1

Двойной интервал…………………………………………………………………..1 - 10
Одинарный интервал и малые поля (4 стр.)………………………………………10 -14

А.А.Семенов

Исследование профессором В.Б.Ельяшевичем истории поземельных

отношений в России

Василий Борисович Ельяшевич родился 4 марта 1875 г. Окончил

юридический факультет Московского университета (1896), а затем вел

преподавательскую работу на юридических факультетах Берлинского (1897-

1900) и Санкт-Петербургского (1900-1902) университетов. После основания

Санкт-Петербургского политехнического института (1899) становится

пожизненным патриотом этого вуза, где он трудился вначале в должности

доцента, а после защиты в Санкт-Петербургском университете в 1910 г.

магистерской диссертации на тему «Юридическое лицо, его происхождение и

функции в Римском частном праве» был утвержден в должности

экстраординарного профессора по кафедре гражданского права 1. В

дальнейшем, в 1911-1918 гг., продолжая основную работу в Политехническом

институте, являясь здесь одним из популярнейших профессоров

экономического отделения, совмещает ее с деятельностью в качестве

помощника юрисконсультанта министерства финансов и с чтением лекций по

своей специальности в Университете и на Бестужевских женских курсах2.

В годы эмиграции Василий Борисович продолжает активно трудиться и на

общественном, и на профессиональном поприще. Он становится

председателем Объединения санкт-петербургских политехников за рубежом,

издает во Франции научные труды по своей специальности. Важнейшим итогом

его исследовательской деятельности становится работа над трехтомной

«Историей права поземельной собственности в России». 3 Первый том,

 2

посвященный эволюции строя поземельных отношений в ХIII-XVI вв., был

издан в Париже в 1948 г. Второй – охватывает эпоху от Ивана Грозного до

ближайших преемников Петра Великого и издается там же в 1951 г.

Материалы третьего тома, подготовленного, но так и не изданного,

начинаются с исследования законодательных новаций в период царствования

Екатерины Второй и завершаются анализом реформы 1861 г. Сам автор считал

эту финальную задачу чрезвычайно важной. Во вступлении к своей работе он

писал, что «способ, коим была решена земельная проблема при освобождении

крестьян, сделал из крестьянского вопроса самый больной вопрос русской

действительности в течение девятнадцатого и начала двадцатого столетий»4 .

Всей фундаментальной работе В.Б.Ельяшевича предпослан его тезис о

том, что «вопросы поземельного права – основные вопросы для познания

русской истории». Автор указывает на определяющее влияние земельной

политики и ее юридического оформления в решении наиболее существенных

проблем государственного строительства, отмечает, что раскрытие внутренней

сопряженности процессов трансформации идеи служилого землевладения и

прикрепления крестьян к земле дает ключ к пониманию всей отечественной

истории вплоть до начала ХХ в. В книге дается краткий обзор работ научных

предшественников в изучаемой области (К.А.Неволин, Б.Н.Чичерин,

К.А.Дьяконов и др.) и делается вывод о том, что, несмотря на отдельные

достижения в изучении эволюции поземельного законодательства, их труды не

содержат «даже и попыток представить общую картину исторического развития

поземельных отношений»5.

По мнению автора, такое положение связано прежде всего с трудностями

методологического характера. С одной стороны, русские историки часто

 3

становятся жертвами своих идеологических предпочтений и пытаются, к

примеру, любой ценой доказать права земельной общины на статус исконного и

базового национального института, с другой – сказывается стремление многих

добросовестных исследователей свести проблему к анализу чисто юридической

стороны дела, что также совершенно неоправданно.

В связи с последним замечанием интересно обратить внимание на

критику, которой подвергается работа В.О.Ключевского «Происхождение

крепостного права в России» (1885). По мнению В.Б.Ельяшевича, автор

совершил свой главный просчет уже тогда, когда попытался взять за исходную

точку проблемы крепостное состояние в том виде, в каком оно было

«формализовано законом в последний момент своего существования». Дело не в

неточности определения (В.Б.Ельяшевич указывает на его несоответствие

содержанию Свода Законов), не в степени тщательности разработки

источниковой базы (отмечается, напротив, что В.О.Ключевский впервые

привлек такой ценный архивный материал, как крестьянские подрядные), а в

том, что «став на чисто формальную юридическую почву, он оторвал

крестьянскую крепость от той почвы, на которой она выросла, от поземельных

отношений, и тем самым лишил себя возможности проследить весь

исторический процесс образования крепостной зависимости и крепостного

права»5.

Весьма характерно, что В.Б.Ельяшевич, будучи высокопрофессиональным

юристом, особенно хорошо видел опасности, возникающие из увлечений

формально-правовой стороной дела при изучении сложных исторических

проблем. Он подчеркивает, в частности, трудности исторической трактовки

института частной собственности, вызванные тем, что право собственности в

 4

каждую эпоху «оказывается обусловленным всей совокупностью

экономических, социальных, политических моментов"»6. В подтверждение

этого своего вывода Василий Борисович ссылается на работы русских

историков (С.Б.Веселовского и Б.Д.Грекова), выдающегося юриста конца XIX

– начала ХХ в. Р.Штаммлера и ведущих современных медиевистов, которые

пришли разными путями к выводу о невозможности удовлетворительного

определения понятия «частная собственность» применительно к

докапиталистической эпохе.

В.Б.Ельяшевич добавляет, что абстрактное оперирование и такими

ключевыми понятиями, как «феодальный строй», «вотчинное право» и

«крепостной режим» также, по сути дела, лишь затуманивает познание

действительных социальных отношений Древней Руси и Московского

государства. Свой собственный метод исследования он определяет как

«изучение реальных поземельных отношений в процессе их исторического

развития на основе документального материала» 7. Это определило и порядок

изложения материала.

Объем статьи не позволяет даже бегло охарактеризовать ведущие линии

проведенного исследования и представить их источниковую базу. Отметим

лишь некоторые моменты авторской трактовки исторического материала,

представлявшиеся ему наиболее важными с точки зрения преодоления

сложившихся стереотипов в описании эволюции строя поземельных

отношений.

Характеризуя различные формы поземельного права в эпоху между XIII

и второй половиной XVI в., автор отмечает как удивительное то

обстоятельство, что в такой значительный промежуток времени основные черты

 5

русских поземельных отношений не претерпевают никаких существенных

изменений. И это при необычайном многообразии форм земельного права.

В.Б.Ельяшевич объясняет данный факт тем, что основные характеристики

общественного правосознания и государственной экономической политики,

определявшие общие рамки трансформации и взаимопереплетения различных

видов поземельного правообладания, оставались в указанный период

относительно незыблемыми. Наиболее характерной чертой российской системы

землепользования было взаимонаслоение двух различных прав на землю: права

тяглых людей, носившее трудовой характер, и права свободных

землевладельцев, где доминировал публично-правовой (а отнюдь не

частнособственнический, как это часто полагают) элемент.

В этой связи автор указывает, что сложившееся в отечественной

исторической литературе понимание вотчинного права как «полной частной

собственности» и «безусловной частной собственности» не только не находит

своего подтверждения в документах этой эпохи, но и прямо им противоречат.

Отмечается два основных источника этой общей ошибки: принятие на веру

исторически невыверенного постулата о том, что раздел между наследниками

есть исключительное достояние частного права, и совершенно некорректное

распространение вглубь времен тех характеристик вотчинного и поместного

землевладения, которые даны в 16 и 17 главах Соборного Уложения 1649 г., а

также в последующих законодательных актах.

Приведя солидный фактический материал (глава 1, раздел 2 первого

тома), автор доказывает, что по своему основному смыслу слово «вотчина»

вплоть до XVI в. означает не что иное, как княжение. И лишь в годы

земельной реформы Ивана IV оно начинает употребляться как технический

 6

термин для обозначения наследственного владения в противоположность

«поместью». Метаморфозы этой последней формы землевладения подробно

исследуются в 7 и 10 главах того же раздела. Раздача земель в поместья

первоначально получила распространение в монастырской хозяйственной

практике ( автор отмечает, что сам термин «поместье» – книжный, представляет

собою перевод греческого слова ), она служила осуществлению принципа

«извечности» и неотчуждаемости церковных земель и означала, по сути,

передачу каким-то лицам прав на взимание пожизненной ренты с определенной

территории.

Вслед за церковью начинают мало-помалу практиковать «испомещение»

земель и великие князья московские. Но широкое распространение в

общегосударственном масштабе поместная система получает лишь при Иване

III, в годы ликвидации независимости Новгорода. Однако автор подчеркивает,

что и в этот период, и в годы правления великого князя Василия Ивановича «мы

можем констатировать одно: во всем относящемся сюда материале нигде ни

малейшего указания на связь между пожалованием поместья и обязанностью

службы»8. Установление такой связи было делом исключительным и всегда

специально оговаривалось в документах.

Годы правления Ивана Грозного привносят в поместную систему

землевладения новое правовое содержание. В этот период, наряду с

мобилизацией всех категорий земель, окончательно определяется и идея

дворянской службы: всякий землевладелец должен и сам нести воинскую

повинность и доставлять людей для ратного дела. Заботы об укреплении

военной организации страны привели Ивана IV в конце его царствования и к

 7

осуществлению меры, ставшей исходным пунктом в уничтожении свободного

крестьянского выхода. Имеется в виду Уложение о заповедных годах.

В XVII в. происходит дальнейшее правое оформление понятий «вотчина»

и «поместье», конкретизируется их юридическое содержание. Постепенно

ужесточаются нормы крестьянского выхода. Соборное Уложение 1649 г.

явилось в значительной степени итоговым моментом в развитии указанных

тенденций и внесло вместе с тем значительную ясность в характер и структуру

строя поземельных отношений. В.Б.Ельяшевич отмечает, что с этого момента

меняется характер документального материала, с которым имеет дело

исследователь истории русского права. Благодаря наличию Полного Собрания

Законов (оно открывается именно этим Уложением), «он имеет возможность

проследить, со всею возможною полнотою и достоверностью, все акты

государственной власти по интересующему его вопросу, не рискуя упустить

что-либо».9

Но вместе с тем здесь возникает опасность чрезмерного увлечения

формальной стороной государственной политики в ущерб уяснению

конкретных исторических реалий. «Особую опасность, – отмечает автор, –

формальный подход к законодательному материалу представляет, когда

исследователь обращается к царствованию Петра Великого, самому

замечательному явлению русской истории».10

Петр оставил после себя весьма внушительный законодательный материал

(около 5 тыс.страниц ПСЗ). Но в этом массиве государственных постановлений

доля документов, посвященных крестьянскому и поземельному вопросам,

ничтожна. Характерно, что наиболее важный в данной области акт – указ Петра

«О порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах» (более

 8

известный как «Указ о единонаследии»), собственноручно им набросанный, в

жизнь не вошел. В то же время, положив реальную почву для расширения

крепостной зависимости, Петр «совершенно не озаботился определением, хотя

бы в самых общих чертах, взаимоотношений землевладельца и крепостного» 11.

Определить подлинное отношение первого русского императора к

крестьянскому и поземельному вопросам – задача самого историка.

В.Б.Ельяшевич утверждает, что Петр целиком воспринял в этой области

отношений идеи Ивана Грозного. Он практически стремится к объединению

двух форм землевладения, вотчин и поместий, в рамках единой категории

«недвижимых имений», создает детально разработанную систему рекрутского

набора. ответственность за выполнение которого также возлагается на

служилых землевладельцев. На них же лежит повинность осуществления

подушного сбора с зависимых крестьян. Зависимость эта уже устойчиво

начинает обозначаться как «крепостная». На владельческих крестьян власть

начинает смотреть как на «подданных» (выражение Петра) своего господина, в

юридическом плане они резко обособляются от всех прочих разрядов крестьян.

Однако автор указывает, что это все еще не оформленная законодательно, а

лишь фактическая крепостная зависимость.

Собственно крепостное право, каким его знает юридическая наука XIX в.,

начинает оформляться при Анне Иоанновне и находит свое завершение в

царствование Екатерины Второй: «Введя в наше законодательство римско-

правовое понятие собственности, как впрочем, и самый термин

“собственность”, вложив в него содержание, устраняющее возможность

существования рядом с ним другого самостоятельного права на ту же землю,

Екатерина сводит на нет, с точки зрения русского закона, право крестьянина на

 9

его надельную землю. В то же время Екатерина, создав новую категорию

объекта дворянского права, «населенные земли», превращает самого

крестьянина из субъекта права в его объект»12.

Автор выражает уверенность, что тем самым екатерининское

законодательство завязало узел, не развязанный и Манифестом 1861 г. Вместе с

тем он видит и положительную сторону в проведенной юридической реформе:

Россия оделась «в привычные Европе формы правового облачения», сделалась

«доступной пониманию европейцев». В книге содержится и предостережение

против чрезмерного нигилизма в отношении реальной правоспособности

крепостных крестьян, отмечается, что все меры государственной политики,

которыми предоставлялись те или иные права и правомочия крестьянам

вообще, касались по большей части и крепостных крестьян, а само

закрепощение последней трети XVIII в. «было сделано в таких тонких

юридических формах, что нужен тщательный анализ, чтобы выявить

подлинный смысл и значение сочиненных Екатериною норм права»13.

Такой анализ В.Б.Ельяшевичем завершен не был. Но и то, что было им

сделано, заслуживает внимательного изучения. Несомненно, ученый был в

курсе эмигрантских дискуссий о земельной собственности, задумывался и сам

о значении для будущего России того или иного пути решения поземельных

вопросов и стремился внести посильный вклад в разработку основы для их

исторического осмысления.
 1
Примечания
2

1 С.-Петербургский политехнический институт императора Петра Великого. Париж, 1952. [Сб.1]. С. 120;
Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 25. Оп.1. Д.5339. Л. 12.
2 РГИА. Ф.25. Оп.1. Д. 5339. Л.17.
3
Ельяшевич В.Б. История права поземельной собственности в России: В 2-х т. Париж, 1948-1951.
4
Там же. Т.1. С.13.
5 Там же. С.14.
6 Там же. С. 15.
7 Там же. С. 16
8 Там же. С. 18.
9 Там же. С. 377.
10 Там же. Т.2. С. 6.
11 Там же.
12 Там же.
13 Там же. Т. 1. С.393.
14 Там же. Т. 2. С. 10.
5

6
7
Одинарный интервал и малые поля (4 стр.)
8

9
А.А.Семенов

Исследование профессором В.Б.Ельяшевичем истории поземельных отношений в России

Василий Борисович Ельяшевич родился 4 марта 1875 г. Окончил юридический факультет Московского
университета (1896), а затем вел преподавательскую работу на юридических факультетах Берлинского (1897-
1900) и Санкт-Петербургского (1900-1902) университетов. После основания Санкт-Петербургского
политехнического института (1899) становится пожизненным патриотом этого вуза, где он трудился вначале в
должности доцента, а после защиты в Санкт-Петербургском университете в 1910 г. магистерской диссертации
на тему «Юридическое лицо, его происхождение и функции в Римском частном праве» был утвержден в
должности экстраординарного профессора по кафедре гражданского права 1. В дальнейшем, в 1911-1918 гг.,
продолжая основную работу в Политехническом институте, являясь здесь одним из популярнейших
профессоров экономического отделения, совмещает ее с деятельностью в качестве помощника
юрисконсультанта министерства финансов и с чтением лекций по своей специальности в Университете и на
Бестужевских женских курсах2.
В годы эмиграции Василий Борисович продолжает активно трудиться и на общественном, и на
профессиональном поприще. Он становится председателем Объединения санкт-петербургских политехников
за рубежом, издает во Франции научные труды по своей специальности. Важнейшим итогом его
исследовательской деятельности становится работа над трехтомной «Историей права поземельной
3
собственности в России». Первый том, посвященный эволюции строя поземельных отношений в ХIII-XVI вв.,
был издан в Париже в 1948 г. Второй – охватывает эпоху от Ивана Грозного до ближайших преемников Петра
Великого и издается там же в 1951 г.
Материалы третьего тома, подготовленного, но так и не изданного, начинаются с исследования
законодательных новаций в период царствования Екатерины Второй и завершаются анализом реформы 1861 г.
Сам автор считал эту финальную задачу чрезвычайно важной. Во вступлении к своей работе он писал, что
«способ, коим была решена земельная проблема при освобождении крестьян, сделал из крестьянского вопроса
самый больной вопрос русской действительности в течение девятнадцатого и начала двадцатого столетий» 4 .
Всей фундаментальной работе В.Б.Ельяшевича предпослан его тезис о том, что «вопросы поземельного
права – основные вопросы для познания русской истории». Автор указывает на определяющее влияние
земельной политики и ее юридического оформления в решении наиболее существенных проблем
государственного строительства, отмечает, что раскрытие внутренней сопряженности процессов
трансформации идеи служилого землевладения и прикрепления крестьян к земле дает ключ к пониманию всей
отечественной истории вплоть до начала ХХ в. В книге дается краткий обзор работ научных предшественников
в изучаемой области (К.А.Неволин, Б.Н.Чичерин, К.А.Дьяконов и др.) и делается вывод о том, что, несмотря на
отдельные достижения в изучении эволюции поземельного законодательства, их труды не содержат «даже и
попыток представить общую картину исторического развития поземельных отношений»5.
По мнению автора, такое положение связано прежде всего с трудностями методологического характера. С
одной стороны, русские историки часто становятся жертвами своих идеологических предпочтений и
пытаются, к примеру, любой ценой доказать права земельной общины на статус исконного и базового
национального института, с другой – сказывается стремление многих добросовестных исследователей свести
проблему к анализу чисто юридической стороны дела, что также совершенно неоправданно.
В связи с последним замечанием интересно обратить внимание на критику, которой подвергается работа
В.О.Ключевского «Происхождение крепостного права в России» (1885). По мнению В.Б.Ельяшевича, автор
совершил свой главный просчет уже тогда, когда попытался взять за исходную точку проблемы крепостное
состояние в том виде, в каком оно было «формализовано законом в последний момент своего существования».
Дело не в неточности определения (В.Б.Ельяшевич указывает на его несоответствие содержанию Свода
Законов), не в степени тщательности разработки источниковой базы (отмечается, напротив, что
В.О.Ключевский впервые привлек такой ценный архивный материал, как крестьянские подрядные), а в том, что
«став на чисто формальную юридическую почву, он оторвал крестьянскую крепость от той почвы, на которой
она выросла, от поземельных отношений, и тем самым лишил себя возможности проследить весь
исторический процесс образования крепостной зависимости и крепостного права»5.
Весьма характерно, что В.Б.Ельяшевич, будучи высокопрофессиональным юристом, особенно хорошо
видел опасности, возникающие из увлечений формально-правовой стороной дела при изучении сложных
исторических проблем. Он подчеркивает, в частности, трудности исторической трактовки института частной
собственности, вызванные тем, что право собственности в каждую эпоху «оказывается обусловленным всей
совокупностью экономических, социальных, политических моментов"» 6. В подтверждение этого своего вывода
Василий Борисович ссылается на работы русских историков (С.Б.Веселовского и Б.Д.Грекова), выдающегося
юриста конца XIX – начала ХХ в. Р.Штаммлера и ведущих современных медиевистов, которые пришли
разными путями к выводу о невозможности удовлетворительного определения понятия «частная
собственность» применительно к докапиталистической эпохе.
В.Б.Ельяшевич добавляет, что абстрактное оперирование и такими ключевыми понятиями, как
«феодальный строй», «вотчинное право» и «крепостной режим» также, по сути дела, лишь затуманивает
познание действительных социальных отношений Древней Руси и Московского государства. Свой
собственный метод исследования он определяет как «изучение реальных поземельных отношений в процессе
их исторического развития на основе документального материала» 7. Это определило и порядок изложения
материала.
Объем статьи не позволяет даже бегло охарактеризовать ведущие линии проведенного исследования и
представить их источниковую базу. Отметим лишь некоторые моменты авторской трактовки исторического
материала, представлявшиеся ему наиболее важными с точки зрения преодоления сложившихся стереотипов в
описании эволюции строя поземельных отношений.
Характеризуя различные формы поземельного права в эпоху между XIII и второй половиной XVI в.,
автор отмечает как удивительное то обстоятельство, что в такой значительный промежуток времени основные
черты русских поземельных отношений не претерпевают никаких существенных изменений. И это при
необычайном многообразии форм земельного права.
В.Б.Ельяшевич объясняет данный факт тем, что основные характеристики общественного правосознания
и государственной экономической политики, определявшие общие рамки трансформации и
взаимопереплетения различных видов поземельного правообладания, оставались в указанный период
относительно незыблемыми. Наиболее характерной чертой российской системы землепользования было
взаимонаслоение двух различных прав на землю: права тяглых людей, носившее трудовой характер, и права
свободных землевладельцев, где доминировал публично-правовой (а отнюдь не частнособственнический, как
это часто полагают) элемент.
В этой связи автор указывает, что сложившееся в отечественной исторической литературе понимание
вотчинного права как «полной частной собственности» и «безусловной частной собственности» не только не
находит своего подтверждения в документах этой эпохи, но и прямо им противоречат. Отмечается два
основных источника этой общей ошибки: принятие на веру исторически невыверенного постулата о том, что
раздел между наследниками есть исключительное достояние частного права, и совершенно некорректное
распространение вглубь времен тех характеристик вотчинного и поместного землевладения, которые даны в 16
и 17 главах Соборного Уложения 1649 г., а также в последующих законодательных актах.
Приведя солидный фактический материал (глава 1, раздел 2 первого тома), автор доказывает, что по
своему основному смыслу слово «вотчина» вплоть до XVI в. означает не что иное, как княжение. И лишь в
годы земельной реформы Ивана IV оно начинает употребляться как технический термин для обозначения
наследственного владения в противоположность «поместью». Метаморфозы этой последней формы
землевладения подробно исследуются в 7 и 10 главах того же раздела. Раздача земель в поместья
первоначально получила распространение в монастырской хозяйственной практике ( автор отмечает, что сам
термин «поместье» – книжный, представляет собою перевод греческого слова topon), она служила
осуществлению принципа «извечности» и неотчуждаемости церковных земель и означала, по сути, передачу
каким-то лицам прав на взимание пожизненной ренты с определенной территории.
Вслед за церковью начинают мало-помалу практиковать «испомещение» земель и великие князья
московские. Но широкое распространение в общегосударственном масштабе поместная система получает лишь
при Иване III, в годы ликвидации независимости Новгорода. Однако автор подчеркивает, что и в этот период,
и в годы правления великого князя Василия Ивановича «мы можем констатировать одно: во всем относящемся
сюда материале нигде ни малейшего указания на связь между пожалованием поместья и обязанностью
службы»8. Установление такой связи было делом исключительным и всегда специально оговаривалось в
документах.
Годы правления Ивана Грозного привносят в поместную систему землевладения новое правовое
содержание. В этот период, наряду с мобилизацией всех категорий земель, окончательно определяется и идея
дворянской службы: всякий землевладелец должен и сам нести воинскую повинность и доставлять людей для
ратного дела. Заботы об укреплении военной организации страны привели Ивана IV в конце его царствования
и к осуществлению меры, ставшей исходным пунктом в уничтожении свободного крестьянского выхода.
Имеется в виду Уложение о заповедных годах.
В XVII в. происходит дальнейшее правое оформление понятий «вотчина» и «поместье»,
конкретизируется их юридическое содержание. Постепенно ужесточаются нормы крестьянского выхода.
Соборное Уложение 1649 г. явилось в значительной степени итоговым моментом в развитии указанных
тенденций и внесло вместе с тем значительную ясность в характер и структуру строя поземельных отношений.
В.Б.Ельяшевич отмечает, что с этого момента меняется характер документального материала, с которым имеет
дело исследователь истории русского права. Благодаря наличию Полного Собрания Законов (оно открывается
именно этим Уложением), «он имеет возможность проследить, со всею возможною полнотою и
достоверностью, все акты государственной власти по интересующему его вопросу, не рискуя упустить что-
либо».9
Но вместе с тем здесь возникает опасность чрезмерного увлечения формальной стороной
государственной политики в ущерб уяснению конкретных исторических реалий. «Особую опасность, –
отмечает автор, – формальный подход к законодательному материалу представляет, когда исследователь
обращается к царствованию Петра Великого, самому замечательному явлению русской истории». 10
Петр оставил после себя весьма внушительный законодательный материал (около 5 тыс.страниц ПСЗ). Но
в этом массиве государственных постановлений доля документов, посвященных крестьянскому и
поземельному вопросам, ничтожна. Характерно, что наиболее важный в данной области акт – указ Петра «О
порядке наследования в движимых и недвижимых имуществах» (более известный как «Указ о
единонаследии»), собственноручно им набросанный, в жизнь не вошел. В то же время, положив реальную
почву для расширения крепостной зависимости, Петр «совершенно не озаботился определением, хотя бы в
самых общих чертах, взаимоотношений землевладельца и крепостного» 11.
Определить подлинное отношение первого русского императора к крестьянскому и поземельному
вопросам – задача самого историка. В.Б.Ельяшевич утверждает, что Петр целиком воспринял в этой области
отношений идеи Ивана Грозного. Он практически стремится к объединению двух форм землевладения, вотчин
и поместий, в рамках единой категории «недвижимых имений», создает детально разработанную систему
рекрутского набора. ответственность за выполнение которого также возлагается на служилых землевладельцев.
На них же лежит повинность осуществления подушного сбора с зависимых крестьян. Зависимость эта уже
устойчиво начинает обозначаться как «крепостная». На владельческих крестьян власть начинает смотреть как
на «подданных» (выражение Петра) своего господина, в юридическом плане они резко обособляются от всех
прочих разрядов крестьян. Однако автор указывает, что это все еще не оформленная законодательно, а лишь
фактическая крепостная зависимость.
Собственно крепостное право, каким его знает юридическая наука XIX в., начинает оформляться при
Анне Иоанновне и находит свое завершение в царствование Екатерины Второй: «Введя в наше
законодательство римско-правовое понятие собственности, как впрочем, и самый термин “собственность”,
вложив в него содержание, устраняющее возможность существования рядом с ним другого самостоятельного
права на ту же землю, Екатерина сводит на нет, с точки зрения русского закона, право крестьянина на его
надельную землю. В то же время Екатерина, создав новую категорию объекта дворянского права,
«населенные земли», превращает самого крестьянина из субъекта права в его объект»12.
Автор выражает уверенность, что тем самым екатерининское законодательство завязало узел, не
развязанный и Манифестом 1861 г. Вместе с тем он видит и положительную сторону в проведенной
юридической реформе: Россия оделась «в привычные Европе формы правового облачения», сделалась
«доступной пониманию европейцев». В книге содержится и предостережение против чрезмерного нигилизма в
отношении реальной правоспособности крепостных крестьян, отмечается, что все меры государственной
политики, которыми предоставлялись те или иные права и правомочия крестьянам вообще, касались по
большей части и крепостных крестьян, а само закрепощение последней трети XVIII в. «было сделано в таких
тонких юридических формах, что нужен тщательный анализ, чтобы выявить подлинный смысл и значение
сочиненных Екатериною норм права»13.
Такой анализ В.Б.Ельяшевичем завершен не был. Но и то, что было им сделано, заслуживает
внимательного изучения. Несомненно, ученый был в курсе эмигрантских дискуссий о земельной
собственности, задумывался и сам о значении для будущего России того или иного пути решения поземельных
вопросов и стремился внести посильный вклад в разработку основы для их исторического осмысления.

Примечания

1 С.-Петербургский политехнический институт императора Петра Великого. Париж, 1952. [Сб.1]. С. 120;
Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 25. Оп.1. Д.5339. Л. 12.
2 РГИА. Ф.25. Оп.1. Д. 5339. Л.17.

3 Ельяшевич В.Б. История права поземельной собственности в России: В 2-х т. Париж, 1948-1951.
15 Там же. Т.1. С.13.
16 Там же. С.14.
17 Там же. С. 15.
18 Там же. С. 16
19 Там же. С. 18.
20 Там же. С. 377.
21 Там же. Т.2. С. 6.
22 Там же.
23 Там же.
24 Там же. Т. 1. С.393.
Там же. Т. 2. С. 10.
1

1
1