adindex.

ru
/publication/gallery/2011/07/1/68412.phtml

Александр Бренер, но другой.

Искусство как скандал. И наоборот
10-14 minutes

В современном искусстве есть разные жанры: объект,

инсталляция, инвайронмент, перформанс и т.д. Александр Бренер
работает в жанре скандала, где проявил себя выдающимся
мастером

Хотя, конечно, изобрел этот достойный формат творческой

деятельности не Бренер. Были до него и футуристы, и дадаисты, в
том числе и в
отечественной традиции. Но у них скандал был
частью их искусства, пусть и
важной. Бренер же сделал скандал
главным содержанием искусства, освободив его
от всего
ненужного и мешающего воспринимать этот бодрый жанр в его
чистоте.
Причем, освободив настолько, что непытливый
созерцатель, не склонный
погружаться в глубины или, скажем,
воспарять к высотам смыслов современного
искусства, в скандалах
Бренера одни скандалы и видит. А это взгляд
неправильный,
поверхностный. Каждый бренеровский скандал, как ему и
положено,
имеет повод, а с ним – и смысл.

Разберем конкретный пример. Возьмем самую, наверное,

известную акцию Бренера - в амстердамском Стеделийк-музее в
1997 году. Бренер
провел ее так – под видом банального
посетителя выдвинулся в зал, где висели
работы Малевича. Там он
подошел к картине «Супрематизм. Белый крест на сером
фоне»
(страховая стоимость - 10 млн тех  еще долларов) и слегка
испоганил
ее, изобразив на ней спреем знак доллара. И никуда не
убежал.

Скандал? А как же! Большинство кинулось обвинять Бренера в

вандализме или в желании попиариться в стиле Герострата.
Между тем никакого
вандализма он в виду не имел, а пиариться
ему нужды не было – он и так уже был
звездой в современном
искусстве. Известность же за его пределами его не
волновала.

Бренер своим неоднозначным жестом однозначно выступил

против
безудержной коммерциализации искусства. Это когда
произведения искусства
превращаются исключительно в
эквиваленты различных сумм денег. Когда качество
произведений
оценивается по их цене, когда они приобретаются с целью
вложения
средств или в надежде на рост их стоимости. Когда
художник думает прежде всего
о том, за сколько уйдет его работа,
а не о том, что он в нее вкладывает. Одним
словом, Бренер в этот
скандал заложил вполне вечную идею о
бессребреничестве.

К Малевичу же Бренер никаких претензий не имел. Он выбрал

его
потому, что сам Малевич был бессребреником и думал лишь о
своем искусстве.
Теперь же его работы превратились в столь
ненавистные Бренеру арт-коммерческие
объекты. И, скажите мне,
где тут просто скандал, где тут желание попиарится и
где тут
вандализм?

Да, по поводу вандализма. Реставрация «Супрематизма» стоила

около 10 тысяч долларов, и была проведена успешно. Ведь не
битумом Бренер мазал
шедевр, он выбрал вполне невинную, легко
удаляемую краску. Не зверь же он, в
конце концов.

И чем же ответил Бренеру мир на его страстный призыв? Он

припаял ему пять месяцев тюряги, плюс пять месяцев условно,
плюс двухлетний
запрет на посещение Стеделийк-музея, что уже
совсем непереносимо. А еще –
потребовал выплатить потраченные
на реставрацию доллары!

Об этом голланском узилище, в котором пять месяцев должен

был
гнить за свои убеждения художник-радикал, было известно
следующее. Где-то
за полгода до этих событий заключенные
подняли там бунт, потому что в их
рационе не хватало фруктов.
Так что, по словам коллеги Бренера по contemporary
art - Анатолия
Осмоловского, Бренер просто на время решил для
себя
квартирный вопрос. Жить-то ему, в общем, было негде – все по
съемным
квартирам, а денег мало - он же бессребреник. К тому
времени от него и жена
ушла, которая хоть как-то поддерживала
семейный бюджет работой в качестве
продавщицы в фирменном
одежном магазине.

Денег, которые нужно было выплатить за реставрацию, у

Бренера,
естественно, не было. Поэтому он написал из тюрьмы маляву и
разослал
ее в СМИ, которые опубликовали его с Малевичем
произведение с просьбой
перечислить авторский гонорар на счет
музея. Чем это кончилось, я не знаю, но
претензий у музея к
Бренеру больше не было.

Пока он сидит, я расскажу о других проектах художника

Бренера,
и о его вкладе в отечественное и мировое актуальное искусство.
Тут
нужно сказать пару слов и о нем самом, поскольку так надо.
Бренер – наш
человек, в 1989 году уехал в Израиль, там совершил
множество различный акций, а
в 1993 году вернулся в Москву -
тоже скандалить.

И одним из первых фирменных арт-бесчинств, произведенных им

на родной земле, была акция «Свидание». Происходило все так. В
глубокую снежную
пору 1993-94 гг. Бренер назначил только что
приехавшей из Израиля и давно не
данной ему в ощущениях жене
Людмиле свидание. Естественно, у памятника Пушкину.
Как
только она появилась, он тут же завалил ее на снег с целью
пенетрации – ну,
это просто у него так сказалось ощущение вновь
обретенной любви.

Рядом была экскурсия каких-то провинциальных теток типа

учительниц, в пуховых шапках, внимательно слушающих про
Пушкина. Увидев
перформанс, тетки стали злословить, плеваться
и говорить, что это наркоманы,
наверное. Тут же остановился
автобус с японцами, которые восприняли акцию с
энтузиазмом и
тут же начали ее снимать. Бренер провозился с Людмилой минут
пять
и заявил, что ничего не получается, ибо он смущен. Тем все и
кончилось. И,
заметьте, никакой милиции. Эх, времена…

О чем это? О культуре, которая, при всех своих безусловных

прелестях, ограничивает человека в проявлении простых,
естественных и таких
нормальных чувств. Ну, и в действиях,
которые за этими чувствами вовсю следуют.
Бренер про культуру
много чего знает – сам из профессорской семьи. Хотя, на
первый,
очень простой, естественный и нормальный взгляд, этого не
скажешь.

Красную площадь как главное сакральное место страны Бренер,

при всей масштабности своих деяний, обойти, естественно, не мог.
Поэтому он
пришел на нее на следующий год с акцией «Первая
перчатка».

Вот в таком виде он в течение минут пятнадцати шманался по

Лобному месту и орал в сторону Кремля: «Ельцин, выходи!». По
истечении
означенного времени Бренера взяли. «Он играет только
в теннис!», - сказал
задержанный, садясь в правоохранительную
машину.
Смысл акции – требование прямой демократии, в античном
смысле, когда существует непосредственный контакт избранного
функционера с
теми, кто его избрал. Кстати, вы заметили, что
было холодно, а Бренер – в одних
трусах? Профессия
радикального художника вообще хлопотна.

1 января 1996 года Бренер провел еще одну политическую

акцию,
у белорусского посольства. Поводом было вот что – в Польше
проходил
фестиваль аэростатов, и один из них случайно залетел в
Беларусь. Белорусская
ПВО его сбила, посчитав это шпионской
вылазкой, два аэронавта погибли. Бренер
честно ждал три дня –
ни слов сожаления, ни извинений белорусская сторона из
себя не
выдавила, продолжая настаивать на шпионской версии. И тогда,
потеряв
терпение, Бренер пришел к посольству этой державы и
стал бросать в него кетчуп
– киношный заменитель крови.

Взяли его и избили быстро – рядом находилось милицейское

отделение, где Бренер просидел сутки с лишним. Дело вырастало в
очень
политическое – отношения с Беларусью у России тогда, как
и сейчас, простыми не
были. Можно было Бренера принести в
жертву этим отношениям. Короче, его нужно
было спасать. И
спасла, как говорят, коррупция.

Люди бают, что в дело резко вступила Людмила Бренер. Она

назанимала денег, и кому-то их отдала. Говорят. А те, которым она
эти деньги
отдала, говорят, сымитировали побег Бренера из
отделения. После чего он просто
поехал в Шереметьево и улетел
отсюда на хрен. Ну, скептики, теперь-то вы
видите, что
радикальные художники живут бурно, интересно, но трудно? И
бабки
тут ни при чем. Ну, в смысле жизненных ориентиров.

Беларусь же выставила Бренеру счет на несколько десятков

тысяч
долларов за пару разбитых окон. Ну, не Голландия, ладно.
Конечно, стекла
в Беларуси дороже Малевича в Нидерланском
королевстве.

О Бренере можно долго рассказывать. Он много чего

навытворял.
Он прорывался в Министерство обороны, чтобы надеть на
министра
домашние тапочки. Он во время службы в Елоховском
соборе в начале первой
чеченской войны выбегал к алтарю с
криком: «Чечня, Чечня!». Он имитировал акт
непроизвольной
дефекации в Пушкинском музее перед картиной Ван Гога
«Красные
виноградники в Арле» потому, что, как он говорил,
обосрался от восхищения. Он
мастурбировал на приеме у
Лужкова. Он делал совершенно трогательную акцию,
когда были
установлены с десяток зеркал, и он передвигался от одного к
другому
с полуспущенными штанами, ограничивающими,
естественно, его шаг, но обнажающими
его член. Т.е. типа он
крутой – член показывает, но, с другой стороны, эти
сковывающие
полуспущенные, так мешающие ходить штаны. И Бренер
подшаркивал к
зеркалу и дышал на него. Оставался след. Бренер
переходил к следующему зеркалу
и снова дышал. И так далее.
Понятно, что когда он дышал на последнее зеркало,
на первом
подобный след уже исчезал по законам природоведения. И Бренер
начинал
все сначала. Ходил и дышал – радикал с голым фигом,
еле передвигающийся из-за
не до конца спущенных штанов,
пытающийся оставить след на, в пределе, своем
отражении. Не
знаю, нужно ли объяснять, в чем тут смысл? Или это не про нас
всех?

Пара ничего не значащих культурологических фраз про

деятельность Бренера, который мыслит себя революционером и
таковым является.
Цитата из бренеровского сочинения «Что
делать? 54 технологии культурного
сопротивления отношениям
власти в эпоху позднего капитализма» (он ведь еще и
поэт):

Зарубите себе на носу: революция - это не пьяные

грабежи.

Революция - это последовательное искоренение политической и

поэтической
лжи.

Так вот, в его революционаризме проглядывается старая добрая

русская православная традиция, несмотря на его еврейское
происхождение –
юродство. Вторая строка из цитируемого текста
плюс хотя бы описанная тут его
деятельность – чем не то самое
юродство?

Ведь, оно что такое? Ведь юродивые – юродство, кстати,

второй в
иерархии православной церкви подвиг после молчальничества –
они чем
занимались? Они совершали разные культурно
неприемлимые поступки. Они публично
обнажались, кидались в
православных какашкой, матерились, побирались, валялись
в
грязи, хулиганили в церкви, т.е скандалили. Они это делали ради
одного –
чтобы кровь в человечцех не застывала, чтобы
взбудоражить их, так склонных к
косности, чтобы показать им
альтернативу – вот, можно и так, граждане,
смотрите, не все
окончательно у вас. Юродивые упорно подвергали сомнению
любую
устоявшуюся истину и модель жизни. Дополнительная
ценность юродства – такого же
уникального русского явления, как
и квас, которым, в отличие от последнего,
патриоты не гордятся –
в том, что занимались этим отнюдь не сумасшедшие или
полные
фрики. Это была совершенно осознанная деятельность. Ну, типа,
как у
Бренера.

Автор: Вадим Кругликов