kronert, 2001) и расчета емкости экосистемы по отношению к разным видам нагрузок на
основании математических зависимостей. Слабой стороной прикладного экосистемного
подхода, опирающегося на работы Ю. Одума, считается недостаточное понимание того,
как пространственная организация экосистем влияет на экологические процессы, и слабое
внимание к формированию культурной и визуальной идентичности экосистем (что также
требовало внимания к пространственной организации территории).
Тем не менее, «межсистемная», или «горизонтальная», составляющая
ландшафтного планирования с течением времени получает все большее развитие в рамках
применения концепций ландшафтоведения и ландшафтной экологии (landscape ecology),
 17

которые по сути своей изначально концентрировали внимание на пространственных

взаимодействиях, латеральных потоках вещества, значимости эмерджентных эффектов
пространственной структуры, проявляющихся на разных иерархических уровнях.
Несмотря на то, что организационно ландшафтоведение оформилось лишь в 1940-е гг., а
англоязычная ландшафтная экология – к началу 1980-х гг., ключевые их концепции
находили применение в территориальном планировании и, особенно в отраслевом
планировании, в течение всего ХХ века. В современной классификации эти концепции
объединяют в группу прикладных ландшафтно-экологических подходов (Ndubisi,
2002), которые комбинирует пространственный подход географии с функциональным
подходом экологии при ключевой роли понятий «гетерогенная среда», «ландшафтная
мозаика» (Forman, 2006; Farina, 1998; Turner et al., 2001; Ahern, 2006; Burel, Baudry, 2004;
Makhzoumi, Pungetti, 2005). Латеральные отношения между пространственными
единицами рассматриваются как основание для существенной корректировки
планировочных решений, принятых только по оценке пригодности по внутренним
свойствам угодья (Zonneveld, 1995; Smyth, Dumanski, 1993). Отношения между
различными геосистемами, объединенными в единую территориальную систему, могут
быть нейтральными, соответствующими, т.е. дополняющими друг друга, и
конкурирующими — препятствующими или ограничивающими возможности
функционирования (Позаченюк, 2006).
Приведем примеры нескольких важнейших групп исследований, которые
формально были ориентированы на интересы одной из отраслей, а фактически –
представляли собой ландшафтные планы регулирования латеральных потоков в целях
многофункционального землепользования и охраны ландшафта.
Польский исследователь D. Chlapowski еще в 1820-х гг. разрабатывал проекты
лесоразведения в агроландшафтах, подчеркивая их многофункциональную роль для
сельского хозяйства, защиты животных, регулирования скорости ветра, пейзажности и
даже военных целей (Balazy, 2002). В русскоязычной науке внимание к латеральным
взаимодействиям в принятии планировочных решений восходит к работам В.В. Докучаева
по пространственной организации агроландшафта, которые, как известно, были
стимулированы обострением проблем засух, неурожаев и голода в конце XIX в, причем в
самых плодородных районах России. Его идеи о создании лесополос и прудов были
нацелены на конструирование элементов ландшафта, которые ценны для сельского
хозяйства именно латеральными эффектами – как инструмент регулирования ветров,
снегонакопления, уровня грунтовых вод на примыкающих угодьях, стока в эрозионных
формах рельефа (Докучаев, 1951). Родственная идея «зеленых поясов» для
урбанизированных районов широко применялась в региональном планировании в США с
1930-х гг. В процессе выхода из экономической депрессии, особенно в связи с резким
обострением проблем эрозии и дефляции почв, в США получил развитие подход к защите
агроландшафта, сходный с докучаевским. В СССР в 1940-50-е гг. также был осуществлен
общенациональный проект полезащитного лесоразведения, который в лучших своих
вариантах был реализацией ландшафтной идеи о взаимозависимости и
взаимодополнительности пространственных элементов ландшафта (Арманд, 1961). В годы
освоения целинных и залежных земель страна столкнулась с проблемами эрозии и
дефляции (в масштабах, сопоставимых с пыльными бурями в США 1920-30-х гг.),
которые решались как путем конструирования пространственной организации
агроландшафта, так и агротехническими способами (Бараев и др., 1963; Васильев,
Ибрагимов, 1965). Материалы исследований целинных земель дали большой материал к
построению методологии оценки пригодности ландшафтных единиц, адаптации к их
внутренним свойствам новых сельскохозяйственных производств и рациональной
пространственной организации (Николаев, 2011). Другая группа планировочных
исследований для целей адаптации сельского хозяйства к ландшафтной структуре была
 18

реализована в 1950-1960-х гг. на основе концепции морфологической структуры

ландшафта в центральных районах европейской части России (Видина, Цесельчук, 1961).
Ландшафтно-геохимическим подходом к планированию пространственной
организации ландшафта в центр внимания поставлен вопрос регулирования латеральных
потоков путем создания, сохранения или восстановления буферных зон, способных
изолировать нежелательный поток от уязвимых и/или ценных природных и
хозяйственных объектов. Идея буферных зон в широком смысле сейчас занимает одно из
ключевых мест в ландшафтном планировании (Ryszkowski, 2002). М.А. Глазовской (1983)
предложено понятие «технобиогеом» для природных комплексов, сходных по реакции на
техногенное воздействие, Н.П. Солнцевой (1982) – принцип совместимости природных и
техногенных потоков. Эти понятия, вместе с понятиями катены, каскадной ландшафтно-
геохимической системы, арены создают теоретический каркас для определения
допустимости того или иного вида пользования в пределах пространственной единицы
как части потоковой системы и для оценки ее потенциальной буферной роли. В узком
ландшафтно-геохимическом понимании буферную функцию выполняют геохимические
барьеры, способные задержать потоки растворенных и взвешенных веществ, в широком –
природные комплексы, регулирующие интенсивность стока, эрозии, биологического
поглощения (Глазовская, 1988; Forman, 2006; Ryszkowski, 2002; Bentrup et al., 2006; Baker
et al., 2006; Weller et al., 2007). Основное значение этих концепций для ландшафтного
планирования видится в создании важнейшего инструмента регулирования потоков и
защиты уязвимых объектов – конструировании (или поддержании) ландшафтных
соседств, блокирующих или фильтрующих нежелательные потоки и стимулирующих
благоприятные. Пространственные решения обязательно исходят не только из
собственных свойств пространственной единицы, но и из ее функциональных связей с
соседними единицами. Так, на защитную роль непригодных для использования ивняков
прирусловых валов по отношению к хозяйственным объектам на поймах обращали
внимание более полувека назад (Позднеева, 1963). В методологии районных планировок
большое внимание уделялось созданию разнообразных буферных зон для экранирования
вредных шумовых, электромагнитных и др. воздействий (Районная планировка, 1986).
Литовский исследователь Г.В. Паулюкявичюс (1989) предложил типовые решения по
размещению и минимально необходимой ширине водоохранных и противоэрозионных
лесополос с учетом длины, крутизны и формы склона, степени обезлесенности склонов
выше и ниже лесополосы и водораздельных поверхностей, характера берега водоема.
Польские исследователи разработали модели пространственной структуры ландшафта с
биогеохимическими барьерами, обеспечивающей перехват потоков веществ, смываемых с
полей, на пути к водоемам (Ryszkowski, Bartoszewicz, 1987; Ryszkowski et al., 1999).
Методология FESLM (Framework for Evaluating Sustainable Land Management),
разработанная ФАО, при принятии планировочных решений предусматривает разделение
эффектов, которые земельная единица оказывает на удаленные единицы и, наоборот,
испытывает от удаленных единиц, соответственно, активные и пассивные удаленные
эффекты (Smyth, Dumanski, 1993). К настоящему времени создание и сохранение
буферных зон между уязвимыми объектами и источниками негативного влияния
рассматривается как один из ключевых инструментов комплексного и отраслевого
территориального планирования (Чибилев, 1992; Курбатова, 2004; Будник, 2007;
Позаченюк и др., 2013; Голубцов, Чорний, 2014).
Концепция гидрологической структуры ландшафта, разработанные на примере
мелиорируемых земель в Нидерландах, (Toth, 1990; van Buuren, Kekstra, 1993),
подразумевает, что потоки поверхностных и грунтовых вод формируют специфические
ландшафтные структуры, поскольку переносят потоки химических веществ.
Характеристики этих структур определяют экологические градиенты для растительного
покрова и животных. Концепция была использована для гидрологического подхода к
ландшафтному планированию. Ландшафтный каркас, поддерживающий устойчивое
 19

водоснабжение, располагается среди интенсивно используемых земель и диктуется

границами ландшафтно-гидрологических структур, которые более однозначны и
постоянны, чем другие ландшафтные границы. Основная задача – минимизация
негативных воздействий, которые переносятся водными потоками. Размещение видов
землепользования и охраняемых элементов ландшафта увязывается с системой
рассеивания и накопления влаги, зонами инфильтрации и разгрузки грунтовых вод,
взаиморасположением полей и элементов каркаса относительно потоков, фильтрующей
функцией болот по отношению к загрязнению. Очевидно родство этой концепции с
другими разработками в области планирования по бассейнам с использованием понятия о
гидрологическом функционировании ландшафта (Антипов, Федоров, 2000; Антипов и др.,
2007; Malanson, 1993; Корытный, 1993; Miklós et al., 2007; Бондаренко и др., 2010; Сысуев
и др., 2011; Рулев и др., 2011).
Подобный подход, подразумевающий приоритетное внимание к латеральным
связям, но уже в живой природе, развивается в последние десятилетия и в планировании
экологических сетей. Под влиянием развития ландшафтной экологии, происходит
перенесение акцента с выделения отдельных ключевых территорий на создание
оптимальной мозаики, предусматривающей наличие буферных зон между ключевыми
местообитаниями и матрицей, связность пятен (patch) коридорами (Buček, Lačina, 1992;
Jongman, 2001; Forman, 2006; Ahern, 2006). Подходы ландшафтной экологии, изначально
развивавшиеся как биоцентричные, на самом деле оказываются конструктивными не
только для целей охраны живой природы, но и для пространственной организации
многофункционального землепользования в целом. В книге Драмстада с соавторами
(Dramstad et al., 1996) приведены 55 ландшафтно-экологических принципов принятия
решения при размещении хозяйственных объектов, сводящиеся к управлению
пространственными свойствами пятен, коридоров, границ и окраин, ландшафтной
мозаики. Раскрываются значимость конфигурации, размеров, соседств, буферных зон,
связности для обеспечения, прежде всего, беспрепятственной миграции животных, но
также – защиты водоемов, предотвращения нежелательных инвазий, доступности к
значимым объектам, биоразнообразия, регулирования интенсивности нежелательных
потоков. В отличие от метапопуляционной теории Р. Левинса, матричная концепция
ландшафтной экологии придает большое значение варьированию качества местообитаний
(пятен - patch) и окружающего их пространства (матрицы - matrix), краевым (edge) и
ядровым (core) эффектам, влиянию гетерогенности ландшафта на связность
местообитаний и следовательно на жизнеспособность популяций (Wiens, 1997; Bottrill et
al., 2006), а в расширительном толковании – и на множество других функций ландшафта.
Каждый из компонентов ландшафта в представлении матричной концепции выполняет
особые экологические функции. Размеры, конфигурация пятен определяют биомассу,
продуктивность, запас питательных веществ, видовой состав и биологическое
разнообразие. Параметры коридоров контролируют проводимость и барьерные функции.
Матрица определяет ландшафтную динамику.
Ландшафтно-экологические концепции в Словакии и Чехии используются для
создания территориальных систем экологической стабильности (TSES) с выделением
биокоридоров, биоцентров (наиболее значимых местообитаний и узлов пересечения
разнонаправленных коридоров), буферных зон. TSES имеют нормативный статус и
проектируются по пяти критериям: 1) разнообразие потенциальных природных экосистем,
2) пространственные связи биоты в ландшафте, 3) пространственные параметры, 4)
текущее состояние ландшафта, 5) социоэкономические ограничения и намерения
(Izakovičová, 2007; Buček et al., 2012).
Р. Форманом предложен принцип «агрегирования с выбросами» (aggregate-with-
outliers). Он рекомендует, чтобы ландшафтный план обеспечивал: а) несколько крупных
пятен естественной растительности, б) широкие коридоры растительности вдоль водных
потоков, в) связность между крупными местообитаниями для перемещения животных по
 20

коридорам, г) гетерогенные островки природы среди антропогенно-преобразованных

территорий (Forman, 2006). Концепция предлагает пространственные планировочные
решения по созданию разнообразных типов границ между природными и антропогенными
угодьями.
Присущие ландшафтно-экологическому подходу понятия имеют более широкое
значение для пространственного планирования, чем проектирование экологических сетей.
В отечественных процедурах районной планировки понятия «узлы», «связи» и «зоны»
рассматривались как основные типологические элементы планировочной структуры
(Районная планировка, 1986).
Механизмы латеральных взаимодействий пространственных единиц нашли
отражение с 1970-х гг. в ряде широко известных методов планирования через введение
таких оценочных критериев как «опасность» (hazard) в модели Ю. Фабоша METLAND
(Fabos et al., 1978) и «стресс» в модели М. Ружички и Л. Миклоша LANDEP (Ružička,
Mikloš, 1982). Последняя предусматривает на одном из этапов («вторичное предложение»)
корректировку оценки пригодности с учетом взаимодействия пространственной единицы
с соседними.
Латеральные отношения между пространственными единицами, интерес к которым
возрастал по мере развития ландшафтного планирования, по сути, представляют частный
случай более общего свойства природных систем – их иерархической организации. Если
две пространственные единицы обмениваются веществом или существует односторонний
поток, то они являются функциональными частями системы более высокого ранга. Для
ландшафтного планирования оказались особенно важными несколько сюжетов, связанных
с иерархической организацией, которые были введены в алгоритм оценок.
Во-первых, это обсуждавшееся выше ландшафтное соседство. Оно учитывается
при оценке входящих (по отношению к анализируемой пространственной единице) и
исходящих угроз и буферной роли пространственных единиц на путях миграции вещества
либо, наоборот, соседства, необходимого для поддержания благополучного состояния.
Конструктивную роль в развитии этого критерия сыграла концепция катены.
Во-вторых, это поиск оптимального иерархического ранга пространственных
единиц, для которого разрабатываются планировочные решения. В отечественной
литературе эта проблеме начало уделяться повышенное внимание вскоре после появления
концепции морфологической структуры ландшафта при изучении возможностей ее
применения к целям сельского хозяйства (Видина, Цесельчук, 1961), охотничьего
хозяйства (Кузякин, 1972), лесного хозяйства (Зиганшин, 2005; Киреев, Сергеева, 1992;
Киреев, 2012). В широком смысле, выбор пространственной единицы планирования
осложняется противоречием между точечным масштабом сбора данных и региональным
масштабом принятия пространственных решений (Wu, David, 2002).
В-третьих, иерархическая организация учитывается при выявлении рамочных
условий для землепользования, создаваемые процессами в природных и общественных
системах более высокого уровня. Яркими примерами служат: применение бассейнового
подхода для планирования пространственной организации в целях регулирования стока;
применение ландшафтно-экологической концепции связности биотопов для обеспечения
миграций животных в освоенном ландшафте; применение представлений о визуальной
среде для создания или охраны эстетически благоприятных историко-культурных
ландшафтов. С одной стороны, рамочные условия со стороны вышестоящей системы – это
присущее ей эмерджентное свойство, которое должно быть сохранено или усилено
планировочным решением о судьбе конкретного угодья (например, восстановление
связности биотопов). С другой стороны – это допустимый диапазон состояний, за пределы
которого нельзя выходить при планировании использования угодья (например,
допустимость выращивания водоемкой культуры в днище котловины усыхающего озера).
В-четвертых, представление об иерархической организации позволяет
конкретизировать ключевые понятия планирования «лимит» («ограничение» - constraint),
 21

«значимость» (significance) для оценки пространственных единиц в категориях

«типичность», «репрезентативность», «редкость», «уникальность». Речь идет о
географической распространенности пространственной единицы определенного типа в
пределах какой-либо более крупной физико-географической или административной
единицы, либо о ее особой контролирующей функции для больших территорий. Эти
понятия необходимы для принятия решений о структуре сети ООПТ, экологического
каркаса, допустимости коренной трансформации элемента ландшафта каким-либо видом
хозяйственной деятельности, планировании туристической инфраструктуры для объектов
с уникальными эстетическими свойствами и т. п.
Таким образом, если в определенный период прогресс в процедурах ландшафтного
планирования был связан с введением инструментов учета латеральных взаимодействий и
соседств, то на следующем этапе был реализован более широкий взгляд на основе идеи
иерархичности и полимасштабности планирования. Такой подход должен учитывать
включенность пространственной единицы в системы разного типа и разного
иерархического ранга. Развитие полимасштабного подхода соответствует требованиям
системного взгляда на природу, так как лучше характеризует отношения части и целого,
взаимозависимости, обеспечивает анализ контекста (Ndubisi, 2002). Свойства ландшафта
не могут быть поняты в изоляции от более широкого пространства – как визуально, так и
функционально («место в контексте») (Selman, 2006; Lein, 2006; Makhzoumi, Pungetti,
2005; Bastian, Steinhardt, 2002; Ryszkowski, 2002). В этом контексте, например, возникло
британское понятие территории выдающейся естественной красоты (Areas of
Outstanding Natural Beauty - AONB) как освоенная территория в пространстве между особо
охраняемыми территориями, но выполняющая важные экологические и эстетические
функции (Selman, 2006). Р. Лоуренс (Lowrance et al., 1986), разработал иерархический
подход к сельскохозяйственному планированию. Ф. Стайнер в схему процесса
экологического планирования ввел два уровня инвентаризации и анализа – локальный и
региональный (Steiner, 2008). Он увязал иерархический уровень пространственных
единиц с их динамикой: более долгоживущие широкомасштабные явления
детерминируют поведение более «эфемерных» узколокальных. Эта идея присутствует и
во взгляде российской школы на устойчивость ландшафтов (Солнцев, 1984) и в других
национальных школах ландшафтных исследований (Burel, Baudry, 2004; Forman, 2006;
Bastian, Steinhardt, 2002; Ružička, Mišovičova, 2006).
Итак, один из важнейших трендов в территориальном планировании состоит в
возрастании внимания, которое уделяется горизонтальным отношениям между
ландшафтными единицами. Экосистемный подход, ориентированный на связи
компонентов экосистемы, дополняется ландшафтно-экологическим, опирающимся на
анализ пространственной структуры и обмена веществом и энергией между смежными
пространственными единицами. В широком смысле наблюдается переход от
одномасштабных оценок структуры и функционирования ландшафта к полимасштабным.

От исследования наложения эффектов к методам нелинейного оценивания

взаимодействий характеристик ландшафта

Ранние методы оценки пригодности (например, Я. МакХарга) рассматривали

характеристики экосистемы как взаимонезависимые и не предусматривали возможность
кумулятивных эффектов в результате взаимодействия процессов в ландшафте.
Преимущественное применение имели два метода анализа отношений между
характеристиками ландшафта: порядковая комбинация и линейная комбинация.
Порядковая комбинация была вариантом метода наложения слоев оценочной
информации, разработанного еще в XIX веке Ф.Л. Олмстедом и Ч. Эллиотом. Метод
предусматривает ранжирование значений каждой характеристики для каждого вида
землепользования и последующее комбинирование полученных карт. Метод порядковой
 22

комбинации не утратил значения до сих пор. Он используется, например, в немецком

подходе к ландшафтному планированию (von Haaren et al., 2008) и его модификациях
применительно к российской специфике (Ландшафтное…, 2006; Дедков, Федоров, 2006;
Семенов и др., 2013) при комбинации оценок чувствительности и значимости,
полученных для отдельных компонентов ландшафта. Линейная комбинация учитывает
относительную значимость каждой характеристики для оценки пригодности и вводит
множитель-вес для каждой из них (Осипов, 2017). Единый масштаб обеспечивается
выражением каждой характеристики через долю от максимально возможной. Оценки
проводятся на допущении взаимонезависимости характеристик, что было предметом
критики.
Качественный скачок в способах интерпретации свойств ландшафта связан с
развитием прикладного экосистемного подхода к ландшафтному планированию. Он
уделяет основное внимание математическому моделированию взаимосвязей структурных
и функциональных характеристик. Это позволяет определять критические пороги
допустимых воздействий и устанавливать несущую способность, или емкость (carrying
capacity), ландшафта (Smyth, Dumanski, 1993). Ключевое влияние на развитие этого
подхода оказали работы Ф. Борманна, Дж. Лайкенса (Likens, Bormann, 1995) и Ю. Одума
(Odum, 1969) по исследованию динамики экосистем. Прикладной экосистемный подход
исходит из концепции экосистемы как системы взаимодействия человека и природы со
способностью к саморегуляции и ограниченной способностью к восстановлению. В
анализе потенциального отклика на естественные и антропогенные воздействия
центральное место занимают потоки вещества и энергии и влияние человека на их
количество, качество и траектории, понятия «устойчивость» и «равновесие». Анализ
несущей способности (емкости) как планировочный инструмент изучает эффекты роста
воздействий (количество, тип, расположение, качество) на природные и антропогенные
среды для того чтобы выявить критические пороги, при превышении которых здоровье
общества, безопасность и благополучие будут испытывать угрозы, вызванные серьезными
экологическими проблемами, пока не будут произведены изменения в инвестициях,
государственном регулировании и поведении человека (Schneider et al., 1978). О несущей
способности говорят также как о максимально возможной доле изъятия ресурсов сброса
отходов без ущерба функциональной целостности и продуктивности экосистем (Rees,
1992). Понятие особенно широко используется в популяционной экологии и
рекреационном планировании. Например, определение рекреационной емкости (Чижова,
2011) имеет три взаимонезависимых аспекта: цели управления, отношение посетителей и
биофизические ресурсы (Lime, Stankey, 1971). Интерес к понятию существенно возрос при
появлении концепции устойчивого развития, кумулятивного экологического эффекта.
Развитием является понятие экологического следа (Rees, 1992).
Для оценки емкости ландшафта в рамках прикладного экосистемного подхода
разработан ряд новых инструментов анализа отношений между характеристиками
ландшафта (Ndubisi, 2002). Нелинейная комбинация учитывает возможные взаимные
влияния характеристик с применением математических функций (например, при расчете
эрозионных потерь почвы в зависимости от уклона, типа почв и ландшафтного покрова).
Факторная комбинация использует выделение гомогенных пространственных единиц по
комбинациям ряда характеристик, прежде чем ранжировать единицы по пригодности. Для
каждой пространственной единицы разрабатываются правила управления.
Разрабатываются правила комбинации характеристик, которые определяют логику
комбинирования экологических, социальных, экономических, эстетических характеристик
для оценки пригодности. Характеристики также комбинируются для выделения
гомогенных единиц, которые затем оцениваются на основании строгих критериев
(например, по допустимой крутизне склона, расстоянию до значимых объектов, наличию
значимых объектов). Для реализации перечисленных новых инструментов обычно
используются статистические методы – дескриптивные статистики, кластерный,
 23

регрессионный, факторный анализ. Они позволяют предсказывать свойства территории

при недостатке фактических данных. Непараметрические статистики используются для
порядковых или номинальных переменных (тип почв, оценка восприятия ландшафта
людьми и т.п.).
Особое место в исследовании нелинейных отношений занимает определение
эмерджентных свойств, которые не присущи элементам пространственной структуры по
отдельности и не являются суммой их свойств, но возникают как результат их
взаимодействия. Возможно, это один из самых сложных вопросов для ландшафтного
планирования, поскольку трудно подобрать достаточно большую статистическую
выборку для отделения влияния пространственных пропорций и взаиморасположения
элементов от остальных эффектов, влияющих на показатель «на выходе». Тем не менее,
интересные результаты есть.
Например, как основания для планировочных решений по оптимизации
пространственной структуры ландшафта можно рассматривать результаты исследований
влияния лесов на сток с использованием бассейнового подхода. Лес может способствовать
росту подземного стока и уменьшению поверхностного (следовательно – и сокращению
эрозии) за счет роста водопроницаемости почв и грунтов, задерживающей роли лесной
подстилки, сокращения скорости снеготаяния, сохранения более слабого промерзания
почв или непромерзания, росту минимального стока, сокращению максимумов половодья.
На водорегулирующую функцию леса может влиять не только лесистость, заозеренность,
заболоченность бассейна, но и расположение лесов в бассейне (Разин и др., 1981;
Курбатова, 2004). Большое влияние на рост популярности бассейнового подхода в
оказало многолетнее биогеохимическое исследования в модельном лесе Хаббард-Брук в
США с экспериментальными рубками (Likens, Bormann, 1995), позволившее выявить
влияние лесистости на сток растворенных веществ и наносов. В России подобные
исследования, хотя и в меньшем объеме, проводились в горных лесах Причерноморья
(Битюков, 2007).
Представления об оптимальной лесистости и оптимальном расположении лесов в
бассейне расходятся. По одним представлениям (разработанным на примере лесостепной
зоны Украины) существует оптимальный верхний предел лесистости, ниже которого рост
лесистости способствует росту водоохранных и водорегулирующих функций, а выше - их
снижению (Михович, 1981). По другим представлениям, разработанным на примере
лесной зоны, существует более или менее линейная связь лесистости с полезными
функциями леса по отношению к стоку (Рахманов, 1971, 1975). По третьим
представлениям зависимость стока от лесистости носит характер возрастания функций
только до некоторого критического значения. Относительно оптимального расположения
лесов в бассейне высказаны мнения как о желательности роста лесистости по
направлению к верхней части бассейна (Дубах, 1951), так и о желательности
равномерного распределения лесов по бассейну (Молчанов, 1966; Побединский, 1979).
Установлено, что на водорегулирующие функции леса оказывает влияние соотношение
хвойных и лиственных пород, пород с разной глубиной проникновения корней
(Побединский, 1979; Лебедев, 1964; Опритова, 1978). Почвы под лиственными и
смешанными лесами способны в большей степени задерживать влагу и снижать
поверхностный сток, чем под хвойными (Воронков, 1988). Смешанные древостои более
оптимальны для регулирования стока, чем однопородные (Воронков, 1988; Побединский,
1979). Суммарный сток максимален в лиственных лесах, средний в смешанных,
минимальный в хвойных (Воронков, 1988). В хвойных породах сток снижается за счет
большого испарения с крон. Водорегулирующие и водоохранные функции леса меняются
в ходе прохождения стадий восстановительной сукцессии и зависят от возраста лесного
массива и соотношения возрастных групп в бассейне. Считается, что водорегулирующей
функцией не обладают молодняки в возрасте до 10-15 (при некоторых условиях до 20-30)
лет. Максимальное испарение и сокращение стока свойственно лиственным лесам 30-50
 24

лет. Все перечисленные сведения свидетельствуют, что у планировщика лесопользования,

помимо нормативных требований (возраст рубки, срок примыкания, размер лесосеки и
т. д.), есть вполне доступные дополнительные пространственные инструменты по
регулированию режима и объема стока в бассейне реки: очередность лесопользования в
разных частях бассейна, предельная площадь рубок в течение короткого времени,
концентрация рубок в той или иной части бассейна, искусственное ускорение
лесовозобновление или предпочтение естественных механизмов и т. п. Подобное
пространственное планирование лесопользования в бассейне соответствует идее
многофункциональности ландшафта, так как сток – фактор и водоснабжения, и
судоходства, и рекреации, и рыболовства, и состояния водно-болотных местообитаний и
многих других явлений, важных как с социально-экономической, так и с экологической
точки зрения. Поэтому пространственное планирование лесопользования перестает быть
отраслевым планированием, а может работать на согласование интересов
землепользователей и защиту экологических ценностей. В такой же логике можно
представить планирование мозаики лесного ландшафта одновременно как способ
сохранения биологического разнообразия и оптимизации лесозаготовок, использования
рекреационных, охотничье-промысловых, недревесных ресурсов леса.
Подбор пропорций пространственных элементов ландшафта (точнее – угодий)
имеет значение для создания эмерджентного эффекта эстетически благоприятной среды, в
частности в национальных парках (Кулешова, 2002). Традиционно, со времен В.В.
Докучаева, пространственные соотношения видов угодий и природоохранных элементов
ландшафта находятся в центре внимания ландшафтного подхода к сельскохозяйственному
планированию и землеустройству (Докучаев, 1951; Чибилев, 1992; Колтунов, 1998;
Лисецкий, 2000; Будник, 2007; Иванов и др., 2008; Колбовский, 2008; Кирюшин, 2011,
2018)
Итак, в ландшафтном планировании последних десятилетий происходит переход от
простых линейных оценок взаимоотношений между свойствами природных и
общественных систем к разработке методов учета нелинейных кумулятивных
синергетических эффектов. Это способствует реализации идеи несущей способности
(емкости) ландшафта и использования эмерджентных свойств ландшафта как основания
для планировочных решений.

От поиска единственного оптимального места размещения к сравнительному

анализу альтернативных сценариев

Развитие ландшафтного планирования последней трети ХХ века шло по пути

усложнения процедуры выбора наилучшего вида землепользования. Развитие группы
методов оценки размещения (allocation-evaluation methods) позволило сравнивать
альтернативные варианты размещения и взаимодействия видов землепользования, в то
время как ранее просто подбиралось наилучшее место для вида землепользования.
Обязательной составляющей сравнения альтернативных вариантов является построение
сценариев развития территории с построением «дерева проблем» (Zonneveld, 1995). Новые
задачи потребовали разработки специальных информационных систем.
Метод экологического планирования, разработанный американскими
исследователями получил название «Информационная система для планирования»
(Information system for planning). Он предусматривал процедуру определения
оптимального размещения на основе информации о видах деятельности, их эффектах для
ландшафта и местных факторов (физических характеристик, взаимодействующих с
экологическими процессами) (Lyle, von Wodtke, 1974). В систему была интегрирована
оценки воздействия на окружающую среду (Environmental Impact Assessment – EIA) как
средство сокращения числа вариантов размещения для того, чтобы из оставшихся
 25

вариантов выбрать наименее экологически опасные. K. Стейниц и его группа (Steinitz et

al., 1976) разработали «Бостонскую информационную систему» для определения
оптимального размещения в соответствии с правилами, основанными на идентификации
экологически чувствительных территорий в соответствии с законодательными
требованиями. Ранжирование вариантов размещения производилось для каждого типа
землепользования на основании экономических оценок и социальных предпочтений.
Бостонская система была одним из первых примеров применения компьютерных
технологий для комбинирования на картах экологических и эстетических критериев.
Модель венгерско-американского исследователя Ю. Фабоша METLAND
(Metropolitan Landscape Planning Model) включает идентификацию ценных ресурсов,
оценку рисков, пригодности и экологической устойчивости к землепользованию,
сравнение альтернативных вариантов развития в соответствии с ценностями,
потребностями и целями (Fabos, Caswell, 1977; Fabos et al., 1978). Эта модель
сопровождалась одним из первых применений специальной компьютерной
картографической программы COMLUP. Система планирования для американского
сельского хозяйства LESA (Land Evaluation + Site Assessment) в разделе оценки места
требует ответов на вопросы, является ли предложенное размещение уникальным
безальтернативным или просто пригодным, и есть ли в окрестностях менее продуктивные
земли с похожими характеристиками (Steiner, 2008). При выборе решения оцениваются
позиционные факторы и согласованность предлагаемых решений с планами развития
административных единиц высокого иерархического уровня, степень совместимости
предлагаемого и существующего землепользования и с землепользованием на
примыкающих участках.
Словацкий метод LANDEP и его упрощенный вариант EET («экологическая оценка
территории») сравнивают альтернативные варианты размещения и рекомендуют
оптимальное решение по принципу «наименьшего зла», т.е. минимизации конфликтов с
учетом экономических реалий и требований экологической безопасности (Ruzička, Mikloš,
1982; Hrnčiarova, Izakovičova, 2000; Izakovičova, 2006). Предложения о размещении
формулируются на трех уровнях, что не предусматривалось более ранними методами
ландшафтного планирования. Первичное предложение («объективное») основано на
наилучшем соответствии ландшафтной единицы требованиям одной из отраслей.
Вторичное предложение («идеальное») корректирует первичное с учетом как
экологических (угроза ландшафту от планируемой деятельности), так и экономических
требований, например, к размеру угодий (для избегания неприемлемо высокой
мозаичности угодий), к соседству с другими видами землепользования. Третичное
предложение («оптимальное» и «детальное») формулирует меры по минимизации
негативного воздействия выбранного вида землепользования.
Итак, для современного ландшафтного планирования одним из ключевых стало
понятие «альтернатива». Решение о приоритете того или иного вида землепользования
при конфликте интересов в большой степени основывается не только на пригодности, но
на наличии или отсутствии альтернативных пространственных решений. Разумеется,
сравнительный анализ альтернатив размещения становится одним из основных предметом
предметов обсуждения плана группами заинтересованных землепользователей.

Рост разнообразия подходов к выделению пространственных единиц

планирования

Первоначальная ориентация на земельное угодье (land) как основную единицу с

течением времени была дополнена способов использования естественных ландшафтных
единиц, бассейнов. Выбор ландшафтных или бассейновых единиц определяется
конкретными планировочными задачами (Kronert, 2001).
 26

В группе методов оценки пригодности ландшафта одними из первых по времени

возникновения были «методы ландшафтных единиц и классификации ландшафтов»
(Ndubisi, 2002). Они были основаны на выделении гомогенных единиц на основе
комбинации природных и культурных характеристик независимо от возможных видов
землепользования, чтобы на следующем этапе к этим единицам привязывать
планировочные решения. Наиболее ранние иерархические концепции выделения
естественных единиц на генетической основе были разработаны в 1930-1950-хх гг. под
влиянием запросов со стороны сельского хозяйства. В СССР к их числу относится
экологическая типология земель (Раменский, 1938), морфологическая структура
ландшафта (Солнцев, 1948); в Австралии – концепция земельные единиц и земельных
систем (Christian, Stewart, 1947; Christian, 1958), в Великобритании – концепция «сайтов»
и регионов (Bourne, 1931, цит. по: Christian, 1958). Подход к выделению земельных
единиц, развивавшийся с 1940-х гг. в Австралии, позволял иметь основу для
планировочных решений для крупных территорий при недостатке данных о растительном
покрове и животном мире, поскольку использовал в основном геолого-
геоморфологические и почвенные критерии. Генетический подход наиболее применим
либо к ненарушенным территориям нового освоения, либо, наоборот, к наиболее
интенсивно используемым густонаселенным территориям с совершенной адаптацией
землепользования к ландшафтным единицам; однако ограниченно применим – к лишь
частично освоенным территориям (Christian, 1958). Однако примененная система
критериев оказалась лишь ограниченно применимой к задачам планирования в целях
охраны биологического разнообразия (Lambert et al., 1996). Разработки Дж. Ангус Хиллса
имели большое влияние на систему инвентаризации земель Канады, а впоследствии – и на
развитие общей идеологии планирования. В основу планирования он положил
естественные природные единицы – биофизические системы, разработал их иерархию на
основе свойств рельефа, горных пород, микроклимата (Hills, 1961). Родственные подходы
позже разработаны в Нидерландах (Zonneveld, 1989), США (Cleland et al., 1997).
Ф. Льюис в основу планирования положил единицы, выделяемые с учетом легко
воспринимаемых человеком свойств – растительного покрова и пейзажа (Lewis, 1964).
Оценки проводились в категориях возможностей и ограничений с учетом разного
восприятия ценностей разными группами населения.
В целом, к настоящему времени разнообразие подходов к выделению гомогенных
единиц существенно возрастает. Среди них различаются (Ndubisi, 2002) следующие
подходы.
а) По одной ключевой характеристике (например, метод Службы охраны
природных ресурсов США NRCS, основанный на оценке продукционной способности
почв), Подход NRCS основан на трех характеристиках почв: естественных ограничениях
для использования, ущербе в процессе использования и отклике на управление (Steiner,
2008). Несмотря на то, что классификация NRCS разработана для оценки почв, она долгое
время оставалась безальтернативно полным источником информации о свойствах
природной среды на локальном уровне и использовалась планировщиками,
архитекторами, инженерами (Steiner, 2008). Использованный подход сопоставим с
классификацией земель в СССР (Указания…, 1986), агропроизводственными
группировками В.М. Фридланда (1966) агроэкологической классификацией земель
В.И. Кирюшина (1996).
б) По множеству характеристик, связанных отношениями (подобно классификации
зон жизни Л. Холдриджа (Holdridge, 1966)).
в) Выделение естественных экологически гомогенных физиографических единиц
(классификация Хиллса, Зонневельда, Солнцева, Кристиана-Стюарта и др.).
г) с учетом социальных, культурных и экономических факторов (например, метод
LESA (Land Evaluation + Site Assessment), сочетающий оценку почв и экономическую
оценку сельскохозяйственного угодья с точки зрения расстояния до рынков и
 27

инфраструктуры, нормативов землепользования, земельной собственности и влияния

предполагаемого использования)
Под влиянием функционально-экологических исследований (например, Likens,
Bormann, 1995) возрастает сфера применения бассейнового подхода к планированию. Он
используется Американской лесной службой и Службой охраны природных ресурсов,
гораздо реже – в городской планировании. Еще в 1879 г при составлении плана для
западных территорий его использовал J.W. Powell (цит. по: Ndubisi, 2002). Но гораздо
чаще при планировании используются политические границы.
В проектах районной планировки в СССР (Районная планировка, 1986)
допускалось выделение функциональных зон по административным границам, границам
природных или культурных ландшафтов, зон влияния различных элементов
планировочной структуры, но с учетом границ отдельных уже существующих
землепользований (Районная планировка, 1986).
Так, современный этап развития идеологии территориального планирования
склоняется к признанию необходимости использовать разные способы выделения
пространственных единиц в зависимости от задач. В ландшафтоведении теоретической
основой служит концепция полиструктурности. Например, для размещения
природоохранных объектов используется карты, отражающие биоцентрически-сетевую
структуру, для промышленных объектов – позиционно-динамическую и
морфологическую (Позаченюк, 2006). При агролесомелиоративном обустройстве
рекомендуется учитывать катенарную дифференциацию, использовать в качестве
оптимальных разнотипные единицы – как урочища и местности, так и водосборы (Рулев,
2008). В ландшафтно-агроэкологическом планировании предпочтение отдается генетико-
морфологическому подходу с урочищем и группой урочищ в качестве основных единиц
(Орлова, 2014).

1.2. СОВРЕМЕННАЯ ПРАКТИКА ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ В

РОССИИ
А.В. Хорошев

По мнению Ю.М. Семенова (2017) в российском ландшафтном планировании

необходимо различать, по крайней мере, три основных направления: 1) «классическое»,
распространенное в Западной Европе (в наиболее разработанном виде в Германии),
выполняемое ландшафтными планировщиками; 2) российское «ландшафтное»,
развиваемое в МГУ и ряде других ВУЗов, которое базируется на принципах и методах
ландшафтоведения и выполняется ландшафтоведами (Колбовский, 2008; Хорошев,
2012); 3) российское «экологическое» (экологически ориентированное планирование
землепользования), основанное на подходах комплексной физической географии и
выполняемое коллективом специалистов под руководством ландшафтоведа
(Экологически ориентированное…, 1998; Руководство…, 2000; Руководство…, 2001; и
др.). В первом варианте ландшафтные карты обычно не используются, являясь лишь
вспомогательным инструментом оценки облика ландшафта и возможностей его
рекреационного использования; во втором они являются главнейшим инструментом и
источником сведений о природных свойствах территории; в третьем —
картографической основой и инструментом оценки именно ландшафтов (геосистем)
(Семенов, 2017).
Методология, разработанная в Германии (von Haaren et al., 2008), в 1990-2000-х гг.
была адаптирована к постсоветским реалиям и успешно реализована в серии модельных
регионов под руководством А.В. Дроздова, Ю.М. Семенова, А.Н. Антипова в России,
 28

Н. Элизбарашвили - в Грузии, А. Хоецяна - в Армении, Л.Г. Руденко – в Украине. Подход,

реализованный в работах Е.Ю. Колбовского, исходит из многолетнего опыта разработки
планировочных документов для муниципальных образований в рамках российского
законодательства и придает большое значение, помимо экологических и социально-
экономических аспектов, гуманитарной составляющей с большим вниманием к истории
региона и эстетическим оценкам. Оба подхода отражены в большой серии публикаций и
учебников (Руководство …, 2000, 2001; Экологические ориентированное …, 2002, 2004;
Ландшафтное планирование …, 2006; Семенов и др., 2013; Колбовский, 2008). Признавая
огромное значение этих трудов для развития ландшафтного подхода к территориальному
планированию и его популяризации, мы должны дать объяснения, в чем подход данной
монографии развивает и дополняет достижения предшественников и в чем его
принципиальные отличия. Иначе говоря, дадим ответ на резонный вопрос: зачем
понадобилась еще одна книга по ландшафтному планированию спустя 10-20 лет после
предыдущих разработок.
В трудах большого коллектива сотрудников Институт географии РАН и Института
географии СО РАН имени В.Б. Сочавы реализован компонентный подход к оценке
значимости и чувствительности ландшафта. Ландшафт при этом понимается
противоречиво. С одной стороны, он выступает как территориальная единица и основной
объект планирования, что оправдывает название процедуры «ландшафтное
планирование»; причем подчеркивается, что это – природное образование и
территориальная система, хотя сам «термин заимствован из общелитературного языка и
означает пейзаж, местность, картину природы» (Ландшафтное планирование …, 2006, с.
7). С другой стороны, при оценках значимости и чувствительности ландшафт упоминается
(Ландшафтное планирование …, 2006, с. 75) в ряду других компонентов (биотоп, почва,
воды, воздух) как один из компонентов (самого себя?), который трактуется узко – как
свойство создавать условия для целей отдыха при явной антропоцентричности понятия
(эстетическая привлекательность, оптимальность для здоровья людей, комфортность,
доступность и др.). Такая двойственность, возможно, объясняется стремлением авторов и
использовать концепции ландшафтоведения, и следовать традиции употребления термина
«ландшафт» в архитектуре, градостроительстве, лесном управлении, где он упоминается
обычно в контексте эстетических оценок. Авторы данной монографии, однако,
декларируют, что ландшафт – понятие, обозначающее результат взаимодействия
компонентов и пространственных единиц, результат которого может иметь, в том числе и
эстетическое значение и создавать рекреационный ресурс. Но перечисление ландшафта в
числе его собственных компонентов (?!) как равноправный с ними предмет оценки
представляется крайне неудачным.
Определение ландшафтного планирования дается в двух аспектах: как
«совокупность методических инструментов и процедур» и как «коммуникативный
процесс». Оба смысла ландшафтного планирования не вызывают сомнений. Однако
сформулированная цель ЛП представляется слишком широкой и размытой: «построение
такой пространственной организации общества в конкретном ландшафте, которая
обеспечивала бы устойчивое развитие и сохранение основных функций этого ландшафта
как системы поддержания жизни». В результате ЛП, если не обращать внимание на
слово «ландшафт», становится трудно неотличимой от множества процедур,
направленных на рациональное природопользование и устойчивое развитие. Авторы
определения подчеркивают существование трех основных иерархических уровней ЛП
(ландшафтная программа, ландшафтный рамочный план и ландшафтный план),
соответствующих административным единицам. На наш взгляд, иерархичность
планировочной процедуры обязательна, однако она не может исчерпываться
административными единицами. Многие планировочные решения требуют выявления
рамочных условий, накладываемых природными геосистемами разных типов (генетико-
морфологические, потоковые и др.) и иерархических рангов. Именно это одно из
 29

принципиальных отличий ЛП от других отраслевых и комплексных планировочных

процедур. Поэтому в определение ЛП целесообразно включать указание на иерархичность
принятия решений и необходимость адаптации землепользования к ландшафтной
структуре, которая может быть описана разными способами в зависимости от целевых
установок. Другое дело, что документальное оформление ландшафтных планов должно
быть адаптировано к системе административного управления. Некоторые части
определения, по нашему мнению, необходимо конкретизировать, подчеркнув
многофункциональность ландшафта и направленность ЛП на согласование экологических,
экономических и социальных интересов.
Сердцевину рассматриваемой концепции составляют категории «значимость» и
«чувствительность». Из комбинации оценок по этим показателям для территориальной
единицы выводятся планировочные решения, объединяемые в стратегии «сохранения»,
«улучшения» и «развития». Коллектив Академии наук в серии своих публикаций
приводит очень большой перечень критериев для оценки значения и чувствительности
компонентов. В идеале каждый из них требует создания на этапе инвентаризации
специальных карт, предваряющих планировочные решения. На наш взгляд, при всей
полезности и многогранности этого перечня, в нем слабо или неявно представлены
характеристики пространственной структуры ландшафта, которые позволяли бы
оценивать функциональную роль мелких единиц планирования в территориальных
системах более высокого ранга. Для принятия планировочных решений с учетом потоков
вещества и энергии имеют значение характеристики пространственных комбинаций
геосистем, их размеров, конфигурации, ориентации, соседств. Анализ латеральных
потоков вещества, в том числе «входящих» и «исходящих» угроз, мы рассматриваем как
ключевую «привилегию» ландшафтного подхода к территориальному планированию,
позволяющую обосновывать пространственные решения. В связи с этим отсутствие ясных
критериев оптимизации пространственной структуры в бассейновых геосистемах,
каскадных ландшафтно-геохимических системах расценивается как повод дополнить
существующие методики. В нашей монографии латеральные потоки рассматриваются не
только как потоки, порождаемые гравитационными силами (в бассейне, в катене), но и
потоки воздушных масс, миграционные потоки животных, которые в большой степени
зависят от комбинации и взаиморасположения ландшафтных единиц. В работах группы
Академии наук справедливо отмечается, что значимость компонента зависит от его
положения в системе функциональных связей, однако раскрывается это положение
неоправданно узко. Например, при оценке значимости биотопов об их роли как коридоров
миграций животных не упоминается, в то время как наличие безопасных биокоридоров в
сильнонарушенных районах принято рассматривать как важнейшее условие оптимизации
пространственной структуры. Почвы рассматриваются А.В. Дроздовым и соавторами с
точки зрения способности поддерживать биопродуктивность, но не как среду латеральных
потоков вещества.
Чувствительность трактуется как способность изменять свойства и динамические
характеристики исключительно под воздействием хозяйственной деятельности. Однако
очевидно, что любой природный комплекс может испытывать воздействия со стороны
других природных комплексов, в том числе разрушительные с обратимыми или
необратимыми последствиями. На наш взгляд, чувствительность к естественным
воздействиям определяет в большой степени надежность в выполнении социально-
экономических функций, и поэтому ее оценка обязательно должна входить в процедуру
ландшафтного планирования.
При оценке чувствительности биотопов в работах коллектива РАН неявно имеется
в виду вовлеченность в латеральные потоки (повышенная чувствительность из-за больших
разрывов между ареалами, из-за отсутствия условий повторного расселения), однако не
предлагаются пространственные инструменты для обеспечения связности биотопов. В
разных разделах нашей монографии предлагаются способы восполнить недостаток
 30

пространственных инструментов регулирования потоков; особенно важное значение

придается проектированию буферных полос и миграционных биокоридоров, управлению
латеральными потоками.
Более явно и настойчиво принципиальность идеи пространственного контекста и
значимости латеральных потоков для ландшафтного планирования прослеживается в
подходах Е.Ю. Колбовского (2008) и А.С. Курбатовой (2004).
Е.Ю. Колбовский (2008) проводит принципиально важную мысль, что одна из
главных функций экологического каркаса - локализации и буферизации опасных очагов
воздействия па природу и человека. Добавим от себя, что это фактически – ландшафтно-
географическая задача управления латеральными потоками живого и неживого вещества
и/или поддержания желательных естественных потоков. Она может решаться не только
средствами экологического каркаса, но и путем планирования пространственных
параметров хозяйственных угодий и их комбинаций. Аналогично, буферные зоны
являются, на наш взгляд, принадлежностью не только экологического каркаса и
предназначены не только для защиты охраняемых территорий. К их функциям относится
и защита хозяйственных угодий и инженерных сооружений от нежелательных потоков
посредством других рационально размещенных хозяйственных угодий и инженерных
сооружений. Предложения авторов раскрываются в нижеследующих главах монографии.
Подход А.С.Курбатовой (2004), реализуется в основном применительно к
урбанизированным территориям, но имеет, очевидно, более общее значение.
А.С. Курбатова рассматривает потоковые системы как критерий выделения городских
ландшафтов. Функции размещаемых городских объектов справедливо рассматриваются
через интенсивность и тип исходящих или входящих потоков вещества и энергии.
«Городская среда определяется не только как окружающая среда в административных
границах города, но и в границах вмещающих город ландшафтов, в которых происходит
формирование потоковых систем (вещества, информации и энергии), на которые
городские источники оказывают прямое воздействие». Однако неоправданно категорично
утверждение, что только потоки с однонаправленным потоком вещества должны быть
положены в основу выделения структурных единиц городских ландшафтов. Например, в
пределах горных территорий типична горно-долинная циркуляция воздуха, которая, по
определению, имеет два равноправных противоположных направления и может иметь
решающее значение для размещения источников воздействия относительно уязвимых к
нему объектов. Можно представить и примеры, когда планировочные решения могут
определяться разнонаправленными потоками миграций животных (опасных,
промысловых, охраняемых и др.). Конструктивной составляющей подхода
А.С. Курбатовой является присутствие понятия «площади выдела в сопоставлении с
необходимой (критической) площадью, обеспечивающей его устойчивое
функционирование» при определении ценности природных комплексов. Безусловно,
определение оптимальных площадей планировочных единиц является общей задачей ЛП,
актуальной не только для урбанизированных территорий. Именно географии и
ландшафтной экологии принадлежит приоритет в решении этой задачи, которую можно
расширить до «формирования оптимальных пропорций».
В работах коллектива Академии наук еще одно узким местом мы считаем
недостаток инструментов оценки территории в географическом контексте с учетом
иерархии геосистем и административных единиц. Понятие «редкость» употребляется в
основном применительно к биотопам, которые имеют черты реликтовости, эндемичности.
Явно имеется в виду только глобальный или национальный контекст. Однако, на наш
взгляд, значимость биотопов должна рассматриваться более широко, чем только по
отношению к охраняемым видам. В ландшафтном планировании требуется принимать
пространственные и технологические решения относительно местообитаний видов
промыслового значения, важных для устойчивости трофических цепей, для формирования
символов («брендов») территории, потенциально опасных для человека и др. Мы считаем
 31

также необходимым назначать режим использования территориальных единиц

дифференцированно в зависимости от статуса типичности/редкости на фоне геосистем
разных иерархических рангов. Хотя понятие «редкость» и применяется как одно из
ключевых при оценке значимости почв и биотопов (Экологически ориентированное …,
2002), но без указания, относительно какой территории эта оценка получена. Так, редкие
урочища в масштабах ландшафта, региона или страны должны иметь разный режим
использования.
В связи с этим трактовка значимости как соответствия экологического состояния
определенному эталону, необходимому для реализации целевой функции использования
конкретного компонента, представляется слишком узкой. Значимость конкретной
территории на фоне более крупной единицы может определяться именно несоответствием
эталону. Своеобразие, неповторимость ландшафта рассматривается как признак, который
устанавливает его идентичность (Хоппенштедт, 2008). Например, уникальный ландшафт
(почва, фитоценоз и др.) среди широкораспространенных фоновых, пусть даже эталонных
по состоянию, может заслуживать наивысшей оценки значимости. Для уникального
ландшафта эталона просто не существует, и сам он не может служить эталоном в силу
неповторимости. Причем такая оценка может означать не только экологическую, но и
ресурсную или культурную значимость. Неслучайно, довольно часто в списке Всемирного
наследия присутствуют культурные ландшафты с почти полностью трансформированной
структурой, но устойчиво выполняющие экологические и хозяйственные функции
(например, Куршская коса в России, см. раздел 3.4.2). С другой стороны в обширном
малонарушенном районе с перспективами, например, разработки полезных ископаемых
или рубок, практически все ландшафты могут считаться эталонными по экологическому
состоянию. Тогда экологическая значимость одного из таких широко распространенных
ландшафтов необязательно получает высшую оценку (требующую сохранения!),
поскольку его утрачиваемые функции вполне могут принять на себя аналогичные
соседние ландшафты. То же относится и к оценке значимости для хозяйственных
функций. Если ресурсами в одинаковой степени хорошо обеспечен широкий набор
ландшафтов, то нецелесообразно на этом основании давать одинаковую высшую оценку
значимости; наиболее высокую оценку тогда получит наиболее доступный ландшафт
(например, лесной массив, наиболее близкий к железной дороге). Итак, на наш взгляд,
значимость ландшафта или компонента должна определяться не столько мерой
соответствия эталону, сколько характеристиками его редкости/типичности, по сути –
потенциальным ущербом от его утраты для территории заданного ранга, мерой его
«безальтернативности».
К числу необходимых дополнений к процедуре ЛП, разработанной коллективом
Академии наук, мы относим введение механизма учета тенденций развития ландшафта в
связи с необходимостью оценки его надежности в выполнении экологических и
социально-экономических функций. Среди тенденций, которым в анализируемой
методологии уделяется недостаточное внимание при оценке значимости и
чувствительности, следует назвать возможное смещение границ между ландшафтными
единицами, усложнение или упрощение пространственной структуры, постепенные
переходы почв и фитоценозов из одного типа в другой (например, при заболачивании,
засолении, сукцессиях, инвазиях новых видов, климатических изменениях и др.).
Безусловно, при реализации своей методологии цитируемые авторы, так или иначе,
принимают во внимание динамичность ландшафтов, но этот шаг «спрятан» в широких
понятиях «состояние» и «чувствительность». Определение «устойчивости», хотя и
присутствует как важнейшая сторона чувствительности, но дается только как способность
объекта противостоять воздействию. То есть в процедуру, описанную в учебнике
«Ландшафтное планирование…» (2006), включается только один вид устойчивости –
«инертность»; за рамками остается «эластичность» как способность к восстановлению и
«пластичность» как способность переходить из одного устойчивого состояния в другое. В
 32

работах, посвященных реализации методологии на региональных примерах, конечно,

присутствуют оценка других видов устойчивости и учет тенденций, например, при оценке
чувствительности биотопов (Экологически ориентированное …, 2002, 2004; Семенов и
др., 2013). Если ввести в процедуру планирования анализ тенденции развития ландшафта,
то можно детализировать такие типы целей как «сохранение» и «улучшение». Бывают
ситуации, когда среди задач ЛП может быть сохранение не современного состояния, а
существующей тенденции развития, создающей постепенно новые полезные функции.
Например, при зарастании полей может возрастать качество охотничье-промысловых
угодий и регулирования стока. Содействие этой тенденции или простое невмешательство
нельзя свести ни к «сохранению современного состоянии», ни к «развитию», ни к
«улучшению» как разновидностям целей планирования. С другой стороны, «улучшение»
может означать предотвращение нежелательной тенденции (борьба с эрозией,
противодействие заболачиванию и др.) или содействие благоприятным изменениям
(заселение нарушенной территории зональными видами, увеличение проективного
покрытия на эродированных почвах при росте увлажнения и др.).
В анализируемой методологии подразумевается, что планировочные решения
осуществляются в пространственных рамках, заданных существующими ландшафтными
границами, что, безусловно, оправдывает применение самого термина «ландшафтное
планирование», главный смысл которого – адаптация землепользования к ландшафтной
структуре, «вписывание» в структуру (Позаченюк, 2006; Кочуров, 2009; Хорошев, 2012).
В зависимости от результатов оценок значимости и чувствительности компонентов
авторы предлагают стратегические решения по сохранению, развитию или улучшению
землепользования и предлагаются наиболее приемлемые виды угодий для каждого
ландшафта. В качестве мер по минимизации или предотвращению конфликтных ситуаций
предлагаются в основном технологические мероприятия, являющиеся компетенцией
отраслевых специалистов: промывка засоленных почв, контроль за вырубками,
регулирование численности туристов, рекультивация нарушенных участков, подсев
многолетних трав и т.п. (Семенов и др., 2013). К упоминаемым в цитируемой работе
пространственным (т.е. собственно ландшафтным) решениям можно отнести сохранение
баланса между вырубками и лесонасаждениями, корректировку трассы газопровода для
минимизации воздействий на миграционные коридоры животных, создание буферных зон.
Таким образом, приоритетными результатами планировочных работ являются решения по
выбору вида угодий (стратегические решения) и выбору способа использования этих
угодий (технологические решения) при явно второстепенном значении третьей
обязательной, на наш взгляд, группы – пространственных решений. Именно последняя
группа решений в наибольшей степени требует применения географической идеологии,
т.е. проектирования площадных соотношений, взаиморасположения, конфигурации,
размеров, ориентации угодий для обеспечения устойчивого функционирования природно-
антропогенных ландшафтов. Большее внимание этим важным сюжетам уделяется в
методологии Е.Ю. Колбовского (2008), особенно величине и конфигурации лесных
массивов как условий реализации их средостабилизирующих функций. Этой группе
планировочных решений посвящается значительное место в данной монографии.
Многие критерии значимости и чувствительности имеют смысл только
относительно целостного природного комплекса, а не относительно отдельных
компонентов. Например, значимость почвы для сельского хозяйства определяется ее
собственным (для конкретной пространственной единицы) свойством – плодородием. Но
значимость пространственной единицы (например, подурочища) как барьера на пути
загрязняющих веществ к высокочувствительным (уязвимым) объектам не относится
только к фитоценозу или к почве, а является продуктом взаимодействия почв, вод, горных
пород, фитоценоза. Если загрязняющее вещество мигрирует с внутрипочвенным стоком,
то буферной значимостью обладает способность фитоценоза извлечь растворенные
вещества из почвенных вод. Почва без фитоценоза такой способностью обладает в гораздо
 33

меньшей степени (только сорбция на глинистых минералах и гумусовых веществах).

Способность фитоценоза к биологическому поглощению зависит не только от его
собственных свойств (видового состава, продуктивности), но и от подвижности веществ в
той геохимической среде, которая существует в почвах и водах. Поэтому еловый
древостой сам по себе не обладает такой значимостью в данном примере, как полный
природный комплекс (склоновый еловый лес на подзолистых почвах). Чувствительность
почвы к смыву зависит не только от ее собственных свойств (плотность,
гранулометрический состав, гумусированность и др.), но и не в меньшей степени от
степени закрепленности ее растительностью. Наконец, особая значимость может
возникать не только в связи с теми или иными свойствами, например фитоценоза (наличие
редких видов), но и в связи с его особой пространственной структурой. Например, такая
ценность как биологическое разнообразие может возникать как эмерджентное свойства
при условии определенной мозаичности пространства, то есть в зависимости от свойств
ландшафта как мозаики мелких ПТК, а не от свойства какого-либо компонента. По
перечисленным причинам в данной монографии мы не применяем покомпонентную
оценку значимости и чувствительности, а делаем предметом оценки геосистему как
комплекс взаимосвязанных компонентов или пространственных элементов.
Наиболее существенные отличия авторской методологии от методологии РАН
представлены в табл. 1.

Табл. 1. Сравнительная характеристика методологии РАН и авторской методологии

Признак Методология Российской Авторская методология

Академии наук и
Ганноверского
университета
Приоритетные виды Стратегические и Стратегические и
планировочных технологические пространственные
решений
Декларированная Устойчивое развитие и Адаптация землепользования к
цель сохранение основных ландшафтной структуре
функций ландшафта
Критерии оценки Преимущественно Собственные свойства и
ландшафта собственные свойства значимость в географическом
контексте
Территориальные Ландшафты Ландшафты, бассейны, каскадные
единицы ландшафтно-геохимические
системы
Подход к описанию Преимущественно генетико- Полиструктурный: генетико-
ландшафтной морфологический морфологические, бассейновые,
структуры позиционно-динамические,
биоцентрично-сетевые,
парагенетические структуры
Трактовка понятия Двоякая: как Как территориальная единица и
«ландшафт» территориальная единица и как природный комплекс в
как свойство, ответственно широком смысле.
за пригодность к рекреации
Трактовка понятия Как соответствие Как степень своеобразия
«значимость» экологического состояния структуры и функций в
эталону ландшафтном и географическом
контексте
 34

Теперь от анализа современной научно-методической литературы перейдем к

реалиям территориального планирования в России и его нормативному обеспечению.
В настоящее время существуют, видимо, два основных вида комплексной
планировочной деятельности, в рамках которых может реализовываться ландшафтно-
экологическая идеология: составление документов территориального планирования ранга
субъекта Федерации и ниже и землеустроительное проектирование.
К числу наиболее очевидных сфер реализации ландшафтно-планировочной
идеологии в рамках документов территориального планирования относят: разделы
«Охрана окружающей среды» схем территориального планирования и генеральных
планов, нормативы градостроительного регулирования населенных пунктов,
проектирование зон с особыми условиями использования, проекты систем особо
охраняемых природных территорий, лесные планы. Например. в практике
градостроительного планирования разрабатывается подраздел «Природно-ландшафтный
каркас города» в составе раздела «охрана окружающей среды» генпланов городов и
проектов планировки жилых районов как своего рода пространственное
противоположение каркасу экономической активности (Солодянкина, Левашёва, 2013).
Землеустройство и ландшафтоведение логикой своих функций, связанные с
организацией территории, обречены на совместное существование, несмотря на то, что
органы землеустройства сейчас фактически ограничиваются механическим отводом
земель для различных хозяйственных нужд (Кочуров и др., 2006). При этом
землеустройство обеспечено солидными методическими разработками для оценки земель,
предваряющей собственно отвод (Чупахин, Андриишин, 1982; Волков, 2013). В качестве
базы внутрихозяйственного землеустройства прямо декларируется (Волков, 2007)
необходимость эколого-ландшафтного устройства территории хозяйствующих субъектов,
или адаптивно-ландшафтного принципа организации территории. Ландшафтно-
географический подход к организации территории района в схемах землеустройства
должен сводиться к оценке и учету сопряженности всех морфологических частей
ландшафта при основании состава и размещения землеустроительных, земельноохранных
мероприятий по типам и видам ландшафтов, т.е. с учетом их зональных и азональных
особенностей, а также индивидуальной специфики каждого элемента ландшафта
(Чупахин, Андриишин, 1982). По мнению Е.Ю. Колбовского (2008), применение методов
ландшафтного планирования в землеустройстве дает возможность корректно оценить
потенциал земель и провести их функциональное зонирование, разграничив земли
различного назначения с учетом оценки качества, чувствительности к антропогенным
нагрузкам, современного использования и определения целевых функций дальнейшего
развития. Специалисты по землеустройству отмечают обозначившуюся тенденцию к
замене работ по планированию рационального использования земель всех категорий и их
охраны проведением территориального планирования в системе градостроительной
деятельности (Волков, 2007; Липски, 2013) и считают ее неправомерной: последняя имеет
ведомственный характер, в основном касается установления функциональных зон, зон
планируемого размещения объектов капитального строительства для государственных и
муниципальных нужд. Учитывая то, что документами территориального планирования и
градостроительного зонирования согласно п. 6 ст. 36 Градостроительного кодекса Российской
Федерации вообще не охватываются земли лесного, водного фонда, запаса, большей части
особо охраняемых природных территорий (за исключением земель лечебно-оздоровительных
местностей и курортов), сельскохозяйственных угодий в составе земель
сельскохозяйственного назначения, более 85% всех земель страны не могут быть охвачены
соответствующими регламентами, нормами и правилами землепользования (Волков, 2007).
Современные законопроекты о поправках к Земельному кодексу подразумевают введение
регламентов для каждого вида территориальных зон (сельскохозяйственных,
природоохранных, рекреационных и т.д.), что дает надежду на восстановление практики
 35

тщательного анализа и оценки земель (Иванов Н.И., 2011; Липски, 2014), в том числе с
применением идеологии ландшафтного планирования.
По мнению А.А. Чибилева (1992) внедрение ландшафтно-экологического принципа
землеустройства подразумевает: 1) установление оптимальных размеров гомогенных
угодий; 2) оптимальное размещение типов угодий относительно естественных
ландшафтов; 3) поиск оптимального соотношения различных видов угодий; 4)
формирование искусственно создаваемых угодий, соответствующих биоклиматичесому
фону и естественному потенциалу ландшафта.

Более подробно возможности реализации ландшафтно-планировочной идеологии в

предусмотренных законодательством видах территориального планирования
рассматриваются в разделе 3.

1.3. ЦЕЛИ, ЗАДАЧИ И КЛЮЧЕВЫЕ ПОДХОДЫ ЛАНДШАФТНОГО

ПЛАНИРОВАНИЯ
А.В.Хорошев

Прежде чем формулировать цели и задачи ландшафтного планирования, которыми

руководствуются авторы монографии, приведем наиболее известные высказывания по
этой теме.
Е.Ю. Колбовский (2008), не давая прямого определения, считает, что ландшафтное
планирование – сфера деятельности на стыке географии, районной планировки,
градостроительства и землеустройства. Основополагающая идея – экологический каркас
территории как средостабилизирующее природно-антропогенное (природно-техногенное)
образование, которое должно быть сформировано на разных иерархических уровнях
(страна, регион, местность) в целях:
• сохранения и буферизации опасных очагов воздействия на природу и человека;
• сохранения типичных и уникальных природных экосистем,
• поддержания природных основ функционирования ландшафтов и естественной
связи составляющих его компонентов (почв, воды, биоты);
• целесообразности распределения в пространстве фрагментов культурного
ландшафта;
• создания и поддержания благоприятных сред обитания различного типа
(городской, сельской и др.)».
По Е.Ю. Колбовскому (2008), который считает базовой концепцию культурного
ландшафта, задачи ландшафтного планирования могут быть сгруппированы в
следующем порядке:
• общая и прикладная оценка ландшафтов, и том числе ландшафтного раз-
нообразия, региональной специфики, емкости и толерантности, эстетической и
рекреационной ценности;
• оценка ландшафта с позиций исторического природопользования как
вмещающего пространства, определение задаваемой ландшафтной структурой историко-
культурной специфики регионального природопользования;
• оценка характера и степени воздействия на ландшафт существующих и
планируемых форм природопользования;
• определение желаемых состояний ландшафта в терминах качества составляющих
ее природных и культурных экосистем;
• координирование в рамках всеобъемлющего и сквозного планирования мер,
направленных на охрану природы и сочетание их с требованиями отраслевых планов и
нужд природопользователей;
 36

• разработка совместных в рамках процедуры общего территориального пла-

нирования (землеустроительного, градостроительного) концепций развития территории;
• установление целей и ориентиров для экологической экспертизы любых проектов
освоения.
Эти задачи поставлены для самой процедуры ландшафтного планирования, то есть
задачи для того, кто занимается планированием и потом представит результаты
землепользователям и лицам, принимающим решения. Однако нам необходимо четко
сформулировать, какие результаты имеет право ожидать пользователь после реализации
предлагаемых планировочных процедур и чем они будут отличаться от других видов
«неландшафтного» планирования. «Ожидаемые результаты» ландшафтного планирования
мы формулируем ниже.
Среди прикладных задач (а, скорее, ожидаемых результатов) ландшафтного
планирования Е.Ю. Колбовский (2008) особенно выделяет те, которые прочно связаны с
проблематикой конструирования экологического каркаса (которую он считает
сердцевиной ландшафтного планирования):
• создание системы охраняемых природных территорий;
• формирование единой системы зеленых насаждений района (установление
минимально допустимой лесистости, величины и конфигурации зеленых насаждений,
предложения по формированию взаимосвязанных элементов природного каркаса района);
• охрана и улучшение ландшафта (сохранение, обогащение и целенаправленное
формирование облика природных и культурных ландшафтов, рекультивация территории,
меры по улучшению эстетических качеств ландшафта);
• охрана памятников истории и культуры (выявление, систематизация и разработка
предложений по использованию и охране архитектурных исторических этнографических
и других памятников с окружающей их природной средой).
По сути, этот перечень бесспорен, хотя в нем присутствуют не совсем удачные, на
наш взгляд, термины. В частности, неочевидна повсеместная необходимость «зеленых
насаждений», под которыми чаще всего подразумеваются деревья и кустарники. Надо ли,
например, озеленять ландшафты степной и пустынной зон или, может быть, лучше в
качестве одной из задач ставить частичное сохранение за пределами ООПТ (но в пределах
экологического каркаса!) зональных ландшафтов, способных выполнять хозяйственные
функции (выпас скота и др. вместо распашки)? Термины «улучшение» (видимо,
заимствованный из английского языка – mitigation) и «обогащение» вряд ли удачны
применительно к природным ландшафтам экологического каркаса («природа знает
лучше»!), а вот за его пределами «улучшение» возможно и нужно: ниже мы предложим
свою версию задач по «улучшению» и «обогащению». Отметим, что Е.Ю. Колбовский
(2010) видит экологический каркас многофункциональным и даже считает более
уместным термин «эколого-рекреационный каркас». Он считает одной из основных сфер
применения ландшафтно-планировочной идеологии составление разделов «Охрана
окружающей среды» (ООС) в рамках градостроительного и территориального
планирования, экологического проектирования. В отдельной работе он сопоставил
традиционный и ландшафтный подход к ООС и выделил в качестве специфики
последнего: составление карты геотопов вместо простой топографической подосновы,
оценку соответствия нагрузок вмещающей емкости, анализ устойчивости как
критического параметра установления ограничений, составление ландшафтного плана с
выделением экокаркаса, диверсификацию системы ООПТ и выделение рекреационных
ландшафтов, выделение ландшафтов высокой исторической и эстетической ценности в
качестве зон охраны (Колбовский, 2011а).
В работах коллектива под руководством А.В. Дроздова (с наиболее
представительным участием сотрудников Института географии СО РАН имени
В.Б. Сочавы) дается следующее определение ландшафтного планирования:
 37

1) совокупность методических инструментов, используемых для построения такой

пространственной организации деятельности общества в конкретных ландшафтах,
которая обеспечивала устойчивое природопользование и сохранение основных функций
этих ландшафтов как системы поддержания жизни;
2) коммуникативный процесс, в который вовлекаются все объекты
природоохранной и хозяйственной деятельности на территории планирования и который
обеспечивает выявление интересов природопользователей, проблем природопользования,
решение конфликтов и разработку плана действий и мероприятий (Ландшафтное
планирование…, 2006).
В качестве задач пространственного характера предлагаются:
• выделение территорий с различными потребностями и режимами охраны;
• формирование сети таких территорий;
• выделение территорий, пригодных для различных видов использования;
• определение желаемого состояния компонентов ландшафта и всей территории
планирования, обеспечивающих высокой качество жизни людей – как с экологических,
так и с эстетических позиций.
По мнению В.М. Котлякова и А.В. Дроздова (2008), ландшафтное планирование
сопрягает каркас расселения и транспортные сети с экологически ориентированными
планами землепользования и планами построения сетей охраняемых природных
территорий в региональном и районном масштабах; обеспечивает целостный взгляд на
специфику ландшафта и на выделение его экологически, исторически и эстетически особо
ценных элементов, подлежащих первоочередной и безусловной охране, а также выбор
экологически приемлемых принципов и технологий ведения хозяйства и рекомендации
для других отраслевых планов развития территории.
Л.К. Казаков (2007) видит цели и задачи так: «Ландшафтное планирование
ориентировано на формирование геоэкологически оптимизированных культурных
ландшафтов путем совершенствования территориальной структуры и функционирования
природно-хозяйственных систем, а также технологий хозяйственной деятельности в
соответствии с ландшафтными особенностями территории; это одно из направлений
активной адаптации человечества с его хозяйственной деятельностью в окружающих
ландшафтах; экологизированное направление территориального планирования
жизнедеятельности человека и общества». Обратим внимание, что в этом определении
ключевую позицию занимает термин «адаптация». Ландшафтное планирование
рассматривается как разновидность территориального планирования (обеспеченного
нормативной базой). Кроме того, Л.К. Казаков видит в числе задач не только
пространственную организацию угодий, но и формулирование предложений по выбору
технологий. На наш взгляд, в этом пункте (т.е. после разработки пространственных
решений) ландшафтный планировщик должен «передать эстафетную палочку»
отраслевому специалисту, но при этом предоставить ему свое мнение о некотором
диапазоне экологически приемлемых технологических решений.
По Б.И. Кочурову (1999) ландшафтное планирование включает: 1) зонирование, 2)
выделение экологически значимых свойств ценных и опасных, 3) выявление уникальных
ландшафтов и их компонентов, природно-рекреационных зон, исторических и культурных
памятников, 4) схему рекомендуемой и экологически допустимой хозяйственной
нагрузки, привязанной к ландшафтным выделам. Этот автор справедливо обращает
внимание на необходимость видеть «двойственность» свойств ландшафта и его
компонентов – как ценности, так и опасности (угрозы). Большое значение имеет
многосторонний взгляд на территорию с учетом как экологической, так и историко-
культурной составляющей. Из этого следует неизбежная междисциплинарность
процедуры ландшафтного планирования. Однако, на наш взгляд, зонирование (т.е.
«разведение» в пространстве трудносовместимых видов землепользования), хотя и
 38

безусловно главный, но не единственный пространственный инструмент ландшафтного

планирования (см. раздел 3).
Е.А. Позаченюк разрабатывает концепцию ландшафтного планирования на основе
системно-синергетического подхода (Позаченюк, 2006; Позаченюк, Меметова, 2014). По
ее мнению, территориальное планирование с ландшафтно-геоэкологической точки зрения
сводится к следующему (Позаченюк. 2006).
1) Планируемая хозяйственная подсистема должна быть совместима с
природной. Первоначально необходимо определить потенциал ландшафта и функция
места, а затем – направление использования и систему нагрузок.
2) Территориальное планирование невозможно вести без учета экологического
состояния территории.
3) Хозяйственные объекты должны оптимально вписываться в структуру
ландшафта (позиционно-динамическую, парагенетическую, морфологическую,
бассейновую и биоцентрически-сетевую и др.).
4) Соблюдение закона необходимого разнообразия – территориальная система
наиболее устойчиво функционирует в том случае, когда она максимально, по отношению
к данному ландшафту, разнообразна как в горизонтальном так и в вертикальном
отношении, то есть нужно при проектировании стремиться к разнообразию, тогда и
отдача будет больше и ландшафт устойчивее (например, контурная система земледелия).
Разнообразие должно быть не только в горизонтальном направлении (в виде мозаичности
ландшафта), но и в вертикальном отношении.
5) Прогнозирование и учет прямых и косвенных последствий проектируемых
объектов (каждый объект имеет физико-географическое поле, то есть поле своего
воздействия). Как правило, поле формируется за счет деструктивных процессов
(оползневых, карстовых, эрозионных и др.).
6) В структуре проектируемых ландшафтов обязательно должны быть
элементы экологической инфраструктуры (в том числе средообразующие комплексы).
7) Комплексное использование территории – отходы одного производства
должны быть сырьем для другого.
Из концепции Е.А. Позаченюк следует полностью разделяемая нами мысль, что
центральной идеей ландшафтного планирования является приспособление хозяйственной
деятельностью к разнообразию территории и выстраивание взаимовыгодных отношений
между землепользователями путем оптимизации взаиморасположения угодий.
По определению Ф. Ндубиси (Ndubisi, 2002), ландшафтное планирование – это
способ диалога между действиями человека и природными процессами на основе знания
взаимоотношений между человеком и землей; процесс и область профессиональной
практики и исследования в рамках ландшафтной архитектуры и планирования;
деятельность федеральных, региональных и локальных властей. Включает виды
деятельности:
• понимание природы взаимодействия между действиями человека и природными
процессами;
• понимание и описание ландшафта с точки зрения структуры, процессов и
взаимодействий во многих пространственных масштабах;
• анализ идентифицированных гомогенных территорий в свете целей
вмешательства;
• синтезирование результатов оценок с точки зрения потенциальных возможностей
смягчения конфликтов;
• детальная оценка возможностей с точки зрения технической пригодности,
работоспособности, возможных влияний на разные группы, устойчивого использования
ландшафта или влияния на ландшафт;
• разработка мер по реализации предпочитаемых возможностей»
 39

Помимо пунктов, которые отчасти перекликаются с уже приведенными

определениями, заслуживает выделения идея обязательной полимасштабности
ландшафтного анализа для целей планирования. Сильной стороной ландшафтного
планирования в европейских странах и в Америке всегда были процедуры учета интересов
разных групп землепользователей. Неслучайно Ф. Ндубиси настаивает на включение
этого пункта в число главных задач. Требование привлечения общественности к
разработке и реализации ландшафтных планов («партиципативность») отражено и в
современных русскоязычных методических публикациях (Ландшафтное планирование …,
2006; Солодянкина, Левашёва. 2013).

На наш взгляд, перечень задач, сформулированных в приведенных определениях,

требует некоторой детализации и дополнений в части анализа ландшафтной структуры,
пространственных инструментов, выявления ценностей, согласования интересов
землепользователей. Ниже мы предлагаем развитие постановки целей и задач
ландшафтного планирования исходя как из предложений, представленных в обширной
литературе, так и из собственного опыта авторов монографии.

Главной целью ландшафтного планирования как инструмента территориальной

организации мы считаем адаптацию землепользования к ландшафтной структуре. Эта
задача не ставится прямо в системе территориального планирования, установленной
Градостроительным кодексом, в землеустроительном проектировании, в
лесохозяйственном планировании и других видах отраслевого планирования. Об этом
приходится сожалеть, тем более что теоретических разработок и отдельных примеров
успешной реализации достаточно много, о чем было сказано в главах 1.1 и 1.2. На наш
взгляд рано или поздно цель адаптации к ландшафтной структуре (возможно в иной
формулировке) войдет в законодательство и на это должны быть направлены усилия
профессионального сообщества.
Ожидаемые результаты ландшафтного планирования в части пространственных
решений мы видим следующим образом:
1. Сохранение экологических и социокультурных ценностей, составляющих
своеобразие региона.
2. Обеспечение устойчивого функционирования экологического каркаса как
условия устойчивости ландшафта в целом и устойчивого хозяйства в мозаичном
ландшафте, а также как территориального ресурса для дружественных к природе
щадящих видов землепользования.
3. Нейтрализация опасных потоков вещества и других воздействий на уязвимые
природные и хозяйственные объекты и сохранение (также – стимулирование, управление)
желательных потоков.
4. Создание пространственной структуры и соотношения угодий, обеспечивающих
минимизацию конфликтов «хозяйство-ландшафт» и «землепользователь-
землепользователь», получение экономической и социальной выгоды от использования
ресурсов ландшафта, взаимовыгодную для землепользователей многофункциональность
или позитивное взаимовлияние угодий.
5. Создание комфортной среды для общества (в аспектах эстетики, микроклимата,
безопасности, доступности востребованных объектов, сочетания личного и
общественного пространства) путем подбора соотношений и взаиморасположения угодий.
В таком перечне задач мы, в отличие от цитированных авторов (или, скорее, в
дополнение к ним), во-первых, концентрируемся на ожидаемых результатах, а не на самой
процедуре планирования. Во-вторых, мы подчеркиваем специфику ландшафтного
подхода к планированию, которая заключается не только в выделении пригодных
территорий для каждого вида хозяйства, но и в подборе оптимального
взаиморасположения угодий. В-третьих, мы считаем важным достижение
 40

многофункциональности экологического каркаса, которому (за пределами заповедников)

можно подобрать такой набор хозяйственных функций, который не мешал бы
природоохранной задаче, и такую конфигурацию и состав, которые улучшали бы
возможности хозяйства на примыкающих территориях. В-четвертых, мы уделяем
приоритетное внимание оптимизации латеральных связей между элементами ландшафта
посредством управления потоками вещества. В-пятых, детализируется понятие высокого
качества жизни с позиций рационального пространственного соотношения элементов
ландшафта. Всё это так или иначе входит в содержание понятий «устойчивое развитие»,
«устойчивое природопользование», которые видят стратегической целью все авторы.
При ландшафтном подходе к территориальному планированию знание о структуре,
динамике, функционировании, эволюции ландшафта используются для разработки плана
размещения видов землепользования на территории. Пространственные решения должны
вести к максимально возможной адаптации землепользования к природным комплексам в
естественных границах.
Смысл включения термина «ландшафт» в название этого подхода заключается в
следующем:
 Планировочные решения учитывают взаимодействия компонентов ландшафта и
возможные цепные реакции между ними при внешнем воздействии.
 Планировочные решения учитывают эффекты дальнодействия: «воздействие
здесь – эффект там».
 Планировочные решения учитывают специфические эффекты, возникающие
при совместном влиянии группы природных комплексов.
Обязательные атрибуты географического подхода к ландшафтному планированию
мы видим в следующем.
1) Карты типов ландшафтных структур и потоков вещества составляют основу
территориальной привязки решений в землепользовании, смысл которых – в максимально
возможном «вписывании» в естественные границы.
2) Анализ положения и функциональной роли природного территориального
комплекса в иерархии геосистем ставит планировочное решение в зависимость от
ценности с точки зрения сохранения ландшафтного разнообразия.
3) Прогноз цепных реакций между компонентами ландшафта предваряет
планировочные решения с целью предотвращения необратимой утраты экологических
функций в результате антропогенного воздействия.
4) Пространственные решения должны учитывать латеральные связи между
геосистемами и быть ориентированными на нейтрализацию негативных удаленных
эффектов антропогенного воздействия и стимулирование позитивных, минимизировать
ущерб уязвимым ценным природным и хозяйственным объектам.
5) Подбор оптимальных пространственных соотношений и взаиморасположения
угодий должен приводить к такому их взаимодействию, чтобы новое качество мозаичного
ландшафта было благоприятно для хозяйственной деятельности, для живой природы и
безопасно для человека, компенсировать негативные эффекты антропогенных
воздействий на элементы ландшафта.
6) Регулирование использования угодий во времени должно опираться на прогноз
динамических и эволюционных изменений под действием естественных и антропогенных
процессов и оценку устойчивости ландшафта.
7) Многообразие ландшафтных процессов и множественность ценностей,
заключенных в компонентах ландшафта, принимается во внимание для выявления
возможностей многофункционального использования элементов ландшафта.

С учетом вышесказанного предлагается следующее определение:

Ландшафтное планирование – это иерархическая система пространственных
решений для экологически безопасной, экономически эффективной и социально
 41

малоконфликтной адаптации многофункционального землепользования к ландшафтной

структуре территории.

На рис. 2 отражены составляющие планировочных решений, которые авторам

монографии видятся главными в рамках ландшафтно-экологического подхода.
Пространственные планировочные решения (т.е. решения о размещении объектов и
угодий) исходят из свойств ландшафта с его компонентной и пространственной
структурой и интересов землепользователей. При этом решение принимается,
корректируется или не принимается в зависимости от ограничений, накладываемых:
 специфическими функциями пространственного элемента, на который
претендует заинтересованный землепользователь),
 природными и антропогенными угрозами (существующими или
предполагаемыми после реализации решения; входящими в данный элемент ландшафта
или исходящими от него);
 необходимостью устойчивого функционирования экологического каркаса
территории;
 установленными природными и социально-экономическими тенденциями,
способными изменить свойства ландшафта и экономическую конъюнктуру в течение
предполагаемого времени действия решения;
 природными и социально-экономическими ценностями разных рангов, которые
осознаются как критически важные для местного сообщества, населения региона, страны
или всей планеты;
 доступностью элемента ландшафта.

Рис. 2. Основания планировочных решений.

Ключевые идеи, положенные в основу предлагаемой методологии представлены на

рис. 3. Они сводятся к следующему. Территория характеризуется ландшафтной
структурой и значением, которое ей придает местное население на основе своей культуры
и особенностей восприятия (местом). Природа обладает самоценностью, независимой от
оценок со стороны общества, что накладывает ограничения на использование ее ресурсов.
Планировочные решения о размещении, предполагаемые заинтересованными
землепользователями, должны быть адаптированы к ландшафтной структуре территории.
Они считаются оптимальными, если учитывают как социально-экономические, так и
экологические ценности. В это требование включается учет: а) особенностей места (т.е.
 42

нематериальное значение для общества); б) географический контекст, разнообразие

окружающей территории, связность пространственных элементов между собой (с
позитивными и негативными эффектами для устойчивости ландшафта и хозяйства),
защитные функции соседствующих объектов по отношению друг к другу; в)
согласованность интересов землепользователей, возможность компромисса между ними в
случае конфликта интересов, возможность многофункционального использования одних и
тех же элементов ландшафта. Оптимальность планировочного решения о размещении
видов деятельности в ландшафте подразумевает подбор оптимального соседства (в более
широком понимании – взаиморасположения), площадных пропорций, размера и
конфигураций угодий, что позволяет вести малоконфликтное многофункциональное
хозяйство, не наносящее необратимого ущерба функционированию ландшафта как
системы территориальных единиц.

Рис. 3. Ключевые идеи ландшафтного планирования.

На рис. 4. приведена система ключевых понятий ландшафтного планирования в их

взаимосвязи, отражающая описываемую идеологию ландшафтного (ландшафтно-
экологического) планирования. Для сопоставимости c международной терминологией
будем приводить англоязычные эквиваленты.

Рис. 4. Связи между ключевыми понятиями ландшафтного планирования.

Отправной точкой планирования является наличие некоторых ресурсов (resource)

на территории, на которые существует спрос (demand) со стороны заинтересованных
 43

землепользователей (stakeholders), производящих продукцию для общества

(материальную или нематериальную). Спрос на ресурсы, а также социальные ценности
определяются культурным ядром (cultural core) общества. Ресурсы распределены по
территориальным единицам (spatial (territorial) units) (природным, хозяйственным,
административным), которые отражаются на карте или серии карт и составляют матрицу
для принимаемых решений. В идеологии ландшафтного планирования приоритет отдается
природным единицам. Внутри каждой пространственной единицы известны свойства
(properties) компонентов ландшафта. Между компонентами существуют радиальные связи
(relations) и возможны цепные реакции (chain reactions). В зависимости от свойств
компонентов и их связей, а также – от размеров и конфигурации пространственная
единица обладает некоторой емкостью (несущей способностью – capacity) относительно
предполагаемых нагрузок (loads) при использовании ресурса (или ресурсов). В
зависимости от межкомпонентных связей и емкости территориальная единица обладает
большей или меньшей устойчивостью (resilience), что создает ограничения (limits) на
использование потенциала (potential) имеющихся ресурсов. Отсюда вытекает
предварительная оценка пригодности (suitability) территориальной единицы для того или
иного вида использования, основанная на ее собственных, условно независимых от
окружения, свойствах. Кроме пригодности для эксплуатации материальных или
нематериальных ресурсов, единица может выполнять регулирующие функции: при
наличии монетарных оценок всё это включатся в понятие «экосистемные услуги»
(ecosystem services) с их особой разновидностью, возникающей при взаимодействии
единиц в определенном масштабе – ландшафтными услугами (landscape services).
Территориальная единица может обладать экологическими ценностями (ecological
values), как заключенными внутри нее самой (например, наличие популяций редких
видов), так и определяемыми ее положением в пространственном контексте (context) (т.е.
возникающими исключительно при взаимодействии с соседними или удаленными
единицами). Для корректного выявления экологических ценностей необходимо оговорить
масштаб (scale) (локальный, региональный, межрегиональный, национальный или
глобальный с возможными промежуточными градациями) и определить функциональную
роль единицы в иерархии (hierarchy) единиц более высокого ранга (физико-
географических, бассейновых, административных и др.), особенно степень ее
незаменимости. Поскольку любая единица включена в латеральные потоки вещества и
энергии (matter and energy flows), она может оказывать влияние на другие единицы и/или
сама находиться под их влиянием, т.е. создавать или испытывать угрозы (threats). Тогда
использование оказывается сопряжено с риском (risk). Это создает дополнительные
ограничения и требует коррекции оценок пригодности для использования ресурсов,
основанных на внутренних свойствах. Угрозы, возникающие в результате латеральных
потоков, могут быть ослаблены или нейтрализованы посредством буферных зон (buffer
zones, buffer strips), сохраняемых при использовании, специально конструируемых или
обустраиваемых. Территориальные единицы, обладающие экологической самоценностью,
являющиеся незаменимыми для важных латеральных потоков (например, миграций
животных, переноса воды и т.д.) или играющие буферную роль составляют основу
экологического каркаса (ecological network).
Предварительные оценки пригодности могут оказаться сопоставимыми для
нескольких видов землепользования. Общество имеет социальные нематериальные
ценности, которые могут входить в противоречие с использованием потенциала
имеющихся ресурсов. Получаемая информация о совместимости (compatibility) или,
наоборот, конфликтности видов землепользования (land use conflicts) между собой и с
социальными потребностями требует разработки и сравнения альтернативных сценариев
(scenarios) пространственной организации хозяйства. При этом приоритетное значение
имеют ограничения, накладываемые требованием устойчивого функционирования
экологического каркаса. Последний выделяется (или создается) с учетом возможного
 44

позитивного влияния на хозяйство. В результате принимается решение о размещении

(allocation) видов землепользования в мозаичном ландшафте и/или изменении
конфигурации и размеров угодий. Основным инструментом служит функциональное
зонирование (functional zoning). Рекомендуются экологически приемлемые технологии
(environmentally friendly technologies) эксплуатации угодий с привилегией отраслевого
специалиста по окончательному их выбору. При необходимости предлагаются меры по
компенсации (compensation measures) экологического, экономического и социального
ущерба, порождаемого несовместимостью видов землепользования.
Полная последовательность процедур представлена в главе 2.5, а их детализация
для реализации предлагаемой идеологии ландшафтного планирования представлена в
разделе 3
 45

Раздел 2
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ И МЕТОДОЛОГИЯ
ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ

2.1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ ЛАНДШАФТНОГО

ПЛАНИРОВАНИЯ
А.В. Хорошев

Развитие методологии ландшафтного планирования опирается на теоретические

основы целого ряда естественных и общественных наук. Рассмотрим подробнее
концепции, разработанные в рамках физической географии и смежных наук.

В ландшафтоведении ключевое значение для развития ЛП имеют понятия

полиструктурности, иерархичности и цепных реакций между компонентами ландшафта.
Полиструктурность требует применения разных типов описания пространственной
структуры в зависимости от целевой функции планировочных решений и типов потоков
вещества, которые ими затрагиваются (Позаченюк, 2006). Разные типы
взаимонезависимых структур организованы в разные иерархии. Вопрос о взаимодействии
типов пространственных структур (морфологической, бассейновой, нуклеарной, сетевой и
др.) относится к числу пока малоисследованных в ландшафтоведении.
Необходимость разработки моделей межкомпонентных связей обусловлена одной
из важнейших целей ЛП – исключением возможности необратимых утрат экологических
функций ландшафта при многоцелевом использовании территории. Прогноз цепной
реакции в ландшафте, возникающей при размещении того или иного вида деятельности,
возможен при точном знании о физических механизмах взаимодействия компонентов и о
включенности их одновременно в серию независимых друг от друга процессов,
происходящих в разных пространственно-временных масштабах. Кроме того, доказано
явление самоподобия некоторых ландшафтных процессов сразу на нескольких
иерархических уровнях, что требует разделения вкладов разномасштабных процессов
одной природы. Примером может служить гравитационное перераспределение влаги
между формами микрорельефа и мезорельефа и его трансформация при осушительных
мелиорациях. Построение таких моделей требует классификации свойств компонентов
ландшафта по характерному времени и характерному пространству их развития. Сам факт
наличия статистически достоверной связи между свойствами может указывать на
возможность их взаимодействия благодаря близости характерных времен и пространств.
Поэтому модель межкомпонентных связей может предшествовать классификации по
характерным временам и пространствам. Однако следует учитывать, что наличие
статистически достоверной связи необязательно означает физическое взаимодействие
между свойствами, поскольку они могут быть независимо друг от друга связаны с третьим
свойством. Таким образом, полиструктурное и полимасштабное исследование
межкомпонентных связей в рамках идеологии ландшафтоведения должно предшествовать
разработке ландшафтно-планировочных решений (Хорошев, 2016). Если качественные
модели межкомпонентных связей издавна являлись предметом науки о ландшафте, то
разработка количественных строго формализованных технологий разделения вкладов
разномасштабных процессов пока находится на ранней стадии развития.
Богатая отечественная традиция физико-географического районирования и
ландшафтного картографирования позволяет определять приоритетность того или иного
вида использования или охраны ландшафта или его структурной части. Наличие
ландшафтных карт позволяет оценить степень типичности, редкости или уникальности
 46

пространственной единицы как на визуально-качественном, так и на количественном (с

расчетом соответствующих индексов разнообразия и уникальности посредством
геоинформационных технологий и геостатистики) уровне. Сопряженное применение
материалов ландшафтного картографирования и физико-географического районирования
необходимо для определения вклада пространственной единицы в глобальное,
национальное и региональное ландшафтное и связанное с ним биологическое
разнообразие. Бурное развитие технологий обработки космической информации и
цифровых моделей рельефа позволяет дополнить оценки типичности/уникальности,
полученные по традиционным картам естественных ландшафтных единиц и
хозяйственных угодий, оценками на основе классификации видов ландшафтного покрова
и типов геотопов с учетом разномасштабных пространственных структур. Ключевое
понятие ЛП, оцениваемое с помощью ландшафтного картографирования и физико-
географического районирования – «ландшафтный и региональный контекст», в
зависимости от которого может быть принято решение об использовании либо охране
конкретной ландшафтной единицы при прочих равных условиях.
К числу наиболее значимых теоретических положений ландшафтоведения, на
которых основаны процедуры ландшафтного планирования, мы относим следующие.
1. Полиструктурная организация ландшафта диктует необходимость опираться
на разные способы выделения геосистем в зависимости от приоритетных задач
планирования.
2. Полимасштабная организация ландшафта требует учитывать рамочные
условия, накладываемые геосистемами высших рангов на функционирование ПТК и
согласовывать детальность планировочных решений с иерархическими рангами ПТК.
3. Положение ПТК в эволюционно-динамическом ряду определяет степень его
надежности ПТК, т.е. возможность или невозможность долговременного однотипного
землепользования.
4. Цепные реакции между компонентами ландшафта и между его
пространственными элементами, зависящие от характерного времени развития
компонентов, исследуются в целях прогноза возможных изменений и их допустимости
при разработке сценария землепользования.
5. Функциональная роль ПТК в геосистемах более высоких рангов и, как частный
случай, - в системе радиальных и латеральных потоков вещества используется как
критерий допустимости изменения свойств компонентов.
6. Возможность проявления эмерджентных эффектов в ландшафте как
результат взаимодействия пространственных элементов требует согласования эффектов
землепользования в разных угодьях и подбора оптимального площадного соотношения и
соседства угодий.
7. Положение ПТК в факторально-динамических рядах (Крауклис, 1979)
учитывается при оценке устойчивости и распределении антропогенных нагрузок.
8. Диапазон сезонного и межгодового варьирования свойств компонентов
определяет допустимые нагрузки и их распределение во времени.
9. Наличие нуклеарных систем в ландшафтном пространстве заставляет
адаптировать угодья и нагрузки к полю убывающего влияния природных и
антропогенных факторов и искать границы с критическими значениями свойств,
допускающими или запрещающими тот или иной вид землепользования.
10. Различия в устойчивости ядер типичности ПТК и экотонов учитывается при
проектировании экологического каркаса.

Одной из актуальных задач развития технологий ЛП следует считать применение

возможностей пространственного анализа на основе ландшафтных метрик, разработанных
в рамках ландшафтной экологии (landscape ecology). Это научное направление,
развиваемое в основном в англоязычной литературе, декларирует своей целью изучение
 47

взаимосвязей между экологическими процессами и пространственной структурой в

особом – ландшафтном – масштабе (Forman, 2006). Изначально ландшафтная экология
возникла на основе теории островной биогеографии как реакция биоэкологов на
недостаточное внимание к пространственному фактору поведения популяций животных
(Хорошев и др., 2006). Поэтому разработанные в ней ландшафтные метрики
разнообразия, фрагментации, связности, конфигурации, соседства (McGarigal, Marks,
1995) применялись в ЛП прежде всего к задачам обеспечения необходимой мозаичности
ландшафта для поддержания биоразнообразия. Однако более тщательное изучение
возможностей ландшафтных метрик показало их адекватность для регулирования
интенсивности и направления потоков вещества вообще, в том числе – в результате
эрозии, дефляции, перераспределения снеговой влаги и др. Ключевые понятия ЛП,
оцениваемые с помощью концепций ландшафтной экологии – «разнообразие»,
«соседство», «коридоры», «узлы», «связность». Для территорий с сильнонарушенными
ландшафтами представления ландшафтной экологии могут быть использованы как одно
из важнейших обоснований экологического каркаса в локальном масштабе, экологической
сети – в региональном.
Одна из основных задач ЛП – достижение оптимальной мозаичности ландшафта
и оптимального взаиморасположения угодий – обостряет проблему поиска механизмов
формирования эмерджентных свойств пространственной структуры, пока лишь
поставленную в ландшафтоведении и ландшафтной экологии. Предметом исследования
становятся особые экосистемные услуги, возникающие не как следствие собственных
свойств ландшафтной единицы, а как результат взаимодействия многих единиц.
Выделение в последние годы представления о ландшафтных функциях и ландшафтных
услугах демонстрирует высокую значимость особого – ландшафтного - масштаба
управления природопользованием (de Groot et al., 2010; Bastian et al., 2012; Bastian et al.,
2015). Это масштаб крупной гетерогенной территории порядка сотен-тысяч квадратных
километров, в котором могут быть реализованы решения об оптимальном расположении и
согласованном управлении множеством сосуществующих и взаимодействующих видов
природопользования при поддержании набора ключевых экологических функций и
обеспечении возможности удовлетворения нематериальных потребностей общества
(например, в эстетическом качестве среды). Для выявления подобных эмерджентных
свойств пространственной структуры и ее конструирования в процессе ЛП в зависимости
от целей может оказаться оптимальной либо модель морфологической структуры
(Н.А.Солнцев, 1948) либо матричная (или биоцентрично-сетевая) модель (Forman, Godron,
1986), либо бассейновый подход (Корытный, 2001; Федоров, 2007). В связи с этим требует
осмысления и развития в ЛП с учетом современных технологий пространственного
анализа богатый отечественный опыт сельскохозяйственных наук и лесной гидрологии
в областях противоэрозионного и противодефляционного земледелия, полезащитного
лесоразведения (Арманд, 1961; Почвозащитное…, 1975), стокорегулирующей роли
лесного покрова (Дубах, 1951; Львович, 1963; Побединский, 1979; Битюков, 2007).
Понятия «необходимые пропорции» и «эмерджентность» входят в число
«привилегированного» вклада идеологии ландшафтоведения и ландшафтной экологии в
процедуру ЛП.

Широкий набор технологий, конструктивных для ЛП, обоснован в рамках

геохимии ландшафта, прежде всего – для планирования локализации негативных
воздействий. Ключевыми понятиями и объектами картографирования для планировочных
целей служат элементарная ландшафтно-геохимическая система (ЭЛГС), каскадная
ландшафтно-геохимическая система (КЛГС) с иерархическими уровнями организации
«катена» и «арена» (Глазовская, 1988). Регулирование однонаправленных потоков
вещества, в том числе загрязняющего, достигается планированием взаиморасположения
хозяйственных угодий на фоне естественных ландшафтных единиц. Картографирование
 48

щелочно-кислотных и окислительно-восстановительных условий миграции вещества

позволяет ранжировать ЭЛГС по способности нейтрализовать, пропускать или
накапливать в опасных концентрациях вещества, привнесенные из верхних звеньев КЛГС.
В зависимости от этого могут быть подобраны адаптированные виды хозяйственных
угодий или способы защиты элементов ландшафта. Как один из основных инструментов
следует рассматривать создание специальных буферных элементов ландшафта между
источниками нежелательного воздействия (например, распаханными полями с
внесенными удобрениями и гербицидами на склонах) и уязвимыми объектами (например,
водоемами питьевого или рыбохозяйственного назначения и ценными водно-болотными
местообитаниями). Такими буферными элементами экологического каркаса могут
служить лесокустарниковые полосы на склонах, искусственные геохимические барьеры,
водоемы-отстойники, кольматирующие посадки на пролювиальных шлейфах
(Паулюкявичюс, 1989; Перельман, Касимов, 1998; Ryszkowski, 2002; Bentrup et al., 2006;
Weller et al., 2007; Колбовский, 2008).
Если оценивать вклад геохимии ландшафта и ландшафтной экологии шире, то
необходимо отметить, что эти отрасли знания предоставили в распоряжение ЛП мощные
инструменты исследования и оценки латеральных взаимодействий, скорости и
направления потоков, удаленных эффектов между элементами ландшафта. Эти понятия
драматически недооцениваются или игнорируются при стандартном отраслевом
планировании, исходящем в основном из собственного ресурсного потенциала угодья
(лесного выдела, земельного участка) и потому способного провоцировать конфликты
землепользования.

Среди концепций, разработанных в рамках социально-экономической географии

или на стыке с географией и экологией, применение в ландшафтном планировании
находят те, которые предлагают способы взаиморасположения в пространстве видов
деятельности, полярных по нагрузкам на природную среду, и предъявляющих
контрастные требования к позиционным факторам, и позволяют оценить экологические
функции ландшафтов экономическими методами. К их числу относятся модель
функциональных зон И. Тюнена, теория центральных мест В.Кристалера и А.Лёша,
концепции поляризованного ландшафта Б.Б.Родомана, районной планировки, эколого-
хозяйственного баланса территории, экосистемных услуг (Родоман, 2002; Перцик, 2006;
Колбовский, 2008; Кочуров, 1999; Бобылев, Захаров, 2009; Учет и оценка…, 2014).

Примером удачного взаимодействия общественных и естественных наук служит

ландшафтно-исторический подход. Его сущность заключается в том, что выявление
закономерностей взаимоотношений социума и природы, человека и ландшафтов
основывается на «сквозном» ландшафтно-историческом исследовании территории с
сопряженным изучением ландшафта и времени, ландшафта и хозяйственной деятельности
в нем. При таком подходе сопоставляются измененные человеком ландшафты с
коренными или естественными, а также с ландшафтами, измененными человеком в
различные периоды. Эти исследования опираются на представления о природно-
хозяйственных системах (ПХС), которые являются результатом конкретной
хозяйственной деятельности в конкретных ландшафтных условиях (Низовцев, 1997).

Требование интеграции знаний естественных и гуманитарных наук в практике

ландшафтного планирования становится все более и более жестким, что хорошо
проявляется в тематике последних крупнейших международных конференций по
ландшафтной экологии (Crossing frontiers…, 2003; International Conference on
Multifunctionality of Landscapes…, 2005; 25 Years of Landscape Ecology…, 2007; European
Landscapes in Transformation…, 2009; Landscapes – theory and practice…, 2009; Landscape
structures…, 2010; The 8th World Congress…, 2011). Центральным сюжетом становится
 49

обсуждение возможностей компромисса между экологическими, социальными,

экономическими, технологическими, законодательными требованиями и ограничениями в
планировочных решениях с учетом разноплановых интересов собственников земель. Для
России проблема стоит особенно остро в связи с частыми изменениями законодательства,
развитием новых форм собственности, проблемами технологического перевооружения,
трудностями внедрения экологически дружественных экономических механизмов
(например, лесной сертификации). К числу ключевых понятий ЛП, требующих
применения методов социально-экономических наук можно отнести
«многофункциональность ландшафта», «интеграция целей», «история
землепользования», «эколого-хозяйственный баланс», «конфликт землепользования»,
«альтернатива», «сценарий землепользования», «компромисс».
Базовые концепции группы естественных и социальных наук, на которые
опирается ландшафтное планирования сведены на рис. 5.

Рис. 5. Теоретические источники и базовые концепции ландщшафтного планирования.

2.2. ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ЕДИНИЦЫ И ИЕРАРХИЯ ЗАДАЧ

ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
А.В.Хорошев

Методология ландшафтного планирования позволяет использовать одновременно

разные типы пространственных элементарных единиц: единицы административно-
территориального деления, угодья, правовые зоны, морфологические единицы ландшафта,
бассейны; при этом существует возможность проведения различных операций как внутри
слоев, так и между ними (Колбовский, 2011а). Цитируемый автор много и ярко писал о
возможностях и трудностях использования современной нормативной базы при
ландшафтном планировании (2008, 2010, 2011а, 2011б). А.В. Дроздов и соавторы
(Руководство…, 2000) считают достижимым соответствие иерархий ландшафтного и
градостроительного планирования. В связи с эти целесообразно произвести анализ
возможных соответствий между решениями, предусматриваемыми законодательством для
административных единиц и решениями, которые требуют адаптации к природным
единицам.
Территориальные единицы, которые могут быть сферой применения идеологии
ландшафтного планирования, объединяются в три группы: административные,
 50

потоковые и ландшафтно-морфологические. Базовое положение идеологии

ландшафтного планирования состоит в том что хозяйственные единицы – угодья –
должны в максимально возможной степени вписываться в природные единицы или, в
случае невозможности или нецелесообразности полного геометрического соответствия,
имитировать их конфигурацию.

Административные единицы планирования

Страна как объект территориального планирования фигурирует в

Градостроительном кодексе применительно к задачам составления Схемы
территориального планирования РФ. Документами территориального планирования
(СТП) Российской Федерации являются схемы территориального планирования
Российской Федерации в областях федерального транспорта, обороны страны и
безопасность государства, энергетики, высшего профессионального образования и
здравоохранения, но допускается разработки и в иных областях на основании правовых
актов президента и правительства (ГрК РФ, ст. 10). Предметом планирования
общенационального масштаба в иных областях, который с полными основаниями может
рассматриваться в рамках идеологии ландшафтного планирования, является создание
системы особо охраняемых природных территорий. Хотя создание ООПТ в национальном
масштабе осуществляется через учреждение индивидуальных заповедников,
национальных парков, федеральных заказников и др., системность этого процесса
обусловлена необходимостью обеспечить репрезентативность всех основных типов
ландшафтов (Кревер и др., 2009). В этой связи для масштаба страны предметом
ландшафтного планирования (а точнее – применения ландшафтно-планировочной
идеологии) можно считать разнообразие ландшафтов, а ключевым критерием принятия
решения – оценку степени типичности (репрезентативность), редкости или уникальности
конкретных видов ландшафтов. Результатом анализа будет рекомендация о
необходимости охраны или допустимости хозяйственного использования.
Эта же задача может стоять и на региональном уровне. Территориальной единицей
выступает субъект Федерации (республика, область, край, автономный округ,
автономная область). Решение задачи облегчается тем, что в законодательстве ряда
субъектов Федерации системный подход отражен в виде учреждения сетей ООПТ.
Возможность разработки и принятия на региональном уровне схем развития и
размещения особо охраняемых природных территорий или территориальных схем
охраны природы допускается и Федеральным законом от 14.03.95 № 33-ФЗ. Для СТП
субъектов Федерации рекомендовано составление проекта экологического каркаса
(Методические рекомендации…, 2013). На региональном уровне среди ключевых
критериев планировочных решений, помимо оценки типичности/редкости/уникальности,
должно присутствовать понятие «связность». Оно обеспечивает, с одной стороны
«взаимную поддержку» охраняемыми территориями друг друга, в том числе с помощью
зон с особыми условиями использования (ГрК РФ, ст. 1), прежде всего – посредством
миграций животных и потоков воды. С другой стороны, задачей региональной сети ООПТ
является обеспечение устойчивого функционирования ландшафтов на всей или на
большей части территории региона. Они должны выполнять функции ключевых регионов
устойчивого развития, по удачному выражению Г.В. Сдасюк и А.А. Тишкова (1995).
Пример реализации идеологии ландшафтного планирования к подобной задаче описан в
разделе 3.1.1 и подробно – в работе А.В. Хорошева, А.В. Немчиновой и В.О. Авданина
(2013) и в ряде других региональных монографий (Максутова, Скупинова, 2003;
Пузаченко и др., 2004; Паженков и др., 2005; Мирзеханова, Остроухов, 2006).
Не только при планировании сетей ООПТ, но и при создании СТП, лесных планов,
региональных программ использования и охраны земель для субъектов РФ важным
предметом анализа следует считать оценку вклада региона в устойчивое
 51

функционирование геосистем высокого иерархического уровня, в первую очередь –

бассейновых. Сток из лесных регионов (например, Костромской или Ярославской
области), расположенных в верхнем течении бассейна крупной реки (например, Волги),
может вносить решающий вклад в формирование и регулирование ее общего стока,
особенно если средняя и нижняя части принадлежат зонам дефицитного увлажнения –
степной и полупустынной. Поэтому решения регионального уровня о приоритетах
ресурсопользования должны стремиться к поддержанию или созданию таких площадных
пропорций видов угодий, которые снижали бы экологический и социально-
экономический ущерб сопряженным регионам. Обратим внимание, что подобное
удаленное влияние может передаваться не только вниз, но и вверх по течению. Так, в свое
время строительство ГЭС на нижней Волге существенно сократило возможности
миграции промысловых рыб и изменило условия рыболовства во всем бассейне.
Помимо планировочных решений собственно национального и регионального
уровней, анализ положения территории в широком географическом контексте может быть
решающим основанием для принятий решений на локальном уровне (при составлении
СТП муниципальных районов, генеральных планов поселений, схем землеустройства,
функционального зонирования ООПТ, проектов строительства индивидуальных объектов
и др.). Есть несколько принципиально важных обстоятельств для выбора особого режима
использования единиц локального уровня (ранга урочища, местности, ландшафта либо
специфических местообитаний), следующих из вклада этих иногда небольших по
площади территорий в функционирование очень крупных систем.
1) Уникальные или редкие в региональном или национальном масштабе
ландшафты, требующие охранного режима или уже обеспеченные охранным статусом
(редкие по естественным причинами, остаточно редкие в результате природопользования,
реликтовые и др.). Таким свойством обладают, например, зональные плакорные
ландшафты, уцелевшие от тотальной распашки на бывших военных полигонах в степной
зоне.
2) Ландшафты и местообитания на краю ареала или экстразональные с
повышенной уязвимостью (в связи с климатическими условиями, сокращением
реликтового ареала и др.). В качестве примера можно привести остатки дубрав на серых
лесных почвах почти полностью распаханного Владимирского ополья.
3) Уникальные или редкие в региональном или национальном масштабе
ресурсные районы (с особо плодородными почвами, лесными ресурсами, источниками
воды, местообитаниями промысловых животных, альтернативными источниками энергии
и др.). Пример – агроландшафт «Каргопольской суши» с дерново-карбонатными почвами
на известняках в тайге Архангельской области.
4) Уникальные или редкие в региональном или национальном масштабе
рекреационные местности (с территориями историко-культурного наследия,
выдающимися эстетическими свойствами, лечебно-оздоровительными ресурсами,
«познавательными» ресурсами и др.). В качестве примеров приведем многочисленные
горные пейзажи, территории в местах исторических событий (см. главы 3.4.5, 3.5.3).
5) Неотъемлемые участки коридоров миграции животных межрегионального и
глобального значения (реки с приречными полосами, полосы пригодных местообитаний
среди непригодной «матрицы», приуроченные к экотону, связанные с
безальтернативными кормовыми угодьями, связанные с безальтернативным местом
преодоления барьера в горах и на водоемах и др.), в том числе ключевые
орнитологические территории международного значения (КОТР), Рамсарские водно-
болотные угодья, не упоминаемые, к сожалению, в законе об ООПТ от 14.03.95 № 33-ФЗ.
Пример – балтийское и черноморское побережья как коридоры сезонной миграции
перелетных птиц.
6) Зоны формирования разнонаправленного стока крупных рек на
водоразделах межрегионального значения. Яркий пример – ландшафты холмистых
 52

моренных равнин Валдайской возвышенности, где формируется рек каспийского и

балтийского бассейнов.
При анализе регионального контекста основанием для ландшафтно-планировочных
решений могут быть материалы физико-географического и связанных с ним видов
районирования, мелкомасштабные ландшафтные, геоботанические, зоогеографические,
почвенные карты. Иногда достаточно беглого взгляда на мелкомасштабную карту, чтобы
понять необходимость существенных ограничений на выбор способа землепользования
для относительно небольшого участка территории планирования.

Ландшафтно-морфологические единицы планирования

Ландшафтно-морфологический подход к разработке планировочных решений

занимает центральное место в идеологии ландшафтного планирования. Он предлагает
специфические предметы анализа и оценки территории для таких единиц физико-
географической и ландшафтной иерархии, как физико-географическая провинция,
ландшафт и урочище (иногда подурочище).
Уровень физико-географической провинции при наличии информации о ее
внутренней ландшафтной структуре оптимален для решений в рамках территориального
планирования субъектов Федерации. По ландшафтной карте легко выявить типичные,
редкие и уникальные для провинции ландшафты, что может быть положено в основу
ранжирования приоритетов использования и охраны. В частности может быть обоснован
приоритет промышленной эксплуатации редкого ресурса, рекреационного или охранного
режима уникального ландшафта, сосредоточение антропогенных нагрузок в типичных
широко распространенных ландшафтах.
Уровень географического ландшафта имеет особое значение для принятия
планировочных решений: именно на нем требуется применение принципа
эмерджентности. Эмерджентные свойства ландшафта возникают в результате
взаимодействия пространственных единиц, которые могут быть как его естественными
морфологическими частями (урочищами), так и их антропогенными модификациями, в
том числе разнотипными хозяйственными угодьями (поле, луг, лес, застроенные земли
внутри генетически единого урочища). Именно на таком иерархическом уровне
возникают уже упомянутые особые «ландшафтные услуги» как разновидность
экосистемных услуг (de Groot et al., 2010; Bastian et al., 2012). Основные инструменты
ландшафтного планирования на этом уровне – определение набора приоритетных
совместимых видов землепользования, проектирование экологического каркаса,
оптимизация конфигурации, взаиморасположения, связности пространственных единиц.
Целевыми функциями могут быть: обеспечение необходимого сочетания местообитаний и
миграционной способности популяций животных, режима расселения семян растений,
регулирование режима заморозков на полях, повторяемости экзодинамических процессов,
создание эстетически благоприятного пейзажного разнообразия и др. Принципиально
важно, что эти эффекты возможно обеспечить только согласованием функциональных
ролей отдельных урочищ или угодий на территории с размерами порядка сотен-тысяч
квадратных километров с закономерным сочетанием и повторяемостью пространственных
единиц. Ландшафтный уровень требует применения принципа необходимой связности,
который реализуется посредством создания или сохранения экологических биокоридоров.
С границами ландшафтов (в региональном понимании Н.А. Солнцева, 1948) и
степенью сложности внутренней структуры сопоставимы представления биоцентрично-
сетевой концепции ландшафтной структуры, разработанные изначально для обеспечения
жизнеспособности популяций на территории с высокой мозаикой местообитаний. Как
отмечает основатель биоцентрично-сетевой, или матричной, концепции, границы
территорий с единообразной пространственной структурой обычно определяются
геолого-геоморфологическими структурами (Forman, 2006). Поэтому, хотя основными
 53

пространственными единицами в матричной концепции служат местообитания,

сопоставимые с угодьями, масштаб принятия планировочных решений сопоставим с
таковым для географических ландшафтов. Это обусловлено приоритетом эмерджентных
эффектов, создаваемых пространственными комбинациями ключевых местообитаний и
коридоров между ними, для жизнеспособности популяций.
Более низкий уровень принятия планировочных решений в ландшафтно-
морфологической иерархии – урочище – как правило, соответствует единицам,
заключенным внутри речных бассейнов и катен. Именно урочище или подурочище
служит основной территориальной единицей для адаптации землепользования к
ландшафтной структуре на локальном уровне. Для урочищ определяется конкретный вид
угодий и конкретная технология использования этих угодий (севооборот и способ
вспашки, сезон выпаса и допустимая пастбищная нагрузка, способ заложения лесосек и
технология рубки, вид рекреации и облик объектов рекреационной инфраструктуры и
т.д.). Размер урочищ или подурочищ сопоставим с принятым в практике размером
полевых участков, лесных выделов. Наконец, именно на границы урочищ и подурочищ
реагирует сменой типа поведения человек, в том числе рекреант. Сближение отраслевых
технологий с морфологическими единицами уровня урочищ/подурочищ
предусматривается методиками ландшафтно-адаптивного земледелия (Кирюшин, 2011);
участкового метода лесоустройства (Гусев и др., 2004; Киреев, 2012), ландшафтной
архитектуры (Сычева, 2004).
Более мелкие морфологические единицы ландшафта – фации – в большинстве
случаев непригодны для пространственного распределения угодий, хотя фациальная
структура урочища безусловно проявляется в биологической продуктивности
хозяйственных угодий, условиях работы техники, риске экзодинамических процессов и
т. п. Однако фации сопоставимы с масштабом принятия решений в другой сфере
территориального планирования – ландшафтном дизайне (Голубева и др., 2010), отличия
которого от ландшафтного планирования, в понимании авторов данной монографии,
описаны ранее (Хорошев, 2012). В этих сферах деятельности может создаваться
искусственное разнообразие внутри урочищ; при долговременном существовании
искусственные единицы (фактически – геотехнические системы) могут развиваться до
статуса самостоятельных фаций со специфическим водным режимом и свойствами почв.

Потоковые единицы планирования

А.Д. Арманд и Т.П. Куприянова (1976) в связи с планированием хозяйственной

деятельности человека обратили внимание на необходимость использования
представления о двух типах районов: однородных для планирования однотипных
мероприятий и коннекционных – для управления природными процессами на обширной
площади путем непосредственного узколокального воздействия (с различной реакцией
разных частей территории на точечное хозяйственное мероприятие).
Еще раньше было обосновано, что фундаментальное значение для
территориального планирования имеют геокомплексы с однонаправленным
системообразующим потоком вещества и энергии (Ретеюм, 1971). Подходы к анализу
пространственной структуры и планированию землепользования, придающие центральное
место однонаправленным потокам вещества – позиционно-динамический, бассейновый и
парагенетический – выступают как не альтернативные, а необходимо дополнительные по
отношению к ландшафтно-морфологическому.
В позиционно-динамическом (ландшафтно-геохимическом) подходе
фундаментальное значение имеет понятие «каскадная ландшафтно-геохимическая
система», которое детализируется понятиями «катена», «арена», «бассейн». (Глазовская,
1988). Для катенарного уровня принятия решений ключевое значение имеет анализ
 54

положения элементарного ландшафта относительно зон питания, транзита и аккумуляции

потока, зон с разной интенсивностью потока (ускорения и торможения), зон рассеяния и
концентрации нескольких потоков. Этот подход применим в основном к локальному
уровню принятия планировочных решений в связи с выбором мест размещения
загрязняющих и уязвимых к загрязнению объектов, проектированием буферных полос
между угрожающими и уязвимыми природными и хозяйственными объектами. Общая
схема катенарного анализа для целей ландшафтного планирования на основе ландшафтно-
геохимических концепций предложена И.А.Авессаломовой (рис. 6). Реализация схемы
подробно рассматривается в разделе 3.2.2. Более высокое положение в иерархии занимают
ландшафтно-геохимические арены, сопоставимые с понятием «бассейн».

Рис. 6. Этапы катенарного анализа (автор – И.А.Авессаломова)

Ландшафтно-геохимический подход применим для получения ответов на

следующие вопросы, имеющие большое значение для ландшафтного планирования на
локальном уровне:
 В каких видах миграции участвует вещество?
 От каких объектов и элементов ландшафта исходит угроза другим объектам
и элементам за счет переноса вещества?
 Какие участки ландшафта наиболее активно участвуют в латеральном
переносе вещества
 В каких элементарных ландшафтах и почему начинается разнонаправленное
рассеяние вещества (желательное или нежелательное в зависимости от целевых установок
планирования)?
 В каких элементарных ландшафтах аккумулируется вещество?
 55

 В подвижных (биопоглощаемых) или неподвижных формах накапливается

вещество в аккумулятивных позициях?
 Насколько контрастны свойства загрязняющих веществ по отношению к
ландшафту (совместимы ли природные и техногенные геохимические потоки)?
 Существуют ли естественные механические препятствия или геохимические
барьеры на пути нежелательного потока к уязвимому объекту (водоему, пашне,
рекреационному объекту и др.)?
 Есть ли возможность создать искусственный барьер на пути нежелательной
миграции или отвести ее от уязвимого объекта?
 Есть ли предпосылки нежелательного прогрессирующего накопления
вещества?
 Какова скорость возможного самоочищения почв, вод за счет механических,
водных, воздушных потоков?
Итак, ландшафтно-геохимический подход позволяет определить направление и
интенсивность латеральных потоков вещества и угрозы, которые они представляют,
емкость и устойчивость элементарных ландшафтов по отношению к входящим потокам.

Бассейновый подход к принятию ландшафтно-планировочных решений наиболее

приемлем для бассейнов рек примерно 3-6 порядка. Он требует применения принципа
значимости удаленных эффектов. Применение бассейнового подхода имеет несколько
задач. Во-первых, бассейн может выступать как самостоятельная единица планирования,
прежде всего – при актуальности задач регулирования стока. Во-вторых, анализ
ландшафтного покрова бассейна может быть основанием для корректировки решений на
локальном уровне для индивидуальных урочищ или групп урочищ. Предметом решений
является регулирование стока воды, наносов и растворенных веществ, который
рассматривается как функция площадных пропорций и взаиморасположения видов ПТК и
видов ландшафтного покрова (угодий). В-третьих, предметом решений может быть также
поддержание состояний популяций животных, ареалы которых жестко связаны с
границами бассейна (прежде всего – водоплавающих). Ключевой задачей при реализации
бассейнового подхода выступает компенсация нарушений стока вследствие естественных
или антропогенных искажений пропорций между видами ландшафтного покрова.
Предметом планировочных решений могут быть:
 распределение очередности землепользования внутри бассейна (рубок,
водозабора, рыболовства и др.);
 создание оптимального площадного соотношения видов угодий, которые вносят
разный вклад в формирование объема и режима стока;
 введение особых режим землепользования для зон формирования стока, прежде
всего – водосборных понижений, мест выклинивания грунтовых и подземных вод;
 выбор альтернативных мест размещения объектов, способных оказать влияние
на сток и/или состояние популяций животных;
 распределение квот водопользования.
Только последняя задача из перечисленных является хорошо отработанным
предметом отраслевого (водохозяйственного) планирования, обеспечена нормативной
базой и отражается в обязательном документе – Схеме комплексного использования и
охраны водных объектов (СКИОВО) (Водный кодекс РФ, ст. 33; Приказ МПР РФ от
04.07.2007 № 169). В решение остальных задач существенный вклад может вносить
реализации идеологии ландшафтного планирования. Методическими указаниями по
составления СКИОВО (Приказ МПР РФ от 04.07.2007 № 169, ст. 19.2) требуется анализ
характеристик рельефа и ландшафтов речного бассейна (в том числе характеристики
лесистости, озерности, заболоченности, типов почв), но только – в описательной части.
Сами характеристики ландшафтного покрова не рассматриваются при этом как предмет
 56

регулирования, хотя требуется составление ландшафтных карт (ст. 42). Мероприятия

СКИОВО регулируют землепользование на территориях, подверженных затоплению, в
водоохранных зонах, на берегах (ст. 22.5), но не на территории водосборного бассейна. В
то же время очевидно, что предметом решений, существенно влияющих на сток, могут
быть такие показатели, выраженные в процентах от площади бассейна, как лесистость,
распаханность, запечатанность, соотношения лесов разных возрастных классов и разного
породного состава, соотношения типов севооборота на полях, доля прудов и
водохранилищ и др. Такие решения могут приниматься при составлении СТП, лесных
планов, схем землеустройства. Разумеется, для этого требуется согласованность этих
документов с решениями бассейновых советов и СКИОВО, что является узким местом
существующей системы территориального планирования. В Методических
рекомендациях по подготовке проектов схем территориального планирования субъектов
Российской Федерации (Приказ Министерства регионального развития РФ от 19.04.2013
г. № 169) в ст. 1.4.7 упоминается, что документы в области планирования и использования
планируемой территории, предусмотренные Земельным, Лесным, Водным кодексами
(следовательно, в том числе и СКИОВО) при необходимости могут использоваться для
подготовки проекта СТП.
Значимость соотношений и взаиморасположения видов ландшафтного покрова в
бассейне обусловливается следующими закономерностями формирования стока воды и
стока наносов, описанными в основном в литературе по лесной гидрологии (Дубах, 1951;
Молчанов, 1966; Рахманов, 1971, 1975; Идзон, 1980; Лебедев, 1982; Опритова, 1978;
Побединский, 1979; Михович, 1981; Воронков, 1988; Крестовский, 1986).
1) Леса обычно увеличивают долю подземного и снижают долю поверхностного
стока по сравнению с безлесными территориями. Следовательно, лесистость влияет на
соотношение стока в паводковые и меженные периоды.
2) Леса в некоторых географических регионах (особенно в степных и лесостепных)
способствуют росту годового количества осадков и стока за счет увеличения
горизонтальных осадков.
3) Существуют регионально специфичные значения оптимальной лесистости и
оптимальной мозаичности ландшафтного покрова бассейнов, при которых либо
максимален годовой сток, либо достигается наиболее сглаженный режим стока по
сезонам.
4) Существует зависимость скорости и времени снеготаяния от солярной
экспозиции склонов, которая усиливается или ослабляется размещением лесных и
безлесных угодий.
5) В зависимости от породного и возрастного состава лесов и вида
сельскохозяйственных угодий снеготаяние на разных участках бассейна происходит с
разной скоростью и в разное время, что, с учетом площадных пропорций и скорости
добегания, влияет на длительность и высоту весенних половодий.
6) Заозеренность и заболоченность вносят вклад в регулирование стока.
Например, оптимальная водоохранно-защитная лесистость оценена в Саянах для
разных гидрологических районов в 60-90 % (Лебедев, 1982). На Сахалине критический
порог лесистости оценен в 40-50 % (Клинцов, 1970), на Кавказе – в 75-90 % (Молчанов,
1966). В среднегорье Сихотэ-Алиня критический порог оценен в 60-70 % (Опритова,
1978). В целом считается, что влияние лесистости на суммарный годовой сток
(водоохранная функция) и на минимальный сток убывает от южной тайги к лесостепи
(Идзон, 1980). Однако способность леса переводить поверхностный сток в подземный
(водорегулирующая функция) возрастает от лесной зоны к степной.
Другая группа задач бассейнового анализа и планирования, логически связанная с
регулированием стока, реализуется при размещении потенциальных источников
загрязнения в бассейне, проектировании «ловушек» типа водохранилищ, оценке
способности водотоков к разбавлению загрязняющих веществ до неопасных
 57

концентраций. В качестве главных критериев принятия решений могут, например,

выступать:
 объем стока, способный разбавлять нежелательные вещества до неопасных
концентраций, как функция водосборной площади;
 положение загрязняющего объекта по отношению к зоне формирования
стока;
 способность водоема к самоочищению как функция уклонов днища и
строения поймы
 наличие «ловушек» для загрязняющих веществ и нежелательных наносов
(пруды, водохранилища, старичные озера, расширенные участки пойм)
 положение «ловушек» по отношению к зонам сильнорасчлененного (с
повышенным поверхностным стоком) и слаборасчлененного рельефа
 наличие подземного стока, способного внести вклад в разбавление в межень,
как функция растительного покрова и геологического строения.

Третья группа задач бассейнового планирования предусматривает поддержание

местообитаний и биокоридоров благоприятных для животных, жестко связанных с
границами бассейна (в первую очередь – рыб и водных млекопитающих). В качестве
критериев могут быть предложены:
 полный набор местообитаний, востребованных животными в разные периоды и
жизни и сезоны (например, нерестилищ, зимовальных ям и т.д.), не подверженных
негативному влиянию водосборной территории;
 неразрывность миграционных путей.
Предметом пространственных решений, направленных на сохранение популяций
должно быть: расположение инфраструктурных и других объектов капитального
строительства относительно миграционных путей и границ бассейна; сохранение в
водосборном бассейне оптимальной доли угодий, обеспечивающих благоприятный
гидрологический, тепловой и химический режим водоемов; минимизация антропогенных
нагрузок на миграционные узлы.
В обычной практике СКИОВО, т. е. единственного планировочного документа с
бассейнами в качестве пространственных единиц, мероприятия, направленные на
улучшение экологического состояния водных объектов, разделены на две группы: 1)
мероприятия по восстановлению, экологической реабилитации и охране водных объектов;
2) мероприятия по снижению поступления загрязняющих веществ в водные объекты с
водосборов (например, Схема…
http://www.klgd.ru/municipal_services/ecology/ovos_skiovo.pdf). Ниже предлагаются
пространственные решения в идеологии ландшафтного планирования, которые позволят
дополнять обычные отраслевые мероприятия по ликвидации последствий
неблагоприятных явлений (наводнения, загрязнение, снижение численности популяций и
т.п.), мерами по предупреждению их возникновения путем регулирования структуры
ландшафтного покрова в бассейне. Анализ ландшафтной структуры и ландшафтного
покрова в бассейне может быть использован для следующих типов решений:
1) Проектирование недостающих и/или сохранение существующих элементов
экологического каркаса для компенсации утраченных экологических функций.
2) Определение допустимости увеличения площади рубок, распашки,
асфальтирования поверхности и т. п. при сложившемся к данному моменту соотношении
поверхностного и подземного стока.
3) Выбор соотношения и локализации земледелия и животноводства.
4) Выбор очередности рубок в разных частях бассейна и приоритетности
естественного или искусственного лесовозобновления.
5) Оценка допустимости перераспределения стока.
 58

6) Выбор допустимых мест расположения источников загрязнения.

7) Выбор расположения и размера водохранилищ.
8) Выбор мест водозабора.
9) Проектирование инфраструктуры с учетом миграционных путей животных.
10) Определение целесообразности существования или создания ООПТ, особенно
гидрологических и зоологических заказников.
11) Выбор режима землепользования для узловых территорий у слияния
разнонаправленных водотоков, являющихся коридорами миграции.
Таким образом, планировочное решения для конкретного урочища должно
приниматься с учетом рамочных условий, которые определены по результатам
бассейнового анализа. Тогда вопросы применительно к урочищу или группе урочищ
формулируются следующим образом:
 Какой вклад внесет тот или иной сценарий землепользования в
регулирующие функции, которые выполняет ландшафтный покров бассейна по
отношению к стоку воды, наносов и растворенных веществ, состоянию популяций
животных, чувствительных к границам этого бассейна?
 Не приведет ли решение локального уровня к превышению критического
значения той или иной пространственной характеристики ландшафтного покрова
бассейна?
 Допустим ли данный сценарий использования именно в этой части бассейна
в настоящее время?

Таким образом, ландшафтный (ландшафтно-экологический) подход к

территориальному планированию предусматривает учет полиструктурной организации
ландшафта (рис. 7). Основные планировочные решения принимаются для
морфологических единиц уровня урочища или подурочища, но должны опираться на
оценку его функциональной роли в катене, бассейне, ландшафте, иногда (в случае
географической редкости) – и более крупных физико-географических единицах (рис. 8.).
После учета всех обстоятельств, обусловленных его функциональной ролью в ландшафте,
бассейне и катене, выбор стратегии использования урочища обусловливается его
собственной пригодностью, современным состоянием, тенденцией развития.

Рис. 7. Предмет оценки при ландшафтном планировании для разных иерархических

систем пространственных единиц.
 59

Рис. 8. Основные типы пространственных планировочных решений для

административной, ландшафтно-морфологической, ландшафтно-геохимической
иерархической систем пространственных единиц.

2.3. ПРАВИЛА И ТИПОВЫЕ ЗАДАЧИ ЛАНДШАФТНОГО

ПЛАНИРОВАНИЯ
А.В.Хорошев

При разработке основных правил ландшафтного (ландшафтно-экологического)

планирования мы руководствовались следующими положениями.
1. При ландшафтном планировании учитывается полиструктурность и
полимасштабность ландшафтной организации; в зависимости от приоритетных целей и
задач могут предпочитаться представления структуры ландшафта в виде разных
конфигураций: генетико-морфологической, бассейновой, позиционно-динамической,
парагенетической, биоцентрично-сетевой (в терминологии М.Д. Гродзинського, 2005).
2. Планировочное решение должно опираться на естественные территориальные
единицы и учитывать контролирующую роль территориальных единиц более высокого
ранга.
3. Планировочное решение должно способствовать сохранению или
восстановлению экологических ценностей, снижению социальной конфликтности и росту
экономической эффективности.
4. Планировочное решение должно поддерживать экологическую и социально-
экономическую многофункциональность ландшафта и быть результатом согласования
интересов землепользователей.
5. Планировочное решение должно максимально использовать существующую
нормативную базу, а при отсутствии таковой для конкретной задачи – использовать
возможности гибкого пространственного решения ответственными администраторами
территории.

Предлагаемые правила обобщают рекомендации о пространственной организации

природы и общества, сформулированные (часто в неявном виде) в многочисленных
литературных данных, опыте планировщиков разных стран, планировочных документах,
опыте авторов. Представленный перечень правил и императивов нельзя считать
исчерпывающим. Он не может претендовать на подробный анализ возможностей
привлечения существующей нормативной базы для реализации ландшафтно-
планировочной идеологии. Приводимые примеры могут показаться достаточно частными
 60

и относящимися к сфере компетенции отраслевого планирования. Тем не менее, мы видим

свою задачу в том, чтобы показать новое содержание, которое может придавать
территориальному планированию ландшафтно-экологическая идеология. Прежде всего,
речь идет о стремлении адаптировать землепользование к ландшафтному разнообразию, и
учете удаленных эффектов в географическом пространстве, которое используется
одновременно многочисленными пользователями. На наш взгляд, в конечном итоге
применение предлагаемых инструментов способствует снижению конфликтности
землепользования.
Предлагаемые 16 правил объединяются в несколько групп:
1) Правила регулирования ландшафтного разнообразия
2) Правила планирования эмерджентных эффектов пространственной структуры
3) Правила планирования геометрических свойств пространственной структуры
4) Правила регулирования латеральных взаимодействий
5) Правила распределения нагрузок в пространстве и времени
Для каждого из правил ниже предлагается предпочтительный тип
пространственных единиц и масштаб анализа и принятия решений.

Правила регулирования ландшафтного разнообразия

1. Правило ландшафтной адаптивности: Размещение видов землепользования

адаптируется к ландшафтной структуре, имитирует природные режимы и механизмы
саморегуляции. Императив формулируется следующим образом: «Вписывай угодья в
ландшафт».
Объект планировочных решений – хозяйственные угодья и объекты. Предмет
решений – размещение угодий и объектов в соответствии с границами морфологических
единиц ландшафта, их устойчивостью и надежностью (способностью к долговременному
выполнению хозяйственных функций) (Боков и др., 1996; Кочуров, 1999; Николаев, 2006;
Позаченюк, 2006). Планировочными решениями могут затрагиваться, так или иначе, все
компоненты ландшафта.
Теоретические основы правила сформулированы в ландшафтоведении
В.А. Николаевым (2006): антропогенный ландшафт тем лучше поддается управлению,
чем ближе его территориальная и временная организация приспособлена к морфологии и
динамике природного ландшафта. Второе важнейшее теоретическое положение,
являющееся общегеографическим, сформулировано как позиционный принцип: свойства
геосистем находятся в зависимости от их положения в географическом пространстве
(Николаев, 2006). Применение правила адаптивности требует картографического
отражения генетико-морфологической структуры ландшафта. Опорными
пространственными единицами для принятия планировочных решений являются
морфологические единицы ландшафта, ранга «урочище» или «подурочище». Такой ранг
имеют единицы, размеры которых сопоставимы с обычным размером хозяйственных
угодий и допускают назначение единой технологии землепользования (способ распашки,
выпаса, рубки, сооружения фундамента постройки, сооружения дорожного полотна
и т. п.). Более мелкая единица (фация), как уже говорилось, слишком мелка для
назначения индивидуального режима использования, если только речь не идет о
ландшафтном дизайне (который, скорее относится к компетенции ландшафтной
архитектуры). Упомянутый выше позиционный принцип определяет необходимость
согласовывать выбор способа землепользования для урочища с его функциональной
ролью в геосистеме более высокого ранга – местности, ландшафта. Например, одинаковые
по свойствам рельефа и почв придолинные урочища с плоским рельефом могут получить
разную оценку для земледельческих целей в зависимости от положения в сильно
 61

расчлененной эрозионными формами местности или в слаборасчлененной местности. В

первом случае позитивной стороной латеральных связей внутри местности является
стекание холодного воздуха в овраги и снижение риска заморозков, а негативной – риск
сокращения площади из-за эрозии (снижение надежности). Во втором случае оценки
противоположны.
Соблюдение правила адаптивности нацелено на максимально возможное
поддержание естественных потоков вещества и энергии как основной экологической
ценности. Очевидна целевая экономическая ценность: снижение затрат на преодоление
неблагоприятных свойств ландшафта: например, дополнительных доз удобрений на
неплодородных почвах, амортизации лесозаготовительной техники и затрат топлива на
вывоз древесины с переувлажненных участков, ремонт дорог в местах термокарстовых
просадок, расчистку рекреационных местностей от ветровальных деревьев, перенос
построек с оползневых массивов, перегон скота на более удаленные пастбища из-за
дигрессии на близкорасположенных пастбищах и т. п. Поскольку следование правилу
адаптивности способствует выводу из интенсивного пользования угодий с
неблагоприятными свойствами, в большинстве случаев будет сохраняться определенный
уровень ландшафтного и пейзажного разнообразия, будет обеспечиваться сохранность
угодий, имеющих особое культурное значение. Поэтому возникает и социальная
значимость, которая состоит в сохранении эстетических свойств территории, снижении
негативных эмоциональных усилий на преодоление неблагоприятных свойств ландшафта.
Реальная практика землепользования заставляет признавать, что строгое
приспособление угодий к границам морфологических единиц ландшафта не всегда
возможно и не всегда экономически эффективно (рис. 9.). Поэтому более мягкое
толкование правила адаптивности требует минимизировать отклонения границ угодий от
границ ландшафтных единиц. Положительный опыт компромиссных решений, был
получен при реализации концепции адаптивно-ландшафтного земледелии с доказанной
экономической эффективностью (Кирюшин, 2011): границы полевых участков в
большинстве случаев остаются прямолинейными (то есть удобными для земледельца), но
ориентация и размеры участков определяются стремлением минимизировать отклонение
от естественных ландшафтных границ. В нормативной базе требование адаптации к
ландшафтной структуре содержится в самой общей и мало к чему обязывающей форме.
Например: «Таксационный выдел представляет собой ограниченный лесной участок,
относительно однородный по почвенно-грунтовыми условиям, по качественным и
количественным показателям произрастающей на нем растительности, изменчивость
которых не превышает нормативных допусков и обусловливает проведение на всей его
площади одних и тех же мероприятий по использованию, охране, защите,
воспроизводству лесов» (Лесоустроительная инструкция, 2007). В то же время часто
содержится прямое требование к максимально спрямленной форме границ (например, в
лесоустройстве и землеустройстве). Для лесоустройства охраняемых природных
территории предусмотрено выявление природно-территориальных комплексов и
выделение бассейнов. В землеустроительной практике предусматривается составление
ландшафтных и ландшафтно-экологических карт при обследовании земель,
подверженных воздействию антропогенных факторов в районах Крайнего Севера, при
оценке качества земель, являющихся исконной средой обитания коренных малочисленных
народов Севера, Сибири и Дальнего Востока и при составлении плана природоохранных
мероприятий (Волков, 2013).
 62

Рис.9. Полевой участок в Архангельской области. В силу мелкоконтурности структурно-

моренно-эрозионного ландшафта вынужденно нарушается правило ландшафтной
адаптивности: единое угодье охватывает плоское водораздельное пространство,
сильнопокатый склон долины, делювиальный шлейф и террасу с заведомо разными
плодородием почв, интенсивностью смыва-намыва, условиями работы техники.

2. Правило уникальности: Все редкое и уникальное заслуживает щадящего

режима землепользования. Основные нагрузки – на типичные элементы ландшафта. В
первом приближении императив применительно к экологическим ценностям может быть
сформулирован так: «Типичное используем, редкое сохраняем».
Разумеется, такой императив не может быть непосредственно применен (хотя и
должен учитываться) к уникальным ресурсным районам, прежде всего – территориям с
безальтернативными месторождениями полезных ископаемых.
Основным инструментом реализации этого правила является анализ
функциональной роли и значимости пространственной единицы в широком
географическом контексте. В том числе должна рассматриваться роль в геосистеме более
высокого ранга (Солодянкина, Левашёва, 2013). Объектом планировочного решения
являются либо природные территориальные комплексы и/или соответствующие им
пейзажи и ресурсы, либо культурно-исторические комплексы. Предметом планирования
является приоритетность охраны или щадящего использования. Планировочным
решением могут затрагиваться как сразу все компоненты ландшафта, так и какой-то один
из них, обладающий чертами уникальности или редкости в широком географическом
контексте.
Теоретической основой выполнения правила уникальности служат концепции
районирования, картографирования, классификации, разработанные в географии. Они
позволяют после обязательного анализа соответствующих карт и/или дистанционных
материалов каждой из территориальных единиц присвоить статус типичной, редкой или
уникальной для какого-либо крупного пространства. Среди представлений о типах
структуры ландшафта предпочтение здесь отдается генетико-морфологической
конфигурации. В качестве территориальной единицы – непосредственного объекта
планирования – может выступать ландшафт в региональном понимании или его
морфологическая часть – местность или урочище. Решение относительно той единицы
принимается не только исходя из ее собственных свойств, но и параллельно путем
перебора гипотез о ее уникальности или редкости в пределах некоторой «вмещающей»
территориальной единицы высокого иерархического уровня. Таковой могут выступать
 63

единицы физико-географического районирования (провинция, область, страна) и

административные единицы (субъект Федерации, страна), а иногда даже весь земной шар.
В некоторых случаях возникает необходимость использования представления о
бассейновой организации и уникальном вкладе некоторых урочищ в функционирование
бассейновой геосистемы (например, единственный в бассейне ледник, являющийся
основным источником питания реки и ключевым фактором функционирования
пойменных комплексов). Таким образом, выполнение правила требует обязательного
применения полимасштабного географического анализа.
Основные вопросы, связанные с данным правилом формулируются следующим
образом. Является ли территориальная единица уникальной или редкой для крупной
физико-географической или административной единицы, в национальном или глобальном
масштабе и требует щадящего или охранного режима? Не нанесет ли локальное решение
непоправимый ущерб региону или стране в целом? Будет ли локальное решение
благотворно для региона или страны в целом? Если рассматриваемая единица окажется
типичной для крупной территории, то в большинстве случаев планировщик более
свободен в выборе решения и вправе рассматривать ее как кандидата на активное
хозяйственное использование с допустимостью радикальных изменений ее компонентной
и пространственной структуры. Для уникальных территориальных единиц приоритетом
при принятии решения являются экологические или социальные ценности, которые
иногда совместимы с получением экономической выгоды, но при жестком режиме
регулирования нагрузок (например, при познавательном экологическом туризме, при
освоении курортных ресурсов).
Однако при выборе планировочного решения необходимо учитывать
двойственность оценок как редких, так и типичных территориальных единиц. Редкие
единицы могут выполнять не всегда совместимые экологические и социально-
экономические функции: быть генетическими резерватами для восстановления соседних
нарушенных элементов ландшафта, убежищами видов живой природы от антропогенного
воздействия на соседних нарушенных территориях, местообитаниями редких видов,
привлекательными рекреационными угодьями, ценными (безальтернативными)
охотничье-промысловыми и рыболовными угодьями, объектами культурно-исторического
и религиозного значения. В свою очередь, типичные территориальные единицы могут
одновременно быть местом сосредоточения основных используемых природных ресурсов,
безальтернативными местообитаниями животных с большими индивидуальными
участками (например, уссурийский тигр) или ведущих стадный образ жизни (сайгак,
зубр), важными регуляторами природных процессов (например, стока в речном бассейне).
Следовательно, решение вопроса об уникальности/типичности не может еще являться
окончательным основанием для планировочного решения, а только непременной базой
для анализа совместимости экологически, экономических и социальных ценностей. Лишь
после этого может приниматься решение о допустимости извлечения экономической
выгоды из уникальных территорий.
Следует особо обратить внимание, что однотипные ландшафтные единицы могут
получить противоположные оценки в разных регионах. Например, сосново-
лиственничные леса на песчаных террасах в Средней Сибири являются абсолютно
типичными и выполняют роль ресурсных районов, а на Восточно-Европейской равнине
попадают в категорию редких и могут рассматриваться как кандидаты на включение в
сеть особо охраняемых природных территорий. Кроме того, необходимо делать различие
между природными комплексами редкими (в том числе реликтовыми) по естественным
причинам (например, гигантские дюны Куршской косы, влажные субтропические
ландшафты Причерноморья) и «остаточно» редкими в результате интенсивного
антропогенного использования ландшафтов той или иной зональной области (например,
нераспаханные степные урочища Восточной Европы). Некоторые территориальные
единицы при типичности ландшафта могут, тем не менее, выполнять роль
 64

безальтернативных миграционных коридоров животных или мест остановок на путях

миграции межрегионального значения. Такую роль выполняют, например,
некоторые крупные луговые поймы в европейской тайге для крупных перелетных птиц
(рис. 10).

Рис. 10. Пойменный луг в долине р. Унжа у г. Кологрив (Костромская область). В течение
2-3 недель в мае уникальный по размерам луг привлекатален для массовой весенней
остановки пролетных гусей (до 18 тысяч птиц одновременно) на пути миграции из
Западной Европы на север Сибири.

Вопрос об уникальности или редкости территориальных единиц в региональном,

национальном или глобальном контексте является ключевым при следующих типовых
планировочных задачах:
 разработка сетей особо охраняемых природных территорий,
 проектирование конкретных охраняемых территорий (как экологического, так и
культурно-исторического значения),
 планирование рекреационных районов,
 территориальное планирование зон разработки полезных ископаемых.
Среди установленных законодательством типов планировочных документов
применение правила уникальности должно находить в схемах территориального
планирования субъектов Российской Федерации, лесных планах субъектов Федерации,
схемах развития ООПТ субъекта Федерации и проектах ООПТ федерального значения,
схемах комплексного использования и охраны водных объектов, землеустроительных
схемах субъектов Федерации. Реализация правила уникальности в целом имеет хорошо
развитую нормативную базу в природоохранном, земельном, лесном, водном
законодательстве (зоны с особыми условиями использования территорий, защитные леса,
особо защитные участки леса, редкие ландшафты и культурные ландшафты в составе
группы особо ценных земель природоохранного назначения и др.) и подкреплено в
подписанных Россией конвенциях (о Всемирном природном и культурном наследии, о
рамсарских водно-болотных угодьях и др.).

3. Правило минимизации воздействий на малонарушенные элементы: Основные

нагрузки сосредотачиваются в уже нарушенных элементах ландшафта. Предлагается
формулировка императива: «Жертвуем наименее ценным».
 65

Основным инструментом реализации этого правила является распределение

антропогенных нагрузок в соответствии со степенью отклонения территориальной
единицы от зональной нормы. Объектом планировочного решения являются
хозяйственные объекты, предметом решения – размещение объектов в ландшафте.
В качестве теоретической основы выступает положение ландшафтной экологии о
ранжировании пространственных элементов ландшафта по экологической ценности. В
соответствии с ним в нарушенных ландшафтах с высокой плотностью населения и
хозяйственной активностью максимальной экологической ценностью обладают крупные
природные пятна с сохранившимися ядровыми местообитаниями зонального характера
среди нарушенных территорий и высокая связность зональных местообитаний. Наиболее
адекватным представлением о структуре ландшафта в данном случае можно считать
матричную концепцию Р. Формана, или биоцентрично-сетевую конфигурацию, в свою
очередь много заимствовавшей из теории островной биогеографии. Она позволяет
рассматривать антропогенные доминантные урочища (с радикально измененным
биотическим компонентом) как враждебную для большинства зональных видов матрицу,
а сохранившиеся изолированные друг от друга зональные пятна – как объект охраны и
условие сохранения биоразнообразия. Приоритетным направлением ландшафтно-
планировочных усилий объявляется не только поддержание и минимальная
фрагментация пятен зонального характера, но и восстановление (или сохранение) их
связности между собой посредством коридоров с зональными фитоценозами или цепочки
(«архипелага») близко расположенных небольших зональных пятен между крупными
пятнами. Такие «архипелаги» обычно сравнивают с «каменной кладкой» (stepping stones)
– цепочкой каменистых островков, по которым можно перейти реку. Из разработок
российской ландшафтной школы адекватной теоретической основой для реализации
данного правила могут служить основные положения теории антропогенных ландшафтов
и классификация ландшафтов Ф.Н. Милькова (1986).
В качестве удобных территориальных единиц могут рассматриваться угодья,
которые могут различаться в пределах генетически единой морфологической единицы
ландшафта. Наиболее адекватным иерархическим уровнем пространственной
организации, в пределах которой следует классифицировать территориальные единицы по
степени нарушенности, можно считать ландшафт в региональном понимании. Такая
единица может быть сопоставима с размерами территории, охватываемой
межхозяйственным землеустройством, схемой территориального планирования
небольших муниципальных образований, генеральным планом крупных сельских
поселений, лесохозяйственным регламентом небольших лесничеств.
Относительно малонарушенные крупные пространственные элементы ландшафта,
которые представляют экологическую ценность и требуют щадящего режима
природопользования, одновременно могут иметь социально-экономическую значимость,
что осложняет принятие планировочного решения. Например, единственный
сохранившийся крупный лесной массив в речной долине в пределах сильно обезлесенного
ландшафта лесной зоны, при всей разнообразной экологической значимости
(местообитание, регулятор микроклимата, стока и др.) почти всегда имеет социальную
ценность как место отдыха выходного дня и сбора дикоросов (то есть реализуется
культурная экосистемная услуга без прямого получения дохода). В то же время он может
быть востребован как единственный и безальтернативный вариант размещения объектов
стационарного многодневного отдыха с неизбежным нарушением компонентной и
пространственной структуры, т.е. служить местом извлечения экосистемной услуги с
получением дохода инвестором и иметь экономическую значимость, Наконец, лесной
массив может быть востребован как опять же безальтернативное место получения
древесины и других обеспечивающих экосистемных услуг. С учетом подобной
многофункциональности описываемое правило минимизации воздействий на
малонарушенные элементы ландшафта в случае неизбежности нарушений требует
 66

размещать хозяйственные объекты в краевой части элемента, с минимальной

фрагментацией и сохранением максимально возможной ненарушенной доли. Это может
быть реализовано через дифференциацию видов разрешенного лесопользования (по
Лесному кодексу) на землях лесного фонда или видов разрешенного использования
земельных участков, предусмотренных Правилами землепользования и застройки для
земель населенных пунктов. Планировочное решение относительно реализации
социальных функций, не приносящих дохода, может быть реализовано через мягкое
регулирование плотности и качества рекреационной инфраструктуры, то есть через
искусственное создание более и менее привлекательных мест отдыха, «осаждение»
потоков рекреантов в краевых или наименее экологически уязвимых участках благодаря
большей транспортной доступности и разнообразию развлечений. Отметим, что в
правилах лесного планирования ряда стран содержится прямое требование сохранения от
рубки крупных ненарушенных массивов не менее определенной площади. Например, в
Канаде в провинции Нью-Брунсвик не менее 10 % пихтово-еловых лесов должны быть
представлены в спелом возрасте при минимальных размерах массива 375 га; в регионе
Великих Озер должна поддерживаться площадь лесного покрова на не менее 30 %
территории при наличии не менее одного массива площадью 200 га со стороной 500 м
(Regional …, 2005; Woodley, Forbes, 1997). В приозерных штатах США региональный
стандарт лесной сертификации рекомендует для включения в список лесов высокой
природоохранной ценности малонарушенные леса площадью более 400 га, важные для
сохранения лесных видов, чувствительных к краевым эффектам и крупные лесные
массивы площадью более 200 га поздних сукцессионных стадий с целевой функцией
создания старовозрастного леса (Regional…, 2005).

4. Правило необходимого разнообразия: Мозаичность ландшафта

многофункциональна; антропогенные нарушения должны быть сопоставимы с
размерами естественных нарушений. Предлагается императив: «Имитируй
естественную мозаику».
Объект планировочного решения – мозаичный ландшафт с некоторым набором
видов землепользования. Предмет решения – пространственная структура угодий,
обеспечивающая быстрое восстановление нарушенных элементов и совместимость
интересов разных видов землепользования. Основное требование к принятию
планировочного решения, предусматривающего нарушение природного ландшафта,
состоит в имитации естественного уровня мозаичности. Размер и частота в пространстве
нарушенных участков не должны превышать таковых, свойственных нарушениям в
результате естественных процессов.
В основе данного правила лежит теоретическое положение ландшафтоведения и
ландшафтной экологии, адаптированное из общей теории систем, сформулированное как
закон необходимого разнообразия (Исаченко, 1980; Чибилев, 1992; Боков и др., 1996;
Николаев и др., 2008). Естественное функционирование ландшафтов приводит к
возникновению внутреннего разнообразия, обусловленного как самоорганизацией и
саморазвитием (в разных ландшафтных зонах - оконная динамика древостоя,
парцеллярность, полигональность, пятнистость и т. п.), так и естественными
периодическими нарушениями (вспышки размножения насекомых и грызунов, ветровалы,
пожары). В природе распространены явления постоянного «перемещения»
индивидуальных нарушений (серийных состояний) в пространстве ландшафта по мере
«готовности» в ним конкретных фаций при сохранении в каждый момент времени одной и
той же пропорции пространственных элементов. Это явление получило название
«мерцающая динамика» (Likens, Bormann,1995) – сохранение структуры при
изменчивости состояния индивидуальных элементов. Наличие внутренней мозаичности в
экологии рассматривается как условие биологического разнообразия и устойчивости
(Смирнова, 2011). Уже поэтому определенный уровень мозаичности рассматривается как
 67

экологическая ценность для растительного покрова и животного мира. Однако

установлены и другие экологические ценности мозаичности растительного покрова:
положительное значение для регулирования стока в лесной зоне, для предотвращения
эрозии в степной и лесостепной зонах, для лимитирования дальности распространения
нарушений. С точки зрения социальных ценностей мозаичность ландшафта поддерживает
сосуществование разных видов занятости, создает эстетическую привлекательность. В
некоторых случаях (например в лесопользовании) разнообразие возрастных стадий
древостоя в ландшафте способствует долговременности использования древесных и
охотничьих ресурсов и долговременной экономической эффективности созданной
дорожной сети (в противоположность быстрой утрате востребованности дорожной сети
при рубках на большой площади в короткое время).
Скорость восстановления нарушенных урочищ во многом определяется их
размерами. Малая лесосека с малонарушенным (например, в результате зимних рубок или
ручной валки) почвенным покровом представляет собой элемент ландшафта
сопоставимый с естественным ветровалом. Она восстанавливается гораздо быстрее, чем
большая лесосека с нарушением почвенного покрова, плохо обсеменяемая в центральной
части и испытывающая трансформацию теплового и водного режима, несопоставимую с
таковыми при естественных ветровалах. В то же время наличие нарушений разного
размера (но не превышающих критические) является условием разнообразия
местообитаний. Одновозрастный и однопородный древостой на большой площади более
уязвим к распространению пожара, ветровала или вредителей, чем разнопородный,
разновозрастный и мозаичный (рис. 11). В целях поддержания экологических ценностей
создаваемая антропогенная пространственная структура должна имитировать
естественную динамику ландшафта, предусматривать разнообразие размеров нарушений
и содержать ненарушенные резерваты-убежища.
Данное правило требует приоритета картографического представления генетико-
морфологической структуры ландшафта. Пространственными единицами планирования
выступают морфологические единицы ранга урочища или подурочища. Их набор,
размеры и пространственные соотношения рассматриваются в контексте географического
ландшафта. Точное соблюдение правила требует выделения угодий в соответствии с
границами морфологических единиц ландшафта. В лесном планировании это
соответствует участковому методу лесоустройства, в сельскохозяйственном планировании
– методам адаптивно-ландшафтного земледелия, которые в реальности, к сожалению, не
относятся к числу предпочитаемых из-за кажущегося (точнее – кратковременного)
снижения экономической эффективности. Однако в долговременной перспективе и при
учете многофункциональности ландшафта (в том числе экологической и социальной)
соблюдение правила должно давать экономический эффект за счет снижения затрат на
ликвидацию последствий стихийных бедствий, роста возможностей извлекать доход из
многих, а не единственной, экосистемных услуг.
 68

Рис. 11. Однопородный и одновозрастный еловый лес в Татранском национальном

парке (Словакия) подвергся тотальному нарушению в результате ветровала 2002 г.,
вызванного мощным фёном. Мозаичные участки парка пострадали в гораздо меньшей
степени.

Возможность реализации данного правила частично подкреплена нормативной

базой в лесоустройстве (ограничение максимальных размеров лесосек, регламентация
сроков примыкания, требование учета мезорельефа, возможность выделения особо
защитных заповедных малонарушенных лесных участков и мест обитания редких
животных и растений и др.), в землеустройстве (регламентация размеров и формы полей).

5. Правило защиты экотонов: Экотоны используются в щадящем режиме, но

используются их экономические преимущества. Императив: «бережно обращайся с
экотонами».
Объектом планировочных решений являются переходные зоны меду
пространственными элементами ландшафта и краевые сектора этих элементов.
Предметом решений является подбор допустимого уровня антропогенной нагрузки с
приоритетом щадящих или защитных режимов землепользования. Приоритетными
компонентами ландшафта выступают растительный и почвенный покров, которые своим
состоянием определяют риск развития нежелательных латеральных потоков (в результате
эрозии, абразии и др.) или блокирования желательных потоков (миграций животных,
химических элементов и др.).
Теоретические основания сформулированы в ландшафтоведении как рекомендация
приоритетности режима экологического каркаса для экотонов (Николаев, 2006). Для
реализации правила оптимально представление о генетико-морфологической структуре
ландшафта, подчеркивающей значимость морфолитогенных границ, на которых резко
меняется скорость и направление потоков вещества и энергии. Правило может быть
реализовано как с использованием естественных морфологических единиц ландшафта, так
и хозяйственных угодий (в зависимости от приоритетной задачи).
Среди ландшафтных ситуаций, приоритетных для определения щадящего режима
землепользования, – перегибы рельефа, границы типов растительности, прибрежные
полосы. Однако требование включения экотонов в экологический каркас и введения
хозяйственных ограничений не может быть слишком категоричным. Приходится
учитывать многофункциональность экотонов. С одной стороны, они экологические ценны
и уязвимы как места со стрессовыми условиями для видов живой природы и их
повышенной уязвимости, с повышенным риском экзодинамических процессов,
повышенной возможностью накопления или рассеяния вещества в результате изменения
 69

скорости потоков, как пути миграции животных и т.д. С другой стороны, экотоны часто
предоставляют разнообразие возможностей землепользования, рекреационно
привлекательны, важны как очаги повышенного обилия хозяйственно ценных видов,
создают защиту хозяйственных угодий от враждебной среды. Поэтому при
планировочных решениях относительно экотонов, как нигде, требуется анализ
совместимости видов землепользования и поиск компромиссных решений, в том числе с
использованием сформулированного в районной планировке принципа субоптимальности
(Перцик, 2006). Он предусматривает необходимость для каждого заинтересованного
землепользователя жертвовать частью своих интересов для обеспечения
многофункционального использования территории.
Частичное нормативное обеспечение для реализации правила можно найти в
лесном законодательстве (возможность выделения особо защитных участков леса на
границах с обширными безлесными пространствами, защитных противоэрозионных лесов
и лесов на верхней границе леса в горах, лесов в лесотундровой зоне и др.).

Правила планирования эмерджентных эффектов пространственной

структуры

6. Правило эмерджентности: Регулируется сочетание и взаимодействие

элементов для создания новых свойств ландшафта. Императив: «Ищи оптимальные
размеры и площадные пропорции контрастных элементов».
Объектом планировочных решений является совокупность хозяйственных угодий
на крупной гетерогенной территории. Предмет решения – эмерджентное свойство,
возникающее в результате взаимодействий пространственных элементов, площадных
соотношений пространственных элементов и достижении минимально необходимой
площади элементов; например, лесистость ландшафта или речного бассейна.
Планировочные мероприятия могут затрагивать сток и связанный с ним набор
эрозионных форм как результат функционирования водного компонента ландшафта,
климат как свойство воздушного компонента во взаимодействии с почвенно-
растительным покровом, животный мир как отклик на набор контрастных местообитаний,
связанных миграциями. Общим для перечисленных разнородных явлений можно считать
то, что они определяются не свойством какого-то однородного участка территории, а
результатом совокупности вкладов контрастных элементов. В простейшем примере
перечисленные явления контролируются (в зависимости от конкретного региона)
соотношением лесных и безлесных, хвойнолесных и мелколиственнолесных, распаханных
и нераспаханных, запечатанных (заасфальтированных) и незапечатанных поверхностей и
другими сочетаниями.
Теоретические основы данного правила заимствованы из целого ряда научных
направлений: лесной гидрологии, эрозиоведения, агрометеорологии, ландшафтной
экологии, биогеографии, урбоэкологии. Общий методологический подход можно
определить как пространственный анализ. К сожалению, вопросом определения
оптимальных площадных пропорций и возникающих при этом эмерджентных эффектов
мало занималось собственно ландшафтоведение. Тем не менее, в литературе по
территориальному планированию эта задача ставится всегда (Боков и др., 1996; Палиенко
и др., 2012).
Рассмотрим пример эффективности регулирования пространственных
соотношений для стока в бассейне лесной зоны. В качестве поддерживаемых
экологических ценностей может выступать выравнивание годового стока, снижение
максимальной высоты и повышение длительности весеннего половодья, повышение
уровня вод в летнюю и зимнюю межень. Это достигается (например, при планировании
рубок в лесничестве) регулированием в бассейне соотношения лесных и обезлесенных
 70

участков, насаждений разного возраста и породного состава, которые характеризуются

разным вкладом в регулирование соотношения поверхностного и подземного стока,
разной интенсивностью и длительностью снеготаяния. Планировочное решение,
заключающееся в распределении последовательности и интенсивности рубок в бассейне,
опирается на естественные свойства залесенных участков: удлинение срока снеготаяния,
рост подземного стока по сравнению с поверхностным, улучшение питания грунтовых вод
(по сравнению с безлесными территориями). Для степной и лесостепной зон более
важным может оказаться влияние лесистости на климат через рост количества осадков
(прежде всего, горизонтальных) и, как следствие, на объем суммарного и/или грунтового
стока (Молчанов, 1966; Побединский, 1979; Рахманов, 1971; Михович, 1981). При
одинаковой пропорции лесных и безлесных участков разные эффекты для регулирования
стока может иметь расположение лесных участков. С учетом неодновременного
снеготаяния и времени добегания сосредоточение лесов преимущественно в верхней
части бассейна (при определенной ориентации и размере бассейна) может оказать
положительное влияние на годовой режим (Дубах, 1951). Поддержание высокого уровня в
водоеме в летнюю межень, особенно в лесостепной и степной зонах, обеспечивает
естественное качество водных и пойменных местообитаний животных. Достигаемые
социальные ценности в данном случае – рост безопасности для населения и доступности
поселений и хозяйственных объектов в весеннее половодье, сохранение рекреационных
возможностей на реке и достаточного уровня разбавления загрязняющих веществ в
летнюю межень, эстетическое удовольствие. Параллельно поддерживаются и
экономические выгоды: сохранение возможностей судоходства и рекреационной
привлекательности в летнюю межень, сохранение рыбных ресурсов, отсутствие затрат на
ликвидацию разрушительных последствий весенних наводнений, экономия горючего за
счет отсутствия необходимости совершать объезды длительно затопленных участков и др.
Очевидно, что при реализации данного правила по отношению к стоку следует
отдавать предпочтение бассейновой структуре, а в качестве основной территориальной
единицы планирования выбирать речной или озерный бассейн. При этом одновременно
операционными единицами принятия решения должны быть угодья (например, лесные
выделы или кварталы, полевые участки) и морфологические единицы ландшафта.
Решение о допустимости вырубки за короткий срок некоторого количества лесных
кварталов (хозяйственных единиц) должно приниматься с учетом не только их
собственных хозяйственных свойств, но и уже сложившейся ситуации в бассейне в целом:
лесистости; доли насаждений, не достигших возраста выполнения стокорегулирующих
функций (от 15 до 25 лет для разных пород); доли мелколиственных и хвойных
насаждений; расположения лесов по бассейну. При этом одинаковые по бонитету и запасу
древесины кварталы могут быть приурочены к разным морфологическим единицам
ландшафта (например, склоновой или водораздельной местности) и поэтому вносить
неодинаковые вклады в регулирование стока. В равной мере степень запечатанности
поверхности крупной городской агломерации (и, соответственно, доля озелененных
территорий, или «природного комплекса», в терминологии градостроительства) может
быть условием регулирования стока. Таким образом, на примере планировочной задачи
регулирования стока очевидно, что при наличии основной единицы – бассейна –
необходим полиструктурный и полимасштабный подход к ее решению.
Последнее утверждение в равной степени применимо и к другим планировочным
задачам. Достижение определенной численности популяций промысловых и редких
животных может обеспечиваться сохранением или восстановлением необходимого числа
и кластеризованности крупных и мелких местообитаний (с приоритетом биоцентрично-
сетевой структуры ландшафта). Регулирование повторяемости заморозков на полях может
быть достигнуто посредством обеспечения оптимального теплового режима за счет
соседства лесных и полевых участков, регулирования количества и глубины понижений
рельефа (засыпать или не засыпать овраги, карьеры) как приемников холодного воздуха (с
 71

приоритетом генетико-морфологической конфигурации). Во всех перечисленных случаях

важно, что планировочное решение относительно конкретного урочища или угодья
принимается после оценки благоприятности ситуации в контексте бассейна или
географического ландшафта, местности.
Нормативная база для реализации правила оптимального размера и пропорций
практически не разработана. С некоторой условностью исключением можно считать
рекомендации по необходимой лесистости (доле лесополос) для агроландшафтов степной
зоны и по площади зеленых насаждений на душу населения для городов. Причина отчасти
лежит в том, что и в научной литературе к настоящему не сложилось единого мнения об
оптимальных площадных пропорциях: это хорошо видно, на примере проблемы
оптимальной лесистости и сложившегося мнения о неопределенной или неустойчивой
гидрологической функции лесов (Онучин, 2013). В то же время, можно сказать, что
пространственное распределение лесосек в пределах достаточно крупной территории,
охватывающей речной бассейн или группу бассейнов, находится в компетенции
администрации лесничества на стадии согласования проекта освоения лесов конкретным
предприятием и требует не столько нормативного регулирования, сколько наличия четких
регионально-специфичных методических рекомендаций. Разработка таких рекомендаций,
которые могли бы использоваться не только лесничествами, но и, например, при
разработке Правил землепользования и застройки, землеустроительных проектов,
безусловно, должна рассматриваться как актуальнейшая задача ландшафтного
планирования.

7. Правило пространственной компенсации: Нарушение экологических функций

одной части геосистемы компенсируется сохранением или восстановлением их в другой
части. Правилу соответствует императив: «Компенсируй утраченное».
Суть правила в необходимости сохранять (или создавать) в пределах геосистемы
альтернативный ареал или компактную территорию, которые выполняют экологические
или социальные функции взамен утраченных при хозяйственном воздействии. Объектом
планировочного решения являются хозяйственные объекты или совокупность угодий в
пределах крупной геосистемы – бассейна или ландшафта. Предметом решения является
размещение хозяйственного объекта и сопряженное (на другой территории) сохранение
природных комплексов или проведение специальных инженерных мероприятий,
компенсирующих при определенной пропорции ущерб от размещения этого объекта
(Боков и др., 1996; Солодянкина, Левашёва. 2013). В основном правило относится к
почвенно-растительному покрову, нарушенное или естественное состояние которого
регулирует интенсивность экзодинамических процессов, сток, местный климат.
Теоретическая основа правила сформулирована концепцией поляризованного
ландшафта (Родоман, 2002), которая подразумевает удаленное расположение контрастных
по антропогенным нагрузкам пространственных элементов с обязательным сохранением
малонарушенных природных комплексов. Пространственными единицами планирования
могут быть морфологические единицы ландшафта как место воздействия и
географический ландшафт или бассейн как пространство, в котором необходимо
предусмотреть сохранение аналогичного по функциям природного территориального
комплекса в естественном состоянии. Масштаб принятия решений – между локальным и
региональным, требует оперирования территориями, сопоставимыми с географическим
ландшафтом или бассейном реки примерно 4-6 порядка.
Основной экологической ценностью, защищаемой при реализации правила
пространственной компенсации следует считать наличие генетических резерватов, за
счет которых могло бы происходить восстановление соседних нарушенных территорий. В
узком смысле речь идет о биологических резерватах и убежищах, например – о
ненарушенном лесном массиве среди вырубок, который мог бы служить банком семян и
источником будущего расселения зональных животных. В широком смысле речь может
 72

идти о природных комплексах, которые продолжают оказывать своеобразную «услугу»,

важную для большой территории, частично утратившей (по крайней мере, на время)
какую-либо экологическую ценность. Например, это может относиться к сохраняющимся
болотным и лесным массивам, продолжающим до некоторой степени регулировать сток в
бассейне, в котором уже произошла утрата большинства регулирующих элементов в
результате осушения болот, вырубки лесов, распашки лугов и др. В пределах
географического ландшафта, с характерным для него набором видов хозяйства сохранение
хотя бы небольшого количества малонарушенных урочищ и местностей (незастроенных
побережий озер, нераспаханных участков степи, невырубленых лесных массивов)
позволяет поддерживать качество жизни местного населения, для которого сохраняется
альтернативная возможность реализовать свои рекреационные, культурные, промысловые
потребности взамен утраченных с разумными затратами времени. В рамках концепции
экосистемных услуг такие сохраняющиеся социальные ценности могут получить и
экономическую оценку, например, через расчет дорожных затрат, на которые готово
пойти население, чтобы достичь альтернативного места отдыха, через оценку готовности
платить за обеспечение режима охрана такого урочища, через расчет стоимости
промысловых ресурсов, которые доступны в компенсирующем урочище.
Нормативная база предусматривает создание охраняемых природных территорий
местного значения согласно закону ФЗ-№ 33 об ООПТ (Черникова, 2016), выделение
особо ценных земель природоохранного назначения, земель рекреационного назначения
(Земельный кодекс РФ, ст. 97, 98, 100), ценных лесов, расположенные в пустынных,
полупустынных, лесостепных, лесотундровых зонах, степях, горах, особо защитных
участков лесов, расположенных среди безлесных пространств (Лесной кодекс РФ, ст. 102).
В лесном планировании сохранение компенсирующих лесных массивов (по крайней мере,
до восстановления экологических функций на соседних вырубках) может быть
реализовано на стадии согласования проекта освоения лесов в лесничестве. Отсутствие
юридического понятия «степь» в законодательстве России (в отличие от закрепленных в
нем понятий «лес», «водоем», «болото», «пашня», «пастбище», «сенокос») препятствует
осознанию самостоятельной ценности остаточных степных сообществ в степной зоне,
которые обычно числятся как «неудобья» на склонах и используются как пастбища или
вообще не используются (Бакирова, 2011), что осложняет сохранение компенсирующих
степных урочищ среди распаханных земель. Практически единственной возможностью
обосновать их сохранение от распашки, застройки, искусственного залесения остается
обнаружение защищенных законодательством охраняемых видов растений и животных,
что не всегда совместимо с реализацией социально значимых функций (охоты, рекреации
и др.), невозможных в трансформированных частях степного ландшафта.

Правила планирования геометрических свойств пространственной структуры

8. Правило значимости конфигурации, размера и соседства пространственных

элементов: Регулируется форма границ и резкость перехода между контрастными
элементами ландшафта.
Объектом планировочных решений являются зональные и антропогенные
элементы ландшафта и переходные зоны между ними. Предмет решений –
геометрические параметры пространственных элементов.
Теоретические основы данного правила разработаны в основном в ландшафтной
экологии. Первоначально в целях сохранения и восстановления биоразнообразия, а
позднее – в целях регулирования абиотических процессов были изучены многообразные
варианты формы границ между контрастными элементами ландшафта с приоритетным
вниманием к соотношению продольных и поперечных по отношению к границе потоков
живого и неживого вещества (Forman, 2006).
 73

В качестве пространственных единиц планирования в основном используются

земельные угодья, распределение которых в большинстве случаев (особенно при
пересеченном рельефе) диктуется генетико-морфологической структурой ландшафта. Для
ландшафтов с плоским рельефом и монотонной геологической основой значимость
угодий как единиц планирования резко возрастает. Масштаб планировочных решений при
применении данного правила близок к урочищному и даже фациальному (когда с целью
оптимизации функционирования урочища намеренно создается или уничтожается
фациальная мозаика на границе).
Перечень экологических ценностей, поддерживаемых применением данного
правила многообразен. Форма границы ответственна за соотношение ядровых и краевых
(опушечных) видов. При повышении извилистости, уменьшении отношения
«площадь/периметр» улучшаются условия для краевых видов и ухудшаются для ядровых;
улучшаются возможности поперечного перемещения видов между пятном и матрицей.
Как краевые, так и ядровые виды, в зависимости от конкретных региональных условий,
могут быть приоритетным объектом охраны, причем с точки зрения охраны как редких,
так и промысловых видов, а иногда и харизматичных видов, имеющих знаковое
ментальное значение для местного населения. Наличие, количество длина, форма резко
выступающих из основного массива участков «пятна» может регулироваться в целях
стимулирования заселения массива или наоборот расселения популяций из него на
примыкающие территории. Некоторые участки внутри пятна в зависимости от положения
по отношению к вогнутым и выпуклым участкам границы могут требовать
планировочного решения по защите местообитаний видов, которые зависят от степени
контроля над видами опушки или связанными с матрицей. Предметом регулирования в
некоторых ситуациях может служить резкость или постепенность перехода между
контрастными элементами. Постепенный переход благоприятен для большего
таксономического разнообразия краевых видов, для миграции зональных видов вдоль
границы, для смягчения негативных климатических воздействий на зональное
растительное сообщество со стороны матрицы (солнечный ожог деревьев, ветровальность,
подверженность заражению вредителями и др.). С точки зрения регулирования
абиотических процессов форму пространственной единицы можно проектировать для
сокращения эрозии: извилистая граница между лесным и полевым угодьем вдоль склона
препятствует повышенному снегонакоплению и развитию линейной эрозии. Форма
границы может задаваться планировочным решением для регулирования направления и
скорости ветра и снегонакопления на полях; эти эффекты хорошо изучены в
отечественной практике сельскохозяйственного планирования (Почвозащитное…, 1975).
Опыт регулирования урожайности в сельском хозяйстве, обилия промысловых видов в
охотничьем хозяйстве посредством создания границ угодий той или иной формы
доказывают экономическую значимость применения описываемого правила. Наконец,
особый аспект планирования формы границ связан с созданием эстетических достоинств
пейзажа в ходе обустройства рекреационных районов, городской среды, курортных
районов (Николаев, 2005; Сычева, 2007; Колбовский, 2008), что обусловливает
возникновение социальной значимости и потребление культурной экосистемной услуги.

Правила регулирования латеральных взаимодействий

9. Правило значимости удаленных эффектов: Способы использования урочища

лимитируются его влиянием на соседние и удаленные территории и влиянием на него
опасных объектов и процессов. Императив: «Помни, что воздействие здесь, а эффект –
там».
 74

Объектом планировочного решения является поле влияния объекта,

напряженность которого меняется по мере удаления (как правило, уменьшается).
Предметом решения служит степень удаленности друг от друга объектов, оказывающих
воздействие и испытывающих это воздействие (чувствительных к воздействию в
негативном или позитивном смысле), а также выбор способа взаиморасположения
объектов. Прежде всего, учитывается дальность и направление распространения
негативного воздействия. Классический случай реализации данного правила –
размещение населенных пунктов в соответствии с розой ветров на определенном
расстоянии от промышленного предприятия (Районная планировка…, 1986). Основная
задача планировщика при наличии опасного объекта – подобрать набор типов
землепользования в поле его влияния, совместимых с воздействием, и расположить за
пределами поля влияния несовместимые с ним объекты. Из компонентов ландшафта в
центре внимания планировщика оказываются чаще всего воздух и вода как наиболее
активные агенты переноса воздействий на дальние расстояния.
Теоретические основы правила значимости удаленных эффектов содержатся в
концепциях нуклеарных систем (Ретеюм, 1988), ландшафтно-географических полей
(Николаев, 2006), других адаптаций физической теории поля к географии (Арманд, 1989).
Правило реализуется при опоре на представление о континуальном изменении некоторых
свойств природной среды и наличии пороговых значений силы воздействия или свойства
одного компонента, при котором резко меняются свойства другого компонента.
Определение критического порогового уровня воздействия (например, загрязнения
воздуха или шумового фона) становится важнейшей задачей планировщика,
предваряющей собственно рекомендацию по принятию планировочного решения.
Территориальной единицей, которой приходится оперировать при реализации правила,
служит ореол влияния объекта. Границы ореола может быть определена двояко: либо по
линии (точнее полосе) полного исчезновения влияния объекта, либо по линии критически
малых количественных показателей влияния, при котором оно перестает отражаться на
состоянии других объектов. Разумеется, во втором случае может существовать много
вариантов границы в зависимости от размещаемых в ореоле угодий и объектов.
Наиболее распространенная типовая планировочная задача, требующая
применения правила – размещение объектов по отношению к источнику загрязнения,
шумового воздействия. Однако перечень возможных задач поистине бесконечен. Они не
сводятся исключительно к стремлению вынести уязвимые объекты за пределы ореола
неблагоприятного воздействия. Возможны и «обратные» задачи: решение вопроса о
допустимости того или иного планировочного решения, которое может иметь
неприемлемый эффект для других землепользователей или ценных природных объектов.
Следует отметить, что именно недоучет удаленных эффектов является наиболее узким
местом отраслевых видов планирования, которые ориентированы на оптимизации
интересов одной отрасли. В то же время через удаленные эффекты это может вызывать
снижение возможностей многофункционального использования в пределах нуклеарной
системы.
Социальная значимость соблюдения правила состоит в поддержании многообразия
возможностей занятости и снижении рисков для здоровья населения. Сохранение
возможностей многофункционального землепользования и снижение затрат на
ликвидацию негативных воздействий составляет и экономический эффект реализации
правила.
Нормативная база, на которую можно опираться при реализации правила
значимости удаленных эффектов, содержится в многочисленных СНиПах и СанПиНах,
определяющих параметры санитарно-защитных зон опасных объектов (промышленных
предприятий, полигонов ТБО, животноводческих ферм и др.), зон санитарной охраны
(источников водоснабжения, курортов и др.).
 75

10. Правило регулирования потоков: Создаются буферные полосы на пути

нежелательных потоков к уязвимым элементам. В образном выражении императив
планирования можно сформулировать так: «Противник не пройдет!»
Объектом планировочного решения являются группы соседствующих
пространственных элементов ландшафта, один из которых создает угрозу для другого –
уязвимого к данному воздействию по тем или иным причинам, – а третий способен
нейтрализовать или сократить эту угрозу, то есть выполнять буферную роль. Предметом
решения является место размещения, вертикальная структура (набор взаимосвязанных
компонентов) и пространственные параметры (ширина, длина, ориентация, форма)
буферного элемента. Иначе говоря, предметом планировочного решения становится
создание оптимального ландшафтного соседства. Экологические ценности, защищаемые
посредством буферных элементов ландшафта разнообразны, но среди них выделяются:
водотоки со слабым самоочищением; водоемы и их поймы с высоким ландшафтным
разнообразием и ценными местообитаниями; местообитания животных, чувствительных к
фактору беспокойства. К приоритетным социальным ценностям можно отнести: защиту от
загрязнения водоемов, используемых для водоснабжения, купания, рыболовства, охоты;
защиту рекреационных угодий от шумового воздействия; защиту населенных пунктов и
сельскохозяйственных угодий от химического загрязнения, экзодинамических процессов
(селей, лавин и др.); защиту эстетически ценных объектов и пейзажей от визуально
неблагоприятной среды. Стоимость подобных нематериальных ценностей обычно
оценивается по дополнительным затратам потребителей на использование
альтернативных мест удовлетворения потребностей (Бобылев, Захаров, 2009; Haines-
Young, Potschin, 2009; Учет и оценка…, 2014). Экономическая выгодность буферных
элементов определяется снижением рисков ухудшения качества ресурсов и возможных
затрат на их восстановления или ликвидацию чрезвычайных ситуаций. Иначе говоря,
буферные элементы предоставляют целую серию регулирующих и культурных
экосистемных услуг.
Правило основано на теоретическом представлении ландшафтоведения, геохимии
ландшафта и ландшафтной экологии о значимости латеральных связей между
пространственными элементами ландшафта, которые осуществляются посредством
потоков воды с растворенными и взвешенными веществами, воздуха, механическими
потоками твердого вещества, потоками животных растений. Латеральные связи
способствуют форсированию системного единства, могут быть однонаправленными и
двусторонними и обусловливают формирование эмерджентных свойств пространственной
структуры. Частный случай реализации односторонних латеральных связей – катена.
В зависимости от типа регулируемого ландшафтного соседства могут
использоваться разные способы представления ландшафтной структуры, но
преимущественно в локальном масштабе, сопоставимом с урочищным уровнем
организации. При наличии четко выраженного водного или механического потока
нежелательного вещества от гипсометрически высоких к гипсометрически низким
территориям и наличии уязвимого природного или хозяйственного объекта в
подчиненных позициях предпочтительно применение концепции позиционно-
динамической конфигурации и катены, в качестве единиц планирования использовать
элементарные ландшафты, или урочища, внутри катены. Типовая ситуация – воссоздание
или сохранение нераспахиваемых, залесенных, закустаренных или залуженных урочищ
или фаций у подножья распахиваемого склона, в дистальном секторе распаханного
делювиального шлейфа, которые примыкают к уязвимому и экологически ценному
водотоку и его пойме (Хорошев, 2015). Расположение и ширина такого элемента
проектируются в зависимости от выпуклости/вогнутости склона, его крутизны и длины,
характера соседних угодий, типа берега (Паулюкявичюс, 1989). Создание буферных
элементов в катене может способствовать реализации разнообразных механизмов:
механического осаждения частиц (кольматация), частичного биологического поглощения
 76

растворенных веществ (мембрана), осаждения растворенных веществ на геохимическом

барьере (кислом, щелочном, сорбционном), изменения направления потока. Примеры и
графические иллюстрации типовых ситуаций проектирования буферных элементов в
агроландшафте содержатся, например, в работах М.И. Лопырева (1995),
Г.В. Паулюкявичюса (1989), Е.Ю. Колбовского (2008), R. Forman (2006) и др.
При наличии воздушного потока веществ в пределах гипсометрически и
генетически однородной поверхности (например, неблагоприятного влияния
промышленного предприятия на сельскохозяйственные угодья) допустимо оперировать
понятием «земельное угодье», то есть антропогенными модификациями единого урочища.
Классический пример – искусственная буферная лесополоса в санитарно-защитной зоне
предприятия. Можно представить себе и планировочную ситуацию, когда
пространственными единицами при планировании буферных элементов выступают
специфические биотопы (что необязательно противоречит понятиям «угодье» или
«морфологическая единица ландшафта»), которыми оперирует ландшафтная экология.
Например, могут создаваться специальные пространственные элементы в виде
«отвлекающих посевов», которые защитят ценные сельскохозяйственные угодья от
потоков вредителей. В фигуральном смысле примерно такую же роль играют специально
созданные кластеры развлекательных и просветительских объектов в краевом (наименее
уязвимом к антропогенным нагрузкам) секторе ландшафта национального или
природного парка (рис. 12). Такие кластеры призваны без каких-либо формальных
запретов и ограничений задержать основную часть наименее взыскательных посетителей,
с тем чтобы спрос на посещение удаленных и более уязвимых секторов ландшафта
(неустойчивых к вытаптыванию, с повышенной численностью чувствительных к фактору
беспокойства животных и др.) удовлетворялся только для относительно небольшого
количества посетителей с высоким уровнем требований. С помощью подобного
инструмента можно создать своеобразное зонирование территории с ослабевающими
нагрузками по мере приближения к уязвимым частям ландшафта или, при одинаковой
степени уязвимости, по принципу «жертвуем небольшой частью, чтобы сохранить
основной малонарушенный массив».

Рис. 12. Привлекательная туристическая инфраструктура на окраине национального

парка Каменный лес (Китай, провинция Юньнань). Концентрация смотровых площадок,
сувенирных магазинов, кафе и т.п. при въезде в парк способствует осаждению основной
части посетителей с невысокими требованиями и снижению нагрузок на более
экологически ценную основную часть парка.

Представление о парагенетической структуре ландшафта с выделением зон

питания, транзита и аккумуляции канализованных потоков конструктивно при
 77

размещении буферных элементов, защищающих уязвимые объекты от разрушительного

воздействия потоков твердого вещества в горных районах. Прежде всего, к ним относятся
селевые и лавинные системы, часто совмещенные в пределах единой эрозионной формы.
Способы инженерной защиты объектов в аккумулятивных секторах подобных
парагенетических систем, в том числе через отклонение и дробление потоков селевых
масс и снега, подробно описаны в литературе (Флейшман, 1978; Войтковский, 1989). С
точки зрения ландшафтного планирования особое значение имеет использование
буферных свойств лесных фитоценозов в лавиноопасных районах, зависящих от
породного состава, ширины, расположения в рельефе по отношению к лавинным очагам
(Власов и др., 1980).
В России к настоящему времени существуют достаточно разнообразные
возможности использования нормативной базы для выделения буферных элементов
ландшафта. Так, Лесоустроительная инструкция предоставляет критерии выделения особо
защитных участков леса, в том числе берегозащитных, почвозащитных, расположенных
вдоль водных объектов, склонов оврагов. Лесной кодекс включает горные леса в
категорию защитных ценных (ст. 102). Земельным кодексом предусмотрено выделение в
составе земель особо охраняемых территорий земель природоохранного назначения (ст.
97). Правовой режим буферных элементов ландшафта может быть определен через
перечень разрешенных видов использования земельных участков в Правилах
землепользования и застройки, разработанных для городского или сельского поселения. В
землеустроительном законодательстве предусмотрена возможность разработки схем
противоэрозионных мероприятий. Земельным законодательством допускается
возможность наложить ограничения использования, стесняющие правообладателя в
интересах государства и общества.

11. Правило локализации нежелательных воздействий: Рассеивание

нежелательного потока минимизируется. Императив формулируется следующим
образом: «Локализуем негативное воздействие и избегаем рассеивания нежелательного
потока».
Объектом планировочных решений выступает расположение хозяйственных
объектов, строительство и эксплуатация которых могут спровоцировать возникновение
нежелательных водных, воздушных, механических латеральных потоков веществ, то есть
«исходящих» угроз другим объектам. Нежелательность потоков определяется их вкладом в
отклонение геохимической структуры от зонального и регионального фона, в
возникновение новых мезоформ рельефа на месте ценных хозяйственных угодий или
экологически ценных урочищ, в блокирование или отклонение естественных потоков и т.
д. Предметом планирования является направление потоков мобильных компонентов
ландшафта, прежде всего – воды с растворенными и взвешенными веществами и воздуха.
Экологической ценностью, подлежащей защите в результате планировочных решений,
считается сохранение естественной геохимической структуры ландшафта и
минимальное рассеяние нежелательных потоков.
Реализация правила требует использования концепции позиционно-динамической
структуры ландшафта и теоретических положений геохимии ландшафта (прежде всего –
о каскадных ландшафтно-геохимических системах) и теории нуклеарных систем.
Концепция позиционно-динамической конфигурации, согласно М.Д. Гродзинському
(2005), подразумевает наличие расходящихся площадных потоков, которые берут начало
из единого «центрального места», занимающего наиболее высокое положение в рельефе.
Наиболее адекватными территориальными единицами для принятия планировочных
решений следует считать бассейны разных размеров, но применение правила
востребовано, когда решение может потенциально затронуть обязательно несколько
бассейнов с общим водоразделом.
 78

С точки зрения планировочного правила, размеры такой системы (в принципе

соответствующей частному случаю «нуклеарных систем») при риске возникновения
нежелательных потоков должны минимизироваться. В идеале возникновение потока
должно быть исключено планировочным решением путем максимального удаления от
водосборных понижений и областей питания экзодинамических процессов (верхнего или
бокового края осыпного массива, растущего оврага), изоляции от нисходящих потоков
грунтовых вод, удаленности от «аэродинамической трубы». При отсутствии возможности
избежать рассеяния нежелательного вещества планировочное решение должно стремиться
к тому, чтобы поток был направлен с водораздельной позиции в минимальное количество
бассейнов. Безусловно, в случае реализации крупных строительных проектов возможен
случай, когда локализация нежелательных потоков может, наоборот, привести к
недопустимому росту концентраций загрязняющих веществ в экологически уязвимых или
социально значимых урочищах и аквакомплексах, расположенных в геохимически
подчиненной позиции. Как вариант можно рассматривать ситуацию, когда достигаемое
данным решением загрязнение в одном бассейне само по себе допустимо, но может
накладываться на эффект иных источников загрязнения, уже существующих в бассейне.
Тогда решение о размещении объекта должно быть основано на сравнительном анализе
рисков ущерба, который наносится либо умеренным загрязнением нескольких бассейнов,
либо сильным загрязнением только одного бассейна. В экономическом смысле
необходимо сравнение затрат на ликвидацию последствий такого загрязнения при
альтернативных вариантах загрязнения, утраченного дохода от обеспечивающих
экосистемных услуг в геохимически подчиненных урочищах и аквакомплексах.
До сих пор речь шла о выборе планировочного решения при допущении
аналогичности рельефа в бассейнах. Разумеется, при реализации правила локализации
нежелательных воздействий должны вноситься поправки на разные скорости рассеяния
потоков в случае неодинаковых крутизны и длины склона, примыкающего к
планируемому источнику загрязнения. Возможна ситуация, когда риск рассеяния
снижается небольшими скоростями потоков на пологих склонах или в водотоках с малым
падением, наличием плоских днищ с широкими островными поймами и др. На рис. 13.
показаны три ситуации с разной допустимостью решения о размещении загрязняющего
объекта на водораздельной поверхности. В случае А загрязнение быстро рассеивается
сразу в несколько бассейнов с крутыми склонами (и, следовательно, расположение
объекта крайне нежелательно); в случае Б происходит быстрое рассеяние только в одном
бассейне с крутыми склонами (размещение объекта приведет к меньшему риску); в случае
В – медленное рассеяние в один бассейн с пологими склонами (при отсутствии других
вариантов – наименее рискованный вариант размещения). В качестве типовых ситуаций
для применения данного правила можно назвать выбор места расположения
промышленного предприятия, животноводческой фермы, полигона твердых бытовых
отходов, допустимость земляных работ при разработке полезных ископаемых или
сооружении инфраструктурных объектов.
 79

Рис. 13. Три типовые ситуации с разными рисками рассеяния нежелательного потока в
зависимости от структуры рельефа. А, Б, В – комментарии см. в тексте.

12. Правило избегания неблагоприятного потока: Уязвимый объект или вид

деятельности располагается вне зоны досягаемости неблагоприятного потока.
Образная формулировка соответствующего императива в полушутливой форме может
быть заимствована из хорошо всем знакомой терминологии строительных площадок: «Не
стой под стрелой!».
Объектом планировочных решений является хозяйственный объект, успешное
функционирование которого может быть осложнено наличием внешних «входящих» угроз
со стороны природных или хозяйственных объектов. Предметом планирования является
выбор места расположения уязвимого объекта при допущении невозможности полностью
исключить или ослабить «входящую» угрозу. В основном в качестве «входящих» угроз
выступают потоки твердого и растворенного вещества, но таковыми могут оказаться и
биотические потоки – например, группы мигрирующих по постоянным маршрутам
опасных для человека животных или потоки рассеяния семян деревьев, способствующих
нежелательному быстрому зарастанию сельскохозяйственных угодий. Правило может
применяться к планировочным решениям, затрагивающим почвы, воды, биоту.
Теоретической основой реализации данного правила служат концепция катены в
ландшафтоведении и геохимии ландшафта, представления о биокоридорах в ландшафтной
экологии, концепция нуклеарных систем. Принятие планировочных решений может
опираться на представление ландшафта в виде генетико-морфологической, позиционно-
динамической, биоцентрично-сетевой конфигураций. В наиболее типичных ситуациях
территориальными единицами планирования могут быть: природные урочища или
хозяйственные угодья, связанные воздушными потоками; элементарные ландшафты в
катене (прежде всего – трансаккумулятивные, супераквальные, субаквальные);
ландшафтные ярусы; биотопы, связанные потоками миграций растений и животных.
Масштаб явлений, который соответствует применению данного правила можно
определить как преимущественно локальный, внутриландшафтный (группа
соседствующих урочищ), хотя в некоторых случаях может быть и региональным
(например, в случаях размещения водозабора из загрязненной реки, планирования
пастбищного использования в местах постоянной остановки перелетных птиц, способных
переносить инфекции и вызывать эпизоотии). Охраняемой экологической ценностью
является вертикальная структура (взаимосвязанные свойства компонентов ландшафта),
способная поддерживать обеспечивающие или поддерживающие экосистемные услуги.
Экономическую выгоду, обеспечиваемую выполнением данного правила, можно
 80

сформулировать как доход, получаемый при условии отсутствия риска разрушения или
ухудшения качества эксплуатируемого объекта.
К типовым ситуациям, в которых следует руководствоваться данным правилом
относятся: определение взаиморасположения хозяйственных объектов, один из которых
создает неблагоприятные условия для другого (перенос загрязнения от скотопрогона вниз
по течению или вниз по склону к местам пляжной рекреации); выбор места расположения
объекта капитального строительства по отношению к зонам аккумуляции или питания
активных экзодинамических процессов (селевой конус, зона развития попятной эрозии);
подбор типа севооборота, совместимого с охлаждающим влиянием близко
расположенного водоема, болота (например, в ситуации, образно описанной
Ф.А. Абрамовым в рассказе «Сказание о великом коммунаре»).

13. Правило необходимой связности: Избегается создание непреодолимых

препятствий для миграции и заселения. Соответствующий императив звучит так: «Не
фрагментируй без необходимости».
Объектом планировочного решения является малонарушенный элемент зонального
ландшафта. Предмет решения – размещение системы коридоров со свойствами, близкими
к зональным, обеспечивающих возможность преодолевать с малыми рисками враждебную
антропогенную (то есть с незональным типом растительности) матрицу или крупные
антропогенные пятна. Путем обеспечения связности зональных элементов ландшафта
достигается экологическая ценность сохранения биологического разнообразия,
свойственного данной зональной физико-географической области. Социальная
значимость состоит, прежде всего, в позитивном эмоциональном фоне, создаваемом
возможностью ощущать близость человека к живой природе через реальность наблюдения
за крупными животными. При этом, однако, нельзя исключать и возрастание риска
нежелательной встречи с опасным животным, что требует дополнительных усилий по
координации взаиморасположения биокоридоров и мест частого пребывания человека.
Экономическая выгодность реализации данного правила проявляется через рост или
поддержание охотничье-промысловых и рыбных ресурсов, а также через доход от
экологического туризма и организации фотоохоты. Классический пример реализации
правила необходимой связности в региональном масштабе с высокой экономической
эффективностью и просветительской социальной значимостью представляют
национальные парки в саваннах Восточной и Южной Африки. Их успешность
определяется, в первую очередь сохранением естественных ландшафтов на путях
миграций копытных и крупных хищников, что было обосновано в свое время
Б. Гржимеком и другими исследователями (рис. 14). Приоритетное внимание при
реализации правила необходимой связности уделяется биотическому компоненту
ландшафта, прежде всего – животному миру. Однако расширительное толкование
связности и использование существующего методического аппарата пространственного
ландшафтного анализа позволяет применять правило к регулированию людских потоков,
регулированию распространения нарушений (пожаров, ветровалов, вспышек размножения
вредителей и др.), возможно даже – к регулированию распространения потоков
загрязняющих веществ (связность источников загрязнения и уязвимых объектов каналами
транзита).
Правило необходимой связности опирается на теоретические разработки
ландшафтной экологии и поэтому его реализация подразумевает использование
матричной концепции структуры ландшафта, или, в восточноевропейской терминологии,
представление о биоцентрично-сетевом типе ландшафтной структуры (конфигурации). В
качестве пространственных единиц выступают, главным образом, земельные угодья,
лесные выделы. В ландшафтной экологии обоснован особый – ландшафтный – масштаб
исследований связности биотопов и ее обратной стороны фрагментации, определяемый в
сотни-тысячи квадратных километров. Такое пространство позволяет проявляться
 81

эмерджентным эффектам пространственной структуры в виде необходимой площади и

разнообразия местообитаний для обеспечения жизнеспособности популяций крупных
постоянно мигрирующих животных. В ландшафтной экологии подчеркивается (Forman,
2006), что пространственная структура, определяемая понятиями «матрица», «пятно» и
«коридор» – это не просто некий рисунок или набор контрастных земельных угодий, но
проявление результатов абиотических процессов и условие протекания таких процессов.
За каждым типом пространственной структуры лежит свой специфический набор
абиотических процессов, прежде всего – геолого-геоморфологических и гидрологических.
Такое понимание сближает матричную концепцию ландшафтной экологии с генетико-
морфологической концепцией ландшафтоведения. Поэтому «ландшафтный масштаб»
ландшафтной экологии, предпочтительный для решения планировочной задачи
регулирования связности, вполне сопоставим с отечественной таксономической единицей
«ландшафт».

Рис. 14. Безальтернативное место пересечения р. Мара в коридоре сезонной миграции

копытных животных в национальном парке Масаи-Мара (Кения). Растительный покров
на берегах почти полностью вытоптан копытными животными. Предпочтение
животных обусловливается небольшой глубиной реки и доступными для спуска и подъема
берегами.

Хотя в первом приближении экологической ценностью применительно к

биотическому компоненту считается высокая связность, необходимо сделать ряд
оговорок. Во-первых, ландшафтно-экологические исследования связности/фрагментации
развивались почти исключительно на территориях лесной и степной зон с высочайшей
плотностью населения и хозяйственной деятельности при практически полном отсутствии
естественных ландшафтов. На территориях с высокой сохранностью зонального типа
растительности (например, в таежной зоне России) требование высокой связности может
быть не актуальным (Хорошев и др., 2013). Во-вторых, ценность высокой связности
нельзя абсолютизировать и в сильнотрансформированных ландшафтах: связующие
элементы во враждебной матрице могут быть убежищем и коридором экспансии
вредителей и экзотических видов, способствовать распространению инфекций и
паразитических организмов, благоприятствовать распространению пожаров и других
нарушений, создавать преимущества краевым видам в ущерб ядровым, не иметь
положительного эффекта для видов с низкой мобильностью и т. д. (Beier, Noss, 1998).
Поэтому возможны планировочные ситуации, когда связность следует, наоборот,
снижать, создавая необходимые разрывы между однотипными природными комплексами.
Например, созданием минерализованных полос и охраной (или намеренной
 82

реконструкцией) переувлажненных урочищ создается препятствие для распространения

пожаров; санитарной рубкой создается препятствие для распространения вредителей леса
(рис. 15). Регулирование связности необязательно осуществляется посредством создания
разрывов, противоречащих зональной природе (поле, разделяющее леса), но и
сохранением или воссозданием мозаичности (чередование лесных массивов разного
возраста и/или разного породного состава). Инструментом оптимизации связности может
быть регулирование размеров допустимых нарушений. Например, ширина, ориентация,
сроки примыкания лесосек, размеры полей между лесными массивами могут влиять на
возможность преодоления этих препятствий лесными видами, а также определять сроки
восстановления коренной растительности и, следовательно, длительность периода,
необходимого для естественного восстановления связности.

Рис. 15. Искусственная фрагментация соснового бора после пожара на террасе р. Унжа
(Костромская область). Санитарная рубка на месте лесного пожара в монотонном
сосняке лишайниково-зеленомошном препятствует нежелательной миграции насекомых-
вредителей, размножающихся на ослабленных пожаром деревьях.

В качестве наиболее очевидных типовых планировочных задач, требующих

применения правила необходимой связности, назовем: а) проектирование сетей
охраняемых природных территорий и экологических каркасов (предусмотренных
законодательством в области территориального планирования и землеустройства); б)
противопожарную организацию территории, мероприятия по охране биологического
разнообразия и охотничье-промысловых ресурсов при планировании лесопользования (с
использованием лесоустроительного и охотоустроительного законодательства); в)
проектирование дорожных и других инфраструктурных сетей в малонарушенных
зональных ландшафтах; г) распределение севооборотов и сенокосно-пастбищных угодий
при внутрихозяйственном землеустройстве.

Правила распределения нагрузок в пространстве и времени

14. Правило поляризации несовместимых видов землепользования. Угодья с

высоким и низким уровнем антропогенных нагрузок размещаются на максимально
возможном расстоянии друг от друга. Возможная формулировка императива: «Разводи в
пространстве несовместимое».
Объектом планировочного решения является группа элементов ландшафта в
контрастными уровнями антропогенных нагрузок. Предмет решения – создание такой
 83

пространственной структуры угодий, при которой угодья с максимальным и

минимальным уровнем нагрузок концентрировались бы в противоположных секторах
территории, а между ними возникала бы серия зон с постепенно меняющимся уровнем
нагрузок в соответствии с меняющимися видами землепользования. Такой способ
расположения функциональных зон ландшафта нацелен на минимизацию конфликтности
между интересами землепользователей и экологическими ценностями. Главным
инструментом минимизации конфликтности выступает зонирование, то есть «разведение»
в пространстве видов землепользования с контрастными потребностями в трансформации
структуры ландшафта. Абсолютный приоритет экономической выгоды
(промышленность, добыча полезных ископаемых, городское хозяйство) концентрируется
в зонах, находящихся на удалении от зон с приоритетом экологических ценностей, из
которых главное внимание уделяется сохранению малонарушенных природных
комплексов. В пространстве между ними создаются условия для компромисса между
экономическими, социальными и экологическими ценностями, то есть в той или иной
степени – многофункциональный сектор. Внутри этого сектора снижение конфликтности
между отраслями, между хозяйством и природой может достигаться не только
зонированием, но и другими способами: регулированием во времени, «жертвованием»
части интересов каждым землепользователем, совмещением интересов (сотрудничеством
землепользователей), компенсацией за неиспользование и др. Собственно основной
достигаемой социальной ценностью можно считать именно возможность
многофункционального использования, то есть соблюдение интересов всех социальных
групп местного сообщества. При реализации правила поляризации затрагиваются, так или
иначе все компоненты ландшафта, но наиболее информативным признаком оказывается,
как правило, растительный покров.
Теоретические основы правила поляризации сформулированы Б.Б. Родоманом
(1974, 2002), В.А.Боковым и др. (1996), Р. Форманом (Forman, 2011), хотя сама идея
возникновения функциональных зон с ослабевающей интенсивностью использования по
мере удаления от хозяйственного центра восходит к работам И. Тюнена начала XIX века
(Колбовский, 2008). Большой опыт поляризации нагрузок был получен при разработке
концепции функционального зонирования национальных парков, при проектировании
экологических сетей с буферными зонами вокруг экологически ценных ядер.
Исследователи, знакомые с достижения русскоязычных школ географии и
ландшафтоведения и рассматривающие их как один из источников современной
ландшафтной экологии (Moss, 1999; Bastian, 2001; Wiens et al., 2006), обращают внимание
на приоритетность опыта управления пространственной организацией ландшафта в 1970-х
гг. в Прибалтийских республиках СССР, выразившийся в создании экосетей и зелёных
коридоров на базе концепции поляризованного ландшафта Б.Б. Родомана (Jongman, 2001).
Пространственные единицами, в терминологии генетико-морфологической
конфигурации, могут служить урочища, местности, ландшафты, в терминах
биоцентрично-сетевой концепции структуры – пятна с ядрами и краевыми зонами,
коридоры, матрица. Единицы биоцентрично-сетевой конфигурации могут быть более
приемлемы при относительной однородности пространства (например, ландшафт
водноледниковой или морской равнины с плоским рельефом). При сильной
гетерогенности однотипные единицы биоцентрично-сетевой конфигурации (например,
пятна с ненарушенной компонентной структурой) могут очень сильно различаться по
экологической значимости и вносить неодинаковый вклад в формирование устойчивой и
малоконфликтной структуры поляризованного ландшафта; тогда более адекватно
использование морфологических единиц ландшафта. Сказанное несколько утрированно
противопоставляет применение двух типов конфигурации; очевидно, более качественные
результаты планирования будет давать синтез этих представлений. Например, с точки
зрения задачи сохранения фауны эффективнее оценивать пространственные элементы в
терминах биоцентрично-сетевой конфигурации, а с точки зрения регулирования стока и
 84

охраны почв – в терминах генетико-морфологической. Масштаб принятия решений

находится в диапазоне «местность – ландшафт - физико-географическая провинция», а
при необходимости привязки к административным единицам (например, при составлении
схем территориального планирования) – в диапазон «муниципальное образование
(поселение, район) – субъект Федерации».
К типовым задачам территориального планирования, требующих применения
правила поляризации, следует отнести функциональное зонирование территорий
муниципальных образований и охраняемых территорий (на основе требований
Градостроительного кодекса и закона об ООПТ), проектирование экологических сетей
регионального масштаба и экологического каркаса локального масштаба,
внутрихозяйственное землеустройство, проектирование рекреационных районов,
разработку лесных планов субъектов Федерации.

15. Правило прогнозирования спровоцированного перераспределения

нагрузок: Сохраняется альтернативный ресурс взамен утраченного и доступ к нему без
превышения порога устойчивости. Правилу в качестве императива соответствует широко
известный афоризм Б. Коммонера: «Всё должно куда-то деваться».
Объектом планировочного решения являются потоки людей и животных, то есть
существ, образующих биотический компонент ландшафта, способных принимать решение
об изменении направления движения в случае прекращения возможности удовлетворять
привычные потребности. Предмет решения – наличие альтернативных ресурсов взамен
утрачиваемых, направление потоков людей и животных и уровень допустимых нагрузок
на ландшафт. Суть типовой планировочной ситуации состоит в том, что принятие
решения об экономически эффективном использовании угодья (при возможном
отсутствии территориальных альтернатив) может вызывать снижение или полное
прекращение доступности многофункциональных ресурсов данного угодья, имеющих
большую социальную и/или экологическую (особенно для животных) значимость.
Следствием утраты этих ресурсов при непрекращающемся спросе на них должно стать
либо прекращение соответствующих видов деятельности и возрастание социальной
конфликтности, либо – при наличии альтернативного места – переориентация спроса на
это место. Далее, принципиальное значение имеет ответ на вопрос, использовалось ли
ранее это место с теми же целями (то есть спрос на ресурс распределялся между
утраченным угодьем и оставшимся доступным) или его использование будет
осуществляться впервые. В первом случае произойдет возрастание нагрузки, которая
ранее распределялась между двумя угодьями, а теперь концентрируется в единственном
оставшемся доступным. Во втором случае произойдет резкое изменение режима
функционирования. В обоих случаях подлежит решению вопрос об устойчивости
урочища, в котором расположено угодье, к новому возросшему уровню нагрузок и о
допустимости этих нагрузок. Иначе говоря, планировочное решение, ограничившее
доступность ранее многофункционального ресурса, вызовет перераспределение потока
людей, животных, в сторону альтернативного угодья. Допустимость такого
перераспределения нагрузок должно быть оценено с позиций сохранности экологических
ценностей и социальной приемлемости.
Допустим, рекреационный спрос жителей или гостей (туристов) населенного
пункта удовлетворялся за счет двух лесных урочищ с равной степенью
привлекательности, и рекреационные нагрузки в обоих урочищах не превышали порога их
устойчивости (к вытаптыванию, шуму, загрязнению и т. д.). Принимается планировочное
решение о прекращении доступа в одно из этих урочищ или об абсолютном приоритете
одного экономически эффективного вида землепользования. Обычна ситуация, когда на
данной территории отсутствует альтернативный вариант размещения либо это решение
имеет общенациональное значение. Например, начинается разработка полезных
 85

ископаемых, создается заповедник, оборонный объект и т. п. Тогда рекреационная

нагрузка удваивается в лесном урочище, остающемся доступным. В результате возросших
нагрузок начинается деградация почвенно-растительного покрова, уровень беспокойства
становится неприемлемым для животных, психологическая комфортность пребывания
рекреантов снижается из-за чрезмерного количества посетителей и отсутствия «личного
пространства». В этом примере рекреантов можно заменить на популяции животных, и
тогда вместо социальной конфликтности придется говорить о фактической утрате обоих
местообитаний, то есть о возникновении экологической проблемы. Одновременно не
исключается и экономический ущерб, поскольку утрата или снижение качества
местообитаний может означать утрату охотничьего ресурса, недревесных ресурсов леса,
иногда – курортных ресурсов.
В описанном примере планировочное решение спровоцировало перераспределение
потоков, которое заставляет либо усомниться в правомерности самого решения (было ли
оно безальтернативным?), либо принимать дополнительные решения, позволяющие
снизить негативный эффект (разместить дополнительную инфраструктуру, создать новые
рекреационные возможности, провести предварительное переселение наиболее уязвимых
животных в аналогичные местообитания в другом районе, увеличить транспортную
доступность аналогичного, но удаленного урочища и т.д.). Очевидна некоторая
экономическая стоимость этих дополнительных решений, вызванных первоначальным
решением.
Отсюда может вытекать и еще ряд рекомендаций и императивов.
1) Многофункциональное урочище не должно быть первым «кандидатом» на
назначение монофункционального, пусть даже экономически наиболее эффективного
использования («интересы многих выше интересов одного»).
2) Размер объекта, препятствующего доступу к многофункциональному ресурсу,
должен минимизироваться («не забирайте ненужного пространства!»).
3) Прежде, чем принимать решение в интересах одного землепользователя,
необходимо удостовериться в наличии альтернативных территорий для других
заинтересованных землепользователей и мигрирующих животных («не лишайте
последнего шанса»).
Отметим, что правило прогнозирования спровоцированного перераспределения
нагрузок может иметь и строго экологический смысл, когда хозяйственное решение
принципиально меняет условия жизни и миграции животных и поиск ими альтернативных
вариантов не всегда будет иметь позитивное значение для жизни людей (например, рост
частоты нежелательных встреч с опасными животными).
Теоретическое обоснование описанного правила содержится в географии и
ландшафтной экологии как отраслях знаний, избравших свои ключевым методом
пространственный анализ. В реальной практике единицами планирования будут
выступать урочища или местности, а масштаб принятия решений преимущественно
локальный (в пределах ландшафта). В то же время можно представить ситуацию, когда
планировочное решение национального или регионального масштаба (например,
строительство крупного порта или трубопровода, освоение кластера месторождений)
заставляет создавать альтернативные варианты для других утраченных видов
землепользования взамен утраченных (например, создавать новый курортный район в
другом месте) или реализовывать дорогостоящие социальные проекты (например,
переквалификация или переселение жителей, утративших рабочие места). В таком случае
планировочные решения должны быть обоснованы в национальной или региональной
схеме территориального планирования.
Прямая нормативная база, на которой можно было бы базировать реализацию
данного правила отсутствует, если не считать наличия в законодательстве общих
деклараций о необходимости согласования экономических, социальных и экологических
интересов. Возможно, наиболее полезная возможность содержится в статьях
 86

Градостроительного кодекса об обязательности согласований с высшими и низшими

уровнями управления документов территориального планирования и обязательности
общественных слушаний по ним.

16. Правило долгосрочности: Решение принимается с учетом тенденции

развития ландшафта. Правилу соответствует императив: «Действуя сейчас, думай о
будущем».
Объектом планировочного решения является хозяйственный объект, надежность
которого определяется ходом развития ландшафта, или природный объект, подверженный
направленным изменениям структуры. Предметом решения становится выбор
допустимых нагрузок и целевых функций использования объекта. Принятие
планировочного решения предваряется выяснением степени надежности природного
объекта для выполнения предназначенной ему хозяйственной функции, которая зависит
от его динамического состояния и фазы развития (зарождения, зрелости, старения,
разрушения). Основная цель планировочного решения состоит в подборе для природного
комплекса такого типа землепользования, который наиболее долго будет поддерживаться
его ресурсами (плодородием почвы, продуктивностью древостоев, устойчивостью
грунтов, благоприятной климатической тенденцией, уровнем грунтовых вод и т. д.), то
есть существовать при неизменной структуре ландшафта в пределах одной фазы развития.
Например, планирование водоемких видов земледелия нецелесообразно в пределах
аридного ландшафта с тенденцией постоянного снижения уровня грунтовых вод ввиду
меняющегося климата и понижающегося базиса эрозии. Другой пример: при размещении
дорожной сети в мерзлотных регионах избегаются участки наиболее активного развития
термокарста, а предпочтение отдается участкам с устойчивым положением кровли
мерзлых пород. Среди экологических ценностей, которые позволяет поддерживать
правило долгосрочности, назовем сохранение реликтовых природных комплексов,
ускорение восстановления компонентов ландшафта (особенно растительного покрова и
животного населения) после нарушений, сохранение естественной длительности
динамических состояний. Основная экономическая выгода состоит в исключении
непроизводительных затрат на изменения компонентов ландшафта, которые
нейтрализуются естественными динамическими процессами.
Теоретические основания содержатся в фундаментальных исследованиях по
динамике ландшафта (Беручашвили, 1989; Мамай, 2005), в концепциях характерного
времени (Арманд, Таргульян, 1974; Сысуев, 2003), серийных состояний геосистемы
(Сочава, 1978), согласно которым наблюдаемое состояние геосистемы является лишь
«кадром» в серии направленно меняющихся состояний, каждое из которых имеет
предельную длительность. Направленные изменения происходят на фоне обратимых
динамических изменений. Они происходят в определенном диапазоне, который может
определять и допустимые нагрузки на геосистему, вызывающие колебания его состояния.
Оптимальным представлением структуры ландшафта для данного правила является
генетико-морфологическая конфигурация, а основной территориальной единицей –
урочище. Принципиальное требование – оценка констант развития урочища, которые
задаются ему вышестоящими уровнями организации – местностью, ландшафтом. При
ряде задач необходимо привлечение представления о бассейновой конфигурации.
Например, планирование водоемких видов земледелия нецелесообразно в бассейне реки,
основное питание которой обусловлено быстро исчезающим ледником или в отмирающем
секторе подгорного шлейфа.
К типовым задачам, требующих применения данного правила относятся: выбор
целевой породы, стратегии лесовозобновления и оптимального режима лесопользования
при лесном планировании; выбор мест сооружения капитальных объектов в зонах
активных экзодинамических процессов; проектирование особо охраняемых природных
 87

территорий, содержащих реликтовые образования; планирование противопожарных

мероприятий с учетом характерного времени накопления горючего материала в
ландшафте; составление схем противоэрозионных мероприятий в рамках
землеустройства; внутрихозяйственное землеустройство в ситуации проектирования
угодий в зоне влияния водохранилища и др.
Основное нормативное подкрепление содержится в определенных
законодательством сроках действия разрабатываемых документов планирования (схем
территориального планирования, генеральных планов, лесных планов и др.) и требовании
представлять несколько сценариев развития. Хотя установленные сроки (10-20-30 лет)
могут быть далеко не сопоставимы с длительностью природных тенденций и фаз развития
природных комплексов, необходимость планировать на долгосрочную перспективу
заставляет так или иначе анализировать тенденции развития ландшафтов и оценивать
риски утраты хозяйственного качества объектов вследствие природной динамики.

Практическое применение перечисленных правил при разработке ландшафтно-

планировочных рекомендаций и решений подробно рассматривается в разделе 3
монографии.

2.4. ЛАНДШАФТНО-ПЛАНИРОВОЧНЫЕ СИТУАЦИИ

А.В.Хорошев

Декларируемое в ландшафтном планировании «вписывание» землепользования в

ландшафтную структуру должно опираться не только на собственные свойства
пространственной единицы и ее отношения с соседними и удаленными единицами и
вышестоящими геосистемами. Напомним (см. главу 1.1), что критика одного из первых
ландшафтно-планировочных подходов – «оценки пригодности ландшафта» Я. МакХарга –
была связана с недооценкой «поправок», которые может вносить меняющаяся социально-
экономическая и политическая ситуация в результат оценок территориальной единицы.
Этот недостаток исправлял, в частности, разработанный в Австралии подход SIRO-PLAN,
учитывающий меняющиеся ценности (Austin, Cocks, 1978). Е.А. Позаченюк (2006)
подчеркивает, что вероятность возникновения конфликтов между типами геосистем
зависят и от степени освоенности территории: например, в староосвоенных районах
любые новые воздействия могут резко усилить существующие и вызвать цепь
необратимых последствий, а в районах нового освоения существуют условия для
превентивного учета вероятных конфликтных ситуаций еще на стадии проектирования.
Она обращает внимание, что концепция смены функций ландшафта показывает
ограниченность такого приема проектирования как функциональное зонирование
территории (Позаченюк, 2006). Е.Ю. Колбовский (2008) подчеркивает, что иерархия и
очередность планировочных решений будут различаться от региона к региону в
зависимости от принадлежности данного региона к той или иной природной зоне и (или)
физико-географической провинции, степени и характера освоенности региона, характера и
традиций природопользования, социально-экономической ситуации.
Понятие «ландшафтно-планировочная ситуация» в широком смысле отражает
совокупность географических, исторических, экологических, социальных и
организационно-управленческих условий и ограничений, объекта и субъектов
планирования (Глухов, Калуцков, 2011). В узком смысле предлагается различать типы
ландшафтно-планировочных ситуаций на основании совокупности целевых установок
пространственных решений и соотношения планируемых видов землепользования с уже
существующими. Наиболее часто встречаются следующие типовые ситуации:
 88

1) новое освоение мозаичной территории с приоритетом одного вида

землепользования;
2) развитие или восстановление существующего доминирующего вида
землепользования с расширением территориального охвата;
3) замена одного доминирующего вида землепользования на другой с иными
требованиями к территории и ограничениями;
4) диверсификация видов землепользования;
5) развитие многофункционального землепользования.

Рассмотрим приоритетные вопросы, встающие перед планировщиком в каждой из

ситуаций.

1. Ситуация нового освоения наиболее привлекательна для планировщика,

поскольку предоставляет простор для выбора территорий, большие возможности для
планирования экологического каркаса путем сохранения ненарушенных элементов
ландшафта и избавляет от необходимости искать пути разрешения конфликтных ситуаций
(рис. 16). Как правило, такие ситуации возникают при разработке новых месторождений,
лесоразработках, создании новых рекреационных районов. Основная специфика с
экологической точки зрения заключается в наиболее жестких требованиях к минимизации
ущерба ненарушенным ландшафтам. Поэтому первая задача – выявление законодательно
защищенных территорий (эта часть процедуры закреплена в нормативной базе
территориального планирования и всегда осуществляется), а также природных объектов с
повышенной уязвимостью или экологической значимостью для удаленных территорий.
Такие объекты должны исключаться из перечня урочищ-кандидатов на антропогенную
трансформацию или включаться в перечень угодий с щадящим режимом нагрузок.
Основные императивы (см. главу 2.3), таким образом, – «не нарушай то, что хорошо
работает», «жертвуем наименее ценным», «не бери лишнего».
Реализация целевой установки, вызвавшей идею освоения, требует выявления
объема требуемых ресурсов и необходимого пространства. Если необходимые
«вещественные» ресурсы (руда, древесина, вода, лечебные грязи и др.) уверенно
оцениваются отраслевыми специалистами по ведомственным методикам и инструкциям,
то выявление «пространственных» ресурсов – специфическая географическая задача. При
определении необходимого пространства требуется оценить не только физическую
площадь, которая необходима для сооружаемых объектов (это опять-таки задача
отраслевого специалиста), но и другие важные пространственные параметры:
 совместимость соседствующих объектов;
 необходимые размеры и конфигурацию буферных зон (между
несовместимыми хозяйственными объектами, между хозяйственными и ценными
природными объектами);
 направление и интенсивность природных потоков вещества и потоков,
возникающих как следствие хозяйственного освоения;
 размер и конфигурацию зон неблагоприятного воздействия на
хозяйственные и природные объекты (нуклеарных систем);
 минимально необходимые размеры сохраняемых ненарушенных
территорий.
Принципиально важная особенность ситуации – необходимость максимально
ограничить «аппетиты» основного землепользователя на захват ненарушенного
ландшафта, то есть предупредить восприятие ландшафта как «пустого пространства»,
которое можно использовать как угодно и освоить избыточную площадь «на всякий
случай», или «на будущее». Приоритетное внимание планировщика сосредотачивается на
выявлении ареалов и траекторий распространения природных угроз для возводимых
хозяйственных объектов и, наоборот, антропогенных угроз для экологически ценных и
 89

уязвимых природных объектов. Актуальность выявления природных угроз

(экзодинамических процессов, разрушительных ветров, опасных животных,
заболачивания и т.п.) в данной ситуации повышена, поскольку планировщик имеет дело с
территорией, для которой не существует опыта адаптации, нет ранее разрабатывавшихся
планировочных документов. В лучшем случае существует возможность опираться на
опыт в аналогичных ситуациях в других регионах. При выявлении потенциальных
антропогенных угроз необходимо различать угрозы, возникающие на этапе
строительства и на этапе эксплуатации, а в некоторых случаях – и после завершения
планируемого использования (например, после отработки месторождения, завершения
заполнения полигона ТБО, исчерпания ресурсов древесины).
Помимо выявления природных угроз, приоритетное внимание планировщика
должно быть направлено на выявление экологических функций ландшафта, которые
могут быть использованы для реализации основной цели освоения. Например, более
высокие нагрузки могут назначаться: при высокой самоочищающей способности почв и
водоемов или способности почв и торфяников нейтрализовать загрязнение; при хорошем
естественном осаждении потоков твердого вещества на аккумулятивных формах рельефа;
при наличии популяций хищников, способных нейтрализовать действия животных-
вредителей и т.д. Фактически речь идет об оценке эластичности (способности
восстанавливаться, resilience) и инертности (способности сопротивляться, resistance) как
видов устойчивости ландшафта. С другой стороны самоценность ненарушенной природы
заставляет сохранять максимально возможное количество экологических функций в
урочищах, которые признаны наиболее пригодными для размещения новых объектов.
Например, распределение объектов рекреационной инфраструктуры в лесном ландшафте
планируется с учетом сохранения минимально необходимой лесистости; выбор места
размещения хвостохранилища в горной долине – с условием сохранения ненарушенного
состояния соседней долины того же бассейна для частичной компенсации утраченного
стока.

Рис. 16. Приоритеты для ландшафтно-планировочной ситуации «Новое освоение».

Ситуация развития существующего вида землепользования или его

восстановления относится к числу наиболее часто встречающихся. Как правило,
планировочные решения требуются для увеличения объема получаемых от ландшафта
«услуг», совершенствования пространственной организации территории или технологий,
совершенствования адаптации к ландшафтной структуре, ликвидации негативных
последствий воздействия (рис. 17). Распространенность данной ландшафтно-
планировочной ситуации связана с тем, что территориальное планирование в большинстве
случаев стремится учитывать уже сложившиеся традиции землепользования, навыки
местного населения, имеющуюся инфраструктуру. Примерами служат развитие горно-
туристических комплексов, повторное освоение заброшенных сельскохозяйственных
земель, введение новых блоков существующих электростанций и т.д.
В отличие от первого типа планировочных ситуаций, приходится учитывать уже
сложившуюся систему землепользования, социальные ценности, ограниченные
 90

возможности размещения хозяйственных объектов и проектирования экологического

каркаса. Учитывая неизменность хозяйственного приоритета и вида его воздействия на
ландшафт, первый шаг планирования связан с оценкой успешности предыдущего опыта
землепользования: с точек зрения экономической выгоды, социальной востребованности,
удачности размещения в ландшафте. В отличие от ситуации нового освоения, и
природные, и антропогенные угрозы более или менее известны. Необходимо выяснить,
есть ли последствия предыдущего этапа, которые накладывают ограничения на
планируемое развитие землепользования, как с точки зрения качества угодий, так и
доступных площадей. К числу негативных последствий могут относиться засоление почв,
развитие эрозионных форм, химическое загрязнение водоемов, нарушения годового
режима стока и т. п.
Если часть ранее использовавшихся площадей впредь не могут вовлекаться в
оборот, то встает вопрос, насколько допустимо вовлечение новых территорий и почему
они ранее не использовались. Вполне вероятно, что их неиспользование в прошлом было
обусловлено именно пониженной пригодностью или повышенным риском
спровоцировать развитие неблагоприятных процессов. Очевидно, что узловым пунктом
планировочного решения будет выбор между экстенсивным и интенсивным путями
развития. Если экстенсивное вовлечение новых площадей нецелесообразно из-за их
пониженной пригодности, то далеко не всегда единственной альтернативой может быть
интенсивный путь. Например, нерентабельность распашки бедных кислых оглеенных
почв во внутренних секторах водораздельных поверхностей, с одной стороны, указывает
на необходимость повышения урожайности на уже распахиваемых дренированных
придолинных и склоновых полях. С другой стороны, дополнительное внесение удобрений
для роста урожайности может вызвать превышение допустимого порога эвтрофикации
водоемов за счет смыва почв. Тогда планировочное решение потребует, как минимум,
дополнительных вложений в почвозащитные технологии и создания буферных
лесокустарниковых зон. Таким образом, приоритетное внимание планировщика
направляется на корректировку технологий либо размещения угодий в целях
предотвращения нежелательной активизации неблагоприятных процессов и ликвидации
последствий уже имевших место негативных воздействий.
Основной императив планирования в ситуации данного вида можно
сформулировать так: «исправляй ошибки». Исправление ошибок прошлого этапа может
быть направлено как по пути ликвидации негативных процессов, так и по пути
дополнительной защиты от таких процессов, если их невозможно полностью
нейтрализовать. Во втором случае возрастает значимость такого планировочного решения
как создание, расширение или восстановление дополнительных элементов экологического
каркаса, которые могут выполнять функции буферных зон между угрожающими
объектами (например, полями на склонах со смывом почв) и уязвимыми объектами
(например, поймами и водоемами). Расширение экологического каркаса может
потребовать изъятия части площадей из угодий приоритетного вида (например,
пахотных). Соответственно, требуется сравнительная экономическая оценка
«экосистемных услуг» экологического каркаса и дохода от землепользования.
Свои ограничения как на корректировку размещения и площадей угодий, так и на
развитие экологического каркаса могут накладывать сложившиеся устойчивые
социальные ценности. Расширение экологического каркаса за счет хозяйственных угодий
может быть воспринято как получение дополнительных социальных ценностей
(например, мест рекреации), или как их уничтожение (например, ликвидация возможности
поддерживать национальную традицию содержания домашних животных).
 91

Рис. 17. Приоритеты для ландшафтно-планировочной ситуации «Развитие».

Ситуация замены вида землепользования с точки зрения планировщика

заставляет делать выбор оптимального способа размещения объектов с учетом наследия
предыдущего этапа землепользования, во время которого требования к ландшафту были
иными. В районах крупных городских агломераций типичным примером может служить
замена сельскохозяйственного использования дачно-коттеджной застройкой с
сопутствующим дорожным строительством при повышенных требованиях к
рекреационным ресурсам. Планировщик часто сталкивается в этом случае с
необходимостью исправления ошибок предыдущего этапа, с которыми во многих случаях
и связано его завершение и необходимость другого типа использования (рис. 18).
Например, необратимое истощение малопродуктивных пахотных угодий позволяет
рассматривать территорию как ресурс для рекреационной застройки (Розанов, Белобров,
2008). В силу монофункциональности актуальность анализа конфликтности
землепользования невелика. Однако смена приоритетного типа землепользования
означает смену требований к параметрам экологического каркаса. С одной стороны,
должно быть установлено, может ли новый вид землепользования создавать ранее не
характерные угрозы хозяйственным и природным объектам. Тогда могут потребоваться
дополнительные «степени защиты» уязвимых объектов (например, озёр – в связи с
ростом интенсивности загрязняющих потоков, ценных местообитаний животных – в связи
с ростом шумовой нагрузки). С другой стороны, может возникать новый спрос на
многофункциональность экологического каркаса с возможностью щадящего
использования его элементов (например, для удовлетворения рекреационных
потребностей новых жителей).
С социальной точки зрения приоритетное значение для планировочных решений
имеет вопрос о готовности местного сообщества к смене занятий и актуальности
сохранения традиционной культуры. Принуждение к смене занятий может вызвать отток
местного населения и замену его людьми с иными привычками природопользования,
иными способами адаптации к ландшафту, иными культурными ценностями. Печально
известный пример – «психология временщика», проявляющаяся при нефтегазовом
освоении уязвимых тундровых ландшафтов вахтовым методом взамен традиционного
идеально адаптированного экстенсивного оленеводства (Иванов, Никитин, 1990). Смена
приоритетного вида землепользования не всегда означает полный отказ от предыдущего,
который может продолжать иметь некоторое значение, но выполнять вспомогательную
роль. Например, продолжение пастбищного животноводства, хотя и в ограниченных
масштабах, при развитии горно-климатического курорта может быть совместимо с
 92

новыми приоритетами как условие снабжения отдыхающих продовольствием,

шерстяными изделиями, сувенирами. Разумеется, при этом возникает необходимость
специального зонирования, обеспечения достаточно широких коридоров для перегона
скота, определения минимально необходимой площади под пастбища, сенокосы и
кошары. Наконец, требуется сравнительная экономическая оценка выгод от частичного
сохранения животноводства и завоза продовольствия извне.
С географической точки зрения приоритетное внимание планировщика
сосредотачивается на вопросах:
 о достаточности пространства уже трансформированных частей ландшафта;
 о рентабельности их использования в новых реалиях;
 о необходимости освоения территорий, ранее не востребованных;
 о новых видах воздействия на элементы экологического каркаса;
 о новых угрозах, ранее не актуальных.
Территории непригодные для нового типа использования могут рассматриваться
как резервы для расширения экологического каркаса. Как кандидаты для включения в
экологический каркас могут рассматриваться территории, не только непригодные, но и
создающие в ходе своего функционирования угрозы для нового вида землепользования
или, наоборот подверженные таким угрозам. Соответственно, один из приоритетов
планирования – мероприятия по защите от угроз, которые ранее были неактуальны.
Например, летний выпас скота не требовал защиты от лавин, а замещение его
приоритетом зимним горнолыжным туризмом предъявляет жесткие требования к защите
от этой угрозы.

Рис. 18. Приоритеты для ландшафтно-планировочной ситуации «Смена приоритетного

вида природопользования».

Ситуация диверсификации землепользования, в отличие от предыдущих

ситуаций, ставит планировщика перед вопросом о конфликтности и совместимости
видов землепользования (рис. 19). Диверсификация занятий, в общем случае, повышает
устойчивость местной экономики в условиях нестабильности рынка. С планировочной
точки зрения приоритетное значение приобретают вопросы о соотношении
функционального зонирования (разведения в пространстве несовместимых видов
землепользования) и многофункциональности (совмещения интересов видов
землепользования на одной территории). На начальном этапе планирования необходимо
установить, в какой степени совпадают требования к ландшафту планируемых видов
землепользования и природные ограничения. Если к уже существующему виду
землепользования (например, охотничье-рыболовному промыслу) добавляется ряд новых
 93

(например, лесозаготовки и рекреация), то планировщик должен предусмотреть

зонирование территории с выделением разных комбинаций видов землепользования.
Например, рубки леса вполне могут быть спланированы таким образом, что рост
мозаичности ландшафтного покрова вызовет расширение кормовой базы для
промысловых животных и усиление стокорегулирующей функции леса. Необходимо
выявить участки ландшафта, на которых существующий вид землепользования создает
препятствия или ограничения для новых видов. Как и в предыдущей ландшафтно-
планировочной ситуации («замена вида землепользования») актуальна проблема оценки
природных угроз, которые не мешали на предыдущем этапе, но возникают при
диверсификации землепользования, а также новых антропогенных угроз природным
объектам. Возможна ситуация, при которой потребуется перемещение старого вида
землепользования в новое место (особенно, когда принципиальное значение имеет
сохранение культурной традиции и/или экономической выгоды). Тогда перед
планировщиком встают задачи оценки доступных пространственных ресурсов, сравнения
альтернативных вариантов нового размещения и совместимости с экологическими
функциями ландшафта. Например, перемещение пасеки из места, где предполагается
застройка, в ненарушенное урочище совместимо с выполнением всех экологических
функций, но перемещение лесозаготовок может обернуться утратой ценных
местообитаний редких или промысловых животных. Кроме того, при новом размещении
старого землепользования, необходима оценка конфликтности (например, при
перемещении полигона ТБО в угодья, примыкающие к сельскохозяйственным землям или
к местам формирования стока).

Рис. 19. Приоритеты для ландшафтно-планировочной ситуации «Диверсификация

землепользования».

Ситуация многофункционального развития требует, в первую очередь, ответа на

вопрос о совпадении требований к ресурсам и пространству у разных видов
землепользования (рис. 20). Если условия благоприятны, то все или большинство видов
землепользования могут стремиться к расширению занимаемой площади. Тогда
необходимо установить, у каких видов землепользования совпадают пространственные
векторы развития и центры притяжения. Например, если на территории взаимовыгодно
развиваются туризм и животноводство, центры притяжения могут отличаться:
капитальные сооружения для туристов тяготеют к речным долинам с лесом, а интересы
животноводства сосредотачиваются на луговых склонах и плато. С другой стороны, если
бы к лесным террасам тяготели только гостиницы, то это было бы еще «пол-беды» для
леса, поскольку желательная изолированность гостиниц друг от друга способствует
сохранению лесного массива, пусть даже и с фрагментацией. Однако в тех же урочищах
неизбежно должны концентрироваться и обслуживающие объекты коммунального
 94

хозяйства и транспортная инфраструктура. В сумме все эти виды землепользования могут

создать неприемлемый уровень нарушения ценного урочища. Отсюда вытекает
следующий пункт оценки – об устойчивости ландшафта и соответствии его планируемым
нагрузкам.
Многофункциональное развитие ставит в центр внимания проблему
конфликтности и возможности разведения в пространстве несовместимых видов
землепользования (функционального зонирования). Однако не исключено, что в целях
снижения конфликтности увеличится спрос на осваиваемые площади. Тогда становится
актуальной проблема достаточности пространства для экологического каркаса и
сохранении его репрезентативности для ландшафтного разнообразия. В приведенном
примере для горно-туристических районов неизбежная концентрация многих видов
землепользования в узких долинах (да еще и за вычетом лавиноопасных, селеопасных
участков) может приводить к деградации водоохранных лесов, утрате долинных
коридоров миграции для животных, нежелательному загрязнению реки и т. п.
При многофункциональном развитии планировщик должен сравнить
приоритетность видов землепользования в долгосрочной перспективе с учетом природных
и социально-экономических тенденций. В зависимости от этого могут распределяться
выделяемые каждому землепользователи площади в тех или иных группах урочищ.
Например, тенденция к потеплению зимнего сезона на Кавказе ставит под вопрос
целесообразность расширения горнолыжных курортов в определенном диапазоне высот
(не исключая концентрации новых объектах в пределах уже освоенного и нарушенного
пространства), но может не препятствовать развитию экологического туризма,
пчеловодства, животноводства, промысловой охоты, рыболовства, заготовки дикоросов и
др. Таким образом, информация о существующих тенденциях ставит требование о
разработке альтернативных сценариев развития, позволяющих снизить конфликтность и
избежать утраты экологических функций ландшафта.
Возможны, как минимум, два частных случая ситуации с многофункциональным
развитием – для монодоминантного и полидоминантного ландшафта.
В монодоминантном ландшафте, как правило существует приоритетный вид
землепользования и повсеместная основная угроза. Например, в степи на плакоре или
длинном пологом склоне с субдоминантными или редкими суффозионными западинам и
лощинами, преобладает земледелие при постоянной угрозе дефляции и эрозии. Тогда
стратегия многофункционального развития требует создания оптимальной мозаичности с
усилением (восстановлением, расширением, созданием) субдоминантных
пространственных элементов (например лесокустарниковых сообществ). Они позволили
бы решить сразу несколько задач: торможения разгоняющихся широкоохватных
нежелательных для земледелия потоков (ветра, воды, насекомых-вредителей и др.), роста
эффективности экологических функций (регулирование уровня грунтовых вод,
микроклимата, стока; необходимое разнообразие местообитаний животных), создания
возможностей для дополнительных видов землепользования (рекреация, охота, сбор
дикоросов). В монодоминантном ландшафте больше возможных вариантов размещения
тех или иных объектов.
В полидоминантном ландшафте более велики риски конфликтности видов
землепользования, меньше альтернативных вариантов размещения, но больше
возможности функционального зонирования. Основные задачи планировщика – подбор
дифференцированных в пространстве технологий землепользования и защиты ландшафта,
сохранение минимально необходимого уровня мозаичности, подбор видов
землепользования, которые получали бы преимущество именно от высокого
ландшафтного разнообразия. Наиболее очевидные «потребители» ландшафтного
разнообразия – рекреация (разнообразие пейзажа и экскурсионных объектов), охотничий
промысел (разнообразие местообитаний, стаций), пастбищное животноводство
 95

(необходимая комбинация мест выпаса, водопоя, ночевки, «зеленых зонтов», заготовки

сена), водное хозяйство (мозаика угодий, выравнивающая годовой режим стока).

Рис. 20. Приоритеты для ландшафтно-планировочной ситуации «Многофункциональное

развитие».

2.5. ПРОЦЕДУРА ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ НА ЛОКАЛЬНОМ

УРОВНЕ
А.В.Хорошев

Под локальным уровнем планирования мы понимаем охват территории, примерно

соответствующей генеральному плану поселения или проекту землеустройства
сельскохозяйственного предприятия. В категориях иерархии природно-территориальных
комплексов это уровень ландшафта или местности. В качестве элементарной единицы
планирования рассматривается урочище (иногда подурочище) или угодье сопоставимого
размера, в идеале приближенное к его конфигурации. Основная задача ландшафтного
планирования на локальном уровне заключается в решении следующих вопросов:
 надо ли изменить способы использования урочищ как хозяйственных
угодий;
 требуется ли изменение пространственной конфигурации и
взаиморасположения хозяйственных угодий;
 существует ли необходимость изменить размещение угодий в ландшафте.

Предлагаемая последовательность операций при ландшафтном планировании

представлена на рис. 21. Первая группа процедур ландшафтного планирования во всех
известных методиках заключается в предварительной инвентаризации собственных
свойств территориальных единиц (рис. 21, этап 1). Для базовых единиц планирования на
локальном уровне – урочищ или подурочищ – этот шаг предусматривает, помимо
очевидной оценки состояния компонентов, подробно описанной в фундаментальной
монографии «Ландшафтное планирование …» (2006), оценку современной социально-
экономической значимости содержащихся в них ресурсов, существующих нагрузок.
Параллельно проводится оценка доступности (рис. 21, этап 2). Низкая доступность при
высоком ресурсном потенциале может исключить возможность использования и,
соответственно, востребованность урочища обществом. При этом повышается
возможность сохранить экологические ценности урочища. Итак, реализуя этапы 1 и 2,
планировщик отвечает на вопрос: в какой степени востребованы свойства урочища в
данной социально-экономической обстановке и с учетом их доступности. Давно введено и
широко используется понятие «потенциал ландшафта» (Солнцев, 1948; Neef, 1966; Vink,
1975; Haase, 1978; Mannsfeld, 1983; Кочуров, 1999; Ndubisi, 2000; Ландшафтное…, 2006;
 96

Позаченюк, 2006). По современному определению потенциал ландшафта —

характеристика меры возможного (потенциального) выполнения ландшафтом социально-
экономических функций, отражающая его способности в удовлетворении различных
потребностей общества (Позаченюк, 2006). В концепции EPPS (Ecosystem Properties
Potentials Services), разработанной немецкими исследователями, этому шагу соответствует
оценка свойств Properties и потенциала Potentials экосистем. Потенциалы становятся
экосистемными услугами (Services) в случае востребованности потенциала обществом и
возможности их монетизации, вследствие чего землепользователи могут получать доход
(Bastian et al., 2012).

Рис. 21. Процедура ландшафтного планирования на локальном уровне.

Логически вытекает и следующий вопрос, предваряющий планирование: какие

внешние природные и антропогенные угрозы при существующем использовании влияют
на вертикальную структуру и границы урочища, снижая его хозяйственный потенциал
(рис. 21, этап 3). Современные антропогенные нагрузки оцениваются как фактор, либо
стабилизирующий структуру урочища, либо разрушающий ее, либо не отражающийся на
структуре. Понятие «угроза» (threat) занимает одно из ключевых мест в ландшафтном
планировании (Fabos et al., 1978; Hrnčiarova, Izakovičova, 2000; Kazmierski et al., 2004) и
рассматривается, как правило. применительно к воздействиям техногенных объектов на
ландшафт или стихийных природных процессов – на хозяйственные объекты. Угроза
может рассматриваться как составляющая понятия «риск». Дж. Лейн (Lein, 2006)
предлагает следующую формулу оценки риска:
Риск = F(H, E, V, R), где
H – встречаемость опасного события (опасность, угроза)
E – размеры и характеристика затрагиваемого событием населения
V – потенциал потери (уязвимость)
R – возможность реализовать меры по защите и ликвидации ущерба (отклик)
В этой формуле не учтена опасность для природных объектов, но в принципе ее
можно приспособить и для оценки таких угроз. При этом необходимо различать угрозы
«входящие» в ПТК и «исходящие» из него.
В идеале оценка производится на основании сравнения ряда однотипных урочищ с
разными нагрузками, чтобы оценить допустимый уровень изменений ландшафта.
Соответственно, выявление угроз позволяет оценить надежность, иначе говоря – как
 97

долго можно будет еще эксплуатировать имеющийся ресурс (рис. 21, этап 4). Из этого
может последовать предварительное планировочное решение: менять или не менять тип
землепользования. Урочища с невысокой надежностью могут рассматриваться в
дальнейшем как кандидаты либо на смену типа землепользования, либо на включение в
экологический каркас (рис. 22).

Рис. 22. Оползневые процессы на горно-степном склоне в Армении. «Входящая» угроза

ставит вопрос о необходимости смены типы землепользования или применении особой
защитной технологии.

Инвентаризационный этап планирования требует также выявить существующие

конфликтные ситуации вследствие параллельного использования одних и тех же урочищ
разными землепользователями. Предварительный характер решения о смене
землепользования определяется тем, что должны приниматься во внимание не только
собственные свойства, но и контекст – как ландшафтно-географический, так и социально-
экономический. Поэтому на последующих шагах планировщик может прийти к иной
оценке допустимости существующего землепользования, в том числе к решению о
предпочтительности других видов землепользования.
Ряд последующих шагов нацелен на выявление экологических ограничений
землепользования. Ставится задача оценить функциональную значимость урочищ в
ландшафтно-географическом контексте, которая может накладывать ограничения на
хозяйственное использование и потребовать включения в экологический каркас (рис. 21,
этапы 5-6). Производится так называемый «отрицательный отбор» (в терминологии
Ružička, 2000). Термин удобно пояснить рекомендацией Р. Формана (Forman, 2006). Этот
исследователь обращает внимание, что типичная ошибка территориального планирования
– начинать процедуру с поиска пригодных земель для капитального строительства.
Р. Форман рекомендует иную последовательность выделения элементов ландшафтной
мозаики: для водных объектов и охраны биоразнообразия – для сельского и лесного
хозяйства – для отходов и стоков – для построек. Такая последовательность, по сути,
требует начинать планирование с проектирования экологического каркаса, а место для
наименее требовательных к компонентам ландшафта видов угодий определять по
остаточному принципу. Разумеется, необходимо сделать оговорку, что такая
последовательность годится в основном для ландшафтно-планировочной ситуации нового
освоения и при отсутствии жестких требований проектируемых объектов к расположению
(например, в случае безальтернативной пространственной привязки к месторождению или
створу реки для будущей гидроэлектростанции).
 98

Итак, после этапа инвентаризации планировочная процедура переходит к

определению существующих и желаемых ценностей (рис. 21, этап 5) в природной и
социально-экономической обстановке, которые осознаются местным населением,
администрациями разных уровней и исследователями территории. Понимание целевого
состояния ландшафта может «вырастать» из существующих и осознаваемых проблем.
Обычно для этого рекомендуется удобный графический прием – построение дерева целей
(Ландшафтное планирование …, 2006). Корректное выявление ценностей, которые могут
повлиять на выбор решения для конкретного урочища, возможно только в более широком
пространственном контексте – на уровне ландшафта, бассейна, административной
единицы. Поэтому на этом этапе подключаются сведения о рамочных условиях,
установленных либо по результатам анализа ландшафтного покрова крупной
естественной единицы, либо на основании официального документа территориального
планирования (схемы территориального планирования и схемы землеустройства субъекта
Федерации и муниципального района, генерального плана поселения, лесного плана,
схемы комплексного использования и охраны водных объектов, схемы развития сети
ООПТ и др.).
Приведем несколько примеров выявления социально-экономических ценностей.
Если в традиционно лесохозяйственном регионе наблюдается проблема истощения
ресурсов хвойной древесины, то в качестве социальной ценности может выступать
сохранение рабочих мест для квалифицированных в данной отрасли специалистов.
Следовательно, потребуется корректировка хозяйственной специализации при сохранении
приоритетной отрасли (например, смена целевой породы, стимулирование
перерабатывающих производств с соответствующей потребностью в новых площадях для
предприятий, развитие промышленного туризма с демонстрацией технологий заготовки и
обработки древесины и др.). Если жители территории ощущают сокращение летнего стока
как препятствие для рыболовства и судоходства, то желаемая социальная и экологическая
ценность может формулироваться как «оптимизация режима стока», достигаемая
посредством регулирования структуры хозяйственных угодий (видов ландшафтного
покрова). Если территория обладает рекреационным потенциалом с неравномерной
доходностью соответствующих услуг по сезонам, то ценностью следует считать
диверсификацию рекреационных услуг с максимальным использованием ландшафтного
разнообразия. Если наблюдается истощение охотничье-промысловых ресурсов, то
ценность может видеться в повышении связности и росте размеров подходящих
местообитаний. Особенно сложны случаи, когда стратегическое долгосрочное
планирование регионального или национального уровня предусматривает смену
хозяйственной специализации. Тогда приходиться учитывать смену ценностей. Например,
при застройке бывших хозяйственных угодий объектами общенациональной или
региональной значимости снижается ценность сохранения примыкающих местообитаний
птиц, регулировавших численность вредителей на полях, но появляются новые ценности в
виде транспортной доступности и наличия месторождений стройматериалов и подземных
вод.
Ключевым инструментом выявления экологических ценностей является анализ
функций планировочных единиц в контексте разнотипных систем более высокого ранга, в
том числе в системе потоков вещества, в соответствии с принципами полимасштабности
и полиструктурности.
Прежде всего, необходимо установить, является ли урочище типичным, редким или
уникальным для разных масштабных уровней (район, регион, страна; физико-
географическая провинция, область или страна; речной бассейн) (рис. 21, этап 5).
Редкость или уникальность может служить основанием для установления особого режима
использования или охраны в зависимости от причины малой распространенности (см.
раздел 3.1) по правилу уникальности. Во многих случаях факт редкости или
уникальности, часто связанный с наличием реликтовых свойств, уже сам по себе
 99

достаточен для включения урочища в экологический каркас, особенно если для этого
основания, подкрепленные нормативной базой. Этот критерий считается основным при
оценке значимости биотопов авторами монографии «Ландшафтное планирование …»
(2006). Таковым может быть наличие местообитаний охраняемых видов или – для лесных
урочищ – положение за пределами лесной зоны (леса лесотундровой, лесостепной,
степной зон, имеющие статус защитных согласно ст. 102 ЛК РФ) (рис. 23).

Рис. 23. Ленточные боры Кулундинской равнины. Необходимость охранного или

щадящего режима диктуется реликтовым характером лесных ландшафтов, их
расположением за пределами «своей» лесной зоны, среди степей, вблизи южного края
ареала равнинных лесов, высоким риском пожаров и затрудненным восстановлением.
Космический снимок Landsat.

Помимо географически редких и уникальных урочищ необходимо выделить

урочища, обладающие собственными ценностями, независимыми от пространственного
контекста. Прежде всего, это урочища, сохраняющие зональный характер на фоне
нарушенных территорий (лес в лесной зоне, степь – в степной и т. п.), или интразональные
характерные для данной ландшафтной зоны (верховое болото в тайге, байрачная дубрава в
степи, тугай в пустыне). Урочища, уже утратившие зональный характер, могут
рассматриваться как первоочередные кандидаты на интенсивное хозяйственное
использование по правилу минимизации воздействий на малонарушенные элементы
(рис. 24). В то же время, следует иметь в виду, что мозаика урочищ зонального и
незонального облика (например, чередование лесных, луговых, кустарниковых и полевых
угодий) может сама по себе представлять экологическую и хозяйственную ценность.
Мозаичность ландшафтного покрова по правилу эмерджентности может играть
позитивную роль для регулирования стока и микроклимата, для биоразнообразия,
повышения численности охотничье-промысловых ресурсов, эстетического облика
территории, рекреационной привлекательности. Поэтому с учетом уже сложившейся
ситуации в единице более высокого масштабного уровня – бассейне или ландшафте –
предварительно должна быть определена допустимость или необходимость изменения
доли тех или иных видов ландшафтного покрова (лесистость, распаханность,
запечатанность и т.д.) (см. раздел 3.2). Примеры решений такого рода с целью
сбалансированного развития сельскохозяйственного природопользования для
муниципального района приведен в работах Д.А. Иванова и др. (2008), И.В. Орловой
(2013). Конкретное взаиморасположение угодий каждого типа, их размеры и
пространственные комбинации должны определяться на локальном уровне. Например, на
 100

территории планирования можно предусмотреть защитный режим для крупных урочищ

зонального характера, щадящий – для участка с ценной для охотничьего хозяйства
мозаичной комбинацией зональных и незональных элементов, разные варианты
эксплуатационного – для крупных массивов урочищ, утративших зональные черты
почвенно-растительного покрова. Есть опыт проектирования адаптивной структуры
сельскохозяйственных угодий на основе мультирегрессионного анализа зависимости
продуктивности культур от площадей угодий; в частности установлено, что на мелких
полевых участках, при соседстве с сенокосами растения больше страдают от сорняков
(Иванов и др., 2008).

Рис. 24. Алгоритм выявления экологических ценностей в нарушенном ландшафте.

Наиболее очевидным основанием включения экологически ценных урочищ в

экологический каркас могут служить нормы законодательства: например, особо защитные
участки леса (ЛК РФ, ст. 102, приложение 4 к Лесоустроительной инструкции от
12.12.2011 № 516), особо ценные земли - типичные или редкие ландшафты, культурные
ландшафты, сообщества растительных, животных организмов, редкие геологические
образования (ЗК РФ, ст. 100), зоны с особыми условиями использования (ГК РФ, ст. 1).
Помимо экологически ценных урочищ (таких как местообитания редких видов) к этой
категории могут относиться важные пейзажные объекты, а также места сосредоточения
ценных ресурсов (рыбных, грибных, ягодных и др.), что резко снижает диапазон выбора
возможных видов землепользования, хотя и необязательно требует строго защитного
режима. Среди урочищ с собственными ценностями требуется различать две группы:
находящиеся в безопасном положении и требующие усиленных мер охраны в связи с
испытываемыми угрозами. В большой степени это определяется их доступностью и
динамическим состоянием (см. ниже).
Урочища, не подпадающие под категорию редких, уникальных или обладающих
собственными (независимыми от пространственного контекста) ценностями,
рассматриваются далее в системе потоков вещества (рис. 25). Необходимость этого шага
(рис. 21, этап 6) следует из представления о том, что типичные урочища, не обладающие
какой-либо ценностью как таковые, могут быть неотъемлемой частью «дополнительной»
(по А.Д. Арманду, 1988) геосистемы как источник, канал транзита или место аккумуляции
вещества. Целесообразно рассматривать геосистемы, связанные однонаправленными
потоками в двух категориях (по М.Д. Гродзинському, 2005): парагенетических
(эрозионных, селевых) и позиционно-динамических.
Для урочищ, включенных в состав парагенетических систем со строго
локализованными потоками, определяется степень «агрессивности» верхних, боковых и
нижних границ. Это позволяет определить существует ли исходящая из них угроза для
 101

соседних урочищ по правилу значимости удаленных эффектов. Примерами могут

служить попятная эрозия в верховьях оврагов, обрушение склонов речной террасы или
поймы, экспансия селевого конуса на террасу или в русло реки. При наличии такой
«исходящей» угрозы для соседних урочищ проверяется наличие в них уязвимых
хозяйственных объектов. Если таковые присутствуют, то решается вопрос о наличии или
необходимости создания буферной полосы, которая могла бы нейтрализовать
нежелательный поток и предотвратить возможный ущерб. Буферная полоса может иметь
облик естественного объекта (например, лесокустарниковые посадки в верховьях и по
бортам растущего оврага) (рис. 26) либо искусственного сооружения (например, дамбы
как защиты от селей или наводнений).

Рис. 25. Алгоритм оценки влияния потоков вещества на допустимость и надежность

использования урочища.

Рис. 26. Эрозионный цирк в горах Грузии (космический снимок). Верхняя агрессивная
граница частично закреплена лесным массивом, снижающем «входящую» угрозу для выше
расположденного лугового урочища. Нижняя агрессивная граница (селевой конус)
смещается вниз по долине, увеличивая угрозу для лесных урочищ.

По аналогии оцениваются функции урочищ в позиционно-динамических

геосистемах с преобладанием плоскостных или внутрипочвенных потоков. Наиболее
распространенные случаи – катены, или ряды урочищ, с ярко выраженным переносом
воды и растворенных веществ (в т.ч. загрязняющих) и геосистемы, формируемые
 102

лавинами-осовами. Отличие от парагенетических геосистем состоит в том, что верхняя

граница, как правило не агрессивная (т.е. не существует негативного влияния на выше
расположенные урочища), а основной негативный эффект возникает в аккумулятивных
секторах. Для лавин-осовов агрессивное действие может проявляться вдоль боковых
границ также в зоне транзита (при отклонении от обычной траектории или экстремальном
объеме лавины). При соседстве с подобными «угрожающими» урочищами также может
быть актуально решение о необходимости создания или сохранения буферных полос или
искусственных объектов по правилу регулирования потоков: лесокустарниковых посадок
между распаханным склоном и поймой для биологического поглощения растворенных
веществ и кольматации взвесей (рис. 27), противолавинных барьеров (рис. 28) и т.п.
Таким образом, помимо оценки собственных (не зависимых от контекста)
ценностей, каждое урочище рассматривается в системе потоков, в одной из трех
категорий:
1) как несущее угрозу соседним урочищам или объектам;
2) как испытывающее такую угрозу с риском разрушения структуры или
сокращения площади;
3) как выполняющее буферную функцию и защищающее какое-либо урочище или
хозяйственный объект от внешнего негативного воздействия (рис. 24).
Урочища третьей группы из перечисленных, даже не обладающие никакими особо
ценными собственными свойствами, рассматриваются как кандидаты на включение в
экологический каркас: их ценность обусловлена положением в пространственном
контексте. Нами описаны разнообразные варианты потребности в буферных полосах в
зависимости от строения катен на примере агроландшафта с глубокорасчлененным
рельефом (Хорошев, 2015; Avessalomova et al., 2016) (см. также раздел 3.2.2).

Рис. 27. Буферный лесной массив между пашней и поймой (Архангельская область).
Потоки загрязняющих веществ, смываемых с пашни частично задерживаются
тривиальным по собственным свойствам лесным массивом за счет биологического
поглощения растворенных веществ, механического осаждения наносов, перевода
поверхностного стока в подземный.
 103

Рис. 28. Противолавинная дамба на лавинно-селевом конусе в национальном парке

«Приэльбрусье». Искусственное, не обладающее никакими экологическими ценностями,
урочище представляет ценность как защита населения и хозяйственных объектов в
долине от опасного естественного процесса с агрессивной и непостоянной нижней
границей потока снега. Дамба не полностью нейтрализует опасный поток (в правой
части снимка – лавинный снежник, обходящий дамбу), но сокращает его мощность.
Противолавинные пирамиды – способ раздробить опасный поток и снизить его
разрушительную силу.

Следует отметить, что создание (сохранение) буферной полосы не является

единственно возможным пространственным планировочным решением для защиты
уязвимого объекта от негативного воздействия. При экономической или социальной
нецелесообразности возможно применить другие планировочные инструменты
управления нежелательными потоками (рис. 29). Помимо искусственного прерывания или
ослабления потока буферными полосами эффект может быть достигнут изменением
направления, интенсивности или качества потока. В целях изменения направления или
жесткой локализации селевого потока применяют строительство селепропускных каналов
(рис. 30). Для отвода водного потока от вершин оврагов могут высаживаться лесополосы
(Лопырев, 1995). В целях ослабления размывающей силы плоскостного смыва на полях
может быть применен инструмент «дробления» потока: на длинном склоне единый
полевой участок разделяется поперечными лесополосами (Лопырев, 1995). На
лавинноопасном склоне устанавливаются щиты или пирамиды, дробящие лавинное тело
(рис. 28) В целях изменения качества потока могут применяться специальные
технологические решения. Например, для осаждения наносов на подрезанном горном
склоне устраивают в придорожном лотке перехватывающие «лабиринты» (рис. 31).
Помимо адаптированных к ландшафтной структуре технологических решений возможны
сложные ландшафтно-геохимические решения по изменению качества потока наподобие
создания искусственных геохимических барьеров в трансаккумулятивных позициях
(Перельман и др., 1990; Максимович, Хайруллина, 2011).
 104

Рис. 29. Варианты управления опасными потоками вещества.

Рис. 30. Селепропускной канал на Кавказе – способ изменить направление опасного

потока.

Рис. 31. Придорожные «лабиринты» для перехвата стока наносов с подрезанных склонов
в Сочинском национальном парке – способ изменить качественные характеристики
потока.
 105

Подобно парагенетическим геосистемам подвижными агрессивными границами

могут обладать некоторые виды фитоценозов, что фактически приводит к динамике
границ урочищ в результате преобразования фитоценозом среды. Захват безлесных
участков лесной растительностью, в зависимости от обстоятельств, может расцениваться
или как угроза, или как стабилизирующий фактор. Например, быстрое зарастание
пастбищных угодий при близком соседстве березового леса может послужить основанием
для изъятия земель у собственника как признак неиспользования сельскохозяйственных
земель (на основании постановления Правительства Российской Федерации от 23 апреля
2012 г. № 369). В других обстоятельствах зарастание бывшей пашни на склоне долины
может рассматриваться как фактор, защищающий пойменное урочище от поступления
нежелательного вещества, или создающий благоприятную буферную зону для животных
примыкающего лесного массива (рис. 32).

Рис. 32. Зарастающий склон долины реки в Архангельской области с возрастающей

буферной функцией.

Особенным образом следует оценивать роль урочищ (в генетико-морфологическом

представлении пространственной структуры) или местообитаний (в биоцентрично-
сетевом представлении) в миграционных потоках живых организмов. Ключевое значение
придается транзитным элементам – относительно узким коридорам пригодных или
полупригодных местообитаний среди враждебной матрицы (Forman, Godron, 1986; Buček,
Lacina, 1996; Beier, Noss, 1998). Главный вопрос для планировщика, решающего вопрос о
допустимости хозяйственного использования полосы зональной растительности среди
доминирующей «незональной» матрицы (лес среди безлесных угодий, степь среди полей)
– является ли данный коридор безальтернативным для миграций вида, жизнеспособность
популяций которого признана существенной ценностью (экологической или
промысловой) для территории и/или местного населения. Своеобразный императив в
данном случае – «не лишай единственного шанса». При безальтернативности
миграционного коридора для ключевых или охраняемых видов по правилу необходимой
связности он должен быть включен в экологический каркас с щадящим или защитным
режимом землепользования, причем сопутствующим планировочным решением может
быть проектирование оптимальной для целевого вида структуры переходной полосы
между коридором и матрицей, а также формы границ элементов коридора в местах его
разрыва (Forman, 2006). Разумеется, оценка функциональной роли коридора не всегда
однозначна и не всегда положительна. Если коридор может послужить каналом
 106

проникновения нежелательных инвазивных видов или распространения пожаров

(Simberloff et al., 1992), то пространственное планировочное решение должно
предусматривать, наоборот создание необходимых разрывов. Для коридоров следует
назначать разные режимы использования в зависимости от их ценности в долгосрочной
или краткосрочной перспективе (рис. 24). Так, лесной коридор в устойчиво используемом
агроландшафте рассматривается как элемент экологического каркаса на многие
десятилетия вперед, а коридор темнохвойных лесов среди вторичных мелколиственных
или вырубок – лишь на период восстановительной сукцессии на примыкающих участках
(т.е. может быть безболезненно вырублен после восстановления хвойного леса на
соседних вырубках или пожарищах).
Итогом оценок функций урочищ в системе потоков вещества должны быть
планировочные решения по регулированию ландшафтных соседств, а точнее –
оптимизация взаиморасположения угодий (рис. 21, этап 7).
Таким образом, в результате проведенных процедур, установлены урочища с
ценностями нескольких категорий:
а) с высокой ценностью на фоне широкоохватного географического контекста,
б) с собственными экологическими, эстетическими или ресурсными ценностями,
в) стабилизирующие элементы для функционирования ландшафта или бассейна,
г) защищающие возможность хозяйственного использования соседних или
удаленных урочищ.
Эти группы ценностей могут быть представлены и совместно в одном и том же
урочище. Кроме того, параллельно выявлены урочища, которые обладают агрессивными
границами или являются источниками нежелательного вещества и поэтому способны
сократить возможность хозяйственного использования или экологическую ценность
соседних территорий. Такие урочища могут потребовать создания специальных буферных
зон, снижающих негативный эффект порождаемых ими потоков. Следует заметить, что
подобный «агрессивный» характер урочищ не исключает их собственных экологических
ценностей. Например, растущий овраг может служить местообитанием экологически или
хозяйственно ценных видов, играть положительную роль в регулировании теплового
режима ландшафта и т. п.
Полученный результат может быть скорректирован с учетом динамических
тенденций и устойчивости урочищ. Следствием саморазвития ценного урочища могут
быть:
а) экспансия (например, верхового болотного массива на примыкающие леса);
б) сокращение (деградация карстовой формы по мере полного растворения
породы);
в) циклические изменения (замещение термокарстового озера бугром пучения и
обратно);
г) структурная трансформация (например, зарастание озера).
С другой стороны, возможна деградация урочища вследствие естественных
внешних причин: иссушения климата, подъема уровня озера или моря, оттаивания
многолетней мерзлоты, выпадения вулканического пепла и т.д. В таких случаях, учитывая
долговременный характер планирования, по правилу долгосрочности введение
защитного или щадящего режима может оказаться нецелесообразным. Ресурсный
потенциал и надежность могут быть расценены как постепенно убывающие или наоборот
возрастающие. Возможен и противоположный случай, когда именно пониженная
устойчивость к внешним воздействиям потребует строгих ограничений на
землепользование. Например, высокий риск развития эрозии в случае нарушения
растительного покрова требует исключения пахотного использования. Специальные
карты, характеризующие устойчивость геотопов, в том числе показывающие ареалы
«неразвития», позволяют оценить размеры дополнительных затрат, которые понесут
 107

потенциальные землепользователи в случае вторжения в неблагоприятную среду

(Колбовский, 2011а).
В итоге на этапах 5-7 (рис. 21) мы получили перечень урочищ, которые так или
иначе заслуживают защитного или щадящего режима землепользования либо
предоставляют очень ограниченный диапазон выбора типа землепользования. Этот
перечень предлагается положить в основу проектирования экологического каркаса
территории.

Следующая группа шагов планировочной процедуры рассматривает возможности

эксплуатации ресурсов территорий, не включенных в экологический каркас, а также
исследует вопрос о совместимости потенциальных видов землепользования с режимом
экологического каркаса. Еще раз заметим, что экологический каркас необязательно и не
везде требует исключения из хозяйственного использования. Ландшафтное планирование
должно стремиться к подбору такой комбинации способов землепользования, которая не
противоречила бы целям экологического каркаса.
После «вычитания» урочищ, рекомендованных для включения в экологический
каркас, начинается процедура распределения видов землепользования среди урочищ, не
относящихся к числу экологически ценных (рис. 21, этапы 8-10). Процедура определения
пригодности к каждому потенциальному виду использования включает оценки ресурсного
потенциала, лимитов его использования и «взвешивания» (рис. 21, этап 8): она уже может
считаться относительно рутинной и описана практически во всех методиках
ландшафтного планирования (Ndubisi, 2002). В частности в немецких и родственных
российских методиках она проводится в категориях значимости и чувствительности (von
Haaren et al., 2008; Экологически ориентированное…, 2002; Ландшафтное планирование
…, 2006; Дедков, Федоров, 2006; Гагаринова, Саядян, 2009; Семенов и др., 2013). В
монографии по ландшафтно-агроэкологическому планированию близкую роль играют
категории «потенциал» и «устойчивость» (Орлова, 2014). Оценка ресурсного потенциала
может опираться на отраслевые нормативы, отраженные в таких понятиях как бонитет
земель или лесов. В первую очередь решается вопрос о приоритетах землепользования на
угодьях с оптимальным качеством. В некоторых случаях вопрос может быть решен на
основании законодательной нормы. Например, сельскохозяйственные угодья в составе
земель сельскохозяйственного назначения имеют приоритет в использовании (ЗК РФ, ст.
79), а установленные ограничения на перевод сельскохозяйственных земель в другие
категории зависят, в том числе, от их кадастровой стоимости (Закон от 21 декабря 2004
года №172-ФЗ «О переводе земель или земельных участков из одной категории в
другую»).
Главный вопрос данного шага – совпадают ли претензии разных
землепользователей на один и тот же ресурс или пространство, обеспеченное
востребованными ресурсами, и совместимы ли эти интересы. Иначе говоря, речь опять
идет о потенциальных конфликтах в урочищах с одинаковой пригодностью для
нескольких видов землепользования. Как известно, ландшафтное планирование вообще
направлено на поиски компромиссов, поскольку принимает во внимание все основные
функции ландшафтов и стремится их сохранить, несмотря на неизбежные противоречия
между природопользователями (Алексеенко, Дроздов, 2006). Простой процедуры
взвешивания по пригодности и отдания предпочтения землепользованию с наибольшим
«весом» может оказаться недостаточно. Поэтому в качестве неотъемлемой части
процедуры выбора урочищ для видов землепользования должна выступать оценка наличия
альтернативных вариантов размещения и доступности пригодных угодий (рис. 33,
рис. 21, этап 9).
 108

Рис. 33. Алгоритм выбора вида землепользования для урочищ с оптимальной

пригодностью.

Во-первых, при равной пригодности, предпочтение может отдаваться тому виду

землепользования, для которого данное урочище безальтернативно в масштабе
территории планирования при условии соответствия нормативным требованиям
(например, единственно возможное место для песчаного карьера). Во-вторых, при
наличии нескольких вариантов размещения предпочтение отдается наиболее
легкодоступному. В-третьих, нежелательны варианты размещения вида землепользования
в пригодных урочищах, но с сопутствующим риском нарушения экологически ценных
урочищ. В-четвертых, пригодные урочища могут оказаться доступными только с
большими издержками или вообще недоступными в данных условиях. В последних двух
случаях резко «повышаются шансы» конкурирующего землепользователя. Например,
удаленность от сельского населенного пункта делает нецелесообразным устройство
кормовых севооборотов, но не является критическим препятствием для размещения
сенокосных угодий (Сулин, 2005). Негативный пример повышения доступности
пригодных урочищ ценой необратимой трансформации редких долинных ландшафтов
колхидского типа наблюдался при строительстве совмещенной дороги к горному кластеру
объектов Сочинской олимпиады (Хорошев, Чижова, 2013, см. также раздел 3.1.4).
Если сравнение вариантов размещения с учетом пригодности, альтернативности и
доступности не дает однозначного предпочтения какому-то из конкурирующих
землепользователей, то процедура переходит к этапу разрешения потенциальной
конфликтной ситуации. В основном здесь приоритетное значение имеют уже
экономические и административные механизмы. Возможно предложение альтернативных
территориальных вариантов (разведение конкурентов в пространстве), определение
разных периодов использования (разведение во времени), компенсация за отказ одному
или нескольким потенциальным землепользователям, поиск компромиссного варианта
совместного использования территории и т.д. (рис. 21, этап 10). Среди экологических
критериев для разрешения конфликта наиболее очевидным может служить
потенциальный ущерб для ландшафта и/или для экосистемных услуг. В таком случае
наименьшие шансы должны оказаться у землепользователя, деятельность которого
вызовет не только нежелательную трансформацию структура самого урочища, но и
удаленные эффекты, а также наиболее быстрое истощение используемого ресурса. При
возможности одновременного многофункционального использования урочищ желательна
ситуация, когда один вид землепользования увеличивает ресурс для другого: например,
выпас увеличивает плодородие почвы, а последующая распашка обеспечивает корма.
Другой желательный вариант – когда один вид землепользования защищает ресурс,
используемый другим землепользователем от разрушающих его процессов. Например, на
территории объекта Всемирного наследия «Каменный лес» в китайской провинции
 109

Юньнань регулируемый выпас коз предотвращает возобновление древесной

растительности и обеспечивает сохранение обзора на карстовые останцы для туристов
(рис. 34).

Рис. 34. Сохранение обзорности на башенные карстовые формы в национальном парке

«Каменный лес» (Китай) с помощью выпаса коз, препятствующих возобновлению
древостоя – пример совместимости сельскохозяйственного и рекреационного
землепользования.

После распределения наилучших угодий между заинтересованными

землепользователями выбираются планировочные решения для угодий с неоптимальным
качеством (рис. 35). В этой категории наиболее допустима, а иногда целесообразна, смена
типа землепользования. Для принятия решения следует установить, обусловлена ли
невысокая пригодность естественными причинами (например, засоленностью почв из-за
подтопления морскими водами) или является следствием прогрессирующих природных
или антропогенных тенденций (например, аридизации климата, развития карста, смыва
почв при распашке и т.п.). Не исключено, что при этом повышается пригодность для
землепользователя, который ранее не был заинтересован в данном урочище. Если
происходит прогрессирующее падение качества, то предметом планировочного решения
может быть целесообразность проведения защитных мероприятий, позволяющих
продлить период надежности. Например, при заболачивании лесного массива могут быть
запланированы мероприятия по осушительной мелиорации. Возможно, будет
востребована защита теряющего качество урочища мероприятиями за его пределами
(например, перевод части пашни в верхней части длинного склона в сенокос для
сокращения пути «разбега» эродирующих временных водотоков). Если окажется, что
урочище с неоптимальным качеством теряет ресурс для большинства видов хозяйства, то
следует установить, не приобретает ли оно при этом новых экологических ценностей.
Например, в степной зоне пораженная овражной эрозией местность после забрасывания
 110

может стать очагом восстановления зональных фитоценозов или формирования

специфических петрофитных сообществ с присутствием редких видов. В таком случае
вступает в действие принцип «нет худа без добра» и урочища становятся важными
элементами экологического каркаса.

Рис. 35. Алгоритм выбора планировочного решения для угодий с неоптимальной

пригодностью.

После определения наиболее целесообразных видов землепользования или

многофункционального использования для каждого урочища наступает этап определения
допустимых антропогенных нагрузок или допустимых изменений ландшафта (рис. 21,
этап 11). Как и на этапе проектирования экологического каркаса, допустимые нагрузки
определяются не только собственными свойствами урочища, но и его функциональной
ролью в более крупной геосистеме. С географической точки зрения наиболее важными
руководствующими принципами выступают: локализация нежелательных потоков
вещества и минимизация фрагментации наиболее значимых местообитаний. При
определении допустимых нагрузок реализуются отраслевые нормативы и методики.
Некоторые региональные примеры для типовых ситуаций иллюстрируются в разделе 3
монографии.
Подбор оптимальных пространственных параметров угодий (размеров,
ориентации, конфигурации и др.) осуществляется как на основании отраслевых
нормативов, так и по ландшафтно-экологическим соображениям (рис. 21, этап 12). На
этом шаге особенно актуален поиск компромиссных решений между технологическими и
экологическими требованиями. Например, в лесном хозяйстве принято стремиться к
прямолинейным границам выделов, но с экологической точки зрения их необходимо
адаптировать к естественным криволинейным границам, в том числе для корректной
оценки запасов древесины и предотвращения неблагоприятных экзодинамических
процессов. В сельском хозяйстве большая ценность придается максимальной длине
прогона техники, в то время как урожайность может сильно варьировать между
урочищами внутри единого большого полевого участка. Хорошо разработанные
концепции ландшафтно-адаптивного, контурного земледелия нацелены именно на
пространственные решения по регулированию конфигурации и размеров угодий в
соответствии с ландшафтной структурой (Лопырев, 1995; Швебс, 1985; Каштанов и др.,
1994; Кирюшин, 2011, 2018) В рекреационном хозяйстве экономически выгодно создавать
крупные кластеры объектов туристической инфраструктуры, однако это часто
противоречит задачам обеспечения связности местообитаний, минимизации шумового
 111

загрязнения и даже (например, в лавиноопасных районах) обеспечения безопасности

посетителей (рис. 36).

Рис. 36. Кластер гостиниц в суженном днище долины на краю пояса сосновых лесов с
вынужденными противолавинными защитными стенками в национальном парке
«Приэльбрусье». Чрезмерная концентрация нагрузок снижает экологическую и
эстетическую ценности и повышает риски для посетителей.

Во многих случаях, приоритет экономических или экологических интересов

должен определяться по степени выраженности удаленных эффектов. Если
технологически выгодное решение вызывает негативные последствия только на
ограниченной территории (внутри самого угодья) и не создает дальнодействующих
эффектов, то его можно допустить под ответственность землепользователя, который
предупреждается о вероятной постепенной потере качества угодья или рисках опасных
процессов (в том числе экономическими механизмами, например, через стоимость
страхования). В случае существенных удаленных негативных экологических эффектов,
особенно социально значимых (снижение качества вод, утрата эстетических ценностей,
сокращение промысловых ресурсов и др.) приоритет должен отдаваться экологическим
основаниям для выбора пространственных параметров.
Наконец на завершающем этапе планировочной процедуры проводится выбор
технологических решений для угодья, который в основном является компетенцией
отраслевого специалиста (рис. 21, этап 13). От ландшафтного планировщика могут
исходить предложения о диапазоне технологических приемов, минимизирующих
удаленные экологические эффекты и снижение качества используемого ресурса
(направление вспашки, выбор вида выпасаемого скота, оптимальный сезон лесозаготовки,
направление и ширина лесосек, вид туризма и т.п.). Отраслевой специалист выбирает
конкретное технологическое решение из перечня приемлемых.

В завершение перечислим пространственные и технологические инструменты,

которые могут применяться в ландшафтном планировании на разных этапах.
К числу основных пространственных инструментов мы относим следующие.
1. Изменение размеров и разнообразия размеров угодий. Применяется в целях
регулирования скорости потоков вещества и поддержания биоразнообразия.
2. Регулирование соседства угодий. Применяется для создания эмерджентных
эффектов, возникающих при определенных комбинациях элементов ландшафтного
покрова: жизнеспособности популяций, защитных эффектов одного угодья по отношению
к другому.
 112

3. Создание буферных зон – частный случай регулирования соседства.

Применяется для нейтрализации нежелательных потоков вещества и энергии, особенно
химического и шумового загрязнения, регулирования скорости ветра.
4. Изменение направления потоков. Применяется для минимизации
нежелательных удаленных эффектов, прежде всего – опасных экзодинамических
процессов.
5. Концентрация и деконцентрация объектов. Применяется для минимизации
ареала нарушений либо для снижения удельной нагрузки на ландшафт. Одним из способов
служит регулирование доступности через густоту транспортной сети.
6. Создание оптимальных пропорций разнотипных элементов. Применяется
для создания или поддержания эмерджентных эффектов в речном бассейне
(регулирование стока), в ландшафте (регулирование микроклимата, жизнеспособности
популяций и др.)
7. Изменение связности пространственных единиц. Применяется для
регулирования миграций животных и предотвращения распространения опасных явлений
(пожаров, вспышек размножения вредителей, ветровалов и т.п.)
8. Изменение конфигурации и ориентации. Применяется для минимизации
негативных экзодинамических процессов, сохранения качества ресурса, стимулирования
восстановления нарушенных урочищ.
9. Изменение формы, проницаемости и резкости границ между угодьями.
Применяется для обеспечения жизнеспособности популяций, обеспечения эстетических
качеств пейзажа, регулирования направления потоков вещества, защиты от экспансии
нарушений в ландшафте.
10. Зонирование и поляризация несовместимых видов землепользования.
Применяется для адаптации видов землепользования к свойствам ландшафтных и
потоковых единиц и минимизации конфликтов землепользования.
11. Обеспечение альтернативных вариантов размещения и коридоров миграции.
Применяется для минимизации конфликтов землепользования, поддержания миграций
животных, предотвращения нежелательных скоплений людей и защиты их от опасных
процессов.
К возможным технологическим инструментам реализации ландшафтно-
планировочных решений относятся:
1. Прекращение использования.
2. Смена типа землепользования.
3. Перемещение типа землепользования.
4. Разведение хозяйственных функций во времени.
5. Изменение технологий при сохранении вида землепользования.
6. Искусственное улучшение качества угодья.
7. Комбинирование хозяйственных функций пространственной единицы.
Перечисленные пространственные и технологические инструменты реализации
решений должны составлять основной содержание ландшафтно-планировочных карт. Они
детализируют такие широко применяемые (Экологически ориентированное…, 2002, 2004;
Дедков, Федоров, 2006; Ландшафтное планирование…, 2006; Гагаринова, Саядян, 2009;
Руденко, Маруняк, 2012; Семенов и др., 2013; Голубцов, Чорний, 2014) категории
планировочных решений как «сохранение», «улучшение» и «развитие».
 113

Раздел 3
ПРАКТИКА ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ В
ТИПОВЫХ СИТУАЦИЯХ

3.1. РАМОЧНЫЕ УСЛОВИЯ ПЛАНИРОВОЧНЫХ РЕШЕНИЙ В

НАЦИОНАЛЬНОМ И РЕГИОНАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ

Известный афоризм «думай глобально – действуй локально» в ландшафтном

планировании часто перефразируют так: «думай глобально – планируй регионально –
действуй локально». В главе 3.1 основное внимание уделяется двум идеям ландшафтно-
географического подхода к планированию: о необходимости сохранения или создания
эмерджентных эффектов в крупных пространственных единицах и о необходимости
учета широкого географического контекста при локальных планировочных решениях. В
качестве эмерджентных эффектов рассматривается возможность миграции живого и
неживого вещества благодаря связности пространственных элементов коридорами и
изоляции антропогенных угроз от уязвимых миграционных путей. Наиболее
существенным полем принятий решений регионального масштаба на основе
ландшафтной идеологии является проектирование экологических сетей (главы 3.1.1,
3.1.2, 3.1.3). Рассматриваемые разномасштабные примеры морских акваторий и
прибрежных зон иллюстрируют взаимозависимости между биотическими, водными,
техногенными потоками регионального масштаба, что создает жёсткие рамки со
стороны геосистем высоких рангов, в том числе «суша-море», при применении таких
пространственных инструментов как функциональное зонирование и поляризация
несовместимых видов землепользования. В главе 3.4 приводится пример анализа
планировочного решения на суше, которое имело локальный масштаб, но
общенациональную и даже международную значимость, в ситуации диверсификации и
развития существующего землепользования. Показано, что в зависимости от оценки
типичности или уникальности ландшафтов на фоне региона и страны, а также от
положения объектов по отношению к региональным потокамв бассейне и между
ландшафтами, размещенческие решения могут давать как позитивные, так и
негативные удаленные эффекты.

3.1.1. Экологические сети в наземных и морских ландшафтах как пример

решений регионального уровня: защита редких и репрезентативных геосистем и
связности
А.Н. Иванов

При ландшафтном планировании одной из главных проблем является согласование

в пространстве и во времени интересов охраны природы и экономического развития.
Задача проектирования – вписать в географическое пространство различные
хозяйственные и природоохранные объекты, буферные зоны между ними для создания
модели оптимальной эколого-экономической эффективности природопользования в
регионе. В этом контексте важнейшей составляющей ландшафтного планирования
следует считать создание экологической инфраструктуры ландшафта,
предусматривающей консервацию части географического пространства для выполнения
специфических природоохранных задач (поддержание экологического равновесия,
сохранение ландшафтного и биологического разнообразия, репрезентативных и
уникальных природных комплексов и др.), а также экологическую реставрацию
нарушенных участков. Основную роль при этом играют особо охраняемые природные
 114

территории (ООПТ) и другие объекты, в границах которых вводятся природоохранные

ограничения, а одной из наиболее признанных форм территориальной охраны природы
является концепция экологических сетей.
Идея интеграции отдельных разрозненных ООПТ в единую целостную систему в
отечественной науке впервые возникла в 1970-х гг. (Родоман, 1974, Реймерс, Штильмарк,
1978) и сразу же получила признание. Под системой ООПТ понимается совокупность
различных категорий резерватов, функционально и территориально связанных между
собой через различные формы вещественно-энергетического и информационного
взаимодействия (Иванов, 2001). Один из главных признаков системы ООПТ – ее
функциональная целостность. Для этого необходимо связать вещественно-
энергетическими и информационными потоками отдельные разрозненные ООПТ в
единую целостную систему для выполнения ряда специфических задач. Предполагается,
что система ООПТ обладает свойством эмерджентности и позволяет решать задачи,
недоступные для отдельных резерватов. Характерный пример – поддержание
экологического равновесия в границах отдельных регионов (Реймерс, 1994; Иванов, 1998).
Дальнейшим развитием идеи стала разработка основных принципов построения
экологической сети («ecological network» в англоязычной литературе) или экологического
каркаса – более широкого понятия, чем система ООПТ. Идея экологических сетей начала
активно развиваться в научной литературе в 1980-е гг. (Forman, Godron, 1986,
Каваляускас, 1985, Тишков, 1985 и др.) и впервые получила законодательное
подтверждение в Нидерландах в 1990 г. в национальном Плане природной политики. В
дальнейшем во многих европейских странах в 1990-х гг. были разработаны планы
построения национальных экологических сетей, а в 1995 г. в Софии принята рассчитанная
на 20 лет Панъевропейская стратегия сохранения биологического и ландшафтного
разнообразия, предусматривающая создание целостной экологической сети на
субглобальном уровне.
Вместе с тем сейчас уже понятно, что за прошедшие 20 лет удалось решить далеко
не все планируемые задачи. В ходе разработки теоретических и практических вопросов
построения национальных и региональных экологических сетей проявились разные
подходы, а также проблемы организационно-юридического характера. Выяснилось также,
что разработанная для староосвоенных ландшафтов Европы концепция экологических
сетей далеко не всегда применима для менее нарушенных ландшафтов Европейской части
России (Хорошев и др., 2013), и тем более Сибири и Дальнего Востока. Несмотря на
большое число научных публикаций по этой теме, в России до настоящего времени в
федеральном законодательстве отсутствует понятие экологической сети и экологического
каркаса (законодательные акты приняты только на уровне отдельных субъектов РФ –
Орловская обл., Хабаровский край и некоторые другие), что затрудняет практическую
реализацию концепции.
Экологические сети на суше. Несмотря на широкое распространение термина,
общепринятого определения экологических сетей не существует. Насчитывается более
десятка разных дефиниций, в которых акцентируется внимание на разных гранях этого
понятия (Соболев, 1999; Экологические сети…, 2000; Дежкин, Снакин, 2003; Ecological
Networks…, 2004 и др.). Помимо термина экологическая сеть, предложены близкие
понятия экологический каркас, природный каркас, природно-заповедный каркас,
ландшафтно-экологический каркас и др. Имеются работы, в которых проводится
сравнительный анализ этих понятий (Волков, 2012; Воронов, Нарбут, 2013). В настоящей
работе под экологическими сетями (каркасами) понимается совокупность геосистем как
природного, так и антропогенного происхождения в пределах какой-либо территории,
выполняющих специфические экологические функции (Иванов, Чижова, 2010). Таким
образом, экологическая сеть (каркас) – понятие более широкое, чем система ООПТ,
поскольку включает в себя не только собственно охраняемые территории, но и другие
природные и природно-антропогенные объекты, выполняющие специфические
 115

экологические функции. На картах и космических снимках такая совокупность объектов

выглядит как пространственно сообщающаяся сеть природных и полуприродных
территорий, т. е. «каркас».
Структуру экологических сетей в наземных ландшафтах, принципы и методы их
построения можно считать достаточно хорошо разработанными (Критерии и методы…,
1999; Руководящие принципы…, 2000; Пузаченко, 2000; Мирзеханова, Остроухов, 2006;
Колбовский, 2008; Хорошев и др., 2013 и др.). В классической трактовке экологические
сети включают в себя три основных элемента - ключевые ядра, транзитные коридоры и
буферные зоны.
Ключевые ядра (синонимы – базовые резерваты, сердцевидные территории,
узловые структуры и т.п.) – важнейший элемент экологических сетей. В ключевые ядра
входят следующие основные элементы:
 Существующие в регионе ООПТ и потенциальные ООПТ. Помимо уже
созданных ООПТ, во многих регионах имеются утвержденные схемы перспективных
ООПТ, организация которых предусматривается схемами территориального
планирования, поэтому такие участки также включаются в состав ключевых ядер.
 Территории, которые юридически не относятся к ООПТ, но имеют
нормативные природоохранные ограничения. Дополнениями к существующим и
потенциальным ООПТ выступают особо охраняемые водные объекты, водоохранные
зоны, прибрежные защитные полосы и береговые полосы, места нереста, нагула и
зимовки рыб, устанавливаемые в соответствии с Водным кодексом РФ (ст. 65), защитные
леса и особо защитные участки лесов (Лесной кодекс РФ, ст. 102), особо охраняемые
геологические объекты (ФЗ «О недрах», от 21.01.1992 №2395-1), санитарно-защитные
зоны, зоны охраны объектов культурного наследия, округа санитарной охраны курортов,
зоны санитарной охраны источников питьевого и хозяйственно-бытового водоснабжения,
зоны охраняемых объектов (Градостроительный кодекс РФ), земли природоохранного
назначения (Земельный кодекс РФ, ст. 97). Эти территории юридически не всегда
относятся к ООПТ, но законодательно в пределах их границ вводятся особые
природоохранные ограничения.
 Природные территории с декларированной высокой природоохранной
ценностью. Существует достаточно обширная группа территорий, для которых
соответствующими специалистами выявлено и обосновано их важное экологическое
значение. К ним относятся леса высокой природоохранной ценности, в которых ценность
запасенного в них древесного сырья оказывается второстепенной по сравнению с их
значимостью для сохранения биоразнообразия, поддержания экологического равновесия
и/или обеспечения потребностей местного населения (Яницкая, 2008), водно-болотные
угодья, включенные в Рамсарскую конвенцию, ключевые орнитологические,
ботанические, ландшафтные территории и др. Эти территории юридически могут входить
или не входить в состав ООПТ, но их природоохранная ценность несомненна.
 Другие территории, выполняющие важные экологические функции. Помимо
перечисленных объектов, к узловым элементам экологических сетей могут также
относиться территории, для которых их природоохранная ценность не обязательно
продекларирована, но которые выполняют важные средообразующие функции,
обеспечивая поддержание экологического баланса, ландшафтного и биологического
разнообразия и оказывая влияние на значительные площади прилегающих территорий. К
их числу относятся верхние звенья ландшафтных катен (междуречные равнины, особенно
с хорошо сохранившимися участками зональной растительности, верхний ярус горных
систем), крупные лесные массивы, болотные системы, верховья основных рек, ареалы
интенсивного подземного стока, «информационные узлы», обладающие повышенным
биологическим и ландшафтным разнообразием и др.
Методика выявления ключевых ядер может быть различной, в том числе
взаимодополняющей. Предложен метод выявления участков максимального
 116

экологического разнообразия по анализу космических снимков (Пузаченко, 2000),

методика экспресс-оценки биоразнообразия по критерию наличия редких видов,
ландшафтно-картометрические методы, флористические, геоботанические и
популяционные критерии и др. (Критерии и методы…, 1999). Принципиально важно, что
положение в географическом пространстве выявленных «ключевых ядер» в совокупности
закладывает основу для дальнейшего построения всей экологической сети.
«Ключевые ядра» соединяются между собой транзитными коридорами
(синонимы - экологические, транспортные коридоры) - территориями, выполняющими
преимущественно транспортные функции. Изначально транзитные коридоры
задумывались как элементы, благодаря которым поддерживается обмен живыми
организмами между узлами экологической сети, в основном миграции животных. Позднее
в некоторых работах к ним стали относить места перемещения воды и различных
растворенных веществ в ландшафте, то есть «кровеносную систему ландшафта» – долины
рек и ручьев, овражно-балочную сеть, «коридоры» движения приземного слоя воздуха,
подземных вод и т. п. В незначительно преобразованных ландшафтах коридоры
существуют в виде широких переходных полос между ключевыми ядрами. В
староосвоенных регионах транзитные коридоры часто бывают редуцированы до узких
линейных полос и/или имеют прерывистый характер.
Необходимо отметить, что существуют работы, показывающие далеко не всегда
очевидную эффективность экологических коридоров (Thomas, 1991; Beier, Noss, 1998 и
др.). В обзоре литературы по этой проблеме, проведенной Э. Мак-Кензи, приводится пять
аргументов в пользу экологических коридоров и 12 аргументов против (McKenzie, 1995).
Показано, что экологические коридоры часто и с большим успехом используют другие
биологические виды, для которых коридоры не предназначались, что приводит к
распространению болезней, паразитов, инвазивных видов. Искусственно создаваемые
человеком экологические мосты часто имеют слишком высокую стоимость. В
большинстве предложенных в настоящее время моделей региональных экологических
сетей в России транзитные коридоры обычно повторяют рисунок гидрографической сети.
В аграрных регионах дополнением к гидрографической сети служит система защитных
лесных полос на междуречных равнинах.
Частным случаем транспортных коридоров являются экологические мосты -
экодуки (от англ. «ecoduk»), широко распространенные в европейских странах и
предназначенные для переходов животных через автомобильные трассы или другие
линейные объекты, нарушающие пути миграций. В России первый экодук был открыт
осенью 2016 г. на 170 км трассы М-3 «Украина». Ширина экологического моста составила
52 м, он заполнен почвой и засажен деревьями, а по бокам защищен экраном, чтобы
уменьшить шум от проезжающих автомобилей.
В большинстве случаев при создании экологических коридоров внимание
акцентируется на миграциях животных, необходимость учета вещественно-
энергетических потоков в ландшафтах чаще всего только декларируется. Ниже в разделе
3.1.4 анализируются проблемы, возникшие при разрыве традиционных миграционных
путей животных в районе Сочинского национального парка.
Ключевые ядра и экологические коридоры окружают буферные зоны, основная
задача которых - смягчение негативного антропогенного влияния окружающей среды. Как
правило, в буферных зонах допускаются некоторые виды природопользования. Вокруг
некоторых ООПТ буферные (охранные) зоны устанавливаются нормативно
(Постановление Правительства РФ №138 от 19 февраля 2015 г.). Минимальная ширина
охранных зон заповедников и национальных парков должна составлять не менее одного
километра, охранные зоны также предусмотрены для памятников природы федерального
значения.
Для расчета оптимальной площади буферной зоны заповедника предложено
использовать формулу:
 117

 1 / z
A2  1  Z  
 1 A1 ,
где Z – константа, A1 и A2 – площади резервата и буферной зоны соответственно.
При Z, равном 0,25, оптимальная площадь буферной зоны в 2,16 раза больше
площади ключевых ядер. Если ключевое ядро имеет форму круга с радиусом R1, то
буферная зона должна иметь форму охватывающего его кольца с внешним радиусом R =
1,78 R1. При ломаной границе оптимальная величина буферной зоны вычисляется по
координатам вершин многоугольника, аппроксимирующего границу резервата (Суханов,
1993).
Наряду с тремя рассмотренными элементами экологических сетей - ключевыми
ядрами, транзитными коридорами и буферными зонами, в европейских странах большое
внимание уделяется также территориям экологической реставрации. Они организуются
на участках с антропогенными нарушениями, которые на данный момент не представляют
значительной ценности, но в силу своего положения и потенциальных функций являются
важными для формирования экологической сети (например, для создания целостного
экологического коридора в случае его прерывистости или восстановления принципиально
важных для структуры экологической сети геосистем). Территории экологической
реставрации весьма широко представлены в европейских странах, однако в России не
получили распространения. Предложены теоретические и практические подходы к
экологической реставрации тундровых и степных ландшафтов (Тишков, 1996, 2000),
однако основным лимитирующим фактором выступает высокая стоимость, составляющая
несколько десятков тысяч долларов США на гектар.
К настоящему времени модели экологических сетей предложены для целого ряда
субъектов РФ (Башкортостан, Астраханская, Вологодская, Костромская, Орловская,
Оренбургская, Самарская обл. и др.) и являются популярной темой для кандидатских
диссертаций. Вместе с тем в ходе теоретических и практических разработок изначально
биоцентрическая идея построения экологических сетей эволюционировала, и в настоящее
время отчетливо выявились два подхода, один которых может быть назван
биоцентрическим или биогеографическим, а второй - ландшафтно-географическим
(Колбовский, 2008; Хорошев и др., 2013; Природа Егорьевской земли, 2006.). Основные
сходства и различия между ними систематизированы в табличной форме (табл. 2).

Табл. 2. Критерии выбора и функциональное назначение элементов экологической сети

при разных методических подходах

Элементы Подходы
сети
Биоцентрический Ландшафтно-
географический
Ключевые ядра Высокое видовое Высокое ландшафтное
разнообразие, наличие разнообразие, выполнение
редких, исчезающих, природными комплексами
эндемичных, реликтовых средообразующих,
видов, хорошо ландшафтно-эталонных
сохранившиеся зональные функций
экосистемы
Экологические коридоры Соединяют ключевые ядра, Предназначены для
служат преимущественно сохранения вещественно-
для миграций животных энергетических потоков в
ландшафте
Буферные зоны Защищают биоту от Защищают уязвимые
негативного антропогенного природные комплексы и\или
 118

воздействия хозяйственные угодья от

нежелательных
антропогенных и
естественных потоков
вещества
Территории экологической Восстановление близких к Ландшафтная
реставрации исходным растительным реконструкция с
сообществ и животного восстановлением всех
населения природных компонентов и
связей между ними

Структурные элементы экологических сетей в обоих подходах в целом совпадают,

однако при биоцентрическом подходе акцент делается преимущественно на сохранении
живых организмов (высокий уровень видового разнообразия в ключевых ядрах, наличие
редких и исчезающих видов, экологические коридоры для миграций животных и т. п.).
При ландшафтно-географическом подходе внимание акцентируется на высоком
ландшафтном разнообразии, средообразующих функциях геосистем, вещественно-
энергетических потоках в ландшафте. Противопоставление рассмотренных подходов
было бы неверным, они являются взаимодополняющими, отражающими разные аспекты
организации такого сложного объекта как экологическая сеть. Вместе с тем
существующий опыт построения экологической сети Егорьевского района Московской
обл. с использованием двух подходов выявил как территориальные и функциональные
совпадения в предложенных моделях, так и заметные различия (Природа Егорьевской
земли, 2006).
Одной из главных проблем практической организации экологических сетей в
России является отсутствие нормативной базы на федеральном уровне. В приказе
Министерства регионального развития России №169 от 19.04.2013 "Об утверждении
Методических рекомендаций по подготовке проектов схем территориального
планирования субъектов Российской Федерации" было дано определение экологического
каркаса, цель его формирования и структурные элементы, однако через год после этого
Министерство регионального развития было упразднено.
Морские экологические сети. Идея организации морских резерватов (МР) в
Мировом океане возникла значительно позднее, чем создание наземных ООПТ (Иванов,
2003; Мокиевский, 2009). Первые морские резерваты появились в 60-х гг. XX в. для
упорядочения рекреационных нагрузок и охраны коралловых рифов. Опыт оказался
успешным и получил распространение и на другие участки Мирового океана. В настоящее
время в мире насчитывается около 8000 морских резерватов, занимающих почти 2,1%
площади Мирового океана (Atlas of marine protection http://www.mpatlas.org/explore/). В
некоторых странах существуют национальные планы организации МР с доведением их
площади до 20-30% в границах территориальных вод (как правило, это государства, где
широко развиты различные виды туризма, связанные с морем). Следующим логичным
шагом в морском природопользовании явилась идея объединения отдельных МР в
системы и морские экологические сети по аналогии с наземными ландшафтами
(National..., 2008). Однако до настоящего времени эта идея находится на стадии
постановки проблемы (Иванов, 2013). Недостаточно разработанными остаются вопросы
структуры морских экологических сетей, критерии выделения и оптимальные площади
основных структурных элементов, и особенно - вопросы их связанности в функционально
целостную систему.
Под морскими экологическими сетями понимается совокупность отдельных МР,
организованных в разных пространственных масштабах и с разным уровнем
природоохранных ограничений, но функционирующих сопряжено и предназначенных для
выполнения задач, которые не могут решать отдельные резерваты (National …, 2008).
 119

Концепция морских экологических сетей приобрела популярность в последние годы и

развивается преимущественно в регионах мира, где силу природных факторов и
исторически большие площади занимают морские резерваты, организация которых
началась во второй половине XX в. К числу таких регионов относится Австралия,
Северная Америка, Карибский бассейн, юго-восточная Азия.
Как и при построении экологических сетей в наземных ландшафтах, на первом
этапе необходимо выделение «ключевых ядер», которые закладывают основу всех
дальнейших построений. Основой для планирования экологических сетей в соответствии
с существующими представлениями об иерархической организации морских экосистем
должен служить минимальный биогеографический выдел (Мокиевский, 2009). В границах
этого выдела создаются морские резерваты на площади, сопоставимой с площадями
отдельных биоценозов и популяций в их составе (107-108 м2). Показано, что для
тропических мелководных участков предпочтительны большие по площади охраняемые
акватории, для умеренных широт – среднего размера (Малютин, 2015б). При выборе
участков для организации морских резерватов предложена модель «репрезентативность -
уникальность – разнообразие – продуктивность» (Иванов, 2003). Наличие одного или
совмещение нескольких из перечисленных критериев в каком-либо районе
свидетельствует о его природоохранной ценности. К числу специфических критериев,
характерных для морских резерватов, относится особая важность района для прохождения
всех этапов цикла развития видов. Большинство видов морских организмов в течение
жизненного цикла совершают миграции, иногда весьма значительные. При этом места
размножения и развития молоди обычно не совпадают с местами нагула видов. Подобные
районы могут иметь не сопоставимое с их площадью значение для сохранения популяции
в целом. Другой специфический критерий – биопродуктивность. Места с наивысшей
продуктивностью не обязательно выделяются высоким биоразнообразием, но часто
играют ключевую роль в сохранении важнейших экологических процессов в Мировом
океане.
Необходимо также учитывать, что морские экологические сети должны охватывать
и глубоководные объекты, в частности, гидротермальные источники, зоны холодных
газовых высачиваний (сипов), подводные горы, глубоководные рифы, образованные
коралловыми полипами, губками, мшанками (Малютин, 2015а). Относительно недавно
выяснилось, что многие из этих подводных объектов отличаются неожиданно высоким
биологическим разнообразием и высоким уровнем эндемизма (Brandt et al., 2007). Между
тем практически все существующие сегодня в России морские и прибрежные ООПТ
привязаны к береговой черте материков или островов.
Особую роль в структурно-функциональной организации морских экологических
сетей играют острова. В районах отдельных островов и архипелагов часто отмечается
интенсивное приливное перемешивание вод, которое способствует формированию очагов
высокой первичной продуктивности, что в свою очередь по трофической цепи
«фитоплактон – зоопланктон – рыбы – птицы и млекопитающие» обусловливает крупные
островные скопления морских колониальных птиц и морских млекопитающих.
Необходимо учитывать, что надводная и подводная части островов являются элементами
одной геосистемы, единой в структурно-генетическом и функционально-динамическом
отношении, которые объединяется в одно целое вещественно-энергетическими потоками.
В настоящее время среди островных ООПТ в дальневосточных морях России абсолютно
преобладают памятники природы (около 75% от общего числа ООПТ), обычно небольшие
по площади и охватывающие только часть островной суши. Между тем морские
колониальные птицы и морские млекопитающие, образующие скопления на островах и
являющиеся одним из главных объектов охраны, имеют кормовую базу в прилегающих
водах, что обуславливает необходимость сопряженной охраны и островной суши и
прилегающей акватории. Очевидно, что нельзя сохранять береговые сообщества морских
птиц и млекопитающих в отрыве от морской акватории, являющейся естественным
 120

продолжением их экологической ниши, однако сейчас в подавляющем большинстве

случаев охраняются лишь отдельные участки в надводной части островов (Иванов, 2007).
Дополнениями к федеральным ООПТ с прилегающей морской акваторией в
экологических сетях в море являются заповедные рыбохозяйственные зоны, организуемые
в соответствии с Федеральным законом «О рыболовстве», морские акватории высокой
экологической и биологической значимости (Конвенция о биологическом разнообразии),
водно-болотные угодья Рамсарской конвенции, ключевые орнитологические территории.
Подобные объекты чаще всего не имеют юридического статуса ООПТ, однако выполняют
важные природоохранные функции.
Один из самых сложных теоретических и практических вопросов при организации
экологических сетей в морях – формирование коридоров, придающих системную
целостность сети связывающих между собой ключевые ядра. Функции экологических
коридоров могут выполнять течения, связывающие отдельные острова и участки морских
акваторий, миграционные маршруты морских птиц, рыб и млекопитающих, устойчивые
(сезонно или постоянно) воздушные потоки и т. п. Математическое моделирование
показало, что разные исходные предположения о связях между отдельными морскими
резерватами и дальностью миграций морских организмов приводят к различным выводам
о наиболее эффективной конфигурации морских экологических сетей и выбору
расстояний между отдельными элементами сети (Sanchirico, 2005).
В заключение можно констатировать, что концепция экологических сетей
получила широкое развитие при территориальном планировании в наземных ландшафтах,
но находится на начальных этапах при планировании в морском природопользовании.
Практически не разработанными являются вопросы сопряжения наземных и морских
экологических сетей в контактной зоне «суша-море».

3.1.2. Проектирование морских экологических сетей: пример Охотского моря

А.Н. Иванов

Вопросы построения модели морской экологической сети рассмотрим на примере

Охотского моря – одного из наиболее продуктивных окраинных морей России,
обладающего крупными скоплениями морских птиц и млекопитающих, и вместе с тем -
высоким промысловым потенциалом и большими запасами углеводородов.

В Охотском море достаточно отчетливо выделяется пять ключевых районов: а)

Ямские острова и западная часть залива Шелехова (апвеллинг и мощные приливно-
оливные течения обусловливают очень высокую биопродуктивность акватории,
скопления китообразных, крупнейшие птичьи базары); б) западно-камчатский шельф
(район играет уникальную роль в обеспечении продуктивности и биоразнообразия во всем
Охотском море, включая важнейшие промысловые виды), в) Шантарские острова с
прилегающей акваторией (уникальные литоральные и сублиторальные биотопы
гидродинамически напряженных зон, места гнездования редких видов птиц и
миграционных скоплений водоплавающих и околоводных птиц), г) северо-восточное
побережье Сахалина с островами (высокая продуктивность прибрежных вод, кормовые
биотопы серых китов охотско-корейской популяции, высокое разнообразие гнездовой
авифауны); д) большая часть Курильских островов (активная вулканическая деятельность,
включая подводные вулканы и уникальные гидротермальные сообщества, важнейший
миграционный коридор для птиц, наложение видов японо-корейского, маньчжурского и
охото-камчатского флористических и фаунистических комплексов в южной части
островной дуги).
 121

В большинстве ключевых районов в качестве узловых структур выступают острова

с крупными колониями морских птиц и лежбищами морских млекопитающих, большая
часть которых в настоящее время имеет юридический статус ООПТ (островные
Курильский и Поронайский заповедники, морские участки Магаданского и
Джугджурского заповедников, национальный парк «Шантарские острова», а также
заказники и памятники природы федерального значения). Другая важная составляющая
ключевых районов – морские акватории высокой экологической и биологической
значимости, создаваемые в соответствии с Конвенцией о биологическом разнообразии. В
основу выделения подобных акваторий положены семь критериев (Convention…
https://www.cbd.int/decision/cop/default.shtml?id=13385):
 уникальность;
 особая важность для этапов цикла развития видов;
 важность для угрожаемых, находящихся под угрозой исчезновения или
исчезающих видов и/или мест обитания;
 уязвимость, хрупкость, чувствительность или медленные темпы
восстановления морских экосистем;
 биопродуктивность;
 биоразнообразие;
 ненарушенность.
Выделение морских акваторий высокой экологической и биологической
значимости носит рекомендательный характер, они не имеют нормативных ограничений
природопользования (если только не входят в состав ООПТ), однако их природоохранная
ценность несомненна.
С точки зрения формирования полноценной экологической сети представляется
целесообразным организация в некоторых ключевых районах или вблизи них ряда новых
ООПТ, включающих в себя сопряженные наземные и морские природные комплексы. К
таким районам относятся острова Центральных Курил (Экарма, Шиашкотан, Ловушки,
Анциферова и др.), где сохранились практически не затронутые деятельностью человека
природные комплексы с крупными лежбищами морских млекопитающих и птичьими
базарами, а также район Гижигинской губы (участок весенне-летнего обитания
гренландских китов охотской популяции).
Вместе с тем в двух ключевых районах сложились ситуации, которые трактуются
как существующие или потенциальные конфликты природопользования. Несколько
участков в береговой зоне Восточного Сахалина (лагуны Пильтун, Астох и др.) являются
одним из источников высокой продуктивности прибрежных вод и кормовыми биотопами
серых китов охотско-корейской популяции. В ряде мест здесь также сохранились
практически ненарушенные природные комплексы береговой зоны с экосистемами
лососевых рек, приустьевых участков и высоким разнообразием гнездовой авифауны
(Особо охраняемые…, 2009). В этом районе уже много лет предлагается организация
морского заказника для охраны серых китов и ООПТ для охраны морских и околоводных
птиц, однако это предложение лимитируется нефте-газодобычей на месторождениях
Сахалин-1 и Сахалин-2. Аналогичная ситуация конфликтов различных видов
природопользования может возникнуть в границах другого ключевого района – западно-
камчатского шельфа, который наряду с природоохранной ценностью отличается очень
высоким промысловым потенциалом, а также потенциальными запасами углеводородов
(Ширков и др., 2006). Подобные ситуации достаточно типичны для морского
природопользования, поскольку месторождения нефти и газа на шельфе почти всегда
совмещены с биологически высокопродуктивными районами, а если на это
обстоятельство накладывается природоохранная ценность акватории, коллизии между
различными видами природопользования неизбежны. В этом контексте необходимо
отметить, что выделение ключевых районов не означает установление строгого
 122

природоохранного режима и полный запрет хозяйственной деятельности. Именно здесь,

прежде всего, необходимо морское пространственное планирование с функциональным
зонированием акватории, составлением матрицы совместимости различных видов
природопользования, выделением ООПТ с сезонными и иными ограничениями (как,
например, для охраны популяции серых и гренландских китов), а также участками с
разрешенной хозяйственной деятельностью.
Вторая составляющая морских экологических сетей – биокоридоры, которые
должны соединять ключевые районы. Существующая практика формирования
экологических коридоров в морях направлена, прежде всего, для обеспечения миграций
животных, в соответствии с чем выделяется три типа коридоров:
а) подводные коридоры, позволяющие морским млекопитающим и промысловым
рыбам мигрировать между морскими бассейнами через проливы;
б) прибрежно-водные коридоры в устьях рек и лиманов, позволяющие проходным
и полупроходным рыбам мигрировать между морскими и речными бассейнами;
в) экологические коридоры для миграций птиц над морем и побережьем.
Последние имеют особое значение в рассматриваемом регионе. Охотское море
лежит в области Восточно-Азиатской миграционной системы, связывающей гнездовые
ареалы птиц Северо-Восточной Азии с зимовками в субтропических и экваториальных
широтах. Эта система функционирует с середины апреля до конца октября. Важнейшие
миграционные коридоры формируются вдоль Курильской островной дуги, западной
Камчатки, северо-западного побережья Охотского моря, западного и восточного
побережья Сахалина (Андреев, 2005).
Если при биоцентрическом подходе при формировании биокоридоров основной
акцент делается на миграционные маршруты животных, то при географическом подходе
предполагается, что функции биокоридоров могут также выполнять морские течения,
связывающие отдельные острова и участки акваторий, устойчивые (сезонно или
постоянно) воздушные потоки (Иванов, 2003). В частности, в Охотском море выделяется
региональная циклоническая система течений, охватывающая почти всю акваторию, а
также узкая полоса сильных прибрежных течений, которые как бы обходят береговую
линию моря против часовой стрелки (Охотское море, 1993).
В Охотском море большинство ключевых районов связаны между собой морскими
течениями и миграционными маршрутами птиц. Это во многом отражает сложившуюся
пространственно-временную организацию экосистемы Охотского моря, в которой
главные очаги высокой первичной продуктивности возникают на участках проникновения
в деятельный слой моря относительно теплых и соленых океанических вод, в районах
гидрологических фронтов, апвеллингов, при контакте движущихся вод с рельефом дна и
берегами, при выраженном приливном перемешивании вод в шельфовой зоне (Шунтов,
1985; Чернявский и др., 1993). Представляется, что здесь необходим постоянный
экологический мониторинг с систематическим контролем численности и состояния
морских млекопитающих и птиц, находящихся на верхних уровнях трофической
пирамиды и являющихся индикаторами глобальных и региональных климато-
океанологических изменений, а также антропогенного пресса (Погребов, 2015).
В целом, несмотря на небольшую относительную площадь существующих морских
и островных ООПТ (около 0,6% от площади Охотского моря, что в три с половиной раза
ниже среднего значения для Мирового океана), сформировавшаяся в регионе сеть ООПТ в
целом удовлетворительно выполняет задачи сохранения биологического разнообразия.
Природные объекты, требующие охраны, в основном выявлены и для них установлен
природоохранный режим, хотя при организации ООПТ явно доминирует зооцентрический
принцип, направленный на сохранение колоний морских птиц и лежбищ морских
млекопитающих. Вместе с тем в аспекте сохранения ландшафтного разнообразия и
репрезентативности подводных ландшафтов из 12 физико-географических провинций,
выделяемых в Охотском море (Забелина, Иванов, Папунов, 2005), только в одной –
 123

Шантарской – природные комплексы могут считаться удовлетворительно

представленными в сети ООПТ, в двух провинциях – Магаданской и Аянской –
представлены частично, а в большинстве провинций практически не представлены.
Подобная ситуация характерна в целом для Мирового океана, в котором организация
морских резерватов началась значительно позже, чем на суше. В конце XX в. практически
ни в одном из 150 биогеографических регионов Мирового океана не был достигнут
адекватный уровень представленности биологического и ландшафтного разнообразия
(Kelleher et al., 1995). Несмотря на то, что сейчас созданию морских ООПТ уделяется
повышенное внимание, их площадь достигла 3.4% Мирового океана (Deguignet M. et al.,
2014) и к 2020 г. и предполагается ее увеличение до 10%, указанная тенденция
сохраняется, т.е. организация морских резерватов идет преимущественно по
зооцентрическому принципу, без учета критерия репрезентативности.

3.1.3. Ландшафтное планирование в морских акваториях и на островах:

значимость региональных потоков и отношений «суша-море»
А. Н. Иванов

Классическое структурно-генетическое ландшафтоведение возникло на суше.

Позднее оказалось, что взаимообусловленные в своем размещении сочетания природных
компонентов наблюдаются и под водой, что привело к формированию особого научного
направления – подводного ландшафтоведения. Аналогично этому ландшафтное
планирование, возникшее и развивающееся в некоторых европейских странах как
универсальный планировочный инструмент при оптимизации природопользования в
староосвоенных европейских ландшафтах, позднее получило развитие в морском
природопользовании. Однако прямой перенос основных принципов, методических
подходов и терминологии ландшафтного планирования на суше в морские ландшафты
сопряжен с многочисленными проблемами, обусловленными разной структурно-
функциональной организацией и динамикой наземных и подводных ландшафтов,
меньшей изученностью последних, различной юридической базой и др. Тем не менее,
необходимость комплексного географического подхода к управлению морскими
акваториями достаточно очевидна (Бадюков, 2012; Комплексное управление…, 2011), что
привело в настоящее время к формированию трех научно-прикладных направлений в
морском природопользовании: а) комплексном управлении прибрежными зонами; б)
управлении большими морскими экосистемами; в) морском пространственном
планировании (Фащук и др., 2015).
Понятие комплексного управления прибрежными зонами (КУПЗ) возникло в
1970-х гг., получило популярность и к настоящему времени реализуется в том или ином
аспекте почти в 100 странах мира. Появление этой концепции явилось ответом на
отраслевое управление морскими экосистемами, вызывавшее во многих случаях
разрушение прибрежных местообитаний, деградацию или гибель морских организмов.
Объектом управления при этом подходе являются морские и береговые экосистемы,
помимо них выделяется «надстройка» - отраслевые морехозяйственные комплексы
(Комплексное управление…, 2011). В основу концепции положен экосистемный подход и
экономико-правовой механизм гармонизации зачастую противоречивых ведомственных
интересов морских и прибрежных природопользователей. Связь между ними
поддерживается путем экологического мониторинга морских экосистем. В рамках
концепции признается приоритет сохранения морской биоты, и управляющие органы,
получая информацию через систему экологического мониторинга, должны учитывать не
только экономическую прибыль хозяйствующих субъектов, но также учитывать
интенсивность антропогенного пресса и при необходимости – ограничивать его. В КУПЗ,
 124

как правило, участвуют большое число субъектов хозяйственной деятельности, органы

управления, а также местное население и различные общественные объединения.
Несмотря на декларируемый экосистемный подход, следует признать, что
методологически КУПЗ является все же в большей степени социально-экономической
концепцией в морском природопользовании (Фащук и др., 2015).
Концепция Больших морских экосистем (БМЭ) возникла несколько позднее, в
конце 1980-х гг. Большие морские экосистемы – районы Мирового океана,
характеризующиеся особой батиметрией, гидрографией, продуктивностью и трофически
взаимосвязанными популяциями. БМЭ охватывают прибрежную водосборную площадь и
морскую акваторию до бровки шельфа и внешних пределов главных морских течений,
площадь БМЭ составляет не менее 200 тыс. км2. В основу выделения БМЭ положено
районирование Мирового океана с выделением 12 царств, 64 провинций и 232
экорегионов (Hempel, Sherman, 2003).
Объектом управления в рамках этой концепции являются географически
обособленные морские экосистемы, отличающиеся от соседних по составу флоры, фауны
и сочетаниям биоценозов. Пространственная локализация морского водного объекта и
индивидуальные экосистемные признаки определяют те или иные аспекты использования
при решении экологических и рыбохозяйственных проблем и регулировании различных
видов морского природопользования на основе эколого-географического подхода.
Система мониторинга включает в себя пять блоков: биологическая продуктивность,
рыболовство, загрязненность, социально-экономическая ситуация, управление.
Если возникновение КУПЗ оказалось ответом на ведомственное (отраслевое)
управление морскими экосистемами, вызвавшее в ряде случаев разрушение
местообитаний в прибрежных районах, деградацию и разрушение морских экосистем, то
возникновение концепции БМЭ было связано с экономическими потерями из-за
переловов в традиционном рыболовстве. К числу положительных моментов в управлении
БМЭ относится сохранение естественных экосистем и приемлемого качества окружающей
среды, предотвращение негативных трансграничных воздействий, ликвидация
накопленного экологического ущерба. Однако имеются и негативные аспекты:
сдерживание развития морского природно-ресурсного потенциала, отставание в
формировании нормативной базы регулирования природоохранной деятельности, рост
числа экологических правонарушений, прежде всего в области рыболовства. В целом
концепция БМЭ основывается на исследовании структурно-функциональной организации
морских экосистем для гармонизации разных видов морской хозяйственной деятельности
и является, таким образом, более естественно-научной по сравнению с КУПЗ (Фащук и
др., 2015).
Из перечисленных направлений наиболее молодым по времени возникновения
(около 20 лет), но наиболее близким к ландшафтному планированию на суше является
морское пространственное планирование (МПП). Под МПП понимается процесс
анализа и размежевания во времени и пространстве антропогенной деятельности в рамках
какой-либо акватории с целью достижения сбалансированных экологических,
экономических и социальных целей (Ehler, Douvere, 2009). Необходимость МПП возникла
в связи с интенсификацией освоения Мирового океана и появившимися новыми
проблемами, обусловленных тем, что негативное воздействие традиционных и новых
видов морского природопользования, сконцентрированных на ограниченных акваториях,
стало приводить к многочисленным негативным последствиям и конфликтам. Среди
подобных конфликтов обычны два типа (Обзор мирового опыта…, 2014): а) конфликт
«пользователь – пользователь» (например, донный промысел и прокладка подводных
кабелей); б) конфликт «пользователь – природа» (например, добыча углеводородов в
местах размножения или нагула морских животных). Необходимость разведения в
пространстве и во времени подобных видов природопользования и обусловила
необходимость МПП. В отличие от ландшафтного планирования на суше, которое
 125

привязано к земной поверхности, понятие МПП – трехмерное, поскольку связано с

морским дном и всем объемом водных масс.
К настоящему времени предложены принципы МПП и алгоритм его проведения. К
числу основных принципов отнесены (Ehler, Douvere, 2009):
а) принцип ограниченности пространства (МПП осуществляется в рамках
конкретной акватории, определенной на основе юридических, социально-экономических
и экологических особенностей;
б) принцип интегральности (процесс МПП осуществляется на основе
взаимодействия между разными видами природопользования, государственными
органами управления, а также между различными уровнями государственного и местного
управления;
в) принцип экосистемности (достижение экологических, экономических,
социальных целей развития осуществляется с учетом возможностей и емкости данной
экосистемы и поддержки соответствующего уровня производимых ею экосистемных
услуг;
г) принцип совместного участия – включение всех заинтересованных сторон, в том
числе общественности, в процесс анализа, разработки и принятия управленческих
решений;
д) принцип стратегического планирования (ориентация на большие горизонты
планирования);
е) принцип адаптивности – применение гибкого подхода, когда в процедуре
разработки и реализации МПП предусмотрена возможность оперативного изменения уже
принятых решений.
Также предложен алгоритм МПП, состоящий из 10 последовательных этапов
(Ehler, Douvere, 2009):
1. Выявление необходимости МПП и установления полномочий субъектов
морского природопользования и управления.
2. Определение источников финансирования.
3. Организация процесса посредством предварительного планирования.
4. Привлечение к участию в МПП всех заинтересованных сторон.
5. Выявление и анализ существующих условий МПП.
6. Прогноз будущих условий после внедрения МПП.
7. Разработка, согласование и утверждение плана управления.
8. Внедрение в практику основных составляющих плана управления.
9. Мониторинг и оценка эффективности МПП.
10. Адаптация составляющих МПП при изменении условий или выявленных
проблем.
В настоящее время около 40 стран Западной Европы, Северной Америки, Юго-
восточной Азии и Океании активно занимаются процессами разработки и внедрения
планов морского пространственного планирования. Девять стран разработали такие
планы, а шесть государств уже нормативно на законодательном уровне ввели их в
действие (Обзор мирового опыта…, 2014). В большинстве случаев эти страны разбили
морские акватории, находящиеся под своей юрисдикцией, на макрорегионы, т. е. провели
районирование и в дальнейшем - функциональное зонирование, а также разработали
проект МПП для каждого макрорегиона. Площадь акваторий, в которых реализуется
МПП, сильно варьирует – от 1,5 млн. км2 (восточное побережье Австралии) до 3600 км2
(Бельгия).
В Европе наиболее активно идеи МПП и их практическая реализация на
национальном уровне внедряются в Норвегии, Германии, Швеции, Дании, Нидерландах,
Бельгии. Для трансграничного сотрудничества основным модельным полигоном является
Балтийское море. Существует Директива Европейского совета о морском
пространственном планировании (2014) в соответствии с которой государствам-членам
 126

ЕС, имеющим выход к морю, предписывается разработать планы МПП, в которых

должны быть отражены все существующие виды морского природопользования и
предложены пути наиболее эффективного управления ими на соответствующих
акваториях. В документе перечислены принципы составления таких планов, которые в
обязательном порядке должны отражать:
 взаимодействие между берегом и морем (хозяйственной деятельности на
море и на побережье);
 трансграничное взаимодействие между государствами;
 обеспечение участия общественности и всех заинтересованных сторон;
 использование всей имеющейся информации и обеспечение свободного
доступа к ней.
Из других государств необходимо отметить опыт Австралии, в которой закончена
разработка пяти региональных планов МПП, которые перекрывают всю прибрежную
акваторию. При этом была сформирована сеть существующих и перспективных морских
резерватов – одна из самых представительных в мире.
Морское пространственное планирование в России. Несмотря на растущую
популярность в мире, в нашей стране МПП находится на начальном этапе (Гогоберидзе,
Леднова, 2014). Одна из главных причин – отсутствие нормативной базы. В России все
морские акватории отнесены к федеральному уровню, и управление морскими
пространствами и ресурсами осуществляется исключительно федеральными
министерствами и ведомствами, находящимися в ведении Правительства РФ. При этом ни
для одного из соответствующих министерств и ведомств морская деятельность не
является основной и, тем более, единственной задачей. Тем не менее, в «Стратегии
развития морской деятельности РФ до 2030 года», которая утверждена распоряжением
Правительства РФ № 2205-р от 8 декабря 2010 г., поставлена задача развития
интегрального межотраслевого управления на всех территориальных уровнях, а также
подчеркнута необходимость комплексного управления морским природопользованием,
разработки и реализации программ комплексного развития приморских территорий и
прибрежных акваторий, развития морского территориального планирования. В
Минэкономразвития РФ разрабатывается концепция проекта закона о морском
акваториальном (пространственном) планировании (Обзор мирового опыта…, 2014). В
рамках этих исследований «НИИПГрадостроительства» в 2012-2013 гг. была выполнена
работа «Разработка инструментария морского акваториального (пространственного)
планирования и предложений по его применению на примере Балтийского моря»
(Разработка…, 2012). В качестве модельного региона выступала акватория Балтийского
моря, примыкающая к Калининградской области.
Поскольку многие правовые и методические вопросы морского планирования
остаются нерешенными, основное внимание уделялось функциональному зонированию
морской акватории. Разработка схемы функционального зонирования проводилась на
основе комплексного анализа современного использования акватории Балтийского моря,
программных отраслевых документов, определяющих основные направления развития
различных видов морской деятельности, оценки экологического состояния морских
экосистем и конфликтных ситуаций, возникающих при наложении нескольких видов
морской деятельности на одном участке морской акватории (Мякиненков и др., 2015).
В основу механизма выделения границ функциональных зон взяты основные
градостроительные принципы территориального планирования. Выделено три уровня
управления морепользованием: федеральный, региональный и муниципальный. Зоны
различного функционального назначения в таблице распределены по принципу
приоритетности для каждого из уровней управления (табл. 3).
 127

Табл. 3. Классификация функциональных зон морской акватории Балтийского моря

(Мякиненков, Спирин, Вязилова, 2015).

Категории морских Функциональные зоны

акваторий юго-
восточной Балтики
Федеральный уровень
Исключительная Зона обеспечения национальной безопасности
экономическая зона Зона судоходства
Зона подводных кабелей и трубопроводов
Зона промыслового рыболовства
Зона охраняемых морских комплексов и охраны мест обитания
ценных видов рыб, птиц, морских животных
Трансграничные зоны защиты и сохранения морской среды
от загрязнения, сохранения водных биоресурсов
Территориальное Зона судоходства
море Зона подводных кабелей и трубопроводов
Зона особо охраняемых природных территорий федерального
значения
Зона военно-морской деятельности
Зона добычи углеводородных ресурсов
Внутренние морские Акватории и территории морских портов и подходные каналы
воды и прибрежные Зона курортов федерального значения
территории Зона размещения объектов береговой инфраструктуры
трубопроводного транспорта
Региональный уровень
Территориальное Зона особо охраняемых природных территорий регионального
море значения
Зона защиты и сохранения морской среды от загрязнения
Зона прибрежного рыболовства
Зона рекреационного использования (яхтинг, рекреация на
островах и в береговой зоне)
Зона ведение аквакультуры
Зона размещения объектов инженерной и транспортной
инфраструктуры регионального значения
Внутренние морские Зона охраняемых природных территорий регионального значения
воды и береговая Зоны нереста промысловых видов рыб
зона Зона рекреационного использования
Зона ведения аквакультуры
Зона любительского и спортивного рыболовства
Зона размещения объектов инженерной и транспортной
инфраструктуры
Зона добычи распространенных полезных ископаемых
Муниципальный уровень

Внутренние морские Рекреационные зоны местного значения

воды, береговая зона Зоны строительства на намывных территориях
Зона строительства гидротехнических сооружений
Зона берегоукрепления
Зона добычи строительных материалов
Зона стоянок маломерных судов
 128

Другие зоны в соответствии с полномочиями муниципальных

образований

Помимо Балтийского моря, в настоящее время в РФ разрабатывается пилотный

проект комплексного управления природопользованием в арктических морях и его
практическая реализация для российской части Баренцева моря. Предполагается
трансграничное сотрудничество в этой области с Норвегией, которая в 2002-2006 гг. уже
разработала «Комплексный план управления Баренцевым морем». Баренцево море
является одним из важнейших рыбопромысловых районов Мирового океана, при этом
здесь существуют планы добычи углеводородов на шельфе и сталкиваются
геополитические и военно-стратегические интересы целого ряда государств, что
обусловливает особую актуальность МПП (Денисов и др., 2014; Ершова и др., 2018;
Матишов и др., 2015).
Весьма полезной в этом случае может быть матрица совместимости различных
видов антропогенной деятельности в морских акваториях, в которой отражена полная или
частичная совместимость или несовместимость природоохранного природопользования,
развития туризма и рекреации и ведение рыбного промысла, разработки нефтегазовых
месторождений и т. п. (рис. 37). Несмотря на то, что данная модель предложена для
арктических морей России, она имеет в значительной степени универсальный характер и
может быть использована и для других регионов с учетом местных условий.
 129

Рис. 37. Матрица совместимости различных видов природопользования

(Комплексное управление…, 2011).

Функциональное зонирование морских акваторий. Приведенный краткий обзор

показывает, что МПП – это не конечное решение проблемы и не метод, а скорее общая
схема работы в трехмерном динамичном морском пространстве для повышения эколого-
экономической эффективности использования ресурсов морских экосистем.
Географические аспекты МПП заключаются, прежде всего, в составлении серии карт,
включающих в себя оценку природно-ресурсного потенциала, различные экологические
характеристики, распределение видов и мест обитания, выделение критических участков
морских экосистем, оценку степени антропогенного пресса, выделение участков
существующих и потенциальных конфликтов разных природопользователей и др. В
настоящее время в России ближайшим аналогом МПП является функциональное
зонирование, широко используемое в практике территориального планирования на суше.
На мелкомасштабном уровне для морских акваторий к настоящему времени предложены
схемы функционального зонирования для российской Арктики и дальневосточных морей
(рис. 38, 39). Предложенные схемы фактически следует рассматривать как рамочные
условия, в которые надо вписывать конкретные схемы МПП для выделенных регионов.
В основу функционального зонирования арктических морей положена схема
физико-географического районирования, в которой выделено 33 провинции, а также
приоритетные виды природопользования внутри провинций, определяемые природно-
ресурсным потенциалом, природоохранной ценностью, устойчивостью геосистем,
наличием объектов историко-культурного наследия (Атлас биологического
разнообразия…, 2011). Хотя в любой провинции, как правило, имеет место
полифункциональное использование природных ресурсов, чаще всего выделяется какая-то
составляющая, определяющая общую доминанту природопользования. Исходя из этого,
33 провинции объединены в шесть функциональных зон.
Зоны обширных охраняемых природных участков, в которых на первый план
выходит природоохранная составляющая, научные исследования, экологический
мониторинг и туризм. Эта зона включает девять физико-географических провинций в
разных частях Арктики и охватывает в основном островные и приостровные территории и
акватории с существующими или перспективными ООПТ, выделяющиеся уникальными
чертами природы, высоким ландшафтным и биологическим разнообразием, значительным
числом памятников историко-культурного наследия. Выдвижение здесь на первый план
природоохранной составляющей не означает запрета на другие виды природопользования,
однако высокая природоохранная ценность существующих экосистем, опасность утраты
ландшафтного и биологического разнообразия, объектов историко-культурного наследия
обусловливают необходимость научно обоснованной системы ограничений
природопользования.
 130

Рис. 38. Функциональное зонирование арктических морей России (Атлас …, 2011).

К зоне промышленного рыболовства, управляемого на экосистемной основе, с

системой рыбохозяйственных заповедных зон относится Центрально-Баренцевоморская
провинция - один из районов мирового промышленного рыболовства, имеющего
глобальное значение.
К зоне многоцелевого использования отнесены осваиваемые в течение столетий
прибрежные морские районы Кольского полуострова и Белое море, а также прибрежные
районы Чукотки, где отмечена высокая концентрация месторождений минерального
сырья и существуют планы их разработки, однако к числу приоритетных задач здесь
должны быть отнесены также сохранение, исследование и мониторинг биологического
разнообразия, развитие традиционного природопользования, экологического,
познавательного и этнотуризма.
Особую группу в схеме функционального зонирования составляют провинции,
находящиеся в районе Северного морского пути. Внутри себя эти провинции разделяются
на две группы. В юго-восточной части Баренцева моря и в Карском море находятся
прибрежные провинции – зоны интенсивного судоходства по западному сегменту
Северного морского пути, а также разведки, добычи и транспортировки углеводородов в
береговой зоне. В этой зоне при приоритете судоходства необходимо предусмотреть
специальные меры по сохранению биологического разнообразия через систему морских и
прибрежных ООПТ, рыбохозяйственных заповедных зон, территорий традиционного
природопользования, особые меры для защиты устьевых областей рек и приморских
маршевых биотопов от аварийных разливов нефти, а также специальные меры по
предотвращению негативного воздействия судоходства на арктическую биоту, связанную
с заприпайными полыньями и припайными льдами.
Другая группа провинций преимущественно в континентальном секторе Арктики
относятся к зоне потенциально интенсивного судоходства по восточному сегменту
Северного морского пути. При приоритетности транспортной составляющей в этой зоне
также должны быть разработаны и применены специальные меры предотвращения и
минимизации негативного воздействия судоходства на биоту, связанную с заприпайными
полыньями и припайными льдами.
Ряд провинций преимущественно в северной части арктических морей отнесен к
зоне научных исследований и эпизодического использования. Ресурсы этих провинций, их
биологическое и ландшафтное разнообразие, а также направленность возможных
 131

изменений условий среды и экосистем под воздействием климатических изменений

нуждаются в дополнительных исследованиях. За границы схемы функционального
зонирования также выведена глубоководная зона Арктического бассейна.
Для дальневосточных морей предложена схема функционального зонирования с
выделением приоритетных и допустимых видов прибрежно-морского
природопользования (Арзамасцев и др., 2010). В основу положен анализ природно-
ресурсного потенциала прибрежных зон, включающий в себя семь составляющих:
ресурсы географического пространства (в основном транспортно-портовые функции),
природные ресурсы шельфа (преимущественно углеводороды), биологические ресурсы
(прибрежное и морское рыболовство), потенциал для развития марикультуры,
рекреационный потенциал, минерально-сырьевые ресурсы прибрежных территорий, а
также земельные и биологические ресурсы прибрежных территорий. В результате в
дальневосточных морях выделены три крупных функциональных зоны (из схемы
исключена центральная глубоководная часть Охотского моря) (рис. 39).
Первая макрозона комплексного природопользования с доминированием
транспортно-геополитической функции включает в себя пять районов (южное и северное
Приморье, южная часть Сахалина и юго-восточное побережье Камчатки). Это самая
освоенная часть дальневосточных морей, природно-ресурсный потенциал зоны обеспечен
ресурсами географического пространства и постоянного населения для развития
транспортно-портовой инфраструктуры, а также рядом других природных ресурсов.

Рис. 39. Функциональное зонирование дальневосточных морей России (Арзамасцев и др.,

2010).
 132

Вторая макрозона рыбохозяйственной деятельности включает в себя большую

часть акватории Охотского моря (без центральной части и юго-восточного побережья
Сахалина, отнесенного к первой зоне). В этой зоне выделено шесть районов. Доминантой
морского природопользования является добыча рыбы и морепродуктов в объемах,
обеспечивающих сохранение природно-ресурсного потенциала. Нефтегазовая отрасль на
шельфе Сахалина и западного побережья Камчатки позиционируется как доминирующая
функция второго порядка.
Третья зона традиционного природопользования с сохранением естественного
режима функционирования морских экосистем охватывает западную часть Берингова
моря и Пенжинскую губу Охотского моря. Очень суровые природные условия обусловили
проживание здесь исторически адаптированного к ним коренного населения, ведущего
традиционный образ жизни. Использование имеющихся минерально-сырьевых ресурсов
возможно лишь при сохранении приоритета возобновляемых биологических ресурсов,
сохранении видового разнообразия и продуктивности морских экосистем и комплексном,
экологически обоснованном использовании небиологических природных ресурсов.
Предложенные мелкомасштабные схемы функционального зонирования
арктических и дальневосточных морей позволяют оценить природно-ресурсный
потенциал того или иного региона и предлагать пути его освоения на уровне
стратегического планирования, т.е. в них заданы рамочные условия, в которые должно
вписываться планирование на более низких уровнях. В дальнейшем, используя принцип
иерархичности, необходимо последовательно переходить к более крупномасштабным
схемам (Матишов и др., 2015).
Проиллюстрируем этот тезис схемой функционального зонирования «Охотское
море – Шантарская провинция». Необходимой основой при функциональном зонировании
должна быть схема природного или природно-хозяйственного районирования. Для
Охотского морей в настоящее время существуют схемы биогеографического (по
отдельным группам организмов), биостатистического, геоморфологического и других
частных видов отраслевого районирования, однако поставленной задаче в наибольшей
степени отвечает комплексное физико-географическое районирование. Нами ранее была
предложена трехступенчатая модель физико-географического районирования «страна-
область-провинция» (Забелина, Иванов, Папунов, 2005), в соответствии с которой в
Охотском море выделено 12 физико-географических провинций, которые и выступают
основной операционной единицей при среднемасштабном функциональном зонировании.
Эти единицы физико-географического районирования необходимы, в частности, для того,
чтобы определить наиболее редкие и уникальные геосистемы на разных иерархических
уровнях. При этом природный объект, уникальный для физико-географической страны
должен иметь более высокий статус охраны, чем какое-либо природное образование для
физико-географической провинции и т. д. В предложенной дальневосточными географами
схеме функционального зонирования удачно отражены главные особенности природно-
ресурсного потенциала дальневосточных морей, но вместе с тем отсутствует
природоохранная составляющая, и почти вся акватория Охотского моря отнесена к зоне
рыбохозяйственной деятельности. При учете природоохранных ограничений,
существующих и перспективных морских резерватов и морских экологических сетей,
схема функционального зонирования для Охотского моря приобретает несколько иной
вид. На предложенной схеме 12 физико-географических провинций в Охотском море,
объединены в семь функциональных зон. Выделяется Шантарская провинция,
локализованная в отдельной зоне с приоритетом природоохранных и рекреационных
функций. Высокая биопродуктивность морских вод, связанная с мощными приливно-
отливными колебаниями и придонными течениями, обусловливает очень высокую
численность животных верхних звеньев трофической пирамиды, в числе которых редкие и
 133

охраняемые морские птицы и млекопитающие. Недавняя организация национального

парка предполагает также развитие экологического туризма. К числу доминирующих
функций второго порядка в провинции относится прибрежно-морской промысел
(лососевые, минтай, навага, камбала, корюшка, сельдь, крабы), управляемый на
экосистемной основе в акватории за границами национального парка.
Аянская и Амуро-Сахалинская провинции объединены в функциональную зону с
приоритетом прибрежно-морского рыболовства (лососевые, минтай, нерестовая сельдь).
Подчиненное значение в провинции имеют транспортно-портовые функции и
природоохранная составляющая. Юго-Восточно-Сахалинская провинция отнесена к
функциональной зоне с приоритетом транспортно-портовых функций. Порты в южной
части Сахалина имеют круглогодичную навигацию и играют ключевую роль для
транспортировки грузов как внутри Сахалинской области, так и за ее пределами. К числу
доминирующих функций второго порядка отнесен прибрежно-морской промысел,
перспективно также развитие марикультуры, в ряде мест - прибрежной рекреации. В
Центрально-Охотоморской провинции доминирующим видом природопользования
является морской промысел.
Прибрежная зона Курильских островных провинций является одним из наиболее
богатых районов Мирового океана по запасам биогидроресурсов (рыба, морские
беспозвоночные, водоросли и др.), что определяет в качестве доминирующей функции
прибрежно-морской промысел. Наряду с этим выделяется природохранная функция
(крупные скопления морских млекопитающих, птичьи базары), круизный туризм, на
Южных Курилах потенциально возможно развитие рекреации.
Наиболее сложная и конфликтная ситуация в настоящее время сложилась в Северо-
Восточно-Сахалинской провинции. Прибрежно-морская акватория имеет большое
природоохранное значение, несколько участков в береговой зоне (лагуны Пильтун, Астох
и др.) являются одним из источников высокой продуктивности прибрежных вод и
кормовыми биотопами серых китов охотско-корейской популяции. В ряде мест здесь
также сохранились практически ненарушенные природные комплексы береговой зоны с
экосистемами лососевых рек, приустьевых участков и высоким разнообразием гнездовой
авифауны (Особо охраняемые…, 2009). В этом районе уже много лет предлагается
организация морского заказника для охраны серых китов и ряд ООПТ для охраны
морских и околоводных птиц и прибрежных экосистем, однако это предложение
лимитируется нефте-газодобычей на месторождениях Сахалин-1 и Сахалин-2.
Аналогичная ситуация конфликтов различных видов природопользования может
возникнуть в границах трех других провинций – Западно-Камчатской, Шелиховской и
Магаданской, которые наряду с природоохранной ценностью отличаются очень высокой
биопродуктивностью и промысловым потенциалом, но вместе с тем входят в границы
Охотско-Камчатского нефтегазоносного бассейна. Особенно эта проблема актуальна для
Западно-Камчатского шельфа (Ширков и др., 2006). Подобные ситуации достаточно
типичны для морского природопользования, поскольку месторождения нефти и газа на
шельфе почти всегда совмещены с биологически высокопродуктивными районами, а если
на это обстоятельство накладывается природоохранная ценность акватории, коллизии
между различными видами природопользования неизбежны. В этом контексте
необходимо отметить, что выделение ключевых экологических районов не означает
установление строгого природоохранного режима и полный запрет хозяйственной
деятельности. Именно здесь прежде всего необходимо морское пространственное
планирование с функциональным зонированием акватории, составлением матрицы
совместимости различных видов природопользования, выделением ООПТ с сезонными и
иными ограничениями (как, например, для охраны популяции серых и гренландских
китов), выделением рыбохозяйственных заповедных зон, а также других участков с
регулируемой хозяйственной деятельностью.
 134

Вопросы функционального зонирования на более низком иерархическом уровне

отдельных провинций проанализируем на примере Шантарской провинции с приоритетом
природоохранных и рекреационных задач. Большую часть провинции занимает недавно
организованный национальный парк «Шантарские острова», включающий в себя
большинство островов Шантарского архипелага и прилегающую морскую акваторию. В
границах национального парка предложено выделить семь функциональных зон (рис. 40).
В основу зонирования положен принцип максимального сохранения ландшафтного и
биологического разнообразия островов и прилегающей акватории (Воронов и др., 2016),
вследствие чего площадь заповедной и особо охраняемой функциональных зон суммарно
составляет почти 80% от площади парка. Эти зоны занимают большую часть прибрежных
склонов о. Большой Шантар и о. Феклистова и выделяются либо хорошей сохранностью
коренных еловых, елово-лиственничных и лиственничных кустарниковых, зеленомошных
и зеленомошно-травяных лесов (Шлотгауэр, Крюкова, 2012), либо имеют высокий
потенциал к восстановлению. Заповедные участки морской акватории, сопряженные с
заповедной и особо охраняемой зонам на островной суше, в совокупности создают основу
для сохранения как наземных, так и морских экосистем. В морской акватории вблизи
Шантарских островов наблюдается высокая концентрация китообразных, а на
многочисленных мелких островках, скалах, рифах и береговых обрывах локализованы
птичьи базары и лежбища тюленей.
Менее ценные в природоохранном отношении, но выделяющиеся высокой
живописностью и рекреационным потенциалом участки побережья занимают зоны
познавательного туризма и рекреационная (около 20% площади национального парка).
Приуроченность большей части их к береговой зоне вполне оправдана, поскольку на
островах Северной Пацифики именно ландшафтные экотоны побережий выделяются
наиболее высокими показателями разнообразия, продуктивности и аттрактивности
природных комплексов (Мараков, 1979; Иванов, Орлова, 2014).
Таким образом, специфика функционального зонирования островного
национального парка, включающего в себя как надводную часть островов, так и
прилегающую морскую акваторию, проявляется прежде всего в необходимости
пространственного сопряжения природоохранных зон на островной суше и в море. Это
вполне закономерно, поскольку надводная и подводная части островов тесно связаны в
структурно-генетическом и функционально-динамическом отношениях потоками
вещества и энергии. Морские колониальные птицы и морские млекопитающие,
образующие скопления на островах и являющиеся одним из главных объектов охраны,
имеют кормовую базу преимущественно в прилегающих водах и выступают, таким
образом, связующим звеном между субаэральной и субаквальной частями островной
геосистемы (Иванов, 2013). Это обстоятельство обуславливает необходимость
сопряженной охраны и островной суши и прилегающей акватории. Между тем, как уже
отмечалось, абсолютное большинство заказников и памятников природы, существующих
в настоящее время на островах и побережье Охотского моря, включают в свой состав
только сушу.
 135

Рис. 40. Функциональное зонирование национального парка «Шантарские острова»

(Воронов и др., 2016)

Аналогичный подход был использован нами ранее при функциональном

зонировании морского природного парка «Остров Монерон». Относительно небольшой по
площади остров (немногим более 20 км2) расположен вблизи юго-западной оконечности
Сахалина (рис. 41). В геологическом отношении о. Монерон представляет древний
неогеновый вулкан гавайского типа с крутыми прибрежными склонами,
отпрепарированными абразией, и плоской вершиной, поднимающейся над уровнем моря
почти на 440 м. Период активной вулканической деятельности приходился на миоцен,
когда произошли излияния эффузивов основного состава - базальтов, андезитов,
лавобрекчий и туфобрекчий, образующих чеховскую свиту и слагающих почти всю
надводную часть острова (Разжигаева, Плетнев, 2006). Несмотря на небольшие размеры и
преимущественно вторичный лесо-луговой характер растительности (Иванов, 1994),
остров отличается весьма высоким флористическим разнообразием: на сравнительно
небольшой площади здесь установлено произрастание 511 видов растений, из которых 37
видов отнесены к категории редких и исчезающих, включенных в Красные книги разных
уровней (Растительный и животный мир острова Монерон, 2006). Еще одна составляющая
природоохранной ценности – колонии морских птиц (тупик-носорог, чернохвостая и
тихоокеанская чайки, кайры) и лежбища морских млекопитающих (сивуч, ларга),
расположенные на береговых обрывах и мелких островках вблизи побережья.
 136

Рис. 41. Географическое положение острова Монерон.

Однако главная составляющая природоохранной и рекреационной ценности

острова находится в его подводной части. Твердый состав горных пород, слагающих
остров, обусловливает минимальный вынос тонких фракций на шельф острова и как
следствие – очень высокую прозрачность воды (25-30 м). Вулканический рельеф в
условиях интенсивной абразии сформировал очень живописные подводные формы –
отвесные скальные стенки, подводные гроты, пещеры и др. Кроме того, о. Монерон
находится в струе теплого Цусимского течения, которое, омывая западное побережье о.
Хоккайдо и о-ва Ребун и Рисири, отклоняется от побережья Сахалина к западу,
отжимаемое холодными водами, поднимающимися на поверхность в районе мыса
Крильон. Это ответвление Цусимского течения повышает температуру поверхностных
вод в августе до +18-20°С, что обеспечивает возможность существования в характерных
для Среднего Приморья бореальных условиях нетипичных, в том числе весьма редких для
нашей страны субтропических видов (тугалия гигантская, трепанг, редкоиглые морские
ежи, многолучевая звезда Plazaster borealis и др.) и как следствие – очень высокое видовое
разнообразие подводной биоты. Флора литорали острова отличается значительной
тепловодностью и по своему составу ближе к флоре литорали Южного Приморья и
Японских островов, нежели близрасположенного о. Сахалин.Так, на литорали о. Монерон
обнаружено 39 видов водорослей, при этом 16 из них неизвестны у берегов Сахалина, но
встречаются вблизи Японских островов (Щапова, Селицкая, 1957). Один из самых
красивых и ценных морских моллюсков галиотис (Haliotis discus) встречается в России
только у острова Монерон. Этот моллюск обитает вблизи острова на глубинах от 0 до
20 м. Пока остается неясным, образуют ли монеронские галиотисы истинную
самовоспроизводящуюся популяцию (Жирмунский и др., 1980) или же они приносятся от
японских островов. Некоторые исследователи считают, что это – псевдопопуляия,
существующая за счет перманентного притока особей с юга, т.е. часть планктонных
личинок галиотиса, подхваченная у островов Ребун и Рисири теплой ветвью Цусимского
течения, оседает у берегов Монерона (Сиренко, Касьянов, 1976). Высокая
природоохранная ценность и надводной и подводной составляющих островной
геосистемы обусловила необходимость организации здесь ООПТ, а сопутствующий
рекреационный потенциал способствовал принятию решения об организации морского
природного парка.
При проектировании парка функциональное зонирование было проведено нами на
основе ландшафтной карты, на которой сопряженно показаны природные
территориальные комплексы надводной части и донные природные комплексы шельфа до
 137

40-метровой изобаты (рис. 42, 43, 44, 45). Исходя из локализации основных
природоохранных объектов, в границах парка выделена зона особой охраны, где
разрешается только проведение исследований в научных целях и экологический
мониторинг. К зоне особой охраны отнесено обрывистое западное побережье с колониями
морских птиц, прилегающая акватория, а также все расположенные вблизи побережья
мелкие островки, скалы, рифы и камни с лежбищами морских млекопитающих и
птичьими базарами (рис. 42).

Рис. 42. Скалистое западное побережье о. Монерон с лежбищами сивучей (Природный

парк «Остров Монерон» http://isl-moneron.ru/).

Рис. 43. Восточное побережье острова Монерон с вейниковыми и крупнотравными

лугами, каменноберезняками и бамбучниками (административно-хозяйственная зона
природного парка) (Природный парк «Остров Монерон» http://isl-moneron.ru/).
 138

Донные природные комплексы

 139

Бурые водоросли: ламинария японская, костария, агарум, цистозира и др.

Гидробионты:
1 – трепанг дальневосточный
2 – мидия Грея
3 – галиотис
4 – гребешок Свифта
5 – морской еж плоский, гребешок приморский
6 – морской еж правильный

Рис. 44. Ландшафтная картосхема о. Монерон (Остров Монерон, 2006).

 140

Рис. 45. Функциональное зонирование природного парка «Остров Монерон» (Природный

парк «Остров Монерон» http://isl-moneron.ru/).

Большую часть острова занимает туристско-рекреационная зона, предназначенная

для организации кратковременного и длительного отдыха. Режим природоохранных
ограничений здесь более мягкий. Разрешено создание и обустройство экологических
экскурсионных троп и маршрутов, устройство стационарных пунктов наблюдения и
смотровых площадок, проведение экскурсий и прогулочного познавательного отдыха на
специально подготовленных маршрутах для экологического просвещения населения. В
ландшафтном отношении этой зоне соответствуют участки лавовых «плато» и островные
склоны с бамбучниками, вейниковыми лугами и каменноберезняками. Эти природные
комплексы репрезентативны для региона и обладают достаточно высоким эколого-
образовательным потенциалом, но вместе с тем относительно устойчивы к
рекреационным нагрузкам.
Административно-хозяйственная зона занимает небольшую площадь и выделена
для размещения, строительства и эксплуатации объектов, необходимых для обеспечения
охраны, содержания и использования природного парка. Эта зона находится на восточном
побережье острова в районах старого освоения с уже сложившейся инфраструктурой
(район бухты Чупрова, участки, прилегающие к причалу, метеостанции и т.п.) (рис. 42).
Таким образом, в этой зоне уже исторически сформировались антропогенно нарушенные
природные комплексы, которые продолжают использоваться для хозяйственно-
административных целей и в настоящее время.
Несмотря на то, что юридически прилегающая морская акватория не входит в
состав природного парка вследствие его областного подчинения, 20-летний опыт
функционирования показал достаточно высокую эффективность. Парк сохраняет все
основные объекты, имеющие природоохранную ценность, и принимает за туристический
сезон (с 15 мая по 15 сентября) до 1200 посетителей (Природный парк «Остров Монерон»
http://isl-moneron.ru/). При планировочных решениях (функциональном зонировании)
природного парка основными принципами выступили: а) приоритетность
природоохранных объектов, которые выступают первичным каркасом для всей схемы
 141

зонирования; б) структурно-генетическая и функционально-динамическая сопряженность

надводной и подводной составляющих островной геосистемы потоками вещества и
энергии; в) размещение административно-хозяйственной зоны в нарушенных ранее
природных комплексах.

В целом вопросы ландшафтного планирования в морских акваториях в нашей

стране находятся на начальном этапе. В подавляющем большинстве случаев планирование
в настоящее время сводится к функциональному зонированию морских акваторий, при
этом зонирование за исключением ООПТ имеет рекомендательный, а не нормативный
характер. Из приведенных примеров только схема функционального зонирования
морского природного парка «Остров Монерон» может быть отнесена к ландшафтному
планированию в строгом понимании термина, поскольку проводилась на основе
ландшафтного подхода. На стадии постановки проблемы находятся вопросы организации
морских экологических сетей, в то время как в территориальном планировании на суше
экологические сети являются одним из ключевых элементов. Практически не разработаны
вопросы сопряжения наземных и морских экологических сетей, а также различных
функциональных зон в контактной зоне «суша-море».
Тем не менее, представляется, что ландшафтное планирование в море (или более
широко – морское пространственное планирование) имеет достаточно большие
перспективы. Необходимость территориального планирования в наземных ландшафтах
закреплена законодательно в Градостроительном кодексе. На этом же аспекте
акцентируется внимание и в «Стратегии развития морской деятельности РФ до 2030
года», при этом неизбежно в теории и практике морского природопользования будут
возникать и решаться конфликтные ситуации природопользования, требующие
проведения функционального зонирования, а также вопросы сопряженной организации и
функционирования наземных и прибрежно-морских ландшафтов. В обоих случаях
использование ландшафтно-географического подхода, основных принципов и методов
ландшафтного планирования представляется весьма актуальным.

3.1.4. Уроки планировочных решений при подготовке Олимпиады-2014 в Сочи:

защита редких ландшафтов и поиск альтернатив размещения объектов
А.В. Хорошев

Подготовка и проведение зимней Олимпиады 2014 года в Сочи дала поучительный

опыт принятия планировочных решений в условиях уникального для России
географического региона при реализации крупнейшего проекта национального значения.
Не вдаваясь в многочисленные социально-экономические и политические аспекты выбора
места, проанализируем достоинства и недостатки принятых решений с точки зрения
ландшафтной географии с учетом разномасштабных эффектов.
Модельные объекты расположены на южном макросклоне Большого Кавказа в
бассейне р. Мзымты (горный кластер олимпийских объектов и транспортная
инфраструктура) и на приморской низменности вблизи ее устья (приморский кластер).
Основная часть бассейна Мзымты находится на территории Сочинского национального
парка (СНП), частично – вблизи границ объекта Всемирного природного наследия
Кавказского биосферного заповедника (рис. 46). Планировочные решения последних лет
предварялись неоднократным изменением функционального зонирования СНП
преимущественно в сторону понижения охранного статуса в бассейне Мзымты, но с
повышением статуса в других бассейнах. На территории сочетаются два основных вида
землепользования – рекреационное (с участием спортивного) и природоохранное с
сопутствующими объектами инфраструктуры – транспортной, энергетической,
водоснабжения и др. Местное население в основном занято в обслуживании туристов,
 142

обеспечении работы ООПТ, в небольшой степени – в пчеловодстве и рыбоводстве. С

хозяйственной точки зрения специализацию района можно считать монофункциональной
с абсолютным приоритетом рекреации. Планировочная ситуация определяется как
развитие основной функции и диверсификация с экспансией рекреационных объектов на
ранее незанятые территории. Планировочные решения анализируются в контексте
бассейновой геосистемы.

Рис. 46. Расположение олимпийских объектов в бассейне р. Мзымта и в Имеретинской

низменности. Синим цветом показаны олимпийские объекты, бледно-желтым – леса. В
ходе олимпийского строительства утрачено 3,6% лесов бассейна.

Поскольку ключевым пунктом российской заявки была именно особенность

географического положения в общероссийском и евразийском контексте, необходимо
отдельно проанализировать как выбор региона на фоне всей России, так и выбор мест
размещения конкретных олимпийских объектов с учетом ландшафтной структуры
региона. Ключевыми понятиями такого анализа являются «ценность» и «альтернатива»
в мировом, национальном, региональном и локальном контекстах. Иначе говоря, при
анализе планировочных решений следует получить ответ на вопросы:
 какие природные и социально-экономические ценности послужили
«фактором притяжения» для размещения объектов;
 в какой степени были приняты во внимание понятия «типичность»,
«редкость», «уникальность» применительно к природным, социально-экономическим и
культурным ценностям;
 какие ценности было нежелательно затрагивать при размещении объектов;
 какие дальнодействующие эффекты были следствием принятых
планировочных решений;
 существовали ли альтернативные варианты функционального зонирования
территории и размещения объектов, которые позволили бы избежать ущерба ценностям
региона.

Уникальность географического положения, уникальные ландшафты и

ценности общенационального и глобального масштаба

Рассмотрим масштаб спроса на использование региона. В общероссийском

масштабе черноморское побережье Кавказа в целом и Сочи в частности всегда
 143

выделялись как ключевой рекреационный и сельскохозяйственный район. Обе

специализации обусловлены наличием ценности общенационального масштаба – узкой
полосы субтропического климата вдоль побережья: с субсредиземноморскими
семигумидными лесными и кустарниковыми ландшафтами от Анапы до Туапсе и с
гумидными влажнолесными – от Туапсе до государственной границы. Востребованность
его многократно возросла после распада СССР, затем существенно сократилась после
роста доступности средиземноморских курортов, но стала восстанавливаться в 2010-е
годы в силу ряда социальных и политических обстоятельств, в том числе как следствие
Олимпиады. В качестве важнейших доводов в пользу проведения Олимпиады в регионе
была выдвинуты: 1) близость высокогорных ландшафтов (до 2350 м над уровнем моря),
позволяющих проводить соревнования по зимним видам спорта на открытом воздухе, к
морскому побережью (около 40-45 км); 2) возможность обеспечить компактное
расположение объектов соревнований и инфраструктуры; 3) возможность обеспечить
быструю транспортную связь между объектами горного и прибрежного кластеров
олимпийских объектов. Подобное сочетание, безусловно, уникально и безальтернативно
для России, если не принимать во внимание, что близость морского побережья никогда не
считалось необходимым условием проведения зимних олимпиад. Однако необходимо
отметить, что развитие горного и прибрежного кластеров спортивно-туристических
объектов изначально (и даже еще до подачи заявки Сочи-2014) рассматривалось не только
как одноразовое олимпийское мероприятие, но и, прежде всего, как часть проекта
радикального преобразования горно-климатического курорта Сочи с целью приближения
его к мировым стандартам и всесезонному использованию. Это было зафиксировано в
Федеральной целевой программе «Развитие г. Сочи как горноклиматического курорта
(2006-2014 годы)» и в Генеральном плане Сочи, принятом решением Городского
Собрания Сочи № 89 от 14.07.2009 «Об утверждении генерального плана городского
округа города Сочи» с поправками в 2012 г.
Территориальная близость высокогорий и побережья должна рассматриваться как
мощная предпосылка для развития всесезонного курорта и диверсификации
рекреационных услуг. Экскурсии отдыхающих с побережья в горы и, наоборот, в летний
период чрезвычайно популярны и приносят значительный доход местному населению.
Однако если бы речь шла только о проведении зимней олимпиады, то наличие влажных
субтропиков с положительными зимними температурами должно было рассматриваться
скорее как негативный фактор по отношению к лыжным видам спорта. В этом смысле
гораздо меньше рисков создавали бы климат высокогорий Центрального Кавказа, Урала,
Алтая, Прибайкалья с устойчивыми отрицательными зимними температурами. Выбор
Сочи, а точнее района поселков Красная Поляна и Эсто-Садок, по сравнению с
перечисленными альтернативами, сразу наложил ограничения на размещение объектов по
абсолютной высоте. Устойчивый снежный покров формируется зимой обычно на
отметках выше 1200-1300 м при максимальных высотах в районе около 2300 м, в то время
как днище долины расположено на высотах 500-600 м. Следовательно, лыжно-
биатлонный стадион, не требующий собственно горного рельефа с большими перепадами
высот, не мог быть построен в относительно широких днищах долин Мзымты или ее
правого притока Бешенки. Для него пришлось выбирать платообразную поверхность
хребта Псехако на высотах около 1400-1500 м, причем во время олимпиады погодные
условия и там оказались неблагоприятными и потребовали мероприятий по
искусственному оснежению. С другой стороны, по этой же причине «высвободилось»
достаточно большое пространство в днище долины для размещения жилых,
развлекательных объектов и инфраструктуры. Таким образом, такая ценность
национального масштаба как наличие уникального района с влажным субтропическим
климатом не могла рассматриваться как привлекательная при выборе места олимпиады,
но была существенной как условие успешности гораздо более долговременной программы
развития горно-климатического курорта.
 144

Другая ценность общенационального масштаба, непосредственно обусловленная

уникальностью климата, – наличие ландшафтов многопородных многоярусных
субтропических широколиственных лесов колхидского типа, сохранявшихся в днищах
долин и в нижних частях склонов до высот около 500-600 м. Долина реки Мзымты, где
сосредоточилось наиболее землеемкое олимпийское строительство, являлась крупнейшей
частью ареала таких лесов в российской части Кавказа и содержала ценнейшие
местообитания популяций видов, занесенных в Красную Книгу РФ и МСОП, в том числе
редчайших деревьев – клекачки перистой, лапины крылоплодной, тиса ягодного, самшита
колхидского (Придня, 2005; Битюков, 2007; Прудников, 2010). При строительстве
Совмещенной (автомобильной и железной) дороги «Адлер – Альпика-Сервис» от
прибрежного к горному кластеру эти ландшафты оказались полностью
трансформированы (включая морфолитогенную основу) при сооружении насыпей,
тоннелей, мостовых переходов (рис. 47). Здесь проявилось нарушение одного их
ключевых правил ландшафтного планирования, требующих сохранения уникальных
природных объектов, тем более – уникальных в национальном масштабе. Это правило в
данном случае вступило в противоречие с требованиями Международного олимпийского
комитета (МОК) обеспечить две альтернативные дороги к местам проведения
соревнований. Наличие двух альтернативных путей обеспечивается существованием
«старой» дороги, которая преимущественно врезана в правый склон долины Мзымты. Она
была капитально реконструирована за несколько лет до проведения олимпиады и вполне
могла бы выполнять (возможно, с необходимым расширением и улучшением) функцию
связи побережья и горного курорта. Очевидная острота проблемной ситуации с утратой
уникальных ландшафтов могла быть сглажена за счет технологических решений – прежде
всего за счет прокладки максимально возможных участков по эстакадам, а не по насыпям
на поймах и террасах. Частично, под давлением экологической общественности эти
решения были реализованы на некоторых участках (рис. 48). Тем не менее, основная часть
местообитаний краснокнижных видов колхидских лесов была утрачена.

Рис. 47. Строительные работы на трассе Совмещенной дороги Адлер – Альпика-сервисе

на месте долинных колхидских лесов (фото 2012 г.).

Катастрофическим олимпийским наследием для колхидских ландшафтов оказался

занос вредителя гусеницы самшитовой огневки с посадочным материалом для озеленения
олимпийского парка. В результате полностью погиб самшит колхидский (Buxus colchica) в
самом значимом реликтовом фрагменте лесов колхидского типа – Хостинской тисо-
самшитовой роще (подразделении Кавказского заповедника) (рис. 49) и практически на
 145

всей российской части южного макросклона Большого Кавказа (Гниненко и др., 2014;
Самшит колхидский…, 2016). Об опасности такого косвенного, но чрезвычайно
болезненного, эффекта олимпийского проекта как занос инвазивных видов специалисты
предупреждали на самых ранних этапах подготовки к олимпиаде. Однако
неповоротливость государственных служб помешала предотвратить ущерб уникальным
реликтовым популяциям.

Рис. 48. Железнодорожная эстакада, построенная для сохранения части долинных лесов
колхидского типа (фото 2012 г.).

Третьей ценностью общенационального и даже глобального значения, почти

полностью утраченной при олимпийском строительстве, была Имеретинская
низменность шириной около 2 км и длиной около 6 км на участке побережья между
устьями рек Мзымта и Псоу. Это ключевая орнитологическая территория
международного значения, включенная также в список водно-болотных угодий,
отвечающих критериям Рамсарской конвенции (Акатов и др., 2008). Причиной выбора
этой территории для размещения олимпийских объектов приморского кластера
послужило фактически то же географическое обстоятельство, что и для выбора её
популяциями многочисленных видов птиц для гнездовий и остановок на перелете.
Территория Имеретинской низменности представляет собой единственный на всем
черноморском побережье России незастроенный ландшафт широкой плоской приморской
равнины, который до 2000-х гг. располагал сочетанием луговых, полевых (главным
образом, овощеводческих), болотных урочищ с остаточными фрагментами лесов
колхидского типа (рис. 50). На миграционном пути перелетных птиц вдоль гористого
черноморского побережья эта местность была безальтернативным местообитанием.
Плотность населения птиц в период их гнездования отличалась высокими показателями
(928 особей/кв. км) и значительно превышала суммарную плотность птиц на горных
склонах (Акатов и др., 2008). Уникальной особенностью ландшафта была
совместимость сельскохозяйственного землепользования с экологическими требованиями
животных. С точки зрения сооружения новых спортивных, развлекательных и
инфраструктурных объектов плотно застроенное побережье Большого Сочи не имело
реальных альтернативных возможностей. Другой вариант – полная реконструкция какого-
либо из ранее застроенных прибрежных районов был более уязвим в связи с
повсеместным преобладанием горного рельефа и необходимостью радикального
изменения планировочной структуры города. Удобство плоского рельефа Имеретинской
низменности для строительства сочеталось, однако, с серьезными гидрогеологическими и
 146

инженерно-геологическими ограничениями, связанными с высоким (на многих участках

практически на поверхности) уровнем грунтовых вод неустойчивостью (в том числе
торфяным составом) грунтов, высокой сейсмичностью (Привалова и др., 2010).

Рис. 49. Деревья самшита колхидского на территории тисо-самшитовой рощи

Кавказского заповедника, погибшие в результате инвазии самшитовой огневки (фото
2016 г.).

Рис. 50. Заболоченные приморские луга Имеретинской низменности в период начала

строительства объектов приморского кластера (фото 2010 г.).

В качестве компенсационного мероприятия Программой строительства

олимпийских объектов было предусмотрено создание Природного орнитологического
парка на серии разрозненных участков внутри зоны плотной застройки, в том числе
искусственных прудов, части поймы р. Псоу и заброшенных сельскохозяйственных
угодий на горных склонах. В условиях резкого сокращения площади естественных мест
обитаний и кормовых угодий птиц особенно важную роль играет природоохранный статус
орнитологического парка в Имеретинской низменности, а также проводимые на его
 147

территории биотехнические мероприятия, в частности дополнительная подкормка

зимующих и перелётных птиц (Шагаров, Борель, 2015).
Таким образом, для территории Имеретинской низменности принятые
планировочные решения спровоцировали острейший конфликт между экологическими и
социально-экономическими ценностями, порожденный одинаково высоким спросом
разных пользователей на уникальный ландшафт с ограниченными размерами. В силу
изначальной установки проектировщиков на размещение олимпийских объектов на
морском побережье и позиционирования этого как главного преимущества российской
заявки, конфликтная ситуация была разрешена однозначно в пользу застройки и
принципиальной смены типа землепользования с полной трансформацией
морфолитогенной основы ландшафта на 87% площади и утратой основной экологической
и сельскохозяйственной ценности. В то же время в Имеретинской низменности не
претерпели изменений (если не считать роста фактора беспокойства) лугово-болотные и
лесные урочища площадью около 33 га вдоль р. Псоу. Если бы олимпийский проект не
состоялся, то Имеретинская низменность, помимо сохранения экологической ценности,
могла бы использовать уникальный для черноморского побережья России потенциал
сельскохозяйственного производства и послужить местом возрождения интенсивного
овощеводства на мелиорированных (т.е. особо ценных) сельскохозяйственных угодьях.
Таким образом, при реализации олимпийского проекта не удалось избежать
нарушения принципа поляризации несовместимых видов природопользования, в данном
случае – рекреационного и транспортного с одной стороны, и природоохранного – с
другой.

Ценности регионального масштаба и дальнодействующие эффекты. В число

условий экологичности планировочных решений входит в общем случае минимизация
нарушений естественных потоков вещества, в частном случае – управление
нежелательными опасными потоками. Рассмотрим последствия планировочных решений
при реализации олимпийского проекта для функционирования миграционных потоков
воды, наносов и животных.
Основной пространственной единицей для решения задачи следует считать бассейн
(ландшафтно-геохимическая арена), который может быть подразделен на каскадные
ландшафтно-геохимические системы в пределах однотипных катен. Для оценки влияния
на потоки животных помимо бассейновых единиц необходимо рассмотреть комбинации
типов ландшафтного покрова.
Объекты горного кластера и крупнейший инфраструктурный объект –
Совмещенная дорога «Адлер – Альпика-Сервис» – расположены в пределах бассейна
р. Мзымты (нижняя и средняя часть). За 2007-2016 гг. площадь лесов в бассейне
сократилась на 2100 га, а лесистость сократилась на 3,7% и уменьшилась до 60%, т.е.
ниже значений, считающихся оптимальными для горных районов Кавказа (70-75 %, по
А.А. Молчанову, 1966, Н.А. Битюкову, 2007). Иначе говоря, становится возможным
снижение позитивного эмерджентного эффекта, создаваемого указанной долей лесов,
для регулирования стока реки, имеющей рыбохозяйственное и водохозяйственное
значение. Сокращение лесопокрытой площади на склонах и вдоль берегов рек
способствует увеличению поверхностного и сокращению подземного стока, т.е. снижает
эффективность стокорегулирующей роли лесов и создает предпосылки для роста стока
наносов (Битюков, 2007; Бриних, 2014). Второй причиной изменения стока наносов и
гидрохимических характеристик были интенсивные русловые работы и земляные работы
на поймах и террасах в районе Розы-Хутор и низовьев р. Лаура (рис. 51). Их
необходимость была вызвана, с одной стороны, сложным для строительства зданий
рельефом узких (с шириной днища 200-300 м) горных долин и потребностью в создании
плоских укрепленных поверхностей вдоль берегов, возвышающихся над руслом на
несколько метров (рис. 52). С другой стороны, укрепление берегов габионами и
 148

искусственное изменение русел имело целью защиту от характерной особенности водного

режима Мзымты – сильных паводков как в период летних дождей и таяния ледников, так
и во время зимнего субтропического максимума атмосферных осадков. Огромное влияние
на состояние водных экосистем оказали строительные работы вдоль трассы Совмещенной
дороги пойма Мзымты) и дороги к лыжно-биатлонному стадиону (пойма Лауры),
сопровождавшиеся многочисленными отвалами размываемых грунтов), непосредственно
контактировавшими с руслом, что прямо запрещено статьей ст. 65 п. 17 Водного кодекса
РФ о прибрежных защитных полосах.

Рис. 51. Русловые работы в русле р. Лаура один из основных источников роста стока
наносов и растворенных веществ в р. Мзымта (фото 2011 г.).

Рис. 52. Искусственно укрепленные берега и набережные на курорте Роза-хутор в узком

секторе долины Мзымты (фото 2016 г.).

Пик концентраций взвешенных веществ (до 3400 мг/л) в районе устья Лауры)
приходился на 2010-2012 гг. в связи с наиболее активными земляными работами на
склонах и в днище долины (Кубанское…, 2016); после 2012 г. восстановились фоновые
концентрации. Главным негативным следствием роста стока наносов являлся
непоправимый ущерб популяциям лососевых рыб, использующим Мзымту как
миграционный коридор. Превышение ПДК в воде в период строительства в разы
 149

наблюдалось по БПК, содержаниям аммоний-иона, нитрит-иона, фосфатов, в десятки раз

– по содержанию железа (Кубанское…, 2016). Фоновые концентрации железа после
завершения строительства не восстановились и продолжают превышать ПДК. В большой
степени этому способствует развитие многочисленных осыпей, контактирующих с
руслами, вдоль дорог при подрезке склонов в долинах руч. Сулимовский, р. Ржаная и ряда
безымянных левых притоков Мзымты, а также при выравнивании платообразных
поверхностей (рис. 53). К чести проектировщиков, необходимо отметить, что эта
проблема ими осознается; технологические мероприятия по закреплению осыпей
специальными кольчужными сетками и покрытиями проводятся и в постолимпийский
период (рис. 54). Проведены мероприятия по задержке твердого материала смываемого с
осыпей и транспортируемого по лоткам вдоль дорог. Однако часть осыпных массивов
продолжает расширяться и в постолимпийский период уже за счет саморазвития и
обваливания деревьев (рис. 55). Спрямление и фиксация русел рек, которое активно
применялось при подготовке к олимпиаде, ведет к снижению объёмов транспортируемых
реками наносов, нарушению естественного режима осадконакопления на шельфе, росту
объёма выносимой речным потоком растительной органики, что сопровождается
развитием в устьях рек эвтрофных условий (Канонникова, 2014). Концентрация
строительных и земляных работ вблизи устья Лауры и в ее нижнем течении привела к
разрыву важного миграционного узла (с возможностью передвижения в верховья Мзымты
и ее притока Лауры) для лососевых, в том числе проходной формы черноморской кумжи
(Salmo trutta labrax), занесенной в Красную Книгу РФ. Таким образом, локальные
планировочные решения в горном кластере привели к негативным удаленным эффектам в
средней и нижней части бассейновой геосистемы и за ее пределами в морской акватории.

Рис. 53. Антропогенная незакрепленная осыпь на крутом склоне – постоянный источник

наносов и растительных остатков, поступающих непосредственно в русло левого
притока Мзымты между сноуборд-парком и горнолыжным центром (фото 2016 г.).

Основным недостатком планировочных решений в масштабе бассейновой

геосистемы следует считать снижение лесистости, использование поймы для
строительства объектов «Совмещенной дороги» и курорта «Роза-Хутор» и игнорирование
сохранения буферных лесокустарниковых полос вдоль берегов рек в пределах
прибрежной защитной полосы и малых долин и лощин (Хорошев, 2017). В условиях
создания капитальных сооружений сохранение прибрежной растительности могло бы не
только защитить водоемы от значительной части наносов, но и отчасти сохранить
естественный облик днища долины и сгладить негативный визуальный эффект
многоэтажной застройки в пределах особо охраняемой природной территории.
 150

Вынужденность строительных работ в водоохраной зоне (шириной 200 м для Мзымты,

согласно Водному кодексу РФ) обусловлена фактически отсутствием иного пригодного
пространства в узких горных долинах.

Рис. 54. Искусственно закрепленная осыпь на склоне, подрезанном дорогой к

горнолыжному центру. Происходит постепенное восстановление травяного и древесного
ярусов (фото 2016 г.).

Рис. 55. Антропогенная саморазвивающаяся осыпь, образовавшаяся при подрезке склона

дорогой к горнолыжному центру (фото 2016 г.).

Адаптация решений о размещении объектов к ландшафтной структуре

При выборе конкретных урочищ для размещения объектов проектировщики

вынуждены были принимать во внимания ряд серьезных лимитирующих природных
факторов. В их число входят: 1) природоохранные режимы функциональных зон
Сочинского национального парка и близость Кавказского заповедника; 2) высокая
повторяемость положительных зимних температур до высот 1200 м; 3) риск сильных
паводков практически во все сезоны; 4) изменчивость русла Мзымты; 5) высокая
 151

лавиноопасность в силу большого количества зимних осадков; 6) риск развития оползней

на склонах; 7) селеопасность в долинах малых рек и ручьев (Битюков, 2007; Ефремов и
др., 2008; Вивчар, 2011; Фоменко и др., 2012; Казаков и др., 2013; Мамаев, Ястребов, 2015;
Хорошев, 2017).
Как уже было сказано, к числу наиболее сильнотрансформированных относятся
ландшафты пойм, террас и конусов выноса с уникальными колхидскими
широколиственными лесами в днище долины Мзымты. Альтернативным
пространственным решением могло стать совершенствование уже существовавшей
дороги, проходящей на удалении от прибрежной защитной полосы (но при возможном
противоречии с требованиями МОК), альтернативным технологическим решением –
максимальное использование эстакад и/или отказ от строительства дорогостоящей
железной дороги. Строение долины Мзымты с серией каньонообразных сужений и
скальных массивов вызвало необходимость сооружения шести тоннелей, часть из которых
нанесло ущерб пещерным экосистемам в меловых известняках – основным
местообитаниям рукокрылых; к этому отряду относятся 7 из 10 видов млекопитающих
Сочинского национального парка, занесенных в Красную книгу РФ.
Террасы Мзымты, ранее покрытые вторичными луговыми сообществами в районе
пос. Эсто-Садок использованы для сооружения крупнейшего комплекса жилых зданий
«Горки-город» (рис. 56). Это решение соответствует правилу максимально возможного
использования уже нарушенных ПТК малоценных в экологическом отношении. К
сожалению, как и на других участках строительства выше по течению, естественные
берега реки с буферной лесокустарниковой растительностью превращены в набережные
городского облика. Если утрата луговых урочищ террасы в районе Эсто-Садок не является
критической, то утрата лесных и кустарниковых сообществ на суженном участке долины
выше устья Лауры для строительства курорта Роза-Хутор (рис. 57) означает утрату более
ценных пойменных широколиственных лесов и их водоохранной роли. В обоих случаях
весьма дискуссионно принятое технологическое решение об этажности застройки. В
результате туристы, приезжающие любоваться красотами Кавказа, попадают фактически
опять в городскую среду, когда из окна пятизвездочной или четырехзвездочной
гостиницы приходиться «любоваться» не горным пейзажем, а стеной соседней гостиницы
или многоэтажной парковки (рис. 58). Мировая традиция обустройства горных курортов
стремится к малоэтажной застройке с архитектурой, имитирующей горный пейзаж типа
«шале». В некоторой степени это реализовано на платообразных поверхностях на высотах
1000-1400 м (хр. Псехако, ур. Ржаная Поляна, горная олимпийская деревня) и в днище
Лауры (дорогостоящий курорт «Газпром»). Однако узкое днище долины Мзымты
предоставляет очень ограниченные возможности для комфортной малоэтажной застройки:
при запланированной пропускной способности решение о многоэтажной застройке было
во многом вынужденным и снижающем эстетические достоинства курорта (Хорошев,
Чижова, 2013).
Платообразные поверхности массивов Аибга и Псехако на высотах 1000-1400 м
практически полностью использованы для сооружения спортивно-туристических
объектов (лыжно-биатлонный стадион, горная олимпийская деревня, медиадеревня,
финишные зоны горнолыжного центра и санно-бобслейного стадиона), что
интерпретируется как некоторое снижение ландшафтного разнообразия и утрата
местообитаний данного типа (рис. 59). Эти урочища, а также трассы горнолыжных
спусков на крутых склонах расположены преимущественно в поясах широколиственных
(грабово-буковых) и хвойно-широколиственных (пихтово-буковых лесов). С точки зрения
сохранения такой ценности как ландшафтное разнообразие, сокращение
широколиственных лесов как таковых не представляется критичным в силу их типичности
для Западного Кавказа и вторичного характера (Придня, 2005; Битюков, 2007).
Исключение представляют леса с участием третичного реликта каштана посевного,
которые находятся в крайне уязвимом санитарном состоянии и преимущественно
 152

представлены ослабленными насаждениями (Придня, 2005; Битюков, 2007). Пихтово-

буковые леса (рис. 60) также относятся к числу широкораспространенных, однако в
границах Сочинского национального парка они редки и почти целиком сосредоточены
именно в окрестностях Краснополянского курорта. Следовательно, в масштабах парка
сокращение их площади получает более негативную оценку, чем грабово-буковых лесов
(рис. 61).

Рис. 56. Застройка вторичных лугов на террасах р.Мзымты, комплекс «Горки-город».

Слева направо – фото 2010, 2012, 2016 гг.

Рис. 57. Общий вид курорта Роза-хутор в узком секторе долины Мзымта (фото 2016 г.).
 153

Рис. 58. Вынужденное размещение гостиниц курорта «Роза-хутор» в узкой долине

р. Мзымты снижает эстетические достоинства вида из окна (фото 2016 г.).

Рис. 59. Строительство медиадеревни на платообразной поверхности в средней части

северного склона хребта Аибга в поясе буковых лесов (фото 2012 г.).

Преднамеренного расположения объектов в пределах малых долин и лощин на

склонах хребтов Аибга и Псехако не было предусмотрено, за исключением пересекающих
их участков дорог. Однако из-за развития многочисленных осыпей (площадью 1-5 га),
оползней и активизации селевых процессов не удалось избежать ущерба этим уязвимым
урочищам, являющимся основными каналами транзита наносов и воды. Рыхлый материал
разносится с платообразных поверхностей и подрезанных дорогами склонов (рис. 53, 55)
сразу в несколько малых бассейнов, что способствует выносу взвешенных и растворенных
веществ в Мзымту одновременно на нескольких участках. Так, потоки избыточного
твердого вещества от объектов хребта Псехако распространяются и по северному и
западному (бассейн Лауры) и по южному (долина Мзымты) склонам, что противоречит
правилу минимизации рассеивания нежелательных потоков. Материал антропогенных
осыпей составляет питание селевых потоков объемом до 5 тыс. м3 (Казаков и др., 2013).
 154

Рис. 60. Повышенная уязвимость пихты и бука на краю лесного массива на хребте
Псехако (Краснодарский край, Сочинский национальный парк). Фрагментация лесного
массива при строительстве олимпийских и рекреационных объектов курорта Красная
поляна вызвала массовое усыхание деревьев на искусственно созданных экотонах.

Рис. 61. Космический снимок верхней части бассейна р. Мзымта 2014 г. Хорошо видна
фрагментация ландшафтов лесной зоны олимпийскими объектами, что ставит под
угрозу непрерывность лесного биокоридора среди горно-луговых ландшафтов (источник
Google Earth).

Ландшафтно-планировочные уроки и альтернативные варианты

Анализ результатов олимпийского проекта показал цепочку вынужденных

безальтернативных пространственных решений, вытекающих из исходного допущения о
преимуществах совмещения морского и высокогорного факторов и благотворности
компактного размещения спортивных объектов. Максимально допустимая удаленность
объектов двух кластеров, заложенная в проекте, диктует расположение горного кластера
фактически вблизи нулевой зимней изотермы. Это заставляет сконцентрировать
 155

многоэтажные гостиницы в ограниченном пространстве днищ долин и полностью

использовать под спортивные и инфраструктурные объекты урочища среднегорных плато.
При этом становится неизбежной прокладка магистральной дороги по поймам Мзымты с
утратой уникальных в национальном масштабе колхидских лесов, трансформацией
гидрохимического режима реки, разрывом миграционных путей рыб, амфибий, рептилий
и млекопитающих. В то же время идеальная транспортная доступность горного кластера,
обеспеченная Совмещенной дорогой ценой утраты долинных колхидских лесов, при
наличии созданного огромного жилого фонда в Имеретинской низменности, строго
говоря, делала необязательным для олимпиады такое количество гостиничных номеров в
горном кластере. В постолимпийский период, по состоянию на конец 2016 г.,
загруженность гостиниц горного кластера летом составляла 59-75%, а в пик
горнолыжного сезона зимой были проданы 77-79% номеров; полная загруженность
наблюдается только во время двух недель новогодних каникул (Кубань 24…, 2016). Это
свидетельствует об избыточности созданного к олимпиаде гостиничного фонда.
Планировавшиеся (и не полностью впоследствии реализованные) объемы рекреационных
нагрузок вынудили полностью использовать под застройку относительно удобный
расширенный участок днища долины и малопригодные суженные участки без
возможности сохранения естественных фитоценозов в водоохранной зоне. Исчерпание
пространственного ресурса в днищах после застройки оттесняет ряд транспортных путей
непосредственно к границам Кавказского биосферного заповедника. Обязательность в
рамках олимпийского проекта не только рекреационных, но и спортивных сооружений
приводит к существенному снижению лесистости и фрагментации лесных ландшафтов,
что меняет режим стока и разрывает или оттесняет миграционные пути животных.
Принципиальное решение о размещении большого количества объектов горного
кластера на компактной территории оценивается двояко. С одной стороны, это
однозначно создает удобство для гостей во время олимпиады и в постолимпийский
период, минимизирует экспансию на земли Сочинского национального парка и фактор
беспокойства для животных Кавказского заповедника. Тем самым в локальном масштабе
достигается поляризация ценных ненарушенных ландшафтов и интенсивно осваиваемых
территорий. Следовательно, достигается «наименьшее зло» в конфликтной ситуации
между спортивно-рекреационным и природоохранным землепользованием; решение
лежит в сфере пространственной поляризации несовместимых функций. С другой
стороны, компактное размещение объектов разрывает важнейшие экологические
миграционные коридоры (вдоль долины Мзымты, вдоль лесного пояса хребта Аибга,
вдоль склонов хребтов через серию высотных поясов) и узлы (особенно у впадения Лауры
в Мзымту) и не оставляет шансов на сохранение приречных элементов экологического
каркаса и естественного состояния русел и пойм.
При гипотетическом альтернативном варианте рассредоточения объектов на
большей территории (например, включая окрестности собственно поселка Красная
Поляна, расположенного ниже по долине) или даже в нескольких долинах был бы нанесен
меньший ущерб ландшафтному и биологическому разнообразию за счет сохранения
коридоров или, по крайней мере, «островов» приречных колхидских ландшафтов в
естественном состоянии. В зависимости от выбранных вариантов также мог быть
достигнут эффект большего разбавления загрязняющих веществ.
В силу высокой рекреационной востребованности Краснополянский
горноклиматический курорт развивался бы и в том случае, если бы Россия не получила
право на проведение олимпиады. При таком альтернативном варианте планировочной
ситуации отсутствовала бы необходимость сооружать спортивные объекты. Это
позволило бы реализовать, в зависимости от принятого решения о допустимых нагрузках,
один из двух вариантов. Первый вариант предусматривал бы жесткую концентрацию
рекреационных объектов в уже нарушенных ландшафтах. Вместо спортивных объектов и
избыточного количества многоэтажных гостиниц дополнительное пространство могло
 156

быть использовано для уплотнения рекреационной инфраструктуры в расширенной части

долины у пос. Эсто-Садок. Тем самым исключалась бы застройка суженных секторов с
ценными пойменными, террасовыми урочищами и части платообразных поверхностей. По
другому варианту на склонах поддерживалась бы только уже существующие
горнолыжные трассы со строительством дополнительных подъемников. Пропускная
способность последних, как в предолимпийский, так и в постолимпийский период,
являлась главным лимитирующим фактором. Соответственно, при втором
«неолимпийском» варианте была бы возможность рассредоточить многочисленные
малоэтажные гостиницы в днищах долин Мзымты и Бешенки, в пределах поселков
Красная Поляна и Эсто-Садок, не вовлекая в строительство уязвимые ландшафты
склонов, малых долин и плато и, тем более, верховьев Мзымты. Тогда сохранилась бы
возможность сохранить или восстановить между массивами застройки долинные лесные
урочища, сглаживающие фактор беспокойства для популяций животных, особенно в
прибрежных местообитаниях. Убедительным обоснованием такого решения должно было
быть примыкание курорта к Кавказскому заповеднику и высокая значимость района в
системе миграционных путей копытных и хищников (Бриних, 2014).

Приведенный анализ планировочных решений показывает ключевое значение

«взвешивания» экологических и социально-экономических ценностей. Олимпийский опыт
свидетельствует о ряде планировочных ошибок, или, скажем мягче, неоднозначных
решений, возникших в силу ограниченности доступного пространства для капитального
строительства. Столкновение «интересов» уникальных ландшафтов и спортивно-
туристического землепользования оказалось неизбежным в силу исходного допущения о
преимуществах близости горного и приморского кластеров объектов. Императив «не
лишай последнего шанса» не сработал, что привело к превышению несущей способности
крайне уязвимых ландшафтов и целому ряду необратимых экологических утрат
общенационального масштаба. Другой важнейший «урок» состоит в том, что крупные
проекты большого социально-экономического значения не должны реализовываться без
полного понимания значимости нарушаемых природных объектов в широком
географическом контексте.

3.2. ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ РОЛЬ ЛАНДШАФТНЫХ ЕДИНИЦ В

ГЕОСИСТЕМАХ КАК ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ПРОЕКТИРОВАНИЯ
ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КАРКАСА И РАСПРЕДЕЛЕНИЯ ПРИОРИТЕТОВ
ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ

Глава 3.2. показывает логику иерархичности принятия планировочных решений от

уровней географического ландшафта и потоковых геосистем – бассейнов и катен – до
уровня урочища (или подурочища), которому соответствует то или иное угодье.
Рассматриваются ситуации развития монофункционального и многофункционального
землепользования. Планировочные решения для урочищ ставятся в зависимость от их
функциональной роли в геосистемах более высокого ранга. На примере двух таежных
регионов с сочетанием лесного и сельского хозяйства анализируется возможность
многофункционального малоконфликтного землепользования, при котором не только
сохраняются экологические функции геосистем, но и обеспечивается их полезность для
местного населения. Демонстрируется применение для бассейнов таких
пространственных инструментов планирования как подбор необходимых пропорций и
взаиморасположения (в том числе, соседства) угодий, сохраняющих и утративших
зональный характер. Этим обеспечиваются основания для применения другого
инструмента – выбора взаиморасположения и ориентации угодий в потоковых
геосистемах более низкого ранга – катенах. Функциональная роль угодья в катене
 157

диктует выбор экологически безопасной технологии и выбор решения о нейтрализации

неблагоприятных потоков вещества или защите от них. Особое внимание уделяется
применению такого важнейшего пространственного инструмента как проектирование
буферных зон между источниками нежелательных латеральных потоков и уязвимыми
объектами.

3.2.1. Ландшафтный и бассейновый подходы при планировании

лесопользования
А.В.Хорошев

Кологривский район Костромской области рассматривается как модельный пример

южнотаежной территории интенсивно используемой в многофункциональном хозяйстве,
но с ярко выраженным приоритетом использования лесных ресурсов ландшафта.
Демонстрируются принципы принятия решений на уровне административного района
(практически совпадающего с лесничеством) с учетом генетико-морфологической и
бассейновой структуры территории. В качестве единиц планирования используются
типологические объединения ландшафтов и урочищ, для ряда задач также – бассейны
малых рек (притоков р. Унжи первого и второго порядка). Выбор бассейнов в качестве
единиц планирования обусловлен ключевым значением пространственной структуры
ландшафтного покрова для регулирования объема и режима стока, что рассматривается
как одна из ключевых экологических проблем Костромской области (Хорошев и др.,
2013). Применение ландшафтных единиц обусловлено большой зависимостью успеха
лесозаготовок и лесовосстановления от почвенно-геоморфологических условий и
значимостью ландшафтной мозаики для животного мира как такового и для охотничьих
ресурсов в частности.
Ландшафтно-планировочная ситуация характеризуется как ограниченное развитие
существующего землепользования в экономически депрессивном районе с ярко
выраженной специализацией на лесозаготовках при стремлении в диверсификации
хозяйства. Многолетний приоритет лесозаготовок к настоящему времени спровоцировал
ряд конфликтных ситуаций, затрагивающих повседневные интересы местного населения и
других отраслей. Замена после рубок темнохвойных лесов молодыми и
средневозрастными мелколиственными насаждениями имеет неоднозначные следствия
для охотничье-рыболовных промыслов. В частности произошло сокращение численности
глухаря, тетерева, лося, лисицы, кабана, но увеличение – зайца, рыси, куницы, рябчика,
бобра1. Следствия рубок для заготовок грибов и ягод преимущественно негативные. Остро
ощущается обмеление р. Унжи как следствие рубок, сделавшее невозможными
использование водного транспорта. Неоднозначно воспринято населением учреждение в
2006 году государственного заповедника «Кологривский лес» (постановление
правительства РФ от 21.01.2006 № 27). Несмотря на то, что территория, выделенная под
заповедник и его охранную зону, в прошлом использовалась для охоты и рыбалки лишь
единичными жителями и преимущественно для личного потребления, запрет охоты
вызвал ощущение потери ресурсной территории (особенно со стороны браконьеров)
жителями правобережья Унжи (Бабурин, 2006). В то же время создание в структуре
заповедника более 100 рабочих мест воспринято как существенный вклад в решение
проблемы безработицы. Ограничения на использования природных ресурсов
накладываются также в особо защитных участках леса (ОЗУ). В Кологривском
лесничестве выделены ОЗУ вокруг глухариных токов, вокруг сельских населенных
пунктов, берегозащитные и почвозащитные участки лесов (Лесохозяйственный
регламент…, 2008).

1
Личное сообщение бывшего районного охотоведа А.А. Васечкина
 158

Формально район относится к числу многолесных. Земли лесного фонда

составляют около 75% территории района, лесопокрытая площадь – около 87%, пашни –
4,8% (Схема…, 2010). На производства, представленные обработкой древесины и
производством изделий из дерева, приходится около 91% отгруженной промышленной
продукции. Однако ресурсы древесины хвойных пород, в течение многих десятилетий
бывшие основным источником дохода, истощены в результате концентрированных рубок
1950-1980-х гг. (Жирин и др., 2012). Леса, сформированные мягколиственными породами,
занимают ныне около 62 % лесопокрытой площади района (из них 85 % – березняки);
хвойными породами – 38 % (из них 28 % – сосняки) (Схема…, 2010). Это делает
актуальными вопросы о допустимых объемах рубок с учетом сложившейся в районе
структуры ландшафтного покрова и инфраструктуры, а также о смене основной целевой
породы на березу и, возможно, частично осину. Согласно Лесохозяйственному регламенту
Кологривского лесничества (2008), в категории эксплуатационных лесов при определении
расчетной лесосеки на хозяйственную секцию березы приходится 7201 га, ели – 1669 га,
осины – 197 га, сосны – 40 га Анализ существующей системы лесозаготовки в
Кологривском районе показывает, что этот ресурс используется по экстенсивному пути:
только 40-60 % леса, полученного методом сплошной рубки, направляется на
лесопереработку, остальное составляют отходы, которые не используются, а то и
сжигаются. Экстенсивная модель лесопользования в районе практически исчерпана, и
дальнейшие перспективы лесной отрасли связаны со строительством лесовозных дорог и
созданием достаточных мощностей по глубокой переработке, в первую очередь,
мягколиственной и низкосортной древесины (Схема…, 2010). Среди недревесных
ресурсов леса как наиболее перспективная рассматриваются черника, грибы, березовый
сок. Однако их добыча лимитируется отсутствием трудовых ресурсов,
труднодоступностью естественных мест произрастания, отсутствием отлаженной системы
сбора (или скупки у населения) переработки и реализации, низкими закупочными ценами
и, следовательно, отсутствием материальной заинтересованности населения Схема…,
2010). Специальные ресурсные участки леса (грибные и ягодные места) с ограничением
рубок предусмотрены Лесохозяйственным регламентом (2008).
Среди новых факторов, влияющих на ландшафтно-планировочную ситуацию, по
сравнению с периодом экстенсивных лесозаготовок 1950-1990-х гг., следует назвать
учреждение в 2006 г. государственного заповедника «Кологривский лес» (постановление
правительства РФ от 21.01.2006 № 27), предназначенного именно для сохранения
оставшихся эталонных южнотаежных лесов и исследования хода восстановительных
сукцессий на ранее вырубавшихся участках, а также заказника регионального значения
«Кологривская пойма» (постановление администрации Костромской области от
16.06.2008 № 172-а) (Проект…, 2002; Немчинова, 2005; Немчинова и др., 2011; Хорошев и
др., 2013). Появление заповедника открыло в районе новые возможности для
экологического просвещения и экологического туризма, что рассматривается как одна из
дополнительных возможностей создания рабочих мест в условиях сокращения
доходности лесного и сельского хозяйства. Около трети всех сельскохозяйственных
угодий в районе (8% территории) или не используются, или используются по
экстенсивному пути (сенокосы, пастбища, залежь). Сельское хозяйство не является
сегодня отраслью специализации экономики района, ибо не обеспечивает даже
внутреннее потребление в основных видах продовольствия, а большинство хозяйств
остаются убыточными не имея перспективы стать прибыльными (Бабурин, 2006).
Устойчивая депопуляция района, с одной стороны, создает условия для
сокращения антропогенных нагрузок, с другой – заставляет администрацию искать
способы создания рабочих мест для прекращения оттока населения (Схема…, 2010).
Отрицательная динамика естественного движения населения превышает 17‰, что более
чем в три раза превышает среднероссийский уровень; отрицательное сальдо миграции в
среднем за последние годы колебалось в пределах 50-100 чел. ежегодно (Бабурин, 2006)
 159

Схемой территориального планирования Кологривского района (2010)

предусматриваются следующие мероприятия, важные для профилирующей лесной
отрасли и планируемой диверсификации хозяйства:
• Создание технологических мощностей для переработки
мягколиственной и низкосортной древесины, а также отходов деревообработки;
• Модернизация производственного оборудования и технологий
деревообрабатывающего производства для выпуска конкурентоспособной
продукции;
• Улучшение породного состава лесов и увеличение объемов
лесовосстановительных работ;
• Освоение биоресурсного потенциала лесов, в том числе путем
создания искусственных ягодных плантаций и улучшения естественных ягодников.
• Введение в севооборот неиспользованных сельскохозяйственных
угодий для развития кормовой базы животноводства;
• Рациональное использование уникальной экосистемы и историко-
культурного наследия района для развития туристско-рекреационной
деятельности;
• Формирование полноценной инфраструктуры для охотничьего и
рыболовного туризма
• Организация рекламной кампании Кологривского района, как
сказочного, загадочного, волшебного, святого места, в средствах массовой
информации;
• Строительство охотничьей и туристической баз;
• Строительства «визит-центра» с музеем дикой природы на базе
заповедника «Кологривский лес» имени М.Г. Синицына»;
• Благоустройство мест кратковременного отдыха по берегам рек Вига,
Унжа, Княжая в границах района (водный маршрут «Введенское Чухломского
района – Кологрив – Мантурово»);
Из набора перечисленных мероприятий следует, что перспективы развития района
связываются в основном с приоритетным значением лесной промышленности и
туристско-рекреационной деятельности при поддержке традиционных промыслов
недревесных ресурсов леса.

Комплекс экологических требований к лесопользованию определяется

многофункциональностью лесных ландшафтов с точки зрения как экономики, так и
естественных круговоротов вещества и энергии (Николаев и др., 2008). Наиболее
распространенной проблемой в лесопользовании является игнорирование
экостабилизирующих функций лесного массива по отношению к удаленным от него
территориям и акваториям. Иначе говоря, при выборе в качестве приоритета какого-то
одного типа хозяйственного использования, чаще всего промышленных лесозаготовок,
хозяйственные мероприятия планируются в локальном масштабе (для территорий
размером порядка десятков-сотен га), в то время как естественные процессы, в которых
участвует индивидуальный лесной массив (выдел, квартал), происходят в ландшафтном
масштабе или в масштабе речного бассейна, то есть едины для территорий с размерами
порядка десятков-сотен тысяч га. Ниже мы демонстрируем полимасштабный и
полиструктурный подход к планированию многофункционального лесопользования.
Имеется в виду, что для решения разных задач требуется членение территории на разные
типы геосистем, а для части задач необходимо комбинирование генетико-
морфологического, биоцентрично-сетевого и бассейнового способов описания
пространственной структуры.
К основным естественным функциям лесных массивов, в решающей степени
зависящим от пространственной структуры ландшафта относятся:
 160

1) регулирование стока и влагооборота,

2) защита почв от эрозии и склоновых процессов (осыпи, оползни и др.),
3) защита почв от дефляции (развеивания ветром)
4) предоставление необходимого набора местообитаний растений и животных и
сохранение биологического разнообразия,
5) формирование микроклимата.
Выполнение ряда ландшафтно-экологических правил позволяет избежать снижения
эффективности или утраты совокупности функций лесных ландшафтов и снизить
конфликты разных групп лесопользователей путем рациональной пространственной
организации лесопользования на уровне групп выделов (местностей) и речных
бассейнов.
Предлагаемые требования к пространственной организации лесопользования
опираются на многочисленные исследование отечественных лесоводов, гидрологов,
биологов, географов. Они рассматриваются как дополнительные к хорошо известным и
отраженным в отраслевой нормативной базе технологическим инструментам снижения
экологического ущерба при промышленных лесоразработках на уровне выдела
(Погребняк, 1968; Орлов, 1991; Желдак, 2014; Ярошенко, 2004 и др.) – разнообразным
технологиям рубок, выбора лесозаготовительной техники, отношения к подросту, очистки
лесосек, способам лесовосстановления и содействия лесовосстановлению (таким как
оставление семенных групп).

Генетико-морфологический подход ландшафтоведения повышает корректность и

снижает трудоемкость лесной инвентаризации, прежде всего – при оконтуривании
лесоустроительных выделов с естественными границами (Алексеев и др., 1998; Громцев,
2000; Зиганшин, 2005; Седых, 2005; Киреев, 2012 и др.). Закономерные связи между
компонентами ландшафта позволяют из свойств рельефа и состава почвообразующих
пород, почти всегда доступных по материалам государственной топографической и
геологической съемки, с высокой достоверностью делать заключение о свойствах лесной
растительности. Закономерное повторение природных комплексов в пространстве по
правилам, заданным рельефом и почвообразующими отложениями, а, следовательно, и
генезисом ландшафта, позволяет экстраполировать информацию, полученную для
ключевых участков, на территории всего ландшафта, имеющего единый принцип
пространственной организации. Серия разномасштабных ландшафтных карт в сочетании с
материалами физико-географического и других видов тематического районирования
позволяет произвести оценку природных комплексов и связанных с ними единиц
управления лесами в категориях типичности, репрезентативности, редкости или
уникальности для географического региона (Громцев, 2000). В результате могут быть
выделены охраняемые территории, эталоны зонального биологического и зонального
разнообразия, ценные в научно-исследовательском отношении лесные массивы. Методы
лесного районирования на ландшафтной основе, заданной геолого-геоморфологическими
условиями, хорошо разработаны, а в США и Канаде положены в основу нормативной
базы по управлению лесами (Avers et al., 1994; Beauchesne et al., 1996; Lowe et al., 1996;
Smith, Carpenter, 1996; Woodley, Forbes, 1997; OMNR, 1997; Bettinger et al., 2005; Devlin et
al., 2006).
Для оценки успешности выполнения ландшафтами экологических функций и
выбора систем лесопользования необходимо определить основные ценности. При этом
вряд ли можно обойтись каким-либо единственным способом деления территории на
пространственные единицы.
Выполнение лесом стокорегулирующих функций можно рассматривать на двух
масштабных уровнях потоковых геосистем. Во-первых, в склоновых позициях лес
способствует переводу поверхностного стока в подземный благодаря формированию
подстилки, биогенного микрорельефа (валежник, остатки пней) и скважности почв за счет
 161

корневых систем. Поэтому типология катен по соотношению и свойствам элементарных

ландшафтов дает основания для оценки значимости склоновых лесов при выборе режима
эксплуатации или охраны конкретных выделов. Во-вторых, соотношение лесных массивов
разного возраста и породного состава в речном бассейне влияет на распределение во
времени снеготаяния и, следовательно, на интенсивность и продолжительность весеннего
паводка. Поэтому использование бассейновых единиц для разработки планировочных
решений оптимально для выявления следующих ценностей:
 мозаичность ландшафтного покрова как фактор регулирования
снегонакопления и снеготаяния;
 равномерное расположение разнотипных лесных массивов по речному бассейну
для сезонного регулирования стока;
 сохранение естественной структуры заболоченных и болотных комплексов,
выполняющих функции формирования и регулирования поверхностного стока.
С позиций биоцентрично-сетевого подхода целесообразно рассматривать
следующие ценности:
 мозаичность ландшафта как фактор биологического разнообразия;
 спорадическое распространение старовозрастных лесных массивов, как
фактор наличия убежищам и очагов распространения зональной флоры и фауны на фоне
преобладания нарушенных ландшафтов;
Генетико-морфологический подход необходим для оценки роли леса как фактора:
 сохранения естественного строения почвенного профиля;
 регулирования соотношения поверхностного и подземного стока;
 предотвращения активизации экзодинамических рельефообразующих
процессов (эрозия, дефляция, оползни и др.).

Проиллюстрируем реализацию принципа иерархичности ландшафтно-

планировочных решений на уровне административного района (и соответствующего
лесничества) с использованием типологии ландшафтов на основе генетико-
морфологического подхода.
Типология лесных угодий с применением генетико-морфологического подхода
должна учитывать следующие свойства ландшафта.
1. Иерархичность ландшафтной организации. Выполнение этого условия
позволяет соотносить стратегию, тактику лесопользования и конкретные
лесохозяйственные и природоохранные мероприятия с естественными уровнями
организации природы.
2. Взаимодействие компонентов ландшафта и закономерные корреляционные
связи между ними. Этот принцип позволяет прогнозировать цепные реакции в ландшафте,
в том числе негативного содержания, возникающие в результат лесопользования.
3. Горизонтальные взаимодействия между удаленными друг от друга
ландшафтами, в том числе непосредственно соседствующими. Это необходимо для учета
возможности пространственно удаленных эффектов природопользования.
4. Географическое распространение типологических категорий ландшафтов.
Назначение лесохозяйственных мероприятий должно принимать во внимание
принадлежность используемых ландшафтов к категориям типичных, редких или
уникальных ландшафтов для территории лесничества и шире – в региональном или
национальном масштабе. Для этого необходима точная информация о географических
ареалах ландшафтов, форме ареалов, занимаемой ими площади, и, следовательно, их роли
в сохранении ландшафтного и биологического разнообразия. Знание степени
репрезентативности конкретного лесного массива позволяет установить территории, для
которых допустимо планирование однотипных лесохозяйственных мероприятий по
аналогии. В идеальном случае уникальные (с экологической и/или с культурно-
 162

исторической точки зрения) природно-территориальные комплексы должны получать

статус особо охраняемых природных территорий, на получение которого могут уходить
многие годы и даже десятилетия, или особо защитных участков леска. Если такого статуса
не имеется, то необходимо выделять даже небольшие по площади защитные леса или
особо защитные участки леса с сосредоточением редких и уникальных комплексов, часто
являющихся хранилищами генетического фонда территории. Особое внимание
необходимо уделять природным комплексам:
 с реликтовыми чертами (например, с невосстанавливающимися в современных
условиях сообществами);
 экстразональным (например, острова широколиственных лесов в таежной зоне);
 содержащим уязвимые сообщества на краю своего ареала (например,
лиственничники в европейской тайге);
 на редко встречающихся геологических отложениях (например, на известняках
среди моренных суглинистых равнин);
 приуроченным к редким для региона формам рельефа (например,
полузамкнутым котловинам на фоне густорасчлененных эрозионных равнин);
 примыкающим к редким водным объектам (например, крупным верховым
болотам или пойменным озерам);
 с популяциями редких и охраняемых видов растений и животных;
 со следами применения технологий лесного, сельского, водного, охотничьего,
рыбного хозяйства (например, заброшенные каскады прудов, террасированные склоны,
особые виды старых посадок леса), имеющих историческое и научное значение.

Типология лесных ландшафтов и ее роль в планировании

При типологии ландшафтов обычно используют следующие категории: 1) тип, 2)

подтип, 3) род, 4) подрод, 5) вид, 6) подвид (Николаев, 2006). Каждая из этих категорий
соответствует определенному уровню принятия решений при организации
лесопользования в региональном масштабе (масштабы 1:100 000 – 1:1 000 000).
Тип ландшафта выделяется на основе единства гидротермического режима,
определяемого коэффициентом увлажнения. На территории Костромской области
абсолютно господствуют таежные ландшафты, в некоторых секторах значительно
распространены болотные ландшафты, образующие вкрапления среди таежных.
Ландшафты смешанных лесов занимают небольшую территорию на юго-западе области.
С точки зрения лесопользования принадлежность к типу ландшафта определяет
принципиальную возможность ведения лесного хозяйства и целесообразность
промышленных лесозаготовок.
Подтип ландшафта объединяет территории со сходным режимом тепло- и
влагообеспеченности, подклассами растительных формаций, различными по степени
переувлажненности, вертикальной структуре фитоценоза (в частности, по степени
развития кустарникового, мохово-лишайникового и травяного ярусов), господствующим
типам почв. Территория Кологривского лесничества принадлежит южнотаежному
подтипу ландшафтов. Следовательно, планирование лесохозяйственных мероприятий
должно исходить из широкого распространения и даже господства наиболее
высокопродуктивных в южнотаежной подзоне лесов кисличной группы. В то же время
необходимо учитывать высокую жизнеспособность мелколиственных вторичных
древостоев (в том числе с участием затеняющих поверхность почвы липы и клена),
пониженную, по сравнению с более северными подтипами, вероятность заболачивания
вырубок. Положение лесничества у южных границ ареала многих хвойных видов
способствует потенциально повышенной уязвимости хвойных древостоев и повышенной
 163

устойчивости лиственных древостоев при условии потепления и иссушения климата.

Соответственно, при похолодании и росте увлажнения повышалась бы уязвимость
широколиственных пород, находящихся вблизи северной границы ареала. В южной тайге,
по сравнению с более северными подзонами, повышена вероятность засушливых лет,
когда растет риск лесных пожаров, ухудшаются условия естественного возобновления
хвойных пород, более резко сокращается речной сток в летнюю межень. В целом можно
считать, что информация о принадлежности к подтипу ландшафта важна для
планирования ожидаемой продуктивности леса, оценки риска заболачивания, выбора
целевых пород.
Род ландшафта выделяется на основе единства преобладающих генетических
типов рельефа. Этим определяется набор преобладающих форм рельефа, степень
расчлененности и дренированности рельефа, доминирующие почвообразующие породы и
набор характерных экзогенных рельефообразующих процессов. Примерами родов
ландшафтов, встречающихся на территории Кологривского лесничества могут служить
ландшафты моренных равнин, моренно-водноледниковых равнин, водноледниковых
равнин, моренно-эрозионных равнин, крупных речных долин (рис. 62). Характерные для
каждого генетического типа рельефа перепады высот определяют диапазон возможных
гигротопов: например, преобладание свежих местообитаний в пределах моренно-
эрозионных равнин, широкий диапазон от сухих до мокрых – на водноледниковых
равнинах с характерным для них эоловыми хорошо дренированными буграми и
заболоченными межбугорными понижениями. Набор форм рельефа позволяет оценить
риск необратимых экзодинамических процессов, возможных при нарушении почвенно-
растительного покрова. Так, для моренно-эрозионных равнин это развитие овражной
эрозии, для водноледниковых равнин – эоловые процессы (развеивание песков), для
моренно-водноледниковых равнин – плоскостной смыв. Длина склонов, как и крутизна,
служит критерием эрозионной опасности. На длинных обезлесенных склонах возрастает
риск роста скорости поверхностных потоков воды. В настоящее время максимально
допустимая площадь лесосек сплошных рубок спелых и перестойных лесных насаждений
определена Лесохозяйственным регламентом (2008) в 40 га, но эта цифра может
корректироваться в зависимости от характеристик склонов. Информация о риске
экзодинамических процессов может служить основанием для выбора решений о размерах
и ориентации лесосек, технологии рубки. С родовой принадлежностью ландшафтов в ряде
случаев тесно связан набор защитных экологических функций. Например, ареал рода
ландшафтов речных долин во многом совпадать с конфигурацией водоохранных и
почвозащитных лесов и участков повышенного биологического разнообразия.
Подроды ландшафтов обособляются в зависимости от литологических свойств
поверхностных горных пород и почв. Подроды ландшафтов отличаются по уязвимости к
экзодинамическим процессам, преобладающим трофотопам, и, следовательно, по
бонитету древостоя, видовому разнообразию фитоценоза, степени участия видов с
экологическим оптимумом в других типах и подтипах ландшафтов. Наиболее
эрозионноопасные отложения в Костромской области – лёссовидные суглинки, как
правило, залегающие плащом поверх водоупорных тяжелых моренных суглинков. В
Кологривском лесничестве они наиболее широко распространены в южной части. На
склонах, лишенных растительного покрова, весенний талый сток может легко приводить к
полному смыву лёссовидных суглинков, отличающихся наиболее высоким для района
естественным плодородием. Относительно невелика опасность эрозии для песчаных
отложений, где большая часть атмосферных осадков переводится в подземный сток, а
поверхностный почти не формируется. Основные песчаные массивы приурочены к
террасам Унжи. В то же время урочища на песках наиболее опасны в дефляционном
отношении, особенно гривы эолового происхождения, распространенные на террасах
Унжи. Само наличие дюнообразных серповидных в плане форм рельефа на песчаных
 164

террасах может использоваться как индикатор потенциальной опасности развеивания

песков при нарушении растительного покрова.

Рис. 62. Фрагмент ландшафтной карты Костромской области (Хорошев и др., 2013),
охватывающий территорию Кологривского лесничества. Темно-фиолетовые тона
соответствуют зональным пихтово-еловым и еловым лесам, оранжевые – сосновым,
голубые – березовым, зеленые – осиновым, бледно-сиреневые –сукцессионным вариантам
елово-березовых, елово-сосново-березовых, елово-осиновых лесов, желтые –
сельскохозяйственным угодьям. Штриховки обозначают роды и подщроды урочищ в
соответствии с морфолитогенной основой.

По убыванию трофности субстрата ландшафты Кологривского лесничества

выстраиваются в следующий ряд: на коренных карбонатных триасовых глинах – лёссово-
суглинистые – суглинистые – двухчленные супесчано-суглинистые – песчаные. В связи с
этим для каждого подрода ландшафтов можно назвать доминирующие трофотопы и
соответствующие особенности видового состава и продуктивности сообществ. На
наиболее богатых почвах велика вероятность произрастания неморальных видов,
свойственных зоне широколиственных лесов (вороний глаз, медуница неясная, бор
развесистый, сныть обыкновенная, сочевичник и др.). Многие из них по наиболее
высокотрофным местообитаниям проникли далеко на север по сравнению с
климатическим оптимумом и поэтому могут часто относятся к категории редких.
Аналогично, наиболее бедные и переувлажненные местообитания могут служить
каналами проникновения на юг по сравнению с климатическим оптимумом северных
видов, в том числе тундровых и северотаежных (например, березы карликовой) в пределы
южной тайги. С точки зрения планирования лесопользования в пределах каждого подрода
ландшафтов соблюдается единство главных первичных лесообразующих пород. Для
Костромской области это ель на суглинистых моренных и моренно-водноледниковых
равнинах с двухчленными отложениями, ель и пихта – на лессово-суглинистых
структурно-эрозионных, сосна – на песчаных водноледниковых, ель и дуб – на
суглинистых поймах речных долин. Как правило, восстановительные сукцессии на
суглинистых равнинах идут через осину и березу, на песчано-суглинистых – через сосну и
березу, на песчаных – через сосну, на лессово-суглинистых с близким подстиланием
коренными дочетвертичными породами – через осину и, иногда, через липу.
 165

Виды ландшафтов выделяются на основании сходства доминирующих урочищ.

Под урочищем в ландшафтоведении понимается природно-территориальный комплекс,
связанный с мезоформой рельефа, составные части которого (фации) связаны
территориально, генетически и функционально. Мезоформы рельефа обычно имеют
перепады высот порядка метров – первых десятков метров и обособляются под действие
единого фактора. Например, для доминирующих урочищ междуречья Унжи и Виги таким
фактором послужило отложение моренного материала в краевой зоне московского
оледенения, в результате чего сформировались пологохолмистые пространства,
сложенные тяжелыми суглинками. Для урочищ серповидных песчаных гряд на высоких
террасах Унжи фактором обособления было эоловое перевеивание древнеаллювиальных
песков. В пределах ландшафтов одного вида либо есть резко преобладающие урочища,
либо содоминируют урочища 2-3 разновидностей. Также возможно выделять
преобладающие гигротопы. Поэтому для ландшафтов одного вида могут назначаться
лесохозяйственные мероприятия, направленные на выращивание одной господствующей
по площади породы с едиными преобладающими способами рубок и лесовосстановления,
единый способ идентификации выделов и выделения особо защитных участков леса.
Например, для ландшафтов густорасчлененных моренно-эрозионных равнин при
идентификации выделов и выявлении ОЗУ главными критериями проведения границ
будут уклоны рельефа, рисунок гидрографической сети. Для ландшафтов речных долин
важнейший критерий проведения лесоустроительных границ – положение по отношению
к уровню весеннего затопления и расположение участков боковой эрозии. Для
ландшафтов плоских моренно-водноледниковых равнин на двухчленных песчано-
суглинистых отложениях рисунок выделов и расположение ОЗУ во многом будет зависеть
от положения кровли водоупорного слоя почвообразующих отложений, которое
определяет влажность местообитаний, места разгрузки грунтовых вод, доступность
минерального питания для корневых систем.
С видами ландшафтов хорошо сопоставляются наборы эколого-ценотических
групп травостоя и набор типов леса. Так песчаные урочища эоловых бугров чаще всего
имеют бедный напочвенный покров боровой группы, междуречные урочища на
двучленных песчано-суглинистых отложениях – небогатый видами покров бореальной
группы, междуречные урочища на лессовидно-суглинистых отложениях – богатый
травостой субнеморальной группы (обогащен за счет присутствия видов зоны
широколиственных лесов наряду с типично таежными видами), урочища ложбин и пойм с
органогенными отложениями – нитрофильный травостой с высокой встречаемостью
редких видов.
Применяемая в обычной практике лесоустройства типология лесов нацелена,
главным образом, на получение максимально корректной оценки товарного качества
древесины и условий лесовозобновления. Поэтому главными признаками
лесохозяйственной типологии выступают условия трофности лесорастительного
субстрата и влажности почв, определяющие продуктивность и качество древостоя
(Сукачев, 1928; Погребняк, 1968). Лесохозяйственным регламентом Кологривского
лесничества (2008) предусмотрено распределение эксплуатационного фонда по зонам
заготовки с учетом типов леса. Для каждой зоны установлены сезоны заготовок:
например, для ельников и сосняков травяно-болотных и сфагновых – зимнее время после
промерзания почв и установления устойчивого снежного покрова; для ельников и
сосняков кисличных и черничных – зимний и летний периоды со специальными
мероприятиями по укреплению волоков и лесопогрузочных пунктов при выпадении
дождей; для сосняков лишайниковых и брусничных – в течение всего года со
специальными мероприятиями по укреплению волоков и лесопогрузочных пунктов
весной и осенью.
В то же время одинаковые типы леса, выделяемые в такой двухмерной системе
критериев, могут встречаться в разных условиях рельефа, например ельники кисличные –
 166

на плоских междуречьях, на покатых склонах долин и на пойменных прирусловых гривах.

Обладая одинаковым бонитетом, они могут выполнять разные функции в ландшафте,
поэтому одинаковые лесохозяйственные мероприятия будут иметь разные последствия.
Например, если на междуречье сплошная рубка обернется быстрым естественным
возобновлением, то на склоне она может спровоцировать эрозию или ускорение
поверхностного стока талых вод, а на пойменной гриве вызовет увеличение размывающей
силы половодья. Прекращение выполнения в необходимом объеме противоэрозионных,
стокорегулирующих и водоохранных функций в результате нарушений (рубок, прокладки
дорог и др.) помимо прямого ущерба (нарушение режима стока, уровня биоразнообразия,
ценных местообитаний редких видов) может радикально изменить условия
лесовосстановления, т.е. войти в противоречие как с целями лесозаготовок, так и с целями
сохранения устойчивости ландшафта. Их этого следует, что в целях соблюдения правила
ландшафтной адаптивности дробность лесоустроительных выделов должна в идеале
стремиться к уровню урочищ или подурочищ. Разные урочища требуют разных
конкретных хозяйственных и природоохранных мероприятий. В реальности в
Кологривском лесничестве в последние десятилетия имела место устойчивая тенденция к
формированию все более и более крупных выделов прямоугольной формы (Жирин и др.,
2012), игнорирующих границы урочищ.
Принадлежность лесных сообществ к тому или иному виду урочищ определяет их
наиболее типичные экологические функции и естественные угрозы для
лесовосстановления. В зависимости от этого могут определяться в первом приближении
целесообразные режимы лесопользования: эксплуатационный, щадящий или защитный.
Урочища, для которых рекомендуется эксплуатационный режим, не имеют
существенных естественных ограничений для лесопользования и угроз. Возможные
ограничения при лесопользовании могут возникать временно, в зависимости от степени
облесенности в речном бассейне и сложившейся на данный момент пространственной
конфигурации лесных массивов, вырубок, сельскохозяйственных и других угодий.
В урочищах с рекомендуемым щадящим режимом выбор систем лесопользования
должен учитывать существенные естественные угрозы, потенциальную возможность
возникновения или активизации необратимых экзодинамических процессов и особые
экологические функции (вклад в регулирование стока, наличие ценных местообитаний и
т. п.). При этом приоритет должен отдаваться способам рубок, минимально нарушающим
почвенный и напочвенный покров. Особое внимание должно уделяться выбору
пространственной ориентации лесосек и учету экспозиции склона.
Урочища с защитным режимом выбираются для урочищ, в которых рубка может
привести к необратимой утрате экологических функций, значимых для удаленных
территорий (т.е. в масштабе ландшафта, бассейна).

Ландшафтно-экологическое зонирование административного района

(лесничества)

Описанные выше правила адаптации планировочных решений к ландшафтной

структуре должны быть увязаны с выбором стратегии лесопользования в
административных границах лесничества. При долгосрочной аренде большой части
территории лесничества одним предприятием лесничество вправе регулировать
очередность и интенсивность освоения арендных участков. Инструментом может служить
ландшафтно-экологическое зонирование. Оно имеет следующие цели:
1) ранжировать территорию по риску возникновения необратимых природных
процессов вследствие лесопользования;
2) выделить территории, вносящие ключевой вклад в устойчивость потоков
вещества ландшафтов и региона в целом;
 167

3) разделить территории, различающиеся по соотношению допустимой

эксплуатации лесных ресурсов, ограниченной (щадящей) эксплуатации и защиты
ландшафтов;
4) ранжировать территорию по степени потенциальной конфликтности
природопользования.
Результатом ландшафтно-экологического зонирования являются относительно
компактные районы, в пределах которых выдерживается единство приоритетных мер
охраны лесных экосистем, рекомендуемых экологически безопасных технологий ведения
лесозаготовок, рекомендуемого соотношения использования древесных и недревесных
ресурсов леса.
Процесс зонирования мы делим на несколько этапов, согласующихся с иерархией
природно-территориальных комплексов и речных бассейнов.
На первом этапе необходимо выделить зоны с особыми условиями использования
(согласно ст. 1 Градостроительного кодекса РФ), в том числе особо охраняемых
территорий, запретных и водоохранных полос и др. Этот этап наиболее простой и
формальный, поскольку предусмотрен в нормативной базе и территориального
планирования, и лесоустройства.
На втором этапе рекомендуется отделить территории, которые принципиально
отличаются по степени облесенности, предпочтительно – в границах речных бассейнов.
Такое деление подскажет, критичны ли планируемые рубки конкретных выделов с точки
зрения риска утраты экологических функций либо они относительно легко могут
компенсироваться за счет сохранения других насаждений в бассейне. В пределах бассейна
малой реки созданию оптимального годового режима стока (низкая вероятность коротких
и бурных катастрофических половодий при относительно высоком уровне воды в летнюю
межень) способствует мозаичное пространственное распределение разновозрастных и
разнопородных лесных массивов при относительно равномерной степени залесенности в
разных частях бассейна (Дубах, 1951; Молчанов, 1966; Побединский, 1979). Усиление
поверхностного стока на вырубках необязательно ведет к нарушению водного режима
реки, если в ее бассейне сохраняется лесистость близкая к оптимальной (обычно
оценивается в 40-50% для лесной зоны). Если лесистость в бассейне существенно
превышает 40-50%, то он может быть отнесен в первом приближении к категории
приоритетных для рубок (разумеется, при наличии товарной древесины). Более того, с
точки зрения регулирования объема и режима стока рубки могут иметь положительное
значение: например, за счет меньшей задержки снега кронами лиственных деревьев и за
счет роста мозаичности растительного покрова. Однако, в этом случае необходимо
ранжирование таких бассейнов по риску активизации экзодинамических процессов после
рубок (см. ниже, 3-й этап). Если лесистость в бассейне менее 40 %, то он не может
считаться приоритетным для рубок, однако возможны ограниченные лесозаготовки с
учетом требований 3-го и 4-го этапов зонирования (см. ниже). При низкой лесистости (до
20%) или при господстве 10-20-летних молодняков, еще не достигших возраста
выполнения стокорегулирующих функций, рубки остатков спелых лесов нежелательны в
принципе, тем более что они в таком случае выполняют функции убежищ для таежных
животных и источников семян для примыкающих вырубок. При одинаковой лесистости
бассейнов может потребоваться дифференцированная оценка в связи с неодинаковым
размещением пригодных для рубки лесов в бассейне. Обезлесение в нижней части при
сохранении высокой лесистости в верхней более благоприятно для выравнивания
годового режима стока, чем обратная ситуация, поскольку в этом случае не происходит
наложения волн паводка с учетом времени добегания (Дубах, 1951). При этом необходима
оговорка, что актуальность этого соображения зависит от размера бассейна. Итак,
ранжирование бассейнов по приоритетности для рубок определяется их лесистостью,
разнообразием породного состава и взаиморасположением лесов и обезлесенных участков
внутри бассейна.
 168

Использование бассейнового подхода при оценке лесистости необходимо только в

том случае, когда в регионе остро ощущаются проблемы объема и режима стока. Однако
если такая проблема не стоит, а наибольшую экологическую ценность представляет
сохранение или восстановление жизнеспособности популяций мигрирующих животных
(охраняемых либо промысловых), то приоритетен биоцентрично-сетевой подход к
анализу структуры ландшафта. Он позволяет оценить долю пригодных лесных
местообитаний, а также их фрагментацию и связность между собой, иными словами –
проницаемость нарушенного ландшафта для животных с жесткими требованиями к
наличию и размеру местообитаний (например, глухаря, рябчика, куницы). Тогда расчет
лесистости и последующее зонирование может проводиться по иным принципам.
Например, возможен расчет с учетом типичной дистанции перемещения животных по
сезонам. Тогда расчет лесистости можно вести по космическому снимку в «скользящем
квадрате», когда результат расчета для некоторой площади присваивается центральному
пикселу квадрата.
На третьем этапе территории тех бассейнов, где рубки по показателям лесистости в
принципе допустимы, рекомендуется ранжировать по риску активизации
экзодинамических процессов, способных коренным образом преобразовать ландшафт в
целом и лесорастительные условия в частности (эрозии почв, усиления поверхностного
стока, дефляции). Основным критерием на этом этапе является состояние
морфолитогенной основы ландшафта – рельеф и состав почвообразующих отложений и
подстилающих пород. Очевидно, что целесообразна оценка соотношений родов и
подродов ландшафтов. При одинаковой лесистости и допустимости рубок по показателям
стока, возможны дополнительные ограничения в отдельных бассейнах по риску эрозии,
дефляции и других процессов.
Четвертый этап имеет целью выделение внутри бассейнов групп урочищ,
различных по вкладу в выполнение стокорегулирующих функций и функций сохранения
биологического разнообразия. В качестве критерия зонирования целесообразно
использовать пространственное взаиморасположение разновозрастных и разнопородных
лесных насаждений и безлесных участков с учетом положения в рельефе.

Ландшафтно-экологическое зонирование Кологривского лесничества

Рассмотрим процесс ландшафтно-экологического зонирования на примере

Кологривского лесничества.
К особенностям ландшафтной структуры и положения в географическом
контексте относятся:
а) наличие нескольких контрастных видов ландшафтов, отличающихся по составу
почвообразующих отложений, степени расчлененности рельефа, сочетанию гигротопов и
трофотопов, набору экологических ограничений на лесопользование;
б) расположение у границ ареалов ряда лесообразующих пород – пихты сибирской,
лиственницы сибирской, липы сердцевидной, клена платановидного, дуба черешчатого;
в) принадлежность к верхней части бассейна р. Унжи – крупнейшего водотока
Костромской области – и существенное влияние на состояние ее стока;
г) высокая степень антропогенной нарушенности и преобладание вторичных
мелколиственных лесов на месте коренных темнохвойных.

На наивысшем уровне выделены территории, имеющие статус особо охраняемых и

их буферные зоны. Ценность ландшафтов государственного заповедника «Кологривский
лес» имеет общенациональное значение. Территория не требует дальнейшего зонирования
для целей лесопользования ввиду принципиальной недопустимости каких-либо видов
 169

хозяйственного использования. Таким образом, реализуется «отрицательный отбор»

территорий, пригодных для лесопользования.

За пределами заповедника на высоком уровне зонирования разделены территории,

отличающиеся по степени облесенности.
В первом приближении основанием для распределения лесозаготовок в
лесничестве служит карта лесистости бассейнов (рис. 63). Лесистость большинства
бассейнов района (70-80%) можно признать благополучной и позволяющей вести
сплошные рубки с допустимым понижением лесистости (приоритет 1 на рис. 64).
Лесистость ниже 50% наблюдается для территории, дренируемой короткими притоками
Унжи ниже с. Черменино, и большей частью не принадлежащей к лесному фонду, за
исключением бассейна р. Верхняя Варзенга (приоритет 4 на рис. 64). Минимальные
значения лесистости (24%), исключающие заготовку даже мелколиственной древесины
наблюдаются в бассейне безымянного правого притока Понги. В бассейне р. Юрас с
лесистостью 53% дальнейшее ее понижение за счет рубок нецелесообразно (приоритет 3
на рис. 64). В ряде бассейнов, близких к нижнему порогу допустимого обезлесения
лесистости (60-65%) при отводе лесосек следует вводить ограничения на их суммарную
площадь и стремиться к рациональному соотношению лесных и безлесных площадей в
разных частях бассейна (приоритет 2 на рис. 64). Так, в бассейне р. Ломенга
сохраняющиеся спелые осинники и березняки в верхней части бассейна выполняют
компенсирующую функцию в связи с сосредоточением молодняков и недавних лесосек в
нижней его части как с точки зрения разведения во времени волн паводка, так и для
сохранения таежных убежищ для животных. Поэтому рубки в таком бассейне допустимы
только в очень ограниченных объемах (Кощеева, Хорошев, 2008). Сходная ситуация в
бассейнах р. Холоповка, р. Ниж. Варзенга, р. Княжая.
Однако для поддержания стокорегулирующей функции имеет значение не только
лесистость как таковая и распределение лесов по бассейну, но и степень мозаичности
лесного покрова. В общем случае рост мозаичности благоприятен для регулирования
скорости снеготаяния и продолжительности половодья. Положительную
стокорегулирующую роль играют малые открытые пространства (поляны, просеки,
малые вырубки), способствующие снегонакоплению при сниженном испарении
(Воронков, 1983). Поэтому среди бассейнов, где допустимо снижение лесистости,
выделены две категории: а) бассейны, где вырубки части доминирующих спелых
мелколиственных лесов будут способствовать росту мозаичности и улучшению
регулирования стока; б) бассейны, где рубки остаточных массивов темнохвойных лесов
приведут к снижению мозаичности и нежелательному сближению волн паводка. Вторая из
перечисленных категорий встречается в северной части района, где после рубок второй
половины ХХ века еще сохраняются массивы спелых темнохвойных лесов. С
экологической точки зрения такие массивы следовало бы сохранить как рефугиумы
таежной фауны и флоры и условие быстрого обсеменения вырубок и восстановления
зональных ельников. В то же время рубки части спелых березняков способствовали бы
росту мозаичности, что при условии сохранении ельников благоприятно как для
биоразнообразия (в том числе численности промысловых животных), так и для
регулирования стока.
 170

Рис. 63. Лесистость речных бассейнов в пределах Кологривского лесничества по

расчетам А.С. Кощеевой (Khoroshev, Koshcheeva, 2009).

Рис. 64. Оценка лесистости бассейнов по приоритетности для рубок.

С точки зрения сохранения биоразнообразия и охотничье-промысловых ресурсов

лесистость и мозаичность также имеют принципиальное значение. Разнообразие
местообитаний обеспечивает до некоторой степени их взаимозаменяемость в случае
нарушения. Иначе говоря, зональные таежные местообитания способны компенсировать
риск кратковременной (в пределах первых десятилетий) утраты экологических функций
соседними комплексами. Так, вырубка небольшой части выделов в пределах плоской
водораздельной поверхности или малого бассейна позволяет животному населению
переместиться в сохранившиеся выдела. Иная ситуация складывается в малолесных
районах, где лесные насаждения по сути являются последними убежищами для зональных
животных на фоне неприемлемой для них среды. Если в многолесных районах
лесоразработки могут быть приоритетной хозяйственной функцией, то в малолесных в
большинстве случаев – не более чем второстепенной на фоне приоритета экологических,
рекреационных, иногда – охотничье-рыболовных и других хозяйственных функций, не
связанных с уничтожением лесного покрова. Таким способом соблюдается правило
пространственной компенсации.
При разделении многолесных и малолесных районов следует учитывать разную
природу обезлесенности. В Кологривском районе почти сплошная обезлесенная полоса
вдоль долины Унжи от Черменино до Ильинского связана с исторически очаговым
 171

сельскохозяйственным и селитебным освоением территории вдоль хорошо

дренированных склонов долины Унжи с относительно плодородными почвами,
сформировавшимися на выходах коренных карбонатных пород. Огромную роль в
обезлесении сыграло и былое судоходное значение реки, а впоследствии и сооружение
сухопутных транспортных путей вдоль реки. В этой полосе исторически обусловленная и
безальтернативная, в интересах сельского хозяйства, малолесность диктует
необходимость сохранения лесных рефугиумов, которые, к тому же, в силу расположения
в нерестоохранной полосе от русла имеют охранный статус. В этой зоне лесные массивы,
независимо от их собственных свойств, приобретают ценность как редкие урочища,
заслуживающие, как минимум, щадящего режима использования.
Выбор щадящего или защитного режима может быть обусловлен как собственными
свойствами урочища (например, наличие местообитаний редких видов), так и
ландшафтным соседством. Приоритет защитного режима таких «остаточно редких»
лесных массивов может быть обусловлен, например, повышенным риском эрозии на
крутых и покатых коренных склонах Унжи. Иначе говоря, есть острая необходимость не
допустить дальнейшего заиливания уже и так сильно обмелевшей за последние три
десятилетия реки и разрушения необратимой овражной эрозией потенциально
плодородных сельскохозяйственных угодий. Следует подчеркнуть, что залесенность
покатых и крутых склонов долин предотвращает развитие попятной овражной эрозии,
которая может легко захватить примыкающие сверху пологие придолинные склоны,
имеющие сельскохозяйственный потенциал.
Поддержание минимально необходимой лесистости в агроландшафте имеет также
рекреационное и эстетическое значение для жителей населенных пунктов. Для некоторых
населенных пунктов правобережья Унжи предусмотрено использование историко-
культурного потенциала, в том числе ООПТ регионального значения «Туристско-
рекреационная местность «Ефимов кордон» в д. Шаблово с музеем-заповедником
художника Е.В. Честнякова и участком вокруг источника "Ефимов ключик"
(постановление администрации Костромской области от 26.11.2008 № 419-а). Здесь
функциональным зонированием предложена туристско-рекреационная подзона развития
эколого-просветительского, познавательного, промыслового туризма (Схема…, 2010).
Таким образом, щадящий или защитный режим при низкой лесистости
обеспечивает многофункциональность, в том числе реализацию буферных функций леса.
Иной вариант обезлесенных районов представляют территории недавних
широколесосечных рубок, где обезлесенность можно считать временным явлением. Тем
не менее, при почти единовременной (в пределах 10-15 лет) рубке на территории,
сопоставимой по площади с бассейном малой реки, велик риск нарушения водного
режима в этом бассейне и локального роста риска разрушительных эрозионных
процессов. Примером является ряд малых бассейнов правых притоков р. Понга в среднем
течении. Основное направление лесного хозяйства в обезлесенных районах этой
категории – содействие ускоренному восстановлению лесного покрова путем посадок и
временный (в пределах класса возраста) «мораторий» на рубку оставшихся насаждений в
бассейне или отказ от рубок спелых насаждений. Тем самым поддерживаются функции
регулирования стока (соотношение поверхностного и подземного стока, выравнивание
стока по сезонам) и защиты местообитаний (убежища зональной растительности для
животных, сохранение источников обсеменения) до момента восстановления их на
вырубленных участках. Обычно время восстановления стокорегулирующих функций по
мере восстановления лесного покрова оценивается в 15-20 лет (Побединский, 1979). В
целях сохранения биоразнообразия в условиях приоритета промышленного интенсивного
лесопользования предпочтительны криволинейные края вырубок, увеличивающие
суммарную протяженность опушек. К сожалению, это не приветствуется в практике
лесоустройства. Однако, как минимум, криволинейные края вырубок оптимальны для
лесных массивов, захватывающих перегибы рельефа; их границы должны
 172

согласовываться с линиями бровок склонов и захватывать прибровочную часть плоских

поверхностей для предотвращения усиления поверхностного стока.
Дальнейшая детализация ландшафтно-экологического зонирования связана с
оценкой риска увеличения доли поверхностного стока и возникновения необратимых
экзодинамических процессов, способных коренным образом изменить как
функционирование ландшафта, так и его социально-экономический потенциал.
Соотношение приоритетов экологических и лесопромышленных функций лесных
ландшафтов и поддержание баланса с другими социально-экономическими функциями –
рекреационной, охотничье-рыболовной, эстетической и т.п. – может быть оценено на
основании характеристик рельефа по топографическим картам, цифровым моделям
рельефа. Наличие ландшафтной карты Костромской области (Хорошев и др., 2013)
позволяет давать более точные оценки. В целом в Кологривском районе риск
возникновения усиления поверхностной составляющей стока и эрозии после рубок
возрастает в южном направлении по мере удаления от водораздела Северных Увалов к
склонам возвышенности и полосе конечно-моренных образований. В бассейнах с
господством плоских моренно-водноледниковых равнин (р. Корманга, р. Ломенга,
р. Родля) при прочих равных условиях сплошные рубки допустимы на большей площади,
чем в бассейнах с преобладанием глубоко- и густо- расчлененных равнин: наклонных
моренно-водноледниковых (р. Ужуга, р. Княжая). моренных лессово-суглинистых (р.
Сеха, р. Вонюх) и моренно-эрозионных с выходами коренных пород по долинам
(р. Шилекша, р. Кузнечиха,) (рис. 65).

Рис. 65. Риск экзодинамических процессов. Цветовой фон – роды ландшафтов (Хорошев и
др., 2013).

Как правило, каждое сочетание характеристик рельефа (типичные размеры

мезоформ и микроформ, уклоны, вертикальная и горизонтальная расчлененность,
ориентация форм рельефа, их плановые очертания и др.) находится в тесной генетической
связи с характером почвообразующих и подстилающих отложений, а, следовательно, и с
преобладающими лесорастительными условиями. Так, моренно-эрозионные равнины,
примыкающие к долине Унжи (например, в бассейнах р. Ниж. Варзенга, р. Вонюх,
р. Кузнечиха), характеризуются наличием глубоковрезанных суженных долин малых рек с
крутыми и покатыми склонами, по которым обычно обнажаются коренные породы; реки
имеют ускоренное течение, временные водотоки обладают большой размывающей силой.
Сильнопересеченный рельеф, геологические и экспозиционные контрасты способствует
возрастанию разнообразия местообитаний, в том числе появлению редких для тайги
 173

местообитаний с богатым минеральным питанием (типы леса D2, D3). В связи с этим
повышена вероятность произрастания редких видов растений, редких растительных
сообществ (Немчинова и др., 2011). В то же время повышен риск усиления
поверхностного стока и разрушения этих местообитаний эрозией и осыпными процессами
при обезлесении. Это характерно для правобережья Унжи и нижних течений ее притоков
Княжой, Пеженги, В. Варзенги и др. Естественная мозаичность таких ландшафтов
представляет самостоятельную экологическую ценность для охраны биоразнообразия.
Цели охраны биоразнообразия совместимы с целями регулирования стока, что определяет
более высокую долю рекомендованных щадящих и охранных режимов по сравнению с
эксплуатационными.
Наличие риска возникновения необратимых экзодинамических процессов требует
планировочных решений технологического уровня. Например, в ареале моренно-
эрозионных наклонных равнин со стороны отраслевого специалиста может потребоваться:
ориентация лесосек поперек склона, сокращение ширины лесосек, увеличение сроков
примыкания2, выбор сезона лесозаготовок, выбор лесозаготовительной техники, способов
транспортировки древесины, способа лесовосстановления и др. Во многих случаях
необходимы ограничения или запрет на лесозаготовки при приоритете экологических
функций. Так или иначе, в зависимости от степени расчлененности рельефа внутри
одного бассейна могут быть выделены зоны с разным соотношением
лесоэксплуатационных и защитных мероприятий при лесопользовании. Так, в среднем
течении р. Пеженги при слаборасчлененном рельефе чаще допустим нормальный
эксплуатационный режим, регламентируемый ведомственными нормативами.
Сильнорасчлененный рельеф в нижнем течении бассейна Пеженги практически во всех
случаях требует увеличения роли щадящих технологий лесопользования и увеличения
площади особо защитных участков (рис. 65).
На четвертом этапе зоны со сходными характеристиками расчлененности рельефа
подразделяются по вкладу в выполнение стокорегулирующих функций и функций
сохранения биологического разнообразия. Основная задача этапа – выделить компактные
группы природно-территориальных комплексов ранга урочища или подурочища,
сопоставимых с выделом или группой выделов, которые требуют охранного режима или
щадящего режима использования.
Часть урочищ (например, болота депрессий на водоразделе Пеженги и Княжой,
Ломенги и Роюшка) может иметь значительный удаленный эффект и устойчиво
выполнять стокорегулирующие функции, а также предоставлять местообитания на фоне
окружающих сильнонарушенных территорий, то есть до некоторой степени
компенсировать сокращение экологических функций в геосистеме более высокого ранга.
Необходимо сохранять малофрагментированные фрагменты лесных массивов с наличием
жизнеспособных крупных популяций редких и угрожаемых и эндемичных видов растений
и животных, прежде всего – удаленные от элементов инфраструктуры. Для Кологривского
района местами сосредоточения большого количества редких видов являются: а) верховые
и переходные болота, б) поймы, в) крутые и покатые склоны долин Унжи и ее притоков,
сложенные дочетвертичными породами, г) песчаные террасы с сосняками, д)
субнеморальные пихто-ельники и осинники на лессовидных почвах (Хорошев и др., 2013).
В большинстве случаев приоритет стокорегулирующих и водоохранных функций
лесных массивов удачно сочетается с интересами многофункционального
лесопользования и допускает охоту, рыболовство, рекреацию, экологический туризм.
Часть критериев выделения подобных многофункциональных зон с второстепенным
значением лесозаготовок зафиксирована в Лесном и Водном кодексах. Однако

2
Лесохозяйственным регламентом Кологривского лесничества сроки примыкания установлены следующие
6 лет для ели и сосны, 4 года для мелколиственных пород, а при искусственном лесовозобновлении или при
сохранении подроста хозяйственно-ценных пород допускается срок примыкания 2 года.
 174

формальное применение критериев нормативной базы (например, 50-метровая

водоохранная зона вдоль реки) может оказаться недостаточным для обеспечения
экологических функций, что требует корректив в зависимости от конкретных
ландшафтных условий, прежде всего – характеристик морфолитогенной основы. Следует
отметить, что Схемой территориального планирования (2010) рекомендовано для
экологического каркаса района установление границ водоохранных зон крупнейших рек
по границам их высокой поймы, что согласуется с правилом ландшафтной
адаптивности.
Участки с приоритетом стокорегулирующих и водоохранных функций должны
концентрироваться, прежде всего, в местах сгущения гидрографической сети,
расположения наиболее крупных водных объектов и сближенных в пространстве
водосборных понижений разнонаправленных водотоков, т.е. на участках бассейна,
контролирующих состояние обширных территорий (Forman, 2006). Такие сгущения
гидрографической сети обычно соответствуют либо местам формирования
поверхностного стока (рис. 66), либо сгущениям системы разрывных нарушений в
коренных породах, где вскрываются водоносные пласты пород. В первом случае
многочисленные неглубоковрезанные водотоки ниже по течению сливаются и образуют
более крупные водотоки. Как правило, в зонах формирования поверхностного стока
повышена доля переувлажненных местообитаний с низкобонитетными лесами
долгомошной и сфагновой групп типов леса, резко отличающихся по видовому составу от
суходольных местообитаний в сторону возрастания доли редких видов (особенно,
семейства орхидных). Лесозаготовки в переувлажненных местообитаниях часто
оказываются нецелесообразными, что позволяет говорить о малоконфликтном сочетании
незаинтересованности лесозаготовителей и приоритета водоохранных и биозащитных
функций. Во втором случае густая сеть разрывных нарушений часто соответствует
глубокому вертикальному расчленению территории с повышенной долей покатых и
крутых склонов, которые если и выходят за пределы предусмотренной нормативами
водоохранной зоны, то всегда требуют противоэрозионных технологий
природопользования (как, например, у слияния рек Пеженга и Пешпарт). При очень
густом расчленении, свойственном, например, правым склонам долины Унжи, в те или
иные защитные категории попадает большая часть склоновых лесов.
Участки аккумуляции атмосферной влаги и формирования стока связаны в рельефе
с приводораздельными котловинами и седловинами, дренируемыми в разные бассейны
(рис. 66). Часто котловины образуют целые кластеры в пределах плоских водораздельных
поверхностей, что позволяет объединять их вместе с соседствующими лесными
массивами в единую ландшафтно-экологическую зону с приоритетом защитных и
щадящих технологий природопользования для оптимизации приоритетных
стокорегулирующей и водоохранной функций. Болота и заболоченные леса водосборных
котловин и седловин служат ценными местообитаниями многих охраняемых видов
растений и животных. Границы болот и примыкающих лесных массивов благодаря
резкому перепаду высот растительности сами по себе ценны в силу экотонных эффектов
роста биоразнообразия. Поэтому необходим защитный режим не только собственно
водосборных понижений и болот, но и полосы примыкающих к ним лесов, т.е. реализации
правила защиты экотонов. На территории Кологривского лесничества наиболее ярко это
проявляется вблизи крупного болотного массива в верховьях Пеженги.
 175

Рис. 66. Зона формирования и рассеяния стока. Космический снимок с нанесенными

изогипсами и гидрографической сетью. Кологривское лесничество Костромской области.

Оценка экологических функций однотипных урочищ может варьировать при

прочих равных условиях в зависимости от состояния соседних урочищ. Наиболее
конструктивным для выявления эффектов соседства является позиционно-динамический
(ландшафтно-геохимический) подход к описанию пространственной структуры. Он
подразумевает выделение каскадных ландшафтно-геохимических систем и определение
функции урочищ в катенах. Так большей экологической ценностью (большим риском
ущерба от утраты экологических функций) обладают леса склонов долин в случае
недавних сплошных рубок на примыкающих водораздельных поверхностях, чем в случае
сплошной залесенности склонов и водораздельных поверхностей. В первом случае
склоновые леса выравнивают режим поверхностного и подземного стока в речном
бассейне, предоставляют убежища зональным видам флоры и фауны. Пойменные и
склоновые леса (рис. 67) обладают тем большей ценностью и тем большей потребностью
в охранных и щадящих режимах, чем сильнее изменен растительный покров междуречий
и верхних частей сконов и чем сильнее нарушены пойменные комплексы соседних долин.
При прочих равных условиях долговременное планирование лесопользования в речном
бассейне должно учитывать эти эффекты при назначении мест рубок. Общим правилом
может считаться необходимость наличия в каждый момент насаждений ниже по рельефу,
способных выполнять стокорегулирующие функции и выполнять буферную роль по
отношению к усиливающемуся стоку с соседних вырубок. Для модельного бассейна
р. Пеженги предложена очередность рубок эксплуатационных лесов в соответствии не
только с классом возраста, но и потенциальных взаимодействий между вырубками и
остающимися насаждениями (рис. 68).
При значительной антропогенной нарушенности приобретает особую значимость
такой показатель, как размер остающихся малонарушенных природно-территориальных
комплексов. Более крупные малонарушенные лесные массивы получают более высокую
оценку экологической значимости, так как способны предоставлять местообитания
необходимой площади, вносить более существенный вклад в поддержание локального
климата. Обратим внимание, что минимально необходимый размер малонарушенных
лесов выступает как один из критериев выделения лесов высокой природоохранной
ценности в лесной сертификации (Основы устойчивого лесоуправления, 2014) и в
мировой практике (Woodley, Forbes, 1997; Singletone et al., 2000; Regional…, 2005). Тем не
менее, небольшие лесные массивы среди рубок (так называемые «недорубы») также
служат важными убежищами для животных и очагами обсеменения. Основной проблемой
 176

их устойчивости является подверженность ветровалам. В Кологривском лесничестве это

актуально при ширине массивов менее 200 м.

Рис. 67. Водоохранное лесное урочище на склоне между вырубкой на междуречье и

поймой. Реализована буферная и компенсирующая функция в условиях сильно
обезлесенного бассейна. Обрушившийся мост сокращает пропускную способность русла
и вызывает нежелательное заболачивание поймы и эвтрофикацию.

Рис. 68. Последовательность рубок в бассейне р. Пеженги, обеспечивающая

устойчивость стокорегулирующей функции лесного покрова.

Приоритетные режимы лесопользования определены с использованием типологии

урочищ Кологривского района (рис. 69):
1. Эксплуатационный:
 плоские междуречья, без угрозы экзодинамических процессов, в том числе с
замедленным лесовосстановлением и временным заболачиванием, как с повышенным, так
и не с повышенным биоразнообразием, с различными типами леса: А1—3, В2 — 4, С1—3;
 придолинные пологие склоны междуречий, без угрозы экзодинамических
процессов и естественных угроз для лесовосстановления, в том числе с повышенным
биоразнообразием, с различными типами леса: В2—3, С2;
 177

 пологие склоны речных долин, сложенные моренными суглинками, с

субнеморальной, местами нитрофильной растительностью, без угрозы экзодинамических
процессов, без естественных угроз для лесовосстановления, с повышенным
биоразнообразием и функцией снегозадержания, с типами леса С2—3;
 поверхности плоских террас, сложенные подстилаемыми суглинками песками,
с бореальной растительностью без угрозы экзодинамических процессов, без естественных
угроз для лесовосстановления, выполняющие водоохранные функции, с типами леса В2—
3.
2. Щадящий:
 пологосклонные седловины междуречий, сложенные песками с подстиланием
суглинка, с бореальным травостоем, без угроз экзодинамических процессов и без
естественных угроз для лесовосстановления, с типом леса В2;
 пологие склоны речных долин, с покровом из лессовидных суглинков, а также
сложенные песками, с субнеморальным или бореальным травостоем, с угрозой эрозии
и/или отличающиеся повышенным биоразнообразием, выполняющие функцию
снегозадержания, с типами леса В3, С2—3;
 покатые склоны долин рек, сложенные моренными суглинками, песками или
коренными триасовыми глинами с маломощным песчаным чехлом, с субнеморальным или
бореальным травостоем, с угрозой эрозии, а также эрозии и дефляции, выполняющие
почвозащитные, водоохранные и снегозадержательные функции, с типами леса С2 и В3;
 поверхности плоских террас, сложенные песками, с боровым травостоем, с
угрозой дефляции, отличающиеся пожароопасностью, выполняющие почвозащитные и
водоохранные функции, с типами леса А1—2, а также сложенные песками,
подстилаемыми суглинками, с субнеморальным и нитрофильным травостоем, без угроз
экзодинамических процессов, отличающиеся повышенным биоразнообразием и
выполняющие водоохранные функции, с типами леса С3—4;
 покатые и пологие склоны террас, сложенные песками, с бореальным или
боровым травостоем, с угрозой эрозии, выполняющие снегозащитные, почвозащитные,
водоохранные, либо исключительно водоохранные функции, с типами леса С2—3, В2—3;
 бугристые террасы с угрозой дефляции, пожароопасностью, значимыми
почвозащитными функциями
 межбугорные понижения на террасах с заболачиванием, ветровальностью и
замедленным лесовосстановлением, выполняющие стокорегулирующую функцию и
являющиеся ключевыми местообитаниями редких видов;
 все малые долины и ложбины без выраженной системы пойм и террасы, с
угрозой эрозии, замедленным лесовосстановлением, повышенным биоразнообразием и
выполнящие водоохранные и почвозащитные функции.
3. Защитный:
 междуречные слабовыраженные депрессии, выстланные торфами и перегноем,
с болотными видами в травостое, без угрозы экзогенных процессов, отличающиеся
замедленным восстановлением, с типами леса А4—5, В4—5;
 все водосборные понижения междуречий, с типами леса В4—5 и С4—5,
отличающиеся замедленным восстановлением, а в ряде случаев – заболачиванием и
ветровальностью; выполняющие стокорегулирующую функцию и являющиеся
ключевыми местообитаниями редких видов;
 слабовыраженные ложбины междуречий, выстланные торфами и перегноем,
подстилаемыми суглинками и песками, с нитрофильными и бореальными видами в
травостое, без угрозы экзодинамических процессов, отличающиеся ветровальностью и
замедленным восстановлением, выполняющие водоохранные функции, являющиеся
ключевыми местообитаниями редких видов и отличающиеся повышенным
биоразнообразием, с типами леса С4—5;
 178

 крутые склоны речных долин, сложенные коренными триасовыми глинами, с

субнеморальными видами в травостое, с угрозой эрозии, делювиального смыва и
оползневых процессов, выполняющие почвозащитнные, водоохранные и
снегозадержательные функции, отличающиеся повышенным биоразнообразием, с типом
леса С2;
 все поймы долин рек, имеющих выраженную систему пойм и террас,
выполняющие водоохранные функции, являющиеся ключевыми местообитаниями редких
видов и отличающиеся повышенным биоразнообразием.

Рис. 69. Рекомендуемые режимы лесопользования для Кологривского лесничества

Костромской области.

Результат ландшафтно-экологического зонирования Кологривского лесничества на

основе комбинации бассейнового и генетико-морфологического подходов представлен на
рис. 70. На нем же показано также зонирование с адаптацией к границам традиционных
лесных кварталов, где принадлежность квартала к зоне определена по функциям урочищ,
доминирующих в его пределах.

Рис. 70. Ландшафтно-экологическое зонирование с приоритетом естественных границ

(слева) и адаптированное к границам лесных кварталов (справа).

Для каждой ландшафтно-экологической зоны на территории Кологривского

лесничества предложены требования к организации системы выделов. В зависимости от
сложности ландшафтной структуры, прежде всего – степени расчлененности рельефа и
риска возникновения разрушительных экзогенных процессов, предложено использовать в
 179

качестве основы для системы выделов либо относительно традиционный способ классов
возрастов, либо строгую привязку границ выделов к естественным границам урочищ,
имеющим геологическую (смена горных пород) или геоморфологическую (смена форм
рельефа) природу (Хорошев, 2009). В обоих случаях указан приоритетный способ, не
исключающий комбинирования с альтернативным способом. Например, в пределах
относительно монотонных водораздельных поверхностей приоритетен традиционный
способ оконтуривания выделов с геометрическим границами в соответствии с возрастом и
составом древостоя, что в свою очередь определено расположением лесосек разного
времени. Однако при этом необходимо идентифицировать криволинейные выдела,
обусловленные расположением водосборных понижений, которые присутствуют
практически на каждой плоской водораздельной поверхности. Также криволинейными
могут быть необходимые отдельные выдела, связанные с выявленными местообитаниями
жизнеспособных популяций редких и охраняемых видов растений и животных. В
зависимости от степени дробности ландшафтной структуры (опять же связанной со
степенью расчлененности рельефа) в разных зонах рекомендовано или не рекомендовано
уменьшение размеров выделов.

Планирование лесопользования на уровне бассейна малой реки

Приведем пример анализа ландшафтной структуры и разработки

пространственных и технологических планировочных решений для бассейна малой реки
Нижняя Варзенга (рис. 71). Решения о выборе способа лесопользования принимаются в
результате последовательного наложения ограничений, обусловленных: а) ценностями
территории в региональном контексте, б) требованиями регулирования стока в
бассейновой геосистеме, в) необходимостью выделения особо защитных участков и лесов
высокой природоохранной ценности (ЛВПЦ) на урочищном уровне. Площадь бассейна –
5457 га, лесистость – 69%, доля зональных хвойных лесов – 8%, доля свежих вырубок –
12%.
Оценка типичности/редкости ландшафтов. В бассейне преобладают примерно в
равной пропорции три вида ландшафтов:
а) Ландшафты плоских моренно-водноледниковых равнин с пихтово-елово-
осиновыми лесами на песчано-суглинистых, иногда с лессовидным покровом, дерново-
подзолистых почвах. Занимают междуречья в верховья р. Н. Варзенги в северо-западной
части бассейна. Типичны для большей части Кологривского района, особенно для
правобережья Унжи, для центрального сектора Костромской области и для провинции
Северные Увалы. Характеризуются преобладанием высоких бонитетов древостоя.
Первичные леса – пихтово-еловые бореальные чернично-кисличные и зеленомошные.
Восстановительные сукцессии идут через березу и осину. Здесь сосредоточены основные
территории с приоритетом сплошных рубок. Основной тип пространственных решений –
поддержание стокорегулирующей функции путем регулирования размера, ориентации и
очередности лесосек.
б) Ландшафты плоских моренно-водноледниковых равнин с елово-березово-
сосновыми лесами на песчано-суглинистых дерново-подзолистых почвах. Занимают
восточную часть бассейна - узкие выпуклые междуречья правых притоков Унжи,
соседствующие с долиной Унжи. Для Кологривского района относятся к редким в силу
приуроченности к относительно узкой полосе, примыкающей к долине Унжи. Первичные
леса – сосново-еловые бореальные чернично-кисличные и зеленомошные.
Восстановительные сукцессии идут через сосну и березу. Основной тип
пространственных решений – поддержание стокорегулирующей функции путем
сохранения и восстановления буферных массивов прибровочных лесов, примыкающих к
длинным покатым склонам долин, для обеспечения противоэрозионной функции.
 180

в) Ландшафты наклонных моренно-эрозионных равнин с пихтово-елово-

осиновыми лесами на лессово-суглинистых дерново-подзолистых почвах. Занимают юго-
западную часть бассейна. Для Кологривского района субдоминантны, господствуют в
юго-западной части района. Для Костромской области типичны, но наиболее широко
распространены в западном ее секторе – в пределах Верхневолжской провинции. В
центральном секторе области представлены на междуречье Вохтомы–Кисти–Понги.
Эталонный ландшафт представлен в заповеднике «Кологривский лес» - липово-пихтово-
еловый субнеморальный снытево-щитовниковый (Немчинова и др., 2011; Хорошев и др.,
2013). Отличительная особенность – высокий уровень флористического разнообразия в
древесном, кустарниковом и травяном ярусах, высокий бонитет. Восстановительные
сукцессии идут через осину, липу. Характерна повышенная уязвимость к эрозии в силу
преобладания лессовидных отложений. Основной тип пространственных решений –
поддержание лесного покрова в склоновых местообитаниях для защиты от эрозии и
сохранения высокого уровня биоразнообразия.
Оценка стокорегулирующей роли лесного покрова в бассейне. Бассейн залесен
неравномерно. Основная часть лесных массивов сосредоточена в верхней половине, выше
впадения р. Лаптихи в Н. Варзенгу. Ниже устья Лаптихи бассейн обезлесен в результате
сельскохозяйственного освоения, чему благоприятствовали повышенная дренированность
в условиях глубокого расчленения, близость богатых триасовых глин, близость
судоходной Унжи. Склоны долины Н. Варзенги в нижнем течении покатые, местами –
крутые и относятся к категории эрозионноопасных. Факторами, противодействующими
нежелательному усилению поверхностного склонового стока, являются сохранение
буферной роли склоновых лесов в нижней части бассейна и компенсирующей
залесенности верхней части бассейна. Обезлесенность нижней части бассейна –
ограничивающий фактор лесопользования для верхней его части. Для выравнивания
годового стока Н. Варзенги благоприятна существующая мозаичность лесного покрова с
сочетанием насаждений разного возраста и, следовательно, разного видового состава,
особенно в междуречье Лаптихи и Н. Варзенги. Мозаичность мелколиственных и хвойных
лесов способствует рассредоточению во времени весеннего талого стока, снижению
интенсивности половодья и повышению меженного уровня. Высокая мозаичность
растительного покрова – важный фактор поддержания высокого уровня биоразнообразия
фауны. В настоящее время в верхней части бассейна существует почти неразрывный
естественный экологический каркас, представленный старовозрастными смешанными
древостоями вдоль основных водотоков. В нижней части бассейна прирусловая
растительность нарушена, однако фактическое прекращение сельскохозяйственной
деятельности способствует быстрому зарастанию как водораздельных, так и склоновых
поверхностей. Отметим, что в то же время забрасывание полей за последние 30 лет
вызвало сокращение численности ценного охотничьего вида – кабана, которого
привлекали в основном посадки картофеля. Потенциальный ущерб экосистемам может
быть нанесен лесовозными бродами через малые реки по дорогам, спускающимся с
крутых эрозионноопасных склонов (например, у д. Хапово). Сохранение сплошности
экологического каркаса из малонарушенных приречных лесов является приоритетом при
выборе стратегии лесопользования.
Выделение урочищ, соответствующих критериям ОЗУ и ЛВПЦ. Риск
возникновения необратимых эрозионных процессов существует при сочетании покатых
склонов и наличия покрова эрозионноопасных лессовидных суглинков. Такая ситуация
может складываться на склонах долины р. Ильмовица в среднем течении; некоторые
выдела должны быть изъяты из сплошных рубок, но возможны выборочные рубки.
Стокорегулирующее значение имеют болотные массивы в истоках рек Н. Варзенга,
Крутенькое, Лаптиха. Болотный массив в истоках Н. Варзенги (сток на юго-восток) и
р. Роюшек (сток на северо-запад) уже частично нарушен вырубками середины 1990-х гг.
Поэтому необходимо создание благоприятного режима восстановления болотных и
 181

приболотных экосистем путем временного охранного режима примыкающих лесных

насаждений. Выбор щадящих режимов рубок с сохранением водоохранных полос
необходим в верхнем течении р. Н. Варзенга и особенно – р. Лаптиха, где присутствуют
спелые мелколиственные древостои с участием темнохвойных пород. Сохранение
фрагментов хвойных лесов необходимо для сохранения мозаичности и в силу
преобладания более молодых мелколиственных древостоев в других частях бассейна.
Расширение ОЗУ необходимо в нижнем течении ниже д. Хапово в связи с нарастанием
уклонов до 15 градусов и обезлесенностью водораздельных поверхностей. Согласно
«Основным положениям…» (2005) должна быть выделена в качестве ОЗУ полоса
шириной 100 м меридионального направления вдоль опушки лесного массива,
примыкающего к безлесному пространству размером более 1,5 км (в реальности – около 3
км) выше слияния Н. Варзенги и Лаптихи. Должны быть выделены ОЗУ и истоков речек и
ручьев, являющихся притоками Н. Варзенги и Лаптихи, связанные с небольшими
болотными массивами переходного типа, не представляющими хозяйственного интереса,
но выполняющими стокоформирующие функции и функции ценных местообитаний
животных и редких растений. Недавние рубки в непосредственной близости от этих
ключевых биотопов требуют недопущения их распространения на примыкающие к
болотам территории. Сплошные рубки в непосредственной близости от болотных
массивов могут привести к подъему уровня грунтовых вод и необратимому
заболачиванию лесосек. Рекомендуется выделение ОЗУ вдоль долин небольших ручьев,
характеризующихся переувлажненными гигротопами и высокой уязвимостью почв и
растительных сообществ к воздействию техники.

Рис. 71. Ландшафтный план лесопользования для бассейна р. Н.Варзенга.

Потенциал многофункционального лесопользования

Ряд инструментов территориального планирования может быть использован для

снижения конфликтности природоохранных и социально-экономических ценностей3
(табл. 4). Среди пространственных инструментов косвенного управления

3
Раздел написан по результатам совместной работы автора с профессором МГУ В.Л. Бабуриным.
 182

лесопользованием следует обратить основное внимание на концентрацию и

деконцентрацию объектов. В данном случае регулирование плотности дорожной сети
служит инструментом регулирования доступности лесов и, следовательно -
перераспределения нагрузок между зонами с разными соотношениями экологической
уязвимости и экономической ценности. При проектировании дорожной сети необходимо
минимизировать доступ к наиболее редким и экологически ценным участкам,
сконцентрированных, прежде всего вдоль долин малых рек, по водосборным понижениям,
болотным массивам междуречий и пойм, крутым коренным склонам долин. Дорожная
сеть должна проектироваться с учетом минимизации доступа к охранной зоне
заповедника «Кологривский лес». Сгущение дорожной сети рекомендуется, в первую
очередь, в местах сосредоточения максимального количества видов лесопользования,
включая использование недревесных и нематериальных ресурсов леса. Как правило, это
характерно для придолинных и долинных ландшафтов с повышенной плотностью
населения и концентрацией охотничьих ресурсов. Необходимо разработать специальную
долговременную программу использования для территорий, затронутых современными
сплошными широколесосечными рубками, где в перспективе 20-30 лет невозможно
формирование мозаичной пространственной структуры и где уже существует
качественная дорожная сеть, чтобы исключить её забрасывание и разрушение. В этих
зонах, возможно, перспективны рубки переформирования в молодых и средневозрастных
древостоях с целью искусственного создания мозаичности, которая позволила бы
исключить воспроизводство современной ситуации на длительный срок. Приоритетом на
несколько десятилетий будет однодневная охота (наличие дороги позволяет быстро
достигнуть участка) и заготовки недревесных ресурсов. Стимулирование охоты возможно
через территориально привязанное лицензирование. Главная задача лесопользования – не
допустить формирования обширной площади одновозрастных однопородных насаждений,
для чего необходимо поддерживать работоспособную дорожную сеть. Иначе говоря,
регулирование доступности выполняет одновременно функции другого
пространственного инструмента – регулирования размеров угодий. Дороги повышенного
качества могут рассматриваться как готовая инфраструктура для промышленных
заготовок грибов и ягод.
Высокая рекреационная ценность ландшафтов долины Унжи, высокий уровень
ландшафтного и биологического разнообразия делают перспективным возрождение
водного транспорта для рекреационных целей. Возможна организация экскурсионных
маршрутов с охотой и рыбалкой, экологическим просвещением, использование плотов,
имитирующих сплав леса (по старинным технологиям), созданием гостевых домов по
берегам, показом архитектурных, археологических, религиозных, палеонтологических
памятников, комбинированием с турами по узкоколейке, с посещением Кологрива и
визит-центра заповедника и т. п. Присутствие в каждый момент времени на территории
каждого малого речного бассейна определенной площади старовозрастных, близких к
зональным, лесов должно считаться ценностью с точки зрения сохранения
биоразнообразия, регулирования стока и лесовосстановления на примыкающих
нарушенных участках. Это должно обеспечиваться регулированием пространственного
распределения лесоотводов с учетом существующей и проектируемой дорожной сети.
Высокая мозаичность позволяет с минимальными затратами перейти к формированию
диверсифицированной экологически и экономически устойчивой структуры
лесонасаждений. Это позволит минимизировать затраты на создание сети
лесохозяйственных (не только лесовозных) дорог, т.к. в этом случае сеть может быть
более разреженной, но постоянно действующей с учетом наличия большого количества
выделов разнопородных и разновозрастных. Для сохранения биологического
разнообразия необходимо частичное сохранение сельскохозяйственных угодий
относительно небольшого размера даже в случае их нерентабельности, так как они
представляют особый вид кормовых угодий для диких животных и могут повышать
 183

эстетические достоинства территории.

К технологическим инструментам регулирования лесопользования во времени
относится выбор сезона рубок. В настоящее время в Кологривском лесничестве
преобладают зимние рубки, позволяющие снизить негативное воздействие на почвенный
покров и подрост и облегчающие рубку и транспортировку древесины. Зимние рубки
снижают также риск лесных пожаров. В то же время следует оценить возможности
локальных летних рубок для снижения сезонности занятости населения. Летние рубки
возможны в сухих и свежих сосняках (брусничники, лишайниковые) песчаных речных
террас. В этих местообитаниях нарушение почвенного покрова даже благотворно для
возобновления сосны (рис. 72). Сырые водораздельные ельники, тем более в водосборных
понижениях, подлежат разработке только зимой для снижения нарушений почвенного
покрова. Приоритет зимних лесозаготовок снижает конфликтность природопользования,
так как лесозаготовки разводятся во времени с рекреационным использованием (в том
числе дачниками) и использованием недревесных ресурсов леса.

Рис. 72. Возобновление сосны в свежем боровом местообитании при специальном

нарушении напочвенного покрова, снижающем конкуренцию для саженцев со стороны
трав. Допустимы летние рубки с нарушением напочвенного покрова.

В районе необходимо создание системы повышения квалификации

лесозаготовителей и специалистов лесного хозяйства с целью формирования широкого
взгляда на лес как на экологически и экономически многофункциональную систему
(табл. 4) и повышения экологичности лесозаготовок (например, в части соблюдения и
понимания смысла технологий трелевки, валки, создания погрузочных площадок, волоков
и т.п.), повышения общей экологической культуры работников леса (особенно для
исключения замусоривания леса и лесных дорог, чреватого, в том числе, повышением
пожароопасности). На территории необходимо отказаться от традиционного взгляда на
старовозрастный лес как на лес разрушающийся и погибающий. Необходимо принимать
во внимание его способность к самовосстановлению за счет постепенного формирования
естественной оконной динамики и мозаичной пространственной структуры,
благоприятной для постоянного ведения выборочных рубок в будущем. Иными словами,
старовозрастный лес не обречен на гибель, просто надо дать ему время дойти до стадии
самовосстановления и саморегулирования, которая при обычной практике не достигается
рубками в соответствии с классом возраста. Необходимо на основе опыта местных
специалистов лесного хозяйства разработать технологию формирования буферных полос
из тонкомерных деревьев и подроста на границе вырубок и примыкающих лесных
массивов для сокращения вываливания леса на опушках. Это позволит изменить в
 184

положительную сторону отношение к оставлению небольших фрагментов

старовозрастных выделов, которые играют благоприятную экологическую роль как
рефугиумы зональных видов растений и животных и источник расселения их на
нарушенные территории, а также как регуляторы микроклимата и режима стока.

Табл. 4. Совместимость ландшафтных условий и основных экологических функций

лесов и видов лесопользования

лесопользован
Виды ландшафтов

Экологически
многодневная е функции
Виды

ия

биоразнообраз
Почвозащитна

Стокорегулир
Недревесные

рыболовство
Выборочные

однодневная

Сохранение
Сплошные

Рекреация

Рекреация

функция
ресурсы

я функц
Охота и

ующая
рубки

рубки

ия
Моренно-камовые В П В В В + +
крупнохолмистые
равнины с
преобладанием
склоновых поверхностей
с бореальными сосново-
еловыми травяно-
зеленомошными лесами

Моренные суглинистые П В В +
плато с бореальными
еловыми зеленомошно-
долгомошными лесами

Моренные плато с П В В П
чехлом лёссовидных
суглинков с
субнеморальными
пихтово-еловыми
травяно-зеленомошными
лесами.

Моренные плато с П В В
чехлом лёссовидных
суглинков с
субнеморальными
осиново-еловыми
травяно-зеленомошными
лесами.
 185

Моренно-эрозионные Н В В
волнистые равнины с
преобладанием
склоновых поверхностей
с фрагментами
субнеморальных
осиново-пихтово-еловых
травяных лесов.

Моренно- П В В
водноледниковые
волнистые равнины с
бореальными пихтово-
еловыми травяно-
зеленомошными лесами

Водноледниковые В П П П П
волнистые равнины с
сосновыми
лишайниково-
зеленомошными и
сфагново-
долгомошными лесами и
верховыми болотами

Озёрно-ледниковые П В В
плоские равнины с
бореальными елово-
сосновыми
зеленомошными лесами

Болотные массивы и З Н П П П П
переувлажненные
водосборные понижения
на плоских междуречьях
разного генезиса

Древнеозёрно- Н Н П П П П
ледниковые котловины с
низинными и верховыми
болотами и озёрами

Моренно-структурно- Н В В П
эрозионные волнистые
равнины с близким
залеганием
дочетвертичных пород с
 186

субнеморальными
осиново-пихтово-
еловыми и осиново-
еловыми травяными
лесами

Террасы крупных долин Н В П В П П П

с сосновыми
лишайниково-
зеленомошными лесами

Террасы крупных долин З В П В В В П

и водноледниковые
песчаные равнины с
лиственнично-
сосновыми лесами

Поймы долин с Н Н В П В Н П П
сочетанием лугов,
низинных болот,
старичных озёр, липово-
пихтово-еловых и
сосновых лесов

Крутые З З В В Н З П П
сильнорасчлененные
коренные склоны долин

ПРИМЕЧАНИЕ: П - приоритетный вид лесопользования

В – возможный вид лесопользования
О – нежелательный вид лесопользования
З – запрещенный вид лесопользования

3.2.2. Бассейновый и катенарный подходы при планировании

многофункционального землепользования с приоритетом сельского и лесного
хозяйства
А.В. Хорошев, И.А. Авессаломова

Бассейн реки Заячья, расположенный на юге Устьянского района Архангельской

области, рассматривается как модельный объект многофункционального
землепользования с приоритетом сельского и лесного хозяйства. Кроме того,
представлены охота, промысел недревесных ресурсов леса и болот (в основном сбор
грибов, ягод, мха), рекреационные занятия4. Объект непрерывно используется в течение

4
В главе использованы личные сообщения жителей района: генеральных директоров (на разных этапах)
ОАО «Родина» В.Д. Буторина и П.Д. Максимовского, агронома Л.В. Салтыковой, лесничего Н.А. Шумова,
бывшего директора школы П.Д. Котова, тракториста Н.А. Накозина, индивидуального предпринимателя
В.А. Коптяева и других. Выражаем им благодарность за предоставленные сведения.
 187

более 7 столетий. С социально-экономической точки зрения особенностями объекта

являются:
 практически полная занятость населения в лесном и сельском хозяйстве;
 наследие особенностей системы землепользования советского периода;
 быстрые изменения структуры землепользования в связи как с
забрасыванием сельскохозяйственных земель, так и их повторным освоением;
 очевидная зависимость уровня жизни местного населения и качества
экосистемных услуг, от соотношения видов ландшафтного покрова в бассейне;
 большая контрастность территории по качеству и доступности земель.
С точки зрения ландшафтно-экологического подхода к территориальному
планированию территория интересна как яркий пример зависимости качества
экосистемных услуг от эмерджентных эффектов ландшафтной структуры в
геосистемах потокового типа – речных бассейнах разного порядка. Для разработки
планировочных решений используются два типа геосистем: генетико-морфологические (с
основной единицей планирования «урочище») и потоковые (с основными единицами
планирования «бассейн» и «тип катены»). Территория бассейна обеспечена ландшафтной
картой в масштабе 1: 50 000 (Хорошев, 2005) и также серией ландшафтных карт на
ключевые участки в масштабе 1: 10 000.

Территория расположена на границе двух ландшафтов, обособление которых

связано с различиями в генезисе, составе отложений, типах рельефа (рис. 73). Юго-
западная часть (14 % площади) принадлежит ландшафту долины Кокшеньги,
сложенной мощными аллювиальными и озёрно-ледниковыми отложениями с сосновыми
лесами на песчаных подзолах по террасам и пойменными лугами, ивняками и
сероольшанниками на аллювиальных почвах. Кокшеньгский ландшафт имеет вытянутую
форму и простирается как в юго-восточном, так и в северо-западном направлении
относительно участка, включённого в исследование. Остальная часть территории (86 %
площади) принадлежит Заячерицкому ландшафту структурно-эрозионно-моренной
волнистой равнины с неглубоким залеганием пермских мергелей с сочетанием
мелкоколиственно-еловых лесов на подзолистых почвах и болот на торфяниках и
торфяно-глеезёмах, частично распаханной (Хорошев, 2005).
История развития ландшафта в бассейне Заячьей обусловила наследие трех
основных эпох, обусловившее локальные контрасты плодородия почв. В пермский
период в мелководных морях северо-запада нынешней Европейской России отложились
карбонатные осадочные породы, в том числе мергели, богатые карбонатами кальция и
магния, то есть дефицитных для тайги элементов минерального питания. В
плейстоценовый период территория нынешнего бассейна Заячьей была сначала перекрыта
московским покровным оледенением, а затем серией приледниковых озер, которые
сформировались в результате подпруды стока Ваги и Кокшеньги на север валдайским
ледником. Московские моренные отложения имеют среднесуглинистый и
тяжелосуглинистый состав, красновато-бурый цвет, богаты включениями щебня и глыб
кристаллических пород балтийского происхождения, насыщены карбонатами кальция. В
бассейне Заячьей они почти повсеместно перекрывают пермские мергели толщей
мощностью от первых метров до десятков метров. Отложения приледниковых озер и
водноледниковых потоков имеют супесчаный или песчаный состав и перекрывают
моренные отложения плащом 10-70 см на водораздельных пространствах, а в днищах
долин Заячьей и крупнейших ее притоков – местами слоем 2-4 м (верховья оврага
Жерновик, террасы Заячьей ниже впадения Межницы Заячерецкой и Межницы).
 188

Рис. 73 Бассейн р.Заячьей, ландшафтный покров (по результатам классификации

космического снимка Landsat и данным полевых исследований) и экологические ценности в
региональном и локальном контексте. Темно-фиолетовые тона (Д) – старовозрастные
ельники, оранжевые – вторичные леса с преобладанием сосны (Б), зеленые - вторичные
леса с преобладанием осины (В), голубые - вторичные леса с преобладанием березы (Г),
сиреневые – верховые болота (Е), желтые – сельскохозяйственные угодья и залежи (А).
Дополнительный комментарии – см. в тексте.

Таким образом, геологическое строение бассейна в первом приближении можно

представить как трехслойное: снизу залегают светло-серые пермские мергели, выше –
красновато-бурая среднесуглинистая морена, на поверхности – светло-коричневые или
желтовато-светло-серые озерно-ледниковые пески и супеси.
Третья эпоха, придавшая территории современный облик – современная, то есть
голоценовый период. Ее главные особенности – заболачивание водораздельных
пространств (болота Гридинское, Заячья Чисть, Болванское и др.) и густое эрозионное
расчленение, особенно в средней и нижней части бассейна. Именно эрозионные процессы
удалили с склонов чехлы озерно-ледниковых и водноледниковых супесей и песков, а с
наиболее крутых склонов – также моренные суглинки. Этот процесс особенно происходит
с начала освоения и заселения территории во времена Ростовского княжества, то есть
более 600 лет.

Ландшафтно-планировочная ситуация

Основная часть территории (верхняя и средняя часть бассейна) находится в едином

управлении агрофирмы «Устьянская», включающей ОАО «Родина», которая
контролирует как сельскохозяйственные земли, так и арендованные земли лесного фонда.
ОАО «Родина» и соседнее ООО «Ростово» – успешные предприятия, лидирующие по
производству молока и мяса не только в районе, но и в области (Генеральный план…,
2013; Устьянский край. http://ustkray.ru/news/2015-04-09/1616/). На территории поселения
функционирует 6 частных предприятий по производству картофеля, сервисному
обслуживанию сельхозтехники, деревообработке и производству строительных
материалов. В настоящее время на всей территории хозяйства для производства кормов
применяется 7-польный севооборот: 1 – однолетние травы (вико-овсяная смесь), 2-
пшеница или ячмень, 3 – пшеница или ячмень с подсевом трав, 4-7 – многолетние травы
 189

(клевер, ежа, тимофеевка). Земель сельскохозяйственного назначения 2404 га пахотных

земель и 494 га сенокосов, посевные площади весеннего сева составляют 1011 га
(Управление Федеральной службы …
http://www.fsvps.ru/fsvps/structure/terorgs/kareliya/newsDetails.html?id=68037). Площадь
пашни составляет 1396 га и постепенно расширяется за счет залежей 1990-х гг.
В административном отношении территория относится к сельскому поселению
«Ростовско-Минское» (62309 га), которое обеспечено Генеральным планом (2013),
разработанным ярославским ООО «Геодезия и межевание». Генеральный план
прогнозирует сокращение населения с 1611 до 1348 чел в период 2013-2032 гг.
Планируется создавать условия для переселения людей из малых исчезающих деревень
(27% от общего их числа деревень) в более крупные населенные пункты поселения в
целях экономии средств на содержание транспортной инфраструктуры, содержание
инженерной инфраструктуры и оказание социальных услуг и более качественного,
комплексного и своевременного удовлетворения социальных и бытовых потребностей.
Очевидно, что при таком решении возрастает значимость мероприятий по улучшению
густоты и качества дорожной сети. В планах агрофирмы строительство (а точнее –
восстановление существовавшей в советское время прямой дороги между д. Нагорская и
д. Малодоры через водораздел Заячьей и Соденьги (Устьянский край.
http://ustyanskievesti.ru/nasha-vstrecha/selskoe-hozyaystvo-nado-razvivat-12-07-2014.html),
однако генеральный план этого не предусматривает. В экономическом смысле
декларируется сохранение и развитие основы экономического потенциала поселения –
лесной, деревообрабатывающей промышленности, сельскохозяйственного производства
(животноводства и растениеводства) на основе сложившейся системы
сельхозпроизводителей: крестьянско-фермерских хозяйств, личных подсобных хозяйств.
В агропромышленном комплексе приоритет отдается развитию сети животноводческих
комплексов и объектов (молочно-мясное животноводство, дополняемое свиноводством,
птицеводством, выращиванием кормовых культур и картофеля), а также тепличного
хозяйства; в лесопромышленном комплексе – расширению мощностей действующих
предприятий, реконструкция сложившихся производств, строительство новых
высокотехнологичных линий по переработке. В 2014 г. введена в эксплуатацию новая
животноводческая ферма с проектной мощностью 1440 голов (Правительство
Архангельской области. http://dvinanews.ru/-9drmr83s), что позволяет перейти на
преимущественно стойловое содержание скота в целях роста надоев5. Всего в ОАО
«Родина» содержится 2300 голов с производительностью 45 т молока в сутки (Двина.
Издательский дом. http://dvina29.ru/gazeta-arkhangelsk-side/item/7787-rodine-nuzhny-
rabochie-ruki). Генеральным планом предусматривается изменение границ населенных
пунктов, с целью резервирования территорий под перспективную индивидуальную жилую
застройку (хотя констатируется, что этому препятствует низкий уровень доходов
населения) с увеличением их площади с 310,65 га до 422,84 га. Общая площадь земель
населенных пунктов составит 833,19 (1,3% от площади МО), то есть увеличится на 13,4%.
Водоснабжение в деревнях Ульяновская и Нагорская осуществляется из
артезианских скважин с глубин 40-50 м, причем качество воды в д. Ульяновская и д.
Ларютинская не соответствует требованиям СанПиН 2.1.4.1074-01 и ГН 2.1.5.1315-03.
Планируется постепенный вынос водозаборных скважин за территорию населенных
пунктов (Генеральный план…, 2013). В других населенных пунктах водоснабжение
организовано из частных колодцев, что свидетельствует о зависимости качества
водоснабжения от состояния грунтовых вод, которые могут испытывать воздействие
сельскохозяйственного производства, транспорта и др. В сельских населенных пунктах,
5
Следует заметить, что старшее поколение жителей района настороженно относится к преимуществам
стойлового содержания скота взамен выпаса, высказывая опасение за здоровье телят и возможную
необходимость введения дополнительных лекарственных препаратов, что может негативно отразиться на
качестве молока и мяса.
 190

население пользуется выгребными уборными с вывозом жидких нечистот на свалку, либо

используют их как удобрение на приусадебных участках. Для повышения уровня
благоустройства жилья и улучшения экологической обстановки в населенных пунктах
области необходимо строительство канализационных сетей и сооружений (Генеральный
план…, 2013). Теплоснабжение благоустроенного жилого фонда деревень Ульяновская и
Нагорская осуществляется от двух котельных, работающих на дровах, большинства
частных домов – от обычных печей, что определяет большой спрос на древесину (помимо
производства стройматериалов). В то же время все леса на землях лесного фонда в
поселении относятся к защитным лесам.
Основные пространственные планировочные мероприятия в области охраны
окружающей среды, согласно генеральному плану, сводятся к следующему: 1)
реконструкция существующих объектов, соблюдению размера и регламента и озеленение
санитарно-защитных зон промышленных и сельскохозяйственных предприятий; 2)
создание вдоль всех транспортных коммуникаций защитных зеленых полос из пыле- и
газоустойчивых зеленых насаждений для предотвращения загрязнения почв и ценных
сельхозугодий; 3) организация сбора и очистки ливневых и талых вод на локальных
очистных сооружениях с автомобильных дорог, предприятий автосервиса; 4)
рекультивация нарушенных в процессе строительства и добычи полезных ископаемых
территорий, восстановление продуктивности и природно-хозяйственной ценности почв
(Генеральный план…, 2013). В «природопространственном каркасе» основная роль
придается системе рек и ручьев, а также наличию лесных массивов и памятника природы
(Святого источника «Белое озеро»).
Генеральный план констатирует благополучное экологическое состояние сельского
поселения. Однако отмечается, что микробиологическое и химическое загрязнение от
двух нелицензированных свалок (на землях промышленности) ведет к ухудшению
экологической обстановки и возникновению различных заболеваний. Планом
рекомендуется лицензирование свалок.
Предлагается развитие экскурсионно-познавательного туризма, как приоритетного.
Перспективы видятся авторами Генерального плана в развитии сельского, экологического
туризма, культурно-познавательного туризма.

Сделаем некоторые выводы из анализа генерального плана и поставим задачи

ландшафтно-планировочного исследования в связи с существующими и потенциальными
конфликтами землепользования.
1) Интересы декларируемых социально-экономических приоритетов должны быть
согласованы с целью сохранения и воспроизводства используемых в
сельскохозяйственном производстве земельных и других природных ресурсов.
Следовательно, требуется подробная оценка современного состояния пахотных угодий,
тренда их качества. Необходимо выяснить:
 в какой степени количество и качество доступных пахотных угодий
способно обеспечить интересы животноводства с учетом планируемого перехода на
преимущественно стойловое содержание и роста потребности в угодьях для выращивания
кормовых культур;
 согласуется ли расширение населенных пунктов за счет
сельскохозяйственных земель с интересами полевого кормопроизводства;
 согласуется ли сохранение современной пространственной организации и
технологий сельского хозяйства с интересами экологического благополучия водоемов как
наиболее уязвимых объектов ландшафта.
2) Предлагаемое расширение мощностей деревообрабатывающих предприятий и
сохранение способов энергоснабжения (дровами и привозными газовыми баллонами)
должно быть согласовано со статусом доступного лесного фонда (защитные леса),
 191

тенденциями развития лесного покрова и его экологическими функциями. Необходимо

выяснить:
 располагает ли территория достаточными ресурсами древесины на 20-летний
период действия генерального плана;
 в какой степени доступные и пригодные для разработки леса могут быть
востребованы для нужд населения, не связанных с лесозаготовками;
 в какой степени доступные и пригодные для разработки леса выполняют
экологически функции, значимые в масштабе всего ландшафта и речного бассейна;
 каковы должны быть экологические ограничения на рубки в защитных лесах
или каковы преимущества, создаваемые такими рубками, с учетом состояния
биологического разнообразия, стока и связанных с ними экосистемных услуг.
3) Предлагаемое развитие туристических услуг должно опираться на объективную
оценку состояния и трендов эстетических и познавательных свойств природных и
антропогенных урочищ и их мозаичных сочетаний. Необходимо выяснить:
 какие урочища и их мозаичные сочетания обладают наибольшим
познавательным и рекреационным потенциалом и в какой степени реализуется этот
потенциал;
 какие негативные следствия современного землепользования ограничивают
использование рекреационного потенциала;
 согласуется ли планируемое изменение границ и качества земельных
угодий (лесных выделов, границ населенных пунктов, конфигурации
сельскохозяйственных угодий) с предполагаемым ростом туристической
привлекательности;
 какие культурные традиции района требуют введения ограничений на
землепользование или стимулирования того или иного вида землепользования.

Рассматривается ландшафтно-планировочная ситуация «развитие

многофункционального землепользования». Смены основных видов землепользования не
предусматривается, но возможно расширение их спектра за счет рекреации. Структура
земельных угодий достаточно жестко контролируется ландшафтной структурой;
возможности принципиального изменения границ угодий ограничены либо требуют
существенных мелиоративных мероприятий. Роста демографического давления на
ландшафт не ожидается; население сокращается как по естественным причинам, так и за
счет миграции в другие районы. С одной стороны это может облегчить развитие
экологического каркаса. С другой стороны основной землепользователь планирует и уже
частично осуществляет повторное освоение заброшенных земель и активизацию
выборочных рубок в залесенной части бассейна. При явном и усиливающемся недостатке
трудовых ресурсов ставка может быть сделана только на применение
высокопроизводительной сельскохозяйственной и лесохозяйственной техники. В то же
время возможности закупок такой техники у хозяйства ограничены. В связи с большим
значением традиции пользования недревесными ресурсами леса, особое значение
приобретает оценка конфликтности, с одной стороны, видов лесопользования между
собой, с другой – отношений интересов сельского хозяйства и пользования недревесными
ресурсами (в то и другое вовлечены одни и те же люди). Поскольку предполагается
развитие обоих основных видов землепользования и добавление третьего, полностью
зависящих от состояния ландшафта и влияющих на него, то проблема сохранения
экологических функций представляется весьма острой. Кроме того, при принятии
планировочных решений требуется оценить, насколько долгосрочным может быть
предполагаемое использование ресурсов с учетом тенденций развития ландшафта.
Полидоминантная структура ландшафта (урочища плоские и склоновые, лесные и
обезлесенные, с богатыми и бедными почвами, заболоченные и дренированные) требует
 192

при оптимизации пространственной организации ландшафтного покрова искать

оптимальные пространственные соотношения и конфигурации (прежде всего – лесных и
безлесных угодий) с учетом латеральных потоков вещества. Кроме того в
полидоминантном ландшафте возрастает актуальность дифференцированного подхода к
выбору технологий землепользования с целью наилучшего вписывания в ландшафтную
структуру.

Целевое состояние ландшафта. Выявленные проблемы развития территории,

ценности будущего целевого состояния ландшафта отражены в табл. 5.

Табл. 5. Проблемы и целевое состояние Заячерицкого ландшафта.

ПРОБЛЕМА ЦЕННОСТЬ ЦЕННОСТЬ ЦЕЛЬ

экологическая социально-
экономическая
Плоскостная и Минимальный сток Сохранение Восстановление
дорожная эрозия с наносов и техногенных плодородия почв гумусового
обнажением мергелей веществ с горизонта и
на крутых склонах сельскохозяйственных прекращение
угодий заиливания рек
Сокращение ресурсов Сохранение зональных Сохранение Смена целевой
доступного хвойного таежных сообществ собственной породы и/или
леса сырьевой базы ориентация на
лесозаготовок привозное сырье?
Сокращение стока и Сглаженный режим Рост годового Восстановление
изменение годового годового стока стока компенсирующей
режима реки из-за роли лесного
примыкающих к руслу массива в верхней
рубок в верховьях половине бассейна
Утрата Восстановление Восстановление Восстановление
рыбопромыслового популяций рыб рыбных запасов естественного
значения реки (хариус, минога, режима стока
налим)
Загрязнение вод рек Восстановление Улучшение Изоляция стока от
стоками с ферм фонового состояния возможностей источников
использования вод загрязнения
для рекреации и
рыболовства
Массовое зарастание Рост биоразнообразия Рост охотничье- Компромисс
бывших мозаичных опушечных и промысловых, сельского хозяйства,
переувлажненных мелколесных грибных и охоты,
пашен местообитаний ягодных ресурсов собирательства
Пастбищная дигрессия Восстановление Рост поголовья и Переход на
мезофитных и производства стойловое
гигрофитных лугов молока содержание или
расширение
пастбищ?
 193

Ценности ландшафта в региональном географическом контексте

Основную экологическую и хозяйственную ценность района составляет высокое

качество почв, прежде всего – серогумусовых почв (рендзинов, дерново-карбонатных),
отличающихся на фоне средней тайги Архангельской области повышенной
гумусированностью и обеспеченностью основаниями, пониженной кислотностью и
хорошей дренированностью. Такие почвы представлены в краевых частях междуречий,
обращенных к долинам Заячьей и ее притоков и на коренных склонах долин (рис. 73, А).
Именно эти качества обусловили наличие редкого для европейского севера крупного
пятна распахиваемых земель с 700-летней историей.
Современные природно-антропогенные ландшафты бассейна Кокшеньги
сформировались в процессе длительного развития, во время которого менялся характер и
активность антропогенных факторов. Эти изменения во многом были обусловлены общей
направленностью исторического процесса, а эффекты воздействия антропогенных
факторов определялись ответными реакциями со стороны природной среды. Фоновые для
юга Архангельской области среднетаежные бореальные ландшафты, отличающиеся
сезонной контрастностью термического режима, избыточным увлажнением и
заболоченностью, относятся к территориям с ограниченной возможностью развития
доходного земледелия. В составленном в 1870 году отчете Русского географического
общества и императорского Вольного экономического общества они были выделены как
самая неблагополучная для земледелия зона, в пределах которой при движении к северу
урожайность зерна снижается с 24 до 14 и 12,5 пудов (Ружников, 1996).
На этом неблагоприятном фоне возможность увеличения аграрного потенциала
проявляется в районах локальных тектонических поднятий, к которым приурочены
структурные плато с выходом на поверхность карбонатных пород. К их числу относится и
Устьянское плато в бассейне Кокшеньги, название которой интерпретируется как
каменистое место (Бернштам, 1995). Своеобразие территории было зафиксировано в 1865
году в «Вологодских губернских ведомостях» Павлом Волковым, указавшим на резкое
отличие этих холмистых мест от окружающих районов (Волков, 1865; Чекалов, 1973).
Оценивая почвенные ресурсы бореальных ландшафтов, Л.С. Берг (1931) отмечал, что
«теплыми» и более плодородными считаются хрящеватые почвы с включением мелкого
щебня, а также темноцветные подзолистые супесчаные почвы, подстилаемые
карбонатными моренными суглинками. В «Словаре» П. Семенова лучшие почвы этих
районов даже названы «черноземами» (Тихомиров, 1962), что можно объяснить
формированием серогумусовых почв (рендзинов, дерново-карбонатных, по разным
классификациям). Очевидно, это одна из причин появления пашни на «угорах» - крутых
берегах рек, что и в настоящее время наблюдается на склонах структурно-эрозионно-
моренных равнин столового плато в среднем и нижнем течении р. Заячья (Авессаломова,
2000). Специфические особенности этой территории отразились в топонимике по
названиям населенных пунктов (Нагорская, Подгорная, Загорье и др.) и рек (Кокшеньга,
Камешница), передавая особую композицию и колорит формирующихся агроландшафтов.
Привлекательность ландшафтов в бассейне Кокшеньги проявлялась на разных
исторических этапах: именно здесь сохранялись самобытные этнические группы
заволочской чуди в XI в. (Рябинин, 1995); в период новгородской колонизации (XI-XII
в.в.) и при появлении носителей земледельческой культуры на Кокшеньге возникли
первые погосты и осуществлялась подсечно-огневая система землепользования; на этапе
московской колонизации и позднее земли по Кокшеньге и Ваге стремились получить в
частное владение сильные люди смутного времени (Платонов, 1910; Горский, 1960;
Дробижев и др., 1973; Ружников, 1996). К этому периоду (ХVI-XVII вв.) относится
переход к трехпольной системе земледелия на наиболее удобных землях, что не
исключало сохранение подсеки и многоотраслевого типа крестьянского хозяйства.
 194

При рассмотрении системы землепользования на севере в XVII в. по «Посевным

книгам» отмечается сложность перехода к трехполью, частые нарушения правильности
севооборота, отведение неравных размеров полей под озимь и ярь и др. (Огризко, 1968).
Среди зерновых культур наряду с рожью при археологических раскопках были
обнаружены зерна полбы – архаичной пшеницы, использовавшейся для приготовления
каш, но потерявшей со временем свое значение. В дальнейшем благодаря высокой
морозостойкости важное место занял ячмень, а также овес (Горский, 1960; Дулов, 1983).
Представляют интерес попытки конструирования сложных агроценозов (озимая рожь с
тимофеевкой, лен с рожью). Наряду с пашнями и пожнями появляются хмельники,
которые создавали на огородах.
В XVI-XVII в.в. в упоминающихся в Боярской книге Устьянских землях,
расположенных в низовьях Устьи и Кокшеньги и включающих Заячерецкую (Ростовскую)
волость, было зарегистрировано около 800 дворов (Носов, 1969). Волости на Кокшеньге
были известны как «хлебное место», откуда осуществлялся сплав хлеба в Архангельск для
северных районов Поморья, а позднее и в Сибирь. Такое направление сельского хозяйства
нашло отражение в топонимике в связи с появлением мельниц и поиском подходящего
местного камня для жерновов (руч. Жерновик в бассейне р. Заячья). Другая
специализация этих волостей была связана с торговлей хмелем, который отсюда
привозили не только на рынок Великого Устюга, но и в Соль-Вычегодск. Само
объяснение названия «кокшара» связано с представлением о «хмелеводах», т.к. «кокшей»
называли головки клевера, похожие на соцветия хмеля. Кокшенгские волости
рассматривались как район развитого хмелеводства, причем во времена средневековья
здесь зародилась традиция пивных праздников, когда мужчины по особым рецептам
варили пиво в огромных чанах (Меерзон, Тихонов, 1960; Чекалов, 1973; Бернштам, 1995).
В обобщенном виде история формирования агроландшафтов в бассейне Кокшеньги
выглядит следующим образом. В период охотничье-рыболовного хозяйства в сочетании
со скотоводством и потребительским земледелием закладывалась пространственная
мозаичность их морфологического строения и усложнение ландшафтной организации за
счет появления на локальных участках вдоль речных долин модифицированных
комплексов с луговым и аграрным типом биологического круговорота (БИКа) (вместо
лесного). Роль природных факторов заключалась в корректировке выбора удобных для
земледелия и сенокосов мест, которые часто занимали небольшие разобщенные участки.
Это создавало дополнительные предпосылки для формирования и усиления
полиструктурности и метахронности агроландшафтов.
На этапе подсечно-огневого земледелия происходило увеличение дробности и
ландшафтного разнообразия территории за счет соседства элементарных ландшафтов,
различающихся по степени антропогенной нарушенности и находящихся на разных
стадиях сукцессионных смен (лядины, чисть, перелог, пожня, залежь и др.).
Агрокомплексам свойственен специфический вид аграрного типа БИКа «без привноса
удобрений», изменение на пашнях характерного времени процессов, связанных с
автотрофным биогенезом, и потеря биогенных элементов при однонаправленном выносе
вещества. С появлением трехполья и соответственно снижением подвижности населения,
очевидно, начинает формироваться более устойчивая, постоянная пространственная
структура агроландшафтов и их экологического каркаса на наиболее освоенных
территориях и увеличивается контрастность с окружающими лесными ландшафтами. В
соответствии с законом самоорганизации ландшафтов А.И. Перельмана (1995), в
естественных лесных геосистемах структурного плато в среднем и нижнем течении
Заячьей действовали факторы, способствующие ее увеличению (появление карбонатных
пород и ослабление кислого выщелачивания, рост продуктивности при снижении
заболачивания и др.) по сравнению со среднетаежными ландшафтами в краевых частях
плато. Возникающие агроландшафты не обладают способностью к самоорганизации и
 195

относятся к управляемым природно-антропогенным геосистемам, что определяет

необходимость целенаправленного ландшафтного планирования их организации.

Таким образом, с хозяйственной точки зрения рассматриваемый ландшафт

относится к категории редких в региональном масштабе ресурсных районов. Лесная часть
бассейна, на водораздельных поверхностях и приводораздельных пологих склонах (рис.
73, Б, В, Г), напротив, представлена типичными и широко распространенными в средней
тайге урочищами вторичных елово-березово-сосновых и елово-березово-осиновых лесов
моренных равнин. Лесные урочища старовозрастных еловых лесов (рис. 73, Д) в тех же
местоположениях в прошлом были типичны, но со второй половины ХХ века
стремительно переходят в категорию «остаточно» редких в связи с обширными
сплошными рубками. В настоящее время площадь оставшихся ельников продолжает
сокращаться. В то же время лесные урочища склонов долин в средней части бассейна
отличаются на фоне средней тайги повышенным биологическим разнообразием в связи с
большой долей видов трав неморальной и нитрофильной эколого-ценотических групп, что
обусловлено близким залеганием коренных карбонатных пород и карбонатностью
московской морены. Третий широко распространенный вид земельных угодий
представлен урочищами верховых болот на плоских водораздельных поверхностях (рис.
73, Е), которые типичны для средней тайги, но в контексте конкретного речного
бассейна и муниципального образования играют выдающуюся экологическую и ресурсную
роль.

Потоки вещества как условие формирования локальных экологических и

ресурсных ценностей и лимитов землепользования

Для ландшафтного планирования ключевое значение имеет площадное

соотношение и пространственное взаиморасположение видов урочищ, сохраняющих
зональный характер (в данном случае – лесной) и утративших его. В зависимости от этого
можно рассчитывать на организующее или, наоборот, дезорганизующее хозяйственную
деятельность значение потоков вещества. Выделено пять групп потоков.
В рассматриваемом ландшафте первая группа потоков вещества самого высокого
порядка и значения представлен потоками воды, твердых и растворенных веществ из
верхнего залесенного сектора бассейна р. Заячья в обезлесенные средний и нижний
сектора. Поток (а точнее, соотношение поверхностного и подземного стока) регулируется
соотношением лесных и нелесных земель на склонах и, особенно, в поймах рек. Вдоль
долины Заячьей четко разделяются две местности. В верхнем секторе долины склоны,
перекрытые моренными суглинками относительно пологие и залесенные, днище долины
сужено и покрыто лесной растительностью. В среднем секторе крутизна и высота склонов
резко возрастает, на поверхность склонов выходят пермские мергели, днище долины (в
том числе поймы) расширено и покрыто сельскохозяйственными угодьями, лугами и
кустарниками. Таким образом, в верхнем секторе, с одной стороны, увеличена скорость
водного потока, но снижена возможность транспортировки твердого вещества вдоль пойм
из-за задерживающей роли лесного покрова. В среднем и нижнем секторах наблюдается
противоположная ситуация. Растительный покров в среднем и нижнем секторах
сохраняет зональный лесной характер лишь пятнами либо узкими приречными полосами
(местами – захватывая также крутые склоны цокольных террас). В связи с этим
принципиальное значение имеет роль залесенных участков пойм как коридоров миграции
животных во враждебном агроландшафте. Пастбищное и сенокосное использование
пойм может оказывать регулирующее влияние на возможность осаждения твердого и
растворенного вещества из потоков талых вод.
 196

Другая группа потоков связана с плоскостной миграцией вещества на склонах

долин и канализированной миграцией вдоль русел временных водотоков, врезанных в
склоны и террасы. В среднем и нижнем секторах бассейна эти латеральные потоки имеют
гораздо более высокую интенсивность, по сравнению с верхним по четырем причинам.
Во-первых, склоны имеют большую крутизну – до 8-15°; во-вторых, нарастает
вертикальное и горизонтальное расчленение; в-третьих, почти отсутствует лесной покров,
способный задержать поверхностный сток; в-четвертых, практикуется распашка вдоль
склонов6. В связи с этим планировочная деятельность должна особое внимание уделять
оценке естественных механизмов задержки латеральной миграции или их
восстановлению. Зона питания потоков данного вида часто расположена в пределах полей
либо вблизи или даже в пределах населенных пунктов. Зона аккумуляции приурочена к
делювиальным шлейфам и конусам выноса, наложенным на поймы или террасы. Таким
образом, сельскохозяйственная специализация усиливает латеральную связь между
потенциальными источниками загрязнения и экологически уязвимыми урочищами пойм и
водотоков. Следует отметить, что овражная эрозия в исследуемом ландшафте, к счастью,
развита слабо благодаря бронирующей функции плотных коренных пород –
верхнепермских мергелей. Поэтому рост площади лощин за счет сельскохозяйственных
угодий нехарактерен. Основная зона питания твердым и растворенным веществом –
пахотный горизонт почв, постепенно сокращающийся по мощности.
Третья группа потоков связана с ветровой деятельностью на границе лесной и
полевой частей ландшафта. Она обеспечивает достаточно быстрый разнос летучих семян
деревьев на обезлесенные участки и зарастание залежей сосной и березой, а по
переувлажненным участкам – также ивой. После передачи в начале 1990-х гг. земельных
паев бывшего колхоза «Родина» в частное владение большинство из них осталось
невостребованными, либо обработка их оказалась невыгодной по экономическим
причинам (в том числе в связи с большой налоговой нагрузкой). Это привело к
зарастанию, в первую очередь, дальних переувлажненных междуречных участков на
бедных кислых почвах (см. также главу 3.4.3). Своеобразный «атмобиогенный» поток
семян создает высокоценные местообитания, благоприятные для роста численности
промысловых животных (тетерев, заяц, кабан, лось) (рис. 74). Дренированные террасы с
бедными почвами при близком соседстве с «островными» сосновыми лесами (например, в
междуречье Козловки и Межницы Заячерецкой) быстро превращаются в сосновые
злаковые мелколесья с большими легкодоступными грибными ресурсами,
востребованными местными населением.
Четвертая группа потоков относится к категории биогенных и обусловлена
наличием лесных клиньев в агроландшафте, связанных с основными крупными
междуречными массивами на малоплодородных почвах с повышенной мощностью
песчано-супесчаного чехла. Благодаря лесным клиньям (на междуречьях Козловки и
Стругницы, Заячьей и Мозголихи, Мостницы и руч. Березовец) представители таежной
фауны способны приближаться к населенным пунктам, создавая, во-первых, ресурс для
охоты, во-вторых – опасность для человека и домашних животных (волк), в-третьих –
местообитания для животных, регулирующих численность грызунов и сеянцев деревьев
на полях и залежах (лисица, заяц).
Пятая группа потоков, имеющая значение для земледелия обусловлена глубоким
расчленением агроландшафта. Потоки охлажденного воздуха легко спускаются с краевых
частей междуречий, где сосредоточены почти все населенные пункты, в долины. В
вегетационный период результатом становится образование туманов, заполняющих
долины целиком, что вносит коррективы в агротехнические характеристики: время

6
Распашка поперек склона, по личным сообщениям руководителей хозяйства, хотя и более экологична, но
нецелесообразна по технологическим причинам: находящиеся в распоряжении сеялки имеют захват 6 м, что
допускает в данных условиях только распашку вдоль склона.
 197

оттаивания, готовность почв к посеву, повторяемость заморозков, влажность воздуха. В

связи с этим возникают дополнительные лимитирующие факторы как на бедных почвах
террас, так и на относительно богатых – подсклоновых делювиальных шлейфов.

Рис. 74. Зарастающая залежь на слабодренированной водораздельной поверхности.

Мозаика мелколесий, мезофитных и гигрофитных лугов при соседстве с крупным лесным
массивом создает привлекательную стацию для охотничьих животных.

Катенарная дифференциация малых водосборных бассейнов. Из перечисленных

в предыдущем разделе групп потоков вещества наиболее существенное влияние на
формирование хозяйственных ценностей и состояние экологических ценностей оказывают
склоновые потоки твердого и растворенного вещества. При планировании мероприятий в
агроландшафтах необходим учет условий формирования стока, что предполагает анализ
миграционных процессов в связи с катенарной дифференциацией в пределах малых
водосборных бассейнов. Она определяется сочетанием катен, отличающихся по
специфике латеральных потоков и локализации барьерных зон.
Функциональная роль конкретных элементарных ландшафтов (ЭЛ) оценивается
как по индивидуальным свойствам, так и по геохимическим эффектам, возникающим в
зависимости от ландшафтного соседства в катенах. К их числу относится формирование
барьерных зон, оказывающих влияние на латеральную дифференциацию элементов. В
зависимости от сочетания и контрастности сопряженных ЭЛ латеральные барьеры могут
формироваться в автономных и подчиненных звеньях, что определяет эмерджентные
свойства катен. Установление механизмов концентрации и рассеяния элементов, а также
факторов, определяющих направленность миграционных потоков и степень открытости
каскадных геосистем, является важным итогом оценочного этапа, так как позволяет
использовать особенности миграционной и геохимической структур в практических
целях.
Анализ катенарной организации агроландшафтов предполагает выявление и
сопоставление разных вариантов катен, отличающихся по структурно-генетическому
каркасу, соотношению разнотипных ЭЛ, миграционным процессам и условиям
формирования барьерных зон. По совокупности этих системообразующих свойств
определяется своеобразие конкретных геохимических сопряжений, что является основой
при разработке мероприятий не только с учетом отдельных катен, но и их соседства в
пределах малых водосборных бассейнов на территории, занятой агроландшафтами.
 198

В связи с особенностями литогенной основы структурных структурно-эрозионно-

моренных равнин на Устьянском плато преобладают гетеролитные катены. В их верхних
звеньях автономные (А) элементарные ландшафты Н- и Н-Са-классов формируются на
моренных суглинках или двучленных отложениях (пески на морене), трансэлювиальные
(Тэ) Са-класса на пермских мергелях. Для нижних звеньев характерны автономные ЭЛ
аллювиальных и цокольно-аккумулятивных террас (Н- и Н-Са-классы), супераквальные
(Sаq) пойм (Н-Fe-класс) и аквальные (Aq) рек разных порядков. В отличие от фоновых
лесных катен, усложнение структуры агрокатен связано с ускоренной эрозией, которая
сопровождается появление в средних и нижних звеньях трансаккумулятивных (Та)
элементарных ландшафтов: делювиальных шлейфов, возникающих в результате усиления
плоскостного смыва при распашке, и пролювиальных конусов, связанных с аккумуляцией
материала при линейной эрозии (Авессаломова, 2014). В гумидных условиях для катен с
пермацидным режимом автономных ландшафтов характерен водный почвенно-грунтовый
тип сопряжений, при котором наличие карбонатных пород ограничивает поверхностный
сток. В то же время на формирование миграционных потоков оказывает влияние
расчлененность рельефа, способствующая усилению механической миграции при
распашке и активному перемещению вещества с поверхностным стоком в период
весеннего снеготаяния (водный поверхностно-почвенно-грунтовый и водно-почвенно-
эрозионный типы сопряжений). Это определяет своеобразие миграционной структуры
агроландшафтов, в пределах которых разные варианты катен различаются по
пространственному соотношению полей с элементами экологического каркаса.
На основании ландшафтного профилирования и крупномасштабного
картографирования (1:10 000) в бассейне Заячьей выделено 8 основных вариантов катен
(рис. 75). Они объединены в группы, образующие последовательный ряд от фоновых к
катенам, включающим агрогенные (пашни), постагрогенные (залежи) и естественные
(лесные и луговые) элементарные ландшафты. Первая группа – лесные катены (А) в
верховьях Заячьей и ее мелких притоков (р. Стругница и др.), которые использованы как
фоновые эталоны. Во вторую группу попали лесо-залежно-луговые катены (Б), в которых
сохранились леса в автономных ЭЛ, а средние и нижние звенья заняты залежами и
пойменными лугами. В третью группу вошли агро-лесо-луговые катены (В), где
агроценозы только в нижних звеньях соседствуют с элементами экологического каркаса,
представленного лесными и луговыми ЭЛ. Четвертая группа включает несколько
вариантов агро-лесных катен (Г, Д, Е), в которых леса приурочены к речным террасам или
поймам. Структурно-функциональные различия геохимических сопряжений этой группы
связаны с наличием или отсутствием переходной буферной полосы между лесами и зоной
активной аккумуляции вещества при механической миграции. К пятой группе относятся
агро-луговые катены (Ж, З); в них делювиальные шлейфы с агроценозами либо
контактируют непосредственно с высокотравными лугами пойм, либо не достигают их из-
за замедления латеральных гравигенных потоков на поверхности широких террас.
Катенарная организация водосборных бассейнов выявляется на крупномасштабных
(1:10 000) ландшафтно-геохимических картах, составленных для рек I и II порядков и
отражающих геосистемы двух иерархических уровней: элементарные ландшафты и
катены (рис. 76, 77). Основной объект картографирования на I этапе – ареалы
элементарных ландшафтов, пространственное соседство которых отражает структуру
катен. При систематике ЭЛ использована классификация А.И. Перельмана (1975), где
подтипы выделены по характеру БИКа, классы – по обстановке водной миграции, а роды
и виды – с учетом прихода-расхода вещества и литогеохимической специализации
субстрата (табл. 6).
Наряду с ЭЛ на основании их сопряжений на картах выделены и показаны
специальными индексами катены; их систематика проведена в соответствии с
классификацией Н.С. Касимова и О.А. Самоновой (2004). Все катены в соответствии с
зональной приуроченностью относятся к группе среднетаежных и разделены на
 199

подгруппы в зависимости от сочетания ЭЛ с разным БИКом (табл. 6), что отражает

биогеохимическую неоднородность катен и роль экологического каркаса в их
организации. При отнесении катен к разряду автохтонных, приуроченных к верховьям
рек, и аллохтонных учтена возможность влияния латеральных потоков из соседних катен
на супераквальные комплексы, что имеет важное значение при оценке условий
формирования и трансформации речных вод в агроландшафтах.

Рис. 75. Типы катен в бассейне р.Заячья.

Табл. 6. Систематика элементарных ландшафтов бассейна р. Заячья.

 200

Роды Виды Подтипы и классы

Среднетаежные Луговые Лугово- Болот Пашенные

Хвойно- и Материко Пойменные болотн ные (агрогенные)
мелколиственн вые ые
ые
H H- H- H Са H-Ca- H-Fe H-Fe H – H- Ca
Ca Fe ─ Fe Ca
H-
Ca
Автоно На
мные моренных 1
2
суглинках
На
аллювиаль
ных
песках,
3 4
подстилае
мых
мергелями
(IIт)
На
аллювиаль
ных
песках,
5
подстилае
мых
мореной
(IIт)
На
аллювиаль
6 7 8
ных песках
(Iт)
Транс- На
элювиал моренных 9 10
ьные суглинках
На 1
мергелях 11 13
2
На песках,
подстилае
14
мых
мергелями
На
аллювиаль 15 16
ных песках
Транс- На
аккумул делювии,
ятивные подстилае 17 18
мом
мергелями
На
делювии,
подстилае 19 20
мом
песками
На
пролювиал
ьных 21
суглинках,
подстилае
 201

мых
аллювиаль
ными
суглинкам
и
Эллюви На
ально- аллюво-
22 23 24
аккумул делювии
ятивные
Супер- На
аквальн аллювиаль
25 26 27 28 29
ые ных
суглинках

Рис. 76. Ландшафтно-геохимическая карта бассейна р. Смутихи. Легенда – см. табл. 6.

 202

Рис. 77. Ландшафтно-геохимическая карта бассейна р. Межница Заячерецкая. Легенда –

см. табл. 6.

Выделение семейств базируется на особенностях структурно-генетического

каркаса, определяющего появление полных и неполных геохимических сопряжений и
простой или сложный ступенчатый продольный профиль катен. Ступенчатость связана с
блоковым строением территории, а также с появлением в средних и нижних звеньях
автономных ландшафтов речных террас разного уровня. Поскольку все катены относятся
к типу гетеролитных, деление по этому признаку не проводилось. Однако различия их
подтипов на картах четко проявляются по сочетанию ЭЛ разных видов (моренно-
мергелево-аллювиальные, мергелево-делювиально-аллювиальные и др.). Кроме
морфологического строения учтены типы геохимического сопряжения, выделенные в
соответствии с представлениями М.А. Глазовской (2002). Для фоновых лесных катен и
катен, где леса сочетаются с залежами, характерен водный почвенно-грунтовый тип
сопряжений, что обеспечивается пермацидным режимом элювиальных ЭЛ, прямыми
водными связями и проницаемостью карбонатного субстрата. В катенах, включающих
агрогенные комплексы, при увеличении интенсивности механической миграции и в связи
с сезонным перераспределением вещества талыми водами преобладают водный
поверхностно-почвенно-грунтовый и водный-почвенно-эрозионный типы сопряжений.
Катены разных классов отличаются по контрастности обстановок водной
миграции. Общая тенденция изменения щелочно-кислотных условий в почвах
проявляется при переходе от кислых и слабокислых в автономных ЭЛ к слабощелочным
на склонах с выходами мергелей; вниз по катене происходит постепенное увеличение
кислотности в трансаккумулятивных ЭЛ краевых частей делювиальных шлейфов и на
аллювиальных террасах. Контрастность этих изменений зависит от близости карбонатного
субстрата, площадных соотношений ЭЛ разных родов, появления лесных комплексов и
др. Наименьшей контрастностью отличаются неполные сопряжения агро-луговых катен,
где щелочно-кислотные условия автономных, трансэлювиальных и элювиально-
аккумулятивных ЭЛ по днищам сухих ложбин меняются незначительно. В полных
сопряжениях с появлением супераквальных ландшафтов Н-Fe-класса создаются
предпосылки возникновения латерального глеевого барьера у тылового шва пойм.
 203

В связи с изменением степени расчлененности рельефа типичные катены

относительно выровненных склонов соседствуют с псевдокатенами, формирующимися
при изменении направления латеральных потоков в связи с появлением малых
эрозионных форм. На картах их ареалы выделяются в виде вытянутых полос, проведение
границ между которыми с учетом линий стока не всегда однозначно и создает трудности
при выделении конкретных катен, что было отмечено Н.С. Касимовым с соавторами
(2012) при разработке подходов к их картографированию. Усложнению катенарной
дифференциации водосборных бассейнов может способствовать, особенно при наличии
неполных геохимических сопряжений, появление в контактной зоне участков, названных
вышеуказанными авторами бескатенарным пространством. С другой стороны, в
соответствии с рисунком гидрографической сети автономные ландшафты междуречных
равнин часто являются общим начальным звеном для автохтонных катен элементарных
водосборов рек I порядка и соседствующих с ними аллохтонных катен, латеральные
потоки в которых направлены непосредственно к долинам более крупных рек. Такая
ситуация складывается, например, при сочетании агро-мезофитнолуговых катен (Ж1, И1)
бассейна Смутихи и агро-высокотравнолуговых катен (Ж2) правобережья Заячьей
(рис. 76).
Крупномасштабные ландшафтно-геохимические карты позволяют сравнить речные
бассейны по сложности катенарной организации – сочетанию типичных и псевдокатен,
полных и неполных, простых и сложных геохимических сопряжений разных подгрупп. С
использованием этих показателей выделено несколько вариантов малых водосборных
бассейнов, которые объединены в три группы.
1 группа. Залесенные среднетаежные элементарные водосборы моренно-озерно-
ледниковых равнин на склонах структурного плато с преобладанием лесных катен
(рис. 75) (верхнее и среднее течение Стругницы и Козловки, мелкие ручьи левобережья
Козловки, верховья Заячьей). Для них характерны автохтонные геохимические
сопряжения, в конечных звеньях которых барьерные зоны приурочены к супераквальным
комплексам пойм H-Fe-класса, где аккумуляция элементов связана с: а) консервацией
органического вещества при детритогенезе и торфонакоплении; б) закреплением на
фитобарьере. В крупнотравных сероольшанниках надземная травянистая фитомасса
составляет 20-37 ц/га, запас зольных элементов 1,8-1,9 ц/га, БХА разнотравья – 40,1.
Геохимические ловушки для легкоподвижных элементов приурочены к притеррасным
понижениям и распространены на поймах локально, что не препятствует потере
элементов с речным стоком. В таких элементарных водосборах минерализация речных
вод находится в пределах от 15 до 136 мг/л, а содержание биогенных элементов
незначительно (К 0,4-0,9 мг/л, Рмин. 0,009 мг/л). О слабой миграции элементов с твердым
стоком косвенно свидетельствует низкий коэффициент накопления микроэлементов (R) в
донных отложениях, составляющий 0,8.
2 группа. Водосборные бассейны повышенной части столового плато, катенарная
дифференциация которых определяется наличием 2-х вариантов сопряжений: 1) лесо-
залежно-луговых/лесных, включающих автономные лесные и постагрогенные ЭЛ залежей
(Б1, Б2, Б3, Б4) и 2) агро-лесных с лесами на разновысотных речных террасах (Д1, Д2)
(рис. 75). К этой группе относится бассейн Межницы Заячерецкой (рис. 77).
Пространственное сочетание различных вариантов сопряжений и их локальных
модификаций, связанных с ландшафтными особенностями территории, степенью
распашки и приуроченностью залежей, определяют асимметрию катенарной структуры ее
бассейна и положение барьерных зон. В агро-лесных катенах правобережья (Д1)
ограничение механической миграции связано с фитобарьером на границе распаханного
делювиального шлейфа с еловыми лесами на склоне террасы. Это является обоснованием
для сохранения лесов и при разработке рекомендаций по конструированию таких
барьерных зон в катенах (З), где шлейфы спускаются непосредственно к пойме. При
отсутствии их контакта и появлении буферной зоны при неполном перекрытии террасы
 204

создание заградительного барьера не является обязательным. Относительно более

однородной катенарной структурой отличается бассейн Козловки, где преобладают
залежи и механическая миграция проявляется слабо. Зарастающие порослью березы
материковые луга трансэлювиальных и трансаккумулятивных ЭЛ контактируют с
сосново-березовыми лесами или с высокотравными пойменными лугами, выступающими
в роли латеральных фитобарьеров на пути миграции внутрипочвенных и грунтовых вод.
По сравнению с лесными фоновыми водосборами в бассейнах, катенарная
структура которых отличается соседством естественных, агрогенных и постагрогенных
ЭЛ, в речных водах увеличивается минерализация до 247-280 мг/л, содержание К до 0,8-
1,3 мг/л, Рмин. от 0,01 до 0,12 мг/л; коэффициент накопления микроэлементов в донных
отложениях 0,7-1,1. Это отражает увеличение активности включения элементов, в том
числе биогенов, в жидкий и твердый сток.
3 группа. Водосборные бассейны агроландшафтов, где поля занимают все звенья
агро-луговых катен (рис. 75) за исключением пойменных комплексов, входящих в
экологический каркас (Ж1, Ж2). К ним относятся водосборы Смутихи, Камешницы,
правобережья Мозголихи в среднем течении. Перехват биогенных элементов на
фитобарьере ограничен только зоной контакта полей с высокотравными пойменными
лугами, что не всегда снижает возможность их потери с водным стоком. Минерализация
речных вод в таких водосборах составляет 264-285 мг/л, содержание К – 1,45-1,8 мг/л,
Рмин. – 0,13-0,15 мг/л. Параллельно с этим возрастает и твердый сток, что фиксируется по
увеличению накопления микроэлементов в донных отложениях (R=1,35-1,88). В
каскадных ландшафтно-геохимических системах малых водосборных бассейнов этой
группы процессы выноса биогенных элементов проявляются сильнее по сравнению с
другими водосборами в пределах агроландшафтов столового плато.
Усложнение внутренней организации элементарных водосборов этой группы
обусловлено соседством типичных автохтонных катен с псевдокатенами. В автохтонных
катенах верховьев Смутихи на правобережье естественная растительность сохранилась в
супераквальных ландшафтах поймы и представлена мезофитными лугами с участием
большого количества сорных видов, реже ивово-ольховыми зарослями. Отличительная
черта механической миграции – развитие плоскостного смыва при узкой зоне
аккумуляции в нижних частях склонов и непосредственный контакт полевых культур с
пойменными фитоценозами.
Для левобережья характерны псевдокатены, связанные с наличием серии ложбин,
четко выделяющихся на крутых склонах и продолжающихся в пределах делювиального
шлейфа в виде неясно выраженных вытянутых понижений, частично распаханных,
частично занятых лугами. Трансформация миграционной структуры заключается в
увеличении набора катен и соседстве полных и неполных геохимических сопряжений (Ж1
и И1). Неполные сопряжения заканчиваются элювиально-аккумулятивными ЭЛ ложбин,
которые в период снеготаяния перехватывают склоновый сток талых вод. Их днища
заняты разнотравно-овсяницево-тимофеевковыми, бобово-разнотравно-злаковыми лугами
(И1) или березовыми перелесками (И2). Соседство различающихся по структуре
типичных и псевдокатен вызывает разрыв единого ареала агроценозов и появление двух
видов фитобарьеров: 1) линейно ориентированных вниз по склону и связанных с лугами
по днищам ложбин; 2) локальных, пространственно разобщенных площадных
латеральных барьеров у подножья крутых склонов на оконечностях ложбин,
маркирующихся массивами березовых лесов (Авессаломова, 2014). В отличии от лесных
катен фоновых водосборов развитие кислородной обстановки в почвах автономных и
элювиально-аккумулятивных ЭЛ исключает возможность появления латерального
глеевого барьера в нижних звеньях неполных геохимических сопряжений. Предпосылки
к его возникновению появляются в аллохтонных агро-луговых катенах на контакте с
поймами (рис. 75). Емкость фитобарьеров на высокотравных лугах пойм и наложенных на
них конусов зависит от флористического разнообразия и присутствия крупнотравных
 205

видов. Травянистая фитомасса лугов составляет от 36,0 до 74,4 ц/га, запас зольных
элементов 3,0-4,5 ц/га, БХА разнотравья от 36 до 52, злаков – 19-35, бобовых – 39.
Наиболее сложным набором барьеров отличаются агро-лесо-луговые катены (В),
особенно в случае соседства с псевдокатенами (левобережье Заячьей ниже Заячерецкого
погоста и др.) (рис. 75). В них наряду с заградительными фитобарьерами по краю лесов
формируются многофункциональные барьерные зоны в гетерономных звеньях
сопряжений, включающие линейные и площадные фитобарьеры, биогеохимические в
органогенных горизонтах, а также физико-химические барьеры (сорбционные, глеевые,
кислородные) и геохимические ловушки.
В целом, водосборные бассейны агроландшафтов Устьянского плато отличаются
большим разнообразием, контрастностью ландшафтного соседства и сочетанием
разнотипных латеральных барьерных зон. Различие параметров ионного и твердого стока
в замыкающем створе разных вариантов элементарных бассейнов является одним из
критериев эмерджентных свойств, обусловленных сочетанием и своеобразием
структурно-функциональной организации входящих в их состав катен. Это требует
дифференцированного подхода при планировании агроландшафтов.

Плодородие почв как главная хозяйственная ценность и проблема плоскостной

эрозии

Распределение и качество земельных угодий в бассейне р. Заячья контролируется

двумя главными факторами: дренированностью и составом почвообразующих пород.
В условиях средней тайги перевлажненность почв с затрудненным доступом
кислорода (оглеение, восстановительная среда) является обычным свойством ландшафта.
Хорошо дренированные почвы являются скорее исключением, чем правилом, и
приурочены к относительно редким ареалам глубоко расчлененного рельефа. Именно
такие условия рельефа свойственны средним и нижним частям бассейнов рек Заячья и
Соденьга (рис. 73)
В обезлесенной части бассейна Заячьей в настоящее время выражены как шесть
контрастных ситуаций, обусловливающее разную пригодность почв (рис. 78).
На водораздельных пространствах мощность песчано-супесчаного чехла
выражается первыми десятками сантиметров, почвы не очень плодородные, но
допускающие распашку при условии достаточной дренированности, то есть в краевых
частях междуречных пространств или на узких междуречьях между притоками Заячьей.
Здесь формируется агроэкологическая группа плакорных земель, наиболее полно
отражающих зонально-провинциальные условия (по В.И. Кирюшину, 2011). В секторах
междуречья, удаленных от бровок более чем на 1 км, почвы, как правило, оглеены и
обеднены основаниями (агроэкологическая группа переувлажненных земель, по
В.И. Кирюшину, 2011), что позволяет (по словам местных жителей) эффективно
выращивать только овёс.
В верхних частях склонов долин, у подножий крутых склонов, на пологих склонах
долин, а также на высоких слабонаклонных террасах нередко песчано-супесчаный чехол
смыт, а современные почвы формируются в моренных средних суглинках
(агроэкологическая группа эрозионных земель по В.И. Кирюшину, 2011). Благодаря
остаточному присутствию карбонатов они относительно богаты дефицитным для тайги
кальцием и в сочетании с хорошей дренированностью склонов привлекательны для
распашки. За многие столетия распашки склонов на многих участках плодородный
гумусовый горизонт смыт и распахивается практически исходная почвообразующая
порода, менее богатая питательными веществами.
На узких водораздельных пространствах между притоками Заячьей и местами в
прибровочных частях широких междуречий слой песчано-супесчаных и суглинистых
 206

отложений маломощен и в почвообразовании принимают участие пермские мергели,

снабжая почву дефицитным кальцием и способствуя накоплению гумуса. В таких местах
почвы обладают наивысшим плодородием и отличаются темным, почти черным цветом.
В средних наиболее крутых частях склонов долин как песчано-супесчаные, так и
моренные среднесуглинистые отложения полностью смыты, и на поверхность выведены
непосредственно пермские мергели (рис. 79), которые представлены тяжелыми
суглинками и глинами (агроэкологическая группа эрозионно-литогенных земель на
элювии плотных пород, по В.И. Кирюшину, 2011). Несмотря на максимально возможно
содержание Ca и Mg, гумус полностью отсутствует и поэтому плодородие низкое.
Нижняя часть склонов и внутренние сектора террас перекрыты широкими
делювиальными шлейфами с относительно плодородными почвами, сформировавшимися
в моренном материале, смытом со склонов и обогащенном основаниями.
На низких террасах Заячьей и ее крупных притоков распространены мощные
песчаные водноледниковые и аллювиальные отложения, которые имеют минимальное
плодородие и поэтому малопривлекательны для земледелия и часто заняты сосновыми
лесами (агроэкологическая группа литогенных песчаных земель по В.И. Кирюшину,
2011). Тем не менее, распаханные части террас оцениваются в хозяйстве как
благоприятные для выращивания картофеля; в советские период использовались для
выращивания льна (благодаря меньшему количеству сорняков на бедных почвах).
Выращивание картофеля рассматривается сельскохозяйственным предприятием как
важная перспектива (Новости Северо-Западного федерального округа. http://nordfo.ru/tseh-
po-pererabotke-myasa--postroyat-ustyanskom-rayone). В реальности песчаные террасы
объединены в полевые участки вместе с урочищами других видов и вовлечены в
зернотравяной севооборот.
Более детальная оценка площадей, занимаемый агроэкологическими группами
земель, проведенный К.А. Кингсеп по методике В.И. Кирюшина, приведена в табл. 7.

Рис. 78. Гранулометрический состав пахотного горизонта почв.

 207

Рис. 79. Эрозия почв с обнажением мергелей (светлые пятна) на крутых склонах долины
р. Межница Заячерецкая в результате распашки и смыва гумусового горизонта почв.

Табл. 7. Площади агроэкологических групп земель (по расчетам К.А. Кингсеп, 2014).

Доля от общей площади

Агроэкологическая группа земель Площадь, га
участка, %
Литогенные 3100 21,7
Сильнопереувлажненные 200 1,4
Средне-слабопереувлажненные 2500 17,5
Среднепереувлажненно-слабоэрозионные 1500 10,5
Слабопереувлажненно-слабоэрозионные 400 2,8
Очень слабоэрозионно-
3300 23,1
полугидроморфные
Слабоэрозионные 10 7,0
Среднеэрозионно-литогенные 2000 13,9
Сильноэрозионно-литогенные 300 2,1

Таким образом, в придолинных краевых частях междуречий, на узких

водораздельных пространствах, на склонах долин и на делювиальных шлейфах благодаря
хорошей дренированности и богатству почв кальцием и гумусом существуют условия уже
более 600 лет привлекательные для земледелия, что сформировало редкий для
Архангельской области крупный очаг сельскохозяйственного освоения и скопление
десятков населенных пунктов. По мере удаления от бровок склонов вглубь междуречий
дренированность почв ухудшается, что способствовало сохранению крупных лесных
массивов (рис. 73). В советское время вкладывались значительные средства в
сельскохозяйственное освоение плоских междуречий с помощью осушительных и
химических мелиораций. В результате массив распашки сильно увеличился по сравнению
с ареалом действительно благоприятных почвенных условий. К послевоенному времени
прекратилась распашка центральных частей междуречий, которые за 5-6 десятилетий
вернулись в нормальное для них состояние переувлажненных лесов. В постсоветское
 208

время ареал распашки сократился за счет дальних полей с переувлажненными (с

признаками оглеения), в прошлом мелиорированными, почвами. Показательно, что на
таких заброшенных полях в первые же годы сформировали щучковые луга, а чуть позже
густая ивовая и березовая лесная поросль (рис. 74). К настоящему времени ареал
сельскохозяйственного использования земель сжался настолько, что практически пришел
в соответствие с ареалом хорошо дренированных почв с близким залеганием карбонатных
пород, то есть именно с той частью ландшафта, которая многие столетия назад привлекла
славянскую колонизацию (рис.80).

Рис. 80. Землепользование в бассейне р. Заячья в 2012 г. Контурная основа – границы

урочищ (Хорошев, 2005).

Агрогенная миграция вещества в агроландшафте и экологический каркас как

средство ее регулирования

Особенность современных процессов на коренных склонах долин Заячьей и ее

притоков заключается в том, что они не только вызывают снижение пригодности почв для
земледелия, но и провоцируют антропогенные потоки твердого и растворенного вещества,
оказывающие большое влияние на удаленные урочища и водоемы. Поэтому проблема
смыва почв актуальна не только для сельскохозяйственного производства, но и для
рекреационного и рыболовного использования водоемов, а также для состояния
биоразнообразия водоемов и пойм.
Существуют три основные траектории миграции вещества, способные изменить
естественную геохимическую структуру пойменных урочищ и свойства химические
водоемов в условиях сельскохозяйственного использования водосборных бассейнов: 1)
миграция по лощинам, 2) миграция с грунтовыми водами 3) миграция с поверхностным
стоком по склонам транзитом через делювиальные шлейфы. Для каждой из траекторий
существуют специфические естественные механизмы задержки вещества, которые могут
быть использованы или усилены при проектировании экологического каркаса
агроландшафта.
 209

Миграция по лощинам. Каналами переноса вещества во время снеготаяния или

сильных летних дождей от полей к поймам служат многочисленные лощины,
большинство из которых не имеют постоянного стока. Весной поверхностный сток в
лощинах часто наиболее активен в короткий период от начала схода снежного покрова до
оттаивания почвы, после чего остается только подземный сток. После схода снежного
покрова смыв пахотных горизонтов происходит по бороздам в оттаявшем слое 5-7 см по
еще не оттаявшему слою почвы, особенно на склонах восточной экспозиции. По степени
гидрологической связи между коренными распаханными склонами и устьями,
выходящими на поймы Заячьей и ее притоков, лощины делятся на три группы, что
требует разных подходов при проектировании экологического каркаса.
В первую группу входят лощины, которые заканчиваются пологими конусами
выноса, распластанными по тыловой части широких террас, и не имеют прямой связи с
поймами. При малом размере такие лощины обычно распахиваются от водосборного
понижения до конуса выноса, что приводит к смыву гумусированных горизонтов со
склонов и в тальвегах. Безусловно, некоторая часть вынесенного по таким лощинам
вещества попадает в грунтовые воды, которые разгружаются на поймы, однако в целом
такие лощины можно считать изолированными от уязвимых водных объектов. На конусах
выноса таких лощин (например, у д. Захаровская) формируется слабощелочная среда (рН
около 7,5), что сопровождается накоплением подвижного P и K, обменных Ca, Mg, K, а
также Li, V, Ni, Co, Bi, Be, B, по сравнению с водораздельной поверхностью, транзитной
частью лощины и террасой. Лощины этой группы представляют собой наименее опасный
канал стока загрязняющих веществ в силу изолированности от водотоков (если не считать
миграцию с грунтовыми водами).
Во вторую группу объединяются короткие лощины, берущие начало на
распаханных цокольных террасах Заячьей и выходящих на поймы. Почвы террас и
безлесных верхних секторов лощин имеют слабокислую реакцию (рН 5,5-6,5). Однако
нижние сектора лощин и конуса выноса, расположенные под хвойнолесными
сообществами, могут иметь кислую реакцию (рН до 5,0-5,2). Таким образом,
благоприятны условия миграции катионогенных элементов, которые легко достигают
конусов выноса и делювиальных шлейфов, наложенных на поймы. Облегчен вынос с
террас на поймы N, Mn, Zn, Sn, Ga, Cu, Ni, W, Zr. Плоскостной вынос вещества с террас
практически невозможен из-за отсутствия уклонов. Поэтому реальны два механизма:
вынос с поверхностными потоками по лощинам и вынос грунтовыми водами на пойму.
Разница в ландшафтном соседстве двух исследованных лощин на правой террасе
р. Межница Заячерецкая объясняет противоположные тенденции распределения ряда
микроэлементов. Лощина, приближенная к длинному подсклоновому шлейфу,
характеризуется, по сравнению с террасой, обогащением почв верхней водосборной части
илистыми частицами, поступающими из вышележащих звеньев катены. Поэтому в
распаханном водосборном понижении накапливаются Ba, Mn, V, Zn, Pb, Sn, Ga, B, к
нижней части лощины из концентрации убывают. Лощина, имеющая связь только с
песчаной террасой, имеет противоположное распределение. В супесчаных слабокислых
почвах лощин, по мере удаления от поля происходит дифференциация элементов по
дальности переноса и локализации накопления. Подвижный фосфор – элемент
загрязнения, вносимый с удобрениями – концентрируется в почвах в верхней водосборной
части лощины активнее, чем на распаханной террасе, но концентрации снижаются по
направлению к конусу и пойме. Азот, в противофазе с фосфором, наоборот,
демонстрирует большую подвижность и монотонно наращивает концентрации по мере
прохождения через лощину к конусу и пойме. Концентрации обменных Ca, Mg, Na также
заметно снижаются к нижней части лощины, но местами вновь растут на конусе выноса,
что свидетельствует об их неполном осаждении в водосборном понижении. К числу
микроэлементов, которые могут быть задержаны в биокруговороте, относятся Cu, Zn, Ni,
Mn, Sr, Ba. Повышенная подвижность большинства загрязняющих элементов в кислой
 210

среде, характерной для таких лощин, заставляет расценивать лощины первого типа как
нежелательные каналы загрязнения пойм.
В третью группу объединяются наиболее крупные лощины, область питания
которых частично находится не только на террасах, но и выше - на распаханных крутых
склонах. При сравнении распределения элементов вдоль их тальвегов обнаружена
зависимость дальности миграции от гидрологической связности транзитных и
аккумулятивных секторов. При наличии гидрологической связи лощины со склоном при
самых разных вариантах соседств и удаленности от склона могут легко достигать
пойменных конусов элементы, активно вовлекаемые в миграцию в агроландшафте: N, Mg,
Ni, Zn. Более зависимы в ходе миграции от гидролого-геоморфологических условий P, Ca,
Sr, Co. Они достигают конусов выноса и пойм, если конус выноса приближен к склону
либо лощина обладает достаточно мощным и длительным стоком.
Наиболее интенсивным потоком вещества, провоцируемым распашкой, следует
считать вынос элементов в механической и растворенной форме по частично или
полностью распахиваемым лощинам третьей группы. Продольный профиль лощины
может выступать как регулятор миграции. В частности, часть вещества может быть
осаждено в пределах самой лощины, не доходя до ее устья, в том числе в пределах
«промежуточного» конуса выноса, наложенного на террасу или на выположенных
участках лощины, врезанных в террасу. Другим регулятором может служить щелочно-
кислотная или окислительно-восстановительная «зональность» в пределах днища,
способствующая осаждению вещества на щелочных, кислых, глеевых, кислородных
барьерах. Индикатором этого осаждения считается снижение концентраций в почвах и
растительно-почвенных коэффициентов по мере приближения к устью. Если осаждение
полное, то концентрации в приустьевой части (на конусе выноса, наложенном на пойму
реки), не отличаются от фоновых показателей, свойственных полностью залесенным
лощинам.
Миграция с грунтовыми водами. Фильтрация части растворенных веществ в
грунтовые воды создает еще одну траекторию миграции, которая связывает коренные
склоны и террасы со склонами террас, делювиальными шлейфами, наложенными на
пойму и тыловыми швами пойм. В качестве регулятора миграции может выступать
структура геохимического сопряжения в пределах зоны питания потока, а именно –
присутствие в ее пределах только террасы либо террасы с наложенным на нее шлейфом.
Разгрузка грунтовых вод на пойму может быть источником поступления избыточных (по
сравнению с фоновыми условиями) растворенных веществ. Основными механизмами их
задержки могут быть биологическое поглощение высокотравьем и осаждение на щелочно-
кислотном барьере шлейфа, наложенного на пойму.
Миграция с поверхностным стоком по склонам и делювиальным шлейфам. Во
время весеннего снеготаяния и периодов с активными атмосферными осадками
активизируется плоскостной смыв вещества по распаханным склонам в направлении
делювиальных шлейфов, наложенных на террасы. Длина шлейфа выступает как регулятор
миграции. В зависимости от положения дистального края шлейфа по отношению к бровке
террасы вещество может быть задержано на шлейфе на механическом или щелочном
барьере либо – если шлейф полностью перекрывает террасу – «перевалить» через ее
бровку и поступить на ее склон и далее на пойму, где есть риск вовлечения в водную
миграцию в весеннее половодье. В последнем случае принципиально важное значение
элементов экологического каркаса могут иметь крупнотравные луга и лесные сообщества,
способные вовлечь растворенное вещество в биокруговорот и сократить тем самым его
массу, достигающую поймы. Часть растворенного вещества может по слабоврезанным
ложбинам достигать террасы и задерживаться там в микропонижениях (особенно в
весенний период), затем постепенно фильтруясь в террасовые отложения и поступая в
грунтовые воды.
 211

Для оценки удаленных эффектов склоновых процессов проводится анализ

катенарной организации ландшафта и классификация катен по типам ландшафтных
соседств (а точнее – примыкания урочищ в полуестественном состоянии и их
антропогенных модификаций в катенах). Это позволяет предлагать планировочные
решения в зависимости от наличия экологически неблагоприятных удаленных эффектов.
Катенарный анализ позволяет применить к ландшафтному планированию такой ключевой
критерий как емкость барьеров на пути нежелательных потоков вещества к уязвимым
природным и хозяйственным объектам. Его основная задача – установить расположение
и параметры урочищ, которые могут, не обладая собственными экологическими или
экономическими ценностями, приобретают ценность в контексте каскадной
ландшафтно-геохимической системы, определяя состояние удаленных геосистем.
Выделенные выше (рис. 75) варианты катен различаются по радиальной и
латеральной дифференциации элементов и своеобразию барьерных зон.
Агро-лесные катены. Агро-лесные катены приурочены к сельскохозяйственным
территориям, где в результате повсеместной распашки леса сохранились только в нижних
звеньях (левобережье Заячьей ниже Заячерецкого погоста, в бассейнах Межницы
Заячерецкой, Мозголихи и др.). В зависимости от набора ЭЛ они представлены полными и
неполными геохимическими сопряжениями (рис. 75, Г, Д, Е).
В структуре неполных сопряжений пашни соседствуют с лесами речных террасах,
которые подходят непосредственно к руслу реки, в связи с чем в конечном звене
отсутствует супераквальный ландшафт (А – Тэ – Та – А − Аq). Усложнение их структуры
происходит в случае развития серии террас, когда возможно появление супераквальных
ЭЛ в локальных притеррасных понижениях. На перераспределение элементов оказывает
влияние гетеролитность катен, активность механической миграции, изменение щелочно-
кислотных условий (Н-Са – Са – Н), а также внесение удобрений. Совместное действие
этих факторов отражается на урожайности посевных культур (рис. 75, Г, 3).
При рассмотрении содержаний подвижных форм биогенных элементов и обменных
катионов в поглощающем комплексе почв выявляются различные тенденции их
распределения в разных частях агро-лесных катен. В ряду от автономных ландшафтов
водораздельных равнин (Н-Са-класс) к речным террасам (Н-класс) наибольшим
постоянством в гор. Апах. отличается N, содержание которого меняется от 0,06 до 0,08%,
а коэффициенты латеральной дифференциации близки к 1 (L 1,1-1,3). В то же время во
всех элементарных ландшафтах тренд его распределения по почвенному профилю
отражает резкое снижение концентрации в нижних горизонтах агроземов (ВС и С) до
0,01%. Контрастность радиальной дифференциации (R в пахотном слое 3,5-9) отражает
связь N с биогенной аккумуляцией и закреплением в органогенных горизонтах почв, как
на пашнях, так и в текстурно-подзолистых иллювиально-железистых почвах террас с
елово-березово-сосновыми лесами. Сходная тенденция к накоплению в верхней части
профиля характерна и для К2О (R 1,5-5,8), хотя это проявляется на фоне увеличения
контрастности его латеральной дифференциации при общем снижении содержания в
горизонте Апах. в нижних звеньях катен (L 0,4-0,5) по сравнению с верхними (L=1,9).
Исключение составляют лишь лесные природные комплексы террас, где максимум
накопления К2О в горизонте Вf (R 7,1) может быть связан с иллювиальным типом
распределения органического вещества, что требует дополнительной проверки.
Более сложное распределение по катене характерно для Р2О5 (рис. 81, А).
Контрастность латеральной дифференциации проявляется в чередовании комплексов с
разным уровнем содержания подвижного Р в гор. Апах.: А1 (L =1) – Тэ (L = 0,03) – Та1
(L=0,8) – Та2 (L=0,3) – А2,3 (L 0,1-0,03). Максимальное содержание (400 мг/кг и более)
отмечено в автономных ландшафтах междуречий (А1) и верхней части делювиального
шлейфа (Та1), что свидетельствует о высокой обеспеченности Р пахотных почв и
согласуется с увеличением надземной фитомассы агроценозов. Его накоплению в
горизонте Апах. может также способствовать невысокая подвижность в щелочной среде
 212

(рН 7,5-7,8) и связь с органическим веществом почв. Такие элементарные ландшафты

отличаются наивысшей контрастностью радиальной дифференциации Р2О5 в почвах (R
200-140) в связи с обедненностью или полным отсутствием его в мергелях, залегающих на
глубине 70-80 см (рис. 81, Б). Это согласуется с общими представлениями об обеднении
карбонатных пород Р2О5 и одновременно доказывает, что основным источником
поступления Р в агроландшафты являются не коренные породы, а вносимые минеральные
удобрения.

Рис. 81. Радиальная и латеральная дифференциация макроэлементов в агро-лесной

катене.

К числу элементов, источником которых могут явиться фосфорные удобрения,

относится Mn. Его содержание в Апах. близко к кларковому для почв (850 мг/кг по А.П.
Виноградову, 1957) и мало меняется по катене (L 1,2-1,6). Наименьшего значения оно
достигает на обнаженных свежераспаханных участках террас (L= 0,6), что согласуется с
обедненностью этим элементом песчаных почвообразующих пород и его выносом при
кислом выщелачивании. Именно для агроземов на террасах характерно увеличение
контрастности радиального распределения Mn, концентрация которого в Апах. по
сравнению с песчаным горизонтом С увеличивается почти в 3 раза.
На крутых склонах с маломощными смытыми почвами и появлением мергеля с
глубины 20-39 см содержание Р2О5 в Апах. снижается на два порядка (до 1,3-16,7 мг/кг),
но при низком содержании в почвообразующих породах радиальная дифференциация
выражена слабее (R до 18). В катене эти почвы выделяются по увеличению в горизонте
Апах. обменного Са и Mg (соответственно 22 и 4 мг-экв/100г, L 2,2-2,4), содержание
которых растет вниз по профилю. Насыщенность поглощающего комплекса этими
элементами способствует снижению подвижности Р. Его вовлечение в латеральные
потоки связано преимущественно с усилением на склонах механической миграции, а
область максимальной аккумуляции приурочена к верхней части делювиальных шлейфов
у подошвы коренных склонов. Наряду с нарушением почв при механогенезе,
способствующем изреживанию посевов, необеспеченность растений доступными
формами Р провоцирует снижение интенсивности биопродукционного процесса в
трансэлювиальных ландшафтах с разными полевыми культурами. Например, в молодых
посевах травосмесей надземная фитомасса составляет 4-6 ц /га, в то время как в
автономных ландшафтах увеличивается более чем в 2 раза (14-16 ц/га).
 213

В средней и выположенной нижней части делювиального шлейфа (Та2) содержание

Р2О5 постепенно снижается (до средней и низкой обеспеченности). Несмотря на различие
абсолютных содержаний подвижного Р в пахотных горизонтах на шлейфах разных агро-
лесных катен (на Заячьей, Межнице Заячерецкой) по последовательному снижению
коэффициентов латеральной дифференциации (L от 0,8-0,6 до 0,3-0,2) единая тенденция,
за отдельными исключениями, прослеживается достаточно четко.
В катенах, где делювиальные шлейфы не перекрывают полностью речные террасы,
в органогенных горизонтах агроземов на пашнях и соседствующих с ними лесных
комплексах с текстурно-подзолистыми почвами наблюдается дальнейшее снижение
содержания подвижных форм Р и К (L 0,1-0,03) и обменных К, Са, Мg. Для текстурно-
подзолистых почв характерно увеличение радиальной дифференциации Mn (R от 0,6 до
1,6). Свидетельством активной вертикальной миграции является обеднение Mn
осветленного контактно-глеевого горизонта с накоплением в горизонте Вf. Появление
оглеения и увеличение в поглощающем комплексе Al (до 0,48 мг-экв/100 г, L от 7 до 16) и
Н (до 0,42 мг-экв/100 г и более) свидетельствует об изменении не только окислительно-
восстановительных, но и щелочно-кислотных условий, что увеличивает контрастность
обстановок водной миграции в катенах за счет нижних звеньев неполных геохимических
сопряжений.
Модификация этого варианта агро-лесных катен связана: 1) в верхних звеньях – со
ступенчатостью междуречных равнин и появлением дополнительных зон аккумуляции в
элювиально-аккумулятивных ЭЛ на выровненных поверхностях, куда поступает вещество
с прилегающих пологих склонов (для Р2О5 L=1,6); 2) в нижних звеньях – с развитием
террас разного уровня и появлением на границе с лесами в притеррасных понижениях
(глубина залегания грунтовых вод 40 см) супераквальных комплексов с дерново-глеевыми
почвами и разнотравно-таволгово-вейниковыми лугами. Ассоциация элементов, имеющих
максимумы накопления в слабокислых (рН 6,1-6,5) перегнойно-глеевых почвах
притеррасных понижений, включает Ca, Mg, Ba, Co, Zn, Be, Ge, Li. Привнос этих
элементов может быть связан как с осаждением во время половодья, так и с разгрузкой
грунтовых вод из-под склонов террас. Для Mg, Zn, Li, Be наиболее вероятен вклад
миграции, порожденной распашкой, так как известно, что эти элементы максимальных
концентраций достигают на крутых распаханных коренных склонах – основных зонах
выноса. Фитомасса разнотравно-таволгово-вейниковых лугов достигает 60,4 ц/га. Такие
комплексы могут выступать в роли локальных латеральных биогеохимических барьеров
(в фитоярусе и органогенных горизонтах почв) на пути разгружающихся здесь
внутрипочвенных вод. Подвижность Мn в глеевой среде увеличивает его доступность
растениям и включение в БИК. В рядах биологического поглощения разнотравья и
таволги вязолистной он входит в число элементов биологического накопления (Ах 2,5-
3,8), что наряду с возможностью выщелачивания снижает его содержание в почвах этих
супераквальных ландшафтов (L=0,8). В то же время оно выше, чем в агроземах и
подзолистых почвах залесенных террас (L=0,6), что свидетельствует о возможности
накопления Mn на радиальном кислородном барьере в дерново-глеевых почвах
притеррасных понижений. Визуально он фиксируется по появлению ржавых скоплений на
границе А1 и Вg. Усложнению барьерной зоны наряду с появлением радиальных барьеров
в почве способствует смена на границе с супераквальными ЭЛ кислородной обстановки
на глеевую, что создает предпосылки появления латерального глеевого барьера.
Наиболее активно такой биогеохимический латеральный барьер в супераквальных
луговых ЭЛ, расположенных на контакте агрогенных и лесных комплексов, действует для
Са, что фиксируется по росту величины L почти в 2 раза (соответственно 1,6 и 0,8-0,9).
Предпосылки для обогащения органогенных горизонтов связаны с большой фитомассой
лугов и участием в их составе видов с высокой активностью к его биологическому
поглощению. К их числу относятся гречишные (горец змеиный – Polygonum bistorta),
зонтичные (купырь лесной – Anthriscus sylvestris) и др. Несмотря на наличие луговых
 214

супераквальных ландшафтов Н-Fe-клаccа на границе полей и лесов, роль таких ЭЛ по

перехвату элементов из латеральных потоков почвенных вод ограничена в связи с
редкостью их появления в структуре агро-лесных катен. Что касается гравигенных
потоков, то при большой ширине террас область их аккумуляции на делювиальном
шлейфе не контактирует как с супераквальными ЭЛ, так и с лесами речных террас.
Своеобразие соседства полей с элементами экологического каркаса в нижних
звеньях катен зависит от ландшафтной структуры речных долин. Другой вариант агро-
лесных катен (рис. 75, В) формируется, когда распаханные делювиальные шлейфы
полностью перекрывают цокольно-аккумулятивную террасу и подходят непосредственно
к ее крутым залесенным склонам, обрывающимся к руслу реки (правобережье Межницы
Заячерецкой и др.). При этом структура неполных сопряжений в нижнем звене
упрощается за счет исчезновения автономных ЭЛ террас (А – Тэ – Та – Тэ – Аq). При
сохранении общей закономерности латерального распределения биогенных элементов и
постепенном снижении их содержания по вектору гравигенного потока, на границе с
лесом в горизонте Апах. появляется новая зона аккумуляции. Это фиксируется по
увеличению коэффициентов латеральной дифференциации, хотя такая тенденция
выявляется не для всех элементов (табл. 8). В краевой части делювиального шлейфа на
контакте с лесом, играющим роль преграды на пути механического перемещения
вещества, наиболее заметно увеличение Р2О5 (L до 1,2), а среди обменных катионов Mg (L
1,1 – 1,2) и особенно Na (L 2,8 – 3,2). Возможность накопления элементов в почвах на
таком заградительном барьере возрастает в период снеготаяния. За пределами буферной
зоны на залесенных склонах в гумусовом горизонте подзолистых почв содержание
большинства элементов (за исключением Na) значительно снижается. Установление
барьерной роли лесов при ограничении латерального потока вещества с полей является
обоснованием не только для сохранения ельников на склонах террас, но и создания таких
буферных зон в случае их отсутствия, причем не только на склонах, но и в краевой части
террас. Это приобретает особую актуальность при развитии линейных эрозионных форм.
Их выраженность меняется в разных частях агро-лесных катен: по сравнению с
коренными склонами ложбины почти полностью сглаживаются на делювиальном шлейфе,
но при близком залегании мергелей вновь появляются в краевой части цокольно-
аккумулятивной террасы. На ее крутых склонах врез логов увеличивается, они прорезают
породы цоколя, превращаясь в глубокие промоины, по которым в период активизации
линейной эрозии (например, во время снеготаяния) осуществляется транзит вещества с
жидким и твердым стоком. Эти участки требуют особого внимания при конструировании
буферных зон для ограничения роли таких каналов стока. Тем более, что в настоящее
время на склонах в еловых мертвопокровных и мелкотравных лесах с участием
бореальных и неморальных видов много ям, связанных с выворотом елей. Это требует
организации мониторинга за их состоянием, что необходимо для сохранения барьерных
функций.

Табл. 8. Буферная зона в агро-лесной катене (правобережье Межницы Заячерецкой).

Элементарные ландшафты
Автономны Трансэлювиаль Трансаккумулятивные Трансэлювиаль
е ные ные
На На коренных Делювиальный шлейф Род
моренных склонах, На На цокольно- Буферн На склоне и
суглинках, сложенных коренн аккумулятив ая зона террасы вид
подстилаем мергелями ом ной террасе на
 215

ых склоне террасе
мергелями
Агроценозы с травосмесями (клевер с тимофеевкой) Ельник Тип
кисличник
Н-Са Са Н-Са Н → Н-Са Н Клас
с
Коэффициенты латеральной дифференциации в органогенных горизонтах почв (Апах.,А1)
1 0,003 0,7 0,5-0,3 0,8-1,2 0,02 Р2О
5
1 0,2 0,5 0,4-0,3 0,1-0,2 0,06 К2О
1 0,8 1,1-0,6 0,9-0,4 0,4-0,6 0,3 Са
1 1,7 1,0-1,8 0,8-0,4 1,1-1,2 0,9 Mg
1 1,5 1,4-0,9 1,4-1,5 2,8-3,2 2,8 Na

Агро-лесные катены, представляющие собой полные геохимические сопряжения

(рис. 75, Е), встречаются в бассейнах небольших притоков Заячьей (р. Мозголиха и др.),
когда полностью перекрывающий узкую аккумулятивную террасу делювиальный шлейф
соседствует с залесенной поймой. Такие катены относятся к аллохтонным, так как на
формирование супераквальных ЭЛ оказывает влияние не только латеральная миграция
элементов во внутрикатенарном пространстве, но и поступление вещества с потоками из
соседних катен. Поймы Заячьей, получающие значительную часть питания из залесенной
верхней части бассейна, отличаются заметно более кислой реакцией почв (рН 6,1-6,8) по
сравнению с поймами ее притоков, которые расположены ближе к распаханным склонам,
шлейфам и имеют высокую долю крутых распаханных склонов в бассейне (рН 7,0-7,5).
Супераквальные ЭЛ могут ограничивать перемещение материала при механогенезе, даже
при снижении активности его накопления в нижней части делювиального шлейфа. Как и в
других катенах она фиксируется изменением по направлению потока коэффициентов
латеральной дифференциации подвижных форм биогенных элементов и обменных
катионов (табл. 9). По сравнению с агроземами трансаккумулятивных ЭЛ в дерново-
глеевых пойменных почвах увеличивается содержание обменных Са и Mg, поступающих
с грунтовыми и поверхностными водами, в том числе с талыми водами во время
половодья (L соответственно 1,2 и 2,4). Кроме того на границе с супераквальными
комплексами Н-Fe-класса создаются предпосылки для появления глеевого барьера, а
ивняки с высокотравными разнотравно-злаково-таволговыми лугами выступают как
фитобарьер, на котором травянистая масса составляет 32,8 ц/га, а запас зольных
элементов 2,43 ц/га. Ивняки в поймах малых рек распространены фрагментарно;
использование их в качестве латеральных барьеров требует появления таких фитоценозов
на всех участках, где возможен контакт делювиальных шлейфов и пойм. Характерную
ассоциацию элементов, накапливающихся на поймах, в больших количествах, чем в
вышележащих звеньях катены, составляют N, Mg, Mn, Ba, Ni, Cu, Zn, W. Для N, Mg, Ni,
Co, Zn, B существенным механизмом поступления на пойму можно считать вынос
временными водотоками по лощинам. На это указывают повышенные концентрации в
почвах конусов выноса. Cu, Ni, Zn и Mn способны проникать на пойму не только с
речным наилком, но и при миграции с террас в подвижных формах транзитом через
шлейфы с кислыми почвами. На это указывают высокие коэффициенты биологического
поглощения таволгой вязолистной (Filipendula ulmaria). В тех случаях, когда
делювиальный шлейф полностью перекрывает террасу, почвы у подножья ее склона
приобретают слабощелочную реакцию. Тогда микроэлементы, активно поглощаемые
таволгой (B, Li, V, Cr), не обнаруживают повышенных концентраций на поймах, что
 216

следует рассматривать как свидетельство эффективности биогеохимического барьера

высокотравных лугов (Хорошев, 2015).

Табл. 9. Латеральная дифференциация элементов в органогенных горизонтах почв (Апах.,

А1) агро-лесной катены.

Коэффициенты латеральной
Элементарные ландшафты дифференциация элементов
Подвижные формы Обменные катионы
Р2О5 К2О Са Mg
Автономные Н-Са-класса на морене, 1 1 1 1
подстилаемой мергелями.
Посевы ячменя
Трансэлювиальные Са-класса на мергелях. 0,03 1,02 2,4 2,2
Посевы ячменя
Трансаккумулятивные Н-Са-класса на 0,8 0,4 0,7 1,3
щебнистом делювии, подстилаемом
мергелями.
Посевы ячменя
Трансаккумулятивные Н-класса на 0,5 0,3 0,5 0,9
супесчаном делювии, подстилаемом
аллювиальными песками.
Посевы ячменя
Супераквальные Н-Fe-класса на пойменных 0,3 0,4 1,2 2,4
суглинках.
Ивняк злаково-таволговый

Агро-лесо-луговые катены. Отличительной особенностью типичных агро-лесо-

луговых катен является увеличение биогеохимической неоднородности в связи с
появлением в гетерономном звене не только лесных, но и луговых ЭЛ (рис. 73, В). Для
таких геохимических сопряжений в бассейнах Заячьей, Межницы Заячерецкой и других
рек характерен контакт пашни с покрытыми лесом склонами цокольных и цокольно-
аккумулятивных террас разного уровня, соседствующих с луговыми поймами (А-Тэ-Та-
Тэ-Saq-Aq). В то же время с расчлененностью междуречий связано появление ложбин,
перехватывающих часть латеральных потоков, что вносит коррективы в миграционную
структуру катен (появление псевдокатен по Н.С. Касимову и др., 2012). Важным итогом
усложнения и дробления геохимических потоков является аккумуляция вещества в разных
частях катен на пространственно разобщенных уровнях и увеличение разнообразия
барьерных эффектов (рис. 82). Локализацию зон аккумуляции вещества при механической
миграции было предложено использовать при систематике геохимических сопряжений
(Геннадиев, Жидкин, 2012).
 217

Рис. 82. Схема формирования геохимических барьеров в агро-лесо-луговых катенах.

При плоскостном смыве основная зона аккумуляции приурочена к делювиальному

шлейфу, а накопление отдельных элементов и их парагенных ассоциаций на
механическом барьере зависит от дифференциации вещества при движении площадных
гравигенных потоков. Их продвижению к гетерономному звену катен препятствует
заградительный фитобарьер, в качестве которого выступают ельники на бровке цокольно-
аккумулятивной террасы. Напротив, транзит вещества по каналам линейной эрозии
формирует зоны аккумуляции в среднем звене катен на днищах логов, о чем
свидетельствует появление в почвах элювиально-аккумулятивных ЭЛ погребенных
горизонтов; в нижнем – на конусах выноса, наложенных на пойму. В таких геосистемах
механические барьеры связаны с линейно-вытянутыми потоками рассеяния, каждый из
которых имеет свою, сопряженную с ним, локальную область аккумуляции. На поймах
это определяет дискретный характер барьерной зоны, обусловленной привносом
материала внешними гравигенными потоками. В половодье и во время паводков
вовлечение его в водные потоки оказывает влияние на твердый сток и состав донных
отложений.
Влияние карбонатного субстрата в трансэлювиальных ЭЛ Са-класса на коренных
склонах и элювиально-аккумулятивных по днищам ложбин ослабляется на делювиальном
шлейфе (Н-класс) и пролювиальных конусах (Н-Са-класс). Одним из эффектов
пространственного соседства различных классов ЭЛ является мозаичность щелочно-
кислотных условий агро-лесо-луговых катен, создающая предпосылки возникновения
щелочных и кислых барьеров при движении почвенных и талых вод. На границе конусов с
поймой увеличивается контрастность окислительно-восстановительных условий при
переходе к супераквальным ЭЛ Н-Fe-класса и возможность возникновения латерального
глеевого барьера. Кроме этого рост трофности в нижней части конусов активизирует
биопродукционный процесс в луговых комплексах.
На делювиальном шлейфе ложбины большей частью распаханы; на склонах
цокольно-аккумулятивных террас днища наиболее крупных из них заняты бобово-
злаково-разнотравно-гераниевыми лугами с участием неморальных видов на дерновых
намытых почвах, формирующихся на элювии мергелей. В верхней части конусов в
составе травяного яруса сохраняются относительно засухоустойчивые виды (герань
луговая и лесная – Geranium pratense, G. sylvaticum) и не переносящие длительного
затопления (ежа сборная – Dactylis glomerata) виды. Фитомасса лугов по днищам ложбин
и на конусах составляет 36,4 – 43,6 ц/га. Их краевая часть при увеличении увлажнения,
трофности и появлении дерново-глеевых почв окаймляется полосой лугов с участием
 218

крупного разнотравья, в первую очередь таволги вязолистной (Filipendula ulmaria). На

лугах с ее участием фитомасса достигает 50,4 ц/га и более, запас зольных элементов около
3 ц/га. Это свидетельствует, что в элементарных ландшафтах конусов функционируют
различающиеся по биогеохимической специализации и емкости фитобарьеры по
перехвату биогенных элементов, поступающих с полей по ложбинам стока.
Кроме площадных фитобарьеров, приуроченных к трансаккумулятивным
ландшафтам конусов, на контакте пойм со склонами цокольных террас, где у тылового
шва выходят грунтовые воды, возникают узкие ленточные фитобарьеры. Они четко
маркируются бордюром из таволги вязолистной, который смыкается с высокотравными
лугами поймы. По границе с супераквальными комплексами возникает глеевый барьер.
Разнообразие барьерных зон в нижнем звене агро-лесо-луговых катен зависит не
только от склоновых процессов, но и от морфологического строения поймы. На участках,
где она узкой полоской примыкает к крутым склонам цокольных террас, пролювиальные
конусы полностью перекрывают ее поверхность. Они заняты сероольшанниками, в
травяном покрове которых преобладают щучка дернистая (Deschampsia cespitosa) и
таволга. В таких комплексах Н-Fe-класса функции по вовлечению элементов в БИК
выполняют древесные и травянистые виды с различной филогенетической
специализацией.
При расширении поймы усложнению ее структуры способствует появление
старичных понижений, фиксирующих меандрирование русла реки. Для них характерны
заболоченные луга с господством крупных осок (осока острая – Carex acuta) и злаков
(щучка дернистая, вейник сероватый – Calamagrostis canescens), а также появление
низинно-болотных видов разнотравья (калужница болотная – Caltha palustris). Во
фракционной структуре фитомассы, достигающей 24-27 ц/га (редко до 45,2 ц/га)
преобладают злаки и осоки, отличающиеся пониженной зольностью (3,8%). При
одновременном снижении обоих параметров эффекты взаимоусиления проявляются в
резком уменьшении запаса зольных элементов до 1,7 ц/га, а соответственно и емкости
фитобарьера, по сравнению с лугами поймы и пролювиальных конусов. В то же время при
близком залегании грунтовых вод (летом на 30-40 см и менее), формировании
аллювиальных перегнойно-глеевых почв и развитии кислого оглеения (рН 5,2-5,3)
увеличивается подвижность Mn и активность его включения в БИК. Содержание этого
элемента в золе осок и болотного разнотравья составляет 1500 мг/кг, что позволяет
отнести Mn к элементам сильного накопления (кларк концентрации 2,0). Усиление
детритогенеза в условиях замедленного разложения органического вещества и накопление
мортмасс создают предпосылки появления биогеохимического барьера в перегнойных
горизонтах, а на их границе с Вg – возникновение глеевого и сезонного кислородного
барьера в совокупности с сорбционным. Весной старичные понижения долго удерживают
талые воды, а при сохранении летом небольших старичных озерков превращаются в
геохимические ловушки, в воде которых накапливаются подвижные формы биогенных
элементов (Авессаломова и др., 2013). Таким образом, сложность барьерной зоны в
нижнем звене агро-лесо-луговых катен обусловлена совместным действием разных
механизмов, обеспечивающих концентрацию элементов. С одной стороны, потерю
подвижности и закрепление биогенных элементов на латеральных и радиальных
биогеохимических (площадные и ленточные фитобарьеры, биогеохимический в
органогенных горизонтах), физико-химических (сорбционный, глеевый, кислородный) и
механических (аккумуляция на пролювиальных конусах) барьерах; с другой – накопление
их растворенных форм в геохимических ловушках.
Агро-луговые катены. Среди агро-луговых катен выделяются варианты в
зависимости от дальности распространения вещества, вовлеченного в механическую
миграцию (рис. 75, Ж, З). Как и в агро-лесных катенах наибольшая латеральная
контрастность зафиксирована на участках неполного перекрытия террас делювиальными
шлейфами (А – Тэ – Та – А – Saq – Aq). Террасы выполняют роль буферных урочищ
 219

между склонами как источниками нежелательных веществ и водотоками как наиболее

уязвимыми и социально важными элементами ландшафта. По коэффициентам
латеральной дифференциации в Апах. (рис. 83) вариабельность геохимических
параметров ярко проявляется при сравнении: 1) трансэлювиальных ландшафтов Са-
класса, где поглощающий комплекс дерново-карбонатных почв насыщен Са, Mg (L
соответственно 3,4 и 2,2) при низкой концентрации Н (L 0,006), а содержание Р2О5
минимально (L 0,5), и 2) автономных ландшафтов Н-класса, занимающих речные террасы,
подзолистые почвы которых недонасыщены основаниями (L Са – 0,9, H – 12,9) и хуже
обеспечены Р2О5 и К2О (L соответственно 0,8 и 1,0), чем на делювиальных шлейфах (L
1,0-1,8). Супераквальные ландшафты луговых пойм Н-Fe-класса отличаются высокой
фитомассой (75 ц/га) и изменением обстановки водной миграции в связи развитием
кислого оглеения в почвах (рН=5,1). В то же время в пойменных аллювиальных дерново-
глеевых почвах обеспеченность подвижными формами Р и К хуже, чем на шлейфах и
колеблется от низкой до средней, что видно по снижению L для Р2О5 и К2О
(соответственно 0,5 и 0,7).
При полном перекрытии цокольных террас (А – Тэ – Та – Saq – Aq) пахотные
горизонты агроземов на делювиальном шлейфе хорошо обеспечены Р2О5 (280-540 мг/кг, L
до 1,7) и К2О (260-473 мг/кг, L 2,5-4,5). Ниже у подножья отвесного уступа террасы на
границе с поймой появляются небольшие делювиальные конусы, с которыми связана зона
пониженных значений этих соединений (Р2О5 104,7 мг/кг, L=0,3; К2О 217 мг/кг, L=2,1).
Возможно, одной из причин снижения содержания Р2О5 является поступление
обедненного этим элементом материала с уступа, сложенного мергелями. Их влияние
подтверждается увеличением в поглощающем комплексе почв конусов Са, как и в
трансэлювиальных ЭЛ коренных склонов (12-17 м-экв/100г, L 2,2-2,3). Появление
карбонатного субстрата в нижних звеньях катен может способствовать снижению
латеральной контрастности щелочно-кислотных условий, когда ведущую роль в
изменении миграционной структуры в связи с развитием глеевой среды в пойменных ЭЛ
агро-луговых катен начинает играть окислительно-восстановительная обстановка.
Другой вариант ландшафтного соседства характерен для агро-луговых катен, в
которых распаханные делювиальные шлейфы непосредственно сопрягаются с луговой
поймой. Тогда смытое со склонов вещество осаждается на пойме либо непосредственно
поступает в русло (отрезок у д. Костинская, д. Усачевская, нижняя часть долины
Межницы Заячерецкой), вызывая заиливание и изменение химических и физических
свойств вод (рост жесткости, мутности, общей минерализации, эвтрофикация
соединениями азота и фосфора, вносимыми с удобрениями). Таким образом, негативный
эффект смыва гумуса и снижения плодородия почв на крутых склонах при указанном
соседстве урочищ сопровождается негативными эффектами для вод (рис. 84). При
повышении увлажнения и хорошей обеспеченности намытых дерново-глееватых почв Р и
К в зоне контакта появляются крупнотравные луга с доминированием зонтичных
(борщевик сибирский – Heracleum sibiricum, купырь лесной), отличающиеся повышенной
фитомассой и запасом зольных элементов (74,4 ц/га и 4,5 ц/га). С учетом активности
зонтичных к биологическому поглощению К и других элементов такие фитоценозы
выполняют несколько функций: 1) выступают в роли латеральных фитобарьеров,
ограничивающих в летний период вовлечение биогенов в миграционные потоки и потерю
с поверхностным стоком; 2) создают условия для их накопления в органогенных
горизонтах почв (К2О = 175,1 мг/кг), что усиливает значимость этих барьерных зон
(Авессаломова, 2014). Наряду с зонтичными увеличению емкости латеральных
фитобарьеров способствует появление видов с высокой биогеохимической активностью
(таволга вязолистная и др.). При разработке мероприятий по ограничению выноса
биогенных элементов с полей создание таких барьерных зон необходимо в первую
очередь именно для агро-луговых катен.
 220

Рис. 83. Фитомасса и латеральная дифференциация макроэлементов в почвах агро-

луговых катен.
 221

Рис. 84. Примыкание распахиваемого массива с намывом почв со склонов к пойме

р.Межница Заячерецкая с высоким риском заиливания и загрязнения водотока.

Геохимическая обстановка на поймах и в водоемах рассматривается как

интегральный показатель интенсивности латеральных потоков и, соответственно, как
критерий экологической безопасности принимаемых планировочных решений в
бассейнах. Сравнивая состояние пойменных урочищ и водоемов в бассейнах с разными
площадными соотношениями видов земельных угодий, при ландшафтном планировании
определяют экологически оптимальную структуру угодий (лесистость, распаханность,
запечатанность и др.). Разумеется, экологически оптимальное соотношение угодий может
не совпадать с экономически оптимальным соотношением, что требует поиска
компромиссных решений по принципц субоптимальности.
Частичная или почти полная распаханность или обезлесенность бассейнов
способствует поступлению вещества, смываемого с мергельных склонов, в водную
миграцию и частичному осаждению его на поймах во время половодий. Активное
вовлечение Mg и Ca в водную миграцию в агроландшафте приводит к сильному
накоплению этих элементов в пойменных почвах. Концентрации возрастают вниз по
течению Заячьей по мере роста доли распаханных склонов в бассейнах притоков до 50-82
% при падении лесистости до 7-20 %. Накопление обменного K на поймах, напротив,
происходит слабо. В то же время в заболоченных тыловых швах пойм и террас, на
делювиальных шлейфах и конусах, наложенных на поймы, в тальвегах коротких
врезанных в террасы ложбин, содержание обменного K может быть повышено, что
показывает высокую способность преодолевать большие расстояния в растворенном виде
при миграции по катенам с распаханных склонов. Таким образом, очевидно, что есть, как
минимум, два иерархических уровня организации геосистем, обусловливающих
перераспределение макроэлементов. Для Ca и Mg большее значение имеет состояние
ландшафтного покрова в речном бассейне, а для K – в пределах катены.
Сравнение химических свойств гумусовых горизонтов почв пойм Заячьей в
разных секторах агроландшафта показывает, что ниже устья р.Стругницы (то есть при
вступлении Заячьей в область с почти полностью распаханными долинами притоков)
возрастает содержание Ba, V, Zn, Pb; уменьшается содержание Mo (не связанного с
эффектами распашки). Для ряда элементов (Mn, Co, подвижный P) зафиксировано
снижение содержаний в пойменных почвах по мере возрастания расстояния до края
распаханного поля более 300-400 м, что позволяет считать основным источником их
поступления на пойму непосредственный смыв с полей вне эрозионных форм.
Конечным звеном накопления нерастворимых форм химических элементов
являются донные отложения. В связи с этим проведено сравнение состава донных
отложений рек с разной степенью распаханности водосбора. По сравнению с залесенными
водосборами в донных осадках рек агроландшафтов увеличивается содержание Р в 2-5 раз
и интенсивность накопления микроэлементов (рост кларков концентрации в 1,5-2 раза). В
их число входят как важные биогены (Mn, Zn, Cu, B), так и элементы, малоподвижные в
большинстве обстановок (Ti, Cr и др.). Донные отложения р.Мозголихи, бассейн которой
распахан практически от истока на 55 % площади, отличаются повышенным содержанием
Cr, Ni, Cu, Sn, Mo, B. В то же время донные отложения р. Стругницы (реки с
распаханностью 2 % площади бассейна и лесистостью 71 %) отличаются от донных
других притоков Заячьей пониженным содержанием Mn, Cr, V, Ni, Co, Zn, т.е. элементов,
избыточные количество которых поступают в миграционные потоки при распашке.
На примере малых бассейнах с разной степенью лесистости и распаханности
оценено влияние сельскохозяйственного землепользования и бытового загрязнения на
гидрохимические свойства водоемов. В качестве критерия использовано соотношение
основных ионов и элементов-биогенов.
 222

Соотношение основных ионов в поверхностных и грунтовых водах варьирует в

пределах ландшафта в соответствии с разными долями карбонатных морен, пермских
мергелей в долине Заячьей и в бассейнах ее боковых притоков. Бассейны восточного
слабодренированного сектора почти всегда характеризуются превышением Ca над Mg,
западного дренированного сектора – чаще наоборот. Это объясняется сокращением в
западном направлении мощности моренного чехла, ростом доли крутых коренных
склонов с выходами мергелей на поверхность (21 % в бассейне Стругницы, 30-35 % в
бассейнах Становской балки и Смутихи), а также ростом распаханности. Воды
Становской балки весной характеризуются преобладанием Mg над Ca вследствие
активного смыва материала мергелей с полей, а в остальные сезоны - преобладанием Ca.
В грунтовых водах родника, дренирующих мергельные пласты, во время усиленного
промывания отложений в паводковые весенние и осенние сезоны отношение Ca/Mg
уменьшается до 0,36-0,62, в то время как в летнюю межень оно возрастает до 0,81
(влажное лето) - 1,14 (сухое лето). Концентрации Mg в постоянных водотоках в весенний
и осенний паводки прямо зависят от доли пашен и лесов в бассейне. Особенно сильный
скачок характерен при снижении лесистости бассейна до 7-8% и росте распаханности до
64-82%. При господстве поверхностного стока во время снеготаяния источник общий Ca и
Mg – размываемые карбонатные почвы крутых склонов. В то же время в зимнюю
межень, когда возрастает доля подземного питания, корреляция содержаний Ca и Mg
отсутствует. Это свидетельствует о наличии разных источников Mg и Ca в грунтовом
стоке – соответственно, из мергелей и из московской карбонатной морены. Например,
зимний сток р. Межница Заячерецкая обогащен Mg (36 мг/л), по сравнению с р. Межница
(18 мг/л), что согласуется с повышенной долей крутых мергельных склонов
(соответственно, 29% и 19%) при меньшем размере бассейна и, соответственно
свидетельствует о большем вкладе мергелей в формирование химического состава
подземного стока. В то же время более высокое содержание кальция в зимнюю межень
характерно для группы бассейнов с повышенной долей плоских и пологих поверхностей,
обусловленных наличием мощного чехла карбонатных моренных суглинков (Стругница,
Межница Заячерецкая, Межница, Мозголиха, 74-78 мг/л), чем в бассейнах с небольшой
долей таких поверхностей (Становская, Смутиха, Козловка, 54-65 мг/л). Для остальных
ионов полученные результаты показывают более слабую связь с особенностями
морфолитогенной основы и более существенную – с соотношением видов земельных
угодий.
Поверхностные воды наиболее распаханных бассейнов (Смутиха, Камешница и
Становская) выделяются наиболее высоким содержанием сульфатов и хлоридов в
весенних водах, что позволяет расценивать эти ионы как компонент загрязнения. Воды
Смутихи, имеющей контакт с бытовым загрязнением от д. Нагорская обогащены
хлоридами, нитратами, органическим фосфором, нитритов. Становская балка с
бассейном, сопоставимым по площади, лесистости и доле крутых мергельных склонов, не
получает бытового загрязнения, но бассейн ее распахан на 82 % (против 64 % в бассейне
Смутихи), вследствие чего воды имеют более высокую концентрацию сульфатов и
кальция. Весенний сток из полностью распаханного под зиму водосбора Захаровской
балки отличается повышенным содержанием кальция и минерального фосфора по
сравнению с логами левобережья Заячьей покрытыми многолетними травами. Сток с
полей под многолетними травами по левобережью Смутихи отличается пониженным
содержание нитратов и органического фосфора по сравнению со стоком с зяблевых
полей на правобережье Межницы Заячерецкой. Весенний сток калия во временных
водотоках с распаханных под зиму полей, наоборот, слабее (0,6 мг/л), чем с полей под
стерней и многолетними травами. Это свидетельствует о биогенном источнике калия в
водах. Весенний сток калия из бассейнов распаханного западного сектора выше, чем из
залесенного восточного. Минерализация растительных остатков в лесах не является
источником калия в водах, в отличие от минерализации остатков культурной травянистой
 223

растительности. В зимнюю межень заметно нарастание содержаний калия в

поверхностных водах в западном направлении как в малых реках, так и в Заячьей. Это
согласуется с ростом доли крутых мергельных склонов в бассейне и с ростом степени их
распаханности (от 20 до 64-82%). Выявлено существенное отличие весеннего стока
биогенов из залесенных и распаханных водосборов. Из первых выносится меньше калия и
минерального фосфора и больше органического фосфора, по сравнению со вторыми. При
росте лесистости бассейна выше 20 % наблюдается резкий скачок содержаний
органического фосфора. В весеннее половодье большая мутность всегда соответствует
водотокам с повышенным содержанием органического фосфора. В бассейнах рек
Камешницы и Смутихи, имеющих минимальную лесистость (7-8 %) весеннее содержание
органического фосфора весной 2013 было существенно меньше, чем в реках с полностью
или частично лесным бассейном. Рост лесистости бассейна отражается также на
содержании нитратов в поверхностных водах в весенний и осенний паводки: при
лесистости более 30 % наблюдается заметное снижение концентраций; в зимнюю и
летнюю межень закономерность отсутствует.
Получены свидетельства, что большая доля пашни в водосборном бассейне
отражается на химическом составе не только поверхностных, но и грунтовых вод. Родник
с водосбором в пределах распаханной террасы имеет более высокое содержание нитратов,
кальция, минерального и органического фосфора. В частично залесенном водосборе
биогены перехватываются склоновым сосново-березово-осиновым лесом, а в полностью
распаханном бассейне узкий (около 50 м) прибровочный перелесок не способен
задерживать биогены, вносимые с удобрениями. Отличие миграции азота заключается в
том, что он не только заметно накапливается в почвах заключительных
трансаккумулятивных звеньев катены, но и выносится на поймы с грунтовыми водами при
условии распаханного водосбора. Воды, высачивающиеся из-под распаханной цокольной
террасы Межницы Заячерецкой, почти всегда обогащены нитратами в сравнении с
другими родниками (с частично лесными водосборами) и водами рек (кроме Камешницы
и Смутихи, загрязненных бытовыми стоками и стоками с ферм).
Помимо смыва почв и техногенных химических веществ с распаханных угодий, к
основным источникам загрязнения в бассейне Заячьей относятся стоки с ферм, бытовые
стоки и свалки. Наиболее значимые источники загрязнения находятся в д. Нагорская.
Особенность их расположения заключается в непосредственном контакте с водосборами
правых притоков Заячьей – Смутихи и Камешницы (рис. 85, А). Это относится к старой
ферме и жилым домам. Новая строящаяся ферма создает меньшие риски, так как
приурочена к плоской водораздельной поверхности на удалении от водосборов. Наличие
химического загрязнения от объектов д. Нагорской выявляется по повышенным
концентрациям хлоридов (нехарактерных для естественных водотоков) в водах Смутихи и
Камешницы практически во все сезоны по сравнению с фоновыми условиями. Повышение
концентрации хлоридов вниз по течению заметно и в р.Заячья. Пробы отбиравшиеся в
р. Межница в 1990-е годы (пока существовала ферма в д. Ларютинской) также устойчиво
показывали повышенное по сравнению с фоном содержание хлоридов (рис. 86).
Дополнительное количество загрязняющих вещество в ручьи может поступать с
распахиваемых склонов, особенно во время весеннего снеготаяния – с распаханных под
зиму с внесением органических удобрений.
Современные организованные и неорганизованные свалки приурочены к песчаным
террасам Заячьей и частично используют отработанные или действующие песчаные
карьеры. Наибольшее скопление бытовых отходов находится на левой террасе Заячьей
между устьем р.Межница и шоссе Тарнога-Октябрьский (рис. 85, Б). Основная проблема
связана с высокой водопроницаемостью песков и высоким риском поступления
загрязняющих веществ по короткому пути в несколько десятков метров в русло Заячьей и
старичные водоемы, периодически промываемые во время половодья. Еще один вариант
формирующейся свалки связан с засыпкой строительными и бытовыми отходами
 224

крупного карьера на дороге от д. Нагорская к д. Погорельская (рис. 85, В). Этот объект
находится в менее уязвимой позиции в силу положения на водораздельной поверхности.
Однако риск также нельзя считать нулевым, поскольку карьер расположен вблизи от
водосбора крупной балки Становской. Поэтому не исключается поступление
загрязняющих веществ в русло ручья, протекающего по балке и впадающего в Заячью.
Степень риска будет зависеть от состава сбрасываемых отходов: относительно
безопасными могут считаться отходы деревянных, бетонных, кирпичных материалов.
Исключены должны быть химические и органические отходы.

Рис. 85. Источники загрязнения и необходимые буферные лесокустарниковые элементы в

ландшафте для защиты водотоков (комментарии см. в тексте).

Рис. 86. Динамика содержания хлоридов в поверхностных водах в 1994-2000 гг.

Природоохранные приоритеты при планировочных решениях

 225

По итогам оценки функциональной роли урочищ (подурочищ) в разнотипных

геосистемах (ландшафт, бассейн, катена) реализован отбор пространственных элементов
для включения в экологический каркас с щадящими режимами землепользования.
Дальнейшее распределение рекомендуемых видов угодий, нагрузок и технологий
происходит «по остаточному принципу».

Под экологической приоритетностью понимается ценность урочищ для сохранения

биологического разнообразия, сохранения и восстановления стокоформирующей и
стокорегулирующей роли, качества природных вод, Задача обеспечения качества вод
тесно связана с задачей охраны почв от загрязнения, эрозии и, в меньшей степени,
дефляции.
Предлагается следующая модель распределения экологических приоритетов по
территории (рис. 87).
Наивысший приоритет 1 присваивается урочищам, экологическая значимость
которых далеко выходит за пределы занимаемой территории и состояние которых
оказывает критическое влияние на состояние удаленных территорий и акваторий на
площади, сопоставимой с местностью или ландшафтом. Приоритет соответствует
следующим случаям:
1) Положение лесного урочища на крутых склонах террас, примыкающих к
узким участкам поймы или непосредственно к руслу, что обусловливает роль
лесокустарниковой растительности как защиты от эрозии, смыва почв и заиливания русла,
а также обеспечивает близкий к фоновому тепловой (затенение) и химический режим
реки.
2) Положение лесного урочища в пойме у места слияния двух или нескольких
малых долин и долины р. Заячьей, что обеспечивает возможность разнонаправленной
миграции животных в сезонном и суточном циклах и биологической взаимосвязи
удаленных друг от друга местностей.
3) Положение болотного или заболоченного урочища в истоках водотоков
обеспечивающих питание р. Заячьей и вносящих вклад в режим ее стока
4) Положение лесного урочища в пределах глубоковрезанной в коренные
породы малой эрозионной формы с крутыми склонами, что обеспечивает почвозащитную
роль лесокустарниковой растительности, предотвращает избыточное заиление Заячьей,
обеспечивает местообитания для кальцефильных, нитрофильных, гидрофильных видов
растений и норных животных (барсук, лисица).
5) Положение лесного урочища на пологом или покатом склоне ступенчатого
междуречья, примыкающем в нижней части к болотному массиву, что обусловливает
стокорегулирующую роль.
6) Положение урочища заболоченного леса на плоском междуречье в
пространстве между истоками малых водотоков.
 226

Рис. 87. Распределение экологической приоритетности урочищ (комментарии см. в

тексте).

Приоритет 2 присваивается урочищам, которые обладают высокой экологической

самоценностью, то есть свойствами, утрата которых приведет к сокращению
биологического и ландшафтного разнообразия территории, в том числе к необратимой
утрате местообитаний редких видов или значимых для местного населения охотничье-
промысловых ресурсов. Ключевое свойство – «уникальность» или «редкость». Приоритет
соответствует следующим случаям:
1) Положение лугово-болотного урочища в пределах широкой сложно
устроенной поймы с высоким разнообразием местообитаний. Понижение приоритетности
обусловлено отсутствием зональной лесной растительности, нарушенностью в результате
сенокосного и пастбищного использования, которое, тем не менее, может обеспечивать
высокое разнообразие растительного покрова.
2) Положение лесного урочища на узком междуречье малых рек как крупного
островного лесного местообитания среди агроландшафта, что обеспечивает
стокорегулирующую роль лесокустарниковой растительности и возможность
местообитаний зональных животных, в том числе связанных трофическими цепями с
агроландшафтами и регулирующих численность сельскохозяйственных вредителей.
Понижение приоритетности обусловлено высокой степенью антропогенной
нарушенности, наличием хозяйственных объектов или небольшими размерами,
создающими преобладанием опушечного эффекта. Однако, несмотря на небольшие
размеры, ряд островных лесных урочищ имеет стокорегулирующее значение в силу
положения вблизи водосборов.
3) Положение лугового или лугово-кустарникового урочища в пределах малой
эрозионной формы среди сильнорасчлененного агроландшафта, что обеспечивает
частичную задержку и биологическое поглощение смытых с полей загрязняющих веществ
и предоставляет местообитания мелким животным.
4) Положение лесного урочища в пределах глубоковрезанной в коренные
породы малой эрозионной формы с покатыми или крутыми склонами. Понижение
приоритетности обусловлено наличием не зональной хвойной, а вторичной
мелколиственной растительности. В перспективе нескольких десятилетий приоритетность
может повышаться.
5) Редкость изолированного от основного лесного массива лесного урочища на
фоне распаханных или обезлесенных территорий, что обеспечивает наличие убежища для
 227

лесных животных, в том числе связанных трофическими цепями с агроландшафтами и

регулирующих численность сельскохозяйственных вредителей.

Приоритет 3 присваивается урочищам, экологическая самоценность которых

невелика (в силу типичности или вторичности), но значимость обеспечивается их
непосредственным соседством, с одной стороны, с антропогенно нарушенными, с другой
стороны – с экологически уязвимыми урочищами. Эти урочища выполняют важную
защитную роль, роль «буфера» между нарушенными и уязвимыми урочищами. Ключевое
слово – «буфер». Приоритет соответствует следующим случаям:
1) Положение лесного или кустарникового урочища в узкой пойме,
примыкающей к интенсивно используемым агроурочищам склонов и террас. Узость
лесокустарниковой полосы не предоставляет полной защиты водотока от загрязняющих
веществ, однако может предоставлять ценные местообитания.
2) Положение лугово-кустарникового или лугово-болотного урочища в пойме
при высокой интенсивности хозяйственного использования и близком соседстве с
распахиваемыми крутосклонными урочищами.
3) Положение зарастающего лесом или кустарником залежного урочища в
краевой пологонаклонной части междуречья, примыкающей к крутым коренным склонам
долины р. Заячьей. Урочища отличаются сильнотрансформированной структурой, но
создают специфические опушечные местообитания и при отсутствии распашки могут
оказывать положительно влияние на формирование подземного стока.
4) Положение лесного урочища на пологом придолинном склоне в случае
примыкания к расположенному ниже на крутом склоне долины сельскохозяйственному
угодью. Такое урочище может до некоторой степени смягчать негативный эффект эрозии
при распашке крутого склона за счет сокращения пути разгона потока и снижать скорость
ветра на пашне.

Приоритет 4 присваивается урочищам, экологическая значимость которых

определяется не столько собственными свойствами, сколько ландшафтным окружением, и
проявляется в течение ограниченного времени, пока не изменятся в ходе сукцессии их
свойства, либо свойства соседних урочищ. Ключевое слово – «контекст». Приоритет
соответствует следующим случаям:
1) Положение лесного урочища в краевой части крупного лесного массива при
примыкании к сельскохозяйственным угодьям
2) Положение лугово-кустарникового урочища в пределах малой эрозионной
формы или верховьев малой долины при интенсивном использовании в хозяйстве
3) Положение лугово-кустарникового урочища в пределах плоского
междуречья на залежи
4) Положение мелколиственно-лесного урочища со средневозрастным
насаждением на плоском междуречье как редкого элемента мозаики для биологического
разнообразия на фоне крупного хвойного лесного массива.
5) Положение островного лугового урочища среди лесного массива, что,
несмотря на отклонение типа растительности от зональной нормы, обусловливает
мозаичность местообитаний и способствует повышению биологического разнообразия
при возможности выполнять хозяйственные функции (сенокошение, выпас, охота).

Приоритет 5 присваивается урочищам, которым выполняют обычные для таежной

зоны экологические функции. Они соответствуют той или иной сукцессионной стадии (не
климаксной и не стадии молодняка) зональных лесов, обладающих более или менее
тривиальным для средней тайги видовым составом с участием видов лугово-опушечной
группы. Приоритет соответствует следующему случаю:
 228

1) Положение на плоских или пологонаклонных водораздельных поверхностях

вблизи верховьев водотоков, дренирующих в среднем и нижнем течении агроландшафты,
что обусловливает вклад в увеличение подземной составляющей поверхностного в
условиях высокой распаханности бассейна и тем самым сглаживает сезонные колебания
стока. Наиболее важную компенсирующую роль в этом отношении выполняют лесные
массивы 30-50-летнего возраста в верховьях левых притоков р.Межница, р.Сарбалка,
р.Межница Заячерецкая, р.Стругница поскольку основная часть правых притоков и
средний и нижний секторы бассейнов практически целиком находится в пределах
распаханных или обезлесенных территорий.

Приоритет 6 присваивается урочищам, которые за последние десятилетия

претерпели существенные изменения и утрату зональных экологических функций, но
обладают потенциалом их восстановления. Это, как правило, урочища молодых (до 20
лет) лесов и древесно-кустарниковой поросли, которые могут представлять кормовую
базу для некоторых млекопитающих и птиц (особенно при участии поросли ивы).

Приоритет 0 присваивается урочищам, которые утратили большинство

экологических функций, свойственных таежным ландшафтам (поля, населенные пункты,
полигоны твердых бытовых отходов и т.п.)
Итак, выявлены и ранжированы экологические ценности, которые могут быть
отнесены к экологическому каркасу в качестве элементов с «регулирующими» и
«поддерживающими» функциями. При получении экономических оценок эти функции
можно рассматривать как одноименные «экосистемные услуги». Это значит, что в случае
их утраты по тем или иным причинам, будут неизбежны дополнительные затраты на
восстановление плодородия почв, применение химических средств борьбы с вредителями
полей вместо естественных биологических механизмов, очищение воды, борьбу с
разрушительными последствиями паводков, завоз недостающих ресурсов и т.д.
(Grunewald, Bastian, 2015).

Оценка пригодности ландшафта для земледелия

Выделив элементы экологического каркаса, мы фактически произвели

«отрицательный отбор» урочищ, которые рассматриваются как «поставщики»
обеспечивающих экосистемных услуг. Теперь, в пределах ареала урочищ с условно
«нулевой» экологической приоритетностью (т.е. не входящего в экологический каркас),
рассмотрим степень их пригодности для сельскохозяйственного производства как
главной исторической специализации редкого в Архангельской области агроландшафта с
плодородными дренированными почвами. Транспортная доступность большинства из
этих урочищ относительно высокая, спрос на молочную продукцию хозяйства в
Устьянском районе достаточно высок. Чтобы избежать неэффективных производственных
затрат необходимо распределить виды сельскохозяйственных нагрузок в соответствии с
агропроизводственным потенциалом.
Качество почв определяется гранулометрическим составом почвообразующих
пород, а при наличии песчано-супесчаного чехла – его мощностью. Проиллюстрируем
зависимость качества почв и урожайности в зависимости от принадлежности к наиболее
распространенным видам урочищ.
Почвы широких водораздельных поверхностей, удаленных от бровок склонов
долины Заячьей более чем на 0,8-1 км, практически всегда отличаются пониженным
плодородием и признаками переувлажнения. Мощность песчано-супесчаного чехла
достаточно велика, чтобы экранировать геохимическое влияние моренных суглинков
(превышает 30-40 см); при распашке материал суглинков не захватывается плугом и не
 229

перемешивается с материалом чехла (что могло бы увеличивать содержание элементов

питания в пахотном горизонте). Поэтому содержание гумуса, Ca, Mg, P минимальное,
реакция почв слабокислая (рН 5,6-6,2). Явственно выражены признаки периодического
оглеения. Эта ситуация свойственна почвам широкого междуречья к северу от Нагорской,
между д. Мотоусовская и д. Скоковская (рис. 88, Д). В постсоветский период эти урочища
большей частью перестали распахиваться и превратились в залежи, как правило,
зарастающие ивой, в травостое - щучкой, иногда осоками и белоусом – индикаторами
кислых бедных переувлажненных почв (рис. 88, Е). По мере восстановления поросли
хвойных пород происходит обогащение обменным Al (токсичный элемент) и H, то есть
восстанавливаются свойства лесных малоплодородных почв. В последние годы распашка
части этих угодий возобновлена (рис. 88, Ж).
Особыми свойствами характеризуются почвы краевой части междуречья р.Заячья и
руч. Березовец к северу и северо-востоку от Нагорской. Многолетнее использование этих
угодий для выпаса крупного рогатого скота и складирования навоза в силу близости к
ферме оставило яркий след в химических свойствах почв. Почвы сильно обогащены N, P,
K (рис. 88, И) несмотря на то, что в естественном состоянии эти почвы с мощным
супесчаным чехлом и признаками переувлажнения были сходны с описанными выше на
междуречье между д. Мотоусовская и д. Скоковская. Выпас скота на пониженных
участках этого угодья вблизи ручья Березовец (100-200 м от русла) и существующих с
советского периода дренажных канав вызывает усиление кочковатости, рост
заболоченности и снижение продуктивности травостоя, а также к загрязнению вод ручья.
Предусмотренный переход на стойловое содержание скота позволит избежать обострения
этой проблемы. Прекращение выпаса позволяет осуществить смену типа
землепользования: замену пастбищных угодий на пахотные. Эти урочища
рассматриваются как резерв пахотных угодий для производства кормов. В силу близости к
ферме здесь возможны, согласно землеустроительным традициям, организация кормовых
прифермских севооборотов для производства малотранспортабельных культур с
высокими требованиями к богатству почв.
Узкие водораздельные поверхности между долинами Заячьей и ее притоков (д.
Мотоусовская, д. Курицыно, д. Кузьминская, д. Пашутинская) хорошо дренированы, но
характеризуются повышенной мощностью песчано-супесчаного чехла и более резко
контрастируют с примыкающими склонами. Реакция слабокислая (рН 6,0-6,4), почвы
обеднены Ca, K, N. иногда – P и гумусом (рис. 88, В). Примыкающие покатые (5-10°)
склоны левобережья Заячьей относительно более богатые и щелочные. Поэтому
объединение водораздельных поверхностей в один участок со склонами может оказаться
нецелесообразным в связи с неизбежными различиями урожайности, дозы внесения
минеральных и органических удобрений.
Небольшая мощность или отсутствие песчано-супесчаного чехла на правобережье
Заячьей от д. Становская до д. Усачевская способствует повышенному плодородию почв,
формирующихся на относительно плодородных моренных суглинках при близком
залегании богатых кальцием и магнием мергелей. Перемешивание материала
поверхностных и глубинных горизонтов почв в данном случае способствует обогащению
пахотного горизонта. Последний обогащен Ca, Mg, N, P, K, имеют благоприятный
нейтральный рН 6,7-7,5. Аналогичны свойства почв узкого сниженного междуречья
между руч. Мозголиха и руч. Жерновик между д. Курицыно и Пашутинская (рис. 88, А).
Надземная фитомасса растений пшеницы (включая стебли и колоски) в середине лета
составляет более 60 ц/га. Примем уровень продуктивности зерновых культур в урочищах
этого вида за 1 и сравним с урожайностью в других урочищах, составляющих катену и на
практике обычно объединяемых в один полевой участок.
Почвы примыкающих крутых склонов (8-12°) долины Заячьей должны быть
отнесены к категории смытых (рис. 79) и обеднены элементами минерального питания
(рис. 88, Б). Реакция почв слабощелочная, рН доходит до 7,8-8,5. Продуктивность
 230

составляет 0,5 в долях единицы от водораздельного урочища той же катены, содержание

гумуса – 0,6, фосфора – 0,15. Именно с распашкой этих склонов связана наиболее спорная
современная практика сельскохозяйственного землепользования. В условиях дефицита
дренированных земель в настоящее время в распашку вовлечены практически все склоны
в пределах глубокорасчлененной местности. Эффект распашки склонов можно оценить
скорее отрицательно, нежели положительно, как с точки зрения плодородия почв, так и
экологических последствий. Планировочное решение относительно урочищ коренных
склонов должно учитывать не только их собственные свойства (стремительно
снижающееся плодородие и урожайность), но и из «исходящую» от них угрозу для
удаленных элементов ландшафта. Основной механизм нарушения зонального состояния
пойменных урочищ и водоемов заключается в возникновении слабощелочной среды при
наличии привноса вещества транзитом через делювиальные шлейфы, полностью
перекрывающие террасы, и по лощинам. Такой тип соседства урочищ характерен для
Камешницы, Смутихи, Становской балки, Межницы Заячерецкой, Мозголихи, Козловки
(правый борт). В этих долинах распашка провоцирует активные латеральные потоки,
легко достигающие пойм.
Почвы пологих (1-3°) делювиальных шлейфов шириной от 100 до 500 м у
подножий коренных склонов сформировались в условиях намыва суглинистого
гумусированного материала со склонов. Продуктивность относительно водораздельного
урочища (принимается за 1) в проксимальном секторе (90 м от подножья склона)
составляет 0,95, содержание гумуса – 1,2, фосфора – 0,29. В дистальном секторе (170 м от
подножья), продуктивность составляет 0,7, содержание гумуса – 0,9, фосфора – 0,33.
Почвы низких террас Заячьей и ее притоков формируются преимущественно на
песках и супесях, мощность которых возрастает в краевых прибровочных частях. По
своим химическим свойствам эти почвы приближаются к почвам удаленных от долин
секторов водораздельных поверхностей. Они имеют кислую реакцию (рН 5,1-5,5),
пониженное содержание гумуса, N, K, Ca, Mg, но обогащены обменным H и Al
(рис. 88, З). Иными словами, как и почвы удаленных частей водораздельных
поверхностей, они близки к зональным среднетаежным условиям, несмотря на
многолетнюю распашку и внесение удобрений. Это следует связывать с интенсивным
выносом веществ с внутрипочвенным стоком благодаря высокой дренированности
террасовых песков. Продуктивность относительно водораздельного урочища составляет
0,65, содержание гумуса – 1,1, фосфора – 0,28. Поэтому здесь требуется технологическое
планировочное решение: либо резкое повышение дозы внесения удобрений, либо
приоритет севооборотов с малотребовательными к минеральному питанию культурам.

С учетом высказанных соображений о пригодности почв, тенденциях изменения их

свойств и удаленных эффектах их распашки предлагается оценка приоритетности земель
для распашки, отображенная на рис. 88.
Наивысшую оценку пригодности (приоритет 1) получают плоские хорошо
дренированные урочища с близко залегающими суглинками или мергелями,
приуроченные к краевым частям междуречий и мысовидным выступам. Эти урочища
распахиваются непрерывно на протяжении столетий (по крайней мере, с конца XVIII века,
что задокументировано картами генерального межевания, проанализированных
А.И. Глуховым (Kingsep et al., 2015).
Приоритет 2 отдается урочищам с достаточно высоким плодородием, в том числе
у подножий склонов на делювиальных шлейфах за счет намыва богатых карбонатами
почв с примыкающих крутых мергельных склонов. Такой же приоритет дается краевым
частям междуречий с повышенной (по сравнению с 1) мощностью супесчаного чехла.
Приоритет 3 отдается урочищам с пониженным плодородием при благоприятных
условиях рельефа (террасы и дренированные краевые междуречий части с мощным
супесчаным чехлом и низким содержанием элементов минерального питания), а также
 231

слабопокатые склоны с плодородными, но не смытыми, почвами и близким залеганием

мергелей, но с высоким риском развития эрозии и смыва при распашке. Распашка террас
имеет весьма ограниченные удаленные эффекты, хотя и не исключаемые полностью – в
основном за счет концентрации загрязняющих веществ в водосборных понижениях и
выноса их на поймы по коротким лощинам.
Приоритет 4 отдается покатым склонам немаксимальной (5-8°) крутизны с
сильносмытыми почвами (и соответственно, с потенциально сильными удаленными
эффектами), где распашка в принципе нежелательна, но допустима при контурной
вспашке. Такой же приоритет отдается краевым, но удаленным от бровок частям
междуречий с плоским рельефом и явными признаками переувлажнения в виде оглеения в
почвах, зарастания щучкой и ивой, которые при этом имеют малый запас элементов
минерального питания. Степень приоритета понижена до 4 для относительно пригодных
урочищ, но примыкающих в экологически ценным и редким урочищам.
Минимальный приоритет 5 с оптимальностью запрета распашки отдается наиболее
крутым (8-12°) склонам с большой площадью полностью смытых до выхода мергелей
почв, особенно при малом расстоянии от подножья склона до бровки террасы, а также
всем эрозионным формам. Приоритет для эрозионных форм может повышаться до 4 на
слабоврезанных отрезках, пересекающих плоские или пологонаклонные террасы и
делювиальные шлейфы
Приоритет 0 на рис. 87 означает принадлежность к территориям населенных
пунктов, лесов, водоемов, пойм, полигонов твердых бытовых отходов, т.е. полную
непригодность для распашки в современных условиях.

Рис. 88. Приоритетность полей для распашки с учетом плодородия почв, риска развития
эрозионных процессов и загрязнения водотоков (комментарии см. в тексте).
Корректировка соотношения и границ угодий как планировочное решение по
защите водоемов от загрязнения и заиления

Анализ современного экологического состояния агроландшафта и продуктивности

угодий показал необходимость серии пространственных решений по корректировке
угодий: изменение площадных пропорций, ориентации и конфигурации угодий,
регулирование соседств, создание буферных зон.
Изменение пропорций. Анализ геохимического состояния подчиненных элементов
катен показал, что в исследованном агроландшафте химический состав вод и годовой
режим стока растворенных веществ может поддерживаться на уровне регионального фона
при сочетании лесистости не менее 50 % и распаханности не более 25 % площади
бассейна. Поскольку достижение этих показателей в агроландшафте мало реалистично,
развитие экологического каркаса должно предусматривать повышение лесистости малых
 232

бассейнов как минимум до 20-25%, что достижимо за счет сильнопокатых и крутых

склонов долин, лощин и водосборных бассейнов родников, через которые происходит
разгрузка грунтовых вод на поймы рек.
Изменение ориентации и конфигурации. Вопрос о контрастах химических свойств
почв водораздельных поверхностей, склонов долин, подсклоновых шлейфов и речных
террас важен для решения вопроса о корректности ныне существующего объединения
этих элементов ландшафта в один полевой участок. Такие решения обусловлены, по
устному сообщения агронома, требованиям к длине прогона техники; технологический
оптимум составляет 1-1,5 км. Как было показано выше, продуктивность и обеспеченность
питательными веществами в пределах такого единого участка отличаются в разы.
Поскольку экологические требования диктуют необходимость сокращения или
прекращения распашки крутых склонов, наиболее целесообразным представляется
адаптация полевых участков к естественным границам в днище долины и ориентация их
дугообразно параллельно подножьям склонов. Ширина шлейфов и террас и большой
контраст их плодородия позволяет рекомендовать на некоторых участках формирование
двух параллельных отдельных участков шириной 200-300 м и длиной 1,2-1,8 км. Тогда к
террасовым участкам могут быть приурочены зернопропашные специализированных
картофельных или зернотравянопаропропашных севооборотов, а к шлейфовым –
типичных для хозяйства зернотравяных.
Регулирование соседств и создание буферных полос. В агроландшафте с
описанными выше экологическими проблемами задача восполнения недостающих звеньев
экологического каркаса или увеличения их емкости как буферных элементов сводится в
основном к корректировке границ сельскохозяйственных угодий, содействию
естественному возобновлению зонального растительного покрова или к посадкам
древесно-кустарниковой растительности. В этих случаях неизбежны финансовые и
трудовые затраты, возможно и снижение доходов сельскохозяйственного предприятия из-
за перевода части угодий в экологический каркас. Поэтому при проектировании
экологического каркаса необходимо четко определить абсолютно необходимый минимум
буферных элементов и допустимые варианты их соседства с сельскохозяйственными
угодьями, а также максимально использовать естественную способность ландшафта
регулировать потоки вещества.
Необходимость потенциальных затрат на создание экологического каркаса
несколько снижается наличием естественных буферных элементов – делювиальных
шлейфов у подножий коренных склонов, где осаждается значительная часть механически
смываемого вещества, в том числе фосфора и кальция, а также цокольных террас с
песчаным чехлом, которые прерывают латеральную связь между коренными склонами и
поймами. Шлейфы присутствуют повсеместно, но в долинах притоков Заячьей часто
полностью перекрывают террасы и опираются непосредственно на бровку террасы. В
таких секторах агроландшафта террасовые шлейфы служат не столько барьером, сколько
транзитным звеном в миграции вещества до пойм, что снижает их функцию как
буферного элемента. Террасы самой Заячьей на основной территории агроландшафта
достаточно широкие, чтобы изолировать делювиальные шлейфы от пойм. Исключением
являются участки, где лощина, глубоко врезанная в распахиваемый коренной склон,
продолжается в пределах террасы и выполняет роль канала транзита вещества до пойм.
Тем не менее, и в этом случае существуют буферные механизмы благодаря небольшим
уклонам секторов, врезанных в террасы, что благоприятствует механическому осаждению
части мигрантов и биологическому поглощению крупнотравными лугами. Риск того, что
смываемые вещества достигнут поймы, определяется морфометрическими параметрами
лощин и шириной буферного отрезка между коренным склоном и началом активного
вреза в поверхность террасы. Поэтому возникает необходимость усиления экологического
каркаса в лощинах с особенно крутым падением и повышенной глубиной вреза в
коренной склон.
 233

Угроза, которую могут представлять водоемам избыточные (отклоняющиеся от

зональной нормы) массы химических элементов, вовлекаемые в миграцию в
агроландшафте, зависит от щелочно-кислотной обстановки в трансаккумулятивных
звеньях катен. Трансаккумулятивные урочища могут как способствовать осаждению, так
и «пропускать» вещество, смываемое с полей. Если источником вещества являются только
цокольные террасы, то, как правило, в почвах примыкающих к ним снизу шлейфов
формируется кислая среда с возможностью активного вовлечения в биокруговорот Cu, Zn,
Ni, Mn. Потенциально активный загрязнитель фосфор в подвижных формах не достигает
пойм. Потребность в дополнительных элементах экологического каркаса снижена, так как
латеральная связь с коренными склонами отсутствует.
Иная, более напряженная, ситуация складывается в том случае, когда терраса
полностью перекрывается делювиальным шлейфом и часть смываемого вещества в ходе
механической и водной миграции достигает пойм. Делювиальные шлейфы у подножий
террас, наложенные на пойму, имеют слабощелочные почвы, что свидетельствует о
наличии прочной латеральной связи с коренными склонами и существенном изменении
геохимической обстановки, по сравнению с зональными условиями. По этой причине
возникает необходимость в создании дополнительных буферных элементов ландшафта в
дистальной части террасовых шлейфов в виде луговых или лесных полос.
Если в описанных выше суженных верхних и средних секторах малых долин
характерна миграция растворенного вещества в слабощелочной среде и активная
механическая миграция, то нижние сектора малых долин получают вещество с
распаханных террас Заячьей, которые сливаются с террасами малых рек. Отличие
геохимической ситуации заключается в кислой среде миграции и резко сниженных
возможностях латеральной миграции. Таким образом, благоприятны условия миграции
катионогенных элементов, которые легко достигают конусов выноса и делювиальных
шлейфов, наложенных на поймы. В качестве меры сокращения нежелательного выноса
вещества с распахиваемых террас предложено воссоздание биогеохимических барьеров
луговой или древесно-кустарниковой растительности в водосборных понижениях на
распахиваемых террасах.
Установленная активная миграция нитратов с распаханных водосборов с
грунтовыми водами определяет необходимость сохранения нитрофильного высокотравья
в местах выходов грунтовых вод на поймы. В целях сохранения функции высокотравных
(таволга, зонтичные) сообществ по изъятию нитратов из водной миграции сенокошение в
периферийных частях поймы должно ограничиваться.

Если принять сценарий «усиление экологического каркаса за счет крутых

склонов», то требуется одно из двух возможных планировочных мероприятий для
секторов малых долин, где узкий делювиальный шлейф полностью перекрывает террасу и
контактирует с крутым склоном террасы, обращенным к пойме или непосредственно к
руслу. Такова ситуация в долинах р. Межница Заячерецкая (левый борт), Смутиха
(правый борт), Козловка (правый борт).
В жестком (экологически оптимальном) варианте в наиболее крутой части
коренного склона выводится из состава пахотных угодий полоса шириной 50-100 м,
которая в силу почти полной смытости гумусового горизонта дает пониженную
урожайность, создает трудности для работы техники и является основным источником
вовлечения в латеральную миграцию щелочных продуктов выветривания мергелей вместе
с вносимыми под культуры удобрениями. Как показывает анализ залежей по склонам
долины Стругницы и Заячьей (у д. Ершевская, д. Пашутинская) естественное
восстановление относительно высокого травяного покрова, который мог бы представлять
ресурс для сенокошения или выпаса, происходит медленно. Через 10-15 лет после
перехода в залежный режим из элементов, которыми обогащены распахиваемые почвы, на
залежи сохраняется повышенное содержание Sr, Ni, Ag, Ca, Mg. Однако содержания
 234

подвижного Р, V, Cr, Co, Cu, Pb, Be, Sn, Ga, Sc, Y, Yb, Nb существенно выше в
близкорасположенной распахиваемой почве, приуроченной к аналогичной ландшафтной
позиции. В напочвенном покрове широко представлены лишь зеленые мхи и низкое
разнотравье с редкой порослью сосны. Поэтому рассчитывать на быструю замену пашни
на сенокосно-пастбищное угодье без специальных мелиоративных мероприятий не
приходится. Рационально искусственное лесовозобновление либо естественное зарастание
преимущественно сосной (происходящее, например, по правому борту долины
Стругницы).
Во втором, более мягком для хозяйства, варианте сохраняется распашка склонов,
но усиливается буферная роль древесно-кустарниковой растительности в дистальной
части делювиального шлейфа, которая непосредственно примыкает к бровке склона
террасы. В настоящее время эта полоса имеет минимальную ширину (фактически
обусловленную технологическими ограничениями сельскохозяйственных машин) 5-10 м,
что не позволяет осаждать смытое со склонов вещество полностью. В прибровочной части
шлейфа эффективны были бы лесополосы из ели и сосны в сочетании с разнотравными
лугами, ширина которых должна обеспечивать расстояние от поймы до края пашни не
менее 50 м. Под хвойными сообществами в дистальной части шлейфа происходит
некоторое подкисление почв до рН 5,7-6,4, по сравнению с распаханной частью (рН 7,0-
7,5), что благоприятно для вовлечения в биокруговорот и задержки на биогеохимическом
барьере элементов-загрязнителей Sr, Ni, Cu, Zn, Pb, B.
Ширина буферных полос в прибровочных позициях может варьировать в
зависимости от расстояния между подошвой коренного склона и бровкой склона террасы
(чем больше расстояние, тем уже полоса) и уклонов делювиального шлейфа, наложенного
на террасы (чем положе шлейф, тем уже полоса).
При жестком «экологичном» варианте положительную защитную роль может
играть пространственное планировочное решение в виде сохранения или восстановления
лесокустарниковых полос у подножий распахиваемых склонов или на бровках и склонах
террас (последние представлены достаточно широко, но не повсеместно). В идеале
ширина лесокустарниковых или, по крайней мере, луговых прибровочных полос должна
быть увеличена на 10-20 м в сторону террасы, тем более что в краевых чуть сниженных
частях террас, как правило, господствуют наименее плодородные песчаные отложения с
заметным снижением урожайности.
Терраса, даже распаханная, может выполнять роль естественного буферного
элемента ландшафта, если расстояние от поймы до дистального края наложенного на нее
делювиального шлейфа составляет более 250 м. В этом случае возможен только поток
загрязняющих веществ с террасы через грунтовые воды. Ширина более 250 м обычна для
террас Заячьей, кроме нескольких отрезков, где делювиальный шлейф достигает бровки.
Однако и в этом случае наличие более низкого уровня террасы (например, к востоку от
устья Мозголихи) «подстраховывает» от выноса вещества на пойму. Отсутствие
дополнительного буферного элемента в виде низкой террасы более характерно для
правого берега Заячьей (напротив устья Мозголихи, у д. Толстиковская и Усачевская), а
также у д. Заячерицкий Погост. В бассейне р. Межницы не достигается необходимой
ширины буферной террасы у д. Ларютинская.
В качестве пространственного планировочного решения сокращения
нежелательного выноса вещества с распахиваемых террас может быть предложено
воссоздание биогеохимических барьеров луговой или древесно-кустарниковой
растительности в водосборных понижениях на распахиваемых террасах. Поэтому
экологичный сценарий землепользования требует изъятия их водосборных понижений из
распашки и содействие восстановлению лугово-кустарниковых фитоценозов, способных
выполнять функции биогеохимических барьеров. Как правило, речь идет о расстоянии 50-
100 м от современного края пашни. Технологически это означает введение элементов
контурной вспашки в периферийных секторах террас.
 235

Распаханные лощины с конусами выноса, наложенными на террасы, и не имеющие

связи с поймами, при наличии технологических ограничений на изъятие их из пахотных
угодий (например, при нежелательном сокращении длины прогона сельскохозяйственной
техники) могут не включаться в экологический каркас, так как их значимость как
местообитаний уже утрачена, а роль в переносе загрязняющих веществ незначительна.
При более экологичном сценарии землепользования лощины должны изыматься из
распашки в целях минимизации смыва почв и постепенного восстановления
крупнотравных лугов.
Основной мерой защиты от бытового загрязнения должна быть максимально
возможная изоляция источников загрязнения от водотоков в пределах Нагорской,
недопущение сброса бытового мусора в балки, поддержание сомкнутого травяного
покрова на склонах в пределах Нагорской. Положительной оценки в связи с этим
заслуживает постепенное закрытие животноводческих предприятий в водосборе руч.
Камешница и строительство новой фермы на плоской водораздельной поверхности.

Лес как хозяйственная и экологическая ценность

В 1970-80-х годах практически единовременно были осуществлены рубки больших

массивов в верхней части бассейна реки Заячья (длиной около 60 км) вплоть до границ
питающих все водотоки верховых болотных массивов. По данным опроса жителей
расположенного в нижней части бассейна густого куста деревень, существующего с XIV
века, это обернулось: а) утратой рыбопромыслового значения реки (то есть ее важной для
местного сообщества социально-экономической функции), б) сменой былого
многоэтапного половодья однократным гораздо более мощным с увеличением ущерба для
дорожной инфраструктуры, в) утратой доступного ресурса древесины для нужд местного
сообщества на ближайшие 20-30 лет и, как следствие, дороговизной дров в депрессивной
сельской местности лесной (!) зоны. Это показывает некорректность выбранного
распределения лесопромышленных нагрузок в бассейне р. Заячья, осуществленных без
учета экологической и социально-экономической функции лесного покрова в верхнем
секторе бассейна для геосистем среднего и нижнего секторов. Описанная ситуация
характерна для огромных регионов Европейского севера России, охваченных в
упомянутый период концентрированными рубки целыми лесными кварталами.
Состояние лесного покрова в бассейне находится в тесной связи с характером
половодий и водообеспеченностью (Побединский, 1979; Молчанов, 1066, Воронков, 1986;
Федоров, 2002). Особенность рассматриваемого бассейна Заячьей – высокая лесистость
верхнего сектора и практически полная обезлесенность среднего и нижнего (рис. 73).
Отсутствие лесного покрова в среднем и нижнем секторах бассейна (в некоторых малых
бассейнах с лесистостью 7-9%) увеличивает поверхностный (прежде всего – весенний)
сток и сокращает подземный. Тем самым сокращается подземное питание в летнюю
межень и снижается водность, вследствие чего радикально ухудшаются условия для рыб и
других водных животных. В таких условиях высокая лесистость верхней части бассейна
компенсирует обезлесенность нижней части и является основным условием
благополучного состояния стока р. Заячьей, характера половодий и межени и
устойчивости популяций водных животных.
Принципиальное значение для современного режима стока имеет факт практически
единовременной вырубки большого количества выделов в 1970-1980-хх гг. Это означает,
что к 2010-м гг. 30-40-летние лесные массивы, сосредоточенные в секторах формирования
стока, находятся на стадии максимальной транспирации, что оборачивается (Крестовский,
1986; Субботин, Дыгало, 1986; Федоров, 2007) максимальным сокращением суммарного
стока. Эта связь интуитивно отмечена местными жителями как очевидная причина
обмеления реки и утраты рыболовного значения.
 236

Поэтому одной из целей планирования землепользования может стать

восстановление утраченных в 1970-1980-хх гг. свойств речного стока и восстановление
рыбопромыслового значения рек. Достижение этой цели зависит от расположения новых
рубок в верхней части бассейна. Принципиально важным рамочным условием рубок в
пределах МО «Ростовско-Минское» является принадлежность лесов к категории
защитных. Следовательно, они «подлежат освоению в целях сохранения
средообразующих, водоохранных, защитных, санитарно-гигиенических, оздоровительных
и иных полезных функций лесов с одновременным использованием лесов при условии,
если это использование совместимо с целевым назначением защитных лесов и
выполняемыми ими полезными функциями (ЛК РФ, ст. 12, п.4) с запретом на сплошные
рубки (ЛК РФ, ст. 105).

Ниже предлагается модель распределения приоритетов при выборе мест рубок,

которая служит основной для пространственных планировочных решений (рис. 89).
Приоритетность территории для рубок определяется:
 экологической приоритетностью
 возрастом древостоя – соответствием возрасту рубок
 целевой древесной породой.
В случае соответствия возрасту рубок ограничения той или иной степени могут
быть наложены за счет:
1) наличия законодательных ограничений (принадлежность к категории защитных
лесов, водоохранной зоне, выделенным при лесоустройстве особо защитным участкам
леса и др.)
2) высокой экологической самоценности выдела-урочища безотносительно его
функции в геосистемах высших рангов (наличие ключевых местообитаний редких или
ценных промысловых видов, уникальность фитоценоза),
3) значимой роли урочища для функционирования басссейна, т.е. существенными
удаленными эффектами (ведущее стокорегулирующее, стокоформирующее или
почвозащитное значение),
4) экологической ценности в данный период времени в существующем
пространственном контексте (преобладание в окружении насаждений, не выполняющих в
полной мере в силу малого возраста стокорегулирующих функций; примыкание к
сельскохозяйственным угодьям на эродируемых склонах; выполнение функции убежища
для зональных видов на фоне нарушенных территорий),
5) ценности для выполнения социально-экономических функций, несовместимых с
рубками (ягодные и грибные промыслы, охота, рекреация, наличие кладбища).
Приоритет 1 присваивается урочищам, которые достигли или в течение ближайших
10-15 лет достигнут возраста рубки и при этом не имеют ограничений с точки зрения
экологической ценности. Проще говоря, императив для планировочных решений
следующий: «Можно рубить».
Приоритет 2 присваивается урочищам, которые достигли или достигнут в течение
ближайших 10-15 лет возраста рубки, но при этом имеют экологические ограничения, при
игнорировании которых возможны дальнодействующие эффекты ухудшения качества
регулирования стока в силу нарушения рациональных пространственных соотношений
лесных и безлесных территорий. Для этих урочищ требуется тщательный выбор
очередности и пространственной приуроченности использования в зависимости от
ландшафтного соседства и взаиморасположения используемых и неиспользуемых
урочищ. Императив для планировочных решений: «Рубить, но осторожно и не везде».
Приоритет 3 присваивается урочищам, которые не достигли возраста рубок и не
достигнут его в течение 10-15 ближайших лет, но при этом не имеют серьезных
экологических ограничений для рубок по достижении соответствующего возраста. На
данной территории это в основном вторичные елово-сосновые, елово-березовые, елово-
 237

осиновые леса, в которых ель находится во втором ярусе и имеет возраст менее 80 лет.
Императив для планировочных решений: «Пока нечего рубить». Урочища выполняют
обычные зональные экологические функции (предоставление местообитаний,
регулирование стока и микроклимата) и хозяйственные функции (промысел недревесных
ресурсов, охота, рекреация)
Приоритет 4 присваивается урочищам, которые независимо от возраста древостоя
обладают экологической самоценностью (очаг биологического разнообразия, редкое
урочище и др.), но при этом не соответствуют требованиям нормативных ограничений на
лесопользование. Для этих урочищ требуются щадящие режимы лесопользования.
Императив для планировочных решений: «Лучше не рубить или рубить выборочно при
возрасте спелости»
Приоритет 5 присваивается урочищам, которые соответствуют или могут
соответствовать (в результате лесоустройства или землеустройства) нормативным
ограничениям, которые требуют свести рубки к минимуму или полностью их исключить,
т.е. входят в экологический каркас. Планировочный императив – «Не рубить»
Приоритет 0 присваивается безлесным урочищам. «Нечего рубить».

Покажем варианты пространственных планировочных решений, которые

позволяют обеспечить устойчивое выполнение экологических функций и устойчивое
использование ресурсов леса при минимизации конфликтов с другими
землепользователями. Если основным ресурсом, как и прежде, считать еловую и, отчасти,
сосновую древесину, то при принятии пространственных и временных планировочных
решений по размещению лесосек необходимо учитывать не просто наличие необходимого
запаса древесины в том или ином выделе, но и состояние выделов в его окружении, а
также пространственное распределение и пропорции насаждений разного породного
состава и возраста в бассейне.
Одной из очевидных в районе является конфликтная ситуация между
лесозаготовками в верхнем секторе и рыбными промыслами, а также с рекреационным
землепользованием в среднем и нижнем секторах бассейна. Способом ее смягчения или
ликвидации могут стать пространственные и временные планировочные решения по
регулированию пространственных соотношений видов угодий. Для оптимизации режима
речного стока наилучшим вариантом считается мозаичность лесного покрова. Имеется в
виду соседство и оптимальная пропорция старовозрастных хвойных насаждений (позднее
снеготаяние и высокая доля подземного стока), свежих вырубок или лугов (раннее
снеготаяние и максимальная доля поверхностного стока при наличии уклонов рельефа) и
молодых и средневозрастных мелколиственных насаждений (средние сроки снеготаяния и
высокая доля подземного стока) (Побединский, 1979). При этом для поддержания речного
стока необходимая лесистость в бассейне для лесной зоны оценивается не менее чем в
50% (Молчанов, 1966). Площадь бассейна р. Заячья составляет 152,43 кв. км. Современная
лесистость бассейна Заячьей составляет 54,3 %. Однако, если принимать во внимание
только древостои в возрасте более 25 лет (то есть выполняющих стокорегулирующие
функции), то такая лесистость составит 37,4 %. Следовательно, пространственные
планировочные решения должны исходить из понимания недопустимости снижения
лесистости, некомпенсированного лесовосстановлением, а также нежелательности роста
доли молодых и средневозрастных (максимально транспирирующих) лесов.
С точки зрения минимизации конфликта лесозаготовок с использованием
охотничье-промысловых ресурсов и целями поддержания биологического разнообразия
мозаичность опять же оценивается положительно. Это объясняется требованиями многих
видов именно к разнообразию местообитаний для разных периодов жизни как в суточном,
так и в сезонном цикле. Однако критическое значение для типично таежных видов
(глухарь, рысь и др.) будет иметь наличие убежищ с зональной таежной
растительностью среди крупных массивов мелколиственных лесов. Именно
 238

мелколиственные леса в возрасте 40-60 лет преобладают на большей части бассейна

Заячьей. Основные острова темнохвойных старовозрастных (80-100 лет) лесов наиболее
близких к естественным сохранились в верхней части бассейна, выше устья руч.
Пагушков (рис. 73). Поскольку именно они привлекают внимание лесозаготовителей в
последние 20 лет (т.е. после исчезновения более близко расположенных), их массив
сильно фрагментирован и распался на относительно небольшие участки, окруженные
мелколиственными молодняками. Последние, пока не достигли возраста 20-30 лет и
потому не выполняют функций регулирования соотношения поверхностного и
подземного стока. Также они не в полной мере выполняют своих функций как
местообитаний таежных животных. В то же время они не являются абсолютно
непривлекательными, особенно при участии ивняка, то есть в переувлажненных местах (в
частности, для зайца, лося, рябчика и др.). Поэтому наличие в близком соседстве с
недавними вырубками хотя бы небольших темнохвойных массивов (необходимых
убежищ) имеет критическое значение. Подчеркнем, что такие выделы с экологической
точки зрения должны быть компактными с ровными неизрезанными границами для
максимизации ядровой и минимизации краевой части местообитания, лучше – округлой
формы. Отметим, что традиционная практика лесоустройства предпочитает
прямолинейные границы. Следовательно, систематическое «дорубание» оставшихся
темнохвойных массивов (рис. 89, А, выделены оранжевым цветом) в течение ближайших
10-20 лет нежелательно, что не означает полного исключения рубок.
Условием продолжения рубок, согласно современным правилам устойчивого
лесопользования (Основы…, 2014) должно быть обязательное оставление части хвойных
спелых и перестойных массивов, прежде всего – на участках с уклоном рельефа.
Желательно, чтобы их поперечные размеры составляли не менее 400-500 м, так как часть
старовозрастных деревьев на краю вырубки (на расстоянии 50-100 м) неизбежно
вываливается, особенно на плоских переувлажненных междуречьях и в водосборных
понижениях. Поэтому размер оставленного выдела неизбежно сокращается по
естественным причинам. За 10-20 лет недавние вырубки выйдут из возраста молодняка
(рис. 89, Б, выделены желтым цветом), а в средневозрастных лесах начнет формироваться
первый ярус ели, постепенно вытесняющий ныне господствующие осину и березу.
Некоторые из 60-70-летних древостоев за это время достигнут возраста спелости хвойных
пород и смогут пополнить запас пригодной для рубки древесины. Иначе говоря, может
быть рекомендована «отложенная» на 10-20 лет (в пределах класса возраста хвойных
пород) рубка части (не всех!) выделов, ныне окруженных свежими вырубками или 10-15-
летней порослью. Сохранение части хвойных выделов необходимо и из соображений
устойчивости лесозаготовок, так как является еще и важнейшим условием более быстрого
обсеменения примыкающих вырубок и сокращения периода ротации древостоя. При
выборе выделов «отложенного» пользования рекомендуется отдавать приоритет выделам,
соответствующим следующим позиционным условиям:
 при плоском рельефе – отсутствие других старовозрастных хвойных выделов в
пределах 0,5-1 км;
 наличие уклона и расстояние до поймы менее 200 м;
 преобладание в напочвенном покрове сфагновых мхов или влаголюбивого
высокотравья, что является признаком положения в водосборном понижении – такие
выдела в идеальном случае полностью исключаются из плана рубок.
 близость к крупным верховым болотам (Гридинскому, Заячьей Чисти,
Болванскому), так как именно в их окрестностях расположен основном массив молодых
березняков, которые еще не достигли возраста стокорегулирующих функций.

Поскольку на большой части бассейна (преимущественно правобережной, ниже

устья руч. Пагушков) ныне преобладают березняки и осинники в возрасте 40-60 лет, то
они могут также рассматриваться как ресурс для лесозаготовок в ближайшие два
 239

десятилетия, который уже частично эксплуатируется. Они образуют довольно

компактный массив, расположенный близко к населенным пунктам и поэтому
привлекательный для сплошного использования (бассейны р. Малой, руч. Большого) (рис.
89, В, выделены светло-зеленым и темно-зеленым цветом). Особенность этой территории
– более высокая расчлененность рельефа, которая при выборе возможных мест
лесозаготовок накладывает ограничения, связанные с необходимостью недопущения
активизации поверхностного стока. При выборе сценария приоритетной разработки
древесины мелколиственных пород основные ограничения в виде щадящих технологий
возникают на склонах малых долин и в водосборных понижениях. Чем больше уклон и
чем больше влаголюбивого крупнотравья, тем больше ограничений на допустимые
технологии рубок, например: сужения размера лесосеки, предпочтительной ориентации
лесосек поперек склона, оставления семенных групп и куртин хвойных деревьев второго
яруса, предпочтения зимних рубок для сохранения напочвенного покрова и подроста,
предпочтения ручной валки перед машинной (рис. 89, Г).
Приспевающие хвойные насаждения левобережья Заячьей ниже устья руч.
Логоватого расположены как на плоской краевой части междуречья, так и на склоне
долины Заячьей. В целом на левобережье Заячьей больше средневозрастных и молодых
древостоев (березняки 20-30 лет, сосняки 20-40 лет), чем на правобережье; основная их
часть промышленного значения в ближайшие 20-30 лет иметь не будет (рис. 89, Д). При
этом относительно сухие молодые сосняки на междуречье Межницы и Сарбалки, как и
сейчас, будут выполнять важную экологически безопасную (при современной
численности населения) хозяйственную функцию как место сбор грибов и ягод
(преимущественно брусники), а также как место охоты (рис. 89, Е). Поэтому оставшиеся
приспевающие хвойные насаждения должны рассматриваться как важные убежища
типично таежных видов. В идеале рубка их нежелательна совсем, по крайней мере –
насаждений прибровочных и склоновых позиций, а также вблизи болот (100-200 м от
края) (рис. 89, Ж).
Что касается допустимости рубок дренированных сосняков междуречья Межницы
и Пукомы в отдаленной перспективе (20-40 лет), то решение будет зависеть от выбора
землепользования на ныне залежных и зарастающих молодняком землях по левобережью
Межницы. Если они вновь будут вовлечены в распашку (используя преимущество
хорошей дренированности придолинных частей междуречий в районе от д. Царевская до
д.Алексеевская), то рубке будут подлежать в основном сосняки плоских междуречий.
Если повторное земледельческое освоение залежей исключается, то допустим будет
больший объем рубок, включая часть выделов дренированных склонов. При всех
сценариях, как и на правобережье, необходимо исключение рубок в водосборных
понижениях, вдоль тальвегов и на склонах малых долин крутизной более 5 градусов. Эта
рекомендация обусловлена почти полной обезлесенностью основной части бассейна
р.Межница и средней части бассейна Заячьей в целом.

Важное дополнительное ограничение на рубки, возникающее на левобережье

Заячьей – обилие небольших верховых болот, дренирующихся сразу в два бассейна, в
пределах которых расположены истоки многочисленных притоков Межницы, Пукомы,
Сарбалки (рис. 89, З, выделены красным цветом). В ряде случаев болота имеют линейное
простирание, с одного борта к ним примыкает пологий склон, который всегда желательно
поддерживать в залесенном состоянии, чтобы избежать избыточного поступления
нежелательного вещества в болотный массив при весеннем снеготаянии.
Обратим внимание, что активно зарастающие березой и ивой в последние 20 лет
залежи на переувлажненных слабокислых почвах с повышенной мощностью супесчаного
плаща превращаются в ценные местообитания большого количества птиц и
млекопитающих, в том числе имеющих промысловое значение: тетерев, лисица, заяц,
лось, медведь и др. Поэтому при решении вопроса о целесообразности их повторного
 240

земледельческого освоения стоит принять во внимание три факта: 1) переувлажненность и

оглеенность почв залежей с ивняком лимитирует урожаи, увеличивает амортизацию
техники и снижает усвояемость удобрений, 2) зарастание таких почв ивняком увеличивает
охотничий ресурс 3) формирование мозаичных молодняков с чередованием поросли и
лугово-болотных участков при соседстве со взрослым лесом создает благоприятный набор
местообитаний, способствующих высокому биологическому разнообразию
непромысловых видов. Такие переувлажненные зарастающие залежи характерны для
бассейна р. Межница Заячерецкая, р.Стругница (рис. 89, И).

Рис. 89. Приоритетность лесных угодий для рубок с учетом возраста насаждений и
экологической значимости (комментарии см. в тексте).

Экологически безопасная модель землепользования

С учетом всего вышеизложенного предложена модель экологически безопасного

сельскохозяйственного землепользования с рекомендациями по корректировке видов
угодий, границ и ориентации угодий, технологий (рис. 90, 91). Она учитывает, с одной
стороны, обеспеченность наиболее важными для территории природными ресурсами
(почвы и лес), с другой стороны – экологические ценности. Для создания оптимальной
структуры землепользования это предложение может составить некоторую точку отсчета,
за которой должен последовать тщательный анализ экономических, социальных,
культурных потребностей местного общества.
Выделение территорий с природоохранным приоритетом в экологический каркас
(рис. 89) основано на необходимости:
1) обеспечить неразрывность коридора лесных и водно-болотных
местообитаний в крупном массиве сельскохозяйственных земель,
2) обеспечить охрану редких экосистем и местообитаний,
3) предотвратить поступление нежелательных антропогенных потоков
вещества в водотоки и на поймы,
4) восстановить близкий к естественному объем и режим стока.

Решение первой и второй задач требует щадящего режима землепользования на

междуречье рек Стругницы и Козловки, в пойме Заячьей, на склонах и в прибровочных
частях ее террас. Лесной клин, который внедряется в массив сельскохозяйственных
 241

угодий на узком междуречье Стругницы и Козловки и охватывает в том числе крутые и

покатые склоны долины Козловки (рис. 90, А) обладает высокой экологической
ценностью не столько сам по себе (достаточно тривиальная вторичная экосистема со
средневозрастным лесом), сколько в контексте сильнонарушенных территорий.
Прекращение обработки и постепенное зарастание земель на крутых правых склонах
долины Стругницы, на террасе между устьями Стругницы и Козловки, а также на террасе
между устьями Козловки и Межницы Заячерецкой (рис. 87, Б) создало условия для
формирования единого мозаичного массива лесных, мелколесных, луговых урочищ без
существенных антропогенных нагрузок, который смыкается с узловым отрезком поймы
Заячьей от устья Стругницы до устья Межницы Заячерецкой. Ценность этого узла
малонарушенных и восстанавливающихся экосистем – в обеспечении возможности
разнонаправленной миграции лесных и водно-болотных животных от лесных междуречий
вниз по долинам. На расширенном участке поймы Заячьей присутствует ряд редких
экосистем, в том числе пойменное верховое болото и крупные популяции влажнолуговых
видов трав (рис. 87, В). Особые местообитания и сообщества приурочены к очень крутым
склонам террас и их подножьям, получающим со склонов дополнительное количество
питательных веществ. Сложный рельеф этого расширенного участка смыкающихся пойм
нескольких рек создает высокое разнообразие местообитаний и естественную защиту для
редких (норка европейская, перепел, серый журавль, коростель, большой кроншнеп,
малый дятел, зеленая пересмешка) и ценных промысловых (бобр, утиные) видов
околоводных животных. Зарастающая сосняком терраса между устьями Козловки и
Межницы Заячерецкой быстро приобретает промысловое значение как грибное угодье, а
соседняя терраса между устьями Козловки и Стругницы – как местообитание крупных
птиц (серый журавль). К массиву зарастающих террас примыкает уникальный
крутосклонный холм-останец на междуречье Козловки и Межницы Заячерецкой с редким
участком старовозрастных елей и крупной популяцией можжевельника (рис. 87, Г). Таким
образом, с экологической точки зрения описываемый участок соответствует критериям
ядра экологического каркаса территории, которое одновременно в силу
легкодоступности пригодно для экологически безопасных или щадящих видов
землепользования (собирательство, сенокошение, возможно ограниченная охота и
рыболовство, сбор лекарственных трав). Поэтому возобновление распашки здесь крайне
нежелательно, тем более что почвы террас бедны питательными веществами, а на крутых
склонах долины Стругницы при распашке 1980-х гг. практически был смыт гумусовый
горизонт почв.
К редким экосистемам со специфическим видовым составом следует отнести также
сосновые боры с высоким разнообразием лишайников на террасах вблизи устья Межницы
(рис. 87, Д). Редкость их обусловлена высокой распаханностью террас: в прошлом боры
занимали их полностью. Эти экосистемы выполняют также важную буферную функцию,
разделяя распахиваемые поля или пастбища на террасах от поймы Заячьей и поглощая
часть нежелательного вещества, смываемого по малым ложбинам. Неприкосновенность
этих лесных массивов обусловлена также их социальной функцией (кладбище, сбор
грибов и ягод, пикниковая рекреация). Следует отметить, что вытоптанность некоторых
участков боров весьма высока (например, в нижнем течении по левобережью Межницы).
Охранный режим необходим также для лесных и кустарниковых экосистем крутых
склонов террас Заячьей и залесенных крутых коренных склонов, сложенных с
поверхности мергелями. Богатое минеральное питание обеспечивает местообитание
дубравных видов трав, находящихся в Архангельской области на северной границе своего
ареала в чужеродной для них таежной среде. Основной массив таких урочищ расположен
на расстоянии примерно 1 км выше места вступления Заячьей в массив
сельскохозяйственных земель выше д. Орюковская (рис. 87, Е). Активное восстановление
подобных экосистем под осиновыми лесами идет также на крутом правом склон долины
Заячьей выше д. Орюковская (рис. 87, Ж). Следует отметить, что богатые местообитания
 242

крутых и покатых мергельных склонов стимулируют возобновление леса через осину, а в

случае примыкания таких склонов к руслу или к узким поймам создается богатая
кормовая база для бобра. При возобновлении охотничьего интереса к бобру такие
урочища представляют, следовательно, и промысловый интерес.
Вторая важнейшая функция лесных и кустарниковых экосистем крутых склонов –
предотвращение смыва почв и поступления нежелательных веществ в реки. Фактически
единственное место, где эта функция нарушена непосредственно – крутой правый склон
Заячьей под д. Костинская, где долгое время практиковался выпас свиней, видимо,
привлекаемых богатством питательных веществ в биомассе неморальных и нитрофильных
видов трав (рис. 87, З). Выпас приводил к полному нарушению травяного покрова, смыву
почв и фекалий в русло Заячьей, примыкающее непосредственно к подножью склона без
буферной поймы. На противоположной стороне пойма достаточно широкая, но полностью
нарушена тем же многолетним выпасом свиней, содержавшихся на ферме д. Орюковская,
что нельзя признать удачным планировочным решением в силу высокого риска
загрязнения воды фекалиями животных выше по течению практически всех населенных
пунктов. Как на пойме, так и на противолежащем крутом склоне необходимо
восстановление травяно-кустарникового покрова естественным путем. В случае
возобновления пастбищного использования пойм у д. Орюковская должно быть
исключено массовое попадание фекалий в водоем.
Решение третьей природоохранной задачи – предотвращения поступления
нежелательных антропогенных потоков вещества в водотоки и на поймы, – помимо уже
перечисленных мер, требует создания нешироких (10-20 м) буферных лесокустарниковых
или, по крайней мере, луговых (в том числе используемых под сенокос) полос к
прибровочных частях распахиваемых террас. Эта мера необходима в случае примыкания
склона террасы непосредственно к руслу или к узкой (несколько метров) пойме, которая
не в состоянии задержать поток смываемых с полей веществ. Наиболее ярко выражен
подобный участок с нижнем течении р.Межница Заячерецкая, где высокая терраса,
распахиваемая сейчас до бровки, подмывается рекой с формированием осыпи высотой
около 15 м и шириной около 30 м (рис. 87, И). Кроме того, даже при наличии под
склоном поймы буферные полосы в прибровочной части террасы необходимы при
наличии малых эрозионных форм, которые на краю террасы имеют вид ложбин глубиной
до 0,5 м, но быстро увеличивают глубину по направлению к бровке и ниже разрезают
крутой склон в виде быстро растущего микрооврага (как, например, на террасе под
д.Заручевская). Увеличение ширины нераспахиваемой полосы в сторону террасы
желательно, если в ее краевой части хорошо выражено водосборное понижение,
переходящее в короткий овраг, куда во время весеннего снеготаяния и сильных дождей с
полей могут смываться ил, удобрения, разлившиеся горюче-смазочные материалы. Такая
ситуация встречается ниже д. Климовская, д.Заячерицкий Погост, на междуречье Заячьей
и Стругницы ниже д.Костинская на террасах обрывающихся крутым склоном к пойме.
Для решения четвертой задачи – восстановления режима стока - целесообразно
исключить рубки в пределах залесенных водосборных понижений, крутых и покатых
(более 5 градусов) склонов речных долин, в приболотьях с влаголюбивым крупнотравьем
или покровом сфагновых мхов. Ключевое значение для регулирования стока имеют
крупные верховые борота на междуречье Заячьей и Соденьги (рис. 87, К), равно как и
небольшие верховые болота на междуречье Заячьей и Пукомы, уже упоминавшиеся в
разделе II. Кроме того, решающую роль играют описанные выше в разделе II меры
регулирования взаиморасположения рубок и невырубаемых выделов и очередности рубок
в верхней части бассейна Заячьей.
При выборе мест и масштабов хозяйственной деятельности мы исходили из
допущения, что существуют критические площадные соотношения пространственных
элементов бассейновой геосистемы, при которых возникают или исчезают свойства
речного стока, обеспечивающие его пригодность для водоснабжения, рекреации,
 243

рыболовства и т.п.. В зависимости от установленных критических значений площадных

соотношений урочищ и угодий предложены планировочные решения о размещении и
конфигурации хозяйственных угодий и экологического каркаса (рис. 91). Коррекция
пропорций угодий предлагается отдельно для каждого малого бассейна и нацелена в
распаханной части на снижение смыва почв и восстановления гидрохимических
характеристик, в лесистой (верхней) части - на увеличение годового стока, снижения
поверхностного стока, выравнивание годового режима. В связи с этим применен
катенарный подход, т.е. анализ позиционно-динамических структур. На рис. 91 показано:
за счет каких урочищ целесообразно корректировать пропорции лесных и безлесных
угодий в бассейнах; в каких КЛГС необходимо изменение соседства угодий; какие
буферные зоны необлходимы для того чтобы нейтрализовать или сократить угрозу
переноса загрязняющих веществ к уязвимым объектам (поймам и водоемам).

Рис. 90. Экологически безопасная модель распределения угодий.

Рис. 91. Планировочное предложение по корректировке сельскохозяйственного

землепользования.
 244

В продемонстрированном примере ландшафтного плана многофункционального

землепользования в староосвоенном районе реализованы следующие особенности
авторского подхода:
1) Приоритет того или иного типа ландшафтных структур для разработки
планировочных предложений определяется в зависимости от задачи.
2) Значимость ландшафта или компонента определяется потенциальным
ущербом от его утраты для территории заданного ранга, мерой его
«безальтернативности».
3) Значимость пространственной единицы оценивается не только по
собственным свойствам, но и в географическом контексте разного масштаба
4) Предлагаются механизмы управления латеральными потоками или защиты
от них.
5) Предусмотрен анализ площадных пропорций угодий, сравнение
существующей ситуации с критическими значениями.
6) Обосновываются решения по изменению конфигураций, соседств, связности
угодий.

3.3. ЛАНДШАФТНОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ И ОПТИМИЗАЦИЯ

ЛЕСОПОЛЬЗОВАНИЯ НА ОСНОВЕ МОДЕЛИРОВАНИЯ
Сысуев В.В.

Формализация ландшафтно-планировочных процедур пока находится на начальной

стадии, но, несомненно, входит в число приоритетных задач. Глава 3.3 демонстрирует
опыт применения физико-математического моделирования к решению ландшафтно-
планировочных задач в разных масштабах в сопоставлении с традициями, методами и
нормативной базой лесоустройства. Задача адаптации видов лесопользования к
пространственной структуре ландшафта решается с использованием большой серии
морфометрических показателей рельефа, которые эффективны для однозначной
привязки лесохозяйственных выделов к ландшафтно-морфологическим единицам. В главе
показан также алгоритм прогноза будущих состояний лесного ландшафта с учетом
динамического состояния компонентов, что позволяет оптимизировать сценарии
управления лесопользованием.

В одной из последних работ В.А. Николаев обобщил задачи развития ландшафтной

стратегии: «…для перехода земной цивилизации к устойчивому развитию необходимо
решить две взаимосвязанные ландшафтно-экологические задачи планетарного масштаба.
Первая состоит в оптимизации всех существующих природно-антропогенных
ландшафтов с целью преобразования их в истинно культурные (ноосферные). Вторая – в
сбережении, уходе и восстановлении естественных природных комплексов, наиболее
надежно гарантирующих относительную стабильность природной среды за счет
гомеостазиса» (Николаев, 2013). Отметим, что теоретические и прикладные проблемы
оптимизации взаимодействия природы и общества обсуждаются в научной литературе
уже не один десяток лет (Проблемы…, 1978; Stewart et al., 2004). Повышение
экологической эффективности природопользования может быть достигнуто управлением
теми элементами деятельности, продукции и услуг, которые значительно воздействуют
 245

на окружающую среду. В связи с этим рекомендуется применять планирование и все

другие управленческие действия (ГОСТ РИСО 14031, 2001). Ландшафтное планирование
– один из важнейших инструментов проектирования культурного ландшафта, научного
обеспечения оптимальной природно-хозяйственной организации ландшафтного
пространства на принципах геоэкологической адаптивности (Николаев, 2013).
В задачи ландшафтного планирования входят изучение взаимосвязи между
компонентами ландшафта и оценка существующих и предполагаемых воздействий при
существующей и планируемой деятельности (Руководство…, 2000; Руководство…, 2001).
Оптимальное использование ландшафтов в таежной зоне связано с охраной и
рациональным использованием лесных ресурсов в соответствии с нормативами,
обеспечивающими их нормальный рост, возобновление и сохранение естественной
структуры и запасов. В настоящее время актуальны работы по ландшафтному
планированию рациональной пространственной организации лесопользования в целях
минимизации конфликтов между различными лесопользователями (Кощеева, Хорошев,
2008).
Единственным методом лесоустройства, напрямую учитывающим особенности
морфологической структуры ландшафта, является участковый метод, при котором
проводят типизацию земель в пределах элементов рельефа на основе почвенно-
типологических обследований. Для проведения лесоустройства по участковому методу
требуется до начала лесоустроительных работ выполнить специальные почвенно-
типологические обследования с составлением почвенной карты, а также схемы типов
лесорастительных условий и групп типов леса. Первичной учетной единицей при
участковом методе лесоустройства является таксационный выдел (Инструкция…, 1995;
Лесоустроительная инструкция, 2007). Однако этот метод весьма трудоемок и дорог,
требует применения специальных почвенных и лесотипологических исследований, что
делает его непривлекательным.
Проблемы планирования, проектирования и управления устойчивым
природопользованием и задачи условной оптимизации предполагают наличие одинаковых
предпосылок: имеется цель, которую нужно достичь, учитывая всевозможные
ограничения. Аппаратом решения этих проблем обладает теория оптимизации
(оптимального управления). Для решения задачи оптимизации необходимо: 1) составить
математическую модель объекта оптимизации; 2) выбрать критерий оптимальности и
составить целевую функцию; 3) установить возможные ограничения, которые должны
накладываться на переменные; 4) выбрать метод оптимизации для нахождения
экстремальных значении искомых величин.
В условиях долгосрочности процессов лесовосстановления и неопределённости
социально-экономических условий реальным методом долгосрочного прогнозирования
служит имитационное моделирование динамики многопородного древостоя в
соответствии с нормативами ведения лесного хозяйства на основе контрастных сценариев
лесопользования. В связи с этим подробно рассмотрим обоснование и описание модели
динамики многопородного древостоя, которая будет использована для прогнозирования
пространственной долгосрочной динамики запасов как на повыдельном уровне
пользования (ландшафтно-урочищном масштабе), так и на уровне лесничества (в
обобщенном масштабе нескольких местностей или ландшафтов).

Информационно-аналитическая система для управления лесопользованием

При использовании ресурсов и полезностей часто сталкиваются противоречивые,

взаимоисключающие подходы и требования, в том числе, уже на стадиях разработки
проекта лесопользования и ведения лесного хозяйства. В связи с этим для реализации
устойчивого управления лесами необходимы объективные методы (инструменты)
 246

создания проектов.
Таким инструментом по мере роста культуры производства, удорожания ресурсов, с
параллельным ужесточением экологических требований их использования неизбежно
станут автоматизированные интегрированные системы управления, обладающие
возможностями прогнозирования долгосрочной динамики развития леса и оптимизации
его комплексного экономически выгодного хозяйственного использования с учетом:
 косвенных антропогенных воздействий (загрязнение атмосферы и вод, рекреация,
сельскохозяйственное и охотничье использование и т.д.), стихийных природных
бедствий (пожары, вспышки численности вредителей леса, ветровалы, изменения
климата и др.),
 взаимосвязи окружающей среды и леса, формирования средообразующих функций леса
(климат, гидрология водосборов, биологический круговорот, и пр.), природоохранных
функций (водоохрана, рыбоохрана, сохранение биоразнообразия, и т.д.).
Для такого сложного информационного комплекса необходима стратегия модульной
и блочной структурно-функциональной организации. На рис. 92 представлена схема
прогнозно-аналитической системы для разработки проектов устойчивого управления
лесным фондом лесничества.
Все лесохозяйственные воздействия планируются и реализуются на уровне выдела -
элементарной единице управления. Это создает необходимость прогноза развития
древостоя и моделирования разных вариантов хозяйственных воздействий для
конкретных выделов, обычно сопоставимых с фацией (группой фаций), т.е. с
элементарными ПТК.
Прогнозный комплекс основан на использовании теоретических моделей геосистем
и их компонентов на базовом модуле совмещенной повыдельной информационной
системы лесничества. В последующих разделах на конкретных примерах отработана
технология последовательного создания атрибутной базы данных, связанной с ней ГИС и
модулей математического моделирования, проведены прогнозные расчеты долгосрочной
динамики лесного фонда с учетом лесохозяйственной деятельности.

Рис. 92. Схема блоков модели функционирования природно-антропогенного

 247

лесохозяйственного ландшафта (Николаев, Копыл, Сысуев, 2008).

Модель динамики разновозрастного многовидового древостоя

Центральный модуль информационно-аналитической системы (рис. 92) -

имитационная модель динамики лесного фонда лесхоза, обеспечивает долгосрочный
прогноз пространственной динамики древостоя. Исходными данными для моделирования
служат стандартные таксационные и планово-картографические материалы
лесоустройства. Модуль математического моделирования обеспечивает анализ влияния
различных вариантов хозяйственной деятельности на развитие лесонасаждений, позволяет
моделировать различные ситуации ведения лесного хозяйства, применение
оптимизационных моделей позволяет планировать наиболее рациональное проведение
лесохозяйственных мероприятий с учетом имеющихся материально-технических,
финансовых, трудовых и временных ресурсов.
Обоснование выбора модели. В лесном хозяйстве России все леса приведены в
известность, накоплены огромные массивы лесотаксационных данных и
картографических материалов. Основная учетная единица таксационных данных - выдел,
именно повыдельные данные накоплены на всю территорию России - это также
важнейший аргумент в пользу моделирования древостоя в целом, как это заложено в
повыдельной информации. Тем более что все количественные лесотаксационные данные
связаны с лесотаксационными планшетами, масштаб которых (1:10000 или 1:25000)
соответствуют масштабам ландшафтных карт локального уровня.
Для моделирования использован простой математический аппарат с блочным
построением модели с возможностью оперативного совершенствования, замены и
добавления отдельных блоков. В имитационной модели FORRUS-S реализованы
следующие важнейших положения (Сысуев и др. 1997, Чумаченко, 2006):
 модель использует стандартные данные, получаемые в практике лесного
хозяйства;
 в основу моделирования положены алгоритмы, согласующиеся с
известными биоэкологическими характеристиками процессов, протекающих
в лесных сообществах;
 моделируется динамика не деревьев, а лесного сообщества в целом (полога
леса);
 блочная открытая структура модели позволяет модифицировать и дополнять
учитываемые процессы и воздействия.
Главным отличием используемой модели от Gap-моделей является прямой учет
реального пространственного распределения древостоя и неоднородности условий
произрастания. В отличие от мозаичных моделей, представляемая модель основана на
учете биологических особенностей видов и их взаимодействии. В модели реализована
возможность прогнозирования воздействия хозяйственной деятельности человека на
конкретные участки лесного фонда. Это позволяет надеяться, что использование блока
имитационного моделирования в комплексной информационной системе лесхозов будет
способствовать решению задач оптимизации лесохозяйственных мероприятий для
поддержания неистощительного экологичного лесопользования.
Основные принципы построения модели развития древостоя. Обзор
биологической литературы и анализ существующих моделей лесных ценозов позволил
предложить следующие основные положения моделирования развития древостоя
(Чумаченко, 2006):
1) моделируемое пространство древостоя делится на трехмерные ячейки конечного
размера;
 248

2) биологические свойства древесных особей изменяются во времени дискретно, в

соответствии с периодизацией онтогенеза;
3) временной ряд состояний каждой ячейки составляет всегда замкнутый цикл;
4) переход каждой ячейки из одного состояния в другое определяется текущим
состоянием ячейки и состоянием смежных с ней ячеек
Первое утверждение подразумевает деление пространства на дискретные объекты,
соответствующие синхронно развивающимся группам молодых особей имматурного и
виргинильного возрастных состояний, отдельным особям или их частям для других
состояний. Рассмотрение группы молодых особей как синхронно развивающегося объекта
вполне допустимо, так как в окнах для тысяч (десятков тысяч) молодых особей условия
внешней среды практически одинаково благоприятные и сильно отличаются от условий
существенно угнетенного подроста под пологом взрослых особей. Каждая ячейка
представляет собой прямоугольный параллелепипед с квадратным основанием. Площадь
основания выбирается равной площади проекции усредненной кроны в молодом
генеративном состоянии. В случае многовидового сообщества это максимальная из
усредненных площадей проекций крон всех представленных в древостое видов. Высота
параллелепипеда определяется принимаемой в модели усредненной высотой ярусов
древостоя. Такой размер ячеек позволяет существенно упростить алгоритм модели и
сократить время работы программы.
Дискретизация пространства - одна из основных особенностей модели, позволяет
учитывать взаиморасположение особей или групп деревьев при расчете их влияния друг
на друга при расчете светового довольствия. На рис. 93 показано дискретное
пространственное представление деревьев в модели на разных этапах онтогенеза.

Рис. 93. Схема дискретизации онтогенеза древесных видов (подробности в тексте).

Второе положение основывается на биологической периодизации онтогенеза

древесных растений. В модели принято деление на шесть основных возрастных
состояний: имматурное (im), виргинильное (v), молодое (g1), средневозрастное (g2) и
старое генеративные (g3), сенильное (S) и дополнительно квазисенильное (SS). Каждое из
этих состояний отличается как по размерам особей, их эколого-физиологическим
свойствам, так и по потенциалу роста и развития (рис. 93). При нормальном (без
задержек) развитии каждая особь любого вида, проходит последовательно все эти
состояния в указанном порядке. Как правило, старение нормально развивающихся особей
хорошо коррелирует с их абсолютным возрастом. Тем не менее темп развития -
видоспецифичная величина и у разных видов одни и те же возрастные состояния длятся
 249

разное количество лет. Вследствие разной длительности онтогенеза у разных видов в

модели счет времени ведется по абсолютной шкале. Один шаг по времени соответствует
10 годам. Выбор десятилетнего периода в качестве дискретной единицы счета обусловлен
также тем, что в таком промежутке практически у всех древесных растений укладывается
элементарный акт популяционной жизни: формируется биогруппа имматурного подроста.
Дальнейшее развитие всей биогруппы мало зависит от небольших (3-5 лет) различий в
возрасте отдельных особей. Виргинильное и последующие возрастные состояния длятся
дольше, но с учетом синхронизации развития на начальном этапе вполне правомерно
продолжительность этих возрастных состояний измерять величинами кратными 10 годам
(Смирнова и др., 1990).
Согласованность счета абсолютного возраста и продолжительности возрастных
состояний (в каждое возрастное состояние укладывается целое, хотя и разное, число
шагов по времени) необходима для корректного использования эмпирических
закономерностей, которые на разных этапах онтогенеза могут аппроксимироваться
разными функциями. Согласно третьему принципу временной ряд состояний каждой
ячейки всегда завершается возвратом в начальное состояние, т. е. после всех превращений
ячейка становится вновь пригодной для очередного акта возобновления (рис. 94). Это
подтверждается тем, что в разновозрастных лесах на месте гибели одних особей всегда
появляется молодой подрост. В многовидовых сообществах в окнах появляются особи
практически всех плодоносящих видов, хотя дальнейшая судьба молодого поколения
может быть различной. При нормальном развитии каждая особь проходит полный ряд
возрастных состояний (реализуется предельный цикл). Однако, развитие особей в
условиях недостатка света может происходить с задержками, т. е. абсолютный возраст
увеличивается, а возрастное состояние остается прежним. Такие задержки в развитии не
могут длиться бесконечно. Если условия освещения не изменяются дольше определенного
(видоспецифичного) промежутка времени, особи либо преждевременно отмирают, либо
переходят в состояние "торчков" (квазисенильное состояние - SS). Это может происходить
в имматурном или виргинильном возрастных состояниях. После достижения особью
высоты верхнего яруса отмирание из-за недостаточной освещенности не наблюдается. В
том случае, когда задержка в развитии длится меньше критической величины, особь после
улучшения светового режима продолжает развиваться и способна завершить онтогенез по
предельному циклу. В таких случаях абсолютный возраст особи увеличивается по
сравнению с нормальным на величину суммарной продолжительности всех задержек
развития. На рис. 94 показан граф возможных переходов из одного возрастного состояния
в другое.

o im v g1 g2 g3 S

SS

Рис. 94. Граф возможных переходов из одного возрастного состояния в другое в течение
онтогенеза. Тонкими стрелками показан возможный путь развития особи в течение
онтогенеза, толстыми - отмирание особи на любом этапе, возврат ячейки в нулевое
(условно пустое) состояние (Чумаченко, 2006).

При описании четвертого положения необходимо отметить, что состояние

соседних ячеек определяется степенью угнетения особей. Действительно, от их состояния
зависит световой режим, и, следовательно, возможность увеличения площади кроны,
изменения яруса, в котором она находится. А это напрямую определяет дальнейшую
 250

судьбу деревьев. Так, если освещенность данной ячейки меньше, чем видоспецифичный
минимальный уровень, то особь либо отмирает, либо переходит в состояние торчка. В том
случае, если особь конкретного вида в рассматриваемом возрастном состоянии должна
иметь определенную площадь, а условия его развития такие, что соседние ячейки все
заняты, то это приведет к отмиранию дерева. Аналогичное происходит в том случае, если
из-за занятости верхнего яруса другой особью невозможно увеличение высоты
рассматриваемой особи.
Перечисленный набор положений достаточен для получения непрерывно
меняющейся во времени мозаики локальных неоднородностей пространства. Характер
этой мозаики и ее динамики будут зависеть от ограничений, которые накладываются на
линейные размеры ячеек, длительность существования каждого состояния, величины
циклов, направления переходов из одного состояния в другое. В этих ограничениях
отражаются видоспецифичные различия габитуальных, онтогенетических и
экологических параметров древесных видов.
Математическая постановка задачи. Цель моделирования - получить прогноз
развития видового состава, демографического строения и основных лесотаксационных
показателей (количества стволов на единицу площади, средних значений запасов, высот,
диаметров, площадей крон для разных возрастных состояний) лесного ценоза для
первичных единиц учета лесного фонда (таксационных выделов) на заданный момент
времени с учетом экзо- и эндогенных воздействий. Поскольку состояние отдельных
особей (и элементов пространства этой синузии) в любой момент времени определяются с
учетом состояния в предыдущий момент, выбран рекуррентный алгоритма расчета
параметров прогноза развития древесной синузии.
С использованием основных положений популяционной биологии сформулирована
общая математическая постановка задачи моделирования многовидового
разновозрастного древостоя (Чумаченко, 2006). Вводятся следующие обозначения:
Kjv (t) - количество (доля) деревьев j -ого вида в v - ом возрасте;
Hjv (t), Djv (t) - ожидаемые средние высоты и диаметры деревьев;
Sjv (t) - средняя площадь, занимаемая видом в v - ом возрастном состоянии;
где: v - элемент множества возрастных состояний {pl,jv,im1,im2,v1,v2,g1,g2,g3,s};
j- индекс вида (j=1...N), N - общее количество видов.
Исходя из случайного характера воздействия большого количества факторов
определяющих развитие лесных ценозов этот процесс G(t) может рассматриваться как
случайный, характеристиками которого является система случайных функций:
G(t) = {Kjv (t), Hjv (t), Djv (t), Sjv (t)}
Распишем каждую из этих функций, для чего введем дополнительные обозначения:
Pj - интегральный показатель качества местообитания, который может учитывать
влажность, трофность и механический состав почв, температурный режим и т.п.
(аналогом может служить бонитет насаждения);
Vj - видоспецифические параметры (скорость увеличения высоты, диаметра,
площади кроны, теневыносливости, сквозистости кроны, максимальный возраст,
характеристики разноса зачатков и т.д.)
VPj = f(Vj,Pj) - видоспецифичные параметры, перечисленные выше, но с учетом
условий конкретного местообитания
Нi(t), Di(t), Si(t) - высота, диаметр и площадь кроны i-го дерева на момент времени t;
Сi ( t ) -освещенность кроны (результат кроновой конкуренции);
Рi ( t ) - доступность питательных веществ и влаги (результат корневой
конкуренции);
Rjv(t) - количество появившегося подроста j-го вида, т. е. перешедшего в состояние
"р" (v=р), либо количество особей, перешедших в v-е возрастное состояние (vp);
Ljv (t) - количество погибших особей от эндогенных причин (недостаточности света
-- C, площади питания - S, достижения предельного возраста Т);
 251

Еj(t) - экзогенная составляющая отпада (рубки, пожары, болезни и пр. )

Тогда на любой момент t имеет место система дискретных рекурсивных
уравнений:
1.H i (t )  f H i (t  dt ),Ci (t ), Pi (t ),VPj  e

2.Di (t )  f Di (t  dt ),Ci (t ), Pi (t ),VPj  e
3.S (t )  f S (t  dt ),S (t ),VP  e
 i i m j

4.K jv (t )  K jv (t  dt )  L jv (t ) E jv (t )  R jv (t ) R j (v  1)(t )
5.C (t )  f H (t  dt ), S (t  dt ),VP  (3.1)
 i n n j
6.P (t )  f S (t  dt ),VP 
 i m j

  f K jv v(t  dt ),VPj , v  p
7.R jv (t )   ,
  f K jg (t  dt ),VPj ,v  p

8.L jv (t )  f VPj , C , S , T 
где: dt – шаг моделирования (шаг дискретизации); n – номера деревьев, принадлежащих
окрестности i-го дерева радиусом, равным максимальной высоте деревьев в лесном
ценозе; m – номера деревьев, принадлежащих окрестности i-го дерева радиусом равным
максимальной площади кроны; Кjg – количество генеративных особей.
Каждая из зависимостей в (3.1) устанавливает связь между левыми и правыми
частями уравнения на основе рекуррентных отношений. Например, высота i-го дерева к
моменту времени t – Hi(t) зависит от высоты этого дерева на предыдущем шаге – Нi(t-dt),
освещенности кроны – Ci (t), доступности питательных веществ – Pi(t), скорости роста с
учетом местообитания и некоторой случайной составляющей – е. Конкретный вид
функции f устанавливается на основе натурных наблюдений.
Пространственно-временные масштабы моделируемого объекта определяются
практическими целями управления лесным хозяйством конкретной территории
лесничества: размеры лесных массивов составляют от нескольких тысяч до нескольких
десятков тысяч га (диапазон площадей лесного фонда лесхозов европейской части
России). Продолжительность одного шага моделирования – 10 лет, обусловлена как
средней градацией временных ступеней классов возраста, так и продолжительностью
межревизионного периода учета лесного фонда. Для ранних классов возраста может быть
принят 5-ти летний шаг, а для наиболее долговечных пород деревьев – 20-ти летний шаг.
В ходе моделирования прогнозируется изменение средних значений таксационных
характеристик древостоя (высоты, диаметра, возраста, запаса и др. – до нескольких
десятков характеристик) по ярусам, изменение породного и возрастного составов выдела –
первичной учетной единицы лесоустройства. Важнейшей особенностью описываемой
модели является учет пространственного положение выделов и их влияния друг на друга.
Исходной информацией для математической модели служат данные таксационного
банка повыдельной информации (атрибутные данные) и картографического банка
планово-картографических материалов лесоустройства, которые для конкретных лесхозов
существуют в виде информационных систем (СУБД или ГИС). В результате работы
модели формируется аналогичная информация.
Первый этап преобразования исходной пространственной информации –
построение плоской равномерной сетки (растеризация) – проводится средствами ГИС.
Размер элемента сетки определяется географической широтой местности и высотой
верхнего яруса древостоя. Преобразование исходных пространственных данных в
требуемый формат начинается с построения равных трехмерных элементов с квадратным
основанием путем разбиения карты лесных насаждений (лесоустроительных планшетов)
по сетке на равные квадратные элементы. В результате чего сложная конфигурация
каждого выдела в плане аппроксимируется в виде набора элементов, обладающих
 252

свойствами выдела, которому они принадлежат. Элемент далее делится по вертикали на

ячейки, например, по 2-2,5 м. Площадь элемента определяется географической широтой
местности и высотой верхнего яруса древостоя. Сторона элемента рассчитывается по
формуле l=ctg(a ) Нср , где a – угол высоты полуденного Солнца (в радианах); Нср –
средняя высота верхнего яруса древостоя. Так, например, для широты Москвы при высоте
древостоя 25 м площадь элемента составляет около 270 м2.
Используя данные таксационных описаний, а также таблицы хода роста (ТХР)
соответствующего бонитета, блок подготовки исходных данных модели вычисляет для
каждой древесной породы количество стволов, размещенных в каждом элементе выдела.
Количество стволов рассчитывается исходя из формулы древостоя насаждения с учетом
полноты яруса, а также данных о возрасте и высоте особей. Обработкой средних
характеристик таксационных показателей определяется запас на единицу площади и
объем одного ствола каждого древесного вида. Далее приведением числа стволов на
гектаре к площади элемента, получается в конечном итоге количество особей (в общем
случае – дробное) приходящееся на каждый элемент площади.
Далее плоский пространственный элемент достраивается до трехмерного объекта –
вертикальные ячейки (высотой 2-2,5 м) заполняются биомассой – сплошной мутной
средой с различными соответствующими той или иной породе коэффициентами
пропускания света, в зависимости от количества стволов разных видов и типа крон (см.
ниже). Ячейка (с точки зрения моделирования) является неделимой минимальной
единицей трехмерного пространства. Такое представление моделируемого пространства
позволяет учитывать как самозатенение, так и световое затенение от соседних элементов
при движении Солнца по небосводу.
Таким образом, вторым типом данных (пространственная база данных) являются
оцифрованные планы насаждений, разбитые на пространственные элементы модели
выбранных размеров. Процесс выделения пространственных элементов показан на
рис. 95.

Рис. 95. Схема процесса выделения пространственных элементов.

Биоценотические характеристики древостоя. Учет биоэкологических процессов

в реальных лесных сообществах достигается использованием при разработке модели и
имитационном моделировании большого числа данных, основанных на современных
исследованиях популяционной лесной экологии. Эти данные получены при обработке
информация из литературных источников и многолетних натурных исследований
(Смирнова и др., 1990; Восточноевропейские..., 1994 и др.). Основываясь на концепции
дискретного описания онтогенеза для работы модели составлены справочные базы
 253

основных биоэкологических параметров древесных пород отдельно для каждого из этапов

онтогенеза деревьев каждой породы
Развитие дерева в условиях конкуренции. Как видно из математической
постановки задачи могут быть учтены практически любые экологические параметры,
воздействующие на процессы динамики лесных ценозов. Однако среди всего
многообразия экологических факторов, наиболее важное значение для структуры и
динамики лесных ценозов имеет фотосинтетически активная радиация (ФАР). Независимо
от географического положения и других экологических показателей свет выступает как
основной формообразующий фактор в лесах любого типа, именно поэтому отношение
деревьев к свету - одна из основных проблем лесоведения и лесной экологии. В основу
моделирования положены простые закономерности прироста (увеличения высоты)
древесной особи. Известно, что по мере увеличения освещенности выше уровня
компенсационной точки пропорционально усиливается и фотосинтез: в пределах от 1 до
15% полной освещенности фотосинтез прямо пропорционален получаемой радиации, если
прочие факторы благоприятны (Молчанов, 2009). Усиление фотосинтеза будет
продолжаться до тех пор, пока сочетание других факторов (интенсивное дыхание,
нехватка воды и т. д.) не приведет к остановке роста растения (рис. 96, 97).

Рис. 96. Экспериментальные световые кривые фотосинтеза древесных пород (Молчанов,

2009). А - хвоя 2-го года из верхнего слоя полога сосны в разные периоды вегетации: 1 -
11.06.1974; 2 - 30.04.1974; 3 – 21.10.1974.

Рис. 97. Зависимость продукционных процессов от условий среды (Молчанов, 2009).

Световые кривые фотосинтеза листьев сеянцев дуба в различных условиях
 254

водообеспечения, при предрассветном дефиците влаги в листве (ПДВЛ): -0,9 МПа (1); -
2,2 МПа (2); -3,3 МПа (3).

Некоторые виды достигают большей интенсивности роста при частичной

освещенности, чем при полной, или интенсивность роста оказывается одинаковой в обоих
случаях. Когда света достаточно для роста растения, производится расчет прироста в
высоту (dНi) за один шаг моделирования. Он ведется по эмпирической зависимости между
скоростью роста и локальной освещенностью (рис. 98).
dH
Б
dHоп
dHп
dHi
В

A
Ск Сi Соп Сп
C
Рис. 98. Зависимость увеличения высоты дерева (dН) за один шаг моделирования от
относительной освещенности кроны (С).

Характерными точками представленной зависимости являются точки А, Б и В.

Первая точка А соответствует нулевому приросту при освещенности равной точке
компенсации, полученной для основных лесообразующих пород Европейской части
России. При этой освещенности растение не накапливает биомассу, а, следовательно,
прирост в высоту равен нулю. Вторая точка – Б характеризует оптимальную освещенность
(Соп), при которой скорость роста в высоту (Ноп) максимальная (близким аналогом такого
условия произрастания является рост деревьев в сомкнутых чистых насаждениях).
Третьей характерной точкой зависимости является В – прирост (dНп) при полной
освещенности (Сп). Нужно заметить, что положение точек А, Б, и В зависит от
биологических свойств и возрастного состояния деревьев.
Из-за отсутствия полных данных для деревьев разных возрастов три точки А, Б и В
на рис. 98 соединены отрезками прямых линий, по которым и ведется расчет текущего
прироста в высоту (dНi ) для полученного ранее значения освещенности кроны i-го дерева
(Сi ). Таким образом реализуется уравнение 1 системы (3.1).
На первом шаге моделирования все особи делится на две категории. Первая – это
группа особей, для которых условия освещенности кроны i-го дерева (Сi) благоприятны
(алгоритм расчета светового довольствия описан ниже). Вторая – те деревья, для которых
световой поток меньше, чем точка компенсации на кривой фотосинтеза (Сi< Cк).
Дальнейшая судьба особей этой группы зависит от способности вида к торчкованию
(переходу в субсенильное состояние), что задается во входных данных вероятностью
перехода в состояние торчка. В этом случае, если полученное значение датчика
случайных чисел на интервале (0,1) больше заданной вероятности, осуществляется
переход в субсенильное состояние. В противном - особи данного вида гибнут.
Далее в модели анализируются возможности данного дерева или группы молодых
особей, занимающих одну ячейку, увеличить высоту. Если над растущим деревом
пространство следующего яруса занято другим деревом и рассчитанное на данном шаге
увеличение высоты требует занятия нового яруса, то проводится сравнение значений
точек компенсации на кривой фотосинтеза растущего дерева (Ск) и особи, занимающей
верхний ярус (Ск'). Если Ск меньше или равно Ск', т. е. растущее дерево более
 255

теневыносливое, то происходит прорастание молодой особи в крону господствующего

дерева. В противном случае, высота подрастающей особи ограничивается.
Затем производится определение требуемой площади для развития дерева. В
зависимости от вида и возрастного состояния особи из исходных данных, задаваемых для
моделирования, выбирается значение площади, которую может достигнуть крона дерева в
этом возрастном состоянии в условиях нормального развития. Далее анализируются
соседние с деревом ячейки и определяется возможность заполнения какой-нибудь из них
(уравнение 3 системы (3.1)). Заполнение возможно, если рассматриваемая особь на К
процентов (параметр модели) превышает по высоте соседнее. После увеличения (если это
было возможно) площади, проводится анализ на предмет: превышает ли реализованная
площадь (Si) некоторую минимальную для данного вида площадь (Sk). Если Si меньше Sk,
то особь гибнет, в противном случае производится определение жизненности. В модели
выделяется 2 типа жизненности: нормальная и низкая. При низкой жизненности (малые
значения площади) сокращается длительность онтогенеза. После этого осуществляется
изменение возрастного состояния. Особь либо переходит в следующее возрастное
состояние при достижении определенных (видоспецифичных) размеров (высоты, площади
кроны), либо остается в прежнем (реализация уравнения 7 системы 3.1).
Динамика многовидового разновозрастного древостоя. Модель развития особи
является составной частью имитационной модели многовидового разновозрастного
древостоя. Первым шагом моделирования является формирование пространственной
сетки трехмерных элементов полога древостоя.
Необходимо отметить, что для каждой ячейки модели могут быть заданы свои
ростовые параметры моделируемых видов. Этим самым можно промоделировать
разнообразные почвенные и водные условия, которые очень тесно связаны с
микросукцессионными процессами. Анализ динамики лесных ценозов отдельно от
изменений почвы может привести к существенным ошибкам в понимании сути дела.
Моделирование может быть начато либо с условно свободной территории,
возникшей вследствие распашки, верхового пожара, сплошных рубок, либо с некоторого
ненулевого состояния лесного ценоза. Формирование древостоя с заданной структурой
производится на основе таксационных повыдельных данных: по формуле древостоя,
возрасту деревьев, бонитету и запасам вида на выделе, а также местным (локальным)
таблицам хода роста. Для работы модели необходимо задать эмпирические функции
возрастного состояния каждого вида:
 прироста в высоту за период dt (аналогично тому, как показано на рис. 98) с
указанием диапазона фотосинтетической активности;
 изменения площади кроны;
 коэффициентов прозрачности кроны;
 возрастные и габитусные ограничения.
В следующем блоке осуществляется расчет светового режима для всех ячеек, на
которые разделено пространство ценоза (реализация уравнения 5 системы (3.1)). При
вычислении общей радиации под пологом леса учитываются рассеянная радиация неба и
прямая солнечная радиация. Проходя сквозь кроны деревьев, прямая и рассеянная
радиации ослабевают на некоторую величину, зависящую от прозрачности крон деревьев
(подробнее алгоритм расчета освещенности приведен ниже).
После расчета светового довольствия для всех ячеек, осуществляется
последовательная их обработка с использованием модели развития особи в условиях
конкуренции. Начинается счет с деревьев, имеющих максимальную высоту, так как они в
большей степени влияют на формирование светового режима. Проведя обработку всех
ячеек, программа переходит к осуществлению заноса зачатков (реализация уравнения 7
системы (3.1)). Следует отметить, что учет пространственной структуры позволяет
рассчитать вероятность, или количество зачатков, достигающих заданной ячейки. После
этого выполняется "экзогенное воздействие". Этот блок моделирует процесс массовой
 256

гибели особей как в экстремальных условиях (сильные морозы, засухи, болезни и т. д.),
так и при антропогенных воздействиях, например при разнообразных рубках (ухода,
котловинных и узкополосных рубках главного пользования и пр.). Для его работы
необходимо задать во входных данных либо вероятности гибели особей разных видов в
определенный возрастных состояниях, либо законы выборочного удаления особей из
древостоя. В процессе моделирования можно варьировать периодичность этих
воздействий (уравнение 8 системы (3.1)).
Кроме того, в модель заложена возможность изменять в соответствии с заданными
законами биологические характеристики моделируемых видов. Это можно использовать
для моделирования глобальных и региональных изменений экологической обстановки
(например, загрязнение атмосферы и почвы, пр.), мощных антропогенных воздействий
(осушение болот, изменение уровня грунтовых вод и т. д.), изменение климата, влияние
последствий болезней леса и прочее.
Определение момента завершения имитационного эксперимента задается в
зависимости от целей моделирования. Так, для получения данных о взаимодействии видов
с разными экологическими свойствами необходимо проводить эксперимент до
завершения переходного процесса, т. е. достижения (если это возможно) климаксного
сообщества. Для выбора метода ведения хозяйства длительность этого процесса задается
допустимым для этих целей количеством временных шагов.
При завершении моделирования осуществляется обработка накопленного
статистического материала и его вывод в требуемой форме. В результате моделирования
могут быть получены статистические характеристики (математическое ожидание,
дисперсия, функция распределения и т. д.) по следующим параметрам:
- возрастному состоянию и абсолютному возрасту;
- суммарной площади, занимаемой каждым видом в любом возрастном состоянии;
- средней площади кроны в генеративном состоянии;
- высоте деревьев;
- высоте прикрепления кроны
- запасу древесины, бонитету насаждений и всем прочим таксационным данным.
Основной отличительной особенностью предлагаемой модели от ее наиболее
близких функциональных аналогов gар-моделей является учет объемной структуры
древостоя на каждом шаге моделирования, что позволяет более точно рассчитывать
световой режим.
Алгоритм расчета освещенности под пологом леса. В модели каждая занятая
деревом ячейка представляется в виде полупрозрачного объема в соответствии с концепцией
"мутного" слоя (объема), при прохождении через который часть света поглощается
(Чумаченко, 2006).
При движении солнца по небосводу его положение описывается высотой и
азимутом, временем стояния солнца и интенсивностью прямой радиации {Р(i)},
поступающей на горизонтальную поверхность. При этом следует учитывать количество
солнечных дней в течение вегетационного периода. Для определения влияния рассеянной
радиации неба весь небосвод делится на фиксированное количество зон с одинаковой
светимостью и предполагается, что рассеянная радиация {R(j)} поступает к земле из
центра этих зон.
Освещенность исследуемой ячейки определяется по формулам:
NP  NjP 
P    P ( i ) T ( i )  K ( m)  L ( m), (3.2)
i 1  m 1 
NR NjR
 
R    R ( j )  TD   K ( m)  L ( m), (3.3)
j 1  m 1 
где К(m) – коэффициент прозрачности m-ой ячейки, через которую проходит свет; L(m) –
длина пути, проходимая лучем в этой ячейке; Т(i) – время, которое солнце находится в
 257

каждой точке небосвода при расчете прямой радиации; ТD – средняя длительность

светового дня в течение вегетационого периода; NР – количество положений солнца, для
которых рассчитывается прямая радиация; NR – количество зон небосклона, для расчета
рассеянной радиации; NjP, NjR – число ячеек, через которые проходит свет при расчете
прямой и рассеянной радиаций, соответственно;
Суммарное дневное поступление солнечной радиации к ячейке пробной площади
определяется по формуле:
Ст =Р + R (3.4)
Таким образом рассчитывается суммарная освещенность для каждой ячейки
пробной площади. Каждый шаг работы прогнозного модуля завершается формированием
таксационных описаний нового состояния каждого выдела, которые одновременно
являются входными данными модуля лесохозяйственных мероприятий.

Моделирование лесохозяйственного и антропогенного воздействия в лесничестве

Объемы лесохозяйственных мероприятий по лесоводственным требованиям.

Первый блок этого модуля формирует информацию об объемах запасов, которые
необходимо удалить в результате рубок ухода, санитарных рубок и рубок
переформирования на каждом выделе для дальнейшего наилучшего роста и развития
моделируемых насаждений. Значения вычисляются из полученных таксационных
описаний по алгоритмам расчета объемов лесохозяйственных мероприятий согласно
«Основным положениям по рубкам ухода в лесах России» и «Основным положениям по
рубкам главного пользования в лесах Российской Федерации».
Полученные данные об объемах далее передаются во второй блок модуля - расчета
затрат ресурсов, где проводится расчет затрат трудовых, материально-технических и
финансовых средств, необходимых для выполнения рассчитанных по нормативам
объемов лесхозмероприятий. Поскольку необходимые по лесохозяйственным
требованиям затраты всегда существенно выше имеющихся в распоряжении конкретного
лесхоза трудовых, и материально-технических ресурсов, необходимо провести
корректировку этих затрат с учетом их первоочередности, возможности разнесения по
срокам выполнения, получаемой прибыли и т.д.
Динамики древостоев с имитацией лесохозяйственных воздействий. Приведем
пример расчета на основе повыдельной базы данных модельного лесного массива “Горки
Ленинские” на 10 шагов моделирования (1 шаг = 10 годам) (Сысуев и др., 1997).
Моделировалось три варианта внешних воздействий:
1) без проведения каких-либо рубок (моделируется лишь естественное
самоизреживание и естественный распад древостоев);
2) только с рубками главного пользования (имитируются сплошные рубки при
достижении древостоем возраста спелости);
3) с рубками ухода и с рубками главного пользования (имитируются основные
виды рубок ухода и сплошные рубки при достижении древостоем возраста спелости).
Рассчитаны и проанализированы суммарные запасы древостоев по породам,
суммарные запасы древостоев в лесном массиве, объем удаляемой древесины на каждом
шаге моделирования по трем вариантам внешних воздействий (рис. 99, 100, 101).
Для первого варианта (рис. 99) на 4 шаге моделирования (через 40 лет) произошло
резкое уменьшение общего запаса древостоев в результате массового распада
одновозрастных березовых древостоев, достигших к этому времени предельного возраста.
Однако после 7 шага моделирования запас березовых древостоев восстанавливается и в
последующем (на 9-10 шагах) превышает исходный, что связано с активным семенным
возобновлением березы и естественным развитием березовых насаждений. Запас
порослевого дуба к 10 шагу моделирования плавно уменьшается и полностью исчезает в
 258

результате естественного распада древостоев и отсутствием естественного порослевого

возобновления. Запас семенного дуба держится на очень низком уровне, что связано с
сильным угнетением подроста этой породы быстрорастущей березой. Практически
полностью после 7 шага моделирования исчезает сосна, изначально представленная
только в культурах. Это связано с отмиранием существующих древостоев сосны и с
отсутствием естественного возобновления в условиях жесткой конкуренции с подростом
березы и широколиственных пород. На 9 шаге моделирования произошел массовый
распад порослевых липовых древостоев, в тоже время наблюдается небольшое плавное
увеличение запаса семенной липы и ели - древесных пород, способных нормально
развиваться под пологом березы. Что касается осины, то после 5 шага моделирования
запас этой породы вышел на плато.

Вариант без рубок

500
450
400
запас, тыс. кбм

350
300
250 Береза
200
150 Суммарный
100 запас
50
0
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

шаг моделирования

Вариант без рубок

70

60
запас, тыс. кбм

50
Сосна
40
Ель
30 Дуб поросл.
Дуб семен
20
Липа поросл
10 Липа сем.
0 Осина
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

шаг моделирования

Рис. 99. Изменение запасов древостоев по шагам моделирования без влияния рубок.

Для второго варианта моделирования (имитация сплошных рубок) динамика

изменения запаса древесины на корню также тесно связана с динамикой изменения запаса
березовых древостоев (рис. 100). Для этого варианта моделирования резкое падение
запаса березы происходит на 3 шаге, что на 1 шаг раньше, чем в первом варианте. Это
связано со сплошной рубкой березовых древостоев, достигших возраста спелости. Кроме
того, падение запаса березы отмечено на 10 шаге моделирования, что также связано с
проведением сплошных рубок спелых березовых древостоев. Значительны колебания
 259

запасов другого пионерного вида - осины. Резкое возрастание участия осины на 5-7 шаге
моделирования произошло после проведения массированных сплошных рубок на 3 шаге
моделирования. Доля ценных пород - семенного дуба и ели при таком режиме
хозяйственного использования остается на очень низком уровне.

Рубки главного пользования

600

500 Береза

запас, тыс. кбм

400

300

200
Запас
древесин
100 ы на
0 корню
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
шаг моделирования

Рубки главного пользования

60

50

40
запас, тыс. кбм

30
Сосна
20
Ель
10
Дуб
поросл.
0
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
шаг моделирования

Рис. 100. Изменение запасов древостоев Рубки главного пользования

по шагам моделирования: вариант с имитацией
сплошных рубок главного пользования (без рубок ухода).
 260

Третий вариант моделирования отличается имитацией рубок ухода (рис. 101).

Основным отличием этого варианта от предыдущих является плавное возрастание доли
ценных пород (семенного дуба и ели) в составе древостоев, начиная с 3 шага. При
проведении рубок ухода запасы березы и осины находятся на более низких уровнях, чем в
первых двух вариантах моделирования. Кроме того, регулярное проведение рубок ухода
позволяет обеспечить постоянный объем вырубаемой древесины не менее 50 тыс. м3 за
каждый шаг моделирования.

Вариант с рубками ухода

600
Береза
500
запас, тыс. кбм

400
Запас
300 древесины на
корню
200 Суммарный
запас
100

0 Вырубаемый
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 запас
шаг моделирования

Вариант с рубками ухода

40

35

30
запас, тыс. кбм

25
Сосна
Ель
20
Дуб поросл.
15
Дуб семен.
10
Липа поросл.
5 Липа семен.
0 Осина
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

шаг моделирования
Рис. 101. Изменение запасов древостоев по шагам моделирования: вариант с имитацией
рубок главного пользования и рубок ухода.

Моделирование ландшафтного планирования лесопользования

Территория исследования находится в пределах Осташковской конечно-моренной

гряды Валдайской возвышенности. Здесь на небольшой территории расположены краевые
зоны четырех стадий последнего оледенения, что предопределило большое разнообразие
ледниковых форм рельефа и пестрый литологический состав четвертичных отложений.
Такое разнообразие рельефа и литологии обусловливает высокую степень ландшафтного
и биологического разнообразия исследуемой территории.
Структура природно-территориальных комплексов получена на основе численной
классификации поверхности рельефа по морфометрическим величинам, описывающим
 261

градиенты геофизических полей силы тяжести и инсоляции, а также параметров

состояния растительного (ландшафтного) покрова по данным ДДЗ (Сысуев, 2003).
Использованные параметры (абсолютная высота, углы наклона и экспозиция склонов,
доза солнечной радиации, вертикальная и горизонтальная кривизна, удельная площадь
водосбора и др.) рассчитаны по ЦМР, полученной при оцифровании карты масштаба
1:10000. Морфометрические величины рассчитаны в ГИС ЭКО (П.А. Шарый), FracDim
(Г.М. Алещенко, Ю.Г. Пузаченко), SAGA (Olaya, 2004).
Для выявления структуры растительного покрова и современного состояния
ландшафтов использована спектрозональная съемка Landsat 7 ETM+. Использована
дихотомическая классификация данных спектральных каналов и индекса NDVI с
метрикой Евклида по методу максимума дистанции, реализованная в комплексе FracDim.
Верификация дешифрированных классов проведена методом дискриминантного анализа
на основе данных лесотаксации. Дискриминантный анализ показывает, что все
выделенные классы достоверно подтверждаются (распознаются) по полевым данным.
Лучше всего распознаются сомкнутые ельники (с вероятностью более 80%). Результаты
дешифрирования позволили определить приуроченность классов растительных сообществ
к ландшафтам и местностям территории, что необходимо для корректного моделирования
ТУМ.
Одна из ключевых задач – выбор объективных единиц пространственного
моделирования древостоев, однозначная привязка лесохозяйственных выделов к
ландшафтно-морфологическим единицам. В общетеоретическом смысле таксационный
выдел соизмерим с географической фацией и биогеоценозом. Однако на практике выдел
может соответствовать и группе фаций, и подурочищам, и урочищам. Это обусловлено
как объективными, так и субъективными причинами. При лесоустройстве методом класса
возрастов проверка и уточнение границ таксационных выделов, предварительно
установленных путем контурного (визуального) дешифрирования аэрофотоснимков,
производится в лесу при натурной таксации. Как известно, лесной полог может
существенно сглаживать границы структур рельефа. Эффект континуальности
растительного покрова приводит к тому, что однозначно провести границу между типами
леса, выделами, фитоценозами невозможно − два исследователя практически никогда не
смогут получить одинаковые данные.
Поэтому в последнее время проводятся исследования по разработке методов
анализа спектрозональной космической информации для отображения структуры
ландшафтного покрова на основе дифференциации параметров, отвечающих за
физическую интерпретацию свойств ландшафтного покрова. При рубках леса вообще
нарушается приуроченность выделов к ландшафтным единицам. Один из путей решения
заключается в переходе от традиционных выделов, к выделам, привязанным к
ландшафтной структуре и учитывающим лесорастительные условия. Такой переход
значительно облегчает обязательная характеристика типов лесорастительных условий при
составлении таксационных описаний выделов. Вследствие этого в качестве
территориальных единиц моделирования приняты типы условий местообитания (ТУМ) по
эдафической сетке (матрице) П.С. Погребняка (Погребняк, 1968), которые позволяют
выполнить однозначную их привязку к рельефу (к ландшафтным структурам) и к
лесотаксационным выделам, в описании которых обязательна характеристика условий
произрастания леса. Далее в работе вместо термина «тип условий местообитания»
используется термин «тип условий местопроизрастания», что подчеркивает объекты
исследования
Основные диагностические признаки типов условий местообитания (ТУМ) таковы:
элемент рельефа и состав поверхностных отложений, глубина грунтовых вод, травяной
покров, содержание гумуса и вид почв. ТУМ позволяют выполнить однозначную их
привязку и к рельефу (к ландшафтным структурам) и к лесотаксационным выделам, в
 262

описании которых обязательна характеристика условий произрастания леса (Сысуев и др.,

2010).
ТУМ и их диагностические признаки выделялись для каждой лесообразующей
породы на основе экспериментальных данных. Основной метод − сплошная ленточная
таксация вдоль ландшафтных трансектов (320 площадок размером 20х20 м). На основе
этих данных рассчитывались объёмные запасы стволовой древесины, суммы площадей
сечения, суммы диаметров, возрастная структура и другие характеристики древостоев. На
площадках также исследованы литология, уровни грунтовых вод, свойства почв
(влажность, рН, гумус) и продуктивность травяного покрова зольность торфов и др. (рис.
102).

Рис. 102. Некоторые данные комплексных исследований вдоль ландшафтных

трансектов. Сверху вниз: данные сплошной ленточной таксации леса; границы
местностей и ландшафтов; зольность торфов болот; абсолютные высоты и структура
отложений.

Привязка ТУМ к ландшафтным единицам низкого иерархического ранга вдоль

трансект и аппроксимация ТУМ на территорию исследования проведена путём
моделирования потенциальных ТУМ методом дискриминантного анализа с обучающей
выборкой для каждого ПТК. В качестве выборки использованы значения диагностических
признаков ТУМ в пределах урочищ разных ландшафтов на трансектах. Полученные ТУМ
соответствуют типам лесорастительных условий в выделах, что позволяет привязать
лесотаксационные данные к ландшафтно-адаптированным ТУМ (рис. 103).
 263

Рис. 103. Карта типов условий местопроизрастания. Условные обозначения (А1-А5, В1-
В5, С1-С5) – типы условий местообитания по Погребняку (Погребняк, 1968).

Прогнозирование долгосрочной динамики древостоя проведено методом

имитационного математического моделирования на основе модели FORRUS-S
(Чумаченко, 2006). Расчёты динамики древесной синузии многовидового
разновозрастного участка леса основаны на биоэкологических видоспецифичных
функциях дерева в ходе его онтогенеза: текущий прирост, диапазон фотосинтетической
активности, изменение площади кроны, коэффициент прозрачности кроны и пр.
Входными данными модели служат ландшафтно-адаптированные ТУМ (рис. 103) и
таксационные описания выделов, которые преобразуются в трёхмерные данные. В ходе
моделирования прогнозируется изменение средних таксационных характеристик насаждений
(породный состав, высота, диаметр, возраст, запас и др.). Моделировались два контрастных
варианта развития лесов: 1) имитируются естественное развитие насаждений:
самоизреживание, естественный распад и воспроизводство древостоев без проведения
каких-либо рубок; 2) имитируются сплошные рубки главного пользования при
достижении древостоем возраста спелости. Для каждого ТУМ с шагом 5 или 10 лет (в
соответствии с породой) в течение 200-250 лет рассчитывались все лесотаксационные
параметры (состав, высота, диаметры, запасы, продуктивность и др.) древостоев (рис. 104)
Анализ результатов моделирования позволил определить устойчивость древостоев
к рубкам главного пользования и разработать схему предварительного ландшафтного
планирования долгосрочного устойчивого лесопользования. Под устойчивостью лесных
сообществ к рубкам главного пользования мы понимаем их способность восстанавливать
свой первоначальный состав и структуру после антропогенного воздействия.
 264

Рис. 104. Моделирование динамики запасов древостоев урочищ привершинных

поверхностей моренных холмов и гряд (ТУМ – С5) по двум контрастным вариантам
развития лесов - рубки главного пользования (рубки) и естественное развитие.

Проведённые численные эксперименты по разным сценариям лесопользования

выявили различия в распределении и продукционном функционировании древостоев,
обусловленные структурой ландшафта (рис. 105). Выделено три категории лесов по
степени прогнозируемой изменчивости их структуры: 1) леса, где не выявлено изменений
породного состава; 2) леса с незначительным изменением породного состава – смена или
выпад второстепенной породы; 3) леса с существенным изменением породного состава –
смена главной породы.
Полученные результаты показали взаимосвязь структуры ландшафтов и
устойчивости биопродукционного процесса к лесохозяйственному воздействию: наиболее
устойчивые к рубкам леса при долгосрочном лесопользовании прогнозируются в наиболее
богатых местообитаниях конечно-моренного ландшафта, а также в специфических
местообитаниях долин ручьев и вершин песчаных камов; неустойчивые леса при рубках
главного пользования прогнозируются в пределах камовых местообитаний с двучленным
строением почв в камово-озовом ландшафте и камовой местности моренного ландшафта,
а также в пределах склонов песчаных камов и заболоченных понижений озерно-водно-
ледниковой равнины и низинных болот. Леса со средней устойчивостью структуры к
рубкам главного пользования занимают относительно небольшие площади.
 265

Рис. 105. Изменение структуры древостоев под воздействием рубок главного

пользования. А – исходный породный состав; Б – прогноз древостоев через 250 лет.
1 – еловые леса автоморфные; 2 – еловые полугидроморфные; 3 – еловые
гидроморфные; 4 – сосново-еловые леса; 5– сероольхово-еловые леса; 6 – березово-
еловые леса; 7 – березовые автоморфные и полугидроморфные леса; 8 – березовые
гидроморфные леса; 9 – елово-березовые леса; 10 – сосновые леса автоморфные;
11 – сосновые леса полугидроморфные; 12 – сосновые леса гидроморфные; 13 –
елово-сосновые леса; 14 – березово-сосновые леса; 15 – черноольховые леса; 16 –
елово-черноольховые леса; 17 – сероольховые леса; 18 – сероольхово-сосновые леса

На основе результатов прогнозирования продукционных параметров и

устойчивости древостоев проведено зонирование территории по способам
рекомендуемого лесопользования (рис. 106). Выделено четыре категории ландшафтных
комплексов: 1) территории с наиболее устойчивыми и продуктивными лесами, способные
восстанавливаться после антропогенного вмешательства; 2) ограниченное и
лимитированное воздействие (лишь выборочные рубки и рубки ухода), возможна
рекреация; 3) преимущественное рекреационное использование или в качестве
охотничьих угодий, создание лесов социально-культурного значения, создание особо
охраняемых природных территорий (ООПТ); 4) охраняемые территории с жёстким
нормированием нагрузок и запретом промышленного освоения, создание ООПТ. Условно
назовём данные типы природных комплексов: потенциального лесохозяйственного
 266

использования, ограниченного (лимитированного) лесохозяйственного использования,

рекреационного использования и охраняемые.
Отчётливо выявляется ландшафтная приуроченность типов рекомендуемых
мероприятий по лесопользованию. Интенсивное лесопользование приурочено к конечно-
моренному ландшафту, в котором формируются высокопродуктивные ельники.
Ограниченное антропогенное воздействие рекомендовано в пределах камовой местности и
камово-озового ландшафта, где произрастают менее продуктивные ельники и смешанные
хвойные леса со средней и низкой устойчивостью. Рекреационное использование и
использование в качестве охотничьих угодий с созданием ООПТ наиболее оптимально в
озёрно-водно-ледниковом ландшафте для лесов со средней и низкой устойчивостью,
преимущественно соснового состава. Жёсткое нормирование нагрузок и запрет любого
природопользования необходимо в пределах пойм рек, долин ручьёв, верховых и
низинных болот, где произрастают, как правило, сосновые и мелколиственно-сосновые
леса.

Рис. 106. Схема ландшафтного планирования долгосрочного устойчивого

лесопользования.
Рекомендуемые типы использования ландшафтов: 1 – интенсивное
лесопромышленное использование; 2 – ограниченное промышленное использование,
рекреация; 3 – рекреационное использование, охотничьи угодья, создание ООПТ; 4
– жесткое ограничение антропогенных нагрузок, запрет любого вида
природопользования, создание ООПТ.

Таким образом, на основе теории геосистем разработана и реализована методика

ландшафтного планирования долгосрочного устойчивого лесопользования. Получена
предварительная схема дифференцированного природопользования на основе
ландшафтных различий функционирования лесных экосистем. Планирование
лесопользования с учётом нормативов ведения лесного хозяйства и структуры
ландшафтов позволяет без ущерба для окружающей среды добиваться долгосрочного
неистощительного и экономически выгодного использования ресурсов леса. Эта схема
ландшафтного планирования лесопользования носит предварительный характер, является
первым этапом создания комплексной схемы планирования территории на основе
максимального использование априорных данных и методов математического
моделирования структуры и продукционного функционирования ландшафтов.
 267

Бассейновый принцип функционального зонирования территории

Зонирования территории выполнено на основе теоретической модели структуры

водосборных геосистем. Гидрологические характеристики речки получены на основе
модели структуры водосборных геосистем, и модели поверхностного стока.
Водосбор р. Лонинка заболочен на 70% и представляет озерно-водноледниковый
зандровый ландшафт краевой зоны Валдайского оледенения. Гидрогеологические условия
исследованы методами радиолокационного подповерхностного зондирования.
Гидрологический режим р. Лонинки обусловлен плоским характером долины с одной
террасой, залеганием на ровных выположенных зандровых песчаных отложениях
мощностью до 3-5 метров, перекрытых сверху незначительной толщей торфа до 1,5
метров.
Структура водосборных геосистем определена на морфометрических величинах,
описывающих перераспределение воды рельефом в поле гравитации (высота, уклоны,
удельная площадь водосбора – SCA, горизонтальная, вертикальная кривизна). В
большинстве ГИС традиционным стал подход Р. Хортона: водоток формируется, когда
интенсивность поверхностного стока оказывается достаточной для того, чтобы
сформировать эрозионную русловую форму рельефа. Для этого вводятся параметры
интенсивности поверхностного стока, к которым относят эродирующую силу, SCA,
величину расстояния до водораздела и др.
Выделение порядка водотоков и водосборов р. Лонинка производился в блоке
TauDem в GIS Windows, а также в GIS SAGA (Olaya, 2004). Оценка гидрологической
согласованности производилась вычислением отклонений рассчитанной дренажной сети,
от фактической речной сети, взятой из карт, и измеренной в поле. Численным
моделированием установлено, что критическим параметром, достоверно описывающим
иерархию водосборов таежных рек является SCA. Водосборная геосистема р. Лонинка
перед слиянием с р. Чернушкой имеет 2-ой порядок, площадь бассейна порядка 5 км2 .
Расчёт скорости поверхностного стока по априорным данным производился в ГИС
SAGA. Наряду с обязательными параметрами (высота, уклон, SCA, и др.) в SAGA можно
задавать большое количество индивидуальных параметров водосборов. Выявленная
структура ландшафтов исследованной территории, позволила задать распределенные
параметры гидрологических моделей. Прежде всего, это коэффициент шероховатости
поверхности Шези-Маннинга (“Manning’s n”- MN), и коэффициент влияния почвы и
почвообразующей породы на интенсивность поверхностного стока (“Curve number”- CN).
При расчёте скорости стока важнейшим является параметр средней интенсивности
осадков, который принимался равным 0.0, 0.66, 10.0, и 100.0 мм/час. Кроме того, в
численных экспериментах изменялись параметры русла речки, характеристики типа стока
и некоторые другие параметры.
Численное моделирование показало, что использование даже табличных (Chow,
1988) не адаптированных для таёжной заболоченной территории значения параметров
позволяет выявить особенности поверхностного стока в различных геосистемах. Так, на
большей части бассейна наблюдаются крайне низкие значения скорости стекания -
порядка 0,01 м/с и ниже. Более высокие скорости наблюдаются исключительно в руслах
ручьев и речек (0,025 - 0,2 м/с). Лишь на отдельных участках р. Лонинки скорости
возрастают до 2 м/с. Такое распределение скоростей достаточно реально, поскольку
водосбор представляет из себя плоскую заболоченную кочковатую зандровую равнину,
прорезанную редкими руслами, в которых собственно и наблюдается сток.
Верификация модельных расчетов проведена по полевым измерениям скоростей и
расходов р. Лонинка в характерных створах (рис. 107).
 268

Рис. 107. Измеренная и рассчитанная в ГИС SAGA по априорным данным водосбора

средняя ско-рость течения р. Лонинка в характерных створах.

Во всех случая предсказанные скорости отличаются от измеренных, однако

рассчитанные показатели не столь далеки от реальных, как ожидалось. Наиболее близкие
результаты получены при интенсивности осадков порядка 10 мм/с, хотя более реальны
осадки существенно меньшей интенсивности.
Гидрологическое зонирование водосборных геосистем проведено на основе расчета
времени добегания поверхностных вод до водотока или контрольного створа. Это
необходимо для прогноза времени попадания загрязняющих веществ с латеральным
поверхностным стоком по поверхности водосбора до водотока и, соответственно, для
принятия мер локализации загрязнений до попадания в русло. Расчёта изохрон добегания
к замыкающему створу русла выполнен по алгоритму ГИС SAGA, а также по специально
разработанному каскадному алгоритму расчета времени последовательного добегания
поверхностных стоков в каждом водосборе первого порядка до русла соответствующего
порядка, а затем каждого русла второго порядка до места слиянии со следующим руслом
и т.д. (рис. 108).
 269

Рис. 108. Время добегания поверхностного стока до контрольного створа (А) и от

водораздела до русла р. Лонинка (Б) (расчет в ГИС SAGA, осадки 10 мм/час, MN=0,43 и
CN=67).

Оптимизация лесопользования

Анализ любого определения ландшафта или геосистемы показывает, что можно

говорить об оптимальности лишь природно-антропогенных и культурных ландшафтов,
причем, оптимизировать можно только то, что связано с деятельностью человека, т.е.
процессы природопользования. После выбора процесса необходимо поставить конкретные
цели – максимум продукции, максимум прибыли, улучшение состояния окружающей
среды, не противоречие социально-экономической системе и т.д. Понятно, что цели могут
быть несовместимы. Мало того, надо вводить ограничения на возможность оптимизации –
количество и скорость изъятия используемых ресурсов, их пространственное
распределение может оказаться весьма ограниченными.
Теории оптимизации и оптимального управления жестко связаны с экономико-
математическими теориями и являются действенным инструментом современной
экономической науки. Их содержательное и корректное использование в ландшафтном
планировании и природопользовании будет способствовать синтезу физической и
экономической географии, который «… наверняка станет новой парадигмой современной
университетской географии» (Симонов, 2013).
 270

В соответствии с основными видами природопользования среди природно-

антропогенных обоснованно выделяются ландшафты: «…целенаправленно созданные,
антропогенно регулируемые: 1) сельскохозяйственные, 2) лесохозяйственные, 3)
водохозяйственные…» (Николаев и др., 2008). В целях планирования многоцелевого
землепользования широко используется генетический алгоритм пространственной
оптимизации угодий. Генетический алгоритм (ГА) впервые использован Дж. Холландом в
1975 г. – алгоритм оптимизации на основе механизма естественного отбора. В
значительном числе исследований показано, что ГА – эффективный способ решения
пространственной оптимизации многоцелевого землепользования (Cao et al., 2011; Stewart
et al., 2004; Yeo et al., 2004). На одном из этапов алгоритмы ГА, оценивая пригодность и
экономичность использования угодий (леса, сады, пастбища, поля, и др.) для каждого из
множества окружающих местоположений (пикселей, или паттернов), способствуют
переходу землепользования на них к типу, соответствующему максимизации
производственного потенциала земель. Могут быть использованы различные правила
пригодности, а также правила соседства для рассмотрения совместимости и структуры
буферных зон, направленные на улучшение совместимости и компактности в результате
выделения. На основе совмещения модели оптимизации структуры землепользования и
распределенной модели гидрологического стока разработана методология планирования
снижения загрязнений водоемов от площадных (неточечных, сельскохозяйственных)
источников (Yeo et al., 2004)
Вследствие длительности процессов лесовозобновления, изменяющейся структуры
лесопользования и конъюнктуры в отрасли оценка пригодности лесных земель является
не простой процедурой. В предыдущем разделе показаны возможности применения
ландшафтного планирования устойчивого лесопользования на основе теории геосистем и
моделирования разных сценариев использования леса (Сысуев и др., 2010). В настоящем
разделе рассмотрена постановка некоторых задач рационального лесопользования на
основе теории оптимизации и оптимального управления (Сысуев, 2015).
Проблемы планирования устойчивого природопользования и задачи условной
оптимизации предполагают наличие одинаковых предпосылок: имеется цель, которую
нужно достичь, учитывая всевозможные ограничения. Аппаратом решения этих проблем
является теория оптимизации (оптимального управления). Для решения задачи
оптимизации необходимо: 1) составить математическую модель объекта; 2) выбрать
критерий оптимальности и составить целевую функцию; 3) установить ограничения,
накладываемые на переменные; 4) выбрать метод оптимизации для нахождения
экстремальных значении искомых величин.
В задачах оптимизации рассматриваемые варианты должны быть численно
сравнимы. Каждому варианту надо сопоставить число — критерий оптимальности, тогда с
помощью компьютера можно выбрать наилучший вариант. Обозначим множество всех
вариантов Х, а его элементы – x. Сопоставив каждому варианту x из множества Х число –
критерий оптимальности, получим функцию F(x), определенную в области Х. Эта
функция, показывающая «качество» выбираемых вариантов, целевая функция, а область Х
– допустимая область. Задача оптимизации – поиск минимума (максимума) целевой
функции:
F  x   min (7.1)
xX
Задача минимизации равносильна задаче максимизации с отрицательной целевой
функцией, т.е. –F(x). Смысл введенных определений легко выяснить на простейшем
примере: настраивая радиоприемник, мы добиваемся максимальной громкости некоторой
радиостанции. Допустимой областью Х является интервал угла  поворота ручки
настройки между начальным н и конечным значениями к. Целевая функция —
зависимость громкости F от угла . Путем измерений получим значения целевой функции
F() и ее график (рис. 109).
 271

Рис. 109. Пример графика одномерной целевой функции. Пояснения см. в тексте.

На графике (рис. 109) видно, что наибольшему значению целевой функции

соответствует оптимальный угол (опт). Теперь можно составить математическое
выражение целевой функции F(). График такой функции должен достаточно хорошо
совпасть с экспериментальной кривой. Математические выражения этих функций, или
алгоритм их вычисления, называют математической моделью. Допустимая область
ограничена простыми ограничениями: (нк). Но в практических задачах целевая
функция зависит от большого числа переменных, определение значений F(x) весьма
трудоемко, а допустимая область — сложная конструкция в многомерном пространстве,
порожденная системами нелинейных ограничений.

Задача оптимизации породного состава древостоев. В начале рассмотрим задачу

оптимизации породного состава древостоя (Нестеров, 1970). Постановка задачи
аналогична классическому примеру задачи оптимизации дохода при использовании
ограниченных ресурсов сырья для изготовления определенных видов продукции. Каждый
тип условий местообитания (ТУМ) с учетом климата характеризуется своим набором
ресурсов (p) — солнечной радиации, тепла, воды, элементов питания в почвах, который
используется при создании биомассы древостоев. Если исходить из конечного результата
максимального прироста древостоя, надо взять показатели насаждения в возрасте
количественной спелости и для него определить оптимальный состав, дающий
наивысшую продуктивность или выполняющий наилучшим образом специфическую
функцию. Для определения насаждения, наилучшим образом использующего потенциал
ресурсов местопроизрастания, используется метод линейного программирования,
созданный Л. Канторовичем в начале прошлого века:
Найти экстремум целевой функции:
n
F   c j x j  max (min) , xj 0, j = 1,..., n, (7.2)
j 1
при условиях: 1) использования имеющихся природных ресурсов
n

a
j 1
pj x j  bp ; (7.3)

2) неотрицательности переменных;
где: сj – прирост j-й породы в возрасте количественной спелости; xj – доля участия j-й
породы в данных условиях местопроизрастания; apj – норма потребности j-й породы в p-м
ресурсе; bp – количество имеющихся p-х ресурсов (b1– солнечная радиация, b2 – вода, b3 –
азот и т. д.).
 272

Ресурсы солнечной радиации, элементов питания или почвенной влаги не могут

быть бесконечны – ограничения на условия оптимизации в простом виде задаются из
физико-географических характеристик. Матрицы коэффициентов apj – нормы потребления
обобщенных ресурсов строятся на основе таблиц хода роста, лесотаксационных
материалах и данных реальных физико-химических ресурсов, доступных в конкретных
типах местообитания. Значения биоэкологических коэффициентов apj и коэффициентов сj
функционала максимальной продуктивности для оптимизации древесных пород на
дерново-среднеподзолистых почв на покровных суглинках приведены в табл. 10.

Табл. 10. Фрагмент матрицы биоэкологических коэффициентов apj и коэффициентов

функционала максимальной продуктивности для оптимизации древесных пород на
дерново-среднеподзолистых почв на покровных суглинках, по (Бредихин,1970).
Наименования ресурсов и Древесные породы (переменные) Огра-
условий сосна, ель, береза, дуб, осина, липа, листвен- ниче-
x1 x2 x3 x4 x 5 x6 ница, x7 ния, bp
1 Солнечная радиация 6,8 3,1 7,2 28,8 2,9 8,7 8,4 ≤82
2 Доступная влага 31,5 13,0 54,1 78,4 30,0 55,4 22,7 ≤300
3 Азот 3,7 2,1 7,2 9,4 3,8 8,2 2,7 ≤46,4
4 Фосфор 1,3 1,1 1,9 2,0 1,0 1,1 2,4 ≤21,0
5 Калий 2,4 1,8 3,4 6,2 2,2 4,8 1,7 ≤49,8
6 Себестоимость лесных культур 1,3 1,3 1,0 2,0 0,9 1,0 1,3 ≤20
7 Энтомоустойчивость 1,0 0,9 0,9 0,8 0,6 0,6 0,9 ≥5,2
8 Пожароустойчивость 0,7 0,7 1,0 1,0 1,0 1,0 0,8 ≥4,2
9 Газоустойчивость 0,3 0,3 0,4 0,4 0.4 0,5 0,5 ≥1,8
10 Фитонцидность 3,2 3,0 5,0 4,0 3,0 5,5 5,5 ≥18
11 Ландшатно-эстетические 4,5 4,0 4,5 4,0 3,0 4,0 4,5 ≥24
свойства
Коэффициенты cj функционала 1,0 1,0 1,0 1,0 1,0 1,0 1,0
максимального прироста
Коэффициенты cj функционала 4,0 4,0 2,6 8,8 2,0 2,0 4,0
максимума валовой продукции

При решении задачи (7.2)–(7.3) с условиями и коэффициентами функционала цели

«достижение максимального прироста» получена продуктивность 19,3 м3/га в год при
оптимальном составе древостоя 85% ели и 15% осины. Решение задачи на максимальный
доход дало максимальную валовую продукцию на 77,8 у.е. при наличие состава древостоя
94,5% ели и 5,5% дуба. Расчеты для других местообитаний также показали существенное
превышение продуктивности над реальным уровнем, однако оптимальный состав
древостоев всегда правильно учитывал условия произрастания древостоев (Нестеров,
1970). Дополнение таблицы 1 соответствующими коэффициентами и ограничениями
(строки 7–11) позволяет оптимизировать специфические функции цели – фитонцидную,
рекреационную, воздухоочистную и др.
После выбора главных пород необходимо провести выбор управляющих
мероприятий, направленных на лесовозобновление и выращивание древостоев
оптимального состава: содействие естественному возобновлению, лесные культуры,
рубки ухода в молодняках, реконструкция молодняков и др.

Задачи оптимального управления лесопользованием. Фундаментальное

понятие, относящееся к любой системе – состояние системы. Предполагается, что
система (точнее динамическая система) в каждый момент времени может пребывать в
одном из некоторого числа возможных состояний. Смена состояний системы с течением
 273

времени и составляет её развитие или функционирование. Предполагается, что состояние

динамической системы в каждый момент времени может быть однозначно описано
конечным набором n числовых параметров или функций состояния. Управление –
воздействие, способное изменить текущее состояние, а значит и все последующее
развитие системы. На функционирование сложных систем (таких, как геосистемы)
воздействуют очень многие факторы. И управление является лишь одним из целого
множества имеющихся воздействий.
Постановка задачи оптимального управления включает систему
дифференциальных уравнений, описывающих функционирование объекта во времени и
критерий оптимальности (функционал), который следует минимизировать, выбирая
управляющие переменные. Решением задачи оптимального управления является
оптимальный процесс, т.е. соответствующая ему оптимальная траектория системы во
времени.
Задачи оптимального управления лесопользованием приведены в работах
(Андреева, Шилова, 2014; Модели…, 1981; Москаленко, 1983). Рассмотрим сначала
простейшую модель (Модели…, 1981). Обозначим V – мощность лесоперерабатывающего
предприятия, R – запас леса на выделенной предприятию территории. Постоянную долю
доходов предприятие тратит на рост производственной мощности; темп этого роста
уменьшается с уменьшением запаса леса по закону a–g/R, где а – максимальный темп
роста производственной мощности при неограниченном запасе леса R=∞, g – некоторая
константа зависимости от ресурса. Это выражение отражает факт, что по мере
уменьшения запаса леса производство переходит от лучших видов сырья к оставшимся с
увеличением производственных затрат. Производственное потребление леса происходит с
интенсивностью cV, которая значительно превосходит естественную скорость
лесовосстановления, которой можно пренебречь. Тогда динамика совокупной системы
предприятие – ресурс описывается системой уравнений (Модели…, 1981):
V   a  g R V ,
 (7.4)
 R  cV
с начальными условиями
V  0   V0 , R  0   R0 .
Решение этой системы в предположении, что начальный запас R0 достаточно велик,
так что g R a , изображено на рис. 110.

Рис. 110. Иллюстрация к нахождению оптимального решения (оптимальной

траектории) на графиках решения уравнений (4) и (5), по (Модели…, 1981).
Стабилизированный запас Rc, сохраняется за счет эффективности лесонасаждений и
оптимизации интенсивности рубок.

Видно, что на некотором начальном этапе запас R практически не меняется, а

мощность предприятия растет почти экспоненциально. Однако по мере истощения
ресурса второе уравнение все больше влияет на поведение системы, которое приобретает
кризисный характер: мощность V переходит через максимум и резко падает. Такая
 274

тенденция сохраняется при любых значениях констант. Чтобы избежать кризиса, можно
идти двумя путями: 1) уменьшить темп роста, т.е. оттянуть кризис до какого-то
отдаленного времени tk; 2) активно восстанавливать лес путем посадки насаждений и
ухода за ними, затрачивая на это определенную долю средств, что приведет к снижению
роста производства на величину u. Скорость восстановления леса считаем
пропорциональной u с коэффициентом α (эффективность затрат). Предположим, что u
удастся задать так, что запас стабилизируется: R  0 на некотором уровне Rс. Тогда
V    a  g Rc    c   V , u   c  V , (7.5)
и мощность V будет меняться по экспоненте, которая тем круче, чем выше темп
идеального роста (a), стабилизированный запас (Rc) и эффективность лесонасаждений (α).
Таким образом, оптимальное управление лесопользованием, складывающееся из
управления лесовозобновлением и производством, приводит к качественно иному
оптимальному поведению (оптимальной траектории) системы предприятие–лес в целом
на длительном отрезке времени. В реальности эта схема осложнена множеством
ограничений.
Модель динамики Приангарской темнохвойной тайги, описывающая изменение со
временем площадей Si, занятых i-м типом леса, с учетом естественных сукцессий и
режима эксплуатации с членами управления приведена в (Модели…, 1981):
Si   ji S j   ij Si ui  u Ni  uvi  u pi
  , (7.6)
j j
где: α ji – интенсивность перехода из j-го состояния в i-е состояние (тип леса),
определяется по времени τ ji , которое необходимо для смены типа леса и связано со
1
временем жизни типоморфных пород: α ji   τ ji  ; ui, uNi – интенсивность изменения
площади вырубки и потери лесных площадей в результате пожаров соответственно; uv , up
– интенсивность потери лесной площади на расширение мощности предприятия (в том
числе дорог) и на расширение поселков и подсобных хозяйств соответственно.
Управлению подлежат: V – мощность лесозаготовительного предприятия, v –
выпуск продукции, ui – площадь, вырубаемая в каждом типе леса. В функцию цели кроме
стоимости γ древостоев, вырубаемых с площади u, входят потери прибыли на
увеличение мощности предприятия uv и на штрафы за нарушение экологических условий
2
(равновесия) β S  S  .
Для вырубки только плакорных коренных пихтовых лесов (u скалярно) в
матричном виде задача оптимального управления сформулирована следующим образом:
S  AS  Bu  DSV  LSuv ,
V  uv ,
V  0   V0 , S  0   S0 , S  t   0 , (7.7)
0   ui wi  V , uv  0 ,
i
T


I1    u  buv  cV   S  S 
0
2
 dt  max .
Задача (7.7) решалась численными методами с использованием эмпирических
материалов Института географии им. В.Б. Сочавы СО РАН (Модели…, 1981), на основе
которых построены матрицы коэффициентов A, B, D, L, и заданы начальные условия.
Численные эксперименты позволили получить содержательные результаты. Так
расчеты при отсутствии штрафов за нарушения природной среды (β=0) в задаче с
длительным планированием (T=200 лет) показали, что оптимальная интенсивность рубки
уменьшается в 2 раза по сравнению с краткосрочным планированием на 50 лет. При этом
 275

площадь, занимаемая коренными лесами (осиново-пихтовыми и пихтовыми), оказалась в

2,5 раза больше. Кроме того, при длительном планировании существенно больше
разнообразие типов леса (рис. 111).

Рис. 111. Долгосрочное прогнозирование изменения лесных площадей в ландшафтах

плакорного ряда (Приангарская темнохвойная тайга) при рубках оптимальной
интенсивности с экономическим критерием оптимальности, по (Модели…, 1981). 1 –
вырубка, гарь; 2 – осиновые леса; 3 – пихтово-осиновый лес; 4 – коренной осиново-
пихтовый лес; 5 – молодой осиново-пихтовый лес; 6 – коренной пихтовый лес.

Таким образом, оптимальное использование ресурса в расчете на длительную

перспективу (т.е. устойчивое природопользование) даже при чисто экономическом
критерии оптимальности требует гораздо более бережного отношения к лесу, чем
кратковременная политика.
В соответствии с этим задачи оптимального управления с закреплёнными концами,
с бесконечным горизонтом управления или с подвижными концами имеют различия в
математической постановке и методах решения (Ногин, 2008).
Использование трех временных состояний равномерно распределенных деревьев
(число молодых – x, средневозрастных – y и спелых – z) позволило описать развитие
смешанного разновозрастного древостоя на однородный территории системой
обыкновенных дифференциальных уравнений (Андреева, Шилова, 2014):
 x  p  y, z     z  x  fx ,

 y  fx   q  d  y  u1 , (7.8)
 z  qy  hz  u2 ,
с краевыми условиями:
x  0   X 0 , y  0   Y0 , z  0   Z 0 ;
x T   X T , y T   YT , z T   ZT .
Постановка задачи (8) выполнена в терминах моделей популяционной динамики с
сосредоточенными параметрами: p(y,z) – функция, характеризующая скорость рождения
деревьев младшего возраста; γ(z)x – функция гибели подроста, описывает интенсивность
его гибели под воздействием старшей возрастной группы и в результате естественной
гибели подроста; f>0, q>0 – коэффициенты интенсивности перехода деревьев 1-й группы в
2-ю, и 2-й – в 3-ю соответственно; d, h – коэффициенты гибели деревьев 2-й и 3-й
возрастных групп. Управление моделируется скоростью выборочных равномерных рубок
деревьев, достигших возраста спелости u1(t), u2(t):
 276

0  uk  t    k , k  1, 2, t   0, T ;
2
(7.9)
0   uk  t    k , t   0, T ,
k 1
Цель управления – максимизация функционала J(u) – прибыль, полученная от
реализации вырубленного леса:
T 2
J  u      i  y , z   ci  y , z   ui dt  b1 y T  b2 z T   max, (7.10)
0 i 1
где ρi(y,z), i=1,2 – невозрастающая функция стоимости продаваемого леса; ci – стоимость
технологии добычи леса; b1, b2 – стоимость оставшегося леса среднего и старшего
возраста соответственно.
Для решения задачи оптимального управления используется принцип максимума
Л.С. Понтрягина, в построении которого участвуют сопряженные переменные, функции
специального вида (гамильтониан H), и функции переключения. Подробные методы
построения, содержательный смысл принципа максимума, а также численные методы
решения задач оптимального управления можно найти в многочисленных публикациях
разной степени фундаментальности (Андреева, Шилова, 2014; Ногин, 2008).
Более сложная модель динамики древостоя с распределенными в пространстве
параметрами используется для формулирования задачи оптимального управления
лесопользованием в работах (Модели…, 1981; Москаленко, 1983). В последней работе
развиваются методы нелинейных отображений для сведения исходной задачи
оптимального управления к более простой.

Единый физико-математический подход описания структуры и функционирования

ландшафта дает возможность создавать схемы устойчивого природопользования на
основе проведения численных экспериментов природных процессов с резко различными
характерными масштабами – как длительных процессов формирования структуры и
запасов древостоев и структуры ландшафтов в целом, так и быстро протекающих
процессов водного стока, миграции и биологического круговорота вещества и энергии.
Особенностью подхода является максимальное использование априорных данных и
методов математического моделирования структуры и функционирования ландшафтов.
Краткий анализ постановки и решения ряда задач оптимизации лесопользования
показывает, что этот опыт можно применять для формулирования оптимального
управления землепользованием, водопользованием и в целом для задач ландшафтного
планирования. Поскольку применение методов теории оптимизации жестко связанно с
современной экономической наукой, открываются новые перспективы развития и
практического применения ландшафтного планировании и природопользования, синтеза
физической и экономической географии.

3.4. Определение ресурсного потенциала и оценка пригодности для

распределения типов угодий в мозаичном ландшафте

Глава 3.4. подробнее раскрывает этапы планирования, посвященные определению ценностей и

выбору пространственных решений по распределению видов землепользования в мозаичном ландшафте.
Пространственные решения опираются на установленные экологические, экономические и социальные
ценности, которые определяются по отношению как к широкому региональному и национальному
контексту (главы 3.4.1, 3.4.2, 3.4.5), так и в зависимости от ландшафтного соседства (разделы 3.4.2, 3.4.3,
3.4.4). На примерах территорий с разными приоритетами землепользования – охраны природы, охраны
памятников истории и культуры, интенсивной эксплуатации ресурсов – предлагаются варианты таких
 277

пространственных и технологических решений по зонированию, поляризации, подбору соседств и

конфигурации угодий, которые обеспечивают снижение природных и антропогенных угроз и сохранение
культурной идентичности ландшафта. Все примеры исходят из представления о многофункциональности
ландшафта. В разделе 3.4.3 показан опыт применения концепции экосистемных услуг к сравнительной
оценке экологических и социальных функций в условиях смены типа землепользования. В разделе 3.4.5
основное внимание уделено пространственным решениям по зонированию в условияхприоритетности
нематериальных и ментальных ценностей культурного лшандшафта

3.4.1. Функциональное зонирование национальных парков: поляризация

несовместимых видов землепользования
Чижова В.П.

Одна из важных проблем, решаемых ландшафтным планированием, –

территориальная совместимость экологических, социальных и экономических функций в
природных и природно-антропогенных ландшафтах. Другими словами – обеспечение
гармоничного сосуществования природы и человека, при котором ни та, ни другая сторона
не нарушает прав другого. Особенную остроту проблема совместимости приобретает в
пределах особо охраняемых природных территорий (ООПТ). Задача эта сложная, и
решение её зависит от множества факторов, набор которых меняется в зависимости от
местных природных, исторических и иных условий. Но в любом случае правовой основой
и основным пространственным инструментом для этого является функциональное
зонирование территории.
Согласно Федеральному закону РФ от 14.03.95 №33_ФЗ «Об особо охраняемых
природных территориях», утвержденному в 1995 г. (далее – Федеральный закон об
ООПТ), из всех ООПТ зонированию, то есть разделению территории на различные участки
(или зоны), имеющие разное приоритетное функциональное назначение (отсюда
общепринятое название процесса – функциональное зонирование), подлежат только
национальные и природные парки (Федеральный закон…в редакции, актуальной с 1 апреля
2015 г.). Однако если для национальных парков зонирование прописано в Законе довольно
подробно, то для природных парков оно лишь косвенно обозначено. На практике их
зонирование чаще всего повторяет таковое для национальных парков с некоторым
приоритетом рекреационной составляющей перед природоохранной.
Необходимость функционального зонирования национальных и природных парков (в
дальнейшем – парков) объясняется разнообразием не только природных комплексов в
границах любого из них, но и соответствующих им управленческих решений, принимаемых
администрацией парка, в том числе по распределению антропогенных нагрузок и типов
воздействия на ландшафты посетителей ООПТ (главным образом, туристов, экскурсантов и
отдыхающих). Кроме того, в основе целесообразности установления в границах парков
дифференцированного режима охраны и использования лежит также необходимость
совмещения в них множества нередко противоречивых задач, выполнение которых
возложено на тот или иной парк.
Из этого следует, что первое и основное правило ландшафтного планирования
при проведении функционального зонирования парков – это поляризация
несовместимых видов землепользования: определение взаиморасположения угодий
степенью их совместимости или – наоборот - конфликтности. Чаще всего при этом
речь идёт о конфликтности природоохранного вида использования ландшафтов с другими
видами, как свойственных паркам (в основном, туристско-рекреационным), так и
несвойственных, но сохраняющихся на участках в границах парка и остающихся в
ведении прежних, так называемых сторонних, землепользователей
(сельскохозяйственных, рыбохозяйственных, селитебных и др.). Обычно при
функциональном зонировании эти участки объединяются в границах хозяйственной зоны
и зоны традиционного экстенсивного природопользования; о режимах их охраны и
использования будет сказано ниже.
 278

Таким образом, определение функциональной зоны можно сформулировать

следующим образом: это ограниченная территория, на которой действуют
пространственные и временные управленческие предписания и где осуществляются
мероприятия, направленные на выполнение определённых задач национального парка
(Буйволов, 2002).
Функциональное зонирование национальных и природных парков как ландшафтно-
планировочный процесс направлено на решение множества задач, основными из которых
являются следующие:
 устойчивое социально-экономическое развитие территории на основе
сохранения и использования природного и культурно-исторического потенциала;
 эффективное функционирование службы охраны и административно-
хозяйственных подразделений парка по выполнению основных задач, стоящих перед
парком;
 создание дифференцированной планировочной структуры, адаптированной к
ландшафтной структуре и межгеосистемным потокам вещества, и регулирование потоков
посетителей в целях снижения антропогенного воздействия на уязвимые природные
комплексы и культурно-исторические объекты парка.

Функциональное зонирование любых парков предваряется проведением комплексной

оценки территории, которая учитывает не только многообразие природных комплексов и
культурных объектов, но также и их современное состояние и тенденции развития. Большую
роль при этом играет общенаучная ландшафтная карта. В целом рисунок зонирования
определяется, в основном, типом морфологической структуры ландшафта. Причем роль
ландшафтной карты в принятии проектных решений тем важнее, чем сложнее эта
структура, контрастнее природные комплексы, ниже их устойчивость к антропогенному
воздействию, более дробное хозяйственное использование территории и выше риск
возникновения социально-природных конфликтов.
Помимо ландшафтного картографирования, при комплексной оценке территории
составляются и анализируются следующие виды карт:
 памятников природы (комплексных, ботанических, гидрологических и др.);
 особо ценных лесных участков;
 местообитаний редких и охраняемых видов растений;
 местообитаний редких и охраняемых видов животных;
 структуры современного использования территории;
 современного развития рекреационной деятельности;
 устойчивости природных комплексов к рекреационным нагрузкам;
 благоприятности природных комплексов для рекреационного
использования;
 туристско-рекреационного потенциала (оценки ресурсов для различных
видов туризма и отдыха);
 историко-культурного потенциала территории (наличие памятников истории
и культуры и их сохранность);
 факторов, лимитирующих развитие рекреации (лавины, сели, оползни,
природно-очаговые болезни и др.);
 нарушенности природных комплексов в результате хозяйственной
деятельности и некоторые другие (Чижова, 2006).
Итогом анализа общенаучных и прикладных карт является схема комплексной
оценки территории, на которой выделяются наиболее ценные в экологическом, научном и
рекреационном отношении участки, а также конфликтные зоны. Указанные материалы
служат не только разработке функционального зонирования парков, но и оптимизации
всей их дальнейшей деятельности.
 279

Количество функциональных зон зависит как от природных особенностей территории,

так и от характера ее существующего использования. Как правило, границы зон проводятся
таким образом, чтобы они максимально соответствовали существующим контурам
землепользования или территориального управления. При этом чаще всего они проходят по
хорошо выраженным на местности линейным ориентирам: водоразделам, руслам рек,
дорогам, квартальным просекам и т.п. В ряде случаев отдельные зоны подразделяются на
подзоны и/или участки. Они необходимы, прежде всего, там, где имеются специфические
проблемы охраны или использования территории в пределах какой-либо зоны.
Согласно Федеральному закону об ООПТ в редакции от 12.03.2014, на территории
НП могут быть выделено до шести различных зон:
1) заповедная зона, предназначенная для сохранения природной среды в естественном
состоянии (в её границах запрещается осуществление любой экономической
деятельности);
2) особо охраняемая зона, предназначенная для тех же целей, но в границах которой
допускается проведение познавательных экскурсий;
3) рекреационная зона, предназначенная для обеспечения и осуществления рекреационной
деятельности, развития физической культуры и спорта, а также размещения объектов
туристской индустрии, музеев и информационных центров;
4) зона охраны объектов культурного наследия, предназначенная для их сохранения и
восстановления, в границах которой допускается проведение познавательных экскурсий;
5) зона хозяйственного назначения, в границах которой допускается осуществление
деятельности, направленной на обеспечение функционирования НП и жизнедеятельности
граждан, проживающих на его территории;
6) зона традиционного экстенсивного природопользования, предназначенная для
обеспечения жизнедеятельности коренных малочисленных народов, в границах которой
допускается осуществление традиционной хозяйственной деятельности и связанных с ней
видов неистощительного природопользования (промысловая охота, рыбная ловля,
заготовка ягод и грибов, кустарные и народные промыслы и т.п.).
Что касается режима охраны территории в пределах функциональных зон, то здесь
выделяются две главные группы видов деятельности. В первую группу объединены те из
них, которые противоречат целям и задачам всего парка и полностью запрещены в его
пределах:
 разведка и разработка полезных ископаемых;
 деятельность, влекущая за собой нарушение гидрологического режима
(например, строительство дамб);
 строительство магистральных дорог, трубопроводов, линий электропередачи
и других коммуникаций, строительство и эксплуатация хозяйственных и
жилых объектов, не связанных с функционированием НП;
 рубки главного пользования, проходные рубки, промысловые охота и
рыболовство, интродукция живых организмов в целях их акклиматизации и
ряд других видов деятельности.
В другую группу видов деятельности включаются те, которые в целом не
противоречат задачам парка, но обычно вызывают локальные нарушения природной
среды. Они разрешены только в специально отведённых местах: для организации
туристских стоянок, разведения костров, любительской рыбной ловли, а также
размещения объектов туристской индустрии, массовых спортивных и зрелищных
мероприятий типа соревнований, фестивалей и т.п.
Как будет показано ниже, все перечисленное выше относится только к той
территории, которая передана в пользование национальному парку. На тех же
территориях, которые включены в границы парка без изъятия из прежнего хозяйственного
использования, ряд видов деятельности допускается по согласованию с дирекцией НП.
 280

Типы функционального зонирования

Все разнообразие функциональных зон по расположению их внутри границ парка

может быть сведено к трём основным типам (рис. 112).

моноцентрический Полицентрический полосчатый

(концентрический)

Функциональные зоны:
Заповедная и особо охраняемая
Рекреационная и охраны объектов культурного наследия
Хозяйственная и традиционного природопользования

Рис. 112. Типы функционального зонирования национальных парков.

Первый тип – моноцентрический, или концентрический (нуклеарный), когда

заповедное ядро парка (заповедная зона плюс особо охраняемая) занимают один
компактный участок, расположенный в центральной части. От центра к периферии в виде
концентрических полос находятся другие функциональные зоны, причем в этом же
направлении уменьшается строгость режима охраны и увеличивается антропогенная, в
основном рекреационная, нагрузка. Это идеальная или образцовая модель парка, которая
«в чистом виде» практически ни в одном из наших парков не встречается. Ближе всего к
ней проведено функциональное зонирование НП «Лосиный остров», созданного в 1983 г.
на северо-восточной окраине г. Москвы по обе стороны от МКАД (рис. 113).
 281

Рис. 113. Функциональное зонирование национального парка «Лосиный остров».

Выбор именно этой модели зонирования обусловлен в «Лосином острове» целым

рядом критериев. Прежде всего, это ландшафтные особенности территории. В отличие от
других национальных парков, «Лосиный остров» не имеет в настоящее время заповедной
зоны, а лишь особо охраняемую, что связано с невозможностью и нецелесообразностью
полного запрета на посещение каких бы то ни было участков парка в условиях близкого
соседства многомиллионного мегаполиса. Находящаяся в центральной части парка особо
охраняемая зона здесь представлена крупным водно-болотным массивом, для которого
характерно наличие редких для столь высоко освоенного региона природных комплексов,
а также представителей растительного и животного мира, имеющих высокое научное и
природоохранное значение.
Другой критерий – исторические условия. Территория «Лосиного острова»
охраняется государством ещё с XVII века, и потому её ядро в настоящее время находится
в сравнительно хорошем состоянии. Немаловажную, а по сути определяющую, роль
играет социально-экономическое положение «Лосиного острова». Вокруг него
расположены районы плотной застройки Москвы и окружающих городов области, в связи
с чем окраинные зоны парка представлены именно рекреационными и хозяйственными
участками с ярко выраженными прогулочными, эстетическими и культурно-
просветительскими функциями, а также обслуживанием посетителей.
Второй тип зонирования, характерный для большинства парков России, –
полицентрический. Ему соответствуют НП, расположенные в районах старого освоения
и не имеющие значительных по размеру и цельных массивов природных ландшафтов.
Наиболее яркий пример тому – НП «Смоленское Поозерье» (рис. 114). Его территория
характеризуется значительным разнообразием моренных и зандровых ландшафтов со
смешанными хвойно-широколиственными лесами. Хозяйственное использование
территории (в основном рубка леса, сельское хозяйство и дачное строительство)
отличается большой пестротой и дробностью, что нашло отражение в функциональном
зонировании территории. В этом парке выделено четыре участка заповедной зоны, к
которым непосредственно примыкает особо охраняемая зона. Вместе они занимают около
25% территории парка. Остальная территория относится преимущественно к
рекреационной зоне с небольшими участками зоны хозяйственного назначения –
заготовка деловой древесины и дров для нужд местного населения (Национальный парк
«Смоленское Поозерье», 2008).
 282

Рис. 114. Функциональное зонирование национального парка «Смоленское Поозерье».

И третий тип зонирования – линейный. Он характерен для парков, территория

которых вытянута вдоль побережья моря, озера или крупной реки. В этом случае
ближайшими к побережью функциональными зонами, как правило, являются
рекреационная и хозяйственная. И, наоборот, наиболее удалена от берега заповедная зона.
Примером может служить Сочинский НП. Из ландшафтных критериев зонирования здесь
стоит отметить чётко выраженную высотную поясность природных комплексов от
прибрежных субтропиков до гляциально-нивального пояса, повышение степени
сохранности экосистем и т.д. В последние годы, в связи с подготовкой и проведением
Зимней Олимпиады «Сочи-2014» на первое место в ряду критериев многократно
корректировавшегося зонирования вышли социально-экономические: необходимость
строительства крупных комплексов для приёма посетителей, приезжающих сюда с целью
проведения зимнего и летнего отдыха, туризма и занятий спортом (см. главу 3.1.4).
К этому же типу зонирования относятся парки, расположенные близ границ
административного региона (ранга республики, края или области). В этом случае
заповедная зона и особо охраняемая вытянуты вдоль границы сплошным массивом или
отдельными участками, а остальные зоны протягиваются в том же направлении и служат
своего рода буфером, отделяющим природоохранные зоны от мест городских и сельских
поселений (рис. 115).
 283

Рис. 115. Карта-схема функционального зонирования национального парка «Орловское

Полесье».

В отдельных случаях, когда территория НП занимает сравнительно узкую полосу

вдоль берега моря, крупного озера или реки, рисунок зонирования выделяется в особый
подтип – продольно-поперечный. К такому подтипу можно отнести зонирование
Прибайкальского НП, вытянутого на 470 км вдоль западного побережья озера Байкал.
Этот же тип зонирования характерен и для НП «Куршская коса», территория
которого омывается водами Куршского залива, с одной стороны, и открытой акватории
Балтийского моря, – с другой (рис. 116). Ширина суши между ними колеблется от 400 м
до четырех километров, а общая с литовской частью длина Куршской косы составляет 98
км. Несмотря на то, что ландшафтная структура парка имеет преимущественно
полосчатый рисунок (т.е. природные комплексы в основном вытянуты вдоль обоих
берегов), из-за характера современного использования территории функциональные зоны
не сплошные, а представлены отдельными участками (подробнее см. главу 3.4.2).
 284

Рис. 116. Функциональное зонирование национального парка «Куршская коса».

Методология выделения функциональных зон

Как уже было сказано, в каждом НП обязательно выделяется заповедная зона.

Главный признак её размещения в пределах парка – естественное распространение
участков и объектов природы, заслуживающих особой охраны. Обычно в границы
заповедной зоны включаются участки, на которых природа сохранила свой
первоначальный или близкий к нему облик. Чаще всего это сравнительно
труднодоступные территории и/или непригодные для хозяйственного освоения.
Труднодоступность заповедной зоны уже сама по себе способствует обеспечению режима
надёжной охраны, в результате чего здесь легче, чем где бы то ни было в пределах НП,
наблюдать за естественным ходом развития природных процессов.
Основными критериями, по которым тот или иной участок включается в
заповедную зону, служат типичность природных комплексов, их хорошая сохранность,
природоохранная ценность и возможность соблюдения режима строгой охраны.
Типичность природных комплексов определяется с помощью ландшафтной карты,
сохранность – по набору ряда покомпонентных карт и дистанционным материалам. Для
определения природоохранной ценности участка используются, главным образом,
биоценотические данные: наличие особо ценных лесных, луговых или болотных участков,
редких видов растений или животных (реликтов и эндемиков) и др.
Границы и конфигурация заповедной зоны определяются по многим показателям:
сохранность природных комплексов, экологические потребности в территории
охраняемых видов растений и животных, сложившиеся хозяйственные (в том числе
рекреационные) связи, границы существующих землепользований. Из всех
 285

функциональных зон парка заповедная – единственная, которая может быть образована

исключительно только на землях, предоставленных в пользование национальному парку и
полностью изъятых из какого бы то ни было хозяйственного использования. В отдельных
НП здесь запрещается даже устройство квартальных просек.
Использование природной среды здесь ограничено только проведением научных
исследований, экологическим мониторингом и специальными природоохранными
мероприятиями типа тушения лесных пожаров. Посещение заповедной зоны допускается
лишь с разрешения дирекции парка. Из всех сотрудников НП здесь могут находиться
только инспектора отдела охраны территории НП и лишь в период исполнения ими
служебных обязанностей, а также научные сотрудники, которые занимаются работой по
темам, утвержденным планом научно-исследовательских работ парка.
Как следует из вышеизложенного, в пределах заповедных зон НП действует режим,
в целом аналогичный режиму охраны территорий государственных заповедников.
Отличие состоит только в том, что ещё одна, можно сказать, косвенная задача заповедных
зон НП – служить убежищем для представителей животного мира, где они могли бы
спокойно размножаться и в перспективе выступать в качестве объектов показа в других
зонах парка. Кроме того, успешное размножение животных в таких убежищах позволяет
им в дальнейшем расселяться за пределы ООПТ, где они пополняют охотничье-
промысловые ресурсы и тем самым способствуют повышению уровня жизни местного
населения.

Во многих НП дополнительно к заповедной зоне выделяется особо охраняемая

зона. Вместе с заповедной зоной она образует так называемое экологическое ядро
территории НП. Согласно рекомендациям учёных, суммарная площадь ядра должна
составлять не менее 25-30% всей территории парка (Попов и др., 2001). Именно
конфигурация и размещение экологических ядер определяют весь рисунок, или тип,
зонирования НП, о котором говорилось выше: концентрический, линейный или
полицентрический.
В состав особо охраняемой зоны включаются ценные в экологическом или
познавательном отношении природные комплексы НП, которые по разным причинам
невозможно или нецелесообразно включить в состав заповедной зоны, но которые
нуждаются в более строгом режиме охраны, нежели остальная территория НП. К ним
относятся участки, где проводятся мероприятия по восстановлению нарушенных условий
существования биоты, места традиционного природопользования местного населения
типа сбора грибов и ягод, использующиеся для купания водные объекты и некоторые
другие. Часто сюда включаются уникальные природные комплексы и объекты,
отличающиеся высокой степенью уязвимости, но вместе с тем издавна привлекающие к
себе любознательных посетителей и просто отдыхающих. Еще одно назначение данной
зоны – служить буфером для участков заповедной зоны, примыкая к ним и защищая от
неблагоприятного воздействия со стороны посетителей других, активно используемых зон
парка.
Здесь допускается строго регулируемое рекреационное и хозяйственное
использование территории при одновременном соблюдении условий для сохранения
природных комплексов и объектов. Как и в заповедной зоне, посещение этой зоны, как
правило, проводится по специальным разрешениям парка. Сбор дикоросов местным
населением разрешается только в определённые сроки, устанавливаемые администрацией
НП.
В ряде национальных парков в пределах особо охраняемой зоны (и не только в ней)
выделяются подзоны. Наиболее важно проводить такое дробление в пределах крупных по
площади зонах, а также имеющих вытянутую форму. Режим охраны таких подзон (или
участков) может существенно отличаться от режима всей зоны. Примером может служить
НП «Угра», в котором в границах особо охраняемой зоны выделены две подзоны:
 286

экологической стабилизации и природно-восстановительная подзона. В подзону

экологической стабилизации включены участки, в основном сохранившие естественный
характер сообществ и способность к саморазвитию. Задачи этой подзоны – проведение
биотехнических, противопожарных и лесозащитных мероприятий, а также – в случае
необходимости – санитарных рубок. Разрешается использование имеющихся
сельскохозяйственных угодий преимущественно для сенокошения и нормированного
выпаса скота без права проведения мелиорации и постройки капитальных сооружений.
Посещение туристами подзоны экологической стабилизации разрешается по специально
оборудованным маршрутам, но без ночлега (Основные направления… «Угра», 2002).
В отличие от нее, природно-восстановительная подзона создается на тех
участках, где требуется проведение ограниченных направленных мероприятий по
ускорению процессов восстановления природных комплексов. С этой целью здесь можно
проводить рубки ухода в ранее созданных посадках коренных пород и производных
молодняках, разрешается отработка новых методов восстановления лесных насаждений
коренных пород деревьев и кустарников. По мере восстановления природных сообществ
соответствующие участки могут включаться в подзону экологической стабилизации.

Зона охраны историко-культурных объектов выделяется только в тех НП, где

эти объекты либо имеют ключевое значение для целей управления данного парка, либо
расположены компактно по отношению друг к другу и занимают определенную,
значительную по площади территорию. В тех же случаях, если таковые объекты имеют
единичный характер, они включаются в ту зону, в пределах которой они располагаются
и/или которая более всего соответствует режиму их охраны и использования.
К памятникам историко-культурного значения в НП относятся гражданская и
культовая сельская архитектура, инженерные сооружения прошлого, археологические
объекты, образцы садово-паркового искусства, мемориальные комплексы (места, где
происходили знаменательные события или проживали выдающиеся деятели науки и
культуры) и многое другое. Культурным наследием может стать и сельский пейзаж,
связанный с определённым историческим типом землепользования. Особенно он
свойственен местам древнего заселения Европейского Севера. Необходимость выделения
историко-культурных памятников в особую зону определяется тем, что
функционирование этих объектов и управление ими значительно отличается от
природных (Забелина, 2012).
Режим охраны и использования историко-культурных объектов призван обеспечить
их сохранение с учетом требований действующего законодательства об охране
памятников истории и культуры. Размещение и архитектурное оформление объектов
обслуживания туристов, а также благоустройство территории должны полностью
гармонировать с историческим обликом ландшафта. Любая хозяйственная, в том числе
рекреационная, деятельность в этой зоне согласовывается с государственными органами
охраны памятников истории и культуры.

Согласно Федеральному закону об ООПТ в редакции от 12.03.2014, ранее

существовавшие в НП зоны познавательного (или экологического) туризма и
рекреационная теперь объединены в одну – рекреационную зону. В результате теперь она
включает как территорию с наиболее популярными у посетителей туристскими и
экскурсионными маршрутами и объектами, которые к тому же представляют большой
интерес с эколого-просветительской точки зрения, так и традиционные места
кратковременного и длительного отдыха местного населения, обладающие высоким
рекреационным потенциалом. В неё входят не только природные, но и природно-
антропогенные комплексы (в частности, природно-исторические), с определённой долей
окультуренности.
 287

В отдельных случаях, если популярный туристский маршрут пересекает зону

другого назначения, к рекреационной зоне можно относить и сравнительно узкую полосу
вдоль него. Ширина этой полосы определяется природными и экологическими условиями,
а также дальностью видимости (или слышимости) от туристской тропы или основных
объектов осмотра.
Режим охраны и использования территории описываемой зоны направлен, с одной
стороны, на удовлетворение рекреационных и познавательных потребностей посетителей
парка и местного населения, а с другой, – на максимально возможное сохранение
естественного облика природных и культурных ландшафтов в условиях её использования
для туризма и отдыха. С этой целью здесь запрещено какое бы то ни было нарушение
эстетического облика ландшафта, нарушение местообитаний особо охраняемых видов
растений и животных, загрязнение природной среды, замусоривание территории и
акватории рек и озёр. Также здесь запрещены охота и промысловое рыболовство.
В границах данной зоны разрешается:
 оборудование туристских и экскурсионных маршрутов разного типа (пеших,
водных, велосипедных, лыжных и конных), включая их маркировку и
создание малых архитектурных форм;
 устройство стоянок для отдыха и ночлега (там, где это возможно и
необходимо);
 оборудование естественных или искусственных смотровых площадок и
экспозиционных участков для наблюдения за животными;
 оборудование мест для купания и отдыха на воде, расчистка водоёмов в
специально выделенных для отдыха местах, строительство причалов;
 прокладка и оборудование учебных экологических троп;
 создание информационных центров и пунктов.
В традиционных местах кратковременного и длительного отдыха местного
населения, обладающих высоким рекреационным потенциалом (берега рек или озёр,
открытые или полуоткрытые пространства среди густого леса и т.д.), помимо
стационарного и маршрутного отдыха в некоторых НП разрешено спортивное и
любительское рыболовство, сбор грибов, ягод и орехов. В отдельных случаях вводится
плата за пользование дарами леса.
Для того чтобы данная зона, находясь в границах НП, выполняла не только
функцию обеспечения полноценного отдыха местного населения и гостей НП, но и
познавательно-образовательные задачи тоже, проводится природоохранное
благоустройство и информационное наполнение её основных маршрутов и объектов. В
комплексе с постоянным контролем за поведением туристов и отдыхающих, такое
благоустройство способствует поддержанию рекреационных достоинств территории и
повышению потенциальной устойчивости природных комплексов. Рекреационные потоки
здесь регулируются преимущественно планировочными методами (Чижова, 2011) –
технологическими и пространственными инструментами (см. главы 3.4.2, 3.5.1, 3.5.2).
Лесоводственные мероприятия на территории данной зоны, особенно вдоль дорог и
трасс экскурсионных маршрутов, должны способствовать повышению биологической
устойчивости и эстетической ценности насаждений: ландшафтные и выборочные
санитарные рубки, создание ландшафтных культур и защитно-декоративных посадок.
Биотехнические и лесозащитные работы призваны компенсировать неблагоприятные
последствия интенсивного рекреационного использования территории. При
необходимости, обоснованной решением научно-технического совета НП, администрация
парка может выделять в пределах рекреационной зоны участки покоя с временным (как
правило, на месяц или на целый сезон) ограничением посещения.
 288

Как и в предыдущем случае, согласно Федеральному закону об ООПТ в редакции

от 12.03.2014, ранее существовавшие в НП зоны обслуживания посетителей и
хозяйственная теперь объединены в одну – хозяйственную зону. В неё включены участки
НП, расположенные в его планировочных узлах (чаще всего, они приурочены к
населённым пунктам и учреждениям отдыха). Поскольку воздействие на природные
комплексы здесь максимально (по сравнению с другими зонами парка), хозяйственные
зоны обычно располагаются в экологически наименее ценных и уже нарушенных ранее
ландшафтах, т.е. с соблюдением правила минимизации воздействий на
малонарушенные элементы. К тому же они не должны нарушать связность ландшафтов
и местообитаний между собой – правило необходимой связности. Ещё одно требование,
которое должно учитываться при их выделении, – они должны быть приурочены к тем
местам, где распространение их негативного воздействия на ценные ландшафты сведено к
минимуму – правило локализации нежелательных воздействий.
Здесь посетители могут получить необходимую устную или печатную информацию
о природных и историко-культурных достопримечательностях парка, приобрести
сувениры, здесь же им предоставляется возможность купить необходимые продукты
питания. В этих целях на территории данной зоны могут быть построены стационарные
объекты туристского сервиса круглогодичного или сезонного действия (гостиницы,
мотели, кемпинги, приюты), эколого-информационные центры (визит-центры), музеи
природы, вольеры для содержания попавших по той или иной причине в беду животных.
Кроме того, здесь строятся объекты культурно-бытового назначения и связи, а также
объекты административно-хозяйственной инфраструктуры НП. Оборудуются подъездные
пути и автостоянки, создается дорожно-тропиночная сеть, строятся причалы,
благоустраиваются пляжи и другие элементы рекреационного использования. Комфортная
инфраструктура и высокая концентрация просветительских (а порой и просветительско-
развлекательных) учреждений способны частично отвлечь часть посетителей (с невысокими
требованиями к объёму экологической информации) от наиболее уязвимых природных
объектов и снизить нагрузки на них за счёт сокращения времени пребывания или
рассредоточения нагрузок во времени. На участках, занятых лесной и древесно-
кустарниковой растительностью, проводятся ландшафтные и выборочные санитарные рубки,
а также защитно-декоративные посадки.
В эту же зону входят участки, традиционно используемые работниками парка или
местным населением для различных хозяйственных нужд: ремонтные мастерские, склады,
гаражи, огороды, сады и т.п. В зависимости от типа деятельности территория данной зоны
может подразделяться на лесохозяйственную, агропарковую и др. При этом речь идёт,
прежде всего, о той хозяйственной деятельности, которая, как указано в Федеральном
законе об ООПТ, необходима для обеспечения функционирования самого НП. Однако в
ряде случаев сюда же относятся земли других пользователей, собственников и владельцев,
в том числе те населённые пункты, которые не имеют существенной историко-культурной
или рекреационной ценности.
Здесь же может быть организована демонстрация экологических форм
природопользования. Разрешается реконструкция производственных комплексов,
повышающая их экологическую безопасность и не противоречащая целям и задачам НП.
Проводится заготовка деловой и дровяной древесины. Рубка леса допускается только на
специально отведённых делянках и при условии соблюдения качественной и своевременной
уборки порубочных остатков.
В НП, расположенных в районах проживания коренного населения, могут
выделяться зоны традиционного экстенсивного природопользования. Они приурочены
к реально сложившимся этно-хозяйственным ареалам. Устойчивость природопользования
в таких зонах обеспечивается совместным управлением дирекцией НП и общиной
коренных народов. Режим данной зоны направлен на поддержание неистощительного
природопользования с невысокими удельными нагрузками на уязвимые ландшафты, в том
 289

числе на развитие кустарных и народных промыслов, своевременное восстановление

изымаемых природных ресурсов, применение экологически чистых методов в сельском
хозяйстве и сохранение облика сложившихся культурных ландшафтов. Именно в этой
зоне, по согласованию с дирекцией НП, может быть разрешена даже промысловая охота и
рыболовство, если они традиционно осуществляются (и осуществлялись задолго до
создания парка) местным населением и если эта деятельность является для него жизненно
необходимой.
Однако на практике выделение таких зон экстенсивного природопользования
характерно не только для районов проживания коренного населения (чаще всего условно
называемых малочисленными народами Севера) в тундровой, лесотундровой и таежной
зонах, но и для парков среднерусской полосы, в которых доля земель, включенных в НП
без изъятия из хозяйственной эксплуатации, составляет достаточно большой процент. К
примеру, в НП «Смоленское Поозерье» площадь зоны экстенсивного природопользования
составляет 23,6%. Ее функциональное назначение заключается в осуществлении по
разрешению и согласованию с администрацией парка ограниченной хозяйственной
деятельности с целью обеспечения жизнедеятельности граждан, постоянно (не менее 9
месяцев) проживающих на территории НП (Основные направления развития
национального парка «Смоленское Поозерье»…, 2002).
Хотя охранная зона вокруг территории НП и не является объектом
функционального зонирования, однако в большинстве случаев она входит в план его
территориального управления, а значит также входит в круг задач, решаемых с помощью
ландшафтного планирования. Так же, как и функциональное зонирование, планирование
охранной зоны подчиняется правилу поляризации несовместимых видов
землепользования.
Функциональное назначение охранной зоны заключается в защите природных
комплексов НП от неблагоприятных антропогенных воздействий со стороны окружающих
парк хозяйственно используемых земель. В её состав включаются земельные участки
собственников, владельцев и пользователей окружающих парк административных
районов. Причём проводится это без изменения прав землепользования и без изъятия из
хозяйственной эксплуатации. Режим их использования определяется законодательством РФ и
специальным Положением об охранной зоне каждого НП. В обязательном порядке это
Положение согласовывается со всеми землепользователями и местными органами
исполнительной власти. С другой стороны, в соответствии с Федеральным законом об ООПТ,
с дирекцией НП согласовываются все вопросы социально-экономической деятельности
хозяйствующих субъектов в пределах охранной зоны НП:
• проекты развития населенных пунктов, находящихся на территории охранной зоны парка;
• предоставление земельных участков для дачного и жилищного строительства органами
местного самоуправления;
• порядок и условия использования памятников природы, истории и культуры,
устанавливаемый специально уполномоченными государственными органами РФ в
области охраны окружающей среды и историко-культурного наследия.
Сельскохозяйственная деятельность на землях, расположенных в охранной зоне НП,
ведётся с учётом ограничений, установленных существующим природоохранным
законодательством, чтобы не наносить ущерб природным комплексам и отдельным объектам
животного и растительного мира, а также культурно-историческим памятникам.

В целом система функционального зонирования каждого НП должна быть, с одной

стороны, сравнительно простой и устойчивой, а с другой, – достаточно гибкой. Это
достигается с помощью разработки такого режима охраны и использования природных
территории зоны, который можно было бы легко адаптировать как к изменениям
природного характера, так и к постоянно меняющимся социально-экономическим
условиям в границах данного НП и региона в целом. В противном случае необходимо
 290

будет неоднократно разрабатывать новое зонирование, а значит, быть вовлечённым в

длительную процедуру обоснования и утверждения новой схемы зонирования. Тем более
что каждая такая процедура связана с необходимостью повторного прохождения
государственной экологической экспертизы и внесения соответствующих изменений в
Положение о НП.
К примеру, во всех функциональных зонах, кроме заповедной, могут выделяться
особо охраняемые участки с сезонной и временной (на срок до нескольких лет – как в
заказниках) охраной исчезающих видов животных и растений. В зонах рекреационной и
хозяйственной выделяются участки в соответствии с планируемой очередностью освоения
и благоустройства территории. Если результаты мониторинга показывают резкое
ухудшение состояния природных комплексов или объектов в какой-либо зоне,
администрация НП имеет возможность ограничить или временно прекратить доступ на
эти участки.
Со временем в деятельности НП может наступить такой момент, когда никакая
гибкость и адаптивность системы зонирования не поможет привести её в соответствие с
быстроизменяющимися реалиями в природной или социально-экономической обстановке.
Другая причина, по которой может быть предложено изменение функционального
зонирования, – изменения в самом Федеральном законе об ООПТ, а, следовательно,
несоответствие имеющегося зонирования законодательству.

3.4.2. Планирование ландшафтных соседств внутри функциональных зон

национального парка: пример «Куршской косы»
А.В.Хорошев

Территория национального парка «Куршская коса» привлекательна для

ландшафтного планирования как модельный объект с сочетанием двух основных целевых
функций – охраны природно-культурного наследия и рекреации. Конфликтные ситуации
между видами хозяйства как таковыми выражены слабо ввиду наличия только одной
хозяйственной функции, однако проблемная ситуация создается противоречиями
интересов охраны ландшафта и рекреационного землепользования. Ландшафтно-
планировочная ситуация характеризуется как развитие уже существующего типа
землепользования при ярком проявлении лимитирующих факторов: ограниченности
пространства, ограниченной доступности, высокой концентрации уникальных объектов
общенационального и даже международного значения. В 2008-2009 гг. на федеральном
уровне изучалась возможность создания в Калининградской области особой
экономической зоны туристско-рекреационного типа, использующей выгоды
географического положения (впоследствии нереализованная). В этой идее Куршской косе
придавалось особое значение, что выражалось в больших цифрах планируемых
рекреационных нагрузок, что породило проблемную ситуацию, требующую специальных
ландшафтно-планировочных решений. Суть проблемы формулируется так: как несущая
способность ландшафта соотносится с возможным многократным ростом нагрузок и
есть ли возможность распределить планируемые нагрузки в весьма ограниченном
пространстве полосы суши между двумя акваториями. При ее решении использован
иерархический подход, реализованный в среднесрочном плане управления национального
парка.
Продемонстрируем алгоритм разработки планировочных предложений, для
которого ключевыми понятиями выступали «географический контекст», «угроза» и
«уникальность». Фактически при разработке планировочных предложений реализован
принцип отрицательного отбора (Ruzička, 2000). Для рекреационного освоения должны
 291

были быть отобраны урочища, не представляющие выдающейся экологической ценности,

не подверженные угрозам нежелательного изменения конфигурации и структуры, но при
этом привлекательные с эстетической и функциональной точки зрения, пригодные с точки
зрения строительства. Среди таких урочищ на следующем этапе отбора проводилось
ранжирование по допустимости того или иного уровня рекреационных нагрузок. Под
рекреационными нагрузками подразумевались не только присутствие рекреанта как
таковое, но и сопутствующее капитальное строительство и создание необходимой
инфраструктуры.

Общая схема исследования и последовательность оценок представлена на рис. 117.

Рис. 117. Схема разработки рекомендаций по ландшафтно-экологической оптимизации

природопользования в национальном парке «Куршская коса».

Инвентаризация свойств и структуры ландшафта показала следующие его

особенности.
Куршская коса расположена в пределах зоны смешанных хвойно-
широколиственных лесов и представляет собой генетически единый ландшафт бугристой
низменной эоловой песчаной равнины с сочетанием открытых дюн, свежих и сухих
сосняков на слаборазвитых подзолах по повышениям и переувлажненных
черноольшанников на органогенных почвах по понижениям рельефа. В основе косы лежат
несколько островов, сложенных моренными суглинками валдайского времени, которые в
течении голоцена в результате колебаний уровня Балтийского моря, выноса вещества с
реками и вдольбереговых потоков были перекрыты мощными песчаными отложениями.
Исключение составляет местность с выходом моренных суглинков на поверхность в
районе пос. Рыбачий, что создает наиболее богатые по минеральному питанию
местообитания. Фоновые для Куршской косы местности, сложенные песками,
 292

представляют собой бугристую эоловую равнину, облик и функционирование которой

определяются процессами перевеивания песков. В результате эоловых процессов
произошло обособление нескольких параллельных друг другу местностей, контрасты
которых обусловливают ландшафтное и биологическое разнообразие территории.
В приморской и прикорневой частях косы основную площадь занимает местность
низкой пальве, поверхность которой превышает уровень моря на первые метры.
Характерное явление составляет регулярное подтопление территории в результате
фильтрации морских вод и повышения уровня грунтовых вод. Почти постоянное
переувлажнение низкой пальве способствует формированию мощных органогенных
отложений в виде низинного торфа и перегноя, оглеению в почвах. Богатое минеральное
питание и переувлажнение обусловливают преобладание березово-черноольховых
влажнотравных лесов. По более дренированным участкам на хорошо гумусированных
дерновых почвах встречаются сообщества лесов с участием дуба, липы, клена, вяза,
которые представляют собой редкие островки более южной зоны широколиственных
лесов с большим количеством редких видов травянистых растений. В пределах низкой
пальве распространены также относительно редкие для Куршской косы урочища
темнохвойных лесов с доминированием ели и бореальных видов в травостое на
подзолистых почвах, что создает островки таежной зоны. Элементом ландшафтного и
биологического разнообразия низкой пальве являются низинные болота и небольшие
озерки. Рекреационная привлекательность местности в целом низкая.
В призаливной части косы, а местами также в приморской полосе, доминируют
урочища эоловых бугров и межбугровых понижений местности высокой пальве. Ее
характерные особенности – хорошо дренированные песчаные местообитания, контрасты
которых связаны с разной глубиной залегания грунтовых вод. Наиболее типичными для
высокой пальве и для косы в целом являются урочища парковых сосняков луговиково-
зеленомошных на дерново-слабоподзолистых почвах с относительно невысоким видовым
разнообразием. Они могут занимать поверхности и склоны эоловых бугров и
относительно выровненные участки. Такие сообщества в целом репрезентативны для
восточных побережий Балтийского моря. По понижениям между буграми в более
влажных местообитаниях (иногда с оглеением в почвах) к сосне может примешиваться
ель и черная ольха. К содоминирующим сообществам на высокой пальве относятся
березняки травяные. Наиболее сухие местообитания характерны для вершинных
поверхностей эоловых бугров, где развиваются сосняки лишайниковые. Важную
особенность функционирования высокой пальве составляет значительное влияние
морских ветров, которые способствую сильному наклону многих деревьев, ветровалам и
ветроломам. Рекреационный потенциал местности наиболее высок.
В призаливной полосе основная площадь занята местностью больших дюнных
гряд, возвышающихся на 30-60 м над уровнем моря. Доминируют урочища активных
песчаных дюн со сложным мелкобугристым рельефом с многочисленными
крутосклонными останцами. Дюны находятся под действием постоянных дефляционных
процессов и смещаются в восточном направлении. Гигантские дюны частично были
закреплены древесной растительностью, начиная с конца XVIII века. Краевые части
незалесенных дюн характеризуются разреженными сообществами псаммофитов, среди
которых большое количество редких и эндемичных видов. Рекреационная
привлекательность местности высокая, однако потенциал использования оценивается как
ограниченный в силу высокой уязвимости; допустима только регулируемая экскурсионная
деятельность.
В узкой приморской полосе в течение двух столетий постепенно сформировалась
своеобразная местность искусственной авандюны. Целью ее сооружения была защита
внутренней части косы от ветров, песка и прорывов морских вод. Для авадюны
характерно сочетание хорошо закрепленных участков с древесной и кустарниковой
растительностью, пионерных псаммофитных сообществ и котловин выдувания. Наряду с
 293

гигантскими дюнами, урочища авандюны относятся к числу наиболее динамичных на

Куршской косе по положению границ и фациально-урочищной структуре. Рекреационный
потенциал местности как таковой низок, но неизбежно ее использование как транзитной
территории.
Особыми характеристиками обладает местность моренного острова в районе пос.
Рыбачий, содержащая большое количество редких для Куршской косы урочищ.
Холмистый рельеф, унаследованный от оледенений, сочетается с насаженными на
моренные суглинистые отложения невысокими серповидными и округлыми дюнами, что
создает условия для формирования урочищ широколиственных лесов с участием дуба,
липы, клена, ясеня, граба, то есть фактически экстразонального ландшафта в пределах
зоны смешанных лесов. В прошлом широколиственные леса на плодородных суглинках
моренного острова занимали гораздо большую площадь. В результате хозяйственного
освоения сохранились лишь небольшие фрагменты дубрав, ставших редкими для косы
урочищами. На месте сведенных дубрав особое место занимает мезофитный, местами –
гигрофитный луг, уникальный для косы. Рекреационный потенциал местности в целом
высокий.
Как в любом национальном парке, на территории существует функциональное
зонирование (рис. 116), однако внутри каждой зоны режимы рекреационного
землепользования и нагрузки могут быть дифференцированными. Задача ландшафтного
плана – предложить пространственные и технологические решения в рамках, заданных
режимом функциональных зон, в соответствии со свойствами индивидуальных урочищ и
видами ландшафтных соседств, которые обеспечат устойчивое функционирование и
культурную идентичность ландшафта.
Перечисленные особенности ландшафта обусловливают следующие требования к
ландшафтному плану.
1. Куршская коса является уникальным ландшафтом в национальном масштабе,
привлекательность которого как для исследователей, так и для туристов, обусловлена его
крайней неустойчивостью или, скорее, устойчивой динамичностью, связанной с
процессом дефляции. Дефляция песков, которая в большинстве антропогенных
ландшафтов рассматривается как крайне негативный фактор, на Куршской косе является
неотъемлемым атрибутом ее своеобразия и даже условием существования ряда урочищ,
без которого они утратят идентичность. Ландшафтный план должен предложить баланс
мер, направленных, в зависимости от принадлежности к функциональной зоне, либо на
сопротивление дефляции, либо на поддержание этого процесса. Кроме того ландшафт в
целом играет специфическую функциональную роль в крупной системе с
трудноидентифицируемыми границами, а именно – как важнейшая часть биокоридора на
восточнобалтийском пути пролета перелетных птиц, приуроченного к границе суши и
моря. Это уже само по себе накладывает серьезные ограничения на предельно допустимые
площади трансформации структуры ландшафта с целью организации рекреации.
2. Определяющая роль ветра в формировании ландшафтной структуры территории
делает необходимым включение в план решений по защите от естественной угрозы –
негативного воздействия ветра в функциональных зонах, связанных с рекреацией,
обслуживанием посетителей и познавательным туризмом, где возможен материальный
ущерб и снижение привлекательности территорий вследствие ветровалов.
3. Дюнные экосистемы Куршской косы пребывают в разных динамических
состояниях на разных стадиях развития и поэтому обладают разным запасом
устойчивости по отношению к внешним нагрузкам, в том числе антропогенным
рекреационным. План должен предусматривать дифференциацию рекреационных нагрузок
в зависимости от динамического состояния урочища с приоритетом щадящих или
защитных режимов для экосистем, находящихся в стадии молодости или старости (в том
числе реликтовых).
 294

4. Слабое развитие почв и напочвенного покрова на многих участках, требует

включения в план мер по регулированию механических нагрузок.
5. Важную роль в устойчивости береговых экосистем, в том числе для
регулирования переноса песчаного материала, создания нерестилищ и мест гнездования,
играют заросли прибрежной тростниково-камышовой растительности. Ввиду высокой
привлекательности побережий для рекреации план должен включать меры,
обеспечивающие совместимость хозяйственной функции и защитной функции
прибрежных фитоценозов.
6. Контрастность условий увлажнения и накопления органического вещества в
почвах дюн и междюнных понижений обусловливает необходимость
дифференцированной оценки условий накопления и миграции загрязняющих веществ в
почвах, водах и биологического поглощения. Необходимы оценка условий самоочищения
природных комплексов, путей миграции загрязняющих веществ в песчаных отложениях с
высокой водопроницаемостью и на контакте их с подстилающими суглинистыми
четвертичными отложениями. Особое внимание необходимо уделить грунтовому стоку,
так как в песках поверхностный сток развит слабо. По этой же причине при
планировочной процедуре сокращается необходимость применения бассейнового и
катенарного подхода.
7. Разреженность гидрографической сети в связи с преобладанием
сильноводопроницаемых отложений требует мер по регулированию антропогенных
нагрузок в водоохранных зонах гидрографических объектов (болот и редких озер).
8. Мозаичность лесных и безлесных урочищ имеет принципиальное значение для
обеспечения водорегулирующих, почвозащитных, биозащитных функций ландшафта, и, с
другой стороны, - эстетической ценности и комфортности для посетителей.
Ландшафтный план должен предусматривать подбор оптимальных пространственных
соотношений, соседств и конфигурации лесных и безлесных урочищ.
9. В связи с контрастностью ландшафтной структуры внутри каждой
функциональной зоны проект рекомендаций должен предложить разделение территории
функциональных зон, допускающих антропогенные нагрузки, на подзлны с разной
стратегией природопользования. Перечень возможных стратегий включает: сохранение,
восстановление, ограниченное использование, интенсивное использование,
реконструкцию.

Определение экологических ценностей осуществляется с учетом как широкого

географического контекста, так и непосредственного ландшафтного соседства после этапа
инвентаризации и предварительной оценки рекреационного потенциала ландшафта и его
морфологических частей. На этом этапе ключевое значение имеет принцип иерархичности
планировочных решений.
Учитывая общую оценку ландшафта как уникального в национальном масштабе,
для конкретных урочищ – основных объектов планирования – на первом этапе
применяется способ «отрицательного отбора» для хозяйственного освоения. Он
предусматривает оценку урочищ в категориях «типичность», «редкость» и
«уникальность» в нескольких географических контекстах, то есть в системе
пространственных единиц разного типа и нескольких иерархических рангов. Для
территории национального парка, то есть ООПТ федерального значения, существует
необходимость привлекать сведения как об административных единицах (страна, субъект
федерации), так и о физико-географических (физико-географические страна, область и
провинция).
Наиболее жесткие рамки для пространственных решений в ситуации развития
существующего вида использования создает наличие в ландшафте национального парка
ряда урочищ, редких и уникальных в масштабах Российской Федерации и Балтийского
региона в целом (рис. 118). С другой стороны, представлены урочища, типичные для
 295

физико-географической страны, области и провинции, но редкие или уникальные для

территории национального парка. Именно наличие редких и уникальных урочищ, в том
числе антропогенных, служит главным основанием для привлечения туристов,
выполнения парком огромной эколого-просветительской роли, оправданием статуса
территории как объекта Всемирного культурного наследия. Поэтому необходим поиск
компромиссных планировочных решений между необходимостью обеспечить охрану и
необходимостью обеспечить строго регулируемый доступ рекреантов. На территории
национального парка приоритетной охране подлежат следующие группы уникальных и
редких урочищ.
 Гигантские активные незакрепленные и слабозакрепленные дюны. Это
уникальный объект в масштабах России и Балтийского региона и репрезентативный
эталон эоловых рельефообразующих процессов на приморских территориях
Прибалтийской физико-географической провинции. На Балтике подобные активные
эоловые формы встречаются только в юго-восточном секторе побережья между устьями
Вислы и Немана, но по размерам и строению не имеют себе равных. Краевые части
активных дюн с несомкнутым покровом псаммофитной растительности на
несформированных почвах с повышенной концентрацией редких видов являются редкими
в масштабах Российской Федерации и могут рассматриваться как эталон
восстановительной сукцессии на зарастающих песках. Посадки сосны (Pinus mugo, Pinus
silvestris) для закрепления гигантских дюн Куршской косы, продолжающиеся и в
настоящее время, представляют собой уникальный в европейских масштабах памятник
природопользования и лесного хозяйства в Германии, СССР и России (рис. 119).
Основная часть крупных дюн отнесена функциональным зонированием к заповедной зоне
с ограниченной возможностью посещения периферийных секторов по специальным
настилам и на смотровых площадках.
 Мезофитные и гигрофитные луга «моренного острова» (район пос. Рыбачий) с
семисотлетней историей природопользования, обусловленной самым высоким на
Куршской косе плодородием почв. Эта уникальная для ландшафта Куршской косы группа
урочищ предоставляет местообитания крупным жизнеспособным популяциям редких и
охраняемых видов растений и животных. Имея антропогенную природу, урочища
неустойчивы при отсутствии регулируемого выпаса и сенокошения и подвержены
зарастанию древесной и кустарниковой растительностью. Нетривиальная особенность
применения ландшафтного плана заключается в необходимости искусственно тормозить
естественную тенденцию к восстановлению зональной растительности, чтобы исключить
потерю урочищ как важнейшей составляющей идентичности древнего мозаичного
культурного ландшафта (рис. 120). Иначе говоря, здесь губительно как раз сокращение
антропогенных нагрузок и восстановление типичного для физико-географической
провинции облика. Другой вопрос – подбор допустимых видов антропогенных нагрузок,
поскольку именно эта территория наиболее привлекательна с инженерной точки зрения
для капитального строительства в целях рекреации. Территория расположена в пределах
хозяйственной функциональной зоны, что не исключает капитального строительства.
 Широколиственно-черноольховые кустарниковые леса низкой пальве на
дерновых почвах юго-западной части косы. Урочища вмещают сообщества с уникальным
для Российской Федерации флористическим составом, крупными популяциями редких
видов и очагами высокого флористического разнообразия с популяциями ценных
растений интродуцентов. Таким образом, присутствует ценность, связанная с
деятельностью человека, хотя и противоречащая зонально-ландшафтному фону физико-
географической провинции и подобласти смешанных лесов. Сложность ландшафтно-
планировочных решений обусловлена позиционным фактором: сочетанием высокой
биологической ценности с легкодоступностью в связи с близостью единственной точки
доступа в парк со стороны Калининградской области. Территория расположена в пределах
особо охраняемой и рекреационной функциональных зон.
 296

 Широколиственные леса «моренного острова» к югу от пос. Рыбачий.

Уникальность для национального парка объясняется сохранностью экстразонального
ландшафта, основной ареал которого приурочен к зоне широколиственных лесов
Западной и Центральной Европы, после интенсивного сельскохозяйственного освоения
«моренного острова». Территория расположена в пределах особо охраняемой и
рекреационной функциональных зон.
 Темнохвойные леса с участием широколиственных пород и посадок
экзотических деревьев в местности низкой пальве (Королевский бор). Редкие для
территории национального парка сообщества в то же время репрезентативны для зоны
смешанных хвойно-широколиственных лесов Восточной Европы. Специальные
лесохозяйственные мероприятия могут способствовать расширению площади этих
экосистем, что будет способствовать восстановлению доантропогенной ландшафтной
структуры Куршской косы. Территория расположена в пределах особо охраняемой и
рекреационной (экологическая тропа) функциональных зон.
 Верховое болото «Свиное» с высокой мощностью торфяных отложений в
прикорневой части косы уникально для национального парка и может рассматриваться
как репрезентативный объект для палеогеографических исследований эволюции природы
Балтийского региона. Территория расположена в пределах особо охраняемой
функциональной зоны.

Рис. 118. Оценка типичности-редкости-уникальности урочищ национального парка

«Куршская коса» (северная часть).
 297

Рис. 119. Посадки сосны горной (Pinus mugo) на подвижных дюнах – технологическое
решение для сокращения «исходящей» угрозы наступания песков на населенные пункты.

Рис. 120. Мезофитный луг моренного острова – уникальное в масштабах парка

антропогенное урочище, опускающее многофункциональное использование. Мозаичная
пространственная – ценность для сохранения биоразнообразия.

Таким образом, Куршская коса представляет собой ландшафт, который, несмотря

на небольшую площадь, исключительно ценен с точки зрения сохранения ландшафтного
разнообразия и поэтому при планировании одним из ключевых будет правило
уникальности. В ландшафте представлены: 1) природные урочища уникальные в
национальном масштабе 2) антропогенные урочища – памятники природопользования
уникальные в национальном масштабе, 3) урочища репрезентативные для зоны хвойно-
широколиственных лесов, 4) экстразональные урочища редкие для зоны хвойно-
широколиственных лесов, 5) урочища-эталоны для научного исследования природных
процессов. При этом наиболее «экологичное» и, казалось бы, наиболее логичное
планировочное решение – строгая охрана с минимизацией антропогенных нагрузок во
всех случаях – неприемлемо для национального парка, так как приведет к потере
туристической привлекательности, а в некоторых случаях – и к утрате идентичности
 298

культурного ландшафта как объекта Всемирного наследия. Поэтому необходимы более

гибкие компромиссные планировочные решения. Частично они диктуются оценками
внутренних и внешних угроз для конфигурации и границ урочищ и функциями урочищ в
системе потоков вещества.
Итак, планировочное решение для описанной группы урочищ диктуется их
статусом, который может быть выявлен только в широком географическом контексте,
например в масштабе всей страны для песчаных дюн. Вне этого контекста и без учета
существующего охранного статуса урочище гигантской песчаной дюны, исходя только из
ее собственных свойств, может быть расценена просто как гигантская груда песка –
ценного строительного материала (с точки зрения промышленника) или как гигантский
пляж (с точки зрения отдыхающего). Однако может возникать потребность в коррекции
планировочного решения при учете его собственных свойств, тенденций развития,
участия урочища в функционировании более крупной пространственной единицы –
ландшафта.

Оценка угроз. Для каждого урочища установлены особенности географического

положения и набор основных ландшафтоформирующих процессов, определяющих
особенности структуры и функционирования, часть из которых может составлять
естественную угрозу для посетителей. К наиболее важным позиционным факторам
относится, прежде всего, степень близости или сопряженности с береговой линией
Балтийского моря и Куршского залива. От этого зависят условия для повышенной
динамичности границ урочищ за счет усиленного ветрового режима, затопления, высокую
повторяемость заноса песка и т. п. Часть урочищ подвержено постоянному изменению
границ в связи с вторжением песков с соседствующих незакрепленных дюн. Среди других
наиболее важных естественных процессов и свойств – переувлажнение и подтопление в
пределах низкой пальве, эоловые процессы и ветровалы в пределах высокой пальве и
открытых дюнных массивов, накопление (преимущественно на низкой пальве) или вынос
(преимущественно на высокой пальве и дюнных массивах) питательных веществ из почв.
Поскольку устойчивость ландшафта к воздействиям в большой степени
определяется стадией его развития, для каждого урочища определены (при их наличии)
основные естественные тенденции изменения структуры. К наиболее распространенным
и важным для принятия планировочных решений естественным тенденциям относятся: 1)
смещение незакрепленных дюн преимущественно в восточном направлении (рис. 121), 2)
торфонакопление на низкой пальве, 3) самоизреживание посадок горной сосны (Pinus
mugo) с прогрессирующим накоплением пожароопасного отпада на крупных дюнах, 4)
зарастание авандюны и окраин крупных открытых дюн пионерными псаммофитными
группировками (рис. 122), 5) оконная динамика еловых и лиственных древостоев, 6)
восстановительные сукцессии на месте ветровалов, 7) абразия береговых урочищ, 8)
гумусонакопление или оподзоливание почв под сосняками.
 299

Рис. 121. Наступание дюн на луговые урочища призаливной части косы – пример
агрессивной границы потока вещества.

Рис. 122. Псаммофитные сообщества на западной окраине дюны, защищенной сосновыми

лесами от дефляции. Планировочное решение о высадке сосновых лесов со стороны
Балтийского моря защищает урочища призаливной части от вторжения песков, но
способствует утрате пейзажной идентичности основной достопримечательности
парка.

На основе выявленных характерных процессов для каждого урочища определены

основные внутренние и внешние угрозы.
Под внутренними угрозами понимаются процессы, которые обусловлены его
собственными свойствами, в том числе саморазвитием, могут активизироваться внутри
урочища при возрастании антропогенных нагрузок и привести к потере рекреационной
ценности территории и необратимому разрушению структуры урочища. В качестве
основных внутренних угроз установлены: 1) лесные пожары в молодых сосняках и
распадающихся посадках сосны горной на крупных залесенных дюнах (рис. 123), 2)
подтопление за счет сезонного поднятия уровня грунтовых вод и просадки торфа на
низкой пальве, песчаные бури на открытых дюнах, 3) образования котловин выдувания на
авандюне, 4) усыхание древостоев низкой и высокой пальве. Под внешними угрозами
понимаются процессы, зарождающиеся в пределах соседних урочищ или акваторий и
вызывающие разрушение структуры и потерю рекреационной привлекательности. К
 300

основным внешним угрозам относятся: 1) ураганные ветры; 2) нагоны морских вод, 3)

периодическое повышение уровня залива, 4) засыпание песком при наступлении
незакрепленных дюн, 5) химическое загрязнение от дорог и других техногенных объектов.
Уязвимость урочищ к внешним угрозам определяется как их внутренними свойствами, так
и позиционными факторами. В таких ситуациях требуется планировочное решения в
масштабе ландшафта с учетом ландшафтного соседства, то есть учитывающее
взаимодействие группы сопряженных урочищ. Были выделены две группы
межурочищных взаимодействий: 1) потоки вещества (воздуха, песка и грунтовых вод), 2)
эмерджентные эффекты для биоразнообразия, создаваемые мозаичной пространственной
структурой.

Рис. 123. Распадающиеся посадки сосны горной на дюнах. По достижении возраста 80-
100 лет посадки, созданные для защиты от угрозы дефляции, сами становятся
источником угрозы пожара в условиях сухого гигротопа, сильных ветров и накопления
обильного горючего материала валежника.

Выявление системы потоков вещества в ландшафте Куршской косы показало

наличие целого ряда подвижных «агрессивных» границ, что приводит или может
приводить к расширению одних урочищ за счет других. В зависимости от негативной или
позитивной оценки этих явлений с точки зрения природоохранной и рекреационной
функций национального парка возникает вопрос о целесообразности поддержания или
создания урочищ, выполняющих буферные функции. В ходе разработки ландшафтного
плана для каждого урочища решались следующие вопросы.
 Испытывает ли урочище агрессивное воздействие со стороны других урочищ в
ходе переноса вещества, являясь зоной аккумуляции или транзита?
 Требует ли оно мер защиты от агрессивных потоков в виде сохранения или
создания буферной зоны?
 Каковы возможные способы управления потоками для предотвращения
нежелательного воздействия на урочище (искусственное прерывание, дробление,
изменение направления, ослабление силы потока и др.)?
 Выполняет ли урочище функции защиты других урочищ от нежелательных
потоков вещества?
 Представляют ли процессы, характерные для урочища или зарождающиеся в
нем как в зоне питания потоки, угрозу для устойчивости структуры соседних урочищ?
Основные результаты анализа и оценки системы потоков вещества сводятся к
следующим положениям.
 301

Высокая естественная динамичность ландшафта Куршской косы требует

включения в ландшафтный план мероприятий по рациональной пространственной
организации территории, которая позволила бы снизить риск возникновения
разрушительных или опасных для человека процессов. Этого можно достичь путем учета
способности лесных экосистем выполнять роль буфера, снижающего интенсивность
неблагоприятных процессов или полностью исключающих их. Наиболее ярко
проявляются воздействие сильных западных ветров с Балтийского моря в динамически
сопряженной группе урочищ пляжа, авандюны, внутренней и призаливной частей косы. В
максимальном проявлении это ураганы с массовым ветровалом и буреломом, нагонами
морских вод, затоплением части низкой пальве и песчаными бурями. В «штатном» для
косы режиме это регулярный сильный ветер, приводящий к наклону и вывалу деревьев и
активизацией дефляции слабозакрепленных песчаных дюн с заносом песка в тыл
авандюны. Лесные фитоценозы обладают способностью резко гасить скорость ветра и
создавать ветровую тень, для косы – с восточной стороны от лесных массивов. Лесные
фитоценозы при этом обладают неодинаковой ветроустойчивостью. Наиболее
ветроустойчивы черноольшанники; наименее – сосняки. При нахождении в одном
урочище низкой пальве обычны случаи наклона стволов и вываливания сосны при
стабильно почти вертикальном положении деревьев черной ольхи. С увеличением
возраста наклон стволов и ветровальность сосны возрастает. При наличии даже
небольших окон диаметром 50-100 м в доминирующих на косе сосняках луговиково-
зеленомошных высокой пальве подверженность ветровалам резко возрастает, то же
характерно для наветренных опушек (рис. 124). Береза сильно искривляется и
наклоняется, но вывалам подвержена в меньшей степени, чем сосна. Ель наиболее
ветровальна в заболоченных местообитаниях низкой пальве на перегнойно-глеевых
почвах. В силу площадного доминирования основную буферную функцию выполняют
сосняки высокой пальве (рис. 125). Ландшафтный план предусматривает минимизацию
фрагментации урочища данного вида вдоль западного берега косы, т.е. применение
пространственных инструментов «регулирование размеров угодий» и «регулирование
соседства».

Рис. 124. Угроза вывала сосен в местности высокой пальве при соседстве с безлесным
участком и близости балтийского побережья.
 302

Рис. 125. Буферная функция сосняков высокой пальве по ослаблению потока песка,
вторгающегося в рекреационные угодья со стороны балтийского побережья.

Падение отдельных деревьев во время сильных ветров может представлять угрозу

безопасности посетителей и причинять существенный материальный ущерб. Это
наблюдается, в частности, на территории турбазы «Дюны», которая расположена с
подветренной стороны Косы. Ее одноэтажные компактные строения еще в советское
время достаточно удачно вписаны в массив сосняка луговиково-зеленомошного,
изолированы друг от друга естественными или искусственными кустарниковыми
зарослями и соединены извилистыми дорожками, что создает для посетителей
благоприятную психокомфортную среду – эффект уединения и личного пространства («не
видно соседа»). Тем не менее, хорошо заметно, что наклон и падение деревьев
приурочены к прогалам в древостое. Другим, более ярким, примером может служить
поляна, используемая под хозяйственные постройки, дороги, сооружение трубопроводов
у северо-западной окраины пос. Лесное: она примыкает к пониженному участку
авандюны, где сила ветров максимальна и практически отсутствует буферная защитная
полоса лесной растительности. Легко представить, что при выборе для рекреационной
застройки полосы, примыкающей непосредственно с тыла к авандюне, особенно к
пониженным ее участкам в юго-западной и северо-западной частях косы, риск падения
наиболее крупных деревьев будет настолько же велик. В то же время, пример турбазы
«Хвойное» и юго-западных окраин пос. Лесное, расположенных в пределах высокой
пальве со средневозрастными березово-сосновыми травяными лесами, показывает, что
при достаточно большой высоте авандюны и наличии буферной полосы лесной
растительности между авандюной и строениями шириной 100-200 метров угроза сильных
ветров, сильного наклона и падения деревьев резко ослабевает.
Следовательно, ландшафтный план должен учитывать необходимость сохранения
буферных лесных урочищ с западной наветренной стороны Косы в тылу авандюны, т.е.
поддержание оптимального соседства. Ширина лесной полосы должна увеличиваться
при малой высоте авандюны. Для дополнительной защиты от ветровальных явлений
необходимо наращивать авандюну поблизости от мест рекреационного освоения, что
осуществляется с помощью посадки задерживающих песок растений в специальных
защитных ячейках из хвороста (рис. 126). Недопустимо создавать сплошные вытянутые
поперек косы (в направлении господствующих ветров западных румбов) обезлесенные
полосы, которые могут создавать эффект аэродинамической трубы и усиливать риск
ветровалов и дефляции. При выборочных рубках под застройку в сосняках, особенно
средневозрастных и старовозрастных, следует избегать создания крупных полян размером
 303

порядка сотен метров для снижения эффекта вывалов по опушкам. Эта рекомендация
наиболее актуальна на участках косы, где сосняки и березняки выходят непосредственно в
тыл авандюны. На остальных участках приморской полосы переувлажненные березово-
черноольховые леса низкой пальве служат хорошим естественным буфером для
расположенных восточнее сосняков. Совокупность перечисленных решений способствует
реализации правила регулирования потоков – в данном случае разрушительных потоков
воздуха и песка. Обратим внимание, что решение о приоритетной буферной функции
сосняков высокой пальве принимается исходя из следующих обстоятельств: а) типичность
для ландшафта Куршской косы и в целом для балтийского региона, б) соседство с
подветренной стороны с уязвимыми антропогенными объектами. Значимость сосняков
снижается при иных типах соседства. Это однако не означает их «бесполезности» и
низкой ценности, так как на последующих этапах будут оценены и иные их функции, как
экологические, так и хозяйственные.

Рис. 126. Технологические решения по закреплению авандюны.

Другой, не вполне однозначный, аспект буферной роли лесных урочищ, связанный

с их ветрозащитной ролью, касается создания ими ветровой тени для краевых частей
активных песчаных дюн в призаливном восточном секторе косы. Исключение
рекреационного освоения и прочих нагрузок на сухие сосновые фитоценозы невысоких
дюн, примыкающих к гигантским активным дюнам, а также активные противопожарные
мероприятия способствуют сокращению дефляции в расположенных восточнее
псаммофитных сообществах с преобладанием булавоносца седого
(Corynephorus canescens) и ускорению закрепления дюн (рис. 122). С другой стороны,
полное закрепление крупных дюн и прекращение на них естественных дефляционных
процессов с неизбежным выполаживанием нецелесообразно в тех местах, где дюны
смещаются в сторону Куршского залива (к югу от пос. Морское), не угрожая
антропогенным объектам и ценным урочищам. Планировочные решения не должны быть
одинаковыми шаблонными по территории парка. На некоторых участках, лишенных
построек, поток песка с балтийского пляжа к крупным дюнам должен, наоборот,
поддерживаться путем сохранения безлесного проветриваемого поперечного коридора с
незалесенными мелкими дюнами или даже выборочных рубок. Это позволит не только
поддержать уникальные для России псаммофитные сообщества и эоловые формы рельефа,
но и сохранить основную туристическую достопримечательность косы. Небольшие
незалесенные развеиваемые дюны многофункциональны. Помимо позитивной функции
источников питания для крупнейших дюн они играют роль естественных буферных
противопожарных полос. Противопожарная функция должна поддерживаться, если
 304

мелкие дюны расположены среди молодых сухих сосняков лишайниково-зеленомошных,

находящихся в стадии самоизреживания и потому производящих большую массу
пожароопасного отпада.
Таким образом, учет динамических взаимодействий в масштабе ландшафта
позволил выделить урочища, предназначенные как для искусственного прерывания или
ослабления потока песка с балтийского пляжа (для обеспечения безопасности посетителей
и построек), так и поддерживающие этот поток (для подпитки уникальных гигантских
дюн). Искусственное изменение направления потоков песка невозможно и не является
необходимым. Функциональная ценность выделенных урочищ связана не столько с их
собственными свойствами, сколько их ролью в потоках вещества – как буферной, так и
транзитной и питающей.
Менее распространены, но не менее значимы для сохранения ландшафтного
разнообразия буферные урочища, обеспечивающие устойчивое функционирование водно-
болотных угодий косы. Не обладая собственными, независимыми от контекста,
ценностями, такие буферные урочища также требуют применения максимально щадящих
режимов использования. К ним относятся урочища с прибрежной древесной и
кустарниковой растительностью вокруг немногочисленных озер, задерживающие сток
загрязняющих веществ и снижающие риск эвтрофикации водоемов, особенно для озера
Чайка, имеющего рекреационное значение. Кроме того, к категории буферных отнесены
урочища с сосняками на низкой пальве, выполняющие водоохранные функции по
отношению к единственному верховому болоту Свиное. Наконец, буферное значение
имеют прибрежные тростниковые заросли со стороны Куршского залива, снижающие
интенсивность волновой деятельности, защищающие восточный берег от абразии,
служащие фильтром для загрязняющих веществ со стороны залива и создающие
местообитания водных животных (рис. 127). В то же время нельзя не учитывать, что на
восточном берегу (местами в нескольких метрах от полосы прибоя) расположен ряд
пансионатов, а их посетители предъявляют повышенные требования к пейзажу
побережья. Тростниковые заросли могут восприниматься как объект, снижающий
эстетические достоинства и качество пляжа. Поэтому требуется компромиссное решение с
сохранением зарослей только на наиболее абразионно-опасных участках и с частичным
использованием их для экологического просвещения с соответствующим обустройством
троп и смотровых площадок, что уже практикуется для экологической тропе
«Королевский бор» в южной части косы. Сохранение прибрежных зарослей, локализация
мест подхода и благоустройство мест отдых особенно актуальны в окрестностях
населенных пунктов Рыбачий и Лесное.
 305

Рис. 127. Тростниковые сообщества у восточного берега косы с противоабразионными и

биотопическими функциями.

Необходимая мозаичность. Второй важный для планирования аспект

межурочищных взаимодействий связан с эффектами, порождаемыми мозаичными
сочетаниями урочищ, фаций и их антропогенных модификаций.
Большой ценностью для биоразнообразия, особенно птиц, является сохранение
небольших лесных и кустарниковых местообитаний среди луговой растительности в
местности моренного острова (рис. 120). Сохранение мозаичности способствует
регулированию скорости ветра, микроклимата, затенённости, влажности почв, сочетание
которых в окрестностях небольших перелесков и зарослей кустарников обеспечивает
существование редких для косы местообитаний. Одновременно сохранение мозаичности
позволяет поддерживать достаточно высокую протяженность опушек, для которых в силу
экотонного эффекта повышен уровень биоразнообразия с возможностью существования
видов, не характерных как для внутренних частей лесных массивов, так и для лугов.
Опушечные местообитания являются редкими для ландшафта косы, в котором
доминируют лесные урочища или открытые песчаные дюны. В районах с нарушенной
лесной растительностью или с сочетанием луговой и лесной растительности в
окрестностях населенных пунктов в условиях повышенного фактора беспокойства для
животных ландшафтный план предусматривает сохранение элементов мозаичности
ландшафта для обеспечения необходимого разнообразия местообитаний. Эта ценность
выходит за рамки ландшафтного масштаба и может приобретать межрегиональное
значение с учетом положения косы на важном пути миграции перелетных птиц.
Другой вариант повышенного биоразнообразия связан с мозаичностью
местообитаний на участках с повышенной контрастностью рельефа. Это обусловлено
контрастом условий увлажнения, освещенности, прогревания, ветровых режимов,
накопления элементов минерального питания. Режим строгой охраны или строго
регламентированного доступа в компактно расположенных группах контрастных урочищ
позволяет сохранить повышенный уровень биоразнообразия на относительно небольшой
территории и тем самым обеспечить наличие генетических резерватов для разных
экологических групп растений и животных. К таким территориям относятся краевые части
залесенных дюнных массивов к западу от пос. Рыбачьего и к востоку от высоты Мюллера,
где соприкасаются серповидные крутосклонные песчаные дюны, волнистые
пологонаклонные дюны, заболоченные и мелкоозерные междюнные понижения с
неглубоким залеганием моренных суглинков, пологосклонные моренные холмы. При этом
на ограниченной территории сочетаются боровые, дубравные, субнеморальные,
нитрофильные, гигрофитные и водные местообитания.

Итак, анализ функциональной роли урочищ в широком национальном и

региональном и узком ландшафтном контексте позволил установить уровни
экологической ценности, необходимые ландшафтные соседства и допустимость
антропогенных нагрузок. Экологически ценные урочища объединены в несколько групп:
а) ценные по собственным свойствам в национальном масштабе, подлежащие
охране и ограниченно используемые для экологического просвещения;
б) ценные по собственным свойствам как репрезентативные элементы
ландшафтного разнообразия национального парка, подлежащие охране и ограниченно
используемые для экологического просвещения;
в) ценные в контексте ландшафтного соседства как буферные элементы,
защищающие другие ценные урочища от негативных воздействий, требующие сохранения
растительного покрова;
г) ценные в контексте ландшафтного соседства как необходимые источники
вещества для других ценных урочищ, требующие поддержания современного состояния;
 306

д) ценные комбинации урочищ для сохранения биологического разнообразия,

требующие щадящего режима использования.
Фактически осуществлен отбор урочищ, которые не могут рассматриваться как
приоритетные места для размещения рекреационных объектов национального парка. Этим
реализованы правила уникальности и минимизации воздействий на малонарушенные
элементы. Для этой группы урочищ приоритетна стратегия сохранения (рис. 128).
Небольшие, в основном краевые, части подобных урочищ, обладающих особо высокой
познавательной и эстетической ценностью, возможно использовать для экскурсионной
деятельности при строгом ограничении территории, доступной для посещения,
регламентации правил поведения посетителей и оборудования необходимой
инфраструктурой. В эту категорию, по определению, попадает также вся заповедная зона
национального парка. В других функциональных зонах основная часть уникальных и
редких урочищ должна находиться в режиме ограниченного посещения (в основном с
научно-исследовательскими целями) при исключении капитальной застройки. Небольшая
часть их территории, в основном на окраинах, предоставляется для познавательного
туризма со строгой регламентацией поведения посетителей, оборудованием мест прохода,
кратковременного отдыха, смотровых площадок (рис. 129), сбора мусора, с обеспечением
необходимой информации о ценности объекта и правилах поведения. Наиболее ценные
внутренние части уникальных и редких экосистем должны быть обозначены на местности.
Основные маршруты передвижения посетителей по территории парка должны проходить
на удалении от внутренних частей уникальных и редких экосистем, либо (в случае
экологических троп) должны быть строго локализованы с жестким ограничением полосы
передвижения и обозначением разрешенных границ.

Рис. 128. Карта предлагаемых планировочных решений.

 307

Рис. 129. Смотровая площадка на окраине дюны позволяет исключить непосредственные

нагрузки на уникальное урочище, но обеспечить обзор на главную
достопримечательность косы.

Остальные урочища рассматриваются как потенциальные кандидаты на

размещение рекреационных объектов. Следующие этапы планировочной процедуры
подразумевают оценку доступности этих урочищ, незаменимости их как рекреационных
ресурсов, ресурсной ценности, совместимости рекреационных и природоохранных
целей. После этого на основании полученных оценок становится возможным выбор
конкретных технологий рекреационного землепользования и допустимых нагрузок.

Условия доступности урочищ определяют возможность их использования и

потенциальные антропогенные нагрузки. На проходимость и доступность на Куршской
косе влияют влажность почв, уровень грунтовых вод и риск их подъема выше
поверхности, степень подвижности песков, густота древесной и кустарниковой
растительности, обилие колючих и вьющихся растений, наличие болот, сеть
мелиоративных каналов. Часть урочищ считались недоступными исходя из правового
режима заповедной зоны национального парка.
В силу небольших размеров вся территория косы доступна для посещения, однако
проходимость для пеших туристов неодинакова. Наличие единственного шоссейного пути
со стороны Калининграда с контрольно-пропускным пунктом практически исключает
массовый несанкционированный доступ и позволяет эффективно регулировать потоки
отдыхающих с разными требованиями.
К категории труднопроходимых приходится относить значительную часть
заболоченных урочищ с черноольховыми лесами низкой пальве. Локально пересечение их
дорогами и тропами требуется для обеспечения доступа с шоссейной дороги к
балтийскому пляжу. Плотность дорожно-тропиночной сети в этом и других случаях
необходимо рассматривать как предмет планировочных решений и важнейший
инструмент пространственного перераспределения нагрузок от экологически уязвимых и
редких к устойчивым и типичным урочищам. Для низкой пальве этот инструмент
особенно эффективен, так как помимо специально обустроенных троп альтернативных
способов достичь пляжа по заболоченной местности (как и желания пересекать ее вне
троп) у посетителей не остается (рис. 130). Это хорошо совмещается с ролью низкой
пальве как буферного элемента, защищающего от ветров ценные природные и
рекреационные объекты восточного сектора косы. Поскольку к низкой пальве частично
приурочены местообитания редких видов растений и животных (например, лунника
оживающего Lunaria rediviva) и репрезентативные фрагменты экстразональных
 308

широколиственных лесов, следует избегать сгущения дорожно-тропиночной сети на таких

участках. Определенный интерес для экскурсионной деятельности могут иметь некоторые
участки низкой пальве с сохранившимися следами осушительной мелиораций. Этот
сюжет хорошо согласуется с образом Куршской косы как выдающегося культурного
ландшафта с разнообразными памятниками многовекового природопользования.
Труднопроходимость естественным способом защищает от рекреационных
нагрузок посадки сосны горной, которые, в свою очередь предназначены для
предотвращения дефляции на песчаных дюнах, не являющихся рекреационными
объектами. С другой стороны труднодоступность исключает человеческий фактор
возникновения пожара в уже распадающихся посадках первой половины ХХ века. Кроме
того, благодаря отсутствию фактора беспокойства густые заросли служат ценными
убежищами для млекопитающих, например, лисицы (рис. 131).

Рис. 130. Труднопроходимый вне специально оборудованных троп черноольшанник низкой

пальве с высокой ценностью для сохранения биоразнообразия.

Рис. 131. Труднопроходимые старовозрастные заросли сосны горной представляют

ценность как убежище для животных (нора лисицы).

После «отсеивания» труднопроходимых урочищ круг урочищ-«кандидатов» на

интенсивное рекреационное использование еще больше сужается. Однако перед выбором
 309

мест размещения рекреационных объектов производится выявление легкодоступных и

легкопроходимых урочищ с чертами уязвимости к предполагаемым нагрузкам. Основным
объектом на этом этапе стали типичные урочища с сосняками луговиково-
зеленомошными, лишайниковыми и мертвопокровными, доминирующие в местности
высокой пальве, типичные для косы и не отличающиеся высоким биологическим
разнообразием.

Оценка уязвимости проведена по отношению к наиболее вероятным

антропогенным нагрузкам и природным процессам, которые могут быть спровоцированы
антропогенными нагрузками.
Наибольшее значение в силу динамичности рельефа и молодости природных
комплексов имеет оценка уязвимости к вытаптыванию. Превышение допустимых
нагрузок фиксируется по возникновению необратимых процессов, разрушающих
почвенно-растительный покров. Признаками высокой уязвимости к вытаптыванию в
урочищах с сосняками и псаммофитной растительностью на песчаных дюнах являются:
принадлежность к сухому гигротопу, низкое проективное покрытие травостоя (менее
40%), наличие локальных очагов развеивания, высокая доля лишайников в напочвенном
покрове, наличие признаков эолового микрорельефа, неразвитость почвенного профиля.
Пониженная уязвимость к вытаптыванию свойственна соснякам свежих гигротопов с
хорошо сформированным сплошным травяно-зеленомошным покровом с
доминированием луговика извилистого, то есть наиболее широко распространенным
урочищам (рис. 132). Последнее обстоятельство позволяет констатировать совместимость
рекреационных нагрузок с пониженной экологической ценностью при достаточно
высоких эстетических свойствах.
Оценка уязвимости по отношению к лесным пожарам особенно актуальна для
парка. К основным условиям возникновения лесных пожаров являются: наличие густых
древостоев сосны обыкновенной в стадии жердняка и самоизреживания с высокой
скоростью накопления отпада, наличие распадающихся старовозрастных посадок сосны
горной с обильным накоплением валежника, высокая доля лишайников в напочвенном
покрове, положение на вершинах и наветренных (западных) склонах дюн. Пониженная
уязвимость к лесным пожарам свойственна сырым и мокрым гигротопам низкой пальве с
черноольшанниками.
Уязвимость по отношению к строительным работам на территории косы
определяется возможностями деформации грунтов под нагрузками и активизации
дефляционных и осыпных процессов. Фактор высокой уязвимости - наличие мощных
торфяных отложений в пределах низкой пальве, которые способны к уплотнению и
проседанию в результате появления инженерных сооружений, что чревато, в свою
очередь, изменением гидрологического режима, и росту риска подтопления. В пределах
высокой пальве и крупных дюн высокая уязвимость определяется риском дефляции при
нарушении почвенного покрова и лесной подстилки. На крутых склонах дюн высокая
уязвимость определяется риском осыпных процессов при малейших нарушениях
растительного и почвенного покрова.

Определение пригодности для рекреации, допустимых нагрузок и

тьехнологий. После всех проведенных процедур становится возможным выбор урочищ
для осуществления стратегии интенсивного рекреационного использования с
допустимым капитальным строительством. Она назначается для урочищ, не обладающих
особыми ценностями, подвергшихся сильному антропогенному преобразованию,
типичных (широко распространенных) для территории национального парка,
легкодоступных для посетителей, обладающих высокими эстетическими достоинствами,
не имеющих высокого риска угроз для посетителей. При этой стратегии возможно
 310

достаточно интенсивное сооружение объектов инфраструктуры с частично утратой

природных комплексов в их естественном состоянии.
Урочища сгруппированы по допустимым уровням нагрузок и технологиям
рекреационного освоения (рис. 128).

Рис. 132. Сосняк луговиковый на высокой пальве – наиболее распространенный вид

урочищ, устойчивых к вытаптыванию.

Развитие многодневного туризма с капитальным строительством ориентируется на

туристов с высокими требованиями и заинтересованностью как в пляжном отдыхе, так и в
экскурсионном обслуживании. Помимо уже существующих поселков (приоритетных мест
строительства) эта стратегия допустима для территорий, уже подвергшихся
трансформации, имеющие невысокую биологическую или геолого-геоморфологическую
значимость, обеспеченные инфраструктурой (турбазы старой постройки) или условиями
для ее развития, приуроченных к наиболее типичным и широко распространенным
урочищам. К этой категории, как уже упоминалось, относятся парковые сосняки высокой
пальве. Часть их на более ранних этапах выделена для выполнения буферных функций.
Другая часть, обязательно крупная и малофрагментированная, должна оставаться в
режиме использования минимальной интенсивности как репрезентативный элемент
ландшафта, обеспечивающий местообитания фоновых животных и растений,
преимущественно в центральной и северной части косы. И лишь третья часть выделяется
для строительства инфраструктуры многодневного отдыха. Площадные пропорции этих
трех групп урочищ парковых сосняков должны быть определены специальными
исследованиями с учетом потребностей популяций, необходимой экономической
эффективности и доступности.
Развитие однодневного туризма с обеспечением инфраструктуры для
преимущественно пляжного и лесного отдыха целесообразно в урочищах
мелколиственных и сосновых травяных лесов южной части косы, которые достаточно
устойчивы к вытаптыванию, широко распространены на территории парка. В то же время
наиболее привлекательные для однодневного отдыха приморские леса весьма уязвимы к
ветровалам, что исключает строительство капитальных сооружений для многодневного
отдыха и неизбежные при этом рубки и увеличение протяженности ветровальных опушек.
Важный фактор выбора территорий для приоритетного однодневного отдыха –
необходимость концентрации основной массы отдыхающих с невысокими требованиями
и интересом почти исключительно к пляжному отдыху в наиболее доступной и близкой к
Зеленоградску части Куршской косы. Этим достигается цель максимального сохранения и
нефрагментированности малонарушенных урочищ средней и северной части косы.
 311

Основным инструментом такого «осаждения» рекреационного потока может служить

сгущение тропиночной сети и набора парковок, обустройство инфраструктуры отдыха,
питания и развлечений. В то же время в более удаленных центральном и, особенно,
северном секторах косы дорожно-тропиночная сеть должна оставаться разреженной,
полностью отсутствовать в наиболее ценных урочищах, а инфраструктура должна быть
сконцентрирована в ограниченном количестве мест. Проще говоря, у посетителя нигде не
должно возникать желания сойти с тропы. Часть урочищ рекомендовано для развития
однодневного познавательного туризма со строгой регламентацией доступа и поведения.
К этой категории отнесены урочища редкие и уникальные, с высокой уязвимостью, что
позволяет разрешать доступ лишь в небольшой периферийный сектор (рис. 129). В
легкопроходимых урочищах, где посещение должно быть по тем или иным причинам
строго локализовано, дополнительным инструментом может быть посадка вдоль троп
колючих, но эстетичных, кустарников типа можжевельника и шиповника. Тем самым
реализуется правило локализации нежелательных воздействий.
В группу урочищ, которые могут использоваться для однодневного отдыха,
включается также побережье озера Чайка в рекреационной функциональной зоне. Озеро
находится в непосредственной близи от населенных пунктов (пос. Рыбачий) и дорог.
Несмотря на редкость озерных комплексов для Куршской Косы, полностью исключить
антропогенное воздействие невозможно и нецелесообразно. Однако необходимо строго
локализовать нагрузки на береговую линию и минимизировать загрязнение, связанное с
транспортом. Для этого предложено исключить доступ к озеру Чайка с запада со стороны
шоссе и экологической тропы «Высота Мюллера», чтобы предотвратить
незапланированные посетителями заранее спуски к озеру с сопутствующим бытовым
загрязнением, вытаптыванием, мытьем машин и т. п. Потенциально возникающее при
этом загрязнение переносилось бы на восток через всю озерную экосистему, нанося
ущерб ее химическим и физическим свойствам. Целенаправленное посещение озера с
целью рыбалки и отдыха целесообразнее локализовать с восточной, уже сильно
нарушенной, северо-восточной стороны (куда направлен сток) без увеличения густоты
существующей сети дорог, но с благоустройством подходов и стоянок. Рекомендовано
сооружение деревянных помостов для подхода к озеру и обустройство мест кострищ,
сбора мусора и туалетов. Это позволит сократить возможное воздействие на заболоченные
и зарастающие осоково-тростниковыми сообществами, ивняком и ольшаником части
приозерной котловины, предоставляющие местообитания водно-болотным видам
растений и животных. Следует полностью исключить сокращение прибрежных зарослей
тростников с южной стороны, служащих естественным фильтром на пути загрязняющих
веществ в озеро, ценным местообитанием животных и защищающих береговую линию.
Следует отметить, что воды озера Чайка имеют гидрологическую связь с близко
залегающими грунтовыми водами урочищ низкой пальве с черноольшанниками, которые
примыкают к западным окраинам пос. Рыбачий. Поэтому несанкционированное
загрязнение почв (через свалки, несовершенную канализацию, нарушение частично
отфильтровывающих органогенных горизонтов почв при строительстве и др.) будет
приводить к загрязнению уникального водоема. На указанных территориях
почвозащитные и водозащитные технологии сбора отходов и строительства должны стать
абсолютным приоритетом.
Сформулируем другие возможные планировочные стратегии для урочищ, которые
не относятся к группе наиболее экологически ценных и не попадают в группу
приоритетных для рекреационного использования (рис. 128).

Стратегия ограниченного использования назначается для урочищ обладающих

одним или несколькими из перечисленных признаков: повышенная уязвимость к
антропогенным воздействиям и/или пониженная способность к восстановлению, высокий
риск естественных угроз для посетителей, наличие одной из особых ценностей (например,
 312

популяции редкого вида или историко-культурного памятника), труднодоступность.

Ограниченное использование подразумевает, прежде всего, регулирование антропогенных
нагрузок, пониженную интенсивность хозяйственных мероприятий, строгую
регламентацию участков доступных для посещения и оборудованных для рекреации,
исключение доступа к местообитаниям редких видов, наличие информации о
разрешенных и запрещенных видах деятельности.
Стратегия оптимизации назначается для урочищ, структура которых подверглась
частичному изменению в результате превышения допустимых нагрузок за счет
трансформации одного из компонентов ландшафта, чаще всего – растительности.
Результатом трансформации является утрата эстетических достоинств, снижение
проходимости, риск возникновения необратимых рельефообразующих процессов (чаще
всего – эоловых или абразии), нарушение способности растительного покрова к
возобновлению. К этой категории отнесены также урочища, где уже были проведены
мероприятия по предотвращению риска необратимых процессов, а в настоящее время есть
необходимость мероприятий по закреплению достигнутых результатов (например, уход за
посадками сосны и противопожарные мероприятия на бывших подвижных дюнах).
Стратегия реставрации назначается для урочищ, утративших или почти
утративших свою экологическую роль, способность к самовосстановлению после
естественных или антропогенных разрушительных процессов. Необходимы активные
мероприятия по предотвращению расширения зоны деградации, воссозданию полного
набора компонентов ландшафта (растительности, почв, иногда – вод и животного мира).
Спектр мероприятий может варьировать от инженерных (механическое закрепление
песков, сооружение деревянных настилов) до биорекультивационных и запретительных
(полный запрет на посещение и высадка саженцев). На территории парка данная
стратегия должна быть назначена для многих участков авандюны, разрушающейся
вследствие рекреационной дигрессии и волновой абразии (рис. 133). Значительную
площадь занимают урочища, растительность которых утратила способность к
самовосстановлению либо по естественным причинам (ветровалы с последующей
активизацией дефляции), либо по антропогенным (например, зона вытаптывания и
усыхания в районе «Танцующего леса»; зона деградации тростниковых зарослей вдоль
залива, способствующих защите берегов от абразии). В перспективе стратегия
реставрации может быть предложена для специально отобранных участков, где возможны
лесоводственные мероприятия по восстановлению зональных сообществ темнохвойно-
широколиственных лесов или биотехнические мероприятия по восстановлению
местообитаний ценных животных.
 313

Рис. 133. Дефляционные котловины, свидетельствующие о локальной деградации

защитной авандюны с ухудшением проходимости.

Таким образом, решение проблемы противоречий между целями рекреационного

природопользования и охраны культурного ландшафта Куршской косы потребовало
применения следующих пространственных инструментов ландшафтного планирования: а)
сохранение устойчивых ландшафтных соседств для обеспечения буферных функций
урочищ; б) концентрация и деконцентрация туристических потоков путем регулирования
плотности инфраструктуры; в) подбор пропорций репрезентативных типичных урочищ с
разной интенсивностью использования.

3.4.3. Динамика экологических и социальных функций постмелиорированных

ландшафтов: применение концепции экосистемных услуг
Т.И. Харитонова

Процедуры ландшафтного планирования чаще всего применяются при достаточно

четком понимании приоритетов использования территории. Массовое забрасывание
сельскохозяйственных земель, произошедшее в России в период с 1990 по 2000 гг.,
поставило новую задачу для планирования – комплексную оценку ландшафтов и
обоснование нового типа природопользования. Данный процесс затронул, в первую
очередь, Нечерноземную зону, где было заброшено в среднем 15-45%
сельскохозяйственных земель, а в отдельных районах Рязанской и Смоленской областей –
до 65% (FaoStat; Prishchepov et al., 2013). Таким образом, объектами оценки и
планирования становятся сильно трансформированные, в том числе осушенные,
малопродуктивные ландшафты, расположенные в густо населенной средней полосе
России, но при этом чаще всего значительно удаленные от населенных пунктов или
имеющие с ними плохую транспортную связь – т.е. обремененные теми свойствами,
которые стали факторами их забрасывания (Матасов, 2017).
Комплексная оценка ландшафта носит, безусловно, антропоцентрический характер
– на основе инвентаризации всех материальных и нематериальных функций ландшафта
выявляются те из них, которые, с одной стороны, наилучшим образом данным
ландшафтом выполняются, а с другой стороны, - представляют экономический интерес
для общества, что, взятое вместе, и служит основанием для принятия управленческих
решений. Надо отметить, что несмотря на то, что методология комплексной оценки
активно разрабатывалась в отечественном ландшафтоведении 1970-80 гг. (Д.Л. Арманд,
В.С. Преображенский), новое развитие она получила с включением в работу экономистов
и с введением понятия «экосистемные услуги» (Costanza, Daly, 1992; Millennium…, 2005).
Оценка экосистемных услуг изначально подразумевала подсчет стоимости всех
возможных благ, в том числе нематериальных, получаемых от ландшафта (Costanza et al.,
1997). Подобный подход вызвал немало критики, связанной, в первую очередь, с
возможностью адекватной стоимостной оценки таких свойств ландшафта, как
эстетическая привлекательность, биологическое разнообразие, газообмен атмосферы и др.
(Pimm, 1997; Cornell, 2010). Несмотря на критику данной концепции, научному
сообществу стало очевидно, что оценка ландшафтов не может ограничиваться только
контекстом текущего природопользования, но должна учитывать удаленные в
пространстве и времени блага природных комплексов. В своем развитии концепция
пришла к поэтапному определению, анализу и оценке экосистемных функций,
экосистемных процессов и компонентов, влияющих на выполнение этих функций, и
только на конечном этапе – товаров и услуг, подлежащих монетизации (de Groot et al.,
2002). Постепенно даже в экологической литературе термин «экосистемные функции»
 314

начал дополняться, а иногда и вытесняться особым термином «ландшафтные услуги»,

которые включают также геологические, геоморфологические и гидрологические
особенности территории, особые качества, возникающие как следствие специфической
пространственной организации и достаточно большой площади гетерогенной территории
(Leibowitz et al., 2000; de Groot et al., 2010; Bastian et al., 2012; Grűnewald, Bastian, 2015).
Таким образом, комплексная стоимостная оценка «услуг» ландшафта стала еще более
сложной и менее надежной. Международная инициатива Экономика экосистем и
биоразнообразие (TEEB) в своих отчетах отмечает важность не столько точности
расчетов, сколько самой декларации экономической ценности нематериальных услуг
ландшафтов (экосистем). Управленческие решения, такие как субсидии, налоговые
обложения природопользователей, институциональная и инструментальная поддержка
выявленных ценностей ландшафта, рекомендуются к принятию как после стоимостной
оценки природных благ, так и на этапе определения ценности физических процессов в
ландшафте (TEEB …, 2010). Идеолог концепции Роберт Костанца вместе со своими
соавторами в статье, подводящей итоги 20-ти лет оценки экосистемных услуг (Costanza et
al., 2017), говорит, что ценность экосистемных услуг может быть выражена и в денежном
эквиваленте, и в эквиваленте времени или труда, или может быть определена в
относительных единицах, которые на основе определенных индикаторов позволят
сравнивать вклад различных экосистем в благосостояние индивидуумов и сообщества в
целом. Такой подход может служить остро необходимым «мостом» между
исследователями и лицами, принимающими решения, своеобразным общим языком.

В этой главе ниже мы приводим примеры относительной оценки ландшафтных

функций. В первом примере физические процессы в антропогенно трансформированном
ландшафте оцениваются относительно его природного аналога. Во втором примере для
ограниченного набора функций используются региональные эталоны, относительно
которых оценивается исследуемый ландшафт в разных состояниях.

В качестве модельного объекта принятия планировочных решений рассматривается

Вожский постмелиорированный ландшафт, расположенный в пределах Белозерского
стационара кафедры физической географии и ландшафтоведения МГУ имени М.В.
Ломоносова, в Клепиковском районе Рязанской области (55.3N, 40.3E).
Исторически сложившееся природопользование на исследуемой территории
главным образом включало в себя сельское и лесное хозяйство. Судя по межевой карте
Рязанской губернии Менде (Это место, 2017), в 1850-е годы мелкоконтурные пашни
занимали около 14% территории полигона и размещались в пределах влажных и сырых
зандровых равнин, более обширные луга занимали урочища сырых и заболоченных
древнеозерных котловин и ложбин (рис. 134). Современные лесные массивы показаны на
карте как закустаренные луга, полноценные зрелые леса на карте не выделены. Вожская
ложбина показана как закустаренный мокрый луг.
 315

Рис. 134. Структура пахотных земель Белозерского полигона.

Низкий бонитет песчаных подзолов обусловил последующее сокращение площади

пашен и их трансформацию в луга и леса. На ландшафтной карте 1980-х годов (Иванов,
1989) пашни на зандровых равнинах еще отмечены, но они занимают заметно меньшие
территории, около 3,3% полигона, и в конце 80-х будут заброшены — современный
молодой лес на их месте насчитывает около 30 лет. Луговые угодья переместились из
сырых и заболоченных местоположений на место старых пашен, а лесные массивы
сменили луга и поля в малоблагоприятных условиях недостаточного или избыточного
увлажнения. Подобная ландшафтно-планировочная ситуация частичной смены
землепользования в забрасываемых переувлажненных ландшафтах тайги также подробно
рассматривается в главе 3.2.2.
Основным источником продуктивных сельскохозяйственных земель в 70-80-е годы
стала осушенная Вожская ложбина.
Вожская самотечная система была создана в 1966 г, водоприемником ее дренажных
вод выступало канализированное русло р. Вожа, впадающей в озеро Великое (бассейн р.
Пры). Полезная площадь осушения составила 621 га. В 1986 г система была
реконструирована: осуществлены выравнивание полей, перепахивание органогенных
горизонтов с пескованием, внесением органических и минеральных удобрений,
известкование, посев луговых трав, прочистка и спрямление дренажных коллекторов,
восстановлена первичная сеть закрытого дренажа, построена водонасосная станция –
важнейший элемент принудительного дренажа. Она откачивала воду из магистрального
канала в водоприемник для последующего использования на полив.
После изменения социально-экономических условий природопользования в начале
90-х годов дренажная система была заброшена и в настоящее время никак не
используется.
В 1992 году территория полигона вошла в состав новообразованного Мещерского
национального парка и имеет статус водно-болотного угодья международного значения
«Пойменные участки рек Пра и Ока» (Рамсарская Конвенция), т.е. дальнейшее
планирование землепользования должно исходить из национальной и международной
экологической ценности территории. В пределах национального парка выделены четыре
функциональные зоны: заповедная зона, включающая подзоны заповедного режима (0,1
тыс. га) и заказного режима; особо охраняемая зона восстановления и экологической
стабилизации природных комплексов; зона традиционной хозяйственной деятельности; и
зона интенсивной рекреации и обслуживания посетителей.
 316

Территория исследования попадает в три функциональные зоны. Все бывшие

сельскохозяйственные земли, включая угодья Вожского ландшафта, отнесены к зоне
хозяйственного назначения. В пределах зоны допускается хозяйственная деятельность, не
противоречащая целям и задачам национального парка, такая как заготовка древесины для
нужд жителей, сенокошение и выпас скота, сбор ягод, грибов, строительство объектов
инфраструктуры парка, реконструкция существующих хозяйственных объектов,
повышающая их экологическую безопасность и др. Охота запрещена, изменение
гидрологического режима запрещено (Положение…, 2009; Приказ…, 2017).
К особо охраняемой зоне отнесены прилегающие к Вожской ложбине лесные
массивы на зандровых и озерных равнинах. Особо охраняемая зона обеспечивает условия
для сохранения и восстановления ценных природных комплексов и объектов при строго
регулируемом посещении. Здесь запрещается любая хозяйственная деятельность, включая
заготовку древесины (кроме личных нужд жителей), регламентированы маршруты
посетителей, сбор грибов и ягод и проч. Лесное хозяйство, находящееся в ведении
Прудковского лесничества, не является высоко эффективным, доля сосновых лесов I и II
бонитета в общей площади лесопокрытой территории относительно невелика, большие
площади заняты сырыми и заболоченными сосново-елово-березовыми и ольхово-
березовыми лесами.
Для рекреационной зоны отведена территория долины реки Вожи, принимающей
дренажные воды с мелиорированного ландшафта, и примыкающий к ней крайне
неоднородный массив леса, включающий как елово-сосновые чернично-зеленомошные
леса, сформировавшиеся на зандровых равнинах, так и заболоченные леса и травяные
болота, занимающие ложбины стока.
Интересно, что наибольшей рекреационной привлекательностью, собирающей
массовый поток туристов, является не долина Вожи, а озеро Белое, которое находится в
зоне хозяйственного назначения. Интерес туристов к сбору ягод и грибов в отведенных
местах крайне мал. Этот факт иллюстрирует некоторую погрешность в планировочных
решениях по зонированию, связанную с недоучетом реального спроса, рекреационной
привлекательности и доступности урочищ. Разрешенное капитальное строительство в
рекреационной зоне приводит к плотной застройке частными коттеджами.

Современный тип ландшафтно-планировочной ситуации в пределах Вожского

ландшафта можно характеризовать как тип неконтролируемой смены основной
функции. С одной стороны, территории присвоен природоохранный статус, с другой
стороны, никакие специальные мероприятия, нацеленные на повышение экологических
функций ландшафта, не проводятся. При этом постепенно утрачивается ценность
сельскохозяйственных угодий, на обустройство и мелиорацию которых затрачены
немалые ресурсы. Проведенное исследование позволило дать оценку изменения
основного набора ландшафтных (экосистемных) функций территории и составить
представление о полученных выгодах и понесенных потерях в результате смены
природопользования.

Обоснование пространственных единиц, по которым проводится оценка

ландшафтных функций. Исследуемая крупная ложбина стока талых ледниковых вод,
сложенная древнеозерными и флювиогляциальными глинами, суглинками и песками, и
занятая низинными торфяными травяно-осоковыми болотами с березово-ивовыми
мелколесьями, пересекает ландшафты зандровых и долинно-зандровых равнин и
разгружается в зандрово-озерный ландшафт (Анненская и др., 1983). При структурно-
генетическом ландшафтном картографировании эта ложбина разбивается на ряд урочищ,
приуроченных к верхней расширенной и выположенной части ложбины и нижней
суженной части с покатыми склонами, которые рассматриваются в качестве
субдоминантных урочищ описанных ландшафтов. При системном подходе данная
 317

ложбина представляется как единая геосистема ранга местности или даже ландшафта, и
одновременно образует малую бассейновую геосистему, в которой выделяются области
питания, аккумуляции и транзита. После самотечного осушения нижней части ложбины, а
впоследствии строительства гидротехнических сооружений — насосной станции, дамб и
плотин, - настоящую геосистему следует рассматривать как геотехническую, имеющую
искусственно созданную природную подсистему и зоны влияния на прилегающие
ландшафты. После разрушения части инженерных сооружений и прекращения
хозяйственной деятельности на осушенных полях геотехническая система потеряла блоки
контролирования, регулирования и управления, но сохранила искусственные элементы и
ряд своих функций. Согласно основной концепции геотехническая система представляет
собой совокупность взаимодействующих природных и искусственных объектов на всех
стадиях функционирования, от проектирования до реконструкции (Дьяконов, Дончева,
2002). Таким образом, в данной работе гидротехнически преобразованная ложбина стока
талых ледниковых вод и зона ее влияния, в которую попадают склоны прилегающих
зандровых равнин, рассматривается как единая геотехническая система, или как Вожский
постмелиорированный ландшафт.

В нашем исследовании мы провели нестоимостную оценку и в качестве эталонных

приняли функции Вожского ландшафта до осушения. Функции оценивались в сравнении с
ландшафтом-аналогом, не затронутым хозяйственной деятельностью, а также на
основании данных о приросте деревьев в домелиоративный период, полученные методом
дендрохронологии непосредственно в Вожском ландшафте. Второй портрет Вожского
ландшафта был составлен на период его осушения и интенсивного сельскохозяйственного
использования (70-80-е гг. XX в). И третий – на современный, постмелиорированный,
период, начавшийся в 90-е гг. XX в. и характеризующийся неуправляемой динамикой
ландшафта. Для оценки функций на разных этапах была применена простейшая шкала
«хуже-лучше», а за точку отсчета принято качество функций ландшафта в
домелиоративный период.

Оцениваемые функции были объединены в четыре группы, согласно

классификации ЮНЕСКО (Millenium…, 2005): обеспечивающие: продуктивность
экосистем и ее хозяйственную ценность, баланс органического вещества и водные
ресурсы; регулирующие: уровень грунтовых вод, качество поверхностных вод, сток,
климат, эрозию; поддерживающие: биологическое разнообразие, почвенное плодородие,
кислотно-основные условия, баланс парниковых газов; культурные функции:
привлекательность для рекреации и экотуризма, эстетическая и информационная ценность
ландшафтов (рис. 135).

Рис. 135. Изменение ландшафтных функций низинного болота в результате осушения,

освоения и последующего забрасывания: a – Естественное низинное болото, b –
Агроландшафт на осушенном болоте, c – Заброшенный посмелиорированный торфяник.
Ландшафтные функции: Обеспечивающие: 1 – продуктивность экосистем; 2 –
хозяйственную ценность продукции экосистем; 3 – баланс органического вещества; 4 –
водные ресурсы. Регулирующие: 5 – уровень грунтовых вод; 6 – качество поверхностных
 318

вод; 7 – сток; 8 – климат; 9 – эрозию; 10 – природно-очаговые инфекции; 11 –

устойчивость функционирования. Поддерживающие: 12 – биологическое разнообразие;
13 – почвенное плодородие; 14 – кислотно-основные условия; 15 – баланс парниковых
газов. Культурные: 16 – привлекательность для рекреации и экотуризма; 17 –
эстетическая ценность; 18 – информационная ценность.

Обеспечивающие функции

Обеспечивающие функции ландшафт выполняет, снабжая человека ресурсами —

пищевыми, их можно оценивать по урожайности полевых и луговых агрокультур;
биоматериалами и топливом, которые оцениваются, в первую очередь, по приросту
деревьев и балансу торфяной массы; генетическим материалом, ценность которого
определяется биологическим разнообразием; водными и другими.
Продуктивность экосистем. Продуктивность луговых экосистем снижается с
уменьшением влажности местообитаний. Питательные качества фитомассы чаще
наоборот растут при смене условий повышенного увлажнения на нормальное (Работнов,
1984). Поэтому при оценке обеспечивающих функций ландшафта важно оценивать не
только чистую продукцию экосистем, но также их питательную и хозяйственную
ценность. Но если рассматривать только продукцию, то интересно сравнить производство
наземной фитомассы травяных болот и влажных лугов с урожаем многолетних трав на
мелиорированных хозяйственных угодьях — пашне, сенокосных и пастбищных лугах.
Средняя продуктивность надземной фитомассы низинных болот Мещеры по нашим
данным составляет 2,2-4,3 т/га, продуктивность сырых лугов 1,8-3,0 т/га, влажных 2,3-2,7
т/га, свежих и сухих 0,9-1,8 т/га в год. Урожайность гидромелиорированных угодий
зависит от многих других факторов, кроме влажности почв, поэтому разброс
продуктивности на них более высокий. Так, осушенные сенокосные луга дают ежегодно
1,6-1,9 (до 2,9) т/га в год надземной фитомассы, при этом продуктивность переосушенных
лугов высокого уровня опускается до 0,9 т/га. Урожайность многолетних трав в полевом
севообороте составляет 4-10 т/га в год (Покровский, Зворыкин, 1990).
Таким образом, осушение болот под экстенсивное сельское хозяйство происходит с
потерей продуктивности в среднем на 0,6-2,4 т/га в год. Повышение продуктивности
возможно только за счет интенсификации и внесения удобрений.
После прекращения хозяйственной деятельности для луговых ПТК прослежено два
тренда – увеличение надземной фитомассы, связанное с гидроморфизацией на нижних
звеньях катены, и уменьшение на верхних.
Радиальный прирост деревьев на прилегающих к осушенным торфяникам
территориях снижается от изменения водного режима в любую сторону — снижение
прироста фиксируется как в годы, следующие за осушением, так и в период обратной
перестройки геосистем при запруживании заброшенных каналов и вторичном
заболачивании. При стабилизации грунтовых вод на критическом для лесных экосистем
уровне наблюдается большая зависимость прироста от климатических переменных и в
результате более высокая изменчивость продуктивности по годам.
Изучение радиального прироста деревьев показало, что лесные экосистемы
прилегающих к Вожской системе зандровых равнин отреагировали на осушение
снижением продуктивности, но за 15 лет смогли адаптироваться к новым
гидрогеологическим условиям, и в настоящее время динамика их прироста синхронна
динамике фоновых экосистем. Реакции продуктивности на постепенное повышение
уровня грунтовых вод не отмечено.
Таким образом, после забрасывания территория медленно возвращается к
прежнему уровню продуктивности экосистем (рис. 135, вектор 1).
Смена видового состава луговых фитоценозов происходит с увеличением доли
осок, ситников и других малоценных в кормовом значении видов. Из злаков начинают
 319

преобладать жесткие виды — щучка дернистая, тростник южный, вейник седеющий и

другие. Согласно результатам, полученным в Голландии, увлажнение почвы сказывается
на кормовой ценности луговых травостоев, которая меняется в среднем следующим
образом (по десятибалльной шкале): сухие луга — 4,4; свежие 6,5; влажные — 5,2; сырые
— 3,6. Таким образом, сукцессионные смены приводят к снижению ценности фитомассы.
Восстанавливающиеся леса изучаемой территории, как отмечалось выше, не
представляют высокой хозяйственной ценности. Таким образом, можно заключить, что в
целом хозяйственная ценность продукции восстанавливающихся экосистем падает (рис.
135, вектор 2).
Баланс органического вещества. Установленная дистанционными методами
площадь бывших сельскохозяйственных угодий с содержанием углерода менее 25%,
которое было признано критическим для оценки деградации торфяных почв, составила
155 га, или 27% площади всех угодий. Очевидно, что основные потери произошли в
агрохозяйственный период. В настоящее время темпы минерализации органического
вещества существенно сократились. Соотношение С/Н близкое к 0,75 в органических
горизонтах агроторфяных почв свидетельствует о высокой степени гумификации торфа и,
следовательно, относительной устойчивости к процессам дальнейшей минерализации.
Дренажная система продолжает отводить излишек воды с территории, и за 20 лет
бесконтрольного функционирования системы не произошло существенного подъема
уровня грунтовых вод. Бывшие сельскохозяйственные земли Вожского мелиорированного
ландшафта восстанавливается очень медленно, формирования нового торфа не
происходит. Таким образом, функция по поддержанию запаса органического вещества
после прекращения хозяйственной деятельности реализуется на низком уровне (рис. 135,
вектор 3).
Водные ресурсы. Поверхностные воды фоновых ландшафтов по содержанию
общего железа, марганца, бихроматной окисляемости и в отдельных случаях иона
аммония превышали значения предельно допустимых концентраций как в период 1978-
1979 гг., так и 2009-2013 гг. (СанПиН 2.1.4.1175-02). Содержание общего железа в
отдельные годы превышало принятые нормы в 15 раз. По химическому потреблению
кислорода (ХПК), характеризующему содержание органического углерода в воде,
фоновые воды мало пригодны даже для купания и технических нужд - превышение над
допустимым уровнем окисляемости в 30 мг/л О составляет 1,1-3 раза.
Мелиоративные каналы и поверхностные водотоки, принимающие воды с Вожской
мелиоративной системы, в период интенсивного сельского хозяйства (1978-1979 гг)
характеризуются сходным набором превышающих ПДК элементов, только несколько
снижается содержание железа (7,7 ПДК). Фосфор, азот поступали в дренажные воды с
полей, но уровень концентрации был на порядок ниже предельных норм.
Забрасывание территории привело к увеличению выноса железа (54 ПДК) за счет
разрушения кислородного геохимического барьера, а также повышению содержания в
поверхностных водах органического углерода, фосфора и иона аммония.
Таким образом, о повышении ценности водных ресурсов с прекращением
землепользования территории пока говорить рано (рис. 135, вектор 4).

Регулирующие функции

Ландшафт, или геосистема, с помощью комплекса обратных связей сохраняет

благоприятные с точки зрения человека условия окружающей среды – чистоту воздуха,
поверхностных и грунтовых вод, комфортный климат и в целом регулирует устойчивое
функционирование без критических и катастрофических событий – увеличения
численности вредоносных насекомых, пожаров и проч. Способность ландшафта
 320

выполнять регулирующие функции включает как способность к саморегулированию, так

и воздействие на прилегающие территории.
Регулирование уровня грунтовых вод. Смена видового состава луговых
фитоценозов Вожского ландшафта за последние 20 лет показывает устойчивый тренд на
увеличение гидроморфности супераквальных комплексов. Одновременно сохраняется
различие в водообеспеченности постмелиорированных и фоновых ПТК. Исследование
динамики влагозапасов в метровой толще почв показало, что мелиоративная система
продолжает выполнять свою функцию, и влагозапасы осушенных агроторфяных почв в
среднем на 350 мм ниже, чем почв естественных болот. Запас влаги зависит, в первую
очередь, от мощности торфяного горизонта, обладающего более высокой влагоёмкостью
по сравнению с подстилающими песками и супесью. Эти различия наиболее ярко
проявляются во влажные годы, когда разница между влагозапасами агроторфяных почв с
различной мощностью органического горизонта доходит до 500 мм.
В засушливые годы верхняя толща торфа становится изолятором, препятствующим
испарению, что позволяет осушенным торфяникам медленнее терять влагу. Исследование
влагозапасов выявило, что постмелиорированные ПТК имеют в среднем меньший
коэффициент межгодовой вариации влагозапасов по сравнению с фоновыми болотами.
Наблюдение за изменением влажностного индекса в сухой 2010 год показало, что 1 июля
2010 г, предваряемого двумя неделями без дождливой погоды со средней температурой
20,2°С, агроторфяные почвы Вожского ландшафта сохраняют влажность на уровне
фоновых болот и даже несколько выше. Но уже 15 июля 2010 г, спустя еще две недели, за
которые выпадает только 4 мм осадков при средней температуре 22,5°С, происходит
резкое иссушение территории. В крайне неблагоприятные условия увлажнения попадают
34,5% площади постмелиорированных угодий, в то время как в фоновых болотах в
аналогичных условиях оказывается 15,2% их площади.
Таким образом, можно заключить, что расчетный уровень грунтовых вод,
благоприятный для мезофитной растительности, постепенно повышается. Регулирование
УГВ, которое велось системой шлюзов в аграрный период и позволяло уменьшить
амплитуды колебания УГВ на 10-20 см по сравнению с естественными болотами, в
настоящее время имеет остаточный эффект, увеличивается неравновесность системы, из
чего можно заключить об ослаблении функции регулирования водного режима (рис. 135,
вектор 5).
Регулирование качества поверхностных вод. Исследование химического состава
поверхностных вод, проведенное в 1978-1979 гг. в период интенсивного
сельскохозяйственного использования осушенных торфяников, показало, что в сравнении
с фоновыми дренажные воды Вожского ландшафта характеризовались повышенной
минерализацией вследствие выноса ионов калия, магния, кальция, фосфора, SO4 и HCO3.
При этом уровень общей минерализации дренажных вод оставался невысоким – 90-
206 мг/л, то есть намного ниже предельно допустимых значений. Повышенное
содержание углерода и бихроматная окисляемость кислорода в фоновых водах
характерны в целом для района исследования. Осушение привело к некоторому снижению
содержания углерода (10,8-22,8 мг/л при фоновых значениях 11,6-36,3 мг/л) и ХПК (29,6-
43,2 при фоне 30,8-80,8). Из биогенных элементов усилился вынос фосфора (0,195-0,716
мг/л при фоне 0,078-0,438 мг/л), содержание калия и форм азота в дренажных водах
близко к фоновым значениям.
С подъемом уровня грунтовых вод связано разрушение возникших при осушении
кислородных геохимических барьеров и мобилизация многих химических элементов. В
постмелиоративный период увеличилась миграция железа и фосфора, вынос которых в
грунтовые воды частично ограничивался иммобилизацией в виде железофосфатов на
площадном кислородном барьере (Авессаломова и др., 2014). По данным 2009 г.
дренажные воды с Вожской системы содержат 0,483 мг/л фосфатов в пересчете на
фосфор, что в 11 раз превышает фоновые значения.
 321

Гумусовые кислоты, накопившиеся в верхних горизонтах осушенных почв, при

повышении УГВ легко переходят в водные растворы и вымываются из почвенного
профиля. Как результат дренажные воды Вожской системы обогащаются органическим
углеродом и азотом. По данным 2013 г. содержание углерода в дренажных водах
превышает фоновые значения в 2,3 раза, нитратных форм азота — в 2,2 раза, аммонийных
форм — в 2 раза.
Поскольку уровень грунтовых вод поднимается очень медленно, ожидается, что
повышенное содержание биогенных элементов в поверхностных водах сохранится
продолжительное время.
Следовательно, в период мелиорации в бассейновой геосистеме проявлялась
искусственно созданная экологическая функция ряда «барьерных» урочищ,
поддерживавших качество вод в урочищах, расположенных гипсометрически ниже, на
приемлемом для человека уровне. В постмелиоративный период восстановление
природных процессов снизило качество экосистемной услуги по регулированию качества
вод.
Таким образом, качество поверхностных вод, снизившееся в период освоения
территории, не улучшилось в годы, последовавшие за прекращением хозяйственной
деятельности (рис. 135, вектор 6).
Регулирование стока. Регулирование стока болотом осуществляется за счет
верхнего слоя плохо разложившегося торфа (акротельмы). Верхний горизонт
агроторфяных почв Вожского ландшафта помимо естественной сработки и осадки
подвергся дополнительному уплотнению за счет внесения песка. В настоящее время
формирование нового торфа не зафиксировано. Учитывая среднюю скорость
торфонакопления в Мещерской низменности 0,5-0,8 мм/год за последние 400 лет
(Дьяконов, Абрамова, 1998), для нарастания свежего торфа и восстановления
водорегулирующей функции болот после забрасывания мелиоративной системы
понадобятся десятки и сотни лет. Таким образом, функция регулирования стока остается
на прежнем низком уровне (рис. 135, вектор 7).
Регулирование климата. Осушение низинного ивово-осокового болота и его
трансформация в агроландшафт привело к увеличению альбедо поверхности и, как
результат, к увеличению амплитуды температур (Дьяконов, Иванов, 1990). Вторичное
заболачивание и восстановление растительного покрова болот постепенно приводит к
изменению альбедо земной поверхности и стабилизации местного климата (рис. 135,
вектор 8).
Регулирование эрозии. Регулирование эрозии находится в тесной зависимости с
регулированием стока (рис. 135, вектор 9).

Поддерживающие функции

Биологическое разнообразие. Особенность изучаемой территории состоит в

относительной флористической бедности коренных ландшафтов. Естественные болотные
экосистемы Мещеры насчитывают в среднем 14-15 видов (от 9 до 21), в то время как
производные влажные и сырые луга — 25-29 (от 12 до 42) (Авессаломова, Микляева,
1997). Таким образом, осушение и трансформация болот в сенокосные и пастбищные луга
происходит с увеличением флористического разнообразия, восстановительные сукцессии
определяют сокращение травянистых видов.
Основной ущерб гидромелиорации причиняют населению птиц, сокращение
видового разнообразия которых достигает 65% (Очагов, 1990). При длительной истории
освоения территории происходит компенсация разнообразия птиц за счёт луговых и
полевых видов, выстраивания новых трофических цепей и увеличения количества
хищных птиц. Забрасывание лугов и пашен приводит к потере ландшафтного
 322

разнообразия, утрате кормовой базы для устоявшихся популяций птиц и их постепенному

сокращению. Таким образом, можно считать, что утрата биоразнообразия, произошедшая
в результате осушения и распашки территории, усугубляется при забрасывании
агроландшафта (рис. 135, вектор 10).
Поддержание почвенного плодородия. Осушение и мелиорация Вожского
ландшафта привели к относительному обогащению агроторфяных почв в сравнении с
природными аналогами. Повышенная трофность почв отмечается ботанико-
индикационным методом: показатель богатства по шкале Раменского на осушенных
торфяниках на 0,6–1,7 баллов выше, чем в естественных болотах, причём в последние
годы эта разница сохраняется.
Соотношение углерода и азота в почвах Вожского мелиорированного ландшафта
системы сильно варьирует в фациальной структуре – пониженные участки сохраняют
высокое содержание углерода и обогащены азотом относительно фоновых условий, почвы
повышенных, сильнее осушенных, участков можно отнести к деградированным, на
которых происходит утрата полезных элементов, в том числе азота. Площадь
деградированных агроторфяных почв оценивается в 155 га, что составляет 27% площади
всех угодий. Гидрохимические исследования фиксируют в последние годы повышение
выноса углерода и азота с внутрипочвенным стоком. Таким образом, необходимо
отметить тенденцию на уменьшение почвенного плодородия Вожского
постмелиорированного ландшафта (рис. 135, вектор 11).
Кислотно-основные условия. Кислотно-основные условия регулируют
подвижность элементов и определяют интенсивность процессов разложения торфа. При
осушении и сельскохозяйственном освоении болот произошло понижение кислотности
среды. По данным исследований 2008-2009 гг. рН почв варьирует от 3,2-3,6 в фоновых
условиях до 6,0-6,1 в постмелиорированных агроторфяных почвах. В среднем различия
рН агроторфяных почв с фоновыми болотами составляет 0,8–1,1.
В этих же пределах находятся различия рН вод фоновых поверхностных водотоков
и дренажных каналов Вожской мелиоративной системы. Сравнивая ситуацию периода
интенсивного сельского хозяйства с современными условиями, следует заключить, что
прекращение хозяйственной деятельности вызвало снижение рН поверхностных вод на
всей территории исследования, но при этом сохранилось различие в реакции среды
фоновых и дренажных вод на 0,7-0,9 единиц рН.
Осушенные болота, в почвах которых поддерживается реакция рН на уровне 4,9-
5,5, характеризуются более благоприятными условиями для возникновения экосистем
высокого биологического разнообразия и продуктивности, а также относительно низкой
скоростью разложения торфа. При прекращении хозяйственной деятельности и поднятии
уровня грунтовых вод происходит постепенное увеличение кислотности на всей
территории исследования, что можно считать ухудшением кислотно-основной обстановки
(рис. 135, вектор 12).
Депонирование парниковых газов. Вклад осушенных болот в эмиссию
парниковых газов зависит от их использования. Самый неблагоприятный баланс
складывается в агроландшафтах. При вспашке в них происходит дополнительная аэрация
и окисление органического вещества торфяных горизонтов, биопродукция изымается из
ландшафта, в дренажных канавах происходит эмиссия метана, из-за внесения азотных
удобрений в атмосферу выделяется много закиси азота. Пастбищные и сенокосные угодья
выступают более слабыми эмитентами.
Обводнение торфяников не приводит к заметному сокращению эмиссии
парниковых газов, в которых вновь восстанавливается поток метана (Peatlands…, 2008).
Измерения эмиссий метана с осушенного и повторно заболоченного низинного торфяника
в Выгонощанском гидрологическом заказнике Беларуси, проведенные Т.Д. Ярмошуком и
др. (2013) показывают, что повторно заболоченные участки выделяют в составе метана 72-
107 кг/га С в год, в то время как эмиссия осушенных участков под луговой
 323

растительностью либо незначительна, либо даже отрицательна. Таким образом, об

улучшении баланса парниковых газов пока говорить нельзя (рис. 135, вектор 13).

Культурные функции
Невысокая рекреационная ценность агроландшафта ухудшилась в связи с тем, что
сохранившаяся система канав и зарастание заброшенных полей кустарником
препятствуют свободному проходу в востребованные рекреантами урочища, что делает
территорию совершенно непривлекательной. Фактически труднопреодолимый барьер,
созданный в мелиоративный период каналами, в постмелиоративный период усилился. а
само это урочище полностью утратило привлекательность.
Если рассматривать трансформацию ПТК Вожского ландшафта с точки зрения
эстетической привлекательности, то в следующем пейзажном ряду: травяно-осоковое
болото и ивой – осушенное поле с узором каналов и лесных полос – закустаренный
заболоченный луг с покрытыми ряской канавами, – наибольшей ценностью обладает
культурный агроландшафт, а наименее привлекателен заброшенный закустаренный луг.

Таким образом, спустя 20 лет после забрасывания сельскохозяйственных угодий и

деградации осушительной системы не произошло значительного усиления ландшафтных
функций постмелиорированного ландшафта. На основе анализа 16-ти критериев показано,
что саморазвитие Вожского постмелиорированного ландшафта происходит с утратой
целого ряда функций — ухудшается регулирование режима грунтовых вод, уменьшается
почвенное плодородие, растет разбалансированность системы, ослабляются культурные
функции. Меняется структура ионного стока, но без заметного улучшения качества
поверхностных вод. Биологическая продукция экосистем в целом сохраняется на прежнем
уровне при увеличении годовой изменчивости и снижении питательной ценности
биомассы лугов. Утрата важных функций компенсируется незначительным улучшением
микроклимата.

Данная оценка носит скорее общенаучный характер и показывает общие тренды

изменения ценности заброшенных угодий. Для принятия решения о дальнейшем
использовании территории и о необходимых мероприятиях, направленных на усиление
ландшафтных функций, требуется более объективная оценка индикаторов и их
ранжирование по важности для разных типов природопользования.
Объективизация оценки индикаторов достигается посредством относительных
шкал, составленных на основе региональных эталонов. Для каждого индикатора
ландшафтных функций найдены оптимальные значения внутри крупных регионов ранга
физико-географической провинции, которым присвоено 100 баллов. Критическим
значениям индикаторов присвоено 0 баллов, причем при выходе за пределы критических
значений индикатор получает отрицательный балл по относительной шкале, таким
образом значительно понижая интегральную оценку ландшафта. Критическими
значениями могут служить как низкие показатели функций, - низкая продуктивность,
плодородие почв и др., - так и высокие значения – концентрации элементов в воде и
почвах, численность вредных насекомых и др. Для учета сезонной и межгодовой
динамики показателей функционирования ландшафтов шкалы строятся на основании
квадратических уравнений таким образом, что они становятся менее чувствительными к
небольшим отклонениям от оптимального значения, но более чувствительными при
приближении к критическим значениям (Дьяконов, Харитонова, 2017).
Относительная оценка проведена по четырем индикаторам из каждого класса
ландшафтных функций – биологической продуктивности, плодородию почв, качеству
поверхностных вод и эстетической привлекательности территории.
 324

Оценка продуктивности экосистем (обеспечивающая функция). На основании

данных по биологической продуктивности экосистем Северной Евразии, собранных в
монографии Н.И. Базилевич (1993), выявлено, что максимальная надземная продукция для
болот и лугов зон южной тайги и смешанных лесов Европейской территории России
зафиксирована в низинных травяных болотах и составляет 21,2 т/га. Данное значение
принимается за 100 баллов по относительной шкале.
Средняя продуктивность луговых и болотных сообществ изучаемой территории
получена на основании многолетних (1977-2015 гг.) исследований и приведена в табл. 11.
Пересчитывая среднюю продуктивность сообществ по принятой шкале, получаем, что
обеспечивающая функция, в целом низкая у естественных болотных экосистем региона,
была максимальна в период сельскохозяйственного использования и резко снизилась при
забрасывании территории.

Табл. 11. Оценка по относительной шкале функции биологической продуктивности.

Агроландша
Надземная Высокопродуктивн Естественн Заброшенный
фт на месте
травянистая ые низинные ое низинное постмелиорированн
осушенного
продукция травяные болота болото ый торфяник
болота
т/га 21.2 3.0 10.0 3.7
Значение по
относительно 100 26 72 32
й шкале

Оценка плодородия почв (поддерживающая функция). Минерализация

органического вещества осушенных торфяных почв на первом этапе приводит к
обогащению корнеобитаемого слоя биогенными элементами, в частности, азотом, и
служит фактором повышения почвенного плодородия (Andersen et al., 2006; Kuhry, Vitt,
1996). При хорошем сценарии биогенные элементы закрепляются в относительно
устойчивых гумусовых кислотах, и плодородие осушенных торфяных почв
поддерживается продолжительное время (Laiho, 2006). При неблагоприятном сценарии в
процессы минерализации вовлекаются и гумусовые кислоты и в этом случае почва
начинает безвозвратно терять углерод, азот и другие биогенные элементы. Это хорошо
прослеживается по соотношению C/N в торфяных почвах с разным содержанием углерода
(рис. 136). Минимальное значение C/N, то есть состояние, при котором почва
относительно обогащена азотом, достигается при содержании углерода 25.2%, это
значение принимаем за 100 баллов по относительной шкале. Плохо разложившийся торф
характеризуется низким содержанием биогенных элементов, кислой средой и низким
плодородием. Максимальное содержание углерода в торфяных почвах изучаемой
территории составляет 62.5% (табл. 12), это значение принимается как второй минимум
относительной шкалы плодородия.
 325

Рис. 136. Зависимость отношения C/N от запасов углерода в почве:

C/N = 0.0045 С%2 – 0.2271 С% + 19.2, коэффициент детерминации R2 0.45.

Данные наземных наблюдений были экстраполированы на всю площадь

осушенного болотного массива для выявления среднего содержания углерода в
корнеобитаемом горизонте почв. На основании моделирования данных дистанционного
зондирования (Landsat-5 на 15.07.2010) получены средние значения содержания углерода
в верхнем горизонте почв: для площади осушенных болот 30,1%, для площади фоновых
естественных болот 44,2%.
Данных по содержанию углерода в почвенных горизонтах в период
сельскохозяйственного использования территории, к сожалению, нет. Но принимая во
внимание, что в период исследований 2010-2015 гг. поверхность почвы была хорошо
задернена и не было зафиксировано формирования нового торфа, можно принять
гипотезу, что состояние торфяных горизонтов сильно не изменилось в
постмелиоративный период.
Итак, функция поддержания почвенного плодородия усилилась при осушении и
осталась на прежнем уровне после забрасывания территории (табл. 12).

Табл. 12. Оценка по относительной шкале функции поддержания почвенного плодородия.

Содержание
углерода в Значение Естественн Агроландша
Заброшенный
верхнем Оптимальн низкого ое фт на месте
постмелиорированн
горизонте ое значение плодород низинное осушенного
ый торфяник
торфяных ия почв болото болота
почв
Массовая 0%;
25.2% 44.2% 30.1% 30.1%
доля 62.5%
Значение по
относительн 100 0 74 98 98
ой шкале

Оценка качества поверхностных вод (регулирующая функция). Эталоном

качества воды выступает самое глубоководное озеро Мещерской низменности (56 м),
озеро Белое, являющееся памятником природы Рязанской области и находящееся под
охраной с 1974 г.
Опробование поверхностных вод проводилось по 13-ти показателям, результаты по
пяти показателям, их перевод в относительные баллы и средние баллы по качеству вод
приведены в табл. 13. Невысокое качество фоновых поверхностных вод территории
 326

несколько улучшилось в период осушения. После забрасывания территории, ухудшения

дренажа и подъема уровня грунтовых вод произошли разрушение кислородных
геохимических барьеров и мобилизация фосфора и железа. Подъем уровня грунтовых вод
способствовал промыву верхних горизонтов почв и интенсификации выноса органических
веществ и продуктов их разложения, увеличился дефицит кислорода в воде. В результате,
функция регулирования качества поверхностных вод значительно снизилась после
забрасывания территории.

Табл. 13. Оценка по относительной шкале функции регулирования качества

поверхностных вод.
Минерал NO3- Среднее,
Объекты отбора БПК Fe P
изация
проб балл
мг/л балл мг/л балл мг/л балл мг/л балл мг/л балл
Озеро Белое 106 100 0.3 100 0.1 100 0.004 100 1.18 100 100
ПДК 500 0 15.0 0 0.3 0 0.05 0 45 0 0
Естественное
41 40 90.2 -52 2.0 -55 0.031 66 0.82 91 47
низинное болото
Агроландшафт на
месте осушенного 150 95 53.6 -37 2.3 -59 0.356 -57 2.85 100 53
болота
Заброшенный
постмелиорирован 72 89 246.4 -80 18.1 -118 0.266 -48 2.25 100 33
ный торфяник

Оценка эстетической привлекательности ландшафта (культурная функция). В

качестве регионального эталона эстетической привлекательности принят озерно-
зандровый ландшафт, включающий озеро Белое, окруженное серией песчаных террас,
занятых сосновыми лесами высокого бонитета и деревенской застройкой середины 20
века. Озеро Белое является памятником природы и значимым региональным туристско-
рекреационным аттрактором. Оценка эстетической привлекательности проведена по
методике Кочурова-Бучацкой, основанной на формальном учете природных особенностей
территории – ширине и глубине перспективы, сложности рельефа, наличию водных
объектов, красочности пейзажа и др. (Кочуров, Бучацкая, 2007). Из-за плохо выраженного
рельефа и низкого биологического разнообразия Мещерской низменности озеро Белое
набрало только 16 баллов из возможных 30 по методике, другие объекты были оценены
еще ниже (табл. 14).

Табл. 14. Оценка эстетической привлекательности исследуемых объектов по

относительной шкале.
Агроландшафт
Естественное Заброшенный
Эстетическая Озеро на месте
низинное постмелиорированный
привлекательность Белое осушенного
болото торфяник
болота
Значение по шкале
16 8 14 7
Кочурова-Бучацкой
Значение по
относительной 100 75 98 68
шкале
 327

Естественные болота и зарастающие угодья теряют привлекательность из-за

отсутствия пейзажных доминант, плохой просматриваемости, одноплановости и
труднодоступности. Заметно выигрывает в этом отношении пейзаж сельскохозяйственных
угодий, для которого характерна многоплановость, сезонная красочность, специфический
рисунок ландшафта, созданный чередованием ровных площадей сельскохозяйственных
культур и мелиоративных каналов, занятых по берегам водной растительностью и рядами
деревьев или кустарников.
Таким образом, наиболее эстетически привлекательным исследуемый ландшафт
был в период его использования, после забрасывания его эстетическая ценность снизилась
до значений ниже исходных.
Итоговая оценка. Суммарный балл по относительным шкалам составил 222 балла
для естественных болот, 321 балл для осушенных культурных угодий и 231 – для
заброшенных.
Оценка ландшафтных функций по индивидуальным относительным шкалам
позволяет делать их более обоснованное сравнение (рис. 137). При относительном учете
четырех выбранных функций итоговая картина принципиально не изменилась –
использование выбранной территории в качестве культурных пастбищ и под посевы
многолетних трав является наиболее оптимальным сценарием развития территории.

Рис. 137. Изменение ландшафтных функций низинного болота в результате осушения,

освоения и последующего забрасывания в относительных единицах: a – Естественное
низинное болото, б – Агроландшафт на осушенном болоте, в – Заброшенный
посмелиорированный торфяник. Ландшафтные функции: Обеспечивающие: 1 –
продуктивность экосистем; Поддерживающие: 2 –почвенное плодородие; Регулирующие:
3 – качество поверхностных вод; Культурные: 4 – эстетическая привлекательность.

Выработка рекомендаций для дальнейшего использования заброшенной

территории. При проведении оценки функций и услуг ландшафта остро стоит вопрос о
том, кто будет целевым потребителем означенных благ – мировое сообщество, страна,
регион или местная община. Часто интересы этих социальных групп конфликтуют между
собой. Так, международное сообщество озабочено изменением климата и рассматривает
обводнение и восстановление осушенных болот как механизм регулирования баланса
углерода. Депонирование углерода в этом контексте становится важной монетизируемой
экосистемной услугой, которую следует учитывать в первую очередь. Для городских
жителей региона водно-болотные угодья представляют интерес как рекреационный
объект. Местным жителям наиболее важна биологическая продукция прилегающих
территорий, которая является источником их благосостояния. Нередко обводнение
осушенных торфяников воспринимается местным населением крайне негативно, так как
залитые водой массивы выпадают из сферы их возможного использования и являются
фактором переувлажнения прилегающих территорий.
В представленном примере для оценки ландшафтных функций взяты эталоны
регионального уровня. Для решения проблем управления природными ресурсами на
 328

уровне страны или планеты в целом эталонами, безусловно, должны служить геосистемы
выбранного масштаба.
С другой стороны, оценка ландшафтных функций может быть проведена по
отраслевому признаку. Каждая отрасль природопользования также избирательно
относится к ландшафтным функциям, в связи с чем встает вопрос введения для них
весовых коэффициентов. Если, например, для сельского хозяйства наиболее важной
функцией является биологическая продуктивность, то ее значение должно входить в
интегральную оценку территории с более высоким коэффициентом.
На исследуемой территории после ее включения в состав национального парка
Мещерский разрешено ведение только трех видов деятельности – сельского хозяйства,
рекреации и охраны природы. И каждый вид деятельности предъявляет свои требования к
ландшафтным функциям. Мы придерживаемся концепции многофункциональности
ландшафта, в согласии с которой ценностью обладают все функции, поэтому отдельный
весовой коэффициент может быть значительно снижен, но не может равняться нулю.
Введем экспертным методом весовые коэффициенты для четырех рассмотренных
функций с условием, что для каждого вида деятельности сумма коэффициентов будет
равна единице. Очевидно, что для ведения сельского хозяйства наиболее значимой будет
обеспечивающая функция (биологическая продуктивность), важной функцией будет
поддержание почвенного плодородия, а регулирование качества поверхностных вод и
эстетическая привлекательность будут менее значимы – присвоенные весовые
коэффициенты, соответственно, будут 0,4; 0,3; 0,2 и 0,1.
Для рекреационного использования наиболее важны рекреационная
привлекательность и чистота окружающей среды, т.е. качество поверхностных вод.
Биологическая продуктивность будет менее важной, а поддержание почвенного
плодородия примет второстепенное значение. Весовые коэффициенты, соответственно,
будут 0,4; 0,3; 0,2 и 0,1 в порядке упоминания.
Для природоохранной деятельности наиболее важной станет функция
регулирования качества поверхностных вод, так как действие данной функции выходит за
пределы оцениваемого ландшафта. Остальные функции равно важны для охраны
природы. Таким образом, весовые коэффициенты присвоены следующие: регулированию
качества вод – 0,4; остальным функциям – по 0,2 (табл. 15).

Табл. 15. Оценка ландшафтных функций заброшенных осушенных угодий для разных
видов хозяйственной деятельности.
Оценка
Оценка функции с
Тип Весовой Средн
Ландшафтные функции по учетом
природопользова коэффицие ий
функции относитель весового
ния нт балл
ной шкале коэффицие
нта
Биологическая
продуктивност 32 0.4 12.8
ь
Поддержание
почвенного 98 0.3 29.4
Сельское плодородия
55.6
хозяйство Регулирование
качества
33 0.2 6.6
поверх-
ностных вод
Эстетическая
68 0.1 6.8
привлекательно
 329

сть
Биологическая
продуктивност 32 0.2 6.4
ь
Поддержание
почвенного 98 0.1 9.8
плодородия
Рекреация Регулирование 53.3
качества
33 0.3 9.9
поверх-
ностных вод
Эстетическая
привлекательно 68 0.4 27.2
сть
Биологическая
продуктивност 32 0.2 6.4
ь
Поддержание
почвенного 98 0.2 19.6
плодородия
Охрана природы Регулирование 52.8
качества
33 0.4 13.2
поверх-
ностных вод
Эстетическая
привлекательно 68 0.2 13.6
сть

Оценка ландшафтных функций заброшенных угодий с учетом весовых

коэффициентов показывает, что на данный момент территория представляет наибольшую
ценность для сельскохозяйственной деятельности, средний балл 55,6. Наименее всего
территория пригодна для выполнения природоохранных задач, средний балл составляет
52,8.

3.4.4. Сохранение экологических ценностей в условиях большого города:

пример ландшафтно-экологического каркаса «новой» Москвы
Низовцев В.А., Эрман Н.М.

Одним из первых понятие об экологическом каркасе как системе природных

комплексов в районную планировку и градостроительство ввел В.В. Владимиров (1980). В
основе этих представлений легла идея «поляризованного ландшафта», в которой
Б.Б. Родоман предлагал разделить территорию на ряд функциональных зон, чтобы город
не мешал ландшафту (Родоман, 1974). Принципы конструирования экологического
каркаса и идея об особой экологической ответственности природных (ландшафтных)
комплексов в нем довольны быстро были подхвачены и развиты целом рядом ученых,
среди которых можно выделить работы П. Каваляускаса (1988) и, особенно, В.А.
Николаева (1992, 2000). В.А. Николаев под экологическим каркасом (нередко называя его
 330

экологической инфраструктурой) понимал совокупность геосистем, выполняющих в

конкретном ландшафте «мягкое» управление ландшафтом с функцией защиты
окружающей среды. В дальнейшем концепция каркаса (экологического, природного и
т.п.) развивалась множеством ученых самых разнообразных как естественных, так и
социальных наук. К настоящему времени историография по этой проблематике
насчитывает не один десяток работ, включая защищенные кандидатские диссертации. К
сожалению работ практического плана по созданию экологического каркаса на основе
ландшафтного подхода с учетом ландшафтной дифференциации конкретных территорий
оказывается совсем мало, наперечет.
Сущность ландшафтного подхода заключается в том, что вся территория
рассматривается как единое целостное образование с только ей присущей специфической
ландшафтной организацией, ландшафтной структурой. Иными словами, ландшафтный
подход учитывает ландшафтную дифференциацию территории и предполагает устройство
(ландшафтное планирование) территории по определенным частям ландшафта
(местностям, урочищам, подурочищам, фациям), к которым «привязывают» систему
организации территории, ведения хозяйства, различные природоохранные мероприятия
и т.п. Поэтому при планировании градостроительного освоения территории Москвы
(особенно в новых границах) необходимо учитывать естественные связи между
структурными элементами ландшафтов, единство функционирования и динамики
ландшафтных комплексов. При соблюдении этих условий адекватным становится термин
«ландшафтно-экологический каркас».
Постановлением Совета Федерации от 27 декабря 2011 г. принято судьбоносное
для столицы решение о расширении территории Москвы с 1 июля 2012 года. Наиболее
значительное в истории Москвы увеличение границ открывает широкие возможности для
принятия решений, соответствующих современным градостроительным, экологическим и
социальным требованиям. Тем более, что двумя годами ранее был принят закон г. Москвы
от 05.05.2010 № 17 «О Генеральном плане города Москвы» в котором главными целями и
задачами является «создание в городе Москве пространственной среды, благоприятной
для жизнедеятельности человека и устойчивого развития города; сохранение природного
и культурного наследия; обеспечение экологической безопасности территории,
пространственной доступности социальных благ и услуг; обеспечение целостности
пространственной структуры города; сбалансированное развитие пространственных
подсистем, инфраструктур и видов строительства на территории города, обеспечение
средового, функционального и коммуникационного разнообразия территории города».
Немаловажной задачей предусматривается обеспечение пространственных условий
повышения эффективности согласованного развития Москвы и Московской области на
основе сохранения единой ландшафтной системы территорий самой столицы и
окружающей ее области.
В 2014 г. авторами по договору с ГУП «НИ и ПИ Генплана Москвы» реализованы
научно-исследовательские работы по теме: «Оценка ландшафтного потенциала Москвы
для обоснования территориального планирования города». Одной из задач стояла
разработка концептуальных основ природоохранного ландшафтно-экологического
каркаса Москвы с созданием соответствующей карты в масштабе 1: 50000 на всю
территорию «Большой» Москвы. Результаты анализа ландшафтной структуры и
различных элементов ландшафтно-экологического каркаса были оформлены в серии
оригинальных карт в масштабе 1:50000, включавшие «Карту восстановленных урочищ
Москвы», «Современных ландшафтов», карты ландшафтно-исторических местностей и
комплексов, разнообразные сводные аналитические карты по элементам каркаса.
Результирующей синтетической картой стала «Карта природоохранного каркаса». Все
карты созданы в электронном векторном виде для визуализации в среде Mapinfo в
московской системе координат. Вся информация в картах представлена в виде
конкретных картографических слоев с пронумерованными выделами и легендами к ним.
 331

Эти слои интегрированы в соответствующую тематическую карту. В свою очередь

тематические карты также интегрированы в единую геоинформационную систему. Это
позволяет быстро вычленять необходимый информационный слой или, наоборот,
интегрировать их для последующего анализа или синтеза (Низовцев, Эрман, 2015).
Территория современной Москвы расположена в пределах 18 ландшафтов
(Анненская и др., 1997), входящих в состав Москворецко-Окской, Московской и
Мещерской физико-географических провинций. В пространственном распределении
ландшафтов важно то, что все они «выходят» за пределы города, а добрая половина их
представлена в Москве только своими краевыми частями. Поэтому при планировании
дальнейшего градостроительного освоения территории Москвы (особенно в новых
границах) необходимо учитывать естественные связи между структурными элементами
ландшафтов, единство функционирования и динамики ландшафтных комплексов.
На территории Москвы, особенно в ее прежних границах, за длительный период
интенсивного градостроительства произошла сильнейшая трансформация природных
свойств практически всех видов ландшафтных комплексов, связи между ними разорваны
и разрушены и, соответственно, ослаблены и даже потеряны важнейшие экологические
функции московских ландшафтов. Более того на месте ландшафтных комплексов 9
коренных ландшафтов сформировались 4 антропогенных городских ландшафта с
совершенно иными свойствами и совершенно иной структурой. Для современной
ландшафтной структуры характерна фрагментация естественного ландшафтного покрова.
Природные и квазиприродные (природно-антропогенные) ландшафтные комплексы с
сохранившейся естественной структурой представлены изолированными участками и
занимают небольшие площади.
Ландшафтное разнообразие в целом и биоразнообразие в частности в последние
годы стремительно сокращается, а многие естественные ландшафтные комплексы
находятся в стадии все усиливающейся деградации (Низовцев, 2000). Экологическое
равновесие нарушено, а сохранившиеся природные ландшафты не в состоянии его
поддерживать. Эффективная территориальная организация Москвы, рациональное
использование ее территории невозможны без учета природной составляющей города,
учета свойств и потенциала ландшафтных комплексов, интегрирующих все природные
особенности на конкретных территориях (Низовцев и др., 2015). Особо важную роль
необходимо отвести формированию природоохранного ландшафтно-экологического
каркаса города. Он должен быть единой системой из взаимосвязанных и
взаимодополняющих составных частей, составляющих единое природоохранное
пространство: средообразующие ядра (узлы), экологические коридоры и элементы
экологической инфраструктуры.
Системное единство природоохранного каркаса может поддерживать
территориальную экологическую компенсацию, когда нарушение экологических функций
одной части системы компенсируется сохранением или восстановлением их в другой
части, способствовать поляризации несовместимых видов землепользования.
Средообразующие ядра должны включать как обязательные части все особо охраняемые
природные территории, особо ценные ландшафтные комплексы, а также сохранившиеся
прилегающие лесные территории. Их важнейшими функциями должно быть поддержание
ресурсо- и средовоспроизводящих способностей ландшафтов, ландшафтного и
биоразнообразия. К экологическим коридорам, выполняющим природоохранные и
транзитные функции необходимо отнести единые ландшафтные системы речных долин,
их лощинно-балочных верховий и приводосборных понижений (Низовцев, Эрман, 2015).
Анализ расположения физико-географических местностей Москвы (крупнейших
морфологических единиц ландшафтов) показал важнейшую особенность их
пространственного рисунка, особенно на территории «Новой Москвы» (рис. 138, 139).
Местности долин малых рек и ручьев образуют довольно густую паутину, при этом
многие из них пересекают практически всю территорию в субширотном направлении,
 332

выполняя важнейшие природные транзитные функции. То есть эти местности могут быть
важнейшими структурными элементами природоохранного каркаса Москвы, связывая в
единую систему и ландшафтные комплексы соседних ландшафтов, находящихся за
пределами города.

Рис. 138. Ландшафтная карта Москвы (фрагмент). Масштаб 1:50000. Каждый выдел на
карте и в условных обозначениях соответствует определенному виду коренных урочищ.
 333

Рис. 139. «Современные ландшафты Москвы» (фрагмент карты). Масштаб 1:50000. На

карте показаны контура естественных урочищ, на которые штриховкой наложены
контура антропогенных трансформаций.

На основе анализа природных свойств выявленных ландшафтных комплексов

ранга урочище была проведена их типизация по условиям градостроительного освоения и
устойчивости к антропогенным нагрузкам с учетом природной и историко-культурной
ценности. В первую очередь оценивались свойства почвообразующих пород и
особенности геологического строения, пластика рельефа (уклоны поверхности, перепады
высот, относительная высота и другие морфометрические показатели), гидрологические
особенности (залегание грунтовых вод и возможность их разгрузки, распределение
поверхностного стока), степень освоенности и степень застройки, а также определялась их
природная (сохранность ландшафтной структуры, средообразующая роль,
биоразнообразие и т.д.) и историко-культурная ценность (насыщенность памятниками
истории и культуры). В результате выделено 18 типов ландшафтных комплексов (масштаб
1:50000) .
Для выделенных типов ландшафтных комплексов, в свою очередь, на основе
различных многочисленных литературных и картографических данных был выполнен
анализ и проведена оценка проявления внутренних и внешних угроз: негативных и
возможных негативных экзогенных процессов, являющиеся основными экологическими
рисками на данной территории. Особое внимание уделялось проявлению эрозионных
процессов (плоскостной и линейной эрозии), склоновых процессов (денудации, оплывно-
оползневых, осыпных и др.), суффозионно-карстовых, морозных процессов, подтоплению
и заболачиванию, а также возможной аккумуляции вредных и опасных веществ.
Пространственный рисунок основных морфологических единиц г. Москвы,
особенно в рамках границ Новой Москвы, таков, что позволяет сформировать единый
природохранный каркас на ландшафтной основе, отличающийся взаимосвязанностью и
взаимодополнением составных его частей. Основу его могут составить единые
ландшафтные системы долинных зандров и речных долин, их лощинно-балочных
верховий и приводосборных понижений, выполняющие системообразующие,
 334

природоохранные и транзитные функции. В плане речные долины и малые эрозионные

формы как бы вложены в ложбины стока и составляют единые парадинамические
системы, объединенные латеральными потоками. Поэтому не только бровки речных
долин, но и тыловые швы долинных зандров должны стать важнейшими естественными
природными границами, лимитирующими градостроительное освоение этой территории.
Естественно, что в условиях сплошной застройки, планации рельефа и, соответственно,
сильнейшей трансформации коренных ландшафтов в пределах «Старой» Москвы
полноценный природоохранный каркас можно осуществить только в пределах парковых
зон.
Эти ландшафтные комплексы могут быть основой природоохранного каркаса, его
«скелетом». Это основные экологические коридоры на территории Москвы, призванные
поддерживать средообразующие функции ландшафтов, сохранять аквальные комплексы и
выполнять транзитные функции (миграции животных, латеральный перенос вещества,
водообмен поверхностных и подземных вод, миграции животных). К сожалению, на
территории Москвы (особенно в пределах прежних границ) их непрерывность в
значительной степени нарушена (застройка, засыпка, прокладка дорог и подземных
коммуникаций, осушительные мелиорации и т.д.), что в значительной степени уменьшает
их значимость и не позволяет выполнять их природные функции.
Экологические коридоры включают следующие виды ландшафтных комплексов
(рис. 140): 1) речные долины (с ландшафтными комплексами пойм, надпойменных террас,
коренных склонов долин и долинных зандров), 2) долинные зандры, 3) долины ручьев и
лощинно-балочные верховья речных долин, 4) озерноледниковые котловины и
западинообразные приводосборные понижения (полигенетического происхождения:
палеомерзлотного, озерно-ледникового, суффозионно-просадочного с последующей
переработкой эрозионными (делювиальными) процессами, 5) мелкие ложбины стока
ледниковых вод («межбассейновые переливы»). Эти комплексы отличаются и единством
направленности процессов функционирования и динамики, приводящих к смене
вертикальной и горизонтальной структур ландшафтов. Выделение таких функциональных
систем проводится для дальнейшего определения режимов использования территорий.
 335

Рис. 140. Ландшафтные комплексы природоохранного каркаса (фрагмент карты). На

карте выделены контура ландшафтных комплексов, составляющих основу
природоохранного каркаса.

Их важнейшей функциональной особенностью является то, что они служат

местными коллекторами и каналами стока поверхностных вод. Поэтому они (особенно
верхние по местоположению звенья этой цепи) отличаются повышенной концентрацией
(локальные аккумуляторы) различных геохимических элементов. Именно эти
ландшафтные комплексы отличаются наибольшей динамичностью природных процессов
и, соответственно проявлением негативных экзогенных процессов (Низовцев, Эрман,
2015). Здесь развиты или потенциально возможны следующие экзогенные процессы:
плоскостная и линейная эрозия, денудационные оплывно-оползневые, осыпные склоновые
процессы и др.
К важнейшим элементам природоохранной инфраструктуры могут быть отнесены
наиболее ценные лесные и болотные комплексы, родники и другие ландшафтно-
аквальные комплексы, культурно-исторические ландшафтные комплексы, ландшафтные
комплексы с высокой концентрацией достопримечательных мест, участки природно-
озелененных территорий с большим потенциалом природно-рекреационных ресурсов,
природные и рекреационные парки, памятники природы. Они могут служить очагами
ландшафтного и биологического разнообразия, выполнять частичные транзитные
(миграции) и буферные функции.
На территории Москвы выделено 17 участков с особо ценными ландшафтными
комплексами, наиболее типичными и охватывающими весь спектр ландшафтов, дающих
полное представление о ландшафтной организации и природе Московского региона. Эти
ландшафтные комплексы отличаются относительно хорошей сохранностью основных
свойств и морфологической структуры и по своим свойствам близки к коренным и
квазикоренным ПТК. Главное их назначение – выполнение следующих функций: 1)
средообразующие, 2) водорегулирующие, 3) водоаккумулирующие, 4) охраны и
воспроизводства биологических ресурсов, 5) поддержания ландшафтного и
биологического разнообразия на региональном уровне, 6) поддержание экологического
равновесия (насколько это возможно, в условиях быстро разрастающегося мегаполиса).
Многие из них могут быть эталонными участками, характеризующими московские
ландшафты, а также служить в качестве полигонов по изучению свойств ландшафтов, их
спонтанной динамики и эволюции.
К наиболее ценным лесным ландшафтным комплексам отнесены участки
старовозрастных лесов и лесопосадок, леса близкие коренным, леса с сохранившимися
местообитаниями для редких растений и животных. Это же касается и болотных
комплексов. Такие комплексы могут быть резерватами ценных лесорепродуктивных
участков, кормовых угодий, редких растений и животных. На присоединенной
территории леса относятся к особо охраняемым зеленым территориям (ООЗТ). Такая
категория была специально введена в 2012 г. (Постановление Правительства Москвы
№ 423-ПП от 22 августа 2012 года).
На территории Большой Москвы находятся разные виды особо охраняемых
природных территорий (ООПТ): национальный парк, природно-исторический парк,
комплексный заказник, ландшафтный заказник, природный заказник, памятник природы и
др. В настоящее время существующих ООПТ насчитывается 54. Из них 1 национальный
парк, 14 природно-исторических парков, 8 природных заказников, 22 памятника природы,
2 ландшафтных парка, по 3 ландшафтных заказника и природных парка и 1 комплексный
заказник. В отдельную категорию выделены земли, зарезервированные под ООПТ при
разработках схем территориального планирования (СТП). Всего 124 территории.
Территория природоохранного ландшафтно-экологического каркаса может
использоваться для строго регламентированной или ограниченной рекреации (туризм,
 336

кратковременный отдых). Были выделены три категории природно-рекреационных

территорий по режимам посещения – с ограниченным посещением, с частично
ограниченным посещением, без значительных ограничений. В первую категории отнесены
земли ООПТ, поскольку их посещение регламентировано законами об ООПТ. На их
территориях, в зависимости от типа ООПТ, может быть запрещено посещение или
частично запрещены отдельные виды деятельности.
В категорию с частично ограниченным посещением вошли особо ценные
залесенные комплексы и особо ценные ландшафтные комплексы (вне ООПТ). Они
представляют наиболее интересные с природной точки зрения объекты, но их посещение
необходимо ограничить, чтобы не допустить деградации природно-рекреационного
потенциала и гибели природных комплексов.
Рекреационные территории без значительных ограничений посещения составили
остальные лесные массивы (ООЗТ), а также водные поверхности. Они привлекательны и
для водных видов отдыха и с эстетической точки зрения. Буферную роль для ООПТ и
особо ценных ландшафтных комплексов могут выполнять прилегающие к ним природно-
озелененные территории, а также природные парки.
Такой подход к созданию ландшафтно-экологического каркаса может быть
применен в решении одной из главных задач градостроительного освоения Москвы в
новых границах, направленной на сохранение ее территории, как единой ландшафтной
системы, как единого историко-культурного пространства. Сам ландшафтно-
экологический каркас должен быть единой системой из взаимосвязанных и
взаимодополняющих составных частей, состоящих их ландшафтных комплексов разного
ранга, как естественных, так и историко-культурных, составляющих единое
природоохранное пространство. Системное единство природоохранного каркаса может
поддерживать территориальную экологическую компенсацию, когда нарушение
экологических функций одной части системы компенсируется сохранением или
восстановлением их в другой части, способствовать поляризации несовместимых видов
землепользования.
Особенности ландшафтной структуры территории Москвы, ее ландшафтного
потенциала позволяют находить резервы для ее градостроительного освоения. Однако
степень антропогенной трансформированности исходных ландшафтов такова, что
дальнейшая застройка территории невозможна без одновременного формирования
природоохранного каркаса, сохранения богатейшего культурно-исторического наследия,
формирования кондиционной сети ООПТ и реабилитации особо ценных ландшафтных
комплексов.

3.4.5. Гуманитарная составляющая функционального зонирования: пример

культурно-ландшафтных комплексов Казанского кремля и Свияжска)
Калуцков В.Н., Матасов В.М.

Ландшафтно-планировочная ситуация для исторических территорий, сильно

освоенных и насыщенных памятниками культурного наследия, существенно отличается от
ландшафтного планирования охраняемых природных и других слабо нарушенных
территорий. На исторических территориях свобода действий планировщика ограничена не
только экологическими и экономическими факторами, но и факторами, унаследованными
из далекого прошлого, а также факторами ментальной природы, трудно поддающимися
экономическим оценкам. Вклад гуманитарной составляющей велик как ни при каком
другом объекте планирования. В большинстве случаев речь идет о смене существующего
землепользования (если музейная функция создается впервые) либо развития
 337

существующего землепользования (просветительского, рекреационного, иногда

традиционного сельскохозяйственного). Различаются не только объекты ландшафтного
планирования, но и понятийно-терминологический аппарат. Важное значение
приобретают такие трудноформализуемые ключевые понятия, как «место», «идея места»,
«гений места» и др. Кроме того, для исторических территорий актуальны дополнительные
принципы ландшафтного планирования, которые не применяются в случае планирования
природных геосистем.
Прежде всего, под историческими территориями понимаются такие территории,
для которых важнейшей составляющей является категория наследия (Шульгин, 2004). Для
таких территорий историко-культурные и природные компоненты имеют одинаково
важное значение. В исследованиях и проектных работах на исторических территориях
хорошо зарекомендовала себя концепция культурного ландшафта (Веденин, Кулешова,
2004; Калуцков, 2008).
Применительно к малым историческим территориям концепция культурного
ландшафта применяется многоаспектно. Одним из методических приемов является метод
культурно-ландшафтного районирования. В результате культурно-ландшафтного
районирования исторической территории выделяются культурно-ландшафтные
комплексы.
Под культурно-ландшафтным комплексом понимается такой пространственный
объект, в котором историко-культурные и природные компоненты, элементы
материального и нематериального наследия органично связаны друг с другом.
Нельзя не отметить еще одну важную специфику рассматриваемых прикладных
работ. Прикладное культурно-ландшафтное районирование малых исторических
территорий несет на себе функции ландшафтного планирования. Этот важный момент
связан с тем, что выделенные в результате исследования культурно-ландшафтные
комплексы представляют собой не только объекты комплексных исследований,
содержащие важную территориальную (историко-культурную и природную)
информацию. По сути своей их следует рассматривать в качестве ареалов
территориального развития.
Кроме того, если историческая территория обладает определенным правовым
статусом, например, будучи музеем-заповедником или национальным парком, данное
обстоятельство накладывает дополнительные требования (Шульгин, 2007). В таком случае
выделенные ареалы территориального развития становятся местами перспективной
деятельности охраняемой территории.
Применительно к рассматриваемому в этой главе случаю с Казанским кремлем
культурно-ландшафтное районирование его территории выполнялось в контексте
разработки Концепции развития музея-заповедника «Казанский кремль», относящегося к
Списку объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Историческая территория Свияжска ныне имеет статус музея-заповедника; при
этом Свияжск является номинантом на вхождение в Список объектов Всемирного
наследия ЮНЕСКО.

Правила ландшафтного планирования для исторических территорий

При ландшафтном планировании исторических территорий следует

придерживаться принципов, которые отражают особенности объектов планирования,
такие как сильное преобразование природных комплексов, большая роль материального и
нематериального культурного наследия. В связи со спецификой объектов предлагается
особая серия правил планирования.
Правило 1. Помни о природе! На исторических территориях (центры поселений,
монастыри, придорожные территории, промышленные комплексы, городища и другие),
 338

где интенсивное воздействие человеческой деятельности отмечается в течение столетий, а

мощность культурного слоя велика, казалось бы, в проектных работах можно не
учитывать роль природы. Однако, как показывают практические примеры, неучет
природных процессов при реставрационных работах, при проектировании и строительстве
зданий ведет к серьезным последствиям.
Правило «Помни о природе!» ориентировано с одной стороны на учет
неблагоприятных и опасных природных процессов на исторических территориях, а с
другой – на понимание включенности культурного наследия в природную среду.
Правило 2. Слушай голос места! При планировании исторических территорий
важно учитывать региональный исторический и этноконфессиональный контекст.
Степень жесткости этого правила возрастает в полиэтничных и поликонфессиональных
регионах. В каждом регионе сложились негласные культурные нормы «что можно и что
нельзя делать».
К примеру, в двух российских регионах (на Новгородской земле и в Татарстане)
существует устойчивое неприятие деятельности Ивана Грозного: в этом заключается одна
из причин того, что на памятнике тысячелетия Руси, на котором показаны даже
малоизвестные исторические деятели, скульптура одного из самых видных исторических
деятелей отсутствует.
Другой пример: на территории Казанского кремля действуют мечеть и церковь,
которые не только предъявляют требования к посещающим их туристам, но и обязывают
проектировщиков экспозиций и выставок учитывать данную специфику.
Понимание и уважение к региональным культурным традициям — неотъемлемая
сторона ландшафно-планировочных работ на исторических территориях.
Правило 3. Объединяющая сила культурного ландшафта. При выполнении
работ по ландшафтному планированию в полиэтничных регионах проектировщики
должны хорошо понимать, что культурные ландшафты таких регионов сформированы
усилиями всех проживающих народов. К примеру, Казанский кремль как культурный
ландшафт в материальном, этнокультурном и символическом аспектах сформирован
русскими и татарами. На небольшой территории кремля это проявляется повсеместно.
Поэтому наряду с этнокультурными и этноконфессиональными доминантами важны и
ландшафтные (региональные) доминанты, ориентированные на идею общего дома и
общей памяти.
Важно понимать, что правило «Объединяющая сила культурного ландшафта» и
правило «Слушай голос места!» уравновешивают, взаимодополняют друг друга.

Оценка опасных и неблагоприятных природных процессов на территории

музея-заповедника «Казанский Кремль» (правило «Помни о природе!»)

Известно, что исторические крепостные ландшафты, как правило, занимают

возвышенные и часто мысовые местоположения. При этом крутые естественные склоны
для усиления обороноспособности сохранялись, а малые эрозионные формы нередко
засыпались.
Ландшафт Казанского кремля не относится к исключениям. В связи с
особенностями его местоположения вокруг него в течение столетий сформировалась
система крутых и очень крутых склонов. Именно в таких условиях активизируются
опасные и неблагоприятные склоновые процессы, т.е. внутренние естественные угрозы
для урочищ данного вида и одновременно внешние входящие угрозы для краевого сектора
водораздельных урочищ, к которым преимущественно приурочен собственно кремль.
Среди процессов, создающих такие угрозы, выделяются эрозионные и оползневые (рис.
141).
 339

Рис. 141. Опасные и неблагоприятные процессы на территории Казанского кремля.

Анализ карты показывает, что практически все кремлевские склоны следует

отнести к эрозионно опасным. К наиболее эрозионно опасным склонам кремлевского
холма относятся: склон южной экспозиции между Спасской проездной и Юго-Западной
круглой башнями; северный склон кремлевского холма между Тайницкой проездной и
Воскресенской проездной башнями; внутрикремлевский склон восточной экспозиции,
лежащий ниже Губернаторского дворца и Благовещенского собора; часть склона
восточной экспозиции между Консисторской круглой и Юго-Восточной круглой
башнями.
Опасность оползневых процессов проявляется в меньших масштабах. Тем не
менее, ей подвержены территории, ценные в историческом отношении и где
осуществляется текущая деятельность сотрудников музея-заповедника.
При осуществлении практической деятельности по поддержанию склонов, с одной
стороны, проводились мероприятия по физическому укреплению склонов, а, с другой,
эстетические предпочтения доминировали над соображениями устойчивости. По этой
причине вырубка сорных пород деревьев, не имеющих большой эстетической ценности,
но закрепляющих крутые склоны, стимулировала развитие оползневых процессов. В
данном случае отсутствие собственной эстетической ценности фитоценоза склоновых
урочищ повлекло неудачное решение, резко снижающее экологическую функцию
урочища, особенно важную в контексте соседства с водораздельным урочищем,
содержащим объект высокой культурной значимости.
К склонам, опасным в отношении оползней относятся: северный склон
кремлевского холма между Тайницкой проездной и Воскресенской проездной башнями;
внутрикремлевский склон восточной экспозиции, лежащий ниже Губернаторского дворца
и Благовещенского собора; часть склона восточной экспозиции между Консисторской
круглой и Юго-Восточной круглой башнями.
 340

Комплексная оценка неблагоприятных и опасных процессов на территории музея-

заповедника показывает, что наиболее опасная ситуация (как совокупность эрозионной и
оползневой опасности) складывается на следующих территориях: северный склон
кремлевского холма между Тайницкой проездной и Воскресенской проездной башнями;
внутрикремлевский склон восточной экспозиции, лежащий ниже Губернаторского дворца
и Благовещенского собора; часть склона восточной экспозиции между Консисторской
круглой и Юго-Восточной круглой башнями (рис. 141).

Роль природы в развитии исторического места Свияжска (правило «Помни о

природе!»)

Для Свияжска правило «помни о природе» имеет свои особенности, связанные с

островным положением исторического города. Здесь становятся значимыми два момента.
Первый – это необходимость учета в музейно-экспозиционной деятельности
сезонного хода природы, изменяющего облик территории, тем самым создающего
различные визуальные бассейны. Находясь в заливе Куйбышевского водохранилища, с
большим числом затапливаемых в половодье небольших островов, Свияжск виден с
разных сторон (рис. 142). Но вид этот в каждый сезон года особенный, и выделение
охранной зоны вокруг музея-заповедника должно опираться на выделение визуальных
бассейнов, равно как и расположение смотровых площадок. Именно поэтому
расположение в охранной зоне (зоне видимости/слышимости) объектов, выбивающихся из
природно-исторического контекста должно строго регулироваться, в том числе с учетом
сезонной динамики природы (нерест рыбы, миграции водных и околоводных птиц и т.д.).

Рис. 142. Ландшафтная схема охранной зоны «Острова-града «Свияжск».

 341

Второй значимый момент заключается в том, что создание водохранилища усилило

земноводный характер ландшафта и привело к тому, что Свияжск превратился в
полноценный остров. В связи с этим представляется возможным создание
дополнительного локуса развития территории и ее бренда на основе идеи Волги. Это
может быть музей Волги, посвященный истории взаимодействия жителей города с
акваторией (недаром ведь свияжцев называли лещевиками), и специальная экспозиция
вдоль набережной Свияжска. Уже сейчас реализуется праздник, связанный с рекой (день
ухи), спортивные соревнования по рыбной ловле и лодочные экскурсии по
многочисленным островкам и заливам с эколого-просветительскими целями.
В рассматриваемом случае правило «Помни о природе!» соотносится с правилом
«Слушай голос места!»: ведь именно природа может выступать в роли материального и
нематериального наследия одновременно.

Гений места и историческая территория (правило «Слушай «голос места»!»)

Особенность исторических территорий заключается в значительной роли

нематериального культурного наследия в их жизнедеятельности. Поэтому при
ландшафтном планировании таких территорий необходимо учитывать данный
специфический фактор.
Одним из первых исследователей, который сумел поставить вопрос о
необходимости учета духовного начала в комплексном исследовании исторического
города, был выдающийся историк и градовед Н.П. Анциферов. Для этих целей он
предложил использовать понятие гений, или дух, места. Согласно древнеримскому
пониманию гения места (genius loci) как духа-покровителя человека он соотносится с
малыми земными локусами — жилищами, природными урочищами. Н.П. Анциферов дал
другую интерпретацию термина, применив его к историческому городу (Анциферов,
1922).
В наше время многие исследователи расширительно понимают этот термин,
рассматривая его не только как духа-хранителя места, но и как «культурного
преобразователя» места (Замятин и др., 2008). В таком контексте можно выделять систему
«Гений места — территория» и рассматривать ее как саморазвивающуюся систему. Новые
знания о месте и о его «герое», новые интерпретации, физическое преобразование
ландшафта вносят существенные изменения во всю систему, приводят нас к новому
пониманию и гения, и связанной с ним исторической территории.
Наибольшее воздействие на исторические территории, на их функции и даже на их
морфологию, оказывают гении национального и мирового масштаба, например, такие, как
Сергий Радонежский, Петр Великий или Пушкин. Такие гении места способствуют
повышению социального статуса, имиджа города или даже региона. По этой причине
многие регионы и города активно участвуют в процессе поиска новых имиджевых
ресурсов.
Выявление гения места для конкретной исторической территории, культурно-
ландшафтного комплекса равносильно пониманию устойчивого культурно-
пространственного инварианта, характерного для данной исторической территории вне
зависимости от изменений идеологических, политических и нередко этнокультурных
условий. В некоторых случаях гений места «проступает» отчетливо даже в названии
территории. В других, казалось бы, ясных случаях требуется внимательная историко-
геокультурная реконструкция.
В социальной жизни гения места, в его восприятии обществом важную роль играет
пространственная мифология, играющая в жизни культурно-ландшафтного комплекса не
менее значимую роль (а в некоторых случаях и более значимую), чем объекты
материального, архитектурного, археологического и природного наследия. Рассмотрим
 342

воздействие гения места на историческую территорию на примере значимого для Казани и

Казанского кремля мифа о Сююмбике.
Миф о Сююмбике представляет собой один из важнейших пространственных
мифов Казанского кремля. Миф четко локализован: он соотносится с дозорной
(сторожевой) башней кремля. Однако такое название башни знают только специалисты: ее
общепринятое народное название башня Сююмбике. По мнению исследователей, само
название сооружения как башня Сююмбике впервые встречается только в 1832 году
(Саначин, 2002).
Башня, как показывают археологические и историко-картографические изыскания,
построена в конце XVII – начале XVIII вв. (Халиков, 1992). Она относится к стилю
московского барокко. Удачное расположение, талантливое архитектурное решение,
заметный наклон («падающая башня») – все это привлекает внимание посетителей
кремля. Однако не только и не столько из-за архитектурно-ландшафтных достоинств
башня Сююмбике ныне представляет собой символ и Казанского кремля, и всей Казани.
Сююмбике, чье имя носит башня, — реальный исторический персонаж, середины
XVI века. В историю она вошла как последняя царица Казанского ханства. В связи с
малолетством сына она в течение нескольких лет была правительницей ханства, что
весьма примечательно для данного исторического периода. После взятия Казани в 1552
году Сююмбике стала женой касимовского хана; в городе Касимов (ныне Рязанской
области) она вскоре и умерла. Тем самым, очевидно, что история башни и история царицы
никак не связаны друг с другом.
Большинство туристов и жителей региона вряд ли знакомо с реальной историей
жизни царицы. Для них гораздо привлекательней миф о ее самоубийстве: по преданию
она сбросилась с башни, чтобы не стать женой Ивана Грозного. Возникновение мифа
связано с национально-романтическими тенденциями и относится к XIX веку (этот факт
подтверждается и датой первого упоминания о сооружении как о башне Сююмбике).
Таким образом, история царицы и связанная с ней мифология также не совпадают. Но в
этом нет ничего необычного: у мифологии другие законы... Тем более, что образ
Сююмбике символизирует свободолюбивый жизнестойкий дух татарского народа.
Персонифицированный и четко локализованный гений места — царица Сююмбике
играет исключительно важную роль для данной исторической территории, что
необходимо учесть при ландшафтном планировании кремля.

Рис. 143. Историко-архитектурные комплексы Казанского кремля.

 343

Культурно-ландшафтного районирование Казанского кремля: анализ

ситуации, проблемные моменты, проектное предложение (правило «Объединяющая
сила культурного ландшафта»)

Существующая пространственная организация Казанского кремля сложилась

исторически (Казанский кремль. http://www.kazan-kremlin.ru/map/). В ее основе лежат
архитектурные характеристики; также учитываются исторические данные и результаты
археологических изысканий (рис. 143). В результате выделяется 7 историко-
архитектурных комплексов: комплекс Губернаторского дворца (ханского двора), комплекс
Благовещенского собора, комплекс Присутственных мест, комплекс Спасо-
Преображенского монастыря, комплекс Юнкерского училища, комплекс Артиллерийского
двора и комплекс бывшей пересыльной тюрьмы (последний не входит в нынешние
границы музея-заповедника).
Расположенный на севере кремля комплекс Губернаторского дворца (ханского
двора) включает целый ряд сохранившихся и не сохранившихся зданий, связанных с
размещением региональной власти на этой территории. К ним относятся: губернаторский
дворец, дворцовая церковь, фрагменты ханского дворца XV–XVI вв., ханская мечеть,
архитектурно-археологические фрагменты мавзолеев XV–XVI вв., современный мавзолей,
в котором перезахоронены останки казанских ханов. Важную роль архитектурной (и не
только) доминанты в данном комплексе играет знаменитая башня легендарной
Сююмбике. К данному комплексу примыкает участок крепостных сооружений, в который
входят Тайницкая проездная башня, Северная Ханская башня (сохранились
археологические фрагменты), Воскресенская проездная башня и Северо-восточная
круглая башня (фрагменты). Современные сооружения представлены гаражом
правительственных машин.
Комплекс Благовещенского собора расположен южнее комплекса Губернаторского
дворца (ханского двора). Архитектурной и смысловой доминантой комплекса выступает
Благовещенский собор с кельей Святителя Гурия. К нему примыкают архиерейский дом,
консистория и ледник собора. Колокольня собора не сохранилась. В результате
исторических исследований и археологических раскопок удалось выявить древние
сооружения на данной территории. Выявлены остатки медресе, крепостных стен,
относящихся к XII–XIII вв. Восточная стена древнего кремля проходила по скверу возле
Благовещенского собора, что свидетельствует о более компактных размерах древнего
сооружения. С юга территория комплекса ограничивалась Тезицким оврагом, позже –
Тезицким рвом.
Крепостные башни, относящиеся к данному комплексу: Дмитровская проездная
башня (не сохранилась) и Консисторская круглая башня. Современные сооружения
представлены котельной.
Комплекс присутственных мест образует целый микроквартал на территории
музея-заповедника. Прежде всего, он задается самим зданием присутственных мест,
вытянувшимся на десятки метров. Внутри самого здания имеется обширный двор, ныне
используемый в качестве несанкционированной автомобильной стоянки. В комплекс
входит небольшое здание гауптвахты, а также юго-восточная круглая башня.
Комплекс Спасо-Преображенского монастыря находится в юго-восточном углу
кремля, возле Спасской башни. В него входит Спасская проездная башня, своего рода
лицо Казанского кремля (с нее начинается знакомство с музеем-заповедником), а также
Юго-западная круглая башня. Основное здание монастыря — Спасо-Преображенский
собор — сохранилось лишь частично. В комплекс также входят церковь Николы Ратного
и братский корпус.
Комплекс юнкерского училища среди других кремлевских территорий претерпел
самые значительные изменения: в 2005 году здесь построена мечеть Кул-Шариф, которая
 344

стала новой архитектурной доминантой всего кремля (и города в целом). Другие здания
комплекса исторически связаны с военной тематикой: собственно корпус юнкерского
училища, в котором в настоящее время размещаются основные музейные экспозиции
музея-заповедника, здание манежа, которое используется в качестве выставочного зала,
здание бывшей казармы, а также Преображенская проездная башня и археологические
фрагменты Многогранной башни.
Комплекс Артиллерийского двора действительно представляет собой замкнутое
«дворовое» пространство, образованное главным, северным, южным, западным и
кордегардией. На территории двора археологами раскрыта и музеефицирована улица XII–
XVI вв. К комплексу также относится Безымянная круглая башня и археологические
фрагменты Северо-западной круглой башни.
Комплекс бывшей пересыльной тюрьмы в настоящее время не относится к музею-
заповеднику. Он включает здания бывшей пересыльной тюрьмы и лабораторного корпуса.
Отметим проблемные моменты сложившейся пространственной организации
Казанского кремля. За последние 20 лет в стране и регионе произошли огромные
изменения, которые проявились в новых функциях территории, новом облике
кремлевского ландшафта, новых центрах его пространственной организациях, новых
культурных смыслах, связанных как с отдельными кремлевскими сооружениями, так и
кремлевским ландшафтом в целом.
В одних историко-архитектурных комплексах произошли незначительные
изменения, в других облик и функции территории изменились коренным образом. К
таким, к примеру, относится комплекс юнкерского училища. Комплекс Спасо-
Преображенского монастыря не выполняет никаких конфессиональных функций, да и
самого монастыря давно уже нет.
Кроме того, в результате археологических изысканий стало лучше известно
древнее дорусское состояние кремлевского ландшафта, что позволяет глубже понять
преемственность территориальных функций и восстановить некоторые культурные
смыслы.
Отсюда важна идея переинтерпретации кремлевского культурного ландшафта в
целом и его отдельных комплексов в частности. Тем более что де факто — стихийно —
она уже началась и этот процесс протекает довольно быстро.
В деятельности музея-заповедника важно перейти от архитектурно-исторической
интерпретации культурно-ландшафтных комплексов, отражающей состояние
кремлевского ландшафта XIX века (ее основные черты были представлены в предыдущем
разделе), к реальной пространственной организации Казанского кремля начала XXI века,
опирающейся на идею культурного ландшафта. При таком подходе большое значение
имеют не только архитектурные и археологические артефакты, но и символические
образы мест и их пространственные смыслы.
В целом, большая часть границ «новых» культурно-ландшафтных комплексов в
сравнении с предыдущим вариантом районирования совпадают. Изменения коснулись
властного комплекса, который в последние годы расширил свои границы, а также
вследствие выделения нового — представительского — комплекса.
Существенно в результате переинтерпретации идей места изменилась смысловая
нагрузка комплексов.
В результате на территории музея-заповедника выделено 8 культурно-
ландшафтных комплексов: 1) представительский; 2) властный; 3) исламский; 4)
православный; 5) мемориальный; 6) воинский; 7) управленческий; 8) «тюремный»
(рис. 144).
 345

Рис. 144. Культурно-ландшафтные комплексы Казанского кремля.

Представительский культурно-ландшафтный комплекс. Комплекс занимает

важное географическое положение в Кремле — это лицо кремлевского ландшафта:
основной поток посетителей в первую очередь проходит мимо него. Комплекс призван
задать весь спектр идей кремлевского ландшафта — идею власти и государственности,
духовного просвещения, общей истории, идею защитника отечества.
В отличие от всех других музейных территорий Кремля комплекс носит линейный
характер, охватывая фрагмент кремлевской стены. Проходя через Спасскую башню,
посетитель попадает в другое, отделенное мощной стеной пространство. Эта тема
чрезвычайно перспективна для будущих музейно-экспозиционных интерпретаций.
Спасская башня — визуально-пейзажный и символический центр
Представительского комплекса. Статус места также повышается за счет очевидной
«переклички» со Спасской башней Московского кремля.
Властный культурно-ландшафтный комплекс. На протяжении столетий в этом
месте Кремля размещались учреждения, связанные с государственной властью в регионе
(ханский двор, губернаторский дворец). И в наше время, продолжая традицию, на данной
территории расположился символический центр государственной власти Республики
Татарстан — резиденция президента республики.
Очевидно, что идея места — это идея власти и государственности. На реализацию
данной идеи работает Музей истории государственности татарского народа и Республики
Татарстан и мавзолей казанских ханов.
В последние годы территория комплекса расширилась за счет резиденции первого
президента Республики Татарстан, которая разместилась в Северном корпусе
Артиллерийского двора, и примыкающего к ней нового парка.
Важнейший визуально-пейзажный и устойчиво символический центр не только
данного комплекса, но и всего Казанского кремля (во всяком случае до сооружения
 346

мечети Кул-Шариф) — башня Сююмбике. Миф Сююмбике играет исключительно

важную роль для данного места. Он органично превратился в один из притягательных
туристических брендов.
С позиции пространственной организации кремлевского культурного ландшафта
властный комплекс также выступает в качестве одного из доминирующих. В случае входа
в Кремль через Тайницкую башню комплекс выступает лицом Кремля. В случае прохода
через Спасскую башню здесь заканчивается знакомство с музеем-заповедником. Тем
более, что в районе мавзолея казанских ханов открывается замечательный вид на
заречные районы Казани.
Несмотря на то, что большая часть территории комплекса из-за соображений
безопасности фактически закрыта для посещения туристами, территория в целом, включая
обе президентские резиденции, открыта для визуального восприятия.
Исламский культурно-ландшафтный комплекс. В отличие от исторического
властного комплекса, исламский культурно-ландшафтный комплекс представляет собой
новообразование в кремлевском ландшафте. Начало формирование комплекса связано с
созданием мечети Кул-Шариф, которая стала новой архитектурной доминантой не только
всего Кремля, но и всего города. Однако здание представляет собой не только визуально-
пейзажный центр. Мечеть Кул-Шариф стала не только формально главной мечетью
Татарстана, но символическим центром регионального — татарского — ислама. Это
подчеркивается и в архитектурном решении, и в декоративном оформлении самого
здания.
Неслучайное имя мечети, связанное с выдающимся просветителем татарского
народа Кул-Шарифом, позволяет утверждать, что персонифицированным гением данного
места выступает Кул-Шариф. Кроме того, нельзя не признать грамотность решения о
создании музея «Ислам — религия мира» на базе мечети.
Тем самым, несмотря на молодость постройки, она уже «насытилась» мощными
культурными смыслами. И не удивительно, что наряду с башней Сююмбике и
Благовещенским собором мечеть за короткое время стала одним из важнейших культурно-
символических центров Кремля. Поэтому обсуждать проблемы вписывания здания-
новодела в исторический ансамбль невозможно без широкого регионального и городского
контекста, без учета региональной культурной специфики.
Мечеть Кул-Шариф и комплекс в целом быстро стал центром
этноконфессионального туризма. Можно утверждать, что доля этноконфессионального
туризма в общем туристическом потоке будет возрастать. Однако территориальные
возможности динамичного исламского культурно-ландшафтного комплекса весьма
ограничены.
Важным элементом исторической памяти ландшафта является бывший конус
выноса Тезицкого оврага, который ныне оформлен как курдонёр (от фр. cour d'honneur —
«почётный двор» — ограниченный главным корпусом и боковыми флигелями парадный
двор перед зданием).
Православный культурно-ландшафтный комплекс. Данный комплекс занимает
центральное географическое положение в Кремле. Ядром и визуальной доминантой
комплекса является Благовещенский собор. Собор связан с просветительской
деятельностью Святителя Гурия, которого нужно считать персонифицированным гением
данного места. Также как и для исламского культурно-ландшафтного комплекса идея
места — это идея духовного просвещения и просветительства.
Наряду с центральным местоположением в Кремле комплекс привлекает к себе
широкий круг туристов (не только православных). Это связано с тем, что в пределах
территории находится единственный в Кремле небольшой лесопарковый участок, где
посетителям можно немного отдохнуть. В центре парка помещается памятник зодчим
Кремля, обладающий значимой смысловой нагрузкой (памятник следует рассматривать
 347

как удачный пример реализации идеи общего дома, идеи, которая является ведущей для
мемориального культурно-ландшафтного комплекса).
Для туристов привлекательна также смотровая площадка, расположенная в
пределах комплекса.
Мемориальный культурно-ландшафтный комплекс (территориально
соответствует комплексу Спасо-Преображенского монастыря). Комплекс занимает
важное географическое положение в Кремле — после Спасской башни основной поток
посетителей в первую очередь проходит мимо него.
В связи с утратой в советское время монастырских и церковных строений
естественным образом произошла переинтерпретация данного места. Новая идея данного
— мемориального — комплекса — это идея общей истории и общей памяти.
На эту идею работают выставленные древние могильные камни — русских и татар.
Для данного комплекса органичным представляется уже задуманный проект организации
археологического музея.
Воинский культурно-ландшафтный комплекс. Это комплекс соответствует
историко-архитектурному комплексу артиллерийского училища. Тем самым, идея места
— идея защитника отечества — сохраняется.
Комплекс обладает небольшой территорией. Пространство комплекса замкнуто и
интересно как озелененная территория и место для отдыха. В пределах этого пространства
возможна экспозиция моделей древнего артиллерийского оружия, здесь проводились
концертные мероприятия и в дальнейшем также возможны проведение выступлений
реконструкторов, военных оркестров, других представлений.
Управленческий культурно-ландшафтный комплекс. Соответствует комплексу
Присутственных мест. Основное здание комплекса — здание Присутственных мест
наряду с корпусом Юнкерского училища подчеркивает линейную пространственную
организацию кремлевского ландшафта.
Идея места — идея управления в разных его проявлениях (самоуправление,
демократия, бюрократия).
В настоящее время территория и здания комплекса представляют собой
значительный ресурс для развития музея-заповедника. Перспективен для реализации
различных проектов под открытым небом внутренний двор здания Присутственных мест.
Нынешний характер озеленения территории (линейные еловые посадки)
подчеркивает идею места.
«Тюремный» культурно-ландшафтный комплекс. Соответствует комплексу
бывшей Пересыльной тюрьмы. На разных исторических этапах на данной территории
существовала фабрика, тюрьма, больница. Идея места — идея народного страдания. На
идею «народности» работает и местоположение территории за пределами кремлевских
стен.

Культурно-ландшафтного районирование острова-града «Свияжск»: анализ

ситуации и проектное предложение

Как и Казанский кремль остров-град «Свияжск» представляет собой исторически

сформировавшийся целостный культурный ландшафт. Однако целостность
рассматриваемых ландшафтов задается разными факторами. В случае с кремлем граница
культурного ландшафта проходит по основаниям Кремлевского холма, а крепостная
стена подчеркивает единство ландшафта. В обособлении Свияжска как ландшафта также
важную роль играют природные факторы: границы природного острова и являются
границами Свияжского культурного ландшафта.
Интересно, что в обоих случаях важную роль в восприятии, эстетических свойствах
и функционировании ландшафтов играют реки, Волга и Казанка. Хотя, очевидно, что в
 348

истории Свияжского культурного ландшафта Волга имела большее значение, чем Казанка
для Казанского кремля.
Оба культурных ландшафта довольно компактны, обладают ограниченными
территориальными ресурсами, что не позволяет реализовывать территориально
масштабные проекты.
Территории Свияжска и Кремля вытянуты, что формирует у каждого ландшафта
хорошо читаемую центральную пространственно-планировочную ось. Вдоль этой оси в
Кремле располагаются важнейшие визуально-символические объекты: Спасская башня —
Благовещенский собор — башня Сююмбике — Тайницкая башня. В Свияжске вдоль
центральной пространственно-планировочной оси располагается с одной стороны острова
Успенский Богородичный монастырь с доминирующей колокольней Никольской
трапезной церкви, а с другой — комплекс земских сооружений с Рождественским собором
(последний не сохранился). При этом монастырскую и городскую доминанты связывает
центральная Успенская улица.
В каждом из рассматриваемых случаев важную роль играет визуальная доминанта,
расположенная в стороне от основной пространственной оси. Для Кремля таковой
является мечеть Кул-Шариф, для Свияжска — собор Богоматери Всех Скорбящих
Радости Иоанно-Предтеченского монастыря.
Различия двух охраняемых территорий заключаются в том, что с позиции
сохранения культурного наследия Казанский кремль представляет собой давно
сформировавшийся музейно-экспозиционный («консервативный») объект, к тому же в
качестве объекта культурного наследия ЮНЕСКО обладающий высоким культурным
статусом. Напротив, Свияжск представляет собой относительно молодую, динамичную,
быстро развивающуюся музейную территорию.
Хотя обе территории относятся к крепостным культурным ландшафтам, это разные
типы крепостей. Казанский кремль представляет собой мощную столичную крепость,
крепость в столичном городе. Свияжск — небольшой город-крепость, на развитие
которого существенным образом повлияло его островное местоположение, в результате
чего сформировался социокультурный изолят.
Отличия выражаются и в разных культурных контекстах, смысловом наполнении
рассматриваемых культурных ландшафтов. Казанский кремль создан двумя важнейшими
региональными культурами — татарской и русской; культурный ландшафт Кремля
демонстрирует самобытность каждой из культур и их региональный синтез. При этом во
всех состояниях Кремля — дорусском (татарском), русском и современном — поражает
историческая унаследованность основных культурно-ландшафтных комплексов,
основных центров и функций территории.
Свияжск — продукт одной — русской — культуры, построенный «на пустом
месте». Это один из первых полностью спроектированных городов России, к которому
применимо понятие генерального плана города, причем не только к его состоянию в
XVIII-XIX веках, но и к началу его бытия в середине XVI века.
Еще одно различие касается конфессиональной ситуации. В Кремле выделяется два
конфессиональных центра — исламский и православный, соответственно Казанский
кремль как туристический объект притягателен не только для светских туристов, но и для
паломнических групп, мусульманских и христианских.
На территории острова-града находится два монастырских культурно-
ландшафтных комплекса — Успенский и Иоанно-Предтеченский. Поэтому наряду со
светскими туристами охраняемая территория активно посещается православными
паломническими группами.
В формировании пространственной организации острова-города Свияжска можно
выделить четыре этапа — нерегулярный, регулярный, советский островной, музейный.
Нерегулярный этап истории города охватывает период со второй половины XVI до
первой трети XIX века. На этом этапе в основном сложилась современная
 349

пространственная организация культурного ландшафта и его основные визуальные

доминанты. Характерна естественная планировка улиц при визуально-пространственной
доминанте монастырей и храмов на фоне преимущественно одноэтажной деревянной
застройки.
В середине XVIII века в городе разбираются крепостные стены. В контексте
городского развития Свияжск получает небольшую дополнительную территорию. В
частности, известно, что размеры главной городской — Рождественской — площади в
результате демонтажа крепости увеличиваются.
Регулярный этап продолжался с первой трети XIX века до середины XX века. В
начале этапа была спроектирована и реализована регулярная планировка города. Для
основной — высокой, или бывшей крепостной — части города была выбрана
прямоугольная планировка, а для посада она носила другой, радиально-лучевой характер.
Принципы разработки и реализации генеральных планов заключались в учете и
сохранении культовых сооружений как важных культурно-религиозных центров на плане
города и безусловном выполнении принципа красной линии для частной гражданской
застройки (все здания, попадавшие под красную линию новых улиц, должны быть
разрушены или перенесены на новое место). Кроме того, сохранялась главная
Рождественская площадь.
Большая часть современных улиц связана с реализацией генерального плана
города, хотя некоторые, например, Московская улица, оказались преемниками древних
улиц (в данном случае Рождественской улицы).
Важным для города результатом генерального планирования явилось то, что он
перестал быть проезжим городом: Сибирский тракт стал огибать город с севера, а старая
дорога на Чебоксары, начинавшаяся с Сергиевского спуска, стала трассой местного
значения.
В практически неизменном виде регулярная планировка Свияжска, включая
направления улиц и доминантные планировочные центры, сохранилась до нашего
времени.
С 1931 года Свияжск теряет статус города, становится селом. В 1930-е годы же
разрушается половина храмов (шесть из 12-ти, включая старейший Рождественский
собор).
Советский островной этап связан с созданием в 1955-57 гг. Куйбышевского
водохранилища. С 1950-х годов по до 2008 год (год ввода в эксплуатацию дамбы) остров-
град Свияжск был реальным островом Куйбышевского водохранилища.
В результате затопления огромных территорий, включая пойменные земли рек
Волги и Щуки, город стал постоянным островом, а не сезонным, как раньше. Затоплены
оказались значительные площади исторических территорий посада Свияжска. Затопление
привело к существенному сокращению мест приложения труда местных жителей, поэтому
население острова сократилось более чем в пять раз (с 2700 до 500 человек).
Усиление островного состояния привело к ухудшению транспортной доступности
и к усилению социокультурной изоляции жителей поселения. Низкое качество жилья,
сокращение рабочих мест вызвало дополнительный отток населения с острова.
Музейный этап (с начала XXI века) соотносится с процессами музеефикации
территории острова. Параллельно происходит возвращение Успенского Богородицкого и
Иоанно-Предтеченского монастырей православной церкви. Напомним, что в пределах
монастырей находятся важнейшие объекты культурного наследия, привлекающие и
верующих и светских туристов. Данное обстоятельство накладывает на процессы
музеефикации определенные ограничения.
В 2005 году на примыкающих к Свияжску островах и акватории организуется
государственный природный заказник «Свияжский».
В 2007 году принято Постановление Кабинета Министров Республики Татарстан
«Об утверждении основных направлений концепции социально-экономического,
 350

экологического и архитектурно-художественного возрождения Свияжска как

исторического малого города». Оно сыграло важную роль в приостановлении процессов
социокультурной деградации и создании качественно новых социальных и
инфраструктурных условий, что подготавливало базы для развития территории. Наряду с
существенным развитием музейной и туристкой сферы параллельно решаются
социальные вопросы, осуществляется новое жилищное строительство, быстро развивается
транспортная и инженерная инфраструктура.
В 2009 году другим решением Кабинета Министров Республики Татарстан
создается государственный историко-архитектурный и художественный музей «Остров-
град Свияжск». На острове появляется реальный субъект, заинтересованный сохранении и
задействовании культурного потенциала территории.
В результате исторического и пространственного анализа острова на территории
музея-заповедника выделяется 5 культурно-ландшафтных комплексов: 1) Успенского
Богородицкого монастыря; 2) Иоанно-Предтеченского монастыря; 3) западный городской;
4) восточный городской; 5) посадский (рис. 145).

Рис. 145. Культурно-ландшафтные комплексы острова- града «Свияжск».

Культурно-ландшафтный комплекс Успенского Богородицкого монастыря.

Комплекс Успенского монастыря расположен на юго-западной оконечности острова. С
запада и с юга его омывают воды Куйбышевского водохранилища, а с востока и с севера к
нему примыкает Западный городской культурно-ландшафтный комплекс.
В состав комплекса входят: Успенский Богородицкий монастырь, конский двор,
фрагменты сохранившейся традиционной застройки, а также крутые склоны Свияжского
острова, обращенные к затопленной реке Щуке, и двухуровенная набережная, высокого
(улица Набережная р. Щуки) и низкого уровней.
Важным пространственным элементом Успенского культурно-ландшафтного
комплекса является Успенский спуск, ныне на нем сооружена лестница, по которой
посетители от автостоянки попадают на Успенскую площадь.
Перед монастырем располагается Успенская площадь, которая расширяет
пространство восприятия живописных храмов монастыря и потому постоянно привлекает
к себе посетителей. Еще одно важным аттрактивным местом является участок набережной
перед стенами обители, на котором оборудована смотровая площадка, с которой на
многие километры открывается вид на Свияжский залив, Татарскую гриву, острова
Куйбышевского водохранилища.
И с исторической, и с архитектурной, и с пейзажной точки зрения рассматриваемая
музейная территория занимает исключительно важное место в Свияжском культурном
ландшафте. Вне сомнения, Успенский Богородицкий монастырь представляет собой лицо
 351

Свияжска. Посетители, прибывающие в остров-град на автомобиле, в первую очередь

видят монастырь (к тому же под монастырем организована автостоянка).
Визуально-символическим центром Успенского монастырского культурно-
ландшафтного комплекса вне сомнения можно считать высокую Никольскую церковь,
которая, будучи самым высоким сооружением Свияжска, видна уже за несколько
километров при подъезде к острову.
Основанный в 1555 году монастырь является ровесником города Свияжска. Его
важнейшие храмы – Успенский собор и Никольская трапезная церковь относятся также к
середине XVI века.
Успенский храм выделяется не только своей архитектурой, но и уникальными,
относящимися к середине XVI века фресковыми росписями, включая редчайшее
изображение Св. Христофора и прижизненную фресковую роспись Иоанна Грозного.
Хорошая сохранность фресок и замечательная архитектура Успенского собора ставят его
в ряд самых значимых храмов России.
Успенский Богородицкий монастырь относится к памятникам истории и культуры
федерального значения.
Помимо монастырских территорий в КЛК Успенского монастыря входит конный
двор, расположенный напротив монастыря. Ныне в нем размещаются конюшни,
ремесленные мастерские, а также гостиница и ресторан.
Культурно-ландшафтный комплекс Иоанно-Предтеченского монастыря.
Комплекс Иоанно-Предтеченского монастыря расположен на юго-восточной оконечности
острова. С востока и юга его омывают воды Куйбышевского водохранилища, а с запада и
севера его окружает Западный городской культурно-ландшафтный комплекс.
В состав комплекса входят: Иоанно-Предтеченский монастырь, фрагменты
сохранившейся традиционной застройки, а также крутые склоны Свияжского острова,
обращенные к затопленной реке Свияге, и двухуровенная набережная, высокого (улица
Набережная р. Свияги) и низкого уровней. В состав культурно-ландшафтного комплекса
входит косой Сергиевский спуск, предназначенный и для автомобилей и для пешеходов.
В пространственной организации и восприятии островного культурного ландшафта
Иоанно-Предтеченский монастырь занимает важное место. На его территории сохранился
деревянный храм – Троицкая церковь.
Визуальной доминантой монастыря является массивный собор Богоматери Всех
Скорбящих Радости, сооруженный на рубеже XIX и XX веков.
Западный городской культурно-ландшафтный комплекс. Комплекс
расположен в центральной и самой высокой части острова с преобладающими высотами
(относительно зеркала водохранилища) 70-80 м. С востока и юга его ограничивают
культурно-ландшафтные комплексы Успенского и Иоанно-Предтеченского, а с запада и
севера омывают воды Куйбышевского водохранилища. С северо-восточной стороны по
улице Александровской комплекс граничит с Восточным городским культурно-
ландшафтным комплексом.
На территории комплекса не сохранилось храмов, но имеется немало интересных
исторических зданий. К тому же обращают на себя внимания жилые дома, построенные в
первой половине XX века.
Центральное местоположение в Западном городском культурно-ландшафтном
комплексе занимает комплекс казенных сооружений, фасад которого выходит на
центральную Успенскую улицу. В нем ныне разместился Музей истории Свияжска. Через
улицу расположились казармы инженерного корпуса, в которых находятся конференц-
центр музея и фондохранилища. Музей планирует использовать и здание земской
больницы, реставрация которого близка к завершению. На набережной р. Щуки
открывается замечательная эстетическая ценность – вид на Куйбышевское
водохранилище и левый берег Волги.
 352

Восточный городской культурно-ландшафтный комплекс. Комплекс

расположен в северо-восточной половине острова. С юго-запада по улице
Александровской комплекс он граничит с Западным городским культурно-ландшафтным
комплексом, с северо-востока — с Посадским комплексом. С северо-запада и юго-востока
территория омывается водами Куйбышевского водохранилища.
Набережные рек Щуки и Свияги, находящиеся на основной высокой поверхности
острова, которые возвышаются над гладью водохранилища на 20-25 м, что позволяет
обозревать окружающие пространства на значительное расстояние. Параллельно им на
низком уровне, вдоль побережья водохранилища, проложены автомобильные и
пешеходные дороги. Один из самых живописных спусков к водохранилищу начинается на
Рождественской площади, проходит мимо Константино-Еленинской церкви и выходит к
берегам рукотворного моря.
Со второй половины XVI века, со времени основания города именно на этой
территории располагался городской центр. Здесь находился и главный въезд в город,
названный Рождественским в честь построенного из камня во второй половине XVI века
городского Рождественского собора.
Со времени основания города Рождественская площадь была основной городской
площадью. Показательно, что именно здесь во второй половине XVI века находилась
царская резиденция («царская светлица»).
Рождественская площадь представляет собой (и до революции представляла)
главный общественный центр города-острова. Этот момент четко выражен планировочно:
к площади выходит центральная Успенская улица, уже названная Московская, Троицкая
улица, Рождественская улица и Рождественский переулок.
До 1930-х годов в центре площади располагался Рождественский собор, который
уравновешивал в пространстве острова Никольский храм Успенского монастыря. Помимо
Рождественского собора площадь окружали Благовещенская и Софийская церкви (все три
храма ныне находятся в руинированном состоянии, на местности они обозначены
памятными крестами). Тем не менее, несмотря на утрату таких значимых визуальных
доминант, как храмы, по сторонам площади сохранились или отреставрированы здания,
относящиеся к дореволюционному периоду истории. Благодаря сохранившимся
многочисленным историческим зданиям по улице Московской (дом Агафоновых, здание
богадельни, дом Медведева-Бровкина), улица воспринимается как целостный фрагмент
исторического городского ландшафта. Оказавшейся на этой улице посетитель острова
испытывает на себе действие «машины времени».
Посадский культурно-ландшафтный комплекс. Посадский культурно-
ландшафтный комплекс занимает северо-восточную окраину острова. При этом большая
часть его территории находится на низком (50-55 м) гипсометрическом уровне. Важную
роль в пространственной организации комплекса играют улицы-спуски — Московская и
Рождественская, спускаясь по которым хорошо обозревается вся территория посада.
Визуально-символическим центром всего комплекса выступает церковь
Константина и Елена, которая расположена в высокой части посада и «парит» над ним.
Храм относится к памятникам истории и культуры федерального значения. Другим —
транспортным — центром является речной вокзал, со стороны которого для посетителей,
прибывших на кораблях, начинается знакомство со Свияжском. Рядом с вокзалом
развивается перспективный проект Археологического парка, организованного на месте
раскопок.
Посад отличается хорошим состоянием жилых исторических зданий. Среди них
выделяется дом-квартал, принадлежавший нескольким владельцам (дом Тимофеева —
Терентьева — Бровкина — Дьячковых), а также дом городского главы Ф.П. Полякова.
В 2017 году «Успенский собор и монастырь острова-града «Свяжск»» включены в
Список Всемирного наследия ЮНЕСКО.
 353

Приведенные примеры показывают, что, ландшафтно-планировочная ситуация для

исторических территорий, сильно освоенных и насыщенных памятниками культурного
наследия, существенно отличается от ландшафтного планирования охраняемых
природных и других слабо нарушенных территорий. Сформулированные для
исторических территорий правила ландшафтного планирования («Помни о природе»,
«Слушай «голос места» и «Объединяющая сила культурного ландшафта») позволяют
точнее учесть специфику планировочной ситуации, в которой культурно-ландшафтные
императивы указываются наиболее значимыми. При этом даже для самых окультуренных
мест необходимо учитывать природные факторы, особенно неблагоприятные и опасные
природные процессы.

3.5. Согласование интересов и распределение нагрузок для

минимизации конфликтов землепользования

Глава 3.5. посвящена заключительным этапам ладшафтного планирования –

вопросам распределения нагрузок и технологических решений по угодьям с уже
определенным функциональным назначением. Демонстрируется специфика варинтов
перераспределения нагрузок при разных сценариях взаимодействия видов
землепользования. Рассматриваются примеры разных видов охраняемых территорий –
буферной зоны природного заповедника, природного заказника, историко-культурного
заповедника.

3.5.1. Сценарии взаимоотношений рекреационного и природоохранного

рекреационного землепользования: пример охранной зоны Дальневосточного
морского биосферного заповедника
А.В. Хорошев, В.П. Чижова

Дальневосточный модельный участок выбран как пример применения сценарного

подхода к разработке планировочных решений в условиях одного доминирующего вида
землепользования, конфликтных ситуаций, порождаемых вопросами собственности на
землю, и ограничений, накладываемых соседством с особо охраняемой природной
территорией. Объектом исследования послужил участок охранной зоны Дальневосточного
морского государственного биосферного заповедника в районе полуострова Гамова
(побережье залива Петра Великого). Режим заповедника предусматривает две главные
особенности планировочной ситуации. Во-первых, разрешается использование акватории
заповедника для купания при жестком контроле со стороны службы охраны,
направленном, в первую очередь, на исключение промысла морских животных и
растений. Во-вторых, для целей охраны акватории установлена сухопутная охранная зона
заповедника, совпадающая с водоохранной зоной моря, на расстоянии 500 м от берега.
Еще одну особенность планировочной ситуации составляет нахождение значительной
части побережья, в том числе охранной зоны, в частной собственности. Действия
собственника по ограничению доступа к побережью входят в противоречие с интересами
традиционной для жителей Владивостока пляжной рекреации. Рекреанты прибывают как
на собственном автотранпорте для установки палаток на берегу, так и со стороны бухты
Витязь (в пределах пешеходной достижимости) на противоположном берегу полуострова.
На побережье бухты Витязь сосредоточена инфраструктура для многодневного отдыха,
однако качество пляжа значительно уступает бухтам восточного побережья полуострова.
Возможны несколько сценариев развития ситуации, которые различаются по
совместимости интересов собственника, интересов заповедника, интересов рекреантов и
 354

целей охраны приморского ландшафта. Эти сценарии сравниваются в данном разделе

монографии. Тем самым мы рассматриваем одну из стратегий ландшафтного
планирования, которая направлена не на выбор единственно оптимальных мест
размещения деятельности (которые в данном случае достаточно очевидны), а на
сопряженный анализ следствий возможных решений для большой группы урочищ,
связанных потоками вещества.
Объектами исследования послужили две бухты – Средняя и Астафьева – на
западном побережье залива Петра Великого. На первом этапе планирования,
предваряющем анализ сценариев, проведена инвентаризация ландшафтной структуры
и динамических процессов на уровне урочищ.
Бухта Средняя представляет собой серию трех небольших бухт, которые разделены
урочищами крутых и отвесных склонов, сложенных гранодиоритами и гнейсированными
гранитами («непропусками»). Вдоль уреза моря протягивается полоса пляжа, сложенного
несортированными песчаными отложениями и не имеющего растительного покрова, либо
с разреженными колосняковыми лугами. Выше пляжа вдоль всей бухты расположены
урочища береговых валов, сложенных песчаными и галечными отложениями, с
разреженными разнотравно-мискантусовыми лугами с участием осок. В южном секторе
выше полосы с разреженным растительным покровом расположена полоса лещинника, за
которой расположены мезофитные высокотравные луга. По мере удаления от моря на
фоне лугов появляется древесный ярус, представленный ольхой японской, которая
произрастает отдельно стоящими деревьями высотой до 7 м. Ближе к перегибу между
присклоновым понижением и коренным склоном нередки заболоченные урочища с
выходом грунтовых вод. Местами встречаются небольшие заболоченные фации с осоково-
пушицевыми сообществами. Коренной склон покрыт разнотравным лугом с участием
папоротников орляка и оноклеи, выше по склону в кустарниковом ярусе появляется
лещина. В средней части склона (уклон 5-6о) преобладают монгольскодубовые леса
лещиновые мискантусовые.
Центральный сектор бухты Средней отделен от южного покатосклонным
куполовидным водораздельным гребнем, обрывающимся к побережью крутыми
обвальными склонами, сложенным гранодиоритами, с типичными для подобных
местообитаний редколесьями из особо охраняемого вида сосны густоцветковой. Основная
выпуклая поверхность гребня покрыта вторичными послепожарными сообществами
лещинников, дубовых редин и редколесий лещиновых мискантусовых. За полосой пляжа в
периферийных секторах бухты доминируют крутые склоны, занятые мискантусовыми
лугами с участием кустарников - шиповника, а в верхней части склонов лещины.
Основная поверхность пологой террасовидной поверхности, приуроченной к высотам 10-
40 м и расчлененной глубоковрезанными лощинами, занята лещинником мискантусовым,
который, при продвижении по террасе вглубь бухты, сменяется дубравой. Северный
сектор отделен от центрального крупным останцовым гранодиоритовым массивом с
возрастающей по направлению к берегу крутизной склонов, вплоть до отвесных
скалистых склонов с сосняками. Доминируют урочища дубовых лесов лещиновых
разнотравно-вейниковых и мискантусово-осочковых, чередующихся с рединами, лугами и
лещинниками. Массив расчленен глубокими крутосклонными долинами с ольшаниками.
Замыкающие бухту Среднюю с северо-востока крутые скалистые склоны, как и
аналогичные урочища на полуостровных участках побережья восточного участка,
покрыты живописным сосновым редколесьем рододендроновым осочково-
петрофитнозлаковым.
Бухта Астафьева примыкает к широкому амфитеатру, открывающимся от осевого
хребта полуострова Гамова на восток (рис. 146). В верхней части коренных склонов,
сложенных гранитами, доминируют крутые участки с постепенно уменьшающимися вниз
уклонами. В приводораздельной части и в верхней части крутых склонов доминируют
арундинеллово-мискантусовые луга с порослью охраняемого вида рододендрона
 355

Шлиппенбаха (особенно в крутой пригребневой части склонов) и других кустарников, а

также порослью дуба зубчатого и липы амурской. Местами дубовые редколесья выходят
на осевой гребень. Книзу происходит расчленение единых крутосклонных поверхностей
на систему широких амфитеатрообразных водосборных понижений с влажными и сырыми
гигротопами и покатосклонных гранитных боковых гребней разной ширины со свежими и
сухими гигротопами, спускающихся почти до аллювиально-морских террас. Водосборные
понижения книзу сужаются и переходят в глубоковрезанные крутосклонные ложбины с
многопородными широколиственными лесами (с участием липы, дубов монгольского и
зубчатого, ясеня, клена, бархата, калопанакса) по склонам и ольшаниками осоково-
вейниковыми, разнотравно-вейниковыми, осмундовыми по переувлажненным днищам.
Растительный покров боковых гребней различается в зависимости от степени
островершинности и крутизны склонов. На наиболее крутых склонах, особенно южной
экспозиции доминируют дубняки с преобладанием осочки Carex nanella.
В северо-западном секторе выделяется система достаточно четко выраженных трех
древних морских террас с цоколем из коренных пород, разделенных короткими крутыми
склонами. Террасовидные поверхности покрыты дубовыми редколесьями, но травяно-
кустарниковый ярус различается в зависимости от высоты и степени антропогенной
измененности. Нижнюю поверхность можно считать аллювиально-морской террасой, так
как она явно связана с аккумулятивной деятельностью не только моря, но и небольшой
речки, впадающей в бухту с северо-запада. Она частично обезлесена и покрыта
ольшаниками осоково-вейниковыми и полынно-высокоразнотравными лугами. Вторая
террасовидная поверхность покрыта преимущественно сорноразнотравным лугом с
преобладанием полыни Artemisia umbrosa, что является наследием проводившегося в
прошлые десятилетия выпаса оленей и расположения загонов. Из-за высокого травостоя
затруднено возобновление дуба зубчатого, обилие которого возрастает в присклоновой
части террасы. Третья террасовидная поверхность имеет пологую поверхность, расчленена
широкими ложбинами и занята дубово-ольховым редколесьем с обильным порослевым
возобновлением ольхи японской, леспедецы двухцветной; в травостое преобладают
мискантус краснеющий и полынь Гмелина. Для террасовидных поверхностей побережий
бухты Астафьева местами характерны выходы грунтовых вод, формирующие болотистые
вейниково-осоковые луга.
Северный, юго-западный и южный секторы побережья бухты Астафьева
выделяются непосредственным примыканием крутых коренных склонов к пляжу и
наличием прибрежной полосы труднопроходимых грубообломочных обвально-осыпных
шлейфов, которые чередуются с участками расширенных до 10-15 м песчано-галечных
пляжей. Центральный сектор, напротив, характеризуется наличием широкого (от 150 до
300 м) пологого делювиального шлейфа, наложенного на морскую террасу и отделяющего
береговой песчаный вал от покатого коренного склона. Шлейф и прорезающие его
лощины характеризуются резким преобладанием сырых и мокрых гигротопов, развитием
перегнойного и глеевого процессов в почвах под болотистыми осоково-тростниково-
вейниковыми лугами с редколесьями из ольхи японской. На берегах бухты Астафьева в
центральном секторе формируются хорошо выраженные урочища двух видов, типичные и
для других бухт: песчаного берегового вала (основное место многодневного отдыха
посетителей) с высокой степенью рекреационной дигрессии травостоя и песчаного пляжа
шириной 10-20 м.
 356

Рис. 146. Общий вид на бухту Астафьева и примыкающую к ней буферную зону
Дальневосточного морского заповедника с луговыми и дубово-редколесными урочищами.
Пляж используется для рекреации, грунтовая дорога к пляжу ниже перегиба склона
проходит по частному владению.

Оценка пригодности урочищ для любого вида их использования должна

опираться на сопоставление возможностей и ограничений. Продемонстрируем, как
раскрываются эти понятия через оценку функциональной роли в локальном и широком
географическом контексте, наличия внешних и внутренних угроз, наличия особых
экологических ценностей, в том числе защитных по отношению к другим урочищам,
устойчивости вертикальной и горизонтальной структуры, надежности в выполнении
социально-экономических функций.
С точки зрения регионального географического контекста побережья залива
Петра Великого урочища района исследования оценены как типичные, широко
распространенные, преимущественно с вторичными фитоценозами. Поэтому режим
охраны большинства урочищ как таковых не может считаться необходимым, т.е.
применение правила уникальности к охранной зоне в данном случае неприменимо. В то
же время необходимо отметить, что сам факт организации морского заповедника основан
на уникальности его подводной фауны и флоры в общенациональном масштабе. Особые
ценности урочищ охранной зоны на побережье выявляются именно в контексте
соседства с уникальными экосистемами морским заповедником. Кроме того, локальные
ограничения на допустимое использование возникают при анализе внутренних и внешних
угроз, характерных для каждого урочища, а также в связи с достаточно высокой
встречаемостью редких и охраняемых видов растений. С социальной точки зрения
побережье залива располагает очень ограниченным количеством песчаных пляжей,
поэтому рассматриваемые бухты могут считаться практически безальтернативными
местами пляжного отдыха.
Продемонстрируем сопряженный анализ рекреационно-ресурсного потенциала,
угроз, доступности и надежности урочищ побережья и выведем результирующую оценку
пригодности.
К основным внутренним угрозам, снижающим качество урочищ,
привлекательных для рекреации и пригодных для инфраструктуры, относятся:
1) эрозионные процессы на крутых и покатых приморских склонах, в том числе на
грунтовых дорогах (рис. 147);
2) заболоченность присклоновых депрессий и морских террас;
 357

3) дефляционные процессы на морских песчаных пляжах и береговых валах.

К внешним угрозам для рекреационного землепользования, которые могут
возникать за пределами мест отдыха, относятся:
1) обвально-осыпные процессы береговых клифов и крутых коренных склонов;
2) пожары, поражающие редколесья и травяной покров приморских лугов в
весенний период (рис. 148);
3) штормовые нагоны, меняющие характер береговой линии и рельефа береговой
полосы.

Рис. 147. Эрозия на дороге, ведущей к пляжу, способствует поступлению

нежелательных наносов в акваторию заповедника.

Рис. 148. Послепожарный лещинник на месте дубовых редколесий препятствует

возобновлению коренных пород.

В связи с развитием перечисленных внутренних и внешних угроз выделяются

несколько разновидностей проблемных ситуаций, накладывающих ограничения на
землепользование и снижающих надежность урочищ для рекреации.
 358

Во-первых, экзодинамические процессы могут естественным образом менять

ландшафтную структуру территории и акватории, способствовать уничтожению
местообитаний или появлению новых, а также создавать угрозу жизни и здоровью
посетителей (рис. 149). Часто подобные угрозы относятся к категории неустранимых.
Тогда необходимо либо исключать возможность посещения, либо проводить специальные
защитные мероприятия. Наиболее распространенный пример – береговые системы с
сочетанием обвально-осыпных процессов на береговых клифах и опасностей, связанных с
морским прибоем.
Во-вторых, экзодинамические природные процессы, малоактивные в естественных
условиях, могут провоцироваться антропогенным воздействием, и ареал их проявления
совпадает с антропогенными объектами. Наиболее ярко выраженный пример – дорожная
эрозия на склонах, примыкающих к бухте Астафьева и бухте Средней.
В-третьих, экзодинамические процессы, вызванные антропогенным воздействием,
провоцируют вынужденное смещение антропогенного объекта, что приводит к
расширению ареала нарушенных ландшафтов. В данном случае отсутствие
благоустройства провоцирует рост нагрузок на ландшафт и снижение его устойчивости.

Рис. 149. Динамические естественные и антропогенные процессы в ландшафтах

побережий бухты Астафьева.

Характер экзодинамических процессов в решающей степени контролирует

доступность урочищ прибрежной полосы. На многих участках северного сектора бухты
Астафьева (примерно 60% длины береговой полосы) активны обвально-осыпные
процессы на отвесных гранитных склонах, поставляющие крупнообломочный материал на
берег. Они сами по себе создают трудно предсказуемую опасность для посетителей как
внешняя угроза, но в большей степени – как причины формирования труднопроходимых
травмоопасных участков берега, особенно во время штормовой погоды. Скопления
валунов в береговой полосе используются змеями, что при ограниченных возможностях
выбора пути гуляющими представляет определенную опасность. Хотя этот сектор
малодоступен для массового пассивного пляжного отдыха, но по песчано-галечному
пляжу проходит тропа к высокому берегу у мыса Азарьева, ценному с эстетической и
эколого-просветительской точек зрения. Запрет посещения, поэтому, нецелесообразен,
однако необходима предупреждающая информация о сложности прохода и
нежелательности посещения в штормовую погоду, особенно с детьми.
Центральный сектор наиболее легкодоступен для посещения как пешими
отдыхающими из поселка Витязь, так и приезжающими на автомобилях. В пляжной
полосе серьезные природные опасности отсутствуют (не считая штормов). Однако
 359

грунтовая дорога, ведущая к пляжу по покатым коренным склонам, подвержена

активнейшей дорожной эрозии, в том числе в силу пересечения дорогой естественных
водотоков, что создает внешнюю угрозу по отношению к акватории заповедника – резкой
активизации стока наносов в бухту по ручью. Современная ситуация способствует росту
данной угрозы в связи с постоянным расширением нарушенной полосы из-за желания
автомобилистов объехать глубокие колеи. (рис. 147) Местами полностью смыт слой
мелкозема вплоть до обнажения коренных пород, что создает дополнительные сложности
для автомашин и вынуждает совершать объезды, расширяя нарушенную полосу.
Береговой вал – наиболее пригодное для стационарного палаточного отдыха урочище –
является ареалом развития дефляции, спровоцированной рекреационными нагрузками.
Этот процесс препятствует восстановлению травяного покрова. Сам по себе процесс
развивается в узкой полосе, и его нельзя расценивать как критический, так как дефляция
развивается и в естественной обстановке. Однако возможности комфортного пребывания в
береговой полосе сокращаются из-за уменьшения доступных для установки палаток мест.
Доступ к юго-западному сектору со стороны центрального сектора ограничен
наличием скалистого обвально-осыпного участка. Узкий галечный пляж доступен только
для пешего спуска с пологонаклонной террасовидной поверхности, находящейся на
высоте 10-20 м над уровнем моря и занятой заболоченным осоковым лугом на
перегнойно-глеевых почвах. Осложнен подъезд и парковка автомашин, что приводит к
буксованию и расширению нарушенной площади. Подъездная дорога подвержена эрозии с
формированием активно развивающихся врезов глубиной до 30 см, что также приводит к
смещению дороги и расширению нарушенной полосы.
Серьезным препятствием для функционирования и восстановления естественных
лугово-лесных урочищ побережья, примыкающего к восточному участку заповедника,
является регулярность весенних пожаров антропогенного происхождения. Меры защиты
от этой угрозы вполне совместимы с другой целью – защиты акватории от избыточного
поступления твердого и растворенного стока с суши. Восстановление лесного покрова на
месте вторичных лугов в полосе от водораздела до берега способствовало бы, с одной
стороны, более эффективному переводу поверхностного стока в подземный, с другой, –
снижению риска пожаров для безопасности посетителей. Несколько снижают остроту этой
проблемы два факта: 1) основные рекреационные нагрузки приходятся на малоопасный в
пожарном отношении позднелетне-раннеосенний период; 2) в некоторой степени
буферную роль по отношению к избыточному поверхностному водному, растворенному и
твердому стоку выполняют прибрежные заболоченные луга в тылу берегового вала.
После оценки угроз и доступности рассмотрим существующие нагрузки, определим
несущую способность, или рекреационную (в данном случае) емкость, ландшафта и
перейдем к обоснованию мероприятий по повышению экологической безопасности.

В бассейне бухт полуострова Гамова выделяются несколько основных видов

урочищ, различающиеся по степени пригодности и допустимости рекреации, что диктует
уровень возможных нагрузок и технологические решения для поддержания устойчивого
функционирования.
Приморские песчаные пляжи шириной 10-15 м без растительного покрова или с
группировками колосняка. Основные экологические функции заключаются в
динамическом обмене веществом с акваторией и морским дном. На всем протяжении
урочища используются для загорания и игр, в тыловой части – для установки палаток.
Ввиду почти полного отсутствия высших растений и почвенного покрова и высокой
естественной динамичности, а также постоянного обновления субстрата, рекреационные
нагрузки не представляют угрозы для устойчивости урочища как такового. Исключение
представляют крайне уязвимые к вытаптыванию группировки повоя сольданеллового,
занесенного в Красную книгу РФ, которые встречаются в реже посещаемом (в основном с
прогулочными и экскурсионными целями) северном секторе побережья бухты. Однако
 360

данный вид урочищ имеет наиболее очевидную динамическую связь с акваторией, в силу
чего его загрязнение (мусор, горюче-смазочные материалы, продукты жизнедеятельности
человека и животных) оказывает негативное влияние на акваторию. Наиболее строгое
ограничение использования предусмотрено Водным кодексом и касается запрета проезда
и парковки автомашин в водоохранной зоне вне специально оборудованных мест, что в
реальности не соблюдается. Отметим, что урочища песчаных пляжей входят целиком в 20-
метровую полосу общего пользования, поэтому доступ к ним не может быть ограничен.
Приморские галечные пляжи шириной 5-10 м без растительного покрова или с
группировками приморских галофитов. Основные экологические функции заключаются в
динамическом обмене веществом с акваторией и морским дном, наличии местообитания
охраняемых видов, гашении разрушительной силы прибоя. Урочища данного вида менее
доступны для посещения, чем песчаные, из-за соседства с крутыми коренными склонами и
чередования с нагромождениями валунов, однако в целом пригодны для отдыха и
проходимы. Целесообразны предупредительные информационные плакаты при повороте
пляжной полосы от центрального к северному сектору с убедительной просьбой далее
передвигаться исключительно по полосе, лишенной растительного покрова, ввиду
присутствия популяций краснокнижных видов растений, но обязательно без указания
конкретных видов (чтобы не привлекать нежелательного внимания к ним).
Приморские глыбисто-валунные нагромождения занимают выпуклые участки
берега по краям бухт и у скалистых мысов внутри бухт. Они характеризуются наибольшей
силой прибоя и практически полным отсутствием растительного покрова.
Труднопроходимость и риск волнового удара делают эти урочища наиболее опасными для
пребывания и просто пересечения. Несмотря на отсутствие возможности купания, тем не
менее, эти участки привлекают часть посетителей, желающих добыть мидий и других
морских животных с мелководий и каменистых мысов. Запрет этого промысла в
акватории заповедника требует создания режима ограниченного доступа на примыкающие
к каменистым мелководьям участки берегов. Это могло бы служить дополнительным
напоминанием для посетителей пляжа об ответственности за промысел морской фауны в
заповеднике.
Береговые пологосклонные песчаные валы с плоскими или выпуклыми вершинами с
псаммофитными разнотравно-злаковыми дигрессионными лугами. Основная
экологическая ценность – закрепленность песчаной поверхности растительностью.
Урочища данного вида находятся, как правило, за пределами общедоступной 20-метровой
полосы и теоретически могут быть арендованы или приватизированы. По тыловой части
берегового вала проходят грунтовые автомобильные дороги, а сами валы служат местом
стоянки автомашин, установки палаток, кострищ, оборудования туалетных кабинок.
Рекреационное воздействие максимально, в результате чего растительный покров
находится в сильно угнетенном состоянии. Обычны дефляционные процессы и деградация
растительности в местах частой установки палаток как в результате вытаптывания, так и в
результате нарушений фотосинтеза. Рекреационная дигрессия привела к выпадению из
фитоценоза неустойчивых к вытаптыванию видов и к невысокой значимости этих урочищ
для сохранения биоразнообразия (за исключением куртин охраняемого вида пиона
молочноцветкового (Paeonia lactiflora)). Тем не менее, остаточный растительный покров и
маломощный гумусовый и дерновый горизонты почв выполняют важнейшую буферную
функцию по отношению к загрязнителям. Особенностью береговых валов является частое
выклинивание грунтовых вод на склоне, обращенном к морю. Вследствие этого на
покатом склоне развивается более густой осоково-тростниковый травостой на сырых
почвах, снижая рекреационную привлекательность склоновых фаций и способствуя
образованию глубоких многочисленных колей от автомашин. Невозможность
использования переувлажненных фаций для загорания, установки палаток и стоянки
автомашин в условиях перегруженности береговых зон рекреантами приводит их к
решению использовать эти фации для сброса мусора и устройства туалетных кабинок.
 361

Поскольку урочища береговых валов являются наиболее востребованными, особенно у

многодневных рекреантов, запрет их использования возможен только через полное
прекращение доступа к пляжу, что вряд ли целесообразно с учетом ограниченности
альтернативных вариантов. Организованный сбор мусора, установка мусоросборников
примерно через каждые 50-100 м, оборудование стационарных туалетных кабинок
является единственным способом решения проблемы, который может снизить нагрузку на
экосистемы даже при сохранении или росте количества отдыхающих. Информационные
плакаты или памятки с напоминанием о необходимости увозить мусор с пляжа с собой
является необходимым, но не достаточным условием снижения нагрузки. Оборудование
специальных настилов для палаток целесообразно в местах полного сбоя растительного
покрова, чтобы избежать дополнительного сокращения фотосинтезирующей поверхности
и дернового процесса в почвах.
Присклоновые депрессии в тылу береговых валов с разнотравно-вейниково-
осоково-тростниковыми болотистыми лугами с порослью ольхи. Урочища этого вида
соответствуют местам разгрузки склоновых грунтовых вод и рассеяния поверхностного
стока в приустьевых отрезках склоновых лощин. Луга влажные осоково-разнотравные,
сырые осоково-вейниковые, болотистые разнотравно-злаковые и разнотравно-осоковые с
порослью ольхи японской занимают обширные площади – на слабо дренированных
плоских и вогнутых участках шлейфов склонов, в поймах ручьев и на приустьевых
расширениях долин. Луга отличаются высоким видовым разнообразием и потому
обладают гораздо более высокой экологической ценностью, чем сообщества береговых
валов и пляжей. Повышенное содержание органического вещества в почвах, замедленный
водообмен, высокий уровень биологического поглощения химических элементов в
биомассе обусловливают потенциальную (в случае возникновения источников
загрязнения на склонах) буферную роль на пути потока вещества, поступающего с суши в
акваторию. Благодаря преобладанию сырых и мокрых гигротопов, эти урочища играют
роль естественного ограничителя для расширения полосы наиболее интенсивного
рекреационного воздействия со стороны берегового вала. Тем не менее, болотистые луга
подвергаются достаточно интенсивной и крайне нежелательной антропогенной нагрузке:
сброс мусора, посещение для отправления естественных надобностей (особенно при
большом наплыве однодневных посетителей в выходные дни), сбор в букеты некоторых
видов ярко цветущих охраняемых растений (Iris ensata, Iris laevigata и др.).
Плоские низменные поймы ручьев и террасы с ольховым и дубовым редколесьями
осоково-вейниковыми и злаково-сорноразнотравно-полынными сосредоточены на
удалении первых сотен метров от пляжа, как правило, в пределах 500-метровой охранной
зоны заповедника. В прошлом эти поймы использовались для оленеводства, в том числе
для сооружения загонов. Урочища легкодоступны с пляжа по грунтовым дорогам,
обеспечены источниками водоснабжения и эпизодически посещаются отдыхающими с
пляжа. Иногда они используются для обустройства палаточных лагерей, что вполне
допустимо при условии оборудования мусоросборников и туалетов. Некритическим
препятствием для площадного воздействия является высокий травостой (до 100-150 см),
наличие колючих кустарников и лиан, в пойме – переувлажненность и наличие ядовитых
растений (борщевик, аризема и др.), а также змей. Экологической ценностью и
лимитирующим фактором для посещения является наличие популяций растений,
занесенных в Красную книгу РФ: однопокровница полуостровная (Arisaema peninsulae),
касатик гладкий (Iris laevigata), глянцелистник Макино (Liparis makinoana), венерин
башмачок настоящий (Cypripedium calceolus) (Хорошев и др., 2016). Важнейшее, но
трудноконтролируемое требование к стационарному палаточному отдыху – исключение
заготовки дров в дубовых и ольховых редколесьях, которая может быть причиной
нарушения возобновления древостоя, сокращения местообитаний животных, связанных с
деревьями, нарушения стокорегулирующей функции древостоя. В случае строительного
освоения территории эти урочища относятся к числу наиболее пригодных, что потребует
 362

жесткой регламентации земляных работ, обустройства подъездов, оборудования системы

сброса отходов (ст. 65, пп. 15 и 16 ВК РФ). Основными задачами профилактических и
защитных мероприятий в случае строительства должны быть максимально возможное
отдаление земляных работ от пойм обрамляющих территорию водотоков, исключение
контакта отвалов с наклонными поверхностями склонов террас, исключение переправ
вброд и оборудование мостов через водотоки, максимальное сохранение древостоя,
выполняющего стокорегулирующую функцию.
Лощины, глубоко врезанные в коренные гранодиориты, с приустьевыми отрезками
водотоков с влажнотравно-кустарниковыми зарослями. Урочища лощин являются
зонами наиболее быстрого транзита стока, связывающего водоразделы с акваторией бухт.
Поэтому избыточный твердый и растворенный сток, порождаемый дорожной эрозией,
максимально быстро транспортируется до акватории без задержки на каких-либо
барьерах. Основная экологическая ценность – сплошное закрепление склонов травяно-
кустарниковой растительностью. Подобные лощины в бухтах Астафьева (центральный
сектор) и Средней (центральный и южный секторы) пересекаются автотранспортом вброд
в приустьевой части и принимают загрязненный сток перехваченных грунтовыми
дорогами ручьев. Урочища характеризуются максимальной уязвимостью к нарушениям
почвенно-растительного покрова, минимальной способностью к восстановлению при
нарушениях морфолитогенной основы, относительно высокой способностью водотоков к
самоочищению при сопутствующем риске загрязнения акватории бухт. Будучи
непригодными для длительного пребывания рекреантов, они используются для сброса
мусора, что должно расцениваться как одно из наиболее опасных нарушений режима
охранной зоны. Необходимо обязательное оборудование мостов в местах пересечения
водотоков дорогами, так как неприемлемое количество твердого вещества поступает по
размываемым дорожной эрозией крутым склонам оврагов и непосредственно при
пересечении русел автомашинами. Оборудование туалетов и мусоросборников за
пределами лощин позволит нейтрализовать желание посетителей использовать эти
урочища в таком качестве.
Амфитеатрообразные водосборные пологосклонные понижения с лещинниками
мискантусовыми с порослью ольхи японской сосредоточены в основном за пределами
охранной зоны заповедника, но играют ведущую роль в формировании и регулировании
стока ручьев, впадающих в бухты. Следовательно, их освоение может иметь значительные
удаленные эффекты. В силу избыточного полузастойного увлажнения в почвах
развиваются процессы накопления перегноя, оглеение, местами – активное
гумусонакопление. Наличие органогенной толщи способствует регулированию
поверхностного стока. Уязвимость доминирующих высоковлажнотравных сообществ
связана с наличием редких видов Iris ensata, Querqus dentata. Относительно
пологосклонный рельеф может показаться привлекательным для освоения под
строительство (тем более, за пределами охранной зоны заповедника), однако это привело
бы, особенно на этапе строительства, к резкому изменению режима стока жидких,
взвешенных и растворенных веществ в бухты и к ущербу для морской фауны и флоры
(рис. 150). Поэтому, руководствуясь правилом значимости удаленных эффектов, урочища
данного вида рекомендуется исключать из хозяйственного использования. Возможно их
регулируемое использование как объекта экологического просвещения при условии
оборудования специально укрепленных троп и смотровых площадок, исключающих
вытаптывание. Привлекательность для экопросвещения повышается присутствием
большого количества эффектных красиво цветущих видов разнотравья (Lichnis fulgens,
Trollius chinensis, Astilbe chinensis, Veronicastrum sibiricum и др.) и возможностью донести
до посетителей идею о взаимосвязанности удаленных друг от друга урочищ в пределах
бассейнов водотоков и зависимости морской акватории от состояния сухопутных
ландшафтов.
 363

Рис. 150. Амфитеатрообразные водосборные пологосклонные понижения,

нежелательные для активного рекреационного использования в силу высокой
экологической ценности.

Покатые коренные склоны, сложенные преимущественно гранодиоритами, с

дубовыми лесами и редколесьями лещиновыми осочковыми и рододендроновыми. Урочища
этого вида доминируют на склонах всех примыкающих к бухтам восточного участка
побережий. Значительная часть из них попадает в охранную зону заповедника. Древесная
растительность имеет парковый характер и обладает высокой эстетической
привлекательностью. Кроме того, эти урочища привлекательны как место обзора
обширных участков побережья с высоты 20-100 м. Современный облик сообществ
складывается под влиянием практически ежегодных весенних пожаров. Пожары наносят
ущерб популяциям редких видов растений, так как в значительной степени уничтожают
подрост древесных и кустарниковых пород (дуба зубчатого, рододендрона Шлиппенбаха,
березы Шмидта) и ухудшают жизненное состояние взрослых особей. Профилактические
меры предупреждения пожаров должны быть приоритетом разъяснительной работы среди
посетителей, в том числе путем установки специальных аншлагов, в яркой и красочной
форме информирующих об условиях возникновения пожаров, и ограничения доступа в
пожароопасный период. Урочища склоновых дубовых лесов и редколесий занимают
основную площадь водосборов ручьев и речек, впадающих в бухты, и поэтому вносят
решающий вклад в регулирование соотношения поверхностного и подземного стока, а
также локального климата. В силу широкого распространения урочищ этого вида они
могут служить как основной ареал прогулочных маршрутов и обустройства мест отдыха.
Главным ограничением является наличие охраняемых видов: Rhododendron
schlippenbachii, Querqus dentata, Lilium cernuum, Lilium lancifolium, Liparis japonica, Liparis
makinoana. Антропогенные риски для популяций некоторых из этих видов связаны с
повышенной привлекательностью их для сбора в букеты. В случае обустройства
прогулочных троп, их следует проложить в обход мест наиболее массовых скоплений
охраняемых видов. Следует оговорить, что последняя рекомендация неприменима к дубу
зубчатому в силу его доминирования и эдификаторной роли в сообществах. По той же
причине вряд ли возможно настаивать на полном исключении сообществ с
доминированием дуба зубчатого из потенциального освоения для строительных целей.
Однако при этом возможный выбор мест освоения должен опираться на карту сообществ с
наибольшим обилием охраняемых видов кустарникового и травяного ярусов.
Крутые склоны гранитных и гранодиоритовых прибрежных гребней с сосновыми
редколесьями рододендроновыми и осочковыми петрофитно-злаковыми. Урочища
 364

данного вида составляют окаймление основной части побережья между бухтами и обычно
соседствуют со скалистыми обвально-осыпными отвесными склонами. В силу сложного
рельефа эти урочища более труднодоступны, чем остальные. Относительно небольшая их
часть посещается с целью получения прекрасного обзора на акваторию и побережье.
Малая площадь этих урочищ обусловливает крайне неравномерное распределение
антропогенных нагрузок: очень высокие нагрузки в местах экскурсий и почти полное
отсутствие нагрузок в труднодоступных местах, особенно на полуостровных участках
побережья между бухтами. Фоновым видом является охраняемая сосна густоцветковая
(Pinus densiflora), из других охраняемых видов присутствуют также Rhododendron
schlippenbachii, Lilium cernuum. Урочища этого вида относятся одновременно к категории
наиболее привлекательных для посещения и к категории наиболее уязвимых к
антропогенным нагрузкам. Причиной уязвимости является высокий риск осыпания
мелкозема в прибровочных частях как в результате вытаптывания, так и по естественным
причинам, а также регулярное обваливание на бровках склонов (рис. 151). При
интенсивном вытаптывании нарушается возобновление сосны. Поверхностные корневые
системы сосен, растущих в критических условиях на гранитных скалах, подвержены их
механическому повреждению при вытаптывании. Современный режим рекреационного
использования урочищ с поляризацией нагрузок и концентрацией их в немногих
легкодоступных урочищах, видимо, близок к оптимальному и позволяет сохранить
основную часть урочищ данного вида в относительно малонарушенном состоянии.
Основные корректирующие мероприятия должны быть направлены на исключение рисков
для посетителей, обусловленных крутосклонным рельефом.

Рис. 151. Смотровая площадка на обрывистом берегу с сосновым редколесьем с высокой

эстетической привлекательностью, рисками для безопасности постетителей и
уязвимостью к вытаптыванию.

Основной проблемой управления в настоящее время видится отсутствие

утвержденного положения об охранной зоне заповедника. Это препятствует
осуществлению мероприятий службы охраны заповедника по регулированию
природопользования ввиду отсутствия необходимой ссылки на основания тех или иных
действий инспекторов, прежде всего, в отношении отдыхающих. Ширина охранной зоны
совпадает с шириной водоохраной зоны моря, согласно Водному кодексу РФ (ст. 65, п.8).
Таким образом, автоматически на охранную зону заповедника должны распространяться
следующие актуальные для нее требования:
 365

 запрет на размещение мест захоронения отходов производства и

потребления (в данном случае складирование мусора рекреантами);
 движение и стоянка транспортных средств (кроме специальных
транспортных средств), за исключением их движения по дорогам и стоянки на дорогах и в
специально оборудованных местах, имеющих твердое покрытие (в данном случае –
размещение автомашин либо непосредственно на пляже в пределах песчаной или
галечной полосы, либо на примыкающем к ней береговом валу с травяной
растительностью).
Значительная часть охранной зоны заповедника находится в частной
собственности. Собственник устанавливает заграждения с целью прекратить свободный
доступ населения на дороги и пляжи, не декларируя пока своих намерений по способам
использования принадлежащей ему территории. В настоящее время земли собственника
принадлежат к категории земель сельскохозяйственного назначения: в прошлом они
использовались для пантового оленеводства и продолжают использоваться сейчас в очень
ограниченном объеме. Планировалось организовать на территории технопарк как
«своеобразный полигон для внедрения прогрессивных технологий на основе инноваций по
освоению и воспроизводству морских и растительных биоресурсов, выпуску
лекарственных препаратов, биологически активных добавок и другой продукции, на
которую на рынке имеется устойчивый спрос» (Биотехнопарк…
http://www.zrpress.ru/society/dalnij-vostok_01.01.1996_8809_biotekhnopark-petr-velikij-
territorija-innovatsij.html). Однако попытка перевести с этой целью земли в категории
земель промышленного назначения не удалась. Неопределенность планов использования
владений затрудняет выбор стратегии заповедника в отношении рекреационного
использовании побережья. В зависимости от дальнейших намерений собственника в
отношении владения возможны несколько сценариев развития его отношений с
заповедником, в том числе антропогенная нагрузка на его охранную зону и водоохранную
зону моря. Сравним эти сценарии, которые подразумевают разные комбинации двух
основных движущих сил: действий собственника и динамики количества посетителей.
По первому сценарию собственник прекращает доступ посетителей на пляжи бухты
Астафьева, а точнее проход и проезд через свои владения к пляжам общего пользования,
на которых заповедник разрешает купание в акватории. При этом не производится каких-
либо действий по освоению территории в пределах охранной зон и бассейнов водотоков,
впадающих в акваторию заповедника, и количество посетителей остается стабильным.
Такой сценарий, с одной стороны, может иметь положительный экологический эффект
для наиболее востребованных у рекреантов акваторий с относительно широкими
песчаными пляжами (бухты Астафьева и Средняя) в силу прекращения рекреационных
нагрузок на пляжную полосу. С другой стороны, с высокой вероятностью произойдет
перераспределение рекреационных нагрузок в сторону менее легкодоступных и менее
ценных пляжей бухты Теляковского, бухты Теплой и других, рекреационная емкость и
привлекательность которых существенно ниже, чем в бухте Астафьева. Следует отметить,
что неогораживаемый юго-западный сектор побережья бухты Астафьева является
наиболее близким к поселку Витязь участком пляжа, но при этом имеет низкую
рекреационную емкость и крайне затрудненный доступ для автомашин из-за
расположения болотистого осокового луга на пологой террасовидной поверхности, через
которую возможен доступ (рис. 152). Попытки использовать данное урочище для
неорганизованной парковки автомашин быстро приведут к катастрофическим
последствиям как для луга (быстрое и необратимое разрушение морфолитогенной основы
ландшафта буксующими автомашинами), так и для эрозионноопасного крутого склона,
обращенного к пляжу. Часть рекреантов вообще откажется от посещения полуострова
Гамова, что, с точки зрения интересов охраны природы заповедника опять-таки
оценивается положительно. Другая часть рекреантов будет вынужденно пользоваться
туристической инфраструктурой и пляжами близлежащей бухты Витязь и бухты Троица.
 366

Подобный сценарий позволяет частично стимулировать рекреантов часть времени тратить

не на прямую нагрузку на заповедник и охранную зону, а на экологическое просвещение
силами заповедника или при его содействии, но за пределами его акватории и охранной
зоны. Анкетирование рекреантов в бухте Астафьева и турфирм показало наличие
познавательного интереса к природе помимо интереса к пляжному отдыху и,
соответственно, потенциального спроса на подобные услуги (Хорошев и др., 2016). Таким
образом, первый сценарий благоприятен с экологической точки зрения, но чреват ростом
социальной конфликтности, которая может частично быть сглажена за счет
диверсификации услуг.

Рис. 152. Террасовидная поверхность (на переднем плане), примыкающая к пляжу с

меньшей рекреационной емкостью и доступностью, по сравнению с используемым
пляжем (на заднем плане).

По второму сценарию собственник оставляет ситуацию в современном состоянии:

не прекращает доступ на пляжи и не осваивает территорию. В таком случае при
неизменном состоянии дорожной сети следует ожидать роста рекреационной нагрузки в
силу растущей популярности бухты Астафьева благодаря «сарафанному радио», Интернет
общению посетителей и рекламной активности турфирм. Поскольку уже сейчас в
выходные дни в летний сезон нагрузка составляет свыше 450 чел./га (Хорошев и др.,
2016), то следует ожидать следующих негативных последствий:
 роста замусоренности берегового вала и примыкающей полосы осоково-
тростникового болотистого луга;
 освоения последнего в качестве «природного туалета»;
 растущего загрязнения акватории как непосредственно, так и через
фильтрацию загрязненных грунтовых вод болотистого луга;
 роста запрещенного промысла морских моллюсков в акватории с целью
потребления их тут же на пляже или вывоза с собой;
 роста посещения песчано-галечных пляжей северного сектора бухты с
возможным ущербом для популяции повоя сольданеллового, занесенного в Красную
Книгу РФ, приуроченной к легкодоступной части пляжа;
 увеличения дорожной эрозии в пределах приморского склона с
сопутствующим ростом твердого стока контактирующих с дорогой ручьев в акваторию.
Некоторым естественным препятствием для роста рекреационной нагрузки
является плохое состояние единственной дороги к бухте, что частью отдыхающих, как ни
 367

странно, оценивается положительно. Итак, второй сценарий поддерживает

существующую социальную ценность с тенденцией к снижению психологической
комфортности из-за роста нагрузок. Однако с точки зрения экологической безопасности
сценарий наименее желателен.
По третьему сценарию собственник прекращает свободный доступ на пляж,
добивается перевода земель в категорию земель поселений и распродает владение
мелкими участками под частное строительство. По всей видимости, это наиболее
неблагоприятный сценарий для заповедника. В таком случае неизбежен большой объем
земляных и строительных работ при небольших возможностях заповедника обеспечить
выполнение многочисленными пользователями единых требований природопользования в
охранной зоне. Практически неизбежным, по крайней мере, на период строительства,
становится рост твердого и растворенного стока в акваторию и рекреационные нагрузки
на пляжную зону как новых владельцев, так и, возможно, строителей. Наиболее
пригодные для строительства плоские или слабопологие террасовидные поверхности с
высокоэстетичными парковыми дубняками расположены в северной части бассейна бухты
Астафьева за пределами 500-метровой полосы. Поэтому будут весьма ограничены даже
юридически обоснованные возможности заповедника и Росприроднадзора обеспечивать
щадящий режим природопользования, который необходим в интересах экосистем
акватории. Следовательно, третий сценарий нежелателен как экологически, так и
социально, так как фактически ликвидирует ныне существующую социальную ценность.
С экономической точки зрения такой сценарий приводит к росту доходов собственника и
росту затрат нынешних любителей пляжного отдыха на достижение альтернативных мест.
По четвертому сценарию собственник прекращает свободный доступ на пляж,
добивается перевода земель в категорию земель поселений и развивает туристические
услуги при едином владельце территории в пределах охранной зоны заповедника и за ее
пределами внутри бассейна бухты. Если будет реализован вариант платного доступа на
пляж с благоустройством береговой зоны в целях купания (при обязательном
согласовании этой возможности с заповедником), то возможно улучшение экологической
ситуации. С одной стороны, может произойти сокращение нагрузки из-за нежелания части
потенциальных рекреантов (не менее 25% от современного количества), что подтверждено
результатами нашего анкетирования (Хорошев и др., 2016). С другой стороны
благоустройство пляжа (ныне полностью отсутствующее) силами собственника способно
увеличить рекреационную емкость при отсутствии роста негативных эффектов. При
относительной благоприятности данного варианта для заповедника возможны трудности с
обеспечением полного соответствия объектов пляжного благоустройства существующим
санитарно-эпидемиологическим нормативам. Возможен также вариант развития
инфраструктуры стационарного многодневного отдыха силами собственника, которая,
скорее всего, также охватит не только пляжную полосу, но и террасовидные поверхности
за пределами формальной охранной зоны, но при фактическом сильном негативном
влиянии на акваторию. Четвертый сценарий при всей его опасности для акватории может
иметь некоторые преимущества по сравнению со сценарием распродажи земли мелкими
участками. Во-первых, возрастает возможность заповедника организовать конструктивное
сотрудничество с единственным владельцем по выбору экологически приемлемых мест
расположения, технологий строительства и эксплуатации объектов. Во-вторых,
появляются дополнительные возможности экологического просвещения. В-третьих,
количество рекреантов может оказаться меньше, чем при современном неорганизованном
посещении. В-четвертых, почти наверняка произойдет улучшение дорожного полотна и
налаживание необходимого дренажа, что приведет к снижению дорожной эрозии и,
соответственно, крайне нежелательного для акватории твердого стока.
При выборе сценария необходимо отдавать отчет, что ограничительные или
запретительные меры (будь то со стороны заповедника или собственника) дадут
желательный для заповедника результат (т.е. обеспечение устойчивого функционирования
 368

экосистем) только при обеспечении мер, компенсирующих утрату рекреационных угодий.

На современном этапе неудовлетворительное состояние пляжей бухты Витязь (прежде
всего – зарастание водорослями и ограниченная ширина пляжа) (рис. 153) вынуждает
посетителей пользоваться бухтой Астафьева, которая является для них безальтернативной.
Невозможность пользоваться пляжами бухты Астафьева резко сократит
привлекательность туристической инфраструктуры поселка Витязь, что, безусловно,
способно вызвать социальную напряженность. Возможны два варианта решения
проблемы, причем как один, так и другой неосуществимы силами только заповедника.

Рис. 153. Пляж бухты Витязь – потенциальная альтернатива пляжу бухты Астафьева
при условии благоустройства берега и очистки акватории.

Первый вариант коротко можно обозначить как «снижение нагрузки за счет

благоустройства». Он осуществим при условии сохранения доступа на пляж бухты
Астафьева, например, с применением сервитута, т.е. ограниченного права пользования
чужим земельным участком. Благоустройство пляжа и подъездов к нему будет
способствовать сокращению негативного воздействия на ландшафты и акваторию при
сохранении количества отдыхающих. Возможный перечень технологических
планировочных решений для благоустройства при этом сценарии должен включать:
1) укрепление дорожного полотна, исключающего эрозию;
2) создание водопропусков под дорожным полотном и/или дренажных канав по
краям дороги, и/или специальных мостиков-настилов в местах пересечения водотоков
дорогой;
3) создание обустроенной парковки для автомобилей (существующий спрос в
выходные дни – не менее 100 машин) на субгоризонтальной террасовидной площадке на
высоте около 10 м над уровнем моря примерно в 100 м от береговой линии перед
поворотом дороги на север и спуском ее в бухту, при условии полного исключения
доступа автомашин на береговой вал низменного побережья (установка заграждений или
шлагбаума);
4) установка информационных щитов, объясняющих необходимость прекращения
доступа автомашин в пляжную зону в соответствии с требованиями охраны акватории
заповедника;
5) установка мусоросборников на парковочной площадке с регулярным вывозом
мусора;
6) установка корзин со сменными мусорными пакетами в пляжной зоне;
 369

7) установка биотуалетов в тылу берегового вала на специальном помосте или

укрепленной площадке, исключающей подтопление;
8) установка кабинок для переодевания на береговом валу;
9) ограждение зон «экологической реставрации» и установка информационных
поясняющих щитов на границах заболоченного понижения и делювиального шлейфа в
тылу берегового вала в местах крупных популяций редких растений (ирис, пион и др.).
Описанные меры нацелены на снижение негативного воздействия на ландшафт и
лишь частично – на увеличение психологической комфортности (за счет уменьшения
негативных эмоций и исчезновения необходимости самостоятельно обустраивать все
необходимое для длительного отдыха). Однако эти меры прямо не предусматривают
снижения количества отдыхающих и потенциально могут даже повысить
привлекательность места пляжного отдыха и рост нагрузки; а в случае обустройства без
введения платы – практически наверняка.
Второй вариант кратко обозначается как «отвлечение потока и диверсификация
рекреационных услуг». Он направлен на перераспределение потока отдыхающих (при
условии неизменного их количества) в сторону участков побережья, не граничащих с
акваторией заповедника. В случае бухты Астафьева и бухты Теляковского альтернативой
может быть только западное побережье полуострова Гамова в районе поселков Витязь и
Андреевка. Очистка пляжа и акватории бухты Витязь от водорослей и остатков
строительных объектов и затопленных шхун, создание элементарной пляжной
инфраструктуры – наиболее очевидный путь привлечения отдыхающих в поселок и
отвлечения части из них от бухт Астафьева и Теляковского. Возможно использование
утративших свой первоначальный смысл объектов (дельфинарий, пирсы, шхуны, бакены и
т.д.) и ряда исторических достопримечательностей для увеличения разнообразия
возможностей отдыха. Заинтересованность заповедника в развитии инфраструктуры
бухты Витязь (для отвлечения потока от бухт Астафьева и Теляковского) может быть
реализована через содействие диверсификации экскурсионных услуг с использованием
опыта и знаний сотрудников в областях ботаники, зоологии, геологии, истории изучения и
освоения Приморья, фотоохоты, дайвинга. Среди некоторых наиболее очевидных
возможностей по экологическому просвещению отдыхающих в бухте Витязь силами
заповедника можно назвать:
 подводные «экскурсии» для осмотра уникального животного и растительного
мира Японского моря с дайвингом и «сноркеллингом» (плаванием с маской), в том числе с
использованием лодок с прозрачным дном;
 ботанические экскурсии по реликтовым многопородным лесам малых долин и
лугам коренных склонов;
 предоставление экспонатов подводной флоры и фауны, фотографий, научных
иллюстраций для визит-центра и гостиничных комплексов;
 организация летних школ, семинаров, конференций;
 организация визит-центра.

Для бухты Средней необходим дифференцированный режим корректировки

рекреационных нагрузок. Минимизация нагрузок в труднодоступных северо-восточном и
юго-восточном секторах необходима в силу наличия местообитаний редких видов, прежде
всего, сосны густоцветковой. Условием сохранения этих реликтовых экосистем являются,
во-первых, исключение вытаптывания подроста и, во-вторых, что более проблематично,
исключение весенних пожаров на примыкающих с запада участках злаковых лугов,
дубовых редколесий и лещинников. Сохранение лесного покрова в «амфитеатре» бухты
Средней, а точнее его стокорегулирующей и почвозащитной функции, следует
расценивать как важное условие устойчивости водной экосистемы бухты, которая
отличается большей изолированностью от открытого моря по сравнению с другими
бухтами и затрудненным водообменом. Рекреационные нагрузки выпадают в основном на
 370

непожароопасный позднелетний период, поэтому их усиление не может считаться

фактором, снижающим устойчивость сосновых экосистем к пожарам. Северный и
центральный сектора характеризуются потенциально пригодными для рекреации
свойствами: наличие песчаных пляжей, наличие выположенной террасовидной
поверхности за пределами 20-метровой полосы, где возможна установка палаток и
парковка автомашин с меньшим ущербом для береговой полосы, чем в южном секторе
бухты Средней и в центральном секторе бухты Астафьева. Экологическое состояние
луговых экосистем террасовидных поверхностей и береговых валов относительно
благополучное (не считая регулярных весенних пожаров). Основная нагрузка приходится
на южный сектор бухты Средней, где наблюдаются признаки деградации луговых
прибрежных экосистем и сильное бытовое и химическое (выбросы горюче-смазочных
материалов) загрязнение, чего в принципе достаточно для вывода о необходимости
снижения нагрузок. Снижение нагрузок возможно за счет частичного перераспределения
рекреантов в центральный сектор, где при необходимом обустройстве допустимо
размещение автомашин и палаток на большем удалении и большем возвышении от
береговой полосы. Перераспределение должно обосновываться данными мониторинга о
необходимости «отдыха» экосистем наиболее доступного южного сектора для
восстановления. Строго говоря, современная концентрация нагрузок в южном секторе,
обусловленная его наибольшей дорожной доступностью, нежелательна именно в силу
вынужденного скопления отдыхающих в узкой прибрежной полосе. Центральный и,
особенно, северный сектора в настоящее время имеют ограниченный доступ из глубины
полуострова Гамова (с запада) из-за полного перекрытия грунтовых дорог заграждениями
по границам частного владения, что способствует относительно малонарушенному
состоянию экосистем. При этом сохраняется доступность со стороны южного сектора.
При сценарии (пока маловероятном) открытия дорог собственником со стороны пос.
Андреевка следует ожидать перераспределения потока отдыхающих в центральный и
северный сектора. Рекреационная и эстетическая привлекательность бухты Средней очень
высока и уступает бухте Астафьева только в силу удаленности от населенного пункта
Витязь. Роль заповедника в регулировании нагрузок может быть реализована двояко. С
одной стороны, – обычным патрулированием и пресечением несанкционированных видов
рекреации в прибрежной полосе. С другой стороны, необходимо согласование стратегии
управления с собственником, учитывая как право последнего регулировать передвижение
по своей территории, так и его возможность предоставлять рекреационные услуги, в том
числе с использованием основного назначения земель по земельному кадастру
(сельскохозяйственного) и видов его деятельности (по кодам ОКВЭД) – «Сельское
хозяйство, охота и предоставление услуг в этих областях, разведение прочих животных,
разведение оленей».
Таким образом, мы рассмотрели планировочную ситуацию с развитием
существующего единственного типа землепользования при высокой значимости
экологических ценностей, связанных с соседством морского заповедника. Сравнительный
анализ возможных сценариев продемонстрировал, что ключевым для принятия
планировочных решений должно стать правило прогнозирования спровоцированного
перераспределения нагрузок. Крайне высокая востребованность пляжей полуострова
Гамова исключает возможность смены типа землепользования во избежание социальных
конфликтов. Приведенные примеры показывают, что как экологические, так и социальные
ценности могут не являться достаточным основанием для принятия планировочных
решений без учета интересов собственника земли. В то же время вполне возможны
компромиссные решения, которые позволяют сохранить традиционный
безальтернативный вид использования, обеспечить доход собственника и минимизировать
риски нанесения ущерба морским и прибрежным экосистемам. Основным типом
пространственных решений являются концентрация и деконцентрация объектов (в
данном случае, объектов рекреационной инфраструктуры) и регулирование доступности
 371

(рис. 154). Из технологических инструментов планирования применимы: а) изменение

технологии при сохранении вида землепользования, б) обеспечение альтернативных мест
размещения.

Рис. 154. Карта рекомендуемых зон концентрации, деконцентрации, сокращения или

пресечения туристических потоков на Восточном участке заповедника. Контуры
соответствуют местностям на ландшафтной карте. Зелеными точками показаны дайв-
сайты в акватории с допустимым ростом нагрузок (по сведениям бывшего директора
заповедника А.Н. Малютина).

3.5.2. Совместимость экологических и социо-культурных интересов в

туристско-рекреационной зоне: пример Алтачейского федерального заказника
В.П. Чижова, Е.С. Лощинская

Согласно определению Всемирного союза охраны природы (МСОП/IUCN), к особо

охраняемым природным территориям (ООПТ) относятся участки суши и/или моря,
специально предназначенные для сохранения и поддержания ландшафтного и
биологического разнообразия, природных и связанных с ними культурных ресурсов и
имеющие особый юридический статус. Для достижения этой цели перед ООПТ всего
мира поставлен комплекс задач: от охраны естественной природной среды до
восстановления редких и исчезающих видов живых организмов.
Одними из категорий ООПТ нашей страны, которые в полном соответствии с
Федеральным законом Российской Федерации «Об особо охраняемых природных
территориях» (1995 г.) призваны выполнять большую часть задач этого комплекса,
являются государственные заповедники и заказники федерального значения. В последние
годы их функции были расширены за счёт выполнения новых задач, отражающих
нынешний этап развития взглядов на взаимодействие природы и общества.
В ряду приоритетных задач заповедников и федеральных заказников появилось
развитие познавательного туризма. Эта задача была заложена в Стратегии развития
туризма в России на период до 2020 г. (Распоряжение Правительства Российской
Федерации от 31 мая 2014 г. № 941-р). В числе главных мер, Стратегия предусматривает
создание экологических троп и туристских маршрутов, их информационное наполнение и
 372

создание туристской инфраструктуры. Всё это требует изучения рекреационного

потенциала ООПТ и определения способов минимизации негативного воздействия
туристов на природные комплексы, т.е. решения задачи выбора технологий и
распределения нагрузок внутри рекреационных угодий.
Существенную роль в этом играет применение одного из основных правил
ландшафтного планирования – совместимости туристско-рекреационного вида
использования ландшафтов с выполнением главной задачи ООПТ. Чаще всего, эта
совместимость выражается в предотвращении (избегании) создания непреодолимых
препятствий для обитания и миграции диких зверей и птиц, ценных в научном,
хозяйственном и культурном отношении, т.е. в выполнении правила необходимой
связности. Одним из способов решения этой задачи является распределение
рекреационных нагрузок по территории ООПТ.
С этой целью в масштабах России были определены модельные ООПТ, на которых
должны реализоваться пилотные проекты по развитию познавательного туризма. В 2011 г.
в их число на конкурсной основе вошёл Байкальский биосферный заповедник, созданный
в 1969 г. в Кабанском районе Республики Бурятия. В 1985 г. под его юрисдикцию был
передан федеральный заказник «Кабанский», а в 2011 г. ещё один федеральный заказник –
«Алтачейский», находящийся в Мухоршибирском районе Бурятии (рис. 155).

Рис. 155. Алтачейский заказник в сети ООПТ юго-западного Забайкалья (по материалам
сайта Фонда содействия сохранению озера Байкал http://www.baikalfund.ru/).

Деятельность самого Байкальского биосферного заповедника направлена на

сохранение типичных и уникальных природных комплексов Южного Прибайкалья,
включая побережье озера и центральную часть хребта Хамар-Дабан. В настоящее время в
туристических целях используется всего лишь 1% территории заповедника. Дальнейшее
развитие познавательного туризма заповедник планирует, и частично уже осуществляет, в
границах упомянутых выше заказников, переданных ему под охрану.
Алтачейский природный заказник, площадью 78 тыс. га, расположен на западном
склоне Заганского хребта. Он был образован в 1966 г. как первый охотничий заказник
Бурятии, а заказником федерального значения без ограничения срока действия стал в 1984
г.
В настоящее время заказник выполняет функции не только охраны и
воспроизводства промысловых животных и естественной среды их обитания, но и
сохранения диких животных, ценных в научном, хозяйственном и культурном отношении,
а также редких, исчезающих и лекарственных растений. Он является своего рода
убежищем для многочисленных видов фауны и флоры, которые не только обитают на
 373

территории заказника, но и расселяются из него на сопредельные территории, обогащая

ландшафты всего региона. Следовательно, высокая ценность ландшафтов заказника
проявляется не только в границах ООПТ, но и в более широком региональном контексте
вследствие удаленных эффектов. Кроме того, он является одним из стационарных пунктов
лаборатории Байкальского биосферного заповедника по изучению экологии животных.
На территории заказника господствуют лесные (таёжно-сибирские), лесостепные и
степные экосистемы. Леса в основном сосновые (остепнённые сосняки светлые,
разреженные) и лиственнично-сосновые. Главная экологическая ценность заказника,
которая играет основополагающую роль при принятии управленческих решений,
заключается в его фаунистической характеристике. Согласно последним учётным данным,
в заказнике зарегистрирована наиболее высокая плотность копытных в Бурятии: изюбрь,
косуля и кабан. Кроме того, здесь обитают дикий кот манул, ёж даурский, барсук, сурок
монгольский (тарбаган), корсак (степная лисица), солонгой (сусленник), из птиц –
каменный и обыкновенный глухари, азиатская дрофа, чёрный аист, орёл-могильник и
большое разнообразие водоплавающих птиц на озёрах. Сопредельная территория
отличается богатым культурно-историческим потенциалом: памятники истории,
старинные легенды и др.
В 2001 г. в рамках проекта ГЭФ «Сохранение биологического разнообразия в
Байкальском регионе» была начата работа по определению оптимального режима
функционирования заказника и создании стратегии управления его деятельностью. Была
составлена примерная карта-схема функционального зонирования территории, которая в
определённой степени базировалась на оценке ресурсного потенциала и адаптации угодий
к ландшафтной структуре. Кроме того, были намечены возможные виды экологического
туризма: познавательный, научно-орнитологический, ботанический, фототуризм и
этнокультурный (Носков, Мещеряков, 2014). Следующий этап – выбор приемлемых
технологий туризма для угодий, определённых как пригодные для рекреационного
использования, и определение допустимых нагрузок.
Для Бурятии в целом и для Мухоршибирского района в особенности данный
заказник представляет собой весьма перспективную и важную туристско-рекреационную
территорию с эколого-просветительским уклоном. Исследовательские работы,
обосновывающие его развитие в указанном направлении, только начинаются. В развитии
туризма на данной территории большую заинтересованность проявляют представители
турбизнеса, чему способствует не только биологическое и ландшафтное разнообразие
территории заказника, но также социально-экономический контекст регионального
масштаба: близость к г. Улан-Удэ и наличие хорошего транспортного сообщения.
В настоящее время спрос на посещение заказника с экскурсионными целями пока
невелик. Туристы приезжают сюда лишь эпизодически, по отдельным заявкам.
Однако, как показывает предыдущий опыт турфирм, спрос сразу возрастёт, как только
появятся готовые конкретные предложения. В частности, уже зафиксированы обращения
к дирекции Байкальского заповедника нескольких турфирм, которые планируют
регулярные поездки туристов на «Сибирское сафари» – наблюдения за копытными
животными.
Таким образом, на нынешний момент имеется не только государственная политика
по развитию туризма в ООПТ, но и определённый спрос на посещение территории
Алтачейского заказника, известного своими эколого-рекреационными достоинствами.
Чтобы согласовать на перспективу интересы туристов, с одной стороны, и Байкальского
заповедника (в деле развития познавательного туризма), – с другой, нужно разработать
пространственные и временные решения по распределению адаптированных к
ландшафтной структуре технологий развития туризма, с поправкой на естественные
угрозы, по выбору видов рекреационного использования и определению допустимых
нагрузок и изменений природной среды. Ниже демонстрируется подход к решению этой
задачи, которая является типовой для большинства подобных ООПТ.
 374

Методика исследований
Основой ландшафтного обоснования развития экологического туризма на
территории заказника является оценка рекреационного потенциала. В общем виде схема
оценки рекреационного потенциала для развития познавательного туризма представлена
на рис. 156.

Рис. 156. Оценка рекреационного потенциала для экологического туризма.

Нами были проведены экспедиционные исследования на территории Алтачейского

заказника по оценке пригодности его ландшафтов к развитию познавательного туризма в
окрестностях будущего эколого-туристического комплекса (ЭТК) и определению
допустимых нагрузок. В ближайшей перспективе здесь должны появиться визит-центр
заказника, кордон службы охраны, научный стационар и домики для проживания
посетителей. Сейчас ЭТК находится в стадии проектирования.
В задачи работы входило изучение ландшафтных условий и достопримечательных
объектов территории и разработка проектов экскурсионных маршрутов для проведения
эколого-просветительской деятельности. Выявлялись рекреационные ресурсы территории,
а также стимулирующие и ограничивающие факторы развития экологического туризма.
В процессе исследования проводились детальные комплексные описания
ландшафтных особенностей территории путём составления ландшафтных профилей через
долину реки Алтачей и трансект через котловины главных озёр заказника: Эхэ-Нур и
 375

Бугатэ-Нур. С помощью инспекторов заказника на основе топографических карт и

космических снимков были намечены трассы трёх экскурсионных маршрутов. В
дальнейшем на местности были выделены точки-остановки, характеризующие типичные
ландшафты данной местности и её природные достопримечательности.
По каждому маршруту выбирались оптимальные сроки их использования и
способы передвижения по ним в разные сезоны года, поскольку планом предусмотрены не
только пространственные, но и временные технологические решения. Кроме того,
определялась целевая аудитория, допустимые рекреационные нагрузки, предлагаемое
природоохранное и информационное обустройство маршрута. Также проводился опрос
инспекторов заказника, научных сотрудников и независимых экспертов Байкальского
заповедника для выяснения основных проблем охраны природы исследуемой территории
и выявления возможных напряжённых экологических ситуаций, которые могут
возникнуть при развитии туризма.

Инвентаризация состояния ландшафта, существующих угроз и ценностей. На

основе проведённых полевых исследований были составлены карта восстановленных ПТК
района исследований (рис. 157) и карта-схема современного состояния ПТК и
существующих или вероятных угроз. Под угрозами подразумеваются, прежде всего,
антропогенные и пирогенные нарушения ландшафта, которые в той или иной мере
характерны практически для всей территории. Помимо них, существует ещё ряд угроз,
обусловленных внутренними свойствами конкретных урочищ. Благодаря этим свойствам,
отдельные урочища отличаются наиболее высокой уязвимостью, что отражается в
необходимости более тщательного регулирования нагрузок. Примером могут служить
нижние крутые части склонов южной экспозиции (местами скально-осыпные) с
чабрецово-полынной растительностью на горно-степных каменистых почвах (ПТК 4а на
рис. 157), где вероятна повышенная опасность осыпания склонов и деградации
растительного покрова при прохождении экскурсионной группы. На участках низкой
поймы реки Алтачей, периодически заболоченных и сильнозакочкаренных, с разнотравно-
осоковой растительностью на аллювиальных торфянисто-глеевых почвах (ПТК 16 на рис.
157) возможно нарушение стока при переходе через ручьи в неположенное время или в
наиболее уязвимых местах. Всё это требует не только соблюдения допустимых нагрузок,
но и специального природоохранного обустройства территории.
Кроме того, была определена целевая функция, т.е. что мы хотим получить от
данной территории с учётом её основных ценностей. Для этого была составлена карта-
схема природных и антропогенных объектов, представляющих особую ценность для
развития экологического туризма (рис. 158), а также проведена оценка эстетической и
познавательной ценности ПТК, их медико-биологическая оценка и оценка их
комфортности для пеших маршрутов. На базе указанных карт и поясняющих таблиц была
проведена оценка рекреационного потенциала для развития экологического туризма
(рис. 159).
В пределах модельного участка заказника высоким рекреационным потенциалом
обладают следующие ПТК:
 нижние крутые части придолинных склонов южной экспозиции (местами
скально-осыпные) с чабрецово-полынной растительностью на горно-степных каменистых
почвах (№ 2а на карте – рис. 157);
 озёрные террасы низкого уровня с белозорово-овсяницевыми и ситниковыми
лугами и тростниковыми болотами в сочетании с солевыми выпотами в береговой зоне на
торфянисто-глеевых почвах (№ 11);
 древнеозёрная ложбина с полынно-чиевыми лугами на серогумусовых
иллювиально-ожелезнённых маломощных почвах в сочетании с зопниковыми лугами на
серогумусовых иллювиально-ожелезнённых среднемощных почвах в вытянутых
микропонижениях (№ 12);
 376

 надпойменная терраса с ковыльно-житняковыми степями на чернозёмовидных

почвах (№ 13);
 уступ террасы обводнённый (с выходами ключей) с влажнотравно-осоковыми
лугами на перегнойно-глеевых почвах (№ 14).

I – Низкогорья эрозионно-денудационные на кислых эффузивах, перекрытых

четвертичными отложениями различной мощности
I а – с маломощным чехлом делювиальных супесей с щебнем и
дресвой (абсолютные высоты 720-800 м)
1 пологие склоны с сосново-лиственничными брусничными лесами
на подзолах иллювиально-железистых
склоны средней крутизны южной экспозиции с сосновыми бобово-
2
вейниковыми лесами на серогумусовых иллювиально-
ожелезнённых почвах

2а нижние крутые части склонов (местами скально-осыпные) с

петрофитно-полынной растительностью на горно-степных
каменистых почвах

I b – останцовые массивы с выположенными вершинами с мощным чехлом

делювиально-пролювиальных супесей (абсолютные высоты 700-770 м)
3 выровненные вершинные поверхности с сосновыми
мёртвопокровными лесами на серогумусовых слаборазвитых
почвах
4 полого-покатые склоны с остепнёнными сосновыми разнотравно-
злаковыми лесами на серогумусовых метаморфизованных почвах

4а нижние крутые части склонов южной экспозиции (местами

скально-осыпные) с чабрецово-полынной растительностью на
горно-степных каменистых почвах
 377

I c – с мощной толщей делювиально-пролювиальных супесей (абсолютные

высоты 700-780 м)
5 выровненные вершинные поверхности с сосновыми
мёртвопокровными лесами на серогумусовых слаборазвитых
почвах
6 пологие склоны слаборасчленённые с сосново-рододендроновыми
лесами с пятнами зелёного мха на серогумусовых иллювиально-
железистых почвах
7 полого-покатые склоны с остепнёнными сосновыми разнотравно-
злаковыми лесами на серогумусовых метаморфизованных почвах
8 придолинные полого-покатые склоны с мелколиственно-сосновыми
рододендроновыми разнотравно-вейниковыми лесами на серых
почвах
9 ложбинообразные понижения с лиственничными влажнотравными
лесами на серогумусовых иллювиально-железистых почвах
II – Озёрные котловины, сложенные илами, песками, супесями
10 террасы высокого уровня, слабонаклонные, с мелколиственно-
сосновыми разнотравно-вейниковыми лесами на серых почвах
террасы низкого уровня с белозорово-овсянницевыми и
11 ситниковыми лугами и тростниковыми болотами в сочетании с
солевыми выпотами в береговой зоне на торфянисто-глеевых
почвах
древнеозерные ложбины с полынно-чиевой растительностью на
серогумусовых иллювиально-ожелезнённых маломощных почвах в
12
сочетании с зопниковыми лугами на серогумусовых иллювиально-
ожелезнённых среднемощных почвах в вытянутых
микропонижениях

III – Долины и малые эрозионные формы

выровненные поверхности террас, сложенные аллювиальными
13
супесями с примесью суглинков с ковыльно-житняковой
растительностью на чернозёмовидных почвах
уступы террас, сложенные делювиальными супесями, обводнённые
14
(выходы ключей) с влажнотравно-осоковой растительностью на
перегнойно-глеевых почвах
15 высокие поймы, сложенные супесями, с кочкарным микрорельефом
с ерником на аллювиальных торфянистых глееватых почвах
низкие поймы периодически заболоченные, сильнозакочкаренные,
16
сложенные легкими суглинками, с разнотравно-осоковой
растительностью на аллювиальных торфянисто-глеевых почвах
слабовыраженные комплексы террас, сложенные аллювиальными
17 супесями с галькой, с сухостоем из берёзы с разнотравно-
вейниковым травостоем и обилием чая курильского на слоистых
аллювиальных маломощных гумусовых почвах
18 ложбины временных водотоков, выстилаемые пролювиальными
супесями, с берёзовыми разнотравно-вейниковыми лесами на
серых почвах

Рис. 157. Карта восстановленных ПТК модельного участка.

 378

Рис. 158. Природные и антропогенные объекты, представляющие особую ценность для

экологического туризма.

Рис. 159. Оценка рекреационного потенциала для развития экологического туризма (ЭТК
– эколого-туристический комплекс).

Распределение нагрузок и технологий туризма. Оценка рекреационного

потенциала для развития экологического туризма, а также все обосновывающие её карты-
схемы легли в основу разработки научно-практического обоснования создания трёх
экскурсионных маршрутов в заказнике: «Мир Алтачея» и «Озеро Эхэ-Нур» и «Озеро
Бугатэ-Нур», протяжённостью от 6 до 10 км каждый. Выбор такой методики отражает
специфику взгляда ландшафтоведов на выбор комплекса пространственных решений. Она
заключается в применении тех или иных правил ландшафтного планирования, которые
позволяют адаптировать туристско-рекреационный вид природопользования к
ландшафтному разнообразию, учитывая при этом удалённые эффекты в географическом
пространстве. Всё это, в конечном итоге, должно способствовать снижению
 379

конфликтности между рекреационным землепользованием и уязвимым ландшафтом.

Примерами распределения адаптированных к ландшафтной структуре технологий
развития туризма, с поправкой на естественные угрозы, могут служить следующие
пространственные и технологические решения:
 первоочередное включение в туристские маршруты ПТК с высоким, реже
средним рекреационным потенциалом; участки с низким рекреационным потенциалом
остаются по возможности вне зоны экскурсионной деятельности;
 участки с высоким рекреационном потенциалом, но при этом
характеризующиеся высоким риском угроз для посетителей, нуждаются в принятии
особых мер по обеспечению их безопасности;
 переходы между точками приурочены к участкам с удовлетворительной или
высокой комфортностью и несколько пониженной медико-биологической опасностью;
 ни один из маршрутов не пересекает миграционные пути диких животных и
таким образом не препятствует их свободному передвижению по территории; с этой же
целью проводился отвод тропы от мест, где можно потревожить животных (например,
колония тарбаганов).
По каждому маршруту определялись не только пространственные, но и временные
технологические решения. К ним можно отнести планирование проведения экскурсий
преимущественно в утренние или вечерние часы (услышать рёв изюбря, ощутить
комфортную температуру летом и др.); рекомендации проводить зимние маршруты по
возможности в период с ноября по февраль (в период группирования копытных и,
соответственно, их наибольшей встречаемости).
Выбор тех или иных правил из общего перечня, приведённого в главе 1 настоящей
монографии, обусловлен природными и/или социо-культурными ценностями
исследуемой территории, а также установленным нормативными документами режимом
её охраны и использования. Как уже было указано выше, первое из основных правил,
применяемых для определения выбора экологически приемлемых технологий рекреации и
допустимых нагрузок в данном случае – правило необходимой связности, которое
подразумевает предотвращение создания непреодолимых препятствий для обитания и
миграции диких животных путём рационального планирования трасс экскурсионных
маршрутов. Другими словами, речь идёт о совместимости туристско-рекреационного
вида использования ландшафтов с выполнением главной задачи заказника – охраны и
воспроизводства зверей и птиц, обитающих на данной территории.
В ходе экскурсии по маршруту посетители будут иметь возможность не только
познакомиться с ландшафтами долины Алтачея, но и понаблюдать за поведением диких
животных в естественных условиях: изюбрями, косулями, кабанами. Большой интерес
представляет также колония тарбаганов: сурчины рядом с норами и протоптанные
тропинки, по которым грызуны ходят кормиться. Для этого будут использованы уже
сооружённые сотрудниками заказника для проведения исследовательских работ две
обзорные вышки и два подкормочных поля для копытных. Подкормочные поля помогают
животным пережить зиму. На первом из них, предназначенном для косули и изюбря, сеют
донник, овёс и масличную редьку, на втором – для кабана – в основном горох и пшеницу.
Обзорные вышки рекомендуется оснастить стационарными биноклями.
Кроме того, наблюдения за изюбрями, косулями и тарбаганами возможны на одном
из солонцов, где сотрудниками постоянно производится их минеральная подкормка. Всего
в заказнике 40 солонцов, куда ежегодно закладывается более 2 т соли. Для наблюдения за
сурками установлена также фотоловушка.
Важной особенностью долины Алтачея, которая играет существенную роль при
проектировании познавательных маршрутов, являются зимние наледи – довольно
распространённое для данного региона свойство ландшафта. Процесс наледеобразования
обусловлен одновременным промерзанием почвы и установлением льда на реке. При этом
резко сужается пространство для речных и грунтовых вод, вода под напором изливается
 380

на поверхность и растекается, периодически наращивая ледяную толщу и образуя

«наледные поляны». Ежегодное развитие наледей на Алтачее привело к формированию
сильно расширенной и многорукавной (т.е. с несколькими руслами) поймы. В этом месте
долины наледи сохраняются до конца мая, а иногда и дольше.
Всё это влияет на проектирование инфраструктуры туризма и определение
оптимальных сроков функционирования маршрута. В тёплый период года начало
проведения экскурсий связано со временем полного схода наледи в долине Алтачея – не
ранее июня – и продолжается вплоть до сентября или несколько позже. В это время
посетители могут видеть отдельных копытных, а основным объектом наблюдения
становится сурчиная колония. Обзорные вышки стоят на границе леса, и проход
посетителей от них к колонии и к солонцу запрещён Положением о заказнике.
Несмотря на суровый резко континентальный климат (холодная и
продолжительная зима с температурой до –50ºС и жаркое засушливое лето до +38º С),
территория заказника обладает ценным ресурсом для всесезонного туризма. Зимой можно
проводить экскурсии с ноября по февраль, в период группирования копытных. В это
время года предлагается в основном не пеший маршрут, а экскурсия на машине по дороге,
что даёт возможность увидеть большое количество животных (в основном изюбрей и
косуль) и при этом минимизировать фактор их беспокойства, поскольку дорога здесь идёт
по краю леса. В большом количестве в любое время года можно видеть следы
жизнедеятельности животных, в т.ч. отпечатки копыт, покопки, поеди, отпавшие рога
косуль и др., на обмелевших берегах высыхающих озер Эхэ-Нур и Бугатэ-Нур.
В основу проектирования трасс познавательных маршрутов были положены не
только результаты ландшафтно-экологических исследований, о которых говорилось
выше, но и результаты работы научных сотрудников Байкальского биосферного
заповедника и Алтачейского заказника, постоянно ведущейся на его территории. Сюда
входят наблюдения за посещением копытными солонцов и миграцией животных в разное
время года и в течение суток.
Как уже было сказано, в тех местах, где были проложены экотропы, миграционных
путей животных не имеется. И более того, по оценкам специалистов заповедника, даже
если бы они здесь и были в наличии, спроектированные маршруты, в указанном выше
ограниченном объёме туристских посещений, не являлись бы препятствием для миграций.
В перспективе планируется осуществить инновационный проект, который также
будет способствовать совместимости туристско-рекреационного вида использования
ландшафтов с выполнением главной природоохранной задачи заказника. Речь идёт об он-
лайн трансляции съёмок жизни животных (копытных, тарбагана, глухаря и др.) путём
установки систем видеонаблюдения. Реализация данного проекта сыграет важную роль не
только в развитии познавательного туризма и экологического просвещения, но и в
получении новых научных мониторинговых данных. Он-лайн трансляция будет
производиться с использованием альтернативных источников энергии.
Наиболее удобно и безопасно наблюдать копытных на подкормочных полях и
солонцах, которые приурочены к выровненным поверхностям террас Алтачея, сложенным
аллювиальными супесями с примесью суглинков с ковыльно-житняковой
растительностью на чернозёмовидных почвах. Здесь же располагается и основная колония
сурков. Вокруг озёр, на террасах низкого уровня с белозорово-овсяницевыми и
ситниковыми лугами и тростниковыми болотами в сочетании с солевыми выпотами в
береговой зоне на торфянисто-глеевых почвах, также удобно и безопасно наблюдать
копытных.
Для выполнения того же правила «необходимой связности» определены
допустимые рекреационные нагрузки. Они выражаются, прежде всего, в расчёте
максимального количества человек в экскурсионной группе. В летний период оно не
должно превышать 12 чел., что обусловлено оптимальной вместимостью видовых
площадок и обзорных вышек, а в зимний период – 5 чел. – вместимость экскурсионной
 381

машины. Лимит прохождения в летний день – 2 группы, или 14 групп в неделю. Зимой
допустима одна группа в день, или 7 групп в неделю. Рассчитанные нормы нагрузки
применимы для всей территории заказника, на которой предлагается развивать
экскурсионную деятельность.
Существенным фактором для поддержания необходимых условий миграции и
обитания диких животных в туристско-экскурсионном районе, а значит, и эффективности
развития экотуризма в заказнике в целом, является разработка и соблюдение особых норм
прохождения познавательных маршрутов. Технологии, рекомендованные для
рекреационных угодий, призваны способствовать соблюдению предложенных выше
допустимых нагрузок:
 посещение маршрутов возможно только с экскурсоводом и/или инспектором;
 прохождение маршрута разрешается только по маркированной тропе, а через
заболоченную правобережную пойму р. Алтачей – по съёмному во время наледи
деревянному настилу;
 необходимое условие – соблюдение режима тишины на маршруте и – особенно
– на видовых площадках и обзорных вышках.
В заключение необходимо отметить, что помимо основного правила «необходимой
связности», при ландшафтном планировании территории Алтачейского заказника
применяются полностью или частично и другие правила, такие как принцип поляризации
несовместимых видов землепользования (в данном случае туристско-рекреационного и
лесопромышленного) и, наоборот, принцип совместимости экологических и социо-
культурных интересов (таких как охрана биологического и ландшафтного разнообразия, с
одной стороны, и развитие познавательного туризма и экологического просвещения, – с
другой). Используется при этом и правило пространственной компенсации: частичное
нарушение экологических функций за счёт фактора беспокойства диких животных
(которое в той или иной мере всегда сопутствует проведению туристско-экскурсионной
деятельности) полностью компенсируется сохранением или восстановлением их на всей
остальной территории заказника, где не планируется прокладка познавательных
маршрутов и не проводится лесопромышленная деятельность.
Правило минимизации воздействий на малонарушенные элементы проявляется в
том, что основные нагрузки сосредотачиваются в уже нарушенных элементах ландшафта
(проезд экскурсионных групп в зимнее время разрешён только по существующим
автомобильным дорогам). Правило прогнозирования спровоцированного
перераспределения нагрузок подразумевает не допущение превышения порога
устойчивости, что выражается как в определении предела допустимых рекреационных
нагрузок, так и в соблюдении специальных норм поведения экскурсантов.
При соблюдении всех перечисленных правил ландшафтного планирования
возможно реальное совмещение экологических и социо-культурных интересов на
исследуемой территории – развитие туристско-экскурсионной деятельности
одновременно с продолжением выполнения заказником своих основных функций: охраны
и восстановления численности диких зверей и птиц, а также редких и находящихся под
угрозой исчезновения видов животных и среды их обитания.

3.5.3. Распределение нагрузок на территориях историко-культурного

назначения: применение ландшафтно-исторического подхода к планированию в
музеях-заповедниках Москвы и Подмосковья
В.А. Низовцев

Полноценная программа по возрождению национального достояния должна решать

комплексную задачу по выявлению, изучению, восстановлению, сохранению и
 382

использованию памятников природного и культурного наследия. Однако это невозможно

в полной мере без понимания единства памятников и окружающих их территорий.
Однако чаще всего выявление и изучение памятников природы и культуры носит
односторонний характер. Изучаются, как правило, отдельно взятые памятники, объекты,
территории в определенный исторический период, а внимание акцентируется на наиболее
сохранившихся, исторически значимых или наиболее известных памятниках. Поэтому, за
рамками исследований нередко остается предыстория освоения и развития природного
окружения, являющегося не только неотъемлемой частью памятника, но и само по себе
представляющее историческую ценность. Между тем природная, историческая и
культурная ценность этих территорий, позволяет считать их объектами национального
достояния. В современном законодательстве они представлены музеями-заповедниками,
историческими (природно-историческими) парками, заповедными зонами исторических
поселений, зонами охраны памятников культуры и т.д. В последнее время наряду с
официальными терминами широкое распространение получили, более точно
характеризующие особенности этих территорий, понятия – памятники культурного и
природного наследия, природные исторические территории, уникальные историко-
культурные и природные территории, природные территории историко-культурного
назначения и пр.
Современное законодательство в сфере организации различных типов охраняемых
территории остается весьма несовершенным. Одним из недостатков ее является
неурегулированность вопросов охраны природных историко-культурных территорий.
Отдельные упоминания историко-культурных памятников в природоохранном
законодательстве и, соответственно, природных ландшафтов в законодательстве об охране
памятников проблемы не решают, а только создают видимость учета межведомственных
интересов. Законодательное обеспечение историко-культурных территорий, в том числе
включающих ценные природные комплексы, практически отсутствует. Территориальные
объекты остаются практически беззащитными, поскольку находятся вне действия как уже
принятых, так и вновь разрабатываемых актов. Несмотря на то, что во вновь
разрабатываемых проектах присутствуют такие понятия как - музеи-заповедники, музеи-
усадьбы, даже национальные парки – они рассматриваются как государственные
организации хранения памятников, но не как особо охраняемые территории со всеми
вытекающими отсюда последствиями.
Проблемой остается и отсутствие законодательного обеспечения организации
социально-экономической деятельности и жизнедеятельности местного населения на
особо охраняемых историко-культурных и природных территорий. Музеи-заповедники,
музеи-усадьбы, иные особо ценные историко-культурные территории включают не только
места расположения музейных объектов и музейных экспозиций, но ряд природных или
природно-антропогенных угодий – сельскохозяйственных, лесных, водных, используемых
не только в природоохранных, но и в хозяйственных целях, а также поселений и
промышленных объектов. Функционирование и развитие этих угодий и учреждениях не
только сопряжено с целым комплексом проблем, как, например, упорядочение
межведомственных отношений в вопросе использования земель и природных ресурсов, но
и может нарушать охранный статус территории, нанося ущерб природным комплексам и
историко-культурным объектам.
В связи этим актуальность организации, функционирования и развития, особо
охраняемых территорий не только не уменьшается, но даже возрастает. Достичь этого
можно через специальную программу, которая бы могла обеспечить реализацию
целостной, имеющей межведомственный характер, системы социально-экономических
мероприятий, включающих и законодательную деятельность, направленных на
сохранение природных и историко-культурных ценностей территорий. При этом
проблемы особо ценных территорий (или уже имеющих охранный статус территорий)
должны решаться на государственном или федеральном уровне, а вопросы выделения,
 383

организации и развития территорий, не имеющих охранного статуса, могут на начальном

этапе решаться и на местном, региональном уровне. Основным условием должно стать
понимание единства памятника и окружающей его природной среды, так как
существование и охрана памятника невозможно без сохранения определенного
ландшафтного комплекса, среди которого он возник, сформировался и существует в
природе. Место расположения памятника, ландшафтное обрамление – одно из частей
ансамбля памятника. Лишь сохраненный целиком ансамбль дает полное представление о
самом памятнике, эпохе его создания, духовной жизни того времени.
Охрана отдельно ландшафтных комплексов или только памятников истории и
культуры ведет не только к утрате целостности территории, но и к потере природной и
историко-культурной ценности. Иллюстрацией этого может служить территория музея-
заповедника «Царицыно» в Москве. Здесь на достаточно компактном участке сохранились
следы селищ и курганные могильники XII вв., расположен уникальный архитектурный
ансамбль и прилегающий к нему парк. В зданиях дворцового комплекса ведутся
реставрационные работы, проводятся восстановительные работы в парке. На
прилегающих, к парку территориях расположены гаражи, мусорные свалки, стихийно
организованные дачные участки, антенные поля и сооружения воинских частей на
исторической перспективе Царицынского ансамбля, что привело не только к искажению
исторического облика территории, но и разрушению археологических памятников XIII в.,
древних селищ и курганных могильников расположенных здесь. Как и на многих
подобных территориях мы видим яркое проявление правила поляризации несовместимых
видов землепользования.
Отсутствие законодательной основы для охраны природных историко-культурных
территорий, обуславливает и сравнительно слабую разработанность вопросов
ландшафтного планирования, т.е. организации рационального использования и
функционирования подобных территорий. Накопленный опыт в вопросах организации
природных или историко-культурных территорий является недостаточным, так как в них
не учитывается целостность природной и историко-культурной составляющей.
Одной из важнейших практических задач современного природопользования таких
территорий является не только их рациональная организация, но и поддержание располо-
женных в них многочисленных археологических, исторических, культурных и природных
памятников в репрезентативном состоянии. Для решения этих задач представляется
необходимым: разработка долгосрочной стратегии природопользования, проведение
ландшафтного планирования и комплексного геоэкологического мониторинга.
Организация территории должна основываться на морфологии ландшафтов, с учетом всех
существующих ландшафтно-исторических комплексов. Ландшафтное планирование
предусматривает оптимальное сочетание основных совместимых функций каждой
выделяемой зоны: природоохранной, историко-культурной, рекреационной, эстетической
и т.д. Функциональную зону можно рассматривать как гибкую систему взаимодействия
между обществом и территорией.
Методологической основой исследований служат ландшафтно-исторический и
ландшафтно-экологический подходы, учитывающие региональную и локальную физико-
географическую дифференциацию территории, историю ее развития и особенности ее
современного экологического состояния (Низовцев, 1996б).
Сущность ландшафтно-исторического подхода заключается в том, что выявление
закономерностей взаимоотношений социума и природы, человека и ландшафтов
основывается на «сквозном» ландшафтно-историческом исследовании территории с
сопряженным изучением ландшафта и времени, ландшафта и хозяйственной деятельности
в нем. При таком подходе сопоставляются измененные человеком ландшафты с
коренными или естественными, а также с ландшафтами, измененными человеком в
различные периоды. Эти исследования опираются на представления о природно-
хозяйственных системах (ПХС), которые являются результатом конкретной
 384

хозяйственной деятельности в конкретных ландшафтных условиях (Низовцев, 1997). На

протяжении длительного времени различные виды природопользования, природные
территориальные комплексы (ПТК), в которых природопользование осуществлялось и,
связанные с ними способы воздействия на ПТК, складывались в определенные природно-
хозяйственные системы. Большинство природно-хозяйственных систем, существовавших
в историческом прошлом, к настоящему времени не сохранилось. Свидетелями их былого
существования являются ландшафтно-исторические комплексы, то есть археологические
и исторические памятники, образующие с окружающей природой единое целое и
отражающие разные периоды хозяйственной и культурной деятельности человека в
конкретных ландшафтных условиях. Соответственно и основными объектами иссле-
дований намечаются как природные и антропогенно-производные ландшафтные ком-
плексы, являющиеся средой жизни и деятельности человека, так и природно-
хозяйственные системы, в которых эти комплексы задействованы и ландшафтно-
исторические комплексы, являющиеся «памятью» этой деятельности. Ландшафтно-
исторические комплексы (ЛИК) соответствуют конкретным историческим эпохам
(Низовцев, 1996б). Ландшафтное планирование территории должна основываться на
морфологии ландшафтов и учитывать все выделенные ЛИК.
При ландшафтно-экологическом подходе изучение территорий культурного и
природного наследия заключается во всестороннем охвате их природных особенностей и
оценке произошедших антропогенных изменений ПТК и экосистем. Это позволяет
определить характер и степень отклонений ПТК от естественного состояния и
спрогнозировать дальнейшую тенденцию развития экосистем и ландшафтно-
исторических комплексов.
Ландшафтное планирование, проведенное авторами на основе ландшафтно-
исторического подхода, было выполнено для охраняемых территорий историко-
культурного назначения «Коломенское» и «Царицыно» (Москва), «Бородино», «Горки»,
«Дунино», «Остафьево», «Радонеж», «Степановское» (все – Московская обл.),
«Щелыково» (Костромская обл.), «Ясная Поляна» (Тульская обл.), «Хмелита»
(Смоленская обл.), «Белкино» (Калужская обл.) и др. Их достоинством является то, что
они отличаются сложной ландшафтной структурой с широким спектром ПТК разного
генезиса и разных иерархических уровней, типичных для лесной зоны центра Русской
равнины. Эти территории на протяжении многовекового хода развития сложились в
целостные природно-исторические районы, отличающиеся своей богатейшей историей,
насыщенной множеством событий, имеющих порой судьбоносное значение не только для
региона, но и для всей страны в целом. Для них характерно органичное сочетание
природной и антропогенной составляющей, эстетической привлекательности и
хозяйственной целесообразности, что и создало в совокупности культурно-исторический
образ национального ландшафта, сформированного культурой многих поколений.
Соответствие этому (во многом субъективному) образу является главной особенностью
этих территорий, подчеркивая их уникальность и ценность. Этим обусловлена природно-
культурная и научно-исследовательская ценность таких территорий. Уникальность и
ценность подобных территорий является главной предпосылкой для придания им статуса
– «особо охраняемая».
В разные исторические периоды ландшафты этих территорий подвергались
разнообразным видам хозяйственного воздействия: аграрному (от подсечно-огневого до
современного индустриального земледелия), лесохозяйственному, промышленному
(добыча различных полезных ископаемых), водохозяйственному (от создания водяных
мельниц до сооружения водохранилищ и крупных водозаборов для питьевого и
промышленного водоснабжения городов), рекреационному, транспортному и др. Боевые
действия и сражения, имевшие место на этих землях, также нашли свое отражение во
внешнем облике и свойствах их ПТК. Однако наличие большого числа хорошо
сохранившихся природных ландшафтных комплексов, уникальных исторических и
 385

археологических памятников, а также большого массива исторических архивных

материалов (писцовые книги, документы Генерального межевания и т.д.) позволяет
достаточно уверенно вычленить разные виды хозяйственного воздействия на ПТК,
разделить спонтанные и антропогенные факторы в формировании ландшафтов и изучить
разномасштабные изменения ландшафтов и их компонентов за исторический период
освоения.
Весь блок работ по проведению ландшафтного планирования может быть разделен
на два этапа. На начальном этапе работ проводятся: детальные крупномасштабные
ландшафтные исследования, основной целью которых является
инвентаризацияландшафтных комплексов и их антропогенных производных; составляется
кадастр основных источников загрязнения окружающей среды, что является внешними
угрозами для подобных территорий; определяются места сосредоточения загрязнений в
зависимости от особенностей ПТК, характера стока поверхностных и грунтовых вод,
господствующего направления ветра – определение системы современных потоков
вещества.
Важная составная часть этих работ – анализ современных природных процессов и
хозяйственной деятельности, происходящих на данной территории. По его результатам
определяется экологическое состояние основных природных и ландшафтно-исторических
комплексов. Также выявляются современные антропогенные нагрузки на ландшафтные
комплексы и степень их антропогенной измененности, т.е выявление современных
конфликтных ситуаций. Это необходимо для того, чтобы «отделить» современное
антропогенное воздействие на ПТК от воздействия, происходившего в прошлом.
Для повышения кондиционности ландшафтного планирования необходимо
выполнение как реконструкций исходных (коренных) ландшафтных условий на
исследуемые территории, так и реконструкций природного окружения жизнедеятельности
поселенцев в определенные исторические периоды. Последнее особенно важно, так как
опыт подобных реконструкций показал, что ландшафтные комплексы в районе поселений
претерпевали существенные антропогенные изменения уже в период становления
производящего типа ведения хозяйства (Низовцев и др., 1995). Реконструкция исходной
ландшафтной структуры проводится на основе анализа эдафических свойств современных
ПТК, их гидрологического и теплового режимов. Особое внимание уделяется анализу
пространственных планировочных решений прошлых эпох: антропогенных изменений
рельефа (запруды, искусственное террасирование, планация, «антропогенные» овраги
и т.д.), мощности накопления и распределения культурного слоя, изменениям
гидрологического режима.
Составляемые карты восстановленных ландшафтов показывают своего рода
идеальное (теоретическое) распределение ПТК со свойствами, «приближенными» к
исходным. При реконструкции природных условий жизнедеятельности поселенцев
учитываются способы и особенности ведения хозяйства на данной территории в
соответствующие исторические периоды и виды антропогенного воздействия на
окружающую природу. Для этого необходимо выполнение анализа историко-
археологических материалов и составление карт природопользования на соответствующее
время (Низовцев 2010; Матасов, 2016 и др.). При выделении границ реконструированных
угодий за основу берутся границы ПТК, при этом учитываются степень их современной
антропогенной измененности и, самое главное, соответствие комплекса условий в том или
ином ПТК тому или иному виду хозяйственной деятельности, т.е. степень выполнения
правила ландшафтной адаптивности. Необходимо обращать внимание и на
лимитирующие свойства ПТК для разных видов природопользования. Естественно, что
авторы отдают себе отчет в том, что границы ПТК и площади угодий далеко не всегда и
не везде совпадали. Поэтому существенной частью такой работы является реконструкция
землепользования, видов и способов ведения хозяйства различными поселенцами на
 386

основе данных археологических, палеопедологических, спорово-пыльцевых,

карпологических и остеологических исследований.
Основной этап включает исследования, непосредственно направленные на
составление схем ландшафтного планирования. Они выполняются в следующей
последовательности:
1. Выявление и учет исторических и археологических памятников, примечательных
объектов природного и культурного наследия и установление степени насыщенности ими
ландшафтных комплексов (на основе сопоставления ландшафтной, археологической карт
и списков особо ценных объектов).
2. Выделение и ландшафтный анализ ландшафтно-исторических комплексов.
3. Составление схем ландшафтного планирования. Сходные по внутренней ланд-
шафтной структуре и возможностям функционального использования ЛИК объединяются
в функциональные зоны или их подразделения (подзоны, районы), границы которых
проходят по границам природных территориальных комплексов (урочищам,
подурочищам) или хозяйственных угодий. Обязательным условием проведения
ландшафтного планирования является учет современной природно-хозяйственной
ситуации и связи с соседними территориями.
4. Существующие антропогенные комплексы, не отвечающие функциональному
назначению ландшафтно-исторических зон (например, дачные поселки, карьеры),
выделяются в отдельную зону, границы которой проводятся по границам данных объектов
или зонам их влияния.
5. Для каждой зоны разрабатывается и предлагается комплекс мероприятий,
направленных на сохранение природных, культурных, исторических особенностей
ландшафтно-исторических комплексов, на поддержание экологического равновесия
территорий, на организацию рационального их функционирования.
Для охраняемых территорий историко-культурного назначения по правилу
поляризации несовместимых видов землепользования может быть оптимальным
выделение следующих четырех основных функциональные зон.
Центральная ландшафтно-историческая зона, которая в каждом отдельном
случае, в зависимости от особенностей заповедника может в свою очередь состоять из
подзон, имеющих разный режим функционирования и заповедования и представляющие
разные исторические срезы и природные свойства территории. Ядром всей
пространственно-планировочной композиции этой зоны являются ландшафтно-
исторические комплексы. В пределах ландшафтно-исторических комплексов выделяются
узловые участки особого режима вокруг особо ценных природных и историко-
археологических объектов. На территории ЛИК необходимо установить ограниченное
посещение, возможны только прогулочные маршруты. В ряде ЛИК целесообразно
произвести реконструкцию разновозрастных поселений, хозяйственных угодий и
природной обстановки.
Во вторую ландшафтно-экологическую зону входят ЛИК, выделенные не только
по историко-культурным, но и по природным (эколого-ландшафтным) критериям. Они
играют роль экологического «каркаса» территории. Территориальная дифференциация на
основе ландшафтно-исторического подхода позволяет снизить проявление негативных
процессов и увеличить средозащитные функции природной составляющей ландшафтов
заповедника. По своему назначению – это ландшафтно-экологическая природоохранная
зона с участками разного режима заповедования и функционирования.
Рекреационно-хозяйственная зона по функциональному назначению является
буферной и призвана служить для «отвлечения» массовых потоков посетителей. Это
поможет предохранить заповедники от перегрузок и, соответственно, от разрушения; и
обеспечить посетителей разнообразными видами отдыха. Однако, исходя из площадных
соотношений разных зон, учета тенденций рекреационных нагрузок, на повестке дня
 387

возникает вопрос о необходимости создания в периферийной части заповедников еще

одной буферной зоны, своего рода «фильтра» экскурсантов, ищущих активного отдыха.
Четвертая зона – зона информации и обслуживания включает
административный и информационный центры. Необходимо создание в заповедниках
ландшафтно-исторического научно-исследовательского центра, службы мониторинга и
музея природы.
Естественно, что выделяемые однотипные зоны, да и их количество, в зависимости
от особенностей самих охраняемых территорий могут иметь свои индивидуальные черты.
Проведение функционального зонирования, базирующегося на ландшафтно-
экологическом подходе, будет способствовать не только сохранению богатейшего
природного и историко-культурного наследия, но и позволит реализовать колоссальный
потенциал заповедников, как уникальных научных объектов, имеющих большое учебно-
методическое и воспитательное значение. Подобная организация заповедников
значительно повысит и рекреационный потенциал территории.

Исторический опыт алаптации землепользования к ландшафтной структуре:

пример территории музея-заповедника «Коломенское»

Территория Государственного историко-архитектурного природно-ландшафтного

музея-заповедника «Коломенское» необычайно интересна в плане длительного
разнообразного хозяйственного использования с многочисленными сменами
функциональной организации территории, отражающими основные эпохи истории
Москвы.
В настоящее время территория музея-заповедника «Коломенское» может служить
примером «многослойной» ландшафтно-исторической местности (Низовцев и др., 2015).
«Коломенское» располагается на юго-западе Москвы, на правом берегу Москвы-реки.
Активное хозяйственное освоение этих мест началась еще в железном веке (VIII в. до
н.э.). В окрестностях бывшего с. Дьякова на высоком останце долинного зандра,
располагаются остатки Дьякова городища, датируемого I тысячелетием до н.э. Для
археологии это городище оказалось настолько знаковым, что оно дало название обширной
материальной культуре железного века, распространенной в Центре Русской равнины -
дьяковской. Само село Коломенское известно еще с начала XIV столетия. Впервые о нем
упоминается в духовной грамоте Ивана Калиты. С XV по XVIII вв., здесь располагалась
загородная царская резиденция, расцвет которой пришелся на вторую половину XVII в.,
когда во времена царя Алексея Михайловича был сооружен великолепный деревянный
дворец – «восьмое чудо света». В настоящее время уже в XXI веке на новом месте
построен аналог этого дворца.
Ландшафтные комплексы междуречий представлены сочетанием
плосковершинных моренных холмов, моренно-водноледниковых равнин и ложбин стока
ледниковых вод. Долинные ПТК занимают небольшие площади и состоят из коренных
склонов подмываемого берега р. Москвы, пойм и малых эрозионных форм. Почти все они
несут в себе явственные следы разных исторических эпох (следы антропогенных
преобразований, артефакты, социофакты и т.д.). Выделяются ландшафтно-исторические
комплексы основных этапов развития этой территории: 1) Первоначального заселения
территория — археологические памятники неолита в пойменных ПTK. 2) Раннего
хозяйственного освоения (железный век) — Дьяково городище с системой поселений в
долинно-зандровых и пойменных ПТК. 3) Раннего средневековья — древнерусские
поселения XIII века на долинных зандрах и моренно-водноледниковых равнинах. 4)
Развитого средневековья — элементы дворцового хозяйства, плодовый сад, пруд, русская
деревня XVI века (междуречные придолинные ПТК). 5) Дворцово-парковый комплекс с
 388

церковью Вознесения. 6) Русская деревня (XIX—XX века) с системой хозяйственных

угодий.
Ландшафтно-историческая местность характеризуется определенным единством
ландшафтных комплексов и процессов их хозяйственного освоения. Их иерархический
уровень соответствует рангу географической местности. Ландшафтно-исторические
местности хорошо отражают основные пути заселения и формирования очагов
территориального освоения региона. Все они характеризуются большим разнообразием
ландшафтных комплексов локального уровня, разнообразием, а порой и контрастностью,
их свойств, соответственно большим потенциалом и богатой ресурсной базой. Это
позволяло вести первопоселенцам на этих участках гибкое, комплексное
взаимозаменяемое хозяйство, извлекая максимум из правила необходимого разнообразия.
Ландшафтно-исторические местности на территории Москвы составляют основу
структуры культурно-исторических ландшафтов речных долин и долинных зандров
(Низовцев, Эрман, 2015).
На основе многолетних сопряженных ландшафтно-экологический и историко-
археологических исследований музея-заповедника «Коломенского» была установлена
современная ландшафтная структура с экологической оценкой основных ландшафтных
комплексов, выполнена реконструкция исходной ландшафтной структуры с
экологической оценкой пригодности их для разных видов природопользования для
раннего средневековья (железный век) и составлены соответствующие карты.
Предлагаемые карты составлены на основе анализа опубликованных и фондовых
материалов, включающие природные, исторические и социальные характеристики данной
территории. Картографической основой послужил топографический план масштаба
1:2000 территории Дьяково ГМЗ «Коломенское» 2001 г., составленный государственным
предприятием ЦНРПМ.
Основной частью работ стали ретроспективные реконструкции поселенческих
структур и природопользования и выявление основных этапов освоения, нашедших
отражение в смене пространственных единиц планирования. На этой основе предложена
схема функционального зонирования с рекомендациями установления возможных
режимов функционирования и мероприятия по поддержанию.

Рис. 160. Ландшафтная карта ГИЗ «Коломенское».

Легенда к ландшафтной карте ГИЗ «Коломенское» (рис. 160)

Масштаб 1:4000.
 389

Ранг ПТК - урочище и подурочище.

Природные территориальные комплексы и антропогенные модификации
1. Моренные равнины, плоские и слабовыпуклые, сложенные покровными суглинками ,
подстилаемыми мореной, умеренно дренируемыми придорожными канавами, с дерново-
среднеподзолистыми местами слабоглееватыми легко- и среднесуглинистыми почвами, на отдельных
участках значительно окультуренных, под старозалежными лугами, огородами и дорогами.
2. Моренно-водноледниковые равнины, пологонаклонные, местами плоские, сложенные
покровными суглинками, подстилаемыми водноледниковыми супесями и песками, залегающими на
близколежащей морене, слабо дренированные, с дерново-слабо- и дерново-среднеподзолистыми легкосугли-
нистыми, большей частью освоенными и окультуренными почвами под огородами садами и
старозалежными лугами.
3. Приводосборные понижения, пологовогнутые в моренно-водноледнековых равнинах, сложенные
делювиальными суглинками, плохо дренированные, с дерново-среднеподзолистыми слабоглееватыми
среднесуглинистыми старопахотными почвами под старозалежными лугами.
4. Водноледниковые равнины (высокие долинные зандры), плоские, сложенные покровными
суглинками, подстилаемыми водноледниковыми песками, плохо дренированные, с дерново-
среднеподзолистыми, местами слабоглееватыми почвами, большей частью освоенными и окультуренными,
местами и старопахотными, под суходольными лугами, огородами и садами.
5. Высокие долинные зандры пологонаклонные, суглинисто-песчаные, относительно хорошо
дренированные, с дерново-слабоподзолистыми легкосуглинистыми старопахотными окультуренными и
культурными почвами под садами, огородами и лугами.
6. Пологонаклонные приводосборные понижения размытых очертаний на высоком долинном
зандре, сложенные делювиальными и водноледниковыми суглинками, подстилаемыми песками, плохо
дренированные, с дерново-средне- и дерново-сильноподзолистыми среднесуглинистыми оглеенными
почвами под огородами, лугами и кустарниками.
7. Древнеаллювиально-водноледниковые равнины (низкие долинные зандры), плоские, замедленно
дренированные, сложенные маломощными покровными суглинками, подстилаемыми древнеаллювиально-
водноледниковыми песками, с дерново-среднеподзолистыми, местами слабоглееватыми старопахотными и
окультуренными легкосуглинистыми почвами под садами и огородами.
8. Низкие долинные зандры, плоские и пологонаклонные, «холодных» (северных) экспозиций,
сложенные покровно-делювиальными суглинками, подстилаемыми древнеаллювиально-водноледниковыми
песками, умеренно дренированные, с дерново-слабо-, реже дерново-среднеподзолистыми
легкосуглинистыми освоенными и культурными почвами под садами и огородами.
9. Низкие долинные зандры, пологонаклонные, «теплых» ( южных ) экспозиций, сложенные
делювиальными суглинками, подстилаемыми древнеаллювиально-водноледниковыми песками, хорошо
дренированные, с дерново-слабоподзолистыми, местами дерново-среднеподзолистыми легкосуглинистыми
окультуренными почвами под садами и ягодниками, огородами и лугами.
10. Низкие долинные зандры, покатонаклонные, (присетьевые склоны), сложенные маломощными
делювиальными суглинками и супесями, подстилаемыми древнеаллювиально-водноледниковыми песками,
отлично дренированные, с дерново-слабоподзолистыми легкосуглинистыми и супесчаными освоенными и
старопахотными почвами под суходольными лугами, садами и редколесьями паркового типа.
11. Пологовогнутые приводосборные понижения на низком долинном зандре, сложенные
делювиальными суглинками, подстилаемыми песками, умеренно дренированные, с дерново-
среднеподзолистыми слабоглееватыми легкосуглинистыми окультуренными почвами под огородами.
12. Низкий долинный зандр и вторая надпойменная терраса, нерасчлененные, пологонаклонные,
”холодных” экспозиций, сложенные делювиальными суглинками, подстилаемыми древнеаллювиальными
песками, умеренно дренированные, с дерново-слабо- и дерново-среднеподзолистыми легкосуглинистыми
окультуренными почвами под садами и насаждениями паркового типа.
13. Вторая надпойменная терраса, сложенная делювиальными маломощными суглинками, супесями
и песками, замедленно дренированные, с дерново-среднеподзолистыми легкосуглинистыми
окультуренными почвами под садами и огородами.
14. Вторая надпойменная терраса, полого- и покатонаклонная, сложенная делювиальными
суглинками, подстилаемыми древнеаллювиальными песками, хорошо дренированная, с дерново-
слабоподзолистыми легкосуглинистыми окультуренными почвами под садами и огородами.
15. Первая надпойменная терраса, плоская пологонаклонная, сложенная делювиальными супесями
и песками, хорошо дренированная, с дерново-слабоподзолистыми супесчаными окультуренными почвами
под огородами и лугами.
16. Коренные склоны долины р. Москвы, покатые (10-200), сложенные делювиальными суглинками,
подстилаемыми водноледниковыми песками и мореной, с дерновыми смыто-намытыми легкосуглинистыми
почвами под лугами или парковыми насаждениями.
17. Коренные склоны долины р. Москвы, крутые (20-350) восточной экспозиции, сложенные
маломощными делювиальными суглинками, подстилаемыми в верхней части водноледниковыми песками и
 390

мореной, в нижней части меловыми песками и юрскими глинами, местами с пластовой разгрузкой
грунтовых вод на них, со сточно-натечным режимом увлажнения с дерновыми, разной мощности смыто-
намытыми, легкосуглинистыми почвами под парками, мелколиственными с дубом лесами и лугами .
18. Делювиально-пролювиальные шлейфы и конуса выноса, полого- и покатонаклонные, сложенные
делювиально-пролювиальными слоистыми суглинисто-песчаными каменистыми отложениями, с натечным
увлажнением, мочажинами, выпотами и пластовой разгрузкой грунтовых вод с дерновыми оглеенными
песчано-суглинистыми почвами под сорнотравными лугами и кустарниками.
19. Делювиальные шлейфы, пологонаклонные, сложенные мощной толщей делювиальных
суглинков с натечным увлажнением, с дерновыми мощными, реже дерново-сильноподзолистыми местами
глееватыми сильно намытыми легкосуглинистыми почвами, нередко старопахотными под старозалежными
лугами.
20. Коренные склоны долины р. Москвы, оползневые, сложного профиля, бугристо-западинные и
террасовидные, наложенные на низкие надпойменные террасы или высокую пойму, суглинисто-песчаные,
большой пестротой литологического состава почвообразующих пород (от глин до каменистых песков), с
выходами грунтовых вод, большей частью луговые, местами под березовым редколесьем и ивняковыми
кустарниками на разной степени окультуренных подзолистых, дерново-подзолистых и дерновых почвах.
21. Поймы высокие, относительно повышенные, выровненные, сложенные аллювиальными
маломощными суглинками и супесями, подстилаемыми песками, с пойменными дерновыми освоенными
легкосуглинистыми почвами под залежными лугами.
22. Поймы высокие, выровненные и пологонаклонные, подсклоновые, сложенные аллювиальными
маломощными суглинками супесями и песками, с натечным увлажнением, с пойменными дерновыми
среднемощными и мощными, местами оглеенными среднесуглинистыми освоенными почвами под
залежными лугами.
23. Поймы высокие, выровненные и мелковолнистые, суглинисто-песчаные, с пойменными
дерновыми разной мощности и степени окультуренности легкосуглинистыми почвами под залежными
лугами, кустарниками и огородами.
24. Прирусловые валы, слабовыпуклые, частично срытые или «засыпанные», песчаные, с
пойменными дерновыми слоистыми супесчаными и легкосуглинистыми освоенными почвами под
залежными лугами.
25. Староречные понижения, пологовогнутые, расплывчатых очертаний, сложенные
аллювиальными суглинками с прослоями каменистых песков, подстилаемыми старичным аллювием, с
пойменными дерновыми глеевыми, дерново-глеевыми и пойменными мелкоболотными почвами под
влажнотравными и осоковыми лугами и ивняками.
26. Бечевники покато- и пологонаклонные, сложенные маломощными каменистыми суглинками и
песками, с пойменными дерновыми оглеенными нарушенными почвами под сильно сбитыми лугами.
26. Террасовидное днище балки, со сложным мелкобугристым микрорельефом, сложенное
слоистыми песчано-суглинистыми отложениями, с разгрузкой грунтовых вод, с дерново-глеевыми
суглинистыми сильно нарушенными почвами под сбитыми лугами и ивовыми редколесьями.
27. Крутые склоны (20-400) балок и оврагов, сложенные маломощными делювиальными
суглинками, подстилаемыми четвертичными рыхлыми отложениями ( пески и морена ) в верхних частях,
меловыми песками - в средних частях и ближе к долине р. Москвы юрскими глинами - в нижних частях, с
дерновыми маломощными смыто-намытыми, суглинисто-песчаными почвами под мелколиственными
лесами, парковыми редколесьями или лугами.
28. Днища балок, ровные и мелкобугристые, сырые, с постоянными водотоками, суглинисто-
песчаные с каменистыми прослоями, с дерново-глеевыми маломощными песчанисто-суглинистыми почвами
под суходольниками, ивняками и крупнотравно-влажнотравными с крапивой лугами.
29. Днища балок, ровные, влажные и свежие, суглинисто-песчаные, с дерновыми маломощными,
местами оглеенными суглинистыми почвами под мелколиственными редколесьями и влажноразнотравными
лугами.
30. Лощины, пологовогнутые, свежие и влажные, с дерновыми суглинистыми, иногда оглеенными,
почвами под лугами и кустарниками.

Ландшафтно-экологическая характеристика с ретроспективными

реконструкциями доисторического природопользования. Инвентаризация
современной ландшафтной структуры, экологического состояния территории
заповедника, природных процессов и хозяйственной деятельности позволили дать оценку
современных природных угроз для основных ПТК заповедника. В результате выявлены
экологически опасные, экологически уязвимые, и относительно экологически безопасные
ПТК.
 391

К относительно экологически безопасным относятся ландшафтные комплексы

моренных, моренно-водноледниковых и водноледниковых равнин (высокие долинные
зандры) - №№ 1, 2 и 4 на ландшафтной карте, соответственно. Они имеет плоский или
пологонаклонный рельеф, замедленный характер протекания природных процессов. В
прошлом они были заняты елово- и елово-сосново-широколиственными лесами на
дерново-средне- и дерново-слабоподзолистых почвах. В настоящее время они заняты
старозалежными лугами, местами под огородами и садами. Приречные участки основной
поверхности высокого долинного зандра – это территория давнего и интенсивного
хозяйственного освоения, относящегося еще к древнерусскому периоду. Поэтому они
имеют значительную степень антропогенной трансформации, касающейся не только
биогенных компонентов, но и почвы и литогенной основы (рельефа и почвообразующих
пород). На одном из участков д. Дьяково можно реконструировать типичный культурный
ландшафт русской деревни с системой хозяйственных угодий, который может служить
важнейшим объектом просветительско-экскурсионной деятельности. Следует иметь в
виду, что участки вышеназванных ПТК, расположенные на границе заповедника,
подвержены сильнейшему загрязнению со стороны проезжей части проспекта Андропова.
Эту часть необходимо отнести к буферной зоне и занять древесными и кустарниковыми
насаждениями.
К относительно безопасным ПТК можно отнести и пойменные комплексы (№№ 21-
26). Когда-то одни из наиболее динамичных ПТК, в настоящее время, в силу
зарегулированности стока р. Москвы они развиваются по типу естественных низинных
лугов. Гидрологический режим Москвы-реки является абсолютно зарегулированным,
последние половодья отмечались здесь в начале нашего века. В настоящее время эти
земли полностью вышли из поемного режима. Еще каких-то 15-20 лет назад большие
площади здесь занимали огороды и пашни; потом они были заброшены и сейчас
восстанавливаются луговые сообщества.
На некоторых участках делювиальных шлейфов (ПТК №№ 18 и 19) и поймы (ПТК
№№ 22 и 25) развиваются сырые луга с господством овсяницы луговой, мелких злаков и
влажнотравья, среди которых можно встретить кукушкин цвет пятнистый. Поэтому такие
ландшафтные комплексы являются довольно ценными природными объектами,
имеющими значение просветительско-экскурсионной деятельности. Главная опасность
для этих ПТК – это рекреационные перегрузки, особенно участков, прилегающих к руслу
Москвы-реки. Негативную роль для многих пойменных местообитаний сыграло и
строительство набережной. Из-за плохо сделанных стоков для ручьев происходит
прогрессирующее заболачивание некоторых участков. В этих болотцах доминируют рогоз
широколистный, камыши лесной и озерный, таволга вязолистная, кипрей волосистый,
хвощ приречный, тростник обыкновенный. Правда и здесь можно встретить растения,
отличающиеся декоративностью: аир болотный и ирис болотный.
К экологически уязвимым относится большая часть ландшафтных комплексов
заповедника – это связано с целым рядом причин. Так, например, приводосборные
понижения (№№ 3, 6 и 11), в силу особенностей своего рельефа, служат своего рода
приемниками избыточных вод поверхностного стока и, соответственно, аккумуляторами
различных веществ, включая загрязняющие. В прошлом, такие ПТК, из-за
неблагоприятных для земледелия водно-физических свойств почв, редко распахивались и
использовались преимущественно под выпас скота. В отличие от них, наклонные высокие
и низкие долинные зандры (№№ 5, 7-10, 12) – районы наиболее древнего, начиная с
железного века) и интенсивного хозяйственного освоения. Здесь сформировались
культурные ландшафтные комплексы железного века и древнерусского периода,
являющиеся уникальными по своей сохранности и изученности. Это важнейшие объекты
ландшафтно-экологических и историко-экологических экскурсий.
Низкие долинные зандры, а также приречные участки высоких долинных зандров
хорошо дренированы: имеют легкие уклоны поверхности, короткие линии добегания
 392

поверхностных вод (близко глубокий базис эрозии), на многих участках рассечены

короткими береговыми оврагами и, реже, балками. Подверженность данных ПТК
плоскостной и линейной эрозии и делает их экологически относительно уязвимыми.
Почвы данных местообитаний имеют хороший для земледелия водно-воздушный режим,
ранние сроки весенней спелости полей, относительно высокое плодородие почв и
являются оптимальными, в сочетании с размерами, для пашенного земледелия. Изучение
ландшафтной структуры этих участков, их размеров и конфигурации позволяет считать,
что в железном веке и в древнерусское время их использовали преимущественно в
качестве краткосрочных перелогов, с побочным использованием под выпас скота.
Достаточно уверенно определяются и границы этих массивов. Их естественными межами
служили эрозионные формы бровки перегибов элементов рельефа. При этом, на наш
взгляд, контуры данных угодий были очень устойчивы во времени и наследовались и в
более поздние времена. Положение оврагов в качестве границ между угодьями
способствовало, в свою очередь, и их дальнейшему росту. Эти овраги однотипны, имеют
зрелый профиль и практически все выработали свои приводосборные понижения. Сами по
себе такие овраги – характерный образец эрозионных процессов и могут служить в
качестве опорных станций во время учебных экскурсий.
Именно в долинных зандрах, участки, примыкающие к бровкам долин и оврагов и
являющиеся либо присетьевыми склонами, либо приводосборными межсетьевыми
гребнями (№№ 5, 9, 10) оказались наиболее пригодными для возникновения постоянных
пахотных угодий. Этому благоприятствовало оптимальное сочетание для пахотного
земледелия того времени природных факторов. Участие в верхней части почво-
образующей толщи покровных и делювиальных суглинков обеспечивает достаточно
высокое плодородие субстрата. Легкий механический состав почвообразующих пород
(легкие суглинки, супеси и пески) в сочетании с прибровочным положением и легкими
уклонами (2-4°) обеспечивает хороший дренаж почв и отличный водно-воздушный
режим. В силу этого, несмотря на средние сроки снеготаяния, почвы весной обсыхают
быстро, являются теплыми и имеют ранние сроки весенней спелости. В тоже время, в за-
сушливые периоды, в почвах может содержаться какое-то количество влаги особенно на
контакте с относительно близко лежащей мореной. Все это позволило «первопоселенцам»
рассчитывать на получение на этих землях гарантированно минимальных урожаев в
любые экстремальные годы. Легкий механический состав почв к тому же требовал
меньших физических затрат, а это было одним из решающих факторов того времени, при
обработке почвы по сравнению, например, со средне- или тяжелосуглинистыми почвами,
хотя и более плодородными.
Соответственно и дьяковские поселения железного века (неукрепленного типа)
располагались непосредственно вблизи постоянных пахотных участков на этих ПТК.
Однако конкретное их размещение лимитировалось наличием источников водоснабжения.
Поселенцы того времени селились прямо у реки или у выходов грунтовых вод. Здесь же
размещены и основные селища дьяковцев, что хорошо видно на карте фукционального
зонирования. Выходы родников связаны с разгрузкой надъюрских грунтовых вод и
отмечаются в районе самого городища в Дьяковском и соседнем с ним овраге, а также в
Голосовом овраге. В настоящее время они являются интересными памятниками природы
заповедника и могут служить опорными объектами экскурсионных маршрутов.
К экологически опасным относятся ПТК коренных склонов долины р. Москвы
(№№ 16 и 17, 20), балочных форм и оврагов (№№ 26-31). Важнейший фактор их
неустойчивого равновесного состояния – это подверженность, в силу больших уклонов и
особенностей геологического строения (они сложены рыхлыми горными породами),
эрозионным процессам. К тому же верховья многих оврагов и балок на протяжении
длительного времени использовались местным населением под свалки. Следует отметить,
что в ряд эрозионных форм использовался под свалки и в советское время различными
производственными и научными организациями. К экологически опасным относятся и
 393

ПТК коренных склонов долины р. Москвы оползневого типа (№ 20). Они имеют сложный
профиль, бугристо-западинный или террасовидный характер, наложены на низкие
надпойменные террасы или высокую пойму. Зеркало скольжения оползневых тел
приурочено преимущественно к юрским глинам, выходы которых в ряде мест можно
наблюдать, и реже к моренным суглинкам.
Коренные склоны долин достигают относительной высоты в 30-40 м над урезом
реки и имеют, как правило, сложное строение и сложный профиль. Верхние и средние
части коренных склонов крутые и имеют ровный или вогнутый профиль. Они сложены
водноледниковыми песками, подстилаемыми маломощной и сильно перемытой мореной.
Средняя часть склонов сложена мощной (10-20 м) толщей меловых песков с прослоями
песчаников. Выходы таких песков можно наблюдать в районе Дьяковского городища –
это интересный объект ландшафтно-экологических экскурсий.
В доисторическом прошлом (до антропогенного освоения) в верхней и средней
частях склонов произрастали преимущественно сосновые леса с неоднородным участием
широколиственных пород на разных участках. Эта неоднородность участия
широколиственных пород находится в прямой зависимости от процессов аккумуляции
или смыва мелкоземистого материала и большим или меньшим участием морены и
суглинков в почвообразующей толще. На склоне Голосова оврага и сейчас сохранились
фрагменты старовозрастных широколиственных насаждений, являющиеся памятниками
природы заповедника. Это участки с единичными дубами (высотой до 23 м и диаметром
до 160 см), липами и вяза гладкого (высотой до 34 м и диаметром до 117 м). Здесь
произрастают и два одних из самых старых московских ясеня (высотой 22 м и диаметром
122 см).
На большей части склонов распространены свежие и свежеватые гигротопы, так
как сказывается преобладание восточных («теневых») экспозиций. И лишь отдельные
крутосклонные прибровочные участки имеют недостаточную степень увлажненности
(сухие гигротопы). Сочетание значительных уклонов поверхности и, соответственно,
господство сточного режима увлажнения, с преобладанием водопроницаемых
почвообразующих пород приводит к быстрому и дружному снеготаянию, быстрому
прогреванию почв и ранней вегетации растений. Крутые уклоны не позволяли
использовать коренные склоны для земледелия, за исключением может быть покато-
наклонных террасовидных площадок и «гребневых» участков.
Тем не менее, ПТК коренных склонов долин активно использовались под выпас
скота, особенно весной на начальных периодах вегетации растений, когда большинство
ПТК еще лежит под снегом. Кроме того, коренные склоны вынужденно использовались и
для прогона скота с междуречий в долину и обратно. Все это приводило к нарушению
растительного покрова, замене коренных лесов на вторичные мелколиственные и
появлению специфической пастбищно-луговой растительности, а также к активизации
процессов смыва-намыва, проявлению линейной эрозии и появлению характерного
ступенчатого микрорельефа вдоль скотопрогонных троп, которые хорошо
прослеживаются и в настоящее время.
В нижней части коренных склонов долин почти повсеместно наблюдается
пластовая разгрузка надъюрских грунтовых вод в виде выпотов, мочажин и, на отдельных
участках, родников. Эти участки склонов сложены меловыми и юрскими песками,
подстилаемыми водоупорными глинами. В зависимости от условий залегания юрских
глин и проявляются интенсивность разгрузки грунтовых вод. Повышенной степени
увлажнения способствует также и преобладающий натечный тип увлажнения. поэтому
низовья коренных склонов характеризуются сырыми местообитаниями повышенной
трофности с господством дерновых мощных и дерновых темноцветных значительно
оглеенных почв, занятых в прошлом травянистыми липо-дубравами с густым подлеском.
Широкому использованию их в качестве пастбищных угодий препятствовали
значительная крутизна и малые площади распространения.
 394

С выходами юрских глин связано широкое распространение характерных

оползневых ПТК (№ 20), занимающих большие площади и представленные двумя
массивами: южнее устья Голосова оврага - один и южнее устья Дьяковского оврага -
другой. Оползневые массивы состоят из оползневых гряд, образующих оползневые
террасовые уступы, отделенные друг от друга понижениями. Здесь на небольшой
территории можно встретить разнообразный и крайне пестрый набор эдафических
условий. Это связано с большим набором литологических разностей почвообразующих
пород, микро- и мезоформ рельефа. например, выпуклые вершинные поверхности
песчаных оползневых бугров характеризуются крайне сухими и бедными по трофности
местообитаниями. со слаборазвитыми подзолистыми песчаными почвами, а на отдельные
межбугровые понижения или стенки срывов (оползневые ниши) с выходами сильно
минерализованных грунтовых вод заняты небольшими болотами с перегнойно-глеевыми и
перегнойно-торфянистыми почвами. Наличие и соседство на ограниченной территории
разнообразных по свойствам почв и растительного покрова предполагает и самое
разнообразное их использование. Здесь могли быть и постоянные пахотные поля,
занимающие вершинные поверхности бугров с хорошо дренированными теплыми
почвами, но и обладающими повышенной трофностью (супесчано-суглинистые) и участки
перелогов. Правда, такое сочетание местообитаний и, соответственно, возможных угодий
на этой территории не имеет большого распространения. Но большая часть оползневых
массивов использовалась как пастбищные угодья. В целом данные ПТК характеризуются
достаточно высокой трофностью и хорошим увлажнением, благоприятными для развития
широколиственных лесов с густым наземным покровом, а впоследствии и пастбищных
лугов. Близость воды, особенности рельефа («замкнутость») также способствовали выпасу
скота, частично с вольным содержанием в летний период. Здесь же возможно было и
существование временных поселений летнего типа. Такие ПТК также являются
интересными памятниками природы и важнейшими объектами экскурсионно-
просветительской деятельности.
Предполагаемые способы адаптации природопользования к ландшафтной
структуре в железном веке приведены на рис. 161:
Хозяйственные угодья и виды природопользования распределялись по урочищам
следующим образом (номера соответствуют контурам на рис. 161).
1. Пашня – постоянные пахотные участки с 2-х польным, а возможно и 3-х
польным севооборотом. Наиболее оптимальные местоположения в непосредственной
близости от поселений с отлично дренированными почвами с благоприятным водно-
воздушным режимом и относительно повышенным естественным плодородием (дерново-
подзолистые, со слабой степенью оподзоливания, и дерновые почвы легких механических
составов, преимущественно пылеватые легкие суглинки; ПТК полого-покатых и покатых
присетьевых склонов (крутизной от 20 до 60, реже круче и “водораздельных
межсетьевых”) гребней, сложенных делювиальными суглинками, подстилаемыми
водноледниковыми песками и суглинками, реже мореной (сильно перемытой), свежеватые
и свежие с атмосферным усиленно сточным режимом увлажнения, с ранним
снеготаянием; судя по местоположению размеры таких участков соизмеримы с размерами
самого городища; отдельные постоянные участки могли располагаться и на
слабовыпуклых вершинных поверхностях оползневых бугров с суглинистыми
почвообразующими породами;
2. Мелколесья – участки краткосрочных и среднесрочных перелогов,
распахиваемых 3-4 года, затем залежь и выпас скота) по мелколесью; “оборот” порядка
10-20 лет. ПТК пологонаклонных (крутизной 2-40) хорошо дренируемых (сочетание
наклонных поверхностей с короткими линиями добегания и близким и глубоким базисом
эрозии – присетьевое положение) высоких долинных зандров, относительная высота над
урезом – 35-45 м; почвы дерново-слабоподзолистые легкосуглинистые и супесчаные с
близким (1-1,5 м) залеганием водноледниковых песков, поэтому несмотря на средние
 395

сроки снеготаяния (преобладает В и СВ экспозиция) сочетание сточного и промывного

режимов благоприятствует ранним срокам созревания полей; в доагрикультурный период
высокие долинные зандры на этом отрезке Москва-реки были заняты, по-видимому,
сложными неморальными борами; границы и конфигурация таких участков хорошо
маркируются перегибами основной и склоновыми поверхностями ВДЗ, а, главное,
короткими береговыми оврагами, занимающими “межевое” положение (возможно, что и
рост их, особенно верховий) в свою очередь связан с периодами интенсивного
земледельческого освоения этих участков;
3. Мелколиственные леса на месте коренных широколиственно-хвойных и
сложных неморальных сосняков; использование – подсечно-огневое земледелие с
долгосрочным перелогом, выпас скота по лесу, лесное хозяйство, мясная и пушная охота
и т.д. ПТК плоских и пологонаклонных (менее 30) высоких долинных зандров и моренно-
водноледниковых междуречных равнин с дерново-слабоподзолистыми и слабо- и средне-
подзолистыми супесчаными и легкосуглинистыми почвами мало благоприятны для
постоянного земледелия: относительно бедны по трофности субстрата (почвообразующие
породы – водноледниковые суглинки маломощные и супеси, с 0,5-1 м подстилаемые
песками), умеренно и замедленно дренируются; из-за выровненных плоских поверхностей
поверхностный сток ослаблен, растянутое снеготаяние, преобладает внутрипочвенный
сток и промывной режим, однако и застоя влаги нет (относительно короткие линии
добегания – прибрежное положение и легкий механический состав почвообразующих
пород); возможно значительное варьирование трофности субстрата, сточно-натечного
увлажнения и сроков снеготаяния по микрорельефу;
4. Мелколиственные и мелколиственно-хвойные леса с преимущественным
использованием как охотничьи угодья и под выпас скота; лесное хозяйство; в силу
неблагоприятного водно-воздушного режима почв и их более тяжелого механического
состава ограниченное использование в подсечно-огневом земледелии. ПТК
приводосборных понижений с натечным увлажнением и растянутым снеготаянием; почвы
холодные с поздней весенней спелостью.
5. Сенокосные и пастбищные пойменные луга с редкостойными дубравами и
ветляниками паркового (пасторального) типа – выпас скота, заготовки сена, желудей,
ветошного корма и т.д. Пойменные ПТК – наиболее раннее хозяйственное освоение под
скотоводство (на первых этапах специфическое лесное), по-видимому, с неолита или, как
минимум, с бронзового века; земледельческое освоение поймы лимитировано поемным
режимом увлажнения, в тыловой и внутренних частях дополнительно натечным
увлажнением и длительным застоем талых снеговых вод, а в краевой – подтоплением в
годы высоких половодий, т.е. практически на всей пойме, за исключением прируслового
вала, почвы обсыхают долго и имеют поздние сроки готовности к обработке;
6. Пастбищные луга (суходольные) и редины широколиственных пород (дуб и
липа). Использование – выпас преимущественно мелкого рогатого скота, лесное
хозяйство. ПТК крутых (крутизной 20-300) коренных склонов долин, балок и оврагов
разного профиля и разного геологического сложения, в прошлом заняты
широколиственными (дубовыми на южных экспозициях, липовыми на северных) лесами
на дерновых смыто-намытых и разной мощности почвах. Значительная крутизна склонов
ограничивает их хозяйственное использование; наиболее интенсивно под выпас
использовались склоны теплых экспозиций весной, так как начало вегетации здесь на 3-4
и более недель раньше других местообитаний;
7. Ольшаники и вязовники, местами черемушники, разреженные пасторального
типа – выпас скота, преимущественно свиней. Делювиально-пролювиальные шлейфы,
наложенные на I надпойменную террасу, одни из наиболее богатых по трофности
субстрата местообитаний района – постоянное поступление мелкозема и “питательных”
веществ со склонов и малых эрозионных форм в сочетании с повышенным увлажнением
 396

натечного типа способствовал широкому развитию мегатрофов и крупнотравья в

наземном покрове дубрав и вязовников, соответственно, обилию корма для свиней;
8. Сочетание суходольных лугов, пасторальных дубрав паркового типа и
небольших пахотных участков. ПТК хорошо дренированных нижних частей коренных
склонов и делювиальных шлейфов. Почвы повышенной трофности с кратковременным
сезонным (весной) переувлажнением;
9. Сочетание суходольных лугов, редкостойных дубрав, вязовников, липняков и
сосняков с разнообразным хозяйственным использованием (пашни, перелоги, пастбища и
т.д.). ПТК эрозионно-денудационного генезиса, преимущественно оползневого с
подработкой аллювиально-аккумулятивными процессами; отличаются большой
контрастностью почвенно-растительных условий и, соответственно пестротой эдафотопов
(типов местообитаний) от сухих с недостаточным увлажнением до сырых и заболоченных,
от крайне бедных песчаных почв до очень богатых перегнойных. Такая пестрота связана с
разнообразием литологического состава слагающих пород (древнеаллювиальные пески и
суглинки, делювиальные суглинки слагающие надпойменные террасы и шлейфы,
коренные юрские глины и меловые пески, слагающие оползневые тела), выраженностью
форм рельефа – плоские и пологонаклонные террасовые поверхности, выпуклые с
покатыми и крутыми склонами оползневые бугры и вогнутые межбугровые западины; к
тому же местами наблюдается обильная пластовая и в виде родников разгрузка грунтовых
вод;
10. Леса, близкие к коренным, ограниченного использования: лесозаготовки, охота,
бортничество. Крутые склоны оврагов и балок.
11. Селитебные земли – городища и селища.

Рис. 161. Палеореконструкция схемы природопользования для железного века (пояснения

см. в тексте).

История смен функциональной организации территории с железного века по

XIX век. В железном веке (VIII в. до н.э. – VIII н.э.) на исследуемой территории
сложилась своеобразная функциональная организация хозяйственной деятельности со
своим специфическим типом пространственных единиц планирования. Сформировалось
два основных вида антропогенных ландшафтных комплексов. Во-первых, это небольшие
 397

по площади селитебные: селища и городища с прилегающими постоянными

миниатюрными пахотными участками (пахотные агрогеосистемы), расположенные на
мысах и стрелках долинных зандров между берегами рек и впадающими в них балками.
Во-вторых, пастбищные, занимающие пойменные и долинно-балочные ландшафтные
комплексы (пастбищные пойменные лугово-лесные). Тогда же сформировались и самые
обширные по площади своеобразные природно-антропогенные ландшафтные комплексы
долинных зандров и наклонных моренно-водноледниковых приречных равнин с ведением
подсечно-огневого земледелия (Низовцев, 2005).
Само городище представляет собой довольно сложное для того времени
фортификационное сооружение, укрепленное валами и рвами. К нему подходит длинный
крутой пандус, являвшийся входом на городище. Оборонительные укрепления созданы
таким образом, чтобы нападавшие проходили два ряда валов. При этом они
разворачивались к валам правой, незащищенной щитом стороной. По-видимому,
городище представляло собой поселение большой патриархальной семьи. На городище
активно развивались обработка металлов, гончарное и косторезное ремесла (Кренке,
2011).
На территории современного музея-заповедника «Коломенское» сложившаяся
структура землепользования была настолько устойчивой (просуществовала около тысячи
лет) и, по-видимому, оптимальной для того времени, что можно говорить и о
формировании культурных ландшафтных комплексов того времени.
Следующий важный этап формирования антропогенных ландшафтов связан со
славянской колонизацией региона и развитием пашенного земледелия у древнерусских
поселенцев (XII - XIV вв.). Происходит смена ландшафтных комплексов, вовлеченных в
аграрное землепользование того времени. Под постоянные пахотные участки в районе с.
Коломенское использовали не только суглинистые пологонаклонные долинные зандры, но
и надпойменные террасы. То есть земли с оптимальными для землепашцев того времени
свойствами: выровненные, хорошо дренированные поверхности, суглинисто-супесчаные
почвы относительно высокой трофности с благоприятным для земледелия водно-
воздушным режимом, «теплые» местообитания с ранними сроками готовности полей к
весенним полевым работам. Возникшие постоянные пахотные поля вокруг поселений
можно считать пахотными антропогенными ландшафтными комплексами того времени.
В период XV-XVI вв. формирование антропогенных ландшафтов связано с
внутренним освоением района, широким распространением трехпольного земледелия,
перелогов и формированием поселенческой структуры на междуречьях. Исторические,
почвенно-археологические и радиоуглеродные данные показывают, что современное
интенсивное хозяйственное освоение началась с XV века. В это время возникают и
специфические земледельческие ландшафтные комплексы того времени: «репищи»,
«конопляники», огороды-«капустники» и сады. Распространенными природно-
антропогенными комплексами становятся «пашенные леса». Нередко после прекращения
посевов проводилась чистка и устраивались сенокосы и пастбища, в первую очередь для
того, чтобы сохранить или повысить плодородие почв, понимая, что окультуренность
почв лучше сохраняется под лугом, чем под лесом. Соответственно, формируются и
разнообразные сенокосные и пастбищные ландшафтные комплексы: пойменные,
низинные, лесные и др. Возникают искусственные ландшафтные комплексы суходольных
лугов (участки для них готовились, подсекой, вырубкой и расчисткой кустарников и
лесов. На междуречных пространствах начинают устраиваться пруды-копани и запрудные
пруды  новые виды антропогенных ландшафтов. Обширные пойменные участки
использовались как сенокосные угодья и под выращивание огородных культур, в первую
очередь капусту (Низовцев, 2005).
Древнее село Дьяково появляется в документах 1401 - 1402 годов. Уже тогда оно
было крупным поселением и было административным центром округи, в которую
входило несколько деревень. В середине XV в. Дьяково попало во владение великих
 398

московских князей и стало их дворцовой вотчиной. Во всех последующих документах оно

упоминается вместе с соседним Коломенским в качестве его «приселка». Первоначально
село располагалось по правому берегу вдоль Голосова оврага. В 1662 году село было
перенесено на новое место расположения - вдоль Москвы-реки, а на его месте разбили
фруктовый сад - было «пригорожено в государев сад». Многие селяне числились
государевыми садовниками. Начиная с этого времени вся плановая организация
территории в течении почти 200 лет была подчинена специфическому функционированию
по обслуживании царской резиденции.
«Государев сад» разбит на приовражных склонах моренно-водноледниковой
равнины и долинных зандров, т.к. здесь хорошие микроклиматические условия для
произрастания фруктовых деревьев: южные («теплые» экспозиции, легкие уклоны
поверхности и, соответственно, хорошая поверхностная дренированность территории и,
наконец, почвы с благоприятным водно-воздушным режимом (рис. 162).

Рис. 162. Современная территория бывшего «государева сада».

До наших дней дошла опись, в которой указано 6 садов, где росли яблони, груши,
дули (сорт мелких груш), вишни, сливы, крыжовник, красная и черная смородина, малина
и даже грецкие орехи. По некоторым источникам в XVII веке здесь выращивали до 1160
яблонь, 12 гряд красной смородины, полторы десятины красной вишни. Также
культивировались и овощи: капуста, огурцы, редька, петрушка, свекла, шпинат, кресс-
салат. Здесь же был устроен и искусственный пруд для содержания рыбы, так называемый
«садок». Сады обслуживались и обрабатывались крепостными садовниками,
проживавшими в Садовой слободе современные с. Садовники). К нащему времени
сохранились три сада – Казанский, Дьяковский и Вознесенский, первые два из них
расположены на тех же площадях, где и были заложены в XVII в. (Суздалев, 1985)
Позднее, вплоть до середины XX века, жители села и сами стали
специализироваться на выращивании овощей, квашении капусты и засолке огурцов. Их
продукция поставлялась в Москву и царскому двору в Санкт-Петербург. Не случайно их
стали называть «кочерыжники». Местные жители построили на берегу реки пристань, к
которой вымостили булыжниками дорогу. Практически вся территория, соседствующая
непосредственно с резиденцией, действующей и руиниированной, была освоена под
огороды и сады (рис. 163).
 399

Рис. 163. Булыжная дорога к пристани (слева)и план села Коломенского XVIII в. (справа).

Начиная с XV в. и по настоящее время главным композиционным центром -

хорионом организации территории послужила загородная царская резиденция, сначала
активно функционирующая, затем с XVIII вв. заброшенная, постепенно разрушающаяся, а
с ХХ века музеефицированная. Активное обустройство территории и строительство
дворцового комплекса пришелся на вторую половину XVII в. В XVII веке в селе
Коломенское располагалось 80 дворов, к нему было приписано четыре приселка и девять
деревень.
Ландшафтными особенностями территории определялось и место возведения
усадебных комплексов и храмов. На территории музея-заповедника сохранилось
множество уникальных архитектурных сооружений, органично вписанных в природные
ландшафты.
Георгиевская колокольня - редкий образец колокольного строения на Руси второй
четверти XVI столетия. Она была возведена при основном Вознесенском соборе и своими
линиями подчеркивала столпообразность Храма Вознесения Господня. В ней с помощью
механизмов вода поднималась из колодца в резервуары и разводилась по трубам. Здесь
можно проследить технологию водоснабжения средневековой Руси. Кроме того башня
использовалась и как проездные ворота, ведущие в Вознесенский сад и дворцовое село
Дьяково. Напротив этого комплекса расположился дворцовый павильон 1825 года -
единственная сохранившаяся постройка императорского Александровского дворца
(Суздалев, 2005).
Центром усадьбы 17-го века являлся Государев двор. Эта территория была
отгорожена каменной и деревянной оградами с двумя въездами и хозяйственными
воротами. В единый комплекс входили домовая Казанская церковь и дворы (Сытный,
Кормовой и Хлебный), Палаты (Приказные и Полковничьи) и караульни, а в центре -
деревянный дворец (Суздалев, 1986). В настоящее время в парке создано несколько
этнографических экспозиций: действующие кузница, конюшня, водяная мельница на реке
Жужа.
В XVI веке на стрелке Голосова оврага и крутого берега Москвы-реки вознесся
храм Иоанна Предтечи. Церковь представляет собой сложное сооружение: состоит из
центрального столпа - восьмерика высотой 34,5 метра и четырёх маленьких
восьмигранных столбиков-башен, высотой по 17 метров каждая, соединённых стенами и
имеющих общий фундамент, что придает церкви вид монументального крепостного
сооружения, которое украшает массивный центральный барабан с приплюснутым верхом,
 400

окружённый восемью полуцилиндрами (Гра, Жиромский, 1971). К храму примыкает

древнее сохранившееся сельское кладбище с участком широколиственного леса с
отдельными возрастными (до 200 лет) ясенями.
Интересен Голосов овраг, который представляет долину ручья балочного типа с
донным врезом, заложившмся в небольшой ложбине стока ледниковых вод. Считается,
что у устья по правому берегу располагалось древнее легендарное языческое Велесово
капище (Баталов, Беляев, 2010). Отсюда и название оврага: «Волосов» или «Голосов». Это
место породило еще в средневековье целый ряд легенд. Некоторые легенды связаны с
нахождением здесь с огромным, причудливой формы камнем-плитой аптского (меловой
период) кварцевого песчаника - «Девичий», или «Бабушкин» камень, лежащий на уступе
по правобережью Голосового оврага. Он отличается характерными выпуклостями
необычной овальной формы в виде «женской груди» или «головок младенцев». Такая
необычная форма и послужила предметом поклонения лиц женского пола, наделяющих
камень силой исцеления от бесплодия. В средней части Голосова оврага размещаются
также и такие памятники природы, как группа из 5 родников «Кадочка» и валун «Камень-
Гусь» - также монолитный кварцевый песчаник (Баталов, 2010; Гра, Жиромский, 1971).
Это место породило еще в средневековых целый ряд легенд. Некоторые легенды
связаны с нахождением здесь с огромным, причудливой формы камнем-плитой аптского
(меловой период) кварцевого песчаника - «Девичий», или «Бабушкин» камень, лежащий
на уступе по правобережью Голосового оврага (рис. 164). В настоящее время Голосов
овраг является одним из самых известных сакральных мест Москвы привлекающих
множество туристов.

Рис. 164. Выходы кварцевого песчаника в Голосовом овраге.

Функциональное зонирование и режимы функционирования. На основе

выполненных исследований была разработано и частично внедрено в организацию
территории заповедника функциональное зонирование с возможными режимами и
первоочередными мероприятиями по их поддержанию (табл. 16).
В «Коломенском» были выделены следующие функциональные зоны.

А. Ландшафтно-исгорическая (уникальная историко-культурная и природная,

туристско-экскурсионная).
Культурные ландшафты.
1. Центральный – усадебный дворцово-парковый, музей (интенсивная
регулируемая рекреация).
2. Первоначального заселения территория – археологические памятники (неолит) в
пойменных ПTK, восстановленные yчастки коренных ландшафтов.
 401

3. Раннего хозяйственного освоения (железный век) – Дьяково городище с

системой поселений в долинно-зандровых ПТК (реконструкция поселения и отдельных
хозяйственных угодий).
4. Раннего средневековья – древнерусские (XI - ХП века) поселения в окружении
полей, пастбищ и реконструированных элементов природы (долинные ПТК).
5. Развитого средневековья – элементы дворцового хозяйства, плодовый сад, пруд,
русская деревня XVI века (междуречные придолинные ПТК).
6. Русская деревня (XIX–XX века) с системой хозяйственных угодий в
староосвоенных сельскохозяйственных землях (современные междуречные селитебные и
агроландшафты).
Б. Ландшафтно-экологическая (природная и природно-культурная с
ограниченной регулируемой рекреацией).
Культурно-ландшафтные районы
7. Этнографический парк – Подмосковная деревня в типичном среднерусском
ландшафте, музеи русского быта, промыслов и ремесел под открытым небом.
8. Историко-культурный и природный лесопарк – Голосов овраг, сакральные
центры.
9. Район восстановленного лесного ландшафта – реконструкция коренных
природных условий, естественный геологический музей.
10. Ботаническая заповедная зона с участками произрастания охраняемых
растений, с интродукцией редких и особо ценных видов растений.
11. Ботанический сад, дендрарии.
12. Парк зверей, детский зоопарк.
15. Плодовые сады ягодники, лугопарки, декоративные сады.
16.Транспортно-буферная полоса, (лесопосадки).
В. Рекреационно-хозяйственная с отдельными историко-культурными и
природными объектами (регулируемая рекреация)
Рекреационные районы
15. Культурно-досуговый – организованный отдых, выставочный комплекс,
павильоны, музеи, лектории т.д.
1б. Хозяйственно-рекреационный – экспериментальная база, конный двор и т.п.
17. Рекреационно-буферный о участками активного отдыхи (конные, лыжные и
велотрассы, полигоны спортивного ориентирования, трассы спортивного ориентирования
и легкоатлетических кроссов)
18. Район тихого и оздоровительного отдыха.
19. Район спортивных площадок и аттракционов.
20. Причал, лодочные станции.

Г. Зона информации и обслуживания

21. Административный и информационный центр.
22. Ландшафтно-археологический научно-исследовательский центр, служба
мониторинra, музей природы

Таким образом, Центральная ландшафтно-историческая зона состоит из 6

ландшафтно-исторических комплексов, имеющих разный режим заповедования и
представляющие разные исторические срезы антропогенного освоения территории
Москвы и Подмосковья. В пределах ландшафтно-исторических комплексов выделяются
узловые участки особого режима вокруг особо ценных природных и историко-
археологических объектов. Ядром всей пространственно-планировочной композиции
является Центральный историко-ландшафтный музейный район с уникальным дворцово-
парковым комплексом и шедевром архитектуры ХVI века – церковью Вознесения.
 402

На территории культурных ландшафтов (ландшафтно-исторических комплексов)

необходимо установить ограниченное посещение, возможны только прогулочные
маршруты. В ряде ландшафтно-исторических комплексов целесообразно произвести
реконструкцию разновозрастных поселений, хозяйственных угодий и природной
обстановки.
Во вторую ландшафтно-экологическую зону входят ландшафтно-культурные
комплексы, выделенные не только по историко-культурным, но и по природным (эколого-
ландшафтным) критериям. Они играют роль экологического «каркаса» территории.
Территориальная дифференциация на основе ландшафтно-исторического подхода
позволяет снизить проявление негативных процессов и увеличить средозащитные
функции природной составляющей ландшафтов заповедника. По своему назначению это
ландшафтно-экологическая природоохранная зона с участками разного режима
заповедования и функционирования.
Рекреационно-хозяйственная зона по функциональному назначению является
буферной и призвана служить для «отвлечения» массовых потоков посетителей. Это
поможет предохранить заповедник от перегрузок и, соответственно, от разрушения; и
обеспечить посетителей разнообразными видами отдыха. Однако, исходя из площадных
соотношений разных зон, учета тенденций рекреационных нагрузок, на повестке дня
возникает вопрос о необходимости создания в периферийной части заповедника еще
одной буферной зоны, своего рода «фильтра» экскурсантов, ищущих активного отдыха.
Четвертая зона – зона информации и обслуживания включает административный
и информационный центры. Необходимо создание в заповеднике ландшафтно-
исторического научно-исследовательского центра, службы мониторинга и музея природы.

Табл. 16. Функциональные зоны музея-заповедника «Коломенское»; возможные режимы

и мероприятия по поддержанию.

Функциональные Памятники Возможные Мероприятия по поддержанию

зоны, культурные культуры и режимы
ландшафты, природы функционирова
культурно- ния
ландшафтные и
рекреационные
районы
А.Ландшафтно- 1.Усадебный 1.Организация 1.Реконструкция участков коренного
историческая дворцово- режима ландшафта.
Культурные парковый, музей. строгой 2.Реконструкция поселений и
ландшафты 2. заповедности и структуры хозяйственных угодий
Центральный. Археологические охраны для (огородов, полей, пастбищ) железного
2.Первоначального памятники наиболее века и древнерусского и отдельных
заселения. (неолит, железный ценных элементов коренных ландшафтов.
3.Раннего век, памятников 3. Реставрация существующих и
хозяйственного древнерусский культуры и восстановление утраченных наиболее
освоения (железный период). природы. ценных культурно-исторических
век). 3.Дьяково 2.Режим памятников.
4.Раннего городище с ограниченной 4. Благоустройство территории.
средневековья. системой заповедности с 5.Оборудование экскурсионных
5.Развитого поселений в организованно маршрутов, станций показа и видовых
средневековья. долинно-занд- й рекреацией площадок.
6. Русская деревня ровых ПТК. для 6.Создание и обустройство сети
(XIX – XX века). 4. Древнерусские культурных регулируемых туристических
(XI - ХП века) ландшафтов. тропинок.
поселения. 3.Интенсивная 7.Организация комплексного
 403

5. Элементы и ограниченная мониторинга.

дворцового регулируемая 8.Организация мероприятий
хозяйства, рекреация. направленных на ослабление и
плодовый сад, предотвращение проявлений
пруд. негативных природных процессов.
6. Остатки
хозяйственных
угодий с.Дьяково.
7.Памятники
природы.
Б. Ландшафтно- 1. Остатки усадеб, 1.Режим 1.Реконструкция Подмосковной
экологическая хозяйственных ограниченной деревни с элементами типичного
(природная и построек и заповедности с среднерусского ландшафта, создание
природно-культурная с хозяйственных организованно музея русского быта, промыслов и
ограниченной угодий с.Дьяково й рекреацией ремесел.
регулируемой 2.Голосов овраг, для 2. Создание историко-культурного и
рекреацией) сакральные культурных природного лесопарка и ботанического
Культурно- центры ландшафтов. сада с интродукцией редких и особо
ландшафтные районы 3.Участки 2.Интенсивная ценных видов растений.
1. Этнографический произрастания и ограниченная 3.Создание лесопосадок из местных
парк - охраняемых и регулируемая коренных древесных пород и
2. Историко- редких растений. рекреация. кустарников.
культурный и 4.Группы и 4.Реконструкция коренных природных
природный лесопарк. отдельные условий создание естественного
9. Район старовозрастные и геологического музея под открытым
восстановленного крупные деревья. небом.
лесного ландшафта. 5.Обнажения 5.Обустройство мест обнажений
10. Ботаническая горных пород. горных пород.
заповедная зона. 6.Живописные 6.Обустройство каптированных
11. Ботанический сад, ландшафтные родников и поддержание мест доступа
дендрарии. комплексы. к воде.
12. Парк зверей, 7.Оборудование экскурсионных
детский зоопарк. маршрутов, станций показа и видовых
15. Плодовые сады и площадок.
ягодники, лугопарки, 8.Создание и обустройство сети
декоративные сады. регулируемых туристических
16.Транспсртно- тропинок.
буферная полоса, 9.Организация парка зверей с
(лесопосадки). вольерным и полусвободным
содержанием.
10.Заложение плодовых садов и
ягодников, декоративных садов.
11.Комплексный мониторинг.
12.Организация мероприятий
направленных на ослабление и
предотвращение проявлений
негативных природных процессов.
13.Благоустройство территории.
В. Рекреационно- 1.Отдельные Организация 1.Обустройство мест организованного
хозяйственная с археологические массового и отдыха, видовых площадок,
отдельными историко- памятники. индивидуально регулируемой туристической
культурными и 2.Отдельные го отдыха тропинчатой сети.
природными интересные неорганизован 2.Создание выставочного комплекса,
объектами (регулируе- объекты природы. ных павильонов, музеев, лекториев т.д.
мая рекреация). 3.Живописные рекреантов. 3.Создание экспериментальной
Рекреационные ландшафтные хозяйственной базы, конного двора и
 404

районы комплексы. т.п.

15. Культурно- 4.Оборудование и поддержание кон-
досуговый. ных, лыжных и вело трасс, полигонов
1б. Хозяйственно- спортивного ориентирования, трасс
рекреационный. легкоатлетических кроссов,
17. Рекреационно- спортивных площадок.
буферный. 5.Создание и обустройство мест и
18. Район тихого и площадок для тихого отдыха.
оздоровительного 6.Создание и оборудование
отдыха. аттракционов.
19. Район спортивных 7.Создание и обустройство причала,
площадок и пляжа и лодочных станций.
аттракционов. 8. Организация мероприятий
20. Причал, лодочные направленных на ослабление и
станции. предотвращение проявлений
негативных природных процессов.
9.Общее благоустройство территории,
уборка мусора.
Г. Зона информации и 1.Организация 1.Создание информационного центра.
обслуживания открытого 2.Информационное обустройство
21. доступа к территории заповедника (создание сети
Административный и информации о информационно-справочных щитов,
информационный функционирова указателей и т.п.).
центр. нии 3.Создание ландшафтно-археолого-
22. Ландшафтно- заповедника, исторического научного центра.
археологический его природных 4.Организация службы комплексного
научно- и культурных геоэкологического мониторинга.
исследовательский особенностя.
центр, служба
мониторингa, музей
природы.

Опыт ландшафтного планирования ООПТ историко-культурного назначения

на примере Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник

Государственный Бородинский военно-исторический музей-заповедник

расположен на западе Московской области, в верхнем течении Москвы-реки. Благодаря
удачному географическому положению и наличию определенных природных ресурсов
(удачное сочетание массивов разнообразных лесов богатых дичью, достаточно
плодородные почвы, широкое распространение болотных железных руд, торфа,
известняка и т.д.), эта территория с давних времен была освоена человеком. Удобные
водные пути способствовали активному расселению первобытных, а, в дальнейшем и
угро-финских, балтских и славянских племен. Город Можайск, упоминаемый в летописях
с XIII века, являлся одним из форпостов западной окраины Московского государства, а
эта земля в течение нескольких столетий была его порубежьем. В настоящее время целый
ряд факторов: близость к столице, хорошая инфраструктура, уникальное историческая
роль в истории российского государства способствуют развитию и востребованности
этого заповедника.
На территории заповедника выделено более 20 видов урочищ, принадлежащих
четырем ландшафтам (рис. 165). В пределах рассматриваемой территории выделяются
следующие ландшафты:
1) Лусянковский ландшафт холмистых, волнистых и плоских моренных равнин,
свежих и влажных; 2) Уваровский ландшафт грядово-холмистых, крупнохолмистых рас-
 405

члененных моренных и плоских моренно-водноледниковых равнин, свежих и влажных;

3) Верейско-Можайский ландшафт волнистых, плоскохолмистых и плоских моренно-
водноледниковых равнин, свежих и влажных; 4) Москворецко-Рузский ландшафт
холмистых и грядово-волнистых моренных и слабоволнистых и плоских озерно-
водноледниковых равнин, влажных и сырых.
В этих ландшафтах можно выделить не менее 9 крупных участков особо ценных
ландшафтных комплексов, наиболее хорошо сохранившихся и отражающих все
разнообразие ландшафтов Московской области и, что самое главное, служащих ядрами
экологического каркаса и экологическими коридорами всего заповедника. Здесь
представлены практически все виды урочищ, созданных ледниковой аккумуляцией
(равнины и холмы различных очертаний, сложенные моренами: основной, насыпного и
напорного типа), древнеозерные котловины, долины малых рек и мелкие ложбины стока
ледниковых вод — межбассейновые «переливы». Эти участки являются экологическим
каркасом территории, что требует придания им особого охранного статуса (заповедание
некоторых участков, перевод лесов из лесохозяйственной части в лесопарковую и т.д.
В заповеднике выделены две основные функциональные зоны: ландшафтно-
историческая и ландшафтно-экологическая (рис. 166). Они тесно взаимосвязаны,
естественным образом дополняют друг друга, а различаются по степени приоритетности
историко-культурных и природоохранных функций.

Рис. 165. Ландшафтная карта Бородинского поля.

 406

Рис. 166. Концепция генеральной схемы развития музея-заповедника «Бородино».

Ландшафтно-историческая зона охватывает не только территорию

существующего Бородинского музея-заповедника, но и прилегающие к ней участки, на
которых располагаются ландшафтно-исторические комплексы различных периодов
освоения Подмосковья, что делает эту территорию уникальным памятником многих эпох,
отражающих сложную и богатую различными событиями историю Центральной России.
К ним относятся неолитические стоянки, приуроченные к речным террасам, поселения
железного века, тяготеющие к долинным зандрам и долинам рек, древнерусские селища
домонгольского периода, села и деревни позднего и среднего Средневековья,
историческая часть Можайска, монастыри (Колоцкий, Спасо-Бородинский), являющиеся
крупными центрами духовной культуры России, а также мемориальный комплекс
Отечественных войн 1812 и 1941 годов. В пределах данной зоны были выделены три
подзоны: мемориальная историко-культурная, буферная рекреационная и водоохранная
рекреационная (рис. 161). К сожалению, в этой зоне имеют место отдельные участки
сельскохозяйственных земель (направление – интенсивное животноводство) и даже
дачные участки, совершенно несовместимые с основной функцией заповедника. Поэтому
часть ландшафтно-исторических комплексов отличается высокой уязвимостью, находится
под угрозой негативных изменений и утрат, что может быть связано с изменением
исторически адаптированных форм природопользования и интенсивностью
природопользования
Мемориальная историко-культурная подзона является организующим
композиционным ядром музея-заповедника и включает часть территории «Бородинского
поля», наиболее сохранившуюся в условиях постоянного антропогенного пресса. Режим
хозяйственной деятельности (обустройство территории, ремонт и реконструкции
памятников и т.п.) в этой подзоне должен быть направлен на поддержание существующих
и восстановление утраченных памятников, на научно-исследовательскую и экскурсионно-
экспозиционную деятельность.
Особенностью рельефа этой подзоны заключается в том, что наряду с моренными
холмами и грядами, часто встречаются узкие ложбины стока талых ледниковых вод, слабо
освоенные долинно-балочной сетью. Для плоских равнин характерны многочисленные
западины и камовые всхолмления. Так, на плоской, слегка наклонной водноледниковой
равнине одиноко возвышается самый знаменитый кам, известный как курган Раевского
или «Красный холм». Он расположен в центральной части центрального мемориально-
экспозиционного комплекса, между Шевардинским и Семеновским ручьями. У него
 407

«подработанная» уплощенная вершина, высотой 5 метров. Этот кам достигает 60 метров в

поперечнике, сложен он гравелистыми песками с прослоями валунно-галечникового
материала. Подобное камовое всхолмление на правом берегу р. Колочи было выбрано
М.И. Кутузовым в качестве своего командного пункта.
Интересна специфическая ландшафтная приуроченность Центральной зоны боевых
действий 1812 г. (по районированию А. В. Горбунова и М. Е. Кулешовой (2001).
1. Багратионовский (музейно-монастырский) – комплекс межручьевого
участка наклонно-возвышенной моренной равнины с луговыми и пахотными угодьями,
частично зарастающими древесно-кустарниковой растительностью, лесными угодьями,
заросшими склонами оврагов, с концентрацией памятников-свидетельств и памятных
знаков 1812 г., включая одну из основных архитектурных доминант поля с монастырем и
центром музейной деятельности; ярко выраженный ассоциативный историко-культурный
ландшафт;
2. Семеновский (аграрно-экспозиционный) – комплекс слабоволнистой
моренной водораздельной равнины с эрозионным врезом Семеновского ручья под
преимущественно полевыми угодьями с участком лесного массива, с памятниками-
свидетельствами и многочисленными памятными знаками 1812 г., трансформированной
исторической сельской застройкой и станционным поселком, узлами автотранспортных и
железнодорожных коммуникаций; ассоциативный историко-культурный ландшафт со
значительными элементами естественно сформировавшегося сельского;
3. Центральный (музейный) – комплекс крутосклонных долин,
придолинных моренных возвышенностей и камовых холмов под дигрессирующими
полевыми угодьями и заросшими лесом оврагами, с многочисленными памятниками-
свидетелями и памятными знаками 1812 и 1941гг., включая основную планировочную
доминанту поля и центр музейной деятельности; ярко выраженный ассоциативный
историко-культурный ландшафт с элементами естественно сформировавшегося сельского.

К буферной рекреационной подзоне отнесена часть музея-заповедника, наиболее

нарушенная (в том числе – непоправимо) в результате хозяйственной деятельности
(преимущественно сельским хозяйством, дачным строительством, стихийной
нерегулируемой туристической и рекреационной активностью), а также прилегающие
районы охранной зоны, в меньшей степени насыщенные ландшафтно-историческими
комплексами. Ряд уникальных объектов (например, комплекс Колоцкого монастыря)
может стать базой для развития туристско-экскурсионной деятельности.
Ее функциональное назначение обусловлено, во-первых, – необходимостью
максимальной разгрузки мемориального ядра от объектов, направленных на
обслуживание рекреантов (гостиницы, кемпинги, пункты питания), во-вторых, – защитой
от неблагоприятного экологического воздействия окружающей территории, с учетом
направленности поверхностного стока и особенностей аккумуляции загрязняющих
веществ. Последнее очень важно, так как к особенностям рельефа относится сочетание
возвышенных местоположений (среднехолмистый моренно-камовый рельеф) с
понижениями древнеозерных котловин, мелких ложбин стока и межбассейновых
переливов, являющихся местными коллекторами поверхностного стока. Кроме того,
данная подзона в границах музея-заповедника является резервом для расширения его
мемориального ядра на участках, где возможно восстановление исторического
ландшафта.
Водоохранно-рекреационная подзона охватывает территорию по обоим берегам
Москвы-реки и Можайского водохранилища. Это – самостоятельный исторический район,
центром формирования которого с древнейших времен являлась долина Москвы-реки.
Здесь представлен наиболее полный набор археологических и исторических памятников,
отражающих все этапы заселения Подмосковья (поселение железного века - городище
«Троица» – наиболее полный исследованный памятник дьяковской культуры,
 408

неолитическая стоянка и поселение железного века в районе с. Тихоново, комплекс

разновозрастных поселений в окрестностях дд. Горетово и Хотилово, курганные
могильники на месте древнерусских селищ близ дд. Аксаново, Блазново, Ильинское,
Тетерино и др.). Многие памятники утеряны, пострадали и продолжают страдать в
результате строительства и эксплуатации Можайского водохранилища, что требует
скорейшей их консервации и охраны.
С целью привлечения внимания посетителей к данной территории здесь
необходимо развивать туристско-экскурсионную деятельность: разработать
фиксированные маршруты посещения памятников, обустроить сеть видовых точек,
улучшить рекреационную инфраструктуру (кемпинги, пляжи, зоны отдыха), определить
допустимые рекреационные нагрузки на прибрежную зону, акваторию и леса с учетом
водоохранной функции. Это подразумевает, в первую очередь, максимальное ограничение
экологически опасной хозяйственной деятельности (ограничение применения удобрений и
химических средств защиты растений, запрет на размещение новых садовых участков и
законодательное регулирование хозяйственной деятельности в пределах уже
существующих, оборудование всех объектов, имеющих загрязненные стоки, очистными
сооружениями и ливневой канализацией.
В пределах всей ландшафтно-исторической зоны должен действовать режим
строгого ограничения хозяйственной деятельности, включающий запрет на всякое новое
строительство, не связанное с основными функциями подзон и улучшением условий
проживания местного населения. Необходимо создание системы комплексного
мониторинга состояния ландшафтно-исторических комплексов, отдельных памятников; а
в водоохраной подзоне – службы санитарного контроля.
Особое внимание должны привлекать ландшафтно-исторические комплексы,
являющиеся реликтами прежнего хозяйственного освоения ландшафтов. Так, например,
поселенческая структура в целом наследует систему поселений сложившуюся к XVII
веку.
Их появление обусловлено традиционной приречной системой расселения,
характерной для ранних периодов освоения территории. Это поселения, приуроченные к
речным террасам, долинным зандрам (Троица, Ханево, Криушино, Блазново, Сергово,
Слобода, Тихоново и др.). Здесь зарождалось и развивалось земледелие на относительно
плодородных, хорошо прогреваемых почвах, обеспечивающих гарантированное получение
урожая. А возраст пахотных угодий вокруг д.д. Аксаново, Блазново, Ильинское, Тетерино,
судя по курганным могильникам вятичей насчитывает не менее 800 лет. По мере
совершенствования орудий труда в процесс активного взаимодействия природы и
человека включались междуречные территории, где началась интенсивная вырубка лесов и
распашка, а впоследствии — размещение новых населенных пунктов, приуроченных к
магистральным транспортным путям и появляющимся предприятиям, а также к участкам,
отличающимся выгодным стратегическим положением (г. Можайск). Для таких участков
должен быть предусмотрен ряд особых режимов функционирования и использования в
зависимости от степени сохранности и историко-культурной значимости. Это может быть
создание микрозаповедных зон, проведение ландшафтно-исторической реконструкции по
временным срезам, как природных компонентов (участки леса, парки), так и
архитектурно-хозяйственных достопримечательностей (курганных могильников, водяных
мельниц, плотин), с последующей организацией музеев под открытым небом, а также
создание рекреационных и туристических центров вблизи подобных объектов на базе
существующих населенных пунктов.
Остальная часть территории заповедника отнесена к ландшафтно-экологической
зоне, где плотность и значимость ландшафтно-исторических комплексов меньше, а
степень сохранности природных ландшафтов выше первой зоны. Состоит из четырех
подзон, различающихся по степени природного разнообразия, сохранности естественной
растительности, интенсивности хозяйственного использования.
 409

К подзоне особо ценных ландшафтов, состоящей из 10 участков, входят наиболее

сохранившиеся ПТК, отражающие необычайное разнообразие ландшафтов Западного
Подмосковья. Здесь представлены практически все виды урочищ, созданных ледниковой
аккумуляцией (равнины и холмы различных очертаний, сложенные моренами: основной,
насыпного и напорного типа), древнеозерные котловины, долины малых рек и мелкие
ложбины стока ледниковых вод - межбассейновые «переливы». Эти участки являются
экологическим каркасом территории, что требует придания им особого охранного статуса
(заповедание некоторых участков, перевод лесов из лесохозяйственной части в
лесопарковую и т.д.), т.к. понятие «охраняемый ландшафт» не исключает данные земли из
хозяйственного использования, а лишь обозначает, по классификации МСОП (Забелина,
1987), территорию, в пределах которой осуществляется поддержание гармоничных
взаимоотношений человека с природой и развитие отдыха и туризма при сохранении
экономического потенциала региона и образа жизни населения. На базе таких участков
возможна ограниченная организация фонового ландшафтно-экологического мониторинга.
При условии разработки экологических троп и маршрутов к наиболее интересным
природным объектам (например, Шапкинские высоты, известняковые отторженцы на
левобережье Можайского водохранилища, исток реки Москвы, который предлагается
включить в охранную зону ГБВИМЗ), они могут служить объектами пропаганды
экологических знаний.
К рекреационной подзоне отнесена территория, занимающая наиболее
возвышенное гипсометрическое положение; обладающая высокой эстетической
ценностью и высокой экологической устойчивостью вследствие преобладания
автономных и трансэлювиальных геохимических ландшафтов, в которых вынос вещества
преобладает над аккумуляцией, что, в свою очередь, является неблагоприятным для
сельскохозяйственного использования (плоскостной смыв, линейная эрозия). В настоящее
время эта часть заповедника используется очень слабо вследствие малой транспортной
доступности и неразвитости инфраструктуры. Более пристальное внимание к ней могло
бы способствовать обеспечению области новыми объектами отдыха (в том числе и
длительного стационарного, нежелательного в пределах ландшафтно-исторической зоны),
а также более равномерному распределению общей рекреационной нагрузки в пределах
ГБВИМЗ и охранной зоны.
Территория рекреационно-хозяйственной подзоны является менее ценной с точки
зрения разнообразия (в силу монотонности рельефа) и сохранности природных
комплексов и одновременно более устойчивой к эрозионным процессам. Наряду с
рекреационным использованием возможно размещение хозяйственных объектов, не
противоречащих общему режиму охранной зоны, развитие мелких производств, более
интенсивное ведение сельского хозяйства.
В хозяйственную зону входят два наиболее антропогенно трансформированных
района. Поверхностный сток осуществляется непосредственно в реки Протву и Искону,
что даже при неблагоприятном стечении обстоятельств не может оказывать негативного
воздействия на более ценную территорию охраняемого объекта. Здесь в полной мере
возможна хозяйственная деятельность, направленная на экономическое возрождение
территории. Функциональное назначение двух последних подзон заключается в создании
экономической базы, поддерживающей существование охраняемой территории и
обеспечивающей достойный уровень жизни проживающего в ее пределах населения.
Предложенное функциональное зонирование данной территории повышает ее
общий охранный статус за счет выделения участков особо ценных ландшафтов,
ландшафтно-исторических комплексов и рекреационных зон. Это в сочетании с
водоохранными функциями территории (как области питания Московского артезианского
бассейна и поверхностного источника питьевого водоснабжения) создает предпосылки
для полноценного многоцелевого использования ее как охраняемого объекта более
высокого ранга, приближающегося к категории национального парка комплексного
 410

(природно-исторического) назначения. При предлагаемом подходе к организации

территорий историко-культурного назначения возможна не только консервация и
заповедание отдельных участков и объектов материальной и духовной культуры, но и
возрождение исторических производств, традиционных промыслов, обеспечивающих
экономическую базу для жизнедеятельности местного населения.
 411

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
А.В.Хорошев

Основная суть ландшафтно-географической идеологии применительно к

территориальному планированию заключается в адекватном учете межкомпонентных
(радиальных) и межкомплексных (латеральных) связей в ландшафте и между
ландшафтами в процессе принятия пространственных решений о размещении видов
хозяйственной деятельности и охраны ландшафтов. Иными словами - в максимально
возможной для данных социально-экономических условий адаптации
многофункционального землепользования к ландшафтной структуре.

В теоретическом аспекте для ландшафтного планирования ключевое значение

имеет развитие представлений ландшафтоведения о полиструктурности, иерархичности и
цепных реакциях между компонентами ландшафта. Полиструктурность требует
применения разных типов описания пространственной структуры в зависимости от
целевой функции планировочных решений и типов потоков вещества, которые ими
затрагиваются. Необходимость разработки моделей межкомпонентных связей
обусловлена одной из важнейших целей ландшафтного планирования – исключением
возможности необратимых утрат экологических функций ландшафта при многоцелевом
использовании территории. Прогноз цепной реакции в ландшафте, возникающей при
размещении того или иного вида деятельности, возможен при точном знании о
физических механизмах взаимодействия компонентов и о включенности их одновременно
в серию независимых друг от друга процессов, происходящих в разных пространственно-
временных масштабах. Построение таких моделей требует классифицирования свойств
компонентов ландшафта по характерному времени и характерному пространству их
развития. Таким образом, полиструктурное и полимасштабное исследование
межкомпонентных связей в рамках идеологии ландшафтоведения должно предшествовать
разработке ландшафтно-планировочных решений. Если качественные модели
межкомпонентных связей издавна являлись предметом науки о ландшафте, то разработка
количественных строго формализованных технологий для разделения вкладов
разномасштабных процессов пока находится на ранней стадии развития. Ландшафтное
планирование, по мнению авторов, должно рассматривать каждую пространственную
единицу с точки зрения ее функциональной роли одновременно в разных типах
пространственных структур (ландшафт, бассейн, катена, административная система и др.).
Прежде чем принимать решение об оптимальном землепользовании, следует выявить
функциональную роль пространственной единицы в каждой из таких систем.
Одной из актуальных задач развития технологий ландшафтного планирования
следует считать применение возможностей пространственного анализа на основе
ландшафтных метрик. Это научное направление имеет своей целью изучение
взаимосвязей между экологическими процессами и пространственной структурой в
особом – ландшафтном – масштабе. Тщательное изучение возможностей ландшафтных
метрик показало их адекватность для не только для регулирования миграций животных,
но и для регулирования интенсивности и направления потоков вещества вообще, в том
числе – в результате эрозии, дефляции, перераспределения снеговой влаги и др. Опыт
сельскохозяйственных наук и лесной гидрологии в области противоэрозионного и
противодефляционного земледелия, полезащитного лесоразведения требует осмысления и
развития в ландшафтном планировании с учетом современных технологий
пространственного анализа. Ключевые понятия ландшафтного планирования,
оцениваемые с помощью концепций ландшафтной экологии – «разнообразие»,
«соседство», «конфигурация», «ориентация», «размер, «коридоры», «узлы», «связность».
Для территорий с сильнонарушенными ландшафтами представления ландшафтной
 412

экологии могут быть использованы как одно из важнейших обоснований экологического

каркаса в локальном масштабе, экологической сети – в региональном.
Одна из основных задач ландшафтного планирования – достижение оптимальной
мозаичности ландшафта и оптимального взаиморасположения угодий – обостряет
проблему поиска механизмов формирования эмерджентных свойств пространственной
структуры, пока лишь поставленную в ландшафтоведении и ландшафтной экологии.
Предметом исследования становятся особые экосистемные услуги, возникающие не как
следствие собственных свойств ландшафтной единицы, а как результат взаимодействия
многих единиц. Выделение в последние годы представления о ландшафтных функциях и
ландшафтных услугах демонстрирует высокую значимость особого – ландшафтного -
масштаба управления природопользованием. Это масштаб крупной гетерогенной
территории порядка сотен-тысяч квадратных километров, в котором могут быть
реализованы решения об оптимальном расположении и согласованном управлении
множеством сосуществующих и взаимодействующих видов природопользования при
поддержании набора ключевых экологических функций и обеспечении возможности
удовлетворения нематериальных потребностей общества (например, в эстетическом
качестве среды). Для выявления подобных эмерджентных свойств пространственной
структуры и ее конструирования в процессе ландшафтного планирования в зависимости
от целей может оказаться оптимальной либо модель морфологической структуры либо
матричная (или биоцентрично-сетевая) модель, либо бассейновый подход. Понятия
«необходимые пропорции» и «эмерджентность» входят в число «привилегированного»
вклада идеологии ландшафтоведения и ландшафтной экологии в процедуру
ландшафтного планирования. Актуальнейшей задачей мы считаем разработку
регионально-специфичных пропорций угодий (включая экологический каркас) и моделей
их взаиморасположения для разных видов ландшафтов

В практическом аспекте перспективы развития ландшафтного планирования

видятся в интеграции ландшафтно-экологической и ландшафтно-географической
идеологии в систему территориального планирования и ее отражении в нормативной базе.
Она может осуществляться через несколько приоритетных направлений.
Во-первых, перспективен путь преодоления доминирования отраслевого
планирования над комплексным. В идеале необходим закон о территориальном
планировании с более широкими координирующими и императивными возможностями,
чем современный Градостроительтый кодекс, который ныне не управляет большой
группой земель (земли лесного, водного фонда, запаса, особо охраняемых природных
территорий, сельскохозяйственных угодий в составе земель сельскохозяйственного
назначения). Такой закон создавал бы обязательные рамочные условия для лесного,
сельскохозяйственного, рекреационного, городского, водохозяйственного,
промышленного, транспортного планирования. Основная роль процедур,
предусмотренных таким законом, заключалась бы: 1) в определении ключевых
экологических, экономических, социальных ценностей региона на основе
географического анализа, б) в создании механизма формирования экологического каркаса
и поиска допустимых щадящих видов использования для него, 3) в подборе оптимальных
пропорций хозяйственных угодий для физико-географических единиц и бассейнов за
пределами экологического каркаса, минимизирующих конфликты землепользования и
обеспечивающих экономическую эффективность; 4) в создании механизма выбора зон
приоритетного развития той или иной отрасли хозяйства, где условия для нее
оптимальны, имеют явные преимущества перед другими отраслями и не имеют
альтернативных вариантов размещения; в дальнейшей передаче компетенции по
управлению такими зонами отраслевому планированию; 5) определении процедуры
расстановки приоритетов и принятия пространственных решений при наложении
интересов разных землепользователей, для каждого из которых ландшафтные и
 413

экономические условия оптимальны либо при наличии альтернативных вариантов

размещения; 6) определении стратегии землепользования и допустимой комбинации
функций для территорий с неоптимальным хозяйственными свойствами.
Во-вторых, необходимо развитие механизмов использования возможностей
пространственных решений в отраслевом законодательстве (лесном, водном и др.),
отталкивающихся от географических и ландшафтных особенностей территорий, их
функций с учетом пространственного контекста. Прежде всего, существует острая
потребность в разработке географами регионально-специфичных критериев определения
ценностей, возникающих в результате пространственных взаимодействий и площадных
соотношений. В частности, земельным законодательством предусмотрены в числе особо
ценных земель понятия «типичный ландшафт», «редкий ландшафт», «культурный
ландшафт» опирающиеся на географический анализ. Однако они могут быть
конструктивны и применительно к другим категориям земель как некоторые рамочные
условия для определения допустимых видов использования или целесообразного их
комбинирования. В Инструкции
по экологическому обоснованию хозяйственной и иной деятельности (Приложение к
приказу МПР от 29.12.1995 № 539) существуют требования: учитывать функциональную
значимость преобладающих ландшафтов, определять места размещения объектов в
относительно широком географическом районе, где могут быть рассмотрены несколько
вариантов площадок размещения объектов; сохранять и восстановливать уникальные
природные ландшафты; иллюстрировать экологическое обоснование генерального
плана ландшафтно-экологической картой города. В лесном законодательстве
предусмотрен целый ряд понятий, фактически определяющих ценность лесного участка в
зависимость от соседства и ландшафтной структуры (опушки на границе с безлесными
территориями, небольшие участки леса среди безлесных пространств, леса вдоль склонов
и водных объектов и др.). Обоснование таких ценностей подчеркивает
многофункциональность лесов. В Методических указаниях по разработке схем
комплексного использования и охраны водных объектов предусмотрена необходимость
учета характеристик рельефа и ландшафтов (в том числе составление ландшафтной карты)
речного бассейна (густота речной сети, лесистость, озёрность, заболоченность), но
отсутствует возможность создания механизмов регулирования соотношений и
взаиморасположений угодий в бассейне за пределами долин и водоохранных зон для
регулирования стока.
В-третьих, в отраслевом планировании необходима смена парадигмы
максимизации узкоотраслевых выгод на парадигму многофункцинальности каждой
пространственной единицы. Для этого потребуется детализация классификации видов
хозяйственных угодий. Например, многофункциональность лесов должна отражаться не
только категориями защитности и видами разрешенного лесопользования, но и
специальными понятиями, отражающими социальную значимость. В
сельскохозяйственном планировании следует добиваться вариативности выбора вида
использования в зависимости от соседства с несельскохозяйственными угодьями и их
экологической и социально-экономической значимости.
В-четвертых, назрела необходимость введения в законодательство целого ряда
понятий, позволяющих подхъодить к вопросам размещения видов хозяйства и охраны
природы с учетом реального ландшафтного разнообразия и функциональных связей
между природными пространственными единицами. В частности, к числу понятий,
которые или формально не определены, или определены нечетко относятся
«экологический каркас», «экологическая сеть», буферная зона», «ландшафт», «урочище»,
«бассейн», «степь», «болото». Для ряда важнейших понятий необходимо приведение изх в
соответствие с реалиями функционирования природы. Прежде всего, это относится к
понятию «водоохранная зона», которое определяется на основании чисто геометрических
 414

критериев и никак не учитывает строение и функционирование речных долин и структуру

землепользования в бассейне.
В-пятых, успех внедрения ландшафтно-планировочной идеологии на локальном
уровне в большой, если не в решающей, степени будет зависеть от пути, по которому
пойдет развитие землеустройства. Именно в это сфере деятельности существует мощная
традиция изучения состояния и оценки качества земель, определения оптимальной
структуры угодий и их размещения, прежде всего – во внутрихозяйственном
землеустройстве. Если землеустройство будет развиваться в расширительном толковании
(земля вообще, а не только «как средства производства в сельском хозяйстве» (ст. 12 ФЗ
«О землеустройстве»)), то задача состоит в том, чтобы эта оценка не оставалась
нацеленной исключительно на интересы сельского хозяйства (плодородие почв, емкость
кормовых угодий, эрозионные процессы и т.п.), а включала бы выявление широкого
спектра экологических и социальных ценностей, привязанных не только к хозяйственным,
но и к ландшафтным и потоковым единицам. Другой почти забытый резерв возможностей
заключается в процедуре межхозяйственного землеустройства как механизма подбора
пропорций угодий и снижения конфликтности на большой мозаичной территории. Эта
процедура может опираться на результаты регионального и бассейнового анализа, на
оценку меры отклонения существующей ландшафтной структуры от фоновой и степени
сохранности элементов экологического каркаса.

Проблема создание комлпексной системы территориального планирования в

России давно назрела. Многолетнее доминирование экономического аспекта в
территориальном планировании постепенно сменяется возрастающей
сбалансированностью экологических, социальных и экономических целей. Авторы
монографии стремились донести мысль, что ландшафтный подход к территориальному
планированию (т.е. ландшафтное планирование) способен обеспечить адекватный учет
как пространственных, так и межкомпонентных связей в природе, четкую
картографическую основу размещения угодий и распределения нагрузок на основе
естественных границ и иерархичность логики принятия пространственных решений в
соответствии с иерархической организацией природы. Надеемся, что сформулированные
подходы, методы, правила, критерии окажутся полезны для формировании новой
нормативной базы территориального планирования.
 415

Литература

1. Авессаломова И.А. Ландшафтное соседство как фактор трансформации

латеральных потоков в геосистемах // Вопросы географии. Сб. 138: Горизонты
ландшафтоведения. М.: Издательский дом «Кодекс». 2014. С.233-250.
2. Авессаломова И.А. Эколого-геохимическая оценка агроландшафтов Устьянско-
Кокшеньгского междуречья. // Труды XI съезда Русского географического общества.
Том.7. Спб.: 2000. С. 27-31.
3. Авессаломова И.А., Дьяконов К.Н., Савенко А.В., Харитонова Т.И.
Геохимическая трансформация постмелиорированных ландшафтов // Вестник
Московского университета. Сер. 5. География. 2014. № 2. С. 17-24.
4. Авессаломова И.А., Микляева И.М. Структурно-функциональные особенности
лугов и болот в ландшафтах Центральной Мещеры // Вестник Московского университета.
Сер. 5. География. 1997. № 1. С. 43–48.
5. Авессаломова И.А., Савенко А.В., Хорошев А.В. Ландшафтно-геохимическая
контрастность среднетаежных речных бассейнов как фактор формирования стока //
Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2013. № 4. С. 3-10.
6. Агатова А.Р., Владимиров В.Г., Высоцкий Е.М., Куйбида Я.В., Куйбида М.Л.,
Кармышева И.В. Тектоническая, структурная и климатическая обусловленность
оползневых явлений в долине р. Мзымта (Северный Казказ) // Теория геоморфологии и ее
приложение в региональных и глобальных исследованиях: Материалы Иркут. геоморф.
семинара «Чтения памяти Н. А. Флоренсова». Иркутск: Ин-т земной коры СО РАН, 2010.
С. 139-140.
7. Акатов В.В., Акатова Т.В., Бибин А.Р., Грабенко Е.А., Ескин Н.Б., Загурная
Ю.С., Зашибаев М.В., Кудактин А.Н., Локтионова О.А., Перевозов А.Г., Спасовский
Ю.Н., Тильба П.А., Туниев Б.С., Туниев С.Б., Тимухин И.Н., Чумаченко Ю.А. Природные
комплексы Имеретинской низменности: биологическое разнообразие, созологическая
значимость, рекомендации по сохранению. Краснодар: ООО «Копи-Принт», 2009. 93 с.
8. Акбари Х.Х., Бондарь Ю.Н., Сысуев В.В. Индикационные свойства древостоя в
ландшафтах краевой зоны валдайского оледенения // Вестник Московского университета.
Сер. 5. География. 2006. № 6. С. 59−66.
9. Алексеев А.С., Келломяки С., Любимов А.В. и др. Устойчивое управление
лесным хозяйством: научные основы и концепции. СПб, Йоэнсуу: Межд. Центр лесного
хозяйства и лесной промышленности, 1998. 222 с.
10. Алексеенко Н.А., Дроздов А.В. Ландшафтное планирование и конфликты
природопользования // Экологическое планирование и управление. 2006. № 1. С. 37-44.
11. Андреев А. В. Ключевые орнитологические территории бассейна Охотского
моря // Вестник СВНЦ ДВО РАН, 2005. № 1. С. 57-77.
12. Андреева, Е.А., Шилова Н.А. Оптимальное управление биологическими
сообществами: учебное пособие. Архангельск: ИД САФУ, 2014. 240 с.
13. Анненская Г.Н. Мамай И.И., Цесельчук Ю.Н. Ландшафты Рязанской Мещеры
и возможности их освоения. Ред. Н.А. Солнцев. М.: Изд-во МГУ. 1983. 246 с.
14. Анненская Г.Н., Жучкова В.К., Калинина В.Р., Мамай И.И., Низовцев В.А.,
Хрусталева М.А., Цесельчук Ю.Н. Ландшафты Московской области. Смоленск: Изд-во
СГУ, 1997. 296 с.
15. Антипов А.Н., Гагаринова О.В., Федоров В.Н. Ландшафтная гидрология:
теория, методы, реализация // География и природные ресурсы. 2007. № 3. С. 56-67.
16. Антипов А.Н., Федоров В.В. Ландшафтно-гидрологическая организация
территории. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2000. 254 с.
17. Анциферов Н.П. Душа Петербурга. Петроград: Изд-во «Брокгауз и Эфрон»,
1922. 226 с.
 416

18. Арзамасцев И.С., Бакланов П.Я., Говорушко С.М. и др. Прибрежно-морское

природопользование: теория, индикаторы, региональные особенности. Владивосток:
Дальнаука, 2010. 307 с.
19. Арманд А.Д. Самоорганизация и саморегулирование географических
систем. М.: Наука, 1988. 264 с.
20. Арманд А.Д., Таргульян В.О. . Принцип дополнительности и характерное
время в географии // Системные исследования. Ежегодник. 1974. М.: Наука, 1974. С. 146-
153.
21. Арманд А.Д., Куприянова Т.П. Типы природных систем и физико-
географическое районирование // Известия АН СССР. Сер. географическая. 1976. № 5. С.
26-38.
22. Арманд Д.Л. Физико-географические основы проектирования сети
полезащитных лесных полос. М., Изд-во АН СССР, 1961. 367 с.
23. Атлас биологического разнообразия морей и побережий Российской Арктики.
М.: WWF России. 2011. с.
24. Бабурин В.Л. Микрогеографический анализ социально-экономической
динамики периферийных сельских районов (на примере Кологривского района
Костромской области // Региональные исследования. 2006. № 4 (10). С. 48-55.
25. Бадюков Д.Д. Географический подход в морском природопользовании //
Рациональное природопользование: теория, практика, образование. М.: Изд-во
географического фак-та МГУ, 2012. С. 80-84.
26. Базилевич Н.И. Биологическая продуктивность экосистем Северной Евразии.
М.: Наука, 1993. 293 с.
27. Бакирова Р.Т. Устранение пробелов и противоречий в законодательстве для
сохранения степных экосистем (на уровне Российской Федерации и Оренбургской
области) // Степной бюллетень. 2011. № 32. С. 69-71.
28. Бараев А.И., Зайцева А.А., Госсен Э.Ф. Борьба с ветровой эрозией почв.
Алма-Ата: Казсельхозгиз, 1963. 35 с.
29. Баталов А.Л., Беляев Л.А. Сакральное пространство средневековой Москвы.
М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. 400с.
30. Берг Л.С. Ландшафтно-географические зоны СССР. М.-Л.: Сельхозгиз. 1931.
Т.1. 402 с.
31. Бернштам Т.А. Локальные группы Двинско-Важского ареала: духовные
факторы в этно- и социокультурных процессах // Русский Север. 1995. Вып.5. С. 229-232.
32. Беручашвили Н.Л. Этология ландшафта и картографирование состояний
природной среды. Тбилиси: Изд-во Тбилисского университета, 1989. 198 с.
33. Биотехнопарк "Петр Великий": территория инноваций. ZRPRESS.ru. Деловое
издание Дальнего Востока. http://www.zrpress.ru/society/dalnij-
vostok_01.01.1996_8809_biotekhnopark-petr-velikij-territorija-innovatsij.html
34. Битюков Н.А. Экология горных лесов Причерноморья. Сочи: НИИ
горлесэкол, 2007. 397 с.
35. Бобылев С.Н., Захаров В.М. Экосистемные услуги и экономика. М.: ООО
«Типография Левко», Институт устойчивого развития, Центр экологической политики
России, 2009. 72 с.
36. Боков В.А., Ена А.В., Ена В.Г., Ивашов А.В., Кузнецов М.В., Никифоров Р.А.,
Позаченюк Е.А., Тетиор А.Н. Геоэкология. Симферополь: Таврия, 1996. 384 с.
37. Бондаренко В.Л., Волосухин В.А., Гутенев В.В., Денисов В.В., Дьяков В.П.,
Лещенко А.В., Поляков Ю.П., Румянцев И.С. Природоохранное обустройство
бассейновых геосистем. Ростов: МарТ, 2010. 528 с.
38. Бредихин М.А. О некоторых особенностях задач линейного
программирования на биоэкос // Доклады ТСХА. Вып. 160. 1970.
 417

39. Бредихин М.А. Оптимизация лесных насаждений и сельскохозяйственных

культур в зависимости от фактора солнечной радиации. Автореферат канд. с./х. наук. М.:
ТСХА, 1971. 23 с.
40. Бредихин М.А. Планирование основных пропорций и темпов развития
лесного хозяйства // Лесное хозяйство. 1982. № 12.
41. Бриних В.А. К вопросу о реабилитации экосистем бассейна реки Мзымты,
нарушенных во время подготовки к XXII Зимним Олимпийским играм в Сочи //
Постолимпийский Сочи: экологические проблемы и перспективы сохранения природного
и культурно-исторического наследия. Мат-лы научно-практической конференции. Сочи:
ФГБУН «Сочинский научно-исследовательский центр РАН, 2014. С. 68-71.
42. Будник С.В. Оптимизация агроландшафтов. Житомир, 2007. 311 с.
43. Буйволов Ю.А. Как создать план управления национального парка.
Практические рекомендации. [Дополнит. материалы к Стратегии управления нац. парками
России. Вып. 4.] М.: Изд-во Центра охраны дикой природы, 2002. 127 с.
44. Васильев М.Е., Ибрагимов Г.Г. Особенности защитного лесоразведения в
Целинном крае. М.: Лесная промышленность, 1965. 171 с.
45. Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. Культурные ландшафты как категория
наследия // Культурный ландшафт как объект наследия. Под ред. Ю. А. Веденина, М. Е.
Кулешовой. М.: Институт Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. С. 13–36.
46. Вивчар А. Н. Влияние снежных лавин на рекреационное освоение бассейна
реки Мзымта (Западный Кавказ). Автореф. дисс. канд. геогр. наук. М.: Географический ф-
т МГУ, 2011. 24 с
47. Видина А.А., Цесельчук Ю.Н. Ландшафтные исследования для целей
сельского хозяйства и возможности использования ландшафтных карт // Мат-лы к V
Всес. совещанию по вопросам ландшафтоведения. М.: Географический факультет МГУ,
1961. С. 160-169.
48. Виноградов А.П. Геохимия редких и рассеянных химических элементов в
почвах. М.: Изд-во АН СССР. 1957. 277 с.
49. Владимиров В.В. Актуальность предпосылки экологического
программирования в районной планировке // Вопросы географии. Сб. 113. М.: Мысль,
1980. С. 109-113.
50. Власов В.П., Ханбеков И.И., Чуенков В.С. Лес и снежные лавины. М.:
Лесная промышленность, 1980. 200 с.
51. Войтковский К.Ф. Лавиноведение. М.: Изд-во МГУ, 1989. 158 с.
52. Волков А. Ю. Современные подходы и основные понятия территориальной
охраны природы // Известия Саратовского ун-та. Серия «Науки о Земле». 2012. Т. 12. Вып.
2. С. 3-9.
53. Волков П. Из Кокшеньги Тотемского уезда //Вологодские губернские
ведомости. 1865. № 46.
54. Волков С.Н. Землеустройство. М.: ГУЗ, 2013. 992 с.
55. Волков С.Н. Основные направления развития землеустройства в российской
федерации (2007-2011 годы // Землеустройство, кадастр и мониторинг земель. 2007. № 1.
С. 4-32.
56. Воронков Н.А. Роль лесов в охране вод, Л: Гидрометеоиздат, 1988, 285 с.
57. Воронов Б.А., Крюкова М.В., Шлотгауэр С.Д., Куликов А.Н. Функциональное
зонирование национального парка «Шантарские острова»» // География и природные
ресурсы. 2016. № 2. С. 46-52.
58. Воронов Б.А., Нарбут Н.А. Экологический каркас территории и его
системные свойства // География и природные ресурсы. 2013. № 3. С. 171-177.
59. Восточноевропейские леса: история в голоцене и современность. Под ред.
О.В. Смирновой. В 2 кн. М.: Наука, 2004 . Т.1. 479 с. Т.2. 575 с.
 418

60. Восточноевропейские широколиственные леса. Под ред. О.В. Смирновой. М.:

Наука, 1994. 364 c.
61. Гагаринова О.В., Саядян О.Я. Гидрологические основы ландшафтного
планирования бассейна озера Севан // География и природные ресурсы. 2009. № 3. С. 143–
151.
62. Генеральный план муниципального образования «Ростовско-Минское»
Устьянского муниципального района Архангельской области. ООО «Геодезия и
Межевание»: Ярославль, 2013.
63. Геннадиев А.Н., Жидкин А.П. Систематика почвенных катен по проявлениям
латеральной механической миграции вещества // Геохимия ландшафтов и география почв.
М.: АПР. 2012. С.81-96.
64. Глазовская М.А. Геохимические основы типологии и методики исследований
природных ландшафтов. Смоленск: Ойкумена. 2002. 288 с.
65. Глазовская М.А. Геохимия природных и техногенных ландшафтов СССР.
М.: Высшая школа, 1988. 328 с.
66. Глазовская М.А. Принципы классификации природных геосистем по
устойчивости к техногенезу и прогнозное ландшафтно-геохимическое районирование //
Устойчивость геосистем. М., 1983. С. 61-78.
67. Глухов А.И., Калуцков В.Н Ландшафтное планирование музеев-заповедников
(на примере Булгарского музея-заповедника) // Актуальные проблемы ландшафтного
планирования. Материалы Всерос. научно-практической конференции. М.: Изд-во МГУ,
2011. С. 130-134.
68. Гниненко Ю.И., Ширяева Н.В., Щуров В.И. Самшитовая огнёвка – новый
инвазивный организм в лесах российского Кавказа // Карантин растений. Наука и
практика. № 1(7), 2014. С. 32–36.
69. Гогоберидзе Г.Г., Леднова Ю.А. Возможность применения методологии
КУПЗ и принципов морского пространственного планирования в Российской Федерации /
Региональная экология. 2014. № 1-2. С. 141-144.
70. Голубева Е.И., Король Т.О., Казаков Л.К., Моисеева О.Э., Саянов А.А.,
Смолицкая Т.А., Суслова Е.Г., Теодоронский В.Э. Эстетика и дизайн ландшафта. Под ред.
Е.И. Голубевой, Т.О. Король. М.: КноРус, 2010. 448 с.
71. Голубцов О.Г., Чорний М.Г. Застосування ландшафтного планування для
створення проекту Канівського біосферного резервату // Український географічний
журнал. 2014. № 2. С. 10-17.
72. Горский А.Д. Очерки экономического положения крестьян Северо-восточной
Руси XIV-XV вв. М.: Изд-во МГУ. 1960. 264 с.
73. ГОСТ РИСО 14031–2001 «Управление окружающей средой, оценивание
экологической эффективности. Общие положения» М.: Госстандарт РФ, 2001. 26 с.
74. Гра М.А., Жиромский Б.Б. Коломенское. М.: Искусство, 1971. 160 с.
75. Гродзиньский М.Д. Пìзнання ландшафту: мìсце ì простìр. 2 т. Киïв:
Видавничо-полìграфìчний центр «Киïвский ун ìверситет». 2005. Т.1.– 431 с. Т.2–503 с.
76. Громцев А.Н. Ландшафтная экология таежных лесов: теоретические и
прикладные аспекты. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. 144 с.
77. Гусев Н. Н., Заварзин В. В., Солдатов В. А. Лесоустройство. М.: МПР РФ,
2004. 288 с.
78. Двина. Издательский дом. Официальный сайт. http://dvina29.ru/gazeta-
arkhangelsk-side/item/7787-rodine-nuzhny-rabochie-ruki
79. Дедков В.П., Федоров Г.М. Пространственное, территориальное и
ландшафтное планирование в Калининградской области. Калининград: Изд-во РГУ им.
Иммануила Канта, 2006. 184 с.
80. Дежкин В. В., Снакин В. В. Заповедное дело: Толковый терминологический
словарь-справочник с комменатариями. М.: НИА-Природа, 2003. 307 с.
 419

81. Денисов В.В., Жичкин А.П., ВасильевА.М. Морское пространственное

планирование в арктических и субарктических регионах РФ: проблемы реализации (на
примере Мурманской области) // Север и рынок. 2014. №3. С. 18-21.
82. Докучаев В.В. Труды Экспедиции, снаряженной Лесным департаментом, под
руководством профессора Докучаева // Докучаев В.В. Сочинения. Т. VI. М.-Л.: Изд-во
Академии наук СССР, 1951. С. 109-204.
83. Дробижев В.З., Ковальченко И.Д., Муравьев А.В. Историческая география
СССР. М.: Высшая школа. 1973. 319 с.
84. Дубах А.Д. Лес как гидрологический фактор, Л.: Гослесбумиздат, 1951, 160 с.
85. Дулов А.В. Географическая среда и история России, конец XV - середина XIX
вв. М.: Наука, 1983. 255 с.
86. Дьяконов К. Н., Харитонова Т. И. Оценка ландшафтных функций осушенных
земель Мещерской низменности // Известия РАН. Серия географическая. 2017. № 5. С.
57–71.
87. Дьяконов К.Н., Абрамова Т.А. Итоги палеоландшафтных исследований в
Центральной Мещере // Известия РГО. 1998. Т. 130. № 4. С. 10–21.
88. Дьяконов К.Н., Дончева А.А. Экологическое проектирование и экспертиза:
Учебник для вузов. - М.: Аспект Пресс, 2002. 384 с.
89. Дьяконов К.Н., Иванов А.Н. Влияние осушения на лесные геокомплексы (на
примере Мещерской низменности) // Географические проблемы осушительных
мелиораций. М.: МФГО. 1990. С. 78-94.
90. Ершова А.А., Вицентий А.В., Гогоберидзе Г.Г. и др. Морское
пространственное планирование: возможности для приморских территорий и
прилегающих акваторий Мурманской области // Национальные интересы: приоритеты и
безопасность. 2018. Т. 14. Вып. 2. С. 269-287.
91. Ефремов Ю.В., Салатовка Р.В., Николайчук А.В., Зимницкий А.В. Лавинная
опасность в районе Красной Поляны // Наука Кубани. 2008. № 4. С. 58-63.
92. Желдак В.И. Вопросы эколого-лесоводственного обеспечения управления
защитными лесами // Проблемы и перспективы совершенствования лесоводственных
мероприятий в защитных лесах. Международная научно-практическая конференция.
Пушкино: ВНИИЛМ, 2014. С. 53-65.
93. Жирин В.М., Князева С.В., Эйдлина С.П. Особенности восстановления
нарушенного лесного покрова в таежных лесах Русской равнины // Разнообразие и
динамика лесных экосистем России. Под ред. А.С.Исаева. Т. 1. М.: Т-во научных изданий
КМК, 2012. С. 287-315.
94. Жирмунский А.В., Касьянов В.П., Лукин В.Н. Моллюск халиотис, или
морское ушко // Природа. 1980. С. 44-46.
95. Забелина Н.М. Сохранение биоразнообразия в национальном парке. –
Смоленск: Ойкумена, 2012. 176 с.
96. Забелина Н. М., Иванов А. Н., Папунов В. Г. Проблемы организации
охраняемых морских природных районов (Дальневосточный регион). М., 2005. Деп.
ВИНИТИ № 1576–В2005 от 01.12.2005. 154 с..
97. Замятин Д.Н, Замятина Н.Ю., Митин И.И. Моделирование образов историко-
культурной территории: методологические и теоретические подходы. М.: Институт
Наследия, 2008. 760 с.
98. Зворыкин К.В., Лебедев П.Н. Географическая характеристика территории
землепользования колхоза «Заветы Ильича» Сапожковского района Рязанской области //
Труды Рязанской экспедиции. Под ред. К.И. Иванова. Вып. I. М.: Географический
факультет МГУ, 1959. С. 68-131.
99. Зворыкин К.В., Перцева А.А., Цеделер Е.Э., Лебедев Н.П., Видина А.А. Из
опыта работ по типологии и качественной оценке пахотных земель // Вопросы
географии. Сб. 43. 1958. С 83-108.
 420

100. Зиганшин Р.А. Принципы лесоустройства на ландшафтной основе (на

примере лесов Прибайкалья) // Лесная таксация и лесоустройство. Вып.1 (34). 2005. С.
118-129.
101. Иванов А. Н. Ландшафтная структура острова Монерон // Известия РГО.
т. 126. 1994. Вып. 4. С. 51-56.
102. Иванов А. Н. Ландшафтно-экологический подход к организации
региональных систем охраняемых природных территорий // Вестник Московского
университета. Сер. 5. География. 1998. № 3. С. 16-21.
103. Иванов А. Н. Принципы организации региональных систем охраняемых
природных территорий // Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2001. №
1. С. 34-39.
104. Иванов А. Н. Проблемы организации морских резерватов в России // Вестник
Московского университета. Сер. 5. География. 2003. № 4. С. 22-27.
105. Иванов А. Н. Система ООПТ на островах Северной Пацифики // География и
природные ресурсы. 2007. № 4. С. 28-32.
106. Иванов А. Н. Островные ООПТ и экологические сети в дальневосточных
морях // Мат-лы X Дальневосточн. конф-ции по заповедному делу. Благовещенск: 2013. С.
133-136.
107. Иванов А. Н. Орнитогенные геосистемы островов Северной Пацифики. М.:
Научный мир, 2013. 228 с.
108. Иванов А. Н., Орлова П. Д. Береговые геосистемы острова Беринга
(Командорский архипелаг) // Известия РГО. 2014. Т. 145. Вып. 1. С. 20-29
109. Иванов А. Н., Чижова В. П. Охраняемые природные территории. Изд. 2-е,
дополн. и исправл. М.: Изд-во Географического ф-та МГУ, 2010. 184 с.
110. Иванов А.Н. Пространственно-временная организация ландшафтов
Центральной Мещеры. Дисс. канд. геогр. Наук. М., 1989. 212 с.
111. Иванов Д.А., Ковалев Н.Г., Анциферова О.Н. Оптимизация соотношения луга,
леса и пашни в агроландшафтах Нечерноземья // Экологическое планирование и
управление. 2008. № 1 (6). С. 37-44.
112. Иванов К.П., Никитин В.С. Концепция этнодемографического равновесия
народов Севера // География и современность. Вып. 5. Л.: Изд-во Ленинградского
университета, 1990. С. 64-77.
113. Иванов Н.И. О разработке документов по планированию и организации
использования и охраны земель сельскохозяйственного назначения // Вестник Казанского
государственного аграрного университета. 2011. Т. 6. № 1 (19). С. 119-122.
114. Идзон П.Ф. Лес и водные ресурсы. М.: Лесная промышленность, 1980. 152 с.
115. Инструкция по проведению лесоустройств в лесном фонде России. Ч.2. М.:
Рослесхоз, ВНИИЦЛесресурс, 1995. 112 с.
116. Исаченко А.Г. Оптимизация природной среды (географический аспект). М.:
Мысль, 1980, 264 с.
117. Каваляускас П. Геосистемная концепция планировочного природного каркаса
// Теоретические и прикладные проблемы ландшафтоведения: Тез. XIII Всесоюз. совещ.
по ландшафтоведению. Л.: ГО АН СССР, 1988. С. 102-104.
118. Каваляускас П. Системное проектирование сети особо охраняемых
природных территорий // Геоэкологические подходы к проектированию природно-
технических систем. М.: Ин-т географии АН СССР, 1985. С. 145–153.
119. Казаков Л.К. Ландшафтоведение с основами ландшафтного планирования. М.
Академия, 2007. 336 с.
120. Казаков Н. А., Генсиоровский Ю. В., Казакова Е. Н., Морозов Г. Л. Селевые
процессы в бассейне р. Мзымта (Красная Поляна) и их влияние на территорию
строительства объектов олимпийского комплекса // Геоэкология. Инженерная геология.
Гидрогеология. Геокриология. 2013. № 6. С. 516–529.
 421

121. Казанский кремль. Государственный историко-культурный и

художественный музей-заповедник. Официальный сайт. http://www.kazan-kremlin.ru/map/
122. Калуцков В.Н. Ландшафт в культурной географии. М.: Новый хронограф,
2008. 320 с.
123. Каменная степь: Лесоаграрные ландшафты. Под ред. Ф.Н.Милькова.
Воронеж: Изд-во ВГУ, 1992. 224 с.
124. Канонникова Е.О. Геоэкологическая обстановка прибрежной части Чёрного
моря в границах большого сочи // Современные проблемы науки и образования. 2014. №
5.
URL: https://www.science-education.ru/ru/article/view?id=15148 (дата обращения:
25.03.2018)
125. Касимов Н.С., Герасимова М.И., Богданова М.Д., Гаврилова И.П.
Ландшафтно-геохимические катены: концепция и картографирование // Геохимия
ландшафтов и география почв. М.: АПР. 2012. С. 59-80.
126. Касимов Н.С., Самонова О.А. Катенарная ландшафтно-геохимическая
дифференциация // География, общество, окружающая среда. Том II. Функционирование и
современное состояние ландшафтов. М.: Издательский Дом «Городец». 2004. С. 479-489.
127. Каштанов А. Н., Щербаков А.П., Швебс Г.И.. Основы ландшафтно-
экологического земледелия. М.: Колос, 1994. 127 с.
128. Кингсеп К. А. Динамика и факторы трансформации структуры
землепользования в средней тайге Архангельской области в XVIII-XXI вв. // Материалы
Международного молодежного научного форума ЛОМОНОСОВ-2014 [Электронный
ресурс] М.: МАКС Пресс, 2014.
129. Киреев Д. М., Сергеева В. Л. Ландшафтно-морфологическое
картографирование лесов. СПб. М. ВНИИЦлесресурс 1992. 57 с.
130. Киреев Д.М. Лесное ландшафтоведение. СПб.: СМПбГЛТУ, 2012. 328 с.
131. Кирюшин В.И. Теория адаптивно-ландшафтного земледелия и
проектирование агроландшафтов. М.: КолосС, 2011. 443 с.
132. Кирюшин В.И. Экологические основы земледелия Москва: Колос, 1996.
367 с.
133. Кирюшин В.И. Экологические основы проектирования сельскохозяйственных
ландшафтов. СПб: КВАДРО, 2018. 568 с.
134. Клинцов А.П. Защитная роль лесов Сахалина. Южно-Сахалинск: Сахалинское
отд. Дальневосточного кн. изд-ва, 1973. 233 с.
135. Колбовский Е.Ю. Ландшафтное планирование и экологическое
проектирование в России: проблемы, возможности, рынок услуг (Часть I) // Ярославский
педагогический вестник. 2010. № 4. Том III (Естественные науки). С. 134-139.
136. Колбовский Е.Ю. Ландшафтное планирование и экологическое
проектирование в России: проблемы, возможности, рынок услуг (Часть II) // Ярославский
педагогический вестник. 2010. № 4. Том III (Естественные науки). С. 139-150.
137. Колбовский Е.Ю. Ландшафтное планирование. М. Академия, 2008. 336 с.
138. Колбовский Е.Ю. Ландшафтные коллизии и экологическая проблематика в
системе стратегического пространственного планирования // Актуальные проблемы
ландшафтного планирования. Материалы Всерос. научно-практической конференции. М.:
Изд-во МГУ, 2011. С. 18-25.
139. Колтунов Н.М. Эколого-ландшафтная организация территории. М.: ИК
«Родник», 1998. 128 с.
140. Комплексное управление природопользованием на шельфовых морях. М.:
Изд-во ВВФ России, 2011. 82 с.
141. Корытный Л. М. Бассейновая концепция в природопользовании. Иркутск:
Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2001. 163 с.
 422

142. Котляков В.М., Дроздов А.В. От изучения территориальной организации

природы и общества к экологическому планированию и управлению // Экологическое
планирование и управление. 2008. № 2 (7). С. 4-9.
143. Котлярова О.Г. Ландшафтная система земледелия Центрально-черноземной
зоны. Белгород: Изд-во Белгородской ГСХА, 2006. 293 с.
144. Кочуров Б.И. Геоэкология: экодиагностика и эколого-хозяйственный баланс
территории. М.: Институт географии РАН, 1999. 86 с.
145. Кочуров Б.И., Бучацкая Н.В. Эстетика ландшафтов: основные понятия,
методы исследования // Экологическое планирование и управление. 2007. № 3 (4). С. 16-
28.
146. Кочуров Б.И., Иванов Ю.Г., Лобковский В.А. Основные направления развиия
землеустройства в России // Экологическое планирование и управление. 2006. № 1. С. 51-
57.
147. Кощеева А.С., Хорошев А.В. Планирование многофункционального
лесопользования на ландшафтной основе // Экологическое планирование и управление.
2008. № 2(7). С. 51-60.
148. Крауклис А.А. Проблемы экспериментального ландшафтоведения.
Новосибирск: Наука, 1979. 232 с.
149. Кревер В.Г., Стишов М.С., Онуфреня И.А. Особо охраняемые природные
территории России: современное состояние и перспективы развития. М: WWF России,
2009. 455 с.
150. Кренке Н.А. Дьяково городище: культура населения бассейна Москвы-реки в
I тыс. до н.э. - I тыс. н.э. М.: ИА РАН, 2011. 546 с.
151. Крестовский О.И. Влияние вырубок и восстановления лесов на водность рек.
Л.: Гидрометеоиздат, 1986. 120 с.
152. Критерии и методы формирования экологической сети природных
территорий. Вып. 1. Изд. 2-е. М.: ЦОДП, 1999. 48 с.
153. Кубанское бассейновое водное управление, ФГУ Кубаньмониторингвод.
Сочи-2014, мониторинг олимпийских объектов. http://www.kbvu-fgu.ru/bvu701162. Дата
обращения 25.03.2018.
154. Кубань 24. Официальный сайт телеканала. http://kuban24.tv/item/v-sochi-
zagruzhennost-gostinic-v-avguste-dostigla-74-158454. В Сочи загруженность гостиниц в
августе достигла 74%. Дата обращения 25.03.2018.
155. Кудактин А.Н., Кондратьев В.Н. Постолимпийское наследие: современность
и перспективы // Экологические проблемы и стратегия устойчивого развития агломерации
город-курорт Сочи. Сочи: Изд. Дом Sochi 23, 2016. С. 51-58.
156. Кузякин В.А. Значение ландшафтоведения для охотничьего хозяйства //
Ландшафтоведение. М.: Географический факультет МГУ, 1972. С. 100-106.
157. Кулешова М. Е. Управление культурными ландшафтами и иными объектами
историко-культурного наследия в национальных парках. [Дополнительные материалы к
Стратегии управления национальными парками России; Вып. 6.] М.: Изд-во Центра
охраны дикой природы, 2002. 90 с.
158. Курбатова А.С. Ландшафтно-геокологические основы формирования
градостроительных структур Московского мегаполиса. Автореф. дисс. докт. геогр. наук.
М., 2004. 50 с.
159. Кучмент Л.С. Речной сток (генезис, моделирование, предвычисление). М.:
ИВП РАН, 2008. 395 с.
160. Ландшафтное планирование с элементами инженерной биологии. Отв. ред.
А.В. Дроздов. М.: КМК, 2006. 239 с.
161. Лебедев А.В. Гидрологическая роль горных лесов Сибири. Новосибирск:
Наука, 1982. 183 с.
 423

162. Лесные полосы Каменной степи. Воронеж: Центрально-черноземное книжное

изд-во, 1967. 384 с.
163. Лесоустроительная инструкция. М., 2007
164. Лесохозяйственный Регламент Кологривского лесничества. Утвержден
приказом Департамента лесного хозяйства Костромской области от 30.12.2008г. № 652.
Кострома. 2008.
165. Липски С.А. Землеустроительное обеспечение перехода от категорий земель к
территориальному зонированию // Агропродовольственная политика России. 2014.
№ 3 (27). С. 19-22.
166. Липски С.А. Новый этап в развитии землеустройства // Экономика сельского
хозяйства России. 2013. № 10. С. 12-17.
167. Лисецкий Ф. Н. Пространственно-временная организация агроландшафтов.
Белгород: Изд-во Белгор. гос. ун-та, 2000. 304 с.
168. Лопырев М.И. Основы агроландшафтоведения. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1995.
182 с.
169. Лососевые рыбохозяйственные заповедные зоны на Дальнем Востоке России.
М.: Изд-во ВНИРО, 2010. 141 с.
170. Львович М.И. Человек и воды, М.: Географгиз, 1963, 568 с.
171. Максимович Н.Г., Хайруллина Е.А. Геохимические барьеры и охрана
окружающей среды. Пермь: Изд-во ПГУ, 2011. 248 с.
172. Максутова Н.К., Скупинова Е.А. Ландшафтный мониторинг охраняемых
природных территорий. Вологда: Полиграфист, 2003. 120 с.
173. Малютин А.Н. Глубоководные (холодноводные) коралловые сообщества
Северной Пацифики и проблемы их сохранения // Биология моря. 2015. Т. 41. № 1. С. 3-
12.
174. Малютин А.Н. Сохранение биоразнообразия: о размерах морских и
прибрежных охраняемых районов // Вестник ДВО РАН. 2015. № 1. С. 14-20.
175. Мамаев Ю.А., Ястребов А.А. Природное обоснование мероприятий
противооползневой защиты по трассе совмещенной дороги Адлер–Красная Поляна //
Инженерная защита. 2015. № 5(10) С. 50-56.
176. Мамай И.И. Динамика и функционирование ландшафтов. М.: Изд-во Моск.
ун-та, 2005. 138 с.
177. Мараков С.В. Морские побережья островов Северной Пацифики // Природа.
1979. № 11. С. 71-81.
178. Матасов В. М. Внутриландшафтная динамика использования земель
Мещерской низменности за последние 250 лет // Вестник Московского университета. Сер.
5. География. 2017. № 4. С. 65–74.
179. Матишов Г.Г., Денисов В.В., Жичкин А.П. Морское природопользование в
западном секторе Арктики: проблемы и решения // Вестник Кольского научного центра
РАН. 2015. №2. С. 103-112.
180. Меерзон А.Ц., Тихонов Ю.А. Рынок Устюга Великого в период складывания
всероссийского рынка (XVII век). М.: Изд-во АН СССР. 1960. 721 с.
181. Методические рекомендации по подготовке проектов схем территориального
планирования субъектов Российской Федерации. М., 2013.
http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_145707/. Дата обращения 25.03.2018.
182. Мильков Ф. Н. Человек и ландшафты: очерки антропогенного
ландшафтоведения. М.: Мысль, 1973. 224 с.
183. Мильков Ф.Н. Физическая география: учение о ландшафте и географическая
зональность. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1986. 326 с.
184. Мирзеханова Г. В., Остроухов А. В. Экологический каркас территории (на
примере Ванинского района Хабаровского края) // Известия РАН. Серия географическая.
2006. № 5. С. 73-81.
 424

185. Михович А.И. Водоохранные лесонасаждения. Харьков: Прапор, 1981. 64 с.

186. Модели управления природными ресурсами. Ред. В.И. Гурман. М.: Наука,
1981. 264 с.
187. Мокиевский В.О. Морские резерваты – теоретические предпосылки к
созданию и функционированию // Биология моря. 2009. Т. 35. № 6. С. 450-460.
188. Молчанов А.А. Оптимальная лесистость. М.: Наука, 1966. 220 с.
189. Молчанов А.Г. Функциональная характеристика фотосинтетического
аппарата сосны, березы и дуба. // Структура и функции лесов европейской России. М.:
Товарищество научных изданий КМК, 2009. С. 80-105.
190. Москаленко А.И. Методы нелинейных отражений в оптимальном управлении.
Новосибирск: Наука, 1983. 223 с.
191. Мякиненков В.М., Спирин П.П., Вязилова Ю.С. Модельная структура и
содержание комплексного морского плана на примере Калининградской области //
Балтийский регион. 2015. № 3. С. 76-89.
192. Национальный парк «Смоленское Поозерье»: справочно-информационное
издание / под ред. А. С. Кочергина. 2-е изд., перераб. и доп. Смоленск: Маджента, 2008.
100 с.
193. Немчинова А.В. Дифференциация лесных фитохор бассейна р. Понга на
примере ландшафтов «Кологривского леса». Дисс. канд. биол. наук. Сыктывкар, 2005. 251
с.
194. Немчинова А.В., Хорошев А.В. Выделение репрезентативных лесов при
лесорастительном зонировании территории Костромской области на ландшафтной основе
// Вестник Костромского гос. ун-та им. Н.А. Некрасова. Т. 17. 2011. № 1. С. 14–19.
195. Нестеров В.Г. Опыт применения оптимального программирования в лесном
хозяйстве. М.: Лесная промышленность, 1970. 47 с.
196. Нестеров В.Г., Бредихин М.А. К вопросу о введении характеристики ресурсов
и потребления солнечной радиации в биоэкологические задачи линейного
программирования.// Доклады ТСХА, вып. 144, 1968.
197. Низовцев В.А. Коренные и современные городские ландшафты. //
Экологический атлас Москвы. М.: ГУП НИиПИ Генплана г. Москвы, 2000. С. 22-26.
198. Низовцев В.А. История формирования антропогенных и культурных
ландшафтов Центральной России. Геопространственные системы: структура, динамика,
взаимосвязи // Труды XII съезда Русского географического общества. Т.2. СПб., 2005. С.
54-59.
199. Низовцев В.А. Структура, иерархия и классификация культурно-
исторических ландшафтов // География и геоэкология на современном этапе
взаимодействия природы и общества. Материалы Всероссийской науч. конф.
«Селиверстовские чтения». СПб.: СПбГУ, 2009. С. 693-698.
200. Низовцев В.А. К теории антропогенного ландшафтогенеза // География и
природные ресурсы. 2010, №2. С. 5-10.
201. Низовцев В.А., Кочуров Б.И., Эрман Н.М., Мироненко И.В., Костовска С.К.,
Логунова Ю.В. Ландшафтные особенности и экологические риски градостроительства
Москвы // Природные опасности: связь науки и практики: материалы II Междунар. науч.-
практ. конф. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2015. С. 297-306.
202. Низовцев В.А., Эрман Н.М. О природоохранном ландшафтно-экологическом
каркасе г. Москвы // Геоэкологические проблемы современности. Доклады VII
международной научной конференции, посвященной 170-летию РГО. Владимир: ВлГУ,
2015. С. 80-82.
203. Низовцев В.А., Эрман Н.М. Ландшафтно-исторические комплексы Москвы
Геология в школе и вузе: Геология и цивилизация: Мат. IX Международной конференции
и летней школы. СПб, РГПУ им. А.И.Герцена, 2015. С. 252-256.
 425

204. Николаев В.А. Ландшафтная стратегия земной цивилизации на пути к

устойчивому развитию. // Структурно-динамические особенности, современное состояние
и проблемы оптимизации ландшафтов. Мат-лы Межд. научной конф. Воронеж: Изд-во
ВГУ, 2013. С. 284-286.
205. Николаев В.А. Адаптивное ландшафтное земледелие – важнейшая цель
ландшафтного планирования сельскохозяйственных земель // Актуальные проблемы
ландшафтного планирования. Материалы Всерос. научно-практической конференции. М.:
Изд-во МГУ, 2011. С. 69-74.
206. Николаев В.А. Культурный ландшафт – геоэкологическая система // Вестник
Московского университета. Сер. 5. География. 2000. № 6. С. 3-8.
207. Николаев В.А. Ландшафтоведение. М.: МГУ, 2006. 208 с.
208. Николаев В.А. Ландшафтоведение: эстетика и дизайн. Учебное пособие. М.:
Аспект Пресс, 2005. 176 с.
209. Николаев В.А. Основы учения об агроландшафте // Агроландшафтные
исследования. Методология, методика, региональные проблемы. М.: Изд-во Моск. ун-та,
1992. С. 4-57.
210. Николаев В.А. Эстетическое восприятие ландшафта // Вестник Московского
университета. Сер. 5. География. 1999. № 6. С. 10–15.
211. Николаев В.А., Авессаломова И.А., Чижова В.П. Природно-антропогенные
ландшафты: городские, рекреационные, садово-парковые. М.: Географический ф-т МГУ.
2011. 112 с.
212. Николаев В.А., Казаков Л.К., Украинцева Н.Г. Природно-антропогенные
ландшафты: промышленные и транспортные геотехнические системы, геоэкологические
основы ландшафтного строительства. М.: Географический ф-т МГУ. 2013. 88 с.
213. Николаев В.А., Копыл И.В., Сысуев В.В. Природно-антропогенные
ландшафты (сельскохозяйственные и лесохозяйственные). М.: Географический факультет
МГУ, 2008. 160 с.
214. Новости Северо-Западного федерального округа. Официальный сайт.
http://nordfo.ru/tseh-po-pererabotke-myasa--postroyat-ustyanskom-rayone
215. Ногин В.Д. Введение в оптимальное управление. СПб.: Изд-во ЮТАС, 2008.
92 с.
216. Носков В.Т., Мещеряков С.А. Мир Алтачейского заказника. Улан-Удэ:
Республиканская типография, 2014. 136 с.
217. Носов Н.Е. Становление сословно-представительских учреждений в России.
Л.: Наука, Ленинградское отделение. 1969. 605 с.
218. Обзор мирового опыта в области морского пространственного планирования.
М.: ВВФ России, 2014. 136 с.
219. Огризко З.А. Из истории крестьянства на севере феодальной России XVII в.
М.: Изд-во «Советская Россия». 1968. 164 с.
220. Онучин А.А. Локальные и региональные контрасты гидрологических
функций лесных экосистем // Разнообразие и динамика лесных экосистем России. Москва:
Т-во научных изданий КМК, 2013. С.259-264.
221. Опритова Р.В. Водоохранная роль лесов южного Сихотэ-Алиня. М.: Наука,
1978. 96 с.
222. Орлов А.Я. Почвенно-экологические основы лесоводства в южной тайге. М.:
Наука, 1991. 104 с.
223. Орлова И.В. Ландшафтно-агроэкологическое планирование территории
муниципального района. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2014. 254 с.
224. Осипов А.Г. Теория и практика интегральной оценки пригодности земель
природных ландшафтов для аграрного и рекреационного освоения. Дисс. докт. геогр.
наук. СПб, 2017. 230 с.
 426

225. Основные направления развития национального парка “Угра” на 2002-2006

годы. М.: Изд-во Центра охраны дикой природы; Калуга: Изд-во нац. парка «Угра», 2002. 37
с.
226. Основные направления развития национального парка «Смоленское
Поозерье» на 2002-2006 годы. М.: Изд-во Центра охраны дикой природы; Пржевальское:
Изд-во нац. парка «Смоленское поозерье», 2002. 33 с.
227. Основные положения организации и ведения лесного хозяйства Костромской
области. М.: Федеральное государственное унитарное предприятие «Центральное
государственное лесоустроительное предприятие» (ФГУП «Центрлеспроект»). 2005.
228. Основы устойчивого лесоуправления. Под ред. А.В. Беляковой, Н.М.
Шматкова. М.: WWF России, 2014. 266 с.
229. Особо охраняемые природные территории России: современное состояние и
перспективы развития. М.: ВВФ России, 2009. 459 с.
230. Остров Завьялова (геология, геоморфология, история, археология, флора и
фауна). М.: ГЕОС, 2012. 212 с.
231. Остров Монерон. Под ред А.Н.Иванова / Иванов А.Н., Хорошев А.В.,
Папунов В.Г., Шаповалова К.И., Пономарёва Е.И., Варлыгина Т.И., Переладова Т.А.. Деп.
ВИНИТИ 20.11.2003. № 1994-В2003. М., 2003. 85 с.
232. Охотское море. Гидрометеорология и гидрохимия. Л.: Гидрометеоиздат,
1993. Т. 9. Вып. 2. 168 с.
233. Охраняемые природные территории в России: правовое регулирование. М.:
Изд-во КМК, 2003. 352 с.
234. Очагов Д.М. Птицы и осушительная сельскохозяйственная мелиорация //
Географические проблемы осушительных мелиораций. М., 1990. С. 94–123.
235. Паженков А.С., Смелянский И.Э., Трофимова Т.А., Карякин И.В.
Экологическая сеть Республики Башкортостан. М.: IUCN, 2005. 197 с.
236. Палиенко В.П., Хомич В.С., Сорокина Л.Ю., Струк М.И., Голубцов А.Г.,
Давыдчук В.С., Пархоменко Г.О., Петренко О.Н., Чехний В.М. Методические основы
ландшафтно-планировочной организации трансграничного региона // Український
географічний журнал. 2012. № 1. С. 9-16.
237. Паулюкявичюс Г.Б. Роль леса в экологической стабилизации ландшафтов, М.:
Наука, 1989, 215 с.
238. Пашканг К.В., Васильева И.В., Любушкина С.Г., Лапкина Н.А. Опыт
ландшафтного исследования территории совхоза для сельскохозяйственных целей //
Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 1962. № 4. С. 6-14.
239. Перельман А.И. Геохимический ландшафт как самоорганизующаяся система
// Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 1995. № 4. С.10-16.
240. Перельман А.И. Геохимия ландшафта. М.: Высшая школа, 1975. 341 с.
241. Перельман А.И., Борисенко Е.Н., Мырлян Н.Ф., Тентюков М.П. Техногенные
геохимические барьеры // Геохимия техногенных процессов. М.: Наука. 1990. С.14-26.
242. Перельман А.И., Касимов Н.С. Геохимия ландшафта. М.: Издательство:
МГУ, 1999. 610 с.
243. Перцик Е.Н. Районная планировка (территориальное планирование). М. :
Гардарики, 2006.
244. Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве. СПб:
Склад издания у Я. Башмакова и К°, 1910. 642 с.
245. Побединский А.В. Водоохранная и почвозащитная роль лесов, М.: Лесная
промышленность, 1979. 174 с.
246. Погребняк П.С. Общее лесоводство. М.: Колос, 1968. 440 с.
247. Погребов В. Б. Биологический мониторинг морских экосистем:
корректность оценок и достоверность заключений // Биота и среда заповедников Дальнего
Востока. 2015. № 4. С. 110-144.
 427

248. Позаченюк Е.А., Петлюкова Е.А., Табунщик В.А. Понятие "современный

ландшафт" и организация природопользования (на примере водоохранных зон) //
Ученые записки Таврического национального университета имени В.И. Вернадского.
Серия «География». Том 26 (65). 2013. № 3. С. 299-309.
249. Позаченюк Е.А. Территориальное планирование. Симферополь 2006. 183 с.
250. Позаченюк Е.А., Меметова Р.Ш. Теоретические основы ландшафтного
планирования селитебных территорий // Геополитика и экогеодинамика регионов. 2014. Т.
10. Вып. 1. С. 79-85.
251. Позднеева М.И. Ландшафтная характеристика поймы р. Оки в Касимовском
районе Рязанской области и особенности ее хозяйственного использования //
Ландшафтоведение. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 51-66.
252. Позднеева М.И. Некоторые вопросы составления оценочных
сельскохозяйственных карт на ландшафтной основе // Ландшафтный сборник. М.: Изд-во
Московского университета, 1970. С. 334-348.
253. Покровский С.Г., Зворыкин К.Б. Эффективность использования
мелиорированных земель // Географические проблемы осушительных мелиораций. М.,
1990. С. 138-159.
254. Положение о федеральном государственном учреждении «Национальный
парк «Мещерский» (в редакции приказов Минприроды России от 27.02.2009г. №48, от
26.03.2009г. №72)
255. Попов В.Л., Добрушин Ю.В., Максаковский Н.В. Как создать национальный
парк. [Дополнит. материалы к Стратегии управления нац. парками России. Вып. 1]. М.: Изд-
во Центра охраны дикой природы, 2001. 23 с.
256. Почвозащитное земледелие. Под общ. ред. А.И. Бараева. М.: Колос, 1975. 304 с.
257. Правительство Архангельской области. Пресс-центр. Официальный сайт.
http://dvinanews.ru/-9drmr83s
258. Привалова Н. М., Двадненко М. В., Слюсарь Д. А., Привалов Д. М., Дзетль А.
Р. Имеретинская низменность как территория воздействия в результате комплексного
освоения // Успехи современного естествознания. 2010. № 9. С. 250-251.
259. Придня М.В. Эволюционные проблемы лесообразовательного процесса.
Сочи: Ред.-изд. Отдел Сочинского государственного университета туризма и курортного
дела, 2005. 335 с.
260. Приказ Министерства природных ресурсов РФ от 4 июля 2007 г. № 169 "Об
утверждении Методических указаний по разработке схем комплексного использования и
охраны водных объектов"
261. Приказ Минприроды России от 27.06.2017 № 320 "Об утверждении
Положения о национальном парке "Мещерский" (Зарегистрировано в Минюсте России
25.07.2017 № 47522)
262. Природа Егорьевской земли. М.:ВНИИ природы, 2006. 447 с.
263. Природный парк «Остров Монерон» http://isl-moneron.ru/. Дата обращения
16.04.2018.
264. Проблемы оптимизации в экологии. М.: Наука, 1978. 326 с.
265. Проект организации государственного природного заповедника
«Кологривский лес»: в 2 кн. 2002. М.: ИПЭЭ им. А.Н. Северцова.
266. Прудников В. Ф. Олимпийские игры в гармонии с природой? Сохранение
редких и исчезающих видов // Вестник Федеральной службы по надзору в сфере
природопользования. 2010. № 2. С.72-77.
267. Пузаченко Ю. Г. Планирование региональных экологических сетей на основе
анализа космических снимков. Материалы к тренинг-семинару. М.: Изд-во WWF, 2000.
102 с.
268. Пузаченко Ю.Г., Пузаченко М. Ю., Онуфреня И.В., Алещенко Г.М.
Разработка генеральных схем размещения охраняемых территорий на основе
 428

дистанционной информации на примере Якутии (республика Саха ) // География и

природные ресурсы. 2004. №1. с.10-24.
269. Работнов Т.А. Луговедение: Учебник. 2-е изд. М.: Изд-во МГУ, 1984. 320 с.
270. Разжигаева Н.Г., Плетнев С. П. Геолого-геоморфологический очерк острова
Монерон // Растительный и животный мир острова Монерон. Владивосток: Дальнаука,
2006. С. 12-20.
271. Разин Н.В., Введенская Э.Д., Соколовская Л.Н. Водные ресурсы малых рек //
Вопросы географии. Сб. 118. Малые реки. М.: Мысль, 1981. С. 31-40.
272. Разработка инструментария морского акваториального (пространственного)
планирования и предложений по его применению на примере Балтийского моря. Научно-
исследовательская работа. СПб, 2012.
http://niipgrad.spb.ru/Projects/Research_work/MPP.html/. Дата обращения 25.03.2018.
273. Районная планировка. Под ред В.В. Владимирова М.: Стройиздат, 1986. 325 с.
274. Раменский Л.Г. Введение в комплексное почвенно-геоботаническое
исследование земель. М.: Сельхозгиз,1938. 620 с.
275. Растительный и животный мир острова Монерон. Владивосток: Дальнаука,
2006. 324 с.
276. Рахманов В.В. Влияние лесов на водность рек в бассейне Верхней Волги. Тр.
Гидрометеор. н.-и. центра СССР. Вып. 88. Л., 1971. 175 с.
277. Рахманов В.В. Водорегулирующая роль лесов. Л.: Гидрометеоиздат, 1975.
192 с.
278. Рейзлин В.И. Численные методы оптимизации. Учебное пособие. Томск: Изд-
во Томского политехнического университета, 2011. 105 с.
279. Реймерс Н. Ф. Экология. Теоретические закономерности, правила, принципы
и законы. М.: Россия молодая, 1994. 364 с.
280. Реймерс Н. Ф., Штильмарк Ф. Р. Особо охраняемые природные территории.
М.: Мысль, 1978. 296 с.
281. Ретеюм А.Ю. Земные миры. М.: Мысль, 1988. 266 с.
282. Ретеюм А.Ю. О геокомплексах с односторонним потоком вещества и энергии
// Известия АН СССР, серия географическая, 1971. № 5 с. 122-128
283. Ретеюм А.Ю. Физико-географическое районирование и выделение геосистем
// Вопросы географии. Сб. 98. М.: Мысль, 1975. С. 5–27.
284. Родоман Б. Б. Поляризация ландшафта как средство сохранения биосферы и
рекреационных ресурсов // Ресурсы, среда, расселение. М.: 1974. С. 150-162.
285. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера. Смоленск: Ойкумена, 2002. 336 с.
286. Розанов В.В., Белобров В.П. Почвенно-экологическая оценка ландшафтов в
региональном планировании землепользования (на примере междуречья Вори и Угры) //
Экологическое планирование и управление. 2008. № 1 (6). С. 45-49.
287. Руденко Л.Г., Маруняк Є.О. Ландшафтне планування та його роль у
вирішенні завдань сталого просторового розвитку України // Український географічний
журнал - 2012, № 1. С. 3-8.
288. Ружников А.В. К вопросу о южной границе северорусской этнокультурной
зоны // М.В. Ломоносов и национальное наследие России. Тезисы междунар. научн.конф.
Часть VI. 1996. Архангельск.
289. Руководство по ландшафтному планированию. Под ред. А.В. Дроздова. Т I –
Принципы ландшафтного планирования и концепция его развития в России. М.: Гос.
Центр экологических программ, 2000. 136 с.
290. Руководство по ландшафтному планированию. Под ред. А.В. Дроздова. Т. II –
Методические рекомендации по ландшафтному планированию. М.: Гос. Центр
экологических программ, 2001. 72 с.
291. Руководящие принципы формирования общеевропейской экологической сети.
Информационные материалы по экологическим сетям. Вып. 4. М.: ЦОДП, 2000. 32 с.
 429

292. Рулёв А. С., Кошелева О.Ю., Муругов С.Н. Ландшафтно-водосборный подход

и геоинформационные технологии в оценке состояния агроландшафтов Волгоградской
области // Известия Оренбургского государственного аграрного университета. 2011. № 4
(32). С. 31-34.
293. Рулев А.С. Ландшафтное планирование агролесомелиоративного
обустройства земель // Экологическое планирование и управление. 2008. № 1 (6). С. 25-28.
294. Рыбак Е.А. Климатические особенности территории Сочинского
национального парка // Инвентаризация основных таксономических групп и сообществ,
созоологические исследования Сочинского национального парка – первые итоги первого в
России национального парка. М.: Престиж, 2006. С. 8-18.
295. Рябинин Е.А. К этнической истории Русского Севера // Русский Север. 1995.
Вып.5. С. 13-42.
a. Самшит колхидский: ретроспектива и современное состояние популяций. Труды
Сочинского национального парка. Вып. 7. М.: Буки Веди, 2016. 305 с.
296. Саначин C.П. Иконография и планы Казанского Кремля о возрасте
Сююмбекиной башни // Казань. 2002. № 9. C. 37-47.
297. Сдасюк Г.В., Тишков А.А. Ключевые регионы устойчивого развития //
Оценка качества окружающей среды и экологическое картографирование. М.: ИГ РАН,
1995. С. 107 - 116.
298. Седых В.А. Ландшафтно-типологическая основа для проведения
лесоустройства на территории Сибири // Лесная таксация и лесоустройство. Вып.1 (34).
2005. С. 70-77
299. Семенов Ю.М. Ландшафтное планирование как раздел комплексной
физической географии // Ландшафтоведение: теория, методы, ландшафтно-экологическое
обеспечение природопользования и устойчивого развития: мат-лы XII Международной
ландшафтной конференции. Тюмень: Издательство Тюменского государственного
университета, 2017. С. 21-26.
300. Семенов Ю.М., Бабин В.Г., Кочеева Н.А., Шитов А.В., Журавлева О.В.,
Минаев А.И., Сухова М.Г. Экологически ориентированное планирование
землепользования в Алтайском регионе. Кош-Агачский район. Новосибирск:
Академическое издательство «Гео», 2013. 131 с.
301. Симонов Ю.Г., Рациональное природопользование и его место в парадигмах
современной географии. // Рациональное природопользование: традиции и инновации. Мат-
лы Межд. научно-практической конф. М.: Географический факультет МГУ, 2013. С. 4-7.
302. Симонов Ю. Г. История географии в Московском университете; События и
люди. Изд-во МГУ Москва, 2013. 464 с.
303. Сиренко Б.И., Касьянов В.Л. Морское ушко острова Монерон (Японское
море) // Биология моря. 1976. № 6. С. 20-25.
304. Смирнова О.В. Теоретические основы единой стратегии охраны природы и
природопользования. Курс лекций в НП "Прозрачный мир". М., 2011.
http://www.transparentworld.ru/ru/education/lect-smirnova/. Дата обращения 25.03.2018.
305. Смирнова О.В., Чистяков А.А., Попадюк Р.В., Евстигнеев О.И., Коротков В.Н.,
Митрофанова М.В., Пономаренко Е.В. Популяционная организация растительного покрова
лесных территорий (на примере широколиственных лесов европейской части СССР).
Пущино: Научный центр биол. исследований. 1990. 92 с.
306. Соболев Н. А. Региональная стратегия территориальной охраны природы //
Критерии и методы формирования экологической сети природных территорий. Вып. 1.
Изд. 2-е. М.: ЦОДП, 1999. С. 3-8.
307. Сократов С.А., Селиверстов Ю.Г., Шныпарков А.Л. Оценка экономического
риска для горнолыжных курортов, связанного с изменением продолжительности
залегания снежного покрова // Лёд и снег. 2014. № 3 (127). С. 100-106.
 430

308. Солнцев В.Н., Рыжков О.В, Трегубов О.В., Алексеев Б.А. и др.
Использование GPS- и ГИС-технологий для изучения особо охраняемых природных
территорий. Воронеж: Воронежский гос. заповедник, 2006. 216 с.
309. Солнцев Н.А. Природный ландшафт и некоторые его общие закономерности
// Труды II Всесоюзного географического съезда. Т. I. М.: Географгиз, 1948. С. 258-269.
310. Солнцев Н.А. Проблема устойчивости ландшафтов // Вестник Московского
университета. Сер. 5. География. 1984. №1. с. 14-19.
311. Солнцева Н.П. Геохимическая устойчивость природных систем к
техногенезу (Принципы и методы изучения. Критерии прогноза) // Добыча полезных
ископаемых и геохимия природных экосистем. Под ред. М.А. Глазовской. М.: Наука,
1982. С. 181-217.
312. Солодянкина С. В., Левашёва М. В. Ландшафтно-экологическое
планирование для оптимизации природопользования. Иркутск: Изд-во ИГУ, 2013. 170 c.
313. Сочава В.Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирск.: Наука, 1978.
320 с.
314. Стратегия управления национальными парками России. М.: Изд-во Центра
охраны дикой природы, 2002. 36 с.
315. Субботин А.И., Дыгало В.С. Ландшафтно-гидрологические исследования в
бассейне реки Москвы (методика и практика) // Гидрологические исследования
ландшафтов. Новосибирск: Наука, 1986. С. 30-38.
316. Суздалев В.Е. Коломенское: Государственный музей-заповедник XVI—XIX
веков. Путеводитель. М.: Московский рабочий, 1986. 80 с.
317. Суздалев В.Е. Русское чудо. Царский дворец в Коломенском - шедевр
русского деревянного зодчества второй половины XVII- первой четверти XVIII века. М.:
Пенаты, 2005. 160 с.
318. Сукачев В. Н. Растительные сообщества (введение в фитосоциологию). Л.-М.:
Книга, 1928. 232 с.
319. Сулин М.А. Землеустройство. СПб.: Издательство Лань, 2005. 448 с.
320. Суханов В. В. К расчету оптимальной буферной зоны заповедника //
Экология. 1993. № 1. С. 100-102.
321. Схема комплексного использования и охраны водных объектов бассейна реки
Неман и рек бассейна Балтийского моря (российская часть в Калининградской обл.)
http://www.klgd.ru/municipal_services/ecology/ovos_skiovo.pdf
322. Схема территориального планирования Кологривского муниципального
района Костромской области. Москва: НИИПИ «Институт экологии города», 2010.
323. Сысуев В. В. Об оптимизации ландшафтов // Вестник Московского
университета. Сер. 5. География. 2015. № 4. С. 34–40.
324. Сысуев В.В. Георадарные исследования полимасштабных структур в
ландшафтах// Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2014. № 4. С. 26-33.
325. Сысуев В.В. Моделирование геофизической дифференциации геосистем. //
География, общество, окружающая среда. Т. II. Функционирование и современное
состояние ландшафтов. М., Изд-во «Городец», 2004. С. 48-71.
326. Сысуев В.В. Морфометрический анализ геофизической дифференциации
ландшафтов // Известия РАН. Серия географическая. 2003. № 4. С. 36−50.
327. Сысуев В.В. Основные концепции физико-математической теории геосистем.
// Вопросы географии. Сб. 138: Горизонты ландшафтоведения. М.: Издательский дом
«Кодекс». 2014. С. 65-100.
328. Сысуев В.В., Бондарь Ю.Н., Чумаченко С.И. Моделирование структуры
ландшафтов и динамики древостоев для планирования устойчивого лесопользования.//
Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2010. № 5. С. 39-49.
329. Сысуев В.В., Садков С.А., Ерофеев А.А. Бассейновый принцип
функционального зонирования: моделирование структуры и стока водосборных геосистем
 431

по априорным данным // Актуальные проблемы ландшафтного планирования. Материалы

Всерос. научно-практической конференции. М.: Изд-во МГУ, 2011. С. 101-105
330. Сысуев В.В., Чумаченко С.И., Паленова М.М., Бредихин М.А., Коротков В.Н.
Моделирование динамики древостоев с учетом лесохозяйственного воздействия //
Устойчивое развитие бореальных лесов // Труды VII Конференции Международной
ассоциации исследователей бореальных лесов (IBFRA). М.: Рослесхоз, ВНИИЦлесресурс,
1997. С. 184-190.
331. Сычева А.В. Ландшафтная архитектура. М.: ОНИКС, 2007. 87 с.
332. Теодоронский В.С., Боговая И.О. Объекты ландшафтной архитектуры:
Учебное пособие. М.: ГОУ МГУЛ, 2008. 210 с.
333. Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. М.: Изд-во АН СССР. 1962. 584 с.
334. Тишков А.А. Охраняемые природные территории и формирование каркаса
устойчивости // Оценка качества окружающей среды и экологическое картографирование.
М.: Институт географии АН СССР, 1985. С. 94-107.
335. Тишков А.А. Экологическая реставрация нарушенных степных экосистем //
Вопросы степеведения. 2000. № 2. С. 47-62.
336. Тишков А.А. Экологическая реставрация нарушенных экосистем Севера. М.:
Российская академия образования, 1996. 125 с.
337. Указания по классификации земель. М.: Агропромиздат, 1986. 25 с.
338. Управление Федеральной службы по ветеринарному и фитосанитарному
надзору по Республике Карелия, Архангельской области и Ненецкому автономному
округу. Официальный сайт.
http://www.fsvps.ru/fsvps/structure/terorgs/kareliya/newsDetails.html?id=68037
339. Устьянские вести. Официальный сайт. http://ustyanskievesti.ru/nasha-
vstrecha/selskoe-hozyaystvo-nado-razvivat-12-07-2014.html
340. Устьянский край. Официальный сайт. http://ustkray.ru/news/2015-04-09/1616/
341. Учет и оценка экосистемных услуг (ЭУ) – Опыт, особенно Германии и
России. Erfassung und Bewertung von Ökosystemdienstleistungen (ÖSD). BfN-Scripten 373.
Bonn – Bad Godesberg: Bundesamt fűr Naturschutz, 2014. 373 с.
342. Фащук Д.Я., Землянов И.В., Кочемасов Ю.В., Зацепа С.Н. Морское
природопользование: концепция, современные проблемы и пути их решения // Известия
РАН. Серия географическая. 2015. № 1. С. 21-34.
343. Федеральный закон от 14 марта 1995 г. № 33-ФЗ «Об особо охраняемых
природных территориях» (в редакции, актуальной с 29.07.2017)
http://base.garant.ru/10107990/. Дата обращения 25.03.2018.
344. Федоров В.Н. Ландшафтная индикация формирования речного стока.
Иркутск-Москва: Изд-во Института географии им. В.Б.Сочавы СО РАН, 2007. 175 с.
345. Филоненко И. Е. Особая экспедиция. М.: Прима-Пресс-М, 2000. 258 с.
346. Флейшман С.М. Сели. Л.: Гидрометеоиздат, 1978. 312 с.
347. Фоменко Е.В, Антошкина Е.В., Антошкина В.В. Инженерно-геологические
условия туристско-спортивного горноклиматического комплекса «Красная Поляна» //
Геология, география и глобальная энергия. 2012. № 4 (47). С. 218-222.
348. Фонд содействия сохранению озера Байкал. http://www.baikalfund.ru/
349. Фридланд В.М. Агропроизводственные группировки земель и их роль в
улучшении использования земельных фондов // Агрохимия. 1966. № 4. С. 3-13.
350. Халиков А. Х. Что, башня, в имени твоём? // Татарстан. 1992. № 11-12. С. 60-
65.
351. Хоппенштедт А. Ландшафтное планирование без ландшафта? Европейская
ландшафтная конвенция и ожидания немецкой стороны // Экологическое планирование и
управление. 2008. № 1 (6). С. 50-54.
352. Хорошев А.В. Ландшафтно-геохимические основания планирования
экологического каркаса агроландшафта (на примере среднетаежного ландшафта в
 432

Архангельской области) // Вестник Московского университета. Сер. 5. География. 2015. №

6. стр. 19-27.
353. Хорошев А.В. Географическая концепция ландшафтного планирования //
Известия РАН. Серия географическая. 2012. № 4. С. 103-112.
354. Хорошев А.В. Ландшафтная структура бассейна р.Заячья (Важско-
Северодвинское междуречье, Архангельская область. М., 2005. Деп. ВИНИТИ 27.09.2005
№ 1253-В2005. 158 с. https://istina.msu.ru/publications/book/7864329/
355. Хорошев А.В. Ландшафтно-экологические ценности при планировании
лесопользования // Лесоведение. 2009. № 6. С. 64–72.
356. Хорошев А.В. Полимасштабная организация географического ландшафта. М.:
Товарищество научных изданий КМК, 2016. 416 с.
357. Хорошев А.В., Немчинова А.В., Авданин В.О. Ландшафты и экологическая
сеть Костромской области. Ландшафтно-географические основы проектирования
экологической сети Костромской области. Кострома: Изд-во КГУ им. Н.А. Некрасова.
2013. 428 с.
358. Хорошев А.В., Пузаченко Ю.Г., Дьяконов К.Н. Современное состояние
ландшафтной экологии // Известия РАН, серия географическая. 2006. № 5. С. 12-21
359. Хорошев А.В., Чижова В.П. Олимпийское строительство в Сочи: уроки для
ландшафтного планирования // Экологическое планирование и управление. 2013. № 2(15).
С. 43-52.
360. Хорошев А. В. Олимпийское строительство и постолимпийское развитие в г.
Сочи: экологическая цена планировочных решений // Эколого-географические проблемы
регионов России: материалы VIII всероссийской научно-практической конференции.
Самара: СГСПУ; Прайм, 2017. С. 229–236.
361. Хорошев А.В., Чижова В.П., Чубарь Е.А., Гульбина А.А., Малютин А.Н.
Ландшафтно-экологические основания планирования рекреационных нагрузок в охранной
зоне Дальневосточного морского заповедника // Проблемы региональной экологии. 2016.
№ 1. С. 81-86.
362. Хотулева М.В., Стрижова Т.А., Большакова Е.В., Филин П.А., Чечеткин В.А.
Опыт применения требований международных кредитных организаций к общественным
обсуждениям проекта Богучанской ГЭС // Экологическое планирование и управление.
2008. № 1 (6). С. 55-63.
363. Чекалов А.К. По реке Кокшеньге. М.: Искусство. 1973. 119 с.
364. Черникова Т.Ю. Развитие системы особо охраняемых природных территорий
в томской области // Землеустройство, кадастр, мониторинг земель. 2016. № 9. С. 15-20.
365. Черных В.Л., Сысуев В.В. Информационные технологии в лесном хозяйстве.
Йошкар-Ола: Изд-во Марийского гос. технического ун-та, 2000. 378 с.
366. Чернявский В. И., Жигалов И. А., Матвеев В. И. Океанологические основы
формирования зон высокой биологической продуктивности Охотского моря // Охотское
море. Гидрометеорология и гидрохимия. Л.: Гидрометеоиздат, 1993. Т. 9. Вып. 2. С. 157-
160.
367. Чибилев А. А. Экологическая оптимизация степных ландшафтов. Свердловск:
УрО АН СССР, 1992. 172 с.
368. Чижова В.П. Методика зонирования национальных парков // Южно-
Российский вестник геологии, географии и глобальной энергии. Научно-технический журнал.
№ 3 (16). Астрахань: Изд. Дом «Астр. Университет», 2006. С. 105-123.
369. Чижова В.П. Рекреационные ландшафты: устойчивость, нормирование,
управление: Монография. Смоленск: Ойкумена, 2011. 176 с.
370. Чумаченко С.И. Имитационное моделирование многовидовых
разновозрастных лесных насаждений. Дисс. докт. биол. наук. М.: 2006. 287 с.
371. Чупахин В.М., Андриишин М.В. Ландшафты и землеустройство. М.:
Агропромиздат, 1982. 255 с.
 433

372. Шагаров Л.М., Борель И.В. Значение природного орнитологического парка в

Имеретинской низменности для мигрирующих и зимующих птиц в постолимпийский
период // Русский орнитологический журнал. 2015. Том 24. Экспресс-выпуск 1144. С.
1743-1749
373. Швебс Г.И. Контурное земледелие. Одесса: Маяк, 1985. 55 с.
374. Ширков Э. И., Ширкова Е. Э., Дьяков М.Ю. Экономическая оценка
природного потенциала шельфа Западной Камчатки. Петропавловск-Камчатский:
Камчатпресс, 2006. 54 с.
375. Шлотгауэр С. Д., Крюкова М. В. Растительный покров Шантарских островов
// География и природные ресурсы. 2012. №. 3. С. 110-114.
376. Шульгин П.М. Историко-культурное наследие как особый ресурс региона и
фактор его социально-экономического развития // Мир России. 2004. № 2. C. 115-133.
377. Шульгин П.М. Роль музеев-заповедников в культурном и социально-
экономическом развитии регионов России // Мир перемен. 2007. № 4. C. 157-167.
378. Шунтов В.П. Биологические ресурсы Охотского моря. М.: Агропромиздат,
1985. 224 с.
379. Щапова Т.Ф., Селицкая Н.М. Распределение водорослей на литорали
острова Монерон /(Японское море) / Труды Ин-та океанологии. 1957. Т. XXIII. С. 112-124.
380. Экологически ориентированное планирование землепользования в
Байкальском регионе. Байкальская природная территория / Антипов А. Н., Плюснин
В.М., Баженова О.И. и др. Иркутск; Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2002. 103 с.
381. Экологически ориентированное планирование землепользования в
Байкальском регионе. Ольхонский район / Семенов Ю. М. Антипов А. Н., Буфал В.В. и др.
Иркутск; Изд-во Ин-та географии СО РАН, 2004. 147 с.
382. Экологические сети и сохранение биоразнообразия Центральной России /
Очагов Д.М., Райнен Н., Бутовский Р.О., Алещенко Г.М., Еремкин Г.С., Есенова И.М. М.:
ВНИИ Природы, 2000. 80 с.
383. Экология и продуктивность лесов Нечерноземья (на примере Валдая). Под
ред. М.А. Глазовской. М.: Изд-во Московского университета, 1980. 143 с.
384. Это место [Электронный ресурс]. http://www.etomesto.ru/. Дата обращения
25.03.2018.
385. Яницкая Т.О. Практическое руководство по выделению лесов высокой
природоохранной ценности. М.: WWF России, 2008. 136 с.
386. Ярмошук Т.Д., Ракович В. А., Минке М., Тиле А. Эмиссии метана на
торфяном месторождении низинного типа «Выгонощанское» при различном уровне
грунтовых вод // Природопользование: сборник научных трудов. Минск: 2013. Вып. 24. С.
43-50.
387. Ярошенко А.Ю. Лесоводство или разведение бревен? // Лесной бюллетень.
1998. № 8-9. http://old.forest.ru/rus/bulletin/08-09/3.html. Дата обращения 25.03.2018.
388. Ярошенко А.Я. Способы минимизации негативного воздействия
лесозаготовительной деятельности на природное биоразнообразие и естественную
динамику лесов // Восточноевропейские леса: история в голоцене и современность. Т. 2.
М: Наука, 2004. С. 507-536.
389. 25 Years of Landscape Ecology: Scientific Principles in Practice. Proceedings of
th
the 7 IALE World Congress 8-12 July Wageningen, The Netherlands, IALE Publication series
4. Parts 1-2. 2007. 1184 p.
390. Ahern J. Greenways as a planning strategy // Fabos J., Ahern J. (Eds.). Greenways:
the beginning of an international movement. Elsevier, Amsterdam, 1995. P. 131-155.
391. Ahern J. Theories, methods and strategies for sustainable landscape planning //
Tress B., Tress G., Fry G., Opdam P. (Eds.) From landscape research to landscape planning:
Aspects of integration, education and application. Springer. 2006. P. 119-131.
 434

392. Andersen, R., Francez, A.-J., Rochefort, L. The physicochemical and

microbiological status of a restored bog in Quebec: Identification of relevant criteria to monitor
success // Soil Biology and Biochemistry. 2006. Vol. 38 (6). P. 1375-1387.
393. Andreychouk V. Cultural landscape functions // Luc M., Somorowska U., Szmanda
J.B. (Eds.) Landscape analysis and planning. Geographical Perspectives. Springer, 2015. P. 3-19.
394. Atlas of marine protection. http://www.mpatlas.org/explore/
395. Austin M., Cocks K. (Eds.) Land use of south coast of New South Wales: a study in
methods of acquiring and using information to analyze regional land use options. 4vols.
Melbourne, Australia: CSIRO, 1978.
396. Avers E.E., Cleland, D.T., McNab, W.H., Jensen, M.E., Bailey, R.G., King, T.,
Goudey, C.B. and Bailey, R.G. Ecoregion Map of North America. USDA FS Publication No
1548, Washington DC USA. 1998.
397. Avessalomova I. A., Khoroshev A. V., Savenko A. V. Barrier function of
floodplain and riparian landscapes in river runoff formation // Pokrovsky O.S. (Ed.) Riparian
zones. Characteristics, management practices, and ecological impacts. Nova Science Publishers,
New York, 2016. P.181-210.
398. Baker, M.E., Weller, D.E., Jordan, T.E., Improved methods for quantifying
potential nutrient interception by riparian buffers // Landscape Ecology. Vol. 21. 2006. P.1327-
1345.
399. Balazy S. Ecological guidelines for the management of afforestations in rural areas
// Ryszkowski L. (Ed.). Landscape Ecology in Agroecosystems Management. CRC Press, Boca
Raton, London, 2002. P. 299–316.
400. Bastian O. Landscape ecology – towards a unified discipline? // Landscape
Ecology. Vol. 16. 2001. No. 8. P. 757-766.
401. Bastian O., Grunewald K., Khoroshev A.V. The significance of geosystem and
landscape concepts for the assessment of ecosystem services: exemplified in a case study in
Russia // Landscape Ecology. Vol. 30 (7). 2015. P. 1145-1164.
402. Bastian O., Grunewald K., Syrbe R-U., Walz U., Wende W. Landscape services:
the concept and its practical relevance // Landscape Ecology. Vol. 29. 2014. P. 1463-1479.
403. Bastian O., Haase D., Grunewald K. Ecosystem properties, potentials and services–
The EPPS conceptual framework and an urban application example // Ecological Indicators. Vol.
21. 2012. P. 7-16.
404. Bastian O., Steinhardt U. (Eds.) Development and perspectives of landscape
ecology. Kluwer Academic Publisher, Boston, 2002. 498 p.
405. Beauchesne P., Ducruc J.-P., Gerardin V. Ecological mapping: a framework for
delimiting forest management units // Environmental Monitoring and Assessment. Vol. 39. 1996.
P. 173-186.
406. Beier P., Noss R. F. Do habitat corridors provide connectivity ? // Conservation
Biology. Vol. 12. 1998. № 6. P. 1241-1252.
407. Bentrup G., Schoeneberger M., Dosskey M., Wells G. The fourth Planning for
multi-purpose riparian buffers // Proc. of the 8th North American Agroforestry Conference. 23-
25 June 2003. Corvallis, OR. 2003. P. 26-37.
408. Berger J. The Huzleton ecological lad planning study // Landscape planning. Vol. 3.
1976. P.303-335.
409. Bettinger P., Lennette M., Johnson K.N., Spies T.A. A hierarchical spatial
framework for forest landscape planning // Ecological Modelling. Vol. 182. 2005. P. 25–48.
410. Bottrill M., Didier K., Baumgartner J., Boyd C., Loucks C., Oglethorpe J., Wilkie
D., Williams D. Selecting conservation targets for landscape-scale priority setting: a comparative
assessment of selection processes used by five conservation NGOs for a landscape in Samburu,
Kenya. World Wildlife Fund, Washington, DC, USA. 2006.
411. Brandt A., Gooday A.J., Brix S.B. et al. The Southern Ocean deep sea: first insights
into biodiversity and biogeography // Nature. Vol. 447(7142). 2007. P. 307-311.
 435

412. Brandt J., Tress B., Tress, G. (Eds.) Multifunctional Landscapes. Centre for
Landscape Research, Roskilde University, Denmark, 2000. 263 p.
413. Buček A., Lacina J. Supraregional territorial system of landscape-ecological
stability of the former Czechoslovakia // Ecology (Bratislava). Vol. 15. 1996. No. 1. P. 71-76.
414. Buček A., Lacina J. Territorial system of landscape ecological stability in the ČSFR
// Ecological stability of landscape. Proceed. of field workshop. FVŽP a IAE VŠZ, Kostelec n.
Černýmilesy, 1992. P. 26-31.
415. Buček A., Lacina J., Míchal, I. An ecological network in the Czech Republic.
Veronica, Brno, 1996. 44 p.
416. Buček A., Maděra P., Úradníček L. Czech approach to implementation of
ecological network // Journal of Landscape Ecology. 2012. Vol. 5. Issue 1. P. 14–28.
417. Buijs A.E., Pedroli B., Luginbuhl Y. From hiking through farmland to farming in a
leisure landscape: changing social perceptions of the European landscape // Landscape Ecology.
2006. Vol. 21. P. 375–389.
418. Burel F., Baudry J. Landscape ecology. Concepts, methods and applications.
Science Publishers, Inc.: Enfield, Plymouth, 2004. 362 p.
419. Cao K., Batty M., Huang B., Liu Y., Yu L., Chen J. Spatial multi-objective land
use optimization: extensions to the non-dominated sorting genetic algorithm-II // International
Journal of Geographical Information Science. Vol. 25 (2). 2011. P. 1949–1969.
420. Cengiz C. Ecological landscape planning with a focus on the coastal zone //
Özyavuz M. (Ed.) Landscape planning. Rijeka: InTech, 2012. P.233-249.
421. Chow V.T., Maidment D.R., Mays L.W. Applied hydrology. McGraw-Hill, Inc
Victor. 1988. 572 p.
422. Christian C.S. The concept of land units and land systems // Proceedings of the
Ninth Pacific Science Congress. Vol. 20. 1958. P. 74-81.
423. Christian C.S. The concept of land units and land systems // Proceedings of the
Ninth Pacific Science Congress. Vol. 20. 1958. P. 74-81.
424. Christian C.S., Stewart G.A. North Australia regional survey, 1946, Katherine-
Darwin region. General report on land classification and development of land industries. Mimeo,
Melbourne, 1947.
425. Christian C.S., Stewart G.A. North Australia regional survey, 1946, Katherine-
Darwin region. General report on land classification and development of land industries. Mimeo,
Melbourne, 1947.
426. Cleland, D.T.; Avers, P.E.; McNab, W.H.; Jensen, M.E.; Bailey, R.G., King, T.;
Russell, W.E. National hierarchical framework of ecological units // Boyce M.S., Haney A.
(Eds.) Ecosystem management applications for sustainable forest and wildlife resources. Yale
University Press, New Haven, CT, 1997. P. 181-200.
427. Cocks K.D., Ive J.R., Dans J.R., Baird I.A. SIRO-PLAN and LUPLAN: An
Australian approach to land-use planning. 1. The SIRO-PLAN Land-use planning method //
Environment and Planning B: Planning and Design. Vol. 10. 1983. P. 331 -355.
428. Compagnoni P.T. An environmental planning method for Australian jurisdictions?
Comments on the SIRO-PLAN/LUPLAN scheme // Environment and Planning B: Planning and
Design. Vol. 13. 1986. P. 335–344.
429. Convention on biological diversity.
https://www.cbd.int/decision/cop/default.shtml?id=13385
430. Cornell S. Valuing ecosystem benefits in a dynamic world // Climate Research.
2010. No. 45. P. 261-272.
431. Costanza R., dArge R., de Groot R., Farber S., Grasso M., Hannon B., Limburg K.,
Naeem S., Oneill R.V., Paruelo J., Raskin R.G., Sutton P., van den Belt M. The value of the
world’s ecosystem services and natural capital // Nature. 1997. Vol. 387 (6630). P. 253–260.
 436

432. Costanza R., de Groot R., Braat L., Kubiszewski I., Fioramonti L., Sutton P., Farber
S., Grasso M. Twenty years of ecosystem services: How far have we come and how far do we
still need to go? // Ecosystem Services. 2017. Vol. 28. P. 1–16.
433. Costanza, R., Daly, H.E. Natural capital and sustainable development //
Conservation Biology. 1992. Vol. 6 (1). P. 37–46.
434. Crossing frontiers. Landscape Ecology Down Under. IALE 2003 – World Congress
of the International Association for Landscape Ecology. Abstracts book. Darwin, 2003.
435. Dale V.H., Brown S., Haeuber R.A., Hobbs N.T., Huntly N.J., Naiman R.J.,
Riebsame W.E., Turner M.G., Valone T.J. Ecological guidelines for land use and management.
applying ecological principles to land management. Springer – Verlag New York, Inc. USA.
2001.
436. de Groot R.S., Alkemade R., Braat L., Hein L., Willemen L. Challenges in
integrating the concept of ecosystem services and values in landscape planning, management and
decision making // Ecological Complexity. Vol. 7. 2010. P. 260-272.
437. de Groot R.S., Wilson M.A., Boumans R.M.J. A typology for the classification,
description and valuation of ecosystem functions, goods and services // Ecological Economics.
2002. Vol. 41. P. 393–408.
438. Deguignet M., Juffe-Bignoli D., Harrison J. et al. United Nations List of Protected
Areas. 2014. Cambridge: UNEP-WCMC, 2014. 44 p.
439. Devlin D.A., Myers W.L., Sevon W.D., Hoskins D.M. Use of landtype associations
and landforms in managing Pennsylvania’s state forests
http://www.dcnr.state.pa.us/forestry/sfrmp/docs/LandtypeAssoc.pdf.
440. Dorney R. Biophysical and cultural-historic lands classification and mapping for
Canada urban and urbanizing land // Thie J., Ironside G. (Eds.) Proc. Workshop on Ecological
Land Classification. Ottawa, Ont.: Environment Canada, 1977. P. 57-71.
441. Dramstad W.E., Olson J.D., Forman R.T.T. Landscape ecology principles in
landscape architecture and land-use planning. Island Press, 1996. 80 p.
442. Ecological Networks and Greenways. Concepts, Design, Implementaion /Jongman
R.H.G., Pungetti G. (eds.) / Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2004. 326 p.
443. Ehler Ch., Douvere F. Marine spatial planning – a Step-by-Step approach toward
Ecosystem-based Management. UNESCO-IOC, 2009. 99 p.
444. European Landscapes in Transformation: Challenges for Landscape Ecology and
Management. European IALE Conference 2009. Salzburg, Bratislava, 2009. 608 p.
445. Fabos J., Caswell S. Composite landscape assessment: Assessment procedures for
special resources, hazards and development suitability. Part II of the Metropolitan Landscape
Planning Model (METLAND) // Research Bulletin 637. Amherst: University of Massachusetts,
Agricultural Experimentation Station, 1977.
446. Fabos J., Green C., Joyner S. The METLAND Landscape planning process:
Composite landscape assessment, alternative plan formulation and evaluation. Part 3 of the
Metropolitan Landscape Planning Model. // Research Bulletin 653. Amherst: University of
Massachusetts, Agricultural Experimentation Station, 1978.
447. Farina A. Principles and methods in landscape ecology. Chapman & Hall, London,
UK, 1998. 235 p.
448. Forman R. Land mosaics. Cambridge, 2006. 632 p.
449. Forman R.T.T. Landscape ecology principles incorporated into other fields for
solutions on the land // The 8th World Congress of the International Association for landscape
ecology. Landscape ecology for sustainable environment and culture. Proceedings. Beijing,
2011. P. 1.
450. Forman R.T.T., Godron M. Landscape Ecology. NY: Wiley, 1986. 620 p.
451. Fry G.L.A. Multifunctional landscapes—Towards transdisciplinary research //
Landscape and Urban Planning. Vol. 57. 2001. P. 159–168.
 437

452. Geddes P. Cities in evolution: an introduction to the town planning movement and
to the study of civics. 1915. Reprint, New York, Howard Fertig, 1968. 409 p.
453. Grünewald K., Bastian O. Ecosystem services – concept, methods and case studies.
Springer-Verlag: Berlin, Heidelberg, 2015. 312 p.
454. Haase G Zur Ableitung und Kennzeichnung von Naturpotentialen. Petermann's //
Geogr. Mitt. Vol. 122. 1978. P. 113-125.
455. Haber W. Grundziige einerokologischen Theorie der Landnutzungsplanung //
Innere Kolonisation. Vol. 21. 1972. P. 294-299.
456. Haines-Young R., Potschin M. Multifunctionality and value // Brandt J., Tress B.,
Tress G. (Eds.) Multifunctional Landscapes, Centre for Landscape Research, Roskilde
University, Denmark, 2000. P. 111-118.
457. Haines-Young R.H., Potschin M.B. Methodologies for defining and assessing
ecosystem services. Final Report. University of Nottingham, 2009. 84 p.
458. Hempel G., Sherman K. Large Marine Ecosystems of the World: Trends in
Exploitation, Protection and Research. Amsterdam: Elsevier, 2003. 423 p.
459. Hendrix W., Fabos J., Price J. An applied approach to landscape planning using
geographical information system technology // Landscape and Urban Planning. Vol. 15. 1988. P.
211-225.
460. Hersperger A. Landscape ecology and its potential application to planning //
Journal of Planning Literature. 1994. Vol. 9 (1). P. 14–29.
461. Hills G.A. The ecological basis for land use planning. Research Report No. 26.
Toronto: Ontario Department of Lands and Forests, 1961. 210 p.
462. Holdridge J. Life zone ecology. San Jose, Costa Rica: Tropical Science Centre,
1966. 149 p.
463. Holling C. S. (Ed.) Adaptive environmental assessment and management. London:
John Wiley & Sons, 1978. 377 p.
464. Howleya P., Donoghuea C.O., Hynesb S. Exploring public preferences for
traditional farming landscapes // Landscape and Urban Planning. Vol. 104. 2012. P. 66–74.
465. Hrnčiarova T., Izakovičova Z. Environmental approaches to sustainable
development. Zdruzenie KRAJINA. Vol. 21. Bratislava, 2000. 252 p.
466. International conference on multifunctionality of landscapes. Analysis, evaluation,
and decision support. Justus-Liebig-University, Giessen, Germany, 2005. Abstracts. 275 p.
467. Izakovičova Z. Integrovany manažment krajiny II. Bratislava, 2006. 232 p.
468. Izakovičová Z. Methodological process for designing territorial systems of
ecological stability // Landscape Ecology in Slovakia. Development, Current State, and
Perspectives. Bratislava, 2007. P. 215-223.
469. Jongman R.H.G. Ecological networks and greenways in Europe: The twentieth
century and beyond // Publicationes Instituti Geographici Universitatis Tartuensis: 92.
Development of European Landscapes. Conference Proceedings. Vol. I. Tartu, 2001. P. 18-24
470. Kazmierski J., Kram M., Mills E., Phemiser D., Reo N., Riggs C., Tefertiller R.,
Erickson D. Conservation planning at the landscape scale: a landscape ecology method for
regional land trusts // Journal of Environmental Planning and Management, Vol. 47, No. 5, 709–
736
471. Kelleher G., BleakleyС.,Wells S. A global representative system of marine
protected areas.Vol.I—IV.Washington, 1995. 258 p.
472. Kingsep K.A., Glukhov A.I., Kozlov D.N. Agroecological land evaluation and land
use of the Ustianskoe plateau (southern Arkhangelsk oblast) // Book of abstracts of International
Geographical Union Regional Conference Geography, Culture and Society for Our Future Earth,
17-21 August 2015, Moscow, Russia. Vol. 3701 of C12.09 Environment Evolution. 2015.
P. 196–196.
473. Klign F. (Ed.) Ecosystem classification for environmental management. London:
Kluwer, 1994.
 438

474. Krőnert R., Steinhardt U., Volk M. (Eds.) Landscape balance and landscape
assessment. Springer Verlag, 2001. 304 p.
475. Kuhry, P., Vitt D.H. Fossil carbon/nitrogen ratios as a measure of peat
decomposition // Ecology. Vol. 77 (1). 1996. P. 271-275.
476. Laiho R. Decomposition in peatlands: Reconciling seemingly contrasting results on
the impacts of lowered water levels // Soil Biology & Biochemistry. Vol. 38 (8). 2006. P. 2011–
2024.
477. Lambert J.A., Elix J.K., Chenowith A., Cole S. Bioregional planning for
biodiversity conservation // Approaches to bioregional planning. Part 2. Background papers to
the conference, 30 Oct-1 Nov 1995, Melbourne, Department of the Environment, Sport and
Territories, Canberra, 1996. P. 9-78.
478. Landscape structures. Functions and management: response to global ecological
change. International conference in Landscape ecology. Book of abstracts. Brno, 2010. 178 p.
479. Landscapes – theory and practice. Abstracts of the 15th International Symposium on
problems of Landscape Ecological Research. Bratislava, 2009.
480. Leibowitz S.G., Loehle C., Li B.-L., Preston E.M. Modeling landscape functions
and effects: a network approach // Ecological Modelling, 2000. Vol. 132. P. 77–94.
481. Lein J.K. Integrated environmental planning. Blackwell Science, 2006. 228 p.
482. Lewis P. Quality corridors for Wiskonsin // Landscape Architecture. Vol 54 (2).
1964. P.100-107.
483. Likens G.E., Bormann F.H. Biogeochemistry of a forested ecosystem. Springer-
Verlag, New York, 1995. 159 p.
484. Lime D.W., Stankey G. H. Carrying capacity: maintaining outdoor recreation
quality // Recreation Symposium Proceedings. Northeast Forest Experiment Station, Forest
Service, USDA, 1971. P. 174-184.
485. Lowe J.J., Power K., Marsan M.W. Canada’s Forest Inventory 1991: Summary by
Terrestrial Ecozones and Ecoregions. Pacific Forestry Centre. Canadian Forest Service. Victoria,
British Columbia. Information Report BC-X-364E. 1996.
486. Lowrance R., Hendrix P.F., Odum E.P. A hierarchical approach to sustainable
agriculture // American Journal of Alternative Agriculture. Vol.1. No. 4. 1986. P.169–173.
487. Luc M., Somorowska U., Szmanda J.B. (Eds.) Landscape analysis and planning.
Geographical Perspectives. Springer, 2015. 295 p.
488. Lyle J., von Wodtke M. An information system for environmental planning //
Journal of the American Institute of Planners. Vol. 40. 1974. No. 6. P. 393-413.
489. MacKaye B. The new exploration. A Philosophy of Regional Planning. New York:
Harcourt Brace, 1928. 243 p.
490. Makhzoumi J., Pungetti G. Ecological Landscape design and planning. The
Mediterranean context. E & FN SPON. An imprint of Routledge, London and New York, 2005.
331 p.
491. Malanson G.P. Riparian landscapes. Cambridge: Cambridge University Press,
1993. 206 p.
492. Mander Ü., Jagomägi J., Külvik M. Network of compensative areas as an
ecological infrastructure of territories // Connectivity in Landscape Ecology. Proceedings of the
International seminar of the International Association for Landscape Ecologe. Munster, 1988.
Ed. K-F. Schreiber, Münstersche Geographische Arbeiten. Vol. 29, 1988. P. 35-38.
493. Mannsfeld K Landschafts analyse und Ableitung von Naturraumpotentialen // Abh .
d.Sach s. Akad. d. Wiss. zu Leipzig, Math .-naturwiss. Kl. 55 40, 1983. P. 65-70.
494. Marsh W.M. Landscape planning environmental applications. Fourth Edition. John
Wiley & Sons, Inc., 2005. 472 p.
495. McGarigal K., Marks B.J. Fragstats: spatial pattern analysis program for
quantifying landscape structure. U. S. Forest Service General Technical Report PNW:351.
Portland, OR, USA. 1995
 439

496. McHarg J. Design with nature. Garden City, NY: Natural History Press, 1969. 198
p.
497. McHarg J. Human ecological planning in Pennsylvania // Landscape Planning. Vol.
8. 1981. P. 109-120.
498. McKenzie E. Important criteria and parameters of wildlife movement corridors – a
partial literature review. 1995.
http://www.silvafor.org/assets/silva/PDF/Literature/LandscapeCorridors.pdf.
499. Miklós L., Hrnčiarová T., Kozová M. Spatial structure of hydrologic systems //
Landscape ecology in Slovakia. Development, current state, and perspectives. Bratislava, 2007.
P. 242-248.
500. Millennium Ecosystem Assessment (MEA). Ecosystems and Human Well-Being:
Synthesis. 2005. 155 p. http://www.maweb.org/documents/document.356.aspx.pdf
501. Moss M.R. Fostering academic and institutional activities in landscape ecology //
Wiens J.A., Moss M.R. (Eds.) Issues in Landscape Ecology. International Association for
Landscape Ecology. Snowmass Village, 1999. P. 138-144.
502. National and regional networks of marine protected areas: a review of progress.
Cambridge: UNEP-WCMC, 2008. 156 p.
503. Ndubisi F. Ecological planning: a historical and comparative synthesis. John
Hopkins University, Baltimore, 2002. 384 p.
504. Neef E. Zur Frage des gebietswirtschaftlichen Potentials. Forschungen und
Fortschritte. Vol. 40. 1966. P. 65-79.
505. Noss R.F. Some suggestions for keeping national wildlife refuges healthy and
whole // Natural Resources Journal. Vol. 44. No. 4, Fall 2004. P.1093-1111.
506. Odum E.P. The strategy of ecosystem development // Science. Vol. 164. 1969. P.
262-270.
507. Olaya V. A gentle introduction to SAGA GIS. Edition 1.2., 2004. 202 p.
508. OMNR. Silvicultural guide to managing for black spruce, jack pine and aspen on
boreal forest ecosites in Ontario. Version 1.1. Ont. Min. Nat. Resour., Queen’s Printer for
Ontario, Toronto. 3 books. 1997. 822 p.
509. Oost O., Verboom J., Pouwels R. LARCH-AIRPORT: a GIS-based risk assessment
model. International Bird Strike Committee IBSC25/WP-RS9, Amsterdam. 2000
510. Özyavuz M. (Ed.) Landscape planning. Rijeka: InTech, 2012. 360 p.
511. Peatlands and climate change. Strack M. (ed.) International Peat Society, Jyväskylä,
Finland, 2008. 223 p.
512. Pimm S.L. The value of everything // Nature. 1997. No. 387. P. 231–232.
513. Pinto-Correia, T., Vos W. Multifunctionality in Mediterranean landscapes – past
and future // Jongman R. (Ed.) The New Dimensions of the European Landscape, Dordrecht:
Springer. 2004. P. 135-164.
514. Prishchepov A.V., Müller D., Dubinin M., Baumann M., Radeloff V.C.
Determinants of agricultural land abandonment in post-Soviet European Russia // Land Use
Policy. Vol. 30. 2013. P. 873– 884.
515. Rees W.E. Ecological footprints and appropriated carrying capacity: what urban
economics leaves out // Environment and Urbanization. Vol. 4. No. 2. 1992.
516. Regional forest stewardship standard for the Lake States-Central Hardwoods region
(USA). Version LS V3.0. February 10, 2005. Lake States Working Group of the Forest
Stewardship Council – US.
517. Relph E. Place and placelessness. London: Pion, 1976. 156 p.
518. Rose D., Steiner F., Jackson J. An applied human ecological approach to regional
planning // Landscape planning. Vol. 5. 1978-1979. P. 241-261.
519. Ružička M. Krajinnoekologicke planovanie – LANDEP I (Systemovy pristup v
krajinnej ekologii). Nitra, 2000. 119 p.
 440

520. Ružička M., Mikloš L. Landscape-ecological planning (LANDEP) in the process of

territorial planning // Ekológia (ČSSR). 1982. Vol. 1. No. 3. P. 297-312.
521. Ružička M., Mišovičova R. Krajina ekologia. Edicia Biosfera. C. Seria učebnych
textov, Vol. 2. Nitra, 2006. 131 p.
522. Ryszkowski L. (Ed.). Landscape Ecology in Agroecosystems Management. CRC
Press, Boca Raton, London, 2002. 366 p.
523. Ryszkowski L., Bartoszewicz A. Impact of agricultural landscape structure on
cycling of inorganic nutrients // Ecology of Arable Land. Clarholm M., Bergstrom L. (Eds.)
Kluwer Academic Publishers, Dordrecht, 1987. P. 241–246.
524. Ryszkowski L., Bartoszewicz A., Kedziora A. Management of matter fluxes by
biogeochemical barriers at the agricultural landscape level // Landscape Ecology. Vol. 14. 1999.
P. 479–492.
525. Sanchirico J.N. Additivity properties in metapopulation models: implications for
the assessment of marine reserves // J. Env. Economics and Management. V. 49. 2005. P. 1-25.
526. Schneider D., Goldschalk D., Axler N. The carrying capacity concept as a planning
tool. PAS Report 338. Chicago: American Planning Association, 1978. 26 p.
527. Selman P. Planning at the landscape scale. Routledge: London, New York, 2006.
212 p.
528. Simberloff D., Farr J.A., Cox J., Mehlman D.W. Movement corridors: conservation
bargains or poor investments? // Conservation biology. Vol. 6. 1992. P. 493-504.
529. Singletone J., Loo J., Foley J. Conservation guidelines for ecologically sensitive
forest areas on private woodlots within Fundy Model Forest. Canadian Forest Service, 2000.
530. Smith M.-L., Carpenter C. Application of the USDA Forest Service national
hierarchical framework of ecological units at the sub-regional level: the New England – New
York example. Environmental Monitoring and Assessment. Vol. 39. 1996. P. 187-198.
531. Smith T., Trushinski B., Willis J., Lemon G. The Laurel Creek watershed study.
Waterloo, Ontario: Grand River Conservation Authority, and City of Waterloo, 1997.
532. Smyth A.J. Dumanski J. FESLM: An international framework for evaluating
sustainable land management. World Soil Resources Report Food and Agriculture Organization
of the United Nations, 1993
533. Steiner D.F. The living landscape. An ecological approach to landscape planning.
Island Press, Washington, Covelo, London. 2008. 471 p.
534. Steinitz C., Brown J., Goodale P. Managing suburban growth: a modeling
approach. Cambridge: Harvard University, Landscape Architecture Research Office, 1976.
535. Steward J. A theory of culture change. Urbana: University of Illinois Press, 1955.
256 p.
536. Stewart, T. J., Janssen, R., van Herwijnen, M. A genetic algorithm approach to
multiobjective land use planning // Computers & Operations Research. Vol. 31(14). 2004. P.
2293-2313.
537. Swanwick C. Landscape Character Assessment: A guidance for England and
Scotland. On behalf of The Countryside Agency and Scottish Natural Heritage, UK, 2002.
http://www.naturalengland.org.uk/Images/lcaguidance_tcm6-7460.pdf
538. TEEB – the economics of ecosystems and biodiversity: mainstreaming the
economics of nature. A synthesis of the approach, conclusions and recommendations of TEEB.
2010. 52 p.
539. Terkenli T. Towards a theory of the landscape: the Aegean landscape as a cultural
image // Landscape and Urban Planning. Vol 57. 2001. P. 197–208.
540. The 8th World Congress oа the International Association for Landscape Ecology.
Landscape ecology for sustainable development and culture. Proceedings. Beijing, 2011. 713 p.
541. Thomas C. D. Ecological corridors: an assessment // Science & Research series.
1991. No. 34. P. 1-54.
 441

542. Toth R. Hydrological and riparian systems: the foundation network for landscape
planning. // International conference on landscape planning, 6-8 June, 1990, University of
Hannover, 1990.
543. Turner M.G. Landscape heterogeneity and disturbances. Springer-Verlag, New
York. 1987.
544. Turner T. City as landscape. A post-postmodern view of design and planning.
London: E& FN SPON, 1996. 248 p.
545. van Buuren M., Kekstra K. The framework concept and the hydrological landscape
structure: a new perspective in the design of multifunctional landscapes // Vos C., Opdam P.
(Eds.) Landscape ecology of a stressed environment. 1993. Springer-science+business media,
B.V. P. 219-243.
546. Vink A.P.A. Land use in advancing agriculture. New York: Springer Verlag, 1975.
394 p.
547. von Haaren C., Galler C., Ott S. Landscape planning. The basis of sustainable
landscape development. Gebr. Kindenberg Buchkunst Leipzig GmbH, 2008. 51 p.
548. Weller, D.E., Baker, M.E., Jordan, T.E. Progress and challenges in demonstrating
riparian buffer effects on nutrient discharges from whole catchments // Bunce R.G.H., Jongman
R.H.G., Hojas L. Weel S. (Eds.) 25 Years of Landscape Ecology: Scientific Principles in
Practice. Proceedings of the 7th IALE World Congress 8-12 July Wageningen, The Netherlands,
IALE Publication series 4. Vol. 1, 2007. P 483-484.
549. Wiens J. Metapopulation dynamics and landscape ecology // Hanski I., Gilpin M.
(Eds.) Metapopulation biology. New York: Academic Press, 1997. P. 43-62.
550. Wiens J.A., Moss M.R., Turner M.G., Mladenoff D.J. (Eds.) Foundation Papers in
Landscape Ecology. Columbia University Press, New York, 2006. 582 p.
551. Woodley S., Forbes G. (Eds.). Forest management guidelines to protect native
biodiversity in the Fundy Model Forest, 1997.
552. Wu J., David J.L. A spatially explicit hierarchical approach to modelling complex
ecological systems: theory and applications // Ecological modelling. 2002. Vol 153. P. 7-26.
553. Yeo I.-Y., Gordon S. I., Guldmann J.-M. Optimizing Patterns of Land Use to
Reduce Peak Runoff Flow and Nonpoint Source Pollution with an Integrated Hydrological and
Land-Use Model // Earth Interactions. Vol. 8. 2004. Paper No. 6. P. 1-20.
554. Young G. (Ed.) Origins of human ecology. Stroudsburg Pa: Hutchinson Ross,
1983. 415 p.
555. Zonneveld I.S. Land ecology. Amsterdam: SPB Academic Publishing, 1995. 199 p.
556. Zonneveld I.S. The land unit – a fundamental concept in landscape ecology, and its
application // Landscape Ecology. 1989. Vol. 3. No. 2. P. 67-86.