Вы находитесь на странице: 1из 26

Глава 1

Они проносятся так быстро, поезда, направляющиеся туда, где когда-то я был так
счастлив. Шум колес, отблески света на рельсах, неужели это все, что может подарить мне
утро? Чувство волнения туманит голову. Как? Зачем? Остановиться? Опять врываются
воспоминания. Воскресают дорогие минуты, давно ушедшие в небытие.

Раз – запах мандаринов и бананов на день рождения. Два – мама в цветастом сарафане.
Нет, резко следующее.. Три – ноги идут по горячему песку. Четыре – брызги волн
разбиваются о скалы. Быстрее дальше – жесткое сиденье старого отцовского форда, запах
маминого крема по утрам. Нет, все началось еще раньше.

Сегодня мне исполнилось шесть лет. Сказать по – правде, я великий сладкоежка,


поэтому мама купила огромный торт. Жаль, конечно, родители работают, но они сказали,
что вечером устроят мне сюрприз. Правда, сюрприз свой я уже отыскал вчера. После
долгих расспросов родители разрешили мне обыскать квартиру и, если я сам найду
подарок, то смогу забрать его раньше времени. На самой верхней полке я нашел Ее. Эта
книга отличалась от тех, которые дарили мне родственники. Те были разные сказки,
приключенческие рассказы. Я, конечно, все это прочитал, и я их люблю, чем плохи
приключения? Но эту я благоговейно открыл и читал, волнительно перелистывая
страницы, до тех пор, пока глаза не закрылись. Я чувствовал, что мне потребуется
слишком много усилий, чтобы приподнять хотя бы одно веко. Я решил запомнить
последние слова и помолиться, что увижу прочитанное во сне.

Приятный запах яичницы и прохладный утренний ветерок заставили меня открыть


глаза. С горечью осознав, что сон мне так и не приснился, я встал с постели. Так приятно
добежать босиком до балкона, встать на цыпочки и наблюдать, как пушистые облака
ласкают скалы. Но сегодня утро довольно странное. Обычно море похоже на человека,
переживающего разные эмоции. Порой оно весело бьет волнами о берег, значит, в этот
момент оно радуется. Иногда оно так высоко поднимает свои воды и гонит их куда-то
вдаль, что мне кажется оно чем-то опечалено. Но такое море я не видел уже давно. Я
смотрю на него сейчас и чувствую, как ему одиноко. Множество рыб, немыслимых
существ нашли себе приют в морских водах: различные скаты, планктоны, да и кто только
не обитает на дне морском, но сейчас оно и вправду кажется скучает по кому-то. Такой
нежный прилив будто призывает нырнуть в холодные воды. Я, наверное, не рискнул бы,
нет может быть и рискнул, если бы не зоркий глаз родителей. Начиная с середины
сентября, они нас даже близко к воде не подпускают. Правда, помню все же один раз,
когда я решился поэкспериментировать и залезть в конце октября в воду. Тогда я понял,
как был глуп. Море ведь должно приносить радость и удовольствие, а о чем может идти
речь, когда у тебя зубы, как барабанная дробь стучат. Со своими друзьями я не делюсь
такими впечатлениями, боюсь, они не смогут в полной мере понять, что я чувствую. Или
быть может, у меня просто нет настоящих друзей?

Итак, мне исполнилось семь лет. Кто-то может сказать, что дети в таком возрасте не могут
задумываться о серьезных вещах, и порой мне кажется, что я не от мира сего, но немного
подумав, я понимаю, что в моих мыслях нет ничего особенного. Нужно только взглянуть
на мир светлым взглядом. Конечно, мне известно, что на свете много боли, горя и
несправедливости, но иногда хочется увидеть и показать другим чистоту этого мира. Вы
помните, например, как выглядит бабочка-махаон? Помните сколько у нее кругов на
крыльях? И правильно, что не помните, потому что у каждой бабочки свой окрас:
бабочки, живущие на севере, более бледные, а бабочки в жарких странах раскрашены в
яркие цвета. Но в целом, скажите, мы же не часто останавливаемся посередине дороги,
чтобы взглянуть на купающегося в луже воробья. Я знаю, что я слишком маленький и мне
нужно повзрослеть, чтобы не смотреть на мир через призму розовых очков, как говорят
мои родственники. Но мне больно видеть жизнь взрослых, наблюдать суету вокруг.
Неужели меня постигнет та же участь?

- Сынок, завтрак на столе, торт в холодильнике, - послышался веселый мамин голос, -


только оставь хотя бы половинку к нашему приходу, вечером зажжем свечки! Мы пошли,
пока дорогой!

Свечки, какой в них толк? Желание можно загадывать не раз в год, задувая свечки, а хоть
каждый день, главное условие: желание не должно принести кому-нибудь вред, и
загадывать необходимо искренне. От мамы, например, я научился молиться. Я просто
закрываю глаза и представляю своих родителей счастливыми. И так приятно осознавать,
что Бог слышит мои молитвы. Надеюсь, так будет всегда.

Глава 2

Сейчас необходимо вернуться в настоящее и уточнить, пояснить самому себе всю цепочку
последующих событий. Именно она из маленького мальчика со светлой душой воспитала
взрослого человека, научившегося воспринимать мир не только чувствами. Именно
события, жизненные обстоятельства научили меня заниматься саморазвитием. Я начал
вырабатывать в себе такие черты характера, как самодисциплина, честность, именно
мужская честность. В такой честности хранится сила духа. Но все эти годы в душе
оставалась пустота, а порой появлялась черствость, гниль.

Меня оторвали от дома, забрали самое ценное, что может быть для ребенка. Все это
заставило меня закалиться, стать мужчиной, будучи еще ребенком. Способность мыслить
логически – мое важное достижение, необходимо принимать решение самостоятельно.
Начинаешь привыкать к одиночеству. Оно проникает в твое сердце, заставляя душу
страдать. Но, не смотря на боль, ты все же стремишься, а порой даже достигаешь
душевного равновесия. Ты видишь с закрытыми глазами. Видишь мир, который создаешь
ты сам. И уже тот, другой мир начинает казаться реальностью, и ты понимаешь, все, что
тебя окружает, это всего лишь иллюзии. В какой-то момент во мне просыпается вера, что
ничего и не было, что это всего лишь последствия воображения, может даже не моего.
Кто-то создает мне эту реальность, кто-то пытается пустить в ход свои фантазии и
потешается над происходящим. Кто-то выдумал тот вечер, чтобы научить, показать мне
жизнь. И мне часто кажется, что этот Кто-то может все вернуть на свои места. Они снова
могут жить.

Сестра накрыла стол еще до возвращения родителей. Нарядила меня в дурацкий костюм-
тройку и налепила на чересчур накрахмаленный воротник моей рубашки бабочку. Я
выглядел, как глупый мальчишка. Никогда не любил подобные вещи, чувствуешь себя
маменькиным сынком в этом костюме. Всегда хотел одеваться как взрослые мальчишки,
по – мужски. Никаких там рубашечек, лакированных туфелек и прилизанных волос. Все
должно быть настоящее, без лишней вычурности. И душа должна быть настоящая,
широкая, и не нужно ее прятать в такие костюмчики, какие надевают мальчики с обложки
журналов. Но сегодня я решил сделать приятное своим родителям. Они говорят, что
костюм придает мне серьезность. Я же думаю, что серьезность придают мысли.

- Сколько времени, Энни? Разве они не должны были вернуться?

- Я не знаю, я звонила, она не отвечает. Сейчас приедут.

«Странный день рождения, - подумал я, - неприятное чувство».

Все подозрения должны были развеяться с приходом родителей, но заноза в сердце


продолжала колоть.

Разве возможно объяснить, почему мне так холодно, и почему я замерз? Нет, конечно,
если использовать знания по анатомии, которых у меня тогда еще не было, можно
проследить механизмы терморегуляции. Но у меня не было такой необходимости, да и
вряд ли она есть сейчас, хотя порой я интересуюсь научными фактами.

Свечки были задуты, праздничный ужин подходил к концу , а смех все еще продолжал
литься по всему дому. День медленно переходил в ночь, а чувство беспокойства и не
думало меня покидать. Мне хотелось что-то предпринять, нельзя было вот так просто лечь
спать. Я сразу развеял мысли, что нужно поделиться с мамой. Она бы сделала все
возможное, чтобы успокоить мою бдительность.

Энни сидела на подоконнике. Свесив ноги, она небрежно мотала ими в воздухе. Сестра,
кажется, тоже была чем-то озабоченна. Подойдя поближе, я уселся на пол. Она потрепала
меня по голове, я всегда любил то, как Энни это делает, словно я был маленьким
котенком, как наш Пити. Не помню, почему сестра назвала его именно так, может потому
что, когда мы его нашли, он вызывал чувство жалости и сострадания. Правда он
достаточно быстро из маленького беззащитного котенка превратился в здоровенного кота,
который, однако, всегда ласков и добр.

Прохладный пол все же заставил меня подняться. Я посмотрел ей в глаза, но она с


тревогой отвела взгляд. Я четко понимал, от меня что-то скрывают.

- Энни, что происходит?

- Ты чего малыш, все хорошо, - глядя в пол, пробормотала она. Она слишком любит меня,
чтобы быть со мной откровенной. Я не в силах был мучить ее разговорами, поэтому лишь
крепко обнял ее, а она в ответ лишь положила голову мне на плечо. Когда-то Энни
сказала: «Ты всегда можешь положиться на меня, малыш».

Малыш. Сестра меня всегда так называла, не потому, конечно, что чувствовала свое
превосходство в возрасте, а лишь потому, что она всегда обо мне заботилась и оберегала
меня. Мама учила, что мы должны уметь всегда постоять друг за друга. С детства
родители воспитывали в нас настоящие человеческие качества. С их помощью мы стали
неразлучны с сестрой.
Боль в сердце, душевная пустота. Нет, я не хочу вспоминать. Не хочу вспоминать
истошный крик сестры, вырвавшийся прямо из сердца. Не хочу вспоминать свое
смертельное молчание и спокойствие, которые убили меня изнутри. Так страшно потерять
Свет, Чистоту. Но ты точно знаешь, те высокие идеалы, которые воспитывали в нас
родители, не должны кануть в небытие. Необходимо заниматься саморазвитием,
самоисцелением, в память о них. Правда исцелить душу становится труднее с каждым
днем. Видя всю грязь вокруг, сердце должно оставаться чистым. Помню слова отца:
«Большинство людей видят, как мир летит в пропасть, и пытаются изменить соседа. Мало
кто понимает, что все начинается с себя. Если изменишься ты сам, измениться и мир
вокруг».

Я проснулся от резкого запаха гари. Горло будто сжимала невидимая рука. Удушающий
дым не давал вздохнуть. Было страшно открыть глаза. Я почти понимал, что произошло. Я
увидел, как языки пламени поднимались по стенам. Первое чувство – чувство безумного
спокойствия, не уместного в такой ситуации. Второе чувство – чувство неизвестности, ты
не понимаешь, что будет дальше. Вот ты сидишь на кровати, окруженный огнем, не
знаешь что делать, и, более того, ты спокоен. Это страшно. Следующее чувство – страх.
Панический страх охватил все мое естество. Представьте семилетнего ребенка в комнате,
пылающей огнем. Вам тоже страшно? Но вы, благо, не там, не в той комнате, где в эту
секунду умирает один человек и рождается другой. Там, в той огненной комнате только
что умер мальчик. Тот мальчик, который всегда верил в чудеса, верил в настоящие
чувства, в вечную победу добра над злом. Сейчас перед нами стоит мужчина, настоящий
мужчина, смело смотрящий в глаза опасности. Мужчина, который в это самое мгновение
открывает дверь и, услышав пронзительный крик сестры, врывается в комнату родителей.

Глава 3

- Малыш, ты действительно все обдумал?

- Да, Энни, я решил. Мне нужно уехать.

- Ты оставляешь меня?

- Ты же знаешь, я всегда буду в твоем сердце.

- Вечная любовь.. даже когда мы в разлуке. Пока смерть не освободит нас. Да, да, я
помню.

Это был наш девиз, наша маленькая тайна. То, что было доступно только нам двоим.
Слова, которые мы поклялись, никогда не забудем.

- Я люблю тебя, дорогая, - я прошептал ей на ухо, - До встречи.

Вот с этого момента и началось все повествование. Сейчас я могу легко остановиться,
сказать, что передумал, обнять сестру и навсегда остаться вместе с Энни и Джейн. Самые
близкие и родные люди..

Джейн. Она не была идеалом красоты, но то очарование, которое исходило от нее,


впечатлило меня с самого начала. Джейн не похожа на изящную фарфоровую куколку с
аккуратно убранными налаченными волосами, которая прекрасно вписывалась в интерьер
дорогого ресторана или светского особняка. Она больше походила на дикую лошадь,
вырвавшуюся из прерий и несущуюся по центральной улице с книгами в зубах. В то
время как в театре или в опере повсюду раздавался веселый дамский щебет, Джейн была
молчалива, и было непонятно, какие мысли одолевают ее голову. Нет, сначала я смотрел
на нее, как на обычную девчонку. Я знал много женщин, много красивых женщин, но в
ней было что-то необычное, что-то важное только для меня. Мы могли разговаривать
часами, а могли молчать и общаться будто ментально. Порой мне даже было не
обязательно говорить, она понимала меня без слов. Меня… человека без прошлого и
будущего, человека, который готов покинуть двух единственных людей на Земле,
видящих во мне душу.

- Ведь мы не просто так пришли на эту планету, в этой жизни, в этом теле, с этой душой.
Значит, это нам все дано для того, чтобы мы сделали что-то важное, пусть даже для
одного человека… - произнесла как-то Джейн.

Тогда я подумал, а что же важное должен сделать я? Что может сделать человек, у
которого сердце холодное, как лед и даже любовь юной девушки не может растопить его.
Она понимает, что со мной будет трудно, но готова пойти на все, ради нашего счастья.

Дождь крупными каплями стучал по мостовой. Я не любил прощаться. Нежно обнял


сестру, и мы посмотрели друг на друга. Вряд ли в моих мужских глазах она нашла то, что
искала – мое обещание. Обещание вернуться. Я не мог ей дать его. Подойдя ближе к
Джейн, я понял, что смотрю на нее как на прекрасное создание, которое не хочется
обижать, которому страшно сделать больно. Я не смотрю на нее как на плод своей любви,
но она все же мне дорога, я это чувствую. Сейчас она смотрит на меня своими глубокими
глазами и, наверное, ждет, чтобы я что-то сказал. А я молчу. Я циник, во мне больше нет,
и никогда не будет тех добрых чувств, которые старались привить родители. Я молчу и
знаю, этим я делаю ей больно.

- Я люблю твою душу, люблю тебя душой, - прошептала она мне на ухо.

Я посмотрел ей в глаза, она погладила меня по щеке. Мы расстались, это были последние
минуты, проведенные вместе.

Я шел под дождем. Повсюду с враждебным воем неслись железные роботы. Водители за
рулем, не замечая прохожих, окатывали боящихся намокнуть бедняг мазутными
брызгами. В наушниках тихая спокойная музыка. Казалось, таким образом, я
абстрагировался от окружающего мира, закрывался от посторонних, уходя в свои мысли,
прячась от своих страхов. Одиночество… Всю жизнь как одинокий морской волк,
плывущий вперед, не зная куда.

Вы когда-нибудь шли под дождем, подняв голову так, чтобы холодные капли падали
прямо на лицо? Именно так шел в тот момент я, порой останавливаясь, вглядываясь в
холодное, покрытое тяжелыми тучами небо. Я словно искал ответ, что делать дальше, как
прийти к цели, о которой я даже не знаю. Удивительно звучат слова, цель, о которой я не
знаю. Сомнительная фраза, правда? Но когда целью является правосудие, а скорее даже
месть человеку, которого мне предстоит найти, все становится понятно.
Но во всем главное спокойствие и четкое знание дела. Главное – все продумать, всегда
быть начеку. Должно быть, в смерти родителей были замешаны люди из правительства,
они всегда были заинтересованы научными опытами отца. Он был ученым, причем
хорошим ученым, если правительство спонсировало его разработки. Трудность
заключалась в отсутствии информации. Я не знал ничего о его секретных исследованиях.
Знал только, что в каждом моем шаге должна быть логичность, необходимо выстроить
такую цепочку действий, которая медленно, но верно приведет меня к цели. У меня нет
права на ошибку, каждый промах будет стоить мне жизни. Отец предполагал, что за ним
была слежка, поэтому за месяц до пожара мы переехали в новый дом. Где именно он
допустил осечку? Неужели его враги были на шаг впереди?

Помню один завет из «Бусидо»: «Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить,
когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть». Я всегда видел в своем
отце война, бойца. Знаю, он принял смерть с достоинством, правда, он никогда не ожидал,
что его враги отнимут жизнь у его любимой. Родители души друг в друге не чаяли. Мама
была верна отцу до последнего вздоха. Но он все же был похож на одинокого самурая.
Даже находясь в окружении семьи, он часто уходил в себя. Видимо теперь я перенял его
одиночество. Все же, несмотря на это, мне казалось, был кто-то кому отец доверял. Кто-
то, кто его подставил. Именно этот человек был виновен в смерти родителей. У меня
имелись догадки о личности предателя, и я собирался их проверить.

Та страшная ночь началась с беспокойства. Потом я услышал мучительный,


душераздирающий крик сестры. Забежав в комнату родителей, я замер как вкопанный.
Энни стояла на коленях посреди горящей комнаты и плакала, закрыв лицо руками. На
кровати лежал отец с двумя ножевыми ранениями прямо в сердце, и мама.. Я оцепенел.
Душу разорвало на части. Голова матери была накрыта подушкой, А ее рука сжимала
папину. Огонь уже подступал к кровати. Энни не двигалась. Я понял, что нельзя медлить.
Быстро схватив сестру за руку, я поволок ее к выходу. Через мгновение нас кто-то резко
взял на руки и потащил к двери. Пожарные во всю орудовали шлангами, а скорая машина
все быстрее и быстрее увозила нас от отчего дома, все быстрее и быстрее разделяла нас и
наше счастливое детство.

Глава 4

Сегодняшний день, число, месяц я запомнил на всю жизнь. Именно сегодня я попрощался
с Энни и Джейн, именно сегодня я еду в поезде, несущем меня в прошлое.

Остановись, по возвращении необходимо иметь чистую голову и холодное сердце. Выпив


стакан виски со льдом, я огляделся. Вагон-ресторан был среднего класса, но все же здесь
присутствовал некий шарм. Правильно сервированная посуда, аккуратно сложенные
салфетки, необходимое количество столовых приборов, предназначенных для разных
блюд, всë это говорило о хорошем вкусе. Свет слегка приглушен, тихая мелодичная
музыка, такая спокойная. Было время, когда громкая музыка, гудящая в клубах, оглушала
меня на несколько часов.

- Идем уже, давай выпьем чего-нибудь!


Она потянула меня за рукав. Музыка грохотала, и я почти читал по губам, что она
говорит. Жаль, что я не запомнил ее имя. Не знаю, как окликнуть ее, сказать, что нам уже
пора перебираться в место поспокойнее. Еще секунда и она стоит у барной стойки,
кокетничая с барменом. Она махала мне рукой, заманчиво попивая из трубочки виски с
содовой.

Теперь вдруг на мгновение вспомнил Джейн и невольно улыбнулся. Я представил ее


возмущенное выражение лица, если бы она увидела эту распущенную даму, да и алкоголь
в руке, который она ненавидела.

Я подошел к ней. Сильный запах приторной туалетной воды щекотал нос. Неприкрытая
вульгарность отталкивала, но животный инстинкт все же взял верх. В такси я уже еле
сдерживался, а, оказавшись с ней в одной постели, мой ум отключился и я потерял счет
времени.

В глаза ударил яркий солнечный свет. Обернувшись, я увидел ее. Сейчас она уже не
выглядела такой соблазнительной как ночью. Растекшийся макияж и едкий запах перегара
вызывали отвращение. Умывшись, я натянул мятую одежду и тихо закрыл за собой дверь.
Так выглядел этот период жизни. Не могу сказать, что это мне нравилось, напротив, я все
презирал. Но красивые девушки, море алкоголя, псевдодрузья, разделяющие мои
псевдоинтересы , все это помогало мне забыться. Быть может, я стремился забыть детство,
которого у меня почти и не было вовсе. Я пытался создать реальность, крайне
отличающуюся от той, которая могла быть, если бы родители были живы. Всю жизнь я
пытался сбежать, спрятаться от прошлого. Я тщательно оберегал сестру, не давая ей часто
погружаться в воспоминания. Я знал, это приносит ей боль. Даже будучи на три года
младше сестры, я сделал себя опорой для нее. Мы можем, а если быть точнее, создаем,
часто этого не осознавая свою реальность, свой мир. И мы никогда не знаем, есть ли эта
или какая-либо реальность на самом деле, точно так же, как мы никогда не знаем, есть ли
на самом деле это «мы»...

Мои мысли были прерваны голосом официантки. На меня смотрела молоденькая


девчушка лет семнадцати и застенчиво улыбалась.

- Сэр, простите, но мы закрываемся.

Встав на ноги и почувствовав небольшое головокружение, я осознал, что последние два


стакана виски были лишними. Вернувшись в купе и сев на кровать, я понял, что сегодня
не засну.

«Черта с два, не могу же я встретить врагов в таком состоянии!», - пронеслось у меня в


голове.

Лист бумаги лежал на столе, ручку я нашел во внутреннем кармане куртки.

Цифра один, точка. Скотт Томпсон. Мне он никогда не нравился. Порой слишком
натянутая улыбка выдавала его наружность. Приятель отца был достаточно надменен,
чтобы вызвать антипатию у семилетнего ребенка. «Немного снобоват, но наш папа ему
доверяет, ведь мистер Томпсон не раз выручал его», - говорила мама. Она была волевой
женщиной. В ее сильные качества также входила и проницательность, но тогда я
подумал, что она ее подводит. Скотт Томпсон не внушал мне доверия.

Цифра два, точка. Николас Кинг. Кинг – директор научно-исследовательского центра, где
работал отец. Я его видел лишь один раз, мы с отцом столкнулись с ним у входа в Кинг
Корпорейшн. Он не произвел на меня никакого впечатления, но его разговор с отцом по
телефону заставил меня усомниться в благих намерениях директора.

- Эта капсула еще не прошла последние ступени исследования. Она может быть опасна, я
не готов к такому риску.

Видимо ответ мистера Кинга не слишком понравился отцу, и он повысил голос.

- Вы что, хотите сделать из меня преступника?! Я буду действовать так, как считаю
нужным.

Положив трубку, отец устало сел в кресло. Я потихоньку приоткрыл дверь.

Глава 5

- Заходи, сынок. Я скажу тебе то, что должно остаться в твоем сердце на всю жизнь, -
произнося эти слова, он смотрел на меня глубоким серьезным взглядом.- В этой жизни
тебя не раз будут пытаться сломить, сломать пополам. Подожди, - он открыл ящик своего
стола, вынул какую-то пружину, тогда я еще не знал, что это была пружина от пистолета,
достал большие ножницы и сказал, - Слушай, запомни этот звук. - Дзин. Он перерезал
проволоку. – Запомнил? С таким звуком ломаются слабые люди. Ты же понимаешь, нас
всегда пытаются уничтожить. Правительство, чиновники, банкиры. Это сволочи,
заставляющие людей подчиняться и жить по их законам. Но ты знаешь, мы не такие. Нас
не заботит вся эта пресная жизнь, все это лицемерие и ложь. Мы с тобой как стрелы,
летящие стремительно со скоростью света далеко, в космос, на Марс, а быть может и
дальше. Выбирай, что хочешь: Юпитер, Сатурн или даже другую галактику. Ты ведь
знаешь, мы не одни во вселенной. Будь всегда стрелой, пронзающей железо. Этим
железом для тебя будут разные препятствия, преграды на твоем пути, обстоятельства,
заставляющие сжимать кулаки от злости. Лети со свистом, рассекая железо, и с еще
большей скоростью устремляйся вперед. Если вдруг случится, что нет больше сил, если
ты поймешь, что ты падаешь также быстро, как летел, не бойся, я буду ждать тебя внизу.
Я подтолкну тебя как хочешь, рукой или, например, из лука. Но этот толчок будет
настолько сильный, что ты прорвешься сквозь темные облака и полетишь с такой
скоростью, которую невозможно измерить. Представь себя стрелой, нет, не обычной
стрелой. Стань стрелой, создай, оживи ее внутри себя и стань ею. Эта стрела настолько
пронзительна, что преодолевая свой путь, она не останавливается и не пасует перед
трудностями. Никогда не останавливайся, со скоростью света лети вперед, к
бесконечности.

С этими словами он пододвинул книгу, которую положил на стол, когда я зашел в


кабинет. «Бусидо – Путь война». Никогда не забуду с каким трепетом я перелистывал
каждую страницу и с каким трепетом я читал великие постулаты. Каждое слово отца я
храню в сердце, а его взгляд в тот вечер я запомнил на всю жизнь. Тогда, находясь в его
кабинете, мне казалось, что мы находимся в другой реальности. Оторвавшись от этого
мира, мы унеслись куда-то далеко, в другую вселенную.

Я опомнился и открыл глаза. Яркий свет фонарей, проносящихся мимо, заставлял


щуриться. Почувствовав убийственную усталость, я опустил голову на подушку. Стук
колес еще звучал в глубине моего подсознания, но сгущающаяся мгла уже застилала мне
глаза. Город, который я видел перед глазами, меня печально удивил, Высокие
новостройки, теснясь друг с другом, казалось, запомнили некогда родные места.
Соревнуясь между собой в размерах, они будто давали мне понять, что не осталось ничего
привычного и знакомого от того города, который я покинул с тяжелым сердцем много лет
назад.

Проработав в ресторане дяди несколько месяцев, я накопил такую сумму денег, которая
сейчас позволила мне взять напрокат небольшой мотоцикл. Звук мотора опьянил мою
голову и в следующую секунду я уже несся вперед, наперегонки с ветром. Оглядываясь по
сторонам, всматриваясь в каждый знакомый двор, переулок, парк, сердце сжималось от
боли. Научившись прятать свои чувства глубоко в сердце, а подсознание заставлять
работать только в том направлении, в котором необходимо мне, я закалил себя. Но сейчас,
пролетая мимо холодных каменных стен, я чувствую, как самообладание покидает меня. С
каждой минутой, приближающей меня к некогда родному дому, в жилах холодела кровь, а
в сердце тревога била набатом.

Когда массивные новостройки сменились небольшими коттеджами и частными домами, я


спрыгнул с мотоцикла и оставил его у забора. Каждый шаг давался мне с трудом.

- Энни, я за тобой не успеваю!

- Слабак! – со смехом крикнула сестра,- Кто быстрее до того столба? – она махнула рукой
и тотчас две пары велосипедных колес понеслись по мостовой.

Боль сдавливала горло, казалось, прошлое и настоящее слилось воедино, и невозможно


было разобрать границу между ними. Воспоминания так ярко вспыхивали в глубине
подсознания, что возникло желание стереть жестокую действительность, вернуться в
прошлое, ведь оно так близко, так рядом, и попробовать поменять его.

Колодец, из-за которого я однажды упал с велосипеда. Подняв глаза я почувствовал, как
комок подступает к горлу. Новый хорошо-выстроенный дом, газон, усаженный цветами,
большая зеленая лужайка, окруженная забором: я здесь больше ничего не найду, здесь
делать нечего.

***

- Энни, дорогая, ты же знаешь, он справиться. Он умеет обретать покой, умеет усмирять


боль. Его трезвый ум всегда превосходит чувства, и, если другим кажется, что пути
вперед уже нет, он, пройдя сквозь пустоту, обретает гармонию со своим сердцем.

- Но мы знаем, сколько усилий потребуется для этого. Джейн, находясь постоянно со


мной и думая постоянно о моем брате, ты не можешь сделать шаг и жить дальше. Прошу,
не губи себя. Нам необходимо оставить друг друга, надеюсь лишь на время. Каждому
уготовлена своя дорога, и, набравшись мужества, мы должны на нее ступить.

- Спасибо за поддержку дорогая, но я никогда его не оставлю, - повторяла Джейн с тоской


на сердце.

Глава 6

Последние пару часов я бессознательно скитался по городу. Не помню, о чем я думал и


думал ли вообще.

- Дед, он здесь, он вернулся, - затараторил Томми, вбегая в магазин.

Мистер Олдсот тяжело вдохнул древесный запах книг. Поставив на полку старый томик
Александра Дюма «Три мушкетера», он повернулся к Томми.

- Порой жизнь – это дождь из горя и печали. Видимо погода переменилась.

- Нас ждут перемены, дед. Он вернулся, чтобы вершить правосудие, и я ему помогу!

- Мальчик мой, мудрость не пройдет мимо, когда в ней нуждаются.

Парнишка переминался с ноги на ногу. Словно ужаленный дикою пчелою зверь, он не мог
стоять на месте. Мысль, будто зудящая рана, не давала покоя.

- Дедушка, ну пойми же, я хочу ему помочь. В его глазах я видел дикий огонь. Он не
перед чем не остановится, чтобы отомстить за смерть родителей.

- Знай, дитя, характер не одолеет ум, если сердце открыто свету. Он не станет совершать
необдуманные поступки.

Медленно закуривая сигару, мистер Олдсот опустился в кресло-качалку. Креслом,


пожалуй, этот предмет мебели было назвать трудно. Потрескавшаяся кожа на
подлокотниках напоминала о тяжких испытаниях, перенесенных за годы службы. Швы
уже почти расползлись, и белый ватный пух уже выбился наружу. Поскрипывая при
каждом движении, оно заставляло сердце сжиматься от сострадания. И все же, видя, как
стойко он переносит часы работы в книжном магазине, перекатываясь взад-вперед, мы не
можем не восхититься его выносливостью. Сила духа его еще не покидала. Сколько всего
видело на своем веку данное кресло. Оно еще помнит мистера и миссис Рейнсторм, их
прелестную дочурку Энни и светловолосого мальчишку, жадно пожирающего книжные
полки глазами.

- Папочка, это же «Граф Монте-Кристо»? Ты рассказывал, что у него был свой корабль..

- Верно сын, как и у нас, только у него был побольше, - улыбнулся он. - История человека
с характером.

- Каким должен быть характер?

- Как горный камень, отточенный водой.

- Как это?
- Это когда сильный человек может усмирить свой пыл и действовать согласно разуму, а
не под влиянием чувств.

- У меня будет такой? - с надеждой спросил мальчик.

- Тебе решать, сынок.

Открыв толстую книгу с уже пожелтевшими страницами и усевшись в то самое кресло,


мальчик погрузился в увлекательную историю моряка.

Глава 7

Никогда не знаешь, куда могут привести тебя ноги, если позволить голове не управлять
этой частью тела. Я не знаю, как оказался здесь, на этом самом месте. Глаза бегали из
стороны в сторону, пытаясь увидеть мерцающие как огоньки воспоминания. Но я не мог
сосредоточиться. Передо мной, сквозь ветер времени проносились счастливые мгновения
прожитых здесь дней, но по непонятной мне причине, я не мог их уловить. Я вдохнул
свежий морской воздух и почувствовал, как моя рука коснулась безжизненной ветки
сухого дерева.

- Пап, а для костра нужна сухая кора?

- Даже самая незначительная на первый взгляд вещь может быть полезной.

- Мы с Энни идем собирать ракушки, ты пойдешь с нами? – крикнула, улыбаясь мама,


когда мои ноги коснулись мокрого от воды песка.

Я сел на бревно, срубленное еще много лет назад, изрядно почерневшее и покрытое
жёлтым мхом. Я повернул голову и от неожиданности привстал. Я видел живого отца и
Энни, сидящую у него на коленях. Я помнил тот разговор почти дословно, потому что
молча сидел рядом и не произносил ни слова, вслушиваясь в каждую фразу.

- Энни, ты видела, как рыбаки забрасывают удочку?

- Да, папа, конечно.

- Так вот, после этого рыбак просто ждет, он не проверяет каждую минуту, поймана рыба
или нет, он просто ждет. Он может потянуть за леску и увидит на ней тину или того хуже
– дырявый ботинок. Он знает, что, в конце концов, леска зашевелится и только тогда
можно ее вытягивать. Точно так же и ты найдешь нужного человека, никогда не торопись
сломя голову бросаться в водоворот чувств, не осознав, что это не приведет к огорчению.
Здесь дело не в леске и крючке, это просто пример, все дело в терпении. Настоящее
придет к тебе само, и ты увидишь и почувствуешь это. Только главное не пройти мимо, не
просмотреть, как шевельнется леска, ведь второго раза может и не быть.

Я вскинул голову, и мои глаза ослепило огромное апельсиновое солнце, царапающее


обгорелое лицо безжалостными лучами. Взгляд я все же не отвел. Будто бросая вызов, я
пристально смотрел на горящую звезду. Ноющий вопрос не давал покоя: «Что я должен
делать? Должен ли я идти против ценностей отца, вступив на путь вражды и мести?» В
такие моменты я начинал бояться самого себя, своей нерешительности. Но через минуту,
сжав кулаки, я принял решение.

- Мы знали, что ты вернешься, - где-то близко раздался бодрый мужской голос.

- Я должен был, - спокойно ответил я.

- Чтобы совершить правосудие?

- Что?! Кто ты?

- Мое имя Томми, но это вряд ли тебе о чем-нибудь скажет.

Я просто молчал, зная, что человек, который первый начинает диалог, делает это
целенаправленно и ему всегда есть, что сказать.

- Мне нравится твое молчание, ты умен. Даже очень. Дед будет рад тебя видеть.

- Ты говоришь загадками, а мне нужны четкие объяснения. Откуда ты знаешь про мои
намерения и откуда ты знаешь меня? То, что ты знаешь, касается моего прошлого.
Говори!

- Пойдем со мной.

Дорога, по которой мы шли, не была необычной. Привычные любому городскому жителю


перекрестки с гудящими машинами, грязные переулки и безликие толпы людей. Я не
чувствовал во всем этом вкуса когда-то родного города. Быстро мелькающий впереди
паренек не давал мне возможности погрузиться в свои мысли. Не успев проскользнуть
сквозь один переулок, мы уже летели вдоль другого. Тени домов мелькали, как живые
приведения, и единственное желание, которое возникало в уме – это поскорее убраться
отсюда. В голове не укладывалась одна мысль, как мы могли быть когда-то счастливыми
во всем этом хаосе.

Небольшая книжная лавка появилась за углом. Высокий серьезный старик в темном


костюме ждал нас у входа. Мне он показался знакомым. Казалось, я вспоминал.
Вспоминал мгновение за мгновением, минуты, проведенные в этом магазинчике когда-то,
были моими минутами победы. Я не любил ходить в детский сад. Мне не нравилось
тратить время на сон, в то время когда я могу проводить его с пользой. Поэтому, получив
сладкую конфету за хорошее поведение, я сбегал по маленьким ступенькам крыльца
детского сада и, перебегая дорогу, оказывался в безопасности. Быстро распахнув дверь
книжного магазина, я закрывал ее перед собой с таким чувством, будто за мной гнались
бешеные воспитатели, грозя пожаловаться родителям. Конечно, воспитатели поняли, что
не смогут меня воспитать, и, выбрав меньшее из зол, сами отводили меня в книжную
лавку, взяв мужское обещание никуда не выходить, забирали через два часа. Любой
педагог, скажет, что это неправильно, но на этом настояли родители. Они воспитывали в
нас любовь к свободе.

- Я бы сказал, что ты вылитый отец, если бы это не звучало так банально, - слегка
улыбнувшись, проговорил старик.
- Рад вас видеть, мистер Олдсот.

- Заходи сынок, будем обедать.

Запах старинных книг проник в ноздри. Словно шестилетний ребенок я стоял посреди
книжных полок, читая имена на переплетах. На столе незаметно появилась тарелка с
овощным салатом, блины, политые шоколадным соусом и три кружки. Пузатый чайник
испускал пар. Здесь, окруженный тысячами писателей, любимых философов и историков,
великих поэтов и поэтесс, я чувствовал себя так спокойно, будто растворялся в теплой,
солнечной атмосфере. Мне всегда нравился момент соприкосновения с книгой или любой
исторической деталью, будь то полуразрушенные стены древнего замка, или бесценные
египетские артефакты, дотронуться до которых, у меня так и не было возможности. Взяв в
руки книгу, я чувствовал энергию, исходившую от писателя. Погружаясь в мысли, я
просто ходил вдоль книжных полок, уже повидавших несколько реставраций на своем
веку, и перелистывал хрупкие пожелтевшие страницы старых книг. Там был мой близкий
друг Хэмингуей, первый учитель – прекрасный русский писатель Толстой. Среди
книжных полок, вспоминая детство, я встречался с Джеком Лондоном и с Джонатаном
Свифтом. Они были мне дороже друзей, которых у меня, впрочем, никогда не было. Они
помогали принять такие решения, на которые мне было трудно осмелиться самому. Год за
годом они сопровождали меня, не дав упасть. Сейчас я чувствовал, что нахожусь именно
там, где должен быть.

- Сколько тебе сейчас, Томми?

- Двадцать один.

- Читаешь?

- Обязательно.

- Что думаешь о язычестве. Я тут просто недавно взял Гомера.

- Мне пока не довелось с ним познакомиться, но я слышал, там есть стоящие мысли.

- У него тяжелый слог, который мне нелегко дается. Но все же таких людей надо читать.

- А что про язычество?

- Многобожие существовало еще со времен сотворения мира, и как бы люди не


стремились от него избавиться, как бы ни убивали друг друга в крестовых походах оно в
сущности никуда не ушло.

- Как это?

- В любой религии существует немалое число святых. Этим святым люди поклоняются
так же, как древние люди языческим богам. Прежние языческие боги обладают теми же
свойствами, что и нынешние христианские святые. Возьми, к примеру, святых Флора и
Лавра - покровители лошадей, они заменили прежних славянских богов – покровителей
скота и птицы – Хорса, Велеса, Мокошь. Пророк Илья, например, слился со славянским
Перуном.
- Да, только если раньше люди воспевали древних, то они уважительно и трепетно
относились к тому, что те олицетворяли. Люди обращались к морю с благоговением, зная,
что в любую секунду могут испытать гнев Посейдона.

- Это естественно. Люди деградируют с каждым новым поколением. Человек уже при
рождении нацелен на саморазрушение, это доказывает тот простой факт, что в конечном
итоге мы стареем и умираем. Это, конечно, не говорит о том, что старость – нечто
негативное, напротив, человек становится мудрее со временем. Но в человеке уже с
первых секунд жизни имеется врожденная порочность. Мы не можем утолить
собственные потребности собственными силами. Мы уничтожаем экологию, отбираем
жизнь у других.

- Но ведь бывают же исключения, есть же люди, которые могут жить, не причинив никому
зла, никого не убивая?

- Как? Им нужно чем-то питаться, для этого им придется убивать, если не животных, то,
например, растения.

Он смотрел на меня немного детскими наивными глазами, которыми приходилось когда-


то мне наблюдать, как маленький бельчонок, искренно испугавшись, все же набирается
сил, чтобы выхватить из моих рук заветное лакомство. Мне захотелось поделиться с кем-
то своими мыслями так же, как однажды я делился с Джейн. Мне хотелось обрести
собеседника, а если повезет, друга.

Глава 8

Сейчас я сижу и смотрю в окно вагона поезда. Он, торопясь, словно перелетная пташка,
устремившаяся на юг, несет меня в неизвестность. На сердце невообразимая тоска.

Дорогая Джейн,

Я, как и обещал, сообщаю тебе, что я по поводу всего этого думаю. Я понял, что очень
хорошо к тебе отношусь. Ты замечательный человек и я хочу быть твоим другом. Боюсь,
что только другом, потому что я понял, как на самом деле к тебе отношусь, как к
сестренке..

Прости меня, если сможешь, за то, что ты считала иначе.

Нажав кнопку Enter, я с неприятным чувством закрыл ноутбук.

Не знаю, что ждет меня впереди. Томми, прежде чем, посапывая, уткнуться головой в
подушку, рассказал мне о жизни и деятельности моих первых подозреваемых. Мы
отправились в небольшой городок на побережье, где преспокойный мистер Томпсон
сейчас, наверное, возлежал на своей мягкой, как зеленый мох, перине и не подозревал о
моем предстоящем визите.

Мистер Олдсот, как я и догадывался, отнесся неодобрительно к моим намерениям. Как


сейчас помню, зоркий взгляд коршуна врезался мне в глаза, и на мгновение я
почувствовал небольшое покалывание, будто игла своим острием дотронулась до моего
зрачка. Все же, он знал, что это не остановит меня, поэтому строго наказав юному Томми
сообщить в случае опасности, он отпустил нас. Я полагал, что старик сомневается в
способности своего внука быть начеку, но дабы придать ему важности в нашем
рискованном деле, он родил несколько мотивирующих слов. В действительности, он
просто переживал за меня. Мудрый старец слишком хорошо знал моего отца и так же
хорошо увидел его во мне. Он понимал, что я не отступлюсь от цели.

Когда темнота стала обволакивать пространство за окном, когда зевающие люди вокруг
напомнили о приближении ночи, и когда лампочки медленно, но верно одна за другой
начали гаснуть, словно светлячки с наступлением рассвета, я позволил своим мыслям
опуститься на дно моего разума и погрузился в сон.

Робкие толчки в спину заставили приоткрыть глаза. Шум дождя за окном, яркий
солнечный свет и таинственно улыбающаяся девушка рядом. Рука Джейн скользнула по
моей щеке, поднялась к мочке уха, нежно пропуская между пальцами твердые,
непослушные пряди русых волос, и снова упала на щетинистый подбородок.

- Пойдем, мы не можем это пропустить, - шепнула она, показывая на окно. Дождь


тяжелыми каплями ударял по карнизу, а она все продолжала стягивать с меня одеяло. Не
готовый сопротивляться, я босыми ногами шагал по деревянному полу. Натянув шорты, я
услышал позвякивание ключей и скрежет замка.

На ней был лишь черный верх от купальника и джинсовая юбка. Не одевая тапочек, я
проскользнул за дверь, чувствуя, как согревалась, словно холодная непроснувшаяся земля
под солнечными лучами, моя рука, когда тонкие пальцы Джейн касались ее. Мгновение и
тысяча мелких брызг, ударившись о мое лицо, ослепляют глаза. Не помню, когда в
последний раз я встречал утро под таким сильным ливнем и встречал ли вообще. Зябко
улыбаясь, я наблюдал, как босые ноги скользят по лужам, создавая диссонанс на водной
поверхности, нежно обсыпаемой дождевыми каплями, словно жемчугом. Звонкий смех
разносился по безлюдной улице. Сомнительно было бы увидеть человека, который
воскресным утром в пять часов слонялся бы по городу под проливным дождем. Я
взглянул на мокрую, счастливую, широко улыбающуюся девушку. Ни грамма косметики
на юном лице. Я сделал шаг ей навстречу и вздрогнул от неожиданности. Ее будто
обволокло туманом. Очертания ее тела начали размываться. Когда ее руки стали
прозрачные, а ее ноги и вовсе слились с солнечным светом, я рванулся, чтобы не дать ей
уйти, но лишь обнял воздушное пространство.

Резко подняв голову, я открыл глаза. Воспоминания, но какой странный конец! Я ведь
ничего к ней не чувствую, кроме такой же любви, которую испытываю к Энни. Сестренка,
вот кем на самом деле была для меня Джейн. Но я боялся за нее, я переживал, что с ней
может случиться несчастье и, закрыв глаза, я впервые за много лет помолился.

Глава 9

- Любимый, давай ты сегодня никуда не пойдешь, - шептала она на ухо.

Нацепив безвкусный галстук, Скот Томпсон встал с кровати. Взглянув на обнаженное


тело миссис Кэрот, он нехотя процедил сквозь зубы.

- Дела.
- Я слышу от тебя это каждое наше утро. Неужели ты не можешь позвонить твоей
жëнушке, наплести ей какую-нибудь чушь, сделать несколько звонков своим коллегам,
предупредить, чтобы они тебя не ждали, и остаться со мной?

«Она хороша ровно настолько, насколько глупа», - подумал он. Поцеловав пухлые губы,
он протянул ей халат.

- Хорошего тебе дня, дорогая.

Резким движением руки она выхватила прозрачный кусок ткани, называемый пеньюаром,
и захлопнула дверь ванной, которая от сильного толчка с грохотом обрушилась на ставни.

Горячий кофейный напиток приятно обжигал горло. Попивая ароматную, украшенную


воздушными сугробами, жидкость, мы с Томми любовались однообразным перемещением
человеческих тел по парку.

«Слепые...», - думал я, глядя на молочную пену, стремящуюся выпрыгнуть из кружки,


стенки которой героически выдерживали натиск кофейных волн, образованных хрупкой,
тоненькой ложечкой.

Однажды я испытал странное чувство. Дядя как-то отправил меня в модную контору
своего друга, занимающегося созданием нанотехнологического медицинского
оборудования. Как только я услышал про эту организацию, нацеленную на атрофирование
мозгов своих сотрудников путем обучения техники прямых продаж, понял, что я там на
пару минут. Отказать старику не смог, уж очень он переживал за меня. Как и любой
родитель, а относился он ко мне как к собственному сыну, он хотел, чтобы я обеспечил
себе будущее, завел жену-кухарку, которая кроме того как слоняться по дому с кастрюлей
в руках ни на что больше не была способна, и воспитал нескольких детишек. Я бы
предпочел смерть на поле боя, чем такую жизнь. Потерять возможность думать и
развиваться, сидя на диванчике с толстым от пива и горелой пиццы брюхом, было столь
же неприемлемо, как выйти на дорогу и броситься под машину.

Я нервничал, кровь у меня кипела, как вода в электрическом чайнике. Страх, конечно,
высовывал свою мерзкую голову наружу, но, заталкивая его обратно, я бросал себе вызов.
Наверное, я всю жизнь готовил себя к тому, что предстояло сделать мне сейчас –
отомстить. Я понимал разницу между кровавой, но не смертельной раной, которую часто
получали мои жертвы в уличных драках, и убийством. Но я знал, что когда увижу
молящие о пощаде глаза той твари, которая заставила нас с сестрой вздрагивать по ночам,
я уже не остановлюсь. Ненависть давно проросла во мне, как зерно пшеницы, а теперь
пушистые колоски задиристо щекотали мне руки.

Мимо меня прошла тусклая фигура с бутылкой пива в трясущихся руках. Это помогло
мне осознать, что я перебил ход своих мыслей. Я говорил о просьбе деда пойти в
фешенебельный офис, где каждый день человекоподобные существа, зовущиеся
менеджерами, заставляли бедных старушек покупать никогда им не понадобившееся
медицинское оборудование. Директор-старичек казался с виду живым, но запах
бесчеловечности веял в воздухе. Страшное ощущение. Люди, заполнявшие то
пространство, действительно казались пустыми, будто в их мозгах не было ничего, кроме
написанных жирными буквами слов: деньги, карьера, связи.
- Пора, - где-то вдалеке послышался голос стоявшего рядом со мной Томми.

- Сколько сейчас времени?

- Половина двенадцатого.

Глава 10

Переглянувшись, мы пошли по направлению к дому, где в данный момент Томас Скот,


открыв глаза, встретил свой не самый лучший день. План был прост. Первое –
переодеться в заранее подготовленную форму дорожного патруля. Второе – подойти к его
тонированной машине. Третье – когда передняя дверь откроется, обезвредить шофера
шприцом с подозрительной мутной жидкостью. Томми уверил меня, что это всего лишь
отключит его на пару часов. Четвертое – передвинуть сонное тело на соседнее кресло, а
мне занять место у руля. Томми должен был караулить у подъезда, в двух шагах от
машины, мирно покуривая папиросу. Ничего не подозревающий мистер Скотт, чья
фамилия означает налог, что уже вызывает отвращение, так как я ненавижу все
правительство и его служащих, так вот… Скотт, не видя что происходит в машине за
хорошо затонированными окнами, откроет заднюю дверь и залезет в машину (что он по
обыкновению и делал, как сообщил мне Томми, который имел хорошего друга-разведчика
в виде своей сестры). В этот момент Томми как пуля подскочит к машине, незаметно для
прохожих просунет руку в открытую дверь и мутной жидкостью вырубит Скотта. Я с
силой нажму на газ, заставляя Мерседес нестись в сторону заранее найденного амбара.

План казался Томми хорошим, и половина действий, к счастью, прошла успешно. Мы


пересекли объятую машинами дорогу. Я открыл переднюю дверь. Эликсир в шприце
подействовал мгновенно, в чем я немного сомневался, несмотря на убедительные доводы
Томми, я не без труда перекинул тело через рычаг переключения передач, и даже нервно
покуривающий в стороне странный парень в очках не вызвал у мистера Скотта особых
подозрений. Он, хлопнув дверью, буркнул нечто похожее на команду «Вперед!», но не
успел пассажир взглянуть на своего шофера, который почему-то сидел на другом месте,
острая игла уже царапала клетки его толстого тела. Единственное, что мы не учли – это
цифру «130», которая радостно мигала каждый раз, когда волосатые ноги мистера Скотта
наступали на поверхность электронных весов. Того количества эликсира, впрыснутого в
загаженную холестерином кровь, явно не хватило, чтобы усыпить подозреваемого.
Поэтому Томми, невысокому парнишке, предстояло обезвредить перепуганного Скотта
рукояткой пистолета, который тот на всякий случай предусмотрительно положил в
карман. Понимая, что неопытный и испуганный юнец, который итак сделал слишком
многое в это утро, не справиться, я выхватил оружие из рук Томми, и, наведя прицел,
процедил сквозь зубы.

- Вот мы и встретились.

Отбросив как футбольный мяч идею умчаться за город и там устроить допрос, я подверг
себя опасности начать разговор в машине, зная, что рядом со мной сопит шофер.

- Кто вы и что вам от меня надо? – заорал гнусным голосом Скотт.

- Не торопитесь мистер Скотт. Сейчас вы будете отвечать на мои вопросы.


Глава 11

Я немного отступлю от воспоминаний. Я с самого начала понимал риск, на который мы


шли. Мы с Томми теперь оба вне закона. Конечно, можно надеяться на то, что не видя
лица Томми, Скотт не догадается о его личности. Но если принять во внимание
полицейских шавок, везде умудряющихся найти даже крошечную зацепку, становится
беспокойно за парня. Мне нечего терять, имея на руках поддельный паспорт, который был
заранее подготовлен, я смогу исчезнуть, но как быть с Томми? Даже если он согласиться
бежать со мной, нам потребуется несколько дней, чтобы купить ему новые документы. Да
и хватит ли этих дней, чтобы скрыться от цепких клыков закона? И тут я осознаю, что
надо было остановить Томми, несмотря на всю его решимость, надо было бросить его в
поезде, тем самым отпуская его на свободу. Почему я этого не сделал? Неужели причина
тому – страх, который, несмотря на все мои усилия его погасить, все же разгорался в
глубинах моего подсознания? Искрой, которой я разжигал зарождающийся огонь,
служили мои воспоминания. Чиркая ими, словно спичками о коробок, я разжигал в сердце
ненависть, которая должна была вести меня вперед. Ненависть настолько затуманила мой
разум, словно угарный дым, что я не заметил рядом невинного человека. Мои мысли
всегда должны быть четкими, решения быстрыми, а внешность не должна выдавать
никаких эмоций. Мой враг, убийца, который отнял у меня дом, не должен был увидеть
мой страх. Да и о каком вообще страхе я говорю! Бояться нужно было тогда, когда тела
родителей сгорали в полыхающем доме. А сейчас нужно действовать.

Но, слава Богу, я не был несерьезным авантюрным мальчишкой, не способным взвесить и


принять правильное решение. Я не имел взбалмошной головы так же, как не имел того
чистого сердца, какое хранил в себе Томми. Когда я слушал о несуразном плане, меня
пробивало разразиться громким смехом. Конечно, я этого не сделал, дабы не обидеть и не
уколоть молодое сердце парня, но, когда я привел пару доводов, он все же понял, что и
второй его план смехотворен, потому что первый я отмел сразу же. Объяснив, что после
героических слов, как в тупых американских боевиках: «Сейчас вы будете отвечать на
мои вопросы», мистер Скотт обрисует такую ситуацию, что обратившись к здравому
смыслу, я пойму, что его не за что будет убивать. Поэтому выкидывая уже изрядно
помятый в моей руке стакан от кофе, я уверенно направился к остановке, где через минуту
железное существо с шумом закрыло дверь за нашими спинами.

Глава 12

Взглянув на высокое здание научного центра, чья крыша сдавливала горло небу, а
телевизионные антенны щекотали его ноздри, я в который раз подумал, как все-таки
сильно я ненавижу забетонированную городскую атмосферу. Я вспомнил, как свободно
чувствует себя душа в открытом поле, где запах скошенной травы приносит истинное
наслаждение. Вспомнил, как приятно щекочут кожу длинные стебли травы, которую я,
наклоняясь на один бок, специально пропускаю между пальцами.

Бегающие из угла в угол с чашками горячего кофе секретарши вызывают у меня


отвращение. На высоченных каблуках, в вульгарных мини-юбках они услужливо
выполняют поручения своих руководителей. Им еще не хватало салфетки в руках,
которые бы они аккуратно запихивали за шиворот этим увальням.
Чересчур улыбающаяся белокурая секретарша подбежала к нам, интересуясь, к кому мы
пришли. Через секунду она уже держала телефонную трубку, спрашивая, можно ли нам
войти.

Открывшаяся дверь обнажила черно-белый кабинет, который вызвал лишь одно желание
– хотелось развернуться и уйти. За большим дубовым столом сидел человек, которого я
когда-то называл «дядя». Никогда не понимал, почему отец не послал его ко всем чертям,
куда, впрочем, он обязательно все равно отправится.

- Надеюсь, вы помните погибших мистера и миссис Рейнсторм? – не поздоровавшись,


начал я, - так вот, я их сын.

То, что отпечаталось на лице мистера Скотта, было похоже на чувство, когда тебе в глаз
попадает большая мошка, которую трудно вытащить. Эта встреча для него более чем
неожиданная.

- Рад видеть. Ты возмужал и окреп, и теперь я не могу называть тебя как раньше
«мальчик».

- Я не пришел сюда выслушивать любезности. У меня есть несколько вопросов, на


которые я хочу получить ответ.

- Я, конечно, постараюсь помочь, если смогу, но..

- Сначала, - перебил я его – скажите, какую именно ценность представляли собой


разработки моего отца.

- Хорошо, - сказал он, вытянувшись в кресле, - твой отец занимался разработками


анабиоза. Выяснив, что существуют лечебные возможности анабиоза, он осознал, что
может получить в руки мощный арсенал средств борьбы с самыми сложными
патологическими состояниями и болезнями, многие из которых в настоящее время
устранить или трудно, или вообще нельзя. Он провел эксперимент, в ходе которого была
доказана возможность радикального избавления только спячкой от таких страшных
заболеваний как сифилис, трипаносомная болезнь. У него были все основания считать,
что таким образом можно будет бороться со СПИДом. Он был фанатиком своего дела и
сразу принялся за изготовление криокапсулы, способной выдержать давление за 110
атмосфер и сохранять герметичность в течение сотен лет. Правительство сразу
заинтересовалось его проектом и всячески спонсировало все затраты. Как только твой
отец заметил погрешности в капсуле, он начал сомневаться в положительном исходе
операции. Все просто, при температуре тела человека +28 градусов по Цельсию
становится реальной опасность остановки сердца, а при такой температуре необходимое
для клатратообразования давление равно четырём мегапаскалям, или сорока атмосферам,
но это минимальное давление для безопасного анабиоза. Учитывая возможность
безболезненного понижения температуры тела у любого человека при любом заболевании
до 34 градусов, он должен был изготовить криокапсулу именно на 110 атмосфер. Но как
только он выяснил, что давление в его капсуле недостаточно высоко, а увеличить его
невозможно, он решил ее уничтожить. Этим он, конечно, вызвал резкое недовольство, и
правительство пыталось предпринять любые меры, чтобы его остановить.
- Но его никогда ничего не останавливало, - тихо прошептал я.

- Да, это, к сожалению, правда… Я знал, что рано или поздно ты объявишься, чтобы
выяснить это.

- Он оставался человеком, осознавая, какая опасность нам уготовлена, - посыпались,


словно бусинки из порванного ожерелья, мои мысли.

- Его все пытались отговорить, твердя, что против воли правительства все равно не
уйдешь. Он не согласился, и, уничтожив капсулу, а ценные бумаги о ее разработке забрав
с собой, ваша семья уехала поближе к морю, в маленький городок, где вас будет сложно
найти. Он надеялся, что все позабудется. С тех пор я потерял с ним связь и узнал о
страшной трагедии лишь в новостях.

- А мистер Кинг?

- Он точно так же, как и я, пытался отговорить твоего отца, чтобы тот отдал капсулу. Но
все впустую.

Я чувствовал себя посадочной полосой, на которую одновременно приземлились десятки


военных истребителей. Сказать, что я был раздавлен – это не сказать ничего. Я шел по
коридору, не замечая никого и не слыша ничего вокруг. В моем сердце росла острая игла,
готовая проткнуть его в любой момент. А именно этого я и желал. Задыхаясь от
несправедливости, царящей вокруг, я жадно хватал ртом воздух, пытаясь поймать в нем
стремление к жизни. В душу пробирался мрак, а Томми молчаливо шел рядом.

 Глава 13 
Изнуряющая июльская жара начала спадать. Апельсинового цвета солнце
дразнило прохожих и не стремилось высвободиться из-за туч. Вернувшись
домой после двадцати четырёхлетнего отсутствия, если конечно можно
назвать это место моим домом, я задумчиво блуждаю по улицам. Я не знаю,
куда идти. Хотя центральные районы почти не изменились, город мне кажется
почти чужим. Ревущие машины всё также наперегонки пролетают мимо.
Пройдя вдоль центрального проспекта, я свернул на узкую улицу, которая мне
так знакома с детства. Несколько новых продовольственных магазинов и
бутиков одежды разрезали фасады домов, а новое здание высокого торгового
центра неприятно загораживает вид на красивый парк. 
Кажется, моя жизнь похожа на лабиринт Минотавра. Я нахожусь в тупике. Я
знаю, выход есть, но мне лишь нужно найти ключ, который укажет мне дорогу.
Я не сдамся. Я не остановлюсь на полпути. Я приехал сюда, начал поиски, не
для того, чтобы так легко опустить руки. 
Пока я шёл, погрузившись в свои мысли, незаметно оказался во дворе, где
провёл детство. Приятный запах цветов после дождя и мокрый асфальт
вернули меня в прошлое. 
Я вспомнил наши последние разговоры с отцом. Он предвидел
надвигающуюся опасность, поэтому проводил в разговорах со мной долгие
часы. 
- Помни, сын, самая главная мудрость жизни заключается в одной
единственной фразе. Открой свой подарок и прочти начало первой главы. 
Я машинально достал из рюкзака книгу и, пролистав оглавление, нашёл
нужный абзац. 
« Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить – помнить днем и ночью, 
с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю 
трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги – что 
он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он 
сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней
почтительностью, 
избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед, и 
насладиться долгой жизнью. Он будет исключительной личностью,
наделенной 
прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна, подобно капле вечерней росы
и 
утреннему инею, и тем более такова жизнь воина». 

Не помню, сколько раз уже я это перечитывал. Затем я перевёл взгляд на


слова, написанные на латыни беглым подчерком отца. 
Verum Index Sui Et Falsi.* 

Я задумался. Мне известен перевод этой фразы Спинозы, но почему отец


написал её на латыни? Кажется, что я держу в руке отгадку на все вопросы.
Все слова написаны с большой буквы. V I S E F. Что это? Шифр? Или просто
игра моего воображения? Может этой фразой отец просто хотел меня научить
проверять любую истину, которую мне внушают. Но он никогда не произносил
эту пословицу. Лишь прочёл её в книге после пожара. Может отец выбрал её,
чтобы донести до меня важную информацию. 

Мысли гнались одна за другой, и казалось, что этому марафону не будет


конца. Я устало прислонился к холодной кирпичной стене, но уже не моего
дома. 

V I S E F. Я стремительно падал в воронку своего сознания, где эти пять чёрно-


белых гигантских букв безжалостно пожирали меня. Я достал телефон и
открыл браузер. Как томительно долго грузится страница. Как только поисковая
строка появилась на экране, я быстрым движением пальцев напечатал пять
букв. Появились ссылки на незнакомом мне языке. Я прочитал несколько слов
из первой ссылки. Chúc mừng. Я был уверен, язык точно не был европейским.
На данном сайте были опубликованы несколько фотографий школьников
азиатской внешности. В правом верхнем углу рядом с флагом великобритании
был нарисован флаг Вьетнама. Чтобы удостоверится в догадке, я открыл
электронный словарь и напечатал эти два слова. «Поздравляю» - прочитал я
перевод. Словно невидимая рука отца хлопнула меня по плечу, говоря: «Так
держать, сынок, я знал, что ты найдёшь ответ». Язык был вьетнамский. Значит,
дорога моего лабиринта удлиняется и идёт далеко за пределы страны. 

Я убрал телефон и глубоко вздохнул. Через пятнадцать минут я уже был на


железнодорожной станции, а через два часа – у дверей
 научно-иследовательского центра. 

Глава 14. 

Я ни разу не видел мистера Кинга, но интуиция подсказывала мне, этот


человек должен знать больше, чем Томас. 

- Добрый день, я к мистеру Кингу. 


- Сэр, представьтесь, пожалуйста, я запишу вас, - прозвучал голос миловидной
девушки на ресепшене. 

- Я сын его хорошего приятеля, хочу сделать ему сюрприз, поэтому не стоит
представлять меня ему. 

- Но к сожалению, так я не смогу вас к нему пригласить. Да и сейчас проходит


совещание, которое закончится как минимум через час, - холодно произнесла
Каролина – бейдж на груди подсказал её имя. – Но я не уверена, что он примет
вас сегодня, у него слишком много дел. 

* Verum Index Sui Et Falsi (лат.) - Истина – пробный камень самой себя и лжи
(Бенедикт Спиноза). 

Казалось, симпатичная секретарша взвешивала «за» и «против». Она


оценивающим взглядом водила по моим волосам, коже и по всему телу. Когда
тень сомнения наконец исчезла с её красивого лица, Каролина произнесла уже
смягчившимся голосом: 

- Хорошо, сэр, присядьте, пожалуйста. Когда совещание закончится, я сообщу


мистеру Кингу о вашем приходе. 

- Благодарю вас, - коротко ответил я и устало сел в кресло в углу просторного


холла так, чтобы на меня падала тень от высоких книжных стендов. 

Мне нужно было успокоить мысли, привести их в порядок. Он – моя последняя


зацепка. Даже если мистер Кинг не виновен и не знает, кто убийца, он должен
знать, каким образом мой отец был связан с VISEF. 

Я перевёл взгляд на журнальный столик, стоящий рядом. Ваза с букетом


ромашек и примул. Любимые цветы Энни. Ей нравилось отмечать день
примулы, мы каждый год по традиции встречали этот праздник на площади
Парламента. Цветы всколыхнули во мне ненужные в данный момент
вопоминания. 

Я отбросил их в сторонуи взял глянцевый журнал со стола. С обложки на меня


смотрела длиноволосая девушка, сидящая на якоре белоснежной яхты. В моей
голове раздался родной голос, и я отчётливо услышал слова Джейн, которые
хорошо врезались мне в память: 

«Хочу сказать о море, - она остановилась, но услышав его дыхание,


продолжила – о таком просторном море, где морской воздух приятно щекочет
лицо, когда капитан корабля сидел на палубе и вглядывался вдаль, видя как
отблески солнца ласкают воду. Чуть слышно вдали раздаются крики чаек и на
горизонте уже появлялись первые признаки заката. Снизу раздался топот
маленьких ножек, и маленькая девочка, воскликнув: «Папа!», побежала
обнимать самого близкого человека… Удовольствие капитана было
безгранично, и в момент, когда он увидел свою любящую жену, держа на руках
своего родного ребенка и плывя на своем небольшом корабле, он
почувствовал в полной мере значение слова «жизнь». 
Джейн писала этот рассказ для меня, знала, как я люблю море. Она мечтала о
нашей совместной жизни, о нашем ребёнке. Честно говоря, находясь тогда
рядом с ней, я тоже мечтал. Но в глубине души я всегда понимал, что это
невозможно. Я не смогу жить спокойно, зная, что виновные в смерти моих
родителей не получили наказания. Я словно чувствовал себя героем любимой
книги Александра Дюма. Я столько лет носил в себе эту ненависть, любовь
прекрасной девушки, какой бы сильной она ни была, не смогла бы растопить
сердце и излечить мою рану. Я очень люблю Джейн и не могу подвергать её
опасности. Да, я потеряю самое важное, что ещё имею. Но я не могу поступить
иначе. Я не могу предложить ей жизнь, неизвестности. Сколько ещё продлятся
мои поиски? Куда заведёт меня мой лабиринт? Пусть лучше так, пусть она
будет свободна. 

Мелодичный голос вывел меня из забытья: 

- Сэр, я сообщила мистеру Кингу о вашем визите. Он ждёт вас в своём


кабинете. 

Я встал и, не говоря ни слова, последовал за Каролиной. Единственное


чувство, которое испытывал – это спокойствие. Я знал, правда на моей
стороне. 
Глава 15. 
Утро после неспокойного сна тревожит хуже даже самой неприятной новости.
Она открыла глаза и подставляла лицо свету от восходящего солнца. Плохие
сны, в которых из ночи в ночь повторяется
 одна и та же пугающая история, не снятся просто так, по крайней мере, ей. Он
уходил в этих снах так же, как раньше в их реальной жизни, говоря эти пять
роковых слов: «Мне надо разобраться в себе», после которых ничего уже не
могло быть как прежде. Вот и в ту ночь перед отъездом он с тяжелым сердцем
прошептал ей именно те слова. Джейн до сих пор отчетливо помнила, как
вздрогнуло ее сердце. 
Не трудясь надеть тапочки, так как было уже холодно, она босиком, медленно
перебирая ногами, подошла к компьютеру. Несколько движений пальцами и на
рабочем столе уже появляются фотографии любимых племянников. Еще
несколько секунд и открываются новые сообщения. Еще несколько секунд и
становится нечем дышать. За спиной на кровати спит Энни, вокруг будто бы
ничего не изменилось, кроме, на первый взгляд незаметной, человеческой
души. Она умерла. Где-то внутри, глубоко в сердце хрупкой девушки только что
прогремел ядерный взрыв. Он смел все настоящее и живое, оставляя за собой
мертвую темноту. 
Улыбаясь, не произнося не слова, Джейн напечатала ответ. Сказала, что все
хорошо, что она всегда доверяла ему, и, если он так решил, значит это
правильно. Написала, что никогда не смотрела по сторонам, когда переходила
дорогу с ним, потому что всецело ему доверяла. Писала еще что-то, пытаясь
не выдать своих искренних чувств. Потом сидела около получаса,
облокотившись на стул, подперев коленки под себя, не понимая, что
произошло. 
Но вдруг резко случилось то, отчего стены, почувствовав немыслимую
вибрацию, вздрогнули от толчка. Весь мир услышал такой душераздирающий
крик, от какого бы даже сам дьявол, впал в отчаяние и заплакал. Сердце Джейн
с невероятной скоростью покрылось льдом и так же невероятно разбилось на
маленькие кусочки. Все внутри разрывалось. Казалось, ей только что
проделали операцию по удалению жизненно важных органов без наркоза. Она
чувствовала себя так, как будто резко без предупреждений у нее забрали
почву под ногами, и теперь она, задыхаясь, падает с огромной скоростью вниз,
не имея ни малейшего шанса на спасение. 
Протяжный, пробирающий до костей крик сотрясал все вокруг. Бедняжка Энни
не знала, что делать и пыталась даже вызвать скорую помощь. Джейн лежала
на полу, свернувшись от боли и перекатываясь из стороны в сторону. Стрелки,
держась за руки, шагали вокруг пластиковых часов. Безжизненное тело лежало
на полу. Джейн не понимала, жива она или нет, не понимала где находиться,
не понимала, что мелькало перед ее глазами сны или воспоминания. Она
больше никогда его не увидит, это было ясно. И эта мысль душила её, словно
руки самого безжалостного убийцы. 
Глава 16. 
Я вижу этого человека впервые. Не испытываю к нему никаких эмоций. Вообще
ничего не испытываю. Я пришёл сюда за правдой и без неё я не уйду. 
- Мы с вами знакомы, молодой человек? – высокий человек лет пятидесяти
смотрел на меня проницательным взглядом. Его слова разрезали тишину.
Словно кузнец, который выковывает свой меч, мистер Кинг отчеканил каждое
слово. – Я не знаю вашего имени. 
- Зато вы хорошо знаете имя моего отца, - холодно произнёс я. 
На мгновение показалось, что зрачки директора расширились. Он пристально
посмотрел на меня. 
- Тогда назовите его имя. 
- Ричард Рейнсторм, - мои слова невидимым мечом разрезали наколившееся
между нами пространство. 
И тут что-то немыслимое произошло в поведении мистера кинга. То, что я
сначала никак не мог понять. Его лицо приняла какое-то безжизненное
выражение. Глаза медленно закрылись, а губы наоборот слегка приоткрылись.
Мистер Кинг едва слышно выдыхнул и сел в кресло. 
Я ничего не говорил. Просто стоял и ждал. И казалось, это ожидание будет
длиться вечно. Я чувствовал себя, словно лучник, натянувший тетеву, и
готовый выстрелить в любую секунду. 
Мистер Кинг медленно поднял голову и посмотрел на меня. 
- Я всегда знал, что когда-нибудь ты придёшь, - медленно произносил он
каждое слово. В его голосе чувствовалась бесконечная усталость. – Я знал,
что сын Ричарда вырастет, станет взрослым мужчиной и не
 побоиться вернуться в прошлое, чтобы отомстить. 
- Вы совершенно правы, я пришёл, чтобы мстить. – Я говорил спокойно,
холодно. Так, как, должно быть, говорил граф Монте-Кристо с Морсером или
Дангларом. Но во мне всё кипело, и кулаки готовы были сжаться от ненависти. 
Всё же я не мог понять своих чувств. С одной стороны во мне вскипала кровь
при виде человека, сидящего напротив. С другой – я чувствовал к нему
жалость. То ли на меня так подействовала его реакция, то ли его слабость
усмиряла мой пыл. Но я поемногу успокаивался. И просто ждал. Я знал, он
начнёт говорить первым. 
- Присядь, сынок. Я тебе всё расскажу, - тихо произнёс мистер Кинг и сделал
глубокий вдох перед тем, как поведать мне правду, которую я так долго ждал. 
Глава 17. 
- Всё началось в тот день, когда моя дочь заболела СПИДом. Об этом почти
никто не знал, мы не хотели огласки, не хотели портить репутацию семьи.
Конечно, это мерзко, но Милли сама просила об этом. Милли хотела прожить
оставшееся ей время, не опуская глаз и не стыдясь себя. Миллиана была
нашей гордостью, нашей надеждой. Милли так и не сказала имя того мерзавца,
который обманул её, развратил и был виновен в смерти невинной девушки.
Когда я узнал о болезни дочери, я слёг. Чувствовал, как слабеет сердце.
Самое страшное – видеть увядание своего ребёнка. Мы с твоим отцом были
близкими людьми, много лет проработали вместе. Я не был гостём в вашем
доме, как Томас. Моя должность забирала всё время, а то, что удавалось
освободить, я тратил на свою семью. Но, несмотря на всю занятость, Ричард
был частым моим собеседником, даже единственным. Мы были одного поля
ягоды. Поэтому, увидев меня в день, когда я узнал о болезни Милли, он понял,
случилось нечто ужасное, - мистер Кинг тяжело вздохнул, перевёл дух и
продолжил минуту спустя. – Я рассказал ему всё. С того момента твоим отцом
овладела невероятная одержимость. Он посвящал всё время исследованиям.
Сначала я не подозревал о том, что именно он хочет изобрести. Но когда я
догадался, было уже поздно. Каким-то образом до правительства дошёл слух о
крикапсуле, которая позволит излечить смертельные болезни и остановить
развитие злокачественных опухолей путём погружения человека в спячку. Он
много работал. Откапал исследования патологов Фея и Смита, которые также
предлагали способ лечения холодом. Когда работа была уже почти завершена,
а криокапсула готова, он всё мне рассказал. Я понимал, что существует риск.
Но моя Милли увядала на глазах, и нам пришлось сделать выбор. Подобные
погружения людей в спячку уже проводились учёными, но подобная
криокапсула, позволяющая контролировать давление, температуру ии
состояние человека во время сна, была изобретена впервые. Мы могли
сообщить об этом с СМИ, её бы стали тестировать на больных, которые также,
как и Милли, находились на последней стадии. Но твой отец был неуверен в
действии криокапсулы. Ему ещё нужны были время и деньги на её доработку.
Конечно, правительство спонсировало исследования Ричарда, ведь они были в
них заинтересованы. Но у твоего отца ещё оставались сомнения. В итоге, когда
Милли уже оставалось жить считанные дни, твой отец уступил. Мы поместили
мою девочку в криокапсулу, но из-за неточных расчётов произошёл скачок
давления, и температура тела моей дочери упала ниже двадцати восьми
градусов. Её сердце остановилось, - мистер Кинг безжизненно произнёс
последние слова. 
Не помню, сколько времени длилось молчание. И не помню, что я испытывал в
тот момент. А потом сам продолжил историю, конец которой был уже ясен. 
- И после этого отец решил уничтожить капсулу. Правительство же решило ему
помешать. Сначала посыпались угрозы. Помню, отец часто закрывался в
кабинете, когда мы ещё жили здесь, и недовольно разговаривал с кем-то по
телефону. 
- Да, я тогда тоже ему звонил. Мою дочь уже было не вернуть, но я ещё мог
предотвратить надвигающуюся трагедию. Я не смог его отговорить. Ричард
решил бежать. Мы думали, что больше никто кроме нас двоих не знает о
городе, куда вы переехали. Но
оказывается, секретарша твоего отца случайно услышала его разговор по телефону,
когда он заказывал билеты на поезд. Вы уехали, а правителственные агенты начали
расследование. Они устроили допрос, но никто ничего не знал. 
- Никто, кроме Берты, - сказал я. 
- Да, но она не сказала ни слова. Быть может, если бы правительство узнало, оно бы
смогло его защитить. Но разработками Ричарда интересовались многие, потому что
они стоили бешеных денег. Крупная преступная организация заинтересовался
капсулой. Они угрожали Берте, и та сдалась. Видимо они шантажировали Ричарда в
ту ночь, угрожали убить твою мать. Может твой отец пытался защитить вас, и был
убит во время драки. Я не знаю. Знаю лишь, что узнав об их смерти, у Берты
помутился рассудок. Чувство вины её убило, и она покончила с собой.

Не помню, сколько времени длилось молчание. Помню стакан виски, который я


проглотил. Кажется, мистер Кинг его налил. А быть может, я сам. Крепкий спиртной
напиток обжёг горло, дыхание перехватило, но через мгновение моё сознание
прояснилось, и я вспомнил важную вещь, которая точно должна была быть ключом.
- Что такое VISEF, и какое отношение мой отец имел к этой организации. 
- VISEF? – переспросил мистер Кинг. — Это высшая школа во Вьетнами Amser.
Насколько я знаю, там работал приятель твоего отца. Я не вспомню его фамилии, но
по-моему что-то похожее на Тык или Дык. Он приезжал к нам с делигацией студентов
несколько раз, твой отец был с ним знаком и хорошо с ним общался. 

На этом разговор был закончен, но не закончена моя история, которая приобретала


неожиданный поворот. Мне предстояло долгое путешествие. Я не знал, что меня
ждёт впереди. Но я чётко знал, что нельзя останавливаться. Разгадка где-то близко.
Я должен найти выход из лабиринта и победить Минотавра.

Вам также может понравиться