МИНИСТЕРСТВО ПРОСВЕЩЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
«НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»
ИНСТИТУТ ЕСТЕСТВЕННЫХ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ НАУК
КАФЕДРА ПСИХОЛОГИИ И ПЕДАГОГИКИ ИЕСЭН

СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ СОВЕТСКОЙ ИСТОРИИ

Реферат по дисциплине:

История

Выполнил студент группы: 3.067.2.20

Н.К. Акарачкин ___________
(подпись, дата)

Форма обучения очная

______________
(подпись)
_____________
(оценка)
___ ________ 20__г.

Новосибирск 2020
 Оглавление

Спорные вопросы в советской истории в период революции............................3

Спорные вопросы в советской истории в период В.О.В.....................................5
Спорные вопросы в советской истории в период Хрущевской Оттепели.......10
Спорные вопросы в советской истории в период развала СССР.....................15
Источники:.............................................................................................................18
 Спорные вопросы в советской истории в период революции

Великая Октябрьская социалистическая революция заслуженно носит

звание Великой. Это утверждение достаточно обосновано учеными и
политиками из разных стран. Но сейчас, в период глобального натиска
русофобии и антисоветизма, в период информационной эпохи, будет не
лишним отметить новый всемирно-исторический аспект величия русской
революции. Покажем, что Великий Октябрь – это интеллектуальный прорыв
в будущее человечества.
Ведь благодаря Великому Октябрю Россия стала первым в мире
государством трудящихся, а затем и первооткрывателем управляемой
социальной эволюции человечества на основе передовой научной мысли. По
воле В.И. Ленина и партии большевиков Россия стала первой страной,
которая осмелилась приступить к превращению исторического процесса из
стихийного и неуправляемого в проектируемый и управляемый. Это был
величайший интеллектуальный прорыв в будущее.
Вождь русской революции В.И. Ленин первым сумел увидеть и
правильно оценить парадокс, состоящий в том, что Маркс и Энгельс, создав
исторический материализм, как учение о стихийном развитии истории, в
итоге поставили задачу перехода к управляемой эволюции. Они заявили, что
«раньше философы только объясняли мир, а наша задача его изменить». Вот
так Карл Маркс превратил проблему думания о будущем в проблему делания
будущего по заданному проекту. По Марксу, революция возникает тогда,
когда форма (производственные отношения) перестает соответствовать
содержанию (производительным силам).
Смыслом «октябрьского проекта» было не только разрешение
глобального противоречия между трудом и капиталом и освобождение
трудящихся от экономической эксплуатации и духовного угнетения.
«Октябрьский проект» был нацелен на построение нового типа общества,
если говорить об интеллектуальной стороне вопроса. Вождь русской
революции продемонстрировал нелинейное мышление и изначально повёл
народы России не по проторенному в истории пути развития, догоняющего
Запад. Он повёл народ по совершенно новому пути опережающего развития с
выходом на качественно новый уровень эволюции человечества. Вместо
характерного для капитализма «общества потребления» в советской России
изначально и осознанно создавалось «общество знаний», формирующее
Человека разумного и созидающего.
«Октябрьский проект» ставил задачу преображения сознания человека,
т.е. очищение его от разрушительных мыслей и наполнение смыслом
творческого созидания. Сталин, умело продолжая дело Ленина,
целеустремленно, последовательно и постоянно наполнял социалистическую
идею конкретным творческим смыслом, исходя из меняющейся обстановки и
вызовов времени. В своем теоретическом труде «О диалектическом и
историческом материализме» он подчёркивал: «Чтобы не ошибаться в
политике, надо смотреть вперед, а не назад… Исторический материализм не
только не отрицает, а, наоборот, подчёркивает значение и серьёзную роль
общественных идей… Возникнув, идеи становятся серьезнейшей силой,
облегчающей продвижение вперед. Они оказывают величайшее
организующее, мобилизующее и преобразующее воздействие». На основе
этих выводов Сталин предложил новый экономический механизм
опережающего развития, который обеспечивал высокую эффективность
социалистического строительства. Этот механизм представлял собой
неделимый, неразрывный сплав экономических методов управления с
духовно-мировоззренческими традициями и нравственно-этическими
нормами народа. Поэтому он обеспечивал непрерывный рост благосостояния
советских людей и процветание Советского Союза.
Российской власти пора перестать демонизировать Ленина, Сталина и
Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Пора взять на
вооружение их лучший опыт для опережающего и ускоренного развития
России в условиях нарастающей западной агрессии. О нём читайте в моей
книге «Великий Октябрь, как интеллектуальный прорыв в будущее».
Подводя итог словам историка Никитина, могу сказать, что
относительно того, как менялось мнение людей об этом событии, сейчас оно
скорее положительное, чем отрицательное. Мнение людей о революции
менялось несколько раз. Сначала оно было сугубо положительным, после же
развала СССР оно внезапно стало сугубо отрицательным. Никитин же выдает
заключительное мнение о том, что ушедшие годы были пусть не идеальны,
но достойны в тех условиях, в которых тогда оказалась наша страна.

Спорные вопросы в советской истории в период В.О.В.

Неослабевающий интерес к истории Великой Отечественной войны

вызван непреходящим значением одержанной в 1945 году Победы и
грандиозностью народного подвига.
В советский период за прошедшие после войны десятилетия был
накоплен огромный багаж исследовательской и мемуарной литературы,
посвященной событиям Великой Отечественной войны. Тем не менее,
несмотря на значительные достижения, для историков оставалось немало
нерешенных проблем.
В историографических работах уже не раз отмечалось, что присущее
послевоенной советской литературе замалчивание отдельных тем и сюжетов,
апологетический подход к оценке деятельности политического и военного
руководства, ограничения на работу с архивными материалами и контакты с
зарубежными учеными оборачивались определенным снижением уровня
исторических исследований. С течением времени все сильнее ощущалась
необходимость преодоления зависимости исторических сочинений от
объяснений и оценок, заимствованных из официальных партийно-
государственных документов.
 За истекшие пятнадцать лет российской военной историографией
пройден немалый путь. Наряду с методологическим и идеологическим
плюрализмом важнейшей предпосылкой совершенствования представлений
стала существенно возросшая база источников исследований. Подготовка и
публикация десятков сборников архивных материалов значительно
облегчили историкам работу над всеми без исключения проблемами истории
войны, предоставив возможность детального изучения многих ранее
практически не рассматривавшихся сюжетов.
Говоря о конкретных обстоятельствах развязывания Второй мировой
войны, советская историография, прежде всего, указывала следующее.
Германия, потерпевшая поражение в Первой мировой войне, а также Италия
и Япония, считавшие себя обделенными при распределении военной добычи
между победителями, требовали нового передела мира. Тем не менее, Вторая
мировая война не была фатально предопределена. Возможность застопорить
сползание к глобальному конфликту существовала, однако ослепленные
классовой ненавистью американские, английские и французские правящие
круги поддерживали фашистскую агрессию, рассчитывая руками Гитлера
задушить первое социалистическое государство. Страх перед угрозой
распространения коммунизма настолько застлал им глаза, что они
пренебрегли реальной опасностью фашизма.
Что касается нашей страны, то в советской историографии
категорически утверждалось, что Советский Союз прилагал все усилия,
чтобы предотвратить мировую войну. Правительство СССР не хотело войны
и вело в 1930-е годы упорную борьбу за мир и безопасность в Лиге наций.
Эта позиция объяснялась отсутствием в стране таких классов и группировок,
которые могли бы выиграть от участия в войне. Напротив, население
Советского Союза, включая представителей его правящей элиты, в случае
крупного международного конфликта могло только потерять.
В силу комплекса причин (которые носят как внутренний, так и
внешний по отношению к научному поиску характер) современная
российская историография избегает использования марксистской
методологии и терминологии. Сегодня историки предпочитают
рассматривать противоречия между ведущими мировыми державами через
призму геополитики, исследующей роль природно-географического фактора
в формировании политики и военной стратегии государств.
Вместо имеющих вполне конкретное содержание социально-
экономических терминов «рынки сбыта» и «источники сырья» используются
более расплывчатые по смыслу выражения «зоны интересов» или «сферы
влияния». Соответственно, причины войны сводятся к борьбе одних
государств за восстановление утраченных территорий и сфер влияния и
защите завоеванного другими. Насильственный передел государственных
границ и геоэкономического пространства неизбежно обострял
международные конфликты, вел к нарастающему вмешательству великих
держав в дела других государств, и, таким образом, создавал предпосылки
для мировой войны.
Если в ориентированной на постулаты исторического материализма
советской историографической традиции европейский фашизм выступал
прежде всего, как реакция эксплуататорских классов на рост рабочего и
национального движения в мире, «ударная сила империалистической
реакции», то в данном случае в центре исследования оказываются
социальные и культурологические аспекты этого явления. Фашизм и
национал-социализм в Германии предстают как порождение определенной
культурной традиции, плод культуры и философии Запада.
Углублению представлений о нацизме как цивилизационном феномене
способствует расширение диалога между российскими и зарубежными
обществоведами, освоение отечественными историками достижений ученых
других стран. Особого внимания, в частности, заслуживает исследование М.
Саркисянца, посвященное анализу влияния имперской идеологии и политики
Великобритании, западно-европейского социал-дарвинизма и расизма на
выработку нацистской идеологии и ее воплощение в сфере практической
политики.
Без учета геополитических и цивилизационных факторов невозможно
сегодня серьезное теоретическое осмысление проблем, связанных с
причинами нападения Германии на Советский Союз. В советской литературе
(особенно предназначенной для широкой читательской аудитории) на
первый план выдвигались трактовки, содержание которых ограничивалось
указанием на классовый характер Великой Отечественной войны —
«бескомпромиссной схватки двух противоположных общественно-
экономических систем». При освещении целей германского вторжения
акцент делался на стремлении уничтожить социализм в СССР. Осмысление
известных документов программного содержания — плана «Барбаросса»,
директив по плану «Ост», и других — затруднялось необходимостью
следовать сложившимся идеологическим клише. Очевидно, в то же время,
что цели Германии далеко выходили за рамки борьбы идеологий и включали
уничтожение государственности, культуры русского и других народов СССР,
физическое истребление народов Восточной Европы. «Мы должны решить
не только временную большевистскую проблему, но также те проблемы,
которые выходят за рамки этого временного явления, — заявил А. Розенберг.
— Война имеет целью оградить и продвинуть далеко на Восток сущность
Европы». Десятилетиями складывавшийся в Германии «образ врага»
включал представления о вечности борьбы германцев против славян,
культурном призвании и праве европейцев господствовать на Востоке. В
этой системе координат Советский Союз (Россия) рассматривался как
законная добыча западноевропейских держав, которым предстояло
«закончить войну», расчленив СССР и установив над его народами свое
колониальное господство.
Таким образом, сегодня речь идет о помещении событий Великой
Отечественной войны в широкий всемирно-исторический контекст,
рассмотрение ее как проявления «Drang naсh Osten» — геополитического
«Натиска на Восток», и еще шире — как имеющего вековую историю
противостояния России и Европы. В.И. Дашичев, в частности, подчеркивает,
что захватнические планы нацистского руководства по своему характеру и
направленности являлись прямым продолжением старых экспансионистских
замыслов, восходящих к временам еще кайзеровской империи. Таким
образом, стремление нацистов к первенству в Европе, воссозданию в новых
условиях Священной «империи германской нации» предстает в современной
литературе как итог предшествующего исторического развития.
Игнорирование этих обстоятельств, сведение сути мирового конфликта
середины ХХ века к столкновению «нацизма с большевизмом» с точки
зрения современных представлений выглядит поверхностным. Тезис о
тождестве гитлеризма и большевизма, «родстве» третьего рейха и
«сталинского» СССР в начале 1990-х годов активно использовался в
отвечавшей определенному политическому заказу публицистике и внедрялся
в общественное сознание. Прежде всего, внимание обращалось на
поверхностное сходство использовавшихся технологий легитимации
политического порядка, в том числе репрессивных мер, способов
взаимодействия государственного и партийного аппарата и т.п. Утверждение
подобных взглядов в историографии второй мировой войны происходило за
счет привлечения исторического материала, относящегося к периоду 1939—
1941 годов, прежде всего советско-германских договоренностей лета-осени
1939 года и прилагавшихся к ним секретных протоколов. Эти и другие
события интерпретировались как подтверждение внутреннего сходства
«тоталитарных режимов», сначала сотрудничавших, а затем столкнувшихся
из-за обоюдных агрессивных устремлений.
В результате во многих постсоветских исторических сочинениях в
разных вариациях повторяются обвинения СССР в экспансионизме,
обусловленном либо стремлением к мировой коммунистической революции,
либо «имперскими амбициями» сталинского руководства. С точки зрения
этой концепции, СССР не только не стремился к сохранению мира в Европе,
но и активно содействовал обострению международной напряженности и, в
конечном счете, сползанию мира в войну. В этом контексте в 1990-е годы
повторялись попытки ревизовать историческую ответственность Германии за
нападение на СССР, распространялись выдумки о подготовке Советским
Союзом нападения на Германию в 1941 году.
Подводя итог словам современных историков, могу сказать, что их
мнение о данном событии стало более объемным, чем было в постсоветское
время. Не могу сказать, что серьезным изменениям поддалось отношение
людей к данному событию, ведь война, пусть даже закончившаяся победой,
все равно уродлива и безжалостна. В мясорубке войны в те годы гибли
обычные, добрые и честные люди. Мнение же современных историков
изменилось лишь в том, что стало более рациональным и менее
эмоциональным. Все наконец смогли понять, что предтечи фашизма жили
уже тогда, и подобно сорнякам, лишь ждали момента и подходящей почвы
чтобы расцвести. Почвой послужило тяжелое положение Германии, после
окончание первой мировой войны, а поворотным моментом стало
пришествие к власти Гитлера. Так отношение современных историков к
войне ничем не отличается от историков прошлого, считает Якушевский.

Спорные вопросы в советской истории в период Хрущевской

Оттепели

14 октября 2019 г. исполнилось 55 лет со времени вынужденной

отставки первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева – одного из самых
противоречивых деятелей советской эпохи. Он был человеком, сделанным
революцией: крестьянский сын, нищее детство, ранняя работа на угольных
шахтах в Юзовке (будущем Донецке), участие в революции и гражданской
войне, членство в партии с 1918 г. Его стремительный взлет по партийной
лестнице начался тогда, когда он в 1929 г. поступил в Промышленную
академию в Москве, где в то же время училась Надежда Аллилуева – жена
Сталина. В 1931 г. он стал первым секретарем Бауманского райкома и,
последовательно проходя по ступенькам партийной карьеры, уже в 1935 г. –
первым секретарем Московского горкома, в 1948 г. – первым секретарем ЦК
компартии Украины, кандидатом, а через год – членом Политбюро. В войну
он был на фронте, пережил тяжелейшие поражения на Украине в 1941 г.,
участвовал в боях в Сталинграде. С 1944 г. – снова на Украине, а с 1948 г.
был переведен в Москву.
Хрущев входил в ближний сталинский круг, был участником встреч-
застолий на сталинской даче. Весь этот биографический перечень –
свидетельство его незаурядного умения выживать, несомненной
организационной талантливости и политической небрезгливости. За ним
тянулись обвинения в увлечении в молодости троцкизмом, участии в
репрессиях в Москве и на Украине, преследовании униатов и католиков на
Украине – впрочем, похожие биографии были у всех соратников великого
вождя.
После смерти Сталина Хрущев, первый секретарь ЦК КПСС, стал
одним из трех самых главных людей страны вместе с председателем Совмина
СССР Георгием Маленковым и министром внутренних дел СССР
Лаврентием Берия. В 1953–1957 гг. в искусной политической борьбе он
победил своих соратников, став в начале 1958 г. во главе и партии, и
государства – первым секретарем ЦК КПСС и председателем Совмина
СССР. Попутно он отобрал лавры защитника крестьянства – у Маленкова,
сторонника широкой реабилитации – у Берии, посмертную антисталинскую
риторику – у обоих; выгнал из власти, расстрелял, сослал, исключил из
партии тех, кого он считал своими потенциальными противниками. Под
раздачу попал и маршал Георгий Жуков, дважды – в 1953 и 1957 гг. –
поддерживавший Хрущева: сначала против Берии, а позже против
Маленкова и его сторонников. Жукова отправили в отставку, обвинив в
«бонапартизме».
 Он верил во всесилие науки, при нем официальным лозунгом стала
переиначенная ленинская фраза, что коммунизм есть советская власть плюс
электрификация и – хрущевское – химизация всей страны. Но Хрущев верил
именно в науку, а не в ученых. Поэтому он попытался разогнать Академию
наук, что, впрочем, не удалось; выговаривал академику Сахарову, что не его
дело – оценивать целесообразность атомного оружия. Его, Хрущева,
уверенность была основана на том, что марксистко-ленинское учение дает
гораздо более верное понимание будущего. Он искренен в своей
крестьянской бесцеремонности в победе коммунизма во всем мире, заявляя
американской аудитории, что мы вас (капиталистов), закопаем. Если
государству в СССР предстоит отмереть при коммунизме, то уже сейчас
следует создавать институты будущего – народные дружины для охраны
правопорядка, бригады и предприятия коммунистического труда...
Апофеозом веры в коммунизм стала принятая в 1961 г. на ХХII съезде КПСС
новая программа партии. «Нынешнее поколение советских людей будет жить
при коммунизма», – закончил Хрущев свой доклад на съезде.
Но были и другие приметы времени. Грубейшие ошибки аграрной
политики Хрущева – неурожаи на целине, вызванные отсутствием
технологий обработки этих земель, повсеместные попытки сеять кукурузу,
нереалистичные планы «догнать и перегнать Америку по производству мяса,
молока и масла на душу населения», закончившиеся крахом, привели к
нехватке в стране не только мяса и масла, но и хлеба. В различных регионах
страны были вынуждены вводить продовольственные карточки. Бесконечные
утверждения пропаганды об успехах рождали раздражение. Хрущев
стремительно превращался в героя анекдотов. КГБ докладывало в Президиум
ЦК КПСС о широком распространении оскорбительных надписей, листовок
в адрес «одного из руководителей партии и государства»: за первые шесть
месяцев 1962 г. было зафиксировано 7705 листовок и анонимных писем
антисоветского содержания, изготовленных 2522 авторами, что в 2 раза
больше, чем за тот же период 1961 г.
 Но и в среде соратников отношение к первому секретарю ЦК стало
меняться. Он становился неудобен своими бесконечными реформами
партийных и государственных органов. Бесконечные перетряски, угроза
вылететь из номенклатуры вызвали недовольство и внутри партийного
аппарата. щущая эту угрозу, Хрущев предложил создать в стране новый
институт – Комитет партийно-государственного контроля (КПК). Во главе
этого учреждения был поставлен хрущевский выдвиженец, бывший
секретарь ЦК ВЛКСМ, а затем председатель КГБ СССР Александр Шелепин.
Формально он должен был бороться со взяточничеством, коррупцией в
государственном, партийном и судебном аппаратах. В марте – апреле 1963 г.
КПК получил право контролировать Вооруженные силы, КГБ и
Министерство охраны общественного порядка. На практике же власть
перетекала от Хрущева, по полгода ездившего по заграницам, к его
ставленнику Шелепину.
Здесь Хрущев совершил политическую ошибку. Он хотел усилить
контроль, но оказался блокированным той системой, которую сам же и
предлагал: КПК идеально соответствовал задаче создания предпосылок к
организационному устранению Хрущева. Власть Шелепина оказывалась
более реальной, лучше организованной, а поэтому более опасной для любого
чиновника, чем власть самого первого секретаря ЦК и председателя Совета
министров СССР Хрущева. К тому же сама по себе система КПК становилась
дополнительным раздражающим фактором против Хрущева.
Сам Хрущев становился лишним и обременительным. Он надоел.
Вспоминая те дни, руководители КГБ Шелепин и Владимир Семичастный
рассказывали: «Еще весной, накануне его 70-летия (в апреле1964 г.),
окружение было возмущено его (Хрущева. – Р. П.) нетерпимостью». Об
обстоятельствах заговора против Хрущева свидетельствуют документы из
архива Политбюро ЦК КПСС. Прежде всего, это планы Хрущева об
очередной перетасовке партаппарата. В своей записке в Президиум ЦК «О
руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь
интенсификации» от 18 июля 1964 г. он предлагал ликвидировать самое
массовое звено партийного аппарата – сельские райкомы партии и заменить
их парткомами производственных управлений.
В недрах высшего партийного руководства стал созревать заговор. Его
центром стал КПК во главе с Шелепиным и КГБ во главе с Семичастным. К
нему присоединилось большинство членов Президиума и ряд секретарей
обкомов партии. Предполагалось сместить Хрущева на заседании
Президиума ЦК КПСС и утвердить это решение на специально собранном
для этой цели пленуме ЦК КПСС. В фондах архива Политбюро найден
важнейший документ – проект доклада Президиума ЦК КПСС к этому
пленуму. Это большой текст объемом в 70 машинописных страниц, где
документально засвидетельствовано участие в его подготовке члена
Президиума ЦК КПСС, зампреда Совмина СССР Дмитрия Полянского. Как
мне рассказывал Семичастный, статистическая, экономическая информация
готовилась в режиме секретности аппаратом КГБ СССР.
В докладе тщательно была проанализирована внутренняя политика
Хрущева, представляющая собой, по мнению авторов доклада, сплошную
цепочку ошибок. Статистика, приведенная в докладе, свидетельствовала о
провале всех планов ускоренного строительства коммунистического строя.
Годы расцвета деятельности Хрущева характеризовались как время резкого
падения темпов роста экономики.
Подводя итог всему вышесказанному Рудольф Германович делает
следующий вывод: Однозначно как негативные оценивались действия
Хрущева в сельском хозяйстве, которые привели к тому, что через 20 лет
после войны в стране стали вводить карточную систему. 860 т золота было
направлено на закупку хлеба в капстранах. Хрущеву припомнили скот,
пущенный под нож для того, чтобы отчитаться по авантюристическим
планам. Провалились, как считали авторы доклада, все планы по подъему
уровня жизни жителей деревни. С 1958 по 1963 г. оплата трудодня
колхозника возросла всего на 33 копейки – с 1 руб. 56 коп. до 1 руб. 89 коп.,
что составляло только 37–40 рублей в месяц. Авторы доклада допустили
опасное сравнение – по отношению к 1940 г. положение колхозников не
только не улучшилось, но и ухудшилось. Тем самым все это демонстрирует
нам, что сейчас, как и тогда, Хрущевская оттепель воспринимается
историками скорее негативно, чем позитивно, что связанно с неудачными
решениями на посту главы.

Спорные вопросы в советской истории в период развала СССР

Что касается оценок, то, как сказал главный редактор журнала

"Преподавание истории в школе", учитель истории с 25-летним стажем
Энвер Абдулаев, по теме распада СССР и августовского путча сегодня
авторы придерживаются версии о неизбежности произошедшего.
"Исторически Советский Союз повторил судьбу национальных империй,
которые закономерным образом приходили к своему краху", - процитировал
Абдулаев выдержку из учебника под редакцией Валерия Керова.
Причины, которые привели к распаду СССР, по словам эксперта, в
учебниках делят на объективные и субъективные. К первой группе относятся
национальные противоречия, накопленные за годы существования
Советского Союза, неудачи экономических реформ, осуществлявшихся в
период Горбачева, кризис коммунистической идеологии, завершившийся
ослаблением и последующей ликвидацией партийной и политической
монополии КПСС.
К субъективным причинам, продолжает историк, авторы современных
школьных учебников относят ошибки, допущенные в ходе перестройки,
политический выбор лидеров трех славянских республик, которые в итоге и
подписали соглашение. При этом, по мнению Абдуллаева, тема распада
СССР изложена в учебниках "абсолютно неполно и необъективно". Он
считает ошибкой исключение версии о преднамеренном развале Советского
Союза, хотя эта точка зрения сейчас набирает силу в России.
 Отношение основной части населения к распаду СССР менялось
довольно сильно. В 1990-е годы тоска по этой утрате в России постепенно
нарастала и достигла пика в начале 2000-х (более 70% сожалели о распаде). С
середины 2000-х она пошла на убыль, и в 2011–2012 годах доля сожалеющих
опустилась ниже 50%.
Зато в политическом дискурсе наблюдалось движение в обратном
направлении. Тема распада Союза на протяжении путинской эпохи
наполнялась все более мощным политическим звучанием. В 2005 году
Владимир Путин назвал крушение Советского Союза «крупнейшей
геополитической катастрофой ХХ века». Причем главным в этой фразе, как
оказалось, были не слова «катастрофа» или «крупнейшая», а слово
«геополитическая», возвращавшее страну к советским стереотипам внешней
политики. Совсем недавно Путин вновь вернулся к этой теме в своем
неожиданном выпаде против Ленина: он, мол, заложил мину под СССР,
настояв на концепции федеративного устройства.
Два эти пассажа вполне раскрывают роль темы «распада СССР» в
современной политической мифологии. Во-первых, это тоска по
«сверхдержавности» и попытка установить своеобразную
правопреемственность по отношению к сверхдержавному статусу СССР. И,
во-вторых, «проективная» тема распада страны (СССР, России) как главной
внутриполитической угрозы. Декларация такой угрозы, реальной или
мнимой, немедленно меняет приоритеты политической повестки: все
элементы обычной гражданской повестки — качество существующего
режима, его экономическая эффективность, справедливость социального
уклада — отступают на второй план. Гражданская повестка заменяется
мобилизационной, а цели развития подменяются целями сохранения.
Правители постоянно заняты «предотвращением распада», и спрашивать с
них что-то еще вроде как неуместно: есть вещи поважнее благосостояния,
развития и эффективности, которые можно отложить на вечное «потом».
 Внезапное появление «ленинской темы» у Путина в разгар очередной
волны девальвации рубля выглядит в такой перспективе совсем не
неожиданным. Она не только снимает тему ответственности за кризис, тема
«угрозы распада» отвечает и на главный политэкономический вопрос дня: в
условиях резкого сокращения доходов бюджета и нарастающего
экономического кризиса в стране, очевидно, нужна либерализация и
экономического уклада, и порядка управления. Этот вопрос естественным
образом встает в повестку дня. Однако реанимируемая тема «угрозы
распада» призвана объяснить, почему этого не будет сделано даже в ущерб
экономической целесообразности.
И здесь мы сталкиваемся с удивительным историческим парадоксом.
Владимир Путин, видимо, намерен действовать противоположным образом
по сравнению с Михаилом Горбачевым, который пошел на либерализацию
политической системы в конце 1980-х годов, и на вызовы экономического
кризиса он намерен ответить своего рода антиперестройкой. На самом деле в
своем понимании политических и экономических приоритетов Путин в
известной степени повторяет горбачевскую траекторию.
Подводя итог всему вышесказанному Торкунов делает следующий
вывод: Распад СССР, увы, был неизбежен, но он также отмечает и то, что
сейчас отношение к распаду стало скорее нейтральным, его приняли, как
должное, как-то, что это однажды должно было закончится, что в каком-то
смысле лучше, чем жалеть об окончании минувших дней.

В заключении хотелось бы сказать, что проведенная мною работа по

поиску и сбору мнений различных историков, а также анализу их
высказываний очень обогатила мой кругозор, я стал лучше понимать
некоторые, ранее не совсем ясные мне, моменты советской истории, а поняв
еще сильнее заинтересовался ей.
 Источники:

Использованные для первого раздела (Революция):

1. Вторая реальность. Сборник статей под редакцией В. А. Никитина.
СПб, 2001
2. Вторая реальность. Сборник статей под редакцией В. А. Никитина.
Выпуск второй. СПб, 2008
Использованные для второго раздела (В.О.В.):
1. Плетушков М.С., Якушевский А.С. Особенности отечественной
историографии Великой Отечественной войны // Великая
Отечественная война: (историография). Сб. обзоров. М., 1995; Кулиш
В.М. Советская историография Великой Отечественной войны //
Советская историография. М., 1996
2. Саркисянц М. Английские корни немецкого фашизма: От британской к
австро-баварской «расе господ» / Пер. с нем. СПб.: Академический
проект, 2003
3. Дашичев В.И. Указ. соч. Т. 1: Подготовка ко Второй мировой войне,
1933—1939. С. 8, 9
Использованные для третьего раздела (Оттепель):
1. Автор — главный научный сотрудник Института российской истории
РАН, главный редактор журнала «Российская история» доктор
исторических наук, профессор
Использованные для четвертого раздела (Распад СССР):
1. Торкунов А. В. «История внешней политики СССР и России в 1985—
1999 гг.: проблемы, решения, результаты» (М.: Фонд современной
истории, 2010. 368 с.)
2. Торкунов А. В. «Russia and the United States in the evolving world order»
(М., 2018. — 414 с.)